Двенадцатая статуя [Стенли Эллин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Стенли Эллин Двенадцатая статуя

В один прекрасный летний вечер американский продюсер Александр Файл вышел из своего офиса в окрестностях вечного города Рима — и бесследно исчез с лица Земли, словно сам дьявол утащил его в преисподнюю.

Но итальянская полиция не склонна приписывать таинственные пропажи американских граждан козням нечистого и ищет улики в иных сферах. В тот момент, когда Файл захлопнул за собой дверь и, как оказалось впоследствии, ступил прямо в небытие, в комнате находилось четыре человека. Одним из них был Мел Гордон. Поэтому, обнаружив в своем почтовом ящике в отеле повестку с вежливым приглашением «явиться в Управление полиции к комиссару Одоардо Уччи в связи с дознанием по делу Файла», Мел ничуть не удивился.

За завтраком он показал повестку жене.

— Скажи пожалуйста, к самому комиссару, — мрачно прокомментировала Бетти, пробежав ее глазами. — Что ты ему выложишь?

— По-моему, в такой ситуации лучше всего на любые вопросы отвечать просто «да» и «нет», а личные соображения оставить при себе. — От одного взгляда на стоявшую перед ним чашку кофе с булочкой ему стало дурно. — Тебе придется меня подбросить. Вряд ли я смогу вести машину в таком состоянии, с этим сумасшедшим движением.

При виде кабинета комиссара Уччи самочувствие Мела нисколько не улучшилось. Комната была мрачной и производила гнетущее впечатление, словно операционная в захудалой больнице: стены от пола до потолка облицованы грязными белыми плитками, в углу над сплетением паровых и водопроводных труб торчит раковина с краном, из которого медленно, по капле, сочится вода.

Сам комиссар как нельзя лучше вписывался в обстановку. Лысый толстяк с сонными глазами, в помятом мундире со сбившимся набок галстуком, он задавал вопросы на неестественно правильном английском языке и старательно записывал ответы карандашом, на котором явственно виднелись следы зубов. Сублимация, подумал Мел. Он не может грызть посетителей, и вместо них грызет карандаш. Но пусть эти сонные глаза не обманывают тебя, парень. Что, если за ними скрывается проницательный ум? Так что строго придерживайся фактов и сведи до минимума свою невинную маленькую ложь.

— Сеньор Файл являлся исключительно кинопродюсером? Он не имел других деловых интересов?

— Верно, комиссар.

Так оно и было на самом деле. Пусть Файл снимал на скорую руку, самую дешевую халтуру типа «Гладиатора и рабыни» и прочей пошлятины, он тем не менее оставался продюсером. «Другие интересы» деловыми никак не назовешь: они сосредотачивались на свежих, едва распустившихся девицах, не вполне еще сформировавшихся нимфах, особенно соблазнительных для него именно в силу своей незрелости. Господи, как Алекс сходил по ним с ума, со всем пылом задыхающегося, выкатившего глаза подростка. Можно сказать, что он любил их почти так же сильно, как деньги.

— Кроме вас и вашей супруги, сеньор Гордон, еще два человека видели в последний раз пропавшего сеньора. Один из них, Сайрус Голдсмит, являлся режиссером кинокартины, которую вы снимали, не так ли?

— Совершенно верно, комиссар.

Сай Голдсмит. Еще один тяжелый случай. Он начал свою карьеру каскадером в ковбойских фильмах, потом стал руководителем группы у де Милля — одним их тех, кто ставил для маэстро состязания на колесницах и кавалерийские атаки. К тому времени, как он превратился в режиссера и принялся снимать всяческую дешевку, его творческий организм уже усвоил слишком много демиллевских штучек, что отнюдь не пошло ему на пользу.

Дело в том, что ленты Де Милля, что бы о них ни говорили, как зрелище исполнены безупречно. В каждой из них видно стремление к техническому совершенству, любая деталь обработана мастерски. А фильмы, которые приходилось ставить Сайрусу, надо было стряпать дешево и быстро. Так он и делал, но каждый раз подвергал жестоким испытаниям свою чрезмерно чувствительную совесть, изменяя всем укоренившимся в сознании принципам тщательной, любовной работы над картиной. Психологи описали бы его ситуацию так: тот, кто стремится к совершенству, но вынужден халтурить, подобен человеку, страдающему от клаустрофобии, который застрял в лифте между этажами. Приятная перспектива застрять так до конца жизни!..

Вот что произошло с Сайрусом, вот почему он стал все чаще прикладываться к бутылке; в итоге, за ним закрепилась репутация вконец опустившегося неудачника, а работу ему давал только старый добрый Александр Файл, экономящий каждый цент на съемках своих ужасных дешевых поделок. Возможно, нашлись бы и другие, готовые проявить такое же милосердие, но прискорбная истина заключалась в том, что сеньор Файл — единственный из известных Мелу продюсеров, который научился поддерживать Сайруса в относительно трезвом состоянии несколько недель подряд, чтобы в итоге вытянуть из него готовый фильм. Наблюдать за тем, какими методами он добивается нужного результата довольно неприятно, если, конечно, вы не из тех, кому нравится смотреть, как садист-дрессировщик заставляет престарелого льва проделывать свои трюки.

Сайрус был высоким и мускулистым, а Файл плюгавым и тощим, и наверняка получал извращенное удовольствие, когда издевался над беспомощно смотревшей на него сверху вниз несчастной жертвой. Возможно, это обстоятельство играло не меньшую роль в том, что он поручал Саю съемку одного фильма за другим, чем тот бесспорный факт, что Голдсмит всегда выжимал из дрянного сценария все возможное и выдавал сносный фильм за самую низкую цену.

— Относительно Сайруса Голдсмита, сеньор Гордон…

— Да?

— Он имел плохие отношения с пропавшим сеньором?

— Ну, в общем-то, нет…

Комиссар провел по носу коротким, словно обрубленным указательным пальцем. Примерно каждые пять секунд в раковину звучно падала капля воды. С каким многозначительным видом этот Уччи трет себе нос.… Или просто так сильно зачесалось, что он не может удержаться?

— А другой сеньор, который тогда присутствовал вместе с вами, сеньор Генри Мак-Аарон? В чем состояли его обязанности?

— Он руководил операторской группой. Вернее, руководит. Мы хотим закончить картину.

— Даже без сеньора Файла?

— Да.

— Ах, вот как. А эти Мак-Аарон и Голдсмит, они долго работали вместе, не так ли?

— Да.

Очень, очень долго, комиссар. Если точно, со времен Де Милля, когда Сай впервые дал Мак-Аарону возможность взять в руки камеру. С тех пор они неразлучны. Между прочим, Генри чертовски талантливый оператор. Мог бы с таким же успехом работать самостоятельно, не считай он делом всей жизни таскаться за своим ненаглядным Саем и нянчиться с ним во время запоев.

— А вы, сеньор Гордон, являетесь автором сценария для сеньора Файла?

— Да.

Да, потому что нет смысла объяснять этому полицейскому с лицом цвета сырого теста разницу между автором и тем, кто потом переписывает его творение. Говоря по правде, невозможно определить, кто истинный автор — человек, состряпавший никуда не годный первоначальный текст или терпеливый страдалец профессионал, который должен превратить в заоблачную вершину маленький кротовый холмик, созданный воображением своего коллеги?

Комиссар Уччи снова медленно, задумчиво потер нос.

— Когда вы все в тот вечер находились вместе с сеньором Файлом в его офисе, между вами не произошел какой-нибудь спор? Острый конфликт?

— Нет.

— Хорошо. Тогда возможно ли, что сразу после того, как сеньор Файл покинул офис, он имел спор с кем-нибудь другим, работавшим над картиной?

— Ну, насчет этого, комиссар…

Час спустя Мел наконец вырвался на свободу — омытый спасительным солнечным светом дворик, где в «фиате», взятом напрокат, его дожидалась Бетти.

— Жми в горы, подруга, — сказал он, забираясь на заднее сидение. — За нами погоня!

— Очень остроумно. Ну как там?

— Думаю, все в порядке. — С него градом лил пот; зажигая сигарету, Мел заметил, как трясутся руки. Он никак не мог унять дрожь. — Комиссар был не очень-то любезен.

Ловко маневрируя, Бетти прорвалась сквозь поток машин к въезду на мост через Тибр. Оказавшись на другом берегу, произнесла:

— Представляю себе, что творится с полицейскими, ведь это уму непостижимо! Человек не может просто взять и исчезнуть, как наш Алекс. Не может, и все. Так не бывает.

— Конечно, не бывает. Но ведь он-то исчез.

— Куда он делся? Где он? Что с ним стряслось?

— Не знаю. Честное слово, не знаю, детка. Хочешь верь, хочешь нет.

— Я верю. — Бетти тяжело вздохнула. — Господи, и зачем только он послал тебе свой чертов сценарий…


Действительно, все началось с того, что Файл отправил ему авиапочтой из Рима в Лос-Анжелес сценарий. Мел совершенно не ожидал такого поворота, потому что несколько лет назад твердо решил порвать с Файлом и заявил ему об этом прямо во время съемок. А тот пропустил его слова мимо ушей, показав, что не принимает их всерьез.

Решение послать подальше Александра Файла и работу, которую он время от времени подкидывал, не было пустой бравадой. По данным последнего рейтинга, телесериал, который терпеливо пестовал Мел, окреп и набрался сил. С таким активом он мог надеяться на спокойное обеспеченное будущее. Его ожидания оправдались. Сериал пользовался успехом, а когда его решили завершить, Мелу стали платить за повторный показ, так что он больше не нуждался в сотрудничестве с Алексом, и даже не помышлял о том, чтобы когда-нибудь с ним связаться.

А теперь он вдруг снова понадобился Файлу, хотя трудно понять, почему — каждому ясно, что Мел Гордон, получающий солидные гонорары будет стоить дороже, чем прежний, безропотно принимавший любую плату. В конце концов они пришли к компромиссу, от которого, как обычно, выиграл Алекс. Хуже всего, что хитрый продюсер знал слабость Гордона, знал, как он любит возиться с никуда не годными текстами, и понимал, что стоит Мелу хотя бы пролистать совершенно беспомощный сценарий «Император страсти», и, привлеченный именно его несостоятельностью, он непременно попадет на крючок, а тогда его без особых усилий можно запрячь в работу.

Так оно и вышло. Голливудский юрисконсульт Файла, местная знаменитость, открыто презирающий Алекса и именно поэтому, как часто бывает, единственный человек в мире, которому тот доверял, подготовил контракт, и прежде чем на бумаге высохли чернила, Мел с женой и сценарием «Император страсти» под мышкой отправился на свидание со своим работодателем.

Они встретились в уличном кафе на виа Венето; вокруг за столиками под лучами июньского солнца, изящно демонстрируя свое утомление жизнью, собрались феллиниевские типажи и совсем неизящно глазеющие на них туристы.

Кроме Мела и Бетти за столиком сидели четыре человека. Сам Файл, по-прежнему щуплый, остролицый и бледный, — когда Мел видел его в последний раз, в волосах продюсера только пробивалась седина, теперь они совсем побелели; Сай Голдсмит, иссохший и угловатый, глаза с похмелья мутные; угрюмый Мак-Аарон, вечно прищуренный, словно выбирал самый выигрышный ракурс для съемки; и наконец, полностью завладевшая вниманием туристов роскошная грудастая Ванда Перикола, вульгарный вариант Софи Лорен, — как оказалось, она получила главную роль в фильме.

Шестеро за столиком. Четыре капари, двойное виски Сайрусу и чашку чая для Файла. Проведя большую часть жизни за границей, Алекс все равно не признавал иностранных блюд и напитков.

Встреча была короткой и деловой. Явно не желавший тратить время попусту Файл обошелся минимумом формальностей — достаточно, по его мнению, чтобы возобновить старое знакомство и представить Ванду, которая знала английский ровно настолько, чтобы сказать «хелло», — затем неожиданно заявил Мелу:

— Что ты успел сделать со сценарием?

— Со сценарием? Алекс, мы приехали сегодня утром!

— Ну и что? Раньше стоило тебе только взглянуть на текст, и ты уже выдавал одну идею за другой. Значит, сладкая жизнь за счет какого-то идиотского сериала погубила такой блестящий талант?

В свое время, когда пропитание, оплата счетов за квартиру и покупка машины прямо зависели от интонаций Файла, Мел был кроток, как ягненок. Но теперь, укрепившись мыслью о гонорарах, текущих из телевизионного рога изобилия, он стал храбрым, словно лев.

