Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
У человека была рыхлая и дряблая физиономия, на носу болтались очки без оправы, но пистолет он держал уверенно и целился точно. Узнав о причине его появления, я удивился собственному спокойствию. И сказал:
— Обидно умирать в неведении. Кто нанял вас убить меня?
— Как знать, может, я ваш личный враг, — мягко ответил он.
Я смешивал коктейль в своем кабинете, когда услышал, как он входит, и обернулся. Налив себе бокал, я проговорил:
— Своих врагов я нажил сам. А вас я не знаю. Вас наняла моя жена?
— Совершенно верно. — Он ухмыльнулся. — И причина должна быть очевидна для вас.
— Да, — сказал я. — У меня есть деньги, и она хочет их получить, все до последнего цента.
Он безучастно разглядывал меня.
— Сколько вам лет?
— Пятьдесят три года.
— А вашей благоверной?
— Двадцать два.
Он прищелкнул языком.
— Вы были наивны, если надеялись на устойчивый брак, мистер Уильямс.
Я пригубил бокал.
— Вообще-то я предвидел, что через год-другой разведусь и понесу ощутимые расходы. Но такой смерти не ждал.
— Ваша супруга — очаровательная, но алчная дама, мистер Уильямс. Странно, что вы этого не замечали.
Я взглянул на пистолет.
— Подозреваю, что убивать вам не впервой.
— Совершенно верно.
— И, надо думать, это доставляет вам удовольствие.
Он кивнул.
— Я готов признать, что это патология, но так уж сложилось.
Я молча смотрел на него и ждал. Потом сказал:
— Вы здесь уже больше двух минут, а я все жив.
— Нам некуда спешить, мистер Уильямс, — проворковал он.
— Ага, стало быть, убийство само по себе не главное. Вы непременно должны насладиться предшествующими мгновениями.
— Вы очень проницательны, мистер Уильямс.
— И чем усерднее я стану так или иначе развлекать вас, тем дольше проживу?
— Разумеется, в определенных пределах.
— Естественно. Выпьете чего-нибудь, мистер…
— Смит. Легко запоминается. Да, спасибо. Только позвольте мне понаблюдать, как вы наливаете.
— Трудно представить, что я храню отраву специально для такого случая.
— Трудно, но можно.
Он проследил, как я смешиваю коктейль, и сел в кресло.
Я устроился на диване.
— И где же будет моя жена во время убийства?
— На вечеринке, мистер Уильямс. Там будет дюжина гостей, готовых присягнуть, что она все время была у них на глазах.
— Меня убьет взломщик? Грабитель?
Он поставил стакан на кофейный столик.
— Да. Убив вас, я, разумеется, вымою свой стакан и поставлю его на место. А уходя, сотру свои отпечатки со всех дверных ручек, к которым прикасался.
— Вы заберете что-нибудь? Дабы придать правдоподобия картине?
— Это не нужно, мистер Уильямс. Полиция решит, что после убийства грабитель струхнул и убежал с пустыми руками.
— Вон та картина на стене стоит тридцать тысяч, — сказал я.
Он на миг скосил глаза на картину и вновь уставился на меня.
— Соблазнительно, мистер Уильямс, но я не хочу иметь ничего такого, что хотя бы отдаленно связывало бы меня с вами. Я ценю произведения искусства, особенно дорогие, но не до такой степени, чтобы рисковать угодить на электрический стул. — Он усмехнулся. — Или вы предлагаете мне это полотно в обмен на вашу жизнь?
— У меня мелькнула такая мысль.
Он покачал головой.
— Извините, мистер Уильямс, но если уж я взялся за дело, то не пойду на попятную. Профессиональная этика, знаете ли.
Я поставил свой стакан на кофейный столик рядом с бокалом Смита.
— Вы ждете, когда я выкажу страх?
— Рано или поздно выкажете.
— И тогда вы убьете меня?
Он похлопал глазами.
— Трудно это, мистер Уильямс, бояться и скрывать свой страх.
— Вы надеетесь, что ваши жертвы будут просить пощады?
— Они всегда просят в той или иной форме.
— Взывают к вашей человечности? Но это бессмысленно.
— Бессмысленно.
— Деньги предлагают?
— Очень часто.
— И это тоже не помогает.
— До сих пор не помогало, мистер Уильямс.
— За картиной, которую я вам показал, мистер Смит, находится сейф.
Он снова взглянул на картину.
— И что с того?
— В нем пять тысяч долларов.
— Немалые деньги, мистер Уильямс.
Я взял свой бокал и подошел к картине. Открыл сейф, достал бурый конверт и допил свой коктейль. Затем поставил пустой бокал в сейф и повернул ручку.
Взор Смита был прикован к конверту.
— Принесите его сюда, пожалуйста.
Я положил конверт на столик перед его носом. Несколько секунд Смит разглядывал его, потом поднял глаза.
