Витамины [Реймонд Карвер] (fb2) читать онлайн

Реймонд Карвер Витамины

У меня была работа, а у Пэтти — нет. Я каждую ночь проводил пару часов в больнице. Это пус­тячная работа. Я делал кое-что, отмечал кар­точку на восемь часов, и мы с сестрами отправля­лись чего-нибудь выпить. В конце концов, Пэтти то­же захотела работать. Сказала, что работа ей нужна для самоутверждения. Поэтому она начала ходить по квартирам, продавала поливитамины.

Какое-то время она была просто одной из многих девушек, которые ходят по незнакомым кварталам и звонят во все двери. Но сумела продвинуться. Она бы­ла сообразительной, хорошо училась в школе. Она была ответственной. И очень быстро получила повы­шение. Те девушки, у которых все шло не так гладко, оказались под ее началом. Вскоре у нее уже была своя команда и свой небольшой офис в торговом центре. Вот только работавшие на нее девушки, все время ме­нялись. Ведь некоторые отказывались от работы через два дня, и даже иногда — через два часа. Но попа­дались и такие, у кого получалось неплохо. Они умели продавать витамины. Эти девушки оставались с Пэт­ти. Они составляли ядро ее команды. Однако и тех, у кого дело не ладилось, было немало.

Девушки, у которых не ладилось, обычно просто исчезали. Не приходили, и все. Если у них были те­лефоны, то они не клали трубку на рычаг. Не откры­вали дверь на звонок. Пэтти принимала такие поте­ри близко к сердцу, словно эти девушки были ново­обращенными, сбившимися с истинного пути. Она винила во всем себя, но потом перестала: их было слишком много, так что она просто вынуждена была справляться с чувством вины.

Бывало, какая-нибудь девушка настолько волнова­лась, что не могла даже нажать на дверной звонок. Или подойдет к двери, и слова выдавить из себя не может. Или вместо «здравствуйте» выдаст что-ни­будь такое, чего нельзя говорить, пока не попадешь в дом. Такие недотепы отказывались работать, бра­ли сумку с образцами, шли к машине и ждали, пока Пэтти и остальные девушки закончат работу. После этого все совещались. Ехали в офис. Ну и пытались словами поддержать друг друга: «Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе». Или: «Делай что на­до, и все будет как надо».

Иногда девушки просто не возвращались «с поля боя», вместе с ними исчезали и образцы товара. Они отправлялись в город и не возвращались. Но им всегда находилась замена. Пэтти завела специ­альный список, а раз в две-три недели давала неболь­шую рекламу в «Пеннисэйвер». И девушек станови­лось все больше. Они шли нескончаемым потоком.

Ядро их команды составляли Пэтти, Донна и Шейла. Пэтти была красавица, а Донна и Шейла, те попроще. Однажды вечером Шейла заявила Пэтти, что любит ее больше всех на свете. Пэтти сказала мне, что она выразилась именно так. Пэтти подво­зила Шейлу домой, и они сидели в машине перед ее домом. Пэтти ответила Шейле, что тоже ее любит, что любит всех своих девочек. Но не в том смысле, который имела в виду Шейла. Тогда Шейла дотрону­лась до ее груди. Пэтти сказала, что отвела ее руку. А после объяснила ей, что это ее не возбуждает. Она сказала, что Шейла и глазом не моргнула, только кивнула, прижала руку Пэтти к губам, и вышла из ма­шины.

***

Это произошло под Рождество. Витаминный биз­нес шел крайне вяло в те дни, поэтому мы с Пэтти решили устроить вечеринку, чтобы немного под­нять настроение. В общем-то идея всем показалась неплохой.

Первой отключилась Шейла: просто упала, мерт­вецки пьяная и потом проспала несколько часов кряду. Вышла на середину гостиной, постояла ми­нутку, потом вдруг глаза у нее закрылись, ноги под­косились, — и она растягивается на полу прямо со стаканом в руке. И по пути этой рукой задевает ко­фейный столик. Все это происходит в полной тиши­не, если не считать грохота столика. Коктейль вы­лился на ковер. Мы с Пэтти и кем-то еще вынесли ее на заднюю веранду, положили на раскладушку и по­старались забыть о ней.