— Знаешь что, Алекс, — произнес он, — если мой блестящий талант действительно погиб, положение у тебя хуже некуда, потому что сценарий просто ужасен.

— Да ладно! Парочка поправок — и все дела.

— Нужен совершенно новый подход, чтобы придать хоть какой-то смысл этой бессвязной болтовне. Как только я прочел бред, который ты прислал, сразу же стал искать жизнеописание Тиберия в исторических сочинениях…

— Огромное тебе спасибо.

— …и я точно знаю, как создать образ человека, которого сводят с ума власть, подозрительность и сластолюбие, пока он наконец не теряет рассудок, не забивается в свой дворец на Капри, где каждый день устраивают оргии. И ключевая сцена должна быть там, где он окончательно сходит с катушек.

— Ну и что? Все, что ты говоришь, уже есть в сценарии, разве не так?

— Сейчас это сделано абсолютно неправильно, банально. Если он станет бесноваться и грызть ковер, фильм превратится в дешевый балаган. Но представим, что никто вокруг не замечает, что Тиберий сошел с ума… и если только до зрителей дойдет…

— Ну? — Несмотря на деланно безучастный тон, Файл был явно заинтригован. — Как ты им покажешь?

— А вот как. Внутри дворца, в портике у спальни Тиберия мы поставим несколько мраморных статуй в натуральную величину. Скажем, полдюжины для ровного счета — шесть статуй. Изображения великих граждан Рима, как там у них принято. И мы будет постоянно подчеркивать, как он почитает изваяния, например каждый раз, проходя мимо, гордо расправляет плечи. А потом настает ключевой момент, когда у него окончательно едет крыша.

Как мы ставим эту сцену? Выходим из спальни вместе с ним, камера плавно скользит по статуям, мы смотрим на них глазами Тиберия — и видим его сумасшествие, запечатленное на мраморных лицах! Понятно, Алекс? Они теперь уродливо и страшно искажены: отражение полностью овладевшего императором безумия. Вот и все. Несколько метров пленки, и цель достигнута.

— Цель достигнута, — повторил Сай Голдсмит. Потом осторожно, чтобы не закружилась голова, повернулся к Мак-Аарону. — А ты что скажешь, Мак?

Тот проворчал: «Прикольно», что было для него не только эквивалентом пространной речи, но и выражением наивысшего одобрения.

— «Перикольно?» — с беспокойством произнесла Ванда Перикола. — Che succede?[1]

Как понял искренне сочувствовавший ей Мел, она жаждала услышать свое имя из уст людей, от которых зависела ее судьба; неудивительно, что когда Бетти растолковала девице по-итальянски в его сан-францисском варианте, о чем идет речь, она не могла скрыть разочарования

Но главное — реакция Файла, и Мел напряженно ждал.

— Статуи… — наконец произнес тот с явным неудовольствием.

— Двенадцать штук, Алекс, — решительно сказал Мел. — Шесть нормальных и шесть психов. Шесть — до, и шесть — после. Мы говорим о ключевой, главной сцене. Не экономь на ней.

— Ты знаешь, сколько может стоить такая работа? Посмотри на наш бюджет…

— Да плюньте вы на бюджет, — возразил Сай. — Этот эпизод может изменить весь фильм, Алекс. Так, как я его вижу…

— Ты? — Файл повернулся к нему с отвисшей челюстью, словно пораженный его вмешательством. Он говорил так пронзительно, что заглушил шум проносящихся за спиной машин. — Ты до того нагрузился, что собственную руку не увидишь, даже если поднесешь ее к самому носу, ты, алкоголик несчастный. Ты пьян даже сейчас, перед самым началом съемок. А теперь пошел отсюда и постарайся протрезвиться хотя бы к следующей неделе. Слышишь, что я сказал? Убирайся!

Все прочие, сидящие за столиком, включая, как заметил Мел, даже Ванду, уловившую смысл происходящего, смущенно застыли. Сай зажал в кулаке пустой стакан, словно хотел его раздавить, потом неуверенно поднялся и, пошатываясь, зашагал по улице, то и дело сталкиваясь с прохожими. Мак-Аарон тут же встал, чтобы последовать за другом, и Файл резко спросил:

— Ты куда? Я ведь еще не разрешил тебе уйти?

— Да неужели? — отозвался Мак-Аарон и тоже удалился.

Файл презрел этот маленький мятеж.

— Замечательная команда, — заметил он. — Проспиртованный бывший гений и его сиделки. Приятно знать, что ты связан с ними одной веревочкой. — Он взял свою чашку и стал отхлебывать чай, изучая Мела из-под опущенных век. — Во всяком случае, статуи исключаются.

— Они включаются, Алекс. Все двенадцать. Иначе мне придется очень долго работать над текстом.

В прежние времена продюсер пресек бы всякие споры ударом кулака по столу. Теперь, как понял Мел, наблюдая за тем, как Алекс смакует свой чай, никаких ударов кулаком по столу не будет.

— Если я скажу «о’кей», — произнес наконец Файл, — ты должен к завтрашнему дню подготовить мне краткое изложение нового сценария. Договорились?

Ты мне свою работу — я тебе статуи. Такая у Алекса манера торговаться, потому что он никогда ничего не давал даром. И хотя Мела ожидала долгая бессонная ночь, его переполняло ощущение победы:

— Завтра ты его получишь. — За все время работы с Файлом он впервые не позволил себя нокаутировать упоминанием священного слова «бюджет».

Когда они с Бетти вышли из кафе, даже воспоминания об отвратительной сцене с Сайрусом не могли омрачить радость от сознания того, что он заставил продюсера раскошелиться на несколько тысяч долларов больше, чем позволял его драгоценный БЮДЖЕТ. В конце-концов, успокаивал себя Мел, вряд ли Сай в его нынешнем состоянии, имея при себе круглосуточную сиделку в лице Мак-Аарона, нуждается в другом утешителе.

Вернувшись в отель, Мел улегся на кровать со сценарием, — название «Император страсти» явно придумал сам Файл! — а Бетти замерла у пишущей машинки в ожидании, когда ее супруга посетит вдохновение. Пятнадцать лет назад, когда Мел делал первые шаги в кино, ее назначили к нему секретаршей. На вторую неделю работы они поженились, и с тех пор она великолепно справлялась с двойной нагрузкой — писца и спутницы жизни. Они жили вместе так давно, что понимали друг друга с полуслова, и все же Мел удивился, когда Бетти, сидевшая молча, погруженная в свои мысли, вдруг произнесла:

— Нет, не она.

— Что?

— Не Ванда. Не ее он выберет в «Подружки месяца». Не с ней будет спать.

— Это их проблема. А почему ты так уверена?

— Ну, во-первых, для него она слишком стара.

— Да ей всего двадцать или двадцать один!

— Она вышла из школьного возраста, а значит для него уже перезрела. Я думаю, Алекс выбирает Алис из Страны чудес, потому что боится настоящих женщин.

— Ну и…

— Ты знаешь, что я имею в виду. Сколько раз мы такое видели раньше. Рано или поздно он появится с очередной маленькой Алисой с большущими круглыми глазами, и уж извини за такую страшно оригинальную мысль, но шестидесятилетний мужчина, вышагивающий по риа Венето с ребенком, первый раз надевшим высокие каблуки — это по-моему просто непристойно. Или когда он сидит рядом со своей крошкой и строит ей глазки. И показывает, какой он большой начальник, унижая кого-нибудь вроде Сая…

— Вот как, значит? О ком же ты больше заботишься — о будущей Алисе или о Сайрусе?

— Мне жаль обоих. Мел, ты в свое время сказал, что никогда больше не станешь работать на Алекса. Почему ты все-таки принял его предложение?

— Чтобы поставить его на место — как, например, в случае со статуями. Я должен был сделать это во благо души своей, дорогая, и считаю, что сильно запоздал. А еще потому, что обозреватели «Нью-Йорк таймс» посчитали, что последний сценарий, который я сделал для Алекса, выполнен на удивление добротно. Кто знает, вдруг я сумею заставить их повторить свой отзыв?

— Да, но все-таки…

— Все-таки лето предстоит жаркое, нам будет не до Сайруса, Алисы в стране киночудес и тому подобного. Сейчас нам надо подготовить хоть какой-нибудь набросок, завтра поедем в «Чинечитту» посмотреть, с какими декорациями предстоит работать, а потом займемся штамповкой эффектных диалогов, так что придется забыть о чужих проблемах.

— Конечно, пока до шкуры не дойдет, — отозвалась Бетти. — Бедный Сай. Когда-нибудь он точно убьет Алекса. Вот бы не пропустить эту сцену!


«Чинечитта» — Голливуд в окрестностях Рима, где Файл делал почти все свои фильмы. Но когда Мел позвонил и предложил встретиться там, продюсер наотрез отказался: картина будет сниматься в нескольких милях к югу от Вечного города, сразу за Форте Аппиа, на виа Аппиа Антика, старой Аппиевой дороге.

Соглашение, судя по рассказу Алекса, стало одной из его типичных манипуляций. Компания «Пан-Италиа продакшнз» разместила здесь декорации для постановки грандиозного фильма о святом Павле и когда они его закончили, Файл за гроши снял в аренду площадь, аксессуары и прочее с условием, что после съемок все приведет в порядок. То, что эти декорации могли совершенно не подойти к купленному им — тоже за гроши — сценарию, его совсем не беспокоило. Достаточно того, что они имели хоть какое-то отношение к истории Рима.

В некоторой степени именно такие особенности работы у Файла зачастую привлекали не меньше, чем бесили. Обычно сценарий и декорации вместе с прочим реквизитом сочетались друг с другом как классический четырехугольный колышек и круглая дырка, и Мел находил особое удовольствие, когда пытался составить из них единое целое. Если имеешь дело с Алексом, часто говорил он себе, приходится воплощать в жизнь постулат «необходимость — мать изобретения».

На следующий день они с Бетти взяли напрокат машину и отправились к месту съемки посмотреть, что можно изобрести с помощью хозяйства, оставленного для них «Пан-Италиа». Они двигались по узкой старой римской дороге, окруженной пышной зеленью к Порто-Сан-Себастьяно мимо катакомб, и наконец добрались до сооружения, изображающего форум времен Цезаря, которое возвышалось на лугу в полумиле от шоссе. Позади виднелись разные службы — целый лабиринт зданий, окружавших постройку размером с небольшой авиационный ангар, в котором, очевидно, озвучивали фильмы.

Все это окружала проволочная ограда высотой в десять футов. У ворот стоял охранник, парень бандитского вида с пистолетом на бедре, который устроил целое представление из проверки документов. Оказавшись наконец внутри, они без труда нашли штаб Файла, разместившийся в ближайшем от ворот здании. Перед ним стояло несколько машин, среди которых выделялся большой открытый кадиллак Алекса. Единственным признаком жизни на всей съемочной площадке были глухие удары молотка, доносившиеся из глубины ангара.

Файл ожидал их в своем офисе вместе с Сайрусом, Мак-Аароном, парой итальянских операторов, которых Мел помнил по последнему фильму, помощником директора и старшим осветителем. Сай как-то сказал ему, что ни один из них не знает толком своего дела, — Де Милль не взял бы таких даже в уборщики, — но они стоили дешево и понимали английский, а больше от них ничего не требовалось.

Как оказалось, ритуал начала съемок у Файла со временем нисколько не изменился.

— Хорошо, хорошо, давай посмотрим, — пробурчал продюсер без всяких предисловий и, когда Мел вручил ему подготовленный текст, бегло просмотрел его:

— Ладно, сойдет. Когда соорудишь что-то конкретное, чтобы мы могли приступить к работе?

— Где-то через неделю.

— Еще чего! Сегодня пятница. В понедельник рано утром Ванда и другие, занятые в главных ролях, явятся сюда вместе с кучей статистов для массовки. Значит в понедельник, к восьми, ты приходишь с материалом, которого Голдсмиту должно хватить на пару дней. И приготовь несколько сцен в интерьере на случай, если вдруг зарядит дождь, чтобы никто не сидел без работы и не получал деньги даром.

— Послушай, Алекс, давай-ка договоримся раз и навсегда…

— Давай, сынок. А договоримся мы вот о чем: мне наплевать, как ты там отличился на телевидении. Когда работаешь на меня, выдаешь результат так же, как всегда. Ты не Эрни Хемингуэй, понятно? Ты ниггер, холодный сапожник, и все, что от тебя требуется — забить в ботинок парочку гвоздей, чтобы заказчик не натер себе ногу. И нечего смотреть на меня волком, потому что, если решишь учинить скандал или нарушить контракт, я тебя так прижму в суде, что тебе в ближайшие полсотни лет никто ни единого сценария не закажет. Уяснил?

