Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
Далия Трускиновская
Сказка о кобыле
Жила-была, стало быть, гнедая кобылка, во лбу - звезда, что для лошадей дело обычное, три ноги в белых чулках, а это уже хороший знак - резвая.
Паслась себе с ровесницами на лугу и вдруг обнаружила, что куда-то они все подевались.
Луг был в низинке, а из-за взгорья постоянно доносился какой-то скрипучий шум. Поборов страх, взошла кобыла на зеленый горб, на самый гребень, и увидела, что по ту сторону - дорога, а по дороге множество таких же, как она сама, кобыл везет множество телег.
Спустившись, услышала кобыла от тех упряжных лошадей, что тащить телегу - дело достойное и похвальное. Задумалась она - а где бы и ей телегу заполучить?
Вдоль обочины имелись какие-то бесхозные, но совсем разбитые, разболтанные, так что и оглобли даже вверх не торчали. Валялись, кстати говоря, и дохлые кобылы - но этому она не придала значения.
И вдруг кобыла заприметила совсем справную телегу, торчавшую поперек пути самым жалким образом, ни туды и ни сюды. Телега прямо-таки взывала: "Эй, кто-нибудь, впрягитесь в меня и тащите меня в любом направлении!" Кобыла встала промеж оглобель, они моментально приросли к ее шее, и зашагала нага кобылка, сперва - с напрягом, потом - все увереннее.
Со всех сторон слышала она похвалу и одобрение других кобыл, так что преисполнилась гордости и даже то, что телега оказалась тяжелее и неповоротливее прочих, тоже ее радовало - ведь она была здоровой, сильной и не знала, куда ей эту свою силу девать.
Когда кобыл мучала жажда, они выпрягались ненадолго и пили из придорожной канавы, потом паслись на обочине - и впрягались снова, и волокли свои телеги, подбадривая друг друга, а куда и зачем - это для них не имело значения.
Наша кобыла точно так же выпряглась однажды, напилась, попаслась, а когда вернулась - то обнаружила, что другая кобыла, караковая, с проточиной во лбу, уже встала между родных оглобель и готовится обманом утащить телегу.
Пока наша кобыла недоумевала, как же быть, та, другая, впряглась и поволокла, а телеге-то что? Ей главное - чтобы тащили!
Осталась наша кобыла на обочине, и было ей тяжко, и негодовала она на телегу-изменщицу, и не знала, как же теперь быть. Ведь она привыкла к тяжести, она знала, что тащить тяжесть - долг и предназначение. И за что же ее теперь будут хвалить другие кобылы?..
И ей показалось, будто она понимает, откуда взялись на обочинах трупы кобыл. Очевидно, это были те, у кого обманом увели их ненаглядные телеги!
Тут за зелеными кустами послышался голос. Это был не тележный скрип, который однажды сманил кобылу и ее ровесниц с луга. Голос был звонкий, чистый и прекрасный.
Кобыла взобралась на холм и увидела вдали золотой силуэт.
И снова раздался голос.
Тот, кто стоял вдали, в ложбинке, посреди ромашкового луга, звал подругу.
Звал радостно, гордясь своей статью, своей летящей по ветру светлой гривой.
И тут стало ясно, что не телега-то на самом деле нужна кобыле. Ей нужен жеребец! Золотой, отчаянный, гордый!
Кобыла побежала вниз с холма. Сперва - как-то странно, ведь она отвыкла даже от рыси, а потом - все легче, легче, и перешла в галоп, и воздух наконец-то признал ее за свою, так что она легла животом на воздушный поток и поплыла, поплыла, все быстрее, все быстрее!
Они встретились, и их шеи переплелись, что у лошадей, как известно, заменяет поцелуй, а потом они вместе побежали в луга, вовсе не беспокоясь о том, что кто-то увидит их и упрекнет в неисполнении лошадиного долга...
И буланый, а на солнце - и вовсе золотой жеребец привел подругу к ручью, и она вспомнила вкус настоящей воды, и если бы мыслила возвышенно то поклялась бы, что никогда больше не будет пить из придорожной канавы.
Но это была просто гнедая кобылка, во лбу - звезда, что для лошадей дело обычное, три ноги в белых чулках, а это уже хороший знак - резвая. И она, склоняясь над живым ручьем, уже не помнила ни дороги, ни телеги, ни когда-то желанной грязной воды...
Последние комментарии
56 минут 50 секунд назад
1 час 27 секунд назад
1 час 12 минут назад
1 час 14 минут назад
1 час 28 минут назад
1 час 44 минут назад