Концерт для черного колдуна [Елена Александровна Усачева] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Елена Усачева Концерт для черного колдуна
Глава I О вреде чужих вещей
Она стояла на лавочке. Нет, не стояла, как скрипка может стоять? Она лежала на деревянных перекладинах скамьи. Такая же коричневая, как сама лавочка. Если бы не сверкнувший на солнце затертый до зеркальной поверхности бок, Валерка Гребешков ее не заметил бы. От музыкальной школы до дома он всегда ходил через сквер. Целых три года из его длинной тринадцатилетней жизни. И ничего необычного с ним за это время не происходило. Зимой под ногами скрипел снег. Весной журчали ручьи. Осенью чавкала жижа. Валерка даже не помнил, всегда ли была здесь эта лавочка. Вроде бы раньше ее тут не было. И вообще этот сквер был странный — сто метров дорожки, посыпанной гравием, десяток чахлых деревьев, столько же редких кустов. Удивительно, как на этом месте до сих пор не построили гаражи. Через сквер Валерка проходил, не глядя по сторонам. Чего он там не видел? А тут вдруг остановился. И виной всему было внезапно выглянувшее из-за туч солнце. Не появись оно — не сверкнула бы скрипка затертым боком, и прошел бы Гребешков, среди приятелей прозванный Гребнем, мимо, добрался бы до дома, и ничего бы с ним не случилось. Но… Но солнце выглянуло, скрипка была замечена, а Валерка застыл на месте, открыв рот. Просто так скрипки на лавках не лежат. Их даже просто так не выбрасывают. В крайнем случае оставляют в музыкальных школах. И потом, перед ним была очень хорошая скрипка. Гребешков определил это на глаз. По изгибу колков, по затертости грифа, по благородной линии корпуса, по потемневшему от времени лаку. Это была не просто скрипка. Это была Скрипка с большой буквы, мечта многих и многих музыкантов. Солнце скрылось. Валерка задумчиво посмотрел на небо. Конец весны. Май. Последний концерт в музыкалке, последние контрольные в школе… Остались бесконечно длинные две недели. И уже никакого желания учиться нет. Тем более корпеть над вечными гаммами и этюдами. Его бы воля, давно забросил бы эту надоевшую скрипку… А тут вдруг такой случай… Он снова посмотрел на инструмент. Легкий ветерок прошелся по струнам, они жалобно тренькнули. Что-то было нехорошее в этом звуке. Тревожное и печальное. Да и от самой скрипки веял неприятный холодок. Странно это все… Скрипка… И так просто, на лавочке… Он был до того удивлен случившимся, что не замечал происходящего вокруг. А происходило много интересного. За ближайшим деревом, старым толстым дубом, мелькнула темная фигура человека в шляпе. У дороги, за границей сквера, остановился невысокий старик с палкой. Выглядел он так, как будто хотел что-то сказать, но найти нужных слов не мог. У входа в сквер застыла высокая, красивая девочка, с копной пышных темных волос. Это была Наташка Цветкова. Училась она в музыкальной школе вместе с Гребнем. Цветкова тоже заметила скрипку, и первым ее желанием было добежать до скамейки и, пока Валерка не придумал, что делать, перехватить инструмент. Наташка и сама не понимала, откуда у нее возникло такое желание. Пока она боролась с собственной порядочностью, Валерка сорвался с места и побежал к выходу из сквера. В руках у него была скрипка. — Все-таки взял! — Наташка зло топнула ножкой и чинно пошла следом за ним. Около своего дома Валерка отдышался. Удивленно посмотрел на подъезд. — Когда это я успел сюда прийти? — пробормотал он. Гребень помнил, как вышел из музыкалки, и совсем не помнил, как дошел до дома. И тут он почувствовал, что руки его чем-то заняты, Чем-то неудобным, но явно очень ценным. Увидев скрипку, он ее чуть не выронил от испуга. — Как ты у меня оказалась? — воскликнул Гребень. Валерка и правда не помнил, как взял ее. Кажется, по дороге он думал о лете, каникулах, концерте, о том, как ему надоела эта музыка и что свое выступление он опять провалит. А значит, его исключат, как давно уже обещали. Значит, за раздумьями он и не заметил, как взял инструмент… Валерка воровато оглянулся, как будто сейчас должен был вернуться хозяин скрипки и поймать его на месте преступления. Но никто не бежал, не кричал, не уговаривал Валерку вернуться. Все чисто. Завернув инструмент в куртку, Гребешков скрылся в подъезде. — Ну надо же, — выдохнула Наташка, наблюдавшая за Гребнем из-за лавочки во дворе. — А если я ошибаюсь?.. Она задумчиво покачала головой, проводила взглядом удаляющегося Валерку и только после этого выбралась из своего укрытия. Когда сквер опустел, когда сдвинулся с места старичок и когда, казалось, никого вокруг уже не было, от ствола старого толстого дуба отделилась человеческая фигура. Едва касаясь ногами земли, она пересекла дорожку. Проходя мимо лавочки, незнакомец хмыкнул. Когда его смешок растаял в воздухе, вместе с ним исчезла и оставленная Валеркой в обмен на новую его старая скрипка.Ох уж эти соседи! То за стенкой обязательно в самый неподходящий момент начинает выть от одиночества собака, то кому-то приспичило забить килограмм гвоздей, то капризную девчонку усадят-таки заниматься за расстроенное пианино. Одним словом, покоя от соседей не жди. У Гошки Снежкина тоже был такой сосед, только он не забивал гвоздей, не держал собак и не слушал до глухоты истерично орущий магнитофон. Гошкин сосед снизу, Валерка Гребешков, играл на скрипке. Гошкины мучения начинались в восемь утра. Как раз в это время из-за стенки неслось душераздирающее пиликанье. Днем проигрывался кусок из какого-нибудь бессмертного произведения. Битый час один и тот же. А вечером для родителей устраивался мини-концерт, который состоял из гамм и все того же нетленного куска (горите все композиторы синим пламенем!). Но это еще цветочки — ягодки начинались весной, когда неутомимый Валерка выходил играть на балкон. Этого Гошка уже не выдерживал и сбегал на улицу. Мама любила ставить занудного Гребешкова в пример: — Какой хороший мальчик, — говорила она, умильно улыбаясь. — Не то что мой балбес! — И выразительно смотрела на сына. То есть на Гошку. А Гошке что? Ему все равно, что там про него говорят и как сильно любят Валерку. Главное, чтобы его самого чужие мнения не сильно задевали. Приятный весенний вечер как обычно начался с концерта. «Ну, Гребешков!» — привычно выругался Гошка и остановился. В открытые окна врывался уверенный сильный мотив. Это было странно. Еще сегодня утром Валерка выдавал жуткий скрип, который его родные почему-то называли музыкой. Что поделаешь, не получался из Гребня Паганини. А тут вдруг такое… «Гости пришли, — догадался Гошка, выходя на балкон. — Кто-нибудь из взрослых играет». Раньше, когда «музыка» особенно доставала, Снежки и свешивался со своего балкона и ругался с соседом. Потом он нашел путь по пожарной лестнице. И даже пару раз отбирал у неповоротливого Гребня его инструмент. Дуэль на смычках — что может быть забавнее! Снежкин свесился с балкона, но разглядеть ничего не смог — Валеркина мама развесила на балконе белье. Музыка смолкла, послышался шелест переворачиваемых страниц, смычок пискнул о струну. И скрипка зазвучала снова. Для гостей в комнате слишком тихо, хоть кто-нибудь должен был похвалить музыканта. Но внизу молчали. — Эй, Гребень… Это ты? — несмело позвал Гошка, перегибаясь еще сильнее, норовя совсем вывалиться на улицу со своего седьмого этажа. Снизу ему не ответили. Взяв витиеватый пассаж, скрипка запела с новой силой. — Валерка! — последний раз позвал Снежкин. Но шестой этаж упорно не отзывался, и Гошка пошел к лестнице. Балконная дверь Гребешковых была открыта, В центре комнаты у стола стоял Гребень. Перед ним возвышался пюпитр с нотами. Закрыв глаза и ничего не слыша, Валерка водил смычком по струнам, покачиваясь в такт мелодии. Было в этом что-то неправильное. Валерка никогда так самозабвенно музыке не отдавался. Пиликать — пиликал… Но чтобы вот так, закатив глаза… Такого Гошка вспомнить не мог. Да и выглядел Гребешков неважно. Бледный, осунувшийся, как будто прозрачный. Играя, он тянулся вверх, к потолку, куда улетала его музыка. За его спиной в кресле сидел человек. Старческое морщинистое лицо было похоже на кору дуба. Такое же темное. На этом лице выделялись глубоко запавшие светлые глаза. Человек был одет в длинный черный плащ, скрывающий его ноги. На затылок была сдвинута шляпа. Могло показаться, что Гошка целый час рассматривал Валеркиного гостя. На самом деле прошло не больше секунды. Человек увидел появившегося на балконе Снежкина, лицо его болезненно дернулось. Он сдвинул шляпу на глаза, дернул плечами под плащом. Секунда — и в кресле уже никого не было. Гребень исчезновение слушателя не заметил, как не заметил и его присутствие. Он все играл и играл, от старания вставая на мысочки, словно хотел улететь. Он все играл и играл, без устали водя смычком. При этом Снежкин никак не мог оторвать свой взгляд от соседа. Ему казалось, что с каждой нотой тот становится тоньше и прозрачнее. В глубине квартиры щелкнул замок. — Валерий, ты дома? Гребешков перестал играть, тяжело задышал, открыл глаза. Гошка зачем-то присел, хотя Валеркина мама знала о пожарной лестнице и о визитах соседа. — Я занимаюсь, — хрипло отозвался Гребень и повернулся к балкону. — Что ты там делаешь? — устало спросил он. Снежкин на всякий случай оглянулся — вдруг за его спиной кто-то еще стоит. Но там никого не было, значит, сосед обращается к нему. — Как ты меня заметил? — От удивления у Снежкина округлились глаза. — Заметил, — загадочно ответил Валерка, потягиваясь. Только сейчас Гошка обратил внимание, какая у Гребня скрипка. До недавнего времени у соседа был самый обыкновенный инструмент, все музыкальные, магазины завалены такими. Невзрачно-коричневая, безголосая. Теперь в руках у Валерки была темная потертая скрипка, с витиеватыми закруглениями колков и матово блестящими струнами. — Откуда это? — Гошка шагнул через порог в комнату. — Тебе новую скрипку подарили? Дядька, который здесь сидел, да? — Скрипку? — Гребень с трудом перевел взгляд с приятеля на инструмент. — Ах, скрипку… — Он медленно подбирал слова. — Подарили? Да, подарили. — Лицо его прояснилось, брови недовольно сошлись к переносице. — А тебе что надо? — Угадай с трех раз, — зло ощерился Гошка. — Хочу, чтобы ты свернул свой концерт. Или хотя бы окно закрыл! — Опять? — В глазах Гребешкова снова появилась задумчивость, их как будто затянуло пеленой. — Иди, я закрою. Смычком он указал Снежкину в сторону балконной двери. Гошка покрутил пальцем у виска — мол, что возьмешь с чокнутого музыканта — и полез по лестнице обратно к себе домой. За его спиной звякнули стекла в закрываемой двери. Он обернулся. Валерка снова стоял посередине комнаты и любовно поглаживал скрипку. Снежкину даже показалось, что инструмент изогнулся у него в руках. — С этими музыкантами и сам психом станешь, — прошептал Гошка, перелезая через балкон. На следующий день концерт повторился снова. И опять в кресле за спиной Гребня сидел странный тип в длинном плаще. С улыбкой на изборожденном морщинами лице он наблюдал за скрипачом. Сам Валерка выглядел еще тоньше вчерашнего, лицо его стало бледнее, он еще больше осунулся. Как только пришла гребешковская мама, концерт закончился. Пару раз к Валерке заглядывала Цветочница, а вернее Наташка Цветкова. Гошка ее немного знал. Наташка иногда увязывалась за Гребнем. Вместе они доходили до подъезда. И что такая красивая девчонка, как Цветкова, нашла в скучном и невзрачном Валерке? Снежкин скривил губы в презрительной усмешке — только никчемный человек может тратить свое драгоценное время на женщин и всякие там гаммы. Валерка же на все сто процентов был никчемным. Ну кому, скажите на милость, нужно его пиликанье по струнам? Только учителям. Да и то не всем. Следующие два дня Гребень удивлял Снежкина все больше и больше. Теперь он занимался, не переставая. Кажется, даже в школу не ходил, ни в обыкновенную, ни в музыкальную. — Эй, Паганини! — свешиваясь через перила, кричал Гошка. — Кончай свою музыку! Нормальным людям отдохнуть невозможно! Кто такой Паганини, Гошка узнал у Цветочницы. Он с ней как-то столкнулся на лестнице и пожаловался на соседа. Наташка презрительно повела густой черной бровью. — Может, из него второй Паганини получится, — высокомерно бросила она. Цветкова много о себе понимала. Она была высокой и очень красивой. Такой красивой, что порой к ней было страшно подходить. А когда она поднималась по лестнице, то хотелось вжаться в стену и не дышать. Наташка знала о своей красоте и считала, что окружающий мир должен лежать у ее ног. Если планета Земля и крутится, то только для того, чтобы угодить Цветочнице. Ко всему этому она еще была умной. Но не в том смысле, что знала, как жить. Она хорошо училась, много читала и поэтому была осведомлена обо всем на свете. — Ну а это что за пацан такой? — нахмурился Гошка, который терпеть не мог иностранных слов. — Сам ты пацан… — вздохнула Цветочница, понимая, что из Снежкина настоящий человек никогда не получится. Так, какая-нибудь половинка. — Паганини был великим музыкантом. Однажды на концерте завистники оборвали на его скрипке все струны. Тогда он натянул одну струну и сыграл на ней так, что все ахнули! — Ахнули, говоришь… — многозначительно хмыкнул Снежкин. — А это идея! — хлопнул он себя по лбу. — Оборву Гребню все струны, пусть на Паганини учится. От одной струны меньше грохота! — Маленький ты еще, — обреченно махнула рукой Наташка. Маленький не маленький, а идея оборвать Валерке струны очень Гошке понравилась. Пока купит новые, пока натянет… Глядишь, день-два отдыха и выйдет. На следующий день концерт начался с новой силой. Гошка чуть с балкона не свалился, дожидаясь, когда неугомонный Гребешков выйдет из комнаты хотя бы на минутку. Как только музыка прекратилась, Гошка кубарем скатился по пожарной лестнице, чуть не проскочив на этаж ниже. Скрипка лежала на диване. И, казалось, ждала, когда вернется хозяин. При Гошкином появлении ее струна тревожно тренькнула. — Тише ты! — прошептал он, хватая инструмент за гриф. В углу испуганно вздохнули. Снежкин крутанулся на месте, прижав к себе скрипку. Ему показалось, что в кресле кто-то сидит. Но это была только тень, какой-то сгусток темноты, который медленно таял в воздухе. В коридоре послышались стремительные шаги, дверь с грохотом распахнулась. — Отпусти! Снежкин не ожидал такой прыгучести от своего соседа. Валерка в два прыжка пересек комнату, всем телом навалился на Гошку, одной рукой вырывая скрипку, другой отталкивая его в угол. Как раз туда, где таяли остатки темноты. Снежкин совершил небольшой полет, удачно закончившийся приземлением на «мягкое место». — Совсем ошалел? — возмущенно зашипел он, барахтаясь на полу. — Не смей ее трогать! — срывающимся голосом прокричал Валерка, сжимая скрипку в руках. — С башкой раздружился? — продолжал ругаться Гошка, чувствуя, как боль растекается по отбитому заду. — Если она тебе так нравится, носи с собой, привязывай к шее. Больше ничего сказать он не смог, потому что у него неожиданно перехватило дыхание, в груди больно сдавило. Он сидел на полу, как рыба, разевая рот, не в силах вдохнуть. Гребешков даже не смотрел на него. Он любовно поглаживал инструмент, проверяя, все ли в нем цело. Когда Валеркина ладонь в очередной раз коснулась корпуса, боль в груди у Гошки стала нестерпимой, и, застонав, он откинулся на спину. Валерка наконец заметил, что с его гостем творится нечто странное, он отложил скрипку в сторону и подошел к соседу. — Эй, что с тобой? — скорее удивленно, чем испуганно, спросил он. Но Гошке и без его