Муж во временное пользование [Александра Петровна Кравченко] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Александра Кравченко Муж во временное пользование

Глава первая

Солнце, по-весеннему яркое, придавало улицам города нарядность и оживляло даже самые хмурые лица прохожих. Нина шла неторопливо, впитывая свежесть апрельского дня, и с удовольствием ловила свое отражение в витринах магазинов.

Ощущение тревоги и опасности накатило, как всегда, внезапно. Переходя под аркой дома на соседнюю улицу, девушка услышала за собой гулкие шаги и невольно оглянулась. Ей показалось, что какая-то фигура быстро отступила за выступ стены. Нина поспешно вынырнула из тени на освещенную часть тротуара и устремилась туда, где было побольше людей. Оглянувшись еще раз, она ничего подозрительного за собой не заметила. Скорее всего, та фигура была лишь плодом воображения. Господи, неужели даже среди бела дня ее стали преследовать эти до отвращения знакомые страхи?..

В подъезде своего дома она на всякий случай несколько раз оглянулась — и лишь после этого решилась войти в замкнутое пространство лифта. Дома, наверное, никого нет. Отец на работе, а Катя, младшая сестра, еще не вернулась из института. Нина звонить не стала, открыла дверь ключом, вошла в переднюю и невольно подслушала чужой разговор. Но обнаруживать себя почему-то не хотелось. Катя беседовала в своей комнате с Борисом Ильчуком. Первое, что Нина услышала, были слова Кати:

— Мне Нинку жалко. Когда я уйду жить к тебе, она здесь будет, считай, совсем одна. Папа весь в делах. А на работе, в своей библиотеке, она среди дам, любопытных и завистливых.

— Это ее проблемы, — ответил Боря. — Пусть сама устраивается. Когда мы поженимся, будешь жить у меня.

— По-твоему, справедливо, что такая красавица, как Нина…

— Толку от ее красоты! — грубоватым тоном перебил Борис. — Она же все равно ни одному мужику пользы не принесет! Да, по-моему, ей и самой не хочется быть нормальной бабой.

— Пошел ты к черту со своими выводами! Что ты знаешь о ней? Может, у Нины в юности была драма, после которой она до сих пор не опомнилась. Ладно, молчи!.. Давай лучше музыку послушаем.

Загрохотал магнитофон, и Нина, сняв туфли, неслышно пробралась в свою комнату. Не раздеваясь, упала на кровать и лежала неподвижно, охваченная одновременно и обидой и яростью.

«Выходит, даже Борька Ильчук судит обо мне свысока и считает меня неполноценной. Эх, с каким удовольствием я бы вытолкала его вон!».

Впрочем, Нина, конечно, понимала, что даже изгнание Бориса ей бы не помогло. Злословить он все равно не перестанет. Боря — почти официальный жених Кати. Этого брака хочет отец. И папаша Бориса — Захар Ильчук — тоже. А Кате все равно. Боря ей нравится, как, впрочем, и многие другие парни, с которыми она встречалась раньше и которым продолжает морочить головы даже сейчас, будучи невестой. Брак с Борисом удобен и сулит ей вполне обеспеченную жизнь. К ней Катя привыкла в отцовском доме и не желает отвыкать.

Поразмыслив еще немного и успокоившись, Нина решила, что не стоит так уж злиться на Катиного жениха. Ведь, в сущности, этот циничный Боря прав. Она действительно будто не настоящая женщина. И нетрудно догадаться, какими эпитетами награждают ее за спиной злые языки: «чокнутая», «фригидная», «шизанутая»… А может, что и похуже говорят. Ну разве это нормально, когда девушка ее возраста и внешности упорно избегает мужчин? Тут разные мысли придут в голову.

Но такой Нина была не всегда. Несколько лет тому назад и она, как самая нормальная и даже чуть легкомысленная из-за своей красоты и материального благополучия девчонка, думала о свиданиях, об успехе, о веселых похождениях, которые, в конце концов, завершатся серьезной любовью и браком.

А потом… потом все кончилось.

Никто кроме родителей не знал о той истории. Даже Катя лишь догадывалась. Ну, а окружающие и вовсе видели только следствие, не подозревая причин.

Музыка в Катиной комнате смолкла, и Нина услышала, как сестра вышла проводить своего жениха.

Когда за ними захлопнулась дверь, Нина встала и подошла к зеркалу. Да, она красива. Похожа на маму с ее утонченной, аристократической внешностью. Мамы не стало четыре года тому назад. Но отец не женился больше. Такую, как мама, трудно найти. Может, когда-нибудь женится, но прежде постарается устроить дочерей. Он хороший отец.

Нина слегка повернулась перед зеркалом, тряхнула головой. Волосы, темно-каштановые с золотыми искорками, пышным облаком обрамляли лицо, волнами опускались на затылок и казались слишком тяжелыми для ее хрупких плеч и тонкой талии. Глаза, большие и блестящие, были редкого ярко-синего цвета. Высокие черные брови взлетали к вискам словно у какой-нибудь египетской царицы. В остальном же черты и краски лица были типично славянские: чуть вздернутый носик, полные, красиво очерченные губы, нежная линия подбородка, легкая скуластость, естественная белизна кожи, тонкий румянец.

Нина вздохнула. Ей стало жаль себя. Вернее, не себя, а ту красивую девушку, которая смотрела на нее из зеркала. На секунду Нина как бы оторвалась от своего «я» и увидела в синеглазой темноволосой красавице одну из героинь литературы или кино. К ним она всегда относилась с сочувствием, но никогда не отождествляла себя с ними, как это часто делали другие девушки и женщины. Герои и героини существовали для нее отвлеченно. Понимая любовь, она никогда не примеряла ее к себе.

Хлопнула входная дверь. Напевая, в квартиру вошла Катя. Тогда и Нина покинула свое укрытие, явилась на глаза сестре.

— Ты дома? — удивилась Катя. — А когда ты проскочила? Мы же тут с Борькой стояли возле лифта.

— Надо уметь, — усмехнулась Нина. — У вас так грохотал магнитофон, что в квартиру могла войти орава злодеев.

— Ты хотя бы с Борей поздоровалась.

— Зачем нарушать уединение влюбленных?

— Смеешься?

— Смеюсь. А что, не смешно? Провожает тебя один, на концерт идешь с другим, на природу едешь с третьим, а дома принимаешь официального женишка.

— Это кто сказал, что он женишок? Я еще ничего не решила. Как бы там папа с дядей Захаром ни планировали, последнее слово останется за мной.

Катя перекрутилась вокруг своей оси, взбила волосы на манер Аллы Пугачевой. Катя вся пылала яркими красками, была броской и буйной. Тоже стройная, но менее хрупкая, чем Нина, с более крупными чертами лица, она внешностью и повадками пошла в отца, а не в мать. Ее пепельно-русые от природы волосы были выкрашены в вызывающе-рыжий оттенок, а большие золотисто-зеленые глаза немилосердно подмалеваны и оттенены. Зато губы и щеки не нуждались в гриме: они у Кати были яркими сами по себе. Впрочем, все это буйство красок (включая, конечно, и манеру одеваться) отнюдь не делало Катю аляповатой или вульгарной, — напротив, яркость была настолько органична, что придавала Кате особый шарм. Нина невольно залюбовалась сестрой и решила, что Боря, конечно, ее не стоит. О чем и сказала:

— Конечно, для Бориса ты слишком хороша. И ты его не любишь. Хотя в наше время рассуждать о любви… Зато, говорят, браки по расчету бывают более прочными.

— А зачем мне слишком прочный брак? — рассмеялась Катя. — Я, может, не одного мужа хочу иметь. Жизнь сейчас какая? Все живут одним днем. А ты хочешь, чтобы я планировала на много лет вперед? Нет, увольте… А что касается Бори, так он мне нравится. А где граница между «нравится» и «люблю»?

— Ты права…

— Я всегда права! — заявила Катя, порхая по комнате и хватая с вазы то конфету, то яблоко. — А ты вот тратишь молодость зря. Мужененавистница. А могла бы морочить головы еще как! С твоей-то фигуркой, да с такими ножками… Ты же у нас в маму — вся из себя аристократичная, утонченная… Я против тебя — плебейка. Отцовская порода. Грубоватая и вульгарная.

— Но можно сказать — яркая и пикантная. Довольна?

Катя, конечно, была довольна. Она любила комплименты всегда и от всех.

В дверь позвонили. Катя побежала открывать, думая, наверное, что явился очередной поклонник или ее подружка Галя. На удивление это был отец. Он редко возвращался домой так рано. Только если дома были какие-то срочные дела или планировалась важная встреча на дому.

Василий Федорович Гаевой в свои 53 года выглядел хоть и не моложаво, но располагающе. В его коренастой фигуре, добродушном прищуре глаз и в широкой улыбке было нечто, вызывающее доверие и чувство надёжности. Только те, кто хорошо знал Василия Федоровича, не поддавались этой кажущейся простоте и открытости.

Нина тоже понимала, что отец — человек по натуре очень сложный, жизнь его была ухабиста, и поступки он совершал не самые образцовые. Начиная простым провинциальным юристом, он уже годам к 35 стал влиятельным функционером — партийным или советским, Нина точно не знала. В детстве и ранней юности она совершенно не интересовалась карьерой отца. Их семья жила хорошо, обеспеченно. И это казалось само собой разумеющимся. Повзрослев и став помудрее, Нина, конечно, многое поняла, но заранее простила отцу все компромиссы, на которые он шел, чтобы обеспечить своей семье достойную жизнь. В те годы, когда над простыми людьми висело всевластное слово «дефицит», семья Гаевого не знала страдающих очередей: Василий Федорович, как один из рулевых распределительной экономики, все получал с доставкой на дом.

И теперь, когда единственным дефицитом в бывшем Союзе остались только деньги, Василий Федорович был все так же на плаву. По-прежнему один из самых влиятельных людей в областном центре, он мог устроить и кредиты, и лицензии, и всякого рода разрешения и договоры. Да и связи его со столицами были прочны и надежны. Василий Федорович иногда повторял весьма резонную фразу: «Если не можешь осчастливить человечество — осчастливь хотя бы свою семью». И Нина уважала этот принцип, а остальное ее не касалось. Она не хотела ворошить это остальное.

Однажды случайно услышанный разговор отца с сестрой, ныне покойной тетей Клавой, открыл Нине то, что в семье всегда тщательно скрывалось от детей: Нина была Гаевому не родная, он ее удочерил, когда женился на ее матери, молодой вдове.

Для Нины открытие не имело особого значения: Гаевой любил дочерей одинаково, не делая различий между ними. И за это тоже Нина его уважала.

Словом, явные достоинства Гаевого как человека перетягивали его возможные недостатки как гражданина. Так Нина считала.

— А что ты сегодня рано? — удивилась Катя, открывая дверь отцу.

— Дело есть, — ответил Гаевой, на ходу снимая плащ. — Ко мне скоро должен прийти один человек. А вы никуда не собираетесь, девочки?

— Тебе надо, чтобы мы ушли, пап? — сразу догадалась Нина. — У тебя будет конфиденциальный разговор?

— Не то, чтобы, но… возможно, крупный будет разговор. Лучше вам, так сказать…

— Скандалист какой-то? — весело спросила Катя.

— Наверное, кто-то от Осиповича? — предположила Нина.

— Нина, ты и так слишком много знаешь, не будь такой любопытной, — отгородился от расспросов Гаевой.

— Хорошо, папа, мы пойдем, — согласилась Нина. — Мне нужно книги забрать у Фаины, а Катя собиралась к Гале забежать. Правда, Катя?

— Но сначала я хочу пообедать, — закапризничала Катя. — Поесть не дадут бедной студентке!

— Полчаса у нас есть, — сказал Гаевой.

После обеда девушки начали собираться уходить, но не успели, — раздался звонок.

Нина открыла дверь и отступила в сторону, пропуская гостя. Он вошел, поздоровался, сказал: «Я к Василию Федоровичу».

Катя уставилась на вошедшего бесцеремонно, ибо ее непосредственность ей это позволяла, и провозгласила:

— Здрасьте! А вы еще молодой. А я думала, что придет какой-нибудь старый брюзга.

— Почему старый? — удивился гость.

— Потому что от Осиповича всегда приходят старые, — пояснила Катя.

— Катя, уймись! — прикрикнул Гаевой. — Осипович тут ни при чем.

Пока длился этот короткий разговор, Нина незаметно разглядывала гостя. На вид ему было около тридцати. Строгие, суховатые черты лица его хранили непроницаемое выражение, но в поджатых губах чудилась насмешка. Глаза и брови прятались за дымчатыми стеклами очков. Волосы, прилизанные и лоснящиеся от геля — мода, которую Нина терпеть не могла — были какого-то неопределенно-серого цвета. Костюм был так же строг и невыразителен, как черты лица. В этой подчеркнутой серости и строгости что-то настораживало. Нина подумала об этом и удивилась. Она и сама не могла понять, что же такого зловещего было в незнакомце. И все же странное предчувствие подсказывало ей, что с его приходом спокойствие покинет их дом. Однако, стараясь отогнать это тягостное чувство, она вполне беззаботно объявила:

— Папа, нам с Катей уже пора идти. Ты не возражаешь?

— Идите, девочки. Только не задерживайтесь допоздна, — тоном театрального «благородного отца» сказал Гаевой.

Катя напоследок решила выдать еще одну фигуру и, подбоченясь, заявила:

— Если этот молодой человек тебя обидит, папа, — он будет иметь дело с нами! А мы женщины воинственные!

Нина, решив поддержать сестру, в тон ей добавила:

— Мы, правда, не знаем его имени, но можем составить словесный портрет… в затемненных очках.

— Мое имя — Ярослав, — объявил незнакомец и, сняв очки, выразительно глянул на Нину.

Глаза у него оказались серо-голубыми, взгляд — острым и проницательным. Нина даже поежилась, встретив этот неожиданный взгляд. Стараясь не терять шутливого тона, она спросила:

— Ярослав Мудрый?

— Если бы так, — усмехнулся незнакомец.

— А я — Екатерина! А это моя сестра Нина! — объявила Катя, церемонно жестикулируя.

— Ладно, пойдем, не будем мешать, — поторопила ее Нина.

Катя еще старалась что-то «выдавать», и Нина чуть ли не силком вытащила ее из квартиры.

— Неприятный тип, — прошептала Нина, когда они с Катей оказались на лестничной площадке. — Наверняка от него будут одни неприятности.

— Ну, почему неприятный? — пожала плечами Катя. — Нормальный.

Они вошли в лифт.

— И говорит с насмешечкой, и смотрит свысока, — продолжала излагать свои наблюдения Нина.

— С чего ты взяла, что с насмешечкой? — удивилась Катя. — У него на лице и тени улыбки не было.

Они вышли из лифта, и Нина, нервно передернув плечами, на ходу пояснила сестре:

— Насмешка была в словах, во взгляде. А лицо у него без улыбки, это точно. И вообще без всякого выражения. И мускул не дрогнет. Не лицо, а маска. И весь он какой-то прилизанный.

— Тебе вообще ни один мужчина не нравится, — шагая рядом, выговаривала Катя. — Ну, почему, скажи, этот Ярослав — прилизанный? Волосы гладко зачесаны? Так можно их растрепать. Костюм строгий? Но, между прочим, — я присмотрелась — добротный. И, вообще, может, строгость — его имидж.

— А, по-моему, он типичный канцелярист, архивный юноша. Под его добротным костюмом, наверное, мускулы как кисель.

— С чего ты взяла? Парень он высокий, и плечи довольно широкие.

— Ты в каждом видишь красавца и богатыря.

Катя подбоченилась, остановилась и, вытянув подбородок в сторону Нины, принялась отчитывать ее:

— А тебе одинаково не нравятся и хилые клерки и мускулистые спортсмены. Разве не так? Ты же не раз повторяла, что тебя отталкивает и пугает грубая мускульная сила.

Нина ответила столь же энергично:

— Как ты смеешь меня этим упрекать? Знаешь же, что это мое несчастье, беда, а не вина. Инстинкт отвращения, страха проявляется невольно…

— Прости, конечно, — вздохнула Катя. — Но мне кажется, — если бы ты влюбилась хоть раз — все бы твои комплексы прошли.

— В том-то и беда, что не могу я влюбиться.

— Но ты же влюбляешься в киногероев.

— Это совсем другое — абстрактное, платоническое чувство.

Сестры уже подошли к углу соседнего дома, в котором жила Катина подружка Галя. Здесь и расстались. Катя впорхнула в подъезд, а Нина пошла по улице. И вдруг остановилась. И помчалась назад. Решение пришло мгновенно: надо войти в квартиру так же тихо, как час назад, когда оказалась невольной слушательницей разговора Кати и Бориса. Теперь она вполне осознанно приняла решение подслушивать. Может быть, потому, что лицо и взгляд Ярослава показались ей не только подозрительными, но и странно знакомыми. Она не могла припомнить, где видела его: на улице, в институте, в библиотеке, но определенно где-то он мелькал. Или кто-то похожий на него. И в этой похожести на кого-то тоже было что-то зловещее.

Нина провернула ключ совсем неслышно и вошла в переднюю на цыпочках, а потом и вовсе сняла туфли. Перед кабинетом отца был маленький коридорчик с нишей, куда Нина и спряталась. Слышно ей было хорошо, — тем более, что разговор шел на повышенных тонах. Голос Гаевого от волнения срывался:

— Да если бы… если бы мне не позвонил Цапко и не сказал, что речь пойдет об общественном фонде… я бы тебя и на порог не пустил!

— Понимаю, — невозмутимо отвечал Ярослав. — Хватит об этом. Я ведь знал, чем вас заинтересовать. Только обходным путем сын Николая Торича мог проникнуть в ваш дом.

— Я еще раз повторяю: не помню никакого Николая Торича!

— По глазам вижу, что вспомнили. Конечно, в вашей жизни немало было таких николаев, иванов, через судьбы которых вы легко переступали. Вы хорошо шли по жизни, бойко… Известный юрист, потом партийный деятель, затем председатель всевозможных фондов, а теперь вот… Теперь вы не на виду, но ваши возможности по-прежнему велики. Вы же у нас серый кардинал, делатель королей… Ну, да ладно. Хочу напомнить прописную истину о том, что в этой жизни ничего не дается даром. За все надо платить — рано или поздно. Хотя и прошло уже двадцать лет, а заплатить вам все-таки придется.

— Послушай, парень, — в голосе Гаевого теперь слышались снисходительные нотки, — ты вроде не дурак. Сам посуди: кто тебе поверит? Кто начнет ворошить старое дело? Если даже когда-то и была допущена судебная ошибка, так это еще надо доказать.

— Последнее доказательство я получил совсем недавно. Я встретился с настоящим преступником и при помощи одной уловки выудил у него признание. Кстати, этот ваш бывший благодетель доживает свой век в доме престарелых, брошенный неблагодарными родственниками. К тому же он неизлечимо болен. Поворот колеса фортуны…

— Ты что же, собираешься меня шантажировать? Кто поверит твоим словам и показаниям старого маразматика? Прямо говорю: иди к прокурору, мели ему все, что хочешь. Никакого суда я не боюсь.

— Я не такой наивный, чтоб запугивать вас давним преступлением. Это раньше… Несколько лет назад, когда я узнал, в каком городе и на какой должности пребываете, у меня была мысль нагрянуть, припереть к стенке, отомстить… Потом понял, что из этого ничего не выйдет, кроме моего собственного несчастья… Однако из поля зрения я вас не упускал. Я не мог достать компромат о вашем прошлом, зато последние пять-шесть лет вы у меня на виду. В вашем окружении даже работал человек, который получал от меня деньги за сведения о вас. Например, я знаю, как вы занимались общественными фондами. Есть люди, для которых большая беда становится хорошей кормушкой. Звучит благородно: «Фонд помощи таким-то», «Номер счета такой-то»… Аварии, стихийные бедствия, болезни, инвалиды… Со всего света откликаются сердобольные люди…

— Короче! — резко перебил Гаевой. — Какая у тебя информация?

— Есть кое-что… Помню, была статья о подобных «благотворителях». Она называлась «Битый небитого везет». Хорошо, а? У меня, кстати, один знакомый независимый журналист с бойким пером. И не надейтесь от меня избавиться. Я всегда начеку. А компромат на вас — в надежном месте.

— Чего ты от меня хочешь? — глухим голосом спросил Гаевой. — Деньги нужны?

— И вы мне их дадите, чтоб только отделаться от меня? — насмешливо спросил Ярослав.

— Возможно, — тем же голосом отвечал Гаевой. — Но только раз и навсегда. И чтоб никаких повторных появлений.

— Не смешите. Зачем мне нужна эта одноразовая инъекция? За какого попрошайку вы меня принимаете? Я уже три года имею свое дело и в подачках не нуждаюсь. Мне нужна не рыба, а удочка. И вы мне ее дадите.

— Почему я?

— Так уж получилось, что именно вы у меня в руках. И при этом от вас в вашем городе многое зависит. А я решил обосноваться именно здесь.

— А раньше ты где был?

— В соседнем областном центре. Работал, правда, по мелочи, однако и не останавливался. А теперь — по-крупному хочу.

— Это как? Побольше нахапать — и за бугор?

— У меня другие планы. За бугром никто не ждет, а здесь друзья имеются. Да и сам я не без головы, не без энергии. Только на старте помочь некому. Кроме вас.

— Что надо?

— Да все. Кредиты, льготы, разрешения, аренда нужных цехов. Словом, зеленая улица у местных силовых. И у теневых тоже.

— А что у тебя за прожект?

— Фирма будет называться «Кантри». Я вообще-то не сторонник иностранных названий, но, возможно, это будет совместное предприятие.

— «Кантри»… Это малая сельхозтехника для фермеров?

— Не только. Фирма многопрофильная. Но, в основном — строительство в пригородах и пригородных селах. Время заполнять ниши, пока не поздно.

— И ты надеешься преуспеть всерьез и надолго?

— Особенно, если обеспечите поддержку чиновников. Ну, разве я избрал не благородный способ мести? Я вас не убиваю, не граблю, не калечу, не вымогаю деньги. Я лишь заставляю вас помочь мне преуспеть — и не в каком-нибудь темном деле. У меня будет вполне солидное и легальное предприятие. Постараюсь обойтись без криминальщины.

— Допустим, — после долгой паузы откликнулся Гаевой, — я стану хлопотать за тебя. Это сразу у всех вызовет подозрение. Ты — человек в городе новый, неизвестный, мне — никто. Каждый заподозрит неладное.

— Об этом я подумал. Мне и самому не надо, чтобы кто-то копался в нашем прошлом, задавался лишними вопросами. Но, если я стану вашим зятем — всякие вопросы отпадают.

— Что?.. — голос Гаевого даже сел. — Моим зятем? Я не ослышался?

— Да нет, а что в этом странного? У вас две дочери и обе незамужние. И я холост.

— Ты с ума сошел! Лучше под суд пойти, чем связать свою дочь с таким типом, как ты.

— Зря кипятитесь. Во-первых, брак будет фиктивным. А во-вторых, я разведусь, как только отпадет необходимость в вашей поддержке.

— Давай договоримся по-деловому, по-мужски. Не вмешивай сюда моих дочерей. Они про мои дела не знают.

— Думаю, догадываются. Впрочем, я не собираюсь разоблачать вас перед ними. Оставайтесь для них навсегда добрым, честным папашей.

— Смеешься? Конечно, разве ты отцовские чувства поймешь! Я с тех пор как овдовел, дочерей четыре года один воспитываю. И не женился больше. Ради них живу.

— Здесь я отдаю вам должное. Дочерей вы действительно любите. Даже несмотря на то, что старшая вам не родная.

— И это тебе известно?… Ну, ты прохиндей… Все пронюхал. Все рассчитал.

— Не отвлекайтесь. У меня мало времени. Вопрос о фирме должен решиться в ближайшие дни. Я не хочу упустить свой шанс. Так что соображайте быстрей. И не трепыхайтесь. У вас нет другого выхода.

— Что я дочерям скажу? Я же их не заставлю!

— Это ваша забота. Придумайте что-нибудь.

— Невозможно. У Кати жених. Они любят друг друга.

— Насчет любви я очень сомневаюсь. Но жених есть, что верно, то верно. Борис Захарович Ильчук. Сын вашего старого друга и сообщника. Боря не раз попадал в скандальные истории и даже баловался наркотиками. Но потом остепенился и сейчас может считаться вполне солидным женихом.

— Ну, уж Бориса я знаю лучше, чем ты. И Кате он нравится. Любовь у них, понимаешь?

— Как трогательно. Лады, не буду мешать влюбленной паре. Но у вас есть еще одна дочь. Старшая.

— Нину не трогай, — повышая голос, предостерег Гаевой. — Она тебе в невесты не годится.

— Почему? У нее, кажется, нет жениха?

— Здесь особый случай, — помолчав, ответил Гаевой. — Когда Ниночке было 17 лет, с ней… она… она стала свидетельницей одной истории… очень тяжелой. С тех пор у Нины… комплекс появился. Она избегает мужчин.

— Она не показалась мне замкнутой и закомплексованной.

— Да, потому что Нина — приветливый, общительный человек. По виду никто и не догадается, что у нее… Ну, в общем, Нина испытывает полнейшее отвращение к интимной жизни и о замужестве даже слышать не хочет.

— После той истории?

Гаевой скорее всего кивнул и на некоторое время в комнате воцарилось молчание, которое прерывалось лишь несколькими вздохами Гаевого. Поскольку посетитель молчал, отец, наконец, с трудом выдавил:

— Да. Но только не вздумай спрашивать ее об этом.

— Я не любопытен. И, потом, меня вполне устраивает абсолютно фиктивный брак. Так что, пусть ваша Ниночка не беспокоится. Трогать ее не буду. Я не страдаю сексуальной озабоченностью. Когда я получу ответ?

— Мне с дочками надо поговорить.

— Сегодня и поговорите. Завтра в девять утра я приду за ответом. И предупреждаю: никаких отсебятин! Все, до завтра.

Нина едва успела скрыться за дверью своей комнаты. Она услышала, как Ярослав решительными шагами покинул квартиру.

Нина, стараясь не выдать своего присутствия, осторожно уселась на стул и стала разбираться в подслушанной информации.

Итак, Ярослав — шантажист, хотя и очень своеобразный. Почему он «вышел» на отца, следил за ним? Была какая-то тайна, о которой речь, видимо, шла в начале разговора, до того момента, как Нина стала подслушивать. «Сын Николая Торича», «судебная ошибка»… Эти слова приоткрывали завесу. Очевидно, Гаевой, еще будучи юристом, каким-то образом повлиял на судьбу Николая Торича, отца Ярослава. И вот теперь, спустя много лет, Ярослав явился к Гаевому, словно граф Монте-Кристо к прокурору де Вильфору и требует расплаты за нечестное правосудие. Так или примерно так. Ну и что из этого следует? Меньше всего сейчас Нина готова была анализировать моральную сторону проблемы. Да, в прошлом отца существовали темные пятна, но не станет она его судить за это. Да и кто нынче без греха, чтобы бросить в него камень? Уж не этот ли Ярослав, наглый шантажист, делец до мозга костей? Теперь надо думать о том, как выйти из ситуации с наименьшими потерями.

И вдруг Нину словно осенило: ведь это и есть выход — и для нее, и для отца, и для всех! Где бы еще ей подвернулась такая удобная штука, как фиктивный брак? И ничего не надо придумывать, ни с кем специально договариваться — само плывет в руки. Выйдет замуж — и тем самым положит конец кривотолкам. А после развода всем станет говорить, что разочарована семейной жизнью и не желает повторения. Вот и все. Она поможет отцу — и одновременно решит свою проблему. Что тут думать? Это единственный выход.

А если шантаж будет продолжаться и дальше? Говорят, что шантажистам нельзя уступать, они от этого только наглеют. Но в любом случае надо выиграть время. Рисковать положением отца нельзя. О последствиях страшно даже подумать. Всю жизнь Нина и Катя чувствовали себя надежно защищенными широкой спиной Василия Федоровича — и вдруг эта защита может рухнуть. Катя — студентка, Нина получает в библиотеке чисто символическую зарплату. А за окном — середина девяностых, ставшая для восточных славян жестокой эпохой первоначального накопления, смутным временем. Выживает сильнейший. Нина не могла отнести себя к разряду сильных. Многие жизненные реалии ее пугали. Да и премудрости базарно-рыночной экономики были для нее скучной китайской грамотой. И потому ей ничего не остается, как приспосабливаться к обстоятельствам. Сейчас они таковы, что надо соглашаться на условия дерзкого шантажиста. Это единственный способ сохранить свой уютный мирок, не дать ему рухнуть.

Обдумав все как следует, Нина выглянула в коридор и прислушалась. Отец в кабинете с кем-то говорил по телефону. Тогда она осторожно скользнула к входной двери, открыла ее и позвонила снаружи. Вошла, не дожидаясь появления отца. Когда он выглянул в коридор, Нина уже снимала туфли и одновременно прятала в сумочку ключ.

— Ты дома, пап? А я звоню, звоню, думала, что ушел.

— В кабинете сидел, задумался, — хмуро ответил Гаевой.

— Этот неприятный субъект уже ушел? — как бы между прочим спросила Нина.

— В самом деле неприятный, — пробормотал Василий Федорович. — Ушел, но еще вернется.

В дверь позвонили. Гаевой и Нина одновременно вздрогнули.

— Он же не может так быстро вернуться, — прошептала Нина и пошла открывать.

Однако Гаевой отстранил ее, открыл сам. Вздохнули с облегчением: пришла Катя. Как всегда оживленная, она принялась выкладывать совсем не интересные для Нины новости о Галиных поклонниках, челночных вояжах Галиного брата, пьяных соседях, затопивших Галину квартиру. Василий Федорович, не слушая, ушел к себе в кабинет. Нина показала ему вслед глазами и прошептала: «По-моему, у папы неприятности». «Ну, мало ли что», — пожала плечами Катя, продолжая тараторить. Речь свою она обильно пересыпала словечками молодежного сленга, что коробило Нину, особенно сейчас, когда и без того настроение было испорчено.

— Слушай, Катька, — не выдержала Нина, — ты можешь разговаривать по-человечески? Меня уже тошнит от всех этих «приколов», «обломов», «торчать», «кумарить», «тусоваться»… как там еще?

— Ой, филологиня, блюстительница чистоты языка! — фыркнула Катя.

— Не в этом дело. Как филолог я бы даже записала все эти словечки для потомства. Но как твоя старшая сестра… не хочу, чтобы ты стала как все. Должно же остаться у человека свое лицо или как?

— А оно у меня есть! — заявила Катя, взъерошив волосы.

Гаевой вошел в комнату и прервал их спор:

— Девочки, мне надо с вами поговорить. И очень серьезно.

Нина сразу поняла, о чем пойдет речь, а Катя, ничего не подозревая, включила магнитофон и пошла пританцовывать.

— Выключи музыку! — прикрикнул Гаевой.

Дочь нехотя повиновалась.

Когда Нина и Катя уселись на диван, Гаевой поставил стул сбоку от стола, — так, чтобы видеть лица дочерей.

— Что случилось, папа? — насторожилась даже Катя.

— Этот человек — Ярослав Торич — он завтра придет за ответом. А без вас, дочки, я ничего не могу решить.

— А что ты ему должен ответить? — спросила Нина.

— От него мне будут большие неприятности, если я не помогу ему в одном деле, — вздохнул Василий Федорович.

— Я так и думала, что он шантажист, — заявила Нина.

— Я навел справки об этом Ториче. Вроде ничего криминального за ним не водится. Но и на шутника явно не похож. Боюсь, что придется с ним считаться. Но если бы все зависело только от меня, я бы вам и говорить не стал. Но тут еще вот какой нюанс. Он человек в городе новый, и ему надо свое положение укреплять. А мне нужен веский предлог, чтобы ему помогать. Вот проходимец и задумал стать моим зятем.

— Это уже интересно! — воскликнула Катя. — И кого же из нас он выбрал?

Гаевой не воспринял шутливого тона Кати и ответил очень серьезно:

— Насчет тебя я ему сразу отрубил: у Кати есть жених — и точка.

— Если не я, то кто? — лукаво спросила Катя. — Не пойдет же наша мужененавистница с ним в загс. Этот тип ей страшно не понравился.

— Помолчи. Брак будет фиктивный. И ненадолго. Пока этот субчик будет нуждаться в моей поддержке.

— Папа, он очень опасен для тебя? — спросила Нина.

— Опасность, конечно, не смертельная, но неприятности могут быть. Всегда найдутся люди, готовые меня свалить. И если этот даст им карты в руки, то… В общем, при умелом крючкотворстве могут и срок намотать. В любом случае, отмазываться долго придется. А вы как в это время будете жить?

— Я сразу поняла, что это серьезно, — вздохнула Нина. — Иначе ты не стал бы сообщать нам с Катей. Благодаря тебе мы с сестрой всегда жили в тепличных условиях. Теперь мы должны вместе преодолеть трудности. В общем, я согласна на фиктивный брак.

— Я еще попытаюсь оттянуть время и как-нибудь поставить на место этого типа. Но даже если ничего не получится, не переживай. Брак будет простой формальностью и долго не продлится…

— Папа, что тут рассуждать, — прервала его Нина. — Все равно у нас нет другого выхода. Подумай лучше о том, как мы все представим людям, чтобы не вызвать лишних вопросов. Прежде всего Катя должна придержать язык за зубами.

— Уж будьте уверены, — заявила Катя. — Я болтаю много, но чего нельзя… Мы девушки опытные и свой интерес блюдем.

Нина мельком подумала о том, что Катя не так уж проста и непосредственна, как умеет казаться.

Гаевой отправился в свой кабинет и принялся звонить по телефону, разбирать какие-то бумаги. Катя вспомнила, наконец, что уже апрель на исходе, весенняя сессия не за горами и пошла к себе доделывать курсовую работу.

Нина отправилась на кухню готовить ужин и еду «на завтра». Она была в семье поварихой. Раньше, два года назад, к ним еще приходила домработница, но потом она уехала в деревню, а другой не нашлось. Да они особенно и не искали: Нина решила, что чужой человек в доме — это неудобно, а они с Катей уже вполне взрослые девицы, смогут и сами обойтись.

Нина чувствовала, что отчиму хочется еще что-то ей сказать. За ужином он странно смотрел на Нину — рассеянно и одновременно изучающе. Однако ничего не стал говорить. Возможно, при Кате не хотел. Но когда Катя отправилась спать, а за дверью отчима все еще не погасла полоска света, Нина сама заглянула к нему в кабинет и спросила:

— Папа, ты ничего от меня не скрываешь?

Гаевой по-прежнему сидел за письменным столом, разбирал бумаги.

— Ничего, — буркнул он себе под нос.

Нина медлила уходить. И вдруг он резко повернулся к ней и внезапно заявил:

— Скрываю! Думал, что не узнаешь никогда. Этот тип каким-то образом пронюхал… В общем, лучше от меня узнай, чем от него. Понимаешь, Нина… я тебе не родной отец. Я тебя удочерил, когда женился на твоей маме. Твой отец умер, когда тебе было два года. А я тебя с трех лет воспитываю как родную. Когда мы много лет назад из Запорожья сюда переехали, я не думал, что кто-то узнает… Но всегда найдутся люди…

— Папа, а я, между прочим, давно об этом знаю. Случайно услыхала, как вы с тетей Клавой говорили… Но разве это имеет значение? Ты мне всегда был родным отцом, таким и останешься.

Лицо Гаевого просветлело, и он обнял Нину, похлопал ее по плечу.

— Ну, и хорошо, дочка, что ты такая умная. Я знал, ты меня не подведешь. Если бы красота и ум приносили человеку счастье, ты бы самой счастливой была…

— Я-то? — усмехнулась Нина. — По-моему, ты ошибаешься. Насчет красоты не знаю, а вот ума у меня точно нет. Образование, эрудиция, всякая там душевная тонкость — еще не ум. Наше время востребовало практические умы, а я к таким не отношусь. Мне, может, во времена шестидесятников надо было жить… Тогда поэзия была в моде, романтика…

— Ты у меня настоящая леди. Такие никогда из моды не выйдут.

— Жаль, что я не родилась в Англии девятнадцатого века, — рассмеялась Нина. — Ну, ладно, не совсем уж я беспомощная. Я умею принимать действительность такой, какая она есть. Наверняка не буду счастливой, но и не позволю себе стать несчастной. И вот что я придумала. Я буду использовать общение с Ярославом для того, чтобы помочь тебе.

— Что ты имеешь в виду?

— Я же буду жить с ним под одной крышей. Ну, неужели я такой недалекий человек и такая некрасивая женщина, что не смогу влезть к нему в душу?

— Зачем тебе его душа?

— У меня свой расчет. Войду к нему в доверие, усыплю его бдительность. И постараюсь выкрасть бумаги, которыми он тебя шантажирует.

— Ты наивна, Ниночка, — криво усмехнулся Гаевой. — Неужели думаешь, что он хранит эти бумаги в квартире под подушкой?

— Постараюсь выяснить, где именно.

— Не надо ничего выяснять. Чем меньше будешь общаться с этим типом, тем лучше. Я не знаю, на что он способен. А если заметит, что ты следишь за ним? Как отреагирует? Мне страшно за тебя.

— Глупости. Я же не овечка, идущая на заклание. Да и он… если решил организовать солидное дело, занять прочное положение, вряд ли опустится до уголовщины.

— Я не знаю, на что он способен…

— Да разве кто-то из нас знает даже свои собственные способности? Ну, ладно, отец, не волнуйся. Даст Бог, все обойдется.

Пожелав Василию Федоровичу спокойной ночи, Нина ушла в свою комнату, улеглась в постель и на удивление быстро уснула.

Глава вторая

Ярослав Торич оказался пунктуальным субъектом: явился ровно в девять утра, как и обещал. Катя, любившая в выходные подольше поспать, еще и не вставала. Однако Нина и Василий Федорович были уже наготове.

Явная авантюрность предстоящих событий действовала на Нину возбуждающе. Она твердо решила не отступать от намеченного плана, а потому с самого раннего утра привела себя в полную форму, чтобы прямо с порога сразить Ярослава своей красотой. Холодный делец не знает, что ее душа еще холодней, чем его; тем лучше, пусть и не догадывается об этом. Чем больше он будет ей доверять, тем легче она его обезоружит.

Вынашивая в уме стратегические планы, Нина мысленно уже провела беседу с Ярославом, и не одну. Прикинув несколько возможных интонаций: агрессивную, деловую, кокетливую, наивно-доверительную, она, в конце концов, решила остановиться на деловой. Пусть видит, что перед ним спокойно-деловая женщина, проницательная и уверенная в себе.

Торич выглядел точно так же, как вчера. Затемненные стекла очков не позволяли проследить за его взглядом, однако Нина была уверена, что он посмотрел на нее с явным интересом.

Когда Ярослав прошел в гостиную и уселся в кресло, Василий Федорович недовольно проворчал:

— Ты уже чувствуешь себя как дома…

Пропустив мимо ушей это замечание, Торич объявил:

— Я жду ответа.

И тут в комнату заглянула Катя, еще растрепанная после сна, в наспех накинутом халатике. Ее звонкий голос сразу заполнил все свободное пространство:

— Здравствуйте, Ярослав! Вам не терпится узнать, кто же стал вашей невестой, да? Радуйтесь — это я! Ну, что же вы молчите, Слава? Вы не рады?

— Значит, Борис Ильчук вам не помеха? — спросил Ярослав с насмешкой в голосе.

— Вы боитесь, что Боря вас побьет? — продолжала Катя в том же духе. — Тогда лучше имейте дело с Ниной. Она давно разогнала всех женихов и бить вас будет некому.

Катина фамильярность нисколько не подействовала на гостя, зато вывела из себя Нину и Василия Федоровича.

— Перестань болтать! — прикрикнул Гаевой. — И пойди оденься, приведи себя в порядок! Нечего появляться в халате перед чужим человеком.

— Подумаешь, он скоро будет моим родственником, — фыркнула Катя и, перекрутившись вокруг оси, вышла из комнаты.

Усмехаясь уголком рта, Ярослав выжидательно посмотрел на Гаевого.

— Нина согласна, — буркнул Василий Федорович. — Пойдем в кабинет, обсудим детали.

— Подожди, отец, — вмешалась Нина. — Вначале я сама хочу поговорить с Ярославом.

— Поговорите, если есть о чем, — нехотя согласился Гаевой и, уходя, бросил выразительно-предостерегающий взгляд на Ярослава.

Оставшись наедине со своим возможным женихом, Нина уселась напротив и закинула ногу за ногу, демонстрируя красоту колен и раскованность манер деловой светской женщины. Ей казалось, что начать разговор будет очень легко, однако первые слова почему-то не шли на ум, и она даже почувствовала легкую растерянность.

— Вы обдумываете, с чего начать разговор? — вдруг спросил Ярослав. — Вы не такая непосредственная, как ваша сестра.

Он снял очки и посмотрел на Нину изучающим взглядом. Девушка почувствовала, что предательски краснеет, и выпалила первое, что ей пришло на ум:

— У вас очки с простыми стеклами. Зачем? Вы, как сыщик Дюпен из рассказа Эдгара По, прикрываясь темными очками, осматриваете комнату?

— Меня в этой комнате ничего не интересует… кроме вас, конечно, — насмешливо ответил Ярослав.

— Вот уж не рассчитывала вызвать интерес у такого серьезного и строгого человека, — в тон ему сообщила Нина.

— А по-моему вы именно на это и рассчитывали. Недаром же такую юбочку надели и уселись на манер какой-нибудь Шарон Стоун. Я оценил вашу внешность. Теперь можете переходить к следующему этапу. Что там запланировано?

Его ирония и проницательность подействовали на Нину, как холодный душ. Она сразу же опустила ноги, стараясь натянуть юбку поближе к коленям, и пригладила ладонями чересчур взбитые волосы.

— Вы правы, Ярослав. Эта роль не для меня, — сказала она тихо. — А вы, я вижу, умный и проницательный человек. Тем лучше. Не будем кривляться друг перед другом и кого-то изображать. Поговорим начистоту, как два деловых сухаря. Согласны?

— Решили сменить тактику? — на его непроницаемом лице промелькнула улыбка.

— Да, — ответила Нина серьезно. — С вами надо быть только откровенной. Любое притворство сразу разгадаете. Так вот, Ярослав. Я принимаю ваше деловое предложение при условии, что вы не будете шантажировать отца всю жизнь.

— Условия здесь ставлю я.

— Могу сформулировать иначе: прошу оставить папу в покое, как только он поможет в вашем деле. Я должна быть уверена, что ваши притязания не бесконечны.

— А на чем будет основана ваша уверенность? Заставите меня подписать договор?

Его ироничный тон коробил Нину, но она этого не показывала, стараясь говорить с подкупающей искренностью:

— В нашем деле договор невозможен. Но я поверю вам на слово.

— Наивно с вашей стороны.

— Может быть. Но интуиция мне подсказывает, что вы не из тех шантажистов, которые терзают жертву до бесконечности.

— Еще надо разобраться, кто из нас жертва, — пробормотал Ярослав, не глядя на Нину.

Она смотрела на него очень внимательно. Ей показалось, что непробиваемая броня холодной иронии Ярослава имеет и уязвимые места. Он вдруг резко повернул голову, встретился взглядом с Ниной и прежним чуть насмешливым тоном заговорил:

— Могу заверить: мои притязания не вечны. Ваш отец поможет на старте, а дальше я и сам побегу.

— Мне бы хотелось, чтоб вы сдержали обещание, — сказала Нина, старательно выдерживая его пристальный взгляд. — Хотелось бы убедиться, что не только в пьесах Островского и романах Джека Лондона бывают честные дельцы с твердым словом… Ну, ладно, я отвлеклась. Значит, какое-то время мы будем считаться мужем и женой? Тогда сразу перейдем на «ты». Так будет проще. А теперь… Можно, я тебе устрою небольшой допрос?

Ей показалось, что его глаза на какое-то мгновение потеплели. Но тут же снова стали непроницаемы, полны затаенной насмешки. Он легко перешел на «ты»:

— Спрашивай. Не обещаю отвечать на все вопросы.

Нина выдержала паузу.

— Сколько тебе лет? Надеюсь, это не тайна?

— Почти двадцать девять.

— Ты был женат? Дети?

— Женат не был. Детей нет.

— Отчего не женился? Никого не любил? Берег свободу? Не было времени заняться личной жизнью?

— И то, и другое, и третье.

Нина опять выдержала паузу, во время которой искоса наблюдала за Ярославом. Он сидел, спокойно развалясь в кресле и рассеянно переводил взгляд сосвоей собеседницы на окно и обратно. Нина заговорила опять, и он стал слушать ее с подчеркнутым вниманием.

— Насколько я понимаю, ты человек деловой, и женщины не играют особой роли в твоей жизни. Хочу, чтобы пообещал, что никогда — ни в трезвом, ни в пьяном виде — не забудешь, что наш брак — фиктивный.

— Обещаю. Я не половой маньяк.

— Надеюсь. Теперь вопрос жилья. Думаю, что нам можно жить в разных местах. Я останусь у папы…

— Нет. Брак должен выглядеть настоящим. Я купил в этом городе двухкомнатную квартиру, так что будешь жить у меня.

— Ты живешь с родителями?

— Умерли.

— Прости. А братья, сестры?

— Не имею.

Нина подумала, что такой человек и должен жить один. Было бы удивительно, если бы у странного гостя, у этого почти фантома, вдруг оказались бы какие-то конкретные земные родственники. Она попыталась еще раз вызвать его на откровенность:

— Ты держишь отца его прошлым, значит, следил за ним? Но почему?

— Я не обещал тебе отвечать на все вопросы, — холодно отгородился Ярослав.

— Хорошо… Когда оформим брак?

— Время не терпит.

— Только никакой пышной свадьбы. Посидим самым узким кругом дома или в ресторанчике — и все.

— Я тоже за это.

— Кажется, обсудили общую картину. Подробней вникать я не буду. Да вы с отцом и не допустите меня в ваши дела.

Он кивнул. Нина встала, позвала Гаевого. Вместе с Василием Федоровичем явилась и Катя — уже одетая и накрашенная.

— Что, поговорили? — спросила она с порога. — Быстро вы, однако!

— У нас все по ускоренной программе: и собеседование, и свадьба, — ответила Нина.

— Тогда я начинаю «тыкать» твоему жениху, — объявила Катя. — Вникаешь, Славик, какая у тебя будет классная жена? А свояченица — просто подарок!

— Угомонись, Катя! — прикрикнул Гаевой.

Нина была даже рада, что Катя разрядила обстановку. Гаевой увел Ярослава Торича в свой кабинет, а Нина с Катей пошли на кухню. Катя принялась за завтрак, не прерывая, однако, болтовню, а Нина приготовила чай для отца и гостя и направилась с подносом в кабинет. Когда она ставила чашку перед Ярославом, то вдруг заметила, что рука ее дрожит. Видно, пристальный взгляд этого непрошеного гостя действовал на нее не лучшим образом.

Выйдя из кабинета, Нина не утерпела и задержалась перед дверью на несколько мгновений. Она услышала приглушенный голос Гаевого:

— Ты… это… никогда не говори с Ниной о прошлых делах. Незачем ей знать. И так все перелопатил.

— Когда-то вы перелопатили жизнь нашей семьи, — резко ответил Ярослав. — А за дочь не бойтесь. Мы с ней много общаться не будем. Наш брак — просто деловое соглашение.

Нина подумала, что нелегко будет вызвать доверие и симпатию у этого холодного дельца, флегматичного канцеляриста, мстительно-расчетливого робота.

После ухода Ярослава Василий Федорович рассказал Нине, как думает действовать дальше. Широко афишировать предстоящую свадьбу они не будут. Лишь узкому кругу — там, где без объяснений нельзя будет обойтись — Василий Федорович расскажет, что Нина выходит замуж — скорее не по любви, а по расчету — за делового, толкового парня, который сумеет пробить себе дорогу в жизни и обеспечить семью. Потом, когда наступит время развода, всем можно будет объяснить, что деловой человек оказался бездушным эгоистом и т. д.

Нина не возражала против такого плана. Катя пришла в восторг и взяла на себя миссию оповестить «по секрету всему свету» о том, что старшая сестра выходит замуж.

Скромное бракосочетание должно было состояться через две недели. За это время Нина дважды виделась с женихом. Первый раз — когда они вместе ходили покупать обручальные кольца. Ярослав держался очень сдержанно и отчужденно, Нина, соответственно, тоже.

Зато вторая их встреча была содержательнее. Дней за пять до назначенной регистрации Нина возвращалась с работы домой, когда рядом с ней внезапно остановилась «девятка» кофейного цвета. Нина узнала машину Ярослава. Он был один. Пригласил сесть, проехаться немного по набережной и поговорить. Поколебавшись, она все-таки согласилась. Он выехал на набережную, миновал парк Шевченко и почти сразу объявил, что хочет показать ей квартиру.

— Мы так не договаривались, — запротестовала Нина. — Зачем мне видеть раньше времени твою квартиру?

— Для ознакомления. Смешно, если невеста даже не знает, где живет ее жених. И потом мне надо, чтобы нас вместе увидели.

— Ты заботишься, чтобы все выглядело естественно?

— Конечно. Не бойся, опасность тебе не грозит. Я не собираюсь на тебя набрасываться.

— С чего ты взял, что я боюсь? — с вызовом ответила Нина, хотя и чувствовала холодок на сердце.

Неожиданно Ярослав остановил машину, предложил Нине выйти и прогуляться.

Они принялись ходить туда-сюда мимо какого-то здания. Нина не могла вспомнить, что за учреждение в нем находится.

— Что ты задумал? К чему эта комедия с прогулками?

Из учреждения вышли двое мужчин и, увидев Ярослава, направились к нему, обменялись с ним рукопожатиями. Потом дружно воззрились на Нину. Ярослав представил ее как свою невесту.

— Прелестная особа, — заметил один из них. — Повезло жениху.

А другой, показавшийся Нине очень знакомым, добавил:

— Не просто прелестная, но еще из хорошей семьи. Нина Гаевая.

— Мы с вами виделись раньше? — спросила Нина.

— Пожалуй. Я ведь работал в университете. А вы, если не ошибаюсь, там учились.

Поговорив немного на общие темы и поздравив Ярослава, мужчины ушли. Нина и Ярослав снова сели в машину, поехали дальше.

— У меня хорошая память на лица, — сказала Нина. — Этот субъект работал не на нашей кафедре, а я его помню.

— А меня случайно не помнишь? — спросил Ярослав. — Я к нему пару раз приходил в университет.

— То-то мне показалось, что ты на кого-то похож… Я все старалась вспомнить. А ларчик просто открывался… Но, если я тебя узнала, так ведь и ты меня должен был…

— Наверное, в университете я просто тебя не видел, — иначе бы вспомнил. Таких красивых девушек не забывают.

— Что ж, польщена… Оказывается, деловые люди замечают какую-то там красоту…

— Красота — тоже капитал.

— Прекрасно… — с саркастической усмешкой сказала Нина. — И ты продемонстрировал сейчас этот капитал своим знакомым!

— Я не стал бы тратить время на демонстрацию.

— К чему тогда эта комедия с якобы случайной встречей?

— Допустим, я только что выиграл некоторую сумму. Они не верили, что я женюсь на Нине Гаевой. Настолько не верили, что в порыве азарта заключили со мной пари.

— Боже мой, ты даже здесь своего не упустил, — поморщилась Нина. — До чего же расчетливый субъект.

— Ты даже не представляешь, насколько я расчетлив, — заявил Ярослав, делая ударение на слове «насколько».

Они остановились у подъезда. Там беседовали две пожилые женщины, с которыми Ярослав подчеркнуто вежливо поздоровался. Соседки уставились на Нину с нескрываемым любопытством. Возле лифта Ярослав столкнулся еще с одним соседом, который едва не свернул шею, разглядывая Нину.

— Видишь, какой ты вызвала интерес, — заметил Ярослав, открывая перед Ниной дверь своей квартиры.

Девушка пропустила мимо ушей это замечание и, войдя, демонстративно остановилась посреди передней.

— Боишься пройти дальше? — спросил Ярослав. — Не бойся, в квартире никого нет, кроме нас. А я для тебя не опасен.

— Ну… кто знает, вдруг твоя месть распространяется и на меня, — пошутила Нина.

— Проходи в комнату, — грубовато предложил Ярослав и слегка подтолкнул ее под локоть.

Она резко отдернула руку, вошла, осмотрелась вокруг. Комната, еще не очень обжитая, была достаточно просторной и отремонтированной. Нину, однако, интересовало не столько состояние квартиры, сколько следы индивидуальности ее хозяина, а потому она первым делом занялась поисками фотографий и других предметов, которые могли бы что-то рассказать о Ярославе. Но тщетно; никаких свидетельств о личности этого человека-фантома в его квартире не было. Единственная зацепка — книги и кассеты.

Книги — популярная классика вперемежку с бестселлерами — не были, судя по обложкам, букинистическими редкостями, а явно приобретались в последние годы. Конечно, никакого сравнения с их домашней библиотекой, где книги, изданные добротно и со вкусом, появились еще в те времена, когда большинству населения они были недоступны.

— Что, смотришь на эти аляповатые обложки и думаешь: «Ну, чего еще ждать от нувориша»? — насмешливо спросил Ярослав. — Конечно, ведь такие, как я, не имеют вкуса, поклоняются вульгарной, мишурной красоте.

— «Вульгарной, мишурной красоте»? — с удивлением спросила Нина. — Но ведь это выражение из «Великого Гэтсби» Фицджеральда? Ты, я вижу, эрудит. А что касается аляповатых обложек, это не твоя вина. Так сейчас оформляют. Но, судя по выбору авторов, вкус у тебя неплохой.

Ярослав стоял, отвернувшись к окну, и Нина заметила, как судорожно сжались его кулаки.

— Я понимаю, — тихо сказала она, — ты испытываешь ко мне что-то вроде классовой неприязни. Да, я из семьи, которая хорошо попользовалась распределительной экономикой. И большая квартира в престижном районе досталась нам бесплатно. И лучшие книги появились у нас еще в те годы, когда в книжных магазинах не продавалось ничего, кроме «шедевров» соцреализма…

— Ничего ты не понимаешь! — воскликнул Ярослав, резко повернувшись к ней.

Нина растерялась, увидев, как сверкнули его глаза, а лицо исказила болезненная гримаса. Но уже через мгновение он подавил внезапную вспышку эмоций и снова заговорил своим обычным сдержанно-ироническим тоном:

— Вам не откажешь, леди, в душевной тонкости. Вы так проницательно разгадали мое настроение, мои классовые чувства…

— Ладно, не будем продолжать в этом духе, — прервала его Нина. — Если думаешь, что я хотела влезть тебе в душу, то ошибаешься. И еще. Я вовсе не считаю тебя нуворишем. Ты человек незаурядный и достаточно образованный… Кстати, где ты учился? Тоже в университете? Наверное, на заочном?

— Окончил технический вуз, но не в этом городе. Вечерний. Я ведь работал.

— А откуда ты знаешь того деятеля из университета?

— Мы с ним земляки, из одного городка. Он сюда лет десять как переселился, а я — третий месяц.

— Понятно. Квартиру купил… Ты прочно решил здесь обосноваться?

— Я все теперь решил делать прочно. То и получается, что хорошо подготовлено. А сходу, слету — редким счастливчикам удается. Я не из таких. Мне за все приходится платить.

— Видно, жизнь тебя не баловала. Потому ты и стал таким…

— Каким? — Его глаза сузились. — Расчетливым, бездушным?

— Ладно, хватит, заболтались мы, — сказала Нина, чувствуя неловкость. — Пора мне обратно. Осмотрела свое будущее временное жилище, показалась твоим соседям, помогла тебе выиграть пари — и достаточно. Время — деньги. Ведь так говорят деловые люди? Поэтому не теряй на меня больше свое драгоценное время. Оно тебе так же дорого достается, как и все остальное.

Нина решительно шагнула к выходу, но краем глаза успела заметить, как лицо Ярослава опять исказила странная болезненная гримаса.

На обратном пути он вез ее молча, с непроницаемым видом, даже ни разу не повернул голову в ее сторону.

А Нина иногда искоса поглядывала на него, пытаясь уловить хотя бы проблеск интереса и живых чувств на этом снова каменном лице.

Глава третья

Бракосочетание Нины Гаевой и Ярослава Торича отпраздновали в ресторане в узком кругу — всего, включая жениха и невесту — пятнадцать человек.

Нине хотелось, чтобы гостей пригласили еще меньше, или свадьбу не праздновали вовсе. Однако это уже выходило бы за всякие рамки. И без того — она знала — среди знакомых пойдут разговоры о скоропалительности и скромности свадьбы. Чего доброго станут болтать, что пришлось поторопиться из-за интересного положения невесты. «Ну и пусть, — подумала Нина. — Эти разговоры быстро прекратятся. Зато больше не будет вопросов типа: «Ну, сколько еще в девках собираешься ходить?» «Что-то долго выбираешь. Так и старой панной можно стать».

Слава Богу, Василий Федорович, видимо, предупредил гостей, чтобы вели себя спокойно, а потому криков «горько» практически не было. Лишь захмелевшая Катя при поддержке одной из женщин попыталась вспомнить свадебную традицию, но Василий Федорович выразительно глянул на младшую дочь и она умолкла.

Когда заиграла музыка, Ярослав пригласил Нину на первый танец. Катя же, танцуя с Борисом, то и дело оглядывалась на жениха и невесту, подталкивала их и отпускала шуточки, над которыми сама же и хохотала.

Нина вообще не любила танцы по той причине, что во время оных приходилось терпеть объятия мужских рук, иногда чересчур крепкие и пьяные. Она старалась всячески избегать мероприятий с танцами, из-за чего давно уже имела репутацию домоседки и затворницы.

Однако танцевать с Ярославом было легко: он не прижимал ее к себе, не шептал ей в ухо, не выделывал коленца и не наступал на ноги.

Нина отметила про себя, что в танцах он — как и во всем остальном — сама сдержанность. Ее это вполне устраивало.

Несколько раз Нина ловила на себе тревожные взгляды Гаевого и насмешливые — Бори Ильчука. Остальные гости смотрели на нее с плохо скрытым любопытством. К концу вечера Нина уже облегченно вздыхала: слава Богу, кажется, обошлось без инцидентов. Только бурная Катя не давала ей расслабиться, ежеминутно грозя какой-нибудь выходкой. Например, во время общего быстрого танца она вдруг взъерошила волосы Ярославу и воскликнула:

— Славик, не бриолинь волосы, а то Нина говорит, что ты похож на прилизанного клерка!

Подвыпившие гости не обратили внимания на ее выкрик, но Ярослав был явно трезв. Он бросил на Нину быстрый и пристальный взгляд. Прядь волос, упавшая ему на лоб, слегка изменила выражение лица, придала налет романтической небрежности чересчур строгому облику.

Потом, когда Нина, выходившая вместе с тетей в вестибюль, возвратилась в зал, она услышала обрывок разговора Кати с Ярославом. Они стояли возле колонны, а Нина подошла к колонне с другой стороны, и до нее долетели слова Кати:

— … и грубую силу критикует, и хилых тоже. В общем, всех подряд. Вот про тебя говорит, что ты слабосильный канцелярист, что у тебя мускулы как кисель и все такое…

Нина, не дожидаясь, какую еще бестактность сморозит младшая сестрица, подошла к ним сбоку и сказала:

— Ты так быстро нашла общий язык с Ярославом. Наверное, он уже пожалел, что невестой стала я, а не ты.

Ярослав оглянулся на Нину, и его острый, пристальный взгляд снова заставил ее поежиться.

— Смотри, Славик, она ревнует! — фыркнула Катя.

— Я-то не ревную, а вот Боря, кажется, очень недоволен, — заметила Нина.

— Боря ревнует не меня, а папу, — возразила Катя. — Ему досадно, что у Гаевого уже появился зять, да еще такой деловой. Ты ведь деловой, Славик?

Ярослав ответил ей только снисходительной улыбкой. Впрочем, Катя уже переключила свое внимание на другого персонажа: это был какой-то ее знакомый, случайно оказавшийся в ресторане.

— Боря с ней не соскучится, — вздохнула Нина. — Не то, что ты со мной.

— Мне скучать некогда, — сухо ответил Ярослав.

После танцев у Нины болели ноги. Новые туфли оказались неудобными, и она не могла дождаться конца вечера. И вдруг вспомнила, что отдыхать ей придется не в привычной домашней обстановке, а в квартире новоиспеченного мужа.

Ярослав, словно угадав ее мысли, спросил:

— Ты бы сейчас хотела поехать к себе домой, а не ко мне?

— Да, — призналась Нина. — А можно?

— Нет, — ответил Ярослав, и губы его плотно сжались.

Нина вздохнула. Что ж, придется принять это как временное неудобство.

— Давай уйдем незаметно, по-английски, — предложила Нина. — Не хочу, чтобы нас шумно провожали, напутствовали…

Ярослав в знак согласия кивнул, и вскоре молодожены уже ехали в такси по набережной.

Первая брачная ночь прошла прозаично: они пожелали друг другу спокойного сна и улеглись в разных комнатах. Правда, Нине показалось забавным мыться в чужой ванне, стелить чужое белье. Небольшое количество своих вещей она два дня назад передала Ярославу через Василия Федоровича, и теперь перед сном распаковала чемодан и развесила на вешалки в шкаф одежду. Ну, а дальше усталость после трудного дня взяла свое, и Нина, улегшись на незнакомую постель, стала быстро проваливаться в сон. Напоследок она успела подумать: «Слава Богу, Ярослав не воспринимает меня как женщину, и я спокойно, ничего не боясь, могу уснуть…»

Пробуждение оказалось тоже спокойным. Нина чувствовала себя в безопасности, и ей было даже интересно осваиваться в новом жилище. На кухне она нашла посуду и кое-какие продукты; приготовила кофе с бутербродами. Позвала Ярослава к завтраку; он как раз выходил из ванной комнаты.

Нина взглянула на Ярослава и едва не выронила от удивления турку с кофе. Он выглядел совсем другим, непохожим на себя прежнего. Изменения были, в общем, незначительны, но они сразу придали его облику как бы другую суть. Футболка, в отличие от строгого костюма, не скрывала его широких плеч и выпуклых бицепсов. Волосы, освобожденные от бриолина, оказались не серого, а светло-русого цвета и волной набегали на лоб. Брови и ресницы были намного темнее волос, и это придавало особую выразительность взгляду. Ярослав опять показался ей странно похожим на кого-то: может, на актера — нашего или американского. Во всяком случае, Нина подумала вот о чем: лицо у Ярослава такого типа, что не только славяне, но и далекие англосаксы вполне могли бы посчитать его своим соотечественником, и это легко представить, ведь был же, например, Роберт Кеннеди похож на Есенина. Такие лица невольно напоминают человечеству об общем происхождении разных народов — от далеких ли индоариев или таинственных атлантов.

Ярослав заметил ее удивленный взгляд и сам удивился:

— Ты чего на меня так смотришь? Как будто впервые увидела.

— Я не могу понять, зачем некоторым людям нравится искажать свою внешность.

— Ты меня имеешь в виду?

— А кого же еще? Или ты считаешь, что имидж клерка придает тебе респектабельность?

— А что же он мне придает?

— Безликость и невыразительность.

— Учту, — кивнул Ярослав, принимаясь за завтрак.

— Учти, учти, — посоветовала Нина. — Ты скорее добьешься успеха, если будешь появляться в естественном виде, а не маскироваться под неизвестно кого.

— Выходит, я тебе сегодня нравлюсь больше, чем вчера? — спросил Ярослав, усмехаясь.

— Ну, с эстетической точки зрения — да.

— И ты заботишься, чтоб я имел успех?

— Почему бы и нет? Чем раньше «выйдешь в люди», тем скорее оставишь в покое отца.

— И тем скорее ты сможешь вернуться под родительский кров? — спросил он с неопределенной гримасой на лице.

Нина пожала плечами и ничего не ответила. Она немного терялась перед его насмешливой проницательностью.

Когда они поели, Ярослав сказал:

— Спасибо за завтрак. Меня давно уже никто не кормил на дому.

— Можно подумать! — Нина хмыкнула недоверчиво. — Наверняка, твои любовницы старались, готовили для тебя.

— Только не в этой квартире. Здесь — ты первая.

— Неудивительно, — живешь тут без году неделя.

Телефонный звонок прервал их разговор. Нина поспешила схватиться за трубку, как за спасательный круг.

Звонил Гаевой:

— Здравствуй, дочка! Все в порядке? Он тебя не трогал? Не оскорблял?

— Все нормально, — ответила Нина, стараясь не смотреть на Ярослава, но чувствуя его насмешливый взгляд. — Как договаривались. Ты из дому звонишь?

— Да. Вот что. Скажи своему… э… этому типу, чтобы он сейчас вместе с тобой приехал к нам. Ты здесь останешься до вечера с Катей, а я с ним по делам.

— В воскресенье?

— Хочешь вместе с ним отдохнуть? — пошутил Гаевой. — Делай, как я говорю.

— Хорошо, папа, но только обо всем скажи ему сам, — И Нина передала трубку Ярославу. Сама же искоса наблюдала, как он, снова приняв хмурый и непроницаемый вид, беседовал с Гаевым. Впрочем, уже после двух-трех фраз все было ясно и, положив трубку, Ярослав обратился к Нине:

— Собирайся, поедем папеньку навестить.

Прежде чем идти одеваться, Нина вымыла посуду и прибрала со стола на кухне. Оставлять после себя беспорядок она болезненно не любила.

Торопливо выйдя из кухни в коридор, Нина вдруг столкнулась с Ярославом. Тут же инстинктивно отстранилась от него, как отстранялась от любого мужчины, но на мгновение успела ощутить тепло его тела, твердость мускулов, легкий запах хороших мужских духов.

Когда одевалась в «своей» комнате, почему-то отметила про себя: Ярослав до сих пор казался ей человеком холодным, бесстрастным, а при первой встрече даже зловещим, и вдруг только что она почти физически ощутила мощный заряд энергии, идущий от него. А как известно, люди, лишенные страстей, не имеют сильной энергетической ауры. Значит, дело либо в его крайней скрытности, либо в ее повышенной чувствительности, заставляющей ощущать то, чего другие бы и не заметили.

— Все-таки ты загадочная личность, — сказала она Ярославу, прихорашиваясь в прихожей перед зеркалом.

— А ты меня пытаешься разгадать? — усмехнулся он.

Нина увидела его в зеркале рядом с собой. Он снова был в костюме, но уже в другом, более свободного покроя; галстук приспущен, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Легкая небрежность в одежде сочеталась с естественностью светлых, слегка волнистых волос, непокорная прядь которых падала ему на лоб.

Нина поймала в зеркале его очень странный взгляд и подумала, что любой другой мужчина на его месте сейчас бы сказал комплимент, что, дескать, мы хорошо смотримся вместе, приятно стоять рядом с такой красивой девушкой и так далее.

Ярослав же ничего подобного не говорил. Нина почувствовала легкий укол по самолюбию, тем более, что одевалась и причесывалась она с большой тщательностью, как и полагается умной красавице, решившей покорить холодного дельца.

Когда они вышли из квартиры, Ярослав отдал ей второй экземпляр ключа и показал, как открывается дверь. И все это он сопровождал небольшим наставлением:

— Это будет твой ключ. Сегодня вернешься не позже пяти часов и приготовишь ужин. Продукты в холодильнике. Пообедаю я, так и быть, в кафе, но ужинать хочу дома.

— Ты что же, приказываешь? — возмутилась Нина.

— Сейчас мне некогда вступать в споры с тобой, но вечером обсудим, как будем жить. И пока ты считаешься моей женой, изволь по вечерам возвращаться сюда, а не сидеть до ночи у папеньки.

— Но папа действительно просил, чтобы я осталась вместе с Катей до вечера, — сказала Нина, усаживаясь в автомобиль.

— Сейчас условия ставлю я, а не он, — бросил Ярослав, резко трогая с места.

— Ну, хорошо, не будем ссориться, — примирительно сказала Нина, поглядывая на него сбоку. — Так и быть, буду исправно для тебя стряпать, тем более что дома я к этому привыкла. Но только и ты, будь добр, уважай мои права. Я же имею право видеться с отцом и сестрой, когда захочу, верно?

— Согласен. Но только если это будет не в ущерб моим интересам, — заявил Ярослав, не глядя на нее.

Она промолчала и в который раз подумала, что, в сущности, ничего не знает о своем законном супруге. Кто он, откуда, чем занимается? Где и с кем был до сей поры? Конечно, отец наводил о нем справки и, видимо, ничего страшного в биографии Ярослава не обнаружил, иначе бы не позволил ей жить под одной крышей с этим человеком. Но на все расспросы Нины отец отвечал уклончиво и односложно. Ему явно не хотелось, чтобы дочь хоть в какой-то степени интересовалась «этим типом».

Хмурый, как никогда, Василий Федорович и эксцентричная, как всегда, Катя встретили молодоженов неодинаково. Но, что удивило Нину, ни Катя, ни Гаевой не обратили внимания на перемены, происшедшие в облике Ярослава. Конечно, формально они были невелики, но меняли стиль человека. Однако это почувствовала только Нина. И уже не первый раз Нина подумала, что за годы затворничества и работы среди книг она выработала в себе особую чуткость и наблюдательность.

Василий Федорович увел Ярослава в кабинет, там они немного посовещались и через несколько минут уехали.

— Хорош молодожен. С первого дня оставляет супругу в одиночестве, — рассмеялась Катя.

— Для меня это лучший вариант, — заявила Нина. — Ну, а теперь расскажи о разговорах в кулуарах… по поводу нашего брака.

— За всех сказать не могу, а вот Борька мне по-свойски выдал такое: твоя сестричка, дескать, вышла замуж за этого типа, чтоб отметиться… Чтоб старой девой не считаться. А папаша Гаевой хлопочет, чтоб устроить новую семейку получше. Но я, говорит Борька, уверен: долго она со своим супругом не проживет, потому что не…

— Договаривай. Ненормальная, шизанутая… как там еще. Наперед знаю все, что твой Борька скажет обо мне. Плевала я на это. Буду жить так, как умею. Не всем же быть нормальными.

После обеда Нина объявила Кате, что собирается уходить, поскольку ей велено в пять часов быть дома. Катя сразу же напросилась, чтобы Нина взяла ее с собой, показала новое жилище. Нина не возражала, и в начале четвертого девушки вышли из дому, чтобы не торопясь и почти не пользуясь транспортом, добраться до нужного места. Погода стояла солнечная, и они половину пути с удовольствием прошли пешком. По дороге купили бананы, мороженое, ели и болтали о пустяках, а Катя еще и примечала взгляды встречных мужчин:

— Гляди, на тебя пялится, чуть башку не вывернул. А рыжий на меня уставился. Ну, чего смотришь, хмырь? (Это говорилось, конечно, уже на безопасном расстоянии, чтобы «хмырь» не услышал).

Нина рядом с сестрой чувствовала себя девчонкой и на мгновения словно возвращалась в ту беззаботную пору юности, когда еще не было горестных проблем, а были только радостные надежды.

В квартире Ярослава Катя очень быстро освоилась и принялась осматривать все углы, рассчитывая найти какие-нибудь фотографии.

— Да ничего тут нет, я уже раньше тебя обратила внимание, — сказала Нина. — Он старается быть человеком без прошлого. Одна сплошная загадка.

— А и правда, Нина, что он за странная личность? Ты все-таки попытайся выяснить, чем он раньше занимался, какая у него была семья.

— Не так-то просто влезть к нему в душу, — вздохнула Нина. — Он очень проницательный.

— Слушай, а вдруг это маньяк какой-нибудь, а? — со страшными глазами предположила Катя. — Бывший уголовник, рецидивист? Ну, помнишь, как в рассказе Агаты Кристи одна девица вышла замуж за малознакомого человека, а потом нашла у него в столе бумаги, из которых поняла, что он — синяя борода, убийца своих жен…

— Помню. Рассказ называется «Коттедж Соловей». Так ты, может, предлагаешь мне тоже порыться у него в столе?

— А что? — у авантюрной Кати даже загорелись глаза. — Пока его нет, так и сделаем.

Не дожидаясь согласия Нины, Катя подскочила к письменному столу и принялась выдвигать ящики. Однако выдвинулся только верхний. Два нижних оказались запертыми.

— Я тебе говорила! — возбужденно воскликнула Катя. — Заперто! Значит, ему есть что скрывать! Да, в нем действительно что-то зловещее… и я начинаю бояться за тебя.

— Ярослав не злодей, — улыбнулась Нина. — Будь он таким, я бы почувствовала.

— Почувствовала! — передразнила Катя. — Скажи еще, что ты чувствуешь, какая у человека аура и каким она светом светится.

Нина пропустила мимо ушей Катины сарказмы: в этот момент думала о запертых ящиках стола, в которых, возможно, хранятся те самые бумаги против Гаевого.

— Не воображай себя экстрасенсом или астрологом, — продолжала Катя. — Не очень-то ты разбираешься в людях. Даже совсем не разбираешься. Посуди сама, разве Ярослав — не темная личность? Откуда у него, скажем, первоначальный капитал?

— А у него нет. Он будет брать кредиты. Отец ему в этом помогает.

— Это по большому счету нет капитала. А двухкомнатную квартиру купить? Машину — пусть даже не иномарку? Ведь он вроде одинокий, богатого папаши не имеет, как мой Борис. Значит…

— Ничего это не значит. Сейчас девяносто четвертый год. А года через два-три такие динамичные парни, как Ярослав, будут иметь не по одной машине и квартире. Жизнь не стоит на месте.

— Ты его защищаешь? Он уже успел тебе понравиться?

— Нет, просто я человек объективный. Не люблю пустых наговоров. Все должно быть доказательно.

— Так, так… Но если окажется, что Ярослав мафиози?

— Наместник крестного отца, помощник Аль Капоне…

Нина и Катя посмотрели друг на друга и вместе рассмеялись.

— Ладно, дорогой Шерлок Холмс, пойдем готовить ужин, — сказала Нина. — Уже пять часов, и скоро вернется зловещий доктор Мориарти.

На кухне Нина внимательно обследовала содержимое холодильника, подумала и решила:

— Мясо готовить некогда, его надо разморозить, этим я завтра утром займусь. А сейчас можно нажарить картошки, сделать омлет, пару салатов. Потом нарежем сыр, колбасу.

— Запасливый Ярослав, — заметила Катя. — Обычно у холостяков холодильники не набиты продуктами. Или ему какая-нибудь подруга помогала?

— Мне-то что за дело? — равнодушно сказала Нина. — Хотя, пока мы с ним… гм, женаты, он не сможет принимать подруг на дому.

Через час вернулся Ярослав. Девушки к этому времени уже все приготовили.

— Слушай, Славик, надо отметить новоселье Нины, — заявила Катя. — Не возражаешь, если я составлю вам компанию?

— Не возражаю, — ответил Ярослав, вытаскивая из бара бутылку коньяка. — Поужинаешь с нами, а потом отвезу тебя домой.

— Сегодня ты не сядешь за руль, потому что выпьешь вместе с нами, — запротестовала Катя. — А домой я доеду на такси. Слава Богу, папа меня денежками снабжает.

— Ярослав, у тебя есть скатерть? — спросила Нина. — Мы решили сегодня накрыть стол в комнате. Все-таки первый раз…

— Скатерть… Кажется, есть. В шкафу на антресолях.

Когда он доставал скатерть, Нина заметила глубокий шрам у него на предплечье.

— Откуда это у тебя? — спросила она тихо, чтобы не слышала Катя.

— Ерунда, бандитская пуля, — отшутился Ярослав.

«Я буду не я, если не вызову его когда-нибудь на откровенность», — подумала Нина.

За ужином Катя, порядком захмелевшая, принялась наставлять Ярослава:

— Ты Нину не обижай, это я тебе говорю! Нина — она не такая как все. Она у нас натура утонченная. Ну, например, не выносит всяких там грубостей, хамства, мат. А сцены насилия в фильмах прямо органически не переваривает. Ты думаешь, почему она в библиотеке работает? Окончила историко-филологический. Папа мог бы ее устроить и в редакцию, и на телестудию, и в какую-нибудь престижную фирму. Так нет же, выбрала библиотеку. А все почему? Да потому, что ей нравится жить в книжном, придуманном мире. Ведь там — герои, хорошие манеры. А реальная жизнь ее пугает. Грубости, грязь. Вот она и отгородилась от этой жизни.

— Не слушай ее, Ярослав, — прервала Нина речь сестры. — Вовсе я не отгораживаюсь от жизни. Просто, может быть, не умею жить. Ну, нет у меня практического ума, так что ж делать. А у тебя, Катя, ум есть?

— Ума у меня может и нет, — ответила Катя, — но зато я умею общаться.

— И я умею, когда захочу.

— Вот именно: когда захочешь! А хочешь ты очень редко. Не желаешь тратить усилия своей души на всяких там людишек…

— Не учите меня жить, мадемуазель, — Нина хотела все перевести в шутку, чтобы закрыть неприятную для нее тему. — Лучше позвони отцу, чтоб он знал, где ты, и не волновался.

— Ничего, папа знает, что я по вечерам гуляю. Это ты дома сидишь. Хотя могла бы… С такой внешностью… Одни ножки чего стоят.

— Ужасный ребенок, — пожурила Нина сестру, а сама внутренне поежилась при мысли о темных вечерних улицах и парках, где Катя советовала ей «гулять».

Ярослав встал, взял сигарету и, ни слова ни говоря, ушел на лоджию.

Нина собрала посуду, унесла мыть на кухню. Катя поплелась следом, но не помогала, а только болтала без умолку:

— Какой же все-таки чурбан этот Ярослав. У него одни прибыли в голове, почти не смотрит на тебя. Ну, хотя бы комплимент сказал или взял бы за руку.

— Слава Богу, что он этого не делает.

— Ну, конечно, ты же у нас не выносишь никаких прикосновений. Все в недотрогах ходишь!.. А Ярослав… нет, ей-богу, зла не хватает. Он что, считает, будто тебя можно использовать только как дочку Гаевого? Ну, еще как домработницу. А то, что красивая, нежная… то, что ты сама по себе подарок — ему на это наплевать?

— Ну сколько можно, Катя? Он не должен смотреть на меня как на женщину. Это одно из условий договора.

— Все равно, нормальный человек хоть как-то выразил бы свое отношение. А бесчувственность Ярослава я могу объяснить только одним: у него есть баба. И я не удивлюсь, если она такого сорта, что и в подметки тебе не годится. Зато, наверное, темпераментная и умеет разжечь даже самых холоднокровных типов.

То, о чем говорила Катя, Нине и самой приходило в голову. При мысли о «другой бабе» становилось неприятно вдвойне: во-первых, уплывала возможность проникнуть в тайну Ярослава и тем самым помочь отцу уйти от шантажа, а, во-вторых, страдало уязвленное женское самолюбие. Она представляла себе, что будут говорить в определенных кругах о дочке Гаевого, которой изменяет муж.

В девять часов Катя отправилась домой. Нина и Ярослав проводили ее до стоянки, усадили в такси. Было уже сумрачно, почти темно. Нина, всегда старавшаяся попасть домой до темноты, по привычке ускорила шаг.

— Куда ты торопишься? — остановил ее Ярослав. — Все равно нам надо с тобой поговорить. Думаю, лучше сделать это здесь, на свежем воздухе. Заодно и прогуляемся.

Они пошли вдоль набережной. От Днепра тянуло прохладой, приятной свежестью реки. Дневная пыль осела и во влажном воздухе царил сладкий запах цветущих акаций. Да, с удивлением подумала Нина, цветут акации. Как это она раньше не заметила? Впрочем, что ж удивительного: уже вторая половина мая.

Ярослав молчал, и Нина, чувствуя себя неловко и стараясь этого не показать, заговорила первой:

— Будем обсуждать нашу семейную жизнь?

