Новое дело Шерлока Холмса [Артур Игнатиус Конан Дойль] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Новое дело Шерлока Холмса Рассказ А. Конан-Дойля
(Полный перевод для «Ж. и С.» З. Журавской).
Было девять часов вечера 2-го августа — самого грозного к страшного из всех августов в истории мира. Казалось, Божье проклятие тяготело над грешной землей: какая-то жуткая тишина стояла в безветренном и душном воздухе — какое-то смутное ожидание. Солнце давно уже зашло, но кровавая полоса, как открытая свежая рана, тянулась над западной стороной горизонта. На небе ярко сияли звезды; внизу мерцали огоньки судов, стоявших в бухте. Два прославленных германца стояли у каменного парапета террасы, нависшей над бухтой, прилегавшей к длинному, низкому, с тяжелой крышей дому, и смотрели вниз на морЗажал ему рот губкой… Дверь кабинета открывалась прямо на террассу. Фон Борк толкнул ее, прошел вперед, пропустил грозную фигуру гостя, затворил за ним дверь и тщательно задернул тяжелую занавесь на венецианском окне. И, только приняв все эти меры предосторожности, повернул к гостю свое загорелое лицо с орлиным профилем. — Часть бумаг я отправил с женою в Флюшинг. Остальные придется, разумеется, отдать под защиту посольства. — Все это мы уже устроили. Вы уже числитесь в списках личного состава посольства. Так что вашего багажа смотреть не станут. Но, может быть, нам и не придется уезжать. Англия может, ведь и предоставить Францию ее судьбе. Нам известно наверное, что формального договора между ними нет. — А Бельгия? — И Бельгию тоже. Фон Борк покачал головой. — Не представляю себе, как могла бы это сделать Англия. Во-первых, тут есть договор. А во-вторых — это был бы такой позор, от которого бы Англия вовеки не оправилась. — Зато избегла бы войны. — А честь? — Ну, дорогой мой, мы живем в утилитарный век. А честь — понятие, заимствованное у средневековья. При том же, Англия не готова к войне. Это непостижимо, — но даже когда мы установили специальный военный налог в 50 миллионов — казалось бы, это так ясно говорило о наших намерениях, как если б мы публиковали о них на первой странице «Таймса»— но даже и это не смутило англичан. не пробудило их от спячки. Правда, иной раз кто-нибудь задаст вопрос. Мое дело найти ответ. Кой-где подметишь раздражение. Мое дело — ослабить его и смягчить. Но, смею вас уверить, — никаких существенных приготовлений не сделано — не запасено ни снарядов, ни мер охраны от подводных лодок, ни станков для изготовления снарядов — ну, словом, ничего. Как же может при таких условиях Англия начать войну. особенно теперь, когда мы заварили такую чертову кашу в Ирландии, подняли суффражисток, которые, как фурии, бьют стекла — вообще, когда у нее и дома полны руки хлопот? — Она должна думать о своем будущем. — Это другое дело. Насчет будущего у нас планы вполне определенные, и ваша информация, милейший фон Борк, очень и очень пригодится нам. Джон Булль пусть выбирает сам: — сегодня, или завтра. Если он предпочтет сегодня, мы готовы. Если — завтра, мы еще лучше подготовимся. Мне думается, что для него выгоднее было бы драться вместе с союзниками. чем без них, но это — его дело. Эта неделя решит его судьбу. Однако, оставим отвлеченные соображения и перейдем к реальной политике. Вы хотели показать мне бумаги. Он уселся в кресло, так, что свет падал прямо на его лысину, и, попыхивая сигарой, следил за каждым движением своего собеседника. Комната была большая, с дубовыми панелями; дальний угол был отгорожен от остальной комнаты тяжелой занавесью. Когда фон Борк отдернул занавесь, обнаружился большой железный шкаф, окованный медью. Фон Борк снял с цепочки у часов маленький ключик и, проделав какие-то сложные манипуляции, отпер тяжелую железную дверцу. — Смотрите! — сказал он, отстраняясь и указывая рукой внутрь шкафа. Свет лампы ярко освещал внутренность шкафа, и секретарь посольства с захватывающим интересом разглядывал туго набитые бумагами отделения. На каждой клетке была наклеена этикетка; одно за другим