Все здорово напились и разошлись по домам. Пэтти пошла спать. Мне захотелось еще выпить, и я просидел за столом с коктейлем до тех пор, когда за окном начало светлеть. Тут появилась Шейла, и по­неслось! Она сказала, что у нее жутко трещит голова, словно кто-то сверлит внутри дрелью. Боль та­кая ужасная, сказала она, что у нее наверняка те­перь начнется косоглазие! Кроме того, она сломала мизинец, это точно. Она показала его мне: палец действительно покраснел. Она обложила нас за то, что мы уложили ее спать в линзах. И какого черта никто об этом даже не вспомнил. Она поднесла па­лец к глазам и стала рассматривать. Потом потрясла головой. Потом вытянула руку и снова уставилась на свой палец. Как будто не могла никак поверить, что с ней такое произошло. Лицо у нее опухло, во­лосы растрепались. Она сунула палец под холодную воду.

— Боже! О, Боже! — заорала она, склонившись над раковиной. Но поскольку она подкатывала к Пэтти, признавалась ей в любви, то сочувствия к ней я не испытывал, ни малейшего.

Я пил виски и молоко со льдом. Шейла опира­лась о раковину. Она смотрела на меня своими глазками-щелочками. Я отхлебнул немного из ста­кана. Я не произнес ни слова. Она принялась сно­ва рассказывать мне, как ей плохо. Заявила, что ей нужно к доктору. И что она сейчас раздобудет Пэт­ти. И вообще с нее довольно, она уезжает отсюда, отправляется в Портленд. Вот только сначала по­прощается с Пэтти. Она хочет, чтобы Пэтти отвез­ла ее в больницу, пусть там посмотрят и палец и глаза.

— Я сам отвезу тебя, — сказал я. Мне не хотелось, но делать было нечего.

— Я хочу, чтобы меня отвезла Пэтти, — заупрями­лась Шейла.

Здоровой рукой она поддерживала больную, с опухшим мизинцем, раздувшимся до размера кар­манного фонарика.

— И потом, нам нужно поговорить. Мне нужно сказать ей, что я уезжаю в Портленд. Мне нужно по­ прощаться с ней.

Я не уступал:

— Думаю, мне придется сказать это за тебя. Она спит.

Но Шейла совсем обнаглела.

— Мы друзья, — сказала она. — Мне нужно погово­рить с ней. Мне нужно поговорить с ней лично.

Я покачал головой:

— Я же сказал — она спит.

— Мы друзья и любим друг друга, — уточнила Шей­ла. — Я должна попрощаться с ней.

И разворачивается к кухонной двери. Я привстал:

— Сказал же, что отвезу.

— Ты пьян! Ты даже не ложился. — Она снова по­смотрела на свой палец: — Проклятье, как это могло случиться?

— Не так уж и пьян, и вполне смогу отвезти тебя в больницу, — сказал я.

— Я не поеду с тобой! —завизжала Шейла.

— Твое дело. Но Пэтти будить не смей, лесбиянка чертова, сучка, — выдал ей я.

— Ублюдок, — ответила она.

Ответила, вышла из кухни, и прямиком к выходу, не зайдя даже в туалет и не умывшись. Я поднялся и посмотрел в окно. Она шла по направлению к улице Евклида. Больше за окном никого не было. Ну ко­нечно, в такую-то рань.

Я добил коктейль и подумал, не выпить ли еще один.

И выпил.

Больше никто Шейлу не видел. По крайней мере, никто из наших людей, торгующих витаминами.

Она ушла в сторону улицы Евклида и прочь из на­шей жизни.

Позже Пэтти спросила:

— Что случилось с Шейлой?

— Она уехала в Портленд, — ответил я.

Меня заводила Донна, она тоже из «ядра» коман­ды. Во время вечеринки мы танцевали под Дюка Эл­лингтона. Я прижимался к ней, вдыхал аромат ее во­лос, сжимал ее талию, когда мы кружили по ковру. Танцевать с ней было потрясающе приятно. Я был единственным парнем на вечеринке, я и семь деву­шек, остальные шесть танцевали друг с дружкой. В гос­тиной было на что посмотреть.

Когда я вышел за чем-то на кухню, за мной вошла Донна с пустым стаканом. На кухне в тот момент ни­кого не было, я слегка приобнял ее. Она прижалась ко мне. Стоим, хорошо так обнимаемся.

А она возьми да скажи:

— Не надо. Не сейчас.

Когда я услышал это «не сейчас», сразу ее отпус­тил. Мне показалось, это все равно поманить деньга­ми в банке, до которых не добраться.