— Нет. Тебе придется принять мои условия. Они несложные. По вечерам обязана возвращаться не позже шести. Готовишь ужин, а по утрам — завтрак. Если ко мне придут знакомые — будешь выполнять роль хозяйки дома. Посторонние люди не должны знать, что наш брак — фиктивный. Что еще? Поскольку таскать сумки ты не привыкла, будешь составлять мне список продуктов, я их привезу. Белье можно сдавать в прачечную. Убирать в доме будем вместе. Ну, а готовить… С этим, думаю, справишься сама. Кстати, где ты научилась? Для девушки твоего круга…

— Я никогда не считала, что принадлежу к какому-то «кругу», — рассмеялась Нина. — А готовить меня научила мама. Так вышло, что примерно за год до ее… до маминой гибели я стала ужасной домоседкой. Ну и поневоле начала вникать в домашние дела. Вот и научилась. У меня и книжка с рецептами блюд осталась от мамы…

Нина замолчала. Побоялась, что голос задрожит, а показывать свою слабость не хотелось.

— Твоя мать погибла? — спросил Ярослав после паузы.

— Да. С тетей Клавой, сестрой папы, разбились на машине. Дорога была плохая, да еще пьяный водитель на грузовике… В общем, это было… — она судорожно сглотнула. — Я тогда чуть с ума не сошла.

Некоторое время они шли молча, и Нина, глядя прямо перед собой, чувствовала, что Ярослав время от времени на нее посматривает. И вдруг он заговорил:

— Моя мать тоже погибла. Только не в автомобильной катастрофе, а на заводе. Производственная авария…

Нина внутренне напряглась, удивленная его внезапной откровенностью. Общее горе, пережитое когда-то, на мгновение, казалось, сблизило их. Они помолчали еще немного. Нина, справившись, наконец, со своим волнением, предложила:

— Пойдем домой. Я что-то устала, спать хочу. Мы с Катей сегодня половину набережной прошли пешком. Да и потом здесь как-то пустынно. И фонари почти не горят.

Они повернули обратно. Внезапно сбоку, в прибрежной посадке, послышался шорох и оттуда вынырнула тень. Это оказалась просто собака, но до того, как безобидное животное шмыгнуло прочь, Нина успела вскрикнуть и оступиться на кочке. Ярослав придержал ее за плечи, но она тотчас же отстранилась от него.

— Ты боишься темноты и не выносишь мужских рук, — спокойно констатировал Ярослав.

— И это не единственные мои недостатки, — улыбнулась Нина, стараясь шуткой прикрыть не унимавшуюся дрожь. — Женившись на такой шизанутой особе, как я, ты рискуешь своей репутацией.

— Это не самый большой риск в моей жизни.

— Догадываюсь, что твоя жизнь была полна страшных приключений. Если когда-нибудь захочешь рассказать о них, в моем лице ты найдешь благодарную слушательницу.

— Учту. Хотя не думаю, что у меня будет оставаться время для воспоминаний.

«Да, наверное, он и дома-то почти не будет бывать», — подумала Нина. И снова неприятная мысль о другой женщине зашевелилась, словно змейка, и заставила Нину решиться на открытое высказывание:

— Вот что, Ярослав. Я буду исправно выполнять условия договора, но и ты, пожалуйста, соблюдай приличия. Понимаю, ты молодой мужчина, и у тебя есть определенные… физиологические потребности… и, конечно, женщина… Но, прошу тебя, пока мы считаемся мужем и женой, не приводи ее в дом, это раз. Второе: свидания с ней должны быть настолько тайными, чтобы абсолютно никто о них не узнал. Иначе — если пойдут сплетни — это будет так унизительно для меня, что я… Я тогда ни на что не посмотрю, сразу же подам на развод.

Она услышала короткий смешок Ярослава, показавшийся ей издевательским. Вспыхнув и возмущенно оглянувшись на своего спутника, она встретила его насмешливый, но вместе с тем добродушный взгляд.

— Хорошо, я обещаю соблюдать приличия, — ответил он иронично, но мягко.

Они в этот момент переходили улицу, и Ярослав на несколько секунд придержал ее за локоть. И снова, как и утром, она ощутила заряд энергии, идущий от этого человека.

Когда Нина, уже укладываясь спать, вспоминала свой разговор с Ярославом, то обратила внимание на одно маленькое несоответствие. До сих пор она считала — судя по лексикону, эрудиции, да и по повадкам Ярослава, — что он из семьи интеллигентов, причем, не в первом поколении, хотя и потерпевших какую-то житейскую неудачу. Но вот он сказал, что его мать погибла на заводе. Выходит, она работала в цехе? Кем? Может быть, она была журналисткой, готовила репортаж? А кем был отец Ярослава, если судьба столкнула его с Гаевым? Может, тоже юристом?

Она задумалась о родителях Ярослава, о запертых ящиках стола, о странном шраме у него на руке и не заметила, как подкрался сон и перепутал все ее мысли.

Глава четвертая

Среди сотрудниц Нины были две, которые вполне заслуживали звания магистров школы злословия. Вера и Зина представляли как бы варианты шеридановской леди Снируэл, привязанные к местным условиям. Они умели все тонко подметить и не менее тонко высмеять, умели направить в нужное им русло любой разговор. Умели спровоцировать ссору и сплетню, сами при этом оставшись в стороне и сохранив со всеми вполне приятельские отношения. Впрочем, Нина относилась к их особенностям с философским спокойствием, понимая, что не обойдется ни один коллектив, особенно женский, без подобных типажей.

Конечно, Вера и Зина не могли открыто проявлять враждебность или зависть к дочке Гаевого, но Нина не сомневалась: за глаза она была обсосана ими со всех сторон. А уж теперь, когда неожиданное и скоропалительное замужество Нины стало темой для разговоров, Вера и Зина могли с блеском продемонстрировать остроту своих язычков. Поскольку никого из сотрудников на свадьбу не пригласили и жениха они не видели, их неудовлетворенное любопытство выражалось в расспросах, намеках и предположениях. Нина, выйдя на работу после свадьбы, принесла угощение и, как принято, отметила знаменательное событие. Но этого, увы, было недостаточно для жаждущих информации местных законодательниц.

В пятницу, к концу рабочего дня, именно Вера и Зина явились в книгохранилище, где в это время работала Нина, и сообщили ей в следующем порядке:

Вера. Нина, там тебя спрашивает один молодой человек. Очень импозантный блондин. Похож на Кирка Дугласа.

Зина. На того, который в «Спартаке» играл?

Вера. Ага. И в «Викингах».

Зина. Н-нет, скорее — на Олега Янковского.

Вера. Нет, тогда уж — на Дольфа Лундгрена.

Зина. Ну, не важно. Главное то, что не успела наша недотрога выйти замуж, как к ней уже стали захаживать посторонние молодые люди.

Вера. Ну, а что делать, если муж слишком занятой, жене не уделяет внимания…

Нина с улыбкой прервала излучающих доброжелательство сотрудниц:

— Успокойтесь, девушки. Судя по вашему описанию, это и есть мой муж.

Она вышла из комнаты, затылком чувствуя любопытные взгляды и ехидные улыбочки достойных последовательниц леди Снируэл.

Ярослав ждал ее в читальном зале. Он стоял, опираясь локтем на выступ книжной полки, словно на стойку бара. Джинсы и клетчатая рубаха с закатанными рукавами придавали его облику что-то ковбойское.

— Ты прямо с фермы? — бодрым голосом спросила Нина. — Или из цеха? В общем, с объекта трудовой деятельности?

— Почти, — улыбнулся Ярослав. — Вот, зашел посмотреть на твой объект.

— Ну тогда пойдем, — решительно сказала Нина и повела его в книгохранилище.

По дороге она представила Ярослава сотрудницам, удовлетворенно отметив завистливое любопытство в глазах Веры и Зины.

— Видишь, я работаю среди книжной пыли, в дамском коллективе, — сказала Нина, когда они остались одни.

Она уселась за стол в углу. Ярослав сел напротив и обвел глазами полки с книгами, потом спросил:

— А и правда, почему здесь? Ты могла бы найти работу и повеселей, и подоходней.

— В моей работе тоже есть своя прелесть, как ни странно. Я, например, очень люблю рыться в старинных книгах, архивах… Иногда там находишь всякие тайны… Хочется вникнуть в психологию людей, которые жили так давно… Тебя это смешит?

— Нет, почему, мне это понятно, — ответил Ярослав и взял книгу, лежавшую перед Ниной на столе. — «История Норвегии»? Ты это для кого-то прорабатываешь?

— Для себя. Но не нашла то, что искала. А надо мне всего лишь год рождения короля Олафа, сына Гаральда Смелого. Не буду же я запрос в Норвегию посылать, чтобы удовлетворить собственное любопытство.

— Это было бы слишком. А зачем тебе анкетные данные какого-то короля?

— Чтобы разгадать одну историко-психологическую загадку. Хочешь знать, какую?

— Конечно, хочу. Я тоже люблю разгадывать загадки.

— Все началось с твоего знаменитого тезки Ярослава Мудрого. Он выдавал своих дочерей замуж только за королей. Самоеромантическое замужество было у Елизаветы Ярославны. В нее влюбился молодой норвежский рыцарь Гаральд. И хотя Гаральд к тому времени уже успел прославиться как воин, но был он бродягой, изгнанником, а потому Ярослав не принял его сватовства. Тогда Гаральд во главе отряда викингов отправился в Византию, поступил на службу к императору, сражался с арабами и совершил множество подвигов. Есть такие стихи:

Гаральд в боевое садится седло,
Покинул он Киев державный,
Вздыхает дорогою он тяжело:
«Звезда ты моя, Ярославна!»…
И Русь оставляет Гаральд за собой,
Он едет размыкивать горе
Туда, где арабы с норманнами бой
Ведут на земле и на море.
Это Толстой. Алексей Константинович.

— Интересные стихи. Ну, а где же твоя загадка?

— На Русь Гаральд вернулся с богатой добычей и с громкой славой непобедимого викинга и скальда. Скальды — это, так сказать, представители авторской песни в древней Скандинавии. Свою самую знаменитую песню он посвятил Елизавете. За время его отсутствия ситуация в Норвегии изменилась, и Гаральд Смелый добыл себе королевский трон. Ярослав выдал за него свою дочь, и она стала норвежской королевой. И была ею в течение двадцати лет. Но в 1066 году Гаральд вздумал сражаться за английское наследство. В битве под Йорком англосаксы разбили норманнов, и Гаральд был смертельно ранен стрелой. И тут начинается загадка. В том же 1066 году, вскоре после гибели Гаральда, Елизавета становится женой датского короля Свена. Почему? Это не вяжется с традиционным представлением о супружеской верности русских княгинь. И потом, Гаральд Смелый, этот богатырь, рыцарь, мореплаватель, поэт, — разве он из тех мужей, которых быстро забывают?

— Ситуация прямо как в шекспировском «Гамлете».

— Правильно, и мне приходило такое сравнение! — воскликнула Нина, обрадованная тем, что ее понимают. — Да, отец Гамлета тоже был полон достоинств, и все же Гертруда, «башмаков не истоптав», вторично выходит замуж. Кстати, сюжет «Гамлета» Шекспир взял у датского историка Саксона Грамматика. Я даже состроила в уме такую гипотезу: а не послужила ли Елизавета прототипом той самой королевы, о которой писал Саксон Грамматик? Конечно, это маловероятно, но… А больше всего меня интересует вот что: неужели дочь Ярослава Мудрого могла быть настолько бездушна и глупа, что не оценила такого мужчину, как Гаральд? Этого не может быть, и я не хочу, чтоб так было. Но в чем причина ее поступка?

Нина говорила, увлекаясь, и румянец вдохновения пылал у нее на щеках, а глаза сверкали. Она смотрела куда-то в сторону, словно видела за книжными полками далекие времена и страны. Но, загоревшись новой мыслью, она быстро повернулась к Ярославу и посмотрела ему в лицо. Он не успел отвести взгляд, и Нина прочла в его глазах нечто удивительное. Это длилось только миг, но она была почти уверена, что взгляд Ярослава выражал восхищение и нежность. Хотя, наверное, ей это только показалось…

Запнувшись лишь на мгновение, она продолжала:

— Так в чем причина такого поступка Елизаветы? Летописи не копаются в психологии, они сообщают только голые факты. Известно, например, что у Гаральда от Елизаветы были только дочери. А сын и наследник Олаф рожден наложницей. Так, может быть, в этом и кроется разгадка? Обида, ревность… Особенно это объяснимо, если Олаф родился не до, а после женитьбы Гаральда на Елизавете. Значит, Гаральд не только изменял своей жене, но и в открытую признавал наследником ребенка от другой женщины. Конечно, гордую Елизавету это могло оскорбить так больно, что любовь перешла в ненависть. Тогда ее поведение после гибели Гаральда объяснимо с психологической точки зрения. Ну, а если Олаф родился еще до женитьбы Гаральда, тогда объяснения нет. Добрачные связи мужчин никогда не считались большим грехом. Вот почему мне так хочется знать, когда родился Олаф.

— По-моему, ты все усложняешь. А если причина только в том, что Елизавета привыкла быть королевой и хотела оставаться ею? Не норвежской, так датской. Она ведь знала, что при дворе у пасынка не будет иметь ни власти, ни уважения. Может быть, даже жизнь ее там оказалась бы в опасности.

— Она могла бы вернуться в Киев… Это было бы достойней, чем предавать такого мужчину, как Гаральд…

— У тебя удивительное умение восхищаться абстрактными героями, но при этом игнорировать реальных мужчин, — усмехнулся Ярослав.

Его слова вернули Нину к действительности. Она быстро встала, схватила сумочку и с нервным смехом сказала:

— Я что-то совсем заболталась. Видишь, Ярослав, как опасно подбрасывать мне всякие абстрактные темы. Я если чем увлекусь, меня не переслушаешь. Пойдем. Ты, наверное, спешишь.

Она быстро направилась к выходу, прощаясь по пути с сотрудницами и не оглядываясь на идущего следом Ярослава.

Уже на улице, усаживаясь в машину, она сказала ему:

— Извини, что задержала тебя своей болтовней.

— Нечего извиняться. Я ведь не робот, иногда хочется отвлечься, поговорить о чем-то для души. Тем более, что ты интересно рассказываешь. — Он положил руку на спинку сиденья, почти касаясь плеча Нины. — Если сейчас тебя увлекает эта тема, расскажи что-нибудь еще. Или стихи почитай, ладно?

Когда они выехали на набережную, он повторил просьбу насчет стихов:

— Что за песню посвятил Гаральд Ярославне? Перевод есть?

— И не один. Но самый лучший у Константина Батюшкова. Ему удалось передать энергию поэзии викингов. Вот послушай:

Нас было лишь трое на легком челне,
А море, я помню, вздымалось горами,
Ночь черная в полдень нависла громами
И Гелла зияла в соленой волне.
Но волны напрасно, яряся, хлестали, —
Я черпал их шлемом, работал веслом.
С Гаральдом, о други, вы страха не знали
И в мирную гавань влетели с челном.
А дева русская Гаральда презирает…
Нина читала с подъемом, может быть, потому, что ей нравилась быстрая езда, простор набережной, ветер, охлаждавший горячие щеки. И еще ей нравился интерес, с которым слушал Ярослав. Среди людей его типа она не встречала таких собеседников. А впрочем, можно ли Ярослава подогнать под какой-то «тип»?

— Ты сегодня рано освободился, — сказала Нина, когда они уже подъезжали к дому. — Непривычно деже… Как идут дела?

— Трудно. А освободился рано потому, что хочу обсудить проблемы на дому. С ближайшими помощниками. Кстати, познакомишься с ними. Елагина ты знаешь, он был на свадьбе. А вот Костя Чепурной, лучший мой друг, кстати, тогда был в отъезде, прийти не мог.

В этот вечер Нина поняла, что «обсудить на дому» означало споры до самой ночи среди схем, чертежей и расчетов, листы которых были разбросаны по всей комнате.

Елагин, которого Нина едва разглядела на свадьбе, оказался невысоким, лысоватым бодрячком лет сорока с небольшим. Как догадалась Нина, он выполнял обязанности экономиста или бухгалтера. А Костя Чепурной выглядел одного возраста с Ярославом, только был попроще и с виду, и в разговоре. Костя, очевидно, не будучи силен в теории и технологии, неплохо разбирался в практических вопросах. Нина слышала, как он четко реагировал на указания Ярослава и сходу отвечал, где и с кем будет договариваться, что и как можно быстрее и выгоднее изготовить, получить, обменять.

Нина, конечно, не разбиралась в их делах, но поняла, что речь идет о переоборудовании какого-то цеха. Ей неудобно было бы стоять и слушать разговоры, но, когда она проходила мимо комнаты и заглядывала туда, то улавливала отдельные фразы. Например, Ярослав, склонившись над какой-то схемой, делал пометки и объяснял, где можно сэкономить, а где экономия выйдет боком, обернется потерями. В другой раз она услышала, как он говорил: «Если этот узел не раскрутим за месяц, прибыли не жди. Еще и в долги влезем. Тут — в лепешку разбейся, но обернись. Время — деньги». Потом еще она слышала, как Ярослав, разговаривая с кем-то по телефону, сказал: «Ну, насчет этих станков пусть он мне лапшу на уши не вешает. Я сам механик».

Впервые Нина подумала о Ярославе не как о «дельце», а как о специалисте своего дела. Да, он был профессионалом в какой-то области, а, кроме того — организатором, способным держать в голове очень многое и руководить людьми самыми разными. Где же успел он получить столько знаний и навыков? В какой среде вращался до сих пор? Кто были его друзья-приятели?

Он сказал, что Костя — лучший друг. Но Костя по сравнению с Ярославом простоват: сельский акцент, жаргонные словечки, явное игнорирование «маркетинговой» терминологии. Нина была уверена, что, если бы не ее присутствие, то речь Кости крепко приправлялась бы и непечатными оборотами. Конечно, Костя, судя по всему — хороший помощник и верный друг, но все-таки что у них общего с Ярославом? Где началась их дружба?

Нина, приняв роль радушной хозяйки, накормила гостей ужином. Они выпили «за окончание первого этапа работ». Елагин, развеселившись, так и сыпал анекдотами, а иногда не к месту напевал: «Когда я в НИИ мээнэсом служил, был молод, имел я силенку…» О прежней научной работе у него явно остались только скептические воспоминания.

Костя был не очень разговорчив, но не из-за угрюмости, отнюдь. Нине показалось, что он немного робеет в ее присутствии. Интересно, что он будет рассказывать о ней своим знакомым? Нине совсем не хотелось выглядеть чопорной и заносчивой, а потому она старалась вести себя просто, раскованно: выпила пару рюмок, смеялась над анекдотами Елагина и незамысловатыми шутками Кости, поддерживала, как могла, разговоры о политике, бизнесе, о спорте. Ей приятно было видеть, что ее присутствие оживляет мужчин. Несколько раз Нина встречалась глазами с Ярославом, и в какой-то момент ей показалось, что его взгляд стал таким же, как тогда, в библиотеке. Что за странное выражение затуманенной нежности почудилось ей в этих всегда строгих, иронично-холодных глазах?

Ярослав и Юрий Елагин обращались друг к другу по имени-отчеству, а вот Костю Ярослав называл «Котя» или «Кот»; Костя же почему-то чаще говорил не «Славик», а «Тор». Нина обратила внимание на это прозвище и, когда, уже ближе к полуночи, гости ушли, спросила у Ярослава:

— А почему вы с Костей так несолидно друг к другу обращаетесь? Вы что, знакомы еще с детского сада?

— Хуже. Вместе служили в армии. Там познакомились и подружились.

— Вот как… Значит это друзья-однополчане прозвали тебя «Тор»?

— Оттуда пошло.

— Тор… Это, кажется, бог-громовержец у древних скандинавов… Что, у вас там кто-то увлекался мифологией?

— По фамилии прозвали. Торич — Тор.

— А, кстати, откуда у тебя такая фамилия? Не очень местная.

— Дед по отцу был родом из Белоруссии.

— А прибалтов или скандинавов у тебя в роду случайно не было? В тебе есть что-то от викинга. Поэтому прозвище «Тор» вполне подходящее.

— Что-то у нас сегодня все время всплывает скандинавская тема, — улыбнулся Ярослав.

— Ну, что ж делать. Мы, восточные славяне, крепко повязаны с варягами.

— И с греками тоже. Все-таки они нас крестили.

— И путь «из варяг в греки» через наши земли проходил… Кстати моя прабабушка по маме — из мариупольских греков. Ее я, конечно, не помню, а вот бабушку запомнила хорошо; мне было десять лет, когда она умерла. Красивая была женщина… и такая величественная…

— Выходит, и в тебе осьмушка византийской крови? — улыбнулся Ярослав.

— Да. Но чертами лица я на бабушку совсем не похожа. Разве что брови чуть-чуть… Да вот еще волосы.

Ярослав приподнял пальцами прядь ее роскошных темно-каштановых волос и с шутливым пафосом продекламировал:

— Перед Кассандрой с ее волосами безумной менады
Так и застыл, говорят, вождь величайший Атрид.
— Что?.. — удивилась Нина. — Ты цитируешь античных авторов? Разве в вашем техническом вузе это проходили?

Нина встретилась с ним взглядом и вдруг поймала себя на мысли, что уже не смотрит на Ярослава как на врага и даже забыла о своей главной миссии в его доме — найти и выкрасть зловредные бумаги. Ярослав вел себя так корректно и дружелюбно, что ей стало стыдно за свои коварные намерения.

Наутро Нина проснулась от странного ощущения, будто на нее кто-то смотрит. Сквозь сон она чувствовала этот взгляд, но, когда открыла глаза, никого рядом не увидела. Она села на кровати, удивленно оглядываясь. Дверь в спальню была закрыта — хотя, конечно, не заперта. Лоджия слегка приоткрыта — начало июня выдалось очень жарким но вряд ли кто-то заберется на шестой этаж, чтобы заглянуть к ней в комнату. На всякий случай она выглянула на лоджию, потом прошла в комнату Ярослава. Его там не было. Он брился в ванной. Нина с искренним простодушием сообщила:

— Мне показалось, что в мою комнату кто-то заглядывал. И взгляд был такой пристальный, что я даже проснулась. Случайно не ты приходил?

Ярослав оглядел ее с ног до головы и в своей обычной иронической манере сказал:

— А что, стоило бы заглянуть, чтоб увидеть тебя в таком неглиже.

Тут только Нина вспомнила, что стоит в одной лишь тонкой ночной сорочке, да еще на фоне окна. Смутившись, она бросилась в свою спальню и упала на кровать, лицом в подушку. Сейчас ей было стыдно не столько из-за того, что Ярослав увидел ее полуголой, сколько потому, что она смутилась и убежала, как дикарка. Нормальная раскованная девушка никогда бы так не поступила.

Нина чувствовала, как одна за другой рушатся ее уловки и попытки перехитрить Ярослава, оказаться умнее его. Какой-то внутренний голос подсказывал ей, что бесполезно соревноваться с ним, а надо принять условия игры и положиться на его честность.

Глава пятая

В выходные дни Нина дважды побывала в родном доме, но ни разу не застала там Катю. Василий Федорович ворчал по поводу того, что Катя уехала за город с какой-то сомнительной компанией, Борису ничего не сообщила и теперь надо как-то все объяснить Ильчукам. Однако Нина не слишком волновалась, зная прохладное отношение Кати к Борису. Ее больше интересовало другое и она незаметно навела Гаевого на разговор о Ярославе:

— Папа, ну как продвигаются дела? Тебя не очень критикуют из-за твоего зятя?

— Не знаю, что говорят за спиной, — пробурчал Василий Федорович. — В глаза, конечно, льстят. Я тоже вынужден его хвалить. Что поделаешь, связан по рукам и ногам.

— Ну, а сам ты что о нем думаешь… как о специалисте? Он и вправду деловой человек?

— Зачем тебе это знать?

— Да так, ради любопытства. Насколько я поняла, он по специальности инженер-механик?

— В Запорожье занимался ремонтом машин, сельхозтехники… Даже фирму организовал. Уж лучше бы он там и оставался, так нет же… сюда полез, чтобы меня взять за горло. Размах ему, видите ли, нужен. Подумаешь, какой предприниматель отыскался… Морозов — Демидов…

— Считаешь… у него не получится?

— Если даже что-то и получится, то… безнаказанно не пройдет. У нас никому не прощают успеха.

— Но ведь так будет не всегда? — с надеждой спросила Нина и, встретив удивленный взгляд отца, отвернулась, отошла к окну.

— Ты, кажется, сочувствуешь ему? — раздраженно спросил Гаевой.

— Дело не в этом. Я по-прежнему хочу, чтобы все быстрее закончилось и я вернулась сюда. Но должна тебе сказать откровенно: Ярослав заслуживает некоторого уважения. Он так много работает… А со мной ведет себя очень корректно.

— Пусть попробует вести себя иначе, — проворчал Василий Федорович. — Он знает, что если обидит тебя, на мою помощь может не рассчитывать.

Зазвонил телефон и Гаевой, взяв трубку, сразу же поморщился. По его ответам Нина поняла: звонок был от Ильчука-старшего. Василию Федоровичу пришлось объясняться по поводу отсутствия Кати.

— Господи, вот незадача, даже печень разболелась, — сказал он, закончив, наконец, неприятный разговор. — Мы с Захаром уже твердо договорились в июле свадьбу сыграть, а эта вертихвостка…

— Успокойся, папа. С Катей все уладится. И не надо так много работать, ты выглядишь очень усталым.

Нина посмотрела на хмурое, слегка пожелтевшее лицо отца и ощутила угрызения совести из-за того, что совсем забыла о своем намерении помочь ему избавиться от шантажа.

Уезжая в этот день от Гаевого, почувствовала, что больше не может терпеть неизвестности, раздваиваться, не зная, на чьей стороне правда. Она уже поняла, что требовать объяснений от отца бесполезно: он замыкался, как улитка в раковине, стоило только упомянуть о прошлом, связавшем его с Ярославом. Нина решила искать объяснений у своего законного супруга.

Сходу начать такой разговор было трудно, и она ждала удобного момента.

Однажды вечером Нина гладила одежду, привезенную накануне, и одновременно смотрела по телевизору очередной американский триллер. Однако смысл фильма ей на ум не шел, и она почему-то непроизвольно мурлыкала старую песенку, слышанную еще в детстве:

— Твои глаза такие строгие,
Что испугаться могут многие,
Но почему-то часто кажется мне,
Что столько ласки скрыто в их глубине…
И вдруг услыхала, как открывается входная дверь. Нина тотчас выключила телевизор, свет и затаилась. Ей было интересно, что же станет делать Ярослав, если подумает, что ее до сих пор нет дома. Однако он пришел не один. С ним был Костя, Нина узнала его по голосу. Они вошли, продолжая что-то бурно обсуждать. Потом Ярослав заметил: «Нина, наверное, у папеньки задержалась».

Зазвонил телефон. Ярослав с кем-то поговорил на повышенных тонах, бросил трубку и сообщил Косте, что «козел Убейкин» подставил им подножку. Дольше последовало несколько непечатных реплик Кости. А потом и Ярослав, набирая чей-то номер, выразился не менее крепко. А уж когда он принялся что-то объяснять по телефону, то прибегал к таким словесным оборотам, что Нина готова была заткнуть уши.

Вне себя от возмущения она резко распахнула дверь в комнату Ярослава и остановились на пороге, уперев руки в бока.

Всегда невозмутимое лицо Торича внезапно покрылось румянцем, а его низкий мужественный голос на несколько мгновений совсем пропал. Поспешно закончив телефонный разговор, он повесил трубку, не решаясь взглянуть на Нину. А Костя и вовсе потерялся; стоял, опустив голову и только исподлобья, со смущенной улыбкой, поглядывал на своего шефа.

Увидев столь явное смятение обоих мужчин, Нина невольно улыбнулась, постепенно начиная смеяться. А потом они смеялись уже все втроем.

— Значит, вот какова ваша культура? — спросила Нина, погрозив им пальцем. — Слава Богу, хоть в присутствии женщин вы еще как-то сдерживаетесь…

— Прости. Мы же не знали… — с виноватым видом повторял Ярослав.

Нина вышла из комнаты и задумалась о нем. Он опять открылся ей с новой стороны. Не из-за мата. Этим грешили даже самые рафинированные интеллигенты. Но для «тех» интеллигентов это чаще была поза, дань моде, «стеб», показуха. А у Ярослава получалось слишком уж естественно. Когда же он притворялся? Когда цитировал Фицджеральда и Овидия или только что, когда обнаружил столь крутое красноречие? Впрочем, он, наверное, из тех людей, о которых Высоцкий пел:

«Я могу одновременно грызть стаканы
И Шиллера читать без словаря»…
Когда Костя ушел, Нина решила, что именно сейчас настал момент поговорить с Ярославом. Она вышла на лоджию, где он в это время курил, и остановилась рядом, опираясь на перила.

— Еще раз прошу прощения, но меня так допекли… — сказал Ярослав, повернувшись к Нине и заглядывая ей в глаза. — Сколько раз давал себе слово сдерживаться, но не всегда получается…

— Как раз наоборот: у тебя очень хорошо получается. Я до сего дня не предполагала, что ты употребляешь такие выражения. Меня даже удивляла твоя дружба с Костей. Я все думала: что у вас общего? Он парень явно простецкий, приблатненный, а ты…

Ярослав сделал последнюю затяжку и погасил сигарету о перила. Может быть, из-за этой сигареты и струйки дыма, которую он резко подул вперед, Нина обратила внимание на его губы. Как они могли ей показаться тонкими при первой встрече? Наверное, потому, что он их плотно сжимал. На самом деле его губы были не узкими и не широкими, а чувственными, причем, чувственными по-мужски. Такие губы могли выражать и твердость, и ласку.

Ярослав внимательно посмотрел на Нину и спросил:

— А я? Какой я по-твоему? Что ты обо мне думаешь? Как представляешь мою жизнь?

— Думаю, что ты из интеллигентной семьи. Возможно, отец у тебя был военным… или руководителем какого-то предприятия. А мама… наверное, журналисткой или научным работником. Родился ты и жил большую часть жизни где-нибудь в столице… В Москве, или Киеве, Минске или Петербурге… Ну, может, не в столице, а в крупном областном центре. Потом вашу семью постигла какая-то беда. После этого ты попал в другую среду, научился быть «крутым»… Дальше не знаю.

— Тебе двойка за проницательность, — желчно усмехнулся Ярослав. — Ничего не угадала. Я из семьи самых что ни на есть простых работяг. Отец и мать у меня детдомовские. Осиротели во время войны. У отца хоть документы сохранились, а матери и года не было, когда ее из Ленинграда вывезли. Росли они в разных детдомах, а встретились на строительстве завода в Донецкой области. Там и поженились. И родился я не в столице, а в маленьком промышленном городе, каких много на востоке Украины. Ты, наверное, ни разу не была в таких городах. Они построены вокруг завода, шахты или рудника, и сами похожи на один сплошной серый завод. Но люди там живут неплохие. И довольно образованные.

— Техническая интеллигенция в нашем регионе очень сильна…

— Так вот, прожил я в этом маленьком запыленном городе до десяти лет. Потом отцу предложили работу в Запорожье, — там строился новый цех, и бывший начальник отца был туда назначен руководителем. Мы подумали: областной центр, да и квартиру новую обещают в течение года. Перебрались, жили в семейном общежитии, потом в коммуналке. Постепенно все налаживалось: зарплата у отца была приличная, мать устроилась секретарем-машинисткой, квартиру нам вот-вот должны были дать. И тут… все рухнуло.

— И к этому имел отношение мой отец? — спросила Нина, едва дыша.

— Ну, хватит разговоров, — оборвал Ярослав и, резко повернувшись, ушел с лоджии.

Нина бросилась вслед за ним и уже в комнате преградила путь.

— Если думаешь, что так просто уйдешь от объяснений — ошибаешься, — решительно заявила она. — Я не отстану от тебя, пока не узнаю всей правды. Садись и рассказывай.

Она почти толкнула Ярослава в кресло, а сама села рядом на диван и приготовилась ловить каждое слово. Она понимала, что если упустит эту минуту откровенности, следующая может не наступить вовсе.

Ярослав смотрел на нее одним из своих странных неопределенных взглядов и молчал.

— Ну, рассказывай же! — поторопила его Нина.

— Долго рассказывать… К тому же, я дал слово не говорить об этом.

— Ему?

— Да.

— Освобождаю тебя от этого слова.

— Ты?.. — в глазах Ярослава мелькнуло удивление.

— Да, я. Я — его дочь, хоть и не родная.

— Ты знала об этом?

— Случайно. Но это не важно. Интересней то, что и ты об этом знал. Видно, капитально наводил справки о нашей семье.

— Откуда знаешь, что об этом мне известно?

— Когда ты первый раз пришел к нам, я подслушала ваш разговор с отцом. Не с самого начала. Я до сих пор не могу понять первопричину твоей ненависти. Скажи, ну скажи мне! — Она даже схватила его за рукав, заглядывая в глаза. — Я раздваиваюсь оттого, что мне это непонятно. Я ведь уважаю тебя… За твой ум, волю, целеустремленность. А сейчас вот я еще узнала, что ты — человек, сделавший сам себя. «Self made man»… Но и его… Гаевого я всегда считала своим отцом. В быту он хороший, добрый человек. Может, это и не идеал гражданина, но и не хуже других. Да, он поступал не всегда честно, но разве он один? Как говорится, кто без греха, пусть бросит в него камень… Когда нет возможности честным путем избавиться от прозябания, сильные и умные люди находят обходные пути.

— И выплывают наверх, утопив других, — резко сказал Ярослав и рука его непроизвольно сжалась в кулак.

— Расскажи, наконец! — почти взмолилась Нина.

— Хорошо. Тем более, что ты освободила меня от слова, данного Гаевому. И вообще… чем меньше будет между нами тайн, тем лучше.

Ярослав встал, подошел к окну и начал говорить, не глядя на Нину. А она не спускала с него глаз, вслушивалась в голос, который сейчас звучал глухо, с хрипотцой:

— Двадцать лет назад Гаевой был еще молодым и мало кому известным юристом. На быструю карьеру ему трудно было рассчитывать. Но он был честолюбив и неразборчив в средствах. И когда представился случай прыгнуть сразу на несколько ступенек вверх, Гаевой не преминул этим воспользоваться. Один очень сильный, богатый, могущественный человек совершил убийство. Улики были налицо. Однако Гаевой показал себя в этом деле виртуозом. Вместо большого человека убийцей сделали маленького, простого работягу, случайного прохожего, оказавшегося в тот день близко от места преступления. Что стоило опытным спецам запутать этого беднягу и выбить из него нужные показания! Его упекли в тюрьму на большой срок. А Гаевой после этого дела круто пошел вверх. Помог большой человек…

Минуту длилось тяжелое молчание, потом Нина встала, подошла к Ярославу и осторожно, почти невесомо, положив руку ему на плечо, сказала:

— Прости, что заставила тебя вспомнить об этом…

Он повернул голову и встретился с ней взглядом.

— Дети не отвечают за родителей, — тихо продолжала Нина, — но мне все-таки очень стыдно… и так скверно на душе. Я впервые в жизни рада, что он мне не родной отец.

— А хоть бы и родной? Твоей вины тут нет.

Нина и Ярослав сели на диван. Некоторое время молчали, не глядя друг на друга. «Моя вина тут есть, — вдруг подумала Нина. — Ведь Гаевой тянулся по службе во многом ради нас, ради своей семьи. И я пользовалась этим». Впервые «не всегда честные» поступки Гаевого перестали быть для нее какой-то абстракцией, чем-то далеким и не столь уж важным. Контуры живой человеческой судьбы разорвали ту защитную оболочку, которой Нина всегда отгораживалась от неудобных реалий.

Теперь ей хотелось знать все до конца, чтобы вжиться в судьбу Ярослава и попытаться понять ход его рассуждений и поступков.

— Что же было дальше? — спросила она после очень долгой паузы. — Твоего отца посадили в тюрьму, а вы с матерью остались в коммуналке?

— А могло ли быть иначе? Кто бы нам помог? Родственников никаких. Влиятельных друзей тоже. Но даже те, кто хорошо знал отца по работе, не особенно старались его защитить. Да и что бы они могли сделать? В общем, остались мы с матерью одни. Жилье — хуже некуда, соседи — пьянчуги. Денег не было. Мать пошла работать на завод в горячий цех. Иногда ездила на свидания к отцу. Он, конечно, первое время писал прошения, чего-то добивался. Потом перестал. Аппаратное общество всегда было безжалостно к маленькому человеку. Когда я это понял, то решил: все сделаю, чтобы не остаться «маленьким человеком». Но, пробиваясь наверх, не буду ломать чьи-то судьбы. Никогда. Правда, я не сразу до этого дошел…

— Когда погибла твоя мама?

— Мне было семнадцать. Я в институте учился, на вечернем. Днем работал в гаражах, машины ремонтировал. Однажды возвращаюсь с работы, а соседки возле подъезда встречают и начинают жалостно причитать… Ну, в общем, это не лучшие воспоминания в моей жизни.

— Прости, не надо об этом. А что было потом? Армия?

— Об этом тоже не надо. Службу вспоминать не люблю. В общем, отслужил, вернулся домой. Через год и отец из тюрьмы вышел. Он мне всю правду и раскрыл, кто и как ему срок припаял. Пока отец находился в тюрьме, много чего узнал. Конечно, хотел отомстить. Ему для этого и жизни было не жалко. Но прожил он только несколько месяцев, потому что вернулся из зоны развалиной. Он умер, а я точно знал, кому обязан своим «счастьем». Правда, этих людей еще надо было найти и подобраться к ним. Ну, а дальше ты знаешь… в общих чертах.

Нина молчала и сбоку поглядывала на Ярослава. Ей хотелось что-то сказать ему, но она не находила слов. Его рука — крепкая, загорелая, с длинными пальцами — лежала на подлокотнике кресла. Ей нестерпимо захотелось накрыть руку Ярослава своей, но Нина не решалась. Как он расценит ее жест? Вдруг не поймет, что это порыв дружеского участия, знак уважения и поддержки?

— Ладно, уже поздно, — сказал Ярослав, поднимаясь. — Вечер воспоминаний окончен.

— Подожди! — Нина порывисто встала вслед за ним. — Могу я у тебя попросить фотографию твоих родителей?

— Зачем? Ничего интересного, обычные люди. Но, если хочешь…

Ярослав, отпер ящик письменного стола и вытащил оттуда альбом. Другой же ящик оставался закрытым.

— Там — тоже фотографии? — указывая на запертый ящик, спросила Нина.

— Нет, скорее документы. Но не те, о которых ты думаешь.

— Я вовсе ни о чем таком не думала, — смутилась Нина и стала поспешно листать альбом.

Старые фотографии напоминали кадры из добрых фильмов конца шестидесятых. Была какая-то надежность и бесхитростность в этих лицах, в сетчатых «шведках» и капроновых блузках с цветастыми штапельными юбками. То были люди, молодость которых проходила на стадионах и водных станциях, на танцплощадках и в заводских клубах, в кинотеатрах и на вечеринках «в складчину». Они, как и ее родители, тоже были из поколения «стиляг», но стиляг не центровой элиты, а рабочей среды.

Нина засмотрелось на семейную фотографию, сделанную, очевидно, в маленьком районном фотоателье. Типовая схема: ребенок сидит между напряженно улыбающимися родителями. Совсем еще малыш, но в нем уже угадываются черты нынешнего Ярослава. Мать — стройная, белокурая, с миловидным лицом — бережно держит его за ручку. И одет малыш с иголочки. Детдомовская девчонка, никогда не знавшая родительской ласки, была, наверное, образцовой матерью и женой. А отец Ярослава — плечистый, с простым лицом и доброй улыбкой — казался воплощением надежности. Дальше — маленький Ярослав на велосипеде, Ярослав-подросток — с футбольным мячом, Ярослав-юноша — на паруснике, среди яхтсменов. Потом было несколько армейских фотографий. На трех она узнала Костю. Дальше — Ярослав на пляже с двумя симпатичными девушками. Затем — пикник в лесу, и Ярослав сооружает треножник над костром. Тут Нина поймала себя на мысли, что разглядывает не столько родителей Ярослава, сколько его самого. Она вернулась к началу альбома, еще раз всмотрелась в лица людей, которых больше нет. На одной из фотографий отец Ярослава был заснят, очевидно незадолго до смерти и узнать его было трудно. Нина закрыла альбом и отдала Ярославу. Ей хотелось сказать ему что-то приятное и она похвалила его родителей:

— Твои мама и папа были, наверное, очень хорошими людьми. У них такие добрые лица.

— Да, в молодости они были добрые. Но потом жизнь их озлобила. Посмотрела? Ну, все, больше не будем возвращаться к этой теме. Спокойной ночи.

Глава шестая

После разговора с Ярославом Нина ходила как потерянная. Девушке не хотелось ни видеть, ни слышать Гаевого. Она не приезжала к нему и не звонила, на звонки Василия Федоровича отвечала нехотя. Гаевой, обеспокоенный поведением Кати, кричал в трубку, что «вертихвостка» связалась с «каким-то прохиндеем» и отказалась от встреч с Борисом. Нина успокаивала, говорила, что все уладится. Слова давались с трудом. Нина злилась и на себя, и на Гаевого потому, что вынуждена притворяться, не может сказать правду.

Некоторое время она чувствовала неловкость перед Ярославом, но муж вел себя по-прежнему ровно, как будто ничего не изменилось, и постепенно Нина успокоилась.

Однажды, проснувшись утром, она услышала, как Ярослав громко и радостно говорит с кем-то по телефону. Подошла к двери, прислушалась.

— Костя, улови, какое совпадение! — сообщал Ярослав. — Женька завтра приезжает! А послезавтра Севка пожалует в гости к теще. Ну да, у его жены родители здесь живут, в Подгородном. В кои-то века соберемся вместе! Событие, а? Без вылазки на природу не обойтись. Так что, Кот, на тебя вся надежда. Ты у нас по этой части главный организатор.

Нина набросила халат и вышла в комнату Ярослава.

— Доброе утро, — сказала она с улыбкой. — Ты так кричал, что я поневоле услышала. К тебе друзья приезжают?

— Ага. Однополчане. — Ярослав все еще продолжал радоваться. — Последний раз вместе собирались три года назад.

— Ты, наверное, из тех людей, которые превыше всего ценят дружбу.

— Так бывает, когда человек рано теряет семью, а новую долго не приобретает. Правда, сейчас у меня вроде как есть семья, но временная и фиктивная.

Не зная, что сказать, Нина отвернулась. Ей стало тоскливо при мысли, что придется возвращаться в дом отца, которого она уже не могла так безоговорочно любить и уважать, как раньше. Еще тоскливее становилось, когда думала об абсурдности отношений с Ярославом. Сознание собственной ненужности и неполноценности делало жизнь бессмысленной. Нину охватила новая волна ненависти к подонку, когда-то лишившему ее способности любить и быть любимой.

А Ярослав… о, этот найдет свою судьбу, но с другой женщиной. А к временной жене он, в лучшем случае, сохранит дружеские чувства, симпатию и снисходительность. И это еще хорошо, что Ярослав не перенес на нее свою ненависть к Гаевому.

— Послушай, Нина, — заговорил Ярослав деловым тоном, — завтра ко мне друг приезжает из Подмосковья. Женя. Здесь пробудет дня три-четыре по делам. Сама понимаешь, неудобно не поселить его у себя. Он не знает, что наш брак — фиктивный. Поэтому нам с тобой придется эти три ночи провести в одной спальне. Не беспокойся, я буду приносить с лоджии раскладушку, а дверь в спальню запирать изнутри, чтобы Женька случайно не заглянул и не узнал нашу тайну. Как ты на это смотришь?

— Почему меня спрашиваешь? — пожала плечами Нина. — Условия ведь ставишь ты.

— Действительно, как я запамятовал? — Он подошел к Нине, внимательно заглянул ей в глаза. — Что-то случилось? Почему упало настроение?

— Ничего. Это мои проблемы.

Нина быстро вышла из комнаты. Она и сама не могла понять, почему так муторно стало на душе, откуда это чувство беспокойства и растерянности.

Женя оказался парнем общительным и шумным. Чуть ли не с порога перешел с Ниной на «ты», рассказал ей все о себе и своей семье. Притом подчеркнул, что «значительно опередил Ярослава по срокам», что его сыну уже пять лет, а жена вот-вот родит еще и дочку.

— А тебе, Тор, надо неверстывать упущенное с двойной энергией, — говорил Женя, поглядывая на Нину. — Выбирал слишком долго. Конечно, выбрал по высшему разряду, ничего не скажешь. Нина, он тебя, наверное, на конкурсе фотомоделей высмотрел? Ему позавидовать можно.

— Вряд ли, — заметила Нина с иронией. — Если бы ты жил в нашем городе, то знал бы: у меня здесь не очень хорошая репутация.

— Что это значит?! — с шутливым испугом воскликнул Женя.

— Совсем не то, о чем подумал, — рассмеялась Нина. — Просто обо мне знакомые говорят: мол, я «с шизой», со странностями…

— Но это же то, что надо! — перебил ее Женя. — Тору как раз и нужна была жена со странностями. Он и сам такой. Романтик до мозга костей.

— Он — романтик?.. — удивились Нина. — А мне казалось, совсем наоборот.

— Многим так кажется. Тор умеет натянуть маску делового сухаря. На самом же деле — мечтатель, каких мало.

— Не может быть, — все больше удивляясь, сказала Нина. — Если бы он был мечтателем, не смог бы вести столько дел.

— Заблуждение, Нинон, — возразил Женя, прихлебывая холодный квас и обмахиваясь газетой. — Ух, ну и жара у вас… Деловому человеку особенно необходимо живое воображение, полет мечты, фантазии… Ну, конечно, мечтательность должна быть не маниловская, а действенная… скажем, как у героев Джека Лондона. Кстати, это любимый писатель Тора. Знаешь?

— Догадываюсь, — улыбнулась Нина. — Если б Ярослав был актером, из него бы вышел неплохой Мартин Иден или Элам Харниш.

Она посмотрела на Ярослава, который до сих пор молчал, слушая диалог Жени и Нины.

— Похож, похож, — согласился Женя. — И внешностью, и характером. Не удивительно, что его полюбила такая красивая девушка.

— Какую ты имеешь в виду? — Нина рассмеялась, чувствуя, что смех получается не очень естественным. — Насколько мне известно, у вашего Тора было много разных девушек.

Женя переглянулся с Ярославом и, подняв указательный палец, провозгласил:

— Насколько ей известно! Улавливаешь, Тор, что для женщин самое главное? Что их больше всего интересует? Все простят, но наличие соперниц — никогда!

— Ладно, кончай трепаться, — по-простецки сказал Ярослав и хлопнул друга по плечу. — Рассказывай, какие планы.

— Очень нужно красивой женщине слушать о наших планах и соцобязательствах! — воскликнул Женя. — Об этом мы с тобой поговорим сами. А в отношении Ниночки у меня вот какие планы: повести ее сегодня вечером в ресторан. Ну, конечно, в придачу придется взять и ее супруга, куда денешься. Кстати, а где наш Кот-Бегемот?

— Увидишь скоро, не волнуйся, — ответил Ярослав.

— Нина, возьми Константина под свою опеку, — объявил Женя. — У парня на счету уже два развода и одни алименты. Куда это годится? Без счастья в личной жизни далеко не уедешь. Теперь, слава Богу, Тор устроился, остепенился, пора и за Костю взяться. Поэтому, Ниночка, перебери в уме своих подруг…

— Слушай сюда, — перебил его Ярослав. — Завтра Сева с Таей приезжают. А послезавтра вместе на природу.

— А запослезавтра я отправлюсь в обратный путь, — вздохнул Женя. — Опять эти границы, таможни… Не могу привыкнуть.

— Потому, что нам это ни к чему, только мешает, — сказал Ярослав. — А тот, кто от границ и таможен имеет пользу, будет держаться за них руками и зубами.

— Это верно, — вмешалась Нина. — Вот у моей сотрудницы брат недавно пострадал. Закупил в России большую партию товара, деньги под проценты занял. А наша таможня продержала целый месяц. Ровно столько, сколько надо было, чтобы его долг возрос вдвое. Парню, естественно, заплатить было нечем. Пустился в бега. Его нашли, избили до полусмерти. Потом он все пытался узнать, какая связь между его кредиторами и таможенниками.

— В нашем бывшем общем отечестве таких историй — пруд пруди, — вздохнул Женя. — Техас начала века. Только мы с тобой, Славка, никогда не скажем, что Боливар не выдержит двоих, верно? И пока мы этого не скажем, — мир не рухнет. За это мы и выпьем сегодня вечером.

— И сегодня, и всегда будем пить за это, — подтвердил Ярослав.

До вечера Нина пребывала в радостном настроении. Не столько предстоящий поход в ресторан был тому причиной. Ей вдруг стало интересно жить. Она обнаружила, что каждый день открывает для себя что-то новое, словно астронавт на чужой планете. И этой незнакомой, постепенно изучаемой планетой был Ярослав. Она вдруг поняла, отчего мудрецы говорили, что каждый человек — вселенная.

И вечером ее снова ждало открытие. А начиналось все даже комично. Перед входом в ресторан Нина заметила Борю Ильчука в компании каких-то приятелей. Нина хотела кивнуть ему издалека, но он, увидев ее, отвернулся. Она пожала плечами и, усмехаясь, подумала про себя, что обида на Катю у Бориса зашла очень далеко. Нина заметила, что Боря шепчется с дружками, поглядывая в ее сторону. Потом он вдруг резко повернулся и куда-то исчез. Нина только посмеялась про себя над ужимками Бориса, но ничего на стала говорить своим спутникам.

Однако этот короткий эпизод получил неожиданное продолжение. Боря в ресторан не пошел, но его приятели, все четверо, не только пошли, но и заняли столик неподалеку от Нины. Она была уверена, что если бы не ее неожиданное появление, то Борис тоже был бы среди них.

Когда заиграла музыка и первые парочки отправились танцевать, один из «Борькиной» компании, уже порядком поднабравшийся, нетвердыми шагами приблизился к их столику и пригласил Нину на танец.

— Нет, — решительно отказалась она. — Я танцую только со своими спутниками. Пойдем, Женя.

Пока они с Женей танцевали, в компании возникло некоторое замешательство. Неестественно возбужденные приятели глупо хохотали, кивали в сторону Ярослава и Нины с Женей, громко, по именам, подзывали официанток. Похоже, они были здесь завсегдатаями.

Следующий танец Нина собралась танцевать с Ярославом. Они уже поднялись из-за столика, как вдруг… она даже не сразу поняла, что это было. Какое-то непонятное движение за спиной, чей-то дурацкий смех, чья-то рука у Ярослава на плече, и голос врастяжку: «А-а, Рэмбо, местный вариант… Как там на вашем памятнике написано? — «Лягло костьми людей муштрованих чимало». Хоть бы рассказал о своих подвигах, а?»

И — мгновенная реакция Ярослава: поворот, резкий захват руки, слова, брошенные прямо в нахальное и линяющее от испуга лицо: «А вот об этом — не надо. Понял, или объяснить?»

«Шутник» заматерился, пытаясь скрыть свой испуг, и даже намерился ударить Ярослава коленом в живот; но Торич сделал быстрое движение в сторону, одновременно крутанув противника и тут же отпустив его руку. «Шутник» кувырком полетел вперед и попал прямо под ноги официанту, уронившему поднос ему на голову.

Трое приятелей поспешили на выручку. Один из них успел наброситься на Ярослава сзади, когда тот отшвыривал в сторону «шутника». Другой размахнулся бутылкой, нацелившись в голову Ярославу. Третий, выкрикивая угрозы, вытащил из кармана нож с пружинным лезвием. Женя вскочил с места, молниеносно вывернул руку «бутылочнику» и ногой поддел «приятеля» с ножом, заставив его по-лягушачьи растянуться на полу. Ярослав тем временем освободился от захвата сзади и отбросил противника прямо на его столик. Зазвенела разбитая посуда, завизжал кто-то из посетителей.

Ярослав и Женя стали рядом, плечом к плечу. Двое против четверых, но перевес явно был не на стороне большинства. Приятели Бориса подбадривали себя ругательствами и демонстрировали все виды холодного оружия, но нападать не решались. К месту потасовки ринулись официанты. метрдотель, а также здоровенный медлительный детина, выполнявший роль вышибалы. Четверку, как завсегдатаев, не стали особенно трепать, хоть они и были зачинщиками драки, но увели подальше для серьезного разговора.

Нина даже не успела испугаться, но не могла прийти в себя от удивления. Она опять села на место и, переводя взгляд с Ярослава на Женю, спросила:

— Ребята, что они вам говорили?.. Выходит, вы служили в Афгане?

— А ты не знала? Он что, тебе об этом нерассказывал? Похоже на Тора. Другие вспоминают часто, — кто с гордостью, кто с горечью. А Тор словно вычеркнул это прошлое из своей жизни. Хотя, я уверен, что вспоминает об этом часто. Можно наложить запрет на разговоры, но не на память.

Женя все еще был возбужден. Ярослав казался спокойным, но Нина не могла забыть, какое холодное бешенство сверкнуло в его глазах, когда он заломил руку пьяному нахалу. Когда-то Ярослав показался ей флегматиком. Но какие же бури могут бушевать за этой внешне бесстрастной оболочкой, — подумала она.

— Стараюсь не вспоминать, — сказал Ярослав, глядя куда-то в сторону. — Из прошлого я вынес только одно приобретение — дружбу. Твою, Костину, Севкину.

— А это немало, — заявил Женя. — Между прочим, мушкетеры тоже ничего, кроме дружбы, из своих приключений не вынесли. Ну, служили они королям, кардиналам, в политику особенно не вникали, с великими идеями не носились. Зато друзей не предавали никогда. И еще. Подумай, Тор: мы с тобой как бы родились дважды. А ведь могли тогда, в восемьдесят пятом, и остаться там… навсегда. Как Витек или Тенгиз. Развеяло бы нас по ветру, даже хоронить было бы нечего. Судьба нас уберегла и грех нам на нее роптать.

Ярослав и Женя посмотрели друг на друга, молча выпили. Нина поняла, что помянули они про себя тех, кого судьба не сохранила.

Гаевой упорно не хотел рассказывать ей о прошлом Ярослава. Зато Ильчукам, как видно, кое-что доложил. Боря явно был в курсе и дружков своих поднакрутил. Нина оглянулась по сторонам. Компания куда-то исчезла, Может, перебрались в бар. Ну, а вдруг пошли за подмогой и будут поджидать где-нибудь на углу? Она поделилась сомнениями с Ярославом и Женей.

— Эти типы не опасны, — спокойно сказал Ярослав. — И потом, если меня знают, то ведают, с кем имеют дело.

— Мы и не в таких разборках участвовали, — сообщил Женя.

— Да уж, вы бывалые вояки, — невесело усмехнулась Нина. — Значит, шрам на руке у тебя оттуда? — обратилась она к Ярославу.

— И на бедре тоже, — ответил за друга Женя.

Эти слова лишний раз подтвердили, что Женя считает их брак настоящим. После развода супругов Торичей он будет горько разочарован.

— А что это мы прервались, господа? — спросил Женя и встряхнул головой, как бы сбрасывая остатки грустных мыслей. — В конце концов, старик Хайям правильно говорил:

«Небесный свод жесток и скуп на благодать,
Так пей же и на трон веселия воссядь…»
Что у нас на очереди? Танцы? Вы, кажется, собирались танцевать?

На этот раз никто не помешал Нине и Ярославу подойти к танцевальному пятачку. На них поглядывали — то ли потому, что находили интересной парой, то ли из-за недавнего короткого, но напряженного инцидента.

Пока они танцевали, в зал вошел один тип из компании, тот самый, который пытался пригласить Нину на танец. Он и сейчас уставился на нее с нахальной ухмылочкой. Издалека. Подойти не решился.

— Это что — твой знакомый? — спросил Ярослав у Нины.

— Первый раз вижу.

— Но этот тип нахально смотрит на тебя. Если еще раз попытается пригласить на танец…

— А если кто-то другой пригласит? Не будешь возражать? — спросила Нина не без кокетства.

— Ты, вижу, не так уж чуждаешься мужчин, как говорила, — заметил Ярослав с шутливой угрозой. — Смотри, я не потерплю супружеской неверности.

— Ты — такой рассудительный, бесстрастный — кажется, устраиваешь мне сцену ревности? — рассмеялась Нина. — И музыка по теме — звучит танго «Ревность!»

Действительно, заиграли знаменитое итальянское танго и певец, подражая Челентано, запел хрипловатым голосом. Ярослав прижал Нину к себе и, делая резкие переходы вперед и назад, с суровым выражением лица продекламировал:

«Послушай, Нина, я рожден
С душой кипучею, как лава…
Покуда не растопится, тверда она как камень»…
Нина подхватила:

«Но плоха забава
С ее потоком встретиться…»
Они сделали замысловатую фигуру, когда партнерша прогибается назад. И дальше продолжали в том же духе — с переходами и выпадами.

— Я уже поняла: ты человек опасный, — сквозь смех говорила Нина. — В тебе столько скрытой свирепости, что просто жуть. Не душа, а лава. А еще прикидываешься таким спокойным, умеренным и аккуратным…

Она говорила, смеясь, а про себя думала: «Герой Лермонтова ревновал, потому что любил свою Нину, а Ярослав, если и будет ревновать, так только из самолюбия». Ей было весело, но и немного грустно. Снова пришло на ум сравнение, что душа Ярослава — неразгаданная планета. По крайней мере, для нее.

В какой-то момент, оставшись наедине с Женей, она спросила:

— А что, Ярослав всегда такой скрытный? Как можно перечеркнуть свое прошлое? Или он просто бесчувственный человек?

— Ты, вижу, его плохо знаешь. Это, конечно, самородок, который очень много работал над собой. Прошлое… давило. Несколько лет назад Ярослав был… в полном смысле слова опустившийся человек. Хмурый, вечно небритый, часто напивался. Через слово — мат. В те времена Костя был против него Цицерон. Но это недолго продолжалось. Сам себя взял в руки. Поверь: Тор не бесчувственный и не бесстрастный. Просто умеет свои страсти держать в узде. Он очень сильный.

«О, в этом я не сомневаюсь» — вздохнув, подумала Нина.

На следующий день состоялся выезд «на природу», и Нина познакомилась с еще одним другом Ярослава — Севой. Сева был родом из портового города в Придунайском крае, где проживало много молдаван и болгар. Он и сам был типичный южанин с виду: черноволосый, очень смуглый, с быстрой речью и порывистыми движениями. А его жена Тая — симпатичная худенькая блондинка — была местная, и с Севой они познакомились на первой свадьбе Константина.

Сева был из семьи портовиков и речников; успел объездить несколько стран, наладить связи в «дальнем» зарубежье и войти в состав двух совместных фирм. Впрочем, Нина сразу заподозрила, что успехи и многочисленные связи Севы — скорее плод богатого воображения, да еще дань моде. Возможно, его отец — моторист, много лет ходивший по Дунаю, и дядя, работавший в порту, да старший брат, служивший на таможне, воспитали в нем с детства вкус к материальной независимости, но сам он, как заметила Нина, был в чем-то наивнее, чем даже простоватый с виду Костя. В Севе чувствовалась веселая дерзость, энергия, смекалка. В то же время, не было серьезности и основательности, свойственной его товарищам, особенно Ярославу. Он мог бы провернуть несколько удачных сделок с получением одноразовых прибылей, но его нельзя было представить во главе большого и долгосрочного дела, дающего стабильный доход. Там, где требовалось постоянно все продумывать и предусматривать, Сева скорее всего растерялся бы.

Новый «джип» — реальное доказательство Севиных жизненных успехов — был избран для выезда всей компании на природу. Костя, которому поручили организацию пикника, неплохо все предусмотрел. И место нашел удачное — речка с песчаным дном, лес, красивые берега и поляны. И припасы сделал основательные: мясо для шашлыка, овощи, фрукты, напитки. Не забыл и удочки, и котелок для ухи, и многое другое.

И все было бы хорошо в этот день, если бы не чувствовала Нина некую смутную неловкость. Временами ей казалось, что села не в свои сани и не имеет права находиться здесь, в компании не ее друзей, что она — «чужая на этом празднике жизни». Получилось, что Нина как бы обманным путем сюда проникла, не являясь тем, за кого ее принимают. Впрочем, ведь у этого обмана был еще один участник. Нина искоса посмотрела на Ярослава. Он сооружал треножник для котелка, — совсем как на фотографии из альбома. Нина с Таей в это время чистили рыбу. К ним подошел Сева, бросил в миску еще рыбину — свой улов. Сева с Таей посмеялись какой-то шутке, прижались друг к другу. Нина давно уже заметила, что этот контраст не может не броситься в глаза: Сева с Таей, женатые уже несколько лет, часто обнимаются и шутливо целуются, а «молодожены» Нина и Ярослав почти не прикасаются друг к другу. Интересно, что думают по этому поводу друзья Ярослава? Наверное, все относят за счет излишней сдержанности. Недаром Женя в какой-то момент налетел сзади на Нину и Ярослава, толкнул их друг к другу и сказал:

— Эмоций у вас маловато, ребята, эмоций!

Никогда раньше на пляже Нина так остро не чувствовала свою обнаженность. Тонкие полоски купальника почти ничего не скрывали. И, хотя она знала: ей нечего стыдиться, но все же неловко было ловить на себе быстрые и пристальные взгляды Ярослава. Нина тоже старалась смотреть на него незаметно, отводя глаза всякий раз, когда он поворачивался к ней. Она отмечала про себя, что Ярослав отлично сложен, и, наверняка, это не раз оценивали другие женщины. Интересно, а сам он знает о своих преимуществах? А если знает, почему не пользуется ими? Вот уже больше месяца со времени свадьбы Ярослав, похоже, обходится без женщин на стороне. Или, может, незаметно обставляет свои свидания? Как бы там ни было, но он выполняет свое обещание «соблюдать приличия».

Когда вся компания, разомлевшая от жары и еды, забралась в тень, Тая положила голову на грудь Севе, Костя плюхнулся в свой «персональный гамак», а Нина оказалась между Ярославом и Женей. Легла на спину и закрыла глаза, делая вид, что отдыхает. К счастью, эту неловкую для нее ситуацию разрядил Женя, который принялся вдруг рассуждать:

— Вот нашли мы тут, ребята, уголок природы. Один из немногих, что еще не испорчены людьми. Какая красота — вы посмотрите! И что человеку все блага цивилизации без этой красоты!

— А у нас и цивилизации не прибавилось, и природу загубили, — философски изрек Константин. — Перед выборами все кричат про экологию. А заводы как были старыми, так и остались. А где ж деньги брать, как не на этих самых заводах.

— Да, у вас местность не курортная, — посочувствовал Сева. — Вы к нам приезжайте. У нас и воздух чистый, и море рядышком. И политики нас не достают. Они все больше по промышленным городам ударяют. По стратегическим, так сказать, центрам.

— Вот уж поистине… как там у Бродского… — откликнулся Женя. — Не ручаюсь за точность, но примерно так:

«Если уж в империи родился, —
Лучше жить в провинции у моря:
И спокойно и от Цезаря подальше…»
— Это точно! — согласился Сева. — Без политиканов куда спокойней.

Ярослав усмехнулся и добавил:

— Кто не умеет делать дело, занимается политическим трепом. Вот им-то и не нужен порядок, а нужны потрясения, бедствия, мутная вода…

— Ну, а как же, — вмешалась Нина. — Стравливать между собой нации или классы веселей и доходней, чем вкалывать где-нибудь в конкретной отрасли.

Ярослав вдруг приблизил свое лицо к ее лицу и, улыбаясь, сказал:

— Странно слышать такое от дочери бывшего идеологического работника.

— Мой отец все-таки знает и другие способы зарабатывать деньги. А страшнее всего те «идеологи», для которых власть — единственный источник дохода. Они любую войну развяжут, лишь бы удержаться у власти.

— Что вы философские разговоры завели! — капризно сказала Тая. — Мало вам по телевизору этой политики, так вы еще и здесь…

— Правильно, Таечка, на отдыхе надо отдыхать, наслаждаться природой, — поддержал ее Женя. — А то ведь некоторые люди вообще не умеют получать удовольствие от жизни.

Последние слова он явно адресовал Нине и Ярославу, и Нина поежилась при мысли, что Женя разгадал ее тайну. Снова она почувствовала себя чужой и лишней, не умеющей ни наслаждаться жизнью, ни делать дело. От яркого солнца ее взгляд заволокло слезами и девушка поспешила надеть темные очки.

Когда отправились в обратный путь, солнце уже клонилось к закату. Впрочем, при нормальной езде можно было доехать засветло.

Но поездка получилась не совсем нормальная. На полдороге машину пришлось остановить. Нина, задумавшись о своем, не очень понимала, что случилось. Слова «карбюратор», «зажигание» ей ни о чем не говорили. И только когда выяснилось, что поломка довольно серьезная и из машины придется выходить, она почувствовала досаду. Больше всего ей хотелось сейчас добраться до дому и уйти от нелепой роли, которую вынуждена играть среди этих, в общем-то симпатичных и приятных ей людей.

— Что-то ты, Севка, вижу, ни черта в своей тачке не понимаешь, — с грубоватой прямотой сказал Костя.

— Да, Всеволод, дело плохо, так и до ночи простоим, — драматическим тоном добавил Женя и подмигнул девушкам.

— Говорила ему, чтобы с иномарками не связывался, — доверительно сообщила Тая. — Он и в наших не очень разбирается. Всегда отец ремонтировал.

— Шеф, на тебя вся надежда, — обратился Костя к Ярославу. — Если и ты не разберешься — придется здесь ночевать.

Нина с Таей отошли в сторону и остановились в тени придорожных акаций.

— Славик твой — молодец, — вздохнула Тая. — Мало того, что он — голова, так у него еще и руки откуда надо растут. И пара вы с ним — просто класс. Так смотритесь вместе. Только сухари ужасные, ведете себя, как стариканы, которые прожили вместе полсотни лет. Или вы, может, поссорились недавно, теперь дуетесь друг на друга?

— Точно, у нас был конфликт, — с готовностью подтвердила Нина.

Она рассеянно слушала Таину болтовню, а взгляд ее помимо воли устремлялся туда, где четверо друзей возились с машиной. Впрочем, похоже было, что Сева и Женя больше суетятся и «поднимают волны», а дело делает Ярослав, да еще Костя при нем — как ассистент при хирурге.

Женя, осознавший свою бесполезность, вскоре подошел к девушкам.

— Пусть Сева учится, а мне это как-то ни к чему. Нет у меня к автосервису призвания. В конце концов, каждый должен делать свое дело.

— Да, но какой у нас автосервис среди дороги? — откликнулась Нина. — Наверное, у Ярослава ничего не получится…

— У него получится. Тор у нас специалист. Смолоду работал в гаражах. А я по механическим делам никто.

— Ты хоть сам это признаешь, — заметила Тая. — А Севка такой самоуверенный: хватается за то, чего не умеет.

Через некоторое время их окликнул Костя: «Готово, ребята!»

Сева громогласно заявлял, что теперь и он разобрался, в чем дело.

— Разобрался — слава Богу, — сказал Ярослав, вытирая руки. — Это ты завтра будешь доказывать. А сейчас я сяду за руль. Поздно, а мне утром рано вставать.

— Очень хорошо, Славик! — воскликнула непосредственная Тая. — Когда ты за рулем, можно чувствовать себя спокойно.

— Тор у нас рожден быть рулевым, — заявил Женя. — Кто сам все умеет делать, тот имеет моральное право указывать другим. А что касается машин, не удивительно. Если уж Тор когда-то с БТРом справился… помните, наш военный корреспондент об этом написал? Правда, его тогда все равно не напечатали… А, кстати, как он поживает? Котя, Тор, вы его не встречаете?

— Встречаем иногда, — откликнулся Ярослав. — Сейчас Игорь в отъезде.

— Опять где-нибудь в горячей точке? — спросил Женя. — Кавказ, Балканы?

— У него теперь другая тематика. Но тоже горячая, обжечься можно. Потом расскажу.

Нина вспомнила, как во время первой встречи с Гаевым Ярослав упоминал о «независимом журналисте с очень бойким пером». Наверное, нет ни одного человека в жизни Ярослава, место и значение которого он бы не предусмотрел. У него было удивительное умение использовать людей, не оскорбляя их при этом. Она вспомнила, как Ярослав сказал ей, дочери своего врага: «Пробиваясь наверх, я не буду ломать чьи-то судьбы». Наверное, это и есть единственно честный путь к достижению успеха — создавать, а не отбирать. «Честный, честность, честь — слова одного корня, — подумала Нина. — Как они архаично звучат. И как хочется, чтобы они возродились…»

Глава седьмая

Наконец-то объявилась Катя. Как всегда возбужденная, она вихрем ворвалась в квартиру Торича и, поскольку Ярослава не было дома, все свои эмоции вылила на сестру:

— Нина, у меня уйма новостей! Я совсем закрутилась! Домой почти не приходила, не звонила — не до этого было. А ты, вижу, нормально устроилась! Но фиктивный брак так ни разу и не перешел в эффективный? Жаль… А твой Ярослав совсем не простой парень. О нем уже многие слышали. Вот и Вадим говорит, что его друг будет работать у Торича. Не хлопай ушами, сестрица, придерживайся своего Славки. С ним не пропадешь. Или, может, он к тебе не проявляет… ну, ладно, не хмурься, дело твое. Живи, как знаешь, не маленькая. А я вот…

— Подожди, не строчи, как из пулемета! — остановила ее Нина. — Дай хоть слово вставить! Чего такая нервная сегодня?

— Честно говоря, есть причина…

— И что за выбрык с Борей? Отец беспокоится, Ильчуки злятся. На кого решила поменять Бориса? И что за Вадим у тебя появился?

— Вадим — это и есть мой жених.

— Из-за него ты не являлась ко мне и дома почти не ночевала?

— Понимаешь, это — как вспышка молнии! — Катя, раскинув руки, закружилась по комнате, пока не ударилась пальцами об угол шкафа. — Ай… Это — как удар грома! Как цунами! Уверена, что Вадим — моя судьба. И он то же самое думает обо мне.

— Что ж, дай Бог… Но ты как-то очень быстро приняла свое судьбоносное решение.

— Я же тебе говорю — вспышка молнии.

В дверь позвонили, и Катя заметно вздрогнула. Нина с самого начала заподозрила, что сестра кого-то или чего-то боится.

— Как бы это не Боря… — прошептала Катя, опасливо глядя на дверь. — Он когда выпьет, может такое устроить…

Нина вспомнила недавний инцидент в ресторане и сказала:

— Не бойся, Борис предпочитает все устраивать чужими руками. А, кстати, это и не он. Ярослав вернулся.

— А кого здесь ждали вместо меня? — спросил Ярослав, входя в комнату.

— Привет, Славик! — обрадовалась Катя. — Я вот решила к вам заглянуть. У меня здесь все-таки сестра живет.

— Могла бы и раньше наведаться, — сказал он приветливо. — Ну, выкладывай, как твои дела.

— Замуж выхожу.

— За Борю Ильчука?

— Нет, это было бы слишком просто. Моего жениха зовут Вадим.

— Ты бы привела его к нам, познакомила.

— Так и сделаю! — обрадовалась Катя. — Не сейчас. Через неделю.

— Почему? — удивился Ярослав. — А впрочем, как знаешь. Ну, ладно, вы тут беседуйте, а я займусь делами. Не буду мешать.

Ярослав ушел в другую комнату.

— Почему через неделю? Что за тайны? — спросила Нина.

— Через неделю мы с Вадимом поженимся. А пока не поженились, папа не должен знать, где я. А то обязательно помешает. И еще боюсь, что Борька может меня выследить.

— А вы с Вадимом нашли какое-то убежище?

— Живем у его друзей на даче. Они уехали на год и дача пустует.

Звонок в дверь снова заставил Катю вздрогнуть. Нина пошла открывать. Ее чуть не сбил с ног ворвавшийся Борис. Он был явно не в себе. Неудача с Катей выбила этого баловня судьбы из колеи.

— Катька у вас? — спросил он с порога и кинулся в комнату.

Увидев Катю, Борис шагнул к ней с диким выражением лица, и девушка испуганно попятилась к окну.

— Так и знал, что она тут прячется! — закричал Борис и оглянулся вокруг. — И хахаль ее у вас? Где он? На кухне?

— Не хами, Боря, — попыталась урезонить его Нина. — Ты пьян. Иди проспись.

Дикие глаза Бориса теперь обратились на Нину.

— Хороша сестрица! Сама за какого-то быка вышла и Катьку на такое подбиваешь! Ты же чокнутая, ты не баба вовсе! Для чего тебе дана фигура да рожа смазливая? Все равно ни одному мужику пользы не принесешь! Думаешь, не знаю, что ваш брак — фиктивный?

— Замолчи, дурак! — взвизгнула Катя.

— А с тобой, сучка, мы еще поговорим, — обернулся к ней Борис. — За мой позор заплатишь.

В этот момент Нина оглянулась — и вздрогнула, увидев Ярослава. Он стоял в дверях. Она поняла, что Ярослав слышал слова Бориса и почувствовала, как горячий румянец стыда заливает щеки.

Ярослав быстро шагнул к Борису, схватил его за плечо и приказал:

— А ну-ка извинись перед девушками.

— Что-о? — Борис взглянул на Ярослава с ярко выраженным высокомерием — как истинный избранник фортуны на случайного выскочку.

Однако во взгляде Ярослава было больше, чем высокомерие; было презрение и то холодное бешенство, которое Нина заметила еще в ресторане. Он тряхнул Бориса за плечо и спокойным, но внушительным тоном сказал:

— Ты оскорбил мою жену, свояченицу и меня. Теперь извиняйся по очереди перед всеми.

— Перед тобой извиняться? Мне?! — голос Бориса сорвался на фальцет. — Да я таких как ты…

Борис попытался применить какой-то прием, очевидно, из восточных единоборств. Но то ли был он в свое время учеником неспособным, то ли теоретические познания Бори уступали практическим навыкам Ярослава, но Борина попытка сделать подсечку окончилась полным провалом. Движения Ярослава были настолько быстрыми, что Нина не успела заметить, в какой момент он «дотронулся» до Бориса. Ильчук-младший вдруг стремительно опустился на пол, а руки его оказались заломленными за спину.

— Пусти, гад, пусти-и! — завопил Борис.

— Извиняйся, подонок, — спокойно приказал Ярослав.

Очевидно, болевой прием оказался красноречивей всяких слов, и Боря, стоявший на коленях перед Ниной и Катей, пробормотал извинения.

Ярослав разжал руки. Борис тотчас вскочил и с ненавистью посмотрел на своего противника. Потом медленно пошел к двери, но на полдороге оглянулся с явным намерением что-то сказать. Но он только успел набрать воздуха, — а дальше Ярослав схватил его за шиворот и буквально вытолкнул за дверь с напутствием:

— Проваливай и забудь дорогу в наш дом.

Нина испытывала смешанные чувства. С одной стороны — благодарность, но с другой…

— Спасибо за помощь, Ярослав, — сказала она тихо. — И все же не надо было так озлоблять Борьку. Ты его унизил, сделал ему больно…

— Боль — единственный язык, который понимают такие подонки, — резко перебил ее Ярослав.

Она поняла, что он умеет быть жестоким и нетерпимым. Но иначе, наверное, и быть не могло.

— Он теперь может найти кого-то, кто послабей, и отыграться на нем. Это раз. И второе: он тебя возненавидел и доставит кучу неприятностей.

— А я всегда готов к неприятностям.

— Понимаю, что жизнь тебя закалила. Да и оскорбления нельзя было терпеть. Но, может быть, не надо было так резко…

— Уж извини, читать проповеди хамам и подонкам не привык. Я не Христос, у меня не получится.

Пока Нина и Ярослав говорили друг с другом, Катя выглядывала из окна. Потом повернулась к ним и воскликнула:

— Борька уехал на своем лимузине! А у него там радиотелефон. Сейчас он папе позвонит и скажет, где меня искать. Мне надо уходить. — Она подбежала к Ярославу и порывисто чмокнула его в щеку. — Спасибо, Славик! Ты молодец! Побил Бориса, а он не слабачок. У него какой-то там разряд. Видишь Нина, — она оглянулась на сестру, — а ты считала Славика слабосильным, прилизанным канцеляристом.

— Катька!.. — воскликнула Нина, краснея.

— Ну, пока, я убегаю! — Катя обняла Нину на прощанье и упорхнула за дверь.

Оставшись наедине с Ярославом и чувствуя себя неловко из-за Катиной бестактности, Нина посмотрела на него с вымученной улыбкой и пробормотала:

— Не обижайся, у Катьки слишком длинный язык.

— Ты действительно так обо мне думала?

В его взгляде и голосе было нечто, насторожившее Нину. Она, стараясь принять уверенный вид, с вызовом спросила:

— А почему, собственно, тебя интересует мое мнение?

— Я не хочу, чтобы твое мнение было ошибочным, — ответил он, делая к ней несколько шагов и на ходу снимая и бросая на стул футболку. — Это оскорбляет меня как мужчину.

— Что? — растерялась Нина, отступая назад.

— Дай-ка свою руку. Потрогай. Разве мои мускулы похожи на кисель?

Нина не успела опомниться, как ее ладонь ощутила каменную твердость напряженных бицепсов.

Она хотела все перевести на шутку, но смех ее звучал ненатурально. Тогда она почти обиженным тоном заявила:

— Эта демонстрация совсем ни к чему. Ты и сам понимаешь, что я давно уже не считаю тебя ни слабаком, ни канцеляристом.

— Кем же тогда? — спросил он, удерживая ее руку на своем плече.

Телефонный звонок прозвучал как нельзя кстати для Нины.

— Наверное, папа! — крикнула она, хватая трубку.

Это действительно был Гаевой. Борис уже успел сообщить ему о Кате.

— Так эта вертихвостка у вас? — гудел Василий Федорович. — Уже убежала? Куда? Где она скрывается? Не знаешь? Не верю! Вы с ней сговорились! И этот типчик с вами заодно!

— Папа, не говори так, — остановила его Нина. — Боря вел себя по-хамски и, если бы не Ярослав, нам с Катей плохо бы пришлось. А Катю я не осуждаю. Они с Вадимом любят друг друга.

— Что?.. — насмешливо переспросил Василий Федорович. — Какая там любовь? Да ты с ума сошла, что ли? Этот Вадим — просто хитрый красавчик, который хочет выгодно жениться, вот и все. Я считал ее умной. Но, как видишь… Ладно, ты Катю не покрывай. Если знаешь, где она — скажи. Ей же потом будет лучше.

— Я не знаю, честное слово. Где-то у друзей… Сама скоро объявится, вот увидишь. Ну, не обижайся, пап…

Нина повесила трубку и со смущенной улыбкой взглянула на Ярослава.

— Что, от папеньки нагоняй? — спросил он насмешливо.

Нина как-то сразу погрустнела и подумала о том, что Ярослав не может испытывать особой симпатии к дочери Гаевого. А он сказал так, будто угадал ее мысли:

— Жаль, что ты дочь Гаевого, хоть и не родная. Жаль, что по первому его слову подашь на развод и вернешься под родительский кров.

— Разве ты не сам все это запланировал?

— Я не думал, что так быстро привыкну к семейной жизни, — отвечал Ярослав, а в его глазах ирония сменялась нежностью, нежность — печалью. — Сейчас мне трудно представить, что я буду возвращаться домой и не встречать твоего взгляда, не слышать твоего голоса. Неужели я должен буду начинать новую жизнь один?

— Почему один? — у Нины от волнения перехватило горло и она закашлялась. — Уж кому-кому, а тебе одиночество не грозит. Найдется сколько угодно девушек и женщин, которые рады будут, чтобы ты их выбрал.

— А если я свой выбор уже сделал?

— И кто же твоя избранница?

Ярослав подошел к ней вплотную и взял за руку. Она ясно почувствовала, как бьется пульс в кончиках пальцев.

— Есть такой старый театральный прием, — сказал Ярослав, не сводя с нее взгляда. — Девушке подают зеркальце и говорят: «Суди сама, знаешь ты эту особу или нет».

— К чему эта насмешка, Ярослав? — Нине собственный голос показался чужим, словно слышала себя со стороны. — Дочь Гаевого не может быть твоей избранницей.