читал заглавия: «Переправы», «Береговая защита», «Аэропланы», «Ирландия», «Египет», «Ламанш» и пр. и пр. — Великолепно, — сказал секретарь. И, отложив сигару, мягко зааплодировал пухлыми ладонями. — Все это за четыре года, барон. Не так уж плохо для кутилы и спортсмена. Но лучшей жемчужины здесь еще нет — только оправа для нее готова. Он указал на клетку, над которой значилось: «Сигнализация во Флоте». — Но, ведь, тут у вас уж собрано порядочно бумаг. — Это все старый хлам. Адмиралтейство, должно быть, пронюхало что-нибудь, и все шифры изменены. Это был для меня большой удар, барон — единственный раз за все время мне так не повезло. Но, благодаря моей чековой книжке и милейшему Ольтамонту, сегодня вечером моя коллекция будет пополнена. Барон посмотрел на часы и недовольно проворчал: — Жалко, но больше я здесь оставаться не могу. Время горячее — каждый из нас должен быть на посту. А я надеялся принести от вас добрую весточку. Ольтамонт не назначил вам часа? Фон Борк показал ему телеграмму: «Буду вечером непременно, привезу новые аккумуляторы». — Аккумуляторы? — что это значит? — Видите ли, Ольтамонт фигурирует в качестве эксперта по части двигателей, а у меня полный гараж автомобилей. Мы условились называть каждую вещь по имени ее отдельной части. Радиатор — это у него значит броненосец, маслянка — крейсер и т. д. Аккумуляторы — значит морские сигналы. — Из Портсмута, полдень, — говорил секретарь, приглядываясь к телеграмме. — Кстати, сколько вы ему платите? — За это дело единовременно пятьсот фунтов, — конечно, он получает и жалование. — Жадный какой, мерзавец! Без таких предателей, нам разумеется, не обойтись, но, все-таки, мне жалко тратить на них столько денег. — А мне для Ольтамонта ничего не жалко. Он удивительный работник. Ему только хорошо надо платить, а уж товар он поставляет добросовестно — по его собственному выражению. И, притом же, он не предатель. — Уверяю вас, самый завзятый юнкер германец меньше ненавидит Англию, чем этот ирландец из Америки. — Ах, он ирландец из Америки? — Стоит с ним поговорить две минуты, чтобы не сомневаться в этом. Я иной раз с трудом разбираю его слова. Он, как будто, объявил беспощадную войну не только английскому королю, но и английскому языку… Да что вы так торопитесь? Он может быть здесь каждую минуту. — Нет, к сожалению, я и так чересчур уж засиделся. Ну-с, так мы ждем вас завтра, пожалуйста, пораньше. Когда сигнальная книжка будет у вас в руках, вы можете поставить: «Finis» и подвести итог своей работе в Англии. Что это? Токайское? — Он указал на пузатую, пылью покрытую бутылку, стоявшую на подносе, рядом с двумя стаканами. — Может быть, выпьете стаканчик на дорогу? — Нет, спасибо. Однако, тут у вас пиры. — Ольтамонт знаток в винах и ему очень пол
Пленник с трудом приподнялся на локте… — Что вы такое говорите! — Верно вам говорю. Мою хозяйку в Фреттоне уже выпытывали, кто я такой и чем живу, и, когда она мне про это рассказала, я решил, что мне пора уезжать. Мне только хотелось бы знать, мистер, как полиция узнает про это. Штейнер уже пятый человек, который проваливается на моих глазах, и, если я не успею навострить лыжи вовремя, то шестым буду я. Как вы мне это объясните? И не стыдно ли вам, что ваши работники гниют в тюрьме. Фон Борк побагровел. — Как вы смеете говорить со мной таким тоном. — Если б я не был смелым, мистер, я не был бы у вас на службе. Но я, ведь, человек прямой — у меня что на уме, то и на языке. Я слыхал, что у вас, у немецких политиков, ежели агент сделал свое дело, вы не прочь упрятать его в такое место, где особенно не заговоришь. Фон Брок вскочил со стула. — Вы осмеливаетесь мне намекать, что я сам выдаю своих агентов?.. — Я этого не говорю, но, несомненно, мистер, кто-то их выдает, и ваше дело узнать, кто. Как бы то ни было, я лично рисковать не имею желания. Вы меня отправьте в Голландию, и чем скорее, тем лучше. Фон Брок уже овладел собой. — Мы слишком долго работали вместе, чтобы в последний момент поссориться, и притом в