Пройдя долиной смертной тени [Роберт Энсон Хайнлайн] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Предисловие

Когда Роберт Хайнлайн начинал работу, он был уверен, что это его последний в жизни роман — настолько тяжелый диагноз поставили врачи, настолько неблагоприятным был прогноз, настолько плохим — самочувствие. Писатель, привыкший проводить за рабочим столом двенадцать-четырнадцать часов в день, исписывать десять страниц, чтобы потом вычеркнуть все лишнее и оставить две-три, — теперь не всегда был способен удержать в пальцах авторучку и впервые прибег к помощи стенографистов. Само название романа взято из двадцать седьмого псалма, который традиционно читают на похоронах…

Это великий роман — настолько мощна его коллизия, откровенны отношения, глубоки характеры. Рискну сказать, что Хайнлайн здесь достиг уровня Фолкнера.

И одновременно — это плохой роман, написанный неряшливо и торопливо, невычитанный и неотредактированный. Издатель торопился успеть показать автору готовую книгу, да и сам творческий метод Хайнлайна (много писать, а потом еще больше вычеркивать) в этих условиях дал сбой…

Короче говоря, я взял на себя смелость хотя бы при переводе достичь того, к чему стремился (как мне кажется) сам автор.

Андрей Лазарчук

Глава 1

Зал заседаний был старомоден, в стиле «барокко 80-х», но при этом высок, обширен и роскошен. Под современным окном-трансформером стояла автоматизированная клиническая кровать, частично прикрытая великолепной старинной китайской шелковой ширмой. Офисный стол тоже не вполне соответствовал обстановке, поскольку во главе его посверкивало никелем инвалидное кресло с системой жизнеобеспечения.

Рядом с этим креслом, за передвижным автостенографическим столиком, оборудованным направленным микрофоном, диктописцем, часами-календарем и пультом управления, сидела красивая молодая женщина. Сидела она в позе скромнейшей секретарши, но одета была весьма экзотично. Платье — если это можно назвать платьем — именовалось «Так-на-так» и выглядело следующим образом: правое плечо и грудь очерчены интенсивно-черным бархатом, левое — таким же интенсивно-алым; переливающиеся складки сходятся в точку на животе и разбегаются дальше; красная сандалия из переплетенных блестящих шнуров на черной ноге, черная — на голой ноге, прикрытой алым лоскутком лишь где-то на самом верху. Раскраска кожи выдержана была тоже в этих двух цветах — алом и черном…

По другую сторону инвалидного кресла сидела пожилая дама в белой медсестринской униформе. Она была сосредоточена на том, кто занимал инвалидное кресло, и полностью игнорировала все, что находилось вокруг. То есть людей, сидевших вокруг стола. Большинство их отличались тем подчеркнуто-спортивным видом, который всегда выдает менеджеров высокого ранга.

Возглавлял собрание глубокий старик. Если бы не живые беспокойные глаза, он походил бы на результат неудачной попытки бальзамирования. Он не использовал косметику, чтобы хоть как-то скрыть свою дряхлость.

— Вампи-ир, — говорил он негромко человеку, сидящему неподалеку от него. — Ты вампир, мой маленький Парки. Разве папа не говорил тебе, что невежливо впинывать человека в могилу, если можно просто чуть-чуть подождать? Или у тебя не было папы? Впрочем, Юнис! Сотри это. Господа! Мистер Паркинсон только что предложил мне уйти в отставку с поста председателя правления компании. Кто поддерживает его предложение?

Он подождал, переводя взгляд от лица к лицу, ничего не дождался и сказал:

— Ну, вот. Кто тебя подбил на это, Парки? Ты, Джордж?

— Нет-нет!

— Понимаю. Тебе просто очень хотелось спеть «Аве»… Итак, предложение не проходит из-за отсутствия второго голоса.

— Я забираю свое предложение! — испуганно сказал Паркинсон.

— Слишком поздно, Парки. Правки в стенограмме производятся только с общего согласия, явного или подразумеваемого. Одного возражения достаточно. А я, Йоханн Себастьян Бах Смит, против. Вот так, мальчик. Это правило работает, потому что я написал его раньше, чем ты научился читать.

Он помолчал немного и продолжал:

— Впрочем, у меня есть новости. Вы уже получили отчет от мистера Тила, что наши дела сейчас вполне удовлетворительны; а «Морские ранчо» и «Общие учебники» — так и просто превосходны. Я думаю, для меня не будет лучшего момента, чтобы подать в отставку… Так, — сказал он после длительной паузы. — Можете закрыть рты. А ты, Парки, не улыбайся самодовольно, для тебя новостей припасено чуть больше, чем для остальных… Итак, я номинально остаюсь шкипером на борту, но больше не буду рулить. Наш главный консультант, мистер Джейк Сэлэмэн, берет на себя функцию представлять меня…

— Полный назад, Йоханн. Я не собираюсь становиться директором этого пятиаренного цирка.

— Никто тебя не назначает директором. Просто ты будешь сидеть на моем месте, когда меня тут не будет. Это не слишком сложно для тебя?

— Э-э… думаю, нет.

— Слава богу. Итак, я ухожу в отставку с поста президента «Смит Энтерпрайзис», и мистер Байрам Тил становится вашим новым президентом и исполнительным директором — в сущности, продолжая ту работу, которую он делал последние годы. Он с головой в этом потоке — и в платежах, и в фондовых опционах, и в налоговых лазейках. В общем, вся лавочка у него под контролем…

Паркинсон вскочил.

—А теперь посмотри сюда, Смит!

—Намотай на ус, малыш. Обращаться ко мне надо не: «А теперь посмотри сюда!» — а «мистер Смит» или просто «мистер председатель». Что там у тебя?

Паркинсон выровнял дыхание и сказал:

—Значит, так. Мистер Смит. Я не могу согласиться с вашим назначением. Этот скачок вашего помощника прямо в кресло президента — неслыханно! Когда производятся назначения на руководящие места, вопрос должен рассматриваться на правлении. Я представляю второй по величине пакет голосующих акций…

—Я вообще-то подумывал о тебе на месте президента компании, Парки…

—Вы? Думали? И что?

—Потом очень долго смеялся.

—Вы… вы…

—Не произноси этого слова, сынок. Я затаскаю тебя по судам. Ты почему-то забыл, что у меня не просто первый по величине, а контрольный пакет акций. Что касается твоего пакета… Политика компании такова: любой владелец пакета в пять процентов голосующих акций автоматически входит в состав правления, даже если его никто не любит и он задыхается от этой нелюбви. Случай наш с тобой общий… — Смит посмотрел на нового директора. — Или уже не общий. Байрам, какие там у нас последние новости по движению акций?

—Полное коммюнике, мистер Смит?

—Нет, просто сообщите мистеру Паркинсону, сколько он стоит на этот час.

—Да, сэр. Мистер Паркинсон, сейчас вы управляете значительно меньше, чем пятью процентами акций.

—Так обстоят дела, вампиреныш, — сладким голосом добавил Смит. — Ты уволен. Джейк, объяви собрание акционеров, и чтобы все было честь по чести: торжественная часть, золотые часы, пинок в жопу и избрание преемника. На сегодня все, господа. Собрание закончено. Закругляемся. Джейк! Ты тоже, Юнис. И Байрам, если у тебя есть какие-то мысли…

Паркинсон подскочил к нему:

— Смит, я еще не все сказал!

— О, без сомнения, — голос старика стал еще более сладким. — Главное, не забудь передать своей уважаемой теще, что Байрам будет продолжать обогащать ее, несмотря на то, что я вышвырнул тебя вон. Все, давай, давай…

Паркинсон бросился прочь. Остальные тоже начали расходиться.

Смит сказал задумчиво:

— Джейк, скажи мне, как парень в пятьдесят лет способен настолько потерять нюх? Потрясающий ход: жениться на богатой теще… Что такое, Ханс?

— Йоханн, — Ханс фон Риттер перегнулся через стол к председателю. — Мне не понравилось, как вы разобрались с Паркинсоном.

— Спасибо. Честность лицом к лицу — редкость в наши дни.

— То, что он полетел за борт, правильно. Толку от него не было никакого, одни обструкции. Но стоило ли его оскорблять так демонстративно?

— Видимо, нет. Но очень хотелось. Одно из тех немногих удовольствий, которые мне доступны.

Стол начал собирать опустевшие стулья.

— Я не собираюсь изменять свой образ действий, — продолжал фон Риттер. — Если вам в правлении нужны только дакалки, то позвольте мне заметить: я управляю значительно меньше, чем пятью процентами акций. Мне тоже подавать в отставку?

— Боже мой, нет! Вы были нужны мне, Ханс, и еще больше будете нужны Байраму! Мне ни к чему вышколенные тупицы. Вам требуется мужество, чтобы не соглашаться со мной? Так имейте это мужество! Иначе вы тряпка. Когда человек зарабатывает для меня деньги, я хочу, чтобы он делал это интеллигентно. Вот вы, например. Вам хватало напора и сил, чтобы заставить меня изменить мое мнение, и не раз. Это нелегко, потому что я упрям. Теперь относительно дела… Давайте-ка сядем. Юнис, свистни, пусть эта тварь вернет доктору фон Риттеру стул.

Стул тут же появился, фон Риттер замахал руками, стул отступил.

— Нет времени на все эти церемонии. Чего вы хотите добиться, Йоханн?

Он выпрямился. Стол, подобравший все свои стулья, сам заскользил по направляющим к открывшейся в стене нише.

— Ханс, я специально окружал себя людьми, которые меня не любят. Тот же Байрам — он ведь получил свой пост, противореча мне и оказываясь правым. Иногда он ошибается… но на этот случай есть вы, Ханс. А Паркинсон… да, я публично нахамил ему, потому что он публично призвал к моей отставке. Это ребячество, вы правы, Ханс. Двадцать лет назад — даже десять — я бы никогда не оскорбил человека. Нельзя позволять рефлексам управлять языком. Но я впадаю в маразм, и все это знают.

Фон Риттер молчал.

— Ну так что? — спросил Смит. — Вы поддержите Байрама?

— Уф… Пока да. Посмотрим на ваше поведение… Он повернулся, чтобы уйти.

—Кончай этот гнилой базар, Ханс. Ты пацан или не пацан?

Фон Риттер оглянулся через плечо. Засмеялся.

—Пацан!..

—Я знал. Спасибо, Ханс. Ладно, вали. Что-то новое, сынок? — повернулся Смит к Байраму Тилу.

—Завтра помощник генерального прокурора прилетает из Вашингтона, чтобы поговорить с вами относительно покупки «МТД» нашим «Ноумкрафтом»…

—Поговорить с тобой, Байрам. Если эта встреча тебе не по зубам, то я в тебе ошибся. Что-то еще?

—На пятом «Морском Ранчо» мы потеряли человека. Акула.

—Черт. Он женат?

—Нет, сэр. И родители не на его иждивении.

—Ладно. Тогда просто соболезнования. У вас там есть подготовленные ролики с профессиональной озвучкой. Когда мы теряем кого-то из наших людей, пусть все думают, что мы тоже плачем.

— Особенно когда нам наплевать, — сказал Сэлэмэн.

Смит прищурился на него:

—Джейк, неужели ты так глубоко изучил мое сердце? Наша политика — быть щедрыми, когда случается смертельный инцидент. И всякие мелочи, которые так много значат…

—…и так славно выглядят. Йоханн, у тебя нет сердца — только телефон и всяческая машинерия. Да и не было его никогда.

Смит засмеялся:

—Для тебя будет сделано исключение, Джейк. Когда ты помрешь, мы попробуем все переиначить. Никаких цветов, никаких некрологов, похороны по шестнадцатому разряду на собачьем кладбище…

—Не дождешься. Я сам станцую на твоей могиле, Йоханн.

—Да ну? Давай на пари. Миллион наличными против твоих любимых налоговых льгот? Хотя нет, я не могу заключать пари: чтобы остаться в живых, мне понадобится твоя помощь. Байрам, встретимся завтра. Сестра, подождите за дверью: мне нужно поговорить с моим юристом.

—Нет, сэр. Доктор Гарсиа запретил мне отходить от вас хотя бы на три шага.

Смит растерялся.

—Так. Мисс Клизма, я выучил много разных слов задолго до того, как Верховный суд ополчился на тех, кто пишет на заборах. Но я не буду вываливать на вас этот запас. Давайте по существу: я вас нанял. Я вам плачу. Вы находитесь в моем доме. Я велел вам выйти и подождать за дверью. Что из этого следует?

Медсестра, плотно сжав губы, молчала. Смит вздохнул.

—Джейк, какой я все-таки старый. Я никак не могу привыкнуть, что они следуют своим собственным законам. Юнис, где у нас доктор Гарсиа? Пусть он снимет с поста этого часового, чтобы мы могли поговорить приватно.

Доктор Гарсиа прибыл незамедлительно, осмотрел пациента, взглянул на ленты самописцев и согласился, что отдаленного мониторинга будет достаточно.

—Мисс Макинтош, во изменение отданного распоряжения…

—Да, доктор. Вы пришлете медсестру, чтобы я могла уйти? Я увольняюсь.

—Хорошо. Сестра…

—Секунду, доктор, — вмешался Смит. — Мисс Макинтош, я приношу вам свои извинения за то, что оскорбил вас. Я впадаю в детство. Это признак очень глубокой старости. Но, доктор, если сестра Макинтош все же решит уйти — я надеюсь, что этого не произойдет, но, тем не менее, — выпишите ей премию в тысячу долларов. Ее исполнение обязанностей было совершенным. Несмотря на то, что я ей всячески мешал.

— М-м… Посмотрим. Сестра, идемте…

Когда медики вышли, Сэлэмэн сказал сухо:

— Йоханн, ты маразматик только тогда, когда это выгодно.

— Приходится использовать это оружие, — хмыкнул Смит. — Что мне еще остается?

— Деньги.

— Ах, да. Про деньги я и забыл. Так забывают про воздух. Ведь я и жив-то благодаря деньгам… Я просто злюсь, Джейк. Как человек, ни за что посаженный в тюрьму. Тюрьма называется старостью…

— Старости нет, пока ты управляешь собой, Йоханн. Я понимаю, что это заявление дурно пахнет… а впрочем, делай, что хочешь, я ни на чем не настаиваю.

— Спасибо, Джейк, ты настоящий друг. Черт, ты иногда нужен мне даже больше, чем Юнис, хотя она намного симпатичнее. Юнис, скажи, девочка: я несносен?

Секретарша пожала плечами. Это было красивое движение.

— Вы такая лапочка-вонючка, босс… время от времени. Но я научилась не обращать на это внимания.

— Вот, Джейк. Если бы Юнис хоть раз отказалась терпеть мои выходки — вот как ты, например, — то я уже был бы самый приятный босс в мире. А так я использую ее в качестве предохранительного клапана.

— Юнис, — сказал Сэлэмэн, — в любое время, как только вам надоест это опутанное проводами дерьмо, вы приходите ко мне и получаете эту же работу за такое же жалованье…

— Юнис, твое жалованье удвоено.

— Спасибо, босс, — быстро сказала секретарша, — запись сделана, время проставлено. Бухгалтерию я уведомлю сама.

— Понял, да? — закашлялся Смит. — И не пытайся перекупить ее, старый козел. У тебя не хватит «капусты».

— Маразматик, — оскалился Сэлэмэн. — Кстати, о «капусте». Кого ты прочишь на место Паркинсона?

— Еще не думал. Есть кандидат?

— До сих пор не было. Но сейчас мне кажется, что это могла бы быть Юнис.

Долгую секунду Юнис не могла скрыть изумления. Потом на ее лицо вернулось прежнее выражение.

— Об этом я не думал, — признался Смит. — Но мысль хорошая. Юнис, как бы ты отнеслась к перспективе стать директором?

Юнис отключила диктописец.

— Если это шутка…

— Дорогая моя, — сказал Смит мягко, — я никогда не шучу с деньгами. А для Джейка деньги — единственная святыня. Ты знаешь, что он продал свою дочку и бабушку в бордель в Рио?

— Вранье, — сказал Сэлэмэн. — Только бабушку. И старушка не подкачала! Благодаря ей мы прикупили еще одну спальню.

— Босс, но я полный ноль в бизнесе!

— Ну и что? Директора ничем не управляют, они только формируют политику. А про это ты знаешь больше, чем кто-либо из них, — ты же варишься в этом котелке уже хренадцать лет. Будешь исполнять все те же свои обязанности — да еще голосовать, как Джейк. Идет?

— Вы думаете, я справлюсь, сэр?

— Мы же справляемся. Загляни в старые записи — как бы мы с Джейком ни изображали перебранки, а всегда голосовали так, как договаривались заранее.

— Я это давно заметила, — сказала Юнис.

— Вся конспирация коту под хвост, — сказал Смит. — Решено, Джейк: она — новый директор. Да, и еще один тайный пункт: если нам вдруг понадобится вакансия — ты уйдешь в отставку? Ничего, естественно, не теряя.

— Конечно, сэр. И даже без отступного.

— Почему без? Очень даже с отступным… Понимаешь, Юнис, я хочу быть уверенным, что у Джейка всегда будет надежный запас голосов — причем я не хочу увольнять обскурантов без крайней необходимости. Не стоит подставлять фон Риттеру свой нос для очередного щелчка… Итак, вы директор, дорогая. Формальности — на том же собрании акционеров. Добро пожаловать в истеблишмент. Теперь ты не благородный пролетарий, а контрреволюционер, предатель, штрейкбрехер, шпик, фашистский пес. Как теперь самочувствие?

— Не пес, — возразила Юнис. — Все остальное правильно, но я-то женщина. Значит, сука.

— Юнис, я не только не использую такие слова сам, но, знаете ли, не в восторге, когда их используют леди.

— А может ли фашистский штрейкбрехер быть леди? И вообще — я выучила это слово в детском саду.

— Я впервые услышал его, выбираясь из… э-э… ну, вы меня поняли, ребята, — и пусть оно там и остается.

Сэлэмэн зарычал:

— У меня нет времени выслушивать доморощенных лексикологов! Конференция закончена наконец?

— Что-что? Да она только начинается. Та ее сверхсекретная часть, из-за которой я выставил милейшую мисс Макинтош. Наклонитесь-ка ко мне.

— Постой, Йоханн, — Сэлэмэн огляделся вокруг. — Прежде чем начнутся тайны, давайте удостоверимся, что нас не подслушивают. В кровати есть микрофон — это раз. Кресло, наверное, тоже оборудовано им?

— Э-э… — старик выглядел озадаченным. — Вообще-то я всегда использовал гонг…

— Йоханн, семь к двум, что нас слышат. Юнис, дорогая, вы не посмотрите эти медицинские пульты — может быть, разберетесь, где там можно отключить микрофоны?

—Сомневаюсь, конечно… но посмотрю. Если это не слишком отличается от моего столика… Так. Вот это точно не запись речи, а сердце и дыхание. Сердце бьется… Нет, я не нахожу ничего такого. Но речь легко можно снять с любого из этих каналов до того, как звук пройдет через фильтр. Я не знаю, делается ли это… Проклятье, я могу отключить запись, но я не уверена, что это записывается только в одном месте. А не в двух. Или в трех. Мне очень жаль…

—Не расстраивайтесь, дорогая, — сказал Сэлэмэн. — В этой стране с середины прошлого века уединиться невозможно. Я могу позвонить одному парню, и он сфотографирует вас в вашей же ванне, да так, что вы никогда об этом не узнаете.

—И много он берет за это?

—Не хило. От двух тысяч наличными. Но качество снимков превосходное.

—Как интересно! Мистер Сэлэмэн, если у вас появится желание получить такие снимки — позвоните лучше мне. У мужа есть прекрасная китайская камера, и пусть уж лучше меня снимает он, а не посторонний мужчина.

—К порядку, пожалуйста! — воззвал Смит. — Юнис, если ты хочешь продавать порнографию этому старому извращенцу — то не на работе. Давайте сделаем так: Юнис, ты пойдешь туда, где сидит сестра со своими железками, и покрутишься около нее минуты три. Я отсюда крикну: «Мисс Макинтош! Миссис Бранка у вас?» Если ты меня услышишь, то нас подслушивают. Если нет, возвращаешься, и мы обсуждаем наши проблемы без свидетелей.

—Хорошо, сэр. Как мне объяснить свое появление там?

—Все равно. Соври что-нибудь.

Юнис подошла к двери, и в ту же секунду дверь распахнулась. На пороге стояла медсестра.

—Я могу войти?

—Разумеется.

—Спасибо, сэр.

Медсестра подошла к кровати, открыла панель монитора и нажала несколько кнопок.

—Теперь у вас полное уединение, сэр… по крайней мере, с моей точки зрения.

—Спасибо.

—Конечно, я не должна отключать акустику без разрешения доктора, но… Впрочем, в любом случае вы могли не беспокоиться: я вас слышу, но не слушаю. Сэр.

—А как тогда вы, интересно, узнали, о чем мы здесь говорим?

—Но вы же назвали мое имя! Это как команда: «включись!» Я включилась и стала слушать. Впрочем, вы все равно не верите…

—Верю. Так что можете включить все, что вы там повыключали. Значит, так: если я хочу, чтобы меня не подслушивали, я не должен произносить вашего имени? Запомню. Кстати, хорошо, что вас так легко вызвать. Для человека в моем положении это важно…

—Я рада, сэр.

—И я хочу поблагодарить вас за то, что вы снисходительны к моим придиркам — и к дурному характеру.

—Что вы, сэр. Это не так трудно. Я два года проработала в больнице для парализованных.

—С ума сойти! Это там вы так невзлюбили клизмы?

— Да, ужасно. А теперь, сэр, с вашего позволения…

Она ушла. Сэлэмэн посмотрел ей вслед.

—Ты уверен, что она не будет слушать?

— Как тебе сказать… Даже если она не сможет перебороть любопытства — она чертовски горда. А я лучше положусь на ее гордость, чем на всякие железки. Короче, суть дела в следующем: я хочу купить тело. Молодое здоровое тело.

Юнис осталась внешне безучастной. Лицо Сэлэмэна приобрело то характерное выражение, которое появлялось при игре в покер или беседах с атторнеем. Наконец Юнис произнесла:

— Запись вести?

— Нет. Хотя, что я несу? Конечно! Вели своей швейной машинке записать разговор, отпечатать по копии для нас и стереть пленку. Мою копию спрячешь в архиве, предназначенном к уничтожению, свою — там же… а ты, Джейк, засунь свою к бумагам, которыми морочишь голову налоговому управлению.

—Можно спрятать надежнее: в архиве безнадежных должников, — сказал Сэлэмэн. — Йоханн, все это, конечно, между нами, но я давал присягу: не учить клиента обходить закон. А поскольку с нами Юнис, то наш разговор нельзя считать строго доверительным…

—И это я слышу от самого прожженного деляги! Который уже сто лет дважды в неделю учит меня именно этому: как обходить закон! А что касается Юнис, Джейк, то из нее клещами не вытащить ни словечка.

—Йоханн, я далеко не ангел, но связываться с киднепингом или подпольной работорговлей я не стану. Как всякая уважающая себя проститутка, я знаю меру.

—Фи, святой отец, что у вас на уме… Нет, Джейк, то, что предлагаю я, — и законно, и этично. Ты нужен лишь для того, чтобы комар носа не подточил.

—Допустим…

—Я хочу купить тело самым законным путем. То есть никакого киднепинга и похищения трупов. Легальная сделка.

—Но это невозможно.

—Почему? Ведь могу же я завещать свое тело, скажем, медицинскому колледжу?

—Это другое. Тринадцатая поправка: человек не может являться собственностью. Следовательно, ваше тело не является вашей собственностью, и продать вы его не можете. Что касается трупа, то — да, это собственность, правда, владелец ее находится слишком уж далеко… Но в принципе труп купить можно.

—Что значит «труп»?

—Труп? Мертвое тело, как правило, человеческое… Так написано в словаре Вебстера. Юридическое определение сложнее, но сводится к тому же самому.

—Давай-ка пройдемся по этому более сложному. Что значит «мертвое»? С какого момента тело считается мертвым и поступает в продажу? Что говорит закон?

— Есть прецедент: дело «Генри Парсонса против Род-Айленда». Верховный суд постановил: смерть исчисляется с момента прекращения мозговой активности.

— Подробнее, — потребовал Смит.

— Слушай, Йоханн, я юрист корпорации, а не судебный медик! Нужно навести справки…

— Я знаю, что ты не Всевышний. Справки навести успеем. Что ты знаешь сейчас?

— Ну… существуют разные тесты, исследования, имеются всяческие определения: «глубокая кома», «полное отсутствие электрической активности мозга», «необратимые корковые нарушения», но все, в конечном итоге, сводится к одному: опытный врач ручается своей репутацией и дипломом, что данный конкретный мозг мертв и уже никогда не оживет. Работа сердца и легких во внимание не принимается. Что еще?.. При пересадке органов присутствуют обычно еще два врача и коронер… хотя это не оговорено специально законом, да и не все штаты приняли танатологическое законодательство…

— Секунду, мистер Сэлэмэн, — подняла палец Юнис. — Что это за слово? Моя машинка поставила вопрос…

—Что она напечатала? 

— Т-А-Н-А-Т-О-Л-О-Г-И-Ч-Е-С-К-О-Е.

—Могучая машинка! Это производное от греческого «танатос», что значит «смерть».

—Тогда занесем это в память… — Юнис нажала клавишу и что-то шепнула. — Она лучше работает, когда ее хвалят, — пояснила она. — Продолжайте.

—Юнис, тебе правда кажется, что она живая?

Юнис нажала клавишу «стоп», а потом «стереть».

—Нет, мистер Сэлэмэн. Но она действительно ведет себя со мной лучше, чем с другими операторами. Если с ней обращаются равнодушно, она начинает дуться.

—Я свидетель, — сказал Смит. — Когда Юнис уходит в отпуск, ей лучше забирать игрушки с собой. Иначе к ее возвращению все так разлаживается, что приходится стенографировать вручную. Ладно, о машинках поболтаем в другой раз: прадедушка устал и хочет поспать.

—Да, сэр, — Юнис включила запись.

—Резюмирую: в случае пересадки органов медики выработали правила и традиции, позволяющие им защитить себя от уголовного или гражданского иска. Они как бы растягивают ответственность на всех и перекрестно страхуют друг друга…

—Хорошо. Джейк, ты не сказал мне ничего нового, но подтвердил, что я не ошибся в своих построениях. Это дело можно провернуть — и мы его провернем. Короче говоря, мне нужно подыскать здоровое тело в возрасте до сорока лет, с хорошим сердцем и прочими внутренними органами… но с юридически мертвым мозгом. Я хочу это тело купить… и пусть мой мозг в него пересадят.

Юнис не прореагировала никак, а Сэлэмэн прищурился:

—И когда ты его хочешь купить? Сегодня?

—Не позже следующей среды. Гарсиа говорит, что до среды я еще дотяну.

—Давай лучше сегодня — чего зря тянуть? И заодно вставим новый мозг. Старый, по-моему, уже того…

—Заткнись, Джейк. Я серьезен. Посмотри на меня: можно выставлять в музее, как египетскую мумию. Кстати, стоит это удовольствие никак не меньше пирамиды. А голова-то в порядке! Спроси меня о вчерашних ценах — ну-ка! Я наизусть помню таблицу логарифмов. Я проверяю себя каждый день… Слушай, старина, я всю жизнь слышу: «В могилу с собой деньги не заберешь!» А раз так — я решил остаться здесь!

—А как же «Поезд дальше не пойдет, просим освободить вагон»?

—Ну и что? Я решил пересесть в следующий поезд, как бы дорого ни стоил билет.

—Знаешь, Йоханн, если бы речь шла о пересадке сердца, я бы сказал: с богом! Но пересадка мозга… ты хоть представляешь себе последствия?

—Нет. Как и ты, кстати. Но у меня информации больше. Я, видишь ли, готовился… Да, почти все операции такого рода кончались неудачно. Но у китайцев есть три пациента, которые живут уже несколько лет.

—Да, но — как живут!

—Живут.

—И ты хочешь быть таким же манекеном?

—Нет, манекеном я быть не хочу. Но есть еще два шимпанзе с пересаженными мозгами, которые прыгают по деревьям и жрут бананы.

—А, ты про этого австралийца…

—Доктор Линдсей Бойл. Его-то я и должен заполучить в хирурги.

—Какой-то скандал с ним связан, да? Его, кажется, даже выслали из Австралии.

—Совершенно верно. О профессиональной зависти ты слышал, наверное? Если кто-то один делает то, что остальные считают невозможным, набрасывается вся стая… Нейрохирурги в этом смысле не исключение. Если помнишь, то же самое было и с пересадкой сердца… Взять сейчас любого нейрохирурга и спросить о Бойле — и он будет с пеной у рта утверждать, что тот жулик… хотя обе операции на обезьянах записаны на пленку. Джейк, они его так ненавидят, что добились изгнания из его родной страны, едва он собрался сделать пересадку человеку. Эти мудаки… о, простите, Юнис!

— Ничего. Машинка запрограммирована заменять это слово на «негодяи».

— Спасибо, Юнис.

— И где он сейчас, этот доктор?

— В Аргентине.

— Собираешься туда лететь?

— Нет, конечно! Едва ли найдется самолет, в который можно впихнуть все то, что не дает мне сдохнуть. Тем более что нам нужен теплый труп — и первоклассная клиника. Скажем, «Джонс Хопкинс». Или Стэнфордский медицинский центр.

— Они не пустят Бойла и на порог.

— Брось, Джейк. Ты разве не слышал, что в университетах тоже любят брать взятки?

— Краем уха.

— Все делается легально, торжественно и — по-настоящему большими деньгами. Надо только разузнать, что они хотят получить: стадион, ускоритель, новый факультет… Главное — что они берут деньги. А, на мой взгляд, лучше быть юным банкротом, чем самым богатым трупом в Форест-Лаун! Черт, было бы весело снова стать молодым и нищим! Так что, Джейк, трать не жалея. Выясни, чего они хотят, — и дай им это. Они сломаются.

Смит помолчал, нахмурился.

—Я думаю, гораздо сложнее будет найти тело. Хотя в день и погибают в авариях более двухсот пятидесяти человек, очень трудно подать тело в операционную пригодным для трансплантации. Тем более что у меня редкая группа крови.

—Йоханн, как ты себе все это представляешь?

—Во-первых, гонорар тому, кто найдет тело. Реанимационные машины с подготовленными бригадами должны дежурить в самых опасных местах на дорогах. Внести хорошие деньги в фонд ликвидации последствий дорожных катастроф, платить всем, кто может нам помешать. Поместить объявления во всех газетах и на телевидении: миллион долларов получит тот, чье тело будет использовано… с правом наследования, разумеется. Аванс каждому, кто подпишет соответствующий договор…

—И жена тут же случайно бьет мужа молотком по голове…

—Детали, Джейк. Сделай так, чтобы убийство и самоубийство были исключены. Зачем пачкать руки? Главное, чтобы как можно больше молодых здоровых людей пришли к нам и заранее согласились на операцию.

—Извините, мистер Смит, — сказала Юнис, — вы говорили, что у вас редкая кровь. Может быть, обратиться в Национальный клуб редкой крови?

—Старый я идиот! Конечно же! Слушай, Юнис, а откуда ты о нем знаешь?

—Я в нем состою, сэр.

—Так ты еще и донор?

—Да, сэр. Четвертая отрицательная группа.

—С ума сойти! Я ведь сам был донором, пока меня не списали по старости — еще задолго до твоего рождения, малышка. И тоже четвертая отрицательная…

—Я сразу подумала о Клубе, когда вы упомянули редкую кровь. Кстати, с моим мужем я там и познакомилась. У него тоже четвертая отрицательная.

— Великолепно. Сейчас придешь домой — и убеди его нырнуть в пустой бассейн. И сразу станешь не только самой очаровательной, но и самой богатой вдовой.

—Грязно шутите, босс. Я не променяю Джо на жалкий миллион. Какой толк от денег одинокой холодной ночью?

—Это точно. Джейк, я могу изменить свое завещание?

—Вряд ли. Я вставил в него кой-какие позиции, препятствующие изменениям.

—А написать новое?

—Тоже нет. То есть можешь, конечно, но судья его, скорее всего, опротестует.

—Но почему?

—Сам понимаешь: возраст, маразм…

—Проклятье! И что получается: я теперь не могу завещать Юнис миллион, чтобы у нее не появилось соблазна убить своего мужа?

—Босс, вы опять шутите не лучшим образом.

—Юнис, я уже, кажется, говорил тебе, что никогда не шучу с деньгами. Так что, Джейк?

—Самое безотказное — это страховой полис с единовременной выплатой. Правда, стоить он будет побольше миллиона — учитывая твой возраст… Но деньги она получит в любом случае, и никто не сможет это опротестовать.

—Мистер Сэлэмэн, не слушайте его!

—Йоханн, в случае, если ты переживешь Юнис, деньги должны вернуться к тебе?

—М-м… нет. Стукнет судье моча в голову… Пусть они лучше отойдут Красному Кресту. Нет — Национальному клубу редкой крови!

—Прекрасно.

—Оформи все это завтра первым делом. Сегодня! Вдруг я не доживу до утра? Короче: пусть Джек Тауэрc распишется, а Джефферсон Биллингс откроет свою лавочку и примет чек. Действуй только от моего имени, а то мало ли что… Спать не ложись, пока полис не будет подписан. Все.

—О да, Великий и Ужасный! Все сделаю, не беспокойся, я умею это получше тебя. Полис начнет действовать с полуночи. Юнис, будешь выходить — не зацепи все эти шланги и проволочки. А завтра уже можешь не осторожничать. Главное, чтобы никто не увидел.

—Шутки у вас дурацкие, у обоих… Босс, мне не нужен миллион — ни после смерти Джо, ни после вашей.

—Отдашь его Клубу редкой крови.

—Мистер Сэлэмэн, это правда?

—Конечно. Но иметь деньги весьма приятно — особенно когда их у тебя нет. Да и твоему мужу вряд ли понравится, если ты подаришь кому-нибудь миллион…

—Н-ну… — Юнис задумалась.

—Джейк, ты берешь все на себя. Полис, поиски и доставку тела, переговоры с Бойлом, организацию операции — и все остальное. И скажи… хотя нет, я сам. Мисс Макинтош!

—Слушаю, мистер Смит? — донесся голос от пульта у кровати.

— Зовите свою команду. Я хочу спать.

— Да, сэр. Вызываю доктора Гарсиа.

Джейк встал.

— Пока, Йоханн. Ты старый идиот.

— Ну и что? Зато я неплохо веселюсь за свои деньги.

— Это уж точно. Юнис, могу я вас проводить до дому?

— Спасибо, сэр, но мой «Бродяга» внизу ждет меня…

— Юнис, — сказал Смит, — ты же видишь: старому козлу не терпится прокатиться с тобой. Будь лапочкой. Кто-нибудь из моих ребят отведет твою машину куда надо.

— Ну… тогда ладно. Я согласна, мистер Сэлэмэн. Приятных снов, босс.

Они направились к двери.

— Стой, Юнис! — воскликнул Смит. — Замри! Джейк, ты только глянь, какие ножки!

— Вы старый развратник, босс, — улыбнулась Юнис.

— Это точно. И что характерно — с шести лет!

Глава 2

Мистер Сэлэмэн помог Юнис надеть плащ, спустился с нею в гараж, дал знак охранникам отойти и сам, распахнув дверцу, галантно усадил ее в машину. Водитель и охранники забрались в свой отсек, двери закрылись, машина тронулась.

— Какая она большая! — воскликнула Юнис, озираясь. — Я слышала, что «Роллc» велик, но — не до такой же степени!

— Это уже не «Роллc», дорогая, — сказал мистер Сэлэмэн. — Кузов делает «Шкода», мотор — «Империэл Атомикс», а «Роллс-Ройс» ссыпает все в кучу и поливает своей репутацией… Ах, видела бы ты «Роллc» с бензиновым мотором! Это была не машина, а мечта!

— Ну, эта тоже вполне тянет на мечту. Мой «Бродяга» целиком поместился бы в багажнике…

— Куда ехать, сэр? — зазвучал с потолка голос водителя.

Сэлэмэн тронул переключатель.

— Минутку, Рокфор. Куда желаете, дорогая?

—Только домой. Север сто восемнадцать, запад тридцать семь. Девятнадцатый уровень… но я сомневаюсь, войдет ли такая машина в лифт…

—Если не войдет, Роки с напарником проводят вас до двери.

—Хорошо. Джо не любит, когда я езжу одна в пассажирском лифте.

—Он совершенно прав. Доставим вас, как курьерское письмо: из рук в руки. Вы торопитесь?

—Нет. Обычно я возвращаюсь позже.

—Хорошо. Рокфор, — тронул Сэлэмэн переключатель, — мы хотим немного проветриться. Юнис, какая у вас зона? Восемнадцатая?

—Девятнадцатая-В.

—Роки, найдешь кольцевую дорогу вокруг «девятнадцать-В». Потом я дам координаты. Вот и все, — сказал Сэлэмэн, убирая руку с переключателя. — Теперь нас не слышат. И мы можем обсудить кой-какие детали страхового полиса.

—Но это же была шутка!

—Шутка? Миссис Бранка, я работаю на Йоханна Смита двадцать шесть лет, а последние пятнадцать я его доверенный адвокат. Сегодня он сделал меня фактически главой своей промышленной империи. Но если я не выполню его распоряжения насчет страховки — завтра же вылечу с работы без выходного пособия.

— Не может быть! Он же во всем полагается на вас…

—Вот именно. До тех пор, пока знает, что на меня можно положиться. И ни минутой больше… Значит, так: этот полис должен быть оформлен сегодня. Мне показалось, что вы согласились, когда спросили — можно ли передать миллион Клубу редкой крови?

—Да, я… Только я боюсь, что пожадничаю и захочу оставить деньги себе…

—Почему нет? Клуб редкой крови для него пока еще ничего не сделал, а вы сделали немало. А главное — Йоханн хочет, чтобы вы получили по завещанию миллион. И чтобы вы это знали, а он балдел от удовольствия, на вас глядя. И здесь уже… да. Завещание менять поздно. Трюк со страховкой — ловкий трюк, и, если наследники докопаются до документов… я, конечно, постараюсь, чтобы они не докопались, но мало ли что… судья поймет, что это ловкий трюк — и арестует деньги. Вот тут-то нам и поможет Клуб редкой крови: они будут биться за этот миллион и обязательно победят… если вы пообещаете им половину. Но есть лучший вариант: допустим, вы ничего не знаете, а на оглашении завещания выясняется, что покойный босс в благодарность за верную службу отводит вам пожизненную ренту… скажем, по семьсот пятьдесят долларов в неделю. Неужели вы откажетесь?

—Н-ну… Это как-то привычнее, чем сразу миллион…

—Вот именно. И не насторожит наследников. Кроме того, деньги будут неплохо защищены от инфляции — так что когда-нибудь вы вполне сможете передать миллиончик-другой Клубу редкой крови.

—Никогда ничего не пойму в финансах.

—Наплюйте. Я все сделаю сам, и вам останется лишь тратить деньги. Все это мы провернем в Канаде — там не позволят американскому суду копаться в их документации. В том случае, если внучки Йоханна что-то пронюхают…

—Мистер Сэлэмэн, но ведь эти деньги… они должны принадлежать им, правда? Наверное, несправедливо…

—Девочка, не будь такой простой! Это гарпии, стервятницы… Ты слышала о родственниках Йоханна? Он пережил трех жен и развелся с четвертой, которая вышла за него только из-за денег. Его сын погиб на войне, дочки от второй и третьей жен родили по две девочки и сами умерли — и вот четыре хищных бабенки дрожат в ожидании, когда же дедушку закопают. Впрочем, — Сэлэмэн усмехнулся, — их ждет холодный душ: по завещанию они получат только ренту, которая будет блокирована, если они попытаются высудить себе что-то еще. А теперь — прошу прощения: мне нужно позвонить. Потом я доставлю вас домой и поеду в Канаду…

—Сэр, вы не против, если я сниму плащ? Жарко.

—Включить вентилятор?

—Только если вам тоже жарко. Просто этот плащ плотнее, чем кажется.

—Я заметил, что он тяжелый. Пулестойкий?

—Да. Мне приходится часто ходить одной…

—Снимайте. Вообще можете снять все, что хотите.

—Еще один старый развратник. Только за миллион!

—И цента не дам. Помолчи, детка, и дай мне поговорить по телефону.

—Да, сэр.

Юнис скинула плащ, положила ноги на скамеечку, откинулась на спинку дивана, расслабилась.

Какой странный день! Неужели я и вправду стану богатой? Не верится… не буду тратить, пусть Джо тратит… о, как же трудно нам пришлось в первый год после свадьбы! Мистер Сэлэмэн умеет обращаться с деньгами, а Джо… но он такой милый! Лучшего мужа и желать нельзя… но я больше не позволю ему пользоваться совместным счетом.

Дорогой Джо!..а неплохие у тебя ножки, сучка этакая… Босс странный. Ему нравятся крепкие словечки, но он такой старомодный, не надо его шокировать современным сленгом… Джо хороший парень, с ним хорошо, никто так не умеет… но насчет денег…

Интересно, что бы он подумал, увидев меня в этой шикарной тачке рядом со старым козлом? Может, и посмеялся бы… но лучше ему об этом не говорить… мужчины мыслят не так, как мы, им не хватает логики… и зря я назвала мистера Сэлэмэна старым козлом. Он ничего себе не позволяет… а ты его провоцируешь, какого черта?.. Хотела услышать, что он ответит? Ну и получила щелчок по носу…

А он ведь не так стар… хотя кто их разберет: мужчины накачивают себя гормонами по самые уши, так что никто из них не бывает «так стар»… разве что босс… интересно, что босс ни разу не подбивал клиньев, даже когда был в хорошей форме…

Неужели он действительно собирается пойти на трансплантацию мозга? Руки, ноги, почки, сердце — куда ни шло, но мозг?..

Сэлэмэн закончил разговор.

—Вот и все, — сказал он. — Осталось собрать подписи в Торонто.

—Извините… я стала причиной таких хлопот…

—Не хлопот, а удовольствия.

—Все равно: я вам благодарна. Теперь надо придумать, как отблагодарить босса. Сегодня я этого не сделала — просто не думала, что все всерьез.

—Ни боже мой.

—Но я просто не могу не… Правда, я не представляю, чем можно отблагодарить человека, подарившего вам миллион. Тем более что… как бы сказать… не скатиться в непристойность.

—Такие способы, конечно, есть… Но поверьте, дорогая, в данном случае благодарить не надо. Йоханн был в восторге от вашей сдержанности. Я ведь знаю его хорошо… Слишком многие рассыпались перед ним в благодарностях, желая раскачать его на добавку. А когда у них срывалось с крючка, начинали Йоханна пламенно ненавидеть. Так что не надо приставать к нему с благодарностями: он связывает их лишь с желанием получить еще и еще. Кстати, я заметил, что вы довольно резки с ним…

—Что делать. Иначе он просто расплющит меня. Поначалу он доводил меня до слез, но потом я стала давать сдачи… и поняла, что он этого и добивался.

—Я же говорю! Этот старый тиран сейчас заключает пари сам с собой: будете ли вы завтра лизать его ручку или нет. Собачка вы или человек. Постарайтесь не разочаровать его… Юнис, знаете что: расскажите мне о себе. Сколько вам лет, давно ли замужем, дети, детские болезни, почему вас нет на видео, как вы стали секретарем Йоханна, сколько раз вас арестовывали и за что — или просто пошлите меня к черту и ничего не рассказывайте, потому что это ваше частное дело. Но я бы действительно хотел узнать о вас как можно больше — и именно от вас, — потому что с завтрашнего утра нам работать вместе.

— Ответить я могу… но могу ли при этом рассчитывать на взаимность? Или это будет игра в одни ворота?

— Можете, — Сэлэмэн усмехнулся. — Но присягу: «Говорить правду и только правду» — я приносить не буду. Пятая поправка.

— Тогда я тоже оставляю за собой такое право… хотя не знаю зачем. Мне двадцать восемь, я замужем. Детей нет, разрешено иметь троих. Что касается работы… начала я с того, что в восемнадцать лет победила на конкурсе красоты и получила контракт на год — присутствовать на официальных мероприятиях в штате. Потом участвовала в видеоконкурсе, где можно было выиграть семилетний контракт…

— И они прокатили вас? Вот идиоты!

— Да нет… просто в последний момент я решила, что это не для меня. Слишком многое приходится делать девушке, чтобы удержаться на видео. Поэтому я вернулась в школу и занялась секретарской электроникой, получила диплом — и пошла искать работу. — «Как я кончила школу, — подумала Юнис, — про это мы говорить не будем…» Тут как раз в секретариате миссис Берман возникла вакансия, меня взяли… а когда сама миссис Берман ушла на пенсию, босс назначил меня на ее место. Вот и все. Везучая девушка.

— Везет тому, кто сам везет. Впрочем, не сомневаюсь: Йоханн при найме отдал должное и внешности…

— Не сомневаюсь. Но долго держать меня он бы не стал, если бы, кроме внешности, у меня ничего не было. Я знаю, что выгляжу неплохо, но это же от природы — так что гордиться не приходится. А я хочу иногда и гордиться собой…

— Вы правы. Впрочем, замечено: красивые женщины, как правило, умны.

— Не думаю. Взять миссис Берман…

—Я же сказал: как правило. И потом: что такое красота?Леди Гиппопо наверняка прекрасна с точки зрения ее возлюбленного — иначе у них бы не было детей и гиппопотамы исчезли бы с лица земли… Красота в конечном итоге — это лишь гармоничное сочетание полезных для выживания качеств, и ум — среди них. Счел бы вас красивой мистер Гиппопо?

—Вряд ли.

—Так что, с точки зрения вечности, и вы, и леди Гиппопо одинаково красивы, потому что одинаково целесообразны. Но с точки зрения моей или Йоханна — вы прекрасны… поскольку мы принадлежим к тому же биологическому виду.

—Я знаю, что нравлюсь ему, — сказала Юнис тихо. — Я успела заметить. Когда я только начала замещать миссис Берман, получилось так: я торопилась на работу и облилась кофе. Я носила разовые бумажные костюмы, и у меня в тот момент не оказалось ничего, чтобы переодеться. Я больше боялась опоздать, чем надеть что-нибудь такое, что не понравится боссу, и потому попросила Джо — он у меня художник, я говорила? — просто расписать мне кожу. Джо начал делать — и увлекся. И я все равно опоздала. Но босс ничего не сказал. Зато на следующий день, когда я пришла вовремя и одетая как обычно, он весь день меня шпынял. Так я поняла, что ему нравится…

—У вас получается. Но вы понимаете, что подвергаете себя повышенному риску? Не со стороны Йоханна, конечно…

—Издеваетесь? Максимум, что он себе позволял, — это взять меня за руку. Как в воскресной школе.

—Я о другом. На улицах, в лифтах… вы меня понимаете? Женщина с вашей внешностью всегда привлекает внимание всяких подонков.

—Учтено, сэр. Мой плащ вы видели, а в кармане там есть еще кое-что, и я умею им пользоваться.

—Незаконное хранение и ношение оружия?

—В полный рост.

—Что ж… если вы умеете им пользоваться, если у вас хватит мужества им воспользоваться, если хватит ума тут же смыться и ничего не говорить копам… Сплошные «если».

— Добавлю еще одно: если бы вы были моим адвокатом, то все, сказанное мной, не подлежало бы разглашению, так?

— Хотите, чтобы я стал вашим адвокатом?

— М-м… да, сэр.

— Заметано. Разглашению не подлежит. Можете продолжать.

— Так вот: я однажды уже пользовалась этим оружием. Меня вызвали в Клуб редкой крови, понадобился донор, а Джо не было дома… Короче, я поехала в Больницу Заступницы Милосердной… знаете, где это?

— Нет.

— Ну, неважно. Далеко. Она очень старая, и там нет ни автомобильных лифтов, ни стоянок внутри здания. Только стоянка с одним-единственным охранником, представляете?

— Да уж…

— И только я вышла из машины — на меня кто-то прыгнул. Я даже не поняла, кто: мужчина, женщина… Левой швырнула ему в лицо парализующую бомбу, а правой сделала, как учили… и даже не посмотрела, жив ли он остался. Как понеслась оттуда… Никому ничего не сказала: даже Джо, и то… — «Но понадобилось три таблетки наркотала, чтобы унять дрожь, помнишь? — А, заткнись, дорогая, при чем тут это?..»

— Повезло. Как… э-э… новичку в рулетку. Нельзя быть такой дурой. Ну нельзя! Мы не можем зависеть от того, насколько вы сильны в рукопашной. Так… у Йоханна есть бронированный лимузин и две смены охранников. В своем «Бродяге» можете разводить цветы. Теперь у вас будет лимузин и охрана.

Юнис даже испугалась.

— Но, мистер Сэлэмэн! Даже с моим новым жалованьем…

— Наплюйте, детка. Машина все равно на приколе, охранники получают свои деньги и занимаются только покером. Подумайте: зачем Йоханну сейчас машина? Так что с утра она придет за вами, а вечером отвезет вас домой. Ну, и в остальное время можете пользоваться ею по усмотрению…

—Вряд ли боссу это понравится.

—Это я беру на себя. Он разумный человек и понимает, что мы не можем рисковать нашим директором… Сменим тему. Что вы думаете насчет его безумного плана?

—Я слишком мало знаю. Пересадка мозга возможна — или он просто хватается за соломинку? Я вижу, как он мучается из-за всех этих проводов и трубок… Боже мой, я сбила ноги в поисках новых нарядов. Но заставить его улыбаться с каждым днем труднее…

—Вы не ответили.

—Вы тоже. Этот план осуществим?

—Какая разница? Он приказал — мы должны сделать. В этом Клубе редкой крови все имеют четвертую отрицательную?

—Нет, конечно. Нас там меньше четырех тысяч. А всего в стране — около миллиона.

—Маловато… Что вы думаете насчет объявлений в газетах и по телевидению?

—Я думаю, что это будет очень дорого стоить. Но он может себе позволить такие траты.

—А мне это не нравится. Дурацкая идея.

—Почему же?

—Да потому что все, что произойдет, надо постараться сохранить в тайне! Помните историю с замораживанием? Хотя вряд ли, вас тогда и на свете-то не было. Все вопили так, будто им прижигали задницы: что же это делается, большинство людей не могут позволить себе «холодный сон» — так пусть уж всем будет одинаково плохо. Этот наш «Мы, Народ»… можно лопнуть со смеху: наша страна познала и демократию, и диктатуру, и олигархию, и социализм, и помесь всего с каждым — при одной и той же конституции! Теперь у нас полная анархия, возглавляемая всенародно избранным диктатором… хотя законы вроде бы еще не отменили и Конгресс заседает. А народ все тот же, и чего не могут позволить себе все, того не должен иметь никто. И что же начнется, когда один из самых богатых людей страны вдруг ляпнет во всеуслышание, что не намерен помирать в отведенный природой срок и хочет купить за свои грязные деньги новое тело?

— Но это же не прихоть! Он болен.

— Толпе все равно. Или все, или никто. Взвоет церковь, встанут на дыбы суды, Медицинская Ассоциация запретит своим членам даже думать об этой операции… Конгресс издаст закон, запрещающий пересаживать мозги… Конечно, Верховный суд признает этот закон неконституционным, но к тому времени Йоханн будет уже мертв. Так что — никаких объявлений. Клуб редкой крови знает людей с четвертой отрицательной, которые не являются его членами?

— Вряд ли. Хотя точно не знаю.

— Проверим. Думаю, что четыре пятых населения проходили тест на группу крови, и данные эти где-то хранятся. Я знаю фирму, которая занимается поисками подобной несистематизированной информации. Я запущу все дело, вы будете на подхвате. Потом я смотаюсь в Южную Америку за этим расчленителем…

— Мистер Сэлэмэн! — раздалось с потолка. — Мы вляпались.

— Черт бы вас подрал! — рявкнул Сэлэмэн в интерком. — Эти два красавчика, — повернулся он к Юнис, — просто обожают заезжать в Развалины, чтобы иметь законный повод пострелять. Я не подумал об этом.

— Это я виновата, — сказала Юнис. — Надо было предупредить, что ездить вокруг девятнадцатой и не влететь в Развалины — трудно. Я всегда делаю большой крюк… Но нам же ничего не угрожает?

— Разумеется. Этот старый танк и из пушки не подбить. Но как же я забыл их предупредить?.. Рокфор — спокойный парень, потому-то и рэкет у него не получился. А вот Чарли — его второе имя Бей Первым. Вооружен и очень опасен. Первое убийство в одиннадцать лет. Он…

Поднялись и встали на место стальные щиты, закрыв окна салона. Зажегся свет.

— Получается, что находиться с вашими охранниками в одной машине страшнее, чем голышом бродить по Развалинам, — сказала Юнис.

—Отнюдь, дорогая, — сказал Сэлэмэн. — Конечно, в разумном обществе их бы уничтожили. А в нашем, безумном… что ж, я пользуюсь их пороками. Они довольны. Я тоже…

Неподалеку ударила пулеметная очередь. Броня загудела под пулями. Потом что-то оглушительно лопнуло над головой. Свет погас. Юнис показалось, что уши у нее забиты ватой.

—Готов! — донесся громкий звенящий голос.

—Нас подбили? — дрожа, спросила Юнис. Она уткнулась лицом в рубашку Сэлэмэна.

—Нет-нет, — одной рукой он погладил ее по спине, другой — крепче прижал. — Это Чарли подбил их. Так ему показалось, по крайней мере. У нас есть пушка на турели. Это она стреляла.

—А почему погас свет?

—От сотрясения. Так бывает. Сейчас включу аварийное… — он потянулся к выключателю.

—Нет-нет, — прошептала Юнис. — Просто обнимите меня, и все. Я не боюсь темноты. Когда вы меня обнимаете, я ничего не боюсь…

—Как хочешь, моя дорогая… — он сел так, чтобы было удобнее обнимать ее. — Какой же ты ласковый котенок…

—Вы тоже ласковый… мистер Сэлэмэн…

—Попробуй сказать: «Джейк». Сможешь?

—Джейк. Да, Джейк. У тебя такие сильные руки… Сколько же тебе лет?

—Семьдесят один.

—Не верю. Ты выглядишь много моложе.

—Я мог бы быть твоим дедом, щеночек. Я только выгляжу так… в темноте. Но уже целый год я живу взаймы у господа.

—Не говори так! Ты молодой. Ох, давай немножко помолчим… Джейк… Дорогой Джейк…

—Милая Юнис…

Несколько минут спустя голос водителя произнес:

—Все чисто, сэр!

Заслонки начали опускаться. Свет хлынул в салон. Юнис поспешно отодвинулась от Сэлэмэна.

—Боже мой! — смущенно улыбнулась она.

—Ничего страшного, — сказал Сэлэмэн. — Стекло прозрачно только изнутри.

—Очень удобно. И все равно — настрой не тот. Свет — хуже холодной воды…

—Это точно. А я только-только начал чувствовать себя молодым.

—Но вы же и вправду молоды, мистер Сэлэмэн!

—Джейк.

—Ой, конечно, Джейк! Года не в счет… У тебя вся рубашка в моей косметике.

—А я зато растрепал твою прическу.

—Я причешусь — а вот что скажет твоя жена?

—Спросит, почему я хожу в грязной рубашке… Юнис, дорогая, у меня нет никакой жены. Сто лет назад она обменяла меня на более современную модель.

—Дура. Ты — классическая модель, а значит, с годами становишься все современнее… Теперь у меня прическа в порядке?

—Вполне.

—Может быть, попросить завести нас еще раз в Развалины? Ты мог бы снова растрепать ее…

—Может быть, тогда уж сразу в Канаду? Вернемся к полуночи.

—Я очень хочу, честное слово. Но не могу. Надо домой. Так что сядь рядышком и обними меня как следует… только не трогай прическу.

—Я буду осторожен…

Сэлэмэн передал водителям координаты квартиры Юнис.

—Только никаких больше Развалин, бандиты! Вам бы только пострелять!

— Хорошо, мистер Сэлэмэн!

Ехали молча. Потом Юнис сказала:

—Джейк… ты ведь чувствовал себя совсем молодым — до того, как нам все порушили?..

—Ты же знаешь.

—Знаю. А я готова была тебе дать… и ты это тоже знаешь. Хочешь, я подарю тебе фотографию, где я голая? И куда лучшего качества, чем мог бы сделать тот шпион…

—Твой муж тебя сфотографирует — и ты украдешь у него снимок?

—Не смейся, Джейк. Я же рассказывала: конкурсы красоты и все такое… Только — никому!

—Разглашению не подлежит. Надежнее, чем в сейфе.

—Какую ты хочешь? Художественную или сексуальную?

—Н-ну… и то, и другое.

—Поняла. Есть такой снимок: я в душевой. Волосы мокрые, по всему телу капли, никакой косметики, ничего… В общем, увидишь. Это в твоем вкусе?

—Да я же волком взвою!

—Считай, что она уже у тебя. Быстро меняем тему — мы уже приехали. Джейк, у босса есть шанс выкарабкаться?

—Не знаю. С точки зрения дилетанта — нет.

—Я почему-то так и подумала… С завтрашнего дня постараюсь услаждать ему взор еще изысканнее. Надо будет поискать что-нибудь эдакое…

—Не забудь духи.

—Он же не чувствует запахов!

—А я?

—О! Есть, сэр! Духи будут. А кроме того…

—Юнис…

—Слушаю, сэр? Да, Джейк?

—Не ходи сегодня по магазинам. Считай, что это приказ босса. Как его адвокат, я имею право отдавать такие приказы.

—Но почему?

—Потому что сегодняшний вечер ты проведешь без охраны. Машина мне нужна, а своя у тебя будет лишь с утра.

—Подчиняюсь, сэр.

—И еще, Юнис. Ты заблуждаешься насчет того, что Йоханн доживает последние дни. Его проблема в том, что он может прожить еще очень и очень долго.

—Не поняла?..

—Он в капкане. Медики не дадут ему умереть. Как только на него натянули этот хомут, он потерял все шансы на скорую смерть. Ты обратила внимание, как ему сервируют еду? Ни ножа, ни вилки.

— Но у него же просто дрожат руки…

— Подумай об этом, дорогая. Они все сделали так, чтобы он жил, и жил, и жил… Машина жизни. У которой все болит. Юнис, эта затея с пересадкой — всего лишь хорошо продуманный способ самоубийства.

— Нет!

— Да. Он наконец придумал, как обхитрить врачей. И мы с тобой должны ему в этом помочь — то есть сделать все так, как он хочет. Вот и все, мы приехали. Не плачь, муж увидит и спросит, а тебе нельзя говорить. Лучше поцелуй меня на прощание.

— О, конечно…

— Могу я проводить тебя до двери?

— Н-нет, лучше не надо. Как я буду объяснять, что меня, кроме охранников, сопровождает и шеф-консультант? Джо не ревнует меня к боссу, но может приревновать к тебе, а я этого не хочу… особенно потому, что у него есть повод.

— Еще не совсем… но это можно исправить.

— Может быть, дорогой мой. Девочка из Айовы сегодня дала слабину… должно быть, на нее подействовали миллион долларов, шикарный лимузин и городской мальчик. Все. Я пошла, дорогой.

Глава 3

Охранники почтительно проводили Юнис до дверей. Она с интересом присматривалась к Чарли: не может быть, чтобы этот добродушный великан был таким чудовищем, каким его описал Джейк…

Дверь открылась, и Рокфор откозырял:

— Миссис Бранка, в девять сорок мы будем здесь.

— Спасибо, Рокфор. Спокойной ночи. Спокойной ночи, Чарли.

Джо запер дверь, включил сигнализацию и спросил:

— Какого черта? И почему с тобой эти мартышки?

— Это вместо поцелуя? Я ведь не задержалась. Еще нет и шести.

— Поговори мне, женщина! Одна мартышка уже была здесь два часа назад — пригнала твой драндулет. Потом звонил дворецкий босса… — Джо помог ей снять плащ и поцеловал ее. — Где тебя носило, старая бандероль? Я соскучился.

— Наконец-то приятное известие. Ты соскучился!

— Лез на стенку! Что случилось?

— Ты волновался за меня? О, дорогой!

— Да нет, конечно. Этот Смитов привратник сказал, что тебя куда-то заслали, но обратно привезут на танке. Я просто все ждал тебя, а тебя где-то носило. Врубаешься?

— Врубаюсь. Все просто. Босс отправил меня со своим лучшим парнем — Джейком Сэлэмэном. Помнишь?

— Помню. Рублю.

— Мы уехали в его офис, сделали, что босс хотел, — ты же знаешь, в каком он сейчас состоянии, да?

— Бедный старый пачкун дожидается своего. Все там будем.

— Не говори так. Мне его жалко до слез.

— Ты такая, сестра. Я тоже.

— Потому я тебя и люблю. Когда мы кончили работу, мистер Сэлэмэн дал мне машину и охрану. Они поехали через Птичий базар, и там нас обстреляли. На машине сплошные вмятины с одного бока.

— В лом?

— Нисколько! В кайф!

— И как это?

— Очень шумно. Но возбуждает. Я просто торчу.

— Ты от всего торчишь, шлюшка, — он засмеялся и растрепал ей волосы. — Ты дома, остальное не в счет. Ништяк. Поперло вдохновение — по потолку хожу!

— И какого рода вдохновение? — спросила Юнис, стягивая полусвитер. — Ты ел хотя бы? Если начнешь работать, то так и не поешь до самой ночи.

— Что-то ел. Я весь под вдохновением! Оно огромное! Что тебе открыть? Курицу? Спагетти? Пиццу?

— Без разницы. Я лучше поем — раз ты изнываешь только от вдохновения… — Юнис стянула с себя все и, сидя на полу, спросила: — Я буду позировать — или ты будешь расписывать меня, а потом фотографировать?

— Все. Я жадный. Будет полный финиш!

— Не рублю. Что значит «все»?

— «Все» значит «все». Увидишь. — Он оглядел ее с ног до головы. — И на стенку я лез по разным причинам…

— Выкрутился!

— Со жратвой подождешь?

— Возлюбленный мой, когда это я была так голодна, что не могла дать? И к черту койку, хватай подушку и вали сюда!

Как хорошо, что в машине ничего не было! — пронеслось в голове Юнис. К черту всех, кроме Джо, — никого не может быть лучше его, нежнее его, дороже его… надо быть верной женой… хотя бы иногда… Сказать ему про прибавку к жалованью? Потом, потом… не сразу…

Она открыла глаза и улыбнулась.

— Спасибо, милый.

— Лучше вибратора?

— Гораздо! Именно этого бедной Юнис недоставало. В такие минуты я верю, что ты Микеланджело.

Джо помотал головой:

— Я не старина Микки. Он был спец по мальчикам. А я бабник. Как Пикассо.

Она обняла его:

— Кем хочешь, тем и будь, милый, всегда, пока я с тобой. Вот теперь я могу и позировать — а перекушу в перерывах…

— Забыл. Письмо от мамы. Прочтешь?

— Конечно. Отпусти меня — и ищи письмо.

Джо принес письмо — еще не вскрытое. Она села и пробежала глазами текст. Полно ошибок… Черт побери! Нешуточная угроза «приехать и погостить как следует». Никогда! Прошлый раз у нас было две комнаты — но теперь-то одна, хоть и огромная! Получается — никаких развлечений на полу? Нет, мама Бранка! Никто не позволит вам развалить наше гнездышко! Живете на свое пособие — ну и живите, а я буду посылать изредка чеки — как бы подарочки от Джо. Но никаких визитов!

— Что там?

— Как обычно. Желудок все еще беспокоит ее, но ксендз порекомендовал ей другого врача, и теперь ей лучше. Впрочем, давай начну с начала. «Мой дорогой малыш, никаких новостей не было с тех пор, как я писала тебе последний раз, но если я не напишу сама, то и ты мне ничего не напишешь. Скажи Юнис, чтобы написала длинное подробное письмо обо всем, что делается у вас и как ты себя чувствуешь, твоя мамочка вся волнуется. Юнис очень милая девочка, пока я не подумаю, что тебе надо было взять хорошую девушку твоей веры…»

— Хорош.

— Терпи. Это твоя мать. Я действительно напишу завтра подробное письмо и пошлю его в конверте «Меркурия» — тогда она его наверняка получит. Босс не будет возражать… Ладно, я тут пропущу: мы и так знаем, что она думает о протестантах. И бывших протестантах. А представляешь, если бы она услышала, как мы распеваем «Омм мани падме…».

— Выкинь эту срань!

— О, Джо!.. — Юнис пропустила часть письма, включая и то, где старушка навяливалась в гости. — «Анджела скоро обзаведется еще одним ребеночком, инспектор недоволен ею, но я ему высказала все, что думаю, и теперь он будет знать, как надо обращаться с приличными людьми. Что плохого в том, чтобы родить ребенка?» Которая из твоих сестер Анджела?

— Третья. Инспектор прав. Мама — нет. Не читай подряд. Просто скажи, о чем.

— Хорошо, дорогой. Впрочем, больше ничего нет. Соседи, погода. Ничего, кроме того, что желудок беспокоит меньше и что Анджела опять беременна. Я пойду смою краску, а ты пока разогрей мне пиццу. И, Джо, давай поработаем до полуночи, а завтра встанем вместе, хорошо?

— Смысл?

— Босс. Надо его подбодрить.

Она быстро объяснила, в чем дело.

— Нормально. Зачем вообще одежда? Распишу тебя всю. Дедушка дает дуба, пусть смотрит. Жалко?

—Э-э, ты не рубишь. Босс гордится тем, что современен и все такое — а на самом деле он весь там, в прошлом веке. На девушке должно быть хоть что-то надето, кроме чулок и туфель. Хоть нитка. Тогда она не голая. А я, по его понятиям, порядочная девушка — и такой должна остаться.

—Не рублю, — признался Джо.

—Но ты же сам мне объяснял. Символизм. По нашим понятиям, нагота ничего не значит. А по их — значит очень много. Если я буду без тряпочки, то тут же из милой проказницы превращусь в потаскуху.

—Ну и что? Анджела — потаскуха.

«И дура притом», — подумала Юнис. Вслух она сказала:

—Мне все равно. Но босс таких вещей не понимает. Самое трудное — это въехать в его символику. Мне двадцать восемь, а ему за девяносто, и я не всегда рублю, что он имеет в виду. Если я зайду слишком далеко, он просто уволит меня, и все. Что мы будем делать? Съезжать из этой чудной студии?

Сев в позу лотоса, Юнис огляделась. Да, чудная студия. «Бродяга» у двери и кровать в дальнем углу — а все остальное в полнейшем художественнейшем беспорядке, и каждый день что-то новое… И решетка на окне — ажурная, но из такой крепкой стали, что за безопасность опасаться не приходится. Тепло, надежность, счастье — все было здесь.

—Юнис, дорогая моя…

Она насторожилась. Обычно Джо пользовался упрощенным английским, и Юнис не могла понять, какую прелесть он находит в этой примитивной, без идиом и оттенков, речи. Тем более что нормальным языком Джо владел никак не хуже ее, хотя и закончил только годичные курсы «практического языка».

—Что, хороший мой?

—Я рублю, на самом-то деле. Просто хотел проверить тебя, моя прелесть. Мне не девяносто, но любой художник понимает, как важен фиговый листок. Не знаю, может получиться так, что наша символика окажется трудноватой для мистера Смита… но попробуем. Пусть он напрягается — нельзя, не трогай, мама по попе надает! — а ты тем временем будешь расхаживать перед ним, как сексуальное преступление в поисках места происшествия.

—Вот!

—И перестань беспокоиться о работе. Конечно, это неплохая пещера, и свет северный, мне это нравится. Но и потеряем — плевать. Я таких вещей не боюсь.

(Но я боюсь!)

—Я люблю тебя, Джо.

—Поэтому мы будем напрягаться не для спасения студии, а для твоего старого мальчугана. Понимаешь?

—О, Джо, конечно, понимаю! Рублю в щепки! Джо, ты самый лучший муж в мире!

Он промолчал. На лице его наметилась гримаса — почти болезненная. Юнис знала это выражение. Начинались родовые муки творчества. Нельзя было мешать. Юнис замерла. Прошло сколько-то времени. Потом Джо вздохнул:

—Вдохновение испарилось… Все съел вопрос: как оформить тебя для твоего босса? Будешь завтра морской девой.

—Прекрасно!

—Но начать придется сегодня. Так: верх тела цвета морской волны с плавным переходом в розовый на губах, щеках и сосках. Ниже талии пойдет чешуя золотой рыбки. При этом как бы в пятнах света, проходящего сквозь толщу воды. Короче, вся романтическая морская символика, но перевернутая вверх ногами.

—А почему?

—Для обмана зрения, — улыбнулся Джо. — Будто ты плывешь. Нырнула: спина прогнутая, волосы распущены, ноги в струночку… красиво. А сделать то же, но не перевернутое — не получится: волосы, грудь, зад — все обвисает.

—Моя грудь не обвисает!

—Не вскипай, Юнис. У тебя прекрасная грудь, но притяжение никуда не денешь. Понимаешь, все это видят — всегда — и привыкли настолько, что не замечают. Но глаз не обманешь, и поэтому, если я не постараюсь, все будут видеть: фальшивка. Подделка. Плохое ремесло. А должно быть — настоящее ныряние. Понимаешь?

—Н-ну… — протянула Юнис задумчиво, — если ты найдешь где-нибудь лестницу, а на пол положишь матрац, и я с этой лестницы на матрац… э-э… нырну, то, может быть, и не ушибусь и ничего не сломаю…

— Шею, например. Нежную шейку. К черту такие жертвы! Нырять надо вверх.

— То есть?

— Ну, я же говорю!..Все — перевернутое! Ты прыгаешь вверх. Будто ставишь блок в волейболе. Я делаю снимок. Переворачиваю его… Все понятно? Прекрасная морская дева ныряет на дно морское.

— Я такая дура!

— Не дура. Просто не художник. — Он улыбнулся. — Ночью работать не будем. Сегодня пораньше ляжем, завтра пораньше встанем. Сейчас немного потренируемся и сделаем снимки.

— Ты бы мог нанести сегодня фон, а завтра сделать детали. И не понадобилось бы слишком рано вставать…

— Никогда ты не будешь спать в краске. Ясно?

— Ничего не случится…

— Глупости! Ты знаешь, что бывает с девушками, которые не смывают краску подолгу? Прыщи, угри, шелушение, крапивница — жуткое дело. Так что лучше не лениться и краситься по всем правилам. Утром — краска, вечером — душ. И так всегда.

— Есть, сэр!

— Так что отмывайся пока, а я разогрею пиццу.

Сквозь шум водяных струй Юнис услышала, как Джо позвал ее, и выглянула из ванной:

—Что случилось?

—Забыл сказать: Большой Сэм заходил. Пицца готова.

— Отрежь мне кусочек, будь хорошим. Чего он хотел? Денег?

— Нет. Мне показалось, он в порядке. Приглашает на воскресенье. День медитации. У Гиги.

Вытираясь, Юнис вышла из ванной.

— Целый день? Ничего себе. Вчетвером? Или будет вся его свита?

— Нет, не вся. Круг-Из-Семи.

— Беспредел?

— Не знаю. Он не говорил.

—Наверняка — беспредел. Дорогой, — вздохнула она, — я никогда не возражаю, если ты даешь ему пятерку взаймы без возврата. Но ведь Большой Сэм не гуру. Он ученик — и только корчит из себя гуру.

—Но Гиги, она же с Большим Сэмом. И никакого беспредела не было. До сих пор.

—В общем, да. Но ты же знаешь: лучший способ выйти из Круга — это никогда не вступать в него. Особенно в Круг-Из-Семи. Или ты пообещал? Тогда я могу стиснуть зубы и…

—Нет, я не обещал. Сказал, что мы подумаем и завтра сообщим.

—И что ты хочешь, чтобы я сказала?

—Все понятно. Поэтому я скажу «нет».

—Ты не ответил. Есть какие-нибудь особые причины вступать в этот Круг? Там критики? Или дилеры? Если тебя так занимает Гиги, то почему бы тебе не пригласить ее попозировать как-нибудь днем? Она прилетит, задрав хвост.

—Нет, ни за что на свете, могут случиться дети… — засмеялся Джо. — Милая, я не сказал «нет» сегодня только потому, что подумал: а вдруг тебе захочется разнообразить меню? А Большого Сэма я не очень люблю: у него плохая аура.

—Ну и ладно. Гора с плеч. Сходим и расслабимся, дорогой. Я же обещала тебе любой беспредел, когда выходила за тебя. И, как я помню, несколько раз тебе это понравилось. Да и мне всего лишь однажды было скучно. Я люблю, когда люди развлекаются…

—Жуй пиццу и лезь на трон. Распишу тебе ноги, пока ты ешь.

—Да, милый…

Она взобралась на трон, держа половинку пиццы обеими руками. Наступила долгая пауза в разговоре — причмокивания и проклятия были чисто производственным шумом, означавшим, что Джо упорно работает. Юнис тихо млела.

Наконец он скомандовал:

—Вниз! — и подал ей руку.

—Можно посмотреть?

—Рано. Еще грудь. Руки не поднимай. Надо посмотреть.

—Будто ты не изучил на ней каждую складочку…

—Отстань. Я думаю. Набедренной повязки мало. — Он помолчал, сосредоточенно размышляя. — Понял.

—Ну, и?

—Абзац! Нарисую тебе бра[1].

—А это в масть? Морские девы не носят бюстгальтеров.

—Фигня. Была проблема: не было концентрации. Теперь вижу. Использую морские раковины. Плоско-выпуклые и шершавые. Ты знаешь.

—Не знаю, милый. В Айове очень мало морских раковин.

—Не меняет. Морские раковины буду концентрировать. Главный символ. Босс не будет рубить, рисованный бра или настоящий. Весь день будет думать. Если сломается и спросит — я выиграл.

Юнис весело засмеялась:

—Джо, ты настоящий гений!

Глава 4

Когда доктор Бойл вышел из операционной, Сэлэмэн шагнул ему навстречу:

—Доктор!

—Опять? — Бойл притормозил. — Чтоб ты провалился к черту в ад!

—Так оно непременно и будет, — кивнул Сэлэмэн. — Но, доктор, минутку…

Хирург побледнел от ярости.

—Слушай, приятель, я простоял за столом одиннадцать часов! Я бы сейчас всех поубивал, а тебя — первого!..

— Значит, самое время выпить.

Бойл вдруг засмеялся.

— Это точно. Где здесь ближайший паб?

— Шагах в двадцати. В моей машине. Она по самую крышу набита австралийским пивом — холодным и не очень. Не считая виски, джина…

—Ха! Вы, американские ублюдки, умеете делать дела! Но все равно, мне нужно переодеться, помыться…

Он начал поворачиваться, чтобы уйти, но Сэлэмэн вновь удержал его:

—Доктор, я немного посвоевольничал… Короче, ваша одежда тоже там — в моей машине. Так что пойдемте выпьем. И все. Не заботьтесь ни о чем.

—Ладно. Пусть ваша машина провоняет потом. Помоюсь и переоденусь в отеле. «Ну, хвастайся, Макдафф?»

Пока доктор поудобнее усаживался на диване в салоне, Сэлэмэн разлил по бокалам пиво: настоящий «пинок кенгуру» для Бойла и слабенькое американское для себя. В молодости ему приходилось иметь дело с австралийским пивом, и теперь он осторожничал. Рокфор тронул машину с места и повел ее небыстро и плавно. Он знал, что в салоне пьют.

Сэлэмэн подождал, пока доктор осушит бокал, налил еще.

—Ну что, доктор? Как оно все?..

—Как по маслу. Подготовились хорошо — а что еще нужно? Да и команда была отличная…

—То есть — операция прошла успешно?

— …но пациент умер. Есть такая старая присказка.