— Если только в этом дело…

— Не только. Сам прекрасно знаешь, что я не та женщина, которая тебе нужна. И не надо смеяться надо мной, я этого не заслужила…

— Если я над кем и смеюсь, так только над собой. Поверь. Ну, а какая женщина мне нужна, о том я один могу судить.

Они одновременно сели на диван и Нина, высвободив руку из его руки, нервно заговорила:

— Я вообще не могу быть женщиной. Этот хам Боря, в сущности, прав. Я действительно не принесу радости ни одному мужчине. Когда-то я думала, что мое предназначение на этом свете — любовь… Многие девушки так думают. Но в юности меня сильно подрубили под корень. И я не смогла до конца ожить и навсегда осталась пустоцветом. Даже если буду… очень хорошо к тебе относиться, я смогу стать только твоим другом… Не больше. Роль жены и любовницы не для меня.

Ярослав смотрел на нее тем самым взглядом, который она уже ловила несколько раз. Значит, ей не почудилась тогда эта нежность, восхищение в его глазах…

— По-моему, ты сама себе придумала пунктик, — сказал он с ласковой усмешкой и положил руку на спинку дивана, касаясь плеча Нины. — Я не вижу в тебе никаких изъянов — ни душевных, ни телесных.

— Нет, Тор, не говори так, поскольку не знаешь, какая со мной была история…

Нина сделала движение, чтобы встать, но Ярослав, надавив ей на плечо, заставил остаться на месте.

— И знать не хочу, — сказал он глухо. — Твое прошлое меня не интересует.

Его опущенный взгляд и хрипловатый голос выдавали внутреннее напряжение. И Нина вдруг ясно осознала, что по ее намекам он мог представить ту историю как неудачный любовный роман.

— Это совсем не то, что ты думаешь! — воскликнула она. — Ты, наверное, решил, что в юности у меня была несчастная любовь, какой-то подлец меня обманул, а я страдала, травилась и, возможно, сделала аборт, потом с трудом пришла в себя и с тех пор чувствую отвращение к мужскому полу. Ведь так или примерно так ты подумал о моем прошлом. Я права? Из моих намеков ничего другого и нельзя было вывести. Но я не хочу, чтобы ты причислял меня к легиону бедных обманутых дурочек. Я расскажу, что было на самом деле.

— Забудь о той истории.

Но Нина уже не могла остановиться. Прошлое, с его мрачной тайной, давило на нее изнутри, заставляло излиться. Девушка чувствовала, что не сможет жить, не рассказав Ярославу всей правды. Именно он, и никто другой, должен все узнать и помочь. Или отвернуться. А мысль о том, что он может кому-то выдать ее тайну, Нину не пугала. Значение имело только мнение Ярослава. Остальное не важно.

— Я не могу забыть, пока не расскажу тебе! — воскликнула Нина, взглянув на Ярослава и не догадываясь, какой огонь заметался сейчас в ее фиалковых глазах. — Ты не обязан меня исповедовать, утешать, понимать. Я не сделала тебе ничего хорошего. Но мне будет намного легче, если хотя бы часть ноши возьмешь на себя. Понимаешь?

— Понимаю, — серьезно сказал Ярослав — Я всю ношу возьму на свои плечи. Она мне не в тягость.

— Спасибо. А теперь слушай, Тор… Случай банальный. Тысячи подобных и гораздо худших преступлений совершаются повсюду каждый день. Но одно дело — читать уголовную хронику и совсем другое — когда это происходит с тобой, ты становишься жертвой насилия… Я тогда только поступила на филфак. Была самой обыкновенной легкомысленной девчонкой, вроде Катьки. Встречалась с парнями, а потом… даже вроде влюбилась… во всяком случае, он мне нравился. Убеждал меня стать «настоящей женщиной», но я не решалась.

— Его звали Олег Хустовский? — спросил Ярослав хриплым голосом.

— Откуда знаешь? Знакомый из университета рассказал?

— Точно. О вашем романе говорили когда-то.

— Какой там роман — одно заглавие. Олег был старше меня лет на семь. Закончил аспирантуру… кажется, на физтехе. А я была первокурсницей, и меня за спиной называли «дочка Гаевого». Время тогда было — начало перестройки и никто не думал, что довольно скоро «товарищу Гаевому» придется уйти в тень, стать «серым кардиналом»… Но я отвлеклась. Так вот. Олег был таким интересным и перспективным мужчиной и так красиво ухаживал… Встречаться с ним почитали за честь многие девушки. А он выбрал меня. Сейчас я думаю, что это был не бескорыстный выбор. Когда я перестала с ним встречаться, он припарковался к моей подружке Лене Филоновой. Наверное, считал, что подруга дочери Гаевого — тоже чья-то дочь. А когда узнал, что Лена из простой семьи, то поступил с ней по-свински. Потом, как ты, наверное, знаешь, он женился по хорошему расчету.

— Ты все еще к нему неравнодушна?

— Не терплю из-за Ленки. И еще потому, что он явился косвенным виновником моего несчастья… В тот злополучный вечер Олег заманил меня к себе в гости. Сказал, что хочет познакомить с родителями. Мы пошли с ним от моего дома к его дому пешком. Погода стояла прекрасная, золотая осень… Когда пришли к Олегу — оказалось, никаких родителей нет, они уехали на дачу. В общем, слово за слово, жест за жестом, и я поняла, что Олег в этот вечер решил меня, как он выражался, «распечатать».

— Губа не дура, — хрипло рассмеялся Ярослав.

— Я еще была не готова переступить эту грань. Не знаю, может быть, он достиг бы успеха, но в тот вечер — нет. Я возмутилась, распсиховалась, хлопнула дверью и убежала прочь. Кажется, Олег попытался меня догнать, но я спряталась от него за угол. Потом помчалась домой напрямую через парк. Мне почему-то и в голову не пришло, что уже глубокий вечер, осенью темнеет довольно рано, что надо бы пойти на автобусную остановку. Я, по привычке, добиралась домой коротким путем. Но он оказался самым длинным… Та часть парка была запущенной, заросшей. И в тот вечер не горело ни одного фонаря. И людей — ни души. И только я обратила на это внимание и хотела повернуть назад, как в кустах послышался шорох… Кто-то сзади прыгнул и набросил на голову мешок или тряпку. Я пыталась кричать, но мне зажали рот. Потом повалили на землю, потащили в кусты. Я даже не могла понять, сколько человек на меня набросилось — один или двое. Думаю, один. Двое переговаривались бы, а этот молчал и боролся… вдавливал мне руки в землю… рвал одежду… больно ударил по лицу… Это было отвратительно. В тот момент мне стало ненавистно все, что раньше привлекало в мужчинах — сила, настойчивость, крепкие мускулы. Потом… это случилось. От боли потеряла сознание. Никогда с тех пор не думала о половой близости как о чем-то приятном и желанном. Ничего более страшного и унизительного не могло быть…

Очнулась опять же от боли. Вокруг — никого. С трудом поднялась с земли. Шагу не могла ступить. По ногам текла кровь. Захотелось выть, кричать на весь мир. Как же я была наказана за свои глупые предрассудки! Послушайся тогда Олега, и рассталась бы с девственностью по-человечески, отдала бы ее нормальному мужчине, а не бомжу в кустах… Думала, у меня сердце разорвется от отчаяния. Не знаю, как я себя преодолела, как не утопились в Днепре. Наверное, стало жаль родителей. В общем, побрела домой. Одежда была изорвана, и я кое-как запахнулась в плащ. Шла и шарахалась от каждого куста. Этот страх остался до сих пор… Родители, когда увидели меня, сразу все поняли. Хорошо, что Катя уже спала. Что было делать? Заявлять в милицию? Вряд ли подонка нашли бы, зато я была бы опозорена, ославлена на весь город. Ты же слышал, что жертвы насилия часто скрывают, что они жертвы. И об этой истории никто не узнал за пределами нашей семьи. Анонимно я проверилась на венерические заболевания. К счастью, таковых не оказалось. Но с тех пор я, как выразилась бы Катя, «сдвинулась по фазе». Я перестала встречаться с парнями, не выходила из дому по вечерам, меня тошнило при мысли о половой близости. Я стала пугливой, закомплексованной. С большим трудом приходила в себя… А через полтора года погибла мама. Сам понимаешь, это не прибавило моральных сил. Но надо было жить. Психологи, экстрасенсы — это все было не для меня — я человек, не поддающийся внушению. Оставалось черпать силы в себе. И я делала вид, что живу, что счастлива по-своему. А на самом деле жизнь проходила мимо, я не чувствовала ее радостей, была опустошена, отравлена. Вдобавок ко всему появилось что-то вроде душевной болезни: страх перед насилием, боязнь темноты, пустынных улиц. Стоило вообразить, что меня кто-то преследует, и я впадала в обморочное состояние. Например, когда-то возле подъезда почудилась подозрительная фигура, которая якобы выслеживала меня, я тут же потеряла сознание. Хорошо, хоть упала на клумбу и не очень ударилась. Еще два подобных случая было, когда от страха начинало мутиться в голове. Конечно, я себя преодолевала, не жаловалась даже отцу и сестре, а уж посторонним людям подавно. Из гордости старалась соблюдать внешнее благополучие, а внутри… Если б я жила в прежние времена, наверное, ушла бы в монастырь…

Все это Нина проговорила на одном дыхании, боясь остановиться и взглянуть на Ярослава. Но теперь замолчала и ждала его реакции. Он тоже молчал. Наконец, решилась на него посмотреть. Ярослав сидел, свесив голову до колен. Нина почти физически ощутила глубину его переживаний и смогла, наконец, спросить:

— Что же ты молчишь, Тор? Тебе больно за меня?

Он поднял голову и посмотрел на Нину так, словно взглядом хотел всю ее обнять, прижать к себе.

— Я люблю тебя.

Его слова прозвучали для нее, как удар грома.

Она ждала этих слов, инстинктивно к ним стремилась. Но когда они прозвучали, испугалась. И подумала, что он обманывает сам себя.

— Ты сильный человек, Ярослав, а сильные люди часто путают любовь с жалостью. Я благодарна тебе за сочувствие, за нежность… Но не называй это любовью. Меня любить нельзя. Я не могу быть полноценной женщиной.

— Глупая девчонка, которая берется судить о том, чего не знает. Как ты можешь говорить о своей женской несостоятельности, если ни разу… ведь ни разу?

— Ни разу, — эхом откликнулась Нина. — Ни разу с тех пор. Я не могла даже приблизиться ни к одному мужчине.

— А я сейчас очень близко от тебя… совсем рядом… — прошептал Ярослав.

И вдруг одной рукой он крепко обнял Нину за плечи, другой приподнял ей подбородок, и в следующую секунду его губы слились с ее губами.

Поцелуй был долгий, страстный, умелый. Нина подумала о предыдущих связях Ярослава, которые, конечно же, оставили свой след в его жизни. Что, если он начнет сравнивать ее с другими?..

Думая об этом, Нина даже не заметила, что поцелуй мужчины не испугал, не оттолкнул, что ей приятны были сильные мужские объятия. Ярослав рывком усадил ее к себе на колени. Сияющие глаза вновь приблизились к лицу. Она слабо отстранилась и заплетающимся языком пробормотала:

— Тор, не надо… Я боюсь не понравиться тебе как сексуальная партнерша. А это пережить трудней, чем одиночество…

Ярослав снова поцеловал Нину, одновременно расстегивая платье. Она сама не заметила, как губы слегка ответили на поцелуй.

— Тебе хоть немного приятно, когда я обнимаю тебя, целую? — спросил Ярослав, чуть отстранившись от Нины и заглядывая в глаза.

— Кажется, приятно, — удивляясь сама себе, прошептала Нина. — Мне даже в какой-то момент показалось, что я… снова стала нормальной.

— Ты была и есть нормальная, и я сейчас это докажу! Только будь умницей и положись во всем на меня.

— Да, конечно… — У Нины от волнения сердце билось в горле. — Но, если разочаруешься, не показывай этого слишком явно…

— Я никогда в тебе не разочаруюсь!.. — Ярослав покрыл поцелуями ее лицо и шею. — Не волнуйся, любимая, девочка, божество мое! Забудь обо всем и доверься мне…

В следующий момент потолок опрокинулся, стены поплыли куда-то в сторону. Через секунду Нина осознала, что Ярослав поднял ее на руки. Это было новое ощущение. Правда, когда-то Олег Хустовский пытался, но едва сумел оторвать от земли, потому что она вырывалась, а он не был силачом. А Ярослав поднял Нину с такой легкостью и так высоко, что ее губы оказались рядом с его губами. И снова поцелуй соединил их.

Нина закрыла глаза и обвила руками шею Ярослава. Когда закончился поцелуй, девушка увидела, что Ярослав уже перенес ее в другую комнату. Кровать была широкой, и Нина раньше не раз подумывала о том, что Торич мог в ее отсутствие поместиться здесь с кем-нибудь вдвоем. И вот он вдвоем с ней…

Нина осознала, что лежит на кровати, а Ярослав сидит рядом и одной рукой ласкает ей грудь, а другой расстегивает до конца ее платье. Через несколько секунд Нина лежала перед ним уже совершенно обнаженная. Ярослав стал целовать Нину всю — с головы до ног.

Его поцелуи и прикосновения были такими страстными, горячими и в то же время нежными, что Нина скоро стала чувствовать незнакомую слабость во всем теле. Захотелось и самой ответить на ласки Ярослава.

Непослушными пальцами она провела по мужской обнаженной спине, приподняла голову и коснулась губами его плеч. Он сорвал с себя одежду и лег рядом с Ниной. Их тела вплотную приникли друг к другу. На секунду у Нины промелькнуло воспоминание об эротических фильмах и книгах, которые, казалось бы, не оставляли никаких тайн в сокровенной сфере бытия. И все-таки самая главная тайна оставалась. Ее нельзя было познать ни на экране, ни на страницах. Эта тайна была у каждого своя…

Поцелуи Ярослава становились все более требовательными, страстными, глубокими и между этими поцелуями она слышала его прерывистый шепот: «Любовь моя… девочка моя… жена моя… ненаглядная… счастье… безумие мое…» И этот человек мог казаться ей холодным и равнодушным!.. Она расслабилась в его объятиях и уже сама инстинктивно стремилась к близости. После насильственной дефлорации прошло несколько лет, и Нина понимала, что ей сейчас может быть почти так же больно, как тогда. Но почему-то Нину это не пугало. Ярослав настолько подготовил ее к близости своими ласками, что она не почувствовала боли, когда он вошел в нее…

«Это свершилось…» — подумала Нина после. Свершилось… Ярослав со стоном и неистовыми поцелуями достиг желанной цели.

Потом он с тихой нежностью положил ее голову себе на грудь и стал гладить Нине волосы, плечи. Она обняла его и подумала о том, что настоящий мужчина бывает нежен не только до, но и после утоления своих желаний. А Ярослав, бесспорно, был самым настоящим из всех, кого она знала…

Несколько минут они молчали, потом Нина не удержалась от вопроса:

— Одно мне непонятно, Ярослав… Неужели за каких-то полтора месяца ты мог меня… так полюбить? Еще совсем недавно, кажется, я была для тебя просто дочкой Гаевого, временной женой… и не больше. Когда же это произошло?

— А, может, я полюбил тебя с первого взгляда, — ответил Ярослав, целуя ее в висок. — Ну, если не с первого, так со второго, это уж точно. Не веришь в такую любовь? Наверное потому, что ты меня не любишь пока. Но в будущем надеюсь завоевать твою любовь.

Он привстал на локте и заглянул ей в глаза. Вместо ответа Нина с нежностью погладила его лицо и волосы. А Ярослав взял ее руку и стал целовать каждый палец. Растроганная его благоговейным пылом, она прошептала:

— Не знаю, чем я заслужила твою любовь, но это — как чудо…

— Чудо будет, если и ты меня полюбишь, — вздохнул Ярослав.

Глава восьмая

На следующий день была суббота. И хотя Ярослав не знал в своей работе выходных, он, казалось, забыл обо всех делах и ни на шаг не отходил от Нины.

А Нина была тиха и задумчива, пытаясь понять свои чувства. Ночь, проведенная с Ярославом, все еще казалась ей чем-то нереальным, приснившимся. Нина не думала, что бывает такая мужская любовь, пока не испытала ее на себе. И эту необыкновенную, всепоглощающую страсть она вызвала в человеке, внешне холодном и недоступном. Недаром когда-то почувствовала мощный заряд энергии, идущий от него.

Задумавшись, Нина остановилась у окна. Ярослав подошел сзади, развернул за плечи к себе лицом и спросил, заглядывая в глаза:

— Не жалеешь, что стала моей?

— Конечно, нет. Одно меня тревожит: я не смогла ответить как нормальная женщина. Но я ведь еще только учусь быть нормальной. И у меня прекрасный учитель.

— Но не любимый? Не отвечай. Я вижу, как заметались твои глаза. Фиалочки с каплями росы… — Он прикоснулся губами к ее векам. — Ты не можешь покривить душой, но и обижать меня не хочешь.

— Я ещесама в себе не разобралась. Не думала, что ты ко мне… так относишься, что мы вдруг станем близки. А вчера ты меня просто ошеломил. Я до сих пор опомниться не могу. Хожу, как в тумане…

— И я как в тумане. Но я — от счастья, а ты — только от потрясения. Знаю, любимая, что ты пока еще не испытала удовольствия от близости. Важно то, что тебе не было плохо. А хорошо еще будет, поверь. Это приходит постепенно.

— У тебя большой опыт, Ярослав, — сказала Нина, пряча глаза. — Скажи… я очень уступаю другим женщинам?

Он взял ее голову в ладони и, заглядывая в сверкающие фиалковые глаза, с ласковой усмешкой произнес:

— Мне не с кем сравнивать, потому что никого кроме тебя не любил. А другие женщины… Это была дань физиологии. Я был достаточно добр с теми женщинами, которые удовлетворяли потребности моего тела. Но душу мою никто из них не затронул. Ты — первая и единственная.

— Кто научил тебя таким утонченным ласкам?

— Моя любовь их подсказала. И еще — твое прекрасное тело.

— Ты не смеешься надо мной? Я действительно могу быть привлекательной в сексуальном плане?

Ярослав подхватил Нину на руки и прижался губами к ее губам. Она закрыла глаза, стараясь полнее отдаться этому поцелую. Впервые в жизни Нина почувствовала, что в ней начинает воспитываться женщина.

Последующие два-три дня ей все еще казалось, что это может быть сон, какое-то сказочное наваждение, которое рассеется с утренними лучами. Но она просыпалась по утрам, открывала глаза, а наваждение не исчезало. Сказка продолжалась.

Недаром Ярослав показался ей когда-то человеком-фантомом. Он нес эту сказку в себе. Его любовь была явлением фантастическим. Такая не может возникнуть в жестоком мире прагматиков, да еще в эту суетную, запредельную эпоху. Не до любви сейчас. Ну, еще для разрядки, для развлечения — секс, эротика, порно. Но любовь?..

Иногда Нина чувствовала гордость от того, что вызвала такое чувство в этом незаурядном человеке. А иногда ее пугала его исступленная страсть. Так, однажды, когда она в порыве нежности коснулась губами его руки, Ярослав вдруг упал перед ней на колени, стал покрывать поцелуями руки, ноги, одежду Нины, а потом снял с нее шлепанцы и поцеловал их внутреннюю поверхность. И говорил при этом:

— Милая моя, родная… Ты мне руку поцеловала, а ведь я недостоин даже твои следы целовать…

«Почти по Достоевскому», — подумала Нина с испугом.

В четверг Нина и Ярослав пошли в театр, где выступала приезжая знаменитость. Впрочем, Нину занимала не столько программа концерта, сколько возможность прохаживаться по фойе рядом с Ярославом, встречать удивленные взгляды и время от времени кивать и улыбаться знакомым. Нарядная, оживленная, с букетом пунцовых роз, она нравилась сама себе и с удовольствием искала глазами зеркала.

Когда Нина и Ярослав поднимались по центральной лестнице, большое зеркало напротив отразило их так эффектно, что они на мгновение приостановились и улыбнулись своему отражению.

— Не правда ли, красивая пара? — спросила Нина с шутливой церемонностью.

— Я давно это заметил, — улыбаясь, подтвердил Ярослав.

Сказка продолжалась…

На следующий день Нина проснулась от странного ощущения, будто на нее кто-то смотрит. Так уже случалось с ней однажды. Тогда она никого рядом не обнаружила, а теперь все было иначе. На кровати сидел Ярослав и смотрел так пристально, что она не могла не почувствовать этот взгляд.

Нина, еще не до конца очнувшись от полудремы, улыбнулась и погладила его обнаженную мускулистую грудь. Он тотчас схватил ее в объятия, приподнял, и принялся осыпать поцелуями. Она уже не однажды замечала, что на каждую ее ласку, на каждый знак внимания Ярослав отвечает сторицей. Он ничего не требовал от Нины, ни к чему не принуждал, но, когда она по собственной инициативе проявляла к мужу какую-то нежность, сходил с ума от восторга. И такие минуты красноречивее всего убеждали Нину в искренности его чувств. Не может же он, в самом деле, ради какого-то психологического эксперимента приходить в такое неистовство и ласкать ее так самозабвенно.

— Тор, я проснулась, потому что почувствовала твой взгляд. Я уже не первый раз просыпаюсь от такого ощущения. Скажи… тогда тоже ты на меня смотрел?

— Кто же еще? — он улыбнулся, любуясь ее лицом, розовым после сна, в пышном ореоле растрепавшихся волос. — Никого другого я бы и близко не подпустил к твоей комнате.

— А мне и в голову не приходило, что ты способен на такие романтические жесты. Думала, это мне со сна почудилось…

— Я вообще большой романтик. И, знаешь, что надумал? Мы сегодня отправимся в романтическое путешествие. Хотя бы на три дня. Правда, пока что не на Канарские острова, а всего лишь на Азовское море. Как на это смотришь?

— Я? Конечно, положительно. А твои дела тебе позволят уехать? Ты и так уже отвлекаешься на меня целую неделю. Это, наверное, не входило в твои планы, когда делал мне предложение.

— Дела, планы… — Он улегся рядом с Ниной и положил руку ей на грудь. — В конце концов, цель жизни — любовь. А дела только средства для ее достижения. Так почему я буду думать о средствах, когда цель моя — рядом?

Через несколько часов они уже мчались на машине в южном направлении. Никогда еще дорога не казалась Нине такой радостной. Это действительно было романтическое путешествие, исполненное предчувствия любви и новых впечатлений.

Привыкшая в «советское» время отдыхать на лучших курортах Крыма, Кавказа и Болгарии, а последние три года — на Средиземном море, Нина никогда не чувствовала себя так хорошо и комфортно, как на этом простеньком побережье Азовского моря, на турбазе с домиками и палатками.

Ей нравилось здесь абсолютно все. Она наслаждалась, как никогда в жизни, морем и солнцем, и незамысловатая растительность Приазовья казалась ей не хуже роскошных пальм. И люди, попадавшие в ее поле зрения в эти дни, тоже казались очень симпатичными и приятными.

Она, конечно, понимала, почему так происходит. Просто здесь все и вся были освещены присутствием Ярослава, его любовью к ней и предчувствием ее любви к нему.

Три дня на море промчались, как сказочная карусель. Возвращаясь обратно, Нина даже загрустила. Хотя чего грустить, — впереди ждали новые радости, новые впечатления. Жизнь только начиналась. Сердце ее было совсем уже готово ответить на любовь. Так быстро, так ошеломляюще… «Это — как вспьшка молнии, как удар грома!» — сказала Катя о своем скоропалительном романе с неким Вадимом. А Нина еще посмеялась над ней… А у самой разве не так все вышло?

Она улыбнулась своим мыслям, взглянула на Ярослава. Он снял одну руку с руля, обнял Нину и быстро поцеловал в губы.

Было еще очень рано. Раннее утро понедельника. Начало рабочей недели. А для Нины — десятый день ее женской судьбы. До этих феерических дней она ни разу не чувствовала себя женщиной. Когда-то была девчонкой, а потом сразу перескочила в некий закомплексованный средний род. И вот теперь, наконец, впервые пришло внутреннее сознание собственной полноценности.

Она залюбовалась темным еще небом с яркой полосой рассвета на горизонте и задумчиво проговорила:

— Интересно, наша судьба действительно предначертана там, на звездах, или мы сами ее творим?

— Наверное, пятьдесят на пятьдесят, — сказал Ярослав, быстро взглянув на нее.

— Да, я тоже так думаю. Что-то судьба решает за нас, выбрав нам место и время рождения. Но что-то ведь зависит и от нашей воли… Кстати, какой у тебя знак Зодиака?

— Лев.

— Август?

— Да. Первое августа.

— Здорово! И я родилась в августе, только двадцать девятого.

— Дева, значит?

— Но теперь только по гороскопу. Раньше мое созвездие совпадало с моей психологией… и это давало Катьке повод для всяких шуточек.

Вспомнив о сестре, Нина внезапно подумала об отце. И сразу же ее мажорное настроение потускнело, подернулось дымкой печальных сомнений. Как она могла забыть, что у нее есть еще долг перед отцом? Даже не сообщила, что уезжает на выходные к морю. Вначале Катя исчезла, а теперь и она. Каким бы человеком ни был Гаевой, но отцом он был хорошим и не заслужил такого отношения дочерей. «Приеду — сразу же позвоню. В конце концов, должно же все как-то устроиться. Не может быть, чтобы не было выхода».

И все-таки она знала, что выход найти очень трудно. Ей придется совместить в своей судьбе двух людей, которых разделили совершенно непримиримые противоречия…

Домой вернулись около полудня. Ярослав, приняв душ и перекусив, уехал по делам. Нина осталась дома. У нее был отгул на работе. Не спеша, занялась стряпней и уборкой. Потом вдруг позвонила Катя:

— Нино, а я искала тебя в библиотеке! Сказали, что ты взяла отгул. Что случилось?

— Это не телефонный разговор. Приходи — поговорим.

— Представь, у меня тоже есть разговор. Буду у тебя где-то в начале пятого.

Нина повесила трубку и улыбнулась. Катя, наверное, расскажет о Вадиме. А, может, у нее еще кто-то появился? Но, кто бы там ни был, — такого, как Ярослав, не будет никогда. И ни у кого. Каждый человек по-своему уникален. Но Ярослав — уникальней всех.

Охваченная внезапным восторгом, Нина закружилась по комнате, напевая вальс из «Травиаты», потом захохотала, упала на диван, скатилась на пол. Ей хотелось, как ребенку, подурачиться, сделать что-то необычайное, взлететь, выпрыгнуть из себя.

Внезапно Нина поняла природу своего сумасшедшего настроения. То было предчувствие. Что-то должно случиться — потрясающее, роковое. Может, именно сегодня она скажет Ярославу о своей любви? Нина помрачнела, задумалась. Что же отделяет ее от этого признания? Какая неуловимая преграда? Почему она все еще не может произнести: «Я люблю тебя»? Нина представила, каким счастьем засияют глаза Ярослава, когда она скажет ему это. Нина даже зажмурилась от волнующего предчувствия. И ей так захотелось поскорее пережить все это наяву…

Взгляд ее упал на запертый ящик стола. Что же там хранится? Ведь есть какая-то тайна? Или так — пустячок? Сегодня Нина могла бы открыть этот ящик — видела, куда Ярослав положил ключ. Могла бы… но не станет. Если там что-то важное, сам покажет. А если какие-то деловые бумаги, которые не имеют к ней отношения, — они ей не интересны.

Может, эта маленькая тайна и была преградой на пути к ее признанию?.. Нина улеглась на диван и не заметила, как задремала. Ей показалось, что пришла Катя с Вадимом, а Вадим вдруг оказался Олегом Хустовским. Потом Катю сменил отец. Он был почему-то весь в белом и сурово укорял дочерей. Потом какие-то незнакомые люди двинулись к Нине сразу с нескольких сторон. Она оглянулась в поисках Ярослава, но его нигде не было…

Звонок в дверь прервал дневной сон Нины. «Наверное, Катя», — подумала она, подскочив к двери. Но там никого не оказалось. Да и рано еще. Катя должна прийти через час. Значит, звонок приснился. Такое бывает, когда нервы напряжены. А, может, это напоминание? Но о чем? «Позвонить отцу!» — внезапно простучало у нее в голове, и Нина кинулась к телефону. Домашний номер молчал. Служебный откликнулся. Секретарша Гаевого сказала, что он будет часа через полтора.

— Это его старшая дочь звонит, — внезапно разволновавшись, сказала Нина. — Пожалуйста, передайте, что я жду его звонка.

— Нина Васильевна, вы? Очень приятно, — любезно откликнулась секретарша. — Вы на каком телефоне сейчас?

— Я буду дома.

— В смысле у вашего супруга? Обязательно передам.

Поговорив с секретаршей, Нина немного успокоилась. Слава Богу, с отцом ничего не случилось. Это предчувствие, сон, звонок во сне выбили ее из колеи.

Стараясь успокоиться, Нина умылась холодной водой, выпила лимонного сока. «Хоть бы Катя поскорее пришла, развеяла бы это смутное настроение», — подумала Нина.

Впрочем, Катя не заставила себя долго ждать. Она влетела в квартиру со словами:

— Это сколько ж мы с тобой не виделись? Дней десять? А кажется, что целая вечность прошла.

— Точно… — откликнулась Нина и подумала: «Для меня действительно прошла целая вечность…»

— Я теперь стала замужней дамой, а ты… — Катя внимательно посмотрела на сестру, обошла ее со всех сторон. — А ты… Слушай, что с тобой случилось за эти дни? Ты вся какая-то… праздничная, что ли. Или загипнотизированная. Глаза блестят, щеки горят, губы… как будто только что целовалась. Нет, в тебе какой-то внутренний огонь появился. И вообще… Тебя сейчас хоть на конкурс красоты посылай.

— Неужели? — Нина подбежала к зеркалу. — Преувеличиваешь…

— Не вертись, лучше расскажи, что случилось! — Катя почти силой усадила сестру на диван. — Куда ездила?

— В волшебную страну! — Нина возбужденно рассмеялась.

— В Италию? Страну твоей мечты? Или в Бразилию, где много диких обезьян? Когда успела все оформить? — Катя была явно скептически настроена.

— Эта страна — не от мира сего. Катька, Катька… — Нина встряхнула сестру за плечи. — Ты же ничего не знаешь!.. Я уже десять дней и ночей чувствую себя настоящей женщиной…

— Ну, прикол, ну, облом… — Катя изумленно захлопала глазами. — Наконец-то! Кто же этот герой? Неужели… Он так на тебя смотрел тогда, в тот день, когда Борьку выгонял. Значит, твой фиктивный муж стал настоящим… Интересно получается. Он же тебе, помню, не понравился с первого раза…

— Я этого уже не помню, — улыбнулась Нина. — Может, тогда был просто бунт подсознания.

— Бунт? Против чего?

— Против того интереса, который Ярослав невольно во мне вызывал, той зависимости, в которую я могла попасть. И попала в конце концов. И вовсе не потому, что он отца чем-то там держит в руках. Это совсем другая зависимость… Если мы с ним расстанемся, в моей жизни появится пустота, которую нечем будет заполнить.

— Вот так Ярослав! Крутой парень, ничего не скажешь! Такой айсберг сумел растопить.

— Ты во всем видишь только смешную сторону и не замечаешь проблем! — раздраженно воскликнула Нина и, нервно передернув плечами, подошла к окну.

— А в чем проблема, господа? — дурашливо спросила Катя.

— Неужели ты не понимаешь, что Ярослав и отец — в сущности, враги?

— Вот ты их и помири.

— Бывают совершенно непримиримые противоречия…

— Вечно все усложняешь. — Катя подошла к сестре, обняла ее и усадила обратно на диван. — У меня тоже полно проблем, но я же не делаю трагическое лицо. Хотя, между прочим, страдаю не только морально, но и материально.

— Что ты имеешь в виду?

— Из дома-то я ушла, Вадим тоже. У его родителей квартира маленькая, да еще сестра Вадима с семьей. Вот и живем мы с ним на чужой даче, почти за городом, без удобств. А доходы какие? Его зарплата и моя стипендия. Зарабатывает он от случая к случаю. Его предприятие останавливается, работы почти нет. Да и связей у него никаких. Так что, сама понимаешь, после папиной опеки сразу окунуться в бытовую чернуху — акт героизма.

— Да уж, героиня… Слушай, ты же, наверное, есть хочешь, а? Марш на кухню!

Катя сделала это весьма охотно. Нина, наблюдая, с каким аппетитом сестра поглощает ее стряпню, улыбнулась и сказала:

— Наверное, вы с Вадимом питаетесь одним печеньем. Ну, еще фрукты на даче собираете. Учти, милая: любовь плохо сочетается с голодом. Возвращайся-ка лучше к отцу. Он простит, никуда не денется.

— Но ведь отец не признает Вадима. Считает его бездельником, чуть ли не альфонсом… А Вадим, между прочим, способный электронщик. Если б только ему кто-нибудь помог устроиться в хорошую фирму, он бы проявил себя.

— А отца ты не хочешь просить о помощи?

— Пыталась. Он о Вадиме и слышать не хочет. Еще Ильчуки его все время подзуживают… Нет, папа все-таки надеется, что я помыкаюсь немного и уйду от Вадима.

— Если проявишь стойкость, отец, в конце концов, смирится. В любом случае, ты имеешь право жить в своей квартире. Никто тебя оттуда не выгонит.

— Нет, мы не вернемся, пока Вадим не найдет себе хорошую работу. — Катя вздохнула, отодвинула тарелку и лукаво посмотрела на сестру. — Между прочим, Вадим о Ярославе очень даже хорошо отзывается. Он пока не знаком с твоим мужем, но друзья ему рассказывали.

Нина уже поняла, к чему клонит Катя, и прямо спросила:

— Он хочет работать у Ярослава?

— А почему бы и нет? Разве Ярославу не нужны хорошие электронщики?

— Не знаю… — Нина вдруг поняла, что совершенно не имеет представления о работе мужа.

— Не знаешь? Ты совсем не вникаешь в его дела?

— Пока нет.

— Он тебе не доверяет?

— Не знаю… — Об этом Нина тоже не задумывалась последнее время. — А он может доверять дочери Гаевого?

— Но любит тебя.

— Ты это спрашиваешь или утверждаешь?

— Конечно, утверждаю. Я видела, как Ярослав на тебя смотрел. И это не удивительно. Такую, как ты, нетрудно полюбить.

— Что-то ты слишком любезная сегодня, — усмехнулась Нина.

— Да, это я в порядке подхалимажа. Хочу, чтобы ты своему Ярославу замолвила словечко насчет Вадима.

— Замолвить слово за человека, с которым даже не знакома? Приведи его к нам… завтра.

«Завтра… а сегодня — никого. Сегодня вечер — наш. Мой и Ярослава…» — Нина отвернулась от сестры, скрывая таинственную улыбку на своем лице.

Катю это приглашение явно обнадежило, и она тут же принялась составлять оптимистические планы:

— А вот когда отец увидит, что Вадим и без его помощи чего-то стоит, вот тогда он все поймет и нас благословит. А уж я к нему сумею подольститься. Отцовское сердце не камень.

Нина равнодушно слушала Катины речи, думая о своем и не очень удерживая сестру в гостях.

Однако уйти до прихода Ярослава Катя не успела. Он вернулся раньше обычного. «Наверное, тоже предчувствует объяснение», — подумала Нина, ощутив, как быстрее забилось сердце при его появлении.

— Здравствуй, родственник! — крикнула Катя со своей обычной непосредственностью.

— О, какие у нас приятные люди, — улыбнулся Ярослав. — Здравствуй, здравствуй. Поздравляю с законным браком.

Он вытащил из-за спины букет пунцовых роз. Нина поняла, что этот букет предназначался ей, но долг вежливости заставил Ярослава подарить цветы Кате. Катя это тоже поняла и поблагодарила соответственно:

— Спасибо, конечно, хотя цветы покупались не для меня. Ты же не знал, что я сегодня к вам приду. Ну, ничего, жена твоя не обидится.

Нина из-за Катиной спины улыбнулась и подмигнула Ярославу, а потом, приобняв Катю за плечи, сказала:

— Славик, я эту непутевую сестричку с ее новоиспеченным супругом приглашаю к нам в гости. На завтра. Как, поддерживаешь?

— Присоединяюсь, — ответил Ярослав с улыбкой. — Завтра постараюсь прийти домой пораньше. Хотя бы как сегодня.

Катя расцеловала их на прощание и ушла, любуясь своим роскошным букетом.

— Спасибо за цветы. Тор, — сказала Нина, коснувшись его руки. — Я поняла, что ты хотел сделать мне приятное.

— Завтра куплю тебе точно такие.

Нина улыбнулась, кивнула и отошла к окну. Рассеянно наблюдая за Катиными перемещениями по улице, думала об одном: с чего начать? Как повести разговор с Ярославом, чтобы ее признание было естественным, уместным? А, может, подождать, когда он сам заговорит о любви? И вдруг одна мысль обожгла ее: «Если я что-то прикидываю, рассчитываю, значит, еще не люблю по-настоящему. Любовь — всегда импульс. Впрочем, всегда ли? Откуда мне знать, ведь я до сих пор не любила…»

— Проблемы с Катей?

Голос Ярослава оборвал ее размышления, и Нина невольно вздрогнула.

— Проблемы? Да, действительно… Мне нужна твоя помощь в одном деле.

— Да? Это интересно.

Они вместе уселись на диван и Ярослав взял ее руку, перебирая тонкие пальцы.

— Тор, ты, может, обидишься, что я лезу в твои дела, но мне надо выяснить такой вопрос: твоей фирме нужен хороший электронщик?

Ярослав вдруг захохотал, глядя на Нину с великолепной мужской снисходительностью.

— Хороший? Это не задача. Ты бы могла составить протекцию даже плохому.

— Смеешься надо мной? — спросила Нина с шутливой обидой, но тут же не выдержала и сама захохотала. — Нет, серьезно, Тор… Речь идет о Катькином муже, поэтому я с тобой и заговорила. Она уверяет, что ее Вадим — очень способный электронщик. Но хорошую работу ему найти трудно без связей. Может, ты бы с ним поговорил, проэкзаменовал, что ли… А то ведь отец помогать ему не хочет. Надеется, что Катька скоро не выдержит трудностей и сбежит от Вадима.

— Ты бы от меня тоже сбежала, если бы пришлось жить в шалаше? — спросил Ярослав, внимательно заглядывая ей в глаза.

— Я — другое дело. Я человек более романтического склада, чем Катька. Может, за годы затворничества сделалась такой, не знаю. Но для меня главное — не внешние обстоятельства, а душевное понимание. Я вот иногда не замечаю, какая вокруг обстановка, в какой ты одет костюм, но надолго могу запомнить один твой взгляд или одну фразу, если она западет мне в душу.

Глаза его засияли. Ярослав притянул Нину к себе и крепко поцеловал в губы. Она обняла его, отвечая на поцелуй, и с томительной нежностью подумала о том, что минута признания наступила.

Глава девятая

Звонок в дверь прозвучал совсем некстати. Нина вздрогнула не от испуга, а оттого, что этот звонок показался ей символическим и немного зловещим. Он прервал их поцелуй в ту минуту, когда Нина готова была заговорить о своей любви.

— Ты кого-нибудь ждешь? — спросила она нервно.

— Абсолютно никого, — спокойно ответил Ярослав. — Я собирался провести этот вечер только с тобой.

Звонок повторился несколько раз.

— Наверное Катька что-нибудь забыла! — предположила Нина и пошла открывать с намерением побыстрее выпроводить сестру. Но то была не Катя, а Василий Федорович.

— Папа, ты?.. — растерялась Нина. — А я ждала твоего звонка…

— Мне секретарша говорила. Но я решил не звонить, а явиться лично. Слишком долго я тебя не видел. А поскольку ты просила передать, что весь вечер будешь в доме у своего так называемого мужа…

Ярослав вышел в прихожую и остановился, прислонившись к дверному косяку.

— Ты дома? — недовольно поморщился Гаевой. — А я надеялся застать дочку одну.

Ярослав промолчал, а Нина, стараясь разрядить обстановку, повела отца в комнату, приговаривая:

— Папа, если бы ты пришел на несколько минут раньше, и Катю застал бы. Завтра придет к нам вместе с Вадимом. Папа, ты бы помирился с ними, ей-богу…

— Что об этом говорить!.. — вздохнул Гаевой, усаживаясь на диван. — Катька пока не перебесится, толку не будет… Но сейчас не о ней речь. Вижу, что и ты от меня отдаляешься. А ведь ты не взбалмошная, а вполне разумная девушка. Я всегда был уверен, что ты меня не подведешь…

Нина растерянно молчала. Боковым зрением она чувствовала на себе пристальный взгляд Ярослава, а прямо перед собой видела требовательные, упрекающие глаза Гаевого. Василий Федорович выглядел неважно. Глядя на него, Нина ощущала невольную жалость и угрызения совести. Да, они с Катей совсем о нем забыли, завертелись в своих романах. А отца, небось, и накормить некому. Не будет же он сейчас искать домработницу. Вот и получается, что при всей своей материальной обеспеченности он, в сущности, неухожен.

— Катю я еще возьму в руки, — продолжал Василий Федорович. — Я за тобой пришел. Пора уже, Ниночка, домой возвращаться.

— То есть как? — растерялась Нина. — Не понимаю, папа…

— А что понимать? Я свои обязательства перед ним выполнил. — Василий Федорович кивнул на Ярослава, который так же неподвижно стоял у двери. — Фирма у него теперь есть, договора подписаны, разрешения, кредиты — оформлены. Работа закрутилась. Дальше он и без моего авторитета обойдется. Голова на плечах у него есть. — Василий Федорович стал тяжело подниматься с дивана. — Идем, дочка, достаточно ты здесь выдержала.

Гаевой взял Нину за руку, но она не тронулась с места.

— Собирай вещи! — требовательно скомандовал Василий Федорович. — Я на машине. Сегодня и переберешься домой. А потом развод оформим.

И тут Ярослав отделился от двери, неторопливо подошел и, остановившись между Ниной и Гаевым, заявил:

— Ну, это мне решать, когда оформлять развод.

Василий Федорович несколько раз перевел взгляд с Нины на Ярослава, а потом, снова обретая уверенность, решительно сказал:

— Ладно, можно некоторое время и без оформления. Но жить у тебя она больше не будет. — Василий Федорович уселся в кресло, вальяжно развалившись и уперев одну руку в бок. — Думаешь, я не знаю, что ты стараешься повлиять на мою дочь? Переманываешь Нину на свою сторону, отдаляешь от меня. Слыхал я уже про цветочки, про походы в театр, в ресторан, на природу. А что это за поездка к морю? Не побоялся и дела оставить на целых три дня.

— Не побоялся. У меня надежные заместители, — спокойно ответил Ярослав, усевшись на диван рядом с Ниной и закинув ногу за ногу. — У вас, вижу, разведка работает неплохо.

— Мир тесен, много знакомых, — криво усмехнулся Гаевой. — Ну, ладно, не об этом речь. Пойдем, Нина, собирайся.

— Я не пойду, отец, — ответила Нина тихо, но твердо. — Не обижайся. Но так уж судьба распорядилась. Ярослав — мой муж. А муж и жена должны жить под одной крышей.

— Нина! Что я слышу?.. — Гаевой вскочил, заходил по комнате взад-вперед, потом остановился перед дочерью. — Уже попала под его влияние? Он твой муж? Ты всегда утверждала, что согласишься только на фиктивный брак. Я так переживал, что ты не такая, как все… А выходит, надо было просто поселить тебя под одной крышей с первым попавшимся проходимцем, и через месяц-другой…

— Не с первым попавшимся, а только с таким, как Ярослав! — воскликнула Нина. — Никто другой не стал бы моим мужем!

— Чем же он так очаровал тебя, этот шантажист, холодный делец? — с жестом недоумения и досады в гневе поинтересовался Гаевой.

— Отец, не говори так. — Нина подошла к Гаевому, взяла его за руку и заставила опять сесть в кресло. — Лучше объясни, за что ненавидишь Ярослава. Когда-то ты причинил ему зло. Так почему же вместо раскаяния у тебя в душе ненависть? Значит, правильно говорил Толстой, что мы ненавидим людей за то зло, которое им причинили, а любим за то добро…

Гаевой вскочил и набросился на Ярослава:

— Ты все рассказал ей?! Где же твое слово?

Нина опять заставила отца сесть на место и пояснила:

— Я уговорила Ярослава рассказать правду. Я должна была во всем разобраться, пойми! А ты не хотел мне ничего объяснять. Скажи хоть теперь: это правда, что ты засудил его отца?

— Нет! — прерывая ее, закричал Гаевой.

Взгляды Василия Федоровича, Нины и Ярослава попеременно скрещивались. Гаевой не выдержал. Вопрошающие глаза дочери и презрительная усмешка Ярослава что-то надломили в нем. Он незаметно помассировал грудь в области сердца и с усилием произнес:

— Да… Да, мне надоело носить этот камень на душе… Я совершил ошибку. Можете считать это преступлением. Судебные ошибки часто граничат с преступлениями.

— То была не ошибка, папа, — сказала Нина, внимательно и тревожно заглядывая ему в глаза. — Ты делал все сознательно. Человек легко ошибается, когда ему выгодно ошибиться. Ты мог и сам поверить в свою версию. Покайся, сбрось этот груз с души и станет легче.

— Проповедница нашлась! — желчно усмехнулся Гаевой. — Да, я покаюсь, хотя мог бы и молчать. Мое преступление недоказуемо. И за давностью лет ненаказуемо. Это моя добрая воля — исповедоваться перед вами. Но тогда уже и ты, дочка, расскажи, как собиралась помочь мне. Ты хотела выкрасть у своего… мужа бумаги, которые он на меня собрал.

— Это правда? — в голосе Ярослава зазвенел металл.

Нина опустила голову, не смея взглянуть на него, и тихо ответила:

— Да…

— Что же ты так плохо исполнила свою миссию? — продолжал допытываться Ярослав.

— У меня нет опыта в подобных делах.

Нина смотрела в окно, отвернувшись и от мужа, и от отца. Щеки ее пылали.

— А ты еще попроси у него прощения, дурочка, — проворчал Василий Федорович.

— Это наше с ней дело — кому у кого прощения просить, — заявил Ярослав.

Гаевой встал и подошел к Нине.

— Идешь со мной?

У Нины на лице появилось мученическое выражение. Она взглянула на Ярослава и встретила его твердый, испытующий взгляд. И тогда, покачав головой, очень тихо, но решительно ответила:

— Нет.

Гаевой вздохнул и, явно пересиливая себя, спросил:

— Отрекаешься от меня?

— Ни в коем случае, папа. Отрекаться от родителей — последнее дело.

— Что ж, и на том спасибо.

Гаевой повернулся и, тяжело ступая, оседая на каждом шагу, направился к двери. Нина бросилась вслед за ним, поцеловала и сказала:

— До свидания, отец. Послезавтра мы с Катей будем у тебя.

— «У тебя»? — передразнил Гаевой. — Это также и ваш дом. В него и возвращайтесь.

Когда он ушел, Нина проскочила в другую комнату, желая хоть на несколько минут спрятаться от Ярослава. После такого тяжелого объяснения неуместна была бы любовная сцена, поцелуи и признания. Приход Гаевого все нарушил и одновременно все поставил на свои места. Что ж, придется пройти через это…

Нина вздрогнула, услышав шаги Ярослава. Она повернулась к нему лицом, но отвела взгляд в сторону.

— Почему ты прячешь глаза? — спросил он строго.

— Мне стыдно, — сказала она с усилием. — Я действительно вошла в твой дом с недобрыми намерениями.

— Я знал! — воскликнул Ярослав. — Я знал, чувствовал это! Ты играла со мной, притворялась, чтобы меня очаровать! А твоя единственная цель — выкрасть эти проклятые бумаги!

Взрыв его негодования заставил и Нину взорваться.

— Но ты же не прав! — закричала она и топнула ногой. — Если б ты для меня ничего не значил, я сейчас бы ушла к отцу! А я выбрала тебя. Понимаешь?

Внезапно он улыбнулся и обнял ее за плечи.

— Да, Нина… прости меня, — сказал он тихо.

— Это ты меня прости, — вздохнула Нина и положила голову ему на грудь. — Все мое притворство осталось в прошлом, поверь… И, знаешь, сейчас рассказала тебе об этом — и легче стало. Словно груз упал.

— Ну, твой-то груз небольшой… — Ярослав провел рукой по ее волосам. — У других и потяжелей имеется…

— У отца, например…

— Твоему отцу теперь полегчало. Он тоже свой груз сбросил… почти. А я…

И тут Ярослав замолчал, словно ему внезапно зажали рот. Нина подняла голову с его плеча, удивленно спросила:

— Что — ты?

— Да ничего…

Он отошел в сторону, взглянул в окно, стал что-то насвистывать. Нина тут же оказалась рядом. Ярослав грустно улыбнулся, встретив ее доверчиво-вопрошающий взгляд, и принялся рассуждать на отвлеченные, казалось бы, темы:

— Знаешь, подумал вдруг: и откуда у нас, восточных славян, такая потребность исповедоваться в своих грехах? Понимаем, что признание ничего кроме вреда не принесет — и не можем не признаться. Иногда есть все возможности скрыть горькую правду, а мы не скрываем. Давит нас что-то изнутри…

— Ты прав. Есть такая черта в славянской натуре. Это еще классики подметили. Помнишь, как Дмитрий Карамазов на суде всю душу выворачивает… А пушкинский Дон Гуан, рискуя вызвать ненависть любимой, кричит ей: «Я не Диего, я Гуан!»

— Помню… «О, дона Анна, где твой кинжал? — Вот грудь моя!»…

Нина вздрогнула. Ей показалось, что Ярослав не в себе. И она продолжала говорить, стараясь абстрактными рассуждениями заглушить беспокойство:

— Я не знаю, как это назвать. Внутреннее давление личности, что ли. Легче внешние невзгоды перенести, чем испытывать это давление изнутри… Оно гнетет, распирает душу. И тем сильнее, чем больше в человеке души.

— О, я-то ведаю, как это тяжело…

— Ты?.. Господи, да что с тобой?.. — Нина встряхнула Ярослава за плечи. — Тебе тоже есть в чем покаяться?

— Я, может быть, такой же преступник, как Гаевой, — медленно, глухим голосом произнес Ярослав.

— Что?.. Преступник? Бог мой, какое же преступление ты совершил?

— Ты возненавидишь меня, когда узнаешь…

И Ярослав, не взглянув на Нину, быстро вышел в другую комнату. Нина побежала следом, чувствуя, что за его необычным состоянием скрывается мрачная тайна. Схватив Ярослава за руку и стараясь поймать его убегающий взгляд, Нина заявила:

— Теперь я уж точно не отстану! Ты не представляешь, до какой степени я любопытный человек. Ну, говори же, говори! Какое преступление? Воровство? Вполне объяснимо. Трудное детство… Нет, в данном случае это даже преступлением нельзя назвать.

— Похуже, — ответил Ярослав глухим голосом.

— Неужели… убийство?.. Случайное, в драке?

Она заранее была готова оправдать это предполагаемое преступление. Нелегкая жизнь Ярослава, его борьба с обстоятельствами, стремление сделать самого себя — все казалось ей достаточным основанием, чтобы простить ему любой проступок. Нина вспомнила рассказ Жени о том, что несколько лет назад Ярослав казался опустившимся человеком. Прошлое давило на него, но он сам взял себя в руки. Несомненно, человек такой драматической судьбы когда-то мог и «преступить».

Ярослав закурил, вышел на балкон, снова вернулся, затушил едва начатую сигарету, прошелся несколько раз из угла в угол.

Нина сидела на диване и терпеливо ждала объяснений. Она молчала, но ее напряженная спина и стиснутые на коленях руки выдавали скрытую тревогу.

Ярослав тоже сел на диван, но не рядом с Ниной, а подальше, словно желая отгородиться от нее невидимой стеной.

— Я мог бы стать и вором, и убийцей, — неожиданно начал он свой рассказ. — Но судьба дала мне шанс не попасть в дерьмо. Трудное детство не окончилось уголовной юностью. Я сумел удержаться на острие ножа… Помнишь, я рассказывал тебе, на каких работах перебывал в молодости. Другие парни из моей среды или опускались, шли на дно, или соглашались на убогое размеренное существование. Казалось, и у меня нет иного выхода: ни связей, ни поддержки, ни наследства. Никакого житейского плацдарма. Но я барахтался, силился подтянуться наверх. И при этом — чтобы честно, без уголовщины… И вот я посреди этой трудной жизненной борьбы узнаю, что есть человек, выплывший на поверхность благодаря несчастью нашей семьи. И есть преступник, вместо которого был наказан мой отец.

Нина вспомнила подслушанный при первой встрече разговор Ярослава с Гаевым, и ей показалось, что она может высказать правильную догадку:

— Кажется, я понимаю, Тор… Ты убил или покалечил настоящего убийцу, вместо которого засудили твоего отца. И твой поступок так на тебя подействовал, что ты решил дальше мстить другим путем. Угадала?

— Нет. Я действительно наводил справки и, в конце концов, разыскал настоящего убийцу. Но встретиться с ним не успел, он к тому времени умер. А если бы и встретился — толку от этого не было бы. Он, говорили, перед смертью впал в маразм. Здесь сама судьба хранила меня от глупой мести… Но другой преступник был жив, здоров и процветал. Через некоторое время я узнал, в каком городе и на какой должности пребывает Гаевой. И я поехал туда, сам не зная для чего. Реального, обдуманного плана мести не было. Все получалось стихийно. Я нашел учреждение, где работал Гаевой. Увидел его пару раз и постарался хорошенько запомнить. Потом узнал, где он проживает, стал следить за домом. Ночевал я в те дни, где придется: на вокзалах, в парках… Я и до этого уже несколько месяцев был человеком опустившимся, пьяницей, матерщинником, травку покуривал. А в чужом городе, грязный и небритый, стал похож на последнего уголовника. Прохожие косились на меня, старались обойти стороной. А я ничего не мог с собой поделать, чувствовал себя беспомощным, уничтоженным. Видел чванство, благополучие… знал, какой ценой оно было куплено. Я понимал, что в этом мире мне никогда не выбраться наверх…

И вот однажды, воскресным вечером, я дежурил возле дома и увидел, так сказать, парадный выход семьи Гаевого. Наверное, они направлялись в театр или в гости. Шли неторопливо, посмеивались, переговаривались. На углу их ждал лимузин с шофером. Выглядели все очень респектабельно. Гаевой и сам — представительный мужчина, и жена у него красивая, и дочери хорошенькие… особенно старшая. Младшая была еще подростком. А старшая, то есть, ты — в самом расцвете юности, холеная, казалась мне воплощением того мирка, который я ненавидел. Благополучного, самодовольного, а внутри — порочного.

На следующий день я опять дежурил возле дома. Ждал возвращения со службы Гаевого. На что я рассчитывал? Подстеречь его в подъезде? Возможно. Не знаю, что именно пришло бы в мою одурманенную голову, но я был готов на все. Ждать пришлось долго. Входили и выходили разные люди, а Гаевого все не было. И вдруг из подъезда выплыла его старшая дочь под руку с кавалером. Пошли по улице, красивые, упакованные во все фирменное. Они даже не заметили потрепанную и заросшую личность, что околачивалась на углу возле магазина.

Я снова почувствовал безысходность своего положения. Их привилегированный мирок был замкнут. Туда не пускали подобных мне.

Стало любопытно, куда пойдет эта парочка. И я поплелся за ними. Я уже научился выслеживать, оставаясь незамеченным.

Они топали вперед, разговаривали, смеялись. Иногда он обнимал ее, прижимал к себе. Путь был не такой уж близкий, но я решил выследить их до конца. Парочка вошла в какой-то подъезд. Поднялась на второй этаж. Зазвенели ключи, открылась дверь. Я вышел на улицу и стал ждать. Был уверен, что девица из того мирка прошла огонь и воду, что она, несмотря на молодость, — порочное и развращенное создание. Вот сейчас там, в квартире у своего хахаля, она занимается любовью. Интересно, как? Ведь пресыщенные оба, нормальное их уже не устраивает. Может, там даже не одни. Возможно, в этой квартире — притон. Там оргия, групповой секс. Словом, картинка из порнухи. И чем больше я об этом думал, тем больше распалялся и ненавидел ее. То есть тебя… Так я ходил туда-сюда минут пятнадцать и вдруг увидел, что ты выбегаешь из подъезда. Ну, подумал я, что-то там случилось. Может, кого-то случайно убили, а теперь разбегаются по домам. Нет же, не дам я тебе так просто уйти, балованная стерва. И я бросился за нею следом. В меня словно дьявол вселился. И она, как на грех, бежала через парк…

Я налетел на нее сзади…

Дальше знаешь, как было дело. Но знаешь только внешнюю сторону. А что творилось у меня внутри, когда я понял, что совершил преступление, что изнасиловал невинную девушку, что теперь по мерзости сравнялся с ее отцом… Я испытал настоящее потрясение.

Нина угадала окончание его рассказа еще в тот момент, когда он упомянул о «парадном выходе» семьи Гаевого. И слушала Ярослава с гнетущим, тоскливым чувством, от которого холодело все внутри. Однако Нина не верила, не хотела верить, что он говорит правду. Рассказ Ярослава казался ей каким-то мрачным сочинительством, о чем и заявила ему:

— Я предчувствовала, что ты наговоришь мне всю эту белиберду! Прямо автор детективов. Понимаю, что ты задумал таким оригинальным способом меня утешить. Дескать, не было никакого грязного насильника, а был я, твой будущий муж, просто первая брачная ночь оказалась неудачной. Напрасный труд. Можешь не стараться. Я тебе все равно не поверю. Думаешь, я совсем дурочка, не разбираюсь в людях, и не знаю, кто на какое преступление способен? Это не мог быть ты! И не надо ради спасения моей психики возводить на себя напраслину.

— Я мог бы это скрыть, — сказал Ярослав, не глядя на Нину. — И ты бы никогда не узнала… И по доброте своей никогда бы не подумала обо мне ничего такого… Но не хочу, чтобы эта тайна давила на нас вечным грузом. Делай со мной что хочешь, но то был я.

— Не верю!.. — крикнула Нина с тоской.

— Это нетрудно доказать. Есть детали, о которых могут знать только двое — насильник и жертва. Например… Помнишь тряпку, которую тебе накинули на голову? Она пропахла бензином и машинным маслом. Это была моя старая куртка. В ней я подрабатывал вечерами в гаражах. Недалеко был поваленный ствол дерева, и ты присела на него, когда застегивала разорванную одежду. Ты споткнулась, когда…

Ярослав продолжал говорить, описывать место, время и другие подробности. Нина уже почти не улавливала смысл, а только слышала интонацию его голоса — резкую, исполненную мрачной решительности. Он говорил, словно прыгал в ледяную воду. И теперь она уже не сомневалась, что Ярослав говорит правду. Нина почувствовала себя страшно опустошенной, словно из нее вынули душу. Свет и тень, любовь и ненависть, добро и зло — все смешалось и все перестало существовать. Она опять увидела себя как бы со стороны одинокой странницей, бредущей по обочине жизни.

— Не надо, — остановила Нина Ярослава. В ее охрипшем голосе была боль. — Теперь все ясно. Значит, это был ты… Подобным образом ты отомстил Гаевому?

Она посмотрела на Ярослава, но он сидел, опустив голову, и не встретился с ее взглядом. Ответил так, словно обращался не к ней:

— Мне казалось тогда, что ты — его продолжение, воплощение ненавистного мне клана.

— Почему был так уверен, что человек не может выломиться из своего клана, из своей среды? Сам же — выломился.

— Я многого тогда не понимал и не знал. Не знал даже, что ты ему не родная дочь.

— А если бы знал? За Катьку бы принялся? Не посмотрел бы, что малолетка?

— Ну зачем ты так…

Они взглянули друг другу в глаза и Нина поняла, что теперь между ними пропасть, через которую она не сможет переступить. Человек-фантом, в котором совместились сказочный принц и грязный насильник, не мог быть воспринят сознанием. И Нина спросила:

— А как теперь с тобой говорить? Как смотреть в глаза? Разве могу я после этого находиться под одной крышей?

Ярослав вдруг схватился руками за голову и, качаясь из стороны в сторону, простонал:

— Дурак! Зачем я признался?!..

— Не бойся, не донесу в милицию, — сказала она безжалостно. — Я даже никому об этом не расскажу. Пусть этот скверный анекдот останется между нами.

Ярослав посмотрел на нее так, словно Нина его ударила.

Нина вскочила и принялась лихорадочно собираться, бросать в сумочку разные мелочи, расчесываться на ходу.

Ярослав схватил ее за руку, не выпуская из комнаты.

— Погоди! Я еще не рассказал тебе, что было со мной потом, после того… преступления.

— Пусти! Это совсем не интересно, в какие еще истории ты попадал. Ты мстил мне, потом пользовался, как средством для достижения цели, ставил надо мной эксперимент… психологический… и физиологический… А теперь рассказал всю правду, чтобы не заносилась, а жила в реальном, грубом мире. Так сказать, опустил меня с небес на землю. Прямо в грязь. Теперь твоя месть завершена.

— Так вот как ты думаешь обо мне? — воскликнул Ярослав и глаза его стали сумасшедшими. — И с этими мыслями хочешь уйти?! Надеешься, что я тебя так отпущу? Ты отсюда не выйдешь, пока не выслушаешь до конца!

И Ярослав, заслонив собою дверь, заставил Нину остаться в комнате.

Глава десятая

Она пыталась сопротивляться, но Ярослав почти толкнул ее в кресло, асам придвинул стул и уселся напротив, совсем близко, чтобы пресечь всякие попытки Нины убежать.

— Ты ничего не поймешь, если не узнаешь абсолютно все, до мелочей! — В его голосе была решительность отчаяния. — Послушай, что происходило дальше. Так вот… я был потрясен, обнаружив, что ты невинная девушка. Моим первым порывом было бежать подальше с места преступления, пока ты еще не очнулась. Но потом одна мысль заставила остаться. Я подумал, что какие-нибудь бомжи могут забраться в эти кусты, увидеть тебя…

— Тогда бы они сделали со мной то же, что и ты, — резко сказала Нина.

— Именно это меня и пугало. Я спрятался и решил тебя незримо охранять. Я видел, как ты очнулась, встала, потом присела на поваленное дерево, потом медленно побрела к дому… Я двигался за тобой следом. Только когда ты скрылась за дверью, я ушел. В ту ночь мне заснуть не удалось. Я ходил по набережной, по парку в каком-то странном возбужденном настроении. Причем, хмель из меня давно вышел, я был абсолютно трезв. Куртка, которую я накидывал тебе на голову, пахла уже не только бензином и машинным маслом. Мне показалось, что в ней задержался тонкий аромат твоих духов. Под утро, когда рассвело, я пошел на место преступления. На траве, на опавших листьях темнели пятна крови — твоей крови. Я нарвал веток и положил сверху. На одном из кустов зацепился за колючку лоскуток твоего платья — тяжелый темно-красный шелк. Я взял его и спрятал в карман.

Нина ахнула и застонала. Увы, теперь исчезли последние сомнения. Да, то был он — Ярослав. Только насильник мог знать о вырванном лоскутке вишневого шелка.

Ярослав понял ее реакцию и на его лице появилась болезненная гримаса.

— В тот же день я уехал из вашего города, — продолжал Ярослав торопливо, словно боялся, что она его прервет. — Я забрался в свою коммунальную берлогу и там отсыпался несколько часов. А когда проснулся и глянул на себя в зеркало, мне стало противно: заросшая, опухшая физиономия… Я начал приводить себя в порядок. И после того, как помылся, побрился, оделся в нормальную одежду, снова глянул в зеркало очень внимательно. Мне показалось, что я не такой уж урод. Почему-то вдруг представил тебя рядом. Это казалось настолько диким и нереальным, что я даже засмеялся. Настроение у меня было одновременно и скверное, и какое-то… просветленное, что ли. Скверное оттого, что я совершил преступление. Оказалось, не так-то просто это пережить. В генах у меня, наверное, засел какой-то инстинкт, вложенный природой… или поколениями мастеровитых предков, для которых слова «Бог» и «Совесть» были одно и то же. А просветленным мое настроение было оттого, что ты оказалась целомудренной девушкой. Ведь это означало, что в мире не все еще рухнуло, если даже такие красивые, избалованные девицы могут сохранять чистоту — старомодную, вроде бы, добродетель… Себе я показался скотом, разрушившим, может быть, ее самые сокровенные надежды… Что, если после этого насилия и она, обозлившись на весь мир, пустится во все тяжкие? Я промаялся примерно месяц, потом опять приехал в этот город, стал следить за домом Гаевого. Утром незаметно «сопроводил» тебя в университет и подглядел, в какой группе ты учишься. В тот же день случайно встретил земляка, того самого, что был у нас на свадьбе. Разговорились о том, о сем. Я навел разговор на «сынков» и «дочек», которые учатся на престижных специальностях. Он назвал несколько имен, потом добавил: «Да, еще в этом году дочка Гаевого поступила.» Я провокационно пошутил: «Смотри, не пропусти свою судьбу. Пока еще молодая — прибери к рукам». А он засмеялся: «Такие девицы не про нашу честь. И потом, на нее уже положил глаз наш местный Дон Жуан — Олег Хустовский». Больше я его расспрашивать не стал, чтобы не вызывать подозрений. В отделе кадров узнал (притворяясь другом детства, вернувшимся с Севера), где и кем работает Олег Хустовский. Нашел кафедру, походил туда-сюда. И обнаружил красавчика, который шел тогда с тобой. На следующий день вечером мне повезло. Я увидел, как Олег с какой-то девицей заходит в ресторан. Я тут же подошел на улице к первой попавшейся девушке и стал умолять ее притвориться моей дамой всего на один вечер. Сказал, что мне очень надо познакомиться с одной девушкой, а она там с кавалером. Наверное, я выглядел достаточно убедительным. Во всяком случае девушка согласилась. Я заплатил официанту и он подсадил нас к столику Олега. Олег был уже достаточно пьян, а потому не стал возражать против нашего общества. Я назвался чужим именем, сказал, что здесь проездом, что сам я из Прибалтики. Постепенно разговорились. У него язык развязался, как это часто бывает в разговоре со случайными собеседниками, которых раз видел и больше не увидишь. Когда девушки вышли в туалет и мы с Олегом остались вдвоем, я сказал ему:

— Красивая у тебя девочка. Мне б такую.

Он засмеялся:

— Могу уступить.

— А я думал, что она твоя невеста.

— Да что ты! Это просто так, временная. У меня тут, вроде, намечалась невеста… и покрасивее этой. Между прочим, дочка большого начальника. А потом у нее всякие выбрыки начались. Вдруг ни с того ни с сего — не буду с тобой встречаться.

— И давно это?

— Да уже месяц. Только я собрался ее распробовать, а она фыркнула, хвостом махнула… Думает, буду за ней бегать. Не буду. Я привык, что за мной…

— А ты ее любил?

— Слушай, парень, ты, вижу, из романтиков? «Любил»!.. Не долюбил однако. Ладно, пусть нос задирает. Свет клином на ней не сошелся. И не у нее одной папаша с такими возможностями.

Вот так мы с ним и поговорили. Олег, небось, давно забыл своего случайного собеседника. А я в тот вечер узнал главное, что меня интересовало: ты не встречаешься больше с Олегом.

Я уехал обратно в свой город и стал работать с удвоенной энергией. Попутно восстановился на третьем курсе вечернего факультета. Пьянствовать теперь было некогда, да и не тянуло. Через несколько месяцев купил побитый «Запорожец», сам отремонтировал. Между нашими городами не больше двух часов езды. Как только появлялся свободный день, я тут же мотался на «Запорожце» в ваш город и принимался следить за тобой. Я сам не знал, зачем мне это было нужно, но что-то гнало вперед. Однажды я познакомился с ребятами из твоего факультета и от них услыхал о тебе, что ты — «чокнутая», ни с кем не гуляешь, избегаешь парней. Впрочем, один раз я все-таки увидел тебя с парнем. И ощутил что-то вроде ревности. Вечером того же дня вернулся в Запорожье, заперся в своей комнатушке и бросился на кровать. Метался всю ночь без сна и в конце концов понял, что люблю тебя. Это была любовь без будущего, без надежды. Я сто раз приказывал себе забыть все, и каждый раз снова и снова возвращался в этот город, чтобы незаметно, издалека тебя увидеть. Попутно наводил справки и в Запорожье. Окольными путями узнал у бывших соседей Гаевого, что ты ему не родная дочь. Конечно, мне понравилось, что в твоих жилах течет не его кровь, но в моей судьбе это ничего не меняло. Ситуация была патовая. Я не мог выбросить тебя из головы, из сердца, а с другой стороны не мог перестать ненавидеть Гаевого. Впрочем, дело было не только в нем… Ты стала не такой, как все. И в том была моя вина. Ты избегала мужчин, и это мне нравилось, когда касалось других. Но и меня ты бы тоже отвергла — чем я был лучше остальных? Поэтому я не пытался сблизиться с тобой обычным способом — то есть познакомиться, начать ухаживать, дарить цветы и так далее. Надо было искать окольный путь. Тогда я и задумал весь этот план: предстать перед Гаевым хозяином положения, а не просителем, и получить доступ к тебе на некоторое время. Надеялся, что, узнав меня как личность, ты, возможно, заинтересуешься моей особой. Но для этого надо было стать личностью… Я должен был хотя бы элементарно тебе соответствовать, чтобы говорить на одном языке. Я понимал, что ты девушка не простая, а из тех, о которых Меладзе поет: «Ты натура утонченная, Достоевским увлеченная».

— Не иронизируй, пожалуйста, хоть сейчас.

— Иронизирую я только над собой, поверь. Как я, дурак, старался, сколько усилий приложил — и все зря!.. Но тогда казалось, что я смогу чего-то добиться своим трудом, мозгами, упорством, наконец… Надо было стать материально независимым, образованным, респектабельным, чтобы сравняться с тобой. И я работал, как вол, стучался во все двери подряд, рисковал, мотался, спал по пять часов в сутки. И еще учился. Необходимо было получить образование, чтобы потом иметь перспективу. Я понимал, что времена полуграмотных нуворишей не вечны. Тот факт, что в обществе начался разброд и хоть какая-то, пусть порочная, динамика, мне был на руку. Появился шанс найти свою нишу, зацепиться за какое-нибудь дело и вести его. Раньше, когда номенклатура держала круговую оборону и все блага выдавала из подполья, у меня такого шанса не было. Я не из тех, кто может преуспеть в мире собраний, докладов, лозунгов, кабинетно-телефонных намеков и прочая. Но трудиться до седьмого пота, предпринимать, рисковать, бороться за успех, напрягать ум и волю — это я умел. У меня даже появилась какая-то сверхъестественная энергия, дикое упорство. Тогда я еще не понимал, что все это из-за тебя. Но теперь точно знаю, что именно ты вдохновляла меня, хотя и не подозревала о моем существовании…

Ярослав перевел дыхание, не решаясь взглянуть на Нину. Она сидела очень прямо, сложив руки на коленях и глядя куда-то в пустоту. Лицо ее было строгим и неподвижным, но мысль работала лихорадочно, перебегая с одного предмета на другой. Сейчас она подумала о Ярославе: «Что ж, недаром Женя сравнивал его с героями Джека Лондона. В нем тоже столько упорства, воли и… и романтики».

— Конечно, у меня был очень сложный долгосрочный план, — продолжал Ярослав. — Для его осуществления требовались годы. А за эти годы ты могла выйти замуж и тогда бы он рухнул. Это мучило меня больше всего. Я готов был убить любого, кто приблизится к тебе. Наведываясь в город, я изощрялся, как заправский детектив, чтобы разузнать о тебе побольше и при этом ни в ком не вызвать подозрений. Ты по-прежнему считалась холодной, недоступной, «чокнутой», избегала мужчин. Я следил, стараясь остаться незамеченным. Потому всегда натягивал на лоб шапки, шляпы, кепки — в зависимости от сезона. Часто специально не брился несколько дней перед приездом. Одежду носил как можно более безликую в стиле «простой парень с улицы»: стандартные джинсы, куртки, футболки и так далее. И все же, боюсь, иногда я попадался тебе на глаза. Впрочем, твой взгляд всегда был таким задумчивым и отрешенным, что ты вряд ли замечала прохожих.

— Когда пришел к нам, мне действительно показалось, что ты кого-то напоминаешь, — холодно и с какой-то сдержанностью выдавила из себя Нина.

— Я предвидел, что у тебя могут возникнуть подозрения. Поэтому оделся не так, как одевался на улицах. Волосы прилизал. Очки с дымчатыми стеклами нацепил. Выбрал костюм такого покроя, который бы зрительно скрывал и мускулы, и плечи. Понимая, что подозрения у тебя все-таки могут остаться, предпринял еще один ход. Нарочно познакомил тебя с университетским знакомым, чтобы потом, как бы между делом, сказать, что ты меня могла видеть в университете. А версию насчет пари я сочинил, чтобы эта встреча выглядела объяснимой. Помню, ты еще тогда сказала обо мне: «До чего же расчетливый субъект». А я ответил: «О, ты даже не представляешь, насколько я расчетлив». Но мой расчет был не в пари, а в том, чтобы ты поверила, будто в моей похожести на кого-то нет ничего подозрительного. Слушай дальше.

— Нет, довольно, Ярослав! — Нина решительно тряхнула головой. — Все эти детали, подробности меня уже не интересуют. И объяснения сейчас не помогут. Мне трудно разобраться во всем, даже в самой себе. Хочу побыть одна.

Она встала, направляясь к выходу, но Ярослав опять заслонил ей дорогу.

— Нина, не уходи, дай шанс! Я ждал тебя столько лет, ты должна простить мою вину!

— Ничего я не должна… А, впрочем… я ни в чем тебя уже и не обвиняю. Но остаться не могу. И не ищи. Я сама буду решать — видеться с тобой или нет. Катю в гости не жди, Вадима на работу не устраивай. Не хочу, чтобы через них ты пытался общаться со мной.

— Я дурак!.. — Ярослав опять схватился за голову. — Эти десять дней я имел все, о чем мечтал… или почти все. Недоставало только твоего признания в любви. Но оно приближалось, я чувствовал… А теперь его не будет. Я сам все поломал!.. Зачем я сказал об этом так рано! Ты еще не созрела для подобных откровений… Еще не любила меня по-настоящему… А теперь и не полюбишь!.. — В глазах Ярослава опять появились искры холодного бешенства. — Так знай же, непреклонная снежная королева, что при всей красоте нигде и никогда не встретишь такой любви, как моя! Не веришь? Смотри!.. Есть ли еще где-нибудь подобный сумасшедший, который так бы тебя боготворил!

И Ярослав принялся отпирать таинственный ящик стола. Руки его тряслись. Сильные, всегда уверенные руки. Он достал и бросил на стол кожаную папку.

— Смотри! — говорил Ярослав, показывая ей содержимое папки. — Если еще сомневаешься в том, что я говорю правду, — вот доказательства. Уже несколько лет я храню эти предметы. Вот — тот самый лоскуток вишневого платья, который зацепился за куст, носовой платок, который ты обронила, когда шла по улице и рылась в сумочке. Несколько фотографий. Я снимал тебя на улице, незаметно. Конечно, снимки получились неудачные, но где бы я взял другие? Черновик твоей контрольной. Узнаешь? Ты вышла из аудитории, скомкала его и бросила на подоконник. Я потом подобрал. Мне очень хотелось взглянуть на твой почерк. А вот театральная программка. Опера «Кармен». Ты была в театре с отцом и сестрой. Приехали два солиста из Большого, билеты шли нарасхват, и я не доставал их заранее. С большим трудом попал на балкон. Вы сидели в партере. Во время перерыва вы, как водится, вышли из зала. А программку ты бросила на сиденье. Я подошел, незаметно взял ее, а взамен положил свою. Вряд ли ты заподозрила подмену, а мне приятно было сознавать, что коснешься какого-то предмета, который я уже держал в руках. Но самый крупный мой трофей — этот. Полотенце, которое брала на пляж. Ты была на пляже с двумя подругами. И я там был. Улегся, накрылся газетой, надел темные очки и наблюдал. И вдруг услышал, как рядом со мной переговариваются два хмыря. Один из них сказал, указывая на вашу компанию: «Вот видишь, та красотка — дочка Гаевого. Можешь посмотреть, но потрогать не удастся. Говорят — мужененавистница. А как устраивается? Не знаю. То ли лесбиянка, то ли сама себя любит. А может, фригидная».

— Я предполагала, что так говорят! — воскликнула Нина, охватив ладонями пылающие щеки. — Почему люди обязательно хотят к каждому прилепить ярлык! Если бы они знали, насколько мне противны всякие извращения, все противоестественное!..

— Я это знаю, Нина, — сказал Ярослав, отводя ей руки от лица. — И всегда знал. Я дал тому хмырю хорошую затрещину. И пошел прочь, чтобы не привлекать внимания. Они сначала растерялись, потом стали кричать мне вслед ругательства. Но догонять не решились. И тут вдруг… иногда так бывает в разгар жаркого летнего дня… подул внезапный ветер, закапал дождь… Пляжники стали спешно собираться. Я, уходя, оглянулся. Ты в этот момент натягивала сарафан. А твое полотенце, висевшее на грибке, ветер подхватил и понес прямо к моим ногам. Ни ты, ни твои подруги этого не заметили. Я решил, что сама природа дарит мне этот приз и быстро спрятал полотенце в сумку. Оно было еще влажным. Ты вытирала им свое тело. Сколько раз я зарывался в него лицом!

Нина слушала, затаив дыхание. Можно не поверить словам, но предметы, хранимые Ярославом, — доказательство вещественное и бесспорное. «Боже мой, прямо как в «Гранатовом браслете», — подумала Нина, все больше изумляясь. Ей трудно было охватить рассудком сразу столько невероятных откровений.

— Знаю, что все это выглядит дико и странно, — продолжал Ярослав. — Но, когда я касался этих предметов, по телу пробегала дрожь. Помнишь, как герой Набокова согрешил с белыми носочками Лолиты? Наверное, что-то подобное испытывал и я.

— Прямо фетишизм какой-то, — хрипло рассмеялась Нина. — И однако ты успел при этом поиметь немало женщин.

— Но мечтал я только о тебе. Каждый раз пытался представить, что держу в объятиях именно тебя… Но не мог. Ты была невозможна, недосягаема. Но я шел к тебе упорно, шаг за шагом. Я не мог рассказать о своих чувствах никому, даже лучшим друзьям. Что касается Гаевого, мне нужен был союзник, который бы помог подобраться к нему. Костя не подходил для этой роли. Но кроме Кости у меня здесь еще один друг. Он уже два месяца в отъезде, но скоро вернется, и я бы хотел познакомить тебя с ним… Я рассказал ему все о роли Гаевого в моей жизни. Не упомянул только твоего имени… Надо было найти предмет для шантажа, но самому при этом не попасть в поле зрения Гаевого. Друг — человек очень информированный и раскрыл не одну грязную тайну, помог узнать кое-какие подробности из жизни Гаевого. Это были устные сведения, никаких бумаг достать мы не могли.

— Выходит, ты блефовал? — растерялась Нина. — У тебя нет никакого вещественного компромата?

— Гаевой поверил, что есть. Я попал в самую точку. А на воре, как говорят, и шапка горит. Теперь можешь рассказать своему папеньке, что у меня нет этих бумаг.

— Не боишься, что он перестанет помогать?

— Плевать на все дела, если ты уйдешь!

— Ты сам себя обманываешь! Тебе не могут быть безразличны дела, успех! Столько лет трудился, пробивал лбом стену. Сделал себя.

— Это я уже слышал. Но не сам себя я сделал, а ты меня. И ты хочешь убить все надежды, сделать мою жизнь бессмысленной!.. Нина, неужели эти десять дней близости не перечеркнули твое отвращение к тому, кем я был? Ты же что-то чувствовала ко мне, или я это придумал?..