Мел почувствовал, как воротник, словно удавка, впился в шею. Лицо наверняка побагровело от бессильной ярости, грозящей апоплексией. Больше всего его бесило, что присутствующие смущенно отвели взгляды. Точно так же в кафе все избегали смотреть на Сайруса, когда Файл ставил его на место. Только Бетти, нацелив на продюсера указательный палец, угрожающе начала:

— Послушайте, Алекс…

— Не вмешивайтесь! — злобно выпалил Файл. — Может, вам нравится, когда ваш муж изображает из себя гения, а мне нет!

Бетти приготовилась нанести ответный удар, но Мел предупреждающе покачал головой. В конце концов, контракт действительно подписан, скреплен печатью и вручен адвокату. Теперь уже ничего не изменишь.

— Ладно, Алекс, — процедил он. — В понедельник вобью пару гвоздей в твой ботинок.

— Я так и думал! А теперь пойдем посмотрим, что нам тут досталось.

Они гурьбой высыпали под палящее солнце. Файл возглавлял процессию. Мел плелся позади, вместе с Бетти, которая в знак поддержки сжимала его руку. Чтобы избавиться от грязи и пыли, «Пан-Италиа» покрыла эту часть площадки жесткой кожурой асфальта, но Мел чувствовал, как он плавится под ногами, хоть полдень еще не наступил. В такое время, чтобы избавиться от жестокой жары, жители Рима закрывают свои лавочки и блюдут сиесту, но у Александра Файла такие вещи, разумеется, исключались.

Рядом шагал Сай Голдсмит. Он явно изнемогал от зноя. Вчерашняя краснота сошла с лица, оно было желтым с багровыми прожилками, а губы приобрели нездоровую синеву. Но глаза стали ясными, с них сошла мутная пелена, а это значит, что Сай, по крайней мере временно, не прикладывается к бутылке.

— Не переживай! — обратился он к Мелу. — Алекс не мог не припомнить тебе статуи…

— Да? Если бы не контракт, послал бы его подальше вместе с его паршивым фильмом. Если он воображает, что я собираюсь выкладываться ради него…

— Кончай, Мел. В кои-то веки у нас есть приличный сценарий, хорошие декорации и даже парочка актеров, умеющих работать. Я сам их подбирал.

— Таких, например, как наша несравненная, великая и прекрасная звезда Ванда? Уж мне-то не говори, Сай! Чего ты ждешь от девицы, у которой роль записана по-английски в транскрипции?

— Я ее заставлю играть как надо. Только не теряй вкус к работе из-за Алекса, Мел. Ты еще ни разу не подводил нас. Сейчас никак нельзя оплошать.

От его умоляющего тона Мела едва не стошнило. Мало того, что этот медведь много лет покорно глотал все, чем кормил его Алекс. Господи боже мой, неужели он еще благодарно лижет хозяину руки за подачки?

Асфальт заканчивался у громоздкого сооружения, где помещалась студия озвучивания, и здесь участок разделялся высокой проволочной оградой, преграждавшей путь к задней части съемочной площадки и декорациям. Парень, стороживший внутренние ворота, как и его двойник при входе на площадку, носил на поясе кобуру.

Когда они миновали его и нагнали Файла, тот ткнул пальцем в охранника.

— Вот на что уходят деньги, — объявил он. — Приходится круглые сутки держать здесь такого бандита. Иначе чертовы макаронники растащат все дочиста.

— Ну спасибо, — немедленно отреагировала Бетти, в девичестве, между прочим, Каполетта. — Mille grazie, padrone[2].

— Не надо быть такой обидчивой. Я говорил не об итальянцах из Сан-Франциско, а исключительно о местных талантах.

Мел заметил, что итальянские техники, которые наверняка все поняли, приняли безразлично-вежливый вид, словно не разобрали ни слова. Что ж, работа есть работа.

Обход декораций на площадке показал, что Файл заключил поистине выгодную сделку. «Пан-Италиа» построила для своей картины о святом Павле не только точную копию Форума, но целую улицу древнего Рима в натуральную величину со всеми деталями, лавками и домами, а еще великолепную виллу с портиком, которая стояла на холме, возвышаясь над остальными постройками. Эта вилла, объявил Файл, станет дворцом Тиберия, правда сцены в интерьере придется снимать в студии. Мак-Аарон с парой операторов неделю назад побывал на Капри, они отсняли несколько десятков метров пленки местных пейзажей, чтобы декорации выглядели правдоподобно. Блестящая идея Сайруса, раздраженно буркнул продюсер, как будто тупой зритель способен понять разницу!..

Чтобы избавиться от общества Файла, Мел забрался на портик виллы. Оглядывая отсюда Форум, пинии и кипарисы, обрамляющие Аппиеву дорогу, он мог различить плавные очертания холмов Альбано на горизонте. На миг ему показалось, что внизу раскинулся древний Рим, восставший от многовекового сна. Солнечный зайчик от проезжавшей машины едва не разрушил иллюзию, но это вполне мог быть отблеск солнца на полированном панцире воина, направляющегося на своей колеснице на юг, в Остию.

Подошел Сайрус, вопросительно взглянул на него.

— Ну как, понравилось?

— Очень.

— Соответствует эпохе Тиберия. Понимаешь теперь, почему я говорил, что наконец-то мы снимем полноценный, без халтуры, фильм? Если, конечно, сделаем все как надо!

— Только не мы, Сай. Выше головы не прыгнешь. Чтобы создать такую ленту, нужно много раз переделывать, переписывать, переснимать. Принцип трех «п». Ты ведь знаешь, как к нему относится Алекс?

— Да, но мы можем драться за каждую мелочь.

— Что верно, то верно.

— Мел, скажу тебе прямо: хочешь верь, хочешь нет, это мой последний фильм.

— Ерунда!

Сайрус криво улыбнулся.

— Нет, судя по тому, что говорят врачи. Мак знает, можешь сказать Бетти, но вообще, это между нами. Здесь внутри все прогнило. — Он похлопал себя по отвисшему животу. — Чудо если машина не развалится до конца съемок, не то, что до будущего года!

Вот, значит, в чем дело. Неужели, подумал Мел, человек, проживший долгую и трудную жизнь, способен на подобные сантименты? Да, теперь ясно. Сай Голдсмит умирает, жить ему осталось недолго, и «Император страсти» должен стать его лебединой песней. Его лучшим фильмом, несмотря на все выкрутасы Файла!

— Послушай, Сай, врачи могут ошибаться. Если ты вернешься в Штаты, сходишь к лучшим специалистам, скажем, в клинику Майо…

— Именно там мне и объяснили, что к чему, Мел. Просто и доходчиво. До того доходчиво, что прежде чем лететь сюда, я заглянул в Лос-Анжелес и условился что, когда придет время, меня похоронят на кладбище «Райские кущи»: большой склеп, красивый гроб и тому подобное… Самое интересное, что, подписав бумаги, я почувствовал себя гораздо лучше. Тогда я понял, почему древние римляне и египтяне так любили проверять, все ли готово к самому главному дню. Это заставляет взглянуть правде в глаза. А потом можно спокойно жить дальше.

По крайней мере до того момента, когда картина будет сделана так, как тебе хочется, подумал Мел. Вообще, если разобраться, Сайрус оказал ему величайшую честь. Многое ведь зависело от сценария, а над ним пригласили работать не кого-нибудь, а его, Мела Гордона.

— Скажи, Сай, — произнес он, — ты, а не Алекс, решил, что сценарием должен заниматься я, верно?

— Точно. Разве это не доказывает, что, когда надо, я могу выиграть с ним бой?

— Вроде бы, да. Теперь осталась самая малость — выиграть войну.

И действительно, им пришлось выдержать самую настоящую войну, разве что без стрельбы. Когда Файл получил первый вариант сценария и на его основе составил график работы, до него быстро дошло, что на площадке творится что-то непонятное. С тех пор для всех, занятых в «Императоре страсти», жизнь превратилась в сущий ад.

В том числе, как не без злорадства отметил Мел, и для самого продюсера. Впервые в жизни Файла съемки его фильма отставали от графика. Сайрус с мрачно-непреклонным видом требовал снимать дубль за дублем, пока не получал удовлетворявший его результат. Он муштровал орды варваров и римские легионы на полях за пределами съемочной площадки, так что они в конце концов пригрозили взбунтоваться, заставлял Мела переписывать один эпизод за другим, пока диалоги не становились доступными для ограниченных возможностей актеров, не теряя ни выразительности, ни смысла.

Кстати, все заговорщики выполняли двойные обязанности. Как-то само собой получилось, что Мел в промежутках между актами сочинительства занялся режиссурой съемок среднего плана. Мак-Аарон, невзирая на громкие протесты оскорбленных представителей профсоюза, отвечал за свет и звук. Даже Бетти, которая трудилась бесплатно, проводила бесконечные часы с Вандой, заставляя ее правильно произносить слова роли, так что в конце концов они видеть друг друга не могли.

Долгий рабочий день обычно завершался в кинозале, где собиралась измученная группа, чтобы просмотреть только что отснятые кадры, а Файл, усевшись отдельно, в холодной ярости отпускал язвительные замечания о том, что видел на экране и о том, во сколько ему это обошлось. Самым нелепым было то, что Алекс совершенно не понимал, что происходит. Он наотрез отказался поверить объяснениям Бетти во время бурной и бесплодной беседы наедине. Продюсер считал, что они злонамеренно сорят деньгами, занимаются саботажем, попросту разоряют его, о чем не уставал напоминать при каждом удобном случае. От более серьезных шагов его удерживала собственная мелочная жадность. Как заметил Сай, он мог в любой момент выгнать их всех, но контракт — палка о двух концах. Уволить, значит заплатить оговоренную сумму полностью, хотя готова лишь первая часть картины, а заменить — выдать те же деньги другим, хотя они сделают только оставшуюся часть. Файлу такой выход казался немыслимым.

— Верно, верно, — говорил Мел, — но все равно, хорошо бы придумать средство, чтобы хоть на пять минут избавиться от его брюзжания. Как бы я хотел, чтобы наш Алекс нашел себе какое-нибудь маленькое приятное развлечение…

Понятно, что одного желания тут мало. Тем не менее, как-то ранним утром оно неожиданно сбылось.


Она приехала на заднем сидении трескучего мотоцикла — маленькая худенькая девочка. Одной рукой обхватила за талию бородатого юношу-водителя, другой прижимала к груди объемистый пакет в оберточной бумаге. Северянка, решил Мел, отметив свежий цвет лица, каштановые волосы и тонкий, чуть вздернутый тосканский нос. В принципе, просто тощий, нуждающийся в усиленном питании подросток — и в то же время, неотразимо привлекательное создание, какими бывают девочки в ее возрасте.

Когда подъехал мотоцикл, Мел с Бетти, Сай, Мак-Аарон и Алекс стояли у штаб-квартиры продюсера и, как теперь у них бывало каждое утро, переругивались по поводу очередного плана съемок. Когда девушка спрыгнула, осторожно, будто хрупкое стекло, удерживая сверток, ее юбка задралась до бедра, и Мел стал свидетелем почти комической перемены, случившейся с Файлом: его глаза остекленели, упершись в белизну обнажившейся плоти, затем, сощурясь, скользнули выше, оценивая незнакомку целиком. Ее окутывала атмосфера хрупкой невинности, деревенской свежести. Мел обменялся взглядом с Бетти. Он понял, что у них сейчас мелькнула одна и та же мысль: Алиса!

Тем временем мотоциклист приблизился; девушка держалась поодаль, словно пыталась спрятаться за его спиной. Мел неожиданно осознал, что рыжеватая растрепанная бородка — безнадежная попытка прибавить возраст и солидность простодушному мальчишескому лицу.

— Сеньор Файл, я приехал по вашему требованию.

— Вижу, — проворчал Алекс. Он раздраженно повернулся к Мелу. — Вам нужны статуи? Вот парень, который их для вас смастерит.

— Паоло Варезе, — объявил юноша. — А это моя сестра Клаудия. — Он завел руку за спину и поставил ее перед собой. — Чего ты боишься, глупая девчонка? — поддразнил он. — Ее можно извинить. Она только месяц назад приехала из Кампофриддо, и здесь для нее все новое. Все производит очень большое впечатление.

— Кампофриддо — это где? — спросила Бетти.