тот момент, когда мы можем торжествовать победу. Вы хорошо поработали и рисковали многим; я не забуду этого. Отлично: поезжайте в Голландию, а оттуда в Берлин, или же морем, через Роттердам в Нью-Норк. По другой линии через неделю будет уже не безопасно, когда фон Трипиц примется за работу. Однако, кончим этот разговор. Давайте сюда книжечку. Я уложу ее вместе с другими. Американец держал в руке пакетик, но не сделал движения, чтобы вручить его Броку. — А как же фарт-то? — Что такое? — Ну, жир. Ну, деньги, значит. Пятьсот фунтов? Пушкарь-то мой в последнюю минуту закапризничал — едва я его уломал лишнею сотней долларов. А то бы мы с вами ни с чем отъехали. «Не желаю, говорит, ни за какие деньги». Однако, когда я накинул сотню, — взял. Это мне стоило двести фунтов, как один пенни, так что книжечки я вам не намерен отдавать, пока вы мне не отдадите денег. Из рук в руки, значит. Фон Брок усмехнулся, не без горечи. — Не высокого жн вы мнения о моей честности. Без денег даже книжки не хотите дать? — Что же, мистер, в делах надо быть аккуратным. — Ну, будь по вашему. — Он сел за стол и, оторвав от чековой книжки листок, написал на нем свое имя и проставил цифру, но чека все-таки не отдал. — Позвольте, раз уже мы так с вами разговариваем, м-р Ольтамонт, я не вижу, почему бы мне следовало доверять вам больше, чим вы доверяете мне. Вы понялн? — Он оглянулся через плечо на американца. — Чек на столе, но я хочу сперва посмотреть книжку, а затем уже дать вам деньги. Американец молча подал ему книжку, перевязанную шнурком. Фон Брок развязал шнурок, снял двойную бумажную обложку. И с минуту в безмолвном изумлении глядел на голубую книжечку, лежавшую перед ним. На обложке поперек, золотыми буквами было напечатано: «Практическое руководство к разведенію пчелъ»… Но не успел заведующий шпионажем задуматься над этой странной надписью, как человек, стоящий сзади, железною рукой схватил его за шиворот, а другою рукой зажал ему рот губкой, пропитанной хлороформом.
* * *
— Еще стаканчик, Ватсон? — сказал Шерлок Холмс, придвигая к своему верному другу запыленную бутылку токайского. — Выпьем за радостную встречу. Толстый шоффер, сидевший за столом, торопливо подставил свой стакан. — Доброе винцо, Холмс, — сказал он, выпив. — Замечательное вино, Ватсон. Говорят, из императорского погреба в Шенбрунне. Я попросил бы вас открыть окно — запах хлороформа, мне думается, портит букет вина. Шкаф стоял раскрытый настежь, и теперь уже Холмс торопливо вынимал из него пачку за пачкой аккуратно уложенных бумаг и, рассмотрев их, также аккуратно складывал их в чемодан фон Брока. Немец, лежавший на софе, громко храпел, связанный по рукам и по ногам. — Нам торопиться некуда, Ватсон. Здесь нам никто не помешает. Будьте любезны, позвоните. В доме никого нет, кроме старухи Марты, которая отлично разыграла свою роль. Она с самого начала была моей помощницей. — А, Марта! очень рад. И вы будете рады, когда я сообщу вам, что все идет отлично. Старушка, с приветливым, добрым лицом, стоявшая в дверях, улыбаясь, присела к Холмсу, но в то же время покосилась не без тревоги на лежавшего на диване немца. — Не бойтесь, Марта. Выспится — встанет, как встрепанный. — Это хорошо, мистер Холмс. Я рада. По-своему, ведь он был добрый господин. Как он давеча уговаривал меня ехать с его женой в Германию! Но это, пожалуй, помешало бы осуществлению ваших планов — так ведь? — Конечно, Марта. Пока вы были здесь, я мог быть вполне спокоен. Сегодня мы таки долгонько ждали вашего сигнала. — Тут был тот толстый господин из Лондона — кажется, секретарь посольства. — Я знаю. Мы с ним встретились. Если бы вы не умели так чудесно управлять автомобилем, Ватсон, мы изобразили бы собой Европу, гибнущую под колесницею Яггернаута. Еще что, Марточка? — Я думала, он так и не уедет. Я знала, сэр, вы не очень-то обрадуетесь, застав его здесь. — Он и так заставил нас прождать напрасно больше получаса. Только, когда вы погасили лампу, в знак того, что путь свободен, мы двинулись сюда. Зайдите ко мне завтра, Марта, в Отель Кларидж. — Слушаю, сэр. — Надеюсь, у вас все готово? — Да, сэр. Вчерашний день он отправил семь писем. Адреса я, по обыкновению, записала. И девять писем пришли на его имя. Эти я спрятала.