— Нет, не придумал. Так оно и было. Тем труднее привыкнуть к мысли, что именно ты — тот самый подонок… Я не могу совместить эти два образа! Отпусти, не то я сойду с ума!..

— Сойдешь с ума! Я уже сошел!.. Я за себя не отвечаю! Не знаю, что будет со мной завтра!.. Но сегодня… Сегодня я буду с тобой! Может, в последний раз!

И Ярослав, схватив Нину в охапку, бросил на кровать, а сам лег сверху.

— Пусти, слышишь! — закричала она, отбиваясь. — Ты сейчас напоминаешь того подонка, который…

Прежний страх на мгновение вернулся к Нине, заметался в ее потемневших, расширенных глазах. Она чувствовала, что сознание начинает мутиться… И тут Ярослав, видимо, заметив состояние Нины, отпустил ее. Он сел рядом с ней на кровать, тяжело дыша и уронив голову на руки.

— Прости, — сказал он глухо. — Силой удерживать не стану. Я уже понял: все, что насильно, — непрочно. Только добрая воля привязывает надежней всяких уз. Хотя бы добрая воля… А лучше всего — любовь…

— Если бы ты это понял раньше… — прошептала Нина, усаживаясь и поправляя волосы.

Он пристально посмотрел на нее. Она вся дрожала и была очень бледна.

— Неужели все так поздно и непоправимо? — с тоской спросил Ярослав. — Ведь ты почти любила меня!

— Не тебя, а другого человека — благородного, великодушного. Тот человек полюбил меня с первого взгляда, несмотря на то, что я дочь его врага. И несмотря на мое прошлое, о котором можно было подумать бог знает что. Тот человек заранее готов был простить мне любую историю, исправить зло, причиненное другими. Я изумлялась: откуда у него такая внезапная и страстная любовь? Прямо как у принца из сказки. Я восхищалась этой любовью как чудом. А, оказывается, — все не так. Твоя любовь постепенно, с трудом, родилась из раскаяния, из ревности, из зависти, наконец… Теперь понятно, почему ты целовал следы моих ног. Это комплекс вины на тебя давил. Наверное, ты из тех извращенцев-палачей, которые влюбляются в своих жертв.

— Нина, не будь такой жестокой!..

— Я жестокая?! Разве это я отравила тебе несколько лет жизни? Я совершила насилие?

— Я не жалею, что его совершил! — вдруг воскликнул Ярослав и резко тряхнул ее за плечи. — Слышишь?! Не раскаиваюсь! Благодаря этому насилию ты стала не такой, как девицы твоего круга, и дождалась меня! Получилось, что я как бы забронировал тебя для себя, понимаешь? Это глупо и подло, но это факт! Я виноват перед тобой, но ни о чем не жалею! Только о том, что эти десять дней любви так быстро пролетели! Я всегда буду их вспоминать, как самые счастливые дни моей жизни.

Ярослав встал, подошел к двери и открыл ее перед Ниной.

— Подумай еще раз, — сказал он, пристально вглядываясь ей в глаза. — В этом мире не так много любви.

— Есть вещи, через которые нельзя переступить даже ради любви. — Нина обвела глазами комнату, в которой еще совсем недавно чувствовала себя счастливой. — Прощай, временный муж. Завтра отец приедет за моими шмотками. А если не приедет, можешь оставить их себе. Взамен тех лоскутков и бумажек, которые ты хранишь.

Глаза Ярослава стали колючими и злыми, губы сжались в прямую линию.

— Да, ты права! — Он рассмеялся мрачно и хрипло. — Надо уметь расставаться со своим прошлым. Сентиментальных романтиков — на свалку истории!

Он схватил папку и, сбежав по пролету лестницы, швырнул ее в мусоропровод. Затем вслед за Ниной вошел в лифт. Она чувствовала себя потрясенной, подавленной, а потому не в силах была заговорить.

— Не бойся, я не собираюсь тебя преследовать, — сказал Ярослав. — Хочу отвезти домой. Уже поздно, автобусы ходят плохо, а ты боишься темноты.

— Доберусь. — Нина нервно передернула плечами. — Не провожай, не надо. Как говорится, долгие проводы — лишние слезы.

На выходе из подъезда Ярослав все-таки придержал ее за руку и спросил:

— Так ты оставляешь мне хотя бы надежду?

— Надежду на что? — голос ее звучал резко, надломленно. — На возвращение этих десяти дней? В одну реку нельзя войти дважды.

— Надежду на будущее.

— Одному Богу известно наше будущее, — сказала она, не глядя на Ярослава и, вырвав свою руку из его пальцев, быстро зашагала прочь.

Глава одиннадцатая

Автобус был, на удивление, полупустым, и Нина даже села у окна. Итак, она уезжала. Уезжала от человека, который отравил ей несколько лет жизни, но который, вместе с тем, искренне ее любил — странной, почти болезненной любовью.

Теперь все, что связано с ним, останется в прошлом. Новую жизнь надо начинать без него. Он больше не будет преследовать. Она не позволит превратить себя в безгласного идола, которого можно и возвести на пьедестал и вывалять в грязи. Теперь Нина будет решать, кем и для кого ей становиться. В конце концов она не объект, а субъект. Личность, а не кукла для экспериментов.

Интересно, что Ярослав сейчас думает и чувствует? Наверное, ему больно. Ей тоже больно. Но через боль надо пройти. Боль утихнет, когда они исчезнут друг для друга.

Нина подумала о том, что, может быть, Ярослав в эту минуту призывает ее, умоляет вернуться. Почему-то вдруг вспомнилась строчка из песни на слова поэта-шестидесятника:

— Не исчезай из жизни моей,
Не исчезай сгоряча или невзначай…
Нина прислонилась виском к оконному стеклу, на минуту закрыла глаза. И почувствовала, что ресницы слипаются от слез. Ей стало тоскливо и тревожно. Ощущение было такое, словно душа расстается с телом.

— Не исчезай в нас чистота,
Не исчезай, даже если подступит край…
Задумавшись, Нина едва не пропустила нужную остановку, выскочила из автобуса почти на ходу. Шла по улице, не обращая внимания на темноту, не пугаясь случайных и подозрительных прохожих.

Василий Федорович удивился и встревожился, увидев на пороге дочь. Бледность Нины, отрешенный взгляд и лунатические движения ясно свидетельствовали, что она не в себе.

— Ниночка, что с тобой? Этот тип обидел? Что он сделал?

— Ничего, папа, — безжизненным голосом ответила Нина. — Просто я решила уйти от него. Навсегда. Ты ведь советовал.

— Да, но ты не соглашалась со мной. Как это понимать, дочка? Ты не послушала и осталась в его доме, и вдруг, через несколько часов… сама ушла от него.

— В жизни и не такое бывает… Отношение человека к человеку меняется в течение минуты.

— Я понимаю, конечно, что от любви до ненависти один шаг, но… хотелось бы знать причину.

— Не все поддается объяснениям… Прости, но я страшно устала… Хочу спать…

И Нина ушла в свою комнату походкой сомнамбулы. Ей хотелось не спать, а побыть одной. Невыносимо было и дальше терпеть расспросы отца. А ведь в ближайшие дни придется выдерживать не только его расспросы. Нина представила, какой град недоумения и любопытства обрушится на нее после того, как разрыв с Ярославом будет обнародован. От этого надо бежать хотя бы на некоторое время. Может быть, — уехать куда-нибудь на море или в лес? Но так, чтобы никто не знал, где она. Никто. Особенно Ярослав.

Этот человек открылся ей до конца и, в сущности, стал теперь беззащитен перед ней. А мог, между прочим, и не открываться. Его никто не принуждал. Да, в откровенности Ярослава было что-то неистовое, романтическое. Он полностью отдал себя ей во власть. Но Нина не будет этим злоупотреблять, нет. Хоть он и преступник, не станет его разоблачать. Во имя того светлого, что было между ними, не причинит ему вреда.

Нина даже решила не говорить Гаевому о том, что компромата не существует. Узнав об этом, Василий Федорович не только перестанет помогать Ярославу, но даже постарается навредить, а Ярослав, надо признать, этого не заслуживает. Присущая Нине с детства внутренняя объективность заставляла ее отдавать должное уму, энергии, деловой смекалке Ярослава, а главное, его стремлению сочетать личный успех с общественной пользой. И если сейчас подрубить под корень все его начинания, он озлобится и пополнит легион полукриминальных барыг или вообще опустится, пойдет на дно? Нет, Нина не хотела стать причиной моральной гибели человека, даже несмотря на то, что он когда-то причинил ей зло, сделал ущербной и неполноценной на несколько лет.

Ночью Нина почти не спала; одолевали мысли и впечатления. Металась, заново переживая каждое слово, каждый жест этого почти нереального диалога с Ярославом… Почему-то ей вдруг подумалось: а что, если десять дней близости не прошли бесследно? Что, если у нее будет ребенок от Ярослава?.. Эта мысль вначале испугала Нину, а потом даже обрадовала. Ребенок — это будет только ее. Ее личное. Цель и смысл жизни. Она, беспомощная и избалованная, научится быть сильной и практичной, чтобы вырастить его и доказать… Но что, кому доказать? Нет, она просто будет любить своего ребенка вопреки всем трудностям и кошмарам этого мира…

Лишь к утру Нина забылась тревожным сном. А когда проснулась, то увидела, что ей покуда не стать матерью. Десять дней близости оказались слишком маленьким сроком… Вид собственной крови вызвал из подсознания страшную картину насилия, а вместе с ней и ненависть к «тому подонку», вчера переставшему быть неизвестным.

«Хорошо, что я не забеременела от него», — сказала Нина вслух, стараясь заглушить глупое подспудное разочарование. Она лежала и думала: как жить дальше? Уже принято было твердое решение уйти от Ярослава, но как именно это сделать? Придется не раз еще видеться с ним, особенно на процедуре развода. «Нет, не сейчас, только не сейчас. Как-нибудь после!..» Она побежала к отцу и с порога выпалила:

— Папа, мне надо срочно уехать куда-нибудь на отдых! Достань мне путевку! Любую!

— Подожди, — остановил ее порыв Василий Федорович. — Вначале расскажи толком что и как. Вы с этим… Торичем решили разводиться по обоюдному согласию?

— Я так решила.

— А он был против?

— Он уговаривал остаться.

— Почему? Я сделал для него все, что обещал. Зачем же ему надо, чтобы ты оставалась? Выходит, он влюбился в тебя?

— Ну… похоже на то.

— А ты… ты в него случайно не влюбилась?

— Меня и Ярослава слишком многое разъединяет. Я не могу быть его женой. Я так решила.

— Он не будет мстить за то, что ты ушла? Опять начнет нас шантажировать…

— Нет-нет!.. Он обещал. И я ему верю.

— Кстати, эти бумаги… Ты так и не узнала, где они?

— Ярослав не так прост, чтобы хранить их дома. Но он не станет ими пользоваться, если только ты не будешь ему вредить. Однако хватит об этом. Я хочу уехать, папа. И немедленно. Ты сможешь мне достать путевку или я поеду дикарем?

— Дикарем я тебя не отпущу, тем более одну. Сейчас и по путевке в одиночку ездить опасно.

— Я бы могла поехать с Катей, но ее муж, наверное, не отпустит… А давай с тобой поедем, папа! Тебе тоже надо отдохнуть. Ты выглядишь таким усталым, прямо больным…

— Не могу сейчас. И рад бы в рай, да грехи не пускают. Раскручусь немного, месяца через два, — тогда и отдохнуть можно. А ты поезжай с приятельницей или с сотрудницей… Путевки я вам достану. На Гавайские острова не рассчитывай, но в какой-нибудь крымский пансионат — обещаю.

— Спасибо, папочка! — Она расцеловала Гаевого. — Немедленно бегу на работу и оформляю отпуск! Заодно и подыщу себе компанию для поездки. А ты, папа… если вдруг позвонит или придет Ярослав, не говори ему, где я. Я сама буду решать, видеться мне с ним или нет…

Нина шла на работу и по дороге обдумывала, кого бы пригласить с собой в поездку. Отпуск намечался у Зины и еще у одной — совсем молоденькой — библиотекарши Оли. Предлагать совместное путешествие Зине или ее подруге Вере совсем не хотелось. И потом Зина не большая любительница путешествий, отпуск собирается провести на даче. А если поймет, что Нина очень заинтересована в этой поездке, нарочно откажется. Что касается Оли, — она вряд ли располагает средствами даже для льготной путевки. А в долг взять не захочет. Оля, симпатичная и бедная, экономит буквально на всем, чтобы прилично одеваться. Надеется, что внешность и «прикид» помогут ей, в конце концов, подцепить какого-нибудь принца-спонсора.

Остается еще Фаина Григорьевна — женщина немолодая, разводная и очень подвижная. Она бы поехала, наверное, но с ней проводить отпуск — на крайний случай. По возрасту Фаина в мамы годится, а по характеру — оратор, способный довести своими монологами до белого каления.

Не так-то просто в столь короткий срок найти спутницу для поездки. Задумавшись, Нина не смотрела вокруг, а потому вздрогнула, когда рядом с ней внезапно остановился роскошный серебристо-серый «Мерседес». Элегантный мужчина распахнул дверцу и почти выпрыгнул на тротуар прямо перед Ниной. Она ахнула от удивления, узнав Олега Хустовского. Они не виделись уже очень давно и Нина почти ничего не знала об Олеге. А ведь он был, можно сказать, ее первой любовью…

— Привет, красавица! — воскликнул Олег, дружески обнимая. — Как жизнь?

Нина знала, что Хустовский иногда принимает личину «простого парня, своего в доску». А иногда ведет себя как респектабельный и недоступный денди. Бывает — ерничает, острит и демонстрирует, что он — «душа дурного общества». Словом, Олег был прирожденным лицедеем и умел приспособиться к любой обстановке.

— Да вот, живу помаленьку, — сдержанно отвечала Нина. — А у тебя как? Вижу по упаковке — дела идут успешно.

— Не жалуюсь. И ты, говорят, преуспеваешь. Василий Федорович выдал тебя замуж за делового человека? Как она, семейная жизнь?

— Пока не разобралась. Это ты у нас семьянин со стажем. Сыну, небось, лет пять?

— Во-первых, — не сын, а дочь. И не пять, а три года. А семейная жизнь у меня в порядке. С тобой бы, может, и лучше была, но ты же не захотела.

— И не жалею об этом, — язвительно усмехнулась Нина. — Ты потом себя показал. Помнишь Лену Филонову?

— Зачем обобщать? С тобой я бы так не поступил.

— Конечно, потому что у меня отец был большой начальник, а у Лены — простой инженер.

— Ты стала немного циничной? Но мне это нравится. Однако что мы тут беседуем на солнцепеке? Садись, подвезу.

— Зачем? Работа в двух шагах.

— Ты еще и работаешь? Тогда давай минут пятнадцать просто покатаемся, поговорим. Заодно покажу свое новое жилище. Идет?

— Почему бы и нет! — заявила Нина с бесшабашной решительностью. — Пятнадцать минут в нашем распоряжении!

Она села в машину и тут же почувствовала руку Олега на своем плече. Хустовский привлек ее к себе и хотел поцеловать в губы, но Нина увернулась и поцелуй пришелся в щеку.

— По-прежнему осталась недотрогой? — усмехнулся Олег. — Или теперь очень строгая замужняя дама?

— Ни то, ни другое. Почему не показываешь мне свое новое жилище? Оно где-то поблизости? Или вы, милорд, приобрели хауз в Лондоне?

— Еще не вечер. И там пожить успеем. Я, кстати, сейчас заправляю на совместном предприятии, так что Лондоны и Парижы уже объездил.

— Даже так? Значит, скоро наш славянский базар совсем позабудешь. Небось, по-аглицки все больше говоришь?

— Йес, оф кос.

Нина внешне казалась беспечной, шутила и улыбалась, но внутренне была напряжена. Она давно не видела Олега и не знала, каким он теперь стал, на что способен, и следует ли ей вести себя с ним так раскованно. Что, если вздумает пойти дальше, пригласит в гости, уединится с ней?

Остановились возле шикарного особняка в престижном районе.

— Ты теперь здесь живешь? — удивилась Нина. — Когда-то давно этот район называли «профессорятником»… Дом купил или построил?

— Скорее, перестроил. Палаццо досталось по наследству. Точнее — жене.

— Слышала, что твоя жена — богатая наследница. Куда уж Леночке с ней тягаться!..

— Давай не будем. Твоей подруге Леночке я ничего не обещал и ничего не навязывал насильно. Она сама ко мне приходила и сама обещала думать о последствиях.

— Потому что любила тебя.

— Ну, женская любовь — это такая штука… Ладно, не будем о прошлом. Сейчас я весь устремлен в будущее. Прошу пожаловать ко мне в гости и осмотреть мою халупу изнутри.

Олег уже открыл дверцу машины, но Нина остановила его жестом и словами:

— В другой раз, сейчас не время. И потом мы так не договаривались. Когда-нибудь нанесу тебе солидный визит, познакомлюсь с твоей супругой.

— Меня как раз устраивает именно это время. Жена с дочерью уехали на отдых в Анталию, я пока один…

— Тем более.

Олег долго и настойчиво уговаривал Нину зайти в гости, но она упорно отказывалась. Не потому, что боялась сплетен. Просто не была готова к этому визиту.

И однако встреча с Олегом принесла определенную пользу: Нина вспомнила, кто может и должен составить ей компанию для поездки к морю. Конечно же, Лена Филонова! Подруга студенческих лет, с которой Нина не виделась почти год. Лена теперь работает учительницей в школе, так что отпуск у нее всегда летом. К тому же льготную путевку ей достать негде. Вряд ли Лена откажется от такой возможности отдохнуть.

Олег, видимо, убедился, что на сегодня Нину уговорить не удастся, и заявил, что свидание переносится на более позднее время. Слова его звучали с шутливой угрозой:

— Ты от меня так просто не отвертишься! Жди звонка в ближайшие дни! Можешь мне звонить в любое время дня и ночи. — Олег фривольным жестом вложил свою визитную карточку в карман Нининой блузки.

Нина дернула плечами и капризным тоном произнесла:

— В ближайшие дни и ночи звонить не собираюсь. Уезжаю. Хоть и не в Анталию, но тоже к морю.

— Вместе с супругом?

— С Леной Филоновой. — Нина испытующим взглядом посмотрела Олегу в глаза.

— А супруг так занят делами, что отпускает тебя с подругой? — усмехнулся Олег. — Если бы еще с отцом и сестрой, я бы понял… Как они, кстати, поживают?

— По-разному. Сестра недавно вышла замуж.

— Тоже за делового?

— Тебя, вижу, так интересуют наши мужья…

— Нет. Из всего вашего семейства интересуешь только ты. А замужем или нет, не имеет значения. Я хочу с тобой встречаться — и буду. Сейчас или через месяц, но мы останемся вдвоем. Наша близость — дело решенное.

— Самонадеянности тебе не занимать. Кстати, пятнадцать минут давно истекли, вези обратно, я уже опаздываю.

Олег пожал плечами, ухмыльнулся и повез Нину к тому месту, с которого посадил в машину. Когда она уже собиралась выйти, удержал ее со словами:

— Знаешь, увидел тебя и сразу все вспомнил: наши встречи, поцелуи… Надо обязательно все повторить. И многократно…

Он обнял Нину и крепко поцеловал в губы. На этот раз она не успела увернуться. Высвободившись из его объятий, Нина воскликнула с нервным смехом:

— Ничего нельзя повторить! Прощай, герой!

Она выскочила из машины, но успела услышать, как Олег сказал ей вслед:

— До свидания. Все наши свидания еще впереди!

Она, не оглядываясь, пошла к зданию библиотеки. Встреча с Олегом ее взволновала, всколыхнула, заставила по-новому взглянуть на себя. С удивлением обнаружила, что помнит, как когда-то была влюблена в Олега, трепетала от его прикосновений. А ведь все эти годы о нем почти не вспоминала. Он ей был так же неприятен и враждебен, как и остальные мужчины. А теперь… поцелуй Олега отнюдь не вызвал ни страха, ни отвращения. Все естественное, что притягивает женщину к мужчине, начинало постепенно возвращаться к ней. Значит, эти десять дней близости с Ярославом излечили ее от странной душевной болезни? Выходит, Ярослав все-таки исправил то зло, которое сам же когда-то причинил?

Вместе с тем — Нина вдруг ясно это осознала — поцелуй Олега и особого подъема в ней не вызвал. Не горько, но и не сладко. Не отталкивает, но и не захватывает дух. А с Ярославом — захватывало… Но нет, она не будет об этом вспоминать. Любовь, замешанная на грязном насилии, только отравила бы ей душу. Как вовремя удалось подавить, задушить это чувство!..

На работе Нина сразу же принялась оформлять отпуск и разыскивать по телефону Лену Филонову.

Сотрудницы поудивлялись, отчего вдруг Нина так скоропалительно все оформляет и куда и с кем решила направиться. Нина оставила их любопытство неудовлетворенным, чем еще больше усилила тайное недоброжелательство Веры и Зины.

Лена Филонова была дома и обиженным тоном откликнулась на звонок:

— Я уже думала, что ты совсем забыла о моем существовании. Даже на свадьбу не пригласила.

— У меня свадьба была настолько малолюдная, что я вообще никого не приглашала. Встретимся — поговорим. У меня к тебе деловое предложение на случай летнего отдыха. Давай поедем куда-нибудь к морю. Папа обещал путевки достать.

— Вдвоем? — удивилась Лена. — Ты же теперь замужняя дама. Муж не против?

— Не против, — резко ответила Нина. — Подробности расскажу при встрече. А сейчас требуется твое принципиальное согласие. Поедешь со мной?

— Когда?

— В ближайшие дни. Путевки по льготной цене и билеты туда и обратно будут обеспечены.

— С чего вдруг такая трогательная забота о старой, забытой подруге?

— Слушай, Ленка, перестань… Обе хороши: не встречались, замкнулись каждая в своей жизни… Согласна?

— Какая же простая девушка не согласится на столь заманчивое предложение?

— Вот и договорились, простая девушка. Как только путевки будут на руках — встречаемся.

Нина вздохнула с облегчением и пошла приводить в порядок служебные дела.

Лена Филонова… Подруга студенческих лет, с которой Нине всегда было немного совестно встречаться. Хоть и не вина Нины была в том, что Олег вошел в жизнь Лены и надломил ее, а какие-то угрызения совести Нина всегда испытывала. Может, потому, что познакомились Лена и Олег через Нину…

Нина отчетливо вспомнила те дни, когда, сама еще не оправившись от страшного потрясения, часами выслушивала излияния Лены, которые с каждым днем становились все печальней. Ленка, совсем еще юная и неопытная, не могла понять, почему Олег относится к ней не так, как она того хочет и заслуживает. Когда Олег от нее отдалился, а Лена почувствовала, что беременна, ее исповеди стали заканчиваться слезами и заламыванием рук. Только Нина знала, чего стоило Ленке, воспитанной в семье с традициями, с моральными устоями, решиться на близость с мужчиной, а потом на аборт.

Уже через время, когда Олег женился, Лена решила начать новую жизнь. Вышла замуж. Однако ее муж оказался мелочным скрягой, упрекавшим ее каждой копейкой, к тому же, параноиком, страдавшим несколькими комплексами. Лена развелась с ним через полгода. Детей не было. Возможно, она сама не хотела. Или это было следствие аборта. Нина не знала, да и не хотела влезать в чужие проблемы.

Так и получилось, что Нину и Лену жизнь развела на долгое время. Может быть, теперь именно Лена окажется самой лучшей и понимающей собеседницей? Нет, даже ей Нина не расскажет все до конца. Тайна преступления, совершенного когда-то Ярославом, навсегда останется тайной, известной только ей и ему…

Телефонный звонок прервал мысли. Василий Федорович сообщал, что уже договорился о путевках в Крым. Отъезд — послезавтра. О билетах позаботится.

— Милый, милый папа! — воскликнула Нина. — Ты никогда меня не подведешь…

— Ну, ладно, ладно… — по голосу чувствовалось, что Василий Федорович растроган. — Не горюй, все обойдется. Отдохнешь, придешь в себя… Решила, с кем поехать?

— С Леной Филоновой. Помнишь, была у меня в университете такая подружка?

— А-а… Та, с которой Олег Хустовский…

— Да, с которой он так подло поступил. Кстати, я его сегодня случайно встретила. Процветает.

— Такие, как он, всегда на плаву. Скользкий тип. И, по-моему, — довольно опасный… Ну, ладно, с Леной, так с Леной. Она вроде хорошая девочка. Поезжай. А я уж тут буду с Катькой разбираться.

— Папа, только ты никому не говори, когда и куда я еду. Хорошо? Особенно — ему. Ты понял?

— Понял, понял. Не выдам и под пыткой, — рассмеялся Гаевой.

Нина, поговорив с отцом, тотчас перезвонила Лене и они условились встретиться вечером у Нины.

Закончив телефонные переговоры, Нина перешла в другую комнату. Там трое сотрудниц обсуждали какую-то статью в газете. Нина, перебирая служебную документацию, невольно прислушалась к разговору. Оказывается, в последнем номере «Вечерки» были описаны подробности жуткой истории, которая потрясла бы город, если бы произошла несколько лет назад. Но теперь репортажи о бесконечных военных конфликтах, уголовная хроника, чернуха и фильмы ужасов притупили сознание некогда впечатлительных восточных славян, а потому леденящая душу история отнюдь не казалась чем-то из ряда вон выходящим. Легкомысленная девица вечером пошла с незнакомыми парнями в какой-то автопарк, там оказалось еще несколько их дружков, и они «всем колхозом» насиловали девушку вечером и ночью, а к утру жестоко убили ее.

Сотрудницы охали, ахали, возмущались «этими подонками», которые еще, скорей всего, и особого наказания не понесут. «Четвертовать их, гадов!», «Отдать в руки родителей той девушки!» — предлагали сотрудницы зрелого возраста. А молоденькая Оля откликнулась:

— У девушки родители — алкаши. Там же написано. И сама не совсем нормальная была. Или пьяная. Как можно былопойти на ночь глядя с незнакомыми типами?

Нина слушала этот разговор, думая о своих проблемах. И внезапно одна мысль, словно вспышка, заставила ее вздрогнуть: радоваться надо, а не печалиться, что тем давним насильником оказался Ярослав! Да, да, как это ни парадоксально, но надо радоваться такому открытию! Разве плохо узнать, что тебя не коснулись грязные лапы неизвестного подонка, что ты принадлежала — хоть и насильственно — человеку, который…

Нина подняла голову и увидела свое отражение в зеркале на стене. Глаза ее сияли, на щеках выступил румянец. Она рассердилась на себя за этот внезапный порыв радости.

Нина вернулась домой почти одновременно с Василием Федоровичем. Она догадалась, что он пришел так рано из-за нее, чтобы не чувствовала одиночества и была защищена на случай вторжения Ярослава.

Потом пришла Лена. Она ничуть не изменилась за это время — все та же тоненькая, стройная блондинка с волосами цвета платины, с большими светлосерыми глазами и очень белой кожей. Если бы Лена не подкрашивала свои светлые от природы брови и ресницы, ее лицо могло бы показаться бесцветным. Но умеренный и умело наложенный макияж маскировал недостаток красок и Лена выглядела не просто симпатичной, а на редкость хорошенькой.

Нина всегда сочувствовала Лене, но не больше, чем себе. И лишь сегодня она впервые подумала о том, что на долю Лены выпало разочарование более тягостное и горькое. Лена, в сущности, не знала взаимной любви, напрасно искала ее в бесплодном сердце Олега Хустовского. И у нее не было, как у Нины, этих десяти феерических дней, исполненных ожидания счастья, которое вот-вот захватит, захлестнет целиком…

И все же Лена молодец: она по-прежнему красива, ухожена, подтянута; глаза ее блестят, голос звучит оживленно, и в ней нет ни капли угрюмости или озлобления.

Василий Федорович всегда симпатизировал Леночке и сегодня встретил очень приветливо. А потом девушки ушли в другую комнату поговорить о своих делах.

Но не успели они начать разговор, как появилась Катя. Она не вошла, а, по своему обыкновению, ворвалась. Нина поняла, что Катя уже побывала в гостях у Ярослава. Бегло поприветствовав Лену и совершенно не стесняясь ее присутствия, Катя чуть ли не с порога набросилась на сестру:

— У тебя, что, совсем крыша поехала? Ты хоть понимаешь, что такими мужьями, как Ярослав, не разбрасываются? Почему от него ушла, скажи на милость? И это перед тем, как я собралась познакомить его с Вадимом!

— А ты почему на меня наступаешь, по какому праву?! — возмутилась Нина. — Это моя жизнь!

— Дурочка! — выкрикнула Катя, которая, как всегда, не считала нужным сдерживаться. — И ты ушла от мужа из-за каких-то своих дурацких фантазий! А он тоже хорош: молчит, как партизан, за всеми объяснениями отсылает к тебе. Как будто такие блаженные дуры, как ты, могут что-то толком объяснить!

Прибежал Василий Федорович и за руку вытащил Катю из комнаты.

— Ты ушла от мужа?.. — Лена растерянно захлопала ресницами. — Потому и едешь отдыхать со мной…

— Да, ушла. Я бы тебе рассказала все по порядку, если бы Катька не ворвалась и не помешала. Еще расскажу… не сегодня… В Крыму у нас будет время обо всем поговорить, ладно?

— Как хочешь, конечно… Я же от тебя откровенности не требую, тем более — сегодня. Я понимаю. Не время и не место.

— Вот именно. Нам есть о чем друг другу рассказать, но не сейчас. А на Катьку не обращай внимания. Она злится, потому что хотела устроить мужа на фирму к Ярославу. А теперь это будет сделать неудобно. Да и я запретила Ярославу иметь какие-то отношения с нашей семьей.

— Ты настолько возненавидела его, что хочешь порвать все-все нити? Что же он такого сделал?

— Поговорим об этом в Крыму.

Глава двенадцатая

Те полтора дня, что оставались до отъезда, Нина провела в тревоге и душевных метаниях.

Она загружала себя делами, ходила по магазинам, хотя почти не делала покупок. Почему-то улицы города, которые раньше она старалась не замечать, теперь останавливали ее внимательный и тревожный взгляд. Улицы по-прежнему кишели иномарками и нищими. Впрочем, Нина знала, что не за всяким пышным фасадом довольство и счастье, а истинная бедность бывшего труженика редко выставляется напоказ. Над владельцем шикарной иномарки мог висеть дамоклов меч долгов и неизбежной расправы, а под нищенским тряпьем порой скрывался ловкий потребитель людской жалости. Ничто не было постоянным, проверенным, истинным — ни люди, ни фирмы, ни деньги, ни продукты в красивых упаковках, ни клятвы политиков. Иначе и быть не могло в смутные времена. На то оно и безвременье, чтобы путать все карты…

Уже перед самым отъездом Нина поймала себя на мысли, что ни разу даже на мгновение не мелькнул в толпе знакомый взгляд, встретить который она подсознательно ожидала. Странно, что Ярослав не попытался хотя бы издали ее увидеть. И ни разу не позвонил. Значит, смирился с ее уходом. Что ж, это к лучшему. Преследования с его стороны создали бы для нее проблему, решить которую она пока не могла.

На вокзал девушек пришли проводить Василий Федорович и родители Лены. Прощание было как прощание, но только Нина чувствовала странную тревогу и говорила почти все невпопад. Нина и в прежние времена не любила вокзалы, а уж теперь, когда вокруг было полно «челноков» с гигантскими сумками, бомжей и всяких подозрительных фигур, ей и вовсе становилось не по себе. Хотелось поскорее отгородиться от этой грубой толпы, спрятаться в своем «СВ» и почувствовать, наконец, уютное покачивание поезда, который на время увезет ее от мучительных тревог и сомнений…

Заходя в вагон, Нина оглянулась на провожавших, а потом ее взгляд скользнул поверх их голов, к зданию вокзала. Какой-то инстинкт заставил ее посмотреть туда. И на мгновение в пестрой движущейся толпе мелькнул знакомый облик и даже на большом расстоянии она успела заметить, каким пристальным был его взгляд. Он скрылся, едва лишь Нина встретилась с ним глазами.

Нина невольно вздрогнула и поспешила войти в вагон. Что ж, он все-таки обнаружил себя. Может быть, его незримое присутствие было причиной ее подсознательной тревоги.

Поезд тронулся. Провожая глазами уплывающий перрон, Нина не могла до конца унять внутреннюю дрожь. Значит, Ярослав все-таки проследил за ней. Как он вообще узнал, что она уезжает? Скорей всего позвонил в библиотеку, а там ему и сказали, что Нина взяла отпуск, собирается отдыхать в Крыму. А дальше — дело техники. Вести слежку ему не привыкать…

Ну, да ладно, он «простился» с ней здесь, на вокзале, а теперь она уж точно избавлена от его общества. На целых три недели. Отвлечется, придет в себя, подумает, как жить дальше…

— Нина, что с тобой? Ты сегодня такая рассеянная…

Голос Лены вернул ее к действительности. Нина засуетилась с ненатуральным оживлением. Своим следующим вопросом Лена обнаружила редкую проницательность:

— Это из-за него?

— Да. — Нина не смогла скрыть правду. — Я только что, перед самым отходом поезда, заметила его. Выследил.

— Значит, ты ему небезразлична. Если и он тебе тоже, — не все потеряно. Любые противоречия можно разрешить, если есть любовь.

— Не всякая любовь приносит радость. Бывает любовь такая ненормальная, что лучше бы ее вовсе не было.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, а потому ничего не могу советовать.

Вошла проводница и разговор поневоле прервался. А потом Нина приложила все усилия, чтобы прежняя тема не возникала. Она говорила о чем угодно, только не о Ярославе.

Но не могла не думать о нем. И ночью, когда не спалось, Нина пыталась представить, что сейчас чувствует Ярослав. Пожалуй, он вправе даже обидеться и возмутиться. Ведь формально она ему пока что жена… Уезжает к морю с подружкой, а на отдыхе, известное дело, знакомства, курортные романы… Пожалуй, когда вернется и встретится с ним, он даже будет предъявлять претензии.

Эта предполагаемая встреча с Ярославом где-то в неопределенном будущем казалась сейчас чем-то далеким и нереальным…

Поездки к Черному морю всегда были самым большим праздником в жизни Нины. Еще в детстве, когда первый раз она побывала на южном побережье, пришло к ней это чувство восторга, изумления перед райской красотой природы. Нина до сих пор отчетливо помнила, как впервые посмотрела вниз с террасы Воронцовского дворца, и дух у нее захватило от синего, изумрудного, золотого простора, и ей показалось, что, если она сейчас подпрыгнет и взмахнет руками — непременно взлетит…

А в этот раз Нина поймала себя на мысли, что красоты Крыма ее уже не очень занимают. В отличие от Лены, Нина почти не смотрела по сторонам из окна автобуса и уж совсем не выражала словесных восторгов.

Прибыв в пансионат и обосновавшись в двухместном номере, девушки наскоро распаковали чемоданы и отправились на пляж. Они шли через парк пансионата, старый, запущенный, но при этом чудесный.

— Пальмы!.. Кипарисы!.. Ленкоранская акация!.. Магнолия!.. — восхищалась Лена на каждом шагу. — Нет, ты посмотри, какая прелесть! А этот платан до чего красивый! А это юкка? А розмарин как пахнет, понюхай! А сосны какие!.. Только те парки нам и остались, которые еще при помещиках были основаны. Умели люди ценить красоту, тратились на нее… А когда все вокруг — твое, мое, Богово — до красоты дело не доходит. Правильно я говорю?

Нина что-то рассеянно пробормотала, и Лена тут же заметила не без сарказма:

— Вот что значит человек пресыщенный. Тебя уже эти красоты не трогают. Ты и не такое видала в средиземноморских вояжах? Ну а для меня и здесь рай земной.

— Да брось, Ленка, — обиделась Нина. — Я не пресыщенная. Просто… рассеянная. В голове сумбур. А всю эту красоту я очень даже чувствую, поверь. Если хочешь знать, поездки к морю — лучшее, что было в моей жизни…

— А отчего такая рассеянная? — Лена искоса посмотрела на подругу. — Поделишься своими мыслями? Легче станет.

Лена, конечно, была права. Нина долго не смогла выдержать и в тот же вечер позволила вызвать себя на разговор.

— Что же у вас за странный брак? — спросила Лена. — Фиктивный, что ли, как у революционеров? И на свадьбу почти никого не позвали и разбежались так быстро…

Они разговаривали, сидя на балконе номера и любуясь с высоты вечерним берегом. Было уже совсем темно, и лунная дорожка струилась по морю. Нина глубоко вдохнула непередаваемо чудесный воздух, пахнущий морем, хвоей и лавандой. Ответила она после долгого молчания:

— Наш брак действительно начинался как фиктивный. Он был похож на соглашение. У Ярослава — идеи, энергия, у отца — связи, авторитет. Я была не против. Такой деловой союз устраивал. Ты же знаешь, я давно избегала мужчин — после того, как однажды в юности стала свидетельницей жуткой сцены насилия… Но не об этом речь. В общем, такой муж, как Ярослав, меня устраивал, и я согласилась. А потом, после свадьбы, стала все больше его узнавать, присматриваться. И он мне открылся как очень интересный человек. А потом…

Где-то поблизости, на одном из соседних балконов, послышались голоса, и Нина предложила продолжить разговор в комнате. Лена, вытащившая было пачку сигарет и зажигалку, отложила их в сторону, вошла вслед за Ниной в номер.

— А ты стала заядлой курильщицей, — отметила Нина.

— Здорово успокаивает нервы. А ты, я вижу, так и не втянулась? Ну, и молодец… Однако продолжай.

— Потом мы стали очень быстро сближаться. Между нами возникло сильное притяжение… вначале только духовное, а потом… В общем, Ярослав вел себя так, словно задался целью воплотить в реальность все мои мечты. Он никогда не ставил меня в неловкое положение, все понимал совершенно так, как я… Все, что он говорил, делал, настолько совпадало с моими представлениями о любви, что я… поверила ему. Я и сама его полюбила… почти.

— И все-таки ушла от него?

— Бывают обиды, через которые нельзя переступить даже ради любви.

— Не знаю, о каких обидах речь, но по-моему, ради любви можно переступить через многое. Любовь, в сущности — талант, дар божий. И очень редкий дар. Разве не так?

— Все это так, но…

— И если Ярослав обладает этим талантом, ему можно простить множество недостатков. Сумел же он даже в тебе вызвать ответное чувство.

— Ты стала настоящей училкой. Говоришь как по-писаному. Не все можно правильно разложить по полочкам. Бывает импульс, невольный протест. Есть одна вещь, с которой я не могу смириться.

— Что же это за страшная вещь?

— Не иронизируй. Это можно выразить одним словом — насилие.

Лена вздохнула и сразу посерьезнела, а потом стала рассуждать:

— Насилие в семейной жизни — почти как терроризм. Такая же неразрешимая проблема. Люди становятся все агрессивнее. А мужчины и по своей природе агрессивней женщин, да и физически сильней. И это во всех странах так — и в отсталых, и в передовых. Помнишь, в Америке был судебный процесс, когда одна молодая женщина, не выдержав постоянного насилия, взяла и кастрировала своего мужа. Не знаю, как там все закончилось, но я бы на месте присяжных вынесла оправдательный приговор. Мне тоже приходилось бывать в ее шкуре, когда жила с тем хмырем (так Лена называла своего бывшего мужа).

У Нины пылало лицо, словно кто-то вспоминал. Очень хотелось поговорить с подругой о сокровенном, но не могла выдать главную тайну, а вынуждена была прибегать к намекам и недомолвкам.

— Дело не только в физическом насилии, — продолжала Лена, не замечая, что Нина слушает рассеянно. — Например, материальная зависимость тоже ужасна. А бывает принуждение чисто бытовое. На него способен даже физически слабый мужчина, когда пользуется ее боязнью скандалов, огласки. Понимаешь? Она из гордости или из чувства приличия опасается поднимать шум, бороться с ним, и он берет измором. Такой способ особенно эффективен, если супруги в квартире не одни, а спать вынуждены в одной постели.

Нина поняла, что Лена знает последнее по собственному опыту. Они помолчали немного, потом Нина спросила:

— Теперь понимаешь, почему я ушла от него?

— Нет, — жестко ответила Лена. — Если он любит тебя по-настоящему и сумел в тебе пробудить женщину, значит, ни о каком постоянном насилии не может быть и речи. Значит, это случилось только раз. Так?

— Да, но…

— Так я и знала! Случайный срыв, вспышка агрессии, которую, может быть, ты сама и спровоцировала.

— Тебе надо было стать детективом-психологом.

— Кого ты хочешь обмануть — меня или себя? Ты же понимаешь, что идеальных героев не существует в природе. Конечно, было прекрасно, когда юные девушки верили в принца на белом коне или в капитана под алыми парусами. Но, во-первых, времена романтизма прошли. А во-вторых, мы с тобой не такие уж юные и неопытные, чтобы жизнь подгонять под идеал.

— Не в этом дело…

— Именно в этом! Ты вбила себе в голову, что должна действовать только так. По классической схеме. Ах, Боже мой, он поступил так отвратительно, так не по-джентльменски! Гордая леди обязана отвернуться от него навсегда. Так? А то, что он, может, сейчас мучается, раскаивается, это не в счет? Конечно, ты ведь не можешь отступить от схемы. Знаешь, к чему приведет твоя дурацкая принципиальность? Он в конце концов потеряет надежду, потом озлобится, станет циничным…

— Ну, хватит!.. — почти взмолилась Нина. — Мне и без твоих нотаций тяжело. Думала, ты посоветуешь забыть его, найти замену…

Лена горько усмехнулась.

— Неужели ты веришь, что это возможно? Уверяю тебя, никого нельзя заменить. Никого и никогда…

И снова Нина почувствовала что-то очень личное в словах Лены. Но и сама была согласна с этими словами.

Несколько дней они не возвращались к подобному разговору.

В столовой соседями Нины и Лены по столу оказались немолодая супружеская пара и двое парней не слишком привлекательной наружности. Маленький щуплый брюнет Гарун и повыше, помощней, но совершенный альбинос Егор. Конечно, парни с одного взгляда оценили соседок по столу и кстати и некстати принялись навязывать им свое общество. Гарун «положил глаз» на Лену, а Егор — на Нину. Лена шутила по этому поводу: «Конечно, не может же один альбинос полюбить другого». Нина в тон ей возражала: «Не скромничай, подруга, просто джентльмены из южных штатов обожают светлых блондинок».

Девушки не собирались соглашаться на первых попавшихся поклонников и сразу же дали понять парням, что те могут рассчитывать только на шутливую дружбу.

На танцах и на пляже появлялись другие кавалеры, однако постоянного Нина себе не завела. Кокетничала со всеми понемногу, не переступая границ легкого флирта. Зато у Лены завязался настоящий роман с самым интересным мужчиной в пансионате. Они были заметной парой.

Однажды девушки пришли в столовую рано; за их столиком сидела пока лишь пожилая соседка.

— Что, красавицы, отшили вы Егора и Гаруна? — спросила она шутливым тоном.

— Мы достойны лучшего варианта, разве не так? — заявила Лена и нервно рассмеялась.

Нина уже заметила, что этот немного истерический, заливистый смех, подчеркнуто резкие интонации голоса и привычка к курению сделали Лену непохожей на себя. За внешней бравадой угадывалось глубоко затаенное разочарование.

— Вы на редкость эффектные девушки, — подтвердила соседка. — Мне нравится ваша раскованность, уверенность в себе. Сейчас молодые гордятся своими преимуществами. А нас учили наоборот, стесняться. Перед стариками надо было стесняться молодости, перед некрасивыми — красоты, перед глупыми — ума. И так далее. Если что-то выделяло человека из коллектива — это считалось чуть ли не предосудительным. Скромность, которую в нас вдалбливали с детства, многих сделала людьми без размаха.

— Общество скромных людей всегда было выгодно власть предержащим, — сказала Нина.

— Да, верно… Наше поколение было приучено довольствоваться малым.

— Дело не в возрасте, — возразила Лена. — И в вашем поколении было полно ловких, нахальных. Они приспосабливались к обстановке и скрывали, что жаждут богатства, власти. Всегда прикрывались благообразными мотивами. А сейчас обстановка другая, скрывать ничего не надо. Да, прибавилось наглости, зато убавилось лицемерия.

— Не знаю, хорошо ли это, — вздохнула соседка. — Конечно, можно назвать официальную мораль лицемерием. И все же это был сдерживающий фактор…

Тут подошел к столу муж соседки и, будучи по натуре шутником и говоруном, сразу же увел разговор в сторону:

— Вот вы, красавицы, своих кавалеров бросили, а они, между прочим, не теряются. Егор там с чернявой любезничает. А она Гаруна свела со своей подружкой.

— От той подружки Гарун бежал быстрее лани, — рассмеялась Лена.

— Конечно, до тебя ей далеко, — подтвердил сосед. — Ну, ты и кавалера выбрала себе под пару — высокий, интересный… А вот Ниночка что-то отстает. И поклонников много, а она все выбирает.

— Мне заводить кавалера рискованно: муж узнает — закатит скандал.

Нина сказала это неожиданно для самой себя. Да собеседники опешили. Лена посмотрела на нее с явным удивлением, а пожилые супруги чуть ли не хором воскликнули:

— Так ты замужем?..

— А что, не похоже? — спросила Нина с шутливым вызовом.

— Как же он отпустил тебя одну?

— Доверяет! — заявила Лена. — Нина человек надежный.

К столу подошли Егор с Гаруном, и разговор прервался. А потом, по дороге на пляж, Лена стала поддразнивать Нину:

— Значит, ты не окончательно отреклась от своего супруга? Его незримое присутствие охраняет тебя от курортных романов?

— Перестань трепаться, — вдруг рассердилась Нина. — Я сказала о муже, чтобы не надоедали разговорами о кавалерах. Если бы я захотела завести роман, то наличие штампа в паспорте меня бы не остановило.

Лена с удивлением покосилась на нее, но ничего не сказала. А Нина была недовольна собой, перепадами настроения.

Подруги пошли купаться, к ним присоединился поклонник Лены с двумя приятелями. Лена смеялась, когда он катал ее на себе или бросал в воду, а Нина сразу же решительно отстранилась от игрищ на воде и в одиночестве поплыла к буйку. Она вспомнила, как еще совсем недавно они с Ярославом дурачились в Азовском море, и ей это нравилось, и Нина смеялась почти как Лена. Тогда она была охвачена предчувствием счастья… А что теперь?.. Нина не заметила, как подплыла к буйку.

Схватившись за него, чтобы отдохнуть и отдышаться, задумчиво посмотрела в беспредельную синюю даль. Сейчас ей особенно нравилось блаженное единение с вечной стихией. Вокруг — только небо и море, и ничто не мешает представить себя кем угодно: гречанкой, римлянкой, древней славянкой… Нина любила такие минуты, когда можно было дать волю фантазии. На долю секунды ей показалось, что в колеблющемся от зноя голубом просторе появилась древняя ладья с парусом и причудливой деревянной фигурой на носу, возле которой стоял белокурый викинг и тревожно всматривался вдаль… Нина тут же рассердилась на себя из-за того, что у викинга было лицо Ярослава. Конечно, этот мираж мелькнул перед ней потому, что она перегрелась на солнце. Голову напекло, вот и чудятся всякие видения. Нельзя больше плавать без шляпы…

Вечером Лена вернулась в номер очень поздно. Нина уже успела уснуть. Приход подруги ее разбудил. Включив свет, увидела, что Лена в неважном состоянии.

— Что случилось? Ты почему как в воду опущенная? Поссорились?

— Нет. — Лена нервно рассмеялась. — Все было очень хорошо. Тихо-мирно попрощались. Он завтра улетает.

— Ну, улетает — что ж такого? Отдых когда-нибудь кончается. Надеюсь, вы еще встретитесь с ним не раз?

— А зачем? Я по природе, знаешь ли, не разрушительница. Он человек женатый, двое детей. По-моему, он своей семейной жизнью очень доволен. А то, что отдыхает один… ну, должен же деловой человек расслабляться. Пусть наше знакомство останется милым воспоминанием. Мы с ним неплохо смотрелись вместе. Хотя, честно говоря, он немного баклан. Говорит «Днепрожиржинск», «Азейбаржан». И с падежами у него не все в порядке. Да не это главное… Я закурю, не возражаешь? И свет погашу, в темноте уютней. Так вот, мы с ним распрощались в лучших традициях мыльной оперы. А поскольку я не привыкла обходиться здесь без поклонника, — уже наметила ему замену. Такой респектабельный пассажир лет сорока, недавно приехал. Ходит в темных очках, в сомбреро. Солидный. Его «боссом» прозвали. Он на меня явно западает. Почему бы и нет?

— Слушай, Лена, чего мечешься? Если бы я видела, что этот флирт тебя хотя бы развлекает, веселит, я бы только порадовалась. Но ты же вся взвинченная, вся на нервах…

Лена помолчала, расхаживая по темной комнате и стряхивая пепел куда попало. И вдруг — совершенно неожиданно для Нины — спросила:

— Ты что-нибудь знаешь об Олеге?

— Хустовском? Процветает. Кстати, недавно встретила его случайно.

— А я вот ни разу его не видела с тех пор… Недавно я даже дежурила возле его дома, хотела на него взглянуть, но он так и не появился.

— И не мог появиться. Он теперь живет в особняке в верхнем районе. У него жена — богатая наследница.

— Слышала… Ну а сам он как? Изменился?

— По-моему, нет. А если и изменился, — не в лучшую сторону. Малость обрюзг, глаза стали какие-то бегающие. И вообще, Лена, почему ты вспоминаешь о нем? Ничего, кроме горя, он тебе не принес.

— Я ненавидела его все эти годы. И все-таки никого интересней, масштабней Олега не встречала. Все время попадаются мелкие людишки, а он — личность…

— Думаю, ошибаешься. Конечно, Олег хорош собой, умен, образован, умеет себя подать. И с падежами у него все в порядке. И деловой он, и талантливый. Но самый главный талант у него отсутствует. Тот, о котором ты недавно так хорошо говорила. Талант любви. Олег бездушный человек. Он через кого угодно переступит.

— Умом понимаю. А сердце не хочет верить, что все так плохо. Мне до сих пор иногда кажется, что он любил меня по-настоящему…

— Почему не женился на тебе?

— Ай, Нина, это только в сказках любовь и брак всегда совпадают. А в реальной жизни…

— Если бы любил, поспешил бы удержать тебя рядом! Помнишь, у Леси Украинки в «Кам’яному господарi» есть такие слова: «То не любов, що присяги боїться». Хорошо сказано? А уж в вашем случае, когда ты ждала ребенка…

— Оставь об этом, — прервала ее Лена. — Ребенок тут ни при чем. Я не хотела привязывать Олега. Хотела, чтобы он добровольно.

— Понимаю, если бы он любил… Олег просто не способен на это.

— Я же не виновата, что мне так и не встретился человек, который бы затмил Олега. Тем более, заменил бы его… — Лена вздохнула и помолчала немного, расталкивая в пепельнице потухшую сигарету. — Помню, еще девчонкой-подростком я попала в оперный театр на «Риголетто». И тогда уже подумала: вот что значит гениальный композитор. Слушая балладу и песенку, сразу понимаешь, за что все так любили Герцога. Подлец и циник этот Герцог, но какой очаровательный! Музыка подсказала, что есть люди с совершенно непобедимым обаянием… Я как будто предчувствовала, что напорюсь именно на такого…

— Ну, это уж ты слишком. Такие сравнения… В Хустовском нет особого обаяния.

— Ты этого не понимаешь, потому что… наверное, тебе нравится кто-то другой.

— Дело не в этом. Олег не в моем вкусе. В нем слабо выражено мужское начало.

— Чего?!

— Именно так. Он скользкий и холодный, как угорь. Мне кажется, он трус, хоть и напускает на себя бравый вид. Олег не из тех, кто за что-то отвечает и взваливает на свои плечи. Всегда уйдет, вывернется, подставит других. Таким я его считаю. Интуиция подсказывает.

Лена молчала, и Нине показалось, что это было обиженное молчание. Нина не могла понять чувств подруги. Она считала всепрощенчеством упрямую готовность вновь возвращаться мыслями к Олегу, да еще питать надежду на его взаимность. Наверное, у Лены запас любви был так велик, что его хватает до сих пор. А заслуживает ли Олег такой любви? Нина вспомнила его нагловатую усмешку, холодные глаза, откровенно циничные рассуждения. Бедная Лена! Проблема в том, что ей действительно не с кем Олега сравнить. Другие в ее жизни были не лучше.

И тут же — по контрасту с Олегом — Нина представила совсем иного человека. Как ни отгоняла она от себя образ Ярослава, он все равно не оставлял в покое. Та глубина чувств и страданий, которую Нина открыла в нем, слушая сбивчивую, страстную исповедь, до сих пор изумляла ее.

Нина долго не могла уснуть, сравнивая чувства свои и Лены. Почему Лена может простить, а она — нет?

А под утро Нине вдруг явственно приснились строки Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда»… Она видела кусты и опавшие листья в том злополучном уголке парка, где когда-то набросилась на нее судьба… А потом снова те же строки прозвучали в ее памяти, только слово «стихи» было заменено на слово «любовь»…

Утром Нина чувствовала себя настолько вялой, что ей не хотелось и глаза открывать. А Лена настойчиво тормошила:

— Подъем, подъем! Шевелись, а то не успеем на катер! Сегодня первое августа, и у нас экскурсия в Новый Свет!

Нина нехотя поднялась, оделась. Потом вдруг что-то остановило ее внимание, она даже вздрогнула. Первое августа!.. Сегодня у него день рождения!.. Его, конечно, будут поздравлять друзья… и подруги. И какие-нибудь молоденькие сотрудницы будут крутиться вокруг. Что, если от досады, от горечи он захочет забыться, утешиться с одной из них? Ведь Ярослав думает, что и она здесь развлекается, флиртует…

— Почему уставилась в одну точку? — Лена схватила ее за плечо. — Пойдем, обидно будет, если опоздаем. Там такие лазурные бухты…

В этот день только красоты Нового Света и усталость отвлекали Нину от тревожных мыслей. Вечером она с досадой подумала о том, что до конца отдыха осталось еще полторы недели.

На следующий день Нина и Лена прогуливались вдвоем по ялтинской набережной, которая была по-прежнему прекрасна, хотя и ее не миновала безалаберность смутного времени. Стихийные островки уличной торговли появлялись и исчезали, оставляя замусоренное пространство. Латинские буквы повсюду теснили кириллицу. Развлечения, экскурсии, аттракционы предлагались на каждом шагу, но были не слишком востребованы из-за малого количества платежеспособных отдыхающих.

Они неторопливо шли мимо фотографов с живыми обезьянками и искусственными пальмами, афиш с портретами Филиппа Киркорова и Гарика Кричевского, киосков и наспех сколоченных лотков. Где-то совсем близко заиграла гитара, и хорошо поставленный баритон запел: «И кто в нашем крае Чилиту не знает». Нина оглянулась на поющего: пожилой седой человек с благородным лицом. Другой — почти старик — аккомпанировал ему на гитаре. Эта пара уж очень отличалась от всех прочих менестрелей курортной набережной. Возможно, они были когда-то артистами областной оперетты.

— Кто это там воет? — пренебрежительно хмыкнул вальяжный тип в расписных шортах.

Нина вдруг разозлилась, проворчала: «Сам попробуй так «выть», решительно направилась к пожилым исполнителям и положила им в шляпу солидную купюру. Они улыбнулись и поблагодарили, а Нина сказала: «Замечательно поете. Люблю испанские мелодии». Вслед за «Чилитой» они запели «Голубку», и их пение долго еще разносилось по набережной.

— Что за меценатские жесты, подруга? — удивилась Лена. — Если так и дальше пойдет, за тобой скоро будет следовать целая свита трубадуров с гитарами и гармошками.

— Мне действительно понравилось.

— Ладно, это я тоже понимаю. Пойдем, купим бусы из можжевельника. Говорят, они лечебные.

Девушки подошли к торговцам модной в этом сезоне деревянной бижутерии и стали подбирать себе бусы. Поделки из душистых деревьев, казалось, навсегда впитали в себя неповторимый запах Крыма. Нина повесила на шею свое новое украшение, оглянулась и поймала заинтересованный взгляд улыбчивого мужчины в кепочке и с фотоаппаратом. Она не стала поощрять внимание случайного прохожего, но почувствовала радостный подъем от сознания собственной молодости и красоты. Только где-то в глубине души шевелилось смутное беспокойство, словно ей чего-то не хватало.

Затем Нина и Лена проследовали дальше, к картинной галерее под открытым небом. Масло, акварель, графика, чеканка, резьба по дереву… Чего здесь только не было! Некоторые работы действительно заслуживали внимания. Особенно понравилась Нине серия фантазийных картин, изображавших какую-то причудливую смесь реальности и сновидений. Разные миры наплывали друг на друга. Рушились пирамиды, фантастические башни появлялись из волн бушующего океана, огромный лев дремал на скалистом берегу, чудные цветы вспыхивали посреди космического пейзажа, воздушный замок изламывался неясными линиями, стрельчатыми сводами и хрустальными лабиринтами, в глубине которых угадывалась фигура гриновского мечтателя…

Но вот одна из картин не только остановила взгляд, но даже заставила Нину вздрогнуть. Среди нагромождения пенистых волн, парусов, сказочных растений и готической символики было изображено лицо мужчины.

В первую секунду Нина застыла, пораженная неожиданным сходством. Потом, присмотревшись внимательно, поняла, что стилизованный портрет если и напоминает Ярослава, то очень приблизительно. Ей стало досадно, что снова вспомнила о нем. И ведь совсем мало общего у этого изображения с реальным Ярославом. Значит, она увидела то, что ей хотелось увидеть?..

— Пойдем, а то продавец картин уже обратил на тебя внимание. — Лена потянула Нину за локоть. — Или ты решила стать меценатом не только музыкантов, но и художников? Что касается меня, то я подобную живопись не воспринимаю. Вот хоть эта последняя в ряду картина. Коллаж какой-то. Вроде бы человеческое лицо, но откуда оно выплывает? Плащ его переходит в паруса, одно плечо теряется в гребне волны, другое — в каких-то фантастических лианах. Вокруг головы — то ли туча, то ли рыцарский шлем. Это что, символ какой-то? Вроде гений стихии или как?

— Наверное, — рассеянно согласилась Нина, позволяя подруге увести себя прочь. — Может быть, гений стихии. А может, — принц из мечты. Или просто чей-то сон. Художник — человек с воображением…

— Это у тебя слишком развито воображение. По-моему, ты все время живешь в двух измерениях. Одно — реальное, другое — мир твоих фантазий.

И снова Нина была поражена проницательностью подруги. И еще раз удивилась, что Лена, такая умная, до сих пор не устроила свою жизнь по собственному желанию и хотению.

Отдых продолжался, и Лена продолжала в том же духе: напропалую флиртовала с «боссом», ходила с ним в рестораны и казино, танцевала, хохотала. Но в ее веселье было что-то неестественное, некий скрытый надлом. Однажды она, смеясь, рассказала Нине, что «босс» предложил ей идти к нему на содержание.

— Он еще сказал, — добавила Лена, — что такому заманчивому предложению позавидовали бы многие девушки.

— Это точно, — вздохнула Нина. — Сейчас многие только и мечтают стать содержанками. Если бы это еще и обставлялось культурно, с шармом, как во времена дамы с камелиями… А то ведь наших куртизанок их спонсоры ни во что не ставят. Да и вообще, все так вульгарно…

— Вот и я об этом подумала. Ну, брошу я работу в школе, где получаю гроши, и то с задержками, порву отношения с родителями, которые мой поступок никогда не поймут. И что получу взамен? Где гарантия, что он человек порядочный и привяжется ко мне надолго? А если он кичится тем, что меняет любовниц, то очень скоро и меня передаст кому-то из своих дружков. Ходить по рукам — не мое амплуа. Для этого я слишком брезглива. Так что заманчивое предложение «босса» меня не соблазнило.

Нина с грустью подумала о том, что в очередной раз Лене встретился человек, который отнюдь не заставит ее забыть Олега.

К разговору об Олеге Лена вернулась на следующий же день. Она вдруг попросила Нину по приезде показать новое жилище Олега.

— Зачем? — удивилась Нина. — Ты что, надумала дежурить возле его дома, искать встречи? Уже все забыла? Простила?

— Нет, это не так. Но я должна его увидеть, чтобы… отрешиться от него. Иначе, если я буду только думать о нем и мечтать его встретить — еще хуже. Память идеализирует прошлое. Если Олег и дальше будет оставаться там, вдали, то превратится для меня в навязчивую идею. А вот когда увижу его — самодовольного, хамовитого, тогда, возможно, опустится для меня на землю. Станет на одну доску с тем же «боссом». И тогда я, наконец, мысленно распрощаюсь с ним. Понимаешь?

— Если бы это случилось действительно так… Но ты же втайне надеешься на чудо. А чуда, увы…

— Ну, чудес вообще не бывает.

— А вот тут ты не совсем права. Иногда случаются. Но для этого надо, чтобы человек, от которого ждешь чуда, был на него способен. Олег не такой. И он уже никогда не изменится. Это застывшая душа.

— А у твоего Ярослава душа не застывшая, живая? — вдруг спросила Лена. — Признайся, ведь, ругая Олега, ты думала о своем? Этот парень не идет у тебя из головы. Наверное, он именно такой, в котором все сошлось.

«В нем все сошлось», — мысленно повторила Нина, а вслух сказала:

— Было бы странно совсем не думать о человеке, с которым рассталась три недели назад.

— Поспешно, погорячившись. А теперь, когда обида и возмущение улеглись, одумалась, разобралась в своих чувствах и поняла, что только он тебе и нужен. Так?

Нина поспешила уйти от щекотливого разговора:

— Ладно, не будем копаться в психологии. Если хочешь обязательно увидеть Хустовского, я покажу его дом. Могу сводить тебя туда за ручку.

Вечером Нина долго бродила по берегу, стараясь избегать любого общения. Слова Лены раскрыли ей то, в чем сама себе Нина не хотела признаться. Иногда она внезапно останавливалась и улыбалась. Со стороны могло показаться, будто она что-то тихо напевает: глаза ее блестели, губы шевелились, а выражение лица беспрестанно менялось.

Нина не заметила, как пришла к выводу, что годы любви и душевных мук искупили вину Ярослава.

Утром накануне отъезда Нина проснулась так рано, что даже рассвет толком еще не наступил. Солнце только-только всходило над морем. Осторожно, чтобы не разбудить Лену, оделась и вышла из комнаты.

В корпусе была еще полная тишина. Да и в парке и на пляже ей попадались лишь редкие любители утреннего бега.

Нина подошла к краю волнореза и огляделась вокруг. Она была на берегу совсем одна. Какой-то странный внутренний трепет охватил Нину; какое-то признание рвалось навстречу морским волнам и соленому ветру. Нина несколько раз вдохнула полной грудью, протянула руки к утреннему горизонту и вдруг в беспредельный синий простор прокричала:

— Я люблю тебя! Слышишь, Ярослав? Я люблю тебя!..

Глава тринадцатая

Еще в поезде Лена и Нина условились на следующий же день отправиться на прогулку мимо дома Олега Хустовского. Нина согласилась на это не только из желания помочь подруге, но и для того, чтобы самой немного отвлечься от копания в собственных чувствах и настроениях.

Василий Федорович ни словом не обмолвился о Ярославе, а Нина не решилась спросить о нем первая. Она ждала, что тема Ярослава всплывет сама собой.

Внешний вид и настроение отца явно оставляли желать лучшего, однако от расспросов Нины он уходил, отшучивался или переключал разговор на Катю. Катя по-прежнему жила на чужой даче, хотя соизволила все же один раз появиться у отца и даже познакомила его со своим незадачливым супругом. Гаевой пока еще не воспринимал Вадима всерьез, однако Нина почувствовала, что в глубине души он начал смягчаться.

Потом, распаковывая чемодан, Нина услышала, как Гаевой с кем-то громко спорит по телефону. Подумала, что, возможно, это звонит Ярослав и стала настороженно прислушиваться к разговору. Однако вскоре поняла: телефонным собеседником отца был Ильчук-старший.

Василий Федорович выскочил из комнаты весь красный. Он тяжело дышал и вытирал пот со лба и шеи.

— Папа, что случилось? — удивилась Нина. — Чем дядя Захар тебя разнервировал?

— Все тем же, — недовольно пробурчал Гаевой. — Они с Борисом спят и видят, чтобы Катька поскорее развелась со своим дурачком. Будто это от меня зависит!

— Господи, да неужели Борис так сильно любит Катю? Вот уж никогда бы не подумала, что он такой чувствительный.

— Дело не в чувствах. Может, Катя ему и нравится, но тут еще примешивается сильный деловой интерес.

— Что именно? Расскажи.

Нина усадила отца в кресло, дала выпить воды и направила на него вентилятор. Лицо Гаевого постепенно прояснилось, и он даже улыбнулся, взглянув на дочь.

— Понимаешь, Нина, Захар мне крупно задолжал. Я и так по старой дружбе долго ждал, когда он сможет хорошенько развернуться. Но сейчас у меня у самого неприятности, и ждать я не могу. Да и не хочу. Не верю больше Захару.

— Теперь, кажется, я понимаю. Им позарез надо было с тобой породниться, чтобы ты по-родственному списал долги. Так?

— Примерно. Они давно привыкли считать, что Борис и Катя — почти одна семья, а тут вдруг…

— Знаешь, папа, я даже рада, что так получилось. Интуиция подсказывает, что с Борисом Катя имела бы кучу неприятностей.

Гаевой промолчал, и Нине показалось, что он согласен с ней, хотя не хочет в этом признаваться.

Нина все еще надеялась, что отец заговорит о Ярославе, однако Василий Федорович вскоре собрался уходить и, хотя была суббота, заявил, что у него запланирована важная встреча.

Оставшись одна, Нина невольно потянулась к телефону. Несколько раз порывалась набрать заветный номер, но, не решаясь довести дело до конца, останавливалась на первых же цифрах. Поколебавшись еще немного, сказала себе: «Не ты должна сделать первый шаг!» — и отошла подальше от телефона.

Нина пыталась заняться домашними делами, но все валилось из рук. Потом пришла Лена, и Нина с сочувствием подумала: «Эх, подруга, тебе, как видно, тоже неймется. Я-то понимаю…»

Когда они шли к дому Олега Хустовского, Лена была очень напряжена, но маскировала свое состояние излишней разговорчивостью.

— Да не волнуйся так, — не выдержала Нина. — Мы не на свидание идем. И Олега ты, скорей всего, сегодня не увидишь. Просто будешь знать, в каком он доме живет, и все.

— Тебе легко говорить… А я, в некотором роде, иду на встречу со своим прошлым.

— Бывает прошлое, к которому лучше не возвращаться.

Они свернули на улицу, где находился дом Олега.

— Видишь двухэтажное палаццо с коричневой крышей? — спросила Нина. — Это его.

— Вижу… Роскошно устроился мой герой…

Возле дома Олега стояла иномарка темно-серого цвета.

— Его машина? — спросила Лена.

— Нет, — ответила Нина, присмотревшись. — У него «Мерседес», а это «Вольво».

— Значит, к нему кто-то приехал. Может, Олег выйдет на крыльцо провожать гостей? Давай подождем немного.

Нина пожала плечами, но не стала возражать. Девушки остановились на противоположной стороне улицы, наискосок от дома Олега. Здесь росли деревья и кусты сирени, из-за которых было удобно вести наблюдение. Со стороны могло показаться, что просто встретились две знакомые, остановились и болтают, иногда поглядывая вокруг.

Лена заметно волновалась. Наверное, каждую секунду ждала, что Олег мелькнет в саду или на веранде. Нина переминалась с ноги на ногу, ее раздражало это бесцельное ожидание. Она уже собралась предложить уйти, как вдруг Лена схватила ее за руку и прошептала: «Смотри!.. Он!..»

Нина повернула голову и краем глаза успела заметить Олега, который выглянул на веранду, провожая гостей. Из ворот вывалились трое явно перебравших мужчин. Два здоровяка, шатаясь из стороны в сторону, волокли третьего, который уже почти не держался на ногах. Из машины вышел шофер и помог им затолкать пьяного на сиденье. «Вот нализался, собака!», — воскликнул один из парней, сам с трудом втискиваясь в машину. Наконец, они все уселись, и «Вольво» бесшумно покинул улицу. Что-то странное, неестественное почудилось Нине в пьяной троице, но задумываться об этом не хотелось.

Лена еще пару минут посматривала на дом Олега, и Нина не без труда оторвала ее от этого занятия. Девушки двинулись в обратный путь. Через несколько шагов Нина спросила:

— Ну, что, убедилась, с каким контингентом якшается твой герой?

— Теперь такое время, что все вынуждены как-то приспосабливаться.

— И водить дружбу с пьяными барыгами?

— Откуда ты знаешь, что они барыги?

— Видно пана по халяве. Впрочем, это не наше дело. Надеюсь, теперь ты довольна? Жилище Олега видела, и даже он сам мелькнул…

— Нина! Я же его совсем не рассмотрела! Не услышала его голос!..

— Всему свое время.

— Но я хочу побыстрей! — Лена вдруг остановилась и схватила Нину за руку. — Слушай, ведь есть возможность связаться с ним очень скоро! Прямо сейчас!

— Не понимаю…

— Ты говорила, что Олег пытался к тебе приставать, дал свой телефон… Ты ведь можешь позвонить ему,поговорить…

— О чем?

— Поинтригуй немного! Скажи, что знаешь о нем компрометирующие факты. Пьяные пирушки, подозрительные дружки и все такое. Он будет отшучиваться, а я в это время по параллельному телефону послушаю его голос. А если он назначит тебе свидание, не отказывайся, хорошо?

— Но я не хочу встречаться с Олегом!

— Слава Богу, а то бы я умерла от ревности. Но разве тебе трудно ради меня сделать такой пустяк — встретиться с ним на пару минут, чтобы только подержать немного на улице. А я в это время понаблюдаю из окна кинотеатра или магазина. Вот и все. И больше мне ничего не надо.

— О чем я с ним буду говорить? И как объясню, что наше свидание — лишь на несколько минут? Он не мальчишка, чтобы его разыгрывать.

— Один раз можно. Пожалуйста!.. Я уже забыла, как звучит его голос!

— Лучше бы тебе его не вспоминать, — проворчала Нина, но тут же улыбнулась. — Соглашаюсь только потому, что люблю авантюрные сюжеты.

— Ловлю на слове! — Лена возбужденно засмеялась. — Сейчас же пойдем ему звонить!

— Нет, уже поздно. Да и Олег, небось, нынче соображает туго. До завтра проспится, вот мы ему с утра и позвоним.

— Хорошо. Завтра часов в десять я приду. Договорились?

— Если нет другого способа избавить тебя от дури, что ж… Но только это будет мой первый и последний звонок Олегу.

Возвращаясь домой, Нина чувствовала смутное недовольство собственной сговорчивостью. Получалось, что Лена втягивает ее в орбиту своих глупостей, вынуждая делать то, чего сама Нина не приемлет и не одобряет. «Так и знала, что Ленка на этом не успокоится, — ворчала Нина про себя. — Дом Олега она увидела, так ей этого мало. Уже хочет пообщаться с самим Олегом, хотя бы косвенно. Через меня». И еще Нину смутно тревожила мысль о пьяных гостях Олега. Что-то в них было неправильное… К тому же ей казалось, что тот, которого волокли, кого-то удивительно напоминал. Где, когда она могла его видеть? Случайно мелькнул в толпе, на рынке, в библиотеке? Впрочем, в библиотеку подобные типы вряд ли захаживают.

Уже смеркалось, и она по старой привычке ускорила шаг. Возле ее подъезда стояло несколько машин; одну из них Нина узнала — это была «Волга» Ильчука-старшего. Значит, дядя Захар сейчас у отца. Интересно, о чем они беседуют? Есть у них какие-то тайные дела. Отец явно чего-то недоговаривает. Нина вспомнила, как совсем недавно дважды использовала один и тот же прием для подслушивания. Почему бы не сделать это в третий раз?

Она снова, как когда-то, тихо открыла дверь, сняла туфли и на цыпочках подошла к двери кабинета Гаевого. Первое, что услышала, был выкрик Захара Ильчука:

— Да что тут думать, дело верное!

— Мне оно таким не кажется, — металлическим голосом отвечал Гаевой.

— Ну, не будь же ты перестраховщиком! — горячился «дядя Захар». — Я тебя когда-нибудь подводил?

— Ты меня и сейчас подводишь. Ведь это не я тебе, а ты мне задолжал.

— Поможешь протолкнуть договор — я не только долги верну, а гарантирую такую прибыль, что до конца жизни хватит.

— Горазд ты на обещания, Захар… Значит, в случае удачи, поделишься со мной по-братски. А если не пройдет — отвечать буду я один?

— А что тут может не пройти? Такие люди задействованы…

— Вот именно: такие люди… которым наплевать и на эту землю, и на народ… Пусть здесь останется только все самое вредное, это же отстойник. Зачем туземцам высокие технологии? Пусть сырье добывают и перерабатывают. И отходы у себя хранят. А если при этом товарищи ученые окажутся не у дел, пусть идут в «челноки». А те, которые особенно умные, могут переехать в элитарные земли и там продавать свои мозги. Эта земля уже ни на что, кроме первобытных промыслов, не годится. Здесь и жить вредно. А вот наживаться — можно. Так твои люди рассуждают? Вслух они, конечно, этого не говорят, сделки обставляют с понтом. А для прикрытия находят авторитетных чиновников со связями. Вроде меня.

— Ну, ладно, Вася, не заводись. С чего вдруг таким патриотом заделался? Мы с тобой изменить ничего не сможем. Процесс, как говорится, пошел. Откажемся мы — найдутся другие. За такую сумму… И так и этак у нас все продается оптом и в розницу. И мы с тобой в том не виноваты.

— И мы виноваты.

— Хватит заниматься самоедством. Подумай лучше о дочерях, об их будущем.

— Я и думаю. Может быть, им когда-нибудь захочется, чтобы у их отца было доброе имя.

— А я думаю, что хорошее наследство будет нужнее доброго имени. Эту землю, о которой ты печешься, загубят и без тебя. А жить здесь действительно вредно. Если сделаешь дело, то сможешь вместе с дочерьми уехать туда, где поуютней. Тебе помогут обустроиться.

— Никуда я уже не уеду. — Голос Василия Федоровича прозвучал глухо и отрывисто. — Здесь, в этой больной земле, останусь лежать.

— Ты что же, решил на весь мир озлобиться? Даже дочерей тебе не жалко? Если не ты, то кто для них постарается? Была бы Катя моей невесткой, другое дело, а так… Ну, чего ты боишься, скажи? Тебе ведь никакой риск не страшен. Все равно одной ногой в могиле стоишь.

Нина, повинуясь внезапному импульсу, ворвалась в кабинет и с порога набросилась на Захара Ильчука:

— Как вы смеете угрожать моему отцу?! Я всегда знала, что вы с Борей — наглецы и хамы, но чтобы дойти до такого… Чтобы запугивать старого друга наемными убийцами…

— Какими убийцами?.. — растерялся Ильчук. — Ты что, девочка, с ума сошла?

— Я слышала, как вы сказали, что отец одной ногой в могиле стоит! — продолжала наступать Нина. — Вы ему угрожаете расправой, чтобы он согласился на вашу грязную сделку!

— Нина, ты опять подслушивала, — недовольно проворчал Гаевой.

— О, господи, семья сумасшедших! — Ильчук всплеснул руками и закатил глаза. — Нина, деточка, я же имел в виду его болезнь! Какие там угрозы, какое убийство?.. Твой отец скоро умрет, потому что у него неоперабельный рак.

— Захар!.. — выкрикнул Гаевой сдавленным голосом. — Зачем ты сказал? Девочки ничего не знали…

— Но я не знал, что ты от них скрываешь. А тут твоя дочь набросилась с такими обвинениями…

Нина испуганно смотрела на Гаевого, и страшная истина с трудом доходила до ее сознания. Теперь становилось понятным, почему последнее время отец так плохо выглядел, а во взгляде и движениях его появилась какая-то лихорадочная поспешность.

— Папа, это правда?.. Почему же ты скрывал? Почему разрешил мне уехать? Надо было все силы бросить на твое лечение!.. — Она схватила Гаевого за плечи и несколько раз встряхнула.

— Я и так лечился все это время, дочка.

— У него рак скоротечный и поздно обнаруженный. Никакая химия не поможет, — сообщил Ильчук.

Нина повернулась к нему и сквозь слезы закричала:

— А вы, зная об этом, вместо того, чтобы поддержать, отравляете ему жизнь!.. Разве не понимаете, что отцу сейчас не до ваших грязных делишек!..

— Я бы и рад ему помочь, да ничем не могу. Если лучшие врачи не могут… А делишки у меня, деточка, совсем не грязные. Ничуть не хуже тех, которыми твой отец занимается. И если бы он мне помог, вы бы с Катей стали богатыми и независимыми женщинами на долгие годы.

— Не надо мне от вас ничего! — закричала Нина. — Оставьте отца в покое!

— Уйди, Захар, — глухо сказал Гаевой. — Не до тебя.

— Хорошо. А ты успокой свою артистку и подумай над моим предложением.

Выпроводив Ильчука, Нина долго не могла прийти в себя. Стояла в прихожей, вытирая слезы и стараясь делать глубокие вдохи. Наконец, пересилив свое состояние, она снова вошла к отцу в кабинет. Гаевой сидел у стола, опираясь лбом на стиснутые руки. Нина осторожно придвинула стул, села рядом.

— Папа, как же так получилось? Почему ты молчал?

Василий Федорович посмотрел на нее с вымученной улыбкой и тихо ответил:

— Надеялся: авось обойдется.

— И обойдется, еще не вечер! — заговорила Нина с воодушевлением. — Медицина с каждым годом совершенствуется! То, что не лечилось десять лет назад, лечится сейчас! Важно выиграть время! Папа, у тебя же связи! Может быть, надо лечиться за рубежом… Что это я говорю?.. Ты же и сам все понимаешь. Ты не из тех людей, которые легко сдаются, правда?

— Да, Нина, мы еще повоюем. За рубеж я скоро поеду. Вот только хотел до отъезда у Захара стребовать долги. Вдруг что со мной случится — вы с ним не справитесь. А он, паршивец, хочет впутать меня в новое дело…

— Папа, да не думай ты об этом. Сейчас главное для тебя — выжить. Я не фаталистка, но считаю, что на все — Божья воля. Возьми, к примеру, Солженицына. В каких условиях он лечился, да еще в пятидесятые годы, да в глубинке! Ему месяц жизни предрекали! И выжил! И, слава Богу, ему уже далеко за семьдесят, а он такой бодрый!

— Есть люди, которых Бог испытывает, но оставляет им жизнь, чтоб они исполнили свою миссию на земле. Я — увы! — не из породы миссионеров. Такому грешнику Бог не захочет помочь.

— Не говори так! Надо верить в свое выздоровление. Это главное.

— Верю, верю, — бодрым голосом сказал Гаевой и похлопал Нину по плечу. — Не волнуйся, я еще лапки не сложил. Ну, иди отдыхай, и мне отдохнуть надо.

В эту ночь Нина не уснула без снотворного. А наутро, проснувшись с тяжелой головой, долго не могла заставить себя подняться с постели и погрузиться в водоворот дневных проблем.

У Гаевого с утра были какие-то посетители. Нина с ними даже не встречалась, не выходила из комнаты и кухни. Ей никого не хотелось видеть, разве что Катю — человека, с которым она может и должна поровну разделить горе. Когда Гаевой остался один в кабинете, Нина предложила немедленно отыскать Катю и все ей рассказать. Но Василий Федорович отсоветовал: Катю найти не так просто, а потом она сама обещала прийти сегодня вечером или завтра утром.