Сэлэмэн почувствовал острую жалость — и облегчение.

—Я понимаю. Все равно, спасибо вам. Вы сделали все, что могли.

—Да нет же! Я не говорю, что это наш пациент умер! Я просто вспомнил старый анекдот… Что касается нашего — он был в полном порядке. Теперь нужен хороший уход…

—Вы считаете, что он может выжить?

—«Он»? Пожалуй, что уже не «он». А в остальном… Могу сказать точно: тело будет жить. Прекрасное тело, молодое и здоровое. Мозг тоже жив и, думаю, таким и останется: кровь поступает, электрическая активность полная. А вот составят ли тело и мозг одно целое… Вы какой веры?

—Никакой.

—Плохо. А я хотел попросить вас позвонить своему богу и спросить насчет прогноза по этому дельцу… По крайней мере, сетчатку глаза и внутреннее ухо я спас. Я первый, кому это удалось, хотя меня и называют шарлатаном… так что он, если повезет, будет видеть и слышать. А вот что касается спинного мозга, наиболее вероятный исход — неблагоприятный… хотя частично, конечно, функции восстановиться могут… Нет, я несу чушь: девять из десяти — за то, что мозг вообще не будет иметь связи с внешним миром.

—Надеюсь, вы преувеличиваете. Ваша премия, кстати, зависит от того, будет ли пациент видеть, слышать и разговаривать — как минимум.

—В сраку.

—Но условия оплаты изменить нельзя.

—В сраку, я сказал. Там значилась какая-то премия. Но у меня нет такого большого мешка, поэтому — в сраку. Слушай, кореш, вы тут как хотите — можете придумывать всякие премии: за срочность, за качество… Мы, мясники, работаем по-другому. Я получаю за операцию. Я режу. Мне платят. Все. Я честный хирург — что бы там ни болтали всякие шкуры…

—Напомнили… — И Сэлэмэн полез в карман, достал пакет. — Ваши деньги.

Хирург небрежно сунул пакет в свой карман.

—Не проверяете? — усмехнулся Сэлэмэн.

—Лишняя работа. Или вы платите, как надо, или я иду в суд. И вообще — плевать.

—Пива добавить? — спросил Сэлэмэн. Он откупорил бутылку портера. — Я оплатил все. Полностью, золотом, через надежный швейцарский банк… В этом пакете ваша банковская книжка. Плюс уведомление, что мы оплатили все счета, гонорары ассистентам, компьютерное время и прочее и прочее. Но я надеюсь, что вы раздобудете где-нибудь хороший мешок — и я вывалю вам столько…

—Ладно, не буду отказываться. Исследования требуют денег, а мне не хотелось бы их прекращать. Мне хочется войти в историю медицины не как шарлатану… понимаете?

—Мне, кстати, хочется того же. Хотя, может быть, по другой причине.

Бойл отпил еще пива и задумался.

—Похоже, я опять вел себя как последнее говно. Извините. Всегда, когда выхожу из операционной, начинаю бросаться на людей. Я забыл, что он ваш друг.

Сэлэмэн вновь испытал те же чувства, что и в начале разговора: смесь жалости и облегчения.

—Нет, — сказал он. — Йоханн Смит мне не друг.

—Ну? А мне показалось.

—У него не было друзей. Я его адвокат, и он, естественно, платит мне за мою преданность.

—Понял. Тогда ладно. Тяжело, если мешаются всякие эмоции. Понимаете, прогноз при такой операции, по определению, не может быть благоприятным — уж это-то я знаю лучше всех остальных. Хотя… — Бойл задумался. Может,и получится… Группа крови одна, и объем черепных коробок близкий…

—А почему вы тогда так мрачно настроены?

—Господи! Вы хоть представляете, сколько миллионов нервных связей надо было восстановить? И сколько лет длилась бы такая операция? Мы соединили черепные нервы, сопоставили и сшили спинной мозг — и все. Теперь — как в рулетку… красное, черное…

—Понятно… И, значит, эти миллионы нервных окончаний — они что, как-то сами находят, с кем им срастаться? Ведь эти шимпанзе?..

—Черт возьми, да! Это был успех! Или удача… Извините. Понимаете, нервная система чрезвычайно адаптивна. При травмах, например, вместо того, чтобы восстанавливать старые соединения, мозг нагружает неповрежденные той утраченной функцией. Помните опыты с переворачивающими очками?

—Даже не слышал.

—Студентам надевали очки, которые переворачивают изображение. Два-три дня они видели все вверх ногами, их приходилось водить под руки и кормить с ложечки. А потом они начинали видеть как надо. Анализатор переключается и начинает правильно интерпретировать поступающую информацию. Когда очки снимали — мир опять переворачивался… Так и с моими обезьянками. Сначала я думал, что провал. Но потом они стали шевелиться — бессмысленно, как младенцы. Приходилось фиксировать их… И постепенно все наладилось. Не спрашивайте меня, как именно — я все равно не отвечу. Не знаю. Может, психиатры… или священники… Слушайте, а куда мы едем? Мой отель уже давно позади.

—Признаюсь: я позволил себе еще одну вольность, док. Ваш счет в отеле оплачен, а вещи упакованы и перевезены в мой дом.

—О, дьявол! Это-то еще зачем?'

—Для большей безопасности.

—Но отель показался мне достаточно безопасным. Вооруженная охрана, и даже лифтеры при стволах… черт, не думал я, что попаду в настоящий военный лагерь. Совсем как армия. Тяжело, наверное?

—Привыкли. Ваш отель неплохо защищен, это да. Но пресса туда имеет доступ… как и полиция.

—Юридические проблемы? — недовольно спросил Бойл. — Вы же заверили меня, что все на мази.

—Так и есть. Донор дал предварительное согласие… у нас было несколько тысяч потенциальных доноров, подписавших договор, всего несколько тысяч — так что статистика была против нас. Но вот одного из доноров вовремя убивают… ничего себе оборотец?.. и суд позволил провести операцию. Все равно: пресса поднимет пыль до небес, и кто знает, не найдется ли другой суд, который это решение пересмотрит. Короче, док: в Канаду я могу доставить вас в течение часа, в любую другую точку Земли — в течение суток… и даже на Луну без особой задержки. Если, конечно, вы этого захотите.

—Посмотрим… От Луны я бы не стал отказываться. Интересно. Никогда там не был. Значит, костюм мой в вашем доме?

—Да. И вы там будете самым желанным гостем.

—А лоханка с горячей водой найдется где-нибудь в окрестностях?

—Ну а как же!

—Годится. Значит, еще пива, эта лоханка — и часов десять сна. Пока меня не арестовали. Я не слишком много хочу?

Глава 5

Йоханн Себастьян Бах Смит пребывал неизвестно где — и, что самое интересное, не придавал этому ни малейшего значения. Он даже не знал, что он — это он.

Так продолжалось целую вечность. Потом, поднимаясь откуда-то со дна, стали приходить обрывки древних снов. И это тоже длилось вечность. Или чуть меньше.

…миссис Шмидт, Йонни выйдет?…. свежие новости, последние новости, трагедия в Бельгии, читайте все!…Йоханн, никогда, никогда больше не входи без стука, ты испорченный, испорченный ребенок… …находят в капусте……дешевле, чем в магазинах… …дурак ты, Йохо, — в капусте; они выходят из такой специальной дырочки в животе……ой, Джонни, нельзя, а вдруг отец придет?….. …красивая девочка — она как музыка……да пошли, чего смотреть — девчачьей письки не видел?……сержант, я уже сделал одну глупость — пошел добровольцем……Отче наш, который на Небеси, установил правила игры, и вот они: каждый за себя, понял Смитти старина ты подписался а я ловлю другую рыбку в пятницу и это все ах Йоханн дорогой как ты мог такое о своей женушке только подумать мать мать мать и я уверен суд согласится со мной за четыре тысячи в месяц самая дешевая проститутка не станет работать и делать такие вещи ты Шмидт если еще раз замечу тебя возле моей дочери пристрелю эти опусы не стоят бумаги на которой напечатаны Йоханн не представляю даже что скажет твой отец когда придет домой в луга где антилопа и олень играют радостно со мной все будет честно вот так девочка вот так еще еще еще кончай еще кончай еще в ее гробу лишь пудинг с кремом а я потерял голову ее старик все слышал это ясно Йоханн и ничего удивительного тела-то нет я не достал тела и никакое тело не прослужит долго взамен другого если стараться преуспеть в бизнесе а девушка которая достаточно старается обязательно выбьется в леди и каждое тело будет набиваться в лучшие подруги моей девушке заботься о ней и вы оба проживете долго и счастливо в трудах и заботах и честно оплатите фрахт сынок он погашается и звезды покидают мой мир когда-нибудь муж точно убьет меня а соседи косятся на твой велосипед расплата придет Папа если я получу эту проклятую бумагу прижми же меня Джонни крепче крепче какой ты огромный государственный долг никогда не будет выплачен и поэтому мы должны предусмотреть огромную инфляцию поэтому берем и берем кредиты потом легко расплатимся ты думаешь я такая простушка потому что хочу чтобы ты учился в колледже и стал учителем да сынок система раннего предупреждения бесполезна джентльмены без систем ответного удара и как вы обходились с людьми так и люди обойдутся с вами а вы обходились со мной хорошо а я буду обходиться с тобой хорошо Юнис Юнис куда ушла эта девчонка я потерял Рим я потерял Галлию но страшнее всего то что я потерял Юнис… я иду, босс… где тебя носило… я здесь, я все время здесь…

Сны тянулись бесконечно, сказочно яркие, и реальными казались звуки, запахи и прикосновения. И в этом сне была своя логика, логика сна, и потому — как, впрочем, и всякий сон — он не казался нелепым.

Йоханн Себастьян Бах Смит спал, и события в мире текли мимо него. Попытка пересадки мозга от человека к человеку дала поначалу повод для беспардонной болтовни телекомментаторов, приглашавших еще и так называемых «экспертов», то есть людей, имевших право смешивать в одном сосуде предрассудки, домыслы и предположения и называть это «наукой». Какой-то судья, возжелавший известности, выписал ордер на арест «доктора Линдона Дойла» (!!!), но к тому времени доктор Линдсей Бойл был уже вне досягаемости американского «правосудия». А известный и очень модный евангелический проповедник сочинил проповедь, в которой осуждал трансплантацию, используя как основу текст «Книги Экклезиаста».

Но на третий день эффектное и исключительно кровавое политическое убийство вытеснило Йоханна Смита из новостей дня, и евангелист счел за лучшее переделать проповедь, приспособив ее к новому событию. Он знал, что американцы инстинктивно жаждут крови политиков.

Как обычно, число неразрешенных родов превысило число разрешенных, а число абортов превысило эти два, вместе взятые. «Апджон интернэшнл» объявила о сверхдивидендах. Накал предвыборной кампании возрос после того, как лидеры двух консервативных партий, СДС и ПЛА, объявили о проведении объединенного съезда (объединенного, но не объединительного!) с целью (которой никто не оглашал, но все знали и так) обеспечения повторного избрания президента. Глава экстремистского крыла Движения за Конституцию и Свободу объявил этот съезд типичным криптофашистским капиталистическим заговором и предсказал победу на ноябрьских выборах своей партии. Мелкие партии: социалисты, демократы и республиканцы — провели свои съезды тихо. О них в новостях практически не упоминали…

На Среднем Востоке землетрясение погубило девять тысяч жизней — и повысило вероятность новой войны, так как «равновесие страха» покачнулось. Китайско-Американская Лунная комиссия объявила, что колонии уже на восемьдесят семь процентов обеспечивают себя основными продуктами питания, и по этой причине квоты на иммиграцию увеличены; однако требования к образованию иммигрантов остаются прежними.

Йоханн Себастьян Бах Смит все это проспал.

Прошло еще сколько-то времени — как исчислять время во сне? — и он проснулся достаточно для того, чтобы — пусть туманно — осознать себя. Он знал, что он — Йоханн Себастьян Бах Смит, глубокий старик; не ребенок, не мальчик, не юноша… а больше ничего не было, и это он тоже понимал: что больше ничего нет. Лишь темнота, неподвижность и неощутимость. И колоссальное одиночество.

Если операция уже началась, то что он должен чувствовать? Не боль — мозг не имеет болевых рецепторов. А если он уже умер — тогда что?..

И он снова погрузился в глубокий сон, полный видений, не подозревая, как всех поразило изменение корковых ритмов на энцефалограмме, неопровержимо свидетельствовавшее о том, что пациент просыпался.

Потом он проснулся вновь и подумал, что вот эта пустота, немота и неподвижность, должно быть, и есть смерть. Догадка его не испугала: с возможностью собственной смерти он примирился более полувека назад. И если такова смерть, то он явно не в раю… но и не в аду, пожалуй. В этой смерти не было потери себя — а именно потери себя он почему-то ожидал. Было просто очень скучно.

И он еще раз уснул, гораздо крепче — потому что дежурный врач, изучив энцефалограмму, решил, что пациент слишком возбудился, и ввел снотворное.

Он опять проснулся. Теперь он постарался оценить ситуацию. Если это и есть смерть — а предполагать иное пока не было оснований, — то что мы имеем и как это не растерять? Ничего не имеем. Хотя нет: память. О ярком сумасшедшем сне — и о том, что я и есть Йоханн Смит. Или был им. Что ж, Йоханн, старый ты ублюдок, давай-ка напрягись и вспомни все, что с тобой было. Если в этом круге нам с тобой предстоит провести где-то около вечности, то почему бы не заняться полезным делом?

Что будем вспоминать? Все или только хорошее? Без соли — пресно. Так что — все как было.

Благо другого развлечения нам пока не предложили.

С чего начнем? Для разминки — с хорошего. Вообще, если подумать, существуют четыре стоящих предмета для воспоминаний: деньги, секс, война, смерть. Прочее — труха. Что изберем? Правильно! Именно так, Юнис. Я грязный старикашка — и единственное, о чем жалею, это что не встретил тебя лет этак пятьдесят назад! Да, тебя тогда не существовало даже в виде блеска глаз твоего папочки. А кстати: тот лифчик из морских раковин — он был настоящий или только нарисованный на твоей нежной коже? Весь день ломал над этим голову — а надо было, наверное, просто спросить и дать тебе посмеяться надо мной. Ладно, теперь можно — ну, скажи прапрапрадедушке… позвони и скажи. Ох, извини, я же не знаю номера телефона, и в телефонной книге его тоже нет…

Ты потрясающе выглядишь!

И вспомним другую… нет, Юнис, дорогая, я не смогу забыть тебя никогда — но, черт возьми, до тебя я и пальцем не дотронулся… Уйдем назад, далеко-далеко, к той, до которой я дотронулся. Самый первый раз… нет, тогда все получилось глупо и неуклюже. А вот второй — было чудесно. Такая гибкая нежная кошка… миссис Викланд. А звали ее?.. Да я, наверное, и не знал никогда. Хотя она позволяла заходить к себе еще не раз… Позволяла? Заманивала, ты хочешь сказать?

Мне было тогда четырнадцать с половиной, а ей… должно быть, около тридцати пяти. Помнится, она говорила, что уже пятнадцать лет замужем… неважно. Главное, что я встретил женщину, которая хотела и сумела дать мне почувствовать, что она хочет, и сделала все как надо, чтобы доставить удовольствие мне и чтобы я понял,что ей тоже хорошо, и чтобы не было никакого мутного осадка…

Благослови, господи, ее щедрую душу!

Если ты тоже где-то здесь, в этой темноте — ты ведь умерла давно, много раньше меня, — то я надеюсь, что и ты вспоминаешь меня, и счастлива этим — как счастлив я, вспоминая тебя…

Твоя квартира была этажом ниже. Был холодный ветреный день, и ты дала мне двадцать пять центов — неплохие деньги по тем временам — и попросила сходить в магазин. Что купить? Ну-ка, проверим, хороша ли память у старого козла. Поправка: у старого духа. Впрочем, какая разница, все равно с рогами. В любом случае, я существую, и это главное, док. Значит, так: полфунта вареного окорока, пакет красного картофеля, дюжину деревенских яиц (подумать только: семь центов отдал!), десятицентовую буханку гольсумского хлеба… и что-то еще. А, вспомнил: катушку белых ниток шестидесятого номера… покупал в галантерейном магазинчике за аптекой мистера Гилмора… в магазинчике мистера Баума, у него было два сына, один погиб на Первой мировой, а другой сделал имя в электронике… Вернемся к тебе, миссис Викланд.

Ты услышала, как я затащил велик в коридор, и открыла дверь. Я занес продукты на кухню. Ты заплатила мне и предложила чашечку какао… почему я не беспокоился, что мама узнает?.. Отец был на работе, мистер Викланд тоже, а мама… точно, днем она посещала курсы портных…

Пока я пил какао и был весь такой вежливый, ты завела патефон и поставила пластинку — «Марджи», правильно? И спросила, умею ли я танцевать? О, ты прекрасно научила меня танцевать — только на софе…

Реаниматор внимательно изучал линии на экране энцефалоскопа. Резкое повышение активности мозга он счел проявлением сильного испуга и ввел транквилизатор. Йоханн Смит уснул, не заметив этого. Во сне он танцевал под скрип и шорох механического фонографа. Это был фокстрот, так она сказала; но ему было все равно, как назывался танец. Его рука лежала у нее на талии, ее руки обвили его шею, и ее чистый теплый запах сладко щекотал ноздри. Так она соблазнила его.

После долгого, полного, экстатического блаженства он сказал: «Юнис, чудо, я и не знал, что ты умеешь танцевать фокстрот».

Она засмеялась: «Вы никогда не спрашивали, босс. Не могли бы вы перегнуться через меня и дотянуться до этого чертова патефона?»

«Конечно, миссис Викланд»…

Глава 6

Йоханн Смит внезапно понял, что это преддверье ада не так уж бескрайне: голова на чем-то лежала, во рту ощущалась сухость и присутствие инородного тела — из тех мерзких приспособлений, которые дантисты пихают во рты своим жертвам. И хотя темнота оставалась полной, тишину нарушал непонятный чавкающий звук…

— Эй! Я оживаю! — закричал он.

Сидевший в соседней комнате за пультом дежурный вскочил на ноги, опрокинув стул.

— Скорее доктора Бреннера! Пациент пытается говорить!

От монитора донесся спокойный голос Бреннера:

— Я уже у пациента, Клиф. Давай сюда всю команду. И позови докторов Хедрика и Гарсиа.

— Есть!

— Черт побери, здесь что — никого нет? — попытался сказать Смит, но услышал лишь невнятное мычание.

Доктор прикрепил микродинамик дентофона к зубам пациента и прижал микрофон к своему горлу:

—Мистер Смит, вы слышите меня?

Пациент пробормотал что-то — громко и с нажимом.

—Мистер Смит, к сожалению, я не понимаю, что вы говорите. Если вы слышите меня, то издайте какой-нибудь звук. Любой звук — но один раз.

Одно короткое мычание.

—Прекрасно — значит, вы слышите меня! Договоримся: один звук означает «да», два — «нет». Итак?

Одно мычание.

—Теперь мы можем разговаривать. Один звук — «да», два — «нет». Вас что-нибудь беспокоит?

Два звука:

—Хха…на!

—Прекрасно. Теперь попробуем иначе. Я выну из вашего уха тампон. Пока что звуки проникают непосредственно во внутреннее ухо по костям черепа. Когда я выну тампон, вам может показаться, что речь очень громкая, даже болезненно громкая. Поэтому я начну говорить очень тихо. Вы меня поняли?

Мычание.

Смит почувствовал осторожное прикосновение — и где-то стало свободнее.

—Теперь вы меня слышите?

—Хха…на…

—А теперь?

—Хха… на… йа… маха… ить… ииох!

—Не старайтесь говорить предложениями. Один звук или два.

—Да черт тебя побери, дурак, вытащи эту дрянь у меня изо рта! — закричал Смит, но все равно получилась невнятица: гласные иногда еще как-то проскакивали, а вот согласные застревали все.

—Доктор, но как он может говорить, когда у него во рту вся эта механика?

—Помолчите, сестра, — тихо сказал Бреннер. — Мистер Смит, не пытайтесь говорить. У вас в горле аспиратор, удаляющий мокроту и слюну. Я не могу его убрать, поэтому постарайтесь смириться. Кроме того, на глазах у вас темная повязка, и лишь офтальмолог вправе решать, когда ее снять. Ваш лечащий врач — доктор Хедрик, ему ассистирует доктор Гарсиа. Я — дежурный реаниматор. Я не могу сделать больше, чем мне положено. Итак: вам удобно? Один звук или два.

Один.

—Хорошо. Я остаюсь с вами. Хотите поговорить?

Один.

— Значит, так: я буду называть буквы, и вы остановите меня на нужной. Это довольно медленно, но нам спешить особенно некуда. По-прежнему: один звук — «да», два — «нет». Если хотите что-то сказать, издайте три звука. Итак?

Три звука.

-А. Б. В. Г.Д…

На букве П Смит промычал.

—Первая буква П. Дальше: А. Б. В… Наконец, получилось: «Правое ухо».

—Хотите, чтобы я освободил правое ухо тоже?

Один громкий звук. Доктор вынул второй тампон.

— Проверка слуха: «Четыре черненьких чумазеньких чертенка…» Слышите обоими ушами?

Одно мычание. Потом три.

— Понял. А. Б. В. Г… Вскоре получилось: «Нет тела».

— Вы хотите сказать, что не чувствуете своего тела?

Энергичный ответ.

— Это естественно. Вы еще только начали выздоравливать. Но, должен сказать, вы поправляетесь очень быстро. Восстановились и слух, и речь. Я уже выиграл на вас пятьсот долларов, — соврал доктор зачем-то, — и надеюсь выиграть еще столько же, когда вы встанете и пойдете. Вам досталось прекрасное тело.

Три мычания.

«Как долго?» — получилось в результате.

— Хотите узнать, сколько времени прошло с момента операции? Или как долго придется осваиваться с новым телом?

Звонок прервал этот разговор.

—Простите, мистер Смит, это доктор Хедрик, я должен отчитаться. С вами побудет сестра, а вы пока отдохните.

С лечащим врачом доктор Бреннер встретился у двери.

—Минутку, доктор Хедрик. Вы видели, что на мониторах?

—Конечно. Нормальное бодрствование.

—Он в полном сознании. Я убрал тампоны из ушей…

—Я все слышал. Надо сказать, вы взяли на себя слишком много, доктор.

—Это, разумеется, ваш пациент, — нахмурился доктор Бреннер, — но я был здесь один — и должен был принять решение. Если вы считаете, что я не имел права…

—Не горячитесь, коллега. Пойдемте посмотрим на нашего больного…

—Да, сэр.

Они вошли в палату.

—Мистер Смит, я доктор Хедрик, ваш лечащий врач. Поздравляю вас с благополучным возвращением в этот скучнейший из миров. Это победа всех — и в первую очередь великого хирурга доктора Бойла.

Три звука.

— Хотите что-то сказать?

Один, но громкий.

—Подождите. Сейчас мы уберем кое-что из вашего рта, и тогда можно будет беседовать спокойно. — «Если крупно повезет… — добавил про себя Хедрик. — Или уже повезло? Я не ожидал, что он начнет восстанавливать функции так быстро. Похоже, этот надменный мясник — на самом деле великий хирург…» — Готовы?

Выразительнейшее мычание.

—Работаем. Держите аспиратор, доктор. Сестра, свет! Поверните монитор сюда! И найдите где-нибудь доктора Фейнстейна.

Смит чувствовал, как с ним что-то делают. Прикосновения были мягкие и осторожные.

—Дайте-ка посмотреть… отлично. Теперь роторасширитель… Мистер Смит, когда мы уберем аспиратор — постарайтесь не кашлять. Иначе все пропало. Зато вы сможете говорить.

—Бохэ… ше… уши… ошь!

—Полегче, полегче. Медленно, тихо. Не напрягаясь. Вам предстоит учиться всему, и говорить в том числе…

—Боже… все… полу… чилось!

—Это точно. Первая в истории человечества пересадка мозга. Теперь вы переживете нас всех. Это молодое и здоровое тело.

—Но я… черт… не чус… ничего… ниже шеи…

—Счастливчик, — хмыкнул доктор Хедрик. — Мы держим вас на релаксантах — на случай появления спонтанных движений. Надеюсь, теперь этот день недалек… — «Поживем — увидим», — добавил он про себя.

—Как… долго?..

—Не знаю. Впрочем, шимпанзе доктора Бойла восстановились очень быстро. Не беспокойтесь. Даже если вам придется осваиваться с новым телом месяцы или годы — у вас останется еще очень много лет впереди. Не удивлюсь, если вы дотянете до двухсот. А сейчас я осмотрю вас. Сестра, ширмочку.

—У пациента завязаны глаза.

—Ах, да, точно. Мистер Смит, скоро придет наш окулист доктор Фейнстейн, он решит, не повредит ли вам свет. А пока — сестра, уберите покрывало.

Впрочем, и без покрывала новое тело было более чем закрыто. Пластиковый корсет дыхательного аппарата простирался от шеи до лобка; руки и ноги были фиксированы мягкими ремнями с подушечками; мочеприемник и анальный дренаж функционировали нормально; в вены было введено шесть постоянных катетеров: для искусственного питания, для взятия крови на анализы — и просто на всякий случай. Все оплетали провода и кабели. Тело, скрытое всем этим, было достойно кисти Микеланджело — но сейчас, сию минуту, только врачи могли смотреть на него без содрогания.

Доктор Хедрик казался довольным. Он провел пальцем по подошве правой стопы: пальцы рефлекторно поджались. Впрочем, пациент, как и следовало ожидать, не прореагировал.

—Доктор Хедрик? — раздался голос от пульта. 

— Да?

—Доктор Фейнстейн оперирует.

—Понятно.

Он жестом велел сестре укрыть пациента.

—Мистер Смит, вы слышали? Доктор Фейнстейн на операции, поэтому не сможет осмотреть вас. Может быть, это и к лучшему: слишком много впечатлений за один день. Пора спать.

—Нет. Вы… откройте… глаза… мне… глаза…

—Не могу. Подождем доктора Фейнстейна.

—Нет! Вы… здесь… главный…

—Именно поэтому я и требую, чтобы глаза вам открыл окулист.

—Черт по… бери… Джейка Сэ…лэмэна… позовите…

—Мистер Сэлэмэн в Европе. Мы известим его, что вы пришли в сознание. Может быть, завтра он будет здесь. Спите.

—Не хочу!

—Вы будете спать. Знаете, почему? Потому что я здесь главный. — Доктор Хедрик жестом показал Бреннеру, что надо делать. — Сейчас в вашу кровь поступит легкое снотворное, и вам очень захочется спать. Спокойной ночи, мистер Смит, — и еще раз мои поздравления.

—Черт… вас… невоз… невозможно… Он уснул.

Потом на секунду полуочнулся:

—Юнис?

Да, босс. Все отлично. Спите.

И он заснул снова.

Глава 7

—Привет, Джейк!

—Здравствуй, Йоханн. Как чувствуешь себя?

— Как лиса в капкане. Правда, иногда эти сволочи вкалывают мне что-то, от чего становится этак светло-сладко. Так где тебя носило, старый негодяй?

—Я был в отпуске. Кстати, это был мой первый отпуск за пятнадцать лет. Имею право?

—Да ладно… О, как загорел! И похудел, кажется? Но вообще, Джейк, тем, что тебя не было рядом первые дни, — ты меня обидел. Наплевал в душу.

—Чушь, Йоханн. Откуда у тебя душа?

—Ты не прав, Джейк. Душа у меня есть, только я не очень любил ее демонстрировать… Ох, черт, как же ты был мне нужен!

—Я даже знаю зачем. Ты хотел, чтобы я мешал доктору Хедрику работать. Поэтому я и отсиживался в Европе.

—Скользкий ты тип, Джейк… Что было, то было. Теперь ты здесь. Понимаешь, этот Хедрик — неплохой врач, но слишком уж строг. По всяким пустякам. Это надо поправить. Я тебе скажу, что ты должен велеть ему сделать. А если он растопырит иголки, намекни, что незаменимых нет.

— Нет.

—Не понял?

—Чего тут не понять: нет. Я не буду этого делать. До сих пор я в работу доктора Хедрика не вмешивался, и результаты оказались неплохие. Пусть оно так и идет.

—Джейк, ради бога! Ты просто не понимаешь! Слушай, я ведь уже не в критическом состоянии! Я поправляюсь, Джейк! Знаешь, что я сегодня сделал? Я пошевелил указательным пальцем! Самостоятельно! Понимаешь, что это значит?

—Конечно. Ты уже можешь торговаться на аукционе. Или подзывать официанта.

—Дубина! Я ведь уже шевелил пальцами ног! Через неделю я встану и пойду, понял? Я уже дышу сам, без аппарата, и этот корсет — просто на всякий случай. И все равно — они обращаются со мной, как с лабораторной макакой. Разрешают бодрствовать совсем немного — черт, даже бреют меня во сне… и бог знает что еще вытворяют! Я так больше не могу. Я все время привязан. А во время физиопроцедур по крайней мере шесть человек меня держат… Если не веришь, загляни под покрывало. Я заключенный. В моем собственном доме!

Сэлэмэн не пошевелился.

— Я верю…

— Пересядь, мне так неудобно на тебя смотреть. Они мне даже голову привязали. Зачем?

— Я не знаю. Спроси врача.

— Да не буду я его спрашивать, я уже сыт по горло его сержантским тоном!

— А я не буду соваться в медицину, потому что ни хрена в ней не понимаю. Йоханн, давай по-простому: ты идешь на поправку. Подумай, стоит ли менять игрока, благодаря которому команда выигрывает матч? Я не верил в успех. Ты, по-моему, тоже.

— Н-ну… в общем, нет. Я просто решил сыграть на свою жизнь — буквально… И почему-то выиграл.

— Так почему ты даже не пытаешься быть благодарным, а ведешь себя как избалованный мальчишка?!

— Тихо, Джейк, тихо. Не бери пример с меня.

— Бог свидетель: с тебя я примера не беру! Я сам так думаю. Прояви свою благодарность. Возблагодари Всевышнего — и доктора Хедрика!

— И доктора Бойла, Джейк. Я благодарен им, Джейк, благодарен от всей души. Меня вырвали из самых когтей смерти — и я вновь надеюсь на долгую счастливую жизнь. А все, чем я рисковал, — это лишь пара недель невыносимой жизни… Я не могу выразить словами, как я рад. У меня прекрасное зрение, я вижу оттенки, о которых давно забыл. Я слышу высокие ноты… я прошу ставить пластинки с симфониями — и слышу, как звук пикколо поднимается, поднимается… и скрипки! Я слышу все высокие звуки — и мой голос стал выше: теперь у меня должен обнаружиться тенор. И я чувствую запахи, Джейк! Я миллион лет не чувствовал запахов! Сестра, пройдите рядом и дайте вас понюхать…

Сестра, приятная рыжеволосая девушка, улыбнулась, но от монитора не отошла.

— Мне уже разрешили есть, — продолжал Смит. — По-настоящему жевать и глотать. Пока раз в день. Ты знаешь, что заварной крем вкуснее, чем филе-миньон? Точно тебе говорю. Черт, все, оказывается, такое вкусное — я уже и забыл… Джейк, как чудесно жить — жить в этом теле! Я просто не могу дождаться, когда можно будет рвануть за город, гулять по полям, лазать по холмам, любоваться деревьями, слушать птиц… А облака! И загорать, и кататься на коньках, и танцевать на улице… Ты когда-нибудь танцевал на улице, Джейк?

—Было дело. Давно, правда.

—А я вот никогда… Не хватало времени… представляешь? Все. Теперь я найду на это время. Кстати, кто у нас сейчас за главного?

—Байрам Тил, конечно. Все рвется посмотреть на тебя.

—Пусть на тебя смотрит. Я занят. Учусь пользоваться новым телом. Денег у меня сколько-нибудь осталось?

—Хочешь знать всю правду, как бы горька она ни была?

—Джейк, ты что, думаешь, меня может что-то напугать? Даже если пришлось заложить дом, чтобы заплатить этим бандитам… слушай, это же весело! Я еще ни разу в жизни не сидел на вэлфэре — и не намерен. Продержусь как-нибудь…

—Тогда собери все свое мужество: ты стал еще богаче, чем был.

—Тьфу, черт! А я только начал входить во вкус грядущей бедности…

— Старый ханжа.

— Что?

—Я говорю: старый ханжа. И не смотри на меня так. Ты же знаешь прекрасно, что твое состояние невозможно потратить. На всю эту затею ушли лишь проценты с процентов… Впрочем, могу тебя обрадовать: ты больше не хозяин «Предприятий Смита».

—Как это?

—А так. Я посоветовал Тилу занять денег и выкупить часть твоих голосующих акций. И сам сделал то же самое. И теперь контрольного пакета не существует: он разделен между мной, тобой и Тилом. Так все выглядит гораздо респектабельнее. Впрочем, если хочешь, можно вернуться в прежнее состояние.

—Ни в коем случае!

—Ладно, этот вопрос пока оставим открытым. Не хочу пользоваться твоей болезнью.

—Ты не понимаешь, Джейк. Если у меня нет контрольного пакета, то нет и моральной ответственности. Я с легким сердцем оставлю пост председателя совета директоров. Кто из вас — ты или Тил — займет его, мне безразлично.

—Поговорим позже.

—Как хочешь. Но я не передумаю. А теперь самое главное… Сестра, вам не надо что-нибудь вынести, или помыть руки, или проверить крышу — не смыло ли ее? Мне нужно приватно пообщаться с моим юристом.

Сестра с улыбкой покачала головой:

—Я не имею права отлучаться — но я могу отключить звуковой мониторинг, уйти в дальний угол и там включить видео. Тогда я не смогу вас услышать. Доктор Хедрик велел мне поступить именно так. Он знал, что вы захотите побеседовать наедине.

—Ничего себе! Паук-птицеед заговорил человеческим голосом! Так слушайтесь его, сестра!


Через минуту Смит тихо сказал:

—Ты это видишь, Джейк? И так во всем… Слушай, очень важно: у тебя есть зеркальце?

—Что? Никогда в жизни не было.

—Черт! Придешь в следующий раз, обязательно захвати. Хедрик — отличный врач, но он меня держит в смирительной рубашке. Я вчера спросил его: чье у меня тело? И он даже не потрудился соврать — просто сказал, что это не мое дело.

—Так оно и есть.

—Что — и ты тоже?!

—Контракт помнишь? Там…

—Я не читал. Ваша тарабарщина…

—Я объяснял, а ты не стал слушать. Тайна личности донора сохраняется, если нет его собственного специального разрешения на раскрытие ее… причем родственники должны подтвердить это после смерти донора. В нашем случае нет ни того, ни другого. Поэтому тебе никто никогда не скажет, чье это тело.

—У-у, крысы. Все равно ведь узнаю. Слушай: я никому не скажу, но сам-то узнать могу… сейчас?

—Не сомневаюсь, что ты до всего дознаешься. Но я не собираюсь помогать тебе обманывать покойного.

—Да-а… не ожидал от тебя, Джейк, что ты окажешься таким упрямым ублюдком. Ведь никому ни малейшего вреда! Принеси зеркальце. Сходи в ванную, поищи там. Были, я помню. И принеси…

—А зачем конспирация?

—Потому что они все меня от меня прячут. Ты же знаешь, я не слабонервный. Пусть тело в шрамах или… ну, я не знаю… короче, мне все равно. Но они не дают мне взглянуть на себя! Я даже рук своих не видел! С ума сойти…

—Йоханн, ты действительно можешь сойти с ума — если увидишь себя раньше, чем как следует окрепнешь.

—Ерунда, Джейк. Ты меня знаешь. Да пусть у меня будет свиная рожа в бородавках и багровых рубцах — выдержу. Ты помнишь — до операции я был страшен, как смертный грех. Хуже быть просто не может. Но меня бесит неизвестность…

—Йоханн, потерпи еще немного. Я ведь знал, что тебе не дают смотреться в зеркало…

—Скотина.

—Мы говорили на эту тему с психиатром. И он считает, что тебе действительно опасно видеть себя раньше, чем произойдет полное восстановление функций. Доктор Хедрик лишь выполняет его предписания.

Смит долго молчал. Потом сказал задумчиво:

—Странно… Я ведь знаю, что приобрел другое тело. Что же может случиться еще?

—Раздвоение личности — так он сказал.

—И ты в это веришь? Ну-ка, смотри мне в глаза!

—Какая разница — верю, не верю… Я некомпетентен, и мое мнение роли не играет. Но помогать обманывать врачей я тебе не стану.

—Так, значит, да? Ладно, Джейк. Тебе известно, должно быть, что в городе есть и другие адвокаты?

—Никого больше нет, Йоханн. Я, можно сказать, единственный из всех…

—Что ты несешь?

—Суд отдал тебя под опеку. Мне.

На некоторое время Смит лишился дара речи.

—Это заговор, — выдавил наконец он. — Ну, Джейк, не ожидал от тебя…

—Йоханн, Йоханн…

—Собираетесь держать меня взаперти все время? Или возьмете выкуп? Сколько? А судья тоже с вами? А Хедрик?

—Слушай, Йоханн, помолчи немного и дай мне сказать… Я сделаю вид, что ничего не слышал, хорошо? Так вот: у меня на руках постановление суда и протокол заседания, судья сам дал их мне, чтобы ты мог прочесть. Слушай внимательно…

—Я и так слушаю. Как я могу не слушать? Я же заключенный…

—Йоханн, постановление об опеке отменят, как только ты сможешь самостоятельно прийти в здание суда и убедить судью Мак-Кэмпбелла — ты его знаешь, он честный человек, — убедить его, что ты в здравом рассудке. Мне стоило немалых трудов стать твоим опекуном, потому что не я начал это дело.

—А кто?

—Йоханна Дарлингтон Сьюард et aliae[2]— я имею в виду твоих остальных внучек.

—Ёб… — Смит зажмурился. — Джейк, я тебе бесконечно признателен. Приношу свои извинения.

—За что? — удивился Сэлэмэн. — Судья еще не признал тебя вменяемым — следовательно…

—Хватит, Джейк, сдаюсь! Ты мне уже напихал полный нос табаку! Ах, стервы! Моя маленькая Йоханна — нужно было утопить тебя при рождении! Ее мать, Эвелин, все сажала ее мне на колени и напоминала мне, что мы тезки. А эта мерзавка писала мне на штаны — в знак дружбы. Значит, Джун, Марла и Элинор с нею… ну-ну.

—Йоханн, они почти достигли своей цели. Я пошел на все, кроме государственной измены, чтобы дело попало судье Мак-Кэмпбеллу. И лишь тот факт, что я был твоим поверенным более пятнадцати лет, решил дело в нашу пользу. Это — и еще одно…

—Что?

—То, что твои внучки тупые. Если бы они сразу начали добиваться опекунства, они бы его получили. Но сначала они решили доказать, что ты мертв.

— Ага. Слушай, Джейк, я — потом — смогу выкинуть их из завещания?

— По-моему, ты можешь сделать еще большую гадость. Ты можешь пережить их.

— Это хорошая мысль. Так я и сделаю. Да, это будет забавно!

— Попытка доказать, что ты мертв, была глупой. Такой им адвокат попался. Эксперт за четыре дня подготовил материалы, и суд за четыре минуты решил дело по прецеденту «Поместье Парсонса против Род-Айленда». Я надеялся, что больше не увижу их; этот их пацан с купленным по дешевке дипломом просочился сквозь паркет… Но тут, понимаешь ли, в дело вмешался Паркинсон… а его адвокат — настоящий.

— Паркинсон? Наш малыш Парки? Слабоумный экс-директор?

—Угу.

— М-м… да. Фон Риттер был прав: не стоит никого унижать. Это чревато. Но он-то каким боком влез в дело?

— Формально — никаким. Просто Паркинсон и адвокат его тещи каждый день приходили в суд и консультировали твоих внучек. Йоханн, я решил пока оставить все как есть и не добиваться пересмотра дела: наши свидетели вряд ли смогут поручиться под присягой, что ты восстановишься полностью и сможешь вести дела. Тем более не могли они поручиться тогда… Согласием на признание тебя временно недееспособным мы выбили почву из-под ног твоих девочек и использовали их растерянность: убедили прокурора предложить опекуном меня. Ну, и все. А став твоим опекуном, я принялся тасовать акции: ссудил Тилу денег и продал ему часть контрольного пакета. Все чисто. Никаких залипух типа «десять долларов и прочие ценности»… Таким образом мы собрали новый контрольный пакет: собственные акции Тила, плюс мои, плюс те, которые я ему продал. Потому что, если суд пересмотрит свое решение, завтра же явится Паркинсон, предъявит поручение от внучек — и вышвырнет меня вообще, а Тила — из президентов. Все висело на волоске…

—Я рад, что ты справился. Ну, Парки…

—Еще ничего не кончилось. Впрочем, тебе пока беспокоиться не о чем…

—Я не собираюсь беспокоиться ни о чем! Я буду думать лишь о птичках, пчелках и кудрявых облачках. А есть буду только заварной крем. И пюре из чернослива — в таких баночках с детской мордой. И еще я страшно рад, что мой старый друг не всадил в меня нож, пока я был без сил, — и я страшно сожалею, что такая мысль могла прийти мне в голову. И все равно, Джейк, я продолжаю настаивать: ты мелкий, жалкий и вонючий трусишка в мокрых штанах, который не может даже стащить где-нибудь и принести мне маленькое грошовое зеркальце… Ладно, подождем, пока ты созреешь. Я ведь все понял: ты не хочешь портить отношения с психиатром на случай, если я все-таки сумею убедить судью, что могу сосчитать до одного и попасть ложкой в рот.

—Рад слышать, Йоханн. Ты явно поправляешься. Становишься все тем же мерзким и капризным старым пердуном, каким я тебя знал раньше…

—Спасибо, Джейк, — хохотнул Смит. — Я тоже рад видеть тебя в добром здравии. Пусть мы не доживем до дня, когда нам захочется быть вежливыми друг с другом!.. Что еще нового есть на свете? Ах, да! Где моя чертова секретарша? Где Юнис? Никто из этой банды гангстеров не знает, как ее найти… и никто не желает помочь, даже Гарсиа, который знает ее в лицо… Джейк, а ты?

—Я?.. — Сэлэмэн казался растерянным. — А ты знаешь ее адрес?

—Где-то на севере… надо узнать у бухгалтера. Да ты же ее отвозил домой, как сейчас помню!

—Отвозил… да, на севере — но эти кроличьи ящики такие одинаковые… Может, охранники запомнили? Стойте-ка… Йоханн, твои охранники сопровождали ее несколько месяцев, пока тебя не положили на стол. Может быть, они знают?

—Джейк, ты спятил? Ко мне же не пускают никого! Я не знаю, может, их даже давно нет нигде…

—Когда я уезжал в Европу, они продолжали работать. Впрочем… как раз перед операцией я разговаривал и с самой Юнис…

—И что?

—Н-ну… она не раскрывала всех своих планов, но я понял, что быть секретарем она больше не намерена… а жаль, потому что она отменный секретарь, и я охотно взял бы ее в свою контору…

—Естественно, старый ты козел. Но ты хоть сказал ей, что она в штате пожизненно?

—Сказал. Но она девушка гордая… Я постараюсь найти ее и вернуть — ну а если не удастся, всегда найдутся хорошие секретарши.

—Никакой другой мне не нужно.

—Я имел в виду…

—Догадываюсь, что. Ты бы нашел мне старую ведьму, а Юнис тем временем прибрал бы в свою контору.

—Йоханн, — с трудом сказал Сэлэмэн, — я клянусь всем, что для меня свято: ее нет ни в моей конторе, ни поблизости от нее.

—Ясно: тебя она кинула. Джейк, я спокойно вручаю тебе свою жизнь и состояние; но я убежден, что ты, как любой нормальный мужчина, попытаешься увести такую секретаршу.

—Nolo contendere[3]. Я предлагал ей работу — в любой момент. Она отказалась.

—Ладно, мы ее найдем. Ты ее найдешь.

—Даже не знаю, с чего начать поиски… Может быть, с мужа? Он, кажется, художник?

—Можно и так сказать… Я бы назвал его альфонсом — не в обиду Юнис будь сказано. Я наводил о нем справки. Картины его покупают плохо, живет он за ее счет, неграмотный… правда, не наркушник — и даже не пьет. Если в наших ведомостях Юнис уже не значится и адреса ее не сохранилось — поищи по агентствам фотомоделей, манекенщиц, актеров видео и прочее. Ищи обоих — парень не менее красив, чем Юнис, я видел его фото.

—Ладно, Йоханн, я обращусь в поисковое бюро.

—Лучше найми побольше детективов, черт побери!

—А если они вообще пропали? Знаешь, как это бывает?

—Он мог пропасть, это я допускаю. Она — нет. Ладно, на всякий случай — пусть детективы прочешут Развалины.

—Это будет очень дорого стоить.

—Не дороже денег.

—Хорошо. Впрочем, наверное, мы зря напрягаемся? Скорее всего, ее адрес есть в бухгалтерии. Или дать на лапу кому-нибудь в налоговой инспекции, чтобы они посмотрели обратный адрес на ее чеке… Я займусь этим.

Сэлэмэн встал, чтобы уйти.

—Постой, — сказал Смит. — Ты придешь завтра? Или позвонишь хотя бы? Передашь через Хедрика, как идут поиски…

—Не беспокойся, Йоханн. Буду держать тебя в курсе.

—Ну, спасибо, Джейк. Ты еще станешь скаутом-орлом. Скажи сестре, что она может занять свое место. Сейчас меня будут усыплять…


В соседней комнате Сэлэмэн остановился поговорить с доктором Хедриком.

—Неловко получилось, — сказал Хедрик.

—Да уж… Долго вы еще не позволите ему посмотреть на себя в зеркало?

—Трудно сказать. Это компетенция доктора Розенталя, а он советует тянуть, пока тянется. Пациент еще очень нестабилен.

—Я его понимаю.

—Мистер Сэлэмэн, у меня такое впечатление, что вам надо принять транквилизатор.

—Он на спирту?

—Да. Шотландского производства.

—Годится. И без воды.

—Я, пожалуй, тоже приму дозу… Тяжелый случай. Особенно, как подумаешь, что мы творим историю медицины…

Глава 8

Доктор Гарсиа прижал ватку со спиртом к месту укола.

—Минуты через три будет готово. Десять кубиков такого зелья — и вы вполне сможете распоряжаться собственным повешеньем.

—Спасибо, доктор, — Сэлэмэн вздохнул. — Я не совсем понял: что сегодня беспокоит Йоханна?

Хедрик потер подбородок:

—Он молчит. Не хочет говорить с нами. Требует вас.

—Он уже знает? А если да, то что дальше?

—Доктор Гарсиа, что вы думаете? — посмотрел Хедрик на коллегу.

—Я уже говорил. Он выздоровел. Он еще слаб — но это потому, что он все время лежит. Постельный режим можно отменять.

— Доктор Розенталь?

Психиатр пожал плечами:

—Сознание — вещь удивительная… чем больше я его познаю, тем меньше могу сказать что-то определенное… Но с доктором Гарсиа я согласен: больше держать пациента в постели нельзя.

—Боюсь, что так… — вздохнул Хедрик. — Единогласно.

—А добровольцем, значит, назначили меня? — уточнил Сэлэмэн.

—Методом исключения, — сказал Хедрик. — Он просто не хочет разговаривать ни с кем из нас. Но мы, конечно, будем наготове…

—Ладно, я пойду, — вздохнул Сэлэмэн. — Будь что будет. Интересно, что я совсем не волнуюсь… ваше зелье действует, похоже…

—Джейк! — закричал Смит, увидев его. — Где тебя носило три недели? Что ты делал такое важное?

—Работал, что еще? — проворчал Сэлэмэн. — В отличие от тебя, я работаю, знаешь ли…

—А что это за слухи о твоей болезни?

—Сердце прихватило — ну, и затолкали меня в койку… десять дней провалялся. Я думал, ты не знаешь. Ладно, не одному тебе валяться…

— Что насчет Юнис?

— Пока пусто. Поисковое бюро ежедневно посылает мне отчеты, как хорошо они работают… могу принести, у меня их целый ящик.

— Насрать. Мне нужна Юнис, а не отчеты. Ох, стрекоза: ну, не хочешь у меня работать — так хоть навести больного! Ладно, это все потом… Сестра, вы не можете нас покинуть?

— Доктор Хедрик сказал, — добавил Сэлэмэн, — что вы можете оставить пост. Мистер Смит не повесится на люстре, даже если у меня и нет диплома медсестры.

— Да, доктор Хедрик предупредил меня, — сказала медсестра. — Но, если я понадоблюсь, нажмите кнопку.

Она улыбнулась и вышла.

— Не ожидал, — удивился Смит.

— Ты почти поправился, — сказал Сэлэмэн. — Хедрик так и сказал.

— «Бойся данайцев, дары приносящих…» Джейк, наклонись, будем говорить шепотом. Эти ребята вполне могут воткнуть микрофончик…

— К маразму добавилась мания преследования?

— У таких молодых, как я, не бывает маразма. А что касается мании… то лучше перебдеть — не так ли? Я не хочу, чтобы мои слова кто-нибудь повторил в суде. Поэтому давай сюда ухо… Джейк, я почти уверен, что мое новое тело — женское!

У Сэлэмэна зазвенело в ушах, и он обрадовался, что Гарсиа оказался таким предусмотрительным.

— Интересная мысль, — протянул он. — И что теперь? Вернешь его в бюро рекламаций — и потребуешь новое?

— Не корчи ты из себя идиота. Какое бы тело ни было — оно мое. В конце концов, половина человечества ходит в женских телах — и ничего… Будет странно поначалу, но, думаю, привыкну. Если я прав, то все становится на места: то, что меня привязали, не дают смотреться в зеркало… Они боятся, что у меня поедет крыша, но ты же знаешь — я не такой слабак. Джейк, быстрее, пока не вернулась сестра: я мужчина или женщина?

Сэлэмэн сидел неподвижно.

—Йоханн… — выдохнул он наконец.

—Что? Ну, Джейк?

—Ты женщина.

Некоторое время Смит молчал. Потом сказал медленно:

—Наконец-то знаю точно… Значит, не свихнулся. Ладно, Джейк, как так получилось?

—Договором пол оговорен не был… ни пол, ни раса… сказано было лишь: «здоровое тело в возрасте от двадцати до сорока лет» — и группа крови.

—Да, это я упустил из виду… думал, подразумевается само собой… Конечно, сердца же пересаживают, невзирая на пол донора… Впрочем, все правильно: не стоило вдвое уменьшать шансы, делая такую оговорку. Ну что же: теперь можно не прятать зеркало, не так ли? Зови этих упрямых — и я не желаю слышать никаких отговорок!

—Ладно.

Нажатием кнопки Сэлэмэн вызвал сестру, а сам вышел. Его не было минут пять. Потом он появился в сопровождении всех трех врачей и еще одной медсестры, которая несла зеркало.

— Как чувствуете себя, мисс Смит? — спросил Хедрик.

Смит криво усмехнулся.

— Сразу «мисс», да? Впрочем, спасибо, все хорошо. Крыша на месте. Могли бы сказать давным-давно, не мучить неизвестностью.

— Возможно. Но я имею право делать только то, что наверняка не повредит пациенту.

— Я понимаю. Но теперь, когда мы достали кота из мешка… пожалуйста, дайте мне посмотреть на себя.

— Хорошо, мисс Смит.

Доктор Гарсиа подозвал сестру с зеркалом и сел в изголовье. Доктор Хедрик встал слева от кровати, Розенталь — справа. Только тогда Хедрик взял зеркало и повернул его так, чтобы пациент мог видеть свое лицо.

Смит рассматривал себя сначала с интересом, потом с тревогой… потом лицо его исказилось от ужаса!

— Боже! Боже мой, что они с нами сделали! Джейк, ты знал?!

Сэлэмэн уже не мог сдержать слез:

—Да, Йоханн!.. Все время знал!.. Потому и не мог ее найти… потому что она была здесь! Здесь… и я… говорил с нею!.. — он зарыдал.

—Джейк, ну как ты мог! Как ты позволил им сделать такое! Юнис, Юнис, прости меня — я не знал!.. Я ничего не знал!

Рыдания наполнили палату.

—Доктор Гарсиа! — махнул рукой Хедрик.

—Уже.

—Доктор Розенталь, отведите Сэлэмэна. Сестра, помогите им! Он же упадет сейчас!


Вскоре стало тихо. Пациент спал. Доктор Гарсиа остался у кровати, Хедрик вышел.

Сэлэмэна он нашел лежащим на кушетке в соседней комнате. Доктор Розенталь сидел рядом. Хедрик вопросительно посмотрел на него, и тот сделал знак: «нормально».

Хедрик подсел к кушетке, взялся за запястье Сэлэмэна, сосчитал пульс.

—Как себя чувствуете?

—В порядке, — сказал Сэлэмэн. — Как… она?

—Спит. Вы ее любили?

—Оба. Доктор, она была ангелом.

—Плачьте. Не надо сдерживаться. Слезы омывают душу. Нам было бы легче жить, если бы мы могли плакать, как женщины. Правда, Розенталь?

—Да. Народы, которые позволяют мужчинам плакать, почти не нуждаются в людях моей специальности… Мистер Сэлэмэн, я оставляю вас в надежных руках. А мне пора за скальпами… Я вам больше не нужен, доктор?

—Приходите утром.

—До свидания, доктор Розенталь. Спасибо вам.

—Не за что, адвокат. И будьте начеку, а то этот ветеринар подсунет вам какой-нибудь порошок от блох…

Он вышел.

—Мистер Сэлэмэн, — сказал Хедрик, — в этом доме ужасно много кроватей. Может быть, вам стоит прилечь? А часов в десять я вам дам маленькую пилюльку, и вы проспите без сновидений до утра…

—Я в полном порядке.

—Вам виднее. Насильно я никого не лечу. Но я немного разбираюсь в людях… и за вас беспокоюсь больше, чем за моего пациента… Когда вы сказали «ангел», то имели в виду донора, а не мисс Смит?

—Да.

—Мне как-то не приходилось иметь дело с ангелами… врачи узнают людей не с лучшей стороны, знаете ли… но тело действительно достойно ангела. Надеюсь, оно поможет нашей пациентке оправиться от шока. Значит, если вы ложитесь…

—Нет. Я не могу спать здесь.

—Не настаиваю. Тогда я сейчас послушаю ваше сердце, измерю давление — и, если что-то не в порядке, вызову вашего врача.

—Он не ездит по домам.

—Тогда он не врач. Врач должен быть там, где он нужен, и точка. Не положено так говорить о коллегах, даже если они бездельники, думающие только о деньгах… так что не выдавайте меня, а то исключат из профсоюза. Раздевайтесь.

—Спасибо, доктор. И пилюлю давайте — приму ее перед сном. Я никогда не глотаю таблетки, но сегодня особый случай…

Через несколько минут Хедрик закончил работу.

—Одевайтесь… Мистер Сэлэмэн, я не так натаскан, как док Розенталь, — но я хороший слушатель. Вам надо выговориться. Самое страшное позади, Йоханн Смит знает, что он мисс Смит, к этому он отнесся достаточно спокойно… а вот то, что это тело принадлежало его секретарше, потрясло его по-настоящему. Но теперь кризис позади. Если что-то еще гнетет вас — попробуйте сказать. В медицине, как и в юриспруденции, есть понятие приватности…

—Я бы и хотел сказать… да вот не знаю что.

—Расскажите, как могло случиться, что такая замечательная девушка погибла. Я ведь ничего не знаю, даже имя сегодня услышал впервые.

—Да, секретность специально оговаривалась… Не знаю, зачем… не знаю. Что-то детское, романтическое: подарить свое тело боссу, да так, чтобы он не знал, от кого этот подарок… хотя бы поначалу. Нелепо — но очень в ее характере. И смотрите — она оказалась права. Старик Йоханн воспринял это очень тяжело.

—Значит, мы все делали правильно. Не потому, что пациента могла шокировать перемена пола, а из-за близких отношений между ним и донором.

—Не только пациента. Доктор, клянусь, не годись я ей в дедушки — в лепешку бы разбился, но женился бы на ней. И Йоханн — то же самое. Поэтому то, что произошло, ударило по нему гораздо сильнее, чем ударило бы просто сообщение о ее смерти.

—А что произошло? Дорожная авария?

—Нет. Ее убил грабитель. Наверное, психопат… теперь уже не узнать, потому что охранники пришибли его на месте. Они же и спасли ее… точнее, ее тело. Мгновенно доставили в больницу — думали, ей еще можно помочь…

—А как же охранники допустили, что какой-то подонок?..

—Девочка хотела сэкономить десять минут. Она была донором, у нее четвертая отрицательная группа…

—Вот оно что! А я никак не мог понять, почему лицо нашей мисс Смит мне так знакомо! Конечно же, я видел ее несколько раз в клинике. Красивая девушка, очень дружелюбная. Одетая в таком… м-м… экзотическом стиле.

—Эротическом, вы хотели сказать. Да, это была Юнис. Она знала, что красива, и не старалась скрыть это. И вела себя так же.

—Жаль, я не познакомился с нею.

—Жаль. Ваша жизнь стала бы богаче… Ее вызвали сдавать кровь, охранников отправили, чтобы встретили ее у двери и проводили до машины. Но она живет… жила… на девятнадцатом уровне, а автомобильный лифт не мог поднять броневик Йоханна. Не дожидаясь охраны, она решила спуститься на пассажирском лифте…

—Бедняжка. Не знала, что десять минут роли не играют — если мы знаем, что донор на пути к нам.

—Знала, не знала… она всегда старалась успеть. Всегда и во всем.

— Все равно жаль… Так сколько, вы сказали, вам лет?

— Я не говорил. Скоро будет семьдесят два.

— Выглядите моложе. Не столько лицо, впрочем, сколько тело.

— Да, лицо подкачало, я знаю.

— Я бы сказал, что оно своеобразное. А организм вполне пятидесятилетний.

— Я пользуюсь гормонами.

— Возможно, зря. Если хотите, можете ехать домой. Или оставайтесь здесь. Если останетесь, я проведу мониторинг вашего сердца. Чисто профессиональный интерес.

«Хочу убедиться, что ты не откинешь копыта, старина, — подумал Хедрик. — Бывает, что сердце не выдерживает куда меньших эмоциональных нагрузок».

— Вы правы, наверное, — сказал Сэлэмэн. — Я устал… Могу я лечь сейчас, а вы дадите мне две пилюли, чтобы я проспал часов двенадцать?

— Без проблем.

Джейк Сэлэмэн принял снотворное и вскоре уснул. Хедрик поужинал и предупредил ночную команду, что прибавился еще один пациент и что при малейшем отклонении показаний монитора пусть его, Хедрика, будят без всякой жалости. Потом он тоже лег и уснул; он никогда не испытывал потребности в тех лекарствах, которые прописывал другим.

А Йоханн Смит, несмотря на вливание снотворных, спал плохо.

—Юнис… — позвал он во сне.

Я здесь, босс. Спите, спите.

—Да, милая. Я просто хотел узнать, где ты.

Я здесь. Я никуда не делась.

Йоханн улыбнулся во сне и дальше спал спокойно, без кошмаров.

Глава 9

—Доброе утро, мисс Смит! Как вы себя чувствуете? — с этими словами дневная сестра поставила поднос на столик.

—Хочу есть.

—Это хорошо. Сегодня у нас горячая овсянка, апельсиновый сок и яйцо всмятку — им мы пропитаем маленькие тосты, чтобы легче было глотать. Сейчас я приподниму изголовье…

—Миссис Слоун!

—Да? Позвольте, я подоткну салфетку…

—Перестаньте, наконец, или я скажу, куда и что вам подоткнуть! Развяжите меня. Я могу есть самостоятельно!

Босс, не надо так. Она же просто хочет помочь.

Юнис?!

Конечно, дорогой, — я же обещала, что никогда не уйду от вас. Но…Тихо! Она что-то говорит…

—Мисс Смит, вы же понимаете, я не могу без разрешения. Пожалуйста, дорогая. Это так вкусно…

—Да-да-да, я понимаю, вы не имеете права без доктора Хедрика и все такое. Извините, я сорвалась…

Неплохо, босс!

—Но не старайтесь накормить меня, прошу вас. Лучше найдите доктора Хедрика и объясните ему, что у меня новый закидон. А если он не пойдет мне навстречу, то пусть вызывает мистера Сэлэмэна, потому что я отказываюсь принимать пищу из чужих рук.

Так лучше, Юнис?

Сойдет. Процентов десять успеха.

У меня нет практического опыта — быть леди.

Я научу, не беспокойтесь.

Юнис, ты правда здесь? Или я рехнулся, как они и предполагали?

Это мы обсудим потом. Сейчас будет разговор с доктором — не вздумайте упоминать обо мне… сами знаете, что они подумают. И тогда уж вам точно рук не развяжут.

Что же я, чокнутый — говорить врачам такое?!

Вопрос несуществен, неправомочен и не по существу дела — так, кажется, выражается наш друг Джейк? Главное, не проболтайтесь Хедрику, что я здесь… а то они наверняка решат, что вы спятили. Так что я помолчу…

Не исчезай!

Я не исчезаю. Я просто помолчу. Будем разговаривать, когда рядом никого нет. Если начнете делать ошибки — я поправлю.

Будешь пилить меня, да?

Йоханн услышал ее негромкий смех.

А что я делала все время? Т-с-с, сюда идут копы!

Сопровождаемый доктором Гарсиа, вошел доктор Хедрик.

—Доброе утро, мисс Смит.

—Доброе утро, джентльмены.

—Сестра сказала, что вы хотите попробовать есть самостоятельно.

—Совершенно верно. И не только это. Я хочу, чтобы меня освободили совсем от этой сбруи!

—То, что вы хотите есть сами, — хорошая идея. Надо попробовать. Что касается остального… тут надо подумать.

—Доктор, но ведь маскарад окончен. Короче, если вы не освободите меня, я объявляю голодовку. Позовите моегоюриста.

—К счастью, мистер Сэлэмэн в доме…

—Пусть придет!

—Подождите минутку, пожалуйста… — доктор Хедрик бросил взгляд на Гарсиа, который склонился над монитором; Гарсиа кивнул. — Согласимся на компромисс?

—Смотря что…

Босс, заткнитесь!

—Хорошо, доктор. Я слушаю.

—Мистер Сэлэмэн — пожилой человек, вчера у него был тяжелый день, он только что встал и еще не завтракал. Как вы смотрите на то, чтобы позавтракать вчетвером? Но полностью отсоединять вас от всяких трубок мы пока не будем, слишком сложная система… Отложим пока — и посоветуемся за завтраком с вашим опе… юристом. Как он скажет, так и будет. Если он решит, допустим, заменить меня…

—Опекуном, чего уж там, — усмехнулся Смит. — Давайте все так и сделаем. Надеюсь, заменять он вас не станет. Я несносный пациент, я удивляюсь вашему терпению, и… огромное вам спасибо…

—Договорились, мисс Смит.

—Мне будет приятно, если вы, джентльмены, составите мне компанию за завтраком… но развяжите же мне наконец руки!

Босс!

Что-то неправильно, малыш? А мне казалось, что я становлюсь настоящей леди?

Да — но ни в коем случае нельзя садиться за стол с мужчинами, не приведя себя в порядок! Мы без макияжа, и волосы не расчесаны! Это ужас!

Но ведь будут только наши врачи — и Джейк…

Это принципиально! Я знаю, что такое быть девушкой. Так что — никаких возражений! Разве я хоть раз пришла на работу ненакрашенной и с пучком соломы вместо прически? Всегда вставала чуть свет…

—Что-то беспокоит, мисс Смит?

—Нет, все в порядке. Так, мысли… Если я теперь — леди, то и вести себя должна, как леди. То есть: причесаться и накраситься. Доктор Хедрик, не могли бы вы прислать мне сестру… Минни? Или Дженни?.. Мисс Джерстен. Она, кажется, разбирается в косметике.

Еще как, босс! Никто и не замечает, что у нее крашеные волосы.

Мя-ау! Спрячь коготки, котенок!

—Винифред Джерстен, — уточнил доктор Гарсиа. — Сестра, найдите Винни. И заберите завтрак: все уже остыло.


Сорок минут спустя мисс Йоханн Смит была готова к приему. Короткие волосы, как могли, изображали модную прическу, и макияж был неплох, хотя…

Я могла бы и получше…

Кровать стояла так, чтобы мисс Смит могла полусидеть. Откуда-то принесли приличный халат. А главное — руки были свободны!

Но — они дрожали. Наверное, от волнения. Донести бы хоть что-нибудь до рта, не опозориться, не перепачкать бы халат…

Спокойно, босс! Еду я беру на себя!

Но…

Без «но». Знаете, сколько лет я ела? Тело помнит все. Так что забудьте про калории, просто беседуйте с джентльменами. Заткнулись оба, они подходят.

— Мы можем войти?

— Пожалуйста, джентльмены. Доброе утро, Джейк. Надеюсь, ты выспался?

Протяните ему руку, босс.

— Спал, как ребенок.

— Значит, как и я, — Йоханн протянул Джейку руку, и тот, на секунду замешкавшись, поцеловал ее. Это было так неожиданно и так изумило Йоханна, что он чуть было не отдернул руку.

Боже, что это с Джейком? Он решил, что я педик?

Босс, вы — очень красивая девушка. Поговорим позже. Поприветствуйте гостей…

— Не прогоните? — спросил, входя, доктор Розенталь. — Я могу войти, мисс Смит?

— Рада вас видеть. Кто-то же должен растолковать этим джентльменам, что все мои шарики на месте.

— Меня вы убедите в два счета, — поклонился психиатр. — Должен заметить, что вчера вечером вы просто никак не выглядели — но сегодня!..

Йоханн подал ему руку, и Розенталь поцеловал ее, но не порывисто и испуганно, как Сэлэмэн, а тепло и с должным чувством. От такого поцелуя по руке пробежала дрожь.

Ой, что это?

Не подпускайте его к себе, босс. Это настоящий волк.

Розенталь отпустил руку не сразу — выпрямился, улыбнулся и только тогда отошел. Йоханн хотел спросить, всегда ли он так ведет себя с пациентами, но сдержался. Тем более что два других врача не приложились к руке, и это его слегка удивило. Йонни Шмидт родился и вырос там (и тогда), где (и когда) поцелуи руки не практиковались; Йоханн Смит к этому обычаю тоже не привык; но мисс Смит начинала понимать прелесть этого давнего обычая. У нее слегка закружилась голова.

Ее отвлек голос, прозвучавший от двери:

— Можно накрывать, мисс Смит?

— Каннингэм! Рад вас видеть. Да, накрывайте, конечно.

Дворецкий отвел взгляд и сказал напряженно:

—Хорошо, мисс.

И слуги, сервировавшие стол, и дворецкий — все двигались, как зомби. Это было даже немного страшновато.

Да они отчаянно трусят, бедолаги!

Ну так успокойте их, босс.

—Подойдите, Каннингэм.

—Слушаюсь, мисс.

Дворецкий сделал несколько шагов и остановился.

—Ближе. Еще ближе. Посмотрите на меня. Прямо на меня. Не отводите глаз. Вас шокирует то, как я выгляжу?

Каннингэм стоял, молча вытянувшись; его кадык прыгал.

—Ну, еще бы не шокировало. Тем не менее это я. А теперь представьте, как это шокировало меня — ведь только вчера я узнал, что превратился в женщину. Я намерен приспособиться к этому; надеюсь, что и вы приспособитесь. И запомните накрепко: внутри я все тот же придирчивый, вредный и противный старый пердун, который взял вас на службу лакеем-охранником девятнадцать лет назад. И я по-прежнему буду требовать исправного несения службы, а «спасибо» обещаю только по большим праздникам. Мы поняли друг друга?

На лице слуги проступила улыбка.

—Да, сэр… то есть, да, мисс.

—«Мисс» пишем, «сэр» в уме… У меня тоже все путается. Старым собакам трудно осваивать новые трюки. Как люмбаго миссис Каннингэм?

—Говорит, что лучше. Спасибо, мисс.

— Передайте ей мой привет. А теперь можете работать.

Завтракали почти весело. Мисс Смит пригубила вино, которое Каннингэм аккуратно и бережно капнул в ее бокал. Вкусовые ощущения были неимоверны, язык обожгло словно глотком старого бренди, а внутри все затрепетало от восхитительного аромата. Неужели обычное шабли может быть таким?.. Нет, с вином мы повременим, решила она и перешла на апельсиновый сок.

Разговор за столом в основном касался хозяйки, но уже не как пациентки: мужчины наперебой пытались привлечь ее внимание. И лишь Джейк ел мало и без аппетита — и старался не встречаться с нею взглядом.

Юнис, как быть с Джейком?

Не торопитесь, время покажет…

Когда Каннингэм подошел забрать ее тарелку, она удивилась: незаметно с тарелки исчезли яичница и два гренка, а также одна из трех сосисок.

—Кофе, мисс?

—Не знаю. Доктор, мне можно кофе?

—Думаю, теперь вам можно все.

—Первый мой кофе за десять лет — это надо отметить. Каннингэм, полчашечки для меня, по полной для джентльменов — и бутылочку «Мумм» девяносто седьмого года.

—Сию минуту, мисс.

—А если среди нас есть брюзги, которые не пьют шампанское по утрам, — так скатертью дорога!

Таких, естественно, не оказалось. Когда бокалы были наполнены и пена осела, доктор Хедрик поднялся на ноги:

—Джентльмены, тост! За нашу любимую очаровательную хозяйку — долгих ей лет!

Мужчины выпили стоя — и разбили бокалы. На глаза мисс Смит навернулись слезы.

—Благодарю вас, джентльмены. Новые бокалы, Каннингэм. Джентльмены, я прошу вас встать еще раз. Я хотела бы выпить за доктора Бойла… и за тебя, мой старый друг Джейк… и за вас, доктор Хедрик, и за всех остальных врачей и сестер, которые помогали вам и доктору Бойлу… и на которых я кричала, не в силах сдержаться… Но все это позже. Потом. А сейчас я хочу выпить… — слезы потекли по лицу, — за вечную память самой нежной, самой очаровательной и самой красивой девушки, которую я когда-либо знал… за Юнис Бранка.

Выпили молча. А потом Джейк рухнул на стул и закрыл лицо руками.

Доктор Хедрик и доктор Гарсиа тут же оказались около него. Йоханн беспомощно смотрел на все происходящее.

Я должен был предусмотреть… но это же от чистого сердца, от чистого сердца…

Все правильно, босс. Джейк должен понять наконец, что я умерла. Кстати, вы тоже.

Разве ты умерла, Юнис?

Не придавайте значения словам, босс. Конечно, я здесь. Я же обещала, помните? Что никогда вас не брошу. А разве я нарушала свое слово?

Никогда.

Не нарушу и на этот раз. Надо позаботиться о Джейке.

Как, девочка?

Придет время, скажу. Поговорим позже, когда будем одни.

Доктор Розенталь склонился над нею.

—С вами все в порядке, дорогая?

—Со мной — да. Но ужасно жалко мистера Сэлэмэна. Как он?

—Все будет в порядке. Мисс Смит, не вините себя — вы поступили правильно. Катарсис был ему необходим. Что касается физического здоровья — то пациент в руках доктора Хедрика, а доктор Хедрик за всю свою практику не потерял ни одного больного. В доме есть все, что может пригодиться… а мистер Сэлэмэн даже не болен: ему нужно просто прилечь… и, может быть, принять таблетку.

Розенталь сидел рядом, пока убирали комнату. Потом вернулись доктора Хедрик и Гарсиа.

—Как Джейк? — спросила она.

—Дремлет. Просил прощения за «спектакль» и «скандал» — так он выразился. Впрочем, таблетка избавила его от дальнейшего самобичевания. А вы как?

—Может выдержать шесть раундов, — усмехнулся Розенталь.

—Тогда начнем совещание. То, что я хочу сказать, мистер Сэлэмэн знает и одобряет. Мисс Смит, я вас больше не лечу.

—О, доктор Хедрик, нет! Нет!

—Да. А знаете, почему? Потому что я вас уже вылечил. И со спокойной душой передаю моему коллеге доктору Гарсиа.

Доктор Гарсиа молча поклонился.

—Но… как же так? Вы будете хотя бы изредка… навещать меня? Или нет?

— Обязательно. Но, боюсь, не скоро. Видите ли, предстоит очень интересная трансплантация: сердце и оба легких. Мне предлагают принять участие. До сегодняшнего утра я колебался, но после того, как увидел вас, позвонил и сообщил о своем согласии. Поэтому прошу извинить — но я вас покидаю.

Мисс Смит с тяжелым вздохом протянула ему руку:

—Я понимаю, это ваш долг…

Он наклонился.

—Вы забыли продезинфицировать кожу, — лениво напомнил Розенталь.

—Катитесь, Рози! — и доктор Хедрик приник к руке. Йоханну показалось, что он вложил в поцелуй вдвое больше чувства, чем накануне Розенталь. Мурашки пробежали по руке. Хороший обычай, его надо поощрять…

Не завалить ли нам его, босс?

Юнис!..

А что? Мы теперь сиамские сестрички, и тайн у нас нет. Вам же хотелось со мной переспать? Но — увы… Однако вы это знали, и я это знала. И теперь тоже не получится. Вот с ним — пожалуйста. Кстати, это лучший способ сказать «спасибо» мужчине. Но — аккуратнее, дорогуша, по нему видно, что у него ревнивая жена…

Юнис, я даже обсуждать такое не могу! Ты такая милая девушка… к тому же замужняя…

Увы, дорогая, — уже нет. «Покуда смерть не разлучит нас…» — а я переступила этот порог. Теперь я просто дух. К тому же этот доктор напоминает мне моего вдовца… Ну же — он уходит! Хотя бы улыбнитесь, если эта идея у вас мелькнула…

Мисс Смит улыбнулась:

—До скорого свидания, доктор. До скорого, я подчеркиваю. Надеюсь, вы навестите меня при первой же возможности.

Вы делаете успехи, сестричка, и неплохие успехи…

— Мисс Смит… — начал доктор Гарсиа. 

— Да?

— Если вы готовы, я сейчас позову сестер, и мы отсоединим вас от всех этих приспособлений. Я могу дать общий наркоз — но лучше провести анестезию.

— Все в ваших руках, доктор.


В течение часа она слушала записи: от классического рока, к которому Йоханн так и не привык за всю свою предыдущую жизнь, до фольксмюзик, сохраняющей свою популярность еще с времен, предшествовавших его рождению. С ее телом что-то делали, и несколько раз она чувствовала какие-то перемещения внутри себя, а один раз — острую боль, и все равно — ощущения были почти приятные.

Да, не так бы вело себя старое тело… кстати, где оно? По завещанию оно должно было отойти медицинскому колледжу — но, поскольку Йоханн Смит не умер, завещание не вступало в силу… Надо будет поинтересоваться. Сейчас старое тело чем-то напомнило ему тот чрезвычайно подержанный «Форд-1», который они с приятелями на пятерых купили в Балтиморе за семьдесят долларов и на котором пересекли всю страну — без фар, без тормозов (тормозили двигателем), без прав, без инструментов — безо всего! Но маленький уродливый автомобильчик тащил и тащил их на себе во всю мощь своих трех цилиндров (впрочем, не всегда трех), разгоняясь иногда до двадцати пяти миль в час. На стоянках они поливали спицы водой, чтобы те не повыпали… На грязной дороге где-то в Миссури машина чихнула и стала. По запаху нашли прогоревший провод, скрутили, обернули пипифаксом… крутнули заводную ручку, и мотор застучал…

Наконец она почувствовала, что ее моют. Потом сменили простыни и подкладки, убрали ширму. Две сестры ушли, унося какой-то большой ящик.

— Вот и все, — сказал доктор Гарсиа. — Ничего страшного, не правда ли?