— Возле Лукки, там, в горах. — Паоло презрительно усмехнулся. — Известное дело. Двадцать человек на сорок коз. Такое вот место. Папа и мама разрешили Клаудии приехать ко мне в Рим, где она может найти приличную школу, потому что она хорошо училась дома. — Обхватив сестру за худенькие плечи, он по-братски крепко прижал ее к себе, так что она залилась краской. — Но вы знаете, как девушки помешаны на кино. Когда она услышала, что я смогу работать здесь, где вы снимаете…

— Понятно, — нетерпеливо перебил его Сайрус. — Насчет статуй…

— Да, да, конечно. — Паоло взял у сестры сверток, убрал бумагу и показал статуэтку, изображавшую задрапированную человеческую фигуру. Ее искусно вырезали из материала, напоминающего отполированный белый мрамор, но, как с неудовольствием отметил Мел, она не больше двух футов в высоту.

— Вообще-то, нам нужны статуи в натуральную величину, — сказал он, заранее готовясь к очередному столкновению с Файлом. — А ваша…

— Но это только… только… — Паоло ударил себя костяшками пальцев по лбу, стараясь вспомнить нужное слово. — Только образец. Я их сделаю в натуральную величину. — Держа фигурку в вытянутой руке, он с гордостью смотрел на свою работу. — Это Август. Будут еще Сулла, Марий, Цезарь и сам Тиберий, все копии с подлинников Капитолийского музея, все в натуральную величину.

Мел взял статуэтку в руки. Она казалась необычайно легкой.

— Разве она не из мрамора?

— Как такое возможно? — сказал Паоло. — Мрамор потребовал бы нескольких месяцев работы, или даже больше. Нет, нет, это фокус. Мое собственное изобретение. Если вы покажете, где мое рабочее место, я его продемонстрирую.

Клаудия встревожено потянула брата за рукав.

— Che cosa, Paolo?[3] — спросила она и что-то быстро зашептала ему по-итальянски.

— Ах, да. — Паоло с извиняющимся видом кивнул Файлу. — Клаудии надо скоро ехать в школу, и она хочет посмотреть, как снимается кино. Она будет очень аккуратной.

— Посмотреть, как снимается кино? — ворчливо повторил Файл, не отрывая глаз от девушки. — В чем же дело? Я сам ей все покажу. — По тому, как сразу расцвело лицо Клаудии, Мел понял: она немного понимает по-английски и смогла разобрать то, что сказал продюсер. — Кстати, мне тоже надо в город, — продолжал Алекс, — так что по дороге я подброшу ее в школу.

Такая любезность одновременно обрадовала и насторожила Паоло.

— Но сеньор Файл, такое беспокойство…

— Ничего, ничего, — Алекс отмахнулся, словно отметая неуклюжую благодарность юноши. — Принимайтесь за дело, вам ведь за это платят. Голдсмит проведет вас в мастерскую.

Файл коротким жестом поманил за собой Клаудию и быстро зашагал прочь. Мел не мог не восхититься тем, как он справляется с подобными ситуациями. Только те, кто хорошо знает Алекса, поймут, что сейчас происходит на самом деле. Иначе его можно принять за добродушного седовласого дедушку, за внешней суровостью которого скрывается золотое сердце.

Место для скульптора оборудовали за перегородкой в столярной мастерской, возле входа в звуковую студию. Она уже была загромождена материалами и инструментами для работы. Сам по себе процесс создания статуй, как коротко описал его Паоло, довольно любопытен. Сначала устанавливается арматура из железных прутьев с перекладиной на высоте плеч. На ней укрепляется проволочный каркас, очертаниями напоминающий человеческую фигуру. Поверх накладывается тонкий слой глины, которому придается форма развевающейся римской тоги. Что касается лица…

Паоло взял статуэтку и, несмотря на протесты Бетти, стал безжалостно соскабливать ножом глину.

— Вообще-то на голову уходит много времени, — сказал он, — но с помощью моего метода получается очень быстро.

Он смахнул крошки цвета мрамора и показал форму, напоминавшую череп, но с заполненными глазницами и носовой полостью. Постучал по ней ногтем.

— Внутри пусто. Это папье-маше, из которого обычно делают маски, а потом покрывают раствором вещества… Его называют Colla.

— Клей, — подсказала Бетти.

— Да, да. Так можно быстро сделать голову. Она высыхает мгновенно. Потом покрываем форму глиной, лепим черты лица — и вот вам древний римлянин!

— А откуда такое удивительное сходство с мрамором? — спросил Сай.

— Сверху наносится слой эмалевой краски — белой и цвета слоновой кости. Она тоже быстро высыхает.

— Но глина под ней совсем еще сырая?

— Прежде чем накладывать краску, надо подсушить глину горелкой. Ацетиленовой горелкой. Надо водить ей вниз, вверх, туда, сюда — и так несколько часов. Но на все уходит ровно один день. Двенадцать штук за двенадцать дней, как я и обещал сеньору Файлу.

— У вас есть с собой эскизы других статуй? — спросил Голдсмит. Когда Паоло вытащил их — весьма помятые и испачканные — из кармана, стало ясно, что Файл в очередной раз заключил выгодную сделку.

Они стояли в дверях мастерской, уже собирались уходить, и тут появились Алекс с Клаудией. Продюсер жестом показал, что ей надо залезть в кадиллак, а сам сел за руль.

— Красавица! — произнес Паоло, явно имея в виду машину, а не сестру. Когда автомобиль тронулся, юноша вдруг что-то вспомнил.

— Мотоцикл! — крикнул он Клаудии, и ткнул пальцем в сторону офиса, где они его оставили, но та только развела руками. Автомобиль скрылся из виду.

Паоло тоже сделал беспомощный жест, словно показывая, что смирился с судьбой.

— Автобус ходит нерегулярно, поэтому каждое утро я стану привозить ее сюда на мотоцикле, а потом она поедет на нем в свою школу. Значит, по вечерам мне придется возвращаться на автобусе. Но сегодня, кажется, я спокойно отправлюсь домой на мотоцикле.

— Вам очень повезло, — холодно сказал Бетти. — Знаете, Паоло, Клаудия очень красивая девочка.

— Еще бы мне не знать! — Юноша с безнадежным видом поднял к небу глаза. — Потому-то пришлось так долго уговаривать мамочку с папочкой отпустить ее в город, где она может развиваться, получить образование, стать учительницей, а не женой какого-нибудь деревенского олуха. Родители у нас хорошие, но они наслушались всякого, и им кажется, что все мужчины Рима только и думают, как бы полакомиться красивой девочкой. Они забывают, что Клаудия со мной, а я…

— Паоло! — перебила его Бетти — Иногда она не с вами. Не скажу о других жителях Рима, но про сеньора Файла мне кое-что известно. Как раз он любит лакомиться красивыми девочками…

Юноша был ошарашен.

— Он? Признаться, сеньора, он непохож на того, кто…

— Faccia attenzione, signore, — резко сказала Бетти. — Il padrone e un libertino. Capisce?[4]

— Capisco,[5] — кивнул Паоло. — Спасибо. Я скажу Клаудии. Ей почти шестнадцать, она не ребенок. Она поймет…

Вскоре Мел отметил, что, вопреки установившейся привычке, Файл стал уезжать со съемок днем, а возвращался он поздно вечером или вообще не появлялся. От внимание Бетти это тоже не ускользнуло.

— Ты знаешь, где он проводит время, — объявила она мужу.

— Нет, не знаю. Подозреваю. Разные вещи.

— Послушай, дорогой, давай не спорить по пустякам. Он пытается охмурить несчастного ребенка, и ты все прекрасно понимаешь.

— Ну и что? Во-первых, девушка, которой уже пошел шестнадцатый год, здесь не считается ребенком, как сказал ее собственный брат. Во-вторых, ты сделала все, что в твоих силах — даже от ангела нельзя требовать большего. Ну а я…

— Да, конечно! Ну а ты вместе с Маком и Сайрусом без ума от радости, что Алекс больше не крутится здесь с утра до вечера, и вам наплевать, почему.

Вот на это возразить нечего. То, что Файл уже не путался под ногами, стало настоящим даром небес, и они ни за что не стали бы допытываться, почему он вдруг оставил их в покое, нервы и так были натянуты от постоянного напряжения, но съемки подходили к концу, и приходилось держать себя в форме, чтобы ненароком не испортить фильм. А поскольку Файл обычно изводил их всех, — жаловался, угрожал, отменял их указания, — созерцание того, как его открытый кадиллак выезжает за ворота студии, действовало как глоток чудодейственного бальзама.

Если бы Паоло подозревал о том, что происходит, захотел бы он поднимать скандал? Юноша сам признался, что статуи дают ему возможность протянуть до лучших времен. Как здорово получилось, что сеньор Файл попросил Художественный институт найти специалиста, который все сделает за минимальную плату — ведь порекомендовали его, Паоло, год назад с отличием окончившего это заведение. Большая удача! Молодому скульптору без покровителя прокормиться нелегко. Средств у родных нет, приходилось браться за любую работу, чтобы наскрести денег на очередную плату за жилье. Но теперь…


С самого утра и до позднего вечера голый по пояс, обливающийся потом Паоло увлеченно трудился над изваяниями; одно за другим, их отвозили на тележке в студию и устанавливали на месте будущей съемки. Первые шесть, застывшие в своем парадном величии, хорошо смотрелись на пробах. Следующие, со страшно искаженными лицами, кажется, выглядели еще лучше. Оставалось сделать последнюю, самую, как думал Мел, эффектную: статую обезумевшего Тиберия.

Когда ее поставят в проходе дворца рядом с пятью другими, когда Мак-Аарон отснимет наезды и крупные планы, картину можно считать законченной. Разумеется, ее еще нужно смонтировать. Таким тонким делом займется Сайрус — придется резать кадры, менять сцены местами, найти нужный ритм для каждого эпизода, и наконец соединить результаты в единое целое — фильм, который зрители увидят на экране. В конечном счете все зависит от монтажа, но это уже забота одного режиссера.

В ожидании конца работы никто не собирался устраивать бунт на корабле, однако одной бурной ночью дело едва не дошло до катастрофы.


Гроза началась под вечер. Хлынул один из тех римских ливней после засухи, которые не утихают часами, превращают города, поля и луга в болота, а асфальтированные улицы в реки. В полночь, шлепая по лужам к своей машине, Бетти и Мел увидели Паоло, застывшего в дверях своей мастерской, с безнадежным видом глядевшего на потоп, остановились и предложили его подвести.

Забираясь на заднее сидение рядом с Бетти, юноша пылко благодарил их. Живет он в Трастевере, но, если его высадят где-нибудь в городе, легко доберется домой.

— Нет, мне совсем не трудно доставить вас прямо до дверей, — соврал Мел. — Только показывайте дорогу.

Следуя объяснениям Паоло, они проехали через Понте-Субличо к пьяцца Матраи, площади в центре захудалого рабочего района. Паоло вместе с сестрой жил в доме, которому, кажется, исполнилась не одна сотня лет. Он стоял на одной из боковых улочек. А в начале ее в гордом одиночестве красовался роскошный кадиллак.

Увидев его, Мел машинально нажал на тормоза, и его маленький «фиат», содрогнувшись, замер на середине площади. Он тут же услышал неразборчивое шипение Паоло, почувствовал, как тот, навалившись на переднее сидение, наклонился вперед и замер, напряженно вглядываясь в залитое дождем стекло.

Неожиданно, будто специально выбрав время, чтобы у свидетелей не осталось никаких сомнений, на улице показался Файл. Пригнув голову и сгорбившись под дождем, он быстро затрусил к кадиллаку. Продюсер почти добрался до своей машины, и тут Паоло очнулся от оцепенения и схватился за спинку сидения Бетти.

— Сеньора, дайте мне выйти!

Но Бетти упрямо отказывалась сдвинуться с места.

— Зачем? Чтобы вы совершили убийство и провели оставшуюся жизнь за решеткой? Разве так вы поможете Клаудии?

— Не ваше дело! Выпустите меня! Я требую!

По его тону Мел понял, что если его жена уступит, они потеряют продюсера. Вскоре Файл оказался вне досягаемости. Загорелись задние огни кадиллака, потом они стали стремительно удаляться в направлении виа делла Луче, и наконец исчезли. Паоло стукнул кулаком по колену.

— Вы не имели права! Почему вы не дали мне убить его?

Мел представил себе, что может произойти утром, когда этот совершенно потерявший голову юноша встретится с Файлом на съемочной площадке.

