Мой любовник [Дж Р Уорд] (fb2) читать онлайн

ДЖ.Р.УОРД Мой любовник

ПРОЛОГ

ВОЕННЫЙ ЛАГЕРЬ БЛАДЛЕТТЕРА, СТАРЫЙ СВЕТ, 1644

Он хотел, чтобы у него было больше времени.

Хотя по правде сказать, что бы это изменило? Время имело смысл только тогда, когда с ним что-то делали, а он уже сделал здесь все, что мог.

Дариус, сын Террора, отреченного сына Марклона сидел на земляном полу перед свечой из пчелиного воска и держал на коленке открытый дневник. Света было ничтожно мало и лишь маленькое пламя, колеблющееся на сквозняке, освещало его комнату в дальнем конце пещеры. Его одежда, как и его обувь, была изготовлена из грубой кожи, способной защитить в битве.

Он обонял вонь мужского пота, едкий запах земли, вперемежку со сладковатым запахом разлагающейся крови лессеров.

С каждым последующим вздохом, казалось, зловоние только усиливалось.

Перелистывая страницы пергамента, он шел назад во времени, возвращаясь в те дни, когда он еще не был в военном лагере.

Тоска по «дому» причиняла физическую боль, пребывание в лагере стало скорее ампутацией, чем сменой места пребывания.

Он вырос в замке, где элегантность и изящность были стержнем жизни. За толстыми стенами, которые защищали его семью, как от людей, так и от лессеров, каждая ночь была похожа на июльскую: теплая и напоенная запахом роз, а месяца и года проносились с праздной вялостью. Пятьдесят комнат, по которым он часто бродил, были отделаны атласами и шелками; мебель, сделанная из дорогого дерева, и тканные, а не ситниковые[1] ковры. Написанные маслом картины, которые блестели в позолоченных рамах, и мраморные скульптуры в величественных позах были платиновой огранкой, скрепляющей бриллиантовую жизнь.

Тогда и представить себе было невозможно, что когда-нибудь он окажется в подобном месте, как это. Однако, в основах такой его жизни была ахиллесова пята.

Трепетное сердце его матери позволило ему занять привилегированное положение в замке, всячески поддерживая и угождая ему перед домочадцами. И когда ее хрупкий жизненно важный орган перестал биться в груди, он потерял не только мамэн, подарившую ему жизнь, но и единственное безопасное место, которое он когда-либо знал.

Отчим снял с себя все обязательства и вышвырнул на улицу, тем самым проявив давно затаенную враждебность. И, Дариус оказался бессилен что-то сделать.

У него не оставалось времени достойно оплакать кончину матери. Ему было некогда ломать голову над неожиданной ненавистью к человеку, который обрел все, за исключением единокровного родства с ним. Не было времени тосковать по той личности, мужчине, которым он был, с чистой родословной в обществе глимеры.

Он был брошен к обитателям этой пещеры, словно человек, который стал жертвой чумы. А бои начались прежде, чем он впервые увидел лессера или начал обучаться сражаться с убийцами. В первую же ночь и день в чреве этого лагеря, на него напали его ровесники, проходящие здесь подготовку, заприметив его статную одежду — единственное, что ему было дозволено взять с собой. Это доказало, как он был слаб в руке.

В те тяжелые часы он удивил не только их, но и себя самого.

Именно тогда он узнал, также как и они, что хотя он и был воспитан аристократом, по венам Дариуса текла кровь воина. И не простого солдата, а Брата. Даже без обучения его тело знало, что делать и как ответить на физическую агрессию пугающим действием. Даже когда его разум боролся с жестокостью его поступков, его руки, ноги и клыки точно знали, что их проявление было необходимым.

Существовала другая сторона его самого, незнакомая, непризнанная… которая, почему-то казалось, больше была «им», чем то отражение, которое он так долго рассматривал в освинцовоном стекле.

Со временем, его боевые навыки стали намного умелее… и его страх сам собой постепенно сходил на «нет». По правде говоря, не было другого пути, на который он мог бы вступить. Семя его настоящего отца и отца его отца, и отца деда было впитано его кожей, костями и мускулами, а чистая родословная воина превратила его в могучую силу.

И ужасающего, смертельного противника.

На самом деле, он обнаружил, что весьма тревожно иметь эту другую личность. Как будто следуя своим путем, он отбрасывал две тени на землю, словно там, где стоял он, было два отдельных источника, освещающих его тело. И все же, несмотря на проявление самого себя таким отвратительным, насильственным образом, оскорбляющим чувства, которым был обучен, он знал, что это было частью той, высшей цели, которой он был предназначен служить. И это спасало его снова и снова… от тех, кто стремился причинить ему вред в лагере, и того, кто, казалось, желал им всем смерти. На самом деле, Бладлеттер был якобы их наставником, но действовал он больше, как враг, даже когда наставлял их в военном ремесле.

Или, возможно, это было его смыслом. Война была уродливой, независимо от того, с какой стороны была показана: была ли это подготовка или участие в ней.

Обучение Бладлеттера было жестоким, а его садистские веления требовали действий, в которых Дариус не хотел принимать участие. Воистину, Дариус всегда выходил победителем в состязаниях между проходящими подготовку…, но он не принимал участие в изнасиловании, которое было наказанием тем, над кем он одерживал верх. Он был единственным, чей отказ вызвал уважение. Однажды отказавшись от этого и тем самым бросив вызов Бладлеттеру, Дариус почти изувечил его, и воин больше никогда не приближался к нему впредь.

Проигравшие от руки Дариуса, среди которых в лагере уже успели все побывать, были наказаны другими, и именно в эти моменты, когда остальная часть лагеря была захвачена зрелищем, он чаще всего находил утешение в своем дневнике. Воистину, в настоящее время, он не мог даже спокойно взглянуть в направлении главной огненной преисподнии, где проходило все это действо.

Он ненавидел то, что был причиной этих событий, которые происходили снова и снова… но у него не было выбора. Он должен был тренироваться, должен был драться и должен был побеждать. И сумма, вытекающая из этого уравнения, была определена законом Бладлеттера.

Над огненной преисподней возрастало ворчание и выкрики похотливых насмешек.

Его сердце сжималось с такой силой от этих звуков, что он вынужден был зажмурить глаза. В настоящее время тот, кто исполнял наказание вместо Дариуса, был жестоким воином, созданный по подобию Бладлеттера. Он зачастую выходил вперед, чтобы заменить Дариуса, также сильно получая удовольствие от вызывания боли и унижения, как и от изготовления меда.

Но, может быть, в этот раз это не будет так долго. По крайней мере, для Дариуса.

Этой ночью он должен пройти испытание в полевых условиях. После тренировок, которыми он занимался в течение года, он должен был выступить не просто с воинами, а с Братьями. Это была редкая честь — и знак того, что война с Обществом Лессенинг была, как всегда, тяжела. Врожденные знания и опыт Дариуса были тому доказательством, а Роф, Справедливый Король, распорядился, что он должен быть вывезен из лагеря и проходить дальнейшие тренировки с лучшими бойцами вампирской расы.

Братством Черного Кинжала.

Однако, все это может оказаться напрасным. Если этой ночью он окажется способным исключительно на тренировки и спарринги с остальными из своего рода, тогда его отправят обратно в эту пещеру для продолжения фирменного «обучения» Бладлеттера.

И никогда снова он не присоединится к Братьям, и будет вынужден служить обычным солдатом.

Это был единственный шанс попасть в Братство и пройти проверку этой залитой лунным светом ночью не военными стилями или вооружением. Это была проверка сердца. Сможет ли он смотреть в бледные глаза своего врага, чувствовать его сладкий запах и держать свою разум спокойным и собранным, в то время, как тело будет атаковать этих убийц…

Дариус поднял взгляд от текста, который он изложил на пергаменте некоторое время назад. В самой темной части пещеры стояла группа из четырех высоких и широкоплечих, вооруженных до зубов мужчин.

Членов Братства.

Он знал этот квартет по именам: Агони, Трой, Мердер, Тортур.

Дариус закрыл свой дневник, сунул его в щель в скале и облизнул порез на своем запястье, который он использовал как «чернильницу». Его перо из оперения хвоста фазана быстро затупилось и он не был уверен в том, вернется ли он когда-нибудь сюда снова, чтобы воспользоваться им, но все же спрятал его.

Подняв свечу и поднеся ее к своему рту, Дариус был поражен маслянистым качеством света. Он провел так много часов за письмом, под такого рода мягким освещением… и казалось, что это было единственной связью между его прошлой жизнью и нынешним существованием.

Одним выдохом он задул маленький огонек.

Встав на ноги, он собрал свое оружие: стальной кинжал, который достался ему от холодного тела мертвого стажера, и меч с общественных тренировок по владению оружием. Эфес не был приспособлен для его ладони, но его тренированную руку это не беспокоило.

Когда Братья наблюдали за его приближением, не выказав ни приветствия, ни отстранения, он желал, чтобы среди них был его настоящий отец. Как бы отличались все его чувства, если бы среди них был тот, кого заботил бы его результат. Он бы не выглядел так, словно искал специального разрешения, но тогда он никогда не был бы уже одиноким, отделенным от окружающих, отделенным от того, что может видеть сквозь, но не под оболочкой.

Существование без семьи было странной, невидимой узницей, с решетками из одиночества и неприкаянности, ограждающих все плотнее с годами и накопленным опытом, изолируя мужчину так, чтобы он ничего не касался, и ничего не касалось его.

Идя на встречу тем четырем, которые пришли за ним, Дариус не оглянулся на лагерь. Бладлеттер знал, что он идет на сражение, и ему было плевать, вернется Дариус сюда или нет. Другие тренирующиеся относились к этому так же.

Приближаясь, он желал, чтобы у него было больше времени подготовить себя к этой проверке воли, силы и мужества. Но это произойдет здесь и сейчас.

Воистину, время продолжает свое движение, даже вопреки твоему желанию его замедлить.

Остановившись перед Братьями, он мечтал об ободряющем слове или хорошем пожелании или заручении поддержкой хоть от кого-нибудь. Когда этого не произошло, он вознес краткую молитву священной деве их расы.

«Священная Дева-Летописица, пожалуйста, не дай мне провалить эту проверку».

ГЛАВА 1

«Еще одна гребаная бабочка».

Когда Рип посмотрел на тех, кто вошли в дверь его тату-салона, то уже наперед знал, что собирается сделать еще одну гребанную бабочку. Или две.

Ага. Учитывая две пары длинных ног, светлые волосы и игривость, с которой они направились к его администраторше, накалывать на их кожу кости-и-череп точно не светит.

Эти Пэрис Хилтон с их мы-такие-все-из-себя-крутые манерами вынудили его взглянуть на часы… желая закрыться прямо сейчас, а не в час ночи.

Боже… и все это дерьмо ему приходилось делать ради денег. Большую часть времени он мог мило улыбаться любому легкомысленному человеку, который приходил сюда что-нибудь себе наколоть, но сегодня вечером мысль об этих ярких милых бабских штучках раздражала его. Трудно прийти в восторг от всяких Хеллоу Китти, когда ты только что провел целых три часа, потея над памятным портретом байкеру, потерявшего своего лучшего друга в автокатастрофе. Одно было реальной жизнью, другое — карикатурой.

К нему подошла его администраторша Мар.

— Найдется время для халтурки? — Она приподняла свои проколотые брови, и закатила глаза. — Это не затянется надолго.

— Да. — Он кивнул на мягкий стул. — Давай сюда первую.

— Они хотят делать тату вместе.

«Конечно хотят».

— Ладно. Тогда захвати еще один стул.

Когда Мар скрылась за занавесом, ему открылся вид, на двух девушек держащихся за руки и щебечущих над формами, которые они принялись заполнять. Время от времени, обе бросали на него взгляды, на все его татуировки и пирсинг, словно он был экзотическим тигром, на которого они пришли полюбоваться в зоопарк… и он полностью оправдал их ожидание.

«Ага. Как же». Уж лучше он отрежет свои собственные яйца и выбросит их, чем будет смотреть на их гребанную жалость.

После того, как Мар взяла с них плату, она привела их к нему и представила, как Кери и Сару. Он ожидал большего, про себя ассоциируя их имена с Тиффани и Бритни.

— Я хочу разноцветного карпа, — сказала Кери, приземляясь на его стул, умышленно соблазнительно выгибаясь. — Прямо здесь.

Она задрала свой и без того крохотный в облипочку топ, расстегнула молнию на джинсах и указала на верхнюю часть своих розовых стрингов. В ее пупке висело колечко с розовым сердечком из горного хрусталя, и было ясно, что она делала эпиляцию.

— Замечательно, — сказал Рип. — Насколько большого.

Уверенность Кери Соблазнительницы, казалось, немного подрастерялась — как будто ее несомненный, стопроцентный успех у футболистов в колледже заставил ее полагать, что у него перехватит дыхание от всего того, что она ему показала.

— Эм… не слишком большого. Мои предки убьют меня, если узнают, что я это сделала… поэтому он не должен выглядывать из бикини.

«Конечно же нет». — Пять сантиметров? — Он поднял свою татуированную руку, показывая ей, каким примерно будет размер татуировки.

— Возможно… немного меньше.

Он сделал на ней черной ручкой эскиз, и после того, как они сословились остановиться в пределах наброска, натянул свои черные перчатки, достал новые иглы и настроил пистолет.

Буквально через несколько секунд на глазах Кери выступили слезы, и она схватила руку Сары, как будто собиралась рожать без эпидуральной анестезии[2]. И в этом была разница, разве нет? Была гигантская пропасть между бескомпромиссностью и подражательством. Бабочки, рыбки и миленькие маленькие сердечки были не…

Дверь салона широко распахнулась… и Рип выпрямился на своем кресле на колесиках.

Трое вошедших внутрь мужчин были не в военной форме, но определенно и гражданскими небыли. Одетые в черную кожу от курток до штанов и ботинок, это были громадные детины, присутствие которых резко сократило расстояние между стенами салона и заставило потолок нависнуть гораздо ниже. Под этими слоями одежды было что-то укрыто. Что-то вроде пистолетов и, возможно, ножей.

Едва уловимым движением, Рип дернулся в сторону стойки, где располагалась тревожная кнопка.

У того чувака, что слева, были разноцветные глаза, темно-серый пирсинг и холодный убийственный взгляд. Тот, что справа, казался чуть ближе к нормальному типу, с его лицом миловидного юноши и каштановыми волосами — за исключением того факта, что он вел себя как человек, который побывал на войне и вернулся обратно.

Однако настоящей проблемой был тот, что в центре. Чуть крупнее своих приятелей, с коротко стриженными темно-каштановыми волосами, и классическим красивым лицом — но его голубые глаза были безжизненными, примерно с таким же отражением, как от старого асфальта.

Ходячий мертвяк. Не иначе.

— Привет, — поприветствовал их Рип. — Хотите тату ребята?

— Он хочет. — Тот, что с пирсингом кивнул на своего голубоглазого приятеля. — И у него уже есть эскиз. Тату нужно сделать на лопатках.

Рип позволил своим инстинктам взвесить это предложение. Мужчины не бросали неуместные взгляды на Мар. Не покушались на кассовый аппарат, и никто не достал оружия. Они просто вежливо стояли, в ожидании. Словно, если бы он отказал их просьбе, то парни нашли бы кого-то другого для этой работы.

Он сел обратно, думая, что они были своими ребятами.

— Легко. Я закончу здесь в мгновении ока.

— Мы закрываемся менее, чем через час…, — произнесла Мар из-за своей стойки.

— Я все равно сделаю тебе татуировку, — сказал Рип тому, что был в центре. — На счет времени можешь не беспокоиться.

— Пожалуй, я тоже останусь, — вставила Мар, глядя на парня с пирсингом.

Руки голубоглазого парня пришли в движение в комбинации разных жестов. После того, как он закончил, парень с пирсингом перевел, — Он выражает свою благодарность. И принес свои собственные чернила, если не возражаешь.

Не по протоколу, и против правил о здоровье, но у Рипа не возникало никаких проблем с тем, чтобы подстраиваться к желаниям клиента. — Без проблем, чувак.

Он вернулся к работе над рыбкой, и Кери возобновила покусывания своей губы и рутинные поскуливания маленькой девочки. По окончании он был совершенно не удивлен, что Сара, после наблюдения за «страданиями» своей подруги, решила, что хочет вернуть деньги вместо какой-то миленькой разноцветной картинки на своей коже.

Какая приятная новость. Это означало, что он может сразу приступить к работе над парнем с мертвыми глазами.

Когда он стянул черные перчатки и принялся мыть свои руки, Рип задумался, на что, черт возьми, будет похож этот эскиз. А именно, сколько потребуется времени Мар, чтобы залезть в штаны парню с пирсингом.

А последнее было довольно заманчиво.

И на этот вариант… он дал бы около десяти минут, потому что его ассистентка уже поймала двусмысленный взгляд парня, а Мар славилась шустрым работником — не только за своей стойкой.

***

На другом конце города, в стороне от баров и тату-салонов на Трейд Стрит в доме из коричневого камня и мощенными дорожками, у окна стояла Хекс, уставившись в волны антикварного стекла.

Она была обнаженной, замерзшей и вся покрыта синяками.

Но она не была слабой.

Внизу, по тротуару, приложив телефон к уху, гуляла со своей маленькой тявкающей собачкой на поводке человеческая женщина. Через дорогу, в других элегантных домах с окнами, выходящими на улицу пили, ели и читали люди. Неспешно проезжали автомобили, одновременно из уважения к соседям и из страха за свою подвеску на неровной улице.

Жалкие людишки не могли видеть или слышать ее. И не только потому, что способности этой иной расы были слишком ничтожны в отличии от вампирской.

Или, как в ее случае, вампира-полусимпата.

И даже если бы она включила верхний свет и закричала, пока не охрипнет, если бы замахала руками, пока они не выскочат из суставов, мужчины и женщины вокруг нее продолжали бы заниматься своими делами не подозревая, что она оказалась в ловушке в этой спальне, прямо у них под носами. И дело было не в том, что она могла поднять тумбочку или комод и разбить стекло. И не в том, что она могла выбить дверь или попытаться пролезть через вентиляцию в ванной.

Она все это уже пробовала.

Убийца внутри нее был впечатлен окружающей ее невидимой клеткой, которую, буквально, было никак не обойти или выбраться из нее.

Отвернувшись от окна, она обошла вокруг двуспальной кровати с шелковыми простынями и ужасными воспоминаниями… прошла мимо темной ванной комнаты… и продолжила путь к двери, ведущей в холл. Учитывая то, что с ней сделал ее похититель, не имело значения, сколько тренировок у нее за плечами, но она не в силах была усидеть на месте, ее тело гудело от напряжения.

Однажды она уже проходила когда-то эту против-своей-воли вещь. Знала, как разум, словно изголодавшееся тело, может пожирать себя, если не накормить его встряской.

Ее любимое отвлечение? Смешивание напитков. После нескольких лет работы в клубах, она знала множество коктейлей и миксов, которые ей приходилось готовить, в своем воображении с бутылками и стаканами, разливая по ним напитки, добавляя лед и различные специи.

Эта барменская рутина помогала сохранять ее рассудок в здравом уме.

До сих пор, она делала ставку на ошибку, допущенную оплошность, на возможность для побега. Ничто из этого не сработало и надежда начала угасать, уступая место черной дыре, которая была готова всецело поглотить ее. Поэтому она просто продолжила в своей голове миксовать напитки и искать выход от сюда.

И ее прошлый «опыт» странным образом ей помогал. Неважно, что здесь произошло, неважно как отвратительно это было, неважно как это было больно физически, это было ничто по сравнению с тем, через что ей пришлось пройти раньше.

Это были еще цветочки.

Или… по крайней мере, она так себя убеждала. «Иногда бывает и хуже».

Она вернулась тем же путем, мимо двух окон, мимо комода, а затем снова обошла стороной кровать. В этот раз она вошла в ванную комнату. В ней не было бритв или щеток для волос, только несколько полотенец, которые были слегка влажными и кусок или два мыла.

Когда Лэш похитил ее — используя ту же магию, которая удерживала ее в этих комнатах — и бросил в этой квартирке, и их первая совместная ночь и день стали показателем того, каким собирается быть это заключение.

Она взглянула на себя в зеркале над раковинами и провела хладнокровный анализ своего тела. Ее всю покрывали синяки… а также, порезы и ссадины. Он был жестоким исполняя свое дело, и она не отступила, потому что будь он проклят, если позволит ему убить себя — поэтому было трудно сказать, какие отметины на ее теле оставил он и какие были случайными, когда она отвечала тем же этому ублюдку.

Она надерет его голый зад и поставит на свой последний вздох, что он будет выглядеть не лучше нее.

Око за око.

Неудачным последствием оказалось то, что ему нравилось, как она отвечала ударом на удар. Чем больше они боролись, тем больше он заводился, и она чувствовала, что он был удивлен своей собственной реакцией. Первые пару дней он наказывал ее, пытаясь отплатить за то, что она сделала с его последней подружкой — видимо те пули, что она всадила в грудь той суки, на самом деле и послужили, вытаскиванию из него этого дерьма. Но затем все изменилось. Он стал меньше говорить о своей бывшей, и все больше о частях тела и фантазиях, с его будущей подружкой — которой являлась она сама — включая ее участие в порождении его отродья.

Ведя интимные разговоры в постели с социопатом.

Теперь, когда он приходил к ней, его глаза горели по другой причине, и если он бил ее до потери сознания, то обычно, придя в себя, она обнаруживала себя лежащей с ним, обвившимся вокруг ее тела.

Хекс отвернулась от своего отражения и замерла, прежде чем сделать еще хоть один шаг.

Внизу кто-то был.

Покинув ванную комнату, она подошла к двери, ведущей в коридор, и медленно и глубоко втянула воздух. Когда ее ноздрей достиг запах, словно от сбитого на дороге животного, стало ясно, что внизу находится лессер, но не Лэш.

Нет, это был его миньон, который приходил каждую ночь перед приходом ее похитителя, чтобы приготовить ему какой-нибудь стряпни. Это означало, что Лэш был на пути к особняку.

Вот уж не повезло, так не повезло. Она отхватила единственного члена Общества Лессенинг, который ел и трахался. Остальные были импотентами, как девяностолетние старики, и питались одним лишь воздухом, но Лэш? Этот гребанный ублюдок был в полном функциональном состоянии.

Снова вернувшись к окну, она приложила руки к стеклу. Граница, которая ознаменовывала ее тюрьму, была энергетическим полем, которое ощущалось теплым покалыванием, когда она вступала с ним в контакт. Проклятая штуковина была как невидимый забор только для тех, кто побольше собак — с дополнительной выгодой в том, что ошейник здесь был не обязателен.

Эта граница не так сильно, но все же дала о себе знать намеком на гибкость… до определенного момента, когда она надавила на нее. Затем сжавшиеся молекулы, выдали настолько острое ощущение жжения, что ей пришлось отдернуть руку и потрясти ею от болевых ощущений.

В ожидании прихода Лэша, ее разум потянулся к мужчине, о котором она пыталась больше никогда не думать.

Особенно, если Лэш был где-то поблизости. Оставалось не ясно, как глубоко ее захватчик мог проникнуть ей в голову. Если бы этот ублюдок докопался до того, что этот немой воин ее Ахиллесова пята, как говорили ее люди, он бы использовал это против нее… и Джона Мэтью.

В ее голове всплыл образ этого мужчины, его голубые глаза с такой четкостью прорисовались в ее памяти, что она могла разглядеть в них даже темно-синие крапинки.

Она вспоминала, как впервые встретила его, когда он еще был претрансом. Он смотрел на нее с таким благоговением и восхищением, как будто она значила для него больше жизни. Естественно все, что в тот момент она знала о нем, это то, что он пронес оружие в Зиросам, и ее долг, как главы охраны был обезоружить и вышвырнуть его на улицу. И только потом она узнала, что его опекуном был слепой король, и это изменило все.

После этой веселой, маленькой новости, о том кто за ним стоит, Джон стал не просто желанным клиентом. Он стал особенным гостем вместе с его двумя приятелями. Он стал регулярно посещать клуб и всегда наблюдал за ней. Эти голубые глаза всегда были устремлены на нее. А затем он прошел трансформацию. Матерь божия, он стал огромным и внезапно в этом нежном, стеснительном взгляде появилось что-то горячее.

Потребовалось многое, чтобы убить эту доброту. Но если быть честной по отношению к ее натуре убийцы, она находила странным видеть, во взгляде то тепло, с которым он на нее смотрел.

Сфокусировавшись на улице внизу, она думала о том времени, которое они провели в подвале ее дома. После секса, когда он попытался ее поцеловать, когда его голубые глаза светились уязвимостью и состраданием в надежде что она свяжется с ним, она отстранилась и оттолкнула его.

Ее нервы сдали. Она просто не могла справиться с давлением всей этой сентиментальной фигни… или приходящей ответственностью за человека, который испытывает к ней подобные чувства. Или реальной тяжести того, что ей приходится любить его в ответ.

В этом особом случае, расплатой была смерть.

Утешением было то, что в отличие от других мужчин, которые попытаются ее разыскать — Ривендж, Айм, Трез… Братство — Джон не будет устраивать из этого Крестового похода. Если он и будет искать ее, то только потому, что он солдат, а не потому, что он считает это личной самоубийственной миссией.

Нет, Джон Мэтью не выйдет на тропу войны только из-за того, что он к ней испытывает.

Ей хотя бы не придется снова наблюдать, как достойный мужчина будет уничтожать себя, пытаясь спасти ее.

Стоило ей почувствовать запах свежего жареного стейка, распространявшегося по всему дому, она тут же захлопнула свои мысли и собрала волю в кулак, укрываясь ей словно доспехами.

Ее «любовник» будет здесь с минуты на минуту, поэтому она должна задраить свои ментальные люки и приготовиться к сегодняшней битве. По ней прокатилось нарастающее истощение, но собравшись с собой, отбросила это. Ей требовалась еда, даже больше, чем полноценный сон, но ничего из этого не произойдет в ближайшее время.

Это был вопрос противостояния, пока что-то не сломается.

Как, например тот, что посмел удерживать ее против воли.

ГЛАВА 2

Если исчислять в хронологическом порядке, то Блэйлок, сын Рока, был знаком с Джоном Мэтью не многим более года.

Чего нельзя сказать об отображении времени их дружбы. В жизни человечества существовали две временны́е линии: безусловная и воспринимаемая. Безусловная временна́я линия была универсальным, постоянным циклом, составляющим триста шестьдесят пять дней в году. Но существовал еще и другой временно́й путь, в котором период времени исчислялся событиями, смертями, разрушениями, обучениями и сражениями.

В общей сложности он мог бы сказать… что если сложить эти две линии вместе, то вышло бы все четыреста тысяч лет.

И по его мнению, этот подсчет просматривался и у его приятеля.

Джон Мэтью рассматривал на стене эскизы чернильных узоров тату, блуждая глазами по черепам и кинжалам, американскому флагу и китайским иероглифам. Своими габаритами он создавал впечатление, что трехкомнатный салон значительно уменьшался в размерах — со стороны казалось, будто он явился с другой планеты. Не считая того времени, когда он был еще претрансом, парень имел внушительную мышечную массу профессионального борца, только из-за его крупного костного строения, весь его вес равномерно распределялся по его длинным костям и придавал более изящный вид, чем у тех людей, туго обтянутых балетным трико. Он состриг свои темные волосы под «ежик», придавая линиям своего лица более резкое нежели миловидное очертание — в сочетании с темными кругами под глазами только усиливающими и без того уже суровый и угрюмый вид.

Жизнь повыбивала из него дерьмо, но вместо того, чтобы сломить, каждый удар делал его только жестче, сильнее и крепче. Сейчас он был подобен закаленной стали, где от того юнца, каким он был прежде ничего не осталось.

«Так или иначе, это изменило тебя. И не только твое тело, но и твой разум».

Глядя на своего друга, он понимал, что потеря простодушия казалась преступлением.

В следующий момент, внимание Блэя привлекла девушка за стойкой. Она низко склонилась к стеклянной витрине с пирсингом, ее груди вздымались из черного бюстгальтера и черного обтягивающего топа, которые были на ней надеты. На обеих ее руках красовались татуировки: одна — черно-белая, другая — черно-красная. В носу, бровях и обоих ушах поблескивали металлические колечки. На фоне всех тату-рисунков на стенах, она была живым экспонатом, того, чем вы могли бы обзавестись, при желании. Очень сексуальный такой, яркий экспонат… с губами цвета красного вина и волосами цвета ночи.

Все в ней сочеталось с Куином. Словно она была его женской версией.

И что вы думаете. Разноцветные глаза Куина уже сфокусировались на ней, растягивая губы в своей фирменной улыбке.

Блэй скользнул рукой в карман своей кожаной куртки, достав пачку Данхилл Редс[3].. Ничто так не вызывало у парня табачную зависимость, как сексуальная жизнь Куина.

И совершенно очевидно, что сегодня он выкурит еще парочку сигарет: Куин побрел к девушке, пожирая ее глазами, словно она была огромной кружкой холодного свежего пива, а он уже часами работал под палящим солнцем. Его взгляд остановился на ее груди, словно задумавшись «стоит ли оно того», и она помогла ему получить более ясное представление о ее прелестях, плотнее прижавшись грудью к стеклу.

Хорошо, что вампиры не болею раком.

Блэй отвернулся от «эротического канала» около кассового аппарата и встал рядом с Джоном Мэтью.

— Круто, — произнес Блэй, разглядывая рисунок кинжала.

«Ты вообще когда-нибудь собираешься сделать татушку?» — знаками показал Джон.

— Не знаю.

Бог знал, как они ему нравились на коже…

Его взгляд переместился обратно к Куину. Огромное тело парня выгнулось навстречу человеческой женщине, его широкие плечи, напряженные бедра и мощные ноги гарантировали ей адскую поездку.

В сексе он был просто богом.

Не то, чтобы Блэй познал это лично. Он видел и слышал это… и представлял, на что это могло быть похоже. Но когда возникла возможность, он был отнесен к маленькому, специальному классу: отказано.

На самом деле, скорее это была категория, а не класс… потому, что он был единственным, с кем у Куина не будет секса.

— Ой… Это все время будет так жечь? — раздался женский голос.

Как только в ответ раздалось глубокое мужское бурчание, Блэй глянул поверх рабочего кресла. Блондинка, над которой только что поработали, осторожно заправляла рубашку поверх целлофановой повязки и смотрела на парня, сделавшего ей татушку, таким взглядом, словно он доктор, рассказывающий о шансах выживания после бешенства.

Поглядывая на Куина, девушки подошли к администратору салона, где второй вернули предоплату.

Это происходило везде, куда бы парень ни пошел, вынуждая Блэя наблюдать одну и ту же картину обожания его лучшего друга. И теперь это был постоянный отказ: каждый раз, когда Куин говорил «да», это согласие многого стоило.

— Я к вашим услугам, если, вы конечно, парни, готовы, — сказал художник по тату.

Джон с Блэйем направились в заднюю часть салона, и Куин тут же оставил администраторшу, как плохую привычку, следуя за ними. Одно хорошо — Куин с абсолютной серьезностью относился к своему статусу личного телохранителя Джона. Он был обязан находиться рядом с ним двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, и эту ответственность он ставил превыше секса.

Устроившись на мягком кресле в центре рабочей зоны, Джон достал сложенный листок и развернул его на стойке художника.

Мужчина нахмурился и посмотрел на то, что набросал Джон.

— Так эти четыре символа должны пересекать верхнюю часть твоих лопаток?

Джон кивнул и знаками показал:

«Можешь нанести их как угодно, но они должны быть четкими».

После того, как Куин перевел, художник кивнул.

— Без проблем. — Он схватил черный маркер и принялся изображать изысканные завитки вокруг простого эскиза. — Кстати, а что это?

— Просто символы, — ответил Куин.

Художник кивнул и снова вернулся к наброску.

— Ну как?

Все трое склонились ближе.

— Чувак, — тихо произнес Куин. — Полный улет.

Так и было. Тату было абсолютно совершенно, это нечто, что Джон будет с гордостью носить на своей коже — не то, чтобы кто-нибудь увидит эти символы на Древнем Языке с захватывающими завитками татуировки. Заложенный в них смысл, он не собирался предавать широкой огласке: они предназначались не для публики, и Бог тому свидетель, какое множество у парня футболок, чтобы их скрыть.

Когда Джон кивнул, художник встал.

— Дай мне перенести это на бумагу. Копирование не займет много времени, а затем приступим к работе.

Поставив хрустальную баночку с чернилами на стойку, Джон принялся снимать куртку; Блэй сидевший на стуле протянул руки. Учитывая количество оружия, которое Джон распихал по своим карманам, никому не будет пользы, если он просто повесит все это дерьмо на крючок.

Избавившись от футболки, Джон склонился немного вперед, устраивая массивные руки на мягких подлокотниках кресла. После того, как татуировщик скопировал изображение на переводную бумагу, парень разгладил этот лист на верхней части спины Джона и перебил туда рисунок.

Эскиз сформировал идеальную арку на его мускулистой спине, занимая значительную площадь спины Джона.

«Древний Язык, действительно прекрасен», подумал Блэй.

Уставившись на символы, на один короткий, смехотворный момент он вообразил свое имя, покрывающее плечи Куина, выведенными буквами на его бархатной коже в виде брачного ритуала.

«Этому никогда не бывать». Им предназначено быть лучшими друзьями… у которых, в отличи от всех остальных, было нечто большее. «По сравнению с любовниками?» Это была холодная сторона запертой двери.

Он взглянул на Куина. Парень следил одним глазом за Джоном, а другим — за администраторшей, которая, заперев входную дверь, подошла к нему.

Выпуклость под его кожаными штанами была очевидна.

Блэй посмотрел на ворох одежды, лежащей на его коленях. Одну за другой, он аккуратно сложил футболку с длинным рукавом, а затем куртку Джона. Когда он поднял взгляд, Куин скользил кончиками пальцев по руке женщины.

В конечном итоге, они собирались нырнуть за занавес слева. Входная дверь салона охранялась, занавес был довольно тонким, и Куин может показать женщине свое собственное оружие. Таким образом, Джон все время будет в безопасности… а Куин утолит свой зуд.

Что означало, Блэю остается только страдать, слушая их.

Лучше выкурить целый косяк. Особенно потому, что Куин был прекрасным зрелищем во время секса. Просто… божественным.

Раньше, когда Блэй пытался быть гетеросексуалом, они устраивали групповые свидания со многими человеческими женщинами — не то, чтобы он мог вспомнить хоть какое-то из этих женских лиц, тел или имен.

Для него всегда имел значение только Куин. Всегда.

***

Жалящая боль от тату-иглы доставляла наслаждение.

Закрывая глаза с медленным, глубоким вздохом Джон сосредоточился на соприкосновении металла с его кожей, как острие вторгается в мягкость плоти, как течет кровь… как точно ощущается место проникновения.

Например, сейчас тату-мастер наносил рисунок прямо на верхнюю часть позвоночника.

У Джона было много опыта со всем этим «покромсаю на ломтики» дерьмом — только в гораздо большем масштабе, и скорее он сам проделывал это, чем кто-то работал над ним. Конечно, пару раз и ему доставалась в сражении, но он всегда оставлял после себя больше жертв, и, как и тату-мастер, он всегда брал с собой свое «оборудование» для работы: в его куртке были всевозможные виды кинжалов, плетей, и даже цепи. Впрочем, как и набор пушек «на всякий случай».

Что ж… это все и пара мотков колючей ткани из волоса.

Не то, чтобы он привык применять ее против врагов.

Нет, то не было оружием. И хотя уже в течении четырех недель они не носились на кое чьих бедрах, все равно бесполезными не были. В настоящее время они использовались как гребанное одеяло безопасности. Без них он чувствовал себя словно голым.

Дело было в том, что только такими грубыми узами он был связан с той, которою любил. Узы, которые, учитывая все происходящее между ними, имели огромное значение.

Однако они никогда его не покидали. То, что Хекс оборачивала вокруг ног, чтобы усмирить свою сущность Симпата не обеспечивало постоянства, которое ему требовалось, и именно поэтому он прибегнул к татуировке. Когда он пройдет через все это, она навсегда останется с ним. На его коже, впрочем, как и под ней. Как на его плечах, так и в его разуме.

Вся надежда на то, что этот человек хорошо передаст рисунок на кожу.

Когда Братьям были нужны татуировки по какой-то причине, иглой работал Вишес, чувак в этом деле был профи — черт, да его красная слеза на лице Куина и черного цвета дата на его затылке были достойны оваций. Проблема была в том, что идти к Ви такой просьбой, значит сразу же нарваться на множество вопросов — и не только с его стороны, но и всех остальных.

В Братстве не так много секретов и Джон просто хотел сохранить свои чувства к Хекс при себе.

И вся правда заключалась в том, что… он был в нее влюблен. Влюблен окончательно и безвозвратно, со всем этим дерьмом «и-даже-смерть-нас-не-разлучит». И хотя его чувства оставались безответны, это не имело значения. Он смирился с тем, что был не нужен той, которую желал.

А вот с чем он не мог смириться, так это то, что ее пытали или она умерла, умерла медленной мучительной смертью.

Или, что не смог обеспечить ей достойные похороны.

Он стал одержим после ее исчезновения. Целенаправленно катился к саморазрушению. Был жесток и неумолим к тем, кто ее похитил. Но остальных это не касалось.

Единственным положительным моментом в этой ситуации было то, что Братство также как и он стремилось выяснить, что же, черт возьми, с ней случилось. Братья во время выполнения миссий никого не бросали, и когда они пошли за Ривенджем, чтобы вызволить симпатов из его колонии, Хекс была одной из членов команды. Когда пыль осела — она исчезла, предположительно похищена либо симпатами, либо лессерами.

Что было ситуацией типа: Вы хотите чтобы она заразилась полиомиелитом[4] или вирусом Эбола[5]?

Каждый, включая Джона, Куина и Блэя, был в деле. А результат? Это только казалось, что найти ее было частью работы Джона, как солдата на войне.

Жужжание иглы прекратилось, и тату-мастер вытер его спину.

— Неплохо, — одобрил парень, возобновляя свою работу. — Ты хочешь сделать это в два этапа или в один?

Джон взглянул на Блэя и что-то показал ему жестами.

— Он сказал, что хочет сделать тату полностью сегодня вечером, если у тебя есть время, — перевел Блэй.

— Да, я могу это сделать. Мар? Позвони Рику и скажи, что я буду позже.

— Уже набираю, — отозвалась девушка.

Нет, Джон не собирался показывать Братьям эту тату — как бы здорово она не выглядела.

То, в какой ситуации он оказался, рожденный на автобусной остановке и оставленный умирать. Брошенный в человеческую систему по защите детей. Подобранный Тором и его супругой, только чтобы потом ее убили, а Тор исчез. А теперь Зи, которому было велено до него достучаться, был по понятным причинам занят своей шеллан и их новорожденной.

Даже Хекс отгородилась от него перед этим трагическим событием.

Так или иначе, он смог понять намек. К тому же насрать на чужое мнение оказалось необычно расслабляющим. Освободиться, чтобы предаться своей жестокой одержимостью, выследить ее похитителя и разорвать ублюдка на куски.

— Не расскажешь мне, что это? — поинтересовался татуировщик.

Джон поднял глаза и понял, что не было никаких причин лгать человеку. Кроме того, Блэй и Куин уже знали правду.

Блэй выглядел немного удивленным, но затем перевел.

— Он сказал, что это имя его возлюбленной.

— А. Ага, я понял. Вы собираетесь пожениться?

После того, как Джон вздохнул, Блэй сказал:

— Это в память о ней.

Возникла пауза и тату-мастер положил прибор на крутящийся столик, где уже стояли чернила. Задрав рукав своей черной футболки, он показал Джону предплечье. На нем был рисунок шикарной женщины, с перекинутыми через плечо волосами, и глазами, сфокусированными так, что казалось, будто она смотрит с кожи прямо на вас.

— Это моя возлюбленная. Ее тоже больше нет. — Резким движением парень скрыл изображение. — Поэтому я понимаю.

В то время как игла вернулась к работе, Джону стало трудно дышать. Мысль о том, что Хекс могла быть уже мертва к этому времени, снедала его живьем… и еще хуже было представлять то, каким способом она могла умереть.

Джон знал кто ее похититель. Тому было только одно логическое объяснение: В то время как она отправилась в лабиринт и помогала Ривенджу освободиться, появился Лэш, и когда он исчез, она исчезла вместе с ним. Это не совпадение. И хотя никто ничего не видел, в пещере находилось около сотни симпатов, в купе с Ривом, где творилась полная чертовщина… и среди многочисленных лессеров, Лэша не было.

«Только не это… он был очевидным сыном Омеги. Настоящим отродьем зла. И это значило, что у этого ублюдка были еще припрятаны козыри в рукаве».

Джону довелось увидеть несколько его фантастических трюков довольно близко и лично во время битвы в колонии: Если парень мог ловить энергетические бомбы и пойти против зверя Рейджа, то почему бы ему и не похитить кого-нибудь прямо у них из под носа. Дело в том, что если бы той ночью Хекс была убита, они нашли бы ее тело. Если она еще дышала, но была ранена, то могла использовать телепатическую связь симпатов с Ривенджем. И если она была жива, но нуждалась в небольшой передышке, то не ушла бы пока не удостоверилась, что все находились в безопасности и благополучно добрались домой.

Братья отрабатывали ту же версию похищения и разыскивали лессеров. И хотя после рейдов большинство вампиров покинуло государственные приюты Колдуэлла, Общество Лессинг, под руководством Лэша организовало торговлю наркотой, чтобы свести концы с концами, орудуя в основном вместных клубах, по улице Трейд. Прочесывание злачных аллей, стало словно названием игры, когда все ищут нежить, пахнущую как нечто среднее между обескровленным скунсом и освежителем воздуха Glade PlugIn.

Четыре недели, а они ничего не выяснили, кроме признаков того, что лессеры толкали наркоту на улице среди людей.

Джон сходил с ума, в основном из-за безызвестности и страха, а так же частично из-за необходимости сдерживать свою внутреннюю ярость. И хотя, за не имением другого выбора, было удивительно этим обладать, но он должен был вести себя сдержано и благоразумно, если хотел оставаться самим собой, чего он и хотел.

А эта татуировка? Это был символ, показывающий, через что он прошел. Он заявил, что даже если Хекс его не хотела, она все равно была его супругой и он обязуется почитать ее, живой или мертвой. В этом и было все дело: Люди чувствовали то, что чувствовали, и в этом не было ни их, ни чьей-либо вины, что эта связь была односторонней. Она просто… была.

Боже, он надеялся, что не был таким чурбаном, когда они занимались сексом во второй раз.

В тот последний раз.

Он тут же пресек все эмоции, отправляя этот дух печали, потери и сожаления на самое дно. Он не мог позволить себе сломаться. Он должен был продолжать, продолжать искать, продолжать переставлять ноги. Время мчалось вперед, даже если он отчаянно желал его замедлить, чтобы у них появилось больше шансов найти ее живой.

Как бы то ни было, времени на его мнение было по барабану.

«Милостивый Боже, — взмолился он. — Пожалуйста, не дай мне из-за этого пойти ко дну».

ГЛАВА 3

— Инициация? Это что, какой-то гребанный клуб?

От прозвучавших слов, Лэш крепче сжал руки на руле своего Мерседеса и уставился в лобовое стекло. Во внутреннем кармане его костюма от Канали[6] находился раскладной нож и соблазн достать его, чтобы перерезать этому человечишке глотку был чертовски велик.

Конечно, тогда пришлось бы заморачиваться с трупом и кровью на кожаной обивке его авто.

И то и другое нагоняло тоску.

Он посмотрел в сторону пассажирского сидения. Парень, которого он выбрал среди сотен ему подобных, был типичным представителем низшего сословия — наркоторговцем и сосунком с бегающими глазками. Свидетельство о жестоком обращении с детьми читалось в старом шраме на его лице — идеально округлом, под размер горящего уголька сигареты — и нелегкой жизни на улице, отраженной в его хитрых, масляных глазках. В том, как он осматривал салон автомобиля, выдавала его жадность, в попытке придумать, как бы заполучить все это себе; а его находчивость, очевидно заключалась в том, как быстро он сделал себе имя в качестве наркодельца.

— Больше, чем клуб, — пророкотал Лэш. — Намного больше. У тебя есть будущее в этом деле, и я предлагаю его тебе на блюдечке с голубой каемочкой. Я скажу своим людям подобрать тебя отсюда завтра вечером.

— Что если я не объявлюсь?

— Твой выбор. — Ясное дело, что в этом случае ублюдок собирался проснуться поутру мертвым, но это уже детали…

Парень встретился глазами с Лэшем. Человек не был сложен, как борец: скорее он походил на кого-то, кого можно было застать подглядывающего за попками чикс в школьной раздевалке, нежели их зажимающим. Но, как бы то ни было, в настоящее время Обществу Лессенинг требовались два вида членов группировки: дельцы и солдаты. После того, как Мистер Д провел в Экстрим Парке [7] разведку, выискивая самых подходящих кандидатов, это жилистое никчемное отродье со взглядом рептилии оказалось во главе списка.

— Ты гей? — спросил парень.

Лэш убрал одну руку с руля, скользнув ей под свое пальто.

— Почему ты это спросил?

— Ты пахнешь, как они. И одеваешься также.

Лэш двигался с такой скоростью, что у его цели не было даже шанса отшатнуться назад на спинку сидения. Стремительным движением он раскрыл нож и приставил острое, как бритва лезвие прямо к жизненно важной артерии с бьющимся пульсом на бледной шее паренька.

— Единственное, что я делаю с мужиками — это убиваю их, — произнес Лэш. — Хочешь, чтобы я трахнул тебя подобным образом? Потому что, если «да», то я готов.

Глаза парня расширились, а тело в грязной одежде задрожало.

— Нет… мне не нужны проблемы с геями.

Этот идиот не уловил смысла.

— Так что ты решил? — спросил Лэш, сильнее надавливая лезвием. Как только он сделал надрез, выступившая кровь остановилась на секунду, словно решая: стекать по блестящему металлу или по гладкой коже.

Он нажал острием, выпуская на свободу рубиново-красный ручеек.

— Пожалуйста… не убивай меня.

— Каков твой ответ.

— Да. Я сделаю это.

Лэш надавил сильнее, наблюдая за стекающей кровью. На мгновенье он был очарован действительностью того, что стоило ему надавить на оружие чуть посильнее, и жизнь этого человечишки прекратило бы свое жалкое существование, подобно легкому порыву ветра, ускользающего в прохладной ночи.

Ему нравилось чувствовать себя богом.

Когда из потрескавшихся губ парня вырвалось поскуливание, Лэш смягчился и ослабил нажим. Быстро облизнув губы, он отнял лезвие и убрал оружие.

— Поверь, тебе понравится, где ты окажешься. Это я тебе гарантирую.

Он дал ему время на передышку с абсолютной уверенностью, что придти парнишке в себя не займет много времени. У таких придурков эго подобно воздушному шарику. Давление, а именно нож у горла, заставляло их сдуться. Но, стоило источнику стресса исчезнуть, они снова начинали раздуваться.

Парень одернул свою кожаную куртку.

— Мне и так нравится, где я нахожусь.

«Бинго».

— Тогда почему ты пялишься на мою машину, словно хочешь поставить ее к себе в гараж?

— Я ездил на тачках и покруче.

— О. Конечно. — Лэш с головы до ног осмотрел сучонка. — Ты каждый вечер приезжаешь сюда на велосипеде BMX [8]. Твои джинсы драные, не потому, что они дизайнерские. Сколько курток у тебя в шкафу? О, подожди, ты же хранишь все свое барахло в картонной коробке из-под холодильника. — Лэш закатил глаза, когда все виды удивления промелькнули на лице его пассажира. — Думаешь, мы тебя не проверили? Считаешь нас идиотами?

Он ткнул пальцем в сторону Экстрим Парка, где на склоне катались скейтбордисты, словно метрономы[9], вверх-вниз, вверх-вниз.

— Ты лучший на этой спортплощадке. Что ж. Принимай поздравления. Но мы хотим, чтоб ты пошел дальше. Присоединившись к нам, у тебя будет все… деньги, товар, защита. Оставшись с нами, ты станешь чем-то больше, чем малолетний хулиган, размахивающий своим членом в округе. Твое будущее с нами.

Расчетливый взгляд парня переместился к его крохотному кусочку колдвеллской территории, а затем поплыл к горизонту, где маячили небоскребы. В нем было стремление, именно поэтому и был выбран парнишка. В чем этот маленький ублюдок нуждался, так это в продвижении и возможностях.

Тот факт, что для этого он должен будет продать свою душу, обрушится на него только тогда, когда будет уже слишком поздно, но это был единственный путь в Общество. Из того, что Лэш рассказывал о лессерах, которыми он управлял, им никогда не раскрывали все сути вещей, пока они не вступали в Общество — и это понятно. Разве кто-нибудь из них поверил бы в то, что по ту сторону двери, в которую они ломятся, их поджидает зло? Разве кто-нибудь из них добровольно вступил бы в это Общество?

«Сюрприз, ублюдок. Это не Мир Диснея, и присоединившись к этой поездке, с билетом в один конец обратного пути уже не будет».

Однако с обманом у Лэша проблем не возникало.

— Я готов к большему дерьму, — пробормотал парень.

— Хорошо. А теперь выметайся из моей машины. Мой партнер подберет тебя завтра в семь вечера.

— Заметано.

Покончив с делом, Лэшу не терпелось оставить этого ублюдочного сосунка. От него воняло как из канализации, да так, что нуждался больше в мытье из поливочного гидранта, каким сбивают пыль с тротуара нежели душе.

Как только дверца захлопнулась, Лэш выехал со стоянки и двинулся по дороге параллельно Хадсон Ривер. Он держал свой путь к дому, сжимая руль по иной причине, нежели жажды убийства.

Его мотивировало лишь сильное желание потрахаться.

Улица, на которой он жил в Старом Колдвелле была застроена особняками викторианской эпохи не менее, чем за миллион долларов, с засаженными вдоль тротуаров деревьями. Соседи убирали за своими собаками, не производили никакого шума и выносили мусор только в переулки, и только по определенным дням Проезжая мимо своего основного дома и сворачивая к гаражу, ему доставило удовольствие думать, что все эти американцы среднего класса имели такого соседа, как он: Он мог выглядеть и одеваться, как они, но в его жилах текла черная кровь, и он был столь же бездушным, как восковая фигура.

Открывая гаражные ворота, он улыбнулся и его клыки — подарочек со стороны матери — удлинились, готовясь к «Привет, Люси — я дома» дерьму.

Никогда не надоедает. Возвращение к Хекс никогда не надоедает.

Припарковав Мерседес-AMG, он вышел и потянулся. Она изматывала его полностью, бесспорно, но делала именно так, как ему нравилось, оставляя его твердым… и не только член.

Ничто его так чертовски не возбуждало, как достойный соперник.

Пройдя по саду, он обошел дом и вошел с черного хода на кухню, откуда разносились запахи жаркого и свежей выпечки.

Тем не менее, ему не хотелось есть. Благодаря переговорам в парке, этот ничтожный кусок дерьма, скейтер собирался стать его отправной точкой, первой жертвой, которую он преподнесет своему отцу, Омеге. Но это не вызвало в нем желания заняться сексом.

— Вы готовы есть? — спросил Мистер Д, стоя у плиты, переворачивая мясо. Маленький техасец доказал, что может быть полезен не только в роли гида в низшем сословии, но еще и в роли убийцы и неплохого повара.

— Неа, сейчас я иду наверх. — Он бросил ключи и мобильный на столешницу. — Положи еду в холодильник и закрой за собой дверь.

— Да, сэр.

— Сбор завтра вечером. Заберешь объект в семь. Ты знаешь, куда его нужно доставить.

— Да, сэр.

Эти два слова были излюбленным ответом этого сукиного сына — это была еще одна причина, по которой он оставался его замом.

Лэш прошел кладовую дворецкого, столовую и свернул направо к резной лестнице. Когда он впервые увидел это место, оно было опустевшим, но со следами былой роскоши: шелковые обои, дамасские шторы и всего один стул. Сейчас особняк заполнялся антиквариатом, скульптурами и изысканными коврами. Похоже, чтобы достать сюда все необходимое уйдет больше времени, чем он планировал, но чтобы обустроить свое жилище и сделать из говна конфетку естественно потребуется гораздо больше одного дня.

Поднимаясь по лестнице, его ноги были легки, а тело гудело, когда он расстегнул пальто, а затем и пиджак.

Зациклившись на Хекс, он отлично понимал — что начиналось для него как расплата, превратилось в зависимость. То, что ждало его по другую сторону двери его спальни было гораздо большим, чем он рассчитывал.

Поначалу это было так просто: Он взял ее потому, что она отняла кое-что у него. Когда Хекс поднялась в ту пещеру, она навела свой пистолет и спустила курок, накачав свинцом грудь его сучки. Это было неприемлемо. Она отняла его любимую игрушку, а ему точно было по вкусу то дерьмо, где «око за око» было главным мотивом песни.

Когда он привез ее сюда и запер в своей комнате, его целью было разрывать ее по кусочкам. По крохам отнимать рассудок, эмоции и тело, проводить ее через все это дерьмо, сгибать ее, пока она не сломается.

А затем, как и любую сломанную вещь, просто выбросить.

По крайней мере, таков был план. Однако, стало совершенно ясно, что она ему не наскучит.

О, нет. Она была из титана. Запас ее силы был неисчерпаем и синяки на его теле были лишь тому доказательством.

Подойдя к двери, он остановился, чтобы снять всю свою одежду. Честно говоря, если ему была дорога какая-то шмотка надетая на нем, она должна была остаться на полу до того, как он войдет внутрь, потому, как любая на нем вещь моментально превращалась в отрепье, стоило только приблизиться к Хекс.

Расстегнув пуговицу на брюках, он вытащил свои запонки и оставил их на столике, затем снял свою шелковую рубашку.

На нем были отметины. От ее кулаков. Ногтей. И клыков.

Головку его члена покалывало, когда он разглядывал свои порезы и синяки. Он быстро исцелялся благодаря отцовской крови, текущей в его жилах, но иногда повреждения, неустанно наносимые ею, будоражили его до глубины души.

Когда ты сын дьявола, тебе позволено многое: владеть или убивать — и все же, ее смертная душа была неуловимым трофеем, которого он мог только коснуться, но не добавить в свою копилку.

Это делало ее необыкновенной. Это делало ее драгоценной.

Это заставляло его… любить ее.

Проведя пальцем по сине-черному ушибу на внутренней стороне предплечья, он улыбнулся. Сегодня ночью ему предстоит отправиться к своему отцу, чтобы утвердить свое вступление в статус, но сначала он проведет немного времени со своей женщиной и добавит к своей коллекции несколько ссадин. И прежде чем уйдет, он оставит для нее немного еды.

Как и вся ценная живность, она должна содержаться в хороших условиях.

Коснувшись дверной ручки, он нахмурился, подумав о вопросах еды. Она была лишь наполовину симпатом, и эта ее вампирская часть его беспокоила. Рано или поздно, она потребует того, что нельзя будет достать в местном Ханнафорде[10]… то, что он не сможет ей дать.

Вампирам необходимо брать вену от противоположного пола. Это было неизменно. При той биологии, что теперь была в нем, она бы умерла, стоило ей только впиться в его вену своим ртом и сделать глоток свежей крови. Хекс не могла принять то, что было в его теле — теперь в нем не было ничего кроме черноты. Поэтому он отправил своих людей на поиски вампира-мужчины, но они вернулись ни с чем. Колдвелл оказался пустым, когда дело дошло до гражданских вампиров.

Хотя… он нашел одного отморозка.

Проблема в том, что он знал этого идиота в своей прежней жизни, и одна только мысль о том, что она возьмет вену кого-то из его бывших приятелей выводило его из себя.

Да к тому же, этот ублюдок был братом Куина — так что да, это не та родословная, с которой он хотел, чтобы она имела хоть какое-то дело.

«Какая разница. Рано или поздно, его люди что-нибудь с этим сделают — они просто обязаны придумать хоть что-то». Так как свою новую любимую игрушку он собирался держать при себе еще очень долго.

Открыв дверь, он оскалился.

— Дорогая, я дома.

***

На другом конце города, в тату-салоне, Блэй пытался сосредоточить все свое внимание на том, что делали на спине Джона. Было что-то гипнотическое в наблюдении за тем, как игла оставляет синие линии. Время от времени, тату-мастер делал паузу, промакивая кожу белым бумажным полотенцем прежде, чем возобновлял работу, и жужжащий звук пистолета снова заполнял тишину.

К сожалению, как бы увлекательно все это ни было, он больше обращал внимание на то, что творилось слева от него, и прекрасно знал, в какой момент Куин решил потрахаться с той человеческой женщиной. Тихие фразы, которыми перекидывалась парочка, сменились на «случайные» поглаживания рук и касание плечей, тем временем, как эти поразительные, разноцветные глаза поглядывали в сторону входа.

Мгновение спустя, Куин подошел к двери, чтобы убедиться, что она заперта.

Возвращаясь обратно к стойке, он избегал встречи своих зелено-голубых глаз со взглядом Блэя

— Эй, ты как? — спросил он Джона.

Когда Джон поднял на него взгляд и кивнул, Куин быстро показал жестами, — «Не возражаешь, если я немного поупражняюсь за этой шторкой?»

«Пожалуйста, скажи, что ты возражаешь, — взмолился Блэй. — Пожалуйста, скажи ему остаться здесь».

«Ни сколько», — показал жестами Джон. — «Позаботься о себе».

— Я буду там, если понадоблюсь. Даже, если мне придется выйти с высунутым членом.

«Хорошо, но я буду тебе очень признателен, если нам удастся этого избежать».

Куин издал смешок.

— Согласен. — Образовалась пауза; затем он отвернулся, так и не взглянув на Блэя.

Женщина первой удалилась в соседнюю комнатку, по пути виляя своими бедрами — она была уже готова к заварушке, как и Куин. Затем мелькнули большие плечи Куина, исчезая из виду, и занавес упал на место.

Верхнее освещение помещения и тонюсенькая занавеска предоставили четкий обзор происходящего, так что Блэй получил ясную картину того, как Куин протягивает руку и притягивает ее к себе за затылок.

Блэй перевел взгляд на татуировку Джона, но ненадолго. Спустя пару секунд, его взгляд снова был прикован к этому шоу, не столько наблюдая, сколько поглощая детали. В типичной манере Куина — теперь женщина стояла на коленях, а руки приятеля запутались в ее волосах. Он двигал ее головой, помогая себе бедрами туда и обратно, врываясь в ее рот.

Приглушенные звуки были такими же невероятными, как и визуальное к ним сопровождение, и Блэю пришлось поерзать на своем стуле, придав более удобное положение его затвердевшему телу. Ему хотелось быть там, на коленях, чтобы руки Куина направляли его. Он хотел, чтобы его рот заполнялся без остатка. Он хотел заставить Куина стонать и содрогаться.

Тут ничего не поделаешь.

Черт, чуваки? Парень трахал людей в клубах и ванных комнатах, в машинах и переулках, иногда даже в постели. Его желали десятки тысяч различных людей, как женщин, так и мужчин… он был как Уилт Чемберлен[11], только с клыками. Получить от него отказ, было подобно запрету на посещение общественного парка.

Блэй снова отвел глаза, но послышавшийся глубокий стон снова привлек его взгляд к…

Голова Куина повернулась так, что показалась за занавесом. И когда их глаза встретились, его разноцветный взгляд вспыхнул… словно он был больше увлечен тем, кто за ним наблюдал, чем той, что пряталась с ним за занавесом.

Сердце Блэя остановилось. Особенно, когда Куин рывком поднял женщину вверх, развернул и склонил над столом. Одно движение и ее джинсы уже были спущены до колен. И это было…

Иисусе. Возможно ли, что его лучший друг представлял, что на ее месте был Блэй?

Затем Куин подтянул верхнюю часть тела женщины вверх, прижимая к своей груди. После того, как он что-то прошептал ей на ушко, она засмеялась и повернула свою голову так, чтобы он смог ее поцеловать. Что он и сделал.

«Ты тупой осел, — подумал про себя Блэй. — Гребанный ублюдок».

Парень точно знает, кого он собирается иметь… а кого нет.

Мотнув головой, он пробормотал:

— Джон, не возражаешь, если я покурю снаружи?

Когда Джон покачал головой, Блэй поднялся и сложил одежду на стул.

— Мне просто повернуть замок? — спросил он у тату-мастера.

— Да, можешь оставить его открытым, если собираешься стоять за дверью.

— Спасибо, приятель.

— Нет проблем.

Блэй удалялся от жужжания тату-пистолета и симфонии стонов за занавесом, пока не выскользнул из салона на улицу и прислонился к стене здания у входа. Ударив пачкой Данхилл Редс по ладони, он достал сигарету, зажал ее между губами и прикурил своей черной зажигалкой.

Первый затяг был блаженством. Всегда лучше тех, что следуют за ним.

Затягиваясь, он злился на себя, что допустил такую мысль, будто улавливал некую связь, которой и помимо не было, неправильно истолковав действия, взгляды и случайные прикосновения.

На самом деле это было жалко.

Куин выглянул из занавеса, не для того, чтобы встретиться со взглядом Блэя. Он приглядывал за Джоном Мэтью. И развернул эту женщину, взяв ее сзади только по той причине, что ему просто так нравилось.

Херова… надежда на «весна не вечна» заглушала его здравый смысл и инстинкт самосохранения.

Делая сильные затяжки, он настолько погрузился в свои собственные мысли, что не заметил тень в пересекающем улицу переулке. Он курил, не подозревая, что за ним наблюдают, пока холодная весенняя ночь поглощала клубы дыма, вырывающиеся из его рта.

От осознания того, что больше так продолжаться не может, его тело покрылось мурашками.

ГЛАВА 4

— О‘кей, вроде готово.

Джон почувствовал последний укол на своем плече, затем тату-пистолет затих. После двухчасового сеанса в скрюченной позе, он потянулся, вытянув руки над головой, затем снова сел ровно.

— Секунду, дай мне тебя обработать.

Пока парень распылял антибактериальное средство на бумажное полотенце, Джон снова перенес свой вес на позвоночник, приветствуя распространяющееся по всему телу покалывание от иглы.

В образовавшемся «окне» на него нахлынуло воспоминание, о котором он не вспоминал уже несколько лет. Оно было о днях его проживания в сиротском приюте Богородицы, когда он даже еще не подозревал, о своем наследии.

Один из благотворителей церкви был состоятельным человеком, и владел внушительного размера особняком на берегу Озера Саранак[12]. Каждое лето, на один день сирот приглашали в его владения поиграть на газоне размером с футбольное поле, покататься на его красивой деревянной лодке и объесться сэндвичами и арбузом.

Джон всегда получал солнечные ожоги. Не имело значения, сколько защитного средства они на него изводили, его кожа всегда обгорала и грубела — пока они, наконец, не отвели ему место в тени крыльца. Отсиживаясь в стороне, он был вынужден наблюдать за тем, как развлекаются остальные мальчишки и девчонки; слушать смех, льющийся по ярко-зеленой траве, в одиночестве уплетая принесенную ему еду; он оставался сторонним наблюдателем вместо того, чтобы быть частью всего этого.

Забавно, но сейчас он испытывал на коже своей спины аналогичные ощущения, что и тогда: она стала огрубевшей и покалывающей, особенно когда татуировщик водил круговыми движениями влажной салфеткой по свежим чернилам.

Боже, Джон мог вспомнить ужас того ежегодного испытания на озере. Ему так хотелось быть с остальными… хотя, если быть честным, в меньшей степени из-за того, что они делали, и большей — от отчаянного желания вписаться в эту компанию. Господи, да они могли бы жевать осколки стекла и не беда, что их рубашки окропились бы кровью, он по-прежнему бы хотел, чтобы все обращали на него внимание.

Эти шесть часов на крыльце — где не на что было посмотреть, кроме комиксов или, возможно, упавшего птичьего гнезда — казались ему такими долгими, словно растягивались на месяцы. Слишком много времени, чтобы думать и тосковать. Он всегда надеялся быть усыновленным и в такие одинокие моменты как эти, его поглощало уныние: гораздо сильнее, чем быть среди этих мальчишек и девчонок он хотел иметь семью, настоящих мать и отца, а не опекунов, которым платили, чтобы его вырастить.

Он просто хотел кому-то принадлежать. Хотел, чтобы кто-то сказал «Ты наш».

Конечно теперь, когда он знал свою принадлежность… теперь, когда он жил как вампир, среди себе подобных, он понимал, что «признание» — вещь, гораздо более яркая штука. Конечно, люди имели понятие о семейных союзах, браке и подобному дерьму, но его вид был больше похож на стайных животных. Кровные связи и спаривание были на гораздо более интуитивном и всепоглощающем уровне.

Когда он думал о юном, одиноком себе, у него ныло в груди — и не потому, что он хотел бы вернуться в прошлое и сказать тому маленькому мальчику, что его родители придут за ним. Нет, ныло потому, что то, чего он желал больше всего на свете, едва его не уничтожило. Его на самом деле усыновили, но это продлилось ненадолго. Велси и Тор впорхнули в его жизнь, рассказали ему, кто он есть и мельком показали, что значит дом… а после исчезли.

Сейчас он был абсолютно уверен, что иметь родителей, а затем потерять их было гораздо хуже, чем не иметь их вообще.

Да, технически Тор, конечно, снова вернулся в особняк Братства, но для Джона он стал чужим. Несмотря на то, что теперь он говорил правильные вещи, слишком многое произошло за время его отсутствия, и было слишком поздно налаживать что-то прежнее.

Джон уже прошел через все, что было связано с Тором.

— Держи зеркало. Зацени, чувак.

Джон кивнул в знак благодарности и подошел к другому зеркалу во весь рост стоявшему в углу помещения. Пока Джон вертелся осматривая свою спину со своего затянувшегося перекура вернулся Блэй, а за ним и Куин появился из-за занавеса.

О, Боже. Это было именно то, чего он хотел. Завитки смотрелись отпадно. Он кивнул, водя рукой с зеркалом вокруг себя, заценивая со всех ракурсов. Черт, было даже немного досадно, что никто, кроме его парней этого не увидят. Татушка была полный улет.

Но все же, что будет дальше, неважно — обнаружит ли он Хекс живой или мертвой, она всегда будет с ним.

Черт его подери, последние четыре недели с момента ее похищения были самыми долгими в его жизни. Да у него и до этого дерьма были чертовски долгие дни. Не иметь понятия, где она. Что с ней случилось. Возможность ее потерять… Он чувствовал, будто был смертельно ранен, хотя на его коже не было повреждений, руки и ноги не были сломаны, а грудь не пронзено пулей или клинком.

Но только не сердце. И даже если бы она вернулась назад и продолжила свою жизнь без него, все бы было нормально. Единственное, чего он хотел — чтобы она была жива и в безопасности.

Джон посмотрел на тату-мастера, положил руку на сердце и низко поклонился. Как только он распрямился, парень протянул ладонь.

— Не за что, приятель. Рад, что тебе понравилось. Дай мне смазать ее мазью и закрыть повязкой.

После того, как они пожали друг другу руки, Джон показал, а Блэй перевел:

— В этом нет необходимости. У него мгновенно заживает.

— Но понадобится время, чтобы… — Татуировщик склонился ближе и нахмурился, когда осмотрел место своей работы.

Прежде чем парень начал задавать вопросы, Джон отступил и забрал свою рубашку у Блэя. Дело в том, что чернила они принесли с собой из тайника Ви, а это означало, что частично они состояли из соли. Это имя с шикарными завихрениями останутся навсегда — и его кожа уже зажила.

Это было одним из преимуществ чистокровного вампира.

— Клевая татушка, — одобрил Куин. — Просто секси.

Словно по команде из соседней комнаты вышла женщина, которую он только что поимел, и было сложно не заметить боль на лице Блэя. Особенно, когда она засунула клочок бумаги в задний карман Куина. Стопудово, там был начиркан ее номер, но на самом деле ей не следовало бы себя обнадеживать. Для парня, существовал только одноразовый секс — его партнерши были словно порцией еды, которую нельзя съесть дважды, так как после трапезы от нее оставались только объедки. К сожалению, у девушки, похожей на Кэт фон Ди в глазах горели звезды.

— Позвони мне, — промурлыкала она ему с уверенностью, которая с каждым днем будет улетучиваться.

Куин слегка улыбнулся.

— Береги себя.

Услышав два этих заветных слова, Блэй перевел дух, и его массивные плечи расслабились. В мире Куина — «береги себя» было синонимом «мы больше с тобой не увидимся, созвонимся или потрахаемся».

Джон достал свое портмоне, ломившееся от купюр, и вынул четыреста баксов. Это была двойная плата за татуировку. Когда татуировщик покачал головой, и начал было говорить, что это слишком большая плата, Джон кивнул Блэю.

Они оба приложили свои правые ладони к людям и проникли в их головы, стерев воспоминания о последних двух часах. Ни у тату-мастера, ни у его администраторши не останется ни единого конкретного воспоминания о случившемся. В лучшем случае, у них будут размытые отрывочные воспоминания. В худшем — мигрень.

Когда пара впала в транс, Джон, Блэй и Куин вышли из двери салона и растворились в тени. Они ждали до тех пор, пока татуировщик не пришел в себя, подошел к двери и щелкнул замком… а затем пришло время приступить к делу.

— К У Сэла? — спросил Куин, его голос был ниже обычного, благодаря сексуальному удовлетворению.

Блэй затушил очередной бычок, когда Джон кивнул и показал:

«Они уже ждут нас».

Один за другим, его приятели исчезли в ночи. Но, прежде чем Джон испарился, он на секунду остановился — сработали его инстинкты.

Взглянув налево и направо, его острое зрение проникло в темноту. Трейд-Стрит освещало множество неоновых огней, машин не было, так как было уже два часа ночи, но он не был заинтересован в освещенной части этой улицы.

Его интересовали лишь темные переулки.

Кто-то за ним наблюдал.

Он сунул руку внутрь своей кожаной куртки и сжал в ладони рукоятку кинжала. Джон с легкостью мог разделаться с врагом, особенно сейчас, когда прекрасно знал, у кого находится его женщина… и надеялся, что нечто пахнущее как недельной давности стухшая оленятина покажет свой нос.

Облом. Вместо этого зазвонил его мобильный. Без сомнения, Куин и/или Блэй интересовались, где он, твою мать там застрял.

Подождав еще с минуту, он решил, что информация, которую надеялся получить от Треза и Айэма, была важнее размышлений о том, что в тени скрывается какой-то убийца.

С местью, сгустившейся в его венах, Джон испарился в воздухе и снова принял форму на ресторанной парковке У Сэла. Здесь не было машин и огни, которые обычно подсвечивали внешнюю сторону кирпичного здания, были выключены.

Двойные двери тотчас открылись, и Куин высунул свою голову.

— Какого черта ты там копаешься?

«Паранойя», подумал Джон.

«Перепроверял свое оружие», — показал он знаками и двинулся внутрь.

— Мог бы попросить меня подождать или сделать это здесь.

«Да, мамочка».

Внутри, помещения убранство было выполнено в стиле Rat Pack [13]с красными обоями и плюшевыми коврами. Все, начиная от клубных кресел до столиков со скатертями, тарелками и столовыми приборами, было репродукцией шестидесятых годов и здесь, так и витала аура Дина Мартина: удивительная, богатая, подобно роскошному Казино Песков[14].

Играла даже композиция Ol' Blue Eyes. — Fly Me to the Moon[15]

Динамики, расположенные наверху должно быть отвергали все остальное.

Втроем они прошли мимо хозяина этого заведения к бару, где витал острый запах сигар, несмотря на нью-йоркский антитабачный закон. Блэй задержался у автомата, чтобы взять себе колу, а Джон ходил кругами, уперев руки в бедра, уставившись в мраморный пол, прокладывая свой путь мимо кожаных кабинок, заполнявших вокруг все пространство.

Куин занял одну из них.

— Они сказали нам расположиться пока здесь и заказать себе выпивку. А сами придут через секунду…

В этот момент, из помещения для обслуживающего персонала, Синатра «Скуби ду» заглушили глухие звуки и последовавший за ним стон. С проклятием, Джон присоединился к Куину, приземляя свой зад напротив приятеля. Если Тени работали с дельцом, то ждать их придется дольше секунды.

Когда Куин вытянул ноги под черным столом и прохрустел позвоночником, он все еще светился — его щеки горели от усердия, губы припухли от поцелуев. Какое-то время, Джон подвергался соблазну спросить, почему парень трахал людей на глазах у Блэя, но он выкинул из головы этот вопрос, глядя на красную слезу, вытатуированную на щеке парня.

«Сколько еще этот ублюдок собирается так поступать?» Они с Джоном буквально срослись, как сиамские близнецы и все они выходили на улицы драться… и Блэй был членом их команды.

Подошел Блэй со своей колой, и уселся радом с Джоном, оставаясь совершенно спокойным.

«Слишком неловко», подумал Джон, пока остальные продолжали молчать.

Спустя десять минут, дверь с надписью «Только для служебного персонала» широко распахнулась, и к ним подошел Трез.

— Прошу прощения за задержку. — Он схватил полотенце для рук из-за барной стойки и вытер кровь с костяшек пальцев. — Айэм только что сбросил кое-какой мусор в переулок. Он сейчас подойдет.

Джон показал:

«Что нам известно?»

Когда Куин перевел, брови Треза нахмурились, а глаза Тени сощурились, пытаясь понять о чем идет речь.

— О чем?

— О Хекс, — сказал Куин.

Трез продолжал вытирать руки теперь уже ставшим красным полотенцем.

— Последнее, что мне известно, это то, что Рив проживал с вами в особняке.

— Да.

Тень положил ладони на столик из тикового дерева и наклонился вперед, мышцы его плечей вздулись.

— Так почему ты обращаешься ко мне с ее поиском и спасением?

«Ты хорошо ее знал», — знаками показал Джон.

После того, как были переведены его слова, глаза Треза вспыхнули ярко зеленым.

— Да. Она приходится мне кузиной, хоть и не кровной.

«Так в чем проблема?» — показал Джон.

Когда Куин засомневался, стоило ли на самом деле говорить это Тени, Джон жестом показал парню продолжать переводить.

Куин слегка покачал головой.

— Он говорит, что понимает это. И просто хочет быть уверенным, что все улицы защищены.

— К слову, не думаю, что он показал именно это, — улыбка Треза была холодной. — И здесь возникает проблема. Ваше появление предполагает, что вы и ваш король не доверяете тому, что Рив рассказал где… или вы не думаете, что он скорее отрежет себе яйца, чтобы ее разыскать. И знаете… это дерьмо меня не касается.

Айэм вошел в дверь и слегка кивнул, подходя к своему брату — это было самое большое приветствие, какое вы могли от него добиться. Он не пускал слов на ветер. Или ударов, судя по тому, как много крови запятнало его серую футболку. Также парень не просил повторить суть происходящего разговора. Казалось, он был полностью в теме, что означало, либо он видел все на камере слежения в задней комнатке, либо прочитал все по напряженности мощного тела своего брата.

«Мы пришли не для того, чтобы драться или оскорбить вас», — показал знаками Джон. — «Мы просто хотим ее разыскать».

Наступила пауза, после того как Куин перевел. А затем Трез задал самый важный вопрос.

— Ваш король знает, что вы здесь?

Когда Джон покачал головой, Трез прищурил глаза еще больше.

— А чего конкретно вы хотите от нас?

«Все, что вы знаете или думаете о том, где находится Хекс. И любую информацию о торговле наркотиками в Колдвелле». — Он подождал, пока Куин переведет это, а затем продолжил. — «Исходя из того, что если Рив окажется прав и Лэш был одним из тех, кто уничтожил дилеров в городе, очевидно, что он и Общество Лессенинг займут расчищенное ими место». Последовала еще одна пауза, чтобы Куин выполнил свою работу. — «Так, где же еще люди покупают наркоту, кроме клубов на Трейд-Стрит? Откуда происходят поставки? И кто те крупные поставщики, с которыми работал Рив? Если Лэш пытается проворачивать сделки, то должен от кого-то доставать это дерьмо». — Последний перерыв для Куина. — «Мы обследовали переулки, но до сих пор безрезультатно. Там заключались сделки всего лишь между людьми».

Трез опустил свои ладони, и можно было практически почувствовать запах горящих дров, когда работал его мозг.

— Позволь спросить тебя кое о чем.

«Пожалуйста», — показал знаками Джон.

Трез осмотрелся вокруг, а затем снова встретился глазами с Джоном.

— Наедине.

ГЛАВА 5

Когда Тень бросил это требование, Джон заметил, как напряглись Куин с Блэем и знал, что его парни собираются последовать за ним. Хоть Трез и был союзником, он все равно оставался опасен. У Теней были свои собственные секреты, известные лишь им самим, и они были способны на такие вещи, которые могли заставить заткнуться даже симпата.

Но когда дело касалось Хекс, он был готов попасть под любой огонь.

«Если у меня будут блокнот с ручкой, то мы можем отойти», — показал знаками Джон. Когда ни Блэй, ни Куин не перевели, он нахмурился и пихнул их обоих локтями.

Куин прочистил горло и посмотрел на Треза за барной стойкой.

— Как его аструкс нотрам [16]куда он — туда и я.

— Не в моем доме или доме моего брата.

Куин поднялся на ноги, словно собирался сцепиться с Тенью. — Только так.

Джон выскользнул из кабинки и перегородил дорогу Куину, играя роль полузащитника для этого кретина. Кивнув в сторону, предположительно, куда они с Трезом собирались уединиться, он подождал Тень, пропуская его вперед.

Естественно, Куин просто открыл свой рот. — Насрать, Джон.

Джон обернулся и показал знаками.

«Должен ли я отдать тебе чертов приказ? Я собираюсь пойти с ним, а ты останешься здесь. Конец. И жирная точка».

«Ты в дерьме», — показал руками Куин. — «Я не просто кручусь с тобой ради пинков и веселья…»

Звук дверного звонка разбил его аргумент, когда они оба повернулись к Теням. После того, как Айэм посмотрел на монитор слежения под барной стойкой, он сказал, — На два тридцать у нас назначена тут встреча.

Когда он обошел стойку и двинулся в сторону двери, Трез долгое время смотрел на Куина, затем сказал Джону, — Скажи своему парню, что очень сложно охранять, когда ты мертв.

Голос Куина был жестким, как удар. — Я пойду за него на смерть.

— Продолжай в том же духе, и твои слова уже не будут гипотетическими.

Куин обнажил свои клыки и в его горле зародился низкий животный рык, превращая его в того смертоносного монстра, о котором люди слагали мифы и легенды ужасов. Когда он впился взглядом в Треза, стало довольно очевидно, что у него на уме; он уже обогнул барную стойку, нацелившись в горло Тени.

Трез холодно улыбнулся, ни на дюйм не сдвинувшись с места. — Да уж, крепкий парень. Или это только показуха.

Попробуй угадай, что может выкинуть этот боец. У Тени было припрятано множество козырей в рукаве, но все же Куин взирал на него, как бульдозер, готовый сровнять подчистую все здание. Но как бы то ни было, это был Колдвелл, а не Лас-Вегас, да и Джон не букмекер, чтобы делать такие ставки.

Единственным верным выходом было не дать непреодолимой силе столкнуться с неподвижным объектом.

Джон сжал кулак и ударил по столу. Хлопок был такой силы, что все повернули головы, а Блэю пришлось ловить свою колу, подлетевшую в воздух.

После того, как Джон привлек внимание воинов, он показал им всем несколько жестов. Будучи немым, это было самым наилучшим вариантом сказать им остудить свой гребаный пыл.

Куин не двигаясь, сверлил взглядом Тень. — Вы бы тоже самое сделали для Ривенджа. Так что не вам меня в этом винить.

Наступила пауза… а затем Тень немного расслабился. — Верно. — Когда всплеск тестостерона с глухим ревом убавился до фонового, Трез кивнул. — Да… абсолютно верно. И я не собираюсь причинять ему вреда. Если он будет джентльменом, я тоже. Даю тебе слово.

«Оставайся с Блэем», — показал Джон прежде, чем повернулся и последовал за Тенью.

Трез повел его по просторному коридору, заставленному ящиками с пивом и ликером. Кухня находилась в самом конце, отделенная двойными открывающимися во все стороны дверями, не производимыми ни единого звука, когда проходишь через них.

Ярко-освещенное с красной напольной плиткой, сердце ресторана было аккуратным и величиной с целый дом, с печами, жаровнями для мясных блюд и бесконечными рядами столешниц из нержавеющей стали. Кастрюли висели снизу доверху, а на передней конфорке готовилось нечто восхитительно пахнущее.

Трез подошел и поднял крышку, сделал глубокий вдох и обернулся с улыбкой.

— Мой брат — чертовски хороший повар.

«Конечно», подумал Джон. Хотя, с Тенями всегда приходилось задаваться вопросом — на какой белковой диете они сидят. Поговаривают, они предпочитали питаться своими врагами.

Парень поднялся и схватил пачку стикеров. Отклеив один из стопки, он потянулся через стойку за ручкой в стакане.

— Они для тебя. — Трез прислонился к плите, скрестив руки на своей широченной груди. — Когда ты связался с нами и попросил о встречи, признаюсь, я был слегка удивлен. Как я уже сказал, Рив жил с тобой под одной крышей и, если ты не знаешь, что он делает на севере в колонии, то что-то не так. Поэтому ты, как и твои босы, должен знать, что на этой неделе он исследовал самое северное крыло лабиринта… а также ты должен знать, что он не нашел абсолютно ничего, что могло бы указывать на то, что Хекс была похищена симпатом.

Джон никак не отреагировал, подтверждая или опровергая это.

— А также я нахожу весьма странным, что ты вынюхиваешь о наркоторговле, учитывая, что Риву все известно о ней в Колдвелле.

В этот момент на кухню зашел Айэм. Он подошел к кастрюле, как следует помешал ее содержимое, затем встал рядом с братом в идентичную позу. Джон не знал, что они близнецы, но, черт возьми, должен был бы и догадаться.

— Так что, Джон, — пробормотал Трез. — Почему ваш король не в курсе о том, что вы делаете и почему не поговорили с нашим человеком Ривенджем?

Джон отвернулся от них, взял ручку и что-то написал. Когда он перевернул листок, Тень немного склонился вперед.

«Тебе это прекрасно известно. Так что перестань попусту тратить наше время».

Трез засмеялся, даже Айэм улыбнулся. — Да, мы можем читать твои эмоции. Просто подумал, что, может, ты захочешь сам поделиться. — Когда Джон отрицательно покачал головой, Трез кивнул. — Что ж, достаточно честно. И я вынужден признать, что уважать твою «без-базара» политику. Кто еще знает о том, что это дело для тебя личное?

Джон вернулся к стикерам и ручке. «Рив, скорее всего, учитывая, что он симпат. Куин и Блэй. Но никто из Братства».

Заговорил Айэм. — Так тату, которую, ты только что наколол… связано с ней?

Джон на мгновение удивился, но затем сообразил, что они могли учуять запах свежих чернил или отголоски проходящей боли.

Тихо скрипя ручкой, он написал, «Это вас не касается».

— Смело, я могу это уважать, — сказал Трез. — Слушай, не в обиду сказано, но почему ты не можешь доверить все это дерьмо Братству? Потому что она симпат, и ты беспокоишься о том, как они все это воспримут? Они ведь заодно с Ривом.

«Напряги извилины. Что, если я раскрою все карты на ее счет и мы ее найдем? Все в этом доме будут ожидать, что мы проведем брачную церемонию по возвращению. Думаешь, она будет за это признательна? А если она мертва? Я не хочу каждое утро за обеденным столом ловить на себе взгляды людей, ожидающих, что я удавлюсь в ванной комнате».

Трез выдавил смешок. — Что ж… дело твое. И я не виню тебя за такую логику.

«Поэтому мне нужна ваша помощь. Помогите мне помочь ей».

Оба Тени уставились друг на друга в затянувшейся паузе. Поэтому Джон сделала вывод, что у них происходит мысленный диалог.

Спустя мгновение они снова посмотрели на него, и как обычно заговорил Трез.

— Что ж, теперь… так как ты оказал нам любезность, мы сделаем то же самое. Разговор с тобой ставит нас в затруднительное положение. Как тебе известно, наша дружба с Ривом очень крепка, и он, как и ты, самолично работает над этим делом. — Только Джон попытался понять, что тот сказал, Трез пробормотал, — Но мы скажем тебе… что, ни один из нас не обнаружил ее. Нигде.

Джон с трудом проглотил ком в горле, понимая, что это было далеко не обнадеживающей новостью.

— Нет, не обнаружили. Либо она мертва… либо ее держат в месте, которое нас блокирует. — Трезчертыхнулся. — Я также думаю, что она у Лэша. И я полностью согласен, что на улицах он работает для наживы, и это единственный способ его найти. Предполагаю, что сначала он выходит на человеческих дилеров, а потом вербует их в Общество Лессенинг — и оторвите мне яйца, если он не собирается как можно быстрее ввести их в Общество. Он намеревается добиться полного контроля над всеми своими людьми и это единственный способ, чтобы их обратить. Что же касается очагов действий, то в первых рядах всегда стоят торговые центры. Еще средняя школа, хотя дневной свет будет для тебя проблемой. Также зоны муниципального строительства — поставщики всегда затариваются у нас. Экстрим парк. Где ошивается много всякой швали. Еще под мостами — хотя там в основном бездомные и самое дно общества, поэтому приток налички для Лэша, вероятно, будет слишком ничтожен, чтобы этим вообще заморачиваться в этом месте.

Джон кивнул, думая о том, что это была именно та информация, которую он надеялся получить.

«Что насчет поставщиков?» — написал он. — «Если Лэш занял место Рива, он будет вынужден с ними сотрудничать?»

— Да. Хотя самый крупный поставщик в городе — Рикардо Бенлуис — чертовски умело скрывается. — Трез посмотрел на брата, и наступило молчание. Когда Айэм кивнул, Трез повернулся обратно. — Ладно. Посмотрим, сможем ли мы нарыть какую-нибудь информацию на Бенлуиса, чтобы, ты, наконец, смог проследить за его задницей в тот момент, когда он встретится с Лэшем.

Не раздумывая, Джон показал, «Большое спасибо».

Они оба кивнули, а затем Трез произнес, — Есть два условия.

Движением руки Джон призвал парня продолжать.

— Первое: мы с братом ничего не скрываем от Рива. Поэтому расскажем ему о твоем визите. — Когда Джон нахмурился, Трез покачал головой. — Извини. Говорю, как есть.

Айэм вставил, — С нами ты глубже копнешь, поскольку Братья не при деле, но, тем не менее, чем больше рук, тем больше у нее шансов.

Джон мог с этим согласиться, но он по-прежнему хотел сохранить это дерьмо личным. Прежде, чем он начал строчить, Трез продолжил.

— И второе: ты должен информировать нас о любой мелочи, которую тебе удастся нарыть. Ривендж, этот держащий все под гребаным контролем ублюдок, приказал нам держаться от этого дела подальше. Ты понимаешь? Для нас это просто удобный случай, чтобы принять в этом участие.

Когда Джон задался вопросом, почему этот чертов Рив связал по рукам двух воинов, Айэм сказал, — Он полагает, что мы угробим себя.

— И из-за наших с ним…, — Трез сделал паузу, подбирая подходящее слово, — … «отношений», мы остались в стороне.

— Если была бы такая возможность, он приковал бы нас к этой гребаной стене.

Трез пожал плечами. — Только поэтому мы согласились встретиться с тобой. В момент, когда ты прислал сообщение, мы поняли…

— …что это развяжет нам руки…

— …для поисков.

Когда Тени закончили друг за другом предложение, Джон сделал глубокий вдох. По крайней мере, они понимали, из чего он исходил.

— Мы полностью «за». — Трез сжал руку в кулак, и Джон ударил своим костяшками пальцев по костяшкам Треза, тогда парень кивнул. — И давай просто оставим этот маленький закулисный разговорчик между нами.

Джон склонился над стикерами. «Подождите, я думал, вы сказали, что собираетесь рассказать Риву, что я был здесь?»

Трез прочитал написанное и снова рассмеялся. — О, мы собирались рассказать ему, что ты заходил в гости перекусить.

Айэм мрачно улыбнулся. — Но всего остального ему знать не обязательно.

***

После того, как Трез и Джон удалились в заднюю часть помещения, Блэй прикончил свою колу, наблюдая за Куином периферийным зрением. Парень расхаживал вокруг барной стойки, словно ему подрезали крылья и не приняли это во внимание.

Он просто не мог стоять в стороне от этого дерьма. Независимо от того, чем это было: обед, встреча или битва, он предпочитал быть в центре всего этого.

Честно говоря, его молчание было хуже, чем сыпавшиеся проклятия.

Блэй поднялся и направился со своим опустевшим стаканом за барную стойку. Наполняя его колой, и наблюдая за тем, как она пузырится среди кубиков льда, он задумался, почему находил этого парня таким привлекательным. Он был «пожалуйста-и-спасибо» типом мужчины. Когда Куин был больше «отвали-и-здохни».

Верное предположение, что противоположности притягиваются. По крайней мере, с его стороны…

Вернулся Айэм с кем-то, кого можно было описать только, как шикарный мужчина. Безупречно одетый парень, от короткого темно-серого пальто до блестящих ботинок, вместо галстука шейный платок. Густые светлые волосы были коротко подстрижены сзади и чуть длиннее спереди, и глазами цвета жемчуга.

— Иисус гребаный Христос, какие черти тебя сюда занесли? — воскликнул Куин, когда Айэм исчез в задней комнате. — Ты, скользкий ублюдок.

Первой реакцией Блэя было напрячься еще больше. Последнее, что ему было нужно — это чтобы его застукали за наблюдением, предполагая, что Куин хотел привлечь его внимание.

Вместо этого он нахмурился. «Может…?»

Парень, который только что вошел, засмеялся и обнял Куина. — Ну и выражения, кузен. Я бы сказал… как дальнобойщик, встретивший моряка по прошествии двадцати лет.

Сакстон. Это был Сакстон, сын Тима. Блэй припомнил, что встречался с ним раз или два.

Куин отступил назад. — К черту треп. Или именно этому дерьму тебя учили Гарварде?

— Их больше волновало договорное право. Имущественное право. К слову, правонарушения, создающие право на иск против оппонентов. Я удивлен, что тебя не было на выпускном экзамене.

Клыки Куина сверкнули ослепительной белизной, когда он действительно улыбнулся. — Это человеческие законы. На меня они не распространяются.

— Кто знает.

— Так что ты здесь делаешь?

— Имущественные сделки для братьев Теней. Чтобы ты ни думал, я изучал всю эту человеческую юриспруденцию просто для своего благосостояния. — Взгляд Сакстона метнулся в сторону и встретился с взглядом Блэя. Мгновенно выражение лица парня сменилось на что-то серьезное и испытующее. — Ну, здорово.

Сакстон повернулся к Куину спиной и двинулся вперед, сосредоточив свой взгляд на Блэе так, что это заставило того осмотреть себя.

— Блэйлок, не так ли? — Парень протянул руку через барную стойку. — Я не видел тебя несколько лет.

Блэй всегда чувствовал себя немного косноязычным в присутствии Сакстона, потому что этот «скользкий ублюдок» всегда доставал его. И ему не нравилась атмосфера, словно он не только знал правильные ответы на все вопросы, но и не мог выбрать, какую твою тайну раскрыть первой, если ты не согласишься с его доводами.

— Здорово, — ответил Блэй, обмениваясь с ним рукопожатием.

От Сакстона очень хорошо пахло, а его рукопожатие было крепким. — Ты сильно вымахал.

Блэй понял, что покраснел, когда убирал свою руку. — Прям, как и ты.

— Да? — Его жемчужные глаза вспыхнули. — Это хорошо или плохо?

— Э… хорошо. Я не имел в виду…

— И так расскажи мне, как поживаешь. Связал себя уже с какой-нибудь хорошенькой женщиной, которую твои родители выбрали для тебя?

Смех Блэя был резким и напряженным. — Боже, нет. Для меня таких нет.

Куин поспешно встрял в разговор, только что не вклинился своим телом между ними. — Так как ты, Сакс?

— Неплохо. — Сакстон даже не взглянул на Куина, когда отвечал, все его внимание было приковано к Блэю. — Хотя мои родители хотят, чтобы я исчез из Колдвелла. Однако, уезжать я не намерен.

Нуждаясь в чем-то еще, на что можно было бы перевести свое внимание, Блэй занялся своей содовой, считая кубики льда, плавающие в ней.

— А что вы здесь делаете? — спросил Сакстон.

После долгой паузы, Блэй поднял свои глаза, удивляясь, почему Куин не ответил.

О. Верно. Сакстон обращался не к своему кузену.

— Эй, ты собираешься отвечать, Блэй? — спросил Куин, нахмурившись.

Впервые за… Боже, казалось, что прошла вечность… он встретился взглядом со своим лучшим другом. Хотя ему не нужно было подбадривать себя. Как обычно, эти разноцветные глаза переместились на кого-то еще: Сакстон получил быстрый, но пристальный взгляд, от которого обычно лессеры становились на несколько дюймов ниже. Но кузен Куина либо не знал об этом, либо, возможно, ему было все равно.

— Ответь мне, Блэйлок, — пробормотал парень.

Блэй прочистил горло. — Мы здесь, чтобы помочь другу.

— Великолепно. — Сакстон улыбнулся, сверкнув блестящими клыками. — Знаете, думаю, мы должны сходить куда-нибудь.

Голос Куина был как обычно резким. — Конечно. Звучит здорово. Записывай мой номер.

Как только он продиктовал его, вернулись Джон, Трез и Айэм. Началось представление друг другу, после чего завязался разговор, но Блэй предпочел остаться в стороне, допивая колу, а после положив стакан в мойку.

Когда он обошел барную стойку и прошел мимо парня, Сакстон протянул руку. — Рад был снова повидаться с тобой.

Рефлекторно, Блэй пожал предложенную ладонь… и после того, как тряхнул ее, он понял, что в его руке оказалась визитка. Когда его накрыло удивление, Сакстон только улыбнулся.

Пока Блэй убирал визитку в карман, Сакстон повернул голову и посмотрел на Куина. — Жди звонка, кузен.

— Да. Обязательно.

Прощание со стороны Куина было не таким дружеским, и все же Сакстон не придал этому никакого значения или не обратил внимания, хотя в последнее верилось с трудом.

— Прошу прощения, — сказал Блэй, не обращаясь ни к кому конкретно.

Он покинул ресторан и когда шагнул из дверей porte cochere, зажег сигарету и прислонился к холодному кирпичу, опираясь ступней о здание.

Закурив, он вытащил визитку. Плотная, сливочного цвета бумага. Естественно с нерельефной гравировкой. Черный шрифт старой школы. Поднеся ее к носу, он мог учуять запах его одеколона.

Приятный. Очень приятный. Куин поверить не мог… но, так или иначе, в основном она до сих пор хранила на себе запах кожи и секса.

Сунув визитку обратно в карман, он сделал еще одну долгую и медленно затяжку. Он не привык, что на него пялились. Или к такому обращению. Он всегда был тем, чье внимание было сфокусировано на Куине так долго, сколько он себя помнил.

Двери распахнулись и вышли его ребята.

— Чувак, ненавижу сигаретный дым, — пробормотал Куин, отмахиваясь от облака, которое тот только что выпустил.

Блэй затушил Данхилл о каблук своего ботинка и засунул недокуренную сигарету в карман. — Куда сейчас?

«Экстрим Парк», — показал Джон. — «Тот, что ближе к реке. И они дали нам еще одно направление, которое нужно проверить в ближайшую пару дней».

— Разве этот парк не общественная территория? — спросил Блэй. — Разве там не полно копов?

— О, об этом можно беспокоиться. — Куин издал смешок. — Если у нас возникнут неприятности с полицией, Сакстон всегда может вытащить нас под залог. Верно?

Блэй посмотрел на него, и на этот раз был вынужден напрячься. Зелено-голубой взгляд Куина неспешно скользнул по нему и как всегда, этот старый, знакомый трепет лизнул его грудь.

«Боже… он тот, кого я люблю, — подумал он. — И всегда буду любить».

Он любил эту упрямую челюсть, темный разлет бровей, и эти проколотые ухо и полную нижнюю губу. Эти густые, блестящие черные волосы, золотистую кожу, и это сильное мускулистое тело. То, как он смеялся и тот факт, что он никогда, никогда не плакал. Эти внутренние шрамы, о которых никто не знал, и убежденность, что он всегда будет первым, кто вбежит в горящее здание, ввяжется в кровавую битву и окажется на месте автомобильной аварии.

Всем этим был и будет Куин.

Это останется неизменным.

— Что останется неизменным? — спросил Куин, нахмурившись.

«Вот дерьмо. Он сказал это вслух». — Ничего. Так мы идем, Джон?

Джон посмотрел вперед и обратно между ними. Затем кивнул. «У нас всего три часа до рассвета. Поторопимся».

ГЛАВА 6

— Мне нравится, как ты на меня смотришь.

Хекс никак не отреагировала на произнесенные Лэшем слова из противоположного угла спальни. По тому, как он рухнул перед комодом с одним плечом на перекос, она подумала, что вполне вероятно, ей удалось его вывихнуть. И это была не единственная травма Лэша. С его подбородка из губы, которую она ему разбила, на пол капала черная кровь. А также Лэшу придется малость поприхрамывать какое-то время после того, как она вцепилась зубами в его бедро.

Он скользил по ней взглядом, но она даже не потрудилась прикрыться. Если он был настроен на второй раунд, то ей потребуются все ее оставшиеся силы. Да, и потом, может скромность и имела бы какое-то значение, но только в том случае, если твое тело хоть как-то тебя волновало, а она давно уже перестала его чувствовать.

— Ты веришь в любовь с первого взгляда? — спросил он, с кряхтением поднимаясь с пола, ухватившись за край комода, и делая несколько пробных движений рукой. — Так что? — не сдавался он.

— Нет.

— Ты циник. — Он направился к арке, ведущей в ванную комнату. Остановившись между косяками, он оперся одной рукой о стену, отвернулся и сделал глубокий вдох.

С резким щелчком, треском и громкими проклятиями он вправил вывих плечевого сустава на место, после чего осел на пол с вырывавшимся из него тяжелым дыханием и порезами на лице перепачкавшими его мраморно-белую кожу черной лессеровской кровью. Обернувшись к ней, он улыбнулся.

— Как насчет совместного душа? — Когда ответа не последовало, он покачал головой. — Нет? Жаль.

Он исчез в мраморном пространстве, а через минуту уже послышался звук льющейся воды.

Только после того, как она услышала, что он моется и учуяв запах мыла, Хекс начала аккуратно приводить в порядок свои руки и ноги.

Никакой слабости. Она не выказала ему ни малейшей слабости. И это было не просто желание предстать перед ним крутой, а тем, чтобы он дважды подумал прежде, чем снова сойтись с ней в «танго». Сама ее сущность отказывалась уступать ему или кому-либо еще, поэтому предпочитала скорее смерть в сражении, чем сдаться.

А все потому, что она была жесткой. Непобедимой — и это говорило не эго. Благодаря своему опыту, независимо от того, что случалось, она могла с этим справиться.

Но, Боже, как же ей была ненавистна их борьба. Как же она ненавидела все это дерьмо.

Чуть позднее он вернулся чистым и вымытым. Исцеление уже началось: синяки блекли, царапины исчезали на глазах, кости срастались как по волшебству.

Какая удача для нее. Проклятый Кролик Энерджайзер.

— Я отправляюсь к отцу. — Когда Лэш подошел к ней, она обнажила клыки, и он тут же сделал ей комплимент. — Как я люблю твою улыбку.

— Это не улыбка, мудак.

— Как бы то ни было, мне нравится. И когда-нибудь я представлю тебя своему дражайшему старику — Папочке. У меня есть планы относительно нас.

Лэш склонился к ней, без сомнения, намереваясь ее поцеловать, но, передумал, остановившись, когда она зашипела.

— Я вернусь, — прошептал он. — Любовь моя.

Он знал, как ее выворачивало от этого дерьма с любовью, поэтому постаралась приложить все усилия, чтобы скрыть свое омерзение. Она даже не усмехнулась, когда он повернулся и вышел.

Чем больше она отказывалась подыгрывать ситуации, тем в большем замешательстве он оказывался, и тем яснее становилось в ее голове.

Слушая его переход в соседнюю комнату, она представила, как он одевается. Он хранил свою одежду в другой комнате, перенеся ее туда, когда стало ясно, во что превращаются все его вещи. Он ненавидел беспорядок и бережно относился к своим шмоткам.

Когда все стихло, и она услышала, как он спускается вниз по лестнице, Хекс сделала глубокий вдох и поднялась с пола. В ванной комнате все еще клубился пар как в тропический зной после его принятия душа, и хотя она ненавидела пользоваться с ним одним мылом, еще ненавистней ей было то, что находилось на ее коже.

Стоило ей шагнуть под горячую струю, как мрамор под ее ногами тут же окрасился в красный и черный цвета, пока два вида крови смывались с ее тела исчезая в канализации. Хекс поспешно намыливалась и смывала пену потому, что Лэш ушел всего несколько минут назад, и она никогда не могла точно предсказать, когда он вернется. Иногда он возвращался. А иной раз не показывался весь день.

Этот сраный французский аромат Лэша, скопившейся в ванной комнате, оставшийся после него, заставлял ее задыхаться, хотя она и предполагала, что большинство женщин сходило с ума от смеси лаванды с жасмином. Боже, как же ей хотелось вдохнуть глоток хорошего одеколона ol’ Dial Рива. Хотя она не сомневалась, что он будет жутко жечь на порезах, она бы справилась с этой агонией, и сама идея очиститься была весьма привлекательной.

Каждое трение по руке или вниз по ноге, при наклоне в сторону или вперед, отдавало болью, и по причине, не связанной со всем этим, она думала о шипованных цепях, которые она всегда носила, чтобы контролировать свою сущность симпата. Со всей этой борьбой в спальне, она достаточно испытывала боли во всем теле, чтобы ослабить свои дурные наклонности — не то, чтобы это на самом деле имело значение. Она даже и близко не была «нормальной» и эта темная часть нее помогала справляться ей с этой ситуацией.

Тем не менее, после двух десятилетий ношения под одеждой шипов, было странно не чувствовать их на себе. Она оставила пару шипованных цепей в особняке Братства… на комоде в комнате, в которой остановилась накануне отправки в колонию. К концу ночи она намеревалась вернуться обратно, принять душ и надеть их… а теперь они без сомнения пылятся, ожидая ее возвращения.

Она теряла веру в счастливое воссоединение с этими гребаными безделушками.

Забавно, как может быть прервана ваша жизнь. Вы покидаете дом с намерением вернуться, но затем ваша дорога увлекает вас налево вместо того, чтобы как обычно пойти направо.

«Сколько времени потребуется Братьям, чтобы выкинуть ее пожитки? — задавалась она вопросом. — Как долго ее вещи, независимо от того, где они находились — в особняке Братства, охотничьем домике или ее подвальчике — не будут приносить ничего, кроме хлама?» Две недели, вероятно, крайний срок — хотя никто, кроме Джона не знал о ее подземном убежище, поэтому там ее барахло проваляется гораздо дольше.

Через пару недель ее пожитки, без сомнения, затолкают в шкаф. А затем в маленькую коробку, которую уберут на чердак.

Или, может, их просто выбросят с мусором.

Именно так и происходит, когда умирают люди. Поэтому все, чем она владела, станет мусором — если только это дерьмо кто-нибудь не растащит.

Но не похоже, чтобы на цепи с шипами был огромный спрос.

Отключив воду, Хекс вылезла из душевой, обтерла себя полотенцем и вернулась в спальню. Как только она села у окна отварилась дверь, и с полным подносом еды вошел младший лессер.

Он всегда, казалось, оказывался в замешательстве, когда ставил поднос на комод и оглядывался — словно спустя все это время, он все еще понятия не имел, какого черта оставляет горячую еду в пустой комнате. Он осмотрел стены, отмечая свежие вмятины с разводами черной крови. Учитывая, насколько он казался аккуратистом, без сомнения, у него чесались руки все исправить. Когда она впервые оказалась здесь, шелковые обои были в идеальном состоянии. Сейчас же, казалось, что все было пропущено через мясорубку.

Подойдя к кровати, он расправил одеяло, и аккуратно разложил раскиданные повсюду подушки. Лессер оставил дверь широко раскрытой так, что ей были видны коридор и лестница.

Бежать бесполезно. Сноровка здесь тоже не срабатывала. У симпата не было шансов преодолеть этот путь из-за — как ментальной, так и физической блокировки.

Все, что ей оставалось делать — это наблюдать и желать каким-нибудь образом преодолеть его. Боже, это бессилие доводило до состояния прикончить кого-нибудь, подобно львам в зоопарке, когда их содержатели входили в их клетки с кнутами и едой. Им было позволено входить внутрь, разбавляя ваше окружение, но вы были обречены, застряв в этой тюрьме.

Это заставляло желать вас растерзать кого-нибудь собственными зубами.

Когда он ушел, она подошла к еде. Отыгрываться на стейке бессмысленно, и она нуждалась в калориях, чтобы найти силы продолжать давать отпор. Поэтому она съела все, что было. По ее ощущениям на вкус еда казалась картоном, и она задавалась вопросом, будет ли снова когда-нибудь хоть что-нибудь чувствовать.

Все эта «еда-в-роли-топлива» была логичной, но Хекс была чертовски уверена, что не собирается допускать нетерпеливого ожидания следующего приема пищи.

Покончив с едой, она вернулась к окну и уселась в кресло, подтянув колени к груди. Глядя вниз на улицу, она была не в состоянии покоя, а просто оставалась неподвижной.

Даже после всех этих недель, она продолжала искать выход… и будет это делать, пока не испустит последний вздох.

Опять же, как и ее желание бороться с Лэшем, это стремление было вызвано не только ее обстоятельством, но и то, что она все еще оставалась женщиной, и осознание этого вынудило ее подумать о Джоне.

Она была так решительно настроена уйти от него.

Она думала о времени, проведенном с ним — не о последнем разе, когда он отплатил ей за все ее отказы, а о том, когда они были в ее подвальчике. После секса он сделал движение, намереваясь ее поцеловать… понятное дело, что он хотел большего, чем просто быстрый и жесткий трах. Он хотел от нее взаимности? Вместо этого она вырвалась и поспешно удалилась в ванную, где остервенело отмывала себя так, словно он испачкал ее. После чего скрылась за дверью.

Поэтому она не винила его за то, как прошел их прощальный раз.

Хекс оглядела свою темно-зеленого цвета тюрьму, в которой, ей, вероятно, суждено встретить свою смерть. Которая, также, вероятно наступит уже в ближайшее время, потому как очень долгое время не принимала ничью вену и находилась в тяжелейшем физическом и эмоциональном стрессовом состоянии.

Осознание реальности своей близкой кончины, заставило ее задуматься о множестве проплывающих внизу лиц, о том, что когда они умирали, их души покидали бренные тела и свободные воспаряли к небесам. Для нее, как убийцы, смерть была просто работой. Для нее, как симпата — своего рода вызовом.

Ее всегда очаровывал сам процесс. Каждый убитый ею человек, боролся до последнего вздоха, хотя прекрасно осознавал, что смерть уже нависает над ним, и не имело значения, какой вид оружия сжимала ее рука, все равно пытаясь спастись, перед тем, как она нанесет свой последний удар. Однако, казалось, это совсем не имело значения. Ужас и боль действовали на них, как энергетический источник, топливо для их борьбы, и она знала, как это ощущалось. Как он боролся за каждый вздох, даже если в его горло не мог поступать кислород. Как выступал на его разгоряченной коже холодный пот. Как его мышцы становились немощными, а он по-прежнему призывал им работать, работать, работать черт бы их побрал.

Ее предыдущие похитители подводили ее к грани трупного окоченения бесчисленное количество раз.

Хоть вампиры и поклонялись Деве-Летописеце, симпаты понятия не имели о загробной жизни. Для них смерть не была дорогой на другую сторону, а врезанием в кирпичную стену. А после ничего.

Лично она не покупалась на всю эту божественную фигню, и не важно, что это было — воспитание или разум — результат один. Смерть была тушением света, концом истории. Ради бога, она уже множество раз висела от нее на волоске — после великой битвы… и ничего. Ее жертвы просто переставали двигаться, замирая в той позе, при которой останавливались их сердца. Может, некоторые люди и умирали с улыбкой на лице, вот только в ее случаях, это всегда была гримаса.

Можно подумать они ожидали, что к ним приплывет лодка из ярко белого света с небесного королевства, и сияли так, словно выиграли в лотерею.

Кроме того, возможно именно по этой причине они и выглядели такими одураченными — в основном не из-за того, куда они собирались, а куда попадали.

«Сожаления… ты действительно думала о своих сожалениях».

Помимо того факта, что она желала родиться при других обстоятельствах, было два преступления среди множества совершенных ею, которые перевешивали все остальные.

Еще много лет назад она желала рассказать Мердеру, что была полу-симпатом. И тогда, когда ее забрали в колонию, он не пришел бы, чтобы ее спасти. Он знал бы, что это неизбежно, что другая часть ее семьи придет, чтобы потребовать ее, и он не закончил бы так.

Кроме того, она желала вернуться обратно и сказать Джону Мэтью, что ей жаль. Она по-прежнему бы отталкивала его потому, что это был единственный правильный способ поведения, который позволит ему не повторить ошибки ее бывшего любовника. Но она хотела дать ему знать, что дело было не в нем. А в ней.

По крайней мере, оставшись в стороне от всего этого, с ним все будет в порядке. У него были Братья и король, которые о нем позаботятся; да и к тому же, после того, как она оттолкнула его, он не наделает никаких глупостей.

В этом она осталась сама собой, и не имело значения, что ее ожидает. Проведя насильственный образ жизни, было совершенно не удивительно, что она готовилась встретить насильственную смерть… но по правде говоря, она была уверена, что уходя, прихватит фунт или два плоти с собой.

ГЛАВА 7

Хреново, что ночь уже ускользала от них.

Смотреть Джону на часы, и так было без надобности. О том, как мало у них осталось в запасе ночного времени, рассказала ему острая резь в глазах.

Даже намека на дневной свет было уже достаточно заставить его быстро моргать.

К тому же, активность в Экстрим Парке, в любом случае, до вечера постепенно сводилась на нет, а оставшиеся наркоманы оседали на скамейках или скрывались в общественных туалетах для новой дозы. В отличие от других парков Колдвелла, этот был открыт двадцать четыре часа семь дней в неделю. Его флуоресцентные лампы на высоких столбах освещали все бетонное пространство. Трудно сказать, знали ли городские муниципальные органы о здешней бесперебойной торговле, которая, здесь процветала. О круглосуточном промысле. Со всей наркотой, переходящей из рук в руки, это место напоминало бары по улице Трейд.

Однако, лессеров здесь не наблюдалось. Только люди, заключающие сделки с людьми под покровом темноты.

Тем не менее, это место вселяло надежды. Если Лэш еще и не проник на эту территорию, то стопудово собирался этим заняться. Даже с копами в униформе на патрульных машинах, здесь было достаточно, как уединенных, так и хорошо обозреваемых мест. Парк представлял собой огромную террасу с провалами в земле, чередующимися пандусами и трамплинами. Поэтому народ мог приметить приближение колдвеллской полиции и спрятаться за или в этих, своего рода, убежищах.

И, боже, они в этом хорошо преуспевали. Из своего укрытия — за складом рабочего инвентаря — Джон со своими парнями наблюдал за тем, как это происходит снова и снова. Смотря за происходящим, вынуждало задуматься, почему Колдвеллский Департамент Полиции не отправлял своих сотрудников без опознавательных знаков или в гражданской форме.

А может, они это и делали. Может, в этом парке были и другие, которые, как и Джон затаились, укрывшись от глаз толпы. Хоть, и не совсем так, как Джон, Куин и Блэй. Не было способа, чтобы даже отлично обученный и замаскированный сотрудник колдвеллской полиции смог укрыться абсолютно ото всех. Чем именно все последние три часа Джон со своими приятелями и занимался. Каждый раз, когда кто-то проходил мимо, они стирали ему память.

Было немного странновато находиться здесь, но в тоже время и не быть в этом месте… ощущаться, но оставаться невидимым.

— Мы собираемся отдать концы? — спросил Куин.

Джон поднял глаза на светлеющее небо, говоря себе, что уже через каких-то тринадцать часов эта гребаная лампа накаливания под названием солнце скроется, и они снова смогут занять свой маленький скрытый пост, выжидая.

«Твою мать».

— Джон? Пошли.

На долю секунды, он был готов оторвать голову своему приятелю. Его руки поднялись и приготовились к тому, чтобы показать все это «отвали-от-меня» и «ты-не-моя-нянька» дерьмо.

Но его остановило то, что, сколько бы им не пришлось здесь выжидать Лэша, его срыв на Куине не приблизит их к цели.

Он кивнул и в последний раз огляделся вокруг. В парке был всего один дилер, который обнаружил себя, и паренек, болтающийся там до самого рассвета. Парень обосновался в центре парка, что было очень умно с его стороны. Со своего места он мог обозревать весь парк: от дальних уголков до самой дороги, по которой приезжали и уезжали полицейские патрули.

Он выглядел лет на семнадцать-восемнадцать, одежда свободно висела на его фигуре и была частью стиля скейтера, а также, вероятно, носила функцию укрытия того, что можно было загнать. Он выглядел так, будто нуждался в двойной машинной стирке, но оставался начеку и с включенной смекалкой. Что довольно занятно. Чтобы удержать территорию, дилеру, обычно, требовались прикрывающие их задницу дружки. В противном случае, он сталкивался с набегами на свою территорию, наркоту и наличку. Но этот молодой паренек… он все время был сам по себе.

Либо у него была серьезная встреча под покровом темноты, либо он был под прикрытием.

Джон поднялся на ноги со своего места, где сидел, прислонившись к стене склада, и кивнул парням. «Пошли».

Когда он снова принял форму и реальный вес, под его ногами в армейских ботинках захрустел мелкий гравий, а в лицо ударил легкий ветерок. Он очутился во дворе особняка Братства перед главным фасадом здания, обнесенным двадцатифутовым в высоту забором. Белый мраморный фонтан в центре двора еще не работал, до наступления более теплых месяцев. В ожидании действий в ряд были припаркованы полдюжины машин.

Шуршащий звук хорошо смазанных механизмов заставил поднять его голову вверх. На окна начали синхронно опускаться стальные жалюзи. Развернувшись, панели закрыли окна, как веки закрывают глаза, когда вы засыпаете.

Джон боялся входить внутрь. Несмотря на то, что в особняке было более пятидесяти комнат, по которым он мог свободно бродить, тот факт, что ему придется оставаться на месте до захода солнца, вынуждал его чувствовать себя внутри, как в обувной коробке.

Когда Куин и Блэй материализовались по обе стороны от него, Джон направился по ступенькам к огромным двойным дверям и толкнул их, входя в помещение.

Зайдя внутрь, он подставил свою физиономию камере безопасности для идентификации личности. Замок тут же со щелчком открылся, впуская их в вестибюль, подстать русскому царскому роду. Расписной потолок в три этажа подпирали колонны из малахита и бордового мрамора. Позолоченные люстры и зеркала создавали и отражали мягкий, насыщенный разными оттенками свет. А лестница… словно покрытая ковром взлетно-посадочная полоса, простирающаяся до самых небес. С обеих сторон до самого верха, а затем, переходя в открытый балкон на втором этаже, ее окружали золотые балюстрады.

Его отец не жалел средств и, очевидно, обладал особым драматичным талантом. Чего не хватало так это оркестра, чтобы вы могли представить себе короля, спускающегося вниз в струящейся мантии…

Наверху появился Роф. Его огромное тело было облачено в черную кожу, и с черными длинными волосами, ниспадающими на широкие плечи. Глаза скрывали солнцезащитные очки. И хотя он стоял во главе обширного пространства, «где-мог-приземлить-свою-задницу», он не смотрел вниз. Не было причин это делать. Теперь Роф был абсолютно незрячим.

Но не слепым. Рядом с королем стоял Джордж, который компенсировал ему зрение. Рофа координировала собака-поводырь. Две соединенные упряжи обхватывали грудную клетку и доходили почти до самых бедер золотистого ретривера. Король со своим питомцем отдаленно напоминал Мэтта и Джеффа[17] — собачий Добрый Самаритянин с красивым и мужественным воином, способный разорвать тебе горло. Они хорошо сработались вместе, и Роф был просто без ума от своего любимца. С собакой обращались, как с королевским питомцем, каковым он собственно и являлся. Джордж питался тем же, что и хозяин, то есть самыми отборными кусочками говядины и баранины. И к слову, ретривер спал в постели Рофа и Бэт, хотя это еще предстояло проверить, поскольку никому не было позволено входить в спальню королевской семьи.

Роф прихрамывая начал спускаться в фойе — результат его деяний на Другой Стороне у Девы-Летописецы. Никто не знал, с кем он там виделся или почему носил солнечные очки, или постоянно кривил губы, но все, даже Джон, были рады собраниям. Они держали Рофа в курсе событий и подальше от поля боя.

Джон хотел избежать встречи со спускающимся вниз королем, и несколькими братьями, вошедшими в дверь, через которую только что прошел и он сам. Если Тени почувствовали запах чернил, то те, кто собрался на Последнюю Трапезу в мгновение ока их учуют, стоит им к нему приблизиться.

К счастью в библиотеке, в которую он юркнул, располагался бар, где Джон прихватил себе одну из множества бутылок виски Джек Дэниэлс.

Делая глоток, он прислонился к мрамору и пожелал иметь гребаную машину времени. Хотя сложно было сказать, что бы он выбрал: вернуться назад или отправиться в будущее.

— Есть хочешь? — спросил Куин, появившись в дверном проеме.

Джон даже не взглянул на приятеля, просто покачал головой и плеснул в свой стакан еще огненной жидкости.

— Ладно, я принесу тебе сэндвич.

Выругавшись, Джон оглянулся и показал: «Я же сказал — нет».

— Жаркое из говядины? Отлично. И еще прихвачу для тебя кусок морковного пирога. Поднос будет оставлен в твоей комнате. — Куин развернулся. — Если подождешь здесь еще минут пять, все уже будут за столом, тогда ты сможешь беспрепятственно подняться к себе наверх.

Парень смылся до того, как Джону пришлось швырнуть в него стакан, чтобы размозжить голову Куина, так как не было иного способа доказать свое «я-на-необитаемом-острове» мнение.

Хотя, по правде говоря, это было бы простой пустой тратой хорошего алкоголя. Куин был настолько твердоголовым, что можно было дать ему ломом в лобешник и это не произвело бы на него никакого впечатления и абсолютно не нанесло бы ущерба.

К счастью, алкоголь возымел свой эффект. На его плечи начало оседать онемение, прежде чем прокатиться вверх и вниз по всему его телу. Это дерьмо ничего не сделало, чтобы успокоить сознание Джона, но кости и мышцы расслабились.

Прождав, предложенные пять минут, Джон схватил свой стакан вместе с бутылкой и начал подниматься по лестнице через две ступени зараз. Пока он поднимался, до него доносились приглушенные голоса из столовой. И это все, что там было. В последнее время за столом особого веселья не наблюдалось.