сочувствия уже стало легко и свободно. Он продышался, смахнул с глаз навернувшиеся слезы и стал подниматься. — Не получится из тебя Паганини, — прошептал он, когда к нему вернулась способность говорить. У Снежкина вдруг появилось желание выхватить у Гребня скрипку и разбить. Он даже голову повернул, соображая, как лучше это сделать и обо что ее можно стукнуть. Над креслом на мгновение появилось прозрачное морщинистое лицо. Глубокие темные глаза сурово посмотрели на Гошку. Лицо качнулось, недовольно повернулась голова. Как бы намекая, что не стоит об этом думать. Пока Снежкин шевелил мозгами, Гребень взял скрипку и осторожно положил ее в футляр. — Уходи, — произнес он глухим голосом. — Теперь перед занятиями я буду закрывать окно. Вот и все. Гошке ничего не оставалось, как встать и уйти. Своего он добился. Гребешков больше доставать его не будет. Но что-то мешало Снежкину просто встать и уйти. Была во всей этой ситуации странность, которую Гошка не мог понять. Удивительный призрак в углу, скрипка… Скрипка! Снежкин встал. Пару раз хлопнул себя по штанине, стряхивая невидимую пыль. — Слушай, Гребень, — как можно равнодушней начал он, — откуда у тебя эта скрипка? Раньше ведь другая была. Валерка щелкнул замками футляра, покрутил колесиком кода. — Уходи, — повторил он, упрямо сжав губы. — Ты мне мешаешь заниматься. — Ой, подумаешь… — протянул Снежкин, борясь с сильнейшим желанием врезать Гребешкову между глаз, отнять инструмент, чтобы потом в каком-нибудь тихом месте выяснить, что с ним не так. — Уходи! — В глазах у Валерки появился нехороший блеск. — Иду уже! — Гошка тянул время. Гребешков держал футляр в руках и, судя по всему, не собирался с ним расставаться. — Слушай, тебя там мама, кажется, зовет, — как можно уверенней попытался соврать Снежкин. — Мама ушла в магазин, — ледяным тоном отрезал Гребень, внимательно следя за каждым движением соседа. «Ладно, — решил про себя Гошка. — Не сейчас, так потом когда-нибудь я до этого Вивальди доберусь!» В музыке он особенно не разбирался, но имена композиторов знал, потому что папа любил ставить талантливого соседа в пример непутевому сыну. — Вот, уже Моцарта разучивает, — говорил он, солидно покачивая головой в такт музыке, влетающей в окно. — А это Шуман, — восторженно произносил он через несколько минут. — Тоже хороший композитор. Георгий, ведь ты не бесталанный человек! Займись чем-нибудь! И Гошка шел заниматься чем-нибудь во двор. Ну не любил он музыку, тем более классическую! Что теперь с этим поделаешь? Во дворе на лавочке, задрав голову, сидела Цветочница и внимательно разглядывала фасад их дома. — Чего это ты сюда зачастила? — грубо спросил Гошка. Будь они в каком-нибудь другом месте, он бы побоялся близко подойти к Наташке. В любом другом месте она бы его просто не заметила. А здесь, во дворе, он был у себя дома и мог спрашивать кого угодно о чем угодно. И даже такая красавица, как Наташка, должна была ему ответить. Цветкова надула пухлые губки, прищурившись, посмотрела на Снежкина. — Это ты только что по балконам лазил? — растягивая слова, спросила она. — Твое какое дело? Не хватало еще, чтобы всякие девчонки его допрашивали! — А я смотрю, кто там такой ловкий человека-паука изображает… А это, оказывается, ты… Молодец! — Да ладно… — зарделся Гошка от неожиданного комплимента. — Подумаешь, ерунда какая… — И часто ты так упражняешься? — Постоянно! — вдохновенно соврал Гошка. Зачем он это делал, и сам толком не знал. Просто ему было приятно, что такая девчонка, как Наташка, стала с ним разговаривать. — Валерка меня часто в гости зовет. А чтобы не ходить кругами, я по прямой, через балкон. Цветкова снова задрала голову. Из раскрытого окна на шестом этаже неслась музыка. — Скрябин, — зачем-то брякнул Снежкин и внутренне сжался. Сейчас его засмеют. Наташка посмотрела на него темными красивыми глазами и кивнула. Гошка мысленно выдохнул — угадал. — Глеб… — неуверенно начала Цветочница. — Меня Георгием зовут, — неловко поправил ее Снежкин. — Можно Егором или Гошей. — Гога, значит, — ничуть не смутилась Наташка. — А послушай-ка, друг мой Гога… Можешь ради меня сделать одну вещь? Снежкин кивнул головой, не в силах произнести ни слова. — Видел у Гребешкова новую скрипку? — Потертая такая? Видел. — Можешь ее взять? — быстро спросила Цветочница. — Зачем? — опешил Гошка. Наташка еще раз внимательно посмотрела ему в глаза, как бы проверяя, надежный ли перед ней стоит человек. Снежкин вдруг испугался, что Цветкова передумает давать ему задание, и заторопился: — Если, конечно, очень нужно, я могу взять… — Понимаешь, Гогочка… — медленно заговорила Наташка, подбирая слова. — Эту скрипку Валерке дали в музыкальной школе, чтобы он к концерту подготовился… — Понимаю, — снова закивал головой Гошка. — А зачем ему два инструмента? У него еще старая осталась. Не будет же он сразу на двух скрипках играть? — Не будет, — согласился Снежкин. — А в классе у нас учится девочка, Люба Кондрашова. Ей тоже нужно готовиться к концерту. И у нее нет ни одной скрипки. Повисла пауза, во время которой Наташка с доверчивой улыбкой смотрела в лицо Гошке. Снежкин настолько обалдел от этого взгляда, что совсем перестал соображать. — Ты можешь взять у Гребешкова вторую скрипку? — вкрадчиво попросила Цветочница. — Как? — глупо улыбнулся Гошка. — Залезешь через балкон и возьмешь. А после концерта положишь обратно. Сможешь? — Смогу, — не раздумывая, согласился Снежкин. Развернулся и пошел к подъезду. — Эй, ты куда? — Лицо у Наташки вытянулось от удивления. — За скрипкой, — решительно произнес он. — А… — успокоилась Наташка. — Ну, иди, иди. Только не перепутай. Нужна не его прежняя, а та, что у него недавно оказалась. — Да, да! — махнул рукой Гошка, скрываясь за дверью. Пока он поднимался по лестнице, перед ним еще продолжали маячить темные Наташкины глаза. В себя Снежкин пришел, только когда оказался на балконе. Он вдруг вспомнил, что только что просил Валерку закрыть балконную дверь. Гребешков это, конечно, сделал, и Гошкины лазанья по пожарным лестницам ни к чему не приведут. Он глянул вниз. Во дворе на скамейке сидела Наташка и внимательно на него смотрела. Снежкину ничего не оставалось, как лезть вниз. Он преодолел несколько ступенек. Балкон оказался открыт. В квартире Гребешковых было тихо. Гошка осторожно прошел по комнате. Футляр из-под скрипки пуст. Значит, инструмент находится где-то в квартире. Не потащит же Валерка его без футляра на улицу, раз так им дорожит? Снежкин осторожно приоткрыл дверь в коридор. Он ведь ничего плохого не делает? Просто помогает бедной девочке, у которой нет инструмента, чтобы выступить на концерте. Гошка представил, как обрадуется эта Люба, когда ей принесут скрипку. Стоп! А на чем же она тогда играет, если у нее нет ни одной скрипки? Снежкин остановился и только сейчас почувствовал, как с него спадают чары Наташкиного голоса. Сколько раз давал себе зарок не связываться с женщинами! Они соврут — недорого возьмут! Но для очистки совести Гошка решил все же раздобыть скрипку. Он ее принесет, но просто так не отдаст. Пусть Цветочница сначала все объяснит! В квартире Гребешковых Гошка никогда не был. Поэтому в коридоре он не сразу сообразил, куда надо идти — направо или налево. С правой стороны послышался шорох, и он решил отправиться туда. За поворотом оказалась кухня. Здесь на табурете с закрытыми глазами сидел Валерка. Перед собой на коленях он держал скрипку. Сам Гребень был бледный. Но еще белее были его руки с длинными тонкими пальцами, лежащие на инструменте. На руках резко выделялись синие вены. Было видно, как по ним толчками двигается кровь. От каждого такого толчка струны на скрипке еле слышно тренькали. Валерка при этом тяжело вздыхал. Зрелище это было настолько поразительное, что Гошка, забыв всякую конспирацию, вышел из-за угла и остановился на пороге кухни. Валерка почувствовал движение и открыл глаза. Снежкин отшатнулся. Но прежде чем скрыться за поворотом, он успел увидеть, как Валеркино лицо быстро покрывается глубокими старческими морщинами. Как проваливаются в эти морщины глаза. Бесцветные, страшные. Гошка не помнил, как он промчался через коридор, из комнаты выбежал на балкон и забрался к себе в квартиру. Было удивительно, как он не сорвался с лестницы. Очнулся Снежкин только тогда, когда услышал звяканье стекла в балконной двери — с такой силой он ее закрывал. Да гори эта Цветочница синим пламенем вместе со своими заданиями и просьбами! Как только Снежкин об этом подумал, в дверь позвонили.
Глава II Украсть скрипку!
— Так… — Наташка по-деловому вошла в квартиру, как будто только ее и ждали. — В чем дело? Где скрипка? Все, что возмущенный Снежкин хотел высказать новой знакомой, тут же улетучилось из его головы. Все-таки Цветочница была очень красивой, и ругаться с ней не хотелось. — Понимаешь… — начал Гошка, думая, как бы получше все это объяснить. — Не понимаю, — отрезала Наташка, плюхаясь в кресло. — Тебе было сказано. Почему не сделал? Цветкова никогда не считала мальчишек особо умными и сообразительными, поэтому давно выработала с ними приказной тон, четкий и краткий. Последние три недели он действовал безотказно. Наташкины слова сразу охладили пыл Снежкина. — А чего это я должен для тебя что-то делать? — возмутился он и демонстративно упал на кровать. — Мне уроков много задали, заниматься надо. А ты — отвлекаешь! Цветочница открыла рот, чтобы приговорить Гошку к смертной казни, но тут снизу послышались звуки скрипки. Как по команде, оба бросились на балкон. Даже перевесившись, ребята не смогли разглядеть, что происходит в комнате внизу. — Играет и играет… Целыми днями, — пожаловался Снежкин. — Как скрипка новая появилась, совсем сбрендил. — Старается, — задумчиво произнесла Наташка. — Слушай, — повернулся к ней Гошка. — Пойди и попроси у него скрипку сама. Или пускай твоя Люба попросит. Ведь это ей надо. — Он не даст, — надула губки Цветочница. — Он жадный. Жадный? Вот уж чего за Гребнем не водилось, так это жадности. — А ты просила? — с сомнением произнес Гошка. — Можешь не сомневаться, — заверила его Наташка, и глаза ее при этом еще больше потемнели. — Там еще дядька какой-то постоянно мелькает, — вспомнил Гошка. — В плаще. Черном. — Дядька? — Наташкины брови полезли под длинную челку. — Георгий, — сказала она сурово, — мне очень нужна эта скрипка. Помоги, будь человеком! — А то я без этого не человек, — недовольно пробурчал Гошка, отворачиваясь. Ему не нравилась вся эта затея. Он не понимал суеты вокруг бестолковой штуковины, от которой никакой пользы, один шум. — Ладно, — вздохнул Снежкин. — Завтра будет у тебя эта скрипка. Только потом сама с Гребнем разбирайся, а то он еще в милицию заявит о пропаже. — Не заявит, — заверила Наташка и чмокнула его в щеку. После ухода гостьи Гошка некоторое время сидел в кресле и тихо ненавидел себя. Это каким же надо быть дураком, чтобы поддаться на женские уговоры! А ведь зарекался, что никогда не будет иметь с девчонками дела! Сюсю, мусюсю… Тьфу! Сейчас он был противен сам себе. Вечер ушел на то, чтобы придумать, как бы половчее отказаться от Наташкиного задания. Ему не хотелось подставлять соседа, неплохого в общем-то человека, ради какой-то незнакомой Любки, которую он в глаза не видел. К ночи Гошкино мнение о соседе резко изменилось. Сначала снизу раздавалось еле слышное треньканье, словно кто-то слегка касался струн пальцами. Продолжалось это недолго. Потом раздался звук, как будто наступили кошке на хвост. Душераздирающий скрип пробился сквозь пол, кровать и добрался до Гошкиных ушей. Медленный протяжный визгливый звук вытягивал душу, заставлял ежиться и ворочаться в постели. — Моцарт недобитый, — с ненавистью прошептал Снежкин, пытаясь отыскать как обычно убежавшие под кровать тапочки. — Я не я буду, если не заделаюсь Сальери. Про Моцарта и Сальери Гошка узнал тоже от папы. В очередной раз похвалив Валеркины старания, тот зачем-то рассказал историю о том, как Сальери отравил Моцарта, потому что завидовал его таланту. Скрипучий звук все тянулся и тянулся. У Гошки от него заломило зубы и захотелось немного повыть. Так и не найдя тапочек, босиком он выскочил на балкон, перегнулся через перила. Балконная дверь Гребешковых была закрыта. Но звук скрипки упорно пилил ему голову, не прерываясь ни на секунду. И Снежкин не выдержал. Узенькие ступени лесенки больно впивались в голые ступни, ночной весенний ветер холодил плечи. Гошка чувствовал, что в этот момент на него смотрит темный двор и ждет, что будет дальше. Попав на балкон соседа, он немного растерялся. Сквозь зашторенные окна ничего видно не было. Из-за них пробивалась только тонкая полоска слабого света. Гошка чуть не взвыл от досады, что не может ничего разглядеть. Он попытался пальцами открыть дверь, но та плотно была пригнана к раме. Впотьмах Снежкин пошарил по окну и к своему восторгу нашел открытую форточку. Стараясь не шуметь, он залез на подоконник и рукой осторожно отвел штору. Посередине комнаты на высоком табурете без спинки сидел Валерка Гребешков. Закрыв глаза, прижав к левому плечу скрипку, высоко вскинув вверх локоть правой руки, он водил смычком по струнам. При этом всем телом он раскачивался из стороны в сторону, да так сильно, что уже давно должен был упасть. Но почему-то не падал. А еще в комнате были люди. Множество людей. Человек пятьдесят, наверное. Были они какие-то нечеткие, полупрозрачные, расплывчатые. Словно находились по ту сторону неплотного тумана. Люди были одеты в странные костюмы. Длинные пиджаки с хвостами и широкими воротниками, узкие брюки, туфли на высоких каблуках. Что-то историческое. То, что не из нашего времени, это точно! Было удивительно, как столько народа поместилось в небольшой Валеркиной комнате. Люди не стояли на месте, они безостановочно ходили, но не было ни давки, ни толкотни. Если они встречались, то проходили друг сквозь друга. В кресле на своем обычном месте сидел человек в черном и довольно покачивал головой. Гошкино появление не заметили. Люди все так же ходили, звуки все так же рвали душу, человек в черном все так же кивал головой. Снежкин из последних сил держался на подоконнике, пытаясь сообразить, что же теперь делать. На колючей жести карниза стоять было неудобно. Он переступил с ноги на ногу, металл под его пяткой прогнулся, щелкнул, и Гошка поехал вниз. Машинально одной рукой он успел ухватиться за штору, другой за раму. Но это его не удержало. Отрывая кольца на шторе, он повалился на холодный пол балкона, прижимая к себе вытягивающуюся через форточку ткань. Падение оглушило Гошку, но не настолько, чтобы забыться окончательно. Скрипка еще секунду звучала, потом ее голос оборвался. Снежкин вскочил, все еще прижимая к себе оторванную штору. Люди в комнате замерли, повернув головы в сторону окна. На лице человека в черном появилась усмешка. Тренькнула струна. Валерка опустил инструмент. И открыл глаза. В следующую секунду Гошка мчался вниз. Пожарная лестница шла только до третьего этажа. Дальше Снежкин, не раздумывая, перемахнул через перила и полетел вниз. Если бы не штора, все еще зажатая в руках, он наверняка разбился бы. Второй этаж Снежкин благополучно проехал, держась за ткань. Оставшийся последний этаж пролетел, мягко приземлившись на четвереньки. Почувствовав под ногами землю, он побежал. Но недалеко. Через несколько шагов бежать стало больно — с непривычки голые пятки горели. К тому же выяснилось, что убегать не от кого — за Снежкиным никто не гнался. Кроме ледяного, пробивающегося сквозь душу, взгляда светлых Валеркиных глаз. Гошке