После завтрака Гаевой ушел. Сказал, что по медицинским делам. Нина, оставшись одна, забилась в уголок дивана и заплакала от сознания собственного бессилия перед судьбой. Однако даже сквозь чувство горя и безысходности упорно пробивалась мысль о Ярославе. Наверное, если бы он знал о том, что на нее свалилось, то пришел бы сюда, несмотря на любые запреты. Но, увы, он ничего не знает ни о ее горе, ни о новом отношении к нему…

Звонок в дверь заставил Нину вздрогнуть и мгновенно вскочить на ноги. Ее первой мыслью было, что пришел Ярослав. Уже открывая дверь, она догадалась, что это, должно быть, Лена.

Так и оказалось.

Лена, возбужденная, настроенная на интригу, скользнула в прихожую и, едва поздоровавшись, поспешила сообщить:

— Ну, подруга, ты была права: у моего героя подозрительные-таки дружки. Вчера, когда возвращалась домой, видела, как их тачка выруливала со стороны улицы Крайней. А там ведь одна нищета живет, да еще бомжи в заброшенных домах. Я эти места стараюсь обходить.

— Ты, наверное, перепутала, — рассеянно откликнулась Нина. — Мало ли в городе серых «Вольво». И, потом, было уже темно.

— Где-нибудь на проспекте я бы эту «Вольво» и сама не заметила, но в районе аварийных домов она бросается в глаза. Да и номер тот же. Я его поневоле запомнила, когда мы с тобой дежурили возле палаццо.

— Ладно, черт с ними, с этими дружками, не хватало мне еще о них задумываться, — отмахнулась Нина.

Тут только Лена обратила внимание на холодную мрачность подруги.

— Что с тобой? Ты не в настроении? — Лена растерянно захлопала глазами. — Еще вчера все было хорошо!

— То было вчера, — вздохнула Нина. — А теперь все переменилось. Я узнала, что отец неизлечимо болен.

Лена долго утешала Нину, но в ее глазах явно светилось ожидание. Горе подруги, конечно, трогало Лену, но не настолько, чтобы забыть о собственных проблемах. В конце концов, видя, что Нина не вспоминает о вчерашней договоренности, Лена вздохнула и сказала:

— Понимаю, тебе не до меня. У тебя сейчас такое настроение, что ты не захочешь кому-то звонить, вести дурацкую беседу… Понимаю. Зря, наверное, пришла. Тебе сейчас не до гостей…

Невольный, почти бессознательный эгоизм подруги не вызвал у Нины раздражения. Она сейчас чувствовала какую-то философскую терпимость к людским слабостям. Лена притащилась через весь город. С утра пораньше, в надежде избавиться, наконец, от призрака неудавшейся любви. И вот теперь все откладывается на неопределенный срок… Нина представила, как сейчас Лена будет возвращаться обратно: опять изнурительное ожидание на остановках, толчея в автобусах, а Лена — хмурая, разочарованная, пристыженная самой мыслью о суетности своих мелких проблем…

Нине стало жаль подругу. Она понимала, что Лена по-своему несчастна и надо помочь ей поскорее избавиться от ее болезненного наваждения.

— Постой, Лена, не уходи. — Нина удержала ее за руку. — Что изменится, если я замкнусь на своем горе? Легче мне от этого не станет. Давай посидим, поговорим. Тебе действительно надо опять приблизиться к Олегу? Это что-нибудь изменит для тебя?

— Хочу только увидеть и услышать его! Я даже заговаривать с ним не буду. Никакого общения! Мысленно попрощаюсь — и все. И точка.

— А, может, увидев Олега, только растравишь себя?

— Наоборот, я растравляю себя сейчас, когда пытаюсь представить, какой он.

— Вроде бы логично. Ладно, давай я ему позвоню, а ты послушай. Только на свидание не пойду. Даже на пять минут.

— Конечно, я понимаю. Но, если он назначит свидание, — не отказывайся. Пусть походит, подождет. А я в это время незаметно за ним понаблюдаю.

— Обидится.

— Объяснишь, что отец заболел и ты не смогла прийти.

Нина видела: глаза Лены уже загорелись азартом, и поняла, что, несмотря на жизненный опыт, замужество и работу в школе, Лена, в сущности, все еще осталась девчонкой. Впрочем, как и Нина…

Девушки взялись за трубки параллельных телефонов. Лена вздрогнула, когда после нескольких длинных гудков раздался звучный и уверенный голос Олега: «Алло, я слушаю». Нина была не в том настроении, чтобы вести разговор игривым и загадочным тоном, а потому сказала просто, даже сухо:

— Здравствуй, Олег. Это Нина Гаевая. Помнишь, ты просил меня позвонить?

— Ниночка, ты? Очень рад. Вернулась из Крыма?

— Да. А твоя жена приехала из Анталии?

— Завтра возвращается.

— А — а… так это, наверное, в ожидании ее приезда ты устроил такую пьянку?

— Пьянку?.. Когда?.. — в голосе Олега послышалась растерянность, и Лена, прильнувшая к другому телефону, состроила гримасу и подмигнула.

— Вчера, — отвечала Нина все также сухо, без затей. — Надо же, напоил дружков до такой степени, что они свой «Вольво» едва не развалили. А самого большого трезвенника пришлось чуть ли не на носилках тащить. Если твоя благоверная узнает, как ты себя ведешь в ее отсутствие…

— Погоди, девочка! С благоверной я уж как-нибудь сам разберусь. А откуда ты все это знаешь?

— Не важно. Знаю — и все. Может, мне нажаловался тот трезвенник, которого вы вчера так накачали.

— Откуда знаешь, что он трезвенник? Ты с ним знакома?

— Возможно, — нехотя отвечала Нина, которой этот розыгрыш уже стал надоедать. — Какая разница?

— Опасная ты особа!.. Небось, уже всем насплетничала про эту пьянку? У меня репутация вполне солидного человека.

— Не бойся, я не сплетница. И потом мне абсолютно безразлично как ты там расслабляешься в своем особняке. Меня не интересуешь ни ты, ни твои дружки.

— Да? Но ты же позвонила.

— Наверное, зря.

Нина уже приготовилась вешать трубку, но в голосе Олега внезапно появилась чуть ли не мольба:

— Постой, Ниночка, подожди! Я очень рад твоему звонку! Безумно хочу увидеть! Немедленно! Слышишь? Я ждал все время, когда ты приедешь! Если бы не позвонила, я бы сам тебя нашел.

— Я не собираюсь с тобой встречаться, Олег.

— Нина, умоляю! Хотя бы раз… Сегодня, сейчас… Завтра приедет моя жена, а сегодня у нас будет время обо всем спокойно поговорить. Пожалуйста, Нина! Только одна встреча! Ну, чего ты боишься? Я же не собираюсь тебя насиловать.

При последних словах Нина вздрогнула и отстранилась от трубки. Но Лена смотрела на нее такими умоляющими глазами и так выразительно кивала головой, что Нина уступила.

— Хорошо, — сказала она в трубку скучным голосом. — Так и быть, сегодня в шесть у «Кометы».

Лена удовлетворенно кивнула, а Олег спросил:

— Может быть, раньше? Могу заехать за тобой через несколько минут.

— Раньше не получится.

— Смиряюсь перед хозяйкой положения.

Повесив трубку, Нина с грустной улыбкой посмотрела на подругу и спросила:

— Довольна? Слышала голос рокового мужчины?

— Спасибо тебе, миленькая. — Лена порывисто обняла подругу. — У тебя у самой такие проблемы, а ты еще мне, дурехе, помогаешь.

— Ну, ладно, ладно. Только это было в последний раз. Больше не проси связываться с Олегом. Можешь сколько угодно дежурить у «Кометы», но я туда не пойду.

— Конечно, я и не прошу. Для меня это тоже будет в последний раз, поверь. Прощальный взгляд на первую любовь…

После ухода Лены Нина вначале почувствовала глубочайшую апатию, вялость и заторможенность. Потом это состояние сменилось беспокойством, суетливостью. Она то хваталась за дела, то без сил падала на диван, иногда плакала, а потом вдруг замирала от тревожного предчувствия. Что-то рушилось в ее жизни. Рушилось непоправимо. И дело было не только в болезни отца. Интуитивно Нина чувствовала, что очень скоро для нее наступит время, когда не удастся уклониться от борьбы и принятия решений.

Глава четырнадцатая

Было около трех часов дня, когда вернулся Гаевой. Нина к этому времени уже успокоилась и вполне держала себя в руках.

Лицо у Василия Федоровича было серым, а рукой он массировал левую сторону груди.

— Папа, что с тобой?.. — кинулась к нему Нина. — Сердце?

— Да, в последнее время и мотор стал барахлить. — Гаевой говорил с одышкой. — Ничего, выпью валокордин и полежу.

Лекарство не помогло; Василию Федоровичу становилось все хуже, и Нина вызвала скорую. Пока ожидали карету, Гаевой попросил Нину посидеть рядом с ним и, взяв ее за руку, стал медленно, задыхаясь, говорить:

— Знаешь, дочка, это, может, было бы лучше для меня, если бы я от инфаркта умер. Быстрая смерть и без особых мучений. Во всяком случае это легче, чем то, что мне предстоит.

— Папа, ну перестань говорить ерунду! — перебила его Нина. — Тебе еще жить и жить, а ты себя хоронишь. И потом о каком инфаркте может идти речь? У тебя никогда не было особых проблем с сердцем.

— Да, на учете у кардиолога я не состою. Но сердце — это такая тонкая машинка, которая может выйти из строя очень быстро. Очень, очень быстро…

— Ты переживал из-за своей болезни, держал все в себе. Вот сердце и заболело. Ничего, выдюжим… Приедут, сделают укол…

Врач и медсестра возились с больным недолго. Узнав, что это первый приступ такого рода, сделали внутривенный укол и велели выпить успокоительного.

Однако в прихожей врач сообщил Нине вполголоса, что состояние больного тревожит и, если в течение двух часов не наступит улучшение, надо вызывать кардиологическую бригаду.

Нина вернулась в комнату, села возле отца и стала его успокаивать:

— Видишь, папа, ничего страшного. Людей с абсолютно здоровым сердцем сейчас не найдешь, тем более в зрелом возрасте. Закончишь лечение — заставлю вести здоровый образ жизни. Отдыхать, бегать, играть в теннис…

— Боюсь, что я свое уже отыграл, — сказал Гаевой, тяжело переводя дыхание. — Жил так, будто впереди еще много времени, а оказалось… И вам с Катей не успел устроить жизнь как следует…

— Перестань разговаривать, тебе вредно. Лучше постарайся уснуть.

— Нет, дочка, выговориться хочу. Мало ли что может случиться… даже через несколько часов. Я теперь ни в чем не уверен. И ты меня не перебивай, а слушай внимательно. Так вот, Нина. Ты и Катя — вы для меня самые дорогие люди на свете. Женщины, которые были у меня после мамы, не в счет. Даже, если бы я когда-нибудь женился… то лишь затем, чтоб иметь хозяйку в доме. Но в душе остался бы вдовцом. И цель у меня была только одна — устроить тебя и Катю так прочно, чтобы даже после моей смерти вы могли жить хорошо и ни от кого не зависеть. Но, видишь, я ничего не успел для вас сделать…

— Не надо так говорить. Ты всегда делал для нас все, что мог.

— Нина, ты, наверное, хотела бы знать, кем был твой настоящий отец.

— Я знаю: он был геологом и погиб в экспедиции. Несчастный случай.

— Это не совсем так. Да, он погиб в экспедиции, но не из-за несчастного случая. Была драка, поножовщина. Мне пришлось вести это дело. Тогда я и познакомился с твоей мамой. Она очень переживала… возмущалась нелепостью его гибели… Ко мне сразу почувствовала доверие и скоро я все о ней знал. Мама прожила с твоим отцом три года и за это время успела понять, что вряд ли ее семейная жизнь будет счастливой. Твой отец был красивым мужчиной, но очень неуравновешенным, вспыльчивым. И супружеской верностью не отличался. Прости… о мертвых надо говорить или хорошо, или ничего… Зато как гражданин он, в отличие от меня, был безупречен. Не приспосабливался, не комбинировал, не брал и не давал взяток. Ну и так далее. И все-таки твоя мама была счастлива со мной, а не с ним. И я с ней был счастлив. У меня до этого тоже был опыт неудачного брака. Первая жена в свое время сумела превратить мою жизнь в ад. Такой наглости и распущенности, как у нее, я почти не встречал. И при этом она была хитра, до поры до времени притворялась душечкой. В общем, она так отравила существование, что тетя Клава, которая всегда меня опекала, как младшего брата, считала ее своим злейшим врагом. А твоя мама — по контрасту с той змеей — показалась ей чуть ли не ангелом небесным. И вас с Катей тетя Клава очень любила, тем более, что своих детей у нее не было. Вот такое у меня прошлое…

— Я не знала, что ты до мамы был женат. И о своем родном отце ничего не знала… Но разве так важно, какое у вас было прошлое? Главное, что вы с мамой любили друг друга и нас с Катей.

— Я рад, что ты характером пошла в маму. Такая же чуткая, справедливая… Ты все умеешь понять и ко всему отнестись без предубеждения…

— Не всегда, — вздохнула Нина, а про себя подумала: «Ярослав до сих пор не знает, что я способна все понять»…

— И вот что, дочка, — продолжал Гаевой. — Вчера ты слышала разговор с Захаром. Он говорил: чего, дескать, бояться, все равно помирать скоро, а дочерей бы обеспечил. Если бы это было действительно верное дело, я бы никакого риска не побоялся. Ради тебя и Кати, ради вашего будущего. Но это не так. И вы старайтесь держаться подальше от Ильчуков. Тем более, что ничего серьезного Захар и Боря не решают. Подозреваю, что они пешки, исполнители, ими руководит какой-то мозговой центр. Кто именно — не знаю. Наверное, уже и не успею узнать…

— Да черт с ними, с Ильчуками. Нам от них ничего не надо.

— И то верно. Но у меня душа болит, что нет у вас с Катей родственников и друзей, которые могли бы вам помочь. А ваши мужья… Конечно, не таких я вам желал. Но теперь, когда несчастье подперло, я бы хотел с ними помириться, поговорить. Позвони завтра Ярославу, пусть придет. И Катя с Вадимом должны появиться. Вот я и устрою… так сказать, семейный совет.

— Папа, ты разве забыл?.. — Нина чувствовала, что голос ее дрожит и срывается. — Ведь мы с Ярославом… почти развелись. И ты этого хотел.

— Хотел, не отрицаю… Но, знаешь, Нина, две недели назад Ярослав ко мне приходил, пытался узнать, где ты, когда приедешь. Показалось, что он искренне переживает. Он ничего не требовал, ничем не угрожал. Его интересовала только ты. Я и подумал: а ведь этот парень любит Нину по-настоящему. Я поговорил с ним очень сухо, а теперь жалею об этом… Конечно, я не имею права вмешиваться, но, если вы поссорились из-за ерунды…. ну, как это бывает в молодости… так, может, стоит помириться? Уверен, что если бы ты ему только намекнула…

— Советуешь сойтись с Ярославом?.. — Нина даже растерялась от удивления. — Как понимать такую метаморфозу?

— А так и понимать. Не хочется тебя оставлять без защиты. Когда я буду знать, что ты с Ярославом, мне спокойней будет. Ярослав такой парень, на которого можно положиться. У него и мозги на месте, и характер твердый. С ним ты не пропадешь. Хотя, конечно, если он совсем не нравится тебе, а твоя душа к нему не лежит, не стоит себя насиловать…

— Не в этом дело. Ярослав мне… нравится. Но между нами столько преград, столько всякой мути…

— Если дело во мне, не беспокойся. Я готов признать свою вину… даже попросить прощения у Ярослава. Готов помочь ему во всем, в чем еще смогу. И вовсе не из-за компромата…

— Да нет у него никакого компромата! — Нина внезапно разрыдалась, припав лицом к плечу Гаевого. — Не существует этих бумаг, Ярослав все придумал. И сказал мне об этом еще месяц назад. А я от тебя скрывала. Не хотела, чтобы ты ему стал вредить. Вот так.

— Почему же ты плачешь, Нина?

Она не отвечала, но думала про себя: «Почему всегда все так поздно?.. Возможность примирить двух близких людей появляется лишь теперь, когда беда на пороге…»

Она вытерла слезы, попыталась улыбнуться и сказала уже почти веселым голосом:

— Не будем торопить события. Если я действительно нужна Ярославу, он сам сделает первый шаг.

— Да, конечно…

Лицо Гаевого внезапно исказила гримаса боли и он сделал явное усилие, чтобы не застонать.

— Папа, тебе плохо?.. — забеспокоилась Нина. — Вызвать карету? Врач сказал, что, если не станет лучше…

— Нет, погоди пока… Кажется, отлегло.

— Постарайся уснуть.

Нина отошла к окну, посмотрела вдаль. Жаркое августовское солнце еще немилосердно палило, но длиннющие тени от пирамидальных тополей уже пересекали дорогу. Стая ворон с карканьем летела в сторону пустыря. Где-то прозвучала автомобильная сирена. На мгновение Нине показалось, что привычный вид из окна внезапно приобрел тревожную окраску. Впрочем, она понимала: снаружи ничего не изменилось, а тревога была в ней самой…

Зазвонил телефон. Нина оглянулась на Василия Федоровича. Он лежал с закрытыми глазами. Похоже, задремал. Она взяла телефон и вышла из комнаты, чтобы не беспокоить отца.

Звонил Олег Хустовский:

— Нина, ты меня испытываешь? — В его голосе звучало неприкрытое раздражение. — Я, конечно, готов ждать тебя вечность, но мне не нравится, что ты так мало обо мне думаешь.

— Не обижайся. Олег, но я не могу прийти. Отцу плохо.

— Что с ним?

— Сердце. Уже приезжала «скорая помощь». Может быть, еще раз придется вызывать. В общем, мне сейчас нельзя уходить из дому. Не жди.

— Да… Нескладно получилось. Ему действительно так плохо?

— Боюсь, как бы не пришлось везти в больницу.

— Ну, что ж, сочувствую. Тебе сейчас не до меня, понимаю. Может быть завтра?

— Нет, Олег, не стоит. Извини, что так получилось. До свидания.

Нина положила трубку и заглянула к Василию Федоровичу. Он по-прежнему лежал с закрытыми глазами и, казалось, спал. Немного успокоившись, Нина вышла из комнаты, но не успела сделать и нескольких шагов, как телефон снова зазвонил. Лена взволнованным голосом сообщила:

— Слушай, Ниночка, он только что уехал. Но он ждал тебя почти пятнадцать минут и я его успела рассмотреть.

— Рада за тебя.

— Хорошо, что стоянка машин — через дорогу, на некотором расстоянии, а то бы он мог ждать, не выходя из своего «мерса», и я бы его даже не увидела. Ну, а так он, наверное, побоялся, что может с тобой разминуться, и подошел к самой «Комете». Я спряталась внутри и незаметно за ним наблюдала из окна. Надо было видеть, как он ходил, нервничал, поглядывал на часы. Потом вернулся в машину. Ну, тут и я выбралась из своего укрытия, пошла на другую сторону улицы. По дороге взглянула на его машину и заметила, что он с кем-то говорит по телефону.

— Он говорил со мной. Я сказала, что не приду — отцу плохо.

— Тогда понятно, почему сразу после разговора он уехал.

— Теперь, надеюсь, ты успокоилась?

— Вполне. Олег именно такой, каким я его ожидала увидеть. Самоуверенный, наглый тип с презрительным взглядом. Он на людей совсем не смотрит. Подходили к нему два субъекта. Наверное, его знакомые. Ты бы видела, как он с ними разговаривал. Небрежно, через губу. Словом, сплошное высокомерие. Представляю, каким бы холодом он окатил меня, если бы я имела глупость показаться ему на глаза.

— Ну, что ты, с красивыми девушками он — сама любезность. Но за этой маской все равно скрывается презрение. Он никого не считает равным себе. Между прочим, со мной он тоже говорил с плохо скрытым раздражением.

— А вообще-то — ничего особенного. Не так уж он и выделяется из толпы. Знаешь, я даже заметила, что у него какая-то шаркающая походка. Ну, словом, сердце у меня не упало, земля не дрогнула под ногами. Все осталось на месте, чему я очень рада.

— И я рада за тебя.

— Но что я все о себе, эгоистка… А как у Василия Федоровича дела?

— Неважно. Был сердечный приступ.

— Да, бедный… Конечно, ведь последнее время он жил с таким грузом на сердце, вот оно и не выдержало.

— Ну, ладно, пойду посмотрю, как он там.

— Передай от меня привет. Пусть поправляется поскорей. Если что, звони.

— Пока, до встречи.

Нина подошла к Василию Федоровичу. Он вдруг открыл глаза и поинтересовался, кто звонил.

— Не беспокойся, отец, Лена. Ты слышал разговор?

— Нет, ты говорила очень тихо, и я ничего не разобрал. Значит, Лена… А до этого был звонок?

— Олег Хустовский звонил.

— А ему что надо?

— Да так… Спрашивал, как жизнь. Приглашал в гости.

— Решил возобновить знакомство?

— Может быть.

— Я думал — от Ярослава звонок.

— Не думай ты об этом. Постарайся уснуть.

Василий Федорович закрыл глаза, а Нина вышла из комнаты. Она и не заметила, сколько времени прошло до того момента, как отец позвал ее. Бросив недопитый кофе, прибежала в его комнату.

— В груди печет, — сказал Гаевой, стараясь вымучить улыбку.

И тут Нине стало страшно. Она видела перед собой бледное лицо с синими губами, слышала тяжелое, прерывистое дыхание и с трудом понимала, что этот больной, беспомощный человек — ее отец, тот, кого она всю жизнь знала бодрым и энергичным.

Кинулась к телефону, вызвала кардиологическую бригаду. Вернулась к Василию Федоровичу, села возле него и стала ждать. Медленно тянулись минуты, напряженная тишина нарушалась только тиканьем часов. И вдруг Василий Федорович открыл глаза, взял Нину за руку и тихо проговорил:

— Пусть Катя сюда переезжает… со своим.

— Не беспокойся, я ей скажу об этом, как только увижу.

— Квартира большая. Вы здесь обе поместитесь. Но если все-таки ты сойдешься с Ярославом, лучше уступи эту квартиру Катьке. Ее супруг куда пожиже твоего будет и вряд ли добьется приличного жилья. А твой… твой сам до всего дойдет. Да, вот еще что. Кожаная папка с документами у меня в столе, найдешь. Доллары разделите с Катей пополам. Не густо, конечно, но на первое время…

— Папа, ну о чем ты думаешь в такую минуту? Квартира… доллары… Не подеремся мы с Катькой из-за наследства.

— Я знаю: у тебя мамина натура… благородная. А Катя в меня пошла. Она своего не упустит. Но Катя тебя любит.

— Знаю. Я ее тоже.

— Случается, что сестры и братья перестают друг друга любить. Всякое бывает… Я что хочу сказать: вы с Катей разные. Она более практичная, чем ты. Она приспосабливается лучше. А ты… ты всегда пряталась от жизни. Ты не виновата. Так сложилась твоя судьба… Но мне страшно за тебя. Ты не сможешь вклиниться в эту жестокую реальность, не сможешь себя обеспечить… Погибнешь при первом же столкновении…

— Что ж, туда мне и дорога. Значит, я полное ничтожество, если не смогу бороться даже за себя.

— Не говори так. У тебя нет деловой хватки, но есть много других достоинств. Знаешь, что я заметил? У тебя хорошо развита интуиция. За нее и держись, она не подведет.

Нина видела, что Василий Федорович немного не в себе. Речь его звучала сбивчиво и странно, глаза горели лихорадочным огнем. Тщетно Нина пыталась его отвлечь. Мысль о чем-то значительном не давала ему покоя.

— Знаешь, дочка, — вдруг заговорил он решительным голосом, — знаешь… Только тебе могу доверить одну очень важную вещь. Ты человек серьезный, надежный. Меня не подведешь. Там, Нина, посмотри, — он указал рукой на книжный шкаф, — есть одна тетрадь. На третьей полке, во втором ряду книг… Там пособие по римскому праву… Синяя обложка… Видишь? Возьми. Я сам прошил тетрадь между страницами книги. Открой ее. Нашла?

— Да… Но я ничего не понимаю…

Нина листала страницы, но слова, значки и цифры расплывались у нее перед глазами.

— Ничего, это у тебя от волнения, — сказал Гаевой. — Когда надо будет, — разберешься. Ну, а если не сможешь сама, покажешь Ярославу. Ему эта информация не помешает.

— А что ты сюда записывал?

— Сведения о разных людях. Важных и не очень. О тех, кто на виду и о тех, кто в тени. Кто чем дышит, кто чего боится. Все тайные связи и пружины, которые мне удалось обнаружить. Также некоторые адреса, телефоны, копии документов.

— Понимаю… Информация для размышления? Но иногда такая информация может стоить жизни.

— Вот именно. Но иногда она может спасти жизнь. Это ты тоже учитывай. Поставь книгу на место. Вот так. Об этих записях никто не знает. Только ты. Если со мной что случится — покажешь Ярославу.

— Ты настолько ему доверяешь?

— Что остается делать? Он, по крайней мере, любит тебя. И тебе небезразличен. В случае чего, вы с Катей поддерживайте друг друга. Ее Вадим — не в счет: он из породы ведомых. Тетрадь им не показывай. Катя — легкомысленная, а Вадим… не из тех, кто действует. Покажешь только Ярославу.

— Хорошо, я все поняла, не волнуйся. Не думай ни о чем.

— Не могу не думать. Как много я не успел… Бежал, бежал, и вдруг на повороте: р-раз… судьба делает подсечку…

Речь Гаевого становилась вез более сбивчивой, невнятной, дышал он с трудом, а руками без конца теребил одеяло. Нина совсем испугалась, хотела уже повторно вызывать скорую, но тут раздался звонок в дверь. Приехали кардиологи.

Пока медики суетились вокруг больного, снимали кардиограмму, Нина поспешно складывала в сумку вещи и продукты. Она уже поняла, что Василия Федоровича будут везти в стационар. На всякий случай оставила на столе записку для Кати: вдруг сестра явится в ее отсутствие.

Пока ехала рядом с отцом в «скорой помощи», один из врачей — молодой парень — успокаивал ее: ничего страшного, состояние тяжелое, но инфаркта нет. Полежит недели две в стационаре, а потом станет на учет в поликлинике.

Конечно, Нина понимала, что все не так просто. Но, даже если обойдется с сердцем, остается дамоклов меч другой болезни, неотвратимо-страшной…

Она сидела в коридоре больницы до тех пор, пока ей не сообщили, что после капельницы отцу полегчало и его поместили в палату. Поговорив еще с дежурным врачом, Нина вышла, наконец, из больницы. Было очень темно. Она взглянула на часы и ужаснулась: время приближалось к полуночи. Давно ей не приходилось возвращаться так поздно. Тем более, одной.

«Надо же когда-то становиться нормальным человеком», — мысленно сказала Нина себе и решительным шагом направилась по темной улице. Увы, до дома было далеко. Да и что ждет ее дома? В квартире — гулкая тишина и тревожный запах лекарств…

Нина вдруг остро ощутила свое одиночество. Если бы поблизости оказался телефон-автомат, она сейчас же позвонила бы Ярославу и пригласила его к себе. Что ж, придя домой, обязательно ему позвонит. Многое надо сказать. И не только о своих чувствах. Есть еще что-то важное, связанное с Ярославом…

Нина остановилась, осененная внезапной догадкой. Конечно! Ей знакомо лицо человека, которого заталкивали в «Вольво». Она видела его на армейских фотографиях Ярослава. Когда он ей показывал альбом, она не очень разглядывала его друзей, потому что смотрела только на Ярослава, а все остальные были ей незнакомы и, в общем, неинтересны. Теперь же память, обостренная волнениями и страхом, отчетливо высветлила именно это лицо. Наверное, в нем было что-то значительное, оно западало в подсознание. И еще Нина поняла, отчего пьяная троица показалась ей странной: на самом деле ни один из них не был пьян. Те двое притворялись, а друг Ярослава, скорей всего, был оглушен или ранен. Они тащили его, он почти не передвигал ноги.

«Послушай Тор, — мысленно обратилась она к Ярославу, шагая по улицам ночного города, — послушай, я, кажется, стала свидетельницей преступления. Не знаю, кто твой армейский друг и как он связан с делами Хустовского, но вчера я видела его чуть живым, это уж точно. Куда его завезли, что с ним сделали?.. Господи, я только сейчас поняла, какой была дурой!.. Намекала Олегу, будто мне кое-что известно! Как бы за такую глупость не заплатить слишком дорого… Но ты поможешь мне во всем разобраться, верно? А ты ведь еще не знаешь, что в моей голове и в моем сердце произошел очень важный процессик. Я поняла, что люблю тебя, Тор…»

Внезапно Нина осознала, что, разговаривая с Ярославом, старается заглушить страх перед пустынными улицами ночного города. Впрочем, оставалось только дойти до конца этой неширокой улицы, а там, впереди, проспект, где даже в такой час — прохожие, транспорт, огни, витрины. Там она сядет на автобус.

А вот эта улица совсем пустынна. Ни души. Впрочем, где-то слышатся шаги. Или это ее собственные? Или сердце так гулко стучит? Внезапно Нина оглянулась. Метрах в пятидесяти за ней следовал какой-то тип. И ничего бы подозрительного, но уж очень быстро он приближался. Нина невольно ускорила шаг.

Только бы добежать до проспекта.

И вдруг впереди словно из-под земли выскочила еще одна подозрительная фигура. Нина попятилась, назад, оглянулась. Преследователь приближался. Самые жуткие, самые леденящие истории о насильниках и маньяках припомнились Нине в одно мгновение. Прежний страх, граничивший с душевной болезнью, накатил на нее с такой силой, что в голове начало мутиться. Она хотела закричать, но от ужаса перехватило горло. Мгновенным проблеском мелькнула догадка, что ее могут преследовать те самые типы, которых видела вчера. Нина не успела осмыслить эту догадку, потому что почва вдруг стала уходить из-под ног, а свет и звук стремительно исчезли. Но даже сквозь меркнущее сознание Нина почувствовала силу удара, обрушившегося на ее голову.

Глава пятнадцатая

Первая мысль, которая внезапно появилась из небытия, была связана с Ярославом. Витая в вязком тумане, пронизанном редкими дрожащими огнями, Нина не могла понять, на каком свете находится ее душа. Минутами она чувствовала себя как межзвездный скиталец на пути к новым земным воплощениям, а потом вдруг накатывала тяжелая тоска, безжалостной волной отгонявшая душу от берега живых… Едва осознав близость роковой грани, Нина подумала о Ярославе. Перемещение в иной мир навсегда разлучит ее с ним. Теперь, разделенные временем и пространством, они обречены обитать в разных мирах, и кто знает, встретятся ли где-нибудь их души?.. Он так никогда и не узнает, что она полюбила его… Нина останется в его памяти ущербным существом, неспособным перебороть свои комплексы, подняться над предрассудками и оценить настоящее чувство. Теперь у него будет своя жизнь, и чем дальше по времени, тем меньше станет вспоминать он о прошлом, в котором потеряется их мгновенная, не дожившая до полного счастья любовь… Больше всего сейчас Нина хотела вымолить у судьбы хотя бы полминуты, чтобы посмотреть в глаза Ярославу и сказать ему три слова: «Я люблю тебя». Если бы она успела произнести эти слова, ей было бы легче, поскольку знала бы, что при воспоминании о ней Ярослав будет чувствовать не горечь, а нежность, и душа его не ожесточится мыслью о неразделенной любви…

И вдруг Нина почувствовала, что в глаза ей бьет свет. Не тот, беспокойно дрожащий в вязком тумане небытия, а ровный, яркий, привычно земной. Постепенно он принимал конкретные очертания: белые стены и потолок, солнечные лучи в окна сквозь белые шторы. Через несколько секунд Нина осознала, что находится в больничной палате. Вскоре услышала чей-то незнакомый голос: «Она очнулась, зови врача».

Нина, наконец, поняла, что жива. У нее не было сил, чтобы словом или жестом выразить ликование.

И вдруг она испугалась: что, если сейчас все оборвется, и она опять уйдет отсюда, не успев сделать главного? Преодолевая слабость, поднялась с постели. Тут же к ней подошла женщина в белом халате и заставила снова лечь.

— Мне надо срочно позвонить! Сообщить своим!.. — Нина опять попыталась подняться.

— Лежи, лежи, — остановила ее медсестра. — Сами позвоним. Ты телефоны-то помнишь?

— Я все помню. Я память не потеряла, — поспешно ответила Нина. — Только скажите: давно я здесь?

— Уже трое суток без памяти. У тебя был шок. По голове тебя ударили какие-то бандюги.

— Помню, как они преследовали меня, а я убегала… А потом…

— Хорошо, что двое жильцов из дома напротив все видели, крик подняли и спугнули гадов. По телефону вызвали скорую. Сюда и привезли. А документов — никаких. Хотели объявление давать. Слава Богу, вчера сестра тебя отыскала.

— Катя была здесь? — обрадовалась Нина.

— Была. — Женщина в белом халате вздохнула как-то уж очень печально. — Да ты не волнуйся, она скоро опять придет. Будет дежурить, если нужно.

— Дежурить? Нет, я хорошо себя чувствую.

Медсестра снова печально на нее посмотрела и отвернулась.

— Вы что-то от меня скрываете? — вдруг испугалась Нина. — Что со мной произошло? Скажите правду!

Нина поспешно ошупала себе руки, ноги, лицо, стала оглядываться в поисках зеркала.

— Да все у тебя на месте, за это не волнуйся, — сказала медсестра.

Вошел врач, пожилой мужчина в очках, а вслед за ним — две молодые практикантки, и некоторое время были заняты осмотром больной. Ей задавали много вопросов, на которые Нина, погруженная в свои мысли, отвечала не всегда внятно. Ее совсем не обрадовало сообщение, что в больнице предстоит лежать еще дней десять, к тому же завтра придется отвечать на вопросы следователя. Она не стала рассказывать о тех догадках, что осенили ее в последний миг перед потерей сознания. Инстинктивная осторожность заставляла ее молчать. Наконец, осмотр закончился. Все ушли из палаты, а Нина, заметив над умывальником зеркальце, добралась к нему и взглянула на свое отражение. За три дня ее лицо осунулось и побледнело, глаза ввалились. Но все это было временным и поправимым. «Для человека, заглянувшего за роковую черту, я выгляжу совсем неплохо!» — весело сказала Нина сама себе и тут же почувствовала слабость до потемнения в глазах. Она едва успела сделать два шага к кровати, чтобы не упасть на пол. И тут же услышала знакомый голос:

— О, ты уже ходишь! Ну, молодец, поздравляю!

Борис Ильчук стоял в дверях, улыбаясь и размахивал большой сумкой.

— Вот уж кого не ожидала увидеть, — пробормотала Нина.

— А почему, собственно? Мы же столько лет знакомы, почти родственниками стали. Ну, не получилось у меня сКатериной, так что же, нам теперь всю жизнь собачиться, что ли?

Борис уселся на стул, и, выражая всем своим видом человеколюбие, принялся вытаскивать из сумки апельсины и бананы.

— Как ты узнал, что я здесь? — удивилась Нина.

— Мы же, повторяю, не чужие. — Борис посмотрел на Нину ясными глазами, в которых, казалось, блестели слезы. — Мы с отцом, между прочим, все организовали для похорон, Катю поддерживали. Ведь ее муж — хоть и неплохой парень, но абсолютно беспомощный лопух. А твой бывший муженек вообще в отъезде. Так что если бы не мы с отцом — Катю бы некому было поддержать. Мы и тебя по ее просьбе разыскивали по всем больницам.

«Ярослав в отъезде. Командировка? Личные дела?» — Нина мысленно прикидывала возможные варианты. И вдруг поняла, что в словах Бориса промелькнуло что-то более важное и непоправимое.

— Погоди, Боря… — Нина сделала паузу, задержав дыхание. — Я не поняла… О каких похоронах ты говоришь?

— Ну, ясное дело о каких, Василия Федоровича. Других похорон, слава Богу, пока не было.

Борис сказал об этом, как о чем-то давно известном и даже сделал круглые недоумевающие глаза.

— Папа умер?.. — Нина зарыдала, уткнувшись лицом в подушку. Подсознательно она была готова к подобному сообщению, но все же надеялась на чудо, ибо после всех пережитых потрясений считала, что заслуживает хоть какой-то поблажки от судьбы. И вот — страшное и неизбежное все-таки случилось. И гораздо раньше, чем она ожидала. Слезы немного облегчили ее издерганную потрясениями душу, и она смогла, наконец, заговорить:

— Так это был инфаркт… А врачи меня утешали, говорили, что все обойдется…

Нина опять заплакала. И тут в дверях палаты появилась Катя. С первого взгляда оценив обстановку, она накинулась на Бориса:

— Ты зачем рассказал об отце?! У нее же был шок, разве ей можно такое?.. Ты хочешь, чтобы она совсем дошла?!..

— Я думал, что она знает, — растерянно пробормотал Борис.

— Откуда? От кого? Это даже медсестры скрывали, а ты рассказал!

— Извини. Ну, тысячи извинений. Ей-богу! — Борис приложил руки к груди и сделал шаг к выходу. — Что поделаешь — проболтался. Нина бы все равно узнала — рано или поздно.

— Боря прав, — вздохнула Нина. — Лучше сразу узнать обо всех несчастьях.

— Не лучше, — возразила Катя. — Надо было подождать несколько дней, пока ты окрепнешь. Ой, Нина, Нина!

Сестры обнялись и заплакали. Они не заметили, как исчез из палаты Борис. Наконец, успокоившись немного, принялись друг друга расспрашивать. Нина сообщила Кате только фактическую сторону событий, ничего не рассказывая о своих переживаниях и догадках. Из слов Кати узнала, как именно развивались события в эти три дня, пока она была в беспамятстве.

Утром в понедельник Катя и Вадим вошли в квартиру Гаевого и на столе обнаружили записку от Нины. Позвонив в библиотеку, Катя убедилась, что Нины там нет. На всякий случай набрала домашний номер Ярослава; никто не ответил. Тогда Катя решила, что Нина пошла в больницу к отцу, и сама вместе с Вадимом немедленно отправилась туда. Василия Федоровича она нашла в ужасном состоянии. Первым делом он спросил, где Нина. Узнав, что Нину Катя не нашла, страшно заволновался и сказал, что час назад незнакомый позвал его к телефону и сообщил: «Ваша визитная карточка выпала из сумочки убитой девушки. Я позвонил вам на работу. Там сказали, что вы в больнице. Убитая, судя по приметам — ваша старшая дочь». Дальше разговор прервался, и Василий Федорович подумал, что это какой-то жестокий розыгрыш. Но, узнав, что Нина исчезла, по-настоящему испугался. Ему стало совсем плохо. Отца забрали в реанимацию, и вскоре Кате сообщили, что он умер. Она расплакалась, растерялась, Вадим утешал ее как мог. Что было делать? Пришлось обратиться к Ильчукам и сотрудникам Василия Федоровича. Помогли организовать похороны. А вчера, после похорон и поминок, ей сообщили о девушке, которая третий день пребывает в шоке. Катя тут же помчалась в больницу и увидела, наконец, сестру.

Рассказав все это, Катя принялась кормить Нину, приговаривая:

— Ешь давай, изголодалась за эти дни. Только на уколах и жила. Врачи, молодцы, отнеслись к тебе по-человечески. Надо будет их отблагодарить. Да… хорошо, хоть папа мне успел сообщить, где взять деньги. Он как чувствовал, что умрет… Да, а со следователем я уже беседовала. Он считает, что на тебя напали маньяки. Хотели оглушить, потом утащить и изнасиловать. Слава Богу, их спугнули крики. Ясное дело, я тоже так считаю. Конечно, их будут искать, но вряд ли найдут. Все это ужасно, не спорю, но хоть так все окончилось. Могло быть куда хуже. Кстати, я хотела обо всем сообщить Ярославу, все-таки официально он твой муж. Звонила ему на работу. Там сказали, что он в командировке. Не знаю, может надо было попросить, чтобы они его отыскали?

— Не вмешивай в это дело посторонних! — резко ответила Нина. — Зачем устраивать ажиотаж? Когда вернется, тогда обо всем и узнает. Лучше вот кому обо мне сообщи — Леночке Филоновой.

— Да, правда. Я о ней и забыла. Она звонила, волновалась за тебя. И на похоронах была. Просила сообщить, если что станет известно.

— Вот и сообщи. Ну, а еще Вадима своего приведи. Надо же мне с ним познакомиться.

После ухода Кати Нина долго обдумывала все происшедшее с их семьей за последние три дня. Казалось бы, разрозненная цепь печальных, не связанных друг с другом событий. Однако интуиция подсказывала Нине, что здесь все не так, как выглядит со стороны. Взять хотя бы анонимный звонок отцу в больницу. Для убедительности или для отвода подозрений кем-то была выдумана версия о визитной карточке, якобы выпавшей у Нины из сумки. Нина не носила с собой визитных карточек. Да и на службе у Василия Федоровича рано утром в понедельник еще никто не мог ответить, в какой именно больнице он находится. Стало быть, некто знал о прединфарктном состоянии Гаевого и решил его доконать. Причем, некто знал и о покушении на Нину. И был уверен, что она убита, что все: концы в воду…

Нина отчетливо припомнила тот ужас, который испытала, когда поняла, что ее преследуют. Страх перед насилием, боязнь темноты — то, что не давало ей покоя много лет, делало ее психику ущербной — все навалилось на нее в ту минуту, когда убегала от бандитов. Из-за подобного страха она уже не раз теряла сознание… И вдруг Нина четко поняла: три дня назад она тоже потеряла сознание от страха. И это произошло на долю секунды раньше, чем ее ударили по голове! Этим ударом хотели не оглушить, а убить. Но, поскольку Нина уже начала падать в обморок, удар не обрушился ей на голову со всей рассчитанной силой. Все произошло так быстро, что убийцы, вероятно, были уверены, что дело сделано. А когда узнают, что она жива?..

От тревожных мыслей ее отвлек новый визит Бориса Ильчука. Он вошел с улыбкой и бодрыми словами:

— Ну, успокоилась чуть-чуть? А то Катя такой крик подняла… Я даже с перепугу убежал. И с тобой не поговорил.

Борис уселся на стул, явно собираясь начать пространную беседу. Нине этого совсем не хотелось. Она подумала: должно быть, Ильчуки беспокоятся из-за своего долга Василию Федоровичу и хотят узнать о намерениях Нины и Кати.

— Значит, пострадала ты, бедняга? — сочувственно спросил Борис.

Нину покоробило от его слов, и она раздраженно передернула плечами.

— Сейчас вечером нельзя ходить одной, — продолжал Борис. — Могла бы мне позвонить. Я бы помог и дядю Васю в больницу отвезти, и тебя домой доставить в целости и сохранности. Но ничего не поделаешь, случилось то, что случилось… Ты хоть рожи подонков помнишь, чтобы их в милиции описать?

— Не помню. Все произошло так быстро… И потом было темно.

— Они тебя по голове ударили… могли убить, сволочи… Вообще удар по голове — штука опасная. Может лопнуть сосуд в мозгу — и тогда инвалид на всю жизнь. Слава Богу, с тобой такого не случилось. А еще удар по голове может память отшибить — полностью или частично. Сейчас для тебя очень важно побольше вспоминать, чтобы мозги заработали. Ты-то хоть все помнишь? Провалов в памяти нет?

Чем дольше Борис говорил, тем сильнее охватывало Нину странное беспокойство. Отчего бы Борису так интересоваться ее памятью? Возможно, надеется, что она забудет про денежный долг Ильчуков? Нет, тут что-то другое…

— Помнишь, как ты из Крыма приехала? — продолжал допытываться Борис.

Нина решила ответить не очень четко:

— Да как сказать… Кое-что помню.

— А когда узнала, что Василий Федорович болен? Помнишь тот вечер?

«Тот вечер»… Нина помнила, что именно в тот вечер она стала свидетельницей происшествия, из-за которого, возможно, едва не лишилась жизни. Чувство, похожее на инстинкт самосохранения, снова подсказало ей уклончивый ответ:

— Ты знаешь, Боря, мозги так медленно ворочаются… Ничего не могу припомнить толком. Да, о болезни папы я узнала, и это меня так потрясло… Но в какой именно обстановке я об этом узнала, не припоминаю… Потом к папе приезжала скорая… И снова в памяти провал. Последнее, что я помню — это как убегала от маньяков.

— Вот уж действительно маньяки, — энергично закивал Борис. — Самый страшный вид преступников. Их нельзя вычислить, потому что они убивают без всякой причины, без мотивов. Просто получают кайф от насилия.

— Наверное, именно такие на меня и напали, — подтвердила Нина, всем своим видом демонстрируя апатию.

Борис еще немного ее порасспрашивал, но она отвечала так рассеянно и невнятно, что разговор получался односторонний. Когда, наконец, Ильчук-младший ушел, Нина почувствовала новый прилив беспокойства, тревоги, почти страха. Что значит это неожиданное дружеское участие Бориса? Он явно хотел что-то выведать или в чем-то ее убедить.

Но, по логике, потеря ею памяти нужна не Борису Ильчуку, а Олегу Хустовскому. Впрочем, такие люди как Ильчук и Хустовский часто бывают чем-то повязаны друг с другом.

Что, если…

Она вспомнила, как отец говорил о мозговом центре, который, якобы, руководит такими исполнителями, как Ильчуки.

Тревога нарастала, и Нина, в конце концов, попросила сделать ей укол успокоительного. Вскоре она уснула и проснулась лишь к шести вечера. Пришли Катя с Вадимом. Катин муж оказался действительно красивым и обаятельным парнем, но, судя по всему, преуспевать он мог только в развлечениях. Они с Катей были пара — оба красивые, веселые прожигатели жизни. Правда, Катя казалась чуть практичней.

Потом пришла Лена, и, пока длился общий оживленный разговор, Нину не покидала мысль, что обязательно должна переговорить с подругой один на один, но так, чтобы не испугать ее и не насторожить.

Они собрались уходить все втроем. Нина попросила Лену задержаться.

— Ты никому не рассказывала о нашей слежке за домом Олега? И о телефонном розыгрыше?

— Нет, конечно. А что?

— Прошу, никому об этом не говори. Олег — темный человек. Мало ли какие дела он обделывал в своем особняке. Я случайно узнала, что он не любит, когда за ним следят. Поэтому держи язык за зубами. Зачем тебе лишние неприятности?

— Хорошо, но я не понимаю…

— Поверь: от таких, как Хустовский, надо держаться подальше. Будет лучше, если никто и не узнает, что ты с ним знакома. Прошлое давно забылось. Теперь ты и он — совершенно чужие люди.

— Так оно и есть.

Нина еще поговорила пару минут на другие темы, чтобы отвлечь внимание Лены от особы Олега Хустовского.

Когда подруга ушла, Нина снова погрузилась в свои мрачные раздумья. Она вспомнила, как любил отец повторять древнеримское изречение «Cui prodest?1» и говорил, что это первейший вопрос для любого криминалиста. Нина стала размышлять, кому была выгодна ее гибель и смерть Василия Федоровича. Всех врагов отца она не знала, но, по крайней мере, двое заинтересованных в его устранении были ей известны: Боря и Захар Ильчуки. Впрочем, если допустить, что это их рук дело, — многое здесь не вяжется. Разве они знали, что Василию Федоровичу стало плохо, и Нина повезла его в больницу? И неужели лишь для того, чтобы ускорить смерть Гаевого, они бы организовали убийство его дочери? Но даже если предположить за ними такие злодейские наклонности, то когда же они успели сориентироваться? Как узнали, что Нина будет идти одна в это время и по этой улице? Может быть, заранее наняли киллеров, чтобы те следили за ней? Нет, вряд ли они избрали бы такой опасный и извилистый путь к устранению Гаевого, когда знали, что он и без того скоро умрет.

Кому-то требовалось убрать именно ее, Нину, и как можно быстрей. А звонок Гаевому? Это было сделано уже попутно, на всякий случай. Анонимный звонок вполне соответствовал стилю Ильчуков. А вот убийство… Нет, это организовал кто-то другой. Тогда, выходит, Ильчуки прямо связаны с убийцей. Не по его ли заданию Боря интересовался памятью Нины? Да и не случайно он поспешил сообщить ей о смерти отца: надеялся, что Нина, еще не отошедшая от шока, снова впадет в беспамятство.

Ночью Нина не спала, ворочалась на больничной койке и смотрела в темное окно, за которым шевелились тени деревьев и мигал одинокий тусклый фонарь. Голову железным обручем сжимали ночные страхи. Грозит ли ей опасность и как уберечься? Казалось бы, простейший выход — завтра же все рассказать следователю. Пусть специалисты разберутся, было ли ночное нападение случайным или ее преднамеренно хотели убрать как свидетельницу. Но свидетельницу чего? Ведь это только ее догадки, которые легко опровергнуть. Она совсем не знает того человека и не уверена на сто процентов, что именно его видела на фотографиях Ярослава. И, потом, даже если это был он, то где доказательства, что с ним случилось несчастье?

Стоп! Нина даже вскочила с кровати. А машина, выезжавшая от улицы Крайней? Что им надо было там, среди заброшенных домов и именно в тот вечер? Не слишком ли странное совпадение? Рассказать все следователю! Пусть оперативники проверяют, сопоставляют факты. Правда, не хочется вмешивать сюда еще и Лену…

Немного подумав, Нина снова опустилась на подушку и тяжело вздохнула. Нет, не сейчас. Пока нет защиты и уверенности, опасно выдавать свою осведомленность. Ее и так плотно опекает Борис, пытаясь выведать, что ей известно. Олег — опасный тип, об этом и отец предупреждал. Если он решился на одно покушение, то не остановится и перед вторым. И кто знает, какой следователь придет к ней в больницу? Что, если он окажется знакомым Олега? Сейчас столько пишут о коррупции в органах. Нет, пока еще надо молчать и думать. Думать и набираться сил.

Приняв такое решение, она понемногу успокоилась и смогла ненадолго уснуть.

На другой день Нину перевели из палаты интенсивной терапии в общую. Все соседки по палате, а их было пятеро, уже знали ее историю и периодически выражали свое сочувствие, утешали: дескать, радуйся, милая, что все так обошлось, могло быть куда хуже.

Нина казалась с виду апатичной, словно пребывающей в ступоре, но это была только маска. На самом деле девушка находилась в постоянном напряжении и следила за каждым своим взглядом и жестом.

Через четыре дня Нина уже чувствовала себя почти здоровой, но выписывать ее пока не собирались. Во время очередного посещения Катя с таинственной усмешкой сообщила, что «случайно встретила твоего давнего поклонника». Нина вздрогнула и сразу же догадалась: «Олега Хустовского?»

— Точно! — подтвердила Катя. — Значит, не забыла его! И он тебя помнит. Сокрушался, когда я рассказала, что с тобой произошло.

— Ты бы всем подряд не рассказывала. Не очень это мне приятно, — проворчала Нина.

После сообщения она уже до вечера не могла прийти в себя, а ночью снова изводили кошмары.

Нина не решалась спросить Катю, есть ли новости о Ярославе. Впрочем, и так было ясно, что новостей нет, иначе бы Катя сообщила.

На лестничной площадке висел телефон, возле которого почти всегда дежурило двое-трое больных. Однажды Нина подгадала момент, когда телефон, наконец, освободился, и позвонила Ярославу на работу. Молодой женский голос с манерными интонациями ответил:

— Ярослав Николаевич в отъезде. Что ему передать?

— Когда он вернется?

— Думаю, не раньше, чем через неделю. А кто его спрашивает?

Нина повесила трубку и с раздражением подумала: «Какой противный голос. Наверное, секретарша».

Конечно, у Ярослава была своя жизнь, своя работа, свой круг знакомых, и все же Нине стало обидно, что он так легко обходится без нее. Да, она сама запретила ему делать какие-то шаги, но почему Ярослав не нарушит запрет? Неужели его таинственная командировка так важна, что он даже не удосужится позвонить оттуда и поинтересоваться, как дела у жены? Не может быть, чтобы Костя или Елагин не знали о смерти Гаевого и не сообщили Ярославу об этом.

«Ярослав Николаевич в отъезде», — мысленно передразнила Нина секретаршу, которую заранее представляла размалеванной фифой, готовой на все ради внимания неотразимого шефа. Нина подошла к большому зеркалу в вестибюле и убедилась, что к ней за эти дни вернулась прежняя форма. Как ни велики были недавние потрясения, но желание быть живой и любимой побеждало. Нина твердо решила, что Ярослав будет первым, кому она расскажет о своих опасных догадках. Теперь, после смерти отца, Ярослав был в ее жизни единственным сильным мужчиной, которому она могла по-настоящему доверять. Только он сможет во всем разобраться и помочь.

На следующий день Нина никого с утра не ждала. Катя с Вадимом должны были прийти только вечером. До полудня гуляла по двору, потом вернулась в палату. Там одна из соседок — приблатненная толстая тетя — зачитывала двум другим уголовную хронику из свежих газет, добавляя собственные комментарии совершенно непечатного свойства. Нина не слушала, лежала, отвернувшись к стене. Соседки уже привыкли к ее отрешенному состоянию и беседовали между собой. И вдруг одна реплика заставила Нину насторожиться.

— Глядите, девки, какой интересный мужик пропал, — сказала любительница уголовных историй. — Ишь ты… «Найти человека!» Кто-то его очень ищет. Пропал десять дней назад, — а уже объявление в газете.

— Ну-ка, дай взглянуть, — отозвалась другая соседка. — Да, ничего парнь. Какой-то Шеремет…

Нина собиралась как бы между прочим попросить почитать эти газеты. Но тут из коридора раздался громкий голос «Обедать!», и соседки стали собираться в столовую. Когда вышли, Нина взяла газеты, стала поспешно их листать. Фотография была помещена в «Вечерке». Нина едва не упала, когда увидела строгое и болезненно знакомое лицо. Буквы прыгали у нее перед глазами, отдельные слова никак не складывались в связные выражения.

«Игорь Анатольевич Шеремет… последний раз видели утром… возле маршрутного такси… тридцать пять лет… рост выше среднего… волосы черные, глаза карие… джинсы и серая футболка… кто видел, просим сообщить…»

Не выпуская газеты из рук. Нина стала лихорадочно обдумывать свое положение. Итак, это правда. Она была свидетельницей преступления. Этого Игоря Шеремета, скорей всего, убили и, возможно, спрятали тело в одном из заброшенных подвалов улицы Крайней. Все сходится. Свидетельницу недаром хотели убрать. Она сама виновата, что строила из себя всезнайку в телефонном розыгрыше.

Дверь в палату открылась, и на пороге появился Борис Ильчук. Нина едва успела бросить газету на прежнее место; однако по лицу Бориса она поняла, что он заметил ее жест. Нина раздраженно сказала:

— Между прочим, надо стучать.

— Между прочим, здравствуй, — ответил Борис, ничуть не смущаясь. — Прессу почитываем?

— Нет, с чего ты взял? — Нина нервно передернула плечами и попыталась изобразить усмешку. — Мне сейчас не до прессы. Чтение вредит моей больной головушке.

Она с трудом держала себя в руках, старалась не выдать своего испуга. Приход Бори в больницу именно сегодня, когда появилось объявление в «Вечерке», настораживал, а тут еще так неудачно получилось, что он увидел ее возле газет.

— Ты уж извини, что я эти дни не появлялся, — сказал Борис, усаживаясь возле кровати. — Такой был загруз, ни минуты свободной.

— Ничего, я не в обиде. — Нина прижала руки к коленям, чтобы незаметно было, как они дрожат. — Меня Катя с Вадимом каждый день навещают.

— Но сегодня их еще не было?

— Нет.

— Ну, вот и хорошо. Значит, сегодня я первый. — Борис буквально сверлил ее внимательным, изучающим взглядом. — Я тут тебе кое-какие деликатесы принес, поправляйся. Кстати, когда тебя выписывают?

— Н-не знаю…

— А что ты какая-то вся взвинченная? И руки трясутся… Кто-то тебя испугал? Или что в газетах вычитала? Там сейчас каждый день такие страсти печатают, сплошной бред.

— Да с чего ты взял, что я испугалась? Я спокойна и невозмутима, как индейский вождь. — Нина даже засмеялась, но смех получился ненатуральным. Она почувствовала, что отнюдь не убедила Бориса в своем спокойствии.

Когда он ушел, Нине стало даже холодно от страха, поскольку уже не сомневалась, что предчувствие не обмануло. Все именно так, как и предполагала: Борис по заданию Олега Хустовского разведывал, помнит ли Нина, где и когда видела последний раз пропавшего Игоря Шеремета. И она себя выдала! Борис понял, что ей многое известно. Из потерявшей память простофили Нина снова превращается в опасную свидетельницу. Теперь все может повториться, если только она не сумеет себя защитить. Уж на этот раз они не промахнутся…

Мысль о Ярославе причинила Нине боль. Она вспомнила тот ужас, который испытала, пребывая между жизнью и смертью, когда думала, что навеки разлучена с любимым, а Ярослав даже не узнал о ее любви. А если опять не успеет сказать ему об этом?.. Один раз любовь уже вытащила ее с того света; дважды такие чудеса не повторяются…

Нина побежала к телефону, решив во что бы то ни стало добиться точных сведений о местопребывании Ярослава. В конце концов, можно попросить помощи у Кости, у Елагина…

На этот раз Нине повезло: ответила не секретарша с манерным голосом; с первого же слова Нина узнала характерные интонации Кости Чепурного. Нина обрадовалась ему, как самому близкому другу, даже закричала в трубку:

— Костя, милый, это ты? Здравствуй!

— Здравствуйте… Кто говорит? — растерялся Костя.

— Это Нина! Ну… жена Ярослава. Не узнаешь? Костя, я звоню из больницы.

— Нина? Из больницы? Да, понимаю… Я тут недавно узнал, что у тебя какие-то неприятности… точно не знаю, какие. И отец твой умер… Тяжело, конечно…

— Да, но сейчас речь не об этом. Мне надо срочно увидеть Ярослава. Где он?

— Уже больше недели в отъезде. Поехал искать друга, и сам чуть не пропал. Только вчера объявился, позвонил, наконец.

У Нины сердце заколотилось от предчувствия, и, с трудом переводя дыхание, она поспешила задать вопрос:

— А как зовут друга, которого ищет Ярослав?

— Игорь Шеремет. Ты его знаешь?

— Он журналист? — внезапно догадалась Нина.

— Да, бывший военный корреспондент. Сейчас работает в независимой газете. Ярослав по телефону мне сообщил, что пока результатов нет, Игоря он не нашел. Я ему, между прочим, рассказал, что у тебя неприятности. Собирается скоро приехать. Буквально завтра. В какой ты больнице?

После разговора с Костей Нина воспрянула духом. Наконец-то она узнала, что с Ярославом все в порядке, что он уже знает о ее несчастьях и спешит к ней. И она ему сможет помочь в поисках друга. Хотя, скорей всего, Игоря Шеремета уже нет в живых… Но Ярослав во всем разберется. Осталось подождать до завтра. Надо еще немного продержаться, потерпеть. Только бы до завтра ничего не случилось…

Нина вернулась в палату. Принесенные Борисом деликатесы красовались на тумбочке, но Нина не решалась к ним притронуться. С опаской подошла к окну и выглянула во двор больницы. Вроде бы ничего подозрительного, и все же… Пока день, пока светло — не страшно, но придет ночь — и больничный садик покажется таким пугающим…

Катя с Вадимом, навестившие ее вечером, заметили, что Нина нервничает. Однако она ничего не стала им объяснять, даже не намекнула на грозящую ей опасность. Нина уже приняла решение, о котором никто не должен был знать.

Когда Нину забрали в больницу, у нее не было при себе никаких документов, зато ключи лежали в сумочке. Среди них был ключ от квартиры Ярослава. Уходя от мужа, забыла вернуть ему ключ. Слава Богу, что забыла. Теперь она сможет проникнуть в его квартиру и затаиться там на некоторое время. В больнице оставаться опасно даже на ночь. А уходить с Катей и Вадимом — значит, посвящать их во всю эту историю. Помочь все равно не смогут, зато станут излишне суетиться, да и сами окажутся под ударом. И потом отцовская квартира — первое место, где ее начнут искать, когда не обнаружат в больнице. А вот квартиру бывшего мужа вряд ли сразу вычислят…

Нина проводила Катю и Вадима до ворот больницы, попрощалась и вернулась во двор. Дальнейшие действия планировались ею заранее. Она была одета в платье-халат, которое вполне прилично могло выглядеть и на улице. Сумочка с ключами лежала в полиэтиленовом кульке, которым Нина помахивала так небрежно, словно он был пустым. Жаль, что возле больницы не останавливается ни автобус, ни троллейбус, а то бы сейчас же могла незаметно ускользнуть.

Нина села на скамейку под деревом и стала ждать удобного случая. Наконец, привезли больного на такси. Пока его выводили из машины, Нина внимательно огляделась вокруг. Вроде бы ничего подозрительного, никто на нее не смотрит. Тогда она быстро подошла к машине и юркнула на переднее сиденье. После этого назвала таксисту нужный район. Пока машина медленно выбиралась с больничного двора, Нина, низко наклонив голову, поправляла ремешки на босоножках. Когда же ехали по городу, она незаметно оглядывалась, чтобы убедиться в отсутствии слежки.

Но вот, наконец, машина остановилась возле нужного дома. Расплатившись с таксистом, Нина зашагала к подъезду. Уже начинало темнеть. Ни в лифте, ни на лестничной площадке ее никто не увидел, чему очень обрадовалась. Заранее приготовленный ключ выскальзывал из непослушных пальцев, но, в конце концов, дверь все-таки открылась.

В квартире Нина, преодолевая страх, оглядела все закутки, даже заглянула под диван и кровать. Убедившись, что ничего похожего на засаду нет, упала в кресло и отдышалась. Постепенно пик волнения спадал, сердце перестало слишком сильно колотиться. Нина пошла в ванную, постояла под прохладным душем, потом попила чаю на кухне. И, наконец, вернулась в комнату, легла на диван. Включить свет она не решилась.

Глава шестнадцатая

Наверное, она уснула. Когда открыла глаза, то увидела, что в окно уже светят звезды и луна. Что заставило ее проснуться так внезапно? Нина сразу же поняла: ключ поворачивается в замочной скважине. Кто-то открывает дверь! Нервы, как натянутая струна, мгновенно отреагировали на этот слабый сигнал. Нина вскочила с дивана и прижалась к стене, отделяющей комнату от коридора.

Кто-то вошел в квартиру, включил свет в прихожей. Нина замерла. В голове у нее мутилось от волнения, снова приближался обморок. Преодолев себя, решилась выглянуть в прихожую. Зеркало возле входной двери отражало строгое и озабоченное лицо Ярослава.

— Слава Богу, это ты! — воскликнула Нина, выбегая ему навстречу. — А я думала, что ты вернешься только завтра.

Ярослав невольно вздрогнул, увидев перед собой Нину. Несколько секунд они смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова. Наконец, он смог ее спросить:

— Нина… как ты здесь оказалась?

— У меня есть ключ от этой квартиры, — ответила почти шепотом. — Я сбежала из больницы, и сразу же сюда.

— Но почему?..

— Почему сбежала? Или почему сюда? Это очень долго рассказывать… Расскажу. Потом. А сейчас мне надо сказать самое главное. А то вдруг опять не успею, вдруг что-то помешает…

Она замолчала, облизывая пересохшие губы. Голос не повиновался ей. Ярослав смотрел на нее таким пристальным и вопрошающим взглядом, что Нина еще больше терялась. Но тут она вспомнила как, оказавшись на краю жизни, молила у судьбы хотя бы полминуты, чтобы только посмотреть в глаза любимому и сказать ему три слова. И сейчас, забыв все условности, без промедления, без всякого перехода Нина выпалила эти слова:

— Я люблю тебя!..

По взгляду поняла, что смысл слов пока не дошел до сознания Ярослава. И Нина повторила уже более уверенным голосом:

— Я люблю тебя, Ярослав!

Несколько мгновений они стояли неподвижно, потом бросились в объятия друг друга. Обнявшись, вошли в комнату. Ярослав поднял ее на руки, стал целовать… И вдруг какая-то мысль словно ужалила его. Он отстранился от Нины, резким движением поставил на пол. Взгляд его стал суровым и отчужденным. Не в силах понять этой перемены, Нина растерянно молчала.

— Откуда вдруг твоя внезапная любовь ко мне? — нахмурившись, спросил Ярослав. — Когда мы расставались, ты не хотела дать мне даже маленькой надежды. Ты и мужем меня никогда не считала. Уехала с подругой на курорт… Наверное, там встретила того, кто сильно разочаровал? И тогда вспомнила обо мне, подумала, что я не так уж плох. Ну, говори! Я угадал?

— Знаешь, Тор, — сказала Нина, положив руку ему на плечо, — знаешь, я должна сейчас обидеться, даже возмутиться и обозвать тебя кретином. Но я этого не делаю, потому что… потому что вижу в твоих глазах ревность к воображаемому курортному кавалеру. Прощаю тебе твои нелепые подозрения. Я бы не простила, если бы ты равнодушно относился к моей поездке. — Она обвила руками его шею. — Хочешь знать, что произошло? Просто я за это время разобралась в себе и поняла, что ты для меня — единственный мужчина. Другого не было и не будет!

Глаза у Ярослава потеплели, и он не смог сдержать улыбку. Прижавшись к нему, Нина почувствовала, как гулко бьется его сердце. Они поцеловались, и это был поцелуй взаимного доверия и взаимной страсти.

— Любимый мой, на меня столько всего свалилось за это время, — прошептала Нина, положив голову ему на грудь. — И сейчас моя жизнь в опасности.

— Что?.. — Он взял Нину за плечи и, слегка отстранив от себя, внимательно посмотрел в глаза. — О чем ты говоришь? Какая опасность?

— Ты не думай, я в здравом уме и твердой памяти. Я знаю, что мне грозит опасность, поэтому так спешила сказать тебе о своей любви. Боялась не успеть…

Вместе сели на диван и взялись за руки. Мощный заряд энергии, который Нина всегда чувствовала от Ярослава, и сейчас придавал ей силы.

— Я все расскажу по порядку. Только, пожалуйста, Тор, слушай меня внимательно и не перебивай.

Он хмурился, когда Нина рассказывала о встрече с Олегом, об отдыхе в компании взбалмошной Леночки, о дежурстве возле дома Хустовского и о телефонном розыгрыше. Затем, когда Нина заговорила о болезни Гаевого и о споре с Ильчуком-старшим, своих доверительных беседах с отцом, вызове «скорой помощи», во взгляде Ярослава появилось сочувствие. Когда же Нина перешла к весьма драматическому эпизоду ночного преследования, его лицо даже побледнело от испуга, а рука непроизвольно сжала ее пальцы. Ярослав молчал на протяжении всего монолога, но, когда Нина дошла до объявления в «Вечерке», он воскликнул:

— Игорь Шеремет?!.. Его ты видела возле дома Хустовского?

— Да… Я не сразу его узнала, но потом, когда меня преследовали эти типы, я вдруг отчетдиво вспомнила, что видела его на твоих армейских снимках.

— Ты уверена? — Ярослав вытащил из стола альбом и положил перед Ниной. — Смотри внимательно. Где Игорь, покажи?

Нина узнала Игоря на двух фотографиях.

— Да, ты нашла его безошибочно. — Ярослав вздохнул и вдруг порывисто обнял Нину, прижал ее голову к своей груди. — Сколько же ты всего пережила, девочка… Теперь вместе во всем разберемся.

— Ты ездил на поиски Игоря в другой город, я знаю. Мне Костя сказал. Но, боюсь, что искать вашего друга надо где-то среди развалин улицы Крайней. Не зря же «Вольво» туда заезжал.

— Да. Надо звонить Кириллу. Нет, не сейчас… Он приедет только утром.

— Кто такой Кирилл?

— Кирилл Шеремет — двоюродный брат Игоря. А еще он — оперативник, который вел одно дело… очень запутанное. Игорь ему помогал. Когда я в последний раз говорил с Игорем по телефону, он намекнул, что идет на ловлю крупной рыбы. Это означало, что скоро у него в руках будет важный материал. Но, конечно, ни имен, ни названий он не упоминал. И Кириллу ничего не успел сказать. Правда, смутное подозрение насчет Хустовского у нас мелькало, но, в основном, мы думали не на него. Хустовский умеет держаться в тени.

— А кого искали Игорь с Кириллом? Преступную группу, что ли? Неужели Хустовский — мафиози? Трудно представить, чтобы он промышлял, скажем, наркобизнесом.

— Девочка моя, не повторяй газетных штампов. В жизни все и проще, и гораздо сложней.

— Ну, так в чем же дело? Расскажи. Или это секрет?

— Долго рассказывать. Зачем тебе вдаваться в подробности? Достаточно сказать, что такие, как Хустовский, вредят многим.

— И тебе?

— В том числе и мне. — Ярослав привлек ее к себе и на минуту задумался. — Я давно пришел к выводу, что всех честолюбивых людей можно условно поделить на монархов и временщиков. Монарх (или хозяин) своим уделом дорожит, бросать его не собирается, а наоборот, хочет потомкам передать все в лучшем виде. А потому свою землю бережет, людям старается делать добро, чтоб они его любили не из-под палки. Его дело — не отбирать и не распределять, а создавать. Богатеет он медленно и трудно, зато человек надежный. Иное дело — временщик. У него натура другая: побольше захапать, нагрести, выжать любым способом. Ему не жалко землю истощить, людей ограбить, озлобить. Он по натуре хищник. Загубит один удел — перейдет в следующий. Пока в одном месте опомнятся, — он уже в другом… Хустовский и есть тот человек, которого мы пытались вычислить. Он своего рода агент влияния и очень дорогой. Просто незаменимый для гигантов, которые хотят сплавить в наши края устаревшие и вредные технологии. Сделки он проворачивает крупные, но сам при этом остается в тени. И еще. Хустовский не дает поднять головы тем, кто не его поля ягода. Понимаешь, это ведь только на первый взгляд все контролируется известными авторитетами с кличками, с тюремным стажем. На самом деле за ними стоят такие респектабельные организаторы, как Олег. И время для него сейчас — то, что надо. Неразбериха, безвременье… В мутной воде временщик всегда выловит свою удачу. Потому-то он и старается такое времечко подольше удержать. А монарху стабильность нужна. Примерно такой расклад… И должен тебе сказать, что на любом уровне — сверху донизу, в любом деле можно встретить как хозяев, так и временщиков.

— Согласна, это правильная аллегория. Конечно, Хустовский — из породы временщиков. Ильчуки тоже. Но он умнее их, а потому опасней. И сейчас он обошел бы вас с Кириллом, если бы я случайно не увидела и не догадалась.

— Да, ты молодец. Только одну глупость совершила — когда намекнула Хустовскому, будто тебе что-то известно.

— Вот что, Тор… — Нина глубоко вздохнула. — По крайней мере, никто их них не должен знать, что ты к этому тоже имеешь отношение. Иначе и твоя жизнь будет в опасности. Поэтому держись подальше от меня.

— И не подумаю, — улыбнулся Ярослав. — И вообще, мой милый детектив, переключись на что-нибудь другое. Кстати, тебе известно, что я страшно проголодался?

— Вот сейчас ты сказал, и я тоже почувствовала, что голодна. Странное совпадение, да?

Они пошли на кухню и стали выгребать все из холодильника. Ужин прошел более чем весело. Нина готова была расхохотаться от каждой ерунды, да и Ярослав без конца шутил и дурачился. Несмотря на пережитые потрясения и грозящие опасности, их переполняло ликование. И оно не было беспричинным. Любые беды отступали перед той силой, которая влекла их друг к другу.

После ужина вернулись в комнату. Ярослав снова сел на диван. Нину усадил к себе на колени.

— Расскажи об Игоре, — попросила она, перебирая его волосы.

— Ты, наверное, догадалась, что это именно Игорь в свое время помог мне собрать компромат на Гаевого. Правда, устный. Но без Игоря я не приблизился бы к тебе. Сам того не зная, Игорь помог моей любви.

— Нашей любви, — поправила Нина.

— Да. — Ярослав улыбнулся и провел губами по ее шее и волосам. — Игорь, думаю, в душе был романтик. Много помотался по свету. Причем, не ради удовольствия. Жизнь у Игоря сложилась нелегко. Сам такую выбрал. И еще. Игорь был из породы авантюристов. В хорошем смысле слова.

— Как и ты?

— Не знаю. У нас с ним разные направления. Но мы друг друга хорошо понимали.

— Была у него семья? Любимая женщина?

— Игорь дважды женился, но детей не имел. Со второй женой развелся около года назад. Таня его большая любовь.

— Почему же развелись?

— По-моему, она просто устала. У Игоря был необычный образ жизни. Постоянно куда-то уезжал, а жене не все мог объяснить. Им часто угрожали по телефону, подбрасывали анонимки. Однажды, когда Игорь был в отъезде, ей кто-то позвонил и сказал, что муж погиб. А Таня была на седьмом месяце беременности. От нервного стресса у нее начались преждевременные роды. Ребенок родился мертвым. Вскоре Игорь вернулся. Так и не смог узнать, кто позвонил жене и довел ее до такого. А жизни с тех пор у них не было. Потом Таня ушла от Игоря. Она никогда не была сильной женщиной, скорее наоборот. Хрупкая, как Офелия. Да и можно ли ее за что-то винить? Игорь даже после того, как расстались, все время ее опекал.

— Я должна увидеть эту женщину и рассказать ей об Игоре. Ведь именно я видела его в последние минуты жизни.

— Погоди, еще надо во всем убедиться. Давай подождем до утра. У нас есть несколько часов.

— Хорошо, не буду спорить. Сейчас я хочу думать только о тебе…

— Любимая… я думал о тебе все эти дни. А по ночам ты мне снилась… и была со мной. Мне даже не верится, что сейчас все это — наяву. Я почти потерял надежду…

Дальнейшие слова уже звучали бессвязно и не имели значения. Нина и Ярослав любили друг друга так, словно это было последнее свидание в их жизни. Они не помнили ни о чем, кроме своей любви. В эту ночь их поцелуи и объятия были скорее яростными, чем нежными. Нина и Ярослав хотели насытиться своим счастьем впрок, чтобы хватило на дни или даже годы испытаний и разлук. Нина сама себя не узнавала этой ночью. От былой ее холодности не осталось и следа. Стоило ей вспомнить испытанное недавно отчаяние, тоску по безвозвратно потерянной любви — и она снова бросалась в объятия Ярослава, позабыв усталость, отодвинув от себя все беды и тревоги.

Под утро Нина все-таки уснула — может быть, лишь на несколько минут. Но сквозь сонную дремоту ей послышался голос Ярослава. Сразу же открыла глаза. Августовский рассвет только начал озарять небо. Комната с задернутыми шторами была окутана полумраком и обаянием прошедшей ночи. Нина, не в силах сбросить с себя блаженное оцепенение, лежала неподвижно и прислушивалась к звукам любимого голоса. А Ярослав говорил тихо, стараясь ее не разбудить. Он не знал, что Нина уже проснулась. С трудом она вникла в смысл его слов и поняла, что он звонит Кириллу Шеремету, рассказывает, причем, зашифрованным языком, о поездке и о необходимости срочно увидеться.

Когда Ярослав отошел от телефона и повернулся к ней, она протянула руки ему навстречу. В следующий миг они снова были в объятиях друг друга. И тут Нина почувствовала, что еще несколько секунд — и ночное безумие повторится. Опомнившись, с трудом овладев собой, она отодвинулась от Ярослава и воскликнула:

— Что мы делаем? Сейчас придет Кирилл!

— И то правда… Я же сам его вызвал… Пойду под холодный душ, иначе не смогу от тебя оторваться.

Ярослав поспешно вышел из комнаты, а она наскоро убрала постель и разбросанную вокруг одежду. Нина снова чувствовала себя во сне — прекрасном и тревожном до жути.

Потом, когда стояла под прохладными струями воды, к ней, наконец, пришло отрезвляющее чувство реальности. Нина отчетливо поняла: опасность не миновала, тайная схватка продолжается — и неизвестно, за кем будет победа.

Отключив душ, Нина услышала приглушенные голоса в комнате. Наверняка, уже пришел Шеремет. Теперь они, и она тоже, начнут действовать. Жизнь становилась похожа на хождение по канату над пропастью.

Невольно холодок пробежал у Нины по спине, но страха прежних дней она не почувствовала. Рядом был любимый и это придавало Нине небывалые прежде силы для борьбы.

Кирилл Иванович выглядел примерно одних лет со своим двоюродным братом и даже чем-то отдаленно его напоминал. Только черты лица у него были крупней, морщины глубже, а фигура не столько спортивной, сколько коренастой и крепкой.

До разговора с Ниной он уже, наверное, успел мысленно пережить и прочувствовать гибель Игоря. Во всяком случае, его взгляд не выражал той вопрошающей неуверенности, которая бывает у людей, еще надеющихся на лучший исход. Нет, в глазах у Кирилла Шеремета прочитывалось лишь суровое спокойствие, загнавшее глубоко внутрь боли и печали. Когда Нина до мелочей повторила рассказ о своих приключениях, он слушал ее более внимательно, чем Ярослав. Вскоре поняла: слушает профессионал. Нина закончила свое повествование словами:

— Хорошо, что вы знакомы с Ярославом. Иначе я бы вас не нашла. Я же боялась обо всем рассказывать даже тому следователю, что беседовал со мной в больнице.

— Вы правильно поступили, Нина, — заметил Кирилл. — У Хустовского слишком обширные связи. Да и Борис Ильчук недаром вас навещал.

— Значит, Ильчуки связаны с этим делом? — спросила Нина. — Я так и думала.

— Я уверен в этом, — подтвердил Шеремет. — Только доказательств против Бориса у меня не имеется. Спасибо вам, Нина. Мне надо спешить. Вы с Ярославом ждите меня здесь. Тор, на минутку…

Мужчины вышли в другую комнату и там несколько минут о чем-то тихо переговаривались. Потом Кирилл ушел, а Ярослав вернулся к Нине.

— Что вы решили? — спросила она с тревогой. — Как будем действовать? — Не волнуйся: все у нас должно получиться. Если мы не победим — проиграем. А проигравшим ничего не прощается. Даже наоборот. Тот, кто проиграл, оказывается виноват во всем.

— Не надо объяснять. — Она положила руку ему на плечо. — Я все понимаю и ко всему готова. Мы же вместе, Тор. Я рядом с тобой на всю жизнь. Не против?

Они обнялись и некоторое время стояли молча. Потом Нина осторожно спросила:

— Ты мне ничего не хочешь рассказать? Ведь вы с Кириллом все обсудили.

— Кое-что…

Нина заметила, что Ярослав время от времени настороженно поворачивает голову, словно к чему-то прислушивается или ждет звонка. Что-то важное решалось сейчас где-то за стенами дома и Ярослав об этом знал.

— Видишь ли… — Он обнял ее таким движением, словно хотел заслонить от неведомой беды. — Все будет зависеть от того, найдут ли тело Игоря и будут ли при нем доказательства.

— Не понимаю… Какие доказательства?

— У Игоря была специальная авторучка… Подарок Кирилла.Ручка с виду самая обыкновенная. И блокнот тоже. Нормальные предметы для журналиста. Но в ручку можно было положить микропленку. И вряд ли кто-то посторонний мог бы догадаться, потому что предмет был штучный, Кирилл сам его сработал. Очень может быть, что в тот день Игорь получил от кого-то нужные сведения, но ни домой, ни к Кириллу прийти не успел. По дороге его заманили в дом Хустовского. Естественно, они не знали, где и в каком виде хранятся нужные им записи. Игоря опоили, обыскали, могли забрать записную книжку, фотоаппарат, но на ручку вряд ли обратили внимание.

— Значит, сейчас Кирилл там, на улице Крайней? А меня, наверное, уже хватились. Катя будет волноваться… Может, хоть ей сообщить?

— Пока нельзя. Пусть лучше поволнуется, чем навлечет опасность… на тебя, да и на себя.

— А долго я еще буду скрываться? Здесь меня вычислить совсем несложно.

— Подожди немного. Приедет Кирилл, мы все решим.