Он упирался изо всех сил… — Отлично, Марточка. Я посмотрю их завтра. Спокойной ночи. — Эти бумаги, — продолжал он, обращаясь к Ватсону, когда старушка скрылась за дверьми, — теперь уже не имеют значения. Информация, которую они заключают в себе, давно уже отослана в Германию. А это все — оригиналы, которые не безопасно было увозить из Англии. — Значит, теперь они уже не нужны? — На вашем месте я бы не сказал этого, Ватсон. По крайней мере, теперь мы можем знать, что там известно, что нет. Изрядная часть этих документов добыта мною, и — вы понимаете — большою достоверностью они не отличаются. Поглядел бы, как это немецкий крейсер пройдет чрез минные заграждения в проливе по карте, составленной мною. Но погодите, Ватсон, — он взял старого друга за плечи, — дайте же посмотреть на вас при свете. Постарели вы? — Да нет, все тот же славный малый. И румяный… — Я сегодня помолодел на двадцать лет, Холмс, когда получил вашу телеграмму с просьбой выехать вам навстречу в Гарвич, на автомобиле. Да и вы, Холмс, почти не изменились, — только эта козлиная бородка — она совсем вам не идет. — Это одна из жертв, которые я принес новой родине, Ватсон, — сказал с улыбкой Холмс, дернув себя за козлиную бороденку. — Завтра от нее не останется и следа. Я сниму бороду, несколько изменю костюм — и снова сделаюсь таким, каким я был до этого американского превращения. — Но, Холмс, ведь вы удалились на покой. Мы слышали здесь, что вы живете, как отшельник, посвятив себя всецело пчелам и своим книгам где-то в глуши, на юге. — Так оно и было. И вот вам плод моих досугов, magnus opus моих последних лет. — Он взял со стола голубую книжечку и вслух прочел заглавие: «Практическое руководство к разведенію пчелъ и нѣкоторые наблюденiя надъ отсаживанiемъ матки». Это я сам и сочинил. Это — результат моих трудовых дней и ночей раздумья. Ведь, я изучал пчел, как прежде изучал преступников, следил за ними с таким же неослабным вниманием и могу сказать: — хорошо их знаю. — Но как же это вышло, что вы снова взялись за работу? — Я сам этому удивляюсь. От министра иностранных дел я бы еще как-нибудь отговорился, но когда под моим скромным кровом появился сам премьер. — Дело в том, Ватсон, что с этим вот, который лежит на диване, нашим справиться было не под силу. Он ловкий человек. Все видели, что тут кто-то мутит, а кто — нельзя было дознаться. Заподазривали одного, другого агента, арестовывали их, но видно было, что тут суть не в них — что за ними стоит кто-то другой, посерьезней. И его надо было вывести на свежую воду. Ну, и пришлось мне самому взяться за дело… На это у меня, Ватсон, ушло почти два года. Пришлось ехать в Чикаго, оттуда в Буффало, примкнуть к ирландскому тайному обществу, там выдвинуться, устроить беспорядки в Скибберине, обратить на себя внимание полиции — и вместе с тем одного из агентов фон Брока, который отрекомендовал меня, как самого подходящего человека… Вы понимаете, какое это было сложное дело… Ну, потом я сумел вкраться к нему в доверие, — что не мешало мне очень ловко проваливать его затеи и сплавить в каторгу уже пятерых его агентов. Я все время следил за ними, Ватсон, и сажал их в тюрьму в последнюю минуту, когда у них уже все было готово. — Что, сэр, надеюсь, вы не очень плохо себя чувствуете? Последние слова были обращены к фон Броку, который уже успел очнуться и, растерянно озираясь, слушал рассказ Холмса. В ответ он разразился потоком площадной немецкой ругани и весь побагровел от гнева. Но Холмс, нимало не смущаясь, продолжал просматривать бумаги, длинными нервными пальцами развертывая документы, собранные его клиентом. — А знаете, Ватеон, немецкий язык хоть и не музыкален, а очень выразителен, — заметил он, когда фон Брок умолк, окончательно, выбившись из сил. — Эге! — продолжал