— Ничего абсолютно. Все великолепно… — она пошевелила пальцами ног, ступнями, приподняла и опустила ноги. — Великолепно! Свободна наконец! Доктор, раз я больше не присоединена ко всяким трубкам и проводам — нельзя ли мне перебраться на собственную кровать?

— Зачем?

— Там мне будет уютнее, чем на больничной. Причем, если вас это волнует — моя кровать может делать все то же, что и эта, плюс кое-что еще: например, опускаться почти на уровень пола. Когда-то я упал с кровати — и решил подстраховаться.

—Хорошо. Договоримся так: на время сна вы обязательно будете опускать кровать, а для контроля сердечной деятельности поносите пока радиомонитор. Он легкий и почти незаметен на теле.

—Одобрено, подписано, зарегистрировано, стоит печать. А теперь, доктор, я хотела бы пошептаться с вами тет-а-тет.

Рыженькая сестра улыбнулась:

—Ну, меня вы можете не стесняться.

—Дорогая Винни, вы неплохо поработали с моим лицом, но кое-чего вы еще не поняли. Там, за этим лицом, все еще сидит вредный старикашка, который стесняется обсуждать свои интимные проблемы при молоденькой девушке. Но мне необходимо…

— Сестра, идите в ту комнату и отдохните. Я позову.

Тихо закрылась дверь.

—Доктор, микрофоны отключены?

—Да, мисс Смит.

—Зовите меня Йоханн. Это будет мужской разговор. Дело в том, что я практически ничего не знаю о своем новом теле. Его осматривал гинеколог?

—Да. Все в полном порядке.

—А подробнее?

—Вам представить его отчет или рассказать своими словами?

—И то, и другое. Но отчет можно позже.

—Ну… у вас правильное во всех отношениях женское тело, физиологический возраст — где-то около двадцати пяти. Груди девушки — это такой термин, означающий, что вы грудью не кормили. Следов хирургического вмешательства нет, из чего я заключаю, что аппендикс на месте, а трубы не перевязаны…

—Что это значит?

—Что вы можете забеременеть. Причем предупреждаю: у вас отрицательный резус, значит, резус-положительные мужчины в отцы вашему ребенку не годятся. Да и для вас спонтанная беременность может плохо кончиться. Поэтому в таких случаях немедленно обращайтесь ко мне.

— Доктор, какого черта… почему вы так уверены, что я буду… а, дьявол, всего несколько часов, как я знаю, что женщина… ну, вы меня поняли? Почему вы так уверены, что я буду женщиной… во всем?

— Да потому что иначе быстро окажетесь у Розенталя или в другом подобном заведении… скажем, в женском монастыре. Природе надо уступать. В вашем теле нормальный женский гормональный баланс, и свой план поведения вы должны строить согласно ему. Кстати, у вас ведь уже был ребенок?

— Что?!

 Босс, смените тему. Я сама расскажу, если вы так хотите…

 Юнис, заткнись.

— А вы не знали? Я думал, раз это тело вашей секретарши, то вы должны были…

— Я не знал… да и сейчас верится с трудом. Юнис никогда не исчезала так надолго, чтобы выносить и родить ребенка.

— Это факт. Роды оставляют след. Если хотите, я могу…

— Не надо. Вашего слова достаточно.

— Я сказал это для того, чтобы вы были осторожнее. Детородный аппарат миссис Бранка находится в превосходном состоянии и уже прошел апробацию. Каждый лунный месяц он готов к работе…

— Я буду осторожна.

— Хотите лекцию по контрацепции?

— Не сейчас. Пока что у меня есть время, не так ли?

— Особо на это не надейтесь. Девушки, считающие дни, обязательно залетают.

— Это ужасно… Доктор, простите, но мне нужно переварить все, что я узнала сегодня. Пристройте на мне этот ваш маленький монитор, и пусть часа два меня не трогают, ладно?

— Разумеется! Позвольте, я приподниму пока эти поручни…

Глава 10

Юнис?

Хотите узнать о моем маленьком ублюдке? Грязный старикашка.

Да нет же! Я не хочу узнавать ничего такого, чего ты сама не стала бы мне говорить. Роди ты хоть пять засранчиков от какой-нибудь дикой обезьяны — мое отношение к тебе не изменится ни на йоту.

Старый сладкоголосый лицемер! Ты же просто помираешь от любопытства!

Ну, помираю. Все равно — это твое частное дело.

Не получается, босс. Теперь все наши дела — общие. Принимая во внимание нашу предельную близость… которая мне по душе, честное слово… Ты вернул меня к жизни, когда я была мертва… как в легендах. И вот — я счастлива. Будешь чуть настойчивее — и я сдамся…

Хорошо. Как это ты ухитрилась заиметь ребенка, о котором я ничего не знаю? А мне известна вся твоя биография, начиная со школы…

Ага! Помнишь, в том секретном досье была справка — я пропустила семестр из-за ревматической лихорадки?

Припоминаю.

Так вот, там переправлено. Это была «романтическая» лихорадка. Пятнадцать лет, спортивная фанатка — а наша баскетбольная команда как раз выиграла зональный турнир… и я так обрадовалась, что тут же залетела.

Юнис, леди не говорят «залетела».

Ох, босс, иногда ты такой зануда… По вашим правилам, я никакая не леди и никогда ею не была, — но у меня столько же прав находиться в этом черепе, сколько и у тебя, — а поэтому нечего обучать меня говорить так, как твоя мама. Тем более сейчас, когда у меня нет Джо, с которым я отдыхала от чопорности…

Извини, Юнис.

Ничего, босс. Я ведь люблю тебя. Просто мы уж слишком близки — и надо научиться расслабляться и получать удовольствие. Вот я подучу тебя кое-чему… А теперь слушай и не перебивай.

И ангельский голосок Юнис произнес несколько словечек — из тех, что были глухим табу во времена его юности.

Юнис! Пожалуйста, родная, это так не идет тебе!

Ужмись, босс! Я закончу, даже если ты попробуешь заткнуть уши. — Она договорила до конца. — Ну, вот. Это список слов, от которых я воздерживалась в твоем присутствии. Среди них есть хоть одно, которого ты не знаешь?

Разве в этом дело? Человек просто не должен использовать выражений, которые могут не понравиться другим.

Я никогда не использовала. На публике. Но сейчас-то я дома — или мне это только кажется? Не хочешь же ты, чтобы я ушла опять?

Нет, что ты, нет! Но… разве ты уходила?..

Конечно. Умирала, мне кажется. Но теперь я снова здесь — и хотела бы остаться. Если ты позволишь… Если я смогу расслабляться, получать удовольствие и не бояться обидеть тебя. И вообще — почему заумные латинские слова делают из меня леди, а нормальные английские, которые означают то же самое, — ни фига? Почему такая несправедливость? Мы думаем одним и тем же мозгом — твоим, едим одним и тем же ртом — моим, кстати, — и ссым через одну и ту же дырочку. Так какого черта мы не можем пользоваться одним и тем же словарем? Кстати, насчет поссать… о, простите, сэр, я хотела сказать, "уринировать"…

Девочка, полегче с сарказмом!

Кто это тут девочка? А сам? Ну-ка, пощупай, что это у тебя там между ног? О, как ты, бывало, пялился на мои ноги — меня просто в дрожь кидало! Так вот, я опять насчет поссать: пора звать сестру с уткой, потому что трубок больше нет. И учти: я не смогу выйти из комнаты… потому что вокруг очень темно, я могу заблудиться и не найти дорогу обратно… Поэтому ты или привыкнешь, или прогонишь меня навсегда, или наш новенький мочевой пузырь сейчас лопнет!!!

Я все понял, Юнис. Ты отлично объясняешь.

Ты не обиделся?

Ну, в одном ты можешь быть спокойна: на тебя я никогда не обижусь. Ты меня иногда удивляла, иногда смущала — но обидеть не могла никогда. Даже своим перечнем заборных слов.

А я ничем не рисковала. Если ты их знал, то обидеться не мог, — а если не знал, то тем более не мог…

Все, Юнис, ты меня уела. Никакой борьбы за чистоту речи! Никаких запретов на выражения! Замечу только, что все эти словечки я употреблял до того, как родилась твоя бабушка.

Ей шестьдесят восемь.

Точно. Задолго до того, как родилась твоя бабушка, я все эти словечки знал и с удовольствием употреблял, потому что это было нельзя.

Их теперь употребляют в обычном разговоре. Шорт-ток.

Нет, в шорт-ток они не входят. Все это было задолго до того, как видео принялось уродовать язык… Да, кстати — ты употребила-таки одно слово, которого я не знал. «Амам-ба» — это что?

Верно, тут я ошиблась, это слово не классическое. Оно означает… как это по латыни? — коитус…

Тьфу! Юнцы. Когда я был ребенком, то знал по крайней мере два десятка слов, означающих то же самое.

Не перебивай. Так вот: коитус с двумя или больше партнерами всеми возможными способами и в таких комбинациях, о которых я пока рассказывать не буду, потому что ты свалишься с кровати…

И все? Знаешь, деточка…

Что, сэр? То есть я хотела сказать: мисс Смит. Мисс… я тащусь! Кстати, как тебе Рози, а? В поцелуй ручки он вкладывает больше страсти, чем иной — в игры под простынкой.

Нежная моя, твои грязные мыслишки мечутся так, что я за ними не поспеваю!

Ничем не могу помочь — на самом деле это твои мыслишки, и я— всего лишь одна из них.

Юнис, заткнись, моя очередь говорить. Представь себе, в твоей амамбе нет ничего нового, еще древние греки и римляне так забавлялись. И вообще — на протяжении всей истории, даже в викторианской Англии… Я провел юность в самом сердце Библейского Пояса — и там это было, хотя и считалось чем-то сверхужасным. Юнис, поскольку мы с тобой решили быть совершенно откровенными друг с другом, разреши заметить: все, что ты когда-либо пробовала, видела, слышала или воображала, я делал — и, если мне это нравилось, делал снова, и снова, и снова. Не считаясь ни с каким риском.

Несколько секунд длилось молчание.

Наверное, мы проще к этому относимся. Нет ни риска, ни запретов…

Сомневаюсь.

Ну почему? Я же говорила, что попалась в пятнадцать лет. А начала на год раньше.

Юнис, любовь моя, весь так называемый конфликт поколений происходит оттого лишь, что молодые не могут представить, что старики не всегда были стариками… а старики все еще живо помнят свою юность.

Босс…

Да, милая?

Я никогда так не думала. Я всегда знала, что ты остался молодым — просто заключен в старое тело, и все. Поэтому я одна из первых подписала контракт… точнее, Джо и я. Как только в Клубе редкой крови стало известно о такой возможности…

Юнис!

Ты мне веришь?

Верю… но ты заставляешь нас плакать…

Вытри нос и прекрати. Потому что все получилось очень хорошо. Так ты хотел услышать о моем маленьком ублюдке…

Только если ты сама хочешь рассказать. Юнис. Юнис, любовь моя. Моя единственная любовь…

Я же сказала, что хочу. Тем более что эта история может оказаться тебе полезной — в плане приобретения опыта… Или ту болезненную чушь, которую ты преподнес доктору Гарсиа, нужно принимать всерьез?

А что я сказал?

Что не собираешься становиться полноценной женщиной?

Я так сказал?

По крайней мере, я так поняла.

Ну, Юнис… я не так долго женщина, чтобы уже все понимать про себя. Слушай, вместо того чтобы вести себя как девушка, я сам на девушек заглядываюсь. Взять эту рыженькую…

Я заметила, как ты смотрел ей за вырез. Что ж, девочка что надо и лифчиков не носит… С ней может быть очень хорошо.

Юнис, что я слышу? Неужели ты имела… имела дело, я хотел сказать… с другими… ну…

Босс, давай без околичностей. Ты хочешь спросить, не лесбиянка ли я?

Нет, ничего такого! Но, может быть, я чего-то не понимаю? Ты ведь была замужем… или муж — это лишь прикрытие?.. Что ты имела в виду?

Еще раз: без околичностей. Говорим только прямо и простыми словами. Я не лесбиянка, и Джо сейчас тоже не гомик. Сейчас он нормальный кот, у которого всегда март. Кроме тех дней и часов, когда он работает. Тогда ему ни до чего нет дела. А вообще гомосексуальность — явление обычное, никого особенно не волнующее… да и постоянная пропаганда ограничения рождаемости… Но я никогда не бегала по «розовой стороне» — иначе не приключилась бы у меня «ревматическая лихорадка». С другой стороны, принципиально против девушек я ничего не имею — просто с парнями мне было интереснее. Ну, в какой команде играем? Или в обеих? Или обойдемся без секса?Ой, нет, только не это! Я имею право голоса?

Обязательно.

Итак: предложение переспать с доктором Хедриком отклоняется, выдвинуто предложение затащить в постель девочку… надеюсь, мы не станем пришивать себе что-нибудь лишнее?

Юнис, не болтай чепухи! Любимая, хоть я и счастлив быть с тобой, но конфликт поколений продолжает довлеть… У меня есть дурная, но застарелая привычка: не говорить женщине всего, пока я с ней не в постели…

Но мы-то как раз в постели! Причем в одной и той же.

Ну да. Поэтому я и стараюсь, хотя мне трудно, говорить, как ты это назвала, «прямо и простыми словами»… Так вот: мне, конечно, трудно вот так сразу взять и стать настоящей женщиной, но еще до того, как мы начали этот разговор, я начал думать, и размышлять, и делать выводы: что это значит — быть женщиной… молодой… и богатой.

Богатой? Вот это мне и в голову не приходило.

Юнис, любимая, нам придется думать об этом. Поскольку мы будем, конечно, настоящей женщиной…

Ура-а-а!!!

Тише, милая. Так вот: будь мы бедны, то просто могли бы попроситься к Джо обратно. Если бы он, конечно, нас принял. Но мы не бедны. Хуже того: мы безобразно богаты. А от состояния избавиться куда труднее, чем его приобрести… Я уже пробовал однажды — безнадежно. Мне было семьдесят лет, и я решил слегка разбросать свой капитал, чтобы моим якобы внучкам досталось поменьше…

Якобы?

Якобы. Видишь ли, после того, как Агнес, моя первая жена, умерла в родах, я озаботился тем, чтобы в дальнейшем доноры всегда были наготове. Ты знаешь схему наследования групп крови?

Скорее нет.

У моей второй жены была вторая группа, у третьей — третья. А у родившихся дочек — первая.

И что из этого?

Что я не был их отцом. У человека с четвертой группой не могут родиться дети с первой. Но мне это было неважно, на малышек я зла не держал — они же не были ни в чем виноваты… но их матери не допускали их ко мне… пока не оказалось, что я могу обеспечить их неплохим наследством… Тогда честная нелюбовь сменилась такой патокой… противно до сих пор. Но я не чувствую перед ними ни малейших обязательств, потому что они не мои внучки. Вот и все.

Мне нечего сказать.

Даже прямо и простыми словами?

Я думаю, что не наследственность всему причиной. Похоже на то, что ты обижен чем-то давним… стоит ли? Не к лицу…

Ребенок, ты не знаешь сама, что говоришь.

 Возможно.

Не «возможно», а точно. Детей надо любить всегда. Юнис, я уже говорил, что моя первая жена, Агнес, походила на тебя? Я любил ее, а она меня, как любить только мы могли…

…я был дитя, и она дитя в королевстве у края земли…

Ты помнишь это? И все было как в поэме: «Из-за гор черный ветер дохнул — и убил мою Аннабель Ли…» Мы прожили только год… но нашего сына я любил так же, как ее, и когда его убили, то убили и меня… когда мы встанем, напомни — я хочу найти его солдатский медальон, он где-то в шкатулке с драгоценностями.

Хорошо… Но, мне кажется, это ужасно: постоянно нести на руках своих мертвых…

Не знаю. Я горжусь мальчиком: он умер достойно, сражаясь за свою страну. Так вот, на его медальоне значится и группа крови. Первая.

О боже!

Ты все поняла, да? Мой сын был таким же моим, как и дочери. И это не мешало мне любить его.

Но… когда ты узнал? После его смерти?

Нет, конечно. После его рождения. А подозревал, что он не от меня, с того самого момента, когда Агнес объявила, что она в положении. Но, Юнис, — я носил рога с достоинством и ни разу не дал ей понять, что я что-то знаю. Так что следующие мои жены меня не удивили ничем… По-моему, муж, ожидающий чего-то другого, обязательно нарвется на разочарование. Если вспомнить, я же сам проходил стажировку у замужних дам. И такое, думаю, происходит во всех поколениях. Рога же неприятны только тогда, когда они появляются неожиданно.

И ты думаешь, что все до единой женщины — такие?!

Нет, мне попадались верные пары. Думаю, и сейчас сохранились подобные.

Есть, конечно. Но не думай, что я из такой.

И я тоже. К тому же мне наплевать на статистику. Просто я думаю, что в браке следует ожидать всего, а кто не готов к этому, пусть чешет репу. Так вот, Агнес: она была ангелом на звонких ножках. Это старый сленг, но, думаю, все понятно. За всю свою короткую жизнь она вряд ли кого ненавидела, а любила — как дышала. Во сколько ты начала, Юнис?

В четырнадцать. Ранняя шлюшка.

Может, и ранняя, но не шлюшка. Мой ангел Агнес — она начала в двенадцать.

Не слабо, босс!

Я же говорю — вашему поколению мнится, что это вы изобрели секс. Впрочем, рекорд принадлежал не Агнес — я помню девочку из начальной школы, которая дала, как ты говоришь, в одиннадцать — и при этом оставалась любимицей учителей и отличницей воскресной школы… Моя милая Агнес была такой же — она просто не видела в сексе ничего грешного…

Но в сексе и нет ничего грешного!

А разве я сказал, что есть? Правда, поначалу я чувствовал себя не в своей тарелке… ей было шестнадцать, мне — двадцать, ее отец был проф по ветеринарной части, и я у него учился, меня пригласили на ужин в воскресенье — и представляешь, прямо в гостиной, на диване… я даже испугался.

Кого? Родителей?

Ну да. Они только-только поднялись наверх и еще не легли… а кроме того — возраст. В те времена выходить замуж можно было лишь после восемнадцати. Впрочем, даже не это… Я просто не ожидал.

И что?

Я не предохранялся. А мне был еще год до диплома, да и потом работа не маячила… и вообще — жениться меня не тянуло никогда.

Ничего не понимаю. Предохраняться — это дело девушки. Потому-то я и чувствовала себя дурой, когда попалась. И мне даже не мерещилось, что из-за этого парень должен на мне жениться… Когда я сказала родителям, они меня отругали, потому что пришлось платить штраф. А о замужестве и речи не шло. Меня даже не спросили, от кого я понесла…

А сама-то ты знаешь?

Ну… более или менее. Было так: наша баскетбольная команда, тренер, учитель гимнастики и нас трое, болельщиц, поселились в одном отеле. Потом взрослые ушли в город, а мы стали отмечать победу. У кого-то оказалась травка. Ну, марихуана. Я зобнула два раза и больше не стала — джин с имбирным элем мне нравились куда больше. Ничего делать я не собиралась, потому что моего парня там не было, а я была привязана к нему… Но когда наша капитанша — в команде болельщиков тоже есть капитаны, ты знаешь? — начала раздеваться… что оставалось делать? Я посчитала в уме, получалось, что еще два безопасных дня у меня есть… Меня никто не заставлял, я все сделала сама… никаких цветов, втоптанных в грязь… В чем я могла обвинить парня?

Но твой ребенок, Юнис? Мальчик? Или девочка? Сколько ему лет? Двенадцать? Где он?

Не знаю… Я подписала отказ — чтобы отец мог получить назад деньги, которые… Это несправедливо: он еле наскреб эти пять тысяч, а всякие на вэлфэре рожают бесплатно и даже могут делать аборты…

Юнис, ты не ответила. Твой ребенок?..

Мне сказали, что он родился мертвым. Но они всем так говорят. Чтобы потом не искали…

Подожди. Деньги возвращают, если ребенок действительно погиб или был усыновлен. Твой отец получил их назад? Что он говорил?

Я не спрашивала. Это было… очень личное. Я переболела «ревматической лихорадкой» и никогда не разыскивала ребенка. В восемнадцать лет мне выдали лицензию на троих…

Это косвенное подтверждение того, что он жив. Мы вполне можем найти его.

Молчание.

Юнис?

Лучше не надо. Что умерло, то умерло.

Ты не хочешь детей?

Я о другом. Ты любил своего сына, хотя и знал, что он не от тебя — и это правильно. А в моем случае… где-то живет ребенок, которому я — чужая. Никто. Стократно никто — ведь меня же убили.

Юнис! О, дорогая!

Видишь сам — ничего не получается. Даже если мы найдем малыша, мы не сможем сказать ему, что я жива… потому что тогда нас опять привяжут, и уже навсегда. Но мы можем обзавестись твоим ребенком… Расскажи мне еще про Агнес. Она правда была похожа на меня?

Да, очень. Если бы я верил в переселение душ, я бы решил, что в твоем образе ко мне вернулась Агнес.

А ты не веришь?

Нет. А ты?

Тоже нет. Хотя почти все мои друзья верят. А я… у меня просто нет своего мнения. Впрочем, теперь мне, наверное, стоит его заиметь. Когда тебя убивают, а ты почему-то не умираешь — наверное, надо по-новому взглянуть на эти вещи. Ты же не считаешь, что я — всего лишь продукт твоего воображения?

Йоханн не нашел ответа.

Можешь признаваться, босс, я все равно не обижусь. Я знаю, что я существую, — и это перевешивает все доказательства. Тем более что нашу главную проблему мы так и не разрешили…

Какую?

Да утку же!

О, дьявол!

Расслабься, босс, надо привыкать.

Да не собираюсь я привыкать к ночным горшкам! Слушай, Юнис, ванная за дверью — неужели мы не сможем сделать пять шагов?

Лучше вызови сестру, пусть принесет утку. Потому что без разрешения доктора Гарсиа она нас туда не поведет, а доктор Гарсиа потребует, чтобы вызвали Джейка, а пока прибудет Джейк, мы уже уплывем…

Юнис, ты ужасная. Ладно, давай позвоним…

Босс, а не попробовать ли нам убрать этот поручень?

Я боюсь, что мы просто не дойдем… я ведь уже год не ходил.

Да, но это было до того, как ты получил это, пусть и секонд-хэнд, но почти-как-новое, после капитального ремонта, тело.

Думаешь, дойдем?

По крайней мере, доползти сможем.

Тогда — вперед!

Но сначала надо опустить эти треклятые поручни…

С поручнями пришлось повозиться. Конечно, мрачно думал Йоханн, пытаясь дотянуться до замков, если бы это было легко — значит, конструкция ни к черту… Наконец замок поддался.

Ну как, партнер?

Безупречно! Теперь, держась за край кровати, спускай ноги…

Йоханн встал, держась за поручень. Голова кружилась, все тело дрожало.

Все плывет…

Еще бы! Ладно, давай лучше ползком. И — тихо-тихо! Потому что, если Винни услышит, нас до конца дней будут кормить через решетку.

Ползти мешал халат. Пришлось повозиться, развязывая узлы на шее и спине. Йоханн поразился гибкости рук. Наконец, освободившись от мешающей тряпки, он дополз до двери в ванную и забрался на унитаз.

Ну, все…

Господи, хорошо-то как!.. Обратно попробуем на ногах? Или подзовем кресло?

Ноги держали, и голова не кружилась. Ходить было легче, чем когда-либо за последние двадцать лет. И все же… следовало быть поближе к перилам, предназначенным для старика, всегда боявшегося упасть. По перилам она дошла до трельяжа…

Боже мой, Юнис! Какая ты красавица!

Боже мой! Какая помойная сука! Грудь обвисла, а живот…

Бесподобно красивая! Юнис, дорогая, всегда мечтал увидеть тебя голой. И вот…

Да уж, зрелище… Морда — никуда, волосы торчат. И… точно. Мы воняем.

Эй, что ты?..

Ошиблась кнопкой. Фиг я отсюда выйду, пока не приму нормальную ванну. Так повелось от Вашингтона. Мы не можем в один день победить свои слабости — но мы можем стать чище.

Она повернулась и осмотрела свои ягодицы.

О, черт! Задница должна быть задницей, но это — настоящая жопа!

Юнис, это самая миленькая попка в штате. Нет — во всей стране.

Может быть, и была… И будет — обещаю. Завтра с утра начинаем заниматься. Все надо подтянуть и подобрать.

Не стану возражать — хотя я и сейчас считаю, что ты самая роскошная красавица, которую я видел в своей жизни. Да, Юнис — помнишь тот образ морской девы? Был на тебе лифчик или нет?

О небо! Нет, конечно, — там была только я. И краска. Но тогда мои груди были тверды, как скала: Джо что-то сделал такое с ними. Тогда я была в самом голом виде за всю историю нашего знакомства.

А кого это я разглядываю сейчас?

Я имею в виду — до того, как меня убили. Тогда я была «хорошей девочкой», не позволявшей увидеть больше, чем ты хотел, несносный развратник. Но и тогда ты мог увидеть все — стоило намекнуть…

Буду наверстывать упущенное — по пять часов в день перед зеркалом…

Так оно и будет. Упражнения перед зеркалом делать легче.

Дверь распахнулась.

— Мисс Смит!!!

— Мисс Джерстен, какого дьявола вы влетаете в сортир без стука?

Сестра не ответила. Она обхватила пациентку руками и заговорила быстро и тихо:

— Обопритесь на меня и пойдемте скорее в кровать. О, дорогая, не представляю, как скажу доктору Гарсиа! Он убьет меня… вы хоть в порядке?

— В полном порядке, конечно. Но вы не ответили.

Сестра чуть не плакала.

—О, пожалуйста, дорогая, не злитесь! Пойдемте скорее в постель, пока ничего не случилось! Может быть, доктор Гарсиа не будет так ругаться…

Сестра была не на шутку перепугана своим профессиональным проколом, и Йоханну ничего не оставалось, как позволить ей отвести себя к кровати.

—Дошли! А теперь держитесь крепче за мою шею, а я помогу вам закинуть ноги… Противная девчонка — я так испугалась!..

—Винни…

—Дорогая, ну, ложитесь же! Доктор будет страшно зол…

— Не так сразу. Но, если хотите наябедничать, идите сейчас. Я постою.

На лице сестры проступило отчаяние.

— Меня же уволят… внесут в черный список… Вы этого хотите, да? Что я сделала плохого?

— Винни, дорогая…

— Что?

—Я вовсе не хочу, чтобы доктор Гарсиа что-нибудь узнал.

Рука Йоханна легла на талию рыженькой сестры.

—Да, но… я обязана…

—Пусть это будет нашим маленьким секретом.

—Хорошо…

—Обещаете?

—Обещаю…

И тогда Йоханн поцеловал ее. В первый момент Винни казалась замороженной — но потом ее губы раздвинулись, и поцелуй сделался медленным и страстным.

Когда они оторвались друг от друга, сестра сказала:

—За это меня тоже могут выкинуть в один момент.

В голосе ее прорезалась хрипотца. Она как бы не замечала того, что Йоханн свободной рукой поглаживает ее грудь.

—Пока остановимся на этом. Не надо мне помогать — я лягу сама.

Сестра подняла с пола сброшенные халат и накидку, укрыла Йоханна простыней. На лице ее вновь появилось профессиональное выражение.

—Давайте опять наденем это, упрямая девочка разбросала одежду по полу… Я чуть не поседела!

—Выкиньте все это. Больше я такого не надену.

—Нет-нет, дорогая… Ладно, не будем накидку, но халат… или принести новый?

—Как раз накидка сойдет — а больничный халат я надевать не буду. Лучше уж ходить голой.

—Но доктор Гарсиа…

—К черту доктора Гарсиа! Его не касается, в чем я валяюсь в постели. Буду голой, пока мне не принесут что-нибудь пристойное. Вы ночуете здесь? Не можете одолжить мне ночную рубашку?

—Я ночую здесь… но я не надеваю ночных рубашек.

—Ну и правильно. К черту ночные рубашки.

—Но в вашем гардеробе есть и ночные рубашки, и неглиже, и прочее…

—С ума сойти! И кто же это так распорядился?

—Не знаю. Но все это принесли и сложили, когда стало ясно, что скоро они понадобятся.

—Неплохо придумано. Тогда найдите мне ночную рубашку посимпатичнее — я буду тренироваться.

—Буду рада.

Сестра вышла из спальни.

Развратник. Совратитель малолетних девочек.

О, какая ерунда, Юнис! Это умный трючок с ее стороны, а я просто долго не мог сообразить, чего же она ждет от меня. Это потребовало времени… отвык.

Развратник. Тебе это понравилось!

Будто бы тебе — нет!

Почему же нет? Она целуется — не оторваться. Но кто-то мне недавно говорил, что спать с девушками аморально? Старый лицемер! И развратник.

Юнис, засунь свои грязные мыслишки сама знаешь куда. Я больше века учился понимать толк в девушках — а ты хочешь переделать меня за одну ночь? Я боюсь представить себе, что будет, когда нас поцелует мужчина…

Бедный босс — не может понять, педик он или лесбиянка. И наплюй, милый. Юнис поможет в трудную минуту — уж она-то знает, как это — целоваться с мужчинами…

Я представляю…

Что, я опять сказала какую-то непристойность? Но я действительно знаю! Он, видите ли, боится представить. Босс, кто мне говорил, что он делал все? Правда, все?

Слушай, маленькая ковырялка, я ведь не могу быть одновременно совратителем малолетних девочек — и голубым, хотя ты уже успела подвесить мне оба титула. Мои мемуары прочтешь позже. Но называя меня совратителем — кем ты считала Винни? Малолетней девочкой? Очень похоже…

По моей классификации она «честная давалка», а не «совратительница». Хотя, похоже, и заглядывает на розовую сторону Веселой улицы — но не живет там. Мужчины ей интереснее. Спорим?

Винни вернулась, неся по ночной рубашке в каждой руке.

—Я взяла две, вы выберете, которая больше понравится, мисс Смит…

—Винни!

—Да, мисс Смит?

—Никаких «мисс Смит». Хватит. Ты меня целовала? Или мне померещилось?

Развратник!

Юнис, заткнись. Она нам поможет.

Сестра покраснела и ничего не сказала.

—Ответ получен. Теперь назови меня… нет, черт, я не хочу, чтобы ты называла меня «Йоханн». Винни, дорогая, какое женское имя ближе всего к этому?

—Йоханна.

—М-да. В моей семье уже есть одна Йоханна. А еще?

—Ну… может быть, Джоан? Пишется почти также, а звучит иначе…

—Точно! Ты нашла мне имя! Будешь моей крестной. Ты не против того, чтобы стать крестной матерью старого-старого хрыча, который только что родился заново в образе девушки?

—Я польщена, — улыбнулась Винни.

—Теперь зови меня «Джоан», а не «мисс Смит». Да, нужно же еще второе имя. Юнис. Джоан Юнис Смит. Неплохо, правда?

Спасибо, босс…

Что ты, любимая…

—Винни, ты знаешь, откуда взялось это второе имя?

—Я не должна знать… — замялась сестра.

—Значит, знаешь. Это в честь той милой и доброй леди, которая подарила мнеэто чудесное тело — и я надеюсь, что она слышит меня, где бы ни находилась…

Слышу, босс!

—…а теперь брось эти тряпки и подойди поближе. Назови меня моим новым именем. Пусть все будет как на настоящих крестинах. И поставь печать.

Маленькая рыжая сестричка, робея, подошла вплотную к кровати.

— Нарекаю тебя Джоан Юнис, — сказала она и поцеловала ее.

Если Винни и хотела отделаться формальным поцелуем, Джоан Юнис этого не допустила…

— Спасибо, милая, — оторвавшись наконец, Джоан провела рукой по щеке медсестры, и та медленно выпрямилась. — Теперь я Джоан. Джоан Юнис. Дай мне носовой платок… да и тебе он тоже нужен.

Ну, как?

Совратитель, ты делаешь успехи. Меня забросило куда-то в пятки…

Кого ты называешь совратителем, совратительница? Меня зовут Джоан Юнис.

Извини: Джоан — это ты, а Юнис — это я, а вместе мы — да, Джоан Юнис… и я никогда не получала лучшего подарка, босс. Джоан. И ты никакой не совратитель… а потому займись поскорее нашей крестной, если хочешь чего-то добиться…

— Какая рубашка тебе больше нравится… Джоан?

— Ой, Винни, я ни черта не понимаю в дамских нарядах. Какая больше нравится тебе?

— Ну… пожалуй, вот эта, в критском стиле. Как раз по твоей фигуре.

Нет, босс! Вон ту, с маленьким вырезом.

А я-то думал, ты гордишься своими титечками. Они ничуть не обвисли.

Не в этом дело. Поверь, я знаю, что делаю.

— Наверное, ты права, Винни… но я повременю появляться перед врачами и юристами в таком виде. Начнем понемножку приучать их… Кстати, а как ты узнала, что я в ванной?

— Монитор. Я увидела, что пульс и дыхание участились…

— Винни, темнишь!

—То есть… Джоан? — Винни опять покраснела.

—Я думаю, они зачастили минут за десять до того, как ты прибежала.

—А ты никому не скажешь?

—Сладкие Губки, давай договоримся: никто из нас не будет говорить никому ничего, если мы обе не решим, что это можно сделать. Один за всех, все за одного! Рассказывай, что случилось.

—Да ничего особенного. У тебя все было спокойно, и миссис Слоун задремала, а доктор Гарсиа пошел проведать мистера Сэлэмэна… а туалет был рядом с монитором…

—Понятно. У нас одновременно возникли одни и те же проблемы.

Винни покраснела — в который уже раз.

—Меня следует уволить. Я знаю, что так делать нельзя, нельзя так рисковать пациентом…

—Никто тебя не уволит. Доктор Гарсиа уйдет из этого дома раньше тебя… если ты захочешь задержаться, конечно. Как я выгляжу?

—Потрясающе! Я бы никогда не подумала — но этот халат идет тебе больше, чем тот, с открытой грудью…

Я говорила, босс?

—…Давай я подкрашу тебе губы, помада стерлась…

—И как такое могло случиться?

—Ой, не спрашивай! Надо и мне подкрасить, пока доктор не вернулся. Джоан, можно я буду говорить «мисс Джоан» при докторе? Он такой строгий…

—Да чтоб его намочило! Ладно, говори. Но наедине — я Джоан. Будешь моим тренером. Задача — сделать из меня леди.

Это моя работа, босс! И непростая, как я вижу…

Тебе же нужны помощники. И не вмешивайся: Винни — наше секретное оружие…

Хорошо. Но учти: такое оружие может и рвануть.

Молчи, чадо. Я умел обращаться с женщинами еще тогда, когда твоей бабушки не было и в проекте…

—Конечно, я буду помогать, как могу… дорогая Джоан.

—Тогда постарайся для начала убедить нашего дорогого доктора, что я вполне созрела для ванны. От меня воняет, а от леди вонять не должно.

— Но тебя помыли в постели часа два назад!

— Ох, Винни, ты же знаешь, что мытье в постели — это совсем не то. Продай ему идею, что поможешь мне и забраться в воду, и выбраться обратно. А если будут трудности — тащи его сюда, и он у меня света не взвидит! Сам будет мне спинку тереть… Короче, крась губки — и вперед!

Нравится наряд?

Понимаешь, Юнис, мы вроде бы одеты, ив то же время… кажется, что спереди все прозрачное…

Такая маленькая хитрость: через ткань ничего не видно, но свет она пропускает. Поэтому этот халат куда более сексуален, чем тот, в критском стиле. Обычная мужская ошибка: принимать наготу за сексуальность.

Может быть… хотя я всегда предпочитал открытую кожу.

Не хочу начинать спор, Джоан, но одежду выбирать буду я. Пока ты не станешь думать как настоящая женщина. Но у меня была особая причина выбрать именно этот халат, на первый взгляд более скромный. Я хочу, чтобы Джейк увидел нас в нем.

Боюсь, что Джейк ушел домой. Он пережил тяжелые минуты.

А я ради чего стараюсь? Не мог он уйти, не попрощавшись.

Ерунда. Мы с Джейком легко относились к формальностям.

Босс, Джейк — джентльмен до мозга костей. Он может легко относиться к формальностям, когда речь идет о его старом друге, — но никогда не позволит себе такого по отношению к леди. Йоханн — это одно, а Джоан Юнис — совсем иное.

Да, но он знает, что я — Йоханн.

Тогда почему он поцеловал нам руку? Джоан, ты ничего не смыслишь в мужчинах…

Я пробыл одним из них больше века…

Не имеет значения. И вообще помолчи: он может войти в любую секунду. Джоан, несколько последних месяцев до того, как меня убили, я была его любовницей.

Ну, и как этот старый козел?

Ты именно это хочешь знать?

Ох, Юнис, ты, похоже, всерьез думаешь, что я ничего не понимаю в мужчинах. Может быть, это и правда — в каком-то смысле. Но я бы мог просветить тебя относительно мужчин — взгляд изнутри, — а ты растолковала бы мне, каковы они при взгляде со стороны. Джейк очень сдержан. Но я дважды видел, как он проваливался — и оба раза из-за тебя. Понятно, что твоя смерть — страшный удар для него, и тем труднее было ему участвовать во всем этом маскараде. Но все равно — если бы ты была лишь девушкой, которой он платонически благоволил, с которой он встречался на работе и которая помогала ему в делах, — у него не было бы никаких срывов. Следовательно, он знал тебя ближе, чем хотел показать. А где он мог познакомиться с тобой поближе? Ответ один: в постели.

Не только в постели. Хотя и в постели, конечно. Еще в машине. В его. В твоей. Иногда — в этом доме…

Проклятье! Все слуги, наверное, знают!

Вряд ли. Мы использовали для работы — и на самом деле работали! — твой кабинет, а к нему Каннингэм и близко никого не подпускает. На прямой вопрос — прямой ответ: старый козел был очень хорош — и использовал каждый подвернувшийся шанс. Ни дня мы не пропустили…

Парочка сорвавшихся с цепи — вот вы кто. Что ж, снимаю шляпу.

Ревнуете, босс?

Завидую. Я-то мог просто смотреть на тебя, и все. Этим мои возможности исчерпывались. А теперь — это еще более невозможно. Мне остается только завидовать. Старый козел.

Нет ничего невозможного, Джоан.

Не понял?

Я была просто шокирована, когда увидела Джейка. Моя смерть его подкосила. Он любил меня… Но мы можем вытащить его, Джоан, мы с тобой — только на этот раз не в твоем кабинете.

Что?! Да это же инцест!

Не будь такой смешной. Кто это из нас кровный родич Джейка?

Я имею в виду — производит впечатление инцеста. С Джейком? С Джейком?! Никогда! Я даже не имел его в виду, когда говорил, что мы станем настоящей женщиной!

Ну а я имела.

Выкинь это из головы! Забудь. Я согласен на Хедрика! Или на Джо…

Только не Джо.

Но почему? Он же твой бывший муж, и я…

Потому что для Джо я — зомби. Оживший мертвец. И даже если он сможет прикоснуться к нам… мне будет очень трудно не сказать ему, что я еще здесь.

Но я то же самое испытываю по отношению к Джейку! Для него я — зомби!

Не совсем так. Он понимает, конечно, что мы представляем собой этакого кентавра: твой мозг в моем теле. Но Джейк любил нас обоих… и даже больше тебя, чем меня.

Джейк любил меня? Юнис, ты сошла с ума!

Да? А почему он тогда мирился с твоим мерзким характером? Не из-за денег же: он богат, пусть и не так, как ты. Почему он до сих пор ходит кругами? Из-за меня? Да он бы бежал отсюда сломя голову, только бы не видеть моего тела — это причиняет ему невыносимую боль… Но он остался, потому что знает: ты нуждаешься в нем. Значит, так, Джоан: говорит твоя старшая сестра Юнис, а ты слушайся: будь поласковее с Джейком. Больше ничего не требуется. Я не прошу тебя делать что-нибудь такое, чего ты не хочешь. Он сразу поймет, он разбирается в женщинах. Просто будь милой и ласковой. Позволь ему заботиться о тебе. И все.

Ладно, постараюсь. Джейк подумает, что я чокнутый.

Он подумает, что ты — милая девушка. Может быть, ему захочется стать тебе отцом, а не так, как мне… Ну, в таком случае мы будем хорошим ребеночком.

Постараюсь, Юнис. Но не уверена… Джейк, надо же…

Ты славная девочка, Джоан. Будь беспомощной и женственной, а Джейк сделает все остальное.


Доктор Гарсиа ворвался в комнату и энергично подошел к кровати.

— Какая еще ванна? Я, кажется, ясно сказал: идем медленно и постепенно.

Осади его, Джоан!

Сейчас увидишь…

— Ой, доктор, как вы меня напугали!

— Когда? Как?

— Влетаете в комнату без предупреждения… разве так можно?

Гарсиа, казалось, поперхнулся:

— Но, мисс Смит!.. Я работаю здесь больше года и всегда входил без церемоний… Не понимаю, что вам не понравилось сейчас? После такого долгого срока…

— Срок не имеет значения, доктор. Когда вы пришли сюда впервые, вы имели дело с беспомощным стариком; потом помогали доктору Хедрику в уходе за неподвижной пациенткой, которая большую часть времени была без сознания. Но времена меняются. Теперь я учусь быть женщиной, леди. Это не так просто. И вы должны помочь мне, используя по отношению ко мне те же нормы этикета, как и по отношению к другим леди.

Доктор Гарсиа покраснел:

— У врача нет времени для этикета.

Добавь ему, Джоан! Он еще дергается.

Обязательно!

—Доктор, дорогой, если бы я была в опасности, то сказала бы спасибо за такое вторжение. Моя жизнь в ваших руках. Но вы прибежали, только чтобы сказать, что я не могу помыться в ванне. Согласитесь, это не сверхсрочное сообщение. Я не прошу много — всего лишь рассматривать эту комнату не как больничную палату, а как спальню молодой женщины. Помогите мне. Пожалуйста…

—Хорошо, мисс Смит. Я постараюсь, — сухо сказал Гарсиа.

—Спасибо, сэр. И еще: меня теперь зовут Джоан. Я не могу оставаться Йоханном. Можете звать меня «мисс Джоан» или просто «Джоан» — если у вас нет времени на излишние формальности. Ой, не обижайтесь! Я правда не хочу быть излишне официальной со своим врачом. Ну, самую малость, чтобы я поскорее научилась быть леди. Вы будете называть меня просто Джоан?

Он криво усмехнулся:

—Хорошо, Джоан.

Она ответила ему лучшей улыбкой Юнис: в стиле «ты мужчина моей мечты!».

—Доктор, буду рада видеть вас в любое время… только предупредите сестру, чтобы я смогла приготовиться к встрече джентльмена. Всякие мелочи, знаете ли… — она приподнялась на локте, отчетливо сознавая, какое впечатление производит в своем полупрозрачном халате. — Взять, например, помаду… — она приоткрыла губы. — Так непривычно. Она не размазалась?

—Вы прекрасно выглядите!

Сотрите и исправьте — «развратника» на «шлюху». Ты же прирожденная шлюха, моя радость. Но где же обещанный нокаут?

Расслабься, подружка. Я еще не закончил расправу.

—Ах, спасибо, сэр! Но скажите мне, пожалуйста, почему я не могу принять нормальную горячую ванну, чтобы не только выглядеть, но и чувствовать себя прекрасно? Я выполню все ваши указания, доктор, но — растолкуйте мне их смысл! И, если это возможно, — без непонятных и таких длинных медицинских слов.

—Ну, как вам сказать… Джоан… Я возражаю не против мытья, а против самих ванн. Люди то и дело ломают там ноги, проламывают черепа… А вы еще не умеете стоять и тем более не умеете ходить.

—Вы правы, — Джоан откинула покрывала и спустила ноги с кровати. — Надо проверить. Вы поможете мне, доктор? Обхватите меня…

—Ложитесь немедленно!

—Неужели я должна только лежать? Мне хорошо. Подвиньте стул, а то ноги до пола не достают.

—Мисс Смит… Джоан… к черту все, бросаю эту работу и иду в старьевщики! Полежите, я позову сестру! Сестра! Сестра!.. Мы будем держать вас с двух сторон. Почувствуете слабость или головокружение, скажите, и мы положим вас обратно…

—Да, доктор, — кротко отозвалась она и легла. Винни отозвалась на вызов:

—Доктор, вызывали?

—Идите сюда. Будем учить пациентку ходить.

С их помощью Джоан встала с постели. Комната слегка закачалась, но она оперлась на Винни, а плеча доктора едва касалась.

—Как вы себя чувствуете?

—Превосходно. Еще бы музыку — и можно танцевать!

— Не вздумайте пробовать! Ну-ка: аккуратно, маленькими шагами…

Они направились к двери. Джоан наслаждалась: мягкий ковер под босыми ногами…

Юнис, любимая, ты просто не представляешь, какое это прекрасное тело!

Мне оно тоже нравилось. Сейчас оно не в форме, но недельки через две…

Я даже в детстве не чувствовал себя так легко!

То ли еще будет!

Они остановились.

— Так. Осторожно поворачиваемся и идем к постели…

— Доктор! Я ведь уже на ногах — так давайте зайдем в ванную.

— Вы не устали?

— Ничуть. Я даже не опиралась на вас, вы заметили? Вы же обещали: я приму ванну, как только докажу, что могу ходить. Я доказала. Может быть, мне встать на руки? Отойдите, я попробую.

Джоан убрала руку с его плеча, но доктор крепко обхватил ее поперек туловища.

— Без глупостей! Сестра, в ванной есть поручни? Она сможет держаться?

— Конечно, сэр.

— Ну, все. Если она упадет — бегите в Канаду. Чтоб не сбиться с пути — держитесь за мной. Но бежать надо будет очень быстро.

— Винни не позволит мне упасть, — сказала Джоан и слегка прижалась к доктору. — Но если беспокоитесь, то можете помочь мне и сами. Потереть спинку…

— Десять минут назад вы хотели меня растерзать только за то, что я вошел без стука. А теперь…

— Но ванна — это же совсем другое… — она прижалась к нему плотнее.

— Тереть пациенту спину не входит в круг профессиональных обязанностей врача. Сестра, налейте теплой воды и проследите, чтобы она не плескалась там слишком долго.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Джоан обняла Винни и засмеялась:

— Ой, какое у него стало лицо!.. Ты видела, да?

— Джоан, — покачала головой Винни, — мне нечему тебя учить. Ты и так все знаешь.

— Нет-нет, что ты! Я не знаю. Я всего лишь опробовала на докторе то, что действовало на меня в его возрасте. Я даже подумала, что он побежит тереть мне спинку…

А я подумала, что ты решила повалить его прямо на коврик.

Издеваешься? Я его даже не ущипнул!

Джоан начала снимать халат.

— Ванна! Горячая! Наконец-то!

— Джоан! Пожалуйста, держись за поручень! Если он зайдет и увидит…

— Он не зайдет никогда! Потому что… — Джоан протянула руку и повернула защелку.

— Этого нельзя делать! В больницах ванны не запираются.

— Мы не в больнице, а в моем доме, и я могу запереть любую дверь, когда захочу. А если доктор попробует войти, обнаружит, что дверь заперта, и скажет мне полслова — о, что тогда будет!.. Винни, лапочка, я слишком долго была своенравным стариком, чтобы так быстро перевоспитаться. Кстати, ты бы лучше сняла свой крахмальный халатик — здесь будет слишком много брызг… А еще лучше — залезай ко мне. Ванна слишком велика для меня одной.

— Не надо…

— Представь себе: я потеряю сознание и утону. Что скажет доктор Гарсиа? А что сообщат по новостям? Пациент утоп, а сестра никак не могла до него дотянуться. 

— Джоан, ты меня дразнишь…

Ну, все, босс. Сотрите и исправьте еще раз: «развратник и шлюха». В одном лице.

Вздор, Юнис, все вздор. Эта ванна вместит всех троих.

Винни закусила губу и начала медленно снимать передник. Джоан повернулась и потрогала воду в ванне, стараясь не слишком разглядывать Винни.

Глава 11

Час спустя Джоан сидела в кресле, положив ноги на стул. Она была облачена в легкое неглиже и домашние туфли на довольно высоком каблуке. Волосы лежали ровно, черты лица подчеркивал аккуратный макияж. Ее духи носили невинное название «Апрельский туман», но правильнее было бы — «Обольщение со взломом». Маникюр Юнис не одобрила, но на первый раз решили, что сойдет. Джоан была в легкой эйфории от чувства чистоты и необычайной легкости.

Кровать заменили, убрали монитор, комната больше не напоминала больничную палату. В нее вернулся уют. Рядом с пианино, на котором маленький Йонни разучивал гаммы, поставили автостенограф Юнис; Джоан велела Каннингэму перенести столик из кабинета и оставить здесь. Он, может быть, и не вписывался в интерьер, но вполне отвечал ее представлениям о домашней обстановке.

Ну, как, лучше? Мне — да.

Как в раю, босс. Но почему ты вдруг перерезал леску?

Да я вообще не собирался ее соблазнять…

Врешь. Лицемеришь. Грязный старикашка. Ты ее подсек. А потом — ушел в кусты. Мне такие попадались: весь пар уходит в гудок, а на прочее сил уже не хватает. Робкие Казановы. Тьфу!

Я не стреляю по сидячей дичи. Если я по-настоящему захочу ее… я не говорю, что так и будет, хотя она такая приятная пышечка…

Она оскорблена!

Ой, заткнись. Если я соберусь еще раз приударить за ней, то все будет честно — а не как сегодня: кролик и удав.

«Честно»! У меня эта честность в печенках сидит! Послушай свою старшую сестренку, Джоан: секс — это не спорт. Это просто способ стать счастливым. Нет ничего более оскорбительного для женщины, чем это: она уже готова дать, и вдруг оказывается, что — некому! Ну, сама поймешь. Будешь реветь в подушку и ненавидеть всех мужчин на свете. До следующего раза…

Юнис, неужели и от тебя отказывались? Ни за что не поверю!

Такое случается с каждой женщиной. Мужчины — они все маменькины сынки. Если бы женщины целеустремленно, буквально за руку, не тащили их в постель, человечество давно вымерло бы.

Хм… мне остается признать, что женщин ты знаешь лучше меня…

Да, и намного!

…так давай лучше поболтаем о детальках. Мы чистые, и я знаю, что мы неплохо выглядим. Но раньше ты выглядела куда лучше. Яне имею в виду раскраску, это пока рано… Что нужно делать? Что значит «подтянуть»? Это всякие упражнения?

В том числе. Но и многое сверх того. Думаю, нам стоит обратиться к профессионалам. Найдем чем заплатить?

О чем речь!

Тогда нужно обратиться в «Хелен Рабинстейн, Ltd.» или в другой салон высшей категории. Впрочем, их можно вызвать и на дом. В команде будут массажистки, маникюрша, педикюрша, парикмахер, депилятор, парфюмер, особые бригады по лицу и по коже, ну и, наконец, костюмер, постановщик речи и манер, кто-то еще, не помню… А, ну да: их босс, художественный директор. И у каждого будут помощники. Если мы захотим уложиться в один день, то заплатить придется больше, если растянем удовольствие — то тоже больше.

Не понял?

Ну, это как налоги: чем больше их платишь, тем больше остаешься должен. Босс, я шучу: нам не нужен весь этот бедлам. С моими знаниями и ходовой частью мы сделаем из нас такую леди, что и во сне не приснится. Не знаю, найдем ли мы такого же классного художника, как Джо… но если поискать и быть готовым платить — то найдем.

Юнис, я вижу, что быть женщиной — трудное дело…

Расслабься, босс. Быть женщиной легче, чем мужчиной, — и гораздо приятнее. Вот увидишь, я научу тебя быть настоящей женщиной двадцать первого века… а взамен ты научишь меня быть мужчиной двадцатого века, и мы похороним этот глупый «конфликт поколений». Понимать, как любить — с той же силой.

Любимая!

Да, для старого вредного ублюдка ты достаточно мил. Твой мозг и мое тело — это хорошая команда! Мы им покажем!

Покажем, дорогая!

Покажем. Но первым делом нам нужно найти хорошую горничную — а это не легче, чем поймать кита в Канзасе. Скорее всего, придется школить ее самим. А потом она сбежит, как только сообразит, что к чему.

Юнис, а на кой черт она нам нужна? Ты же обходилась как-то без горничной?

Точно. Вела хозяйство, была секретарем одного старого ловеласа, да еще успевала следить за собой. Нет, Джоан, у тебя нет моей подготовки, ты не сможешь.

Не скажи, крошка. Ты застала меня в плохой форме. Я и секретаря-то терпеть не мог… до тебя.

Секретарь нам пока не понадобится, а вот горничная — обязательно.

Что значит — пока не понадобится? Я не собираюсь возвращаться к делам!

Поживем — увидим… Да, и спасибо за Бетси, я так рада видеть ее тут…

Бетси? Это кто?

Автостенограф.

Ха! Бетси! Я всегда называл его «спрутом»!

Ничего себе, найти такое мерзкое имечко для такого чудного создания! Хорошо, что она выключена и не слышит.

Юнис, ну что ты такое несешь? И вообще — где Джейк?

Стрижет ногти на ногах. Даю второй урок на тему «как быть женщиной». Мужчины всегда опаздывают, но никогда-никогда-никогда этого нельзя замечать! Они так гордятся своей пунктуальностью… Босс, ты же не обещал Винни не вставать из кресла?

Да нет, конечно. Что я, должен сидеть на одном месте? Нет, я еще хочу потрогать зубы этому зверю…

Джоан встала и подошла к пианино. Села, подняла крышку. Припомнила первые такты «Славянского танца» Дворжака, начала играть…

…и получилась звуковая каша.

— Что за черт!

Она в изумлении уставилась на клавиши. Тронула пальцем си средней октавы. Звук был нормальный. Тронула си октавой ниже. Тоже нормально… Пробы одним или двумя пальцами показали, что пианино настроено прекрасно. Но для того, чтобы взять аккорд, ей приходилось смотреть на клавиатуру и внимательно следить за пальцами. Наконец ей удалось сыграть медленную, неровную и упрощенную версию «Рисовых палочек», не отрывая глаз от клавиш. Руки дрожали. Не доиграв, она ударила по клавиатуре всеми пальцами и захлопнула крышку.

Десять лет учебы — коту под хвост!

Вообще-то я даже на гитаре не играла…

Хорошо, что моя мамочка меня не видит! Она так мечтала, чтобы я выступал с концертами. Юнис, ну почему ты не научилась играть на пианино?

Потому что я училась другому — и была этим занята до предела. Босс, мой предмет изучения был куда увлекательнее! Впрочем, и на пианино мы научимся — в твоей памяти все есть, а до рук пока не доходит. Попотеем.

Это все чепуха, дорогая, не стоит возиться…

Джоан встала.

Босс, секунду. Может, заодно зададим овса Бетси?

Ха! Я же ничего не понимаю в автостенографах. Это посложнее, чем тренькать на фоно.

Посмотрим…

Она подошла к автостенографу, присела.

Ну, Юнис? Где тут руль и тормоза?

Расслабься, босс. Просто скажи: «Юнис, диктую…» — а потом просто говори что-нибудь, и все.

Попробуем…

— Юнис, диктую: «Восемьдесят семь лет назад наши отцы заложили основы новой нации, ценящей свободу и преданной идеалам…»

Ее руки легко коснулись сенсоров, включили микрофон, ввели программы корректировки в процессе записи и успели исправить напечатанные машиной слова «Восемь десятсем» — и все это легко и непринужденно.

Черт возьми, Юнис! Как это получается?!

Не думай об этом. А то будет как у той сороконожки. Слышишь, как Бетси мурлычет? Рада мне…

Я тоже рад. Кстати, Юнис, эта машинка… то есть, прошу прощения, Бетси — она может подсоединиться к Сент-Луисскому фонду Библиотеки Конгресса?

Конечно. Она подключена к межбиблиотечной сети, следовательно, может связаться с любой библиотекой.

Проблема такая: я хочу найти все работы по механизмам памяти.

Хорошо. Мне это, кстати, тоже интересно: кажется, у меня есть какие-то странные провалы… хотя я и не уверена… Я сделаю.

Конечно, я ведь не знаю, как обращаться с Бетси. Да и о предмете наших изысканий знаю лишь, что был такой Павлов, который делал роботов из собачек… по-моему, таким способом: когда собачка пускала слюну, он звонил в колокольчик.

Сделаем. Босс, а можем ли мы потратить немного денег?

Чтобы купить Пирамиды? Пожалуйста, если хочешь.

Нет. Я хочу добыть мое секретное досье. Там могут быть материалы, о которых я тебе говорила, но которых нет в официальных документах — а значит, знать ты их не можешь. Так мы убедимся, что я — не твоя фантазия.

Может, не стоит? Я почему-то боюсь, что если я сумасшедший, то меня можно будет вылечить… и. найдется какая-нибудь сволочь, которая сделает это!

Я польщена.

Юнис… а ты не помнишь чего-нибудь такого… между своей смертью и воскрешением?

Не знаю… Были какие-то сны… почему-то о тебе. А один раз было что-то, не очень похожее на сон… все было очень реально — вот просто как эта комната. Только если я расскажу, ты подумаешь, что сумасшедшая среди нас — я.

Ну и что? Очарование от этого не исчезнет.

Только не смейся. Джоан, когда я была вне всего… я вдруг оказалась в каком-то месте. И там был старый-старый человек с длинной белой бородой. Он держал огромную книгу. Он посмотрел в нее, потом на меня и сказал: «Доченька, ты была никчемушной девчонкой. Но что-то в тебе было такое… короче, я даю тебе второй шанс».

Приснилось. Образы из воскресной школы.

Может быть… Но я ведь действительно получила второй шанс!

Сомневаюсь, что от бога. Я, честно говоря, никогда не верил ни в бога, ни в черта…

Но ты ведь и не умирал, дорогой. Хотя… я, пожалуй, не знаю, верю я или нет. Наверное, слишком мало побыла мертвой… Но ты не станешь возражать, если мы будем изредка молиться?

Иисусу Иосифовичу?

Ох, не надо так. Или я скажу все, что думаю, — теми самыми словами.

Я попал под каблук… Сдаюсь. Только чтобы в церкви было красиво, и хорошая музыка, и не дольше пяти минут.

Да при чем тут церковь? Ты не сможешь молиться в церкви. Будешь не в своей тарелке… Дома, наедине с собой, Джоан. Я тебя научу.

Когда приступим? Сейчас?

Сначала досье. Думай о чем-нибудь постороннем… о Винни: скользкой, в мыльной пене…

Это очень благочестиво — и гораздо приятнее молитвы.

Грязный старикашка! Готова спорить: ты ни разу в жизни не молился!

Нет, я молился — но бог был на рыбалке.

Все, думай о Винни.

Прошло несколько весьма напряженных минут. Затем она откинулась на спинку стула и ласково погладила машину.

Ну, получилось?

Что именно?

Ну, то, что ты хотел сделать с Винни?

Я размышлял о тайнах бытия и чуде мирозданья…

Ну?

Сбился на Винни.

Я же знаю! Я же вся здесь, в твоей голове. Джоан, я должна сказать: для девушки — и даже, в определенном смысле, девственницы — у тебя необыкновенно богатое и нескромное воображение.

Фигня. Могу спорить: у любой девушки такое воображение.

Чистая правда. Но с твоим воображением… я уже ерзаю и не могу дождаться, когда же мы начнем нашу карьеру настоящей женщины. За всю свою богатую сексуальную жизнь я не встретила мужчины, который бы поимел меня таким замысловатым способом!

О-о!.. Меня научила этому одна респектабельная домохозяйка, облегчившая мой путь через юность. Совершенно очаровательная леди.

Хм. Похоже, что я родилась слишком поздно для настоящего дела.

Это я уже пытался тебе втолковать. Кстати, как там досье?

Полный порядок. У Юнис без сбоев! Давайте вернемся в кресло, а то устала спина.

Джоан Юнис пропутешествовала от автостенографа до кресла — тридцать футов по ковру босиком, сплошное наслаждение… но то, что она забыла надеть туфли, дошло до нее лишь тогда, когда она забралась с ногами в кресло и села в позу лотоса. Возвращаться за туфлями не хотелось.

Дверь издала звуковой сигнал.

—Это я, Винни.

—Входи, дорогая.

—Мистер Сэлэмэн просил передать, что скоро зайдет на несколько минут, но на ужин не останется.

—Останется… Иди сюда и поцелуй меня. Что ты сказала Каннингэму?

—Ужин на двоих, как ты велела… приносить по звонку. Но мистер Сэлэмэн твердо намерен уйти.

—А я твердо намерена его удержать. А если не получится… пообедаешь со мной? Не можешь ли принести мои туфли? Они на полу рядом с пианино.

Сестра посмотрела на туфли, потом встала перед Джоан Юнис, уперла кулачки в бока и нахмурилась:

—Джоан. Я не знаю, что с тобой делать. Ты опять ведешь себя плохо. Почему не позвонила?

—Не сердись, дорогая. Вот, сядь на скамеечку, прислонись к моим ногам, и давай поболтаем. Ты не была случайно горничной до того, как выучилась на медсестру?

—Нет, а что?

—Ты так заботишься обо мне — и в ванной, и вообще… мне приятно. Вот я и подумала: медсестра мне вроде бы не нужна, а нужна горничная. С другой стороны, доктор Гарсиа будет настаивать, чтобы медсестра при мне была постоянно. Сколько вам, сестрам, платят?

Винни ответила.

—Боже! Неудивительно, что сестер всегда не хватает. За такую оплату не нанять и сторожа! Как ты думаешь: если ты будешь числиться моей медсестрой, а на самом деле будешь горничной… придумаем, как это сделать… зато получать будешь в три раза больше. И наличными — чтобы без налогов.

Сестра, похоже, задумалась.

—А как ты хочешь, чтобы я одевалась?

—Решай сама. Хочешь — сестринская униформа, хочешь… все, что угодно. Напротив моей двери — другая спальня, там жил мой камердинер. Там есть еще одна комната, где можно сделать гостиную, и ванная. Все можешь обставить по своему вкусу. Будет твое жилье.

Кто это, интересно, говорил, что не стреляет по сидячей дичи?

Заткнись, Юнис. Если мы ее подцепим — это будет ценнейшее приобретение. И никого не надо будет ничему обучать…

Да, преимущества налицо. Особенно то, что дверь напротив, и стоит только позвать: «Сафо-о!» — и она уже в твоей постели. Нет уж, мужчины в нашей жизни будут обязательно, потому что я так хочу!!!

Расслабься. Видишь — она уже думает о деньгах. Как только она получит эту работу, тут же снова станет говорить «мисс».

— Мисс Джоан… Это будут действительно мои комнаты?

— Абсолютно. Если захочешь, Каннингэм выделит кого-нибудь, чтобы наводили там порядок. Или — туда никто не будет заходить.

— Райские условия, мисс Джоан… я ведь живу сейчас в маленькой комнате с еще двумя девушками… очень дорого, потому что в частном анклаве, безопасно… но никакого уединения…

— Винни. Посмотри на меня. Там стоит маленькая кровать. Но если надо, ее легко сменить на двуспальную.

— О, это было бы здорово! — воскликнула Винни и покраснела.

— Не красней. Тебе надо будет лишь познакомить своего гостя с шефом охраны — и все. Даже я не буду знать, кто он. Ну, будешь работать у меня? Медсестрой, или секретарем, или кем еще?

— Раз уж я буду горничной — то так это и назовем. Мисс Джоан, я буду одеваться как служанка — но в каком вы предпочитаете стиле? Классическом? Или «Акапулько»? Или нечто среднее?

— Только не классический. Пусть будет «Акапулько», если хочешь, твои ножки это позволяют.

Джоан, скажи ей, чтобы не злоупотребляла росписью по коже!

— Только не злоупотребляй росписью по коже. Это вредно.

— Я знаю. Я же рыжая, мне даже загорать нельзя. Так вот: я буду носить маленькую черную юбочку и фартук-лаке размером с блюдце. Маленькую веселенькую шапочку, черный бант. Прилипающие чашечки на грудях, полупрозрачные туфли на высоком каблуке — о, я могу носить на очень высоком, лишь бы изредка отдыхать… И чуть-чуть росписи. Бабочка на плече. Или цветок. Все одноразовое, и на одевание времени почти не понадобится. Не больше, чем сейчас.

— Класс, Винни! Твой друг оценит твой наряд.

— Еще бы — его так легко снять!

Браво, Винни!!!

Юнис, твои мысли устремлены только на одно…

Разумеется, дорогая, ведь это твои мысли!


Винни деликатно вышла. Джейк приблизился к Джоан и коснулся губами ее руки.

— Как себя чувствуешь?

—Отвратительно. А знаешь, почему? Потому что у моего самого старого и верного друга не находится времени, чтобы отметить день, когда я наконец встала на ноги. А все прочее — прекрасно. Небольшая слабость, но это понятно.

—Ты уверен, что не перегружаешь себя?

—Уверен. Со мной полный порядок. А ты?

—Здоров, как бык. Ужасно глупо получилось, Йоханн…

—Нет, это не глупо… и, думаю, Юнис согласна со мной…

Зачем это, босс?!

Помолчи.

—…Что может быть лучшей данью ее памяти, чем твои честные слезы? — Джоан смахнула слезы со своих глаз. — Она была чистой и замечательной женщиной, настоящей леди, Джейк, и меня очень тронуло, что ты ценил ее так же высоко, как и я. Сядь, я должен тебя кой о чем спросить.

—Ненадолго…

—Зови сюда кресло и садись напротив. Хочешь шерри? Мне доктор разрешил… и очень вовремя, мне просто необходимо выпить. Наполни наши бокалы…

Джоан села, чуть развернув плечи — так, чтобы коварная материя халата облегла грудь. Подняла бокал:

—Тост, Джейк. Не вставай… Тот самый, который мы с тобой пьем, когда никого нет рядом… — Она отпила глоток и поставила бокал. — Джейк…

—Да, Йоханн?

—Не называй меня так. Я больше не могу быть Йоханном. Теперь я Джоан. Ты ведь знал, что я не рассчитывал на благоприятный исход операции? Это была хитрость. Легальное самоубийство.

—Да, Йо… Да, Джоан. Знал. Потому и помогал.

—Значит, верно. Это самое благородное проявление дружбы, что я знаю. Как у японцев назывался друг, который помогал, когда надо было умереть? А, неважно. Джейк, посмотри мне в глаза. Ты понимаешь, что я предпочел бы умереть… чем выжить такой невообразимой ценой? Жить — за ее счет… Ты это понимаешь? Или мне придется прожить мою новую жизнь, ненавидя себя?

—Понимаю, — глядя ей прямо в глаза, сказал Джейк. — Это не твоя вина… и ты не должен себя казнить. И… Юнис бы тоже…

—Знаю. Ты плачь, Джейк, не сдерживай слез… ты же видишь — я плачу… Я предпочел бы умереть, чем допустить такое. Если бы не ты, не твоя поддержка — не знаю, как бы я это перенес. Ты — мой единственный друг.

—Скоро их будет множество…

—Нет. Я чувствую себя Вечным Жидом, этим Абас… Агас… как его?., забыл. Память все-таки не так хороша, как это молодое тело. Но задать один вопрос я не забуду. Джейк, есть ли какая-нибудь вероятность того, что муж Юнис причастен к ее убийству?

Босс, ты бредишь.

Извини, любимая, но я должен убедиться…

—Нет, ни малейшей.

—Этот приз в миллион… не мог соблазнить его? Не стал ли я невольной причиной убийства?

Хватит, босс! Ради всего святого!..

—Повторяю: нет. Впрочем, ты не знаешь всего… Джо был у матери. Я три дня разыскивал его, чтобы получить разрешение.

—Три дня. И не сказал мне?..

—Не сказал. Ты бы не позволил… и мы… и Юнис умерла бы вся. Знаешь, я ведь ненавидел тебя в те дни…

—А сейчас?

Сэлэмэн посмотрел на нее долгим печальным взглядом.

—Нет, конечно. Ты мой старый проверенный друг. Честный и достойный. Хорошее в тебе всегда перевешивало плохое… иногда, правда, совсем чуть-чуть. Ну и, наконец, ты — это единственное, что у меня от нее осталось.

— Это точно. Может быть, теперь я не буду казаться тебе гнусным кровопийцей. Но вернемся к Джо…

— Вернемся к Джо. Когда я его нашел и сказал… он был потрясен, он не мог поверить… а когда поверил, то… В общем, он не взял деньги. Заставил меня передать их Клубу редкой крови. В память Юнис.

О, босс! я плачу…

Мы все плачем…

Но — он же… ему же есть не на что…

Что-нибудь придумаем.

—Есть еще люди на свете, будь он проклят!

—Уже проклят. И мы с тобой — тоже… А вот Джо — нет. Совершенно не светский человек, нищий и из нищей семьи… то самое жемчужное зерно из навозной кучи. Не взял у меня ни цента. Сам платил нотариусу. Занял у кого-то… Сказал: «Банкротство — это не самое страшное».

—Джейк, мы обязаны как-то позаботиться о нем.

—Боюсь, это безнадежно, Джоан. Он чертовски горд… как Юнис… Кое-что удалось, правда. Например, я купил его студию. Теперь ему не придется платить за нее. Кроме того, я добрался до его банковского счета и ухитрился перевести туда немного денег. Года два он сможет не заботиться о пропитании…

Месяца два, не больше. Уж я-то знаю…

Не беспокойся, милая. Мы с Джейком улучим момент…

—У меня камень с души упал, Джейк. И все равно — я беспокоюсь за Джо. Его нельзя выпускать из поля зрения. Надо изловчиться и как-то незаметно субсидировать его.

—Поищем способ. Этот Джо Бранка преподал мне — в моем-то возрасте! — хороший урок: оказывается, есть вещи, которые нельзя купить за деньги. Даже за очень большие деньги… Обедать я не хочу.

—Тогда еще шерри. И мне плесни чуть-чуть. Если ты не можешь остаться, то я ложусь спать. К черту обед.

—Ты должна поесть, Джоан. Чтобы восстановить силы. Ну — если я останусь, ты поешь?

Она подарила ему самую солнечную из улыбок Юнис.

—Да! Да, мой дорогой. Спасибо.

Обед был неформальным, прислуживал только Каннингэм и два лакея. Джоан изо всех сил изображала утонченную и радушную хозяйку — потому что старалась сдержать аппетит: все было невыносимо вкусно! Но она дождалась, когда столик сервируют для кофе — правда, Джейк предпочел стакан портвейна, — и сказала:

—Спасибо, Каннингэм, это все.

Когда они остались наедине, Джоан посмотрела на Сэлэмэна:

—Джейк, с какого момента я стану дееспособной?

—Ну-у… как почувствуешь себя в силах. Торопишься?

—Нет. Готова быть на твоем попечении до конца жизни.

Джейк усмехнулся:

—Если верить статистике, ты протянешь еще лет шестьдесят, а я — десять-двенадцать.

—Это сложный вопрос. Но, надеюсь, ты останешься моим поверенным? Или я хочу слишком уж многого?

Сэлэмэн внимательно изучал свой стакан.

—Джоан… после того, как суд снимет опеку, ты сможешь сама…

Джоан! Меняй тему! Он хочет смыться!

Спокойно!

Скажи ему, какое у нас второе имя!

—Джейк! Джейк, дорогой… посмотри на меня. Ты не хочешь видеть… все это? Да?

— Все не так… не так просто…

Он хочет остаться!

—Простого нет ничего и ни в чем. Но я думаю, у меня больше оснований бежать и прятаться… Джейк, если ты уйдешь, ты не избавишься ни от чего — а я потеряю своего единственного друга, которому могу полностью доверять. Кстати, что нужно сделать, чтобы изменить имя?

—То есть?

—Ну… как-то оформить все. На множестве документов стоит моя подпись. Ведь мой случай можно рассматривать как изменение пола, не так ли? Изменения в документы должны вноситься по решению суда или как?

Сэлэмэн слегка расслабился: теперь он был в своей стихии.

—По закону каждый волен называть себя так, как желает, и никто не вправе диктовать ему свою волю. Никакого решения суда для этого не требуется. Ты можешь называть себя Йоханн, Джоан или Минивер Чиви — и все это будут твои имена, пока ты сам от них не откажешься. То же самое и с произношением. Я, например, знал человека, который писал свое имя как «Заустински», а произносил как «Джонс» и добился, чтобы это было признано официально…

—А зачем?

—Прихоть его бабушки. По завещанию он должен был изменить имя, чтобы вступить во владение. Но там не оговаривалось, как имя должно произноситься… То есть ты сама можешь выбирать, как тебе называть себя.

—Значит — Джоан Юнис Смит.

Сэлэмэн уставился на нее поверх своего бокала. Он хотел что-то сказать, но не смог.

—Спокойно, Джейк! Я не хочу, чтобы ты опять… Это необходимо, понимаешь? Это моя дань… ей. Признание неоплатности долга. Как в Китае: на стене большими иероглифами пишут: такой-то в долгу у такого-то… Кроме того, старина, я ведь на девяносто пять процентов — Юнис. А старый Йоханн — всего на пять. Так-то. И если ты, дорогой, глядя на меня, забудешься — и назовешь меня «Юнис»… ты не ошибешься, потому что это и мое имя. А если не забудешься и назовешь — то это будет лучшим признанием моих грядущих заслуг. А пока — зови меня Джоан Юнис, чтобы я знала, что ты принимаешь меня такой, какая я есть…

—Да… Джоан Юнис…

—Спасибо, Джейк, — улыбнулась она. — Так ведь лучше, правда? Нам обоим…

—Кхм… Да. Лучше. Хорошее имя… Джоан Юнис.

—Ты пролил на себя вино. Отдай пиджак Каннингэму, пусть он посмотрит. И вообще — какого черта ты поедешь в свою Тихую Гавань на ночь глядя? Что — Каннингэм не найдет тебе пары чистых носков?

—Джоан, побойся бога… Джоан Юнис… я уже две ночи…

—А если проведешь под этой крышей третью — то все?

—Да и ехать мне недалеко теперь: я же продаю свой старый дом и снял комнаты в Гибралтарском клубе. Очень удобно: в центре, прекрасный сервис, никаких забот…

—Хорошо, что напомнил: не забыть выйти из Клуба. Они же не пропустят меня дальше дамской гостиной.

—Я взял на себя смелость, — сухо сказал Джейк, — вычеркнуть тебя из списков — как находящуюся под опекой.

Она звонко рассмеялась.

—Это меня-то — основателя Клуба! Пикантно, правда? «Входите, входите, открыты все двери! — Все твари…» — кроме женщин, понятно. Которые — граждане второго сорта. Вот так, дорогой Джейк…

—Сочувствую… Джоан Юнис.

—Поэтому ты мне нужен, как никогда раньше. Где ты ночуешь?

—В Коричневой комнате.

—Каннингэм засунул тебя туда спросонок. Он должен был предоставить тебе Зеленую анфиладу.

—В Зеленой стоит всякое медицинское оборудование. Я сам так распорядился.

—Тогда сам и распорядись, чтобы ее очистили, — теперь она твоя. А оборудование пусть…

—Хедрик уже вывез часть. Остальное он вывезет завтра.

—Ладно, сегодня, так уж и быть, ночуй в Коричневой. А завтра скажу Каннингэму, чтобы подготовил Зеленую.

—Но я пока еще не собираюсь переезжать…

—А кто говорит про переезд? Я просто сказала, что Зеленая анфилада теперь твоя. И это так. Живи там день — или год, — мне можешь даже не показываться. Хотя, надеюсь, ты не будешь злоупотреблять этим последним правилом? Хьюберт, мой камердинер, еще здесь?

—Да. Он и стелил мне прошлой ночью.