не так часто приходилось общаться с соседом — только когда тот особо сильно доставал его своими концертами. Учились они в разных школах, музыкой Гошка никогда не увлекался, любил слоняться по улице или гонять в футбол. Когда Снежкин на Гребня ругался, в его глаза особо не заглядывался. Чего ему в них высматривать? Глаза и глаза. К тому же чаще всего Валерка их прятал. Может быть, и до этого они были такими пронзительно-светлыми? Кто ж сейчас скажет? Но в этот раз они особенно поразили. Снежкин даже не мог сказать чем — то ли цветом, то ли холодностью. Гошка поежился, оглядываясь. Ему все казалось, что за ним следят. И откуда, черт возьми, у мирного до последнего времени соседа столько таинственных гостей в странных костюмах? Словно они дружно собрались на маскарад и тренируются перед выходом. Или все вместе сбежали с массовки какого-нибудь исторического фильма. И тут Гошка все понял! Скрипка! Это из-за нее! Непонятно откуда и непонятно что, но это она виновница случившейся с соседом перемены. — Вот это Гребень попал, — прошептал пораженный догадкой Снежкин. Стоять на улице босиком больше не имело смысла. Гошка легкой трусцой побежал обратно. В голове его тут же созрел план. Для начала поговорить с бестолковым соседом или его родителями. Они-то должны видеть, что с их сыном творится что-то неладное. Если до них не дойдет, то стащить эту чертову скрипку и разбить о первое же дерево. «А я ведь говорил, что музыка до добра не доводит», — мелькнула в его голове мысль, когда все встало на свои места. Про Наташкину просьбу он забыл. Еще бы не забыть! Полночи он выслушивал нотации от родителей. Ведь на улицу он вылетел не только без тапочек, Но и без ключей. Поэтому пришлось звонить в дверь и объяснять маме с папой, с чего это вдруг на их сына напала любовь к ночным прогулкам в полуголом виде. Зато Цветочница сама о себе напомнила, как только Гошка вышел с утра на улицу. — Георгий, — вкрадчиво произнесла она, строго глядя ему прямо в глаза. Это был ее специальный взгляд, тщательно отрепетированный перед зеркалом. По ее мнению, действовал он безотказно. — Как наши дела? Увидев Цветкову, Гошка растерялся. А потом обрадовался — вот и решение всех проблем! Конечно, он стащит у Валерки скрипку и отдаст Наташке, пускай сама с ней мучается. — Дела идут замечательно, — широко улыбнулся он. — Сегодня вечером скрипка будет у тебя. — Смотри, не обмани, — прищурилась девочка. — И не вздумай на ней играть, — предупредила она. — Чего так? — сделал удивленные глаза Снежкин. — Током ударит. «Ну, ну», — хмыкнул Гошка, удаляясь в сторону школы. Но до класса он не дошел. Дождавшись на школьном дворе звонка на урок, он помчался обратно домой. Балконная дверь Гребешковых была открыта. Прижимая к себе веревку, взятую на тот случай, если придется снова прыгать с третьего этажа, Снежкин ступил на «вражескую» территорию. И тут же спрятался за банками на балконе, потому что из комнаты послышались голоса. Вернее сначала оттуда неслась музыка. Неугомонный Валерка музицировал, исполняя уже что-то совершенно невероятное. Музыка оборвалась. — Валерий, ты почему не в школе? Ага! В комнату вошла мама. — Я занимаюсь, — холодно ответил Гребень. — Занимаешься? Чем занимаешься? Тебе в школу пора! — Сегодня уроков не будет, — все так же ледяным тоном ответил Валерка. «Во дает!» — ахнул про себя Гошка. До такой наглости сам он еще никогда не доходил. Сказать, что не будет уроков! Вот это сила! — У тебя уже какой день нет уроков! — У нас школу закрыли. Досрочно. — До каникул? — ехидно спросила мама. — Почему ты мне все время врешь? Откуда у тебя эта скрипка? — Дали в музыкальной школе. У нас скоро концерт. — И давно у вас скрипки в школе раздают? Тебя же отчислять собирались за неуспеваемость. — Я стал больше заниматься, — все так же бесстрастно отвечал Гребешков. — Но это не значит, что нужно пропускать школу! — Ты мне мешаешь, — с мукой в голосе проговорил Валерка. Дальше произошло такое, что Гошка предпочел зажать ладонями уши. Гребешковская мамаша бегала по комнате, крича и размахивая руками. Говорила при этом она то, что обычно говорят родители в таких случаях: «Безобразие! Хулиган! Ты когда слушаться меня будешь? Колония по тебе плачет!» Вскоре крики затихли. Валерка силой был выдворен из комнаты и отправлен в школу. Когда топот ног и ахи прекратились, Гошка выглянул из своего укрытия. Комната была пуста. Ни скрипки, ни футляра видно не было. Снежкин пометался между диваном и столом в надежде заметить либо то, либо другое. Он даже с головой залез в шкаф. Там было темно и пыльно. И в этой темноте его осенило. Валерка забрал скрипку с собой! Конечно! Если он ею так дорожит, из рук не выпускает, то и теперь прихватил в школу! Снежкин выскочил обратно на балкон и как раз успел, чтобы заметить, как Гребешков с мамой поворачивают за угол. За спиной у Валерки был рюкзак, а в руке черный футляр. Гошка кинулся к лестнице, в последнюю секунду удержался, чтобы не начать спускаться вниз. Взлетел наверх, вихрем пронесся по своей квартире и выбежал на улицу. Никогда в жизни ни в какую школу он не бегал с такой скоростью. Гребня он догнал уже в дверях. Вовремя затормозил, чтобы не попасться ему на глаза, и вслед за соседом вошел внутрь. Школа как школа. У Снежкина была такая же. Длинный гулкий первый этаж с раздевалкой, спортзалом и столовой. Народ уже весь разошелся по классам, поэтому Гошке приходилось очень стараться, чтобы оставаться незамеченным. Не подозревая о слежке, Валерка не спеша шел, что-то насвистывая себе под нос. Насколько помнил Гошка, сосед его таким раньше не был. Не было у него такой сумасшедшей одержимости музыкой. Играл, конечно, но не до такой же степени! Короче, Паганини из него явно не получался. И вдруг… Между тем Валерка дошел до пятого этажа, покрутился на темном пятачке между тремя кабинетами и исчез. Испугавшись, что упустил добычу, Гошка прыгнул вперед и чуть не наткнулся на соседа. Гребешков стоял перед низкой дверью и чем-то ковырялся в замке: — Мне только попробовать, как она будет звучать… — бормотал он себе под нос. — Только услышать… Всего на минутку… Замок щелкнул. Вспыхнул тусклый свет. За дверью оказалась тесная кладовая. Валерка шагнул в нее. Дверь закрылась. В коридорчике снова стало темно. Минуту стояла тишина, а потом раздалось скрипичное пиликанье. От удивления Гошка присвистнул. Это до какой же степени нужно заморочиться, чтобы не расставаться с инструментом ни на секунду! В растерянности он стоял в темном закутке, пока не прозвенел звонок с урока. Тихая школа взорвалась криками. В этом шуме утонули звуки скрипки. В закутке появился свет из распахнувшихся дверей кабинетов. Замершего Гошку стали толкать, пихать и двигать с места. — Столбняк напал? — грубо спрашивали его, за девая плечами и портфелями. — Подвинься! — Школа психов! — в сердцах отозвался Гошка. — Что? — Детина класса из десятого повернулся, намереваясь размазать Снежкина по стенке. — А ну, повтори! — Я говорю, — нагло глядя ему в глаза, с расстановкой произнес Гошка, — у вас тут все психи или только один? — Это ты про меня? — проревел парень, мгновенно багровея. — Ты-то тут при чем? — отмахнулся от занесенной над ним лапы Гошка. — Вон, в кладовке закрылся и играет… Детина проследил за Гошкиной рукой и прислушался. Из закрытой комнатки неслась приглушенная музыка. — Это кто у нас тут такой музыкальный? — мрачно хмыкнул старшеклассник, направляясь к двери. Чтобы ее открыть, ему не пришлось ковыряться в замке. Легким движением плеча он сломал все запоры, которые на ней были, и вошел внутрь. Звук скрипки оборвался. Жалобно тренькнула струна. Парень за шиворот выволок Гребешкова из каморки. — Ты кто? — с удивлением спросил он. После игры Валерка еще не окончательно пришел в себя, поэтому затравленно озирался, прижимая к себе скрипку. — Да брось ты ее! — взорвался старшеклассник, вырывая у него инструмент и не глядя откидывая куда-то назад. Этого Гошке и надо было. Он ловко поднырнул под руками столпившихся вокруг ребят, схватил скрипку и помчался к лестнице. Как только Гребешкова разлучили с его ценной находкой, взгляд его прояснился. — Отдай! — взвизгнул он, кидаясь за убегающим Гошкой. Но сдвинуться с места он не смог, потому что его все еще держал великовозрастный детина. — Ты не дергайся, а на вопросы отвечай! — прикрикнул он на пленника. Как только Снежкин скрылся из виду, Гребешков обмяк, голова его свесилась на грудь, глаза закрылись. Старшеклассник несколько раз встряхнул его. Но Валерка не проявлял признаков жизни. И к нему потеряли всякий интерес. Парень выпустил Гребешкова и, засунув руки в карманы, не спеша пошел вниз. Другие ребята разбежались — не такие они были дураки, чтобы в такую теплынь торчать в пыльной школе. Валерка остался один. Долгую минуту он просидел, скорчившись на полу. Пальцы левой руки непроизвольно шевелились, словно все еще нажимали на струны. Правая держала ставший бесполезным смычок. — Моя скрипка, — прошептали посиневшие губы. Резким движением Валерка выпрямился. Только теперь это был не совсем Гребешков. Его фигура как будто вытянулась. Он стал тоньше и заметно взрослее, лицо осунулось и пожелтело. Глаза ввалились, но при этом остались прозрачно-водянистыми, отчего взгляд казался холодным и равнодушным. Длинные костлявые руки заканчивались такими же длинными суставчатыми пальцами. — Моя скрипка, — повторил он. Глаза нехорошо прищурились. Валерка шагнул к лестнице. Между тем Гошка со своей добычей сидел на лавочке напротив своего дома. Перед ним лежала скрипка. И Снежкин не знал, что теперь с ней делать. Когда он ее схватил, в голове сидела одна мысль — только бы сбежать. Гошке хотелось кричать от восторга, что он такой умный и сообразительный. Но как только Снежкин выбрался за территорию школы, он почувствовал, что его руки нестерпимо жжет. И этот жар исходит от скрипки. Гошка с трудом добрался до своего двора, упал на лавочку. Подняться к себе в квартиру сил уже не было. Скрипка лежала перед ним, и он наконец рассмотрел ее. Не было в ней ничего особенного — скрипка как скрипка. Изящный корпус, изогнутый гриф, веселенькие завитушки колков, матовые потертые струны. Она даже не нагрелась от его рук. Наоборот, при прикосновении она казалась прохладной. Была только одна странность. Он так много хватался за ее корпус, что на лаковой поверхностидолжны были остаться следы. Но там ничего не было. След от влажного пальца мгновенно испарялся. И все же она была холодной. Гошка посмотрел на свои руки. Ни ожогов, ни каких-нибудь других следов. Ничего. Какое-то время в голову не приходило ни одной дельной мысли: разбить, сжечь, отдать обратно, отнести Наташке? Последние две идеи относились к разряду самых глупых. Не нравилась Гошке эта скрипка. Очень не нравилась. С ней было связано слишком много непонятного. И необычное поведение соседа, и перемены в его облике… Да и откуда она взялась такая, вся из себя блестящая и загадочная? Снежкин сдернул с себя куртку, завернул в нее инструмент и с суровой решимостью встал с лавочки. Он хотел разбить ее о первый же столб? Ничто не помешает ему это сейчас сделать. Или лучше отнести скрипку туда, где Валерке ее дали? В музыкальную школу? Идея с музыкальной школой пришла Гошке на ум сама собой. Поначалу ему совсем не хотелось туда идти. Но, подумав, он решил, что из всех вариантов это самый удачный. И пошел со двора. Жизнь в музыкальной школе была не менее активной, чем в обыкновенной школе. Только ребята, бегающие по этажам, были чуть спокойней: никто ни на ком не ездил, портфелем по голове не стучал. У всех были одухотворенные музыкой лица. Почти из-за каждой двери неслась музыка. — Моцарт, — вздохнул Снежкин, отворачиваясь от одной из таких дверей. — Бетховен, — произнес за его спиной девчачий голос. Гошка испуганно обернулся. Последнее время он стал какой-то нервный. Вздрагивал без причины. Вот и этот голос его испугал. Каникулы! Только каникулы могли его спасти! За спиной стояла низенькая полная девчонка с крысиным хвостиком, на курносом носу сидели маленькие очки, снизу их подпирали пухлые щеки. — Я говорю, это Бетховена играют, — громко произнесла она, словно Гошка был глухой. — Ты заходишь? Прижав к себе куртку с инструментом, Снежкин замотал головой, пятясь назад. Но сзади, как назло, оказалась стена. — Странный какой-то, — пожала плечами девчонка, входя в класс. Но тут Гошка очнулся и кинулся следом за ней. — Погоди! — быстро заговорил он, останавливая толстушку. — Где у вас тут скрипки выдают? — В смысле? — непонимающе заморгала девочка. — Я говорю, вам скрипки перед концертами дают, чтобы хорошо сыграть? — Теперь пришла очередь Снежкина говорить громко и отчетливо. — Не выдает здесь никто скрипки. — Девчонка, видно, решила, что Снежкин псих, и начала от него отпихиваться. — Каждый со своей приходит. — Как не выдают? — опешил Гошка. — А особо талантливым? — Это ты про себя, что ли? — хмыкнула девчонка, задорно сверкнув ямочками на щечках. — Да нет, — смутился Снежкин. — Приятель у меня… Тут учится… Ему скрипку дали, чтобы он к концерту подготовился. — Первый раз о таком слышу, — пожала плечами толстушка, собираясь пройти мимо Гошки. Но передумала. Остановилась, блеснув в его сторону линзами очков. — Это кто же такой? Может, я его знаю? — Валерка Гребень, — совсем растерялся Гошка. — Гребешков? — Глаза девочки стали больше очков. — Он же у нас в классе учится! И ему дали скрипку? — Ну да… Вот. — Снежкин развернул куртку. Сейчас скрипка выглядела не так победно, как на улице. Она потускнела и как будто съежилась. — А чего ее давать? — разочарованно протянула толстушка. — Самая обыкновенная скрипка. У меня и то лучше. А Гребешкову и такая не нужна. Он вообще на занятия не ходит. Его скоро отчислят. — За что? — Так ведь у него таланта нет. И играет он безобразно. С этими словами девочка наконец вошла в класс, победно вздернув курносый нос. Вот это номер! Если при такой игре человек считается бесталанным, то что же такое талант? Это когда соседям вообще спать не дают? От изумления Гошка не в силах был сдвинуться с места. Где же Гребешков достал эту штуковину? Если не в школе, то скрипку ему либо дали, либо он ее украл. А это уже хуже. Воровство — это… Дальше думать Снежкин не стал, вспомнив, что и сам скрипку стащил. Но сделал он это из лучших побуждений. Во-первых, чтобы Валерка немного отдохнул от своих гамм. А во-вторых… Второе не придумывалось. Украл — и украл. Наташка попросила. Да и достал этот Гребень со своей игрой! Ни днем ни ночью покоя нет. Ясно одно, скрипка эта непростая. Такие в магазине не продаются, просто так на улице не валяются… Если б Гошка знал, как недалек он от истины! Пока же он искал хоть какое-то объяснение сверхъестественным способностям обыкновенного инструмента. Раз скрипка не из музыкальной школы, то ни один здешний музыкант Гошке ничего не объяснит. А просто так, без объяснений, расставаться Снежкин со скрипкой не собирался. В растерянности он вышел на улицу. Мимо него прошли две девочки. Заметив в его руках инструмент, они захихикали. Гошка в сердцах сплюнул. Еще не хватало, чтобы его в скрипачи произвели! Видал он все эти скрипки в гробу в белых тапочках! Может быть, у самой Наташки спросить? Не зря же она за этой скрипкой гоняется. Значит, что-то знает. А не будет говорить — он скрипку у нее на глазах разобьет. Возьмет вот так за гриф и шарахнет обо что-нибудь острое. Пускай Цветочница себе другую ищет. Появление Валерки Гошка не увидел. Скорее почувствовал. Гребешков шел наискосок через