Я сидел за столом и вспоминал про то, как мы об­нимались, и тут как раз появилась Шейла со своим пальцем.

Я еще некоторое время думал о Донне. Прикон­чил свой коктейль. Снял трубку с телефона, чтобы не звонили, и направился в спальню. Я разделся и лег рядом с Пэтти. Полежал немного, чтобы рассла­биться. Затем принялся за дело. Но она не просну­лась. Ну и я после закрыл глаза.

А когда их открыл, была уже вторая половина дня. В постели я был один. В окно хлестал дождь. На подушке Пэтти лежал пончик, а на тумбочке стоял ста­кан воды. Я еще не протрезвел и ничего не понимал. Помнил только, что сейчас воскресенье и что скоро Рождество. Я съел пончик и выпил воду. Я заснул снова и проснулся, уже когда услышал, как Пэтти пылесосит. Она вошла в спальню и спросила про Шейлу. Тогда-то я и сказал ей, что Шейла уехала в Портленд.

Примерно через неделю после Нового года мы с Пэтти решили выпить. Она только что пришла с ра­боты. Было не так уж поздно, но темно и промозгло. Через два часа мне нужно было уходить на работу. Ну а пока мы пили виски и болтали. Пэтти устала. Она вся погрузилась в уныние и в свой третий кок­тейль. Никто не покупал витамины. Девушки разбе­жались, — осталась только Донна и еще Пэм, сравни­тельно недавно появившаяся девушка, клептоманка. Мы говорили о плохой погоде и о том, сколько надо брать с собой талончиков за парковку, чтобы нор­мально ездить. Потом стали обсуждать, насколько лучше нам жилось бы, если бы мы переехали в Ари­зону, или куда-нибудь еще в этом роде.

Я сделал нам еще по стаканчику. Затем выглянул в окно. Идея насчет Аризоны была не так уж плоха.

Пэтти процедила:

— Витамины ....

Взяла свой стакан и бросила туда лед.

— Черт побери! В детстве я и представить себе не могла, что буду этим заниматься. Господи, я никогда не думала, что, когда вырасту, буду торговать вита­минами. Ходить по квартирам и впаривать людям витамины. Это просто за гранью. В голове не укла­дывается.

— Я тоже так не думал, детка, — сказал я.

— Вот-вот, — подхватила она. — Ты выразился ко­роче.

— Детка...

— Не сюсюкай. Тяжело, братец. Жизнь нелегкая штука, как ни крути.

Казалось, она что-то обдумывает. Потом Пэтти тряхнула головой, допила коктейль и сказала:

— Мне они уже снятся, эти витамины. Мне нет по­коя. Нет никакого покоя! Ты хотя бы, как выйдешь с работы, можешь сразу забыть о ней. Наверняка тебе ни разу не снилось, как ты натираешь полы, или чем ты там еще занимаешься. Когда ты уходишь с этой чертовой работы, дома она тебе не снится! — вы­крикнула она. — Ведь так?

— Я не помню — мне вообще ничего не снится, — от­ветил я. — Я просыпаюсь и не ничего помню. — Я пожал плечами. — Охота мне была следить за тем, что проис­ходит в моей голове, когда я сплю. Мне все равно.

— Так не бывает — тебе снятся сны! — воскликнула Пэтти. — Если даже ты и не помнишь их. Они всем снятся. Если бы тебе не снились сны, ты бы сошел с ума. Я читала об этом. Это отдушина. Люди спят, и им снятся сны. Иначе они сойдут с ума. Но когда сплю я, мне снятся витамины. Ты понимаешь, о чем я говорю? — она пристально на меня посмотрела.

— И да и нет, — ответил я.

Это был непростой вопрос.

— Мне снится, как я продаю витамины, — продол­жила она. — Я их продаю, потом они мне снятся... получается, что я торгую витаминами круглые сут­ки. Боже, разве это жизнь?

Она допила коктейль.

— А как Пэм поживает? — спросил я. — Все еще под­воровывает? — Мне хотелось сменить тему, но ниче­го лучше я придумать не смог.

— Черт, — сказала Пэтти. И покачала головой. Мы стали слушать шум дождя.

— Никто не продает витамины, — снова заговори­ла Пэтти. И схватила стакан, но он был пуст. — Ни­кто не покупает витамины. Вот что я пытаюсь тебе сказать. Ты меня слышишь?

Я поднялся, чтобы налить нам еще.

— А у Донны как дела? — спросил я. А сам читаю этикетку на бутылке, жду.

Пэтти сказала:

— Ей удалось продать немного позавчера. Это все. Это все, чего мы добились на этой неделе. Не удив­люсь, если она уйдет. Я не буду в претензии. — Так и сказала. — Будь я на ее месте, точно бы ушла. Но ес­ли она уйдет, то что будет? Тогда я опять вернусь к тому, с чего начинала, вот что будет. Опять все с нуля. Середина зимы, люди кругом по всей стране болеют, умирают, но никому и в голову не приходит купить витамины. Я и сама уже вся больная, полная чертовщина.

— Что с тобой, детка? — я поставил стаканы на стол и сел. Она продолжала, словно я ничего и не сказал. А, может, так оно и было.

— Единственный мой клиент — я сама, — сказала она. — Мне все кажется, что эти витамины полезны для кожи. Как тебе моя кожа? Интересно, бывает ли передозировка витаминов? Я уже дошла до того, что в сортир не могу сходить по-человечески.

— Детка... — сказал я.

Но она продолжала:

— Тебя не волнует, принимаю я витамины, не при­нимаю... Вот в чем дело. Тебя вообще ничего не вол­нует. У меня сегодня, когда лил дождь, сломался дворник, я чуть не попала в аварию, — остановилась в последний момент.

Мы все пили и говорили, до самого моего ухода, в смысле, на работу. Пэтти собиралась, если, конеч­но, не заснет, поваляться в ванной.

— Засыпаю на ходу, — сказала она. — Витамины. Ви­тамины — это для нас все, — сказала она. Она осмот­рела кухню, заглянула в свой пустой стакан. Ее раз­везло, но она разрешила мне поцеловать себя. Затем я отправился на работу.

Было одно местечко, куда я захаживал после ра­боты. Я начал ходить туда ради музыки, ну и к тому же там можно было пропустить стаканчик, когда все вокруг закрывалось. Место называлось «Офф-Бродвей». Это было негритянское заведение, не­подалеку от негритянского квартала. Заправлял там негр Хаки. Посетители собирались здесь обыч­но уже тогда, когда в других местах прекращалось обслуживание. Заказывали они чаще всего «мест­ные» напитки —то есть кока-колу с убойной дозой виски, — или проносили с собой напитки под по­лой пальто, заказывали колу с виски, а выпив его, смешивали свои коктейли.

Бывало и такое, что один негр бил другого бутыл­кой по голове. Говорили, что как-то один чувак под­крался к другому в сортире и перерезал ему горло, пока у того руки были заняты. Но лично при мне ни­чего подобного не случалось. Ничего, с чем не спра­вился бы Хаки. Хаки был здоровенным негром с бритой башкой, которая блестела в свете флюорес­центных ламп. Он носил гавайские рубашки навы­пуск. Мне кажется, у него что-то было вшито в ре­мень. Что-то такое, наверное, тяжеленькое. Стоило кому-то разбушеваться, Хаки подходил к нему, клал руку на плечо и говорил пару ласковых. И все. Вот уже много месяцев я регулярно захаживал в это местечко. Мне льстило, что Хаки разговаривает со мной, интересуется: «Как дела, дружище?», или: «Дружище, сто лет тебя не видел».

Вот туда, в «Офф-Бродвей», я и пригласил Донну на свидание. На наше единственное свидание.

Я вышел из больницы сразу после двенадцати. Ночь была ясная, и на небе появились звезды. У меня до сих пор гудело в голове от виски, которое мы выпили с Пэтти. Тем не менее, я собирался выпить еще что-нибудь по дороге домой. Машина Донны стояла рядом с моей, и Донна сидела внутри — курила. Я вспомнил, как мы обнимались на кухне, и как она сказала: «Не сейчас».

Она опустила стекло и стряхнула пепел с сига­реты.

— Я не могла уснуть, — сказала она. — Одолели вся­кие мысли, и я не могла уснуть.

— Донна. Рад тебя видеть, — сказал я.

— Не знаю, что со мной...

— Хочешь пойти что-нибудь выпить? — спросил я.

— Пэтти ведь моя подруга, — продолжила она.

— И моя тоже, — напомнил я. — Пойдем.

— Просто чтоб ты знал, — добавила она.

— Есть неплохое местечко. Негритянское. У них музыка. Можем пропустить по стаканчику и послу­шать музыку.

— Ты отвезешь меня? — спросила Донна.

— Подвинься, — сказал я.

Она тут же принялась говорить про витамины: де­ла идут плохо, продажи упали, интерес к рынку вита­минов пропал.

Потом сказала:

— Мне так стыдно перед Пэтти. Она моя лучшая подруга и пытается как-то все наладить. Но, возможно, мне все же придется уйти. Это между нами. По­клянись! Пойми, нужно что-то есть. Платить за квартиру. Мне нужно новое пальто и новые туфли. Ну и что мне эти витамины, а? — спросила Донна. — Я очень сомневаюсь, что витамины — это то, что сейчас требуется. Пэтти я пока ничего пока не гово­рила. Я же тебе сказала, что пока еще только думаю. Донна положила руку рядом с моей ногой. Я опус­тил руку и сжал ее пальцы. Она сжала мои. Затем уб­рала руку и надавила на зажигалку; прикурив, поло­жила руку обратно.

— Главное, очень не хочется расстраивать Пэтти. Ты понимаешь, что я имею в виду? Мы были коман­дой.

Она поднесла свою сигарету к моим губам:

— Я знаю, ты куришь другие, — сказала она, — но ты попробуй, давай.

Я въехал на парковку у «Офф-Бродвей». Три негра стояли возле старого «крайслера» с треснувшим ло­бовым стеклом. Просто стояли и потягивали что-то из бутылок. Они оглядели нас. Я вылез из машины и обошел ее, чтобы открыть дверь Донне. Потом про­верил, все ли двери закрыты, взял Донну за руку, и мы вышли на улицу. Негры пили и смотрели на нас.

Я спросил:

— Ты ведь не собираешься переезжать в Порт­ленд?

Мы шли по тротуару, я обнял ее за талию.

— Я ничего не знаю про Портленд. Мне никогда и в голову не приходило, чтобы вдруг туда сорваться.

В передней половине «Офф-Бродвей» находи­лись обычное кафе и бар. Несколько негров сиде­ли за стойкой, и еще несколько расставляли тарел­ки с едой на столах, покрытых красными клеенка­ми. Мы прошли через помещение кафе в большую заднюю комнату. Там была длинная стойка, кабин­ки вдоль стены и сцена, где располагались музы­канты. Перед сценой было нечто вроде танцпола. Бары и ночные клубы еще работали, поэтому наро­ду было пока немного. Я помог Донне снять паль­то. Мы заняли кабинку и положили сигареты на столик. К нам подошла чернокожая официантка, Ханна. Мы обменялись с ней кивками. Она посмо­трела на Донну. Я заказал два виски с колой и ре­шил, что все хорошо.

Когда нам принесли напитки, я заплатил, мы сде­лали по глотку и начали обниматься. Мы обнима­лись, тискались, гладили друг друга. Донна постоян­но останавливалась, откидывалась назад, легонько меня отталкивала, затем хватала меня за запястья. Она смотрела мне в глаза. Затем ее глаза закрыва­лись, и мы снова начинали целоваться. Скоро наро­ду поприбавилось. Мы перестали целоваться, но я по-прежнему обнимал ее. Она положила руку мне на ногу. Двое трубачей-негров и белый барабанщик на­чали что-то наигрывать. Я подумал, что нам с Дон­ной стоит еще выпить и послушать музыку. А потом уйти и отправиться к ней домой, чтобы довести де­ло до конца.

Я как раз заказал Ханне еще два коктейля, когда этот черный, Бенни, подошел к нам с еще одним черным, здоровым таким и при полном параде. У здо­рового были красные глаза, и одет он был в костюм-тройку в тонкую полоску. На нем была розовая ру­башка, галстук, пальто, фетровая шляпа — словом, все как полагается.

— Как тут мой друг? — сказал Бенни.

Сказал и протянул мне руку для рукопожатия. Мы с ним иногда разговаривали. Бенни знал, что мне нравится здешняя музыка, и всегда подходил поболтать. Он любил обсуждать Джонни Ходжеса и рас­сказывать, как он подыгрывал Джонни на саксе. Он любил завернуть что-нибудь вроде: «Когда мы с Джонни выступали в Мейсон-сити...».

— Привет, Бенни, — сказал я.

— Я хочу познакомить вас с Нельсоном, — сказал Бенни. — Он только сегодня вернулся из Вьетнама. Сегодня утром. Он пришел послушать что-нибудь приличное. На всякий случай он даже надел танце­вальные туфли. — Бенни посмотрел на Нельсона и кивнул: — Это Нельсон.

Я взглянул на блестящие ботинки Нельсона, затем на самого Нельсона. Казалось, он хочет понять, от­куда я. Он изучал меня. Затем криво усмехнулся, об­нажив зубы.

— Это Донна, — представил я. — Донна, это Бенни, а это Нельсон. Нельсон, это Донна.

— Привет, девочка, — сказал Нельсон, и Донна от­ветила: — Привет, Нельсон. Привет, Бенни.

— Можно мы тут у вас присядем, ребята? — спро­сил Бенни. — Вы как, не против?

— Конечно, нет, — сказал я. Хотя предпочел бы, чтобы они нашли себе другое место.

— Мы не собираемся тут засиживаться, — объяс­нил я. — Только допьем коктейли, и все.

— Знаю, знаю, приятель, — сказал Бенни. Он сел напротив меня, а Нельсон расположился в глубине кабинки. — Неотложные дела, и еще мало ли куда на­до зайти. Да сэр, Бенни знает, — сказал Бенни и под­мигнул.

Нельсон посмотрел на сидящую напротив Дон­ну. Потом снял шляпу. И стал вертеть ее в своих ру­чищах, казалось, он что-то высматривает на полях. Затем освободил на столе место для шляпы. Снова поднял взгляд на Донну. Ухмыльнулся и расправил плечи. Он расправлял их чуть ли не каждые пять минут. Как будто очень устал таскать на себе все эти мускулы.

— Уверен, это твой хороший друг, — сказал Нель­сон Донне.

— Очень хороший, — сказала Донна.

Подошла Ханна. Бенни заказал два стакана виски с колой. Ханна ушла, и Нельсон вытащил из-под по­лы пальто пинту виски.

— Хорошие друзья, — сказал Нельсон. — По-насто­ящему хорошие друзья. — Он отвинтил крышку на бутылке.

— Осторожно, Нельсон, — предупредил Бенни. — Смотри, чтобы никто не видел. Нельсон только что с самолета из Вьетнама, — пояснил Бенни.

Нельсон поднял бутылку и отхлебнул виски. За­винтил крышку, положил бутылку на стол и накрыл сверху шляпой. — По-настоящему хорошие друзья, — повторил он.

Бенни посмотрел на меня и закатил глаза. Но он и сам тоже был под градусом.

— Мне надо прийти в себя, — сказал мне Бенни. Он опустошил оба стакана, опустил сначала один, по­том другой под стол и налил виски. Убрал бутылку в карман пальто, приговаривая:

— Парень, мне месяц не удавалось промочить гор­ло. И вот теперь удалось.

Мы все сидели в кабинке, стаканы перед нами, шляпа Нельсона на столе.

— Ты, — обратился ко мне Нельсон, — у тебя ведь есть кто-то еще, да? Эта красивая женщина, она тебе не жена. Я знаю. Но вы с ней по-настоящему хоро­шие друзья. Ну что, я прав?

Я отпил немного из стакана, но не почувствовал вкуса виски. Я вообще ничего не почувствовал.

— Все то дерьмо, которое мы по телевизору видим про Вьетнам, это правда?— спросил я.

Красные глаза Нельсона снова остановились на мне. Он объявил:

— Я что хочу сказать, ты знаешь, где твоя жена? Уверен, она сейчас с каким-нибудь франтом, хватает его за соски, держит за руку, пока ты тут радуешься жизни со своей хорошей подругой. Уверен, у нее то­же есть хороший друг.

— Нельсон! — прикрикнул Бенни.

— А я что, я ничего, — ответил тот.

Тогда Бенни сказал:

— Нельсон, давай оставим людей в покое. В другой кабинке есть еще кое-кто — помнишь, я тебе гово­рил? Нельсон только сегодня утром с самолета, — Бенни вроде как извинялся.

— Уверен, я знаю, о чем ты думаешь, — продол­жал вещать Нельсон. — Уверен, ты думаешь: «Здо­ровенный пьяный негр, и что мне с ним делать? Может, еще и жопу ему подтереть?» Так ты дума­ешь?

— Я огляделся. Я увидел Хаки, который стоял возле сцены, музыкантов за его спиной, которые что-то играли. Кто-то вышел танцевать. Мне показалось, что Хаки смотрит прямо на меня, но если и смотрел, то сейчас уже отвернулся.

— Ну что ты молчишь? — сказал Нельсон. — Я ведь нарочно тебя дразню. Как вернулся из Вьетнама, ни­ кого еще не дразнил с тех пор. А там я дразнил косо­глазых.

Он снова ухмыльнулся, огромные губы раздвину­лись. Потом он перестал ухмыляться и просто уста­вился на меня.

— Покажи им ухо, — предложил Бенни, ставя на стол свой стакан. — Нельсон отрезал ухо у одного из этих маленьких выскочек, — добавил Бенни. — Он носит его с собой. Покажи им, Нельсон.

Нельсон все смотрел и смотрел. Потом принялся рыться в карманах пальто. Он достал что-то из одно­го кармана. Это были ключи и таблетки от кашля.

Донна сказала:

— Я не хочу видеть никакое ухо. Фу. Фу-у-у. Боже!

Она посмотрела на меня.

— Нам нужно идти, — сказал я.

Нельсон все ощупывал свои карманы. Он достал из внутреннего кармана пиджака бумажник и поло­жил на стол. Потом его погладил.

— Там пять сотен. Слушай сюда, — сказал он Дон­не. — Я даю тебе две. Заметано? Я даю тебе две сотни, за минет. Такой, как его жена делает сейчас какому-ни­будь крепкому парню. Слышишь меня? Пока он здесь задирает тебе юбку, она лижет чей-то болт, так и знай. Все по-честному. Вот! — он вытащил уголки купюр из бумажника. — Ладно, черт с вами, вот еще сотня для твоего хорошего друга, чтобы он тут не скучал. Тебе и делать-то ничего не нужно, — обратился Нельсон ко мне. — Будешь сидеть здесь, пить свое пойло и слу­шать музыку. Хорошую музыку. Я и эта женщина выхо­дим вместе, как хорошие друзья. И потом она возвра­щается одна. Раз-два — и она снова тут с тобой.

— Нельсон, — вмешался Бенни. — Ну что ты такое говоришь, а, Нельсон?

Нельсон ухмыльнулся:

— Я уже все сказал.

Он, наконец, нашел то,что искал. Это был сереб­ряный портсигар.

Он открыл его. Я заглянул внутрь. Ухо лежало на ватной подушечке. Напоминало сушеный гриб. Но это было настоящее ухо, и оно было прикреплено к цепочке для ключей.

— Боже! — воскликнула Донна. — Ф-у-у-у!

— Стоящая вещь, правда? — спросил Нельсон. Он смотрел на Донну.

— Нет! Пошел в ты жопу, — выпалила Донна.

— Девочка... — пробормотал Нельсон.

— Нельсон... — позвал я. И красные глаза Нельсо­на теперь смотрели на меня. Он отодвинул шляпу и кошелек, и портсигар тоже.

— Что ты хочешь? — спросил Нельсон. — Проси, что хочешь.

Хаки положил одну руку на мое плечо, вторую на плечо Бенни. Он наклонился над столом, его голова засверкала в свете ламп.

— Как дела, ребята? Веселитесь?

— Все в порядке, Хаки, — сказал Бенни. — Все пу­тем. Эти ребята собирались уходить. А мы с Нельсо­ном еще посидим — послушаем музыку.

— Вот и хорошо, — сказал Хаки. — Чтобы ребята были довольны — это для меня самое главное.

Он оглядел нашу кабинку. Он посмотрел на бумаж­ник Нельсона и на портсигар, лежавший рядом. Он увидел ухо.

— Настоящее ухо? — спросил Хаки.

— Настоящее, — ответил Бенни. — Покажи ему это ухо, Нельсон. Нельсон только что с самолета из Вьетнама, оттуда он привез это ухо. Это ухо объеха­ло полмира, прежде чем оказалось вот на этом сто­ле. Покажи ему Нельсон, — сказал Бенни.

Нельсон взял портсигар и передал его Хаки.

Хаки стал разглядывать ухо. Он вытащил цепочку и покачал ухо, поднеся его к самому лицу. И смотрел, как оно болтается.

— Мне рассказывали о таких вот высушенных ушах, членах и прочих штуковинах.

— Я отрезал его у одного косоглазого, — объяснил Нельсон. — Он больше все равно ничего им не слы­шал. Решил прихватить сувенир на память.

Хаки повернул ухо другой стороной.

Мы с Донной стали выбираться из кабинки.

— Девочка, не уходи, — сказал Нельсон.

— Нельсон, — одернул его Бенни.

Хаки перевел взгляд на Нельсона. Я стоял возле кабинки, держа в руках пальто Донны. Ноги меня не слушались.

— И ты уйдешь с этим сутенером! — рявкнул Нель­сон, — позволишь ему наслаждаться твоими прелес­тями! Ну погодите! Я вам еще устрою...

Мы двинулись прочь. На нас все глазели. Я услышал, как Бенни говорит:

— Нельсон только сегодня утром с самолета из Вьетнама. Мы пили весь день. Мы никогда еще столько не пили. Но вести себя будем прилично, Хаки.

Нельсон вопил что-то, перекрикивая музыку. Я ра­зобрал пару фраз:

— Это не приведет ни к чему хорошему! Что бы ты ни делал, это ни приведет ни к чему хороше­му!

Что он потом кричал, я уже не расслышал. Музы­ка смолкла, и снова заиграла. Мы не оглядывались. Мы продолжали идти. Мы вышли на улицу.

Я открыл перед ней дверцу. Я двинулся назад, к больнице. Донна молча сидела рядом. Потом заку­рила сигарету, но по-прежнему молчала.

Я попытался найти какие-нибудь слова:

— Послушай, Донна, не переживай, не надо. Про­сти, что так получилось.

— Мне бы они пригодились, эти деньги, — сказала Донна. — Вот о чем я думаю.

Я продолжал вести машину и не смотрел на нее.

— Правда, — сказала она. — Мне бы пригодились эти деньги. — Она встряхнула головой. — Даже не знаю, — пробормотала она. И, опустив голову, заплакала.

— Не плачь, — попросил я.

— Я не пойду завтра на работу, точнее сегодня, и плевать на будильник, пусть звонит, — сказала она. — Я пас. Я уезжаю из города. А все, что там произош­ло... это был мне знак». — Донна нажала на зажигал­ку и подождала, пока она раскочегарится.

Я припарковался рядом со своей машиной и заглу­шил двигатель. Потом я посмотрел в зеркало задне­го обзора, смутно предчувствуя, что сейчас снова увижу старый «крайслер», — как он припарковывает­ся за мной, и сидит в нем Нельсон... Я с минуту не выпускал руль из рук, затем положил их на колени. Мне не хотелось к ней прикасаться. Наши объятия на кухне и поцелуи в «Офф-Бродвей» — все закончи­лось.

Я спросил:

— Что ты собираешься делать?

Хотя мне было все равно. Если бы она умерла вдруг от сердечного приступа, меня бы это не тро­нуло.

— Может быть, поеду в Портленд, — ответила она. — Наверное, в нем что-то есть, в этом Порт­ленде. О нем одном только и слышно последнее время. Портленд в центре внимания. Портленд то, Портленд се. Портленд такой же город, как любой другой. Они все одинаковые.

— Донна, — сказал я, — я лучше пойду.

Я отстегнулся, приоткрыл дверцу, и в салоне за­жегся свет.

— Выключи ты этот свет ради бога!

Я торопливо выбрался.

— Спокойной ночи, Донна, — сказал я.

Но она смотрела на приборную панель. Я завел свою машину и включил фары. Переключил ско­рость и дал газу.

Я налил виски, отпил немного и взял стакан с со­бой в ванную. Я почистил зубы. Потом открыл ап­течку. Пэтти крикнула что-то из спальни. Она от­крыла дверь ванной. Она была одета. Видимо, так и спала одетая.

— Который час? — завопила она. — Я проспала! Гос­поди, боже! И ты меня не разбудил, черт бы тебя по­брал!

Она была в ярости. Она стояла в дверях полно­стью одетая. И, видимо, собралась бежать на работу. Но у нее в руках не было чемоданчика с образцами и с витаминами. Ей просто приснился дурной сон. Она помотала головой из стороны в сторону.

С меня было довольно на эту ночь.

— Иди спать, детка. Я кое-что ищу, — сказал я.

Я что-то неловко задел. Все летело в раковину.

— Где аспирин? — спросил я.

Из аптечки посыпались еще какие-то пузырьки. Мне было все равно. Все летело в раковину.

Оглавление

Реймонд Карвер Витамины