— Слушай, — рассудительно сказал он, хотя понимал, что сейчас всякие доводы совершенно бесполезны. — Никто не знает точно, что произошло в твоей комнате. Если ты успокоишься и поговоришь с Клаудией…

— Ну еще бы! — грубо ответил Паоло. — А потом…

— Сначала я с ней поговорю, — заявила Бетти. — Знаю! — отрезала она, когда взбешенный Паоло попытался возразить. — Не мое дело. Я не имею права, но все равно вмешаюсь. А вы с сеньором Гордоном подождете здесь.

Это было тягостное, беспокойное ожидание. Дождь непрестанно барабанил по крыше машины, усиливая нервное напряжение. Хуже всего, мрачно размышлял Мел, что не имевшая собственных детей Бетти всегда готова приютить любого сбежавшего из дому или заблудившегося бродяжку и не раздумывая берется решать его проблемы. Но в нашем случае любые доводы бесполезны. Юноша, который сидел за его спиной, храня мертвое молчание, слишком за многое должен поквитаться с Алексом. Единственный реальный способ предотвратить крупные неприятности — предупредить Файла в надежде, что у того хватит разума серьезно отнестись к возможной угрозе. Если же нет…

Наконец показалась Бетти. Она вышла из дома и нырнула в машину.

— Ну? — холодно спросил Паоло. — Вы говорили с ней?

— Да.

— И она вам сказала, сколько ей заплатили за… за это?

— Да.

Такого ответа Паоло не ожидал.

— Не может быть, — недоверчиво произнес он. — Она бы соврала, попыталась обмануть вас, как обманывала меня. Она…

— Сначала послушайте, что сказала ваша сестра. По ее словам, вы договорились с сеньором Файлом, что он сразу выдаст небольшой аванс, а основную сумму — после того, как закончите статуи. Так и есть?

— Да. Но какое это имеет значение?…

— Очень большое. Даже решающее. Потому что сеньор Файл сказал ей, что если она не будет с ним любезна, остальных денег вы никогда не увидите. Он объявит, что ваша работа никуда не годится, более того, расскажет всем, и вы никогда больше не сможете получить такой заказ. Ваша сестра уверена, что принесла себя в жертву ради вашего благополучия и доброго имени, а иначе она бы вас подвела.

Паоло ударил себя по лбу.

— Как она могла такое подумать? — в бешенстве выкрикнул он. — Она знает, что есть бумага, которую мы подписали у адвоката. Как она поверила в такую ложь?

— Она еще ребенок, некому было помочь ей советом. И когда подниметесь к ней, вы должны сделать вид, что все понимаете. Хорошо?

— Сеньора…

— Хорошо?

— Да, да. Но этот человек…

— Паоло, послушайте меня. Я понимаю ваши чувства, но любые действия только вызовут скандал, который непременно заденет Клаудию. Что бы ни произошло, о вас напишет каждая газета. Как потом девочка вернется в школу? Все будут глазеть на нее и сплетничать. Даже если вы подадите на него в суд…

— Даже если так, — с горечью произнес Паоло. Он взялся за ручку дверцы. — Но я задерживаю вас своими делами! — И когда Бетти неохотно наклонилась, чтобы юноша смог выйти из машины, он добавил: — Вы не понимаете такие вещи, сеньора, но я подумаю над тем, что вы сказали. Чао!

Мел проводил его взглядом, потом завел автомобиль.

— Звучит не очень-то обнадеживающе, — заметил он. — Придется завтра шепнуть пару слов Алексу, хотя мне очень хочется увидеть, как он получит по заслугам.

— Знаю, — Бетти с безнадежным видом покачала головой. — Господи, ты бы видел, как бедные дети живут. Комнатка размером с крысиную нору, в середине натянута занавеска, чтобы каждый имел хоть какое-то подобие своего уголка. Дождь просачивается прямо сквозь стены. Вместо мебели — ящики из-под апельсинов. И вонючий протекающий туалет в коридоре. Трудно поверить, что в наши дни…

— Да, конечно, но жизнь у бедных художников — не «dolce vita». В любом случае, сколько бы ни заплатил ему Алекс, они станут немного богаче, когда он с ним рассчитается.

— Правда? Как ты думаешь, сколько получит мальчик?

— Откуда я знаю? А что? Клаудия тебе сказала?

— Сказала. Попробуй угадать. Ну пожалуйста.

Мел быстро прикинул.

— Так. Статуи целиком, от набросков до готовой работы, делаются Паоло, значит, они должны стоить от пяти до десяти тысяч долларов. Но я могу поспорить, что парню выдадут максимум пару тысяч.

— Мел, он получит пятьсот. Сотню авансом, а остальное после того, как закончит. Всего пятьсот долларов!

Непревзойденный Файл, почти с суеверным ужасом думал Мел, когда они проезжали по мосту над вздувшимся мутным Тибром. За какие-то паршивые пятьсот баксов — все двенадцать статуй! Да еще Клаудию Варезе в придачу.


Мел побеседовал с Файлом утром в офисе. К его вящему удовольствию, кроме них там еще присутствовали Сай и Мак-Аарон, которые могли слышать каждое слово.

Когда речь заходила об угрозе физической расправы, Алекс не был самым храбрым человеком на свете. Перспектива явно встревожила его.

— Какого черта! — взорвался он. — Ты знаешь здешних девиц. Не я вчера — наверняка нашелся бы кто-то другой сегодня. Но если ее братец задумал всадить мне нож в спину, я могу…

— При чем тут это, — возразил Мел. — Я сказал только, что с твоей стороны разумно держаться от него подальше. Завтра он закончит работу. Ты можешь найти какое-нибудь занятие в городе, пока он не уйдет.

— Чтобы я дал какому-то мальчишке-макароннику прогнать меня из моего собственного курятника?

— Ты ведь сам затеял это, верно? На сей раз тебе не повезло — попалась девушка не того сорта.

— Ну ладно, ладно! Но я вернусь вечером, просмотрю последний материал, а потом сразу же устроим совещание прямо здесь, в офисе. Уяснили? Так что в конце дня собираетесь у меня.

Звучит довольно зловеще, решили они, когда Файл уехал, но тревожиться нечего. Оставалось отснять всего пару сцен, около недели потребуется на монтаж — и картина готова. Продюсер сделал все, на что способен, но так и не помешал им показать, на что способны они. Какую бы карту он ни прятал сейчас в рукаве, — а Файл на таких совещаниях постоянно преподносил им неприятные сюрпризы, — на сей раз ее уже поздно разыгрывать. Вот что главное.

Они ошибались. Алекс вернулся поздно вечером, чтобы просмотреть последний материал, а когда они собрались в его офисе, извлек из рукава не карту, а самую настоящую бомбу.

— Я хочу, чтобы вы уяснили кое-какую мелочь, — объявил он, — и на этом встреча закончится. Всего одна небольшая деталь. Голдсмит, как я понимаю, ты собираешься наконец закончить съемки до конца недели. Верно?

— К пятнице, — отозвался Сайрус.

— Тогда полный порядок. Значит, в пятницу вечером вы выйдете отсюда в последний раз. Понятно? А когда окажетесь по ту сторону ворот, там и останетесь. И не пытайтесь надуть охранника, потому что ему будут даны специальные указания держать вас за воротами.

— Конечно, — сказал Сайрус, — только вы упустили одно обстоятельство, Алекс. Надо сделать монтаж фильма. Вам придется подождать еще неделю, а уж потом приказывать своему охраннику наставлять на меня пистолет.

— Правда? — произнес Файл с притворным интересом. — Еще неделю? — Его лицо застыло. — Нет, спасибо, Голдсмит. У нас есть парень, которому мы платим за монтаж, а значит в пятницу вы просто помашете ручкой и забудете, что когда-то были со мной знакомы.

— Алекс, вы не можете всерьез поручить Гарильо такую работу. Он совершенно беспомощен. Мне надо стоять над ним и говорить, что делать, иначе…

— Значит, теперь я буду говорить ему, что делать.

— Ты?

— Совершенно верно. Я, — Файл сердито ткнул себя указательным пальцем в грудь. — Я, Алекс Файл, который снимал фильмы, когда ты еще прыгал на пони со скалы, десять баксов за дубль.

— Ты никогда в жизни не сделал бы такой картины!

— Еще бы! — почти закричал Файл. — На месяц отстал от графика. На двадцать процентов превысил бюджет. На двадцать процентов, слышишь?

Сайрус побледнел и дышал с трудом.

— Алекс, я никому не позволю кромсать мою картину. Если ты попытаешься не допустить меня до монтажа…

— Попытаюсь? — Файл стукнул кулаком по столу. — На попытаюсь, а сделаю. И разговор окончен. Все! Больше никаких встреч. До выходных я здесь не появлюсь — пока что я заработал на вашем фильме только язву. Но с субботы начну выздоравливать.

Да, Файл по-настоящему взбесился. Мел видел это. Он словно ослеп от ярости, буквально дрожал от гнева. Здесь оскорбили его богов — График и Бюджет! И вот, будто верховный жрец, бегущий прочь от места, где совершилось богохульство, переполненный негодованием продюсер бросился к двери.

Когда он уже взялся за ручку двери, его остановил умоляющий голос Сайруса:

— Послушай, Алекс, мы слишком давно работаем вместе, чтобы делать такие глупости. Если мы…

— Если мы что? — Файл быстро повернулся, не разжимая пальцев. — Если мы проведем ночь в глупых разговорах, я передумаю? После того, что здесь происходило целое лето? Так вот, я тебе скажу прямо, предатель паршивый: я не передумаю!

Дверь рывком распахнули, потом захлопнули. Файл ушел. Все четверо застыли, молча глядя друг на друга. В комнате стало так тихо, что Мел отчетливо слышал каждый звук, доносящийся снаружи, словно работал усилитель: дальний свисток паровоза, поскрипывание цепи, на которой под теплым ночным ветерком качался фонарь, резкие звуки шагов спешащего к машине Файла.

Первой нарушила молчание Бетти:

— Господи, — прошептала она, не зная, смеяться ей, или плакать. — Он говорил абсолютно серьезно. Алекс изуродует картину, даже не понимая, что портит ее.

— Погоди, — сказал Мел. — Если в контракт Сайруса включен монтаж, то…

— Но он не включен, — произнес Мак-Аарон. Он не отрывал глаз от друга. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он Сая.

Тот скорчил гримасу.

— Отлично. Болит только, когда смеюсь.

— Ты скверно выглядишь. Знаю, что откажешься, но если тебе сейчас немного выпить…

— Не откажусь. Давайте просто уберемся отсюда.

Они вышли из офиса. Низко нависший над землей серп луны казался тоненьким, словно вафельным, но небо над головой так густо усеивали звезды, что казалось именно они бледным фосфоресцирующим сиянием освещали дорогу к оставленным у ворот машинам.

И тут Мел заметил, что кадиллак Файла еще стоит на своем месте, с выключенными передними фарами и распахнутой дверцей. Внутри никого.

Мел оглядел темное пространство съемочной площадки. Странно. Алекс был человеком привычки: как только заканчивался очередной трудовой день, неизменно садился в свой автомобиль и направлялся прямо к воротам. Никогда раньше он не имел обыкновения бродить по опустевшей площадке после многочасовой работы, непонятно, почему такое желание возникло сейчас…

Сай и Мак-Аарон прошли вперед, потом режиссер внезапно остановился. Он повернулся, подошел к Мелу. Мак следовал за ним.

— Могу поклясться, что слышал, как этот поганый заморыш проходил тут, пока мы еще не вышли, — сказал он. — Он не припрятал здесь за углом вторую машину?

Мел покачал головой.

— У него только кадиллак. И дверца открыта, как будто он хотел уже залезть внутрь, но потом передумал. Как думаешь, куда он отправился?

— Понятия не имею, — откликнулся Сай. — Знаю только, что устраивать проверку в такое время совсем на него не похоже.

Они не трогались с места, нерешительно оглядывая пустую площадку. Над дверью офиса висел тусклый фонарь, еще один, над воротами, едва освещал каморку охранника размером с телефонную будку — вот и все, что можно было четко различить. Остальное превратилось в неясные силуэты на непроницаемо-черном фоне, серые тени, над которыми возвышалась громада студии.

— Ну, чего мы еще ждем? — наконец произнес Мак-Аарон. — Если с ним что-нибудь случилось, всегда можно послать кипарисовый венок на похороны. Пошли скорее.

«Зачем он это сказал?» — внутренне содрогнувшись подумал Мел. Они могли просто забыть о загадочном исчезновении Алекса и спокойно уехать. Высказанное вслух предположение, что с продюсером случилось несчастье, словно обязывало сделать что-нибудь, как бы они не относились к пропавшему Файлу.