— Господи, неужели я впуталась в такую опасную историю? И черт меня дернул согласиться на этот дурацкий розыгрыш…

— Все началось гораздо раньше. Теперь я в этом уверен.

— Раньше? Когда?

— Ты мне рассказывала, что еще до поездки в Крым случайно встретила на улице Олега Хустовского. Так вот, случайностей у подобных людей практически не бывает. Он подстроил эту встречу. Ему нужно было возобновить знакомство с тобой.

— Зачем?..

— Через тебя он хотел стать ближе к твоему отцу, побольше узнать о нем, о его слабых местах. При этом у Гаевого не должно было даже мелькнуть подозрение, что Хустовский связан с Ильчуками.

— Кажется, я понимаю… — Нина посмотрела в одну точку. — Им нужен был отец… его опыт, связи, авторитет… Они хотели отца использовать. Когда я подслушала разговор дяди Захара с отцом, поняла, что игры ведутся грязные… и опасные. Но я от этого была далека. Я считала, что Ильчуки крутят, потому что долг отцу не хотят возвращать.

— Но Хустовский вполне мог думать, что тебе многое известно. А уж после твоих странных намеков по телефону он и вовсе в этом уверился. Отказавшись от сотрудничества, Гаевой автоматически превращался в опасного врага. Посвященная в его дела старшая дочь — тоже. К тому же она была свидетельницей убийства. Дальше все ясно.

И вдруг Ярослав нахмурился, пробормотал про себя какое-то ругательство. Нина вздрогнула, испуганно спросила:

— О чем ты подумал?

— Какой же гад Хустовский! — руки Ярослава непроизвольно сжались в кулаки. — Тебя хотел убрать как свидетельницу. Тебя!.. Он и мою жизнь тем самым перечеркнул бы… Так, между прочим… Для него люди существуют не сами по себе, а только в отношении к нему: нужен — не нужен, полезен — вреден… Он и гения запросто уничтожит, если тот ему будет мешать. Такой — Олег Хустовский, твоя первая любовь…

— Он не был моей первой любовью. Разве что — увлечением… Теперь я понимаю, это такой же подонок, как и его подручные. Только подретушированный. Для них нет ни заповедей, ни морали…

— Мораль? — усмехнулся Ярослав с горькой иронией. — А где она есть, у кого?

— У нас с тобой, например! — воскликнула Нина с полным убеждением в своей правоте. — И у других есть — у таких, как мы!

— А какие мы?

— Не идеалы, конечно. Можем поступать очень плохо. Особенно, если поддаемся моде на цинизм… Но совесть наша так устроена, что с этим не справляемся. Вот ты же не смог спокойно жить в шкуре насильника. И я не смогла долго выдержать роль коварной притворщицы. Над моралью принято смеяться, а мы не умеем. И пока у человека инстинкт восстает против преступления — еще не все потеряно. Те же, у кого его не осталось, вот они самые страшные люди и есть… Надеюсь, наша порода не выродится, покуда мир существует…

Телефонный звонок прозвучал для Нины как удар колокола. Это мог быть или Кирилл Шеремет, от слов которого зависело так много, или кто-то другой, кто не должен знать о том, что она здесь. Ярослав заметил ее тревогу и ободряюще произнес:

— Не бойся. Во-первых, я с тобой. А во-вторых, — это Кирилл.

Звонил действительно Шеремет. Ярослав выслушал его с напряженным вниманием и, положив трубку, сообщил Нине:

— Игоря нашли в подвале заброшенного дома. И ручка у него в кармане.

— Значит, пора действовать? — Нина внутренне напряглась. — Теперь я должна пойти к следователю и дать показания?

— Нет, пока не время. Собирайся, все объясню по дороге.

Нина верила Ярославу безоговорочно, а потому и не пыталась узнать больше, чем он сам захочет рассказать. Прав или не прав Ярослав, действует точно или ошибается — ей уже было все равно. Нина вручила ему жизнь и не мыслила себя в отрыве от него.

— Сейчас поедем к Шеремету, — сказал Ярослав, когда жена была полностью готова. — Он уже наметил план действий. На улице и в машине старайся не оглядываться, не смотреть по сторонам. Я сам замечу все, что нужно.

На мгновение Нина прижалась к нему, словно заряжаясь силой и уверенностью. И он обнял ее покровительственным жестом.

Вышли на улицу, сели в машину. Вокруг не было ничего настораживающего и Нина постепенно успокоилась, стала думать, что все решится быстро и как бы само собой.

Кирилл принял их в офисе, правда, Нине показалось, что в чужом. Возможно, это входило в его планы.

— Возьми, Нина, — сказал он, протягивая ей бумагу с напечатанным текстом. — Я тут набросал план твоих разговоров с Хустовским и Ильчуком. Позвонишь вначале Хустовскому и скажешь приблизительно вот это. Конечно, ориентируйся по его ответам. Потом сразу же переключишься на разговор с Борисом Ильчуком. Постарайся быть убедительной.

Нина встретилась взглядом с Ярославом, и это дало ей импульс мгновенно собраться и вникнуть в смысл прочитанного. Даже рука ее не дрожала, когда она набирала номер Хустовского. Олег откликнулся сразу же. Словно сидел у телефона и ждал новостей.

— Нина?!.. Откуда звонишь? — в его голосе чувствовалось скрытое напряжение. — Ты, кажется, должна быть в больнице?

— Слушай меня внимательно, Олег, и не перебивай.

— Где ты?

— Слушай и не перебивай. Ты недаром хотел меня убрать. Я действительно все знаю. Я видела, как твои парни тащили Игоря, и проследила, куда его отвезли. Заброшенный дом в конце улицы Крайней. Так? Не трудись его оттуда доставать, я уже позвонила в милицию. Они, наверное, уже там. Себя не назвала. И о тебе не сказала ни слова. Если с тобой договоримся, обещаю все забыть. В противном случае буду и дальше информировать кого надо.

— Я ничего не понял из твоего бреда, Нина, — сказал Олег внезапно охрипшим голосом. — Но если ты хочешь мне что-то там рассказать, готов с тобой встретиться. И немедленно.

— Я знала, что все поймешь. Через полчаса жду на Привокзальной у входа в метро.

Нина быстро повесила трубку и посмотрела на Шеремета. Он одобрительно кивнул и, отстранившись от параллельного телефона, сказал:

— Кажется, первая наживка подействовала. Переключайся на Ильчука. По моим расчетам он уже должен быть дома.

Однако трубку взял не Борис, а приходящая домработница Ильчуков. Она — очевидно, по заданию хозяев — прежде всего спросила: «А кто это?»

— Пожалуйста, позовите Бориса! — сказала взволнованно Нина. — Это Нина Гаевая звонит.

Буквально через три секунды Борис уже кричал в трубку:

— Нинок, ты откуда? Почему не в больнице? Что с тобой?

«Ага, он уже побывал там», — подумала Нина, а вслух испуганно пролепетала:

— Боря, я сейчас на Привокзальной площади. Хотела уехать к тете в Мариуполь. Не знаю, что на меня нашло. Но самое страшное, что меня опять преследуют те же самые типы. Вот и сейчас крутятся на углу, недалеко от телефонной будки. По-моему, за мной следят. Боря, я боюсь. Кроме тебя мне не к кому обратиться. Приезжай, забери отсюда!

— Успокойся, сейчас буду, — сказал Борис торопливо и встревоженно. — Никуда не уходи и старайся все время быть на людях. Ты на какой именно части площади?

— Возле метро.

— Оставайся там. Приеду минут через пятнадцать. Никуда не уходи!

— Хорошо, Боря, я на тебя надеюсь.

Нина, Ярослав и Кирилл Шеремет несколько секунд сидели молча, потом Шеремет встал, решительно ударил ладонями по столу и сказал:

— Все! Теперь действовать буду я. Нину отвезешь в безопасное место.

— Зачем? Разве я не могу оставаться в городе? — запротестовала Нина, сразу же испугавшись даже кратковременной разлуки с Ярославом.

— Пока Хустовский на свободе, это очень опасно, — жестко сказал Шеремет. — Он ни перед чем не остановится, чтобы тебя нейтрализовать… убрать или спрятать на время… Не хочу вдаваться в подробности, но…

— Я уже решил, куда отвезти Нину, — заявил Ярослав. — У Елагина дача далеко за городом. Я с ним утром договорился. — Ярослав посмотрел на часы. — Минут через сорок он будет здесь, отвезет нас на своей машине.

— Ладно, думаю, что ты в этом заинтересован больше, чем я.

Кирилл чуть заметно улыбнулся и кивнул Ярославу. Они вышли в коридор. Вскоре Ярослав вернулся, сел напротив Нины и взял ее за руки.

— Почему вы с Шереметом все от меня скрываете? — спросила Нина. — Неужели я такая дурочка, что ничего не пойму? Вы с ним все за меня решаете, будто я несмышленыш… Между прочим, благодаря мне вы развязали основной узелок.

— Пойми, пожалуйста, это для твоего же блага. — Ярослав склонился и поцеловал ей руки. — Чем дальше ты будешь от грязного дела, тем лучше.

— Ты мне все же объясни, что вы задумали. Например, зачем надо было звонить Олегу и Борьке?

— Во-первых, чтобы посеять недоверие между ними. Во-вторых, чтобы заставить их лишний раз пообщаться, — а все случаи такого общения теперь будут отслеживаться Кириллом.

— Надолго мне придется уехать из города?

— Думаю, за три дня вопрос об аресте Хустовского решится.

— На основании чего Олега арестуют? Ведь я еще не давала показаний.

— Доказательства у Игоря в кармане. А твои показания понадобятся чуть позже.

Внезапно одна мысль заставила Нину внутренне сжаться от страха и тревоги.

— Но… как же ты, Ярослав? — спросила она, стискивая его руки. — Люди Хустовского будут искать меня через тебя. Могут тебя схватить, допрашивать…

— Бог мой, какие страсти приходят тебе в голову! — рассмеялся Ярослав. — Но я рад, что ты за меня боишься. И все-таки не бойся. Я до завтра в отъезде.

— И никто не знает, что ты приехал?

— Никто, кроме Елагина. Я позвонил ему утром, когда ты была в ванной. Он все понял и никому не проболтается.

— Значит, я буду жить на его даче? Одна?

— Сегодня я с тобой заночую. А завтра приедет жена Елагина и проживет там несколько дней. Но она ничего не знает.

— Неудобно как-то… Жить на чужой даче, с незнакомой женщиной…

— Так надо. И потом, у Раисы Елагиной общительный характер, вы с ней быстро подружитесь. Да и я тебя буду навещать.

— А Катя? Ей вы скажете, где я?

— Нет. Самое большее, что я могу ей сказать — то, что ты жива, здорова и скоро объявишься. Но и это она должна хранить в секрете. Даже от своего муженька.

Ярослав, что-то услышав, резко встал и подошел к окну.

— Кто там? — встревожилась Нина.

— Пойдем. Елагин уже приехал. — Уходя, Ярослав запер дверь. Ключ положил в карман.

— Чей это офис? Почему у тебя ключи от него? — спросила Нина.

— Знакомый дал на время. Ни у меня, ни у Кирилла тебе пока нельзя появляться, вот и встречаемся на нейтральной территории.

— Прямо детективный роман.

— Скорей бы он закончился.

Неприметная «Таврия» Юрия Елагина быстро пронырнула через центральную часть города и выехала на юго-западную окраину. Нина и Ярослав сидели на заднем сиденье; свою левую руку она держала в его правой руке. Это тесное сплетение пальцев и волновало, и отвлекало ее от мрачных мыслей. Она уже не боялась того, что могло случиться впереди. Любовь сбылась, осуществилась, а остальное не так уж и важно…

Дача Елагиных стояла близко от реки, в «престижном» месте. Когда-то этот участок получила его жена Раиса, работавшая много лет в обкоме. Высокие деревья и разросшиеся кустарники наполовину скрывали небольшой, но добротный домик.

— Наше бунгало, конечно, не дворец, но уюта здесь хватает, — сказал Елагин не без гордости. — И в глаза оно не слишком бросается, что в данной ситуации актуально. Так или нет?

Поселив гостей, Елагин вскоре уехал. Договорились, что вернется завтра: привезет на дачу Раису и увезет в город Ярослава.

— Твое заточение долго не продлится, — сказал Ярослав, когда они с Ниной остались вдвоем.

— Если заточение с тобой, пусть бы оно длилось вечно, — заявила Нина.

Они стояли в глубине сада, обнявшись и не глядя по сторонам. Впрочем, нет; по сторонам не смотрела только Нина, Ярослав даже в эту минуту был напряжен и время от времени поглядывал в пространство между деревьями.

Через какое-то время, полностью освоившись на даче, они пошли к реке. Она находилась за соседней улицей, с тыльной стороны дома, и попасть на берег можно было либо обойдя улицу, либо пробежав напрямик через смежный дачный участок.

Берег был, в основном, заросший, но в двух местах виднелись песчаные полоски пляжей, где сейчас, в будний и прохладный день, никого не было.

Немного дальше они заметили небольшую лодочную пристань. На противоположном берегу виднелись двухэтажные корпуса заводского профилактория. Мост через реку был довольно далеко и отсюда не просматривался. Подробности Нина фиксировала рассеянно, почти инстинктивно. Она была уверена, что знание местности вряд ли пригодится, потому что на этой даче не пробудет больше трех дней.

Остаток дня и вечер прошли слишком быстро, а ведь Нине хотелось каждое мгновение остановить, задержать подольше. Рядом с Ярославом любая мелочь обретала для нее значение, превращалась в праздник. Высокие хризантемы заглядывали в окно, словно приветствуя временных обитателей дома. Лучи заходящего солнца отражались на медном самоваре, расцвечивали серые шторы. Даже скрипучий пол и старый диван казались вещами почти нереальными. И все эти полусказочные предметы были свидетелями безумия и торжества любви. «Мы любим друг друга, как в последний раз», — подумала Нина и внезапно испугалась такой мысли. Чуткий к ее настроениям Ярослав скоро уловил эту тревогу и беспокойство.

— Тебе страшно? — спросил он, опираясь на локоть и заглядывая ей в глаза. — Не бойся. Никто кроме Елагина не знает, где ты.

— А жена Елагина?

— Во-первых, ей ничего не известно. Юра сказал, что моя жена просто хочет после стресса несколько дней пожить в тишине. И Раиса этому поверила.

— И все же, пока тебя здесь не будет, я…

Его поцелуй не дал договорить, а потом Нина и сама забыла, что хотела сказать.

На другой день Ярослав уехал, как только появилась Раиса Викентьевна. Он, что называется, передал Нину «из рук в руки». А у Нины все утро не пропадало ощущение, что упустила нечто важное. С отъездом мужа ощущение провала в памяти стало совсем уже мучительным. Нина точно знала, что должна о чем-то вспомнить, — но сознание, все еще не отошедшее от стресса, отказывалось извлечь из своих глубин нужную информацию.

Глава семнадцатая

Раиса Викентьевна старалась изо всех сил разговорить и развеселить Нину. Нина уже видела эту весьма общительную даму на своей свадьбе, но тогда не особенно ее приметила. Теперь же, при ближайшем рассмотрении Раиса оказалась человеком не простым и довольно интересным. Маленькая, худенькая брюнетка годами чуть за сорок, она была живой и быстрой, как ртуть. Не женщина, а комок энергии. Не приходилось удивляться, что в жизни она умела устраиваться и, не обладая особыми знаниями и талантами, все проблемы решала благодаря своей энергии и коммуникабельности. Много лет проработав в обкоме или горкоме, она знавала сильных когда-то людей в городе. Правда, теперь, в новые времена, от Раисы уже почти ничего не зависело, и «сильные люди» ее позабыли. Некогда вознесенная своей пусть незаметной, но весьма уважаемой должностной функцией, теперь Раиса досадовала оттого, что не могла как следует приспособиться к новым условиям. Конечно, она и сейчас не бедствовала, но во многом благодаря мужу. А ведь раньше Елагин был, что называется, научным клерком, и в семье ведущей всегда являлась Раиса.

— Смотрю сейчас на женщин, — принялась рассуждать Раиса, сидя после обеда на крыльце в тени раскидистой яблони, — и вздыхаю. Как бы мы раньше ни жили, а не было, чтоб женщина так от мужа материально зависела, как сейчас… у некоторых. Раньше зарплата что у жены, что у мужа была, в большинстве случаев, почти одинаковой. Во всяком случае сопоставимой. Поэтому от развода мало что менялось. А теперь многие женщины не разводятся только потому, что боятся нищенского существования. Вот и меня возьми. Раньше я при своей должности могла не опасаться за завтрашний день. Знала: заболею — не останусь без средств. Разведусь — не пропаду, не обеднею. И муж меня слушался — будь здоров! Я и квартиру, и мебель, и дачу, и путевки, и продукты — все худо-бедно доставала. А теперь что? Работу потеряла. Вернее, ее у меня отняли вместе со страной. Перебиваюсь случайными заработками. Спасибо, Ярослав Николаевич взял Елагина в свою фирму. Конечно, Юрик мой — мужик башковитый, он и раньше в институте не из последних был. Но возможностей и связей не имел никаких. А уж до меня ему было далеко. Зато теперь он сильно загордился, почувствовал, что я от него зависима… в какой-то степени. К слову и не к слову высмеивает «бывших партийных чинуш, которые лишились своей руководящей и направляющей роли». А ведь понимает, что мне это слушать неприятно. Я среди так называемых партократов двадцать лет проработала и могу точно сказать: там и хороших людей было немало. И уж во всяком случае, при них порядок был. Какой-никакой, пусть плохой, но порядок. А теперь что?

Нина давно уже не ввязывалась в подобные споры, понимая, что в таких вопросах у каждого своя правда. Но Раисе и не нужны были реплики собеседника. Ей достаточно было иметь слушателя. Она долго еще рассуждала на разные темы — от семейных до глобально политических. А Нина делала вид, что слушает, иногда кивала, но мысли ее были далеко. Она пыталась представить, что делает сейчас Ярослав, где он, с кем. Иногда казалось, что ему грозит опасность, и Нина непроизвольно вздрагивала.

После своего почти непрерываемого монолога Раиса Викентьевна предложила поработать в саду и Нина с готовностью согласилась. Любая работа сейчас ей нравилась, потому что отвлекала от тревожных мыслей.

Вечером рано легли. Нине Раиса выделила отдельную комнату, что очень обрадовало, так как давало возможность хотя бы перед сном отдохнуть от хозяйкиной болтовни. Усталость помогла Нине не маяться от бессонницы. Правда, сны были тревожные, но, проснувшись утром, Нина почувствовала прилив новых сил. Ей хотелось действовать, что-то решать, а не ждать пассивно. И все-таки она должна была смириться с нынешним положением и не показывать истинных чувств хозяйке дачи. С утра помогала Раисе собирать сливы, потом вместе варили повидло. После обеда приехал Елагин, привез из города продукты и объявил, что Ярослав будет здесь только завтра. Нина едва дождалась завтрашнего дня. Все делала «на автомате», а в голове в это время снова и снова прокручивались прошедшие события и возможные варианты будущего их развития. Ей было тревожно. Предчувствие неудачи не оставляло. И когда приехал Ярослав, по его мрачному лицу сразу же поняла: дела не идут.

— Слишком сильные у него покровители, — сказал Ярослав, оставшись с Ниной наедине. — Против них у нас с Кириллом нет оружия. Сам по себе Хустовский при таком компромате не смог бы удержаться, но те, кто его подпирает, пока непробиваемы. А тут еще и время работает против нас. Через три-четыре дня в город должен приехать крупный лидер. Из тех, которые мало вникают в экономику и в реальность, зато называют себя национал-патриотами, имеют вес в Киеве, влияют на прессу. Что стоит Хустовскому подкатиться к нему, подбросить пару антимосковских лозунгов, выставить себя жутко сознательным патриотом? И станет чуть ли не героем страны, которую на самом деле нещадно разоряет. В общем, если Хустовский успеет заручиться еще и поддержкой агрессивных радикалов, то…

— А если я дам показания? — спросила Нина, тревожно заглядывая ему в глаза.

— Не засвечивайся! — почти прикрикнул на нее Ярослав. — Пока Хустовский на свободе, ты должна быть в глубокой тени.

— Да не собираюсь я жить, как мышь в подполье! — обиделась Нина.

— Подожди, мы что-нибудь придумаем. Против одной силы всегда найдется другая. Кому-то невыгодно, чтобы Хустовского разоблачили, но кому-то и наоборот — очень выгодно.

— «Кому это выгодно?..» вопрос из римского права… — задумчиво произнесла Нина.

И вдруг ее осенило: «Римское право»! Книга в шкафу у отца. А в книге — тетрадь. Нина поняла, что именно о тетради и силилась вспомнить все эти дни.

— Я не знаю, поможет ли вам, — она схватила Ярослава за руку. — Отец говорил, чтобы я передала эту тетрадь только тебе… Может, там вы с Кириллом найдете нужные вам сведения.

— Гаевой вел записи? — сразу же смекнул Ярослав.

— Он мне сказал об этом перед тем, как я отвезла его в больницу. Я должна была тебе сразу сообщить! Но, наверное, после удара по голове у меня все же что-то случилось с памятью… Постепенно все восстановится, знаю… Так вот, поезжай на нашу с Катей квартиру. В кабинете отца есть книжный шкаф. Там, на полке…

Нина теперь отчетливо представила и книгу, и тетрадь, и даже отдельные записи. Память, долго затемненная ударом, теперь выдала все с поразительной ясностью.

— Хорошо, это в любом случае может пригодиться, — сказал Ярослав, внимательно выслушав Нину. — Только надо бы проникнуть в квартиру, когда там не будет ни Кати, ни Вадима.

— Я дам тебе ключ. Сделай так, чтоб они даже не догадывались. Слишком это опасно, а Катя и Вадим не настолько серьезные люди…

Ярослав внезапно притянул Нину к себе и поцеловал так крепко, что у нее на глазах выступили слезы.

— Ты чего?.. — Она даже испугалась. — Как-будто прощаешься со мной навсегда.

— Я хотел бы тебя уберечь, укрыть где-нибудь в неприступном замке, — вздохнул Ярослав. — Пойми, как мне трудно сейчас уезжать и оставлять тебя здесь… и не знать, как ты, что с тобой… Плохо, что на даче нет телефона… Вот, возьми мой сотовый, а у меня завтра будет другой. При первых признаках опасности звони мне или Кириллу. Или еще кому: Косте, Елагину… в крайнем случае, даже Кате. Только не молчи и не рискуй в одиночку. Я с ума сойду, если с тобой что случится.

— А я — если с тобой…

Когда Ярослав уехал, Нина спрятала телефон в сумочку, где лежали ключи, документы и деньги. Сумочка висела в шкафу возле кровати. В минуту опасности самое необходимое должно быть под рукой и в компактной упаковке — так решила Нина, желая быть предусмотрительной.

Поздно вечером вытащила телефон и позвонила Ярославу. Никто не ответил. Разволновавшись, Нина не могла уснуть. В час ночи, она снова набрала его номер. На этот раз повезло куда больше: через несколько секунд услышала достаточно четкий голос Ярослава:

— Нина? Случилось что?..

— Со мной ничего! — воскликнула она обрадованно. — Я за тебя волновалась. Звонила тебе поздно вечером, никто трубку не брал.

— Я только что от Кирилла. Мы с ним расшифровывали записи… ну, ты знаешь.

— Взял? Незаметно?

— Да.

— Они вам пригодятся?

— Думаю, что очень… Гм… должен сказать — это лучшее, что мог оставить Гаевой в свое оправдание.

Нина почувствовала радость от этих слов: может, хоть после смерти Василий Федорович сумеет искупить свою вину, и Ярослав перестанет поминать его злом.

— Когда ты приедешь? — спросила она, волнуясь.

— Дня через два. Раньше не получится. Завтра у меня уже будет мобильный телефон, так что сможем чаще перезваниваться. Ложись спать и не тревожься. Я всегда с тобой.

От этих слов Нина почувствовала тепло в груди, и страхи ее мгновенно улетучились. Она уснула крепким и блаженным сном, в котором видела свою встречу с любимым где-то на далеком морском берегу. Волны разбивались о скалы, а в голубом мареве колебался стройный силуэт парусного корабля…

Был понедельник и с утра Раиса начала собираться в город. Она работала на полставки в какой-то конторе и, хотя график был свободный, хотела успеть к десяти, чтобы раньше освободиться. Нина, впрочем, не слишком огорчалась из-за отсутствия хозяйки. Вскоре после отъезда Раисы позвонил Ярослав и назвал номер мобильного телефона, который занял на несколько дней. Теперь они могли перезваниваться практически постоянно. К вечеру Нина знала, что есть некоторые результаты. Санкция на арест уже могла бы быть получена, но, почуяв опасность, противоположная сторона пустила в ход последние резервы.

Нина представляла то нечеловеческое напряжение, тот бешеный ритм, в котором живут сейчас Ярослав и Кирилл; ясно видела горящие, воспаленные от бессонницы глаза, слышала визг тормозов и даже приглушенные звуки выстрелов. Воображение не переставало рисовать ей картины, достойные американских триллеров.

Постепенно еще одно чувство кроме тревоги разбередило ей душу. Нине казалось, что она чего-то не сделала, не исполнила какой-то долг — грустный, но обязательный. На свете есть женщина, которую Нине хотелось узнать поближе и поддержать хотя бы на расстоянии. Ярослав был против ее разговора с Татьяной Шеремет, он не стал бы, наверное, давать Нине ее координаты. Но Нина сама решила их узнать. После всего пережитого, после потерянной и вновь обретенной любви она не могла поступить иначе. Мало ли что может случиться с ней завтра?

С такими мыслями Нина принялась звонить в справочную, надеясь, что Татьяна за прошедший год не поменяла фамилию, что у нее есть телефон. Так оно и оказалось. Нина с трудом поверила в свою удачу, когда так просто выяснила нужный ей номер. Еще более странным показалось ей, когда после первого же звонка ответил тихий, приятный женский голос.

— Вы и есть Татьяна Шеремет? — стразу же догадалась Нина.

— Да. — В голосе послышалась настороженность. — А кто говорит?

— Меня зовут Нина Торич. Вы меня не знаете. Но, может быть, вы знали моего мужа Ярослава? Они с Игорем были друзьями.

— Я знакома с Ярославом, — медленно произнесла Татьяна. — Вы что-то хотите передать мне от него?

— Нет, я хотела рассказать об Игоре.

— Об Игоре? — голос Тани дрогнул. — Вы видели его перед тем, как…

— Да, я его видела… случайно. Но это не телефонный разговор. Когда мы с вами увидимся, я все подробно объясню.

— Вы знаете, как все случилось? — взволнованно спросила Татьяна. — Игорь вам что-то рассказывал?

— Таня… Давайте перейдет на «ты». Вы… ты все поймешь, когда мы с тобой поговорим. А пока до свидания. Сейчас мы не можем встретиться. Я позвоню позже.

— Подожди, не вешай трубку! — торопливо воскликнула Таня. — Когда мы встретимся? Где ты сейчас? Дай мне свой телефон!

— Я не могу, поверь. Потерпи дня два-три. До свидания.

После этого разговора Нина твердо решила продолжить знакомство с Татьяной Шеремет. Что-то пронзительно близкое, созвучное ее собственной душе почудилось Нине в интонациях Таниного голоса. За этим голосом угадывалась неподдельность чувств.

Раиса вернулась вечером и, конечно, сразу же обрушила на Нину поток новостей. Большая часть сведений Нину совершенно не интересовала и она только из вежливости слушала хозяйкин монолог. Раиса говорила, говорила, а Нина ждала момент, когда, наконец-то, останется одна и сможет поговорить по телефону с Ярославом. Но не так просто было остановить поток красноречия, густо замешанный на тщеславии.

— Представь себе, Ниночка, у меня сегодня был совершенно невероятный день! Начать с того, что в электричке прилепился какой-то тип… между прочим, довольно симпатичный. Всю дорогу осыпал комплиментами, еле от него отделалась. Казалось бы, на что ему сдалась такая старая тетя, как я?

— Ну, что вы, Рая, вам до старости ой как далеко, — вяло возразила ей Нина.

— Такой уж день удался, наверное, не знаю… А может выглядела я лучше, чем обычно… В общем, наши дамы в конторе на меня даже рассердились, потому что один клиент, вполне солидный, не меньше часа со мной проболтал, а на них — ноль внимания. Я потом смеялась: видите, девочки, тетя Рая еще ого-го! Хоть и дважды мама, почти бабушка, но, если рассматривать не при ярком свете, так вполне ничего. А в довершение ко всему встретился Закора. Когда я у него в аппарате работала, так он, бывало, мне едва кивал в коридоре, а тут остановился, раскланялся. Стал закидывать удочки: не устроит ли мой Елагин в свою фирму его племянника. А я и подумала: «Эге, Егор Федотович, раньше вы таких, как мой Юрик, в упор не видели, а теперь не прочь и знакомство завести, чуть ли не в гости приглашаете». Вот метаморфозы какие! Видно, твой Ярослав Николаевич набирает вес, если такие, как Закора, к нему своих родственников пристраивают. Молодец он, энергичный парень. Ну, конечно, и отец твой ему, наверное, помог. Так вот, когда наши дамы увидели, как со мной Егор Федотович любезничает, позеленели от зависти. До конца дня разговоров хватило. А тут еще, как на грех, начальник меня похвалил, поставил в пример мою оперативность. Ну все одно к одному. — Раиса весело рассмеялась. — Представляю, как завтра с утра они будут шушукаться. Тем более, что сегодняшний клиент завтра опять должен прийти и опять ко мне. Как бы кто-нибудь еще не вздумал Елагину насплетничать. Хорошо, что мой Юрик — мужик не ревнивый. А, если б он был, как твой Ярослав, неприятностей бы я не обобралась.

— Думаете, что Ярослав ревнивый? — улыбнулась Нина.

— Думаю? Я в этом уверена! Достаточно заметить, как он на тебя смотрит. А когда вчера вы с ним шли по улице, я обратила внимание, что он подозрительно оглядывает каждого мужичонку, даже самого невзрачного.

— Ну, не знаю. Во всяком случае, меня он не оскорблял подозрениями.

— Ты ему поводов не подавала. Но, если, не дай Бог…

Нина, скрывая улыбку, подумала о том, что, наверное, Ярослав немало терзался ревнивыми подозрениями, пока отдыхала с Леной в Крыму. Да и Хустовского ненавидит не только из-за последних событий. В сущности, Раиса Елагина права. Сдержанный с виду Ярослав таит в себе темперамент Отелло.

Нина снова поймала себя на мысли, что ей не терпится с ним поговорить, и она не может дождаться конца безудержного монолога Раисы Викентьевны. Нина уже порядком устала от перечисления имен и должностей тех лиц, которые знали, уважали и обожали мадам Елагину. Нине был знаком тип людей, подобных Раисе: для них весь мир вращался вокруг их собственной особы и любое событие они всегда истолковывали в свою пользу; тех же, кто их не замечал, считали дураками и плебеями.

Оказавшись, наконец, в одиночестве, Нина снова задумалась о Ярославе. Каждая мелочь, любое житейское наблюдение давали повод думать о нем. Сейчас она представляла, какому риску подвергается он из-за нее и друга Игоря. Ярослав — из тех людей, которые берут на себя самую тяжелую ношу. Не ради выгоды или славы. И этим он отличается не только от таких, как Олег, но и от безобидных на первый взгляд тщеславных эгоистов вроде Раисы.

Нина не заметила, как набрала его номер, и даже вздрогнула, услышав в трубке такой красивый, волнующий голос Ярослава. Он сообщил, что завтра все должно быть кончено, что они с Кириллом пошли ва-банк, теперь или пан — или пропал. Но, в любом случае, отступать уже нельзя.

Ночью Нина почти не спала, а утром, едва задремав, была разбужена бодрой музыкой. Раиса возилась на кухне, включив на немалую громкость магнитофон. Очевидно, в предвкушении предстоящих успехов она уже сейчас находилась в мажорном настроении и гремела посудой под попурри из песен 70-х годов в исполнении «Доктора Ватсона». Когда Нина вошла на кухню, звучало как раз «Мой адрес — Советский Союз». Раиса, оглянувшись на гостью, весело сообщила:

— Хорошие все-таки были песни во времена моей молодости!

— Да, многие из них мне нравятся, — согласилась Нина. — Но эта — не очень. Что за слова: «Сегодня не личное — главное, а сводка рабочего дня». Такими лозунгами людей приучали к мысли, что они — винтики и должны жертвовать собой во имя каких-то государственных идей.

— А что в этом плохого?

— Между прочим, те, кто к этому призывал, сами отнюдь не жертвовали.

— Даже если это так, в такой идеологии была польза и для простых людей.

— Какая?

— Счастливчиков во все времена бывает гораздо меньше, чем неудачников. И те, у кого личная жизнь не сложилась, карьера не пошла, находили для себя вроде как оправдание в такой идеологии: что ж делать, сегодня не личное — главное. Любой человек мог гордиться, что живет правильно, честно. В этом было его моральное убежище. А сейчас им каково? Они уже не могут спрятаться за лозунг: «Сегодня не личное — главное».

Нина внезапно поняла, что ее собеседница сложней, чем казалась раньше. «И почему мы так склонны считать других примитивней себя?» — подумала Нина, чувствуя внутреннюю неловкость.

Раиса поставила на стол сковородку с яичницей, тарелку с бутербродами и чайник.

— Извините, что проспала, вам не помогла, — вздохнула Нина, подсаживаясь к столу.

— Ничего, зато обед и ужин приготовишь, — рассмеялась Раиса Викентьевна. — Хотя, может, на обед я и не приеду. Закора меня приглашал на междусобойчик. Подумаю. Он хоть и бывший большой начальник, но я его прошлую заносчивость простить не могу. Я привыкла, что со мной люди считаются.

Нина усмехнулась и подумала о том, что считались люди, пожалуй, не столько с Раисой, сколько с функцией, которую она выполняла в аппарате Закоры.

После завтрака Раиса с великой тщательностью причесалась и накрасилась. Нина тем временем помыла посуду и пошла прибираться в доме. Она снова чувствовала медленно нараставшую тревогу. Какой-то неясный инстинкт подсказывал, что тревога связана не только с Ярославом и предстоящим ему трудным днем. Нечто другое подключилось. Какая-то информация не давала ей покоя. Она еще не осознала, что именно ей надо принять во внимание или вспомнить, но как раз эта неясность и была основной причиной ее тревоги.

Чтобы заглушить неприятное чувство, даже проводила Раису до электрички. Возвращаясь со станции в дачный поселок, Нина почти не смотрела по сторонам, была погружена в себя. Внезапно подумала, что Ярослав, может быть, срочно хочет поговорить с ней, а телефон остался на даче. Ускорила шаг: сегодня день рождения, и Ярослав, наверное, с утра звонит ей и тревожится, почему она не отвечает. А впрочем, скорей всего ему не до звонков. Сейчас они с Кириллом в таком переплете… Удается ли им победить? От этого зависит и ее жизнь… Хустовский, конечно, тоже не бездействует. Зверь, загнанный в ловушку, дерется с удвоенным отчаянием. Подумать только, тот самый Олег, который был ее первой любовью, целовал, теперь предпринимает усилия, чтобы она не осталась в живых. Неужели такое бывает?..

Память стала раскручивать перед Ниной прошлое, восстанавливать эпизоды знакомства с Олегом, свиданий, объятий, поцелуев. Она сказала Ярославу, что Олег не был ее первой любовью, а только увлечением. Но это не совсем правда. Сказала так, чтобы не причинять лишней боли Ярославу. На самом деле, конечно, это была любовь. Не главная в жизни, а ошибочная, пробная. Как любовь Ромео к Розалинде до встречи с Джульеттой, как любовь Марии Стюарт к Дарнлею до встречи с Босуэлом.

Неужели она могла бы стать женой Олега?..

Нина взбежала по ступенькам в дом, села на диван, отдышалась. «Жена Олега»! — внезапно это сочетание ее поразило. Когда-то Нина, ничего не желая знать об Олеге, краем уха услышала, что он женился на дочери партийного деятеля. Вполне возможно, что на дочери Закоры. Того самого, который вчера мило беседовал с Раисой Викентьевной и даже пригласил ее на сегодня в какую-то свою компанию.

Нина напряглась и привстала с дивана. Да, да, теперь она отчетливо вспомнила, что фамилия Закоры мелькала в связке с Олегом. Но тогда все выглядит более чем странно. Зятя вот-вот арестуют, а некогда могущественный тесть любезничает с бывшими своими служащими, устраивает «междусобойчик». Почему сейчас Закора встретил именно Раису? Совпадение, случайность? «Случайностей у подобных людей не бывает» — вспомнила она слова Ярослава. Но зачем Закора подстроил эту встречу? По указанию Олега? Значит, они догадались, что Нина может быть здесь, на даче у Елагиных?

Немедленно позвонить Ярославу и все рассказать!.. Нина кинулась к шкафу, выхватила оттуда сумочку и уже открыла, чтобы достать телефон, и в этот момент странный шорох на улице заставил ее вздрогнуть. Нина, не отдергивая занавески, выглянула в окно, и тут же сердце ее сначала на мгновение замерло, а потом гулко заколотилось где-то возле горла. Мягко прошуршав по гравию, к даче подъехал знакомый «вольво».

Глава восемнадцатая

Еще до того, как открылась дверца автомобиля, Нина наметила единственно возможный путь к спасению. Повесив сумочку на шею, кинулась в другую комнату и выпрыгнула в сад через открытое окно. Прячась в зарослях и стараясь бежать по прямой, чтобы несколько мгновений оставаться скрытой домом, пробралась на участок соседней дачи и там спряталась за сарай. На секунду выглянув оттуда, заметила две плечистые фигуры, обходившие елагинскую дачу с противоположных сторон. Времени для наблюдения не оставалось. На ее счастье, к сарайчику примыкала беседка из винограда, доходившая до веранды соседней дачи. Нина, чуть пригибаясь, перебежала через беседку и веранду. Соседская дача стояла на небольшом откосе и, сбежав вниз по ступеням, Нина уходила из поля зрения преследователей. Дальше был единственный путь — к реке. Петляя между деревьями, Нина что есть духу побежала к берегу. Она подумала, что, возможно, ей все-таки удалось выиграть несколько секунд: ведь преследователи могли искать ее на даче, а не найдя, спрятаться и устроить засаду.

Подбежав к самой заросшей части берега, Нина стянула с себя сарафан и обвязала вокруг шеи. Потом, не разбирая дороги, ступила прямо в заросли камыша и осоки. Нина терпеть не могла илистого дна, у нее вызывали отвращение водоросли, цеплявшиеся за ноги, но сейчас этого она не замечала. Единственной заботой было плыть тихо и незаметно. Самым опасным местом являлась середина реки — открытый участок. Но если преследователи не подойдут прямо к берегу, а глянут на реку с расстояния дач, вряд ли заметят беглянку из-за прибрежной рощицы. Главное — миновать середину. Возле другого берега снова спасительные заросли камыша. Нырнув, наконец, в заросли, и выйдя из них на противоположный берег, Нина спряталась за ветви плакучей ивы и отдышалась. Теперь можно было глянуть на дачный поселок. Кажется, там ничего подозрительного не происходило. Видимо, все-таки они решили, что Нина куда-то отлучилась по делам, и теперь поджидают ее на даче. Но через несколько минут догадаются, что здесь что-то не так, и тогда…

Другая мысль заставила Нину вздрогнуть и похолодеть от ужаса. Ярослав!.. Что, если он сейчас приедет на дачу? Для подручных Хустовского он такой же приговоренный, как и Нина. Срочно, срочно предупредить его!.. Она выхватила из сумочки телефон, торопливо набрала номер Ярослава. И тут же в трубке раздался его встревоженный голос:

— Нина? Наконец-то!.. Третий раз тебе звоню. Ты куда-то ходила?

— Слава, Богу, ты в порядке!.. — Она задохнулась от волнения. — Только что приехали те же мордовороты на «вольво». Я увидела их в окно и кинулась бежать… Успела переплыть реку… Они еще, наверное, не догадались… Ой!.. — Нина бросила взгляд на противоположный берег и мгновенно потеряла дар речи. — Они вышли к реке, осматриваются. Конечно, я спряталась за дерево, но вдруг заметят…

— Слушай меня внимательно, — быстро заговорил Ярослав. — Я еду сейчас к тебе, уже почти выехал на шоссе. Затаись до моего приезда. Пробирайся к профилакторию, там безопасней. Выжди минут двадцать, а потом выходи на боковую дорогу, ту, что слева от входа в профилакторий. Там и жди. Где-нибудь под деревом.

— Хорошо, я все сделаю. Только ты, пожалуйста, не рискуй, ни во что не ввязывайся. И позвони Шеремету. Или я…

— Не надо, сам позвоню. Делай все, как я сказал.

Нина кивнула, будто Ярослав мог это видеть. Осторожно раздвинув ветви, снова глянула на противоположный, берег. Мордовороты все еще прохаживались между деревьями. Потом Нина заметила и третьего; он шел к лодочной пристани. Что, если догадались, где она? Сейчас возьмут лодку, переберутся на этот берег… Нина замерла. Выходить из-под укрытия густой ракиты было опасно, но и оставаться здесь тоже нельзя. Напряженно вглядываясь вдаль, Нина вдруг почувствовала столь знакомое ей предательское головокружение. Свет начинал мутнеть перед глазами. Господи, неужели снова возвращается прежний страх при одной мысли о преследовании? Если сейчас она упадет в обморок — все кончено. Нина сжала виски руками, изо всех сил стараясь преодолеть набегавшую на сознание тьму. И вдруг поняла, что преодоление уже наступило. Она поборола свою слабость несколько минут назад, когда начисто о ней забыла. Даже не подумала о возможном обмороке, когда бежала по огородам к берегу, врезалась в заросли камыша и, словно заправский десантник, форсировала реку. Она себя преодолела, излечилась от недуга! Сознание собственной полноценности захлестнуло Нину с такой силой, что свет перед ее глазами мгновенно прояснился, руки перестали дрожать, мысли обрели четкость и слаженность. Словно повинуясь ее пробудившейся воле, фигуры на другом берегу стали неторопливо уходить в сторону от лодочной пристани. Как только они скрылись из виду, Нина побежала к профилакторию. Через несколько шагов остановилась и торопливо натянула сарафан: навстречу двигалась компания из пяти человек с сумками и рыболовными снастями. Нина прошла мимо них как ни в чем не бывало, стараясь напустить на себя беззаботно-прогулочный вид. Сарафан, намокший в реке, неприятно облеплял ноги, но Нина даже не замечала этого неудобства. Она и сама еще не высохла после своего вынужденного купания, в босоножках хлюпала вода, но ей вовсе не было холодно на свежем, почти осеннем, ветру. Наоборот, щеки и уши горели, и этот огонь напряжения ничем нельзя было погасить.

За корпусом профилактория был небольшой парк со спортивной площадкой. На ней несколько подростков гоняли мяч. Нина уселась на самой укромной скамейке, почти скрытой навесом из плюща. Оглянувшись по сторонам, быстро вытащила телефон и сообщила Ярославу, что благополучно добралась до условленного места. Убедившись, что он в пути и спешит к ней, Нина немного успокоилась. Уже спрятав телефон, вдруг вспомнила, что не спросила Ярослава, как идут дела. Наверное, малодушноеопасение услышать отрицательный ответ помешало задать вопрос. Она инстинктивно тянула время. Вот встретится с Ярославом, тогда он все и расскажет. Скорей бы приехал! Нина посмотрела на часы. До назначенного мужем срока оставалось еще десять минут. Она знала, что эти минуты будут тянуться бесконечно…

— Девушка, может, поиграем с вами в настольный теннис?

Нина вздрогнула и подняла глаза на незнакомого парня в кепочке и пестрой футболке.

— Н-нет, я не играю, — пробормотала она сдавленным голосом.

— А вы меня как-будто испугались, — сказал парень, подсаживаясь к ней на скамейку. — Не бойтесь, я человек мирный. Вы здесь отдыхаете?

— Да…

— Я тоже. Третий день. Но вас я вижу впервые. Вы, наверное, вчера вечером приехали?

— Да…

— Вот и чудненько. А то, думал, мне и пообщаться будет не с кем. Здесь почти все пенсионеры, партархив… Вы в каком цехе работаете?

— Я… извините, мне надо идти.

Нина торопливо встала со скамейки и почти бегом направилась к корпусу профилактория. Слава Богу, непрошеный собеседник не стал ее преследовать.

Нина обошла здание и по аллее медленно приблизилась к воротам. Вот и боковая дорога, о которой говорил Ярослав. Пройдя несколько шагов и выбрав самое большое дерево, Нина спряталась за широкий ствол и стала внимательно следить за дорогой.

В какой-то момент вдруг осознала, что очень обидно и печально — вот так скрываться от людей, избегать всякого общения. Сколько еще это будет продолжаться?.. Если выиграет не Ярослав, а Хустовский — в ее жизни больше не будет ни покоя, ни радости. Неужели судьба только поманила обещанием счастья, а теперь сразу все отнимет?.. Казалось, они с Ярославом уже нашли свою дорогу, и вот вынуждены уступать ее истинным хозяевам жизни. Истинным?!.. Так, может, все вокруг уже поделено? Если так — какой смысл искать свое место на этой земле?..

Чем дольше ждала Нина, тем безрадостней становились мысли. А если, не приведи Господь, с Ярославом что-то случилось, как ей быть? Куда идти? Возвращаться на дачу нельзя. Ехать в город? Но и там ей появляться опасно. Могла ли она раньше представить, что ее родной и приветливый город станет для нее запретным и опасным?..

Не в силах больше выносить неизвестности, Нина вытащила из сумочки телефон, но номер набрать не успела: из-за поворота дороги вынырнула долгожданная «девятка».

Быстро открылась дверца, и Нина скользнула не переднее сиденье. Оказавшись, наконец, рядом с Ярославом, она глубоко вздохнула, словно сбрасывая с плеч тяжелый груз.

— Господи, как я волновалась, — прошептала Нина, вглядываясь в его усталое, осунувшееся лицо.

Она не решалась спросить его о главном. А Ярослав вдруг порывисто обнял Нину и крепко поцеловал в губы.

— Страшно подумать, что я мог опоздать! — сказал он глухим от волнения голосом.

— Рассказывай, как там дела, — чуть слышно попросила Нина.

— Хустовский уже задержан. Но его помощники, как видишь, пока на свободе. Пытаются срочно устранить свидетелей.

Ярослав оглянулся по сторонам и резко тронул машину с места.

— Кирилл знает? — через минуту спросила Нина.

— Да. Я ему сразу позвонил. Уже в пути.

— Едет сюда? Надеется их захватить?

— Не понимаю, как они пронюхали, где ты, — вместо ответа пробормотал Ярослав.

— А вот это как раз мне понятно. Оказывается, Закора — тесть Хустовского — вчера встретил Раису, разговорился с ней, пригласил на сегодня где-то посидеть в компании. Она, конечно, не отказалась. А, может, даже и проговорилась обо мне. Они все точно рассчитали. Раиса с утра уехала в город, на других дачах в будний день народу мало, так что со мной удалось бы разделаться без свидетелей.

Ярослав на мгновение прижал Нину к себе.

— И ты смогла выскользнуть из лап боевиков? — спросил он уже почти весело. — Ну, прямо героиня Голливуда!

— А как же!

Нина рассмеялась, чувствуя радостное головокружение.

— Нет, кроме шуток… — Ярослав бросил на нее серьезный и внимательный взгляд. — Я боялся, что, в случае чего… ты опять можешь потерять сознание…

— А я даже не подумала об этом, когда убегала. Не подумала! — Нина торжествующе засмеялась. — И теперь верю, что стала нормальной. Если что-то и осталось от прежнего — так это только из-за самовнушения. А стоит лишь об этом забыть, и я вполне здорова!

Она обняла Ярослава за шею и поцеловала в щеку. Он плечом прижал ее руку к лицу. Погладив колючую щетину, Нина с нежностью сказала:

— Три дня, наверное, не брился, бедненький ты мой… Не удивлюсь, если узнаю, что ты не ел и не спал.

— Ничего. Я еще свое наверстаю, — улыбнулся Ярослав. — Главное, чтобы наши жертвы были не напрасны.

Нина закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Страшные события последних дней снова прокручивались перед ее мысленным взором… Игорь погиб, и отец умер, хотя мог бы еще пожить… Сама она чудом спаслась… И Ярослав с Кириллом несколько дней ходили по лезвию ножа… Всего лишь полчаса назад ее жизнь снова была под угрозой…

По радио звучало «Болеро» Равеля. Тревожные звуки настраивали ее на ощущение опасности. Нина встряхнулась, открыла глаза, посмотрела по сторонам.

Они уже выехали на шоссе. Дорога была почти пустой. Далеко впереди маячило две-три машины, позади — ни одной. И вдруг…

Наверное, такое ощущение бывает у моряков, когда в спокойную погоду замечают на горизонте полоску надвигающейся бури или черную точку пиратского корабля. Нина тоже заметила эту зловещую черную точку далеко позади. Точка стремительно приближалась, обретая форму знакомой машины.

— Они, — сказала Нина ровным голосом, стараясь не показывать панический страх Ярославу.

— Вижу, — ответил Ярослав глухо. — Вычислили, гады.

— А, может, просто совпадение? — с надеждой в голосе предположила Нина. — К городу оттуда одна дорога.

— Все равно… Они знают мою машину. Надо дотянуть до поста ГАИ, иначе… Звони Кириллу, быстро…

Ярослав, выжимая из «девятки» все что можно, продиктовал Нине номер Шеремета.

Задыхаясь от волнения, Нина крикнула в трубку:

— Кирилл, миленький, нас настигают!.. У них оружие! Их четверо!..

— Где вы? — перебил Шеремет.

— На шоссе… Нам бы дотянуть до поста ГАИ…

— Держитесь, ребята! Мы тоже на шоссе. Едем навстречу! Жми, Торич! Мы их возьмем! Не отключайте связь!..

Две встречные иномарки шарахнулись от бешено мчавшейся «девятки». На немыслимом вираже обойдя грузовик и почти перепрыгнув через железнодорожный переезд, машина догнала и оставила позади все авто, что несколько минут назад маячили далеко впереди.

— Если бы сейчас закрыли шлагбаум! — воскликнула Нина, оглядываясь назад. — Мы бы точно от них ушли.

Но шлагбаум не закрыли. Более того, через несколько секунд «вольво» сократил расстояние вдвое.

— Черт!.. Нам больше не выжать! — крикнул Ярослав.

— Держитесь, мы уже близко! — проревел в трубке голос Шеремета.

Нина оглянулась на преследователей, и ей показалось, что из бокового окна «вольво» высунулся ствол.

— Пригнись! — Ярослав схватил Нину за голову, прижимая вниз. В следующую секунду она услышала странный звук, похожий на громкий щелчок, и с ужасом осознала, что это и есть выстрел.

— По колесам стреляют? — спросила, стараясь сохранить остатки хладнокровия.

— Не поднимайся.

Ярослав и сам низко склонил голову над рулем. Нина понимала: следующий выстрел может быть роковым. И вдруг услышала из трубки:

— Ребята, мы вас видим!

Ярослав и Нина одновременно подняли головы и посмотрели на пролетевшие мимо две милицейские машины. Оглянувшись, Нина увидела, что «вольво» стремительно повернул назад и теперь сам уходит от погони.

— Торич, возвращайся в город и жди новостей дома. Никуда не рыпайся, пока я не вернусь! Все, конец связи.

Шеремет отключился, а Ярослав тотчас сбавил скорость, потом и вовсе остановился у края дороги.

Прошло не меньше минуты, прежде чем Нина обрела дар речи.

— Неужели это наяву?.. — спросила она, все еще не веря в реальность. — Неужто так бывает? И мы победили, правда, Тор?

— На данном этапе — да, — ответил он, усмехнувшись.

— Господи, какое напряжение… — Нина потерла руками виски.

— Тебе надо расслабиться. Давай выйдем из машины.

Немного походили под деревьями у обочины дороги.

— А ты… ты жил в таком напряжении все последние дни!.. — Нина провела рукой по его щеке и подбородку. — Какой же ты сильный!

— Ты тоже сильная. Тот, кто сумел победить свою слабость, становится вдвое сильней.

— Ну что же… — Нина улыбнулась. — Выходит, я доказала свое право на жизнь?

— Разве ты кому-то должна была это доказывать?

— Да самой себе. Я раньше пряталась от жизни, а потом взяла и пошла ей навстречу. И теперь имею право на свое место под солнцем… рядом с таким человеком, как ты…

Стоя на обочине дороги, они целовались так долго и самозабвенно, что даже встречная машина посигналила им. Тут только Нина опомнилась и неторопливо отстранилась от Ярослава.

— Пора домой, — сказала она, поворачиваясь к дороге. — Шеремет велел возвращаться в город. Надо слушаться руководителя операции.

Машина мчалась по пригородному шоссе, потом по улицам окраин, и в такт движению все более приподнятым и оптимистичным становилось настроение Нины. И вдруг Ярослав произнес:

— Завтра похороны Игоря.

— Как странно… — Нина почувствовала, что ей хочется плакать. — Ты не успел познакомить нас при жизни… и все-таки я его видела.

— Если бы не ты, мы бы до сих пор искали Игоря. И не связали бы это с Хустовским.

— Потому-то я и опасная свидетельница? Какой пассаж!.. — Она горько усмехнулась. — Если бы несколько лет назад мне сказали, что Хустовский когда-нибудь попытается меня убить… Вот уж неисповедимы повороты судьбы!

— Слава Богу, теперь этот герой до тебя не доберется. Хотя, конечно, у него такие длинные руки, что нам рано успокаиваться.

— Ну, а что Ильчуки?

— Захар со своей половиной успел выехать на ПМЖ в Германию. Оказывается, у его второй жены еврейские корни, и в Германии у нее уже полно родственников. А вот с Борей не все ясно. Вчера он вдруг исчез из города. Есть опасения, что срочно отправился куда-то в загранку — у него вдруг появилась какая-то совместная фирма. Но, если удастся его найти, то будет он сидеть рядом с Олегом. У Кирилла уже имеются доказательства, что Ильчуки входили в команду Хустовского. Боря встречался с Олегом и получал от него указания по телефону. Но при этом Хустовский молчит об Ильчуках. Наверное, они нужны ему на свободе. Возможно, готовят для него почву за границей. Олег, судя по всему, рассчитывает отмазаться и махнуть подальше от дымов отечества. А поездки Ильчуков, скорее всего, давно были запланированы и тщательно готовились.

— И папины денежки им помогли… Ильчуки должны были отцу крупную сумму. Теперь нам с Катькой своего наследства не вернуть.

— Поставь на этом крест и не заикайся о том, что твой отец был тесно связан с Ильчуками.

— Не сомневаюсь, что звонок в больницу к папе устроили Ильчуки. Хотели ускорить его кончину и добились своего.

Ярослав ничего не ответил, внимательно поглядывая по сторонам. Они уже подъехали к дому, и он высматривал, не поджидают ли их здесь мордовороты. В квартиру вошли тоже с предосторожностью. Сначала Ярослав, за ним — Нина. Все было спокойно. Время приближалось к полудню и впереди был еще целый день, который надо было провести в ожидании звонка от Кирилла. Это казалось Нине тягостным. Ее недавняя эйфория прошла, уступив место тревоге и унынию. Девушка видела, что примерно такое же настроение овладело и Ярославом.

«Друг мой, все пройдет, пройдет и это» — Нина внезапно вспомнила библейскую мудрость, встряхнулась и подошла к столу. Книга по римскому праву бросилась ей в глаза.

— Зачем ты держишь эту книгу на виду? — спросила Нина, с испугом взглянув на Ярослава, который не сел по-привычке на диван, а тоже не находил себе места, меряя шагами комнату.

Ярослав остановился, виновато посмотрел на Нину, затем глаза его потеплели и он чуть улыбнулся:

— А вообще-то ты права. Растяпа я. Торопился. Такое со мной впервые. Спешил, как на пожар…

Ярослав подошел к Нине и, обняв ее за талию, раскрыл тетрадь и нашел нужную страницу:

— В чем-чем, а в уме Гаевому не откажешь. Твой отец нашел связь между предложениями, которые ему делали Ильчуки и убийством Черкашина.

— Не поняла. Кто такой Черкашин?

— Директор крупного комбината. Он проявил несговорчивость, и с ним произошел якобы несчастный случай. Хотя, конечно, знающие люди прекрасно понимали, что это убийство. Понимал и Игорь. Когда новым директором назначили Ухватова, Игорь стал отслеживать его связи. И, скорее всего, вышел на Хустовского.

— Черкашин, Ухватов, крупный комбинат… Мне даже стыдно, что я ни во что не вникала. Хотя… зачем мне все это надо было. Газеты читала бегло, по телевизору смотрела только хорошие фильмы. Короче, жила своим мирком… Это ужасно, да, Ярослав?

— Да нет, почему же. Твой, как ты говоришь, «мирок» был хорош, но нуждался в защите.

Нина вздохнула, высвободилась из объятий Ярослава:

— Теперь-то я четко поняла, что нельзя отгородиться от реальной жизни, какой бы непривлекательной она ни была.

Нина взяла Ярослава за руку, усадила на диван, села рядом.

— Расскажи мне все, что знаешь об этом деле, — нетерпеливо потребовала она. — Я не успокоюсь, пока сама во всем не разберусь.

— Погоди, Нин, давай немного передохнем.

— Ну уж нет. Я не могу ждать, да и не хочу! — В глазах Нины вновь пылал азарт недавней погони. — Есть люди, причинившие мне зло. И не мне одной, а многим. Даже тем, которые о них и не слыхали. И вот у меня появилась возможность хоть в какой-то степени рассчитаться с ними. Но для этого я должна знать, с кем имею дело.

Ярослав обнял Нину за плечи, притянул к себе:

— Я бы на твоем месте лучше…, — начал было он, но сразу же осекся — не него смотрели почти не Нинины глаза, в которых он прочел не страх и чисто женское любопытство, а, скорее, укор. — Ладно, задавай вопросы, я отвечу, — произнес Ярослав, попытавшись чмокнуть Нину в мочку уха.

Нина, чуть отстранившись, сразу же пошла в «нападение»:

— Так какая же существует связь между убийством Черкашина, предложениями дяди Захара и делами Хустовского?

Ярослав вздохнул:

— Я говорил тебе, что существуют организации, которые стремятся навязать нашим заводам невыгодные контракты. Например, продать им дорогостоящие и вредные технологии. Гаевому, как человеку авторитетному, сделали предложение официально представлять и поддерживать интересы этих организаций. Предложение сделали через Захара Ильчука. Однако Гаевой понимал, что Ильчук — исполнитель, шестерка, а истинный организатор остается в тени.

— Припоминаю, отец как-то обмолвился, что за такими, как Ильчуки, стоит некий мозговой центр.

— Вот именно. В случае провала этой аферы поплатился бы только официальный покровитель проекта — Гаевой. А «мозговой центр» по-прежнему остался бы в тени. Теперь, что касается Черкашина. Его не удалось подкупить, как других директоров, и он не заключил договор, невыгодный для его комбината.

— А другим директорам какой смысл подставлять свое собственное предприятие? — Нина заинтересованно взглянула на Ярослава.

— То-то и оно, дорогая моя Агата Кристи, что сегодня в этом деле прослеживается неопределенность: директоры еще не собственники, а государство уже не может им приказать. Да и государственных чиновников люди уровня Хустовского вполне могут купить. Так вот, Нина, эта мутная водичка, когда предприятие уже как бы не совсем государственное и еще не собственное, сверхвыгодна хищникам. Типичная картина сейчас какая? Предприятие нищает, а его руководство при этом не вылезает из загранкомандировок, заводит оффшорные компании, строит себе шикарные офисы, ну и так далее. Собственник расплатился бы за невыгодный договор из своего кармана. А наши руководители, наоборот, имеют за это… прибыль. Хустовский прекрасно понимал эту кухню, поскольку сам ее организовывал. Однако в случае с Черкашиным у него вышла осечка. Почему? Игорь предполагал, что здесь сыграла роль прежняя работа Черкашина. Он был заместителем управляющего в строительном тресте, а этот трест разрабатывал технологию для нового цеха. И она была ничуть не хуже, но гораздо дешевле импортной, которую ему стремилась навязать команда Хустовского. Возможно, Черкашину было совестно лишать работы своих прежних коллег по тресту, или боялся попасть в зависимость от махинаторов. Как бы там ни было, он от своего не отступил, при этом, скорее всего, успел узнать много лишнего. И вскоре попал в аварию…

— А Ухватов повел себя по-другому?

Ярослав загадочно улыбнулся:

— Ухватов был ставленником Олега. Он протащил его на должность с помощью Закоры. Игорь раскопал эту подковерную интригу, и подробности аварии, и еще кое-чего…

— Все было записано на пленке у Игоря? — догадалась Нина.

— Вот именно. Просто чудо, что они пленку не нашли. Видно, уж очень торопились избавиться от Игоря, считали, что все сведения он держит в голове. Понятно, на всякий случай переворошили бумаги как в редакции, так и на квартире…

Нина чуть отстранила нахальную руку Ярослава, которая все настойчивей гладила ее ноги, и спросила:

— А почему ты принимал участие в этом деле? Просто как друг Игоря?

— Не только. Этот «мозговой центр» задел и мои интересы. Я ведь тоже веду строительство. И не так давно от меня уплыл крупный заказ. Я думал, что это случайность, чей-то одноразовый расчет или обман. Оказывается, данное входило в планы нашего «организатора». Он на всех уровнях заботился об интересах своих патронов. Да и вообще… Такие, как я, для него — чужаки, которых нельзя подпускать к серьезным делам.

— Понятно… — Нина вздохнула. — Недаром он спрашивал о тебе с таким ехидством. Скорее всего был уверен в своей неуязвимости.

— Он и сейчас уверен. Его участие в экономических аферах доказать трудно. Да здесь и четкого законодательства нет. Так что обвинения будут строиться прежде всего на уголовных преступлениях: убийство Черкашина, Шеремета, покушение на тебя. Но Олег, судя по всему, рассчитывает, что мы не найдем серьезных доказательств, и дело будет закрыто.

— Но ведь мы найдем их? — с надеждой спросила Нина.

Ярослав взял ее руку в свои, внимательно посмотрел в глаза и улыбнулся, но улыбка вышла грустной.

— В этом деле, Ниночка, ты становишься… как говорят, ключевой фигурой. Ты и свидетель, и потерпевшая, а это уже кое-что. Два преступления связаны с тобой, и с твоей помощью могут быть доказаны. А в деле Черкашина нам взялись помочь работники его треста.

Нина вздохнула.

— Давай все обсудим. Хочу обойтись в этой истории без участия Лены. Не стоит ее вмешивать.

— Конечно. Тем более, что ваш рассказ об амурной слежке за Олегом будет выглядеть надуманным. Отсюда вывод: никакой подружки. Ты должна говорить, что сама шла к Олегу в гости. Зачем? Отец просил тебя возобновить это старое знакомство. Он почему-то хотел и сам поближе познакомиться с Олегом. Так вот, ты уже подходила к его дому, как из ворот вывалилась пьяная троица. Ты узнала якобы известного тебе журналиста Игоря. Спряталась за дерево, понаблюдала. Движения Игоря показались тебе неестественными, ты заподозрила неладное. «Вольво» отъехал, но ему надо было сделать круг, чтобы попасть на проспект. Ты же бросилась напрямую, через переулок, а потому оказалась у перекрестка одновременно с ними. Остановила первую попавшуюся машину, попросила ехать за «вольво» — якобы следила за своим бой-френдом. Приметы водителя и машины не запомнила. Когда «вольво» миновал людную часть города и выехал на околицу, поняла, что дальше вести наблюдение опасно, заметят. Вышла из машины, расплатилась с водителем и пошла наугад. Тебе повезло: выглянув из-за насыпанных куч на нижнюю часть улицы Крайней, увидела знакомую машину и дальше пронаблюдала, как Игоря затащили в полуразрушенный дом. А потом ты тихо ушла с опасной улицы, вернулась домой и хотела перво-наперво рассказать все отцу. Но, когда узнала, как он серьезно болен, решила его пока не волновать. И все же загадочное происшествие тебя очень интересовало, ты не утерпела и позвонила Олегу, начала его осторожно расспрашивать. Он тут же назначил тебе свидание, обещал обо всем поговорить при встрече. Ты согласилась, но не пошла, потому что с отцом случился сердечный приступ. Дальше даже придумывать ничего не надо. О нападении на тебя всем известно. Нападавших ты узнала. Это были те же амбалы, которые тащили Игоря. Почему еще в больнице не рассказала следователю о Хустовском? Да просто после удара по голове плохо соображала, не все факты могла связать воедино. Окончательно все осмыслила уже на даче у Елагина. Хотела позвонить в милицию, но тут сами подручные Хустовского прикатили, и тебе пришлось спасаться.

— Складный рассказ, — заметила Нина, внимательно выслушав Ярослава. — Складный и почти правдивый. Ну, а если мы все-таки чего-то не учли? По каким улицам они ехали, откуда я наблюдала, как тащили Игоря в подвал? Есть масса подробностей, о которых меня могут спросить адвокаты Хустовского.

— Маршрут ты могла не запомнить. А место, с которого якобы за ними наблюдала, я тебе покажу на фотографиях. Но если ты даже вдруг в чем-то запутаешься, все можно свалить на частичную потерю памяти после удара…. Кстати, приготовься еще и к тому, что Хустовский и компания будут вешать на Гаевого всех собак. Сейчас им это выгодно вдвойне: можно свалить на покойника часть своей вины и одновременно бросить тень на его дочь.

Представив, сколько интриг, опасностей и грязи ждет ее впереди, Нина сжала пальцами виски и ненадолго закрыла глаза.

Телефонный звонок прервал ее тревожные размышления. Ярослав схватил трубку и уже через пару секунд лицо его помрачнело. Пробормотав какое-то ругательство, он бросил трубку на телефонный аппарат, встал с дивана и подошел к окну. Нина видела, что он о трудом сдерживается.

— Снова анонимы, с угрозами? — догадалась она.

Ярослав повернулся от окна:

— Не первый раз, собаки. Ну, ничего, Кирилл обещал завтра поставить аппарат с определителем номера.

Через несколько мгновений Ярослав окончательно взял себя в руки и обратился к Нине вполне спокойным и даже бодрым тоном:

— Ну что, хозяйка, пообедаем чем Бог послал? А то ведь с минуты на минуту Кирилл может позвонить и пригласить нас к себе, а у меня и крохи не было во рту.

Нина ела через силу: от волнения у нее всегда пропадал аппетит. Подчеркнутое спокойствие Ярослава ей не передавалось. Она лишь спросила мужа о Кате, и он пообещал, что с Катей можно будет переговорить по телефону уже сегодня вечером.

Вскоре звонок Кирилла положил конец тревожному ожиданию.

Капитан Шеремет сообщал, что бандиты задержаны, но от всего отпираются. Утверждают, что к покушению на Нину не имели отношения, а по колесам машины стреляли для того, чтобы заставить Ярослава остановиться и поговорить с ними. Кирилл предлагал немедленно, пока не вмешались внешние силы, привезти Нину к следователю, чтобы документально зафиксировать ее показания.

— Помни обо всем, что я тебе говорил, — еще раз предупредил Нину Ярослав, когда они уже приготовились выходить.

— А следователь, который будет меня допрашивать, надежный человек? Его не подкупят? — в глазах Нины тревога возросла.

— Как когда-то подкупили Гаевого? — невесело усмехнулся Ярослав.

— Ну сколько можно об этом вспоминать?.. — в сердцах произнесла Нина.

— Ладно, не обижайся, — мирно и убедительно проговорил он. — Следователь Григоренко давно работает с Кириллом. Они, можно сказать, в одной упряжке. Так что он не подведет. Но, сама понимаешь, кроме Шеремета и Григоренко там много других сотрудников. И все они люди, со своими слабостями. Мы не можем быть уверены в каждом. Ну, пойдем. Нас ждут.

Следователь Иван Тихонович Григоренко оказался уже довольно пожилым, но бодрым и быстрым в движениях толстячком с обширной лысиной и живым умным взглядом поверх спущенных на нос очков. Нине он напоминал часовщика или ювелира из старого фильма.

Она старалась давать показания неторопливо, спокойно, чтобы не сбиться с мысли и все изложить так, как было условлено с Ярославом.

Григоренко слушал внимательно, кивал, иногда слегка улыбался. И все же Нину все время не покидало ощущение, что далеко не все ее слова следователь принимает на веру. Вопросы задавал он мягко, снисходительно, обращаясь к ней чуть ли не «деточка». Но один вопрос Ивана Тихоновича заставил Нину насторожиться:

— А почему вы сразу не позвонили в милицию, когда увидели, что произошло с Игорем?

— Знаете… — Нина вздохнула, одновременно обдумывая ответ, — знаете, я, честно говоря, испугалась: вдруг у Хустовского есть связи в милиции… ну, понимаете, сейчас о таких вещах много пишут. В общем, не хотела ничего предпринимать, не посоветовавшись с отцом или мужем. Но отец был болен, а муж — в отъезде.

— Понимаю. Вы побоялись позвонить в милицию, о которой сейчас плохо пишут, но не побоялись позвонить Хустовскому. Так?

— Я до сих пор себя ругаю за тот звонок. Мое дурацкое любопытство едва не стоило мне жизни.

Иван Тихонович, поднял голову и, как показалось Нине, с хитринкой психолога, словно изучая, взглянул на нее.

— Однако, — следователь улыбнулся краешками губ, — Олег Хустовский утверждает, что никакого звонка от вас тогда не было. А позвонили вы ему много позже, когда вышли из больницы и встретились со своим мужем. И якобы звонили Хустовскому с целью шантажа и вымогательства денег. Но он отказался платить, поскольку не совершал преступления. Тогда вы состряпали на него лживый донос.

Нина почувствовала, что у нее все похолодело внутри, и не удержалась от растерянного восклицания:

— Да Олег сам лжет от начала до конца!

— Не волнуйтесь, милая, я же не утверждаю, что он говорит правду. — «Часовщик» пристально глянул на нее поверх очков. — Но вы должна знать с чем столкнетесь по ходу пьесы.

Внезапно Нина почувствовала — не осознанно, но интуитивно, что Григоренко относится к ней с симпатией и старается косвенным образом предупредить о «подводных камнях».

Дальнейший разговор подтвердил ее предположения: Григоренко несколько раз, словно мимоходом, обронил сведения о тактике Хустовского и других подследственных.

Выйдя из кабинета, Нина не позволила себе сразу расслабиться, а постаралась разложить по полочкам своей памяти информацию, которую узнала, и которую «выдала» сама. Ярослав, ждавший у двери, почти вскочил со стула, подбежал к Нине и, взглянув на ее сосредоточенное лицо, тихо сказал:

— Не волнуйся. Слава Богу, ты уже в какой-то степени застрахована от нападений.

Нина ответила ему удивленным взглядом.

— Теперь не в их интересах тебя убирать, — пояснил Ярослав. — Твои показания уже зафиксированы. Устранять тебя после этого — значит, признавать, что ты сказала чистую правду. На такое компания Хустовского не пойдет.

Через минуту Ярослава тоже вызвали в кабинет Григоренко, чтобы он дал показания в качестве свидетеля.

Еще раз прокрутив в памяти свой разговор со следователем, Нина осталась довольна собой. Кажется, она нигде не сбилась и все сказала правильно. Теперь не мешает проработать варианты своего поведения на очных ставках. Все обвинения Олега необходимо свести на нет и сделать это убедительно, твердо. Нина вдруг поняла, что входит в азарт «борьбы», чего никогда не случалось с ней раньше, в прошлой жизни. «Прошлая жизнь», с ее уютным библиотечным мирком, уплывала прочь, становилась лишь воспоминанием.

Когда они с Ярославом возвращались домой, уже наступил вечер. Уходящий день был так полон событиями, бурными эмоциями, частой сменой настроений, что Нина даже рассмеялась, подумав об этом и сделав вывод, что сегодня она жила полной жизнью.

— Чему ты смеешься? — удивился Ярослав.

— Просто у меня опять поднялось настроение. Казалось бы, я сейчас должна чувствовать себя, как выжатый лимон, но это не так. У меня словно ниоткуда взялась энергия. И у тебя тоже? Я же вижу, как блестят твои глаза. Нам предстоит сегодня бурная ночь. Ведь хождение по лезвию ножа всегда обостряет страсть. Я права?

И вдруг, остановившись посреди тротуара, Нина поцеловала Ярослава. Он обнял ее, прижал к себе, и в ту же секунду Нина почувствовала, как напряглось его тело. Почти бегом они бросились к машине и всю дорогу ехали молча, поглядывая друг на друга блестящими, нетерпеливыми глазами. Уже в лифте они стали целоваться как сумасшедшие, а, едва войдя в квартиру, накинулись друг на друга, словно жаждущий путник на родник в пустыне.

Глава девятнадцатая

Проснувшись утром, Нина несколько минут лежала с закрытыми глазами, снова мысленно переживая подробности прошедшей ночи.

Любовь Ярослава каждый раз открывала ей что-то новое и в нем, и в самой себе.

Раньше Нина полагалась на его опыт, чувствуя себя теоретиком и учеником мастера. Теперь же сама становилась изобретательной и страстной жрицей любви.

Безумная ночь прошла, и Нина с трудом возвращалась в реальность из заоблачного мира осуществленных желаний. Ее переполняла нежность и, вместе с тем, печаль. Ей хотелось верить, что впереди будет много дней и ночей любви, но она знала на собственном опыте, как изменчива судьба, как хрупка человеческая жизнь…

Сейчас, в утреннем свете, Нина думала и о последствиях прошедшей ночи. Ей хотелось, чтобы частица этого прекрасного безумия осталась в ней, в ее теле. Она была почти уверена, что в такую ночь должна зародиться новая жизнь.

— О чем ты думаешь? — голос Ярослава прозвучал у самого уха, и тут же его губы нетерпеливо заскользили по ее плечам, груди.

— О том, что жизнь продолжается, — сказала Нина, отвечая ему такими же поцелуями. — И наша любовь… она должна подарить нам новую жизнь. Понимаешь?

— Ты говоришь о ребенке? — Ярослав оперся на локоть и посмотрел Нине в глаза… — Ты думаешь, что…

— Да. Я верю, что он начал зарождаться. Именно сейчас у меня самые благоприятные дни для зачатия. И эта ночь… кажется, я вся раскрылась тебе навстречу.

— Да, любимая, я это почувствовал. Впервые твое тело так отвечало на мою любовь. Я счастлив, что пробудил в тебе женщину. Это сводит меня с ума, а иногда… чуточку пугает. Как бы мне не пожалеть, что я сам развратил тебя.

Последние слова Ярослав пробормотал сквозь зубы, откинувшись на спину и прикрыв глаза.

— Ты меня не развратил, а… раскрепостил, — возразила Нина, склонившись над ним и трогая губами его лицо.

И вдруг Ярослав вскочил, прижал Нину к себе и посмотрел ей в глаза обжигающим взглядом.

— Если ты когда-нибудь мне изменишь… Если я узнаю, что ты с кем-то так, как со мной…

Его голос звучал глухо и хрипло, и Нина даже обрадовалась, почувствовав неподдельную искренность порыва Ярослава.

— Только не смейся надо мной. Для меня это слишком серьезно.

— И для меня это не шутки. Уж поверь! Если я когда-нибудь узнаю, что ты, Ярослав, с кем-то… о-о, тебе тоже мало не покажется!

— За меня можешь быть спокойна. Я всего в жизни повидал и перепробовал, а потому все о себе знаю. И я уж точно уверен, что кроме тебя мне никто в мире не нужен. А вот ты… ты еще, может быть, и себя-то толком не знаешь.

— Боишься, что, став опытной женщиной, я захочу еще кого-то кроме тебя? — в фиалковых глазах Нины мерцали таинственные, лукавые искорки.

— Говорят, такое случается с женщинами.

— Говорят!.. Это говорят те мужики, которые сами не умеют любить. И женщины от них уходят не в поисках приключений, а потому, что им не хватает любви. Но тебе опасаться нечего… если, конечно, сам не изменишься.

— Охотно верю твоим словам, потому что мне хочется верить, — вздохнул Ярослав, с нежностью взяв ее лицо в свои ладони.

Потом, когда они встали, Нина вспомнила о похоронах Игоря и загрустила.

Ей хотелось думать о счастье, о будущей жизни, но реальность не оставляла места сладким грезам. Воспоминание об Игоре не позволяло расслабиться и уйти от борьбы.

Сегодня на похоронах она, наверное, увидит Таню. Эта женщина так много потеряла в жизни… Надежда на будущее материнство заставляла Нину особенно остро чувствовать горе той, пока еще незнакомой Татьяны, которую ей так хотелось поддержать.

На похоронах Игоря было много журналистов. Одни пришли как его друзья и коллеги, но для большинства, это была работа — каждый готовил для своей газеты или телепередачи репортаж о нашумевшем в городе событии. Немало было и милиции. Но Нина не замечала ни вездесущих камер и микрофонов, ни милицейских форм, ни официальных представителей. Ее взгляд все время устремлялся к толпе ближайших родственников, окруживших гроб. Среди них она сразу же заметила тоненькую фигуру в строгом черном платье и косынке из черных кружев. В толпе она стояла одна: никто не брал ее под руку, не обнимал за талию, не говорил утешительных слов. Даже в самой осанке женщины, в своеобразном наклоне головы, в стиснутых руках было столько одиночества и потерянности, что Нина сразу же поняла: это она, Таня.

Дернув Ярослава за руку, Нина шепотом спросила:

— Татьяна там?

— Да, она стоит немного в стороне.

— Ты правильно о ней сказал когда-то: «Хрупкая, как Офелия». Я ее сразу же узнала. Давай к ней подойдем.

Татьяна слегка вздрогнула, когда Нина коснулась ее руки, и подняла огромные голубые глаза, в которых, не проливаясь, застыли слезы. Она кивнула Ярославу, узнав его, а на Нину посмотрела с молчаливым вопросом.

— Танечка, это Нина, моя жена, — пояснил Ярослав. — Игорь был одним из лучших моих друзей, и Нина его тоже немного знала. Она даже будет выступать в суде свидетелем. Короче, будь уверена, убийц разоблачат.

Таня кивнула, прикусила губу и вдруг произнесла:

— Я дура и слабачка. Если бы я не ушла от него, такого бы не случилось…

— Перестань себя казнить. При чем здесь ты? — Ярослав слегка обнял ее за плечи. — Если что, можешь на нас рассчитывать. Мы все твои друзья — я, Костя. Нина… Женя с Севой, хотя они и далеко… Женя сегодня должен прилететь, а Сева к сожалению, в рейсе. А вот и Женя появился…

Ярослав отошел к другу. Нина, увидев пробиравшегося сквозь толпу Женю, кивнула ему издали, но осталась стоять рядом с Таней. Ей хотелось о многом рассказать любимой женщине Игоря, да было не время и не место.

Вокруг толпились люди, Нина слышала обрывки разговоров, ловила на себе любопытные взгляды. Какой-то назойливый фотокорреспондент лез в толпу родственников с фотоаппаратом и его ручища с татуировкой мелькала у Нины перед глазами.

Нина обняла Таню за талию, чтобы их не оттеснили друг от друга, и тихо спросила ее:

— Ты помнишь мой звонок, Таня?

Женщина кивнула головой и через непродолжительное время произнесла:

— Ты обещала что-то рассказать об Игоре.

— Да. Ярослав против, но я считаю, что ты должна знать об этом.

— Почему против?

— Просто из осторожности. Давай где-нибудь встретимся, поговорим.

— Можно у меня, — тихо произнесла Таня. — Я в квартире одна мама сейчас у бабушки в деревне. Если можешь, приходи завтра в любое время. Я целый день буду дома. У меня отпуск.

— Хорошо. Куда идти?

Татьяна назвала адрес. Он был простым, и Нина легко его запомнила. Обняв Таню и еще раз сказав ей что-то утешительное, Нина вернулась к Ярославу. Он, занятый разговором с Женей и Костей, не обратил внимания на Нинин диалог с Татьяной и вряд ли заподозрил, что они уже договорились о встрече.