—Все, теперь он будет закреплен за Зеленой анфиладой и станет обслуживать вашу честь, когда бы вы ни осчастливили нас своим появлением…

—Да черт возьми!.. Прошу прощения…

—За «черт возьми»? Какой странный день! Мой давний друг собирается следить за своим языком в моем присутствии. Я помню, ты выражался так, что в сорока ярдах окна запотевали, причем по моему адресу, а не просто в моем присутствии.

—Ну и что? Теперь ты леди, Джоан Юнис.

—Ничего — по части крепких выражений я по-прежнему заткну за пояс любого погонщика мулов. Так что ты хотел сказать?

—Что-то вроде: «Какого черта, мы ведь должны помнить о твоей репутации… Джоан Юнис».

О чем? О моей репутации как женщины! Ха! Сомневаюсь, что у меня вообще может быть репутация. Разве что — балаганного уродца… Все это чушь.

—Слушай, ты пока еще не попала в новости — была тяжелая операция, то-се… Но скоро нампредстоит визит к судье… а если кто-нибудь из нашего персонала или из медиков проболтается о выздоровлении — тут и налетят на тебя репортеры…

—Я и говорю: балаганный уродец. И наплевать. Мне уже лет пятьдесят как наплевать, что обо мне пишут и болтают. И имидж, который эти засранцы мне создали, совершенно какой-то не мой. А что касается мнения всяких старух… Джейк, неужели ты думаешь, что Юнис это волновало?

—Это все так, несомненно. Но ты знаешь, почему я не должен жить под твоей крышей. И я знаю.

—Джейк, я ни к чему не собираюсь принуждать тебя. Тем более — не хочу тебя компрометировать…

—Меня?! Да я забочусь о твоей репутации — хотя бы среди слуг!

Старый лицемер! Спроси его, как он затащил меня в гардероб — а Каннингэм шел следом! Спроси его, спроси! Давай! Посмотрим, как он запляшет!

—Джейк, это очень мило — но меня совершенно не волнует, о чем судачат слуги. Но я могу защитить от сплетен вас, сэр. У меня теперь есть — полностью в викторианском духе — компаньонка, респектабельная горничная. Она будет спать дверь в дверь со мной — как раньше Хьюберт. Если ваша честь пожелает, наши встречи всегда могут происходить в ее присутствии.

Эй, какого черта? Зачем нам еще и Винни? Она, конечно, согласится, но он — никогда! Поосторожнее с этим, дорогая.

Юнис, тебя не спрашивают!

Сэлэмэн приподнял бровь:

—Уже наняла горничную? Не ожидал. Впрочем, ты никогда не терял… не теряла времени. Это кто-то из прежнего персонала?

—Не совсем. Одна из медсестер доктора Гарсиа. Винни. Ты ее видел — рыженькая.

—Кажется, да.

Ка-ажется! Сам-то уж наверняка лапал ее за задницу… хотя бы в уме…

—Она будет числиться моей медсестрой, а услуги оказывать будто бы по дружбе — хотя и за деньги. Сейчас она, думаю, спит — но придет и будет присутствовать при нашем свидании… позвать?

—Что? Не говори ерунды, Джоан Юнис. Ты делаешь из мухи слона.

—Вот как? А мне показалось, что это ты делаешь. Да, я беззащитная молодая леди — но вы-то, сэр, своим рыцарственным присутствием как раз и обеспечиваете мою безопасность! Кроме шуток, Джейк, я не могу заставить тебя жить здесь — но как мне будет тебя не хватать! Сколько ты снимаешь комнат?

—Две. Как раз сколько мне и нужно.

—Они там не слишком-то велики… гостиная в Зеленой анфиладе больше — примерно такая же, как эта комната. Можно сделать дверь из гостиной в верхнюю библиотеку и оборудовать там твой кабинет. Будет очень удобно… Джейк, ну, какого черта? Почему тебя нужно уламывать? Ты ведь занимаешься и моими делами…

—Да уж… Я тут занялся было твоим домашним хозяйством.

—А где был Каннингэм? Он что, не мог тебя от этого избавить?

—Он старался. Особенно когда понял, что я проверяю расходы. Джоан, они тебя обворовывают внаглую. Особенно Каннингэм.

—Ну и на здоровье.

—Как это понять?

—Джейк, я всегда считала, что грех завязывать рот быку, который крутит молотилку. Пусть они две трети моих денег расходуют на себя — тем больше они будут ценить эту работу. Дорога ли плата за такое полное подобие преданности? Кстати, я думаю, что и шеф охраны приворовывает — на пару с Каннингэмом. Но ломать отлаженный механизм я не намерена.

—Джоан Юнис! Для юной прекрасной леди ваши речи не годятся. Они под стать какому-нибудь циничному старикашке — наподобие того, которого я знал когда-то…

—Да? Придется учиться говорить иначе. Прочь стариковские замашки и ухватки! Я буду леди… если смогу. Но, Джейк, не надо революций в моем доме. Ты же знаешь, что получается после революций? Все то же самое, но много хуже и гораздо дороже.

—Да, я понимаю. Это как с моей поварихой в Тихой Гавани… Обещаю: верну тебе хозяйство в том виде, в каком получил.

—Спасибо, Джейк. Ты настоящий друг. А сейчас… я еще не леди, хотя уже и не старик… я просто женщина, которая долго болела и еще не до конца поправилась. Помоги мне добраться до кровати.

—Лучше, наверное, позвать сестру…

—Джейк, Джейк — ты опять разводишь церемонии из-за моего нового тела… Дай мне руку. С твоей помощью я встану… и дойду до кровати, если ты захочешь меня проводить…

Сэлэмэн уступил. Он протянул руки, Джоан с его помощью встала, дошла до кровати и легла. Потом укрылась одеялом, сняла под одеялом неглиже…

—Спасибо, Джейк.

—Всегда рад помочь, Джоан Юнис.

—Позавтракаешь со мной? Или предпочтешь спать до ленча?

—Ну… пожалуй, второе.

—Ладно, увидим. — Она протянула руку. Джейк задержал ее в своей и решительно поцеловал. — Встань рядом, Джейк. Ближе.

Не выпуская его руки, она приподнялась. Взяла его лицо в ладони.

—Ты любил ее.

—Да.

—И я любил ее.

—Знаю.

—Как меня зовут? Мое новое имя?

—Джоан… Джоан Юнис.

— Спасибо, Джейк. — Она медленно приблизила его лицо к своему и нежно поцеловала в губы. — Спокойной ночи, друг.

— Спокойной ночи, Джоан Юнис.

Он почти выбежал за дверь.

Джоан, сука, не торопи его так!

Ничего.

Какое, к черту, ничего! В следующий раз ты затащишь его в постель!

Как забавно…

И сама ты торопишься.

Юнис, не прискребайся. Мне захотелось его поцеловать — я и поцеловала. В конце концов, есть немало культур, где мужчины целуются с мужчинами — скажем, в знак дружбы.

Кто тут мужчина? Мы — гибрид!

Это я уже заметила. Для сведения особо любопытных: этот поцелуй был чисто символическим. Джейку дали понять, что до меня можно дотрагиваться и даже целовать на прощание — и нечего делать трагедию. Отец, например, всегда целовал меня на ночь… пока я не вырос.

Боюсь, что папочки из Джейка не получится. Знаешь, как он умеет целоваться? Внутри все опускается, а потом начинает таять — от пупка и ниже, ниже…

Может, поспим?

Ты любишь меня?

Никогда не переставал — и никогда не перестану!

И я тоже… Жаль, что мы не можем поцеловаться перед сном. Спи, босс. Все будет хорошо.

Джоан еще не заснула, когда вошла Винни — в тапочках и халатике.

— Мисс Джоан?

—Что, дорогая? Включи свет.

—Мистер Сэлэмэн сказал, что вы уже спите…

—Не успела. Он тебя разбудил?

—Нет, я болтала с миссис Слоун. А доктор Гарсиа велел на ночь опускать вашу кровать до пола. Как это сделать?

—Я могу сама, вот выключатель. Раз — поехали вниз… Скажи доктору, что я паинька.

—Снотворное дать?

—Пожалуй, да. Подай, пожалуйста, воды… и поцелуй меня на ночь. А если ты откажешься, я позову миссис Слоун и попрошу ее…

Рыжая сестричка усмехнулась:

— Зачем беспокоить пожилую женщину?

Минуту спустя Винни удалилась.

А, Юнис? Как тебе?

Впечатляет. Примерно восемь десятых от Джейка.

Искушаешь?

А чего там искушать? Винни — милашечка, но за Джейком годы и годы практики. Впрочем, я совсем не против Винни. Я даже ждала, что ты уложишь ее рядышком…

Когда миссис Слоун следит за нашим сердцем по монитору? Кем ты меня считаешь? Полной дурой?

Да.

Ох, давай лучше спать!

Глава 12

Всемирная ярмарка, проходящая в Париже и Монтевидео, продолжалась, как и было намечено. Продолжались и вооруженные столкновения в разных «горячих точках»; мертвые не возражали. Нового президента Гарварда не допустили к исполнению должности органы студенческого самоуправления; место вакантно. Секретарь комитета по экономии водных ресурсов заявил, что планами комитета предусмотрено повышение содержания воды в бухте Сан-Франциско до 37 %, на что комиссия по рекам и заливам ответила категорическим отказом. В Алма-Ате сержант Корпуса Морали помог появиться на свет двухголовому младенцу, сделав роженице кесарево сечение. Налоговое управление в Вашингтоне объявило о повышении ставок всех налогов еще на 7 %. В Майами мисс Вселенная (мисс Гана: 42-22-38) через пресс-секретаря оповестила всех, что намерена стать командиром первого межзвездного корабля, для чего она в течение последних двух лет под гипнозом изучала неоэйнштейновскую баллистику. Генеральный секретарь Общества космонавтов, астронавтов и космических строителей публично усомнился, способна ли мисс Вселенная хотя бы просто сосчитать свои туфли. Мадам президент Всемирной федерации женских клубов заявила, что уважаемый секретарь — фашистский прихвостень, а его заявление — типичное проявление мужского шовинизма. В Лос-Анджелесе смертность от смога снизилась на 3 % благодаря энергичным мерам по борьбе с загрязнением и сильному ветру с моря.


В огромном, уродливом, причудливом старом доме мисс Джоан Юнис Смит сидела в позе лотоса на циновке перед зеркалом и разглядывала свою медсестру-компаньонку-служанку, тоже принявшую позу лотоса.

—Удобно, Винни?

—Очень!

—Ты более гибкая, чем я… Ну все, начали.

—Но, мисс Джоан, что это значит? Мне это нравится, я так здорово расслабляюсь… Но что значит — «камень», «лотос» и вообще?..

—Не значит ничего. И — все. Если словами — и любовь, и покой, и мир, и все-все хорошее. Но не думай. Просто — будь. Открой себя этому… Будь.

—Да… хорошо…

—Начали. Помни о дыхании. Я здесь, рядом.

—Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум. Босс, какая у нее аура! Похоже, она провела настоящую ночь!

Заткнись, Юнис. Кто придумал эти молитвы?

—Омм мани пхадме хум.

—Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум.

— Омм мани…

Достаточно, Джоан.

Так быстро? Прошло только двадцать минут по часам…

У меня другие часы. Мы разогрелись и приготовились. А Винни, похоже, более чем готова. Надо вытаскивать ее.

—Омм мани пхадме хум. Винни! Винифред! Дорогая, ты слышишь меня? Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно!

Винни продолжала сидеть в лотосе: подошвы на бедрах, руки свободно брошены на колени ладонями кверху. С дыханием из ее груди исходили слова молитвы. Глаза закатились, из-под век виднелись только белки.

—Сестра, проснитесь!

Она тут же открыла глаза. Вид у нее был в первый момент растерянный, потом она улыбнулась.

—Уже все? Мне показалось, не прошло и минуты. Я уснула?

—Бывает. Ты расслабилась? Тело теплое и мягкое, и мускулы как вата?

—Да-а…

—Тогда начинаем. Сначала — самые простые упражнения.

Джоан Юнис грациозно перетекла в стоящее положение.

—Я показываю, а ты делаешь. Потом попробуем вместе… — Она критически посмотрела на отражение в зеркале. — Похоже, живот немного подтянулся.

—Он в полном порядке, — сказала Винни. Не удержалась и зевнула.

—Все еще спишь, дорогая? Наверное, снились плохие сны?

Винни слегка покраснела, но улыбнулась:

—Не-ет. Все было прекрасно, но время, время… Надеюсь, мы не очень беспокоили вас?

—Ничего не слышала. И ни о чем бы не догадалась, если бы ты сама не сказала вечером — когда целовала меня перед сном. Но раз ты недоспала — тогда, может быть, просто понаблюдаешь?

— Нет-нет! Мне очень много дают эти упражнения, я не хочу пропускать день лишь из-за того, что Поль… Ой! Чуть не сказала, кто он.

— Что ты сказала? У меня заложило уши.

— Не врите! Он мучил меня до половины третьего. Так что я, конечно, сплю — но это неважно.

— Винни, дорогая, не подумай, что я сую нос не в свое дело, но мне просто любопытно — ведь в определенном смысле я еще девушка…

— Но… — начала говорить Винни — и осеклась.

— Валяй по-честному, — засмеялась Джоан. — Я знаю, что значит это «но». Миссис Бранка была замужем, а Йоханн Смит сменил четырех жен, и это не считая тех случаев, когда он прыгал из окна. Но Джоан Юнис — девушка. Так-то, кукленок. Въезжаешь?

— Ну, если посмотреть с этой стороны…

— Я могу смотреть только с этой. Поэтому я любопытна, как герлскаут. Но рассказами тут ничего не сделать, верно? Когда-нибудь я и так все узнаю. Так что продолжим наши занятия…

После часа вращений и растяжек Джоан Юнис сказала:

— Хватит на сегодня. Еще чуть-чуть — и мы изойдем потом. Ты готова к парным упражнениям?

Раздался сигнал входной двери.

— Кого-то черт принес, — фыркнула Джоан. — То есть — раз я леди — кто же это так не вовремя? Черт, черт, черт! Быстро одевайся, я тебе помогу. Скажешь им, что пиццу мы не заказывали!

— Вас понял, сержант! — мгновенно натянув трико, Винни подскочила к двери.

Как мы сегодня, а? Грудки уже ничего?

Полуфабрикат. Нужна еще минимум неделя.

— Мисс Джоан, это доктор Гарсиа и мистер Сэлэмэн.

— Тогда можно не облачаться. Брось мне неглиже — вон то, «лондонский туман».

Джоан подкрасила губы и слегка вспушила короткие волосы щеткой. Потом критически оглядела себя в зеркале. Прозрачность неглиже была на должном уровне, но лицо без макияжа выглядело скромнее, чем хотелось бы. Поэтому она обвела губы темным карандашом.

Босс, мы выглядим, как дорогая блядь.

Надеюсь, что о-очень дорогая. Или ты не одобряешь?

Напротив. Я аплодирую!

Она вошла в будуар, где ее ждали.

—Доброе утро, доктор. Привет, Джейк, дорогой. Не желаете ли сесть? Кофе? Или поискать бутылочку старой кентуккийской крысиной отравы?

—Кофе, — сказал Сэлэмэн. — Ты сегодня замечательно выглядишь, дорогая.

—А еще лучше пахну. После часа упражнений от меня прет, как от лошади.

—Ну, разве что от маленького пони. Могу включить вентиляцию. Доктор Гарсиа хочет тебя осмотреть.

—Что-то случилось? Но я вполне здорова. Если бы не эти чугунные холодные решетки вокруг и не камень вместо подушки…

—Доктор Гарсиа считает, что тюремные решетки можно снять. Джоан Юнис, было бы неразумно обращаться в суд, пока ты находишься под медицинским наблюдением, поэтому мы решили…

—О! Не может быть! Наконец-то. Значит, этот взвод психиатров?..

—Это наши люди. Надеюсь, они не пригодятся — но мы должны быть готовы к отражению самых решительных атак судебных медиков. Приготовься и сама: слушанья могут оказаться долгими…

Еще бы — адвокаты будут отрабатывать свои безумные гонорары. Но не бойся, босс: я не высунусь из окопа, пока хоть один из этих мудозвонов будет болтаться поблизости.

—Это прекрасно! Я страшно рада, что доктор Гарсиа считает меня здоровой. Перейдем в другую комнату, доктор? Винни, проводи нас. Джейк, вот свежий «Уолл-стрит джорнэл»…

Они перешли в гардеробную.

—Мне лечь, доктор?

—Нет, не обязательно. Это то, что называется рrо fоrта[4]. Я должен что-то записать в историю болезни, поэтому для очистки совести провожу осмотр. Покажите язык, скажите «А-а», — ну и прочее в том же духе. Разденьтесь до пояса.

—Да, сэр.

Она по команде дышала и не дышала, кашляла, набирала полную грудь воздуха и выдыхала весь, до последней молекулы. Один раз она легонько взвизгнула:

—Ой, как щекотно! Что это вы делаете?

—Проверяю, нет ли опухоли. Опять же для очистки совести — впрочем, это положено делать время от времени.

Понравилось, пацанка?

Может, тебе это и нравилось — а я предпочитаю более романтические обстоятельства.

Ври, ври. Бабушка все знает. Тебе понравилось

Доктор откинулся назад и задумчиво посмотрел на пациентку.

—Что-нибудь еще, сэр? Гинекологический осмотр?

—Ну, только в том случае, если что-то беспокоит…

—Ни капли. Я здорова — хоть сейчас на медведя.

—Да, и осмотр это подтверждает… Но что-то меня беспокоит.

—Что именно?

—Не знаю. Ваш случай уникален, поэтому весь опыт медицины может оказаться недостаточным… Скажу честно: я не верил в такой исход и не ожидал его. Все идет слишком гладко, и поэтому мне тревожно. За последние две недели у меня не было оснований наблюдать за вами больше, чем, скажем, за Винифред… И в то же время я, ставя рядом Винифред и вас, за нее спокоен, так как знаю: если не будет какого-нибудь несчастья, она проживет отведенное ей время… а про вас не могу сказать абсолютно ничего. В чисто медицинском смысле вы непредсказуемы.

—Доктор, — сказала она спокойно, — я знаю, о чем вы хотите сказать, не называя это прямо: об отторжении. Тело отторгнет мозг или наоборот, что мне безразлично, или тромб закупорит сосуды… я все это знаю. Я много читала о пересадках органов еще в своей прежней жизни. Я не боюсь. Если это произойдет — что ж, значит, мне просто удалось увильнуть от мучительной старости и немощи… — она улыбнулась широко и счастливо. — Можно считать, что сейчас я в раю — хоть и не навеки. Но и пара недель в раю — это уже кое-что.

—Рад, что вы относитесь к этому так философски.

—Вот уж никак не философски — а с радостью и изумлением, и стараясь взять все от каждой золотой секунды!

—Ну, что же… Меня устраивает, что Винифред останется около вас и пробудет достаточно долго…

—Как она сама захочет. Надеюсь, что навсегда.

—…потому что она может оказать экстренную помощь не хуже меня, тем более что здесь есть все необходимое. Кроме того, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Давайте-ка снимем передатчик, он больше не нужен. Сестра, спирт и вату!

—Да, доктор!

Винни бросилась к шкафчику с медикаментами. Доктор отлепил полоски пластыря, удерживавшие прибор.

—Небольшая мацерация, но к завтрашнему дню это пройдет. Да, теперь мне будет не хватать моего утреннего кино…

—Сэр?!

—Не подумайте дурного. Просто каждое утро я наблюдал по монитору за вашей сердечной деятельностью. Как я понимаю, вы делали какие-то щадящие упражнения?

—Да. Мы занимались йогой.

—Ничего себе! Я бы не назвал йогу «щадящей». Или мы говорим о разных вещах?

—Ну, йога, конечно, не стометровка и не поднятие тяжестей… но я — вернее, мы обе — мы принимали классические позы. Кроме стойки на голове, конечно: я не такая уж дура, я помню, что у меня череп из папье-маше.

—Я бы не позволила ей, доктор! — воскликнула Винни. — Но она и не пыталась.

—Доктор, я не наращиваю мускулатуру для показа — я просто хочу научиться владеть этим новым чудесным телом! Вот смотрите…

Джоан вскочила, сбросила неглиже и встала в шести дюймах от края циновки. Перенесла весь вес на левую ногу и, медленно наклоняясь вперед, вперед… ниже… еще ниже… так, что щекой она смогла коснуться голени, в то время как правая нога смотрела в потолок. Сделав три контрольных вдоха, она оперлась руками в пол и медленно перешла в стойку на руках. Затем плавно, как падающие лепестки, ее ноги коснулись циновки, и все тело перетекло — сначала в позу «арка», потом в «колесо», выпрямилось в «бриллиант» и замерло в классическом «лотосе».

— Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум. Только ты зря выставляешь мышеловку так напоказ.

Да? А какой-то маленький гуру говорил недавно совсем другое.

Шалите, парниша.

Доктор Гарсиа зааплодировал:

— Великолепно! Неимоверно! Как вообще все, что с сами связано. Винни, и вы так можете?

— Еще как! — воскликнула Джоан. — Винни, заголяйся — и выдай доктору все, что можешь!

Медсестра покраснела до ушей:

— Ой, я не могу! Не верьте ей, доктор, я только учусь.

— Ерунда! Все, что ей нужно, это как следует вспомнить, что люди произошли от червяков.

— Подождите… Если не Винни учила вас, то — кто?

Ой-е-ей! Осторожно, босс, он почуял мышку!

— Сколько вам лет, доктор?

— Э-э… тридцать семь, а что?

—Получается, что я освоила все это еще за сорок лет до вашего рождения. Осталось лишь вспомнить… да еще поблагодарить миссис Бранка за такую потрясающую гибкость.

Слишком сложно врешь, босс. Не запутайся потом.

С моей практикой? Дитя мое, я врал, не моргая, еще когда твоя бабушка писала в пеленки. Нет, вру — прабабушка.

—Ладно… Я попытаюсь внести это в эпикриз — если сумею сформулировать. Ваше платье, Джоан?

—Спасибо… — она взяла неглиже в руки вместо того, чтобы повернуться к доктору спиной и позволить одеть себя. — Доктор, мистер Сэлэмэн позаботится о вашем гонораре и счетах. Но, чтобы вы поняли, как я вам благодарна, я хочу подарить вам еще кое-что… Он покачал головой:

—Я не имею права брать сверх обычного гонорара… впрочем, он достаточно велик.

—Это ничего не значит… — Она уронила неглиже. — Винни, отвернись.

Она шагнула к Гарсиа и прижалась, подняв лицо и приоткрыв губы.

На миг он растерялся, а потом — обнял и поцеловал. Джоан глубоко вздохнула и еще крепче прижалась к нему.

Никаких обмороков! Не расплещи ни капли!

Не зуди, Юнис… видишь — я занята…

Доктор отпустил ее, перевел дыхание и посмотрел серьезно и грустно. Потом наклонился, поднял неглиже и помог Джоан одеться.

—Спасибо, доктор, — она улыбнулась.

—Да, теперь я с чистой совестью могу записать, что вы совершенно здоровы. Мистер Сэлэмэн ждет.

—Скажите ему, что я иду.

Джоан подождала, пока дверь закроется. Потом обняла Винни и засмеялась ей в плечо:

—Винни, ты отвернулась, да? Ты не подглядывала?

—Я отвернулась — но там же зеркала! Во фокус, а?

—Еще какой фокус! Так вот на что это похоже!.. Если честно, то я уже не чувствую себя девушкой.

—Он настолько хорош? Впрочем, да, он производит впечатление.

—Не могу судить. Не с чем сравнивать. Мой дорогой Джейк целует меня, как любящий дядюшка. Ты целовала меня… но ты девушка, и ты миниатюрнее меня. Доктор — это первый мужчина, с которым я по-настоящему целовалась… и я почувствовала себя такой маленькой и беззащитной, что чуть-чуть не завалила доктора на циновку. Ты никогда не целовалась с ним?

—С ним? Джоан, да если бы я что-то подобное брякнула перед медсестрами, меня бы засмеяли. Доктор Гарсиа такой строгий, что даже по попке не погладит.

—А меня погладил. То есть мне показалось… Не помню.

— Погладил, я видела. А вы бы вправду заставили меня перед ним раздеться? Или это шутка?

— Никаких шуток! Заставила бы. Я могу, а ты нет?

— Но вы — пациентка, а я — медсестра. Предполагается, что я робот-чичисбей.

— Но мы-то знаем, что нет?

— Н-ну… все равно я не смогла бы сделать, как вы. Это для меня чересчур сложно.

— Ничего, у нас есть время подготовиться. Он еще придет.

— Джоан, опять вы меня дразните… Недели две нам хватит?

— Конечно. Но — никакого трико. Иначе не стоит и стараться. И если будешь стесняться, тоже ничего не получится. Лучше и не пытаться.

— Да, это будет зрелище не хуже поцелуя… Но Полю не понравится.

— Что ему может не понравиться? Доктор увидит, какая у тебя координация движений? Или вдруг поцелует? Или даже сверх того? И вообще — откуда он все это узнает?

Босс, вы развращаете юное поколение нашей страны!

Надо же кому-то это делать. Тем более что этот Поль, похоже, не намерен брать ее замуж… или он уже женат. В любом случае у него нет исключительных прав на Винни. Как вы изволили однажды заметить, секс не спорт, а способ быть счастливым…

— Доктор не станет меня целовать. Медсестра для него не человек и подавно — не женщина.

— Не верю. Вы оба не так тупы, как намерены казаться. Вот объявлю поцелуй призом за отличное выступление — и посмотрю, как ты используешь эти две недели… Где там наш дорогой Джейк?

Глава 13

— …прийти к обоюдному согласию до того, как суд начнет заседание.

— Ваша честь, истицы считают, что это невозможно. В зале присутствуют все четыре истицы и их адвокаты, но у нас нет уверенности, что ответчик присутствует здесь же!

— К порядку! Прекратить шум немедленно! Или я прикажу очистить зал. Адвокат, вы утверждаете, что мисс Смит — вот эта молодая леди, которую я вижу перед собой, — не Йоханн Себастьян Бах Смит?

— Ваша честь, утверждения не прозвучало. Я лишь обращаю внимание суда на то, что в представленных документах нет безусловных подтверждений того, что лицо, на которое указал суд, есть Йоханн Себастьян Бах Смит. Вопрос о дееспособности не может быть решен до того, как личность ответчика будет доказана.

— Адвокат дает инструкции суду?

— О, ни в коей мере!

— Прозвучало именно так. Позволю напомнить адвокату, что суд рассматривает дело по праву справедливости[5], а потому сам устанавливает процедуру.

— Разумеется, ваша честь. Я сожалею, что мое высказывание прозвучало как некая инструкция…

— Вы прошли в одной шестнадцатой дюйма от оскорбления суда и не испытывайте свое везение еще раз.

— Да, ваша честь.

— …поскольку я до тошноты устал от поведения половины публики и почти всех репортеров, я приказываю бейлифу очистить зал. Берите свой взвод, Эвелин, и чтобы тут никого не осталось — а если расколошматите пару видеокамер, то и черт с ними. Адвокаты, истицы, опекун и подопечная — предполагаемая, так и запишите — могут подождать в моем кабинете, пока тут не останется ни одного тупого рыла.

— Джейк, это забавно! Если я — не я, то я мертва. Значит, у меня ни денег, ни… Джейк, как честный человек, ты просто обязан на мне жениться, чтобы спасти меня от вэлфэра.

— Йоханн, заткнись. Все весьма серьезно.

— Не могу. Представь: я мертв. Значит, вступает в силу завещание. Представляешь, как вытянутся мордочки моих внучек, когда им его прочитают? Все бы отдал, чтобы это увидеть! И мне вполне может представиться такой случай!

—А что? Юнис имеет право присутствовать на оглашении завещания. Там же есть: «…и лица, специально не поименованные, но состоящие у меня на службе, после моей кончины…» — и так далее. Так что ты если не Йоханн, то Юнис.

Оба! Оба!

Вот повеселимся-то, девочка!

Часть кабинета судьи Мак-Кэмпбелла представляла собой удобный уголок отдыха. Войдя, он огляделся по сторонам.

—М-м… Джейк, Нед, мисс Смит, Алек, миссис Сьюард, миссис Фрэбиш, миссис Кромптон, я не ошибся? — и миссис Лопес. Паркинсон, а вы какого дьявола сюда заявились?

—Дружеское сочувствие, ваша честь.

—Вы не друг этого суда, и ваше место не здесь.

—Но…

—Вы пойдете ногами или полетите?

Паркинсон предпочел ноги. Когда дверь захлопнулась за ним, судья сказал:

—Сперлинг, настройте этот аппарат так, чтобы я сам мог записывать, когда понадобится, и можете идти. Алек, а вы опять хотите заявить протест?

—Я? Ничего подобного, судья.

—Это хорошо. Потому что в деле сплошной туман, и протестами его не разогнать. Кому-нибудь надо поправить голову? — он подошел к бару. — Алек, джин с тоником, как обычно?

—Да, судья.

—Забыл о дамах. Миссис Сьюард? Что-нибудь крепкое — или кофе? А ваши сестры? Эта машина может заварить и чай, если я вспомню, на что нажимать. Мисс Смит, а вы? Я помню, что вы, бывало, заказывали в Гибралтарском клубе. Ваши вкусы те же?

Это засада, босс!

Расслабься.

—Судья, в этом теле мои вкусы слегка изменились. Но те времена я вспоминаю с нежностью. Добрый старый «Глен Грант»… правда, потом мне его запретили. До сих пор не пробовал ничего похожего. Нет, перерыв был слишком большой, а вопрос моей дееспособности слишком важен для меня… так что я лучше выпью кофе. Или кока-колы — если ваша коза доится ею.

Судья озадаченно почесал нос.

—До дееспособности мы еще не дошли, а вот что касается личности… впрочем, про «Глен Грант» мог знать и Джейк. Но с кока-колой вы меня сразили.

—Вы просто не знаете всего, — улыбнулась Джоан. — Это был первый напиток, который врачи запретили мне пить. Не только его — вообще газированные напитки. Вы тогда, наверное, только поступали на юридический факультет… Это в том случае, если я — Йоханн Смит. Если нет, то я не являюсь подопечным суда — а значит, должен идти пить в другое место. Я так понимаю.

Судья задумался еще глубже.

—Джейк, ты не хочешь остеречь своего клиента? Нет, не клиента… а кого? Будь я проклят, если знаю. Собственно, это мы и должны установить. Леди, вы присаживайтесь. Кока у нас найдется. Алек, озаботься выпивкой для истиц. Обслужи их. Джейк и Нед — вы уж сами. У нас с Алеком на завтра намечена встреча с кой-какими рыбками в Новой Шотландии, поэтому сегодня надо поставить точку. Алек, загляни в свою ирландскую душу: ты что, всерьез считаешь, что эта леди не та, за кого себя выдает?

—Судья, а не обвините ли вы меня в неуважении к суду, если я скажу, что вопрос неточен и некорректен?

Мак-Кэмпбелл вздохнул:

—Юная леди, не обращайте на него внимания. Он пользуется тем, что делил со мной комнату в наши студенческие годы, и теперь проедает мне плешь. Когда-нибудь я упеку его суток на тридцать — чтобы посидел и подумал. А завтра рано-рано утром столкну его в очень холодную воду… ну, как бы случайно.

—Давай-давай. Я тут же потащу тебя в суд. Учти, там Канада.

—Я знаю, что вы снимали одну комнату, — сказала Джоан. — Вы оба были «Большими Баксами» и жили на Дартмаус, семьдесят восемь, не так ли? Судья, может быть, вы позволите адвокату задавать мне вопросы — тогда он убедится, кто я есть?

—Это не способ! — визгливо заговорила миссис Сьюард. — Первым делом вы должны снять отпечатки пальцев этой… этой самозванки, и…

—Миссис Сьюард!

—Что, судья? Я хочу сказать…

Заткнитесь!

Миссис Сьюард заткнулась. Судья выдержал паузу. Все вели себя прилично.

—Мадам, неформальная обстановка нашего заседания — это еще не повод нарушать установленные процедуры. Если вы не желаете привлечения по делу о неуважении к суду, то впредь обращайтесь ко мне лишь через своего адвоката. Алек, втемяшь ей это в голову.

—Да, ваша честь. Миссис Сьюард, вы поняли? Вы все поняли?

—Но я всего лишь хотела сказать…

—Остановитесь. Вы находитесь здесь лишь по любезному приглашению суда, пока процесс установления личности ответчика не завершен. Прошу прощения, судья. Это была моя мысль — усомниться в личности, чтобы прояснить суть дела. В действительности я убежден, что такой опытный юрист, как Джейк Сэлэмэн, не станет морочить нам головы, пуская в игру подставного игрока. Прошу прощения, мисс Смит.

—Я в этом тоже убежден, — кивнул судья. — Дальше что?

—Дальше? Я хотел бы просить вашу честь позволить мне отказаться от роли адвоката истиц по этому делу… если миссис Сьюард будет продолжать настаивать на своем.

Судья погрозил пальцем и осклабился:

—Шалишь, Алек! Ты их сюда приволок, ты их надрочил как следует — а теперь хочешь слинять? Не выйдет, зайчик! Так… Джейк, ты будешь говорить сам или поручишь Неду?

— Я думаю, мы не помешаем друг другу.

- Нед?

—Конечно, судья. Джейк вполне способен говорить сам. Но какое интересное дело! Целый роман!

—Да уж… Ладно, говорите оба. Алек, мне что-то подсказывает внутри, что рыбы нас завтра не дождутся.

Адвокат промолчал.

—Но почему, судья? — удивилась Джоан. — Вот я. Берите ваш кнут и клещи… Я отвечу на любой вопрос.

Судья продолжал сандалить свой нос.

—Видите ли, мисс Смит… — мучительно морщась, заговорил он. — Я лично уже решил для себя вопрос, являетесь ли вы Йоханном Себастьяном Бахом Смитом, главой «Предприятий Смита» и жителем этого города… Но оформить свое мнение в виде приговора суда я пока не вижу возможности. Предложение миссис Сьюард: снять отпечатки пальцев — не выдерживает никакой критики… Алек, истцы принимают как факт то, что мозг их деда был пересажен в другое тело?

—Нет, ваша честь.

—Какая же у них версия?

—«Пропал без вести, возможно, умер». По нашему мнению, кто бы ни называл себя Йоханном Себастьяном Бахом Смитом — он должен это доказать.

—Джейк?

—Я не могу согласиться с тем, что именно моя подопечная должна это доказывать; вполне очевидно, что бремя доказательства противного должно лежать на истцах. Однако мой клиент — я подчеркиваю: мой клиент Йоханн Себастьян Бах Смит, присутствующий в этом зале, — готов ответить на любые вопросы суда и адвоката истцов, и я с ним в этом согласен.

—Ваша честь…

—Секунду, мисс Смит. Джейк, вы не против, чтобы она говорила?

—Нет, ваша честь. Пусть говорит.

—Продолжайте, мисс Смит.

—Спасибо. Судья, мои внучки могут спрашивать меня о чем угодно. Я помню их с раннего детства. Скажем, Йоханна… извините, миссис Сьюард… Когда ей исполнилось восемь лет — а это было пятнадцатого мая шестидесятого года, как раз в тот день стало ясно, что встреча Хрущева и Эйзенхауэра в Париже не состоится… так вот, в тот день ее мать, а моя дочь Эвелин пригласила меня в гости — посмотреть, как ее маленькое отродье лопает именинный пирог. Эвелин посадила ее мне на колени, и она обмочилась…

— Я этого не делала!

— Да что ты говоришь? Эвелин подхватила тебя и стала извиняться, что это недержание мочи, что ты писаешься в постели… Врала, конечно.

— Судья, вы что — собираетесь так вот сидеть и спокойно слушать, как эта… эта личность оскорбляет память моей покойной мамочки?

— Миссис Сьюард, ваш адвокат вас предупредил. Если вы будете и дальше бесчинствовать, суд посадит вас в бочку, и вы будете говорить только тогда, когда я выну затычку. Или что-нибудь подобное. Алек, ты помнишь суд в «Алисе в Стране чудес»? Я разрешаю тебе применять те же методы, какие были там. Тем более что процесс живо напоминает… Мисс Смит?

— Да, сэр?

— К сожалению, то, что вы говорите о деталях жизни ваших предполагаемых потомков, не доказательно — в чем вы убедились. Не могли бы припомнить нечто, известное Йоханну Смиту и мне, но чего не мог знать Джейк Сэлэмэн?

— Это трудный вопрос, ваша честь…

— Естественно. Но иначе мне придется принять как факт то, что вы самозванка, которую хорошо натаскал опытный юрист. Тогда я буду вынужден завалить вас вопросами, чтобы вы утонули в собственной лжи… Вы, очевидно, понимаете, что идентификация личности должна быть четкой и неоспоримой, как дактилоскопия.

— Это я понимаю… хотя и не представляю, что именно… А дактилоскопия бессмысленна: отпечатки пальцев достались мне от донора.

— Естественно. Но есть разные способы убить кошку — вовсе не обязательно закармливать ее маслом. Ну, так что?

— М-м… Судья, вы позволите мне пожать вам руку? 

— Что?

—Пожать руку. Лучше под столом, чтобы никто не видел.

Рукопожатие состоялось. Глаза судьи расширились.

—Черт побери! Простите. Мисс Смит, пожмите руку Алеку.

Джоан повернулась к адвокату и протянула ему руку. Адвокат, пожимая ее, наклонился и шепотом что-то спросил. Джоан так же шепотом ответила.

Босс, я не понимаю…

Это по-гречески. А перевод не для дам.

Мак-Кэмпбелл вопросительно наклонил голову:

—Как я понимаю, мистер Сэлэмэн не мог научить вас этому…

—Да. Джейк был Варваром, а не Эллином.

—Я был Варваром, — подтвердил Сэлэмэн. — Что же мне — становиться «вертволль юде»[6] в группе, которой лень было пересмотреть свой устав? Так что вы выяснили?

—То, что мисс Смит — брат мне и судье Мак-Кэмпбеллу, — сказал адвокат. — Вернее, сестра. Судья, мне кажется, очень легко установить членство Йоханна Смита и Джейка Сэлэмэна в наших тайных обществах. И это будет тем самым документальным обоснованием, которое необходимо.

—Могу я добавить? — спросила Джоан. — Брат Алек, когда вы будете искать меня в списках, учтите, что там я прохожу как Шмидт, а не Смит. Я поменял фамилию в сорок первом. Но вы помните о существовании нашего фонда взаимопомощи?

—Да.

—Конечно, мисс Смит.

—Я был его казначеем с пятьдесят шестого и до конца восьмидесятых, когда отошел от общественной деятельности. Судья, весной семьдесят восьмого вы взяли полторы тысячи долларов…

—Верно. Но сумму я возместил и спустя некоторое время внес такую же — согласно уставу.

—Отлично, вы это помните. Мне изложить обстоятельства, которые убедили меня, что ссуду вам дать необходимо? Я ведь был прижимистым казначеем…

Судья смутился:

—Думаю, это можно обойти. Алек в курсе тех обстоятельств…

—Это точно, — подтвердил адвокат. — Сам бы одолжил, да нечего было.

Эй, босс, что это за история?

Еще одна «ревматическая лихорадка», моя радость.

Деньги на аборт?

Нет, на свадьбу.

—Судья, — сказала Джоан, — я могу продолжить рассказ. Хотите, я изложу тайную родословную семьи Шмидтов? Там много скелетов в шкафах…

—Позже, мисс Смит. Я готов вынести вердикт, вступающий в силу с момента оглашения и действующий до вынесения окончательного решения. Адвокаты сторон готовы?

—Да, ваша честь.

— Возражений не имею, ваша честь. Судья поднял два пальца.

— Постановляю: идентификация личности не может базироваться исключительно на отпечатках пальцев, рисунке сетчатки и прочих второстепенных косвенных признаках. Имярек может потерять руки и ноги, потерять оба глаза, быть обезображенным до полной неузнаваемости — и в то же время оставаться прежней личностью. Его номер социальной регистрации не изменяется. Нечто подобное случилось и с вами, мисс Смит, хотя я с удовлетворением отмечаю, что обошлось без шрамов. Суд находит убедительными доказательства, представленные ему в подтверждение того, что вы действительно являетесь Йоханном Себастьяном Бахом Смитом, и постановляет считать вас таковым до тех пор, пока не будет доказано обратное. Итак, на время судопроизводства вы — Йоханн Себастьян Бах Смит. Далее: мы вступили в область применения прецедента Парсонса. Поскольку Верховный суд постановил считать, жив или мертв субъект, исключительно по активности мозга, то наш суд постановляет, что личность субъекта может быть идентифицирована исключительно по мозгу. Любое другое решение противоречило бы решению Верховного суда по делу «Генри М. Парсонс против Род-Айленда». Иные решения и толкования привели бы к хаосу при рассмотрении аналогичных дел в будущем. Итак: личность идентифицируется по мозгу.

Судья перевел дыхание и посмотрел на Сэлэмэна.

— А теперь, Джейк, я возлагаю бремя доказательств по делу на вас и вашего клиента. Вы должны однозначно доказать, что мозг Йоханна Себастьяна Баха Смита был извлечен из его тела и пересажен в тело донора, которое мы и видим перед собой.

Сэлэмэн кивнул:

— Я понял, судья. Сегодня мы не готовы к этому.

— Ничего — мы тоже не готовы… Все из-за вас, Алек, — надо же было предупредить суд и адвоката ответчика, что вопрос будет поставлен именно так.

— Приношу извинения, ваша честь, но я слишком поздно получил указания от истиц.

— Ну, так надо было просить перенести разбирательство… Ладно, ничего страшного не произошло. Разбирательство было любопытным и поучительным. Мисс Смит, вы были взяты под опеку по причине бессознательного состояния после операции; поскольку данная причина более не существует, опека отменяется, а мистер Сэлэмэн освобождается от функций опекуна. В чем дело, Алек?

— Протестую, ваша честь!

— Основания?

— Нет заключения экспертов о дееспособности мисс Смит.

— Интересная мысль. Для установления недееспособности данной особы эксперты не привлекались, как вы помните: речь шла лишь о длительной потере сознания. Каждый гражданин изначально дееспособен, а следовательно, все мы — вы, я, Джейк, мисс Смит, истицы, то неописуемое существо, которое приносит нам пиво и выносит мусорные корзины, — полностью правомочны. Наш суд не станет создавать чрезвычайно опасный прецедент, позволяя проводить промывку мозгов человеку без достаточно веских оснований. Если желаете, Алек, вы можете настаивать на проведении экспертизы, но бремя доказательства необходимости ее проведения ляжет на вас. И потребуются гораздо более веские доводы, чем просто желание истиц наложить лапу на громадное состояние. Кстати, Джейк…

—Да, судья?

—Вам придется еще, вероятно, отражать такие атаки. Будьте готовы.

—Мы готовы.

—От опекунства вы освобождены, но по-прежнему остаетесь хранителем собственности Йоханна Себастьяна Баха Смита до положительного, подчеркиваю, решения суда об идентификации личности вашего клиента. Я должен проследить весь путь мозга Смита в это тело. Как звали хирурга? Бойл? Он понадобится. И другие, кто был там. Я ничего не приму на веру. Вам, Алек, я уже сказал: требовать признания недееспособности мисс Смит будете после моей отставки — или в другом суде. Всем все понятно?

—Да, ваша честь.

—Перерыв.

Миссис Сьюард вскочила. Лицо ее было свекольно-красное.

— Вы уволены! — крикнула она Алеку Трайну. Мак-Кэмпбелл холодно сказал:

— Мадам, ваше счастье, что вы дождались перерыва. А сейчас — очистите помещение.

Повернулся к остальным истицам:

— Вы трое — тоже.

Джун, сестра Йоханны, подняла руку:

— Ваша честь, могу я задать вопрос?

— Задайте, миссис Фрэбиш.

— Вы оставили эту… эту личность на свободе, судья… ладно. Но неужели вы позволите ей жить в доме нашего деда? Дом полон, дом буквально набит произведениями искусства. Кто помешает ей растащить все это, пока мы не докажем, что она не может быть нашим дедом?

— О, мадам, мистер Сэлэмэн знает свое дело. Ему поручено хранение собственности, следовательно, он ее сохранит. Так, Джейк?

— Никаких проблем, судья. Из дома не будет вынесено ничего, имеющего ценность.

— Судья, могу я добавить? — спросила Джоан.

— Разумеется, бра… мисс Смит.

— Я прошу у суда защиты. Дело в том, что истицы не могут знать, владею ли я какими-либо произведениями искусства: никто из них никогда, ни единого раза, не был в моем доме. Даже в период моей болезни, когда я лежал, прикованный к постели, они не навещали меня и не удосужились хотя бы цветов послать… Но сразу после операции Йоханна, то есть миссис Сьюард, попыталась ворваться в дом.

— Джейк, это так?

— Да, шеф охраны докладывал мне об этом.

— Миссис Сьюард?

— Я была в своем праве. Как наследница.

— Все ясно. Хорошо. Значит, так: вы, леди, слушаете меня внимательно, запоминаете как следует — а потом уходите. Вы не должны входить в дома, офисы и прочие помещения, принадлежащие Йоханну Себастьяну Баху Смиту. Вы не будете делать попыток встретиться и говорить с этой юной леди, которую я называю мисс Смит. Если вам потребуется вступить с ней в контакт, вы сделаете это исключительно через мистера Сэлэмэна, но никак не напрямую. Это постановление обязательно для исполнения, и в случае нарушения его вас ждет наказание за неуважение к суду. Вы все поняли? Вопросы есть?

Вопросов не было. Судья выдержал должную паузу.

— Очень хорошо. А теперь уходите.

Когда дверь закрылась, судья облегченно вздохнул:

— Ну, наконец-то!.. Мисс Смит — или брат Шмидт, как правильнее? Может, тяпнем по-гибралтарски? «Глена Гранта», к сожалению, нет, но «Гленливет»…

— Боюсь, что нет. Я еще не пробовала крепких напитков в этом новом теле — а вам с братом Алеком нужно собираться на рыбалку…

— Суд отклоняет возражение. Снасти в машине Алека, внизу, а мой коптер будет только через час. Так что, еще колы?

— А шерри есть? После бокальчика шерри у меня начинает так приятно шуметь в голове — похоже, мой донор совсем не пил…

А ты меня спаиваешь!

 Ш-ш-ш! Потом.

А судья славный. Вот бы его трахнуть!

У тебя одно на уме…

Спроси, как официально сменить имя.

Ладно.

— Шерри найдем. Джейк? Нед? Алек?

— Судья, поскольку Джейк в моих услугах не нуждается, я прошу прощения…

— Как хочешь, Нед. Алек, наливай себе и Джейку, а я хочу поглазеть на брата Шмидта. Возможно, я вас больше не увижу, мисс Смит. Истицы наверняка захотят передать дело в суд высшей инстанции. Сегодня вы победили, потому что причастны к нашему братству. Но временная защита — это пока все, что я могу сделать.

— Это очень много — для меня и сейчас. С переменой тела во мне появилось что-то новое. Когда я был старой развалиной, я ничего не боялся. Теперь я гораздо сильнее, выносливее, я полностью здорова — но почему-то испытываю потребность в защите.

— Брат Шмидт, я буду вашей защитой! — обернувшись, сказал Алек. — И не доверяйтесь брату Мак-Кэмпбеллу — это самый страшный волк в нашем лесу! Отвали, Братец Волк, настал мой черед глазеть на нашего нового брата!

— Парни, я не новый брат — меня посвятили задолго до вашего рождения. А что касается вашего желания поглазеть, то оно объяснимо… Джейк, они знают?

— Судья знает. Алек, наверное, тоже.

А если не знают, скажи. И не забудь про имя!

К чему я и веду…

— Мой донор, Юнис Бранка, бывшая моя секретарша, была самой приятной и очаровательной девушкой из всех, кого я знал. Не так давно она победила на конкурсе красоты… Я понимаю, какое сокровище я унаследовал. Пока я лишь учусь пользоваться этим дивным телом…

Уже неплохо получается, босс.

—Суд считает, что вы уже научились.

—Возражаю, ваша честь! Решение суда вынесено до выступления адвоката! Брат Шмидт, я согласен с этим старым ослом, поскольку он случайно оказался прав. Как известно, даже ржавые часы два раза в сутки…

—Спасибо вам обоим… от имени Юнис. Джейк, теперь, когда судья объявил перерыв, я могу снять этот бабушкин салоп?

—Н-ну… это зависит от того, как много надето под ним…

—Тогда лучше не стоит. Сегодня нужно соблюсти какой-то минимум благопристойности…

Хочешь, чтобы тебя начали просить, уговаривать?..

А кто меня учил? По крайней мере, лифчик на мне не нарисованный.

—Брат Шмидт, — сказал Алек, — поскольку в нашем деле затронут вопрос идентификации личности, может возникнуть необходимость в полном обнажении тела. Родинки… маленькие шрамы… и эти, как их… ну, объясните же ей, судья!

—Не обращайте внимания, брат Шмидт. Кстати, почему вы называете эту великолепную тогу «бабушкиным салопом»? В корне неверно! Но, должен заметить, она явно предназначена для открытого воздуха, и я с радостью помогу вам снять ее…

Босс, опасная зона!

Ша!

Джоан провела пальцем по магнитной «молнии»; Алек, опередив судью, принял плащ.

—Видите? Вот так выглядела Юнис Бранка…

Наряд для тела Юнис Джоан позаимствовала у Винни: черную обтягивающую юбочку, черный же полупрозрачный лифчик, босоножки на шестидюймовых шпильках… Она стояла, они смотрели. Джейк вдруг закашлялся.

—Джоан, если бы я знал, что на тебе надето, я бы не…

—Джейк, милый, а сказал бы ты такое самой Юнис? И кстати — хочу спросить. Судья, я не могу больше носить мое старое имя. Вы разрешите мне сменить его?

— Тут нет предмета для обсуждения, брат Шмидт. Вы можете называть себя любым именем. Суд должен лишь зафиксировать это. Что вы выбираете? Наверное, Елена? Или Клеопатра?

— Спасибо…

Босс, а судья женат?

Скройся!

— …но эти имена мне не подойдут. Я хочу носить имя Джоан — от «Йоханн»… Джоан Юнис Смит.

Судья улыбнулся.

— Хорошо звучит. Осталось немного от старого, отдана дань донору. Красиво. Позвольте дать вам совет?

— Я его прошу.

— Подписывайте чеки пока что прежним именем — до окончательного решения суда. Может быть, даже — Верховного суда…

— То же самое говорил и я, — кивнул Сэлэмэн.

— Ничуть не сомневался. Э-э… мисс брат Шмидт, как бы вы хотели, чтобы мы к вам обращались?

— Можно «Джоан», а можно «Юнис». И если в неофициальной обстановке — то лучше без «мисс». Хотя брат Шмидт старше вас обоих, вместе взятых, но Джоан Юнис всего две недели как проклюнулась. У вас могут быть дочери возраста моего тела… Кроме того, я помню, мои братья в обществе называли меня Йонни…

— Мисс Джоан Юнис брат Йонни Шмидт, мне будет исключительно приятно называть вас так, как вам угодно. Дочерей ваших лет у меня нет, но относительно моего бывшего сокамерника — не знаю. Страшно даже подумать, какого возраста могут быть некоторые его самоделки — он такое вытворял в школе!.. — Адвокат расплылся в улыбке. — Да, я еще не сказал, насколько я счастлив, что миссис Сьюард, не к столу будь помянута, меня уволила? Брат Джоан Юнис, я взялся за это дело лишь потому, что меня попросила теща Паркинсона. Сначала все выглядело как защита интересов пожилой и больной леди, едва ли не инвалида…

— Врет, — махнул рукой судья. — Обычно он охотится за клиентами в приемных покоях больниц. Иногда я по-братски подкидываю ему приличное дельце… Вернемся к нашим баранам. Джейк, будут ли какие-нибудь трудности с доказательствами того, что мозг брата Шмидта был помещен в тело Юнис Бранка?

—Нет. Хотя это сплошное занудство, но трудностей не составляет.

—А доказать, что это тело — это чудесное тело! — принадлежало Юнис Бранка?

—То же самое.

—Понятно. Но никаких письменных показаний, если есть возможность привести свидетеля в суд. Никаких копий — только подлинные документы и фотографии. И так далее. Отпечатки пальцев перед операцией снимали?

—Вот этого не знаю. Когда Юнис убили, мне было не до отпечатков ее пальцев…

Джоан тихонько пожала его руку.

—Тут могу помочь я, — вмешался Алек Трайн. — Когда я начал заниматься этим делом, я тут же затребовал отпечатки с обоих тел, удостоверился в их подлинности — и для себя решил этот вопрос. Поэтому, повторяю, меня ошарашило, когда сегодня перед началом заседания мне сказали… Не знаю, какой паркетный шаркун подал эту идею миссис Сьюард… Паркинсон, наверно. Боже, как же они оба мне осточертели!

—Кхм… Короче, соберите все возможные доказательства. Кстати, а где второе тело?

—В морге Медицинского центра. По завещанию, тело должно было поступить для медицинских исследований, но завещание — по понятным причинам — не вступило в силу… Так что тело все еще там.

—Хотел бы я надеяться на это, — пробормотал Алек Трайн. — Если тело не упрятано, то пять к одному, что кто-то из любопытных студентов уже выпотрошил его.

—Алек прав, Джейк. Вам стоит позаботиться о сохранности тела — и как можно скорее. Даже живые свидетели исчезают, когда речь идет о таких больших деньгах. Давайте-ка представим себе, что брату Шмидту противостоят неизвестные нам личности, готовые на все. Они будут давать взятки, находить лжесвидетелей, выкрадывать улики… Как вы думаете, сколько понадобится денег, чтобы выкрасть или уничтожить труп?

— Не знаю. Но если речь идет о неизвестных нам четверых дамах, то можно выяснить…

— Могу пояснить, — сказала Джоан. — Марла и Элинор рано потеряли отца, поэтому я помогала Роберте, моей дочери, содержать девочек, платила за их обучение и прочее — до тех пор, пока они не вышли замуж. И вот за то, что после замужества субсидии прекратились, они меня возненавидели. Впрочем, за их кредитом я продолжала следить. Негоже, чтобы мои родственники сели на шею налогоплательщиков… Почти то же самое было с Йоханной и Джун, разве что девочки вышли замуж при живых родителях. Короче говоря, если никто из них не выиграл миллион в лотерею и не ограбил банк — то у них просто не найдется денег, чтобы в складчину сбацать что-нибудь настоящее.

— Это хорошо, — кивнул судья. — И все-таки, Джейк, не теряйте времени. Меня не будет четыре дня, но номер моего радиотелефона можно узнать у Сперлинга.

— Минутку, — сказал Алек. — Тут речь о деньгах, а Мак знает, как я отношусь к деньгам…

— Как всякий нормальный крохобор.

— Прошу не принимать во внимание реплику судьи! Я беру разные гонорары — от обозначаемых нулем до обозначаемых горизонтальной восьмеркой. В данном случае я долго не хотел браться за дело, потом потребовал очень большой гонорар, рассчитывая, что они пойдут искать кого-нибудь подешевле… но деньги мне заплатили мгновенно. Формально я получил их от миссис Сьюард, но, думаю, ясно, чьи они. Следовательно, вопрос стоит так: захочет ли Паркинсон продолжать платить — раз; и два — сможет ли он нанять хорошего взломщика, чтобы в нужный момент вам не хватило какой-нибудь самой важной детали?

— Черт его знает, — сказал Сэлэмэн. — Будем действовать так, как будто он уже занялся этим. Значит, надо торопиться. Извини, Джоан, я упустил это из виду. Старею…

Ничего он не стареет! Скажи ему, босс, скажи!

Джоан погладила его по руке.

— Не расстраивайся, Джейк. Ты не стареешь — просто не было оснований беспокоиться об этом. Джентльмены, позвольте одну реплику. Я ничуть не расстроюсь, если мои внучки выиграют это дело. Тут так: если они выиграют, то очень сильно проиграют. Если они докажут, что я мертв, и будет оглашено завещание — то они, бедолаги, окажутся без гроша за душой. А возможность потерять это проклятое состояние меня не тревожит — оно мне просто надоело. Так что спасибо Юнис Бранка, Джейку, доктору Бойлу — благодаря им я здорова, полна сил и наслаждаюсь жизнью…

—Брат Шмидт Джоан Юнис, — сказал Алек, — вы толкаете абсолютно антиамериканские речи. Разве так можно говорить о сотнях миллионов долларов?

—Брат Алек! — улыбнулась она. — Пари: если я потеряю все до цента, то уже через пять лет буду иметь миллион чистыми. Спорим на миллион? Джейк, ты поручишься за меня, а то у меня с собой ничего нет?

—Естественно.

—Минутку, минутку! — запротестовал Алек. — Я честный, а потому бедный юрист. Давайте снизим ставку до пятидесяти центов. Мак, ты одолжишь мне пятьдесят центов?

—Только под залог. Это безнадежное пари, Алек. Джоан Юнис, я ничуть не сомневаюсь, что вы полны сил и задора — вступить в этот мир без цента в кармане, но с бодро поднятым хвостом. Однако я просто сердцем чувствую, что здесь, рядом со мной — мой брат Йоханн Шмидт, который поверил мне и дал ссуду, когда она была мне страшно нужна… Старина Эта-Бета-Пи[7] не позволил мне упасть, а я не позволю никому уронить брата Шмидта.

—Спасибо, брат Мак…

—Аристократы дерюжные, — проворчал Джейк. — Еще в колледже меня от вас тошнило… да и сегодня воротит. Судья, единственной причиной, заставляющей нас всех помогать Джоан Юнис, может быть только то, что она права. А не то, что она сколько-то там лет назад выудила из дерьма какого-то сопляка-брата…

— Принимаю ваше замечание, советник. Однако никогда еще наличие братских уз — включая братство Благоговейных Хранителей, к которому мы с вами имеем честь принадлежать, — не влияло на мои умозаключения в суде…

— Какого черта! — вскочил Алек. — Ты принимаешь любые решения, лишь бы — против меня! Спроси кого хочешь!

— …даже когда мне приходилось указывать этому ирландцу на некоторые тонкости в законодательстве. Я помог бы Джоан Юнис в любом случае… но в данном конкретном — мне было просто очень приятно ответить добром на добро, потому что… — Он вдруг замолчал и стал рассматривать свой бокал. — Джейк, вы в курсе моих тех обстоятельств?

— Нет.

— Джоан Юнис расскажет вам… чуть позже. Сейчас мы запишем то, что нам может потребоваться в дальнейшем, и размножим… Не получится, черт! Простите, Джоан Юнис… Сперлинг не сменил пленку.

Босс, давай посмотрим, что у него с автостенографом.

— Я «брат Шмидт» — в любое время, когда вам захочется сказать что-нибудь этакое. Могу я взглянуть на ваш аппарат? У меня такой же.

— Ради бога. Зря мы отказались от стенографистов.

— Угу…

Ну, что, Юнис?

Ерунда. Это недоразвитая сестренка нашей Бетси. Сейчас все будет. Спой-ка про себя «Янки Дудль».

Зачем?

Чтобы не мешать мне.

Понял. Омм мани пхадме хум. Омм мани пхадме…

Вернись, радость моя. Все о 'кей.

— Готово, судья.

— Всегда удивляюсь, как люди что-то понимают в этом железе…

— Не так уж я и понимаю. Юнис в свое время объясняла мне, как пользоваться подобным аппаратом, а память у меня неплохая…

А врешь ты вообще замечательно!

Я? Вру?

Ну… говоришь почти всю правду, а получается что-то новенькое.

О! Этот принцип я открыл, еще когда твоя прабабушка ни разу и ни с кем, поняла, козленок?

—Диктую. Первое: подтвердить всеми возможными способами факт смерти Юнис Бранка. Приложить все усилия, чтобы никто не смог подменить или уничтожить соответствующие полицейские документы — даже с помощью очень больших взяток. Тело поступает в больницу, так как жизнь ее еще надеются спасти — следовательно, все это фиксируется в приемном покое. Принять те же меры. Хирурга, осматривавшего тело, — в свидетели. Затем — все относительно пересадки мозга Йоханна Шмидта в тело Юнис Бранка… Джоан Юнис, вам, наверное, неприятно выслушивать все это? Вы можете перейти в умывальню, там есть кушетка.

— Продолжайте: мне надо привыкать жить с этим.

А мне хочется выйти…

Терпи, малышка. На суде нам надо будет выглядеть спокойными, как удав… как два удава.

Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум.

Омм мани… Давай сядем в лотос, кресло позволяет.

 Нет возражений…

—…и непосредственно в суде снимем отпечатки пальцев Джоан Юнис, тем самым замкнув логическую цепочку. Джоан Юнис, теперь это просто выключить?

Он распечатает копии и выключится сам.

—Он распечатает копии и выключится сам. Джейк, мы, наверное, задерживаем джентльменов. Их ждет рыба…

—Рыба дождется, — поднял руку судья. — Минуту… — Он подошел к видеофону и набрал номер. — Эвелин?

—Да, судья?

—Как там снаружи? Штурм отбит?

—А как вы догадались?

—Надо быть мужем большого ума, чтобы не догадаться. Потери большие?

—Трое. Отравление газом, набитая морда и сломанное ребро. По третьему и четвертому каналам новостей все это показывают. Очень похоже, что репортеры и подстроили потасовку: камеры у них оказались наготове.

— Если мы захотим выйти, надо брать охрану?

— Уже нет. Полиция контролирует обстановку. Звонил судья Андрес — просил передать, что ваш с ним договор остается в силе, можете ехать, он вас подменит.

— Я ему позвоню. Счастливо.

Судья переключил видеофон на передачу новостей.

— Вроде бы не слишком… Все равно, этот дом надо бросать к чертовой матери и строить новый — покрепче и подальше от Развалин… — Он переключился на следующий канал новостей — и отшатнулся от экрана. — Ой-е-ей!

Рев толпы ворвался в кабинет. На экране бушевало людское море. Сквозь него, как настоящие броненосцы, шли три полицейских танка «Мерримак»…

— Брат Шмидт, на вашем доме есть вертолетная площадка?

— Нет, — покачала головой Джоан. — Когда я его строила, считалось, что безопаснее не иметь ее.

— И все же… придумайте место, куда я могу вас отвезти на коптере. Или будете ночевать здесь?

— Судья, — сказал Джейк, — у меня ведь «Роллс-Шкода».

— Я вас ни к чему не принуждаю… но давайте прокрутим запись и посмотрим, что послужило поводом…

Через минуту они нашли это место.

«…ость дня! Афера с пересадкой мозга раскрыта! Наши предположения подтвердились: сенсационная операция оказалась блефом! Вопрос один: умер ли Йоханн Смит своей смертью? Или — убит? Последнее мнение более вероятно, учитывая сегодняшнюю наглую попытку прямо в зале суда украсть его огромное состояние! Женщина сомнительной репутации, известная под именем «Бланка»…»

— Может быть, выключим, судья? — сморщился Сэлэмэн.

Судья выключил. Постоял у погасшего экрана, потер переносицу.

— Похоже, что я им всыпал-таки перцу под хвост. И не могу сказать, что меня тянет пойти и извиниться. Здесь все же суд, а не цирк…

— Мне жаль… — начала Джоан.

— Жаль? Чего? Вас приволокли в суд против вашего желания — так? Вы ведь ничего не сделали. А я почему-то до сих пор придерживаюсь немодной концепции: суд не должен потакать толпе — и отвечает лишь перед законом и перед богом. И пока я сижу в этом кресле, я буду вести дела именно так, и мне… э-э… глубоко плевать, что болтают обо мне эти репортеристые шавки и сколько подонков желают увидеть дешевый стриптиз в зале суда…

— Мне жаль, что пострадали ваши бейлифы, — закончила Джоан.

— Этих ребят мне тоже жаль. Но — они на службе. Они знали, куда нанимаются. Джейк…

—Да?

— Вы вольны рисковать своей шеей — но «Шкода» не «Мерримак». Ее можно опрокинуть, если навалиться толпой, можно поджечь — а эти гады сделают такое просто ради удовольствия. Так что я запрещаю Джоан Юнис покидать это здание иначе как на коптере. Или вы хотите, чтобы я возобновил заседание и вновь сделал ее подопечной суда?

— Мой дом находится в безопасном месте, — сказал Джейк. — И там поблизости есть посадочная площадка. Хорошо охраняемая. Потом, когда все поуляжется, туда можно будет прислать мою машину.

— Это неплохой вариант, — кивнул судья. — Подождите, я распоряжусь…

Несколько минут спустя Джейк и Джоан встали: коптер судьи ждал их на крыше. Ни о какой рыбалке Мак-Кэмпбелл не желал и слышать.

— Нет нужды повторять, как я благодарна, — сказала Джоан. — Но я хотела бы, чтобы моя благодарность выражалась не только в словах. Судья, как насчет премии тем людям, которые пострадали?

— Нет.

— Но почему?

— Потому что это можно классифицировать как дачу взятки служащим суда. Так, Джейк?

—Он прав, Джоан… хотя и зациклен на этом.

—Ну, не зациклен, конечно… Джоан Юнис, есть такой приют: для детей погибших полицейских, бейлифов, пожарных… Джейк расскажет. А я не хочу знать, что вы сделаете потом.

—Поняла…

Джоан, не обращая внимания на Джейка, который держал ее плащ, подошла к судье и обняла его за шею.

—А это тоже взятка?

—Думаю, да… но я не стану привлекать вас…

—Конечно, взятка! — закричал Алек. — Брат Шмидт, отойдите от него и отдайте эту взятку мне!

— Куда без очереди, рыжий ирландский черт!

Мак-Кэмпбелл отстранил адвоката. Джоан приоткрыла губы…

О-о-о-о! Я знала…

Юнис, держи меня…

Долгие-долгие секунды спустя Джоан отстранилась от судьи, улыбнулась смущенно:

— Боже мой…

Алек хлопнул судью по плечу:

— Объявляется перерыв! Судья, побудьте где-нибудь…

Джоан прижалась к судье, потом оторвалась — и перешла в объятия его бывшего соседа по комнате. Второй поцелуй она постаралась сделать таким же долгим и глубоким, как и первый.

Ф-фу! И что ты думаешь, Юнис?

Я думаю, что оба понимают толк в оральном сексе… целуются почти не хуже Джейка… и если бы его тут не было, нас бы уже завалили на коврик… Ну, хватит, хватит! Джейк обидится. Брейк!

Сэлэмэн молча помог ей одеться, и они прошли к лифту. Когда дверь закрылась и лифт унес их наверх, Алек Трайн повернулся к своему другу:

— Мак, почему поцеловать брата Шмидта в десять раз приятнее, чем с иной девчонкой переспать?

— Знамение!..

— Иди ты. А вот представляешь — жениться на такой? И почему они появляются, когда ты уже на коротком поводке?

—Алек, тебе, наверное, неправильно накладывали щипцы, когда тащили на свет божий. Вот и пришлось делать из тебя юриста…

—А сам ты кто?

—Я — особый случай. Сам знаешь: умишка у меня всегда не хватало, а это кресло я добыл шантажом и подкупом… Боже, какая девочка!

—Принято единогласно. Мак, теперь ответь: неужели даже после такого поцелуя ты станешь утверждать, будто в этом прелестном теле сидит старый купи-продай с мерзким норовом?

—Ну… все сходится. Она знает наш тайный знак…

—Пароль тоже. Но, понимаешь… любой из наших братьев продал бы ей все секреты за один только поцелуй.

—Относительно наших братьев ты — увы! — прав… но у Джоан Юнис почти не было шансов заполучить кого-нибудь из них. Джейк держал ее взаперти — а сам он Варвар… хотя можно, конечно, уточнить этот момент по «Кто есть кто»…

—Вряд ли он стал бы так подставляться. Но почему бы не представить себе, что старик Йоханн сам рассказал своей любимой секретарше обо всем, включая, кстати, историю с тобой…

—Это вполне правдоподобно…

—Не более того. Нет, я уверен, что Джоан Юнис — это то, что заявлено: прекрасная девушка с мозгом старого Йоханна в черепушке.

—Алек, я признаю, что она своими повадками даже не напоминает известного нам Йоханна Смита. Но, поверь мне, даже если бы ей пересадили ту мочалку, которую ты носишь между ушами, общество приняло бы ее с распростертыми объятиями… Да, такая девочка может переключить мужчину с переменного тока на постоянный.

—О, я вижу, она тебя зацепила — и крепко!

—А тебя? Кто мне уши прожужжал, что пора отдохнуть от женщин? И что теперь? Стоит ей позвонить тебе и попросить о чем-то… ты ведь слетаешь на небо и принесешь луну, не так ли? И не пытайся меня обмануть, я тебя знаю лучше, чем ты сам.

— Не имею намерения обманывать. Но ведь ты и сам готов к тому же, нет? Кстати, Норма в курсе относительно нашей рыбалки?

— В курсе. Алек, ты очень хочешь порыбачить? А то Джейку может срочно потребоваться дружески настроенный судья. Эти хищницы постараются найти спеца по грязным делам, достаточно неразборчивого, чтобы заплатить кому-нибудь за вчинение прямого иска. Я бы не хотел быть где-то там, когда я могу понадобиться здесь.

— Боже мой, душа в душу. Я думал как раз об этом. Нельзя оставлять брата Шмидта без помощи. Мак, как по-твоему: этично предложить Джейку мою помощь? Истицы меня уволили… Если процесс развернется, ему могут потребоваться помощники, и я бы взял на себя часть хлопот…

— И часть гонорара. В форме повременного созерцания брата Шмидта.

— Но закон же не запрещает принимать гонорары в таком виде? А Джейку действительно нужна помощь.

— Закон не запрещает. Так что валяй. Интересно, есть у Джейка телефон в том его покинутом доме? Ладно, так или иначе — мы с ним свяжемся.

— Он снимает комнаты в Гибралтарском клубе…

— Разберемся. Рут тебя не ждет, а Норма не ждет меня, пообедать нам дадут и здесь, про ванну я уже не говорю…

— Верно мыслишь. Давай пока разливай, а я начну звонить. Эй, а с коптером связаться можно?

— Только через пилота. Воздержимся, пусть пока никто не знает. Вряд ли до утра мы ему понадобимся… хотя… Короче, если мы ему срочно понадобимся, он позвонит сюда — и напорется на нас.

— Нормально, — Алек опустил протянутую было к телефону руку. — А мне показалось, что брат Шмидт вытеснил из твоей головы все мысли. Оказывается, нет.

— Скажем так: мне было бы приятно обсудить достоинства брата Шмидта с человеком, приятным мне и разделяющим мои взгляды на противоположный пол…

—В таком случае смешай нам пойло и включи что-нибудь спокойное. Я сейчас приду.

Глава 14

Сэлэмэн подсадил Джоан в коптер, забрался сам и закрыл дверь. Коптер взлетел. Пассажирский салон был изолирован от кабины, можно было говорить о чем угодно, но Джейк упрямо молчал и смотрел перед собой.

Джоан недолго терпела такое безобразие.

—Дорогой, ты сердишься?

—Я? Конечно, нет. С чего ты взяла?

—Ты просто где-то далеко. И я подумала: может быть, Джейк разозлился за то, что я целовалась с этими двумя?

—Это не мое дело.

—О, Джейк! Пожалуйста, не дуйся. Такой трудный день, эти чертовы внучки… то есть мои внучки… неуютно, когда рядом кто-то желает твоей смерти. А знаешь, как тяжело сдерживаться и вести себя как леди, если до этого целый век был мужчиной? А знаешь, как мне это вообще удается? Пытаюсь вообразить, как вела бы себя Юнис… я не умею целовать мужчин, ты мог бы меня научить, но всего лишь целуешь меня перед сном — как дорогой дядюшка… И вот — мне захотелось их поблагодарить, а что сделала бы Юнис? Она ведь поцеловала бы их, не так ли?

— Н-ну… пожалуй, да. Юнис поцеловала бы…

Делает вид, что сомневается — хотя прекрасно знает…О, мужчины!

Ему просто очень трудно…

Не ослабляй натиска! Скажи, как он прекрасен, скажи! Джоан, мужчины просто тают — все! — когда им говорят, что они прекрасны!

— Тогда какого черта ты так холоден со мной, а? Ты был прекрасен сегодня! Я хотела поцеловать тебя… за то, что ты такой прекрасный… и поцелую… если ты позволишь. Или ты дуешься за то, что я целовала их, не закутавшись в плащ?

—Ну… это было бы чуть пристойнее… для леди.

Еще раз по тому же месту! Джоан, добивай его! Когда я целовала его в первый раз, я была без плаща — а потом вообще голой! Думаешь, он сопротивлялся? Ха!

Сейчас мы его…

—Джейк, но откуда мне знать, что значит быть леди? Откуда? Меня часто шокировало то, что Юнис делала и как она одевалась, но она была совершеннейшей леди, я убеждена! Джейк, руку на сердце: в этих обстоятельствах Юнис — стала бы одеваться? Или прижалась бы к ним голым телом и позволила потискать себя, если бы те захотели — а они хотели, Джейк! Джейк, ты знал ее лучше — так ответь мне, правильно ли я себя вела? В смысле — так же, как Юнис, или не так?

Джейк вздохнул настолько горестно, что почти застонал:

—Черт!.. Да, она бы сделала все точно так же. Это меня и добило.

—Спасибо, Джейк. Мне лестно это слышать… — Джоан провела пальцем по магнитной «молнии» плаща. — Здесь тесно, я не могу это снять — и все равно, поцелуй меня. Поцелуй так, чтобы я забыла тех двоих, сделай так, чтобы Юнис гордилась мной…

—Джоан!..

—Не стыдись меня, Джейк, я теперь девушка, меня нужно целовать, ну, назови меня «Юнис», я так хочу, это мое имя, назови меня так и скажи, что я хорошая девочка…

—Юнис… — простонал он.

— И поцелуй… меня… любимый…

Дрожа всем телом, он сдался. Поцелуй длился невыносимо долго.

Юнис, я больше не могу…

Стоять! Стоять, подружка! Я так долго этого ждала…

Наконец Джейк откинулся, но она осталась сидеть, прижавшись к нему, а он продолжал ее обнимать одной рукой. Она коснулась его лица:

—Джейк… спасибо тебе… за это — и за все.

—Спасибо тебе… Юнис. Джоан Юнис.

—Поназывай меня еще просто Юнис. Я хорошая девочка? Ей не пришлось бы стыдиться меня?

—Не пришлось бы…

—Я старалась. Джейк, ты веришь в духов? Мне почему-то кажется, что Юнис где-то рядом. Без нее я не смогла бы… вообще ничего не смогла бы.

—Интересная мысль…

Интересная мысль! Надо будет продолжать время от времени щекотать его за это место. Кстати, если его пощекотать под ребрышками, он становится такой мягкий-мягкий. Совершенно беспомощный.

Запомним. Но — не сегодня.

—…в любом случае — да, она бы гордилась тобой. Ты милая девушка.

—Надеюсь, что так и есть. Это все для тебя. Я тебя люблю.

Лишь в одно биение сердца была пауза.

—Я тоже люблю тебя… Юнис. Джоан Юнис.

—Я рада, что ты любишь нас обеих… Ты ведь женишься на мне, Джейк?

—Что? О боже, дорогая! Ты такое говоришь… Я люблю тебя, но… между нами такая разница в возрасте…

—Разве это так важно? Допустим, я на четверть века старше… но это же не бросается в глаза.

—Кхм! Я имел в виду, что я намного старше тебя…

Не давай ему говорить об этом! Скажи, что мужчины — как коньяк: улучшаются с возрастом! Что-нибудь в этом духе! Видела, каким он был молодцом пару минут назад?

Ш-ш-ш!

—Джейк, ну какой ты, к дьяволу, старик? Уж я-то знаю, что такое — быть стариком! Ты — классический тип, а значит, только крепчаешь с годами! Несколько минут назад я успела это заметить…

—Чтоб тебя!.. соплячка!