Кажется, Сайрусу пришла в голову та же мысль.

— Знаешь, — обратился он к Мелу, — Мак прав. Вам с Бетти не стоит здесь болтаться.

— А ты как же?

— Я немного подожду. Он, наверное, появится через пару минут.

— Тогда давай подождем вместе, — сказал Мел, стараясь не прислушиваться к замечаниям, которые вполголоса отпускала Бетти по поводу их шефа.

Шли минуты. Наконец раздались звуки приближающихся шагов, и они оживились. Но из темноты показался не Алекс, а киномеханик, который показывал им отснятый материал. В ответ на вопрос Сайруса он объяснил, что перематывал пленку и не видел сеньора Файла после демонстрации.

— Buena sera, signora, signori.[6]

И он отправился домой на своем изрыгающем пары бензина мотороллере.

Они наблюдали за тем, как охранник вышел из своей будки, чтобы открыть ему; мотороллер миновал ворота и скрылся из виду. И снова тишина.

— Черт! — вдруг сказал Сайрус. — Как мы сразу не подумали. Может, этот парень видел Алекса. — Он поплелся к охраннику, перекинулся с ним парой слов.

Вернувшись, покачал головой:

— Полная неудача. Он слышал, как захлопнулась дверь офиса, но сидел у себя и читал газету, так что ничего не видел. И он говорит, что выпустил всех, кроме нас, Алекса и… Паоло Варезе.

Так вот в чем дело, сообразил Мел. Если остальные чувствуют то же, что и он, значит, действительно могла произойти трагедия, о которой они до сих пор старались даже не думать. Отсюда ощущение беды, словно витавшее в воздухе. Алекс Файл и Паоло Варезе. Юноша прячется за машиной, продюсер открывает дверцу, садится за руль, внезапно ему угрожают револьвером или ножом; две человеческих фигуры, одна тащит другую из автомобиля в темноту, чтобы сделать свое черное дело в каком-нибудь укромном углу.

А может прямо здесь, на месте — раскалывающий череп удар, нанесенный одним из железных прутьев, которые юноша использовал при сборке арматуры для статуй; потом тело взваливается на мускулистое плечо и уносится во все укрывающий мрак? Но тогда остались бы улики. Брызги крови. Или кое-что похлеще.

Мел сознавал, что должен обследовать салон кадиллака, увидеть, что там, на кожаной обивке, но при одной мысли об этом к горлу подкатила тошнота. Он нерешительно указал на машину.

— Наверное, нам надо…

— Не волнуйся. — Сайрус явно пожалел его. — Я сам посмотрю.

Мел с облегчением наблюдал, как режиссер подошел к автомобилю и, наклонился. Потом сквозь ветровое стекло блеснул слабый огонек на панели.

— Ключи есть, — раздался приглушенный голос Сайруса. — Но здесь все в порядке.

Свет погас, Сай выпрямился и отошел в сторону. Держа в руке ключи, он обошел кадиллак, открыл багажник, заглянул внутрь. Потом хлопнул крышкой и приблизился к ним.

— Ничего. Ясно одно — Алекс забрался в машину, а потом снова вышел.

— Ну и что теперь? — спросила Бетти.

— Теперь я пойду в столярную мастерскую и посмотрю, сидит еще Варезе в своем закутке, или ушел. А Мак может проверить студию. Но вам с Мелом незачем…

— О нас не беспокойся, — отозвалась Бетти. — Еще не очень поздно.

— Хорошо, тогда вы двое садитесь в свою машину, поезжайте к запасным воротам и поговорите с охранником. Когда станете возвращаться, сделайте круг по площадке, осмотрите все, что сможете. Не спешите и дайте полный свет на передние фары.

Они в точности последовали его указаниям и двадцать минут спустя снова стояли рядом с Сайрусом и Маком. Мел с облегчением отметил, что их лица, как и прежде, выражают только недоумение.

— Мак говорит, в студии никого нет, — сказал Сай. — А парень там у себя работает над последней статуей и клянется жизнью матери, что с обеда никуда не выходил. И я ему верю, хотя он не скрывает, что был бы счастлив, если бы наш шеф свернул себе шею. Во всяком случае, если он действительно хотел напасть на Алекса, никогда бы не сделал это здесь, у всех на виду, в пятнадцати шагах от охранника, да еще когда мы в любую минуту могли выйти из офиса. Так что, если только вы не думаете, что такой трус как Алекс способен по собственному почину явиться к парню и затеять скандал…

— Ни в коем случае, — сказал Мел.

— И я так полагаю. А что сказал охранник у запасного выхода?

— Ничего интересного. Он закрыл ворота в обычное время, когда работа здесь заканчивается, и с тех пор не видел поблизости ни души. Кроме того, мы объехали все кругом, и кроме парочки бродячих кошек никого не заметили. Что же у нас получается?

Сайрус покачал головой.

— Ограда сплошная, высотой в десять футов, так что Алекс никак не мог выйти, если только не научился летать. Понятно, что он сейчас где-то здесь, но хоть убей не понимаю, где. Единственное, что мы можем сделать — прочесать площадку и обыскать постройки; вдруг что-нибудь обнаружится. Мак мне поможет. А ты отвези Бетти в гостиницу. Она еле жива.

Да, Мел сам видел это. И прекрасно представлял себе, о чем сейчас думает его жена. Пока Паоло вне подозрений…

— Ладно, если вы без нас обойдетесь…

— Ничего, справимся. Да, когда будете проезжать мимо ворот, придумайте какой-нибудь повод для того, чтобы охранник заглянул к вам в багажник. Убедитесь, что он хорошенько его осмотрел. Не бойтесь, он ничего не найдет — я сам уже проверил. Вы не против?

— Нет, — сказал Мел. — Раз там действительно не спрятан Алекс…

Рано утром его разбудил телефон. Звонил Сайрус со съемочной площадки. Он сказал, что они с Мак-Аароном и Паоло Варезе, который закончил свою двенадцатую статую, обыскали каждый дюйм, но не нашли никаких следов продюсера.

— Он и вправду исчез, — устало произнес Сай. — Я только что звонил в отель, — вдруг Алекс у них, — но мне сказали, что он отсутствовал целую ночь и он до сих пор не объявился. Я решил, что лучше всего вызвать полицию. Они вот-вот прибудут.

— Я сейчас приеду, Сай. А ты не поторопился с полицией? Прошло ведь всего несколько часов.

— Знаю, но потом нас могут спросить, почему не обратились к ним сразу, как только почувствовали неладное. В любом случае, дело сделано, и надо подумать, что мы им сообщим о том маленьком скандальчике в офисе перед уходом Алекса. Скажу прямо, Мел, я считаю, что не стоит упоминать наши проблемы с монтажом или запрещение появляться на съемочной площадке после пятницы. Бетти тоже там была, и если они вдруг захотят повесить на нас собак…

Мел посмотрел на свою жену, которая сидела в постели и беспокойно наблюдала за ним.

— В чем дело? — шепнула она. — Что случилось?

— Ничего… Нет, — ответил он Сайрусу. — Это я говорил с Бетти. Я ей объясню. Она поймет. Ты уже договорился с Маком?

— Да. Он со мной согласен.

— А что им можно рассказать о Паоло?

— Да все, что спросят. Что тут такого?

— Не делай вид, что не понял, Сай. Если полиции станет известно, что случилось прошлой ночью, во время ливня, когда я подвез парня домой…

— Ну и пусть. Мы знаем, что он не причастен к исчезновению Алекса, а раз так, ему ничего не смогут пришить. И еще: возможно, ты не заметил, но когда вы с Файлом объяснялись по поводу сестренки Варезе, прямо под окном стояла Ванда Перикола. Готов поспорить, что она проболтается при первой же возможности!

Мел счел условия спора нечестными. Сразу ясно, кто выиграет.

Когда они с Бетти появились на площадке, полиция в лице двух парней в штатском уже была на месте. Вечером, подытоживая события прошедшего дня, Мел решил, что отношение официальных лиц к происшествию можно разделить на три стадии.

Вначале — улыбчиво-скептическая, когда они не скрывали, что считают исчезновение Файла рекламным трюком кинокомпании.

Потом, убедившись что их не разыгрывают, всерьез взялись за дело, приказали всем собраться в студии для краткого допроса и предъявления документов.

Наконец, сбитые с толку и рассерженные, запросили помощь в Главном управлении и заставили целый взвод полицейских в форме тщательно обыскать съемочную площадку.

Сразу же после них явились журналисты, прикатила шайка папарацци, — почти все на побывавших в переделках мотороллерах. Вид этих сгрудившихся у главных ворот людей, которые нацеливали свои камеры сквозь проволоку и засыпали вопросами каждого, кто подходил близко и мог услышать их крики, кажется, раздражал инспектора Конти, старшего из двух детективов в штатском, почти так же, как неудачные попытки найти пропавшего американского продюсера.

— От них одно беспокойство, — отрезал он в ответ на просьбу Сайруса устроить в офисе что-то наподобие пресс-конференции. — Они останутся по ту сторону ограждения, там их место. Нет никаких сомнений, что сеньор Файл, живой или мертвый, находится внутри периметра этой ограды и, пока мы его не найдем, никому не разрешат войти или выйти. Нам не понадобится много времени. Даже если предположить худшее, то есть, если здесь совершено преступление, невозможно спрятать жертву под асфальтом, который покрывает почти всю площадку. И благодаря вашей предусмотрительности, сеньор, — он кивнул Сайрусу, который отклонил комплимент, с усталым видом пожав плечами, — это место было герметически закрыто сразу после его исчезновения. Сеньор Файл здесь, без сомнений. Мы найдем его самое большее через несколько часов.

Инспектор оказался упрямым человеком. Только к вечеру, после того как его команда, словно налетевшая саранча, обшарила площадку и не добилась никаких результатов, а полицейские безуспешно просмотрели, страницу за страницей, все бумаги Файла, Конти признал свое временное поражение.

— Теперь можете уехать, — объявил он собравшимся в студии, — но вы должны никуда не отлучаться, чтобы мы могли вас вызвать для дальнейших допросов. Пока власти не разрешат, сюда никто не войдет.

Сайрус от усталости едва не падал со стула, но услышав последнее распоряжение полицейского, в бешенстве вскочил.

— Слушайте, нам надо закончить фильм, и если вы…

— Все в свое время, сеньор, — голос инспектора звучал непреклонно. — Те из вас, кто не имеет гражданства Италии, пожалуйста, передайте мне паспорта. Они будут находиться в Главном управлении.

Выйдя из офиса, Мел заметил, что дверца кадиллака Файла открыта и вся засыпана каким-то сероватым порошком. Он не сразу понял, что это сделано для того, чтобы обнаружить отпечатки пальцев. Такая мысль больше, чем остальные события дня, сделала для него исчезновение Файла страшной реальностью. Пока что вопросы, которые задавали полицейские, скользили по поверхности — не пришлось упомянуть ни Клаудию Варезе, ни спор о монтаже картины, но впереди новые допросы, и в следующий раз они копнут глубже…

Сай думал о другом.

— Прежде всего, — сказал он, — надо удостовериться, что мы в любой момент можем связаться с теми, кто нам нужен для финальных сцен.

— К чему это? — отозвался Мел. — Без Алекса, который занимался финансированием? Мы даже не можем ничего за него подписать!

— И не надо! — торопливо произнес Сай. — Этот его голливудский адвокат уполномочен заменять Алекса в его отсутствие. К тому же он вложил кучу денег в фильм и по жадности не уступает Файлу. Как только я свяжусь с ним и расскажу, что происходит, он сделает все, чтобы мы закончили картину. Я гарантирую.

— Только если Алекс просто куда-то делся, — сказал Мел. — А если он умер?

— Тогда наше дело плохо. Отснятая нами пленка — его собственность, и пока суд уладит все дела по имуществу, мы давно уже будем на том свете. Но никто не знает, жив он или мертв. Значит надо непременно получить согласие адвоката на завершение фильма в обмен на то, что мы передаем ему картину для выпуска и проката.

— Без допуска на съемочную площадку? — спросила Бетти. — Кто знает, когда мы снова туда попадем? Полицейский сказал: оставаться у себя и ждать, когда прикажут явиться на допрос. Для того, чтобы во всем разобраться, им понадобятся недели — или даже месяцы.

— Возможно, — согласился Сайрус, — но у меня предчувствие, что все произойдет гораздо быстрее.