двор. Шел медленно, словно ему было больно переставлять ноги. На каждом шагу он поводил головой из стороны в сторону, то ли принюхиваясь, то ли высматривая что-то. Вид у него был неважный — бледный, осунувшийся, с темными кругами вокруг глаз, с высохшими губами. Длинные тонкие пальцы теребили «молнию» черной куртки. Чтобы сосед его не заметил, Гошке пришлось спрятаться на склизком пятачке, где раньше стояли мусорные баки. Скрипка в его руках вела себя странно. Только что она была плотно завернута, но вот уже из-под ткани торчит гриф. От этого движения обиженно зазвенели струны. Произошло это как раз тогда, когда Валерка проходил совсем близко, так что Гошке пришлось присесть и прижать к себе инструмент. Из-за этого ему стало совершенно нечем дышать, руки пронзила уже знакомая боль ожога. Дыхание перехватило. Первым желанием Снежкина было вскочить, забросить скрипку куда подальше и наконец свободно вздохнуть. Он уже стал подниматься, но что-то мешало это сделать. Руки жгло нестерпимо, однако Гошка продолжал крепко держать сверток. От боли на глаза наворачивались слезы. Сердце гулко бухало в груди. Состояние это длилось бесконечно долго. Перед глазами расплывались яркие круги. Гошка пытался хоть что-то сквозь них разглядеть. Но вокруг была темнота. Когда все закончилось и Снежкин на ватных ногах выбрался из своего укрытия, Гребешкова нигде не было. Гошка трясущейся рукой вытер со лба пот. Ладонь была ярко-красной, вспотевшей, но следов ожога на ней опять не было. Это было удивительно. Это было страшно. Ведь больно было на самом деле. Руки плавились от нестерпимого жара. И вот — ничего… Неужели скрипка дает понять, что он не тот, кто должен ее держать?.. Гошка до того был увлечен изучением своих рук, что не заметил, как сзади к нему подошли. Чья-то ладонь коснулась его плеча. Снежкина крутануло на месте. — Отдай! Приказ был отдан шепотом, но для оглушенного болью Гошки он прозвучал как крик. Снежкин смотрел на обметанные посеревшие губы говорящего, не в силах поднять глаза. Хотя и так было понятно, кто это и что от него хотят. Всего за несколько дней Валерка неузнаваемо изменился. Он вытянулся, высох и почернел. Светлые запавшие глаза прожигали насквозь. Пальцы сжимали плечо с такой силой, как будто хотели сломать кость. Перед Гошкой стоял не сосед Валерка Гребешков, а совсем другое существо. Словно и не человек это вовсе. — Отдай! — Вторая рука потянулась к свертку. Снежкин дернулся назад, безуспешно пытаясь вырваться из цепкого захвата. — Отдай! — последний раз прошипел Валерка, с такой силой сжимая Гошкино плечо, что хрустнули кости. — Чьи только? — Что, в милицию побежишь жаловаться? — в отчаянии крикнул Снежкин. — Отдай! — последний раз приказал Гребешков, кидаясь на Гошку. — Бери! — Снежкин сорвал со скрипки куртку и, от души размахнувшись, забросил инструмент в ближайшие кусты. Взвизгнули струны, возмущаясь такому хамскому обращению с благородным инструментом. — Убью! — в тон скрипке проорал Валерка, кидаясь за упавшим инструментом. Но Снежкин опередил его.Глава III Интриги Наташки Цветковой
Цветочница проводила взглядом Гошку. Он вошел в подъезд. Хлопнула входная дверь. От нетерпения Наташка сжала правую руку в кулачок и со всей силы ударила им о ладонь левой. Как она могла так промахнуться! Если бы в тот день Наташка пошла с Валеркой из музыкальной школы, то скрипка была бы ее! Из открытого балкона на шестом этаже неслась музыка. И музыка эта была великолепна. Гребешков никогда так не играл. И никогда бы не стал играть, если бы не скрипка. Гребень был бездарем, об этом все говорили. Его собирались отчислять. Да Валерка и сам не рвался оставаться. Он продолжал ходить в музыкальную школу из-за мамы. Она утверждала, что ее сын прирожденный музыкант, и чуть ли не насильно несколько лет назад всучила Гребню скрипку. Если бы не эта случайность на бульваре! Скрипка! Легендарная скрипка, делающая любого музыканта знаменитостью! Год назад о ней рассказывал дядя Витя, папин приятель. Он что-то такое говорил, о чем Наташка уже не помнила. Якобы раз в сто лет появляется Скрипка… Что там было дальше, стерлось из памяти, Цветочница тогда слушала невнимательно. Запомнилось одно — есть инструмент, который может сделать человека гениальным скрипачом. Валерке повезло, Скрипка выбрала именно его. Наташка еще удивилась, что это за чудак раскладывает свои инструменты на лавочках? Еще больше она удивилась, когда тихий Гребешков схватил скрипку и побежал вон из сквера. А после того как он перестал посещать занятия и стало известно, что он не выходит из квартиры и часами, без перерыва, играет… К тому же она услышала, как он играет… Вот тут-то все стало ясно! Теперь у Гребня впереди великое будущее, а она упустила такой шанс! Неужели история, которая до этого момента была не больше чем сказкой, могла оказаться правдой? Цветочница вновь посмотрела на шестой этаж. Если она будет целый день сидеть с задранной головой, шея у нее станет изогнутой, как у лебедя. Ладно, остается надеяться на этого недотепу Гогу. Он настолько в нее влюблен, что сделает все, что она ни попросит. В том, что в нее нельзя не влюбиться, Наташка не сомневалась. Она встала с лавочки как раз в тот момент, когда Гошка спрятался за банками на Гребневском балконе. Цветочница не видела погони и не догадывалась, что «недотепа» Снежкин про нее забыл. И если и продолжает охотиться за Скрипкой, то явно не по ее просьбе. Решив, что на сегодня она достаточно поработала, поэтому может не идти ни в школу, ни в музыкалку, Наташка отправилась домой. Концерт через неделю. Со Скрипкой или без нее, но Цветочница выступит на «отлично». Иначе она и не могла. Во-первых, у нее действительно есть талант. А во-вторых, она была потомственной скрипачкой, так что музыка сидела у нее в крови. По крайней мере, так утверждал ее папа. Но позаниматься Цветочнице не дали. Сначала мама все-таки отправила ее в школу, а вечером неожиданно пришел дядя Витя. «Как кстати!» — обрадовалась Наташка, собираясь как следует расспросить папиного знакомого. Как в их семье появился Виктор Львович, Цветочница не знала. Ей казалось, что он был всегда. Вроде бы когда-то он учился музыке. Но ни за одним из инструментов Наташка его не видела. Сейчас он работал в Центральной юношеской библиотеке в музыкальном отделе, где выдавал ноты и пластинки. Дядя Витя был высок, худ, носил небольшую черную бородку клинышком. Темные волосы были всегда разделены безукоризненно ровным пробором. И вообще он был какой-то чересчур элегантный — стильный пиджак, модные ботинки. На обыкновенного библиотекаря не похож. Сейчас он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и крутил длинными тонкими пальцами два деревянных шарика — он обычно всегда что-нибудь вертел в руках, была у него такая привычка. — О! Дитя мое! — привычно воскликнул дядя Витя, увидев в дверях хмурую Наташку — последние майские дни в школе ей давались тяжело. И кто только придумал учиться, когда на дворе уже лето, а тебе всего тринадцать! — Как музыкальные успехи? — ласково проворковал он. Рядом с Виктором Львовичем Наташка тут же растаяла. Он был само обаяние, и грустить рядом с ним было просто невозможно. К тому же это старомодное обращение Цветочнице очень нравилось. — Она у меня молодец, молодец! — В комнате появился папа. — Скоро концерт, приходи ее послушать. — И не надоело мучить ребенка? — скривился дядя Витя, перекидывая шарики из одной руки в другую. — Почему мучить? — вскинулся папа, любящий поспорить. — Она моя дочь! А значит, такой же музыкант, как и я! Это, мой дорогой, называется семейное дело. — Семейное дело — это когда отец валенки шьет, а потом и сын. Музыка к этому не имеет никакого отношения. — А как же Моцарт? — в папиных глазах светился азарт заядлого спорщика. — Его отец тоже был музыкантом! — Да брось ты! — отмахнулся дядя Витя. — Музыкальный талант редко передается по наследству. Это судьба! — Это не судьба, а везение — заметили, услышали, помогли, — чуть не кричал папа. — Удача, в конце концов. Наташка терпеливо сидела в углу. Споры между папой и дядей Витей шли постоянно. Главное было дождаться окончания и спросить то, что было интересно ей. — Для удачи нужно хотя бы немного таланта! — весело улыбался дядя Витя. — Даже с хорошим инструментом без таланта ты ничего не сделаешь! — Да, но инструмент это уже удача! — не сдавался папа. — К тому же сейчас хороших инструментов мало. — Причем здесь инструмент, если ты путаешь пальцы и не знаешь, с какого конца за смычок берутся? — пожал плечами дядя Витя. Сейчас было самое время ввернуть свой вопрос. — А как же Скрипка, Приносящая Удачу? — спросила Наташка и вдруг почувствовала, как ее щеки стремительно наливаются румянцем. «Чего это я разволновалась»? — сама себя спросила Цветкова, пытаясь глубже дышать. В комнате повисла пауза, было слышно только, как стучат друг о друга деревянные шарики в быстрых руках Виктора Львовича. — Доченька, — широко улыбнулся папа. — Что за фантазии? Какая скрипка? — Вильгельм Гауф очень любил страшные сказки. — Замершие было шарики в руке дяди Вити вновь побежали между пальцами. — При чем здесь Гауф? — надула губки Наташка. Она терпеть не могла, когда ее все еще считали маленькой. Сказки в ее возрасте никто не читает! — Бедный угольщик Петер Мунк получил от злого волшебника Михеля дар выигрывать в любом деле, — начал медленно рассказывать дядя Витя. — В обмен на мешок золотых гульденов Петер отдал свое сердце. У Мунка стало много денег, он был выбран почетным жителем города. Но бывший угольщик остался без сердца и потому потерял любовь девушки, его мать умерла от горя. Когда Петер понял, что за богатство заплатил слишком большую цену, то кинулся обратно к волшебнику, чтобы тот вернул ему сердце. Но Михель отказался выполнять его просьбу. С тех пор несчастный угольщик бродит по миру и ищет свое потерянное сердце. — Я не про сердце спрашиваю! — еще больше возмутилась Наташка. — Помните, вы как-то рассказывали про скрипку. Если на ней играть, то любой станет талантливым музыкантом. — А я говорю о том, что за любой дар нужно платить. Не всегда сердцем, конечно, но цена за подобные подарки обычно бывает высокой. Так что лучше всего добиваться самому. Чтобы потом не жалеть. — А скрипка? — Что скрипка? — загадочно улыбнулся Виктор Львович. — За любой подарок судьбы нужно платить. Например, раньше считали, что за талант дьявол забирает у людей душу. Поэтому любой одаренный человек предавался анафеме. — Чему? — прыснула Цветочница. — Проклятию, — усмехнулся дядя Витя. — Да какое проклятие! — Наташка начала терять терпение. — Вы про скрипку расскажите! Несколько мгновений Виктор Львович смотрел в пол. На лице промелькнуло выражение недовольства. — Про какую? — сухо спросил он. — Как про какую? — вскочила Наташка. — Вы сами рассказывали, что есть такая скрипка, кто на ней ни играет, у всякого гениально выходит. Помните? — Не помню, — покачал головой дядя Витя. Такого Наташка не ожидала. Она рассчитывала хоть что-нибудь узнать! — Дочка, что за фантазии? — пробормотал папа, выходя из комнаты, и, как бы извиняясь, сказал, на секунду поворачиваясь к приятелю: — К концу года они все становятся немного не в себе. Наташка с дядей Витей остались одни. — Как же вы можете не помнить? — чуть не плача, в который раз спрашивала она. — Вы сами про нее рассказывали! — С чего ты вдруг про нее заговорила? — к Виктору Львовичу вернулась его невозмутимость. — Заваливаешь экзамены в музыкальной школе? — Нет! — В Наташкиных глазах мелькнула надежда — вдруг дядя Витя что-нибудь вспомнит. — Только вы никому не скажете? — спохватилась она. — Никому, — искренне заверил ее Виктор Львович, подсаживаясь ближе и пряча шарики в карман. — Я видела эту скрипку! Лицо дяди Вити вытянулось, он открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел. — Правда! — заторопилась Цветочница, боясь, что ей не поверят. — Видела! На скамейке она стояла. Ее Гребешков схватил и домой убежал. А потом он, знаете, как стал играть! Вообще с ней не расстается. И играет с утра до вечера без остановки. Если Валерка с ней на концерт придет — все, он будет первым! — Гребешков вместе с тобой учится? — с сочувствием спросил дядя Витя. — Ну да, — опять смутилась Наташка. Ей все казалось, что ее не о том спрашивают. — Я специально к нему ходила и видела эту скрипку. Скрипка как скрипка… Ничего в ней особенного нет. Я даже подумала, что ошиблась. Но когда услышала, как он играет… Честно! Его отчислять собирались, он смычком по струнам промазывал! А теперь даже лучше меня играть стал! — Что ты говоришь… — покачал головой дядя Витя. — И где живет этот вундеркинд? — Недалеко от школы, в белой башне. Виктор Львович откинулся в кресле, в задумчивости переплел перед своим лицом пальцы. — Я, кажется, припоминаю… — он растягивал слова, и Наташке казалось, что он нарочно тянет время. — Что-то такое я читал. Точно! — радостно всплеснул он руками. — Это был какой-то древний том века восемнадцатого. — Неожиданно выражение его лица стало растерянным. — Но там было сказано, что эту скрипку уничтожили. — Значит, она опять появилась! — Как интересно! — Виктор Львович подался вперед. — И что ты хочешь? — Я? — Наташка опять смутилась. А что, собственно говоря, она хочет? Завладеть скрипкой, чтобы играть лучше всех? Да она и так неплохо играет. Расстраивается, что какой-то там Гребешков будет играть лучше! Вот что ей не нравится! Поэтому скрипка должна быть у нее и больше ни у кого! — Я хотела бы на ней попробовать сыграть, — соврала Наташка. — Никогда не играла на хорошем инструменте. — Ну, за столько лет инструмент вряд ли остался хорошим, — на лице дяди Вити было полное безразличие. — К тому же эта скрипка ни одного музыканта не сделала знаменитым, иначе о нем бы говорили. — Так, значит, вы что-то помните! — возликовала Цветочница, от нетерпения бегая туда-сюда по комнате. — Не помню, но могу предположить, — уклончиво ответил дядя Витя. — Такая вещь могла появиться только на заре Возрождения, в позднем Средневековье. Тогда еще сильны были древние духи. Ее принесли, — он замялся, — оттуда… — С того света?! — опешила Наташка. — Как бы тебе это сказать… — Виктор Львович поискал глазами по комнате подходящее слово. — Предположим, есть некое место, пещера или подземелье, где некто, скажем, волшебник Михель, в обмен на что-то раздает такие волшебные вещи. Скорее всего, как-то так эта скрипка и появилась. Хозяев она меняла довольно быстро, иначе бы они успели прославиться. Видимо, от нее спешили избавиться. Лет через двести скрипку уничтожили. Эту часть легенды я помню точно. Вот, пожалуй, и все. Да! Вроде бы именно с нее стали делать все остальные скрипки. Как раз лет через двести-триста после ее появления. — Ее не уничтожили! — закричала Наташка, не замечая своего крика. — Вы бы слышали, как он играет! — Можно и послушать, — кивнул Виктор Львович. — Давай вместе сходим к твоему другу. Цветочница замерла. Она не была уверена, что это нужно делать. Ей только хотелось услышать легенду. Не более того. — Ладно, — нехотя согласилась она. — Сходим. А вы совсем ничего про эту скрипку не помните? — Пройдемся. Может, что-нибудь вспомню, — пообещал дядя Витя. Наташка побежала переодеваться. Как только Виктор Львович остался один, с лица его сбежала усмешка. Он как будто сразу постарел лет на двадцать. Руки у него заметно дрожали. В волнении он то засовывал их в карманы, то поправлял пиджак, то проводил ладонью по волосам. — Не может быть, — бормотал он себе под нос. — Фантастическое совпадение. А я-то… Но не будем торопиться. Наташка никаких изменений в своем знакомом не заметила. Ей пришло в голову, что именно сейчас она получит заветный инструмент, и терзающее ее последнее время неприятное чувство недовольства собой исчезнет. Они уже почти дошли до гребешковского дома, когда Цветочница вспомнила. — Подождите! — схватила она за рукав Виктора Львовича. — А ведь скрипка уже не у Гребня, а у Гогочки. — У кого? — Дядя Витя вновь перестал улыбаться и с такой силой встряхнул Наташку за плечи, что та поморщилась. — Гоша-дурачок… — испуганно пробормотала она. — Он над Валеркой живет. Обещал мне скрипку достать. — Как ты могла доверять такое дело незнакомому человеку! — Дядя Витя менялся на глазах — из милого друга семьи превращаясь в злобного старика. — Я же не знала! — начала оправдываться Наташка, чувствуя, как слезы обиды закипают у переносицы. — И вообще этот Гоша целиком мой человек. Сделает все, что я захочу. Секунду Виктор Львович буравил Цветочницу ледяным взглядом. А потом смягчился и потрепал Наташку по плечу. — Не расстраивайся! Все в порядке. — Перед ней стоял прежний дядя Витя. — Принесет так принесет. Это даже лучше. Из-за двенадцатиэтажной белой башни раздался крик, эхом прокатившийся по соседним домам. Дядя Витя с Наташкой замерли. — Что это? — испуганно прошептала Цветочница, ближе придвигаясь к Виктору Львовичу. — Кажется, кого-то бьют, — пробормотал тот, быстрым шагом направляясь к подъезду гребешковского дома. Но они не успели пройти и десяти метров, как из-за угла вылетел Валерка. Вид у него был ужасный. Волосы стояли дыбом, на бледном лице лихорадочно блестели глаза. Увидев Наташку, он бросился к ней. — Где он? — Костлявые руки цепко держали ее за плечи. — Я его найду! Он от меня не уйдет! — Кто? — одними губами спросила Цветочница. — Кто?! — гаркнул ей в лицо Валерка, всмотрелся в ее испуганные глаза и вдруг резко оттолкнул. — Кто?.. Кто?.. — прошептал он жалобно. — Здесь был… Недавно. Под землю залез… Я вернулся, а его уже нет. — Он опять метнулся к Наташке. — Ты его видела, да? Видела! Он должен был здесь проходить. — Руки потянулись к ее горлу. — Ты его прячешь! — Позвольте! — Виктор Львович попытался оттащить Валерку, но тот держался крепко. — А ну, пусти! — рявкнул дядя Витя. От громкого звука Гребешков вздрогнул и разжал руки. Споткнувшаяся Наташка задом упала на асфальт. Валерка тут же обмяк, взгляд его потускнел. Он высвободился из рук дяди Вити и отошел на несколько шагов. — Ах, простите, — манерно произнес он. — Я не хотел доставить вам неудобства. Милая дама, приношу свои извинения, — повернулся он к Наташке, которая непонимающе хлопала ресницами. — Господа, — Гребешков выпрямился, гордо вскинув голову, — прошу простить меня. Этого больше не повторится. С этими словами он крутанулся на каблуках и, все еще держась невероятно прямо, вновь ушел за дом. — Чего это с ним? — От удивления Наташка забыла, что давно не мешало бы подняться с земли. — Его троллейбус переехал? — Не троллейбус, — задумчиво пробормотал дядя Витя. — Это на него действует скрипка. Слышала, как он стал говорить? Скрипка увлекает его в свое время, в Средневековье. Ладно, показывай, где живет твой гениальный сыщик. Судя по всему, твое задание он выполнил. Это ведь был тот самый Гребешков? — Ну да, — Наташка наконец встала на ноги. — Только какой-то он странный. Кажется, у него крыша уехала. — Голова от успеха закружилась, — слабо улыбнулся Виктор Львович. — Показывай. — А чего тут показывать? — Цветочница пошла вдоль дома. — Он здесь же живет, над Гребнем. Они поднялись на седьмой этаж. Но как только Наташка ступила из лифта, как ей снова захотелось в него забраться и ехать обратно. Дверь Гошкиной квартиры была изрезана, как будто огромная собака драла дерматиновую обшивку когтями. В двух местах виднелись следы копоти. — Это точно его квартира? — с сомнением спросил дядя Витя. — Если он живет над Гребнем, то его. — Наташка тронула кнопку звонка. В квартире стояла глухая тишина. — Странно все это, — поморщилась Цветочница. — Чего это вдруг они все взбесились? — Значит, это действительно она, — себе под нос пробормотал Виктор Львович. — Невероятно. — Вы о скрипке? — Наташка окончательно запуталась. — Что тут происходит? — Да ничего особенного. — Виктор Львович выпрямился, лицо его приняло привычное внимательное выражение. — Дверь испортили какие-то хулиганы. Вероятно, из его же класса. А твоего Гребня кто-то сильно обидел, вот он и ходит сам не свой. — А что за бред он нес перед уходом? — Начитался рыцарских романов. «Рыцарских романов? Гребень? Да он книжки сроду в руках не держал!» Но говорить вслух Наташка ничего не стала. Поведение дяди Вити ей тоже начало казаться странным. С чего это он вдруг стал таким спокойным? И про скрипку уже не говорит. Значит, здесь тоже что-то нечисто… В молчании они вышли на улицу. Цветочница привычно подошла к скамейке, глянула наверх. Балконная дверь на шестом этаже закрыта. Музыки не слышно. Она опустила голову и чуть не подпрыгнула от испуга. Перед ней стоял Снежкин. Видик у него тоже был неважный. Лохматый, лицо исцарапано, под глазом синяк, рубашка местами порвана и в крови. — Что с тобой? — ахнула Цветочница. — Где скрипка? — Нет больше вашей скрипки, — хрипло ответил Гошка, устало падая на лавку. — Разбил я ее, чтобы больше людям жизнь не отравляла. — Разбил? — Виктор Львович потряс Гошку за плечи. — Но это невозможно! — А я сделал, — устало произнес Снежкин, снова усаживаясь на лавочку. — Что там? Дерево да струны. Хрупкая вещь. — Нет там никакого дерева! — вдруг заорал дядя Витя. — Ее нельзя разбить! Она из вечного материала. Который раз за сегодняшний день Наташка не понимала происходящего. — Ничего не знаю, — как заведенный бормотал Гошка. — Если вам интересны остатки, то можете их поискать в помойке около нашей школы. — И он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону, потом поднялся и ленивой походкой направился к дому. — А ты видел, что у тебя с дверью? — крикнул ему в спину дядя Витя. — Ерунда, — не поворачиваясь, махнул рукой Снежкин. Теперь была очередь Виктора Львовича удивляться. Но, как и Наташка, он предпочитал помалкивать. На их глазах Гошка скрылся в подъезде, оставив их в полном недоумении. Но как только он ступил на лестничную клетку, вид его сразу изменился. Секунду он всматривался в темноту под лестницей, боясь сделать следующий шаг. В темноте, кажется, никого не было. В два прыжка Снежкин преодолел ступеньки к лифту. Когда он ткнул пальцем кнопку вызова, рука его заметно дрожала. Гошка облизал пересохшие губы и еще раз глянул в подлестничную темноту. Кто-то там все-таки прятался… В этот момент звякнули, расходясь, створки лифта. Гошка поднял ногу, чтобы войти, да так и замер на месте. В лифте стоял человек. Нет, не человек, а какое-то существо, очень на человека похожее. Высокое, темное, лицо скрыто широкополой шляпой, ног не видно, вместо рук какое-то болтающееся тряпье. — Отстаньте от меня! — завопил Гошка, кидаясь к лестнице. Уже отвернувшись, он узнал человека. Это был молчаливый гость Валерки, что постоянно сидел у него в кресле. На седьмой этаж Снежкин взлетел за одну минуту. — Уже и здесь побывал, — пробормотал он, имея в виду Гребешкова — в ярости тот вполне мог поиздеваться над его дверью. Дома никого не было. Снежкин хлопнул дверью в свою комнату, навалился на нее плечом. С трудом перевел дух. В это время существо топталось около его квартиры. Оно в задумчивости изучало изуродованную обшивку и, что-то для себя, видимо, решив, просочилось внутрь. Гошка минуту вслушивался в тишину квартиры и, только когда убедился, что больше ему ничего не угрожает, упал в кресло. Надо же, как он попал! Ни в каком кошмарном сне ему такое присниться не могло. Валерка его тогда, в закутке, действительно чуть не убил. Сначала они долго сопели, упираясь руками, не давая друг другу сдвинуться с места. Натужно пыхтя, Гребень кинулся на Снежкина, собираясь задушить. И если бы не консервная банка, подвернувшаяся под ногу, он бы это сделал. Но, споткнувшись, Гребешков полетел головой в мусорные баки, а Гошка побежал в ту сторону, куда полетела скрипка. — Стой! — завизжал Валерка, да так громко, что у Снежкина уши заложило. — Вернись! Вернись! Гошка в жизни так никогда не бегал, даже на уроках физкультуры. Он подобрал скрипку, которая и не думала разбиваться, и помчался прочь. Он пробежал чуть ли не весь район, сделал огромный крюк и через час был около своей школы. Здесь он спрятался в блиндаж, вырытый для занятий по гражданской обороне, плотно прикрыл дверь. Положил скрипку на стол. Инструмент больше не обжигал. Сейчас он выглядел самой обыкновенной скрипкой. Довольно массивной, тускло-блестящей. И что в ней такого, из-за чего все сходят с ума? Нет, правильно он сделал, что не отдал скрипку Гребню. А то он совсем сбрендит. Или еще чего похуже — помрет. Но не успел Гошка так подумать, как кто-то загородил солнечный свет, пробивающийся сквозь щели между досками двери. За спиной тревожно тренькнула струна, выдавая их присутствие. Гошка опустил ладонь на инструмент, но было поздно. Их заметили. — Я знаю, ты там, — прошептал придушенный голос. — Выходи. Я чувствую твой страх. Выходи! От неожиданности Снежкин подпрыгнул. — Иди сюда! — выл голос. Против света тяжело было разглядеть, кто там ходит. Голос тоже был незнаком. Но Снежкин готов был голову дать на отсечение, что за дверью беснуется Валерка. — Она моя! Отдай! В эту секунду Гошка и сам не понимал, зачем он вцепился в скрипку, почему не отдает ее. Ему втемяшилось в голову, что отдавать ни в коем случае нельзя — и все тут. — Я до тебя доберусь! — шипел Гребешков. Дверь сотряслась от ударов. — Открывай! Гошка заметался в узком блиндаже. Укрытие было маленьким, все его пространство занимали стол и две лавки. Снежкин схватил скрипку, пробежал из угла в угол. А потом, размахнувшись, шваркнул инструментом о лавку. Струны жалобно звякнули. Скрипка с глухим звуком прошла сквозь деревянный стол, больно стукнула Снежкина по коленке. Он потерял равновесие и упал на пол. За дверью завыли. Гошка лежал на холодном земляном полу и в растерянности смотрел на пристроившуюся рядом скрипку. С виду она была очень хрупкой, надави пальцем — сломается. Но она не сломалось. Он поднял кулак, примеряясь ударить по ажурной деке с изящными вырезами. В удар Гошка вложил всю свою ярость. Ахнули струны, скрипнула потревоженная подставка. Кулак отскочил, чуть не попав хозяину по лицу. И тут Гошке стало страшно. Ему показалось, что резные эфы на верхней деке складываются в наглую ухмылку, что смотрят со скрипки на него усталые человеческие глаза. Он испуганно отбросил инструмент. Не долетев до стола, скрипка упала на земляной пол. — Больно! — пожаловались струны. — Больно! — заорали за дверью. Снежкин почувствовал, как волна ужаса захлестывает голову. Не соображая, что делает, он несколько раз со всей силы ударил по инструменту каблуком. Ему показалось, что он слышит долгожданный хруст, что летит из-под ботинка раскрошившееся дерево. Он бил и бил, ощущая, как с каждым ударом из него выходят страх и боль. Очнулся он, сидя на лавке, уронив на согнутые локти голову. За дверью блиндажа было тихо. Он оглянулся, расправляя затекшие плечи. Перед ним лежала целая скрипка. Минуту он тупо смотрел на нее. А потом его как будто бы обдали холодной водой. Гошка вскочил на ноги и бросился к выходу. Пока боролся с заклинившей щеколдой, лихорадочно соображал, что же делать дальше. От скрипки надо избавиться. Но как? Вернуть обратно? Глупо. Зачем тогда брал? Отдать Наташке? Ну уж это фигушки! Разбить ее не получается… Может, сжечь? И зачем он только с ней связался! Никогда Гошка не чувствовал себя так плохо. Даже проваленные контрольные и двойки за ответы у доски не выбивали так его из жизненной колеи. Он всегда был уверен, что любым бедам приходит конец. А тут конца не видно… Но он должен что-то сделать! Оставался огонь. Костер из мокрой прошлогодней листвы разгорался плохо. Листья чадили, воняли, но не горели. Пришлось набросать побольше газет. Их Снежкин нашел около школы. С газетами дело пошло веселее. Бумага вспыхнула, пламя обхватило скрипку в огненные объятия. — Горит! Горит! — радостно завопил Гошка и заскакал вокруг костра в каком-то ритуальном танце. Но радость его длилась недолго. Газета быстро прогорела, листва вновь зачадила. Среди порхающего черного пепла осталась лежать не тронутая огнем скрипка. Она словно впитала огонь, оставшись такой же холодной, какой была до этого. — Дьявол! — выругался Гошка, тупо рассматривая целехонький коричневый корпус. Он пнул кучу пепла и с тоской огляделся. Что делать дальше, он не представлял. Может, все-таки отдать скрипку Наташке? Пускай сама с ней возится. Но что-то ему мешало это сделать. Глядя на изящные очертания скрипки, он понимал, что не хочет с ней расставаться. Но и бегать по улице с этой чертовой штуковиной совсем небезопасно. Он покрутился на месте, соображая, как лучше поступить. Ногой разбросал костровище, мыском ботинка копнул землю. Если скрипку нельзя уничтожить, то можно спрятать до поры до времени. Никто, кроме Валерки, не знает, где она. Гребню при встрече можно будет сказать, что разбил. — И никаких проблем! — прошептал Снежкин, отряхивая руки. Чтобы не попортить инструмент, он завернул его в свою куртку, засыпал листвой и только потом набросал земли. Получился маленький курганчик. — И так сойдет, — сам себя успокоил Гошка, последний раз оглядываясь вокруг. Чтобы согреться на холодном весеннем ветру, он легкой рысцой побежал к воротам. — Молодой человек! Внутри у Снежкина все оборвалось. Но он все же обернулся. — Не подскажете, сколько времени? Высокий старик, худой, с прекрасной седой шевелюрой, вытянутым вниз лицом и бесцветными глазами. — Часов нет, — облегченно выдохнул Гошка, показывая голые запястья. — Такого не бывает, — возмущенно заговорил старик, сурово сдвинув брови. — Часы есть всегда! Главное с толком их использовать. Снежкин попятился. Не нравился ему этот старик. Было в нем что-то… Он развернулся и побежал дальше. Но недалеко. Перед ним снова был этот старик. — Так как насчет времени? — проблеял он. — На что вы его тратите? Учтите, свои последние часы надо проводить с пользой! Гошка уже готов был оттолкнуть старика, загородившего ему дорогу, но тот отступил сам. — Не на то, не на то вы время тратите! — прокричал он в спину. — Кое-кто отсчитывает ваши минуты! «Псих», — для собственного успокоения подумал Гошка, вбегая во двор родного дома. В глубине на лавочке, как и утром, сидела, задрав голову, Наташка. Рядом с ней стоял приличного вида мужчина.Глава IV Незваные гости