—О, Джейк! Как это чудесно — быть твоей девушкой! Я не буду набиваться, я подожду. Скоро ты поймешь, что не можешь без меня… и тогда сделаешь из меня честную женщину.

—Х-х-ха! Уморила! Это выше человеческих сил — даже с помощью лицензии на брак.

—Мой милый грубиян! Я подожду. И ты не скроешься от меня… Юнис тебе не позволит.

—Ладно… Переспорить тебя все равно невозможно: Йоханн был упрямее всех на свете, а Юнис… тоже, хотя и по-своему: этакая шелковая веревочка. Я так и не могу понять, кто ты больше: он или она. Как будто бы действительно — раздвоение личности…

Меняем тему!

Не суетись, кошка. Пусть привыкает.

Подождем, пока кончится процесс. Я до сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю те ремни, что удерживали нас в постели…

—Ничего удивительного. Сколько ты меня знаешь? Лет двадцать пять?

—Двадцать семь.

—И все это время ты хоть раз видел, чтобы я похлопал по попке секретаршу?

—Нет. Ты был старым сухарем.

—Вот именно. Сначала мне приходилось сдерживать себя, чтобы не выглядеть дураком, потом — старческая немочь… А теперь я получил молодое и здоровое тело. Пусть женское — ну и что? Думаешь, женщины легче переносят воздержание? Да будь я парнем — я бы уже перетрахал полгорода!

—Представляю себе…

—Больше четверти века воздержания — и при этом я в такой форме! Ты и вообразить не можешь, что я чувствую. Зато я стал понимать женщин. Взять мою медсестру Винни — хотел бы ты ее попробовать?

—Черт тебя побери, Йоханн!.. Ну да, она приятная девочка… Нет — Пятая поправка![8]

—Она действительно приятная девочка, но я, кроме того, понимаю, что она постоянно чувствует себя, как кошка в течку — и ты, старый бык, мог бы пободать ее своим рогом без малейшего сопротивления с ее стороны.

Эй, ты о чем?

Сама не понимаю…

Мы же хотели приберечь Винни для нас.

Боишься, что наша маленькая Винни залетит? Или по какой другой причине?

—Болтаешь черт знает что… Я втрое ее старше…

—Засмущался, старый козел? О, Джейк, прости! Посмотри на меня! Ведь ты любил Юнис, любил это тело, я знаю… а я телом не намного старше Винни…

Да при чем тут Винни?!

 Откуда я знаю?

—…а Юнис всегда была такая леди… Как у тебя с нею началось? Ты ее изнасиловал?

Клевета, черт возьми! Это я изнасиловала его! Хотя, надо сказать, он не оказывал сопротивления…

—Слушай, это нечестно!

—Зато так по-женски… Джейк, я знаю тебя давно — но извне. А Юнис я теперь знаю изнутри… Ты ведь не ухаживал за нею, не волочился — так? Она просто дала тебе понять, что не сделает из тебя дурака — и?.. И что?

И все. Роман длился пять минут, но потом нам помешали, поэтому финальную сцену пришлось отложить на завтра. А так — все уложилось бы в десять. Я имею в виду — ухаживания, цветы, письма, что там еще?..

—Это не твое дело, вообще-то…

—Наполовину, Джейк, наполовину. Йоханн приносит свои извинения… но тело Юнис просит подтвердить, что оно не ошибается. И потом — я же не выспрашиваю подробности…

А мне больше всего хотелось бы узнать подробности! Увидеть все его глазами. О своих впечатлениях я расскажу попозже…

Милая, ну нельзя же быть такой нетерпеливой. Сейчас мы его немножко размягчим, подготовим…

—Джоан Юнис… Юнис… Ты всегда находила способ добиться своего.

—Это твой ответ, Джейк? У меня ведь нет памяти Юнис, я не вполне понимаю…

Как это нет? А я?

Юнис, давай пока не будем в это углубляться. Предадимся философии, когда завалимся с тобой в постельку. Видишь, я уламываю мужчину, и с непривычки у меня плохо получается.

На что спорим, что у нас не будет времени философствовать в постели?

Не говори такого. Я боюсь.

Не бойся. Расслабься и повторяй: «Деньги пахнут, деньги пахнут»[9]. Рулить буду я.

И не дашь подержаться за руль?

Посмотрим… но ты, похоже, настоящая ебливая сучка, босс?

—Я попробую, Джоан… я понимаю, что тебе это нужно — и понимаю зачем. Поэтому я расскажу, как Юнис себя вела. Она была честной и целенаправленной…

Я притворялась, что я такая, — а на самом деле была настоящая змея!

—…и вбила себе в голову, что я ей почему-то нравлюсь, чем облегчила мою задачу. Ничего похожего на изнасилование… или на соблазнение…

И то, и другое! Только он не знал.

Очаровательно! Но пока мы тут занимаемся эмоциональным стриптизом — помолчи и послушай. Узнаешь кое-что новенькое обо мне.

Слушаюсь и повинуюсь!

—Все так, как я и предполагала. Но это то, что касается моей женской половины. А мужская слишком привыкла быть мужчиной, чтобы… Я не зря спросил о Винни — я с огромным трудом сдерживаюсь, чтобы не начать ее лапать.

Сдерживаешься? Кто бы мог подумать!

Брысь, кому сказано! Или ты хочешь, чтобы я, обняв его, рассказывал о своих похождениях по Розовой улице? Русалка ты бесстыжая! Впрочем, ладно — только пусть это будет сладкий десерт, а не бутербродик…

А чем плох бутербродик? Один сверху, другой снизу…

Замолкни!

—Так что, Джейк, старик Йоханн — то есть я — относится к Винни… ну, ты меня понимаешь.

—Да, пожалуй.

—А если принять во внимание, что я на девяносто пять процентов — Юнис?

—Гм-м…

—Джейк, мне чертовски нравится Винни, я хочу затащить ее в постель — хотя не знаю, что в этом новом теле с нею делать. И в то же время только что, когда я целовалась с Алеком и судьей, я почувствовала, что меня тянет к ним. Тянет к мужчинам. Понятно, что в каком-то из этих случаев я проявляю гомосексуальные наклонности — но в каком именно?

—Джоан, честное слово, я затрудняюсь ответить.

—Но, Джейк! Мне надо прибиться к какому-то берегу. Иначе, боюсь, у меня поедет крыша.

—По-моему, это шантаж.

—Упаси бог! Я действительно не могу сориентироваться… хотя до уровня нынешней молодежи не дошла. Знаешь, сколько полов они насчитывают? Шесть! Ортодоксальные мужской и женский, амбивалентные мужской и женский — ну, и гомо, соответственно. А некоторые выделяют еще два: аутосексуальные. Плюс к этому ко всему — асексы, нейтральные.

—По-моему, все это чушь.

—По-моему, тоже. Из своего уникального опыта я могу сделать вывод, что существует один-единственный пол: сексуальный. То есть: сексуальность либо есть, либо ее нет, и форма тела тут ни при чем. Взять, например, меня: правда, мои рекорды — в далеком прошлом, но все равно. Взять тебя: заполучил чудесную замужнюю женщину, вдвое тебя моложе… Взять Юнис: счастливый брак…

—Да, именно так. Я чувствую себя виноватым.

—…и в то же время всегда не прочь отпустить налево. Причем пойми: я говорю об этом не с осуждением, а с восхищением. Просто в ее сердце было достаточно любви для всех. Она делала счастливым тебя — и не обделяла мужа… и я подозреваю, не ограничивалась вами двумя.

—Слушай, Йоханн!.. Да черт меня побери, если у нее оставалось время на кого-то еще!

Босс, я тебе потом все расскажу. Не мучай Джейка!

Э, ты не понимаешь, ласточка. Последний барьер — это образ Святой Юнис, который запечатлелся в его сердце. Когда мы подрисуем к этому образу недостающие детали, крепость падет.

—Ты так уверен? Ну-ка, потрогай темечко — там ничего не выросло?

—Джоан, тебе не следует говорить о Юнис в таком тоне.

—Джейк, дорогой! Я ведь лишь подчеркиваю ее достоинства! Юнис — женщина из нашей команды. Я любил ее, я стремлюсь ей подражать — и если узнаю, что она предпочитала спать с тремя мужчинами одновременно, подрабатывала в подпольном борделе, а в свободное время предавалась лесбийским игрищам — я начну делать это немедленно!

Спасибо, босс. Я могу выйти и поклониться?

 Пока нет, хорошая моя.

—Так что, Джейк, одно из двух — или я становлюсь «бесштанной Смит, любительницей девочек», или — ты берешь меня под руку и выводишь на прямую дорогу женского счастья. Потому что мое терпение вот-вот лопнет.

—Джоан, я люблю тебя… но я не женюсь на тебе. Этот вопрос снимается без обсуждения.

—Тогда — постарайся помочь моим внучкам меня разорить.

—Это еще почему?!

—А то ты не понимаешь. Юная незамужняя мультимиллионерша! Шансов найти хорошего мужа не больше, чем у черепахи — догнать Ахиллеса. Кто попадает в мужья таким, как я? Грузинские князья, джигиты и жиголо. Какого черта! Уж лучше в монастырь. Хорошо Винни — спокойно трахается, с кем хочет. Ни денег, ни забот. Джейк, ну?

—Я слишком стар. Если мужчина женится в моем возрасте, то берет не подругу, а няньку.

—Если понадобится, я могу стать нянькой. Но вряд ли эта пора настанет скоро. А пока давай споем «Сентябрьскую песнь».

—Да не буду я ее петь! Вот еще… И вообще, я пою басом.

—Знаешь, Джейк, а ведь если возникнет нужда — мы могли бы и тебе купить новое тело.

—Ну уж нет. Мое меня не подводило, а путь был долог… и я его тоже не брошу, когда придет время. В болото их, этих медиков… Я умру так, как умирали мои предки.

—После этого кто-то здесь говорит о моем упрямстве… Я подняла тебя на вершину горы и показала все царства земные — ты же твердишь, что это Лос-Анджелес. Ну и ладно, было бы предложено. Я перестану докучать вам любовью своею, сэр, и надеюсь, что вы сможете подобрать мне достойного охотника за приданым. Боюсь, что Юнис была слишком простодушна…

Чушь, босс. Я выбирала товар с открытыми глазами… и потому не промахнулась.

Да, конечно. Но Джо Бранка — не меньшая редкость, чем Джейки Сэлэмэны…

—Джоан Юнис, я сочту за честь сопровождать вас… и постараюсь держать всяких «Паскудниксов» на значительном расстоянии…

—Значит, хотя бы ради этого я буду жаться к тебе поближе, о мой почти юный старый друг! Да, Джейк, о духах. Ты хоть немножко религиозен?

—По-моему, нет. У меня была очень религиозная семья, меня всем этим пичкали, готовя в раввины… и, наверное, перестарались.

—Что-то подобное получилось и со мной. С детства меня воспитывали в католических традициях, потом отец из деловых соображений решил, что мне лучше стать баптистом, — и в результате уже в четырнадцать лет я не верил ни во что, чего нельзя пощупать руками. Воинствующий, понимаешь, атеист. Но со временем я расслабился, поняв, что вера в отсутствие бога равносильна вере в Его существование — так что последние семьдесят пять лет жизни я был терпимейшим из агностиков, просто оставив религию шаманам…

—Как и я.

—Да. Но вот что случилось, когда я был мертв…

—Мертв? Йоханн, но ты не был мертв.

—Да ну? Без тела, с мозгом, отрезанным от всего на свете, не осознающим себя? Чем это отличается от смерти?

—Ч-черт его знает…

—Я говорил уже, что дух Юнис помогает мне?

—Говорил. Но мало ли что ты успел наболтать…

—Упрямый ублюдок! Речь ведь не идет о спиритизме и прочих прохиндейских штучках. Просто, когда у меня возникают затруднения, я сосредотачиваюсь и задаю себе вопрос: а что бы сделала Юнис? И все, Джейк! — мгновенно приходит ответ. Никакой эктоплазмы или потустороннего свечения — просто мгновенное знание, не основанное на моем опыте. Как с этими поцелуями… Скажи, разве старик Йоханн стал бы целовать здоровенных мужиков? Что ты на это скажешь?

—Я не знаю, что тут можно сказать… Джоан, ты действительно ведешь себя как Юнис — во всем, всегда. За исключением тех моментов, когда заявляешь, что ты Йоханн, и действуешь… э-э… от его имени. Но я не верю в духов, в переселение душ, во все такое. Если бы я знал, что мне всю оставшуюся вечность предстоит быть этим вот Джейком Сэлэмэном, я бы… я бы подал жалобу в Высший Суд.

—Тогда позволь мне рассказать, что случилось со мной, когда я предстал перед Высшим Судом…

—Что ты несешь?

—Когда я был мертвый — ну, практически мертвый… я был там. Там сидел очень старый человек с длинной белой бородой. Он открыл большую книгу, потом посмотрел на меня, что-то в книге прочитал — и сказал: «Сын мой, ты был изрядным паршивцем. Но что-то в тебе было этакое… Короче, я даю тебе еще один шанс. Делай свое дело лучше всех, и кое-кто поможет тебе». Как тебе это?

И ты, босс?

Ну, Юнис… если это было с тобой, а мы теперь одно и то же, то, значит, это было и со мной, нет? И потом — ты же мне помогаешь, значит, ты мой ангел-хранитель…

Из меня ангел, как из кошки монашка.

Такой, знаешь, земной ангел без крылышек, зато с дырочкой.

Я тебя тоже очень люблю.

—Антропоморфизм, — покачал головой Сэлэмэн. — Образ из твоей баптистской воскресной школы.

—Ну, естественно. Существо из системы Проксимы увидело бы нечто подобное себе: со щупальцами и фасетчатыми глазками. Происходит клиширование, и то, что я видел некий стандартный символ, ничего не опровергает. Ты же знаешь: все, что мы воспринимаем, наши органы чувств переводят на язык символов… И та символическая картина была для меня более реальной, чем то, что я вижу в обыденной жизни. А главное — у меня ведь действительно появился второй шанс… и мне действительно помогают: врачи, сестры, ты, Мак и Алек… и еще кто-то внутри меня, подсказывающий мне, как повела бы себя Юнис в той или иной ситуации… Я не говорю, что именно Юнис… но ведь и не Йоханн — он просто некомпетентен. Так или нет?

Сэлэмэн вздохнул:

—Неисповедимы пути господни, и нет конца премудростям Его… Джоан, если уж ты ступила на этот путь — то почему бы не пройти его до конца и не постричься в монахини?

—Юнис никогда бы не сделала этого — разве что задумала бы произвести в монастыре сексуальную революцию.

—Да, она могла бы.

—Может быть, и мне придется пойти на это… раз ты не желаешь сделать из меня честную женщину. Или пойти в бордель? Где-нибудь в Бомбее… Будешь меня навещать, Джейк?

—Нет, там очень жарко.

—А вот навещать Юнис тебе бы жара не помешала!

—Юнис никогда бы не пошла в бордель.

—Ну, не пошла бы. Придется оставаться леди… хотя старый Йоханн внутренне против.

—Бедняжка. Да, имея молодость, красоту и денег чуть поменьше, чем у Международного Красного Креста…

—Джейк, у меня еще есть ты. Даже если я потеряю все остальное, я буду счастлива…

Умничка, сестренка! Я смотрю, ты уже обходишься без меня. Не взять ли мне отпуск?

Останься!

Я шучу, босс. Куда я без тебя? Мы сиамские близнецы. Но даже если бы я могла уйти — я не ушла бы. Не хочу.

 Юнис, любимая, я так счастлива…

Механический голос произнес:

— Иду на посадку. Пожалуйста, пристегните ремни.

— Ремни пристегнуты, — ответил Сэлэмэн. Посмотрел на Джоан и добавил: — Юнис, застегнись и сядь прямо.

Джоан Юнис надула губки, но послушалась.

Глава 15

На посадочной площадке Сэлэмэна знали и потому пропустили к дому, не проверяя документы. Идти было недалеко. Как это принято во всех частных анклавах высшего класса, соседи делали вид, что не замечают идущих. Дверь открылась по голосовому паролю.

Джоан сбросила плащ на руки Джейка.

— Я осмотрю дом? Не была здесь столько лет. Новая мебель…

— Хочу продать ее вместе с домом. Личные вещи все вывез — к тебе и в Гиб. Кой-какой минимум остался, плюс выпивка и пара пачек бисквитов. И, кажется, копченые устрицы и икра. Нам нужно будет убить час-другой. Впрочем, можно заказать ужин по телефону…

— Тогда я посмотрю, что есть на кухне. С радостью поиграю в домохозяйку. И вообще —интересно.

— Сначала скажи, что будешь пить. Джоан, а ты хоть раз видела кухню?

— Подбери губы, пацан. Я отличный кок. Через мои яблочные штрудели можно было читать газету, а во рту они просто таяли! Впрочем, откуда тебе знать — это было до твоего рождения. Пить я буду шерри или хайболл[10] — шнапс пока не рискну.

— Надо будет как-нибудь дать тебе отведать моей кошерной кухни, девушка, и тогда ты узнаешь настоящую цену вашей баварской тошниловки. Гои никогда не достигнут высот кулинарии, это под силу только избранному народу.

— Заговорили о еде — и в нем проснулась национальная гордость… Джейк, а такое ты пробовал? — мясо, томленное в горшочках, с домашней лапшой… Черт, я жил среди жен, поварих, любовниц — и всегда готовил сам! Может, займемся любовью к еде: приготовим что-нибудь друг другу, а потом обменяемся рецептами? А потом тайно пробираться сюда: если я дома сунусь на кухню, у Деллы будет удар.

— Это было бы забавно. Мы будем есть мою стряпню, когда твое хвастовство пригорит к сковородке. Извини, пойду посмотрю, что есть жидкого в доме…

Джоан Юнис, оглядываясь по сторонам, дошла до спальни.

Юнис, это здесь?

Конечно. Видишь вмятинку на постели? Лишь здесь нам удавалось проводить вместе всю ночь. Это было божественно!

Всю ночь? Значит, охрана не просто догадывается, а знает наверняка…

Ну и что? Чарли не интересуется женщинами, а Рокфор на моей стороне. Он приветствует все, что аморально, нелегально и бесчестно, — а в нашем случае, с его точки зрения, присутствовали все три элемента. Впрочем, по официальной версии, мы выполняли срочное задание нашего босса…

Оригинально! А что ты говорила Джо?

Что встретила парня и хочу провести с ним ночь.

Еще оригинальнее!

У нас так принято… было.

И что же он?

Как что? Продолжал рисовать, естественно. Целовал меня перед уходом и желал приятно провести время. Он очень милый, Джо. Может быть, он даже был рад, что я ухожу: у него как раз была новая натурщица… в смысле, натурщик: такой очень голубой мальчик.

И тебя это никак не задевало?

С какой стати? Ох, босс, ты никак не въедешь в двадцать первый век! Я же говорила: мы с Джо старались сделать друг для друга все самое приятное… А потом — я ведь не уверена, что у Джо с этим мальчиком что-то было. Может, он был просто натурщиком. Но если бы они позвали меня третьей, я бы не стала возражать… хотя я предпочитаю зрелых мужчин. Но знаешь, как это приятно: два самца так тебя любят, что позволяют видеть, что они делают друг с другом…

Юнис, я спекся. Готов. Лапки кверху… Впрочем, знаешь ли, такой аспект мне и в голову не приходил… Да, это лестно. Мужчины все-таки значительно более застенчивы, чем женщины…

Ужасно застенчивы. А мы только притворяемся. Просто у нас внутри есть такая адская машинка, и мы это знаем, и ничего не можем с ней сделать. Ином приходится либо посылать к черту в ад свою застенчивость и делать все, что нравится мужчинам, либо сходить с ума. Так что вот, делай вывод. Пора, пора.

Да, пора…

Ты знаешь, у тебя получается. Правда, иногда ты похожа на маленького мальчика, который кричит: «Я ничего не боюсь!» — потому что готов уже намочить штанишки от страха.

Ну и что? Ты ведь со мной.

Я с тобой.

Джоан вошла в ванную — просто так, из любопытства. И нашла там то, чего никак не ожидала найти…

—Эй, ты где? — донесся голос Джейка. — О, извини, не заметил… Держи, это замороженное шабли, лучше я ничего не нашел.

—Это ее? — в руке Джоан держала роскошное неглиже: две унции тончайшего газа.

Джейк сглотнул.

—Да. Извини.

—За что?

Неожиданно для себя Джоан сбросила с себя все и, оставшись в одних туфлях, надела неглиже.

—Она носила это так, да? Ой, извини, я запахнулась на мужскую сторону… Надо вот так, правильно? Джейк, как ты думаешь, Юнис не было бы стыдно за меня?

—Юнис! Юнис…

Она опустила руки, и неглиже скользнуло с плеч на пол. Джейк обнял ее — и заплакал.

—Не надо, любимый, Юнис не хочет, чтобы ты плакал, Юнис хочет, чтобы ты был счастлив, и Джоан Юнис тоже этого хочет, держи меня крепко, Джейк, держи меня крепко и не отпускай никогда, мы затеряны где-то и одиноки, и все, что у нас есть, — это мы, ты у меня и я у тебя…

Дрожащими пальцами она расстегнула его рубашку.

Юнис, я боюсь!

Расслабься, сестренка! Вспомни, что деньги пахнут. Ну, начали: омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум. Омм мани…

И тут грянул телефон. Это было хуже холодной воды. Джоан отпрянула от Джейка — и заплакала.

—О, дьявол!..

—Не обращай внимания, — погасшим голосом сказал Джейк. — Кто-то ошибся номером. Никто не знает, что я здесь.

Они подождали, но звонки продолжались.

—Они будут так звонить и звонить, — сказала Джоан. — Где этот сволочной аппарат? В гостиной?

—Здесь есть параллельный.

—Тогда не отпускай настроение…

Стуча каблучками, Джоан подошла к телефону, встала перед экраном так, чтобы видно было только лицо, и, используя самую деловую интонацию Юнис, сказала:

— Резиденция мистера Сэлэмэна. Кто говорит? Экран остался пустым. Голос из динамика произнес:

— Срочно. Вызывают советника Сэлэмэна. Третья попытка.

— Говорите, я записываю.

— Это телефонная служба бюро мистера Сэлэмэна. Нам позвонил судья Мак-Кэмпбелл и попросил найти советника. Мы не ожидали, что он окажется в своем старом доме, но судья настоял…

— Соединяйте, — сказала Джоан. Она оглянулась и с досадой увидела, что Джейк уже застегнул рубашку и собрал ее одежду.

—Одну секунду…

Джоан продолжала держаться у экрана так, чтобы видно было только лицо. Джейк подал ей одежду, но одеваться она пока не стала.

Теперь экран засветился.

—Джейк, привет, а это мы… О, брат Шмидт!

—Привет, Алек! Очень рада.

—Брат, не сделаете ли вы пару шагов назад, чтобы я мог увидеть нечто большее, чем… Мак, не толкайся! А где Джейк?

—Вот он, справа от меня.

—А, понял. Белое пятно — это его рубашка. Больше ничего не вижу. Лапочка, ты бы залезла на что-нибудь, чтобы вы оба были на экране. Сейчас начнется четырехсторонняя конференция.

—Вот он, смотрите на него, — Джоан с неохотой повернула камеру на Джейка и натянула лифчик и юбку. — Теперь хорошо?

—Нет, — вступил баритон судьи. — Джейк, шаг назад… так. Джоан, возьми себе стул… Нет, сядь Джейку на колени. Счастливчик Джейк…

—Что происходит, джентльмены? Да, судья, спасибо за транспорт. Долетели быстро и спокойно.

—Де нада, компадре! Джейк, у моего старого сокамерника родилась блестящая идея… думаю, на него подействовало долгое общение со мной.

И судья быстро и четко изложил план дальнейших действий.

—Здесь будет командный центр. Несколько дней я поживу в кабинете. Чтобы быть наготове подписать ордер, пригласить судью по иной юрисдикции или еще для каких-нибудь срочных дел. А когда все будет готово… мы аккуратно забьем гвоздик в крышку их гроба. Алек будет вашим Пятницей. Возьмете его на такую должность? Он, правда, безмозглый, но сильный, так что если надо что-то поднять и перенести… или не поспать пару ночей…

—Думаю, до утра такой необходимости не будет, — сказал Джейк. — Но вы здорово выручили меня, джентльмены. Сам бы я не успел…

—Всегда рады помочь человеку, так хорошо принимавшему у нас экзамены. Правда, Алек?

—Конечно! Мы засунем этих гарпий… куда бы нам их засунуть, Мак?

—Туда, куда позволит закон — и откуда они не вылезут. Джейк, можете звонить сюда, ко мне, в любой момент — днем, ночью… Где вы будете сами? Здесь?

—Пока — да. Когда придет машина, поедем к Джоан. Я позвоню в телефонную службу и проинструктирую их.

—Парни, — сказала Джоан, — у меня просто слезы наворачиваются. Как мне отблагодарить вас?

—Скажем ей, Мак? Она так мило покраснеет… Брат Шмидт, Мака благодарить нельзя — он выполняет свой долг на деньги налогоплательщиков. А меня можно, я доброволец.

—Я отблагодарю вас обоих так, как вы захотите, — она улыбнулась.

—Ты слышал, Мак? Брат Шмидт дал обещание. По законам братства, обещания не нарушаются. Брат Шмидт Джоан Юнис Лапочка, отойди чуть-чуть назад и дай на тебя посмотреть. Джейк, отвали, ты нарушаешь композицию. Сходи пива попей, что ли…

—Не обращайте внимания. Он пьян, — сказал, слишком твердо выговаривая слова, судья.

—Мак тожж пьян. А все равно, в лльбую с'кунду я гтов сесть за штрвал управляемой рак-кеты… если скажет Джейк, куда л'теть…

—Масса Джейк, он совсем отбился от рук. Дикий-дикий стал. Я не разделяю его низколобого энтуазма… энтуа-зизма… тем не менее спокойной ночи, сэр. Спокойной ночи, Джоан.

Убедившись, что связь прервана, Джоан начала раздеваться.

—Не надо, Джоан, — сказал Сэлэмэн.

Как бы не слыша, она завершила полное разоблачение, скинула туфли и повернулась к Джейку.

— Слушай, я не фарфоровая кукла! Я так не могу…

Он вздохнул:

—Я знаю. Но золотой момент прошел…

— Это ничего не значит. Я все равно буду ходить так. Мне ведь как женщине несколько недель от роду, я очень стеснительная, и мне надо как-то избавляться от этой моей стеснительности — и я хочу, чтобы ты помог мне в этом тоже…

— Хорошо. Ты знаешь, как я ценю твою красоту. Что мы будем делать? Читать вслух, пока не придет машина? Или посмотрим видео?

— Негодяй! Не понимаю, за что я тебя люблю… Давай поговорим. О Юнис. И если ты не берешь меня в постель, то дай хоть посидеть у тебя на коленях.

— Девушка, ты доведешь меня до сердечного приступа. Ладно, садись — но при одном условии…

— Боюсь, что мне трудно будет выполнять условия — я так взвинчена…

— Ну, что же. Это мои колени. Не плотишь — не трожь.

— Надо было вернуться к судье. Эти волки не ставили бы всяких дурацких условий… Ну, расслабься же, Джейк. Я забираюсь к тебе на колени и больше не ворчу…

— Сначала условие.

— О господи!..

— Ты не будешь пытаться изнасиловать меня в этом кресле.

— Не буду — потому что это невозможно. Говорю тебе как Йоханн. Чтобы заниматься любовью в кресле, требуется участие обоих партнеров.

— В общем, да. Ладно, садись. Но как только приедет машина — одеваешься, и мы едем. И без фокусов.

— Ты сказал «мы», дорогой? А я боялась, что ты отошлешь меня одну, как… Впрочем, тогда я велела бы везти меня обратно к Алеку и Маку. Восхитительные волки, правда? И у тебя есть единственный способ защитить меня от них…

— Хм… Джоан, ты умеешь хранить тайны?

— Н-ну… я обещаю: никому, кроме Юнис.

— Это годится. Но никому больше — иначе Маку и Алеку будет по-настоящему плохо. И Юнис бы не одобрила…

— Это волшебная фраза. Ею одной ты сможешь управлять мною всю оставшуюся жизнь. «Юнис бы не одобрила…»

Если Джейк будет не прав, я подскажу, как нам его поправить…

—Ладно. Тайна такая: эти два очаровательных волка — а они действительно очаровательны — голубые, как небо.

—Что-о?! Не верю.

—Факт. Доказательств приводить не буду, но я это знаю точно.

—Слушай… я же целовалась с ними. Я, может, эрзац-женщина — но это не так-то просто заметить. А целовались они по-настоящему. И возбуждались от меня. «Ты попал пальцем в небо» — это я прочитала по Брайлю. И потом — они же женаты.

—Вспомни Юлия Цезаря.

—А, ну так они амби. Бисексуалы. Это нормально.

А я заметила… по крайней мере, заподозрила. Ничего, мы еще встретимся с ними — надо же будет поблагодарить…

Это единственный способ?

По крайней мере, самый классный.

Я думал, ваше поколение додумалось еще до чего-нибудь. Оказывается, нет. Все то же самое.

—У тебя широкие взгляды. Но странно, что ты не заметила…

—Джейк, а ты сам-то распознал бы, скажем, девственницу?

— Не знаю. Это кто-то из наших общих знакомых? 

— Да.

— Теряюсь в догадках. Кто же этот образец добродетели? Сдаюсь.

— Я.

— Не понял?

— Неужели? Да, Йоханн был старым бодливым козлом, а Юнис была замужем, не говоря уже о старом волке, сбившем ее с пути истинного. Но все это не имеет отношения к новой женщине, сидящей сейчас у тебя на коленях. Я девственница… хотя могла бы ею уже и не быть, если бы не проклятый телефон. И зачем только Дон Амече изобрел его…

—Это кто? Какой-то русский? Телефон изобрел Александр Белл…

—Это такая шутка. Дон Амече играл Белла в кино… впрочем, ты это вряд ли помнишь, молодой человек. Ладно, хватит о забытых актерах, хватит о моей девственности… Мы говорим о Юнис…

Это моя любимая тема!

—…но нельзя ли как-нибудь увернуть фитиль? Напольного светильника вполне хватило бы.

—Без проблем. Так лучше?

—Намного. А теперь расскажи мне о Юнис. Я хочу научиться заниматься любовью в ее стиле. Ну, давай.

—Джоан, ты же знаешь — я не могу говорить такие вещи о леди…

Но я же и есть Юнис! Ну, представь — со мной что-то случилось, и я все забыла. Просто забыла. Помоги мне! Юнис любила тебя, по-прежнему любит… и Джоан Юнис — тоже. Расскажи мне о ней. Она так же хотела тебя, как и я?

—О-о…

Ты молодец! А теперь аккуратно засунь ему руку под рубашку. Только осторожно: он боится щекотки.

—Да, Джоан. Она хотела. Я даже удивлялся поначалу: она, такая юная, красивая — что она нашла во мне, старой песочнице?

—Какая же ты песочница, дорогой? Ты еще очень даже ничего себе. Лучше, чем я — в твои годы. Какое выразительное лицо: будто вытесано из гранита. А тело аккуратное и сильное, как у тридцатилетнего. Мускулы. Гладкая кожа. Джейк, даже если я тебе потом надоем — женись на мне сейчас, чтобы я могла забеременеть от тебя. А потом, если хочешь, разведемся.

Это удар ниже пояса! Я никогда не решалась на такое.

—Юнис! Джоан Юнис!..

—Джейк, я не тороплю. Я еще лет пятнадцать могу ждать этого счастливого момента. Скажи-ка мне, сколько таких вот маленьких Сэлэмэнчиков бегают по свету?

—Ну, трое. Двоих ты знаешь…

—Смотри мне в глаза! Меня интересуют другие. Я уверена, что у тебя еще пара дюжин побочных ребятишек. Я права?

—Права или не права — но любопытна безмерно.

—А Юнис тоже была любопытна? Она спрашивала?

Спрашивала — и мне показалось, что он соврал. Интересно, в скольких он признается на этот раз?

—Ну-у…

—Я никому не скажу. Кроме Юнис. Даже старику с книгой не скажу.

—Хитрый маленький щен! Кажется, у меня есть еще четверо. И один у замужней дамы, но я не уверен, что он мой. Троих я помог поставить на ноги, а четвертому и предполагаемому пятому просто не мог ничего дать, потому что они ни в чем и не нуждались.

—А первые три? Они что, были одиноки? Мотыльки, опалившие о тебя свои крылышки?

—Как сказать… В одном только случае. Я предложил ей выйти за меня замуж, а она не захотела. Потом вышла замуж, муж усыновил ребенка… С другой мы расстались полюбовно — кажется, она получила то, что хотела. Остальные были замужем… с одной, правда, произошел скандал: она оказалась такой честной, что упаси боже! — и все рассказала мужу… пришлось его пришибить в темном углу большим мешком с деньгами. А с последней все было наоборот: ее муж был бесплоден, и они вместе попросили меня… вот.

А про это он мне не рассказывал. Темнит. И тебе, наверное, не про всех рассказал.

Джейк погладил ее по спинке.

—Это единственный случай, когда я на сто десять процентов уверен в своем отцовстве. На выходные мы уплыли на яхте втроем — так что в этом случае в нужном месте и в нужное время был только я. А потом… не знаю, стоит ли об этом говорить…

— Боишься шокировать старого Йоханна?

— Йоханна ничем не шокируешь…

Пусть продолжает, не сбавляй темпа!..

— Ну, Джейк, не заставляй же меня вытягивать из тебя по слову…

—Да нет же, все было очень мило. Мы так и остались добрыми друзьями, и я всегда был желанным гостем в их доме… и в их постели.

—Втроем?! Как интересно!..

—Нет, втроем только иногда…

—Но детей больше не было?

—От меня — нет. Хотя всего у них было четверо — как позволяла лицензия.

—А она была хороша в постели? —

—Да. Она была нежная… но не такая изощренная, как Юнис. Если тебя это интересует.

— Это.

Это!

— Юнис — это мечта любого мужчины. Да нет — мало кто решается даже мечтать о такой! Нежнее ангела — но в постели искусна и несдержанна, как самые знаменитые куртизанки в истории…

Я мурлычу!

—Джейк…

—Что?

—Тебя хватало на всех этих неизвестных мне леди, замужних и просто так — но почему ты не хочешь сделать ребеночка мне? Ведь ты же хочешь, я чувствую… Ты донесешь меня до кровати?

—Юнис.

—Пойдем. Быстрее!

—Да. Да, дорогая, да…

Она вскочила, взяла его за руку… и тут загремел сигнал домофона.

—Мистер Сэлэмэн, это Рокфор. Машина прибыла! — раскатился голос.

— О боже! — воскликнула Джоан — и разрыдалась. Джейк обнял ее и погладил.

— Мне очень жаль, родная…

—Джейк, отправь их поужинать. Пусть возвращаются… через два часа.

—Нет.

Она топнула ножкой:

—Джейк, я не хочу так! Я не поеду! Это невыносимо…

—Но ты обещала. Посмотри на меня, дорогая: мне не девятнадцать лет, и это не по мне — развлекаться на задних сиденьях машин или на заднем крыльце, пока в доме идет вечеринка. Мне нужна тишина и покой…

Бессовестно врет! Впрочем, для первого раза… возможно, он прав.

Джоан, не в силах сдержать рыдания, затрясла головой.

—Рокфор! — громко сказал Джейк. — Мы скоро выходим. Держи реактор горячим.

—Понял, сэр!

—А ты, прелесть моя, одевайся.

—Не буду! Если мы уходим — тебе придется тащить меня в машину совершенно голой!

Он вздохнул и легко подхватил ее на руки. Она тут же перестала плакать и улыбнулась…

…и зря, потому что Джейк, присев на стул, перекинул ее через колено и крепко приложил ладонью по заднице. Она заверещала, но вырваться не смогла. Он с размаху шлепнул ее еще несколько раз и поставил на ноги.

—Теперь одевайся. Живо.

Она потерла пострадавшее место.

—Да, Джейк…

Молча они собрались и уселись в машину. Здесь она робко спросила:

—Джейк, ты останешься со мной?

—Конечно, дорогая.

—Помоги мне снять плащ… можно, да?

—Можно, — вздохнул он.

Освободившись от плаща и забравшись Джейку под мышку, Джоан спросила:

—А зачем ты меня нашлепал?

—Не знаю другого способа образумить женщину, которая хочет от мужчины того, чего он ей дать не может.

—Кажется, понимаю… — Она помолчала. — А на Юнис твоя рука поднималась?

—Было раз…

—За это же самое?

— Не совсем. Она просто довела меня… — Он замолчал.

Я его пощекотала. И он меня так поразил, знаешь ли…

—Тогда я рада, что приобщилась к ней и в этом. Джейк…

—Да?

— Я хочу сказать, что мне не было неприятно или обидно… и вообще, у меня такая попа, что по ней грех не шлепнуть — а ты ее до сих пор игнорировал… и вообще, я кончила, когда ты меня шлепал.

—Ничего себе.

—Да. По крайней мере, мне так показалось. Мне, видишь ли, не с чем сравнивать…

—Думаю, что скоро будет с чем.

—Этой ночью?

—Вряд ли. Я слишком изнервничался и устал…

—Я тоже. Но я счастлива.

—Этой ночью мы будем спать. А чуть позже — когда не будет телефонов, слуг, суеты… ты меня понимаешь?

—Да… Джейк, а за что ты отшлепал Юнис?

Он засмеялся.

— Эта маленькая чертовка защекотала меня до умопомрачения. Поэтому я ее и нашлепал. Но мы были одни, так что все кончилось очень хорошо.

— А именно?

— Ну… я показал себя чуть лучше, чем обычно, зато Юнис — нет слов… это было что-то сверхъестественное и невыразимое…

Ничего себе — «чуть лучше»! Я два дня не могла потом ноги свести… не говоря уже обо всем прочем.

— Ну, я когда-нибудь пощекочу тебя… и будь что будет! Если честно: тебе понравилось меня шлепать?

Он ответил не сразу.

— Да. Причем так понравилось, что я шлепал тебя куда слабее, чем следовало. Потому что знал — если сейчас не выгнать тебя из дома, ты вообще никогда не уйдешь. А я не хочу давать слугам лишних поводов для сплетен.

— Тогда женись на мне. Это решает все вопросы сразу.

— Молчи, женщина. Что ты понимаешь в этих делах? На ком я должен жениться? Вот уладим все юридические проблемы — тогда…

— Старый мерзавец! Шлепатель невинных девушек! Садист! Держи меня крепко!

Глава 16

—Это мы, — сказала Джоан, входя. — Надеюсь, ты ждал нас не слишком долго? Ванна готова? Или надо ее наполнить?

Джейк, в купальном халате и шлепанцах, робко посмотрел на возникших в дверях полунагих дев.

—Я уже принял ванну, — сказал он. — И даже немного поел.

—Отлично! Тогда, значит, сразу в постель. Мы поцелуем тебя на ночь и исчезнем, как сон. Ты сможешь сесть в позу лотоса? Хотя без тренировки это трудно…

—А поза портного подойдет?

—Конечно — если ты сможешь в ней расслабиться.

—До восемнадцати лет мне приходилось иногда и спать в ней…

—Годится. Садимся треугольником.

Джоан сбросила халат и грациозно опустилась на пол, приняв позу для медитации: ступни ног на бедрах, руки на коленях ладонями вверх.

—Слова такие: «Омм мани пхадме хум».

—Я знаю эту фразу. «Сокровища в Лотосе». Но что это значит?

—Что все сосредоточено в нигде. Что мир богат и ярок — но призрачен. Что не надо задумываться над смыслом — надо просто быть. Что есть только любовь… А сейчас — не вдумываясь и не истолковывая — просто повторяй с нами.

—Я попробую. — Он начал развязывать пояс халата. — Джоан, а где ты научилась йоге? У Винни?

—О, нет! — воскликнула Винни. — Это мисс Джоан учит меня.

Опасная зона!

Спокойно, котенок.

—Я учился этому давно — когда тело позволяло. И теперь с огромным наслаждением вспоминаю старые уроки…

Чуть не описалась со страху, козявка? Старый Йоханн проходил и не через такие ловушки…

Насчет описаться — пока помолчим. Тут кое-кто забыл сбегать в туалет и собрался расслабляться…

Без проблем. Мне все равно придется приглядывать за Джейком, так что полного расслабления не будет.

Винни последовала примеру хозяйки и опустилась рядом с нею. Джейк справился с халатом. Под халатом у него были боксерские трусы. Он хотел было сесть, но выпрямился и решительно развязал шнурок. Трусы скользнули вниз. Джоан обрадовалась, сочтя это знаком капитуляции, но виду не подала. Винни созерцала свой пуп.

Все сели, образовав треугольник.

— Вдох, — мягко сказала Винни. — Омм мани пхадме хум. Омм мани пхадме хум. Выдох. Омм мани пхадме хум. Не дышим. Омм мани пхадме хум. Держим…

Омм мани пхадме хум. Заставила его обнажить меч, дорогая?

Заткнись. Сбиваешь с волны. Омм мани пхадме хум.

— Омм мани пхадме хум! — пропел Сэлэмэн голосом, который украсил бы любой собор. — Омм мани пхадме хум!

— Винни, — мягко позвала Джоан. — Проснись, дорогая. Надо будить Джейка.

Сестра очнулась и заморгала.

— Джейк… Джейк, это я, Юнис. Сейчас мы уложим тебя в постель. Ты меня слышишь?

— Слышу, Юнис.

— Как ты?

— Великолепно. Полное расслабление. Слушай, это класс.

— А как же. Сейчас мы с Винни отведем тебя в постель.

— Я могу дойти и сам.

— Конечно, но тогда расслабленность исчезнет. Не спорь, Джейк, мы поухаживаем за тобой.

Они отвели его к кровати, уложили, укрыли, поцеловали — и он уснул мгновенно, как провалился. У двери своей спальни Джоан сказала:

— Поцелуй меня на ночь, Винни, и иди развлекайся. Утром можешь спать, я встану поздно.

—Мое развлечение приедет после полуночи. Ты мне не расскажешь, что было сегодня?

—Конечно, дорогая. Может быть, заберемся в ванну?

—Ой, я только недавно из ванны…

—И уже накрасилась. Понятно. Ладно, я ополоснусь под душем и почищу зубы. Мне кажется, что от меня просто воняет.

—Ничуть!

—Винни, найди пока чего-нибудь перекусить. Стакан молока, печенье…

Через пять минут они уже полулежали на огромной кровати, грызли крекеры и щебетали. Историю дня Джоан отредактировала.

—…а мы гостили у судьи Мака в кабинете, машина ушла без нас, а судья такой лапочка, в жизни таких не встречала, дал нам свой коптер, чтобы мы не выходили на улицу. Даже когда этот опереточный штурм закончился. Мало ли что? И мы долетели до Тихой Гавани и там пересели в машину…

Щадишь ее невинность, сестричка?

О чем ты? Я защищаю репутацию Джейка!

—…но самое смешное было, когда в кабинете судьи я сняла плащ, и они увидели твое «Акапулько». У них тут же стало «полвторого»…

—Полвторого?

—Это старый сленг. Ну, полвторого — стрелка на часах…

—Хм. Но это не наряд виноват — это ты сама.

—И то, и другое. Короче, они оба поцеловали меня — и это было так близко к изнасилованию…

—Лучше, чем доктор Гарсиа?

—Я боюсь, что доктор не слишком старался. Кроме того, там рядом болталась какая-то рыжая медсестра… А эти двое пропустили по паре рюмок — и, думаю, если бы не Джейк, они бы растянули меня на коврике и трахнули в две секунды.

— И ты бы не сопротивлялась?

Скажем ей правду?

Чтобы она перевозбудилась и сама тебя отстрочила?

Ой, да она просто хочет убить время перед свиданием.

— Если руку на сердце… настоящая леди должна бы умереть от такого признания, но не могу же я кривить душой перед подружкой… им хватило бы легкого толчка ладонью, чтобы преодолеть все мое сопротивление. Ну, была бы групповуха. В тот момент я готова была пропустить целый взвод.

Винни задумчиво сказала:

— У меня так раз было…

— Что? Взвод?

— Нет. Групповуха.

— Давай-ка быстренько стряхнем крошки с постели, погасим верхний свет, и ты расскажешь про это своей сестричке. Тебя что, принудили?

— Ой, там такое… я уже краснею… Давай скорее выключим свет, я буду рассказывать тебе на ушко.

— Так хорошо?

— Да.

—Ну, давай. Мамочка слушает.

— Ну, мы отмечали окончание практики. Я была не девушка — да у нас вообще не было девушек в группе, — но такое было в первый раз. Молодые врачи устроили для нас вечеринку. И все было хорошо, но интерны — они же такие кобели… Мы пили шампанское, а еды не было никакой. А до этого я шампанского не пила…

— О-о! Ну, я представляю…

— Да, оно же такое легкое и некрепкое… кажется. И вот я выпила, потом еще… а потом вдруг оказалась в постели — и тут началось представление. Я, конечно, ничуть не удивляюсь и активно во всем участвую, но перед глазами у меня все как-то изменяется. Только что у парня были черные волосы — и тут же стали рыжими, как у меня. Потом смотрю — нет, темные, и усы вдруг выросли. Мигнула — а он стал лысый. Тут я поняла, что дело нечисто. Джоан, там было семь интернов, на той вечеринке. Я думаю, все они меня поимели. И главное — я ведь поняла… но мне хотелось, чтобы это продолжалось. И до сих пор… Я развратная, да?

— Ох, не знаю… наверное, я тоже. Мне хотелось, чтобы это случилось, чтобы не прекращалось, чтобы снова и снова… Рассказывай.

— Уже все. Почти все. Я вдруг проснулась от холода. Никого не было. Оказалось, что я голая. Хотела укрыться или одеться, но ничего не нашла. Вдруг вошел мужчина. Я сказала: «О, Тед! Иди ко мне». Он, конечно, не отказался… и мы выделывали такое, что и сказать нельзя. А потом я уснула опять и проснулась в жутком похмелье. Еле-еле смогла сесть — и вдруг вижу: аккуратно сложенная моя одежда, термос с кофе, полпачки датских крекеров, стакан — а на стакане записка: «Выпей это, а потом слегка закуси. Чабби». Чабби — это который лысый.

— Настоящий джентльмен. Если не считать склонности к групповому сексу.

— Да, он оказался очень милым. Раньше я на него и внимания не обращала…

— Так это имело продолжение?

— Ну конечно. Я оценила тот легкий завтрак — а особенно стаканчик с лекарством от похмелья. Оно просто вернуло меня к жизни. Я собралась, оделась, дошла до дому…

— И все было нормально? Ты ничего не подхватила?

— Ничего абсолютно! Ну, они же все врачи, можно было не опасаться… Слушай, мне было хорошо!Об этом, конечно, все потом трепались, из девчонок ведь не только я в той групповухе участвовала… но по-настоящему понравилось, наверное, только мне. По-настоящему, понимаешь? С тех пор я больше не пью — боюсь, что не смогу удержаться.

— Разве? Ты ведь как-то пила со мной, и не один раз.

— С тобой-то я в безопасности…

Много она понимает…

Юнис, мы просто нежимся, ты же видишь — ничего, кроме…

Но она же просто умоляет тебя: переступи черту!

Я что, отказываюсь? А, пропади все пропадом…

— Винни! Винни! Уже четверть первого!

— Что? О-о…

— Ты опоздала? Он не дождется?

—Дождется… он еще не приехал, он только в двенадцать уходит с дежурства… Но мне не хочется уходить от тебя! Теперь, после того, как мы… мне было так хорошо, а тебе?..

—Мне тоже, дорогая. Но я же всегда здесь. Не заставляй мужчину ждать. — Джоан неохотно выскользнула из ее объятий. — Подкрась губы, причешись. Можешь быстренько ополоснуться в моей ванне — на тот случай, если он уже в твоей комнате.

—Да. Хорошо. Мисс Джоан, вы так добры…

—Не смей мне говорить «мисс», когда нет посторонних! Поцелуй меня и беги. Я усну раньше, чем ты выйдешь из ванной. Да, и завтра — никаких упражнений.

—Но как же…

—Улыбнись, еще не все потеряно! Все классические позы ты сможешь перепробовать сейчас в постели. Дай ему каким-нибудь особым способом — только не говори, у кого научилась. И не красней… просто поцелуй меня покрепче, и я буду спать.

Горничная-любовница-медсестра поцеловала ее долгим и глубоким поцелуем и тихо отступила. Джоан закрыла глаза и не открывала их до тех пор, пока пару минут спустя Винни не выбралась из ванной и скрылась за дверью.

Ну, что, близняшка? Фортуна повернулась к нам задом?

В общем, да. Я не хотела сворачивать на розовую сторону, пока не… э-э… не окрепну на прямом пути. Это может вызвать сдвиг по фазе…

Я не об этом. Джейк опять сорвался с крючка.

Что да, то да. Страшное разочарование. Наверное, поэтому я и расслабилась сейчас…

С другой стороны, нельзя не признать, что нам крупно повезло. Потому что у нас сейчас опасные дни, а ты беспечна, как юная баскетбольная болельщица… Так что завтра с утра — бегом марш вставлять затычку! Если, конечно, не хочешь забеременеть… или хочешь?

Вообще-то… это было бы слишком. Слишком ново для меня.

Только не подумай, что я отговариваю. Можно, скажем, залететь от Джейка и тут же женить его на себе…

Бесполезно. Железный законник. Ни одного шага навстречу, пока не будут улажены все юридические формальности — а один бог знает, когда это произойдет. Могут пройти годы и годы…

Близняшка, ты наивна, как пингвин. Мужчины женятся лишь тогда, когда им ничего другого не остается… или когда нам удается их убедить, что именно этого они и хотят. И наш железный законник ничем не отличается от прочих. Так вот: чтобы не было никаких ненужных осложнений из-за невинных шалостей, скажем, с судьей и Алеком…

Все ясно. Чем ты пользовалась? Воздержанием?

Никогда не произноси при мне этого слова! О, есть много способов заниматься любовью, при которых залететь невозможно…

Ну, это я знаю не хуже тебя. В школе мы предпочитали именно их.

Но это крайние меры. Рано или поздно сорвешься, и все. Надо иметь лонжу. Я пользовалась диафрагмой.

Но это, кажется, не слишком надежно…

Надо просто в опасные дни носить ее не снимая. Впрочем, ненадежны и не слишком приятны любые контрацептивы. Я их никогда не любила. Во мне жил какой-то инстинкт — в глубине, — что я должна забеременеть. И, босс… есть одна-единственная вещь, о которой я жалела и жалею… что я не смогла забеременеть от тебя…

Дорогая! О, дорогая…

Нет, я счастлива тем, что есть. Омм мани пхадме хум. Карма есть карма. Я счастлива быть половинкой Джоан Юнис…

Юнис… а сейчас ты хотела бы иметь ребенка от меня?

Нельзя так шутить над бедной душой.

Я не шучу.

Но… самая необходимая часть тела мокнет сейчас где-то в спирту… или что они там используют?

Формалин. Но я говорю не о той мумии. Ты слышала про искусственное оплодотворение?

А при чем тут?..

Помнишь, мы субсидировали евгенический фонд имени моей мамочки?

Помню. Я выписывала чеки ежеквартально…

Так вот, главной целью его создания было вовсе не то, что записано в его уставе. После моего четвертого развода я решил, что обычным способом мне сына не получить. Короче, я создал этот фонд со всеми его онерами, сдал сперму — и теперь там хранятся несколько сот миллионов маленьких йоханнчиков… правда, замороженных. Вот что я имел в виду, затевая это дело. А на евгенику мне плевать.

……

Юнис?

Это я плачу. Может девушка поплакать от счастья? Я согласна.

Глава 17

Утром Джоан обнаружила, что Джейк ушел, не простившись. На подносе лежал конверт.

"Дорогая Джоан Юнис!

Я спал как ребенок и чувствую себя превосходно — спасибо тебе и Винни. В любое время с радостью присоединюсь к вашим молитвам. Если, конечно, пригласите.

Если я понадоблюсь, ищи меня через судью.

Биллингсу я дал указания принимать твои чеки со старой подписью и новым отпечатком пальца. Потом, задним числом, я их заверю. Он знал Юнис в лицо, так что проблем не будет. На расчетном счету у тебя четыреста тысяч. Если потребуются карманные наличные, не откажи принять у меня — негласно; я не хочу, чтобы даже брат Мак знал об этом, он весьма щепетилен. Жена Цезаря должна быть вне подозрений.

К ужину я не вернусь, дела оказались более срочными и трудоемкими, чем казались вчера. Алека я уже погнал в Вашингтон.

Хотел написать любовное письмо, но не получается. Прости меня за вчерашнюю скованность.

Привет тебе и огромный поцелуй — такой огромный, что кусочек от него можешь передать Винни. Она очаровательна.

Дж."

Ах он старый ублюдок! Джоан, он видел попку Винни, когда шлепал нашу! Клянусь!

В очередь, в очередь.

Ревнуешь, близняшка?

Еще чего — ревновать! Просто сниму с него скальп, и все. Хоть бы он вернулся сегодня!

Сегодня, наверное, ничего не получится.

Почему это?

А то, что мы решили пойти и зачать, — разве не препятствие? Босс, я хочу твоего ребенка — а не гадать потом, на кого он похож…

Ну, радость моя, это не проблема. Я и не такие интриги проворачивал, когда твоя бабушка лежала в пеленках. Так… первым делом нужны, естественно, деньги.

Но Джейк же…

Там слишком много подписей и виз. Не годится. Деньги для взятки нужны особые… Тебе ведь не приходилось давать взятки?

Ну… не деньгами.

Отличный ответ! Да, то, на чем я сейчас сижу, стоит не меньше миллиона… но для нашего дела нужны купюры среднего достоинства и, так сказать, беспородные. Без родословной. Пойдем, я покажу тебе одну штуку, о которой не знала даже моя секретарша Юнис… помнишь такую?

Ты хочешь показать мне сейф в ванной?

Кхм! Откуда ты о нем знаешь?

Я же любопытный щенок.

Никакой приватности… Может быть, ты знаешь и код?

Нет. Но я бы попробовала дату рождения твоей мамочки.

Почесав в затылке, Джоан прошла в ванную, открыла шкаф для одежды, выгребла полотенца, нащупала защелку на задней стенке — и панель отодвинулась. За нею был сейф.

Значит, говоришь, дату рождения?

Да. Но сначала бы я включила лампу для загара над массажным столом и открыла бы холодную воду над раковиной.

И кому же это ты, интересно, давала взятку своей попкой?

Пятая поправка. Лучше посмотрим, не ограбили ли нас.

В сейфе денег было достаточно, чтобы заинтересовать банковского аудитора. Но пачки были не из банка: не слишком аккуратные, и сумма на бандеролях написана от руки.

«Капуста» толстым слоем. Главное, никто не подозревает об их существовании…

Джоан взяла две пачки денег, закрыла сейф, положила на место полотенца, выключила воду и лампу. Подошла к интеркому:

—О'Нейл?

—Да, мисс?

—Машину, водителя и двух охранников через полчаса.

Повисло короткое молчание.

—Э-э… мисс Смит, кажется, мистер Сэлэмэн забыл сказать мне об этом, когда уходил…

—Естественно. Он не знал. А он сказал, что я больше не под опекой? Или, может быть, вы узнали об этом из других источников?

—Мисс, я не получал этой информации из официальных источников.

—Понятно. Теперь вы знаете это от меня. Официально.

—Да, мисс.

—Не слышу радости в голосе. Если хотите проверить, позвоните судье Мак-Кэмпбеллу.

—Зачем… да, конечно…

—Будете звонить, О'Нейл?

—Если вы настаиваете, мисс. Вы ведь сказали, чтобы я позвонил…

—Вы ведете запись?

—Да, мисс. Конечно, мисс. Как всегда.

—Перемотайте пленку и послушайте, говорила ли я это. Я подожду. Да, кстати… сколько лет вы у меня, О'Нейл?

—Семнадцать, мисс.

—Семнадцать лет и два месяца. Недостаточно для максимальной пенсии… но служба была безупречная. Можете считать себя в отставке с этого утра — с полной пожизненной пенсией, разумеется. Ну так что там с перемоткой?

—Будьте милостивы, мисс, — у меня что-то с головой. Вы не велели мне звонить судье. Вы просто предложили.

—Ну да. Я сказала, что вы можете проверить мои слова. Будете проверять?

—Мисс, я не понимаю…

—Вы уходите на пенсию или нет? Если да, то пришлите ко мне Ментоне. Я хочу побеседовать с ним.

—Мисс, но я не хочу…

—Странно, значит, мне это показалось. То есть вы не хотите искать другого работодателя? Мистера Сэлэмэна, например? Нет?

—Нет, мисс.

—Рада слышать. О'Нейл, вы когда-нибудь согласовывали с кем-нибудь, когда и как мне уходить, приходить?..

—Только если вы мне велели. Все это записано.

—Прекрасно. Тогда сотрите этот разговор, и начнем снова.

Короткий шорох.

—Да, мисс, — сказал он вскоре.

—О'Нейл, это мисс Йоханн Себастьян Бах Смит. Мне нужна машина, водитель, два охранника — через полчаса.

—Будет сделано, мисс Смит.

—Спасибо. Я еду за покупками. Что-нибудь нужно для миссис О'Нейл?

—Это так любезно с вашей стороны… Я не знаю. Спросить ее?

—Да, и пусть составит список. А вы позаботьтесь о машине. Все.

Босс, он обоссался. Разве же так можно?

Приходится иногда. Когда старый Йоханн говорил «алле-оп!» — все прыгали, и О'Нейл выше всех. Надо восстанавливать былые навыки. Что мы наденем в дорогу?

Не прошло и получаса, как Джоан была готова к путешествию.

Как наше лицо, Юнис?

Для шопинга сойдет. Тем более — под вуалью.

Я тоже так подумал. Не стоит звать Винни, пусть отоспится.

Конечно. А то еще увяжется за нами…

Ты читаешь мои мысли?

Как можно!

Итак, вперед, на побитие рекорда, который продержался больше двух тысяч лет… и никаких подставных игроков типа Святого Духа!

Босс, нехорошо так говорить!

А я и не говорю. Юнис, ты же не выдашь меня инквизиции?

Никогда! Я слишком тебя люблю.

Я тоже люблю тебя. Ну, поскакали.

Ур-ра-а!

У лифта ее встретил О'Нейл.

— Все готово, мисс Смит. Машина, охранники и оба водителя.

— Почему оба?

— Смена Финчли, но Дабровски говорит, что он, как старший водитель… Может быть, вы сами решите?..

— Нет, конечно. Это ваша работа. Впрочем, я хочу сказать им несколько слов…

О'Нейл проводил ее к машине. Экипаж встал, приветствуя хозяйку.

— Доброе утро, друзья, — улыбнулась Джоан. — Я так рада вас видеть! Прошло много времени…

— Это действительно так, — за всех ответил Дабровски. — Мисс Смит, мы счастливы видеть вас в добром здравии.

— Спасибо. — Она посмотрела в глаза каждому. Все молчали. — Кто дежурил в ту ночь, когда миссис Бранка была убита?

— Финчли и Шорти, мисс Смит, — не сразу ответил О'Нейл.

— Тогда я должна поблагодарить вас — и за себя, и за нее, — сказала Джоан. — Хотя не сомневаюсь, что и Фред с Дабровски показали бы себя не хуже. А кто из вас отомстил за нее? Или — оба?

Ответил Финчли:

— Это был Шорти, мисс Смит. Руками. Сломал ему шею.

Она повернулась к Шорти: шесть футов шесть дюймов эбеново-черной плоти, двести девяносто фунтов спрессованной смерти… проповедник в свободное время.

— Шорти, от всего сердца… — ее голос дрогнул. — И от Юнис…

Да, босс, да! Скажи ему, как я благодарна! Я ведь не знала — была уже мертва…

— …а она бы сказала тебе спасибо и от других девушек, которые благодаря тебе остались живы, которых этот подонок никогда не убьет. Ведь если бы не ты, его уже могли бы выпустить — и он бы снова убивал…

Шорти, прежде молчавший, заговорил:

— Мисс… Финч приложил ему тоже. Так вмазал, что… Неизвестно, отчего тот помер.

— Ладно, ребята, это неважно. Любой из вас не пощадил бы жизни, чтобы защитить ее… и я тоже, чтоб вы знали… Шорти, ты помолишься за нее? Вместо меня… я не умею, понимаешь…

Босс, ну черт тебя побери… Я сейчас расплачусь…

Вспомни, что деньги пахнут. Это для Шорти. Он все еще винит себя за непредусмотрительность.

— Я молюсь за нее каждую ночь, мисс. Только она не нуждается в моих молитвах. Ведь она в раю.

Это он верно сказал, босс. Пусть это и не тот рай, о котором он думает…

Не скажем ему?

Конечно, нет.

— Спасибо, Шорти. Тогда помолись за меня, если Юнис этого не нужно…

Она повернулась к О'Нейлу:

— Шеф, я еду в «Гимблз Компаунд».

— Да, мисс. Финчли — за руль. Стрелки едут оба.

О'Нейл помог Джоан сесть и закрыл дверь салона.

Джоан, а что такого необыкновенного можно купить в «Гимблзе»?

Кляп, например. Для тебя. Изменим маршрут. Кстати, а ты где покупала наряды? По-моему, ты была самой изысканной девушкой в городе…

Нет уж, фигушки. Туда я тебя не поведу.

Почему это?

Почему, почему… будто не понимаешь… Я знаю, куда мы пойдем одеваться. В «Гимблзе» есть два модных салона…

Ладно. Но это — во вторую очередь.

— Финчли! — нажала она кнопку интеркома.

—Да, мисс?

—Я забыла. Нам надо заехать в Мэйн.

—Понял, мисс. Едем в Мэйн.

—Там нет автостоянок, поэтому тебе придется покружить, а когда понадобится, Шорти вызовет тебя по рации.

—Будет сделано, мисс Смит.

Когда машина затормозила, Джоан накинула вуаль, Шорти открыл дверь и помог ей выйти. Рядом с этим гигантом было очень приятно чувствовать себя маленькой и слабой.

—Шорти, я ищу здание номер тринадцать ноль семь. Можешь найти его?

Спросила она лишь для того, чтобы Шорти вновь ощутил свою необходимость: она прекрасно знала, где находится этот принадлежащий ей дом.

—Конечно, мисс. Числа я понимаю хорошо. Буквы тоже знаю… но со словами у меня проблемы.

—Как же так? Ведь ты проповедник, должен читать Библию…

—Я пользуюсь говорящими книгами, мисс. А что касается Книги — то я помню ее наизусть, всю, до последнего слова.

—Потрясающе! Хотела бы я иметь такую память…

—Нужно всего лишь терпение.Я выучил Книгу в тюрьме… — Он подумал и добавил: — Иногда мне кажется, что стоит все-таки научиться читать, но почему-то не хватает времени…

У входа охранник не потребовал удостоверения, ограничившись только тем, что бросил взгляд на значок «Лицензированный и Полномочный» на униформе Шорти (такой же значок был и у него). Джоан улыбнулась ему, а про себя отметила, что режим охраны следует усилить: охранник должен был потребовать удостоверение Шорти и записать в журнал номер значка.

Босс, но он же не может каждого…

Смотрите-ка, кто подает голос! Да если бы в доме, где ты жила, соблюдался режим охраны, все было бы по-другому!

Ой, не будем спорить, я так волнуюсь…

Я тоже. Только вуаль и спасает…

В коридоре у комнаты ожидания сидели женщины, и Джоан с удовлетворением отметила, что напоминание об официальных целях фонда, посланное с последним ежеквартальным чеком, возымело действие.

—Шорти, посиди здесь. Дальше я в безопасности — там телекамеры.

Она пересекла комнату ожидания, прошла за барьер, отделяющий ее от канцелярии, и жестом привлекла к себе внимание единственного сидящего там клерка.

—В чем дело, мадам? Если вам на процедуру, возьмите во-он там бланк вопросника, заполните его и ждите, вас пригласят…

—Мне директора. Доктора Ольсена.

—Доктор не принимает без предварительной договоренности. Назовите имя, изложите суть дела — тогда вас, может быть, примет его секретарь.

Она нагнулась к нему и тихо сказала:

— Мне нужен только он. Мой муж откуда-то все узнал.

Клерк был ошарашен.

— Как вас зовут?

—Вы что, совсем глупый? Идите и передайте ему, что я сказала.

—Да… сейчас.

Он вышел и через минуту вернулся. Ни слова не говоря, жестом пригласил ее за собой.

Они миновали дверь с табличкой «Директор. Не входить!» и подошли к следующей: «Секретарь директора. Позвоните и ждите». Там сидела дама, живо напомнившая Джоан учительницу Йонни в младших классах. Ледяным тоном «учительница» потребовала:

—Что за глупости вы наговорили? Начнем с того, что вы покажете мне свое удостоверение.

И это секретарша?! Босс, прямой в челюсть — и перешагните через труп!

Может, и придется. Но сначала попробуем старый добрый шантаж.

Еще более ледяным тоном Джоан отрезала:

—Исключено, мисс Перкинс. Иначе почему я в вуали? Итак, вы пропускаете меня — или мне пригласить полицию и репортеров?

Мисс Перкинс посмотрела злобно, но встала, обогнула свой автостенограф и скрылась за дверью кабинета директора. Вскоре она вышла и бросила:

— Заходите.

Директор Ольсен и не подумал встать навстречу даме.

— Мадам, ваш способ привлечь внимание необычен. В чем дело? Коротко, самую суть.

— Доктор, как насчет предложить леди кресло?

— Если леди — то конечно. Но относительно вас у меня сомнения. Говорите, женщина, или идите себе…

Босс, осторожно, он включил магнитофон!

Вижу. Учтем…

Джоан подошла к столу и приподняла вуаль. У доктора слегка отвисла челюсть: он ее узнал. Джоан протянула руку и выключила магнитофон.

— Это — единственный? — тихо спросила она. — Подслушать за дверью нас не могут?

— Мисс…

— Стоп. Этого достаточно. Ну, так что? Предложите теперь мне кресло? Или мне свистнуть моего юриста?

— Мисс, присаживайтесь, пожалуйста…

— Итак, доктор, вы уверены, что нас не подслушивают? Учтите, что этот момент гораздо важнее для вас, чем для меня.

— Мисс… э-э… Да, уверен.

— Тогда возьмите в хранилище контейнер 551-20-0052 и введите мне его содержимое. Немедленно.

Несколько секунд доктор боролся с изумлением. Потом сказал с профессиональным апломбом:

— Это невозможно, мисс.

— Почему вдруг? Согласно уставу, который я сама же и писала, любая женщина, не имеющая медицинских противопоказаний, может прийти сюда и бесплатно и негласно быть оплодотворенной спермой анонимного донора. У этого тела есть лицензия на троих детей… впрочем, и штраф за незаконную беременность для меня ничего не значит. Осмотр можете произвести прямо сейчас. За чем дело стало? Или разогрев спермы идет так долго, что дня не хватит?

— О, нет, это полчаса…

— Ну так и сделайте это через полчаса.

— Вы не поняли меня, мисс. Я просто не намерен нарываться на неприятности.

— Какие?

— Я же слежу за новостями. Вопрос о вашей личности…

— Во-первых, все, что я от вас хочу, не имеет касательства к вопросу моей личности. Во-вторых, если нас не подслушивают, то и неприятностей быть не может просто в принципе. В-третьих, даже если бы не существовало первых двух доводов… Вы играете на скачках? Значит, вы понимаете, что поставить можно лишь на одну лошадь. Как вам известно, основателем фонда являюсь я, а все прочие попечители — мои заводные куклы. Давайте попробуем представить, что может произойти в ближайшем будущем. Вопрос о моей личности решится, в мир вернется настоящий Йоханн Себастьян Бах Смит. Тогда, вполне возможно, пожертвования фонду удвоятся. Равно как и жалованье директора. Но возможен вариант, при котором директор остается без работы…

— Это шантаж!

— Отнюдь. Это просто предсказание. Видите ли, старик Йоханн был седьмым сыном седьмого сына, поэтому дар пророчества у него в крови.

— Но, видите ли, есть формальности…

— Нет. Не будет никаких формальностей. Не делая записей, вы произведете все операции собственноручно. Причем я буду стоять рядом с вами.

— Мисс, я не произвожу манипуляций — на это есть врачи, медсестры…

— Значит, так: или вы делаете, что я говорю, или я ухожу. Второе будет означать, что ваша квалификация недостаточна для дела, которым вам поручено заниматься, и совет попечителей примет это к сведению. Вы меня поняли?

— Когда-то работа на «Скорой» казалась мне тяжелой… — вздохнул доктор. — Учтите, что я не могу гарантировать стопроцентного результата.

— Значит, тогда мы увидимся еще раз… или сколько понадобится. Доктор, если вы выбрали лошадку, на которую ставите, — держитесь. Или мне уйти?

Ольсен встал.

— Вам понадобится теплый комбинезон.


Через сорок минут доктор Ольсен опустил подколенные опоры кресла и подал ей руку.

Юнис, дело сделано!

Да, босс. Любимый мой…

— Спасибо, доктор. Об исходе скачек можете не беспокоиться.

Помогая ей надеть плащ, доктор улыбнулся:

— Не беспокоился ни минуты. Хотите знать почему?

— Конечно.

— Видите ли, я встречался с мистером Смитом в том, прежнем обличье. Никогда не поверю, чтобы девушка вашего возраста смогла так имитировать его сержантские манеры.

— О, дорогой!

— Простите?..

— Доктор, я еще не вполне приспособилась к новому полу — в данном случае к счастью для нас обоих. Но, уверяю вас, недели через три вы меня не узнаете. Загляните как-нибудь на чай, нам нужно будет обсудить, как расширить поле деятельности фонда при новых пожертвованиях. Вы увидите — я могу быть настоящей леди.

— Мисс Смит, я буду горд и счастлив посетить вас по любому поводу и в любое время. Или без повода.

Здорово, босс! А я думала, его уже тошнит от женских жоп. Поцелуем его?

Доктор помог ей застегнуть плащ; их лица оказались рядом. Она приоткрыла губы и улыбнулась. Однако, пока поцелуй длился, она не обняла его и постаралась быть немного скованной и неловкой.

Только не в кресло! У него в кабинете есть диван…

Не сейчас, Юнис, не сейчас.

Дрожа, Джоан оторвалась от доктора. Набросила вуаль.

— Спасибо вам, доктор. Видите — могу быть приятной девушкой. Когда захочу. Как можно выйти, минуя мисс Перкинс?

Глава 18

Управляющий салона «Мадам Помпадур» сам будто бы вышел из эпохи достославной маркизы: букли, каблуки, жесты, голос…

— Мадам, чем могу служить?

— Где у вас демонстрационная комната?

— О, мадам, я провожу вас! А этот может подождать…

— Нет. Телохранитель остается при мне. Управляющий обиделся.

— Как будет угодно мадам.

В демонстрационной комнате было полутемно и тихо. Джоан села в удобное кресло, сбросила капюшон, расстегнула плащ. Откидывать вуаль она не стала.

—У вас есть манекенщицы с такими вот данными? — она протянула управляющему листки бумаги. — Вторая — с длинными рыжими волосами, бледной кожей и зелеными глазами. Для нее нужно что-то экзотическое.

—Разумеется, мадам. Нет ни малейших проблем. Носит ли мадам парик?

—Ориентируйтесь на мой природный цвет.

—Это чудесный оттенок, мадам! А теперь, поскольку у мадам мало времени — как она дала понять нам, — не угодно ли ей будет передать в бухгалтерию свою кредитную карточку, а я пока приведу манекенщиц?

—Я пользуюсь кредитными карточками с портретами Мак-Кинли, Франклина, Гранта и Кливленда, — Джоан вынула из сумочки и развернула веером пачку бумажных купюр. — Что вы предпочитаете?

Управляющий подавил испуг.

—О боже, мы вовсе не требуем, чтобы наши клиенты расплачивались наличными!

—Я старомодна.

Управляющий, казалось, боролся с приступом острой боли.

— О, но ведь никакой необходимости в этом нет! Если мадам не желает пользоваться общим банковским счетом — к ее услугам счет нашего салона, открыть кредитную линию можно за несколько минут. Если мадам даст удостоверение личности…

— Вы умеете читать? Ну-ка, вот это, маленькими буквами? «Этот билет является законным платежным средством для всех расчетов, официальных и частных». Я не хочу, чтобы мое имя попало в ваш компьютер, поэтому плачу наличными.

— Но, мадам! Мы не принимаем наличных! Бухгалтерия…

— Ладно, не стану причинять вам неудобств. Фред, отвези меня в «Ля Бютик».

Управляющий был на грани обморока.

— О, мадам! Пожалуйста! Один момент, я только переговорю с бухгалтером…

Он исчез.

Босс, а к чему столько сложностей?

Юнис, я презираю эти компьютеры с тех пор, как меня облапошил один книжный клуб. Да и вообще — не стоит пока афишировать, кто мы такие. Потом, после суда, откроем маленький счет на предъявителя… если нас еще хоть раз потянет на шопинг.

О, босс, ты просто не ощутил еще всего удовольствия от этого дела! Но предупреждаю: я оставляю за собой право вето на любую тряпку, ты пока не умеешь в них разбираться…

Ну ты и пила!

А ты — раздутое брюхо! Залетела, залетела!

А ты и довольна?

Я безумно счастлива! Хоть это было и не слишком романтично…

Тсс! Он идет.

Лицо управляющего сияло.

— Мадам! Бухгалтер сказал, что мы можем принять наличные!

— Рада это слышать. Думаю, и Верховному суду это тоже понравилось бы.

— О, вы шутите! Конечно, придется заплатить на десять процентов больше, поскольку…

— Фред! В «Ля Бютик»!

— О, мадам, я указал ему на несправедливость этого решения и нашел способ решить эту проблему!

— Не может быть!

— Мадам! Все, что вы захотите купить, я оплачу со своего счета и приму ваши наличные. Я буду счастлив услужить вам!

По-моему, он нарывается на огромные чаевые.

Если покажет что-нибудь стоящее, он их получит. Мы все равно не сумеем избавиться от своих денег. Лучше помоги со вкусом их тратить.

И следующие два часа прошли в безудержных тратах. Все, что приходилось делать Джоан, — это прислушиваться к внутреннему голосу и не выражать вслух изумления по поводу бешеной стоимости дамских нарядов.

— …а что вы скажете по поводу гарнитура с искусственными изумрудами? Шикарно и совсем недорого, и так идет к зеленым глазам и рыжим волосам…

Спустив несколько тысяч долларов, Джоан почувствовала усталость и голод. Голод у нее ассоциировался с бедностью — задержалось еще с «Великой депрессии» тридцатых… Желание сорить деньгами пропало.

Она отправила Фреда за Шорти, чтобы тот помог донести свертки, и заплатила безумные деньги.

Юнис, куда мы пойдем есть?

Тут где-то есть ресторан…

Но я не могу пойти в ресторан в вуали. Нас мгновенно узнают, и репортеры налетят прежде, чем мы сделаем заказ.

Тогда надо устроить пикник.

А вот это хорошая мысль. Ты не знаешь полянки поблизости?

Я— нет. А вот Финчли может знать.

Финчли действительно знал такое место. Шорти отправили за продуктами в ближайший супермаркет («Бери всего на шестерых — и не смотри на цены… и обязательно возьми картофельный салат и несколько бутылок вина…»), а потом выехали на окружную дорогу и понеслись на юг по скоростному шоссе. Пятьдесят миль Финчли одолел за пятнадцать минут. За все время пути в машину ни разу не выстрелили.

Они миновали массивы «спальных районов», потом — обнесенные стенами частные анклавы. Из-за стен торчали чахлые деревца.