На этот раз Женя остановился у Кости, а потому вечером, после похорон, Нина и Ярослав остались одни. Несколько раз она порывалась рассказать ему о предстоящей встрече с Татьяной, но не решалась. Понимала, что Ярослав может помешать.

Потом, хотя было уже очень поздно, явились Катя с Вадимом. Нина не успела опомниться, как упреки и сетования Кати посыпались словно горох, перемежаясь то смехом, то слезами. Конечно, Ярослав сообщил Кате ту официальную версию, которая была представлена следствию, и теперь младшая сестра не переставала удивляться:

— Ну, ты и конспиратор, сестрица! Даже мне не сказала, что была детективом! Это же надо — выслеживать убийц, мчаться за ними по всему городу, прятаться в развалинах! А потом, а потом… плыть через реку, спасаться бегством… нет, ну прямо триллер! Вот только обо мне не подумала, дорогуша! Может, я все глаза выплакала, не зная что и как. А вы с Ярославом… нет, ну просто бессовестные люди!

— Но я же говорил тебе, что с Ниной все в порядке, — остановил ее Ярослав.

— Да, но ничего не объяснил! Не сказал, где она, с кем.

— Разве такой болтливой особе можно доверить государственную тайну? — Нина постаралась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и усталой.

Нина действительно чувствовала огромную душевную усталость, и ей стоило немалых усилий отражать всплески Катиных эмоций. Впрочем, постепенно сестра успокоилась и заговорила почти деловитым тоном. Она рассказала, как они с Вадимом обживаются в папиной квартире, которая кажется просто роскошной после двухмесячных мытарств по чужим углам. Вот только раньше, пока жив был отец, Катя и не предполагала, что за их квартиру приходится так много платить. А менять ее на меньшую не хочется — все-таки семья у них молодая, со временем может увеличиться. Конечно, папа оставил кое-какие деньги, но ведь это неразумно — потратить их на текущую жизнь и остаться без всяких сбережений. Нет, гораздо правильнее будет увеличить свой ежемесячный доход, а не тратить запасы. А какой там доход у Вадима на предприятии, которое вот-вот закроется? Сами понимаете. Нина поняла, что Катя клонит все к тому же, чего не успела завершить раньше — устроить Вадима в фирму Ярослава. Она вздохнула и опустила голову на руки. Ярослав понял состояние жены и сказал гостям:

— Знаете что, ребятки, у нас сегодня был трудный день, Нина совсем без сил. А насчет работы для Вадима я подумаю. Пусть приходит ко мне на фирму завтра. Надо познакомить его со всеми участками и решить, где он сможет себя применить. Договорились?

Уже в первом часу ночи словоохотливые гости, наконец, отправились к себе. Нина и Ярослав остались одни, но эта ночь была совсем не похожа на предыдущую. Тяжелое предчувствие лишало Нину сил и энергии, сон ее был беспокойным, непрочным. Один раз ей привиделась одинокая хрупкая фигурка в черном, а потом из тумана выплыло лицо Игоря, каким она видела его на фотографиях. Только лицо было живое, а в темных глазах застыло предостережение…

Утром Нина чувствовала себя усталой, неотдохнувшей, но усилием воли поборола это состояние. Холодный душ и чашка крепкого кофе помогли ей взбодриться, и она почти весело принялась расспрашивать Ярослава о его планах на ближайшие дни.

— Кирилл и Григоренко завтра едут в Харьков по делу Чаркашина. Я остаюсь на месте, занимаюсь своей работой. Но ни я, ни Костя, ни Женя не успокоимся, пока не доведем все до конца. Кстати, Женька нащупал московские связи Олега. Еще есть сведения из Одессы. Там в последнее время крутился Борис Ильчук. Случайность или ошибка? Ведь официально он туда не ездил. Еще неясное дело с Закорой. Подозрительно притих. Значит, у него есть какая-то задумка, какой-то план.

— Что же удивительного? Столько лет контролировал КГБ или МВД… точно не знаю, но свои люди у него, конечно, везде остались.

— Да… Но все же он не смог прикрыть дело официальным путем. Вполне возможно, будет действовать в обход закона. Когда и каким образом — не знаю, но что-то обязательно предпримет. Он в команде Олега всегда выполнял роль подстраховщика.

— А, может, Закора решил откреститься от Олега? В конце концов, его дочку-то никто не обвиняет. Она ведь за мужа не в ответе.

— Оно-то так, но дочкин муж сколотил такое состояние, что Закоры от него не откажутся, И потом, говорят, что мадам Грицацуева страшно влюблена в своего красавца и во всем ему помогает.

— Мадам Грицацуева? — засмеялась Нина. — Это кто же ее так прозвал? И за что?

— Мое собственное изобретение. А за что? Комплекция у нее такая. Да и говорит с придыханием. В общем, «знойная женщина, мечта поэта».

— Где ты с ней познакомился?

— Собственно, никто нас не знакомил. Просто позавчера мы сидели в коридоре перед кабинетом Кирилла. Она была с каким-то приятелем, и я слышал их разговор.

— Очень интересно. И о чем?

— Болтали о пустяках. Для отвода глаз. Ты ведь знаешь: у таких людей все важные вещи делаются и говорятся за кулисами.

Зазвонил телефон. Ярослав взял трубку, и через несколько секунд по его выражению лица, Нина поняла, что это снова были анонимные угрозы.

— Они что, всерьёз думают нас испугать? — спросила она бодрым голосом.

— Скорее, это игра на нервах, — хмуро ответил Ярослав. — Ну, ничего, сегодня вечером уже будет определитель номера. Да, кстати… Ты во сколько уходишь с работы?

— Точно не знаю, — уклончиво ответила Нина, думая о предстоящей поездке к Татьяне.

— Перед уходом обязательно ко мне позвони. Я вышлю машину или приеду сам. Для перестраховки. Не стоит ходить одной.

— Ты думаешь, Ярослав, что меня снова?.. Нет, теперь, когда я дала показания, думаю, они не станут рисковать. И потом, кто этим займется, если главный дирижер — в следственном изоляторе?

— И все-таки осторожность не помешает.

— Может быть, приставишь ко мне охрану? — усмехнулась Нина.

— Может быть, — без улыбки ответил Ярослав.

Нина подумала, что, пожалуй, Ярослав так и сделает, а сегодня ей это было совсем ни к чему. Она решила, что уйдет из библиотеки пораньше и незаметно.

Часа за три до конца рабочего дня Нина вышла через служебную дверь здания, быстро пересекла двор. Вскоре оказалась на противоположной улице, села в автобус.

Таня жила в левобережной части города и добираться до нее было довольно далеко, но запас времени у Нины имелся, и она не опасалась попасть в цейтнот. Посматривая из окна автобуса на улицы города, Нина незаметно наблюдала за пассажирами. Нигде не было ничего необычного или настораживающего, и она постепенно успокоилась.

Нина знала, что если сейчас откажется от своих намерений и не поедет к Татьяне, то потом будет мучиться от сознания неисполненного долга. Действуя нелогично, неправильно и вопреки указаниям Ярослава и Кирилла, она была уверена в какой-то высшей правоте, руководящей ее поступками.

Немного поплутав по незнакомому району, Нина вскоре нашла нужный номер дома, поднялась на пятый этаж. После звонка дверь открылась почти сразу. Но, к удивления Нины, на пороге стояла не Татьяна, а другая женщина. «Кто это? — мысленно прикинула Нина. — Для мамы, пожалуй, слишком молода. Возможно, старшая сестра».

Женщина былаполной крашеной блондинкой с лукавым прищуром слегка раскосых зеленовато-серых глаз.

— Вы к кому? — спросила она приветливо.

— Я, наверное, ошиблась… — пробормотала несколько растерянно Нина. — Простите, Таня здесь живет?

— Таня? Конечно. Она сейчас в ванной. Входите, — женщина сделала приглашающий жест рукой и отступила в сторону, пропуская Нину.

Нина была разочарована, что разговора наедине не получится, и, взглянув на женщину, машинально спросила:

— А вы?..

— Я ее родственница, забежала на минутку, скоро уйду, — пояснила приветливая незнакомка.

Нина вошла, хотела сбросить туфли, но полная блондинка слегка подтолкнула ее вперед:

— Не надо, проходите в комнату.

Нина услышала, как за ее спиной захлопнулась дверь — на замок, на защелку, а потом еще звякнула и цепочка. Легкая тень набежала из глубины сознания, но Нина не оглянулась назад, а решительно вошла в комнату. С дивана навстречу ей поднялись два парня. Невысокие, но крепкие, с неподвижными лицами.

— Можете пока выйти, мальчики, — услышала она позади себя мужской голос.

Вздрогнув, Нина оглянулась.

Мужчина, стоявший за ее плечом, выглядел, в отличие от парней, весьма интеллигентным, вот только в лице его было что-то неприятно-птичье: острый нос клювом, тонкие губы, цепкий взгляд узко посаженных глаз.

Теперь уже Нина почувствовала страх не инстинктивно, а вполне осознанно. Как в тумане увидела она выходящих из комнаты «мальчиков». Незнакомец с птичьим лицом взял ее под руку и подвел к дивану. Нина оглянулась на дверь. В комнату вплыла, покачивая своими пышными формами, эта странная Танина «родственница».

— Где же Таня? — спросила Нина дрогнувшим голосом. — Что-то долго она умывается.

— Она еще долго будет в отключке, — махнула рукой незнакомка. — Поговори пока со мной. Знаешь, кто я?

И вдруг Нину словно током ударило. «Толстая, крашеная, говорит с придыханием»… Когда-то она слышала это описание от Лены, да и сегодня примерно то же повторил Ярослав. Ну, конечно!.. «Вляпалась я, как идиотка. Совсем осторожность потеряла», — мысленно обругала себя Нина. А ведь и правда. — она прогнала страх, преодолела все свои комплексы. Но радость от сознания собственной полноценности сделала ее по-глупому неосторожной.

С тоской вспомнила Нина предупреждения Ярослава. Стараясь не показать своей растерянности, уверенным тоном произнесла:

— Догадываюсь, мадам Закора-Хустовская. Кстати, как вас по имени-отчеству?

— Ираида Егоровна, — ответила «мадам» звучным надменным голосом, слегка прищурив в насмешке свои ярко подведенные глаза.

— Ираида? Хорошая кличка для бандурши. — Нина рассмеялась коротким нервным смехом. — Сразу видно, чья вы жена и дочь. Наверное, криминальные методы — это ваша семейная традиция, да?

— А тебя надо учить обращению с уважаемыми людьми, — сказала Ираида, пронизывая собеседницу холодным, жестким взглядом. — Жаль, что завтра ты должна прилично выглядеть, а то бы не поздоровилось сейчас твоему личику. Все же не советую тебе оскорблять меня и мою семью. Лучше поговорим спокойно, серьезно. Будешь выпендриваться, достанется лишнее тебе и твоей подружке.

— Ну, если ко мне обращаются на «ты», то и я не буду «выкать». — Нина говорила ровным голосом, стараясь подавить нервную дрожь. — Ты заманила меня в ловушку, Ираида? И на что ты надеешься? Думаешь, все пройдет шито-крыто, никто ни о чем не узнает? Но ты-то ведь не в прериях Техаса и не на фазенде плантатора, а всего-навсего в квартире крупнопанельного дома, с довольно тонкими стенами, с окнами нараспашку и лоджиями…

Растягивая последние слова, Нина мысленно измерила расстояние от дивана до лоджии, дверь которой была не закрыта. Очевидно, кто-то выходит туда курить. Шанс невелик, но все же…

Нина вскочила и в одно мгновение оказалась у незакрытой двери. Она уже высунула голову наружу и успела крикнуть: «Помог…», — но тут две пары крепких рук схватили ее сзади и оттащили обратно в комнату. Один из парней зажал ей рот ладонью, и Нина, стараясь оттолкнуть его руку от своего лица, заметила у него на запястье татуировку. Обостренная память и интуиция тут же подсказали ей, что это тот самый «корреспондент», который вчера на кладбище отирался возле нее и Татьяны.

Да, он был специально прислан для слежки и сумел подслушать разговор. Правильно утверждал Ярослав, что ни Закора, ни «мадам Грицацуева» не успокоятся. Не получилось законными методами — прибегнут к криминалу, но своего добьются.

Мысли лихорадочно завертелись в голове у Нины, путаясь и перебивая друг друга.

Итак, ей устроили засаду. Знали, что она придет сюда без ведома Ярослава, а Таня будет дома одна.

Нина мысленно обругала себя дурой и простофилей. Небось, они следили за ней всю дорогу, а она-то ехала по городу и ничего не замечала. Теперь пора соображать, как выбраться из ловушки. А что, если ее не собираются выпускать отсюда живой? Неужели вот так глупо, не добившись справедливости, она исчезнет, а вместе с ней — ее надежды на будущее, любовь, мечты о ребенке?..

Бешеная жажда жизни охватила Нину.

Она рванулась, пытаясь закричать, но ручища с татуировкой снова зажала ей рот.

— Не вздумай орать, — резко приказала «мадам». — Убивать мы тебя не собираемся, ты нам нужна живая и даже пока не избитая. Но, если не будешь нас слушаться, отыграемся на твоей подружке. — Ираида кивнула в сторону спальни. — Будь спокойна, мало не покажется!

Тут Нина сообразила, что речь идет о Тане. Печальные глаза Игоря снова промелькнули в ее сознании. Нет, она не простит себя, если из-за нее и Таня попадет в беду. Нина думала уже не о себе. С удвоенной энергией она начала вырываться из рук крепышей и сумела, наконец, ослабить хватку и прокричать:

— Где Таня? Что с ней?

— Успокойся, жива твоя Таня. Спит. Можешь посмотреть, если не веришь. Отпустите ее, ребята, — приказала Ираида, обратившись к крепышам.

Как только Нина почувствовала свободу, сразу метнулась в спальню и на кровати увидела Таню, лежащую в одежде поверх смятого покрывала. Рука ее безвольно свешивалась вниз, голова была странно запрокинута, глаза полузакрыты. В первую секунду Нине показалось, что Таня мертва, но тут девушка слегка пошевелилась и глухо застонала.

— Вы ее накололи?! — вскричала Нина. — Ей плохо, она может умереть! — Сразу же открыла сумочку, словно могла найти в ней какое-нибудь лекарство или противоядие. Но, к ее изумлению, в ту же секунду человек с птичьим лицом выхватил сумочку, а Ираида прикрикнула:

— Только давай без фокусов! У тебя там что, «черемуха»? Небось, Шеремет снабдил?

— У меня там автомат с пулеметом. — Нина постаралась, чтобы голос ее прозвучал саркастически.

— Есть там что, Ульян? — спросила Ираида, подойдя к Нине и похлопав ее по бокам, словно обыскивая.

Человек с птичьим лицом, названный Ульяном, порылся в сумочке и небрежно бросил ее на кресло:

— Ничего, всякая чепуха.

— Убедилась, что Татьяна жива, теперь пойдем, — Ираида тут же подтолкнула Нину к двери и увела ее из спальни в комнату.

— Чем вы накололи Таню? — продолжала допытываться Нина.

— А кто сказал, что мы ее кололи? — Ираида прищурила глаза. — Это ты так думаешь. А у нас с Ульяном иная версия. Садись, поговорим. — Она кивнула Нине на диван, сама уселась в кресло напротив. — Так вот, эта особа давно уже балуется наркотиками. Возможно, она сама их и не употребляет, но продает помаленьку. Она, ведь, кажется, в аптеке работает? Эти ребята, — Ираида повела головой в сторону крепышей, — покупали у нее. В последний раз Татьяна их здорово надула, и они решили ей втолковать, что и к чему. Накачали ее наркотиками и хотели изнасиловать. Слава Богу, мы с Ульяном помешали. Кстати, Ульян — врач-венеролог, а эти ребята — его давние пациенты.

— И чего вы добиваетесь, обливая грязью Татьяну? — нетерпеливо спросила Нина, стараясь держать себя в руках. — Все равно я не поверю ни одному вашему слову.

— Это твое дело. Но те, кому надо, поверят. Наша легенда про Таню ничуть не хуже той, которую ты рассказала об Олеге.

— Я говорила правду. Твой Олег — преступник!

Ираида ухмыльнулась:

— Ты говорила правду? Ту правду, которой тебя снабдили Шеремет и Торич? А чего ты там еще не договорила? Зачем собралась встретиться с Таней? Что ей хотела рассказать об Игоре?

— Просто я хотела чисто по-женски ее утешить, вот и все. Зря вы меня тут допрашиваете. Никаких сведений у меня нет. Только то, что я уже сказала в угрозыске.

— Успокойся, я ничего у тебя не пытаюсь выудить. Все равно ты — та птица, которая поет с чужого голоса. Нам ты нужна для другой цели. Так вот, слушай меня внимательно. — Ираида махнула рукой крепышам, и они вышли за дверь, а Ульян — на лоджию. — Слушай и запоминай. Завтра с утра поедешь в то самое здание, где была позавчера, войдешь в кабинет, который мы тебе укажем, и сделаешь заявление, что все твои предыдущие показания — ложь. И солгала по указке Кирилла Шеремета и своего так называемого мужа Ярослава Торича. Они заставили тебя оговорить Олега, потому что он им мешал. Ярославу не давал развить бурную деятельность, а Шеремету не отстегивал взяток. Впрочем, ты не знаешь подробностей, за что и почему они имели зуб на Олега. Эту мысль Олег сам разовьет в будущем. Твое же дело — сообщить, что путем шантажа и запугивания Шеремет и Торич заставили тебя рассказать то, чего ты не видела и о чем, естественно, даже понятия не имеешь. Ты испугалась, так как по собственному опыту знала, что Ярослав — мастер шантажа.

— Что?..

— Не притворяйся, девочка. Мы разведали, почему Торич вошел в вашу семью. Ведь Гаевой когда-то засудил его отца. Разве нет? Да и вообще, у твоего покойного отчима на совести было немало подобных делишек. Вот Ярослав этим и воспользовался, чтобы заставить его плясать под свою дудку. Разве не так?

Нину покоробил этот пренебрежительный тон. Что же, они изрядно покопались в прошлом ее семьи и теперь все факты трактуют к своей выгоде. Ираида не преминула назвать Василия Федоровича «отчимом».

Заметив, как Нина поморщилась и передернула плечами, собеседница продолжала тем же язвительным тоном:

— И еще расскажешь, что на тебя напали случайные подонки, которых ты видела впервые. А после удара по голове у тебя появились провалы в памяти. Вот Кирилл с Ярославом и внушили тебе, что нападение организовал Олег. И все остальное тоже они наплели. Итак, с одной стороны — угрозы, а с другой — внушаемость после травмы. Ты и поддалась, поехала с ними и оговорила Олега. Но теперь опомнилась и берешь свои слова обратно. При этом обвиняешь людей, заставивших тебя дать ложные показания. Тебе ясно?

— Кинокомедия да и только, — через силу усмехнулась Нина. — Ты что же, всерьез рассчитываешь заставить меня это сделать? По законам жанра мне остается ответить: «щас, разбежалась».

— А ты что, девочка, думаешь отшутиться, отделаться легким испугом? Мы зря бы не стали рисковать. Слишком большие ставки. Наша с тобой встреча была заранее обдумана. И у нас, к твоему сведению, существует немало способов заставить тебя сделать то, что требуется.

— Догадываюсь. Будете меня бить, пытать? Как раз достойные методы для такой элитной дамы, как Ираида Хустовская. — Нина окинула, собеседницу с ног до головы взглядом, в который постаралась вложить все свое презрение.

Ираида хмыкнула:

— Не ерничай, дуреха. Я знаю, что такие блаженные идеалистки, как ты, готовы жертвовать собой, но зато никогда не позволят, чтобы из-за них пострадали другие. А потому Татьяна останется нашей заложницей до тех пор, пока ты не дашь нужные показания. Ты ведь не хочешь, чтобы вдова невинно убиенного Игоря была зверски изнасилована этими недолеченными сифилитиками? — Она кивнула на дверь, за которой стояли крепыши.

— Какая подлость! До чего ты мне противна, Ираида! — вырвалось у Нины. — И ты еще посмеиваешься? «Невинно убиенного Игоря»!.. Да, он и вправду невинно убиенный! И это абсолютно не смешно!

— Мало ли кто мог его убить? Этот писака везде совал свой нос, воображал себя великим журналистом, и многие его не любили. Почему же все валить на Олега?

Нина с возмущением взглянула на продолжавшую «давить» мадам, затем помедлила и сказала:

— Ты хочешь, чтобы я отказалась от своих слов? Но как же быть с фактами? Если бы я ничего не видела, то откуда бы знала, где спрятано тело Игоря? А та плёнка, которую нашли у него в кармане? Ведь в ней он обличает именно Хустовского. Допустим, ради Татьяны я откажусь от своих показаний. Но что это изменит, если факты говорят сами за себя?

Ираида встала, решительно подошла к Нине, но затем, скорее всего передумав, потерла рука об руку, вернулась назад, снова плюхнулась в кресло и заявила:

— Нет свидетелей — нет фактов. Ты ничего не видела, а только повторила то, что тебе сказали. Кто-то подставил тебя в роли свидетеля. И он же организовал, чтобы Игорь оказался в нужном месте, а пленка — у него в кармане.

Нина вздохнула. Затем спросила:

— И ты всерьез думаешь, что поверят этому бреду? Игорь приходился Кириллу двоюродным братом, а Ярославу — лучшим другом. И ты хочешь, чтобы я намекнула, будто они его убили?

— Да нет. Убить Игоря мог некто другой. Они же воспользовались этим случаем, чтобы все свалить на Олега. И вообще, не твоя забота — поверят или нет. Ты сделаешь заявление. Остальное — наше дело.

Нина вспомнила лицо Григоренко, его умный, внимательный взгляд поверх очков. Если она будет говорить ему то, что велит Ираида — Иван Тихонович сразу поймет: дело нечисто, а Нина действует по принуждению. И девушка решила: будет говорить, а глазами показывать ему, что кто-то стоит у нее за спиной, держит на веревочке. Григоренко догадается и что-нибудь предпримет. Может, даже лучше пойти к нему немедленно, чтобы они не успели куда-то вывезти Таню?

— Я согласна, — не колеблясь, сказала Нина, но в то же время тяжело вздохнула. Для виду. Чтобы подумали, что решение ей далось не с бухты-барахты. — Только поклянитесь, что ничего не сделаете с Татьяной.

— Бог мой, да зачем она нам нужна? — Ираида небрежно взмахнула рукой. — Сделай дело, и Татьяна останется невредимой.

— Тогда, поехали прямо сейчас, пока я не передумала, — решительно заявила Нина.

— По-моему, рабочий день уже окончился.

— Ничего, они там долго сидят.

Глаза Ираиды стали жесткими, злыми, губы искривились в саркастической улыбке.

— Зачем спешить, деточка? — проговорила она, намеренно растягивая слова. — Или ты в самом деле считаешь себя умнее меня? Захотела с кондачка решить все проблемы? Да нет уж. Свое заявление ты сделаешь завтра. Поняла?

Нина все поняла. Она вспомнила, как Ярослав говорил, что завтра с утра Шеремет и Григоренко уезжают в Харьков по делу Черкашина. Значит, разговор с ней уже будет вести не Иван Тихонович, а кто-то из другой команды.

Уж тут Закора наверняка все предусмотрел.

— И чем дело закончится? — спросила Нина после короткой паузы. — Вы отпустите меня и Таню, когда я сделаю это заявление?

— Отпустим, но не сразу.

— Так я и думала.

— А чего же ты хотела? Мы должны быть уверены, что ты нас не выдашь пока не закончится следствие.

— Вы будете держать меня и Таню в подвале?

— Зачем же так мрачно? Поживете в приятном месте… скажем, на берегу моря.

— А как я объясню свое отсутствие в городе? Меня будут искать…

— Заявишь в письменной форме, что уезжаешь к друзьям, потому как желаешь оградить себя от нападок своего так называемого мужа и его сообщников.

— А потом вы меня убьете?

— Да пойми же ты, дуреха, что нам невыгодно тебя убивать.

— Пока — да. Но, когда завтра я откажусь от своих показаний против Олега, я вам уже буду не нужна. Наоборот, стану опасна. И вы постараетесь навсегда заткнуть мне рот. Да еще подстроите так, что подозрение в убийстве упадет на Ярослава.

— Чего ради нам тебя убивать? Поживешь вдалеке, пока не закроют дело. А потом можешь возвращаться домой или куда душе угодно. Мы с Олегом к тому времени будем далеко.

— А Таня? — с интересом спросила Нина. — Она все это время будет со мной?

— Конечно. Ее отсутствие тоже никого не удивит… по крайней мере, первое время. Мы ее, прежде чем уколоть, заставили написать записку матери, будто уезжает по горящей путевке. А на работе у нее оформлен отпуск. Как видишь, мы все предусмотрели.

— Действительно… Пора бы мне до конца понять, с кем имею дело.

— Да, детка, пора.

— И все-таки одного я понять не могу. Почему ты, Ираида, так вертишься, так рискуешь, связываешься с уголовниками? Неужели твой супруг этого стоит? Или он успел переправить в зарубежные банки столько денег, что для вас теперь, как говорится, ставка больше, чем жизнь? Но эти деньги тебе не помогут, если сама окажешься в тюрьме. То, что ты сейчас делаешь со мной, с Татьяной, грозит порядочным сроком. И ты это знаешь. Я бы на твоем месте не стала подобным образом рисковать.

— Оказалась бы на моем месте… — Ираида вдруг захохотала заливистым смехом. — Да, ты хотела бы быть на моем месте! И ты, и твоя подружка Ленка, и многие другие бабы! Но Олег выбрал меня! И я буду за него бороться всегда и со всеми! И рисковать буду. Ради него. А ты бы не рисковала?

Нина почти с изумлением уставилась на собеседницу.

Ираида вытянулась во весь свой немалый рост, расправила свои внушительные телеса, но в эту минуту она не казалась толстой и громоздкой, а, скорее, величественной.

Нина только сейчас обратила внимание, что черты лица Ираиды по-своему привлекательны, а ее низкий, грудной голос с придыханием, может звучать волнующе и призывно. Нина впервые подумала о том, что, возможно, не только высокие связи и богатство привлекли Олега в Ираиде. Да, она не похожа на изящную фотомодель, но, кто знает, может быть Олег, притворяющийся весьма современным, в душе ценит красоту кустодиевских купчих. Почему бы и нет? Ведь, например, такой утонченный эстет, как Александр Блок, любил же полнотелую Любовь Дмитриевну. Сейчас Нина уже не смотрела на жену Хустовского, как на смешную мадам Грицацуеву. Нет, Ираида скорее напоминала ей леди Макбет, всегда готовую вдохновлять и выручать своего преступного лорда.

— Так ты любишь Олега! — воскликнула Нина, изумленная этим открытием. — Любишь, несмотря на то, что он подлец и преступник! И при этом считаешь, что и все остальные от него без ума. По-моему, такого человека можно только презирать.

— Ну? — Ираида подбоченилась одной рукой, а другой оперлась на спинку стула. — Не потому ли ты его начала презирать, что Олег в свое время тебя бросил?

— Это он тебе так говорит? — усмехнулась Нина. — Выдает желаемое за действительное. На самом деле я его бросила. И никогда ни на минуту об этом не пожалела.

— Говорить можно все, что угодно. Но я-то знаю, почему вы расстались. Ты связалась с какими-то подонками, которые могли тебя наградить любой заразой. Потому и избегала ложиться с Олегом в постель. Но он и так обо всем догадался и бортанул тебя.

— Чушь! И этими грязными выдумками ты тешишь свое самолюбие?

— Это не выдумки. Я знаю, что примерно в то время, когда Олег тебя бросил, ты проверялась у венеролога. Значит, понимала, что твои дружки могут тебя чем-то «нагрузить». Или, скажешь, ты невинной девочкой была? Так невинные девочки к венерологам не ходят.

Нина посмотрела на дверь лоджии, за стеклом которой мелькал птичий профиль Ульяна.

— Ты мыслишь в верном направлении, — насмешливо заметила Ираида. — Ульян там работал и заметил тебя, даже запомнил твое смазливое личико. А ты, наверное, ходила там, пряча глазки, и потому никого не замечала. Ну, а мы с Ульяном давние знакомые, когда-то были соседями. Однажды я ему тебя показала — вот, говорю, дочка Гаевого, она же — бывшая пассия Олега. А Ульян и говорит: «Ба, знакомые все лица!» Так я и узнала о тебе такую пикантную подробность.

Выводы Ираиды были настолько нелепы и пристрастны, что Нина внезапно почувствовала, как возмущение сменяется в ней полной апатией. Она поняла, насколько бесполезно доказывать предубежденной собеседнице что-либо, и сказала почти равнодушным тоном:

— Странно, что ты раньше меня не шантажировала этой подробностью.

— А зачем? Я ничего не делаю зря. Козыри следует выкладывать только тогда, когда они могут сыграть.

Нина молчала, уставившись в одну точку. Все происходящее сейчас казалось ей противным, навязчивым сном, от которого невозможно отряхнуться.

С лоджии вошел в комнату Ульян, и они с Ираидой о чем-то тихо переговорили. Потом, взглянув на застывшее лицо Нины, Ираида внезапно спросила:

— Эй, ты что? Встряхнись сейчас же! Тебе надо хорошо соображать. Если сама не можешь взбодриться — Ульян сделает укол для поднятия тонуса.

Ульян медленно взял в руку медицинскую сумку, лежавшую на диване.

— Нет! — вскричала Нина, чуть не подпрыгнув. — Не надо никаких уколов! Я в полном порядке!

— Всегда эти нервные девицы боятся уколов, — криво усмехнулся Ульян.

— Не уколов я боюсь, а таких врачей, как вы.

— Чем я плохой врач? Вот эти, например, пациенты, — Ульян кивнул на дверь, — очень меня ценят и уважают. И слушаются во всем. Если я им скажу: «Берегите этих женщин», — будут беречь как зеницу ока. А если скажу: «Эти женщины плохие, их стоит наказать», — ну, тогда они расправятся по-своему.

Недвусмысленную угрозу Ульян высказал весьма флегматичным тоном, который, однако, действовал на психику сильнее, чем крики и яростные жесты. Нина внутренне поежилась и спросила:

— А почему вы, Ульян, не боитесь в этом участвовать? Или тоже собираетесь уехать вместе с четой Хустовских?

— Мои дела не должны вас интересовать, — ответил Ульян все так же флегматично.

Ираида и ее друг выглядели вполне спокойными. Может быть, они и вправду уверены, что все пройдет по их сценарию. И тут внезапно Нина подумала: «А Ярослав, и не подозревает, какая бомба для него готовится… да еще с использованием меня. Если бы дать ему знать!.. Но каким образом?» Оставалась последняя соломинка, и Нина за нее ухватилась:

— До завтра я могу уйти домой? Ярослав будет волноваться, искать меня.

— Это можно уладить, — заявила Хустовская. — Позвонишь и скажешь, что не придешь домой ночевать.

— Скажу, что заночую у Кати, — охотно согласилась Нина, зная, что Ярослав может перезвонить сестре и выяснить, что Нины на самом деле там нет.

— Катя не подходит, — возразила Ираида. — Слишком близкая родственница и у нее есть телефон. Сошлись на подругу или сотрудницу, у которой нет телефона, чтобы Ярослав не мог перезвонить и проверить.

— Но я никогда не ночую у подруг и знакомых. С чего бы вдруг сегодня? Ярослав может не поверить.

— Твоя задача сделать так, чтобы поверил. Будь убедительной. Иначе… — Хустовская махнула рукой в сторону спальни. — Не забывай, что от тебя будет зависеть самочувствие Татьяны.

— Между прочим, мне не так просто сдерживать ребят, — проскрипел у Нины над ухом Ульян. — Им терять нечего. И никто потом не докажет, что было изнасилование. Там, где замешаны наркотики, всегда неразбериха.

Итак, надо звонить Ярославу. В один миг Нина припомнила те детективные романы и фильмы, в которых встречалась интрига, связанная с телефонным разговором. Герой или героиня, находясь в обществе врага, передавали по телефону своим друзьям и близким какие-то сведения, пользуясь условными выражениями и намеками. А враг, не слыша слов противоположной стороны, считал, что разговор идет о других вещах и с другим человеком. Так, Штирлиц на глазах у Мюллера говорил не с Борманом, а с радисткой Катей; Шарапов под наблюдением «Промокашки» звонил Жеглову, а не какой-то Леле; «Авария — дочь мента», попав в квартиру подонков, приглашала в гости своего отца, а не подружку; героиня рассказа «Коттедж Соловей» в присутствия мужа-маньяка звонила не продавцу мясной лавки, а своему давнему другу…

Но Нина понимала, что сейчас перед ней стоит еще более трудная задача. Во-первых, ее враги точно знают, с кем она будет говорить. Во-вторых, они обязательно подключатся к аппарату и будут слышать но только ее слова, но и реплики Ярослава. Стало быть, нельзя построить разговор на «да», «нет», «то, что ты мне говорил» и так далее. Наоборот, если Ярослав выскажет вслух догадку о том, что Нина действует под контролем, — все пропало. Надо, чтобы муж догадался, но не показал этого и не стал бы задавать наводящих вопросов.

Спасительная мысль пришла Нине в голову: может, на ее счастье, Кирилл уже поставил им телефон с определителем номера? Наверное, эта невольная надежда отразилась в ее глазах, потому что Ираида вдруг посмотрела острым, насмешливым взглядом и сказала:

— Не надейся на определитель номера. В этом районе АТС новая и на определителях пока не высвечивается.

Казалось, не было такой мелочи, которую мадам Хустовская не могла предусмотреть. Ульян («наверное, хорошо заплатили, старается», — подумала Нина) с ухмылкой стал подключаться к телефону.

— Никакой самодеятельности, — предупредила Ираида. — Не вздумай что-то передать своему благоверному. Тут же отключим и увезем вас с Татьяной куда подальше.

У Нины дрожали руки, когда она взялась за трубку. Она уже решила, что разговор надо вести быстро, безостановочно, не давая Ярославу вставить слово до тех пор, пока посланная ею среди всей болтовни информация не дойдет до его сознания. Потом можно сделать паузу и убедиться, что он понял.

Как только на другом конце провода раздался голос Ярослава, Нина тут же затараторила без передышки:

— Славик, ты только не волнуйся, мне придется заночевать у подруги. Так получилось, ей стало плохо, а в квартире она одна и боится оставаться на ночь.

— Какая подруга? — быстро спросил Ярослав.

— Офелия. Помнишь ее? Она ведь такая хрупкая. И только я сейчас могу ей помочь. От меня все зависит, понимаешь? Ну, как ее одну оставить? С ней может случиться то, что со мной когда-то в сквере. Помнишь? Это когда мое красное шелковое платье порвалось. Только у меня один приступ был, а у Офелии может быть и больше. Так я уж ей помогу. Должна помочь. Врача вызывать все равно бесполезно, она как-нибудь перебьется на домашних лекарствах. Наши женские дела… А я у нее побуду до утра и прямо отсюда поеду завтра на работу. И, пойми, ты не должен мне возражать.

Наступила короткая пауза. Нина чувствовала, как кровь стучит в висках. Более всего сейчас боялась, что Ярослав может спросить ее напрямик, где она, и кто ее заманил в ловушку. Нина услышала, как он тяжело перевел дыхание. Догадался или нет? А если догадался, хватит ли у него здравого смысла не высказать вслух свою догадку?

— Значит, ты звонишь от Офелии? — медленно спросил Ярослав.

— А-а… нет, — ответила Нина, увидев, что Ираида отрицательно качает головой. — Не от нее. У Офелии пока еще нет телефона. Я звоню… от соседки.

— Так, может, пусть лучше соседка с ней посидит, — предложил Ярослав, подбирая слова осторожно, словно щупая зыбкую почву.

— Соседка? Нет, она не может, ей надо уходить… в ночную смену.

— А других соседей разве нет? — все так же осторожно спросил Ярослав.

— Есть еще соседи… супружеская пара. Но это такие люди… в общем, мадам Грицацуева с комбинатором. Их просить бесполезно, они только о своей выгоде думают. Ну, а в третьей квартире пусто, никто не отвечает на звонок.

— У твоей Офелии есть родители?

— Отец недавно умер, а мать уехала к своим родственникам… в Армению. Там тоже какие-то похороны, что ли.

— Сплошные несчастья…

— Вот уж действительно, — вздохнула Нина. — Поверь, я бы не осталась, но нет другого варианта. Здесь только я могу помочь. Все, до свидания, не волнуйся.

Нина быстро повесила трубку, опасаясь, что Ярослав напоследок все-таки может что-то сказать невпопад.

Спустя минуту Нина немного успокоилась, руки перестали дрожать. В конце концов, разговор прошел так, как она хотела. Ярославу передана информация с кодами, понятными только им двоим. Он должен хоть о чем-то догадаться и начать действовать.

Во всяком случае, Нина сделала все, что можно выжать в данной ситуации.

Глава двадцатая

Подняв глаза на Ираиду, Нина встретила ее острый, испытующий взгляд. «Неужели о чем-то догадалась?» — подумала Нина, холодея внутри, но стараясь сохранять внешнее спокойствие. Жена Олега слегка прищурилась, словно собираясь улыбнуться, и вдруг спросила:

— У тебя что, и вправду есть подружка по имени Офелия? А Дездемоны случайно нет?

— Напрасно иронизируешь, ничего тут странного. У Офелии мать армянка, а там часто дают детям литературные имена. У них можно встретить и Гамлета, и Джульетту, и Медею. Разве ты об этом не слышала? Я думала, ты более грамотная.

— Смотри, если ухитрилась передать Торичу какую-то информацию — тебе же хуже.

— Господи, ну о чем ты говоришь? Какую информацию? Вы же все слышали! — Нина постаралась изобразить возмущение.

— Торич знает эту твою Офелию?

— Видел однажды. Ему известно, что мы с ней какое-то время дружили. Раньше работали вместе, но потом она ушла в частную фирму, а я не захотела. И не жалею. Ей на новом месте так тяжко пришлось, что она совсем разболелась, похудела сильно…

— Ладно, хватит болтать. — Ираида вдруг резко встала и показала рукой на дверь. — Отсюда пора убираться. Ночевать с Татьяной будете в другом месте.

— Почему?.. — растерялась Нина.

— На всякий случай. Мало ли что? Вдруг твой Ярослав догадается. Да и вообще не привыкла я к чужим квартирам. Всякие могут быть посетители, неожиданные звонки. У себя мне будет спокойнее. Береженого, как говорится… Мальчики, укладывайте больную! — приказала она парням.

Нина увидела, что крепыши и Ульян облачаются в белые медицинские халаты. Итак, все оказалось бесполезным — ее зашифрованная информация, понятливость Ярослава. Он ничего не успеет сделать. Через несколько минут здесь никого не будет.

— Ну, чего стоишь столбом? — обратилась к ней Ираида. — Они — медицинская бригада, а мы с тобой — родственницы больной, будем сопровождать ее в больницу. Понятно? Иди, забирай свою сумку. Можешь кой-какие Танины шмотки прихватить… на первое время.

Нина направилась вслед за парнями в спальню, на ходу сообразив, что надо бы оставить в Таниной квартире хоть какую-нибудь вещицу, по которой Ярослав мог бы догадаться, что Нина действительно здесь была. Но как сделать это незаметно? И что оставить? В прихожей Нина мельком взглянула на свое отражение в зеркале. Она была одета в строго-элегантный бежевый костюм: пиджак и узкая юбка выше колен. Ни броши, ни шарфика, ни заколки в волосах — ничего, что можно было бы незаметно обронить. Нина сунула руку в карман пиджака, нащупала там носовой платок. Что же, сгодится и это. Возможно, Ярослав найдет его и узнает.

Сумка все так же лежала в спальне на кресле, куда ее бросил Ульян. Взяв ее в руки, Нина почувствовала, что сумка как будто потяжелела. В первую секунду Нина хотела уже щелкнуть замком и проверить содержимое, но тут взгляд ее упал на Таню, которую в это время парни укладывали на носилки. Нина едва сдержала изумление, когда вдруг Таня из-под руки «медбрата» посмотрела на нее ясными осмысленными глазами, слегка нахмурив брови и скосив зрачки в сторону сумки. Это длилось не больше двух-трех секунд. Затем Таня снова опустила веки, и голова ее бессильно упала.

Вошедший в спальню Ульян помог парням вынести носилки с Таней в прихожую. Пока все трое были к ней спиной, Нина успела быстро заглянуть в сумку. Там между зонтиком и косметичкой был уложен включенный на запись маленький диктофон. Вздрогнув, Нина захлопнула сумку и прижала ее к себе. Значит, каким-то образом Тане удалось сохранить ясную голову, когда все считали, что она «в отключке». Что же, недаром Татьяна была подругой истинного журналиста. Молодчина. Она в первую очередь подумала об уликах, о доказательствах. Жаль, что весь основной разговор с Ираидой состоялся! Теперь надо как можно больше «выжать» из нее в оставшееся время.

В прихожей Нина тронула Ираиду за плечо и спросила: — И сколько же я буду у вас в плену? Ты сказала, пока не закроют дело. Но ведь это долго.

— Почему? Без твоих показаний дело закроют очень быстро. Ты ведь единственный свидетель.

— В убийстве Игоря — действительно. Но ведь следствие ведется и по убийству Черкашина. Мне что же, придется ждать, когда и оно закончится? Нет, так я не согласна.

— Успокойся. Там еще меньше доказательств, чем здесь.

— Кирилл найдет и доказательства, и свидетелей, — заявила Нина тоном простодушной убежденности, стараясь спровоцировать собеседницу.

Ее расчет удался. Ираида, окинув Нину презрительным взглядом с ног до головы, процедила сквозь зубы:

— И в кого ты пошла, такая блаженная? Неужели не понимаешь, что с хозяевами жизни бороться бесполезно? Это не под силу даже таким… гм, оперным уполномоченным, как Кирилл.

— Так вы с Олегом — хозяева жизни? — спросила Нина.

Ираида взглянула на нее как на пустое место:

— Мы, и подобные нам. И мы всегда будем наверху — при любом строе, в любой стране. Мы все сумеем обратить себе на пользу, любые законы и лозунги. Ну, что там, ребята? — оглянулась Ираида на своих сообщников.

Ульян внимательно смотрел в дверной глазок. Наконец, он махнул рукой и со словами: «Порядок, Гусь уже здесь», открыл дверь, впустил в прихожую высокого, худого и длинношеего субъекта.

Крепыши с носилками вышли из квартиры, а Ульян и Гусь стали по обе стороны от Нины.

— Это мой конвой? — спросила она у Ираиды.

— Много болтаешь. Через минуту выходим. Пока не сядем в машину, ты должна молчать.

— Постой, Ираида! — Нина подошла к ней вплотную. — Ответь мне на один допрос. Что будет с теми, кто не подчинится хозяевам жизни? Вот, например, как Кирилл.

Ираида ухмыльнулась:

— Не подчинится? Ему же хуже. По глупости может попасть в беду. Говорят, он собирается обследовать место, где с Черкашиным случилась авария. А место там и вправду аварийное. Узкая дорога, крутые повороты, откос… Уразумела?

«Эх, я и Кирилла не успею предупредить об опасности», — с тоской подумала Нина, а вслух сказала:

— Так я могу не волноваться, что следствие будет долгим?

— Это я тебе обещаю. Пойдем. А то ты, вижу, тянешь время. Надеешься на приезд спасителей?

Ираида подтолкнула Нину к выходу и сама пошла следом.

Нина все еще надеялась на удачу: ну, если Ярослав не успеет приехать, так, может, хоть какие-нибудь Танины соседи их увидят, подойдут, заведут разговор. Но, к ее огорчению, соседей не было ни на лестничной площадке, ни на выходе из дома. Правда, на лавочке у соседнего подъезда сидели две старушки, но что они могли понять?

Машина скорой помощи, бригада медиков, больная, которую сопровождают две родственницы.

Ничего необычного в этом нет. Вырваться и закричать Нина не могла: по обе стороны от нее стояли «конвоиры», а носилки с Таней уже водворили внутрь машины. Нине ничего не оставалось, как самой шагнуть в мышеловку…

«Гусь» сел за руль, Ульян рядом с ним, остальные расположились сзади, на скамейке вдоль стены салона. Носилки поставили с противоположной стороны.

Занавески на окнах машины были плотно задернуты, так что рассматривать улицы или пытаться показать себя в окно не представлялось возможным, поэтому Нина решила сосредоточиться на другом — на сборе доказательств, которые, быть может, ей никогда не удастся предъявить. И все-таки… надо спешить, в диктофоне может закончиться кассета.

Наклонившись к Ираиде, она заговорила:

— Скажи… а когда все кончится, вы с Олегом унесетесь куда-нибудь в Эльдорадо? Наверное, Боря Ильчук подготовил вам почву?

— Это не твоего ума дело, — сухо и немного рассеянно ответила Ираида, озираясь по сторонам.

— Ну, почему же? Все-таки Боря — давний друг нашей семьи. Может, он и меня где-нибудь пристроит… в теплых краях. Это возможно?

— А это уж ты сама перед ним похлопочи. Может, и возьмется. — Ираида посмотрела на Нину с ироничным прищуром. — Боря в последнее время очень полюбил пристраивать хорошеньких девочек.

— Да, вот еще что… — Нина на секунду призадумалось. — Мне интересно узнать… Если бы я не пришла к Тане вот так, неосторожно, по-глупому, чем бы вы меня заманили в ловушку? Просто схватили бы на улице и увезли? Так я не согласилось бы на ваши условия. Это я только ради Тани.

— Уж если ты ради чужой женщины соглашаешься, то ради своей сестры и подавно… разве нет?

— Вы бы Катьку выкрали?

— Ну, как видишь, этого не понадобилось. Ты сама нам облегчила задачу.

— Да, ничто не стоит нам так дорого, как глупость, — пробормотала Нина, с горькой досадой вспоминая предостережения Ярослава.

На улице уже стемнело, и Нина безуспешно пыталась догадаться, в какую сторону увозят ее доморощенные террористы. Через минуту не выдержала и спросила:

— И где ты меня поселишь, Ираида? На своей загородной вилле? Наверное, вы завяжете мне глаза, чтобы я не видела, как выглядит сие жилище.

Ираида коротко рассмеялась своим хрипловатым грудных смехом:

— Слишком плохо обо мне думаешь, детка. Надо быть полной идиоткой, чтобы привезти тебя к себе в дом или на дачу. Мое жилье — первое место, где Шеремет с Торичем станут тебя искать. Нет, дорогуша, ты будешь жить в чужом доме, который мы арендовали на время и через подставных лиц.

«Опять все предусмотрено, опять замкнутый круг», — с тоской подумала Нина. Она осторожно прижала к груди сумочку и задала еще один провокационный вопрос:

— Скажи честно, Ираида: ты на самом деле веришь, что не Олег организовал убийства Черкашина и Шеремета?

Ираида окинула Нину презрительным взглядом и даже покрутила пальцем у виска.

— Понятно, — вздохнула Нина. — Хочешь сказать, что нормальные люди таких вопросов не задают. Действительно, какая разница, преступник твой муж или нет. Главное, чтобы он вышел из игры победителем. А ради этого можно еще с десяток двуногих тварей задавить. Вы же с ним, как-никак — хозяева жизни.

— Давай, кончай выпендреж, красотка, — грубо оборвала ее Ираида и добавила вполголоса несколько матерных слов.

— Ты меня не удивила, — усмехнулась Нина. — Я знаю, что маты гнуть — давняя мода в нашей власть имущей тусовке. А у твоего папы, говорят, ни одна оперативка, ни одно заседание не обходилось без трехэтажного. Кстати, где сейчас Егор Федотович? Наверное, занимается делом Черкашина, пока ты возишься со мной? Какая все же у вас энергичная семья!

— Что-то ты разговорилась. — Ираида посмотрела на Нину уже с откровенной злобой. — Может, хочешь, чтобы мы твой ротик пластырем заклеили?

— Нельзя! Я ведь буду вырываться, и вы мне поневоле наделаете синяков. А как же я завтра в таком виде предстану перед органами правосудия?

— Подумай о том, что вслед за завтра будут другие дни. И потом, у нас есть заложница. Кстати, пора бы ей уже очухиваться понемногу. — Ираида пошлепала Таню по щекам. — Ульян, она скоро должна проснуться?

— Наркоз довольно сильный, — сказал Ульян, обернувшись с переднего сиденья. — Когда приедем на место, постараюсь ее разбудить.

— Не надо, — поморщилась Ираида. — Пусть спит хоть до утра. Меньше будет хлопот. Нам достаточно и одной истерички.

Через несколько минут машина остановилась у ворот двухэтажного особняка. Нина быстро осмотрелась вокруг. Дом стоял на краю какого-то новоиспеченного загородного поселка. Улицы здесь не определились, да и сам поселок был пока еще, как видно, не заселен. Справа от дома, метрах в двухстах или чуть дальше, проходила трасса: между придорожными деревьями мелькали проносившиеся по шоссе машины. Особняк со всех сторон окружала высокая металлическая ограда, перелезть через которую мог бы только очень тренированный человек. К тому же, по верху ограды была натянута колючая проволока.

Ираида отперла ворота, и Нина под конвоем Гуся и Ульяна вошла во двор. Следом за ними парни тащили Таню. Они не захотели больше возиться с носилками и держали заложницу под руки, буквально волоча ее за собой.

Нина оглянулась на них. Таня едва переставляла ноги, голова ее бессильно свешивалась на грудь. Снова болезненное воспоминание пронеслось в сознании Нины: вот так же когда-то два других амбала тащили Игоря. Неужто все может повториться? Н-нет! Таня, слава Богу, сумела их перехитрить. Тому свидетельство — диктофон в сумочке, которую Нина все также осторожно прижимала к груди.

Навстречу странной процессии с громким лаем выбежал огромный, темной масти пес. Скорее всего, разновидность овчарки, решила Нина. Она вздрогнула, когда собака, оскалив пасть, подбежала к ней, принялась обнюхивать, а потом угрожающе зарычала. И все же у Нины хватило самообладания спросить Ираиду, да еще с усмешкой:

— Что это за собака Баскервилей? Так злобно смотрит на меня, будто заранее ненавидит. И когда ты успела натаскать ее против меня?

— Хорошая собака всегда знает, кто хозяину друг, а кто не очень, — заявила Ираида, поглаживая пса по загривку. — Молодец, Вепрь, хороший мальчик. Уж ты-то меня никогда не подведешь, правда?

Она негромко свистнула, и пес тотчас насторожился, занял боевую стойку и приготовился выполнять приказ хозяйки. Он был хорошо натренирован.

— Кстати, если вздумаешь бежать отсюда — берегись, — предупредила Ираида. — Вепрь с тобой церемониться не станет. Он умеет удерживать добычу и возвращать ее хозяину. А во дворе есть и другой сторож. — Ираида указала на огромную собачью будку, из которой выглядывала бульдожья морда. — Так что не надейся на какое-нибудь чудо. Можно обмануть двуногих сторожей, но не четвероногих.

Они вошли в дом, поднялись на второй этаж. Ираида открыла ключом одну из комнат.

— Здесь и будете ночевать. — Она жестом приказала Нине войти, а потом повернулась к парням. — Тащите сюда свою даму и укладывайте ее на диван.

В комнате теснились два дивана, две тумбочки и шкаф. Направо от входа была полураскрытая дверь, куда Нина с интересом заглянула.

— Смелей, смелей, — подтолкнула ее Ираида. — Можешь обследовать свое жилище. Там небольшой коридорчик, справа дверь на кухню, слева — санузел. Так что номер у вас со всеми удобствами. В холодильнике еда. Все предусмотрено, все на месте, поэтому расхаживать по дому нет надобности. Из номера будете выходить только по моей команде. — И, решив, очевидно, напоследок подсластить пилюлю, она вдруг тронула Нину за плечо и проникновенным голосом сказала:

— Ты пойми, я тебе зла не желаю. Войди в мое положение. Помоги — и мы хорошо заплатим. А станешь на сторону наших противников — не получишь ничего, кроме неприятностей. Подумай и о своей выгоде. Тебе ведь наша благодарность будет не лишней. Отдыхай, спокойной ночи.

Ираида вышла, закрыла за собой дверь, и Нина услышала, как несколько раз повернулся ключ в замочной скважине. Итак,теперь они с Таней заперты в этом «номере» до утра.

Нина выглянула в окно и убедилась, что оно выходит в сторону ворот. Машина скорой помощи, стоявшая за оградой, как раз отъезжала. Уже сгущались сумерки, но Нина все-таки успела заметить, что рядом с водителем никого не было. Значит, уехал только Гусь, а Ульян с крепышами остался. Интересно, останется ли здесь на ночь Ираида? Почему-то присутствие «мадам Грицацуевой» особенно угнетало Нину. Пленнице казалось, что злая воля этой женщины способна проникать даже через несколько стен.

Выждав еще минуту, Нина на цыпочках подошла к Тане, села на диван и шепотом сказала:

— Теперь мы одни, можно не притворяться.

Таня лежала с открытыми глазами, руки ее были судорожно сжаты на груди. Глубоко вздохнув, она попыталась встать с дивана, но Нина удержала ее.

— Подожди, вдруг они через какой-нибудь глазок подсматривают за нами. Ты пока лежи. Будем говорить шепотом. Если кто-то неожиданно войдет, я сделаю вид, что стараюсь тебя разбудить.

Таня кивнула и указала на сумку, которую Нина все еще держала в руках.

— Что?.. А, понимаю. Кассета, наверное, закончилась, надо выключить. Нина открыла сучочку и щелкнула выключателем диктофона. — Молодец, что придумала. Только как теперь нам передать кассету?..

— Завтра в милиции и передашь, — прошептала Таня.

— Исключено. Завтра там будут дежурить люди Хустовского.

— Но у тебя появится возможность уйти. Они же не смогут контролировать все здание милиции.

— Уйти и оставить тебя на растерзание?

— Мне все равно, что со мной будет. По крайней мере, рассчитаюсь с убийцами Игоря и… моего ребенка. — Глаза Тани загорелись мрачным огнем. — Я узнала ее голос. Это она звонила мне год назад. Сказала, что Игорь убит. Из-за нервного потрясения у меня был выкидыш.

— Да, я слышала эту историю. Так ты уверена, что Ираида…

— Конечно. Те же интонации, тот же хрипловатый голос с придыханием. Это ни с чем не спутаешь. Да у нее и основания были навредить Игорю: он тогда как раз подбирался к делу Черкашина. Теперь я понимаю: они хотели сломать Игоря любой ценой. А я злилась на него, заставляла бросить эту чертову работу… Прошу тебя, завтра обо мне не думай. Сделай все, чтобы их разоблачить.

— Ладно, не будем пока об этом. У нас еще есть время подумать. Вся ночь впереди. А теперь рассказывай, что происходило у тебя на квартире до моего прихода.

— Конечно. Но вначале ты расскажи то, что собиралась. Ведь ты шла ко мне, чтобы поговорить об Игоре?

— Да, расскажу. Это не совсем совпадает с той версией, которую я изложила в милиции. Там я немного подправила для убедительности, чтобы вернее обличить преступников.

И Нина рассказала потрясенной слушательнице о том почти невероятном стечении обстоятельств, игры и обостренной интуиции, без которых преступная тайна осталась бы, может, навсегда похороненной. Через минуту она даже пожалела о такой откровенности, потому что Татьяна вдруг затряслась, словно в лихорадке, глаза ее странно засверкали, а лицо исказила гримаса боли.

Судорожно схватив Нину за руку, Татьяна сдавленным голосом воскликнула:

— Боже мой, в тот момент, когда ты его видела, он еще, может, был жив! Если бы ты сразу догадалась и позвонила в милицию!..


— Тише, тише! — остановили ее Нина. — Я бы ничего не успела сделать, даже если бы сходу все поняла. Поверь, они…

— Да, прости меня, я сказала глупость… — Таня глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки. — Хорошо уже и то, что ты жива и можешь их разоблачить.

— Сейчас нам с тобой нужна большая выдержка. Запрячь эмоции глубоко вовнутрь. Рассказывай все по порядку. Что было до моего прихода?

— Мой рассказ тоже начинается с Игоря. Сегодня, перед твоим приходом, я вдруг задремала, хотя никогда не сплю днем. И что ты думаешь? Мне привиделся Игорь, да так отчетливо, что я закричала во сне. А он посмотрел на меня с такой печалью, с таким страданием… и вдруг сказал:

— Кто-то стоит за дверью. Танечка-Танюша, успокойся. Будь внимательной. И поберегись.

Я протянула к нему руки, но он стал быстро исчезать, словно растворялся в тумане, а голос его прозвучал еще раз. Тихо, будто издалека: «Успокойся… Поберегись…»

Я открыла глаза, вскочила… думала, что это был сон. Но теперь, после твоего рассказа, понимаю, что на самом деле не спала. Это Игорь пытался пробиться ко мне, чтобы как-то предупредить об опасности… Так вот, я находилась в таком нервном состоянии, что готова была на стенку лезть. Сердце у меня бешено колотилось, руки-ноги дрожали. И тут я отчетливо вспомнила слова Игоря: «Успокойся. Будь внимательной. Берегись». Перво-наперво он велел мне успокоиться. Я почувствовала, что при таком сердцебиении таблетки мне не помогут и решила сделать себе укол. Я ведь по образованию фармацевт, так что в медикаментах хорошо разбираюсь. Только набрала в шприц лекарство — раздался звонок в дверь. Я была уверена, что это ты пришла. Бросила шприц на тумбочку, побежала открывать. Состояние у меня было такое нервное и напряженное, что я даже в глазок не смотрела, а моментально распахнула дверь.

Передо мной стояла незнакомая женщина. Я и слова не успела промолвить, как из-за ее спины выскочили двое парней в белых халатах, схватили меня, зажали мне рот. Опомнилась в спальне, когда они усадили меня на кровать и приставили нож к горлу. Эта дама, Ираида, да еще тот с птичьим лицом стали меня успокаивать, говорить, что ничего плохого они мне не сделают, я им нужна на короткое время как заложница. А для того, чтобы я молчала и не брыкалась, они введут мне совершенно безопасный наркоз. Ульян, или как его, выложил из своей сумки медикаменты, набрал в шприц лекарство и подошел ко мне. Но тут я воскликнула, что у меня может быть аллергия. Ульян отложил шприц на тумбочку, вытащил какие-то таблетки, дал мне. В этот момент Ираида вспомнила:

— А письмо? У нее ведь мамаша имеется. Подожди пока колоть, Ульян. Пусть сначала напишет матери письмо, будто уезжает по горящей путевке.

И тут я обратила внимание, что шприц Ульяна такой же емкости, как тот, который я оставляла здесь минуту назад. Я незаметно глянула себе под ноги. Мой шприц лежал на коврике между тумбочкой и кроватью. Видимо, скатился, когда я бросилась открывать дверь. Причем, они не могли его заметить, потому что стояли напротив меня, по другую сторону тумбочки. У меня появлялся маленький шанс. Надо было, конечно, проявить небывалую ловкость, но ведь в такие минуты у человека мобилизуются все его возможности. Ираида положила передо мной бумагу, ручку и сказала:

— Пиши.

Это был решающий момент. Я всячески подчеркивала, что дрожу, что у меня трясутся руки. Потянувшись за листком бумаги, я свалила шприц на пол, ойкнула, тут же наклонилась и положила его обратно на тумбочку. Но на самом-то деле я подняла свой шприц, а тот, с наркозом, незаметно задвинула ногой под кровать. Когда же потом они мне сделали укол, я постаралась изобразить полную «отключку».

Потом ты пришла.

Мне плохо было слышно через стенку, но все-таки я поняла, что они тебя к чему-то принуждают. У меня от Игоря остался один из его диктофонов, вот я и подумала: чем черт не шутит, а вдруг хоть что-то запишется. А ты молодец, сразу все поняла. Я боялась: вдруг вскрикнешь или что-нибудь скажешь. Но все прошло гладко. Ты потом еще пыталась Ираиду разговорить, да?

— Конечно, жаль, что наш с ней основной разговор не записался. Но даже того, что она сказала перед уходом, вполне достаточно, чтобы Ираида не отвертелась.

— Тем более ты должна завтра убежать от них и передать кассету куда надо. Если этого не сделаешь, мы обе погибнем. А так, по крайней мере, ты останешься жива.

— Нет. Или вместе убежим, или пока примем их правила игры.

Таня медленно покачала головой:

— Ты не понимаешь. Они играют без правил. Игорь, помню, говорил мне, что заложников редко оставляют в живых. Особенно если похитители — не бандиты-одиночки, а организация. Ираида сейчас может многое обещать. Но, когда ты выполнишь то, что ей нужно, тебя вместе со мной увезут подальше и ликвидируют. Слишком опасно оставлять в живых таких свидетелей, как мы.

— Да… неудивительно, что Ираида так разоткровенничалась со мной, выложила все карты, показала сообщников. Значит, уверена, что я буду молчать. А почему? Да потому, что мертвые молчат. Недаром же так тщательно планируется мое исчезновение: я должна написать письмо о том, что уезжаю к друзьям, потому как боюсь расправы со стороны Торича и Шеремета, которые якобы заставили меня оклеветать Хустовского. Ловко придумано, а? Когда найдут меня убитую, подозрение опять же упадет на Ярослава и Кирилла. — Нина немного помолчала, задумавшись. — Но, даже если я поступлю так, как советуешь ты, вряд ли что получится. Они и это предусмотрели. При попытке к бегству меня, вполне возможно, пристрелит один из тех крепышей-наркоманов. Думаю, Ульян их неким образом зомбирует, и они по его указке не боятся идти на любое дело. Если их схватят, они могут заявить, что были наняты Кириллом или Ярославом. Нет, тут как ни раскинь карты, все равно выпадает один конец.

Таня потерла пальцами виски и пробормотала:

— Недаром Игорь повторял мне: «Берегись!» Если бы я им не открыла дверь…

— Если бы я поехала к тебе не одна, если бы на кладбище мы обратили внимание на назойливого журналиста, если бы я не вошла к тебе в квартиру, увидев незнакомую женщину… Этих «если бы» очень много, Танюша. Но, как говорится, история не знает сослагательного наклонения…

— Хуже всего, что никому не известно, где мы, в чьих руках…

— Надеюсь, что Ярослав догадался. Когда я ему звонила, мне удалось кое-что передать. Намеками, иносказаниями. Он обязательно приедет к тебе на квартиру и поймет, что нас увезли. Правда, этот дом они с Кириллом вряд ли скоро найдут. Но, во всяком случае, будут наготове и перекроют террористам дороги. Так что надежда у нас с тобой есть.

— Выходит, нам надо сидеть как мышкам и ждать, когда кто-то организует наше спасение? — Таня тяжело вздохнула. — Игорь на моем месте наверняка бы что-нибудь придумал. А у меня не хватает ни ума, ни сил… Хотя, чувствую, что надо как-то действовать… Или у нас действительно нет выхода?.. Что же, положиться на судьбу?

— Выход один, — сказала Нина, задумчиво поглядывая в окно.

В это время заворочался ключ в дверном замке. Женщины тотчас умолкли и отодвинулись друг от друга. Таня снова откинулась на диванные подушки, а Нина сделала вид, что пытается ее разбудить.

В комнату вошел Ульян. За его спиной Нина заметила одного из качков, подпиравшего плечом стену.

— Ну, как наша больная? — спросил Ульян, заглядывая Тане в лицо.

Девушка лежала с полузакрытыми глазами и бормотала что-то невнятное.

— Ага, просыпается, жива-здорова, — констатировал Ульян. — Ничего, к утру оклемается. Если у нее будет сильная тошнота, дашь ей это лекарство. — Ульян протянул Нине упаковку. — Можешь ее немного покормить, если попросит. Сама поешь поплотней, чтоб на завтра были силы. Ну, все, красавицы, спокойной ночи.

— Подождите, Ульян! — остановила его Нина. — А почему вы к нам вошли без Ираиды? Где она?

— Ираида уехала домой. Она ведь должна быть вне подозрений на случай, если ее будут разыскивать. Но вы не беспокойтесь, тут и без нее есть кому за вами присмотреть. Кстати, своего Вепря она оставила на всякий случай, чтоб вас охранял. Да и мой Бульди во дворе — отличный сторож. Это я к тому говорю, чтобы у вас не появлялись напрасные мечтания насчет побега. Лучше не брыкайтесь и не ломайте голову, это сбережет вам силы. Ну, отдыхайте, мне тоже пора спать, у меня был трудный день.

Когда Ульян вышел и запер за собой дверь, Нина и Таня, выждав пару минут, снова придвинулись друг к другу и начали громко шептать.

— Ты сказала: выход только один, — начала Таня. — Что ты имела в виду?

— Надо бежать отсюда. Нельзя оставаться здесь до утра.

— Если бы отсюда можно было бежать!.. У них все предусмотрено.

— И все же… Слава Богу, нас не затолкали в подвал, не приковали к батарее. А почему? Да потому, что я должна иметь завтра утром товарный вид. И еще потому, что Ираида не хочет меня озлоблять раньше времени. Рассчитывает на мою доверчивость… Хорошо также, что они считают тебя слабой и пока еще не оклемавшейся. Как бы там ни было, но у нас с тобой целая ночь, чтобы организовать побег.

Выждав еще несколько минут, женщины стали на цыпочках обследовать свои апартаменты. Света они не включали и разговаривали только шепотом.

— Если вдруг кто-то войдет, — сказала Нина, — будем делать вид, что я веду тебя на кухню или в туалет. А ты не забывай шататься и кряхтеть.

Они подошли к окну, выходившему в сад. Именно с этой стороны левее от окна, было крыльцо и парадная дверь. Двор освещался только одним фонарем у ворот. Но при свете почти полной луны хорошо просматривались и острые пики ограды, и большая собачья будка.

— Да, крепость неприступная, — констатировала Нина. — Даже если бы нам удалось спуститься из окна на шторах или простынях — дальше двора мы бы не убежали. Во-первых, две свирепые псины. Во-вторых, высоченный забор и запертые ворота.

— Если бы хоть улица была недалеко — мы могли бы бросить записку прохожим.

— Здесь нет ни улиц, ни прохожих. А до шоссе метров двести-триста, не меньше.

Они сели на диван и надолго замолчали.

Наконец, после бесплодных размышлений, первой опомнилась Нина.

— Ладно, дорогая, не будем раскисать, — сказала она бодрым голосом. — Давай немного восстановим силы. Может, тогда решение придет само собой. Пойдем, у нас тут имеется кухня и все удобства.

На кухне в холодильнике они нашли сыр, масло, колбасу. На столе лежал кулек с хлебом и несколько пакетиков чая.

— По крайней мере, террористы нас голодом не морят, — усмехнулась Нина, набирая в чайник воду. — Сейчас перекусим, чайку попьем, и будем думать.

Однако поесть они так и не смогли. И Нина, и Таня принадлежали к тем нервным натурам, у которых от волнения, что называется, кусок не лезет в горло.

Отхлебнув горячего чая и откусив краешек бутерброда, Нина вдруг уставилась в одну точку прямо перед собой.

— Что ты там увидела за моей спиной? — удивилась Таня и, заерзав на табурете, оглянулась.

Но там ничего но было, кроме окна, наполовину задернутого шторой.

— А ведь это окно выходит на боковую сторону дома, — задумчиво сказала Нина. — Значит, мы с тобой занимаем угловую комнату.

— Ну и что? Какая нам от этого польза?

Нина встала и, все еще прихлебывая из чашки, подошла к окну. Таня последовала ее примеру. Отодвинув штору, они стали вглядываться в темень двора.

Через несколько секунд Нина поставила чашку на стол, щелкнула выключателем на стене и снова приблизилась к окну. Теперь, глядя во двор из темной комнаты, женщины ясней различали что там снаружи.

Они увидели все ту же высокую ограду с острыми шипами поверху, но только совсем близко — метрах в двух от окна, не более. Нина оглянулась на Таню, и глаза ее заблестели в темноте, как огоньки.

— Ну что, кажется, появился свет в конце туннеля? — прошептала она возбужденно. — Видишь, где у них прокол? Нас поселили не в том углу. Хозяин, строивший это жилище, не предполагал, что оно может стать тюрьмой. Ну вот, а мы думали, что нет выхода. Надо только поискать хорошенько.

— Мне тоже кажется, что выход рядом. Но, честно говоря, не могу его нащупать. Забор близко, но что толку? Мы же через него не перепрыгнем. И потом… собаки…

— А что ты видишь сразу за оградой? Что там тянется над забором?

— Труба какая-то… А, это же подведен газ! Не успели построить «поселочек», как уже газифицировали. Но, однако… — Таня прижалась носом к оконному стеклу. — Кажется, я поняла, к чему ты клонишь…

Труба наружного газопровода была почти на высоте окна, в которое смотрели пленницы.

— Поняла? — спросила Нина. — Перебросим на трубу с подоконника какой-нибудь мостик, и сможем по нему перейти. И собаки нас не достанут.

— Потрясающе!.. — прошептала Таня. — Во всяком случае, теоретически все верно. А вот как на практике…

— Во-первых, где взять мостик? — Нина деловито осмотрелась вокруг. — Двухметровых досок тут нет, а шкаф или диван разломать не сумеем. — Она подняла голову вверх. — Может, карнизы?

Оглядев каждый предмет в комнате и кухне, женщины пришли к выводу, что ничего, кроме карнизов для штор, использовать не смогут. Карнизы были широкими и плоскими, так что, уложив их рядом, можно было получить некое подобие мостика. Усевшись на диван, пленницы стали обдумывать детали побега. Им предстояло, не делая ни малейшего шума и не включая свет, снять карнизы в комнате и на кухне, а затем открыть кухонное окно. Дальше необходимо было проложить шаткий мостик, пройти по нему и спрыгнуть вниз, не переломав ноги.

— Прыжок — дело рискованное, — вздохнула Нина. — Все-таки будем прыгать с высоты второго этажа. Если бы внизу земля была рыхлая… Подушки! Ну конечно же! Надо взять с диванов подушки и бросить их за ограду. Но из окна мы можем и не попасть куда надо. Значит… та из нас, которая пойдет первой, возьмет подушки в руки, сбросит их вниз, а тогда уже на них прыгнет. Конечно, это не так-то просто, с пустыми руками идти легче…

— Первой пойду я и понесу подушки, — решительно заявила Таня. — В юности я занималась гимнастикой и, между прочим, моим любимым снарядом было бревно. Так что тряхну стариной.

— Дай Бог, чтобы мы удачно приземлились по ту сторону забора. А потом будем бежать к шоссе и останавливать любую машину.

— Да, уезжать надо быстро. Но поймать машину ночью — проблема. Может, не стоит нам сразу бежать на дорогу, на открытое место? Затаимся до утра где-нибудь в поселке?

— Это еще опасней. Вряд ли нас кто-то пустит на «постой». А затаиться где-нибудь в сарае или в кустах не сможем. Найдут. У них собаки!

— То-то и оно. Собаки могут почуять наши движения… Хорошо, что хоть окно из кухни выходит не на фасад.

— Ладно, будем надеяться, что нам повезет.

Нина и Таня выждали пару часов, чтобы их тюремщики покрепче заснули. Убедившись, что все шумы и голоса в доме окончательно смолкли, пленницы принялись за работу. Придвинув кухонный стол к окну, взобрались на него и стали осторожно приподнимать карниз, снимая кронштейны с шурупов и стараясь, чтобы даже кольца на шторах не звякнули. Потом такую же работу проделали с комнатным карнизом. Теперь оставалось открыть окно в кухне и установить свои шаткие мостики.

Шпингалеты были очень тугими, с ними пришлось изрядно повозиться. Зато окно открывалось вовнутрь, что позволяло сделать побег менее заметным. Присмотревшись, женщины определили, что труба проходит на несколько сантиметров ниже подоконника, а потому карнизы для надежности закрепили, привязав к батарее. Для этой цели разрезали два полотенца.

— Готово, — прошептала Нина и прижала руку к груди, словно этим жестом могла заглушить гулкие и частые удары сердца. — Теперь последняя предосторожность: надо, чтобы карнизы не стукнулись о трубу.

Когда самодельный мост был наведен, и Таня с подушками в руках ступила на него, Нине показалось, что тишина вокруг стала звенящей, готовой взорваться каждую секунду.

Нина увидела, как Таня, подойдя к самому краю, бросила вниз подушки и, слегка присев, прыгнула на них. Настал черед Нины идти по шатким жердочкам. Всего-то два метра, но как их преодолеть? На секунду Нина почувствовала себя канатоходцем над пропастью. Повесила на шею заветную сумочку, стала во весь рост на подоконнике и, держась рукой за оконную раму, сделала первый шаг. Потом, оторвавшись от стены, шагнула еще пару раз. И вот она уже над забором.

И в этот момент громкий собачий лай разорвал напряженную тишину ночи. Вздрогнув, Нина не прыгнула, а, скорее, сорвалась вниз. Подушки смягчили удар, да, впрочем, сейчас она бы все равно не почувствовала боли.

— Быстрее! — воскликнула Нина, и они с Таней что было духу помчались к шоссе.

Колючая трава и кустарники цеплялись за одежду, но они бежали, не разбирая дороги.

Сзади, все нарастая, слышался по округе двухголосый собачий лай.

— Хорошо, что собаки не умеют перелезать через заборы, — проговорила Нина, задыхаясь от бега.

— Зато они уже разбудили хозяев, — таким же задыхающимся голосом отозвалась Таня.

Нина оглянулась и увидела, что в двух окнах особняка зажегся свет. Теперь в запасе у беглянок оставались считанные минуты, а то и секунды.

Выбежав на середину шоссе, они замахали руками вдогонку грузовику, но водитель даже не притормозил. Дорога была почти пустынной. Но вот из-за поворота засветились фары какой-то легковушки, ехавшей по направлению к городу.

Это был последний шанс, и его нельзя было упустить.

Нина с Таней не просто замахали руками, но и запрыгали, всем своим видом выражая отчаяние.

Машина остановилась. Открылась задняя дверь, оттуда выглянул парень и сделал приглашающий жест рукой. Нина и Таня, ни слова не говоря, не заметив даже марки и цвета авто, забрались вовнутрь.

— Куда вам, девочки? — игриво осведомился парень на заднем сиденье, потеснившись к противоположной дверце.

— В город. И, пожалуйста, если можно, побыстрей, — попросила Нина.

Машина резко тронула с места и покатила по шоссе, набирая скорость. Нина и Таня одновременно оглянулись на особняк, а потом посмотрели друг на друга и воскликнули дуэтом: «Слава Богу, успели».

Глава двадцать первая

Теперь можно было отдышаться и осмотреться. В машине ехало трое молодых мужчин, внешность и повадки которых никоим образом не могли внушить Нине симпатию и доверие. При других обстоятельствах она бы уж точно держалась подальше от подобных субъектов, но сейчас не было выбора.

Она посмотрела на Таню и встретила настороженный взгляд, который словно говорил: «Эй, подруга, не попасть бы нам из огня да в полымя».

Двое парней были явно под градусом и продолжали прикладываться, передавая друг другу бутылку водки. Водитель, вынужденный сохранять трезвость, недовольно ворчал на них, подкрепляя свою речь матерными оборотами. Приятели отвечали ему в том же духе. Нина поежилась, когда сидевший рядом с ней пассажир прижал ее к себе и развязно предложил «девочкам» выпить. Его дружок всем корпусом повернулся с переднего сиденья и, пьяно ухмыляясь, сказал протяжным голосом:

— А телочки ничего, клевые! Повезло нам сегодня. Давно я таких цыпочек не трахал.

Попутчики оказались почти невменяемыми. Нина и Таня не знали, куда деваться от их потных рук и противного запаха перегара. Вначале Нина пыталась как-то урезонить нахалов, повторяя: «Ребята, вы ошиблись. Вы нас не за тех приняли. Мы оказалось на дороге случайно, убегали от бандитов».

Но, одурманенные водкой и куревом, парни ничего не хотели слышать. Из их не очень связных речей молодые женщины поняли, что приятели вовсе не собираются везти пассажирок в город, а задумали развлечься с ними на природе.

В первую минуту Нина запаниковала и стала уговаривать парней:

— Ребята, не борзейте! Вы что, в тюрьму захотели? Лучше отвезите нас в город, и мы вам хорошо заплатим.

— А что, у вас еще и деньги есть? — хохотнул один из них и потянулся к Нининой сумочке.

— Деньги у нас дома! — воскликнула Нина, отдергивая сумочку. — Честное слово, мы вас хорошо отблагодарим, только отвезите домой!

— Девочка захотела домой к маме! — заржали приятели, продолжая обсуждать предстоящее развлечение.

Нина сделала отчаянные глаза и прошептала Тане на ухо: «Надо выпрыгивать из машины!» Таня так же тихо ей ответила: «Куда? В степь? Мы пока не в городе».

Глухая ночь, пустынная темная дорога, замкнутое пространство автомобильного салона, пьяные подонки, готовые к насилию — все было как в самых страшных снах, от которых Нина убегала немало раз в своей жизни. Но теперь убежать было невозможно даже на ватных ногах, как во сне.

Интуитивно Нина почувствовала, что спастись можно лишь хитростью и притворством. Таня, которая была постарше и поопытней, очевидно поняла это несколько раньше, потому что вдруг через силу рассмеялась и предложила парням:

— Мальчики, ну зачем нам с вами резвиться в мокрой траве, когда можно отлично провести время в нашей квартире? У нас там тепло, уютно, мягкие постели, музон отличный. Вот только выпивки не хватает. Но этого добра можно набрать по дороге. Благо, сейчас имеются ларьки, которые торгуют всю ночь. Но выпивон — за ваши башли. Идет?

— А что? — хохотнул приятель с переднего сиденья. — Проведем время в культурной обстановке. Давно я не был на квартире у таких вот девочек. Ну что, Колян, поедем в гости? — обратился он к товарищу на заднем сиденье.

Однако «Колян» особого восторга не выразил. Его больше тянуло на природу. Но тут в разговор вмешался водитель. Он вообще был явно недоволен планами приятелей. Видимо, на трезвую голову соображал, что добром это не кончится.

— Ну ты, дурилка! — обратился он к Коляну. — Хочешь на природу — выметывайся, посиди где-нибудь в луже. А мы с Ванюхой отдохнем по-человечески, с удобствами. Девки правильно говорят. В город надо ехать, на квартиру.

Его слово оказалось решающим, и женщины вздохнули с облегчением, почувствовав в этом грубоватом, но трезвомыслящем водителе своего союзника. Через несколько минут машина уже петляла по городским окраинам.

— А куда ты нас везешь, Степка? — заволновался Колян. — Нич-чего не пойму.

— Сиди уж, потом разберешься, — был ответ. — На вокзал едем, там есть ночные ларьки. Вы же хотели выпивки набрать, что ли?

Только сейчас, на городских улицах, Нина внезапно подумала о погоне. Странно, что мысль о такой опасности не пришла ей в голову раньше. Видимо потому, что опасность, исходившая от соседей по машине, была по-своему ничуть не меньше.

Несколько раз оглянувшись назад, Нина ничего подозрительного не заметила. Что же, если «террористы» не нашли и не догнали их на почти пустынном шоссе, то уж теперь, на улицах города, они вряд ли вычислят нужную им машину. Слава Богу, хоть этой опасности нет…

Нина вздохнула с облегчением. Они уже подъехали к зданию вокзала, и Степка, остановившись поближе к ступеням у входа, приказал дружкам:

— Ну, теперь шагайте за водкой. Ларьки вон там, слева.

— Вы, девочки, без нас — ни-ку-да, — пьяненько погрозив пальцем, пробормотал Колян. — А ты, Степка, их стереги, понял?

— Да вы что, ребята, зачем нам уходить? — воскликнула Таня, стараясь изобразить веселую улыбку. — Вы же, смотрю, такие классные парни! Только на выпивку и закусь не скупитесь, набирайте побольше.

— Ладно, мы наберем, а вы нам отработаете! — хохотнул Ванюха. — Вы ведь правильные девочки?