Снежкин не сразу понял, что происходит с дверью. С ней творилось что-то удивительное. Сейчас это была не знакомая фанерная дверь с постерами и пластиковой ручкой. Перед ним была массивная железная дверь с потеками ржавчины, здоровенными заклепками и маленьким решетчатым окошком — такие он видел в фильмах про средневековые замки. Причем не в самих замках, а в темницах, где пытали несчастных инквизиторы. В воздухе сразу же запахло сыростью, где-то капнула вода. Падение капли гулко отозвалось под высокими потолками. Заметно потемнело. По Гошкиной спине промчались ледяные мурашки. Он прижался к стене. Кто-то пристально его разглядывал, буравя глазами сквозь прутья решетки. Гошка резко встряхнул головой, прогоняя наваждение. Отвел взгляд от двери. В углу на месте его любимого дивана появился кусочек сырого скользкого пола, его покрывала охапка прелой соломы, источающей удушливый гнилостный запах. Снежкин на всякий случай протер глаза. Дверь продолжала расти. Он попятился к окну, нащупал ручку балконной двери. Дверь тяжело ухнула под чьим-то кулаком. Душа Снежкина ушла в пятки и там затаилась. — Не смейте входить! — завопил Гошка, спиной вжимаясь в стекло. Ему почему-то показалось, что если он запретит, то никто и не войдет. — Не подходи! — Он метнулся в угол, где с зимы завалялась хоккейная клюшка. — Зашибу! Угроза подействовала, но ненадолго. Через несколько секунд дверь сотряслась от нового удара. Гошка зажмурился, затаив дыхание. А когда открыл глаза, то с удивлением снова уставился на свою дверь. Она была цела. Сохранились даже его любимые постеры. Зато в кресле кто-то сидел. Тот самый тип в черном, что встретил его в лифте. Снежкин почувствовал, как подкашиваются его ноги. Но он взял себя в руки, сделал грозное лицо и строго спросил: — Как вы сюда попали? — К этому времени его уже колотила нешуточная дрожь. Клюшку приходилось сжимать обеими руками, чтобы она позорно не покатилась на пол. Шляпа не шевельнулась. Снежкину показалось, что ее обладатель усмехнулся. — Убирайся отсюда! — менее уверенно произнес Гошка. Из-под шляпы раздался невнятный звук, похожий на шипение, как будто сидящий пытался говорить, но у него еще не очень получалось. — Да ньяр бьяар неоур… — Не понял, — опешил Гошка, ожидая услышать что-то более внятное. Существо качнулось, хрипло откашлялось и, с шумом втянув в себя воздух, продолжило: — Жалкая плоть… Жалкая слабая плоть… Говорило оно так, словно принюхивалось к интонациям, пробуя каждое слово на вкус. — Ты ввязался в чужую игру! Голос резко менялся, приобретая странные интонации. Так воет ветер тоскливыми осенними вечерами. От резких гортанных звуков становилось холодно. Так бывает, когда на солнце набегает тень. — Попробуй пережить эту ночь, жалкий смертный! — продолжала шипеть шляпа. Чтобы прогнать гипнотическое наваждение, Гошка шевельнулся. Почувствовал в руке бесполезную клюшку. Усмехнулся. Люди, которые так входят в комнату, деревяшки не испугаются. Еще больше разозлившись сам на себя и на свой непонятный страх, Снежкин отбросил свое «оружие», насупился, засунул руки в карманы. — Выбирайте выражения! — пробормотал он, чувствуя, что в повисшей тишине просто необходимо что-то сказать. Человек сделал пасс рукой. На его сухой длинной ладони появился черный шар. Движение — и шар подкатился по ковру к Гошкиным ногам. Он коснулся его ботинка и вдруг принял форму скрипки. — Где она? — выдохнули из-под шляпы. — Немедленно верни ее! Гошка нахмурился. «Опять эта дурацкая скрипка!» — в сердцах чертыхнулся он, в который раз за сегодняшний день жалея, что ввязался в эту историю. — А я ее разбил! Снежкин очень старался казаться равнодушным. Но голос его дрожал, и поэтому ответ получился неубедительный. — Ты умрешь… — начал обладатель шляпы. Пророчества эти Гошке порядком надоели. Он невыдержан. — Я это уже слышал! — завопил он, пиная ногой черный силуэт. — Уходите! Я ничего не знаю! Нет больше никакой скрипки! Слышите? Нет! И не было! Оставьте меня в покое! Снежкин выдохнул, исподтишка поглядывая на незваного гостя, — вдруг он все-таки уйдет. Сидящий еле заметно шевельнулся, а потом вдруг оказался около Гошки. Покрывало по бокам взлетело вверх. Лба Снежкина коснулась прохладная ткань. Он шарахнулся назад, звонко стукнувшись затылком о стекло балконной двери. В этом звуке ему послышался далекий отзвук закопанной скрипки. — Неверный ответ, — раздался смешок. — Слушай. Я тебе кое-что расскажу. Говорило существо теперь гораздо уверенней, чем минуту назад. — Не здесь… Далеко… стоит Франзеум — Сады Вечной Ночи. Оттуда выходят… скажем так, некие предметы, порождающие… От желания того, в чьи руки они попадают, эти предметы способны приобретать разные очертания. На полу вновь появился шар. Черный, вздрагивающий. С легким потрескиванием он превращался то в скрипку, то в миниатюрное пианино, то во флейту. — Эти предметы исполняли желания хозяев, и те становились прекрасными музыкантами, гениальными исполнителями. Инструмент и музыкант привязывались друг к другу. Вместе им было хорошо. А по отдельности плохо. Твоему другу сейчас плохо. — Существо вновь приблизилось к Гошке. Теперь оно было не такое четкое и черное, его словно покрыла дымка. Из голоса исчезла звенящая уверенность. — Очень плохо. И станет нестерпимо плохо, если они не соединятся. Ты меня понимаешь? Ничего Снежкин не понимал, но на всякий случай кивнул. — Тебе она не нужна, — убеждала шляпа. — Ничего сделать с ней ты не можешь. Верни ее обратно. Верни сам. Спаси товарища. Мысли в Гошкиной голове шевелились с трудом. Он уже и сам не понимал, зачем вцепился в эту скрипку, почему прячет. — Ты не сможешь все время убегать, — незнакомец перешел на шепот. — Она позовет тебя к себе. — Он стал почти прозрачным и явно терял ориентацию. Теперь он был повернут не в Гошкину сторону, а куда-то в угол, словно там появился двойник Снежкина. — Ты устанешь. И когда у тебя сил совсем не останется, я снова вернусь. И ты уже ничего не сможешь сделать. Человек, который не пользуется даром скрипки, умирает. Черная фигура все больше клонилась к полу, шляпа почтисъехала на грудь. Голос перешел в бормотанье. Казалось, еще немного — и незнакомец рассыплется около Гошкиных ног. В комнате снова повисла пауза. Незнакомец замер в неудобной позе. Неожиданно он вскинулся, взлетело вверх черное тряпье. Раздался еле слышный хлопок, и гость исчез. Гошка несколько раз моргнул, чтобы убедиться, что в комнате действительно никого нет. Никого и не было. Снежкин сглотнул, чувствуя, как пересохло в горле. — Все? Больше никто не придет? — на всякий случай спросил он. Ему не ответили, и Гошка окончательно расслабился. — Вот это ситуация! — бормотал он себе под нос, медленно, с оглядками пробираясь на кухню — от пережитых волнений ему ужасно захотелось есть. — Ненавижу классическую музыку! — с чувством произнес он, вскрывая банку шпрот. — Гори они синим пламенем, все скрипки, вместе взятые! — От расстройства буханку хлеба он разрезал пополам. Из рук чуть не выпало варенье. — Слушать музыку нужно из приемника, а не вживую, — подвел итог Гошка, утопая зубами в толстом шмате колбасы. Сейчас он считал себя просто молодцом: не поддался на уговоры, не сказал, куда спрятал чертов инструмент. Гошка уже съел почти все, что смог раздобыть в холодильнике, когда его посетила мысль, от которой он перестал жевать. — А чего этот тип растворился в воздухе? — прошептал Снежкин, отодвигая от себя коробку зефира. — Угрожал, угрожал, да так ничего и не сделал. Я ему стал не нужен? Он подавился вафлей и выскочил из-за стола. Внутри у него крепло нехорошее предчувствие. В душе родилось тревожное ощущение, словно вот должно было произойти что-то неотвратимое. Ужасное, неизвестное, а потому страшное. На ходу натягивая кроссовки, Снежкин вылетел на лестничную клетку. По всем пролетам пронесся тяжелый вздох. То ли сверху, то ли снизу обиженно вскрикнули. И все смолкло. — Кто здесь? — позвал Гошка, перегибаясь через перила. Не лестница была пуста. На улице разыгрался нешуточный ветер, в воздухе кружилась прошлогодняя листва. Прохожие спешили по своим делам, пряча лица в воротники. Из-за домов наползала большая тяжелая туча. Снежкин помчался к школе. Около блиндажа под деревом все было перевернуто. На суку висела запачканная землей куртка. Скрипки не было. От удивления Гошка замер. Кто? Некому! Некому было это сделать! Он специально все осмотрел, огляделся. Кому понадобилось сюда приходить и ни с того ни с сего начинать копаться — под деревом? Гошка пробежался по округе. Это могла быть собака. Порылась, вытащила, хозяин повертел в руках да выбросил. Но скрипки и след простыл. Снежкин расстроился. Он сам не понимал почему, но ему было обидно, что скрипку, добытую с таким трудом, украли. Лучше бы я ее Наташке отдал, — пробормотал Гошка, возвращаясь к блиндажу. Небо над головой заворчало. Грохнул гром. Закапали первые крупные капли дождя. Около разрытой ямки прямо на земле сидел Валерка Гребешков и задумчиво перебирал длинными пальцами прошлогоднюю листву. За последние несколько часов он еще больше осунулся, под глазами появились темные круги, щеки ввалились, глаза стали тусклыми. Первым желанием Гошки было поскорее сбежать. Но Гребень выглядел скорее несчастным, чем воинственным, и Снежкин подошел ближе. — Украли ее, — зачем-то сказал он, хотя Валерка его ни о чем не спрашивал. Гребешков с трудом повернул голову. В уголках губ и между бровей пролегли глубокие морщины. Гошка испугался — до того уставшим и постаревшим выглядел его сосед. Дождь припустил сильнее. — Я не могу без нее, — прошептал Гребень, поднимая бледное лицо, залитое дождем. Он поднял руку к глазам, как будто отгонял невидимого призрака. — Музыка сидит в мозгах, — Валерка потер виски. — Мне необходимо играть. — Играй, — буркнул непонимающий Снежкин, ежась от холода — вместе с ливнем снова поднялся ветер. — У тебя, что, другой скрипки нет? Гребешков тяжело вздохнул, отворачиваясь. Он дождя словно и не замечал. — Подумаешь, ерунда какая! — засуетился Гошка, чувствуя, как теряет уверенность в правильности того, что сделал. — Тебе без нее легче станет. А то вцепился, оторваться не мог. Отдохнешь, снова человеком станешь. Нашел чего жалеть! Это же деревяшка! От возмущения к Гребешкову вернулась его прежняя прыгучесть. — Это Скрипка! — вскочил он. Из-под его ног брызнула земляная жижа. — Но тебе, дураку, это не понять! — Чего это сразу я дурак? — обиделся Снежкин. — Я, можно сказать, тебя спас, а ты орешь. — Я не просил меня спасать! — От гнева гребешковское лицо потемнело. — Меня не нужно было трогать! «Подумаешь, — пожал плечами Гошка, отходя в сторону. — Не хотят помощи — как хотят. Им же хуже». Далеко Снежкин не ушел. Уже на втором шаге он резко повернул обратно. — Погоди, — запоздало сообразил он. — Кто же мог взять скрипку, раз ты здесь сидишь? — Разве она не у тебя? — изумленно поднял брови Валерка. Сверкнула молния. Гошка машинально стал считать. После цифры пять шарахнул гром. «Близко», — подумал Гошка, втягивая голову в плечи. — Я ее здесь закопал. Вот, — ткнул Снежкин в свою помятую одежду, — в куртку завернул. Осторожно с ней обращался, между прочим! — В куртку? — Гребешков побледнел и вдруг с места кинулся бежать к выходу из школьного сада. — Стой, сумасшедший! — закричал ему вслед Гошка. — Ты куда? Вместе они, наверное, пробежали целый квартал, пока запыхавшийся Гребень не остановился. Повертевшись на месте, он тихо проскулил: — Где же он? — Кого ты опять ищешь? — всплеснул руками уже порядком уставший от беготни Снежкин. — И что за охота бегать под дождем? — Дождь? — Казалось, Гребешков только что заметил льющуюся ему на голову воду. — При чем здесь дождь? Он подошел, спросил, видел ли я тебя. Я сказал, что видел, и сам к блиндажу отвел. Он вокруг походил, посмотрел, покопался в листве и куртку эту достал, — он ткнул в Гошку. — Я даже не видел, где он там копается. Смотрю, дверь открыта, я и пошел в блиндаж. Выхожу — никого нет, одна куртка висит. — Это не тот ли мужик, что с Цветочницей ходит? — Ну да, высокий, худой такой… Удивиться странному совпадению ребята не успели. Дождь закончился так же неожиданно, как и начался. Из-за угла дома неспешной походкой вышла Наташка. Все вокруг было мокрым. Одна она вышагивала, как королева, с зонтиком в руках. Увидев мальчишек вместе, Цветкова растерялась. Но быстро взяла себя в руки, надев на лицо приторную улыбку. — Гуляешь? — зло прищурившись, спросил Гошка. После всего случившегося он был на стороне Гребня. — А что, нельзя? — картинно повернулась Цветкова. — Ты сначала скрипку верни, а потом гулять будешь, — прикрикнул на нее Снежкин. Он весь промок, ветер пробирал до костей. Его колотил озноб, и от этого он становился еще злее. — У тебя совсем с головой плохо? — возмутилась Наташка, забыв обо всех своих позах. — Какая скрипка? Это ты ее должен был взять, а не я! — При чем здесь я, если ее твой знакомый стащил, — начал заводиться Гошка. — Нет у меня знакомых, ворующих скрипки! — отрезала девчонка. — Что? — Гошка еле сдержался, чтобы не накинуться на Цветочницу с кулаками. Если бы она была парнем… — Это ты про кого? Наташка поджала губы, поздно сообразив, что сказала что-то не то. Но поссориться им не дали. За их спинами раздался крик. — Нет! Не надо! Смертельно бледный Валерка глядел широко распахнутыми глазами в пустоту перед собой и медленно пятился. — Уйдите, оставьте меня! Я не хочу! Не пойду! Гошка покрутил головой. Никого, кто мог бы заставить Гребня куда-то идти, рядом не было. — Эй, очнись! — Снежкин встряхнул оцепеневшего Гребешкова. В его руках Валерка как-то сразу обмяк и беззвучно повалился на землю. — Что это с ним? — слишком уж равнодушно спросила Наташка. — Не стой столбом! — заорал на нее Гошка. — Помоги! Вдвоем они оттащили Гребня на травку под клен. Снежкин тряхнул ствол дерева. На Валерку обрушился ледяной душ. Гребень стал медленно приходить в себя. — Значит, дело такое, — начал Гошка, поворачиваясь к Цветочнице. — Без скрипки Гребень коньки отбросит. Ко мне сейчас мужик приходил. Так и сказал: они теперь повязаны. — Ты же ее разбил, — глупо захлопала глазами Наташка. — Снежкин поморщился — не любил он, когда его ловили на вранье. — Не разбил, а спрятал. — Она у тебя была? — в голосе Цветковой появилась угроза. — Была, — вздохнул Гошка. — А почему мне не отдал? — продолжала наступление Наташка. — Ты обещал! — Не отдал — и все, — отрезал Снежкин, которому не понравилось, в какую сторону поворачивается разговор. — Закопал я ее, чтобы она больше никому жизнь не отравляла. А ее твой знакомый нашел. Ты сегодня была с ним. — Дядя Витя? — Наташкино лицо выражало неподдельное удивление. — Зачем ему?.. Но тут она осеклась. Ей вдруг пришло в голову, что дядя Витя сделал это для нее. Она же просила! А настоящий мужчина не может устоять перед просьбой женщины. — Вспомнила, да? — по-своему понял Наташкино молчание Гошка. — А теперь дуй к нему и бери скрипку обратно. Ясно? Цветочница уже встала, чтобы уйти, но вдруг остановилась, нахмурив брови. — А чего это ты командуешь? — возмутилась она. — Что захочу, то и сделаю! Сам возись с этим хлюпиком, а мне некогда. У меня дела, — важно добавила она, взбив рукой свои пышные волосы. — Эй, стой! — Гошка вскочил, чтобы броситься следом за уходящей Наташкой и как следует врезать ей. Но вспомнил о сидящем на земле Валерке и остался. — У, грымза! — погрозил он ей вслед кулаком. — Я еще до тебя доберусь! — громко крикнул Снежкин, чтобы Цветкова услышала. Но Наташка пропустила его слова мимо ушей. Тут Гошку больно схватили за руку. — Ты видел, да? — Гребешков тянул его к себе, с тоской заглядывая в глаза. — Видел? — Кого я только сегодня не видел, — мрачно буркнул Снежкин. — Вот здесь, — Гребень махнул в сторону дорожки, где они только что стояли. — Женщина в белом. С косой. С собой звала. Велела идти прямо и не сворачивать. — С чем? — округлил глаза Гошка. — С косой. Железной. — Смерть, что ли? — Впервые Снежкин подумал, что у Гребешкова не все дома, раз он начал такие глюки ловить. — Сказала, что заберет меня, — кивнул головой Валерка. — И давно ты видишь такой… — Гошка хотел сказать «бред», но решил не добивать и без того несчастного Гребня. — Такие видения? — Как скрипка у меня появилась. С ней… с ней что-то не то. В ней словно какой-то человек сидит, играть заставляет. Стоит ее отложить, музыка начинает звучать в