Наконец Финчли свернул в какой-то боковой проезд, и вскоре по обе стороны дороги замелькали возделанные поля и сельхозпостройки. Мелькнула эмблема «Предприятий Смита». Впрочем, напомнила себе Джоан, филиалы ей больше не принадлежат…

Юнис, ты не помнишь, что мы здесь выращиваем?

Не знаю, не успела заметить, ты на это почти не посмотрел.

Извини. Ты говори, если нужно, чтобы я что-нибудь сделал.

Ладно. Не помню точно, но кажется, здесь идет облагораживание почв. Борьба с засолением.

Интересно, а что произойдет, когда засоление станет повсеместным и неуправляемым?

Тогда мы все вымрем. Но прежде застроим всю землю домами, домами…

Этим все и кончится. Мальчишкой я мог пешком меньше чем за час добраться до такого дремучего леса, что там хоть голышом по деревьям скачи — никто не увидит. Да из центра Нью-Йорка за пять центов можно было доехать до сельской местности, до деревьев…

Невозможно поверить.

Я сам с трудом верю… Да, все это произошло при мне, на моих глазах и с моим участием… и я утешал себя мыслью, что финала я смогу избежать с помощью одного нехитрого финта. И вот — не получилось. Все разыграется при мне… Что же нам делать?

Молчание.

Юнис?!!

Я не знаю, босс.

Извини. Я просто вдруг испугался, что ты ушла… ты не отозвалась… извини….

Я все это видела, когда ехала из Айовы, с моей фермы, в большой город. И это не переставало беспокоить меня никогда. Я ведь понимала, что работу я могу потерять, что Джо я надоем, что ты смертен… Я готовилась, босс. Копила деньги.

Ну?

Луна.

Луна… Слушай, это неплохая мысль. Взять билет на корабль «Пан-Ам», слетать, пока наш животик не стал слишком заметен…

Да, конечно…

Ты не рада?

Я просто имела в виду другое. Эмиграцию.

Ты думала об этом — и не сказала ни разу?!

Да, пока я была нужна тебе или Джо — я молчала… и молчала бы и впредь…

Договаривай.

Все дело в детях. У меня лицензия на троих. А я хотела больше. Видишь ли, на Луне нет ограничения… Кажется, мы приехали.

Они остановились у ворот с эмблемой «Агропрод, инк.». Финчли вышел из машины и подошел к охраннику. О чем они беседовали, Джоан не слышала. Потом Финчли вернулся за руль, и ворота открылись. Машина въехала на территорию конкурирующей фирмы.

— Спасибо, Финчли. Сколько стоил въезд?

— О, сущие пустяки, мисс.

— Все равно, надеюсь увидеть эту сумму в недельном счете. Если не увижу, спрошу еще раз.

Финчли затормозил у конторы управляющего хозяйством. Вернувшись, он сказал с улыбкой в голосе:

— Нас пропустили бесплатно. Управляющий даже поинтересовался, не взял ли плату охранник у ворот. Я сказал, что нет.

— Правильно. Зачем нам вести борьбу с коррупцией в стране конкурента? Он не спросил, кто едет?

— Спросил. Я сказал, что это гости мистера Сэлэмэна. Я правильно сделал?

— Более чем. Ты молодец, Финчли.

Будем надеяться, что нам удастся спокойно перекусить. Пока какой-нибудь здешний клерк не догадается, в чем дело, и не позвонит репортерам. И тогда — жди коптера и попыток взять интервью через мегафон.

Босс, а нельзя будет уебать этот коптер из нашей пушки, а когда он свалится, напустить на репортеров Шорти и Фреда, чтобы они разодрали их на кусочки?

Радость моя, откуда такая кровожадность?

Я читала, что у беременных женщин должен резко меняться характер. Я репетирую.

Слушай, а ты уверена, что мы уже беременны? Сколько времени понадобится этому маленькому ублюдку, чтобы добраться до цели? Сутки? Доктор велел не снимать колпачок двое суток… Кстати, потом мы сумеем его снять?

По крайней мере, это легче, чем справиться со автостенографом. Этих колпачков я использовала значительно больше, чем сносила туфель.

Нашла чем хвастаться.

Я просто констатирую. А что оставалось делать? При моей склонности к немедленной беременности мне приходилось предохраняться сверхтщательно. И так год за годом, а если когда и пропускала денек, то не по своей инициативе. Свое предназначение я поняла еще в герлскаутах…

Наконец машина остановилась окончательно.

— О, какая красота! Я и не знала, что сохранилось такое!..

Место было по-настоящему красивым. Небольшая чистая речушка извивалась среди лугов и маленьких рощиц. Густая трава до колен. В высоком прозрачном небе плыли чистые облака…

Юнис, как замечательно!!!

Да. Напоминает раннее лето в Айове…

Джоан сбросила туфли и прошла босиком по траве. Это было упоительно.

Юнис, а что — Айова до сих пор такая красивая?

Уже не вся. Там, где жила я, тоже начали строить большие дома.

Эта страна дотрахается до своей погибели.

Охранники и Финчли, глядя на нее, тоже начали разуваться.

Надо сказать, это место ужасно напоминает то, где я потеряла свою невинность. Речка… лужок…

Ты сопротивлялась?

Я что — дура?

Нет. Как насчет искупаться?

М-м… Кто знает, что у них там, вверх по течению?..

Да ты просто маменькина дочка!

Наоборот — я будущая мама.

Ладно, разберемся с купаньем попозже. Может, Финчли знает, что почем. А сейчас надо поесть.

Неплохо бы… а то я уже начала думать, что мы завязали с этой дурной привычкой.

Быстро накрыли походный столик, Шорти ловко — похоже, он не всегда был трезвенником — откупорил бутылку и налил Джоан и Фреду.

—А остальным?

—Я за рулем, мисс Смит, — Финчли накрыл бокал рукой.

—Пять капель — под мою ответственность, — Джоан на четверть дюйма наполнила его бокал. — И ты, Шорти. Для тоста. Но сначала прочти нам, пожалуйста, молитву.

Доли секунды Шорти казался озадаченным, затем его обычная невозмутимость возобладала.

—Да, мисс.

Это что, вместо еды?

Крошка, тебе слова не давали. Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум…

—Аминь.

—Аминь.

Омм мани пхадме хум. Аминь.

—Аминь. Спасибо, Шорти. А теперь тост… который тоже молитва в своем роде… Мы выпьем за ту, которой здесь нет, но которая была бы…

Босс, сколько можно? Это уже не смешно.

Займись своим делом.

—…Кто хочет что-нибудь сказать?

Финчли и Шорти переглянулись. Джоан посмотрела на Фреда.

—Фред?

—Мисс… я не знаю… я просто не знаю, как… — он был расстроен.

—Давайте встанем, — и Джоан сама подала пример, — и скажем то, что мы сказали бы ей, которой нет с нами, но которую мы все любим. Назовите ее, в чью честь мы пьем!

Она подняла бокал. Из глаз вдруг покатились слезы.

Эй, кто это плачет — ты или я?

Наверное, я, босс… я же говорила, не надо ворошить…

Фред произнес:

—Тост за… ту, которую мы все любим… и которая должна была быть здесь… которая здесь! — В глазах его мелькнул суеверный ужас.

—Аминь, — сказал Шорти раскатистым баритоном. — Она здесь, потому что Небеса настолько близки нам, насколько мы сами готовы к тому. И ты, Фред, сердцем понял это…

Он торжественно выпил свои несколько капель вина, и остальные выпили следом.

—Спасибо, ребята, — тихо сказала Джоан. — Она слышала вас.

Джоан, ты все испортишь! Сейчас все расстроятся…

Нет.

—Финчли, ты знал ее лучше меня. Что бы она сказала сейчас?

—Она бы… миссис Бранка…

—Ты называл ее миссис Бранка?

—Да, сначала. Потом она стала звать меня «Том», а я ее — «Юнис».

—Ну, и?

—Она сказала бы… сказала бы: «Парни, давайте есть и пить, а то все остынет!»

—Это точно. Юнис никогда и никому не испортила настроения — и не позволяла делать это мне, брюзгливому и взбалмошному старику. Значит, теперь мой черед… Фред, передай мне во-он ту куриную ножку!

Радость моя, слова Фреда прозвучали, как цитата. Откуда?

Ну как… Если мы приезжали поздно, я всегда затаскивала их перекусить. Джо был очень рад. Ему особенно нравился Шорти — он даже пытался уговорить его позировать. Но Шорти оказался не в меру застенчив…

И все?

В общем…

Ладно, ты пока придумывай отмазки, а я займусь светским разговором.

—Том, ты не оставишь мне чуть-чуть пикулей? Спасибо. Шорти, Фред, я поняла, что вы пробовали стряпню Юнис. И как она?

—О-о! — Финчли возвел глаза к небу.

—Да, Юнис прекрасно готовила, — тихо сказал Шорти. — Самые простые блюда… но это было замечательно.

Босс, ему надо повысить жалованье!

Нет. Мы обязательно сделаем что-нибудь для него — хотя бы потому, что он убил того подонка, — но это должны быть не деньги.

—Она была подлинным художником, — сказал вдруг Фред.

—Художником?

—Не в смысле рисовать. Во всем остальном.

—Кажется, понимаю, — кивнула Джоан. — А ее муж был художником в прямом смысле, я не ошибаюсь?

—Я, например, не разбираюсь в искусстве, — сказал Финчли, — но картины Джо мне очень нравились. Шорти, можно, я на тебя настучу?

—Том!..

—Не поверите — но Джо хотел нарисовать вот эту огромную мартышку, которая сидит тут с нами!

Десятка!!! Десятка!!!

Юнис, тебе плохо?

—И нарисовал?

—Нет-нет, но он хотел. Предлагал… да.

Видишь, босс? Видишь? Это же доказательство! Сначала ты услышал об этом от меня, а потом узнал от посторонних! Я существую!

И стоило так шуметь, дорогая?

Но, босс!..

Слушай, я ведь никогда и ни на миг не сомневался, что ты — это ты. Но доказательств быть не может. А вдруг все, что происходит сейчас, — лишь плод моего воображения, а я лежу — изолированный мозг, без всякой связи с внешним миром? Или ты, как загримированный осколочек моей личности, начавший жить своей жизнью, делаешь выводы из известной мне информации по простейшей логической цепочке: Джо — художник, Шорти — колоритен, следовательно, Джо хотел его нарисовать? Нет, дорогая, психиатрам мы никогда и ничего не докажем — не стоит и пытаться. А нам с тобой, думаю, не нужны никакие доказательства. Я тебя люблю — а все прочее может катиться к чертовой матери.

—Фред, налей еще. Эти законники и святоши пить не станут, а мне нужен собутыльник. Мы празднуем мое освобождение из-под стражи.

—Но я на службе, мисс…

—Ничего. Шорти и Том доставят нас по назначению… даже на руках. Так ведь, ребята?

—Никаких проблем, мисс Смит.

—Мальчики, а почему на пикнике я должна называться так официально? Ведь миссис Бранка вы звали «Юнис», а? И вас всех она звала по именам? Или… Шорти?

—Она называла меня «Хьюго».

—Тебе так больше нравится?

—Это имя дала мне мать, мисс.

—Понятно. Я запомню. Так вот: я не хочу, чтобы среди своих вы звали меня «мисс Смит». А старое мое имя не подходит… Хьюго, ты ведь крестил детей?

—Конечно, много раз… мисс…

—Поэтому ты разбираешься в именах. Как по-твоему, имя «Джоан» подойдет девушке, которая раньше была мужчиной и звалась «Йоханн»?

—Да. Вполне.

—Том, а как оно тебе?

—Мне нравится.

—Фред? — Джоан повернулась к нему.

—Не смею советовать… — почти прошептал Фред. — Но это красивое… красивое имя.

Юнис, что это с ним?

Расскажу чуть позже. Поосторожнее, Джоан.

По-моему, ты и здесь наследила?

Ну…

—Но нужно и второе имя. И я выбрала его… и все вы знаете почему. Хьюго, ты служитель божий. Посоветуй, не будет ли святотатством взять вторым именем — «Юнис»?

Босс, если он сейчас заплачет — я не скажу больше ни слова!

Ну что же ты за пила такая! Хьюго не заплачет. Он ведь знает, что ты здесь. У него — единственного из всех нас — есть вера.

—Мне кажется, это прекрасно, — преподобный Хьюго торжественно наклонил голову — и украдкой смахнул слезы.

—Хьюго, Юнис не хотела бы, чтобы кто-нибудь расстраивался… — Джоан тоже вытерла глаза и постаралась улыбнуться. — Итак, мое новое имя — Джоан Юнис. И вы, ее друзья, должны первыми узнать об этом. Теперь, когда я женщина, Юнис является для меня образцом, по которому я собираюсь строить жизнь. И я очень хотела бы, чтобы вы помогли мне в этом. Чтобы вы обращались со мной, как с Юнис… Да, я ваш работодатель, и мне придется это как-то совмещать… ну и что? После всех бесконечных лет, которые я провел заключенным в теле придирчивого старика, мне просто необходима дружественная помощь — а от кого еще я могу ее получить?

Наступило молчание. Потом Финчли сказал:

—Мы поможем… Юнис.

—Я еще не заслужила этого имени… Говорите мне так, когда я буду, как она… пусть это будет наградой. Хорошо?

Никто не ответил. Все переглядывались, и наконец подал голос Фред.

—Я не знаю… тут Шорти… Хьюго сказал, что Юнис была ангелом. Не стану спорить, он проповедник, он понимает. Но в ней были и соль и перец… если вы помните.

— Это уж точно, — кивнул Финчли. — Она могла и обругать… но это было правильно. Она обращалась с нами как с людьми.

— Том, — медленно начал Шорти, — не забывай, что мистер Смит был очень старым и очень больным человеком. Больным трудно относиться к людям хорошо. Я помню, когда мой старик был болен — в последний уже раз, перед тем, как отправиться на тот свет, — он сделался таким несносным… я даже сбежал из дому. Это была самая страшная моя ошибка…

— Боже мой! — Джоан почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. — Мне казалось, что я всегда относилась к людям хорошо…

— Мы ведь все всё понимали. Я не виню своего старика, и вы не вините себя. Мы делаем что-то, а потом живем с этим, и ничего уже не изменить. Юнис… та Юнис… она теперь ангел, это говорит мне мое сердце. Но ничто человеческое не было ей чуждо. Как и нам всем. И господь не винит нас за это.

—Хьюго… а у меня есть еще шанс попасть на Небеса?

Омм мани пхадме хум! Мы пропали — сейчас он засунет нас в этот ручей и смоет наши грехи…

Стоит ли возражать?

—Не знаю, — тихо сказал Шорти. — Я слишком мало знал мистера Смита. Но Всевышний дал ему второй шанс. А Он всегда знает, что делает.

Пронесло. Я так не люблю, когда вода попадает в нос…

—Спасибо, Хьюго. Да, Он дал мне второй шанс — значит, что-то имел в виду. И я надеюсь, что конфузиться Ему за меня не придется. Скажите, ведь вы трое… точнее, четверо, еще и Антон… Вы были ее ближайшими друзьями среди моих людей. Том?..

—Да… Юнис?

—Вы целовали ее?

Финчли смутился.

—Да… Джоан.

—Ага, значит, я промахнулась с этим вопросом. Правильно, Юнис не стала бы спрашивать… но я еще боюсь, Том. Я не привыкла быть девушкой.

Она встала, взяла Финчли за руку и притянула к себе. Он чуть не застонал… но обнял ее и поцеловал.

Он умеет лучше!

Тсс! Ему просто тяжело.

Джоан отпустила его и повернулась к Фреду.

Как поцеловать его, сестренка? Чувственно или по-братски?

Поздно…

Фред неожиданно крепко обнял ее, и губы их встретились быстро и горячо. Джоан неожиданно для себя ответила на поцелуй со всей страстью.

Когда она оторвалась от его губ, оба дрожали.

Эй, что это? Ты не предупреждала…

Не успела. Потом. Все потом. Сейчас успокойся, вспомни, что деньги пахнут, и покажись отцу Хьюго пай-девочкой.

Она обошла столик и остановилась перед Шорти. Он встал, серьезно посмотрел на нее сверху вниз. Она положила ему ладони на грудь, робко подняла лицо. Он нежно обнял ее.

Ничего себе. Юнис, он же переломит нас, как былинку!

Не бойся, он — самый нежный человек на свете…

Их губы встретились в чинном и торжественном поцелуе. Шорти будто бы благословил ее — неторопливо, но и не затягивая сверх меры. Несколько секунд она оставалась в его объятиях.

—Хьюго, ты не замолвишь за меня словечко сегодня в своих молитвах? Кажется, мне это нужно…

—Конечно, Юнис.

Он галантно усадил ее на место и сел сам.

Так что там насчет Фреда?

О, ты не поверишь!..

Поверю чему угодно.

—Фред, там есть еще вино? Нет? Хьюго, открой, пожалуйста, еще бутылку. Я вся дрожу…

—Одну минуту…

—Давайте доедим все, что еще осталось. Я почему-то страшно голодная. Том, я все еще Юнис? Или шлюшка, не знающая, как подобает вести себя истинной леди?

—Да, Юнис. То есть я хотел сказать — нет, Юнис… То есть… О, черт!

—Все ясно, Том! Это — лучший комплимент за всю мою коротенькую жизнь. Ведь ты никогда бы не чертыхнулся при какой-нибудь там мисс Смит… — Она засмеялась и посмотрела на всех сразу. — Меня четверть века никто не целовал! Не представляете себе, как это приятно! Вы своими губами приобщили меня к человечеству. Я так благодарна Юнис Бранка за то, что она целовала вас и тем заполучила вашу дружбу… или любовь? Да, я думаю, любовь… Мне так хорошо, что хочется плакать — и делать глупости. Том, эта речка чистая? В ней можно купаться?

—Она чистая, но купаться я бы не советовал.

—Почему?

—Всякие подонки. Они ведь водятся не только в Развалинах — заползают и в такие вот места. А в воде охранять трудно…

—Но почему? Если можно на суше, то и в воде можно точно так же.

—Нет. Один раз я уже опоздал на несколько секунд — и этого мне хватит на всю жизнь.

—Не будем спорить, Том. Я иду в воду.

—Мне очень жаль… Джоан Юнис.

Она вздрогнула всем телом, потом засмеялась.

—Черт побери, я дала вам слишком хороший поводок.

—Не расстраивайся, Юнис, — сказал Финчли. — Даже президент слушается охранников.

—И не расстраиваюсь… но не дергайте же так резко!

—Я только надеюсь, — совсем другим голосом сказал Том, — что ты не станешь вырывать поводок у нас из рук. Если бы она тогда…

—Не стоит плакать над разбитым кувшином, — сказал Фред.

—Простите меня, парни, — тихо сказала Джоан. — Я все испортила. Ладно, поплаваем в другой раз — в более безопасном месте.

Юнис, а ты умеешь плавать?

Спасатель — это было записано даже в моем аттестате! Правда, в соревнованиях не выступала, мне больше нравилось болеть за команду.

В комментариях не нуждается.

Кто бы говорил! Бесштанная Смит!

А кто меня всему этому учит?

Тебя и не надо учить — у тебя природный талант.

Глава 19

Эй, мочалка, так что там у тебя было с Фредом?

Что-что… Все. Ну, не сразу, конечно. Сначала мы целовались просто так, по-дружески. Особенно при Хьюго. Но я всегда чувствовала, что меня целуют мужчины. Фред и Антон просто-таки пылали, и, когда подвернулся случай, я подумала: а почему нет?

Фред и Антон?

Ну да. Как-то мы вернулись поздно, я позвала их перекусить, а Джо дома не было…

И естество восторжествовало?

Босс, я слышу неодобрение — или мне показалось?

Я просто не люблю, когда мне врут так нахально. Двое мужчин? Совершенно трезвые? И каждую минуту мог войти муж? Ни за что не поверю! Я довольно долго был мужчиной и прекрасно знаю, на что они способны, а на что — категорически нет. Так что — либо это было не в первый раз, либо в твоем рассказе что-то изъято цензурой…

Босс! Клянусь всем святым: это было в первый раз! И… все, потому что вскоре меня убили. А что касается купюр… я их заполню. Мы знали, что Джо придет не скоро. Да и войти бы он не смог: дверь была на засове. Видишь ли, Джо хоть и неграмотный, но часы понимает, а в прихожей у нас висят такие, с картонными стрелками — и мы, уходя, ставим стрелки на то время, в которое намерены вернуться. И в тот раз — когда мы вошли, я взглянула на часики. Стрелки стояли на двенадцати. Я сказала Антону и Фреду, что Джо придет поздно и они с ним не увидятся… к сожалению.

То есть ты им так толсто намекнула…

Да. Я им толсто намекнула… и, босс, буду честной до конца: я заранее позаботилась, чтобы хижина была свободной. Я позвонила от Джейка и сказала Джо, что… Мы ведь с ним всегда старались сделать друг другу приятное. И Джо не имел ничего против моих свиданий, нет! Правда, я никогда не говорила ему о Джейке…

Постой. Давай восстановим хронологию той тяжелой ночи: из постели Джейка ты позвонила Джо, чтобы он очистил местечко для свидания с Антоном и Фредом, а после двенадцати он пришел сам?..

Я тебя опять шокировала? Расписание, как у звезды борделя в день получки, да? Но это все любовь, милый! Любовь и уважение — с Джейком; страсть — с Антоном и Фредом; с Джо — и любовь, и страсть, и уважение, и нежность, и доверие, и преданность… и, босс, уж если Джо не осуждал меня, то кто имеет право?..

Радость моя, да кто же тебя осуждает? И я ничуть не шокирован. За свою долгую жизнь мне пришлось совершить немало сексуальных подвигов… может быть, интенсивность была и пониже, чем у тебя, но продолжительность…

Нет, ты определенно шокирован.

Всего лишь — восхищен твоей выносливостью.

Тогда я рада.

Сколько же тебе удалось поспать?

О, вполне достаточно. Часа четыре. Джоан, женщине в любви не нужно много сна — не то что одинокой… А что касается интенсивности — кто это мне говорил, что ничто не возбуждает так, как сам секс?

Да, но я говорил с точки зрения мужчины…

Для женщины все то же самое!

Надеюсь… Впрочем, да, я слышал нечто подобное от одной прелестной девушки, когда президентом был Гардинг. У нее было очень много общего с тобой. Сейчас ей было бы за сто…

Как ее звали?

Неважно… Девочка, я все понял про Джо. Но как ты обработала Фреда и Антона? По очереди?

Фи! Как грубо. Нет, это был бы дешевый бордель. Я такого не люблю. Нет, в постели мы были втроем.

О!

Джоан, ты просто не можешь себе представить, как могут возбудиться двое мужчин, когда они целуют и ласкают одну девушку, и при этом они доверяют друг другу…

Ха! До чего же история любит повторяться…

Что?

Ничего. Продолжай, пожалуйста.

Мы довольно долго шли к этому. Сначала были просто поцелуи на ночь, потом они становились все чувственнее, потом мы перешли к петтингу… Ну, не в машине же заниматься любовью, правда? В тот вечер мы поднялись ко мне, я удивилась, что Джо не будет допоздна, и — все. Финиш.

Да ну?

А что еще? Чем мы занимались, ты прекрасно знаешь и так.

Это самая короткая история о групповухе, которую мне только приходилось слышать.

Да никакая это не групповуха! И не извращение! Втроем — это всегда любовь и дружба, и вообще… Да ты и сама была не прочь: с Алеком и Маком. Разве нет?

Ну, я не знаю…

Ах, босс, когда в постели трое и все делается правильно, это самое приятное, что только может пожелать женщина. И не потому, что их двое… какой-нибудь жеребец может отработать и за троих, но это совсем другое. Именно любовь, дружба, уважение, тепло делают чудо. Становится не вдвое приятнее — вчетверо, ввосьмеро… я не знаю… может быть, в сто раз! Арифметика ни при чем. Джоан, пока ты не побываешь в постели с двумя мужчинами, которые доверяют друг другу и оба любят тебя, — ты в каком-то смысле так и останешься девушкой. Я почти все время плакала от счастья… и все еще плакала, когда они ушли, и плакала, когда пришел Джо, и плакала перед ним — и тут же затащила его в постель, все ему рассказала, и он был со мной особенно нежен…

Неужели ему хотелось это услышать?

А тебе?

Мужчины бывают разные. У меня рога никогда не вызывали головной боли.

Тут немножко другое… Я уже говорила, что скрывала от Джо связь с Джейком.

Кстати — почему?

Это было бы неприятно Джо. Джейк богат, Джо беден. А Фред с Антоном — ровня. Я знала, что Джо не станет ревновать к ним. Так и оказалось. Вообще мужская гордость — такая нежная вещь… поэтому с мужчинами нужно обращаться с осторожностью. Учти это.

Да уж… иногда они просто ломаются — в самом прямом смысле. Вторая моя жена довела меня до импотенции.

О ужас!

Ничего, я поправился… с помощью одной прекрасной женщины, которая все понимала. Больше у меня таких проблем не возникало — до времен полного распада.

Да, когда я была молодой и глупой, я обидела одного парня так, что он бросил школу. С тех пор я старалась не доставлять душевных страданий мужчинам. Они только кажутся большими и сильными… Я была противной девчонкой — но вовремя поняла свою ошибку.

Юнис, когда я в последний раз говорил, что люблю тебя?

С полчаса назад.

Очень давно. Я люблю тебя, Юнис!

Глава 20

—Добрый вечер, шеф! — Джоан оперлась на руку О'Нейла и вышла из машины. — Мистер Сэлэмэн уже приехал?

—Добрый вечер, мисс. Нет, мистер Сэлэмэн не приехал и сообщил, чтобы к ужину его не ждали.

—Очень жаль. Тогда распорядитесь, чтобы наверх подали ужин для меня и Винни. Прислуживать не надо.

—Понял, мисс.

—Скажите Дабровски, что завтра я хочу видеть за рулем его.

—Он ушел домой, мисс. Завтра все равно его смена…

—Шеф, вы не поняли? Позвоните ему и передайте мои слова. Ясно? Второе: как только появится машина мистера Сэлэмэна, сообщите мне. До того, как он выйдет из машины!

—Да, мисс. Ужин на двоих, позвонить Дабровски и известить вас о прибытии мистера Сэлэмэна. Если вы позволите мне заметить, мисс: приятно вновь ощутить твердую руку в управлении делами. Прислать Каннингэма?

—Не надо. Финчли, раздели эти коробки между всеми, и пойдемте наверх. Ребята, это не ваши обязанности, я знаю, но не стучите на меня в свой профсоюз, ладно?

В лифте поместились с трудом. Когда лифт тронулся, Джоан нажала кнопку «стоп».

—Хьюго, — она коснулась пальцем его щеки, — спасибо тебе за твою спокойную мудрость, что не позволяет нам сбиться с пути истинного.

И поцеловала: легко и нежно.

—Фред, спасибо тебе — от меня и от Юнис. Он обнял ее, и ее губы раскрылись сами.

Ты все понимаешь, да?

Да… я буду с ним тиха и осторожна…

—Том, это был лучший день в моей жизни. Надеюсь, и ты получил хотя бы частичку этого удовольствия… Спасибо.

И поцеловала его, не дожидаясь ответа.

О боже! Юнис, у тебя с ним точно ничего не было?

Абсолютно. А что, ты хочешь?..

Не знаю… ничего не знаю…

Лифт снова тронулся. Джоан покачивало.

— Спокойной всем вам ночи…

У двери ждала Винни.

— Винни! Что я тебе сейчас покажу!

— Мисс… Джоан! Где ты была весь день?!

— Все суета, рыжая! Ребята, бросайте это где угодно! Винни, ты ела? Всем спасибо! Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, мисс Смит.

Как только дверь закрылась, Джоан обхватила подружку и закружила ее по комнате:

— Ну? Ты ела? Или ждала меня?

— Не ела, не ела, я так волновалась, Джоан, ты сбежала, и никто-никто не знал, где ты и что делаешь, я так напугалась…

— Ерунда! Со мной были такие ребята!

— Но они не медики, я должна быть постоянно при тебе, так распорядился доктор…

— Фигушки, Винни, я больше не пациентка, все, хватит, я свободная взрослая женщина, отвечающая за свои поступки, здоровая как лошадь, и нет смысла бдеть за мной ежесекундно, а сейчас нам принесут ужин и оставят, и мы поедим, когда захочется…

Джоан начала раздеваться.

—Снимай с себя все, крошка Винни, мы начинаем сезон примерок! Весь день я носилась по магазинам и тратила деньги, сильно позолотив ручку национальной экономике. Надо бы принять ванну… чуть позже, перед медитацией. А сейчас — поцелуй меня.

—Джоан, ты ездила по магазинам без меня? Это измена!

—Жалобы со всех сторон. Я просто дала тебе поспать. Или Боб не показывался?

Винни покраснела почти до пояса.

—Нет, что ты!.. Но я все равно встала бы. Я страшно люблю ходить по магазинам.

—Ладно. Будем считать, что я сбежала из-под надзора, чтобы ты не мешала мне сорить деньгами. А кроме того — вдруг у меня возникла идея пообщаться с застоявшимися интернами, а? Тебя это могло бы шокировать, крошка.

—Дразнишься, да?

—Так, слегка. Винни, есть одно серьезное дело. По-настоящему серьезное. Ты знаешь, что в нашем доме постоянно находятся около сорока человек обслуживающего персонала, и я не могу быть уверенной, что никто из них не проболтается репортерам, окажись я в постели с мужчиной.

—Ой, этого не может быть!..

—Да включи видео и посмотри. Или возьми любую газету. Чем ты известнее или богаче, тем меньше у тебя шансов избежать насилия такого рода. Так вот: пока я слишком уязвима с этой стороны, согласна ли ты в любой момент принять на себя все слухи и сплетни такого рода? Буквально, может быть, пустить в свою постель совершенно незнакомого мужчину — среди ночи, внезапно?.. Без шансов избежать огласки?

Винни вздохнула.

—Да. Боб понял бы меня.

—Но он тоже не должен знать истину!

— Все равно… — Винни зажмурилась. — Все равно. Да.

Джоан крепко поцеловала ее.

—Я страшно рада. Тебе не придется делать ничего такого, никогда и ни за что. Сваливать вину на подругу? Это выше моих сил. Но — подыграть мне в какой-нибудь интрижке, наврать, чтобы прикрыть меня, — сумеешь?

—Ой, это запросто!

—Ну и все. А теперь — мы играем в Рождество! Вот эта круглая, изукрашенная, вся в рюшечках коробка — для Винни!!!

—А-а-а!!! О-о!.. Джоан! Ой, Джоан… тебе не следовало, наверное…

—Я знала, что тебя нужно оставить дома. И вообще — это униформа горничной.

—Ничего себе! Это «Стагнаро Ориджинал», прямо из Рима…

—Тем лучше — будет повод позлить налоговое управление.

—А… это?

—И это тебе.

—Джоан, извини… я не могу принять… это слишком дорогой подарок, и я…

—Это искусственные камни.

—Все равно, это…

—Тогда выбрось. Я это носить не смогу, а в магазинах нижнее белье не обменивают.

—Я начинаю чувствовать себя содержанкой…

—Разве это так плохо?

—Я не знаю… не могу понять… Джоан, почему даже теперь?..

—Потому что я боюсь.

—Кого? Меня?

—Нет, себя. Винни, ты представить себе не можешь, как мне трудно. Мне приходилось бывать в очень тяжелых ситуациях: меня носило в лодке в открытом море, мои друзья мерли один за другим… потом по нас стреляли из пулемета, мы спрыгнули в воду… короче, никто больше не выжил. Только я. Но сейчас мне гораздо труднее. Все, что люди делают автоматически, мне приходится контролировать сознанием. Представь, сегодня я чуть не вошла в мужской туалет… и вот появляешься ты. Мужчина во мне исходит любовным соком, лезет на стенки… я готова убить твоего Боба и занять его место…

—Джоан…

—Что?

—Ты можешь занять его.

Вся дрожа, Джоан обхватила Винни руками — и зарыдала.

—Дорогая, не надо…не надо, зачем? — Винни гладила ее по голове, целовала в лоб, в глаза, в щеки. — Я помогу тебе, конечно, я помогу, я буду ждать, сколько нужно, и ты успокоишься, ты снова станешь уверена в себе и сможешь любить меня, если захочешь и как захочешь, и даже если ты не будешь хотеть меня, я все равно буду твоей подругой и буду любить тебя…

—Спасибо… Винни… как глупо все…

—Мне уйти?

—Нет, что ты! Останься. И поцелуй меня крепко. Как только ты умеешь.

Немного успокоившись, сели за ужин. Напоследок Джоан распаковала последнюю покупку: подарок для Джейка.

Это было ожерелье: толстая золотая цепь тройного плетения с анкхом в виде «cruxansata» — кольца с четырьмя короткими лучами. Винни с сомнением взвесила украшение на руке.

—Джоан, ты действительно хочешь стать настоящей леди?

—Да, конечно.

—Тогда, наверное, тебе надо обменять это на что-нибудь другое. Знаешь, что означает этот символ? Половой акт. Это египетский…

—Я знаю, Винни. Надеюсь, что Джейк тоже знает — как-никак, у него классическое образование… Винни, я ведь не случайно выбрала именно этот анкх. Я ведь уже делала ему предложения. Он не соглашается. Из-за возраста.

—Ну, он придает этому большое значение.

—Смешно. Конечно, я намного старше его, но после операции это не слишком заметно.

—Нет, я имела в виду, что…

—В конце концов, ему не обязательно жениться на мне! Хоть капельку любви… Но он слишком благороден, черт возьми! Короче, этот подарок имеет именно то значение…

Винни приняла серьезный вид, вздохнула, поцеловала анкх и торжественно передала его Джоан.

—Мы обе готовы довольствоваться хоть капелькой любви… Будь счастлива.

—Хорошая моя Винни! Давай приведем себя в порядок, мне надо ополоснуться, чтобы приятно пахнуть и быть свеженькой, как котенок. Поможешь?

—Конечно. Во имя любви! Используем «Сладость гарема» — это такие духи, от которых мужчины падают и не могут подняться. А я сотру с себя все…

—Наоборот! Используем эффект гетеродина!

—Это что-то из области радио?

—Применительно к нашему случаю звучит так: если для соблазнения мужчины одной девушки недостаточно, следует использовать двух. Как раз и обновим твои вещички…

Они приняли ванну и уже накладывали последние мазки грима, когда по интеркому раздалось:

—Мисс Смит, машина мистера Сэлэмэна подъезжает.

—Спасибо, О'Нейл.

Через несколько минут Джоан позвонила в Зеленую анфиладу.

—Джейк, дорогой, говорит домашний гуру. Если ты желаешь помолиться с нами, гуру и чела зайдут за тобой в любое время.

—Я буду рад, мой гуру. Минут через двадцать, хорошо?

—Хьюберта там нет? Не хочется одеваться.

—Он спит.

—Тогда до встречи через двадцать минут.

Джейк встретил их в халате, с толстой книгой в руках.

—Привет вам, мои дорогие. Чудесно выглядите. Джоан, я позволил себе взять книгу из твоей библиотеки… — он протянул «Вишнудеванада Йога». — Думал найти какие-нибудь позы попроще, но — увы.

— Это было в моей библиотеке? — удивилась Джоан. Однако на титульном листе стоял штамп: «Из книг Й.С.Б. Смита».

— Ты запаслива, как крыса, моя радость, — ухмыльнулся Джейк. — Я посмотрел по каталогу — больше десяти тысяч томов!

— Думаю, намного больше. Каталог составляли давно. Джейк, ты готов?

— Как скаут-орел: всегда готов!

— Но прежде, чем мы приступим… — Джоан распахнула халат и сняла с шеи ожерелье. — Джейк, это тебе. Наклонись немного…

Он наклонился, и она надела на него цепь, сопроводив церемонию поцелуем.

Он приподнял анкх, посмотрел на него, потом перевел взгляд на Джоан.

— Спасибо, Юнис. Я могу его не снимать?

— Конечно. Винни, ты готова? Начнем…

Джоан сбросила халат и опустилась в «лотос». Винни последовала ее примеру. Джейк сел последним.

— Омм мани пхадме хум.

—Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум.


Джейк уснул мгновенно, едва коснувшись подушки. Девушки тихо вышли из комнаты. Джоан остановилась в дверях.

—Винни…

—Что, дорогая?

—Во сколько на этот этаж поднимаются слуги?

—Не раньше девяти. А что, тебя кто-то разбудил?

—Дело не в этом… В общем, меня беспокоит Хьюберт. Я остаюсь ночевать у Джейка… и мне не хочется, чтобы он ввалился утром…

—Об этом можешь не беспокоиться. Хьюберт никогда не придет без вызова.

—Ну, слава богу. Значит, никто, кроме тебя, не узнает об этом. Сделай еще вот что: поваляйся в моей постели — а утром, часов в восемь, позвони в Зеленую анфиладу. А сейчас принеси мне пижаму и шлепанцы — на самый крайний случай. Я посижу пока здесь… Нервничаю. Боюсь, наверное, что Джейк устроит мне нагоняй.

По-моему, ты боишься, что он тебе его не устроит.

Юнис, ты что — хочешь, чтобы я сбежала в последний момент?

Наоборот! Кричи «Банзай!» — и вперед!

—Я быстро… Ой, Джоан, у меня у самой все дрожит. Я посплю в твоей постели, ладно?

—Это будет замечательно. Только я могу прийти в любой момент и разбудить тебя…

—Буди. Я буду только рада тебе…

Через несколько минут Джоан проскользнула в комнату Джейка, на ощупь нашла кровать и забралась под одеяло. Пригревшись, она вскоре уснула.

Неизвестно, сколько времени прошло, когда она проснулась от прикосновения руки.

Что это?!

Труби побудку, близняшка! Началось!

Я боюсь!..

Действуем, как договорились! Повторяй: деньги пахнут. Ну!

Омм мани пхадме… ой!

Не говоря ни слова, Джейк уверенно взял ее.

О боже, Юнис! Что же ты мне сразу не сказала?..

Не сказала — что?

Что для женщины это настолько лучше! Неужели? В десять раз, в сто раз — не знаю…

Мне было не с чем сравнивать, сестренка… Поцелуй же его, раз тебе так хорошо!

Глава 21

…продолжается захват здания администрации штата Оклахома так называемым Народным правительством аграриев. Марсианская экспедиция сообщила о находке предметов искусственного происхождения возрастом примерно один миллион четыреста тысяч земных лет. Часть членов экспедиции высказывают сомнения в ноогенном происхождении артефактов и считают возможным инстинктивный генезис (по аналогии с деятельностью пчел, термитов и т. п.). Международное общество «За плоскую Землю» на очередном съезде в Суррее, Англия, приняло резолюцию, согласно которой ООН следует применять санкции к правительствам, которые под видом «космических экспедиций» совершают жульнические операции по присвоению денег налогоплательщиков. За последние девятнадцать лет число самоубийств неуклонно росло, равно как и число смертей от несчастных случаев и преступных деяний. Рост численности населения сохраняется на уровне 300 000 человек в день, при этом на каждые десять рождений приходится лишь четыре смерти. В графстве Изард, штат Арканзас, курица снесла яйцо с изображением креста на нем. Представитель государственного казначейства неофициально сообщил, что правительство отказалось от идеи полного изъятия бумажных денег и перехода на исключительно безналичный расчет. «Мы должны принять как факт, что сделки на черном рынке, взятки, квазилегальные операции и прочее в том же роде являются частью национальной экономики, и прекращение их просто-напросто приведет к депрессии и обвальной инфляции. Бумажные деньга, господа, не что иное, как смазка для колеса прогресса — и президент это понимает». Первая Сатанистская Церковь, инкорпорейтед (сорок четыре отделения в Калифорнии, пять — в других штатах) подала в Федеральный суд жалобу на дискриминационное налогообложение. Первый Апостол заявил: «Если все прочие церкви не травят, не душат налогами, не устраивают расследований, оскверняющих священные места — то и Рука Владыки должна пользоваться такими же правами. Это будет по-американски, как яблочный пирог!» В Рино вновь отменено лицензирование проституции. Глава городского совета заявил, что сборы не покрывали расходы на инспекторов, да и количество проституток резко сократилось с тех пор, как был закрыт федеральный юношеский учебный центр. Объединение «За Человеческое Существование» наращивает темпы своей кампании по порче, взлому и уничтожению пластиковых карт. Главный почтовый инспектор выразил возмущение тем, что в качестве мусорных баков для испорченных карт использовались почтовые ящики. На что глава Объединения заявил, что почтовые ящики испокон веку используются как мусорные, — но отказался объяснить, что конкретно он имеет в виду. Из-за сбоя дорожного компьютера в Хьюстоне, происшедшего в вечерний час пик, несколько десятков тысяч человек ночевали в своих машинах; зарегистрировано около семисот смертных случаев из-за остановок сердца, отравлений газами, насильственных действий. Самоубийств не было. Страховая автомобильная компания Южных штатов отклонила все претензии, поскольку ни один смертный случай не был надлежащим образом (лакуна в сообщении). Лунные колонии провели церемонию присвоения имен двум сверхгигантским гидропоническим бассейнам. Отныне они носят имена «Джордж Вашингтон» и «Грегор Мендель». По этому поводу комиссия Колоний увеличила квоту бесплатной иммиграции, но отказалась от снижения образовательного ценза. Попытки опротестовать это решение через суд нереальны, поскольку Лунные колонии находятся вне юрисдикции Соединенных Штатов. Акции «Лас-Вегаса-В-Небесах» продолжают подниматься на фоне общей вялости рынка ценных бумаг. Джодрелл Банк потерял связь с пилотируемым зондом, летящим к Плутону…

— …потому что «ид» — это не самостоятельное понятие, а всего лишь первый слог слова «идиот»!

— …требую порядка в зале!..

— …позвольте мне привести неоспоримые доводы этого великого ученого…

— …бред, бред! Любой занюханный лаборант может нарисовать это и делать какие угодно выводы — но все это не относится к предмету!..

— …могу ли я попросить уважаемого коллегу повторить сказанное, когда мы выйдем отсюда?

— Бейлиф, приструните их!..

— Джейк, они хоть сами-то понимают, о чем говорят?

—…эй, не светите мне в глаза, а то как бы потом не пришлось фотографировать ваш труп…

—…перед судом вопрос, какую цель преследует адвокат ответчика, выставляя здесь этот скелет гризли?..

—Ужасно противно. Я что, действительно была этим? Хорошо, что нам удалось сменить квартиру…

—Тихо. Мак знает, что делает. Да и я тоже.

—…надежность свидетеля должна быть установлена прежде, чем его показания будут использованы в деле идентификации личности…

—Уважаемый суд! Эти отпечатки я только что снял с представленного здесь трупа, обозначенного литерами «ММ». А эти — получены мною из архива Фонда Ветеранов. Пользуясь методом простого наложения…

—…собственноручно сделаны фотографии, которые мы видим здесь и которые обозначены литерами «СС» с номера первого по номер сто двадцать седьмой…

—…повторяю: не будет закрытым. Это будет публичное слушание. Но суд будет наказывать за неуважение к суду по всей строгости. Эвелин, начните вон с той дуры в парике. Десять суток холодной. Секретарь, запишите ее имя. Уведите. Так, есть еще желающие? Ну-ка ты, в заднем ряду, — спрячь свой «Чупа-чупс»! Итак, адвокат ответчика считает, что перед нами не Хосе Бранка?

—О боже, конечно, нет! В смысле: я так не считаю. Я готов удостоверить его личность. Просто я прошу суд не упускать из виду некоторые основные детали.

—Джейк, Джо неважно выглядит. Надо обязательно навестить его.

—Мистер Бранка, посмотрите на этих людей. Есть ли среди них ваша жена?

—Нет.

—Мистер Бранка, посмотрите, куда я показываю.

—Нет, там ее нет.

—Ваша честь, свидетель не желает давать показания. Приходится постоянно направлять его. Вы разрешаете?

—Да. Но учтите, адвокат: его показания не должны опровергать его собственные выводы.

—Спасибо, ваша честь. Мистер Бранка, я указываю на эту женщину. Посмотрите внимательно. Вот, я кладу руку на ее плечо…

— Уберите руки! Судья, если он еще раз дотронется до меня, я его ударю!

— К порядку! Адвокат, нет необходимости дотрагиваться до ответчика, и вы не должны этого делать.

— Я прошу прощения… Мистер Бранка, я говорю вам, что это — ваша жена, Юнис Бранка.

— Это не Юнис. Она умерла. Судья, мне что — снова жрать это дерьмо? Этот деляга знает все, три часа он из меня жилы тянул. Да, это тело Юнис. Но самой Юнис там нет. Все знают, что произошло…

— Извините, ваша честь. Мистер Бранка, прошу вас отвечать только на мои вопросы. Вы говорите, что ваша жена умерла. Вы видели ее мертвой?

— Чего? Нет. Но операция…

— Только на вопросы! Только. Вы не видели ее мертвой. Я утверждаю, что вам заплатили миллион долларов, чтобы вы не признали эту женщину вашей женой.

— Джейк, какие же они сволочи! Разве так можно — с ним? Ты только посмотри на него…

— Извини, мы ничем не можем ему помочь…

— Судья, этот ублюдок врет, как срет! Все отдали Клубу, ясно? Редкой крови. У меня была эта дурацкая кровь. И у Юнис. Спасали людей. Ну, они предложили деньги — тысячи, миллион, не знаю. Не считал. Я что, такая сволочь? За Юнис — и деньги? Я велел затолкать эти деньги в…

— Ваша честь, я призываю свидетеля к порядку!

— На ваш вопрос он реагирует адекватно, хотя и довольно эмоционально. Продолжайте, мистер Бранка. Итак, вам предложили деньги. За что?

— Ну, Юнис держала при себе босса. Мистер Смит его звали. Йоханн Смит. Такой богатый, что срал в золотой горшок. Но бедный старый пердун загибался, ясно? Только живорезы его и держали, не давали помереть. Так вот. А у него была эта самая дурацкая кровь, ясно? Как у меня, как у Юнис. Я и говорю: ну, если понадобится, пусть берет мое тело или Юнис — ну, когда нам они не будут нужны. Но не за деньги. Так и получилось, как сказали… Ну, пожали мы руки — я и его стряпчий, мистер Сэлэмэн. Вон он сидит. Он знает, что я чувствовал, он помог. Основал в Клубе фонд. «Фонд Юнис Эванс Бранка — бесплатная редкая кровь». Спросите его. А я… не взял… ни одного… Бог свидетель — ни одного сраного цента!..

— Джейк, он даже не посмотрел на меня…

— Опусти вуаль, дорогая, и поплачь…

— Есть ли еще вопросы к свидетелю?

— Нет, ваша честь. Может быть, у противной стороны?

— У нас нет вопросов, ваша честь.

— Неужели никто из адвокатов не хочет задать ни одного вопроса важному свидетелю? Суд намерен расширить до предела область интересов, вы можете задавать любые вопросы, пусть даже очень отдаленно касающиеся существа дела. Адвокат истцов?

— Мы закончили допрос свидетеля, ваша честь.

— Ответчики?

— Никаких вопросов — ни сейчас, ни позже.

— Прекрасно. Заседание возобновится завтра в десять часов. Эвелин, проводите свидетеля, отвезите его домой или куда он желает и обеспечьте его охрану.

— Судья? Могу я сказать кой-чего?

— Пожалуйста, мистер Бранка.

— Этот говенный деляга… не мистер Сэлэмэн, тот, другой… Ночи стоят темные. Не забрести бы ему в Развалины… случайно.

— К порядку! Мистер Бранка, в суде не должны звучать угрозы.

— Это не угроза, судья. Это предсказание. Я его не трону. Но у Юнис были разные друзья…

— Хорошо. Итак, мистер Бранка, вы свободны, сюда вам не придется возвращаться. Секретарь, позаботьтесь о вещественных доказательствах. Бейлиф, обеспечьте охрану здания. На сегодня все.

— Встать, суд идет!

— …при всем моем уважении к оппоненту вынужден признать, что его доводы являются полнейшим вздором, поскольку цитируемый великий ученый в работе от 1976 года писал: «Сама суть понятия «личность» лежит вне плоскости научного мировоззрения и служит лишь предлогом для псевдоученых спекуляций, поскольку является лишь обозначением придуманных, фантазийных понятий. Все проявления жизни полностью укладываются в биохимические процессы, как, например…»

—…даже экзистенционалистская феноменология привлекает телеологические обоснования, следовательно, диалектический материализм, при углубленном изучении, является…

—Кто здесь на кого нападает?!

—Неродившегося ребенка нельзя признать личностью…

—…законами наследственности объясняются практически все…

—…говоря словами, понятными суду и прочим присутствующим: «Господи, прости их, ибо они не ведают, что творят!»

—Меня просто шокировало то, что я выяснил! Оказывается, ученый судья, которого мы все имеем честь лицезреть, приходится братом по ордену Йоханну С.Б. Смиту! То, что они действительно состоят в тайных взаимоотношениях, может быть проверено по записям, доступным для широкой публики. Прошу этот суд и все последующие суды признать этот факт и требую, чтобы адвокаты ответчика признали этот факт.

—Мы признаем.

—Джейк, а откуда они узнали?

—Через нас.

—Итак, этот уличающий факт признан противоположной стороной! Теперь истцы вынуждены требовать, чтобы председательствующий судья объявил о своей дисквалификации и о неправомочности предыдущих решений этого суда!

—Джейк, по-моему, мы поплыли?

—Спокойно. Этих тайных обществ и братств — как снега в Канаде. Все более или менее видные лица в них состояли или состоят. Это ничего не доказывает и нам ничем не грозит, а внучки все глубже заглатывают приманку. Тихо. Кстати, с членами Верховного суда ты тоже состояла в одном обществе?

— Ну, не со всеми…

— Вот и ответ. Наверху социальной пирамиды все друг друга знают.

И друг с другом спят!

Юнис, брысь!

— Адвокат, я нахожу, что ваше выступление достаточно интересно. Однако должен заметить, что вы несколько торопитесь с выводами. Суд не может объявить свои решения неправомочными, поскольку процесс еще не начинался. Идет лишь разбирательство в суде, имеющее целью установить личность юной леди, именующей себя «мисс Смит». Она не обвиняется в совершении преступления, не так ли? Просто истцы высказали сомнения в ее личности, и суд пытается непредубежденно разобраться, кто есть кто. Но это не процесс, и процессуальные нормы здесь неприменимы.

— Да, ваша честь. Я принимаю ваше замечание. Тем не менее, ваша честь, истцы полагают, что в свете вскрывшихся обстоятельств вы не можете обеспечить то самое непредубежденное разбирательство, о котором говорили.

— Интересная мысль. Давайте рассмотрим это замечание. Итак, вы сказали, что я и Йоханн С. Б. Смит состояли в одном тайном обществе. Не будем задаваться вопросом, желали ли вы, используя слово «тайное», высказать неуважение к суду…

— Ваша честь, уверяю вас!..

— Я сказал: не будем задаваться этим вопросом. Слово «тайное» означает: скрытое, секретное, нелегальное. Но, как я понимаю, вы почерпнули эту информацию из справочника «Кто есть кто?».

— Да, ваша честь.

— Замечу попутно, что я не мог состоять в обществе одновременно с Йоханном С. Б. Смитом, поскольку он старше меня на пятьдесят лет. Итак, ваше расследование показало, что мы с упомянутым лицом были членами этого общества. Членами каких еще обществ мы с ним были?

— Истцы не задавались этим вопросом, ваша честь.

— А зря. Вы могли бы найти еще с полдюжины организаций и обществ, в которых мы с ним состояли. Красный Крест, например. Или Коммерческая палата. Я уже не говорю о скаутах. Возможно, что и с вами мы имеем ту же связь. Вы, насколько я помню, Благоговейный Хранитель? Я тоже. Хотите сказать что-нибудь по этому поводу?

— Нет, ваша честь. Я снимаю свое замечание.

— Десятиминутный перерыв!

— К порядку! Адвокат истцов, у вас было время подумать.

— Истцы просят изъять из протокола замечание, касающееся студенческих ассоциаций, и прения по этому поводу.

— Не принимается. Никаких изъятий из протокола производиться не будет. Теперь я хотел бы узнать, на каком основании я должен дисквалифицировать себя?

— Ваша честь, когда я поднимал этот вопрос, он казался мне важным, но теперь…

— Я просто прошу вас изложить свою систему взглядов. У вас ведь была какая-то теория, не так ли?

— Ваша честь, если вы настаиваете… мне казалось, что вскрывшийся факт предполагает определенное пристрастие… я прошу не принимать это за неуважение к суду…

— Пристрастие к кому? К истцам — потому что с их дедом мы состояли в одном студенческом союзе?

— О нет, ваша честь, — пристрастие к мисс… э-э… к противной стороне.

— Интересная мысль! Значит, делая свое замечание, вы исходили из предположения, что Йоханн С. Б. Смит и эта юная леди — одно и то же лицо?

— Боже мой, Джейк! Он затолкал ему в пасть его собственный хвост!

— Да. Мы натянули их по самые уши.

— Нет, ваша честь, мы вовсе не исходим из этого — напротив, именно это предположение мы и подвергаем сомнению!

— Адвокат, я вас не понимаю. Давайте уж: или — или. Или эта юная леди не Йоханн С. Б. Смит, как это и утверждали первоначально истцы, — или она не состояла со мной в одном студенческом союзе. По вашим выкладкам получается, что она — Йоханн Себастьян Бах Смит. Вы продолжаете настаивать на этом?

— Нет, ваша честь. Боюсь, что я первоначально запутался в своих логических построениях. Прошу у суда снисхождения.

— Ничего, бывает. Человеку свойственно ошибаться. Вы все сказали? Продолжим допрос свидетелей.

— Да, ваша честь.


— Но, доктор Бойл, вы точно знаете, что взяли мозг из этого тела — этого трупа — и пересадили его в тело вот этой женщины?

— Слушайте, что за идиотство? Мне нужно будет все ответы повторять по два раза?

— Ваша честь, истцы считают, что вопрос во время перекрестного допроса может дублировать вопросы противной стороны. Мы просим содействия суда.

— Свидетель, вы обязаны отвечать, как положено.

— Нет, судья. Это не уголовный процесс, и я здесь нахожусь по своей доброй воле. Тем более я не гражданин вашей страны. В настоящее время я гражданин Китая, и Госдеп обещал моему правительству, что я буду пользоваться иммунитетом во время пребывания в ваших джунглях. Хотите взглянуть на мой паспорт?

— Спасибо, не надо. Все это я знаю. Знаю также, что вы не хотели ехать, поскольку это отнимало у вас драгоценное время. Поэтому суд просит вас дать ответы, полные, подробные и по существу — в деле, в котором вы являетесь практически единственным заслуживающим полного доверия свидетелем.

— Ну, если так… Когда со мной по-доброму, я тоже… Ладно, начнем от первого звоночка. С год назад на меня вышел этот старый мудозвон… простите, сорвалось, хотел сказать: мошенник… мистер Джейкоб Сэлэмэн, вон он сидит, — и предложил мне сделать то, что «Воскресные какашки» окрестили «пересадкой мозга». Я согласился. После всех дел — подробностей я не знаю — я сделал операцию. Переместил мозг и кое-какую периферию из одного человеческого черепа в другой. Мозг оставался живым на протяжении операции и после — пока я оставался при пациенте. Значит, дальше: мозг был взят у очень старого человека, мужчины. Тело донора — молодое, здоровое, женское. Что еще? Да все, пожалуй. Разве что добавить, что мужчина был в очень плохой форме, его жизнь поддерживалась искусственно. Женщина была в еще худшей форме — мертва. Травма черепа и мозга, несовместимая с жизнью. Жизнедеятельность внутренних органов поддерживалась инструментально. Сегодня я осмотрел выставленный тут на всеобщее обозрение кусок маринованного мяса. Да, операцию производил я, это несомненно, моя методика уникальна и пока еще никем не воспроизведена. Да и вообще — хирург всегда узнает свою руку. Таким образом, методом исключения я прихожу к выводу: этот труп принадлежал тому самому старику, над которым я… которого я оперировал. Определить же личность юной дамы, в тело которой мозг был пересажен, труднее. Я видел ее один раз, давно, на операционном столе, забинтованную и мертвую. Не думаю, что кто-либо вообще мог бы узнать человека после такого свидания. Швы на кожу накладывал ассистент, пластику черепной коробки производили стандартной тефлоновой пластиной. Конечно, определенные метки остались, но они на черепе, значит, чтобы до них добраться, опознаваемую даму нужно оскальпировать, а она вряд ли на это согласится. Не так ли, дорогая?

—Да, доктор.

—Свидетель, вы узнаете ее?

—Да, судья. Но под присягой подтвердить не смогу.

—Ваша честь, истцы так и не уяснили положения дела…

—По-моему, все яснее ясного. Доктор Бойл без колебаний опознал тело, из которого изъял мозг, но заявляет, что идентифицировать женское со стопроцентной уверенностью не может. Итак, перерыв до завтра…

—Судья!

—Да, доктор?

— Вы можете заседать тут хоть до нового потопа, но я улетаю завтра двенадцатичасовым рейсом. Мои исследования не терпят отлагательств… и вы не поверите, на что соглашаются приговоренные к смертной казни! Так что в вашем распоряжении я только сегодня.

— Н-ну, что ж… надо подумать. У сторон есть еще свидетели? Доктор, вы можете сесть.

— Нет, ваша честь, у истцов свидетелей нет.

— У нас тоже, ваша честь.

— Мистер Сэлэмэн, вы будете подводить итог допроса?

— Факты говорят сами за себя, ваша честь.

— Истцы?

— Ваша честь, неужели вы намерены закончить разбирательство сегодня?

— Я еще не решил. Мы торчим тут уже черт знает сколько дней, погрязли в мелочах… Давайте подметем сор и разойдемся по домам. Обе стороны отказались от выставления дополнительных свидетелей, претензий и доводов. Итак, я намерен объявить перерыв и, если новых доводов не будет предъявлено, вынести решение. Особо подчеркиваю, что на длительные отсрочки суд не пойдет, эта тактика нам надоела до смерти. Не говорю уже о манерах и языке некоторых присутствующих — лишь природная мягкость не позволяет мне привлечь их к ответу за неуважение к суду. Так, что у вас, адвокат?

— Ваша честь, не позволено ли мне будет узнать: если суд уйдет на перерыв, то какой длительности будет этот перерыв?


— …и выслушав стороны, выносим решение. Но вначале — заявление суда. Руководствуясь духом и буквой конституционного закона, суд, поскольку решение его может стать прецедентом, направляет дело, в соответствии с Административным актом от 1948 года, в Федеральный апелляционный суд, с рекомендацией сразу же передать его в Верховный суд. Мы не убеждены, что это обязательно случится, но основания для такого рода действий у суда есть, поскольку дело весьма необычное…

— …выслушав заявления сторон, выслушав свидетелей и произведя осмотр вещественных доказательств, суд пришел к выводу, что есть возможность вынести одно из следующих постановлений:

— как Йоханн Себастьян Бах Смит, так и Юнис Эванс Бранка живы;

 — Юнис жива, Йоханн мертв;

 — Юнис мертва, Йоханн жив;

 — оба мертвы.

Суд постановил… мисс Смит, встаньте… следующее: человек, стоящий перед нами, является физиологическим композитом, состоящим из тела Юнис Эванс Бранка и мозга Йоханна С. Б. Смита; следовательно, в соответствии с прецедентом, изложенным в деле «Генри М. Парсонс против Род-Айленда», это человеческое существо женского пола является Йоханном Себастьяном Бахом Смитом.

Глава 22

— …так скажем, предлагаете мне ваше чудесное тело? О, нет, дорогая, извините меня. Я не интересуюсь женщинами. Мужчинами тоже. Мне до жопы все ваши наряды, духи, каблучки… Я садист. Гениальный садист, если хотите. Правда, я вовремя понял, что нужно делать, чтобы не угодить на виселицу, — и стал хирургом. Есть в этом что-то утонченное, правда? Впрочем, спасибо за предложение. У вас действительно превосходное тело.

Оп-ля, босс! Вот нас и отшили. С почином. Не комплексуй, все женщины проходят через это. Оправь перышки и будь готов!

Всегда готов! Но знаешь, у меня камень с души упал. Отдаться лишь потому, что кто-то имеет моральное право на это тело… Что-то здесь не совмещается с Тринадцатой поправкой[11].

Ты еще кодекс Хаммурапи вспомни…

— Я ваша Галатея, доктор. И вы можете делать со мной все, что хотите… только не вскрывайте мне больше череп. Я ваша должница пожизненно, знайте это. Все, что вы получили до сих пор, — это лишь скромный аванс… Доктор, вы как-то не по-австралийски реагируете. Да и акцент у вас подозрительный…

— А, это… Я выскочка, дорогая. Из сиднейских трущоб — в специальную школу для отъявленных садистов, в стиле британских закрытых школ, но местного розлива. А оттуда — в Лондонский университет, к лучшим в мире хирургам… Ладно, одевайтесь, мне надо идти. Да, вы не могли бы записать на пленку ваше восхитительное медленное сальто — для архива?

—Куда отправить, доктор?

—Джейк Сэлэмэн знает. Хвост пистолетом, крошка, и постарайтесь прожить подольше. Вы мой шедевр.

—Я постараюсь.

—Валяйте! Пока.


Неопознанный летающий объект дискообразной формы якобы совершил посадку в Пернамбуко, и человекоподобные существа нанесли визит местным жителям; опровержение официальных властей поступило раньше, чем первоначальное сообщение было распространено по каналам новостей. Число лицензированных частных полицейских втрое превысило число находящихся на службе у государства. Мисс Джоан, урожденная Йоханн Смит, получила более двух тысяч брачных предложений и еще большее число предложений менее официального характера, сто восемьдесят семь угроз, неизвестное, но очень большое число писем от вымогателей и шантажистов, четыре бомбы. Одна из бомб взорвалась в почтовом бункере частной почтовой службы «Меркурий», занимающейся обработкой корреспонденции мисс Смит, остальные обезврежены. Главный почтмейстер скончался от сверхдозы снотворных препаратов; его заместитель отказался занять освободившееся место и подал в отставку. В Албании женщина родила «фавна», который был крещен, умерщвлен и кремирован в течение восьмидесяти семи минут. Фотографий сделано не было. Местный священник дал описание существа. ФБР сообщает, что рецидивы составляют на сегодняшний день 71 % всех преступлений и 84 % особо тяжких. Гарвардский университет по-прежнему парализован.

—Джейк, помнишь: когда ты в прошлый раз отказался жениться на мне, ты все же обещал, что мы отметим победу где-нибудь в городе?

Сэлэмэн поставил чашку на стол.

—Прекрасный ленч, дорогая. Помнится, ты именно в тот раз сказала, что пропуск в ночной клуб не заменяет свидетельства о браке?

—А разве не так? Впрочем, с тех пор, как ваше величество удостоили меня места главной наложницы, я даже не заикаюсь о браке. Я, может быть, заблуждаюсь, когда говорю: главной… я ведь не знаю, Джейк, с кем ты развлекаешься в мое отсутствие.

Сестренка, не дави на него. А то он начнет врать. Нам это нужно?

Я не давлю. Я лишь опутываю его шелковой нитью. Пусть он отвезет нас в ночной клуб, мы покрасуемся там в нашем синем с золотом платье. Не для одной Винни мы его покупали.

—Юнис, ты что, считаешь, что я завел кого-то на стороне?

—Было бы очень самонадеянно с моей стороны судить об этом, сэр. Джейк, я же сижу здесь, как в осаде, и ничего не вижу. Но теперь, когда мы выиграли процесс, — какого черта?.. Хватит мне изображать заключенную! Можем даже устроить вечеринку вчетвером: найдем девушку для тебя, парня для меня… и, если захочешь, можешь вернуться домой пораньше и лечь спать, не дожидаясь меня.

—Оставив тебя в ночном клубе?!

—Да. Я дама дееспособная, и мне чуть больше двадцати одного года. К тому же есть охрана. Что касается развлечений — позвоним в эскортную службу… в «Золотую печать», например… Впрочем, для себя ты можешь взять Винни, она прекрасно танцует. И без ума от тебя.

—Что ты такое говоришь? Это всерьез — нанять жиголо?..

—Конечно. Я же не собираюсь за него замуж. Даже спать с ним не намерена. Просто — танцевать, разговаривать…

—Нет, это не по мне.

—Джейк, ты же понимаешь: наемный партнер — это просто такой дешевый протез тебя на то время, пока ты дуешься и не хочешь танцевать со мной. Вздремнем перед поездкой? Помочь тебе расслабиться? Что ты хочешь: медитацию или гимнастику на простыне?

— Женщина, я еще не сказал, что мы куда-то идем. И потом — нет особых причин для торжества. Пока Верховный суд…

— Неправда! Теперь я мисс Смит по закону, пока не доказано обратное. Мои внучки проиграли во всех забегах. А если мы будем оттягивать празднование, пока Верховный суд раскачается и что-то решит… хо! да нас к тому времени может уже и не быть в живых!

— Чушь. Я скоро лечу в Вашингтон и постараюсь протолкнуть наше дело как можно раньше.

— Джейк, ты протолкнешь, я знаю. Но, допустим, твой самолет разобьется…

— Это было бы неплохо. Примерно такой смерти я для себя и хочу. Без долгого умирания.

— Сэр, надо ли тыкать меня носом в мои давние ошибки? Я все-таки не совсем котенок. Так вот, я хочу закончить мысль, сэр, а вы мне не позволяете. Перебиваете даму. Джейк, помнишь, как-то давно ты сказал, что тебе, по статистике, осталось еще лет десять-двенадцать, а у меня еще по крайней мере полвека? Но это не так, Джейк. На самом деле у меня впереди — нуль.

— Юнис, какого дьявола ты городишь чушь?

— Это не чушь, милый. Это правда. Правда, о которой мы все старательно не вспоминаем. Я — первый человек, у которого произведена пересадка мозга… или пересадка тела — безразлично. По этим операциям нет никакой статистики. Никто не может знать, сколько я проживу. Поэтому я считаю каждый прожитый мною день последним. Джейк, я не паникую, не думай. Я счастлива. Я помню, в детстве мама учила меня молиться. Вот такая была молитва:

Спать я ложусь, закрываю глаза —
боженька мой, береги ты меня!
Если же вдруг умру я во сне —
боженька мой, возьми душу к себе!
Джейк, я девяносто лет не вспоминала ее… а теперь каждый раз читаю перед сном. И каждый новый день — подарок для меня…

Близняшка, ты маленькая лживая сука. Ты читаешь только «деньги пахнут», и все.

Это одно и то же, кошка. Молитва значит все, что ты хочешь выразить.

—Джоан, я помню, ты не была религиозна. Что-то изменилось?

—Естественно. Я же умирала, ты не помнишь? Нет, я по-прежнему считаю себя агностиком, потому что не собираюсь копаться в религиозных вопросах… но я теперь «счастливый агностик»: я поняла, что мир преисполнен мудрости и красоты, что мое существование имеет смысл, пусть он мне и недоступен… Вот и все. А теперь можешь расслабиться и идти куда угодно, и навсегда забыть о том, что я просила свозить меня в ночной клуб.

Это грязный прием, сестренка.

Зато очень эффективный.

—Юнис, если ты действительно так хочешь…

—Нет-нет, дорогой, я же вижу, у тебя не лежит сердце к такого рода развлечениям. Спокойно лети в Вашингтон, а я как-нибудь одна, при охране, разумеется… Алек сказал, что они с Маком могут легко выбраться на свободу, Винни возьмем четвертой…

—Так. Где мой винчестер? Юнис, ты что, думаешь, я отдам тебя этим волкам без боя?

—Это так называемая ревность? Ой, как интересно!

—Нет, этому мазохистскому пороку я не подвержен. Бог спас меня. Просто, юная леди, если вы желаете осмотреть внутренности этого муравейника, обращаться надо к экспертам — то есть ко мне. Так что, радость моя, одевайся — а я пойду смахну пыль со смокингов.

—Платье без верха?

А, киска? Уломала бы ты его так лихо?

Снимаю шляпу, сестренка.

—«Не слишком ли шикарно для низкой публики?» Впрочем, полагаюсь на твой вкус.

—Постараюсь быть достойной вас, ваша милость. Ну, что — будешь спать?

—Да. Вели подать ужин мне в комнату. Час «Ч» — двадцать два ноль-ноль. Отставших не берем.

—Уснешь сам? Или я помогу? Или Винни? Или мы обе?

—Нет, справлюсь сам. Хотя, конечно, с помощью двух прелестных кошечек засыпать приятнее. Но лучше отдохни сама. Веселиться нам придется до утра.

—Есть, сэр!

—А теперь, с вашего позволения… — Сэлэмэн поцеловал ей руку. — Адье!

—Вернитесь и поцелуйте меня правильно!

—В другой раз, дорогая. Я не сторонник поощрения женских капризов.

И вышел.

И кто выиграл этот раунд?

Он думает, что он. Не будем открывать ему глаза, правда, Юнис?

Ты схватываешь все просто на лету!

Джоан вернулась в свои апартаменты и набрала номер.

—Кабинет доктора Гарсиа слушает.

—Говорит секретарь миссис Мак-Интайр, — Джоан слегка изменила голос… — Не мог бы доктор уделить несколько минут миссис Мак-Интайр?

—Сейчас узнаю. Подождите, пожалуйста.

Омм мани пхадме хум. Омм мани пхадме хум. Омм мани пхадме хум.

—Доктор Гарсиа слушает.

—Здесь секретарь миссис Мак-Интайр. Нас не подслушивают?

—Нет, Юнис. Говорите спокойно.

—Есть новости?

—Да. «Греки вошли в Афины».

—Это точно?

—Вне всякого сомнения. Но не беспокойтесь, все анализы я делал лично, так что утечки информации быть не может. Я приглашу доктора Кистра, он абсолютно надежен. Мы обойдемся даже без медсестер…

—О нет, Роберто! Ты не понял, дорогой, — я рада, я счастлива, я хочу родить этого ребенка, — даже если это будет единственное, что я успею сделать в жизни. Ты не представляешь, какую радостную весть ты мне сообщил!

Вот теперь действительно есть что отметить!

Хочу чего-нибудь острого — и еще мороженого!

— Значит, я просто не понял… ты так нервничала, когда сдавала анализы…

— Конечно! Я безумно волновалась, что не забеременела.

— Э… Юнис… я чувствую себя лично ответственным… и… Я понимаю, что вы слишком богаты, но брачный контракт можно составить так, чтобы муж не имел права распоряжаться средствами жены, и поэтому… Короче, Юнис, в любой момент вы можете рассчитывать на меня.

— Роберто, ты самый лучший, я знаю! И это самое чистое и самое бесстыдное предложение, которое когда-либо получала подзалетевшая блядешка. Спасибо, родной мой, но ты же знаешь — мне абсолютно насрать на то, что скажут соседи. А считать тебя ответственным за мое дитя я не могу, потому что давала целому взводу…

Ну, это ты загибаешь, конечно…

Все равно — мы старались.

— …короче, это мой ребенок — и какая разница, кто мне помог?

— Прошу прощения.

— Милый, я не хотела тебя обидеть! Я только хотела сказать: ни о чем не заботься. Если это был ты — то я бесконечно благодарна тебе. И если не ты — все равно бесконечно благодарна… Эй, Роберто! Вместо того, чтобы пытаться делать честную женщину из меня — безнадежное это дело, скажу по-дружески! — лучше бы вынул из Винни ее затычку да вставил бы ей что-нибудь более стоящее. Вот из кого надо делать честную женщину!

— Это да — но она уж очень к тебе привязана. Во всех смыслах.

— Какая беда? В моем сарае столько свободного места, что разместить еще и тебя не составит никаких проблем. А если ты еще и накачаешь ей животик, у нас появится новое совместное развлечение… Все, я заткнулась, решай сам, как жить дальше. Практический вопрос: мне можно пить?

— Сегодня — да. Через пару недель — уже почти нет.

— И еще: не согласишься ли ты разделить мое торжество? Официально мы будем отмечать победу на процессе, насчет захвата Афин знать пока никто не должен.

— Э-э…

— Не хочешь, да?

— Нет, просто у меня сегодня свидание с Винни…

— Ты не понял! Джейк приглашает меня в ночной клуб, а я приглашаю еще и вас с Винни. Я не зову тебя провести со мной ночь в обычном смысле… впрочем, если удастся сделать так, чтобы Винни не обиделась, — почему нет? Нам так недолго удавалось побыть вместе, мой добрый доктор… но это были чудесные минуты, правда?

— Ты — лучшая женщина в моей жизни, Юнис!

— Брось, доктор, ты говоришь это всем пациенткам, я знаю. Ты изумительный вол! Подожди десять минут, я переговорю с Винни и позвоню тебе еще раз. Нет, позвони ей сам.

Джоан переключилась на внутреннюю связь.

— Винни?

— Иду.

Джоан встретила ее у двери.

— Дорогая, ничего серьезного. Я прошу тебя вызвать О'Нейла и передать ему, чтобы он прислал Финчли ко мне сюда. Не звоню сама, чтобы все было по протоколу.

— Понятно. Мне остаться?

— Нет. Тем более что тебе должны позвонить минут через десять, и по весьма приятному поводу: вечером ты, я, Джейк и доктор Гарсиа едем в ночной клуб.

—О-о!

— И пусть остается до утра, позаботься только, чтобы Джейк не узнал… мужчины бывают так застенчивы… Или он уже знает, кто такой «Боб»?

— Ну… да, знает. Я сказала.

— И все равно — прикрой доктора. А теперь — звони О'Нейлу.

Через несколько минут Винни вернулась:

— Финчли ждет.

— Спасибо, Винни. Финчли, войдите! Винни, побудь у себя.

Финчли вошел и поклонился:

—Вы звали меня, мисс?

—Котяра, мы одни, а двери звук не пропускают.

—Чудесно, киска.

—Поцелуй меня и садись. Я хочу от тебя совета. Причем, как ты скажешь, так и будет.

— Женщина, совет будет стоить еще одного поцелуя.

Этот поцелуй был долгим и страстным. Наконец Джоан с трудом отстранилась.

—А под халатом у тебя почти ничего нет… — Финчли облизал губы.

—Не почти, а просто ничего. Не отвлекайся, Томас Котярус. Так вот, я спрашиваю: сегодня мы с Джейком хотим посидеть в ночном клубе. Ты знаешь по-настоящему хорошее место?

—Па-па-па-пам… Вообще-то, Юнис, все приличные ночные заведения находятся в местах с дурной репутацией…

—Но внутри — безопасно?

—Не везде… сейчас подумаю… Да, есть подходящее. Там внутренняя автостоянка и бронированные двери. Я поспрашиваю ребят, но, думаю, лучшего все равно никто не предложит.

—Ладно. Спасибо, кот Том.

—Ладно так ладно. У нас есть время? Я запру вон ту дверь…

—Не заботься. Винни не войдет, так что хватай подушку и роняй меня на пол!


К десяти вечера компания собралась в холле. Джейк был одет ультраконсервативно: смокинг и брюки темно-бордового цвета, ослепительная водолазка; ее благородный шелк служил прекрасным фоном для золотого анкха. Доктор Гарсиа одет был официально, но современно: алого цвета трико и белый просторный свитер, отделанный черным кружевом с жемчугом. Винни обошлась своим гарнитуром с искусственными изумрудами и длинной многослойной юбкой из прозрачного газа. На лбу ее сиял крупный изумруд в оправе.

— На чем он держится, девушка? — удивился Джейк. — На клею?

— На резьбе, — сдерзила Винни — и покраснела. — Хотите, отвинчу?

— Никогда! А вдруг вы говорите правду?

— Правду — в смешанной компании? Такого быть не может. Ладно, в порядке исключения: действительно, на клею. Есть такой медицинский клей, его можно смыть только спиртом.

— Тогда сегодня эта штука имеет все шансы отвалиться.

— Я не пью, советник. У меня печальный опыт по этой части.