Он не ошибся. Уже на следующее утро Мела вызвали к комиссару Одоардо Уччи в Главное управление полиции, и беседа оказалась довольно неприятной.

Хуже всего стало, когда комиссар, после серии манипуляций со своим носом, заговорил вдруг о враждебных чувствах, которые Паоло Варезе питал к своему работодателю, а после уклончивых ответов допрашиваемого проявил удивительную осведомленность о сцене, разыгравшейся в памятную для Мела дождливую ночь. Значит, уныло сказал он себе, Ванда действительно проболталась при первом удобном случае.

Он понимал, что при подобных обстоятельствах нет смысла уходить от ответа, и детально описал инцидент, утешая себя, насколько возможно, словами Сайруса о том, что раз Паоло не имеет никакого отношения к исчезновению Файла, ему ничего не смогут пришить.

Реакция Уччи последовала незамедлительно.

— Если бы вы сразу предоставили эту решающую информацию инспектору Конти…

— Решающую? Послушайте, комиссар, мы вышли из офиса через пару минут после Файла. Если бы Варезе попробовал сделать с ним что-то прямо там…

— Однако вы, сеньор, все-таки решили, что он может попытаться, не так ли?

— Верно, но очень скоро убедился, что ошибался.

— Думаю, что через некоторое время докажу вам обратное, сеньор. Точнее, до конца текущего дня. Поэтому вы и сеньора Гордон, оставайтесь, пожалуйста, в вашем отеле до этого времени. Будьте любезны, никаких телефонных разговоров, и, прошу вас, никаких посетителей.

Ближе к вечеру за ними заехал сам Уччи в полицейской машине.

— Куда мы едем? — спросила его Бетти, когда машина резко рванула с места.

— Туда, где находится ваша съемочная группа, сеньора, чтобы доказать, что загадка исчезновения сеньора Файла в действительности никогда не являлась загадкой.

— Значит, вы нашли его? Но где? Что с ним случилось?

— Терпение, сеньора, терпение, — почти игриво произнес комиссар. — Скоро вы сами узнаете ответ. Если, — добавил он мрачно, — у вас хватит самообладания.

Карабинер с автоматом пропустил их в ворота съемочной площадки; еще один, у дверей плотницкой мастерской, стал по стойке смирно, когда они вошли. За перегородкой, в конце помещения, где работал скульптор, их ждали несколько человек.

В одном конце комнаты были Сайрус и Мак-Аарон, в другом, между инспектором Конти и его подчиненным в штатском застыл, крепко сжав губы, взбешенный Паоло Варезе. А в центре, возвышаясь над всеми, на пьедестале стояло изваяние в натуральную величину.

Обезумевший Тиберий, подумал Мел, и невольно отшатнулся. Внезапная догадка молнией вспыхнула в голове. Статуя имело явное сходство со скульптурой еще не пораженного безумием императора, которую они уже отсняли и убрали туда, где хранился использованный реквизит, но еще больше бросалось в глаза тождество этих искаженных черт и лица Александра Файла, изуродованного гримасой ярости.

— Не может быть! — испуганным полушепотом произнесла Бетти. — Неужели…

— Да? — сразу отозвался Уччи, и когда она молча качнула головой, сказал: — Мне очень жаль, сеньора, но я хотел бы, чтобы вы сами поняли, почему никакой загадки в действительности не существовало. Как только я сравнил статую с фотографией сеньора Файла, мне сразу все стало ясно. Влажное пресс-папье, наложенное на лицо, воспроизводит его так точно, что даже слой глины поверх маски, как бы искусно это ни сработано, не в состоянии скрыть подлинные черты. Тем не менее, — он кивком указал на инспектора Конти, — самую важную улику обнаружил мой помощник. Почти все статуи изготовлены до исчезновения сеньора Файла. Только вот эта закончена после. Для чего ее приспособили, совершенно ясно — и в высшей степени неприятно. Поэтому, если вы желаете покинуть помещение прежде, чем мы докажем факт совершения преступления…

Когда Бетти ушла, с трудом переставляя ноги как лунатик, которому приснился кошмар, охваченный чувством вины Мел подумал, что ему следовало бы проводить ее. Но он словно врос в пол, окаменел, будто загипнотизированный взглядом комиссара, который взял молоток и резец и подошел к статуе.

Это вызвало бурную вспышку гнева Паоло Варезе. Он набросился на Уччи, попытался отобрать инструменты и едва не опрокинул его на пол. Когда двое в штатском заломили ему руки и оттащили, он стал отчаянно вырываться, но потом стих.

— Не имеете права! — крикнул он Уччи. — Это произведение искусства!

— И очень удачное, — холодно ответил комиссар. — Почти блестящее. Его можно вывести отсюда по вашему желанию и отправить куда угодно, и никто в мире не узнает о том, что спрятано внутри. Хорошее ли дело, молодой человек, использовать такой талант, как у вас, чтобы скрыть преступление?! Но сейчас-то по крайней мере вы признаетесь, что совершили убийство?

— Нет! Что бы вы ни нашли в моей статуе, я никого не убивал!

— Да? Тогда, возможно, это заставит вас передумать?

Комиссар приложил резец к складке драпирующей фигуру тоги, и осторожно ударил по нему молотком. Потом еще раз, и еще.

Когда отвалились первые покрытые белой эмалевой краской куски, Мел закрыл глаза, но он не мог не слышать — один за другим — беспощадные удары по изваянию, и стук, с которым падала на пол засохшая глина.

Затем раздались иные звуки — металл наткнулся на металл.

И наконец, сердитое восклицание Уччи.

Мел открыл глаза. Первое, что он увидел — широкое лицо комиссара, приоткрывшего рот в почти нелепой гримасе недоумения. Такое же выражение застыло на лицах Сайруса, Мак-Аарона и полицейских: словно не веря своим глазам, все смотрели на раскрывшиеся перед ними внутренности статуи. Там виднелись железные прутья арматуры, проволочный цилиндр каркаса — и больше ничего.

— Не может быть, — пробормотал Уччи. — Это невозможно!

Словно желая выместить свое поражение на скульптуре, он с размаху ударил молотком по голове. Она отвалилась и осталась лежать на полу: пустая маска из папье-маше с кусками прилипшей к ней глины, окрашенной в белую краску.

Паоло освободился из рук полицейских. Он поднял маску и нежно провел пальцами по оставленным молотком вмятинам.

— Варвар, — сказал он Уччи. — Вандал. Неужели вы действительно подумали, что я убийца? Неужели надо было ломать мою работу, чтобы убедиться, что вы ошиблись?

Ошеломленный случившимся комиссар потряс головой.

— Молодой человек, уверяю вас, что все, все улики…

— Какие улики? Неужели я похож на какого-нибудь крестьянина с юга, который только и живет вендеттой? — Паоло сунул маску в лицо Уччи, а тот отпрянул, словно боялся, что она его укусит. — Вот моя месть — вылепить лицо так, чтобы целый мир узнал, что за скотина этот человек. И такой мести мне достаточно, потому что я художник, понимаете, художник, а не мясник! А теперь можете попробовать склеить статую сами, потому что мне здесь больше делать нечего. — Он посмотрел на Сайруса. — Я уеду сразу же, как только сложу свои инструменты, сеньор.

— Но ведь мы завтра вернемся, — умоляющим тоном произнес Сай. — Теперь у вас не осталось никаких возражений, верно? — обратился он к Уччи.

— Возражений? — Казалось, комиссар до сих пор не пришел в себя. — Нет, сеньор, все помещения полностью обследованы, так что вы имеете полное право пользоваться ими. Но это невозможно. Я не могу понять…

— Слышите? — сказал Сайрус. — Я прошу вас, Варезе, поработать всего один день. Один день.

— Нет, сеньор. Я взял заказ, и я его выполнил. Мне здесь больше делать нечего.

Мел направился к выходу. Сайрус поплелся следом.

— Черт возьми! — сказал он. — Не хочется ставить сцену безумия без одной статуи.

— Можешь пропустить ее при съемке. Слава богу, что все так обернулось, и наплевать на нее. На минуту этот комиссар убедил меня…

— Тебя? Он убедил нас всех. Когда Бетти выходила отсюда, казалось, она вот-вот упадет. Послушай мой совет, Мел, закажи завтра билет на первый же рейс домой и увези ее поскорее отсюда. Картина почти готова, и тебе надо думать о жене, а не об Алексе.

Карабинер, стоящий у двери, показал на угол. Там они увидели Бетти, которая ждала их. Ее веки покраснели и распухли, на щеках блестели слезы.

— Что произошло? — спросила она так, словно боялась услышать в ответ что-то ужасное. — Они…

— Нет, — ответил Мел. — Они ничего не нашли. Паоло здесь ни при чем. — Но она продолжала стоять, беспомощно склонив голову, так что, казалось, вот-вот упадет. Мел крепко обнял ее.

— Все в порядке, детка. Все в порядке. Завтра возвращаемся домой.


Сай Голдсмит умер в первый день зимы, через месяц после премьеры «Императора страсти». Как сказала Бетти, он хоть в конце жизни, но услышал хвалебные отклики критиков. На Оскара, конечно, не тянет, но лента получилась правдоподобной, драматичной, прекрасная режиссерская работа… Неплохая эпитафия для человека на смертном одре.

Загадочное исчезновение Файла не повредила коммерческому успеху фильма. Как только эта история стала достоянием гласности, пресса просто блаженствовала, и даже когда интерес читателей стал слабеть, его легко подогревали снова. Примерно раз в неделю появлялось сообщение, что Файла видели в неком затерянном уголке Земли, полностью потерявшего память, ставшего наркоманом или жертвой Красного Заговора. Бульварные издания изо всех сил раздували тлеющие угольки сенсации. Картина вышла в прокат, умер Сайрус, и пламя снова заполыхало.

Мел и Бетти прочитали в газете о том, что Голдсмит после продолжительной болезни скончался в больнице «Ливанский кедр» и его собираются похоронить на кладбище «Райские кущи», когда были в Сан-Франциско, где готовились провести Рождество с ее родителями. Мел с неприязнью подумал о репортерах, которые наверняка заявятся на церемонию, и решил не ехать, ограничившись тем, что послал особенно роскошный венок.

Название кладбища заставило вспомнить, как они с Голдсмитом стояли на портике дворца-декорации и смотрели вниз, на Аппиеву дорогу, а Сай говорил о том, умиротворение почувствовал, когда выбрал себе склеп, и все в таком духе. Сайрус истово верил, что гранитное сооружение с его именем, начертанным на стене, гарантирует лучшую загробную жизнь, чем просто яма глубиной в шесть футов.

Мел покачал головой. У Сайруса не было семьи, которая оплакивала бы его, единственным в мире близким человеком оставался Мак-Аарон. Наверное, он и руководил приготовлениями к похоронам. Жаль, что Мак не способен устроить такое действо со вкусом и фантазией. Наверняка он проследил за тем, чтобы его друг, словно фараон, погребенный с полным набором всего необходимого для счастливой загробной жизни, был снабжен тем, что, по его мнению, нужно для приятного времяпровождения в вечности — запасом виски, копией «Императора страсти», и даже фотографией гримасничающего Александра Файла в красивой рамочке на стене склепа: напоминанием о финальной победе Голдсмита.


Через несколько дней после Рождества Мел и Бетти выбрались из дома ее родителей, чтобы в первый раз посмотреть фильм. Мел давно уже перестал ходить на свои картины: наблюдать за зрителями, неспособными оценить работу автора, хуже чем сидеть в кресле дантиста и терпеть, когда тебе сверлят здоровый зуб. Но на сей раз на походе в кинотеатр настояла Бетти.

— Мы ведь не поехали на похороны, — с чисто женской логикой рассуждала она. — Это самое меньшее, что мы можем сделать для Сая.

— Дорогая, при всем уважении к Сайрусу, ему уже безразлично.

— Тогда я пойду одна. Не упрямься, Мел! Ты же знаешь — «Император страсти» особенный фильм.

Жена оказалась права. Фильм действительно оказался особенным, и даже шокирующим, правда, из всех зрителей только он один осознал это. Бетти приятно удивилась, когда он предложил сходить на картину еще раз. Пока она сидела в ложе, Мел побежал в вестибюль и позвонил в Северный Голливуд Мак-Аарону.

— Мак, это Мел Гордон.

— Жаль, что ты не смог приехать на похороны, но твой венок…

— Неважно. Мак, я только что просмотрел фильм, и там есть один кадр — в общем, мне надо с тобой поговорить как можно скорее.