голове, без остановки, требует, чтобы ее снова начали играть. — Гребешков метнулся в сторону, готовый вот-вот разреветься. — Ну ладно… — растерялся Гошка. — Теперь-то все кончилось. Нет скрипки. — А музыка есть! — взвизгнул Валерка, хватаясь за голову. — Она мне мозги изнутри съедает! — Да, мужик так и сказал, что ты без скрипки помрешь, — озадаченно пробормотал Снежкин. Что делать, он не представлял. То ли успокаивать Валерку, то ли бежать искать Наташкиного знакомца? — Какой еще мужик? — устало спросил Гребень, теряя интерес к беседе. Он еще больше осунулся, побледнел, стал как будто меньше. А может, это только казалось, потому что Валерка сидел на земле, скорчившись, обхватив руками колени. А когда смотришь сверху, заметно не все… Впрочем, Снежкин особенно и не вглядывался. — Хотя, может, он и соврал, — продолжал сам с собой рассуждать Гошка, не замечая, что его уже и не слушают. — И не мужик это вовсе был. А так, не пойми кто. Ворон какой-то, что ли. Понимаешь, он как-то странно себя вел. Я даже думаю, что это кто-то меня гипнотизировал. Мужика на самом деле нет, а меня уверяют, что есть. Я еще удивился, чего это он под конец таким прозрачным заделался? Ведь не может нормальный человек прозрачным быть, да? Этот же стал исчезать. А под конец и вообще испарился. Значит, он был ненастоящий. Так? А раз ненастоящий, то наверняка соврал. Скрипка эта для тебя ничего не значит. Внушают тебе это, понял? — Валерка слегка качнул головой. — Ну вот, значит, можно расслабиться и топать по домам. Довольный своими выкладками, Снежкин хлопнул Гребешкова по плечу, собираясь идти обратно к школе. Но сделать ему это не дали. От сильного удара в грудь Гошка задохнулся, сложившись пополам. Его тут же подсекли под ноги и повалили на землю. Над собой он увидел перекошенное злобой лицо Гребня. — Это все ты! — прошипел Валерка, при этом глаза его стали медленно наливаться кровью. — Из-за тебя скрипка пропала! И глупые оправдания тебе не помогут. Первые несколько секунд Снежкин был до того поражен произошедшей с Валеркой переменой, что не способен был ни сопротивляться, ни что-либо говорить. — Совсем офонарел! — выпалил он. Больше Снежкин ничего произнести не смог, потому что костлявые пальцы Гребешкова сомкнулись на его шее. Дыхание у Гошки перехватило, в глазах начало стремительно темнеть. — Пусти, — успел прохрипеть он, прежде чем окончательно провалился в забытье. Убедившись, что сосед больше не шевелится, Гребешков быстро оглянулся, не заметил ли их кто-нибудь. Вечерняя промытая дождем улица была пуста. Только из-за дома слышался визгливый смех девочки. Из-за дерева выступила черная фигура в шляпе. Валерка посмотрел на нее холодным взглядом бесцветных глаз. Хмыкнул. В углах рта снова пролегли злые морщинки. — Коруэ… Хм… — Шляпа откашлялась, перекатила языком слова во рту и наконец произнесла: — Она должна вернуться. Валерка кивнул. — Только вместе вам станет хорошо. Валерка снова кивнул. Собеседник качнулся, изображение его на мгновение раздвоилось, а потом собралось вновь. — Найди ее. Она рядом. Она совсем рядом. Я не вижу, но чувствую, что она где-то здесь. Гребешков хищно осклабился, сжимая кулаки. — Он может только помешать, — кивнула шляпа на лежащего у их ног Гошку. — Убери его и не мешкай! Скрипка должна у тебя быть к утру. Валерка в который раз кивнул, легко приподнял безжизненное тело Снежкина и пошел обратно к школьному двору. — До утра! — глухо повторила фигура, отступая за дерево и медленно растворяясь в воздухе. — И все будет закончено, — донеслось из сгущающихся сумерек. Валерка дотащил Снежкина до блиндажа, сбросил под лавку, вышел, подперев дверь снаружи палкой. Оглянулся. Крылышки носа хищно дернулись. Он шумно вдохнул воздух, принюхался. Пригибаясь, пересек школьный сад, ловко перемахнул через забор. И чуть не налетел на невысокую толстую девчонку в очках со скрипичным футляром под мышкой. — Ты что?! — ахнула она, вскидывая руки к лицу. Но, вглядевшись в свалившегося на нее человека, удивленно распахнула глаза. — Гребешков, ты? — Она по-деловому уперла руки в бока. — Что ты… Погоди, — перебила девчонка сама себя. — А чего ты в музыкалку не ходишь? — Не твое дело, — огрызнулся Валерка, проходя мимо замершей от удивления толстушки. Девчонка недовольно посмотрела ему вслед. — Дурак, — вынесла она свой приговор и уже собиралась идти дальше своей дорогой, но остановилась, подошла к забору, лицом прижалась к холодной решетке. — Интересно, что он там делал? — пробормотала она, кладя футляр со скрипкой на землю. Это была та самая девчонка, что встретил Снежкин в музыкальной школе. Девочка, чьим именем прикрывалась Цветочница, когда просила Гошку украсть скрипку. Это была Любка Кондрашова, за свою фамилию прозванная Кондратом. В школе ее считали скорее усердной ученицей, чем талантливой. С ней особенно никто не дружил, но добродушная любопытная Любка этого не замечала. Она рада была всегда и всему. Весь вечер Кондрат просидела у тетки, разучивая партию к годовому отчету. За два часа беспрерывной работы она порядком устала и была не прочь узнать, что этот обычно тихий Гребень делал во дворе чужой школы. Несмотря на полноту, Любка не менее ловко, чем перед тем Гребешков, перелезла через забор. Сделала несколько шагов в уже заметно потемневший сад. Яблони, березы, липы. Какая-то насыпная горка. С другой стороны дверь. Девочка отбросила палку, приоткрыла деревянную створку. В сыром полумраке ничего видно не было. Она шагнула внутрь, наступив на что-то мягкое. — Что-то тут такое… — пробормотала Любка, наклоняясь. Рука ее коснулась какой-то тряпки, а потом холодной, влажной… человеческой руки. — Мама! — заорала Кондрашова, вылетая из укрытия. С ходу она наткнулась на кусты, потом на дерево, чуть не уронила очки, отчего пришла в еще больший ужас и окончательно потеряла голову. «Да это же мертвец!» — мелькнула у нее мысль, и Любка резвым галопом помчалась к забору. Но тут силы оставили ее. Руки казались свинцовыми. Ей никак не удавалось уцепиться за прутья. В спину уже давили сумерки, ветер зловеще нашептывал в уши, что ей суждено погибнуть от чего-то ужасного и жуткого. От бессилия и страха Любка заплакала. Из-за громких всхлипываний она не услышала приближающегося к ней шороха. — Кто тут? — спросили у нее прямо над ухом. Кондрату показалось, что на нее наваливаются все мертвецы планеты Земля, чтобы убить, задушить, разорвать на кусочки и с хрустом пережевать своими старыми прогнившими зубами. До спасительной улицы было рукой подать, но между ней и таким прекрасным миром высился железный забор, преодолеть который было просто невозможно. Любка зажмурилась, закрыла голову руками и тихо завыла.Глава V Губительная сила искусства
Дворе своего дома Наташка остановилась, поправила прическу, одернула юбочку, смахнула с жакета невидимую пылинку, поработала лицом, подбирая подходящую улыбку, и, чувствуя себя Наполеоном перед Бородинским сражением, шагнула в подъезд. Но все ее приготовления оказались напрасными. Дяди Вити у них дома не было. — Вы же вместе ушли, — удивился папа, услышав просьбу дочери найти телефон Виктора Львовича. — Что за фантазии звонить взрослому мужчине? Да еще вечером! Наташка применила к папе свой фирменный взгляд, и тот полез за записной книжкой. — У меня только рабочий! — предупредил он, отыскав нужную, страницу. Цветочница выхватила книжку у него из рук. «Немец Виктор Львович», — прочитала она. — Какая странная фамилия! — подняла брови Цветочница. — Типично русская, — пожал плечами папа. Цветкова еще раз пробежала глазами по строчкам. Рабочий телефон ей сейчас был ни к чему. Хотя работал дядя Витя действительно в библиотеке. Центральная юношеская библиотека, отдел нот и пластинок. — Не та ли это библиотека, что на трамвайном кругу? — задумчиво пробормотала Цветочница. Она терпеть не могла библиотеки. Принципиально все книги покупала в магазине. Будет она брать книжку, которую неизвестно, кто до нее читал! — Ну конечно, — папа расплылся в мечтательной улыбке. — Помню, мы с твоей мамой… Но Наташка не стала слушать. Что за манера у стариков предаваться воспоминаниям? На улицу она вышла крайне недовольная собой и окружающими. Задумка со скрипкой проваливалась. Цветочница не привыкла, чтобы ее желания не исполнялись. А все из-за этого неотесанного Гогочки. Вместо того чтобы выполнить приказ, он полез спасать Гребешкова. И кто только выдумал эту глупую мужскую солидарность? Незаметно для себя Наташка дошла до дороги. Перед ее носом звякнул трамвай, с грохотом открылись двери. Общественный транспорт она тоже не любила. Но сейчас выбирать не приходилось, и Цветочница ступила на низкую ступеньку. На ее удивление трамвай оказался полупустой. Он страшно скрежетал на поворотах, подмигивая тусклыми лампочками внутри. В салоне сидело всего несколько человек. Прямо за кабиной водителя — какой-то мужик в черном плаще и черной шляпе. Около дверей стояла женщина с двумя детьми. Еще трое пассажиров сидели каждый на отдельной лавке. Наташка села у окна за мужиком в шляпе и уставилась на улицу. Ехать предстояло долго. За стеклом проплывал темнеющий город, люди спешили домой, нагруженные сумками. Все они торопились, толкались, суетливо огибали друг друга. Трамвай между ними проплывал, как огромный морской лайнер сквозь бушующие волны. Вагон тряско вздрагивал на стыках, со скрипом тормозил перед остановками, хрипло выплевывал из репродуктора невнятные названия остановок, со вздохом трогался с места. Между открытием и закрытием дверей наступала внезапная тишина, которая прерывалась резким хлопком и новым движением. В одну из таких пауз Наташка вгляделась сквозь грязное стекло. На другой стороне дороги стояла Любка Кондрашова и говорила с кем-то, стоящим к Цветочнице спиной. Увидев Наташку, Кондрат замахала руками и бросилась через дорогу к остановке. Но трамвай дернулся, всхлипнул и тронулся с места. Любка уплыла назад. Только когда знакомая полная фигура исчезла из поля зрения, Цветкова почувствовала, что стоит, прижавшись ладонями и лицом к стеклу. Цветочница отшатнулась, плюхнулась обратно на лавку, огляделась — не заметил ли кто ее движения. Но все были заняты своими мыслями. Шляпа на переднем сиденье не шевелилась. Цветкова вновь уставилась в окно. Слишком много совпадений. С чего это вдруг она начала на улице встречать старых знакомых? Раньше такое с ней случалось редко. А Кондрата она до этого вообще видела только в стенах музыкальной школы. За окнами быстро темнело. Появился туман. Наташка сидела, уставившись в окно, не в силах отвести взгляда от густеющего тумана. Сквозь него все происходящее становилось призрачно-нечетким, нереальным, могильно-холодным. Люди двигались в тумане медленнее, неувереннее. Их фигуры растворялись во мгле. Казалось, что это не современные пешеходы, модно одетые, соответствующе причесанные, а призраки прошлого. Вот проплыла дама в пышном кринолине. Стайка детей резвится на лужайке. Здесь же стоят низенькие столы. Несколько мужчин в камзолах, точно таких, как на картинке в учебнике по истории средних веков. Перед ними стоит тонкая фигурка со скрипкой в руке. За ним кусты. А в кустах кто-то… Но ветер стирает картинку, вместо этого рисуя другую. Вверх вздымаются темные стены замка, у подъемного моста тускло горят факелы. Нечеткие фигуры крадутся вдоль рва. Из-за стены слышен призывный вой рожка. Все приходит в движение. Мимо Наташки пробегают несколько человек, она машинально идет следом за ними и попадает во двор замка. Окружающее кажется до того реальным, что у Цветочницы кружится голова. Она ищет глазами знакомый трамвай с пассажирами, но вокруг только ночь и приглушенные крики. Пока Наташка удивляется своему фантастическому перемещению во времени и пространстве, вокруг разыгрывается настоящая битва. Грязные потные мужики с длинными сальными волосами, легко ворочая тяжелыми ржавыми мечами, прорубают себе путь ко входу в замок. Цветкова проходит несколько шагов вперед, нога наступает на что-то мягкое. Перед ней на подгнившей соломе лежит скорчившийся человек. «Как неудобно он лежит… — думает Наташка. — Да и от земли идет промозглый холод. Может, разбудить его?» Но, еще не успев додумать эту мысль, она понимает, что будить здесь некого. Те, кто лежит на земле, мертвы и не проснутся уже никогда. — Мама! — кричит Наташка, бросаясь обратно. Она вновь выбегает во двор. Над воротами каркают вороны, спутники смерти. Шум битвы прокатывается по замку. То тут, то там в окнах появляются молящие о пощаде люди. Как под гипнозом, на негнущихся ногах Цветочница идет обратно к выломанным дверям. Не видя ничего вокруг, проходит высокие залы, узкие коридоры. Перед ней лестница вниз. Из подвала несутся крики. С трудом сгибая колени, Наташка спускается по скользким ступенькам. Битва заканчивается, в темных коридорах слышны последние отголоски сражения. Свет факелов дрожит в духоте, рождая причудливые тени. Не понимая, что происходит, Наташка идет на звук ударов металла о металл, стараясь не смотреть по сторонам. Гул впереди возвещает о том, что она догнала тех людей, которые вошли сюда перед ней. — Навались! — хрипит толстый мужчина в мятых доспехах. Мимо Наташки снова бегут люди. Это движение увлекает ее за собой. Плечами бегущие врезаются в тяжелую дубовую дверь. И та неожиданно легко поддается, упав внутрь комнаты. Цветочницу в числе первых вносит в помещение. Она оказывается в низкой темной зале. Окон здесь нет, по стенам висят тяжелые желтые канделябры с чадящими факелами. Кажется, воздуха здесь так мало, что скоро люди начнут задыхаться. У дальней стены стоят несколько сундуков. Вошедшие устремляются к ним. — В этом замке все ваше, — негромко произносит чей-то голос. — Как и договаривались, я возьму только одну вещь. Наташка оборачивается, но из-за высоких спин ничего разглядеть не удается. — Нет! Вопль мечется среди низких сводов, вызывая дружный хохот толпы. «Да это просто грабители!» — догадывается Наташка, глядя, как вскрываются массивные сундуки. — Нет! — снова повторяется крик. К Цветочнице быстро приближается человек в грязном коричневом плаще. Дрожащими руками он заворачивает в плащ скрипку. За ним бежит бледный измученный мужчина в изодранной одежде. — Отдайте! — последний раз вскрикивает он. Но тут его настигает стрела. Он еще по инерции пробегает несколько шагов и, взмахнув руками, падает на пол. Наташка чувствует, как к ее горлу подкатывается тошнота. — Убивайте всех, кого увидите, — приказывает человек, исчезая за входной дверью. Но Цветочницу и не надо убивать. Она и без этого чувствует, что сейчас умрет от страха. Толстый грязный мужик поворачивается, соображая, кого здесь еще можно убить. От этого взгляда ноги у Наташки подкашиваются, и она падает рядом с бывшим хозяином скрипки. В глазах от паники прыгают радужные зайчики. Сквозь накатившую на нее муть Цветочница начинает видеть нечто другое. Низкий склеп. По центру на возвышении стоит гроб. Крышка разрублена ударами топора. В гробу лежит тот самый мужчина, что забрал скрипку у человека в замке. Сейчас эта скрипка лежит на его груди. К ней тянется рука, тонкие пальцы берутся за гриф. Струны печально отзываются на прикосновения. Инструмент исчезает. Человек в гробу открывает сухие бесцветные глаза. Где-то вдалеке слышен тяжелый протяжный вой. Наташка понимает, что все эти беды и несчастья из-за этой дурацкой скрипки. Ей хочется встать и уйти. Но встать тяжело. Сверху наваливается что-то тяжелое. В ушах звенит чистый голос скрипки. Цветочница поворачивает голову и видит, как от нее