— Доктор, может быть, оставим ее дома? Какой толк от трезвой женщины? Будет только шпионить…

— Советник, вы так жестоки? Хотите запереть девушку в доме только потому, что она не пьет?

— Я бы запер ее только за то, что она называет меня «советник». А то и «сэр». Винни, какого черта? После захода солнца я — «Джейк».

— Хорошо, советник, — покорно сказала Винни.

— Доктор, вам удавалось переспорить женщину? — вздохнул Джейк.

— Пока нет. Если у вас получится,позвоните Розенталю: он собирает всякую казуистику для новой книги.

— По-моему, таких примеров у него не будет… Юнис, а вот если ты встанешь, будешь казаться одетой?

— Вполне. — Юнис поднялась из кресла. — Именно так были одеты полинезийки, пока их не испортили миссионеры…

Наряд Юнис состоял из тысяч шелковых нитей, лежащих в несколько слоев и спадающих от пояса к лодыжкам. Внутренние слои были синего цвета, снаружи стелились золотые нити. При ходьбе цвета переливались, и это было потрясающе красиво. Тех же цветов блестящие звездочки покрывали ее тело от пояса и до шеи, постепенно редея.

— Все готовы? Тогда идем.

Дорога до клуба не заняла много времени. Охранники Джейка — Рокфор, Чарли и Поллак — остались внизу, где специально стоял карточный стол и работал безалкогольный бар. Гостей метрдотель проводил к столику на четверых напротив оркестра, снял табличку: «Заказано».

—Подойдет ли вам это, мистер Джонс?

—Да, спасибо, — кивнул Сэлэмэн.

Как только они сели, на столе появились два серебряных ведерка. Метрдотель вынул одну из бутылок и продемонстрировал Сэлэмэну этикетку.

—Это был плохой год для «Поль Рожер», — покачал головой Джейк. — Нет ли у вас «Дом Периньон» девяносто пятого?

—Сию секунду, сэр! — официант опрометью понесся выполнять заказ.

Метрдотель склонился в полупоклоне:

— Будут еще замечания, сэр?

Джоан шепнула Джейку:

—Скажи ему, что мне не нравится стул. Дизайн Торквемады.

—О, мадам! — метрдотель неподдельно огорчился. — Я сожалею, что вам не понравились наши стулья. Но наш поставщик тот же, что и для отелей класса «люкс»…

—Это ни о чем не говорит. Я не могу всю ночь сидеть, как будто штык проглотила. Джейк, может быть, поедем в «Газовый свет»?

—Туда мы всегда успеем. Метр, у вас ведь должно быть что-то вроде офиса?

—Разумеется, сэр.

—А в офисе обязательно должны быть такие мягкие вращающиеся стулья с подлокотниками. Принесите, пожалуйста, для нас четыре штуки.

—Я постараюсь, сэр. Боюсь, другим клиентам может показаться странным, что офисная мебель вдруг появится в этом зале…

—Пренебрегите. А если будут приставать, объясните, что эта причуда нам очень дорого стоила… Кстати, может быть, и другие захотят заплатить?

Метрдотель подал карту вин и наркотиков и удалился. Винни с Роберто пошли танцевать. Джоан наклонилась к Джейку и промурлыкала:

—Джейк, милый, а не купить ли мне это заведение?

—Что, так понравилось?

—Нет, просто захотелось развести костерчик из их стульев. Уже успела забыть, как эти гады умеют унижать клиентов.

—Ты просто избалована.

—А я старалась. И вообще, Джейк, этот мир стал бы намного лучше, если бы клиенты скандалили всякий раз, когда чувствуют, что надо поскандалить. Не думай, я не собираюсь переделывать мир: я просто хочу сидеть на удобном стуле. И все. Так, что там у нас? Джейк, а что такое «другие развлечения»? Может быть, на втором этаже шикарный бордель?

—А вон, посмотри: три столика, видишь? Сидят красивые мужчины и женщины, все молодые, все улыбаются, пьют имбирный эль из бокалов для шампанского. Так что твое предположение не лишено оснований.

—Слушай, там же и совсем девочка! Лет двенадцати…

— Она, наверное, с матерью. Подрабатывает…

Сестричка, кто-то только что публично отказался переделывать мир?..

Я и не собираюсь. У правительства не хватает на это средств, а у меня — тем более.

А мне показалось…

Показалось. Сегодня мы веселимся.

Подошла официантка, наполнила бокалы. Она была симпатичная, стройная, одетая лишь в туфли и косметику. Улыбнулась и пошла дальше.

—Джейк, как ты думаешь — она тоже?..

—Ничего не могу сказать. Не знаю правил дома. Тебя это шокирует?

—Что? Что она голая? Знаешь, она напомнила мне официантку в Честерфильдском клубе. Канзас-Сити, год этак тридцать четвертый.

—Забавно. Тогда я еще пешком под стол ходил. И что — здорово было похоже на все это?

—Ну… там было поуютнее — и совершенно демпинговые цены. А в «Деловых Завтраках», например, на полнолуния вообще все ходили голыми. И ничего. Джейк, давай проведем опыт. Вон она идет…

—Какой опыт?

—Просто спроси, можно ли ее снять. Если дать десятку, она даже не обидится.

—Интересно, куда она денет эту десятку… — пробормотал Джейк, знаком подзывая официантку.

—Хотите сделать заказ? — сияя улыбкой, она подошла. — Желаете ширнуться? Наши цены умеренные, качество гарантируется.

—Нет, это удовольствие не для меня, — улыбнулся Джейк. — Юнис, а ты? Не хочешь заторчать?

—Нет. Но я хочу, чтобы шампанское не кончалось. И — нет ли здесь кухни?

—Есть, мэм, и шеф готов сотворить любое блюдо, от соленых сухариков до омаров по-креольски. Меню?

—Необязательно. Просто принесите большое блюдо маленьких сандвичей со всякой всячиной. Джейк… — Джоан подмигнула.

Джейк протянул официантке десятидолларовую бумажку — и бумажка необъяснимым образом исчезла! Официантка склонилась к Джейку, выслушала его вопрос, выпрямилась и ответила, не снижая голоса:

—Нет, сэр. Согласно контракту, мне нельзя даже танцевать с клиентами. Тем более я замужем; но все это очень легко устроить… — Она повернулась в сторону столиков с «красивыми мужчинами и женщинами». — Только для вас, сэр? Или для обоих?

—Спасибо, не надо, — засмеялся Джейк. — Я просто любопытствовал.

—Это я любопытствовала, — сказала Джоан. — Извините.

—Что вы, богатый клиент имеет право спрашивать о чем угодно. Детям нужны ботинки. — Она улыбнулась. — У меня их двое. Мальчишки-близнецы. Хочу еще девочку, но трудно убедить лицензионную комиссию…

—Джейк, побудь еще богатым клиентом, — сказала Джоан. — Я хочу спросить…

—Сэр заплатил больше, чем за один вопрос, — сказала официантка, но и вторая купюра так же молниеносно и необъяснимо исчезла.

—Вы живете в Развалинах? С детьми?

—О боже, конечно, нет! Муж бы никогда не позволил… Заведение имеет автобус, который привозит нас сюда, а утром развозит по домам. Муж постоянно работает в ночную смену, так что все очень удобно…

—А кто ночью с детьми? Няня?

—Моя мама. Она живет с нами. Отлично сложилось, правда? И работа хорошая, не утомительная, и чаевые приличные. Иногда, правда, выпившие клиенты начинают давать волю рукам — но охрана быстро ставит их на место. — Она посмотрела на Джоан и улыбнулась: — Мэм, вы в два счета получили бы здесь работу. У вас прекрасная фигура, и вы дружелюбны — а больше здесь ничего не требуется…

—Я подумаю, — сказала Джоан серьезно.

—Прошу извинить, мэтр усаживает клиентов за мой столик. Сейчас я возьму у них заказ и принесу вам сандвичи…

Она отошла.

—Ну, что? Потанцуем? — приподнял бровь Джейк.

—Под эту музыку? Ты не сможешь.

—Я могу попробовать. А интересно, смогут они сыграть классический рок?

—Насколько же я старше тебя? В мое время рок был верхом непристойности и все танцевали свинг, и ничего больше — это еще называлось «кроличьи потягушки»… хотя я не научился танцевать до самого фокстрота.

—Фокстрот я уже застал. Но я сомневаюсь, что эта шайка траченных молью арфистов сумеет сыграть фокстрот. Как насчет танго?

—Давай. А знаешь почему? Потому что это такой сексуальный танец — если хорошо танцевать, конечно, — что после него честный джентльмен просто обязан сделать даме предложение. У тебя твердые намерения?

—Бу спок, крошка. Так, где же метрдотель?

Но в это время принесли четыре мягких офисных стула, и надо было хоть немного посидеть на них, чтобы не обидеть людей, а потом принесли сандвичи и еще шампанское, и Джоан вдруг поняла, что очень хочет и того, и другого: шампанского, чтобы опьянеть, и сандвичи, чтобы опьянеть не слишком быстро. Потом вернулись Винни и Роберто.

—О, еда! — почти расстроенно сказала Винни. — Прощай, талия. Боб, ты будешь любить меня толстую?

—Не знаю, не пробовал. — Он проглотил один сандвич и тут же потянулся за следующим.

—Винни, вылей ты эту чертову колу и пей шампанское!

—Джоан, ты же знаешь!..

—Знаю. Но, во-первых, ты будешь закусывать, а во-вторых — мы же с тобой!

—Напьюсь. Стану глупой…

—Роберто, поклянись, что ты доставишь этого бедного ребенка домой при любых обстоятельствах.

Можно подумать, там она будет в безопасности! Да над нашим домом можно смело вешать красный фонарь!

Ерунда, Юнис. Наш мужчина не желает жениться на нас — и что остается бедной богатой женщине, как не пуститься в разгул? В конце концов, из определенных рамок я не выхожу… и ты, кажется, вполне довольна нашим разгулом? Или нет?

Что значит — довольна? Глупое слово. Я счастлива!

Я тоже…

Между тем зал наполнялся; свет приглушили, и началось шоу. Два комика старались расшевелить публику новыми, то есть старыми и хорошо забытыми, репризами. Джоан слышала их, но не вслушивалась: в ушах стоял приятный высокий звон, а тело было легким и немного чужим. Комикам, похоже, кое-что удавалось сделать: публика смеялась, иногда — громко. Когда они закончили, Джоан зааплодировала первой.

Свет на миг погас — и за это время на танцевальной площадке возник фермерский домик и двор. Джоан поймала себя на том, что ее очень заинтересовала техника этого фокуса.

Пантомима, которую разыгрывала тройка актеров, была стара как мир (а может быть, и еще старше): участвовали фермер, фермерская дочка и городской щеголь. Оркестр давал музычку в тему.

— Если это фермерская дочка, то я — Адольф Гитлер, — шепнула Джоан Сэлэмэну.

— Что ты понимаешь в фермерских делах, дорогая?

— Для городского мальчика — предостаточно. Я же каждое лето проводил на ферме. А когда учился в школе, подрабатывал на уборке урожая: это был неплохой заработок, плюс — иногда — фермерские дочки… Моя голубая мечта: купить ферму, нагрести самую высокую кучу навоза… впрочем, что-то подобное и получилось: ведь деньги пахнут. Джейк, а может быть, и вправду: купим ферму, выроем ров, пустим в него акул и крокодилов, мост поднимем — а то и сожжем к чертовой бабушке… В этом городе я начинаю задыхаться.

— Как скажешь, дорогая. Хоть сейчас.

— Подождем до конца представления…

Слушай, интересно, а как он это изобразит?

Мне тоже интересно.

К удивлению Джоан, мимы не стали изображать. Шелестящие кредитки быстро превращали фермерскую дочку из недотроги — в жеманницу, из жеманницы — в на все согласную, из на все согласной — в нападающую. Актеры делали все, чтобы было ясно: они не халтурят и не притворяются. Винни покраснела до колен, но смотрела, не отрывая глаз.

Финал был особенно эффектный. Темп движений нарастал, оркестр изображал вздохи и стоны — и тут появился, конечно, фермер с вилами. И в этот момент сено, на котором разлеглась парочка, заполыхало — не иначе, как от трения. Фермер схватил сифон и начал поливать дочку и щеголя как очевидный источник огня…

Джоан решила, что изобретательность и усердие достойны аплодисментов. Винни неуверенно присоединилась к ней — и захлопала во всю силу, когда увидела, что Роберто смеется и аплодирует. Джейк свел ладони — и тут его прервали.

—Что-то случилось, Рокфор?

Джоан удивленно обернулась. Рокфор был чем-то очень расстроен.

—Мистер Сэлэмэн, я должен сказать…

—Ну?

—Этого дурака Чарли убили…

—О боже! Где? Здесь?

—Да, только что. В комнате для охраны. Он не пил, там с этим делом строго… Но он же чокнутый: мы играли, и он все время цеплялся к Поллаку. Цеплялся, цеплялся… Поллак ему раз сказал, два; я ему сказал… А он все цеплялся — ну, и довел Поллака. Короче, тот сломал Чарли шею. Я не успел их разнять. Пока обходил стол… — Рокфор помедлил. — Босс, мы ведь где? Может, оно и лучше?.. Засунуть труп в Развалины, и дело с концом.

—Нет, Роки, он ведь числится на мне. Отвезем в морг, оформим, как положено.

—Вы же можете просто ничего не знать. Исчез, испарился.

—Все. Делаем по-моему. Дорогая, — он повернулся к Джоан, — я очень сожалею.

—Черт. Не надо мне было настаивать…

—Ты здесь ни при чем. Что в Развалинах, что не в Развалинах — Чарли был просто убийцей. Роки, найди метрдотеля. Хотя нет — пойдем сразу к управляющему. Друзья, оставайтесь пока здесь — а мне надо кое-что сделать.

—Джейк, давайте я с вами, — сказал Гарсиа. — Я могу констатировать смерть — а это лучше сделать сразу.

— А кто останется с девушками?

Джоан погладила Джейка по руке:

— Не волнуйся, здесь полно охраны. И вообще, нам с Винни давно пора поправить косметику. Правда же?

Веселье накрылось, но домой они попали только через два часа: не так просто уладить дело с убийством, даже если оно произошло в Развалинах и не было преступлением ни с точки зрения закона, ни с точки зрения справедливости. Чтобы вывезти тело, пришлось вызвать другую машину, с Финчли и Шорти, и Фреда — на место убитого стрелка в машине Рокфора. Никто не горевал по убитому: даже Рокфор не любил своего напарника, лишь отдавал должное его хорошей реакции и меткой стрельбе.

Юнис, а что происходит с такой сранью, как Чарли, после смерти?

Понятия не имею. Может быть, они умирают насмерть? Как гончар, например, разбивает неудавшиеся горшки… Позвоните в Главный офис, спросите.

Не знаю их номера, котенок. Слушай, как бы нам вернуть веселье? Винни мрачно пьет шампанское…

Единственное, что могу предложить: смешать поровну шампанское и «деньги пахнут» — и побольше, побольше…

А мне казалось, что ты не одобряешь выпивку.

Я просто не чувствовала потребности в вине. Но я никогда не считала это пороком…

В холле своего дома, куда мрачная четверка наконец добралась, Джоан хлопнула в ладоши:

— Народ! Жизнь продолжается, а поэтому… Винни, ты научила Боба нашему ритуалу расслабления?

— Я пыталась, но он такой циник…

— Джейк, ты должен задавить его своим авторитетом! Так вот, мы внесем в ритуал дополнение: трое произносят молитву, а четвертый отпивает из чаши любви. Потом передает по кругу. Согласны?

— Двумя руками за, — сказал Джейк. — А вы, доктор, можете отнести свой цинизм в мою комнату и там предаваться ему в одиночестве. Мы и втроем прекрасно справимся…

— Никогда в жизни я не нарушал компании.

— Отлично, сэр. Но предупреждаю: одно лишь циничное замечание — и возмездие неотвратимо!

— Какое?

Джоан Юнис улыбнулась:

— Выпьете до дна всю чашу — а потом мы все начнем сначала.


Она проснулась отдохнувшей и веселой — только очень хотелось пить. На потолке лежали полосы дневного света.

Джоан шевельнулась — и обнаружила, что в постели она не одна. Тихонько разбудить Джейка? Или пусть досыпает? Ладно, пусть лучше спит — вечером он собирался в Вашингтон… Она приподнялась — но почувствовала, что мужские руки держат ее и не пускают.

—Я не знала, что ты уже проснулся… Роберто?!

—А ты рассчитывала на Санта-Клауса?

—Как ты здесь оказался?

—Ну вот — сама же пригласила…

—Я? Ой, точно… Я все забыла… А где Джейк? Где Винни?

—В постели Джейка, я думаю.

—О боже! Роберто, я наконец-то провела с тобой всю ночь! И подумать только — ничего не помню…

Зато я все отлично помню!

Я тоже кое-что помню. Хотя, возможно, и не все.

Пьяная ебливая сучка. Нет, мы были что надо!

Мне тоже так кажется.

—Как жаль, — вздохнул Гарсиа.

—Да нет, вспоминается понемногу, — Джоан потерлась носом о его плечо. — Это я так, спросонок… Ты был так мил.

—Да? А что ты говорила, когда я не пускал тебя в постель всю в краске?

Джоан посмотрела на себя. Действительно, краски на теле не было. Винни не могла ей помочь, следовательно…

—Мой рыцарь, — сказала она. — Много ли найдется в мире мужчин, которые стали бы мыть в ванне пьяную девку? И вообще — спасибо тебе за эту чудесную ночь. Надеюсь, я не была настолько пьяна, чтобы тебе было противно со мной?

—Юнис, даже в полном отрубе ты была бы лучше многих самых знойных женщин.

—Мне нравится это «бы». Но слушай, все это не повлияет… ну, на ваши дела с Винни?

—Вообще-то это была ее идея — вот так отпраздновать нашу помолвку.

—Что? Мы с тобой помолвлены?!

—С тобой? Нет — я помолвлен с Винни.

—Ах, Роберто… С какой радостью я вышла бы за тебя замуж! Но я не хочу замуж, а Винни хочет. Слушай, а я знала о вашей помолвке?

—Конечно. Поэтому ты просто прыгнула на меня, даже не потрудившись смыть свои звезды.

—Рублю. Помню, что мне вдруг страшно захотелось трахнуться… но из-за чего, не помню. Ох! Роберто, я не проболталась про Афины?

—Не думаю. По крайней мере, не при мне.

—Только бы Джейк не узнал…

—Это его работа?

—Помни клятву Гиппократа! Нет, это партеногенез. Слушай, а почему ты сказал, что это была идея Винни?

—Потому что так оно и было. Когда я сделал ей предложение, она вся покраснела и сказала, что согласится при одном условии: что я уясню раз и навсегда, что она не ангел. Ну, я сказал, что с ангелом в постели делать нечего… Слово за слово — и она заявила, что в знак доказательства попросит Джейка переспать с нею.

—Ничего не помню. Это сколько же я выпила?

—А никто не считал. Пили и пили…

—Хм. А я случайно не помолвлена с Джейком?

—Вот этого не помню уже я.

—А ты не стал спорить с Винни по этому поводу? Все-таки странное распределение ролей после помолвки…

—По-моему, всем все понравилось. Джейк взял ее под мышку и сказал, что это новая постановка «Изнасилования сабинянок».

—Вот ведь старый сатир!

—А я засунул тебя в ванну… а ты отбивалась и орала, что надо скорее кончать всякую дьявольщину — и бежать насиловаться.

—Думаю, я была права. Истина в вине, как известно.

—Тогда я сейчас накрою тебя подушкой, чтобы ты не так громко визжала…

—Не надо подушки, хватит руки… и двери не пропускают шум…

—А то я не знаю. Мисс Йоханн Смит, я успел изучить этот дом…

—Ах ты ублюдок! Ну-ка, скажи: «Юнис»! Или укушу! О, Роберто — я так люблю тебя… и я так счастлива, что ты женишься на Винни…

—Я тоже, Юнис. Заткнись.

—Есть, сэр!

О-о, Юнис! Со мной так еще никто не разговаривал!

Сказано было — заткнись! Смотри, что делаешь!

Глава 23

Дабровски поддержал ее под руку, а Фред закрыл двери машины. Молча они дошли до лифта и вошли в него. Джоан Юнис огляделась.

—Должно быть, здесь…

—Может быть, не стоит?.. — осторожно сказал шофер.

—Я решила, — сказала Джоан.

—Не знаю, как Дабровски, а я буду ждать под дверью.

—Не упрямься, Фред. То, что случилось тогда, случилось по ошибке, и больше такого не повторится. У меня есть рация, я вызову вас, когда будет нужно, и даю слово, что не высуну носа за дверь, пока вы не постучитесь. А там, внутри, — я в безопасности. Вы же знаете, что Джо и мухи не обидит.

—Мы все равно будем ждать…

—Вы будете ждать два часа. Если за это время я не выйду — значит, остаюсь надолго. На день, на неделю — не знаю. Тогда просто будьте дома и ждите моего звонка. И не дергайтесь — все будет в порядке. Лишь бы он не выгнал меня сразу… Парни, я обязана это сделать, иначе… иначе зачем все?

—Хорошо, — угрюмо сказал Дабровски. — Мы подчиняемся.

—Я сейчас Юнис? Или Джоан?

—Юнис, — невесело усмехнулся он. — Ее почерк.

—Вот мы все и сказали… — она обняла обоих. — Спасибо вам за чудесную ночь… и я придумаю, как сделать, чтобы она была не последней. Но сейчас моя святая обязанность — утешить Джо. Мы уже почти приехали… поцелуйте меня.

Лифт остановился, дверь открылась. Джоан вышла — и с удивлением поняла, что знает, куда идти. Ни разу не замешкавшись, она подошла к нужной двери.

Босс, спокойно! Не дрожи так! И не звони, попробуй открыть замок голосом. Скажи: «Откройся!» Ну, давай!

—Откройся! — дрогнувшим голосом сказала Джоан.

Омм мани пхадме хум!

Замок издал негромкий клацающий звук, но дверь не открылась. Вместо этого загорелся транспарант: «Прошу подождать».

Юнис, а если он нас не впустит?

Не знаю… Нам не следовало приходить, босс.

Мы уже здесь. Не ворчи.

Я не ворчу. Я просто не знаю, что делать.

Из-за двери донесся высокий женский голос:

—Джо! О, Джо!

Кто это?

Узнаем…

Наконец дверь открылась. На пороге стоял Джо.

На нем были только заношенные шорты с пятнами красок — он вечно вытирал кисти о штаны. Лицо не выражало ничего. Из-за его спины выглядывала испуганная девушка, завернувшаяся в халатик.

—Видишь? Это она…

—Гиги, на место. Здорово, Лыжа. Привет, Фред.

—Привет, Джо.

—Джо, я могу войти? — голос Джоан упал до шепота. Наконец он посмотрел на нее.

—Хотите — пожалуйста. Заходите, Даб, Фред.

—В другой раз, Джо, — сказал Дабровски. — Попозже.

—Рублю. В любой день — прошу. Оба.

—Спасибо, Джо. Увидимся…

—Мальчики! — в отчаянии позвала Джоан.

Фред наклонился над нею и поцеловал — быстро и нервно. Дабровски даже целовать не стал, а только шепнул ей на ухо тихо и почти зло: «Юнис, не смей обижать его! Узнаю — выпорю!»

—Пусти, Антон… — она торопливо прошла мимо Джо. Он запер дверь, посмотрел на нее — и тут же отвел глаза.

—Садитесь?

—Спасибо, Джо…

Она огляделась. Всей мебели было: два стула возле маленького столика. Она подошла к ним, постояла, ожидая, что Джо поможет ей снять плащ, — и, поняв, что он не собирается этого делать, скинула плащ сама и села.

Хмуро и как-то нерешительно он посмотрел в ее сторону, спросил:

— Кофе? Гиги, «Яву» для мисс Смит!

Девушка, молча стоявшая в углу, подошла к плите, насыпала в чашку кофе, поставила греться воду. Джо вернулся к мольберту и стал накладывать мазки на почти готовую картину, изображающую женщину, которую он называл Гиги.

Халтурная работа, босс.

То есть?!

На холсте отпечатывается фотография. Джо ее лишь раскрашивает. Почему-то это не считается искусством.

Ерунда какая-то… Все равно ведь — оригинальная живопись маслом.

Я тоже так думаю — но Джо так не считает. Босс, здесь жутко грязно. Эта сука Гиги… Мне просто стыдно за свою квартиру.

Думаешь, она тут живет?

Кажется, да… не знаю.

Гиги принесла кофе, поставила на столик.

— Сахар? Сливок нет… — она нагнулась и свирепо шепнула: — Ну, чего вам здесь надо?!

— Спасибо, пусть будет черный, — сказала Джоан.

— Гиги! — позвал Джо. — Что?

—Трон!

—А… она? — в замешательстве оглянулась Гиги.

—Быстро. Надо.

С явной неохотой Гиги взошла на трон, скинула халатик и приняла нужную позу. Джоан не смотрела на нее, понимая, каково это — показаться голой своему врагу.

Я не враг!

Босс, ты же все понимаешь…

Как долго он будет рисовать? Всю ночь?

Нет, это простенькая картина. Не больше часа.

Джоан картина не казалась простенькой. Она видела, что художник не просто раскрашивает фотографию: линии становились проще и выразительней, какие-то детали пропадали, какие-то, напротив, подчеркивались. Чем-то напоминало манеру старого художника, писавшего таитянок на черном бархате… как же его звали? Литег?

Юнис, что делать? Неужели — уходить?

Могу только сказать, что бы сделала я…

Я этого и жду!

Ну… всякий раз, когда я приходила и заставала Джо за работой, я его ни от чего не отвлекала, а тихонько смывала роспись, косметику, слегка наводила порядок, готовила что-нибудь поесть на всю компанию…

Значит, все это надо снять и смыть? Думаешь, он заметил?

Джо замечает все.

За немалые деньги Джоан удалось раздобыть наряд, напоминающий тот, который носила когда-то Юнис: алый и черный цвета, полусвитер, полутрико… Самый дорогостоящий специалист по нательной росписи воспроизвел — весьма приблизительно, конечно, — работу Джо Бранка. И все только для того, чтобы это сбросить и смыть…

Она встала и прошла в ванную. Гиги удивленно посмотрела на нее, но Джоан поднесла палец к губам.

За несколько минут вода и мыло вернули ее телу первоначальную окраску.

Полотенца в шкафчике под раковиной… по крайней мере, раньше они там были.

Полотенца там были и теперь: одно большое и несколько маленьких, для лица. Решив не использовать последнее большое, Джоан кое-как растерлась маленьким, посмотрела в зеркало, решила, что выглядит сносно, и подмигнула отражению.

Что теперь, котенок?

Сначала приберись в ванной. Потом перестели постель…

С ванной справиться было легко, благо чистящая паста и пластиковая губка остались почти на своих местах. Пришлось повозиться с унитазом: ржавые пятна не желали оттираться.

Вымыв руки, Джоан перешла к постели. Белье было почти свежим, поэтому она просто поправила простыню и застелила покрывалом. На одной из подушек были следы губной помады.

Гиги?

Почему нет? Что дальше?

Вытри пыль на полках. Только упаси бог: ничего не перекладывай! Все должно остаться на своих местах! Это свято.

 Да, сержант!

Сколько-то времени ушло на полки. Джо, конечно, заметил, что она делает, но виду не подал. Картина вроде закончена, но он продолжал трудиться, добиваясь еще чего-то…

Джоан собрала грязную посуду в раковину и приступила к мытью. Наконец и это дело было сделано.

Теперь — еда?

Угу. Загляни-ка в холодильник…

В холодильнике мерзли несколько упаковок готовых завтраков, коробка с пломбиром, спагетти и пицца разных сортов. Пиццы было больше всего, поэтому она решила приготовить ее. Что там еще? Баночка фруктового ассорти слишком мала на троих, но им можно украсить мороженое… Ну, и хватит.

Сервируем на троих…

Джоан почти закончила накрывать на стол, когда Джо сказал:

—Отдыхай, Гиги.

—Джо, ужинать, — сказала Джоан, обернувшись. — Уже все готово.

Джо медленно, всем телом, повернулся к ней, посмотрел в глаза, начал что-то говорить — и вдруг, закрыв лицо руками, глухо зарыдал.

Джоан бросилась к нему.

Босс! Стой! Не трогай его!!!

Что?

На пол! В лотос! Быстро! С ним Гиги. Она поможет. Омм мани пхадме хум.

— Омм мани пхадме хум.

Гиги, обняв Джо, помогла ему сесть на пол. Лицо у нее было, как у матери, чей ребенок больно ушибся.

Босс, попроси ее — пусть замкнет круг. Омм мани пхадме хум.

— Омм мани пхадме хум. Гиги, пожалуйста, — образуем круг!

Гиги посмотрела на Джоан почти испуганно. В лице ее что-то менялось, менялось, менялось…

— Омм мани пхадме хум. Гиги, помогите мне… помогите нам!

Гиги села рядом с Джоан, взяла ее за левую руку, подала Джо свою…

— Джо! Джо, ты слышишь? Замкни круг, Джо!

Джо внезапно замолчал и поднял на Джоан полные слез глаза. Потом начал медленно менять позу — но шорты мешали ему сесть в «лотос». Он растерянно посмотрел на них — и стал расстегивать. Гиги помогла ему.

— Омм мани пхадме хум.

Круг замкнулся — и Джоан испытала удар, будто по живой цепи пропустили ток. Такое было и раньше — но никогда настолько сильно. Потом пришло тепло и расслабление.

— Омм мани пхадме хум.

Мантра ходила по кругу, и в какой-то момент Джоан поняла, что уплывает, но не захотела этому препятствовать. Полная умиротворенность охватила ее…

— Проснись!

— Я не сплю, Винни… Что?

Джоан открыла глаза. Джо и Гиги смотрели на нее.

— Ты говорила, что ужин готов.

— Да, я… О! Сколько же времени прошло?

— Ты в порядке? — Джо всматривался в ее лицо.

— С ней все в порядке, — сказала Гиги. — Иди мой руки — и за стол. Скипидар в аптечном ящичке.

—О'кей. — Джо встал и протянул руки девушкам. Они легко вскочили на ноги.

Джоан посмотрела на часы:

—Не может быть!

—Ты спешишь? — спросила Гиги.

—Нет. — Она вдруг обняла Гиги. — Спасибо тебе.

Гиги прижалась к ней:

—Это тебе спасибо. В первый раз вижу, что Джо отпустило… С тех пор, как…

—Как убили Юнис?

—Да. Он винит за это себя: если бы не поехал в Филадельфию к матери, то ничего бы не было… Девушка, как мне тебя называть? «Йоханн Себастьян Бах» — не самое удобное имя для общения…

—Теперь меня зовут Джоан. Джоан Юнис.

— Как хорошо ты придумала… Джоан Юнис…

Босс, ты молодец. Ты справился. Я так боялась…

Ничего, крошка. Видишь, и это мы одолели. Вдвоем — оно всегда легче.

— Гиги… может быть, не надо называть Джо мое имя полностью? Он может расстроиться.

— Не думаю. А если расстроится… что ж, сядем в круг еще раз. А теперь давай поедим, потому что я уже не могу — весь день во рту ни крошки.

— Эй, кто сказал: «поедим»? — появился Джо. — Быстро-быстро-быстро!

— Ой, Джо, сейчас, мы заболтались…

Джо посмотрел на Джоан и улыбнулся ей:

— А ты в порядке, Джоан Юнис.


— Валите все в раковину! Работаем! Две фигуры!

— О'кей, Джо. — Гиги встала. — Джоан Юнис, ты все поняла? Джо велел: «две фигуры». Придется и тебе попозировать в такое позднее время… Или ты куда-нибудь спешишь?

— Никуда, никогда, ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра… Я полностью распоряжаюсь своим временем. И для меня большая честь — позировать такому художнику, как Джо… Но… — она с сомнением посмотрела на Гиги. — Я не буду лишней?..

—Дорогая, — рассмеялась Гиги, — если ты думаешь, что обручальное кольцо продето Джо в нос… ладно, думай так, если хочешь. Но я так никогда не считала. Я ушла от Сэма и месяц болталась непонятно где, и вдруг Джо хватает меня и надевает мне на палец это кольцо… Все было так неловко, угловато и мило. Смешно до сих пор. Среди наших знакомых нет ни одной супружеской пары… Оставайся, ночуй. Поставим раскладушку — без проблем.

Осторожно, босс! Смотри под ноги! Десять против одного, что не Джо будет спать на раскладушке!

Естественно. Там буду спать я. Что я, совсем дура?

Похоже, что да. Это в лифте тебе хватает ума не кататься в одиночку… а вот остаться одной в постели — пожалуйста…

Не спеши. Джо хочет, чтобы я позировала, — я буду позировать. Он захочет большего — он получит большее. Все.

Ну…

Только он не хочет меня. Его женщина — Гиги.

Поживем — увидим. Кто тут недавно утверждал, что брак — это не способ самоубийства?

Джо, похоже, вообще не считал это вопросом. Он потрогал Джоан за бок:

—Мазалась после мытья? Нет. Гиги!

—Мигом… — Гиги бросилась в ванную и вернулась с бутылкой оливкового масла в руках. — Ланолин мягче, но приятней пахнуть салатом, чем овцой… Сейчас мы смажем тебя, а потом вытрем то, что не впитается. Так, тут еще немного краски осталось… снимется с лишним маслом. Джоан, у меня кожа стала вдвое лучше с тех пор, как Джо заставил меня ухаживать за нею…

—У тебя великолепная кожа! — непритворно восхитилась Джоан.

—Джо — такой тиран насчет этого…

—Не стирайте все, — велел Джо. — Должны быть блики.

—Да, маэстро… Мне тоже намазаться?

—Намазаться. Быстро.

—А будет дозволено узнать рабыням, что это будет за картина?

—Акт. Лесбос.

—Но, Джо! Нельзя изображать Джоан на такой картине! Нельзя!

—Постой, самка. Я рисую не комиксы. Ты знаешь. Рисую — хоть в церковь. Просто за эти символы старые суки платят хорошие деньги. Но… Джоан Юнис, я могу изменить лицо. Хочешь?

—Джо, делай так, как нужно. Если кто-то узнает меня на твоей картине — я буду только гордиться.

—О'кей…

Джо быстро соорудил подиум из ящиков и досок, набросал сверху подушек, накрыл старой тяжелой портьерой.

— Трон, Гиги. Трон, Джоан. Гиги соблазняет Джоан Юнис…

Он располагал их, поворачивая так и этак, и, наконец, получилось: Гиги, повернувшись, обнимала Джоан рукой и заглядывала в глаза — при этом Джоан служила как бы фиговым листком для Гиги; роль фигового листка Джоан играло ее собственное колено. Джо присмотрелся, переместил руку Гиги под грудь Джоан, еще отошел, вернулся, снова как-то изменил композицию… На этот раз он остался доволен, поправил подушки, чтобы девушкам было удобнее сидеть, принес с кухонного стола поднос и положил с точно рассчитанной небрежностью.

— Это лира, — сказал он. — Название — «Песни Билитис». Пауза в песнях, между ними золотой миг… — он замолчал и еще раз внимательно всмотрелся в композицию и фигуры. — Джоан Юнис, ты залетела?

— Неужели заметно? — страшно удивилась Джоан. — Я не прибавила ни унции!

Стереть и исправить: прибавила девятнадцать унций.

Но это же не видно! Кроме сегодняшней пиццы, я не ела ничего мучного…

Джо покачал головой:

— По фигуре не скажешь. Ты — счастлива?

— Джо, я ужасно счастлива… Но я еще никому не говорила.

— Будь спок, Гиги — замок. — Он улыбнулся и стал необыкновенно красивым. — Ну да, ты счастлива. Залетевшие всегда светятся. Все видят, мало кто замечает. Повезло: я заимел тебя в модели. Вовремя. И жрала меня одна мысль…

— Какая?

Юнис, все нормально?

Абсолютно. Джо любит детей, когда они не путаются под ногами. Ему хорошо, потому что ты счастлива, и от кого и что дальше — не его забота. Впрочем, будь ты без денег, он пригрел бы тебя и потом позаботился бы о ребенке, ни о чем не спрашивая и не жалея. Он знает, что жизнь проста… Почему нет?

— Ты выглядишь как Юнис. Это ясно. Но почему-то — лучше. Невозможно, да? Теперь все ясно. Каждая баба выглядит лучше, когда ей такое заделают.

— Джо, ты считаешь, беременные красивы и потом? В восемь, в девять месяцев?

— Ну! Безумно красивы. Высший символ всего. Заткнулись. Работа.

— Джо, а ты нарисуешь меня, когда я буду большая, как дом?

Он засмеялся.

— Скажешь! Художник не пропустит такой удачи. Бабы — дуры насчет этого. Все! Заткнулись! Ну-ка — страсть! Не изображайте — на самом деле! Джоан, Гиги тебя уже распалила, ты хочешь. Но стесняешься. Еще ни разу не было. Гиги, и ты хочешь! Страшно хочешь! Покажи это — но не двигайся. Только глазами.

Он поправил освещение, набросил на плечи и грудь Гиги промасленную ткань.

— Неплохо. Соски торчат? Джоан, думай о мужиках.

— Сейчас… — прошептала Гиги. — Слушай, дорогая… — И она стала шептать Джоан на ухо, что именно изощренная лесбиянка собирается сделать с юной девой, такой беспомощной в ее объятиях…

Джоан почувствовала, что груди ее твердеют. Облизнув губы, она смотрела на Гиги, не замечая, что их фотографируют.

—Брэк! — скомандовал Джо. — С трона! Перерыв до утра. Все вышак.

—Боже мой! — Джоан увидела часы. — Уже полночь!

—В койку, — согласился Джо. — Рисуем завтра.

—Я за судомойку, Джо, — сказала Гиги, — а ты ставь раскладушку.

—Ой, Гиги, да я помою, — сказала Джоан.

—Я мою, ты вытирай…

Когда они вернулись, Джо лежал на раскладушке и посапывал носом.

—Где любишь спать, сладкая? — спросила Гиги.

—Все равно.

—Лезь к стенке.

Глава 24

Джоан проснулась на плече Гиги. Гиги смотрела на нее, и это помогло восстановить происшедшее в памяти.

—Привет, дорогая!.. — Джоан потянулась. — Что, уже утро? А где Джо?

—Готовит завтрак. Ты выспалась, моя прелесть?

—Уам-м-м! Который час?

—Понятия не имею. Если хочешь, спи дальше.

—Ой, нет! Я великолепно отдохнула. И вообще…

—За это с тебя один поцелуй. Брать меньше запрещает профсоюз.

— Грабежжж… — Джоан с радостью уплатила по счету. Впрочем, завтрака Джо не готовил. Он печатал фотографии, которые снял вечером.

—Ну, вот, — сказала Гиги. — Сам же вызвался сбацать завтрак.

—Это же Джо, — улыбнулась Джоан.

—Ладно, посмотрим… Небогато. Не для гостей.

—Я много не ем. Сок, тосты. Кофе.

—Сока нет… — Гиги огляделась в задумчивости. — Сухие завтраки, спагетти — и в том же духе. Надо сходить в бакалею. Джо посылать нельзя, он купит альбом или краски… И можно ли на него сердиться за это?

Голос Гиги предательски дрогнул, и Джоан услышала это.

—Гиги, вы в прогаре? — тихо спросила она.

Гиги промолчала. Не оборачиваясь, она взяла полбатона и стала нарезать ломти на тосты.

—Гиги, послушай, — не отступала Джоан. — Я богата, ты знаешь. Но Джо не возьмет от меня ни цента. Но ты — пожалуйста!..

—Джоан, — тихо ответила Гиги, — шлюхой я была, когда жила с Большим Сэмом. Вот он посылал меня на заработки, когда мы садились на мель. Не к мужчинам — этого он не любил… к старухам-лесбиянкам. А Джо — он не такой… и я не хочу, чтобы хоть что-то менялось. Да, мы в прогаре: у Джо были какие-то деньги, и все у него занимали, но никто не отдавал… Джоан, кто заплатил за студию? Не ты?

—Нет.

—Но ты знаешь кто?

—Знаю. Один человек, который очень любил Юнис и уважал Джо.

—Но его точно звали не Йоханном?

—Точно. Тогда, Гиги, мы сделаем так: я вызову по рации машину, и мы съездим в магазин. Джо нас отпустит?

—Я думаю, он просто не заметит, что нас нет. Но… нет. Давай лучше доедим пиццу, пока мы не продали еще одну картину. Мне трудно объяснить… но лучше не надо.

Босс, она права! Не надо.

Но слушай! Еды осталось всего ничего!

Не вмешивайся, не вклинивайся, не благодетельствуй их насильно! Оставь это. Гиги умна, она знает, что делает.

Но людям изредка нужно есть!

Знаешь, удлинение пауз между обедами только улучшает аппетит.

Слушай, мелочь, — ты когда-нибудь голодала?

Босс, но ты же все испортишь!

Юнис, прошу тебя…

Оставь их в покое! Или пусть Гиги сходит в бакалею. Но не давай им ничего!

Да, сержант!

— Гиги, во фритюрнице что? Свиное сало?

— Да, я оставляю…

— Отлично! И я вижу два яйца.

— Я их зажарю: для тебя и для Джо…

— Эй, младенец, сейчас я буду учить тебя кулинарии времен «Великой депрессии»! Разогреваем жир…

— Джоан! От твоих слов у меня гусиная кожа… Это получается тебе лет…

— Никто никогда не сможет их сосчитать! В годы Великой депрессии мне было примерно столько, сколько тебе сейчас. С другой стороны, мне буквально несколько недель от роду — точнее, от пеленок. Я все время делаю какие-то дурацкие ошибки. Но можно, наконец, считать, что мне столько, сколько моему телу, — и это лучше всего. Так что, Гиги, не смотри на меня, как на призрака…

Эй! Тут кто-то что-то имеет против призраков?

Ничего подобного! Многие мои лучшие друзья — призраки, но я не хотел бы, чтобы моя сестра вышла замуж за одного из них.

Класс! Кто пишет твои репризы? Ведь мы-то как раз выскочили замуж за призрака — в кабинете доктора Ольсена!

Неужели ты жалеешь об этом?

Наоборот! Ты и есть тот старый приебыш, то есть я хотела сказать — призрак… от которого я бы хотела иметь маленького ублюдка.

Люблю тебя, суетяшка!

— …теперь пропитаем жиром хлеб, разболтаем яйца с чем угодно — сухое молоко есть? Ну и чудесно… Теперь выкладываем хлеб на сковородку, подрумяниваем — и заливаем яйцами. Сверху — перец, сухая петрушка, что еще есть? Пойдет все, что угодно. И — все! Главное — нарядно накрыть стол. Скатерть, салфетки, цветок или свеча…


— Кто готовил? — с удивлением спросил Джо.

— Вместе, — сказала Джоан.

— Ну? Вкусно.

— Джоан мне все показала, так что можно будет повторить, — сказала Гиги.

— Можно.

— Джоан, ты умеешь читать?

— Да, а что?

— Пришло письмо от матери Джо. Лежит уже три дня.

— Гиги, Джоан пришлая. Нехорошо.

— Что-о?! Джо, я — пришлая? Тогда доедайте завтрак сами, я вызываю машину и уезжаю!

Фи, босс, как грубо!

Зато эффективно.

— Извини, Джоан Юнис, — смутился Джо.

— И это все? — надула губки Джоан. — За такое оскорбление — «извини»? Ты должен поцеловать меня и сказать, что принимаешь меня в семью.

— Она права, — сказала Гиги. — Поцелуй и скажи.

— О, черт, — Джо встал, обошел стол, взял лицо Джоан в ладони и крепко поцеловал ее в губы. — В семье. Не пришлая. Ешь.

— Спасибо, Джо…

Он может лучше.

Знаю.

Почерк мамы Бранка разобрать было чрезвычайно трудно. Джоан прочла письмо вначале про себя — и встретилась с проблемами более серьезными, чем почерк.

Юнис? Как быть?

Цензура. Я всегда так делала.

Да, но ты была его женой, а я- нет. Я не имею права…

Босс, если выбирать между честностью и добротой — ты же знаешь, что я выберу.

Ну, не знаю…

—Сейчас, — сказала она вслух. — Очень трудный почерк. Значит, так: «Дорогой малыш! Мамочка не чувствует…»

—Не все подряд, — сказал Джо. — О чем?

—Да, — согласилась Гиги, — его мать все время пишет какое-то говно: то соседи шумят, то кошечки гадят, то еще что-то… Там новости есть? Или нет?

Рубишь, близняшка?

Ч-черт… Все равно нельзя, наверное, это утаивать.

— Ну, она пишет, что у нее проблемы с желудком… («Мама чувствует себя неважно и вряд ли будет лучше.

Врачь говорит это не рак желудка но откуда он знает? На его табличке написано что он интернист а все знают интернист это студент а не настоящий врач[12]. Зашто мы платим налоги когда любой студент может хоть убить меня зарезать как они режут собак и кошек и других всяких за закрытыми дверьми как говорят по тиви?»)

—Джо, она пишет, что желудок беспокоит ее, но ее смотрел терапевт, это врач по внутренним болезням, они очень хорошо все понимают, и сказал, что это не рак или что-то подобное…

(«Новый священник от него помощи не жди. Сопляк который думает он знает все про все. Не хочет слушать. Сказал мне дескать меня обслуживаеют как других а сам знает что это не так. Все захватили проклятые ниггеры а мы белые люди которые построили эту страну и платим за все мы теперь грязь. Я иду в больницу и сижу жду а какие то мексиканки подумай проходят вперед меня».)

—Пишет, что новый священник моложе прежнего, что он уверен — ее лечат правильно… Пишет, что приходится подолгу сидеть в очередях в больнице.

— Пусть, — сказал Джо. — Убьет время. Не работа. («Аннамария вот вот родит. Этот сопливый священник сказал ее надо везти в роддом. Ты знаешь что за ужас творится в этих домах и это антиамерикански так разлучать семьи. В старые добрые времена никаких таких домов не было я так и сказала инспектору. Подумать как тратят деньги на людей которые их совсем не заслужили вместо того чтобы дать их приличной семье которая только и хочет что бы ее не трогали. Другого близнеца Джонсона не того которого застрелили а которого выпустили под поручительство опять арестовали и давно пора. Есть семьи куда бы инспектору и заглядывать а он говорит мне что бы я занималась своим делом и все».)

—Какая-то Анна- Мария беременна…

—Которая это, Джо? — спросила Гиги.

—Младшая. Двенадцать. Или тринадцать. — Джо пожал плечами.

—Еще тут о соседях по фамилии Джонсон…

—Пропусти.

(«Мальчик мой ты совсем не пишешь с тех пор как Юнис умерла. Неужели никто не может писать в вашем доме? Ты не знаешь как мама волнуется что нет известий от маленького сыночка. Каждый день заглядываю в ящик. Но нет писем от моего маленького Джози и лишь чеки в месяц раз».)

—Давно не получала писем, беспокоится… Джо, хочешь, я напишу? И отправлю «Меркурием» — чтобы наверняка получила?

— Посмотрим.Спасибо. Сначала картина. Еще много?

Юнис, что же делать?

Пропусти.

 Не могу…

(«Видела тебя в тиви и так просто умерла как ты сказал что отказался от тысячи миллионов долларов которые были все тебе. Неужели твоя собственная мать пустое место для тебя? Я не растила что ли тебя и не любила тебя и не заботилась о тебе когда ты сломал свою ключицу чтобы так меня наказали? Иди и скажи этой мисс Ёхан Бассинг Бак Смит скажи ей что бы она свою улыбочку на морде не показывала потому что я хочу по закону мою долю и что я ее получу вот. Я уже была к законнику и он сказал возьмет мою сторону за половину если я дам ему тысячу долларов вперед на расходы. Я сказала ему что он вор. Но ты всеравно скажи этой самодовольной мисс пусть плотит а то мой законник пасодит ее на долго!

Что то я думаю надо бы всем собраться и приехать к тебе и жить пока она не заплотит. Или остаться. Очень тяжело оставить здесь в Филли всех моих старых друзей но тебе надо что бы кто то заботился о тебе держать дом жены то нет сделать что то тебе. Но это не в первый раз мне приносить себя в жертву для моего дорогого мальчика. Твоя Любящая Мать».)

— В общем, Джо, твоя мать видела репортаж из суда и слышала, что ты все деньги отдал на основание мемориального фонда Юнис. Ей хочется эти деньги вернуть. Пишет, что готова собрать всю семью и приехать сюда — но, судя по тону письма, вряд ли соберется. Ну и все.

— Не ее дело.

— Но, Джо… я могла бы выплачивать ей небольшую пенсию…

— Нет.

— Это был бы еще один маленький фонд — тоже в память о Юнис. Чтобы ей хотя бы хватало…

— Нет, — и в голосе Джо зазвучал металл.

Джоан вздохнула.

— Зря я начала этот разговор. Можно было бы тихо…

— Джоан?

— Да, Гиги?

— Джо прав. Ты — нет.

— Но что?..

— Позже. Дуй в ванную, я пока с посудой. Джо ждет.


Они лежали на подиуме и переговаривались шепотом.

—А посылать ей деньги нельзя вот почему… Джо! Джо-о-о!!! Надень шорты и не вытирай краску о тело! Вот умничка… Так вот, Джоан, если ты хочешь помусорить деньгами, сунь их лучше в унитаз, но матери Джо не посылай. Она пьет.

—О, черт! Мне следовало догадаться…

—Ну. Ей даже вэлфэр выдают не деньгами, а талонами на еду. Но и их она умудряется менять на вино. Что она врет про желудок — забудь. Так что если ты ей дашь еще и наличные деньги — все. Хотя не велика потеря. Детям было бы легче.

Джоан вздохнула.

—Так и умру дурой. Гиги, всю жизнь я раздавала деньги. Хорошего из этого ничего не получилось, а плохое было… Язык мой — враг мой.

—Просто у тебя доброе сердце. Скрепи его — хотя бы на этот раз. Ты ведь не все читала, правда?

—Я выдала себя?

—Только для меня. Я слышала много ее писем, я знаю, как они звучат… После первого же я поняла, что Джо их слышать полностью нельзя — он слишком расстраивается. Поэтому слушала я, а потом пересказывала ему. Память у меня хорошая, я даже в театре немного играла и роли запоминала сразу! И я запоминала, а потом пересказывала ему так, чтобы его поберечь. Я решила, что и ты сообразишь сделать то же самое… так и вышло, но я сократила бы еще.

—Гиги, как так могло получиться, что Джо, такой чудесный, такой талантливый, — вырос в такой семье?

—Кто может знать? Почему мы вообще такие, какие есть? Так получается, и все. Впрочем, Джо — не в мать. Абсолютно не похож.

—Может быть, в отца?

—Наверное — если знать, кто его отец. Но даже его мать вряд ли скажет… Впрочем, кое-что пошло ему на пользу. Угадаешь?

—Пас.

—Джо не пьет. Ни капли! Даже пиво. Не прикасается к наркотикам. Я когда к нему пришла, думала сначала, что он тронутый. Слегка. А потом я стала жить с ним — и вдруг оказалось, что и мне не хочется пить.

—А раньше пила?

—Не так, чтобы по-черному…

—А что ты вообще делала?

—Много чего. Была моделью, была шлюхой. С детьми сидела… Официанткой была в стрип-баре. В голом виде выпивку подавала… только меня уволили, когда нашли грамотную девушку. Дискриминация, правда? Джоан, а вот ты сказала, что всю жизнь раздавала деньги?..

—Ну, не всю жизнь… До Второй мировой я была не слишком богата. Но жадиной не была никогда. Могла отдать последний никель…

—Никель?

—Пятицентовик. Их чеканили из никелевого сплава. Были серебряные монеты, и я застала еще золотые. Во время «Великой депрессии» я была в полном прогаре с полгода, и люди помогали мне — а потом я помогала другим… иногда — тем, которые помогли мне. Постепенно денег у меня стало столько, что выгоднее оказывалось раздать их, чем тратить или вкладывать — такое смешное было налоговое законодательство.

—А я вот никогда не платила налогов.

—Так тебе только кажется. Ты начала их платить с момента рождения. Легче победить смерть, чем налоги. Поверь моему богатому опыту.

—Да, тебе видней. Не стану спорить. И сколько денег ты раздала?

—До Второй мировой — несколько тысяч. После — несколько миллионов.

—Долларов?!

—Не пугайся, кудряшка. С какой-то суммы деньги перестают быть деньгами. Это просто цифры на бумаге, магнитные поля в компьютере…

—Я не пугаюсь. Просто не могу себе представить столько денег. Могу — сто, могу — тысячу… Но миллион… что-то нереальное. Такого не бывает.

—Ну да. Я же говорю: это уже не деньги. То есть от них не получаешь удовольствия. Они делают только другие деньги, и все. Как игра в шахматы. И я от нее устала… Слушай, кудряшка: за продукты ты мне не позволяешь заплатить. А миллион бы приняла?

—Ах… нет! Это страшно.

—С ума сойти! Откуда берутся такие мудрые девушки? Хоть Диогена зови.

—Кого?

—В Греции был такой философ. Ходил днем с фонарем и искал человека. Не мог найти…

—А я нашла. Джо.

—О, да…

—Десять минут! — скомандовал Джо.

—Отдых, — пояснила Гиги.

—Но мы же и так отдыхали.

— Разомнись. Будет долгий день. Хочешь кофе? А ты, Джо?

—Да.

— Джо, можно посмотреть?

— Нет. В обед.

— Значит, у него получается… Джоан, а правда, что у богатых не бывает друзей?

— Почти правда… Понимаешь, Гиги, богатый человек может иметь друзей — если они не интересуются его деньгами. Как вы с Джо. Но это такая безумная редкость… а ведь надо еще завоевать его дружбу, надо преодолеть свою подозрительность — у богатых она обострена, а это ведь чувствуется… Короче, замкнутый круг. Так что ты почти права.

— Джоан, мы твои друзья!

— Ох, я так надеюсь… — Джоан серьезно посмотрела на Гиги и ее мужа. — Когда мы сидели в круге, я почувствовала вашу любовь… Но вам будет трудно… преодолеть… вы будете думать о Юнис…

— Ну, Джо! Скажи ей! Объясни!

— Гиги права, — ласково сказал Джо. — Юнис умерла. Она хотела, чтобы ты получила то, что получила. Я нутром понял — когда мы сидели в круге.

Босс, может, мне выйти и побродить вокруг? Девушки любят, чтобы по ним страдали — но не в таких же дозах!

Юнис, все, что мы с тобой можем, — это не огорчать его.

Это само собой. Но, если он нас еще раз поцелует — у меня будет огромный соблазн сознаться ему, что я здесь.

Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум… и насрать на тебя и на Диогена в придачу. Поехали домой — и позвоним Роберто.

Ша! У нас еще немало дел…

Есть, сержант! Эта Гиги — не хуже Винни, да?

— Но не все так страшно! — засмеялась Джоан. — Друзья у меня есть: вы двое; врач, который выходил меня, не думая о моих деньгах; медсестра, на которой он скоро женится и которая мне ближе, чем сестра; четверо телохранителей… но они — странно — относятся ко мне скорее как к ребенку, чем как к подруге или работодателю… И один, только один, оставшийся еще с тех времен друг… друг еще Йоханна Смита, богатого, влиятельного и ненавидимого почти всеми.

—Юнис любила его, — мягко сказал Джо.

—Да, Джо. И бог знает почему. Наверное, любовь просто переполняла ее, и она изливала ее на всех, кто оказывался рядом. Попадись ей заблудившийся котенок, Юнис полюбила бы его — а так ей приходилось любить меня…

Ты не совсем прав, босс…

Нежное сердечко!

—Ты его знаешь, Джо. Это Джейк Сэлэмэн.

—Это человек, — кивнул Джо.

—Ты же встречался с ним?

—Близко. Хорошая аура.

—Джо, это тот, о котором ты мне говорил? Адвокат? — спросила Гиги.

—Ну. Джейк, да. На трон, живо.

—Идем, Джоан, а то он нас побьет…

На троне Джо зачем-то слегка изменил их позы, и Гиги тихонько присвистнула:

—Теперь уже точно до вечера… Не шевелись, не чихай, не дыши глубоко…

—И говорить нельзя?

—Сколько угодно.

—А ты сама знала Джейка?

—Нет, только видела несколько раз. Я тогда была лишь приходящей моделью…

Что-то она мнется… да и Джейк не упоминал о своих встречах с Джо здесь — дела-то он улаживал в Филадельфии…

Эй, свинка, ты на что намекаешь?

Я просто хорошо знаю Джо: он совершенно двуполый…

Ну, все. Если я когда-нибудь сумею до тебя добраться — налуплю по попе…

Постарайся, а? Помнишь, как было здорово, когда нас отшлепали? Будто ракету воткнули в…

Ох, заткнись!

Рада бы — но нечем.

— Если они подружились — это здорово. Они подружились, Гиги?

Гиги задумалась.

— Трудно сказать… Мистер Сэлэмэн… Джейк, как ты его называешь… он приходил обычно вечером, когда я кончала позировать. Я почти не общалась с ним. А с тех пор, как мы с Джо поженились, он не приходил…

Ну, что? Нужны тебе еще доказательства?

Да мне и эти-то не были нужны…

— Гиги, а как Джо получил художественное образование? Или он самоучка?

— Нет, он учился. Но Джо говорит как? Научиться можно лишь технике, но не творчеству. А творчество для него — все. Он не станет откровенно халтурить, если даже халтура продается легко и дорого, а его настоящие картины мало кто покупает. Я пыталась говорить с ним на эту тему, но он меня устыдил. Больше я не пытаюсь. Джо — он сам по себе, его не интересует, что делают другие художники. Его не интересует слава, не интересуют деньги. Многие наши друзья — художники, мы ходим к ним в гости, зовем к себе… Джо никогда не говорит с ними на профессиональные темы. Ему просто приятно, что они добрые люди. А если бы Рембрандт ему не понравился как человек, Джо не стал бы иметь с ним дела. Джо всего лишь хочет рисовать то, что хочет, как хочет… и не спать в одиночестве.

— Вряд ли ему приходилось спать в одиночестве, — усмехнулась Джоан.

— Возможно. Но Джо не стал бы спать даже с Еленой Троянской, если бы она к нему холодно отнеслась… У тебя есть такой большой парень по имени Хьюго?

— Есть. Ты его знаешь?

— Нет, только слышала о нем… этакий ходячий африканский миф. Так вот, Джо очень хочет нарисовать его — и Джо любит его. Духовной любовью, конечно… хотя ни за что не отказал бы, если бы Хьюго его захотел.

Я первая в очереди на Хьюго!

У тебя только блядки на уме…

— …позировать, но Джо рассказывал мне, какие картины бы хотел нарисовать. Одну такую: аукцион рабов, и Хьюго на помосте. В цепях, терпеливый, усталый, а вокруг белые работорговцы — и белые женщины не могут оторвать от него горящих глаз… И другую: только Хьюго, огромный, как гора, могучий, мудрый, все понимающий — и любящий. Джо говорит, что это я натолкнула его на эту идею… не помню. Название: «Иегова». Джо просто сгорает от желания написать это…

— Знаешь, я, возможно, сумею помочь…

— Как? Прикажешь Хьюго позировать? Джо не одобрит…

— Разве я такая дремучая дура? Я постараюсь втолковать ему, что это честь — позировать настоящему художнику.

Скажи ему просто, что позировала для Джо голой, — и пусть он это переварит.

Конечно. Но это будет всего лишь первый ход…

О-ля-ля! Не собрался ли тут кто-то совратить Хьюго? Даже по моим понятиям, это слишком. Оставь Папу Хьюго в покое.

Это же для Джо, глупая. Впрочем, Хьюго я слишком многим обязана — так что не стоит выкручивать ему руки.

А зря. Это было бы поучительное зрелище. У него рука толще, чем у нас ляжка.

Я же в переносном смысле…

— Только Джо не должен говорить Хьюго, как будет называться картина. Тут уж он точно откажется. Скажет: святотатство. Но ты мне так и не рассказала, где Джо учился живописи.

— В четырнадцать лет его замели в полицейский участок и оставили до утра. И Джо от нечего делать стал делать наброски — и дежурный сержант их увидел. Тогда он взял Джо, вычеркнул его имя из списка задержанных, отвел к священнику — и потом вместе со священником они отвели его к местному художнику, который был довольно известен и довольно богат. Он посмотрел работы Джо, и они заключили сделку: Джо должен был позировать, а за это мог жить в студии, пользоваться всеми материалами, наблюдать, учиться — ну, и прочее. Вот так Джо выскользнул из рук своей мамочки… это была самая большая удача в его жизни. У художника была то ли жена, то ли любовница… одна из его натурщиц… и всего одна кровать в студии. Там они и спали втроем. И всем это очень нравилось. Но, кроме как спать, этот художник, мистер Тони, совершенно свирепо школил Джо, не позволял ему писать широкой кистью, небрежничать в рисунке — ну, и прочие модные вещи. Джо изучил всю академическую школу: анатомию, композицию, технику письма… И Джо поверил в себя — и стал тем, кто он есть…


— …если хочешь, можешь положиться на мой совет. Я кое-что знала о матери Джо, потому что Юнис была моей секретаршей…

Босс, ты врешь! Я ничего о ней не говорила.

Вру но для пользы дела.

— …она была — и осталась — свиньей и живет как свинья. Эта студия не такая уж большая, и если ты будешь содержать ее в порядке, Джо никогда — слышишь: никогда! — тебя не бросит. Но грязный унитаз и посуда в раковине напоминают ему о матери… ты меня понимаешь?

— Да, но… где взять время? Я почти непрерывно позирую…

— Старайся, сладкая. За счет сна. Джо заслуживает любых усилий. Но мы заговорили о мытье посуды. Для тебя это каторга, а для меня — роскошь. Потому что — символ свободы. Смотри: я уйду, и вы останетесь вдвоем. Со мной же всегда как минимум четверо. А в доме, если сосчитать всех — то одних только взрослых шестьдесят человек.

— Бедная Джоан!

— Вот именно. И вроде бы все они нужны и незаменимы. Смешно. Они все должны, кажется, облегчать мне жизнь — а на самом деле я шагу не могу ступить сама, сплошные проблемы, никакой приватности…

— Но если тебе так тяжело — почему не бросить все, не начать сначала?

— Я не представляю, как это можно сделать — технически. Переехать, выйти из-под охраны — и меня похитят или убьют, двух дней не протяну. Избавиться от денег практически невозможно… но даже если бы я и смогла — никто бы не поверил, и исход был бы тот же. Наконец, как быть с теми людьми, которые работают на меня? Я просто не могу выбросить их за дверь… Короче, я в большом затруднении. Но наличие денег — это не только неудобства. Это и определенные преимущества в преодолении этих неудобств. Я думаю, мои проблемы все-таки разрешимы, надо только найти способ… и я его найду. Может быть, все просто. Скажем, сменить внешность, имя, переехать…

— О, нет! Нельзя менять такую внешность!

Эту внешность… Ты права, сладкая: это лицо Юнис, и мне оно лишь доверено. Буду носить вуаль… Но способ должен быть!


— Я не понимаю, — зачарованно сказала Джоан. — Я не понимаю, как он это делает…

Она не могла оторвать глаз от картины. Две нимфы на лугу были чувственны, сладострастны, упоены друг дружкой — но в то же время Джоан знала, что это она и Гиги валяются на старой портьере и болтают о всякой всячине, начиная от алкоголизма и кончая мытьем посуды.

—…просто холст, краска — а у меня соски встают и внизу все сжимается…

—Обман зрения, — сказал Джо.

—Обман зрения?! — возмутилась Джоан. — Да что ты понимаешь, жалкий мазилка? Это настоящая эмпатия! Джо, я хочу купить эту картину.

—Нет.

—Почему? О, срань! Ты собирался продать это какой-нибудь старой бляди? Поверь, мне перевалило за сто — и я вполне подхожу под это определение…

—Твоя.

—Что? Нет, Джо. Так я не могу. Ты же писал ее на продажу… Гиги, ну, помоги же мне!..

Гиги промолчала.

—Твоя, Джоан, — покачал головой Джо. — Ты хочешь — ты берешь.

—Так, — сказала Джоан. — Или — или. Или ты даришь ее мне, и я тут же режу ее на куски…

—О, нет! — воскликнула Гиги.

—…или я покупаю ее и тут же дарю Джейку, чтобы он повесил ее над своей кроватью и просыпался счастливым…

Бомба точно в цель, сестренка! А теперь развернись… и с бреющего полета — по всему, что еще шевелится!

—Джо, не упрямься, — сказала Гиги. — Ты же хотел бы, чтобы она была у Джейка.

—Гиги, сколько Джо берет за такую картину обычно?

—Я сама назначаю цену — в зависимости от размера. За такую, как эта, — двести пятьдесят долларов.

—Невозможно!

—Но, Джоан! Ведь Джо работал целый день… это не считая нашего времени. И потом — сюда же входят комиссионные…

—Гиги! Это невозможно низкая цена! Я немного разбираюсь в покупке картин и знаю: получить такую картину за тысячу долларов — редчайшая удача. С аукциона она ушла бы… Впрочем, я никогда не назначаю цену. Ты сказала — двести пятьдесят. Я покупаю.

—Но, Джоан, я не договорила. Двести пятьдесят платит покупатель. Из них половина уходит владельцу магазина. Так что цена для тебя — сто двадцать пять.

—Нет.

—Что — нет?

—Просто нет, и все. Как у Джо. Пойми: в нормальном бизнесе производитель всегда важнее продавца. А эта сволочь вас просто грабит: комиссионные не бывают выше четверти стоимости. И еще: никогда не снижай цену, если уже назвала цифру. Никогда. Только в этом случае ты преуспеешь в бизнесе. В искусстве я почти не разбираюсь, но в этом чертовом бизнесе — более чем. Наличные или чек?

—Лучше наличные… если у тебя есть с собой столько… Но можешь заплатить и в другой раз.

—Нет, все сразу, сейчас, и под расписку — иначе твой упрямый муж может передумать…

—Не надо расписки. Есть сертификаты, я просто поставлю номер и подпишусь. Фирма!

—Прекрасно. И еще одно…

—Что, Джоан?

—Меня почему-то никто до сих пор не поцеловал. А я была паинькой: позировала целый день. Поэтому пусть Джо поцелует меня в искупление того, что был такой вонючкой противной, а я поцелую Гиги за то, что помогла мне с ним справиться. А, Джо?

—Да.

—Великолепно! Тогда, Джо, если ты проводишь двух милых дам до ближайшего магазина и если Гиги купит нам по бифштексу, я, ребята, покажу вам такой высший пилотаж…

—А какие бифштексы? Говяжьи или конские?

—Я справлюсь с любым — прочее на твое усмотрение.

—Ну… тогда лучше конский.

—Как скажешь, сладкая. Только смотри, чтобы нам не всучили уздечку.

Глава 25

В ООН бирманская делегация заявила, что деятельность так называемых Лунных колоний является всего лишь прикрытием для создания американо-китайских военных баз. Секретарь комиссии по охране природы заявил, что появившиеся сообщения о вымирании оленьего стада в Йоусемитском национальном парке не более чем вымысел. Разбалансировка экологического статуса имела место, но поводов для тревоги нет, сказал он; новое же оленье стадо будет более крепким, чем прежнее. Преподобный др. Монтгомери Чанг, Самый Смиренный Из Идущих Вверх, заявил на подкомиссии по неписаным законам Судебного комитета сената, что поддерживает законопроект, согласно которому все учителя дзен-буддизма должны получить федеральную лицензию. Чтобы сесть за руль бездушного автомобиля, надо сдать экзамен, а для постижения высших истин — нет? — это слова др-а Чанга; что же касается того, что новый закон якобы покушается на Первую поправку и нарушает священные свободы, то все обстоит с точностью до наоборот. Управление Внутренней Безопасности наложило запрет на публикацию сообщений о беспорядках. Агентства новостей и телевидение добровольно содействуют УВБ в обеспечении всеобщего благосостояния. В деле магната Й. С. Б. Смита, рассмотренном в Верховном суде, неожиданностей не произошло. Лишь судья Хэнди, внезапно проснувшись во время слушанья, ударил кулаком по столу и крикнул: «Считать разведенными!», после чего вновь уснул. Верховный суд оставил в силе приговор нижестоящего суда. В тот же день по делу «Штат Иллинойс против Сэма Дж. Робертса» суд отменил приговор на том основании, что умерший домовладелец не передал Робертсу своих прав до того, как на имущество был наложен гражданский арест. «Синяя птица»

РАЙ — СЕЙЧАС! Папа ищет пару! Делить дом и любовь. Дом укреплен, 3 сп., 2 ванн., все удобства, зим. сад! Рядом частная школа. Комптр типы по пргрм «Ранк»: о — 690047, о — 890047 (от 85 % и выше) «Один за всех, все за одного!» Без залога, но обязательно стереофото. А/я 69 «Синяя птица, Лтд.».

Под давлением очевидных фактов, представленных китайской делегацией, комиссия по атомной энергетике при ООН сняла ограничения по стронцию-90 для цельного молока. Преподобный Томас Баркер (Лонг-Бич, штат Калифорния) в проповеди по телевидению заявил, что конец света состоялся в полночь 31 декабря 1999 года после Р.Х.; все, что мы видим после этой даты, есть иллюзия, наведенная Дьяволом, без формы, сути и предназначения…


Вид у Джейка был сонный.

—О боже! Где ты была?

—В гостях.

Пять дней?

—О? Цыплята сдохли? Хрюшки разбрелись? Коровы не доены?

—Да не в этом дело…

—Ну, почему не в этом? Дом без меня не развалился, замуж ты меня не взял — так что я могу гулять где вздумается и ходить сама по себе. Впрочем, записку для тебя я все-таки оставила.

—Да, но…

—Так что относительно моей сохранности ты мог быть спок, а если бы я понадобилась — вызвал бы меня по рации или приехал за мной. И был бы желанным гостем. Джо скучает по тебе, а Гиги дружелюбна, как щенок…

—Гиги? Это кто?

—Это жена Джо.

—Что?!

—Надо же, он удивился! Мужчины, случается, женятся, и иногда по второму разу — не знал?

—Не могу поверить… представить, что мужчина, который был женат на Юнис, сможет жениться на другой женщине.

Я сейчас упаду, держи меня! Сегодня мы будем особенно нежны с Джейком.

Ну нет. Если он не сменит тон, то спать будет один.

Ты же знаешь: мужчины — они такие нелогичные. Их мозг устроен иначе… Если чувствуешь, что мужчина не прав, — нужно немедленно извиниться.

Омм мани пхадме хум. Быть женщиной трудно. Омм мани пхадме хум. Хотя и очень здорово. Это такое удовольствие!

—Жалко, что ты вернулся так рано. Я приготовила тебе всяческие сюрпризы, но даже не успела их распаковать. Как наши дела в суде? Продвигаются понемногу?

Лицо у Джейка вдруг стало таким довольным, что Джоан обо всем догадалась, но не подала виду.

—Малышка, неужели ты никогда не слушаешь новости?

—Ну… если могу — то не слушаю.

—Понятно. Так вот, новость номер один: мы выиграли окончательно!

—Джейк!

—Да, полностью и бесповоротно. Благодари Алека, он показал мировой рекорд расторопности.

—Я не сомневалась, дорогой. Такие асы, такие львы не могли проиграть. Но быстрота поражает… А я приводила в порядок Джо. И, кажется, привела.

—Пять дней… Наверное, для него это было тяжелое испытание.

—Джейк, ты меня до сих пор так плохо знаешь! Неужели я могла бы пять дней угнетать человека своим присутствием? Меня бы там через час не было!

—Тогда я ничего не понимаю. В одной комнате… Или я не имею права задавать такие вопросы?

—Джейк, ты имеешь право на все. Даже спрашивать, где я была и что там делала.

Хитришь, босс. Не упоминаешь, имеет ли он право на правдивый ответ. Лживая сучка.

Я никогда не вру Джейку!..

Вот это уже наглейшая ложь!

…без веских причин. Зачем расстраивать его по пустякам?

—…Мы медитировали, Гиги мне очень помогла, она подходит Джо, я убедилась… Теперь Джо относится ко мне как к сестре — легко, без зажатости, без напряжения.

Это что за инцест? Какая еще сестра?

Заткнись.

—Я рад, Юнис.

—Джейк, а почему мы стоим? И я все еще в плаще? И подарки не распакованы? — она улыбнулась своей лучшей улыбкой: счастливой маленькой девочки. — Будешь смотреть?

—Конечно! Куда делись мои манеры — я заставил тебя стоять… Позволь плащ. Шерри?

—Лучше шампанское.

—О боже!

—Что такое? — Джоан, сбросив плащ, чуть отступила и повернулась, чтобы Джейк мог рассмотреть роспись. — Тебе не нравится?

—И ты так ехала через весь город? В одной только краске?

—Почему нет? Это первый подарок тебе от Джо. Не волнуйся, в машине я плащ не снимала…

Зачем? Антон и Фред и так сидели в студии… Слушай, Джоан, а Гиги вполне вписалась бы в «техасскую звездочку» с ними, да и Джо тоже, он их любит. Как тебе это? Легкий способ взять ее и Джо под свое покровительство.

Юнис, у нас сейчас на руках совсем другой мужчина…

О, бедная! Лучший способ заполучить мужчину — дать ему почувствовать, что он для тебя не единственный. Такое впечатление, что тебя воспитывали пуритане.

Пуритане? Покажи мне хоть одного пуританина поблизости. Джейк вне подозрений, он еврей.Кстати, о Джейке. Он что, не заметил, что в нашем наряде кой-чего недостает? А если заметил, то почему нас все еще не изнасиловали?

У него просто выпали глаза. Вот подберет, вставит на место — тогда, я надеюсь…

—Джоан, я помню, такая же роспись была однажды на Юнис…

—Верно. Тогда во мне еще что-то шевелилось… я все никак не мог понять, настоящий на ней лифчик или нарисованный. Джо не был уверен, видел ли ты ее в этой раскраске…

—Видел. Я заходил тогда на несколько минут…

—Да? А мне помнится, ты ее отвозил домой…

— Ты что, стараешься что-то пронюхать? 

— Да.

—Так вот: я не намерен тешить твое похотливое любопытство.

—А как насчет того, чтобы потешить мою похоть?

—Ну, это другое дело.

—Тогда почему ты даже не поцеловал меня? Или мне нужно принять сначала душ? У Юнис было время успеть смыть краску?

—Значит, так: заткнись — и чтоб больше ни единого слова без моего разрешения!

—Есть, сэр!

Прошло немного времени.

—Теперь можно говорить?

—Да, если ты ограничишься вежливыми словами и заискиванием. Потому что некоторые из твоих замечаний леди не пристали.

—А это потому, что я не леди. Ну, не получается у меня! В обществе я еще как-то справляюсь…

—Джоан Юнис…

—Да, сэр?

—Такой Юнис и была. Истинная леди в обществе — и полнейшая несдержанность наедине. Это было очаровательно…

—Тебе нравилось? Тогда я тоже буду стараться не сдерживать то, что вырывается само.

—Тогда, может быть, ты скажешь мне, что происходило у Джо?

—Сэр, хотя мое доверие к вам безгранично — это еще не основание для того, чтобы я тешила ваше похотливое любопытство.

—Ха! Ну, в точности, как Юнис… А теперь давай смоем эту краску… хотя нет — сначала надо бы сфотографировать.

—Уже. Джо сделал снимки, они в сумочке. Там же репродукция картины, где Юнис изображена ныряющей русалкой. Хочу нанять сыщиков и найти человека, купившего картину…

—Бесполезно. Потому что этот человек — я. Картина висит в Гибе.

—Это ограбление. Джейк, ты просто старый бандит. Беру назад по десять процентов от каждого комплимента…

—Остаюсь при своих: я в эти комплименты верил процентов на девяносто. Но, если будешь хорошей девочкой, я тебе эту картину подарю.