Добравшись до своей комнаты, Джон распахнул дверь и шагнул в знакомые джунгли. Одежда была разбросана по всем видимым поверхностям — на комоде, кресле, кровати и даже плазменном телевизоре. Словно его шкаф вырвало всеми этими вещами. Пустые бутылки из-под виски захламляли столик у изголовья кровати; на полу, скомканных простынях и одеяле кучками валялись объедки.

Фритцу и его команде чистильщиков было отказано в доступе в комнату уже две недели, и когда Джон, наконец, откроет им дверь, им понадобится экскаватор.

Раздеваясь, он позволил своим кожаным штанам и футболке упасть там, где и стоял, Джон только с курткой обошелся бережно. По крайней мере, пока не извлек из нее все свое оружие, а затем и эта шмотка отправилась в угол. В ванной комнате он дважды проверил свои кинжалы, а затем быстро почистил пистолеты приспособлениями, оставленными во второй раковине.

Да, его стандарты скатились даже ниже братского уровня, зато у него имелось разнообразное оружие. Практичность была превыше всего.

Джон наскоро принял душ и пока намыливал грудь и живот, он думал о том времени, когда даже струя теплой воды, попадая на его член, заставляла его твердеть. Больше этого не происходило. У него не было эрекции… с момента их последнего раза с Хекс.

Его это перестало интересовать даже во снах, что было для него внове. Черт возьми, еще до его перехода, даже когда он не был способен осознавать свою сексуальность, его подсознание рисовало всевозможные горячие сцены. И эти секс-марафоны были настолько реальными и подробными, словно были воспоминанием, а не спровоцированной фантазией.

А теперь? Все, что проигрывал его внутренний телевизор — это сцены погони из фильма «Ведьма из Блэр», где он в панике спасается бегством, не имея ни малейшего понятия, кто его преследователь… и окажется ли он когда-нибудь в безопасности.

Выйдя из ванной комнаты, Джон обнаружил поднос, на котором были сэндвич с говядиной и здоровый-как-его-голова кусок морковного пирога. Никаких напитков, но Куин знал, что Джон восполнит свое обезвоживание бутылкой Джек Дэниэлс.

Джон ел стоя перед комодом, нагишом, как в день своего рождения, и когда еда попадала в желудок, она высасывала из него всю энергию, выкачивая все без остатка из его головы.

Вытерев рот льняной салфеткой, он вынес поднос в коридор, а затем снова направился в ванную комнату, где только по привычке почистил свои зубы.

Джон выключил свет в ванной комнате. Затем в спальне.

И уселся с бутылкой «Джека» на своей кровати.

Несмотря на всю его усталость, он не собирался ложиться. Существовала обратная связь между его энергетическим уровнем и расстоянием между слухом и восприятием. Даже если его глаза закрывались, и через секунду голова падала на подушку, то сразу же начинали вращаться мысли, от которых он, в конечном итоге, просыпался и смотрел в потолок, считая часы.

Проглотив остатки в стакане, Джон уперся локтями в колени. Через несколько минут его голова начала клониться в сторону, а веки тяжелеть. Накренившись, Джон позволил себе повалиться, но не был уверен, в каком направлении это произойдет: на подушки или ватное одеяло.

На подушки.

Подняв ноги на кровать, Джон натянул одеяло до бедер, и наступило мгновение, когда он провалился в долгожданное блаженное беспамятство. «Может, этой ночью цикл будет разрушен. Может, это сладкое освобождение засосет его в черную дыру, на которую он так надеялся. Может, он…»

Его глаза распахнулись, уставившись в кромешную темноту.

Нет. Джон был на грани нервного истощения, но не мог, ни заснуть…, ни находиться в бодрствовании. Потирая лицо, Джон понял всю противоречивость положения вещей, равносильную познавательному эквиваленту шмелей, способных летать. Физики придерживались того, что это невозможно, и все же это было так.

Перекатившись на спину, Джон скрестил руки на груди и зевнул так, что хрустнула челюсть. Потянувшись, он включил свет. Темнота усиливала головокружение, а свет жалил глаза, пока они не начинали слезиться. Обычно, он поочередно, то включал, то выключал свет.

Из коридора со статуями послышалось, как Зейдист и Бэлла с Наллой направляются в свою комнату. Пока пара обсуждала ужин, Налла агукала, как делали все маленькие детки, будучи сытыми и окруженными родительской заботой.

Следующим по коридору прошел Блэй. Помимо Ви, он был единственным, кому было позволено курить в доме. Поэтому Джон знал, что это он. Куин находился рядом. Должен был быть. Ведь в противном случае, Блэй не курил бы вне своей комнаты.

Это была расплата за ту администраторшу из тату-салона. «И кто станет за это винить Блэя?»

Последовала долгая тишина, а затем, наконец, топот пары ботинок.

Тор отправился в кровать.

Кто это, можно было определить по более тихому звуку. Шаги были медленными и относительно легкими для Брата. Тор работал над тем, чтобы вернуть себе былую форму, но еще не был готов выйти на поле боя, что было необходимо. Ему нужно было набрать пятьдесят фунтов мышечной массы, прежде чем ввязаться в какое-нибудь дело и встретиться лицом к лицу с врагом.

Мимо больше никто не пройдет. Лэсситер, а-ля золотистая тень Тора, не спал, поэтому обычно ангел оставался внизу в бильярдной и смотрел телевизор. Что-то вроде тестов на установление отцовства на Маури и «Народный Суд» с судьей Милианом, а также марафон «Отчаянных домохозяек».

Тишина… тишина… тишина.

Когда его начал раздражать звук собственного сердцебиения, Джон протянул руку, включил свет и откинулся на подушки, опустив руки. Он не разделял увлечение Лэсситера телевизором, но это было лучше, чем тишина. Пошарив среди пустых бутылок, Джон нашел пульт дистанционного управления и нажал кнопку «питание». Последовала пауза, словно эта штуковина забыла свое предназначение, но затем появилось изображение.

Линда Гамильтон, с ее натренированным телом, несется по коридору. В дальнем конце коридора раскрываются двери лифта…, и показываются коротко стриженный темноволосый мальчуган и Арнольд Шварценеггер[18].

Джон нажал на кнопку «питание» и изображение исчезло.

В последний раз он смотрел этот фильм с Тором… когда Брат забрал его из унылого, жалкого существования и показал Джону, кем он является на самом деле… перед тем, как их жизнь затрещала по швам.

В мире людей, когда Джон еще находился в приюте, он всегда знал, что был другим… и в тот вечер Брат ответил ему на вопрос «почему?». Мелькнувшие клыки все объяснили.

Тогда, естественно, не было причин тревожиться о том, что ты знаешь, кем или чем являешься, ведь ты всегда это знал. И Тор сидел рядом с ним, смотрел телевизор, отдыхал, даже тогда, когда ему приходилось это чередовать с уличными сражениями и ухаживанием за своей беременной шеллан.

Это было самым лучшим, что кто-либо и когда-либо для него делал.

Вернувшись в реальность, Джон положил пульт на край столика и повернулся, опрокинув одну из бутылок. Когда из нее полились остатки бурбона, он протянул руку и схватил свою футболку, чтобы вытереть беспорядок. Что собственно было бесполезно, так как остальная часть комнаты превратилась в свалку из Биг Мака, картошки фри и диетической колы.

Но все же, он сделал это.

Джон вытер со стола, поднимая одну бутылку за другой, а затем немного выдвинул ящик…

Бросив футболку на пол, он протянул руку и достал древний дневник в кожаном переплете.

Эта вещица пробыла у него уже шесть месяцев, но Джон так и не открывал ее.

Это была единственная вещь, доставшаяся ему от отца.

Так как ему нечего было делать и некуда спешить, он перевернул страницу. Они были сделаны из пергамента и пахли стариной, но чернила по-прежнему оставались разборчивыми.

Джон подумал о тех записках, которых в «У Сэла» писал для Треза и Айэма и задался вопросом, похож ли его почерк на почерк отца. Так как записи в дневнике были сделаны на древнем языке, то не было способа это проверить.

Сосредоточив взгляд своих уставших глаз на странице, он начал изучать символы, как штрихи чернил выводили их форму. Исправлений и зачеркиваний не было, ихотя страницы не были разлинованы, его отец создавал ровные, аккуратные строчки. Джон представлял, как Дариус склонялся над страницами и писал при свете свечи, погружая гусиное перо…

Его прошила странная дрожь, заставив задуматься, не болен ли он…, но тошнота мгновенно прошла, когда Джон увидел образ.

Огромный каменный дом, мало отличающийся от того, в котором они сейчас жили. Комната, обставленная изысканными вещами. Торопливая запись на страницах дневника была сделана за столом перед грандиозным балом.

Теплый и мягкий свет свечи.

Джон тряхнул головой и продолжил листать. Иногда, переворачивая страницы он, не только рассматривал линии символов, но и начинал вчитаться в них…

Цвет чернил сменился с черного на бурый, когда его отец описывал свою первую ночь в военном лагере. Как он замерз тогда. Каким был напуганным. Как сильно скучал по дому.

Каким одиноким себя чувствовал.

Джон сопереживал мужчине, оказавшемуся в том месте, где не было разделения между отцом и сыном. Несмотря на огромный промежуток лет и расстояние в целый континент, он словно ощущал себя в шкуре своего отца.

Да. Он был точно в такой же ситуации: во враждебной реальности с множеством темных углов… и не было родителей, которые бы поддержали его, когда умерла Вэлси, а Тор превратился в живой, дышащий призрак.

Трудно было сказать, в какой именно момент его веки опустились и остались в таком положении.

ГЛАВА 8

СТАРЫЙ СВЕТ, ВЕСНА, 1671 ГОД

Дариус материализовался в густом лесу, принимая форму рядом с входом в пещеру. Сканируя окружающую его ночь, он прислушивался к любым звукам, достойным внимания… Неспешно текущий ручеек обступили олени, в сосновых иголках посвистывал ветерок. Дариус мог слышать собственное дыхание. Поблизости не было людей или лессеров.

Задержавшись еще на мгновение, он скользнул под навес пещеры и вошел в естественного происхождения, созданного еще эрой назад, пристанище. Продвигаясь все дальше и дальше вглубь, Дариус ощущал запах сгущавшегося воздуха, который так презирал: затхлая грязь и промозглая сырость, напоминающая ему о военном лагере…, и хотя он выбрался из этого адского места к двадцати семи годам, воспоминания о времени проведенном с Бладлеттером, даже сейчас вызывали у него тошноту.

У дальней стены проведя рукой по влажному, неровному камню, он нащупал железный выступ, скрывающий отпирающий механизм двери. Послышался приглушенный стон вращающихся петлей, а затем часть пещерной породы скользнула вправо. Дариус не стал ждать, пока панель откатится полностью и шагнул внутрь так быстро, как только смогла протиснуться боком его широкая грудь. Оказавшись по другую сторону, он ударил по второму рычагу и подождал, пока стена не вернется на место.

Длинный путь в святая святых Братства, освещался факелами, отбрасывающими резкими подрагивающими по грубому полу и потолку тенями. Дариус был уже на полпути, когда до него донеслись голоса Братьев.

Очевидно, там уже все в сборе, учитывая симфонию басов мужских голосов, разносившихся в воздушном пространстве.

Скорее всего, он был последним из прибывших.

Добравшись до железных ворот, Дариус достал из своего нагрудного кармана увесистый ключ и вставил его в замок. На открытие врат затрачивалось немало сил, даже у него: тяжелые ворота распахивались только тогда, когда тот, что стремился попасть внутрь, мог применить достаточно силы, чтобы заставить их сдвинуться с места.

Когда он спустился в широкое пространство, находящееся глубоко под землей, все Братство было уже на месте и собрание началось.

Как только он встал рядом с Агони, голоса стихли и Справедливый Роф учтиво оглядел всех присутствующих. Братья уважали лидера расы, даже, несмотря на то, что он не был воином среди них, так как был достойным королем, чей мудрый совет и разумная сдержанность имели большую ценность в войне против Общества Лессенинг.

— Мои воины, — промолвил король. — Я обращаюсь к вам в этот вечер с печальными известиями и просьбой. В мою резиденцию прибыл доджен-посланник с просьбой об аудиенции. После отказа изложить дело моему слуге он не выдержал и расплакался.

Когда зеленые глаза короля блуждали по лицам собравшихся, Дариус задался вопросом, к чему он вел.

«Да ни к чему хорошему», подумал он.

— Это произошло в то время, когда я отсутствовал. — Веки короля на миг смежились. — Хозяин доджена отправил его ко мне с самыми плохими вестями. Пропала незамужняя дочь семьи. Она рано удалилась в свои покои и все считали, что с ней все в порядке, пока ее горничная не принесла полуденную трапезу. Комната оказалась пуста.

Заговорил Агони, лидер Братства:

— Когда ее видели в последний раз?

— Во время Последней Трапезы. Она подошла к своим родителям, сообщив о том, что у нее нет аппетита, и хотела бы лечь пораньше. — Пристальный взгляд короля продолжил скользить по присутствующим. — Ее отец — праведный мужчина, оказавший мне личную услугу. И более того услугу, как всей нашей расе, так и Совету в целом.

Когда от стен эхом отразились проклятия, король кивнул. — Воистину, это дочь Сампсона.

Дариус скрестил руки на груди. Это были очень плохие вести. Дочери глимеры были как красивые украшения для своих отцов… до тех пор, пока не переходили под опеку другому мужчине, который относился бы к ней подобающим образом. За этими женщинами строго присматривали и держали взаперти…, поэтому просто так исчезнуть из родительского дома они не могли.

Их могли похитить.

Как и все редкие вещи, чистокровные женщины были очень ценны… а когда дело касалось общества глимеры репутация была не менее важна, чем семья. Выкупы платились не для того, чтобы спасти жизнь девушкам, а для того, чтобы спасти репутацию их родословной. На самом деле было неслыханно, чтобы девственниц похищали ради наживы, но это было единственное достижение цели общественного террора.

Общество Лессенинг было не единственным в мире источником зла. Вампиры, как известно, охотились на себе же подобных.

Голос короля, глубокий и требовательный, резонировал в пещере. — Как к своей частной охране, я обращаюсь к вам с просьбой разрешить эту ситуацию. — Королевский взгляд обратился к Дариусу. — И среди вас есть тот, кого я попрошу выйти вперед и разобраться с этим происшествием.

Дариус низко поклонился, прежде чем ответить на просьбу. Как всегда он был всецело готов к выполнению любых поручений ради своего короля.

— Благодарю тебя, мой воин. Твои дипломатические способности будут очень важны под крышей дома теперь уже разрушенной семьи, так же, как и твое умение соблюдать этикет. А когда найдешь похитителя, я полагаюсь на твою способность гарантировать соответствующий… результат. Привлеки к этому делу тех, с кем стоишь плечом к плечу, и разыщи ее. Ни один отец не должен испытывать подобного ужаса, сходя сума от неизвестности.

Дариус не мог еще сильнее выразить свое согласие с этим.

И это было мудрое поручение, данное мудрым королем. Дариус и правда был дипломатом. К тому же он имел особое обязательство перед женщинами после смерти матери. Не то, чтобы другие Братья не вели себя подобным образом… возможно, кроме Харма, у которого было смутное представление о ценности женщин. Но Дариус был единственным, кто больше всего ощущал эту ответственность и король не мог этого не распознать.

Как было сказано, он нуждался в помощи и Дариус оглядел своих Братьев, чтобы определиться с выбором, изучая мрачные, знакомые лица. Он прервал осмотр, когда среди них обнаружилось незнакомое ему лицо.

По ту сторону алтаря Брат Харм стоял с молодой и более худощавой его копией пареньком. Парень был темноволосым с голубыми глазами, и имел такие же широкие плечи и грудную клетку, какими был наделен и Харм. Но на этом сходство заканчивалось. Харм, нагло развалившись, стоял, прислонившись к стене пещеры, что было неудивительно. Мужчина предпочитал хорошую драку разговорам, уделяя мало времени или внимания к последнему. Однако паренек был весь во внимании, его умные глаза были благоговейно сосредоточены на короле.

Его руки находились за спиной.

Несмотря на свой внешне спокойный вид, он вертел своими руками там, где никто не мог этого увидеть. Только подрагивание верхней части предплечий выдавало его возбужденное состояние.

Дариус мог понять, что чувствовал парень. После этой речи, они все как один отправятся на поле боя, и сын Харма впервые предстанет перед их врагом.

Он не был вооружен должным образом.

Вернувшись только что из военного лагеря, его оружие было не лучше того, что и тогда было у Дариуса… только лишь еще больше обносков Бладлеттера. Что было прискорбно. У Дариуса не было отца, который мог бы о нем позаботиться, но Харм должен был обеспечить всем необходимым своего паренька, дав ему хорошо сбалансированное, отлично изготовленное оружие, под стать его собственному.

Король поднял вверх руки и возвел очи в потолок:

— Пусть Дева-Летописеца узрит всех собравшихся здесь со всей добродетелью и благословением своим, так как эти солдаты достойны выйти на поле битвы.

Из уст Братьев вырвался боевой клич и Дариус вторил ему со всей мощью своих легких. Этот рев эхом отразился от стен, повторяясь снова и снова. Пока громогласный звук возносился все выше и выше, король протянул ладонь в сторону. Из тени вышел вперед молодой наследник трона. Выражение его лица давало ему гораздо старше семи лет. Роф, сын Рофа, как и Тормент, был копией своего отца, но на этом сходство между этой парочкой заканчивалось. Наследник трона был священен не только для своих родителей, но и для всей расы.

Этот маленький мужчина был будущим лидером… доказательством того, что, несмотря на вызов, брошенный Обществом Лессенинг, вампиры выживут.

И он был бесстрашен. Принимая во внимание, что многие юнцы прятались за спинами своих родителей, когда сталкивались один на один с Братом, молодой Роф не прятался, а стоял и смотрел прямо на мужчин перед собой, словно знал, что независимо от своего юного возраста, когда-то он будет править мощными спинами и боевыми руками тех, кто сейчас стоял перед ним.

— Вперед, мои воины, — провозгласил король. — Отправляйтесь. Используйте свои кинжалы со всей угрожающей смертоносностью.

Кровожадные речи для детских ушей, но в разгар войны не было иной защиты следующего поколения королевской знати. Роф, сын Рофа, никогда не выйдет на поле битвы — он был слишком важен для расы — и будет обучаться, чтобы иметь представление о том, с чем приходиться сталкиваться воинам под его правлением.

Когда король опустил глаза на своего отпрыска, его глаза заволокло гордостью, радостью, надеждой и любовью.

Как это отличалось от Харма и его сына. Этот юнец стоял рядом со своим кровным отцом, но, несмотря на все внимание, которое ему тот оказывал, он с таким же успехом мог стоять рядом с незнакомцем.

Агони наклонился к Дариусу: — Кто-то должен присматривать за этим парнишкой.

Дариус кивнул: — Согласен.

— Я только этой ночью привел его из военного лагеря.

Дариус посмотрел на брата: — Неужели? И где был его отец?

— Между ног девицы.

Дариус выругался себе под нос. Воистину Брат был слишком жесток, несмотря на свое хорошее воспитание и основные инстинкты. У него было много сыновей, хотя это и не было оправданием его легкомысленности. Конечно же, его остальные сыновья не подходили Братству, так как их матери не были Избранными.

Однако, Харму, казалось, было совершенно на все плевать.

Когда бедный парень стоял так обособленно, Дариус вспомнил свою первую ночь на поле боя: как он ни к кому не был привязан… как боялся столкнуться лицом к лицу с врагом, не имея ничего, кроме смекалки и той скудной подготовки, чтобы закалить свой характер. Дело не в том, что Братьев не заботило, что с ним происходит. Им нужно было следить за собой, а ему — доказать, что он в состоянии сам за себя постоять.

Этот молодой мужчина находился в таком же затруднительном положении. С одним только отличием — у него есть отец, который должен его поддержать.

— Будь здоров, Дариус, — сказал Агони, как только королевская семья смешалась с Братьями, пожимая друг другу руки перед уходом. — Я сопровождаю короля и принца.

— Будь здоров, брат мой. — Они наскоро обнялись, а затем Агони присоединился к Рофам и вышел с ними из пещеры.

Когда подошел Тортур и начал распределение территорий для ночного дежурства, и начали формироваться пары, Дариус поверх голов посмотрел на сына Харма. Парень неподвижно стоял спиной к стене, по-прежнему держа руки за собой. Харма, казалось, ничего не интересовало, кроме болтовни с остальными.

Тортур вложил два пальца в рот и свистнул.

— Братья мои! Внимание! — В пещере повисла тишина. — Благодарю. С территориями все понятно?

Последовало коллективное подтверждение и Братья начали расходиться. Харм даже не оглянувшись на своего сына, просто направился к выходу.

Очнувшись, парень вытащил руки из-за спины и потер их друг о друга. Сделав шаг вперед, он окликнул своего отца один раз… затем, другой.

Брат повернулся, выражение его лица выражало столкновение с нежеланной обязанностью: — Давай не сейчас…

— Если позволишь, — произнес Дариус, становясь между ними, — для меня было бы честью, если бы он оказал мне содействие в деле. Если ты не сочтешь это за оскорбление, конечно.

Правда в том, что его не заботило, прозвучало ли это как оскорбление. Парень нуждался в лучшем отношении, чем почивал его отец, а Дариус был не тем человеком, кто будет отсиживаться в стороне, пока перед ним разворачивается несправедливость.

— Думаешь, я не могу позаботиться о своей кровинке? — прорычал Харм.

Дариус развернулся к мужчине и столкнулся с ним нос к носу. Он предпочитал мирные переговоры, когда дело доходило до конфликта, но с Хармом не о чем было спорить. И Дариус было отлично подготовлен, чтобы ответить на силу силой.

Когда Братство замерло вокруг них, Дариус понизил голос, несмотря на то, что все присутствующие все равно слышали каждое слово.

— Отдай мне мальчишку, и я доставлю его целым и невредимым к рассвету.

Харм зарычал, и этот звук больше походил на рык волка, почуявшего свежую кровь: — Так же как и я, брат.

Дариус наклонился ближе.

— Если возьмешь его с собой, и он там погибнет, твоя родословная будет вечно влачить этот позор. — На самом деле было трудно понять, была ли задета ли совесть мужчины. — Отдай его мне, и я избавлю тебя от этой ноши.

— Ты мне никогда не нравился, Дариус.

— И все же, возвращаясь в лагерь, ты был более чем готов обслужить тех, кого я превзошел. — Дариус сверкнул своими клыками. — Если учитывать насколько тебе это нравилось, мне думалось, что твое отношение ко мне будет немного лучше. И знай — если ты не позволишь мне приглядывать за парнишкой, я повалю тебя на пол и стану избивать ногами до тех пор, пока ты не смягчишься ко мне.

Харм прервал зрительный контакт, переводя взгляд за плечо Дариуса, когда Брата затянуло прошлое. Дариус даже знал, какой точно момент. Это была ночь, когда Дариус одержал над ним в лагере верх, и когда Дариус отказался от своей «награды», его заменил Бладлеттер. Жестокость — было мягкое слово, чтобы описать ту процедуру, и хотя Дариус не хотел это возрождать, но безопасность парнишки была достойным концом его бесславных деяний.

Харм знал, кто выйдет победителем из кулачного боя.

— Забирай его, — процедил мужчина. — И делай, что хочешь. Я отрекаюсь от него, как от своего сына.

Брат развернулся и ушел прочь…, забрав с собой весь воздух из пещеры.

Воины смотрели ему в след, и их молчание было громче любого боевого клича. Отрекаться от отпрысков было настолько неприсуще их расе, насколько солнечный свет для их семейства — это было равносильно гибели.

Дариус подошел к молодому мужчине. Это лицо… Святая Дева-Летописеца. На посеревшем лице паренька застыло не печальное выражение. Не убитое горем, или стыдом. Черты его лица походили на настоящую маску смерти.

Протянув ладонь, Дариус произнес: — Приветствую тебя, сынок. Я Дариус и я тот, кто будет выполнять функции твоего боевого наставника. — Юноша моргнул один раз. — Сынок? Нам пора выдвигаться.

Внезапно Дариус подвергся испытующему взгляду; парень явно искал признаки сострадания или обязательств. Однако не нашел ни того ни другого. Дариус понимал, что нужно быть сухим и твердым, как земля под сапогами юнца, потому как знал, что в противном случае, любое проявление мягкости приведет лишь к дальнейшей немилости.

— Почему? — послышался хриплый вопрос.

— Скоро мы отправляемся на поиски той женщины, — сказал Дариус. — Именно поэтому.

Глаза парня вглядывались в глаза Дариуса. Затем парень положил руку на грудь и с поклоном произнес: — Я буду стараться приносить лишь пользу, нежели бремя.

Так трудно быть нежеланным. Но тяжелее всего держать голову прямо после подобного оскорбления.

— Твое имя? — спросил Дариус.

— Тормент. Я Тормент, сын… — парень прочистил горло. — Я Тормент.

Дариус встал рядом с ним и положил руку на его плечо, которое должно было стать мощнее после полного превращения.

— Пойдем со мной.

Парень покорно последовал за ним… из аудиенции Братства… из прибежища… из пещеры… в ночь.

В груди Дариуса все перевернулось после их первого шага и совместной дематериализации.

Он впервые ощутил, что значит иметь собственную семью, потому что, даже если мальчишка и не находился с ним в кровном родстве, он все равно взвалил на себя заботу о нем.

Поэтому, он первым бы кинулся на нож, предназначенный Торменту, жертвуя собой, дойди до этого. Таков был кодекс Братства… но только по отношению к братьям. Тормент еще не был одним из них, он был всего лишь посвященным, благодаря своей родословной, которая дала ему доступ в Гробницу, и ничего более. Если он не сможет себя проявить, то вход в святилище для него будет закрыт навечно.

Действительно, на все требовался кодекс, парнишку вполне могли ранить на поле боя и после бросить его там умирать.

Но Дариус этого не допустит.

Он всегда хотел сына.

ГЛАВА 9

В двадцати милях от Чарльстона, штат Южная Каролина

- Срань… Господня. Да у них тут даже несколько видов деревьев.

«Хм, да уж, точнее и не выразишь». Когда фургон команды «Паранормальные Расследования» свернул на проселочную трассу SC 124, Грег Вин затормозил и склонился к рулю.

Зашибенное… совершенство.

Вход в дом посреди этой плантации с обеих сторон был увенчан живой изгородью из дубов и испанского мха, покрывающего каждую веточку, колышущуюся на легком ветерке. Дальше, в конце подъездной аллеи, на расстоянии приблизительно в полмили, находился особняк с колоннами, напоминая изящную даму на стуле в выигрышном ракурсе, обрамляющую ее контуры полуденном солнцем лимонно-желтого цвета.

С заднего сиденья фургона компании «Паранормальных Расследований», Холли Флит склонилась вперед.

- Че, серьезно?

- Это граничит с B[19], да? — Грег нажал на газ. — Открыто для обнародования.

- Ты звонил четыре раза.

- Они не сказали «нет».

- Они не перезвонили тебе.

- Не важно.

Ему было очень нужно, чтобы это произошло. Расцвет компании «ПР» произошел с выходом экстренного сообщения в сети о резком падении доллара. Они не участвовали на American Idol[20], но смогли вышибить дерьмо из последнего эпизода Magic Exposed и если придерживаться этого направления, деньги потекут к ним рекой гуще крови.

Нескончаемая подъездная аллея к дому не только вела вглубь частной резиденции, но и в прошлое. Бога ради, когда он осмотрел покрытую растительностью окружающую территорию, то невольно стал ожидать появления солдат времен Гражданской войны и Вивиан Ли[21]в довоенное время, прогуливающуюся среди деревьев.

Гравийная дорожка привела посетителей непосредственно к парадному входу, и Грег припарковался сбоку, на случай если возникнет необходимость проехать другим машинам.

- Вы двое остаетесь здесь, а я пойду внутрь.

Вылезая из машины, он накинул поверх рубашки от Эда Харди черную ветровку и взглянул на свой золотой Ролекс. Фургон с крупной эмблемой «ПР» на черном фоне в этом месте смотрелся роскошным, черным призраком. Дом, без сомнений, принадлежал аборигену. Дело в том, что Голливудский стиль не был обязательным дополнением за пределами Лос-Анджелеса — и это благородное место было далеким от пластической хирургии и автозагара.

В своих туфлях от Прада он прошагал по каменной мозаике прямиком к входу. Белый дом был просто трехэтажной коробкой с балконом на первом и втором этажах и меланхоличной крышей с мансардными окнами, но изящество пропорций и сам размер чертовой ерундовины абсолютно гармонировал с окружающей средой. И в довершении величественного образа дамы, все окна были обрамлены жемчужного цвета шторами, а через витражные стекла можно было рассмотреть люстры, свисающие с высоких потолков.

«Готов провалиться в ад за ночевку и завтрак».

Парадная дверь была достаточно большой, чтобы принадлежать собору, а дверной медный молоточек, исполненный в виде головы льва, казалось, был в натуральную величину. Он оттянул его и опустил на место.

Ожидая, Грег оглянулся, чтобы убедиться, что Холли и Стэн оставались там, где он их и оставил. Подкрепление было последнее, в чем он нуждался, когда необходимо совершить коммерческий визит, особенно, когда «здравствуйте-меня-зовут» не приветствовалось. И правда в том, что если бы у них было назначение не только в Чарльстон, то он, возможно, и не пошел бы на эту встречу лицом к лицу, но ради получасовой поездки, которая была даже не запланированной, это стоило затраченных усилий. На протяжении следующих нескольких дней им предстояло сделать спецрепортаж в Атланте, поэтому только на это и хватало времени. Главное, он бы убил…

Дверь широко распахнулась, и Грег натянул улыбку стоящему человеку по ту сторону двери. Мужчина… становилось все лучше и лучше. Парень был настоящим английским дворецким, от блестящих туфель до черных жилета и пиджака.

- Добрый день, сэр. — Да и у него был акцент. Не совсем британский, не и совсем французский — первоклассного европейца. — Чем могу служить?

- Грег Вин. — Он протянул свою руку. — Кажется, я звонил вам пару раз? Не уверен, что вы получили мои сообщения.

Дворецкий быстро покачал головой. — Исключено.

Грег ждал, что мужчина продолжит. Когда ничего не последовало, он откашлялся: — Гм… я надеялся, что вы позволите нам провести некоторое расследование в вашем прекрасном доме и его окрестностях. Легенда о Элае Рэтбоуне очень впечатляющая, я имею в виду… мнения ваших посетителей просто поражают. Моя команда и я…

- Позвольте вас прервать. Не будет никаких съемок или записей о всем…

- Мы можем заплатить.

-… вышеуказанном. — Дворецкий натянуто улыбнулся. — Уверен, вы поймете, что мы оказываем предпочтение нашей личной жизни.

- Честно говоря, нет. Какой вред от того, чтобы позволить нам здесь немного покопаться? — Грег понизил голос и наклонился: — Если, конечно… вы сами не делаете этого по ночам? Или приглушенный свет свечи в той спальне наверху тянется на стальной проволоке для протаскивания кабелей.

Лицо дворецкого осталось неизменным, но он, по-прежнему, излучал презрение. — Думаю, выход вы найдете сами.

Никаких комментариев. Никаких предположений. Требований. Но к черту это, Грег имел дело и с более важным материалом, чем придурок в пингвиньем смокинге.

- Знаете, думаю вам необходимо повысить оплату в результате этих историй с преследованиями. — Грег еще больше понизил голос. — Наш телевизионный состав огромен. Если вы думаете, что у вас сейчас появились посетители, то вообразите, что принесет вашему бизнесу выход на национальный уровень. И, несмотря на то, что сейчас вы имитируете Рэтбоуна, мы можем работать с вами, а не против вас. Если вы понимаете, о чем я.

Дворецкий отстранился и начал закрывать дверь. — Хорошего дня, сэр… — Грег встал на пути двери. И даже если он не шибко-то сильно хотел проверить достоверность историй, полное отсутствие результата было не его прерогативой. И как всегда, закрытые двери лишь подогревали его интерес как ничто иное.

- Тогда мы хотели бы остаться на ночь. Мы проводим расследования на некоторых соседних участках по Гражданской войне и нам необходимо место для ночлега.

- Боюсь, что мест нет.

В этот момент, словно божественный дар, вниз по лестнице спустилась пара с чемоданами в руках. Грег улыбнулся, глядя поверх плеча дворецкого.

- Кажется, вы не настолько переполнены как думаете.

Поерзав на террасе, он старался как можно лучше натянуть на себя я-не-создам-неприятностей вид.

- Нет так нет, понял. Поэтому мы не собираемся делать никаких записей, аудио или видео. Клянусь жизнью своей бабушки. — Подняв руку в знак приветствия, он громко окликнул: — Эй, ребята, отлично провели время?

- О, боже, это было невероятно! — выпалила подружка, жена, случайная любовница или кем бы она там не была. — Элай настоящий!

Парень, муж, кивнул в знак подтверждения. — Я не поверил ей. Я имею ввиду в призраков… черт. Но да…. я слышал его.

- Мы также видели свет. Вы слышали о свете?

Грег выражая полнейшее потрясение, приложил руку к груди. — Нет, что за свет? Расскажите мне все…

Когда они начинали подробную декламацию всех «невероятно удивительных вещей», которые были так «невероятны и удивительны для очевидцев» во время их «невероятной…», глаза дворецкого сузились в щелки. Конечно, его манеры остужали импульс убить, когда он отступил, чтобы позволить Грегу встретиться с отбывающей парой, но температура в холле значительно понизилась.

- Подождите… это не… — Парень нахмурился и склонил голову набок. — Срань Господня, вы из этого, как его, шоу…

- «Паранормальные расследования», — помог ему Грег. — Я продюсер.

- А ведущая… — Парень кинул взгляд на свою девушку. — Она тоже здесь?

- Конечно. Хотите увидеться с Холли?

Парень поставил чемодан, который нес, и поправил на себе рубашку. — Ага, можно?

- Мы собирались уже уезжать, — вставила его вторая половинка. — Не так ли, Дэн?

- Но если у меня — у нас — есть шанс…

- Если мы выдвинемся в путь прямо сейчас, то будем дома только к вечеру. — Она повернулась к дворецкому. — Спасибо за все, мистер Гриффин. Мы прекрасно провели время.

Дворецкий с грацией поклонился. — Благодарю мадам, приезжайте еще.

- О, мы приедем. Это будет идеальное место для нашей свадьбы в сентябре. Оно изумительно.

- Просто поразительно, — поддакнул его парень, желая вернуть к себе ее расположение.

Грег не стал того подталкивать встретиться и поприветствовать Холли, когда парочка вышла через парадный вход, но все-таки парень остановился и оглянулся, как будто ожидал, что Грег последует за ними.

- Пойду, схожу за нашим багажом, — сказал Грег дворецкому. — А вы пока можете приготовить нам комнату, мистер Гриффин.

Воздух вокруг человека, казалось, начал деформироваться. — У нас есть две комнаты.

- Замечательно. И насколько я могу судить, что вы человек старых нравов, поэтому я и Стэн будем проживать в одной комнате. Для приличия.

Брови дворецкого поднялись. — Если у вас и ваших друзей достаточно времени, чтобы подождать в гостиной расположенной справа от вас, я позову горничных приготовить ваши комнаты.

- Фантастика. — Грег похлопал мужчину по плечу. — Вы даже не почувствуете здесь нашего присутствия.

Дворецкий демонстративно сделал шаг назад. — Предупреждение, если не возражаете.

- Поразите меня.

- Не поднимайтесь на третий этаж.

Ну, это не то чтобы приглашение… и реплика была взята словно прямо из фильма «Крик».

- Договорились. Обещаю.

Дворецкий пошел по коридору и Грег высунулся из-за двери, знаком призывая свою делегацию. Когда Холли вылезла из фургона, две ее груди четвертого размера подпрыгнули под футболкой, а ее Севенс[22] с настолько низкой посадкой открывали вид на ее плоский, загорелый живот. Он нанял ее не из-за ее мозгов, а из-за параметров Барби, и все же она оказалась большим, чем он того ожидал. В отличие от большинства манекенов, она не была глупа как пробка, ну не совсем, и у нее имелась жутковатая способность себя преподносить, что сильно помогало ее продвижению.

Стэн открыл боковую дверь фургончика и вышел, сильно щурясь и откидывая свои длинные, беспорядочно торчащие во все стороны лохмы. Находящийся постоянно под кайфом, он идеально подходил для этого рода работы: спец в технике, но легкий в подчинении, когда получал приказы. Последнее, что Грегу хотелось — это артист, управляющий объективом фотокамеры.

- Несите багаж, — крикнул им Грег.

Что было кодовым сигналом, тащить не только чемоданы со своим шмотьем, но и с кое-каким оборудованием.

И это было не первым изречением подобного рода.

Когда он нырнул обратно в дом, съехавшая парочка, как раз проезжала мимо них в своем кабриолете Sebring. Парень, засмотрелся на Холли, и поколесил в сторону фургона, а не туда куда собирался.

Она всегда производила на мужчин такой эффект. Еще одна причина держать ее при себе.

Это плюс, и у нее не было никаких проблем со случайным сексом.

Грег зашел в гостиную и медленно осмотрелся. Масляные картины были музейного качества, ковры — персидскими. Повсюду расставлены серебряные канделябры, а вся мебель была изготовлена в двадцать первом или в двадцатом, а возможно даже и в девятнадцатом веке.

Журналист в нем встрепенулся и закричал. В и Bs [23] уровни, не были подготовлены к подобному. Здесь явно что-то происходит.

Или это легенда о Элае склоняла чертово множество голов каждую ночь на эти подушки.

Грег подошел к самому миниатюрному портрету. На нем был изображен молодой человек лет двадцати. Портрет был написан в другом времени и другом месте. Он сидел на жестком стуле, положив ногу на ногу, его элегантные руки были сложены на одной стороне. Темные волосы зачесаны назад и завязаны лентой, открывая красивое лицо. Одежда была… Ну, Грег не был историком, так что хрен его знает, но она была точь-в-точь такой же, как и одежка, что носил Джордж Вашингтон и его род.

«Это Элай Рэтбоун», подумал Грег. Скрытный аболиционист[24], всегда поощряющий тех, кто шел его путем… человек, который умер, защищая отстаиваемые интересы до того, как пустил корни на Севере… герой, спасший многих, чтобы быть казненным в расцвете сил.

Это был их призрак.

Грег сделал пальцами рамку и прошелся по комнате, прежде чем нацелиться на это лицо.

- Это он? — раздался позади него голос Холли. — Это действительно он?

Грег сиял, оглянувшись через плечо, его тело покалывало. — А я думал, что изображения в интернете были хорошими.

- Он… великолепен.

И здесь была его предыстория и его дом и все те люди, которые покинули это место, рассказывая о призраках.

К черту это путешествие в Атланту в этот дурдом. Их следующий прямой эфир будет прямо тут.

- Я хочу, чтобы ты поработала над дворецким, — тихо произнес Грег. — Ты поняла, о чем я. Я хочу доступ ко всему.

- Я не собираюсь с ним спать. Я завязала с некрофилией, а этот старше самого Господа Бога.

- Разве я просил тебя ложиться под него? Есть и другие способы. У тебя есть сегодня и завтра. Я хочу здесь сделать спецвыпуск.

- Ты имеешь в виду…

- Мы будем в прямом эфире здесь в течении всех десяти дней. — Он направился к окнам, выходящим на аллеи с деревьями, скрипя половицами при каждом шаге, что он делал.

«Дневные премии «Эмми»[25], а вот и мы», — подумал Грег.

Зашибенное совершенство.

ГЛАВА 10

Джон Мэтью проснулся с рукой на своем члене. Вернее, почти проснулся. Однако то, что оказалось в его ладони, было в полной боевой готовности.

В его затуманенный мозг ворвались образы его и Хекс… Он видел их на ее кровати в том подвальчике: обнаженных — она широко разводит ноги и оседлывает его бедра, он протягивает руку и ласкает ее грудь. Ей хорошо и комфортно, сидя сверху на нем. Ее жаркий и сочащийся влагой центр находится прямо напротив его эрекции, затем ее мощное тело выгибается, потираясь о то, что причиняет ему сильную боль от нетерпения проникнуть в нее. Испытывая жажду оказаться внутри нее. Потребность оставить что-то после себя.

Ему было необходимо оттрахать ее.

Инстинкт непреодолимо принуждал его овладеть ею… и все же его совесть покалывало, когда он сел и втянул один ее сосок себе в рот. Когда он пропустил ее плоть между своих губ, посасывая, облизывая языком и пощипывая с такой нежностью, он знал, что это не реально — и даже фантазировать о таком было неправильно. Это было нечестно по отношению к ее памяти, и все же, представляя эту картину, он ритмично водил своей ладонью вверх-вниз, усиливая давление… а этот момент был слишком ярким и возбуждающим, чтобы повернуть его вспять.

Пути назад не было.

Джон представил, как перекатывает ее на спину и нависает над ней, глядя сверху в ее темно-серые глаза. Ее бедра разведены по обе стороны от его бедер, ее плоть готова к тому, что он хотел ей дать, ее запах дразнил его ноздри, в то время, как всем, что он знал, была она.

Проведя ладонями по ее грудям вниз к животу, он поражался тому, насколько были совместимы их тела. По сравнению с ним, она была меньше, но все же их мышцы были твердыми и подтянутыми, готовые к использованию, становясь каменными, как кость, когда они были поглощены друг другом. Ему нравилось, насколько она была твердой под своей мягкой, шелковистой кожей, нравилась ее сила, ее жесткость…

Он до одури хотел ее.

И тут, он остановился.

Казалось, словно фантазия испарилась, оборвалась лента, поцарапался DVD-дикс, цифровой файл повредился. Оставляя лишь его тягу и муку на грани экстаза, что необратимо вела его к безумию…

Хекс протянула руки и обхватив его лицо ладонями, этим нежным контактом, она подчинила всего его — его сознание, его тело и душу. Она завладела им, переводя взгляд с его глаз к его бедрам. Он был ее.

— Иди ко мне, — произнесла она, склоняя голову.

Слезы заволокли его зрение. Наконец-то, они собирались поцеловаться. Наконец-то то, в чем она ему все время отказала, вот-вот должно было случиться…

Когда он наклонился… она направила его рот обратно к ее соску.

Момент он чувствовал укол сожаления, а затем странный, поразивший его восторг. То, как она выгибалась было настолько правдоподобно, что он подумал, будто это не сон. Возможно, это происходило на самом деле. Прогоняя свою печаль, он сконцентрировался на ее готовности отдаться ему.

— Отметь меня, — попросила она низким голосом.

Обнажая свои клыки, он прошелся белым кончиком острия вокруг ее ареола, кружась, скользя. Он хотел уточнить, уверена ли она, но она сама ответила на этот вопрос. В стремительном движении, она оторвалась с матраца, так прижав его голову к своей коже, что он прокусил ее, и потекла струйка крови.

Джон отпрянул назад, испугавшись, что причинил ей боль… но это было не так, и когда она выгнулась в эротической дуге, поблескивающий источник ее жизни привел его к оргазму.

— Пей из меня, — приказала она, когда его член дернулся и горячими толчками излился на ее бедра. — Сделайте это, Джон. Сейчас.

Ей не пришлось просить его дважды. Он был пленен выступившей темно-красной капелькой, с медленным изяществом скользившей по ее бледной груди. Он проследил оставленный ею след своим языком, остановившись на ее соске…

Все его тело вспыхнуло от ее вкуса, и его накрыло еще одно освобождение, отмечая ее кожу, когда он рухнул в судорогах нового оргазма. Кровь Хекс ощущалась дерзкой и опьяняющей у него во рту, вызывая зависимость, как только отведал ее с первой капли, и это место, где он сейчас находился, теперь не хотелось покидать никогда. Смакуя предложенное, ему послышался ее удовлетворенный смех, но затем он затерялся в процессе.

Его язык прошелся по ее соску, затем он прикусил его, и окружил плотным кольцом губ, принимаясь посасывать ее живительную влагу, забирая ее темный аромат в свое горло и дальше, в желудок. Общение с ней было всем, чего он когда-либо желал, а теперь, кормясь от нее, его накрыло радостное возбуждение наряду с ядерной энергией, перетекающей к нему с ее кровью.

Желая дать ей что-то взамен, он переместил свою руку вниз, пройдясь ладонью по внешней стороне ее бедер и между ними. Проследив пальцами ее тугие мышцы, он отыскал ее сущность… О, Боже, она была влажной и гладкой, и такой чертовски горячей, готовой принять его. И хотя ему ни хрена не было известно о женской анатомии, он позволил ее стонам и извиваниям рассказать ему, куда должны последовать его пальцы и что им следовало делать.

С каждым его прикосновением она становилась все влажнее, и тогда он скользнул в нее во всю длину своего среднего пальца. С помощью большого пальца, он массировал ее вершинку и обнаружил ритм, совмещающий это занятие, не прекращая уделять внимание ее груди.

Он подвел ее к грани, беря и давая взамен так много, сколько мог дать, хотя знал, что этого недостаточно. Он хотел быть в ней, когда она кончит. Тогда он будет завершенным в неком неземном пути, заключенном всем в нем самом.

Это было возбуждением связанного мужчины и потребностью, необходимой для ощущения умиротворения.

Оторвав свои губы от ее груди, и убрав руку от ее сущности, переместился так, что его блестящий от возбуждения член расположился между ее разведенных ног. Встретившись с ее взглядом, он провел рукой по ее коротким волосам и медленно начал опускать свой рот вниз…

— Нет, — выдохнула она. — Это не должно произойти.

Джон Мэтью вскочил, разрушив фантазию грез, и его грудь сдавило ледяной обжигающей болью.

С отвращением он выпустил из руки свой возбужденный член — не то, чтобы он был теперь твердым. Его член съежился, несмотря на оргазм, произошедший в его сознании.

«Это не должно произойти».

В отличие от сна, который был всецело гипотетическим, это были именно те слова, что она сказала ему на самом деле — в точно такой же эротичной обстановке.

Поглядев на свое обнаженное тело, те оргазмы, что в грезах выплеснул на нее — были на его животе и простынях.

«Черт возьми, почему именно это зацепило его так, как ничто другое».

Взглянув на часы, он понял, что проспал звонок будильника. Или, что более вероятно, он вообще не потрудился его даже поставить. Бессонница делала тебя похожим на телефон, в котором необходимо уничтожить все кнопки отвечающие за дремоту.

Он наскоро сполоснулся под душем, начав со своего члена. Ему было ненавистно то, что он сделал, даже не успев еще толком проснуться. Джон чувствовал, что совершенно неправильно дрочить, учитывая сложившуюся ситуацию, и начиная с сегодняшнего дня, если понадобится, он будет спать в джинсах.

Хотя зная свою руку, чертова дрянь, вероятно, в любом случае, окажется под ширинкой.

Мать твою, он собирался пристегнуть свои запястья к гребаной спинке кровати.

Джон намылился, с тем же автоматизмом, что и чистка зубов, нежели в восхвалении своей внешности. Упершись ладонями в мрамор, он склонился к распылителю, позволяя воде смыть с него пену.

«Лессеры были импотентами. Лессеры… были импотентами».

Склонив голову, он почувствовал горячий напор на затылке.

Секс принес ему ужаснейшее дерьмо, и когда образ грязной лестничной клетки ворвался в его сознание, он прикрыл веки и вырвал себя в настоящее. Не то чтобы это принесло облегчение.

Он пережил бы случившееся с ним тысячи раз, лишь бы единожды уберечь Хекс от жестокого обращения.

«О… Боже…»

Лессеры были импотентами. Всегда.

Передвигаясь, как зомби, он вылез из душа, кое-как обтерся, и поплелся в спальню, чтобы одеться. Натягивая кожаную одежду, тем временем зазвонил его телефон, и он потянулся к своей куртке, чтобы достать его.

Раскрыв телефон… он обнаружил сообщение от Треза.

Все что в нем было сказано: «189 св френсис ав 10 2найт[26]».

Джон захлопнул телефон. Его сердце забилось с жестоким умыслом. Любая трещина в фундаменте… он всего лишь искал одну маленькую трещинку в мире Лэша — щель, в которую сможет пробиться и взорвать все к чертовой матери.

Хекс возможно была уже мертва, и эта новая реальность без нее могла стать вечностью для него, но это не значит, что он не отомстит за нее.

В ванной Джон закрепил нагрудную кобуру, схватил куртку и вышел в коридор. Остановившись, он подумал обо всех людях, которые находились внизу… так же как и о времени. Ставни все еще были опущены.

Вместо того, чтобы пойти налево, к парадной лестнице и фойе, он свернул направо… молча шагая, несмотря на свое дерьмовое состояние.

***

Блэйлок покинул свою комнату чуть раньше шести, собираясь проверить, как там Джон. Обычно парень ошивался поблизости перед каждой трапезой, но сейчас здесь никого не было. Что означало, либо он был мертв, либо мертвецки пьян.

Остановившись у двери своего приятеля, он припал к ней, прислушиваясь, но по другую сторону ничего не происходило.

Когда после тихого стука никакого ответа не последовало, он открыл эту гребаную дверь. Ну и дела. Эта комната смахивала на место ограбления, с разбросанной повсюду одеждой и кроватью, которую возможно, использовали в качестве эпицентра разрушения.

— Он здесь?

От звука голоса Куина, Блэй весь напрягся и еле заставил себя не обернуться. Да это было и без надобности. Он и так знал, что чувак будет одет во что-то на манер Сида Вишеса [27]или Найн Инч Нэйлз [28]или в футболку Слипнот[29] заправленную в черные кожаные брюки. Угрюмая физиономия чисто и гладко выбрита. А его колючие темные волосы немного влажные после душа.

Блэй вошел в комнату Джона и направился в ванную, полагая, что его действия сполна ответят на заданный вопрос.

— Д’жей? Где ты, Д’жей?

Когда он прошел через весь этот мрамор, во все еще густом и влажном воздухе витал характерный запах мыла Слоновой кости[30], которым пользовался Джон. На вешалке висело влажное полотенце.

Развернувшись, чтобы уйти, Блэй врезался прямо в грудь Куина.

Удар был подобен столкновению с автомобилем и его лучший друг протянул руку, чтобы удержать его.

«О, нет. Никаких прикосновений».

Блэй увернулся и в замешательстве прошагал обратно в спальню.

— Извини. — Затянувшаяся пауза. — Его здесь нет.

«М-да».

Куин наклонился в сторону и повернул свое лицо, свое красивое лицо, к Блэю. Когда парень выровнялся, Блэй отвел глаза, словно был вынужден это сделать.

— Ты больше не смотришь на меня.

«Нет, не смотрю». — Да, это так.

Отчаянно пытаясь уйти от этого сине-зеленого взгляда, чтобы не раскиснуть, он подошел к полотенцу. Скомкав его, он бросил его в корзину для грязного белья и чтобтебя, если бы это хоть немного помогло.

Тем более, после того как представил как врывается своей головкой в эту узкую дырочку.

Блэй был спокоен, когда обернулся. Даже встретившись с этими глазами.

— Я собираюсь спуститься пообедать.

Он чувствовал гордость за себя, когда шел…

Рука Куина взметнулась и схватила его за локоть, останавливая.

— У нас проблема. Между мной и тобой.

— Да. — Не вопрос. Потому что это был разговор, в котором он не нуждался в одобрении.

— Да что, черт возьми, с тобой не так?

Блэй моргнул. «Что со мной не так? Это не он был тем, кто трахает все, что движется во все дыры».

Нет. Он был жалким идиотом, который сох по своему лучшему другу. Который послал его на все четыре стороны. Любая близость с цыпочкой и он был вынужден вытаскивать платочек Клинекс из своего рукава и утирать свои слезы.

К сожалению, вспышка гнева быстро исчезла, оставив его опустошенным.

— Ничего. Со мной все в порядке.

— Вранье.

Хорошо. Ладно. Это было нечестно. У них уже был подобный разговор и Куин может и был шлюхой, но память парня была в совершенно исправном состоянии.

— Куин… — Блэй провел рукой по своим волосам.

В его мозгу всплыли строчки гребаной песни Бонни Райтт[31], где ее глубокий голос напевал… «Я не могу заставить тебя любить меня, если ты не хочешь… Ты не можешь заставить свое сердце почувствовать что-то, если ты не хочешь…» Блэй рассмеялся.

— Что смешного?

— Можно ли быть кастрированным, сам того не ведая?

Теперь пришлось моргнуть Куину.

— Нет, если только ты не вдрызг пьян.

— Что ж, я трезвый. Вдрызг трезвый. Как обычно. — И на этой ноте, возможно, ему нужно было вырвать страницу из книги Джона и начать утирать нюни. — Я думал, что смогу изменить эту ситуацию. Прости…

— Блэй…

— Нет. Не смей называть меня Блэем таким тоном, — ткнул он пальцем в лицо своему лучшему другу. — Просто продолжай в том же духе. Это у тебя получается лучше всего. Оставь меня в покое.

Блэй вышел. В его голове была путаница, но ноги, слава Богу, держали его.

Направляясь к парадной лестнице через коридор со статуями, он проходил мимо греко-рисмких шедевров, поглядывая на мужские тела. На самом деле, на всех них ему представлялась голова Куина.

— Тебе не нужно ничего менять. — Куин был у него на хвосте, слова звучали тихо.

Блэй дошел до лестницы и посмотрел вниз. Представшее перед ним сверкающее фойе было словно открытый подарок, с твоим телом, входящим в него, с каждым пройденным шагом, заключая тебя в визуальное объятие цвета и золота.

«Идеальное место для спаривания», так, просто пришло ему в голову.

— Блэй. Пойдем. Ничего не изменилось.

Он обернулся. Куин насупил свои проколотые брови, взгляд был свирепым. Ясно, что парню хотелось продолжить разговор, но с Блэя хватит.

Он начал спускаться вниз, ускоряясь.

И не было неожиданностью, когда Куин пристал к нему с разговором.

— Что черт возьми это значит?

О, ну конечно, им обязательно это делать на виду у всей толпы в столовой. Куину было насрать на зрителей, но Блэй не находил в этом ничего привлекательного.

Он сделал два шага назад, пока не столкнулся с ним лицом к лицу.

— Как ее имя?

Куин отскочил.

— Извини?

— Имя администраторши.

— Какой администраторши?

— Прошлая ночь. В тату-салоне.

Куин закатил глаза.

— Ох, да ладно тебе…

— Ее имя.

— Боже, да понятия не имею. — Куин поднял ладони, универсальный язык на все случаи жизни. — Какое это имеет значение?

Блэй открыл рот, чтобы объяснить Куину, что наблюдать за ничего не значащим для него, было пыткой ему. Но в то же время он знал, что это прозвучало бы глупо.

Вместо ответа, он полез в свой карман, достал пачку Данхилл и вынул одну сигарету, и, зажав ее во рту, он прикурил ее, глядя в эти разноцветные глаза.

— Ненавижу, когда ты куришь, — пробормотал Куин.

— Смирись с этим, — ответил Блэй, развернулся и направился вниз.

ГЛАВА 11

— Джон, ты куда?

Спустившись в прачечную за домом, Джон замер с рукой на одной из дверей, ведших в гараж. «Твою мать… дом настолько огромный, что можно было бы покинуть его и без зрителей, но нет же… кругом глаза, голоса… повсюду».

В этом плане, особняк больше напоминал приют.

Он развернулся и столкнулся нос к носу с Зейдистом. В одной руке Брат держал салфетку, а в другой детскую бутылочку. Определенно он только что встал из-за обеденного стола и пришел сюда через кухню. И боже, только подумайте… следующим человеком, вошедшим через дверь оказался — Куин, с не до конца обглоданной ножкой индейки в руках, словно это была его единственная пища на следующие десять часов.

Появление Блэя обернулось в сраное собрание.

Зи кивнул на руку Джона, сжимавшую дверную ручку, каким-то образом умудряясь при этом выглядеть как серийный убийца, несмотря на детские причиндалы в его руках. Вероятно, это все его шрам на лице. Или скорее его горящие черные глаза.

— Я задал тебе вопрос, приятель.

«Выношу гребаный мусор».

— Где твоя резиновая горничная?

Куин быстро прикончил свой ужин, затем демонстративно подошел к мусорным бакам, чтобы выбросить косточку.

— Да, Джон. Что ты нам скажешь.

«Нет, мать твою — ничего».

«Я сваливаю», показал он жестами.

Зи наклонился вперед и положил ладонь на дверную панель, развивая салфеткой словно флажком.

— Ты выходишь с каждым разом все раньше. Джон, ты переходишь всякие границы. Я запрещаю тебе уходить так рано. Хочешь сгореть дотла? P.S. если ты еще раз вздумаешь уйти без своей личной охраны, Роф использует твое лицо в качестве молотка, усек?

— Христос гребаный Иисус, Джон, — произнес Куин, скривив лицо, словно кто-то отдраил ванную комнату его простынями. — Я никогда тебя не останавливал. Ни разу. И так ты мне отплачиваешь?

Джон уставился куда-то влево от Зи. Возник соблазн напомнить Брату, как он сам искал Бэллу, но нашел это гребаное дерьмо дикой и самой безумной вещью. Кроме того идея о похищении шеллан была как красная тряпка для быка и Джон уже рыл копытом землю из-за женщины. Двое — это уже перебор.

Голос Зи понизился:

— Что происходит, Джон?

Он оставался молчаливым.

— Джон. — Зи наклонился вперед. — Я выбью из тебя ответ, если понадобится.

«Просто неудачное время». Ложь имела тебя по полной, потому что, если бы это было правдой, он направился бы к парадной двери и не заметал бы следы историей с мусором. Но ему действительно было насрать, что ведро, о котором он нес ахинею, было с дырой в днище.

— Я на это не куплюсь. — Зи выпрямился и посмотрел на часы. — И ты не уйдешь, еще, по крайней мере, ближайшие минут десять.

Джон скрестил руки на груди, чтобы удержаться от комментария по поводу строгой изоляции, и так как в его голове звучала тема «Опасность!»[32], он чувствовал, что сейчас взорвется.

И тяжелый взгляд Зи чертовски не облегчал ситуацию.

Десять минут спустя, звук поднимающихся жалюзей во всем особняке, разрушил тупиковую ситуацию и Зи кивнул в сторону двери.

— Отлично. Теперь, если тебе так угодно, можешь идти. По крайней мере, ты не поджаришься.

Джон отвернулся.

— И если я снова поймаю тебя без твоего аструкс нотрама, то втащу обратно в дом.

Куин чертыхнулся.

— Ага, и тогда я буду уволен. И кредитный траст Дональда Трампа[33] с кинжалом явится по мою задницу. Да ладно.

Джон схватил ручку и дернул ее, открывая себе путь подальше от дома. Его кожу стянуло. Он не хотел проблем с Зи, так как уважал парня, но он был чертовски нестабилен, и предположительно такая тенденция была лишь началом.

В гараже, он свернул налево к двери в дальней стене, ведущей на улицу. Направляясь в ту сторону, Джон отказывался смотреть на гробы, выстроенные на его пути. Ну нет. Не хватало ему сейчас еще такого образа в голове. Шестнадцать? Неважно.

Открывая стальную дверь, он ступил на длинную пологую лужайку, простирающуюся вокруг пустого бассейна и сужающуюся возле кромки леса и укрывающей их стены. Он знал, что Куин следовал прямо за его задницей, судя по душку осуждения, портящего свежий воздух, подобно плесени в подвале. А с ним и Блэй, излучая запах одеколона.

Собравшись дематериализоваться, его крепко схватили за руку. Он повернулся, чтобы послать Куина куда подальше, и замер.

Это был Блэй. Голубые глаза рыжеволосого парня пылали. Он сам на себя не был похож, вероятно, именно это и вынудило Джона обратить внимание.

— Хочешь убить себя. Пожалуйста. Это твое право. Но не приноси проблем другим. Этого я не стану терпеть. Не оставляй Куина без предупреждения.

Через плечо парня Джон посмотрел на Куина, который выглядел так, словно собирался прикончить нечто, что его так расстроило. «Ах, так вот почему Блэй выступил с личным высказыванием». Не хотел третьего колеса в этом дисфункциональном триумвирате[34], и увидеть то, о чем было сказано.

«Мы все выяснили?» показал Блэй знаками.

Уже чудо, что Блэй вмешался. И это вынудило Джона объясниться.

«Не могу обещать, что не сбегу. Просто потому что не могу. Но клянусь, что предупрежу его». По крайней мере, так он сможет выбраться из дома.

«Джон…»

Он покачал головой и сжал руку Блэя.

«Ничего кроме этого обещать не могу. Ничего из-за чертовщины, творящейся в моей голове. Но я не уйду, не предупредив его, куда направляюсь и когда вернусь».

У Блэя интенсивно заходили желваки. Как бы то ни было, он не был глуп и понимал, что лучше это не поднимать за столом. «О’кей». С этим он мог смириться.

— Эй, вы двое, не хотите ли немного поделиться своей любовью? — спросил Куин.

Джон отступил на шаг назад и показал жестами:

«До десяти пробудем в Экстрим Парке. Потом отправимся на Св. Френсис-Авеню. Трэз скинул мне это через эсэмэс».

Он дематериализовался, перемещаясь на юго-запад, принимая форму за гаражом, где высиживали дозорными прошлой ночью. Когда его команда появилась позади него, он проигнорировал, сгустившую воздух мрачную напряженность.

Выглянув из-за бетонного блока, он просканировал местность, выявляя различных игроков. Тот юнец с пушкой оттягивающей карман, неизменно торчал на месте в самом центре парка, опираясь на один из скатов, легонько пощелкивая зажигалкой, не зажигая ее. Так же здесь находилось с полдюжины роллеров, рассекающих асфальт и еще с дюжину разговаривающих между собой катающихся на своих досках. На стоянке стояли семь разношерстных припаркованных автомобилей, и когда копы медленно неспешно прокатилась мимо и поехали дальше, Джон почувствовал, что это было абсолютно пустой тратой времени.

Направься они глубже в центр города, обшарив все переулки, и то было бы больше…

Подъехавший Лексус, не паркуясь ни на одном из мест, остановился перпендикулярно к бамперам тех семи машин… и вышедший из-за руля, смахивал на паренька из средней школы, одетый в мешковатые джинсы и ковбойскую шляпу.

Ветер принес запах морга, в котором, напрочь отсутствовала центральная вентиляция.

А также… «Олд Спайс?»

Джон выпрямился, с выбивавшем «ну-здравствуй» сердцем. Его первой мыслью было кинуться и схватить ублюдка, но Куин остановил его движением руки.

— Погоди, — сказал парень. — Лучше сначала все выяснить.

Джон понимал, что его приятель прав, так что поставил свое тело «на ручник» и занялся запоминанием номерного знака на хромированном шестисотом.

Открылись остальные двери седана и из машины вышли трое. Они не были столь бледны, как действительно старые старшие лессеры, но у них уже пробивался оттенок белого и они жутко воняли.

Боже, этот поганый запах детской присыпки шибал прямо в нос.

Один из убийц остался присматривать за машиной — двое других присоединились к юному ковбою, встав спереди от него. Когда они ступили на бетон, все глаза устремились на них.

Паренек возле центрального ската выпрямился и убрал свою зажигалку в карман.

— Твою мать, если бы здесь только была моя гребаная доска, — простонал Куин.

Да уж. К тому же поблизости находился небоскреб, с крыши которого они могли бы вести наблюдение, когда не будет никакой возможности отследить Лексус.

Дилер остался на месте, так как к нему подошли сами, и, казалось, он не был удивлен визитом, дав возможность предположить, что встреча была запланирована. И как вы уже догадались, после некой беседы, убийцы окружили паренька, и группа вернулась обратно к седану.

Все, кроме одного лессера, сели в машину.

Настало время определяться. «Либо попасть впросак с автомобилем, что станет горячим поводом для организации преследования? Либо им материализоваться на крыше гребаного Лексуса и тормознуть его?» Проблема состояла в том, что оба решения несли серьезный риск их миру — и требовали огромной мозговой промывки, которая понадобиться группе из двадцати человек.

— Думаю, что один останется, — прокомментировал Куин.

Ага. Когда водила занял свое место, Лексус развернулся и тронулся с места.

Позволить автомобилю уехать, было самым сложным для Джона из всего, что он когда либо делал. Но в реале, группа ублюдков забрала одного из самых главных дилеров этой территории — значит они еще вернуться. А так же они оставили неподалеку одного из своих.

Таким образом, возникли дела, заставляющие его с парнями поднапрячься.

Джон наблюдал за убийцей, входящим в парк. В отличии от паренька он не стоял на месте — то и дело бродил, измеряя шагами периметр, встречаясь со всеми падающими на него взглядами. По-видимому, он заставил роллеров занервничать, а нескольких из них слинять раньше обычного. Но не все были столь осторожны… или достаточно для этого трезвы.

Джона привлек мягкий шлепающий звук, и он посмотрел на себя вниз. Его нога шлепала по грязи с кроличьей скоростью.

Но он не собирался ее разминать. Он выжидал за гаражом… продолжая ждать… и ждать.

Потребовался чертов час, пока, расхаживающий неподалеку говнюк, оказался в пределах их досягаемости, и это стоило мучений с ногой.

Одним усилием воли Джон молниеносно потушил ближайший уличный фонарь, обеспечив им немного приватности. И когда ублюдок оглянулся, Джон вышел из-за укрытия.

Лессер покрутил по сторонам головой, и тогда до него дошло, что только что прибыла война, постучав в его дверь: сукин сын улыбнулся и сунул руку в свою куртку.

Джон не боялся попасть под обстрел. Единственным обязательным критерием было избегать свидетелей среди человеческой расы…

Появившийся автопогрузчик со скоростью в два удара сердца тут же исчез, под лившуюся из него, чертовски громкую попсу, эхом разносившуюся по всему парку.

Джон нырнул в укрытие, а выкрикиваемое многими «вот черт» только подстегнуло его. И пока люди с воплями разбегались в рассыпную, пронеслось еще большее количество пуль, рикошетивших от бетона.

Позади гаража, он прижался спиной к дереву и выдал свою очередь. Когда Блэй и Куин скользнули за дом, наступила доля секунды «кто-истекает-кровью?» совпавшая с паузой из душа пуль.

«Твою мать о чем, он думает?» показал знаками Куин. «Здесь же полно свидетелей».

Приближалась тяжелая поступь, затем прозвучал щелчок замены магазина. Джон посмотрел на дверь гаража. Большой замок на цепи стал как нельзя кстати, и, коснувшись его ладонью, ментально заставил его открыться, оставив свободно висеть на петлях.

«Отправляйтесь в другой угол», приказал Джон своей команде. «И прикиньтесь ранеными».

«Ох, дьявол, нет…»

Джон направил дуло пистолета в лицо Куину.

Когда парень дернулся, Джон просто посмотрел в сине-зеленые глаза приятеля. Это было решение Джона: он сам собирался иметь дело с убийцей. Конец дискуссии.

«Чтоб. Тебя», произнес Куин одними губами прежде, чем дематериализоваться с Блэем на пару.

Громко застонав, Джон позволил своему телу тяжело грохнуться — со звуком огромного падающего мешка с бетоном — на землю. Растянувшись на животе, он прижал свой СИГ к груди сняв с него предохранитель.

В сопровождении низкого смеха, словно настал лучший момент в жизни лессера, шаги приближались все ближе.

***

Вернувшись от своего папочки, Лэш принял форму в спальне, по соседству с той, в которой содержалась Хекс. Как бы сильно ему не хотелось увидеть ее, он сдерживался. Каждый раз, по возвращении из Дхунда[35], он тратил добрых полчаса на восстановление, потому не собирался глупить и давать ей шанс его уничтожить.

А она убила бы. И разве это не мило?

Развалившись на кровати и закрыв глаза, его тело было вялым и ледяным, а сделав глубокий вздох, ему казалось, что он оттаивает, подобно замороженному куску говядины. Не то чтобы с другой стороны была морозилка. На самом деле, отцовская берлога, была теплой и, ну приспособленной — на тот случай если вам «посчастливится» оказаться в этом Либераче[36] дерьме.

У папочки «О» практически отсутствовала мебель, зато с таким количеством канделябров, что можно было потопить корабль. Возможно, переохлаждение имело некое отношение к обратному скачку в эту реальность, и каждое его возвращение на эту сторону затрачивало все больше сил. Хорошие новости состояли в том, что он не собирался больше туда возвращаться. Теперь, когда его набор хитрых приемов был полностью освоен, находиться там стало без надобности, и по правде говоря, Омега уж точно не был лучшей компанией.

Это был тот случай, когда можно было сказать с-меня-достаточно-твоей-заботы-обо-мне. И не смотря на то, что вышесказанная дрочь имела конкретное отношение к личности могущественного, злого придурка, оказавшегося по совместительству еще и твоим папашей, заставляло задуматься и быстро повзрослеть.

Кроме того, личная жизнь его отца была волнующей в дерьмовом смысле.

Лэш даже понятия не имел, что за чертовщина находилась на том ложе. Черные твари, понятно, но пол их был столь же неразличим, как и разновидность, да и способ их передвижения, был довольно-таки жутковат. Плюс ко всему, они постоянно пытались совокупиться, даже с любым из присутствующих.

И его отец ни разу не выразил протеста.

Когда раздался звуковой сигнал, Лэш сунул руку в куртку за своим телефоном. Пришло сообщение от мистера Д: «В пути. Парень у меня»

Лэш взглянул на часы и вскочил, подумав, что должно быть время показывает не верно. Он вернулся два часа назад — так как же он умудрился так надолго отключиться?

Вертикальное положение скрутило его живот, а поднять руки, чтобы потереть лицо потребовало усилий больше положенного. Тяжесть его тела, наряду с ломотой, заставила его вспомнить те время, когда он еще был подвержен простуде или гриппу. Ощущения те же. «Может, он заболел?»

Это заставило его задуматься, а не придумал ли кто-нибудь вакцину для мертвяка или подобное дерьмо.

Скорее всего, нет.

Позволяя своим рукам упасть на колени, он взглянул в сторону ванной комнаты. Душ, казалось, находился в нескольких милях от него, и на самом деле, не стоил затраченных усилий.

Ему понадобилось еще десять минут, чтобы стряхнуть с себя вялость, и когда он поднялся на ноги, то обнаружил, что истекает своей черной кровью. Ванная комната оказалась не в нескольких милях, а всего в нескольких метрах, и с каждым шагом он чувствовал себя все сильнее. Пустив горячую воду, он разглядывал себя в зеркало, обследуя свою коллекцию синяков. Большинство из них перед ночью еще не было, но знал, что собирается заработать еще больше…

Лэш нахмурился и поднял руку. Рана на внутренней части его предплечья была больше, чем он думал.

Когда он ткнул в нее пальцем, то не почувствовал боли, но эта хрень выглядела неважнецки: плоская, открытая рана, была серой в центре и черным пятном по краям.

Его первой мыслью было показаться Хэйверсу… но это было смешно и ничем, кроме отголоска его прежней жизни. Как бы он показался в клинике со словами: «Привет, ты не мог бы привести мою задницу в форму?»

Кроме того, он не знал, куда они перевезли эту треклятую больницу. Что кстати было проблемой для успешного рейда. Цель отнеслась серьезно к твоей угрозе и ушла в глубокое подполье.

Забираясь под теплые струи, он делал все возможное, чтобы отчистить пятно, намылив его, полагая, что это была какая-то инфекция; а затем задумался о насущных делах.

На эту ночь у него были громадные планы. В восемь зачисление новобранца. В десять встреча с Бенлуисом.

Затем вернуться сюда для своеобразного занятия любовью.

Выйдя из душа, он вытерся и осмотрел рану. Чертова ерундовина, казалось, требовала более пристального внимания — по ее поверхности сочилась густая черная слизь.

Ох, эта жидкость будет красоваться огромным черным пятном на его гребаных шелковых рубашках.

Налепив пластырь размером с учетную карточку, он подумал, что возможно сегодня ночью отлично порезвится со своей «девушкой».

Для разнообразия он ее свяжет.

Ему не потребовалось много времени одеть костюм от Зенья[37] и выйти из комнаты. Проходя мимо двери главной спальни, он остановился, сжимая руку в кулак. Постучав по деревянной двери достаточно громко, чтобы разбудить даже мертвого, он улыбнулся.

— Скоро вернусь и принесу цепи.

Он ждал ответа. Когда его не последовало, он потянулся к ручке и приложил ухо к двери. Звук ее ровного дыхания был едва слышным, подобно нежнейшему дуновению ветерка, но все же он был. Она жива. И она все еще будет жива, когда он вернется.

Сохраняя самоконтроль, он отпустил дверную ручку. Открой он сейчас дверь, то потерял бы еще пару часов, а его отец не любил заставлять себя ждать.

Спустившись на кухню, в попытке чего-нибудь перекусить, у него ничего не вышло. Кофеварка была запущена два часа тому назад, так что, подняв кофейник, он увидел нечто напоминающее нефть. Открыв холодильник, то же ничего не увидел, что могло бы привлечь его внимание, хотя и был голоден.

Лэш покинул кухню с пустыми руками и желудком. Не самое лучшее сочетание для его настроения, но он ни за что не пропустит шоу. Ему не терпелось посмотреть, что с ним будет во время инициации.

Фермерский дом с севера и востока снаружи состоял из бурого железистого песчаника, и в тот момент, когда он принял форму на лужайке, то знал, что его отец уже был внутри. Странная дрожь клокотала в его крови всякий раз, когда он оказывался рядом с Омегой, подобно эху в замкнутом пространстве… хотя и не был уверен, было ли это отзвуком того, что его отец в этой пещере, или это было чем-то еще.

Входная дверь была открыта, и поднимаясь по крыльцу и входя в маленький задрипаный холл, он задумался о своем зачислении на служение.

— Тогда ты поистине стал моим.

Лэш обернулся. Омега стоял в гостиной, его белое одеяние закрывало лицо и руки, черная энергия просачивалась на пол, а темная тень формировалась без всякого освещения.

— Ты рад, сын мой?

— Да. — Лэш посмотрел через плечо на обеденный стол. Ведро и ножи, которые применялись и на нем, были уже тут. Готовые и ждущие.

Звук хруста гравия из-под шин, заставил его повернуться к двери.

— Они здесь.

— Сын мой, я хотел бы, чтобы ты принес больше. Я чувствую себя изголодавшимся по плоти.

Лэш подошел к двери.

— Нет проблем.

В этом, по крайней мере, они полностью солидарны. Больше призывников означало больше бабла, больше борьбы.

Омега подошел сзади к Лэшу и мягким движением своей черной руки провел по его спине.

— Ты достойный сын.

На какую-то долю секунды темное сердце Лэша екнуло. Фраза была точно такой же, которую произносил время от времени воспитавший его вампир.

— Спасибо.

Из Лексуса вышли Мистер Ди и еще двое, ведя с собой человека. До маленького ублюдка в джинсах и футболке пока не дошло, что его принесут в жертву, как барана. Но как только он посмотрел на Омегу, понял, что это дерьмо вот-вот уже произойдет. Ясно, как день.

ГЛАВА 12

Когда Джон лег лицом вниз и шаги его врага стали ближе, он вздохнул через нос, почувствовав запах свежей земли. В общем, тянуть кота за яйца было не целесообразно, но этот ублюдок с трясущимся пальцем на спусковом крючке не соответствовал профилю кого-то, кто осторожничал в обнаружении своего присутствия.

Позволить ублюдку добраться до центрального общественного парка?

«Неужели этот идиот никогда не слышал о Колдвеллском Департаменте Полиции? А о Колдвелл Курьер Джорнал?»

Шаги остановились и этот сладкий, удушливый лессеровский душок, излучаемый их кожей, заставлял практически выворачиваться на изнанку. Забавно, насколько жизнь и смерть привлекают внимание ваш пищевод.

Он почувствовал, давление на свою левую руку, будто убийца проверял его носком своего ботинка. А затем, как по команде, Куин издал низкий жалобный стон с другой стороны гаража.

Как будто его печень начала перетекать в прямую кишку.

Шаги отдалились от его тела, когда говнюк пошел проверять источник шума, и у Джона появилась возможность открыть глаза. Убийца смахивал на Голливудского персонажа: держа двумя руками ствол, он крутил своей башкой на все триста шестьдесят градусов, для пущей убедительности. Но, не смотря на этот развернувшийся перед Джоном цирк в стиле Крокетта и Таббса[38], пули оставались пулями, и потребуется лишь одно резкое движение для изменения их направления, и Джон окажется в радиусе прямого их попадания.

Хорошо, что он не стрелял. Когда говнюк направился в сторону куиновских стонов, образ Хекс мгновенно заставил Джона вскочить с земли. Он приземлился на здоровую спину лессера, сгребая его свободной рукой и обеими ногами в стальной захват, одновременно приставляя дуло пистолета к бледному виску.

Убийца замер на долю секунды и Джон свистнул, подавая сигнал Куину и Блэю, чтобы те выходили из укрытия.

— Время бросать оружие, придурок, — сказал, появляясь Куин. Затем, не дав ублюдку время подчиниться, уже оказался возле него и схватив за предплечья, сломал их как тонкие прутики.

Треск костей стоял громче свиста Джона. В результате запястье повисло, и враг потерял контроль над Глоком.

Пока лессер брыкался от боли, издалека доносились сирены… приближаясь все ближе.

Джон потащил ублюдка обратно к двойным воротам гаража, и как только Блэй отварил их, поспешил скрыть свою жертву из вида.

Тщательно проговаривая слова, он одними губами проговорил Куину:

«Сваливайте к Хаммеру»

— Если эти копы едут по нашу душу, нам лучше смыться.

«Не уезжай. Просто отправляйся к Хаммеру»

Куин вытащил ключи и бросил их Блэю.

— Иди. И запри нас, понял?

Не тратя больше ни секунды, Блэй вышел и запер за собой ворота. Последовал приглушенный звук металлической цепи, а затем щелчок, вернувшегося на место большого замка.

Лессер принялся вырываться с удвоенной силой, что было как раз кстати — они только этого и добивались.

Джон перевернул ублюдка на живот и развернул его шею так, что хрустнул хребет.

Куин точно знал, что делать, когда став на колени, он склонился лицом к лицу с убийцей.

— Мы знаем, что у вас в плену женщина. Где она?

Как только звуки сирен усилились, убийце удалось издать лишь сдавленный хрип, поэтому Джон ослабил хватку и позволил воздуху попасть в его легкие.

Куин с размаху ударил лессера.

— Я задал тебе вопрос, сука. Где она?

Джон еще немного ослабил хватку, но не настолько, чтобы предложить совершить побег. С добавлением свободы, лессер содрогнулся от страха, доказывая, что в то время, пока ублюдок был весь в образе со своей пушкой, сейчас, в переломный момент ситуации, он был не более чем молодым панком.

Второй удар Куина оказался более сильным.

— Отвечай мне.

— Нет… пленной.

Когда Куин снова замахнулся, убийца отшатнулся — да, хотя эти гребаные ублюдки и были мертвы, их болевые рецепторы по-прежнему исправно работали.

— Похищенная женщина, удерживаемая вашим Главным Лессером. Где она?

Джон подался вперед и отдал свой пистолет Куину, затем, теперь уже свободной рукой, потянулся за спину и вытащил охотничий нож. Само собой разумеющееся, он был единственным, кто собирался нанести настоящий ущерб. Он поместил лезвие в поле зрения лессера. Последовавшее отчаянное брыкание, тут же было пресечено здоровенным телом Джона, взявшим его под свой контроль.

— Ты захочешь поговорить, — сухо сказал Куин. — Уж поверь мне.

— Я не знаю никакой женщины. — Слова были ничем, кроме шипения, вырываемого, подобно ветру из трубы, под давлением предплечья Джона.

Джон отступил назад и убийца прокричал:

— Я не знаю!

Сейчас сирены уже орали, и на подъезде к стоянке послышалось несколько взвизгов шин.

Пора действовать осторожней. Лессер уже продемонстрировал полный пофигизм к единственному правилу в войне, поэтому в то время, как с любым другим убийцей вы могли быть уверены в тишине, то с этим мистером «Щелк-щелк, пиф-паф» такого ожидать не приходилось.

Джон встретился с разноцветным взглядом Куина, но парень уже действовал. Добравшись до кучи промасленной ветоши, Куин схватил одну тряпку и заткнул ею рот лессера. Затем время застыло.

Снаружи послышались приглушенные голоса полицейских:

— Прикройте меня.

— Вас понял.

Джон убрал клинок, чтобы держать лессера двумя руками. До него доносились звуки множества шагов, большая часть которых находилась на отдалении, но без сомнения приближающихся в их сторону.

Рассеивание по периметру людей в форуме для поиска и прикрытия в сопровождении речитативного саундтрека раций из полицейских машин не заняло у них много времени и по истечению нескольких минут, полицейские уже сгрудились вокруг автомобилей, прямо у гаража.

— Отряд два-сорок базе. Чисто. Никаких жертв. Никаких прест…

Резким ударом, лессер создал шуми с помощью своего ботинка. И можно было фактически услышать, как все эти члены КДП, выхватили оружие, направляя его в сторону гаража.

***

— Это еще что за хрень?

Лэш улыбнулся, когда глаза паренька вылупились на Омегу. Хотя все и было покрыто облачением, нужно было быть полным идиотом, чтобы не понять, что под всем этим что-то находилось… и динь-динь-динь, у них появился победитель этой познавательной лотереи.

Когда его шаги начали грести подальше от фермерского дома, прихвостни мистера Ди схватили маленького ублюдка и за руки потащили обратно в глубь дома.

Лэш кивнул в сторону обеденного стола.

— Мой отец сделает это там.

— Сделает что?

Теперь парня обуяла настоящая истерия, начав брыкаться и визжать как свинья, которую потрошат, став не плохой разминкой перед настоящим шоу.

Убийцы скрутили его и потащили в сторону ветхого деревянного стола, придерживая за щиколотки, и под все эти визги и вырывания впереди плыл Омега.

Когда зло сняло капюшон, все стихло.

И затем из человеческого горла вырвался крик, разорвавший воздух и эхом разнесшийся от потолка по всему дому.

Лэш повернулся и позволил своему отцу делать свою работу, наблюдая за тем, как человеческая одежда рассыпается в прах от простого прикосновения этой черной ладони. Затем наступило время использовать нож, лезвие которого ловило блики света от свисающей над ними люстры.

Мистер Ди был одним из тех, кто помогал с технической частью — суетясь вокруг подставляя ведра под руки и ноги.

Лэш был мертв, когда осушали его вены; он очнулся только тогда, когда его поразил шок и только богу известно, в каком туннеле блуждало его тело. Поэтому было интересно воочию посмотреть, как все это проходит вживую. Как кровь покидает тело. Как рассекают грудную клетку и Омега, надрезав свое запястье, наполняет черной маслянистой жидкостью полость. Как зло призывает энергетический шар из воздуха и направляет его в труп. Как реанимация разносит по всем его венам и артериям то, что вдохнуло его тело. Последним шагом было извлечение сердца — орган попадал в сморщенную ладонь Омеги, и далее в керамический сосуд.

Когда Лэш вспоминал свою собственную возвращение-обратно-из-жмуриков рутину, он вспомнил, как отец подтащил к нему мистера Ди, послужившего ему в качестве источника питания. Он нуждался в крови и, с другой стороны, некоторое время он был мертв — а также, в конце концов, он являлся полувампиром. А здесь же все на оборот, этот человек очнется с не более чем открытым как у рыбы ртом и большим количеством растерянности.

Лэш приложил руку к своей груди и почувствовал биение сердца…

Что-то текло. В его рукав.

Пока Омега творил свои мерзкие злодеяния, инициируя новичка, Лэш поднялся наверх, в спальню. Снимая куртку, он замер на середине… и осознал, что прилечь то и негде. Все было покрыто грязью двадцатилетнее «выдержки».

«Господи, ну почему он не отправил сюда кого-то прибраться».

В конце концов, он повесил куртку на крюк и…

«О, дерьмо».

Подняв руку, он увидел черное пятно, расплывающееся прямо под тем местом, где он наложил пластырь, и основание его локтя было влажным.

— Проклятье.

Вырывая запонки, он распахнул рубаху и замер, посмотрев на свою грудь.

Поднимая глаза к помутневшему от времени зеркалу, и как будто это изменит увиденное, он ближе наклонился к стеклу. На левой стороне груди находилась еще одна рана, такая же плоская, того же диаметра и цвета, как и предыдущая. И третья возле пупка.

Развернувшиеся крылья паники вызвали легкое головокружение, и он схватился за раковину. Его первой мыслью было кинуться к Омеге и попросить о помощи, но сдержался — спуститься вниз к крикам и хрипам, туда, где в столовой происходило важное действие и прервать его, мог лишь идиот.

Омега, непостоянный по своей природе, был подвержен концентрации ОКР[39] в отношении некоторых аспектов.

Держась рукой за раковину, Лэш опустил голову, в то время как его пустой желудок сжимался и горел огнем. Ему не было нужды задаваться вопросом, сколько еще у него таких пятен — да и не хотел знать ответа.

Его индукция, перерождение, должны были быть постоянными. Так сказал ему его отец. Он был порождением зла, рожденным из темного вечного колодца.

Гниение его собственной плоти не входило в часть уговора.

— Эй, ты там в порядке?

Лэш закрыл глаза, голос техасца был подобен когтям, скребущим его спину. Только, у него не было сил даже послать, куда подальше этого парня.

— Как там дела внизу? — вместо этого поинтересовался он.

Мистер Ди прочистил горло. И все же неодобрение заставило его подавиться своими собственными словами.

— На самом деле думаю, что все будет в свое время, сэр.

«Отлично».

Лэш заставил свою ссутуленную спину распрямиться и повернулся к своему протеже.

С резкого разворота, его клыки прокусили губу и на секунду, он не понял в чем дело. Затем до него дошло, когда его взгляд застыл на шейной артерии парня.

Глубоко в животе Лэша, у голода выросли рога, которые молотили и выдалбливали его живот.

Это произошло слишком быстро, чтобы остановиться, задаться вопросом или задуматься. Секунду назад он стоял напротив раковины, а в следующую — уже склонялся над Мистером Ди, захлопывая лессеровской спиной дверь и крепко впиваясь в его горло.

Черная кровь на его языке была тонизирующим средством, в котором он так наждался, и с отчаянием потянул ее, даже когда техасец засопротивлялся, а затем упал. Но ублюдку не о чем было волноваться. В высасывании крови не было никакого сексуального подтекста. Это было обычное питание.

И чем больше глотал, тем больше он в нем нуждался.

Подняв жертву и крепко прижав ее к своей груди, он питался, как гребаный сумасшедший.

ГЛАВА 13

Только когда звук от ударившего ботинка убийцы о канистру с бензином пошел на убыль, Куин навалился на ноги этого сукина сына. Может ублюдку уже и приходилось сдыхать однажды — второго шанса ему не видать.

Снаружи, человеческие полицейские окружили гараж.

— Заперто, — произнес один из них, звякнув цепью.

— У меня есть патроны.

— Погоди, внутри что-то есть… фу, чувак, что за вонь.

— Что бы это ни было, оно уже испустило свой дух, по крайней мере, как с неделю. Ну и вонища… да после него я даже готов восхвалить кастрюлю с тунцом своей тещи. — Послышалось коллективное согласие.

Сидя в темноте, Джон с Куином закрыли глаза в ожидании. Единственным решением, на случай если выбьют дверь, было дематериализоваться и оставить лессера здесь. Переместить убийцу через толщу воздуха способа не было. Ни у одного из этих полицейских не могло оказаться ключа, поэтому единственным способом попасть сюда — отстрелить замок.

И шансы на то, что они решат, будто быстрый выстрел, чтобы просто попасть в это убежище, того не стоил — были велики.

— Оператор 911 сообщил, что стрелок был только один. И он не может быть внутри.

Последовал кашель и ругательства.

— Если он и там, то уже давно задохнулся от этой вони.

— Свяжитесь с садовником, — пророкотал низкий голос. — Кто-то должен вытащить оттуда это дохлое животное. А пока разведаем окрестности.

Доносились болтание и шаги. Затем звук отъезжающей машины.

— Нам нужно от него избавиться, — прошептал Куин над плечом Джона. — Возьми нож и прикончи его, и давай уже выбираться от сюда к этой матери.

Джон покачал головой. Будь он проклят, если упустит такой приз.

— Джон, мы не выберемся с ним. Прикончи его, и сваливаем.

Хотя Куин и не мог видеть его рта, Джон произнес одними губами: «В жопу все. Он мой».

Позволить этому источнику информации исчезнуть… — вот уж хрен. Во всяком случае, человеческих полицейских можно обработать ментально… или физически, если до этого дойдет.

Послышался плавный звук обнажающегося клинка.

— Прости, Джон, нам пора сваливать.

«Нет!» — беззвучно крикнул Джон, оглянувшись через плечо.

Рука Куина легла на ворот куртки Джона и дернула его так, что тот потерял равновесие, поэтому перед ним встал выбор: либо отпустить шею убийцы, либо сломать к чертовой матери позвонки. После того, как лессера вывели из строя, он не мог говорить и Джон ослабил свою хватку…, поймав себя на том, что кладет руку на холодный бетон.

Он ни за что не позволит своему другу отговорить его от этого.

Когда он бросился на парня, началась настоящая чертовщина. Между ним и Куином завязалась борьба за владение клинком, создавая при этом больше шума, чем взрывоопасное горючие, когда в этот момент лессер вырвался и кинулся к двери. Копы подняли крик, убийца толкнул дверь, чтобы убраться…

И следующим оглушительно громким звуком стал выстрел. С последующим металлическим лязгом.

Полицейские прострелили замок.

На полу, Джон протянул руку за спину и развернувшись на коленях одновременно с Куином метнул свои ножи, рассекая лезвиями небольшое пространство, направляя их в противоположный конец помещения.

Проникновение было столь сильным, что даже воткнувшись в туловище убийцы между лопатками, один из них или оба клинка, угодили точно в цель. С яркой, подобно молнии вспышкой, и громким, заставляющим кровоточить уши хлопком, лессер вернулся к своему создателю, оставив после себя лишь вонючий дымок… да отверстие, размером с холодильник, в стене гаража.

Из-за бешеного адреналина, разносившегося в венах ни Джон, ни Куин не могли дематериализоваться, поэтому, вскочили на ноги и попятились к противоположной стене гаража, оставаясь на месте, когда внутри появилось первое, а за ним еще одно дуло пистолета.

За ними последовали предплечья.

Затем профили и плечи. И фонари.

Наконец, люди полностью вошли в помещение.

— Шш-ш, опустить оружие. — Когда копы повернулись в сторону паршивца Куина, Джон обнажил оба своих Сига и молниеносным движением двинул ими по головам копов. Лучшие члены КДП увидели звезды и прилегли отдохнуть на пол.

Как раз в тот момент, когда на Хаммере подоспел Блэй.

Джон перескочил через полицейских и понесся к внедорожнику. Куин последовал за ним. Эти говнюки сами нарвались на то, чтобы их вырубили. Джон на полной скорости мчался к задней двери машины, предусмотрительно открытой Блэем. Схватившись за ручку, он захлопнул ее за собой, как только Куин скользнул на заднее сиденье.

Когда Блэй рванул с места, вдавливая педаль газа в пол заставляя двигатель взреветь, Джон порадовался, что им пришлось станцевать танго лишь с одной группой копов… хотя был чертовски уверен, что двое других в штатском не заставят себя долго ждать.

Они направлялись на север в сторону скоростной магистрали, когда Джон перелез на заднее сиденье и сомкнул руки на шее Куина.

Между ними завязалась драка. Блэй крикнул с переднего сиденья:

— Что, мать вашу, вы творите?

На ответы времени не было. Джон был занят душением Куина, а тот в свою очередь не отставая от него старался поставить Джону фингал… и преуспел в этом.

Шестьдесят с лишним миль в час. Неподалеку от центра города. С известным номерным знаком на Хаммере, если хоть один из тех копов сможет достаточно быстро оклематься, чтобы его разглядеть в то время как Блэй вытаскивал их из передряги.

И драка понемногу стихала.

Позже, до Джона дошло, что, конечно же, было только одно место, куда направлялся Блэй.

К тому времени, когда парень заехал на парковку «У Сэла» — позади ресторана, где не горели фонари — Джон и Куин были уже оба покрыты кровью. И перестали месить друг друга только тогда, когда Трэз, которому рыжий позвонил заранее, распахнул дверь. Куин был схвачен знакомыми мускулистыми руками Айэма.

Джон сплюнул, чтобы очистить рот и впился в них взглядом.

— Полагаю, что это ничья, парни, — сказал Трэз с легкой улыбкой. — О чем вы думали?

Когда Джон вырвался его начало трясти от ярости. Этот убийца мог оказаться одним из тех, кому было известно место… кто мог рассказать… хоть что-то. И только потому, что Куин настоял на том, чтобы попросту прикончить ублюдка, они ни на шаг не приблизились к тому, что им было нужно. К тому же лессер довольно легко здох. Небольшой укол в область сердца и он отправился домой… или по крайней мере к Омеге.

Куин вытер рот тыльной стороной ладони.

— Это для твоей же гребаной пользы, Джон! Думаешь, я не хочу ее отыскать? Дерьмо, думаешь, я не отдаюсь этому делу? Господи, я каждую ночь выхожу с тобой на поиски, молясь о передышке.

Он ткнул пальцем в сторону Джона.

— Поэтому уймись. Мы оба провалились с допросом лессера из-за кучки людишек, и это нам не поможет. Хочешь рассказать Рофу, как ты докатился до этого? Я нет. И если ты, хотя бы однажды, еще раз направишь дуло в мою сторону, я прикончу тебя несмотря на свою обязанность.

Джон не доверял себе, чтобы ответить на это. Ясно было одно — если бы он не надеялся найти зацепку на месте встречи с Бенлуисом на Сент Френсис Авеню, он разорвал бы любого, попытавшегося его остановить, будь то Тень или иное создание.

— Ты меня слышишь? — спросил Куин. — Я достаточно ясно выражаюсь?

Джон нарезал круги, держа руки на бедрах, низко опустив голову. Его гнев начал остывать, алогическая часть понимала, что его друг прав. Так же он понимал, что временно потерял свой рассудок в том треклятом гараже. «Неужели он действительно приставил дуло к виску друга?»

Внезапное осознание ситуации болью скрутило кишки.

Если он не возьмет себя в руки, то похищенная женщина станет далеко не единственной его проблемой. В конечном итоге он может погибнуть, либо из-за неосторожности в бою, либо потому, что Роф с особой жесткостью надерет ему зад.

Он посмотрел на Куина. Боже, жесткое выражение на этом пирсингованном лице было на грани раскола дружбы, которую может уже и не удастся склеить обратно — своего рода ситуация, которая не имела отношение к тому, что Куин крутой чувак, а Джон своего рода козел, отвергший его общество.

Он приблизился к парню не удивившись увидев, что Куин по-прежнему уверен в своей правоте, несмотря на драку в машине. Когда он протянул руку, возникла длинная пауза.

— Я тебе не враг, Джон.

Джон кивнул, задержав взгляд на татуировке в виде слезы под глазом приятеля. Поднимая руку, он показал:

«Я знаю. Просто… мне нужно ее найти. А что если этому убийце было что-то известно?»

— Может и так, но ситуация была критической, и иногда тебе стоит выбирать себя, а не ее, потому что если ты умрешь, то потеряешь свой шанс в один прекрасный момент узнать что произошло. Трудновато ее искать, лежа в гробу.

Он не нашелся чем можно возразить.

— Слушай, ты чокнутый сукин сын, мы вместе в этом замешены, — тихо произнес Куин. — И мне нужно удостовериться, что ты не проснешься мертвым. Я получаю задание и выполняю его. Но ты должен сотрудничать со мной.

«Я прикончу Лэша», — быстро показал руками Джон. — «Я буду душить его горло глядя ему прямо в глаза, пока он будет сдыхать. И плевать, чего мне это будет стоить… но его прах будет развеян на ее могиле. Клянусь…»

Чем он мог поклясться? Ни своим отцом. Ни матерью.

«…клянусь своей жизнью».

Кто-то, возможно, и попытался бы успокоить его тем дерьмом типа: «Ты должен верить». Но Куин просто хлопнул его по плечу.

— Я говорил тебе в последнее время, как я тебя люблю?

— «Каждую ночь ты выходишь со мной, чтобы помочь найти ее».

— Не потому, что это моя гребаная работа.

Когда Джон протянул свою руку, его друг схватил ее и притянул его к себе в крепком объятии. Затем Куин отстранился и взглянул на часы на своем запястье.

— Нам пора выдвигаться в направлении Сент Френсис Авеню.

— У вас есть десять минут.

Трез приобнял парня и подтолкнул в сторону черного хода ведущего в кухню.

— Давай-ка приведем тебя в порядок. Можете оставить Хаммер на нашей погрузочной платформе и я сменю ваши номера еще до того как вы уйдете.

Куин посмотрел на Треза.

— Это, реально, чертовски мило с твоей стороны.

— Да, я принц, так и есть. И чтобы доказать это, я даже расскажу тебе все, что мне известно о Бенлуисе.

Идя за ними внутрь, Джон сосредоточился на том факте, что ничего не вытащил из убийцы, что только подстегивало его, делало еще более решительным.

Лэш не собирался покидать Колдвелл. Не мог. До тех пор пока он во главе Общества Лессинг, ему предстоит сталкиваться нос к носу с Братством, а Братья, в свою очередь, и с места не сдвинуться из города — по той причине, что здесь находилась Гробница. Так что, пусть гражданские вампиры и были разрозненны, Колдвелл по-прежнему оставался полем боя, и врагам не победить до тех пор, пока дышит Братство.

Рано или поздно Лэш оступится, и Джон будет там.

Но чертово ожидание грозило добить парня, окончательно. Каждая ночь, не приносящая ничего нового и стоящего… становилась похожей на вечность в аду.

ГЛАВА 14

Выпустив наконец вену мистера Ди, Лэш отшвырнул его, словно грязную тарелку с объедками. Устало привалившись к стойке, он упивался чувством утоленного голода, и возвращением жизненных сил. Но пока что он оставался чертовски медлительным, что случалось всякий раз после кормления.

Время от времени он впивался в горло Хекс только для пинков и так, от нечего делать, но эти игры явно не приносили насыщение желудка.

Что оставляло его живущим за счет… лессеров?

«Нет, он не мог так попасть. Ни за что. Ему не нужно регулярно вцепляться в глотку этих ребят».

Подняв руку, он посмотрел на часы. Десять минут десятого. А он уже выглядел не хуже бездомного забулдыги. И ощущал себя соответствующе.

— Приведи себя в порядок, — сказал он мистеру Ди. — Мне нужно, чтобы ты выполнил для меня кое-какое дерьмо.

Раздавая приказы, его язык заплетался.

— Тебе понятно? — спросил он.

— Да, сэр. — Техасец оглядел ванную комнату, наверное, в поиске полотенца.

— Ступай вниз, — рявкнул Лэш. — Отправляйся на кухню. Еще раздобудь мне чистую одежду и принести ее сюда. Да, и когда будешь в особняке, оставь в спальне больше еды.

Мистер Ди кивнул и не твердой походкой вышел на ослабевших ногах.

— Ты выдал новичку мобильник? Документы, удостоверяющие личность? — крикнул ему вслед Лэш.

— Они внизу в сумке, и я отправил тебе его номер.

Ублюдок и правда был отличным личным помощником.

Войдя в душ и повернув рычажки регулирующие температуру, располагающиеся на кафельной стене, он не удивился бы, не полейся вообще из душа вода, или если бы потекла лишь тонкой грязной струйкой. И все же ему повезло. Из головки распылителя полился тонизирующий, чистый дождь. Лэш быстро разделся.

Принятие душа было приятным занятием. Он чувствовал себя так, словно его тело проходит перезагрузку.

Покончив с водными процедурами, он вытерся своей рубашкой и спотыкаясь побрел в спальню. Растянувшись на кровати, он закрыл глаза и положил руку на живот, туда, где были язвы. Это место онемело. Не похоже, что ему требовалась какая-то помощь.

Когда звуки, донесшиеся снизу, казалось, указывали на успешное развитие процесса, он немного расслабился… и удивился. Теперь уже не все издаваемые крики были полны боли и страха; они стали скорее смахивать на звуки из порнофильма: новые и новые стоны, становились все громче, словно результат оргазмов.

«Ты гей?» вспомнились ему слова парня.

Скорее, это больше звучало как «я-так-надеюсь-на-нечто-подобное».

Неважно. Лэш не испытывал особого желания постоянно торчать подле своего папочки, поэтому если повезет, в этом качестве какое-то время будет использоваться новичок.

Лэш закрыл глаза и попытался выкинуть все мысли из головы. Планы Общества, размышления о Хекс, разочарование от кормления… Его мозговые волны смешались в водовороте, но тело было слишком уставшим, чтобы поддерживать сознание.

Что тоже неплохо…

Погружение в сон походило на видение. Четкое и ясное. Он вошел в него, проникая в свое сознание где-то в ином месте, отбрасывая все остальные заботы в сторону.

Он увидел идущим себя по земле поместья, где вырос, по лужайке перед главным домом. Внутри горел свет, суетились люди… точно как в ту ночь, когда он явился сюда и убил тех двух вампиров, что его вырастили. Сейчас там были незнакомые ему лица. Они были другие. Люди, купившие этот дом.

По правую сторону располагалась клумба плюща, где он закопал своих родителей.

Затем стоящим себя над выкопанной ямой, куда поскидывал тела. Земля в том месте все еще была бугристой, несмотря на то, что какой-то садовник высадил на ней плющ.

Опустившись на колени, он потянулся вперед… только чтобы обнаружить, что его собственная рука была уже не его.

Он был, как его настоящий отец: черной, мерцающей тенью.

По нескольким причинам, это открытие привело его в ужас, и он попытался проснуться. Его неподвижное тело взяло верх.

Он погрузился слишком глубоко, чтобы вырваться.

***

Галерея искусств имени Рикардо Бенлуиса находилась в центре города, неподалеку от больничного комплекса Святого Френсиса. Гладкое, шестиэтажное здание выделялось среди его сородичей небоскребов 1920-х годов, благодаря реконструкции, оснастившей его корпус сверкающей сталью и окнами, размером с гаражные ворота.

Став похоже на старлетку среди престарелых дам.

Когда Джон с остальными парнями появились на тротуаре перед фасадом здания, вечеринка была уже в самом разгаре. Через огромные стеклянные витрины ему были видны разодетые в черное мужчины и женщины, с бокалами шампанского в руках, изучающие картины на стенах. С улицы они могли показаться нечто средним между мазней пальцем пятилетнего ребенка и работой садиста ржавым гвоздем.

Джон остался не впечатленным шаблонной авангардистской культурой… и как всегда, он понятия не имел, откуда у него вообще взялось представление об искусстве. Как будто это имело какое-то значение?

Трэз сказал им ожидать позади здания, поэтому они с ребятами прошли квартал и зашли в переулок за галереей. В то время как фасад здания являл собой привлекательный и гостеприимный вид, обратная его сторона выглядела настоящей дырой для бизнеса. Никаких окон. Все окрашено в матово-черный цвет. Две двери и погрузочный док, запертый прочнее пояса верности.

Основываясь на информации Треза, то дерьмовое «искусство», которое обсуждалось этими самодовольными Уорхол[40]-пожирателями, было не единственным экспонатом. Что и объясняло наличие гребаных камер слежения, утыканных над черным ходом.

К счастью, там было много теней, в которых можно было укрыться и вместо того, чтобы идти на виду у всех этих нацеленных на тебя объективов, они дематериализовались возле груды деревянных поддонов в темном углу.

В этот час город был еще полон жизни: приглушенные автомобильные гудки, отдаленный вой полицейских сирен и громыхание группы автобусов наполняли симфонией прохладный воздух…

В дальнем конце переулка свернула машина и выключила фары, приближаясь к галерее.

— Точно по времени, — прошептал Куин. — И это тот самый Лексус.

Глубоко вздохнув, Джон взмолился о передышке до того, как у него снесет крышу.

Седан припарковался параллельно погрузочного дока. Открылась дверь. Внутри загорелся свет…

Из пустого автомобиля вышел маленький лессер из парка, тот, что вонял Олд Спайсом. Лэша не было.

Первым инстинктивным желанием Джона было наброситься на убийцу… но согласно указаниям Треза, Лэш должен был появиться на встрече. Если они нарушат заранее оговоренное течение дел, то шанс может быть упущен.

И учитывая набор его хитростей, внезапность была важной составляющей.

На секунду он подумал, что может, ему стоит послать сообщение Братьям. Дать им знать. Получить серьезную поддержку… но вместо этого его разум затмила месть и Джон зарычал.

Это заставило его достать телефон. Когда убийца оказался внутри, текст который он отослал Рэйджу, был коротким: Св. Френсис 189. Лэш в пути. Мы в переулке за ним.

Положив телефон обратно в карман, он мог чувствовать, что Куин и Блэй смотрят поверх его плеча. Один из них ободряюще сжал его.

Дело в том, что Куин был прав. Если целью было действительно добраться до Лэша, то больше шансов схватить парня будет, если Джон получит помощь. И он должен быть умным, потому что глупость не приведет его туда, куда нужно.

Мгновение спустя, в начале переулка материализовались Рэйдж с Вишесом, и оба направились к ним. Голливуд был главным козырем в сопротивлении против Лэша, потому что у Брата было единственное оружие, способное лицом к лицу столкнуться с ублюдком — дракон, сметающий все на своем пути.

Оба появились прямо перед Джоном и прежде, чем хоть кто-то успел задать вопрос, Джон начал жестикулировать.

«Я сам уничтожу Лэша. Вы поняли? Это должен быть я».

Вишес тут же кивнул и показал жестами:

«Мне известна твоя история с этим куском дерьма. Но если дело дойдет до выбора между тобой и этим ублюдком, твоя честь займет скамейку запасных, и вмешаемся мы. Ясно?»

Джон глубоко вздохнул, подумав, было ли такой уж удачной мыслью объединиться.

«Я собираюсь это сделать, так что волноваться не о чем».

«Договорились».

Они замерли, когда лессер, приехавший на Лексусе, вернулся, сел за руль… и начал отъезжать, как будто встреча была отменена.

— На крышу, — сказал Рэйдж, исчезая.

Чертыхнувшись про себя, Джон понял намек и переместился на вершину здания Бенлуиса, и разместившись на краю начал преследование за седаном, тормознувшем на Сент Френсис. К счастью, убийца придерживался правил дорожного движения и притормозил у указателя левого поворота, поэтому Джон растворился в воздухе и принял форму, миновав два здания. Когда машина продолжила движение, он повторял это снова и снова, пока лессер не свернул направо, в еще более старую часть Колдвелла.

Туда, где заканчивались плоские крыши и все, на что можно было приземлить свой зад, было грудой дерьма викторианской эпохи.

Хорошо, что подошвы его кроссовок позволяли на нем удержаться.

Подобно горгульи, Джон взгромождался на башенках, мансардных окнах и подоконниках, преследуя свою добычу по воздуху… до тех пор, пока Лексус не свернул в переулок и не нырнул в ряд особняков.

Джон условно был знаком с этими окрестности — из единственной поездки в подвал Хекс, который находился неподалеку — но это место не было территорией для Общества Лессинг. Обычно их квартиры располагались в районах с более дешевым почтовым индексом.

Поэтому, объяснение было только одно. Это убежище Лэша.

Парню вроде него, который был весь увешан цацками, в брендовых шмотках и прочем дерьме, в котором он вырос, понадобиться пересадка личности, чтобы согласиться на что-то меньшее, чем хорошая недвижимость. Он рос среди всего этого, и без сомнений всегда будет воспринимать это как должное.

Сердце Джона заколотилось сильнее и быстрее.

Лексус приостановился перед гаражом, и когда ворота открылись, въехал внутрь. Минуту спустя, младший лессер прошел через сад к задней части одного из ухоженных особнячков.

Рядом с Джоном материализовался Рэйдж и показал жестами:

«Ты со мной к задней двери. Вишес с ребятами дематериализуются через парадную. Ви уже на крыльце и говорит, что там нет стали».

Джон кивнул, и они оба появились на террасе, как только лессер вошел в дверь места, смахивающего на кухню гурманов. Они немного подождали, застыв во времени, когда убийца отключал сигнализацию.

Тот факт, что это место требовалось снять с охраны, не означало, что Лэша внутри не было. Лессерам регулярно требовались короткие передышки, и только дебил оставил бы себя без защиты.

Джону оставалось только верить, что его поиски увенчались успехом, и его искомое находилось в этом доме.

ГЛАВА 15

Хекс сидела в кресле у окна, когда услышала сверху шум доносившейся с крыши. Приглушенное «бум-бум» было достаточно громким, чтобы вырвать ее из психологического аутотренинга, проделываемого ею для поддержания себя в норме.

Ее взгляд устремился в потолок…

Уловив своим чутким слухом пип-пип-пип-пип-пип — внизу отключали систему безопасности. Затем послышались легкие шаги, приносившего ей еду лессера…

Что-то было не так. Просто… что-то было неправильным.

Выпрямившись в кресле, она напряглась от шеи до пальцев ног, выпуская свои ментальные щупальца. Хотя она и не могла отправить сигналы симпата, ее способность чувствовать эмоциональную кардиограмму подвергалась риску, но все же могла сработать… поэтому она знала, что в доме помимо убийцы был кто-то еще

А точнее несколько. Двое у задней части дома. Трое — у передней. И эмоции людей, окруживших особняк, соответствовали солдатам: убийственное хладнокровие, абсолютная сосредоточенность.

И они не были лессерами.

Хекс вскочила на ноги.

«Иисус… Христос. Они нашли ее. Черт возьми, ее нашли Братья».

И сидевшие в засаде выбрали идеальное время. С первого этажа послышался удивленный крик, затем борьба, и громыхание шагов, после того как отброшенный боец, ввязавшийся в рукопашную, с ревом бросился обратно в атаку.

Хотя никто, кроме Лэша не мог слышать ее, она начала кричать, что было мочи, в надежде, что на этот раз сможет прорваться через барьер незримых стен ее клетки.

***

Джон Мэтью просто поверить не мог, что лессеру было даже невдомек о том, что они были там. Если ублюдку и могла грозить какая-то опасность, то самым оптимальным фактом было окружение этого места вампирами. И, ну вы подумайте… войдя внутрь, он сделал это — оставил проклятую дверь открытой.

Первым правилом при проникновении был контроль, и как только Джон переступил порог особняка, первым делом он вывел из строя лессера, скрутив руки ублюдка за спиной, вынуждая его лечь лицом в пол, взгромоздив на него свою задницу, как на рояль. Между тем, Рейдж пронесся мимо на удивление легкой поступью, как только Ви и остальные ребята из столовой залы перебрались в кухню.

При беглом обыске первого этажа, Джон почувствовал щекотание, спускающееся по его спине… подобно острому как бритва ножу, проделывающему свой путь вниз по его позвоночнику. Оглядевшись, он не смог определить происхождение этого ощущения, поэтому включил инстинкт.

— Подвал, — прошептал Рейдж.

Вишес направился вниз с Братом.

С парнями, прикрывающими его с тыла, Джон сосредоточил свое внимание на лежащем под собой лессере. Ублюдок был больно тихим, слишком неподвижным. Дышащим, и только.

Неужели он его вырубил, шмякнув об пол? И произошла утечка? Потому что обычно они наносили ответный удар.

Как взрыв гребаных газовых баллонов к примеру.

Ища признаки кровотечения или других повреждений, Джон осматривал его, не давая убийце возможности освободиться. Схватив ублюдка за волосы, он потянул их на себя…

Ладно, вроде что-то и было… но Джон чертовский был уверен, что не это привело его к такому состоянию. На левой стороне шеи убийцы были две колотые ранки и круглый синяк.

Подошел Куин и опустился рядом с ним на колени.

— Кто так поработал над твой шеей, большой парень?

Лессер не ответил, когда Ви и Рейдж дематериализовались из подвала и направились на второй этаж.

Пока Братья бесшумно передвигались по дому, Куин приподнял голову убийцы за челюсть.

— Мы ищем женщину. И ты можешь облегчить свою дерьмовую жизнь, если расскажешь нам, где она.

Лессер нахмурился… и медленно перевел свой взгляд наверх.

Этого Джону было достаточно.

Он рванул вперед, схватив Блэя за ладонь и дергая его вниз на убийцу. Когда объект владения перешел в другие руки, Джон спрыгнул и побежал через столовую и гостиную. Лестница была широкой, устланной коврами, давая отличную возможность перепрыгивать через три ступени зараз. Чем выше он поднимался, тем громче вопили его инстинкты.

Хекс была в доме.

Как только он добрался наверх, отрезая ему путь прямо перед ним появились Рейдж и Ви.

— Дом пуст…

Джон отрывисто показал Рейджу:

«Она здесь. Она где-то здесь. Я это знаю».

Рейдж поймал его руку.

— Давай спустимся вниз и допросим убийцу. Мы больше узнаем, если поступим таким образом…

«Нет! Она здесь!»

Вишес встал перед Джоном, его бриллиантовые глаза ярко пылали.

— Послушай меня, сынок. Ты хочешь спуститься вниз.

Джон сузил взгляд. Они неспроста хотят, чтобы он спустился вниз. Они не хотят, чтобы он оставался здесь, наверху.

«Что вы нашли». Никакого ответа. «Что вы нашли!»

Вырвавшись от них обоих, он услышал, как чертыхнулся Рейдж, когда Ви выскочил перед дверью.

Голос Голливуда был гулким.

— Нет, Ви, позволь ему войти. Просто позволь ему войти… он уже достаточно ненавидит Лэша для целой жизни.

Взгляд Ви сверкал так, словно он собирался это оспорить, но затем убрал руку в карман своей куртки и с проклятием отступил в сторону.

Его затылок сдавило как в кулак, когда Джон прошел через дверь и остановился на полпути. Печаль в комнате была материальным порогом, которое рассекло его тело, проникая сквозь холодную стену опустошения пока его ноги двигались вперед.

Ее удерживали здесь.

Хекс удерживали здесь… и причиняли боль.

Он приоткрыл рот и начал через него дышать, прослеживая взглядом царапины и выбоины на стенах. Здесь их было множество, наряду с черными пятнами… и другой засохшей кровью.

Насыщенной, пурпурно-красного цвета.

Джон подошел ближе и провел руками по одной выемке, которая была так глубока, что продавила шелковые обои и штукатурку под ними.

Его дыхание стало отрывистым, выдохи короткими и не глубокими, когда он стал обходить комнату. Кровать была в абсолютном беспорядке, подушки разбросаны по всему полу, одеяло свернуто в клубок…

На нем была кровь.

Протянув руку, он взял одну из подушек и нежно сжал ее. Поднеся ее к своему носу, он вдохнул… это была сильная версия того, о чем он мечтал каждую ночь: запах Хекс.

Его колени ослабли, и, как камень в спокойную воду, он рухнул на матрас. Уткнувшись лицом в мягкую подушку, он утопал в ней, ее запах затягивал, словно воспоминание — ощутимое и такое неуловимое.

Она была здесь. Недавно.

Он посмотрел на окровавленные простыни. Окровавленные стены.

Он опоздал.

Лицо Джона стало мокрым, и он почувствовал, как что-то начало капать с его подбородка, но он не даст произойти этому дерьму. Он был поглощен мыслью о том, как был близок, чтобы спасти ее… и опоздал.

Сдерживаемые рыдания, сжимавшие его горло, обрели звук.

***

За всю ее жизнь, сердце Хекс не было склонно к тому, чтобы разбиться. Она давно подозревала, что это было результатом ее симпатической стороны, своего рода врожденным условием, ожесточающим ее в подобных вещах, в которых большинство женщин теряли и большее.

Однако, оказалось что она была не права.

Стоя рядом с Джоном Мэтью, и видя его огромное тело, рухнувшее на кровать, орган, который бился внутри ее грудной клетки, разбился, как зеркало.

Не оставив ничего, кроме осколков.

Видя, как он укачивает на руках подушку, словно новорожденного, она почувствовала себя окончательно разбитой, и в момент его полного отчаяния, она готова была сделать все что угодно, чтобы облегчить его страдание. Даже если и понятия не имела, почему он чувствовал подобное настолько отчаянно, но причина была неважна.

Его страдание было превыше всего.

Устало опустившись рядом с ним на колени, в ее глазах встал трагический образ, который он транслировал, прямиком в кору ее мозга.

Словно прошли столетия с тех пор, как она вспоминала его в последний раз, и Боже, он был так прекрасен — даже сильнее, чем тогда, когда она вспоминала его в свои моменты затишья. С сильным, волевым профилем и необычайно голубыми глазами, это лицо принадлежало воину, а его огромное тело с массивными плечами, которые в три раза шире ее собственных, соответствовали этому образу. Вся его одежда состояла из кожи, за исключением рубашки под курткой, а волосы были практически сбриты, словно он поработал электробритвой.

На его куртке и рубашке была кровь лессера.

Он убивал сегодня вечером. И может именно поэтому он и нашел ее.

Ну, почти нашел.

— Джон? — тихо позвал мужской голос.

Она посмотрела в сторону двери, даже если он и не мог ее видеть. Рядом с Рейджем и Вишесом, только что присоединившись к ним стоял Куин.

Отсутствующим взглядом, она отметила шок на лицах Братьев и поняла, что они и не догадывались, насколько серьезна была связь между ней и Джоном. Теперь они это знали. Четко и ясно.

Когда Куин вошел внутрь и подошел к кровати, его голос был нежен.

— Джон, мы здесь уже полчаса. Если мы собираемся допросить о ней внизу этого лессера, нам необходимо чертовски поторопиться. Мы не хотим делать это здесь, и я знаю, что ты жаждешь расплаты.

«О, Боже… нет…»

— Возьми меня с собой, — прошептала отчаянно Хекс. — Пожалуйста… не оставляй меня здесь.

Внезапно Джон посмотрел на нее, как будто услышал ее мольбу.

Нет, исключено, он просто смотрел сквозь нее на своего друга.

Когда он кивнул, она запечатлела в своей памяти его лицо, зная, что это последний раз, когда она видит его. Когда Лэш обнаружит взлом, он либо сразу же убьет ее, либо перевезет в другое место — и были не плохие шансы того, что она не проживет достаточно долго, чтобы найти его снова.

Подняв руку, даже если из этого ничего и не выйдет, она положила ее на щеку Джона и провела большим пальцем по дорожкам от слез, практически ощутив тепло его кожи и влагу на щеках.

Она готова была отдать все на свете за то, чтобы обнять его и крепко прижать к себе. И более того, уйти с ним.

— Джон… — прохрипела она. — О, Боже… почему ты это делаешь с собой.

Он нахмурился, но не было сомнения, что это было из-за сказанного Куином. А затем он поднял свою собственную ладонь и приложил ее к тому месту, где она касалась его.

Хотя это было лишь для того, чтобы стереть свои слезы.

Поднявшись на ноги, Джон прихватил с собой подушку и прошел прямо сквозь нее.

Хекс наблюдала за тем, как он уходит, кровь шумела у нее в ушах. Она подумала, что это было, своего рода, эхо процесса смерти. Постепенно, дюйм за дюймом, то, что связывало ее с жизнью, покидало, уходило, оставляло ее. С каждым шагом, который приближал Джона к двери, дыхание испарялось из ее легких. Ее сердце остановилось. Кожа стала холодной.