медленно удаляется высокая фигура в сером балахоне, голова в капюшоне склонена к левому плечу. На правом висит что-то длинное и острое. Фигура медленно поворачивается. Наташка ясно видит тусклую сталь косы, ручку, натертую до блеска от множества прикосновений. Играющий все еще поворачивается, а Цветочница уже догадывается, кого сейчас увидит. На нее в упор смотрят черные глаза Смерти. Кто еще может быть спутником такого инструмента? Конечно, Смерть. Для нее скрипка готовит настоящее пиршество из людских жизней. — Не ходи туда, — прошептала Смерть, вплотную приближая к Цветковой свое старое уродливое лицо. От ужаса Наташка шарахнулась назад, ударилась затылком обо что-то мягкое. В глазах вновь запрыгали цветные зайчики. Послышался мелодичный перезвон трамвайного звонка. — Центральная юношеская библиотека. Конечная, — неожиданно четко произнес механический голос. — Осторожно, двери закрываются, следующая остановка Ничто. Цветочница помотала головой. Она опять сидела на жесткой скамейке около окна. На улице было совсем темно. В тусклом свете фонарей виднелся трамвайный круг. По сторонам дороги стояли темные дома с редкими глазками горящих окон. По ступенькам бесшумно спускался обладатель черной шляпы. У Наташки перехватило дыхание. — Конечная! Освободите трамвай! — Из своего укрытия выглянула вагоновожатая в оранжевой спецовке. Цветкова огляделась — в салоне осталась она одна. — А что это за остановка Ничто? — зачем-то спросила она. После странных видений голова соображала плохо. — Иди, иди. Чего расселась? — грубо оборвала ее женщина. Наташка с трудом встала. Ведя рукой по холодной поверхности пластиковой загородки, пошла к выходу. На мгновение у нее снова все поплыло перед глазами. Ей показалось, что под пальцами не ровный современный пластик, а влажный холодный камень замка. — Ну, чего ползешь? Окрик привел Цветочницу в чувство, и она спрыгнула на землю. Вечер был по-майски теплый и безветренный, после дождя приятно пахло свежестью. Наташка передернула плечами, которые все еще помнили сырость подземелья с гробом, помотала головой, прогоняя последние наваждения. — Приснится же такое, — пробормотала она, глядя на медленно плывущий по кругу трамвай. Чем больше она согревалась, тем больше в ней крепло убеждение, что все это ей приснилось. А во сне чего только не привидится… «И что это за предупреждения? — размышляла Цветочница, направляясь к библиотеке. — Кому я вдруг помешала? Что там может со мной случиться?» Туман на улице разошелся, словно его и не было. На прозрачном небе появились первые тусклые звезды. Здание библиотеки стояло наискосок через площадь. Цветочница пропустила недовольно бибикнувшую легковушку и ступила на дорогу. Земля у нее под ногой еле заметно дрогнула, сдвинувшись в сторону, как поехавший и тут же остановившийся эскалатор. Наташка испуганно посмотрела вниз и замерла, открыв рот. Ее нога в модном тупоносеньком ботинке по щиколотку утонула в пепле. Реальность вокруг стремительно менялась. Съедая привычный пейзаж с домами, деревьями и асфальтом, все вокруг поглощал пепел. Он безвольно кружил в воздухе, повинуясь малейшему сквозняку, свершал свой ритуальный танец вокруг иссохших стволов некогда пышных деревьев. То тут, то там стайка пепла сворачивалась в тугой комок и рассыпалась, оставляя после себя черный сгусток материи. «Что это?!» — ахнула Наташка. Ответ сам собой родился в голове. «Мертвые деревья садов Франзеума. Беспощадные и жестокие убийцы, выслеживающие путников, что плутают во тьме. Они никогда не знали солнца. Они жители Мест, Лежащих За Пределами. Они порождают существ, способных принимать обличье и угадывать мысли будущих жертв. Те, кто случайно придет сюда, смогут унести то, что создадут эти Места. Но взамен они отдадут часть себя. А заплатят за это своей жизнью. Вот, возьми». Пепел перед Наташкиным носом взлетел вверх, заклубился и распался, оставив после себя маленький черный шарик размером с теннисный мяч. Он медленно крутился в воздухе, тускло отсвечивая маслянистой поверхностью. «Бери его! И больше тебе никуда идти не стоит!» Голос толкнул Наташку под локоть. Она машинально протянула руку, и, прежде чем успела что-то сообразить, шарик превратился в трамвайный билет и упал к ней на правую ладонь. «Ну да, я же билет не брала», — нахмурившись, вспомнила Цветкова, разглядывая мятый обрывок бумаги у себя в руке. А мысли ее скакали уже дальше, и по мере ее желаний билет в руке превратился сначала в брикет мороженого, потом в красный диплом выпускницы музыкальной школы, потом в блестящую заколку и, наконец, в большую взрослую скрипку. От удивления Цветкова снова ахнула. Она уже собиралась переложить долгожданный инструмент из правой руки в левую, предвкушая, как почувствует благородную тяжесть скрипки у себя на плече… Но тут все исчезло. Сзади раздался оглушительный визг, потом скрежет металла, удар. Яркая вспышка резанула Наташку по глазам. От испуга она прикрыла лицо руками. Мячик свалился с ладони и поскакал по тротуару. — Ты что, не видишь, куда идешь? Цветочница глупо вертела головой, не соображая, где она теперь оказалась. После черноты пепельной долины вокруг было невероятно светло и красочно — дома, деревья, улица, тускнеющее небо. Сама Цветочница стояла посреди дороги. В двух шагах от нее дымились две врезавшиеся друг в друга машины. Около них топтались озадаченные водители. — Эй, девочка, — направился к Наташке один из них. — Тебя что, не учили через дорогу переходить? Ты чего под колеса лезешь? «Будущие жертвы», — мелькнуло у Цветочницы в голове. Из-за этого странного шарика она сейчас чуть не погибла. Не глядя больше по сторонам, Наташка кинулась к библиотеке. «Так вот, значит, как? — лихорадочно думала Цветкова. — Кто-то хочет меня убить… И все эти видения…» Но тут она вспомнила Смерть, наигрывающую на скрипке, ее предупреждение, и Цветочнице стало совсем тоскливо. Пока Наташка бежала к библиотеке, внутри ее начат колотить нешуточный страх. Она с тоской посмотрела на темные окна невысокого двухэтажного здания. «Каррр! — крикнула у нее над головой ворона. Подождала секунду и длинно, с хрипотцой добавила: — Ка-а-арр! Карррр!» «Карррр!» — отозвалась птица на соседнем дереве и шумно завозилась. На землю посыпался мусор, мелкие палочки, сухая листва, остатки коры. «Крррра, кррра», — вкрадчиво присоединилась к ним третья. Распахнув крылья, она балансировала на тонкой ветке, обиженно выкрикивая: «Кррра». «Кяау, кяау», — пропела четвертая, степенно вышагивая около подъезда библиотеки. — Откуда вас столько? — удивилась Наташка. — Летите отсюда. Четвертая ворона, склонив голову набок, проследила за Наташкиным жестом, но с места не сдвинулась. Наоборот, подпрыгнула поближе и, пригнувшись к земле, промяукала: «Кяау!» — Вы чего здесь? — опешила Цветочница. — А ну, убирайтесь! На крыше заволновались еще несколько ворон. «Как на кладбище», — недовольно подумала Цветкова и чуть не грохнулась в обморок от вновь накатившего страха. Словно услышав ее мысли, вороны заголосили все вместе, две из них сцепились в воздушной битве. Но вот в этот шум вклинился еще один звук. Длинный, протяжный. Как будто смычком медленно вели по струне. Смычком! Наташка дернула входную дверь. Она, конечно, была закрыта. Нажала на кнопку звонка. Пронзительное дребезжание раскатилось по пустым коридорам, гулко разнеслось по всему этажу. — Открывайте! — забарабанила Наташка. Невидимый скрипач перешел на другую струну. — Дядя Витя, пустите! — продолжала надрываться Цветочница. — Ты чего орешь? — спросили у нее за спиной, и от испуга Наташка решила, что уже умерла. — Не видишь, заперто! Перед ней стоял Гошка. Немного потрепанный. Но вполне живой и здоровый. Горло он прикрывал рубашкой. — Дурак! — Наташка чуть не разрыдалась от облегчения, что рядом с ней теперь будет хоть кто-то знакомый. — Я так испугалась! — Испугалась она, — проворчал Снежкин, идя вдоль здания. Наташка следовала за ним как приклеенная. — Сначала сбегает, потом пугается. Вас, баб, не поймешь. Ты чего на ночь глядя по библиотекам шастаешь? — У меня дело, — многозначительно ответила Цветочница, решив пока ничего Гошке не говорить. Но Снежкин и так все знал. — Такое уж и дело! — Они свернули за угол. — Скрипку ты ищешь, вот и все твои дела! Пойдем, там Кондрат форточку открытую нашла. — Любка? И она здесь? Ты еще скажи, что Гребня с собой притащил. — Этого психа сами ищите, — кровожадно прошипел Снежкин. — Если он мне попадется, я ему башку отвинчу. — Привет! — Любкино лицо светилось от счастья, что ее взяли в такую интересную компанию. Тогда, в школьном саду, никакого покойника она, конечно, не видела. Это был лежащий в беспамятстве Гошка. Именно он напугал девочку вполне невинным вопросом: «Кто тут?»Когда Любка перестала трястись и причитать, она вспомнила смешного лохматого парня, встретившегося сегодня в музыкальной школе. Гошке не удалось отвертеться от расспросов Кондрата — о том, что ее так прозвали, Любка сообщила в первую очередь и тут же начала обижаться, когда Снежкин стал ее так звать. Вот уж никогда не думала, что придется спасать Гребешкова, — весело блестя глазами, сообщила толстушка. Гошка к этому времени уже пришел в себя, успел кое-как отчиститься от земли и листьев, а заодно и кое-что рассказать. От Любкиного заявления у него открылся рот. — Чего это ты его спасать собралась? — буркнул он, застегивая потрепанную куртку. — Я этого гада увижу — убью! — Что ты, — заразительно захохотала Любка, и в стеклах ее очков отразились отблески уличных фонарей. — Человек в беду попал, ему помочь надо. Сказала она это так просто и убедительно, что Гошка засомневался, идти ли ему сейчас домой или все же тащиться искать бедового Валерку. — Ты только не командуй тут, — пробормотал Снежкин, который любил все решения принимать самостоятельно. Да и подчиняться этой толстой Любке совсем не хотелось. Вдвоем они вышли из школьного парка, подобрали Любкину скрипку и медленно пошли к дороге. Гошка все еще сомневался. — Смотри! Наташка! — завизжала Кондрат, чуть не кидаясь под колеса проходившего мимо трамвая. — Цветкова, эй! Что ты там делаешь? Но трамвай уже набирал скорость, и Любкины слова утонули в стуке колес. — Ты чего орешь? — одернул ее Снежкин. — Идти рядом с тобой стыдно. Прыгаешь, как заяц, по рельсам. Он уже немного жалел, что связался с этой ненормальной: бежит, футляром своим со скрипкой размахивает — вертолет с пропеллером, да и только. — Ты же сам сказал, что Наташка что-то знает! — Кондрашова и не думала обижаться на Гошкины слова. — Ее бы расспросить. — Встретим — спросим, — Гошкино раздражение понемногу проходило, и в первую очередь потому, что Кондрат оказалась таким легким в общении человеком. — Чего под колеса бросаться? — Конечно, встретим, — уверенно закивала Любка, поправляя очки на носу. — Она в библиотеку отправилась. Это как раз на кругу. Смотри, трамвай! Поехали! Снежкин не успел и рта раскрыть, а Любка уже втащила его на подножку вагона, заплатила за билет и плюхнулась на сиденье у окошка. Но смотреть в него не стала, а, жизнерадостно улыбаясь, сообщила Гошке все школьные слухи и сплетни. За разговором они не заметили, как трамвай доехал до конечной остановки. — Вон она! — Любка прижалась к Гошкиному локтю, тыча пальцем в сторону темного здания, стоящего в стороне от других. Действительно, Наташка стояла на крыльце. Пока ребята пересекали площадь, она успела и дверь подергать, и в звонок позвонить, и постучать. — Видимо, закрыто, — догадалась Любка и нырнула за угол библиотеки. Гошка только успел дойти до подъезда, а Кондрашова уже вернулась и сообщила, что нашла открытую форточку. Теперь Наташка с удивлением смотрела на стоящую перед ней парочку и ничего не понимала. — Зачем вы сюда пришли? — вдруг спохватилась она. Зачем Цветкова пришла в библиотеку, было понятно. Она шла к знакомому, если он здесь, конечно А вот что тут делают эти двое? — За Тем же, за чем и ты, — огрызнулся Снежкин, — Эту скрипку нужно уничтожить. От нее все с ума сходят. — Мы Валерку пришли спасать! — вставила Любка. — Он без нас пропадет! Цветочница посмотрела на Кондрата долгим взглядом и покачала головой. — А о тебе, Гогочка, я была лучшего мнения, — повернулась она к Снежкину. — Нашел с кем связаться! Да от нее вся школа рыдает! Гошка посмотрел на Любку. От расстройства у нее даже щеки впали. — Ну ты, полегче, — пробормотал он, стараясь не смотреть на девчонок. — Что же она теперь, не человек? — Но, почувствовав, что ситуация выходит из-под контроля, откашлялся и сдвинул брови. — Вы мне эти бабские разговоры бросьте! Вот дело доделаем, тогда ругайтесь. Быстро говори, зачем сюда пришла! Опережая Наташкин ответ, до ребят долетел звук скрипки. — Она здесь! — обрадовалась Любка, направляясь кокну. — Стоять! — Гошка ухватился за жиденький Любкин хвостик. — Я первый пойду. Мало ли что… Мне только вашего визга не хватает. Он подошел к окну, пошире распахнул форточку, ногой попробовал подоконник на прочность и протиснулся в узкий лаз. Под окном оказался стол, так что прыгать не пришлось. Снежкин оглядел комнату, убедился, что в ней никого нет, выглянул в коридор и только потом кивнул своим спутницам. Наташка чуть ли не рыбкой нырнула в форточку. Любка долго кряхтела и сопела. Но, кроме ее скрипки, больше ничего в узкий проем не пролезало. — Не получается, — всхлипывая, сказала Кондрат. Из форточки торчала ее взлохмаченная голова, туго обтянутые кофтой плечи и руки. Вид был до того комичный, что ребята, вместо того чтобы помогать, покатились по полу от смеха. — Подтолкните меня, — ныла Кондрашова. Но стоило Гошке протянуть руку, как он снова — складывался пополам. В коридоре послышались шаги. Наташка кинулась выталкивать Любку обратно на улицу. Гошка погасил свет. Вдвоем они еле успели спрятаться под стол. Дверь приоткрылась. Щелкнул выключатель. Некто в узких брюках и тщательно начищенных ботинках прошел по комнате, захлопнул форточку, задернул штору. Свет погас. — Это он! — Наташка бросилась к выходу. Гошка устремился за ней. По полутемному коридору удалялась высокая худая фигура. Повернув направо, она скрылась. — Дядя!.. — начала Наташка, выскакивая в коридор, но Снежкин закрыл ей рот. — Тише! — предупредил он. После случая с Гребешковым он стал осторожным. — Сначала посмотрим, что там происходит, а потом будешь кидаться ему на шею. Не обращая внимания на призывный стук в окно, ребята вышли из комнаты, крадучись пробрались по коридору, заглянули за угол. Здесь в небольшой нише была единственная дверь с табличкой: «Отдел нот и пластинок. Ответственный Немец В. Л.». — Вот это фамилия, — пробормотал Гошка, соображая, что делать дальше. — Обыкновенная русская фамилия, — повторила слова папы Наташка. «Ворваться, отнять скрипку и убежать, — размышлял Снежкин. — Больше мы ничего сделать не сможем. Возьмем внезапностью!» Но Наташка все решила за него. Схватившись за ручку, она потянула дверь на себя, заранее надев на лицо приветливую улыбку. Но улыбка примерзла к ее губам. Прямо перед собой она увидела Валерку. Голова у него запрокинулась, он был без сознания. За руки и за ноги Гребешков был привязан к высокому стеллажу. В левом кулаке у него был зажат смычок. Перед ним на столе лежала скрипка. Больше никого видно не было. — Валерка! — Наташка кинулась к стеллажу. — Осторожно! — бросился за ней Гошка. Дверь за их спиной захлопнулась.
Последние комментарии
1 день 16 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 22 часов назад
1 день 23 часов назад
2 дней 48 минут назад
2 дней 1 час назад