— Вы и впрямь думаете, что можете купить меня?
Я закурил сигарету.
— Нет. Похоже, вы неподкупны.
Он насупил брови.
— Тем не менее, вы даете мне пять тысяч.
Я взял конверт и высыпал его содержимое на столик.
— Старые счета. Вам в них никакого проку.
Смит побагровел.
— Тогда зачем вы все это устроили?
— Ну, например, чтобы подойти к сейфу и поставить в него ваш стакан.
Он метнул взгляд на бокал на столике.
— Это был ваш стакан, а не мой.
Я улыбнулся.
— Нет, мистер Смит, ваш. И я представляю себе, как удивятся сыщики, увидев пустой бокал в моем сейфе. Коль скоро я буду убит, им, я надеюсь, достанет ума снять с бокала отпечатки пальцев.
Смит прищурился.
— Я ни на миг не сводил с вас глаз. Вы не могли подменить бокал.
— Неужели? Насколько помню, вы дважды смотрели на картину.
Он машинально взглянул на неё снова.
— Всего секунду-другую.
— А мне больше и не надо.
Лицо Смита покрылось испариной.
— Я утверждаю, что это невозможно.
— В таком случае, боюсь, вы будете очень удивлены, когда к вам нагрянет полиция. И очень скоро у вас появится прекрасная возможность посидеть на электрическом стуле. Вы разделите участь ваших жертв, ожидающих смерти, и, вдобавок, у вас будет гораздо больше времени, чтобы натешиться мыслями о ней. Уверен, что вы читали статьи о казнях на электрическом стуле.
Кажется, его палец коснулся спускового крючка.
— Интересно, как вы будете умирать? — произнес я. — Наверное, вы убеждены, что встретите смерть достойно и невозмутимо. Но это — лишь утешительный самообман, мистер Смит. Скорее всего, вас придется тащить волоком…
— Откройте сейф, или я вас убью, — деревянным голосом проговорил он.
Я рассмеялся.
— На самом деле, мистер Смит, мы оба прекрасно знаем, что вы убьете меня как раз в том случае, если я открою сейф.
Прошло с полминуты, прежде чем он заговорил.
— Как вы намерены поступить с бокалом?
— Если вы меня не убьете — а я склонен думать, что теперь вы этого не сделаете, — то я отправлю его в частное сыскное бюро, чтобы они там сняли отпечатки пальцев и сохранили их. Я положу их в конверт и запечатаю вместе с письмом, содержащим все необходимые сведения, а потом рспоряжусь, чтобы конверт отправили в полицию, если я погибну насильственной смертью или в результате несчастного случая.
Смит долго смотрел на меня, потом вздохнул.
— В этом нет нужды. Сейчас я уйду, и вы больше никогда не увидите меня.
Я покачал головой.
— Мой план лучше. Он вселяет в меня уверенность в завтрашнем дне.
Он задумался.
— Почему бы вам сразу не пойти в полицию?
— У меня есть на то причины.
Смит посмотрел на свой пистолет и сунул его в карман. До него, наконец, дошло.
— Но ведь ваша жена может нанять другого убийцу.
— Конечно.
— А обвинят меня, и я отправлюсь на электрический стул.
— Боюсь, что так. Если только… Если только она будет в состоянии нанять другого убийцу.
— Да ими хоть пруд пруди… — он осекся.
Я улыбнулся.
— Моя жена сказала вам, где она сейчас?
— У каких-то Питерсонов. Она покинет их в одиннадцать часов.
— Одиннадцать? Удобное время. Сегодня будет темная ночь. Питерсоны живут в Бриджхэмптоне, — сказал я и назвал Смиту номер дома.
Наши взгляды встретились.
— Вам придется сделать это, чтобы обезопасить себя, — мягко произнес я.
Смит медленно застегнул пальто.
— А где будете вы в одиннадцать часов, мистер Уильямс?
— В своем клубе. Вероятно, буду дуться в карты в обществе пяти-шести приятелей. Несомненно, они будут сочувствовать мне, когда я получу весть, что моя жена… застрелена?
— Все зависит от обстоятельств. — Смит тускло улыбнулся. — Вы когда-нибудь любили ее?
Я взял со стола малахитовую статуэтку и принялся вертеть её в пальцах.
— Вот вещица, к которой я был очень привязан, когда купил её. Но теперь она мне наскучила. Пора обзавестись новой.
Когда Смит ушел, я завез стакан в сыскное бюро, а потом поехал в клуб.
Не стакан из сейфа, разумеется, на нем не было ничьих отпечатков, кроме моих собственных. Я отвез туда стакан, который Смит, уходя, оставил на столе. Отпечатки его пальцев оказались очень четкими.
Последние комментарии
9 минут 56 секунд назад
32 минут 25 секунд назад
2 часов 29 минут назад
11 часов 22 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 5 часов назад