Ее шанс на спасение уходил. Ее шанс на…

Тогда она поняла, с чем боролась все это время, и на этот раз не хотела скрывать свои чувства. В этом не было необходимости. Хотя он и находился сейчас рядом с ней, она была абсолютно одна, отгорожена от него, но главное, что ее собственная смерть, прояснила ее приоритеты.

— Джон, — тихо сказала она.

Он остановился и посмотрел через плечо на кровать.

— Я люблю тебя.

Его красивое лицо ожесточилось от боли, и он потер центр своей груди, как будто кто-то мертвой хваткой сжал его сердце в кулак.

Затем он отвернулся.

Тело Хекс опередило разум. Безумным прыжком, она оказалась возле распахнутой двери, раскинув руки, и широко раскрыв рот.

Ударившись о границы своей тюрьмы, она услышала громкий звук, подобный сирене… или пронзительный свист фейерверков, после их запуска… или, быть может, это был сигнал тревоги системы безопасности.

Но это не было ни одним из перечисленных.

Она кричала во всю силу своих легких.

ГЛАВА 16

Джону нужно было выдрать себя из той спальни. Не будь того первостепенного дела и необходимости допросить лессера, он и на дюйм не смог бы сдвинуть с места свои ботинки.

Джон мог поклясться, что чувствовал ее присутствие… но знал, что это всего лишь происки его разума, порожденные поиском Хекс. Ее нет в комнате. Она была в комнате. Это две совершенно разные вещи… и его единственный шанс выяснить, что с ней случилось, находился внизу, в кухне.

Направляясь на первый этаж, он потер глаза и лицо и обнаружил, что одной рукой хотел задержаться на щеке. Кожу покалывало… как и в те немногочисленные разы, когда Хекс прикасалась к нему.

Боже… кровь в комнате. Повсюду кровь. Она боролась с Лэшем, и хотя это и было источником гордости думать, что она наподдала этому ублюдку немалое количество раз, он не мог проникнуться развернувшейся в этой спальне реальностью.

Джон свернул налево и прошел через столовую, пытаясь привести в порядок свои мысли, в то время, как чувствовал себя так, словно с него заживо содрали кожу и бросили в океан. Он толкнул дверь на кухню…

Стоило его глазам встретиться с лессером, все тело Джона затрясло, с разверзнувшейся твердью до самого горячего нутра.

Его рот широко раскрылся, испустив немой рев.

Джон рванул с места, яростно обнажив клыки, перемещаясь на автопилоте, дематериализуясь сквозь пространство и принимая форму прямо перед ублюдком. Отшвырнув Блэя от убийцы, Джон напал со всей свирепостью связанного вампира, о которой слышал… но никогда доселе не встречал.

И конечно же, никогда не испытывал.

С белой пеленой, застилающей глаза и напряженными мускулами от маниакального синдрома, он был самим действием, бездумно сгибая руки в когти при нападении, его клыки были остры как кинжалы, а внутренняя ярость — столь велика, как у зверя.

Джон понятия не имел, как долго это продолжалось… или даже о том, что он сделал. Единственная вещь, которую он отметил, было смутное осознание сладковатой вони, которая была всем, что он мог ощущать.

Некоторое время спустя… гораздо позже… целую вечность спустя… он сделал паузу, чтобы отдышаться и обнаружил себя стоящим на четвереньках, опустив голову вниз, и с горящими от напряжения легкими. Руки упирались в кафельный пол, который был скользким от черной крови и того, что капало с его волос и изо рта.

Джон сплюнул пару раз, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса, но что бы это ни было, это дерьмо было не только на языке и зубах; оно опускалось по горлу прямиком в его кишки. Его глаза жгло, зрение расплывалось.

«Неужели снова плакал?» Чувство печали ушло… на смену ему пришла пустота.

— Иисус… Христос…, — произнес кто-то тихо.

Из-за внезапно нахлынувшего изнеможения, Джон расслабил локоть и перенес свой вес на другую сторону. Лежа головой в прохладной луже, он закрыл глаза. У него не было сил. Все, на что он был способен, это дышать.

Через некоторое время он услышал, как с ним разговаривает Куин. И только врожденная вежливость, а не какие-то предположения того, что только что произошло, заставила его сделать кивок, в наступившей паузе.

На секунду Джон удивился, почувствовав руки на своих плечах и ногах, и ему удалось открыть веки, когда его подняли вверх.

Странно. Когда они только вошли сюда, столешницы и столы были белыми. Сейчас… они были окрашены в глянцевый черный.

В бреду, он задался вопросом, зачем кому-то это делать.

Черный едва можно назвать радушным цветом.

Закрыв глаза, он почувствовал толчки и сдвиги, когда его переносили, а затем, наконец, его тело положили. Завелся двигатель автомобиля. Захлопнулись двери.

Они были в пути. Без сомнения возвращаясь в особняк Братства.

Прежде чем окончательно отключиться, Джон поднял руку к своей щеке. Это действие заставило его осознать, что он забыл подушку.

Резко придя в себя, он заставил себя приподняться, будто Лазарь, воскресший из мертвых.

Блэй был уже тут как тут с тем, что забрал.

— Она здесь. Я позаботился о том, чтобы мы не уехали без нее.

Джон взял то, что все еще пахло Хекс, и свернулся калачиком вокруг подушки. Это было последним, что ему запомнилось о поездке домой.

***

Лэш проснулся точно в таком же положении, в каком и заснул: лежа на спине, с руками, скрещенными на груди… как труп, положенный в гроб. Еще в бытность вампиром, он ворочался во сне, и как правило просыпался на боку с головой под подушкой.

Приняв сидячее положение, первое, на что осмотрел — повреждения на груди и животе. Без изменений. Не хуже и не лучше. Да и уровень его энергии значительно не улучшился.

Несмотря на то, что он проспал… «Иисусе, три часа. Что за черт?»

Твою мать, спасибо, что ему хватило мозгов отложить встречу с Бенлуисом. Вы не можете встречаться с таким человеком, как он, когда выглядите и чувствуете себя, словно после полуторанедельного запоя.

Спустив ноги с кровати, он напрягся и оторвал свою задницу от матраса, приводя себя в вертикальное положение, покачиваясь всем телом. Он ничего не слышал, помимо тишины внизу. О… подождите. Кого-то рвало. Это означало, что Омега уже закончил свое злодеяние с новобранцем и у парня начался веселый марафон длящийся от шести до десяти часов беспрерывной рвоты.

Лэш надел свою измазанную и всю в пятнах рубашку и куртку, задаваясь вопросом, где, черт возьми, его сменная одежда. Для мистера Ди не заняло бы и трех часов, чтобы притащить свою задницу к Бенлуису, все перенести, а затем направиться в особняк, чтобы покормить Хекс и прихватить сменную одежду из шкафа.

Спускаясь на первый этаж, Лэш набрал номер телефона этого идиота, и когда включилась голосовая почта, прорычал:

— Где, мать твою, моя одежда, засранец?

Нажав «отбой» он посмотрел через зал в сторону столовой. Новичок был уже не на столе; фактически он находился под ним, сгорбившись над ведром, его сухие рвотные позывы походили на крысу в его кишках, пытающуюся найти выход.

— Я оставляю тебя здесь, — громко сказал Лэш. Это вызвало паузу, и новобранец осмотрелся. Его глаза были налиты кровью, а в приоткрытом рте было что-то смахивающее на грязные помои.

— Что… со мной случилось? — Тонкий голосок. Отрывистые слова.

Рука Лэша прижалась к его груди, и он обнаружил, что задыхается, снова подумав о том, что новобранцам никогда не открывали всей правды. Они никогда не знали, чего ожидать или полное значение того, на что они подписались и что получили в итоге.

Он никогда раньше не думал о себе, как о новобранце. Он был сыном, а не еще одним винтиком в механизме Омеги. Но сколько ему на самом деле известно?

Лэш убрал руку от повреждения.

— С тобой все будет в порядке, — хрипло произнес он. — Все… будет в порядке. Ты поспишь еще немного, а когда проснешься… почувствуешь себя гораздо лучше.

— Эта хрень…

— Это мой отец. Ты все равно будешь работать на меня, как я и сказал. Тут ничего не изменилось. — Лэш направился к двери, когда желание убежать стало слишком велико, чтобы с ним бороться. — Я пришлю к тебе кого-нибудь.

— Пожалуйста… не оставляй меня. — Слезящиеся глаза умоляли, а измазанная рука потянулась к нему. — Пожалуйста…

Ребра Лэша с такой силой сдавили легкие, что воздух перестал проходить дальше глотки.

— Кто-нибудь придет за тобой.

Выйти за дверь, убраться из дома, из этого хаоса. Он втащил себя в свой Мерседес, сел за руль, и заперся в машине. Выехав с короткой подъездной дороги, ему потребовалось около трех миль, прежде чем смог нормально дышать и пока не показались небоскребы центра города не почувствовал себя самим собой.

Направляясь в особняк, Лэш набрал мистера Ди еще дважды и все так же попадал на голосовую почту, а затем… снова на голосовую почту.

Сворачивая направо к переулку, ведущему к гаражу, он был уже на грани выкинуть телефон в окно…

Убрав ногу с педали газа, он позволил другой машине проехать мимо него… но не замедлился, чтобы проявить учтивость к Порше своего соседа.

Дверь гаража особняка была широко распахнута, Лексус мистера Ди был припаркован внутри.

Это, и все его неотвеченные звонки, были как красный флаг размером с Техас, и первой о ком подумал Лэш, была Хекс. Если эти гребаные Братья забрали ее, он пригвоздит их на лужайке и позволит солнцу красиво и медленно их поглотить.

Прикрыв глаза, он выпустил ментальное нутро наружу… и через минуту почувствовал присутствие мистера Ди, но сигнал был тусклым. Еле ощутимым.

Ублюдок явно превращался в прах, но еще не окончательно.

Когда позади него остановилась машина и просигналила, Лэш понял, что застопорился посредине проезжей части.

На самом деле, его первой мыслью было поставить Мерседес в гараж и дематериализоваться в особняк с кулаками наготове… но он до сих пор был заторможенным, вялым и одурманенным. И на тот случай, если Братья все еще были внутри, сейчас было не время заниматься своим врагом.

Даже лессер может стать мертвецом, и даже сын зла может быть отправлен домой.

А что насчет его женщины?

Преследуемый странным, холодным ужасом, Лэш двинулся дальше по переулку, свернул направо, затем еще раз. Проходя мимо своего дома, он молился, как маленькая сучка, чтобы она была все еще…

Подняв глаза к окнам на втором этаже, Лэш увидел ее в спальне… и его облегчение было столь велико, что дыхание превратилось в хрип. Независимо от того, что произошло в этом доме, независимо от того, кто проник в него, Хекс по-прежнему была там, где он ее и оставил. Ее лицо четко виднелось ему, и только ему. Он мог видеть ее по ту сторону стекла, ее глаза были обращены к небу, рука поднята к горлу.

«Что за прелестная картина», подумал он. Ее волосы отрасли и начали виться, а лунный свет на ее высоких скулах и идеальных губах был откровенно романтичным.

Она все еще принадлежала ему.

Лэш заставил себя продолжить движение, главное, что она в безопасности там, где сейчас находилась — в его невидимой, и не проницаемой ни для вампира, ни для человека, ни для лессера тюрьме — был ли это Брат или просто обычный хрен с оружием и своей позицией.

Если бы он вошел туда и попал в перестрелку с Братьями? Если бы его ранили? Он потерял бы ее, потому что это заклинание, заключившее Хекс в ловушку и позволяющую удерживать ее на месте, черпало из него силы. У него и так уже хватало хлопот с призывом силы для обеспечения его сохранности — и хоть он и презирал свою слабость, это не мешало ему оставаться гребаным реалистом.

Оставаться на месте значит сдохнуть. Причем окончательно.

Это было верное решение. Если Лэш хотел сохранить ее, он должен оставить ее до рассвета в особняке.

Ему потребовалось время, чтобы осознать, что он бесцельно блуждает по городу, но правда заключалась в том, что от одной только мысли о возвращении к разрухе одного из этих дерьмовых маленьких ранчо, которыми владело Общество Лессенинг, ему хотелось содрать кожу со своего лица.

«Боже, неужели рассвет никогда не настанет…»

На каком-то уровне, даже не верилось, как ему удается катиться дальше. Но, с другой стороны, ему трудно было удерживать голову поднятой, а глаза открытыми за рулем. Проехав в западном направлении по Колдвеллскому мосту, он не желал окунаться в эту рутину. Язвы вполне могут быть из-за сражений с Хекс, но истощение было…

Ответ, пришедший в его голову, ошарашил, когда Лэш взглянул в восточном направлении. Он был настолько очевиден, и все же ударил с такой силой, что его нога слетела с педали газа.

Восток и запад. Лево и право. Ночь и день.

Конечно, кормление от мистера Ди помогло ему лишь формально.

Ему нужна женщина. Женщина-лессер.

И почему ему это не пришло в голову раньше? Мужчин вампиров усиливала лишь кровь противоположного пола. И хотя, сторона отца в нем преобладала, было достаточно ясно, что клыки остались потому, что ему до сих пор было необходимо кормиться.

Только после взятия вены мистера Ди, заставило его чувствовать себя частично удовлетворенным.

Ну, разве не в его силах все изменить… и обеспечить Хекс новым будущим.

ГЛАВА 17

С первого этажа до Хекс доносились звуки кровавой потасовки, и судя по зловонию, доносившемуся из под двери спальни, ей оставалось только догадываться, что сталось с тем маленьким лессером, что приносил ей еду.

Очевидно, часть первого этажа была только что украшена клочками одежды убийцы.

Признаться, она была удивлена тем, что Братья решили разорвать ублюдка на куски в доме. Насколько ей было известно, Бутч О'Нил как привило, вдыхал души убийц, чтобы те не возвращались к Омеге. Но на первом этаже? Она бы удивилась, если бы там осталось хоть что-то, что можно было бы убрать без швабры.

Несомненно, это было послание Лэшу.

После шумного хаоса бойни последовала странная тишина, а затем множество шагов. Теперь они уходили, когда не осталось никого, кого можно убить.

Паника с новой силой сдавила ее грудь и сила, потянувшая ее обратно, была практически ощутима… да, нахер все это, она не намерена была отступать. Все, что у нее осталось — это она сама. Она сама была оружием; ее разум и тело были единственным, что Лэшу так и не удалось отнять у нее.

Потерять их — значит умереть.

Черта лысого, она потеряет их и уходя не прихватит Лэша с собой.

В данной ситуации реальность состояла в том, где найти силы, чтобы продолжить идти, подавить все свои эмоции, пока они не разлетелись курами из курятника, прихватив с собой ее логику. Она заперла все, подавила в себе все чувства, что испытывала, когда была рядом с Джоном Мэтью.

Ничто не должно вырваться на свободу. Ничто не вырвется.

Переходя в режим боевой готовности, она осознала, что не услышала хлопка или отблеска вспышки, что означало, они не убили лессера. И судя по столь выразительному душку, могла поспорить, что они так и бросили тело в доме.

Лэш чертовски дорогого лишился. Она слышала его взаимодействия с маленьким техасцем, и хотя он это и отрицал, он привязался к ублюдку. И Хекс стоит воспользоваться этой слабостью. Чтобы посильнее давить на него, при очередной завязавшейся стычке. Может, на этот раз он все же сломается…

Объятая тишиной и сладковатым смрадом, она ходила по кругу, в конце концов, остановившись возле окна. Не думая о силовом поле, она подняла руки и прислонилась к откосам…

Хекс отдернулась, ожидая волну боли.

Вместо этого… она ощутила только покалывание.

Что-то изменилось в ее тюрьме.

Держа голову откинутой на безопасном расстоянии, она снова коснулась барьера, надавливая на него. Ей требовалась полная и объективная оценка этой хреновины — но, в свою очередь, изменение было настолько разительным, что не стоило отвлекаться на то, чтобы это проверить. В сплетении заклинания чувствовалась ощутимая слабость поверхностного натяжения. Очевидная слабость.

Возникал вопрос: почему? И станет ли барьер еще более истонченным или ей необходимо воспользоваться возникшей ситуацией прямо сейчас?

Она осмотрела оконную раму. Визуально, ее тюрьма была в порядке, и, поднеся руку к окну, просто чтобы убедиться, что — ага, она оказалась права.

«Лэш умер? Или ранен?»

В этот момент, возле дома остановился большой черный Мерседес, внутри которого она почувствовала этого говнюка. И, либо это произошло из-за того, что он брал ее вену, либо из-за ослабевшего барьера, но его энергосистема стала четко ощутима для ее симпатической стороны. Он чувствовал себя одиноким. Обеспокоенным. И… слабым.

«Так, так, так…»

Не было ли это подтверждением той слабости, что она почувствовала. И у Хекс возник вопрос, почему он не был озабочен всепоглощающими-поисками-Джона. Будь она на месте Лэша, и не чувствуя себя достаточно сильной, то пожалуй дождалась бы рассвета, прежде чем выйти наружу.

Либо так, либо подождала бы хорошего прикрытия своей задницы.

Но для этого ведь и были придуманы сотовые, разве не так?

Когда Мерседес покинул окружающие окрестности и не подал никаких признаков возвращения, она отступила от окна на пару шагов. Она присела, приняв боевую позицию, сжав руки в кулаки и переместив вес немного назад на бедра. Сделала глубокий вдох, сосредоточилась и…

Со всей силой размахнувшись кулаком от правого плеча, она ударила им по барьеру с такой силой, что будь это челюсть мужчины, то раздробила бы ее на гребаные мелкие осколки.

Заклятие ужалило ее в спину, зато по всей комнате прошла рябь, и ее тюремная камера замерцала, словно в конвульсиях от полученной раны. Прежде чем она успела полностью восстановиться, Хекс приготовилась к следующему удару…

Стекло по ту сторону барьера вдребезги разлетелось при ударе.

Сначала она замерлапораженная…, но как только почувствовала на лице дуновение ветра, посмотрела на свои истекающие кровью суставы, чтобы убедиться, что других причин разбитого окон не существовало.

Срань… Господня.

Спешно прокручивая стратегии побега, она оглянулась через плечо на дверь, которую Джон и Братья так и оставили открытой.

Последнее, что ей сейчас требовалось — это прогулка по дому, так как она не знала его расположения и не имела ни единой подсказки на то, с чем может столкнуться. Инстинктивно она понимала, что слишком слаба для дематериализации, поэтому можно попытаться сбежать через окно, но не была уверенна, что ей хватит сил осуществить побег, минуя воздушное пространство.

Чтобы в конечном итоге оказаться распростертой внизу на дороге.

Открытые двери — лучший способ убраться отсюда. Можно использовать свое тело как кулак, и, разбежавшись, воспользоваться всей оставшейся у нее силой.

Повернувшись, она прислонилась лопатками к стене, сделала глубокий вздох… и бросилась через комнату. Ноги пулей понесли ее тело, помогая руками набирать скорость.

Врезавшись в барьер, боль была ослепляющей, проникающей в каждую клеточку тела, испепеляющей изнутри. Агония ослепила ее в тот же момент, что и удерживающее заклинание, заперевшее ее внутри своих границ и сдавливающее намертво…

Затем последовал разрыв, когда бросок ее тела добился успеха в борьбе с невидимым тюремным барьером… и проклятье, в конце концов, она очутилась по ту сторону спальни.

Вырвавшись на свободу, Хекс врезалась в стену коридора, при этом содрав слой краски своим лицом и грудью, скатываясь на пол.

Голова пошла кругом, в глазах заплясали вспышки огней. Хекс приземлилась на свою задницу на полу. Да, она прорвалась, но еще не свободна.

Оглянувшись, Хекс посмотрела на колебание заклинания, пока оно восстанавливалось… и задалась вопросом, не послал ли ее прорыв, своего рода, сигнал Лэшу.

Вперед… немедленно… наружу… бегом!

Подняв себя с пола, она поплелась по коридору, на шатающихся ногах преодолела лестницу, из-за головокружения натыкаясь на все подряд на своем пути. Внизу в холле, вонь лессеровской крови вызвала у нее острый приступ тошноты, и Хекс двинулась в противоположную сторону, хотя это произошло не из-за запаха. Все входы и выходы находились в противоположной части дома. Если бы у нее было хоть чуточку больше времени, она сосредоточилась бы на том, чтобы найти другой выход.

Впереди находилась массивная дверь главного входа, декорированная резьбой и стеклом, вставленным в металлические каркасы. Но все, что выступало в роли замка, было не более чем обычным мертвым металлом.

Как-два-пальца-об-асфальт.

Подойдя к двери, она положила руку на механизм и сосредоточила свою энергию, используя в качестве отмычки. Первый… второй… третий… и четвертый.

Расправившись с широкой дверью, от свободы ее разделял лишь фут, и тут она услышала скрип: кто-то выходил из кухни.

Вот черт, Лэш вернулся. Он вернулся за ней.

Окрыленная паникой, что придала ей сил, как следует сосредоточилась с мыслями, и в одно мгновение исчезла. Учитывая, в каком состоянии, она находилась, далеко переместиться не получится, поэтому лучше всего будет оказаться в своем подвальчике. По крайней мере, там она может быть в безопасности, пока восстанавливает свои силы.

Хекс приняла форму в защищенном алькове, что вел в ее квартирку, и мысленно отперла медные замки. Войдя в дверь, датчики на движение включили свет в побеленном коридоре, от чего она подняла руку, прикрывая глаза, спускаясь вниз по ступенькам. Заперев дверь силой мысли, она двинулась вперед, смутно осознавая, что хромает.

Из-за столкновения со стеной? Из-за карабканья по лестнице? Какая, черт возьми, разница.

Она заставила себя пойти в свою спальню, и запереться изнутри. Когда автоматически включился свет, ее взгляд упал на кровать. Чистые белые простыни. Все подушки аккуратно уложены. Одеяло заправлено.

До матраса она так и не добралась. Ее колени подогнулись, и она позволила себе расслабиться, как будто ее скелет превратился в груду сложившихся палок, обтянутых кожей.

Охватившее ее, не было сном, когда она рухнула на пол. Но и это было блаженством.

Бессознательное состояние в любом случае лучше.

***

Блэйлок вернулся в особняк с Рэйджем и Вишесем всего через двадцать минут после того, как покинул его вместе с Джоном. Отправив его в безопасное место, они вернулись, закончить обыскивать особняк: на этот раз искались любые мелочи, такие как документы, удостоверяющие личность, компьютеры, наличные, наркотики, что-нибудь, что могло бы дать им информацию.

Посреди резни, устроенной Джоном Мэтью, последствия которой Блэй едва ли отметил когда шел на кухню, тут же принялся открывать шкафчики и выдвигать ящики. Вишес прочесывал второй этаж, в то время как Рэйдж рыскал в передней части дома.

Блэй встречал лишь пустоту, когда Рэйдж крикнул:

— Главная дверь широко распахнута.

Значит, кто-то прокрался сюда, пока они вытаскивали Джона. Лессер? Вряд ли, они никогда не оставляли вещей без охраны. Может человеческий воришка? Братья не заперли за собой, вылетая отсюда, так что кто-то успел провальсировать внутрь.

Если это был человек, то какая перед ним предстала картина. Возможно, это объясняет наспех распахнутые входные двери.

Блэй мгновенно вытащил оружие на случай наличия посторонних в доме, продолжая шустро обшаривать все свободной рукой. В ящике с ножами он отыскал два мобильника, ни один из которых не был заряжен, но Ви разберется с этим. Под телефонами лежали несколько визиток, но все они принадлежали человеческим торговым представителям… которые, скорее всего, выполняли работу по дому.

Обыскивая шкафчики под стойкой, Блэй нахмурился, переместив взгляд выше. Прямо над ним стояла тарелка свежих яблок.

Глянув в сторону плиты, увидел несколько помидоров. И французский батон в бумажном пакете.

Поднявшись, он подошел к холодильнику и дернул его дверцу. Органическое молоко. Покупки из магазина Здорового Питания. Свежая индейка готовая к употреблению. Копченый канадский бекон.

Точно не еда заключенного.

Блэй посмотрел на потолок, откуда доносились тяжелые шаги Ви, перемещающегося из комнаты в комнату. Затем его глаза целиком охватили кухню, от кашемировой скатерти и драпированных табуреток, до эмалированных кастрюль, сложенных в открытом стеллаже с кофеваркой, от чего у него все сжалось внутри.

Все было известных брендовых марок, новым и аккуратным, прям, картинка из каталога.

Это были настоящие стандарты Лэша… но лессеры не ели пищу. Так что, если он не потчевал Хекс как королеву, что было маловероятно… кто-то регулярно готовил еду в этом доме.

Коморка дворецкого находилась сразу за кухней, и, переступив через свежий труп убийцы, Блэй направился к ней, чтобы проверить что там: достаточно еды, для ведения домашнего хозяйства в течение года.

На пути к выходу, его взгляд зацепился за что-то на полу. На идеальной, надраенной до блеска деревянной поверхности пола красовался ряд тонких царапин… выполненных в форме полумесяца.

Колени Блэя напряглись, опускаясь на корточки и отодвигая пустую канистру с очистителем. Рифленая декоративная стенная панель выглядела на одном уровне со всей остальной частью стены и не прерывалась какими-либо швами, которых там быть не должно, но быстрое постукивание костяшками пальцев, обнаружило полое пространство. Вытащив свой кинжал, он использовал его рукоять как акустический локатор, чтобы определить точные размеры скрытого пространства, затем развернул оружие и проник в паз кончиком лезвия.

Открыв панель, он взял фонарик и посветил внутрь.

Мешок для мусора. Здоровенный на вид, цвета лессеровской крови.

Достав его, Блэй рванул шнурок.

— Срань Господня!

Рэйдж появился позади него.

— Что у тебя?

Он сунул руку внутрь пакета и вытащил полную ладонь мятых купюр.

— Бабло. До охренения много бабла.

— Забирай все. Ви нашел ноутбук и разбитое окно на верхнем этаже, которое раньше было цело. Я закрыл входную дверь, чтобы люди ничего не пронюхали. — Он посмотрел на свои часы. — Пора сваливать, пока солнце не встало.

— Согласен.

Блэй схватил мешок, оставив проем открытым, ведь чем больше доказательств взлома, тем веселее. Хотя разбросанные останки лессера точно не останутся незамеченными.

Эх, увидеть бы лицо Лэша, когда этот говнюк вернется домой.

Их группа вернулась обратно в сад, где они с Рэйджем дематериализовались, в то время как Вишес принялся за Лексус в гараже, конфисковывая его.

Само собой, им бы лучше остаться и посмотреть на то, что сюда явится. Но с рассветом было трудновато, знаете ли торговаться.

Вернувшись в особняк Братства, Блэй вошел в вестибюль вместе с Голливудом, и конечно же там их уже поджидала толпа. Вся добыча была передана Бутчу для дальнейшей ее обработки в Яме. Блэй сразу направился наверх, в спальню Джона.

Ответом на его стук стало ворчание, и когда он открыл дверь и вошел внутрь, то увидел Куина, сидящего в кресле у изголовья кровати. Лампа, стоящая на прикроватном столике, отбрасывала желтый свет, окруженный темнотой, освещая его и лежащую гору под пуховым одеялом.

Джон был в отключке.

По другую его сторону Куин с Herradura, бутылкой Seleccion Suprema[41] на сгибе его локтя, и хрустальным стаканом, наполненным изысканной текилой, недавно ставшей его предпочтительным напитком.

Боже, представив себя потягивающим это, Блэй задумался о необходимости смены своего собственного напитка. Пиво вдруг показалось нелепым недоразумением.

— Как он? — тихо спросил Блэй.

Куин сделал глоток и сказал:

— Довольно дерьмово. Я позвал Лейлу. Ему необходимо покормиться.

Блэй подобрался к кровати. Глаза Джона были не совсем плотно прикрыты, с бровями, настолько сдвинутыми друг на друга, что казалось, будто во сне он пытался сформулировать закон физики. Его лицо было чрезмерно бледным, волосы напротив, казались более темными, а дыхание слишком поверхностным. Он был раздет, и большая часть лессеровской крови была смыта.

—Текилы? — спросил Куин.

Не глядя, Блэй протянул парню руку, все еще сосредоточенный на приятеле. То, что коснулось его ладони, было всего лишь стаканом, а не бутылкой, но ему было плевать, и он выпил его содержимое залпом.

Ну, по крайней мере, теперь ему понятно, почему Куин запал на это пойло.

Вернув стакан, и скрестив руки на груди, он прислушался к тихому, булькающему звуку наливания выпивки. По какой-то причине, чистый, завораживающий звук соприкосновения этой дорогой выпивки с хрусталем, его успокаивал.

— Поверить не могу, что он кричал, — пробормотал Блэй. — Я имею в виду могу…, просто не ожидал ничего подобного.

— Очевидно, ее удерживали в той комнате.

Глухим звуком Herradura была отставлена на прикроватный столик.

— И мы упустили ее.

— Он вообще говорил?

— Нет. Даже когда я втащил его под душ и вошел вместе с ним.

Ладно, Блэй мог обойтись без представления этого. Хорошо, что Джон шел другой дорогой…

Послышался тихий стук в дверь, а затем донесшийся запах корицы и специй. Блэй подошел к двери и впустил Лейлу, поклонившись ей в знак уважения.

— Чем я могу быть… — Избранная нахмурилась, посмотрев на кровать. — О, нет… он ранен?

Когда она подошла к Джону Мэтью, Блэй подумал: «Да, но в основном — это душевные раны».

— Спасибо, что пришла, — поблагодарил Куин, поднимаясь со своего кресла. Склонившись над Джоном, он нежно толкнул парня в плечо. — Эй, дружище, можешь на секунду проснуться.

Пробуждение Джона было похоже на борьбу с приливной волной, его голова поднималась медленно, веки трепетали так, словно на его физиономию прорвало дамбу.

— Время кормиться. — Не оглядываясь, Куин жестом подозвал Лейлу, протягивая ей свою руку. — Нам нужно, чтобы ты еще немного уделил нам внимания, а затем мы оставим тебя в покое.

Избранная остановилась… затем сделала шаг вперед. Она медленно приняла протянутую ладонь, скользнув своей кожей по коже Куина, ступая дальше с некой застенчивой красотой, вызывая у Блэя к ней жалость.

Судя по румянцу, внезапно вспыхнувшему не ее щеках, у него появилось ощущение, что она, возможно, как и все, вспыхнула из-за Куина.

— Джон… дружище? Давай же, ты нужен мне здесь.

Куин подтянул Лейлу, чтобы Избранная села на кровать и в то мгновение, когда она ласково посмотрела на Джона, вся ее забота направилась на него.

— Господин… — Ее голос был тихим и невероятно добрым, когда она задрала рукав своей одежды. — Ваше величество, поднимитесь и примите то, что я вам предлагаю. Воистину, вы нуждаетесь в этом.

Джон начал было качать головой, но Куин настоял.

— Хочешь отправиться за Лэшем? Похоже, что ты не в той форме. Ты не в состоянии даже поднять свою гребаную башку…, прошу прощения за эти слова Избранная. Тебе нужна сила… Ну же, Джон, не будь задницей.

Тут же посмотрев на Лейлу, Куин произнес одними губами: «Извини». И должно быть, она улыбнулась ему, потому что на мгновение, он склонил голову, словно был ею заворожен.

Или, возможно, она что-то ответила ему так же одними губами.

Должно быть так.

Конечно.

А затем они оба опустили головы, и Лейла охнула, когда клыки Джона глубоко впились ей в руку и он начал брать, предложенное ею. Явно удовлетворенный, Куин вернулся на свое насиженное место и по новой наполнил свой стакан. Отпив половину, он протянул стакан Блэю.

Лучшая идея века. Блэй устроился в кресле напротив с высокой спинкой и подголовником, подняв одну руку с подлокотника он сделал глубокий глоток затем еще один, прежде чем возвратил текилу.

Так они и сидели, разделяя напиток пока Джон питался от Лейлы… и иногда во время совместного процесса «употребления», Блэй замечал, что прикасался губами к тому же краю стакана, что и Куин.

Возможно, это все алкоголь. Возможно стакан. А может и тот факт, что с каждым вздохом Блэй чувствовал темный запах Куина…

Он знал, что должен уйти.

Он хотел поддержать Джона, но с каждой минутой все ближе и ближе… и ближе склонялся к Куину. И кстати, его рука, свисавшая со спинки его кресла, практически поглаживала эти густые темные волосы.

— Мне пора, — резко сказал он, ставя стакан и направляясь к двери.

— Ты в порядке? — спросил Куин.

— Ага. Спокойной ночи и позаботься о Лейле.

— Разве ты не должен кормиться? — потребовал Куин.

— Завтра.

Избранная промолвила что-то милое и приятное, но он даже не обернулся. Ну нет. Он не мог обернуться.

И умоляю, Боже, не дай ему столкнуться с кем-нибудь в коридоре.

Он не стал утруждаться и проверять насколько невежливо это выглядит, он только знал, что был возбужден… и это единственная вещь, которую, независимо от того насколько был учтив мужчина, не могла укрыться под жесткой кожей.

ГЛАВА 18

На Другой Стороне, Пэйн расхаживала по фонтану своей матери, создавая круги на поверхности водной глади, которые тут же терялись в потоке струящейся воды. Плеская ногами, задрав свое одеяние, она прислушалась к пению пестрых птиц, восседающих на белом дереве в стороне. Пичужки щебетали, порхая с ветки на ветку, поклевывая друг друга, распушив свои перья.

И как, им только в этом чертовом ограниченном пространстве удалось найти стоящее занятие — она ума не прилагала.

В святилище не существовало такого понятия, как течение времени, и все же ей хотелось иметь при себе какие-нибудь карманные часы или куранты, чтобы выяснить, насколько запаздывает Слепой Король. Каждый день после полудня они проводили спарринг.

Ну, после полудня для него. А для нее — застрявшей на Этой Стороне — день оставался неизменным.

Она задавалась вопросом, сколько же именно прошло с тех пор, как мать вывела ее из глубокой заморозки, позволив немного свободы. Поди узнай. Регулярные появления Рофа начались около… пятнадцати раз назад, а возвращена к жизни она была, возможно… задолго до этого. Может, около шести месяцев?

Но что было важнее так это, как долго она находилась под замком… но об этом она не собиралась спрашивать у своей матери. Они вообще не общались друг с другом. А до тех пор, пока эта «божественная» личность, породившая ее на свет, не будет готова выпустить ее отсюда, Пэйн нечего ей сказать.

По правде говоря, молчание вообще не имело никакого значения, но ничего иного и не ожидалось. Когда твоя мать создатель расы, не подчиняющийся все и вся, даже королю…

Довольно легко было загнать свою собственную жизнь в ловушку.

Когда темп ее движений ускорился, а одежда начала промокать, Пэйн выскочила из воды и обежала водоем вокруг с кулаками наизготовку, рассекая ими воздух.

Быть хорошей, покорной Избранной не ее прерогатива, и это стало корнем всех проблем между ней и матерью. Ох уж эти потери. Ох уж это разочарование.

Мама дорогая, как же перешагнуть через все это.

Эти стандарты поведения и верования были не для нее. И если Дева-Летописеца искала такого призрака в одежде, что только и умеет дрейфовать по комнате в виде молчаливого сквозняка, ей стоило выбрать другого родителя для своих детей.

Пэйн была сама воплощением энергичности Бладлеттера, переняв черты отцовского характера…

Пэйн обернулась, встретив удар кулака Рофа, блокируя его предплечьем и отвечая резким ударом в печень. Король молниеносно ответил, нанося удар локтем, ставший для Пэйн сотрясением мозга замедленного действия.

Быстрый нырок и она почти оказалась на земле. Еще одним ударом она отбросила короля назад…, несмотря на то, что он слеп, у него была безошибочная способность с точностью определять ее местонахождение в пространстве.

Это означало, что он предугадал ее нападение с фланга. Действительно, он перенес свой вес, приготовившись отбить ее следующую атаку ударом ноги с разворота.

Пэйн передумала, припав к земле и схватив его за лодыжки, выбивая из равновесия, затем быстро отскочила вправо, оказавшись вне зоны досягаемости его огромного тела; еще прыжок и она оказалась на его спине, вынуждая короля опуститься вниз, его шея была крепко захвачена в удушающем приеме. Чтобы усилить давление, она ухватилась за свое запястье второй рукой, сдавливая горло еще сильнее.

Как король справился с этим? Он опрокинулся на нее.

Его неимоверно грубая сила позволила ему подняться под их общим весом. Затем последовал прыжок в воздухе, который закончился ее приземлением на свою задницу, прижатая к мрамору.

Чертово жесткое основание… она практически могла ощущать, как прогнулись ее кости.

Король, в первую очередь, был мужчиной чести, и в знак уважения к ее менее внушительной силе, он не стал удерживать ее долго в таком положении. Что изрядно бесило Пэйн. Ей предпочтительней был бы бой без правил, но различие полов, неоспоримо, а мужчины были более крупными и поэтому более сильными.

Сколько бы она не злилась, с биологией не поспоришь.

И каждый раз, превосходя его скоростью, был особенно сладок.

Король с ловкостью вскочил на ноги и развернулся, разметав по сторонам длинные черные волосы, перед тем как опуститься на белое кимоно. В комплекте с черными очками на глазах и грудой мышц, он был великолепен, с наилучшей вампирской родословной без примеси человеческой крови или еще какой-либо.

Хотя именно это частично и служило его проблемой. Она слышала, что слепота была результатом его чистейшей крови.

Когда Пэйн встала, ее спину свело судорогой, но проигнорировала острую простреливающую боль и решила еще раз померяться силами со своим противником. На этот раз, она была той, кто нападал, и способность Рофа парировать ее удары была совершенно поразительна.

Может поэтому он никогда не жаловался на свой ущерб. С другой стороны, они не особо-то и разговаривали, что ее совершенно устраивало.

Хотя ей и было интересно, на что была похожа его жизнь на Другой Стороне.

Как же она завидовала его свободе.

Они продолжили наступление, кружа вокруг фонтана, затем к колоннам и к двери, ведущей в святилище. И снова обратно. Потом снова по кругу.

По окончанию сессии, они оба были покрыты синяками и кровоточили. Но стоит их рукам опуститься и прекратить наносить удары, их раны начнут заживать.

Последний удар был за нею, потрясающим апперкотом, пойманным подбородком короля, отбрасывающим голову назад как мячик на веревке, заставляющий волосы снова разметаться во все стороны.

Их поединок всегда заканчивался негласным соглашением.

Остывая, они шли к фонтану, потягивая мышцы и возвращая свои шеи на место. Вместе, они отмыли лица и руки в чистой, прозрачной воде и вытерлись мягкой тканью, которую Пэйн заранее попросила для них приготовить.

Несмотря на то, что они обменивались ударами, а не словами, она считала короля своим другом. И доверяла только ему.

Такое с ней было впервые.

И они действительно были просто друзьями. Сколько бы она не восхищалась издалека его физическими данными, между ними не возникло ни единой искры взаимной симпатии — и это было одной из причин, из-за чего происходящее работало. В любом другом случае, ей было бы не комфортно.

Нет, ее не интересовало нечто сексуальное связанное с ним или что-то подобное. У вампиров мужского пола была тенденция связываться, особенно у аристократов. Они не могли помочь ей — это случалось единожды, по причине кровного определения поведения. С нее было достаточно персон заботящихся о ее жизни. Последним, что ей было нужно это кто-то еще.

— Ты в порядке? — спросил Роф, когда они присели на край фонтана.

— Да, а ты? — Пэйн не возражала, когда он систематически интересовался все ли с ней в порядке. Первое время это оскорбляло ее, как будто она не в состоянии справиться с болью? Но затем поняла, что это никак не связано с ее полом, и он все равно спросил бы это, у того с кем боролся.

— Превосходно, — сказал он, улыбнувшись, обнажая свои большие клыки. — Кстати этот удар локтем в самом начале был потрясающим.

Пэйн улыбнулась так широко, что у нее заболели щеки. Это была еще одна причина, по которой ей нравилось проводить с ним время. Так как он не мог видеть, не было смысла прятать свои эмоции и ничто не заставляло ее сиять сильнее, чем его слова о том, как она произвела на него впечатление.

— Что ж, ваше высочество, ваша черепаха всегда убивает меня.

Теперь он улыбался еще шире, и она была тронута тем, что ее похвала что-то для него значила.

— Убойная масса имеет свои преимущества, — пробасил он.

Внезапно он развернулся к ней, темные очки, что всегда носил не снимая, заставили ее еще раз подумать о том, насколько жестоким он выглядел. И все же он снова и снова доказал, обратное.

Роф прочистил горло.

— Спасибо за это. Дома дела идут неважно.

— Как это?

Теперь он отвернулся, словно смотрел на горизонт, делая так всякий раз, когда хотел скрыть свои эмоции от людей.

— Мы потеряли женщину. Враг забрал ее. — Он покачал головой. — И один из наших теперь из-за этого страдает.

— Они были связаны?

— Нет… но он ведет себя так, как если бы были. — Король пожал плечами. — Я упустил связь между ними. Все мы. Но… она есть, и сегодня вечером с большим размахом вырвалась на свободу.

Жажда познания о земных жизнях, что были так ранимы, но ярки, затягивала ее.

— Что случилось?

Король откинул волосы за спину, его вдовий пик четко выделялся на смуглой коже.

— Сегодня вечером он убил лессера. Просто убил говнюка.

— Разве это входит в его обязанность?

— Это произошло не на поле боя. Это случилось в доме, где эти убийцы держали женщину. Ублюдок нужен был для допроса, но Джон просто разорвал его. Он хороший парень… но это дерьмо связанного мужчины… эта штука… может быть смертельно опасной и не в хорошем смысле этого слова, понимаешь?

Воспоминания о нахождении на Другой Стороне, исправлении ошибок и боевых действиях, о…

Дева-Летописеца появилась в дверях своих личных покоев, ее черное одеяние парило чуть выше мраморного пола.

Король поднялся на ноги и поклонился… тем не менее, не выказывая подчинения ни в малейшей степени. Еще одна причина, по которой он так нравился ей.

— Великая Дева-Летописеца.

— Роф, сын Рофа.

И на этом… все. По тому, как предполагалось, вопросов прародительнице расы задавать не полагалось, и мать Пэйн оставалась безмолвной, далее в воздухе повисла тишина.

Поскольку — да хранит нас судьба — вы бы вряд ли захотели, чтобы эта женщина назначила вам цену за какую-либо просьбу. И причина возникшей заминки была очевидна. Ее мать не хотела, чтобы Пэйн пересекалась с внешним миром.

— На этом я вас покидаю, — сказала Пэйн королю. Она не хотела быть ответственной за то, что могло бы сорваться с ее губ, если мать посмеет ее отослать.

Король протянул свой кулак.

— Пока. Увидимся завтра?

— С удовольствием.

Пэйн стукнула костяшками своего кулака о его, как он научил ее, и направился к двери, ведущей в святилище.

По другую сторону белых панелей, ярко-зеленая трава стала потрясением для ее глаз, вынуждая часто моргать, пока она проходила мимо храма Праймэйла в покои Избранных. Желтые, розовые и красные цветы теперь росли случайными группками, яркие тюльпаны перемешались с нарциссами и ирисом.

Все весенние цветы, если ей не изменяет память за то короткое время, проведенное ею на земле.

Здесь всегда пребывала весна. Вечно на не пересекаемой грани полнейшего великолепия и дерзкого летнего зноя. Или близко… к лету, если исходить из прочитанного.

Здание с колоннами, в котором проживали Избранные, было поделено на квадратные комнаты, предлагая толику уединения своим обитательницам. Большинство комнат теперь пустовало, и не только потому, что Избранные были смертными. С тех пор как Праймэйл «освободил» их, коллекция эфирных бездельниц Девы-Летописецы, сократилась благодаря отлучкам на Другую Сторону.

Удивительно, но ни одна из них не избрала путь перестать быть Избранной — но в отличие от прежнего времени, если они отправлялись в личные покои Праймэйла, у них было право вернуться обратно в святилище.

Пэйн отправилась прямиком в купальни, с облегчением отметив, что там никого больше не было. Она знала, что ее «сестры» не понимали того, что она делала с королем, поэтому собиралась насладиться последствиями упражнений без посторонних глаз.

Общие купальни располагались посреди высокого мраморного пространства, с огромным бассейном с водопадом в дальнем конце. Ко всем вещам, находящимся в святилище законы рациональности были не применимы. Теплый, мчащийся поток, протекающий по краю белого камня, неизменно оставался чистым и свежим, даже притом, что у него не было никакого источника и дренажа.

Снимая свою, что специально сама сшила, дабы соответствовать кимоно Рофа, как он его называл, модифицированную одежду, она забралась в бассейн в нижнем белье, что по-прежнему оставалось на ней. Температура всегда оставалась идеальной… и это позволяло ей длительно принимать ванну, которая была или слишком горячей или слишком холодной.

В центре располагался большой мраморный шар, вода была достаточно глубокой, чтобы можно было поплавать, и ее тело наслаждалось размашистыми движениями ее гребков.

О да, пожалуй, это было лучшей частью спарринга. За исключением того отличного хука отвешенного ей Рофу.

Доплыв до водопада, Пэйн встала под его струи и распустила волосы. Они были длиннее, чем у Рофа и она научилась не только заплетать их в косу, но и собирать в шиньон. Иначе он смог бы намотать их на кулак и дернуть.

Стоя под падающими брызгами, она взяла в ладони кусок душистого мыла, и намылила им все свое тело. Повернувшись, чтобы ополоснуться, Пэйн обнаружила, что уже не одна.

Ну, по крайней мере, хромающая фигура в темном одеянии, не была ее матерью.

— Приветствую, — поздоровалась Пэйн.

Но’Уан поклонилась, но не ответила, и в этот момент Пэйн пожалела, что разбросала свою одежду по полу.

— Я сама уберу, — сказала она, и ее голос эхом разнесся по помещению.

Но’Уан только покачала головой и подняла одежду. Девушка была так прекрасна и молчалива, выполняя свои обязанности без жалоб и нареканий, даже притом, что имела некий изъян.

Хотя она никогда не разговаривала, было не трудно догадаться, что за ее плечами скрывалась печальная история.

«Еще одна причина презирать ту, что являлась прародительницей расы», подумала Пэйн.

Избранные, как и Братство Черного Кинжала, были рождены в рамках строгих параметров с определенными желаемыми характеристиками. Принимая во внимание, что мужчины должны быть чистокровными и обладателями крепких спин, агрессивными и достойными в сражении, женщины были рассчитаны как интеллектуальные и гибкие создания, способные обуздать стремления самцов, и помогая расе оставаться цивилизованной. Инь и янь. Две части одного целого, с потребностью в кормлении кровью, обеспечивающей вечную взаимосвязь полов.

Но не все было так гладко в пределах божественной схемы. Правда заключалась в том, что близкородственное скрещивание привело к проблемам, и хотя в случае с Рофом законы предусматривали восхождение сына короля на трон с изъяном или без него, Избранным не так повезло. Дефекты исключались законами размножения. Всегда. Поэтому, такие как Но’Уан, которые имели изъян, были низведены к служению своим сестрам под покровом… скрытые, молчаливые, но, тем не менее, к которым относились с «любовью».

Или это больше походило на сочувствие.

Пэйн знала, что именно должна была чувствовать женщина. Не о физическом дефекте она беспокоилась, а о понижении в кайме возложенных ожиданий, которым не суждено было свершиться.

И говоря об ожиданиях…

В купальню вошла Лейла, другая Избранная, и, сняв одежду с нежной улыбкой, которая была ее отличительным знаком, передала ее Но’Уан.

Это выражение исчезло, когда она опустила взгляд и вошла в воду. Женщина, казалась, витала в своих мыслях, которые были не из приятных.

— Приветствую тебя, сестра, — произнесла Пэйн.

Голова Лейлы быстро поднялась, а лоб разгладился.

— О… воистину, я не знала, что ты будешь здесь. Приветствую тебя, сестра.

После того как Избранная низко поклонилась, она села на одну из мраморных скамей и хотя Пэйн не была хорошим собеседником, ее привлекла некая густая тишина, окружавшая женщину.

Закончив ополаскивание, она переплыла обратно и присела возле Лейлы, промывавшей глубокие ранки на своем запястье.

— Кого ты кормишь? — спросила Пэйн.

— Джона Мэтью.

Ах да, мужчина, возможно, о котором упоминал король.

— Все прошло как надо?

— Все хорошо. Правда.

Пэйн откинула голову на край бассейна и уставилась на красивую белокурую Избранную. Минуту спустя она пробормотала женщине:

— Могу я у тебя кое о чем спросить?

— Конечно.

— Постоянная грусть. Тебя всегда преследует… печаль по возвращении.

Однако она уже знала ответ. Для женщины, вступающей по принуждению в половое кормление только потому, что это традиция, было чрезмерным насилием.

Лейла считала проколы на своем запястье своего рода беспристрастным слиянием, как если бы она беспокоилась о чужой травме. А затем она просто покачала головой.

— Я не буду оплакивать славу, присужденную мне.

— Славу? Воистину, ты получила нечто иное. — Больше похоже на проклятье.

— О, нет, это честь быть полезной…

— Истине не спрятаться за подобными речами, когда лицо опровергает ощущения твоего сердца. И как всегда, если есть желание покритиковать Деву-Летописецу, добро пожаловать к моему костру. — Когда пара потрясенных зеленых глаз интенсивно заморгала, Пэйн пожала плечами. — Я не скрываю своих чувств. Никогда.

— Нет… в самом деле тебе не стоит. Это просто кажется…

— Неестественным? Несоответствующим? — Пэйн хрустнула суставами. — Какая жалость.

Лейла протяжно и медленно вздохнула.

— Я обучалась должным образом, ну ты знаешь. Например, чувственной любви.

— И это тебе не желанно…

— Вовсе нет. Именно этого я и не познала, но желаю.

Пэйн нахмурилась.

— Тобой не воспользовались?

— Воистину, мне было отказано Джоном Мэтью в вечер его превращения, после того как я благополучно провела его через изменение. И когда я отправляюсь кормить Братьев, то всегда остаюсь нетронутой.

— Прости… — Она не ослышалась? — Ты хочешь заняться сексом. С одним из них.

Тон Лейлы стал проницательным.

— Конечно ты, как и все мои сестры понимаешь, что такое быть ничем, кроме потенциала.

Хм… значит, она неверно истолковала развитие событий.

— Со всем должным уважением я не могу понять, почему ты хотела бы… этого… с одним из тех мужчин.

— А почему бы и нет? Братья и те трое молодых мужчин, красивые, мужественные существа. И с Праймэлом, оставившим нас всех не обслуженными… — Лейла покачала головой. — Для того кто хорошо обучен, по описанию и прочитанному про этот акт… я бы хотела испытать его на себе. Хотя бы раз.

— По правде говоря, у меня не возникает к этому не малейшего желания. Никогда такого не было, и не думаю, что когда-нибудь настанет. Уж лучше я буду сражаться.

— Что ж я тебе завидую.

— А?

Глаза Лейлы казались древними.

— Намного проще быть незаинтересованной, чем невостребованной. Первое является облегчением. Второе — непосильной ношей.

Когда появилась Но’Уан с подносом фруктов и свежевыжатым соком, Пэйн сказала:

— Но’Уан, ты не присоединишься к нам?

Лейла улыбнулась девушке.

— Правда. Прошу, присоединяйся.

Покачав головой и поклонившись, Но’Уан просто оставила поднос с их трапезой, так старательно ей приготовленной и прихрамывая удалилась восвояси через сводчатый проход из купален.

Взгляд Пэйн оставался хмурым, когда она и Избранная Лейла погрузились в молчание. Размышляя над сказанным, было трудно понять, как у них могли быть настолько противоположные мнения — и оба правильные.

Ради Лейлы, Пэйн надеялась, что была неправа; каким же разочарованием должно быть тосковать, по чему-то, что было столь далеким, гораздо меньше, чем само ожидание этого.

ГЛАВА 19

— Женщина… — Тихий, отдающийся эхом голос Омеги распространялся дальше, чем могло уместить в себе помещение; это слово заполнило каждый уголок комнаты из гладкого камня, его личных покоев.

Лэш прилагал все усилия, на создание равнодушного вида, привалившись к одной из черных стен.

— Она нужна мне в качестве источника крови.

— В самом деле?

— Биология, что тут скажешь.

В своем белом одеянии, скрывающем внушительную фигуру, Омега повернулся в пространстве. С капюшоном на голове, и со скрещенными на груди руками, скрытыми развевающимися рукавами, он походил на епископа, играющего в шахматы.

За исключением того, что королем, конечно же был он сам.

Территория зла была размером с бальный зал, декорированная соответствующим образом, с большим количеством черных канделябров и колонн, умещающих на себе множество черных свечей. Однако это место не нельзя было назвать застывшим. Во-первых, на фитилях горело красное пламя. А в довершении всего, стены, пол и потолок были выполнены из самого необычного мрамора, который когда-либо доводилось видеть Лэшу. В одном углу он был черным, в другом — кроваво-красным металликом, и учитывая, что источник света постоянно мерцал, оба цвета сливались вокруг вас.

Не трудно было догадаться о причине такого декора. Гардероб Омеги, ограниченный белоснежными одеяниями, был главным средоточием внимания, единственным выделяющимся пятном. Остальное было лишь показуха.

Только так он и выделялся в своем мире.

— И она стала бы твоей парой, сын мой? — спросил Омега, пересекая комнату.

— Нет, — солгал Лэш. — Всего лишь источником крови.

Не следует давать Омеге информации больше, чем нужно. Лэшу было прекрасно известно, насколько его отец мог быть непостоянен, поэтому оставить его без подробностей было немаловажно.

— Разве я не достаточно даю тебе силы?

— Это моя вампирская сущность, ничего не поделаешь.

Омега повернулся, оказавшись лицом к лицу с Лэшем. После паузы, он прошептал искаженным голосом:

— В самом деле. Я нахожу это правдоподобным.

— Я приведу ее к тебе, — сказал Лэш, отлепляясь от стены. — В дом. Сегодня вечером. Ты обратишь ее, и я получу то, что мне нужно.

— И я не могу обеспечить тебя этим?

— Ты и обеспечишь. Завербовав ее, чтобы у меня был необходимый источник крови, подпитывающий мои силы.

— Итак, ты утверждаешь, что слабеешь?

Черт возьми, как будто и так было не видно. Омега мог ощущать это, и, конечно же это было для него очевидно уже в течение какого-то времени.

Когда Лэш не произнес ни слова, Омега подошел к нему вплотную, глядя глаза в глаза.

— Я никогда не вербовал женщин.

— Она не будет входить в Общество Лессенинг. Она будет принадлежать только мне.

— Только тебе.

— Нет причин использовать ее для борьбы.

— И эта женщина. Ты уже выбрал ее.

— Да. — Лэш рассмеялся, подумав о Хекс и том ущербе, на который она способна. — Уверен, она тебе понравится.

— Ты слишком уверен.

— У меня прекрасный вкус.

Красные огоньки пламени на фитилях затрепетали, словно налетел ветерок.

Внезапно капюшон Омеги откинулся, открывая темное, прозрачное лицо, угольно-черного цвета как плоть и кровь Лэша.

— Возвращайся туда, откуда пришел, — произнес Омега, подняв свою темную, клубящуюся руку. Проведя ею по щеке Лэша, зло отвернулось. — Возвращайся, откуда пришел.

— Увидимся с наступлением темноты, — сказал Лэш. — В доме.

— С наступлением. Темноты.

— Хочешь, чтобы это произошло позже? Как насчет, скажем, в час? Тогда и увидимся.

— Конечно же, ты увидишь меня.

— Спасибо, Отец.

Когда Омега проплыл вдоль пола, капюшон вернулся на место с помощью его силы мысли и одновременно с этим, напротив, открылась панель. Мгновение спустя, Лэш остался один.

Глубоко вздохнув, он потер свое лицо и оглянулся на красные огоньки пламени и эффектные стены. Место было похоже на, своего рода, чрево.

Усилием воли Лэш перенес себя из Дхунда назад в фермерский дом, используемый в качестве базы. Очнувшись в своей материальной форме, ему стал противен тот факт, что он растянулся на диване, цвета гребаных осенних листьев. И Господи, ворс обивки походил на собачью шерсть… и вонял соответствующе.

Перед тем, как этот четырехпалый засранец вывалялся во влажной золе.

Подняв голову, Лэш задрал футболку. Все еще там. Повреждения никуда не делись, став только больше. Да и чувствовал он себя дерьмово.

Его руки дрожали, помогая ему принять вертикальное положение, а когда проверил телефон, то там ничего ни от кого не пришло. Никаких голосовых сообщений от мистера Ди и других убийц. Это имело смысл. Все и вся проходили через его заместителя, поэтому, если сукин сын держал все под контролем, Общество не могло найти Лэша.

Возможно, маленький техасец был слишком хорошим замом.

Подстрекаемый голодом, он поплелся на кухню и открыл дверцу холодильника. Пусто. За исключением коробки соды для выпечки фирмы Arm & Hammer, которую, должно быть, использовали на том диване.

Захлопывая холодильник, он вконец возненавидел весь мир и всех в нем… по большей части из-за того, что его не ожидала яичница с беконом.

В дополнении к раздражению служила еще и эта дрянная недвижимость. Ферма была новым приобретением, и здесь он находился прежде лишь раз… черт, даже мистер Ди не знал, принадлежала ли она Обществу. Дело в том, что Лэш приобрел этот домик из-за потери закладной на право выкупа, потому что они нуждались в местах для изготовления наркоты, а здесь имелся большой подвал. Радовало то, что предыдущий владелец оказался не в состоянии покрыть ипотечную стоимость. Сраная ферма была всего на шаг больше сортира.

Скорее, на полшага.

Он направился в гараж, с охеренным облегчением усевшись обратно в свой Мерседес… хотя его все еще бесила необходимость заскочить в Макдоналдс за яичным МакМаффином и чашкой кофе. Ему даже придется ждать своей очереди наряду с обыкновенными парнями на пикапах и минивэнах.

Подъехав к своему особняку, Лэш уже почти переключился с отец-сын волны… а затем пришел в абсолютное замешательство, подъехав к гаражу. Ворота все еще были подняты, но Лексус отсутствовал.

Припарковав Мерседес в тени, он вышел, заперев его за собой. В саду в задней части особняка было относительно спокойно, но Лэш почувствовал запах лессера в то же мгновение, как…

Остановившись на террасе, он перевел взгляд на второй этаж. «О, Боже…»

Подстегиваемый паникой, Лэш устремился вперед и, поднявшись по ступеням крыльца, распахнул дверь…

Его мягкие кожаные туфли остановились на полпути, когда он увидел кровавую бойню. Иисус… Христос… его кухня.

Это место выглядело так, словно его окатили из нефтяного шланга. И хм, тут было то немногое, что осталось от мистера Ди. Туловище убийцы располагалось в центре комнаты, подобно островку, руки и ноги разбросаны неподалеку… а его кишки как макраме свисали со шкафчиков.

Каким-то чудом, голова парня все еще держалась на шее с широко распахнутыми глазами. Рот лессера начал двигаться, когда тот увидел, что уже не один. С губ сорвался гортанный призыв вместе с блестящей черной кровью.

— Сукин ты сын, — выплюнул Лэш. — Посмотри на себя. Твою мать!

И, черт возьми, у него проблемы были и покрупнее, его распотрошенного заместителя. Перепрыгивая через беспорядок, он пронесся через столовую, направляясь на наверх.

Ворвавшись в спальню, которую делил с Хекс, Лэш не обнаружил ничего, кроме пустого пространства… и дыры в окне.

— Черт!

Развернувшись, он взглянул на открытую дверь и увидел след на стене в коридоре. Подойдя ближе, он прижался носом к шелковым обоям и вдохнул. Ее аромат остался в волокнах ткани.

Хекс сломала физическую защиту.

Она все еще оставалась в комнате, после того, как напали на мистера Ди. Неужто Братство вернулось, чтобы помочь ей выбраться?

Быстрое прочесывание дома и настроение Лэша сменилось от отвратительного в просто ужасного. Исчез ноутбук. Пропали сотовые.

Ублюдки.

Спустившись на кухню, он направился в кладовую, чтобы забрать…

— О, твою мать! — Опустившись на колени, он проверил панель, что тоже была открыта. «Его заначка тоже пропала? Как, черт возьми, они ее отыскали?»

Опять же, мистер Ди походил на макет для урока анатомии. Возможно, он раскололся. Что означало, Лэш не мог быть уверен в безопасности остальных адресов.

В порыве ярости, он размахнулся кулаком, и с силой ударил наугад.

Под руку попалась большая стеклянная банка маслин.

Она разлетелась вдребезги, сок растекся повсюду, маленькие круглые глазки упали на пол ираскатились во все стороны.

Лэш потопал обратно в кухню и склонился над мистером Ди. Когда окровавленный рот снова начал шевелиться, эта жалкая борьба за выживание стала выглядеть довольно тошнотворно.

Протянув руку к стойке, Лэш дотянулся до набора [42]Хенкельсов, схватил за рукоять один из ножей и присел.

— Ты им что-нибудь рассказал?

Когда мистер Ди покачал головой, Лэш заглянул в глаза парня. Белки потемнели и превратились в серые тени, а зрачки расширились так, что не было видно радужной оболочки. Тем не менее, хоть он и был при смерти, но оставить его здесь означало, что мистер Ди будет мучиться и гнить в таком состоянии. Был только один способ его «убить».

— Уверен? — прошептал Лэш. — Даже когда они вырвали твои руки из плеч?

Рот мистера Ди зашевелился, булькающие звуки были похожи на растекающийся жидкий корм для собак.

Чертыхнувшись, Лэш нанес удар в пустую грудь этого лессера, избавляясь при этом, по крайней мере, хоть от части беспорядка. Хлопок и вспышка быстро поблекли. Затем Лэш запер замок задней двери, после чего снова поднялся на второй этаж.

Ему понадобилось полчаса, чтобы упаковать одежду, и когда он спустил вниз шесть до отказа набитых сумок от Прада, то не мог вспомнить, приходилось ли ему когда-нибудь самостоятельно таскать свой багаж.

Закончив выстраивать в ряд свои сумки, он установил сигнализацию и закинул пожитки в Мерседес.

Уезжая прочь, Лэшу была ненавистна мысль о возвращении на гребаное ранчо. Но на данный момент у него не было выбора — и к тому же, у него имелся ряд более важных гребаных проблем, чем новое место жительства.

Ему нужно отыскать Хекс. Если она сбежала самостоятельно, то возможно, далеко ей уйти не удалось. Она была слишком слаба. Поэтому, должна находиться у Братства.

Иисус гребаный Христос… его отец явится в час ночи для инициализации, поэтому ему нужно как можно быстрее вернуть ее обратно. Или так, или найти кого-то, кем он сможет ее заменить.

***

Стук, разбудивший Джона, был настоящей канонадой, и таким же громким, как и стрельба.

Услышав его, он мгновенно принял вертикальное положение. Потерев глаза он свистнул «входи», взмолившись чтобы это был всего лишь Куин с подносом Первой Трапезы.

Дверь не открылась.

Джон нахмурился, опустив руки.

Поднявшись на ноги, он схватил пару джинсов и натянул их на бедра, затем подошел и… за дверью оказался Роф с Джорджем, что был рядом с ним… и он был не один. С королем были ребята и Ривендж, а также остальные члены Братства, включая и Тора.

«О… Боже… нет».

Джон начал быстро жестикулировать, когда сердце остановилось.

«Где было найдено тело?»

— Она жива, — ответил Ривендж и потянулся к телефону. — Я только что получил сообщение. Нажми четверку.

Джону потребовалась минута, чтобы усвоить полученную информацию. Затем он выхватил трубку из рук мужчины и набрал код. Последовал звуковой сигнал и затем…

Срань Господня… ее голос. Ее голос.

«Рив… Я выбралась. Я на свободе». Последовал низкий, глубокий вздох. «Я в порядке. Я на свободе. Я выбралась». Долгая пауза. Такая долгая, что Джон собрался уже было проверить, не все ли на этом. «Мне нужно немного времени. Я в безопасности… но меня не будет какое-то время. Мне нужно немного времени. Расскажи всем… скажи… всем. Я буду на связи». Еще одна пауза, а затем ее голос стал сильным, превращаясь в гневный. «Так скоро, как только смогу… Лэш мой. Ты меня понял? Никто не возьмет его, кроме меня».

На этом сообщение закончилось.

Джон снова нажал четверку и прослушал его.

Закончив второе прослушивание, он вернул телефон Риву и встретился с его аметистовым взглядом. Он прекрасно понимал, что Рив находился вместе с Хекс многие годы. Знал, что парень разделял не только годы работы с ней, но и симпатскую кровь, что абсолютно все меняло. Знал, что мужчина был старше и мудрее, и прочее дерьмо.

Но связанный мужчина в Джоне делал его равным ему, когда дело касалось Хекс.

И не только.

«Куда она может направиться?» жестами показал он.

После того как Куин перевел, Рив ответил:

— У нее есть охотничий домик приблизительно в пятнадцати милях к северу отсюда. На реке Гудзон. Думаю, она направилась туда. У нее там есть телефон и это безопасное место. Я отправлюсь туда с наступлением сумерек. Если ты присоединишься ко мне.

Никто, казалось, не был удивлен этому обмену репликами… и тогда Джон понял, что тайное стало явным. После того, как он повел себя в той спальне в особняке — не говоря уже о том, как он разорвал того лессера — они все знали, что он чувствовал к Хекс.

Это и стало причиной визита всей группы. Они признали его статус, воспринимая как должное. Права и границы связанных мужчин уважались, когда дело касалось их женщин.

Джон глянул на Куина и показал жестами:

«Скажи ему, что я пойду».

После того как его друг перевел, Рив кивнул и затем повернулся к Рофу.

— Я пойду только с ним одним. Он не может взять с собой Куина. У нас и так возникнет достаточно проблем, если мы появимся без предупреждения.

Роф нахмурился.

— Рив, черт возьми…

— Она исчезнет. Я уже проходил с ней через это однажды. Если появится кто-нибудь еще, она исчезнет и больше никогда не позвонит. Кроме того, Джон… он в любом случае последует за мной, так ведь, сынок. Ты проигнорируешь Куина и последуешь за мной в любом случае.

Джон, не колеблясь, кивнул.

Когда Куин разразился проклятиями, Роф покачал головой.

— Какого черта я назначил тебя его аструкс…

Наступила напряженная тишина, во время которой король измерял взглядом Джона и Рива. Затем он сказал:

— Ох, что б тебя, ладно… на этот раз я позволю тебе уйти без твоей охраны, но ты не станешь нападать на врага. Вы направляетесь в тот домик и только туда, а затем возвращаетесь и забираете Куина, прежде чем отправляться на поле боя. Все понятно?

Джон кивнул и повернулся, направляясь в ванную.

— Десять минут, — сказал Рив. — У тебя есть десять минут, и мы выдвигаемся.

Джон был готов через четыре, а уже через шесть спустился вниз. Он был полностью вооружен, согласно протоколу и затянут в защитное кожаное одеяние. Если говорить более конкретно, он был на грани маниакального синдрома, его кровь гудела смерчем.

Когда он шел, то чувствовал на себе взгляды, обращенные на него с бильярдной. Со столовой. С балкона второго этажа. Молчаливые рты, но ничего не упускающие глаза.

Братство и остальные члены дома были явно не в восторге от его связи с Хекс и он мог это понять. «Сюрприз! Он связался с симпатом».

Но вы не можете помочь тому, кто влюблен… или изменить чувства к кому-то, кто не любит тебя в ответ.

Боже, это не имело значения. Она жива!

Ривендж спустился по парадной лестнице, его красная трость опускалась на ковер каждый раз, когда его правая нога делала шаг. Одет он был не для войны, а тепла: из-под его доходящей до пола норковой шубы, проглядывали носы туфлей и манжеты элегантного черного костюма.

Подойдя к Джону, он лишь кивнул и открыл вестибюльную дверь. Вместе они ступили через порог, окунувшись в прохладу ночи.

В воздухе пахло свежей, незамерзшей землей.

Аромат весны. Запах надежды и возрождения.

Подойдя к Бэнтли, Джон вдохнул аромат, задержав его в легких, сказав себе, что Хекс делает то же самое в эту же ночь.

И не потому, что она была похоронена под землей.

Слезы жгли глаза, когда благодарность омывала вены, перекачиваемая его ликующим сердцем.

Он поверить не мог, что шел для того, чтобы увидеть ее… Боже, чтобы увидеть ее еще раз. Чтобы взглянуть в ее темно-серые глаза. Чтобы…

Дерьмо, будет чертовский трудно не обнять ее, сжав в объятиях, и не выпускать до завтрашнего утра. Или возможно до следующей недели.

Когда они сели в машину, Рив завел двигатель, но не тронулся. Он просто смотрел через лобовое стекло на дорогу, вымощенную из булыжников перед собой.

Затем тихо спросил:

— Как давно это у тебя? С ней?

Джон достал маленький блокнот, что носил с собой, и написал:

«С того момента, как впервые встретил ее»

Прочитав, Рив нахмурился.

— Она чувствует то же самое?

Джон не опуская глаз, покачал головой. Нет смысла это скрывать. Не с симпатом.

Рив кивнул.

— Это так похоже на нее. Черт… ладно, давайте просто сделаем это.

С ревом двигателя, они растворились в ночи.

ГЛАВА 20

Надежда — предательская эмоция.

Прошло целых два дня, когда Дариус, наконец, смог оказаться в доме семьи похищенной женщины. Отварилась парадная дверь, и их с Торментом встретил доджен, с горящими надеждой глазами. Воистину, лицо дворецкого было преисполнено таким уважением, что становилось понятно, он чувствовал, что впускал спасителей в дом своего хозяина, нежели простых смертных.

Только время и прихоти судьбы подтвердят, была ли его вера оправданна.

Дариуса и Тормента с готовностью проводили в кабинет, и джентльмен, поднявшийся из кресла, обитого шелком, опирался на него в качестве опоры, восстанавливая свое равновесие.

— Добро пожаловать, господа. Весьма преблагодарен за ваш приезд, — отозвался Сэмпсон, протягивая Дариусу обе руки для пожатия. — Сожалею, что не смог принять вас в прошлые два вечера. Моя возлюбленная шеллан…

Голос мужчины надломился, и в тишине Дариус отступил в сторону.

— Могу я представить вам моего коллегу Тормента, сына Харма.

То, как Тормент низко поклонился, прижимая руку к своему сердцу, показывало, что у сына были все манеры, которых не было у его отца.

Хозяин дома вернул жест уважения.

— Не желаете что-нибудь выпить или перекусить?

Дариус покачал головой и сел. Когда Тормент подошел, чтобы встать позади него, он сказал:

— Благодарю. Но, может, мы могли бы поговорить о том, что произошло в этом доме.

— Да, да, конечно. Что конкретно вас интересует?

— Все. Расскажите нам все.

— Моя дочь… мой лучик света во мраке… — Мужчина вынул носовой платок. — Она была само достоинство и благодетель. Более заботливой женщины вы никогда не встретите…

Зная, что они и так уже попусту потеряли два вечера, Дариус дал отцу еще какое-то время, прежде чем сфокусироваться на воспоминаниях.

— И той ночью, сэр, что произошло той ужасной ночью, — подсказал Дариус, в наступившей паузе. — Что стряслось, в этом доме?

Мужчина кивнул, прикрывая глаза.

— Она проснулась, ощущая какое-то беспокойство, и ей посоветовали вернуться обратно в ее личные покои ради ее же здоровья. В полночь ей принесли еду, и затем еще раз перед рассветом. Это был последний раз, когда ее видели. Ее покои находятся наверху, но у нее, как и у остальных членов семьи, есть комнаты под землей. Она не часто любила спускаться с нами туда в течении дня, но поскольку у нас есть доступ к ней через внутренние коридоры, мы предполагали, что она будет в достаточной безопасности…

На этом месте мужчина замолк.

— Я так сожалею, что не настоял.

Дариус прекрасно понимал его горе.

— Мы найдем вашу дочь. Так или иначе, мы разыщем ее. А теперь не могли бы вы показать нам ее спальню?

— Да, конечно. — Мужчина кивнул своему доджену и тот выступил вперед. — Сайлас с радостью сопроводит вас. А я… лучше подожду вас здесь.

— Несомненно.

Когда Дариус встал, отец пропавшей девушки потянулся вперед и поймал его за руку.

— Можно вас на несколько слов? Только между мной и вами.

Дариус согласился, и после того, как Тормент и доджен вышли, владелец дома опустился обратно в кресло.

— Воистину… моя дочь представляла ценность. Добродетельная. Нетронутая…

В затянувшейся паузе, Дариус понимал, чем был так обеспокоен мужчина. Если они не вернут ее в том же не тронутом виде, ее честь, как и честь всей семьи, находилась под угрозой.

— Я не могу сказать это перед своей любимой шеллан, — продолжил мужчина. — Но наша дочь… Если ее осквернили… возможно, было бы лучше увезти…

Глаза Дариуса сузились.

— Вы предпочли бы, чтобы ее не нашли.

В бледных глазах проступили слезы.

— Я… — Мужчина резко покачал головой. — Нет… нет. Я хочу ее вернуть. Независимо от результата, независимо от ее состояния… конечно же, я хочу вернуть свою дочь.

Дариус не был склонен выказывать свою поддержку. Абсурдным было уже само то, что такие мысли как отрицание своего кровного ребенка даже посетили голову этого мужчины.

— На этом я хотел бы отправиться осмотреть ее комнату.

Хозяин дома щелкнул пальцами и доджен снова вошел в арочную дверь кабинета.

— Прошу сюда, господин, — проговорил дворецкий.

Идя через дом, со своим протеже, Дариус отметил армированные окна и двери. Повсюду была сталь: либо разделенная панелями из стекла, либо укрепленная панелями из дуба. Войти без приглашения было бы нелегко… и он готов был держать пари, что каждая комната на втором и третьем этажах была так же хорошо укреплена… в том числе и покои слуг.

Он осмотрел каждую картину, каждый ковер и драгоценные вещи, когда они поднялись. Эта семья относилась к высшим слоям глимеры, с казной, забитой деньгами и завидной родословной. Поэтому они больше страдали от самого факта пропажи их дочери, чем от чувства утраты. Она была, своего рода, торговым имуществом. С такими данными, зрелая женщина считалась эталоном красоты… и имела социальное и финансовое значение.

И это еще не все. В дополнение ко всему, также можно добавить, что потеряв такую дочь, случись это на самом деле, или будь это всего лишь слухом, на их род падет пятно, которое не смыть даже нескольким поколениям. Владелец этого особняка, без сомнения, любил свою дочь, но эти веские основания искажали его отношение.

Дариус вполне полагал, что в глазах мужчины было бы лучше, если ее принесут домой в сосновом гробу, нежели живой, но оскверненной. Последнее было проклятием, первое трагедией, что привнесло бы больше симпатии.

Дариусу была ненавистна глимера. Глубоко ненавистна.

— Вот ее личные покои, — известил доджен, распахивая дверь.

Когда Тормент вошел в освещенную свечами комнату, Дариус спросил:

— Здесь было прибрано? Здесь прибирались с тех пор, как она пропала?

— Конечно.

— Оставь нас, пожалуйста.

Доджен низко поклонился и исчез.

Тормент побродил вокруг, осматривая шелковые драпировки и красиво оформленное место для отдыха. В одном углу была лютня[43], в другом — частично законченное рукоделие. Книги человеческих авторов были аккуратно расставлены по полкам наряду со свитками на Древнем Языке.

Первое, что бросилось в глаза это вещи, лежащие не на своих местах, но трудно было понять: было ли это по вине служащих или как-то связано с исчезновением.

— Ничего не трогай, хорошо? — попросил Дариус парня.

— Да, конечно.

Дариус вошел в роскошную спальню. Занавески на окнах были из толстой, декоративной ткани ручной работы, выполненной таким образом, что у солнечного света не было никаких шансов проникнуть внутрь, и кровать была оснащена балдахином из того же самого материала.

Он распахнул резные двери платяного шкафа. Внутри висели великолепные платья с сапфирами, рубинами и изумрудами, которые стоили целое состояние. И единственная пустая вешалка, висевшая на крючке на внутренней части панели, словно у нее был выбор, что ей надеть той ночью.

На туалетном столике лежала расческа, различные крема, душистые масла и тональная пудра. Все было аккуратно выставлено в ряд.

Дариус открыл ящик… и тихо выругался. Шкатулки с драгоценностями. Плоские кожаные шкатулки с драгоценностями. Он поднял одну, расстегнул золотую застежку и снял крышку.

В свете свечей засверкали алмазы.

Когда Дариус положил шкатулку обратно, в дверях появился Тормент. Его взгляд сосредоточился на тонком тканном ковре персикового, желтого и красного цветов.

Слабый румянец, проступивший на лице парня, заставил Дариуса опечалиться по какой-то причине.

— Ты что, никогда прежде не бывал в женской спальне?

Тормент покраснел еще сильнее.

— Э… нет, сэр.

Дариус махнул рукой.

— Ну, это всего лишь дело. Будет лучше, если ты отбросишь свою застенчивость.

Тормент откашлялся.

— Да. Конечно.

Дариус подошел к двойным французским дверям, что вели на террасу, и он вышел на нее. Тормент следовал за ним попятам.

— Отсюда видно даже сквозь дальние деревья, — пробормотал парень, прогуливаясь по балкону.

И правда. Сквозь длинные и тонкие голые ветви проглядывал другой особняк. Большой дом, тех же размеров, что и этот, с различием в виде красивых металлический изделий на его башенках, и огромной территории… но насколько Дариусу было известно, вампиры там не проживали.

Он развернулся и пошел вдоль террасы, осматривая все окна, двери, ручки, петли и замки.

Следов взлома не было и учитывая как было холодно, она бы не оставила ничего открытым.

Что означало, либо она ушла по собственной воле… либо позволила войти тем, кто ее забрал, если предположить, что вошли именно отсюда.

Он посмотрел через стекло в ее покои, пытаясь представить, как все произошло.

К черту вход, выход имел большее значение, не так ли. Вряд ли похититель вытащил ее из дома. Она должна была скрываться до темноты, иначе превратилась бы в пепел, но до наступления ночи здесь всегда находились люди.

«Нет, — подумал он. — Они должны были выйти из этих комнат».

Заговорил Тормент:

— Никаких следов ни внутри, ни снаружи. Никаких царапин на полах или отметин на стене, что означает…

— Скорее всего, она впустила их, не выказав особого сопротивления.

Дариус зашел внутрь и поднял расческу. В жестких щетинках остались прекрасные пряди белокурых волос. Не удивительно, учитывая, что оба родителя были светловолосыми.

Вопрос в том, что заставило женщину убежать из родового дома на рассвете, не оставив никаких следов… и ничего с собой не прихватив?

На ум приходил лишь один ответ: мужчина.

Отцам не обязательно знать всего о жизни их дочерей, не так ли?

Дариус пришел в замешательство, изучая территорию и деревья… и особняк по соседству. Нити… нити тайны вели сюда.

Ответ, которого он искал, был где-то здесь. Он просто должен собрать все воедино.

— Что дальше? — спросил Тормент.

— Поговорим со слугами. С глазу на глаз.

По большей части, в домах как этот, доджену никогда не приходило в голову заговорить первым, когда его не спрашивали. Но в данном случае обстоятельства сложились иначе, и вполне возможно, что жалость и сострадание к бедной женщине прекратят умалчивание обслуживающего персонала.

И порой в задней части дома происходили такие вещи, которых не встретишь в передней.

Дариус развернулся и зашагал к двери.

— А сейчас нам нужно заблудиться.

— Заблудиться?

Выйдя вместе, Дариус посмотрел в разные стороны коридора.

— Именно. Сюда.

Он выбрал левое направление, поскольку в противоположной стороне находились двойные двери, что вели на другую сторону террасы. Поэтому, было очевидно, что лестница для обслуги находилась не там. Пока они проходили мимо богато обставленных комнат, его сердце так сильно болело, что даже дышать было трудно. Спустя два десятилетия потери давали о себе знать, падение его статуса до сих пор отдавалось эхом в костях. Сильнее всего он скучал по матушке, печально но правда. И за всей этой болью стоял конец цивилизованной жизни, что у него когда-то была.

Дариус делал то, для чего был рожден и обучен, и определенно заслужил… снисхождения, и добился расположения своих товарищей во время войны, но для него не было никакой радости в таком существовании. Неудивительно. В этом нет ни малейшего очарования.

А нужно ли ему все это? Такие мелочи? Если у него когда-нибудь будет такой большой, уютный дом с бесконечным количеством богато обустроенных комнат, полегчает ли у него на сердце?

«Нет, — подумал он. — Нет, если под высокими потолками никого больше не будет».

Ему не хватало людей со схожими взглядами, живущих вместе, общества, окруженного крепкими стенами, группы, ставшей семьей по крови и отбору. На самом деле, Братство вместе не жило, поскольку это рассматривалось Рофом Справедливым как риск для расы — на тот случай если враг обнаружит их место укрытия, они все станут незащищены.

Дариус понимал это, но не был согласен. Если люди могут жить в укрепленных замках, враждуя между собой, то и вампирам тоже под силу.

Хотя, если быть точным, Общество Лессенинг было намного более опасным врагом.

После продвижения по коридору в течение какого-то времени, они, наконец, натолкнулись на то, что он надеялся найти: панель, ведущую к совершенно невзрачной задней лестнице.

Спустившись по ступеням, они вошли на кухню, и их появление остановило трапезу за дубовым столом. Доджен, только собиравшийся приступить к еде, бросил кружку пива и кусок хлеба на стол и бросился к ним.

— Прошу, продолжайте есть, — сказал Дариус, призывая руками сесть их обратно. — Мы хотели бы поговорить с управляющим второго этажа и личной горничной дочери хозяйского дома.

Все заняли свои места, кроме женщины с белокурыми волосами и молодого мужчины с добродушным лицом.

— Вы знаете какое-нибудь место, где мы могли бы переговорить с глазу на глаз? — спросил Дариус у управляющего.

— Наша гостиная там. — Он кивнул в сторону двери у очага. — Это место, думаю, подойдет вашим запросам.

Дариус кивнул и обратился к бледной и дрожащей, как будто это с ней что-то стряслось, девушке.

— Вы не сделали ничего дурного, дорогая. Ну же, это не займет много времени и пройдет безболезненно, уверяю вас.

«Лучше начать с нее». Он не был уверен, дождется ли она, пока они закончат с управляющим.

Тормент открыл дверь, и они втроем вошли в пустую, как пачка пергамента, комнату.

Как всегда было принято у владельцев большого состояния — комнаты семьи были обставлены с шикарным убранством, а обслуживающий персонал был ничем, кроме полезной службы.

ГЛАВА 21

Пока Бэнтли Рива с легкостью скользил по узкой грунтовой дороге северной трассы Роут 149, Джон привалился к лобовому стеклу. Фары освещали стволы голых деревьев, приближая седан все ближе и ближе к реке, где пейзаж становился все непроходимее и неприветливее.

Обнаруженный охотничий домик был абсолютно ничего не стоящим и практически незаметным. Маленький, темный и скромный на вид, с отдельным гаражом, хоть и был простоват, но находился в отличном состоянии.

Джон открыл дверь автомобиля еще до того, как Бэнтли успел припарковаться, тут же направляясь к главному входу прежде, чем Рив выбрался из-за руля. Возросшее чувство тревоги, возникшее у него, на самом деле, было хорошим знаком. То же самое он чувствовал в лагере симпатов, что имело смысл, потому что она тоже защитила бы свое жилище аналогичным силовым полем.

Звук собственных шагов громко отдавался в ушах Джона, пересекая земляную парковку, а затем все стихло, когда он вступил на неухоженный газон с бурой травой. Без стука, он потянулся к ручке и силой мысли попытался отпереть замок.

Вот только… он не сдвинулся с места.

— Ты не попадешь внутрь, с помощью своей головы. — Рив вытащил медный ключ, вставил его в замок и повернул.

Когда крепкая, массивная дверь распахнулась, Джон нахмурился в темноте и поднял голову, ожидая звука сигнализации.

— Она им не доверяет, — тихо проговорил Рив, схватив Джона, прежде чем тот успел ворваться внутрь, и уже чуть громче позвал, — Хекс? Хекс? Можешь опустить ствол, это я и Джон.

Джону подумалось, что его голос звучал как-то странно.

Но ответа не последовало.

Рив включил свет и отпустив руку Джона они вместе вошли внутрь. На кухне ничего не было, кроме самого необходимого: газовая плита, старенький холодильник, и все еще функционирующая раковина из нержавеющей стали. Не шик конечно, но все было чисто и ухожено. Ни почты, ни журналов, ни оружия видно не было.

Затхлость. В воздухе все еще висел затхлый запах.

Напротив, была такая же просторная комната с окнами, открывающими вид на реку. Мебель почти отсутствовала: только два плетеных кресла, диван из ротанга и журнальный столик.

Рив пошел дальше, направляясь к одной из закрытых дверей по правую сторону.

— Хекс?

Опять этот голос. А потом мужчина оперся о дверной косяк и склонил голову, закрыв глаза.

Рив вздрогнул и его огромные плечи поникли.

Ее там не было.

Джон шагнул вперед, и потянул за ручку двери, входя в ее спальню. Пусто. Как и ванной, что располагалась чуть дальше.

— Черт. — Рив развернулся на каблуках и зашагал прочь. Когда дверь со стороны реки захлопнулась, Джон понял что парень вышел на крыльцо и уставился на воду.

Джон чертыхнулся про себя, осматриваясь вокруг. Все было чисто и аккуратно. Все на своих местах. Никаких щелей в окнах, пропускающих свежий воздух или дверях, указывающих, что их недавно открывали.

Свидетельством тому служила пыль на ручках и задвижках.

Она, должно быть была здесь, но сейчас ее нет. И даже если она и побывала в этом месте, то не задержалась надолго, не успев многого сделать, поскольку он не улавливал здесь ее запаха.

У него было такое чувство, будто он теряет ее снова и снова.

Боже. Он думал, что если она окажется жива, то этого будет достаточно. Но мысль о том, что она находилась где-то на планете и до сих пор не с ним, до странности причиняла боль. В дополнении ко всему, он чувствовал себя слепым в данной ситуации. Он все еще и не знал кто, что и где. Ничего.

Полный облом, если быть откровенным.

В конце концов, он решил присоединиться к Риву на крыльце. Схватив свой блокнот, он быстро написал и взмолился дьяволу, чтобы симпат смог понять, причину его отсутствия.

Рив глянул через плечо и прочитал написанное Джоном. Через секунду он произнес:

— Да, конечно. Я просто сообщу им, что ее здесь не оказалось и ты отправился со мной в ресторан Айэма перекусить. Этим я куплю тебе три-четыре часа свободного времени.

Джон приложил ладонь к груди и поклонился.

— Только не нарывайся на неприятности. Мне не нужно знать, куда ты идешь — это твое дело. Но если угробишь себя, я заработаю себе еще одну проблему. У меня их девяносто девять, и ты самая большая из них. — Рив посмотрел обратно на реку. — И не переживай за нее. С ней такое уже случалось. Это второй раз, как ее… забирают, как и в этот раз.

Джон выбросил руку вперед, с силой схватив мужчину за предплечье. Рив даже не вздрогнул… опять же, ходили слухи, что он ничего не чувствовал, пока контролировал свою симпатическую сторону.

— Да. Это второй раз. Они с Мердером сбежали вместе. — Клыки Джона стали удлиняться, и Рив слегка улыбнулся. — Это было давно. Нет причин для беспокойства. Так вот, она передумала и направилась в колонию по семейным делам. Они обманули ее, не дав покинуть колонию. Когда Мердер отправился туда, чтобы ее вызвались, они и его схватили, ситуация стала критической. Я предложил им выгодную сделку, чтобы вытащить их обоих, но ее семья продала ее в последнюю секунду, прямо перед моим носом.

Джон проглотил ком в горле и написал не задумываясь.

«Кому?»

— Людям. Она сама освободилась, также как и в этот раз. И затем исчезла на какое-то время. — Аметистовые глаза Рива вспыхнули. — Она всегда была жесткой, но после того, что с ней сотворили люди, стала еще жестче.

«Когда?», спросил Джон одними губами.

— Около двадцати лет назад. — Рив все также смотрел на воду. — К твоему сведению, она не разыгрывала тебя в том сообщении и не оценит любое вторжение стать ее героем с Лешем. Ей придется сделать это самой. Хочешь помочь в этой ситуации? Позволь ей самой к тебе прийти — и не стой на ее пути.

«Да, конечно, она, кажется, не спешила написать ему сообщение», подумал Джон. А что касаетельно Лэша? Он не был уверен, что даст этому случиться, даже ради нее.

Прерывая свои мысли, Джон протянул руку. Они стояли грудь к груди, смешивая дыхания, затем Джон дематериализовался.

Приняв форму, вернувшись в Экстрим парк позади гаража, он посмотрел на пустые скаты и чаши. Главный дилер еще не вернулся. Никаких роллеров, также. Оба момента имели смысл. Рейд прошлой ночи с появлением гребаных копов? Не говоря уже о свинцовом душе из пуль?

Это место станет городом призраком еще на какое-то время.

Джон прислонился к дереву, все его чувства были обострены. Он знал, что время пришло, по положению луны над головой и потому, как метался его разум от полной маниакальности до более уравновешенного состояния. Дерьмовое состояние, но позволяло спокойно ждать.

Она была на свободе, но он понятия не имел, в каком состоянии находилась. Может, она ранена? Может ей надо покормиться? Может …

«Стоп. Хватит ходить по кругу».

Иначе он просто взорвется. Роф был предельно и чертовски ясен, говоря «никакого-сражения-без-Куина» и это по-прежнему будет считаться прицелом для врага.

Внезапно он понял, куда ему нужно отправиться.

Выйдя из своего укрытия, он остановился и хмуро огляделся вокруг. У него было такое чувство, что за ним наблюдают, преследуют, скрываясь от него снова — точно так же, как однажды у того тату-салона.

Однако, сегодня, ему не хватало сил для поддержания паранойи, поэтому он просто дематериализовался, предполагая, что кто или что бы за ним не наблюдало, выследит его снова или потеряется во время перемещения — и ему было глубоко насрать, что из этого произойдет.

Он чертовски устал.

Снова приняв форму, находясь уже в простом блочном здании, номер которого он выяснил у того лессера, что встретил накануне ночью. Из внутреннего кармана его кожаной куртки, он достал медный ключ, который был в точности, как и тот, что использовал в охотничьем домике Рив.

Эта вещица находилась у него примерно уже полтора месяца. Ее дала ему Хекс в ту ночь, когда он сказал ей, что она может доверить ему свою симпатскую тайну, и так же, как и владелица ключа, везде носил его с собой, куда бы он ни пошел.

Нырнув под лестницу здания, он достал металлический ключ и открыл им дверь. Свет подвального помещения активировался движением, и помещение из побеленного камня тотчас озарилось светом.

Он внимательно осмотрелся вокруг, затем направился вниз к единственной двери.

Когда-то, она приютила его в этом укромном уголке. Предоставив ему доступ к своему подвальному помещению, когда он нуждался в одиночестве. И воспользовавшись гостеприимством в своих целях, умудрился лишиться девственности.

Тогда она отказалась его целовать.

Тот же ключ подошел к двери спальни, тихо щелкнув замочным механизмом. Когда он толкнул металлическую дверь, и она широко открылась, с проникшим внутрь светом он шагнул внутрь…

Какая-то часть внутри его умерла от того, что он увидел на кровати. Его сердце и дыхание остановились, мозговые волны прекратили свою активность, кровь застыла у него в жилах.

На простынях свернувшись калачиком, лежало обнаженное тело Хекс.

Когда комнату затопил свет, ее рука сжалась на пистолете, лежащем на матрасе с направленным дулом в сторону двери.

У нее не было сил поднять голову или оружие, но он был абсолютно уверен, что она смогла бы нажать на спусковой крючок.

Подняв выше руки, держа ладони на виду, он шагнул в сторону и пинком закрыл дверь, защищавшею ее.

Она едва слышно прошептала.

— Джон…

Одинокая кровавая слеза выкатилась из ее глаза, и он мог наблюдать, как она медленно заскользила по переносице и капнула на подушку.

Ее рука отложила оружие и потянулась к лицу, перемещаясь дюйм за дюймом, как будто требовались все силы, что еще в ней остались, на то чтобы достичь своей цели. Она прикрыла себя единственным способом, на который была способна, ее щит из ладоней и пальцев, прикрывший от него ее слезы.

Все ее тело было покрыто ранами и ушибами на разной стадии исцеления, и была настолько истощена, что из-под кожи сплошь выпирали кости. Ее кожа была серой, вместо здорового розоватого оттенка и ее естественный аромат практически не ощущался.

Она умирала.

Ужас от всего этого настолько ослабил его колени, что он пошатнулся, прислонившись спиной к двери.

В этот момент его мозг активизировался. Ее должна прийти и осмотреть док Джейн, и она нуждалась в питании.

У них осталось не так много времени.

Для того, чтобы она выжила, ему прямо сейчас необходимо о ней позаботиться.

Джон сорвал с себя кожаную куртку и отдернул рукав, направляясь к ней. Первое, что он сделал, это нежно прикрыл ее наготу, накрыв ее покрывалом. Вторым — он протянул свое запястье к ее рту… и стал ждать, когда ее инстинкты возьмут верх.

Ее сознание могло не хотеть его, но тело было не в состоянии отказаться от того, что он предлагал.

Выживание всегда брало верх в сердечных делах. И он был тому живым доказательством.

ГЛАВА 22

Хекс почувствовала мягкий ворс на своем плече и бедре, когда Джон накрыл ее покрывалом.

Из укрытия своих рук, она сделала вдох и все, что почувствовала это приятный, чистый, здоровый запах мужчины… и этот аромат пробудил голод из самого центра ее нутра, ее аппетит и потребности всколыхнулись, пробуждаясь от долгой спячки с бешеным ревом.

И это возникло еще до того, как Джон поднес свое запястье настолько близко, что она могла его поцеловать.

Сработали ее симпатические инстинкты, прочитав его эмоции.

Спокойный и целеустремленный. Всецело сосредоточенный сердцем и разумом: Джон собирался спасти ее задницу, даже если это станет последней вещью, которую он сделает.

— Джон…, — прошептала она.

Проблема в этой ситуации… ну, одна из них… состояла в том, что он не единственный понимал, насколько она была близка к смерти.

Ее гнев, обращенный на Лэша, был для нее хлебом насущным, все то время, пока находилась в заточении, подвергаясь жестокому обращению, она думала, что этого будет достаточно для поддержания ее сил и после освобождения. Но отправив Риву послание, вся ее энергия истощилась, оставив лишь биение сердца. И ничего более.

Джон поднес запястье еще ближе… так, чтобы его кожа коснулась ее рта.

В тот же миг, ее клыки медленно выдвинулись и ее сердце йокнуло, будто что-то было не так.

У нее был выбор в этот тихий напряженный момент: Взять его вену и остаться или отказаться и умереть на его глазах в течении часа или около того. Потому, что он не собирался никуда уходить.

Отняв от лица свои руки, она посмотрела в его глаза. Он был так же, как всегда красив, именно с таким лицом, по которому вздыхают женщины.

Подняв ладонь, она потянулась к нему.

В его глазах вспыхнуло удивление, затем он наклонился так, чтобы ее рука легла на его теплую щеку. Поднятие руки отняло слишком много сил, от чего ее пальцы задрожали, и он положил свою ладонь поверх ее, удерживая ее в таком положении.

Его глубокие голубые глаза были своего рода раем, цвета теплого, темнеющего неба.

Она приняла решение остаться здесь. Взять его вену или…

Поскольку она не могла найти сил закончить мысль, то почувствовала, как если бы потеряла себя: опираясь на то, что все еще находилась в сознании, она предположила, что все еще была жива — и все же она уже была не в себе. Та давнишняя борьба, что определяя ее больше всего — испарилось. Что имело смысл. У нее пропал интерес к жизни, и она не могла обманывать ни себя, ни его.

Две поездки в лагерь для заключенных опустили ее ниже плинтуса.

Так… что же делать, как быть.

Она облизнула пересохшие губы. Она не выбирала те условия, в которых родилась, и во время своего дыхания, питания, перепихонов и гребаного улучшения она вернулась к тому с чего начала. Однако, она могла уйти и на этот раз уже на своих условиях — и сделать это после того как исправит ситуацию.

Да, вот он ответ. Благодаря последним трем с половиной неделям у нее возник чертов черный список. Конечно, в нем была всего одна запись, но иногда и этого было достаточно для мотивации.

В порыве решимости, ее плотный защитный кокон преобразовался, и непонятный тягучий туман окутавший ее разум рассеялся, оставляя после себя след острого понимания. Внезапно, она вырвала свою руку у Джона, и это действие вспыхнуло шипами чистого, серебристого страха в его эмоциональной кардиограмме. Но затем она притянула его запястье к себе и обнажила клыки.

Его триумф накрыл ее теплой волной.

До того, когда стало понятно, что у нее не осталось сил прокусить его кожу — когда ее резцы смогли лишь поцарапать поверхность — Джон среагировал молниеносно. Быстрым движением он прокусил свою вену и поднес запястье к ее губам.

Первый глоток был вкуса… преображения. Его кровь была столь чиста, что яркой вспышкой прошла из ее рта в горло… и огонь, распалившийся в ее животе, разлился по всему ее телу, оттаивая ее, оживляя. Спасая ее.

Она жадно поглощала его, восстанавливаясь, каждый глоток из его вены стал для нее спасательным плотом, вытягивающим ее на сушу, веревкой, брошенной ей с утеса, компасом, чтобы отыскать дорогу домой.

И он отдавал это без каких-либо ожиданий, надежд или бурлящих эмоций.

Даже в ее безумном состоянии это причиняло боль. Она точно и по-настоящему разбила его сердце: он ни на что не надеялся. Но она не сломила его — и разве ни это заставляло ее уважать этого парня, как ничто другое.

Пока она питалась, время текло, как и его кровь — бесконечно и в нее.

Насытившись, она и лизнула место укуса, чтобы остановить кровотечение.

Вскоре после этого ее стало трясти. Сначала в руках и ногах, затем перешло к груди. От не контролируемой дрожи ее зубы стучали, мозг и зрение затуманились. Она чувствовала себя старым носком, брошенным в сушилку.

Сквозь дрожь она уловила вид Джона, вытаскивающего мобильник из кармана, и попыталась схватить его за рубашку.

— Не-е-ет. Не…

Он проигнорировал ее, набирая текст.

— Д-е-рь-мо…, — простонала она. Когда он захлопнул телефон, она сказала: — Ес-ли ты по-пы-пытаешься отвезти ме-ня к Хэ-ве-рсу, это ни чем хо-ро-шим не кон-чится.

Ее боязнь госпиталей и клинических процедур, грозились перелиться через край, и благодаря ему, теперь у нее хватало сил на нахлынувшую панику. И для них обоих это не сулило ничего приятного.

Джон вытащил блокнот и что-то на нем нацарапал. Затем повернул его к ней и через мгновение вышел. Все что ей оставалось, это закрыть глаза, когда за ним захлопнулась дверь.

Разомкнув губы, она дышала через рот, размышляя, хватит ли ей сил, чтобы подняться, одеться и свалить прежде, чем реализуется «прекрасная» идея Джона. Быстрая диагностика ее возможностей показала, что не хватит. Если ей не по силам было оторвать свою голову от подушки более чем на полторы секунды, то о принятии вертикального положения можно было даже и не заикаться.

Прошло не так много времени, прежде чем Джон возвратился с доком Джейн — личным врачом Братства Черного Кинжала. У призрачной женщины был при себе черный чемоданчик и аура компетентного медика, которую Хекс не мгла не оценить — но с преобладающим бесконечным предпочтением применения этого на других, а не на себе.

Док Джейн приблизилась и положила свои вещи на пол. Ее белый халат и костюм хирурга были плотными, когда руки и лицо напротив, оставались призрачными. Однако, все изменилось, когда она села на край кровати. Все ее части тела обрели плотность, и кисть, которую она положила на руку Хекс, была теплой и имела массу.

Однако, даже такое проявление сочувствия доктора заставило кожу Хекс покрыться мурашками. Она, действительно, не хотела, чтобы кто-то к ней прикасался.

Как хороший врач та убрала руку, и у нее возникло такое ощущение, что женщина знала об этом.

— Прежде, чем ты скажешь мне убираться, тебе следует знать несколько вещей. Прежде всего, я не стану никому разглашать твое местоположение и не стану делиться ни с кем тем, что ты мне расскажешь, независимо от того, что я обнаружу. Я должна буду сообщить Рофу, что осматривала тебя, но все клинические результаты принадлежат тебе и только тебе.

Звучало не плохо. В теории. Но она не хотела, чтобы эта женщина приближалась к ней с тем, что находилось в ее черном чемоданчике.

Тем временем Док продолжила.

— Во-вторых, я нихрена не знаю о специфике симпатов. Так, что если есть что-то анатомически отличающее или что-то важное той половины составляющей отличающейся от нас… мне не обязательно это знать для исследования. Ты все еще не согласна на мой осмотр?

Хекс прочистила горло и попыталась ухватиться руками за свои плечи, чтобы ее не так сильно трясло.

— Я н-не хочу, чтобы меня ос-сматривали.

— Джон уже сообщил мне об этом. Но ты травмирована …

— Все н-не так плохо. — Она уловила из угла эмоциональный отклик Джона, но не было сил извлечь подробности, что он чувствовал. — И я в п-п-порядке…

— Тогда тебе следует рассматривать это как простую формальность.

— Я п-п-похожя на ту, кто соблюдает формальности?

Док Джейн приблизила к ней свои зеленые цвета листвы глаза.

— Ты похожа на ту, кто был избит, кто не питался нормально и недостаточно спал. Если ты, конечно, не хочешь мне сказать, что фиолетовые синяки у тебя на плечах, это грим, а мешки под глазами — мираж.

Хекс была хорошо знакома с людьми, которые не принимали отказа — взять хотя бы годы работы с Ривом. И судя по суровому, повышенному тону, становилось чертовски ясно, что док собирается воплотить свои угрозы иначе она не уйдет. Никогда.

— Ч-ч-ч-черт.

— И к твоему сведению, чем раньше начнем, тем раньше закончим.

Хекс глянула на Джона, подумав о том, что если она подвергнется осмотру, он не оценит увиденное. Ему действительно не нужно знать больше, чем он уже догадывался о состоянии, в котором она находилась.

Док посмотрела через плечо.

— Джон, ты не мог бы подождать за дверью?

Джон опустил голову и ссутулившись покинул комнату — огромная широченная спина скрылась за дверью. Когда замок, щелкнув, вернулся в паз, добрый доктор открыла свой гребаный чемоданчик и первые, извлеченные из него предметы стали — стетоскоп и манжет для измерения кровяного давления.

— Я просто собираюсь послушать твое сердцебиение, — пояснила женщина, засовывая стетоскоп себе в уши.

Вид медицинских инструментов послужил топливом для дрожи Хекс, и так как она была вне себе, то съежилась, отползая прочь.

Док Джейн остановилась.

— Я не сделаю тебе больно, и не сделаю ничего против твоей воли.

Хекс закрыла глаза и повернулась на бок. Каждый мускул ее тела внезапно заболел.

— Давай просто покончим с этим.

Дуновение холодного воздуха овеяло ее кожу, когда с нее стянули покрывало, затем на ее грудную клетку лег холодный диск. Воспоминания угрожали отправить ее в бегство, и она перевела взгляд на потолок, просто чтобы удержать себя на этом гребаном матрасе.

— Т-только быс-стрее, Док. — Она не могла долго сдерживать свою панику.

— Не могла бы ты сделатьглубокий вдох?

Хекс вдохнула так глубоко, как только могла и тут же содрогнулась. Определенно одно из ее ребер или больше было сломано, по-видимому, когда она пыталась пробить стену в той спальне.

— Сможешь сесть? — спросила Док.

Хекс простонала ругательство, пытаясь поднять свое тело с кровати, и упала обратно. Док Джейн желая помочь, придержала ее за спину, приподнимая. Хекс тихо зашипела.

— Это н-не так с-сильно болит. — Хекс закусила губу.

— Сомневаюсь. — И снова к ней прижался металлический диск. — Вдохни глубоко, как только можешь, не причиняя себе боли.

Хекс сделала, как ей велели, и почувствовала облегчение, когда добрая рука доктора опустила ее спину на подушку, и покрывало снова вернулось на место.

— Могу я осмотреть твои раны на руках и ногах? — Когда Хекс пожала плечами, док Джейн отложила свой стетоскоп и опустилась на кровать. Снова веяние воздуха, когда покрывало было отодвинуто… и затем женщина запнулась.

— Очень глубокие следы связывания вокруг лодыжек, — пробормотала доктор себе под нос.

Еще бы, это потому, что Лэш время от времени связывал ее шнуром.

— Множественные гематомы.

Хекс остановила осмотр, когда покрывало сдвинулось до ее бедер.

— Давай просто скажем, что они распространяются по всей северной части, о’кей?

Док Джейн опустила покрывало на место.

— Могу я прощупать твой живот?

— Валяй!

Хекс напряглась от идеи заново быть раскрытой, но док только просунула руку под покрывало и надавила, прижав ладонь. К сожалению, не было возможности скрыть вздрагивания, особенно когда она добралась до нижней части живота.

Док села на место и посмотрела Хекс прямо в глаза.

— Есть шанс, что ты позволишь мне произвести внутренний осмотр?

— Внутренний чего… — Когда до нее дошло значение сказанного, Хекс замотала головой. — Нет. Ни за что на свете.

— Ты подвергалась сексуальному насилию?

— Нет.

Док Джейн кивнула.

— Есть что-то, что я должна знать, и ты мне об этом не сказала? Может боль в каком-нибудь определенном месте?

— Я в порядке.

— У тебя кровотечение. Я не уверена, что ты осознаешь это, но факт остается фактом — ты истекаешь кровью.

Хекс нахмурилась и глянула на свои дрожащие руки.

— У тебя свежая кровь на внутренней стороне бедер. Вот почему я спросила — могу ли я сделать внутренний осмотр.

Хекс почувствовала, как ее пронзил страх.

— Спрошу еще раз. Ты подвергалась сексуальному насилию?

За клиническими выражениями не было эмоций, и доктор была права. Хекс не была заинтересована в истерике или сентиментальности, и этой чрезмерной жалости.

Когда она не ответила, Док Джейн восприняла молчание как знак согласия и спросила:

— Есть шанс, что ты можешь быть беременна?

«О…. Господи».

Циклы у симпатов были странными и непредсказуемыми, и она была настолько погружена в драме захвата и плена, что даже не подумала о последствиях.

В этот момент она презирала свою женскую сущность. Действительно презирала.

— Не думаю.

Док кивнула.

— Откуда тебе знать, беременна ты или нет?

Хекс просто тряхнула головой.

— Нет никакого шанса, что я беременна. Мое тело через такое прошло.

— Позволь мне произвести внутренний осмотр, договорились? Только, чтобы удостовериться, что внутри ничего не происходит. Затем я хочу забрать тебя в особняк Братства, чтобы сделать ультразвук. Тебе было очень неприятно, когда я ощупывала живот. Я жду Ви с машиной — он, наверное, уже здесь.

Хекс только слышала слова, произносимые в ее адрес, но была слишком занята, перематывая в голове свои последние пару недель. Она была с Джоном за день до похищения. Этот последний раз. Возможно…

Если она беременна, то отказывалась верить, что это как-то связанно с Лэшем. Это было бы уже слишком. Слишком, мать вашу, жестоко.

С другой стороны, может, причина кровотечения крылась в другом?

Какая-то часть ее мозга настаивала на выкидыше.

— Действуй, — ответила Хекс. — Только быстро. Я не справлюсь с этим дерьмом и потеряю контроль, если это продлится больше нескольких минут.

— Я быстро.

Закрыв глаза в ожидании, в ее голове вспыхнуло быстрое слайд-шоу. Вспышка: ее тело на столе из нержавеющей стали в комнате отделанной кафельной плиткой. Вспышка: ее лодыжки и запястья связанны вместе. Вспышка: человеческий доктор в хирургическом костюме, опускает на нее взгляд. Вспышка: видеокамера, направленная на ее лицо и опускающееся вниз. Вспышка: скальпель, отбрасывающий свет.

Хлопок. Еще один.

Ее взгляд устремился на звук, потому что она была не уверена, услышала ли это в своей голове или в комнате. Оказалось последнее. Док Джейн надела латексные перчатки.

— Я буду аккуратной, — подбодрила Джейн.

Что конечно было относительно.

Хекс сжала в кулаках покрывало и почувствовала, как по мускулам ее внутренней стороне бедер пробежал спазм, когда она напряглась с головы до пят. Хорошей стороной этого окоченения, стало излечение от ее заикания.

— Надеюсь, ты быстро.

— Хекс… я хочу, чтобы ты посмотрела на меня. Прямо сейчас.

Хекс рассеянно глянула.

— Что?

— Смотри мне в глаза. Прямо сюда. — Доктор указала на свои глазницы. — Сосредоточься на них. Сфокусируйся на моем лице и знай, что мы с этим справимся, хорошо? Я точно знаю, что делаю и не только потому, что я этому обучалась.

Хекс заставила себя сосредоточиться и… Иисусе, это помогло. Взгляд в эти зеленые глаза помог.

— Ты почувствуешь это.

— Извини?

Хекс прочистила горло.

— Если я… беременна, ты почувствуешь это.

— Каким образом?

— Когда ты… там будет узор. Внутри. Шероховатость… — Она сделала мелкий вдох, вспоминая рассказы, услышанные от людей ее отца. — Стенки не будут гладкими.

Док Джейн даже глазом не моргнула.

— Поняла. Готова?

«Нет».

— Да.

Хекс была вся покрыта холодным потом к тому времени как все закончилось и то ребро, что было сломано, разрывалось от ее глубоких вдохов.

— Скажи мне, — прохрипела она.

ГЛАВА 23

— Говорю тебе… Элай жив. Элай Рэтбоун… жив.

Стоя в своей комнате в особняке Рэтбоунов, Грег Винн через окно глядел на надпись «Южная Каролина», покрытую испанским мхом. В лунном свете это дерьмо выглядело жутковато, как тень, брошенная на каком-нибудь выделяющемся объекте… или теле.

— Грег, ты меня слушаешь?

Потерев глаза после сна, он оглянулся через плечо на свою юную рассказчицу. В дверь только что вошла Холли Флит, с ее длинными светлыми волосами, обрамляющими лицо, на котором сейчас было минимум макияжа, от чего ее глаза были уже не такими большими или пленительными без накладных ресниц или блестящих приблестящих теней, что были на ней перед камерой. Но розовый шелковый халатик не делал ничего, абсолютно ничего, чтобы прикрыть ее тело.

Она практически вся вибрировала, как будто была камертоном[44], приведенным в действие, издавая один адски звук.

— Ты же знаешь, — протянул Грег, — что этот ублюдок умер сто пятьдесят лет назад.

— Тогда его призрак, действительно обитает здесь.

— Призраки не существуют. — Грег оторвал взгляд от того, на что пялился. — Давно пора бы уже это знать.

— Но это был он.

— И ты разбудила меня в час ночи, чтобы поведать об этом?

Не очень мудро с ее стороны. Они все практически глаз не сомкнули прошлой ночью, затем он весь день провисел на телефоне с ЛА. И придавил подушку всего час назад, не ожидая никаких срочных дел — но, кажется, у его тела были свои планы.

Или так, или его разум говорил ему отказаться от этого, потому что это дерьмо ни чем хорошим не кончиться. Этот дворецкий отказывался сдвинуться с места и дать разрешение; обе попытки Грега вступить в переговоры провалились — один вежливый отказ за завтраком и игнорирование за обедом.

Между тем у них есть немного отснятого материала, который он уже отослал. Благодаря четким кадрам, которые ловко удалось заполучить, начальство дало ему зеленый свет для репортажа с места событий — но они оказывали на него давление, чтобы он собрал материал так быстро, как это возможно, чтобы они могли вставить его в график вещания.

Чего произойти не могло, пока не смягчится дворецкий.

— Эй? — воскликнула Холли. — Ты меня слушаешь?

— Что.

— Я хочу уехать.

Он нахмурился, подумав о том, что у нее даже мозгов не хватит, чтобы напугаться автопоезда с ее именем на передней решетке.

— Уехать куда?

— Обратно в ЛА.

Он почти отпрянул от нее.

— В ЛА? Ты с ума сошла… этому не бывать. Если, конечно, не хочешь попасть на корабль и отправить себя обратно в качестве багажа. У нас есть здесь работа.

Он давал руку на отсечение, что дворецкий занимался припиской фактов и мошенничеством. Последнее было средой обитания Холли. И по правде говоря… если она была напугана, это могло сработать им на руку. Она могла использовать страх, чтобы завлечь парня. Мужчины обычно хорошо реагировали на подобного рода фуфло — особенно, джентльменский типаж мужчин, рыцарство которых выпирало из каждой их сухой, тонкой косточки.

— Я действительно… — Холли притянула шелковые отвороты ближе к своей шее… таким образом, позволяя передней части халатика натянуться на ее затвердевших сосках, — по-моему, схожу с ума.

Хм-м. Если это была уловка, чтобы затащить его в постель… то, пожалуй, он не был таким уж уставшим.

— Иди сюда.

Он раскрыл объятия, и она бросилась в них, прижимаясь к нему своим телом; он улыбнулся, глядя поверх ее головы. Боже, она приятно пахла. Не той ее обычной цветочной дрянью, а чем-то темным. Восхитительным.

— Детка, нам нужно, чтобы ты осталась с нами. Мне нужно, чтобы ты поработала здесь своей магией.

Снаружи лунный свет выхватывал движения покачивающегося на ветру испанского мха, создавая иллюзию шифона, от чего, казалось, как будто деревья были наряжены в платья.

— Здесь что-то не так, — пробормотала она в его грудь.

Внизу, на лужайке, в поле зрения возникла одинокая фигура. Очевидно, Стэн вылез на правонарушительную прогулку.

Грег покачал головой.

— Единственное, что здесь не так — это чертов дворецкий. Разве ты не хочешь стать знаменитой? Репортаж в этом месте откроет для тебя все двери. Может в следующем сезоне тебя пригласят на «Танцы со звездами». Или «Большой Брат».

Можно сказать, что ему удалось привлечь ее внимание, так как ее тело расслабилось и чтобы помочь ей справиться с собой, он погладил ее по спине.

— Вот это моя девочка. — Он наблюдал за Стэном, его руки находились в карманах, голова была повернута к дому, ветерок развивал длинные волосы. Еще пара ярдов и он должен был окунуться в лунный свет, выйдя из-под покрова деревьев. — А теперь я хочу, чтобы ты осталась здесь, со мной — как я и сказал, ты одна из тех людей, которым следует знать, что все эти истории про приведения не более, чем скрип половиц. У нас есть работа только потому, что люди хотят верить во все это дерьмо.

Словно по команде, кто-то поднялся вверх по лестнице, тихие шаги сопровождались дешевыми спецэффектами из фильма с Винсентом Прайсом — издавая скрипы и стоны старого дерева.

— Ты этого испугалась? Просто нескольких глухих ударов в ночи? — спросил он, отстраняясь и глядя на нее сверху вниз. Ее губы навевали некоторые очень приятные воспоминания, и он провел по ним большим пальцем, задумавшись о том, сколько силикона она в них закачала. Они казались очень пухлыми и привлекательными.

— Нет…, — прошептала она. — Это не так.

— Так почему ты думаешь, что здесь призрак?

Послышался стук в дверь, а затем приглушенный голос Стэна.

— Вы там двое собираетесь трахаться или я все же могу сейчас отправиться в свою постель?

Грег нахмурился и повернул свою голову в сторону окна. На лунный свет вышла одинокая фигура… и растворилась прямо в воздухе.

— Потому что у меня только что был с ним секс, — ответила Холли. — У меня был секс с Элаем Рэтбоуном.

ГЛАВА 24

В коридоре подвального помещения Хекс, Джон протаптывал дорожку в каменному полу. Туда-сюда. Туда-сюда. В то время как из-за двери спальни он абсолютно ничего не слышал.

Что, в общем-то, было не плохо — отсутствие криков и сыпавшихся проклятий означало, что осмотр Дока Джейн проходил безболезненно.

Он отослал сообщение Ривенджу, написав, что Хекс нашлась, и сейчас они постараются, как можно скорее доставить ее в здание комплекса. Однако он не стал раскрывать место положения подвала. Было очевидно, что Хекс хотела сохранить это в тайне, иначе если бы Рив знал об этом месте, он сразу же направился бы сюда, после того, как они не нашли ее в охотничьем домике.

Джон глянул на часы и снова запустил руку в волосы, думая о том, как связанные мужчины, такие как Роф, Рейдж и Зейдист могли выдержать такое дерьмо как это. Боже, Зи наблюдал за рождением Беллы. Как, черт возьми, они только не свихнулись от этого…

Открылась дверь и он повернулся на звук, скрипнув подошвами.

Лицо Док Джейн было мрачным.

— Она согласна поехать в комплекс. Ви должно быть уже снаружи, ждет в Эскалейде. Ты не мог бы проверить, не подъехал ли он?

Джон показал:

«Как она?»

— Ей многое пришлось вынести. Иди, проверь, не подъехала ли машина. И ты должен будешь вынести ее, о’кей? Я не хочу, чтобы она шла сама и не хочу использовать носилки, чтобы не привлекать лишнего внимания на улице.

Джон не стал мешкать и выбежал из подвала. Прямо на обочине, с выключенными фарами, но работающим двигателем, стоял внедорожник. На руле вспыхнуло оранжевое сияние, когда Ви крутанул его своей рукой.

Брат опустил окно.

— Мы забираем ее?

Джон кивнул и побежал обратно в подвал.

Подойдя к двери комнаты Хекс, та оказалась заперта. Он тихо постучал.

— Одну минуту, — голос Док Джейн звучал приглушенно. — Входи.

Он открыл дверь и обнаружил Хекс все на том же месте. Вокруг нее было обернуто полотенце и свежая простынь, скрывающая ее с головы до пят. Боже… как же ему хотелось, чтобы ее кожа хоть немногим больше отличалась от всего этого белого барахла.

Джон приблизился и подумал, что это странно. Он никогда прежде не замечал, что был выше ее. Теперь же он возвышался над ней и не только, потому, что она лежала.

«Я собираюсь забрать тебя», показал он жестами, в то же время проговаривая слова губами.

Ее глаза сосредоточились на его, а затем она кивнула и попыталась сесть. Пока она силилась справиться с этим заданием, он наклонился и сгреб ее в свои объятия.

Она почти ничего не весила.

Когда он выпрямился, док Джейн быстро свернула покрывало на кровати и указала на дверь.

Напряженность в теле Хекс отнимала у нее силы, и он хотел сказать ей, чтобы она расслабилась, но даже если бы у него и был голос, это все равно было бы пустой тратой времени. Она была не из тех, кто принимает заботу при любых обстоятельствах, и от кого бы то ни было.

По крайней мере… обычно.

Коридор казался длинною в двенадцать миль, и те три метра снаружи, потребовавшиеся ему, чтобы пересечь тротуар к внедорожнику, казались и того длиннее в два раза.

Ви выскочил из-за руля и открыл заднюю дверь.

— Она может устроиться здесь. Прежде чем приехать я положил туда одеяла.

Джон кивнул и направился уложить ее в импровизированное мягкое гнездо.

Ее рука потянулась и сжалась на его плече.

— Останься со мной. Пожалуйста.

На долю секунды он замер… затем быстро нагнулся и сел в машину, удерживая ее в своих объятиях. Посадка получилась неловкой… но в конечном итоге он устроил их облокотившись на обивку стенки авто согнув ноги в коленях и устроив ее на них, качая ее как в колыбели на своей груди.

Дверь захлопнулась, затем еще две, затем послышался рев двигателя.

Через затемненные окна, вспыхивали и гасли огни, пока они мчались из города.

Когда Хекс стала дрожать, он обнял ее сильнее, прижимая ее тело плотнее к своему, желая передать ей свое тепло. И возможно это сработало, потому, что через мгновение, она откинула свою голову ему на грудь и постепенно дрожь начала утихать.

Боже… он так долго хотел, чтобы она оказалась в его объятиях. Представляя и рисуя сценарии у себя в голове, где это произойдет.

И уж точно совсем не при таких обстоятельствах.

Он глубоко вдохнул, намереваясь уже выдохнуть… и уловил аромат, излучаемый им. Темные специи. Такой же исходил от Братьев, когда их шеллан находились поблизости. Такой же излучало и его тело, спровоцированное его испытываемыми эмоциями, и теперь пути назад уже не было.

Черти адовы, и скрыть или остановить его было невозможно. С тех пор, как впервые с ней повстречался, он медленно, но верно все ближе и ближе приближался к этому обрыву, и становилось ясно, что теперь он стоял на самом краю этого обрыва, когда она от него покормилась.

— Джон? — прошептала она.

Он легонько похлопал по ее плечу, давая понять, что он ее слышит.

— Спасибо.

Он прижался своей щекой к ее голове и кивнул так, чтобы она смогла это почувствовать.

Когда она от него отстранилась, он не был этому удивлен — по крайней мере до тех пор, пока не понял, что она хотела посмотреть на него.

О, Иисус, он ненавидел этого выражение на ее изможденном лице. Она боялась, находясь на грани ужаса, глядя на него своими темно-серыми глазами цвета мокрого асфальта.

«Все хорошо», сказал он одними губами. «С тобой все будет хорошо».

— Да. — Она зажмурилась. — Так и будет.

Если это только в его силах, черт — да, так и будет.

Ее веки снова поднялись.

— Извини, — хрипло сказала она.

«За что?»

— За все. За ту боль, что причинила тебе. За то, кто я есть. Ты заслуживаешь лучшего. Я… мне действительно жаль.

Ее голос сорвался на последнем слове, и быстро заморгав, она опустила голову обратно, приложив свою ладонь прямо к тому месту, где билось его сердце.

Это был один из тех моментов, когда ему отчаянно, до смерти хотелось иметь возможность говорить. К тому же, он не собирался перекладывать ее, чтобы достать свой дурацкий блокнот.

В конце концов, он просто продолжал заботливо держать ее в своих объятиях, потому что это было единственное, что он мог ей предложить.

И он не ошибся в этой формулировке. Извинение это не объяснение в любви, и было даже ни к чему, потому что, в любом случае, просить прощения должен был именно он. Но, так или иначе, сейчас это помогло ему. Происходящее было далеким от того, на что он надеялся между ними, но черт, это было лучше, чем ничего.

Джон приподнял на ее плече простынь повыше, затем откинул назад свою голову. Смотря через затемненное окно, его глаза выискивали звезды, усеивавшие плотное, бархатно-черное ночное небо.

Забавно, он чувствовал, будто небеса находились в его груди, вместо целого мира.

Хекс была жива. В его объятиях. И он вез ее домой.

Да. В общем, все могло быть намного хуже.

ГЛАВА 25

О том, что никогда не предугадаешь, с кем могут пересечься твои дороги, Лэш подумает позже. И никогда не знаешь, насколько обычный шажок влево или право, может перевернуть все с ног наголову. Иногда выбор не имеет значения. В других же случаях… приводит к самым неожиданным последствиям.

Однако, в настоящий момент, он еще этого не осознавал. Лэш просто гнал по загородной трасе, не думая о времени.

О совсем недавних событиях.

— Долго еще?

Лэш окинул взглядом салон Мерседеса. Проститутка, которую он подцепил в центре в переулке, выглядела достаточно привлекательно, а с таким количеством в ней силикона, она могла бы сниматься в порнофильме, но наркота Пластик Фантастик, сделала ее костлявой и нервной.

А также отчаявшейся. Такое наркотическое опьянение позволило всего за какую-то сотню баксов усадить ее в Мерседес по пути на «вечеринку».

— Уже нет, — ответил он, сосредоточив свое внимание на дороге.

Он был чертовски разочарован. Прокручивая в голове более романтичный образ — связанную, на заднем сидении и с кляпом во рту Хекс…. а вместо этого, он застрял с этим кормом для крыс. Но Лэш не мог тягаться с нависшей над ним реальностью: ему необходимо было питаться, и его отец ожидал, что это случится сегодня, а поиски Хекс требовали намного больше времени.

Но что хуже всего, эта сука, что ехала рядом с ним на переднем сидении, была человеком: с гораздо меньшей пользой, чем от вампирши, но Лэш надеялся, что ее яичники будут работать в его пользу, когда он будет высасывать ее кровь.

Тем более, он не смог разыскать так быстро кого-то в юбке своего вида.

— А знаешь, — протянула она слащавым голоском, — я ведь была моделью.

— Ага.

— В Манхэттене. Но знаешь, тем ублюдкам… до тебя нет никакого дела. Знаешь, они просто хотят тебя использовать.

Верно. Во-первых, ей следовало выкинуть свою фразу «знаешь». А, во-вторых, как она может откровенно признаться, что жизнь в Колдвелле намного лучше?

— Мне нравится твоя машина.

— Спасибо, — буркнул он.

Она наклонилась, больше открывая свою грудь из-под розовой баски[45], что была надета на ней. На этой шмотке по бокам были видны засалины от грязных рук, как будто она давненько ее уже не стирала и воняла синтетической вишней, потом и дурью.

— Знаешь, мне нравится твой… — Она провела рукой по его бедру, а затем склонилась к его коленям. Когда она уткнулась в его ширинку, Леш схватил ее за копну обесцвеченных волос, и дернул обратно.

Она даже не почувствовала боли.

— Давай не сейчас, — сказал он. — Мы почти на месте.

Женщина облизнула губы.

— Конечно. Как скажешь.

Поля с обеих сторон дороги, омытые лунным светом среди домов, обшитых вагонкой, неряшливо разбросанных в округе, светились белым. У большинства домов на крыльце горел свет и на этом все. В этих метах для местных жителей, время после полуночи — считалось ну о-о-очень поздним.

Что и послужило одной из причин, на земле горячего яблочного пирога и американских флагов установить аванпост[46].

Пять минут спустя они подъехали к фермерскому дому и припарковались возле парадной двери.

— Здесь никого больше нет, — заметила она. — Мы первые?

— Да. — Он протянул руку, чтобы заглушить двигатель.

— Вылезай…

Звук щелчка, достигший его слуха, заставил Лэша замереть.

Голос проститутки уже не был невнятным лепетом.

— Вылезай из машины, ублюдок.

Лэш повернул голову, едва не встретившись во французском поцелуе с дулом девятимиллиметрового. Рука шлюхи была тверда по ту сторону оружия, а глаза светились умом, который он невольно уважал.

«Вот так сюрприз», подумал он.

— Убирайся. Отсюда, — рявкнула она.

Он медленно улыбнулся.

— Тебе доводилось стрелять из этой штуковины раньше?

— Сотню раз. — Она не моргнула. — И у меня нет проблем с кровью.

— О. Какая, молодец.

— Выметайся…

— И каков план? Выкинешь меня из машины. Выстрелишь в голову и оставишь сдыхать? Заберешь мерс, мои часы и бумажник?

— И то, что в твоем багажнике.

— Тебе нужна запаска? Знаешь, можешь купить ее на выходе в любом магазине Firestone [47]или Goodyear[48]. Так, для сведения.

— Думаешь, что я не знаю кто ты?

О, он был чертовски уверен, что у нее не было даже подсказки.

— Почему бы тебе не сказать мне.

— Я видела эту машину. Я видела тебя. Я покупала твою наркоту.

— Покупатель. Как мило.

— Выметывайся. Отсюда.

Когда он не сдвинулся смета, она переместила оружие на дюйм в сторону и нажала на курок. От пули, разбившей стекло позади, в Лэша полетели осколки. Это послужило первой причиной поиграть. Второй —порча имущества.

Когда она навела ствол девятимиллиметрового между его глаз, он дематериализовался.

Принимая форму по другую сторону от автомобиля, он смотрел, как она растерлась, озираясь по сторонам с разметающимися то в одну, то в другую сторону волосами.

Готовый припадать ей пару уроков, он распахнул дверь и выдернул девушку за руку из машины. Получить контроль над оружием, а потом и над ней — было делом одной секунды — просто рывок и захват. Затем он запихал девятимиллиметровый себе за пояс и прижал ее в жесткой хватке к своей груди.

— Что… что…

— Ты велела мне убираться из машины, — сказал он ей на ухо. — Я так и сделал.

Ее стройное тело в дешевой одежке шлюхи, было слабым, как лист на ветру. По сравнению с сопротивлением Хекс, это походило на один выдох против ураганного ветра. Какая скука.

— Идем внутрь, — пробормотал он, опуская свой рот к ее горлу и обнажая клыки возле ее яремной вены. — Еще один завсегдатай вечеринок должно быть уже нас заждался.

Когда она отшатнулась от него и обернулась, Лэш улыбнулся, сверкнув клыками. Ее совиный крик взмыл в высоту и чтобы убедиться, что она задушила своего Хичкока, он заткнул свободной ладонью ее рот и потащил к входной двери.

Внутри пахло смертью, благодаря обращению новичка предыдущей ночью и крови в ведрах. Однако, это были лишь отголоски. Когда он ментально зажег свет, и девчонка осмотрела столовую, она в ужасе задрожала и отрубилась к чертовой матери.

Чертовски мудро с ее стороны. Уложить девчонку на стол и связать ее — не составит труда.

Переведя дух, он понес ведра на кухню, слил их в раковину, вымыл ножи, адски желая, чтобы со всем этим дерьмом разобрался мистер Ди.

Закрывая кран, его вдруг осенило, что лессера, которого они инициировали прошлой ночью, нигде не было видно.

Принеся ведра в столовую, он поставил их под запястья и лодыжки шлюхи, затем произвел быструю проверку внизу. И абсолютно ничего не найдя, Лэш рванул на второй этаж.

Дверца шкафа в спальне была открыта, и на кровати валялась вешалка с висящей на ней рубашкой. По стенкам душевой в ванной комнате стекала, еще не успев высохнуть вода.

«Что за черт?»

Каким макаром этот парень слинял, черт возьми? Машины не было, поэтому единственным другим выходом было выйти на трассу и поймать тачку. Или украсть один из фермерских пикапов.

Лэш спустился вниз и увидел, что шлюха пришла в себя и уже вовсю боролась с кляпом во рту, озираясь по сторонам, пока корчилась на столе.

— Это не займет много времени, — сказал он ей, взглянув на ее тощие ноги. На обеих красовались татуировки, но они были абсолютно черти чем безо всякой темы, просто случайными кляксами — некоторые из которых можно было еще рассмотреть, другие же были либо размыты и плохо прорисованы, либо покрыты шрамами.

Он предположил, что это стайка сверкающих бабочек. Возможно, так было задумано изначально.

Он походил вокруг, вышел на кухню, затем вернулся через столовую и снова направился в коридор. Громкий звук стучащих по столу шпилек и скрип голой кожи о стол, стали фоном, пока он задавался вопросом, куда, нахрен, запропастился новобранец и почему запаздывал его отец.

Через полчаса у него было еще множество запланированных дел, и он послал ментальный призыв на Другую Сторону.

Его отец не ответил.

Лэш поднялся наверх и закрыл дверь, подумав, что, возможно не достаточно сосредоточился, из-за обозленного и разочарованного состояния. Сев на кровать, он положил руки на колени и постарался успокоиться. Когда его сердцебиение замедлилось и стало равномерным, но глубоко вздохнул, он снова послал призыв… но ничего не произошло.

«Может, что-то случилось с Омегой?»

В эмоциональном порыве, он решил сам отправиться в Дхунд.

Он достаточно быстро распался на молекулы, но когда попытался заново принять форму в ином уровне существования, был заблокирован. Заперт. Лишен доступа.

Это было сродни удара в сплошную стену, и когда Лэш пришел в себя в гребаной спальне, его тело под воздействием шока поглотила волна тошноты.

«Что. За. Хрень…»

Когда завибрировал его сотовый, он рывком вытащил его из кармана куртки и нахмурился, увидев номер.

— Алло? — проговорил он.

Хихиканье, донесшееся из трубки, было издевательским.

— Привет, говнюк. Это твой новый босс. Угадай, кто только что получил повышение? Кстати, твой папаша попросил больше его не беспокоить. Дурной тон выпрашивать женщин — ты должен бы лучше знать своего отца. О, и я собираюсь прикончить тебя. До скорого!

Новичок рассмеялся, и этот звук, прорвавшийся сквозь телефонную связь, врезался в голову Лэша, после завершения звонка.

Вот тебе и вечеринка.

***

Она оказалась не беременна. По крайней мере, не это выяснила Док Джейн.

Но привилегия небольшой блаженной передышки в этой бешеной панике состояла в том, что Хекс ничего не помнила о поездке к особняку. Мысль о том, что существовала даже возможность, что она могла быть…

В конце концов, она не носила свои шипы — целью которых было блокировать ее симпатические наклонности, включая и овуляцию.

«Что бы она тогда делала?»

Да, вопрос спорный и разобраться с этим дерьмом необходимо было прямо сейчас. Богу известно, что у нее имелось достаточно оснований для волнений, помимо «возможно произошедшей» категории.

Делая глубокие вдохи, она втягивала запах Джона и концентрировалась на сильном, устойчивом биении его сердца. Потребовалось немного времени, как она погрузилась в крепкий сон — комбинация истощения, заторможенности мыслительного процесса после кормления и необходимость покоя ненадолго перенесла ее в глубокое, лишенное сновидений царство за приделами внедорожника.

Она проснулась от ощущения, что ее подняли, и открыла глаза.

Джон нес ее через какую то стоянку, которая, учитывая пещероподобные стены и потолок, находилась под землей. Массивная стальная дверь была уже открыта Ви, который, казалось, был на удивление угодлив, желая помочь, а по другую сторону двери… находился кошмар.

Длинный, скрытый коридор, пол которого был покрыт плиткой, стены — из бетонных блоков и низкий потолок с флуоресцентными лампами.

Прошлое снова всплыло на поверхность, через фильтр предыдущего опыта, что она помнила от того кошмара. В руках Джона, ее тело из слабого состояния перешло в маниакальный синдром, и Хекс стала вырываться из объятий, удерживающих ее, пытаясь освободиться. Мгновенная суматоха, люди, мчащиеся к ней, громкий звук, похожий на рев сирены…

До нее смутно дошло, что у нее болит челюсть, и она осознала, что кричит.

А затем все, что она видела перед собой, было лицо Джона.

Ему каким-то образом удалось переместить ее в своих руках так, что они оказалась нос к носу, глаза в глаза, его руки крепко сжимали в ее бока и бедра. Вид институтского коридора сменился его голубыми глазами, тиски прошлого были сломлены, и она ухватилась за Джона.

Он не говорил. Просто оставался на месте, позволяя ей смотреть на него.

Как раз, что ей необходимо. Хекс сосредоточилась на его глазах, используя их, чтобы отключить свой мозг.

Когда Джон кивнул, и она кивнула в ответ, он снова начал движение. Время от времени, его взгляд отрывался от нее, чтобы проверить их направление, но всегда возвращался обратно.

Он всегда возвращался.

Послышались голоса, множество голосов и множество открытий и закрытий дверей, и затем море бледно-зеленой плитки: она находилась в комнате для осмотра, с огромной лампой над головой и всеми видами медикаментов в стеклянных шкафчиках везде, куда бы она не посмотрела.

Но стоило Джону положить ее на стол, она снова потеряла контроль. Ее легкие отказывались работать, словно воздух был отравлен, а глаза метались по сторонам, охватывая все виды, вызывающие панику: оборудование, инструменты и стол… стол.

— Так, мы ее снова теряем. — Тон Дока Джейн был ровным. — Джон, иди сюда.

Лицо Джона снова приблизилось в поле ее зрения, и Хекс сосредоточилась на его глазах.

— Хекс? — слева донесся голос Док. — Я собираюсь дать тебе успокоительное…

— Никаких наркотиков! — вырвалось из ее рта. — Я лучше буду в ужасе… чем беспомощной…

Ее дыхание было очень поверхностным и каждое бессильное движение ее грудной клетки убеждало ее как ничто другое, что в жизни было куда больше страданий, чем радостей. Слишком много таких моментов, слишком много раз боль и страх брали верх, слишком много темных теней, которые не просто скрывались, но и высасывали все освещение из ночи, в которой она существовала.

— Отпусти меня… позволь мне уйти… — Когда глаза Джона широко открылись, она поняла, что нашла один из его кинжалов, вытащив его из ножен, и пытается вложить его в его ладонь. — Пожалуйста, отпусти меня… Я больше не хочу здесь находиться… отправь меня в вечность, пожалуйста…

Множество тем замерло вокруг нее, и прекращение движения немного переключили ее внимание. Рейдж и Мэри стояли в углу. Рив тоже был здесь. Вишес и Зейдист. Никто не говорил и не двигался с места.

Джон взял клинок из ее рук и убрал его, что заставило ее заплакать. Потому что он не собирался его использовать. Не с ней. Ни сейчас… ни когда-либо вообще.

И она была не в силах сделать это сама.

Внезапно, внутри нее вскипела ужасающая эмоция, и когда та увеличивалась, и давление в ее теле возросло, Хекс стала отчаянно озираться, когда полки начали грохотать, а компьютер на столе в углу подпрыгивать.

Однако, первым из оцепенения вышел Джон. Действуя очень быстро, он принялся жестикулировать с такой же безотлагательностью, которую она ощущала, и мгновенье спустя все вышли.

Кроме него.

Отчаянно пытаясь не взорваться, она посмотрела на свои руки. Они так ужасно тряслись, что были под стать крыльям мухи… и именно в тот момент, когда она уставилась на них, это стало последней каплей.

Из нее вырвался крик, и звук был совершенно чужд, слишком высок и наполнен ужасом.

Джон оставался на месте. Даже когда она снова закричала.

Он не собирался никуда уходить. Он не был напуган. Он просто был… здесь.

Схватив простынь, укрывающую ее, она еще сильнее в нее укуталась, прекрасно осознавая, что была сломлена, и та трещина, появившаяся в тот момент, когда она оказалась в коридоре, сейчас расколола ее. На самом деле, Хекс чувствовала себя так, словно ее было две в этой комнате: одна безумная, орущая п рыдающая кровавыми слезами на столе… а вторая — спокойная, нормальная, загнанная в далекий угол, наблюдающая за ней и Джоном.

Как же заново собрать воедино обе части нее? Или она навсегда останется такой, расколотой надвое?

Ее разум выбрал позицию наблюдателя, и она отступила в то тихое место, где была свидетелем своих рыданий на грани удушья. Полосы крови, сбегающие по ее белым как бумага щекам, не вызывали у нее отвращения, как и ее безумно широко открытые глаза или эпилептическая припадок рук и ног.

Она испытывала жалость к женщине, доведенной до такого состояния то что все время, сдерживала в себе все эмоции.

Женщину, рожденную под проклятием. Женщину, отвечающую злом на причиненное ей зло. Женщину, закалившую себя, свой разум и эмоции до уровня стали.

Женщину, что была неправа, заперев себя этой независимостью.

Дело было не в силе, как она всегда себе говорила.

Дело было в жестком выживании… и она была просто не в состоянии больше так продолжать.

ГЛАВА 26

— У тебя был… секс. С Элаем Рэтбоуном.

Грег отстранил от себя Холли и заглянул ей в лицо, подумав, что она окончательно лишилась мозгов — ну, того малого, что у нее еще оставалось. И похоже они оба, с учетом того, что он только что четко «видел» снаружи.

Кроме того, ее глаза были совершенно ясными, без обмана.

— Он явился ко мне, когда я спала…

Очередной стук в дверь прервал ее, а затем раздался голос Стэна:

— Эй? В какой комнате мне…

— Позже, Стэн, — отрезал Грег. Ворчание прекратилось, шаги затихли, отдаляясь в сторону комнаты Холли, и хлопнула дверь.

— Иди сюда. — Он потянул Холли к кровати. — Садись и расскажи мне… какого хрена, ты думаешь произошло.

Он сосредоточился на ее пухлых губах, когда она начала говорить.

— Ну, я только приняла душ и была так вымотана, что прилегла на кровать и закрыла глаза, чтобы немного передохнуть прежде, чем надеть свою ночную сорочку. И должно быть уснула… потом следующее, что я увидела — был этот сон…

«О, ради Бога».

— Холли, только потому, что у тебя случился кошмар, не означает, что ты…

— Я еще не закончила, — огрызнулась она. — И вовсе это был не кошмар.

— Думаю тебе приглючилось.

— Самое ужасное случилось позже. — Она выгнула бровь. — Ты собираешься дать мне закончить?

— Ладно. — Но только надеялся, что позже сможет заполучить ее ротик для чего-то более полезного. Проклятье, ее губы выглядели так аппетитно… — Продолжай.

Продолжать. О да, именно об этом он только и думал.

— Во сне этот мужчина вошел в мою комнату. Он был очень высоким и мускулистым… одним из самых больших мужчин, которых я когда-либо видела. Во всем черном, он стоял у моей кровати. Он потрясающе пах… и просто смотрел на меня. Я… — Ее рука обвилась вокруг шеи и медленно заскользила вниз к местечку между грудей. — Я сняла свое полотенце и потянула его на себя. Это было… неописуемо…

Что было как раз кстати. Потому что, внезапно, он перехотел слушать о том, что же случилось дальше.

— Он овладел мной. — Еще больше этот рука-на-шее маневр. — Как никто и никогда прежде. Он был таким…

— …Огромным, как пожарный гидрант и к воскресенью ты кончила двенадцатью различными способами. Поздравляю. Твоим подсознанием, должно быть, управляло порно. Но какое это имеет отношение к Элаю Рэтбоуну.

Холли посмотрела на него… а затем дернула отворот халата в сторону.

— Потому что, когда я проснулась, у меня оказалось это. — Она ткнула на то, что, несомненно, казалось засосом на ее шее. — И у меня на самом деле был секс.

Грег сильнее нахмурился.

— Ты… и как ты это узнала?

— И правда, как я это узнала.

Грег прочистил горло.

— Ты в порядке? — Он положил свою руку поверх ее. — Я имею в виду… гм, хочешь позвонить в полицию?

Смех Холли был низким и до боли сексуальным.

— О, это было по обоюдному согласию. Что бы это ни было. — Ее лицо перестало сиять. — Вопрос в том… я не знаю, что это было. Я думала, что мне это приснилось. И не думала, что это произошло на самом деле, пока…

Пока не заметила некое неоспоримое доказательство обратного.

Грег откинул светлые локоны с ее плеча.

— С тобой точно все в порядке?

— Думаю, да.

Боже, у него не заняло даже минуты, чтобы принять решение.

— Что ж, тогда так. Завтра же уезжаем.

— Что? О, боже, Грег… Я не хотела, чтобы это вызвало проблемы… — Она нахмурилась. — Может… может я видела сон о той части, когда я проснулась. Я приняла душ еще раз… может, ничего этого и не было на самом деле.

— К черту это, утром я позвоню в Атланту и скажу им, что мы возвращаемся. Я не оставлю там, где ты в опасности.

— Иисусе, я имею в виду, что это очень благородно с твоей стороны, но… я не знаю. Все так расплывчато, и теперь мне кажется, что утром я буду чувствовать себя гораздо лучше. Я действительно в замешательстве… так странно. — Кончики ее пальцев поднялись к вискам и начали массировать их круговыми движениями, как будто ее мучила головная боль. — Могу сказать, что хотела этого. Всего этого…

— Твоя дверь была заперта? — Он хотел ответа на вопрос, но также и не желал больше слушать о призраке Мостесте[49], уж увольте.

— Я всегда запираю комнату перед тем, как иду принять душ.

— Окна?

— Закрыты. Думаю, закрыты. Не знаю.

— Хорошо, этой ночью ты останешься со мной. Здесь ты будешь в безопасности. — И не только потому, что он не собирается воспользоваться сейчас ее состоянием. У него при себе был пистолет. Всегда. И дело в том, что он знал, как им пользоваться. В прошлом, когда люди принялись палить в кого попало в ЛА, он решил вооружиться.

Они растянулись на кровати.

— Я оставлю свет включенным.

— Все в порядке. Просто запри дверь.

Он кивнул и встал с кровати, защелкивая замок и накидывая цепочку; затем быстро обошел окна, проверяя щеколды. Когда он вернулся обратно, она устроилась на сгибе его локтя и вздохнула.

Осторожно, потянув из-под их ног одеяло, он укрыл их обоих, погасил лампу и улегся обратно на подушку.

Он подумал о том мужчине снаружи и почти зарычал. Черт бы побрал. Все. Это. Дерьмо. Либо у кого-то был ключ, либо это был кто-то из персонала, кто смог обойти замок.

Предполагая, что произошло что-то из этого. И что она казалась все менее и менее уверенной в том, что…

Что бы это ни было. Они уедут утром и на этом все.

Он нахмурился в темноте.

— Холли?

— Да?

— Почему ты думаешь, что это был Рэтбоун?

Она широко зевнула.

— Потому что он выглядел точно так же, как на портрете в холле.

ГЛАВА 27

Внизу, в смотровой комнате подземной клиники, Джон стоял напротив Хекс и чувствовал свое полное бессилие, не зная как ей помочь, когда она сидела на стальном столе и кричала. Ее руки схватившие простынь были напряжены от усилия, лицо вытянуто, рот — широко раскрыт и красные слезы из глаз стекающие по белым щекам… И ничего не мог с этим поделать.

Он понимал, в каком жестоком месте она находилась. Знал, что возможно не сможет помочь ей подняться со дна, на которое она опустилась. Джон сам побывал там. Он в точности знал, на что было похоже это путешествие и падение, и агония от жестокого обращения… несмотря на то, что твое тело, с технической точки зрения, никуда не делось.

Разница была только в том, что у нее был голос, чтобы озвучить свою боль.

Несмотря на то, что в ушах у него звенело, а сердце разрывалось на части, он оставался сильным против напора той бури, что исходила от нее. В конце концов, была причина, почему он был здесь и слушал так мало отличимые друг от друга крики, казавшиеся единым непрекращающемся звуком. Являясь свидетелем всего этого, Джон слушал ее и находился здесь ради нее, потому что это было единственное, что можно сделать, когда ты разваливаешься.

Но Господи, как же ему было больно видеть ее страдания. Боль заставляла его сфокусироваться. В его сознании всплывало лицо Лэша, приобретая физическую форму. Во время ее непрекращающихся криков, он поклялся отомстить, пока его сердце не перестанет биться. Он нуждался в мести.

А затем Хекс сделала серию глубоких вдохов. Затем еще несколько.

— Думаю, на этом с меня достаточно, — прохрипела она.

Он подождал с минуту, желая в этом убедиться. Когда она кивнула, он вытащил блокнот и быстро в нем что-то написал.

Когда Джон развернул к ней страницу, она опустила глаза на написанное. Ей понадобилось несколько попыток, чтобы уловить суть.

— Могу я сначала умыться?

Джон кивнул и направился к раковине из нержавеющей стали. Включив холодную воду, он подставил чистое полотенце под струю, как следует намочив его перед тем, как вернуться обратно. Когда она протянула руку, он положил влажную ткань в ее ладонь и наблюдал за тем, как не спеша она промакивала им свое лицо. Пыткой было видеть ее такой слабой, и мысленно онвернулся к тому, какой всегда ее знал: сильной, властной, резкой.

Ее волосы отросли и стали завиваться на концах, наводя на мысль, что если бы Хекс их не стригла, то они превратились бы в густые волны. Боже, как ему хотелось прикоснуться к их мягкости.

Джон опустил взгляд на стол, и его глаза широко распахнулись. На простыне, что была под ней… и на полотенце, которым были обернуты ее бедра, осталось темное пятно.

Он глубоко вздохнул и почувствовал запах свежей крови. Джон удивился, что не заметил этого раньше. Снова находясь на грани безумия.

«О… Господи. У нее кровотечение…»

Он легонько тронул ее за руку и беззвучно произнес губами:

— Док Джейн.

Хекс кивнула.

— Да. Давай уже с этим покончим.

Сам не свой, Джон кинулся к двери смотровой комнаты. Он вышел в коридор, где столпилось множество беспокойных лиц с Доком Джейн во главе этой группы.

— Она готова? — Когда Джон отступил в сторону, коротко махнув рукой, доктор выступила вперед.

Однако, Джон остановил ее. Стоя спиной к Хекс, он показал жестами:

«Она где-то ранена. У нее кровотечение».

Док Джейн положила руку на его плечо и передвинула его так, что они поменялись местами.

— Мне известно. Почему бы тебе не подождать снаружи. Я хорошо о ней позабочусь. Элена? Не могла бы ты подойти… Мне понадобится вторая пара рук.

Шеллан Ривенджа вошла в смотровую комнату, и Джон бросил взгляд над головой доктора на женщину, начавшую мыть руки.

«Почему ассистирует не Вишес?» показал он жестами.

— Мы собираемся сделать простой ультразвук, чтобы убедиться, что она в порядке. Я не собираюсь оперировать. — Док Джейн улыбнулась ему профессиональной улыбкой…, которая была странно пугающей. А затем перед его лицом захлопнулась дверь.

Он оглянулся на остальных. В коридоре остались только мужчины. Там, с ней, находились только женщины.

Его мысли завертелись, и не было времени, чтобы подумать, что, то решение, которое он принял, было не такой уж удачной идеей.

На его плечо опустилась тяжелая рука, и прозвучал низкий голос Ви.

— Нет, тебе лучше держаться подальше от туда, Джон. Пойдем.

Эти слова последовали, когда он сообразил, что его ладонь сжалась на дверной ручке. Посмотрев вниз, он приказал себе разжать руку… ему пришлось произнести себе эту команду дважды, прежде чем его хватка на металле ослабла.

Криков больше не было. Вообще никаких звуков.

Он ждал. И ждал. Расхаживал из угла в угол и снова ждал. Вишес прикурил еще одну самокрутку. Блэй присоединился к нему, прикуривая Данхилл. Куин выбивал пальцами нервный ритм по своему бедру. Роф гладил по голове Джорджа, в то время как золотой ретривер наблюдал за Джоном добродушными, карими глазами.

Наконец, Док Джейн просунула свою голову в дверь и посмотрела на своего супруга.

— Ты мне нужен.

Вишес затушил самокрутку о подошву ботинка и запихал окурок в задний карман.

— Готовиться к операции?

— Да.

— Позволь мне переодеться.

Когда мужчина исчез в раздевалке, Док Джейн встретилась глазами с Джоном.

— Я хорошо о ней забочусь…

«Что случилось? От чего у нее кровотечение?» показал он жестами.

— Я позабочусь о ней.

А затем дверь снова захлопнулась.

Когда Ви вернулся, он каждой частичкой выглядел, как воин, даже избавившись от своих кожаных шмоток, и Джон чертовски надеялся, что компетенция парня на поле боя преобразовалась в такаю же только с медицинскими навыками.

Сверкнув своими бриллиантовыми глазами он похлопал Джона по плечу, прежде чем войти в смотровую…, которая, сейчас видимо функционировала как операционная.

Дверь перед ним закрылась, и Джон почувствовал, как будто из него собирается вырваться крик.

Вместо этого, он продолжил расхаживать туда и обратно по коридору. Туда и обратно. Туда… и обратно. В конце концов, остальные разошлись, направившись в ближайшую комнату, но он не мог оставаться с ними.

Каждый раз, проходя мимо закрытой для него двери, он увеличивал расстояние своего пути, до тех пор, пока им полностью не завладело это занятие, выводя его на стоянку, а затем обратно, в раздевалку. Его длинные ноги покрывающие расстояние, превращали то, что занимает добрые пятьдесят ярдов, в дело нескольких дюймов.

Или, по крайней мере, таким казался ему этот путь.

Где-то на пятом своем круге в сторону раздевалки, Джон развернулся и оказался возле стеклянной двери кабинета. Письменный стол, шкафы и компьютер, казались такими нормальными, что он нашел странное утешение в этих неодушевленных предметах.

Но его глубокое дыхание сперло, когда он вошел внутрь.

Периферийным зрением он охватил выбоины в бетоне, с разбегающимися как паутина трещинами от единственного источника воздействия.

Он вспомнил ночь, когда это произошло. Ту ужасную ночь.

Они с Тором сидели вместе в этом кабинете. Он выполнял школьное домашнее задание, Брат старался сохранять спокойствие, пока снова и снова пытался дозвониться домой. И всякий раз, когда Велси не брала трубку, каждый раз натыкаясь на голосовую почту, напряжение только нарастало… пока не появился Роф, а за ним и все Братство.

Весть о смерти Велси, стала трагедией… но затем Тор узнал «как» это произошло. Не беременность их первенцем послужила этой трагедии, а хладнокровное убийство лессером. Убив ее. Отняв ее жизнь, а вместе с ней и жизнь их ребенка.

Вот откуда появились эти отметины.

Джон провел кончиками пальцев по четким линиям в бетоне. Ярость была столь велика, что Тор буквально обрушил на вселенную свою эмоциональную перегрузку, дематериализуясь в другое место.

Джон никогда не знал, куда именно он отправился.

В его сознании зародилось чувство, что за ним наблюдают, и он оглянулся через плечо. У дальней стены от стеклянной двери, стоя в кабинете, глядя наружу, стоял Тор.

Двое встретились взглядами; это был мужской взгляд против мужского, а не взрослый против юношеского.

Джон был теперь в другом возрасте. И, как и многое в этой ситуации, он не хотел окунаться в это обратно.

— Джон? — Голос Дока Джейн донесся из дальней части коридора, Джон развернулся, и побежал к ней.

«Как она? Что случилось? Она…»

— С Хекс все в порядке. Она просто отходит от наркоза. Я собираюсь продержать ее в постели следующие шесть или около того часов. Я так поняла, она кормилась от тебя? — Он показал запястье и док кивнула. — Хорошо. Я была бы тебе очень признательна, если бы ты остался с ней на случай, если ей понадобится еще.

Как будто он смог бы быть где-то еще.

Когда Джон вошел в смотровую, двигаясь на цыпочках, не желая хоть как-то побеспокоить ее, Хекс там не оказалось.

— Ее перевели в другую палату, — сказал Ви, стоя у стерилизатора.

Прежде чем пройти в дальнюю дверь, он осмотрел все, что осталось после того, что они делали с Хекс. На полу была чертова куча марли, а на столе, где она лежала, оставалось много крови. Простынь и полотенца, в которые она была завернута, валялись в стороне.

Слишком много крови. И вся свежая.

Джон громко свистнул, привлекая к себе внимание Ви.

«Может мне кто-нибудь сказать, что, вашу мать, здесь произошло?»

— Сам у нее спросишь. — Когда Брат поднял оранжевое мусорное ведро и начал собирать использованную марлю, Ви сделал паузу, но так и не встретился взглядом с Джоном. — Она будет в порядке.

О теперь-то Джон знал это наверняка.

Тем не менее, как бы плохо он не думал о ее повреждениях, они оказались хуже. Гораздо хуже.

Вообще-то, когда дело касалось повреждений, полученных в бою или на поле боя, информация передавалась из уст в уста без лишних размышлений: сломана бедренная кость, раздавлены ребра, колотая рана. Но женщина была обследована без присутствия мужчин, и никто не сказал ни слова о том, что было прооперированно.

Только то, что лессеры были импотентами, не означает, что они не могли делать таких вещей как…

Прохладный ветерок, прошедший по операционной, заставил Ви снова поднять голову.

— Небольшой совет, Джон. Я бы на твоем месте сохранил свои гипотезы при себе. Предполагая, что ты хочешь быть тем, кто прикончит Лэша, правда? Ни Рив или Тени. Несмотря на мое уважение к ним, я осознаю, что это твое право.

«Бог мой, а Брат крут», подумал Джон.

Кивнув один раз, он направился в комнату Хекс, подумав, что эти люди были не единственной причиной, по которой он собирался продолжать закрывать на все глаза. Хекс не нужно знать, через что ему пришлось пройти.

***

Хекс чувствовала себя так, словно в ее матке кто-то припарковал автобус Фольцваген.

Давление было столь велико, что она, на самом деле, подняла голову и посмотрела вниз на свое тело, чтобы убедиться — не было ли там припухлости размером с гараж.

Нет. Плоский, как и всегда.

Она позволила своей голове упасть обратно.

На каком-то уровне Хекс поверить не могла, где сейчас находилась: после операции, лежащей в постели с все еще перевязанными руками, ногами и головой… и повреждением на внутренней стенке матки, которое уже было заштопано.

Когда она находилась во власти своей фобии замкнутого пространства, то ничего вокруг не видела, кроме смертельной опасности. Находясь в таком переклинивающем состоянии, она не чувствовала себя в безопасности, окруженная людьми которых знала и которым могла доверять.

Сейчас, пройдя через этот ад, и факт того, что она была в целости и сохранности, побудил в ней приятную выработку эндорфинов.

Последовал тихий стук, и по запаху, доносящемуся из-за двери, Хекс уже знала, кто это был.

Коснувшись волос, она задалась вопросом, насколько дерьмово она выглядит, но решила, что лучше не знать.

— Входи.

Показалась голова Джона Мэтью и его брови выгнулись в как-ты-себя-чувствуешь арку.

— Я в порядке. Уже лучше. Только слабость из-за медикаментов.

Он проскользнул внутрь и прислонился спиной к стене, засовывая руки в карманы и скрещивая ноги в ботинках. Его футболка выглядела еще ничего, но белые Hanes, оставляли желать лучшего, учитывая то, что они все были пропитаны лессеровской кровью.

Он пах, как и подобало, пахнуть мужчине — мылом и свежим потом.

И выглядел так, как подобало выглядеть мужчине — высоким, широкоплечим и смертоносным.

Боже, неужели она так пропала только при виде его?

— Твои волосы стали короче, — сказала она без особой причины.

Он неловко провел одной рукой по своему ежику, наклонив голову вниз, заставляя этим движением выделить мощные мускулы, тянущиеся от плеч к шее под золотистой кожей.

Внезапно Хекс задалась вопросом, будет ли у нее снова когда-нибудь секс.

Она была уверена, что это неуместная мысль. Учитывая, как провела последние…

Хекс нахмурилась.

— Сколько недель меня не было?

Он поднял четыре пальца, а затем сжал их в кулак.

— Почти четыре? — Когда он кивнул, она принялась тщательно разглаживать складки на простыне, которой была накрыта ее грудь. — Почти… четыре.

Что ж, люди удерживали ее несколько месяцев, прежде чем ей удалось от них вырваться. И какие-то неполные четыре недели должны были бы быть пустяком.

Ох, но она ведь там не прогуливалась, не так ли. Важен не «результат». А сам «процесс».

— Хочешь присесть? — спросила она, указывая на стул рядом с кроватью. Эту вещь была стандартной, что означало — этот стул выглядел таким же удобным как кол в заднице, но она не хотела, чтобы он уходил.

Брови Джона снова приподнялись, но все же кивнул и подошел к ней. Размещая свое огромное тело на крохотном стульчике, он попытался скрестить свои ноги в коленях, затем в лодыжках. Измучившись, в конце концов, он сунул свои ноги в байкерских ботинках под кровать и закинул руку на спинку стула.

Она вертела в руках конец своей чертовой простыни.

— Могу я спросить тебя кое о чем?

Периферийным зрением она увидела, как он кивнул, затем поерзал и достал блокнот с ручкой из заднего кармана.

Прочистив горло, она задумалась над тем, как бы получше сформулировать свой вопрос.

В конце концов, она пошла на попятную, и начала с чего-то нейтрального.

— Где в последний раз видели Лэша?

Он кивнул и склонился над бумагой, начав быстро строчить. Пока его слова обретали форму на белой странице, она наблюдала за ним… и осознала, что никогда не хотела, чтобы он уходил. Она хотела, чтобы он вечно оставался рядом с ней.

Безопасность. Она по настоящему чувствовала себя рядом с ним в безопасности.

Джон выпрямился и повернул блокнот. Затем, казалось, замер.

По какой-то причине, она не смогла сосредоточиться на написанном, и растянулась на кровати…

Джон медленно опустил руку.

— Подожди, я еще не прочитала. Не мог бы ты… Что. Что случилось? — Черт возьми, сейчас ее глаза не могли четко его рассмотреть.

Джон наклонился в сторону, и она услышала тихий звук. Затем ей всучили платочек Клинекс.

— О, твою мать, ради Бога. — Она взяла предложенное, промокнув им глаза. — Ненавижу быть как девчонка. Я действительно, чертовский, не выношу вести себя как девчонка.

В то время, пока она выдавала яростную речь об эстрогене, юбках, розовых полированных ноготках, и гребаных шпильках, он подавал ей один платочек за другим, забирая окрашенные в красный цвет те, что уже использовала.

— Я никогда не плачу, чтоб ты знал. — Она посмотрела на него. — Никогда.

Он кивнул и протянул ей еще один гребаный платочек.

— Иисусе. Сначала я вопила, как резаная, а теперь еще и сырость развела. Из-за это дерьма я готова собственноручно прикончить Лэша.

Комнату пронзила вспышка холода, и она посмотрела на Джона… только, чтобы отдернуться. Из сочувствующего парня он за долю секунды превратился в социопата. И к слову, она была практически уверенна, что у него не было веских причин скалить клыки.

Ее голос опустился до шепота, и она выдала, что намеревалась спросить.

— Почему ты остался? Тогда, в операционной. — Она отвела от него взгляд, фокусируясь на красных пятнах, только что использованных ею платочков. — Ты остался и… как будто просто должен был.

В последовавшей тишине она поняла, что она очень хорошо знала сопутствующие факторы его жизни: с кем он жил, что делал на поле боя, как он сражался, где проводил время. Но ничего не знала о его особенностях. Его личная жизнь была для нее черной дырой.

И по какой-то неизвестной причине, ей нужно было пролить на это свет.

К черту, она в точности знала причину. В том накопленном ужасе, с которым ей пришлось столкнуться в операционной, единственной вещью, которая удерживала ее на земле, был он. И как бы это не было странно, но она чувствовала, что ее привязанность к нему перешла на, своего рода сердечный уровень. Джон видел ее в самом худшем состоянии, слабой и абсолютно безумной, и не отвернулся. Он не ушел, не осудил и не разозлился.

Как будто в разгар ее кризиса они были единым целым.

Это было больше, чем эмоция. Дело было в душе.

— Что, черт возьми, с тобой случилось, Джон. В твоем прошлом.

Его брови сдвинулись, а руки крепче сжались на груди, как будто он пытался решить стоит ли говорить. Более того, его эмоциональная кардиограмма внезапно заискрилась всеми оттенками, и у нее сложилось впечатление, что он думает о том, как бы закрыться.

— Послушай, я не хотела на тебя давить. — «Дерьмо. Черт». — И если ты захочешь возразить, что в твоей жизни не было ничего кроме полнейшего идеала, я полностью соглашусь с этим и буду жить дальше. Но просто… Большинство людей, по крайней мере, вздрогнуло бы. Черт, даже док Джейн вошла с осторожностью кошки после того как я потеряла ее из виду. А ты? Ты просто там находился. — Она смотрела на его жесткое, закрытое выражение лица. — Я смотрела в твои глаза, Джон, и в них было больше чем простое гипотетическое понимание.

После длительной паузы, он перевернул страницу блокнота и быстро написал. Когда он повернул блокнот, и она смогла увидеть его точку зрения, Хекс захотелось выругаться:

«Расскажи мне, что они сделали в операционной. Сначала расскажи, что случилось с тобой»

Ох, ну конечно, классическое — око за око.

***

У Лэша заняло час, чтобы доставить себя, шлюху и Мерседес из фермерского домика обратно на ранчо в городке. Он находился в первобытном режиме выживания, двигаясь быстро и решительно, сделав всего одну остановку по пути у домика в лесу, где он захватил с собой кое-какое стратегически-важное дерьмо.

Заехав в гараж ранчо, Лэш подождал, когда ворота опустятся, вышел из машины и схватил проститутку с заднего сиденья. Неся ее извивающееся тело внутрь через кухню, он выбросил большую дозу того, чем удерживал в заключении Хекс.

Как бы то ни было, магический барьер был не для Пластик Фантастик.

Омега знал, где находятся его лессеры на Этой Стороне. Мог чувствовать их как отголосок своей сущности. Так придерживаясь данного направления, убийцы могли находить своих собратьев.

Поэтому, единственным шансом Лэша сохранить что-то в тайне, было заключение в тюрьму себя самого. Мистер Ди не знал, что Хекс находилась в спальне — и что? Всякий раз, оставляя там еду, он мог видеть следы погрома.

Конечно, главный вопрос состоял в том — сдержит ли маскировка Омегу. И как долго это продлится.

Лэш кинул шлюху в ванную со всей заботой и беспокойством, какую проявил бы и к дешевому вещевому мешку, наполненному грязным бельем. Когда она жестко приземлилась в ванную и застонала под клейкой лентой на губах, он вернулся в машину.

Распаковка заняла около двадцати минут, раскладывая дерьмо в подвале на бетонном полу. Семь обрезов. Полиэтиленовый пакет торговой марки Hannaford, с наличными внутри. Два детонатора. Ручная граната. Четыре магазина. Боеприпасы. Боеприпасы. Боеприпасы.

Поднявшись по лестнице наверх и выключив в подвале свет, он направился к задней двери дома, открыл ее и высунул руку наружу. Прохладный ночной воздух отлично проникал сквозь щит, но ладонь ощутила сопротивление. Оно было прочным… но должно было быть еще прочнее.

Здра-а-авствуй, крысиная лазейка.

Лэш захлопнул дверь, намертво запер ее и вернулся в спальню.

Он был весь в делах, когда достал нож, разрезал путы, удерживающие ее руки за спиной и…

Она стала вырываться до тех пор, пока он не ударил ее по голове, вырубив. Надрез. Надрез. Надрез. Он сделал три глубоких надреза на ее запястьях и шее и затем расслабился, наблюдая, как медленно вытекает из нее кровь.

— Ну же… истекай кровью, сука, давай.

Посмотрев на часы, он подумал о том, что возможно, ему следовало бы оставить ее в сознании, потому чтобы обеспечить более высокую частоту пульса и артериальное давление. И заодно сократило бы это никчемное ожидание, пока она теряла кровь.

Наблюдая за процессом, он понятия не имел, насколько иссушенной она должна была быть, но красная лужа под ней росла, окрашивая розовую баску в темный цвет.

Его нога подергивалась со скоростью мили в минуту, пока время все шло… а затем он заметил, что ее кожа стала не просто бледной, а серой, и кровь не стекала далее чем по стенке ванной. Посчитав, что задание выполнено, он разрезал ее баску, обнажив действительно ужасный набор имплантатов, и нанес удар, вскрывая ее грудную клетку, полосуя лезвием ножа прямо по ее груди.

Следующий надрез, который он сделал, был по его собственной плоти.

Удерживая свое запястье над зияющим отверстием, проделанным им в ее груди, он наблюдал за черной капелью над ее замершим сердцем. И снова, он был не уверен в том, как много должен ей дать, пытаясь не ошибиться и не переусердствовать. Затем в его ладони зародилась энергия, и усилием воли он заставил молекулы воздуха вращаться до тех пор, пока они не стали единой кинетической энергией, подвластной ему.

Лэш посмотрел на шлюху, ее грязное тело, растекшийся по щекам макияж и спутанные волосы, были более пугающими, чем то, что можно встретить на улице.

Ему нужно чтобы это сработало. Уже сейчас, с магическим барьером в доме и маленькой шаровой молнией в руке, он мог чувствовать, как слабеют его силы.

Это должно сработать, мать вашу.

Он направил энергию в ее грудную полость и ее мертвые конечности стали подергиваться, как плавники рыбы в ванной. Когда вспышка света погасла, а затем и рассеялась, он стал ждать… молить о…

Вздох, сделанный ею, был жутким, но все же наполнил неожиданным счастьем.

Он был очарован, когда ее сердце начало биться, а его черная кровь впиталась в мышечные ткани ее грудной клетки. Возвращение к жизни заставило его член дернуться от возбуждения. «Власть, — подумал он. — Это дерьмо не купить ни за какие гребаные бабки».

Он действительно был богом, как и его отец.

Лэш сидел на корточках и наблюдал, как возвращается цвет ее кожи. Когда жизнь вернулась в нее, ее руки впились в края ванной и дрогнули иссохшие мышцы бедер.

Следующий шаг был чем-то, что он не полностью понимал, но не собирался подвергать сомнению. Когда она стала выглядеть так, как будто твердо вернулась обратно к жизни, он ухватился за сердце в ее груди и вырвал его голой рукой.

Еще больше судорожных вдохов. Больше удушья и тому подобное.

Он был очарован своим достижением, и более того, он поместил ладонь на ее грудную клетку и приказал ее плоти восстановиться. И как вы уже поняли, ее кожа и кости подчинялись его желанию, снова став прежними.

Даже лучше. Поскольку теперь она была для него полезна.

Он дотянулся до крана и повернул его, включая душ, поливая им искалеченное тело и чумазое лицо. Ее глаза заморгали от холодных струй, руки были до жалости ватными.

Он задался вопросом, и сколько теперь ждать? Сколько еще пройдет времени прежде, чем он на шаг станет ближе к тому, что действительно его укрепит.

Когда волна истощения проползла по его позвоночнику и затуманила мозг, он уперся о шкафчик раковины. Пинком ноги он захлопнул дверь, принял устойчивый вид и стал наблюдать за возней шлюхи в ванной.

Такая слабая.

Чертовски слабая.

Это должна была быть его Хекс. Он должен был сделать это с ней, а не со случайным, гребаным человеком.

Он опустил голову, прижав руки к лицу, когда его восторг стих. Все пошло наперекосяк. Не так он это планировал.

Вечно в бегах. Преследуемый. В борьбе с целым миром.

Что, черт возьми, он будет делать без своего отца.

ГЛАВА 28

Пока Джон ожидал ответа на свой вопрос, он сосредоточился на своих написанных словах, чиркая по строкам ручкой, закрашивая их, проходя по ним снова и снова.

Наверное, ему не следовало ставить условий, когда она находилась в таком состоянии, но ему нужно было что-то взамен. Если он собирался распахнуть покрывало со своей не-такой-уж-горячей груди, он не мог быть единственным, кто обнажиться.

А также он действительно хотел знать, что с ней сделали, и она единственная, кто мог дать ответ.

Когда молчание затянулось, все, о чем он мог думать, было… дерьмо, она закрылась от него. Снова. С другой стороны, это не стало таким уж сюрпризом, поэтому не стоило и удивляться. Бог знал, сколько раз он получал от нее отказы.

Но на самом деле это ощущалось так, словно еще одна смерть повернулась к нему лицом…

— Я видела тебя. Вчера.

Ее голос заставил его поднять голову.

«Что?» произнес он губами.

— Он держал меня в спальне. Я тебя видела. Ты вошел в комнату и подошел к кровати. И ушел с подушкой. Я была… рядом с тобой все время, пока ты был там.

Джон поднял руку к своей щеке, и она улыбнулась.

— Да, я прикасалась к твоему лицу.

Иисус Христос…

«Как», произнес он губами.

— Я точно не уверена, как ему это удалось, но именно так он и захватил меня. Когда мы находились в той пещере, где удерживали в колонии Рива. Появились симпаты, и Лэш схватил меня — все произошло так, чертовски, быстро. Внезапно, я оказалась уже не на ногах, меня куда-то тянуло, но я не могла даже сопротивляться, и никто не мог услышать мой крик. Это было похоже на какое-то силовое поле. Если ты внутри и пытаешься его разбить, в тебя бьет разряд — молниеносно и болезненно — но это больше, чем предотвращение побега. Барьер обладает еще и физическим состоянием. — Она подняла ладонь и толкнула воздух. — Волна. Странная вещь, ведь ты можешь находиться с другими людьми в одном и том же пространстве. Как тогда, когда приходил ты.

Джон смутно осознал, что по какой-то причине у него заболели руки и посмотрев вниз, увидел, что сжал их в кулаки, вместе с блокнотом, врезавшимся в его плоть и ручкой марки Bic, которой он все время писал.

Перевернув новую страницу, он небрежно и быстро написал:

«Хотел бы я знать тогда, что ты была там. Я бы сделал что-нибудь. Клянусь, я не знал, что ты там».

Прочитав написанное, она протянула руку и положила ее на его предплечье.

— Я знаю. Это не твоя вина.

Конечно же, он так не чувствовал. Быть рядом с ней и не иметь понятия, что она была…

«О. Дерьмо».

Он быстро написал, затем перевернул блокнот.

«Он вернулся. После того, как мы побывали там».

Когда Хекс покачала головой, его сердце снова начало биться.

— Он проехал мимо, продолжая удерживать меня в заточении.

«Как ты сбежала?» показал он жестами, не задумываясь.

Пока он наспех строчил на чистом листе, она сказала:

— Как я выбралась? — Когда он кивнул, она рассмеялась. — Знаешь, тебе следует научить меня языку жестов.

Он моргнул. Затем произнес губами:

«О'кей».

— И не беспокойся. Я быстро учусь. — Она сделала глубокий вдох. — Барьер был достаточно сильным, чтобы удерживать меня внутри с того момента, как он похитил меня. Но затем пришел и ушел ты… — Она нахмурилась. — Это твоих рук дело с тем убийцей внизу?

Когда его клыки показались изо рта, он произнес губами:

«Мать твою, да».

Ее улыбка была острой, как кинжал.

— Отличная работа. Я все слышала. Во всяком случае, именно после всего этого, когда наступила тишина, я поняла, что должна выбраться оттуда или…

«Умереть», подумал он. Из-за того, что он сделал в той кухне.

— Поэтому я…

Он поднял руку, останавливая ее, затем быстро написал. Когда он показал ей написанное, она нахмурилась, а затем покачала головой.

— О, ну конечно же ты не стал бы этого делать, если бы знал, что я была там. Но ты не знал. И ты ничего не мог с этим поделать. Поверь мне, я последний человек, перед которым тебе стоит извиняться за то, что безжалостно расправился с одним из тех ублюдков.

Верно, но он все еще покрывался холодным потом, от одной только мысли, что случайно мог ее потерять.

Она сделала еще один долгий вздох.

— Так или иначе, после твоего ухода стало очевидно, что барьер ослабевает, и когда мне удалось ударить кулаком в окно, я поняла, что должна нанести удар. — Она подняла руку и посмотрела на костяшки своих пальцев. — В конце концов, я сбежала через дверь, полагая, что придется столкнуться с еще большей силой, работающей против меня, и оказалась права. — Хекс, морщась, поерзала на кровати. — Думаю, что именно тогда я и заработала внутренний разрыв. Мне так сильно хотелось вырваться — это было, словно протаскивать свое тело сквозь бетон с цельной конструкцией. Я ударилась о стену коридора с такой силой, с какой только возможно.

Заманчиво думать, что синяки, которые он видел на ее коже, были только результатом ее побега. Но зная Лэша. Он достаточное количество раз смотрел в жестокое лицо парня, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что большинство из них она получила от рук врага.

— Вот почему мне потребовалась операция.

Когда она сказала это, ее голос был четким. Вот только старательно избегала смотреть в его глаза.

Джон перевернул новую страницу, написал шесть заглавных букв и поставил вопросительный знак. Когда он повернул блокнот, она едва взглянула на «ПРАВДА?»

Она отвела свой металлически-серый взгляд и сосредоточилась на дальнем углу комнаты.

— Это могла быть травма, полученная от борьбы с ним. Но у меня не было внутреннего кровотечения, пока я оттуда не выбралась, поэтому… решай сам.

Джон выдохнул, подумав о тех исцарапанных и покрытых пятнами стенах, которые он видел в той комнате. То, что он написал следующим, причинило ему боль.

Когда она посмотрела на то, что он написал на странице, ее лицо напряглось и стало безликим. Словно он смотрел на незнакомку.

Он посмотрел на свои слова: «Насколько плохо все было?»

Он подумал о том, что не должен был спрашивать об этом. Он видел состояние, в котором она находилась. Слышал крики в операционной и стоял прямо перед ней, когда у нее случился нервный срыв. Что еще нужно было ему знать?

Он начал писать: «Прости», когда она тихо заговорила.

— Все… в порядке. Я имею в виду…

Его глаза сосредоточились на ее профиле, желая, чтобы она продолжала.

Она прочистила горло.

— Я не обманываю себя. Не преследую никакой цели. Мне было довольно ясно, что если я оттуда не выберусь, то скоро умру. — Она медленно покачала головой на белой подушке. — Я действительно становилась все слабее из-за недостатка крови и постоянной борьбы. Дело в том, что в действительности, я смирилась с участью, что умру. И я до сих пор с этим согласна. Смерть — только процесс, хотя обычно, довольно болезненный. На котором все заканчивается, как только все будет кончено. С тобой все в порядке, потому что ты больше не существуешь и вся эта тягомотина уже закончилась.

По понятным причинам, факт того, что она так пресытилась жизнью, встревожил его, и ему пришлось поерзать на маленьком стуле, чтобы удержать себя и не начать расхаживать.

— Было ли это ужасно? — пробормотала она. — Я по натуре боец. Поэтому, в какой-то степени это не было чем-то особенным. Ничего, с чем бы я не справилась. Я имею в виду — я крепкая. В клинике я сорвалась, только потому, что ненавижу все это медицинское фуфло, а не из-за Лэша.

«Дело в ее прошлом», подумал он.

— Хочу сказать. — Ее взгляд вернулся к нему, и он на самом деле вздрогнул от огня в ее глазах. — Насколько плохо? Что может быть такого, чтобы следующие три недели стали просто невыносимыми? Если я не убью его. Вот это будет для меня невыносимым.

Связанный мужчина в нем сел и зарычал, задаваясь вопросом, понимала ли она, что он не позволил бы ей прикончить этого ублюдка. Мужчины защищали женщин. Это универсальный закон, если у тебя есть член с яйцами.

Плюс ее идея находиться хотя бы близко от него просто не укладывалась у Джона в голове. Лэш уже однажды похитил ее. Что, если он снова заберет ее в эту замаскированную херню.

У них не представится второго шанса ее вернуть. Ни коим образом.

— Итак, — сказала она. — Я раскрылась тебе. Теперь твоя очередь.

«Верно. Ладно».

Теперь он был тем, кто смотрел в дальний угол. Иисус Христос. С чего начать.

Он перевернул новую страницу в своем блокноте, опустил Bic стержнем вниз и…

Ничего не мог из себя выдавить. Проблема состояла в том, что пришлось бы слишком много написать, слишком много рассказывать ей и это дерьмо удручало его.

Резкий стук заставил их головы повернуться.

— Черт, — выругалась она себе под нос. — Одну минуту!

Тот факт, что кто-то ожидал встречи с той стороны двери, не улучшил его настроения. Это, а также коммуникационный барьер и его внутренне скрытые наклонности вызвали гул в его голове.

— Тот, кто стоит за той дверью, может простоять там хоть всю ночь и весь день напролет, насколько я могу судить. — Она расправила одеяло на животе. — Я хочу услышать, твою историю.

Забавно, что именно это вывело его из ступора, и он быстро написал.

«Легче будет тебе показать».

Ее брови сошлись вместе, когда она прочитала, а затем Хекс кивнула.

— Ладно. Когда?

«Завтра ночью. Если тебе позволят выходить».

— Значит свидание. — Она подняла руку… и положила ему на предплечье. — Я хочу, чтобы ты знал…

Стук, прервавший ее, заставил их обоих выругаться.

— Дай нам одну минуту! — рявкнула она прежде, чем снова сосредоточилась на нем. — Я хочу, чтобы ты знал… что можешь мне доверять.

Джон встретился с ее взглядом и внезапно перенесся в другое измерение бытия. Может, снова на небеса. Кто черт возьми знает или кого это волнует. Единственное, что он знал, это что они были вместе, а остальной мир растворился в тумане.

«Возможно ли влюбиться в кого-то дважды», задался он вопросом.

— Что, черт возьми, вы там делаете?

Голос Рива с другой стороны двери ворвался в момент, но не уничтожил его.

«Ничто никогда не сможет его уничтожить», подумал Джон, когда она отклонилась назад, а он поднялся на ноги.

— Входи, засранец, — крикнула она.

В комнату тут же ворвался мужчина с ирокезом на голове. Джон почувствовал изменение в воздухе и знал, когда они смотрели друг на друга, оставаясь молчаливыми — они общались, как могли делать симпаты.

Чтобы оставить их наедине, Джон направился к двери и почти уже выскользнул наружу, когда Хекс спросила:

— Ты вернешься?

Сначала он подумал, что она обращалась к Риву, но затем мужчина поймал его за руку, останавливая.

— Свой чувак? Ты вернешься?

Джон оглянулся на кровать и понял, что оставил свой блокнот и ручку на столике, поэтому просто кивнул.

— Как скоро? — спросила Хекс. — Потому что я совсем не устала и готова приступить к изучению язык жестов.

Джон снова кивнул, а затем ударил костяшками пальцев по руке Ривенджа перед тем, как направиться в операционную.

Проходя мимо пустой каталки, он обрадовался, что Ви закончил тут с уборкой. Поэтому, воспрянув к жизни, Джон не мог скрыть улыбки, расплывавшейся на его лице.

Поднявшись на второй этаж, они прошли мимо кабинета Рофа, двери которого были закрыты и направились по коридору со статуями.

Комната Куина оказалась первой, к которой они подошли, но Блэй настоял на своей, думая о том, что хоть что-то могло, наконец, быть на его территории, его условиях.

Широко распахнув двери, он отбросил эту мысль, как и проигнорировал тихий щелчок, когда Куин запер их вместе.

В ванной комнате Блэй подошел к раковине, включил воду и побрызгал себе на лицо. Он уже вытирался, когда уловил аромат корицы и понял, что прибыла Лейла.

Крепко ухватившись ладонями за мрамор столешницы, он склонился к своим рукам. Из его комнаты были слышны, их пересекающиеся голоса — низкий и высокий, распространяясь в воздушном пространстве.

Бросив полотенце, он развернулся и пошел на звук: Куин полулежал на кровати, прислонившись к спинке, скрестив ноги, и переплетя пальцы рук, покоившихся на его мощной груди, улыбаясь Избранной. Лейла покраснела, вставая рядом с ним, глядя в пол, сцепив свои маленькие, женственные ручки перед собой.

Когда вошел Блэй, они оба посмотрели на него. Выражение лица Лейлы не изменилось. Однако, оно изменилось у Куина, став напряженным.

— Кто первый? — спросил Блэй, подходя к ним.

— Ты, — пробормотал Куин. — Давай ты.

Блэй не собирался запрыгивать на кровать, поэтому подошел к ее изножью и сел там. Лейла подошла и опустилась перед ним на колени.

— Господин, — проговорила она, предлагая свое запястье.

Включился телек, и начали перелистываться каналы, пока Куин щелкал громадным пультом. Он остановился на канале Spike и повторе турнира UFC 63[50]: бой Хьюеса против Пенна.

— Господин? — повторила Лейла.

— Прости. — Блэй наклонился, обхватывая ее тонкое предплечье своими огромными ладонями, удерживая твердо, но без излишнего давления. — Благодарю тебя за твой дар.

Он вонзился в нее так нежно, как только мог и вздрогнул, когда она слегка подпрыгнула. Он вытащил бы свои клыки из нее, чтобы извиниться, но это потребовало бы еще одного прокола, когда ему пришлось бы возобновить высасывание из ее вены.

Начав кормиться, он метнул взгляд на кровать. Куин был весь в бое MMA[51], его правая рука поднялась и сжалась в кулак.

— Чтоб тебя…, — пробормотал парень. — … и это по-твоему схватка?!

Блэй сосредоточился на том, что он делает и уже вскоре закончил. Отпустив ее руку, он посмотрел в красивое лицо Лейлы.

— Ты была сама любезность, как и всегда.

Ее улыбка была лучезарной.

— Господин… вы тоже, когда доставляете удовольствие, разрешая служить вам.

Он протянул ладонь и помог ей подняться, с одобрением отметив ее прирожденную грацию. И Боже, сила, которую она дала ему была ничем иным, как чудотворной. Он мог чувствовать ее энергию даже теперь, когда мозг затуманился благодарный его телу, сосредоточиваясь на том, что оно только что даровало ему.

Что Лейла даровала ему.

Куин по-прежнему был весь в бое, его клыки обнажились, не из-за Лейлы, а из-за кого-то, кто там проигрывал. Или выигрывал. Или из-за чего-то еще.

Выражение лица Лейлы сменилось смирением, которое Блэю было уж сли-и-ишком хорошо знакомо.

Блэй нахмурился.

— Куин. Ты собираешься кормиться?

Разноцветные глаза Куина продолжали пялиться в экран до тех пор, пока рефери не закончил бой; затем голубая и зеленая радужки глаз скользнули к Лейле. Чувственно приподнявшись, парень передвинулся на кровати, освобождая для нее место.

— Иди сюда, Избранная.

Три слова, сопровождаемые полуприкрытым взглядом, ударили в Блэя молотом — проблема состояла не в том, что Куин говорил Лейле — в этом не было ничего такого. А как.

Секс в каждом вдохе, каждом ударе сердца, каждом движении.

Лейла, казалось, чувствовала то же самое, потому что ее руки быстро и суетливо затрепетали по ее одеянию, сначала к украшенной ленте, а затем к лацканам.

По какой-то причине, Блэй впервые осознал, что под своими белыми складками она была абсолютно обнажена.

Куин протянул руку и ладонь Лейлы дрогнула, когда она вложила ее в предложенную ей руку.

— Ты замерзла? — спросил он, садясь. Под его тесной футболкой, пресс сложился в шесть напряженных кубиков.

Когда она покачала головой, Блэй направился в ванную комнату, закрыл за собой дверь и включил воду в душе. Раздевшись, он встал под струи и попытался выкинуть из головы происходящее на его кровати.

Это было бы успешно только в том случае, если убрать Лейлу из этой картинки.

Его мозг увяз в фантазии, где они с Куином растянулись вместе на матрасе, их рты на шеях друг у друга, клыки проникают в поверхность бархатной кожи, тела…

Для мужчин было довольно обычным затвердевать после кормления. Особенно, если они думали обо всей этой обнаженки. И мыло не помогало.

И образы, которые пришли на смену того, как они двое проникли в горла друг другу.

Блэй положил одну ладонь на гладкий мрамор, а другую — на свой каменный, пульсирующий член.

То, что он сделал, было быстрым и таким же удовлетворяющим, как кусок холодной пиццы: неплохо, но и близко не стояло рядом с настоящей пищей.

Вторая мастурбация не улучшила ситуации, поэтому он отказался предоставить своему телу третий забег. Из-за совести. Как отвратительно. Куин и Лейла занимались делом по другую сторону двери, пока он изображал Джонни Мнемоника[52], стоя под горячей водой? Фу.

Выйдя из душа, он вытерся, надел халат и сообразил, что ничего собой не прихватил, во что можно одеться. Поворачивая ручку двери, он взмолился, чтобы там все так и оставалось, как он их и оставил.

Слава Деве Летописецы, все так и было: рот Куина был на другом запястье Лейлы и он брал то, что ему было нужно, когда Избранная преклонила колени подле него.

Ничего открыто сексуального.

Облегчение, возникшее в груди Блэя, заставило его осознать, что заставляет его так белениться — не только это, а все, что касалось Куина.

Не очень здраво. В обоих случаях.

И кроме того, когда кипение пошло на спад, он подумал было ли таким уж неправильным то, что чувствовал Куин и то, что он делал? Ты ничего не можешь с этим поделать, когда кто-то тебя привлекает… а кто-то нет.

Подойдя к комоду, Блэй достал рубашку на пуговицах и черные штаны для сражений. Как только он повернулся, чтобы направиться в ванную комнату, Куин отнял рот от вены Лейлы.

Мужчина издал сытый стон и провел языком по ранкам, оставленным своими клыками. Увидев, как блеснуло серебро, брови Блэя насупились. Сережка пирсинга была новой, и он задался вопросом, кто ее изготовил.

Вероятно, Вишес. Парочка много времени проводила вместе и именно так им удалось раздобыть чернила для тату Джона — Куин стянул баночку.

Язык Куина скользящий по коже Избранной, заставлял металл мерцать с каждым движением.

— Благодарю, Лейла. Ты так к нам добра.

Он одарил ее быстрой улыбкой и свесил ноги с кровати, вставая. Лейла же, напротив, не двигалась. Вместо того, чтобы последовать из комнаты и уйти, она продолжала сидеть, понурив голову, сосредоточив взгляд на своих коленях…

Нет, на запястьях, которые выглядывали из-под манжетов ее одеяния. Когда она покачнулась, Блэй нахмурился.

— Лейла? — позвал он, подходя к ней. — Ты в порядке?

Куин подошел справа, обойдя кровать.

— Лейла? Что случилось?

Теперь пришла их очередь, встать перед ней на колени.

Блэй спросил четким голосом:

— Мы взяли слишком много?

Куин встал перед ней, предлагая ей свое запястье.

— Воспользуйся мной.

Дерьмо, накануне вечером она кормила Джона. Может было еще слишком рано?

Бледно-зеленые глаза Избранной поднялись к лицу Куина, и в ее взгляде не было дезориентации. Просто грусть, древняя тоска.

Куин отпрянул.

— Что я сделал?

— Ничего, — ответила она слишком сиплым голосом. — Если вы простите меня, я вернусь обратно в святилище.

Лейла собралась уже встать, но Куин схватил ее за руку и потянул обратно.

— Лейла, что происходит?

Боже, его голос. Такой гладкий, такой заботливый. Как и его рука, которой он приподнял ее подбородок, вынуждая посмотреть на него.

— Я не могу говорить об этом.

— Нет, можешь. — Куин кивнул в направление Блэя. — Мы сохраним твой секрет.

Избранная сделала глубокий вдох и выдох, означающий ее поражение, как будто она была без топлива, без вариантов, без сил.

— Правда? Вы сохраните молчание?

— Да. Блэй?

— Да, абсолютно. — Он приложил руку к сердцу. — Клянусь. Мы все сделаем, чтобы помочь тебе. Что угодно.

Она сосредоточилась на Куине, их взгляды встретились.

— Я неприятна вашему глазу, господин? — Когда он нахмурился, она провела пальцами по своим скулам, по лбу. — Я отступаю от идеала, поэтому мне отказывают…

— Боже, нет. Что ты такое говоришь? Ты прекрасна.

— Тогда… почему я до сих пор остаюсь-не-призванной.

— Не понимаю, мы призываем тебя. Регулярно. Я, Блэй и Джон. Рэйдж и Ви. Ты единственная, кого все мы просим, ​​потому что ты…

— Никто из вас мной не воспользовался для чего-то, помимо крови.

Блэй поднялся с колен и попятился, пока его ноги не наткнулись на стул и он обнаружил, что садится. Когда его задница приземлилась на подушку, выражение лица Куина почти заставило его рассмеяться. Парень никогда не терял самообладания. Частично из-за того, что слишком часто подвергался поводам за свою короткую жизнь: по выбору или нет. И частично из-за своей натуры. Онуправлял собой во всех ситуациях. Практически.

Кроме этой, по-видимому. Куин выглядел так, будто был трахнут в затылок бильярдным кием.

— Я… — Куин прочистил горло. — Я… Я…

Ах, да, еще одно. Заикание.

Лейла заполнила тишину.

— Я с гордостью служу мужчинам и Братьям здесь. Я отдаю, не прося ничего взамен из-за своего обучения и наслаждения делать это. Но рассказываю я это потому, что вы спросили и… я поняла, что должна рассказать. Каждый раз, возвращаясь в святилище или в дом Праймэйла, я чувствую себя все более и более опустошенной. Я имею в виду, что могу сделать шаг в сторону. Поистине… — Она покачала головой. — Я не могу продолжать делать это, даже если это все, что я когда-либо видела в своей деятельности. Просто… мое сердце не может продолжать.

Куин опустил руки и потер бедра.

— Ты хочешь… Хотела бы ты пойти дальше, если есть такая возможность?

— Конечно. — Ее голос был сильным и уверенным. — Я горжусь быть полезной.

Теперь Куин провел рукой по своим густым черным волосам.

— Что именно… удовлетворит тебя?

Это было, как наблюдать за поездом, мчащимся под откос. Блэй должен был уйти, но не мог двинуться с места он просто оставался свидетелем столкновения.

И разумеется, бриллиантовый румянец Лейлы сделал ее еще более прекрасной. Затем ее полные, красивые губы раскрылись. Закрылись. Раскрылись… снова закрылись.

— Все в порядке, — прошептал Куин. — Тебе не обязательно говорить это вслух. Я знаю, чего ты хочешь.

Блэй чувствовал, как по его груди и рукам, заструился холодный пот, сбегая вниз по одежде, которую он выбрал для себя.

— Кого, — хрипло спросил Куин. — Кого ты хочешь?

Последовала еще одна долгая пауза, а потом она сказала только одно слово:

— Тебя.

Блэй встал.

— Я оставлю вас двоих.

Он был абсолютно слеп, двигаясь к выходу, инстинктивно прихватив на ходу свою кожаную куртку.

Закрывая дверь, он услышал, как Куин сказал:

— Будем двигаться не спеша. Если мы собираемся сделать это, мы не будем торопиться.

Выйдя в коридор, Блэй побрел от своей спальни, пока не дошел до двойных дверей, ведущих в крыло для персонала, и только тогда понял, что все еще в халате. Проскользнув к лестнице, ведущей в кинотеатр на третьем этаже, он сменил одежду у бездействующей попкорн-машиной.

Клокотавший глубоко в нем гнев, был как рак, съедавший его изнутри. Который, был так необоснован. И столь бесполезен.

Блэй встал лицом к полкам с DVD, названия которых были ничем, кроме визуальных картинок для его глаз.

Однако, то, что он достал, было не фильмом.

Это был клочок бумаги из кармана его куртки.

ГЛАВА 29

Дверь в послеоперационную палату закрылась, и Хекс почувствовала, что должна что-то сказать. Вслух. Ривенджу.

— Так. Э. — Она провела рукой по волосам. — Как ты…

Он оборвал ее бессвязное бормотание, стремительно зашагав к ней, стуча по плитке при каждом шаге своей красной тростью, и мокасинами с пятки на носок, с пятки на носок. Выражение его лица было свирепым, фиолетовые глаза пылали.

Одного это было достаточно, чтобы она почувствовала себя некомфортно.

Подтянув повыше к себе простынь, она пробормотала:

— Что, черт возьми, с тобой проис…

Рив раскинул загребущие руки и заключил ее в свои объятия, с особой осторожностью к ее повязке. Он склонился к ней, уткнувшись своим лбом в ее, когда его голос был глубоким и серьезным.

— Я думал, что никогда больше тебя не увижу.

Когда он судорожно обнял ее, она положила руки на его торс. Продержавшись так мгновение… она обняла его так же крепко, как и он ее.

— Ты пахнешь, как и прежде, — хрипло проговорила она, уткнувшись носом прямо в воротник его дорогой шелковой рубашки. — О… Боже, ты пахнешь все так же.

Пряный аромат дорогого одеколона вернул ее в те дни ЗироСама, когда они вчетвером появились там: он встал во главе, Айэм занялся бухгалтерской отчетностью, Трэз — управлением, а она — безопасностью.

Аромат был ударом, вырывающим ее и протаскивающим сквозь интимные подробности похищения, связывая ее с прошлым, заставляя заново пережить этот ужасный период последних трех с половиной недель.

Не смотря на то, что она не хотела этой связи. Потому что ее уход сделает его только тяжелее. Лучше погрузиться в предстоящие события и намеченные цели.

А затем просто исчезнуть.

Рив отстранился назад.

— Не хочу видеть тебя в таком состоянии, поэтому я не останусь. Просто мне было нужно… Да.

— Понимаю.

Они так и продолжали держать друг друга в объятиях, и как обычно она чувствовала, как их связь, их общие полукровные стороны захватывали их, когда симпаты делали так друг с другом.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил он. — Еда?

— Док сказала никакой твердой пищи следующие пару часов.

— Ладно. Слушай, мы поговорим о будущем…

— В будущем. — Сказав это, она представила их в своей голове в глубоком споре. Единственное, что представлялось — чтобы обхитрить его на тут случай если он читает ее.

Хотя было не ясно, купился он на этот трюк или нет.

— Между прочим, сейчас я живу здесь, — сказал он.

— А где я нахожусь?

— В тренировочном центре Братства. — Он нахмурился. — Я думал, ты бывала здесь раньше.

— Не в этой части. Но, я так и думала, что именно сюда они меня и привезли. Между прочим, Элена действительно была со мной добра. Там. — Она кивнула в сторону операционной. — И прежде чем ты спросишь — со мной все будет в порядке. Док Джейн так сказала.

— Хорошо. — Он сжал ее руку. — Пойду, приведу Джона.

— Спасибо.

У двери Рив остановился, а затем бросил через плечо прищуренный взгляд аметистовых глаз.

— Послушай. — Мудак решился на невысказанное. — Ты много значишь. Не только для меня, но и для многих остальных людей. Поэтому делай то, что должна, и двигайся в верном направлении. И не думай, что я не в курсе того, что ты планируешь делать дальше.

Она злобно зыркнула на него.

— Гребаный пожиратель грехов.

— Ты это знаешь. — Рив поднял бровь. — И я знаю тебя слишком хорошо. Не будь идиоткой, Хекс. У тебя есть все мы, на твоей стороне, и ты сможешь пройти через это.

Когда он вышел, она нашла его веру в свои убеждения воодушевляющей. Но не купилась на это.

На самом деле, одна только мысль о каком-нибудь будущем после кончины Лэша вызывала волну истощения пробегающей по ее крови. Она со стоном закрыла глаза и взмолилась, ради любви ко всему, что было свято, чтобы Ривендж держался подальше от ее дел…

Хекс со стоном проснулась, не имея понятия, как долго она проспала. Или где Джон…

Что ж, один вопрос отпал сам собой: Джон был на полу напротив ее постели, лежа на боку, с головой, покоившейся на сгибе его руки, которую он подложил вместо подушки. Даже во сне он выглядел изнуренным — брови напряжены, рот сложился в усталой гримасе.

Видеть его стало огромным облегчением для нее, но она не стала этому сопротивляться. Не было достаточно сил — и кроме того, здесь не было свидетелей.

— Джон? — неожиданно произнесла она его имя.

Он резко вскочил с линолеума, принимая боевую стойку, разместив свое тело воина между ней и дверью, ведущей в коридор. Становилось довольно ясно, что он готов был разорвать в клочья все, что ей угрожало.

Это было… довольно мило.

И всяко лучше, прикроватного букета, который заставил бы ее чихать.

— Джон… иди сюда.

Он застыл на мгновение, склонив голову, словно прислушивался к звукам. Затем опустил кулаки и расслабился. В момент, когда он посмотрел на нее, его брутальный, воинственный взгляд с обнаженными клыками сменился выворачивающим внутренности состраданием.

Он подошел к своему блокноту, написал что-то и перевернул.

— Нет, спасибо. Я еще не голодна. — Что всегда для нее было правдой. После кормления, она могла не есть несколько часов, иногда весь день. — Чего бы мне хотелось…

Ее взгляд метнулся к ванной комнате в углу.

«Душ», написал он и показал ей.

— Да. Боже… мне бы не помешало немного горячей воды.

Он был как нянечка-медсестра — отправившись включить душ, приготовить полотенца, мыло и зубную щетку, половив ее на столешницу.

Чувствуя себя сачком, она приняла сидячее положение… и стало ясно, что кто-то намотал вокруг ее торса целый дом; и ощущалось буквально так же, словно она приподняла двухэтажный дом в колониальном стиле. Чтобы спустить ноги с матраса ей потребовалось немало усилий — и убеждений, что если она не сможет хоть частично принять сидячее положение самостоятельно, он позовет доктора и она останется без душа.

Джон подошел к ней, как только ее босые ступни коснулись пола и он был уже Джонни-тут-как-тут с протянутой рукой, помогая ей подняться. Когда с нее упала простыня, у них обоих настало мгновение… срань господня — совсем голая. Но вряд ли сейчас было подходящее время для скромности.

— Что мне делать с «украшением»? — пробормотала она, смотря вниз на свой белый бандаж, простирающийся через ее таз.

Пока Джон смотрел на свой блокнот, словно пытаясь решить, сможет ли он дотянуться до него, пока держит ее, она сказала:

— Нет, я не нуждаюсь в Доке Джейн. Я просто собираюсь снять это.

Она перестала держаться за угол и покачнувшись на ногах, поняла, что, скорее всего, было бы разумнее остаться лежать — оставаясь под наблюдением врача. Но пошло оно все к черту.

— Ох…, — выдохнула она, когда медленно показалась линия черных стежков. — Проклятье… Женщина Ви хороша с иглой и нитью, не так ли.

Джон отправил окровавленную марлю и что-то сетчатое в ведро в углу, а затем просто ждал, как будто был уверен, что она сейчас вернется обратно в постель.

По какой-то причине мысль о том, что ее тело было вскрыто, заставила просветлиться в ее голове.

— Давай сделаем это, — упрямо сказала она.

Он позволил ей сделать шаг, который оказался лишь на самую малость стал быстрее предыдущего.

— Не мог бы ты выключить свет? — спросила она, пока они волочились вперед, с ее детскими шажками длиной не более трех дюймов. — Я не хочу увидеть, как выгляжу в зеркале, висящем над раковиной.

Как только он достиг цели, Джон скользнул рукой по выключателю и щелкнул им на стене.

— Спасибо.

Ощущение влажного воздуха и звука льющейся воды расслабило ее разум и позвоночник. Проблема состояла в том, что напряжение помогало поддерживать ее в вертикальном положении, а теперь она покачнулась.

— Джон… — Это был ее голос? Такой слабый и писклявый. — Джон, пойдем со мной. Пожалуйста.

Разговор прервало затянувшееся молчание. Затем в свете, льющемся из комнаты с кроватью, он кивнул.

— Пока раздеваешься, — сказала она, — можешь закрыть дверь, а я воспользуюсь туалетом.

Сказав это, она схватилась за кронштейн, ввинченный в стену, принимая равновесие. Последовала еще одна пауза, а затем Джон сделал шаг назад и источник света потускнел.

Позаботившись о деле, она привела себя в порядок и скрипнула дверью.

Выйдя, перед своим лицом она увидела блокнот:

«Я бы оставил на себе боксеры, но я не ношу их под кожаными штанами».

— Все в порядке. Меня вряд ли назовешь застенчивой.

Хотя вышло не совсем так, когда они двое оказались в душевой кабинке. Можно подумать, в конце концов, что на ней была кожа, и она была в темной комнате с мужчиной, которому доверяла и с которым уже была, и это не должно было быть важным событием. Но было.

Особенно, когда его тело потерлось о ее спину, пока он закрывал стеклянную дверь.

«Сконцентрируйся на воде», приказала она себе, задаваясь вопросом, не растеряла ли она окончательно свой гребаный ум.

Склонив голову, она начала крениться в сторону и его большая рука скользнула под ее руку, удерживая ее в вертикальном положении.

— Спасибо, — резко сказала она.

Какой бы неуклюжей не была ситуация, горячая вода чувствовалась прекрасно, стекая по ее волосам, и мысль о том, что она наконец-то могла помыться, внезапно стала намного более значимой, чем Джон Мэтью без одежды.

— Черт, я забыла мыло.

Джон сделал еще один наклон и выпад, вжавшись в нее своими бедрами. И хотя она напряглась, готовя себя к чему-то сексуальному… он оказался не в возбужденном состоянии.

Это стало настоящим облегчением. После того, что с ней сделал Лэш…

Когда в ее ладони оказалось мыло, она выкинула все мысли о том, что произошло в той спальне, и просто подставила брусочек под струи воды. Вымыться. Вытереться. Вернуться в постель. Это все, о чем она должна думать.

В воздухе распространился сильный, четко выраженный аромат Диола и ей пришлось быстро заморгать.

Это был именно тот аромат, что она выбрала бы сама.

***

«Потрясающе», подумал Джон, стоя позади Хекс.

Если бы ты глянул на свой член с яйцами и пригрозил им, на тот случай, если они вздумают вести себя плохо, то ты отрежешь их нахрен и похоронишь на заднем дворе, они и правда бы тебя послушались.

Надо будет это запомнить.

Душевая кабинка была достаточно просторной для мужчины, но тесной, когда они находились там вдвоем, и ему приходилось вжиматься задницей в холодную плитку, чтобы на сто процентов удостовериться, что мистер Гениальная Идея и его близнецы-ассистенты — Тупой и еще Тупее держались от нее подальше.

В конце концов, поговаривали, что закалка духа творит чудеса, но он не собирался проверять это на деле.

Кроме того, он остался шокирован настолько слабым состоянием Хекс, что ему приходилось поддерживать ее в вертикальном положении — даже после кормления. Опять же, невозможно просто избавиться от четырех недель ада двухчасовым сном. А именно столько она и поспала, судя по его часам.

Нанеся шампунь, она выгнула спину и ее мокрые волосы потерлись об его грудь перед тем, как она развернулась, чтобы смыть пену. Он перемещал свою руки, поддерживая ее по мере необходимости, сначала за верхнюю часть правой руки, затем левой, затем снова правой.

Проблема наступила тогда, когда она наклонилась, чтобы намылить свои ноги.

— Дерьмо… — Ее равновесие так быстро пошатнулось, что его рука не удержала ее за скользкий мыльный бицепс и она упала прямо на его тело.

На его лице появилось кратковременное, яркое выражение от скользкого, влажного и теплого тела, а затем он прижался спиной к стене, обеспечив наименьший контакт, продолжая удерживать ее в вертикальном положении.

— Хотела бы, чтобы здесь был стул, — проворчала она. — У меня не получается сохранить это чертово равновесие.

Последовала пауза… а затем он забрал у нее мыло. Медленно передвигаясь, он поменялся с ней местами, освобождая для нее место в углу, и опустил свою задницу, положив ладони Хекс себе на плечи.

Встав на колени, он намылил руки до образования обильной пены, пока вода стучала по его затылку и стекала вниз по спине. Плитка под его коленными чашечками была твердой и жесткой, а пальцы одной ноги упирались в слив так, словно там были зубы, которые принялись грызть их, но его это не заботило.

Он собирался прикоснуться к ней. И это все, что имело значение.

Обхватив рукой ее лодыжку, он осторожно потянул ее на себя, и спустя мгновение, она перенесла вес тела на другую сторону, подняв к нему свою ногу. Он положил кусок мыла на пол рядом с дверью и начал намыливать ее ступню и пятку, массируя, смывая…

Слава богу, он не ожидал ничего взамен.

Он двигался медленно, особенно когда поднимался вверх по ее ноге, время от времени останавливаясь, чтобы убедиться, что не надавил ей ни на какой синяк. Ее икроножные мышцы были каменно-твердыми, а костяк, поднимающейся к колену, казался мощным, как у мужчины, но она по-своему была изящной. По крайней мере, для него.

Двинувшись еще выше к ее бедру, Джон оставался на его внешней стороне. Последнее, что ему хотелось, так это чтобы она беспокоилась, о его приближении к заветному месту, и когда он добрался до ее бедра, то остановился и снова взял мыло.

Сполоснув ее ногу, он похлопал по второй лодыжке и почувствовал облегчение, когда она услужливо предоставила ему шанс проделать то же самое и со второй ногой.

Неспешный массаж, размеренное движение рук, постепенное продвижение… и только по внешней стороне по направлению вверх.

Закончив, он поднялся, прохрустев коленями, кода выпрямился во весь рост и подставил ее под струи воды. Снова поддерживая ее за руку, он передал ей мыло, чтобы она смогла вымыть все остальное.

— Джон? — позвала она.

Было так темно, что он просвистел в ответ мол: «Что?»

— Ты такой хороший мужчина, тебе известно об этом? Действительно хороший.

Она потянулась и взяла в ладони его лицо.

Все произошло так быстро, что он и опомниться не успел. Позже он будет воспроизводить все снова и снова, растягивая момент до бесконечности, переживая его… снова и снова.

Однако, она тут же опустила руки. Это был порыв с ее стороны. Целомудренное вознаграждение, в благодарность за полученную целомудренную услугу.

Хекс поднялась на цыпочки и прижалась губами к его губам.

Ох, такие мягкие. Ее губы были невероятно мягкими и нежными. И очень теплыми.

Контакт был слишком мимолетным, но с другой стороны, он мог продолжаться часами и все равно оставался бы недостаточно долгим.

— Приляг со мной, — попросила она, открывая дверь душевой и выходя наружу. — Мне не нравится, что тебе приходиться лежать на полу. Ты заслуживаешь гораздо большего.

Как в тумане, он выключил воду и последовал за ней, принимая полотенце, протянутое ему. Они вместе вытерлись, потом она завернула в него все свое туловище, а он — только бедра.

Выйдя, он первым оказался у больничной койки, и казалось было самой естественной вещью в мире — широко раскрыть свои объятия. Если бы он подумал об этом, то не сделал бы этого делать, но он не думал.

Что было неплохо.

Потому что она подошла к нему, и как вода в душе, пропитала его своим теплом, просачиваясь прямо в его кожу и в его мозг.

Но, естественно, Хекс проникла еще глубже. Как и всегда делала.

Он словно отдал ей свою душу, впервые увидев ее.

Когда он выключил свет, и она сильнее прижалась к нему, это ощущалась так, словно она насквозь прожгла его заледеневшее сердце и поселилась там, растопив его душу своим теплом, когда он сделал первый честный-по-отношению-к-Богу глубокий вдох за несколько месяцев.

Джон закрыл глаза, не собираясь засыпать.

Он все же он уснул. И очень, очень хорошо.

ГЛАВА 30

В комнате для персонала в особняке Самсона, Дариус завершил свою встречу с прислугой дочери.

— Благодарю вас, — сказал он, поднимаясь на ноги и кивая женщине. — Я ценю вашу откровенность.

Доджен низко поклонилась.

— Умоляю, найдите ее и верните домой, господин.

— Мы постараемся именно так и сделать. — Он взглянул на Тормента. — Не будешь ли ты так любезен, привести управляющего?

Тормент открыл дверь для миниатюрной женщины, пропуская ее в пред, и оба вышли за дверь.

В их отсутствие Дариус ходил кругами по голому полу, его кожаные ботинки описали круг у письменного стола в центре комнаты. Горничная ничего важного не поведала. Она была совершенно открыта и скромна — и не добавила ничего нового в решении этой головоломки.

Тормент вернулся с управляющим и снова занял позицию прямо около двери, соблюдая тишину. Что было кстати. Вообще-то, во время допроса гражданского, нет необходимости более чем в одном следователе. Однако, от мальчишки была иная польза. Его проницательный взгляд ничего не упускал, поэтому, возможно бы нашлось что-то, что он мог подметить из того, что мог упустить Дариус во время допроса.

— Благодарю за вашу беседу с нами, — сказал Дариус управляющему.

Доджен низко поклонился.

— Для меня удовольствие быть полезным вам, господин.

— Безусловно, — пробормотал Дариус, присаживаясь на твердый табурет, который использовал при разговоре с горничной. Доджены по природе своей были склонны к соблюдению протокола и поэтому предпочитали, чтобы в данной ситуации высшие инстанции сидели, в то время как они оставались стоять. — Как вам угодно, управляющий.

Еще один низкий поклон.

— Я Фритцзелдер Перлмуттер.

— И как долго вы пробыли с семьей?

— Я родился семьдесят семь лет назад. — Управляющий убрал руки за спину и расправил плечи. — И с гордостью служил семье с пятой годовщины моего рождения.

— Длинная история. Так вы хорошо знали дочь?

— Да. Она достойная женщина. Ее рождение — радость для ее родителей и всего рода.

Дариус внимательно посмотрел в лицо управляющего.

— И вы не знали ничего такого… что могло бы привести к такому исчезновению.

Левая бровь слуги дрогнула один раз.

Затем последовала долгая тишина.

Дарий понизил голос до шепота.

— Если это облегчит вашу совесть, у вас есть мое слово как Брата, что ни я, ни мой коллега никому не раскроют то, что вы скажете. Даже самому королю.

Фритцзелдер открыл рот и вздохнул через него.

Дариус продолжил соблюдать тишину: Подталкивание бедного мужчины, только замедлит процесс откровения. В итоге, он либо заговорит, либо нет и поощрение, только задержит его решение.

Управляющий полез во внутренний карман своей униформы и извлек снежно-белый носовой платок, сложенный в аккуратный прямоугольник. Промокнув верхнюю губу, он стал возиться, складывая его обратно.

— Ничто не покинет этих стен, — прошептал Дариус. — Ни одна мелочь.

Управляющий дважды откашлялся прежде, чем обрел слабый голос.

— Воистину… она была безупречной. В этом я абсолютно уверен. Не было… связи с мужчиной, о котором не знали ее родители.

— Но…, — помог Дариус.

В этот момент дверь широко распахнулась, и появился дворецкий, впустивший их в дом. Он был абсолютно не удивлен встречей и излучал крайне неодобрительное отношение к этому. Без сомнения один из его подчиненных его проинформировал.

— Вы управляете такой прекрасной группой персонала, — похвалил Дариус мужчину, — Мой коллега и я очень впечатлены.

Низкий поклон не сделал выражение лица мужчины менее подозрительным.

— Благодарю за любезность, господин.

— Мы как раз собирались уходить. Ваш хозяин неподалеку?

Дворецкий выпрямился, с нескрываемым облегчением.

— Он удалился, и именно поэтому я пришел, чтобы встретиться с вами. Он хотел проводить вас как подобает, но ему необходимо присматривать за любимой шеллан.

Дарий поднялся на ноги.

— Ваш управляющий как раз собирался показать нам территорию перед нашим уходом. Поскольку только что прошел дождь, я уверен, что вы предпочтете, чтобы по мокрой траве нас сопроводил один из ваших слуг. Мы возвратимся сюда после заката. Благодарим за удовлетворение наших требований.

Не последовало никакого другого ответа, кроме единственного, произнесенного мужчиной:

— Ну конечно.

Фритцзелдер поклонился своему старшему, затем протянул руку в сторону двери в дальнем углу.

— Сюда пожалуйста.

Снаружи, воздух нес в себе мало обещанного весеннего тепла. Было действительно по-зимнему холодно, когда они пробирались сквозь туман.

Фритцзелдер в точности знал куда их вести, управляющий шел целенаправленно к дальней части садов, на которую выходила спальня женщины.

«Ну не отлично ли сработано», подумал Дариус.

Управляющий остановился прямо под окном дочери Самсона, но не стал поворачиваться к толстым каменным стенам дома. Он смотрел на окружающую местность… через цветники и лабиринт изгородей… на имение по соседству. И затем он сознательно повернулся лицом к Дариусу и Торменту.

— Взгляните на деревья, — сказал он, указывая на дом, как будто описывая что-то стоящее — так как за ними, несомненно, велось наблюдение из-за свинцовых окон особняка. — Внимательно присмотритесь к планировке.

Действительно, среди бесплодных ветвей деревьев имелась прореха — которая, как они видели, находилась за пределами видимости со второго этажа особняка.

— Эта перспектива создана не нашим хозяином, господин, — тихо проговорил доджен. — И я заметил это приблизительно за неделю до… того как она пропала. Я убирал комнаты наверху. Семья удалилась в подземелье на дневное время. Я услышал звуки рубки деревьев и посмотрел в окно, после чего я и обнаружил вырубленные ветви.

Дариус прищурил взгляд.

— Вырубка деревьев — весьма подозрительно.

— Весьма. Но тогда я ничего такого не подумал, кроме как на людей, проживающих по соседству. Но теперь…

— Теперь вы задаетесь вопросом, что если целью этого было что-то другое, чем благоустройство территории. Скажите, вы упоминали об этом кому-нибудь еще?

— Дворецкому. Но он умолял меня сохранять молчание. Он хороший человек, хороший слуга семьи. И для него нет большего желания, чем найти ее…

— Но старается избежать любой теории о том, что, возможно, она могла попасть в руки людей.

В конце концов, они только что ушли от того, чтобы принять во внимание верхушку крыс глимеры.

— Благодарю, — сказал Дариус. — Вы отлично справились со своими обязанностями.

— Просто найдите ее. Прошу. Меня не заботит источник похищения… просто верните ее домой.

Дариус сосредоточился на доме священника по соседству, пытаясь разглядеть как можно больше.

— Мы сделаем это. Так… или иначе.

Ради всего святого, он молился, чтобы люди на этой территории не посмели захватить одного из них. Что если другая раса, которую следовало избегать по приказу короля, имела неосторожность напасть на вампира? Тем более женщину из благородной семьи?

Дариус убил бы их всех в их же кроватях и оставил бы тела гнить, превращаясь в зловоние.

ГЛАВА 31

Грег Винн проснулся рядом с Холли, свернувшейся возле него, с ее пышной искусственной парой грудей, смахивающих на подушки, подпирающих его бок.

Быстрый взгляд на часы показал семь утра и пора бы уже упаковывать свои вещи и отчаливать в Атланту.

— Холли. — Он потряс ее руку. — Просыпайся.

Она издала что-то похожее на мурлыканье и потянулась, выгнувшись своим телом к его, что превратило его утренний стояк в острую нужду что-то с этим поделать. Но, воспоминания о том, как она оказалась в его постели, мгновенно обуздали этот порыв.

Доказывая, что хоть в какой-то степени, но все же он был джентльменом.

— Холли. Давай уже. Подъем-подъем. — Он откинул ее волосы назад и погладил ее по плечу. — Если мы выдвинемся сейчас, то к вечеру уже будем в Атланте.

Учитывая, что им будет стоить дня в погоне за Рэтбоуном, им это может пригодиться.

— Ладно. Встаю. Я встаю.

Фактически, он был единственным из них двоих, кто принял вертикальное положение. Холли лишь устроилась в теплом пространстве, оставленном им, возвращаясь ко сну.

Он принял душ, а затем принялся упаковать свой чемодан так громко как только мог, но она мертвецки крепко спала. Практически как спящий в коме.

Он как раз собирался пойти к Стену, который был еще хуже на подъем, когда раздался стук в дверь.

Не уж то тупой неудачник уже бодрствует?

Грег начал говорить своему оператору, еще не до конца открыв дверь.

— И так, упаковываем манатки…

Это был задница — дворецкий. Выглядевший так, словно кто-то вылил красного вина на весь его диван.

Грег поднял ладонь.

— О'кей, мы съезжаем. Мы уберемся. Только дайте нам…

— Владелец решил позволить вам снять здесь фильм. Для вашего репортажа.

Грег моргнул как идиот.

— Прошу прощения?

Тон дворецкого стал еще сильнее выражать отвращение.

— Владелец говорил со мной этим утром. Он сказал, что вам разрешено устроить здесь ваше шоу

Слишком поздно, продумал Грег, чертыхнувшись про себя.

— Простите. Моя команда и я…

— Очень взволнованны, — закончила за него Холли.

Когда он оглянулся через плечо, его репортер поправлял на себе одежду, вставая с постели.

— Это отличные новости, — сказала она многозначительно улыбаясь дворецкому.

Который стал похож на йо-йо, переходя из раздражения к очарованию при виде ее мягкости, теплоты и наготы.

— Что ж, очень хорошо, — сказал дворецкий, прочистив горло. — Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится.

Поклонившись, он исчез дальше по коридору.

Грег закрыл дверь.

— Я думал, ты хотела убраться отсюда.

— Ну… с тобой я была в безопасности, разве нет? — Она подкралась к нему, проводя рукой по его груди. — Я просто останусь с тобой.

Удовлетворение в ее голосе сделало его подозрительным.

— Ты разыграла меня. Этим сексом с… кем бы он там ни был?

Она, не колеблясь, покачала головой.

— Нет… но я на самом деле думаю, что это был всего лишь сон.

— Что насчет того факта где ты сказала, что у тебя на самом деле был секс.

Ее выщипанные брови двигались так, будто она пыталась что-то рассмотреть через матовое стекло.

— Все просто слишком туманно. Вчера вечером, я была в не себе, но при свете дня… это кажется таким смехотворным.

— Ты была довольно уверена в этом, когда пришла сюда.

Она медленно покачала головой.

— Ни в чем кроме как в действительно ярком, невероятном сне… действие которого не происходило на самом деле.

Он изучил ее лицо и не увидел ничего, кроме уверенности.

Внезапно она приложила руку к виску.

— У тебя есть аспирин?

— Мигрень?

— Да. Началась только что.

Он подошел к чемодану и достал свою сумку с туалетными принадлежностями.

— Слушай, я готов поверить, но если мы решим остаться, другого пути уже не будет. Нам необходимо заполнить эфирное время, поэтому мы не сможем просто сбежать в Атланту через день или два.

Откровенно говоря, они были уже в минуте от отправки на большой материк.

— Я понимаю, — сказала она, присаживаясь на кровать. — И абсолютно это принимаю.

Грег принес ей аспирин, затем направился в ванную комнату, налив ей стакан воды.

— Послушай, почему бы тебе не вернуться обратно в постель. Сейчас еще рано и Стэн без сомнения еще в отключке.

— А что ты собираешься делать? — Она зевнула, возвращая ему «Байер» и пустой стакан.

Он кивнул на свой ноутбук.

— Прихвачу его вниз в гостиную и начну просматривать запись, отснятую прошлой ночью. Ее должны были уже извлечь из скрытых камер.

— Не останешься? — спросила она, зарываясь наманикюренными пальцами ног под простыню.

— Ты уверена?

Ее улыбка, когда она положила голову на подушку, показала ее идеальные зубы… и милую сторону ее личности.

— Да. Так мне будет спокойнее спаться, к тому же ты приятно пахнешь после душа.

Боже, в этом была вся она. Вид ее, лежащей на его постели приводил к тому, что потребовалась бы целая армия, чтобы вытащить его из этой комнаты.

— Хорошо. Ложись спать, Лолли.

Она улыбнулась своему прозвищу, которое он дал ей, когда начал с ней спать.

— Хорошо. И спасибо за то, что остаешься со мной.

Когда она закрыла глаза, он подошел к креслу с подголовником у окна и загрузил свой ноутбук.

Материал из крошечных камер, натыканных в коридоре, внизу в гостиной и снаружи в большом дубе рядом с крыльцом уже был извлечен.

Из-за произошедшего, он чертовски желал, чтобы у них были скрытые камеры и в комнате Холли, но поезд ушел. А поскольку настоящих призраков не существует, почему они должны об этом беспокоиться? Снимки были сделаны только для показа атмосферы места… и для фальсификации, когда придет время «вызывать духов дома».

Начав просматривать изображения, которые они отсняли, он задумался над тем, сколько же он этим занимался? Два года? И честно говоря, ему еще не приходилось видеть или слышать что-то, не поддающееся объяснению.

Что само по себе не плохо. Он не пытался доказать существование духов. Он был вне того, чтобы продавать развлечение.

Единственную вещь, которую он усвоил за прошедшие двадцать четыре месяца — ложь была хорошей работой, которая никогда не была для него проблемой. Фактически, его полное слияние с ложью помогло ему стать идеальным телепродюсером. Для него все это было ради цели с подробными деталями: их месторасположение, талант, агенты, владельцы домов или то, что было на пленке или ленте — это было ничем — банками с супом в буфете, расставленными по его усмотрению. Для выполнения задания он лгал о контрактах, датах, времени, на изображениях и звуках. Он жульничал, вводил в заблуждение и запугивал ложными заключениями.

Он изобретал и вводил титры, и…

Грег нахмурился и склонился к экрану.

Переместив курсор к кнопке перемотки на медиа проигрывателе Windows, он еще раз запустил кадры, отснятые в коридоре.

То, что он увидел, было темной фигурой, двигающейся по коридору мимо их спальни и… исчезающей в номере Холли. Время в правом нижнем углу экрана: 12:11 ночи.

Это было за сорок пять минут до того, как она пришла к нему.

Грег еще раз проиграл этот кадр, наблюдая за огромной тенью, шагающей по центру тускло освещенного коридора, избегая света лившегося из окна в дальнем конце коридора.

В своей голове он услышал голос Холли: «Потому что у меня только что был с ним секс».

Гнев и тревога кружились у него в голове, пока он перематывал кадры, на которых в правом углу тикали минуты. А затем снова появилось это — кто-то покинул номер Холли, вышел за дверь, избегая света, тридцать минут спустя.

Фигура направилась в противоположную сторону, как будто знала, где была установлена камера, не желая показывать свое лицо.

Грег собрался уже было звонить в местную полицию… как чертова штука исчезла, растворившись в воздухе.

«Что. За. Херня.»

ГЛАВА 32

Джон Мэтью проснулся, ощущая Хекс рядом с собой и запаниковал.

«Сон… неужели ему это все это только снится?»

Джон медленно сел, и почувствовал, как ее рука соскальзывает по его груди к животу, и поймал ее прежде, чем она добралась до его бедер. Боже, то, что он сейчас так бережно держал, было теплым, весомым и…

— Джон? — сказала она в подушку.

Не раздумывая, он обнял ее, и погладил по коротким волосам и уже в следующее мгновение, казалось, она обратно провалилась в сон.

Быстрый взгляд на часы сказал ему, что было четыре часа дня. Они проспали несколько часов, и если урчание в его животе было ничем иным, как напоминанием о себе, то она, уж точно должно быть, проголодалась

Убедившись, что Хекс снова спит, Джон выскользнул из ее объятий, бесшумно обошел вокруг, и быстро написал ей записку перед тем, как надеть свои кожаные штаны и футболку.

С босыми ногами, он вышел в коридор. Кругом было тихо, потому что теперь здесь больше не проводилось никаких тренировок, что было чертовски жаль. Из спортзала должны были доноситься звуки спарринга, из классной комнаты — гул лекции, и хлопки закрываемых шкафчиков в душевых.

Вместо этого — тишина.

Но они с Хекс не были одни, как могло показаться на первый взгляд.

Добравшись до стеклянной двери кабинета, он замер, положив руку на ручку двери.

Toр спал за столом… точнее, на нем. Его голова покоилась на предплечье, плечи ссутулены.

Джон слишком привык к чувству гнева по отношению к парню, и было непривычным испытывать что-то другое. Вместо злости… сегодня он почувствовал обрушившуюся на него печаль.

Этим утром он проснулся с Хекс.

А Тору уже никогда не испытать подобного снова. Он никогда не перекатится на бок и не погладит волосы Велси. Он никогда не отправится на кухню, чтобы принести ей что-нибудь вкусное. Он никогда не обнимет ее и не поцелует.

И к тому же он потерял ребенка.

Джон открыл дверь, ожидая, что Брат подскочит, но Тор не сдвинулся с места. Мужчина был в отключке. Оно и понятно. Он был занят приведением себя в форму, едой и работой двадцать четыре часа семь дней в неделю, и усилие были на лицо. Его штаны больше не спадали с него, а футболки не висели на нем как на вешалке. Но оставалось ясно, что этот процесс давался для него огромным трудом.

«Где Лэсситер?» задался вопросом Джон, проходя мимо стола к стенному шкафу. Ангел, как правило, всегда ошивался поблизости Брата.

Войдя в скрытую дверь за полками, он прошел через туннель в дом. Идя по длинному коридору, где флуоресцентные лампы на потолке, простирающиеся высоко над его головой, создавали впечатление предопределенного пути — который в зависимости от того как шли твои дела — был довольно комфортным. Подойдя к устройству у лестницы, он произнес одними губами код для входа и поднялся на еще один уровень. Оказавшись в вестибюле, он услышал звук включенного телевизора, доносившейся из бильярдной и догадался, где пропадал ангел.

Никто больше в доме не стал бы смотреть Опру. Только если с дулом, приставленным к голове.

Кухня оказалась пустой; доджен, без сомнения, захватил немного еды в их комнаты до того, как они приступят к приготовлению Первой Трапезы и сбору семьи. Что было просто отлично. Джон абсолютно не нуждался в поддержке.

Шустро продвигаясь вперед, он прихватил корзину из кладовой и набил ее доверху. Бублики. Термос с кофе. Кувшин с апельсиновым соком. Нарезанные фрукты. Пирожное. Пирожное. Пирожное. Кружка. Кружка. Стакан.

Он собирал все самое калорийное и молился, чтобы ей нравилось сладкое.

На этой ноте, он сделал сэндвич с индейкой — на всякий случай.

И зачем-то изготовил еще с ветчиной и сыром.

Проходя через столовую, он направился обратно к двери под главной лестницей…

— Многовато еды для двоих, — прокомментировал Лэсситер в своей обычной нахальной манере.

Джон повернулся. Ангел стоял в дверном проеме бильярдной, привалившись к богато украшенной арке. Ноги и руки скрещены. Со своим поблескивающим золотым пирсингом, создающим впечатление, что на нем повсюду были ничего не упускающие глаза.

Лэсситер слегка улыбнулся.

— Итак, теперь ты видишь вещи с разных ракурсов.

Еще совсем недавно, буквально прошлой ночью, он послал бы его, но сейчас кивнул соглашаясь. Тем более, когда он подумал о трещинах в бетоне коридора — следами испытанной боли Тора.

— Это хорошо, — сказал Лэсситер, — и чертовски вовремя. О, и я не с ним в этот момент потому, что каждый нуждается в уединении. К тому же у меня было мое шоу с «О».

Ангел повернулся, его бело-черные волосы покачнулись.

— И можешь заткнуться. Опра классная.

Джон покачал головой, обнаружив, что улыбается. Лэсситер может и был метросексуальной занозой в заднице, но он вернул Тора в Братство, а это чего-то да стоило.

Джон прошел по туннелю. Вышел обратно через стенной шкаф в кабинет, где по-прежнему спал Тор.

Когда Джон проходил мимо стола, Брат проснулся, содрогнувшись всем телом, его голова поднялась со стола. Половина его лица превратилась в месиво, как будто кто-то укладывал его в нокаут несколько раундов подряд и выглядел Брат дерьмово.

— Джон…, — хрипло сказал он. — Привет. Тебе что-то нужно?

Джон потянулся к корзине и достал из нее сэндвич с ветчиной и сыром. Положив его на стол, он подвинул его к мужчине.

Тор заморгал, словно никогда раньше не видел двух ломтиков ржаного хлеба с положенным между ними небольшим количеством мяса.

Джон кивнул вниз.

«Поешь», произнес он губами.

Тор протянул руку и взял сэндвич.

— Спасибо.

Джон кивнул, задержавшись кончиками пальцев на поверхности стола. Его прощание было кратким стуком костяшками пальцев по столешнице. Слишком многое нужно было сказать, но не было времени, ведь сильнее его обеспокоило то, что Хекс могла проснуться одна.

Когда он подошел к двери, Тор сказал:

— Я очень рад, что ты вернул ее. Я действительно чертовски рад.

Когда слова дошли до него, глаза Джона сосредоточились на трещинах в коридоре. Он осознал, что это мог быть и он. Если бы Роф и Братья вошли в дверь с плохими новостями о его женщине, несмотря на его добрый нрав, он отреагировал бы точно так же как Тор.

Разнес бы все к чертовой матери от пола до потолка. Сопровождая это громким ревом.

Джон оглянулся через плечо на бледное лицо мужчины, что был его спасителем, его наставником… самым близким отцом, которого он когда-либо знал. Тор набрал вес, но его лицо по-прежнему оставалось осунувшимся, и возможно, оно никогда уже не изменится, и не имеет значения, как много он ел.

Когда их взгляды встретились, у Джона появилось чувство, что они оба прошли через многое вместе, а не только каких-то несколько лет, что знали друг друга.

Джон поставил корзину у своих ног.

«Я собираюсь вывести Хекс на улицу сегодня ночью».

- Да?

«Я собираюсь показать ей, где вырос».

Тор тяжело сглотнул.

- Тебе понадобятся ключи от моего дома?

Джон отпрянул. Он просто хотел посвятить парня в то, что с ним происходит, своего рода сближающий акт, чтобы преодолеть все это дерьмо между ними.

«Я не собирался вести ее туда…»

— Своди. Для тебя будет полезно проведать дом. Доджен приходит туда раз в месяц, может, в два. — Тор переместился и выдвинул один из ящиков стола. Взяв брелок с ключами, он прочистил горло. — Держи.

Джон поймал ключи, сжав их в кулаке, пристыжено прижав к своей груди. В последнее время он только что и делал, как изливал все дерьмо на Тора, но даже сейчас, Брат взял себя в руки и предложил то, что должно было быть для него погибелью.

— Я рад, что вы с Хекс друг друга нашли. По правде говоря, это имеет колоссальный смысл.

Джон сунул ключи в карман, чтобы показать свободной рукой:

«Мы не вместе».

Улыбка, которая на краткое мгновение озарила лицо парня, казалась древней.

— Да, вы вместе. Вам двоим суждено быть вместе.

«Иисусе, — подумал Джон, — неужели его связующий аромат так очевиден». Тем не менее, не было причин, чтобы вникать во все эти «почему-нет», окружающие их двоих.

— Итак, ты собираешься к нашей даме? — Когда Джон кивнул, Тор нагнулся к полу и поднял здоровенную сумку. — Возьми это с собой. Это деньги с наркоты, конфискованные с того ранчо. Блэй принес их сюда. Думаю, они могут пригодиться.

Поднявшись на ноги, он положил добычу на стол, взял сэндвич, снял обертку и откусил.

— Идеальное соотношение майонеза, — пробубнил он. — Не слишком много. Не слишком мало. Спасибо.

Тор направился к стенному шкафу.

Джон тихо свистнул, и Брат остановился, не поворачиваясь.

— Все в порядке, Джон. Тебе не нужно ничего говорить. Просто будь осторожен там ночью, договорились?

На этом Тор вышел из кабинета, оставив Джона наедине с воспрянувшей добротой и достоинством, к которым, он мог только надеяться, когда-нибудь вернутся.

Когда дверца стенного шкафа закрылась, он подумал… что хотел быть как Тор.

Когда он вышел в коридор, его мозг то и дело возвращался к своего рода, улучшению мира. С тех пор, как он впервые встретил парня, чтобы это ни было — габариты Брата или ум, или то, как он относился к своей шеллан, или как он сражался, или даже глубокое звучание его голоса… Джон хотел быть как Тор.

И хорошо, что так было.

Это было… правильно.

Вернувшисьв послеоперационную палату, он уж точно не с нетерпением ожидал сегодняшней ночной вылазке. В конце концов, прошлое, чаще всего, лучше оставлять в прошлом… особенно его прошлое, потому что оно омерзительным.

Но дело в том, что лучший шанс удержать Хекс подальше от Лэша — поступить именно таким образом. Ей потребуется еще ночь, может, две, прежде чем она полностью восстановит свои силы. И, по крайней мере, ей хотя бы раз нужно будет покормиться.

Таким образом, он будет знать, где она и удержит рядом с собой в течение всей ночи.

Не имело значение, во что верил Тор, Джон не обманывал себя. Рано или поздно, она уйдет, и он не сможет ее остановить.

***

На Другой Стороне Пэйн кругами расхаживала по святилищу, ее босые ноги щекотала весенняя зеленая трава, а ее нос наполнял аромат жимолости и гиацинта.

Она не спала и часу с тех пор, как мать пробудила ее, и хотя поначалу это казалось странным, но она все-таки перестала об этом думать. Просто так было.

Кроме того, ее тело достаточно отдохнуло, чтобы с лихвой хватило на всю оставшуюся жизнь.

Подойдя к храму Праймэйла, Пэйн не стала входить внутрь. То же самое произошло, когда она оказалась у входа во двор ее матери — было еще слишком рано для прибытия Рофа и ее спарринга с ним, который был единственной причиной, по которой она вообще входила в это место.

Однако, когда она подошла к изолированному храму, едва открыв дверь и войдя внутрь, как ее привлекло что-то, заставившее отпустить ручку и отступить.

Чаши с водой, издревле используемые Избранными, для созерцания и далее засвидетельствования событий, происходящих на Другой Стороне, стояли ровным рядом на многочисленных столах, свитки пергамента и перьевые ручки так же были выложены и готовы к использованию.

Она заметила вспышку света и направилась к ее источнику. В одной из кристальных чаш по воде расходились круги, словно ею только что пользовались.

Она огляделась вокруг.

— Эй?

Ответа не последовало, лишь тонкий лимонный аромат, свидетельствовавший, что Но'Уан недавно здесь прибиралась. Что на самом-то деле было пустой траты времени. Здесь не было пыли, грязи, никаких нечистот, но Но’Уан была частью великой традиции Избранных, которой сама не являлась.

Ничего не оставалось, как выполнять работу, не имеющую отношения к служению великой цели.

Когда Пэйн повернулась, чтобы уйти и прошла рядом со всеми свободными стульями, неудача ее матери ощущалась столь же остро, как и тишина вокруг.

Воистину, ей не нравилась эта женщина. Но не было печальней реальности, как не реализация твоих планов, не увенчавшихся успехом. Программа размножения была построена на отсеивании дефективных, для достижения более сильной расы, чтобы при встрече с врагом на поле боя — она побеждала. Чтобы созданные ею многочисленные дети служили ей любовью, повиновением и радостью.

И где сейчас находилась Дева-Летописеца? В одиночестве. Не почитаема. Нелюбима.

И будущее поколение, скорее всего, еще меньше будет следовать ее путем, учитывая манеру воспитания большинства родителей, в то время как они отклонились от традиций.

Покинув пустую комнату, Пэйн вышла во всеобъемлющий молочный свет и…

По зеркальному бассейну расхаживала пританцовывая как тюльпан на ветру светящаяся желтая фигура.

Пэйн зашагала к фигуре и подойдя ближе, решила, что Лейла, должно быть, сошла с ума.

Избранная, напевала бессловесную мелодию, совершая в так движения, без звучания струнных инструментов, ее волосы развивались вокруг, как флаг.

Это было впервые, когда женщина не убрала волосы в шиньон, который был в моде у всех Избранных — по крайней мере, как видела Пэйн.

— Сестра моя! — сказала Лейла, останавливаясь. — Прости меня.

Ее сияющая улыбка стала еще ярче ее желтого цвета одеяния, а исходивший от нее аромат был сильнее, чем когда-либо. Наполняющий воздух аромат корицы был столь же уверенным, как и ее прекрасный голос.

Пэйн пожала плечами.

— Здесь не за что извиняться. Воистину, твоя песня приятна слуху.

Руки Лейлы возобновили свое изящное движение.

— Сегодня прекрасный день, не так ли?

— Воистину. — Ни с того ни с сего, у Пэйн проскочил страх. — Твое настроение значительно улучшилось.

— Это так, это так. — Избранная сделала пируэт, создавая своей ножкой некое подобие милой арки в воздухе. — Воистину, прекрасный день.

— Чем он тебя так порадовал? — Хотя Пэйн и так уже знала ответ. В конце концов, изменения в настроении редко были спонтанными — в большинстве случаев всегда был какой-то повод.

Лейла замедлила свой танец, руки и волосы опустились, перейдя в состояние покоя. Когда ее изящные пальцы поднялись ко рту, она, казалось, не могла подобрать слов.

«Она оказала полноценную услугу, — подумала Пэйн. — Больше ее опыт в эросе не был только теоретическим».

— Я… — На щеках Лейлы проступил яркий румянец.

— Можешь ничего не говорить, просто знай, что я счастлива за тебя, — пробормотала Пэйн, и это было в значительной степени правдой. Но какая-то часть ее испытывала неудовлетворенное любопытство.

Неужели остались только она и Но'Уан, кого не использовали?

«Наверное, так и есть».

— Он поцеловал меня, — сказала Лейла, глядя в сторону зеркального бассейна. — Он… прижал свой рот к моему.

С присущей ей грацией, Избранная села на мраморный выступ и провела рукой по спокойной воде. Спустя мгновение к ней присоединилась Пэйн, потому что иногда было лучше ощущать что-нибудь, да что угодно. Даже если это была боль.

— Ты получила от этого удовольствие, не так ли?

Лейла посмотрела на свое отражение, ее светлые волосы, струящиеся по плечам, кончиками касались зеркальной глади бассейна.

— Он был… огнем внутри меня. Большое, горящее пламя… поглощающее меня.

— Итак, ты больше не девственница.

— Он остановился после поцелуя. Сказал, что хочет, чтобы я была уверенна. — Чувственная улыбка, коснувшаяся лица женщины, была ярким отголоском страсти. — Я была уверенна, как и сейчас. Так же как и он. Воистину, его тело воина было готово для меня. Жаждало меня. Быть желанной таким образом, стало наивысшим даром. Я думала… завершение моего образования это как раз то, что я искала, но сейчас я понимаю, что меня ожидает намного большее на Другой Стороне.

— С ним? — пробормотала Пэйн. — Или при выполнении твоих обязанностей?

Лейла нахмурилась.

Пэйн кивнула.

— Я говорю, что с ним это будет чем-то большим, чем к чему ты стремилась.

Последовала долгая пауза.

— Такая страсть, как между нами, указывает на определенную судьбу, ты об этом?

— На это счет ничего не могу сказать. — Опыт Пэйн с судьбой привел ее к одному яркому, кровавому моменту действия… окончившийся долгосрочным бездействием. Ни один из этих моментов не подходил для комментирования той страсти, о которой ведала Лейла.

Или наслаждения.

— Ты осуждаешь меня? — спросила Лейла.

Пэйн подняла глаза на Избранную и подумала о той пустой комнате созерцания со всеми пустующими стульями и холодными и покинутыми чашами, не согретыми опытными руками. Теперешняя радость Лейлы, связанная с событиями, происходящими за пределами жизни Избранных, казалось, вела к еще одному неизбежному побегу. Что было бы не плохо.

Она протянула руку и коснулась плеча женщины.

— Нисколько. Воистину, я рада за тебя.

Застенчивая радость Лейлы преобразила ее из красивой к захватывающей дух женщины.

— Я так рада разделить это с тобой. Я так переполнена радостью, и нет никого… совсем… с кем можно было бы поговорить по душам.

— Ты всегда можешь поговорить со мной. — В конце концов, Лейла никогда не судила ее саму или ее мужские замашки, и Пэйн была очень близка к тому, чтобы оказать женщине такой же душевный прием. — Ты собираешься скоро туда возвратиться?

Лейла кивнула.

— Он сказал, что я могу возвратиться к нему в его… Как же он там сказал? Следующей ночью. Так я и поступлю.

— Что ж, держи меня в курсе. Воистину… мне будет интересно послышать о том, как ты живешь.

— Благодарю тебе, сестра. — Лейла накрыла руку Пэйн, и в глазах Избранной заблестели слезы. — Я была так долго не востребована, а сейчас это… это то, чего я так ждала. Я чувствую себя… живой.

— Молодец, сестра моя. Это… очень хорошо.

С заключительной подбадривающей улыбкой, Пэйн поднялась на ноги, отпустив женщину. Вернувшись в личные покой, Пэйн обнаружила, что потирает центр груди от образовавшейся в ней боли.

Роф не мог оказаться здесь так быстро, как ей было сейчас необходимо.

ГЛАВА 33

Хекс проснулась, ощущая запах Джона Мэтью.

Его запах и запах свежего кофе.

Ее веки поднялись, и она тут же отыскала его глазами в тускло освещенной послеоперационной палате. Он вернулся обратно в кресло, где развернувшись вполоборота, наливал себе в кружку кофе из темно-зеленого термоса. Он снова был одет в кожаные штаны и футболку, но с все еще босыми ногами.

Повернувшись к ней, он замер, его брови взлетели вверх. И хотя кружка с кофе была на пути в его рот, он тут же предложил ее ей.

Боже, это описывает его вкратце.

— Нет, — отказалась она. — Он твой.

Он остановился, словно решая, согласиться с ее точкой зрения или нет. Но затем поднес фарфоровый край кружки к своим губам и сделал глоток.

Ощущая себя немного более устойчивой, Хекс откинула одеяло и вытащила из-под него ноги. Когда она встала, ее полотенце упало и Хекс услышала, как Джон с шипением втянул в себя воздух.

— Ох, извини, — пробормотала она, наклоняясь вниз и хватая махровое полотенце.

Она не винила его за нежелание созерцать шрам, который все еще пересекал нижнюю часть ее живота. Не то зрелище, которое тебе захотело бы увидеть перед завтраком.

Обернув себя полотенцем, она направилась в туалет, позаботилась о своих нуждах и умыла лицо. Ее тело хорошо восстанавливалось, коллекция синяков исчезала, ноги ощущались сильнее под весом ее тела, и благодаря отдыху и кормлению от него, ее боли недолго оставались болезненными, и приносили лишь небольшой дискомфорт.

Вернувшись из ванной комнаты, она спросила:

— Думаешь, я смогу одолжить у кого-нибудь для себя одежду?

Джон кивнул, но указал на кровать. Было ясно, что сначала он хотел ее накормить, и Хекс не возражала против такого плана.

— Спасибо, — сказала она, туже натягивая полотенце вокруг своей груди. — Что у тебя там есть?

Когда она села, он предложил ей на выбор насколько вариантов еды, и она взяла сандвич с индейкой, так как не могла отказать себе в потребности в белке. Со своего места Джон наблюдал за тем, как она ела, просто попивая свой кофе, и в ту же секунду, как она закончила, он предложил ей пирожное, которое выглядело слишком заманчиво.

Сочетание вишни и сладкой глазури заставили ее присоединиться к Джону за кофе. И к слову, в тот же момент Джон уже был с кружкой, словно прочитал ее мысли.

Она расправилась с двумя пирожными и бубликом. И стаканом апельсинового сока. И двумя чашки кофе.

Что удивительно. Наверное, это его молчание так странно на нее действовало. Как правило, она оставалась безмолвна в таких ситуациях, предпочитая придерживаться своего совета и не делиться своими мыслями. Но с отчетливым присутствием Джона, она ощущала необычную потребность поговорить.

— Я объелась, — резюмировала она, укладываясь обратно на подушки. Когда он вздернул бровь и поднял последнее пирожное, она покачала головой. — Боже… нет. В меня больше не влезет.

И только тогда он начал есть.

— Ты ждал пока поем я? — спросила она, нахмурившись. Когда он встретился с ее взглядом и пожал плечами, Хекс тихо выругалась. — Ты не должен был этого делать.

Еще одно пожатие плеч.

Наблюдая за ним, она пробормотала:

— У тебя галантные манеры за столом.

Его румянец был цвета Дня Святого Валентина, и она вынуждена была признать, что ее сердце замерло, а затем забилось быстрее.

Опять же, возможно, это учащенное сердцебиение было из-за того, что она только что забросила в свой пустой желудок не менее двух тысяч калорий.

Или нет. Когда Джон начал облизывать глазурь с кончиков своих пальцев, и она поймала взглядом его язык, то на мгновение почувствовала трепетание в своем теле…

На слабое возбуждение между ее ног обрушились воспоминания о Лэше, образы вернули ее в ту спальню, к нему, лежащему сверху на ней, разводящему ее ноги в стороны своими грубыми ручищами…

— О, черт… — Соскочив с кровати, она едва успела добежать до туалета.

Ее вывернуло. Два пирожных. Кофе. Тот сандвич с индейкой. Полная эвакуация всего, что она съела.

Поднимаясь, она не чувствовала рвоту. Она чувствовала отвратительные руки Лэша на ее коже… его тело внутри нее, толкающееся внутрь и наружу…

И-и-и, это был апельсиновый сок.

О, Боже… как ей удалось проходить через это снова и снова с тем ублюдком? Кулаки, побои, и укусы… затем зверское насилие. Снова и снова, и снова… а затем последствия. Смывания его со своей кожи. Из себя.

Черт…

Еще одна волна тошноты прорвалась сквозь ее мысли, и хотя она ненавидела рвоту, та дала ее мозгу хоть какую-то краткую передышку. Это походило на то, как если бы ее тело физически пыталось изгнать нанесенную ему травму, просто взорвав ее, чтобы она смогла начать все сначала.

Перезагрузка через загрузку, так сказать.

Когда рвота прекратилась, она опустилась на пятки и уперлась липким лбом о руку. Пока воздух скользил вверх и вниз по ее горлу, внутри нее все дрожало, словно рассматривая возможность новой волны тошноты.

«Больше нечем», сказала она проклятым позывам. Нет, если она не хочет попытаться выблевать свои легкие.

Вот дерьмо, она ненавидела эту часть. Сразу после того, как вы побывали в аду, ваш разум и окружающая обстановка превращались в минное поле и вы никогда не знали, в какой момент они подорвутся. Конечно, со временем, они исчезали, но возвращение к «обычной жизни» было чертовски тяжелым.

Она подняла голову и нажала на смывное устройство.

Когда прохладная ткань коснулась ее руки, Хекс подскочила, но это оказался всего лишь Джон, и ей нечего было бояться.

И боже, у него было то единственное, в чем она так нуждалась сейчас: чистая, влажная, прохладная ткань — послание богов.

Приложив ее на лицо, она вздохнула от облегчения.

— Прости из-за еды. Это было еще то избавление от нее.

Время для Дока Джейн.

Когда Хекс развалилась обнаженная на полу перед туалетом, Джон одним глазом следил за ней, а вторым смотрел на набираемое им в телефоне сообщение.

В ту же секунду, как только сообщение было отправлено, Джон бросил мобильник на стойку и достал чистое полотенце из стопки у раковины.

Он хотел дать Хекс немного личного пространства, но также ему нелегко было наблюдать за тем, как ее позвоночник грозил прорваться сквозь кожу спины. Приподняв ее, он позволил своим рукам опуститься ей на плечи.

Он хотел прижать ее к своей груди, но не знал, готова ли она к такой близос…

Хекс вплотную прижалась к нему спиной и закрепила полотенце, скрестив две его половинки спереди.

— Дай угадаю. Ты вызвал доброго доктора.

Поерзав, он уперся ладонями о пол, чтобы удержать свое тело и согнув поднял колени так, чтобы она оказалась в колыбели, окруженной им по бокам. «Вот так», подумал он. Унитаз не маячил у нее перед ее лицом, но если он ей понадобится, то все что ей нужно сделать, это сесть прямо.

— Я не больна, — сказала она, хриплым голосом. — Это не из-за операции или чего-то подобного. Просто я переела.

«Возможно», подумал он. Но все же, не повредит, если ее осмотрит Док Джейн. Кроме того, им понадобится разрешение, чтобы выйти сегодня ночью, если предположить, что теперь это вообще возможно.

— Хекс? Джон?

Джон свистнул, услышав голос доктора, и мгновение спустя женщина Вишеса просунула голову в ванную комнату.

— Вечеринка? И я не приглашена, — сказала она, входя.

— Ну, технически, думаю, что приглашена, — пробормотала Хекс. — Я в порядке.

Джейн опустилась на колени и хотя ее улыбка была теплой, взгляд был проницательным, когда она вглядывалась в лицо Хекс.

— Что здесь происходит?

— Мне стало плохо после еды.

— Не возражаешь, если я измерю твою температуру?

— Я бы сейчас предпочла не иметь дела с тем, что будет касаться моего горла, если не возражаешь.

Джейн достала белый инструмент из своего чемоданчика.

— Я могу проделать это и с твоим ухом.

Джон был потрясен, когда рука Хекс нашла его руку и сильно сжала ее, словно она нуждалась в некой поддержке. Чтобы дать ей понять, что он был рядом с ней, когда бы ей не понадобился, он сжал ее руку в ответ, и в то же мгновение ее плечи опустились и она снова расслабилась.

— Сделай это сама, Док.

Хекс склонила голову, положив ее прямо ему на плечо. Поэтому он ничего не мог с собой поделать, чтобы не прислониться щекой к ее пушистым, мягким локонам и сделать глубоки вдох.

Как бы он не переживал, но добрый доктор работала очень быстро. Поместила градусник внутрь, сигнал, вытащила его обратно — что означало, что Хекс снова подняла свою голову.

— Температуры нет. Не возражаешь, если я осмотрю шов?

Хекс раскрыла края полотенца, обнажив живот и полосу, убегающую в нижнюю часть ее живота.

— Выглядит неплохо. Что ты ела?

— Слишком много всего.

— Довольно правдиво. Есть какая-нибудь боль, о которой я должна знать?

Хекс покачала головой.

— Я чувствую себя лучше. Правда. Что мне нужно — это одежда и обувь… и еще одна попытка с Первой Трапезой.

— У меня есть одежда, которую ты можешь надеть, а затем поднимемся в дом и снова позаботимся о твоем кормлении.

— Хорошо. Спасибо. — Хекс начала подниматься на ноги и он помог ей, придерживая полотенце на месте, когда оно начало соскальзывать. — Потому что мы собираемся выйти на улицу.

— Никакой борьбы.

Джон кивнул и показал доктору:

«Мы собираемся просто размять ноги. Клянусь».

Док Джейн прищурила глаза.

— Единственное, что я могу сделать — это медицинское заключение. И думаю, что тебе, — она посмотрела на Хекс, — нужно что-то поесть и остаться здесь на остаток ночи. Но ты взрослая, поэтому можешь самостоятельно принять решение. Хотя знайте следующее: если уйдете без Куина у вашей парочки с Рофом будут серьезные проблемы.

«Ладно», показал жестами Джон. Он не хотел этой рутины с нянькой, но не собирался испытывать судьбу с Хекс.

У него не было иллюзий насчет его любимой женщины. Она могла решить уйти в любой момент и если это дерьмо произойдет, он был бы признателен поддержке.

ГЛАВА 34

Лэш проснулся в том же положении, что и уснул: сидя на полу в ванной комнате ранчо, с опущенной головой на согнутых коленях.

Открыв глаза, он бросил быстрый взгляд на свой отвердевший член.

Ему снилась Хекс, образы были такими ясными, а ощущения — такими яркими, что удивительно как он не кончил в штаны. Они были в той комнате, боролись, кусались, а затем он овладел ей, бросив на кровать, заставляя ее принять его в себя, как бы ненавистно ей это не было.

Он окончательно и бесповоротно влюбился в нее.

Булькающий звук заставил его поднять голову. Пластик Фантастик пришла в сознание, и теперь ее пальцы подрагивали, а веки трепетали, как сломанные жалюзи.

Когда его глаза сосредоточились на ее спутанных волосах и окровавленной блузке, Лэш почувствовал резкую боль в висках и был чертовски уверен, что это никак не связано с хорошим времяпрепровождением. Шлюха, лежащая в собственных нечистотах, была ему омерзительна.

У нее явно было расстройство желудка и слава богу, что он благополучно проспал эту какофонию.

Откинув волосы с глаз, он почувствовал, как удлинились его клыки и понял, что пришло время найти им достойное применение, но, проклятие… она была такой же привлекательной, как и тухлое мясо.

Много воды. В чем сейчас нуждался этот кошмар, это в огромном количестве воды и…

Когда он снова нагнулся к рукоятке душа, ее взгляд переместился на него.

Крик, вырвавшийся из ее окровавленного рта, эхом отражался от плитки, пока у него не зазвенело в ушах, как церковные колокола.

Чертовы клыки до одури напугали ее. Когда ему на глаза снова упали волосы, он откинул их обратно, раздумывая над тем, не вспороть ли ей горло, только для того, чтобы она заткнулась наконец. Но о том, чтобы укусить ее прежде, чем она примет ванну даже и думать не чего…

Она смотрела не на его рот. Ее широко распахнутые, сумасшедшие глаза были прикованы к его лбу.

Когда волосы снова упали ему на глаза, он откинул их назад… и что-то осталось на его руке.

Медленным движением он опустил взгляд.

Нет, это были не его светлые волосы.

Его кожа.

Лэш повернулся к зеркалу и услышал собственный крик. Его отражение находилось за пределами понимания — клочья плоти, из которых сочилась черная жидкость, оголили его белый череп. Подцепив ногтем край плоти, которая все еще держалась на нем, он обнаружил, что все провисло; каждый квадратный сантиметр на его лице был ничем, как тончайшим слоем, прикрывающим кость.

— Нет! — кричал он, пытаясь вернуть все это дерьмо на место…

Его руки…, боже, и они тоже. С их поверхности свисали клочья кожи, и когда он задрал рукав вверх, то пожалел, что не сделал этого аккуратнее, так как его кожа поднялась вместе с тонким шелком.

Что с ним?

В зеркало он увидел, как позади него шлюха пустилась в бегство, прям как от героини Сисси Спейсек — Кэрри [53] — только без платья для выпускного вечера.

С приливом сил он двинулся к ней, но уже не с той силой и грацией, к какой привык. Настигнув свою жертву, он чувствовал трение одежды на своем теле и мог только догадываться о разрывах, происходящих с каждым дюймом его тела.

Он поймал проститутку, когда та добежала уже до задней двери и начала бороться с замками. Врезавшись сзади, он схватил ее за волосы, запрокидывая голову назад, и жестко вгрызся зубами, высасывая ее черную кровь.

Он быстро расправился с жертвой, осушая ее до тех пор, пока ничего не стало поступать в его рот и, закончив, он просто отпустил ее и она рухнула прямо на ковер.

Волоча ноги, как пьяный, он вернулся в ванную комнату и включил лампы с обеих сторон от зеркала.

С каждым снимаемы им предметом одежды, обнаруживался еще больший ужас, который уже показало его лицо. Его кости и мышцы блестели черным, маслянистым отблеском под электрическим освещением.

Он — труп. Стоящий, ходящий, дышащий труп, глаза которого закатились в глазницы без век и ресниц, а рот не обнажал ничего, кроме клыков и зубов.

Остатки кожи, что крепили его красивые некогда светлые волосы к голове — даже они соскальзывали назад, как парик без клея.

Он снял последний клочок и своими руками-скелетами погладил предмет его гордости. И конечно же, он попытался вернуть это гребаное дерьмо на место, с черной липкой слизью запекшийся на локонах, окрашивая и придавая им матовый оттенок… так, что они стали ничем не лучше, чем то, что все еще было на голове той шлюхи у двери.

Он позволил коже головы упасть на пол и уставился на себя.

Через ребра он видел биение собственного сердца и в немом ужасе задался вопросом, что еще собирается у него отгнить… и что от него останется, когда эта трансформация завершится.

— О, Боже… — проговорил он искаженным голосом, но отдающиеся эхом от тела без плоти слова были жутко знакомыми.

***

Блэй стоял у своего открытого шкафа, перед всем его висящим гардеробом. Глупо, он ему хотелось позвонить своей матери за советом. Что он всегда и делал раньше, когда дело доходило до того, во что нужно нарядиться.

Но этот разговор был не для той щекотливой ситуации, в которой он находился. Она бы предположила, что это из-за женщины и пришла бы в полный восторг от того, что он собирался на свидание, и ему пришлось бы ей лгать… или выйти как есть.

Его родители никогда не осуждали… Но он был их единственным сыном, а отсутствие у него женщины означало не только отсутствие внуков, но и укор со стороны аристократии. Неудивительно, что в глимере было все нормально с гомосексуализмом при условии, что у тебя есть женщина и ты никогда не распространяешься об этом или не афишируешь это открыто, подтверждая то, кем ты родился. Общее представление. Только общее представление. А если ты выделяешься? Тебя исключали из общества.

Как и всю твою семью.

На каком-то уровне ему даже не верилось, что он собирается встретиться с мужчиной. В ресторане. А после закрытия отправится с парнем в бар.

Его свидание собиралось стать удивительным. Как всегда.

Поэтому Блэй достал серый костюм в бледно-розовую полоску от Зенья. Следующей была хлопковая рубашка от Барберри цвета слабого румянца с французскими манжетами и ярко-белым воротничком. Туфли… туфли… туфли…

Бам-бам-бам по двери.

— Эй, Блэй.

Дерьмо. Он уже разложил костюм на своей кровати и был после душа, в халате и с гелем на волосах.

Гель: эта чертова штука выдаст его с потрохами.

Направившись к двери, он приоткрыл ее на дюйм-другой. Выглянув в коридор, он увидел Куина, в боевом обмундировании: в руке он держал нагрудную кобуру для кинжалов, весь одет в кожу, на ногах ботинки New Rocks.

Однако, забавно, что вся эта воинская рутина не произвела на него особого впечатления. Блэй был слишком поглощен вспоминанием о том, как парень выглядел прошлой ночью, растянувшийся на постели с устремленным взглядом на рот Лейлы.

«Плохая мысль устраивать кормление в собственной комнате», подумал Блэй. Потому что теперь он задавался вопросом, насколько далеко зашли эти двое на его матрасе.

Хотя, зная Куина, все прошло как надо. Как и всегда.

— Джон скинул мне сообщение, — сказал парень. — Они с Хекс собираются на вылазку в Колди и на этот раз этот ублюдок…

Глаза Куина прошлись вверх и вниз по нему, затем он прислонился к косяку и посмотрел за плечо Блэя.

— Что делаешь?

Блэй чуть сильнее запахнул на себе халат.

— Ничего.

— У тебя другой одеколон, и что ты сделал со своими волосам?

— Ничего. Так что ты там говорил про Джона?

Последовала пауза.

— Ага… как скажешь. Ну, он выходит в город и мы отправляемся с ним. Хотя, мы не должны высовываться. Они хотят побыть наедине. Но мы можем…

— Я уезжаю сегодня ночью.

Проколотая бровь Куина нахмурилась.

— И что с того.

— С того… что я ухожу.

— Раньше это никогда не имело значения.

— Сейчас имеет.

Куин снова переместился в сторону и глянул поверх головы Блэя.

— Ты достал этот костюм просто, чтобы произвести впечатление на домашних?

— Нет.

Повисло долгое молчание, а затем произнес всего одно слово:

— Кто?

Блэй широко раскрыл дверь и отступил в сторону. Если они собирались обсуждать это, не имеет смысла делать это в коридоре, где остальные могли увидеть или услышать их.

— Это имеет значение? — спросил он, выходя из себя.

Дверь громко захлопнулась.

— Да. Имеет.

Злясь на Куина, Блэй развязал пояс своего халата и дал ему соскользнуть с обнаженного тела. А затем натянул брюки… на голое тело.

— Так один друг.

— Мужчина или женщина?

— Как я уже сказал, это не имеет значения.

Еще одна долгая пауза, во время которой Блей натянул рубашку и застегнул ее.

— Мой кузен, — прорычал Куин. — Ты собираешься к Секстону.

Блэй подошел к комоду и открыл свою шкатулку. Внутри поблескивали запонки всевозможных видов. Он выбрал набор с рубинами.

— Это расплата за прошлую ночь с Лейлой?

Рука Блэя застыла на манжете.

— Боже.

— Так и есть. Это из-за…

Блэй обернулся.

— А тебе не приходило в голову, что это не имеет никакого отношения к тебе? То, что парень пригласил меня на свидание, и я хочу пойти? Что это нормально? Или ты так поглощен собой, что фильтруешь все и вся со своей самовлюбленностью.

Куин немного отпрянул.

— Секстон шлюха.

— Ну, думаю, тебе должно быть очень хорошо известно, что не один он такой.

— Он шлюха, очень стильная и очень дорогая шлюха.

— Может все, что мне нужно — это немного секса. — Блэй вздернул бровь. — Это было для меня проблематично, и те женщины, с которыми мы были в барах, просто уходили с тобой, и не были не достаточно хороши, чтобы начать это делать с ними. Думаю, что самое время получить небольшую разрядку, и я двигаюсь в правильном направлении.

Ублюдок побледнел. Он действительно побледнел. И будь оно не ладно, если он не споткнулся, отступая назад и не оперся на дверь.

— Куда вы идете? — спросил он хрипло.

— Он ведет меня в «У Сэла». А после мы собираемся в сигарный бар. — Блэй вставил вторую запонку и подошел к комоду за шелковыми носками. — А потом… кто знает.

В спальне повеяло ароматом темных специй, заставив его остановиться. Из всех сценариев, по которым он предполагал, будет развиваться их сценарий… учуять связующий аромат Куина, стало полной неожиданностью.

Блэй развернулся.

После долгой, напряженной паузы, он подошел к своему лучшему другу, привлеченный его ароматом. И с каждым приближающим его шагом, горячий взгляд Куина прослеживал за каждым его движением, и та связь между ними, которая была давно похоронена с обеих сторон, взорвалась в комнате с новой силой.

Когда они оказались нос-к-носу, он остановился, встретившись своей широкой грудью с грудью Куина.

— Скажи, — прошипел он со страстью. — Только скажи и я никуда не пойду.

Тяжелые руки Куина обхватили с двух сторон шею Блея, сдавливав ее вынуждая его наклонить голову и приоткрыть рот, чтобы сделать вдох. Крепкие костяшки пальцев впивались в подбородок с обеих сторон.

Электрический момент.

Воспламеняющее напряжение.

«Они собирались закончить все на кровати», подумал Блэй, обхватив своими пальцами широкие запястья Куина.

— Скажи всего одно слово. Сделай это и я проведу ночь с тобой. Мы выйдем с Хекс и Джоном, а когда они уйдут, мы вернемся сюда. Скажи это.

Сине-зеленые глаза, преследовавшие Блэя по жизни, были прикованы к его рту, а грудная клетка Куина поднималась и опадала, словно он пробежал стометровку.

— А еще лучше, — протянул Блей, — почему бы тебе просто не поцеловать меня…

Блэй развернулся и грубо толкнул его на комод, который с грохотом ударился об стену. Когда бутылочки с одеколоном задребезжали и попадали на пол, Куин обрушил свой рот на губы Блэя, вцепившись пальцами в горло парня.

Хотя это не имело значения. Жестко и отчаянно — все, что он хотел от парня. И Куин преуспел в этом, его язык ворвался внутрь, беря… завладевая.

Шаря руками, Блэй вытащил рубашку из брюк и начал ее расстегивать. Он так долго этого ждал…

Но это закончилось до тога как успело начаться.

Куин развернулся, когда штаны Блэя упали на пол и бросился к двери. Положив руку на дверную ручку, он ударил головой в панель один раз. Другой.

И затем мертвым голосом, он проговорил:

— Иди. Наслаждайся. Только прошу, будь осторожен, и постарайся в него не влюбиться. Он разобьет тебе сердце.

В мгновение ока Куин покинул комнату, дверь которой закрылась за ним без малейшего шума.

После ухода Куина, Блэй стоял там, где тот его оставил, его брюки болтались на лодыжках, его угасающая эрекция смутила его, хотя он и был один. Когда мир покачнулся, а в груди все сжалось в кулак, он быстро заморгал, пытаясь сдержать слезы.

Словно тысячелетний старик, он медленно наклонился и потянул за пояс штанов, его руки, возились с застежкой-молнией. Не заправляя рубашки, он подошел и сел на кровать.

Когда на тумбочке зазвонил телефон, он повернулся и посмотрел на экран. На каком-то подсознательном уровне он понадеялся, что это окажется Куин, но это был последний человек, с которым он захотел сейчас говорить, и позволил, кому бы там ни было, оставить ему голосовое сообщение, не став брать трубку.

По какой-то причине он думал о часе, проведенном в своей ванной, трясущийся над бритьем, обрезанием ногтей, и укладыванием волос проклятым гелем. Потом время перед шкафом. Все это, теперь казалось потраченным впустую.

Он чувствовал себя грязным. Совершенно грязным.

И он никуда не пойдет с Секстоном или кем бы то ни было сегодня вечером. Он был не в настроении. Нет причин выливать всю свою грязь на ни в чем неповинного парня.

Боже…

Черт.

Почувствовав, что уже может говорить, он потянулся к тумбочке и взял трубку. Нажав кнопку, он увидел, что ему звонил Секстон.

Может, чтобы все отменить? И не должно ли это стать облегчением. Быть отшитым дважды за одну ночь едва ли можно назвать хорошими новостями, но это спасет его от необходимости объясняться с мужчиной.

Включив голосовую почту, Блей подпер руками лоб и уставился на свои босые ноги.

«Добрый вечер, Блэйлок. Я воображаю, что прямо сейчас, ты стоишь перед своим шкафом и пытаешься определиться с выбором, что надеть». Ровный, глубокий голос Секстона стал неожиданным бальзамом, успокаивающим его. «Ладно, на самом деле это я сейчас перед собственным шкафом с одеждой… Думаю, что надену костюм и пальто и жилет в озорную ломаную клетку. Я подумал, что полоски были бы не плохим сочетанием с твоей стороны». Последовала пауза и смешок. «Не то, чтобы я указывал, что тебе надевать, конечно же. А вообще звони, если понадобится помощь. В смысле твоего гардероба, конечно же». Снова пауза и затем уже серьезный тон. «С нетерпением жду с тобой встречи. Пока».

Блэй отнял телефон от уха и поставил свой большой палец над кнопкой «удалить». В порыве он сохранил сообщение.

После протяжного вдоха, он вынудил себя подняться на ноги. Дрожащими руками, он застегнул свою шикарную рубашку и вернулся к комоду, который теперь был разгромлен.

Он поднял флаконы с одеколоном, снова поставив их на место, и подмел пол. Затем выдвинул ящик с носками… и вынул от туда то, что ему было нужно.

Чтобы закончить свой туалет.

ГЛАВА 35

Дариус должен был встретить своего молодого протеже после захода солнца, но прежде, чем отправиться в человеческий особняк, за которым они веди наблюдение через деревья, он материализовался в лесах перед пещерой Братства.

С Братьями, рассеянными то здесь, то там, связь могла быть затруднительна, поэтому была создана система обмена условными знаками и уведомлениями. Каждый приходил сюда еженочьно, чтобы проверить, не оставили ли ему что другие, или чтобы оставить свое собственное послание.

Убедившись, что за ним нет слежки, он нырнул в темноту анклава, отодвинул секретную каменную панель в стене и проделал свой путь через серию ворот к святая святых. «Система связи» была ничем иным, как нишей, выдолбленной в каменной стене, куда складывались все послания, и благодаря своей простоте, это был довольно действенный способ.

Тем не менее, он уже так долго здесь не появлялся, чтобы посмотреть не оставили ли что-то ему его братья.

Подходя к последним воротам, он заметил на каменном полу, что-то на первый взгляд напоминающее груду одежды сложенную рядом с грубым мешком.

Как извлеченный из ножен его черный кинжал, темная голова поднялась с «кучи».

— Тор? — Дариус опустил свое оружие.

— Да. — Мальчик перевернулся на своей развороченной кровати. — Добрый вечер, господин.

— Не понимаю, что ты здесь делаешь?

— Сплю.

— Это я и сам вижу. — Дариус подошел к нему и опустился на колени. — Но почему ты не вернулся в свой дом?

В конце концов, от него ведь отреклись, но Харм и без того не особо жаловал его присутствия в своей обители. И разве, молодой человек не мог остаться со своей мамэн?

Парнишка поднялся на ноги и покачнувшись оперся о стену.

— Сколько сейчас времени? Неужели я пропустил…

Дариус придержал Тора за руку.

— Ты ел?

— Я опоздал?

Дарий не стал больше задавать никаких вопросов. Ответы, на интересующие его вопросы, были очевидны, когда мальчишка так и не поднял своих глаз. Что означало — его попросили не искать крова в родительском доме.

— Тормент, сколько дней ты провел здесь? — На ледяном полу.

— Могу найти другое место ночлежки. Я не буду здесь больше оставаться на отдых.

Хвала Деве Летописеце, воистину так.

— Подожди.

Дариус нырнул в ворота проверить письма. Найдя послания для Мердера и Агони, он подумал оставить одно для Харма. Написав:

«Как ты мог отказаться от своего кровного сына так, что ему теперь приходится проводить день на постели из жесткого камня, укрываясь одеждой?

Ты ублюдок».

Вернувшись к Торменту, он увидел, что парень уже сложил в сумку все свои пожитки и прикрепил свое оружие.

Дариус подавил проклятье.

— Сначала отправимся к особняку пропавшей женщины. Мне нужно кое-что обсудить с… этим управляющим. Неси свои вещи, сынок.

Тормент последовал за ним, встревоженный больше обычного, после стольких дней без еды и нормального отдыха.

Они материализовались перед особняком Семпсона и Дариус кивнул вправо, указывая направление к черному входу. Подойдя к задней части дома, Дариус подвел их к двери, из которой они вышли прошлым вечером и позвонил в свисающий колокольчик.

Дверь открыл дворецкий. Он низко поклонился.

— Господа, чем мы можем быть вам полезны в ваших поисках?

Дариус вошел внутрь.

— Я хотел бы еще раз переговорить с управляющим второго этажа.

— Конечно. — Еще один низкий поклон. — Не будет ли вам угодно проследовать за мной в гостиную?

— Мы подождем здесь. — Дариус уселся за потертый стол для персонала.

Доджен побледнел.

— Господин… это…

— Я хочу поговорить с управляющим Фрицдзелдером именно здесь. Не вижу никакой пользы в добавлении вашим хозяину и хозяйке хлопот по поводу встречи наших персон, ведь мы пришли без приглашения. Мы не гости… мы здесь для того, чтобы помочь им в их трагедии.

Дворецкий поклонился так низко, что удивительно, как он еще не ударился лбом.

— Воистину, вы правы. Я сию же минуту отправлюсь за Фрицдзелдером. Есть что-нибудь, что мы могли бы сделать, чтобы услужить вам?

— Да. Мы были бы вам очень признательны за какую-нибудь еду и эль.

— О, господин, конечно! — Доджен поклонился, выходя из комнаты. — Мне следовало самому предложить, прошу меня простить.

Когда они остались одни, Тормент сказал:

— Вам не нужно этого делать.

— Делать что? — Дариус растягивал слова, водя пальцами по исчерченной поверхности стола.

— Просить еду для меня.

Дариус оглянулся через плечо.

— Мой дорогой мальчик, эта просьба была рассчитана на то, чтобы дворецкий почувствовал себя в своей тарелке. Наше присутствие в этой комнате — источник большого дискомфорта для него, как и просьба заново опросить его сотрудника. Так что просьба принести еду будет для него облегчением. А теперь, пожалуйста, сядь, и когда подадут еду с напитками, будь добр поесть. Я уже успел поесть ранее.

Послышался звук отодвигаемого стула и скрип, когда Тормент сел на него.

Управляющий прибыл незамедлительно.

Что было неловко, так как на самом деле, Дариусу нечего было спросить. Где была еда…

— Господа, — торжественно проговорил дворецкий, с почтением открыв дверь.

Персонал внес несколько подносов с яствами и кружками пива и как только стол был накрыт, Дариус вздернул бровь, глядя на Тормента, после чего многозначительно перевел взгляд на разнообразие еды.

Торменту, как воспитанному мужчине, ничего не оставалось, как сдаться.

Дарий кивнул дворецкому.

— Эта трапеза достойна такого дома. Воистину, ваш хозяин должен гордиться.

После ухода дворецкого и остального персонала, управляющий терпеливо, как и Дариус ожидал, пока Тормент съест столько, сколько сможет. После этого, Дарий поднялся на ноги.

— Истинно, могу я попросить вас об одолжении, управляющий Фритцзелдер?

— Конечно, господин.

— Не будете ли вы так любезны, сохранить сумку моего товарища до конца вечера? Мы вернемся после того как совершим свой обзор.

— О, безусловно, господа. — Фритцзелдер низко поклонился. — Я должным образом позабочусь о его вещах.

— Спасибо. Пойдем Тормент, нам пора.

Выйдя на улицу, Дариус мог чувствовать ярость парня исходившую от него, и совершенно не удивился, когда тот схватил его за руку.

— Я сам могу о себе позаботиться.

Дариус глянул на него через плечо.

— Не сомневаюсь. Однако, мне не нужен напарник, ослабший из-за пустого желудка…

— Но…

— …и если ты думаешь, что эта богатая семья пожалела бы еду для тех, кто занимается поиском их дочери, то ты весьма ошибаешься.

Тормент отпустил его руку.

— Я найду жилье. Еду.

— Конечно, найдешь. — Дариус кивнул в сторону кольца деревьев росших вокруг соседнего строения. — Теперь мы можем уже, наконец, продолжить движение?

Тормент кивнул, и они дематериализовались в лес, а затем направились в сторону особняка по соседству.

С каждым приближающим их к месту назначения шагом, Дариус начал испытывать чувство сокрушающего страха, которое увеличивалось до тех пор, пока ему не стало трудно дышать. Время работало против них.

Каждая ночь, прошедшая в бесплотных поисках была еще одним шагом, сокращающим их шансы отыскать ее живой и здоровой.

И у них оставалось все меньше и меньше времени на продолжение поисков.

ГЛАВА 36

Колдвеллский Экспресс Вокзал, находился в противоположной стороне от центра, на краю промышленной зоны к югу от города. Старое строение с плоской крышей, было обнесено решеткой, как будто боялись, что автобусы могут разлететься, притом, что в самом центре перекошенного забора зияла приличного размера прореха.

Джон принял форму в тени припаркованного автобуса, и стал дожидаться Хекс с Куином. Первой появилась Хекс, и Иисусе, она выглядела значительно лучше; вторая попытка поесть прошла на «ура» и цвет ее кожи теперь действительно выглядел здоровее. Она все еще была в униформе, одолженной у Дока Джейн, но поверх нее была одна из его черных толстовок и ветровка.

Ему нравился этот прикид. Нравилось, что она была в его шмотках. Нравилось, как на ней болталась его одежда.

Нравилось, что она смахивала на девчонку.

Если не брать в расчет ее оружие, мускулы, спрятанные под одеждой и ее стандартное «Я-размажу-к-чертям-собачьим-твои-яйца-если-вздумаешь-перейти-мне-дорогу». Это так же было в полной готовности. Просто… сейчас она выглядела роднее что ли. Возможно, это из-за того — а он был чертовски в этом уверен — что она не часто позволяла видеть себя такой.

— Зачем мы здесь? — спросила она, озираясь по сторонам. Слава Богу, ее голос не был разочарованным или раздраженным. Скорее заинтригованным.

Куин принял форму на расстоянии, приблизительно десяти ярдов, скрестив руки на груди, как будто не доверяя самому себе, что ничего не разнесет. Парень был агрессивно настроен. И на взводе. Он не проронили двух связных слов в холле, когда Джон ставил его в курс дела о тех местах, которые собирались посетить, и причина этого была не ясна.

Ну… если только эта причина не Блэй, прошедший мимо их группы, выглядя на миллион долларов в своем сером костюме в мелкую полоску. Парень остановился только, чтобы пожелать удачи Джону и Хекс; даже не взглянув в сторону Куина, покидая вестибюль и растворяясь в ночи.

У того был новый одеколон.

Ясно он шел на свидание. Но с кем?

Крякнув, автобус с шипением выпустил дизельные пары, от чего нос Джона свело, урожая чихнуть.

«Пойдем», произнес он одними губами Хекс, перекинув свой рюкзак на другое плечо, и повел ее вперед.

Они вдвоем перешли мокрую мостовую, направляясь в сторону вокзала, в ту часть, где еще горело люминесцентное освещение. Несмотря на холод, Джон держал свою кожаную куртку расстегнутой, на случай если потребуется быстро добраться до своих кинжалов или пушки — Хекс была вооружена не хуже.

Лессеры могли быть где угодно, как и не далекого ума люди.

Он придержал для нее открытую дверь и вздохнул с облегчением, увидев, что кроме билетера за пуленепробиваемым стеклом «Плексиглас», да старика, спавшего прямо на пластиковых скамейках и женщины с чемоданом никого больше не было.

Голос Хекс был низким.

— Это место… ты огорчен им.

Дерьмо, Джон подумал, что так оно на самом деле и было. Но не из-за того, что он здесь находился… больше из-за того, что его матери пришлось испытать одиночество и боль, пока она боролась за его рождение.

Свиснув с громкостью взрыва, он поднял ладонь, когда эти трое обернулись на шум. Проникнув в их сознания, он ввел их в легкий транс, а затем направился к металлической двери, с обозначением: ЖЕНСКИЙ.

Приложив руку к холодной панели, он приоткрыл дверь и прислушался. Никаких звуков. В помещении было пусто.

Хекс прошла мимо него, обшарив глазами шлакобетонные стены, раковины из нержавеющей стали и три кабинки. Пахло хлоркой и сыростью, запотевшие зеркала были сделаны не из стекла, а из отполированных листов метала. Все было прикручено болтами, от мыльницы до знака «Курение запрещено» и мусорного ведра.

Взгляд Хекс остановился на кабинке для инвалидов. Открыв перекошенную дверь, она отдернулась, выглядя смущенной.

— Здесь… — Она указала на пол в углу. — Ты был рожден… здесь?

Когда она оглянулась на него, он пожал плечами. Он не знал, какая именно это была кабинка, но было вполне логично, что если бы вы собирались рожать, то ваш выбор пал бы на одно из самых просторных мест.

Хекс уставилась на него, при этом смотря словно через него, затем кратно осмотрелась по сторонам, как бы проверяя — не присоединился ли к ним никто. Нет. Только она и он, вдвоем в женском туалете.

Он что-то проговорил, когда она позволила двери кабинки закрыться.

— Кто нашел тебя здесь? — Когда он изобразил, будто моет пол, она прошептала, — Уборщик.

Он кивнул, и почувствовал стыд за это место, за свою историю

— Не стыдись. — Она подошла к нему. — Поверь мне, я не осуждаю тебя. Мои обстоятельства ни чем не лучше твоих. Дьявол, да они еще хуже.

Он мог только догадываться каково быть симпатом полукровкой. В конце концов, два вида смешивались между собой неохотно, по большей части.

— Куда ты направился отсюда?

Он вывел ее из туалета и осмотрелся. Куин стоял в дальнем углу, гипнотизируя взглядом двери вокзала, будто надеясь, что в них появится тот, от кого несет детской присыпкой. Когда парень перевел на них взгляд, Джон кивнул ему; и он вывел людей из транса, стерев им память, после чего, они втроем дематериализовались оттуда.

Когда они снова приняли форму, то оказались на заднем дворе приюта «Наша Госпожа», рядом с детской горкой и песочницей. По всей территории церковного приюта для нежеланных гулял сильный мартовский ветер, позвякивая цепями качелей, от которого голые ветви деревьев отнюдь не защищали. Далее впереди шел ряд четырех оконных блоков выделенных под общежитие, за окнами которых было темно… так же как в кафетерии и часовне.

— Люди? — выдохнула Хекс, когда Куин обошел ее и устроил свой зад на одной из качелей. — Тебя вырастили люди? Боже… правый.

Джон направился к зданию, подумав, что может это не такая уж и удачная идея. Она выглядела потрясенной…

— У нас на много больше общего, чем я думала.

Он замер и должно быть она прочла его выражение лица… или эмоции:

— Я тоже была воспитана среди людей, на которых была не похожа. Хотя, если учесть мою вторую половину, возможно, это было благословением.

Встав рядом с ним, она взглянула в его лицо.

— Ты был храбрее, чем думаешь. — Она кивнула в сторону приюта. — Когда ты здесь находился, ты был храбрее, чем ты думаешь.

Он не согласился, хотя не собирался разрушать ее веру в него. Мгновение спустя, он протянул ей руку, и когда она приняла ее, они оправились к черному входу. Тут же исчезнув, они оказались уже внутри.

Вот дерьмо, они использовали все тоже ядовито-лимонное напольное моющее средство.

И планировка ничуть не изменилась. Что означало — кабинет директора все еще по-прежнему находиться дальше по коридору, в передней части здания.

Двигаясь знакомой дорогой, он направился к старой деревянной двери, скинул рюкзак и повесил его на медную дверную ручку.

— Что в нем?

Он поднял руку и пошелестел пальцами о большой палец.

— Деньги. С налета на…

Он кивнул.

— Удачное место для их применения.

Джон обернулся и посмотрел через коридор туда, где находилась спальня. Всплыли воспоминания, и ноги сами понесли его в том направлении прежде, чем у него появилась осознанная мысль пойти туда, где он когда-то преклонял голову. Было так странно снова находиться здесь, вспоминать одиночество, страх и досадное понимание того, что он абсолютно отличался от них — особенно когда находился рядом с мальчишками своего возраста.

Это всегда было самым ужасным. Находиться в окружении тех с кем должен быть абсолютно схож, но чувствовать себя при этом отчужденнее некуда.

Хекс следовала за Джоном по коридору, оставаясь немного позади него.

Он молча шел по коридору бесшумно ступая своими байкерскими ботинками, и последовав его примеру, она сделала то же самое. Став ничем, кроме призраков в тихом коридоре. Когда они подошли, она отметила про себя, что хоть здание и было старым, все было безупречно — от гладкого линолеума, до окрашенных в бежевый тон стен и окон с проволочной сеткой, вмонтированной в стекла. Не было ни пыли, ни паутины, ни сколов или трещин в штукатурке.

Что давало надежду на то, что монахини и администрация присматривают за детьми с аналогичным вниманием к деталям.

Подойдя с Джоном к двойным дверям, Хекс могла почувствовать сны мальчишек с той стороны, рябь эмоций проходящих сквозь сон, щекотали ее симпатические рецепторы.

Джон просунул голову в дверь, и когда он посмотрел на тех, кто находился внутри, она обнаружила, что снова хмурится.

Его эмоциональный фон был… только тенью этого. Отдаленно нечто похожее от общего образа, появившегося у нее ранее, теперь стал кричаще очевидным.

Она никогда и ни у кого не чувствовала ничего подобного, и не могла это объяснить… и не думала, что Джон осознавал, что делал. Однако, по какой-то причине, это путешествие в его прошлое раскрыло переломную линию в его эмоциональном состоянии.

Как и кое-что еще. Он был как она — терял и оставался обособленным, испытывал опеку других из-за обязательств, а не чертовой любви.

На неком уровне, она думала, что должна прекратить все это, потому что могла ощущать, насколько это уязвляло его… и насколько далеко они могли зайти. Но она была очарована тем, что он ей раскрывал.

И не потому, что как симпат она питалась эмоциями других.

Нет, она хотела знать больше об этом мужчине.

Пока он изучал спящих мальчиков, вернувшись в свое прошлое, она сосредоточилась на его волевом профиле, подсвеченным табличкой над дверью.

Когда она подняла свою ладонь и положила ему на плечо, он слегка вздрогнул.

Ей хотелось сказать ему нечто здравое и утешающее. Подобрать какие-то слова, чтобы поддержать его, как это сделал дня нее он. Но в этом поступке, в его откровении, было больше храбрости, чем когда-либо и кому-либо показывала она, и в этом полном похищений и жестокости мире, он ужасно разрывал ее сердце тем, что давал ей.

Он был настолько одинок здесь, что даже эхо скорби убивало его. И все же он оставался стойким, потому что сказал ей, что сделает это.

Прекрасные голубые глаза Джона встретились с ее, и когда он вопрошающе склонил голову, она поняла, что в такие моменты как этот, слова били лишь пустым звуком

Приблизившись к его крепкому телу, одной рукой она обняла его за талию, а второй за затылок притянула его к себе, наклоняя его голову вниз.

Джон поколебался, а затем охотно в ответ сомкнул свои руки вокруг ее талии, уткнувшись лицом ей в шею.

Хекс держала его в объятиях, даря ему свою силу, предлагая ему убежище, то, чем была более чем способна поделиться. Так, пока они стояли друг напротив друга, она взглянула за его плечо в комнату, на маленькие темные головки на подушках.

В тишине, она чувствовала прошлое и настоящее изменение и смешение этих двух составляющих, но это был всего лишь мираж. Не возможно было утешить потерянного мальчика, которым он тогда был.

Но у нее был взрослый мужчина.

Держа его сейчас в своих объятиях, в какой-то один причудливый момент, она представила себе, что ни за что и никогда не позволит ему уйти.

ГЛАВА 37

Сидя в своем номере в особняке Рэтбоуна, Грег должен был бы чувствовать себя лучше, но не чувствовал. Благодаря нескольким фотографиям того задушевного портрета из холла, в сочетании с несколькими кадрами, сделанными в сумерках, при возвращении в Лос-Анджелес у них будет превосходный материал для выпуска программы. Дворецкий в свою очередь сделал широкий жест, подписав юридические документы, дающие разрешение на все виды доступа.

Оператор Стэн, мог организовать слежку повсюду в этом чертовом доме, где только сможет прикрепить свои окуляры.

Но Грег не чувствовал вкуса победы. Нет, в его кишках засело ощущение «это не может быть правдой» и еще эта жуткая головная боль, растекающаяся от основания черепа до самого лба.

И причина этому была в скрытой камере, прошлой ночью установленной ими в коридоре.

Тому, что она запечатлела не находилось рационального объяснения.

Парадоксально, что «охотнику за приведениями» столкнувшемуся с фигурой, испарившейся в воздухе, требовался Адвил[54] и Tамс[55]. Предположительно ему следовало скакать от радости, что на этот раз его оператору не придется скрывать каждый шаг.

Что до Стэна? Он только пожал плечами на это. О, он верил, что призрак был на настоящим — но это не произвело на него абсолютно никакого эффекта.

«С другой стороны, — подумал он, — можно зависнуть на телевизоре, просматривая «Злоключения Полин»[56] — идеальное снотворное средство, еще до того, как оно станет сальным.

Все-таки были положительные стороны у этой лажы.

Когда часы внизу пробили десять, Грег оторвался от ноутбука и подошел к окну. Господи, он чувствовал бы себя гораздо лучше, не увидь он этой длинноволосой фигуры, ошивающейся по округе прошлой ночью.

К черту это: Лучше бы ему не встречать этого говнюка вне коридора, выкидывающего фокус с галлюцинациями «видишь?», «а так?».

Из кровати позади него, Холли спросила:

— Надеешься там увидеть пасхального кролика?

Он оглянулся на нее, подумав, как же великолепно она смотрелась, привалившись на подушки, уткнувшись носом в книгу. Когда она достала книгу, он был удивлен, что это оказалась Дорис Кернс Гудвин[57] о Фицджеральдах и Кеннеди. Он полагал, она была больше по части биографии Тори Спеллинг[58], как большинство девчонок.

— Ага, весь в поисках пушистого хвостика, — пробормотал он. — Думаю спуститься вниз и посмотреть, не удастся ли мне изловить этого мошенника.

— Только не вздумай вернуться с каким-нибудь зефиром в стиле Peeps. Цветные яйца, шоколадные кролики, эта искусственная пушистая трава — еще куда не шло. Но Peeps меня просто вымораживают.

— Стен придет посидеть с тобой, о'кей?

Глаза Холли оторвались от предыстории Камелота.

— Обойдусь без няньки. И уж тем более без такой, что имеет склонность включать свет помимо основного верхнего так еще и в ванной комнате.

— Я не хочу оставлять тебя одну.

— А я и не одна. — Она кивком головы указала на камеру, установленную в углу комнаты. — Включи ее.

Грег прислонился к откосу окна. Ее волосы поблескивающие на свету и правда были красивыми. Цвет которых, конечно, был заслугой профессиональной краски… но это был идеальный оттенок блонда гармонирующий с ее кожей.

— Я смотрю, тебя это совсем не волнует, — упрекнул он, задаваясь вопросом, когда это они успели поменяться местами на этот счет.

— Ты имеешь в виду прошлую ночь? — Она улыбнулась. — Неа, я думаю, что той тенью был Стэн, разыгравший нас обоих в отместку за его отфутболивание из номера в номер. Ты же знаешь, как он ненавидит таскать багаж. И к тому же, это привело меня в твою постель, разве нет. Ну, не то, чтобы ты поспешил этим воспользоваться.

Он подхватил свою ветровку и подошел к ней. Обхватив ее подбородок рукой, он заглянул ей в глаза:

— Ты все еще хочешь меня?

— Всегда хотела. — Голос Холли понизился. — Это мое наказание.

— Наказание?

— Да ладно, Грег. — Когда он продолжил просто смотреть на нее, она всплеснула руками. — Ты плохая ставка. Ты женат на своей работе и скорее продашь душу, ради ее продвижения. Ты приводишь все и вся вокруг себя к наименьшему общему знаменателю, что позволяет тебе их использовать. А когда они становятся бесполезны? Ты и имени их не вспомнишь.

«Иисусе… а она была умнее, чем он думал».

— Тогда почему ты хочешь иметь со мной какие-то отношения?

— Иногда… я действительно понятия не имею. — Ее глаза вернулись к книге, не бегая вперед-назад по строчкам. Они просто сфокусировались на странице. — Думаю это потому, что я действительно была наивна, когда встретила тебя, и ты поразил меня как никто другой, и научил меня множеству вещей. И то первое впечатление держится до сих пор.

— Звучит не очень ободряюще.

— Может и так. Я надеялась перерасти это… а потом ты стал заботиться обо мне, и меня засосало во все это снова.

Он смотрел на нее, оценивающим взглядом — ее идеальные пропорции, гладкую кожу и удивительное тело.

Чувствуя себя запутанным и странным, и обязанным извиниться перед ней, он подошел к камере на треноге и включил ее на запись.

— Твой сотовый у тебя?

Она залезла в карман халата и достала свой БлэкБерри.

— У меня.

— Звони, если произойдет что-то странное, договорились?

Холли нахмурилась.

— Ты в порядке?

— Почему ты спрашиваешь?

Она пожала плечами.

— Просто никогда не видела тебя…

— Встревоженным? Да, думаю, что в этом доме что-то есть.

— Вообще-то я собиралась сказать… идущим на контакт, вообще-то. В действительности ты впервые смотришь на меня за все это время.

— Я все время смотрю на тебя.

— Не так.

Грег подошел к двери и становился:

— Могу я задать тебе немного неуместный вопрос… ты когда-нибудь красила свои волосы?

Холли пригладила рукой свои светлые локоны:

— Нет, никогда.

— Ты настоящая блондинка?

— Тебе ли не знать.

Когда она приподняла бровь, он вспыхнул.

— Ну, женщины могут использовать краску и в низу… ну ты поняла.

— Не думаю.

Грег нахмурился, задаваясь вопросом, и кто нафиг, контролирует его мозг: казалось, что все эти странные мысли в его голове вызваны какими-то радиоволнами, будто кто-то захватил его станцию. Послав ей короткую волну, он выглянул в коридор и осмотрелся — налево и затем направо, внимательно прислушиваясь. Никаких шагов. Скрипов. Никаких Касперов в простыне витающих над его головой по кругу.

Одергивая ветровку, он направился к лестнице, злясь на эхо собственных шагов. Этот звук заставлял его чувствовать себя преследуемым.

Он оглянулся. Никого, только пустой коридор.

На первом этаже, он обернулся на свет, оставшийся позади него. Один в библиотеке. Один в передней. Один в кабинете.

Нырнув за угол, он остановился, чтобы проверить портрет Рэтбоуна. Теперь эта картина не казалась ему такой уж чертовски романтичной и пользующейся успехом.

Одной из причин этому, была его собственная задница. Как бы ему хотелось, чтобы он никогда не звал Холли посмотреть на эту вещь. Возможно тогда, она не обернулась бы той фантазией в ее подсознании о том, что он приходил в ее номер заниматься с ней сексом. Господи, это выражение на ее лице, когда она рассказывала о своем сне. Не та часть о страхе, а о сексе — потрясающем, горячем сексе. Выглядела ли она так когда-нибудь после ночи с ним?

Останавливался ли он когда-нибудь, чтобы убедиться удовлетворил ли он ее как тот?

Удовлетворял ли он ее вообще?

Открыв парадную дверь, он вышел на улицу, словно подгоняемый какой-то определенной целью, когда в действительности ему некуда было идти. Ну, за исключением подальше от того компьютера, тех картин… и той тихой комнаты с женщиной, в которой, возможно, было сокрыто намного больше, чем он всегда думал.

Призрак-то вроде как реальный.

«Господи… какой же здесь чистый воздух».

Он пошел прочь от дома, и когда оказался примерно в сотне ярдов вниз по склону, то остановился и оглянулся назад. На втором этаже, он увидел свет в своем номере и силуэт Холли, откинувшейся на подушки, с книгой в ее длинных, точеных ручках.

Он продолжал идти, направляясь к линии деревьев и протекающему там же ручью.

«Разве призраки обладают душой? — удивился он. — Или они сами души?»

«У телевизионного вещания есть душа?»

Теперь, это был на половину экзистенциальный [59] вопрос.

Неторопливо обогнув имение, он остановился сорвать немного испанского мха, почувствовать кору на дубах, запах земли, и тумана.

Он был уже на полпути к дому, когда на третьем этаже загорелся свет… и высокая, темная тень прошла мимо одного из окон.

Грег начал идти быстрее. Затем побежал.

Он уже практически летел, запрыгивая на крыльцо и грохая дверью, распахивая ее и топая по лестнице. Срать он хотел на это дерьмовое «не-поднимайтесь-на-третий-этаж» предупреждение. И если он перебудит людей — отлично.

Добравшись до второго этажа он понял, что не имеет ни малейшего понятия о том, какая дверь ведет на чердак. Быстро шагая по коридору, проходя мимо гостевых комнат, он сообразил, что номера на косяках дверей были гребаными демаскирующими признаками[60].

Затем он добрался до складского помещения. Служебное помещение.

Спасибо тебе, Господи: ВЫХОД.

Он ворвался внутрь, перепрыгивая две ступени за раз по лестнице черного хода. Добравшись до верха, перед ним обнаружилась запертая дверь, из-под которой просачивался свет.

Он громко постучал. А в ответ — ничего.

— Здесь есть кто? — окликнул он, дергая ручку. — Эй?

— Сэр! Что вы здесь делаете?

Грег развернулся и посмотрел вниз лестницы, где стоял дворецкий — который был, даже спустя столько часов, одет в свою униформу.

Такое ощущение, что, он вообще не спал в постели, а просто вешал себя на ночь в шкафу, чтобы не помяться.

— Кто там? — потребовал ответа Грег, тыча пальцем через плечо.

— Простите сер, но третий этаж закрыт.

— Почему?

— Вам не стоит об этом беспокоится. Теперь, если вы не возражаете, я попрошу вас вернуться в свою комнату.

Грег открыл было рот, чтобы начать спор, но потом захлопнул его. Есть более удачный способ справиться с этим.

— Ага. О'кей. Как скажете.

Он с невозмутимым видом спустился вниз по лестнице и прошел мимо дворецкого.

Затем направился к себе в комнату, как примерный маленький постоялец и проскользнул внутрь.

— Как прогулка? — спросила Холли, зевая.

— Ничего не случилось, пока меня не было? — «Как, например, скажем мертвяк, зашедший сюда на пару палок чая?»

— Нет. Ну, кроме какого-то сумасшедшего промчавшегося по коридору. Кто это был?

— Без понятия, — пробормотал Грег, отключая камеру. — Даже никаких догадок…

ГЛАВА 38

Джон принял форму рядом с не особо переутруждающимся уличным фонарем. Свет, сгустившийся под его жирафьей шеей, омывал фасадную часть жилого дома, который чертовски привлекательней смотрелся бы в кромешной тьме. Кирпичи и цементный раствор скорее были не красных и белых цветов, а грязно-бурого и еще грязнее-бурого, а трещины расходящиеся практически на всех окнах — заделаны либо клейкой лентой либо поеденными молью и временем, старыми покрывалами. Любое мельчайшее перемещение по вестибюлю не проходило бесследно в этой помойке, барабаня, как отбойный молоток.

Место было именно таким, как и в тот день, когда он провел в нем свою последнюю ночь, за исключением одной вещи: желтых лент, опечатывающих входную дверь.

«Проверенно и опечатано».

Когда Хекс вышла из тени и присоединилась к нему, он сделал все от себя зависящее, чтобы ничем не выдать своего состояния, кроме напускного спокойствия… и знал, что потерпел неудачу. Этот гранд-тур по его прежней дерьмовой жизни оказался тяжелее, чем он думал, зато смахивал на катание в парке аттракционов. После того, как вы уселись на аттракцион и его запустили, до кнопки отключения дотянуться было уже невозможно.

Кто знал, что его появление на свет послужит предупреждением для беременных и эпилептиков.

Да, этому не было конца и края; поэтому она была полностью за то, чтобы он прекратил уже это мучение. Казалось, она чувствовала все, что чувствовал он — включая чувство неудачи, которая его просто разорвет, если он не выберется из этого раньше.

— Ты закончил здесь? — прошептала она.

Кивнув, он повел ее мимо здания за угол к переулку. Подойдя к аварийному выходу, он задался вопросом, по-прежнему ли защелка сломана…

Замок открылся с небольшим усилием, и они проникли внутрь.

Ковер в прихожей больше походил на сырой земляной пол в какой-нибудь избушке — весь скатавшийся и покрыт засохшими пятнами, глубоко въевшимися в волокна. Пустые бутылки из-под выпивки, смятые обертки от Twinkie[61], окурки — засравшие весь коридор и воздух, смердящий как подмышки бомжа.

Господи… даже танкеру Febreze не по силам было бы пробить брешь в этом кошмаре для носа.

Как только Куин зашел через аварийный выход, Джон свернул налево и стал подниматься, от чего ему жутко захотелось кричать. Поднимаясь вверх по лестнице, на их пути врассыпную разбегались с писком крысы, и смрад многоквартирного жилого дома становился все гуще и острее, словно он забродил под самой крышей.

Добравшись до второго этажа, он повел их по коридору и остановился перед звездчатым рисунком с исходящими от нее лучами на стене. Господи… это винное пятно было все еще здесь — хотя, какого хрена он удивляется? Как будто Мэрри Медс собиралась это только показать и сразу закрасить?

Еще одна дверь дальше по коридору, и он открыл то, что когда-то именовалось его квартиркой-студией, и вошел… внутрь

Господи, все было так же, как он и оставил.

После него никто здесь не жил, и он предположил, что в этом был смысл. Люди постепенно съезжали в те времена, когда он был здесь арендатором — ну, те, кто мог себе позволить лучшее место жительства покидали это место. И единственные, кто здесь остались — нарики. А освободившиеся места заняли бездомные, которые словно тараканы просачивались через разбитые окна и сломанные двери подвала. Кульминацией в демографическом изменении стало, как сказал бы заключенный — здание официально объявлено мертвым, полностью сожранным изнутри раком, от которого осталась лишь оболочка.

Приметив журнал Флекс[62], оставленный им на двуспальной кровати у окна, реальность исказилась, засасывая его в прошлое, пригвождая к месту, как и его дерьмовые постеры, намертво приклеенные к этому месту и посей день.

Конечно же, когда он протянул руку и открыл сломанный, комнатной температуры холодильник… там стояли банки ванильного Эншура[63].

Потому что даже голодающие помоищники не позарились бы на это дерьмо.

Хекс прошлась по кругу и остановилась у окна, в которое он частенько смотрел на протяжении многих ночей.

— Ты хотел быть кем-то другим?

Он кивнул.

— Сколько тебе было лет, когда тебя нашли? — Когда он показал два пальца дважды, ее глаза округлились. — Двадцать два? И ты понятия не имел, что был…

Джон покачал головой и подошел к кровати, чтобы поднять номер Флекс. Пролистывая страницы, он понял, что его мечта осуществилась и он стал тем, кем всегда мечтал стать: здоровенным, задиристым ублюдком. «Каким он собственно и является», подумал он. Он действительно был тощим претрансом, во власти стольких…

Бросив журнал обратно, он с трудом отогнал эту мысленную картину. «Только не это. Никогда… только не ту часть».

Они не собирались возвращаться в первое здание, где он жил в одиночестве и она не собиралась узнавать, почему он покинул то место ради этой конуры.

— Кто привел тебя в наш мир?

«Тормент», — ответил он одними губами.

— Сколько тебе было лет, когда ты покинул приют? — Он показал один и шесть. — Шестнадцать? И ты приехал сюда? Прямо из «Нашей Госпожи»?

Джон кивнул и перешел к шкафчикам над раковиной. Открыв одну дверцу сверху, он увидел единственную вещь, которую ожидал найти оставленной внутри. Его имя. И дата.

Джон встал так, чтобы Хекс могла увидеть написанное им. Он помнил, как делал ее — быстро и второпях. Тор ждал внизу у обочины и он примчался стремглав, чтобы прихватить свой велосипед и нацарапал пометку на память… сам не понимая что на него нашло.

— У тебя никого не было, — пробормотала она, заглядывая внутрь. — Я была такой же. Моя мать умерла при родах и я была воспитана в замечательной, хорошей семье… с которой, как я знала, не имела ничего общего. Я рано их покинула и никогда не возвращалась, потому, что не принадлежала тому месту — и иногда, что-то кричало во мне, что для них будет лучше, если я исчезну. Я и понятия не имела, что во мне есть и симпатическая часть и в этом мире ничего для меня не было… но я должна была уйти. К счастью, я встретила Ривенджа и он показал мне, кем я являюсь.

Она оглянулась через плечо.

— Еще немного… и те люди, они ведь убийцы, не так ли. Если бы Тор не нашел тебя…

Он прошел бы через свой переход и умер посреди всего этого, потому что у него не было бы источника крови, в которой он нуждался для выживания.

По какой-то причине, он не хотел думать об этом. Или том факте, что у них с Хекс была общая одинокая затянувшая прогулка.

«Ладно», — произнес он одними губами. — «Пойдем к следующей остановке».

***

Лэш гнал по грунтовой дороге среди кукурузных полей в сторону фермы. Там у него был собственный метафизический покров, поэтому Омега с его новой игрушкой, не могли его вычислить, и для пущей маскировки он напялил на себя бейсболку, плащ с поднятым воротником и пару перчаток.

Он чувствовал себя как тот чувак в Невидимке[64].

Дерьмо, сейчас это было бы как нельзя кстати. Ему отвратительно было даже смотреть на себя, и спустя добрых пару часов ожиданий, чтобы увидеть, что еще у него собирается отвалиться, превращая его в живого мертвеца, он не был так уж уверен, радоваться ему или нет, что он все еще воплоти.

В данный момент он был лишь на половину разложившимся: его мышечная ткань до сих пор свисала с костей.

За четверть мили до его пункта назначения, он бросил свой Мерседес у ствола сосны. Поскольку его силы расходовались на укрытие своей задницы, в нем не осталось сил даже для дематериализации.

Поэтому это была до охренения долгая прогулка в забытое Богом захолустье, и он был зол как черт, из-за того, что передвижение собственного тела было адски тяжелой задачей.

Но стоило подойти к дощатому дому, он ощутил прилив сил. На подъездной дорожке стояли три припаркованные машины — и все знакомые. Тачки Вилли Ломана принадлежали Обществу Лессенинг.

И как вы, наверное, уже догадались, это место стояло на ушах. Внутри находилось не менее двадцати ребят, и вечеринка шла уже в самом разгаре: Через окна ему были видны бочонки с пивом и бутылки ликера, а так же повсюду, виднелись горящие угольки косяков этих ублюдков и дым от Бог еще знает чего.

И где же этот маленький ублюдок.

Ах… как раз вовремя. Подъехал четвертый автомобиль, разительно отличающийся от трех предыдущих. Этакий Стритрейсер, с расписанным вручную шикарным гоночным авто, возможно не менее навороченным движком под этим капотом, и с неоновой подсветкой покрышками, при подъезде создающими эффект приземления. Из колес выбрался паренек — и вы только гляньте, он тоже был весь обгрейжен: напялив на себя какие-то новые брендовые джинсы с кожаной курткой — принявшись прикуривать сигарету тоже чем-то золотым.

Ну, разве за этим не стоит понаблюдать.

Если малыш приехал только на пати, Лэш окажется неправ относительно ума этого гаденыша… и Омега подписался на это только ради большей выгоды. Но если Лэш окажется прав, и сукин сын был здесь для чего-то большего, чем банальная вечеринка, это обещало стать чем-то интересным.

Лэш подтянул отвороты воротника ближе к оголенному мясу, которое когда-то было его шеей и попытался игнорировать свою схожесть с гелем. Он находился в сладостной близости к чуваку, упивающемуся чувством «я-такой-весь-из-себя-крутой» и думающему, что его звездный час будет длиться вечно. Но есть одно «но». Если Омега с готовностью дал пинка под зад своей собственной плоти и крови — этот бывший некогда человеческим куском дерьма уж точно долго не протянет.

Когда один из гуляк внутри посмотрел из окна в направлении Лэша, он хотел было подойти поближе, но передумал на счет этого дерьма, не став рисковать. Он ничего не терял, и не горел желанием провести остаток своих дней как нечто напоминающее кусок почерневшей сырой говядины.

Уродливым, слабым и разложившимся быть не очень-то знаете ли приятно.

Когда холодный ветерок заставил его заклацать зубами, он подумал о Хекс и тут же согрелся одними только своими воспоминаниями. В каком-то смысле, ему даже не верилось, что прошло уже несколько дней с тех пор, как он последний раз ее видел. Такое чувство, что прошли уже годы с тех пор, как она последний раз была под ним. Черт, если бы он только знал, что какое-то первое незначительное повреждение запястья станет началом конца… но откуда ему тогда было знать.

Простая царапина.

И на тебе.

Подняв руку, чтобы поправить свою шевелюру, и наткнувшись на бейсболку, он вспомнил, что у него больше ничего было поправлять. Все, что у него осталось — это костяная башка.

Будь у него больше сил, он начал бы разглагольствования, бредя о несправедливости и жестокости его разлагающейся судьбы. Жизнь не должна быть такой. Он, как предполагалось, не должен был быть наблюдателем со стороны. Он всегда был в центре, ведущим, особенным.

По какой-то идиотской причине, он подумал о Джоне Мэтью. Когда ублюдок вступил в программу по обучению воинов, он был особенно мелким претрансом с одним лишь именем Братства и клеймом в форме звезды на своей груди. Он был отличной мишенью для издевок и Лэш жестко прошелся по парню.

Господи, тогда, он и понятия не имел, что значит быть третьим лишним. Как это заставляет чувствовать себя никчемный куском дерьма. Пока ты смотришь, как другие продолжают жить и готов отдать все на свете, лишь бы быть с ними.

Хорошо, что он понятия не имел, каково это. Или только что и думал, как надрать задницы тем двум ублюдкам.

Стоя здесь и сейчас, опираясь на мохнатую, холодную кору дуба, смотря в окна фермерского дома, как какой-то золотой ребенок живет его жизнью, он ощутил, что пора переходить к действию.

Если это будет последней вещью, которую он сделает, то собирается вытрясти немного дерьма.

Это было даже важнее Хекс.

Этому парню, посмевшему отправить Лэша на смерть — не быть предводителем. Нужно послать сообщение своему папочке. В конце концов, он был гниющим яблоком, не далеко упавшим от дерева и расплата была сукой.

ГЛАВА 39

— Это прежний дом Бэллы, — прокомментировала Хекс, приняв форму на лужайке рядом с Джоном Мэтью.

Когда он кивнул, она осмотрела окрестности. В лунном свете дом Бэллы с изогнутым крыльцом и красной трубой, казалось, светился белым сиянием, словно вы очутились в какой-то сказке, и было жаль, что это место теперь пустовало: в нем не было ничего, кроме внешних огней датчиков системы безопасности.

Факт того, что снаружи, на подъездной гравийной дороге стоял припаркованный Форд F-150, а из окон лился свет, только обострял чувство отчужденности и запустенья.

— Бэлла первой нашла тебя?

Джон сделал неопределенный жест рукой, а затем указал на небольшой дом по соседству. Он начал жестикулировать, но затем остановился, разочарованный языковым барьером.

— Кто-то в том доме… кого ты знал, они и познакомили тебя с Бэллой?

Кивнув, он полез в свою куртку и достал нечто похожее на браслет ручной работы. Забрав его у Джона, она посмотрела на выгравированные на внутренней стороне символы на Древнем Языке.

— Террор. — Когда он ткнул рукой себе в грудь, она сказала: — Твое имя? Но как ты узнал?

Он коснулся своей головы, затем пожал плечами.

— Оно само пришло к тебе. — Она сосредоточилась на небольшом домике с бассейном на заднем дворе и почувствовала, что его воспоминания остры именно об этом месте, потому что всякий раз, когда его взгляд проходил по террасе, его эмоциональный фон загорался, как распределительный щиток, запитавший слишком много сетей.

Впервые он пришел сюда, чтобы кого-то защитить. И это не Бэлла.

«Мэри, — подумала она. — Мэри — шеллан Рейджа. Но как они познакомились?»

Странно… на этом месте образовалась глухая стена, отрезающая ее от той части.

— Бэлла связалась с Братством и за тобой пришел Тормент.

Когда он снова кивнул, она отдала ему браслет обратно, и пока он пальцами поглаживал выгравированные на нем символам, она удивилась течению времени. С тех пор, как они покинули особняк прошел всего час, но Хекс казалось, словно они целый год провели вместе.

Боже, он дал ей больше, чем она могла даже представить… теперь понятно, почему он был таким понимающим, когда она слетела с катушек в операционной.

Он пережил кромешный Ад, не столько живя в своей прежней жизни, сколько влача жалкое существование.

Вопрос в том, как он вообще затерялся в человеческом мире? Где были его родители? Король был его попечителем, пока Джон был претрансом — об этом говорилось в его документах, когда она впервые встретила его в ЗироСаме. Она предполагала, что его мать мертва и визит на автовокзал этого не опроверг… но в истории были пробелы. Некоторые производили впечатление быстро-заполняемых, другие же, казалось, он был не в состоянии заполнить.

Нахмурившись, она ощутила, что его связь с отцом оставалась по-прежнему крепка, даже если ему самому неизвестно, виделся ли он с ним когда-нибудь или нет.

— Ведешь меня в последнее место? — негромко спросила она?

Окинув, казалось, на прощание все взглядом, он дематериализовался и она последовала за ним, благодаря его крови, находившейся в ее организме.

Когда они приняли форму перед потрясающим современным особняком, им овладела такая тоска, что его эмоциональный спектр фактически начал саморазрушение. Силой воли, ему все же удалось вовремя остановить распад до наступления критической ситуации.

Стоит вашей энергетической системе рухнуть, как вы истощились. Теряясь среди своих внутренних демонов.

Что заставило ее вспомнить о Мердере. В день, когда он узнал о ней правду, она отчетливо помнила, представшую перед ней его эмоциональную кардиограмму. Стальные балки, являющиеся основой психического равновесия, были ничем иным, как руинами.

Она была единственной, кто не удивился, когда он сошел с ума и исчез.

Кивнув ей, Джон подошел к входной двери, вставил ключ и повернул. Как только она открылась, Хекс учуяла запах пыли и затхлости, указывающие на то, что это еще одно заброшенное место. Но внутри не было ничего прогнившего, в отличие от здания бывшей лачуги Джона.

Когда он включил свет в фойе, она едва не ахнула. На стене, слева от двери, находился свиток, гласящий на Древнем Языке, что это имение Брата Тормента и его законной шеллан, Веллесандры.

Что объясняло, почему Джону здесь было так больно. Хеллрен Веллесандры не единственный, кто спас претранса.

Сама женщина имела значение для Джона. Чертовски большое значение.

Джон шел по коридору, зажигая все больше света. Его эмоции сочетали в себе горько-сладкую любовь и ревущую внутри боль. Когда они пришли в захватывающую дух кухню, Хекс подошла к столу в нише.

«Он сидел здесь, — подумала она, положив руки на спинку одного из стульев… — в свою первую ночь в этом доме, он сидел здесь».

— Мексиканская кухня, — пробормотала она. — Ты так боялся обидеть их. Но затем… Веллесандра… — Как ищейка, идущая по свежему следу, Хекс отслеживала, что чувствовала в его воспоминаниях. — Веллесандра приготовила тебе имбирного риса. И… пудинг. Ты впервые почувствовал себя сытым, твой желудок не крутило и ты… и ты был так удивлен, что не знал, как с этим справиться.

Кинув через всю кухню на Джона взгляд, она увидела, каким бледным стало его лицо, а глаза слишком блестящими и понимала, что он вернулся в свое ссутулившееся, за столом хрупкое тельце… потрясенного добротой, впервые проявленной кем-то по отношению к нему за очень долгое время.

Звук шагов в коридоре отдавшихся в ее голове, напомнил, что Куин все еще был с ними — парень, слонялся без дела, со своим отбрасывающим словно тень поганым настроением.

Что ж, больше ему не обязательно было ходить за ними по пятам. Это была конечная остановка, последняя глава в истории Джона, значительно влиявшая на него теперешнего. И, к сожалению подразумевающая, что было правильным и целесообразным, вернуться обратно в особняк… где без сомнения Джон заставил бы ее еще немного поесть и попытался бы заставить ее покормиться еще раз.

Она не хотела возвращаться туда, пока еще не хотела. Мысленно она решила взять на одну эту ночь тайм-аут, поэтому у нее оставалось всего несколько часов в запасе, прежде чем встанет на тропу мщения… и потеряет эту едва возникшую связь между ней и Джоном, и глубокое понимание, испытываемое сейчас друг к другу.

Она не собиралась себя обманывать. Печальная реальность была мощной силой, связывающей их, но, тем не менее, такой хрупкой, что Хекс не сомневалась, что эта связь собиралась ухватиться за настоящее, потому что лучше сосредоточиться на нем, чем на прошлом.

— Куин, ты не мог бы нас оставить, пожалуйста.

Разноцветный взгляд парня метнулся к Джону, и серия манипуляций руками начала между ними торговлю.

— Твою мать, — выплюнул Куин, прежде чем развернуться и направиться к входной двери.

После того, как эхо, разносившееся по дому — стихло, она посмотрела на Джона:

— Где твоя спальня?

Он махнул рукой в сторону коридора, и она прошла за ним мимо множества комнат, имеющих современное обустройство и антикварные произведения искусства. Такое сочетание в этом месте создавало ощущение схожее на нахождение в музее искусств, в котором вы могли бы жить, и Хекс время от времени осматривалась, просовывая голову в открытые двери кабинетов и спален.

Спальня Джона располагалась в другом конце дома, и пока она добиралась до нее, Хекс могла только представить культурный шок. От мерзости до великолепия всего лишь сменив почтовый индекс. В отличие от того клоповника, эта комната была оформлена в сине-голубых тонах с полированной мебелью, мраморной ванной и ковром, таким массивным, что его ворс напоминал стрижку ежиком морского пехотинца.

Помимо всего прочего, в комнате имелась раздвижная стеклянная дверь, ведущая на уединенную террасу.

Джон подошел открыть шкаф, и она проследила взглядом за его сильной, массивной рукой проводящей по висящей на деревянных вешалках маленького размера одежде.

Уставившись на рубашки и брюки, его плечи напряглись, а одна рука сжалась в кулак. Он жалел о чем-то сделанном или о том, как он поступал и это не имело ничего общего с ней…

Тор. Дело было в Торе.

Он сожалел о тех вещах, позже произошедших между ними.

— Поговори с ним, — сказала она еле слышно. — Расскажи ему, что происходит. Вам обоим станет легче.

Джон кивнул и она почувствовала как укрепилась его решимость.

Боже, она не была точно уверенна, как это произошло — ну, с технической точки зрения, все как раз таки чертовски просто — но удивителен был сам факт того, что она снова подошла и обняла его сзади за талию. Прижавшись щекой между его лопаток, она была рада, почувствовать, как его руки накрывают ее.

Он общался очень многими, различными способами. И, иногда, прикосновение лучше слов выражало то, что ты хочешь сказать.

В темноте, она подвела его к кровати и они оба сели.

Когда она просто уставилась на него, он произнес губами:

«Что?»

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я пошла туда? — Когда он кивнул, она посмотрела ему прямо в глаза. — Я знаю, что ты что-то пропустил. Я могу ощутить это. Есть промежуток между приютом и тем жилым домом.

Ни один мускул не дрогнул на его лице — он даже не моргнул. Но говорить с мужчиной, скрывающим свои реакции, было неуместно. Она знала о нем то, что знала.

— Все нормально, я не собиралась выспрашивать. И не собиралась давить на тебя.

Его слабый румянец она запомнит надолго, по крайней мере до тех пор, пока не исчезнет… и мысль о том, чтобы оставить его, заставила поднести кончики пальцев к его губам. Когда он дернулся от удивления, она сосредоточилась на его рте.

— Я хочу показать тебе что-то о себе, — сказала она низким, глубоким голосом. — И все же, это не для того, чтобы сравнять счет. А просто потому, что я так хочу.

Как было бы замечательно, взять его в свои места и провести по своей жизни, но узнав больше о ее прошлом, ему станет только тяжелее после ее самоубийства: однако, она любила Джона, и отправляясь за своим похитителем она не собиралась обманывать себя о своих шансах на выживание.

У Лэша были уловки.

Ужасные уловки, которыми он проделывал ужасные вещи.

В ее память ворвались ужасающие, уродливые воспоминания о ублюдке, заставляющие ее бедра дрожать, которые, тем не менее, служили топливом, толкающим ее к чему-то, чему она действительно была не готова. Но она не могла лечь в могилу, не прихватив Лэша с собой.

Не тогда, когда перед нею находился любимый мужчина.

— Я хочутебя, — хрипло сказала она.

Потрясенные голубые глаза Джона разглядывали ее лицо, как бы ища признаки того, что он неверно ее понял. И затем через все его эмоции прорвалась горячая, дикая жажда, сметая их и не оставляя ничего, кроме побуждения полнокровного мужчины соединиться со своей парой.

К его чести, он сделал все возможное, чтобы усмирить этот инстинкт и удержаться за некое подобие рациональности. Но чтобы закончить эту борьбу между разумом и чувственностью ей только и пришлось, что прижаться своими губами к его.

О… Боже, его губы были такими мягкими.

Несмотря на чувства, клокотавшие в его крови, он сдерживал себя. Даже, когда она скользнула своим языком в его рот. И эта сдержанность, стала для нее облегчением, в то время как ее мысли перескакивали с одной на другую между тем, что она делала сейчас…

И тем, что было сделано в ее непростые минувшие дни.

Чтобы помочь себе сфокусироваться, она нащупала его грудь и провела своими ладонями по мускулистым выпуклостям в районе его сердца. Толкнув его на матрас, она вдохнула его личный и его Связующий с ней запах. От него исходил несравненный аромат темных специй, особенно в сравнении с тошнотворным лессеровским смрадом.

Что помогло ей абстрагироваться от того полученного не так давно горького опыта.

Поцелуй начинался как разведка, но быстро перестал быть таковым. Джон прижался плотнее, перекатив свое массивное тело на нее, скользя своей тяжелой ногой вверх, пока не перенес на нее вес с ее тела, в то же время, заключая Хекс в объятия, притягивая ее еще ближе к себе.

Он двигался не спеша, как и она.

И с ней все было в порядке, пока его рука не опустилась на ее грудь.

Прикосновение вырвало Хекс из этой комнаты, этой кровати, перенося ее от Джона и уединенного с ним момента в ад.

Борясь с помутнением рассудка, она изо всех сил пыталась сохранить связь с реальностью, с Джоном. Но когда его большой палец прошелся по ее соску, она вынудила свое тело оставаться спокойным. Лэшу нравилось удерживать ее внизу и вызывать неминуемое, царапая и щипая ее, потому что какой бы сильный кайф он не ловил от оргазмов, еще больший он испытывал от прелюдии, вынося ей мозг.

Психо-изящное действие — часть его натуры. Она непрерывно желала просто покончить с…

Джон толкнулся эрекцией в ее бедро.

Щелчок.

Достигнув предела, ее самообладание раскололось надвое: ее тело по собственной воле бросилось наутек, избегая контакта, разрушая их связь и такой прекрасный момент.

Вскочив с кровати, она ощутила ужас Джона, но была слишком поглощена необъяснимым собственным страхом. Расхаживая по кругу, она отчаянно пытаясь цепляться за реальность, глубоко дышала, но не от страсти, а от непроизвольной паники.

Ну, что за гадство.

Сраный Лэш… она собиралась прикончить его за одно только это. Не за то, через что ей пришлось пройти, а за то, в каком свете после этого она выставила себя перед Джоном.

— Мне так жаль, — простонала она. — Я не должна была этого начинать. Мне действительно очень жаль.

Успокоившись, она остановилась перед шкафом и посмотрела в зеркало, висящее на стене. Джон поднялся на ноги, пока она расхаживала, и остановился у стеклянной двери. Его руки были скрещены на груди, челюсти сжаты, когда он смотрел в ночь.

— Джон… дело не в тебе. Клянусь.

Качая головой, он не смотрел на нее.

Она потерла руками лицо. Молчание и напряжение, повисшее между ними, только усилили ее побуждение пуститься в бегство. Она просто не могла с этим справиться: ни с тем, что чувствует и делает Джону, ни со всем этим дерьмом с Лэшем.

Ее взгляд переместился к двери, а мускулы уже напряглись, ожидая ухода. Что было как раз по ее плану. Всю свою жизнь она полагалась на свою способность выкручиваться из передряг, уходить без объяснения, не оставляя никаких следов, кроме плотного воздуха.

Способность, хорошо служившая ей, как убийце.

— Джон…

Он повернул голову, с горящим сожалением взглядом, когда она встретилась с его отражением в стекле.

Пока он ждал, что она скажет, она раздумывала, над тем, что должна сказать ему, что будет лучше, если она уйдет. Она должна была бросить еще одно жалкое извинение, а затем дематериализоваться из комнаты… исчезнуть из его жизни.

Но все, что она смогла из себя выдавить — это его имя.

Он повернулся к ней лицом и произнес губами:

«Мне жаль. Иди. Все нормально. Иди».

Однако же, она не могла сдвинуться с места. А затем ее губы раскрылись. Когда она поняла, что слова подкатывают к горлу, она поверить не могла, что собирается произнести их. Откровение шло вразрез со всем, что она о себе знала.

«Бога Ради, неужели она собиралась это сделать?»

— Джон… я… я была…

Отведя взгляд, она оценила свое отражение. Ее впалые скулы и бледность были результатом гораздо большего, чем недостаток сна и кормления.

С внезапно накатившей на нее вспышкой гнева она выпалила:

— Лэш не был импотентом, понятно? Он не был… импотентом…

Температура в комнате упала столь резко и стремительно, что ее дыхание вышло облачком пара.

И то, что она увидела в зеркале, заставило ее развернуться, и сделать несколько шагов, подальше от Джона: голубые глаза пылали невообразимым светом, его верхняя губа поднялась, обнажая клыки, которые были настолько острыми и длинными, что смахивали скорее на кинжалы.

Все предметы в комнате завибрировали: лампы на прикроватных столиках, одежда на вешалках, настенное зеркало. Коллективное позвякивание переросло в гулкий рев и Хекс, едва удержав равновесие, пришлось ухватиться за бюро, в противном случае, рискуя упасть на задницу.

Воздух превратился в живой сгусток энергии. Перегруженный. Наэлектризованный.

Опасный.

Джон же был эпицентром бушующей силы, его руки сжались в кулаки с такой силой, что предплечья дрожали, а мышцы бедер плотнее обхватили кости, когда он встал в боевую стойку.

Джон откинул голову, широко раскрыв рот… и испустил боевой клич.

Звук, взорвавший все вокруг, был столь громогласен, что она была вынуждена прикрыть уши руками, и такой мощный, что почувствовала ударную волну на своем лица.

На мгновение она подумала, что он обрел дар речи… но не голосовые связки были источником этого рева.

Стекло раздвижной двери позади него разлетелось вдребезги, на тысячи мельчайших осколков, беспорядочным потоком разлетаясь по дому, падая на бетонный пол и ловя свет, как капли дождя…

Или скорее слезы.

ГЛАВА 40

Блэй понятия не имел, что Сакстон только что ему вручил.

Ну, да, сигара, и да, очень дорогая, но название не задержалось в его голове.

— Я думал, что она тебе понравится, — сказал мужчина, откидываясь в своем кожаном кресле, прикуривая. — У них мягкий вкус. Темный, но мягкий.

Блэй щелкнул своей зажигалкой Монтбланк и склонился к ней, прикуривая свою сигару. Делая затяжку, он ощущал взгляд Сакстона сосредоточенный на нем.

Уже в который раз.

Он все еще не мог привыкнуть к его вниманию, поэтому позволил своему взгляду поблуждать по помещению: сводчатый темно-зеленый потолок, черные глянцевые стены, темно-бордовые кожаные стулья и кабинки.

Короче говоря, он смотрел на все, что могло отвлечь от такого пристального взгляда Сакстона или голоса, или одеколона, или…

— Итак, скажи мне, — начал мужчина, выдыхая идеальное голубоватое облако, на мгновение затенившее черты его лица, — ты надел костюм в полоску до или после того, как я позвонил?

— До.

— Я знал, что у тебя есть чувство стиля.

— Серьезно?

— Конечно. — Сакстон смотрел на него через разделяющий их небольшой столик из красного дерева. — Иначе я бы не пригласил тебя на обед.

Обед, состоявшийся в ресторанчике «У Сэла» был… действительно изысканным. Они ели в обеденной зале, в уединенной обстановке, а Айэм приготовил для них специальные закуски, пасту, кофе с молоком и терамису на десерт. Сначала вино было белым, а затем красным.

Темы разговоров были нейтральными, но интересными, и прежде всего, ненавязчивыми. Намек на то «будут-ли-они-или-не-будут» проскальзывал в каждом слове, взгляде и движении тела.

«Итак… это было свидание», подумал Блэй. Ненавязчивая болтовня перетекла в разговор о книгах, которым отдавались предпочтения и музыке, от которой получали удовольствие.

Не удивительно, что Куин переходил прямо к сексу. У парня не было терпения к подобного рода тонкостям. К тому же, он не любил читать, а музыку, которую он слушал — тяжелый металл — могли вынести только сумасшедшие или глухие.

К ним подошел официант, одетый в черное.

— Могу я вам, ребята, предложить что-нибудь выпить?

Сакстон покатал сигару между указательным и большим пальцами.

— Две порции портвейна. Croft Vintage 1945 года, пожалуйста.

— Отличный выбор.

Взгляд Сакстона вернулся к Блэю.

— Знаю.

Блэй посмотрел в окно, у которого они сидели и задался вопросом, перестанет ли он когда-нибудь краснеть рядом с парнем.

— Дождь идет.

— Да, вижу.

Боже, этот голос. Слова Сакстона были такими же мягкими и приятными, как и сигара.

Блэй положил ногу на ногу.

Пока он копался в голове в поисках хоть чего-то, чтобы помогло бы разрядить затянувшееся молчание, а то это смахивало на умозаключения сраного Шерлока о погоде, которые были близки к приближающемуся вдохновению. Дело в том, что когда стало вырисовываться окончание свидания и несмотря на то, что они Сакстоном оплакивали утрату Доминика Дюнна и оба были фанатами Майлза Дэвиса, он не знал, как быть, когда дело дошло до прощания.

Был ли это случай: Перезвонишь, если захочешь повторить? Или более сложный, грязный и доставляющий удовольствие: Да, конечно, я приеду посмотреть твои гравюры.

На что его совесть заставила добавить: Даже притом, что раньше я никогда не делал этого с парнем и, несмотря на то, что кто-то, кроме Куина, будет всего лишь жалким мужским подобием для чего-то действительно стоящего.

— Когда ты в последний раз ходил на свидание, Блэйлок?

— Я… — Блэй сделал глубокую затяжку сигарой. — Давненько.

— Ты хоть что-нибудь себе позволял? Или постоянно в работе и поэтому не до игр?

— Что-то вроде того. — Ладно, безответная любовь точно не входила ни в одну из этих категорий, хотя категория «не до игр» была, конечно, прикрытием.

Сакстон улыбнулся.

— Я был рад, когда ты мне позвонил. И признаюсь немного удивлен.

— Почему?

— Мой кузен определенно… испытывает к тебе какие-то чувства.

Блэй повернул сигару и посмотрел на ее горящий уголек.

— Думаю, что ты очень преувеличил его интерес.

— А я думаю, что ты слишком вежлив, чтобы сказать мне, что это не мое дело.

— Здесь нет дела, поэтому и думать нечего. — Блэй улыбнулся официанту, когда парень поставил два стакана с портвейном на круглый столик и удалился. — Поверь мне.

— Знаешь, Куин довольно интересная личность. — Сакстон элегантно протянул руку и взял свой портвейн. — На самом деле, он один из моих любимых кузенов. Его неподчинение восхищает и он пережил то, что сломало бы даже лессера. Тем не менее, даже не знаю насколько легко его будет любить.

Блэй не хотел касаться этой темы.

— Так, как часто ты сюда приходишь?

Сакстон засмеялся, сверкнув своими бледными глазами.

— Не для дискуссии. — Нахмурившись, он оглянулся вокруг. — На самом деле, давненько я уже никуда не выбирался. Слишком много работы.

— Ты, кажется, говорил, что работаешь адвокатом в Старом Законе. Должно быть это довольно интересно.

— Я специализируюсь в кредитовании и имуществе, так что факт того, что бизнес процветает — равен нулю. В Фейде стало слишком много невинных с прошлого лета…

В кабинке по соседству, как напыщенные пьяньчужки заржала кучка жирных задниц в золотых часах и шелковых костюмах, да так громко, что самый голосистый из них опрокинулся вместе со своим стулом, столкнувшись со спинкой стула Сакстона.

Который чудом не опрокинулся, доказывая, что Сакстон хоть и был джентльменом, но отнюдь не котенком:

— Простите, не могли бы вы потише?

Неповоротливый боров повернулся, со своим толстым, жирным брюхом, как в «Смысле Жизни», и всего десерта этого заведения.

— Ага. Не мог бы. — Его водянистые глазки сузились. — Так или иначе, вам здесь не место.

И он не говорил, что они были вампирами.

Блэй сделал глоток своего портвейна, но дорогостоящий ликер на вкус стал как уксус… хотя горькое жжение во рту появилось не из-за того, что напиток испортился.

Мгновение спустя парень с грохотом откинулся назад с такой силой, что Сакстон чуть не пролил свой напиток.

— Пошел ты, — пробормотал мужчина, потянувшись за своим платком.

Человеческий идиот снова наклонился в их пространство и удивительно как этот пояс все еще не лопнул и не выбил кому-нибудь глаз.

— Мы прерываем вас двоих милых мальчиков от сосания твердых предметов?

Сакстон натянуто улыбнулся.

— Вы, определенно, прерываете нас.

— Ох, прости-и-ите. — Мужчина тут же устроил шоу, оттопырив мизинец вверх держа свою дешевую сигару. — Не хотел вас обидеть.

— Пойдем, — сказал Блэй, наклоняясь вперед и туша свою сигару.

— Я могу устроить для нас другой столик.

— Уже убегаете, мальчики? — протянул мистер Рот. — Собираетесь на вечеринку, где есть все типы сигар? Возможно, нам следует сопроводить вас, чтобы удостовериться, что вы хорошо добрались до места назначения.

Блэй удерживал свой взгляд на Сакстоне.

— В любом случае, уже поздно.

— Что означает, что это только середина нашего дня.

Блэй встал и потянулся в свой карман, но Сакстон поднял руку, останавливая его и вытащил свой бумажник.

— Нет, позволь мне.

Очередной раунд комментариев от Суперпузана-и-придурошного отравили воздух еще больше, и Блэй заскрежетал зубами. К счастью, у Сакстона не заняло много времени расплатиться с официантом, после чего они направились к выходу.

Снаружи, прохладный воздух подарил успокоение, став бальзамом для разбушевавшихся чувств и Блэй сделал глубокий вдох.

— Это место не всегда такое, как сегодня, — пробормотал Сакстон. — В противном случае, я бы никогда не привел тебя сюда.

— Все в порядке. — Блэй тронулся с места и почувствовал, что Сакстон идет рядом с ним.

Когда они подошли к началу переулка, то остановились, чтобы поймать такси до Торговой.

— Как ты себя чувствуешь после всего этого?

Стоял напротив другого мужчины, Блэй решил, что его жизнь слишком коротка, чтобы притворяться по поводу того что не понял значения слова «этого».

— Если честно, чувствую себя странновато.

— И это не из-за тех очаровашек.

— Я солгал. Я никогда раньше не был на свидании. — Это должно было заставить его вздернуть бровь и рассмеяться. — Ага, я тот еще игрок.

Учтивый вздох Сакстона и в его глазах проступила настоящая теплота.

— Что ж, я рад, что стал у тебя первым.

Блэй встретился с взглядом парня.

— Как ты узнал, что я гей?

— Я не и знал. Просто надеялся.

Блэй снова рассмеялся.

— Что ж, ты оказался прав. — После заминки он протянул ладонь. — Спасибо за сегодняшний вечер.

Когда Сакстон коснулся его руки, между ними проскочила искра чистого огня. — Ты понимаешь, что обычно свидания заканчиваются совсем иначе. С учетом заинтересованности обоих партнеров.

Блэй обнаружил, что не способен освободиться от ладони парня.

— О… правда?

Сакстон кивнул.

— Поцелуй — тут будет более уместней.

Блэй сосредоточился на губах мужчины и внезапно задумался, каковы они на вкус.

— Иди сюда, — пробормотал Сакстон, пряча их связь, увлекая его в убежище переулка.

Блэй последовал в темноту, увлеченный эротическими чарами, не желая их разрушать. Очутившись в укрытии здания, он почувствовал, как к его груди прижимается грудь мужчины а затем и бедра.

Поэтому он в точности знал, насколько был возбужден Сакстон.

Как и Сакстон о возбуждении Блэя.

— Скажи мне вот что, — прошептал Сакстон. — Ты когда-нибудь раньше целовал парня?

Блэй не хотел прямо сейчас думать о Куине и мотнул головой, чтобы избавиться от его образа. Когда это не сработало, и голубой с зеленым взгляд парня задержался в его разуме, Блэй сделал единственное, что гарантированно выбросило из головы все мысли о его влечении.

Он сократил расстояние между своим ртом и ртом Сакстона.

***

Куин понимал, что ему нужно было отправляться прямо домой. После того как его попросили из дома Тора, без сомнения для того, чтобы Джон и Хекс могли немного поболтать в горизонтальном положении он должен был вернуться в особняк, чтобы налакаться Herradura и заняться своим собственным гребаным делом.

Но не-е-ет же. Он принял форму у единственного сигарного бара в Колдвелле и наблюдал — как полный лузер под дождем — как Блэй и Сакстон заняли столик у переднего окна. Откуда ему представился прекрасный вид на бросаемые его кузеном изящные похотливые взгляды на его лучшего друга, потом на твердолобых — испортивших им встречу, и как они покидали бар, оставляя свои недопитые напитки.

Не желая быть пойманным на шпионаже, Куин дематериализовался в переулок рядом с местом…, которое быстро превратилось из неправильно выбранного в неправильно подобранную развлекательную программу.

Голос Сакстона разнесся в прохладном воздухе.

— Ты понимаешь, что обычно свидания заканчиваются совсем иначе. С учетом заинтересованности обоих партнеров.

— О… правда?

— Поцелуй — тут будет более уместней.

Куин почувствовал, как сжались его кулаки, и на какую-то долю секунды он решил выйти из-за мусорного контейнера, за которым он стоял. Но для чего? Вклиниться в их пространство и послужить красным светом — брейк парни?

Ага. Как же.

— Иди сюда, — произнес Сакстон.

Вот дерьмо, голос ублюдка был как у оператора секса по телефону. И… о, Боже, Блэй последовал за парнем в темноту.

Бывали времена, когда невероятно чуткий вампирский слух становился настоящей зубной болью. И конечно же… не помогало скрыть голову за кучей отбросов, тем более с такого близко расстояния и с таким ясным визуальным обзором.

Когда они натолкнулись друг на друга, рот Куина широко открылся. Но не потому, что он был потрясен и не потому, что хотел принять в этом участие.

Он просто не мог дышать. Казалось, что его ребра застыли вместе с его сердцем.

«Нет… нет, проклятье, нет…»

— Скажи мне вот что, — прошептал Сакстон. — Ты когда-нибудь раньше целовал парня?

«Да, целовал», хотелось выкрикнуть Куину…

Блэй покачал головой. На самом деле покачал головой.

Куин зажмурился и призвал себя к спокойствию, достаточному для того, чтобы дематериализоваться. Когда он принял форму перед особняком Братства, то дрожал, как дитя… быстро рассматривая возможность наклониться и удобрить кусты обедом, съеденным перед тем, как отправиться с Хекс и Джоном.

Пару выдохов спустя, он решил, что план «А» — быть хорошим и пьяным — наиболее привлекателен. С этой мыслью, он пошел в вестибюль, куда его впустил Фритц и затем направился на кухню.

Черт, может, он не зайдет дальше слов. Но Бог знал, что Сакстон не захочет останавливаться на одном-двух поцелуях в холодной, сырой аллее, и Блэй похоже, наконец, решил получить то, чего он так жаждал уже долгое время.

Что ж, у него еще полно времени, чтобы надраться в хлам, пока не вырубится.

«Иисус… Христос», подумал Куин, потерев грудь, снова и снова слыша голос своего кузена: «Скажи мне вот что. Ты когда-нибудь раньше целовал парня?»

И то, как Блэй покачал головой, глубоко врезалось в память Куина и это просто тащило его прямо из дальней кухни в кладовую, где хранился алкоголь.

Так избито. Напиваться, потому что ты не желаешь с чем-то смириться.

Но он также мог сделать одну вещь в своей жизни согласно традиции.

Вернувшись обратно на кухню, он понял, что, есть по крайней мере, одна спасительная благодать. Когда эти двое решат воссоединиться, то должны будут направиться в дом Сакстона, потому, что любым случайным посетителям доступ в дом короля заказан, всегда.

Выйдя в фойе, он замер.

В вестибюль только что проскользнул Блэй.

— Вернулся так скоро, — прокомментировал грубо Куин. — Только не говори, что мой кузен настолько быстр.

Блэй даже не сделал паузу, продолжая подниматься по лестнице.

— Твой кузен — джентльмен.

Куин пристроился за своим лучшим другом, следуя за ним попятам.

— Уверен? Из моего опыта, он просто выглядит, как джентльмен.

Это заставило Блэя обернуться.

— Раньше он тебе всегда нравился. И был твоим любимчиком. Я помню тебя говорящим о нем как о Боге.

— Я вырос из этого.

— Что ж, мне он нравится. Даже очень.

Куину захотелось рычать, но он подавил в себе этот порыв, откупорил бутылку Herradura, прихваченную с полки кладовой и сделал глоток.

— Поздравляю. Рад за вас.

— Ага. Тогда почему бы тебе не воспользоваться стаканом.

Куин прошел мимо своего приятеля и не остановился, когда Блэй спросил:

— Где Джон и Хекс?

— Отсутствуют. В мире. Их собственном.

— Я думал, ты должен оставаться с ними?

— Я был на время уволен. — Куин сделал паузу наверху лестницы и показал слезу, вытатуированную под его глазом. — Ради Бога, она — наемница. И очень хорошо может о нем позаботиться. Кроме того, они зависли в старом поместье Тора.

Когда он добрался до своей комнаты, Куин захлопнул дверь и снял с себя одежду. Сделав большой глоток из горла, он закрыл глаза и послал зов.

Прямо сейчас Лейла будет хорошей компанией.

Его реальной аллеей.

В конце концов, она обучалась сексу, и все чего ей хотелось — это использовать его в качестве эротического спортзала. Ему не нужно было волноваться о том, что он может сделать ей больно или о том, что она может привязаться к нему. Она профессионалка, что и говорить.

Или станет ею, когда он закончит с ней.

Что касательно Блэя? Он понятия не имел, почему парень вернулся домой вместо того, чтобы отправиться в постель Сакстона, но одно было ясно. Их двоих влекло друг к другу, а Сакстон не привык ждать, когда к нему придет то, чего он хотел.

В конце концов, Куин со своим кузеном были родственниками.

Но это и в малейшей степени не спасет сукиного сына, если он посмеет разбить сердце Блэя.

ГЛАВА 41

Вечеринка в загородном доме набирала обороты — толпа все прибывала паркуясь уже прямо на газоне, набивая своими телами весь нижний этаж. Большинство присутствующих были из тех, кого Лэш видел в Экстрим парке, но не только. И они все больше и больше продолжали приносить выпивку. Шесть коробок. Бутылки. Бочонки.

И одному только Богу было известно, что из нелегального было припрятанного по их карманам.

«Что за херня, — начал он задаваться вопросом. — Может, он ошибался и Омега появится благодаря его извращенной…»

С севера налетел порыв ветра, и Лэш замер совершенно неподвижно, блокируя свой разум, усиливая свое прикрытие.

Тень… Он спроектировал в себе, сквозь себя и вокруг себя тень.

Прибытию Омеги предшествовало затмение луны и те придурки, что находились внутри и понятия не имели, что делали… но это не имело никакого чертового значения. Из входной двери в потоке света льющегося изнутри вышел паренек.

На грязном разъезженном газоне в своем белом одеянии, развевающемся на его теле, принял форму кровный отец Лэша. Его появление еще больше понизило в округ температуру воздуха. Как только Омега принял форму, мелкий выскочка подошел к нему и они обнялись.

Возник соблазн подойти к этой парочке и высказать своему отцу, что он никто иной, как изменчивый ублюдок а мелкого сученка предупредить, что его дни и ночи уже сочтены…

Лицо Омеги, скрытое капюшоном, повернулось в сторону Лэша.

Лэш остался совершенно неподвижным и спроецировал у себя голове изображение чистого листа, чтобы остаться невидимым как изнутри, так и снаружи. Тени… тени… всего лишь темное пятно…

Пауза казалась длиною в жизнь, потому что учуй Омега присутствие Лэша, это без сомнения привело бы концу игры.

Через несколько секунд Омега переключился на своего золотого мальчика, и как только он это сделал, какой-то недотраханный кретин спотыкаясь вывалился из входной двери, размахивая руками и ногами пытаясь сохранить равновесие. Оказавшись на траве, у небольшой клумбы, он не удержался на ногах и шлепнувшись на колени растянулся у основания дома. Когда над ним заржал народ внутри дома и звуки веселья прокатились в ночь, Омега проскользнул в дверной проем.

Вечеринка была в самом разгаре, когда он вошел в дом, и без сомнения ублюдки были слишком пьяны, чтобы понять, что под белым одеянием к их тусовке только что присоединилось само зло.

Однако они недолго оставались в неведении.

В действие пришла огромная световая бомба, стремительно пронесшаяся по дому взрывом света, просочившегося из окон на ряд росших напротив деревьев. Когда ревущий свет преобразовался в мягкое свечение, из выживших не осталось ни единой души: Все эти неудачники повалились друг на друга на полу, и снова наступило отличное время.

«Вот дерьмо. Если бы он поступил так как запланировал…»

Лэш скользнул к дому, делая все возможное, чтобы не оставлять никаких следов как буквальном так и фигуральном смысле, и подобравшись поближе, услышал странный скребущий звук.

Подойдя к одному из окон гостиной, он заглянул внутрь.

Дерьмо стягивало тела, укладывая их штабелями на полу таким образом, чтобы головы были направлены на север с расстоянием между ними приблизительно в стопу или около того. Иисусе… там было так много трупов, что эти «послушные-маленькие-мертвые-человечки», простирались по всему полу от коридора в столовую.

Омега зависал немного позади, словно наслаждаясь видом своих мускулистых игрушечных солдатиков повсюду.

Как. Изысканно.

Потребовалось практически полчаса, чтобы собрать всех в ряд. Парней со второго этажа тащили вниз по лестнице таким образом, что их головы подскакивали на каждой ступеньке, оставляя позади себя кроваво-красный след.

Логично. Ведь труп легче тащить за ноги.

Когда все были разложены, Дерьмо приступило к работе с ножом и собранный шлейф из тел превратился в конвейер. Начиная со столовой, он делал надрезы на горле, запястьях, лодыжках и груди, а Омега шел следом, покрывая своей черной кровью распоротые ребра, прежде чем произвести кардиоэктомию[65].

У этой партии не было сосудов. После извлечения, все сердца сбрасывались в угол.

Мега бойня?

К тому времени, как все было сделано, в центре гостиной образовался пруд крови, от которого просели половицы — и второй у основания лестницы в зале. Лэш не мог бегло полностью осмотреть столовую, но он был чертовски уверен, что там находился еще один.

Вскоре зазвучали стоны, извещающие о перерождении, и тихий сбор урожая страданий, становился все громче и грязнее, когда преобразование набрало свои обороты, вырывая из них остатки их человечности.

В разгар хора агонии и хаоса, Омега кружился по кругу, переступая через корчащиеся массы, раскачиваясь в танце туда и обратно, волоча своим белым одеянием по застывшему дерьму на полу, оставаясь при этом незапятнанным.

В углу, Дерьмо закурило и убралось, как будто взяло тайм-аут после отлично проделанной работы.

Не отрывая взгляда от дома, Лэш отступил от окна, а затем отошел обратно к деревьям.

Черт, ему и самому следовало бы сделать нечто подобное. Но у него не было контактов в человеческом мире, чтобы это осуществить. Как у Дерьма.

Боже, в жизни вампиров это все изменит. Эти ублюдки снова намерены создать настоящий легион противников.

Вернувшись в Мерседес, Лэш завел двигатель и отправился из Фермляндии в долгий путь, не направляясь конкретно в какой-то определенный дом. За рулем он был мрачнее тучи, холодный воздух обдувал его лицо, благодаря разбитому стеклу в окне. Честно говоря, к черту женщин и все это дерьмо. Его единственной целью в жизни стало прикончить Дерьмо. Отнять утешительный приз у Омеги. Разгромить Общество Лессинг.

Ладно… по большому счету, женщины не входили в это число. Он чувствовал себя абсолютно истощенным, так как нуждался в кормлении — независимо от того, что происходило с личиной, его сущность все еще жаждала крови, и ему предстояло решить эту проблему, прежде чем столкнуться со своим папочкой.

Или его прихлопнут.

Направляясь в центр города, он достал телефон и поразился тому, что собирался сделать. Но все же, при наличии общего врага, возникает потребность в создании довольно странных союзов.

***

Вернувшись в особняк Братства, Блэй разделся в своей ванной комнате и залез под душ. Взяв мыло и вспенив его, он подумал о поцелуе в том переулке.

О том парне.

О… касаниях его губ.

Проводя ладонью по прессу живота, он откинул голову назад и позволил теплым струям воды сбегать по его волосам и спине к пояснице. Его телу, казалось, хотелось выгнуться еще сильнее, и он позволил ему сделать это, потягиваясь, наслаждаясь теплым потоком. Потратив время на помывку головы шампунем, он пробежался по себе скользкой, мыльной рукой.

Блэй углубился в воспоминание о том поцелуе.

Боже, такое ощущение, что воспоминание о их слившихся губах — магнит, притягивавший его к нему снова и снова; хватка слишком сильная, чтобы бороться, связь слишком заманчивая для него, чтобы не желать ее допущения.

Проведя ладонями по своему телу, он задался вопросом, когда снова увидит Сакстона.

Когда они снова смогут остаться наедине.

Скользнув своей рукой ниже, он…

— Господин?

Блэй развернулся, скрипнув своей пяткой по мрамору. Накрыв свой твердый, напряженный член обеими руками, он высунулся в стеклянную дверь.

— Лейла?

Избранная застенчиво улыбнулась ему и пробежалась глазами вниз по его телу?

— Меня вызвали сюда? Услужить?

— Я не вызывал. — «Может, она чего перепутала? Если только не…»

— Куин вызвал меня. Я предположила, что в эту комнату?

Эрекция Блэя исчезла с той же скоростью, с какой моргнули его глаза. Затем он мысленно пнул себя и закрыл горячую воду. Потянувшись, он схватил висящее полотенце и обернул его вокруг своих бедер.

— Нет, Избранная, — сказал он спокойно. — Не сюда. В его комнату.

— О! Прошу простить меня, господин. — С пылающими щеками она попятилась из комнаты.

— Все в порядке… осторожно! — Блэй кинулся вперед и поймал ее до того, как она налетела на ванну и потеряла равновесие. — Ты как?

— Воистину, я должна смотреть, куда иду. — Она посмотрела в его глаза, скользнув своими руками по его обнаженным рукам. — Благодарю.

Глядя на ее идеально-красивое лицо становилось совершенно очевидно, почему ею заинтересовался Куин. Она была неземной, но было в этом и что-то большее… особенно, когда ее веки опустились и вспыхнули зеленые глаза.

Невинна, но эротична. Вот, что она из себя представляла. Она сочетала в себе очаровательную комбинацию невинности и жесткого секса, что для нормальных мужчин являлось неоспоримым, а Куин даже и близко не походил на нормального. Он имел все что движется.

«Интересно, а Избранной об этом известно? И если да, имело ли это для нее значение?»

Нахмурившись, Блэй отстранил ее от себя.

— Лейла…

— Да, господин?

«Вот, черт… и что он собирается ей сказать?» Было чертовски ясно, что ее вызвали не для того, чтобы покормить Куина, потому что они делали это накануне ночью…

«Боже, может в этом-то все и дело. У них уже был раз секс и она вернулась за добавкой».

— Господин?

— Ничего. Тебе лучше идти. Уверен, он уже заждался тебя.

— Воистину. — Аромат Лейлы усилился, ударив Блэю в нос коричной специей. — И за это я очень благодарна.

Когда она развернулась и пошла в сторону выхода, Блэй наблюдал за покачиванием ее бедер. Ему хотелось кричать. Ему даже думать было не выносимо, что за соседней дверью у Куина намечался секс… ради Бога, в особняке осталось только одно место, неоскверненное семи аморальными действиями.

Тем не менее, все, что он сейчас мог видеть — это Лейлу направляющуюся в комнату Куина и позволяющую своему белому одеянию соскользнуть с плеч, обнажая свои груди, живот и бедра его разноцветному взгляду. Она окажется в его постели и под его телом в мгновение ока.

И Куин хорошо о ней позаботится. В этом он весь, по крайней мере, когда дело касалось секса: Он был весьма щедр на время и на таланты. Он будет на ней повсюду, руками и ртом…

«Верно. Не стоит туда ходить».

Отбросив полотенце, он подумал, что Лейла возможно отличный партнер для парня. С ее подготовкой, она не только угодит ему по всем пунктам, но и никогда не станет от него ожидать верности или негодовать из-за его других деяний, или толкать его на эмоциональную связь, которую он не испытывает. Вероятно, она не прочь была бы даже поучаствовать в развлечениях, и судя по ее походке, она отлично владела своим телом.

Она для него идеальна. И уж точно лучше Блэя.

Кроме того, Куин ясно дал понять, что в итоге он собирался остаться с женщиной… традиционно с женщиной с традиционными ценностями, предпочтительно из аристократического рода, если сможет найти ту, которая примет его, даже, несмотря на дефект его разноцветных глаз.

Лейла полностью соответствовала этим параметрам — ничего кроме «старой школы» и родословной Избранной, и она явно его хочет.

Чувствуя себя проклятым, Блэй подошел к своему шкафу и переоделся в нейлоновые шорты и рубашку цвета хаки. Он ни за что не станет сидеть здесь, прохлаждаясь с хорошей книгой, в то время как за соседней дверью…

Да уж. Он не нуждался в представлении, даже гипотетическом.

Выйдя в коридор со статуями, он бросился вниз мимо мраморных изваяний, завидуя их спокойным позам с безмятежными лицами. Конечно, все путем, когда ты неодушевлен, что, кстати, казалось чертовский заманчиво. Принимая во внимание, отсутствие у них каких-либо чувств, не дающих проходить через эту испепеляющую боль.

Спустившись в фойе, он огляделся в конце изгиба перил и нырнул в потайную дверь. В туннеле учебного центра, он начал пробежку как разминку, не замедляясь, выбежав через заднюю дверь раздевалки. Тренажерный зал остался единственным местом, которое он сейчас мог вынести. Целый час или около того на StairMaster[66] и все что он будет чувствовать — это свою кожу, которую словно скоблили ржавой ложкой.

Выбежав в коридор, он приостановился на секунду, увидев фигуру, прислонившуюся к бетонной стене.

— Хекс? Что ты здесь делаешь? — Ну, кроме того, что разглядываешь дыру в полу.

Женщина подняла взгляд и ее темно-серые глаза казались бездонными дырами.

— Привет.

Блэй нахмурился, приближаясь к ней.

— Где Джон?

— Он там. — Она кивнула в сторону двери в тренажерный зал.

Что объясняло доносящиеся оттуда глухие звуки. Кто-то явно работает как угорелый на одном из тренажеров.

— Что случилось? — спросил Блэй, проследив за ее взглядом «и что здесь делают Найки Джона? — связанные с огромным количеством дерьма».

Хекс прислонилась головой к стене, в качестве опоры помогающей ей держаться в вертикальном положении.

— Это все, что я могла сделать, чтобы вернуть его сюда.

— Почему?

Она метнула на него взгляд.

— Позволь просто сказать, что он жаждет добраться до Лэша.

— Ну, это понятное дело.

— Ага.

Когда слово слетело с ее губ, он понял, что не знает и половины из случившегося, но было ясно, что она не собиралась пускаться в объяснение.

Неожиданно, ее мрачный взгляд остановился на его лице.

— Итак, ты причина того, что сегодня ночью Куин был в таком паршивом настроении.

Блэй отпрянул, а затем покачал головой.

— Это не имеет ко мне никакого отношения. Куин, как правило всегда в дерьмовом настроении.

— Люди делают неправильные выводы, видя подобное. Круглые колышки просто не укладываются в квадратные отверстия.

Блэй откашлялся, думая, что симпаты, даже один из которых не был против тебя, не входил в число тех, кого бы ты хотел видеть рядом, будучи расстроенным и уязвимым. И особенно, когда мужчина, которого ты хочешь, собирается сделать здравую вещь с Избранной с ангельским личиком и телом, созданным для греха.

Только одному Богу известно, что Хекс выудила из его головы.

— Ну… пойду, потренируюсь. — Тем более, когда его защитные механизмы были в неисправном состоянии.

— О'кей. Может, тебе удастся с ним поговорить.

— Я поговорю. — Блэй заколебался, подумав, что Хекс выглядела немногим лучше, чем он себя чувствовал. — Слушай, мне кажется ты только зря тратишь здесь свое время. Может, тебе лучше подняться в гостевую комнату и немного отдохнуть?

Она покачала головой.

— Я не оставлю его, но остаюсь ждать здесь, потому что это я причина его ярости. Поэтому оказываться мне сейчас в его поле зрения… не лучшая затея для его психического равновесия на данный момент. Я надеюсь, что это продлиться долго, после того, как он сломает вторую беговую дорожку.

— Вторую?

— Я довольно чертовски уверена, что взрыв и последовавший после этого запах дыма приблизительно пятнадцать минут назад означали, что он изнурил одну из них своим непосильным трудом.

— Проклятье!

— Ага.

Напрягшись, Блэй проскользнул в тренажерный зал…

— Иисус… Христос. Джон.

Его голос не был услышан вообще. С другой стороны монотонный рев механизма и топот шагов Джона заглушили бы и взрыв автомобиля.

Огромное тело парня на дорожке было абсолютно безумно, его футболка и торс обливались потом, капли которых смахивались тыльной стороной сжатого кулака создавая по обе стороны от себя две равные лужицы на полу. На обоих его белых носках краснели алые полосы, спускающиеся с его пяток, как будто он стер участок кожи, а черные нейлоновые шорты, хлопали как влажное полотенце.

— Джон? — прокричал Блэй, глядя на сгоревший тренажер рядом с парнем. — Джон!

Когда парень не повернул голову на окрик, Блэй подошел и замахал руками в поле зрения Джона. А затем пожалел об этом. Взгляд, встретившийся с его, пылал ненавистью настолько порочной, что Блэй отступил на шаг назад.

Когда Джон перевел свой взгляд обратно в пространство перед собой, стало чертовски ясно, что ублюдок собирается продолжать в том же духе, пока не сотрет ноги по колено.

— Джон, как насчет того, чтобы остановиться! — крикнул Блэй. — Прежде, чем свалишься?

Нет ответа. Только скрипучий визг беговой дорожки и бомбардирующий звук ног.

— Джон! Давай! Ну же! Ты убиваешь себя!

«Нахер все».

Блэй зашел за аппаратную и выдернул шнур из стены. Резкое замедление заставило Джона проехаться и накрениться вперед, но все же он удержался руками за консоли. А может просто навалился на них.

Его тяжелое дыхание врывалось и вырывалось изо рта, когда голова упала на руку.

Блэй подтащил скамейку и приземлился на нее так, чтобы мог заглянуть в лицо парня.

— Джон… что, черт возьми, происходит?

Джон отпустил консоли и свалился на задницу, вытащив из-под себя ноги. После серии вдохов, он провел рукой по своим мокрым волосам.

— Поговори со мной, Джон. Я сохраню это только между нами. Клянусь жизнью моей матери.

Прошло довольно много времени, прежде чем Джон поднял голову, и когда он это сделал, его глаза оказались мокрыми. И не от пота и нагрузки.

— Расскажи мне и это никуда дальше не уйдет — прошептал Блэй. — Что случилось? Расскажи.

Когда, в конечном итоге, парень начал показывать жестами, движения его были беспорядочными, но Блэй отлично разобрал слова.

«Он причинил ей боль, Блэй. Он… причинил ей боль».

— Ну, да, я знаю. Слышал в каком состоянии она была, когда…

Джон зажмурился и покачал головой.

В напряженном молчании, последовавшем за этим, кожу на затылке Блэя начало покалывать. «О… дерьмо».

Должно быть это не все. Было что-то еще.

— Насколько все отвратительно? — прорычал Блэй.

«Настолько, насколько это вообще возможно представить», — промолвил губами Джон.

— Сукин сын. Гандон, сучий крысенышь, ушлепок!

Блэй не был силен по части клятв, но иногда это было единственным, что можно предложить ушам собеседника: Хекс не была его женщиной, но ответить за пережитую боль, причиненную противоположному полу, он был более чем заинтересован. По многим причинам… а сейчас, как никогда прежде.

Боже, ее убитое горем выражение лица было не только по поводу беспокойства за Джона. Это было из-за воспоминаний. Ужасных, отвратительных воспоминаний…

— Джон… мне так жаль.

Свежая капля стекла по подбородку парня прямо на черную беговую дорожку, Джон пару раз протер глаза, прежде чем поднять взгляд. Мука, борющаяся с гневом на его лице, заставляла твои яйца твердеть.

Это обретало идеально ясный смысл. С его историей, это было ошеломляющим событием на очень многих уровнях.

«Я должен убить его», — показал жестами Джон. — «Я не смогу жить, если не уберу его».

Когда Блэй кивнул, чувство мести стало очевидным. Связанный мужчина с плохой историей?

Ордер на смерть Леша только, что получил штамп ОПЛАЧЕНО.

Блэй сжал руку в кулак, предлагая ему стукнуться костяшками пальцев.

— Все, чего бы тебе только не понадобилось, все, что угодно — я с тобой. И я никому не скажу ни слова.

Джон подождал мгновение, а затем ударил своим кулаком по кулаку Блэя.

«Я знал, что могу рассчитывать на тебя», — произнес он губами.

— В любое время, — поклялся Блэй. — В любое.

ГЛАВА 42

Примерно через час с прерванной вылазки Грега на третий этаж дом Элайя Рэтбоуна снова погрузился в полную тишину, но он еще долго выжидал после того, как дворецкий спустился вниз, прежде чем сделать очередной снимок.

Они с Холли провели время не в постели, как сделали бы в прошлые времена, а за разговором. И дело было в следующем: чем дольше они разговаривали, тем больше выяснялось, как мало ему было о ней известно. Он и понятие не имел, что ее хобби было ничто иное, как вязание. Или что ее самой заветной мечтой было перевестись в настоящие телевизионные новости — которые на первый взгляд не назовешь шокирующими. Большинство пустоголовых женщин мира действительно обладали более высокими амбициями, чем показ выскочек-карьеристов или комментарии о том, насколько съедобны тараканы. Он даже выяснил, что она вела репортаж в местных новостях о рынке Питсбурга до увольнения с этой должности.

О чем он понятия не имел, так это о настоящей причине, по которой она оставила свою прежнюю работу. Женатый генеральный менеджер ожидал, что она снимется на другую, личную камеру, и когда она отказала ему, он уволил ее, после того как подставил ее на радио.

Грег видел отчетную запись с ее работой, на которой она вырезала свои слова. В конце концов, он сделал, что должен был,и несмотря на то, что ее прослушивание с ним прошло на отлично, он всегда проверял примечания.

И как вы уже должно быть догадались, первым впечатлением о ней было: милое личико, отличная фигура и ничего более, что еще можно было бы предложить.

Но не это самое худшее из его неверных представлений о ней. Он и понятия не имел, что у нее есть брат инвалид, о котором она заботится.

Она показывала ему их совместную фотографию.

И когда Грег вслух спросил, почему ему про парнишку было ничего не известно? Она честно ответила, как есть: потому что, у тебя были четко установленные рамки, поэтому это и осталось за рамкой.

Естественно, у него сыграла нормальная мужская реакция самозащиты, но факт состоял в том, что она была права. Он чертовски четко указал границы. Означающие никакой ревности, никаких объяснений, ничего постоянного и ничего личного.

Уж точно не та среда, в которой вам бы захотелось почувствовать себя уязвимым.

Осознав это, ему пришлось притянуть ее к своей груди и положив подбородок ей на макушку, поглаживать ее по спине. Перед тем, как перенестись в мир грез, она пробормотала что-то своим нежным голоском. Что-то вроде «Это была самая лучшая ночь с ним».

И это несмотря на те чудовищные оргазмы, до которых он ее доводил.

Ну, доводил, когда ему было это угодно. Было множество свиданий, которые он отменял в последнюю минуту и продинамленых эсэмэсок, или отмазок в словесной или физической форме.

«Господи… каким же дерьмом он был».

Поднявшись, наконец, уходить Грег оставил Холли спящей, включив камеру, прежде чем выскользнуть в коридор. Вокруг стояла тишина.

Спустившись вниз по коридору, он вернулся к знаку ВЫХОД и нырнул на черную лестницу. Вверх по ступеням, перебежка, еще один пролет, и затем он очутился у двери.

На этот раз никакого стука. Достав тонкую отвертку, обычно используемую для установки камеры, он приступил к взламыванию замка. На деле, это оказалось даже легче, чем он думал. Всего один тычок и сдвиг и вуа-ля.

Дверь даже не скрипнула, что весьма удивило его.

Однако, то, что находилось по ту сторону… любого потрясло бы до чертиков, как и его самого.

Пространство третьего этажа имело схожесть с пещерой в старомодном стиле, с грубо обтесанными половицами и с обеих сторон накрененным под крутым углом потолком. В дальнем конце, стоял стол с масляной лампой на нем, освещая в золотисто-желтые тона стены… как и черные ботинки того, кто сидел в кресле за гранью отбрасываемого света.

Большие ботинки.

И тут же стало ясно, кто был этот сукин сын и что он наделал.

— Вы записаны у меня на пленку, — сказал Грег фигуре.

Тихий смех фигуры заставил сердце Грега заколотиться быстрее. Низкий и холодный — это был звук убийц, перед тем, как они собирались поработать ножом.

— Да так и есть. — Этот акцент. Попробуй блядь разбери. Не Французский… не Венгерский…

Не важно. В представлении Холли он был выше и мощнее, чем на самом деле.

— Я знаю, что ты сделал. Накануне.

— Я бы предложил присесть, но как вы уже успели заметить, у меня всего одно кресло

— Не буду ходить вокруг да около. — Грег сделал шаг вперед. — Я знаю, что произошло с ней. Она не хотела вас.

— Она хотела секса.

«Говнюк».

— Она спала.

— Спала ли? — Нос ботинка закачался взад-вперед. — Внешность, как и душа — могут быть обманчивы.

— Кто черт побери вы такой?

— Владелец этого прекрасного дома. Вот кто. Я тот, кто позволил вам играть с вашими камерами.

— Что ж, а сейчас можете послать прощальный поцелуй в это дерьмо. Я больше не рекламирую этот дом.

— О, я думаю, будете. Это в вашем стиле.

— Вы нихрена обо мне не знаете.

— Я думаю иначе. Вы… как вы выразились… нихрена не знаете о себе. И к слову, она произнесла ваше имя. Когда кончила.

Это до такой степени взбесило Грега, что он сделал еще один шаг вперед.

— На вашем месте я был бы поосторожнее, — предостерег голос. — Вы ведь не хотите пострадать. А я считаюсь сумасшедшим.

— Я звоню в полицию.

— У вас нет оснований. Обоюдное согласие и все прочее.

— Она спала!

Этот ботинок переместился и топнул по полу.

— Следи за своим тоном, мальчишка.

Не успел он вспыхнуть из-за оскорбления, как мужчина в кресле наклонился вперед… и Грег потерял дар речи.

Представшее на свету, не поддавалось объяснению. Ни на одном из гребаных уровней.

Это был портрет. Из холла на нижнем этаже. Только живой и дышащий. С разницей лишь в том, что волосы не были собраны; они ниспадали на плечи, в два раза шире плеч Грега обтянутые черно-красным материалом.

О, Боже… эти глаза цвета восходящего солнца мерцали и переливались цветами персика.

До ужаса гипнотизирующие.

И да, частично безумны.

— Предлагаю, — зазвучал протяжный тон с этим странным акцентом, — покинуть мансарду и спустился вниз к своей прекрасной даме…

— Вы потомок Рэтбоуна?

Мужчина улыбнулся. Что ж, ну… было что-то не так с его передними зубами.

— Это правда, у нас есть с ним сходство.

— Господи…

— А теперь вам пора идти и закончить ваш небольшой проект. — Больше никакой улыбки, что стало небольшим облегчением. — И я испытываю желание дать небольшой совет, вместо пинка под зад. Вам лучше стоит заботиться о своей женщине, чем ранее. У нее искренние чувства по отношению к вам, в чем нет ее вины, и чего вы на самом-то деле не заслуживаете — в противном случае от вас не исходил бы сейчас запах вины. Вам повезло быть рядом с тем, с кем хотите, поэтому перестаньте быть глупым слепцом.

Грег вовсе не был шокирован, как часто бывало. Но во имя всей своей жизни, он понятия не имел, что ответить.

«Как этот незнакомец, мог столько знать?»

И Господи, как же Грега бесило, что Холли была с кем-то другим, но она произносила его имя?

— А теперь, всего доброго. — Рэтбоун поднял свою руку и сымитировал прощальный жест ребенка. — Обещаю оставить вашу женщину в покое, если вы перестанете ее игнорировать. А сейчас ступайте, пока-пока.

Как отражение, которое не было его собственным, Грег поднял руку и немного поколебавшись, его ноги сдвинули его задницу с места и начали идти к двери.

Боже, его виски раскалывались. «Боже… черт… почему он был… и где…»

Его мысли застопорились, как если бы замкнуло механизм.

Вниз, на следующий этаж. Вниз, в свою комнату.

Раздевшись и забравшись в постель в одних боксерах, он положил свою больную голову на подушку рядом с подушкой Холли, и притянул ее к себе, силясь вспомнить…

Кажется, он должен был что-то сделать. Что было…

Третий этаж. Он должен пойти на третий этаж. Должен узнать, что там наверху…

Его голову прострелила новая вспышка боли, уничтожая не только импульс куда-то пойти, но и всякий интерес к тому, что находилось наверху, в мансарде.

Закрывая свои глаза, у него всплыло самое странное видение незнакомца со знакомым лицом… но затем он отмахнулся от этого к такой-то матери, и уже ничто не имело значения.

ГЛАВА 43

Проникнуть в особняк по соседству не составило никаких проблем.

После активной деятельности по осмотру дома пастыря, не давшей никакого основания предполагать, что девушка могла находиться в его стенах, Дариус заявил, что они с Торментом входят… и вошли. Дематериализовавшись из кольца леса, разделявшего два имения, и снова приняв форму рядом с крылом, где располагалась кухня, после чего направляясь прямиком через массивную деревянную дверь.

В действительности, самым трудным препятствием в преодолении внешних барьеров было побороть сокрушительное чувство страха.

С каждым шагом и каждым вздохом, Дариус был вынужден заставлять себя продвигаться вперед, когда его инстинкты кричали о том, что он оказался в неправильном месте, и все же отказываясь повернуть обратно. Он находился в стороне от других основных дорог, на которых можно пересечься, и хотя дочь Семпсона вполне могла оказаться и не здесь, за неимением каких-либо других выводов, он должен был сделать что-то или сойти с ума.

— Такое чувство, что это дом с привидениями, — пробормотал Тормент, пока они осматривали комнату прислуги.

Дариус кивнул.

— Но не забывай, что любые призраки остаются исключительно в твоей голове, а не среди каких-либо сказок под этой крышей. Пойдем, нужно обнаружить местонахождение каких-нибудь подземных помещений. Если ее забрали люди, то должны держать ее под землей.

Бесшумно пробираясь мимо огромного кухонного камина и копченого мяса, свисающего с крюков, стало очевидно, что дом принадлежал людям. Наверху и вокруг все было тихо — в отличие от дома вампирского пастора, где сейчас велась бы активная деятельность для приготовления к Последней Трапезе.

Увы, доказательств того, что эта семья, относящаяся к другой расе, удерживала женщину в этом доме, доказательств не было. Несмотря на то, что о существовании людей вампирам было известно наверняка, о вампирах не существовало ничего, кроме мифов, присутствующих вдали от цивилизованного человеческого сообщества — поэтому клыкастым не составляло труда выживать среди людей. Тем не менее, время от времени появлялись неминуемые контакты между теми, кто предпочитал оставаться в тени скрываясь от посторонних глаз и другим видом, порождая страшилки среди людей и причудливые фантазии, начиная от ведьм, заканчивая призраками и кровососами. Более того, человеческий разум страдал сокрушительной тягой к сочинительству с нехваткой конкретных доказательств. Что на самом деле имело смысл при условии соотношений рас в мире и ее места в ней: Все, что не подходило под это понимание, вытеснялось в сверхструктуру, даже если это означало создание «паранормальных» элементов.

И какая удача для состоятельной семьи захватить в плен реальное доказательство неуловимых суеверий.

Особенно прекрасное, беззащитное доказательство.

За все это время объект их поисков замечен в этом доме так и не был. Как и какие-то странности соседей. Или внезапно раскрывшиеся расовые различия, отмеченные двумя братьями в этой местности.

Дариус шепотом сыпал проклятиями, думая, что именно поэтому вампирам и не следует жить в непосредственной близости от людей. Разделение было лучше. Конгрегация и разделение.

Проверяя первый этаж особняка, они с Торментом дематериализовались из комнаты в комнату, передвигаясь как тени в лунном свете, проносясь мимо резной мебели и гобеленов без звука или улик на наличие их присутствия.

Крайняя осмотрительность и причина их отказа передвижения пешком по каменным полам? Спящие собаки. Во многих домах пасторов их содержали в качестве охраны, что было осложнением, без которого они вполне могли обойтись. К счастью, если в этом доме и были собаки, то они свернулись калачиком у подножия хозяйской постели.

Да и можно ли назвать это действенным для любой личной охраны.

Однако, фортуна оказалась на их стороне. Никаких собак. Никакой охраны. По крайней мере, их не засекли, услышали, или учуяли — и они смогли определить местонахождение прохода, приведшего их под землю.

Достав свечи, они зажгли фитили. Пламя бросало торопливые, осторожные блики на неотесанные ступени и неровные стены — все, казалось, указывало на то, что семья никогда не спускалась сюда, кроме прислуги.

Еще одно доказательство того, что это место не принадлежало вампирам. В таких домах подземные помещения были бы одними из самых шикарных мест.

На более низком уровне камень под их ногами уступил место утрамбованной земле, а воздух стал тяжелым с промозглой сыростью. Продвигаясь вглубь подземного помещения большого особняка, они обнаружили складские помещения, заполненные бочонками с винами и медом, ящиками с солониной и корзинами с картошкой и луком.

В дальнем конце Дариус ожидал обнаружить вторую лестницу, по которой они смогли бы выбраться наверх. Вместо этого, они подошли к тупику подземного коридора. Никакой ручки. Только стена.

Он присмотрелся, желая обнаружить следы на земле или щели в стенах свидетельствующие о наличии скрытой панели или секции. Их не было.

Чтобы удостовериться, они пробежались с Торментом своими руками по всем неровностям стен и пола.

— На верхних этажах полно окон, — пробормотал Тормент. — Но, если они держали ее наверху, то могли задернуть шторы. Или, может, там есть комнаты без окон?

Натолкнувшись на тупик, чувство страха, что они находятся не в том месте, увеличилось в груди Дариуса, пока его дыхание не перешло в короткие вдохи, а подмышками и на спине выступил пот. У него было чувство, что Тормент страдает тем же приступом тревоги — парень перемещал свой вес назад и вперед, назад и вперед.

Дариус покачал головой.

— Видимо, она находится в другом месте…

— Совершенно верно, вампир.

Дариус и Тормент развернулись, обнажая свои кинжалы.

Глядя на того, кто застал их врасплох, Дариус подумал… «Что ж, это объясняет страх».

Фигура в белом одеянии, преграждающая выход, была ни человеком и ни вампиром.

Это был симпат.

ГЛАВА 44

Ожидая за пределами тренажерного зала, Хекс считывала свои эмоции с бесстрастным интересом. Ей подумалось, это как смотреть в лицо незнакомца, отмечая про себя недостатки, цвета, и черты лица ни по какой другой причине, кроме той, что они сами бросались в глаза.

Беспокойство за Джона перевесило жажду мщения.

Вот уж сюрприз, так сюрприз.

С другой стороны, она и представить себе никогда не могла, что ей доведется увидеть такую ярость воочию и, так сказать с первого рядя, особенно от него. Словно рвущий и мечущий внутренний зверь пытающийся вырваться из некой внутренней клетки.

Черт, связанный мужчина — это не тот, с кем бы вам захотелось столкнуться нос к носу.

Она не обманывала себя. Именно по этой причине он отреагировал подобным образом… а также тех темных специй, которые она чувствовала рядом с ним с тех пор, как выбралась из заточения, устроенного ей Лэшем. Тогда в течении недель ее суровых выходных, влечение Джона и самоуважение были безвозвратно утеряны.

Дерьмо. Полный бардак.

Когда звук работы беговой дорожки внезапно стих, она была готова поспорить, что Блэйлок выдернул шнур из стены. И хорошо, если так. Она пыталась остановить Джона, отняв его гребаные Найки, но когда логические доводы ни к чему хорошему не привели, она решила занять пост здесь.

Ни при каких обстоятельствах она не в силах была наблюдать за тем, как он загоняет себя в могилу. Слушать, как он истязает себя, было и так уже достаточно отвратительно.

Дальше по коридору распахнулась стеклянная дверь и появился Брат Тормент. Учитывая свечение за его спиной, в тренировочный центр пожаловал и Лэсситер, но падший ангел тут же испарился.

— Как Джон? — Пока Брат шел, его беспокойство отпечаталось на суровом лице и усталых глазах, а также и в эмоциональной сетке, которая светилась секторами сожаления.

По многим причинам.

Хекс глянула на дверь тренажерного зала.

— Судя по всему, он переосмыслил и решил сменить свою карьеру на марафонца. Или так, или он просто только что угробил еще одну беговую дорожку.

Возвышающийся над ней Тор заставил Хекс задрать голову вверх, и было удивительно увидеть, что скрывалось за его голубыми глазами. В его взгляде светилось понимание, глубокое понимание, заставившее ее эмоциональную сеть зажечься подозрением. По ее опыту незнакомцы, что смотрели на вас таким взглядом, были опасны.

— Ты как? — сочувственно спросил он.

Это было странно. Она мало общалась с Братом, но когда их дорожки пересекались, он всегда был к ней очень добор. По этой причине она и избегала его. Хекс всегда лучше справлялась, когда имела дело с жестокостью, чем с чьей-либо заботой.

Откровенно говоря, он заставлял ее нервничать.

Когда Хекс не ответила, его лицо напряглось, словно она расстроила его, но он не винил ее за это.

— Ладно, — сказал он. — Не буду лезть не в свое дело.

Боже, она почувствовала себя настоящей сукой.

— Нет, все в порядке. Просто на самом деле ты не хочешь услышать мой ответ прямо сейчас.

— Довольно честно. — Его взгляд сузился на двери тренажерного зала и у Хекс возникло четкое впечатление, что Тор, как и она, был пойман в ловушку за пределами той комнаты, закрыт от страдающего по другую сторону двери парня. — Так это ты вызвала меня сюда?

Она достала ключ, тот что Джон использовал, чтобы попасть в дом парня.

— Просто хотела вернуть тебе это и сказать, что там возникла некая проблема.

Эмоциональная кардиограмма Брата почернела и стала пустой — все огни погасли.

— Какого рода проблема?

— В одной из раздвигающихся дверей вынесено стекло. Надо пару листов фанеры, чтобы закрыть ее. Мы включили систему безопасности, так что датчики движения в доме работают, но там полный бардак из-за сквозняка. Я с радостью починю это сегодня же.

При условии, если Джон добил остальные тренажеры, растерзал свои кроссовки или свалился мертвой кучей.

— Какая… — Тор прочистил горло. — Какая дверь?

— В комнате Джона Мэтью.

Брат нахмурился.

— Она была уже разбита, когда вы туда пришли?

— Нет… она просто внезапно разлетелась.

— Без причины стекла не разлетаются.

И она дала эту причину Джону.

— И правда.

Тор глянул на нее, и она глянула на него в ответ. Тишина становилась тяжелой. Проблема состояла в том, что каким бы приятным парнем и хорошим солдатом он не был, ей нечего было ему сказать.

— С кем мне поговорить насчет фанеры? — спросила она.

— Не беспокойся по этому поводу. И спасибо, что дала мне знать.

Когда Брат повернулся и направился обратно в кабинет, она чувствовала себя как в аду… следствие еще одной связи с Джоном Мэтью. За исключением того, что вместо установления скоростных рекордов ей просто хотелось взять нож и сделать надрезы на внутренних сторонах предплечий, чтобы ослабить давление.

Боже, иногда она становилась такой плаксой-эмо, какой она в действительности и была. Но те шипы не только контролировали ее симпатическую сторону, они помогали ей снизить то, что она не хотела чувствовать.

И это «что» составляло о-о-около девяносто девяти процентов ее эмоций.

Спустя десять минут из двери показалась голова Блэйлока. Его взгляд сосредоточился на полу, в эмоциях сквозило потрясение, что и понятно. А кому бы понравилось смотреть на саморазрушение своего друга и вести разговор с той личностью, которая отправила бедного ублюдка в это свободное падение. Весельем это точно не назовешь.

— Слушай, Джон пошел в раздевалку принять душ. Я заставил его прекратить изображать из себя супермена, но ему… ему нужно еще немного времени. Думаю.

— Хорошо. Я подожду его здесь, в коридоре.

Блэйлок кивнул и затем наступила неловкая пауза.

— Я собираюсь пойти потренироваться.

После того, как дверь закрылась, Хекс взяла свою куртку с оружием, и побрела в сторону раздевалки. Кабинет был пуст, что означало — Тор ушел, чтобы без сомнения заделаться под персонаж Тима Тейлора из «Большого ремонта» [67] с додженом.

А резонирующая тишина сказала ей о том, что ни в классных комнатах, ни в спортзале, ни в клинике никого не было.

Скользнув вниз по стене, она плюхнулась на свою задницу, обняла руками колени и откинув голову назад, закрыла глаза.

Боже, как же она устала…

— Джон все еще там?

Хекс резко проснулась, нацеливая пушку прямо в грудь Блэйлока. Когда парень отскочил назад, она тут же поставила пистолет на предохранитель и опустила дуло.

— Прости, от старых привычек трудновато избавиться.

— А, да. — Парень махнул своим белым полотенцем в сторону раздевалки. — Джон все еще там? Уже час прошел.

Спохватившись, она подняла запястье и взглянула на часы.

— Господи.

Хекс поднялась на ноги и распахнула дверь. Звук работающего душа принес небольшое облегчение.

— Здесь есть другой выход?

— Только через тренажерный зал… который выводит в этот же коридор.

— Хорошо, пойду, поговорю с ним, — сказала она, взмолясь о том, чтобы это оказалось правильное решение.

— Ага. А я пойду пока закончу тренировку. Позвони мне, если понадоблюсь.

Она толкнулась дверь. Внутри все было стандартным: ряды бежевых металлических шкафчиков, разделенные деревянными скамейками. Следуя на звук льющейся воды справа, она шла мимо писсуаров, кабинок и раковин, которые казались заброшенными без толпы потных, голых, обмотанных полотенцами мужчин, пользующихся ими.

Она обнаружила Джона на открытом пространстве среди десятков душевых головок и плиткой, покрывающей каждый дюйм полов, стен и потолка. Он сидел, прислонившись к стене в своей футболке и спортивных шортах, с руками на коленях, и опущенной на них головой, пока на его огромные плечи и торс падали струи воды.

Первое, что ей пришло в голову это, что снаружи она сидела точно в таком же положении.

Второе — удивление от того, что он все еще был здесь. Его эмоциональная кардиограмма была не единственной вещью, которая светилась; тень позади нее также была в огне и тоске. Словно две эти части него были своего рода в трауре, в чем не было сомнений, потому как он страдал или видел слишком много жестоких потерь в своей жизни… или возможно, что-то другое. И там, где это цепляло его эмоционально, ужасало ее. Плотная черная пустота, образовавшаяся в нем, была слишком мощной, она деформировала структуру его психики… возвращая к тому состоянию, в котором он находился, когда она была в той гребаной операционной.

Возвращая его к точке безумия.

Идя по кафельному полу, ее кожа покрылась мурашками от холода в воздухе, исходившего от его чувств… и осознания того, что она снова это сделала. Это был Мердер, только хуже.

Иисус Христос, она была черной вдовой, когда дело доходило до мужских ценностей.

— Джон?

Он не поднял взгляд, и она не была уверена, осознает ли он, что она стоит перед ним. Он вернулся в прошлое. Его затянули и удерживали тиски памяти…

Нахмурившись, она проследила за стекающей водой, которая потоком находила выход из-под его тела по наклонной плоскости… к стоку.

Сток.

«Что-то с этим стоком. Что-то сделать с… Лэшем?»

В объятиях одиночества и на фоне тихого стука льющейся воды, она освободила свою темную сторону ради благой цели. Стремительным потоком ее симпатические инстинкты нырнули в Джона, проникая сквозь его физическую оболочку и углубляясь в разум и воспоминания.

Когда он поднял голову и потрясенно воззрился на нее, все стало красным и двумерным, плитка окрасилась в розовый, темные, влажные волосы Джона обрели кровавый цвет, вода мерцала подобно розовому шампанскому.

Полученные ею образы, имели отпечаток ужаса и стыда: темная лестничная клетка дома мало отличающегося от того, куда он ее приводил; он — маленький претранс — зажат зловонным человеческим мужчиной…

О. Боже.

«Нет».

Колени Хекс подогнулись и она пошатнулась. Затем позволила себе упасть на пол, приземлившись на скользкую плитку так жестко, что прохрустели ее кости, при этом клацнув зубами.

«Нет… только не Джон, — думала она. — Только не тогда, когда он был еще совсем беззащитным, невинным и таким одиноким. Только не тогда, когда он был потерян в человеческом мире, попрошайничая, чтобы выжить».

«Только не он. Не так».

С ее вырвавшейся наружу симпатической сущностью и несомненно горящими красным глазами, они сидели и смотрели друг на друга. Он знал, что она читала его и ненавидел ее за это знание с такой яростью, что она мудро придержала печаль и сострадание при себе. И все же, казалось, что его не возмущало ее вторжение в него. Больше было похоже, что он чертовски не хотел делиться с кем-то этим.

— В этом должно быть замешан — Лэш, — прохрипела она. — Потому что он заполняет твой разум.

Взгляд Джона переместился на сток в центре и у нее сложилось впечатление, будто она видит кровь, скапливающуюся в лужицу у нержавеющего стального отверстия. Кровь Лэша.

Хекс прищурилась. Предыстория обретала кристальную ясность. Лэш узнал секрет Джона. Каким-то образом. И ей не нужно было быть симпатом, чтобы сказать, что такой ублюдок сделал бы с подобной информацией.

И бейсбольный диктор искал бы меньшей аудитории.

Когда Джон перевел свой взгляд на нее, она почувствовала трепещущую связь с ним. Никаких преград, никаких забот о том, чтобы быть уязвимым. Даже если они и были оба одеты, перед друг другом они были обнажены.

И она чертовски была уверена, что никогда не собиралась искать подобной связи с другим мужчиной. Или кем-либо вообще. Он без слов знал все, что ей пришлось пережить, и все к чему привел этот опыт после. А она знала все о нем.

И, скорее всего, та тень на его эмоциональной сетке — это вид раздвоения его психики, вызванная пережитой им травмой. Возможно, его разум и душа слились воедино и укрыли ее в самых потаенных уголках его психических и эмоциональных связей. Может поэтому две его части были так ярко выражены.

Это имело смысл. Как и растущее чувство мести. В конце концов, Лэш глубоко завяз в двойной набор их обид — его и ее.

Информация о Джоне в чужих руках? Это почти также хреново, как и произошедший с ним ужас, потому как вы переживаете это дерьмо снова и снова, как только эту историю узнает кто-то еще. Вот почему она никогда не рассказывала о времени, проведенном в колонии с ее отцом, или о том дерьме в человеческой медицинской клинике… или… да…

Джон поднял палец и постучал рядом со своим глазом.

— Мои глаза красные? — пробормотала она. Когда он кивнул, она потерла лицо. — Прости. Вероятно, мне потребуется еще парочка скоб с шипами.

Когда он выключил воду, она опустила руки.

— Кто еще знает. О тебе.

Джон нахмурился. Потом произнес:

«Блэй, Куин. Зейдист. Хэйверс. Врач». Когда он покачал головой, она поняла, что это означает конец списка.

— Я ничего никому не скажу.

Ее глаза пробежались по его огромному телу от плеч до его огромных бицепсов и мощных бедер — жалея, что он не был таких размеров тогда, на той убогой лестничной клетке. По крайней мере, он больше не был таким как тогда, когда ему причинили боль — хотя это было верно только снаружи. Внутри, он был всеми возрастами, которые когда-либо переживал — брошенным младенцем, нежеланным ребенком, выброшенным в мир на произвол судьбы претрансом… и, наконец, взрослым мужчиной.

Он был вышибалой на поле боя и верным другом и тем, кто сделал все то с лессером в особняке — что он, вероятно, собирался проделать и с Лэшем — своим самым заклятым врагом.

И еще дополнение к проблеме: насколько она обеспокоена тем, что сын Омеги собирался ее убить.

Им не нужно было скрывать это прямо сейчас.

Когда сырость плитки дошла до того места, где она сидела, и вода перестала капать на Джона, Хекс удивилась тому, что захотела сделать.

На многих уровнях это не имело смысла, и конечно, это не назовешь жаркой идеей. Но в этот момент логика между ними была вне игры.

Хекс наклонилась вперед и положила ладони на скользкий пол душевой. Медленно передвигаясь — рука, колено, рука, колено — она подползла к нему.

И знала, что он уловил ее запах.

Потому как под мокрыми спортивными шортами дернулся и затвердел его член.

Оказавшись с ним лицом к лицу, она сосредоточила свой взгляд на его губах.

— Наши разумы уже слились. Я хочу, чтобы за ними последовала и наша плоть.

С этими словами она наклонилась вперед, склонив голову. Прямо перед тем, как поцеловать его, она остановилась, но не потому, что беспокоилась, что он отвернется — она знала по связующему аромату темных специй, исходящего от него, что Джон не был заинтересован в отступлении.

— Нет, это не так, Джон. — Прочитав его эмоции, покачала она головой. — Ты не неполноценный мужчина, из-за того, что с тобой произошло. Ты дважды мужчина, чем кто-либо другой, потому что ты выжил.

***

Знаете, бывает, жизнь заводит вас в такие места, в каких вы никогда даже не ожидали оказаться.

Ни при каких обстоятельствах, даже в самом худшем кошмаре его подсознание не вырвалось бы на поверхность, и Джон и не подумал бы никогда, что может заинтересовать Хекс, зная, что ему причинили боль, когда он был еще совсем юн.

Дело в том, что каким бы большим или сильным не было его тело, ему никогда не укрыть реальность того, каким слабым он был когда-то. И угроза тем, кого он уважал, возвращала его в то слабое состояние не единожды, а постоянно.

Но все же здесь они имели дело с его скелетом не в шкафу, а выставленном на всеобщее обозрение.

А что касательно его двухчасового душа? Он все еще умирал изнутри от причиненной ей боли… Слишком больно было даже думать об этом, слишком ужасно и непоправимо. К тому же добавьте ко всему этому его инстинкты связанного мужчины: защитить и обеспечить ей безопасность? И то, что он отлично знал, насколько ужасно стать жертвой чего-то подобного?

Если бы он только нашел ее раньше… если бы он работал усерднее…

«Да, но это она освободила себя. Не он. Да, черт возьми, он стоял в той комнате, где ее насиловали, стоял рядом с ней и даже понятия не имел, что она была там».

Это было слишком, чтобы с этим жить. Все эти наслоения и пересечения заставляли его голову гудеть до такого предела, пока он не почувствовал, что его мозг превратился в вертолет, который заносит из стороны в сторону и ему уже никогда не вернуться в исходное положение.

Единственное, что держало его здесь на земле — перспектива убийства Лэша.

До тех пор, пока в этом мире дышит этот ублюдок, Джон мог сосредоточиться на том, чтобы ему не снесло крышу.

Убийство Лэша было связью со здравым смыслом, целю, его ожесточенностью.

Вот еще одна существенная слабость, как не отомстить за его женщину, и игра Джона тут же будет закончена.

— Джон, — сказала она, очевидно пытаясь вывести его из ступора.

Сосредоточившись на ней, он посмотрел в ее красные, горящие глаза и напомнил себе, что она — симпат. Что означало — она могла прокрасться в него и открыть все внутренние задраенные люки, выпуская его демонов, чтобы понаблюдать за их танцем. За исключением того, что она не сделала этого. Она прокралась в него, да, но только для того, чтобы понять, где он находился. И увидев темные части него, она не стала обвиняюще тыкать в него пальцем или смотреть с отвращением.

Вместо этого, она кошечкой подкралась к нему, словно намеревалась поцеловать.

Его взгляд упал на ее губы.

Думаете, он смог устоять против такой связи? Слов не было, чтобы передать его отвращение к себе за это, но ее руки на его коже, ее губы на его, и тело напротив его… уж точно не в разговоре он нуждался.

— Правильно, — подбодрила она, с горящими и не только из-за симпатической сущности глазами. — Мы оба нуждаемся в этом.

Джон протянул свои холодные, мокрые руки к ее лицу. Затем огляделся. Сейчас, может, и время, но место не то.

Он не станет с ней заниматься любовью на жесткой плитке.

«Идем со мной», — произнес он губами, вставая и увлекая ее за собой.

Его твердый бугор на передней части спортивных шорт, когда они покидали раздевалку, и рев стремления овладеть ею в его крови, послужили сдерживающим элементом от необходимости сделать это прямо здесь и сейчас, и все же дать ей что-то нежное вместо того насилия, от которого она страдала.

Вместо того, чтобы направиться к туннелю, ведущему в главный дом, он свернул вправо. Ни в коем случае он не направился бы в свою комнату с ней под ручку и эрекцией размером с двутавровую балку, оттопыривавшей его шорты. Кроме того, он был мокрый.

Выбранный им пусть, вел к галерее особняка.

Рядом с раздевалкой, но не примыкая к ней, находилась комната отдыха с массажными столами и джакузи в углу. Место также было завалено синими матами, которые не использовались с тех пор, как их сюда положили. У Братьев едва хватало времени для проведения спарринга, и уж тем более его не хватало для игры в балерину с их драгоценными бедрами и ягодичными мышцами.

Джон подпер дверь пластиковым стулом и повернулся лицом к Хекс. Пока она осматривалась, ее гибкое тело и легкие шаги были эффективнее стриптиз-шоу — настолько он был увлечен ею.

Потянувшись в сторону, он выключил свет.

Красно-белая табличка «Выход» над дверью создала лужицу тусклого света, словно разделяя его тело надвое; его длинная, темная тень простиралась через всю комнату к ногам Хекс.

— Боже, как я хочу тебя, — произнесла она.

Ей не нужно было повторять это дважды. Скинув свои Найки, он стянул через голову футболку и бросил ее на маты. Затем просунул большие пальцы за пояс спортивных шорт и стянул их с бедер, освобождая вздымающийся прямо вверх член. То, что он указывал на нее, как предвещающий жезл, не стало сюрпризом — все, начиная с его сознания до разгоняемой крови колотящимся сердцем, сосредоточилось на женщине, стоявшей меньше чем в десяти шагах от него.

Но он не собирался просто взять прыгнуть на нее и повалить на пол. Нет. Ни за что, даже если его яйца посинеют…

Его мысли перестали быть связными, когда руки Хекс легли на подол ее футболки и элегантным движением потянули ее вверх по телу, а затем через голову. Под ней не оказалось ничего, кроме красивой, гладкой кожи и упругой, высокой груди.

Когда ее аромат проделал весь путь до него и Джон с жадностью начал втягивать его в себя, ее проворные пальчики опустились на пояс штанов и ослабили его. Тонкий зеленый хлопок упал к ее лодыжкам.

Ох, Боже Милостивый, она была полностью обнажена перед ним, и впечатляющие контуры ее тела поражали. Хотя они уже дважды занимались сексом — он был быстрым и страстным, поэтому у него еще не было возможности как следует ее рассмотреть…

Джон моргнул.

На мгновение все, что он мог видеть — это покрывавшие ее тело синяки, когда он ее нашел, особенно те, что были на внутренней поверхности бедер. И теперь он знал, что она заработала их не просто от рукопашных ударов…

— Не возвращайся в то время, — хрипло прошептала она. — Я не возвращаюсь и ты не должен. Просто… будь здесь. Он и так уже слишком многое отнял у нас.

Его горло сжалось от рева мести, который он смог подавить только потому, что знал, что она права. Усилием воли он представил, что та дверь позади него, что он подпер стулом, не пропустит сюда не только проходящих мимо, но и призраков всех обид.

Будет еще достаточно времени по другую сторону этой уединенности для ночных хлопот.

— Ты такая красивая, — произнес он одними губами.

Но конечно она не могла видеть его губ.

Он собирался показать ей это.

Джон сделал шаг вперед, затем еще один и еще. Не только он подходил к ней. Она встретила его на середине, на полпути между ее пунктом А и его пунктом Б, закутавшись своим телом в отбрасываемую его телом тень, и это было единственным, что он видел.

Когда они встретились, его грудь поднималась и опадала от быстрого сердцебиения.

«Я люблю тебя», — произнес он губами в полоске света.

Они одновременно потянулись друг к другу — он к ее лицу, а она положила руки ему на бедра. Воздух наэлектризовался, когда их губы, наконец, встретились: мягкие на мягких, теплые на теплых. Притянув ее к своей обнаженной груди, Джон обнял ее своими большими руками и прижал крепче, углубляя поцелуй — и она не осталась в долгу, скользя ладонями по его бокам и вниз его спины.

Его член пульсировал между ними, трение о его и ее живот посылало вспышки жара, лизавшие вверх и вниз его позвоночник. Но он не торопился. Плавными толчками его бедра двигались вперед и назад, лаская, возбуждая ее, когда он провел своими руками по ее рукам, а затем по ее талии.

Ворвавшись глубже своим языком, одной рукой он зарылся в ее короткие волосы у основания шеи, а вторую положил на заднюю часть бедра. Она провела своей ногой по его, согнув гладкие мышцы…

Гибким движением она запрыгнула на него, обхватив его талию ногами, распределяя свой вес вокруг его бедер. Когда его член уперся во что-то жаркое и влажное, Джон застонал и повалил их на пол, прижимая ее к себе, когда они приземлились на маты и вытягивая ее под собой.

Джон разорвал поцелуй, откидывая голову так, чтобы провести языком по ее горлу. Сосредоточившись на ней, он посасывал ее шею, проследив весь путь пульсирующими в такт его эрекции клыками, затем провел ими по ее ключице. Когда он двинулся южнее, она глубоко зарылась пальцами в его волосы, удерживая его у своей кожи, притягивая к груди.

Отстранившись, он возвысился над ней и проследил глазами по ее телу в свете таблички «Выход». Ее соски превратились в тугие комочки, грудная клетка тяжело подымалась и опадала, а шесть кубиков пресса напряглись, когда она подвигала своими бедрами. Ее гладкая сущность прижалась к нему, и он открыл рот в беззвучном шипении…

Без предупреждения, она потянулась и положила руку на его член.

Прикосновение заставило его откинуться назад так, что ему пришлось упереться руками, чтобы удержать себя.

— Проклятье, ты такой красивый, — прорычала она.

Ее голос привел его в действие и он переместился вперед, освобождая член из ее ладони и устраивая себя на коленях между ее бедер. Опустив голову, он накрыл своим ртом один ее сосок и ударил по нему языком.

Стон, вырвавшийся из нее, едва не заставил его кончить и ему пришлось успокоить свое тело, возвращая себе контроль. Когда покалывающая волна отступила настолько, что он смог продолжить посасывания… он позволил своим рукам медленно скользнуть вниз по ее ребрам, талии и бедрам.

Типичным для нее образом, именно она положила его руку на внутреннюю поверхность своих бедер.

Хекс накрыла его руку своей и переместила ее туда, где они оба хотели, чтобы она оказалась.

Горячее. Шелковистое. Гладкое.

Его накрыл оргазм, как только его пальцы вплотную прижались к входу, в который он до смерти хотел проникнуть. Никакие силы не могли удержать его от этого, и она гортанно рассмеялась, когда он пролил свое семя на ее ноги.

— Тебе нравится, что я чувствую, — прошептала она.

Он посмотрел в ее глаза и вместо того, чтобы кивнуть, поднес свою руку, которая только что касалась ее сущности, к своему рту. Когда он высунул язык и лизнул, покрытые ее соками пальцы, она содрогнулась оторвавшись от матов, грудь поднималась и опадала в бешенном ритме, бедра раскрылись еще больше.

Из-под полуопущенных век он удерживал свой взгляд на ней, когда развел ладонями ее бедра в стороны и начал наклоняться к ее сущности.

Может, стоило сделать эту хрень с легкими, как касание бабочки поцелуями. Или, стоило показать больше изящества, чтобы подразнить ее языком и кончиками пальцев.

«Нахер это».

С сжигающей, молниеносной потребностью, он приник к ее лону своим ртом, всасывая ее, втягивая глубже. Его оргазм оставил свои следы на ней и он пробовал их на вкус вперемешку с ее сладостью… и связанного мужчину в нем это сочетание сводило с ума.

Что было для него только на руку. К тому времени, как он с ней закончит, его аромат темных специй будет покрывать всю Хекс, внутри и снаружи.

Потираясь об нее, порхая языком и проникая внутрь, он смутно почувствовал, как ее ноги переместились на его плечи, а затем она сама начала двигаться, подаваясь его подбородку и губам, добавляя этому моменту магии, управляя так, чтобы он еще жестче действовал с ней.

Достигнув оргазма, она выкрикнула его имя. Дважды.

Сделав его счастливым. Хоть он и не обладал голосом, с его ушами все было в порядке.

ГЛАВА 45

«Иисус Христос, Джон знал, что делал».

Это была единственная мысль, пришедшая на ум Хекс после того, как она кончила от нараставшего высвобождения, подаренного ей его ртом. А затем она снова подошла к краю. Его связующий аромат щекотал ее ноздри. Рот Джона восхитительно блестел соками ее сущности, а его эрекция дразнила ее, упираясь ей в ногу.

Когда он вытащил язык и скользнул им глубоко в нее, она разлетелась на тысячу осколков. От влажного жара его рта, с попеременными ласками — то мягкими, когда он действовал губами то грубыми, когда в дело вступал его подбородок, или нос выписывающий круги на ее клиторе — ей снесло крышу. Затерявшись в своих ощущениях, она готова была кануть в это бесконечное наслаждение.

В разгар полыхающего пожара охватившего все ее тело, для нее не существовало ничего, кроме Джона… ни прошлого, ни будущего — ничего, кроме их тел. Время и место потеряли значение, наряду с остальными людьми

Она хотела, чтобы это длилось вечность.

— Кончи в меня, — простонала она, отчаянно притягивая его к себе за плечи.

Джон поднял голову и передвинулся вверх. Его возбуждение толкнулось во внутреннюю поверхность ее бедер, когда он приблизился.

Она с яростью впилась своим ртом в его, просунув руку между их телами, направляя его туда, где она в нем нуждалась больше всего…

Его огромное тело слилось с ее, когда Хекс выдохнула задыхаясь:

— О, Боже…

Он прислонился своей головой к ее и медленно скользнул внутрь, наполняя ее, растягивая собой. Она выгнулась ему навстречу, обеспечивая более глубокое проникновение и позволяя ее рукам скользить по его гладкой спине… и еще ниже, вцепляясь ногтями в упругие ягодицы.

Его мышцы напрягались и расслаблялись под ее ладонями, когда он задвигался в ней, заставляя ее голову заскользить на мате вперед и назад, пока он толкался в нее. Он был тяжелым, как автомобиль, лежа на ней, с множеством жестких углов на его теле… но боже, как же ей было хорошо со всем этим. Она быстро приспособилась к его темпу, и настолько приблизилась к оргазму, что ее легкие горели от переизбытка кислорода.

Обвив лодыжками его бедра, она двигалась синхронно с ним, пока их тела шлепались друг о друга, вырывая из легких рваное дыхание, а затем Джон толкнулся своим телом вверх, сжав руки в кулаки по обе стороны от ее ребер, перенося вес с груди на напряженные мышцы своих рук так, чтобы ему было удобнее жестче вбиваться в нее.

Черты его лица превратились в эротическую маску, которую ей уже не раз доводилось видеть — губы обнажили длинные, белоснежные клыки, лоб напряжен, глаза горят, челюсти сжаты так, что на щеках проявились впалости. С каждым толчком его грудные мышцы и брюшной пресс напрягались, а кожа в тусклом свете блестела от пота. Вид его, находящегося глубоко в ней, с его мощными толчками, окончательно свели ее с ума.

— Возьми мою вену, — прорычала она ему. — Возьми ее… сейчас.

Когда Хекс накрыл еще один оргазм, он кончил, припав к ее горлу. Прокусив ее шею, он излился в нее.

Начав кончать, Джон уже не мог остановиться, а она и не хотела этого. Не переставая двигаться, он пил из ее шеи, содрогаясь в ней, многократно изливаясь, наполняя ее без остатка, пока кормился и жестко овладевал ею.

Именно этого она и хотела.

Наконец остановившись, он не смог удержаться и упал на нее. Пробежавруками по его плечам, Хекс крепче прижала его к себе, пока он не спеша проводил своим языком по проколам от своих укусов.

Иногда чтобы что-то очистить должным образом вам может потребоваться пескоструйная обработка. Никакие мягкие небольшие круговые движения губкой или тканью не могли достаточно тщательно очистить от грязи. Как и того, что они только что сделали, было недостаточно… ну, во всяком случае, он все еще оставался тверд и она знала, что это было еще не все.

Определенно.

Джон приподнял голову и глянул на нее сверху вниз обеспокоенным взглядом, аккуратно погладив ее по волосам.

Она улыбнулась.

— Я в порядке. Более чем.

На его прекрасном лице расцвета озорная ухмылка, когда он произнес губами:

«Вижу».

— Притормози, большой парень. Думаешь, можешь заставить меня краснеть, как какую-то девчонку? Затягивая этот милый разговорчик? — Когда он кивнул, она закатила глаза. — Должна тебя огорчить — я не из тех женщин, у которых кружится голова и которые хлопаются в обморок только от того, что какой-то там парень глубоко их поцеловал.

Джон был настоящим мужчиной, вздернув бровь. И черт возьми, если она не почувствовала покалывания на своих щеках.

— Слушай, Джон Мэтью. — Она взялась за его подбородок. — Тебе не превратить меня в одну из тех женщин, которая без ума от ее возлюбленного. Не тот случай. Я не создана для этого.

Ее голос был строг и каждым словом она имела в виду то, что имела… за исключением того мгновения, когда он двинул бедрами и его огромная эрекция толкнулась в нее, заставив ее замурлыкать.

Замурлыкать.

Звук был совершенно ей чужд, и она шиш издала бы его, если б смогла. Вместо этого она издала еще те определенно «не-крутая-чувиха» стоны.

Джон склонил голову к ее груди и начал посасывать ее, каким-то образом сохраняя медленные толчки, и даже глубину их проникновения.

Скользнув по его телу руками, она снова зарылась в густую мягкость его волос.

— О, Джон…

И тут он остановился, отняв губы от ее соска, ухмыляясь так широко, что удивительно, как ему удалось не обнажить все передние зубы.

Выражение его лица четко и ясно давало понять «Попалась!»

— Ты — ублюдок, — произнесла она с усмешкой.

Он кивнул. И заполнил ее на всю свою длину.

Ей понравилось сочетание секса и выказывания — кто-здесь-хозяин положения. Просто великолепно. Каким-то образом, это заставило ее еще больше зауважать его… к тому же, она всегда любила силу во всех ее проявлениях. Даже такую провокационную ее разновидность.

— Я не сдамся, ты же знаешь.

Он поджал губы и покачал головой:

«О, нет, конечно же, нет».

А затем он начал выходить из нее. Издав низкое горловое рычание, она вцепилась ногтями в его задницу.

— Куда это ты собрался?

Джон безмолвно рассмеялся, широко разводя ее бедра, и скользя по длине ее тела, пока не оказался в том месте, с которого они начали… — его рот у ее сущности.

Его имя громким эхом разлетелось по комнате, отражаясь от кафельных стен, когда он дарил ей еще больше того, чего она хотела и в чем так нуждалась.

***

Старательное игнорирование звуков секса было неплохим навыком Блэя, которое уж сли-и-и-ишком часто практиковалось.

Выйдя из тренажерного зала, он услышал раздавшееся с эхом имя Джона, доносящееся из-за закрытой двери комнаты отдыха. Учитывая высоту и тенор голоса, ясно как день, что причиной этому была не беседа.

Нет, если только Хекс не была таинственным метеорологом, а Джон не делал доклад о погоде ее жизни.

И для них это очень хорошо. Учитывая, какие зверства произошли с Джоном и теми беговыми дорожками — это было благословением.

Блэй секунду обдумывал, не вернуться ли ему в особняк и пришел к выводу, что если учесть, как долго мог быть занят Куин, было еще слишком рано возвращаться в свою комнату. Нырнув в раздевалку, он наскоро принял душ и переоделся в штаны из коллекции Вишеса. Снова выйдя в коридор и пройдя его, он вошел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

Быстро прислушавшись и поняв, что все тихо, Блэй наконец добился того, зачем он сюда пришел. К сожалению, проверив время, он увидел, что околачивается здесь всего полтора часа. Подумать только, он всегда считал душ самым действенным методом.

Подумав о своих альтернативах, он решил посидеть за столом. В конце концов, старательное неподслушивание за Джоном и Хекс было вопросом приличия. Что касательно игнорирования Куина и Лейлы? Самосохранение.

Куда проще сделать первое, чем второе.

Усевшись в кресло, он уставился на телефон.

Адский целующийся Сакстон.

«Один из самых… адски… целующихся».

Глаза Блэя на мгновение закрылись, когда его накрыло волной тепла, словно в его животе кто-то развел костер.

Он протянул руку к телефонной трубке… и остановился, не закончив начатое. Его рука накрыла трубку, и только.

А затем он вспомнил Лейлу, покидающую его ванную комнату, направляясь к Куину.

Схватив телефонную трубку, он набрал номер Сакстона и задался вопросом, что, черт возьми он делает, когда на линии послышались гудки.

— … Алло…

Блэй нахмурился, выпрямившись на офисном кресле.

— Что случилось? — Длинная пауза. — Сакстон?

Послышался кашель и хрип.

— Да, это я…

— Сакстон, что, черт возьми, случилось?

Последовала гробовая тишина.

— Знаешь, мне понравилось целовать тебя. — Приглушенный голос стал грустным. — И мне понравилось… — Снова кашель, — …проводить с тобой время. Я мог бы любоваться твоим лицом целую вечность.

— Где ты?

— Дома.

Блэй опять посмотрел на свои часы.

— Где это.

— Стремишься поиграть в героя?

— А должен?

На этот раз кашель прекратился не так быстро.

— Боюсь… мне… уже пора.

Последовал щелчок и связь завершилась.

Инстинкты Блэя вопили. Он прошел через шкаф в подземный туннель и дематериализовался к лестнице, ведущей в особняк.

Затем снова принял форму перед другой дверью в сотнях ярдов дальше.

Стоя у входа в Яму, он подставил свое лицо камере и нажал на кнопку интеркома.

— Ви? Мне нужна твоя помощь.

Ожидая, он взмолился Деве Летописеце, чтобы Вишес оказался…

Толстая панель откатилась в сторону и на пороге появился Ви, с влажными волосами и в черном полотенце, обмотанном вокруг его бедер. На заднем фоне играл Jay-Z «Empire State of Mind» и повеяло отличным турецким табаком.

— Что случилось?

— Мне нужно, чтобы ты раздобыл мне адрес.

Ледяные серебристые глаза сузились, изогнув татуировку на левом виске.

— Какой адрес ты ищешь?

— По мобильному гражданского. — Блэй продиктовал номер, который только что набирал.

Ви закатил глаза и отступил назад.

— Проще простого.

Так и оказалось. Пара нажатий на клавиши Четырех Игрушек Брата и Ви глянул на свои мониторы.

— Сиенна Курт 2105… Куда, мать твою, ты собрался?

Блэй ответил через плечо, шагая мимо кожаных диванов и широкоэкранного телевизора.

— Прочь из твоей комнаты.

Ви дематериализовался, перегородив ему выход.

— Солнце взойдет через двадцать пять минут, в курсе?

— Тогда не задерживай меня здесь ни секундой дольше. — Блэй уставился в глаза Брата. — Пропусти меня.

Поток непередаваемых эмоций испытываемых Блэем, должно быть отразились на его лице, потому что Ви тихо выругался.

— Сделай это быстро или не вернешься.

Как только Брат открыл дверь, Блэй растворился в воздухе… и принял форму на Сиенна Курт — улице, засаженной деревьями и кучей различных вариаций разноцветных викторианских особняков. Он направился к дому с номером 2105 на деревянной табличке темно-зеленого цвета с серо-черной отделкой. Перед крыльцом из имбирного дерева и рядом с дверью горели фонари, но внутри было темно.

Что и понятно. Учитывая оконные стекла с двойным светоотражением и внутренние ставни.

Ничего не пропускающие сквозь них.

За неимением вариантов на проникновение, учитывая, несомненно, что эти оконные щиты были из стали, он подошел к входной двери и позвонил.

Слабый солнечный свет, занимающийся с востока жег его спину, даже несмотря на то, что лучи едва ли отбрасывали тени. «Проклятье, где же эта чертова камера?» Если Ви добыл верный адрес — а ладно, он никогда еще не ошибался — здесь должна была быть скрытая система слежения…

«А, вот же, в глазах льва на дверном молоточке».

Наклонившись вперед, он встретился с медной мордой льва и забарабанил кулаком в дверь.

— Сакстон, открой дверь. — Когда его плечи и спину зажгло еще больше, он протянул руку назад и подтянул свои штаны.

Щелчок замка и поворот ручки заставили его быстро пригладить влажные волосы.

Дверь немного приоткрылась. Внутри дом был окутан плотной темнотой.

— Что ты здесь… — кашель, — …делаешь.

Блэй похолодел, учуяв запах крови.

Оперевшись плечом в тяжелые панели, он протиснулся внутрь.

— Что за черт…

Голос Сакстона удалялся:

— Возвращайся домой, Блэйлок. Как бы сильно я тебя не обожал, сейчас я не в состоянии воспользоваться этим моментом.

«Ага, а то как же». Быстро повернувшись, Блэй закрыл дверь, укрыв их от солнца.

— Что случилось. — Хотя он и так уже знал. Знал на подсознательном уровне. — Кто тебя избил?

— Я собирался принять душ. Не хочешь присоединиться ко мне? — Когда Блэй с трудом сглотнул, Сакстон рассмеялся. — Все в порядке. Пойду один, а затем приготовлю тебе кофе. Потому что что-то мне подсказывает, что ты мой гость на день.

Последовал звук запираемой двери, а затем, шаркая ногами, мужчина пошел прочь — заставив сделать выводы, что, возможно он хромает.

Хотя увидеть Сакстона в кромешной темноте возможности не представлялось, судя по звуку его шагов, он находился где-то справа. Блэй колебался. Нет смысла еще раз проверять время — шанс вернуться обратно, еже упущен.

Ему действительно придется остаться здесь на день.

Мужчина открыл дверь в подвал, с тускло освещенной лестницей ведущей вниз. В мягком свечении великолепные светлые волосы Сакстона слиплись от покрывавших их бурых пятен.

Блэй двинулся вперед и схватил парня за руку.

— Кто это сделал с тобой?

Сакстон не стал оборачиваться, но сильная дрожь достаточно сказала о том, что и так уже выявил его голос: он устал и ему больно.

— Скажу лишь… что в ближайшее время мне не придется ходить за сигарами.

Тот переулок у бара… дерьмо, Блэй ушел первым, с полной уверенностью, что Сакстон последовал его примеру.

— Что случилось после того, как я ушел?

— Не имеет значения.

— Нет, черт возьми, имеет.

— Не будешь ли ты так любезен, позволить мне… — снова этот проклятый кашель… — вернуться обратно в постель. Особенно, если собираешься быть таким вспыльчивым. Я неважно себя чувствую.

С этими словами, он оглянулся через плечо.

Блэя выдохнул со свистом.

— О… Мой Бог, — вырвалось у него.

ГЛАВА 46

Солнце уже почти прорвалось сквозь завесу леса, когда Дариус и Тормент приняли форму перед крохотной хижиной с соломенной крышей в нескольких милях от места похищения и особняка по соседству… и той презренной рептилии, поприветствовавшей их в том сыром, подземном коридоре.

— Вы уверены? — спросил Тормент, перекидывая сумку на другое плечо.

В настоящее время, Дариус ни в чем не был уверен. По правде говоря, он был удивлен, что им с парнишкой удалось убраться из дома симпата без шума и драки. На самом деле, их проводили оттуда, словно они были приглашенными гостями.

С другой стороны, пожиратели грехов всегда держали собственное местонахождение подальше от посторонних глаз, и воистину, Дариусу и Торменту повезло, что они вообще выбрались из дома живыми и невредимыми.

— Вы уверены? — снова спросил Тормент. — Вы не решаетесь войти внутрь.

— Увы, мое промедление не имеет к тебе никакого отношения. — Дариус двинулся вперед, пробираясь по проторенной им же тропе, ведущей к входной двери. — Я не позволю тебе спать на холодном каменном полу Гробницы. Хоть мое жилище на вид и неотесанное, но у него есть крыша и стены. Там вполне хватит места и для нас двоих.

На мгновение он вообразил, что снова живет, как когда-то — в замке, полном комнат и додженов, с изысканным убранством в роскошном особняке, с открытыми дверями для друзей и родни, а так же тем, кто предпочитал безопасность и надежность.

Возможно, ему удастся найти способ осуществить это снова.

Хотя, учитывая тот факт, что у него не было ни семьи и ни друзей, едва ли стоило стремиться к этому с таким рвением.

Отодвинув чугунный засов, он навалился на дубовую дверь, которая, учитывая свой размер и вес, больше походила на подвижную стену. Оказавшись с Тором внутри, Дариус зажег висевшую у входа керосиновую лампу и закрыл дверь, вложив в ставни широкую перекладину, толщиной со ствол дерева, поперек дверной панели.

Весьма скромно. Одинокое кресло перед очагом, единственный соломенный тюфяк. И не многим больше под землей: скудное количество продовольственных припасов да скрытый туннель, ведущий в лес.

— Как насчет трапезы? — спросил Дариус, начав разоружаться.

— Да, сэр.

Хозяин дома отстегнул свое снаряжение, и подошел к очагу, где присев на корточки растопил торф, всегда лежавший там, пока не разжигался огонь. Когда повеяло дымящимся мхом, Дариус поднял люк в земляном полу и спустился за едой, элем и пергаментом. И вернулся уже с сыром, хлебом и копченой олениной.

Огонь освещал лицо гревшего руки Тора, когда парень спросил:

— Как теперь со всем этим быть?

Дариус присоединился к нему и разделил то немногое, что мог предложить, со своим единственным гостем, когда-либо бывавшим в его доме.

— Я всегда считал, что судьба склонна преподносить весьма странные союзы. Но даже предположить, что мы можем сойтись интересами с одним из тех… просто немыслимо. Хотя с другой стороны, он, казалось, не меньше нашего был потрясен и встревожен. По правде говоря, эти пожиратели грехов жалуют нас не больше, чем мы их. Для них мы как крысы под их ногами.

Тормент передал флягу.

— Никогда не испытывал желания кровосмешения с ними… они вызывают у меня отвращение. Все без исключения.

— Он чувствовал себя не лучше. Тот факт, что его кровный сын забрал женщину и удерживает ее даже в течении дня в его стенах, причиняет ему такое же страдание. Он как и мы полон желая, чтобы обе стороны вернулись по своим семьям.

— Использовав нас?

Дариус холодно улыбнулся.

— Он хочет покарать сына. И единственный действенный метод — это забрать у него женщину — его «любовь» — оставив с бременем потери и знанием того, что низшие нанесли ему поражение. А если мы приведем ее домой целой и невредимой? Ее семья переедет, забрав ее с собой, и никогда, никогда не позволит произойти подобному снова. Она проживет долгую жизнь на земле, пока этот пожиратель грехов должен будет знать это, до тех пор, пока дышит. Это в их природе — и именно такое, своего рода, разрушение души отец не сможет проделать без тебя или меня. Именно поэтому нам и было указано, куда отправиться и что мы там найдем.

Тормент покачал головой, словно не мог понять логику другой расы.

— В глазах ее рода она станет изгоем. Кроме того, глимера станет избегать весь ее…

— Нет, не станет. — Дариус поднял ладонь, пресекая возражения парня. — Потому что глимера никогда не узнает. Никто не узнает. Эта тайна останется между мной и тобой. Воистину, у пожирателя грехов нет причин выступать, чтобы от него отвернулся его собственный вид… таким образом, женщина будет спасена от падения.

— Однако, как мы провернем такой обман с Сампсоном?

Дариус поднес флягу с элем к губам и сделал глоток.

— Завтра, с наступлением ночи, мы отправимся на север, как и указал пожиратель грехов. Разыщем женщину, вернем ее семье и скажем, что она находилась у человека.

— Что если женщина расскажет?

Дариус задумался об этом.

— Подозреваю, что, будучи дочерью глимеры, она прекрасно осведомлена о том, как много ей грозит потерять. Молчание защитит не только ее, но весь ее род.

Хотя все вышесказанное велось с учетом того, что она будет находиться в здравом уме, когда они ее найдут. А это может оказаться и не так, может Дева-Летописеца освободила измученную душу женщины.

— Это может оказаться засадой, — пробормотал Тормент.

— Может и так, но что-то не верится. К тому же стычки меня не страшат. — Дариус поднял взгляд на своего протеже. — Худшее, что со мной может случиться — это если я умру в погоне за невинным — нет способа уйти лучше. Если это окажется ловушкой, гарантирую, что прихвачу с собой в Забвение легион, стоящий у меня на пути.

Лицо Тормента осветилось уважением и почтением, и Дариус почувствовал грусть. Если бы у парня был настоящий отец, вместо бессердечного пьянчуги, ему бы не пришлось испытывать подобных чувств к постороннему.

Как и находиться в этом скромном убежище.

Как бы там ни было, у Дариуса не хватило духу указать на это его гостю.

— Еще сыра?

— Да, спасибо.

Покончив с трапезой, взгляд Дариуса переместился на его черные кинжалы, крепившиеся на нагрудных ремнях. У него возникла странная убежденность, что не пройдет много времени, как Тормент получит свой собственный комплект — парень был весьма умен, изобретателен и обладал отличными инстинктами.

Конечно, Дариусу еще не приходилось видеть его в бою. Но это обязательно произойдет. Тем более, посреди этой нескончаемой войны.

В свете огня Тормент нахмурил лоб.

— Сколько они сказали, ей было?

Дариус вытер рот пергаментом и почувствовал, как напрягся его затылок.

— Не знаю.

Они погрузились в молчание и Дариус догадался, что то, что ему внезапно пришло на ум, крутилось и в голове Тормента.

Последнее, в чем они нуждалась в этой ситуации — это серьезное осложнение.

Однако, засада это или нет, они направились на север, к прибрежной территории, указанной им симпатом. Оказавшись на месте, они прошли через небольшую деревеньку и отыскав среди скал описанное им пожирателем грехов убежище… обнаружили, что их обманули.

Или использовали, чтобы привести их обоих к той рептилии.

Однако, по правде говоря, Дариус не удивился. Пожиратели грехов не заслуживали доверия, зато испытывали непреодолимую тягу к корысти… и мстили даже собственным отпрыскам.

Это был случай преобладания сущности над характером: последнее проигрывало. Сущность делала их совершенно непредсказуемыми.

Они с Торментом собирались найти, что искали на севере у моря. Он был абсолютно уверен, что они ее найдут.

Вопрос только в том, в каком состоянии найдут эту бедную женщину…

ГЛАВА 47

Когда Джон и Хекс наконец-то оторвались друг от друга, их первой остановкой стал душ в раздевалке. И так как важно было восстановить потерянные калории, они пошли в него врозь, Хекс — первой.

Ожидая своей очереди в зале, Джон усмехнулся — ему вроде как полагалось быть истощенным. А вместо этого был полон жизни, сил и просто переполнен энергией. Он не чувствовал себя таким сильным… никогда.

Хекс вышла из раздевалки.

— Твоя очередь.

Господи, она была прекрасна с этими грешными короткими мокрыми вьющимися, как после сушки волосами, халатом, облегающим тело, раскрасневшимися губами… Воспоминания о том, чем они занимались, подействовали крайне возбуждающе, но в конечном итоге он развернулся и пошел задом наперед — так, по крайней мере он сможет смотреть на нее чуть дольше.

Она улыбнулась ему, заставив его сердце забиться вдвое быстрее. Теплота и нежность преобразили ее, сделав воистину прекрасной.

Она была его женщиной. Навсегда.

Когда дверь разделила их и послышался щелчок замка, Джона охватила нарастающая паника, будто она не просто исчезла из виду, а пропала насовсем. Что было глупо конечно. Подавленный паранойей, он наскоро принял душ и накинул халат, стараясь не замечать, насколько быстро все это проделал.

Когда он вышел, она все ждала его, Джон хотел было взять ее за руку и направиться в особняк, но не удержался и крепко обнял ее.

Дело в том, что настанет время, когда все смертные однажды потеряют тех, кого любят. Так устроена жизнь. Но основную часть отпущенного им времени они об этом не задумываются, хотя где-то глубоко в подсознании осознают, что это возможно в любой момент. Впрочем, существуют и напоминания, и почти все потери в духе о-боже-пожалуйста-только-не-это становятся на вашем жизненном пути, заставляя остановиться и почувствовать то, что на сердце. Подобно жуткой головной боли, оказавшейся простой мигренью; или автокатастрофе, в которой сиденья для детей и подушки безопасности сохранили всем жизнь; или кому-то кто был украден и вернулся в отчий дом… последствия этого встряхивали и заставляли хотеть быть сильнее, закаляли.

Господи, он никогда особо над этим не задумывался, но начиная с первого удара сердца часы начинали свой ход и заводился будильник. Сделка, о которой вы даже не подозревали вступала в игру с судьбой, у которой на руках были все козыри. Как только минуты, часы, дни, месяца и года проходили, история была написана — ты выбывал из игры и последний стук сердца означал конец пути и время считать победы и поражения.

Удивительно, как смертность делает подобные моменты бесконечными.

И когда он прижимал Хекс к себе, ощущая ее тепло, усиливавшее его собственное, его сущность обновилась, внутренние весы восстановили равновесие и подводя итог — все, что в его жизни имело ценность находилось рядом.

Урчание его желудка, заставило их разжать объятия.

— Пойдем, — сказала она. — Накормим твоего зверя.

Он кивнул, взял ее за руку и они тронулись.

— Тебе еще предстоит научить меня языку жестов, — напомнила Хекс, когда они вошли на кухню и открыли дверь в кладовую полную продовольствия. — Можешь начать прямо сейчас.

Входя в тесное помещение он снова кивнул и Хекс закрыла их. Хм-м… очередной интимный момент. Закрытая дверь… просторная одежда…

Гаденышь в нем оценил пространство помещения, член дернулся под халатом. Если она обхватит ногами его бедра, они могут отлично…

Хекс шагнула ближе, потянувшись рукой к его эрекции, скрытой только тонким хлопком, опоясывающим бедра. Встав на цыпочки, она прикоснулась губами к его шее, одним клыком царапая кожу прямо над артерией.

— Если мы продолжим, то никогда не доберемся до кровати. — Ее голос стал еще ниже, когда она потерлась об него. — Боже, ты такой огромный… Я не говорила тебе насколько глубоко ты входишь? Очень глубоко. Прия-я-ятно и о-о-очень глубоко.

Джон отступил, наткнувшись на стопку желтых блокнотов, сбивая их с полки. Когда он решил поймать их прежде чем они упадут на пол, она остановила его, подтолкнув в исходное положение.

— Оставайся на месте, — сказала она, опускаясь на колени. — Мне очень нравится открывшийся вид.

Когда она поднимала то, что разлетелось, ее взгляд застыл на его возбуждении — которое определенно сделало ставку на то, чтобы освободится, натягивая ткань до предела, открывая его ее взору, рту, сексу.

Джон ухватился руками за одну из выдвижных полок, наблюдая за тем, как она смотрит на него, затаив дыхание.

— Думаю я собрала все блокноты, — сказала она через некоторое время. — Лучше вернуть их на место.

Она прислонилась к его ногам, медленно поднимаясь, ее лицо ласкало его колени, бедра…

Хекс прошлась по его члену, проведя губами о скрытую под одеждой чертову штуку. Когда его голова откинулась и уперлась в стеллаж, она продолжила плавно подниматься, таким образом, что грудь оказалась следующей что коснулась того наэлектризованного места.

Она закончила пытку, вернув блокноты на место… потираясь своими бедрами о него.

Хекс прошептала ему на ухо:

— Пошли быстрее есть.

Чертовски. Мать твою. Верно.

Она отступила от него, напоследок ущипнув за мочку уха, но он остался стоять пря-я-ямо там, где стоял. Потому что если бы это пытка продлилась чуть дольше, он кончил бы прямо на себя.

Что в обычной ситуации было бы не так уж и плохо, но, по крайней мере, не тогда, когда она рядом и при вторичном рассмотрении, это место не назовешь особо уединенным. Любой из Братьев или шеллан могли зайти и стать свидетелем довольно интересной сцены.

Выругавшись и проведя несколько глубокомысленных манипуляций ниже пояса, Джон набрал код и открыл вход в туннель.

— Так как должна располагаться рука, чтобы получилась буква «А»? — спросила она, когда они вошли в туннель и двинулись дальше.

К тому моменту, как они добрались до буквы «Д», они прошли через потайную дверь под парадной лестницей особняка. Буква «И» была пройдена на кухне у холодильника. «М» — когда они готовили сэндвичи. Так как их руки были заняты жареной индейкой, майонезом, салатом и хлебом, они не добились ощутимого прогресса в дальнейшем изучении алфавита. Далеко не ушли и во время еды, только «Н», «О» и «П», но он видел, что она практиковалась в уме — ее взгляд был рассредоточен в пространстве, определенно повторяя то, чему он ее учил.

Она быстро училась и для него это не стало сюрпризом. Убираясь, они продвинулись от «Р» до «Ь», а когда они выходили из кухни Джон показал ей «Э», «Ю», «Я».

— Отлично, а то я уже собирался искать вас. — Зи подпирал арку у столовой. — Роф собирает собрание. Хекс, ты тоже должна присутствовать.

Брат развернулся и направился к парадной лестнице, удаляясь по мозаичному полу, изображающему яблони.

— У вас в порядке вещей собрания средь бела дня? — спросила Хекс.

Джон покачал головой и они оба произнесли губами: «Что-то случилось».

Они кинулись наверх, перепрыгивая через две ступени зараз.

На втором этаже Братство заполнило кабинет Рофа и король сел на трон своего отца. Джордж, свернулся рядом со своим хозяином и Роф поглаживал его одной рукой по голове, другой он подбрасывал кинжал для вскрытия писем.

Джон оставался позади, не столько потому что был учеником, сколько потому, что в кабинете не было места. И он хотел быть у двери.

Настроение Хекс полностью изменилось.

Естественно, как только сменилась ее внутренняя одежка, изменилась и внешняя: с фланелевой ночнушки в кольчугу. Стоя рядом с ним, она нервничала, перенося свой вес с одной ноги на другую.

Он чувствовал то же самое.

Джон огляделся. Напротив него, Рэйдж открывал виноградный «Toostie Pop», а Ви прикуривал самокрутку, пока подключал Фьюри к громкой связи. Рив, Тор и Зи расхаживали по кабинету. Бутч сидел на диване, облаченный в шелковую пижаму от Хью Хефнера. Куин, тем временем, ошивался у бледно-голубых портьер, явно после секса. Губы были раскрасневшимися, волосы растрепаны и рубашка частично расстегнутая, свободно расправленная наружу.

Что заставило задуматься, не в состоянии ли эрекции он все еще находился.

«Где Блэй? — задался вопросом Джон. — И с кем, черт возьми, развлекался Куин?»

— Итак, Ви получил гребаное голосовое сообщение на наш основной ящик. — Замолчав, Роф обвел взглядом толпу, хотя нихрена ничего не видел. — Вместо того, чтобы заниматься херней, объясняя что в нем, я дам вам его прослушать.

Вишес оставил самокрутку между губами и потянулся к телефону, его пальцы запорхали по клавиатуре, набирая номер почтового ящика и пароль.

А затем Джон услышал. Этот вымораживающий голос.

«Готов поспорить, что вы никак не ожидали услышать меня. — Тон Лэша был наполнен мрачным удовлетворением. — Сюрприз, ублюдки, и знаете что? Я собираюсь оказать вам услугу. Вы точно захотите узнать, что сегодня ночью прошло массовое посвящение в Общество Лессенинг. Загородная Ферма на трассе RR 149. Произошло это около 4 часов утра, так что если вы оторвете свои задницы и направитесь туда сразу же с заходом солнца, то возможно найдете их еще валяющимися на месте. И вот еще что, наденьте свои болотные сапоги — там грязновато. Ах, да, и передайте Хекс, что я все еще ощущаю ее вкус».

Ви отключил громкую связь.

Когда губы Джона обнажили клыки и он издал беззвучное рычание, картина на стене позади него задрожала.

Джордж заскулил и Роф погладил пса, указав на кинжал.

— Не волнуйся Джон, именно ты убьешь его. Клянусь могилой моего отца. Однако мне нужно, чтобы ты собрался, ясно?

Проще сказать, чем сделать. Легче было удержать питбуля за шкирку.

Хекс рядом с ним нахмурилась и скрестила руки на груди.

— Мы договорились? — повторил Роф.

Когда Джон наконец кивнул, Вишес выдохнул облако отборного турецкого табака и прочистил горло.

— Он не оставил точного адреса. Я попытался отследить номер, с которого он звонил — ничего.

— Что меня больше всего интересует, — начал Роф, — так это какого хера делает этот ублюдок. Он же главный у лессеров — так что же означало это у-меня-самые-большие-яйца-среди-них? Эй, приятель, я весь в дерьме. Но не по своей вине.

— Он стукач. — Вишес затушил самокрутку в пепельнице. — По крайней мере, мне так показалось — но свои яйца я на это не поставлю.

Теперь, когда Джон справился с эмоциями и мог трезво мыслить, он был склонен согласиться с Братом. Лэш — эгоистичный ублюдок, довериться ему все равно, что довериться гремучей змее, но дело в том, что при полном отсутствии нравственности можно с уверенностью поставить на нарциссизм: это делает придурка абсолютно непредсказуемым.

Джон был в этом уверен — по крайней мере, в том, через что прошел сам.

— Возможно, его свергли с трона, — пробормотал Роф. — Папочка О решил, что сынок не настолько хорош? Или же новенькая, блестящая игрушка зла сломалась — может, обнаружился какой-то дефект в аномальной биологии Лэша? Я хочу, чтобы мы отправились туда со всей возможной осторожностью, предполагая, что это засада…

Все согласились со словами Рофа, не забыв при этом вставить парочку грубых шуток, включающие в себя задницу Лэша и различные виды приспособлений большого диаметра, воздействующие на нее: самым популярным вариантом стали ботинки 14 размера[68], но этот вариант остался далеко не самым креативным.

К примеру, Джон серьезно сомневался, что Рэйдж смог бы припарковать свой GTO в жопе парня. Или хотел сомневаться.

Боже… что за поворот событий. И все же в этом не было ничего удивительного — если то, о чем они говорили, действительно произошло. Омега, как известно, проходил сквозь главных лессеров как дерьмо выходило из гуся, и его крови в них было не обязательно больше, скорее она была в них, так сказать, более порочна. И если Лэша выкинули на обочину, звонок Братству как средний палец для папочки, был отличным ходом — особенно тогда, когда лессеры были ослаблены из-за посвящения, и поэтому не способны оказать сопротивления.

Братья могли зачистить дом.

«Иисус Христос, — подумал Джон. — Судьба может преподнести странных союзников».

Хекс медленно закипала, стоя рядом с Джоном и изучая помещение, но из-за стола и трона, могло показаться, что кабинет похож на французскую женскую комнату.

Голос Лэша заставил ее почувствовать себя так, словно желудок промыли аммиаком, в нем жгло и мутило, оказывая неприятное воздействие на бедный сэндвич с индейкой, съеденный не так недавно.

И то, что Роф согласился с тем, что Джон имеет полное право вступиться за нее, совершенно не способствовало успокоению.

— Итак мы проникнем туда, — сказал Слепой Король. — С наступлением темноты, все вы отправляетесь по 149 и…

— Я отправляюсь прямо сейчас, — сказала она громко и четко. — Дайте мне пару пистолетов с ножом, и я все проверю не тратя зря времени.

Ла-а-адно. Выдернув чеку из гранаты в центре комнаты и зажав ее, она не смогла бы привлечь больше внимания.

Когда эмоциональная аура Джона потемнела от этого о-нет-ты-не-пойдешь, она начала обратный отсчет до взрыва.

Три… два… один…

— Это конечно очень любезно с твоей стороны, — сказал король, включив на полную режим задобрить-женщину. — Но я думаю, что лучше…

— Ты не можешь мне запретить. — Она опустила руки по швам… а затем напомнила себе, что не собирается нападать на него. Действительно. Она не собиралась.

Улыбка короля была холодна, как сухой лед.

— Я здесь монарх. Что означает, если я говорю тебе остаться здесь, ты, мать твою, остаешься.

— А я симпат. И не твоя поданная. Если говорить по существу, ты достаточно умен, чтобы не посылать своих лучших бойцов… — она обвила рукой комнату с находящимися в ней Братьями, — …в возможную засаду. В отличие от них я сама по себе. Подумай над этим. Ты собираешься потерять одного из них просто потому, что не хочешь выпустить меня на солнышко?

Роф жестко рассмеялся.

— Рив? Не хочешь сказать ей пару слов?

С другого конца комнаты, ее бывший босс и лучший друг, подонок, посмотрел на нее своими аметистовыми глазами, повидавшие слишком много всего.

«Это самоубийство», — мысленно сказал он.

«Не смей удерживать меня, — ответила она. — Я никогда тебе этого не прощу».

«Продолжай в том же духе и прощение будет последней вещью, о которой я буду беспокоиться».

«Я не остановила тебя, когда ты отправился в колонию. Черт, ты связал мне руки, поэтому я не смогла. И теперь ты будешь говорить, что мне можно, а что нельзя? Да пошел ты».

Челюсть Ривенджа сжалась так сильно, что она удивилась, когда он открыл рот и не выплюнул зубы.

— Она может делать все, что пожелает. Вы не можете спасти того, кто сам этого не хочет.

Мужской гнев поглотил большую часть воздуха в комнате, но она была так сосредоточена, что не нуждалась в нормальной работе своих легких.

Одержимость вполне могла заменить кислород. Все, что касалось Лэша служило топливом для ее костра.

— Мне нужно оружие, — сказала она. — Кожаные шмотки и телефон для связи.

Рычание Рофа было низким и глубоким. Словно он собирался попытаться запереть ее здесь, несмотря на решение Рива.

Пройдя вперед, она уперлась руками в стол короля и наклонилась.

— Потерять меня или рискнуть потерять их. Что вы скажете на это, Ваше Высочество.

Роф поднялся на ноги и на мгновение она получила четкое ощущение того, что хоть он и оставался на троне, но все еще был смертельно опасен.

— Следи. За своим. Тоном. В моем гребаном доме.

Хекс глубоко вздохнула и попыталась успокоится.

— Прошу прощения. Но вы должны рассмотреть мое предложение.

Когда повисла тишина, она почувствовала угрозу, исходящую от Джона — и знала, даже если ей удастся обойти короля, у нее нет времени, пройти мужчину у двери. Впрочем, ее уход даже не рассматривался.

Роф грязно выругался.

— Хорошо. Иди. Я не понесу ответственность за твое самоубийство.

— Ваше Высочество, Вы никогда ее и не несли. Никто, кроме меня самой за нее не несет — и корона на вашей или чьей-либо голове этого не изменит.

Роф посмотрел в сторону Ви и прорычал:

— Я хочу, чтобы эту женщину снабдили оружием.

— Нет проблем. Сейчас вооружим.

Последовав за Вишесом к выходу, она остановилась перед Джоном, желая провести по нему рукой… особенно, когда он крепко схватил ее за бицепс. Но суть в том, что у нее пока еще была возможность выйти отсюда до захода солнца и она должна была ею воспользоваться. Если существуют какие-нибудь подсказки о местонахождении Лэша, ей лучше воспользоваться ими, если она хочет первой уничтожить ублюдка. А с приходом сумерек? Джон и Братство собирались разрулить ситуацию — без колебаний уничтожив свою мишень.

Да, Лэш должен заплатить за то, что с ней сделал, и именно она должна вернуть должок. Она уже тысячу раз живьем хоронила сукиных сынов, осмелившихся причинить ей вред, Когда дело касалось веселого слова «расплата».

Тихо, так, чтобы больше никто ее не услышал, она сказала:

— Я не нуждаюсь в защите и тебе известно, почему именно я должна сделать это. Если ты любишь меня, то отпусти мою руку. Или я сама ее вырву.

Когда он побледнел, она взмолилась, чтобы ей не пришлось применить силу.

И не пришлось. Джон ослабил хватку.

Направляясь к выходу из кабинета, она прошла мимо Ви и рявкнула через плечо:

— Ты тратишь мое время, Вишес. Мне нужно немного железа.

ГЛАВА 48

Когда Хекс и Ви вышли, первой мыслью Джона было кинуться вниз и преградить им путь.

Второй — отправиться с ней, хотя это сделало бы его вампирским аналогом Римской свечи[69].

Иисус Христос, каждый раз когда он думал, что хуже уже быть не может, из-под него вырывали коврик и он приземлялся в еще более худшем, дьявольском месте. Она только что добровольно предложила пойти в совершенно незнакомое место, где как она сама сказала, было слишком опасно. И делала она это без разведки, без прикрытия и если с ней что-то случится, он не сможет ей помочь.

Когда Роф и Рив подошли к нему, кабинет снова попал в поле зрения и Джон понял, что все уже разошлись, за исключением Куина, слонявшегося в углу и уставившегося в свой телефон.

Ривендж тяжело выдохнул, четко давая понять, что Джон не один в этой чертовой лодке.

— Послушай, я …

Джон быстро показал:

«Какого хрена ты делаешь, позволив ей уйти?»

Рив провел рукой по ирокезу.

— Я позабочусь о ней…

«Как ты, черт тебя дери, собираешься позаботиться о ней, если солнце для тебя также опасно, как и…?»

Рив прорычал:

— Следи за своим языком, малыш.

Хорошо. Ладно. Легко сказать неподходящие слова в неподходящий день. Джон раскрыл свое сознание, позволяя ему увидеть все и подумал громко и ясно:

«Моя женщина идет туда. Одна. Так что можешь засунуть свои претензии куда подальше».

Рив выругался и пригвоздил Джона взглядом:

— Говорю тебе, будь осторожен с этим это-моя-женщина. Она сама выбирает участников игры, понял?

Первым побуждением Джона было броситься на ублюдка и врезать так, чтобы искры вылетели из глаз.

Рив жестко рассмеялся:

— Хочешь драться? Отлично, я не против.

Он отложил красную трость и сбросил с себя соболиную шубу.

— Но это ничего не изменит. Думаешь, кто-то лучше меня понимает ее? Да я знаю ее дольше, чем ты живешь.

«Нет, не знаешь», почему-то подумал Джон.

Роф встал между ними.

— Все, парни, довольно. Брейк. Вы стоите на превосходном обюссоновском ковре. Заляпаете его кровью, и Фритц так глубоко затолкает его в мою задницу, что я буду харкать вашей кровью в его носовой платочек.

— Послушай Джон, я не пытаюсь заставить тебя отступить, — пробормотал Рив. — Поверь мне, я просто хочу сказать, что знаю каково это — любить ее. Это не ее вина, она такая какая есть, хоть это и дьявольски раздражает.

Джон опустил кулаки. Черт, как бы сильно он не хотел поспорить, сукин сын вероятно был прав.

Ударение на слове вероятно. Он был прав… Джон уже много раз проходил через подобное. Слишком много раз.

«Это точно», — произнес он губами.

Джон покинул кабинет и спустился в фойе, теша себя надеждой, что сможет уговорить ее остаться. Расхаживая по цветастому изображению мозаичной яблони на полу, Джон думал о том объятии, которое они разделили рядом с раздевалкой. Как, черт возьми, они смогли так отдалиться, после такой… близости?

Неужели этот момент вообще был? Или же его глупой, девчачьей стороне только это пригрезилось? Какой идиот.

Десять минут спустя Хекс и Ви вышли из потайной двери под парадной лестницей.

Шагающая через вестибюль Хекс была точно такой же, какой Джон впервые ее встретил: черные кожаные штаны, черные ботинки, черная, обтягивающая мышцы майка. Через руку перекинута кожаная куртка, а на теле столько оружия, что хватило бы на отряд спецназа.

Она остановилась, подойдя к нему, и когда их взгляды встретились, она, по крайней мере, не увидела в нем фигню в духе все-будет-путем. Хекс не собиралась оставаться. Ничего из того, что он мог сказать, не могло бы остановить ее. Это было видно по ее глазам, светящимся непоколебимой решимостью.

Судя по тому, как сейчас обстояли дела, навело Джона на мысль, что ему с трудом верится, что еще совсем недавно она обнимала его.

Как только Ви открыл дверь, не говоря ни слова, она вышла не оглядываясь.

Вишес закрыл за ней дверь, Джон уставился на тяжелые панели, прикидывая, сколько потребуется времени, чтобы прорваться наружу, используя только свои гребаные руки.

За затягом последовал медленный выдох.

— Я дал ей все самое лучшее. Сороковой калибр. Гранаты. По три обоймы для каждого ствола. Два ножа. Новый телефон. И она знает, как этим пользоваться.

Тяжелая рука Ви хлопнула его по плечу и сжала, затем Брат ушел. Его ботинки отстукивали тяжелый ритм. Через секунду потайная дверь с щелчком закрылась — парень вошел в туннель, ведущий к Яме.

Джон подумал, что бездействие — точно не для него, голова начала гудеть точно так же, как тогда, когда Хекс нашла его на полу в душевой.

— Хочешь глянуть телик?

Джон нахмурился от тихого голоса и посмотрел вправо. Тор был в бильярдной. Сидел на диване перед широкоэкранным телевизором, висящим над богато украшенным камином. Ноги, обутые в байкерские ботинки лежали на журнальном столике, а рука покоилась на спинке дивана, направив пульт на Sony.

Тор больше не взглянул на него. И ничего не сказал. Просто продолжил щелкать каналами.

«Выбор, выбор, выбор», подумал Джон.

Он мог выскочить вслед за ней и поджариться. Мог остаться перед дверью, как собака. Порезать кожу ножом. Или налакаться до усрачки.

Из бильярдной послышался приглушенный рев, затем раздались крики людей.

Привлеченный звуком, он вошел и встал перед бильярдным столом. Поверх головы Тора он увидел Годзиллу, выбивающего дерьмо из модели в центре Токио.

Действительно, вдохновляюще.

Джон подошел к бару и налил себе «Джека», затем уселся рядом с Тором и вытянув ноги, также положил их на столик.

Сосредоточив внимание на телевизоре, и выпив виски, он почувствовал, как во всем теле разливается тепло, замедляя в его голове блендер. Затем еще немного. А потом и вовсе стих.

Сегодняшний день так и так будет дерьмовым, но, по крайней мере, он уже не рассматривал вариант пойти прогуляться на солнышке.

Спустя некоторое время, Джон осознал, что они с Тором точно также растягивались на диване, когда Велси была еще жива.

Боже, он был так зол на него, что уже позабыл, как легко и просто было вот так проводить время с Братом. Появилось ощущение, будто они делали так годами: сидели перед огнем — выпивка в одной руке, истощение и стресс — в другой.

Когда Мотра[70] сцепилась с Годзиллой, Джон подумал о своей старой спальне.

Повернувшись к Тору, он показал:

«Послушай, той ночью, когда я был в доме…»

— Она уже сказала мне. — Тор отпил из стакана. — Насчет двери.

«Прости».

— Не беспокойся. Это все мелочи.

«Это правда, — подумал Джон, поворачиваясь обратно к телевизору. — В отличие от многого другого».

В другом конце комнаты вздохнул Лэсситер. С таким звуком, как будто кто-то оттяпал себе ногу, а медика поблизости не оказалось.

—Я никогда не доверил бы тебе пульт. Это просто какой-то клоун разодетый в костюм монстра, которого набили как пиньяту[71]. Ну же, я пропущу Мори[72].

— Какая жалость.

— Тесты на установление отцовства, Тор. Переключи на тесты по установлению отцовства. Это же отстой.

— Только ты так считаешь.

Пока Тор держался за Годзи, Джон откинул голову на кожаные подушки.

Когда он думал о Хекс, о том, что она сейчас совсем одна, он чувствовал себя так, словно его отравили. Стресс в буквальном смысле был токсичен — кружилась голова, тошнило и нервы были на пределе.

Он вспомнил все то дерьмо, через что ему пришлось пройти, прежде чем он нашел ее. Когда он еще не был в плену своих чувств, даже если б она не любила его, он смог бы поступить правильно и отпустить ее, в тайне страдая и всей этой прочей чушью

Черт, его сейчас стошнит от всего этого «правильного» дерьма.

Он не мог смириться с тем, что она там одна. Без него. Но Хекс точно не станет слушать ни его, ни кого-либо другого.

А сколько вы поставите на то, что она попытается добраться до Лэша до темноты — когда Джон, наконец, сможет оказаться в игре. В принципе, неважно кто первым доберется до этого куска дерьма, вопрос скорее в трезвости решений. Его внутренний стержень не мог вынести еще и этого — сидеть сложа руки, в то время как его Хекс наверняка попытается убить сучонка и скорее всего, была смертельно ранена.

Его Хекс…

«Эх, терпи», сказал он сам себе. То, что он вытатуировал ее имя на спине, не означает, что она принадлежит ему — это просто черные буквы на коже. Правда в том, что скорее это он принадлежит ей. А это большая разница. Еще какая разница.

И это значит, что она может легко уйти от него.

Просто взять и уйти — что она и сделала.

Твою мать. Рив был прав, во всем прав: в ее игру можно вступить только по ее правилам.

Пара часов отличного секса не изменят ситуацию.

Как и тот факт, нравится ему это или нет, что она забрала его сердце с собой.

***

Куин вошел в свою спальню и направился в ванную, ноги были на удивление устойчивы, хотя он хорошенько выпил перед собранием. Мысль о том, что женщина Джона, ушла средь бела дня в самую гущу дерьма, одна, протрезвляла получше всего остального.

Опять же, для него это было своего рода два билета по цене одного.

Блэй тоже отсутствовал вместе со своим одиночеством.

Хотя он не был одинок; он просто был незащищен.

Сообщение, пришедшее с неизвестного номера, развеяло тайну его местонахождения: «Я остаюсь на день у Сакстона. Буду дома вечером».

Так похоже на Блэя. Больше никто не мог так сократить сообщение: «Ост на день у Сакс Бу до веч».

Однако, сообщения парня всегда были грамматически правильными, словно мысль отступить от литературного английского языка заставляла его зудеть и чесаться.

Это было одной из забавных особенностей Блэя. Все надлежаще и дерьмово. Он не ел, а питался, поменял кожаные штаны и футболки на узкие брюки и рубашки с французскими манжетами и застегивающимися пуговицами. Дважды в день принимал душ, если тренировался, то больше. Фритца его комната всегда разочаровывала, ведь в ней не было ни малейшего беспорядка — убирать было нечего.

У него были безупречные манеры за столом, он всегда писал благодарственные письма, которые заставили бы вас рыдать и он никогда, никогда не выражался в присутствии женщин.

«Боже… Сакстон идеально ему подходил».

Кожа Куина покрылась мурашками, когда он это осознал, воображение услужливо рисовало картины Блэя с другим, «настоящим» англичанином, как любил говорить Блэй.

Без сомнения, Мерриэм-Уэбстером никогда так не пользовались.

Чувствуя себя так, будто его ударили по голове, Куин открыл холодную воду в раковине и ополаскивал лицо до тех пор, пока его щеки не начало покалывать, а кончик носа вконец не замерз. Вытираясь полотенцем, он перенесся в тот тату-салон, чтобы в мельчайших деталях вспомнить те ощущения, когда он развлекался с той администраторшей.

Завеса, отделявшая их двоих от остальных, была достаточно тонкой, поэтому своими хоть и разноцветными, но очень зоркими глазами, он видел все, что происходило по другую сторону. А также всех. И, когда та цыпочка опустилась перед ним на колени, он повернул голову и посмотрел на … Блэя.

Влажный рот, который он трахал, внезапно из чужого превратился в рот его лучшего друга, и это превратило обычный секс во что-то огненное.

Во что-то значимое.

Во что-то грубое и эротичное, вроде потеряй-свою-душу.

Именно поэтому Куин поднял ее, развернул и овладел сзади. За исключением времени, когда он погружался в фантазии, он осознавал, что Блэй наблюдает за ним… и это меняло все. Ему пришлось напомнить себе, кого он трахал — именно поэтому он развернул голову девушки и заставил себя посмотреть ей в глаза.

Он не кончил.

Когда она кончила, он сымитировал…, и правда в том, что когда он посмотрел ей в лицо, эрекция начала спадать. Только благодаря этой позе она не раскусила блеф, так как была настолько мокрой, что хватило на обоих… и кроме того, он поступил как профи, навалившись на нее всем телом, словно был полностью удовлетворен, после чего спрятал член в штаны.

Но все это было ложью.

Сколько женщин, которых он трахнул, сказали ты-самое-незабываемое-что-я-когда-либо-встречала? Сотни. Сотни сотен… и это учитывая, что его секс марафон длился всего полтора года. Все дело в том, что проводя время в ЗироСам и цепляя по три-четыре цыпочки, можно было без труда увеличить эти цифры.

Конечно же, большинство этих ночей были с Блэем, он и его приятель «имели» женщин вместе.

Они были странной парочкой, один трахал — другой наблюдал. И удивлялся. Ну и, может быть, онанировал время от времени, когда воспоминания становились слишком яркими.

По крайней мере, Куина все устраивало.

Однако, все закончилось, когда Блэй осознал, что он гей и влюблен.

Куин не одобрял его выбор. Нисколько. Такой парень как Блэйлок заслуживал кого-то лучше, намного лучше.

И все вышло так, как и должно было выйти. Сакстон был достойным выбором, это точно.

Ублюдок.

Глядя в зеркало над раковиной, Куин не видел отражения, потому что было совершенно темно, как в ванной, так и в спальне. Было совсем даже неплохо не видеть себя.

Потому что вся его жизнь — сплошная ложь, и в те редкие моменты, такие как этот, он понимал это с такой ясностью, что живот сводило судорогой.

Его планы на жизнь… о, его великие планы.

Вполне «обычные» планы на будущее.

Подразумевающие женщину, которую он полюбит, а не отношения с мужчиной.

Дело в том, что мужчины, подобные ему, мужчины с какими-нибудь отклонениями… как, скажем один глаз голубой, а другой зеленый… презирались аристократией, потому что якобы свидетельствовали о генетическом отклонении, неполноценности. Они скрывали свою тайну, стыдились сами себя. Он годами наблюдал, как постоянно превозносят его брата с сестрой, в то время как каждый, кто пересекался с ним, считал своим долгом совершить ритуал защиты от сглаза.

Его собственный отец ненавидел его.

Поэтому не нужен психолог с дипломом на стене, чтобы понять, что он просто хотел быть как «все». И остепениться с достойной женщиной, надеясь, что смог бы найти такую, которая согласилась бы связаться с генетическим «уродом». Это было крайне важным условием в его видении счастья.

Он понимал, что если сойдется с Блэем, этого не случится.

И также понимал, что все сведется к одному траху, а он никогда не поступит так с ним.

Не то, чтобы Братья были против гомосексуалистов. Черт, они нормально относились к этому. Вишес был с мужчинами, и никто даже глазом не моргнул, не осудил и не забеспокоился. Он был просто их Братом, Ви. А Куин то и дело пересекал черту, насмехаясь над всем этим «геевским дерьмом», а они все знали об этом и им было по барабану.

Но глимеру это все же беспокоило.

И его чертовски раздражало, что он до сих пор не выбил дерьмо из этих выродков. Со смертью его семьи, вся аристократия рассеялась по Восточному Побережью, но это не означало, что он больше не сталкивался с ними. Ему слишком долго пришлось терпеть их презрение, чтобы он мог просто не обращать на них внимание.

Какая ирония. Снаружи — терминатор. А внутри? Слабак.

Внезапно, ему захотелось разбить зеркало, хотя все, что оно показывало — большая тень.

— Господин?

Он зажмурился, в темноте.

Черт, он забыл, что Лейла все еще была в постели.

ГЛАВА 49

За неимением точной информации о местонахождении дома Хекс материализовалась в лесистой местности за пределами трассы 149 и полагаясь на вое обоняние, стала определять в каком направлении двигаться дальше. Уловив в северном направлении ветра легкое дуновение детской присыпки, она пошла на запах, переносясь на сто ярдов через грязные, скошенные, продуваемые зимними ветрами и занесенные снегом кукурузные поля.

Весенний воздух покалывал в носу, солнечный свет согревал лицо, пока кожу не обдавало порывом ветра. Все вокруг — голые деревья с ореолами ярко-зеленого, спрятавшегося в набухших почках — ожидало наступление теплых деньков.

Прекрасный день.

Для смертельного развлечения.

Когда запах лессеров стал единственным, что можно было почувствовать, она обнажила один из клинков, выданных ей Вишесом, и поняла, что находилась уже совсем близко, так что могла…

Хекс приняла форму у ближайшего ряда кленов и замерла, как вкопанная.

— О… черт.

Это был не белый фермерский домик, в который можно было написать домой маме, а какая-то ветхая развалюха, окруженная кольцом сосен и кустов у кукурузного поля. Хотя, газон здесь был вполне ничего.

В противном случае у пяти полицейских машин, бок к боку припаркованных у парадного входа было бы не достаточно пространства, чтобы открыть двери.

Замаскировавшись, используя сущность симпата, она прокралась к окну и заглянула внутрь.

Как раз вовремя. Она застала момент, когда полиция Колдвелла только вошла в этот убогий сарай.

Да, не сказать, что у них не было на то веского основания. Дом выглядел так, словно его искупали в человеческой крови. Фактически нацарапано «смотри». Этим дерьмом было покрыто все и вся, и она даже почувствовала медный привкус на языке, хотя и находилась на свежем воздухе.

Словно внутри находился детский бассейн Майкла Майерса[73].

Человеческие полицейские ходили по гостиной и столовой, с особой осторожностью прокладывая себе путь не только из-за нахождения на месте преступления, но и не желая замарать этим дерьмом свои брюки.

Однако, никаких тел. Ни одного.

По крайней мере, в поле зрения.

Тем не менее, в доме присутствовал запах лессеров. Шестнадцати. Но она не могла их увидеть, как и копы, хотя исходя из того, что она чувствовала, люди ходили совсем рядом от них.

Снова проделки Лэша?

«Ну и какого хера он делает? Сначала звонит Братьям, рассказывает про это дерьмо… а затем вызывает копов? Или кто-то другой набрал 911?»

Ей требовались ответы на слишком многие…

Вперемешку с чьей-то кровью обнаружился какой-то чернильный отпечаток и один из офицеров нахмурился над этим участком, выглядя так, словно нашел нечто очень плохое. Да… такого количества маслянистого пятна явно было недостаточно, чтобы объяснить тяжелый сладковатый душок, за которым она сюда последовала… поэтому можно было предположить, что посвящение в Общество прошло успешно и то, что было скрыто, больше не являлось человеком.

Она осмотрела позади и впереди себя лес. «Где же этот золотой мальчик Омеги?»

Двинувшись к передней части дома, она увидела почтальона, явно боровшегося с посттравматическим стрессом, в то время как его допрашивал офицер.

Почтовая Служба Соединенных Штатов.

Без сомнений, это он попал не в то время…

Оставаясь скрытой, она продолжила наблюдение за местом преступления, наблюдая за копами — борющимися с рвотным рефлексом, чтобы выполнить свою работу — в ожидании появления Лэша… или любого другого лессера. Когда полторы минуты спустя приехали телевизионщики, она стала свидетелем того, как почти прекрасная блондинка Барбара Уолтерс берет интервью у бедолаги на газоне. В ту же секунду, как съемка завершилась, она кинулась приставать к полицейским, выуживая у них информацию, пока не достала их настолько, что они позволили ей взглянуть на то, что произошло внутри.

Разве это не оскорбительно для серьезной журналистки.

Когда она грохнулась в обморок, оказавшись в объятиях одного из офицеров, Хекс закатила глаза и направилась обратно.

Дерьмо. Она могла бы сейчас находиться в комфорте, а вместо этого приперлась сюда с неудержимой жаждой битвы, но как часто случалось на войне, она сохраняла выжидательную позицию, пока не покажется враг.

— Cюрприз.

Она развернулась так стремительно, что едва не потеряла равновесие. Единственное, что ее спасло от падения — это противовес в виде высоко занесенного зажатого в руке и готового к применению кинжала.

***

— Жаль, что мы не приняли душ вместе.

Когда Блэй поперхнулся приготовленным им для них двоих кофе, Сакстон спокойно сделал глоток из своей чашки. Было очевидно, что парень сделал это специально, чтобы насладиться реакцией.

— Мне действительно нравится смотреть на тебя, — сказал парень.

Бинго. И еще эти проклятые гены рыжеволосых, делавшие невозможным утаить вспышку смущения.

Легче было спрятать седан в своем кармане. И то не было бы так очевидно.

— Ну, знаешь, охрана окружающей среды имеет не малое значение. Экономия воды и все такое. Срубай зелень… или обнажайся, как бывает зачастую.

Сакстон устроился на шелковых подушках на своей кровати в шелковом халате, в то время, как Блэй растянулся поверх матраса и дополнительного пухового одеяла, сложенного точно так же. Свет свечи превратил эту сцену в нечто феерическое, смягчая все контуры и границы.

И что вы думаете, среди всего этого темно-шоколадного постельного великолепия Сакстон был просто великолепен — со своими светлыми раскиданными по сторонам густыми волнами волосами, превращая его в ожившую скульптуру. С полуприкрытыми глазами и гладкой грудью, частично выставленной напоказ, он был готов, в ожидании… и, учитывая исходящий от него аромат, Сакстон был способен дать то, в чем так нуждался Блэй.

По крайней мере, внутренне. Внешне ему было совсем не до нагрузок: его лицо все еще оставалось заплывшим, губы припухшими и не от эротического выпячивания, а от нескольких ушибов, и двигался он с такой осторожностью, словно все его тело было покрыто синюшно-черным цветом.

Совсем не хороший признак. К настоящему времени его повреждения должны были зажить, в конце концов, с момента нападения прошло уже около двенадцати часов. К тому же, он был аристократом с отличной родословной.

— Ох, Блэйлок, что бы ты здесь ни делал, — Сакстон покачал головой, — я все равно никак не пойму, зачем ты пришел.

— Как я мог не прийти.

— Строишь из себя героя.

— Просто посидеть с кем-то — вовсе не геройство.

— Не стоит это недооценивать, — грубо выпалил Сакстон.

Что немало удивило Блэя. Парень вел себя в своей обычной прохладной, слегка саркастической манере все утро и весь день… но на него все-таки было совершено нападение. Жестокое.

— Ты в порядке? — тихо спросил Блэй. — Действительно, в порядке.

Сакстон уставился в свой кофе.

— Иногда я с трудом понимаю человечество, на самом деле с трудом. Не только той расы, но и своей собственной.

— Я сожалею. О прошлой ночи.

— Что ж, это привело тебя в мою постель, не так ли? — Сакстон улыбнулся только одной стороной губ, так как другая была заплывшей. — Не так я планировал заманить тебя сюда… но все же очень приятно смотреть на тебя при свете свечей. У тебя тело воина, а лицо серьезного ученого. Эта комбинация… опьяняет.

Блэй одним глотком прикончил остатки в своей чашке, чуть не подавившись. В меньшей степени из-за того, что он все допил, и в большей от того, что услышал.

— Еще кофе?

— Не сейчас, спасибо. Между прочим, он был отлично приготовлен, и беседа тоже была прекрасна, так как отлично, отвлекла от неприятного.

Сакстон поставил свою чашку с блюдцем на позолоченный прикроватный столик и со стоном перевернулся. Чтобы не глазеть на парня, Блэй поставил свою чашку на лежащий рядом пуф и позволил своим глазам осмотреться. Наверху находилась вся Викторианская Империя, с тяжелой мебелью из красного дерева, восточными коврами и великолепными, пышными цветами — которые он успел рассмотреть во время своей экскурсии на кухню. Однако, эти цвета гасли, становясь более спокойными ближе к двери в подвал. Здесь, внизу, был один сплошной будуар, все во французском стиле, с изогнутыми мраморными столиками и гардеробными, коврами с бахромой, а также все симметричное. Большое количество атласа и… черно-белых эскизов с изображением великолепных мужчин, лежащих практически в такой же позе как сейчас Сакстон.

Только без одежды.

— Тебе нравятся мои гравюры. — Сакстон растягивал слова.

Блэй ощутил слабость.

— Какая линия.

— Я иногда использую ее как предлог. Не буду лгать.

Неожиданно, у Блэя возник образ обнаженного мужчины, занимающегося любовью на этой самой кровати, его плоть сливалась и прижималась к другой.

Незаметно проверив время, он понял, что ему предстоит провести здесь еще часов семь и не был уверен, хотел ли он, чтобы они тянулись медленней или пролетели в одно мгновение.

Сакстон закрыл веки и вздрогнул, втянув воздух.

— Когда ты в последний раз кормился? — спросил Блэй.

Его тяжелые веки приподнялись, серые глаза сверкнули.

— Вызываешься добровольцем?

— Я имел в виду от женщины.

Сакстон гримасничал, приподнимаясь на подушках.

— Давненько. Но я в порядке.

— Твое лицо похоже на шахматную доску.

— Ты говоришь приятные вещи.

— Я серьезно, Сакстон. Ты не хочешь показывать мне, что творится под этим халатом, но твое лицо явно указывает на то, что у тебя имеются еще раны.

В ответ было только «мм-м».

— Ну, и кто теперь отрицает. — Последовала долгая пауза. — Сакстон, я собираюсь привести кое-кого, кто сможет тебя покормить.

— Ты припрятал женщин в своем заднем кармане?

— Не возражаешь, если я снова воспользуюсь твоим телефоном?

— Как тебе будет угодно.

Блэй встал и направился в ванную, предпочитая немного уединения, так как понятия не имел, каким макаром он собирается это провернуть.

— Ты можешь воспользоваться им прямо здесь, — крикнул Сакстон из-за закрытой двери.

Блэй вернулся через десять минут.

— Не знал, что eHarmony[74] работает так быстро, — пробормотал Сакстон не открывая глаз.

— У меня есть связи.

— Да, есть.

— Нас подберут от сюда с наступлением сумерек.

Это заставило его веки открыться.

— Кто? И куда мы отправимся?

— Позволь нам позаботиться о тебе.

Сакстон вздохнул и с хрипом выдохнул.

— Снова приходишь на помощь, Блэйлок?

— Зови это обязанностью. — На этой ноте, он подошел к дивану и улегся на него. Набросив на ноги мягкий мех, он задул свечу около себя и устроился поудобнее.

— Блэйлок?

Боже, этот голос. Такой низкий и тихий в тусклом свете.

— Да.

— Ты делаешь из меня никудышного хозяина. — Дыхание немного сбилось. — Этот диван не подходящее место для твоего сна.

— Со мной все будет в порядке.

Последовало молчание.

— Ты не изменишь ему, если приляжешь ко мне на кровать. Я не в том состоянии чтобы воспользоваться твоей добродетелью, а даже если бы и был, то я достаточно тебя уважаю, чтобы не ставить в неловкое положение. Кроме того, я бы не прочь воспользоваться теплом тела — кажется, мне не удается согреться.

Блэю адски захотелось закурить.

— Я не изменил бы ему, даже если бы… что-то произошло между нами. Но ничего такого. Друзья, мы просто друзья.

Что делало ситуацию с Сакстоном довольно странной. Блэй привык всегда находиться за удерживающей его от желаемого закрытой дверью. Однако, Сакстон, предлагал ему арку, через которую он мог свободно пройти… в комнату, которая по другую ее сторону была воистину великолепна.

Блею потребовалось примерно полторы минуты. Затем, чувствуя себя как в замедленной съемке, он скинул с себя белую шкуру и встал.

Когда он пересек комнату, Сакстон освободил ему место, приподняв простыни и пуховое одеяло. Блэй заколебался.

— Я не кусаюсь, — мрачно прошептал Сакстон. — Если сам не попросишь.

Блэй скользнул под весь этот атлас… и моментально понял причину популярности шелковых халатов. Гладкость, невероятная гладкость.

Нечто более обнаженное, чем сама нагота.

Сакстон собрался повернуться на бок, чтобы посмотреть в лицо Блэя, но застонал… от сильной боли.

— Вот, черт.

Когда мужчина снова улегся на спину, Блэй оказался рядом, положив свою руку у головы Сакстона. Мужчина приподнялся и в полной мере воспользовался предложенным Блэем бицепсом в качестве подушки, устраивая на нем свою голову.

Одна за другой потухли свечи, кроме той, что находилась в ванной.

Сакстон весь дрожал, Блэй придвинулся ближе и нахмурился.

— Боже, ты весь ледяной. — Растирая мужчину в своих объятиях, он крепче прижал к себе Сакстона, желая поделиться с ним своим теплом.

Так они и лежали вместе в течении долгого времени… затем Блэй осознал, что перебирает пальцами густые, светлые, великолепные волосы. Они были восхитительными… мягкими и эластичными у кончиков.

Пахнущие специями.

— Чувствую себя просто божественно, — пробубнил Сакстон.

Блэй закрыл глаза, и глубоко вздохнул.

— Согласен.

ГЛАВА 50

— Какого хера, вы здесь делаете? — прошипела Хекс, опуская кинжал.

— Рив позвонил нам. — Выражение лица Треза подействовало на нее чертовски успокаивающе.

Как обычно Айэм просто молча кивнул и скрестив на груди руки, изобразил из себя возвышающийся над всем столетний дуб. Посмотрев на нее, близнецы стали невидимы, позволив видеть и слышать их только ей.

На мгновенье она пожалела, о такой их предосторожности. Трудно пнуть по яйцам, когда они в своей призрачной форме.

— Даже не обнимемся? — спросил Трэз, вглядываясь в нее. — Прошло уже столько времени, с тех пор как мы последний раз виделись.

Отвечая ему на частоте, на которой ни люди, ни лессеры их не услышат, она пробормотала:

— Я не любитель обниматься.

Но, несмотря на это, чертыхнувшись, она все же обняла здоровяков. Тени, как известно, очень искусно умели скрывать свои эмоции, почувствовать их было сложнее, чем человеческие или даже вампирские, но сейчас она смогла уловить их боль, за то, через что ей пришлось пройти.

Она хотела уже отстраниться, как Трэз обнял ее еще крепче и вздрогнул.

— Я… Боже Правый, Хекс… мы думали, что уже никогда не увидим тебя больше…

Хекс покачала головой.

— Господи. Прекрати. Здесь не время и не место. О’кей, я люблю вас обоих, да еще день выдался не из легких. Так что давай без этого.

Ну, не то чтобы уж совсем не из легких, если не думать о застрявшем (благодаря ей) в особняке и без сомнения сходившем с ума Джоне.

Ага, старо как мир.

— Прекращу еще до того как мы успеем увечить друг друга. — Трэз улыбнулся, ослепительно блеснув клыками на темном лице. — Мы просто рады, что ты в порядке.

— В полном. Иначе меня бы здесь не было.

— Не уверен, что в полном, — пробубнил он себе под нос, когда брат глянул в окно. — Вау. Кто-то там как следует оттянулся.

Колючий ветерок со слабыми порывами, принес с другой стороны запах детской присыпки, и все трое посмотрели в том направлении.

Объезжая грязь перед домом, подъехала машина, никак не вяжущаяся со здешним антуражем. Хонда Цивик смахивала на одну из тачек из фильма «Форсаж», и явно претерпела недурный апгрейд и обзавелась первоклассным мейкапом. С грязными разводами, спойлером, и трехдюймовым клиренсом[75], а также разукрашенная в серые, розовые и ярко-желтые цвета, она походила на среднезападную девушку, попавшую в порно.

И что вы думаете… у лессера за рулем было такое кислое выражение лица, будто его насильно затолкали в эту тачку.

— Готова поспорить на мой сороковой калибр, что это новый Главный Лессер, — высказалась Хекс. — Лэш ни за что на свете не допустил бы сделать из себя второго. Я провела целых четыре недели с этим ублюдком и знаю его как облупленного.

— Сменили главного, — кивнул Трэз. — У них это обычное дело.

— Вы должны проследить за машиной, — сказала она. — Быстрее, давайте же…

— Мы не оставим тебя одну. Приказ босса.

— Мать вашу, вы что издеваетесь? — Хекс переводила взгляд с машины на дом и обратно. — Ну же! Мы должны проследить за ней…

— Нет. Если только ты… сама не последуешь за ней, в таком случае мы присоединимся, верно, Айэм?

Когда Тень кивнул, Хекс почувствовала, будто ее закрыли алюминиевой обшивкой.

— Черт, это полная бредятина.

— Не думаю. Ты поджидаешь здесь Лэша и понятно не для того, чтобы с ним мило поболтать. Поэтому мы полюбому не оставим тебя… и не доставай меня этим «ты-мне-не-босс» дерьмом. У меня избирательная глухота, поэтому слышу только то, что хочу. — Айэм, наконец, заговорил:

— Что верно — то верно.

Хекс сосредоточилась на номере дурацкой «хонды», думая: «Вот дерьмо…» Хотя с другой стороны, если бы здесь не было братьев, она все равно осталась бы на месте, просто запомнив номер. Машину же всегда можно отследить.

— Будь хоть в чем-то полезен, — рявкнула она. — И дай мне свой чертов телефон.

— Звонишь заказать пиццу? Я голоден. — Трэз бросил ей сотовый. — Я люблю, когда много мяса, а брат предпочитает побольше сыра.

Хекс отыскала номер Рива и нажала вызов, потому что это был самый быстрый способ добраться до Братьев. Когда включилась голосовая почта, она оставила описание и номер той машины и попросила Вишеса отследить ее.

Закончив звонок, она бросила обратно телефон Трезу.

— Что, никакой пиццы из «Домино»? — пробормотал он. — Знаешь, у них есть доставка.

Проглотив ругательство, она нахмурилась, вспомнив, что Вишес давал ей свой номер. Черт… какая не сообразительность, на нее это не похоже.

— И еще один отдел слышал от… — Айэм не договорил.

Ее взгляд метнулся к дороге, перед домом остановилась машина без опознавательных знаков. Из нее вышел знакомый ей детектив из убойного отдела. Хосе де ла Круз.

По крайней мере, люди прислали опытного человека. Хотя с другой стороны, такая компетентность была совсем некстати. Чем меньше в этом участвуют люди, тем лучше, а у де ла Круза были инстинкты и нюх отличной ищейки.

Черт… это будет длин-н-н-ный сумасшедший день. Очень длинный, и очень сумасшедший день.

Наблюдая за столпотворением людей, вылезающих из своих тачек, она почувствовала, как ее телохранители воздействовали на ее разум. Правая рука задвигалась, и точно так, как ее учил Джон ее пальцы стали складывать:

А…

Б…

В…

***

Лэш проснулся со стоном и не в хорошем смысле этого слова.

С дикой головной болью он лежал, уткнувшись лицом в голый матрас все на том же дешевом ранчо. Третий удар стал именно тем, что, наконец, заставило его подняться, оставив на матрасе черные пятна.

На землю отбрасывалось что-то вроде тени, отражая то, что должно быть на самом деле.

Господи Боже. Он смахивал на парня по имени Нази из фильма «Индиана Джонс. В поисках утраченного ковчега», чье лицо в конце расплавилось… в дополнительных материалах на DVD говорилось, что этот эффект достигался за счет того, что Jell-O [76]попадал под струю горячего воздуха.

Не совсем та роль, которую он захотел бы сыграть в этом фильме.

Выйдя из кухни, Лэш почувствовал что трясется, как холодильник позади него, и Чертова Кукла тоже выглядела не лучше, лежа на полу у задней двери. Она была осушена таким образом, чтобы вывести ее строя, но этого было не достаточно, чтобы вернуться к Омеге.

Облом ей. Вечно находиться при смерти, ощущая удушье и боль, с осознанием того, что с другой стороны покоя и мира ей уже не видать. Этого вполне достаточно, чтобы попытаться убить себя.

Время посмеяться.

И все же… она не имела ни малейшего понятия, что собирается в никуда. Она навечно останется в таком состоянии. Наверное, лучше пока попридержать эту информацию… это будет его первым хорошим поступком за день.

Когда она издала жалкий стон, умоляя о помощи, он перешагнул через нее и направился проверить как там обстояли дела с остатками еды. По дороге сюда, чтобы сэкономить деньжат, на обед ему пришлось купить Мак-Дерьмо. Черт, еще немного и он скатится до собачьего корма, но то, что он взял было свежим и горячим, прямо с фритюрницы.

За время сна желудок не переварил и половины съеденного, поэтому есть ему не хотелось, но все же он заставил себя доесть, что осталось. Холодным. Стоя над смятым пакетом на кухонной стойке.

— Хочешь немного? — обратился он к женщине. — Да? Нет?

Все, на что она была способна, это умоляюще смотреть на него налитыми кровью глазами и открывать рот. Или… может, это была не мольба. Она выглядела испуганной… что означало, что даже в таком состоянии, в каком она сейчас находилась, его внешность была настолько пугающей и уродливой, что на мгновенье смогла вывести ее из агонии.

— Ничего, сука. Твой вид тоже не особо благотворно сказывается на моем аппетите.

Повернувшись, он посмотрел в окно на яркий солнечный день и почувствовал вес всего-дерьма-навалившегося-на-него-в-последнее-время.

Боже, ему не хотелось уходить отсюда, он был первым в списке претендентов на нарколепсию[77], а так же был очень истощен — в таком состоянии и при таком количестве врагов он ни за что не рискнет даже волоском на руке. Это был тот случай, когда нужно бежать, а не драться, не то схлопочешь пулю в лоб. Или еще чего похуже.

Что ж, по крайней мере, солнце еще было высоко, обеспечивая нужную ему передышку. Братство не покажется до темноты, и поэтому, каким он будет хозяином, если не подождет их там.

Долбаный жополиз Омеги может и начал партию, но Лэш, чтоб вас всех собирался, ее закончить.

Ему нужно было больше патронов, впрочем, и не только патронов, еще не помешало бы подкрепиться.

Схватив плащ и надев шляпу, он натянул перчатки и снова переступил через шлюху. Когда он открывал дверь, ее сморщенная рука потянулась к его обуви, кровавые пальцы царапали кожу.

Он посмотрел на нее. Она больше не пыталась что-то сказать, только ее воспаленные, навыкате глаза молили: помоги мне, я умираю, я не могу убить себя… сделай это, пожалуйста.

Видимо, она переборола к нему свое отвращение. Или, возможно, помогло то, что он прикрылся

Обычно, он просто бросил бы ее в таком состоянии, но ему никак не удавалось избавиться от воспоминаний своего отслаивающегося лица. Конечно, он не хотел думать о себе, как о вечно гниющем ужасном кошмаре, но что если это его судьба? Что если он продолжит разлагаться, до тех пор, пока станется не способным держать свой собственный скелет, и Лэш окажется в таком же положении, что и она — запертый в собственном теле, обреченный на вечные муки?

Лэш вытащил нож из-за спины и когда двинулся к ней, она не испугалась. Вместо этого она сама перекатилась на спину, открывая свою грудь.

Один удар и страдание мгновенно закончилось. Яркой вспышкой света, она растаяла в воздухе, оставив после себя лишь выжженный круг на ковре.

Лэш повернулся, чтобы уйти…

Не успев сделать и шагу, его тело отрикошетило обратно врезаясь в противоположную стену. Из глаз посыпались искры, когда на него обрушился поток силы

Потребовалось мгновенье, чтобы понять, что, черт возьми, произошло… и затем все стало ясно. То, что он дал проститутке, вернулось обратно.

«Вот, значит, как это работает», подумал он, сделав глубокий вздох и ощущая себя так, будто на полной скорости врезался в стену, катаясь на роликах.

Каким бы болезненным не был удар, он возвращал силу, так сказать, отправителю.

Ладно, возвращал ее, при условии, что до тебя первым не добралось секретное оружие Братства. Бутч О’Нил был ахиллесовой пятой Омеги, способный воспрепятствовать воссоединению, поглощая сущность зла, заключая убийцу в себе.

Почувствовав все на своей шкуре, Лэш теперь осознал, какой угрозой являлся О’Нил. Если к вам не возвращались пазлы вашего конструктора Лего, в конце концов, вы не смогли бы ничего построить — или еще хуже, если бы не осталось ничего, то, что тогда? Вы исчезали?

Да, избегать этого ублюдка Бутча будет задачей номер один. Ценная информация.

Отправившись в гараж, Лэш покинул ранчо на «мерседесе», направляясь к небоскребам в центре города.

Было чуть больше одиннадцати тридцати утра, повсюду сновали костюмы и галстуки, толпы ботинок стояли на перекрестках, ожидая сигнала светофора, затем переходили улицу прямо перед автомобилями. Все эти люди были так самодовольны, с высоко задранными подбородками и смотрящими перед собой глазами, словно не было ничего важнее собрания, обеда или быстрого выполнения мелкого поручения.

Ему захотелось вжать педаль газа в пол и превратить их всех в кегли для боулинга, но у него и так было достаточно проблем, о которых предстояло позаботиться в самое кратчайшее время. Его пункт назначения? Торговая улица и центр города с барами и ночными клубами. Которые, в отличие, от деловой части города, в это время суток еще пустовали.

Переехав через реку, его озарило, что две части города были как инь и янь — прямыми противоположностями друг друга. В солнечном свете здания финансовых корпораций со своими стеклянными панелями и стальными каркасами искрились и сверкали. В то время, как сторона с темными переулками и неоновыми вывесками выглядела старой потрепанной шлюхой: грязной, использованной и унылой.

А люди? В первом случае улицы были заполнены продуктивными и целеустремленными людьми. Во втором — хорошо, если встретишь более парочки бомжей.

Именно поэтому в этом месте он и заключал сделки.

Направившись к мостам-близнецам Колдвелла, он проехал мимо пустыря, огороженного забором, и немного замедлился. Иисусе… именно здесь располагался ЗироСам, пока не превратился в груду камней. Снаружи висела табличка «Продается».

Разве не так все происходит? Скверно, как природа, не переносящая пустоту… как если новый клуб, вроде МакГивера постигнет та же участь что и клуб Рива, его место быстро займет другой клуб.

Как и в ситуации с его отцом. Что и говорить, в самое короткое время его заменили каким-то отбросом из переулка.

Заставив почувствовать себя всего лишь расходным материалом. «А что не так?»

Чтобы найти под мостами то, что он ищет, не займет много времени, но хотел, обойтись без этого. Его приезд распугал местный народ, спящей в картонных коробках или сгоревших машинах, и Лэш подумал, как сильно они были похожи на бродячих собак: влачащие свое жалкое существование, ставшие подозрительными, благодаря горькому опыту, и изобилующие болезнями.

К тому же зараженные чесоткой.

Также как и они, он не был придирчив. Скоро на пассажирском сиденье оказалась женщина, охая и ахая не от кожаного салона AMG, а от пакетика кокса, который он дал ей. Когда она извлекла немного кокса и втянула его в себя, он отвез ее к темному подвалу, образованному во время закладывания рабочими бетонного фундамента при строительстве моста.

Все, что она получила — один нюх.

Через мгновение, он уже был на ней, и чтобы это ни было — его сила или ее слабость — он полностью подчинил ее себе, пока пил из нее.

На вкус ее кровь была как помои.

Закончив, он вышел из машины, обошел вокруг и дернул шлюху за воротник. Цвет кожи с самого начала бледный, сейчас был серым, как окружавший их бетон.

Она скоро откинет копыта, если уже не сдохла.

Он остановился и посмотрел на ее лицо, отмечая толстые линии вен и лопнувшие капилляры, придавшие ей нездоровый румянец. Когда-то она была новорожденным младенцем, пришедшим в этом мир в свеженьком виде.

Время и опыт, несомненно, потрепали ее, и теперь она собирается подохнуть, как какое-то животное — в грязи и одиночестве.

Бросив ее, он наклонился вперед, чтобы закрыть ей веки…

Господи… Боже.

Подняв руку, он увидел реку через ладонь.

Больше не гниющая плоть, лишь темная тень… похожая… он не смог подобрать слов.

Задрав повыше рукава плаща, он увидел, что запястья все еще были материальны.

Сквозь него прошла волна силы. Потеря кожи больше не была чем-то горестным, став источником радости

Каков отец… таков и сын.

Он не собирается закончить, как шлюха, которую он продырявил. Он отправиться на территорию Омеги не гния… а преобразовавшись.

Лэш начал смеяться, огромные волны удовлетворения, зарождавшиеся в его животе, проходили чрез грудь, бурлили в горле и выливались изо рта. Он опустился на колени рядом с мертвой женщиной и позволил облегчению…

Резко отскочив он бросился в сторону и начал извергать из себя испорченную недавно высосанную кровь. В наступившей паузе, он вытер подбородок рукой и посмотрел на блестящую красную жидкость, покрывавшую смутные очертания того, что когда-то было плотью.

Не время восхищаться его новой зарождающейся формой.

Его с такой силой выворачивало на изнанку, что сыпавшие из глаз звезды ослепляли его.

ГЛАВА 51

Сидя в своих личных покоях, Пэйн смотрела на далекий пейзаж Той Стороны. Повсюду простирались, чередуясь с зеленой травой, тюльпаны и жимолость, отрезаясь только кольцом деревьев окружающим лужайку. А над всем этим, всеобъемлющее молочное небо, протянувшееся от одних пушистых верхушек деревьев до других, будто крышка платяного сундука.

Она по собственному опыту знала, что если подойти к кромке леса и нырнуть в его тени, то в итоге окажешься… там, где и начал.

Отсюда не было выхода, за исключением личных покоев Девы-Летописецы. Она единственная была обладателем ключа от незримого замка, запрещающего Пэйн пройти… даже в дом Праймэйла на Другой Стороне, что было позволено всем остальным.

Доказывая, что эта женщина прекрасно понимала, кого породила. Она отлично осознавала, что если однажды Пэйн удастся покинуть это место, то она уже никогда не вернется. О чем Пэйн не уставала ей говорить, а точнее орать так, что лопались ее барабанные перепонки.

Если разобраться, то ее вспышка была лишь победой над честностью, но никак не наилучшей стратегией. Куда разумнее было бы держать себя в руках и, может быть только тогда ей позволили бы пройти на Другую Сторону… и в конечном итоге остаться там на всегда. Но не похоже, что ее мать вообще намеревалась возвращать ее в страну живых статуй.

Ну, по крайней мере, теоретически.

Она тут же подумала о Лейле, только что вернувшейся от своего мужчины. Сестра вся так и лучилась счастьем и удовлетворенностью, никогда еще не познанными Пэйн.

Что только сильнее оправдывало ее желание покинуть это место. Даже если на Другой Стороне ее ничего не ждало, кроме того, что ей запомнилось из своей кратковременной свободы, она бы сделала свой выбор самостоятельно.

Воистину, странное проклятие родиться и не иметь возможности жить. Если только не убить ее мать — она застряла в этом месте навечно, но какая сильная не была бы ненависть к этой женщине, она не собиралась идти этим путем. Во-первых, она сомневалась, что выйдет победителем в этом конфликте. Во-вторых… она и так уже избавилась от своего отца. Матереубийство не тот опыт, который принес бы что-то новое или очаровательное для нее.

«Ох уж это прошлое, болезненное, жалкое прошлое». Как ужасно застрять здесь навечно без будущего, под тяжким бременем слишком мрачного прошлого, проживая с непрекращающимися мыслями о содеянном. По сравнению с этой пыткой, прерванная жизнедеятельность была своего рода настоящим подарком… по крайней мере, в замороженном состоянии ее разум не был способен блуждать, бесконечно сражаясь с сожалениями, с тем, что еще не познала, и тем, что никогда не суждено ей познать…

— Не желаете чего-нибудь отведать?

Пэйн оглянулась через плечо. Но'Уан с подносом в руках склонилась в поклоне в дверях ее комнаты.

— А да, спасибо. — Пэйн отогнала невеселые мысли. — А ты не присоединишься ко мне?

— Благодарю за любезность, но я обслужу вас и уйду. — Служанка поставила поднос с едой на подоконник рядом с Пэйн. — Пока вы с королем будете решать свои физические конфликты, я вернусь забрать…

— Могу я спросить тебя кое о чем?

Но'Уан склонилась в поклоне.

— Чем я могу вам служить?

— Почему ты никогда не ходишь на Другую Сторону как все остальные?

Наступила долгая пауза… затем женщина склонилась над кроватью, на которой спала Пэйн и с трясущимися руками, принялась расправлять постель.

— Тот мир не представляет для меня никакого интереса, — ответила она из под своего одеяния. — Здесь я в безопасности… в отличие от того места.

— Праймэйл — Брат, отлично владеющий рукопашным боем, а так же превосходными навыками владения кинжалом. Под его опекой тебе ничего не угрожает.

Из-под капюшона послышался неразборчивый звук.

— Там любые обстоятельства умудряются вплестись в раздор и хаос. Простые решения неуклонно приводят к последствиям, которые могут потрясти. В то время как здесь, во всем порядок.

«Говорит так, словно пережила налет, произошедший в этом святилище семьдесят пять лет назад», подумала Пэйн. В тот ужасный вечер, с Другой Стороны сквозь барьер прорвались мужчины, сея повсюду хаос и насилие, так часто встречающийся в их мире.

Многие были убиты или ранены, в том числе и Праймэйл.

Пэйн снова взглянула на неподвижный, прекрасный горизонт… и сразу поняла мысли женщины, но все же не согласилась с ними.

— Здешний порядок — угнетает меня. Я бы стремлюсь избежать такого рода ошибочности.

— Разве вы не можете уйти, когда захотите?

— Нет.

— Но это не правильно.

Пэйн глянула на женщину, занятую складыванием ее одежды.

— Никогда бы не подумала, что ты можешь сказать хоть что-то против Девы-Летописецы.

— Я люблю нашу дражайшую прародительницу всей расы, прошу, не поймите меня не правильно. Но оставаться в заточении пусть даже и в роскоши — это неправильно. Я сама приняла решение остаться здесь и никогда не жалела об этом, но вы должны быть вольны идти куда захотите.

— Как я тебе завидую.

Но'Уан, кажется, дернулась под своим одеянием.

— Вам никогда не следует делать этого.

— Может и так.

В последовавшем за этим молчании, Пэйн вспомнила разговор с Лейлой у бассейна. Тот же обмен мнениями, только на оборот. Тогда Лейла завидовала отсутствию желания Пэйн, когда дело доходило до секса и мужчин. Здесь же удовлетворенность Но'Уан была в бездействии, в котором были свои плюсы.

«И круг за кругом мыидем», подумала Пэйн.

Повернув голову обратно к «виду» из окна, она посмотрела на траву затравленным взглядом. Каждая травинка была идеальной формы и правильной высоты, создавая поляне вид, скорее ковра, вместо лужайки. И конечно же, эта трава не нуждалась в скосе. Как и тюльпаны на клумбах с вечными бутонами на своих стройных ножках, и постоянно цветущие крокусы с розами, распускающие свои пышные лепестки, словно не было ни жуков, ни сорняков или клещей.

А так же роста.

Вся ирония заключалась в том, во взращивании всей этой культуры, никто не принимал никакого участия. Да и кому нужен садовник, когда есть божественная способность к созданию всего в наилучшем виде… и поддержании в таком состоянии.

В некотором смысле все, что делала Но'Уан — было чудом. И то, что ей было позволено провести свою жизнь здесь и дышать этим неподвижным воздухом, несмотря на то, что она не была совершенна.

— Мне это не нужно, — сказала Пэйн. — Ничего этого не нужно.

Когда не последовало никакого комментария, она оглянулась через плечо… и нахмурилась. Женщина ушла так же, как и пришла — без шума и суеты, оставляя после себя все улучшенным благодаря ее заботливым рукам.

Когда внутри нее зародился немой крик, Пэйн знала, что от сюда надо как-то выбраться, иначе она просто сойдет с ума.

***

Все там же в пригороде Колдвелла, Хекс, наконец, получила доступ в дом, после того, как копы покинули его к пяти часам вечера. Выйдя наружу, эта кучка в униформе выглядела так, словно ей требовался не то чтобы ночной отдых, а целый недельный отпуск — затем чтобы снова на несколько часов застрять в доме со свернувшейся кровью, чтобы выполнить свою работу. Заперев и опечатав входную и заднюю двери, они позаботились о том, чтобы двор оцепили по периметру желтой полицейской лентой, после чего забрались в свои машины и покинули это место.

— Давайте внутрь, — сказала она Теням.

Дематериализовавшись, она приняла форму в центре гостиной — Трэз с Айэмом сразу за ней. Без разговоров, они разделились и переступая через беспорядок, принялись искать те вещи, на которые люди и не подумали бы обратить внимание.

Двадцать минут проведенных среди всей этой мерзости на первом этаже и тонной пыли на втором, оставили их ни с чем.

Да катись все к черту, она чувствовала тела и их эмоциональные сетки, обозначающие страдание, но ощущались, как отражение в воде — она просто не могла добраться до форм, что оставляли на ней рябь.

— Есть ответ от Рива? — спросила она, поднимая один ботинок и проверяя, на сколько глубоко погрузилась в кровь ее подошва. До кожи. Прекрасно.

Трез покачал головой.

— Нет, но я могу набрать его еще раз.

— Не утруждайся. Он, должно быть в отключке. — Дерьмо, она надеялась, что он получил ее сообщение и уже начал отслеживать номер машины.

Заглянув в столовую из прихожей, она остановила свой взгляд на столе, который определенно послужил в качестве разделочной доски.

Маленький дружок Омеги, тот гонщик, возомнивший себя Вин Дизелем[78], должен был вернуться за новыми рекрутами. Пока они были скрыты таким образом, от них не было толку, если предположить, что блокировка работала точно также как и в ее случае с Лэшем. Они не могли покинуть параллельной плоскости, пока их не освободят.

Если только заклинание не работало на расстоянии.

— Нужно задержаться и посмотреть, кто еще здесь покажется, — сказала она.

Она направилась с Тенями на кухню, оставляя после себя свежие кровавые следы на растрескавшемся линолеуме, что без сомнения поставит всех полицейских на уши.

НЕП.

Не. Ее. Проблема.

Она бросила взгляд на настенные часы. Сосчитала пустые бочонки, бутылки из-под ликера и пивные банки. Посмотрела на след, оставленный от дорожек кокса.

Еще раз взглянула на часы.

А солнце снаружи, кажется, решило отсрочить свой закат, словно золотой диск боялся быть нанизанным на ветви деревьев.

Забыв про обыск, она ни о чем другом не могла думать, кроме как о Джоне. Должно быть, он сейчас лезет на чертовы стены, накручивая себе в голове, потому что вы бы вряд ли захотели, чтобы кто-то из ваших близких повстречался со своим врагом. Теперь он будет зол на нее, обезумев, набирая обороты не в том направлении.

Она могла позвонить и поговорить с ним, но он не мог ей ответить.

А то, что она хотела ему сказать, было не из той серии, о чем бы вы захотели написать.

— Что случилось? — спросил Трез, когда она стала нервничать.

— Ничего. Просто мне уже не терпится надрать чью-нибудь задницу, а противника все так нет.

— Так я тебе и поверил.

— И-и-и-и мы можем прекратить этот базар прямо сейчас, большое спасибо.

Десять минут спустя она опять взглянула на настенные часы. Черт, она не могла больше здесь оставаться.

— На пол часика смотаюсь в дом Братства, — сказала она. — Оставайтесь здесь и позвоните мне, если кто-то объявится.

Как только она оставила им свой номер, эти придурки сделали себе одолжение и перестали задавать лишние вопросы. И опять же, Тени были как симпаты — они всегда знали, что чувствует человек.

— Ладно, — ответил Трез. — Мы дадим тебе знать, если что-то изменится.

Дематериализовавшись, она приняла форму у особняка Братства и широким шагами пересекла гравийную дорожку. Зайдя в вестибюль, она подставила лицо камере.

Через мгновение Фритц открыл дверь и низко поклонился.

— Добро пожаловать домой, мадам.

Слово на букву «Д» потрясло ее.

— Э… спасибо. — Она огляделась вокруг в пустом фойе. — Я собираюсь подняться наверх.

— Я приготовил вашу прежнюю комнату.

— Спасибо. — Но она не собиралась туда.

Ведомая ароматом крови Джона, она поднялась по главной лестнице и направилась к его комнате.

Постучавшись, она подождала, и не получив ответа, тихонько приоткрыла дверь и ступила в темноту. Послышавшийся шум включенного душа и горизонтальная полоска света на ковре указала на то, что он был за закрытой дверью ванной комнаты.

Пройдя по азиатскому ковру, она сняла свою кожаную куртку, кинула ее на спинку кресла и постучала в дверь ванны. Не мешкая. Громко.

Дверь открылась сама, слегка качнувшись на петлях, высвободив влажный воздух и рассеянное освещение лампочек, встроенных над Джакузи.

Джон оказался прямо перед ней за стеклянной панелью, по его груди, шести кубикам пресса и бедрам струилась вода. Его член дернулся, наливаясь в тяжелую эрекцию в момент, когда их глаза встретились, но он не двигался, и не выглядел особо довольным тем, что видит ее.

На самом деле его верхняя губа скривилась, но не это было самое худшее. Его эмоциональная сетка была полностью закрыта от нее. Ее блокировали и она не была так уверена, что он делал это осознанно. Она не могла сконцентрироваться на чем-то из того, что всегда так ясно ощущала прежде.

Хекс подняла правую руку и неуклюже показала:

«Я вернулась».

Он нахмурился. Затем начал показывать жестами куда плавнее и быстрее ее:

«С информацией для Рофа и Братьев, верно. Чувствуешь себя героиней? Мои поздравления».

Он закрыл воду, вышел и потянулся за полотенцем. Не для того, чтобы прикрыться, а просто вытереться. И было чертовски тяжело не обращать внимания на его покачивающуюся от каждого движения и наклонов эрекцию.

Кто бы мог подумать, что ее отличное периферийное зрение станет для нее проклятием.

— Я ни с кем не разговаривала, — сказала она.

Это заставило его замереть с полотенцем на спине — одна рука поднята вверх, другая — опущена. Естественно, эта поза только подчеркнула его пресс, и позволила мускулам на бедрах полностью расслабиться.

Он встряхнул полотенце, повесил его себе на плечи и так и оставив его висеть, начал показывать жестами:

«Тогда затем ты здесь?»

— Хотела увидеть тебя. — Боль в ее голосе заставила Хекс пожалеть, что она не использовала американский язык жестов.

«Почему?»

— Я переживала…

«Хотела проверить, держу ли я себя в руках? Или хотела узнать, каково это провести последние семь часов гадая мертва ты или…»

— Джон…

Легким движением он сорвал полотенце с плеч и щелкнул концом в воздухе, заставляя ее замолчать.

«Хочешь знать как я справился с мыслью, что ты погибла, сражаясь там в одиночку, или и того хуже, вернулась туда, где была? Твоя симпатская сторона нуждается в небольшом отвлечении вроде побоев с хихиканьем?»

— Боже, нет…

«Уверена? Ты не носишь свои шипованные скобы. И возможно, уже утолила тот голод, перед тем, как вернуться сюда…»

Хекс отвернулась к двери, ее эмоции были слишком сильны, чтобы справиться с ними, вина и печаль душили ее.

Джон схватил ее за плечи и в конечном итоге они оказались у стены, где он припечатал ее своим телом, пока жестикулировал у нее перед лицом.

«Нет, черт возьми, тебе не удастся удрать. Только не после всего через что ты заставила меня пройти, и снова сбежать к чертям собачьим только потому, что не смогла иметь дела с дерьмом, которое сама же и заварила. Как я не мог сбежать сегодня весь день, вынужденный оставаться здесь взаперти, так что, черт возьми, будь добра». — Ее глаза хотели сфокусироваться на чем-нибудь еще, но тогда она не смогла бы уследить затем, что он говорил своими руками. — «Хотела знать как я? Чертовски решительно настроен, вот как я. Здесь и сейчас мы стоим с тобой на перепутье. Говоришь, что имеешь право пойти за Лэшем? Не больше моего».

«Та раздевалка, в душе», подумала она. Печально, что она не знала тогда всех подробностей, но все, что она чувствовала, сводилось к тому, что произошло с Джоном, когда он был еще совсем юн, одинок и беззащитен.

«Это совместное дело. Мы работаем вместе, чтобы найти его, добраться до него и убить. Работаем, как одна команда, что означает — где один, там и другой. И, в конце концов, кто бы его ни уничтожил, в любом случае награда обеспечена. И только так».

Хекс с облегчением выдохнула, мгновенно осознав, что это верный ответ. Ей не нравилось, как она себя чувствовала в фермерском доме вдалеке от него. Это казалось неправильным.

— Согласна, — сказала она.

Его лицо не выдало ни удивления ни удовлетворения… говоря о том, что чтобы он ни запланировал на случай ее отказа, это должно было быть что-то с чем-то.

Кроме того она поняла, почему он был так спокоен.

«После того, как все закончиться, наши пути разойдутся. Именно так мы и поступим».

Кровь резко отхлынула от ее головы, руки и ноги онемели. Вот так вот. То, что он считал лучшим соглашением и лучшим результатом: два бойца работают вместе, и как только их цель достигнута, у них больше нет оснований поддерживать какую-либо связь.

В реальности же — именно в такой перспективе она и видела будущее, когда вернулась из ночного кошмара с Лэшем. Просто добейся того, чтобы он стал хорошим и мертвым. А затем покончи с этим фиаско жизни.

Проблема в том… что ее планы, которые до этого были так ясны и понятны, теперь заволокло туманом. И тот план, что засел в ее голове в то мгновение, как только она выбралась на свободу со всем тем багажом, не имел ничего общего к тому, что сейчас было в ее голове и всем, что было связано с тем парнем, который сейчас стоял перед ней обнаженным.

— О'кей, — хрипло сказала она. — Так и поступим.

Сейчас это вызвало в нем реакцию. Его тело расслабилось. Он опустил руки на стену по обе стороны от ее головы. И когда их глаза встретились, ее тело накрыло волной жара.

Боже, то отчаяние, с которым она явилась к Джону Мэтью подействовало на нее как топливо для спички… и судя по тому, как он легко толкнулся в нее бедрами, Джон чувствовал то же самое.

Хекс подняла руки и обхватив его за шею — так же как и он, без всякой нежности — потянула его к своему рту. Их губы обрушились друг на друга, языки не столько встречались, сколько вели друг против друга борьбу. Услышав звук рвущейся ткани, она поняла, что он схватился за обе стороны ее обтягивающей футболки и разорвал ее…

Ее груди прижались к его обнаженному торсу, потираясь сосками о кожу. Она была уже мокрой. К черту отчаяние. Потребность ощущать его внутри себя была куда сильнее, корчась в агонии ощущая без него пустоту.

Секундой спустя ее кожаные штаны оказались уже на полу.

Ловким движением она запрыгнула на него, обвив ногами его талию. Опустившись вниз, она прижалась своей сущностью к его члену и вжалась пятками в его задницу, превращая это проникновение в нечто очень реальное. Как только его эрекция глубоко погрузилась в нее, она полностью приняла его в себя, скользящими толчками достаточными для того, чтобы подвести ее к дикому оргазму.

Стремясь к освобождению, ее клыки обнажились изо рта и разорвав поцелуй Джон наклонить голову, подставляя ей свою вену.

Проникновение было сладким. А сила, исходящая от него — ослепляющей.

Она жадными глотками пила из него, пока его тело вбивалось в нее, подталкивая ее все ближе и ближе к обрыву, и, отправляя в умопомрачительное падение, которое, тем не менее, было без жесткой посадки… затем он последовал за ней, делая этот восхитительный прыжок без парашюта, содрогаясь в ней в своих оргазмах.

Последовала небольшая пауза… а потом Джон опять начал раскачиваться…

Нет, он понес ее на кровать в темную комнату. С каждым шагом его бедра толкались в нее и обратно.

Она ловила каждое отдельное ощущение, сохраняя их глубоко в душе, делая этот момент бесконечным и вечным, благодаря силе памяти. И когда он лег на нее сверху, она сделала то же, что и он только что сделал для нее: предложила ему свою вену, убеждаясь, что они были самой сильной командой, какой только могли быть.

Партнеры.

Только не постоянные.

ГЛАВА 52

Войдя в Хекс, Джон мысленно вернулся к разговору в ванной, когда ждал ее ответа на их соглашение.

Конечно, все аргументы, приводимые им, были правильными и справедливыми, но на самом деле, у него не было ни одного рычага, которым он смог бы воздействовать на нее. Согласится она или нет, и если нет, у него не было ничего, чем бы он смог удержать ее. Не существовало абсолютно ничего, чем он мог ей пригрозить, отнять, сделать или обменять.

Он понял это еще сидя в бильярдной на диване вместе с Тором, делая вид, что смотрит телевизор. Весь день в голове крутились слова Рива.

«В конце игры она остается одна»

Джон не был глупцом, он не был готов к тому, чтобы позволить своему связующему инстинкту снова парализовать его. У них есть работа, которую им предстоит выполнить, и у них больше шансов завершить ее, если они будут действовать как одна команда. В конце концов, это не какой-то там обычный лессер.

Кроме того, их история написана языком конфликта; они сталкивались друг с другом и разлетались… только для того, чтобы снова столкнуться. Она была его пирокантом[79] и он ничего не мог поделать, чтобы это изменить.

Боже, он хотел, чтобы эта проклятая татуировка была обратима. По крайней мере, она находилась на спине, и он не видел ее.

Как бы то ни было, они собирались найти Лэша, после чего их пути разойдутся. А что же между сейчас и после? Ну…

Джон позволил мыслям разбежаться, когда его зубы погрузились в ее шею. В очередной раз он уловил связующий запах, исходящий от его кожи, но тут же отгородился от этого. Он не собирался позволять своей голове помутиться только из-за аромата темных специй. Больше ни единой минуты.

Связанные мужчины — калеки без своих женщин. По правде сказать, огромная часть него всегда будет принадлежать ей. Но он будет продолжать жить, черт возьми. Он способен это пережить.

Двигаясь в Хекс, его член был твердым, налитым силой, и вскоре через него в нее обрушилось новое освобождение.

Проведя на ее шее по проколам языком, он спустился ниже и прокусил одну из грудей. Затем движением ноги развел ее бедра как можно шире, и перекатился на спину так, что она оказалась сверху.

Хекс оседлала его, вцепившись руками в его плечи, раскачиваясь бедрами, мышцы ее пресса напрягались и расслаблялись. С безмолвным проклятием он ухватился за ее бедра и сжал их, почувствовав, как перекатываются под его хваткой ее мышцы, но не стал на них долго задерживаться. Его руки двинулись дальше, в ту область, где туловище встречалось с ногами, прямо к наэлектризованной точке, где они соединялись.

Его большой палец скользнул к самой сердцевине ее сущности, и отыскав вершинку, стал потирать ее круговыми движениями…

В тусклом свете, льющемся из ванной комнаты, он наблюдал за тем, как она выгнулась назад, обнажая клыки стараясь не закричать. Джон хотел ей сказать, чтобы не сдерживалась, но не успел — зажмурившись, он бурно кончил, содрогаясь под ней.

Снова научившись дышать, он почувствовал, что она остановилась, чтобы сделать глубокий вдох… и сменить позицию.

Открыв глаза, он едва снова не кончил. Она откинулась назад опираясь на его ноги, сохраняла равновесие благодаря его голеням. С ее ногами, раздвинутыми по бокам от него, его взору предстало дьявольски горячее зрелище — и это еще до того, как она начала двигаться. От вида его члена, появляющегося из ее блестящего лона, он почувствовал, как к его головке поднимается новая волна, высвобождаясь очередным взрывом.

Она не остановилась.

Он не хотел, чтобы она останавливалась.

Джону хотелось наблюдать за их сексом с такого ракурса еще и еще, с видом на холмики ее грудей, изящный подбородок, и гладкое крепкое тело, так глубоко и жестко вбирающего его в себя. Он хотел остаться в ее плену… навечно.

Но в этом и состояла их проблема, та, что закончилась здесь и сейчас.

Они кончили вместе: его руки на ее стройных лодыжках, ее рот открыт, выкрикивая его имя.

После этого лишь тяжелые дыхания и показавшийся холодным воздух.

Гибким движением, она разъединила их, перекинув ногу через его голову, и не издав ни звука, встала рядом с кроватью.

Хекс оглянулась через плечо, элегантно выгнувшись в спине.

— Могу я воспользоваться твоим душем?

Когда он кивнул, она уверенными, размашистыми шагами направилась в ванную. Несмотря на весь тот секс, который у них был, он все еще хотел ее, сзади.

Мгновенье спустя послышался звук льющейся воды… а затем ее голос, эхом отдавшийся от стен.

— То место обнаружила человеческая полиция.

Это вытащило Джона из постели, желая узнать больше информации. Когда он вошел в ванную, она развернулась под душем и наклонилась, чтобы смыть шампунь с волос.

— Место кишело полицейскими, но новенькие посвященные были скрыты так же, как и я тогда. Люди увидели достаточно крови, перекрасившей это дом в красный цвет. Никаких признаков Лэша, но мимо проехала машина с кем-то за рулем, кто пах как перезрелая клубника. Я оставила Риву номер машины, чтобы он передал его Вишесу и прямо сейчас мне нужно доложить обо всем Рофу.

Когда она оглянулась на него, он показал жестами:

«Мы вернемся туда, как только стемнеет»

— Ага. Вернемся.

***

Куин проснулся один, отправив Лейлу обратно на Другую Сторону, после их практического занятия, причем углубленного. Он хотел отослать ее сразу, но прощальное объятие обернулось в кое-что другое…

Однако, она все еще оставалась девственницей.

Больше не нетронутая, конечно, но определенно, все еще девственна… Похоже в мире уже два человека, с которыми он не может заняться сексом. Если так пойдет и дальше, то скоро он закончит целибатом.

Куин сел, и в голове сразу застучало, доказывая, что текила «Herradura» достойный противник.

Потирая лицо, он мысленно вернулся к поцелуям Избранной. Он научил ее, как правильно это делается, как нужно посасывать и ласкать, как открываться для языка, как самой проникать в рот партнера. Она быстро училась.

И все же было сложно держать все под контролем.

То, как она на него смотрела — убило всякое желание завершать начатое. Когда ее взгляд спустился, прокладывая путь от груди к боксерам, он предположил, что она просто ищет практического курса после теории. Но с ее стороны это было уж слишком быстро. В ее глазах загорелись звезды, будто он был ключом от двери, удерживающей ее в самой себе, обладающим могуществом, способным вызволить ее на свободу.

Словно он был ее будущим.

Довольно иронично, потому что на бумаге она была идеалом женщины. И вполне могла решить проблему с парой.

Если не брать в расчет сердце, которое оставалось безучастным.

Так что, он ни в коей мере не возьмет на себя ответственность за ее мечты и надежды. И никаких шансов, что он проживет жизнь с ней. У нее и так уже были эротические грезы о нем — займись он с ней любовью, это только все усложнит. Когда не с чем сравнить, физическое влечение можно легко принять за нечто более глубокое и значимое.

Черт, такое заблуждение могло произойти даже между двумя людьми, за плечами у которых уже имелся опыт.

Например, та цыпочка в тату-салоне, подсунувшая ему свой номер. Он не собирался звонить ей ни до, ни во время, ни после. Он даже не мог вспомнить ее имя… и это ни капли его не беспокоило. Любая женщина, готовая трахнуться с незнакомцем в общественном месте, да еще и по соседству с еще тремя мужчинами, определенно не та, с кем бы он хотел завязать отношения.

Грубый? «Да». Двойные стандарты? «Ни в коей мере». Он не уважал сам себя, поэтому с не меньшим отвращением осуждал и себя.

А кроме того, Лейла понятия не имела о его похождениях с тех пор, как он прошел изменение… весь тот секс в туалетах и подворотнях, темных углах клубов, и на грязных матах в целом поспособствовало его познаниям точно знать, что делать с ее телом.

С любым другим телом. Мужчины или женщины.

Дерьмо. Разве не такие мысли заставляют думать о Блэе, о том, как он провел день.

Куин взял телефон и разблокировал его. Обнаружив сообщение от Блэя, присланное ему с незнакомого номера, он прочитал его, снова, затем еще раз.

Должно быть отправлено с телефона Сакстона.

Скорее всего, напечатанное лежа на кровати парня.

Куин бросил БлэкБерри на стол и встал. В ванной он не потрудился включить свет, совершенно не заинтересованный в том, как выглядел в джинсах и футболке, в которых спал.

Как бомж. Как же еще.

Пока он умывал лицо, едва различимый жужжащий звук, исходящий со всех сторон оповестил о поднимающихся на окнах жалюзи. С водой, капающей с подбородка и Barbasol-ом[80] в руке, он выглянул в наступившую ночь. В лунном свете почки на серебристых березах под окнами распустились чуть больше, указывая на то, что день выдался теплым.

Он полностью игнорировал любую параллель, в которой пересекаются его собственная сексуальная жизнь и проснувшийся Блэй.

С собственным кузеном Куина.

Чувствуя отвращение к самому себе, он добрился и вышел из комнаты. Направляясь на кухню, он переставлял ноги так быстро, как только мог, учитывая давление в черепе, заставлявшее его беспокоиться о здоровье и долголетии зрительных нервов.

Внизу, в вотчине Фритца, он налил себе чашку кофе, пока доджен готовился к Первой Трапезе. Хорошо, что они все были заняты. Иногда, когда ты чувствуешь себя как дерьмо, что внутри, что снаружи, ты не против и сам поработать с Krups[81].

Гордость имела значение в такие моменты.

Вспомнив первую поездку в парк, когда он забыл насыпать гранулы, и поэтому получил чашку хорошей, дымящейся чистой воды.

И решил налить еще и прозапас.

Он как раз выходил из столовой с термосом, полным темно-коричневого чудо-напитка и банкой аспирина, когда Фритц открыл дверь в вестибюль.

Парочка, прошедшая мимо доджена, свела на нет все дерьмо из баночки Bayer[82]: Блэй и Сакстон вошли в дом под руку.

Он едва не зарычал, когда собственнический инстинкт заставил его захотеть промчаться на Хаммере между ними и припарковаться там… пока не осознал, что их «обнимашечки» были чисто медицинских целях. Сакстон едва стоял на ногах, с лицом, очевидно, использовавшимся в качестве боксерской груши.

Теперь у Куина вырвалось низкое рычание по другой причине

— Кто, мать твою, это сделал с тобой.

Это не могла быть семья парня. Родня Сакстона безразлично относилась к тому, чем и кем он являлся.

— Отвечай, — потребовал он. А после того как он получит ответ на этот вопрос за ним последуют еще парочка вроде — о чем, мать твою, Блэй ты только думал, когда привел постороннего не только в дом Братства но и Первой Семьи?

О, и вопрос номер три: ну и как это было? собирался остаться там, где был. В горле, душа его.

Сакстон улыбнулся. Ну, что-то вроде того. Его верхняя губа не очень хорошо его слушалась.

— Ничего особенного, так небольшое недоразумение. Давайте не будем заводиться, о'кей?

— Хер с этим. Что, черт возьми, он здесь делает? — Куин уставился на Блэя, пытаясь не испепелить его взглядом. — Он не может остаться здесь. И ты не имел права приводить его…

Его перебил прозвучавший сверху голос Рофа, глубокий баритон короля разлетелся по всему вестибюлю.

— Блэй не шутил. Тебя явно хорошенько отделали, сынок.

Сакстон закряхтел, кланяясь.

— Простите меня, Ваше Величество, за то, что не могу оказать вам честь более подобающим образом. Вы очень добры, что приветствуете меня здесь.

— Ты оказал мне услугу, когда она мне потребовалась. Я возвращаю долги. Всегда. И к слову, если ты каким-нибудь образом поставишь под угрозу мой дом, я отрежу твои яйца и заставлю тебя их сожрать.

«Обожаю Рофа», подумал Куин.

Сакстон снова поклонился.

— Понял.

Роф не смотрел на ступени, солнечные очки оставались на прежнем уровне и, казалось, будто его взор был устремлен на фрески на высоком потолке. И все же от него ничего не ускользнуло.

— У Куина есть кофе, оно поможет, Фритц покажет твою спальню. Желаешь чего-нибудь перекусить перед кормлением?

«Кормлением? Кормлением?»

Куину никак не удавалось уловить связь, даже когда слова «кормление» и «перекусить» встретились в одном предложении. Сакстон, особняк, Блэй и чья-то вена? Да, он вообще ничего не понимал, и это заставляло кончики клыков зудеть.

Сакстон опять поклонился.

— Безусловно, вы очень добры.

— Фритц, приготовь ему чего-нибудь. Избранная скоро прибудет.

Вену Избранной?

«Господи, какую именно услугу он оказал королю? Чью задницу спас?»

— И наш доктор осмотрит тебя. — Роф поднял руку. — Нет. Я ощущаю запах боли, которую ты испытываешь — смесь керосина и недоваренного перца. А теперь ступай. Позаботься о себе, позже поговорим.

Когда Роф и Джордж развернулись на балконе, Куин попал в волну гостеприимности Фритца, следуя за дворецким, пока парень поднимался по парадной лестнице. Наверху, доджен остановился, отдавая должное еле ковыляющему Сакстону, протирая своим носовым платком резной латунный орнамент в виде завитков.

От нечего делать, Куин открыл баночку с аспирином и высыпав горсть, заметил через открытые двери кабинета короля, что Джон и Хекс что-то обсуждали с Рофом и Ви: они вчетвером стояли над картой, растянутой на столе.

— Впечатляющий особняк, — произнес Сакстон, останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Полностью опираясь на Блэя, он держал парня под руку… чертовски идеально.

Жалкий ублюдок.

— Мой хозяин, Дариус, построил его. — Старые, слезящиеся глаза Фритца осматривали все вокруг, пока не сосредоточились на яблоне, изображенной мозаичной плиткой внизу. — Он всегда хотел, чтобы Братство жило здесь… спроектировав помещения для всех его нужд. Он был бы очень рад.

— Пойдемте дальше, — сказал Сакстон. — Мне не терпится увидеть больше.

По коридору со статуями. Мимо комнат Тора, Куина, Джона Мэтью. Мимо комнаты Блэя… прямо в соседнюю дверь.

«Почему не дальше — в подвал, например?» подумал Куин.

— Я принесу вам поднос с едой. — Фритц вошел внутрь и перепроверил, все ли в порядке. — Наберите звездочка-один, если вам понадобится что-то прежде, чем я вернусь или в любое другое время.

Поклонившись, дворецкий удалился, оставив комнате повисшую неловкость. Ни в малейшей степени не сгладившуюся, когда Блэй подвел Сакстона к кровати и помог ему улечься.

Сукин сын был одет в великолепный серый костюм. С жилетом. Заставляя Куина чувствовать себя в своей одежде, словно он был одет во что-то от Hefty[83].

Выпрямившись, так, что, по крайней мере, он мог ясно видеть Сакса, лежащего на кровати, Куин сказал:

— Это были те ребята из сигарного бара. Те засранцы. Не так ли?

Когда Блэй напрягся, Сакстон рассмеялся.

— Так наш скромняга Блэйлок все-таки рассказал тебе о нашем свидании? А я все задавался вопросом, что он делал с моим телефоном в моей ванной.

Ага, как бы не так. Блэя целый день не было дома, вот что привело его к такому выводу. Черт, он получил только одно сообщение от парня. Одно мизерное, никчемное сообщеньице, в котором было не больше, чем «привет-как-ты».

Вот. Дерьмо. Неужели он на самом деле не захотел позвонить? Неужели он действительно мог так поступить?

Хм-м… за исключением трусов под джинсами это было большой-пребольшой неосторожностью с его стороны.

Вернувшись в игру, он рявкнул:

— Это они?

Когда Блэй промолчал, Сакстон вздохнул.

— Да. Это сделали те ребята, во главе с бешеной гориллой. Боюсь, они почувствовали потребность выразить себя. — Парень прикрыл глаза, когда посмотрел на Блэя. — И как видите, я скорее любовник, чем боец.

Блэй поспешил заполнить возникшую тишину после этой маленькой бомбы.

— Селена скоро придет. Она тебе понравится.

«Слава Господу, это не Лейла», подумал Куин по совершенно недоброй причине…

Последовавшая тишина сопровождалась запахом смолы и вина.

— Могу я поговорить с тобой, — сказал резко Куин. — Снаружи.

Это была не просьба

Когда появился Фритц с подносом, Куин вышел из комнаты и ожидая в коридоре, уставился на одну из статуй, которая заставила его задуматься о том, как Блэй выглядит обнаженным.

До треска сжимая крышку термоса, он сделал глоток кофе, обжог горло, но продолжил пить.

После того как Фритц удалился, появился Блэй, прикрыв за собой дверь.

— Что?

— Поверить не могу, что ты привел его сюда.

Блэй отшатнулся, нахмурившись.

— Ты видел его лицо? Как я мог его оставить? Он ранен, практически не восстанавливается, и ему требуется кормление. Фьюри никогда бы не отпустил Избранную хрен пойми куда. Это был единственный способ.

— Почему бы тебе не найти ему кого-нибудь другого? Это не обязательно должна быть Избранная.

— Прости? — Блэй еще больше нахмурился. — Он твой кузен, Куин.

— Я прекрасно знаю кто он. — И то, как мелочно это звучит. — Я только не понимаю, почему ты так о нем печешься?

Вранье. Он прекрасно понимал, почему.

Блэй отвернулся.

— Я возвращаюсь.

— Он твой любовник.

Слова остановили Блэя… буквально, застывшего на месте, прямо, как те греческие статуи, с застывшей, потянувшейся к дверной ручке рукой.

Блэй оглянулся через плечо, с суровым выражением лица.

— Это не твое дело.

«Совершенно не смутился», Куин медленно выдохнул с облегчением.

— Он не твой любовник, так? Ты не спал с ним.

— Оставь меня в покое, Куин. Просто… оставь в покое.

Когда дверь за парнем закрылась, Куин тихо выругался, задаваясь вопросом, сможет ли он когда-нибудь раскрыться ему.

«Не скоро — сказал голос в его голове. — Может быть никогда».

ГЛАВА 53

Лэш очнулся, валяясь лицом в грязи, в то время, как кто-то шарил по его карманам. Когда он попытался повернуть голову, что-то тяжелое придавило его за затылок, удерживая на месте.

Ладонь. Человеческая ладонь.

— Гони ключи от машины! — прошипел кто-то слева от него.

Их было двое. Пара людишек, смердящих марихуаной и застарелым потом.

Стоило только руке начать обшаривать его с другого бока, Лэш поймал парня за запястье, и рывком прямо в прыжке поменялся местами с грабящим его мудаком.

Когда от удара парень как рыба начал открывать рот, Лэш обнажил клыки и вонзился ему в румяную щеку, без труда разрывая ее до кости. Затем едва уловимым движением он распорол этому ублюдку глотку, оставив огромную зияющую дыру.

Раздался крик. Тот парень, что приказывал отдать ключи, издал истошный вопль…

Который быстро оборвался, когда Лэш достал нож и запустил его в спину удирающего Мистера Grand Theft Auto[84], попав ублюдку прямо между лопаток. Когда сукин сын плюхнулся в грязь, Лэш сжал руку в кулак и нанес удар парню в висок.

С теперь уже нейтрализованной угрозой, Лэша снова заштормило, его тело завалилось на бок, когда он попытался предпринять очередную попытку подняться. Совсем не подходящее время… тем более, что человек, которого он пригвоздил, как муху, захрипел и начал цепляться за землю ногтями, словно пытался от туда убраться.

Лэш заставил себя подняться и остановился. Стоя над наркоманом, он наступил парню на задницу, предварительно пнув ее, и выдернул нож из его спины. Затем снова пнул свою жертву, перевернув ее и занес руку…

Он собирался сделать решающий-удар-в-грудь, когда понял, что ублюдок был крепкого телосложения, с хорошо развитой мускулатурой. Учитывая его дикий взгляд, он был в дым накурен, и достаточно молод, чтобы разрушительное пристрастие успело уничтожить его мышечную массу.

Ну, разве не счастливая ночь для этого слюнтяя. Благодаря прихоти и хорошему телу, он только что перешел из категории: труп в лабораторную крысу.

Вместо того, чтобы вонзить нож ему в сердце, Лэш сделал надрезы на запястьях человека и перерезал яремную вену. Когда красная кровь хлынула на землю и парень начал стонать, Лэш кинул взгляд на машину и ему показалось, что эта штука находилась в сотнях миль от него.

Ему нужна энергия. Ему нужна…

Бинго.

Пока осушались вены того парня, Лэш поплелся к Мерседесу, открыл багажник и задрал коврик. Панель, скрытая им, как всегда, выдвинулась без проблем.

Хэллоу, вставай-вставай.

Там обнаружился килограмм кокаина, который должен был быть разбодяжен и расфасован для уличной торговли еще несколько дней тому назад, до того как мир перевернулся и он был оставлен там, где Мистер Ди и припрятал его.

Вытерев нож об свои штаны, Лэш проткнул уголок целлофановой упаковки, погрузив в нее кончик ножа. Он втянул в себя это дерьмо прямо с лезвия, всасывая сначала правой, а затем и левой несуществующей ноздрей.

Для лучшего эффекта, он повторил процесс.

И-и-и-и… еще раз.

Когда он пошатнулся от этого возьми-занюхни, поток, устремившийся через него, спас его задницу, приводя в чувство настолько, что он смог продолжить идти даже после всей той тошниловки и отключки. От чего вдруг возникли эти проблемы — оставалось неясным… Может, кровь той бляди была испорченной или, может, дело не только в меняющемся облике Лэша, но и во внутренних протекающих химических процессах изменения. В общем чтобы там ни было, ему потребуется этот порошок, пока ситуация не стабилизируется.

Это дерьмо работало. Он чувствовал себя превосходно.

Перепрятав свой тайник, он вернулся к торчку. Холод не помогал процессу осушения вен, а ждать здесь, пока говнюк истечет кровью не очень удачная идея, независимо от того, насколько хорошо они были скрыты под этим мостом. Создавая много шума, он подошел к мертвому парню — прям как Ганнибал Лектор. Распахнул его грязную куртку и разорвал на лоскуты, обнаруженную под ней майку.

К черту его отца.

К черту это маленькое Дерьмо.

Он собирался создать собственную армию. Начиная с этого бульдога-укурыша.

Перевязать кровоточащие раны человека, а затем поднять его и швырнуть в багажник со всей заботой таксиста к дешевому багажу у Лэша не заняло много времени.

Выезжая из-под моста, его глаза осматривали все вокруг. И вот дерьмо… все машины, в потоке, просвистевшем мимо него по шоссе, были без опознавательных знаков, и принадлежали Колдвеллскому Департаменту Полиции.

Он был уверен, что это копы. Проезжая, люди со значками кидали взгляды на его машину. Полиция, КДП, полиция, КДП…

Направляясь к ранчо, он не проигнорировал ни одного красного светофора в Колдвелле, и когда Лэш вынужден был притормаживать, то смотрел прямо перед собой, молясь, чтобы все полицейские позади и впереди него не почувствовали, что в его машине был отдающий концы парень и охрененная куча наркоты.

Чтобы это разрулить, пришлось бы как следует постараться. Кроме того, речь еще шла и о кайфоломе. Он, наконец, чувствовал себя самим собой, каждый стук сердца, отдающийся в венах, стально-подкованные копыта всего того кокаина, который топтал его мозг, создавая какофонию творческого вдохновения…

Подождите. О чем это он?

А, да какая к черту разница. В его голове роилась куча идей так до конца и не сформировавшихся, одна блестящей другой всплывали и тут же разбегались множеством различных идей.

Бенлуис, он должен добраться до Бенлуиса и восстановить связи. Создать много собственных лессеров. Отыскать маленькое Дерьмо и отправить его обратно к Омеге.

Поиметь своего отца, как тот поимел его.

Снова трахнуть Хекс.

Вернуться к хибаре и схватиться с Братьями.

Деньги, деньги, деньги — много денег.

Проезжая мимо одного из колдвеллских парков, он убрал ногу с педали газа. Сначала он не был уверен, что на самом деле увидел то, о чем подумал… или же это его забитая коксом голова искажала реальность.

Но нет…

То, что двигалось в тени у фонтана, представляло собой возможность, которой он планировал воспользоваться в своих целях. Или устранить, в случае необходимости.

Направив Мерседес к одному из парковочных мест, он заглушил двигатель и вытащил нож. Обойдя капот AMG, он не совсем осознавал, о чем думал, но пока в его венах бурлил поток кокаина, ему все казалось прекрасным.

***

Джон Мэтью принял форму среди сосен с кустами вместе с Хекс и Куином, и Бутчем, и Ви и Рэйджем. Жалкий домишко впереди, был оцеплен желтой лентой для мест преступлений, прямо как в «Закон и Порядок»[85].

Хотя, если бы это было на самом деле так, то без технологии Smell-o-Vision[86] вам бы не удалось добиться полной картины даже с отличной камерой. Несмотря на все акры вокруг свежего воздуха, запах крови был таким резким, что вынуждал вас прочистить горло.

Чтобы окончательно проверить наводку Лэша, Братство разделилось, проверить адрес, пробитый по номерному знаку той «цивик». Трэз и Айэм только что снялись со своего поста, отправляясь по своим ночным делам, но готовые в любой момент вернуться, на случай, если понадобятся. И судя по докладу Теней, ничего важного, чем бы они могли поделиться с Хекс не происходило, за исключением повторного возвращения детектива Де ла Круза, который провел здесь целый час после чего снова уехал.

Джон осмотрел представшее перед ним место преступления, сосредотачиваясь скорее на тенях, нежели отражениях от взошедшей луны. Затем закрыл глаза, отпуская свои инстинкты, давая волю этому неопределимому, незримому датчику в центре его груди.

В такие моменты он не знал, почему делал то, что он делал. Им просто овладевало желание так поступить, уверенный, что когда-то он уже это делал — и, судя по тому, с какой легкостью ему это удалось — без сомнения так оно и было.

Да… он что-то чувствовал… Внутри были призраки. И по ощущениям это напоминало то чувство испытанное им, находясь в спальне, где так близко и одновременно так далеко находилась Хекс. Он также чувствовал ее, но был отрезан от этой связи.

— Тела внутри, — сказала Хекс. — Мы просто не можем их видеть или коснуться. Но я точно вам говорю… они там.

— Ну так какого хера мы тогда топчемся тут, — проворчал Ви, дематериализуясь.

Рейдж последовал за ним, переместившись прямо в хижину, в то время как Бутч, пошел более сложным путем — пешком, через разъезженную лужайку с прижатым к бедру стволом. Он заглядывал в окна, пока Ви не пустил его с заднего хода.

— Ты собираешься войти? — спросила Хекс.

Джон показал медленно, чтобы она смогла понять:

«Ты уже доложила обстановку внутри. Меня больше интересует, кто может объявиться на пороге».

— Согласна.

Братья возвратились один за другим.

Ви тихо проговорил:

— Если предположить, что это просто не лэшевская демонстрация своих способностей и Хекс права…

— Никаких предположений, — отрезала она. — Я права.

— … кто бы не инициировал этих бедных ублюдков, должен вернуться обратно.

— Большое спасибо, Шерлок.

Ви глянул в ее сторону.

— Вернулась к своему высокомерию, Сладенькая?

Джон выпрямился, подумав, что, несмотря на всю любовь к Брату, он не оценил этот тон.

Хекс, очевидно, была с ним согласна.

— Еще раз назовешь меня «сладенькой» и это будет последнее, что ты произнесешь…

— Не угрожай мне, слад…

Бутч встал позади Ви и зажал ему ладонью рот, в то время как Джон положил свою руку на руку Хекс, призывая к спокойствию, не отрывая взгляда от Вишеса. Он никогда не понимал, причину вражды между этими двумя, несмотря на то, что все время проводил там (в ЗироСаме) с тех пор, как помнил себя…

Он нахмурился. После этой вспышки вражды, Бутч уставился в землю. Хекс сосредоточилась на дереве за спиной Ви. Ви рыча, разглядывал свои ногти.

«Здесь явно что-то было не так», подумал Джон.

О… Боже…

У Ви не было причин недолюбливать Хекс — фактически, она была из тех женщин, что внушали уважение — если, только, ей не довелось побывать с Бутчем…

Ви в подробностях знал о всех похождениях своего лучшего друга, за исключением шеллан парня.

Джон тут же прервал свои размышления; ему не стоило знать остального. Бутч на сто процентов был предан Мариссе, поэтому, если у них с Хекс что и было… то это было давно. Наверное, еще до того, как ее повстречал Джон — когда он еще был всего лишь претрансом.

Прошлое это прошлое, там оно и должно оставаться.

Кроме того, он не должен…

Дальнейшие болезненные размышления были милосердно прерваны, подъехавшим к фермерскому дому автомобилем. Их внимание мгновенно переключилось на приближающийся объект, взглядом двадцатилетней девицы, придирчиво уставившейся свой шкаф в поисках подходящего наряда. Скажем, в году этак 1985.

Серый, кислотно-желтый и ярко-розовый. Что серьезно? С такой-то раскраской? Господи… предполагая, что за рулем находился убийца, у Джона резко появилась еще одна причина грохнуть долбанного подражателя Flock of Seagulls[87].

— Это же обычный тюнингованный Цивик, — прошептала Хекс.

Внезапно, в пейзаже что-то изменилось, все растянулось как какое-то искажение в телевизоре. К счастью, сбившаяся острота зрения быстро вернулась в норму, как только их накрыл экран; и все снова стало прежним.

— Я установил мис[88], — сказал Ви. — Вот засранец. Эта тачка слишком вычурная для этой местности.

— Тачка? — фыркнул Рейдж. — Я тебя умоляю. Это какая-то швейная машинка с присобаченной к ней выхлопной трубой. Мой мустанг может заставить этого придурка глотать пыль на четвертой передаче с места.

За спиной Джона послышался странный звук, и онобернулся посмотреть. Что сделали и остальные трое братьев.

— Что… — ощетинилась Хекс, скрестив руки на груди. — Я умею смеяться, если вы не знали. А это… было чертовски смешно.

Рейдж просиял.

— Я знал, что нравлюсь тебе.

«Швейная машинка» проехала мимо дома, а затем обратно… только для того, чтобы снова развернуться на третий передаче.

— Мне это начинает надоедать. — Рэйдж принялся раскачиваться взад-вперед, его глаза вспыхнули неоново-голубым… что означало, заключенный в нем зверь, тоже оживился и зарычал, становясь нервным. Дело дрянь. — Почему бы мне просто не перекинуться и не вырвать этого ублюдка прямо через лобовое стекло?

— Лучше остыть и затаиться, — пробормотала Хекс, когда Джон подумал о том же самом.

Парень за рулем, может и был дальтоником, когда красил эту машину, но не был полным идиотом. Еще в течение пяти минут он продолжал маячить туда-сюда, и когда Рейджа почти уже одолело его раздвоение личности, от которого он начал вибрировать, убийца, этот хренов драйв-бой, наконец, вышел из машины и пешком пошел через расположенное за ним кукурузное поле.

— Да этот сопляк настоящий хорек, — прорычал Рейдж. — Мелкий, изворотливый хорек.

Так-то оно так, но у этого хорька имелось подкрепление, размером, не вписывающимся в его тачку. Очевидно, они условились встретиться в другом месте, так же предварительно оставив машину.

Эти лессеры были умны, когда дело касалось работы: внимательно осматривая лужайку, дом и прилегающий к нему лес. И благодаря Ви, когда те посмотрели на деревья, где затаились их враги, то не увидели ничего, кроме окружающего пейзажа. Мис Вишеса был оптической иллюзией, эффективно затуманивающей мозг врага, попадающего под его влияние.

Подходя к задней двери дома, их трио создавало ботинками хруст на замерзшей, жесткой траве. Мгновение спустя послышался звук… разбитого стекла.

«Подождите здесь», — показал жестами Джон. — «Я на разведку».

— Погоди…

Оклик Ви ни в малейшей степени не замедлил Джона, как и последовавшие за этим проклятия, когда он дематериализовался прямо у стены дома.

Что означало — он стал первым «счастливчиком», кому довелось увидеть тела, когда они стали видимы.

Как только хорек забрался через окно кухни, дом задрожал и…

Здравствуй, Техасская резня бензопилой.

По всей гостиной, коридору и столовой штабелями лежало около двадцати парней, головой обращенной к задней части дома, ногами — к передней. Манекены. Отвратительные обнаженные манекены с черными рвотными разводами на лицах, вяло барахтающиеся руками и ногами.

Джон почувствовал, как Хекс и остальные приняли форму позади него у окна, в которое только что пролез хорек.

— Чтоб меня! — воскликнул малой, оглядываясь вокруг. — Да!

Его триумфальный, заливистый смех граничил с истерией… который мог вызывать беспокойство, если не принимать во внимание того факта, что он был окружен кишками и кровью. На что это было похоже? На визгливое кудахтанье, наводившее тоску — отвратительное клише.

Как и машина ублюдка. Переборщил с Вин Дизелем?

— Вы — моя армия, — прокричал он окровавленным парням на полу. — Мы будем править Колдвеллом! Отрывайте свои задницы от пола, пришло время поработать! Вместе мы…

— Дождаться не могу, чтобы прибить этого мелкого говнюка, — пробормотал Рейдж. — Хотя бы ради того, чтобы только заткнуть его.

Того же. Мнения.

Ублюдок был в полном ударе «Муссолини»[89], со всей этой бла-бла-бла и снова бла херней, которая была хороша лишь для эго, но в конечном итоге ни черта не имела значения. Ответ жалких сукиных детей на полу был решительным…

Ха. Похоже, Омега был разборчивым: марионетки словно напились Kool-Aid[90]. Толпа осушенных, убитых, реанимированных, а теперь бездушных бывших людей пришла в движение, отклеиваясь от половиц, шевеля ногами по команде хорька.

Какая жалость, для них это было лишь пустой тратой усилий.

— На счет три, — прошептал Вишес.

Хекс начала отсчет:

— Один… два… три…

ГЛАВА 54

Как только на живописное место опустилась ночь, раскрывая все темное великолепие добротной земли, Дариус дематериализовался из своей скромной обители, принимая форму на берегу океана вместе с Торментом. «Небольшое загородное имение», как описал симпат, на самом деле имело сильное сходство с его каменным особняком практически такого же размера и типажа. Внутри горел свет от свечей, но когда Дариус со своим протеже появился среди редкой листвы, никаких явных признаков жизнедеятельности в доме не наблюдалось: мимо окон не прошло ни одной фигуры. Никакого предупреждающего лая собак. Ни аромата из кухни, приносимого прохладным, спокойным ветерком.

Однако в поле паслась лошадь, а в конюшне стояла повозка.

А также сокрушающее дурное предчувствие.

— Внутри симпат, — прошептал Дариус, пока его взгляд исследовал не только видимые части, но и те, что скрывались в тени.

Не существовало ни одного способа вычислить, не находилось ли там больше одного пожирателя грехов, когда даже всего один был способен выстроить баррикаду из страха. И уж тем более никоим образом не представлялось возможным вычислить, был ли внутри именно тот симпат, которого они искали.

По крайней мере, до тех пор, пока они оставались в тени.

Дариус закрыл глаза и позволил своему сознанию проникнуть внутрь дома; его инстинкты, простерлись за пределы видимости и слышимости, сосредотачиваясь на обнаружении опасности.

Воистину, бывали времена, когда он больше полагался на свое внутреннее знание, нежели зрение.

Да, он уловил что-то внутри. За каменными стенами кипела бурная деятельность.

Симпат знал, что они здесь.

Дариус кивнул Торменту, и оба предприняли попытку дематериализоваться в гостиную.

Металл, вмонтированный в кладку, воспрепятствовал их проникновению через толстые каменные стены, и они были вынуждены повторно принять форму у холодного фасада здания. Несмотря на неудачную попытку, облаченный весь в кожу Дариус разбил окно локтем, и, ухватившись за перегородки, выдернул из проема раму. Отбросив ее в сторону, они проникли с Торментом внутрь, принимая материальную форму в гостиной…

Как раз вовремя, чтобы успеть уловить вспышку красного, нырнувшую во внутреннюю дверь, ведущую вниз в противоположном конце дома. Не сговариваясь, они бросились с Торментом следом, добежав до двери, отпираемой поворотом штырей.

Медный механизм, означающий — его не сдвинуть ментально.

— Держись в стороне, — приказал Тормент, наводя дуло пистолета.

Дариус слегка дернулся назад, когда прозвучал выстрел, а затем толкнул дверь плечом, распахивая ее.

На лестнице, ведущей вниз, было темно, за исключением пробивающего сюда сумеречного света.

Топая сапогами по каменным ступеням, они спустились вниз, и уже по утрамбованному земляному полу, побежали за фонарем… и витавшему в воздухе запаху вампирской крови.

Срочность гремела в венах Дариуса, гнев воевал с отчаянием. Он жаждал вернуть женщину… Дражайшая Дева-Летописеца, как, должно быть, она страдала…

Послышался звук хлопка, а затем подземный тоннель стал черным, как смоль.

Не сбавляя шага, Дариус устремился вперед, ведя рукой по стене, чтобы не сбиться с курса. Не отставая, Тормент шел следом за ним, и эхо их шагов помогло Дариусу определить конец тоннеля. Остановившись как раз вовремя, он попытался нащупать руками замок на двери.

Который, симпату не хватило времени за собой запереть.

Распахнув тяжелые деревянные панели, Дариус вдохнул полные легкие свежего воздуха и увидел удаляющийся впереди фонарь, через лужайки.

Дематериализовавшись и снова приняв форму, он перехватил симпата с вампиршей возле конюшни, преградив им путь таким образом, что похитителю пришлось остановиться.

Дрожащими руками пожиратель грехов поднес нож к горлу своей пленницы.

— Я убью ее! — крикнул он. — Убью!

Стоявшая рядом с ним женщина не выказала ни малейшего сопротивления, не попыталась вырваться, не молить о том, чтобы ее спасли или отпустили. Она просто смотрела перед собой, ее призрачные глаза, казались безучастными на мрачном лице. На самом деле не было кожи бледнее, чем та, в свете луны. И, воистину, может у дочери Сампсона и билось под ребрами сердце, но ее душа умерла.

— Отпусти ее, — приказал Дариус. — Отпустишь ее, и мы оставим тебя в живых.

— Ни за что. Она моя.

Глаза симпата сверкнули красным, озаряя ночь его злым происхождением, но пока его молодость и паника не позволяли использовать самое могущественное оружие его расы. Хотя Дариус и напрягся, в ожидании психической атаки, но со стороны пожирателя грехов не поступило никакого вторжения в его череп.

— Отпусти ее, — повторил Дариус, — и мы не станем тебя убивать.

— Я связан с ней! Слышите меня! Я связан!

Когда Тормент нацелил пистолет прямо на мужчину, Дариус остался впечатленным, каким спокойным и собранным он выглядел. Первый раз на поле боя, похищение, симпат… и парень в гуще всех этих событий, не поглощенный драмой.

С преднамеренным спокойствием Дариус продолжил попытки урезонить своего противника, с гневом отметив, во что была окрашена ночная сорочка женщины.

— Если отпустишь ее…

— Не существует ничего, что ты можешь предложить мне взамен, что стоило бы дороже нее!

В возникшее напряжение ворвался низкий голос Тормента.

— Если ты отпустишь ее, я не стану стрелять тебе в голову.

«Это была достаточно веская угроза», подумал Дариус. И конечно же, Тормент не собирался открывать огонь — слишком уж был велик риск попасть в женщину, промахнись он хоть на чуть-чуть.

Симпат начал отступать к конюшне, утягивая вампиршу за собой.

— Я перережу ей горло…

— Если она так дорога для тебя, как ты утверждаешь, — сказал Дариус, — как ты сможешь пережить ее утрату?

— Лучше ей умереть вместе со мной, нежели…

Бам!

Когда прозвучал выстрел, Дариус с криком рванул вперед, несмотря на то, что не мог поймать пулю Тормента своими руками.

— Что ты наделал! — закричал он, когда симпат с женщиной повалились в общую кучу.

Промчавшись по траве, а затем, упав на колени, Дариус взмолился, чтобы она оказалась цела. С колотящимся в горле сердцем, он протянул руку, чтобы скинуть с нее мужчину…

Когда молодой симпат, перекатился на спину с остекленевшим взглядом, устремленным в небеса, в самом центре его лба зияло идеально круглое, черное отверстие.

— Дражайшая Дева-Летописеца…, — выдохнул Дариус. — Вот это выстрел.

Тормент опустился рядом на колени.

— Я бы не нажал на курок, если бы не был уверен.

Они оба склонились над женщиной. Она также не моргая взирала на галактику выше, бледными застывшими глазами.

Ее горло было все же перерезано?

Дариус ощупал ее через легкую, бывшую когда-то белой ночную сорочку, пропитанную частично засохшей и частично свежей кровью.

Слеза, выкатившаяся из ее глаза, замерцала как серебро в лунном свете.

— Ты спасена, — сказал Дариус. — Ты в безопасности. Тебе ничего больше не угрожает. Не горюй.

Когда взгляд ее бледных глаз встретился с его, сквозившее в них отчаяние было столь же холодным, как зимний студеный ветер, и таким же отстраненным.

— Мы вернем тебя туда, откуда ты приехала, — поклялся Дариус. — Твоя семья должно быть…

Ее голос был не чем иным как карканьем, доносившимся из ее горла.

— Вам следовало застрелить меня вместо него.

ГЛАВА 55

Как только прозвучала цифра один, Хекс материализовалась в гостиной дома, подумав, что предположения о засаде оказались верны — целая толпа убийц как раз начала подниматься. Столкнувшись лицом к лицу с ближайшим лессером, она понимала, что действовать нужно быстро.

Элемент неожиданности в бою срабатывает всего раз, а над ней и ее командой было четырехкратное превосходство в численности…, тем более, что пистолеты тут были бессильны. Может они и пригодились бы, будь мишени неподвижны, а здесь не было ни одной такой. Руки, ноги, тела — все смешалось, когда Братья, Джон и Куин приступили к аналогичным действиям, что и она — выбор первого попавшегося новобранца и выбивание дерьма из их задниц в стиле Брюса Ли.

В левой руке у Хекс был зажат кинжал, в то время, как правой она нанесла точный хук убийце прямо перед ней. Быстрый удар сопровождающийся треском костей отправил парня в нокаут, и когда он врезался в противоположную стену, Хекс отняла правую руку и нацелилась острием кинжала в центр его груди…

Внезапно, ее запястье перехватил Бутч.

— Позволь мне.

Встав между ними, он сосредоточил взгляд на убийце и начал приближать к нему свой рот. Медленным, размеренным вдохом он приступил к вытягиванию сущности из его тела — отвратительное облако, на подобии дымка втягивалось из лессера в Бутча.

— Господи… Боже…, — выдохнула она, когда убийца, у которого только что было тело, превратился в груду пепла.

Когда Бутч закачался и привалился к стене, словно ему трудно было стоять на ногах, она взяла его под руку.

— Ты в порядке…

Пронзительный свист Джона привлек ее внимание и очень вовремя — на нее мчался еще один лессер, уже замахнувшись сжатым в руке ножом. Благодаря Джону, она пригнулась вниз и рванула вперед, перехватывая широкое запястье и беря контроль над оружием, нанесла удар, всадив нож под ребра убийцы.

Яркий свет, громкий хлопок.

Хекс приступила к следующему.

Она была в самой гуще сражения, мастерски нанося удары руками и ногами. И несмотря на то, что ей удавалось двигаться со скоростью миля в минуту и уничтожить еще одного лессера, она понимала, что все это не шло ни в какое сравнение с тем, что проделывал Бутч. Она не понимала, что именно произошло, но готова была спорить на что угодно, что для врага это была особенная смерть.

Продолжая в том же духе, она вынула ножи, крепившиеся к голенищам и передней части бедер. Выводить из строя было ее коньком, ведь перед тем как убить, она зачастую оставляла послания. И в действительности, когда она оставляла позади себя стонущие тела, Бутч проводил зачистку, вдыхая и превращая в труху тех, за кем они сюда явились.

Прокладывая себе путь, нанося кинжалами удары новобранцам, она обнаружила, что засматривается на Джона и… черт. Ему вполне подошло бы прозвище истребитель.

Он, словно специализировался на сворачивании шей — как сама смерть приближался к врагу, делал захват, затем мощный рывок…

Удар, обрушившийся на ее плечо пришел из ниоткуда, откинув ее к стене, и выбив нож из руки, пока перед ее глазами мелькали звезды прямо как в Веселых мелодиях[91].

Убийца, ударивший ее, рванул вперед, хватая с окровавленного пола выроненный ею кинжал, и зажав его в руке нацелил на нее.

Она буквально в последнюю секунду ушла влево, поэтому вместо нее он продырявил стену, вонзив лезвие в гипсокартон. Пока лессер пытался его выдернуть, она развернулась и нанесла удар в брюшную полость запасным кинжалом, проворачивая его в нижней части кишечника проделав в нем дыру.

Встретившись с его шокированным взглядом, она произнесла:

— Что, неужели ты думал, что у меня не найдется второго ножа? Дебил.

Она ударила его по голове рукояткой второго кинжала, и когда тот рухнул, выдернула первый кинжал из стены. Звуки борьбы и ударов разносились по всему дому, но она двинулась мимо них, сосредоточившись на поиске тех, кто отбился от стада.

Один из убийц вылетел через парадную дверь, вырвавшись на свежий воздух.

Она дематериализовалась наружу, прямо на его пути. Он как будто вошел в роль одного из «Трех уродов»[92] и развернулся, остановившись. Она улыбнулась.

— Нет, тебе нет прощения[93].

Лессер снова побежал — обратно в дом…, что было глупо — там уже не осталось никого, кто мог бы ему помочь. Ну, по крайней мере, выжить.

Ее тело было сильным и гибким, когда она ринулась за ним, и они оба закружились в смертельном танце. Как только он добрался до двери, она подпрыгнула в воздух и летящим снарядом обрушилась на него, хватая за шею и плечи, используя сочетание силы и ее траектории, чтобы свернуть парня в живой, дышащий вопросительный знак.

После их тяжелой посадки, даже когда воздух вышибло из ее легких, она все еще продолжала улыбаться.

Боже, она обожала сражаться.

***

Джон видел, как Хекс испарилась за парадную дверь, но не мог тут же за ней последовать. Пара новобранцев так приперли его задницу, что он кашлял на их брови. Но он быстро с ними разделался.

Забавно, но когда твоя женщина убегает вслед за врагом, у тебя открывается второе дыхание…

Ну, не то чтобы она была его женщиной.

Странно, но такое напоминание себе заставило почувствовать его каким-то преданным что ли.

Протянув руки к убийце перед собой, Джон отделил шею ублюдка от позвоночника. Сжимая в руках его голову, он подумал, какая жалость, что нет времени проделать то же самое с руками и ногами — так, чтобы остались лишь нелепые культи.

К несчастью, убийца под номером два обхватил Джона за грудь и попытался задушить его своим медвежьим захватом.

Джон схватил запястья убийцы, удерживая ублюдка на месте, затем подпрыгнул и навалился спиной на лессера, падая назад, так, что Джон оказался сверху, вдавливая Л-Е-С-С-Е-Р-А в матрас. Подняв голову, Джон ударил противника затылком прямо в лицо, превращая его нос в гейзер.

Ловко развернувшись, Джон занес кулак высоко в воздух.

Его второй удар развернул лессера, попав ему в висок, что привело к серьезным проблемам с опорно-двигательным аппаратом и откинуло ублюдка на пол.

Не должно было возникнуть никаких проблем, в ожидании, когда подоспеет Бутч. Джон бросился к выходу за Хекс, его байкерские ботинки скользили по крови, смешавшей красно-ржавый и глянцево-черный цвета.

Добежав до открытой двери, Джон оперся о косяк.

Это было самое впечатляющее зрелище, что он когда-либо видел. Лессер, за которым она гналась, мчался обратно в дом, видимо пересмотрев план побега, босые ноги семенили по замерзшей траве. Однако, Хекс быстро нагоняла его, планируя перехватить говнюка, что ей и удалось легче легкого, так как она была сильнее и сосредоточеннее лессера.

Джон не успел бы вмешаться, даже если бы захотел: Хекс подлетела в воздух, бросаясь на лессера, обхватила его руками, развернула и повалила на землю, вонзив кинжалы в оба бедра так глубоко, что он завизжал как девчонка.

Она встала, снова готовая ринуться в бой…

— Джон! Сзади!

Когда она крикнула, Джон развернулся и столкнулся нос-к-носу с убийцей. Парень, как бык вынес его за дверь. Джон приземлился на задницу, скользя по грязной, бетонной дорожке.

Доказывая, что хорошие кожаные шмотки носятся непросто так.

Превосходная дермабразия[94]?

Разозлившись, что пришлось припарковать свою задницу на лужайке прямо на глазах у Хекс, Джон схватил убийцу за волосы и дернул их так, что тот выгнулся пополам с раздавшимся треском в позвоночнике.

С беззвучным рычанием, Джон обнажил клыки и вонзился в шею ублюдка. Вырвав смачный кусок мяса из нежити, он сплюнул это дерьмо и поволок булькающее тело за волосы обратно на вечеринку. Проходя мимо Хекс, он кивнул ей.

— Пожалуйста, — ответила она, слегка кивнув. — Отличный ход с этим укусом.

Оглядываясь через плечо, он продолжал смотреть на нее — уважение, которым она отплатила ему, сшибло его похлеще любого лессера. Сердце переполнилось чувствами, и он почувствовал себя так, словно они заполнили его без остатка.

Идиот— вот кто он.

Звук выстрела заставил его замереть на месте.

Оглушающий звук больно резанул по барабанным перепонкам, и долей секунды спустя, он задался вопросом, кто мог стрелять и кто, если был такой, ранен.

Он получил ответ на последний вопрос, когда его левая нога подкосилась и он повалился как спиленный дуб.

ГЛАВА 56

Увидев вынырнувшего из-за угла лессера и дуло пистолета, нацеленное прямо в спину Джона, Хекс метнула нож долею секунды спустя.

Вращающийся в воздухе кинжал, просвистел так близко от уха Джона, что она взмолилась Богу, в которого не верила, чтобы Джон не вздумал повернуть свою голову.

В момент, когда убийца спускал курок, кинжал вонзился в его плечо, оказав воздействие на тело, и боль заставила опустить руку.

Что означало — Джон схлопотал пулю не в сердце а в ногу.

Когда ее мужчина упал, она перепрыгнула через него, издавая боевой клич.

Нахер Бутча. Его она прикончит сама.

Лессер отползал, с судорожными попытками выдернуть кинжал из своего тела… по крайней мере до тех пор, пока не услышал ее вопль. Увидев ее, он в ужасе отпрянул — глаза горели красным, клыки поблескивали полностью обнажившись.

Она приземлилась рядом с ним, и когда он съежился, прикрывая лицо и шею руками, не сдвинулась с места. Кинжал по-прежнему оставался на ее бедре, а пистолет в кобуре.

Для него она припасла кое-что особенное.

Используя симпатскую способность, Хекс проникла в мозг убийцы и разом вытащила все самые худшие его деяния, чтобы он почувствовал каждое из них, все самое наихудшее, обратив это против него.

Много дерьма. О-о-о-очень много дерьма. Особенно та часть, где он тащился от несовершеннолетних маленьких девочек.

Что ж, сейчас она как следует его «ублажит».

Повалившись на пол, он завопил, зажимая пальцами виски — как будто этим простым действием можно было остановить адский поток эмоций — она заставила его страдать, и ощущать всю мерзость его грехов, пока эмоциональная сетка светилась во всех секторах, указывая на страх, отвращение, сожаление и жгучую ненависть.

Когда он начал биться головой о грязные обои, оставляя черное пятно в месте, куда попадал ухом, она поселила в его сознание одну-единственную мысль.

Заронила как росток плюща… ядовитого плюща, проникающего, овладевающего и оказывающего психическое воздействие на его разум.

— Ты знаешь, что нужно делать, — сказала она глубоким, искаженным голосом. — Тебе известно, где выход.

Убийца опустил руки, открывая дикие глаза. Под весом прекратившегося потока эмоций и внушенного ему приказа, он схватился за рукоять кинжала и выдернул его из себя.

Вернувшись к исходной точке, он двумя руками обхватил оружие, плечи напряглись, когда он приготовился отправить лезвие в свое нутро.

Хекс остановила его, заставив замереть так на месте, пока не встала рядом с ним на колени. Приблизив свое лицо к нему, и заглянув в его глаза, она прошептала:

— После не забудь вернуть то, что принадлежит мне. А сейчас будь хорошим мальчиком и выпотроши себя.

Брызги черной крови попали ей на кожаные штаны, когда парень вонзил лезвие себе прямо в живот и провел им поперек, образуя приятную, грязную дыру.

А затем, следуя ее приказу, несмотря на то, что его глаза закатились вверх, он выдернул оружие и протянул его ей.

— Всегда пожалуйста, — пробормотала она. Затем ударила ножом в районе сердце, и он исчез вспышкой света.

Она развернулась, заскрипев на мокром полу подошвами ее ботинок.

Джон смотрел на нее взглядом, ничем не отличающимся от взгляда убийцы, широко распахнутых глаз.

Хекс вытерла первый клинок об кожу.

— Сильно досталось?

Когда Джон поднял большой палец вверх «я в порядке», она осознала, что в доме стало слишком тихо и осмотрелась вокруг. Все замерли на месте. Куин только выпрямился после обезглавливания лессера, и повернулся, чтобы посмотреть в порядке ли Джон. А Рэйдж и Ви прибежали из кухни.

— Кто ранен… — Рэйдж остановился, уставившись на дыру в кожаных штанах Джона. — Боже, три дюйма вверх и влево и ты запел бы сопрано, приятель.

Ви подошел и помог Джону подняться на ноги.

— Ага, по крайней мере, он смог бы заняться с тобой вязанием. Ты мог бы научить его вязать крючочком носочки. Это было бы так мило.

— Насколько помню, я не фанат шерсти…

Когда из гостиной донеслись булькающие звуки, Вишес выругался и бросился к Бутчу. Парень рухнул в коридоре.

О…Боже. Может ей нужно пересмотреть ситуацию все-живы-и-здоровы. Бывший коп выглядел так, словно у него были пищевое отравление, малярия и грипп одновременно.

Она посмотрела на Куина и Рейджа.

— Нам нужна машина, его с Джоном нужно отвезти в особняк.

— Я позабочусь о своем мальчике, — грубо прошипел Вишес, поднимая Бутча и помогая ему дойти до дивана.

— Я подгоню Хаммер, — сказал Куин.

Как только он отвернулся, Джон ударом кулака о стену привлек его внимание и показал жестами:

«Я в порядке, драться еще способен…»

— Тебе нужно показаться врачу, — перебила она.

Руки Джона запорхали с такой скоростью, что она не смогла разобрать ни слова, но и так было чертовски понятно, что он не собирался оставаться за бортом из-за какого-то там пулевого ранения.

Их спор был прерван ослепительной вспышкой света, заставившей ее немного отстраниться и оглянуться. Представшая перед ней картина, многое ей объяснила и не только в плане боя: на подрипаном диване, держась за руки, Ви и Бутч так близко склонили головы друг к другу, что между ними не осталось ни малейшего зазора. Затем тело Вишеса засветилось и Бутч, казалось, черпал из него силу, исцеляясь.

Отвращение к Ви поубавилось, когда она увидела, с какой заботой и вниманием он отнесся к Бутчу, особенно, когда он повернул лицо и взглянул на нее. Ледяная маска треснула, а отчаяние сквозившее в его глазах доказало, что он не полный засранец. Напротив, он, казалось, разделил боль с Братом по расе. В действительности, она снедала его живьем.

О, и… Бутч, определенно, был его. Что объясняло отношение Ви к ней. Он завидовал, что она урвала кусочек, который так жаждал сам, и со всей рациональностью, присущей ему, он никак не мог перестать на нее злиться.

Хотя, она всего раз подумала о Бутче. И никогда после этого.

Через мгновенье Ви кивнул, словно в подтверждении и к ней вернулось уважение к нему. Затем она перевела взгляд. Рэйдж запрыгнул в черт-ты-не-будешь-драться тачку, продолжая ее дело.

— Я поеду с тобой, — сказала она. — Вернемся вместе.

Когда Джон встретился с ней взглядом, его эмоциональная сетка засветилась как Вегас Стрип[95].

Она покачала головой.

— Я собираюсь придерживаться нашего соглашения. А ты должен позаботиться о себе.

Сказав это, она рассовала клинки по местам, скрестила руки на груди и прислонилась к стене с видом все-прошло-легче-легкого-и-как-никогда-быстро.

Она спасла его жизнь.

Без сомнения, Хекс подарила Джону будущее еще до того, как он узнал, что собирался его потерять. Единственная причина, по которой он все еще жив — метнувшийся ею нож в плечо убийцы.

Поэтому, да, он благодарен ей за все это, но также совершенно не заинтересован в том, чтобы она нянчилась с ним.

Кроме того, добровольное выполнение функций медсестры не самое лучшее и эффективное использование ее талантов.

Джон посмотрел мимо нее на выжженное пятно на полу — все, что осталось от убийцы, стрелявшего в него. Проклятье… она нанесла такой урон, даже не прикоснувшись к ублюдку? Невероятное оружие все-таки таилось у нее голове. Дерьмо, тот ужас на лице ублюдка… затем распоротый им же живот. Черт, он что и правда все это видел?

Теперь Джон понимал, почему так боялись и отсылали симпатов в колонию.

Насмотревшись сегодня на нее, он понял, что она именно та, кто она есть: боец до мозга костей.

Она более чем могла проявить себя на поле боя — незаменимый актив в войне. И по этой причине им обоим необходимо продолжить сегодняшнее, не тратя время на возвращение домой, чтобы всего лишь принять какое-то обезболивающее.

Поднявшись с пола, он перенес вес на простреленную ногу и эта зараза мерзко заныла. Но он игнорировал это нытье, также как и болтовню вокруг.

Бессмысленный треп вокруг? — да пожалуйста. Что насчет его ноги? — не настолько плоха, чтобы переломиться.

Выборочная глухота? — бесценна.

Что действительно его интересовало, так это сколько лессеров они замочили сегодня. И чем увенчались поиски. Осмотрев гостиную, он…

В поле его зрения появился Рэйдж.

— Эй! Как дела? — Голливуд протянул свою руку. — Хочу представиться. Я тот кусок мяса, который собирается запихнуть твое тело вперед головой в Хаммер, как только мы здесь закончим. Я подумал, что стоит представиться, перед тем как я сгребу твою задницу и закину себе на плечо, как мешок с песком.

Джон посмотрел на него.

«И с места не сдвинусь».

Рэйдж улыбнулся, его невероятная красота, казалось, ниспослана с самих небес. Но это было только снаружи. Внутренне, в данной ситуации, он был из ада.

— Извини, ответ неверный.

«Я в порядке…»

Этот кусок дерьма, ублюдок, сукин сын, нагнулся и ухватил Джона за рану и сжал словно в тиски.

Джон беззвучно закричал и начал заваливаться, приземлившись на окровавленный пол, расплескав эту жидкость вокруг. Подтянув ногу, он стал укачивать несчастное бедро, тем самым будто пытаясь успокоить свою ногу.

У него было такое чувство, словно ему забили туда разбитый стакан.

— Без этого нельзя было обойтись? — потребовала объяснений Хекс.

Голос Рейджа перестал быть дразнящим.

— Хочешь сама с ним нянчиться? Валяй. Но если думаешь, что этого не заметил бы кто-то из убийц, то у тебя не все в порядке с головой. У него четко видно отверстие в штанах, и он хромает. Любой дурак заметит уязвимость. К тому же, от него несет свежей кровью.

Ублюдок вероятно был прав, но Боже…

Должно быть, Джон отключился от боли, потому что в следующий момент, самопровозглашенный «кусок мяса» поднимал его, чтобы вынести из дома.

Ага, щаз. Как бы не так. Джон вырвался из захвата парня и попытался устоять, не чертыхаясь и не падая. Со всеми матюгами, которые только у него были в запасе, он проковылял мимо не намного лучше выглядящего Бутча и Ви, со светящейся рукой.

Он чувствовал, что Хекс была позади него, она положила руку ему на спину, будто из-за его нестабильности, что может упасть в любую минуту.

И все же это было не так. Дотащившись до «хаммера», он самостоятельно забрался в него. К тому времени как Куин надавил на педаль, он весь покрылся холодным потом и не чувствовал своих рук и ног.

— Мы подсчитали убитых, — услышал он, как сказала Хекс.

Когда он поднял взгляд, она смотрела на него из-за спинки сиденья. Боже… она была чертовски красива в этом рассеянном, падающем спереди освещении. Ее худощавое лицо было испачкано черной лессеровской кровью, но щеки покрывал румянец, а глаза искрились особенным светом. «Она недурно оторвалась сегодня, — подумал он. — Прямо наслаждалась этим».

Черт с ним. Она действительно идеальная женщина.

«И скольких же мы прикончили?» — спросил он знаками, пытаясь отвлечься от того, что у него творилось внутри.

— Двенадцать из шестнадцати птенчиков, а также тех двоих убийц, что прибыли с хорьком. К сожалению, того нового Главного Лессера мы нигде не нашли — маленький ублюдок сбежал в тот же миг, как мы проникли внутрь, прихватив с собой четверых. О, и Бутч вдохнул всех, кроме двоих.

«С одним из которых разобралась — ты».

— Вообще-то с обоими. — Ее взгляд задержался на нем. — Это беспокоит тебя? То, что ты увидел… меня, выделывающую такое?

Ее тон предполагал, что так оно и есть, но она не обвиняла его. Вот только она ошибалась.

Отгоняя боль прочь, Джон покачал головой и показал слабеющими руками.

«У тебя невероятная сила. Если я и выглядел шокированным, то только потому, что никогда прежде не видел никого из твоего вида в действии».

Ее лицо немного напряглось, и она посмотрела в окно.

Взяв ее за руку, он показал:

«Это был комплимент».

— Да, конечно… просто выражение «твой вид» всегда задевает меня. Я пятьдесят на пятьдесят, поэтому я никто. У таких как я нет вида. — Она выдернула руку по окончании фразы. — Не важно. Пока ты был в отключке, Ви взломал базу данных Колдвеллского ДП со своего телефона. Копы также не нашли удостоверений личности на месте преступления, поэтому у нас ничего. Кроме этого мудака на Цивик. Держу пари, что…

Пока она говорила, он позволил звуку ее голоса омывать его.

Он знал все о вещи под названием «я никто».

Еще одно, в чем они схожи.

Закрыв глаза, он взмолился всем, кто его мог услышать, Бога ради прося перестать посылать ему сигналы о том, что они созданы друг для друга. Он прочел книгу, посмотрел кино, приобрел саундтрек, DVD, футболку, кружку, игрушку с качающейся головой и инструкцию. Он уже понял, что они могут быть замком и ключом.

Но как бы они ни были похожи, они еще и чертовски сильно отличались.

— Ты в порядке?

Голос Хекс звучал мягче и ближе, и когда он приоткрыл веки, она оказалась практически у него на коленях. Его глаза осмотрели ее лицо и обтянутое кожей тело.

Боль и чувство того, что время работает против них, заставили его отбросить сомнения, и сказать то, что на самом деле было у него на уме.

«Когда вернемся в особняк, я хочу быть в тебе», показал он. «Как только мне перевяжут эту долбанную ногу, я хочу находиться в тебе».

Вспышка ее аромата, ударившая в его ноздри, поведала ему о том, что она согласна с этим планом.

Что ж, по крайней мере, еще одна вещь, помимо его члена, имела тенденцию к росту.

ГЛАВА 57

На втором этаже угодий Элайя Рэтбоуна, Грег Винн еле открыл двумя пальцами дверь их с Холли комнаты, молясь не пролить горячий кофе себе на ноги. Он наполнил две кружки сваренным напитком, собственного приготовления из «гостевой» банки, раздобытой в шкафчике столовой.

Поэтому только одному Богу было известно, каков он на вкус.

— Помочь? — спросила Холли, отрывая взгляд от ноутбука.

— Да нет. — Он ногой захлопнул за собой дверь и направился к кровати. — Видишь, справился.

— Ты сама заботливость.

— Подожди, пока не попробовала… пришлось стряпать на скорую руку, — начал он, протягивая ей одну из кружек с бледной жидкостью. — Цельного молока, которое было у тебя вчера на завтрак, у них не оказалось, поэтому пришлось отправиться на кухню и позаимствовать смесь молока и сливок, и немного обезжиренного, чтобы смешать все это и попытаться придать нужный цвет. — Он кивнул на экран компьютера. — Что думаешь об этих кадрах?

Холли уставилась в кружку, держа ее над клавиатурой DELL[96]. Она растянулась на постели, откинувшись на изголовье, анализируя информацию, завладевшую умом Грега… выглядя при этом сексуальной и умной.

И подозрительно смотрящей на то, что он ей всучил.

— Послушай, — сказал он, — просто попробуй… и если он окажется полным отстоем, я разбужу этого дворецкого.

— О, не нужно. — Она наклонила свою светловолосую голову, и он услышал, как она сделала глоток. «М-м-м», последовавшее за этим, было большим, на что он мог надеяться. — Он идеальный.

Обойдя кровать, он устроился рядом с Холли поверх одеяла и сделав глоток из собственной кружки, решил, что если его карьера на телевидении покатится к черту, у него может быть будущее за стойкой Старбакса.

— Итак…, что думаешь об этом? — Он кивнул на отснятые накануне кадры на мониторе, на которых нечто прошествовало через гостиную и прошло через входную дверь. Это мог быть гость, приходящий за полуночной закуской, как только что Грег… если бы не тот факт, что оно дематериализовалось прямо сквозь деревянную панель. Эта штука просто исчезла.

Как тот тип вроде тени у ее спальни в первую ночь. Не то, чтобы ему понравилась эта мысль. Или ее фантазии в ту ночь.

— Ты не ретушировал это? — спросила Холли.

— Нет.

— Боже…

— А я о чем? И пока я находился внизу, мне пришла электронка. Они были в таком возбуждении, очевидно, эту хрень уже отослали по интернету… все, что нам остается это молиться, чтобы этот материал показали через неделю после того, как мы отсюда уберемся. Ты уверена, что кофе нормальный?

— О, да, он… великолепный. — Холли посмотрела над краем своей кружки. — Знаешь, я никогда раньше тебя таким не видела.

Грег откинулся на подушки и не мог не согласиться с ней. Трудно понять, что же все-таки изменилось; однако он чувствовал это нутром.

Холли сделала еще один глоток.

— Ты действительно как-то изменился.

Не зная, что на это сказать, он свел все к работе.

— Ну, если четно, я никогда не верил, что призраки существуют на самом деле.

— Не верил?

— Не-а. Тебе же отлично известно, что я делал монтаж. Но здесь, в этом доме… говорю тебе, здесь что-то есть, и я костьми лягу, но попаду на этот третий этаж. У меня какая-то маниакальная одержимость подняться туда… — Его мысли прервала внезапная головная боль. Потерев висок, он решил, что это зрительное перенапряжение от компьютера, с которым он не расставался последние семьдесят два часа. — Говорю тебе, на чердаке что-то есть.

— Дворецкий сказал, что это запретная зона.

— Ага. — И он не горел желанием препираться с парнем. У них и так уже было достаточно отлично отснятого материала, чтобы спокойно собирать свои манатки, и не похоже, что они нуждались в большем… поэтому не было смысла нарываться. Последнее, что ему было нужно, это ввязаться в неприятности с управляющим, когда время близилось к эфиру.

И к гадалки не ходи, что мистер Наведение Порядка Для Показухи недолюбливал их.

— Вот, позволь мне показать тебе еще раз… что действительно поразило меня. — Грег потянулся вперед и перезапустил файл, чтобы снова увидеть, как фигура исчезает сквозь твердую дверь. — Это чертовски невероятно, правда? То есть… ты когда-нибудь думала, что тебе доведется увидеть нечто подобное?

— Нет.

Что-то в ее голосе заставило его повернуть к ней голову. Прижимая кружку прямо к сердцу, Холли смотрела на него, а не на экран.

— Что? — спросил он, проверяя, не пролил ли кофе себе на рубашку.

— Вообще-то… я о кофе.

— Дерьмовое послевкусие?

— Нет, я не о том… — Она рассмеялась и сделала еще глоток. — Просто никогда бы не подумала, что ты запомнишь какой кофе я люблю, и уж тем более потрудишься приготовить его для меня. И ты никогда раньше не интересовался моим мнением о работе.

Иисусе… а она права.

Она пожала плечами.

— И думаю, я не удивлена, что ты никогда не верил в то, над чем работал. Я просто рада, что сейчас ты поверил.

Неспособный удерживать зрительный контакт, Грег перевел взгляд на их ноги, одетые в носки, на окна на противоположной стене комнаты. Луна была едва различима сквозь кружево занавесок — только мягкое свечение на темном горизонте.

Холли прочистила горло:

— Прости, если заставила почувствовать себя неловко.

— О… да… нет. — Он потянулся и взял ее за руку, бережно сжав ее. — Послушай… есть кое-что, о чем я хотел бы, чтобы ты знала.

Грег почувствовал ее напряжение… которое испытывали они оба. Затем быстро собрался.

Грег прочистил горло в густой тишине.

— Я крашу волосы.

Последовала напряженная пауза… по крайней мере, с его стороны. А затем Холли рассмеялась — сладким, заливистым смехом, принеся с собой облегчение.

Наклонившись к нему, она провела ноготками по его темным волнистым волосам.

— Серьезно?

— Я седой на висках. Правда. Я начал красится за год до того, как встретил тебя… по той причине, что в Голливуде мне просто необходимо молодо выглядеть.

— Где ты это делаешь? Потому что я никогда не видела у тебя седых корней.

С проклятием он слез с кровати, поплелся к своему чемодану, и порылся на его дне. Достав коробку, он пробормотал:

— Специально для окрашивания мужских волос. Я делаю это сам. Не хочу, чтобы меня застукали в каком-нибудь салоне.

Холли улыбнулась так широко, что вокруг ее глаз образовались морщинки. И знаете что, ему нравилось, как они выглядели. Они придавали ее лицу некий характер.

Он посмотрел на коробку. Глядя на модель на лицевой ее части, ему вдруг открылись все истины, с которыми он не мог не чтобы бороться и даже оспорить.

— Знаешь, ненавижу футболки от Эда Харди. Эти чертовы вещи режут глаза. А стесняющие меня неудобные джинсы… и та обувь с тупыми носами, которую вынужден носить. Я устал с подозрением относиться ко всем и работать ради денег, которые спускаю на то, что выйдет из моды в следующем году. — Бросив краску для волос обратно в чемодан, ему понравился тот факт, что он может посидеть на свежем воздухе, как говориться. — Эти файлы? Что на этом компьютере? Впервые нам со Стэном не приходится фальсифицировать факты. Я долгое время водил всех за нос, работая в лживой индустрии, создавая это фальшивое дерьмо. Единственное, что было реально — это деньги, и знаешь что? Я не знаю, как долго они еще будут меня интересовать.

Когда он вернулся на кровать, Холли допила кофе, отставила компьютер и кружку в сторону и прильнула к его груди.

Самое лучшее одеяло, какое у него когда-либо было.

— Так чем ты хочешь заниматься в дальнейшем? — спросила она.

— Не знаю. Но точно не этим. Ну, я действительно хочу покончить с этой «охотой на призраков». Продюсерское дерьмо? Да ну его. — Взглянув на макушку ее головы, его губы растянулись в улыбке. — Ты единственная, кому известно о моих седых волосах.

И у него было странное чувство, что этот секрет с ней останется в сохранности.

— Для меня это не имеет значение. — Она погладила его грудь. — И для тебя не должно.

— Как же раньше я никогда не догадывался, какая ты умная?

Ее смех отдался у него груди.

— Может, потому что ты был глуп.

Грег откинул голову и рассмеялся.

— Да, наверное. — Он поцеловал ее в висок. — Скорее всего… так и есть. Однако, я уже прошел через это.

Боже… он до сих пор не был уверен, что же все-таки изменилось. Вот так раз… а почему, не известно. Он чувствовал себя, словно кто-то направил его на истинный путь, но не мог вспомнить кто или где, или когда.

Его взгляд переместился к компьютеру, и он подумал о том таинственном призраке. По каким-то причинам, в его голове всплыл образ просторной, пустой комнаты на третьем этаже… и огромного мужчины, сидящего в кресле в лужице света, падающей только на его колени и голени.

И когда мужчина наклонился вперед… к свету…

Боль в голове Грега заставила его подумать, что как будто кто-то из Основного Инстинкта[97] внедрился в его виски, принимаясь пронзать его пикой для колки льда[98].

— Ты в порядке? — спросила Холли, приподнимаясь. — Снова голова?

Он кивнул, хотя от этого движения перед глазами все поплыло, а в животе возникло такое ощущение, будто он напился прокисшего молока.

— Угу. По-моему, мне нужны новые очки. Скорее даже бифокальные[99]… черт.

Холли погладила его по голове, и когда он заглянул ей в глаза, мучительная боль отступила, сменившись странным чувством в груди. «Счастье?» задался он вопросом.

Ага. Должно быть оно. Потому что за всю свою сознательную жизнь он успел пройти через целый спектр эмоций… и никогда нечувствовал себя так, как сейчас. Целостным. Завершенным. Умиротворенным.

— Холли, ты гораздо лучше, чем я думал, — прошептал он, погладив ее по щеке.

Когда ее красивые глаза увлажнились, она сказала:

— А ты оказался всем, что я хотела видеть в тебе.

— Что ж, тогда разве это не представление на всю оставшуюся жизнь, а? — Он медленно поцеловал ее. — И у меня есть идеальное завершение финала.

— Правда?

Грег кивнул, затем поднес рот к ее уху и тихим шепотом произнес:

— Я люблю тебя.

Эти слова впервые сорвались с его губ… когда он действительно хотел, чтобы они прозвучали.

И стоило ей прокаркать «Я тоже тебя люблю», он поцеловал ее, а затем еще раз… и почувствовал себя так, словно был обязан этим моментом призраку.

Оказалось, его Купидон был огромной тенью с дурными наклонностями. И не существовал в «реальном» мире.

Опять же… странные вещи сводили людей вместе. И все, что имело значение — это идеальная пара, которую в итоге, показывают на Холлмарк[100]. Имеет ли какое-то значение, что они оказались здесь? Так или иначе, не это главное.

Кроме того, теперь он мог перестать краситься.

Да, жизнь — хороша. Особенно, когда ты выключаешь свое эго… и в твоей постели оказывается правильная женщина по правильным причинам.

На этот раз он не намерен был отпускать Холли.

И собирался позаботиться о ней должным образом, именно так, как она того и заслуживала… ну, навеки привязав ее кольцом.

ГЛАВА 58

А в это время в частной клинике Братства, Хекс стояла возле Джона, пока Джейн делала ему рентген ноги. Когда снимок был готов, опытный глаз дока быстро определил, что без операции не обойтись. И даже Хекс, несмотря на свойственную ей панику, после всего через что ей пришлось пройти, смогла увидеть на снимке не ладное. Пуля застряла слишком близко к кости.

Пока Джейн звонила Элене, а затем отправилась готовиться к операции, Хекс скрестила руки на груди и принялась расхаживать взад-вперед.

Она не могла нормально дышать. И началось это еще до того, как она узнала про ногу Джона.

Когда он тихо свистнул, она лишь покачала головой и продолжила движение, нарезая круги по комнате. Оказалось, что прогулка мимо шкафчиков из нержавеющей стали со стеклянными дверцами и медикаментами внутри не особенно помогла. Сердце в груди зачастило еще быстрее, выбивая ритм Бон Джови…, обычно оно так стучит только после аэробной тренировки.

Господи, она пыталась взять себя в руки с самого начала, как только зашла в эту комнату вместе с ним. Сейчас он будет разрезан и зашит обратно?

И она, мать твою, собиралась пройти через это.

Хотя, честно говоря… если попытаться мыслить логически, то все это ерунда. Во-первых, это не ее тело сейчас лежало на столе. Во-вторых, оставить свинцовую пулю в ноге — точно не самая лучшая идея. И в-третьих, он в надежных руках, Док уже доказала, что умеет обращаться со скальпелем.

Великий рационализм. Надпочечные железы[101] показали средний палец и начали усиленно работать.

Разве эти навязчивые страхи не смехотворны.

Второй свист был более требовательным, и она остановилась напротив Джона, подняв на него глаза. Он был сама спокойность и расслабленность. Никакой истерики, полностью собран, в общем, одна безмятежность.

«Со мной все будет в порядке», — показал он жестами. — «Джейн делала подобное уже миллион раз».

«Господи Боже, куда же делся весь этот чертов воздух в комнате», подумала Хекс.

Словно догадываясь, что начинает терять ее снова, он свистнул и, нахмурившись, протянул руку.

— Джон… — Не найдя подходящих слов, она покачала головой и снова принялась мерить комнату шагами. Она ненавидела это. Действительно ненавидела это.

Открылась дверь, и, обсуждая операцию, вошли Джейн с Эленой. Джон свистнул им и показал указательный палец, означающий, что ему нужна минутка, они кивнули и вышли.

— Черт, — воскликнула Хекс, — не тормози их. Я справлюсь.

Когда она пошла в сторону двери, намереваясь вернуть их обратно, по комнате разнесся оглушительный звук. Подумав, что Джон рухнул с каталки, она развернулась.

Нет, он просто так ударил кулаком по столу из нержавеющей стали, что оставил на нем вмятину.

«Поговори со мной», — показал он. — «Они не вернуться, пока мы не поговорим».

У нее возникло желание начать спорить, применив свой богатый словарный запас — вот только вслух сказать ей это, по-моему, не так и светит. Попытайся она это сделать, ей не удастся выдавить и слова.

Но это было до того, как он раскрыл для нее свои объятия.

Проклиная себя, она сказала:

— Я возьму себя в руки. И стараюсь делать это уже двадцать один год. Ты не поверишь, насколько крепко это засело в моей голове. На самом деле.

«Иди сюда», — произнес он губами.

— О… черт. — Уступив, она подошла и обняла его. Затем пробубнила в его шею:

— Я не слишком-то хорошо переношу всю эту медицинскую дребедень. На случай, если ты еще не заметил. Я сожалею, Джон… черт, я только и делаю, что подвожу тебя, не так ли?

Он поймал ее прежде, чем она смогла отойти. Удерживая ее взглядом, он показал:

«Сегодня ты спасла мне жизнь. Меня бы сейчас тут не было, если бы не ты метнув свой клинок. Так что ты никогда не подводила меня… или как ты там выразилась? Я не боюсь, а тебе не нужно на это смотреть… иди и подожди снаружи. Все пройдет очень быстро. Не мучай себя».

— Я не бегу, когда мне страшно. — Быстро приблизившись, так, чтобы ни у нее, ни у него не было времени задуматься, она обхватила руками его лицо и крепко поцеловала. — Но, подождать снаружи, возможно — не такая уж и плохая идея.

В конце концов, она не сможет спокойно на это смотреть, и скорее всего, вся посинев, попытается остановить дока посреди операции. Или получит сотрясение мозга, потому что как последняя идиотка рухнет без сознания на пол.

«Скорее всего — да, так будет лучше», — произнес одними губами Джон.

Сдвинувшись с места, шаг за шагом она подошла к двери и позвала Элену и Джейн. Хекс схватила док за руку, когда та проходила мимо нее.

— Пожалуйста… — Боже, что еще она могла сказать.

Джейн кивнула.

— Я справлюсь. Не волнуйся.

Хекс сделала дрожащий вздох и задалась вопросом, как, черт возьми, ей пройти через это, ожидая снаружи. Понимая, в каком направлении работал ее мозг, она будет представлять безмолвные крики Джона и Джейн, вспарывающую всю его ногу, и так будет тянуться минута за минутой…

— Хекс… не возражаешь, если я кое-что предложу? — спросила Джейн.

— Врежь мне. Серьезно, давай… вмажь мне как следует. Хороший апперкот прочистит мне мозги и поможет собраться.

Доктор покачала головой.

— Почему бы тебе не понаблюдать.

— Что?

— Останься и понаблюдай за тем, что я делаю и как, и все поймешь. У множества людей та же проблема, что и у тебя. Но страхи, это просто страхи, и чтобы это ни было — самолет, стоматолог или врач — такая «разоблачающая» терапия работает. Удали из уравнения тайну, неизвестность и все встанет на свои места. Тогда страх не сможет больше подобраться к тебе.

— Логично. А что если я потеряю сознание?

— Ты можешь сесть, если закружится голова и уйти в любой момент. Задавай вопросы и наблюдай через мое плечо, если сможешь.

Когда она глянула на Джона, его спокойный кивок укрепил ее решимость. Она осталась.

— Мне нужно переодеться в халат? — спросила она абсолютно не своим голосом.

Дерьмо, это было так по девчачьи. А что будет следующим — начнет распускать сопли над рекламой по телеку, и делать себе маникюр? И еще заведет себе чертов дневник.

— Угу, я собираюсь переодеть тебя в зеленое. Ступай за мной.

Когда они вернулись спустя пять минут, Джейн подвела ее к раковине и вручила запечатанный пакет с губкой, пропитанной бетадином[102], и показала, как правильно ею пользоваться.

— Отлично. — Доктор выключила воду, отпуская ногой напольную педальку. — Тебе не понадобятся перчатки, потому что внутрь ты не полезешь.

— Это уж точно. Скажи, у вас есть каталка, на случай, если я отключусь?

— В углу, и не волнуйся, я умею пользоваться дефибриллятором[103]. — Док натянула голубоватые перчатки и подошла к Джону. — Готов? Мы собираемся тебя переложить. Учитывая расположение пули, потребуется довольно сильно углубиться, и никоим гребаным образом я не хочу напугать тебя до смерти.

«Усыпи меня, Док», — показал Джон.

Шеллан Ви положила руку на плечо Джона и заглянула ему в глаза.

— Я поставлю тебя на ноги, не волнуйся.

Хекс нахмурилась, поймав себя на мысли, что восхищается этой женщиной. Быть настолько уверенной, учитывая, что поставлено на карту было довольно удивительно. Если Джейн хоть в чем-то ошибется, у Джона могут возникнуть осложнения. Но если она сделает все как надо, он будет как новенький.

«Вот это сила», подумала Хекс. Полная противоположность ей — лезвие в ее руке было совсем другим инструментом.

Не исцеляющим.

Док начала комментировать, спокойным и сильным голосом.

— В человеческой больнице потребовалось бы присутствие анестезиолога, но вы, вампиры, как правило, устойчивы к воздействию седативных веществ — оно вводит вас своего рода в глубокий сон. Не знаю почему так, зато это облегчает мне работу.

Пока она говорила, Элена помогла Джону освободиться от футболки и кожаных штанов, которые разрезала Джейн. Затем женщина прикрыла наготу светло-голубой тканью и начала ставить капельницу.

Хекс пыталась остановить свой бегающий взгляд и по большему счету провалилась. Здесь было так много «врагов»: все эти скальпели, иглы и…

— Почему? — спросила Хекс, заставляя себя поддерживать беседу. — Я, имею в виду, из-за различия между видами?

— Понятия не имею. У вас шестикамерное сердце, а у нас четырех. У вас две печени — у нас одна. Вы не можете заболеть раком или диабетом.

— Я не многое знаю про рак.

Джейн покачала головой.

— Если бы могли победить его в каждом, у кого он есть. Эта наихудшая гребаная болезнь, скажу я тебе. Проявляющаяся на клеточной мутации всего организма…

Доктор продолжала говорить, но теперь ее руки порхали над столом из нержавеющей стали, на который переложили Джона. Когда она кивнула Элене, женщина приблизилась к его голове и накрыла лицо прозрачной пластиковой маской.

Джейн подошла к капельнице со шприцем, наполненным какой-то молочной жидкостью.

— Готов, Джон? — Когда он поднял большие пальцы, она впрыснула жидкость.

Джон посмотрел на Хекс, подмигнул ей, а затем отключился.

— Первым делом — дезинфекция, — сказала Док, вскрывая упаковку и доставая из нее темно-коричневую губку. — Почему бы тебе не встать напротив меня? Это бетадин — та штука, которой мы мыли руки, только не в форме мыла.

Когда доктор провела ей вокруг раны, оставляя на коже широкие полосы, темно-коричневого оттенка, Хекс в трансе обошла вокруг ног Джона.

Теперь она оказалась в стратегически правильной позиции — рядом с оранжевым мусорным ведром. Так что, если ее начнет тошнить, ей только что и останется — быстро ломануться к нему.

— Причина, по которой необходимо удалить пулю заключается в том, что со временем возникнут осложнения. Если бы он был менее подвижным парнем, я могла бы на какое-то время оставить ее внутри. Но думаю, что всегда оставаться на сто процентов готовым к бою — для солдата самое лучше. К тому же вы очень быстро регенерируете. — Джейн бросила губку в мусорное ведро. — Основываясь на моем опыте, любое повреждение кости у вас восстановится примерно за сутки, так что к завтрашнему вечеру Джон будет уже в норме.

Хекс задавалась вопросом, осознавали ли доктор и медсестра, что пол под их ногами ходил ходуном. Потому что, создавалось такое ощущение, что они стоят на палубе какой-то адской лодки.

Быстро взглянув на профессионалок, она поняла, что волны разбивались о скалы.

— Я собираюсь сделать надрез… — Док Джейн склонилась со скальпелем к ноге Джона, — …здесь. То, что ты увидишь прямо под кожей, называется соединительнотканной тканью, которая отвечает за сохранение внутренностей. У среднестатистического человека между двумя этими слоями находятся жировые клетки, но Джон в отличной форме, поэтому под этой оболочкой у него одни только мышцы.

Хекс наклонилась, намереваясь бросить лишь краткий взгляд… оставаясь, там, где стоит.

Когда Джейн снова провела лезвием, жилистая ткань разошлась, обнажая розовые канаты мышц… и отверстие в них. Глядя на нанесенный ущерб, у Хекс зачесались руки убить лессера еще несколько раз. И Боже, Рэйдж был прав. Еще пара дюймов вверх и влево и Джон был бы…

«Да, но пуля не попала туда», отмахнулась Хекс, переместившись так, чтобы было лучше видно.

— Отсос, — произнесла Док.

Последовал шипящий звук, и Элена опустила вниз маленькую белую трубку, очистив все от красной крови Джона.

— А сейчас я собираюсь воспользоваться пальцем для обнаружения пули… иногда, контакт человека лучшее…

Хекс наблюдала за всей операцией. От начала до конца, от первого разреза до последнего стежка, а также процедуру изъятия пули.

— … и на этом все, — подытожила Джейн сорок пять минут спустя.

Пока Элена забинтовывала ногу Джона, а доктор набирала что-то в шприц, чтобы ввести его в вену, Хекс подняла пулю с подноса и внимательно ее осмотрела. Маленькая. Чертовски маленькая. И такая разрушительная.

— Не плохая работа, Док, — хрипло проговорила она, сунув пулю в карман.

— Позволь мне привести его в чувство, чтобы ты смогла заглянуть ему в глаза и убедиться, что с ним все в порядке.

— Ты умеешь читать мысли?

Поднявшиеся на нее глаза доктора светились древностью.

— Нет, просто большой опыт работы с семьями и близкими. Тебе необходимо увидеть глаза прежде, чем вздохнуть с облегчением. И он почувствует то же самое, когда посмотрит в твое лицо.

Джон очнулся восемь минут спустя. Она засекла время, сверяясь с настенными часами.

Когда его веки приподнялись, она была рядом и держала его за руку.

— Эй… ты вернулся.

Он был еще заторможенным, что в полнее ожидаемо. Но ярко голубой взгляд был именно таким, как и всегда, и то, как он сжал ее руку не оставило никаких сомнений — он вернулся, готовый к мести.

Дыхание Хекс, которое она неосознанно задержала, медленно покинуло ее легкие, облегчение подняло настроение, словно сердце посадили на ракету, запустили на луну. Джейн оказалась права, что посоветовала ей остаться. Стоило Хекс пройти через увиденное, услышанное и усвоенное, паника отступила, превратившись в тихий легко контролируемый гул. И это оказалось захватывающе, каким образом было устроено тело.

«Все в порядке?» — спросил губами Джон.

— Ага, Док извлекла пулю…

Джон покачал головой.

«Ты? В порядке?»

«Боже… — подумала она. — Идеальный мужчина».

— Да, — хрипло ответила она. — Да, я в порядке… и спасибо, что спросил.

Глядя на него, она поняла, что не позволит себе слишком много думать о том, что спасла ему жизнь.

Боже, она всегда знала, что превосходно владела ножом. Но никогда не думала, что этот навык окажется таким значимым, как в тот момент на этой дрянной ферме.

Еще бы одно мгновенье и… Джона уже нет. Ни для кого, ни для чего.

Навечно.

Сама мысль об этом вернула панику с новой силой, ладони вспотели, сердце не столько билось, сколько трепыхало в груди. Она знала, что они разойдутся, когда с этим делом будет покончено… но, это, похоже, не имело никакого значения, когда она представила мир, в котором он не дышал или смеялся, или сражался, или делился добротой с окружающими.

«Что?» — спросил он губами.

Она покачала головой.

— Ничего.

Наглая ложь.

Это было все.

ГЛАВА 59

Чтобы отвезти женщину в ее родовое поместье они воспользовались каретой, оставленной на конюшне. Тормент взял на себя управление поводьями, в то время как Дариус остался с женщиной в карете, желая обеспечить ей комфорт, понимая, что предложить ей особо нечего. Поездка была долгой, и цокот копыт, доносящийся спереди сильный скрип скамьи, и хлыст хомута были столько громкими, что исключали всякую возможность завязать беседу.

Хотя Дариус прекрасно понимал, что даже будь их транспортное средство тихо, как сам шепот и спокоен, как вода в кубке, их драгоценный груз не проронил бы ни слова. Она отказывалась от питья и еды, и ничего не делала, кроме как сидела, сосредоточившись на пейзаже, пока они проносились через фермерские угодья, деревушку и лес.

Пока они держали курс в южном направлении, Дариусу пришло в голову, что симпат, должно быть, внушил ей, будто она каким-то образом привязана к месту, где ее держали в первый раз сразу после похищения, и предполагала, что этот парный экипаж доставит ее в тот каменный особняк… в противном случае, она бы рискнула дематериализоваться за пределы досягаемости.