—Буду! Еще как буду! Эх, поблекли мои подарки, потускнели… можно и упаковку не снимать…

—Как это можно не снимать упаковку? Ну-ка, давай посмотрим…

Первой открыли «Песни Билитис».

—А, Джейк?

Он задумчиво присвистнул:

—А парень-то — настоящий гений…

—Да. Я не подозревала… Но теперь — видишь сам.

—Как прекрасно он использовал резкий свет, чтобы подчеркнуть цвета кожи…

—Особенно если учесть, что у него окна на север. Он ночью фотографировал нас со вспышкой, а потом сумел перенести это на холст.

—А что здесь?

—Открой.

Вторая картина называлась «Три грации». Все три были Джоан Юнис.

— Представляешь — вот это он назвал халтурой. Только потому, что спроецировал фотографии на холст. Но иначе ему пришлось бы работать впятеро дольше… Как тебе эти ямочки на попе? По-моему, прелесть.

— Женщина, ты тщеславна.

— Ничего подобного. Я просто любуюсь. Ну, что: возьмешь «Граций», а «Билитис» я повешу у себя? Или наоборот?

— Трудный выбор…

— Вот если бы мы были женаты, нам делить бы не пришлось. Кстати, почем нынче художественные критики?

— Нормальная презентационная статья — примерно цент за слово, но все это быстро дорожает. Как я понимаю, ты имела в виду помочь Джо?

— Конечно. Он платит огромные комиссионные, его затирают…

— Можешь не говорить дальше. Мы найдем ему хорошего агента, скупим через третьих лиц все, что было продано… это хорошее вложение денег… и купим столько критиков, сколько понадобится. До какого уровня следует поднимать Джо? До «Метрополитен»?

— Джейк, я не думаю, что Джо хочет известности. А я не хочу, чтобы какая-нибудь крыса докопалась до нашей подачи. Или чтобы Гиги поняла, в чем дело… а ее на кривой не объедешь. Просто — чтобы его картины хорошо покупались, чтобы Гиги могла покупать продукты и менять постельное белье… этот ребенок пытается вести хозяйство, варя суп из колбасной палочки… Ты «Великую депрессию» не застал, не знаешь, что это такое. А я не понимаю, почему жена честного перед богом художника должна отказывать себе во всем, если ее муж хочет рисовать, умеет рисовать — и рисует! Он ведь трудяга, каких поискать. Может быть, я не знаю, каким должен быть настоящий художник, но я знаю, что такое работа, настоящая работа. Тех, кто умеет вкалывать, осталось так немного…

— Не надо меня убеждать. Такой пустяк мы сделаем — пусть по два цента за слово.

—А хоть по двадцать! Ладно, я в душ… и, Джейк, не сочти за труд: позвони Винни, пусть принесет мне теплый халат.

—Э-э…

—Что? Я опять что-то ляпнула?

—Нет. Просто, видишь ли, доктор Роберто Гарсиа и миссис Винифред Гарсиа уехали в свадебное путешествие…

—Что-о? Ах она маленькая грязная паршивая крыска! Не могла дождаться своей старшей сестрички, чтобы я ее благословила! Бог с тобой! Ой, Джейк, это же здорово… только я сейчас заплачу…

—Ладно, ты плачь, а в душ пойду я.

—Нет уж. Поплачу, когда она вернется. А в душ мы пойдем вместе, потому что между лопатками я не вижу, и там остается краска. Когда они вернутся? Нужно выбрать для них апартаменты…

А чем плоха нынешняя комната? Дверь в дверь…

Ну, я-то не против — слуги начнут болтать…

Да пошли они — ну, ты понимаешь…

Все? А кто подметать будет?

—Юнис, в твое отсутствие я взял на себя смелость и распорядился приготовить для супругов Гарсиа Золотую башню…

—Нормально. Можно прорубить дверь из моего холла в каминную, а там по лестнице…

—Но молодожены могут предпочесть уединение.

—Ну и ладно. «У меня своя клиентура», как сказала одна старая сводня…

—Тем более дверь за такое короткое время не прорубить, поскольку молодожены возвращаются, как мне доподлинно известно, сегодня вечером.

—Кто же это им такую свинью подложил?

—Поскольку они составляют нашу медицинскую бригаду и обязаны находиться при тебе…

—Джейк, но это же бред! Я здорова, как лошадь! У меня нет даже слабости по утрам…

Ты что, решила сказать?

Не ждать же, пока он сам заметит. Это было бы некрасиво.

—А почему это у тебя должна быть слабость по утрам?

—Так я и говорю: у меня нет слабости по утрам. Нет, и все. Единственное, что меня беспокоит, — это просто волчий аппетит.

—Ты что, беременна?

—Ой, какой суровый взор! Джейк, да! Я залетела — и счастлива, как Золушка! Но — тссс! Никому! Если Винни узнает, она начнет по своей медицинской привычке обихаживать меня…

—Юнис, ты уверена?

—Да. Тест положительный.

—Кто делал?

—Пятая поправка. Не продолжайте эту линию допроса, советник.

—Немедленно женимся.

—Вот тебе — женимся.

—Юнис, без глупостей!

—Знаете что, сэр! Я просилась замуж уже давным-давно. И получала отказы в самой унизительной форме. Думаете, что-то изменилось с тех пор? Нет! Я решила обойтись без мужа — и я обойдусь… хотя по-прежнему останусь вашей любовницей и буду польщена, если вы вернете мне свое расположение после родов…

—Юнис, прямой вопрос: это мой ребенок?

—Это мой ребенок! Джейк, ты не хотел жениться на мне даже после того, как мы стали любовниками, — поэтому не спрашивай, от кого он, на такие вопросы у тебя права нет. Я переспала с целым взводом, ты это знаешь… и, хотя люблю я только тебя, вопросов больше не потерплю. Я достаточно богата, чтобы жить так, как хочу, и посылать к чертям все и всех. Наверное, я сказала тебе зря. Отнесись к этому, пожалуйста, как к конфиденциальной информации — и никогда не вспоминай об этом…

—Юнис!

—Что, Джейк?

—Я тебя люблю.

—И я тебя люблю, Джейк.

—Будь я на двадцать лет моложе… даже на десять… я уже женился бы на тебе. А пока — просто позволь мне верить, что этот ребенок — мой. Клянусь, я ни с кем не буду обсуждать это…

—Джейк… как я могу запретить верить? И даже обещаю, что, если ты скажешь кому-нибудь, что ты отец моего ребенка, — я не стану отрицать это, и даже наоборот… Но сейчас, с глазу на глаз: я не отрицаю и не подтверждаю. Будем считать, что я все сделала сама. Это окончательно.

—Я понял, Юнис. Вопрос исчерпан. Чем займемся? Поиграем в криббидж?

—Ну, если хочешь…

—Видишь ли, у меня есть идея получше. Повеселее.

—С тобой — все, что угодно!

—Но в эту игру надо играть по правилам. Сейчас тогда я позвоню Маку, пусть кто-нибудь из его ребят посуетится… и мы поженимся. Если повезет, мы станем мужем и женой часам к одиннадцати и сможем пару раз сыграть в криббидж, прежде чем лечь спать.

—В криббидж… Оригинально!

—Женщина! Ты отвечаешь «да» или ты отвечаешь «нет»?

—Черт побери!!! Да! Да!! Да-а-а!!! Отпусти, горилла, у меня все ребра… о-о!.. Так обращаться с беременной женщиной…

—Смотри мне! Услышу от тебя еще какую-нибудь глупость… Да, теперь нужно позаботиться о медицинских заключениях. Мой врач мне выпишет…

—Роберто, если успеет, выпишет мне. А можно обратиться к Рози. На мне вряд ли найдется даже микробный труп, если я не подцепила что-нибудь от Гиги и Джо… хотя это маловероятно. А как насчет тебя, дорогой? Вашингтон славится своими венерическими приветами… Ты ничего не привез?

—Ничего — кроме пары скворцов и китайского сифона.

—Такая примерная девочка, как я, не понимает этих выражений.

—Ты маленькая подлая наглячка! В Вашингтоне я спал один! А ты — можешь сказать такое о себе?

—Нет, конечно. Я страшно не люблю спать одна… а Гиги такая нежная… Рекомендую ее вашему вниманию, сэр, вот она на картине, смотрите.

— Ага. Только Гиги, да? А Джо?

— И Джо нежный? Ну-ка, ну-ка!..

— Женщина, ты можешь говорить такие сальности лишь до замужества, учти это.

— Привет невесте от жениха… Сэр, я ничего не имела бы против подобных сальностей с вашей стороны — в любое время и в неограниченном количестве. Я буду только рада. О, Джейк, дорогой — наверное, так приятно быть замужем за тобой!..

— Еще бы… чокнутая ты сучка… Где будем свадьбу устраивать? Здесь или у Мака?

— Только здесь. Пусть будут слуги, и оба Гарсиа, если успеют, и надо послать машину за Джо и Гиги… Что мне надеть?

— Не знаю… Белое платье?

— Только не белое! Кто-нибудь сделает фото — и все. «Белое платье для столетней транссексуалки!» Смех. Милый, если ты скажешь, я буду в белом — но тогда давай сразу позовем фотографа из «Лайфа». Нет, надо что-то такое…

— «Слегка старое, слегка новое, слегка чужое, слегка голубое». Помнишь эту дразнилку?

— Можно подкорректировать: «Невеста старая, лицензия новая, тело чужое, жених голубой…»

— Какого черта — голубой… мне просто надо побриться. Все, брысь. Пусти меня. Поди прими ванну. Постарайся пахнуть, как невеста…

— …а не как шлюха в день получки. Намек понят. Иду.


По белому бархатистому ковру невеста шла к алтарю. Музыка стихла, и стало необыкновенно тихо. Джейк ждал ее. Алек стоял по правую руку от него. Преподобный Хьюго Уайт и судья Мак-Кэмпбелл были необыкновенно серьезны. На Шорти был черный фрак, белая рубашка и узкий галстук; судья кутался в мантию.

Какой шикарный сегодня Джейк! Что это на нем?

Это называется «визитка».

Музейная вещь.

Вполне возможно. Или из театральной костюмерной.

А какой величественный Папа Хьюго! Джо должен написать его вот таким, читающим проповедь.

Хорошая мысль. Одно за другое — глядишь, Джо и воплотит свои замыслы. Надо будет подсказать Гиги.

Подскажи.

Хьюго ведь не против того, чтобы позировать — он просто не уверен до конца, что это дело благое. Надеюсь, при виде «Трех граций» его сердце смягчится… Юнис, у меня начинают коленки дрожать. Что делать?..

Омм мани пхадме хум. Держись, было труднее.

Омм мани пхадме хум. Юнис, помогай…

Джоан Юнис встала перед судьей и священником. Винни приняла у нее букет и отступила назад. Алек подвел Джейка к Джоан и отошел к Винни. Отец Хьюго поднял глаза и сказал:

— Давайте помолимся.

Омм мани пхадме хум. Ты о'кей?

Омм мани пхадме хум. Порядок.

Когда Хьюго сказал: «Аминь», Джо высунулся откуда-то сбоку и сделал первый снимок. И далее, на протяжении всей церемонии, он появлялся то здесь, то там — и снимал, снимал, снимал…

Хьюго открыл Библию, но не посмотрел в нее.

— Мы читаем сегодня из «Псалтири». Сказано там: «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме господнем многие дни…»

Он закрыл Библию.

— Братья и сестры мои! Господь узрел, что одиноко Адаму в райских кущах, и сказал: нехорошо мужчине жить одному. И тогда создал Он Еву, чтобы жила с Адамом. И сказал господь Адаму: вот, ты должен теперь заботиться об этой женщине, сын мой. Ты понял меня? Блюди ее каждую минуту, как я блюду тебя. А Я взираю на тебя каждую минуту и каждую секунду. Заботься о ней и защищай ее, и тогда у вас не останется времени для плохих дел, и она будет утешением твоим до конца дней твоих… Он повернулся к Сэлэмэну:

—Джейкоб Сэлэмэн, намерен ли ты это сделать? 

— Да.

Преподобный перевел взгляд на невесту:

—И сказал господь Еве: дочь моя, ты должна варить ему пищу и мыть его одежды, растить его детей и не бегать где попало, когда нужно быть дома, и любить его, даже если он усталый и капризный, и не перечить ему, потому что мужчины таковы, и принимать все его плохое вместе с его хорошим — ты слышишь Меня, Ева? Джоан Юнис, намерена ли ты это делать?

—Намерена, отец Хьюго.

—Судья…

—Джейкоб Моше, есть ли в наших законах и обычаях положения, препятствующие вам взять в жены эту женщину?

—Никаких.

—Джоан Юнис, есть ли в наших законах или в вашем сердце причина, препятствующая вам взять в мужья этого мужчину?

—Нет, ваша честь.

Более громко, обращаясь к окружающим, судья произнес:

—Если есть кто-то, знающий нечто, не позволяющее свершиться этому браку, — я приказываю ему говорить!

Юнис, если сейчас кто-то прочистит горло, я… я…

Здесь только друзья, босс.

Омм мани пхадме хум.

—Джейкоб Моше, будешь ли ты любить ее, почитать и заботиться о ней?

—Да.

—Джоан Юнис, будешь ли ты любить его, почитать и заботиться о нем?

—Буду любить, почитать и слушаться его.

Неужели и вправду — слушаться?

— Секунду! — сказал Джейк. — Судья, она сказала не те слова! Я вовсе не требую от нее послушания и не могу позволить…

— К порядку! Джейк, я ведь обращался не к вам, так что лучше помолчите. Джоан Юнис, вы действительно хотите поклясться именно в этом?

— Да, ваша честь.

Босс, ты сошел с ума.

Подумаешь. Нет, просто я уверен, что мы будем получать от Джейка именно те указания, которые будем хотеть исполнить.

А вдруг он заставит нас сидеть, скрестив ножки и держа ручки на коленках?

Это в позе лотоса, что ли?

Босс, не издевайся.

Какие издевки? Просто во мне говорит мой многолетний опыт мужчины: наши маленькие грешки будут неизменно поощряться именно потому, что мы поклялись слушаться мужа во всем. Так что расслабься, радость: это метод моей милой Агнес… а я в те времена был куда нетерпимее Джейка…

— Позвольте мне еще раз услышать, что вы не изменили своих намерений.

— Я, Джоан Юнис, даю торжественное обещание любить, почитать и заботиться о Джейкобе Моше… и так оно и будет, ваша честь, даже если он сейчас пойдет на попятную и не захочет жениться на мне. В сущности, это и не обязательно, я была бы совершенно счастлива и…

— Хватит, Джоан Юнис. Хватит. Преподобный, все это уже начинает выходить за рамки… Сейчас я быстро завершу формальности, а потом вы накрепко свяжете их молитвой. Хорошо?

— Хорошо, судья. Им не нужна долгая молитва: они готовы.

— Надеюсь, вы правы… Джейк, вы слышали, что сказала эта упрямая маленькая… э-э… леди. Берете ли вы ее в жены, несмотря на это?

—Да.

— Джейкоб Моше, берете ли вы Джоан Юнис, чтобы она стала вашей законной женой?

—Да.

— Джоан Юнис, берете ли вы Джейкоба Моше, чтобы он стал вашим законным мужем?

—Да.

— Ф-фу… Где кольца? Где кольца, я спрашиваю? Алек!.. Джейк, возьмите ее левую руку своей левой рукой. Так.

— «Обручаюсь с тобой…»

— Властью, данной мне, объявляю вас мужем и женой. Преподобный, давайте…

Все…

Все…

— Помолимся же…

Глава 26

На Луне завершено строительство тоннеля «Кеннеди Б», расположенного параллельно тоннелю «Кеннеди А». С вводом его в строй и организацией одностороннего движения в каждом из тоннелей объем перевозок между Луна-Сити и индустриальным комплексом Аполло возрастет в четыре раза. Комиссия пришла к решению начать строительство тоннелей «В» и «О». На гонконгской и нью-йоркской фондовых биржах акции «Вакуумные технологии, Лтд.», «Лунные предприятия, Лтд.», «Пан-Ам», «Дайана транспорт» резко поднялись на фоне продолжающегося спада. «Меркурий-сервис» разослал своим особо важным клиентам самоуничтожающиеся письма неизвестного содержания; поскольку часть курьеров не оповестили дирекцию о своем возвращении, генеральный директор фирмы счел за лучшее отбыть в «Лас-Вегас-В-Небе» — хотя данных о том, что письма попали в руки агентов УВБ, пока нет. Источники, близкие к президенту, сообщают, что в городах страны происходят обычные сезонные волнения и причин для паники нет. Программа «Ми-Би-Эс»«День с Дэвом Дэйли» была заменена художественным фильмом исключительно из-за дефектов пленки. То, что на следующий день программа вышла без Дэва, объясняется тем, что он плохо чувствовал себя из-за сильного переутомления. Мисс Молли Мэгьюэр, самая жаркая звезда частного кинобизнеса, претендует на титул первой в мире женщины, родившей ребенка в небе во время парашютного прыжка. Ребенок благополучно приземлился вместе с командой акушерок. Никто не пострадал. Поскольку самолет взлетал с мексиканской территории, прыжок был совершен над границей, а приземление состоялось на территории Штатов, возникает необычный юридический казус со статусом ребенка. Дело рассматривает суд, и сколько времени продлится разбирательство, предсказать трудно. Скандально известная транссексуалка вышла замуж за своего поверенного и отбыла в свадебное путешествие в неизвестном направлении. Знаменитый репортер напал на их след в Канаде, однако сумел встретиться лишь с четой Гарсиа, принадлежащих к обслуживающему персоналу молодоженов. Миссис Гарсиа, фотогеничная молодая особа, позволила сфотографировать себя и ответила на несколько вопросов о свадьбе. Сенатор от Арканзаса Джеймс Джонс, он же Попрыгунчик Джо, заявил, что кампания по отмене Тридцать первой поправки, позволяющей молитвы в общеобразовательных школах, не что иное, как заговор, организованный продавшимся дьяволу папой римским и его раболепными приспешниками. Восстановление административного здания в Оклахоме приостановлено из-за стачки, организованной, очевидно, тайной организацией «Равные права для белых». Бригадир строителей сказал: «Любой черножопый, если он думает, что его дискриминируют, может пойти в комиссию по найму, и его внимательно выслушают. Беда, на самом деле, в том, что они просто не хотят работать».

!!! ВСЕГДА ГОТОВ К РАБОТЕ!!!

Безопасно! Гигиенично! Чувственно!

Вы тоскуете долгими одинокими ночами? А заводить мужчину опасаетесь? Да, мужчины — это хлопотно, дорого и ненадежно. Лучше воспользуйтесь специально для вашего счастья созданным на базе новейших космических технологий ПРИСПОСОБЛЕНИЕМ

!!!!! «ЗЕЛЕНЫЙ ЗАПРИДУХ»!!!!!

Во всех аптеках — без рецептов.

Корпорация «Здоровье — сейчас!», производитель «Без-отказки».

Если вы несчастны — вам не помогут ни механические щекоталки, ни наркотики. Единственный разумный выход — обратиться сию же секунду к старому доку Джою, гипнотерапевту с лицензией Нью-Йорка.

«Мистер и миссис Мак-Кензи», граждане Либерии (почему бы нет?) занимали пентхауз отеля: три ванные комнаты, четыре спальни, кухня, столовая, бар, плавательный бассейн, солярий, сад, водопад, студия, фойе, частный лифт — и, наконец, прекрасный вид на бухту, яхты, пляжи, реку, город и горы на горизонте.

Вели они себя странно. Персонал отеля не поднимался к ним, и даже обеды из ресторана официант оставлял на столике у лифта. Они не посещали казино, не ходили на пляжи, не показывались в городе. Почти никто не видел их в лицо — разве что с борта коптеров. Их собственные слуги жили этажом ниже и готовы были вести беседы о чем угодно — кроме как о своих хозяевах.


Она вышла из сада; он оторвал взгляд от книги, спросил:

—Что, дорогая? Чересчур солнечно? Или тот коптер вернулся?

—Нет, Джейк. Просто хочу показать тебе кое-что интересное.

—Неси. Мне лень вставать.

—А мне не поднять эту штуку: она там, на воде. Странное судно, никогда такого не видела. С такими яркими парусами.

Он подошел к перилам:

—Которое? Они все с яркими парусами. Не удивлюсь, если окажется, что тут запрещены простые белые паруса.

—Вон то, оно как раз складывает паруса. А было такое красивое еще минуту назад!

—Опускает паруса. Не говорят «складывает», говорят «опускает». Бросают якорь…

—А как оно называется?

— Тримаран. Яхта с тремя корпусами. Мне они не кажутся красивыми. По мне, настоящая яхта — это килевой шлюп с классическим гротом.

— Наверное, ты прав. Вот, спустили паруса — и уже не на что смотреть.

— Ну, я все-таки так не сказал бы. Тримараны удобны, на них много места. Они никогда не опрокидываются. Самые безопасные из маломерных судов.

— А интересно, можно на нем соорудить бассейн?

— Почему нет? Можно даже на этом, только бассейн будет поменьше нашего. Но бывают ведь тримараны и втрое, и впятеро больше. Можно позвонить в судостроительную фирму и спросить… А к чему вообще это? Хочешь купить такую яхту?

— Еще не знаю… Но это было бы весело, наверное. Ты бы сам хотел яхту? Поплыли бы в кругосветное путешествие… Я объехала весь мир — но ничего не видела! Это ужасно. Вечно не было времени.

— Вернее — жаль было тратить время не на дела.

— Можно сказать и так. Что в лоб, что по лбу. Если у человека слишком много денег, то получается: не они у него, а он у них. Так что: поплывем? Говорят, Рим — самый красивый город мира… Тебя что-то смущает?

— Не знаю. Просто подумал почему-то, что тримаран — любимое судно изгоев.

— То есть?

— Я имею в виду не босяков из Развалин и не тех бродяг, которые промышляют вокруг ферм. Эти странствуют по водам. Их миллионы. Поверь мне, наверняка десятая часть этих яхт имеют регистрационные паспорта той же степени подлинности, что и наши с тобой. У них, конечно, есть свои проблемы, главным образом, с Береговой охраной, но масса преимуществ: ни налогов, ни обязательного обучения в наших ужасных школах, ни проблем с недвижимостью, ни насилия на улицах, ни политики…

— Значит, все-таки можно скрыться от всего этого?

— Не насовсем. Рано или поздно приходится приставать к берегу… Это же невозможно: всю жизнь играть в «Летучего голландца». Но покой и свобода все-таки легче достижимы в море. Хотя я вряд ли смогу выдержать это долго. Будь я моложе, я поступил бы иначе…

—Как?

—Смотри туда, — и Джейк поднял руку вверх.

—Куда? Там небо…

—А в небе?

—Луна?

—Да. Наш нынешний фронтир. Пространство свободы…

—Ты серьезно, Джейк?

—Более чем. Здесь мы зашли в тупик: не можем продолжать движение в прежнем направлении, но не можем и повернуть назад. Мы задыхаемся в собственном дерьме. Землю ждут тяжелые испытания… слишком тяжелые, быть может. И не потому, что мы плохие, — нет. Просто нас слишком много. И скоро, наверное, станет так много, что потом будет опять мало. Природа расправится с нами. И единственным местом, где удастся избежать дикого, животного взаимоизбиения, будет Луна. И Луна останется хранилищем знаний и культуры человечества. Поэтому все, кто может, кого там примут, — должны отправляться на Луну как можно скорее.

—Я так давно знаю тебя — и никогда не слышала таких речей…

—А что толку сотрясать воздух? Я слишком стар. Но я хотел бы… я умер бы счастливым, если бы знал, что наш ребенок родится на Луне.

— Джейк… 

— Что?

—Если этот… — она похлопала себя по животику, — захочет туда — мы ведь поможем ему, правда? В таком раннем возрасте его возьмут.

—Это уж точно. Единственно, чего я не хочу, — это чтобы его прекрасная мамочка покинула меня. Но сыну хороший отец не должен ни в чем препятствовать.

—Договорились. Джейк-младший полетит на Луну, но не на следующей неделе. А теперь вернемся к теме тримаранов… Ты хочешь есть?

— Я перекушу холодной говядиной, а потом посплю.

— А мне с тобой можно?

— Я сказал «посплю» — а с тобой разве поспишь?

— Есть, сэр! Отставить! Смотри, как здорово все получается: Фред — классный механик, и разведен; у Дабровски детей нет, а его Ольга может стать стюардессой — она и здесь прибирается, хотя это и не ее работа. А Финчли — это вообще прелесть! Том плавал на всякой мелкой посуде, занимаясь контрабандой — возил оружие в Центральную Америку. Эстер — ну, ты знаешь, какая она повариха! С Евой проблем не будет, ей хоть и тринадцать, но она уже умеет читать и писать. Если родители намекнут ей про морское путешествие — вот восторгу-то будет! Пойдешь спать — посмотри, кто дежурит у лифта.

— Том и дежурит.

— Пусть зайдет.

— Халат подать?

— А что, здесь много солнца?

— Нет, просто приличия ради.

— Я же купаюсь с ними. И загораю. А что касается приличий, то кто это шлепал Эстер по днищу?

— Где? Когда?

— В бассейне, в среду. Кто?

— Во-первых, это был вторник. А во-вторых, не Эстер. Это была Ева. Мы с ней играли в сексуального маньяка. Так что не ревнуй.

— Бедный Джейк, даже дети не считают тебя дедушкой!

— Знаешь, хоть ей и тринадцать, но скоро стукнет двадцать один. Давай договоримся: я буду очень тщательно смотреть куда-нибудь вдаль, когда ты с ее отцом, — а взамен ты будешь очень тщательно смотреть на меня, когда я с Евой.

— Есть, сэр. Слушаюсь и повинуюсь, повелитель! А как насчет Эстер? Куда мне смотреть?

— Эстер — это не твои проблемы. Смотри по сторонам. Какие красивые яхты в бухте… и сама бухта — когда вот так, издали. Ты же не хочешь, чтобы наши домашние купались в тех канализационных водах, рискуя подхватить какую-нибудь заразу, правда? Пусть лучше купаются здесь, в этом бассейне… и даже преждевременная Ева, которой не терпится опробовать на мне свои женские чары.

—Джейк, о чем речь! Но мы говорили о заднице Эстер…

—Тьфу! Ты еще хуже, чем Ева. Короче, я ложусь спать. Разбуди меня через час. Я пришлю Тома.

Джоан успела окунуться прежде, чем пришел Том.

—Вызывали, мэм?

—Котяра Томас, мы одни.

—Но босс еще не спит… — оглянувшись, сказал Том шепотом.

—Уснет через пару минут. Скажи, ты ходил под парусом?

—Конечно. Я ведь вырос в Чессапик-Бей. Начал со швертботов…

—Тебе нравятся тримараны?

—Ну… это довольно специфическое судно. Он годится для отдыха, но не для настоящего плаванья. Кроме того, во всяких узостях: в проливах, в шхерах — он неуклюж, как двое в ванне.

—А ты занимался этим в ванне?

—Почему нет? Это забавно. Но в постели лучше. Или даже на полу.

—Надувной матрац подойдет?

—Это лучше, чем ничего.

—Тогда идем в солярий.

Глава 27

Продолжается смута в Гарвардском университете. Университетская корпорация проголосовала за прекращение финансирования до тех пор, пока не будет избран новый президент. Соперничающие студенческие группировки и администрация намерены обратиться в суд для отмены этой «поспешной и безответственной акции». Сегодня в теленовостях продемонстрировано интервью с акушеркой, принявшей роды у мисс Молли Мэгьюэр за десять дней до ее сенсационного прыжка. Секс-звезда вчинила иск ведущему новостей, телестудии и видеосети.

!!!!!РАВНОПРАВИЕ ДЛЯ ЖЕНЩИН!!!!!

Не позволяйте унижать себя! Насладитесь их изумлением и испугом, войдя в мужской туалет и воспользовавшись писсуаром! Это удовольствие вам обеспечит адаптер доктора Мэри Эверс. «РАВНОПРАВИЕ»!

Легко помещается в сумочке, абсолютно надежен, гигиеничен, отпускается без рецепта, не требует подгонки. Во всех аптеках и супермаркетах!

Лунная комиссия окончательно отказалась от практики выбраковки кандидатов по анкете. Отныне во внимание принимаются лишь результаты тестирования. Никакие детали биографии не являются позитивными или негативными факторами при отборе. «В новом мире человек все начинает с нуля», — заявил директор. Горячая линия из Капитолия: «…не отпугнут!» Это его слова. Но не сможет ли сенатор от великого штата Пуэрто-Рико привести хотя бы один пример, когда преступник совершил рецидивное убийство после собственной казни?

— …несется как ветер! Джо, черт возьми!..

— Класс.

— Ты такой невозмутимый, а у меня внутри все трепещет! Пойдем на корму, посмотришь на Винни за штурвалом. Она прирожденный моряк, морская вода в ее жилах! Гиги, что с тобой? Тебя укачало?

— Так, слегка…

— Строго между нами: «Кошечка» танцует, как пьяная лошадь, когда за штурвалом Винни. Мне это нравится… но не всем, понятно. Ничего, дорогая, сейчас я попрошу у Роберто таблетки от тошноты…

— Нет, не надо. Все и так пройдет.

— Гиги, Роберто — очень прилежный врач, и этими таблетками он поит свою жену, и не от качки, а чтобы не было тошноты по утрам. Он никогда в жизни не дал бы ей и посмотреть на них, если бы не знал абсолютно точно, что вреда не будет. Пожалуйста, а?

— Гиги!

— Да, Джо?

— Прими.

— Да, Джо. Спасибо, Джоан. Я просто так много видела наркоманов, что боюсь пить даже аспирин.

—Я тоже не люблю лекарств, но всегда принимаю, когда велит Роберто. Постой здесь, на ветерке, я принесу…

—«Плывем, плывем, граница позади…» — напевал Джейк, входя в рубку. — Привет, Даб.

—Доброе утро, капитан. Галс к базовому курсу полтора румба…

—Вижу. Бросай все и иди ешь. А то там ничего не останется.

—Эстер не даст мне умереть.

Дабровски ушел. Джейк посмотрел на приборы, на паруса, решил, что парусность можно увеличить, и включил лебедку. Зафиксировав ручки управления в новых положениях, он откинулся в кресле.

—Доброе утро, капитан.

—Том, не надо издеваться. Уж мы-то двое знаем, кто здесь настоящий капитан, а кто для парадов. Кстати, как там ваши? Я не видел Еву за завтраком.

—Она дуется. Я велел ей носить плавки.

—Это из-за вчерашнего? Том, стоит ли так выделять ее из стаи наших дам? Я хочу лишь, чтобы она не забиралась ко мне на колени голая и не крутилась, как уж на сковородке.

—Это я в нее вколочу, сэр.

—Том, только не надо «вколачивать», пожалуйста. Мы ведь хотим получать удовольствие, все… а мы все — одна большая счастливая семья. Просто попроси Эстер, пусть она объяснит крошке, что старый дядюшка Джейк ее любит, но не выносит, когда по нему ползают. Это вранье, конечно, но что поделаешь?.. На борту и так две беременные женщины, стоит ли заводить третью?

—Доктор Гарсиа дал ей контрацептивные таблетки. Я не люблю напрасного риска, сэр.

—Том! Я зауважал тебя еще больше! Конечно, меня она не сумеет совратить при всем желании, но за прочих мужчин на борту я не поручусь. Соленый морской воздух делает с людьми что-то особенное. А дети растут…

—Она уже выросла, и мы с Эстер не думаем, что она будет вести себя не так, как мы в ее возрасте. Когда баба становится бабой, она обязательно валится на спину.

— Это все знают — но мало кто верит. Я вот чего не могу понять, Том: при всей твоей осмотрительности — как же ты допустил, чтобы тебя сцапали?

—Лопухнулся. Кэп посулил хорошие деньги начальнику порта, чтобы тот ничего не видел и не слышал, — и не дал. Попер в темноте — проскочим, проскочим! Проскочили, ага. Это он про радары никогда не слышал… Шарах! Береговая охрана… — Том пожал плечами. — Я болван. Ясно же было. Зато и обернулось потом к лучшему. Стал возить мистера Смита — еще того, старого. Зацвел, как роза. Никому теперь не верю, так что нос мне теперь никто не натянет.

—Нет, на циника ты не похож, Том, — засмеялся Джейк. — Ты пролез через самую узкую щель: стал мудрым, не став циничным.

—Этого я не понимаю, советник. По-моему, все, в общем-то, просто: люди — они хорошие, и даже тот дурак кэп — тоже хороший. Просто не нужно их нагружать сверх того, что они могут выдержать. Как эту посудину: рассчитана на три тонны. Без проблем выдержит пять. Но уже не шесть…

—Мы говорим об одном, только разными словами.

—Возможно, сэр… Кстати, раз уж заговорили о яхте: в носовой части среднего корпуса открылся свищ. Хочу его поискать. Разрешите идти?

Он надел фуражку, откозырял и вышел. Джейк надвинул свою фуражку на глаза и, полузажмурившись, замурлыкал себе под нос:

Жена моряка — его звезда, йо-хо!
Плывем по морям, по далеким морям, йо-хо!
А жена моряка на родном берегу,
А жена моряка…
—Это о ком же ты поешь? — его собственная жена подкралась сзади и обхватила за шею. — Не о Нэнси Ли, случаем?

—Я не называл никаких имен! Никаких имен, дорогая.

—Это точно. Всех своих женщин ты называешь «дорогая».

—Но ведь так оно и есть! Впрочем, твое имя я помню: миссис Джейк Сэлэмэн.

— Льстец! Наверное, ты был главной ударной силой, когда служил на флоте. Со своей еврейской льстивостью ты мог скользнуть в любую щель — и без труда смыться.

— Нет, мэм. Я был милый невинный ребенок, я честно исполнял морской закон: «Когда якоря подняты — все счета оплачены».

— Вот-вот. А через девять месяцев акушеры в портовых городах начинают удивляться: чего это все деточки такие черненькие и носатенькие? Ладно, замнем. Не пора нам взять координаты?

— Хочешь пальнуть по беззащитному солнцу?

— По солнцу, по Луне, по Венере — сделаем триангуляцию.

— Определимся с точностью до пятидесяти миль?

— Ты животный. Чудовищ. Змей. Такое говорить беременной женщине! Да я вдесятеро точнее против тебя! Вспомни, вчера вечером…

— Юнис, а зачем? Мы же не в первобытном море. Куча спутников, радиомаяков…

— Мне просто нравится, вот и все. А потом — вдруг война? И надо будет прокладывать курс… Думаешь, зачем я покупала все эти старинные лоции, карты, лаги, секстанты?..

— Надеюсь, они нам не пригодятся.

— Надежда умирает последней, нет? И вообще — если я запаслива, как крыса, то ты — как целая крысиная семья. Этот карманный родильный дом там, внизу… и полные под завязку кладовые — о чем это говорит? Молчишь, да? Это говорит о том, что мы оба — старые запасливые крысы… и поэтому жутко подходим друг другу. Вот Гиги, скажем, тебе так не подходит…

Хочешь устроить ему скандал?

Ни боже мой!

— Это ты о чем?

— Джейк, а почему у тебя забегали глазки? Или ты забыл, что перед тобой твой старый друг Йоханн? А как бы поступил твой друг Йоханн, если бы узнал, что ты переспал с юной и красивой женщиной?

— Я думаю, он воткнул бы мне в задницу длинную иголку — и обломил бы ее.

—Что-о?! Я когда-нибудь такое делал?!

—А ты просто не залавливал меня.

—Интересная мысль. Не помнишь ли ты такую милую девушку по имени Мэриэн? Фамилия начиналась на Ч, а звал ты ее «Сдобочкой».

—Ч как в слове «черт»? Да, помню. Чертовски хороша.

—Точно. Это было шестнадцать лет назад, и я готовился посвятить тебя в… м-м… интимные подробности жизни корпорации. Поэтому собирал кой-какой материал… Ах, Джейк, я почти плакал, когда огонь пожирал ваши с ней фотографии! Вы были такие… одухотворенные! А некоторых поз я не нашел даже в Камасутре.

—Что-о?

—Целую. Успокойся, негатив я тоже сжег. И пригрозил ребятам, которые для меня все это сделали, что за один-единственный оставшийся в природе отпечаток я сотру их в порошок. Поскольку они живы и здоровы… ты, я помню, хвастался перед Юнис, что можешь их нанять… снимки в ванной… помнишь? Так распушил хвост, так ворковал… Неужели ты думаешь, что я настолько изменился с годами?

—Внешне, пожалуй, да… и внутренне тоже — в определенном смысле.

—Уходишь от ответа. Короче, я надеюсь, что Гиги тебе понравилась не меньше, чем Винни и Эстер…

—Гркхм! И как это тебе могло в голову прийти…

—Расскажу позже. Вот идет Гиги. Привет, сладкая! Поцелуй меня, а его не надо, он на вахте.

—Э, нет, это дискриминация. Юнис, подержи штурвал…

—Ты мокрая, ты купалась?

—Да. Джоан, прошу тебя — на минутку. Мистер Сэлэмэн, извините…

—Эй, что это еще за кличка? Тебя за это следовало бы отодрать… в смысле — линьками! Меня звать Джейк, и все тут.

—Спокойно, Джейк, не возбуждайся. Гиги пришла обсудить со мной наши маленькие лесбиянские проблемы. Мы отойдем в сторонку, а ты постарайся не скомандовать по ошибке «срочное погружение»…

Они забрались в спасательную шлюпку.

— Есть проблемы, Гиги?

Никогда не поверю, что на Джейка можно пожаловаться.

Тут что-то другое… Они уже две недели соображают на троих, и до сих пор все трое были довольны.

— Проблемы?.. Да, наверное. Если прямо… на следующей стоянке мы покинем судно…

— Гиги! О боже! Что-то случилось?

— Ну да. Меня укачивает… а Джо не может работать, ему не подходит свет…

Врет.

Врет. Но почему?

— Гиги, посмотри мне в глаза. Ты не договариваешь.

— Океан… — Гиги моргнула. — Он такой большой… Я думала, он мне понравится. Но я… боюсь. Он смотрит, качает… Джоан, ты так добра, но я больше не могу. Я устала. И Джо — он тоже устал. Мы помойные кошки, а не рыбы. Мы живем в городе. А здесь… слишком тихо. Оглушает просто, как тихо. Я по ночам просыпаюсь от тишины…

Джоан поцеловала ее.

— Понятно, сладкая. Я чувствовала, вам здесь не слишком нравится — но не могла понять почему. Теперь поняла. Или есть еще причина? Почему ты назвала Джейка «мистером»?

— Ой, это я просто от расстройства… мне ведь жаль уходить…

— То есть у вас с ним все в порядке?

— Конечно.

— Значит, нам можно будет навестить вас и пожить несколько деньков?

— Вчетвером? Квартетом?

— Ну да.

— Конечно, можно! Но как отнесется Джейк?..

— Вот это ты мне скажи.

— Знаешь, с нами он спокоен. Но подбирается, когда ты где-то рядом.

— Это похоже на Джейка. Он старомоднее меня, хотя гораздо младше.

— Никак не могу в это поверить.

—Думаешь, я могу? Просто привыкла, и все. Гиги, а ведь нет никакой необходимости терпеть до стоянки. Я могу вызвать коптер, и после обеда он вас заберет, доставит в аэропорт — и к ужину вы с Джо будете дома. Хочешь?

—О боже, Джоан! Я так соскучилась по дому!

—Ну и все. Так и сделаем. Ладно, я сейчас растолкую это Джейку — а потом пришлю его к вам. И вы попрощаетесь с ним как следует. И вот еще что, Гиги. Та картина с Евой… я должна ее купить.

—Мы ее дарим тебе.

—Гиги, ты забываешь наш уговор. Вы можете дарить мне что угодно, кроме картин. За картины я плачу — а в особенности за эту, потому что хочу подарить ее мужу.


«Кошечка» лежала в дрейфе, а над ней, рокоча винтами, висел коптер. Том с кормы командовал погрузкой. Супруги Бранка уже забрались в кабину, а багаж все еще частично оставался на палубе.

Джоан, приглашая Джо в круиз, велела ему брать как можно больше холстов и красок, потому что натурщиков будет много, «а если кто не пожелает позировать — отведает соленых линьков». Пиратские сцены, а? Мышцы, абордажные ножи, пистолеты и попугаи? Джо сдался.

Поэтому теперь было много хлопот с погрузкой: софиты, фотолаборатория, свертки полотен, что-то еще, еще, еще… можно сказать, вся студия Джо вдруг оказалась на палубе. Наконец коптер втянул в себя тяжелую корзину с багажом, опорожнил, опустил пустую. Фред и юнга Хэнк, шестнадцатилетний сын кухарки Деллы, стали забрасывать в нее последние вещи.

Когда остался один большой чемодан, налетел ветер. Яхту качнуло, тяжелая корзина вырвалась из рук Фреда. Хэнк бросился на палубу, чтобы избежать удара. Опомнившийся Фред догнал зависшую корзину и вновь зафиксировал ее — футах в десяти от места погрузки. Джоан ухватилась за ручку чемодана, но даже не смогла шевельнуть его.

—Что за черт? Неужели Джо спер якорь?!

— Юнис! — зарычал Джейк. — Ты с ума сошла! Хочешь, чтобы был выкидыш?!

Он выхватил у нее чемодан и метнулся к корзине.

— С дороги, сынок! — бросил он Хэнку, поднял двумя руками чемодан, аккуратно опустил его в корзину — и лег рядом.

Том сделал пилоту знак: отваливай. Опустил голову — и увидел Джейка.

Но Джоан успела первой.

— Дже-е-ейк!!!

Юнис, помоги!

— Зову врача! — Фред скользнул вниз по трапу. Джейк Сэлэмэн судорожно выдохнул — и вытянулся.

Юнис, где он?

Ищу, но никак…

Он должен быть рядом!

Что за чертовщина?..

Вот он, босс, вот он! Джок, сюда! Сюда!

Юнис, что случилось? Меня как кирпичом по голове…

Тебе больно?

Да не больно ему, босс. Какая может быть теперь боль? Добро пожаловать в нашу компанию, Грустный Джейкус, любимый наш старый ублюдок! О, черт, как я рада тебя видеть!

Юнис?

Вот именно, Юнис, Джок! Старый боевой петух Джок! Джоан и Юнис приветствуют тебя — по очереди!

Всесильные боги…

Юнис, не трещи. Дай ему очухаться. Джейк, все в порядке. Мы опять вместе.

У меня голова кругом идет… Значит, вы все время?..

Да.

Да!

Старый я идиот. Конечно. Ну, теперь все на местах.

Точно. Джоан будет везти и рулить, а мы — давать советы. Вот веселуха-то пойдет!

Омм мани пхадме хум.

Омм мани пхадме хум. Джок, присоединяйся. Пусть это будет наша благодарственная молитва.

Омм мани пхадме хум…

— Джоан, извини… — Роберто склонился над ней.

— Я подержу его…

Босс, кончай эти дамские штучки. Не мешай доктору.

Сейчас. Юнис, держи Джейка покрепче. Видишь?

Да. Джейк, ты видишь? Глазами Джоан?

Вижу. Какая мерзость. Неужели это я?

Уже нет. Это хлам, который больше не пригодится. Джоан, отвернись.

— Фред, Хэнк, отведите ее вниз! И пусть придет Винни, нужна ее помощь…


Джоан лежала с мокрым полотенцем на глазах. Доктора Роберто она узнала по шагам. Он сел рядом и взял ее запястье.

— Плохие новости, Джоан.

— Знаю. Он умер. Еще до того, как я сюда спустилась.

Он не умер, босс. Зачем так говоришь? Правда, он не живее меня — но и не мертвый в то же время.

Ты слишком придирчива, Длинноножка.

Длинноножка! Как давно меня так не называли!

А прошлой ночью?

Прошлой ночью ты говорил это Джоан, грязный изменщик!

Эй вы, голуби! Ну-ка тихо! Доктора не слышно.

Просим прощения. Джок, давай будем шептаться. Скажи-ка, Джоан лучше или хуже меня по части перепихнуться?

Юнис, я не отвечу на такой вопрос.

Понятно. Что ж, Джоан с моим оборудованием и инструктажем вполне могла меня обогнать. Тем более, не поверишь, у босса такое грязное воображение!.. Для него разницы нет, с кем трахаться: с мужиками, с женщинами… и при этом он такое выдумывает…

Достану — и линьков обоим!

Молчим.

— Юнис, я хочу, чтобы ты знала: даже если бы мы были на берегу, даже в больнице — спасти Джейка нам не удалось бы. Можно было бы подключить его к аппаратам — но это была бы растительная жизнь…

— Он этого не хотел. Он очень болезненно относился даже к тому, что мне искусственно поддерживали жизнь…

—У вас несхожие случаи. Твое тело было изношенным, а мозг в отличном состоянии. У Джейка было крепкое тело, но где-то в сосудах мозга слишком истончилась стенка… и смерть стала неизбежной. Если тебя это утешит, могу заверить, что он ничего не почувствовал.

Интересная мысль! Попробовал бы сам: будто копытом по голове. Впрочем, где-то он прав: секундная боль — и все.

У меня было похоже, Джок, когда меня убили. Босс страдал долго.

Ребята, дайте мне сосредоточиться!.. Потом поговорим.

—Понятно, док. Одна существенная деталь: никаких вскрытий.

—Джоан, но мы должны знать…

—Нет. Он умер, и это все. Вскрытием его не вернешь, а все остальное неважно. Роберто, ты подпишешь заключение о смерти?

—Вообще-то… Видишь ли, когда происходит внезапная внебольничная смерть, врач обязан уведомить власти…

—Пожалей Джейка, Боб. Кого и зачем уведомлять? Кого-нибудь в Вашингтоне? Или власти штата? Но мы в федеральных водах, а к вечеру выйдем в нейтральные. Джейк ведь находился под медицинским наблюдением, не так ли? И смерть наступила в присутствии врача?

Джоан, не насилуй Боба хотя бы в таком смысле! Что за беда, если в этом старом мясе покопается какой-нибудь потрошитель?

Нет, Джейк. Я сказала. Все.

Джоан — упрямая сучка, Джок… но чаще она оказывается в результате права.

—Ну… — доктор Гарсиа почесал подбородок. — Если так, то конечно. Да, он упал на моих глазах, когда я подошел, сердце еще билось. Поскольку аппаратуры для контроля мозговой активности на борту нет, смерть констатирована по совокупности признаков, в первую очередь — по остановке сердца…

Из этого парня получился бы прекрасный свидетель!

—Боб, когда составишь все это — отошли одну копию Алеку Трайну, он хранитель завещания Джейка. А капитан Финчли пусть вклеит оригинал в бортовой журнал.

— Хорошо. Джоан, дать снотворного?

— Зачем? Роберто, я ведь не девочка и даже не молодая женщина, хоть и выгляжу так. Я старик, который пережил столько чужих смертей, что еще одной его не ошеломишь. Это мой давний кореш, старина Смерть. Мы ходим бок о бок не знаю уже сколько лет. Я даже счастлива — что Джейк умер так легко, без мук. А вот о Еве надо позаботиться.

— Ну… я не успел еще. Не успел даже подумать. Дам ей чего-нибудь.

— Капитан, курс в нейтральные воды. И оповестите всех, что похороны состоятся на закате.

— Джоан?

— Неужели ты думаешь, я отдам Джейка этим чучельникам? Он хотел умереть так, как умирали его предки — и он так умер. Я никому не позволю резать его милое тело. Оно вернется домой еще до заката…


— «Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное. Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить. Время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать…»

Джоан прервала чтение. Огромный оранжево-багровый круг солнца коснулся горизонта. На трапе у борта, зашитое в парусину и с грузом в ногах, лежало тело Джейка. Фред и доктор стояли рядом.

Йоханн, от тебя я ожидал большей изобретательности.

Не нравится — не слушай.

Джок, это же похороны…

Ха! Это мои похороны! А где еще человек может лучше повеселиться, как не на своих похоронах? Может, спляшем и вправду?

Чуть позже. Так я продолжаю?

Конечно, старина. Только не молись о том, чтобы моя душа попала в рай.

Да, босс, не надо. Уж лучше все вместе…

Заметано. Один за всех…

Все за одного!

— «Двоим лучше, нежели одному: потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их. Ибо, если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его. Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться?..»

Кстати, действительно — как? Неужели нам придется спать одним?

Юнис, ты вообще о чем-нибудь другом думаешь?

Нет. А о чем еще имеет смысл думать? Не о деньгах же… Кстати, Джок не верит, что быть женщиной в постели гораздо приятнее. И очень любопытствует…

Джейк, это правда?

Ну… в общем, я думал, что не стоит носить траур по живому…

Босс, он стесняется сказать. Но пусть сам оценит, что лучше: вставлять Юнис — или быть Юнис. У него будет с чем сравнить.

Да замолчите вы, дайте закончить! И вообще — когда угодно, но не сегодня! Или я объявлю бессрочную забастовку.

—«…и если станет преодолевать кого-либо одного, то двое устоят против него. И нитка, втрое скрученная, не скоро порвется…»

Босс, Джок, а мне это нравится! Как жаль, что у меня не было похорон!

По тебе была заупокойная служба, Длинноножка.

Да ну? А кто там был?

Только я. И органист. В маленькой часовне. Он играл, а я читал стихи, которые ты любила. Лежали цветы. И все…

Джок, я тронута до слез. Босс, он ведь действительно любит меня…

Да. И я люблю тебя.

Жаль, что меня там не было!

Может, оно и к лучшему. Ты не умеешь вести себя на похоронах.

Старое ты привидение! Меня же никто не слышит!

Как это мило с твоей стороны, Длинноножка, — называть меня «привидением». Джоан, может быть, пора топить этот старый хлам?

—«Доколе не померкли солнце и свет луны и звезд, и не нашли новые тучи вслед за дождем. В тот день, когда задрожат стерегущие дом, и согнутся мужи силы; и перестанут мелить мелющие, потому что их немного осталось; и помрачатся смотрящие в окно; и запираться будут двери на улицу; когда замолкнет звук жернова, и будет вставать человек по крику петуха и замолкнут двери пения; и высоты будут им страшны, и на дорогах ужасы; и зацветет миндаль; и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы; — Доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем. И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к богу, который дал его». Из глубин мы явились, так пусть же тело нашего брата Джейкоба вернется в глубины…

Джоан закрыла Библию. Фред и доктор приподняли трап — и тело Джейка соскользнуло в воду и скрылось без всплеска.

—А теперь все вытрите слезы. Прощание не должно быть печальным. Джейк был готов к тому, чтобы тихо уйти… Ольга, не плачь. Винни, прекрати. Джейк не хотел бы, чтобы ты плакала.

Почему это, Джоан? Я совсем не против того, чтобы такое чудесное существо пролило надо мной пару слезинок.

Пригнись, Джейк. На арене ты блистал, но шоу уже закончилось. Поболтай пока с Юнис.

—Винни, подумай о своем малыше!

Но прикрутить слезный краник у Винни было делом не слишком простым.

—Джоан, неужели ты нисколечко не жалеешь о не-ом?!!

—Но как я могу о нем жалеть, если он по-прежнему со мной? Сокровище в Лотосе — отныне и навсегда.

—Знаю, я знаю… но я не могу вынести этого!..

—Роберто…

—Да, конечно. Как ты сама, Джоан? Дать фенобарб?

—Не надо. Позаботься о Винни. Посади ее рядом с собой и читай «деньги пахнут» с полчаса. А потом ложись — тоже рядышком с ней — и спи до утра. Для Винни это будет лучшим лекарством.

—Но ведь и ты можешь с нами…

—Нет. Сегодня я буду молиться с Джейком и Юнис. И они услышат меня, что бы ты об этом ни думал, глупый безбожник.

—Пусть так. Блажен, кто верует…

—Спасибо, Роберто. Заботься сегодня о Винни. Это важнее всего.

Босс, а как насчет Фреда?

Юнис, у тебя что, течка? Ты перестаешь соображать? Вспомни, как Фред испугался… тогда. Помнишь? Сегодня ему еще хуже, чем Винни… но нам о нем позаботиться не удастся. Будет только хуже.

—Капитан!

—Да, мэм?

—Труби отбой. Команде пора ужинать. Курс — на Сен-Клемент-Айленд.

—Есть, мэм!

О, если бы Кот Том!.. Джок, это было бы здорово.

Длинноножка, а на этом корыте есть хоть один мужчина, которому наша хозяйка еще не давала?

Хэнк. Он положил глаз на Еву, а ее считает старой развалиной. Теперь у него есть шанс на успех… вернее, у Евы.

А жаль, что я оказал ей такое успешное сопротивление. Миллиона бы хватило, чтобы откупиться от любых неприятностей. Тем более, у меня богатая жена…

Заткнитесь, вы, ненасытные! Я с капитаном разговариваю! И предупреждаю: никаких Котов Томов сегодня не будет: он на вахте до полуночи.

—Наверное, мне следует называть тебя капитаном? — понизив голос, сказал Том.

—Нет, Кот, не надо. Я ведь не сдавала экзамен. Зови меня, как раньше: «миссис Сэлэмэн» или «Джоан» — в зависимости от компании. А без компании — я по-прежнему твоя «Кошечка». Так?

—Ну… само собой.

—Назови.

—Кошечка. Маленькая храбрая Кошечка. Котенок, чем больше я тебя знаю, тем больше поражаюсь…

—Вот так-то лучше. Кот, а ведь Джейк с самого начала знал, что мы с тобой как кошки…

Вранье! Юнис, она мне никогда не говорила — и только недавно я стал догадываться…

Да, Джок. Это такая штучка… ухитрялась обманывать даже меня.

— Знал?!

— Да, Томас Котярус. Но он… он баловал меня. Впрочем, и сам тоже… баловался. Как у него с Эстер — состоялось?

Джоан, черт тебя…

Джок, пригнись — мне тоже интересно!

— Ну а как же? Я их даже как-то застукал за этим делом. Ну, виду не подал, понятно — тихо смылся. А потом взял ее за жопу…

— Ты ее побил?!

— Да ну, что ты! Нежно так взял… Ну, она и раскололась. Раньше бы, говорит, рассказала, да тебя боялась.

— Меня — боялась? С ума сойти! А ты ей обо мне не рассказывал?

— Котенок, ты что, думаешь — я совсем безголовый? Или треплю языком направо и налево? Ну, знаешь…

— Мог бы и рассказать. Немного спустя ей было бы легче привыкнуть к тому, что я веду себя, как настоящая вдова.

«Не скулит и не ревет — всем дает, дает, дает».

Фи, Джок! Сразу после похорон…

— Котяра, как у нас с автопилотом? Он сможет продержать курс до полуночи?

— Ну уж на хер! Будешь спать всю ночь, ясно? А я устроюсь на палубе — тоже сбацаю себе отсыпон. И без никаких! Кошка, обещай: будешь спать, и все. Никаких блужданий по судну. Надеюсь, ты не собираешься сигануть за борт?

— Это приказ, капитан?

— Приказ, черт побери!

— Есть, сэр! Есть спать и есть не сигать за борт. Спокойной ночи, Том. Дурак, что так подумал.

Она направилась к трапу.

Ну что, партнеры? Никто не хочет разделить нашу печаль? Остался Антон…

Пылающий Поляк! Это здорово! Джок, как бы твое сердечко не лопнуло!

К счастью, мое старое уже на большой глубине, и ему ничто не грозит. А то, которое у Юнис выцыганил этот старый обманщик, работает лучше швейцарских часов.

Хватит бренчать! Куда Ольгу денем?

Может, за борт?

Юнис, чтоб тебя!..

Уж и пошутить нельзя…

Если… э-э… мне позволено будет сказать…

Джейк, ты не в суде. Выкладывай прямо.

Я хочу сказать, что Ольгу можно попросить — и она поймет. По крайней мере, посочувствует. Мне она всегда сочувствовала…

Что-о?! Джейк, ты хочешь сказать, что трахнул эту застенчивую ангелицу? Не верю.

Я тоже не верю, Джок. Она даже купается в шортах.

Ну, купаться — это одно, а… в общем, это другое.

Юнис, мне почему-то кажется, что он не врет.

Странно — мне тоже. Хотя это невероятно.

Джейк, мы в восхищении. Мы с Юнис — пигалицы несмышленые. О, Великий Сокрушитель Невинности! Посоветуй, как убрать с пути Ольгу?

А вы действительно хотите ее убрать? Чем она мешает?

Интересная мысль!

Джок, босс! А Ольга знает «Омм мани»?

Нет. Мы обучали только Антона, ты же помнишь.

А она сможет сесть в «лотос»?

Она при желании сможет завязаться узлом, Длинноножка.

Итак, решено! Делаем Круг!

Делаем. Где у нас чета Дабровски?

Глава 28

Открыт конкурсный набор агентов вспомогательной федеральной службы социального обеспечения (категория С). Обладателям коричневых и черных поясов отдается предпочтение. Имеют значение опыт работы в данной сфере, а также военный опыт. Обращаться в местные отделения Гражданской службы или в офисы Социального обеспечения. Оплата по стандартным ставкам с оплатой за риск по коэффициентам зон обслуживания. Лунная комиссия заявила, что колония обеспечивает себя продовольствием на 102 %, но добавила, что десятилетний план иммиграции пересмотрен не будет. Романтическая потеря:…в море, на яхте, где они проводили медовый месяц. Юная вдова пребывает в уединении…

ВЫКИНЬТЕ ВАШИ БЮСТГАЛЬТЕРЫ

ОНИ НИКОГДА ВАМ НЕ ПОНАДОБЯТСЯ, если…

Если вы воспользуетесь секретом, найденным 2 510 000 лет назад мудрыми и светлыми индусскими мудрецами.

Никаких хирургических вмешательств, медикаментов и уколов!

Звоните в «Меркурий-сервис» — «Адепт».

Конфиденциально.

ЗАВЕДИ ПАРНЯ, ЧУВА. РУБИШЬ?


…дверь для обработки. Был рад встретить вас, миссис Гарсиа, и вас, доктор. Войдите, следующий! Подходите, садитесь. Муж с вами? Или вы «мисс»?

—Я вдова, мистер Бэрнс.

—О? У нас нечасто бывают вдовы. Комиссия не любит связываться с ними. Эмиграция — не средство для решения эмоциональных проблем. И мы не принимаем женщин на таких сроках беременности. За редким исключением — как, скажем, у предыдущей пары. Она беременна, но он — практикующий врач, то есть пользуется максимумом привилегий при субсидированной эмиграции. Поэтому я ее пропустил. Впрочем, я мог бы пропустить ее и саму по себе: она квалифицированная медсестра. Как я понимаю, у вас…

—Я все это знаю. Доктор Гарсиа — мой личный врач.

—О? Но теперь это ничего не значит. Даже если вы пройдете, на Луне он вряд ли останется вашим личным врачом. Разве что случайно…

—Мистер Бэрнс, перед вами мое заявление на эмиграцию. Мой юрист составлял его очень обстоятельно. Может быть, изучив его, вы сэкономите ваше время?

—Все в свою очередь. Вас удивит, наверное, как много людей приходят сюда, не имея представления о том, что их ждет. Лишь один из двадцати проходит вон в ту дверь. Итак, Сэлэмэн Юнис… Миссис Сэлэмэн, во-первых, я должен предупредить вас… Сэлэмэн?!

—Миссис Джейкоб Моше Сэлэмэн, в девичестве Джоан Юнис Смит.

—Ваше лицо показалось мне знакомым, но…

—Я пополнела. Знаю. Доктор говорит, что такая прибавка — нормальна для моего веса и сложения. И, конечно, срока беременности.

—Хорошо, что вы заговорили об этом. Женщины, как правило, заблуждаются насчет срока. Первенцы появляются на свет раньше, чем объявлено. Лунные транспорты не оборудованы для приема родов. Я хочу, чтобы вы поняли, как это опасно.

—Я полностью осознаю опасность. Но доктор Гарсиа уверен в сроке родов, и… Мистер Бэрнс, наш разговор конфиденциальный?

—Нет. Я имею право разглашать все, что услышу… хотя очень редко этим правом пользуюсь. Если вы не хотите быть откровенной с комиссией, можете оставаться на Земле. Это уже ваши проблемы. Я же должен быть полностью удовлетворен вашими ответами на вопросы, которые я буду задавать, ничем не стесняясь. Итак, вы будете отвечать?

—Ладно, я продолжаю. Я вынашиваю уже не первого ребенка. Нет никаких оснований считать, что роды будут досрочными. Если «Годдард» вылетит по расписанию, ребенок родится уже на Луне.

—Так. Тогда возникают другие проблемы. Этот ребенок будет иметь права на ваше имущество?

—Нет. Именно эта информация должна быть конфиденциальной. Я не имела первенца.

—Не понял?

—Вы же знаете, я изменяла пол путем пересадки мозга. Да весь мир это знает!.. Так вот, у донора ребенок был, но внебрачный — хотя теперь это никого не волнует, но все равно — я не хочу компрометировать моего донора.

Босс, ты же знаешь — мне плевать.

Спокойно — это отвлекающий маневр. Сейчас он увлечется этой темой — и подставится.

—Миссис Сэлэмэн, меня беспокоит этот аспект проблемы. Ваш первый ребенок в будущем может предъявить претензии на наследство — а поскольку пятьдесят процентов имущества эмигрантов отходят в общий фонд колонии, то колония кровно заинтересована в том, чтобы этот вопрос вообще не поднимался.

—Мистер Бэрнс, если вы внимательно прочтете «приложение № 6», то увидите, что все предусмотрено. Мною учреждается небольшой траст, предназначенный для погашения любых подобных претензий. Через пятьдесят лет оставшиеся средства будут перечислены на благотворительные цели.

—О? Десять миллионов — это, по-вашему, небольшой?

—Конечно.

—Так… мне надо повнимательнее ознакомиться с цифрами… Кстати, вы знаете, что даже на оставленные вам деньги вы на Луне ничего не сможете купить? Иными словами, и бедные, и богатые начинают с равно низкого старта?

—Конечно, знаю. Мистер Трайн, мой адвокат — очень внимательный юрист. Поэтому я прекрасно знаю ваши законы и понимаю все последствия моих действий. Он их неодобряет. В смысле, мои действия. Но он составил документ, предусматривающий, похоже, все обстоятельства.

—Возможно, возможно. Так, а это справка из банка…

—Да. Но у меня будет одна просьба. Я хочу, чтобы доктор Гарсиа наблюдал за мной после родов.

—Не могу обещать этого. Извините. Такова политика…

Она встала.

—Тогда я никуда не лечу.

—О? Бог мой! Это что — все ваше?! — он не слышал ее, уставившись на банковскую справку.

—Неужели для одной беременной женщины нельзя сделать исключение?

—Не знаю… Это… если это все правда — вы не просто богаты, вы — миллиардерша!

—Возможно. Думаю, ошибок там нет, баланс подбивал «Чейз Манхэттен»… разве что какой-нибудь компьютер пустил пузыря. Ладно, давайте все сюда, потому что, раз уж комиссия не может пойти на такую крошечную уступку…

—Прошу вас, мадам. Я имею право делать подобные исключения — просто обычно не пользуюсь этим правом. Такова политика.

—Чья политика, мистер Бэрнс? Комиссии? Или ваша личная?

—О? Моя, я же говорю…

— Тогда хватит жрать мое время, чертов идиот!!!

Так ему, толстушка!

Да надоело мне это все! Спина болит!

Мистер Бэрнс от акустического удара чуть не вылетел из кресла. Опомнившись, он вскочил:

—Прошу вас, мадам…

— Юноша, хватит болтать попусту! Как видите, я беременна. Вы прочли мне лекцию об опасности родов и сроках зачатия — хотя вы не врач. Я терпела. Потом вы полезли в мою личную жизнь. Я тоже стерпела. Потом вы почему-то старались убедить меня, что врач, давным-давно наблюдающий меня, почему-то не сможет продолжать это делать, хотя мы полетим на одном корабле. Но, оказывается, все это было необязательным… стало необязательным, как только вы взглянули на мою банковскую справку. Значит, это все были ваши личные мелочные придирки, демонстрация мелкой и подлой властишки, врученной вам бесконтрольно. Я сидела перед вами на жестком неудобном стуле, у меня заболела спина. Сколько бедных беззащитных людей стали жертвами вашего неумеренного властолюбия и скверного характера? Но я не бедна и не беззащитна! Поэтому я обещаю вам, что на своем удобном кресле вы сидите последний день!

— Мадам, прошу вас, не надо! Ваш доктор будет с вами, сколько это потребуется. Я всегда иду навстречу пожеланиям кандидатов… насколько это возможно…

— Тогда вынь свою ленивую жопу из кресла — и предложи его мне! А сам посиди пока на стуле.

— Да, мэм…

Они поменялись сиденьями. Через несколько минут пристального изучения документов он поднял глаза:

— Почти все остающиеся у вас средства вы вкладываете в разработку и постройку космических кораблей?!

— Не ваше дело. Мои деньги, как хочу, так и трачу.

— Я не говорю, что мое. Просто это так… необычно.

— Почему? Мой ребенок может захотеть пойти на корабль. И я хочу, чтобы это был хороший корабль. Короче: у вас было время, чтобы заучить мое заявление наизусть. Решайте. Или ставьте визу, или давайте его обратно. У меня разболелась спина, и это вы виноваты, мать вашу, и ваша идиотская «политика, политика»!

Он поставил печать и расписался.

— В эту дверь, миссис Сэлэмэн.

— Спасибо, — она направилась к двери.

— Только тебя там и ждут, старая сука…

Джоан Юнис остановилась, повернулась всем телом и улыбнулась ослепительно и лучезарно.

— О, спасибо, дорогой! Это лучшее, что я услышала от вас! Самое честное — от всего сердца! Конечно, там меня не ждут, и я была не права — отвечать на вашу грубость своей грубостью. И я действительно старая сука, чего уж там.

— Я не должен был говорить так…

— Ну, почему же? Все это — чистая правда. Только я все равно не стала бы отнимать у вас вашу работу — честное слово, это не мой стиль. Просто у меня заболела спина, и я разозлилась. А вы неплохо держались. Как вас звать?

— О? Мэтью.

— Хорошее имя, Мэтью. Крепкое. — Джоан Юнис вернулась, подошла к нему вплотную. — Мэтью, я улетаю на Луну. Навсегда. Я никогда не вернусь оттуда. Простите старую суку… будем друзьями, ладно? Меня некому провожать, Мэтью. Поцелуйте меня… на прощание…

—О…

— Это ничего, что живот большой. Встаньте сбоку, так будет лучше… — Она подняла лицо и закрыла глаза.

Потом она судорожно вздохнула и прижалась к нему.

—Мэтью? Можно, я буду любить вас? Нет, совсем не то, что вы подумали… да мне и нельзя уже… Просто скажите мне, что я могу с любовью вспоминать вас в дороге… а это очень длинная дорога… до Луны. Я даже немного боюсь, когда представляю… Я слишком долго жила без любви, и мне кажется… я просто хочу успеть полюбить всех, всех, кто мне позволит… и будет хоть немного любить меня в ответ. Вы — будете? Или эта сука уж слишком стара?

—О, мадам Сэлэмэн…

—Юнис. Я — Юнис, Мэтью.

—Юнис… Юнис, вы — самая восхитительная сука… думаете, я почему держал вас на том стуле и не отпускал? Мне так хотелось посмотреть на вас… не насмотреться, не потрогать, не поцеловать — только смотреть и смотреть…

—Поцеловать тоже можно…

На этот раз у него получается лучше, намного лучше…

Не мешай, я занята.

—Чудесная… — он перевел дыхание.

—Пузатая и растекшаяся, — усмехнулась Джоан. — Видел бы ты меня полгода назад — а еще лучше — саму Юнис, ту, первую…

—Все равно — ты чудесная. Но нам нужно остановиться… Прощай, Юнис. Тебе — в эту дверь, а там — по указателям…

—Прощай, Мэтью. Я люблю тебя… и буду любить даже на Луне.

—Береги себя…

О, черт! «Врачебный контроль». Сейчас начнется всякое дырколазанье…

Зато нас поцеловали на прощание.

Глава 29

В Луна-Сити миссис Сэлэмэн, как и положено женщине, достигла наконец финиша утомительной девятимесячной дистанции. Ее симпатичный пуп торчал вперед, живот выпятился и вздымал простыню. Рядом сидела медсестра, тоже беременная, но с меньшим сроком. Джоан Юнис ожидала разрешения от бремени в общественной больнице.

— Винни?

— Да, дорогая?

— Если мальчик — то пусть будет Джейкоб Юнис. Если девочка — Юнис Джейкоб. Обещай.

— Обещаю, дорогая. Я записала, я помню. Мы же договорились: случись что, и я забочусь о твоем ребенке, а ты — о моем. Ты помнишь? Но нам не придется этого делать, потому что все будет в порядке, все будет хорошо…

— Поклянись, это так важно…

Джоан, не называй ребенка Джейкобом! Пусть будет Йоханн.

Джейк, я никогда не соглашусь назвать свое дитя этим идиотским именем! Мне оно стоило многих слез… но потом я научился драться.

Джок, не спорь. Босс прав.

Тогда пусть будет Джон!

Его зовут Джейкоб, и никак иначе!

Джоан, ты была самым упрямым старым ублюдком в Солнечной системе — и перемена пола тебя не изменила. Так что все правильно.

Джейкоб, я тебя люблю.

Я тоже люблю тебя, Джок.

— Клянусь, Джоан! Клянусь чем хочешь…

— Моя нежная Винни. Мы прошли немалый путь вместе… ты, я и Роберто…

— Да, дорогая. Так и было.

— Я больна. Или нет?..

— Джоан, ты не больна. Просто женщины всегда чувствуют себя скверно перед родами…

— Какими родами? Винни, наклонись, я должна сказать тебе… Это безумно важно. Имя ребенка должно быть…

— …синдром отторжения. Атипичный, но несомненный.

— Почему атипичный, доктор Гарсиа?

— Ну… налицо раздвоение личности. Даже растроение.

В бреду она говорит тремя голосами, причем два из них — голоса умерших.

—Не знаю… Впрочем, я не психиатр. Мое дело — принять здорового ребенка, а на сколько голосов она говорит, мне все равно. Я принимал от женщин, которые вообще ничего не соображали.

—Я тоже не психиатр. Давайте считать, что это просто бред. Просто отторжения я боюсь больше всего…

—Доктор, я не имел дела с пересадками органов, я акушер. Но многие из моих пациенток чувствовали себя гораздо хуже… но на третий день после родов вставали на ноги. Может быть, сказывается еще и адаптационный синдром? Она прибыла меньше месяца назад…

—Видите ли, у этой пациентки был пересажен мозг, а сейчас мы видим нарушение корковых связей. Не знаю, долго ли это будет продолжаться… но, боюсь, мы уже ничего не сможем сделать. Как только нарушатся стволовые связи — все. И я ничего не смогу сделать!

Старый акушер покачал головой:

—Это фронтир, сынок. Здесь мы умираем по-настоящему. Да ведь и будь у вас новейшее оборудование — неужели вы остановили бы начавшееся отторжение? А спонтанная ремиссия может наступить и на обычной койке…

—Нет. Впрочем, никакое оборудование тоже не поможет. Мы смогли бы протянуть еще немного, и это все.

—Что ж… Я понял. Это ваша пациентка, и вы сказали все.

—Да. Нужно спасать ребенка.

—Работаем.

Джоан Юнис очнулась. Над ней плыл потолок коридора.

—Роберто?

—Здесь, дорогая.

—Куда меня везут? Снова на операцию?

—Да, Джоан.

—Зачем?

—У тебя нет схваток. Операция самая простая — кесарево сечение. Ничего не бойся. Это проще, чем убрать аппендикс.

— А кто будет делать? Ты?

— Нет, доктор Френкель. Он акушер. Ты его видела утром.

— Да? Не помню. Роберто, мне надо сказать Винни очень важное. Это насчет имени моего ребенка.

— Она записала, дорогая. Джейкоб Юнис или Юнис Джейкоб.

— Да-да! Правильно. Тогда все в порядке. Но пусть сделают побыстрее…

— Все будет быстро, не волнуйся. Под спинальной анестезией, с барбитуратами…

— Доктор, с Агнес все будет в порядке?

— Да, Йоханн. Не волнуйся. Все будет в порядке.

— Я ей так и сказал… Доктор, я хочу спать. Можно вот здесь, на диване? Разбудите меня, когда Агнес пойдет за ребенком…

— Хорошо, Йоханн.

— Спасибо… миссис… Викланд. Я не… знал… может быть… так… прекрасно…

— Роберто? Где ты? Я не вижу…

— Здесь, дорогая.

— Потрогай меня. Дотронься до лица. Я не чувствую ничего ниже… Роберто, я купила себе прекрасный год — и ни о чем не жалею. Они уже начали?

— Нет еще. Хочешь спать, дорогая?

— А что, нужно? Я бы не хотела. Одному богу известно… проснусь ли? Время принять пулю, высоко держа голову… Я счастлива, Роберто. Наклонись, дорогой… не могу говорить громко… ближе…

— Зажим! Черт возьми, сестра, не стойте на дороге!

— Всегда все болит, Роберто, все… Всегда. Но есть вещи посильнее боли. Бак пробит, хвост горит, и машина летит на честном слове и на одном крыле… Это… не я… не то, что я хотела… Это Джейк, он поет, он все время поет… когда он счастлив. Ближе, Роберто, ближе… я хочу сказать… до того… как усну. Спасибо, Роберто, что позволял мне принимать тебя в себе, пускать тебя в себя… чувствовать тебя, когда ты во мне… когда ты берешь меня… Как плохо быть одной… Ты осенил меня… своим телом… А теперь я усну, пока еще могу… но сначала надо было тебе сказать все это. Омм мани пхадме хум. Иду спать…

— Мы ее теряем! Доктор, мы ее теряем! Закричал ребенок.

Мир — возник.

— Остановка сердца…

Джейк? Юнис?

Мы здесь, босс! Руку! Давай руку! Я держу его, Джок! Вот он!

Мальчик или девочка? Кто?!!

Какие заботы, Йоханн! Ребенок есть ребенок! Летим!

Один за всех, все за одного!

Старый мир исчез, и больше здесь не было ничего.

Примечания

1

Бра (англ. bra) — лифчик, бюстгальтер (прим. редактора электронной версии)

(обратно)

2

И другие (лат.) (прим. редактора электронной версии)

(обратно)

3

Не стану спорить (исп.) (прим. редактора электронной версии)

(обратно)

4

Чтобы соблюсти формальности, для виду (лат.) (прим. редактора электронной версии)

(обратно)

5

Право справедливости (equity) — процедура рассмотрения в суде гражданских исков, по которым не имеется прецедентов или четко обозначенных законом норм.

(обратно)

6

"Вертволль юде" (нем. wertvoll Jude) — буквально "драгоценный еврей". В данном контексте, видимо, употреблено в значении "белая ворона". (прим. редактора электронной версии)

(обратно)

7

Эта-Бета-Пи (Эгемон, Боулеутэс, Патер — вождь, советник, отец) — название одного из престижных студенческих обществ США.

(обратно)

8

Пятая поправка к Конституции США позволяет человеку не давать показаний, идущих ему во вред.

(обратно)

9

Игра слов: «Деньги пахнут» — «мани хум».

(обратно)

10

Алкогольный коктейль из виски с содовой водой, соком и льдом, подаваемый в высоком бокале (прим. редактора электронной версии).

(обратно)

11

Тринадцатая поправка к Конституции США запрещает рабство.

(обратно)

12

Мама Бранка по малограмотности путает: выпускник медицинского колледжа — интерн, а интернист — специалист по внутренним болезням, терапевт.

(обратно)

Оглавление

  • Предисловие
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • *** Примечания ***