он, присматриваясь к одному из чертежей. — Это поможет мне засадить в клетку еще одну вредную птицу. Я и не знал, что милый мой работодатель такой, в сущности, жулик, хоть и давно следил за ним. Ох, мистер фон Брок, серьезный вам придется держать ответ. Пленник его с трудом приподнялся на локте и глядел на своего врага со смесью изумления и ненависти. — Мы еще сведем счеты, Ольтамонт, — медленно прошипел он, — я вам этого до конца дней не забуду. Мы еще сведем счеты. — Старая песня, — усмехнулся Холмс. Фон Брок с отчаянием заметался на диване. — И еще есть кой-какие неверные сведения, которые, конечно, в свое время будут проверены на практике. Но, все-таки, мистер фон Брок, у вас есть одно качество, для немца очень ценное и редкое. Вы — спортсмен, и вы не обидитесь на меня за то, что я перехитрил вас после того, как вы одурачили многих. В конечном счете, оба мы добросовестно работали, каждый на благо своей родины. Что может быть естественнее? Притом же, — добавил он почти ласково, коснувшись рукой плеча поверженного немца, — лучше быть побежденным мною, чем какой-нибудь мелкой сошкой. Ну, Ватсон, бумаги я все уложил. Если вы мне поможете перетащить нашего пленника, я думаю, мы можем ехать обратно в Лондон.
* * *
Не легкое дело было перетащить фон Брока; он был силен и упирался изо всех сил. Но, в конце концов, два друга все-таки довели его через сад до автомобиля и втиснули в каретку. А рядом поставили его чемодан с драгоценными документами. — Надеюсь, вам сидеть удобно, насколько это возможно, когда связаны руки и ноги? — спросил Холмс. — Может быть, вы позволите мне вложить вам в рот сигару? Но немец лишь сердито буркнул: — Я полагаю, вам известно, мистер Шерлок Холмс, что, если ваше правительство не покарает вас за этот акт насилия, это может быть поводом к войне. — А что скажет ваше правительство насчет вот этого? — Холмс постучал пальцем по чемодану. — Вы частный человек. Вы не можете предъявить приказа об моем аресте. Все это совершенно незаконно и в высшей мере оскорбительно. — Безусловно. — Арестовать без всякого приказа германского подданного!.. — И сделать выемку его бумаг… — Словом, вы сами понимаете — и вы, и ваш сообщник — что, стоит мне позвать на помощь, когда мы будем проезжать через деревню… — Не советую вам этого делать. Англичане — мирный народ и терпеливый, но в данный момент они несколько возбуждены и испытывать их долготерпение не рекомендуется. Нет, мистер фон Брок, мы с вами тихо, мирно и без всяких скандалов поедем в Скотланд-Ярд, а оттуда вы можете дать знать обо всем случившемся вашему другу, барону фон Герлингу — может быть, он, все-таки, сумеет так устроить, что вы уедете вместе с вашим посольством. А вам, Ватсон, все равно, нужно в Лондон — ведь вы возвращаетесь на военную службу. Выйдемте на минутку на террассу — может быть, больше нам с вами и не придется уже беседовать так, по душе… Два друга несколько минут ходили по террассе, беседуя о прошлых временах, в то время, как их пленник вертелся в узенькой каретке, напрасно силясь развязать веревки. Когда они вернулись, Холмс указал на залитое лунным светом море и задумчиво покачал головой. — Ветер дует с востока, Ватсон. — Едва ли, Холмс. По-моему, очень тепло. — Ах вы! все тот же добрый старый Ватсон. Все меняется, только он один неизменен. А я вам говорю, скоро задует восточный ветер — и такой сильный, какого еще не бывало в Англии. Холодный ветер, Ватсон, и жестокий, и многих из нас он сметет с лица земли. И, все же, это Божий ветер, Ватсон, и, когда пройдет буря, засветит снова солнышко и озарит очищенную обновленную страну, сильней и лучше прежнего. — Ну, а теперь, беритесь за руль, Ватсон, — пора нам в путь. У меня тут есть чек в пятьсот фунтов, по которому надо бы получить пораньше, ибо выдавший его весьма способен дать знать в свой банк, чтобы по нем не выдавали, если только он успеет это сделать.С английского. Зинаида Журавская
Последние комментарии
8 часов 42 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад