СобакаРу [Татьяна Владимировна Москвина] (fb2) читать онлайн

СОДЕРЖАНИЕ

Что я ненавижу

Записки на листочках

Присутствие духа

Как я развалила Советский Союз

…А черта не дразни

Ты один

Красота не спасет мир

В 2006 году я поняла, что…

Сыграть в ящик

Самый крутой

Гербарий для девочек

Это такая птица

Да, завидую!

"S" как доллар

Маленькие хитрости большой толпы

Особенности русского ума

Что празднуем?

Срочно требуется королева Виктория

Ах, что подумают!

Да, странное животное

Свинство по-французски

Грудь или бутылочка?

Девочки, срочно учим китайский

Светлая Русь с зелеными волосами

Русский стол в опасности

Планета вздора

И куда жить?

Мусик и котулечка

Фрейндлих-эффект

Главное – здоровье

Особенности национального переживания жизни

300 лет одиночества

В погожий апрельский день я возвращалась домой, а домик мой расположен в одном из поэтических уголков Петроградской стороны – там, где река Карповка остается без каменных набережных и, простоволосая, пустырями огородами, как гулящая деваха, убегает в Неву; там, где высится монастырь Иоанна Кронштадтского (но зачем эти черные купола, как они всегда смущают душу, никогда не смирюсь – купола должны быть золотые!), а на территории монастыря до сих пор, с советских времен, находится распределительный по электричеству щит – так что если работников РТР-Петербург (через дорогу, бывшая школа) творческой ночью настигает короткое замыкание, приходится будить монахинь; там, на улице, изгибающейся под прямым углом и когда-то носившей имя улицы Милосердия, а теперь называющейся «улицей Всеволода Вишневского» (автор пьесы «Оптимистическая трагедия»), расположен мой грязненький домик невыразимого цвета, который я делю примерно с тремя сотнями жильцов. Жилец! Как много в этом слове: словечко из Гоголя, из Достоевского. В романе «Бедные люди» описана ведь коммунальная квартира, и Макар Девушкин ютится в клетушке, выгороженной из кухни, и чад к нему идет, и мокрым бельем пахнет, и «чижики у нас мрут – мичман уже четвертого покупает». А живут не бомжи, не люмпены – служивый народ, чиновники, мелкие литераторы, мичман вот живет. Сколько этих съемных комнатушек будет описано у Достоевского. И нигде – ни уюта, ни достатка, ни элементарной чистоты. Хотя у каждой квартиры есть Хозяйка или Хозяин. Но жильцы все равно живут, как положено петербургским жильцам – в нищете, грязи и мечтах. Окнами в наш двор выходит дом, о котором рассказывает мемориальная доска – в этом доме было принято «историческое решение о вооруженном восстании в октябре 1917 года». Злокачественный оказался домик: здесь раньше была фабричная окраина, селились пролетарии, иные совсем не бедные – ну а потомки их в третьем-четвертом поколении опустились вчистую.

Итак, я возвращалась домой, с покупочками, с разными идеями насчет ужина (я-то, счастливица, в своей квартире живу), и обнаружила на лестничной клетке нескольких приятных молодых людей. «Откройте, милиция!» – весело говорили они. Двери приоткрывались – с видом на коммунальные недра. Выглядывали некие лица, но все с порога отвергали предложение быть понятыми на обыске. Менты мне понравились – они были точь-в-точь из сериала «Улицы разбитых фонарей». То ли авторы сериала большие знатоки жизни, то ли сами менты мимикрировали под артистов, но зазора между эстетикой фильма и правдой жизни не было.

Я согласилась быть понятой на обыске. Дело оказалось вот какое. Гражданин одной южной республики, проживающий без регистрации с женой и двумя взрослыми сыновьями в съемной комнате (примерно метров двенадцать), был задержан где-то в северных районах при попытке ограбления квартиры. Гражданин уже сидел в КПЗ, а правоохранительные органы пришли по месту его жительства с целью изъятия воровского инструмента и ценностей. В бедной, да что там, нищей комнате, которую наши герои снимали у местного весельчака, уже имеющего в тридцать лет две «ходки», где яркими блескучими пятнами сияли разве что телевизор и магнитола, милиционеры перетряхивали унылый скарб. Жена гражданина стояла с видом гордым и уязвленным, один сын все сидел на футбольном мяче и мял длинные, как у музыканта, пальцы, соседи маячили в коридоре с видом зрителей, которых почему-то не пускают в театр, целую сумку

с воровскими заточками-отмычками прилежно описывал любезный молодой опер: от вида чужой нечистой жизни было мутно и стыдно. И тут среди вещей милиционеры отыскали норковый полушубок и решили его описать.

Сколько стоит? «Семьсот долларов», – сказала хозяйка не без гордости. «Странно, – заметила я машинально. – Иметь шубу за семьсот долларов и так жить». И тут с женой что-то произошло. «Я! Да разве я так жила! У меня дом в (название бывшей нашей республики опущу)! Двухэтажный! У меня машина, я вам сейчас покажу…». И женщина бросилась искать кассету с записью какого-то домашнего праздника в ее родном доме, где родственники вместе с ней за чистым, красивым столом пели песни, а наша хозяйка и пела гортанным голосом что-то душевное, и на пианино играла; и эта кассета крутилась все время на фоне обыска, и от этого у меня голова поплыла окончательно.

Не испытывала я ни осуждения, ни даже неприязни к воровской семейке. Только ощущение несчастья не проходило. Все неправильно, не так. Зачем эти люди гадким способом копят себе на жизнь и существуют так грязно, так убого? Зачем их сыновья так скверно проводят свои лучшие годы? Зачем хозяин комнаты Мишка уже десять лет отдал зоне и не нажил ничего, даже коврика, даже хороших стульев? И сколько же этого всего рассеяно по славному городу Петербургу. И сколько же этого было и будет.

Триста лет одиночества – вот как называется жизнь «жильцов» в Петербурге. Жизнь тех, кто все откладывает свое настоящее обустройство «на потом», а сейчас – ну как-нибудь, пожуем чего-нибудь. Вот и сейчас мы мечтаем – пройдет же это треклятое трехсотлетие. И тогда…

И свою роль я вдруг поняла с ясностью. Я – понятая. Понятая на историческом обыске. Я ничего не могу изменить. Никому не могу помочь. Я только могу свидетельствовать, что обыск проведен по правилам и опись сделана верно.

Что я ненавижу

Что же плохого вы находите в ненависти? В отличие от столь бесплодных чувств, как зависть и ревность, – пустая трата драгоценного времени, дара Богов! – хорошая, свежая, упитанная ненависть вполне способна прокормить пытливую душу. Я решила набросать краткий список явлений, мне ненавистных, чтобы, по завету мудрых, познать себя.

Я, оказывается, совершенно ненавижу, когда крупная собака, растопырившись, садится гадить на газон или прямо на тротуар, а хозяин с ласковой нежностью смотрит, как дерьмо вылезает из-под ее хвоста. Поскольку все домашние животные – это не животные, а мохнатое подсознание хозяев, трактовка этой сцены недвусмысленна.

Ненавижу, когда вызываешь лифт, и вдруг за спиной раздаются шаги, это кто-то идет и хочет сесть в один лифт с тобой, и ты мучительно прикидываешь – успеет гад дойти или нет, и хочешь, чтобы лифт поскорее пришел, а он, как нарочно, едет будто с того света, а шаги ускоряются и надо чтото делать, вступать с претендентом в краткие мучительные отношения: либо прыгать в лифт у него на глазах, либо уступать свою законную очередь и ждать, пока новоприбывшая сволочь доедет, либо, устав от решений нерешаемых вопроссов войти в лифт вместе и стараться не смотреть солифтнику в глаза, приходится тогда смотреть на стены и чи тать ненавистную надпись ВЕТАЛИК КАЗЕЛ.

Определенно я ненавижу массовидных подростков мужского пола. Все они похожи на какого-то одного общего предка, так сказать, Подростка-прародителя, который когда-то, в юном творящемся мире, гоготал, сплевывал, сморкался, матюгался, шел вперевалочку – и все

последующие подростки пытаются овладеть его великим образом. В районе семнадцати-восемнадцати лет массовидный подросток редеет и несколько усмиряется – армия и тюрьма неумолимо осуществляют свой неестественный отбор, выбивая как явных жертв, так и пассионариев с их волчьими зубами и петлистыми ушами.

Ненавижу, когда мне говорят: «Дама, у вас шнурок развязался» или

«У вас шарф по земле волочится». Вот почему мне нет никакого дела до их шнурков и шарфов, а они меня обшаркивают своими пустыми бегающими гляделками и считают себя вправе раскрывать рот по моему адресу? И еще я почему-то ненавижу – вот этого объяснить не могу – когда в церкви к горящим свечкам подходит на редкость специальная старушка и начинает вынимать огарки, еще очень даже способные некоторое время трудиться на моление просителя. Но она своей волей определяет, кому еще гореть, а кого уже выбрасывать, корявым натруженным пальцем гасит огонек – а кто дал ей это право? Может, в это мгновение чье-то счастье обрывается или надежда пропадает. Нехороший образ, ненавижу его.

Ненавижу, когда в телевизионной рекламе используют псевдонаучные слова. С этой областью мнимости все ясно, сама по себе, как апофеоз человеческого идиотизма, она ненависти не вызывает, но вот корчи со мной делаются, когда я слышу, что в составе какой-то мутотени присутствуют триклозаны, керамиды, карбомины и еще вдобавок аква-минералы. Как писал поэт Волошин (не тот, из Кремля, того я тоже ненавижу вместе со всем кремлевским населением), а настоящий Волошин, Максимилиан, – «Обманите меня, но совсем, навсегда, чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда». Обещайте райское наслаждение и вечную молодость, но по-честному, как это делали в древности, предлагая просто поверить, что за такие-то поступки ожидает блаженство, без всяких там вшивых триклозанов. Желаю производителям этой рекламы, чтобы они на том свете целую вечность питались супом из аква-минералов с керамидами.

Несколько раз видела – правда, в Москве, – как на какую-нибудь престижную тусовку прорывается пожилой фотограф или забытая журналистка, пытаясь хоть как-то присоединиться к шуму обманувшей их жизни, а охранники с лицами холодильников теснят их тупо и равнодушно. И эту картинку я ненавижу.

Целых два года, с первого правительственного транша, судьба которого сразу была мной предсказана, пришлось ненавидеть юбилей Санкт-Петербурга – а теперь я буду ненавидеть другое крупное грядущее несчастье города.

А как я ненавижу все объявления, приглашающие меня похудеть! И чего они цепляются к моим заветным килограммчикам, которые я нажила честным трудом. Я их годами собирала. Я знаю, где приобретались восьмидесятые килограммы и откуда взялись-пошли девяностые. Мой личный вес рос в точном соответствии с ростом моего веса в обществе – так как же вы осмеливаетесь назвать его «лишним ве

сом»? Да таких, как я, вообще больше не рождается. Я горжусь собой. Я хочу стать еще толще и ужаснее.

Ненавижу всех интеллигентов, которые пошли в лакеи к властям. Пиаром их заниматься, речи им писать. Я однажды сказала: а вот не я буду им речи писать, а эти твари будут дрожащими руками открывать газету, чтобы прочесть, что я о них думаю. Пока ведь речь идет не о голодной смерти, а просто напросто об излишке комфорта.

Ненавижу трусость – и прав Булгаков Михаил, хуже порока нет.

Ну, скажет читатель, а все остальное вы любите, что ли? Да нет, конечно, но помилосердствуйте – статья кончается, а я только начала!

Записки на листочках

Когда-нибудь, в хорошую минуту, я расскажу о деревьях – о благородных соснах, о завистливых осинах, о добродушных дубах; и сколько необманно счастливых часов я провела, разглядывая стволы древесных судеб, ведь деревья не умеют лгать и с простодушием великих актеров запечатлевают свои драмы в личной материи.

Тут есть эпические семейные драмы, когда рядом рожденные начинают бороться за пространство, то переплетаясь, то резко и решительно расходясь; тут бывают неразделенные любови, когда одно деревце простирает руки другому, равнодушно растущему навстречу небу; тут есть трагедии искривления, расхождения с задуманным путем, когда ветви, на которые возлагались определенные надежды, засыхают в отчаянии, оставив на вдохновение возможного художника горький вопрос своих мертвых пальцев; тут есть драмы индивидуального упрямства тех, кто живет вне леса, среди долины ровныя, на гладкой высоте, и празднует свою прекрасную отдельность, пока Божия гроза не сразит слишком уж вознесшуюся личность… А самое мое любимое дерево растет в Сочи, в самшитовой роще, – это тис ягодный, чей возраст приближается к тысяче лет. Поскольку отдохнуть в Сочи может только слепоглухой с луженым желудком и скверная музыка достигает порой семикратного наложения, я, оказываясь в очередной раз на жалком кинофестивале отечественных уродцев, уезжаю туда, к тису, прикупив домашнего винца и ароматной колбасы. Прислонив свою бедную голову к древу жизни, я ни о чем не прошу и – наконец-то! – ничего не думаю.

Когда-нибудь, в хорошую минуту, я напишу о травах – о пахучем тысячелистнике, который вам никогда не удастся сорвать иначе как с корнем, о дивно цветущей крапиве, о хитроумнейшей лапчатке, о вкуснейшей сныти, о ласковых папоротниках, из которых мы в детстве делали быстрые веники, чтоб подмести избушку, о мяте, которую так приятно растирать между пальцев, о всеисцеляющем зверобое, о смешных лопухах, умеющих вырасти выше человеческого роста, о маленькой ползучей травке – горце птичьем, который при благоприятных условиях очень даже может поспорить с самой крапивой своей густотой и удалью… Я жила в крошечной комнате с верандой на станции Солнечное, питая трехмесячного ребенка. Непонятно почему, его тельце было покрыто ужасными красными пятнами – аллергия, диатез, Бог весть что, но врачи ничего толком не говорили. И тогда я отправилась за травами. Каждый день я заваривала кипятком в детской ванне череду, ромашку, зверобой и мяту, затем разбавляла это до комнатной температуры и купала дитя. Дитя лежало, поддержанное мной, среди стеблей и листьев и неопределенно улыбалось. Через месяц купаний аллергия прошла и никогда более не возобновлялась. Наверное, это был один из рецептов приготовления богатырей, ныне подзабытый, поскольку на кой нам теперь богатыри?

И еще когда-нибудь, в хорошую минуту, я надеюсь сложить повесть о цветах. Это будет нелегко – так тут потоптался масскульт с его белыми и розовыми розами. Но есть еще место для поэтических маневров – например, полная реабилитация георгина, защита чести и достоинства гвоздики, возведение в культ цветов картофеля и настоящее, захватывающее исследование причин, по которым группа милейших созданий называется «анютины глазки». (Кто такая Анюта, увековеченная влюбленным ботаником? Что это были за глазки такие? Может, это остаток неведомого славянского мифа?) Ждут своего часа настурция с ее вкуснейшими, кстати, листьями и огневой ноготок; еще не все сказано о белых водяных лилиях, как-то умело избежал перевода на слова пион, не вовсе безнадежен тюльпан, нет, дражайшая флора еще может дождаться вдохновенных излияний благодарной нежности, вот только ромашка, черемуха и сирень домучились до безмолвия – их мы вынуждены созерцать без слов. Что касается розы, за нее предстоит нешуточная битва. На днях обязан родиться поэтический гений, которому будет суждено отбить розу у Ларисы Долиной и Юры Шатунова.

Это будет, на минуточку, главная битва данного Эона. Отбитую у врагов розу мы торжественно препроводим в мир Царств и всем желающим ее трогать грязными руками обязательно врежем как следует по лапам. Так вот сидишь себе в нетопленой комнате, на Севере, каким-нибудь беспросветным ноябрем и вспоминаешь цветущий луг, точно разделенную любовь – нет, думаешь, не может этого быть. А потом вдруг как молния: как же не может быть, когда взаправду, доподлинно, на самом деле это было, это есть и значит – это будет.

Присутствие духа

Москвина всегда стояла за справедливость. В Москве по поводу последней книги нашенского кровного философа Александра Секацкого всполошились глянцевые издания: GQ гудит, Playboy крыльями хлопает. Но что же дома молчок, возмутилась Татьяна. Это несправедливо! И взялась восстановить порядок в местной галактике.

Знающие Александра Секацкого обычно относятся к нему с большой иронической нежностью. Нежность естественно возникает из понимания: перед тобой редкое, драгоценное, ни на кого и ни на что не похожее существо – оригинальный мыслитель. Но именно поэтому ирония ставит бесполезную эту нежность на место в качестве декоративного приятного тумана, из которого грозной скалой выступает острое лицо, высеченное мастером человеческих фасадов. А там, за фасадом, живет прекрасный и опасный, как старинное оружие – дух, разум, spirit. В случае Секацкого дух не отягчен материей душевности – того, что в нас плачет, поет, болеет, влюбляется, делает глупости, – а его тощая, легкая, проspiritованная плоть не более чем рыцарские доспехи.

Я представляю его себе так: рыцарь идет по ледяной пустыне, вызывает на поединок дракона, одинокий рыцарь – сам себе и Росинант, и Санчо Панса, и Дульсинея Тобосская; может статься, и сам себе дракон. На поединок никто не является, но рыцарь продолжает путь с удовольствием, по дороге пронзая копьем афоризмов всякую падаль. Он не живет здесь. Он разглядывает формы испорченного бытия, бесстрашно и беспощадно – шпион, разведчик, номад с Других берегов.

Мир тотально подменен, его вещи фальсифицированы. Но где-то ведь есть платоновская пещера, где хранятся эйдосы, идеалы, чистые идеи вещей. Там есть невидимая фотография, неизмеряемое пространством время и неслышимая музыка – возможно, если до этого мира пока не добраться, то до него можно… додуматься. Думать, думать, и чугунная морда реальности возьмет да и просквозит чистым воздухом настоящей Софии, возлюбленной всяким настоящим философом. На лице Секацкого читается готовность оказаться в этом мире немедленно. Чудо петербургское! Сын военного летчика Куприяна Секацкого, исключенный с философского факультета Ленинградского университета в середине 80-х за антисоветскую пропаганду и ставший нынче его доцентом и гордостью, он из тех достоевских людей, которым «не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить». Если бы я узнала, что Секацкий где-то как-то подшустрил для личной выгоды, я бы упала в обморок. Корыстной соображаловки в нем нет до степени изумления. Да ему и не нужен почет от пластмассовой цивилизации – ему подавай золотую славу, на века.

Однажды я наблюдала такую сценку: господин Ля-Ля, ничтожный писака, стал вязаться к философу с дурацкими претензиями – дескать, а что это вы так непонятно пишете? (клевета! Секацкий пишет упруго и ясно, с немецкой основательностью и галльским острословием). Александр, спокойный, как удав, молвил – да-да, я читал вас, господин Ля-Ля, все это понятно, техника сиюминутного реагирования… но где же ваша чаша Грааля? Писака поперхнулся, а общество покатилось со смеху – для господина этого «чашей Грааля» было корыто для свиней из интеллигенции, куда власти сливают помои (он его вскоре отыскал). Но я теперь всякий раз, когда бес мелкого толкает меня на убогое, повседневное существование в слове, вспоминаю Секацкого с его чашей. Он прав, двигаться можно и должно только вперед и выше, гладить против шерсти, а играть по крупному. Почему дух так унижен сегодня, а мыслители (в лучшем случае) загнаны в университетские резервации? А потому, что измельчавший и выродившийся мир не выдержит сколько нибудь дружного духовного напора – развалится. Духовная угроза существует, целых несколько людей в России носят ее в себе и кормят собой. Есть эта угроза и в Секацком. Он опасен – особенно для слабых умов.

На сегодняшний день познакомиться с уникальным мыслителем можно по его книгам, из которых наиболее доступны: «Три шага в сторону» (Амфора, 2001), «Сила взрывной волны» (Лимбус, 2004) и «Прикладная метафизика» (Амфора, 2005). Древние утверждали, что божество опознается по запаху излучаемого им божественного озона – так и настоящий мыслитель узнается по чувству радости, легкости и особого наслаждения. «Холодное, легкое, чистое пламя победы моей над судьбой» (Ахматова). Вот и читая Секацкого, становишься легким, веселым и холодным. Таковы ободряющие свойства присутствия духа – лучшего друга человечества.

Этот долговязый софист, фигурирующий под собственным именем уже в добром десятке питерских повестей и романов (ярок, хорош – писатели пленяются), не одно поколение соблазнил платиновым блеском своего изощренного ума. Но принял ли кто-нибудь от него главный завет, знаменитую «честность самоотчета»? Себе врать не смей, учит сын военного летчика Куприяна. Вот что ты сегодня сделал, прочел, осмыслил? Где твоя чаша Грааля? Ничего не сделал и не осмыслил? Тогда хоть почитай Секацкого, что ли.

Как я развалила Советский Союз

До 1991 года я за границей не была (если не считать студенческую поездку в Венгрию с актерами курса эстрады, которые научили меня всему, что должен уметь образованный театральный человек – а именно: пить водку, не меняя выражения лица, и ругаться матом в рифму). А в роковом девяносто первом мой муж получил синекуру в Гарвардском университете – что-то вроде полугодовой аспирантуры. Он прилежно учил английский, прервавшись в дни путча на общенациональные переживания, а я беспечно пасла годовалого ребенка, время от времени совершенствуя умения, переданные мне актерами курса эстрады. Хотя американская мечта позволяла моему мужу взять с собой жену, мне в это как-то не верилось. Чтоб вот так сразу и в Америку? Надо же как-то постепенно… начать, например, с Дании…

Договорились, что я прилечу в декабре. Муж оставил мне приятную даже на вид сумму денег и огромное количество вспомогательных телефонов. Гуд бай, май лав! И тут обнаружилось два обстоятельства.

Во-первых, сила притяжения родной земли угрожающе возросла. Я не могла получить ничего – ни визы, ни билетов. Нужные люди заболевали, убывали, пропадали просто так, без предлога. Было ощущение, что я очерчена магическим кругом. Во-вторых, как известно, в Советском Союзе была материя двух видов – продтовары (еда) и промтовары (все остальное), и если промтовары исчезли в 1990-м, продтовары стали нас покидать как раз в 1991-м. С коляской и рюкзаком за плечами я с утра отправлялась за едой, которая могла появиться внезапно в любом месте и тут же испариться. Однажды после двухчасовой охоты мне удалось добыть феноменальный продуктовый набор: миноги и хурму. Это не была голодная смерть, однако это была очень затейливая жизнь – питаться несколько дней миногами и хурмой!

Наконец виза была получена, но билетов в Америку не было никаких до конца года. Я купила карту мира и задумалась, обнаружив Берингов пролив. Возникла идея попасть в Америку со стороны этого пролива, поскольку виза-то у меня была и меня обязаны были пустить! Однако никаких путей сообщения возле пролива не пролегало. «Собаки? Олени? Местное население? Водка нужна!» – так размышляла я, сидя за столиком в Доме кино и обсуждая ситуацию с товарищами. Постепенно моя горестная фигура стала достопримечательностью Дома кино. «Вот, – показывали на меня, сидящую как всегда за картой мира, – к мужу хочет».

В общем, однажды возникли Люди. Двое. Они приказали мне 22 декабря ехать с ними в аэропорт, хотя они ничего гарантировать не могут. Как была, в джинсах, с дамской сумочкой, в разбитых ботиках и шубе из неизвестного зверя, я с Людьми приехала в аэропорт. Мы погасили в машине свет и сидели часа два. Люди вели разговоры. Я такого больше не слышала никогда.

– Ты думаешь? – спрашивал Первый у Второго.

– А что тут думать? Тут думай не думай, дело ясное. Думать он собрался.

– Ну, это как сказать. Возможен и другой путь. Не так все просто.

– Другой путь – он знаешь где? Не смеши меня. Нет, вот сколько тебя знаю, ты в своем репертуаре.

Так прошло два часа. Внезапно Второй сказал Первому: «Пора выдвигаться». Они ушли, а через сорок минут я сидела в самолете, не понимая ничего. Помню, что кто-то вдруг выкрикнул мою фамилию, помню пачку денег, которую я сунула Людям… Самолет летел, я наливалась неизвестными дринками и дремала, оглушенная событиями…

…Черный таможенник, грозный и приветливый, как дух Америки, посмотрел на меня вопросительно. Я улыбнулась и показала на сумочку – единственный мой багаж. Так я прибыла в Америку – без багажа, без копейки денег, в драных джинсах. Духу Америки это явно понравилось. «Добро пожаловать!» – сказал он мне, посмеиваясь.

«Ну, что будем делать?» – спросил меня уже совсем американизированный муженек. Он был в мексиканском свитере и с длинными волосами – не стригся из экономии. (В другое время я бы сказала ему все что надо, но он опоздал к залу ожидания минут на двадцать, и вы можете себе представить, что я за это время пережила и каким спасителем он мне показался, так что было не до волос.) Я вспомнила, как ведут себя американские туристы в России (водка, Кремль, икра, балалайка), и дала симметричный ответ: «Статуя Свободы. Бродвей. Кино. Попкорн!» И мы пошли по плану. Ботики мои попали в урну в первый же день моей американской жизни. После питания миногами в замерзшем отечестве мне понравилось в Америке вообще все.

А через неделю, в гостях у нью-йоркских друзей, мы посмотрели новости из дома… Вот оно что. Вот почему держала меня родная земля. Стоило мне уехать, как Советский Союз развалился!

Смутное чувство вины я заглушила ударным трудом. В конце концов, преступление недоказуемо. И вообще, во всем виноваты те Двое из машины, которые пропихнули меня в самолет.

Где-то они теперь, голубчики мои?

…А черта не дразни

Народные поверья о бытовании нечистой силы, если судить о них по «Русскому демонологическому словарю», полны таких живых подробностей, что почти не остается сомнений: фантастический элемент в них прочно сплавлен с реальным. То есть, конечно, сочиняли, но что-то и видели, слышали, а то и в сговор вступали.

«Один мужик пошел вечером в баню, а уж про баню эту знали, что она – с анчутками…». Анчутка – злой банный дух, если разъярится, может и кожу содрать, но чаще бьет или пугает, оттого православные и не ходят в баню с крестом и на ночь глядя. А иные самоуверенные мужские тела, воображающие, что они сегодня правят миром, как раз любят на ночь в баньку закатиться. Я уже десятки историй слышала о несчастных случаях при таких помывках. Так не лучше ли придерживаться старинных рекомендаций, особенно если про баню ходит слава, что она «с анчутками»?

Мало нынче веры на Руси, и то правда. Но и суеверия обмельчали. «Бога люби, а черта не дразни» – советовали предки. Поэтично и умно! А современные люди чаще всего ни Богу свечка, ни черту кочерга. И Бога не любят, и черта дразнят. Вот, например, известно про лешего, что он – кудрявый, лохматый, с маленькими рожками, большой любитель женского пола и очень смешлив, но царство свое охраняет люто. Так если ты строишь трехэтажную дачную хрень на природе и рубишь вековые деревья, что тебе стоит задобрить, улестить хозяина, чтоб не было ни беды, ни злого случая?

В общем, демонологический словарь надо изучить крепко – и, кстати, дополнить. Несомненно, в наше время к старым баламутам добавились новые. Кроме домового, водяного и лешего очевидно существование автомобильного, мобильного, компьютерного и телевизионного. Рассказы о проделках этих шутников – менее телесно воплощенных, но куда более грамотных и хитрых, чем старички «нечистики», – еще ждут своих собирателей и исследователей.

Наверняка на свете есть машины-оборотни, проклятые мобильники и заколдованные телевизоры. Проклятый мобильник сам рассылает сообщения с «двенадцатью лихорадками», автооборотень завозит владельца к чертям в пекло, а заколдованный телевизор, если его в полночь поставить в красный угол вместо иконы и три раза сказать «Явись!», покажет самого дьявола и его последнюю пресс-конференцию для воздушных демонов.

Каким пестрым и душистым предстает мир в народных байках про нечистую силу! Чего стоит хотя бы такая деталь: Сатана, оказывается, часто рукоприкладствует, бьет своих подчиненных, оттого-то так много бесов с увечьями – хромых, с оторванными хвостами. В аду не принято учить, разъяснять приказы, так что бесы доходят до всего своим умом, в крайнем случае собираются на болоте и гуторят промеж своих, как выполнить очередной невыполнимый приказ хозяина. Нравы в аду суровые, расслабухи никакой, но одного это губит, а иному силу дает, недаром некоторые из тех, кто выжил в ГУЛАГе – земном советском аналоге ада, потом стали титанами. Видимо, от повышенной самостоятельности нечистая сила и выигрывает на земле у силы чистой, изнеженной в райских кущах, расслабленной от вечной любви и ласки Отца.

Тот, кто чествует домового, кланяется лесу, бережется Коровьей Смерти и ходит в церковь не потому, что «надо бы в церковь сходить», а по жизненно важной необходимости – набраться обороны от нечисти; кто знает, что черт ликом черен и страшен (сам видал), а Божьи ангелы собой пригожи и пахнут приятно, – без шуток счастливый человек. Простодушная народная вера обеспечивает наиболее сильное и пластичное переживание жизни. Если в вас такой веры нет, я не виновата.

Ты один

Книга хорошая – фильм плохой. Это уже фатальная закономерность. Даже, можно сказать, железное правило: буквально все современные фильмы, снятые по мотивам / с использованием каких-либо современных книг, значительно хуже, глупее, гаже этих книг. Стойкость словесности удивительна: если музыку и живопись Сатана давно разгромил и их в целом не существует, то литература сохранилась, притом в сугубо архаической форме. Если от живописцев и композиторов никто ничего не ждет, то от писателей по-прежнему требуют неслыханного – чтобы их книги были сплошь заполнены буквами, и эти буквы притом складывались в тысячи понятных фраз. Но на эту каторжную, бессмысленную работу до сих пор находятся мастера – и, надо заметить, именно низкие, популярные жанры литературы у нас в последнее время изрядно развились, притом в лучшую сторону.

Бравый полковник из Ростова Данил Корецкий пишет сочно, грубо, конкретно, с огромным количеством реалистических деталей, умеет вести внятный сюжет на изрядном протяжении художественного времени. Как из столь качественного материала можно было сшить такую залепуху, как «Антикиллер» режиссера Егора Кончаловского, где невнятно все, даже главная сюжетная линия, я не знаю. «Дозоры» Сергея Лукьяненко раз в сто интереснее, умнее, понятнее одноименных фильмов. Кинематограф отгламурил Александру Маринину и стер скромное обаяние с ее добросовестных, почти по-лютерански рассудительных романов про Каменскую. Что же происходит и почему?

Ответ на этот вопрос уведет нас от проблем искусства к вещам более существенным. К состоянию мира и человека в русском измерении. Нетрудно заметить, скажем, что на сегодняшний день успехи русских в индивидуальных видах спорта куда серьезнее подвигов коллективных. Одинокий человек может далеко пойти, но чуть в дело замешиваются многие – все сразу запутывается, усложняется, теряет силу. Русские с трудом понимают друг друга, едва находят точки объединения усилий, плохо примиряются с необходимостью жертвовать чем-то личным ради общего. Один в поле воин. А чуть добавляется в дело другой – начинается толчея, сумятица и злобные разборки.

Поэтому сейчас так мощно и далеко вперед от прочих искусств вырвалась литература, дочь одиночества. Наши писатели всех разрядов и видов работают хорошо, даже очень. Сидит себе ночью человек, сосредотачивается, подключается к вечным источникам питания, один на один с Богом, природой, опытом истории, собственным талантом. Тихо. Идет время. Никто не мешает. И человек спокойно осуществляет свои замыслы – пишет книгу.

Но вот одинокий разум сделал свою работу, и начинается дурной сон. Появляются сценаристы, продюсеры, директора каналов, режиссеры, и все они якобы знают, что надо массовому зрителю, у всех свои заморочки, предрассудки, требования, а также филии и фобии. Поэтому, навалившись всем миром, они портят хорошую вещь, кладут деньги себе в карман и бегут дальше в поисках другого материала, который можно испортить.

Когда-то очень давно мир (сообщество людей) держал меру нравственности и справедливого суда – хотя бы в идеале, в своих редких вершинах. Но сегодня человек, желающий сохранить свою личность и сделать что-нибудь путное, должен, если возможно, решительно отдалиться от всего, от любого сообщества.

И напрасно добрый Юрий Юлианович Шевчук поет добрую песню «Ты не один», утешая шофера на опасной ночной дороге. Ты один! Помни об этом, человек. Ты будешь держать ответ только за свою жизнь, за свою совесть, за свой дар, и ты предъявишь Господу то, что сделаешь сам. Никакие шайки не помогут, никакие друзья не заступятся, и даже слово любящего тебя человека будет бессильно. Ты – один, и если сделаешь что-нибудь славное, это будет твое славное, которое может пригодиться многим, а если вместе со всеми слепишь пирожок из дерьма – ну что ж, это будет ваш общий, один на всех, пирожок из дерьма.

Красота не спасет мир

Писатель Татьяна Москвина – о синтезе красоты и интеллекта

Не люблю уродов… Л-л-люблю все к-красивое…» – бормотал в картине «Страна глухих» персонаж по имени Свинья. Формула эта совершенно точна: уроды, калеки, люди безобразные и некрасивые, а также все, кто таковыми себя ощущает, неравнодушны к красоте. Что касается красавчиков и красоток… Разве ценишь то, чем обладаешь? Красавица может обратить внимание даже на безобразного мужчину, а красавец – жениться на девушке скромной внешности. Так что сценаристы плохих фильмов не проявляют особой фантазии: такова действительность. Правда, обычно они делают акцент на то, что избранница/избранник красивого героя/героини обладает высокими нравственными достоинствами, а вот это уже лабуда.

По моим наблюдениям, красивых людей привлекают только две вещи – деньги и ум, и то и другое – реальная сила. Я лично чувствительна к красоте, каюсь с печалью, – знаю, что соблазн, а что делать? Вкус у меня ужасный, как у армянского папика. К примеру, мне нравятся мальчики, которые в балетах пляшут, а впрочем, хороши и мужчины из фильмов Хичкока с квадратными подбородками, в серых костюмах-тройках. В общем, надо работать над собой и перестать восхищаться и охать. Нет, нет, сущность мира не в красоте. Кстати, имейте в виду, Достоевский никогда не писал, что «красота спасет мир». В романе «Идиот» Ипполит Терентьев, чахоточный мальчик, обращаясь к князю Мышкину, произносит: «Князь, вы, кажется, говорили когда-то, что красота спасет мир». Вот и все. Федор Михайлович был великий ум, временами прозревавший истину. Потому и сию сентенцию о красоте отдал герою наивному, душевному путанику. От своего лица он такой ерунды утверждать не мог.

Если взять только физическую красоту человека, то именно из романов Достоевского очевидно: погубить она может вполне. Спасти – лишь когда она сочетается с истиной и добром, то есть в случае Спасителя. Этого случая мы ждем более двух тысяч лет с неослабевающим напряжением. Очень любопытно взглянуть, как это, когда все разное и вдруг вместе. Чтоб существо было и разумно, и прекрасно, и светло и других существ любило. А в отрыве от всего прочего физическая красота как принцип организации формы безразлична и даже враждебна миру. В «Идиоте», собственно говоря, фигурирует ее воплощение – женщина фантастической привлекательности, Настасья Филипповна, погубившая все вокруг себя. «Ах, кабы она была добра! Все было бы спасено…» – мечтает князь Мышкин в начале произведения, глядя на портрет роковой дамы. Тем не менее в пространстве романа такого сочетания мы не видим. Не соединяются божественные свойства в человеческих пределах! Красивые внешне – злы, добрые – безобразны, а умные – вообще сами по себе. Так часто и в жизни: приходится выбирать, что дороже, любимее и предпочтительнее.

Я лично на стороне ума. От него и польза, и с ним интереснее всего. Тем более что современный мир занят промышленным перепроизводством красоты. Ее столько, что от нее тошнит. Красивых женщин пора топить в ведре, как досадный кошачий приплод. Если раньше носы и губы отпускались природой строго по графику, то нынче некоторые женщины режут свои лица, стремясь приблизиться к некоему идиотскому идеалу, руша индивидуальную прелесть, которая зачастую держится на каком-нибудь «лишнем» миллиметре эпидермиса. Увы, массовые представления о красоте сформированы дрянными, конъюнктурными стандартами.

А вы говорите – красота. Ума бы немножко прибавить миру. Пока пластическая хирургия вещь дорогая и болезненная, имеется хоть какой-то заслон в виде естественного страха и отсутствия денег, но что бы сталось с женской внешностью, если изменить себя было бы так же легко, как отредактировать картинку в компьютере? По улицам

городов стройными рядами шли бы полки одинаковых красоток шести-семи основных типов. Что касается добра… не будем о грустном.

В 2006 году я поняла, что…

В России не было, нет и маловероятно, что будет хоть какое-то разумное соотношение цены и качества. Поэтому каждый поход в магазин у нас сравним с экстремальным видом охоты, а каждое посещение кафе или ресторана – с кутежом.

…Все девушки, которые носят короткие курточки, – реалистки, все девушки, которые носят узкие длинные пальто, – романтички. Если в гардеробе у девушки есть и то и другое, значит, она кого-то хочет заморочить.

…В мире информации живут своеобразные вирусы – до поры они дремлют, но при каких-то, только им внятных, «звуках трубы» пробуждаются и производят заражение. К примеру, вирус «это не Шолохов написал «Тихий Дон». Уже и лингвистическая экспертиза Нобелевского комитета подтвердила, что «Тихий дон» и «Поднятую

целину» написал один и тот же человек, нет – опять упрямцы твердят, что этого не может быть, потому что «Тихий дон» – гениально, а все остальное у Шолохова негениально. Как известно, в авторстве Шолохова сомневался и А.И. Солженицын. Вот интересно: а что, если мы усомнимся в том, что «Один день Ивана Денисовича» и «Двести

лет вместе» написал один и тот же человек? На том бесспорном основании, что «Один день» – великое художественное произведение, а «Двести лет» – посредственная публицистическая жвачка?

…Победить «Кофе Хауз» может только сеть кофеен, которые будут еще дороже и гаже. Нет ли в этом правиле какого-то вселенского масштаба? Может, это вообще закон жизни?

…Если книга начинается словами «Поздним вечером вампир Петя вылез из пещеры», то, возможно, она более правдива, чем книга, начинающаяся словами «Я родился там-то в таком-то году. Моя мама…»

…Когда в автомобиле гремит музыка, то зачастую она нужна вовсе не водителю. Этим летом видела: на берегу озера стояла машина и слегка вибрировала боками от «музыки» в стиле «уц-уц-уц». Хозяева между тем плескались себе в воде. И я поняла, что эту «музыку» слушал автомобиль. Это была его музыка.

…Агата Кристи, заметившая в одном романе, что очень трудно любить человека, который все делает лучше, чем ты», а в другом, что «милые девушки обычно выходят замуж за негодяев», возможно, права.

…Доказательством того, что Сергей Есенин все-таки повесился, служит смерть Айседоры Дункан. Как известно, ее задушил собственный длинный шарф, зацепленный дверцей автомобиля. Что-то в этом роде, может, я путаю детали, но точно, что это было связано с удушением. Конечно, это Есенин! Утащил бывшую жену, проказник.

…Афера под названием «современное изобразительное искусство» будет продолжаться. Удерживать современных художников от полноценного творчества нужно для того, чтобы спекулировать живописью старых мастеров. Она так и будет фантастически дорожать, пока какой-нибудь простак не спросит сам себя: а собственно, что такое делали все эти рембрандты и рубенсы? Не заняться ли мне тем же самым, что и они? Чего это я все мазюкаю какую-то хрень? Смельчака ожидают чудовищные испытания – почище, чем изобретателей альтернативного топлива.

…Если в измененном состоянии сознания слегка приложиться губой к дверному косяку, то возникает любопытный эффект естественного силикона. Губа становится не дура, а примерно как у Памелы Андерсен или Маши Распутиной. Эффект держится около недели и проходит без последствий. Может, запатентовать?

…Как известно, «медленно мелют мельницы Господа, но они стирают все в порошок». Стало быть, в жизни каждого народа из прошлых веков остается только то, что эти мельницы пощадили, пропустили как угодное Господу. Вот и посмотрим, что осталось от царской России: церковь и культура. Сейчас медленные мельницы стирают советскую Россию. Интересно, что они оставят от нее? А то, что происходит в наличной реальности, поступит в жернова еще не скоро. Как медленные мельницы перемелют сегодняшний день, мы и не узнаем.

…Когда женщина средних лет приходит в вагон-ресторан и просит сто граммов водки и салат, на нее почему-то смотрят с уважением. Как на женщину-летчицу или женщину-офицера. Вот – баба, а ведет себя как человек. Противно, но почему-то лестно.

Сыграть в ящик

: 1038

Вскоре после новогодних праздников пришлось мне услышать, как на одной известной радиостанции две дамы (телекритик и обозреватель по культуре) ругали телевидение. Буквально задыхались от возмущения. Не могли подобрать слов, чтобы выразить всю силу благородного, праведного гнева – гнева образованных, культурных людей, которых темные силы злобно гнетут и заставляют сутками смотреть этот ужас. И, кстати, телекритик заметила: ладно, может быть, в телебеспределе будут просветы, покажут в Рождество фильм «Остров», и я, наконец, посмотрю… На что обозреватель ответила: да,

и я тоже…

Стоп, подумала я. Как же так? Фильм к тому времени два месяца шел в кино. Продавался на диске. Было ясно, что «Остров» – одно изглавных событий в нашем кинематографе. А люди, которые профессионально занимаются культурой; люди, чья прямая обязанность – назубок знать культурный ландшафт, не удосужились посмотреть фильм, потратив на это всего два часа. Чем же таким важным они были заняты? Да как чем – смотрели изо всех сил телевизор, чтоб потом его же и поливать. С тем же успехом можно посоветовать плевать в суп, который собираешься съесть.

Другой пример. Наш питерский философ-провокатор Александр Секацкий засветился в «Школе злословия», ток-шоу Татьяны Толстой и Авдотьи Смирновой. Поскольку за четыре года писательницы ничему особо не научились в тележурналистике, Секацкий вещал практически в одиночку, привольно и широко. На следующий день в чатах и блогах поднялись вопли, как хорош, красив, красноречив

был Александр Куприянович, воин на чужом поле. Надо заметить, большинство сетевых болтунов чрезвычайно высокомерны. Они почему-то, на основании того, что их безграмотные писульки читают сто приятелей, чувствуют себя светилами. Смело высказывают суждения, выносят приговоры. Но источник их знаний все тот же, и измениться он не может. Секацкий написал восемь книг, много

лет преподает на философском факультете университета, постоянно выступает – но болтуны заметили его только сейчас, в телевизоре. Потому что они точно такие же ленивцы, как и упомянутые мной официальные, профессиональные болтуны.

Все они, и дилетанты, и профессионалы, схожи в одном – ужасающей умственной лени. Они изо всех сил ругают ящик – но только его и смотрят! Как бы и чем бы человек ни был занят, он всегда может прочесть за год пять-шесть литературных произведений и посмотреть семь-восемь достойных фильмов. Это капля времени. Если он этого не делает, то не имеет никакого права рассуждать о современном искусстве, клепать приговоры, вылезать со своим мнением. Говорящие о деградации современной культуры, учтите – первой деградирует публика. А публика – обленилась. Ей лень вообще куда-то ползти, напрягать мозги, неохота поддерживать чей-то талант любовью и рублем. Можно прекрасно провести время: сначала посмотреть Петросяна по ТВ, а потом включить компьютер и написать в ЖЖ, как

он – Петросян – ужасен и отвратителен. Милое, и при этом энергосберегающее занятие. Никуда ходить не придется; ни о чем не надо думать. Чтобы поддержать молодого талантливого писателя или актера своим вниманием, участием, а может быть (о чудо!), пониманием, нужно тратить время, силы, знания, учиться разбирать, сопоставлять, анализировать. А ругать телевидение за то, что оно дает неправильную жрачку, – много ума не требуется. Вы, брезгливо цедящие сквозь зубы, что-де сериалы – отстой, реалити-шоу – кошмар, фабрика звезд – зоопарк, знаете ли, например, кто такие Марианна Семенова и Ксения Каталымова? Конечно, нет. А это лучшие молодые актрисы Петербурга, талантливые, смелые, умные, великолепно и много работающие. Вместо того чтобы в стотысячный раз поливать ТВ, сходите в «Наш театр» и посмотрите Семенову в спектакле «Все о Еве» или в «Русскую антрепризу» имени Андрея Миронова на Каталымову в «Шутниках».

Надо не кушать, что дают, чтобы потом ругаться – надо жить иначе. Гордо и просто. Преодолевая слабость, инерцию и умственную лень. Вот и все.

Самый крутой

: 1143

Без честолюбия ничего заметного не сделаешь, это факт. Но и чрезмерное рвение в достижении успехов опасно: судьба, как известно, не просто индейка – это индейка сволочная и с явными признаками невменяемости. Надо как-то артистично балансировать, знать свою меру. Но как ее определить? Что это вообще за птица – популярность среди современников? Мечтать ли о ней, или шарахаться от нее?

В жажде определения этой меры я недавно проделала немало позабавивший меня трюк. В поисковых системах Интернета есть такая опция: поиск по общественному мнению. Набираешь имя-фамилию и тут же узнаешь, сколько раз в своих переписках и дневниках пользователи ее упоминали. Так сказать, определяешь неформальный индекс популярности. Ведь учитываются не публикации в СМИ, а личные письма, то, о чем каждый день болтают в сетевом быту.

Конечно, это своеобразная выборка, ведь ведущие в Паутине дневники и переписку не есть самые значительные или многочисленные группы населения. Это определенный контингент, даже что-то вроде

народности, со своим фольклором, своей информацией и ценностями. И все ж таки известность среди данной народности отчасти показательна.

Набрала я для начала свою фамилию и узнала, что дело обстоит неплохо: индекс упоминания в блогах составил более 500 единиц хранения (желающим повторить мой эксперимент сообщаю, что цифры каждый день колеблются). Вполне прилично для некоммерческого литератора, подумала я. Конечно, есть куда более раскрученные и плодовитые авторы. Я набрала для интереса имя Дмитрия Быкова и получила 5000 единиц с копейками. Что ж, все правильно, человек на виду, на слуху, балует поклонников информационными поводами. Живой укор современникам: пишет быстро, много и занятно. Не человек, а целый текстовой завод! Кто бы мог обскакать Дмитрия Быкова? Кто еще более на виду и на слуху? Оказалось, не только Виктор Пелевин (8000), но и Дарья Донцова (7400) обходят Быкова, чего не скажешь о бедном Ф.М. Достоевском (4300). Он актуален значительно меньше, чем Донцова. А вообще-то

все не так уж плохо: в сегменте русской литературы со значительным перевесом лидирует у нас совсем не Пелевин с Донцовой, а медведица пера – Лев Толстой (23 000)… Так, а если пошарить в иных сферах? Скажем, Никита Михалков? Что ж, индекс неформального русского царя составил 6000 с лишним. Примерно как у Ленина и Сталина.

Так, отлично. А кто может переплюнуть Никиту Сергеевича? Может, Владимир Жириновский? А вот нет, индекс Михалкова и Жириновского оказался примерно одинаков. Осенило. Я написала в поисковой строке «Алла Пугачева» и получила 17 000 упоминаний. Несмотря на явную паузу в творчестве, Примадонна по-прежнему держит внимание современников. Но кто же может ее превзойти? Чья личность обсуждается и упоминается еще чаще?

Сомнений быть не может. Я набрала «Дима Билан» и получила…

59 000 единиц. Неужели поп-культура в самом деле стала властью

более реальной, чем сама власть? Как-то неприятно жить в таком совсем уж кукольном пластмассовом мире. В тревоге я написала «Владимир Путин» и успокоилась. 65 000. Это оказался предел, выше которого не смог подняться никто. Сколько я ни запрашивала "поиск по общественному мнению", путинские результаты оказались недостижимы. Среди русских пользователей не находилось более известных и раскрученных жителей Земли, ни в какой сфере. Шекспир дал примерно цифру Билана, с чем можно поздравить великого драматурга или тех весельчаков, которые его придумали, разыграв весь мир на четыреста лет. Тут следовало остановиться. Первое место было выявлено, определено и твердо очерчено.

И все-таки я еще раз попыталась найти фигуру, более популярную в блогах, чем наш президент, для окончательного построения своей экспериментальной вертикали. Если таковой нет среди властителей земных, может, поискать среди небесных? Мысленно попросив прощения у Создателя, сославшись на шуточный характер своих поисков, я набрала… «Иисус Христос».

О, йес. 67 000!

Вот все и в порядке. Картина мира в зеркале Паутины ясна. Скромнее надо быть… Ведь теперь-то мы точно знаем, кто у нас самый крутой!

Гербарий для девочек

: 1111

В ресторан вошли две юных девушки. Их нельзя было назвать стройными или тонкими – они были бестелесными. Напоминали игру светотени на стене. Девушки, не издавая ни малейшего звука, приняли положение сидя и что-то прошелестели официанту. Им принесли минеральной воды и фруктовый салат. Они молча, глядя в окно или перед собой, обмениваясь какими-то потусторонними, известными разве только рыбам и прочим обитателям морей, сигналами, стали кушать свой салат со скоростью пол-клубнички в пять минут.

Смотреть на бестелесных девушек было приятно и удивительно. Но больше они не годились ни на что. При виде этих существ мысли о сексе, рождении и воспитании детей, о ведении хозяйства, о работе хотелось сразу прихлопнуть как жирных назойливых мух. Ведь быть обычной земной женщиной – это тяжелый физический труд, требующий сил. А эти девушки уже были готовы к ангельскому скольжению в облаках и волшебному сну в чашечках цветов.

Возможно, такие существа в ограниченном количестве зачем-то являлись на Третью планету всегда. Но сегодня, подражая им, миллионы девочек морят себя голодом, чтобы достичь их шелковой, бесплотной грации. И таким образом, о борьбе и конкуренции полов можно смело забыть.

О конкуренции можно было вести речь еще двадцать-тридцать лет назад. Тогда во всех почти что сферах деятельности встречались бодрые, обычно довольно плотные бабенции с дипломами, с толковыми башками, с энергией, с деньгами, чаще всего с мужьями и детьми на добавку. Они и сейчас встречаются – как правило, им за сорок. Гламур, с его идеей уничтожения земных женщин, пришел на русскую землю значительно позднее их полового созревания, и как бы они впоследствии ни мудрили со своим телом, здоровые основы уже были заложены.

Ведь для развития организма необходимо питание, полноценное питание. Для головного мозга особенно! Оно нужно ребенку, чрезвычайно важно подростку. Издеваться над собой или принимать какие-то кардинальные решения в этой области возможно только после двадцати пяти лет, когда организм полностью выстроен. А девочки ничего не кушают! Мучить себя они начинают обычно лет в тринадцать. Мозг питания не получает и не развивается. И что вырастает? Вырастает милое, бесплотное, бесполое существо, которому ничего по большому счету не нужно и которое ни на что не пригодно. Но у нас тут не Эльфинстон. Эльфы нам без надобности. Приходится как-то поддерживать жизнь. И вот несчастные эльфинки вынуждены идти служить продавщицами в магазин, секретаршами в контору, официантками в кафе, выполнять трудную, нудную, требующую физических и моральных сил работу.

Боже мой! Я их часто вижу. Покачиваясь на высоких каблучках, и от малосилья волоча ноги по асфальту, и задевая его этими каблучками, так что получается отвратительный скребущий звук, бледненькие, истощенные, чисто вымытые, в невесомых своих курточках, они еле-еле, ничего не соображая, бредут на проклятую службу. В кафе они десять раз переспросят вас и принесут не то, что нужно. В офисе не ответят ни на один вопрос, слабо шевеля губами и пытаясь понять, о чем их спрашивают. В магазине они стоят, прислонившись к стенке, и с трудом отлипают от нее, пролепетав: «Вам помочь?» Чудные, бестолковые, бестелесные цветочки…

А вот, полюбуйтесь, рядом парень-однокашник. С уже намечающейся плешинкой, с брюшком, полный жизни и огня. Он сейчас вынет плотный зад из машины, напевая веселую песенку, треснет бифштекса с жареной картохой, выльет в нутро пару пива – и все дела. Он себя и так любит, во всех видах, ему незачем морить себя голодом ради чьего-то внимания. Да он только свистнет – полки эльфинок явятся на выбор, только ему они без надобности, скучные они какие-то, и голова у них болит постоянно. С виду ничего – а не попляшешь, не поиграешь, не выпьешь и не поговоришь.

Так что война полов, можно сказать, отчасти закончена. Кому хватило ума кормить свой мозг, тот в ней и выиграл. Кому не хватило – пожалуйте в гербарий для девочек, раз в месяц кушать в ресторане фруктовый салатик, когда родители деньжат подкинут, да шелестеть остатками сухих лепесточков и крылышек в компании себе подобных.

Убить этот гламур – вот ведь мало.

Это такая птица

: 1054

Не понимаю, – сетовал великий фантомный поэт Козьма Прутков, – почему судьбу называют индейкой, а не другой, более судьбу напоминающей птицей?» Гениально. Действительно, почему «судьба-индейка»? Отчего не гусь, не курица, не ворона, не дрофа и не аист? Толстая, глупая птица счастья протестантского Рождества – что в ней схожего с фантастической, коварной инстанцией, непринужденно играющей с человеками в бесчеловечные игры?

Разгадка проста: первая часть слова затерялась в веках. Кто-то поленился выговорить целиком, получилось бессмысленно, но смешно, и пошло-поехало. А вы думаете, только великие мысли сохраняются в потоке времени? Да ничуть! Сохраняются и оговорки, ошибки, исковерканные и перепутанные понятия. Конечно, «судьба-прохиндейка».

Прохиндейка! И вот какая беда: по всем позитивным учениям выходит одно, а по законам судьбы абсолютно другое.

Вообще-то во все времена девушки, которые охотятся за богатыми мужьями, вызывали стойкое презрение. Они были всегда. И всегда вызывали презрение. Порочат они светлый образ Вечной Женственности, с которым мужчины не расстанутся никогда, даже в койке у проститутки будут помнить о нем. «Пусть мы свиньи, а вы не должны». Но Бог с ними, с циничными охотницами. Как быть с теми, кто затесался в стаю гадин по недомыслию, не понимая себя и своей судьбы?

Возьмем для научного рассмотрения участь Ксении Собчак. Девушка уже даже целую книгу написала о том, как выйти замуж за олигарха. Но сама так и осталась девушкой, желающей выйти замуж за олигарха. Это, конечно, не является препятствием для написания книги. Мы не требуем от специалиста-сексолога, чтоб он лично проделал все те занятные штуки, о которых пишет. Не пристаем к кулинару, чтоб он постоянно питался теми блюдами, рецепты которых так вдохновенно излагает. Ксения Собчак знает, как выйти замуж за олигарха. Очень может быть, что ее советы многим помогут, и сотни тысяч бедных девушек, с их кривыми ногами и гнусавыми голосами, обретут свое счастье. Потому что олигархи в нашей стране не редкие драгоценные птицы, а целая популяция, численностью лишь слегка уступающая часовщикам или чистильщикам обуви. Нет, олигархов даже больше, чем часовщиков.

Итак, Ксения Собчак знает, но сама осуществить свое знание не может. На пороге осуществления сорвалась ее широко и пышно задуманная свадьба с олигархом Шустеровичем. Почему? Что такое узнал накануне свадьбы о своей будущей жене Шустерович, чего не знают все газеты России и их многомиллионная аудитория? Ничего он не мог узнать. Свадьбу, конечно, расстроила «индейка-прохиндейка».

Ксения Собчак могла бы выйти за олигарха, если была бы Золушкой, девочкой ниоткуда. Таких птичек прохиндейка обожает, и с ними она играет в охотку. Но Ксения Собчак ни с какой стороны не Золушка.

Ксения Собчак могла бы выйти замуж за олигарха, если бы была дочерью другого олигарха. Это железно, и в такие дела прохиндейка не мешается, предпочитая издеваться над подобными персонажами уже после свадьбы и обычно с помощью детей или их отсутствия. Но Ксения – дочь советской трудовой интеллигенции, дочь людей с университетским образованием, профессоров с неистребимой привычкой что-то постоянно делать, работать. А стало быть что? А то, что мы и видим: ноль мужей-олигархов в судьбе Ксении Собчак. Девушка прилежно трудится на ТВ, в шоу-бизнесе, и, хотя ее труд совсем иного качества, чем у папы и мамы, сужденный ей родовой вектор жизни остается без изменений. Не положено ей никаких олигархов!

Ксении Собчак положен совсем другой муж, принципиально другого типа и качества. В нем должно быть что-то героическое, настоящее. Это, вероятнее всего, труженик, но с оттенком популярности, с цельной натурой, лишенной всякого цинизма, милостивый к падшим созданиям. В нем должна зреть мысль о перевоспитании любовью. Например, возможен был бы Николай Валуев, замечательная была бы пара. Прохиндейка очень бы порадовалась за нее. Вот в этом направлении надо было бы думать предприимчивой девушке, а не спорить напрасно с богами. Надо внимательней слушать зовы судьбы! При всей злобности она частенько подсказывает своим подданным, где правильная тропинка. Если чего-то желанного вам хронически не удается осуществить – значит, вам этого не дадут, как ни бейтесь, хоть умрите. Уж такая это птица.

Да, завидую!

: 1046

Так случилось в моей жизни, что я пишу про искусство. И не то чтобы я его так уж сильно любила. Просто таким, как я, говорливым, витиеватым людям с тяжелым характером и назначением писать деваться от искусства некуда. Там все-таки можно запросто набросить тень на плетень. Одни говорят – гениально, другие говорят – вздор, ничего бесспорного. Зыбь и рябь. Всегда можно каких-нибудь рассуждений подпустить. Станцевать, так сказать, в тумане босиком.

Другое дело спорт. Тут никакой зыби и ряби, сплошные метры, секунды, голы. Победа конкретна, доказана, осязаема, исчислена. Кто победил, тот и лучший, без дискуссий. А потому с завистью и восхищением я смотрю на такую область жизни, как спортивная журналистика. Никаких туманов – солнечная ясность. Никому не придет в голову написать, что лучшая команда была такая-то, правда, она и проиграла. Что такой-то – великий спортсмен, хотя он двадцать лет как не показывает результатов. В статьях об искусстве такое сплошь и рядом! «Замечательный артист» – а артист ничего путного не играл лет десять. «Выдающийся режиссер» – а он последнюю качественную картину еще при Брежневе сделал. В спорте такого быть не может. Тут достижения измеряются чуть не каждый месяц – твердой безжалостной рукой. На прошлых заслугах никуда не уедешь и фантомных репутаций здесь не сыщешь. Но в спортивной журналистике есть один раздел, который меня восхищает особенно, до дрожи изумления. Это блиц-интервью со спортсменами. Сказочное, непостижимое явление! Как это им, спортивным журналистам, вообще удается? Вот, скажем, пробежал человек дистанцию. И появляется вскоре перед камерой. О чем его спрашивать? Я бы ничего не смогла придумать. Произошло явление вне всякой вербальности – человек бежал-бежал и прибежал раньше других. Обычно это измеряется секундой или даже долями секунды. Что тут скажешь? Ну, можно сказать, что ему повезло. А можно сказать, что он молодец. Но о чем его спрашивать-то, Господи? Однако люди могут все. То есть не все люди могут все, но спортивные журналисты – точно.

– Скажите пожалуйста, имярек, вы волновались перед забегом?

Вопрос далеко не так прост, как может показаться. Имярек на этом месте обычно вздыхает. Если он волновался – это не очень хорошо. Надо владеть собой. Что он, псих, что ли? Но не волноваться совсем – тоже не очень хорошо. Как-то самоуверенно, нагло. Люди таких не любят. И судьба таких щиплет, а спортсмены – люди суеверные. И наш бегун начинает нести довольно затейливую ахинею, из которой выясняется, что забег, конечно, ответственный и были некоторые чувства, с одной стороны, но была и вера и хорошая подготовка, с другой стороны, и определенные качества характера в конце концов помогли прийти к итогу, который очень радостен на сегодняшний момент.

– Значит, вы верили в свою победу?

Час от часу не легче. Сказать «Да, я верил в свою победу» – путь гибельный. Демоны спорта совершенно неутомимы. Тут же подслушают, донесут, напаскудят – так что в следующий раз и до дорожки беговой не доберешься, свалишься с травмой в самое неподходящее время. Наш герой начинает бормотать круто слипшийся текст, из которого уже разобрать ничего не представляется возможным. Да, он возлагал некоторые надежды на этот забег, хотя были очень серьезные соперники. Тут он обычно вообще выворачивает в прошлое и вспоминает какие-то другие забеги и других соперников ни к селу ни к городу, а потом опять выруливает в настоящее время и с облегчением вспоминает о тренере и вообще обо всех людях, которым очень благодарен за то, что стал тем, чем он стал, потому что без тех, благодаря которым он стал тем, чем он стал, он бы никогда наверное не стал бы тем, чем он стал благодаря им. На этом месте его разгоряченная радостная физиономия постепенно вытягивается и суровеет, потому что наш человек, благодаря наставников, всегда почему-то делает особенно строгое скорбное лицо. Как бы репетируя похороны своих благодетелей. Кураж победы заменяется усиленной задумчивостью. Между бровей пролегает заметная складка. Напрягаются скулы.

– Ну, что ж! – жизнерадостно рапортует змей-журналист, который так просто и элегантно, за минутку, стер всякие следы победы с лица героя. – Спасибо, имярек! Удачи вам в будущих забегах! Поздравляю!

Вот это работа. Вот это класс. Завидую!

"S" как доллар

: 1213

Я живу нынче на одной из линий Васильевского острова. Место тихое, степенное, дома стоят так плотно, что вроде бы не втиснуть в них очень уж явно очередную новорусскую дрянь. Нет, крысы, конечно, не унимаются и все что-то грызут и лепят, но где-то вдали, в переулочках. Я же, возвращаясь домой, пока наслаждаюсь настоящим старым Петербургом, который, разумеется, обречен и оттого еще более, в своем предсмертном состоянии, прекрасен. Но вот замечаю я как-то в одном доме признаки начинающейся болезни: выселили оттуда мирный магазин посуды и кротко, как Травиата, погибающее ателье по ремонту одежды. Затянули паутиной. Зарычали злобными голосами, заурчали, стали что-то грызть, грызть, грызть…Что

ж там такое будет? – с ленивым любопытством поглядывал квартал. Очередной бездарный ресторан? Офис марвихеров? Арбат, не к ночи

будь помянут, престиж? Действительность, как ей и положено на Руси, превзошла все ожидания. В середине июня паутину сняли и обнаружилось, что фасад дома почти не пострадал. Правда, в него вставили чудовищной безвкусицы зеркальные стекла (таким образом, внутренности было не разглядеть) и приделали дикое гранитное крылечко с ввинченными фонарями. (Фонари продержались около месяца, после чего подверглись акту вандализма – квартал у нас тихий, но не настолько же.) Над витринами пролегла бордовая вывеска с непонятно чем – какая-то фамилия, написанная словно бы автограф, причем латинскими буквами. Первая буква, «S», была эффектно перечеркнута, как знак доллара. Только одной чертой, не двумя. По всей длине автографа бежала сверху тонкая красная линия, вечером светящаяся неоном и ужасно не идущая бледно-желтому, благородно сдержанному фасаду. Господи, – подумала я с тоской – у них у всех, у новых хозяйчиков жизни, наверное, цветоаномалия, неужели они не чувствуют, до какой тоски этот красный неон не идет питерским домам…

Так что ж вы думаете? Это оказалась частная художественная галерея какого-то Ивана С.! Это он шикарно расписался латинскими буквами, фасонисто перечеркнув «S» почти как доллар. И теперь приглашает зайти взглянуть на его живопись.

Открытие галереи Ивана С. было упоительным. Возле входа он поставил тумбу, а на нее наклеил разодранные им на страницы журналы 1920-х годов. Поверх этого красовались объявления вроде: «Художник Иван С. ищет натурщицу» и т.д. Движение в квартале перекрыли. К галерее подъезжали старинные авто и кареты. Кто из ряженых, проходящих в галерею, и есть сам Иван С., у которого «S» как доллар, установить не удалось. К несчастью, именно в этот момент я, спеша по делу, заказала такси и металась по наглухо перекрытому кварталу в его поисках. Дорога моей жизни и дорога жизни Ивана С. решительно расходились.

Через некоторое время, влекомая публицистическим зудом, я позвонила в дверь галереи. Туда так просто не попадешь. Дверь, правда, сразу же открыли, и я попала в царство Ивана С. – пять или шесть прохладных залов с цветами в вазах и возможностью купить альбом живописи Ивана С. всего за четыре тысячи пятьсот рублей. На осмотр оной живописи ушло около пятнадцати незабываемых минут.

Дело в том, что обычно художники-дилетанты подражают кому-то одному, выбранному за образец. Но наш «S» как доллар подражал чуть ли не всем сразу, отчаянно и вдохновенно подражал «живописи вообще» – от старых венецианских мастеров до импрессионистов. Там были и пейзажи, и портреты, и натюрморты, и нечто философско-аллегорическое, вроде огроменного полотна «Хозяин времени», на котором задумчивый юноша непомерной красоты сидел под сенью такого же юноши, только увеличенного в размерах и как бы призрачного. Лица и тела несколько отделялись от платьев, и чувство композиции и меры художника вызывало некоторые спазмы. Страшная красотища мазка и непреодолимое свечение колорита добавляли к этим спазмам еще и легкое головокружение. Красотища набрасывалась на вас буквально как зверь и искусывала насмерть.

Помимо юношей и дев, одетых в какие-то цветные перья, есть и главное. На картине «Девятый вал» художник изобразил пачки зеленых долларов, в легкой дымке катящих свои волны по метафизическому пространству где-то два на три метра.

Понятно. Ох-хо-хо, грехи наши тяжкие. Вот такие у нас теперь галереи. Такой, понимаете ли, новый Петербург. Посудный магазин жалко до слез.

Маленькие хитрости большой толпы

: 1348

Рассказывают, однажды Марлен Дитрих оказалась в аэропорту вместе с общим потоком народа. Вглядевшись в лица, она повернулась к спутникам и воскликнула: «Боже, сколько людей! И какие все некрасивые… Неудивительно, что нам столько платят!»

Нам – это понятно, кому: избранным, кинозвездам, символам красоты. Но и отрабатывать свою плату они обязаны строго – как пришлось отрабатывать той же Марлен, в старости переставшей даже выходить из дому, чтоб не скомпрометировать собственный образ. Лежала она взаперти, кстати сказать, двадцать лет. Тем временем обычные тетушки, ее ровесницы, проживали обычную человечью жизнь, пользуясь ее обычными радостями и огорчениями и не оплакивая свою погибшую красоту, которой никогда и не было.

Кому много дается – у того много и отнимется. Нечего и крыльями хлопать попусту, не волнуйтесь, отберут все и у всех. Был талант – отберут талант (другим надо – очередь!), была красота – отберут красоту. Если не было ни таланта, ни красоты – заберут здоровье. Возникает вопрос: может, в конце концов выигрывает тот, кому жалеть было не о чем?

В любом большом известном миру городе можно вдоволь насмотреться

на человечество в виде туристов. Туристы – это люди, которые что-то потеряли и с тех пор ищут это по всей земле, но никак не могут найти, потому как не помнят, что именно они потеряли. Присев в сторонке от толпы, вглядитесь в нее – в развязных итальянцев, деловитых японцев, скептических русских, самодовольных французов, высокомерных немцев (когда они говорят за вашей спиной, всегда кажется, что они или ругаются, или приказывают!)… Вы быстро обнаружите «закон Дитрих»- люди некрасивы. Имею в виду тех, кто затронут глобализацией, утратил старые национальные обычаи и одежду (национальная одежда обычно красива и скрадывает все пороки фигуры).

Люди – некрасивы! Мало того, что они некрасивы от природы. Они некрасивы и преднамеренно. Создается впечатление, что они нисколько не озабочены своей внешностью. Они не следят за фигурой, не занимаются волосами и кожей, они носят самую пошлую, обыкновенную одежду, не идущую к большинству фигур, женщины или пренебрегают косметикой, или раскрашены не в меру. В редчайших случаях вы встретите полного человека, который свою полноту осознает и учитывает в манере одеваться, и это наблюдение будет справедливо и для всех прочих физических недостатков (кривоногость, короткошеесть, сутулость, маленький рост и пр.). Нет, никто ничего не скрывает и никто ничего не стесняется.

Странная получается картина. Сияют витрины косметических лавочек. Распахнуты двери салонов красоты и магазинов одежды. Призывно шелестят блестящими страницами тысячи модных журналов, дающие тысячи модных советов. А миллионы топают себе, с грацией утюга, в каком-то джинсовом тряпье, которое утром упало на них из шкафа. И это – подавляющее число цивилизованных жителей Земли.

Отчего же люди не следят за собой, не хотят быть привлекательными? Ведь они так страстно тянутся к красоте, так жарко привечают своих кумиров, так неизлечимо мечтают о любви или хотя бы о приключениях? Кажется, люди делегировали всю свою страсть к красоте туда, в зазеркалье, завитринье, заэкранье, где обитает кучка мучеников и мучениц, обязанных следить за собой двадцать четыре часа в сутки. И за тем, чтобы эти несчастные отрабатывали свое исключительное положение, ведется неусыпный надзор.

Попробовала бы Дженнифер Лопес заявиться куда без макияжа, с босым лицом и в любимых старых джинсиках – весь мир с гоготом начнет исследовать крапинки на ее личике и складки на животе. Чем больше толпа прощает себе, тем она придирчивее в отношении избранных, которым как раз и платят, чтоб они символизировали «в человеке все должно быть прекрасно».

Разделение труда! И не придерешься: ведь есть же на свете некоторое, весьма ограниченное количество первоклассных гонщиков, остальные водят машину как умеют. Так и с красотой – есть ограниченный контингент «символов красоты», вот пусть они и отдуваются за всех. Пущай символизируют. А мы нацепим с утра что схватили в шкафу и

пойдем пиво пить. И стесняться некого – кругом такие же. И плакать об утраченной красоте не придется – ее и не было никогда.

Толпа любит красоту, но стремится исключительно к удобству. Быть некрасивым – удобно. Эта позиция не способствует, конечно, эстетической привлекательности цивилизованного человечества, но ей не откажешь в хитроумии. В идеале, для счастья масс, все чрезвычайные качества (ум, героизм, любовь к истине, сила) должны стать привилегией избранных людей-символов, которым щедро оплатят их исключительное мученичество.

А остальные? Остальные будут просто и мило отдыхать.

Особенности русского ума

: 998

Название моей статьи – это название цикла лекций великого Ивана Павлова. Пытливый академик предпринял попытку однажды на свой страх и риск огласить открытые им особенности национального разума. А риск был немаленький, поскольку на русском свете стояли времена массовых репрессий (тридцатые годы двадцатого века). Иван Петрович, однако, уцелел, хотя делал время от времени заявления беспримерные. Что, дескать, он не только собачек, но даже лягушек бы пожалел для опытов, которые коммунисты ставят над людьми. К русскому уму он отнесся также критически. По мнению Павлова, ему свойственна особенность, которую можно описать в терминах автовождения – длинный тормозной путь. То есть, если русский человек во что-то въехал – в какую-то идею, в какое-то убеждение, – то ему очень трудно из этой идеи и убеждения вырулить. Ему не остановиться, хоть бы даже он и чуял подвижной русской душой, что остановиться надо бы. Поэтому история русских убеждений так часто обращается в историю русских заблуждений.

Скорее всего, бешеный старикан прав. Но нет ли у русского ума и еще каких-нибудь особенностей? Я решила набросать их краткий список.

1. «Маленькие хитрости».

Так назывался в свое время раздел журнала «Наука и жизнь», в котором читатели делились разными мелкими изобретениями. Это была фантастика! Люди выказывали потрясающую гибкость и невероятную изощренность ума – но в решении проблем, которых в нормальном налаженном быту не бывает. То есть сила ума шла на то, чтобы безумную действительность, где любая бытовая мелочь – дикая проблема, так отрихтовать своими «маленькими хитростями», чтоб она сделалась хотя бы немного пригодной для жизни. Это направление русского ума энергично развивается и в наши дни, но, к сожалению, в основном по руслу жульничества. (Я знаю, к примеру, человека, придумавшего гениальный способ деформации показаний электросчетчика с помощью обычной шпильки для волос.)

2. «Скепсис как оптика».

Наши люди, которых история отымела по полной программе, ко всему настроены внешне скептически, даже к рассказам экскурсовода. На физиономиях большинства наших туристов, скажем, никогда не появится выражение доверчивого счастья, если им скажут – вот, посмотрите, справа Дворец дожей. «Дворец дожей? Ну-ну, – читается на их лицах. – Хм-хм, посмотрим, что за Дворец дожей такой». Может, внутри у них все от счастья и дрожит – но разум настроен на сугубо критическое отношение к реальности. Если вы скажете нашему человеку – вот, это хороший фильм, он получил «Оскара», наш человек твердо скажет: «Мало ли за что у них там “Оскаров” дают. Посмотреть надо». Если вы станете утверждать, что такой-то человек очень умен, девять из десяти ответят вам: «Не знаю, не знаю. Я от него ничего умного не слышал». Скепсис надет на ум нашего человека, как очки, – потому что без скепсиса наш человек, как близорукий без очков, – чувствует себя неуверенно.

3. «Истина далеко».

В иерархии свойств интеллекта ум практический, решающий непосредственные житейские задачи, ценится невысоко. Смекалка есть у многих, а надуть ближнего вообще умеет каждый второй. Поэтому в негласном почете все отвлеченное, неприкладное, метафизическое. Истина высоко и далеко, рядом ее быть не может. Русский ум редко ищет истину, так сказать, по месту прописки – нет,

ему обязательно подавай Гималаи, йогов, Шамбалу, заброшенный монастырь, таинственный остров в океане, дебри Африки, мексиканский кактус, тоталитарные секты и французских интеллектуалов.

4. «Тютелька в тютельку».

Русский ум копирует любые чужие формы жизни один в один, тютелька в тютельку – но только формы. Прошу обратить внимание – за пятнадцать лет реформ мы скопировали ВЕСЬ антураж западного мира, от политики, банкоматов и казино до мобильных телефонов, кредитных карт и стриптиз-баров. Эта странная, призрачная, фантасмагорическая копия наполнена, однако, принципиально иным, нежели в западном мире, содержанием. Именно это гениальное свойство буквального копирования формы и привлекает, и пугает просвещенных иноземцев в русском уме.

Итак, что получается? Чтобы справиться с жизнью, русский ум постоянно копирует некие формы, но не может их присвоить, и жизнь остается чужой и трудной. Тогда приходится применять «маленькие хитрости», сохраняя защитный скептический вид. Ведь кругом одни обманы, а истина где-то далеко! Однако, напав на след истины, русский ум включает «длинный тормозной путь», и обратно ему уже

не выехать…

Веселая картинка.

Что празднуем?

: 1096

Из всех общих галлюцинаций галлюцинация времени самая солидная и подробно обставленная. С пространством куда хуже – я вот вынуждена верить на слово, что на свете есть, к примеру, Владивосток. Я его и сейчас из окна не вижу, и никогда не видела, и увижу вряд ли. А время, оперирующее числами и выраженное в цифрах, всегда со мной.

Еще немного, и вместо 2007 года наступит 2008-й. По законам арифметики 2008 больше, чем 2007, на целую единицу. На нашем человечьем счету времени, видимо, каждый год прибавляются, приращиваются какие-то таинственные проценты по накопительному вкладу, которые мы – а кто его знает? – возможно, когда-нибудь получим в потусторонней сберкассе. А вдруг предусмотрено – докажите обратное! – что человечество, доскрипев до новой эры и вдоволь помытарившись после новой эры, имеет право на доход с прожитого времени?

С этой точки зрения празднование Нового года из вполне бессмысленного превращается во вполне осмысленное. Если рассматривать наше пребывание на Земле как постоянную работу в занимаемой должности человека разумного, то каждый год, прожитый человечеством, откладывается на счете «ЧР-03/Земля». И стаж работы в должности человека поступает в общую копилку, откладываясь в виде будущей небесной пенсии каждому в отдельности и всем вместе. Мало того, счет человечества приносит ощутимую прибыль даже здесь и сейчас, в земной зоне.

Вынесем за скобки огромное количество бесплатных наслаждений: тепло и свет Солнца, аттракцион со звездами и Луной, воду во всем ее головокружительном разнообразии, животный и растительный мир, разум и творческие способности, способ размножения и пр. Это нам подарено и так, по изначальным условиям эксперимента. Но заметили ли вы, что с каждым годом, отложенным на общем счете, нам поступают весомые проценты в виде возможностей манипуляций по сокращению времени?

Двести лет назад дорога из Петербурга в Москву занимала несколько дней. Теперь – один час лету. Письмо на бумаге требовало не менее получаса для написания и путешествовало день-другой (двести лет назад почта работала лучше). Нынче электронное послание идет несколько минут. Стирка одежды или приготовление еды были длительными процессами – сейчас все можно провернуть за полтора часа максимум, причем одновременно. Все справедливо! Технические изобретения не изымаются, не блокируются, а поступают в общее пользование, обращаясь в экономию личного времени. Вот вам и «проценты по вкладу». Накопили – получили. Прожили еще один год – получите еще.

Таким образом, празднование Нового года есть торжество необманутых человеческих вкладчиков, чистое торжество небесной бухгалтерии. Тогда как другие светские праздники, особенно те, что связаны с историей, являются слабой, прерывистой галлюцинацией, не приносящей никакой прибыли.

Как известно, 7 ноября 2007 года исполнилось девяносто лет со дня Великой Октябрьской социалистической революции – события, определившего жизнь по крайней мере трех поколений людей. И в этом году, впервые за восемьдесят девять лет, этот день не был отмечен никак – ни шествиями, ни представлениями, ни салютами, ни даже дискуссиями в прессе. Ни одного «революционного» фильма или передачи не было и по ТВ. Известное историческое русское животное корова слизало языком этот день из жизни общества, из истории, из культурного пространства. Я не говорю сейчас о том, хорошо это или плохо (хотя чего ж хорошего-то в таком нарочитом беспамятстве?), я говорю лишь о том, что это возможно. Празднества, обусловленные историческими событиями, всегда ненадежны. А вот праздник чистого времени Новый год, хоть и учрежден не так давно, кажется довольно устойчивым. Поскольку время – это деньги бытия. Это язык, на котором оно с нами разговаривает. Время дается и отнимается, его сокращают и продлевают, у одних его много, а другим не хватает, одни его транжирят, другие берегут и копят, временем вознаграждают и наказывают, его порождают и прекращают.

И что самое замечательное во всей этой истории – мы, вовсю пользуясь временем, по-прежнему не знаем, что это такое и сколько у каждого из нас его осталось.

Занятно придумано.

Срочно требуется королева Виктория

: 1261

Собственно говоря, я мало что знаю про королеву Викторию, которая правила Британской империей какое-то жуткое количество лет, больше полувека. Одно несомненно: по имени этой королевы целую эпоху в жизни великого Острова назвали Викторианской. Именно тогда был создан стиль жизни и символический образ поведения настоящего британца девятнадцатого столетия: чопорный, железно регламентированный до интимных мелочей, пронизанный сотнями неписаных правил, с идеалом целомудрия, сдержанности, строгой дисциплины, умеренности в потреблении. Образы «настоящего джентльмена» и «настоящей леди», которые за чашкой чая ведут церемонные разговоры о погоде (и упаси боже от каких бы то ни было фривольностей!), пришли к нам именно из Викторианской эпохи. Ни до нее, ни после англичане такими не были, что породило забавную путаницу: до сих пор народы мира ждут от британцев викторианского поведения, которое уже взять решительно неоткуда.

И ведь не было никаких особо крупных полицейских мер для внедрения викторианства – просто личность королевы излучала что-то такое правильное для душевного и умственного склада тогдашних британцев, что дело наладилось само собой. Англичане тоже были мастера распутничать, безобразить на религиозной почве и

головы королям рубить. Нелишне вспомнить, что хромой бес Байрон родился именно на Острове и смущал своими окаянными песнями весь читающий мир. И вдруг – тишь да гладь, правда покоящиеся на крепком фундаменте огромной, прекрасно вооруженной и воинственной армии. Ведь это королеве Виктории принадлежит одно из самых остроумных изречений, когда-либо сделанных верховными правителями на государственных советах. Когда военный министр сказал: «А в случае поражения…», – королева ответила: «Случай поражения нас не интересует».

Ничего похожего на викторианство в нашем отечестве не было никогда. Так, разве в романах Тургенева что мелькнет, и то призраком. Мы не Остров, мы континент, и регламент публичного поведения нам был писан разве что в эпоху Домостроя, да и тогда, боюсь, не шибко соблюдался. При советской власти, правда, средства массовой информации обязаны были соблюдать известное целомудрие, но это не касалось частной жизни граждан. Граждане могли сколько угодно сморкаться в два пальца и рассказывать непристойные анекдоты при дамах, заваливаться в гости без предупреждения и выкладывать в разговорах без стеснения самые интимные вещи.

Что уж говорить о новейших временах, когда бесстыдство стало образом жизни и затопило экраны и страницы. Как мы распустились! И как мы распустили мир! Непристойная бабенка, присвоившая себе имя Мадонна, которая на сцене имитировала половой акт с распятием, пишет детские книжки. Какие-то полусумасшедшие девки панельного вида в трусах и бюстгальтерах воют со сцены и получают за это миллионы. На нашем ТВ цензура коснулась только определенных тем и нисколько не затронула область насилия и разврата – этого ложкой ешь, и бесконечные документальные фильмы о «ночных бабочках» грязнят эфир уже лет двадцать. Только что видела, как на государственном телевидении каждые полчаса красуются шеренги женщин в нижнем белье (какая-то реклама)… Широко улыбающиеся, жалкие, не- счастные, безмозглые, оставленные без защиты, полностью обесцененные, оскверненные тушки женщин, заполонившие информационное поле страны, властно призывают к появлению какой-то новой и на этот раз русской королевы Виктории.

Чтобы она как-то сморгнула чары Мерлина и сказала, что фигурировать в публичных местах в нижнем белье – ужасно стыдно, что торговать телом – позор, что разврат должен тихо и скромно гнездиться в потаенных углах, а не расхаживать с видом полного права, что «известные женщины» – это погибшие создания, которых должны спасать миссионеры, что потеря девственности без брака – несчастье…

Сначала, конечно, над этими речами посмеются. Не слишком дружно и не очень весело, но посмеются. А потом, если наша королева будет спокойно их повторять, смех постепенно замрет на губах. Те, кто сегодня на авансцене бесстыжести, начнут тихо отступать в глубь времени, а те, кто сегодня в унижении и в загоне как люди старомодные и несовременные, – проявляться наружу. Это завсегда так происходит, если крепко держаться за свою веру и не отступать.

И будет так хорошо, так чопорно, так строго, и каждыймаленький намек на «что-то такое» вызовет радостное биение сердца, и начнутся целомудренные, обстоятельные книги про «него» и «нее» в духе сестер Бронте, и бедные идиотки женщины наконец резко возрастут в цене.

Виктория, где ты?!

Ах, что подумают!

: 1111

Одна почтенная женщина сильно затрудняется с приемом гостей: ей неловко покупать в магазине алкоголь. «Подумают, что я пьяница, – призналась она мне как-то с тоской. – А у меня лицо такое нездоровое. Посмотрят и скажут: пришла алкоголичка за дозой…» Езус Мария! Кто, продавцы в алкогольной лавке, что ли, подумают? Они ничего не подумают, поскольку по роду службы столько навидались, что пронзительнее и точнее врача-нарколога могут определить степень алкоголизации любого клиента и вычислить, как давно и что именно он употребляет. Бояться, что эти матерые знатоки человеков что-то там «подумают», смешно.

Смешно-то оно смешно, да не совсем смешно. Я знаю, как осложняет и без того грустную человечью жизнь маленький, но зловредный демон по имени «Что подумают». Особенно жизнь женскую, сильно подверженную фантомным кошмарам.

Загрызенная делами дама ныряет, едва не опоздав, в «Красную стрелу», ей жутко хочется сто граммов, оливье и сладко заснуть. Так вот же рядом вагон-ресторан – иди. Как? Вы что! Как это она в одиночестве заявится в ресторан? Что подумают! А что подумают, глядя на ее костюм а-ля «Валентина Ивановна на заводе тяжелого машиностроения», очки минус восемь в каждом глазу, туфли Ecco, удобней и страшней которых не придумаешь, и стрижку каре, которую надо было подправить еще полгода назад? Подумают только то, что и можно подумать: замотался, дескать, бабец, нелегко денежки-то нынче достаются. Кстати, те кошечки, о которых действительно можно «что-то подумать», в вагон-ресторан ходят парочками. Так чего ради наша бедолага лишает себя маленькой радости?

Ответа нет. С психозами бороться трудно. Знаю женщину, которая тщательно красится перед тем, как пойти в булочную, и не для удовольствия или в поисках личного счастья, а чтоб не подумали, что она не следит за собой и опустилась. Доказав демону, что она все-таки следит за собой, прижав к груди батон, она возвращается домой, дабы смыть с лица результаты своих трудов.

Один образованный человек рассказал, что любит иногда для отдохновения читать детективы в ярких мягких обложках, но стыдится покупать их открыто. Берет пару солидных книг и к ним в придачу книжку дурацкую. «А то подумают, что я темный и только макулатуру всякую читаю!» Иногда он даже с извиняющимся видом хихикает и объясняет, тыкая пальцем в обложку: «А это для тещи»… Вот ведь вообразил себе человек плотные ряды грозных судей, которые при виде его начинают саркастически хохотать и декламировать античным хором: «Смотрите! Смотрите, смертные! Вот он, дурак дураков, и книжки он берет дурацкие! Донцову купил! Бушкова купил! Позор, позор, позор!» И человек съеживается в страхе и начинает плясать свои балеты, чтоб отвести беду. Объяснить ему факт полного отсутствия в реальности воображенного им античного хора невозможно.

Я говорю как человек, имеющий огромный опыт борьбы с разными демонами, в том числе с демоном «Что подумают». Пару лет назад для поправки здоровья мне надо было отправиться в спортзал, ну, в так называемый фитнес. Мои мучения были невыразимы, они достигали стадии физических корчей. Я представляла себе, как я, неформатная (толстая, немолодая, неспортивная), приду в зал, и как мне будет стыдно, и как все будут смеяться и рассматривать меня и мою одежду, а она, может быть, совершенно не та, и я не знаю, что надеть и как себя держать и… и… и…

Что подумают! Что подумают! На опасной уже стадии развития психоза я взяла себя в руки, пришла в фитнес и обнаружила там действительность. Никому до меня не было дела. Никто ничего не «думал». Все занимались – с вдохновенными, сосредоточенными и оттого несколько трагическими лицами – своими телами и телишками, и ничей возраст и ничья фигура не привлекали абсолютно никакого внимания. Наоборот, владелец одного тела, случайно обнаружив присутствие рядом какого-то еще тела, глядел на товарища вполне благожелательно. Образовывались даже какие-то «мы»: мы, люди, внимательные к своему здоровью, любящие движение, стало быть, отчасти союзники. Мучения мои оказались более чем напрасными.

Это все мелочи, однако демон «Что подумают» может привести и к печальным последствиям. Бывает, что надо стать участником борьбы, защитить правду, помочь герою, а человек вздыхает: «Я такой неуклюжий, говорить не умею, мысли формулирую плохо. Зачем я стану высовываться? Подумают, что я глупый, неважный человек». И если так бредить начнут тысячи людей – могут обрушиться много хороших и правильных дел…

Люди! Боритесь со своими демонами, а не то они поборют вас.

Да, странное животное

: 1171

Человек – животное довольно странное. Нет, навряд ли оно произошло от обезьяны, – заметил в одном рассказе мрачный остроумец Зощенко. – Старик Дарвин в этом вопросе пожалуй что ошибся. Очень уж у человека поведение – как бы это сказать – чисто человеческое. Никакого сходства с животным миром…» И дальше Зощенко преуморительно живописал, как возле кабинета врача больные стали хвастаться своими болезнями, споря, у кого они серьезней. Нет никакого сомнения, что писатель лишь слегка смонтировал и преувеличил несомненную действительность. Да, человек – это странное животное. На то, чтобы понять его хотя бы отчасти, могут уйти годы. И притом с неочевидной пользой.

Я иногда хожу в спортзал, где к тому же есть небольшой бассейн с гидромассажными установками. Когда бассейн только начал действовать, я обратила внимание на огромное объявление на его задней зеркальной стенке, напечатанное самыми крупными для компьютерных возможностей буквами. Объявление обеспокоенно провозглашало, что здесь, в этом месте, находится не гидромассаж, а противоток, и к нему, противотоку, призванному очищать воду бассейна, прислоняться не надо и использовать его как гидромассаж – вредно для здоровья. Спиной к объявлению, прислонившись к противотоку, мило стояли две фигуры. С тех пор, когда бы я ни пришла в бассейн, не было случая, чтобы возле этого злосчастного объявления насчет противотока кто-нибудь не стоял. И я все гадаю: они просто вообще ничего не читают, в том числе объявления, или со всей нашей русской удалью говорят себе: эхма, горе не беда! Бог не выдаст, свинья не съест! Дай-ка встану я в этот противоток, как будто он гидромассаж, – авось вывезет нелегкая…

Или вот еще черточка. Однажды я попала к знаменитым Агурским водопадам возле Сочи. Шла я снизу, поднимаясь по пешеходной тропе, а горное озеро с радужным водопадом и маленькой харчевней располагалось выше. Никаких указателей не было. – До водопада далеко? – пытала я людей, спускающихся сверху – стало быть, идущих от водопада. Я опросила человек двадцать. Все эти люди дали мне ответы, не имеющие никакого отношения ни друг к другу, ни к действительности. «Ой, еще далеко», «Скоро будет». «Километров пять», «Наверное, полчаса», «Метров восемьсот», «Часа два идти», «Тут близко», «Долго, минут двадцать»… Вот тогда я и смекнула, что

с любыми утверждениями человеков, да и с ними самими надо быть поосторожнее. Животные – те, в общем, строго целесообразны. А вот зачем и почему человек говорит то или се – поди пойми.

Сидели мы тут милой обывательской компанией, справляя день рождения товарища. Разговаривали, как это ни странно, не о юбилее «Газпрома», добыче цветных металлов или повышении валового национального продукта, а о том о сем. Кости знакомым перемывали. От знакомых отдаленных перешли к знакомым близким, которых по ТВ показывают. Погуторили, что Николя Саркози крутой шустрик и это забавно, что, став президентом Франции, он тут же развелся, а не стал на потеху всему миру изображать, навроде Клинтонов, чудесную семейную жизнь. Что Фидель Кастро, на которого было совершено шестьсот покушений, – это, конечно, что-то сверхъестественное. А про что нам было говорить? Про своих же политических героев не поговоришь по-человечески: они не женятся, не разводятся, на них не

бывает покушений, они даже не болеют ничем.

И вдруг один дотоле мирный обыватель ни с того ни с сего как завопит: «А мне, говорит, плевать, говорит, на вашего Кастро, плевать на вашего Саркози и вообще на все плевать. Я, говорит, по телевизору смотрю только автогонки, а если появляется там какая-то голова, я в эту голову немедленно плюю…» Ну, мы немножко поежились внутренне, но ничего не сказали. Человек он вообще неплохой, только психованный, и не поймешь, зачем он как ужаленный все это провопил? Если кому-то на что-то наплевать, это означает крайнюю степень равнодушия, безразличия. А тут человеку плевать – а он вопит.

Нет, странное животное. Прав Зощенко: навряд ли оно произошло от обезьяны.

Свинство по-французски

: 1426

адо сказать, мы, русские, теперь довольно трезво смотрим на мир, понимая, что нас никто не любит и мы никого не любим. Да и никто никого не любит, так что все нормально. Перевелись всем скопом «на цифру»: вы нам то-то, а мы вам то-то, а если не столько, то тогда и нисколько. И если американец или, например, датчанин начнет говорить глупости и гадости о России, никакой радужный флер более не заслонит наш суровый трезвый взор и мы спокойно скажем: заткнись, урод. Вместо того чтобы по образцу прошлых лет холуйски кивать и вопить: ах, господин, спасибо, господин, как вы это верно подметили, господин.

И только одна нация почему-то находится у нас в привилегированном положении. Какой-то остаточный, исторически сложившийся мираж окутывает образ «бель Франс», прекрасной Франции. По-прежнему все «русские княжны» готовы часами слушать «французика из Бордо», если вы помните третье действие пьесы «Горе от ума». Завравшегося французика по-прежнему никто не оборвет на полуслове, да и вообще не принято у нас связываться с этой нацией.

Остались в русской душе какие-то смутные сладкие надежды, воплощенные в слове «Франция». Оттого у нас процветают и называются «популярными писателями» абсолютно загадочные персонажи, имена которых в культурной Франции неприлично и упоминать. Как крапива, растут в наших книжных магазинах Фредерик Бегбедер и Бернард Вербер, бедные девицы покупают их центнерами, а лукавые журналисты именуют их жалкие почеркушки «мировыми бестселлерами». Будем надеяться, это действует остаточный французский мираж, а не элементарная коррупция со стороны издательств.

Пишут Бегбедер и Вербер чудовищно. Не просто плохо, а невероятно, запредельно плохо, тупо, примитивно. Один спекулирует на сексуальных темах, другой – на темах загробной жизни, то есть на том, что волнует всякого обывателя. Так тупо и примитивно в России не пишут даже писатели третьего и четвертого сорта: у нас не принято. В сравнении с Бегбедером Оксана Робски – это А. П. Чехов, в сравнении с Вербером Сергей Лукьяненко – Данте и Гете.

Но это бы ладно. Гадили бы в своем «лореале обитания» и не трогали бы хоть Россию, где процветают с позволения «княжон» всех мастей. Нет, этого никак «французики из Бордо» не могут. Со времен маркиза де Кюстина, который посетил нашу страну два века назад, оставив ругательные мемуары, принято к обязательному исполнению: побывал в России – напиши гадость, не побывал – тоже. Оттого в романе Бегбедера «Идеаль» мы прочитаем кучу глупых слов о России, где, правда, герой нашел свою любовь, малолетку по имени Лена Дойчева. (Круче этой невообразимой Дойчевой только полковник по фамилии Дюкусков из романа Вербера «Империя ангелов». Так и написано, без шуток: полковник Дюкусков!) Герой Бегбедера, сорокалетний развратный мерзавец, не находит ничего лучшего, как взорвать с горя храм Христа Спасителя, который уже взорван в литературе много раз силами героев русских романов и повестей, так что французиков просили бы не беспокоиться!

Русские пишут о Франции нежно, трепетно. А французы? Одни мерзости. В романе «Империя ангелов» есть русский герой, брошенный мамой и попавший в петербургский детдом. Автор пишет, что бедный Игорь видел торты только раз в год, в день рождения президента, когда детдомовцам давали торты, испеченные на свином сале с сахарином. Какая гремучая смесь дикого невежества с зоологической ненавистью водила пером Вербера? Воспитанники детдомов Петербурга, очень может быть, плохо знакомы с тем, какие на свете бывают торты. Но чтобы им давали торт на свином сале с сахарином, да еще в день рождения президента (который в России пока никак особо не отмечается, что бы там ни вопили о культе личности), это надо было напрячь все закомпостированные мозги, чтоб выдумать такой вздор.

И какая же может быть вера в измысленную Вербером «империю ангелов», с ее примитивным устройством и банальными рассуждениями о смысле жизни, если писатель не то что о небесах – о соседях по земле никакого твердого представления не имеет, изображая нам русского детдомовца, питающегося тортами на свином сале, и полковника Дюкускова, который прячет в горах противотанковую батарею!

Но русские читатели ничего, кушают и похваливают. Ведь коли свинство само по себе, так это просто свинство, а свинство по-французски – это уже гастрономический изыск!

Казалось бы, ведь не пятнадцатый век, чтобы писать в путевых заметках, будто далеко на севере живут варвары с песьими головами. Однако ничего по существу не изменилось. Мы их, французиков, по-прежнему знаем, переводим, читаем. Они – не знают, не переводят и не читают. Тогда как по справедливости должно быть наоборот.

Грудь или бутылочка?

: 1485

Наконец я поняла, что испытывают люди, сделавшие великое открытие. Это странная смесь чувств. Легкое изнеможение мозга, ликующая, но тихая радость и… глубокая печаль о сбывшемся. Потому что вот ты и разгадал одну из тайн мира… Но скажи, злосчастный, зачем ты это сделал?!

Все мы знаем, что является главной причиной русского женского горя. Почему они, бедные, бесятся, садятся на диеты, режут лица и тела? Причина одна – отсутствие личного счастья. Ни одна счастливая в личной жизни женщина, уверенная в любви своего мужчины, не будет коверкать собственное лицо пластическими операциями. Такие женщины бывают, я их даже видела (и совсем недавно, когда разговаривала с певицей Марией Пахоменко, женой композитора Александра Колкера). Но, конечно, обделенных любовью сегодня куда больше. Женщины пытаются как-то исправить положение. Думают, что, может, они недостаточно хороши, надо быть еще лучше. Это заблуждение. Лучше наших женщин вообще на свете нет, и причина беды не в их несовершенстве.

Мужчин уводит прочь совсем, совсем другое! И это другое так могуче, что бедные наши женщины могут даже воплотить идеал древних греков и стать абсолютно совершенными, – это ничего не исправит, ничему не поможет. Их совершенство будет бесполезно, как семена, упавшие на камень, как гениальная мысль, забредшая в безумную голову, как проповедь в пустыне.

Итак, мы можем себе представить то, что сильнее притяжения к женщине, – эдакий трагический русский пьедестал мужских антипобед, где первое и второе места будет занимать бутылка, а третье – шприц. Несмотря на резвую прыть шприца, все-таки в России массы по-прежнему тянутся к «большой воде», и бутылка – основной враг любой семьи. Мужчины наши горестными толпами пропивают потенцию где-то к сорока годам. После этого женщины вызывают у них раздражение, слегка прикрытое показным равнодушием. Их тусклые глаза оживляются только при виде одного предмета – бутылочки. Та искра, что освещала раньше их разговоры о женщинах, наконец целиком уходит в разговоры о бутылочке, в покупку бутылочки, в распитие бутылочки. Даже упоминание о бутылочке им мило и приятно. Они начинают приветливо и ласково улыбаться.

Где же исток беды? Есть такое понятие – «импринтинг», впечатывание в душу первых впечатлений. Об этом механизме много в свое время писал великий психотерапевт и по совместительству писатель Михаил Зощенко. Мы сейчас возьмем для исследования только младенцев мужского пола, потому что вопрос о женщинах сложен и уведет нас в дебри. Итак, откуда получает питание мужской младенец? Младенец получает питание из груди. Когда его кормят как положено, он лет до полутора знает, что счастье, жизнь, радость, покой – в груди. Если при этом ему изредка дают чай в бутылочке, это не нарушает общего впечатления. Так, нюанс. Деталь, не изменяющая общего пейзажа. Счастье – в груди! И став взрослым, мужской младенец будет тянуться и к самой груди, и к тому, что напоминает ее форму (купола, к примеру).

Однако кормление грудью уже давно, и все чаще, подменяется искусственным вскармливанием. И мужской младенец, которого вскармливают из бутылочки, начинает уверяться, что счастье, жизнь, радость, покой – в бутылочке! В этой стеклянной подружке, которую он, окрепнув, уверенно держит ручонками к вящему умилению родных. Что же удивляться, что младенцу впоследствии нравится не только содержание бутылочки, но даже сама ее форма, облик, заветный образ.

Вот так вот! Кого кормили грудью – потом тянется к груди. Кого кормили из бутылочки – потом тянется к бутылочке. Отдельно стоит драматическая группа мужских младенцев, которых сначала кормили грудью, а потом стали прикармливать из бутылочки и вскоре перешли чисто на бутылочку. Это, прямо скажем, Гамлеты. Они всю жизнь будут с переменным успехом решать: где же именно расположены счастье, радость, покой и жизнь? Что выбрать? Куда сильнее тянет? Короче говоря, грудь или бутылочка?

Видите, как далеко мы зашли в поисках истока беды. Вот, женщины, что получается: свое счастье и свое несчастье мы куем, как водится, своими руками!

Девочки, срочно учим китайский

: 1506

Остановила машину – такую машину, про которую за версту видно, что она остановится и даму-работницу подвезет: белые с ржавью «Жигули» с разбитым ветровым стеклом. Классика! Однако за рулем сидела не классика, то есть не добродушный чернявый «ара», лихо обгоняющий на своей консервной банке жуткие танки, в которых гордо сидят самые низкорослые и кривоногие представители титульной нации и воображают, будто надо много ума, чтобы ездить по европейскому городу на внедорожнике…

Нет. За рулем сидел китаец. Тихо играла китайская музыка. Я подумала: все, началось.

Китаец не стал спрашивать меня, где находится Суворовский проспект, не торговался, не заламывал цену, не приставал за мои деньги с расспросами, не рассуждал о погоде, но ловко и бесшумно достал карту, посмотрел на нее две секунды и умно и красиво домчал меня наилучшим маршрутом, причем молча. Тихо играла китайская музыка…

Мы знаем, что это неизбежно, не правда ли? В Китае, да будет вам известно, вследствие перекосов социальной политики мужчин на восемнадцать миллионов больше, чем женщин. И у этих восемнадцати миллионов почти нет шанса найти себе женщину, потому что женщины в Китае – дефицит, редкость, ценность, они дорого стоят, они не всем достаются, они не валяются как мусор под ногами, они знают себе цену.

А рядом с Китаем расположена совсем другая страна. Там в де фиците не женщины, а мужчины. Там женщина ничего не стоит, за нее даже в роддоме выносящей младенцев медсестре дают денег в два раза меньше, чем за мальчика. Эта страна так деградировала, что ценность женщины именно как женщины у нее стремительно приближается к нулю. За обесчещенных девочек никакие отцы и братья не мстят. Девственность считается уродством, ее никто не обожествляет, не охраняет. Любой сколько-нибудь здоровый мужичонка может портить девок десятками: они сами лезут. Да только никому неохота их портить, потому что бутылка для мужичка из этой страны в сто раз желаннее Елены Прекрасной. Здесь мужчины так мало зарабатывают, что женщины поголовно вынуждены трудиться, причем зачастую на тяжелых неквалифицированных работах. Их часто бьют мужья. Еще чаще бросают без средств к существованию. Вдобавок в тупых комеди-шоу, которые заполоняют телевидение, их изображают мерзкими глупыми животными. Женщина с детьми – матрона, опора любого государства! – здесь растет как сорняк, никем не поддержанная, так что даже на пешеходном переходе никто из кривоногих внедорожников не остановится, если матрона с детьми задумает перейти дорогу. Кроме того, даже по численности выходит труба: женщин здесь гораздо больше, чем мужчин.

Интересно, на сколько миллионов? Уж не на восемнадцать ли? Если да, то изящный по своей изощренной насмешливости замысел Провидения понятен. Тут не хватает восемнадцати миллионов. А там – лишнего ровно восемнадцать миллионов. Миллионы, миллионы тихих, непьющих, работящих китайцев, для которых женщина – это не мусор, а приз за доблесть, награда, свет, желанная цель, венец трудов! Просто даже по закону сообщающихся сосудов этот полуполный сосуд не может не перелиться в соседний полупустой…

Неужели есть на свете такие глаза (пусть узкие, плевать!), в которых наша баба – не модель, не красотка, но обыкновенная добродушная, работящая, милая, надежная баба, которая может родить нормальных здоровых детей, может вести хозяйство, – представляет из себя наконец-то полновесную, настоящую ценность? Боже! Эти глаза обязаны срочно материализоваться на русском свете!

Так что, девочки, срочно учим китайский. Не для того, чтоб на нем разговаривать, это лишнее. Китайчики сами выучат русский и, поселившись на наших просторах, мигом обрусеют. Кстати, они, конечно, должны принять православие, а по этической части это народ довольно высокого сорта. Правда, догматики – тут уж ничего не поделаешь. Ну ничего, притерпимся… А китайский надо выучить, дабы разговаривать со своим милым по душам – для радости и веселья.

Я хоть и буду в стороне от этого процесса – мыши, я стратег! – но на всякий случай уже прикупила биографии Конфуция и Мао Цзэ-дуна. Не помешает.

Светлая Русь с зелеными волосами

: 1183

Как известно, хороших писателей не бывает, а бывают хорошие книги. Тут я прочла одну такую хорошую книгу – поэтически бессвязное и патриотически насыщенное повествование Натальи Ключаревой «Россия: общий вагон». С обложки глядит на читателя некая продвинутая, прогрессивная деваха с раскрашенным лицом и зелеными волосами. Ну, этим нас не проймешь. Мы в перестройку и не такое видали на девичьих и юношеских лицах. Юноши уж давно свинтили из этого света большими толпами, а модные перестроечные девахи и сейчас кое-где попадаются, спившись вчистую. (Не знаю отчего, но модные девчонки всегда спиваются…)

«Россия: общий вагон» я изучала в пригородной электричке и констатировала про себя: со времен Некрасова, печалившегося, что русский народ своих героев не знает, не несет с базара Белинского и Гоголя сущеглупый холоп, ничего принципиально не изменилось. Вокруг меня читали газеты с кроссвордами и даже не Маринину – Юлию Шилову. Грызли мороженое. С удовольствием, для порядка вначале глянув на коробейника с хорошо выделанной суровостью, покупали всякое мелкое дерьмецо.

Люди были безвкусно и бездарно, но зажиточно и чисто одеты. За окном все сто километров, пока я ехала, расстилались мирные картины: поля, перелески, домишки. Виднелись кое-какие руины советской цивилизации, проржавевшие остовы неведомых зданий, но уверенно вздымал драконовы головы и дорогой новодел.

А между тем из книги «Россия: общий вагон» вставала душераздирающая картина умирающей страны. В брошенных шахтерских поселках выли собаки, голодные чахоточные вылезали из больниц на волю. Сытые злобные власти мучили несчастных погибающих стариков, которые в последнем приступе отчаяния шли маршем на столицу. Искренние и смелые юные революционеры и присоединившиеся к ним девушки с зелеными волосами пытались исправить картину мира. Продвинутые преподаватели читали своим ученикам Генри Миллера и Ги Дебора. Все это, обильно приправленное восклицательными знаками, воспринималось легко и с удовольствием, особенно когда я купила мороженое с названием, которое годилось бы для моего автопортрета, – «Бодрая корова» – и под его благодетельным влиянием перестала жалеть, что взяла в дорогу Ключареву, а не таинственную Шилову.

Цветистый, с явными пятнами одаренности текст начал меня дико раздражать своей очень уж бесхитростной идейной простотой. Юные герои ходят по России и сочувствуют, а толстые дяденьки ездят в машинах и гребут под себя. Нас ведь уже покупали на это в прошлом веке занятные бесы по имени большевики. Может, хватит? Видимо, лживая официальная идеология порождает могучую, но тоже сомнительную реакцию. Разожравшиеся папики и мамики гудят, что все хорошо, – а злые дети, особенно после пьянки или приема в кровь разных химических смесей, вопят, что все плохо.

А все ни плохо, ни хорошо. Все сложно, потому что чертовски сложен этот мир, как бы это ни раздражало девушек с зелеными волосами. От папиков и мамиков тошнит, это факт. Но если судьбы мира возьмут в свои руки девушки с зелеными волосами, годы правления жирных папиков покажутся нам раем на земле. Жутко даже представить, что бы это было!

Наверное, для начала юные революционеры и девушки с зелеными волосами прикажут, чтобы всем старикам дали пенсию тысяч в двадцать рублей. Когда им начнут объяснять, что это невозможно, они прикажут казнить сук экономистов. Впрочем, старики скоро будут забыты. Революционеры раздадут казну, опустошат запасы, потому что не надо ничего копить, а надо гулять по земляничным полянам, разрешат курить траву, отменят все экзамены в школах, да и сами школы заодно, распустят армию и гадов из ФСБ, МВД и ГИБДД, после чего России придет не выдуманный в прогрессивных книжках, а самый настоящий конец.

Нет, нет. Начальник должен быть тихим, скучным, хитрым, жадным, здравомыслящим, лучше всего без всяких волос вообще. Такого еще можно как-то воспитать, устыдить, испугать, приручить. А этих, с зелеными волосами, – никогда. Они, по их мнению, всегда правы и их дело святое. Такие вот красавцы, студенты из Сорбонны Пол Пот и Йенг Сари, в родной Камбодже треть населения съели!

Нет, не хочу. Пускай сидят в своей резервации под названием «революционная проза» и получают литературные премии. Пока они там, можно жить спокойно. Светлая Русь с зелеными волосами еще далеко.

Русский стол в опасности

: 2804

У меня настолько здоровая психика, что я могу смотреть даже самое страшное на нашем телевидении – кулинарные передачи. Бестрепетно, поедая гречневую кашу на воде, я созерцаю, как Юлия Высоцкая («Едим дома») растирает сыр рокфор с соусом наршараб, чтобы полить полученной взвесью рукколу и назвать все это «хорошим завтраком». Кто их знает, этих жителей Николиной Горы? Может, им только так и надо питаться – диким неудобоваримым миксом из продуктов с нерусскими названиями. Может, если они вдруг съедят что-то отечественное, у них тут же случится заворот кишок. И вообще надо сказать спасибо, что они, обитатели замков, не кровь нашу пьют, а вполне удовлетворены какими-нибудь «пизанеллами а-ля куржавель под соусом фаркан».

Но меня пугает телевизионная доступность кулинарных кошмаров. В соединении с мозгами наших женщин все это может привести здоровый русский стол на край пропасти. Дело в том, что долгими веками жители и Российской империи, и советской, за вычетом узкого круга элиты, ели самую простую пищу. Самую простую – значит самую здоровую. Над теми, кто вдруг начинал чудить и мудрить в этой области, народ только посмеивался.

Стол был двух видов: будний и праздничный. В будни ели «щи да кашу», в праздники позволяли себе разгул, то есть прежде всего изобилие мяса и алкоголя. Люди трудились – великую страну создавали, стало быть, им просто недосуг было предаваться в повседневности кулинарным выкрутасам. Если вдруг хотелось «чего-то эдакого», люди шли в трактир или ресторацию, где и обретались мудреные соусы и блюда с названиями, которые народ определял просто: «язык сломаешь».

И вдруг концепция праздничного ресторанного стола предлагается в качестве повседневной! Кулинарный разврат изливается на граждан из каждого телевизора и почти что каждый день.

Совсем недавно в программе «Кулинарный поединок» я видела кошмарную «певицу» Ирину Салтыкову. Она, размолов свеклу в блендере и залив ее кетчупом, утверждала, что это оригинальный борщ. Понятно, что те, кто опозорил русскую песню, будут теперь стремиться добить и все остальное, в том числе могучий русский стол. Понятно, что, видимо, перешедший в стан врага Михаил Пореченков, ведущий программы, обязан эту стряпню есть и нахваливать. И уж тем более понятно, что многие наши женщины, отравленные гламуром, замороченные телепропагандой, с их мещанской страстью «не отставать», «быть в курсе, в моде, в топе», действительно принимают всерьез развратные телерецепты приготовления пищи. И несчастным мужчинам может реально угрожать оригинальный борщ Ирины Салтыковой!

Я вижу, вижу эти жуткие картины на всем пространстве родной державы… Вот мужичок чешет домой, возвращаясь из дальнего рейса, или из конторы, или со стройки. У него в кармане родимая «злодейка с наклейкой», а дома, по идее, должна быть наша Наташа, которая «с лица воды не пить», зато детей здоровых делает и по щам – просто генерал.

И вдруг вместо желанного запаха, который нигде так не ценят, как в отечестве, мужичка встречает стерильная пустота воздуха. Поскольку все эти блюда, которые нам всучивают с телеэкранов, никогда не пахнут. (В мире глянца вообще нет запаха, кроме мерзких духов. Там ведь всерьез убеждены, что запах женского пота заставляет мужчину с воплями убегать. Извините, но так ведут себя только психопаты и педерасты…)

А наша Наташа, распустив волосы, что хозяйке на кухне делать категорически нельзя, развратно виляя бедрами а-ля Ирина Салтыкова, несет бедняге «оригинальный борщ».

На женщин надежды нет. Если они видят звездящую на кухне звезду, процентов девяносто будут пытаться делать то, что предлагает она. А остальные десять процентов отложат в голове: дескать, при случае попробую. Нет, я надеюсь только на мужчин, на их здравый смысл и на их инстинкт самосохранения.

Мужчины, при слове «оригинальный» ваш кулак опускается на стол с характерным звуком. Вы требуете, чтобы ничего оригинального на вашем столе не было и ныне, и присно, и во веки веков. Ни одна ложка «оригинального борща» и прочей дряни при этом не должна попасть в ваш организм, иначе тут же начнется работа по его разложению и распаду. Да, тяжело. Да, она будет рыдать, говорить, что вы чудовище и зверь, что она проклинает тот день, когда… но такова цена спасения от катастрофы. Вы и ваши дети будут спасены от кулинарного разврата, который, как любой разврат, не несет человеку ничего, кроме опустошения, болезней, скуки и пресыщенности.

Планета вздора

: 1695

Как многие петербуржцы, я страдаю острым «антиремонтным синдромом»: когда в доме надо что-то чинить или налаживать, на меня наваливается странный столбняк. Вторжение электрика или даже покупка крупной мебели – это, согласитесь, изрядный стресс. Нарушение гомеостатического мироздания, как выразились братья Стругацкие. Таким образом, новый красивенький телевизор (транслятор другой галактики) стоял у меня где-то год, показывая три с половиной канала, и то сквозь интересную рябь. Приятный колер, думала я. Надо бы купить костюмчик цвета телевизионных помех, очень петербургский стиль получится. И вообще, зачем мне телевизионное изобилие, когда я смотрю только «Возвращение Мухтара», сериал, вызывающий у меня глубокое спокойствие души?

Но вот пришел-таки нарушитель гомеостаза. Поколдовал. И я увидела телевселенную в ее практически необозримом квазиразнообразии. Сжимая пульт управления со страстью неофита, я прыгала по эфиру. Вылезли какие-то реки и каналы, о существовании которых я и не подозревала. Под загадочными аббревиатурами (РБК, ТДК, ВОТ и т. д.) сидели люди и взволнованно говорили о чем-то неведомом. Однако часы усиленных путешествий не принесли даже маленького удовольствия.

На музыкальных каналах вертела ловкой задницей бесконечная безголосая Мадонна. Неужели молодые американские певцы не могут скинуться, подкупить массажиста или диетолога и все-таки раздавить этот заводной апельсин? Ведь Мадонна в Америке должна вызывать примерно те же чувства, что накатывают на меня при виде Лаймы Вайкуле или Валерия Леонтьева: я школу заканчивала – они пели, мне на пенсию скоро – они поют! А ведь средства, продлевающие отдельные жизни за огромные суммы, уже изобретены. Надежд на естественную ротацию нет. Поэтому и через двадцать лет в эфире будут все та же Вайкуле и та же Мадонна – островок вечности среди времени. Боюсь, и мои внуки будут покорно кушать информацию о том, что Мадонна в пятнадцатый раз развелась и усыновила девятнадцатого ребенка, а Вайкуле, напротив, никогда не разводилась и никого не усыновляла…

Кстати сказать, качество отечественных клипов на музыкальных каналах наводит на мысль об уголовной ответственности. Видимо, все профессиональные клипмейкеры, загордившись, как Люциферы, ушли делать свое большое страшное кино, и на освободившиеся места пришло племя безграмотных в третьем поколении. Что касается певцов, то на фоне юной поросли Борис Моисеев смотрится уже как Федор Шаляпин…

Что-то не везло мне и с каналом «Культура». Каждый раз я попадала то на рассказы об акулах, то на каких-то сурков и варанов. Странно, ведь по определению культура – это не то, что природа. Но поскольку сей канал живет без рекламы и не зависит от рейтинга, не все ли ему равно, что показывать и чем заполнять не приносящий никакой выгоды эфир? Купили фильмы про сурков за пять копеек, и все дела.

Про главные каналы и говорить нечего. Их я пролистывала в страхе: не попались бы на глаза такие «бэтмены», как Михаил Задорнов или Владимир Соловьев, люди, чей ум начал занятное плавание за пределы возможного. Соловьев, автор книги «Евангелие от Соловьева» (санитары! где вы, санитары?!), в одном интервью недавно сказал: «Все мои дети гениальные». Ведь такого порядочные люди не говорят даже в шутку!

Но все нормы человеческого поведения, подразумевающие обуздывание хвастливого самодовольного «я», на ТВ отменены каким-то специальным декретом. Здесь, наоборот, чем бесстыднее, развязнее, самовлюбленнее, тем лучше. Тщеславие и алчность – мерзкие пороки – на ТВ поощряются специальными шоу для окончательного растления масс.

И еще эти голоса трубные, жуткие, пафосные… Ну, которые вещают: «Смотри, Россия!» или «Только премьеры, только на Первом». Это ж они с девяностых годов нас кошмарят. И когда это закончится? Когда вместо пафосного воя нам скажут нормальным человечьим голосом нормальный анонс? Наверное, тогда, когда Россия, вместо того чтобы смотреть идиотские репортажи с телевизионной планеты вздора, займется собственным обустройством. Когда массы наши вернутся из путешествия в галактику чепухи на бедную милую Землю.

В море эфира приходится быть эдаким рыбаком, часами терпеливо подстерегающим нужную рыбку (фильм, передачу). По-моему, это целая профессия, за нее следует давать зарплату. Немотивированный энтузиазм ушел в прошлое вместе с социализмом!

Попрыгала я по вселенной чепухи, попрыгала – и, конечно, нашла «Покровские ворота» Козакова. Вздохнула – и стала смотреть.

И куда жить?

: 1418

В нашей современной жизни, особенно в той ее части, что срисована с американских стереотипов, явно воспевается вектор успеха. Стремление к достижению какого-то идеала, помещающегося где-то на самом верху социальной лестницы.

Но что там, наверху? Что это за символы победы, знаки преуспевания, первоисточники для копирования? Кто они? Кому подражать, куда стремиться? Чей жизненный путь может служить «моделью для сборки»?

Возьмем женский вариант жизни. Скажем, наверняка для множества женщин такой моделью является Луиза Чикконе («Мадонна»). Это вообще краеугольный камень современного масскульта, поэтому я часто об него спотыкаюсь в неизменном раздражении. Боже, как она мне надоела, эта кикимора. В пятьдесят лет Луиза Чикконе выглядит на тридцать. Ее состояние оценивается в несколько десятков миллионов долларов. Она… хм-хм… ну, собственно, это и все, что о ней можно сказать.

Действительно, здорово выглядит, моложавое такое лицо, скучное, как у робота, но ведь без морщинок. И двигается Луиза Чикконе тоже как робот, зато очень энергично. И песни все такие победоносные, «Мадонна» ведь поет одно и то же: мол, я-я! Я такая-сякая! Я вам покажу! А чего нам показывать?

Денег у «Мадонны» много (я пишу «Мадонна» в кавычках потому, что католики называют Мадонной Деву Марию, а не Луизу Чикконе). Вон даже Гай Ричи, бывший муж, мог претендовать на сколько-то там миллионов, но не стал, вызвав симпатию народов мира. «Значит, не из-за денег он на этом киборге женился!» – рассудили люди. Значит, поманило его, бедолагу… И незачем брать миллионы от киборга, обтянутого кожей. Влип – выбрался, так беги куда подальше от этой невесты Франкенштейна.

Хорошо выглядит «Мадонна». Дорого стоит. И что дальше? А дальше то, что Луиза Чикконе как не была настоящей певицей, так ею и не стала. Ее противный, интонационно бедный, жидкий, писклявый, убогий голос, даже отредактированный хитроумными компьютерами, все равно не стал тем, чем становится голос любимой певицы, а именно голосом, входящим в сердце и остающимся там навсегда. Но у «Мадонны» как будто вообще нет души. Неужели кто-то реально хочет слушать-переслушивать ее мертвые песни? Все, что она поет, – глупое хвастовство потребительского общества. Ее жалкая бравада, годящаяся для публичной девки в цене, отвоевала массу денег, но ни одного сердца по-настоящему отвоевать не в состоянии.

Все ее песни наверняка сгинут раньше, чем она завершит свою карьеру, хотя она вряд ли когда-нибудь ее завершит, конечно. Перспективы избавления от «Мадонны» не просматриваются. Песни ее так же убоги, как личность певицы. Да их уже сейчас не вспомнить. Вы можете назвать хоть пять интересных песен «Мадонны»? Можете их напеть? Да я вас умоляю, не трудитесь. Вы можете только сказать, что тогда-то она была брюнеткой, в индийском прикиде, а тогда-то блондинкой или русой, с длинными волосами, или стриженая, или еще какая-то. Тысячу раз перекрашенное и перетянутое, запечатленное на пленку, возвеличенное газетами-телевидениями, это искусственное «божество» – символ пустоты. «Мадонна» дала людям только собственный облик злобного, якобы победоносного женского киборга, агрессивно пляшущего аутичные танцы эгоцентричной победы.

Над кем? В чем победа Луизы Чикконе? В том, что мужчины сбегают от этого киборга и ей остается с гордым видом утверждать, что она такая самостоятельная, такая независимая и никто ей не нужен? Или в том, что режиссеры не спешат к ней с предложениями главных ролей в своих картинах и багаж «Мадонны» как киноактрисы весьма скромен? Что она «воспитывает» детей одна, то есть нанимает для них нянек и сочиняет беспомощные якобы детские книжки? Она ведь у нас еще и писательница. И кинорежиссер вдобавок. Скоро, наверное, воздвигнет свою церковь и начнет чудеса отмачивать, не иначе.

Прикажете вот этому вот подражать, считать это моделью успеха, плодить на нашей земле запрограммированных исключительно на деньги роботов в женском обличье? Ужас какой! Вместо наших доверчивых, страстных, щедрых, добродушных баб будут вот такие холодные, мускулистые, злобные страшилища?

Интересный идеал жизни – купить замок комнат в сорок и бродить в одиночестве по этим сорока комнатам…

Нет, в конце вопроса «и куда жить?» не должно быть ответа в виде «Мадонны» как образца жизненного успеха. А в чем он тогда? Да ни в чем. Нет никакого «успеха» в жизни, которая завершается у всех одинаково. И никакой «лестницы» нет, по которой следует ползти, сталкивая соперников, чтобы куда-то добраться. Мираж это все. Лестница никуда не ведет, на ее верху – пустота. Есть дорога жизни, по которой благородный человек идет, останавливаясь в раздумье на распутьях, чтобы выбрать свой путь. И не залезть сдуру в чужую колею!

И куда жить?

Мусик и котулечка

: 1132

"Что такое человечность?" – спрашивает себя пытливый человек долгими зимними вечерами и не находит ответа.

Ведь не все мужчины мужественны, не все женщины женственны – и не все люди человечны. Это какая-то особенная стихия. В самом элементарном, простом, житейском смысле под человечностью подразумевают концентрацию в человеке неких симпатично-человеческих свойств. Называл же Маяковский «самым человечным человеком» В. И. Ленина, желая подчеркнуть его внимание к людям, понимание людей и служение им. Хотя впоследствии оказалось, что поэт погорячился. С тем же успехом Ленина можно было бы назвать бесчеловечным из-за его фантастической жестокости в достижении целей. Но и жестокость – свойство человеческое. Нет, по отдельным выдающимся людям не понять нам, что это такое – человечность.

Тут надобно без страха нырнуть в людское море.

Если вам придет охота погрузиться в эманацию чистой человечности, уверенно рекомендую ночной просмотр телевизионных каналов, которые транслируют в нижней части экрана послания обывателей друг другу в суровом телеграфном стиле SMS. Это реальная трансляция, без дураков. Я сама ради эксперимента отправила по указанному цифровому адресу сообщение «Израиль Меттер – лучший советский писатель» и с наслаждением всего через пять минут прочла это на экране.

Холодная объективность моего сообщения резко контрастировала с потоками тепла и любви, которые добрыми безграмотными волнами колыхались в телевизоре. Эти ласковые волны, пенившиеся могучими испражнениями душевности, текли в великий океан мировой пошлости, а не есть ли она – чистая человечность? То, что свойственно только людям и более никому? ир еще не видел пошлых тигров или безвкусных антилоп… Бесконечное «Мусик, я тебя обожаю! Твоя котулечка» во всех вариациях сияло на экране – вот итог диких усилий прогресса, вот венец стремлений мудрецов земли, вот победа изобретательного ума: котулечка пишет мусику на теленебо, а веков двенадцать назад она корябала на бересте.

Мусик и котулечка за это время изменились не сильно. Изменилась игра: теперь все карты у них. Мир к услугам мусика и его котулечки. И это загадочное, неистощимое, вечно пульсирующее в них желание постоянной бесконечной связи друг с другом наполняет мир живинкой,теплинкой и человечинкой.

Все на связи! И пусть пыхтят спутники в небесах – мы за ценой не постоим, чтоб осчастливить мусика и котулечку. Любовь священна, дружба драгоценна. Всегда на связи! Они не могут отключить мобильный телефон никогда и нигде, как не может подключенный к аппарату искусственного дыхания по своей воле сорвать живительный провод.

Обыватель желает быть вечно на связи – быть вечно связанным и вечно доступным. Стало быть, тот, кто хотел бы стать противоположностью обывателя, должен избрать свободу и недоступность. Это, конечно, очень мило – сидеть горным орлом на скале, презрительно поглядывая на равнину, только по опыту знаю, что таких вот севших орлом люди просто перестают замечать. От них отключаются. Их не берут в голову.

Еще котулечка могла бы с любопытством отнестись к такому отключенному орлу, но мусик – он неумолим. И с ними ведь не поспоришь. Это наше новое начальство, господа обыватели – цари, мусик и котулечка. Они заказывают музыку – нам остается только слушать ее. Можно заткнуть уши, но пальцы затекают, долго не продержишься. Мы будем иметь таких популярных певцов, актеров, писателей, каких захотят мусик и котулечка. Мы будем, чертыхаясь, ковылять по чудовищно грязным улицам наших городов, потому что мусику и котулечке все по барабану и ни в какие гражданские проблемы они не вникают.

Глупые наглые девки будут вещать у нас на телеканалах про свою развратную пустую жизнь, потому что это интересно котулечке и мусику. А если вы не находите в своей душе нежной любви к мусику и котулечке, не улыбаетесь им ласковой улыбкой понимания и сочувствия – вы отщепенец, выродок и мизантроп.

Не человечный вы человек, вот что.

Фрейндлих-эффект

: 930

Многие мои друзья встретили мировой экономический кризис традиционным питерским лозунгом: «Не жили богато – не … привыкать». И действительно, если кого и можно удивить житейскими передрягами, то никак не питерского обывателя. В конце концов, в городе проживает более ста тысяч «детей блокады», а у них ведь тоже есть дети, которые много слышали о том, что такое настоящее горе и подлинный ужас, и так далее. Идет по цепи память о небывалой ни в какие времена катастрофе. Блокаду пережили – подумаешь кризис!

Я отчего так хлопочу о Петербурге? Оттого, что это самый прекрасный и самый несчастный город на земле. Такого сочетания красоты и страдания нет нигде. И мы все-таки, несмотря ни на что, должны выстрадать для своего города лучшую долю. Пусть до сих пор существующие в России мифы о ленинградцах-петербуржцах – что они самые вежливые, воспитанные, культурные, свято чтящие прошлое, понимающие ценность старины, бескорыстные и тому подобное – не соответствуют реальности. Наша задача не в том, чтобы воплотить идеал, а в том, чтобы к нему двигаться.

В Петербурге существует явный источник, порождающий такие умонастроения, – источник идеализма. На первый взгляд его не различить. Однако он действует. Это источник постоянного излучения неких духовных токов высокого напряжения. Именно они отражают попытки мещанского огламуривания Петербурга, настраивают многих людей на сопротивление подлым и пошлым обстоятельствам, провоцируют настоящее творчество. Эти токи высокого духовного напряжения излучают в Петербурге всего-навсего несколько сотен людей. Горстка! А результат удивительный.

Я всех этих людей не знаю. Но один источник излучения мне известен давно, как известен он всему просвещенному Петербургу. Да стоит лишь один раз увидеть ее и услышать, чтобы понять: Алиса Фрейндлих не просто актриса, чудесная и замечательная, не только самый настоящий почетный гражданин нашего города, «блокадный ребенок» и символ интеллигентной петербурженки. Это какой-то передатчик волн между небом и землей. Поэтому феномен частичной сохранности настоящего Петербурга я предлагаю назвать по имени этого «передатчика»: Фрейндлих-эффект.

Фрейндлих-эффект проявляется и в том, что у нас в Питере категорически не принято хвастаться богатством и все наши нувориши отчаянно скрывают доходы, а если приходится демонстрировать хоромы, как правило, делают это с извиняющимися лицами. И в том, что, испортив в историческом центре многое, погубили все-таки лишь малую часть, поскольку процесс уничтожения Петербурга тормозился как снизу, руганью недовольных, так и сверху, каким-то подобием совести у тех, кто принимает решения. (Могу указать на Веру Дементьеву, председателя Комитета по охране памятников, как полностью замученную Фрейндлих-эффектом.)

Наши театры работают неровно, однако в городе нет ни одного гнилого, черного театра, транслирующего разложение сценического искусства, – кроме, конечно, Александринского. И вообще, всякий раз, когда я встречаю случаи высокого профессионализма, почти не связанные – увы! увы! – с денежной компенсацией, когда вижу писателей, за мизерные деньги пишущих великолепные книги, музыкантов, каким-то чудом поддерживающих честь своего искусства, да просто смотрю на театральную публику в зале, на их по-питерски бледные, грустные и светлые лица, то вижу все тот же неумолимый, мощный Фрейндлих-эффект.

Работаем, излучаем! И вот волосатая лапа, тянущаяся украсть, как-то замирает. Она, конечно, все равно украдет. Но хотя бы хвастать не станет украденным и не будет утверждать, что так и надо. Что, мол, все такие. Да нет, харя твоя воровская, не все такие. Человек может быть очень высоким существом, если каждый день выбирает не то, что пониже, а то, что повыше. И это стремление быть выше, лучше и чище мы по праву можем и должны называть по имени одного из самых мощных источников питерского излучения «токов идеального», то есть – как и было предложено мною, специалистом-петербурговедом, – Фрейндлих-эффектом. Который вносит удивительно приятную путаницу в картину национальной деградации.

Главное – здоровье

: 546

Какая чудесная машина – человеческое тело. Саморазвивающаяся, самоналаживающаяся программа! Как прав обыватель, из-под громад всех идеологий и религий глухо бубнящий, что главное – здоровье. Однако носитель белкового тела должен в то же время четко осознавать свои перспективы.

Это не так-то просто. Да, обыватель прав, булькая про то, что главное – это здоровье. Но есть поправка на общую шутливость мироздания, чей юмор известен нам в широком диапазоне – от умной романтической иронии до сволочного измывательства.

ПОПРАВКА ЭТА ГЛАСИТ: да кто спорит, главное – это здоровье, но только для нас. Для Бога, для природы, для судьбы, для чистых и нечистых сил, даже для государства и общества главное в нас – это вовсе не наше здоровье.

Наше здоровье интересует только нас. Больше никого.

Поделюсь с вами исключительно удачной, на мой взгляд, шуткой жизни. Почерпнуто из книги «Библиотека здоровья» (М.: ЗОЖ, 2008. С. 78-79). «Приведу пример, – пишет доктор Алевтин Печонкин, – комплексного лечения сахарного диабета моим пациентом и другом Еремеем Самойленко, 68 лет, проживающим в г. Николаеве (Украина). Он всю жизнь проработал поваром, диет не придерживался. Носил на себе более 35 кг лишнего веса. К пенсии получил сахарный диабет 2-го типа с уровнем глюкозы в крови 10-14 единиц, а также гипертоническую болезнь 2-й стадии, жировой гепатоз печени, ретинопатию диабетическую, кальпулезный холецистит. В течение первых трех лет лечения получал диабетические сборы трав, соки крапивы, одуванчика, галеги, ягод барбариса, цветков софоры. Соблюдал диеты. Регулярно один раз в неделю посещал парилку. Физические упражнения и ходьба суммарно – до двух часов в сутки. Ежедневно Еремей делал 300-400 приседаний, отжимался от пола до 80-100 раз в день, пил свежевыжатый сок из картофеля, моркови, капусты, тыквы и лука, который готовил и выпивал три раза в день до еды.

На четвертом году лечения Еремею провели операцию по удалению желчного пузыря и, очевидно, в больнице внесли инфекцию вирусного гепатита С. Диета стала строго гепатитной и строго диабетической. Нам удавалось удерживать Еремея в хорошем состоянии, он работал, лечился, цифры сахара не превышали 6- 7 единиц. Через два года у Еремея был выявлен рак гортани, он был дважды прооперирован, облучен, прошел химиотерапию. Гепатит С постепенно трансформировался в цирроз печени.

Еремей попал в санаторий (Черниговская обл.). Он вернулся к ранее разработанной схеме лечения, добавив в нее 20 восхождений по лестнице санатория на пятый этаж. К изумлению лечащего врача, через неделю его уровень сахара стал 4,5 единицы. Пробыл в санатории Еремей еще две недели и выписался в хорошем состоянии.

Персонал санатория и отдыхающие очень сожалели, что Еремей не смог прочесть им лекцию, как он противостоит таким грозным болезням и что дает ему диета и вера в могучие силы Природы».

Я требую немедленно установить памятник Еремею! Я бы назвала его «Еремей в хорошем состоянии». Памятник может представлять собой либо Еремея приседающего, либо Еремея, восходящего по лестнице санатория.

Вы только представьте себе этого бедолагу, который три года приседает и пьет сок – а ему заносят вирусный гепатит, после чего он еще два года приседает и пьет сок – а ему оперируют рак гортани, после чего Еремей начинает свое торжественное восхождение по лестнице санатория и выписывается в хорошем состоянии!

Понимаю и даже будто слышу, как хихикают, прикрывая рыльца нечистыми лапочками, «могучие силы Природы», прикидывая, каким макаром на этот раз прижучить сопротивленца Еремея. Но герой не слышит их поганых смешков. Могучий борец за никому не нужное здоровье, налитый свежевыжатыми соками, искапавший на глюкометры литры крови, тысячи раз обнажавший страдальческое, сказочно расприседавшееся тело перед докторами, медленно и прекрасно восходит по СВОЕЙ лестнице. Он идет к солнцу личного бессмертия…

Посмотрите на него с восторгом и нежностью: это идет ВЕЛИКИЙ ОБЫВАТЕЛЬ! Слава тебе, Еремей! Ты не сдал свое мясо подлому государству, ты не сгнил в лагерях, не словил пулю на полях сражений, сам никого не зарезал и себя не дал зарезать. Кусок жизни

застрял в твоих цепких зубах, и ты его никому не отдашь – ни Богу, ни черту.

Если мы боролись не за это, тогда за что мы боролись?!

Особенности национального переживания жизни

: 653

Любим ли мы жить? Ну как не любим. Попробуйте-ка нас оторвать-оттащить от жизни – надорветесь. Весь Ха-Ха век нас отучали жить, и что? Нет, пожалуй, в этом вопросе наблюдается известная национальная крепость.

А вот понимаем ли мы жизнь, которую проживаем, – другой вопрос. Дело в том, что особенности той жизни, которую проживаешь, изнутри-то не видны. Нужна дистанция, пространственная или временная, тогда что-то становится понятно.

Перенесемся, о читатель, на тридцать лет назад. Вот перед нами район Купчино, Будапештская улица, дом сорок девять, корпус один. Это пятиэтажный блочный дом с четырьмя подъездами, к ним ведут небольшие дорожки. Между дорожками – неогороженные палисадники с кустами и деревьями. Палисадники казенные, но в приличном виде, цветут яблони, зимой на ветках сиживают снегири. Я живу с мамой на первом этаже, решеток на окнах у нас нет, и никто нас не грабит.

Невдалеке от дома существует магазин «Галантерея». Иногда в нем бывают завозы остро необходимых населению товаров. Например, средства для роста и укрепления волос под названием «Кармазин». Это флакон со спиртосодержащей жидкостью в ярко-голубой упаковке. В день, когда завозят «Кармазин», весь огромный газон перед магазином становится ярко-голубым. Активная часть населения, выйдя из «Галантереи», тут же срывает упаковку и употребляет средство для роста волос прямо внутрь. Это происходит всегда днем, примерно во время обеда. «Кармазин» считается сугубо дневным напитком – можно сказать, это народный аперитив.

В районе обитает дикое количество бездомных кошек. Их бьет лихорадка непрестанного размножения. От кровосмешения и мезальянсов кошки получаются неимоверно пестрыми, иной раз их шкурки изукрашены импрессионистическими пятнами пятишести цветов зараз. Эти произведения настоящего актуального искусства денно и нощно шныряют по территории с бодрым видом полной включенности в жизнь, что томит кошек домашних, сидящих на подоконниках. Время от времени домашние кошки срываются в цыганскую волю. Так пропал наш домашний кот Петя, черно-белый прохвост, и некоторое время спустя у нашей помойки были замечены его очевидные потомки. Петя был силен, его черно-белая тема долго варьировалась в симфонии местного кошачьего генезиса. Он пробовал было вернуться, но не продержался в жилище и недели: зов джунглей!

Люди тоже производят впечатление, особенно в пятницу вечером. Они лежат в палисадниках и спят. По нескольку человек в каждом палисаднике, и так по всему району. Их никто не забирает, не трогает, не тормошит. Они лежат в алкогольном блаженстве бревнами, прямо на родной земле. О том, почему они так сказочно спят, имеются разные мнения.

Преобладает теория благодетельного, строго засекреченного распоряжения правительства: в портвейн и водку обязательно добавлять бром. Некоторые считают, что кроме успокоительного брома в портвейн добавляется также лечебный йод. Как бы там ни было, люди спят и никому не мешают. Возможно, они даже и собрались, к примеру, ограбить нас, легкую добычу, жителей первого этажа, но святой Бром надежно охраняет наше жалкое имущество. Самый ценный предмет в доме – мамины золотые серьги с янтарем. Больше золота нет. И денег нет. И беспокойства по этому поводу тоже нет.

Весна, я иду домой. Цветет сирень. В палисадниках спят люди, а между ними и по ним бегают кошки. Красота! Я ничему не удивляюсь, не кричу с вытаращенными глазами: «Господи, это что такое?!» Это сейчас, когда я прокручиваю кадры памяти, фильм кажется мне фантастическим. А тогда это считалось обыкновенной, нормальной жизнью. Такой быт.

Да, скажу я вам… Права человека – это великолепно. Это звучит гордо! Но бром в алкоголе – может быть, это мудро? А, граждане?

Оглавление

300 лет одиночества

Что я ненавижу

Записки на листочках

Присутствие духа

Как я развалила Советский Союз

…А черта не дразни

Ты один

Красота не спасет мир

В 2006 году я поняла, что…

Сыграть в ящик

Самый крутой

Гербарий для девочек

Это такая птица

Да, завидую!

"S" как доллар

Маленькие хитрости большой толпы

Особенности русского ума

Что празднуем?

Срочно требуется королева Виктория

Ах, что подумают!

Да, странное животное

Свинство по-французски

Грудь или бутылочка?

Девочки, срочно учим китайский

Светлая Русь с зелеными волосами

Русский стол в опасности

Планета вздора

И куда жить?

Мусик и котулечка

Фрейндлих-эффект

Главное – здоровье

Особенности национального переживания жизни