Нина и Таня захихикали как можно вульгарней, чувствуя себя актрисами в роли ночных бабочек.

Как только два приятеля поплелись к ларьку, пассажирки тут же умолкли и одновременно взялись за ручки дверей, но тут водитель повернулся к ним и прикрикнул:

— Куда намылились, дорогуши? А за бензин кто будет платить?

Нина торопливо вытащила кошелек и сунула несколько бумажек. Он спрятал деньги и уже вполне добродушным тоном посоветовал:

— Дуйте отсюда, пока эти придурки на нас не смотрят.

В ту же секунду Нина и Таня выскочили из плена автомобиля и помчались к зданию вокзала, перепрыгивая через две ступеньки. Вбежав в зал ожидания, заметались, пытаясь найти милиционера, но в этот день им явно не везло. Кроме нескольких задремавших пассажиров, да еще цыган и бомжей, они никого не увидели. Впрочем, уже через минуту беглянки решили, что не стоит им сильно волноваться: вряд ли трезвый Степка расскажет своим невменяемым дружкам, куда именно убежали «девочки». Скорее, направит их по ложному следу. На всякий случай Нина и Таня решили незаметно выглянуть из вокзальных дверей на площадь, дабы убедиться, что злополучная машина уехала. Но, увы, машина пока была на месте. Более того, рядом с ней остановилась какая-то иномарка, и оттуда выскочили два пассажира с большой собакой.

— Выследили, — разом вскрикнули Нина и Таня, испуганно попятившись назад.

— Подожди… ведь мы же не в пустыне, чего нам бояться? — пробормотала Нина. — Хотя с другой стороны, лучше понапрасну не рисковать. Бежим на перрон!..

Они кинулись к противоположной двери, выбежали на платформу и растерянно огляделись вокруг. На первом пути стоял поезд, и несколько припоздавших пассажиров с чемоданами торопливо шли вдоль вагонов. Нина и Таня, то и дело оглядываясь, присоединились к спешащей группе. Поезд был проходящий, а потому посадка шла быстро, без прощаний. Через минуту уже все пассажиры были в вагоне. Проводница, стоявшая возле двери, разговаривала с какой-то дородной крашеной тетей, вышедшей на перрон покурить. Курящая дама несколько раз с интересом взглянула на растерянных молодых женщин и, кажется, готова была с ними заговорить. И вдруг на выходе из здания вокзала появились две мужские фигуры, сопровождаемые крупной собакой. Нина и Таня быстро переглянулись и поняли друг друга без слов. Раздумывать было некогда, а спрятаться можно было только в одном месте — в уходящем поезде.

Воспользовавшись тем, что проводница отвернулась, нырнули в вагон. Пройдя по коридору несколько шагов, увидели, что одно купе было открыто, и вошли туда, чтобы посмотреть из окна на перрон. Купе оказалось пустым, и они, захлопнув дверь, решили затаиться в нем до ближайшей станции, а там сойти и на пригородной электричке вернуться в город. Вряд ли преследователи заметили беглянок на перроне и, конечно, не догадаются искать их в поезде. И вдруг из окна они увидели бегущих к двери вагона мужчин, пожилого и молодого. И с ними — огромную собаку. Очевидно, молодой провожал пожилого, потому что сам он вместе с собакой остался на перроне, только помахал рукой отъезжающему.

Нина и Таня разом вскрикнули от радостного удивления: ни тот, ни другой мужчина не имели ничего общего с «террористами», да и собака была… доберманом.

Женщины кинулись из купе, подергали ручку двери, но она была неподвижной, будто ее заклинило. И в этот момент поезд тронулся. Нина и Таня, оказавшись запертыми в купе, принялись стучать, кричать, звать проводницу, но увы, она не сразу услышала их призывы.

Когда, наконец, злополучное купе открыли снаружи, выпрыгивать из поезда было уже поздно, он набрал ход. Проводница вошла не одна, а в сопровождении той самой курящей мадам, с которой разговаривала на перроне. Увидев двух растерянных и явно безбилетных пассажирок, проводница в первый момент и сама растерялась:

— А вы откуда тут взялись? Как мимо меня прошли?

— Извините, но у нас не было другого выхода, — быстро затараторила Таня. — Убегали от бандитов через вокзал, а спрятаться там было негде, вот и вскочили в поезд. Но вы не беспокойтесь, мы на ближайшей станции сойдем.

— Выдумали тоже — бандиты! — фыркнула проводница. — От бандитов надо было в милицию бежать, а не на поезд. Ну, анекдот, ей-богу, Варя, — повернулась она к своей спутнице. — И чего только эти девки не придумают, чтоб на халяву проехать…

— Да не собираемся мы ездить на халяву! — вспылила Нина, возмущенная грубым тоном проводницы. — Сколько стоит билет до ближайшей станции? Мы заплатим.

— Ой-ой, какие гордые попались! «До ближайшей станции»! А сами, небось, в Одессу едете на заработки.

Нине показалось, что проводница понимающе перемигнулась со своей спутницей. Догадавшись, за кого их с Таней принимают, Нина снова возмутилась:

— Да с чего вы взяли? Вы же нас совсем не знаете.

— И правда, Галя, не злись, — обратилась к проводнице курящая дама. — Видишь, девочки попали в историю. Они и так напуганы до предела. Пусть пока побудут у меня в купе, а там посмотрим.

— Ладно уж, — проворчала проводница. — Девочек и так полвагона. А эти лучше всех, что ли?

Дама вышла вместе с проводницей в коридор, и они о чем-то быстро пошептались. Вернувшись в купе, приветливо улыбнулась и сказала:

— Давайте знакомиться. Меня зовут Варвара Никитична. Можно тетя Варя, если хотите. А вас?

Они назвали свои имена и поблагодарили «тетю Варю» за заступничество перед проводницей.

— Да это пустяки! — Она махнула, рукой. — Я всегда молодых девчонок жалею. Сама в молодости всякого натерпелась. Но потом научилась свои права качать. Теперь-то уж мне палец в рот но клади. А вы, вижу, сегодня пострадали? Бедняги, совсем измочаленные. Прямо как загнанные лошади. Но все равно видно, что вы девушки красивые. Просто вам надо в хорошие руки попасть.

Нина и Таня переглянулись и уже не в первый раз за этот день поняли друг друга без слов. У них не оставалось сомнений, за кого приняла их эта подозрительно добрая тетя.

Вошла проводница, принесла постели. Вслед за ней в купе заглянул здоровенный бритоголовый парень с большой сумкой.

— Заходи, Гена, будешь четвертым, — пригласила его Варвара Никитична. — Знакомьтесь, девушки: это Геннадий, мой коллега.

«Коллега» кивнул, сел на лавку и с тупым интересом уставился на Нину и Таню.

— Что-то я их раньше не видел, — пробормотал он себе под нос.

— А они пока не из нашей компании, — ответила «тетя Варя». — Но девушки что надо, сам видишь.

Нина внимательнее присмотрелась к этой необычной попутчице.

Варваре Никитичне с виду было лет пятьдесят, но ее не по годам накрашенное лицо еще не утратило своеобразного шарма, а модная и дорогая одежда делала объемистую фигуру если и не элегантной, то, во всяком случае, эффектной. Все это дополняла приветливая улыбка, располагающая манера общения.

— Давайте, девушки, поужинайте с нами. А, вернее, — позавтракайте. — Варвара Никитична взяла у Гены сумку и стала выкладывать из нее на столик пакеты с едой и напитками. — Не стесняйтесь. Я же вижу, что вы совсем измотанные. Подкрепиться вам надо обязательно.

Нина глянула на аппетитные румяные пирожки, жареного цыпленка, сырокопченую колбасу, помидоры, янтарную гроздь винограда — и почувствовала такой дикий голод, что у нее даже закружилась голова. Это было неудивительно, ведь она уже немало часов ничего не ела, лишь выпила чаю в доме у «террористов». Искоса взглянув на Таню, Нина поняла, что ее подруга по несчастью находится в таком же состоянии. Теперь, когда опасность была позади и напряжение их отпустило, молодые женщины страшно захотели есть. Однако Нине все же было неудобно пользоваться хлебосольством случайной попутчицы, и она нерешительно запротестовала:

— Что вы, не стоит… Мы не так уж голодны. И потом нам ведь только до ближайшей станции доехать, а там мы себе купим еду.

— Да что вы там купите среди ночи! — возразила Варвара Никитична. — К тому же, ближайшая станция часа через полтора, не меньше.

— Да?.. — растерялась Нина. — А мы думали…

— А вы сейчас об этом не думайте, лучше подзаправьтесь. Вот, возьмите, выпейте.

Варвара Никитична протянула пластмассовые стаканчики с золотисто-коричневым напитком. Молодые женщины после изнурительных приключений чувствовали не только голод, но и жажду, а потому залпом проглотили питье. И тут же растерянно взглянули друг на друга, закашлялись, а потом рассмеялись. В стаканчиках была не «Кола» и даже не темное пиво, а что-то гораздо более крепкое.

— Это что? Коньяк? — спросила Таня. — Вроде не похоже… Наверное, какое-то домашнее вино?

— Да, мое фирменное, — улыбаясь ответила Варвара Никитична. — Очень хорошо подбадривает и укрепляет нервы. А теперь хорошенько закусывайте, чтобы не опьянеть.

Молодые женщины, с трудом сдерживая зверский аппетит, принялись за еду. С каждой секундой Нина чувствовала себя все лучше, настроение у нее поднималось, голова начала приятно кружиться, и ей почему-то очень хотелось говорить, смеяться, просто быть в центре внимания.

— Вино замечательное! — провозгласила она, осушив второй стаканчик, заботливо налитый «тетей Варей». — И, главное, от него совершенно не пьянеешь, голова ясная. А вы, Варвара Никитична, очень добрая женщина. Ну, кто мы вам? Случайные попутчицы. А вы к нам так по-доброму отнеслись. Но, правда, вы нас, кажется, не за тех приняли. Мы с-совсем н-не представительницы д-древнейшей п-профессии… — Нина вдруг почувствовала, что язык у нее начинает заплетаться, и, как бы со стороны услышав свою заикающуюся речь, она беспечно рассмеялась.

— Да, я вижу, что вы девушки порядочные, — подтвердила «тетя Варя». — Но в историю все-таки попали. И раз уж вы каким-то там бандитам не угодили, лучше вам пока что в город не возвращаться.

— Н-не понимаю, как это можно, — сказала Нина и вдруг с удивлением почувствовала, что не слышит собственного голоса.

Она посмотрела на Таню, увидела, как у той шевелятся губы, но ничего не разобрала из ее слов.

А Варвара Никитична продолжала говорить что-то ласковое, успокаивающее, и, хотя у Нины в ушах стоял странный шум, она все-таки поняла, что ей предлагают лечь на полку и немного вздремнуть. Смутно вспомнила, что до станции еще час езды, и решила, послушаться благого совета. Напоследок она все-таки пробормотала, чтобы на первой же остановке ее разбудили, — а затем, пристроив сумку у изголовья, сбросила туфли и улеглась.

Сон сморил ее сразу, как только голова коснулась подушки. Он был похож на провал во времени — таким был быстрым, глубоким и совершенно без сновидений.

Когда Нина открыла глаза, ей показалось, что она пришла в сознание после обморока. Яркий солнечный свет назойливо пробивался к ее лицу, заставляя щуриться и прикрываться рукой. Она поняла, что уже далеко не раннее утро. В ту же секунду, припомнив все свои вечерние и ночные приключения, вскочила и осмотрелась вокруг. Рядом, на второй нижней полке, лежала Татьяна, у которой тоже явно начинался процесс пробуждения: она ворочалась, стонала и морщилась.

На верхней полке примостился, опершись головой о согнутую руку и посматривая вниз, Гена, «коллега» Варвары Никитичны. Однако самой тети Вари в купе не было — четвертая полка пустовала.

Нина бросила быстрый взгляд в сторону своей подушки и облегченно вздохнула: сумочка была на месте. Открыв ее, Нина достала зеркальце и расческу, одновременно проверив наличие диктофона. Все оказалось в порядке. Даже деньги. И это ее немного успокоило. Подняв глаза на Гену, она спросила:

— А где Варвара Никитична? И почему вы нас не разбудили вовремя? Мы ведь просили…

Гена ничего не ответил, но тут открылась дверь, и в купе вошла со своей неизменной приветливой улыбкой Варвара Никитична.

— Доброе утро, красавицы, — сказала она бодрым голосом. — Не обижайтесь, что не растолкала вас вовремя. Сама заснула без задних ног. Да и потом, вы так крепко спали, вас и пушка бы не разбудила.

В этот момент Татьяна вскочила на ноги, глянула в окно и, схватившись за голову, воскликнула:

— Господи, да где это мы?! Куда мы уже заехали?

— Не волнуйтесь, мы подъезжаем к хорошему городу, — успокоила Варвара Никитична, взглянув на часы. — Через час будем в Одессе.

— Боже мой, да в какой же поезд мы сели? — Таня обеими руками взъерошила себе волосы. — Наверное, «Ростов — Одесса»? Вот так история… Мы же хотели выйти на ближайшей станции, а потом уснули. Почему мы так крепко спали?

Нина и Таня переглянулись и подумали об одном и том же. Варвара Никитична, очевидно, догадалась, о чем они подумали, и тут же предупредила их вопрос:

— Если вы, девушки, намекаете, что я вам снотворное подсыпала, — так я ведь и обидеться могу. Зачем это мне нужно? Я к вам по-человечески, по-матерински отнеслась… Вы же такие измученные были. На вас будто бандиты наезжали, да? Понятно, что после всех этих мытарств, да после выпивки и закуски вы расслабились, осоловели… ну и уснули крепко-накрепко. Что же удивительного?

В рассуждениях Варвары Никитичны вроде бы все было логично. И Нина решила не выяснять причину своего слишком глубокого сна, а искать наилучший выход из создавшегося положения.

— Ничего не поделаешь, подруга, — сказала она, глядя на Таню. — Придется теперь из Одессы уезжать обратно. Денег на билеты, надеюсь, хватит. Позвоню домой, объясним, что недоразумение вышло… Ну, ладно, не будем унывать. А вам, Варвара Никитична, спасибо, что вчера нас приютили. Вот только, боюсь, опять будет проблема с проводницей. Мы же ей обещали, что сойдем на ближайшей станции, а сами прямиком доехали до Одессы.

— Об этом но беспокойтесь, я с ней поговорю, — пообещала Варвара Никитична. — Если у вас денег на билеты не хватит — доплачу.

— Спасибо, мы вам обязательно вернем, вышлем по почте, — заверила Нина. — Нам бы только вернуться домой.

— Неужели дома так уж хорошо? — усмехнулась Варвара Никитична. — Я бы на вашем месте домой пока не рвалась. Если у вас там какие-то разборки были или вы не угодили кому-то сильному, то лучше бы вам малость подождать, когда все без вас утрясется.

Нина и Таня молчали, не желая вдаваться в подробности пережитых «разборок». А Варвара Никитична, по-видимому, приняла их молчание за готовность к согласию и продолжала развивать свою мысль:

— Кстати, могу предложить вам, девушки, неплохой вариант. И грозу переждете, и деньги заработаете очень даже хорошие. — Варвара Никитична чуть повременила. — Есть одна посредническая фирма. Я ее представитель. Мы сейчас набираем людей для работы за рубежом. Конечно, работы там разные — в зависимости от способностей, квалификации, внешних данных. Девушки идут кто официантками, кто секретарями, кто в магазин, кто на ферму. Если языки знаете, можно переводчицами или там, скажем, на радио…

После перечисления вариантов трудоустройства за границей Варвара Никитична перешла к расхваливанию достоинств Нины и Тани, которые, конечно же, заслуживают самых лучших и высокооплачиваемых должностей. Но невольные попутчицы уже не вникали в смысл агитационных речей, а думали только о том, как бы поскорее улизнуть из замкнутого пространства купе.

Они попытались было заикнуться о том, что пора бы сходить в туалет и умыться, но Варвара Никитична, пропустив мимо ушей их слова, продолжала настойчиво убеждать:

— Я, девушки, плохого нк посоветую. У нас на фирме люди проверенные и никого еще не подводили. Чем вам здесь копейки получать, да еще от каждого подонка терпеть всякие пакости, то лучше заработать по-человечески где-нибудь в культурной стране. Приедем в Одессу, я вам все оформлю. Через два-три дня сядете на пароход и… Ну, а домашним позвоните, так мол и так, подвернулась выгодная работа, скоро отъезд, раздумывать некогда. Если вы еще сомневаетесь, я вам наши документы покажу, проспекты, там все красочно, наглядно.

Внезапно дверь открылась и в купе вошла молодая симпатичная девушка с каким-то решительно-испуганным выражением лица. Она смотрела прямо на Варвару Никитичну, не замечая остальных, и щеки ее то бледнели, то покрывались красными пятнами.

— Что тебе, Наташа? — спросила ВарвараНикитична как-то уж очень настороженно.

— Тетя Варя… Варвара Никитична, я хочу забрать у вас свой паспорт, я передумала ехать, — выпалила девушка скороговоркой.

Варвара Никитична замялась только на секунду, а потом благожелательно обратилась к Нине и Тане:

— Девушки, вы, кажется, хотели в туалет? Ну, идите, Гена вас проводит.

— Да не надо, мы сами, — запротестовала было Татьяна, но Гена, ни слова не говоря, шагнул вслед за ними.

Когда Нина и Таня шли по коридору, им бросилось в глаза, что в этом вагоне едет довольно много симпатичных девушек. Причем, как видно, одной компанией. Они выглядывали из купе, стояли у окна, курили в тамбуре. Нина оглянулась. Гена шел следом неотступно, но молчал, жуя «резинку», и с безразличным видом смотрел прямо перед собой.

У двери туалета молодые женщины на секунду замялись. Потом Нина сообразила предложить:

— Таня, давай зайдем вместе, ты мне сзади молнию на юбке поправишь, а то расходится.

Закрывшись в туалете, они получили возможность переговорить наедине.

— Ты поняла, к кому мы попали? — быстро зашептала Нина. — Вот уж действительно, ни минуты без приключений!

— А ты видела, сколько дурочек уже навербовала эта тетя Варя? По меньшей мере три купе заняты живым товаром. Игорь еще два года назад писал статью, как наших девчонок продают в бордели. Доверчивые души всегда найдутся. Думают, что именно им повезет.

— Приедем в Одессу, надо быстро отделаться от этой веселой компании и бежать в ближайшее отделение милиции, а оттуда уже свяжемся по телефону с нашими. Может, кто-то из группы Шеремета будет на месте. А то ведь сейчас, наверное, Ярослав и Кирилл ищут нас по всему городу…

В дверь усердно постучали и за ней раздался голос Гены:

— Вы чего там, уснули снова? Нечего очередь создавать…

— Сейчас, — громко ответила Нина. — Подожди минутку.

— Скорей бы вернуться… — пробормотала Таня словно про себя. — Уж я теперь с этой гадиной рассчитаюсь. Мне терять нечего.

— Ты об Ираиде говоришь? Ничего, с ней теперь разберутся. А нам сейчас надо думать о себе. Эта тетя Варя подозрительно нас опекает.

— Здесь мы, слава Богу, не в плену. На вокзале помашем им ручкой…

Когда Нина и Таня вышли из туалета, Гена стоял в той же позе и бесстрастно молчал. «Очереди», о которой он минуту назад говорил через дверь, у туалета не было. Скорее всего, он был приставлен Варварой Никитичной приглядывать за двумя пока еще не завербованными кандидатками.

Вернувшись в купе, они уже не застали там испуганно-решительной Наташи, а Варвара Никитична опять сияла приветливой улыбкой. Она предложила попутчицам «маленький завтрак», указывая на стаканы с чаем и пачку печенья.

Они не стали есть печенье, но чай выпили, а потом деликатно осведомились у Варвары Никитичны, сколько должны ей за ночное угощение. Мадам перевела все в шутку:

— Обижаете, девушки. Я со своих коллег деньги за угощение не беру. Надеюсь, мы с вами будем коллегами, а?

— Не знаю, Варвара Никитична, — осторожно заговорила Нина. — Предложение ваше, конечно, заманчивое, но… слишком это неожиданно. С родными надо посоветоваться. И, потом, мы не готовы к заграничному вояжу. У нас даже паспортов с собой нет.

— Это можно поправить. А пока посмотрите…

В купе заглянул Гена и сказал:

— Тетя Варя, там эта… Наташка… в общем, пошла искать…

Варвара Никитична быстро сунула своим попутчицам пачку красочных проспектов, а сама встала и вплотную подошла к Гене. Они говорили очень тихо, но Нине удалось разобрать некоторые фразы:

— Наташку еле догнал… к начальнику поезда шла… Пришлось вернуть паспорт… Ирку рыжую едва не сманила, подлая…

— Наташку от всех отделить, чтобы воду не баламутила… Бэзэ будет недоволен… Приедет нас встречать к поезду… Этих упустить нельзя…

Самым интересным в подслушанной информации оказалось наличие некоего шефа, который лично явится к поезду встречать всю компанию. Видно, шефу Варвара Никитична и иже с ней были подотчетны. Нину удивило его прозвище — Бэзэ, а может, Бизе? Непонятно, произошло ли оно от фамилии композитора или от названия пирожного. В связи с этим смутное воспоминание промелькнуло у Нины в голове и тут же улетучилось. Но она все-таки решила до конца выяснить этот вопрос. Когда Варвара Никитична отослала Гену в коридор, а сама, прикрыв дверь, снова вернулась в купе, Нина спросила напрямик:

— А что, Варвара Никитична, вы в своей фирме не главная? Есть какой-то шеф?

— Да, конечно. В любом деле без шефа нельзя.

— Он у вас главный организатор?

— Ну, кто деньги вложил, тот и организатор.

— Извините, но я невольно услышала, что вы называете его «Бэзэ». Это фамилия такая или прозвище?

— Слух у тебя музыкальный, — усмехнулась Варвара. — Ну, да фамилию вам знать не обязательно. А Бэзэ — это просто инициалы по имени-отчеству.

И тут Нину осенила внезапная догадка. Стукнув себя ладонью по лбу, она воскликнула:

— Борис Захарович Ильчук!

— Ты его знаешь? — у Варвары Никитичны вытянулось лицо.

— Ну, кто же не знает такого знаменитого человека, — ответила Нина, едва сдерживая улыбку.

— Э, в нашем деле он пока что новичок, — возразила тетя Варя. — Может, чем-то другим он и знаменит, не спорю. Честно скажу, я его мало знаю. Меня с ним недавно познакомили очень уважаемые люди.

В одну секунду Нина вспомнила ту разрозненную информацию о Борисе, которую получила за последние сутки. Вначале слова Ярослава: «У Бори вдруг появилась какая то совместная фирма». «Есть сведения из Одессы, что там в последнее время был замечен Борис Ильчук». Затем вскользь оброненная реплика Ираиды: «Боря в последнее время очень полюбил пристраивать хорошеньких девочек».

«Вот, значит, в какую фирму вложил он деньги, украденные у моего отца, — подумала Нина. — Что же, Боря развил деятельность многопрофильную: он не только помогает Хустовскому, но и занимается «трудоустройством» доверчивых искательниц счастья. А, может, у него и еще какая-нибудь идея в запасе? Почему бы, например, ему не вспомнить увлечение своей юности и не подзаработать на любителях наркотического кайфа?»

Все эти мысли, и злые и насмешливые, заставили Нину по-новому взглянуть на происходящее. Теперь нельзя было действовать по намеченному плану. Невозможно будет сбежать с вокзала на глазах у Бори. Он остановит, помешает, выследит. А вдруг он успел связаться с Ираидой и уже знает о событиях прошедшей ночи? Впрочем, нет. После всего происшедшего мадам Хустовской не до него. Она сама сейчас, наверное, пустилась в бега.

Как бы там ни было, но присутствие Бориса все осложняет. Нина перевела взгляд на сумку, лежавшую у нее на коленях. Нельзя рисковать диктофоном. Искоса взглянула на Таню. Слава Богу, ее-то Борис никогда в глаза не видел. Значит, надо отвлечь все внимание на себя и тем самым дать возможность Татьяне с сумкой в руках уйти куда надо. Обдумав все это за несколько секунд, Нина весело заявила Варваре Никитичне.

— Что же, если у вас такой замечательный шеф, то мы согласны на ваши предложения. Приедем в Одессу — подпишем контракт.

Говоря это, Нина незаметно сжала Танину руку, предостерегая от неуместных возражений и вопросов.

Варвара Никитична похвалила «девушек» за их удачный выбор и пообещала, что они жалеть не будут. Поезд уже подъезжал к Одессе, и она отправилась по вагону собирать команду, а Нина и Таня на несколько минут остались одни. Выглянув на всякий случай в коридор, увидели неотступно маячившую фигуру Гены и поняли, что мимо него не удастся незаметно улизнуть в другой вагон.

— Что это значит? — недовольно спросила Таня. — Чего ради ты вздумала играть в такие игры?

— Слушай, — быстро и отрывисто заговорила Нина. — Этот Бэзэ… — Борис Ильчук — хорошо меня знает. Я мимо него не проскочу. К тому же он тайный помощник Олега. Поэтому уйти вдвоем нам с тобой не удастся. Уйдешь одна. Вот, держи сумку. Я отвлеку внимание Варвары, а ты проберись по вагону вперед. Важно, чтобы ты вышла из поезда намного раньше меня. Борис тебя не знает и не будет за тобой следить. Как только выйдешь, побыстрее покидай вокзал, мчись в ближайшее отделение милиции. Объясни там все в общих чертах и сразу же звони Кириллу. Обязательно скажи ему про диктофон. Да, предупреди, что ему собираются подстроить аварию на том же месте, где погиб Черкашин.

— Погоди, Нина, — остановила ее Таня, испуганная и озадаченная таким поворотом дел. — А как же ты? Ведь Борис — он тоже может тебя куда-то увезти и там…

— Борька по натуре не так опасен, как Хустовские. Он способен совершить любую пакость, но на открытый бандитизм, на мокрое дело не пойдет. Уж я-то его хорошо знаю. И потом, сегодня-завтра он вряд ли куда-то уедет из Одессы. Ты ведь слышала — Варвара говорила, что пароход уходит через два-три дня. Борька, конечно, проследит за его отплытием. А, может, и сам отплывет тем же рейсом.

— Хорошо, допустим. А где потом тебя искать?

— Я сама постараюсь прийти куда надо. Но это смотря по обстоятельствам. На всякий случай назначаю место встречи — оперный театр. Ничего другого не могу придумать. Постараюсь сегодня вечером быть там на спектакле. Одна или с Борькой. Все, сюда идут. Сумку держи покрепче.

Поезд уже замедлял ход, подъезжая к вокзалу. Варвара Никитична суетилась, бегала из коридора в купе и обратно. Пассажиры медленно, загромождая проход чемоданами и сумками, двигались к выходу. Среди них Нина заметила и того пожилого человека — мнимого террориста, из-за которого они с Таней оказались в поезде и попали в новую историю. Про себя Нина отметила, что это, может, даже и к лучшему — таким образом она неожиданно «вышла» на Борьку. Поистине его величество случай сыграл с ней шутку — одновременно добрую и злую. Нина не хотела признаться себе, что в ней пробудилось своеобразное честолюбие, желание испытать свои способности.

Глава двадцать вторая

Поезд медленно тянулся вдоль перрона. Нина, чуть отступив от окна, внимательно рассматривала встречающих. Бориса она заметила сразу, хотя он стоял на некотором отдалении и не стремился подойти ближе к вагону.

В глубине души она отдавала себе отчет, что могла бы при большом старании затеряться в толпе или перебежать в другой вагон, но теперь ей не очень-то этого хотелось: она наметила цель и почувствовала азарт борьбы. Она решила не просто спасти себя, но и помочь следствию выйти на неуловимого Бориса.

Впрочем, в любом случае теперь поздно было менять свои планы: Таня уже пошла вперед, и надо было отвлекать от нее внимание Варвары и Гены. Нина шла как раз перед ними, поминутно оглядываясь, и сетовала, что вокруг столько чемоданов и баулов, которые оттесняют «девочек» в разные стороны. При этом она не забывала смотреть в окно, ожидая появления Татьяны на перроне. Наконец, она увидела, что ее спутница вышла из вагона и быстро зашагала вперед, смешиваясь с толпой. В последний раз темно-синее платье Тани мелькнуло у стоянки такси, и дальше Нина потеряла ее из виду.

Настал момент ей самой выходить из вагона. Еще стоя на ступеньке, она бросила быстрый взгляд в сторону Бориса. И тут же встретилась в ним глазами. На его лице отразилось почти глуповатое удивление. Он даже на пару секунд засуетился, завертел головой по сторонам. Видимо, думал, что вместе с Ниной приехали нежелательные и опасные для него персоны. Но, убедившись, что она без спутников, заставил себя стоять на месте и даже через силу улыбаться. Варвара Никитична взяла Нину под руку и подвела к Борису:

— День добрый! Вот, шеф, я двух новеньких завербовала. А эта — даже ваша знакомая. Так она говорит.

— Привет, подруга детства. — Борис чмокнул Нину в щеку. — Какими судьбами? Ты и… тетя Варя?..

— А где же вторая? — засуетилась Варвара Никитична, оглядываясь по сторонам. — С ней подружка была, куда-то делась…

— Да какая она мне подружка! — небрежно бросила Нина. — Мы с ней только вчера познакомились. Случайно, в ресторане. К нам пристали какие-то подонки, мы от них удирали, выбежали на перрон, ну и… спрятались в проходящем поезде. А эта подружка… я даже не знаю, как ее теперь назвать… Представь, взяла у меня сумочку, якобы хотела накраситься, и след простыл. Обыкновенная воровка. Ну да ладно, у меня в сумочке одни копейки остались.

— Вот так история. — Борис смотрел на Нину с недоверием и насмешкой. — Ладно, я тебе помогу разобраться. Садись в мою машину, поедем в гостиницу, там и поговорим.

Нина обратила внимание на то, что рядом с Борисом крутится какой-то парень — телохранитель или шофер. Борис поручил ему проводить Нину к машине, а сам занялся «тетей Варей» и ее командой. Вскоре «девушки» вместе с Варварой и Геной уселись в микроавтобус, а Борис вернулся к машине и сел рядом с Ниной на заднем сидении. Шоферу велел гнать к гостинице.

— Да подруга, вид у тебя потрепанный, — сказал он, окинув Нину критическим взглядом. — Рассказывай, где тебя носило и как ты попала в руки к тете Варе.

Нина рассказала Борису придуманную на ходу версию.

— В ресторан, говоришь, пошла? — скептически усмехнулся он. — А там подонки пристали? Ну-ну… И куда же твой Рэмбо смотрел? Почему отпустил тебя одну?

— Ты имеешь в виду Ярослава? Я от него ушла. Знаешь, Боря, ты был прав. Мы с ним не одного поля ягоды.

— И что теперь думаешь делать?

— Представь, хочу изменить свой образ жизни. Например, уехать хоть в тартарары. Тут и случай подвернулся подходящий. Варвара Никитична предлагает интересную работу за границей. Говорит, что я на секретаря-референта потяну, а то и выше.

— Она тебе так сказала? — Борис рассмеялся не без ехидства. — Интересная комбинация получается: Нина Гаевая в компании девиц, завербованных Варварой.

— А что тут такого? В компании мне даже лучше будет, веселей, не так страшно оказаться на чужбине.

Борис взглянул на собеседницу с любопытством и недоумением, словно хотел спросить: «Ты что, на самом деле такая дурочка, или решила меня разыграть?»

А Нина продолжала в том же духе:

— Уеду — и сразу отпадет несколько проблем. Например, с этим следствием. Понимаешь, я оказалась свидетельницей одной разборки. Теперь меня по судам затаскают. А мне это совершенно ни к чему.

— Подожди, — остановил ее Борис, положив руку ей на плечо. — В гостинице расскажешь все по порядку.

Нина поняла, что эта тема волнует его настолько, что он не желает обсуждать ее даже при таком проверенном человеке, как собственный водитель.

Когда Борис привел Нину в свой гостиничный номер и принялся угощать ее коктейлем и фруктами, она почувствовала, что он сгорает от нетерпения услышать ее рассказ о следствии, но не хочет первым начинать разговор. Нина решила до конца выдержать роль незнайки, которая ни сном ни духом не догадывается о связи Ильчуков с делом Хустовского.

— Я понимаю, Борис, что тебе это неинтересно, — сказала она, кусая яблоко и наблюдая за собеседником из-под полуопущенных ресниц. — Ты этих людей не знаешь, у тебя свои проблемы. А я вот попала в переплет. И надо же мне было проболтаться о том, что я видела!.. Кстати, этот подследственный — его зовут Олег — мой давний знакомый. Мы когда-то в юности даже встречались.

— Выходит, ты своего старого знакомого заложила? — осторожно спросил Борис.

— Ну, получается, что так. Мне самой неудобно. Вот потому и хочу уехать подальше от всей этой мути. Как ты думаешь, смогу я найти стоящую работу? Ты ведь шеф, владелец фирмы. Неужели не поможешь? Ты же у нас был другом семьи.

— Был когда-то, — криво ухмыльнувшись, сказал Борис. — Но членом семьи так и не стал. И это меня оскорбляет.

— Ты до сих пор не можешь забыть Катю?

— Дело не в этом. О Катьке я уже не думаю. У меня в Германии есть невеста, скоро женюсь. А вот чего не могу забыть, так это вашего семейного гонора. И вы с Катькой, и ваши покойные папаша с мамашей всегда смотрели на нас сверху вниз, словно вы аристократы, а мы — плебеи. Вот потому-то мне сейчас так интересно. Кто бы мог подумать: дочь Гаевого обратилась к моей служащей, чтобы та отправила ее на работу в заграничный бордель. Вот ситуация, да? Жаль, что ты еще свою младшую сестрицу не прихватила.

Борис наклонился к креслу, в котором сидела Нина, и рассмеялся ей в лицо коротким злобных смехом. Нина отодвинулась от него подальше, подняла брови и с нескрываемым презрением спросила:

— Если ты нас настолько ненавидишь, так почему не постеснялся воспользоваться нашими деньгами?

— Что?..

— Не притворяйся, я к курсе дела. Вы с дядей Захаром так и не вернули долг моему отцу.

Борис уселся на журнальный столик, скрестил руки на груди и с насмешливым вызовом спросил:

— И ты можешь это доказать?

— Конечно, могу. Остались документы, расписки.

— Блефуешь, детка. Никаких документов у тебя нет.

— Но ты ведь не можешь быть уверен в этом на сто процентов. А если все-таки я найду доказательства?

— Если бы, да кабы… Чего ты добиваешься?

— Неужели не понятно? Ты состряпал свою новую фирму на папины деньги. Вот и отдай мне мою долю. Сделай меня совладельцем. Это будет справедливо.

— Так вот на что ты рассчитываешь? А всю дорогу прикидывалось дурочкой. И сколько фантазии: удирала от подонков, спряталась в вагоне, случайно наткнулась на тетю Варю… Интересно ты все спланировала. Вот как проявляется твоя фамильная хватка.

— А чего же ты ждал, Боря? Думаешь, только тебе хочется жить красиво? Притом, я же не требую у тебя ничего лишнего, я только хочу вернуть свое.

— Послушай, это бесполезный разговор. — Борис вскочил и заходил из угла в угол по комнате, потом вдруг резко остановился перед Ниной. — Если некогда отец и занимал нечто у дяди Васи, так теперь мне негде взять. А мой отец, как тебе, наверное, известно, сейчас в Германии.

— Ну да, там же, где твоя невеста, — усмехнулась Нина. — Понимаю. И денег свободных у тебя нет, все вложены в дело. Беда только в том, что дела твои с криминальным отливом. Вот хоть эта торговля девочками. Конечно, я понимаю, что ты все прикрыл приличной вывеской и надежной крышей. Но мне-то удалось под эту крышу заглянуть, учти.

— Шантажировать меня вздумала? На тебя не похоже. Ты же всегда была такой праведной девицей… Или прикидывалась до поры до времени? — Борис притворно вздохнул. — Увы, не осталось на свете честных и порядочных людей.

— А ты ценишь в людях честность? Хотя, почему бы и нет? «Честность — прекрасная вещь, если все вокруг честные, а ты один — жулик».

— Это кто же так интересно высказался? Задорнов или Жванецкий?

— Гейне. Но звучит современно, правда? Времена проходят, а природа человеческая не меняется.

Борис ухмыльнулся.

— Меняется. В худшую сторону. Вот и ты, вижу, стала не лучше других. Пока папаша был жив и обеспечивал вас с Катькой, ты была такая благородная, думала о высоких материях. А теперь, когда опекуна не стало, а муж оказался не таким, как надо, приехала ко мне выколачивать должок? Фи, как вульгарно! Я думал, ты выше всяких денежных интересов.

— А я оказалась не выше. Чем ты недоволен? Ты бы радовался, что я стала с тобой на одну ступеньку. Тебе же всегда хотелось унизить дочерей Гаевого. Особенно меня, потому что я была для тебя «ненормальной», «с шизой» и так далее. И вот я готова с тобой сотрудничать, даже стать помощницей типа тети Вари. Только хорошо заплати.

— Ты серьезно? Или снова принялась за игры?

Борис уставился на Нину. Ей показалось, что глаза его с настороженным вниманием изучают ее. Она постаралась выдержать взгляд спокойно и твердо, не меняя холодно-надменного выражения лица. Важно было, чтобы Борис поверил в ее меркантильность, начал торговаться. Тогда можно будет незаметно выведать у него кое-какие сведения, мирно провести оставшийся день, а вечером пойти к условленному месту встречи. Только бы Таня дозвонилась Кириллу, а Ираида не дозвонилась Борису!

Молчание затянулось, и Нина решила его разрядить:

— Я с тобой не играю, Боря. Мне элементарно нужны деньги.

— Знаешь… — Борис наморщил лоб, делая вид, что сосредоточенно раздумывает. — Ты ведь могла бы сейчас без проблем получить хорошие бабки. И работать бы долго не пришлось. Только раз скажи то, что надо — и все.

Нина взглянула на него с недоумением, и Борис пояснил: — Мне одни уважаемые люди говорили, что… Хустовский готов хорошо заплатить, если ты…

— Если я… откажусь от своих показаний? То есть, они мне заплатят за лжесвидетельство?

— Зачем такие громкие фразы… еще в наше время. Нынче даже о-очень большие люди едва ли не каждый день отказываются от своих слов. И ничего. А ты ведь точно и не знаешь, виноват Хустовский или нет. Ну, что ты видела? Как пьяного посадили в машину и куда-то увезли? Так где у тебя уверенность, что именно эти люди его и убили? С чего ты взяла, что Хустовский был как-то связан с убитым? Мне говорили, что Олег солидный человек и на подобные дела не пойдет. Ты просто обозналась. Может, от удара по голове память малость повредилась, а теперь постепенно восстанавливается.

— А ты, я вижу, хорошо информирован об этом деле. И, кажется, заинтересован, чтоб я изменила показания. С чего бы это? Разве ты знаком с Хустовским?

— С ним лично не знаком. — Борис слегка замялся. — Но у нас есть общие знакомые.

— Те самые «уважаемые люди», которые говорили, что Олег хорошо заплатит? Понятно. А если я соглашусь… ты поможешь мне с ними связаться? И дашь гарантию, что они не обманут при расчете?

Борис стал уверять ее, что в этом она может не сомневаться, и Нина заметила, какое довольное выражение появилось в его глазах. Наверное, он чувствовал себя победителем, сумевшим перехитрить, подчинить противника — и тем самым заслужить благодарность патрона. Теперь она была почти уверена, что Боря ничего не знает о событиях прошедшей ночи. Иначе не стал бы предлагать плату за то, чего Ираида пыталась добиться более крутыми мерами.

Борис попросил Нину подождать и стал быстро набирать по телефону длинный номер. Явно звонил в другой город. Нина поняла — Борис спешит сообщить хозяевам о своем неожиданном успехе. Она напряглась, готовая в любую минуту сорваться с места. Но на другом конце провода молчали. Борис звонил еще и еще, потом чертыхнулся и раздраженно бросил трубку на рычаг. Нина сделала вид, что не понимает, кому он звонил.

Желая отвлечь Бориса от опасных подозрений и одновременно кое-что у него выведать, завела разговор на отвлеченную тему, потом предложила выпить. Борис охотно достал бутылку виски, налил Нине и себе. Занятый своими мыслями и расчетами, не заметил, как в два приема осушил полный стакан. Нина сделала только маленький глоток, продолжая без умолку болтать и незаметно, как бы между прочим, задавать ему вопросы о «тете Варе» и о других сотрудниках, о названии и официальных функциях его новой фирмы, о связях за рубежом, в порту и на таможне.

Борис, размягченный крепким напитком и своей неожиданной моральной победой над дочерью Гаевого, не считал необходимым осторожничать. В какую-то минуту, заметно пьянея, он даже попытался обнять Нину и заявил, что она ему всегда нравилась больше Кати. Нина постаралась осторожно отвертеться от его ухаживаний. Ей помог телефонный звонок. Борис оставил ее в покое и поспешил взять трубку.

Нина снова напряглась, готовая в любую минуту бежать.

По репликам Бориса поняла, что звонит кто-то из местных его дружков. Прикрыв трубку рукой, Борис сообщил ей:

— Меня приглашают на вечер в казино. Поедешь со мной?

— Нет, Боря, у меня другие планы. В кои-то века я вдруг оказалась в Одессе, и как не сходить в известнейший оперный театр?

— Ладно, принимается. — Борис довольно ухмыльнулся и объявил в трубку, что у него на этот вечер запланирована культурная программа.

После короткого стука в номер вошел молчаливый Гена и протянул записку. Борис прочитал, дал Гене несколько отрывистых указаний, причем, каким-то закодированным, непонятным Нине языком, и выпроводил его за дверь. Затем сообщил, что ему надо срочно выехать в одно место и пригласил Нину сопровождать его. Девушка забеспокоилась: не помешает ли эта поездка намеченному культпоходу, но Борис твердо пообещал, что в театр они обязательно успеют.

«Мест» оказалось несколько.

Разъезжая с Борисом по городу, Нина старалась запомнить, где он останавливался, мысленно записывала адреса домов, в которые он заходил.

Во время обеда в ресторане, куда привел ее Борис, она незаметно поглядывала на часы и с нетерпением дожидалась начала спектакля. Однако в запасе было почти два часа, и Борис решил съездить на центральный переговорный пункт. Нина стала неподалеку от кабинки и внимательно наблюдала за ним. Все его попытки дозвониться оказывались тщетными.

«Интересно, — подумала Нина, — отсутствие нужных ему абонентов — это простое совпадение или оперативники уже успели поработать?»

Наконец, Борису кто-то ответил. Нина подошла поближе, прислушалась, но до нее долетело лишь несколько слов, которые он, не сдержавшись, выкрикнул довольно громко: «Не дозвонился?! Не нашел?! Так найди! Иначе на хрена мне…» Далее он продолжил говорить, прикрыв трубку рукой. Нина поняла, что, очевидно, собеседник Бориса — «шестерка», ему поручено держать связь. И вот связь прервалась, сведений нет, Борис нервничает и уже готов отменить всякие развлечения, даже поход в театр.

Нина попыталась выведать, чем же так огорчен Борис, но он отвечал уклончиво и туманно. Она знала, что простоватые с виду Ильчуки умеют хранить свои тайны. В какой-то момент Нина пожалела, что вовремя не сбежала от Бори. Теперь, когда он насторожен молчанием Ираиды, сделать это будет намного труднее… Он уже смотрит на нее подозрительно, словно решает сложную задачу, связанную с Ниной.

В театр они все же пришли. Теперь Нина чувствовала одновременно и облегчение и медленно нарастающую тревогу. Сделала ли Таня все как надо? А, может, ее звонок к Кириллу перехватили люди Хустовского? Успеют ли Кирилл и Ярослав прибыть к нужному времени в Одессу? А если нет, значит, «на встречу» с ней придут местные оперативники. Но станут ли они связываться с этим делом? Вообще, поверят ли Татьяне?.. Все эти мысли бродили у Нины в голове, когда она шла по центральному вестибюлю театра, незаметно оглядываясь по сторонам. Рядом вышагивал мрачноватый Борис, а позади их сопровождал молчаливый шофер-телохранитель.

Может быть, что-то не получилось, сорвалось, и на встречу никто не придет? Тогда надо будет отделываться от своих спутников самой. В театре это сделать проще, чем на улице: в конце концов, вокруг люди, можно найти дежурного милиционера. Но пока не время для ухода. Надо побродить по театру и подождать хотя бы до антракта.

Места у них были в одной из центральных лож бельэтажа. Нина уселась и стала внимательно осматривать зал. Рядом с ней Борис разговаривал с каким-то своим знакомым — местным театралом, сетовавшим на театральные проблемы и трудности: здание садится, требуются реставрационные работы, а денег нет; хуже стала посещаемость, потому что публика обеднела, билеты дорожают. В другой раз Нина охотно поддержала бы этот разговор, но сейчас была слишком занята своими мыслями.

Потом собеседник Бориса ушел, оставив Нине бинокль и пожелав приятного просмотра. Шофер-телохранитель, сидевший сзади, покашлял, словно напоминая о себе, и Борис, оглянувшись, сказал ему вполголоса несколько слов. Нина чувствовала себя под присмотром.

Она навела бинокль на публику в партере, тщетно отыскивая знакомые лица. Надо было как-то унять нарастающее волнение, успокоиться, и Нина решила до антракта не думать ни о чем постороннем, а вести себя, как нормальная театралка. Смотреть и слушать, получать удовольствие от спектакля.

Центральная люстра, переливаясь хрустально-золотым великолепием, постепенно стала гаснуть, на сцене раздвинулся тяжелый малиновый занавес, и зазвучали первые аккорды увертюры.

Нина, поглощенная своими тревогами, не вникала, на какой именно спектакль они пришли. Но, уловив в музыкальном вступлении отзвуки знакомых мелодий, поняла, что идет балет «Много шума из ничего». В основу была положена музыка к знаменитому вахтанговскому спектаклю, из которого Нина помнила две ироничные и романтические песни — «Как соловей о розе» и «Ночь листвою чуть колышет». Улыбаясь и покачивая головой в такт игривой музыке, Нина на минуту отвлеклась от своих переживаний.

Борис начал что-то шептать на ухо, но она разобрала только: — «Поедем в гостиницу… Завтра я все устрою… признаешься в своей ошибке, и тебя круто отблагодарят».

На сцене танцовщики изображали шутливую пикировку Бенедикта и Беатриче, и в другое время Нина с удовольствием бы смотрела этот фрагмент, не думая ни о чем другом. Сейчас же она была слишком рассеянной зрительницей. Ей вдруг показалось неестественным сочетание: детективная суета, предстоящая ночь в чужом городе, соседство Бори Ильчука — и все это на фоне возвышенной красоты театра и музыки. Она снова обвела взглядом зал. Ее внимание притягивали четыре картины на потолке. Они были написаны на сюжеты из пьес Шекспира. И балет — по комедии Шекспира.

«Как странно, — подумала Нина, — сколько у меня в последнее время ассоциаций с шекспировской темой. Таня — Офелия, Ираида — леди Макбет. А сама я вынуждена играть роль шута в юбке: прикидываюсь дурочкой, чтобы разоблачить преступников».

В антракте Борис привел ее в буфет, но Нина отказалась от предложенного угощения, а только выпила кофе. Когда же они возвращались в зал по широкому, идущему полукругом фойе, навстречу им с невозмутимым видом прошествовал молодой человек, лицо которого показалось Нине смутно знакомым. Через несколько секунд, уже войдя в ложу, Нина вспомнила, что встреченный парень был сотрудником Кирилла Шеремета, рядом с которым она его видела в тот день, когда давала показания следователю Григоренко.

Теперь Нина сидела как на иголках, лихорадочно подыскивая правдоподобный предлог, как бы покинуть ложу. Бросив взгляд на партер, она увидела Ярослава, идущего между кресел. Он тоже смотрел на нее и направлялся, кажется, прямо к ней.

Нина перевела взгляд на Бориса: через мгновение и он мог заметить Ярослава. Схватила Ильчука-младшего за руку:

— Боря, посмотри вокруг! Скользни взглядом от этих нарядных лож вверх, к аркаде, окружающей галерею. Смотри, какая она изящная, почти воздушная! Теперь обрати внимание на скульптуры у портала сцены. Подними взгляд еще выше, на плафон.

— Не понял. Какой плафон? На люстре?

— Темнота, плафоном называется лепной или расписной потолок. Видишь посередине потолка эти четыре картины? Они написаны венским художником Лефлером.

«Просвещая» таким образом Борю, Нина незаметно поглядывала в партер.

Ярослав уже скрылся из виду. Через несколько секунд каким-то шестым чувством Нина ощутила, что он где-то рядом — возможно, сразу за дверью ложи.

Нина сделала вид, что у нее запершило в горле, усиленно закашлялась, поднесла платок ко рту и сказала Борису сдавленным голосом: «Я сейчас, на минутку». Он беспокойно заерзал в кресле, но все же не стал посылать за ней соглядатая. Девушка быстро вышла из ложи в коридор, пробежала несколько шагов и тут же наткнулась на Таню, которая поджидала ее у стены.

— Молодец, что догадалась выйти, — сказала она, обнимая Нину за талию. — Пойдем, на улице ждет машина.

Нина оглянулась. К ней быстрыми шагами приближался Ярослав. Она сделала движение ему навстречу. И в этот момент открылась дверь ложи и оттуда вышел Борис в сопровождении телохранителя.

— Решила смотаться? — резко спросил он Нину и тут же осекся, увидев Ярослава.

Секунду длилась пауза, потом Борис что-то шепнул своему спутнику и быстро направился к выходу. Ярослав сразу же поспешил за ним, но охранник Бориса преградил ему дорогу.

Последовала короткая, безмолвная стычка. Охраннику удалось повалить Ярослава на пол, но тот из лежачего положения ударил противника ногами по корпусу, отбросив к стене. Вскочив, Ярослав снова кинулся вдогонку за Борисом. Однако время было потеряно: Ильчук-младший уже сбегал вниз по лестнице. Ярослав перелез через балюстраду и с ловкостью бывшего десантника прыгнул вниз, оказавшись прямо перед Борисом. Охранник, потирая ушибленную о стену голову, метнулся к перилам и увидел своего хозяина, мечущегося перед Ярославом, преградившим ему дорогу. Рука молчаливого телохранителя потянулась к карману, и в этот момент на него сзади насел парень, в котором Нина узнала сотрудника Кирилла.

Все произошло в один миг и совершенно бесшумно. Даже дежурные театра не успели ничего толком заметить. И все-таки какое-то движение, словно порыв ветра, пронеслось по театру…

Когда все закончилось, и Нина впервые за последние двадцать восемь часов почувствовала себя обыкновенной женщиной, а не загнанной лошадью, убегающей от волков, она прежде всего принялась расспрашивать Ярослава и Таню, что произошло в ее отсутствие.

Оказалось, как Нина и предполагала, Ярослав догадался по телефонному звонку, что она находится в квартире у Татьяны и под контролем жены Хустовского. После этого Кирилл и Ярослав побывали на Таниной квартире, нашли и оброненный Ниной платочек и шприц с наркозом под кроватью. Расспросили соседей. Две старушки сообщили о машине скорой помощи, о больной, которую несли на носилках санитары, и о двух женщинах, ее сопровождавших.

Ярослав с Кириллом подключили к работе Костю и Женю, и те, подобравшись к домам Ираиды и Закоры, не обнаружили там ничего подозрительного.

Исколесив полночи по городу, оперативники, как профессиональные, так и добровольные, ничего не узнали. Было решено вызвать на допрос Ираиду Хустовскую, но к утру она исчезла из города. Закора упорно твердил, что ничего не знает, что, возможно, его дочь похитили те же люди, которые хотят оклеветать Олега. Неясно было, остались ли вообще Нина и Таня в городе или Ираида с помощниками уже куда-нибудь их завезла.

Ярослав не находил себе места. Кирилл отменил поездку в Харьков, решив пока все силы бросить на поиски главной свидетельницы. И тут, наконец, появилось долгожданное известие — звонок из Одессы. Увы, воздушного сообщения между Днепровском и Одессой не было, но Ярослав и двое оперативников, посланных Кириллом, домчались в рекордно короткий срок на автомобиле и успели в театр как раз к началу второго акта. Там их уже ждали сотрудники местного угрозыска с Татьяной.

Рассказывая обо всем, Ярослав не переставал отчитывать Нину за ее глупую неосторожность, но при этом в его глазах светилась безудержная радость. Он все время старался дотронуться до Нины, словно желая убедиться, что это она перед ним — живая и невредимая. А Нина втайне была так довольна своей смелостью и находчивостью, что все упреки Ярослава пропускала мимо ушей. Она рисковала не напрасно, пойдя на контакт с Борисом. Теперь его можно было обвинять еще по двум пунктам: торговля девочками и попытка подкупа свидетеля. Кроме того, Нина запомнила адреса, по которым ездил Борис. В одном из тех домов располагался филиал фирмы, недавно взятой на заметку Кириллом. Деньги, которые прокручивались через фирму, поступали с разных счетов, и одна из ниточек вела к таинственному объекту «Х», который, благодаря расследованию Игоря, теперь обрел имя.

Возвращались в родной город вчетвером: оперативник за рулем, Ярослав рядом с ним, а Нина и Таня — на заднем сиденье. Второй сотрудник угрозыска остался в Одессе разбираться с Борисом Ильчуком.

Таня подавленно молчала, только смотрела в окно и хмурила брови, словно сосредоточившись на какой-то мысли. Ярослав, измученный волнениями бессонной ночи и сумасшедшего дня, тоже приумолк. Да и Нина, чувствуя общую потребность успокоиться и расслабиться, не нарушала молчание. Включенное радио заменяло пассажирам беседу. Песни и передачи сменяли друг друга, за окном пролетали пейзажи, иногда привлекая внимание и так спокойно, тихо проходило возвращение в родной город.

Но внезапно одна из песен попала в унисон настроению Нины. Слова, спетые мужественным голосом Высоцкого, заставили ее внутренне напрячься и незаметно взглянуть на Таню. «Наши мёртвые нас не оставят в беде, наши павшие как часовые…» В этот момент Таня подняла на нее глаза — и тут же отвела их в сторону. Но Нина успела заметить, что, как и позавчера на кладбище, в Таниных глазах слезы застыли, не проливаясь. Нет, теперь они все-таки пролились, и Таня, отвернувшись к окну, незаметно смахнула их со щек. Нина не стала ее трогать, не стала нарушать молчание.

Горе, как и счастье, каждый должен пережить по-своему…

Глава двадцать третья

Прошло девять месяцев с того сумасшедшего дня, когда Нина и Таня совершили свой побег, который сейчас казался Нине какой-то фантастикой. Ей до сих пор не верилось, что она, совсем не героическая особа, могла оказаться в центре почти киношных приключений.

В это утро, выпроводив Ярослава на работу, Нина сидела у окна, вспоминая события прошедших месяцев.

Ираида так и не нашлась, зато по возвращении из Одессы Нина обнаружила в почтовом ящике письмо от нее. Короткая записочка, всего лишь в несколько слов:

«Никому еще не удалось безнаказанно меня обмануть. Запомни: я до тебя доберусь в нужное время».

Угроза насторожила всех.

Нину решили охранять. Таня, узнав о записке, долго молчала, а потом по секрету рассказала Нине, что и сама получила такую же. Но заявлять об этом в милицию Таня наотрез отказалась. Угроза расправы ее не пугала, более того — она сама желала встречи с Ираидой. Однажды Таня с горящими глазами призналось Нине, что поставила себе цель отомстить этой женщине, лишившей ее счастья и надежд на будущее. Сначала Нина пыталась отговорить Татьяну от такой опасной и нереальной затеи, но потом поняла, что это бесполезно. Она видела, как жажда мести постепенно порабощает Таню, испепеляет ей душу, но, с другой стороны, придает ее жизни какой-то мрачно-величественный смысл. Вряд ли кто-то мог бы повлиять на Танины намерения; она сама должна была переболеть этой болезнью.

Между тем, время шло, приближался судебных процесс над Хустовским и его командой, но Ираида так и не объявлялась. Она даже не пыталась увидеться с дочерью, которая все эти месяцы жила с ее родителями. Постепенно сложилось мнение, что Ираида уехала очень далеко и вряд ли рискнет вернуться специально ради исполнения своих угроз.

Вскоре поползли слухи, что Ираида Закора-Хустовская погибла в автомобильной катастрофе где-то на границе с Польшей. Была обнаружена сгоревшая машина, а в ней — обуглившийся труп женщины, которую не удалось опознать.

Почти все поверили в гибель Ираиды. Нина верила больше других, считая, что сама судьба наказала эту преступную леди Макбет днепровского уезда. Она решительно отказалась от охраны, уверенная теперь в своей безопасности.

И только Таня упорно продолжала вынашивать планы мести. В ее глазах по-прежнему появлялось что-то неистовое, когда она говорила об Ираиде. Казалось, ей было досадно узнать, что, возможно, Хустовская погибла без ее участия. Впрочем, чисто внешне Таня для всех выглядела спокойной, вела жизнь деятельную и даже вполне здоровую: постоянно была чем-то занята, ходила в какой-то клуб заниматься аэробикой или шейпингом, бегала по утрам. Одна лишь Нина знала о тайных намерениях подруги, но надеялась, что судьба оградит Таню от безумного замысла.

Когда новость о гибели Ираиды дошла до подследственных, Борис попытался свалить на «мадам» создание фирмы по торговле девочками. Но самым слабым звеном в команде оказался Ульян. Он полностью открестился от своей прежней хозяйки, заявив, что она угрозами заставила его принять участие в похищении Татьяны и Нины. Более того: он даже начал было давать показания против остававшегося в тени Закоры. Когда незадолго до судебного процесса Ульян скоропостижно скончался в СИЗО, стало ясно, что не совсем укоротились руки у команды, которую Кирилл условно назвал «Хазэ» — «Хустовский — Закора». Впрочем, роль Закоры так и не была раскрыта. Олег полностью отрицал участие тестя, а Борис после смерти Ульяна боялся сказать лишнее слово.

Нина присела у окна, вспоминая основные эпизоды последних месяцев. Она никогда не жаловалась на свою память, и сейчас прошедшие события проплывали перед ней четко, как на экране.

Но все перипетии внешней жизни и даже судебный процесс, на котором Нина выступала как свидетель обвинения, — все это казалось ей менее важным, чем то, что происходило внутри нее. В ней постепенно росла и развивалась новая жизнь, которую надо было беречь и отстаивать вопреки всем бурям житейского моря.

О беременности Нины окружающие начали догадываться довольно рано, потому что живот у нее округлился с первых месяцев и это не могло остаться незамеченным при ее хрупкой фигурке. Плод был крупным, врачи предсказывали двойню. Вначале Нина удивилась такому предположению, но потом вспомнила, что бабушка когда-то упоминала о своей тете, родившей близнецов. Она порассуждала о законах генетики, объясняющих, почему некоторые свойства передаются через три поколения. Что касается Ярослава, то он только обрадовался такой перспективе: «Но это же прекрасно: раз отмучаешься — и сразу двух детей родишь».

Беременность протекала хорошо, несмотря на волнения, и Нина все чаще замечала за собой, что становится какой-то благодушно-умиротворенной, словно блаженная странница, проповедующая всепрощение. Иногда ее даже тревожили такие изменения в собственной психике. Например, увидев на скамье подсудимых Хустовского и Ильчука, она не почувствовала ни ненависти, ни злобы. Вначале это показалось ей неестественным. Не потом она поняла, что такой, наверное, и должна быть беременная женщина, чтобы родить душевно здорового ребенка.

Вот и сейчас, сидя у окна, Нина вспомнила об Ираиде и не почувствовала к ней особой неприязни. Она даже постаралась понять и простить эту властную женщину, с детства привыкшую получать все желаемое и ни в чем не знать отказа.

Да, у Ираиды был любимый мужчина, была красивая и комфортная жизнь, были радужные планы на будущее, и она не задумывалась, как все это завоевано. Любое зло казалось ей добром, если могло принести ей пользу. Что же, большинство людей на каком-то этапе своей жизни могут поддаться злому началу. Важно, чтобы это было не навсегда, но тут у каждого свой путь. Можно постараться исправить зло, как это сделал Ярослав. Можно хотя бы покаяться, как Гаевой. А можно до конца идти по этой дороге, рассуждая с открытым цинизмом: «Пусть всем вокруг будет плохо, лишь бы мне от этого было хорошо». В душах таких людей темное начало празднует полную победу. Ираида так и умерла без раскаяния. А останься она жива — кто знает?..

Нина вздохнула, встала ипрошлась по комнате. Из-за большого живота ходила переваливаясь. Врач три дня назад советовал ей лечь в роддом, но Нина все оттягивала время. Правда, на всякий случай собрала в сумку все необходимое, чтобы в любую минуту можно было ехать. Ярослав теперь звонил ей с работы чуть ли не каждый час и, наверное, ему было бы гораздо спокойней, если бы Нина находилась под присмотром врачей.

«Решено. Завтра с утра поеду», — сказала Нина своему отражению в зеркале.

Телефонный звонок показался ей слишком резким, она даже вздрогнула.

Решив, что это Ярослав хочет узнать о ее состоянии, она пропела в трубку «Алло-о!» и уже хотела добавить свой дежурный каламбур типа «схваток пока не хватает», — как вдруг на другом конце провода раздался голос, от которого Нина чуть не упала в обморок.

Это был знакомый голос — низкий, хрипловатый, с придыханием:

— Узнаешь меня, красотка? Небось, задрожала вся? Я ведь обещала, что до тебя доберусь. И до тебя, и до твоей подруги, так называемой Офелии… Думаешь, что обхитрила меня — и это пройдет тебе даром? Не надейся. Я жива и здорова. А вот твоему здоровью скоро придет конец.

Ираида повесила трубку, не дожидаясь ответа, да Нина пока и не могла ничего сказать, только ловила ртом воздух, задыхаясь от внезапного потрясения. Лоб ее покрылся холодным потом, перед глазами поплыли круги, сердце бешено заколотилось. Несколько секунд Нина приходила в себя, потом выпила стакан холодной воды и решила, что первым делом надо позвонить Ярославу.

В телефонной трубке не было зуммера. Нина нервно нажала на рычажок, потом еще раз, еще… Телефон не работал. Нина решила, что он заблокирован, и прилегла на диван, пережидая это неудобство. Прошло десять, пятнадцать минут, но телефон так и не включился. Скорее всего, предусмотрительная Ираида подумала и об этом. Чувствуя нарастающую тревогу, Нина заходила из угла в угол. Что же делать? Выйти из дому или, наоборот, затаиться в квартире? Опасным было и то и другое.

Ребенок внутри нее забился так сильно, что она почувствовала боль. Нина положила руку на живот, ощущая ладонью движения существа, уже готового появиться на свет. Легкая боль внутри стала ощутимей, но потом прошла. Нина подумала, что, возможно, очень скоро у нее начнутся схватки.

И в этот момент раздался звонок в дверь. Нина замерла, не решаясь подойти и посмотреть в глазок.

Снова позвонили.

Нина, вспомнив детективные фильмы, в которых стреляли через дверь, быстро приблизилась к боковой стене, чтобы быть защищенной на случай выстрела, и громко спросила: «Кто там?»

— Нина, это я, открой! — раздался голос Тани.

Взглянув в глазок, убедилась, что это действительно Таня и что она одна. Быстро открыв дверь, Нина впустила гостью.

— На тебе лица нет! — воскликнула Таня.

— Знаешь, Танюша… — Нина прижала руку к груди. — Случилось такое… Минут двадцать назад звонила Ираида… С угрозами.

— И мне позвонила двадцать минут назад. Потом я набрала твой номер. У тебя было занято. Решила срочно ехать к тебе.

Они взглянули друг на друга. Ничто так не сближает людей, как совместно пережитые опасности. Нина даже не заметила, как после памятных приключений Таня постепенно стала ей ближе Лены, и даже Кати, да и всех других людей, кроме Ярослава.

Они понимали друг друга с полуслова, одинаково реагировали на многие вещи. Несмотря на некоторую разницу в возрасте, обе были по-девчоночьи впечатлительны и уязвимы. Вот только Нина в большей степени отличалась логикой и развитой интуицией, а Таня была крайне эмоциональной и возбудимой натурой. И сейчас глаза ее горели почти фанатичным огнем, когда она говорила об Ираиде. Этот лихорадочный блеск подчеркивали темные тени вокруг глаз и овал лица с запавшими щеками и выступающими скулами. Таня похудела за последние месяцы. Кожа ее стала почти прозрачной. Было непонятно, гложет ли ее неосуществленная жажда мести или какая-то скрытая, еще не проявившаяся болезнь.

— Что будем делать? — спросила она нетерпеливо.

— Не знаю, сама думаю об этом. В квартире оставаться страшно, но и выходить опасно. А ты, когда шла ко мне, не заметила чего подозрительного возле подъезда? И, вообще, не боялась?

— Теперь я ничего не боюсь, — резко ответила Таня. — Наоборот, мне очень хотелось бы встретиться с этой стервой. У меня для нее нечто припасено. — Она открыла сумочку и показала Нине пистолет. — Это настоящая штука. Реальная, как говорит молодежь.

— Господи… Что ты надумала в самом деле? Где ты его достала?

— Было бы желание. В наше время все можно купить.

— И ты умеешь с этим обращаться?

— Чудачка… конечно же, умею. Ты думаешь, я все эти месяцы ходила на шейпинг? Нет, подруга, я училась стрелять. Тренер сказал, что я способная. Но, мне кажется, тут дело не в способностях, а в желании.

— Таня, опомнись, наконец! Это не наше с тобой дело. Пусть с Ираидой разбираются профессионалы.

— Неизвестно еще, как они разберутся. Фемида, конечно, богиня справедливая, но вот ее жрецы — не все и не всегда… Ведь муженька Ираиды к чему приговорили? Срок совсем небольшой. Да и тот, я уверена, скостят. За кражу червонца иногда больше дают. Тут уж ничего не поделаешь… Ну, а что касается этой жирной суки, то пусть только покажется мне на глаза.

— Таня, будто не ты говоришь… Будто курсы уголовников прошла.

— Человек перерождается, когда понимает, что ему нечего терять.

— Нечего? Ты можешь потерять свободу, если не жизнь.

Татьяна взглянула на Нину, вздохнула:

— Дай-то Бог, чтоб я потеряла их с пользой.

— По-моему, ты сходишь с ума.

— Может быть… в каком-то смысле. — Таня забарабанила пальцами по столу и застывшим взглядом посмотрела куда-то вдаль, за окно. — Сегодня ночью я видела Игоря. Мы с ним шли по огромному лугу. Там цвели фантастические цветы. Не знаю, почему, но я решила, что они называются асфодели. Было очень красиво, но страшно. Все время казалось, что впереди пропасть, которую надо обязательно перескочить… Знаешь, я не уверена, что это был сон.

— Тебе следует пойти к психотерапевту, — сказала Нина, тревожно заглядывая в отрешенные глаза подруги. — Ты зациклилась на одном. Жизнь, Танюша, продолжается… У тебя есть мама и бабушка, которые в тебе души не чают. Есть мы, твои друзья. В конце концов, ты сама у себя есть. — Нина вдруг почувствовала, что слова утешения звучат жалко и банально. Немного помолчав, она добавила: — И у тебя было счастье, пусть короткое, но было. А на свете живут многие тысячи женщин, которые не были счастливы в своей жизни ни одного дня. И все-таки они находят какие-то радости. И ты найдешь. Ты можешь родить ребенка и жить для него.

Таня посмотрела на Нину странным взглядом и, медленно покачав головой, возразила:

— Нет, не могу. После выкидыша у меня в организме что-то нарушилось. Врачи сказали, что я не буду иметь детей. Но, может, так даже лучше… После Игоря заводить детей от кого-то… Нет, это было бы как предательство…

— Прости, я не знала. — Нина подошла к сидящей Тане и прижала ее голову к своей груди.

— А он у тебя сильно бьется, — сказала Таня и улыбнулась, погладив Нину по животу. — Я ведь буду его крестной мамой, правда? Своих детей мне иметь не суждено, но твоего я в обиду не дам. Я его уже заранее люблю.

— А я тем более, и мне страшно за него. Почему Ираида объявилась именно сейчас, перед самыми родами? Конечно, она хочет побольнее ударить…

И тут Нина почувствовала новый приступ пока еще слабой, но уже не вызывающей сомнения боли. Схватившись за живот, она глубоко вздохнула и расширенными глазами посмотрела на Таню:

— Кажется, мне пора в роддом… Хотя, конечно, можно подождать. Схватки ведь обычно длятся по нескольку часов.

— Может, позвонить от соседки? — встревожилась Таня.

— Пожалуй… Только не надо вызывать карету, лучше звони Ярославу, пусть он приедет.

Через несколько минут Таня вернулась с неутешительным известием: у соседей по подъезду тоже не работали телефоны.

— Ираида, как всегда, все предусмотрела. Теперь пока отремонтируют… — Нина дотронулось до живота, чувствуя приближение новой схватки.

— Тебе больно? — с беспокойством спросила Таня.

— Пока еще нет. Ну, чуть-чуть… Может, позвонить из автомата?

— Слушай, а зачем мы все усложняем? Я сама отвезу тебя в роддом, — сказала Таня решительно. — Давай, собирай вещи.

— А ты уверена, что нас не поджидает Ираида… где-нибудь на углу?

— Вряд ли. Мне говорили, что при запугивании обычно применяется такая тактика: дня два нагнетают страх звонками и письмами, а уже потом начинаются действия. Так что сегодня она еще ничего не сделает. Да и не успеет, думаю.

— Кто знает, чего от нее можно ожидать. Если уж она не побоялась вернуться, чтобы нам отомстить… Хотя, конечно, для нее это не просто месть, а своего рода самоутверждение: не становитесь мне поперек дороги, раздавлю. Примерно так.

— Да. Но я думаю, среди бела дня Ираида на улице не покажется. Все-таки она в розыске.

— Ты права. Ну, пойдем. А сумка с вещами уже готова. Только тяжела. Так что поработаешь у меня носильщиком.

Нина старалась наигранной бодростью заглушить свое волнение и страх перед медленно надвигающейся болью.

Вышли из подъезда. Благополучно миновали двор и оказались у автобусной остановки. Таня усадила Нину на скамью, поставила рядом с ней сумку, а сама пошла ловить такси.

Все было настолько спокойно и буднично, что Нина даже улыбнулась своим страхам. Она представила, как нелепо выглядело бы какое-то разбойное нападение здесь, на улице, в ярком свете дня, среди бесконечного движения прохожих и машин.

Нет, в замкнутом пространстве квартиры ей определенно было тревожней, чем на просторной улице.

Нина огляделась вокруг.

На скамейке она сидела одна, но поблизости топталось два-три человека, ожидающих автобуса. Потом она посмотрела вдоль длинного дома, и что-то задержало ее взгляд у арки.

Нина вдруг вспомнила, как больше года назад, в день знакомства с Ярославом, она проходила под подобной аркой и, услышав за собой шаги, оглянулась. И какая-то фигура быстро отступила за выступ стены. Может, тогда это был Ярослав, следивший за ней? Или… просто показалось.

Но почему сейчас, когда она уже избавилась от всяческих маний, ей снова мерещится какая-то фигура у арки? Нет, не мерещится!.. Через секунду фигура вышла на яркий свет и приняла очертания высокой, крупной женщины с черными волосами и в широких черных очках. Еще до того, как Нина осознала, что происходит, раздался негромкий свист. Из-за спины черноволосой дамы выскочила огромная собака и помчалась прямо на Нину. Страшная клыкастая пасть замелькала, как картинка из фильма ужасов.

Никогда раньше Нина не предполагала, что ее голосовые связки способны на такой оглушительный крик. Казалось, вся улица содрогнулась от ее голоса. Схватив огромную тяжелую сумку, Нина заслонилась от оскаленных клыков Вепря. Это дало ей возможность отбежать на несколько шагов; но уже через пару секунд Вепрь бросил разорванную сумку и его страшная морда снова нацелилась на указанную хозяйкой жертву.

И тут раздался выстрел. Вепрь так и не успел совершить свой смертоносный прыжок, упал на землю с простреленной головой.

Нина схватилась за столб, чтобы не упасть от жуткого потрясения. И, как в замедленной съемке, проплыла перед ней картина: Таня с пистолетом в руке бежит к черноволосой даме, но та быстро ныряет под своды арки. Таня бросается вслед за ней, а через секунду почти одновременно раздаются два выстрела. И все это сопровождается воплями прохожих, визгом тормозов, какими-то свистками…

С трудом отрывая непослушные ноги от земли, не чувствуя нарастающей боли, Нина бросилась к арке, возле которой уже начинали собираться люди.

Таня была еще жива. Пуля попала ей в грудь. На ее кремовой блузке расплывалось ярко-алое пятно. Все было неестественным, как в страшном сне. На секунду Нине даже захотелось потерять сознание, чтобы не видеть этого кошмара. И тут Таня что-то ей сказала и даже попыталась улыбнуться. Но слов её не было слышно. Живот мешал Нине наклониться, и она, неловко опустившись на колени, взяла Таню за руку и приблизила свое лицо к ее лицу.

Таня задыхалась, говорила тихо, но внятно и осознанно:

— Вот… я же обещала, что крестника своего не дам в обиду… С Ираидой мы теперь в расчете… Маму и бабушку жалко… Успокой их, скажи, что я бы все равно долго не прожила… у меня обнаружили болезнь… А Игорь мне сегодня недаром снился. Только надо было через пропасть перескочить…

Танина речь становилась неразборчивой. Нина заплакала, пыталась что-то сказать сквозь слезы, гладила Тане лицо, волосы. И вдруг с ужасом осознала, что Таня уже не дышит, а глаза ее начинают тускнеть.

Кто-то из сердобольных прохожих поднял Нину на ноги, принялся успокаивать.

В нескольких шагах от Тани Нина увидела лежащую на спине Ираиду. Она была убита выстрелом в голову. Черный парик сбился набок, обесцвеченные волосы пропитались на виске кровью, осколки темных очков рассыпались по лицу.

— Вот жуть какая! — услышала Нина чей-то голос за спиной. — До чего дошло! Уже не только мужики, но и бабы устраивают разборки прямо посреди улицы. Надо же! Убили друг друга наповал. Интересно, которая первой стреляла?

Другой голос ответил:

— Ясное дело — та, что в голову убита. После попадания в сердце человек еще несколько секунд может прожить и успеет сделать выстрел.

Болевой спазм заставил Нину опомниться, подумать о себе как о будущей матери. Она выбралась из толпы, тщательно оберегая живот, и прислонилась спиной к стене, чтобы сохранить равновесие. Но от боли и пережитого потрясения ноги ее не держали, и Нина стала медленно опускаться на землю.

Громыханье машин, крики людей, гудки и сирены сливались для нее в единый шумовой фон, от которого усиливалась и без того громкая и частая пульсация крови в висках.

Подъехала милиция, скорая помощь, собралась толпа любопытных. От беспрерывного мелькания лиц у Нины началось головокружение. Улица качалась перед ней из стороны в сторону. Нина хотела позвать на помощь, но вдруг обнаружила, что у нее пропал голос. Она сорвала его непомерным криком. Теперь Нина могла говорить только хриплым шепотом, но его никто не слышал.

Милиционеры стали оттеснять толпу от места происшествия. Какая-то женщина, проходя рядом с Ниной, оглянулась. Ее лицо показалось Нине знакомым. Это была соседка по подъезду. Женщина остановилась, всплеснула руками и воскликнула:

— Господи! Нина, вы здесь?.. А ваш муж вас ищет. Спрашивал у меня, не знаю ли, куда вы ушли. Я ему сказала, что ваша подруга заходила ко мне позвонить, но у нас во всем подъезде почему-то отключились телефоны. А больше я ведь ничего не знала…

— Мне надо в роддом, — сказала Нина, стараясь, чтобы ее хриплый шепот звучал как можно громче. — Найдите Ярослава. Или вызовите скорую.

— Да тут две скорые подъехали. Может, они вас и подвезут. И ваш муж где-то здесь… он ведь на машине…

Соседка засуетилась, побежала куда-то в сторону. Видимо, ей не очень хотелось брать на себя дополнительные хлопоты.

Теперь схватки становились такими болезненными, что Нина начала стонать. В какой-то момент от боли у нее потемнело в глазах. А через несколько секунд, когда темная пелена рассеялась, Нина увидела бегущего к ней Ярослава.

— Что случилось? Почему ты здесь? — спрашивал он, помогая ей подняться. — Тут рядом такое происшествие… Ты, наверное, испугалась?

— Рожать собираюсь, — прошептала Нина, пытаясь улыбнуться побелевшими губами, но получилась гримаса боли.

— Ты не дозвонилась ко мне и решила ехать в роддом сама?

— Нет. Не сама. С Таней. — Нина говорила, задыхаясь, с трудом сдерживая стон.

— Где же Таня?

— Она там, — Нина кивнула в сторону толпы, окружавшей милицейские машины. — Ираида тоже там.

— Что?! Так это они — те две женщины, которые убили друг друга?

— Да. А еще… Таня пристрелила собаку Ираиды, которая меня чуть не загрызла.

— Боже мой! — Ярослав переменился в лице, желваки на скулах заходили. — Недаром у меня было плохое предчувствие, когда я к тебе не дозвонился. Помаялся полчаса, а потом решил ехать домой.

К ним подошли два милиционера в сопровождении женщины из толпы, которая и указала на Нину:

— Вот она. Эта девушка — знакомая одной из убитых. Она над ней плакала.

Милиционер стал что-то говорить, но из-за нового приступа боли Нина ничего не услышала. Потом до ее сознания долетели слова Ярослава:

— После, сейчас не до того. Я везу ее в роддом.

— Надо же, совпадение! — раздался чей-то голос. — Главная свидетельница вот-вот родит!

Несколько любопытных подошли, стали кучковаться, расспрашивая друг друга. Ярослав поднял Нину на руки и понес к машине. Милиционеры пошли рядом, раздвигая толпу.

Из-за нервного потрясения, роды у Нины были бурными. Когда ее привели в родильное отделение, схватки уже начали переходить в потуги.

Физическая боль, накладываясь на душевную, минутами делала ее страдания непереносимыми, ей хотелось плакать, кричать, но сорванный голос даже этого не позволял.

А потом из самой глубины сознания выплыл знакомый образ: Таня уходила куда-то по широкому лугу, но с улыбкой оглядывалась и поднимала руку для благословения.

«Мой крестник», — сказала она о будущем ребенке.

И Нина вдруг почувствовала огромную веру во что-то светлое и непобедимое. Она знала, что наперекор злу, разрушительной мести и насильственной смерти сейчас принесет в этот мир новую жизнь.

И она принесла сразу две жизни. Как и предполагали врачи, Нина родила двойню — мальчика и девочку. Несмотря на страшные события, предшествовавшие родам, дети родились вполне здоровыми.

На второй день к Нине понемногу начал возвращаться голос. Когда Ярославу разрешили навестить жену, она уже могла разговаривать с ним почти нормально. Она рассказала обо всем, начиная со звонка Ираиды. И закончила свой рассказ словами:

— Таня спасла меня и наших детей. А сама ушла к Игорю. Вот ведь какая судьба…

— Да… Часто жизнь и смерть проходят рядом… Но человек жив, пока его помнят. А мы их никогда не забудем. Пусть о них напоминают даже имена наших детей.

Нина вскинулась от удивления и спросила:

— Как ты догадался, что я хочу назвать детей Игорем и Татьяной?

— Разве я мог не догадаться? Ведь у нас с тобой родственные души.

Они замолчали, словно прислушиваясь к каким-то голосам внутри себя.

Ветер ворвался в открытое окно, принес свежесть первого летнего дня и напоминание о вечном возрождении природы, равнодушной к людскому добру и злу и озабоченной только тем, чтобы не прервалось удивительное цветение жизни.


Оглавление

  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Глава девятнадцатая
  • Глава двадцатая
  • Глава двадцать первая
  • Глава двадцать вторая
  • Глава двадцать третья