Мак-Аарон долго не отвечал.

— Значит, ты понял, — сказал он наконец.

— Точно. Вижу, и ты тоже.

— Уже давно. А Бетти?

— Уверен, она ничего не заметила.

— Хорошо, — сказал Мак-Аарон с явным облегчением. — Послушай, где ты сейчас?

— В Сан-Франциско, у родителей жены. Но я могу к тебе приехать завтра утром.

— Утром я должен пойти на кладбище, полностью рассчитаться за похороны. Он поручил мне все дела. Ты знаешь, как выглядит склеп?

— Нет.

— Тогда есть возможность его увидеть. Встретимся ровно в десять. Сторож покажет тебе, как до него добраться.


Пунктуальность всегда была пунктиком Мак-Аарона. Мел опоздал на несколько минут. Мак уже ожидал его на скамье у склепа с надписью «Голдсмит» на массивной бронзовой двери. Само сооружение сложили из грубо обработанных гранитных блоков без украшений и окон. Оно стояло на травянистом холме, возвышавшемся над довольно неухоженным участком, усеянным табличками, которые указывали путь к могилам. В отличие от новых модных кладбищ вокруг Лос-Анжелеса, «Райские кущи» выглядели как настоящее место последнего пристанища.

Мак-Аарон подвинулся, освободив место наскамье.

— Сколько раз ты видел фильм? — начал он без всяких предисловий.

— Дважды.

— Только-то? Быстро же ты схватил!

— Простая арифметика, — сказал Мел, с удивлением отметив, что чувствует себя так, словно должен едва ли не оправдываться. — Шесть уже использованных статуй, запертых там, где хранится реквизит, плюс еще шесть, показанных в панораме коридора. И одна в мастерской — та, которую разбил комиссар. Получается тринадцать статуй. Не двенадцать. Тринадцать.

— Знаю. Меня осенило в тот день, когда мы сняли последние сцены с ними, и я насчитал шесть, а не пять изваяний, стоящих в проходе. Тогда я припер Сайруса к стенке и, как он ни упирался, заставил выложить правду. Потом у меня хватило сообразительности держаться подальше от шестой статуи, чтобы она не попала в кадр; до самой премьеры я так и не заметил, что на общем плане коридора видны все шесть проклятых штуковин, а тогда было уже поздно что-нибудь менять. Так они там и остались, как будто ждали, когда ты придешь и начнешь их считать. — Он меланхолично покачал головой.

— Лишь бы их не начали считать копы, — отозвался Мел. — Во всяком случае, это доказывает, что Паоло Варезе намного хитрее, чем мы думали. Статуя у него в мастерской — просто бутафория, чтобы привлечь внимание полиции. Когда мы смотрели, как комиссар разносит ее на куски, Алекс находился в одной из тех шести изваяний в коридоре. Прямо в студии, на виду у всех, кто проходил мимо.

— Верно. Но неужели ты воображаешь, что у парня хватило бы мозгов, чтобы проделать такое? Он действительно был еще совсем зеленым. И он сам, и его сестра — просто дети. Настоящая пара младенцев, заблудившихся в лесу.

— Судя по твоим словам, Алекса убил Сайрус?

— Да нет, черт возьми. Сай вовсе не хотел, чтобы Алекс отправился на тот свет, потому что тогда фильм навеки попал бы в суд по делам о наследстве. Нет, его действительно прикончил этот парень, но Сай… Послушай, наверное лучше рассказать все с самого начала.

— Наверное.

— Значит так. Во-первых, ты помнишь, что Сай попросил нас сделать, когда увидел кадиллак с открытой дверцей, и никаких следов Алекса?

— Да. Он послал тебя в студию искать Файла, а нас с Бетти осмотреть площадку.

— Потому что хотел на время от нас избавиться. Ему пришло в голову, что Алекс отправился к парню в мастерскую, и там могло произойти что-то нехорошее. Так что он…

— Погоди, — перебил его Мел. — Мы ведь все тогда согласились, что у Алекса не хватит духу встретиться с Варезе.

— Это внушил нам Сай, но в глубине души он чувствовал, что на самом деле у Файла есть веская причина для того, чтобы пойти к Паоло. Только одна причина. Алекс был трусом до мозга костей, так ведь? Тем не менее, он каждый год отправлялся делать свой бизнес в Рим, а парень живет в Риме. Кто знает, вдруг они как-нибудь случайно столкнутся лицом к лицу, или Паоло потеряет голову после рюмки-другой и отправиться искать своего обидчика?

Что при таком раскладе может сделать тип вроде Алекса? Он идет к парню, размахивая белым флагом, и пытается купить его. Задешево, конечно. Но он понимает, как обстоят дела у Варезе и его сестры, и думает, что несколько сотен все прекрасно уладят. Точнее, примерно триста долларов. Двадцать тысяч лир. Сай знал, сколько Файл предложил, потому что, когда вошел в мастерскую, деньги были разбросаны по полу. Алекс лежал мертвее мертвого с почерневшим лицом, а парень стоял над ним. Он не соображал, что происходит. Сай рассказывал, что ему понадобилось минут пять только для того, чтобы вывести Паоло из шока.

Так или иначе, в конце концов он привел его в чувство и выяснил, что Алекс явился, держа в руках деньги, с широкой улыбкой на своей сморщенной злобной физиономии, и объявил парню что, черт возьми, с девчонкой ничего плохого не случилось, но если, чтобы утешиться, она захочет купить себе что-нибудь миленькое…

— Неужели он такой идиот? Так ошибаться в людях!

— Да, факт остается фактом. — Мак-Аарон с мрачным видом кивнул. — В общем, парень не выдержал. Он даже не мог сказать, что произошло потом. Помнит только, что сжал руками эту костлявую шею, а когда отпустил, было уже поздно.

— Пусть так, — вздохнул Мел, — но убийство есть убийство.

— Верно. Долгий срок в тюрьме, в каждой газете подробно расписано, как его сестренка сбилась с пути. Кажется, нет никакой надежды. Но знаешь, что самое удивительное?

— Что?

— Варезе тогда думал об одном — в какое отчаяние придут его мама и папа, которых он так подвел. Тюрьма беспокоила его гораздо меньше, чем мысль о том, что он после долгих споров убедил родителей отпустить девочку в Рим и позволил Алексу совратить ее. Ему и в голову не пришло, что можно как-то скрыть смерть Файла. Послушать его, так надо срочно звать полицию!

Но Сай, конечно, не хотел, чтобы кто-то узнал о гибели Алекса, ведь тогда на фильме можно было поставить крест. Он увидел почти готовую статую Тиберия и понял, что еще есть надежда. Ему очень мешало, что мы крутились вокруг, но как только он избавился от тебя и Бетти и послал меня как последнего дурака разыскивать Алекса по всей съемочной площадке, он мог действовать свободно.

Во-первых, он заставил парня быстро вылепить нового Тиберия. В эту, тринадцатую статую, они и засунули Алекса. Сайрус рассказывал, что пока они с Паоло трудились, думали только об одном — как бы удержать обед в желудке. Работа заняла всю ночь; когда изваяние было готово, они отвезли его на тележке в студию, а вместо него поставили в мастерской другую статую.

— Но Сайрус сказал, что Паоло чуть ли не до утра помогал тебе искать Алекса. Значит, стоило мне спросить тебя…

— Вот ты о чем! — на жестком лице Мак-Аарона мелькнуло подобие улыбки. — Он предусмотрел все. Чтобы их слова казались правдивыми, велел парню несколько раз обойти площадку с фонариком в руке. Появись у меня какие-то подозрения, они бы сразу исчезли. Когда на следующий день меня допрашивал инспектор Конти, я и словом не обмолвился о Паоло, потому что не сомневался — он тут ни при чем.

— Тебе и не надо было ничего говорить, Ванда только и ждала удобного случая все выложить.

— Ванда? — с неподдельным удивлением произнес Мак-Аарон. — Да ей-то откуда знать? Черт возьми, ведь это Сайрус рассказал инспектору, что случилось, когда ты той ночью отвез парня домой. Но так как нужно, понимаешь, будто из него приходится вытягивать каждое слово. Так, чтобы постепенно навести следователя на мысль о мастерской, где он мог хорошенько рассмотреть статую и сравнить с фотографиями Алекса.

Это все устроил Сайрус. Когда он убедился, что инспектор и комиссар абсолютно уверены — другие изваяния в студии и на складе реквизита стояли там до исчезновения Алекса, то решил организовать в мастерской настоящее представление. Он хотел, чтобы подозрения сразу пали на Варезе, а потом полностью и навсегда исчезли. Оставалась единственная проблема — как бы у парня не сдали нервы во время такой грандиозной сцены, и ты сам видел, что он вполне справился. Теперь понимаешь, как все было задумано? Создать впечатление, что площадка полностью изолирована, что Паоло — единственный, кто мог совершить убийство, а потом полностью снять с него любые подозрения. Если я могу поклясться на Библии, что в ту ночь парень действительно помогал разыскивать Алекса, а в изваянии в мастерской не спрятан труп — что тогда остается?

— Остается статуя с мертвецом внутри, — сказал Мел. — Остается убийство.

— Да, понимаю, — сочувственно вздохнул Мак-Аарон. — Теперь ты жалеешь, что узнал правду. А я не жалею, что рассказал тебе, Мел. И вовсе не потому, что мне так уж трудно держать это в себе. Меня мучило, что никто на свете никогда не узнает, как Сайрус доказал, какой он человек.

— Что доказал? — резко произнес Мел. — Ему ничего не стоило решиться на такое, ведь он особенно дорожил своим последним фильмом и знал, что жить ему осталось недолго. Разве при подобных обстоятельствах он сильно рисковал? Пойди что-то не так, он не дожил бы до суда, и отвечать за все пришлось бы пареньку.

К ужасу Мела, лицо Мак-Аарона, хладнокровного, невозмутимого стоика, сморщилось, исказилось почти обезьяньей гримасой в попытке сдержать слезы.

— Мел, этому не было конца. Неделя за неделей, и с каждым днем боли усиливались. Его будто резали тупым ножом. Но он ни разу не разрешил сделать укол, чтобы хоть немного облегчить мучения. Врачи хотели, но он не позволял. Говорил, что все в порядке, что он не станет жаловаться, и действительно не жаловался. Только извивался на кровати, засовывал в рот носовой платок, кусал его и потел так, что по лицу градом катился пот. Но никаких уколов. Только перед самой смертью, когда уже не соображал.

— Ну и что? Если он боялся каких-то несчастных уколов…

— Да неужели ты не понимаешь, почему? — в голосе Мак-Аарона слышалось отчаяние. — Еще не дошло? Сай боялся, что если ему впрыснут наркотик, он может, сам того не зная, проговориться об Алексе и Варезе. Может все раскрыть и отправить парнишку в тюрьму. Больше ни о чем не думал. Вот какой он был человек. Даже если решил, что можешь судить его…

Он взглянул на Мела, чтобы проверить, какой эффект произвели его слова и, по всей видимости, вполне удовлетворился реакцией собеседника.

— Трудно хранить в себе такое. Уж я-то знаю, Мел. Но мы должны. Если расскажем, значит Сай зря прошел через это.

— Как долго, по твоему мнению, нам удастся скрывать правду? Ведь где-то — неважно где — есть статуя, внутри которой гниет Алекс. Рано или поздно…

— Да уж во всяком случае, не рано, — отозвался Мак-Аарон, — а скорее всего, очень, очень поздно. Скажем, через пару поколений. — Он с трудом поднялся, подошел к склепу и вставил ключ в замочную скважину. — Погляди-ка. Ключ единственный, так что пользуйся случаем.

Словно какая-то неведомая сила подняла Мела и толкнула вперед. Ему не хотелось идти, не хотелось смотреть на то, что придется увидеть, но он не мог противиться этой силе.

Ворвавшись в открытую дверь, солнечный свет залил застывшие гранитные недра и осветил крышку вместительного гроба на возвышении у задней стены. А у подножья, глядя на него, с лицом, искаженным вечной и бессильной яростью, стояла статуя безумного Тиберия.


Примечания

1

Что происходит? (итал.)

(обратно)

2

Тысяча благодарностей, хозяин (итал.)

(обратно)

3

Что, Паоло? (итал.)

(обратно)

4

Будьте начеку, сеньор. Наш шеф — распутник. Понимаете? (итал.)

(обратно)

5

Понимаю (итал.)

(обратно)

6

Доброго вечера, сеньора, сеньоры (итал.)

(обратно)

Оглавление

  • *** Примечания ***