Как не прискорбно, но о таком исчезновении на данный момент нужды беспокоиться не было, потому, как она была слишком слаба… хотя, ему следовало бы быть начеку. Учитывая ее мученическое выражение терпения, он имел четкое представление, что она чувствовала себя заключенной, не смотря на обретенную свободу.

Возникло искушение послать Тормента вперед, с известием для ее мамэн и отца о хорошей вести, что она спасена, но Дариус сдержался. Многое могло произойти в течение поездки, и ему было необходимо, чтобы Тормент управлял лошадьми, пока он присматривает за женщиной. С учетом потенциальной угрозы со стороны людей, лессеров и симпатов, они с Тором держали свое оружие наготове, но, тем не менее, Дариус не отказался бы от подкрепления. Если бы только был способ связаться с другими Братьями и позвать их…

Уже близилось к рассвету, когда истощенные лошади ввезли их в деревню, на пути к дому женщины.

Словно узнав место, где они находились, она подняла голову, ее губы зашевелились, а глаза расширились, наполнившись слезами.

Наклонившись и протянув к ней ладони, Дариус сказал:

— Успокойся… это должно быть…

Когда ее взгляд переместился на него, он увидел немой крик, сдерживаемый в ее душе. «Только не это», произнесла она одними губами.

А затем дематериализовалась прямо из кареты.

Дариус выругался и ударил кулаком о боковую панель кареты. Когда Тормент остановил лошадей, он выскочил наружу…

Она не могла далеко уйти.

Ее белая ночная сорочка мелькнула в поле с левой стороны, и он последовал за ней, появившись прямо позади нее, когда она побежала. Обессилившая, и шатающаяся походка была отчаянной из-за нанесенного ей вреда, и он позволил ей бежать так долго, сколько она могла.

Позже он задумается о том, что это было, когда достаточно убедится, в какой безумный порыв женщина втянула их обоих. Она не могла отправиться домой. И не из-за того, через что ей пришлось пройти… а из-за того, что она вынесла из своего испытания.

Когда женщина споткнулась и упала наземь, она ничего не сделала, чтобы защитить живот.

И, воистину, впиваясь ногтями в землю, она ползком продолжила двигаться вперед, но он больше не в силах был наблюдать за ее борьбой.

— Умерь свой пыл, — сказал он, поднимая ее с холодной травы. — Остановись сейчас же…

Она боролась с ним изо всех оставшихся сил, а затем обмякла в его объятиях. В этот краткий момент затишья между ними, ее дыхание тяжело вырывалось изо рта, а сердце колотилось так… что в лунном свете ему была видна ее трепещущаяся яремная вена, и он мог чувствовать гул в ее венах.

Несмотря на ее слабый голос, она твердо произнесла:

— Не возвращай меня обратно… не держи курс в том направлении. Не вези меня туда.

— Ты не в серьез так говоришь. — Он осторожно откинул волосы с ее лица и внезапно вспомнил, как в ее комнате обнаружил светлые прядки волос. Многое изменилось с тех пор, как она в последний раз сидела перед зеркалом и готовила себя ко сну в своем родовом поместье. — Тебе слишком многое пришлось пережить, чтобы ясно мыслить. Ты нуждаешься в отдыхе…

— Если вернешь меня обратно, то я снова сбегу. Не заставляй моего отца проходить через это.

— Ты должна вернуться домой…

— У меня нет дома. Больше нет и никогда не будет.

— Никто не узнает, что произошло. Это был не вампир, что помогло бы, поэтому никто никогда…

— Я ношу дитя симпата. — Ее взгляд стал холодным и жестким. — Моя жажда наступила в ту самую ночь, он услужил мне, и с тех пор у меня не было кровотечений, по женской части. Я ношу ребенка.

Выдох Дариуса громко прозвучал в тишине, вырвавшись облачком теплого дыхания в морозном воздухе. Что ж, это все меняло. Если вынашиваемое в ее чреве дитя появится на этот свет, была вероятность, что он мог сойти за вампира, но полукровки такого рода были непредсказуемы. Невозможно было определить равновесие генов, в какую чашу весов обеих сущностей они склонится.

Но, возможно, это был способ уговорить ее семью…

Женщина схватилась за лацканы его жесткого плаща.

— Оставь меня на солнце. Оставь меня умирать, я хочу этого. Я бы перерезала себе горло, если б могла, но у меня не хватит на это сил.

Дариус оглянулся на ожидавшего в экипаже Тормента. Махнув парню рукой, чтобы тот подошел, Дариус сказал женщине:

— Позволь мне переговорить с твоим отцом. Позволь подготовить почву.

— Он никогда не простит меня.

— В этом нет твоей вины.

— Вина не затруднительное положение, а результат, — мрачно ответила она.

Когда Тормент дематериализовался и принял форму перед ними, Дариус поднялся на ноги.

— Верни ее обратно в экипаж и езжайте к тому лагерю под деревьями. Я к ее отцу.

Тормент наклонился, неловко сгребая женщину в свои объятия и выпрямился. В крепких, но бережных руках парня, дочь Сампсона вернулась к тому вялому состоянию, которое у нее было в течение всей поездки домой: ее глаза были открытыми, но пустыми, голова откинута в сторону.

— Присмотри за ней, — сказал Дариус, поправив свободную ночную рубашку женщины плотнее к ее телу. — Я скоро вернусь.

— Не беспокойся, — ответил Тормент, шагая по траве.

Дариус мгновение смотрел им вслед, а затем растворился в ветре, снова принимая форму перед домом ее семьи. Он направился прямо к входной двери и привел в действие массивный дверной молоточек в виде львиной головы.

Когда дворецкий широко распахнул дверь, стало очевидно, что в особняке стряслось что-то ужасное. Он был бледным, как туман, руки дрожали.

— Господин! О, будьте благословенны, входите.

Дариус нахмурился, переступая через порог.

— Независимо от того, что…

Из кабинета вышел хозяин дома… а следом за ним симпат, сын которого был виновником сей трагедий.

— Что ты здесь делаешь? — потребовал Дариус у пожирателя грехов.

— Мой сын мертв. Ты убил его.

Дариус обнажил один из черных клинков, размещенных в нагрудных ножнах.

— Так и есть.

Симпат кивнул, не проявив, казалось ни малейшего беспокойства. Проклятая рептилия. Неужели они лишены даже родительских чувств?

— А девушка, — спросил пожиратель грехов. — Что с ней?

Дариус быстро представил в своей голове образ цветущей яблони. Симпаты могли считывать не только эмоции, а он обладал знаниями, которыми не намерен был делиться.

Он посмотрел на Сампсона, который, казалось, постарел на тысячу лет и без предисловий сказал:

— Она жива. Твоя кровная дочь… жива и в порядке.

Симпат направился к двери, его длинные одежды волочились по мраморному полу.

— Тогда мы имеем следующее. Мой сын мертв, и его род прерван.

Когда Сампсон закрыл лицо руками, Дариус последовал за пожирателем грехов, схватил его за руку и вытащил на улицу.

— Ты не должен был показываться здесь. Эта семья и так достаточно настрадалась.

— О, но я должен был. — Симпат улыбнулся. — Потери нужно переносить одинаково. Конечно, бьющееся сердце воина должно уважать эту истину.

— Ты ублюдок.

Пожиратель грехов поддался вперед.

— Предпочел бы, чтобы она у меня покончила с собой? Был другой путь, которым я и пошел.

— Она не заслужила подобного. Также как и остальные члены ее семьи.

— О, разве? Вполне возможно, что мой сын взял то, что она сама предложила…

Дариус обеими руками схватил симпата и развернув его, впечатал в одну из массивных колонн, поддерживающих здоровенный вес особняка.

— Я мог бы убить тебя прямо сейчас.

Пожиратель грехов снова улыбнулся.

— Мог бы? Сомневаюсь. Твоя честь не позволит тебе убить невинного, а я ничего плохого не сделал.

После этого пожиратель грехов материализовался из захвата Дариуса и принял форму на лужайке.

— Желаю этой женщине целую вечность страданий. Чтобы она жила долго и несла свое бремя без изящества. А сейчас я должен идти, чтобы позаботиться о теле своего мальчика.

Симпат исчез, как будто его никогда и не было… и тем не менее свидетельство его действий Дариус мог видеть через открытую дверь: хозяин огромного имения рыдал на плече у своего слуги, ища утешения друг у друга.

Дариус прошел через арку главного входа, и звук его шагов заставил главу семьи поднять голову.

Сампсон отстранился от своего верного доджена и не пытаясь скрыть выступивших слез своего горя, подошел к нему.

Прежде чем Дариус смог заговорить, мужчина сказал:

— Я заплачу вам.

Дариус нахмурился.

— За что?

— Чтобы… увезти ее от сюда и позаботиться о том, чтобы у нее был кров над головой. — Хозяин повернулся к слуге. — Ступай, возьми из казны и…

Дариус сделал шаг вперед, схватил Сампсона за плечо и сжал его.

— Что вы такое говорите? Она жива. Ваша дочь жива и хорошо будет себя чувствовать под этой крышей и в этих стенах. Вы ее отец.

— Уходите и заберите ее с собой. Прошу вас. Ее мамэн… не переживет этого. Позвольте мне обеспечить…

— Ты кара, — выплюнул Дариус. — Кара и позор своего рода.

— Нет, — возразил мужчина. — Она. Отныне и навеки.

На мгновенье, Дариус был ошеломлен в повисшей тишине. Прекрасно зная об унижениях со стороны глимеры, и будучи подвергнутым им сам, он все равно был потрясен.

— У вас с симпатом много общего.

— Как смеете вы…

— Ни у одного из вас нет сердца, чтобы оплакивать свое дитя.

Дариус направился к двери и не остановился, даже когда мужчина крикнул ему вслед:

— Деньги! Позвольте мне обеспечить вас деньгами!

Дариус не настолько доверял себе, чтобы ответить и дематериализовался назад к лесистой долине у реки, на которой он находился несколько минут назад. Принимая форму у кареты, его сердце пылало огнем. Сам, будучи тем, от которого отреклись, он прекрасно осознавал всю трудность нахождения безродным и отвергнутым от всего мира. И это все без дополнительного бремени женщины, которое она, в буквальном смысле, носила в своем чреве.

Несмотря на то, что солнце вот-вот угрожало появиться из-за горизонта, ему необходимо было время, чтобы успокоиться и сформулировать, что сказать…

Из-за драпировки окна кареты прозвучал женский голос:

— Он сказал тебе забрать меня отсюда, не так ли?

Воистину, Дариус осознал, что нет таких выражений, в которых он мог бы представить все в лучшем свете.

Он положил свою руку на холодную деревянную дверь кареты.

— Я позабочусь о тебе. Я буду обеспечивать и защищать тебя.

— Почему?.. — с болью в голосе спросила она.

— Поистине… это будет правильным и достойным поступком.

— Ты герой. Но то, что ты стремишься защитить, не станет для тебя наградой.

— Станет. Со временем… сама убедишься.

Когда не последовало никакого ответа, Дариус прыгнул на место возницы и взялся за поводья.

— Мы едем ко мне домой.

Шум скачущих лошадей и подкованных копыт по утрамбованному грунту, сопровождали их на всем пути из леса. Он повез их другим путем, держась подальше от особняка и семьи, социальное положение которой, было гуще крови.

А что касательно денег? Дариус не был богатым мужчиной, но он скорее отсек бы себе руку собственным кинжалом, чем принял бы хоть пенс от ее слабодушного отца.

ГЛАВА 60

Кряхтя, Джон принял сидячее положение на каталке, Хекс помогла ему, удивив его своей силой. На мгновение ее рука задержалась на его спине, и он почувствовал, что весь его вес полностью поддерживается ею.

Опять же, как она частенько любила повторять — она не какая-нибудь там обычная женщина.

Вернулась Джейн и пустилась в разъяснения, как там у него обстоят дела под повязкой и что необходимо делать, чтобы позаботиться о послеоперационном шве… но он не слушал.

Он хотел секса. С Хекс. Прямо сейчас.

На данный момент эта нужда перебивала все остальные — и это была не просто плотская потребность, вроде обычного желания перепихнуться, нет, все было гораздо сильнее и глубже. Схватка со смертью заставляла его просто кричать о стремлении жить, и секс с желанным для вас человеком, был лучшим способом выразить этот крик.

Глаза Хекс сверкнули, когда она уловила испускаемый им аромат.

— Тебе нельзя двигаться еще минут десять, — предупредила Док, складывая свои инструменты в паровой стерилизатор. — А затем можешь завалиться здесь — на больничную койку.

«Пошли», показал он Хекс.

Свесив ноги со стола, Джон почувствовал взрыв острой боли в бедре, но это дерьмо никак не повлияло на принятое им решение. Однако, это привлекло внимание всех остальных. Матерясь, Хекс поддержала его, а доктор начала высказывать аргументы в поддержку «ложись-обратно-здоровяк», только Джон абсолютно не склонен был им следовать.

«У тебя здесь случаем не завалялась никакой одежды, в которую я мог бы переодеться?» показал он жестами, зная, что его член уже не может быть больше.

После этого завязался спор, и в конечном итоге, Джейн подняла руки, сдаваясь, уступив со словами, что если он желает быть идиотом, она не в силах это исправить. Затем кивнула и Элена исчезла, вернувшись с чем-то пушистым и плотным, и достаточно большим, чтобы прикрыть его… от ключиц до, возможно, середины бедра. К тому же это что-то было розовым.

Стопудово, дурацкая пижама была ничем иным, как расплатой за нежелание остаться. И если вы думаете, что халатик для Барби был способен скрыть возбуждение — то вы глубоко заблуждаетесь.

Его каменный член вздымался, указывая на его мужественность.

Заставляя гордиться ублюдком.

«Спасибо», поблагодарил он жестами, натягивая халат на плечи. С некоторыми ухищрениями, но ему таки удалось прикрыть грудь и что южнее. Едва.

Джейн прислонилась к стойке, скрестив руки на груди.

— Нет никакого способа, которым я смогла бы заставить тебя остаться здесь еще ненадолго? Или вернуться на костылях? Или… заставить тебя остаться здесь еще ненадолго?

«Я в порядке… но все равно, спасибо».

Док покачала головой.

— Вы, Братья — все занозы в заднице.

И тут, нечто жгучее пронзило его, не имевшее ничего общего с ногой.

«Я не Брат. Но не думаю, что буду спорить касательно второй части сказанного».

— Мудрый мужчина. Каким и должен быть Брат, которым ты и являешься.

Джон подтянул зад и аккуратно переместил свой вес со стола, все время следя за халатиком года от мисс Присс[104]. К счастью, все прошло вполне прилично даже когда Хекс нырнула под его руку.

Боже… она была лучшей опорой, какую только можно себе пожелать, беря на себя адски тяжелый груз, пока они ковыляли к двери. Вдвоем, они спустились в офис, нырнули в потайную дверь в стенном шкафу и оказались в туннеле.

Он прошел около… десяти ярдов, прежде чем остановился и развернул ее так, чтобы она стояла лицом к нему, а затем…

Выключил свет. Весь.

С помощью ментальной силы, флуоресцентные лампы на потолке погасли одна за другой, начиная с пары прямо над их головами, а затем в обоих направлениях. Когда тьма стала кромешной, он приступил к делу, как и она. Они чертовски хорошо осознавали, что Джейн и Элена будут заняты уборкой, по крайней мере еще в течение получаса. В особняке проходила Последняя Трапеза, поэтому опасаться, что кто-то мог вот-вот войти или выйти или принимать душ в раздевалке не приходилось.

Время ограниченно.

Но темнота служила ключом.

Несмотря на разницу в росте, которая даже с ее шестью[105] футами составляла более полдюжины дюймов[106], он с безошибочно отыскал ее рот, словно ее губы подсвечивались. Начав поцелуй, скользнув в нее своим языком, она тихо застонала, вцепившись в его плечи.

В этом славном месте, находясь ни здесь, ни там, в шаге от нарушения их договоренности, он выпустил своего связанного мужчину, давая волю эмоциям того момента, произошедшего в фермерском доме…

Того момента, когда ее кинжал покинул руку и полетел… даруя ему еще множество ночей жизни.

Его ладонь накрыла ее грудь, отыскав напряженный сосок и потирая его большим пальцем, пока он не наклонился и не заменил свои пальцы ртом. Хорошо, что она оставила куртку и оружие в вестибюле дома, поэтому между его и ее кожей стояла лишь обтягивающая футболка.

Ему хотелось разорвать ее, чтобы добраться до второй груди, но это было бы всего лишь быстрое утоление, до того как они смогут добраться до укромного места в его спальне: вместо того, чтобы схватить и разорвать, он скользнул обеими ладонями вниз и под, затем медленно задрал ее футболку, обнажая грудь. Де-е-ерьмо… она не надела бюстгальтер даже на сражение, и по ряду причин это безумно возбуждало.

Не то, чтобы он нуждался в дополнительной стимуляции, когда и так был возбужден до предела.

Пока вокруг эхом раздавались звуки их поцелуев, он пощипывал вершинки ее сосков, готовых для губ, затем толкнулся в Хекс своей эрекцией. Она уловила неосознанно сделанный им намек, и провела рукой вниз по его животу прямо к…

Джон откинул голову назад. Электрический толчок, поднявшийся по его позвоночнику, был настолько мощен, что ему пришлось разорвать поцелуй.

Быстрее, чем он смог сказать «Трахни меня как следует», Хекс прижала его к стене туннеля, и он почувствовал прохладный воздух, когда она развела в стороны полы его халата. Ее губы скользили по его груди, клыки оставляли двойные следы, от которых воспламенялся каждый нерв в его теле… особенно тот, что на вершине члена.

Джон издал молчаливый крик, когда ее жаркий, влажный рот отыскал горячее, твердое местечко, скользя по нему вниз, полностью вбирая в себя, увлекая его в мир жара и посасывания. Двигаясь обратно, она действовала не спеша и осторожно, пока головка его члена не выскользнула из ее рта с мягким звуком… а затем в игру вступил ее язык. Пока Хекс трудилась над членом, его глаза были открыты, но темнота, окружающая их, заставляла Джона чувствовать себя так, словно он зажмурил веки… и, о, боже, в этой ситуации слепота была не так уж и плоха. Он мог четко представить, как она выглядит, стоя на коленях перед разведенными ногами, обтягивающая футболка задрана вверх, соски напряжены, а голова двигается вперед и назад, вперед и назад.

Ее груди покачиваются с каждым производимым движением.

Пока его дыхание врывалось и вырывалось изо рта, он почувствовал, что вес его тела распределился между поврежденной и здоровой ногами, но проклятье, если бы он почувствовал что-то кроме того, что она делала. Черт, да он мог воспламениться и не почувствовать этого.

Он и был весь в огне, и если точнее, в разгорающемся пламени, когда Хекс прижала возбужденный член к низу его живота и провела своим языком вниз, пока не добралась до тяжелых набухших яиц. Один за другим втянув их себе в рот а затем выпустив, она вернулась к посасыванию возбуждения Джона.

Хекс нашла нужный ритм и Джон продержался не долго. Поглаживание и посасывание, поглаживание и посасывание, поглаживание…

Тело Джона выгнулось, и он ударил ладонями по стене, кончая. Когда все закончилось, он потянул ее вверх и целовал долго и жестко… с намеком на возвращение услуги…

Хекс намеренно порезала его нижнюю губу и облизала крошечную ранку.

— В постель. Сейчас же.

«Так. Точно».

Джон вернул освещение и они устремились в особняк.

Надо же поврежденная нога его нисколько не беспокоила.

***

Блэй оставался за пределами комнаты Сакстона во время и после кормления, но ему не позволили покинуть особняк, чтобы немного проветриться. Кузен Куина решил, что согласно Старым Законам, он его гость-мужчина в доме Первой Семьи, и поэтому протокол требовал, чтобы Блэй оставался в доме.

По крайней мере, хорошая драка дала бы ему чувство удовлетворения и помогла скоротать время.

После прибытия Фьюри и Селены и состоявшегося знакомства, Блэй отправился в свою комнату, успокаивая себя, повторяя, что нужно разложить вещи по местам. К сожалению «горничная» рутина заняла от силы минуты две и включила в себя перекладывание книги, которую он читал, на прикроватном столике… и переброски пары черных носков из ящичка с разноцветными к ее собратьям в нижний.

Одним из недостатков опрятности было то, что не было необходимости в генеральной уборке.

Он также недавно сделал стрижку. Подстриг ногти. Хорошо хоть не приходилось удалять волосы, благодаря тому, что у вампиров не было нигде волос, за исключением головы.

Обычно, если требовалось убить время, он звонил домой, чтобы поболтать с родителями, но учитывая, что творилось у него в голове, сейчас это была далеко не лучшая идея. Почему? Ему опротивело лгать и увиливать, вместо того, чтобы сообщить маме и папе: привет, ребята, вы этого еще не знаете, но я гей… и я думаю о свидании с кузеном Куина.

О, и, кстати, он здесь.

Кормится.

Боже, мысль о том, что Сакстон берет чью-то вену, была чертовски возбуждающей… даже если это была вена Селены.

Исключая факт, что с ними был Фьюри. Скорее, конечно, для соблюдения правил приличия, чем для защиты.

Поэтому, да, он ни в коем случае не собирался приближаться к той комнате. Последнее, чего он хотел — это возбудиться перед аудиторией.

Блэй посмотрел на часы. Побродил. Попытался посмотреть телевизор. Взял книгу, которую отложил совсем недавно.

Время от времени на его телефон приходили сообщения с поля боя, ни одно из которых не поднимало его и так нервное настроение. Братству всегда отправлялись регулярные обновления, поэтому каждый своевременно получал информацию, и новости были не утешительными: Джон был ранен, поэтому он, Хекс и Куин находились в подземной клинике Дока Джейн. Штурм фермерского дома прошел успешно, но только до определенного момента — предполагаемый Главный Лессер по-прежнему оставался на свободе, и они многих убили, но все же не всех. Адрес был закреплен за стритрейсером, но он был чист. Напряжение оставалось очень высоким.

Он глянул на свои часы. Затем на настенные.

И почувствовал себя так, словно хотел закричать.

Господи, прошло так много времени с тех пор, как Сакстон и Селена начали. Почему никто не пришел и не сообщил ему, что все закончилось?

Что если что-то случилось? Док сказала, что травмы парня не представляли угрозы для жизни и кормление хорошо поможет ему…

Опять же, если какой Брат и мог сладить с Сакстоном, то это был Праймэйл. Фьюри любил оперу, искусство и хорошие книги. Может, после всего эти двое разговорились?

В конечном итоге, не в силах выдержать собственную компанию, он спустился вниз на кухню, где хозяйничал доджен, готовя Последнюю Трапезу. Он попытался помочь, предложив расставить тарелки или приборы, или нарезать овощи, или сделать отбивные для жаркого из индеек — но прислуга так разволновалась, что он вынужден был отступить.

Боже, существовала только одна вещь, способная перевернуть мир доджена с ног на голову — предложение помощи. По своей природе, они не могли позволить кому-то, о ком они заботились, делать что-то, кроме как ожидать приготовленное — но также они не могли ответить и «нет сэр».

Прежде чем стать причиной подгоревшего обеда и массового самоубийства, он покинул кухню и вышел в столовую…

Вестибюльная дверь открылась и закрылась, и Куин начал пересекать мозаичный пол.

На лице, руках и кожаных шмотках парня была кровь. Свежая, блестящая кровь.

Для разнообразия — человеческая.

Первым инстинктивным порывом Блэя было закричать, но он сдержался, потому, как не хотел акцентировать внимание на то, что Куин явно побывал там, где Джона не было.

И как много хомо сапиенс по-вашему могло находиться в клинике тренировочного центра.

И к тому же, если учесть, что он предпочитал сражаться с теми, чья кровь была черной.

Блэй вбежал на лестницу и перехватил парня, практически у кабинета Рофа — массивные двери которого были закрыты.

— Какого черта с тобой произошло?

Куин не остановился, лишь продолжив движение к комнате. Скользнув внутрь, он собирался захлопнуть дверь прямо перед носом Блэя.

Предвидя такой результат, он протиснулся внутрь.

— Почему на тебе красная кровь?

— Я не в настроении, — пробурчал Куин, раздеваясь.

Кинув кожаную куртку на комод и разоружившись у стола, он скинул свои ботинки в середине комнаты по пути в ванную. Затем стянул футболку с плеч, и в конечном итоге та оказалась на лампе.

— Почему твои руки в крови? — повторил вопрос Блэй.

— Не твое дело.

— Что ты натворил, — спросил он, хотя чувствовал, что уже знает ответ. — Что, черт возьми, ты натворил?

Когда Куин наклонился к душу, чтобы включить воду, жесткие мышцы его спины натянулись над кожаными штанами.

Боже, красная кровь покрывала так же и другие части его тела — что заставило Блэя задаться вопросом, насколько далеко вниз она опускалась.

— Как твой мальчик?

Блэй нахмурился.

— Мой мальчик… а, Сакстон.

— Угу. «А. Сакстон». — Из-за стекла душевой заклубился пар, туман распространялся и опускался между ними. — Как он?

— Думаю, сейчас он кормится.

Разноцветные глаза Куина сосредоточились на чем-то позади головы Блэя.

— Надеюсь, ему лучше.

Когда они посмотрели друг другу в лицо, Блэй ощутил в груди такую боль, что был вынужден потереть ее.

— Ты убил его.

— Его? Кого? — Куин положил руки на бедра, мышцы груди и проколотые соски, выделялись на рельефном торсе, благодаря освещению в ванной. — Я не знаю никаких «его».

— Прекрати нести бред. Сакстону нужно знать.

— Значит теперь ты его защитник. — Враждебности в словах не ощущалось. Простая констатация факта. — Ладно, о'кей, я никого не убивал. Но я дал этому гомофобному[107] мудаку еще одну тему для размышлений, помимо рака горла, из-за сигарет, которые он курит. Я не позволю неуважительно относиться к членам своей семьи. — Куин развернулся, чтобы уйти. — И… ну, черт, веришь или нет, но мне не нравится, когда ты расстроен. Что если бы Сакстона бросили умирать и взошло солнце? Или если бы его нашли люди? Ты бы ни за что этого так не оставил. Не уладив.

Боже, ну и сукин сын. Делать такие неправильные вещи по такой правильной причине…

— Я люблю тебя, — прошептал Блэй так тихо, что звук льющейсяводы заглушил слова.

— Слушай, мне нужно принять душ, — сказал Куин. — Я хочу смыть с себя всю эту гадость. А затем мне нужно поспать.

— Хорошо. Да. Хочешь, я принесу тебе что-нибудь перекусить?

— Я в порядке. Спасибо.

Собравшись уйти, Блэй оглянулся напоследок. Куин снимал кожаные штаны, и задница парня выглядела ну очень эффектно.

С все еще повернутой головой, он попытался нормально покинуть спальню, но врезался в стол и вынужден был ловить лампу, предотвращая ее падение на пол. Наведя порядок, он взял футболку и как жалкий неудачник, поднес мягкий хлопок к носу и вдохнул.

Закрыв глаза, он прижал футболку, к своей, которая была на его груди и прислушался к звукам льющейся воды.

Он не был уверен, сколько так простоял, зависнув в муках так-близко-и-все-же-так-далеко. Опасение быть пойманным, заставило его сдвинуться с мета. Аккуратно положив футболку на прежнее место, он вынудил себя направиться к двери.

Он был уже на полпути, когда увидел это.

На кровати.

Белый пояс скрученный на простынях, всего лишь еще одна смятая часть одежды.

Подняв выше глаза, он обнаружил две вмятины на лежащих рядом подушках. Конечно, Избранная Лейла забыла пояс от своей накидки, когда уходила. Что было возможно только при условии, если она была голой.

Блэй прижал руку к сердцу, ему показалось, что он находился очень глубоко под толщей воды в океане, и возвышающаяся над ним поверхность, давила на него.

Душ выключился и послышался звук полотенца обворачиваемого вокруг бедер.

Блэй прошел мимо недурно-используемой кровати и нырнул за дверь.

Он не осознавал, что принял четкое решение, но его ноги сами выбрали направление; которое было очевидным. Идя по коридору, они остановились у комнаты, а затем его рука сама по себе поднялась и тихо постучала. Когда последовал приглушенный ответ, он открыл дверь. По другую ее сторону, комната была покрыта тьмой и пахла просто божественно… и стоя в льющемся из коридора свете, его тень доходила до изножья кровати.

— Как раз вовремя, они только что ушли. — Хриплый голос Сакстона был обещанием всего, в чем так нуждался Блэй. — Пришел узнать как я?

— Да.

Наступила долгая пауза.

— Тогда закрой дверь и я покажу тебе.

Рука Блэя напряглась на дверной ручке, пока не прохрустели костяшки пальцев.

Затем он вошел внутрь и закрыл ее. Снимая свою обувь, он защелкнул замок.

Для уединения.

ГЛАВА 61

На Другой Стороне Пэйн сидела на краю кристально чистого бассейна и смотрела на свое отражение в неподвижной глади воды.

Ей были хорошо знакомы черные волосы, бриллиантовые глаза и волевые черты лица.

Да и как тут не узнать ту, что зачала и произвела тебя на свет.

Ту, которая могла рассказать о ней все — от самого рождения до сегодняшнего дня.

И тем не менее, Пэйн чувствовала, что не доставало чего-то значимого, ключа к разгадке, позволяющего понять кем же она была в действительности. Во многих отношениях, в больших, чем ей хотелось бы, она была никем, просто отражением на поверхности бассейна, изображением, лишенным глубины и содержания… не оставляющим ничего после себя.

Когда Лейла подошла сзади, Пэйн встретилась с ней взглядом в зеркальном отражении воды.

Позже, она решит, что улыбка Лейлы изменила все. Хотя, конечно, здесь крылось нечто большее… но, сияющее выражение лица сестры, так или иначе, послужило тем легким толчком, бросившим ее со скалы в ветра перемен.

Улыбка была искренней.

— Приветствую тебя, сестра моя, — поздоровалась Лейла. — Я искала тебя.

— И, увы, нашла. — Пэйн заставила себя повернуться и посмотреть на Избранную. — Пожалуйста. Присаживайся рядом. Судя по твоему лицу, отношения с мужчиной развиваются стремительно.

Лейла на мгновение присела, а затем от переизбытка радости вскочила обратно на ноги.

— О, да, так и есть. На самом деле, да. Он позовет меня сегодня снова, и я приду к нему. Ох, дорогая сестра, ты даже не представляешь… что значит оказаться в кольце огня и выйти оттуда в целости и невредимости. Это просто чудо. Благословение.

Пэйн снова повернулась к воде и увидела, что ее брови нахмурились.

— Могу я спросить кое о чем личном?

— Конечно. — Лейла подошла и устроилась на краешке бассейна из белого мрамора. — О чем угодно.

— Ты думаешь о том, чтобы связаться с ним? Не только связаться… но и стать его шеллан?

— Ну, да. Конечно же, я так думаю. Но жду подходящего момента, чтобы поговорить с ним.

— Что ты будешь делать… если он скажет «нет»? — Когда лицо Лейлы застыло, словно ей даже не приходило на ум подобное, Пэйн почувствовала себя так, будто растоптала бутон розы[108]. — А, черт… я не собиралась расстраивать тебя. Я только…

— Нет, нет. — Лейла сделала вдох. — Я хорошо знаю твое сердце, и в нем нет места жестокости. Вот почему я чувствую, что могу с такой искренностью говорить с тобой.

— Пожалуйста, забудь, что я спросила.

Теперь уже Лейла уставилась в бассейн.

— Я… у нас вскоре должно состояться соитие.

Брови Пэйн приподнялись. Воистину, если всего лишь подготовка вызвала такой восторг, то, сам акт должно быть был чем-то невообразимым.

По крайней мере, для такой женщины как та, что была перед ней.

Лейла обхватила себя руками, несомненно, вспоминая ощущение другого, более крепкого объятия.

— Я очень этого хочу, но он сдерживается. Я надеюсь… я верю, что это потому, что он желает сначала связаться со мной подобающим образом на церемонии.

У Пэйн появилось тяжелое предчувствие.

— Будь осторожна, сестра. У тебя очень ранимая душа.

Лейла поднялась на ноги, теперь ее улыбка была грустной.

— Да, это так. Но я скорее предпочту, чтобы мое сердце было разбитым, нежели не раскрытым и я знаю, что нужно просить, чтобы что-то получить.

Женщина была так решительно настроена и уверена в себе, что на ее фоне Пэйн почувствовала себя ничтожной. Слабой и никчемной.

Кто же все-таки она? Отражение? Или реальность?

Внезапно она поднялась.

— Простишь мне, что я ухожу?

Лейла казалась удивленной и низко поклонилась:

— Конечно. И пожалуйста, я не хотела обидеть тебя своим бессвязным лепетом…

Повинуясь порыву, Пэйн обняла ее.

— Ты ничего не сделала. Не беспокойся. И удачи тебе с твоим мужчиной. Воистину, он благословен тем, что ты у него есть.

Прежде чем было сказано еще хоть слово, Пэйн удалилась, быстро пройдя мимо общей спальни, набирая скорость при приближении к холму, ведущему в храм Праймэйла. Выйдя за пределы этого, предназначенного для строго определенной цели места, которое больше никак не использовалось, она вошла в мраморный дворик матери и зашагала вдоль колонн.

Скромного размера дверь, указывающая на личные покои Девы-Летописецы, была совершенно не тем, что ожидаешь увидеть при входе в божественную обитель. Опять же, если весь мир твой, зачем кому-то что-то доказывать.

Пэйн не постучала. Учитывая, что она собиралась сделать, врывание без приглашения и неуважение были последними в списке грехов, и едва ли вообще могли считаться таковыми.

— Мать, — позвала она, входя в пустую белую залу.

Наступила долгая пауза, перед тем, как до Пэйн донесся голос из ниоткуда.

— Да, дочь.

— Выпусти меня отсюда. Сейчас же.

Чем бы ни грозила ей эта выходка, все же это было лучше ее неполноценного существования. — Выпусти меня отсюда, — повторила она пустым стенам и воздуху. — Дай мне уйти. Я никогда не вернусь сюда, если ты пожелаешь. Но я больше не могу оставаться здесь.

Вспышкой света появилась Дева-Летописеца без своего черного одеяния, которое она обычно носила. На самом деле Пэйн была просто уверена, что никто не видел ее мать такой, какой она была — чистой энергией без формы, без оболочки.

Однако, она не долго оставалась яркой. Теперь уже тусклее, для глаза она стала не более, чем тепловым излучением.

Эта перемена задержала и притупила гнев Пэйн.

— Мама… отпусти меня. Пожалуйста.

Ответ долго не приходил.

— Прости. Я не могу удовлетворить твое желание.

Пэйн обнажила клыки.

— Чтоб тебя. Просто сделай это. Выпусти меня отсюда или…

— Не существует никаких «или», мое дорогое дитя. — Тонкий голосок Девы-Летописецы отдалился, а затем вернулся. — Ты должна остаться здесь. Этого требует твоя судьба.

— Чья? Твоя или моя? — Пэйн вскинула руку, оставаясь совершенно неподвижной. — Потому что я здесь существую, а не вижу, и какая же в этом судьба?

— Мне жаль.

И это был конец спора — по крайней мере, он больше не волновал ее мать. Вспыхнув, она исчезла.

Пэйн крикнула в пустоту:

— Отпусти меня! Будь ты проклята! Отпусти меня!

Половина ее ждала, что будет убита на месте и пытка закончится, и в этом было что-то забавное.

— Мама!

Когда ответа не последовало, Пэйн развернулась пожелав, чтобы в Дхунде было хоть что-то, что можно швырнуть, но ничего не было, и этот символизм стал криком в голове: «ничего для нее, здесь абсолютно для нее ничего не было».

Подойдя к двери, она дала волю гневу, срывая ее с петель и бросая в холодную, пустую комнату. Та два раза подскочила, а затем заскользила по пустому пространству, как камешек по поверхности пруда.

Гордо направляясь к фонтану Пэйн услышала ряд щелчков, а оглянувшись, увидела, что дверной проем сам собой починился, став точь-в-точь как раньше, совершенно не оставив следов ее деяний.

В ней закипела такая ярость, что горло сдавило удушающей судорогой, а руки — задрожали.

Краем глаза она уловила фигуру в черном, идущую вдоль колоннады, но это была не мать. Это была Но’Уан с корзиной даров для Девы-Летописецы, ее хромота была причиной раскачивающейся походки.

Вид несчастной, исключенной Избранной еще сильнее подпитал гнев…

— Пэйн?

Звук глубокого голоса заставил ее повернуть голову. У белого дерева, на котором восседали разноцветные птицы, стоял Роф, его массивная фигура заполняла все пространство дворика.

Пэйн бросилась в его сторону, превратив Рофа в мишень, с которой можно сразиться. И Слепой Король отчетливо чувствовал ее жестокое и яростное приближение. В мгновенье ока он принял боевую стойку, становясь могучим и готовым к атаке.

Она отдала всю себя и даже больше, кулаки и ноги полетели в него, ее тело закружилось в вихре ударов рук и ног, которые он блокировал предплечьями и уворачивался, пригибая голову и туловище.

Быстрее, жестче, смертоноснее взялась она за короля, вынуждая его отвечать ударами на удары или рискнуть получить серьезную травму. Первый жесткий удар она поймала плечом, кулак врезался в нее, заставив ее потерять равновесие… но она быстро пришла в себя и развернулась, следя за ногами и ступнями.

Удар в живот обрушился на него с такой силой, что он хмыкнул — по крайней мере, пока она не развернулась и не ударила его по лицу. И когда хлынула кровь, а очки с черными стеклами отлетели в сторону, Роф выругался.

— Какого хрена, Пэй…

Она не оставила ему и шанса закончить, врезавшись в него, обхватив руками, тараня огромный вес. Однако, никакого соревнования не было и в помине. Он был вдвое больше нее и с легкостью взял вверх, оторвав ее и развернув, чтобы прижать спиной к себе.

— В чем, мать твою, проблема? — прорычал он ей на ухо.

Пэйн ударила затылком, попав в лицо, и на долю секунды хватка ослабла. Этого оказалась достаточно. Вырвавшись и используя его сильное, как дуб тело, в качестве посадочной платформы, она…

Сильно недооценила свою инерцию. Вместо мягкой посадки перпендикулярно земле, она подалась вперед… что означало сильное повреждение ноги, и ее тело кувырком отлетело в сторону.

Мраморный край фонтана уберег ее от удара об землю, но этот удар оказался намного хуже, ровной поверхности.

Прозвучавший треск спины был громким и сильным, как крик.

Как и боль.

ГЛАВА 62

Первое, что сделал Лэш, проснувшись в своем убежище, это посмотрел на руки.

Теперь и предплечья тоже стали призрачными, напоминая дым — и он мог менять их плотность, делая привычно твердыми, либо же невесомыми, как воздух.

Сев, он откинул одеяло и встал. Хех, ноги тоже исчезли. Что конечно же хорошо, но… сколько еще продлится эта чертова трансформация, прежде чем он полностью преобразится? Если его тело все еще имеет физическую форму, сердце бьется, есть потребность в еде, питье и сне, то все еще стоит опасаться пуль и ножей.

Плюс, если честно, все эти отвалившиеся от него «отходы жизнедеятельности» были по-настоящему отвратительны.

Матрас, на котором он спал, превратился в самый большущий на планете Депендс[109].

Скрип снаружи заставил его посмотреть через жалюзи, раздвинув их кончиками призрачных пальцев. Сквозь щель он взирал на прозябающих свои дни людишек, проезжающих мимо на машинах или велосипедах. Чертовы дебилы со своими никчемными жизнями. Встать. Пойти на работу. Вернуться домой. Блядь, вот денек. Проснуться и повторить все с начала.

Когда мимо проехал седан, Лэш мысленно внушил водителю… и улыбнулся, когда «понтиак» отклонился от маршрута, переехав через бордюр, направляясь в сторону двухэтажного дома через дорогу. Никчемный кусок дерьма въехал прямо в окна, вдребезги разбив стекло и раму. Внутри машины сработали подушки безопасности.

Отличное начало дня — бодрит похлеще кофе.

Развернувшись, Лэш подошел к долбанному письменному столику и включил ноутбук, обнаруженный в багажнике «мерседеса». Прерванная им сделка наркодилеров, стоила усилий. Отхватив пару штукарей баксов, а также немного оксикодона[110], экстази и двенадцать косяков. Но более важная добыча состояла в виде введенных в транс, запихнутых в AMG, привезенных сюда и далее обращенных обоих наркодилеров и одного клиента.

Они засрали всю ванную, пока их ночь напролет выворачивало наизнанку, но, по правде говоря, он все равно подумывал спалить этот дом.

Итак… в команде четыре члена. И ни один из них не был добровольцем. Осушив их и вернув обратно к «жизни», он наобещал им с три короба все, что только можно. Хотя эти нарики поверили бы всему, чтобы им ни сказали. Вы просто обязаны были подарить им «светлое» будущее, после того как напугали до усрачки.

Что для него было проще некуда. Естественно, они были в шоке, когда он открыл им свое лицо, но они уже столько раз ловили глюки, что разговор с живым трупом был для них не внове. Кроме того, он мог быть весьма убедительным, когда хотел.

Проклятье, он не сможет вечно пудрить им мозги. И этот трюк с водителем «понтиака» лишнее тому доказательство — воздействие было кратковременным и неустойчивым, не дольше пары секунд.

Долбаная свободная воля.

Когда комп загрузился, он зашел на сайт Колдвелл Курьер Джорнал…

Привет, главная страничка. «Кровавая резня в фермерском доме» стояла заголовком большинства статей — кровь, части тел и странная маслянистая субстанция собрала всевозможные виды Путлицеровских[111] описаний. Журналисты неприменули взять интервью у полиции, почтальона, который первым позвонил 911, двенадцати соседей и мэра, «призвавшего всех доблестных мужчин и женщин колдвеллской полиции раскрыть это вопиющее преступление против общества Колдвелла».

Все сошлись во мнении, что это какой-то смертельный ритуал. Возможно, связанный с неким неизвестным культом.

Все это было просто фоном, скрывающим то, что он искал на самом деле.

Бинго. В последней статье нашлись коротенькие два абзаца, сообщающие, что прошлой ночью место преступления было взломано. «Доблестные мужчины и женщины КДП» неохотно признались, что одна из патрульных машин поздно ночью, проезжая мимо дома заметила незнакомца или даже группу лиц, обыскивающих место преступления. Также они поспешно признались, что приняли соответствующие меры и с этого момента там выставлено круглосуточное дежурство.

Итак, Братство прошерстило маленькое посланьице.

«И Хекс тоже была? — хотеть он знать. — Может, ждала его?»

Дерьмо, пропустить такой шанс свидеться с ней. И с Братством.

«Ничего, все еще впереди. Черт, когда же это тело полностью преобразится?» У него была вечность.

Бросив взгляд на часы, он засуетился, быстро переодеваясь в черные брюки, свитер с высоким воротом и черный плащ с капюшоном. Натянув кожаные перчатки, он надел черную бейсболку и бросил взгляд в зеркало.

«Ага. Так куда лучше».

Порыскав вокруг, и найдя черную футболку, он разорвал ее и обмотал лицо, оставляя свободное пространство для глаз без век, хрящей, оставшихся от носа и зияющей пасти, являющейся теперь его ртом.

«Пойдет. Не фонтан конечно. Но лучше еже не будет».

Первой остановкой стала ванная, чтобы проверить как там его отряд. Они валялись в отрубе общей кучей на полу, с переплетенными руками, ногами, и торчащими тут и там головами… и придурки были живы.

«Боже, какие ничтожества, настоящие отбросы общества, — подумал Лэш. — Если повезет, то их коллективное IQ достигнет цифры «три»».

Однако, они будут полезны.

Лэш заклинанием наглухо запечатал дом и направился в гараж. Открыв багажник «мерса», он поднял скрытую панель, достал расфасованный кокс и втянул дозу в то, что когда-то было ноздрями, перед тем как сесть за руль.

Доооброе ууууутро! Когда хор хаоса воспламенил его изнутри, он выехал из гаража и отправился в соседний район, двигаясь в противоположном направлении от полицейских и машин скорой помощи, подъехавших к дому через улицу.

Что припарковались напротив теперь уже сквозной гостиной.

Как только он выехал на скоростное шоссе, поездка в центр должна была занять минут десять, но так как был час-пик поэтому — где-то около двадцати пяти… хотя по сравнению с гонкой кокса в мозгах и всем его теле, ему казалось, что он все время стоял в пробке.

Было чуть за девять, когда он въехал в переулок и припарковался за серебристым фургоном. Выйдя из машины, Лэш возблагодарил Бога за кокаин — он действительно чувствовал себя так, словно обладал некой мощью. Проблема только в том, что если этот Экстремальный макияж[112] быстро не закончится, придется растянуть заначку на несколько дней.

Вот почему он назначил встречу сейчас, вместо того, чтобы немного подождать.

Рикардо Бенлуис уже приехал и находился в своем кабинете. Темно-бордовый AMG он припарковал по другую сторону фургона GMC.

Лэш подошел к задней двери галереи искусств и подождал, пока камера повернется в его сторону. Да, конечно куда лучше было бы спокойно встретиться лицом к лицу через несколько дней, но собственные потребности не стояли на месте, к тому же в ванной валялись продавцы, которых нужно обеспечить товаром, перед тем, как они выйдут на улицу.

Потом он обратит еще несколько солдат.

В конце концов, маленький Говнюк наверняка не теряет времени даром, пополняя ряды… хотя хрен его знает скольких он потерял после набега Братства.

Кто бы мог подумать, что он будет так рад, что ублюдки сдохнут. Накусите. Выкусите.

Естественно Лэш понимал, что ручная игрушка Омеги не заставит себя долго ждать, в намерении быстренько состряпать очередную партию новобранцев. И если учесть, что паренек успешный дилер, то он наверняка собирался как можно быстрее начать ворочить баблом. Если он в этом преуспеет, то получит ресурсы не только для борьбы с вампирами, но и с Лэшем.

Часы тикали. Лэш был чертовски уверен, что Засранец не может прямо сейчас договориться о встрече с Бенлуисом, потому что по сути никто не мог — но как долго это продлится? Продажи имели значение. Мозги тоже. Если Лэш смог так близко подойти к двери, значит сможет и кто-то еще.

Особенно, тот, у кого особые способности Главного Лессера.

С щелчком отперлась дверь и ее распахнул один из мордоворотов Бенлуиса. Парень нахмурился, окинув прикид в стиле Леди Гага, но быстро пришел в себя. Без сомнения он видел немало сумасшедшего дерьма… и не только в сфере торговли наркотиками: художники, без сомнения, по большей части тоже были весьма эксцентричными.

— Удостоверение личности, — попросить парень.

Лэш сверкнул фальшивыми правами.

— Может уберешь с дороги свою задницу, ублюдок.

Превосходно, комбинации из ламинированной карточки и знакомого голоса Лэша оказалось достаточно — секундой спустя его впустили.

Офис Бенлуиса располагался на третьем этаже в фронтовой части здания, прогулка до которого прошла в гробовом молчании. Кабинет Луиса напоминал ничем не загроможденную дорожку к кеглям — только черный лакированный пол, завершающийся приподнятым подиумом, на котором стоял стол, эквивалентный подставке для обуви. Бенлуис расположился на нем, сидя напротив рабочего стола, размером с Линкольн Таун Кар [113].

Как и большинство парней, ростом в пять футов шесть дюймов[114], все здесь делало маленького человечка большим.

Когда Лэш вошел, южноамериканец посмотрел на него поверх переплетенных пальцев и заговорил в своей спокойной, культурной манере.

— Я так рад был получить от тебя весточку, после того, как наша последняя встреча так и не состоялась. Чтобы с тобой ни стряслось, мой друг.

— Семейные проблемы.

Бенлуис нахмурился.

— Да, кровь может стать проблемой.

— Ты даже и представить себе не можешь насколько. — Лэш оглядел все помещение в поисках скрытых камер и дверей, но все было как в прошлый раз. — Прежде всего, позволь мне заверить тебя, что наши деловые отношения все также имеют для меня первостепенное значение.

— Я очень этому рад. Когда ты не явился за своим товаром, на который у нас был заключен контракт, я засомневался. Как торговец произведениями искусства, я завишу от своих постоянных клиентов — они обеспечивают работой моих художников. И также ожидаю, что постоянные клиенты будут выполнять свои обязательства.

— Понятно. По этой причине я и пришел. Мне не помешал бы совет. У меня в доме как раз пустует одна стена, которая так и просит повесить на нее одну из твоих картин, но заплатить наличкой сегодня я не могу.

Бенлуис улыбнулся, обнажая ряд мелких, ровных зубов.

— Боюсь, ничего не выйдет. Никто не выходит с картиной, предварительно не заплатив за нее. И почему ты закрыл лицо?

Лэш проигнорировал вопрос.

— Ты сделаешь исключение в моем случае.

— Я не делаю исключений…

Лэш дематериализовался, принимая форму позади парня, приставив нож к его горлу. Вскрикнув, охранник у двери поднял пистолет, но когда яремная вена твоего начальника на грани вскрытия, шансы очень не высоки.

Лэш прошипел на ухо Бенлуису:

— У меня была по-настоящему безумная неделя и я устал играть по человеческим правилам. Я намереваюсь продолжить наши деловые отношения и ты примешь их, не только потому, что они приносят выгоду нам обоим, но и потому, что я лично возьму ситуацию под контроль, если ты этого не сделаешь. Знай, что тебе не удастся от меня скрыться, и куда бы ты ни отправился, я везде тебя найду. Нет такой двери, которая удержала бы меня снаружи, не существует человека, способного меня одолеть, как и оружия, которое могло бы причинить мне вред. Мои требования следующие — один твой шедевр, чтобы заполнить пустоту на моей стене, и я заберу его прямо сейчас.

Если бы он узнал, от кого Бенлуис получал товар, то мог бы прямо сейчас убрать ублюдка — но это было бы преждевременно. Южноамериканец был каналом, по которому в Колдвелл пребывал продукт, и это единственная причина, почему у этого сукиного сына были хорошие шансы на сегодняшний ланч.

А не свидание с бальзамировщиком.

Бенлуис сделал вдох.

— Энзо, сегодня вечером должны прибыть картины пастелью Джошуа Три. Когда они прибудут, забери одну из них и…

— Я хочу сейчас.

— Тебе придется подождать. Я не могу дать то, чего у меня нет. Убьешь меня сейчас и ничего не получишь.

Сучонок. Хренов сучонок.

Лэш задумался, сколько осталось в багажнике «мерседеса»… с учетом того, что кокаин уже почти выветрился, оставляя за собой большую кучу скуки.

— Когда. И где.

— В то же время и в том же месте, как обычно.

— Хорошо. Но прямо сейчас я возьму пробу. — Он сильнее вдавил нож в шею. — Только не говори мне, что ты абсолютно пустой. Это выведет меня из себя… и я стану нервным. А когда я нервничаю, это может плохо кончиться для тебя. Так, к сведению.

Спустя мгновение, парень пробормотал:

— Энзо, достань для него образец из новой коллекции.

Стоящее в дали пушечное мясо, казалось, имело проблемы с усвоением информации, но увидеть, как кто-то растворяется прямо в воздухе — без сомнения было для него внове.

— Энзо. Иди. Сейчас же.

Лэш улыбнулся под прикидом «мумии».

— Да, пошевеливайся, Энзо. Я позабочусь о твоем боссе, пока ты отсутствуешь.

Телохранитель попятился назад, а затем послышался топот спускающихся по лестнице ног.

— Что ж, ты достойный преемник Преподобного, — произнес напряженно Бенлуис.

Ах, бывшее прозвище Ривенджа в человеческом мире.

— Да, так уж вышло — я занял его место.

— В нем всегда было нечто необычное.

— Думаешь, что это дерьмо было чем-то особенным? — прошептал Лэш. — Подожди и увидишь.

***

Вернувшись в особняк Братства, Куин сел на свою постель, прислонившись спиной к изголовью. На одном бедре лежал пульт от телека, на другой — полная небольшая бутылка Herradura, а что следующее — туго затянутая петля вокруг шеи?

Добро пожаловать, Капитан Бессонница.

В темноте светился включенный телевизор, гудя утренними новостями. Полиция обнаружила того гомофоба, над которым поработал Куин в переулке рядом с сигарным баром, и увезла его в больницу Святого Франциска. Парень отказывался дать описание нападавшего или рассказать, что произошло, но даже если бы он открыл свою пасть, это не имело значения. Город кишел пирсингованными, разодетыми в кожу, татуированными сукиными сынами — КДП может поцеловать Куина в зад.

Все равно, ублюдок никому ничего не расскажет… и Куин был готов поспорить, что тот никогда больше не рискнет избить гея.

Затем последовали самые последние новости о «Резне в фермерском доме» — репортаж сообщал кучу устаревшей информации, достаточной для того, чтобы увеличить и так уже раздутую истерию. Культы! Ритуальные жертвоприношения! Оставайтесь дома после наступления темноты!

Естественно все это было просто догадками, потому что у бригады в голубых-формах-и-со-значками ничего не было — одни только последствия и ни одного тела. И, хотя всплыли личности некоторых подонков, следствие было в тупике. Те несколько убийц, что сбежали от Братства, теперь прочно вошли в Общество Лессенинг, и никогда не увидят и не услышат о бывших друзьях и семье.

Поэтому, все что оставалось людям это в основном — работа в стиле ServiceMaster[115] и ничего более. К черту отдел по расследованию убийств. Все, что им действительно требовалось, так это паровой стерилизатор для ковров, дохерища швабр и целая ванна Формулы 409[116]. Если они думают, что раскроют это преступление, то попусту изводят бумагу с чернилами, а также дрочат полы своими ботинками.

Что на деле — фантом, который они чувствуют, но никогда не поймают.

Как по заказу, показали ролик спец репортажа «Паранормальных Расследований» — про какой-то особняк на юге, окруженный кустами, нуждающимися в хорошей стрижке.

Куин свесил ноги с края кровати и потер лицо. Лейла снова хотела прийти, но он отправил мысленный ответ о том, что истощен и собирается немного поспать.

Не то, чтобы он не хотел быть с нею, просто…

Черт возьми, она нравилась ему, она хотела его, и он ясное дело, хотел ее. Так почему же он просто не позовет ее, не сделает супругой и поставит галочку напротив пункта «главная цель жизни»?

Когда он обдумывал это, в сознании всплыло лицо Блэя, вынуждая его успокоиться и трезво взглянуть на свою жизнь, сшитую из грубого материала. Мелькавшие картины не были привлекательными и все нити, которые он начал ткать и не мог распустить или сшить вместе, внезапно стали большим, чем он смог вынести.

Поднявшись, он вышел в коридор со статуями и посмотрел направо. В сторону комнаты Блэя.

С проклятием он подошел к двери, в которую входил и выходил уже бесчисленное количество раз, не меньше, чем в свою собственную. Затем тихо постучал, не так, как обычно — бам, бам, бам.

Ответа не было. Он повторил попытку.

Повернув ручку, он толкнул дверь внутрь всего на дюйм — он хотел быть, осторожным. На тот случай, если с ним был Сакстон.

— Блэй? Ты здесь? — прошептал он в темноту.

Никакого ответа… и звуков льющейся воды, значит душ они вместе тоже не принимали. Зайдя внутрь, Куин включил свет.

Кровать аккуратно заправлена, ни одной сбившейся складочки. Гребаная хрень выглядела, как реклама в журнале, со всеми этими подушками, выстроенными в ряд и свернутым дополнительным одеялом.

В ванной висели сухие полотенца и отсутствовал пар на стекле душевой кабинки, а в джакузи не было пузырьков.

Его тело онемело, когда он вышел в коридор и пошел по нему дальше.

Остановившись у двери в комнату, отведенную Сакстону, он уставился на панели. Отличная плотницкая работа — соединяющиеся вместе элементы без заметных для глаза переходов. Краска также выглядела идеальной, никаких лишних мазков на гладкой поверхности. С красивой латунной ручкой, блестящей, как только что отчеканенная золотая монета…

Острый слух уловил тихие звуки и Куин нахмурился… пока не понял, что он расслышал. Только одно могло создавать подобный ритмичный…

Пятясь, он натолкнулся задницей на греческую статую, стоявшую позади него.

С заплетающимися ногами, и ничего невидящим взглядом, он побрел не разбирая дороги. Подойдя к кабинету короля, он оглянулся и посмотрел на ковролин, по которому только прошел.

Следов крови не было. Что удивительно, потому что его грудь была ранена.

Он чувствовал себя так, словно ему выстрелили прямо в сердце.

ГЛАВА 63

Хекс проснулась с криком.

К счастью, Джон оставил включенным свет в ванной, поэтому у нее было по крайней мере полшанса довести до сознания, где находилось ее тело: на самом деле она не вернулась в человеческую клинику, представляя собой лабораторную крысу. Она была здесь, в особняке Братства, с Джоном.

Который выскочил из постели, нацеливая пистолет на дверь, ведущую в коридор, словно был готов проделать дыру в этой чертовой штуковине.

Прикрыв рукой рот, она молилась остановить себя вовремя, прежде чем перебудит весь дом. Последнее, что ей нужно — куча Братьев, появившихся у порога с множеством «что происходит?»

Тихим движением Джон перевел дуло пистолета сорокового калибра на окна, с опущенными жалюзями, а затем на шкаф. Наконец, опустив оружие, он вопросительно свистнул.

— Я… в порядке, — ответила она, обретая дар речи. — Просто плохой…

Стук, оборвавший ее, был таким же различимым, как ругательство в тихой комнате. Или крик, который она только что испустила.

Когда она подтянула простыни к ключицам, Джон чуть приоткрыл дверь и голос Зи пробился внутрь:

— Здесь все в порядке?

Нет. Даже и близко.

Хекс потерла лицо и попыталась вернуться к реальности. Жесткое задание. Ее тело ощущалось невесомым и разобщенным, и боже, эта дрейфующая фигня не помогала ей вернуться назад.

Не нужно быть гением, чтобы понять, почему ее подсознание выворачивало тем дерьмом от ее первого прохождения через похищение. Пребывание в операционной, пока Джон проходил через свою свинцовую эктомию[117], очевидно было горячей, пряной пищей для ее мозга, с кошмаром, являющимся черепной версией кислотного рефлюкса [118].

Господи, она покрылась липким потом: бисеринки выступили над верхней губой, ладони стали мокрыми.

В отчаянии она сосредоточилась на том, что могла видеть сквозь частично приоткрытую дверь в ванную.

Оказалось, что ее спасли зубные щетки на мраморной столешнице. Пара стояла в серебряном стаканчике между двумя раковинами, выглядя как пара зануд, склонивших друг к другу головы, чтобы обменяться сплетнями. Она полагала, что обе щетки принадлежали Джону, потому что гости в этом доме не приветствовались.

Одна была синей. Другая — красной. Обе имели зеленые щетинки в центре, которые становились белыми, давая вам понять, что пришло время поменять щетку.

Мило. Обыденно. Скучно. Возможно, если бы у нее было немного больше всего этого, она бы не искала запасную дверь жизни. И не было бы кошмаров, которые превращали ее голосовые связки в мегафон.

Джон распрощался с Зи и вернулся к ней, оставив свой пистолет на прикроватном столике, скользнув под одеяло. Его теплое тело рядом с ней было твердым и гладким, и Хекс прильнула к нему с той легкостью, которая была присуща любовникам.

Именно то, чего у нее никогда ни с кем раньше не было.

Джон откинул голову так, чтобы она могла видеть его лицо, и произнес губами:

«Что это было?»

— Сон. Очень плохой сон. О том времени… — Она сделала глубокий вдох — Когда я была в той клинике.

Джон не стал давить, выспрашивая подробности. Вместо этого она только почувствовала, что он погладил ее по волосам.

В тишине, последовавшей за этим, она не собиралась разговаривать о прошлом… воспоминания — последнее, что ей нужно, когда отголоски ночного кошмара все еще заставляют ее вздрагивать от озноба. Но каким-то образом слова сформировались в ее горле, и она не смогла удержать их в себе.

— Я все сожгла, весь этот… объект — Ее сердце забилось быстрее, когда она вспомнила как это было, и по крайней мере, воспоминание казалось гораздо лучше ее снов. — Так странно… Я не уверена, что люди думали, что делают что-то неправильное — они относились ко мне, как к ценному животному из зоопарка, обеспечивая всем необходимым для моего выживания, пока исследовали и кололи, делая тест за тестом… вообще, большинство людей хорошо относилось ко мне. Но в группе был один хрен с садистскими наклонностями. — Она покачала головой. — Они держали меня месяц или два, пытаясь дать мне человеческой крови, чтобы сохранить жизнь, но по медицинским показателям могли видеть, что я становилась все слабее и слабее. Я оказалась на свободе, потому что один из них отпустил меня.

Джон перекатился на спину и подставил руки в луч света.

«Дерьмо, мне так жаль. Но я рад, что ты сожгла то место».

Она мысленно представила свое возвращение в клинику, где ее держали… и покрытые сажей последствия пожара.

— Да, я должна была сжечь это место. Я недолго пробыла на свободе, когда вернулась и сделала это… но я до сих пор не могу спать из-за кошмаров. Я подожгла этот объект, когда они покинули его на дневной перерыв. Правда, — она подняла указательный палец вверх, — там была одна довольно неприятная смерть. Но сукин сын получил по заслугам. Я — девушка, придерживающаяся принципа: око за око.

Руки Джона появились снова, чтобы показать:

«Это довольно очевидно… и совсем не так уж плохо».

«При условии, что это не был Лэш», подумала она.

— Не возражаешь, если я кое-что спрошу? — Когда он пожал плечами, она прошептала: — В ночь, когда ты вывел меня в город… ты возвращался в какое-нибудь из тех мест раньше?

«На самом деле нет». — Джон покачал головой. «Мне не нравится возвращаться в прошлое. Я предпочитаю двигаться дальше».

— Как я тебе завидую. Что до меня, то кажется, я никогда не смогу освободиться от прошлого.

И дело касалось не только той дерьмовой клиники или кошмара о «любовном гнездышке» Лэша. По какой-то причине, тот факт, что она никуда не вписывалась — ни в семью, в которой она выросла, ни в большое вампирское сообщество, ни даже в симпатское — резонировал в ней, определял ее, даже когда она сознательно об этом не думала. Чтобы не зацикливаться на своей неустроенности, она выработала и применяла свою систему защитных мер, но все, к чему это привело — это ее работа наемным убийцей. Что по меньшей мере, трагично.

Тут она подумала о времени, проведенном с Джоном… и слегка пересмотрела удручающую арифметику. Это ощущалось таким правильным: она рядом с ним, их тела вместе, невероятно полное единение. Хотя то, что всё происходило параллелью ее работе убийцы по найму — в конечном итоге нездоровая вещь для всех участников. Черт, стоит хотя бы посмотреть на то, что только что произошло. Она проснулась с криком и Джон был единственным, кто вооружился и был готов дать отпор… пока она играла бедную, напуганную женщину с простыней, прижатой к колотящемуся от испуга сердцу.

Это была не она. Просто не она.

И Боже, то, что она так легко опустилась до роли того, кого нужно защищать… это пугало ее больше, чем сны, заставляющие ее надрывать глотку. Если жизнь ее чему-то и научила, то это тому, что лучше всего заботу о себе сделать собственным делом. Последнее, что она хотела в этом мире — это стать трусихой и положиться на кого-нибудь, даже если этот кто-то — честный, достойный и добрый, как Джон.

Хотя… черт, секс был хорош. Казался основательным и немного грубым, но это было настолько правильно.

Когда они вернулись сюда после их небольшого тет-а-тет в туннеле, они даже не включили свет. Не было времени — одежда прочь, на кровать, безудержный секс. Она закончила тем, что отрубилась, и чуть позже, Джон должно быть, встал, чтобы воспользоваться туалетом и оставил свет включенным. Вероятно, чтобы удостовериться, что она не почувствует себя потерянной, если проснется.

Потому что он был таким мужчиной.

Послышался щелчок с последующим жужжанием, и стальные жалюзи начали подниматься на ночь, открывая темное небо, милосердно обрывая ее мысли.

Она ненавидела размышления. Никогда не приходила к решению, и от этого ей становилось лишь хуже.

— Горячая вода взывает к нам, — сказала она, вынуждая свое тело принять вертикальное положение. Восхитительная боль в мышцах и костях заставила ее захотеть проспать несколько дней в этой большой кровати рядом с Джоном. Возможно, недель. Но не такой была их судьба.

Она наклонилась и глянула в его скрытое тенью лицо. После того, как она прошлась по его красивым чертам лица взглядом, Хекс протянула руку и ласково погладила по его щеке.

«Я люблю тебя», произнесла она губами в темноту.

— Пора, — хрипло сказала она.

Поцелуй, которым она одарила его, был своего рода прощальным — в конце концов, возможно уже сегодня ночью они, наконец, доберутся до Лэша, и это будет означать конец моментам, подобным этому.

Внезапно, Джон схватил ее за предплечья, его брови нахмурились, но затем, словно прочитав ее мысли и зная слишком хорошо о сведении счетов, он отпустил ее.

Когда она поднялась и отправилась прочь из кровати, его взгляд не отрывался от нее… она могла это чувствовать.

В ванной она включила для них воду и направилась взять несколько полотенец из шкафа.

Хекс остановилась, когда увидела свое отражение в зеркале над раковиной.

Ее тело было таким же, как и всегда, но она задумалась о том, как ощущала его, когда была с Джоном. Она привыкла думать о своей материальной оболочке как о чем-то немного большем чем оружие, что-то, что было полезно и необходимо для достижения целей. Черт, она кормила это и заботилась об этом так же, как она заботилась о своем оружии и своих клинках, потому что именно так она поддерживала его полезность.

В те часы, что они провели вместе, Джон научил ее чему-то другому. Он показал ей какое глубокое удовольствие он может получить от своего тела. И это было что-то, что не удалось сделать Мёрдеру, когда они были вместе.

Словно призванный ее мыслями, позади нее появился Джон. Его рост и широкие плечи затмили ее отражение.

Встретившись с его взглядом, Хекс приложила руку к груди и потерла сосок, вспоминая, как ощущалось там его прикосновение, его язык, его рот. В то же мгновение, как она прикоснулась к себе, его тело среагировало, его связующий аромат разлился в ванной, эрекция восстала между бедер.

Протянув руку назад, Хекс притянула его к себе, его возбуждение вдавилось в нее. Когда бедра Джона прижались к ее заднице, его теплые руки обвились вокруг нее, поглаживая живот. Наклонив голову к ее плечу, он сверкнул белыми клыками, осторожно проводя ими по коже у основания ее шеи.

Выгнувшись к нему, она потянулась вверх и провела руками по его густым, темным волосам. Несмотря на то, что он коротко их подстриг, они отросли, что было хорошо. Ей нравились его длинные волосы, потому что так чертовски хорошо было запустить в них пальцы, в такие шелковые, такие гладкие.

— Войди в меня, — попросила она хрипло.

Джон скользнул рукой вверх и накрыл ее грудь, которую она ласкала для него; затем он протянул руку между их телами, наклонился под нужным углом и вошел в нее. В это же мгновение он провел клыками по ее горлу к вене.

Он не нуждался в кормлении. Хекс знала это. Поэтому она была взволнована, когда он вонзил в нее клыки, так как что это означало, что он делал это только потому, что хотел. Джон хотел, чтобы она была в нем.

Под верхним освещением, она наблюдала за тем, как он брал ее сзади, как перекатывались его мускулы, как горели его глаза, как его эрекция толкалась внутрь и наружу, внутрь и наружу. Она также наблюдала за собой. Ее груди напряглись на вершинках, соски стали розовыми, не только потому что это был их цвет, но и потому, что он так долго ласкал их в дневные часы. Вся ее кожа пылала, щеки горели, губы припухли от поцелуев, ее глаза были полуприкрыты и выглядели эротически.

Джон оторвался от ее вены, высунул свой розовый язык и облизал проколы, запечатывая их. Повернув голову, она захватила его рот своим, наслаждаясь гладким скольжением их языков, пока их тела ниже следовали тому же самому ритму.

Не много заняло времени, чтобы их секс перерос в спешный и первобытный, больше не чувственный, а мощный. Когда бедра Джона поршнем вбивались в нее, их тела ударялись друг о друга, дыхания ревели. Хекс накрыл такой мощный оргазм, что если бы Джон не вцепился мертвой хваткой в ее бедра, у нее бы подкосились колени и она рухнула бы. И как только она кончила, дрожь Джона прокатилась по ней, исходя от его эрекции и охватывая все ее тело… и душу.

И тогда это случилось.

На вершине их освобождения, ее зрение заволокло красным и окружающее стало плоским… а когда экстаз, в конце концов, исчез, непрошенное появление ее плохой стороны послужило тревожным сигналом, который она подсознательно ожидала.

Постепенно она начала осознавать растущие влажность и тепло от душа… и различимый звук падающей воды… и тысячи точек соприкосновения между ними… и как все вещи были в оттенках крови.

Джон протянул руки к ее лицу, как бы прикасаясь к красным глазам.

— Да, мне нужны мои шипы, — сказала она.

Он вытянул руки вперед и показал:

«Они у меня».

— У тебя?

«Я сохранил их». Он нахмурился. «Но ты уверена, что должна…»

— Да, — ощетинилась она. — Должна.

Жесткое выражение, появившееся на его лице напомнило ей о том, как он выскочил изкровати, когда она закричала: суровое, упрямое, мужественное. Но Хекс ничего не могла поделать, чтобы вывести его из этого состояния неодобрения. Она должна была позаботиться о себе, и независимо от того, нравилось ему или нет то, что она делала, чтобы сохранять себя в «нормальном» состоянии, она не собиралась менять свою жизнь.

Боже, им просто не суждено было быть вместе, независимо от того, насколько иногда они могли быть совместимы.

Джон вышел из нее и сделал шаг назад, проведя пальцами по ее позвоночнику в своего рода благодарности… и учитывая темное знание в его глазах — это, вероятно, было его прощание. Повернувшись, он направился в ду…

— О… Мой… Бог…

Сердце Хекс остановилось, когда она посмотрела на него в зеркало. Через всю верхнюю часть его спины с великолепным орнаментом черных чернил… в заявлении, которое не то чтобы шептало, а просто кричало… размером с рекламный щит с эффектными завитками…

Было ее имя не Древнем языке.

Хекс развернулась, когда Джон замер.

— Когда ты это сделал?

После напряженного момента он пожал плечами и она очаровалась тем, как двигались чернила, растягиваясь, а затем возвращаясь на место. Качая головой, он протянул руку под душ, проверяя температуру брызг, а затем прошел через стеклянную дверь, подставил спину падающей воде и схватил мыло, взбивая пену в руках.

Отказываясь взглянуть на нее, он ясно дал понять, что ее имя на его коже не ее дело. Это была та же грань, которую она применила со своими шипами.

Хекс подошла к стеклянной двери, разделяющей их. Подняв руку, она жестко постучала.

«Когда», произнесла она губами.

Он зажмурился, словно вспоминал о чем-то, что причиняло боль в животе. И опуская веки он медленно показал жестами… и это сломало ее.

«Когда думал, что ты уже не вернешься домой».

Джон наскоро воспользовался мылом и шампунем, прекрасно осознавая, что по холодную сторону стекла, глядя на него стояла Хекс. Он хотел помочь ей справиться с удивлением, но учитывая, что стояло между ними, он не собирался бросаться на острие всех своих чувств.

Или, как в его случае, на иглу татуировщика.

Когда он спросил ее о шипах, она ясно дала понять, чтобы он заткнулся — и это взорвало его мозг. С момента его ранения прошлой ночью, они окунулись в сексуальную связь, что размыла реальность. Но не больше.

Закончив мыться, он вышел из душевой кабинки и прошел мимо нее, схватил с латунного крючка полотенце и обернул его вокруг бедер. В зеркале он встретился с ее взглядом.

«Пойду принесу твои шипы», показал он.

— Джон…

Когда она больше ничего не произнесла, он нахмурился, думая, что это в общих чертах описывало их двоих: стоять в трех футах друг от друга и быть разделенными милями.

Он вышел из ванной в спальню, схватил джинсы и натянул их. Его кожаная куртка была на нем прошлой ночью в клинике, и он оставил ее там. Где-то.

С босыми ногами он прошел мимо мраморных статуй, вниз по парадной лестнице, завернул за угол и нырнул в потайную дверь. Боже… возвращение в туннель оказалось полным крышесносом; все, о чем он мог думать — это он и Хекс вместе тут в темноте.

Как девчонка он адски желал, чтобы они могли вернуться в те моменты, когда ничего не существовало, кроме их жаждущих тел. Здесь, внизу, их сердца свободно бились… и пели.

Гребаная реальная жизнь.

Полный отстой.

Он шел в сторону входа в Учебный центр, когда его остановил голос Зи.

— Эй, Джон.

Джон развернулся, скрипнув босыми ногами по полу туннеля. Когда он поднял руку в знак приветствия, Брат зашагал от двери особняка к нему навстречу, он был одет для битвы: его черные кожаные штаны и обтягивающая футболка станут тем, что они все оденут, когда снова выйдут на охоту на Лэша. С короткостриженной черепушкой и выделяющимся от льющегося с потолка света шрамом на лице, он действительно был подобен кошмару.

Особенно с прищуренным подобным образом взглядом и мрачно сжатой челюстью.

Не удивительно, что люди пугались, взглянув на него.

«Что случилось?» показал Джон, когда Брат остановился перед ним.

Когда незамедлительного ответа не последовало, Джон напрягся, думая: «О… твою ж мать, и что на сей раз?»

«Что?», показал он жестами.

Зейдист выругался и начал расхаживать вокруг: руки на бедрах, взгляд сосредоточен на полу.

— Я даже не знаю, с чего, мать твою, начать.

Джон нахмурился и прислонился спиной к стене туннеля, готовясь к более дурным новостям. Хотя он был чертовски уверен, что не мог даже представить, что это было, ведь жизнь была полна проклятого креатива.

В конце концов, Зи остановился, а когда посмотрел на него, его взгляд не был золотисто-желтым, каким обычно, когда он находился дома. Он был черным как смоль. Порочно черным. А лицо парня было цвета снега.

Джон выпрямился.

«Иисусе… да что случилось?»

— Помнишь все те прогулки, когда мы ходили в лес? Прямо перед твоим переходом… после твоей первой стычки с Лэшем? — Когда Джон кивнул, Брат продолжил. — Ты никогда не спрашивал себя, почему Роф ставил нас вместе?

Джон медленно кивнул.

«Да…»

— Это было не случайно. — Глаза Брата были холодными и темными, как подвал в доме с привидениями, зрачок и окружающая его радужка сливались в сплошной черноте. — У нас с тобой есть кое-что общее. Понимаешь, о чем я? Ты и я… у нас есть кое-что общее.

Сначала Джон нахмурился, не улавливая к чему тот клонит…

Внезапно он сжался от холодной дрожи, прошедшей сквозь его тело и достигшей его мозга. «Зи…? Подождите, он не ослышался? Может он неправильно понял?»

Кроме того, ясно, как день, он помнил, как они двое столкнулись лицом к лицу — сразу после того, как Брат прочитал то, написал в медицинской карте Джона психолог.

«Ты должен найти способ, как справиться с этим, потому что это только твое дело, твое и больше ничье, — сказал тогда Зи. — Ты никогда не захочешь сказать и гребаного слова об этом, и ни одно не сорвется с моих губ».

В этот момент Джон был поражен неожиданным пониманием Брата. А также тем фактом, что Зи не осуждал его, и не считал слабаком.

Теперь он знал почему.

«Господи… Зи?»

Брат поднял ладонь вверх.

— Я не рассказывал тебе этого, чтобы не шокировать, и черт возьми, я бы предпочел, чтобы ты никогда не узнал… по причинам, которые, уверен, ты знаешь. Но теперь я говорю тебе это, потому что твоя женщина кричала этим утром.

Брови Джона нахмурились, когда Брат снова начал расхаживать.

— Послушай, Джон, мне не нравится, когда люди лезут в мое дело, и я последний, кто хочет говорить об этом дерьме. Но тот крик… — Зи отвернулся от Джона. — Я многое повидал, чтобы знать, через какой ад нужно пройти, чтобы так кричать. Твоя девушка… у нее было и раньше что-то темное в ее прошлой жизни, но после Лэша… Мне не нужно никаких подсказок… но я могу понять, почему она ошеломлена и все прочее. Черт, иногда после того, как тебя снова спасли… это намного хуже.

Джон потер лицо, когда в висках начало стучать, а затем поднял руки… только чтобы обнаружить, что ему нечего показать. Печаль, обрушившаяся на него, поглотила все слова, оставив лишь странное, пустое онемение в голове.

Все, что он мог сделать — это кивнуть.

Зейдист похлопал его по плечу, а затем возобновил расхаживание вперед-назад

— То, что я встретил и заполучил Бэллу — это и есть моя спасательная шлюпка. Но это не единственное, в чем я нуждался. Послушай, прежде чем мы поженились, Бэлла ушла от меня… она ушла, оставив мою задницу по чертовски хорошей причине. Я знал, что должен что-то сделать, чтобы привести все в своей голове в норму, если собирался быть с ней когда-либо. Поэтому я поговорил кое с кем обо… всем. — Зи снова выругался и рубанул рукой воздух. — И нет, не с кем-то в белом халате, как Хэйверс. С кем-то, кому я доверял, с кем-то, кто был частью семьи… кто, я знал, не будет смотреть на меня, как на грязного или слабого, или подобное дерьмо.

«С кем?», — произнес губами Джон.

— С Мэри. — Зи выдохнул. — Мэри Рейджа. У нас были сеансы в котельной под кухней. Два кресла. Рядом с печью. Тогда это помогло, и время от времени я все еще возвращаюсь к ней.

Джон мгновенно мог уловить логику. Мэри была своего рода успокоительным… что объясняло, как ей удалось приручить не только самого дикого Брата, но и внутреннего зверя сукиного сына.

— Этот крик сегодня ночью… Джон, если ты хочешь связаться с этой женщиной, ты должен ей с этим помочь. Ей необходимо поговорить об этом дерьме, потому что если она не сделает этого, я чертовски уверен, это будет сжирать ее изнутри. Я только что разговаривал с Мэри… не упоминания никаких имен. Она получила степень по консультации и сказала, что готова поговорить с этим кем-то. Если у тебя будет возможность и подходящее время с Хекс… расскажи ей об этом. Попроси ее поговорить с Мэри. — Когда Зи почесал свою черепушку, под черной обтягивающей футболкой обозначились колечки в сосках, что он носил. — И если тебе требуется рекомендация, я могу поклясться жизнью своей дочери, что твоя женщина будет в хороших руках.

«Спасибо», показал Джон. «Да, я определенно, кое-что ей передам. Господи… спасибо».

— Нет проблем.

Внезапно Джон встретился с взглядом Зейдиста.

Пока они смотрели друг другу в глаза, было трудно не почувствовать себя частью уникального клуба, с которым никто никогда добровольно не связался бы. Членство в котором не искали, оно не казалось соблазнительным и не сопровождалось торжественным криком типа «ура», но этот клуб был настоящим и могущественным. Члены Клуба Выживших могли видеть ужасы пережитых опасностей и потерь в глазах других. Это было похоже на узнавание. Словно двое людей с идентичными метками в их изможденных душах, с травмой, отделяющей их ото всех на планете, неожиданно были притянуты ближе друг к другу

Или, как в этом случае — трое.

Голос Зейдиста был хриплым.

— Я убил суку, сделавшую это со мной, прихватив ее голову с собой, когда уходил. Хочешь получить это удовлетворение?

Джон медленно покивал головой.

«Я хочу это сделать».

— Не буду врать. Мне тоже это помогло.

Наступила напряженная, неловкая тишина, словно никто из них не знал, как нажать на кнопку перезагрузки и вернуться к нормальной жизни. Затем Зи кивнул и протянул сжатый кулак.

Джон ударил по нему костяшками сжатых пальцев своего кулака, думая:

«Дерьмо, никогда не догадаешься, что у кого припрятано в шкафу».

Глаза Зи вспыхнули желтым, когда он развернулся и направился к двери, ведущей в особняк, к его Братьям и к его семье. Из его заднего кармана, словно он сунул это туда и забыл, выглядывал розовый детский нагрудничек на липучках с вышитым черным черепом и скрещенными под ним костями.

«Жизнь продолжается, — подумал Джон. — Независимо от того, что мир сделал с тобой, ты поднялся и пошел дальше».

И, возможно, если Хекс поговорила бы с Мэри, то она…

Боже, он даже не мог закончить мысль, потому что боялся поверить, что она собиралась уйти.

Торопливо шагая к учебному центру, он направился к клинике, где нашел свою куртку, оружие и то, что требовалось Хекс.

Когда он схватил это дерьмо, его мозг закипел от вещей… вещей в прошлом и в настоящем. Закипел, закипел, закипел…

Вернувшись в особняк, он взлетел по парадной лестнице и прошел по коридору со статуями. Как только он вошел в свою комнату, то услышал работающий душ в ванной и мгновенно четко представил образ Хекс, обнаженной и скользкой от воды и мыльной пены… но не стал заходить внутрь, чтобы присоединился к ней. Он подошел к кровати, положил шипы у подножия, затем переоделся в свою боевую одежду и вышел.

Он не пошел на Первую Трапезу.

Джон направился по коридору к другой спальне. И когда постучал в дверь, у него возникло такое чувство, что уже давно надо было это сделать.

Когда Тор открыл, Брат был полураздет… и явно удивлен.

— Что случилось?

«Могу я войти?» показал Джон.

— Да, конечно.

Когда Джон вошел внутрь, он ощутил странное предчувствие. Но опять же, когда дело касалось Тора, у него всегда так случалось… а так же чувство глубокой связи.

Он нахмурился, пока смотрел на мужчину, думая о том времени, которое они провели на диване внизу, смотря фильмы про Годзиллу, пока Хекс была на боевых действиях в дневное время. Удивительно; ему было настолько комфортно с Тором, что находясь с парнем он чувствовал себя так, словно был с самим собой… или со старым-престарым другом.

«Ты следил за мной, не так ли?» — резко показал Джон. — «Ты был… тенью, которую я ощущал. У тату-салона и в Экстрим Парке».

Тор сузил глаза.

— Да. Это был я.

«Почему?»

— Послушай, на самом деле, это не потому, что я думаю, будто ты не справишься сам…

«Нет, я не об этом. Мне не понятно другое… если ты был в довольно хорошей форме, чтобы выйти на поле битвы, почему же ты тогда не убил их? За… нее. Почему тратил время со мной?»

Тор выдохнул проклятие.

— А, дерьмо, Джон… — Длинная пауза, а затем: — Ты ничего не можешь сделать для мертвых. Они ушли. Дело сделано. Но живые… ты можешь позаботиться о живых. Я знаю, в каком аду ты побывал, и все еще находишься, я потерял мою Вэлси, потому что не оказался там, когда она нуждалась во мне… Я не смогу пройти через это, если потеряю тебя по той же самой причине.

Когда Брат произнес эти слова, Джон почувствовал себя так, словно он избил его… и все же, он не был удивлен. Потому что таким был Тор — стойким и правдивым. Достойным мужчиной.

Парень хрипло рассмеялся.

— Не пойми меня неправильно. Как только вы вышли на это дерьмо с Лэшем и этот ублюдок оказался в здравии будучи мертвым, я отчаянно хотел уничтожить тех ублюдков. Я буду убивать лессеров в память о ней остаток своей жизни. Но дело в том, что я помню… послушай, я был на твоем месте, когда ты думал, что твоя женщина умерла. Не имеет значения, насколько ты веришь в свою рассудительность, ты сходишь с ума… и ты был благословлен вернуть ее назад, но жизнь не вернется в нормальное русло так быстро. К тому же, давай посмотрим правде в глаза — ты сделал бы что угодно, чтобы спасти ее, даже подставил бы свою грудь под пули. Это я могу понять, но лучше бы избежать этого, если возможно.

Когда слова Брата дошли до него, Джон автоматически показал:

«Она не моя женщина».

— Да, твоя. И вы оба это прекрасно чувствуете. Вы и понятия не имеете, что связывает вас вместе.

Джон покачал головой.

«Не уверен, о ком ты здесь говоришь. Без обид».

— Это не обязательно должно быть легким, чтобы быть правильным.

«Значит, мы созданы друг для друга».

Последовало долгое молчание, в течение которого у Джона было странное чувство, что жизнь вернулась в исходное положение сама собой, что мгновения, которые ускользнули и пропали без вести, снова вернулись на место

И снова этот Гребаный Клуб Выживших.

Господи, учитывая все дерьмо, через которое прошли люди, живущие в особняке, возможно, Ви стоит организовать анонимный клуб, куда бы они могли притащить свои задницы. Потому что он чертовски уверен, что их компания выиграла в лотерею, когда дело касалось жестоких ударов.

Или, боже, возможно, это была просто жизнь. Для каждого на планете. Может, Клуб Выживших не был чем-то, что вы «заработали»: просто вы родились в нем, выйдя из утробы матери. Первые же удары сердца занесли вас в список, а остальное было вопросом определений, существительных и глаголов, используемых для описания событий, сотрясающих саму основу вашего существования и заставляя вас вертеться не всегда в том же направлении, как остальных людей. И получать свою порцию болезней и несчастных случаев, и сталкиваться с подонками, и совершать неприятные вещи, и пытаться жить с разбитым после всех потерь сердцем. Пытаться жить в персональном аду со всеми свистящими кнутами и грохочущими цепями — по сути, это было тем же самым.

И в уставе клуба не было пунктика об отказе от членства… если ты решил пойти на попятный.

Он пришел к осознанию того, что настоящая правда жизни не была романтичной и обозначалась всего двумя словами: Дерьмо. Случается.

Но не смотря на это, ты продолжаешь идти. Ты оберегаешь своих друзей, свою семью, и свою пару настолько, насколько только можешь. И продолжаешь бороться даже после того, как был сбит с ног.

Черт подери, ты отрываешь свою задницу от земли и продолжаешь бороться.

«Я ужасно обошелся с тобой», — показал Джон. — «Прости меня».

Тор покачал головой.

— Как будто я был чем-то лучше? Не извиняйся. Как мой лучший друг и твой отец всегда говорил мне — не оглядывайся назад. Смотри только вперед.

«Так вот откуда это», подумал Джон. Вера была у него в крови.

«Я хочу, чтобы ты был со мной, на моей стороне», — показал Джон. «Сегодня ночью. Завтра ночью. Столько времени, сколько займет убийство Лэша. Сделай это со мной. Найди ублюдка со мной, с нами».

Ощущение того, что они будут работать вместе, казалось таким правильным. В конце концов, из-за их личных причин они объединились в этой смертельной шахматной партии. Джону по очевидным причинам необходимо было отомстить за Хекс. А что касается Тора… ну, Омега забрал его сына, когда тот лессер убил Вэлси. Сейчас у Брата был шанс вернуть ублюдку услугу.

«Пошли со мной. Сделай это… со мной».

Тор прочистил горло.

— Я думал, ты меня никогда не попросишь.

«Не в этот гребаный раз».

Двое мужчин обнялись, грудь к груди. А когда расцепились, Джон подождал, пока Тор натянул футболку, взял кожаную куртку и захватил свое оружие.

Затем они бок обок спустились по лестнице.

Словно они никогда не были вдали друг от друга. Словно это было так, как было всегда.

ГЛАВА 64

Спальни в задней части особняка Братства имели не только вид на сады, но и выход на террасу на втором этаже.

Что означало, если вы пребывали в дерганом состоянии, то могли выйти и подышать свежим воздухом, прежде чем столкнуться с остальными членами семьи.

Вечером, как только поднялись жалюзи, Куин открыл французские двери балкона и вышел в прохладу ночи. Опираясь на балюстраду, он низко наклонился и прижался к холодному камню руками и грудью. Он был одет для сражения — в кожаную одежду и байкерские ботинки, но оружие оставил внутри.

Глядя на раскинувшиеся внизу цветочные клумбы и еще цветущие невысокие фруктовые деревья, он чувствовал прохладный, гладкий камень под своими ладонями, ветерок в еще влажных волосах и напряжение мышц спины. Над кухней из вентиляционной шахты на крыше поднимался аромат жареного ягненка. От светящихся по всему дому огней на газон и патио внизу лился теплый золотистый свет.

Какая долбанная ирония — чувствовать себя таким опустошенным, из-за того что Блэй, наконец-то, обрел наполненность.

Испытывая мучительно-сладкое чувство ностальгии, он мысленно вернулся к тем ночам, когда они с Блэем сидели на полу у кровати, рубились в PS2[119], заправлялись пивом и смотрели видео. На тот момент самым серьезным и значимым дерьмом, о котором они могли болтать, это — как продвигаются дела в учебных классах, какая новая игруха вышла на человеческое Рождество и кто жарче: Анджелина Джоли или еще кто-нибудь в юбке.

В итоге Анджелина всегда выигрывала. И Лэш постоянно оказывался засранцем. А Мортал Комбат [120]до сих пор рулит.

Боже, в те дни они даже не играли в Guitar Hero World Tour[121].

Дело в том, что они с Блэем всегда виделись с глазу на глаз, и в мире Куина, где все ненавидели его задницу, появился некто-то, кто понимал и принимал его таким, какой он есть… Это было сродни тропическому солнечному свету на Северном Полюсе.

Хотя сейчас… трудно сказать, как им удалось так сдружиться. У них с Блэем были разные пути… Когда-то у них было много общего, сейчас же не было ничего, кроме общего врага… да и на поле боя Куин оставался привязан к Джону, поэтому они с Блэем не были даже партнерами в драке.

Дерьмо, взрослый в нем осознавал, что именно так и происходят некоторые вещи. Но ребенок оплакивал потерю более, чем…

Раздался щелчок, нарушивший гармонию природы.

Из темной комнаты, не принадлежащей ему, на террасу вышел Блэй. Он был одет в черный шелковый халат, босой и с влажными после душа волосами.

На шее виднелись отметины от укусов.

Он остановился, когда Куин оттолкнулся руками от балюстрады.

— О… привет, — сказал Блэй и мгновенно обернулся, словно желая убедиться, что дверь, через которую он вышел, была закрыта.

«Там Сакстон, — подумал Куин. — Спит на простынях, где они устроили королевский беспорядок».

— Я как раз собрался уходить, — проговорил Куин, ткнув через плечо большим пальцем. — Слишком холодно, чтобы торчать тут так долго.

Блэй скрестил руки на груди и отвел взгляд.

— Да. Холодновато.

Спустя мгновение, парень шагнул к балюстраде, и запах его мыла защекотал ноздри Куина.

Никто из них не двигался.

Прежде чем уйти, Куин прочистил горло и бросил:

— Все прошло нормально? Он… хорошо к тебе относился?

Боже, его голос был таким хриплым.

Блэй сделал глубокий вдох. Затем кивнул.

— Да. Все прошло хорошо. Это было… правильно.

Взгляд Куина переместился от его приятеля… чтобы рассчитать расстояние до каменного патио внизу. Хм-м… если прыгнуть, возможно, ему удастся выбросить образы этих двоих из своей головы.

Конечно, это могло превратить его мозг в яичницу, но если подумать, неужели это так плохо?

«Сакстон и Блэй… Блэй и Сакстон…»

Дерьмо. Какое-то время он молчал.

— Я рад. Я хочу, чтобы ты был… счастлив.

Блэй не стал комментировать и вместо этого пробормотал:

— Кстати, он был благодарен. За то, что ты сделал. Думал, что это немного перебор, но… он сказал, что в тайне ты всегда был рыцарем.

О, да. Абсолютно. Ну коне-е-ечно, это дерьмо было его вторым именем.

Интересно, чтобы запел Сакстон, узнай он, как у Куина чесались руки выволочить его из дома за его великолепные светлые патлы. А еще лучше, растянуть на мелком гравии у фонтана и проехать по нему пару раз на «хаммере».

Вообще-то нет — не на гравии. Лучше прямо в вестибюль вломиться на «хаммере» и сделать это там. Он хотел что-то действительно твердое под телом парня… чтобы это походило на отбивание котлет на разделочной доске.

«Да Бога ради, он же твой кузен», — пропищал тоненький внутренний голосок.

«И…?» — встряла сильная его половина.

Прежде чем он полностью превратился в свихнувшегося шизофреника, Куин отошел от балюстрады… и всей этой суицидальной фигни.

— Ладно, я лучше пойду. Сегодня я выхожу с Джоном и Хекс.

— Я спущусь через десять минут. Нужно только переодеться.

Посмотрев на красивое лицо своего лучшего друга, Куин почувствовал себя так, словно никогда не замечал этих рыжих волос и голубых глаз, этих губ и очертаний скул. А все потому, что на протяжении всей их истории, он что-то искал, что-то, что смогло бы повернуть все вспять и вернуть их обратно в то время.

Все, что приходило ему на ум… «Я скучаю по тебе. Я так чертовски скучаю, что это приносит боль, но не знаю, как найти тебя, даже если ты стоишь прямо передо мной».

— Ладно, — сказал Куин. — Увидимся на Первой Трапезе.

— Хорошо.

Куин направился к двери в свою комнату. Когда он взялся за холодную латунную дверную ручку, его голос прозвучал громко и четко.

— Блэй.

— Да?

— Береги себя.

На этот раз голос Блэя был хриплым, почти надтреснутым.

— Да. Ты тоже.

Потому что фраза «береги себя» была именно той, что всегда произносил Куин, когда кого-то отпускал.

Он вернулся в комнату и закрыл дверь. Двигаясь по инерции, он достал ножны для своих кинжалов, пистолеты и прихватил кожаную куртку.

Забавно, он едва ли мог вспомнить свой первый секс. Он, конечно, помнил женщину, но этот опыт не оставил неизгладимого впечатления. Как и те оргазмы, которые он дарил и получал после. Просто много веселья, много сладких стонов, много целей, которые уже определены и реализованы.

Ничего, кроме траха, который легко забыть.

Но, направившись в вестибюль, он понял, что первый раз Блэя будет помнить остаток всей своей жизни. Они отдалились друг от друга, и сейчас та тонкая нить, что их связывала, утратила свою прочность и порвалась.

Жаль, что свобода оказалась тюрьмой вместо открытого горизонта.

Когда его ботинки застучали по мозаичному полу у основания лестницы, песня Bic-lighter [122]Джона Мелленкампа [123]эхом раздавалась у него в голове… и хотя ему всегда нравилась эта песня, он раньше никогда не понимал истинное значение ее слов.

Словно желание, чтобы все оставалось по-прежнему.

«Жизнь продолжается… долгое время спустя жизнь полная захватывающих приключений продолжается…»

***

В ванной комнате Джона Хекс стояла под струями горячей воды, ее руки лежали на груди, ноги были расставлены по разные стороны от слива, и водяные струи ударяли ей в затылок, прежде чем, спустившись на плечи, скатиться по спине.

«Татуировка Джона…»

Проклятье…

Он сделал это в память о ней… поместил ее имя на свою кожу так, чтобы она всегда оставалась с ним. В конце концов, нет ничего более постоянного… черт, именно поэтому на брачной церемонии мужчинам вырезали имена на их спинах. Кольца могли потеряться. Документы просто порваться, сгореть или пропасть. Но этого никогда не случится с твоей кожей, которая всегда с тобой, куда бы ты ни пошел.

Боже, ее никогда по-настоящему не интересовали все эти женщины в платьях, с длинными и красивыми волосами, с макияжем на своих мордашках и милым нежным характером. Во всяком случае, такие атрибуты женственности казались ей проявлением слабости. Но сейчас, в этот тихий миг, она поняла, что завидует этим шёлковым платьям и парфюмам. Какую гордость, должно быть, они испытывали, зная, что их мужчины носили свои обязательства на спинах каждую ночь, пока были живы.

Джон будет чудесным хеллреном…

Господи… когда он найдет свою пару, что, черт возьми, он собирается делать с татуировкой? Вырезать имя своей женщины под ней?

По правде говоря, Хекс не хотела, чтобы ее имя оставалось на спине Джона до конца его жизни. Правда. Вернее, не совсем. Ведь это сделало бы ее эгоистичной сукой.

О, подождите, это должно было стать ее лейтмотивом[124].

Заставив себя вылезти из душа, она вытерлась полотенцем и вышла. Теплый и влажный воздух ванной сменился прохладой спальни.

Она остановилась в дверях, опершись о косяк. Кровать напротив нее, была небрежно застелена одеялом, а всё, что раньше валялось в беспорядке, теперь находилось на своих местах.

Ее шипы лежали в изножье кровати… и в отличие от покрывала, они были разложены аккуратно: звенья цепей распутаны, а два ремешка разглажены.

Она подошла и провела пальцем по металлическим колючкам. Джон хранил их для нее… и инстинкт подсказывал ей, что он оставил бы их себе, даже если бы она никогда не вернулась.

Она оставила после себя гребаное наследство.

И если бы Хекс решила провести ночь в доме, то смогла бы одеть их. Но вместо этого, она натянула кожаные штаны, надела обтягивающую футболку и прихватила оружие с курткой.

Из-за ее игры в алебастровую скульптуру под душем, она пропустила Первую Трапезу, поэтому направилась прямо на совещание в кабинет Рофа. Все Братство, в том числе Джон и его парни, собрались в оформленном во французском стиле бледно-голубом кабинете… и почти каждый, включая Джорджа — собаку-поводыря, беспорядочно сновал по кругу.

Отсутствовал только Роф. И это полностью тормозило дело.

Ее взгляд прошелся по кабинету и задержался на Джоне, но тот лишь кивнул ей и уставился прямо перед собой, глядя только на тех, кто мелькал в его поле зрения. Рядом с ним стоял высокий и сильный Тормент, она прошлась по эмоциональной сетке этой пары и ощутила, что они восстановили, чертовски много значащую для них обоих, связь.

Это заставило ее искренне порадоваться. Она ненавидела саму мысль о том, что Джон останется один, кода она уйдет, а Тормент был отцом, которого у парня никогда не было.

Грязно выругавшись, Вишес вынул одну из своих самокруток.

— Да пошло все к черту, надо идти, даже если он здесь не появится. Это пустая трата времени.

Фьюри пожал плечами.

— Он дал прямое указание явиться всем на это собрание.

Хекс была склонна принять сторону Ви, и, учитывая то, как Джон переминался с ноги на ногу в своих байкерских ботинках, она была не единственной.

— Вы, ребята, можете оставаться, — сказала она. — А я ухожу прямо сейчас.

Когда Джон и Тор посмотрели на нее, в голове Хекс возникла странная пульсация, словно они были не просто двумя воссоединившимися мужчинами, чтобы найти Лэша, но и она была аналогично вписана в их круг.

У всех у них были свои счеты. Будь то с Обществом Лессенинг или, в частности, с Лэшем, они трое затаили гнев, который порождал желание убивать.

Тормент снял царившее вокруг напряжение, приняв единственно правильное решение.

— Ладно, я понесу ответственность за отдачу приказа. Очевидно, маленький сеанс «упражнений» Рофа на Другой Стороне до сих пор продолжается, и он бы не хотел, чтобы мы просрали эту ночь из-за него.

Тор разделил всех на команды. Джон, Хекс, Зи, он сам и парни собирались проверить адрес уличного гонщика, по которому тот был зарегистрирован, а остальную часть Братства распределили между фермерским домом и Экстрим парком. В кротчайшее время, группа спустилась по лестнице, прошла вестибюль и вышла через входную дверь. Один за другим они растворились в прохладном ночном воздухе…

Хекс приняла форму перед жилым домом в центре города в районе старого мясоперерабатывающего завода… хотя дом, вряд ли подходящее слово для описания этого места. Шестиэтажное кирпичное сооружение с выбитыми окнами и просевшей крышей. Конструкция явно нуждалась в эквиваленте мануального терапевта… или хотя бы в гипсовой повязке. И Хекс была чертовски уверена, что линия отметин на фасаде здания осталась от пулеметной очереди или, возможно, от автомата, стрелок которого преследовал какую-то цель.

Это заставляло задаться вопросом, как люди вообще согласились жить в этом районе, притом, что владелец автомобиля был зарегистрирован по этому адресу. Хотя, скорей всего, никто и не проверял, живет ли он здесь.

— Очаровательное местечко, — высказался Куин. — Особенно, если вы любите разводить крыс и тараканов.

«Давайте зайдем сзади», — показал жестами Джон.

С обеих сторон этого Богом забытого места простирались переулки, они выбрали тот, что находился слева, без какой-либо на то причины. Двинувшись вперед, они прошли мимо старых городских развалин — ничего нового или особенного, только пивные банки, конфетные обертки и газетные страницы. Хорошая новость заключалась в том, что в этом крыле здания не было окон, к тому же здесь нечего было осматривать, кроме других скотобоен и упаковочных помещений; в дополнение ко всему, устойчивость сооружения зависела от кирпичной несущей стены, которая являлась единственной причиной того, что крыша все еще не рухнула на пол.

Хекс бежала рядом с мужчинами, мягко пружиня подошвами ботинок. Группа двигалась в слаженном ритме, быстро и относительно бесшумно продвигаясь по переулку. Наконец они подошли к задней части здания. В грязно-красной кирпичной стене была единственная железная дверь, открывавшаяся на небольшую парковку, отделенную от проезжей части невысоким бетонным ограждением.

Никаких лессеров. Никаких прохожих. Ничего, кроме бродячих кошек, грязного асфальта и далекого воя сирен.

Чувство бессилия навалилось на Хекс. Черт побери, она могла оказаться здесь или на другом конце города у того дурацкого парка или даже за городом. Но не было гарантий, что она встретит врага. А у них так мало мест, куда можно отправиться.

— Твою ж мать, — выплюнул Куин. — Ну и где же эта чертова вечеринка?

Да, она была не единственной, кто рвался в бой…

Из ниоткуда Хекс почувствовала покалывание, прошедшее сквозь нее, словно резонансное эхо, источник, который сначала не смогла распознать. Она посмотрела на остальных членов команды. Блэй и Куин старательно избегали друг друга. Тор и Джон расхаживали вокруг. Зейдист вытащил телефон, чтобы сообщить Братьям, что они на месте.

Это похоже на…

А затем Хекс поняла, что это: так она чувствовала свою кровь в ком-то другом.

В Лэше.

Лэш был неподалеку.

Резко развернувшись на каблуках, она направилась прочь… сначала шагом затем перешла на бег. Она слышала, как кто-то прокричал ее имя, но не смогла остановиться, чтобы объяснить.

Ничто не смогло бы остановить ее…

ГЛАВА 65

Другая Сторона. Пэйн лежала в неестественной позе на жестком мраморе, с резкой переполняющей ее болью… выше талии. Она не чувствовала боли в ногах или ступнях, только разрозненное покалывание, схожее с искрами костра на влажных поленьях. Над ее немощным телом с напряженным выражением лица склонился Слепой Король… и появившаяся в своем черном одеянии в ореоле тусклого свечения Дева-Летописеца.

Ну кончено, мать пришла волшебным образом все исправить. Подобно той сломанной и восстановленной двери, ее дражайшая мамочка собиралась все стереть, привести её в порядок, и сделать как новенькой.

— Я… отказываюсь, — сквозь стиснутые зубы снова повторила Пэйн. — Я не согласна.

Роф посмотрел через плечо на Деву-Летописецу, затем снова вниз.

— Ох… послушай, Пэйн, это не логично. Ты не можешь чувствовать своих ног… твоя спина, скорее всего, сломана. Почему бы тебе не позволить ей помочь тебе?

— Я не какой-то там неживой… объект, которым она может манипулировать по своему усмотрению… в угоду своей прихоти и фантазии…

— Пэйн, будь разумна…

— Я…

— Ты хочешь умереть?

— Тогда моя мать сможет понаблюдать, как я умираю! — прошипела она… и тут же застонала. В след за этим возгласом, ее сознание угасло и поплыло, зрение стало размытым, а затем снова восстановилось. Увидев шокированное выражение лица Рофа, она поняла, что потеряла сознание… на какое-то время.

— Подожди, она… — Король оперся ладонью о мраморный пол, чтобы удержать равновесие, — твоя… мамэн?

Пэйн не заботило, что он это узнал. Она никогда не чувствовала ни малейшей гордости, от статуса рожденной дочери прародительницы расы — на самом деле, она на каждом шагу отрезала себя от этого — но какое это теперь имеет значение. Если она откажется от «божественного» вмешательства, то прямо отсюда отправиться в Забвение. Это ей подсказывала испытываемая ею боль.

Роф оглянулся на Деву-Летописецу.

— Это правда?

В ответ не последовало никакого утверждения или опровержения. Также не последовало наказания за то, что он осмелился оскорбить ее своим вопросом.

Король снова повернулся к Пэйн.

— Иисус… Христос.

Пэйн сделала вдох.

— Оставьте нас, дорогой Король. Возвращайтесь в свой мир и правьте своим народом. Вы не должны помогать этой стороне… или ей. Вы хороший мужчина и блестящий воин…

— Я не позволю тебе умереть, — выплюнул он.

— У тебя нет выбора.

— Вот уж хрен, выбор есть всегда. — Роф вскочил на ноги и посмотрел вниз. — Позволь ей исцелить тебя! Ты выжила из своего чертова ума! Ты не можешь вот так взять и умереть…

— Еще как… могу. — Пэйн закрыла глаза, волна переутомления прокатилась по ее телу.

— Сделайте что-нибудь! — Очевидно, теперь король орал на Деву-Летописецу.

«Жаль, что она чувствовала себя, словно в аду, — подумала Пэйн. — В противном случае, она наверняка насладилась бы этой заключительной декларацией независимости». Воистину, хоть она и пришла к ней на крыльях смерти, но Пэйн это сделала. Она сумела противостоять своей матери. Пэйн добилась свободы своим отказом.

Голос Девы-Летописецы был едва громче дыхания.

— Она отрицает мою помощь. Она блокирует меня.

Конечно, Пэйн так и делала. Ее гнев, направленный на мать был такой силы, что не трудно было поверить, что он служил барьером для любой магии Девы-Летописецы. Наконец её дражайшая мамэн была бессильна диктовать ей свою волю! Произошедшая трагедия, воспринималась Пэйн как благословение.

— Ты всемогущая! — Голос короля был грубым и обвиняющим… хотя за его неистовостью ощущалось некоторое замешательство. Но опять же, он был достойным мужчиной, который, без сомнения, винил себя за случившееся. — Просто исцели ее!

Последовало молчание, а затем слабый ответ:

— Я не могу подступиться как к ее телу… так и сердцу.

Воистину, если сама Дева-Летописеца, наконец, признала, что это было выше ее сил… Пэйн могла умереть с миром.

— Пэйн! Пэйн, очнись!

Она приподняла веки. Роф был в нескольких дюймах от ее лица.

— Если я смогу спасти тебя, ты позволишь мне сделать это?

Она никак не могла понять, почему была так важна для него.

— Оставь меня…

— Если это будет в моих силах, ты позволишь мне?

— Это не в твоих силах.

— Ответь на этот чертов вопрос!

Он был таким хорошим мужчиной, и факт того, что ее смерть останется на его совести, был очень печальным.

— Прости… за это. Роф. Прости. Это не твоя вина.

Роф повернулся к Деве-Летописеце.

— Позвольте мне спасти ее. Прошу!

Словно по велению ее воли, капюшон Девы-Летописецы опустился, и прежде такая ослепительно сияющая ее форма сейчас была лишь тусклой тенью.

Лицо и голос выдавали, что эта прекрасная женщина испытывала невыносимые муки.

— Я не желаю такой участи для своей дочери.

— Эта куча дерьма ни к чему вас не приведет. Позвольте мне спасти ее.

Дева-Летописеца перевела взгляд на непроницаемое небо над головой, и слезы, упавшие из ее глаз на мраморный пол, были подобны сверкающим алмазам.

Пэйн успела подумать, что эта красота будет последней, что она видит в своей жизни, прежде чем ее веки стали настолько тяжелыми, что она уже не могла держать их открытыми.

— Да чтоб меня, — взревел Роф. — Позволь мне…

Ответ Девы-Летописецы донесся издалека.

— Я больше не в силах с этим бороться. Делай, что сочтешь нужным, Роф, сын Рофа. Пусть она лучше будет вдали от меня, но живой, чем мертвой на моем полу.

Все стихло.

Дверь закрылась.

Затем послышался голос Рофа:

— Ты нужна мне на той стороне. Пэйн, очнись, ты нужна мне на моей стороне…

Странно. Такое ощущение, будто он разговаривал в ее черепе… но он склонялся над ней и говорил вслух.

— Пэйн, очнись. Мне нужно забрать тебя на мою сторону.

Словно в тумане, она начала качать головой… но этот порыв не принес ничего хорошего. Разумнее оставаться неподвижной. Намного разумнее.

— Я не… не могу отправиться туда…

Внезапно Пэйн охватило головокружение, ее ноги стали раскачиваться, мысли вихрем закружились в голове. Чувство резкого полета вниз сопровождалось давлением в венах, словно ее крови становилось больше, а пространство по-прежнему оставалось ограничено.

Открыв глаза, она увидела над собой белый свет.

Итак, она не двигалась. Пэйн была все там же, где и лежала — под молочным небом Другой Стороны.

Она нахмурилась. Постойте, это не странное небо над святилищем. «Это… потолок?»

Да… она узнала, что это было на самом деле… и помимо того, периферийным зрением она уловила стены… четыре бледно-голубые стены. Также здесь были огни, хотя не такие, какие она помнила — не факелы или свечи, а горящие без пламени штуковины.

Камин. Массивный стол и трон.

Она не могла перенести сюда свое тело сама; у нее не было на это сил. А Роф не мог перенести ее в телесной форме. Этому было одно объяснение. Она была перенесена ее матерью.

Возврата назад уже нет; она добилась того, чего хотела. Теперь она была свободна.

Похожее на убаюкивающую тень смерти ее переполняло странное спокойствие… или осознание того, что борьба закончена. Действительно, жизнь или смерть — это то, что определяло ее в течение нескольких прошедших лет, тяжесть которых отправляла ее в новый полет.

В поле ее зрения появилось лицо Рофа, его длинные черные волосы свободно струились по плечам и спадали вперед. И в этот момент под тяжелую руку короля нырнула собака со светлой шерстью, в приветствии подставив свою мордочку, словно Пэйн была неожиданным, но очень ценным гостем.

— Сейчас приведу Дока Джейн, — сказал Роф, поглаживая бок собаки.

— Кого?

— Моего частного доктора. Оставайся на месте.

— Можно подумать… я куда-то собираюсь…

Последовало позвякивание ошейника, а затем король ушел, его рука была на упряжи, что связывала его с великолепной собакой, лапы которой процокали по полу, когда они сошли с ковра на твердый деревянный паркет.

Он и правда был слеп. И здесь, на этой стороне, он нуждался в чьих-то глазах, чтобы передвигаться.

Дверь закрылась, и она больше ни о чем не могла думать, кроме боли, паря, неспособная удержаться на поверхности из-за агонии в ее теле… и все же, несмотря на дезориентацию, она ощущала в атмосфере странное спокойствие.

От нечего делать она отметила, что у воздуха был приятный аромат. Лимон. Пчелиный воск.

Просто прекрасный.

Хвала судьбе, ей давно пора уже было оказаться на этой стороне и, учитывая, насколько странными выглядели все вещи, это точно был другой мир. Но ей это нравилось. Все было непредсказуемо, и поэтому очаровательно…

Немного спустя открылась дверь, и она снова услышала позвякивание собачьего ошейника и уловила отчетливый запах Рофа. И с ним кто-то был… кто-то, кого она не смогла опознать своим обычным способом. Но, определенно, в комнате находилось другое существо.

Пэйн вынудила себя приоткрыть глаза… и едва не отпрянула.

Рядом с ней стоял не Роф, а женщина… или, по крайней мере, это казалось женщиной. У лица были женские черты… за исключением некоторых особенностей и прозрачных и призрачных волос. И как только их взгляды пересеклись, выражение лица женщины с обеспокоенного переменилось в потрясенное. Внезапно она оперлась на руку Рофа, чтобы сохранить равновесие.

— О… мой Бог… — Ее голос был хриплым.

— Это настолько очевидно, Док? — проворчал король.

Когда женщина попыталась ответить, это было не той реакцией, которую Пэйн ожидала вызвать у доктора. Воистину, она думала, что хорошо осознавала насколько была ранена. Однако, вполне очевидно, она недооценила всю серьезность своего положения.

— Воистину, я…

— Вишес.

От этого имени ее сердце замерло.

Ибо она не слышала его более двух столетий.

— Почему ты поминаешь о мертвых? — прошептала она.

Призрачное лицо доктора стало материальным, в ее зеленых, как лес, глазах сквозило глубокое замешательство, кожа побледнела от борющихся в ней эмоций.

— О мертвых?

— Мой близнец… уже очень давно отправился в Забвение.

Доктор покачала головой, ее брови низко сошлись над проницательными глазами.

— Вишес жив. Мы женаты. Он жив и находится здесь.

— Нет… этого не может быть. — Пэйнжелала, чтобы у нее была возможность потянуться и схватить твердую руку доктора. — Ты лжешь… он мертв. Он давно…

— Нет. Он очень даже жив.

Пэйн не верила своим ушам. Ей сказали, что его нет, что он давно в Забвении…

Это сказала ее мать. Ну конечно.

Воистину, родная мать обманула ее о сведениях, о собственном брате? О своем сыне?! Как могла она быть настолько жестокой?

Внезапно Пэйн обнажила клыки и зарычала низко и глухо, вспышка гнева затмила ее страдания.

— Я убью ее за это. Клянусь, я сотворю с ней то же, что сделала с нашим кровным отцом.

ГЛАВА 66

Джон в то же мгновение помчался за Хекс, как она покинула группу и убежала. Ему не понравилось, что она в одиночку, не сказав ни слова, рванула в неизвестном направлении — Хекс бежала по переулку, который мог оказаться тупиком, перекрытым кирпичной стеной.

Он догнал ее, схватив за руку, чтобы привлечь внимание. Это ни к чему не привело. Она не остановилась.

"куда ты?" — попытался сказать ей Джон, но трудно было обращаться к тому, кто не обращает на вас никакого внимания, да еще и двигается на полном ходу…

Он бы свистнул, но жто слишком легко проигнорировать, поэтому Джон попытался снова дотянуться до руки Хекс, но она стряхнула ее, сосредоточившись исключительно на цели, которую он не мог ни видеть, ни ощущать. Наконец он просто выскочил пред ней, преградив путь; затем заставил посмотреть на его руки.

"Куда, черт возьми, ты направляешься?"

— Я могу чувствовать его. Лэша. Он близко.

Джон вытащил кинжал и произнес губами:

"Где?"

Хекс оббежала его, возобновив свою погоню, и когда Джон последовал за ней, Тор присоединился к ним. Когда остальные двинулись за ними, Джон покачал головой и жестом указал им остаться. Дополнительная поддержка на поле боя была разумным делом, но слишком много стрельбы в тесноте узких переулков — не самая лучшая идея. Джон собирался прикончить Лэша, и последнее, в чем он нуждался — куча лишних стволов, в любую минуту готовых сразить ЕГО мишень.

Однако Тор понял. Он интуитивно знал, что Джон сам должен отомстить за свою женщину. И Куин должен согласиться с этим. Все дело в том, что на этом чаепитии больше никакие лишние чашки и блюдца не приветствовались.

Джон догнал Хекс… которая все-таки выбрала правильный переулок. Минуя тупик, неровная дорога сворачивала вправо и петляла меджу пустыми складами, ведя к реке. Он почувствовал, что они приблизились к воде, когда в нос ударил запах тухлой рыбы и водорослей, а воздух. казалось, стал прохладнее.

Они обнаружили черный "мерседес" AMG, припаркованный пред пожарным гидрантом. седан вонял лессером, и когда Хекс осмотрелась вокруг, словно в поисках нового направления, Джон был не в настроении ждать.

Он сжал руку в кулак и ударил по лобовому стеклу.

Взревела сигнализация, и Джон заглянул в салон. На руле была какая-то маслянистая жидкость, а кремовая кожа была запачкана пятнами — он был чертовски уверен. что черные были лессеровской кровью… а ржавого цвета дерьмо — человческим. Господи, заднее сиденье выглядело так, словно там побывала бешеная кошка: обивка была исцарапана, а в некоторых местах- разодрана в клочья.

Джон нахмурился, вспоминая дни в учебном центре. Лэш казался всегда таким дотошным в том, что касалось его вещей — от одежды, которую он носил, до дотошного порядка в его шкафчике.

Может это не его тачка?

— Машина его, — сказала Хекс, уперев ладони в капот. — Я повсюду чувствую его. Двигатель все еще теплый. Однако я не знаю где он.

Джон зарычал от мысли, что козел настолько близко подобрался к его женщине, что она узнавала его по запаху. Ублюдочный сукин сын…

Как только гнев стал окутывать Джона, Тор схватил его за шею и встряхнул.

— Дыши глубже.

— Он должен быть где-то здесь… — Хекс глянула на здание перед ними, а затем вдоль и поперек осмотрела переулок, в котором они находились.

Когда Джон почувствовал острую боль в левой надони, поднял руку. Он так крепко сжимал рукоять кинжала, что металл треснул в его ладони. Его взгляд скользнул к Тору.

— Ты получишь его, — прошептал Брат. — Не беспокойся об этом.

***

Лэш, скажем так, ожидал людей Бенлуиса, чтобы решить кое-какое дерьмо, когда заметил несколько качков с толстыми шеями. Он был отделен от них примерно десятью ярдами холодного воздуха. Людишки явно нервничали.

Посмотрев на них, он понадеялся, что они не станут изображать из себя Джона Уэйна[125] и вместо этого попробуют что-то другое. Парочка головорезов стала бы отличным дополнением к его растущей ораве — они знали торговлю и, очевидно, заработали уважение под началом Бенлуиса: в тех чемоданах в их руках находилось немало килограммов, но эти двое пытались казаться хладнокровными и спокойными.

А также вооруженными до зубов.

Как и Лэш. Проклятье, здесь была настоящая сходка со всем этим оружием и боеприпасами — и он не почувствует себя намного лучше, если его подстрелят. Хотя в этом плане тень была лучше, чем плоть.

— Вот заказанные вами произведения искусства, — сказал парень слева, взвесив чемоданчики. — Сэр.

А, да, тот, кто наблюдал за этим дерьмом, был тогда с Бенлуисом. Что объясняло, почему они оба были такими вежливыми.

— Давай посмотрим, что у вас есть, — пробормотал Лэш, продолжая целиться в них дулом своего пистолета сорокового калибра. — И пусть ваши руки остаются в покое и в поле моего зрения.

Демонстрация товара была эффективной и удовлетворительной, парни работали слаженно, перебирая и показывая товар.

Лэш кивнул.

— Оставьте товар. Идите.

Люди приняли эту игру в «Саймон говорит»[126] и оставили наркоту, пятясь назад, а затем быстро отошли в противоположную сторону, держа руки по швам.

Как только они завернули за угол, а эхо их удаляющихся шагов начало стихать, Лэш подошел к чемоданчикам и открыл их своими призрачными руками. По команде замки открылись, и два брикета с кокаином с асфальта воспарили в воздух прямо в его хватку…

Пронзительный рев автосигнализации заставил его повернуть голову. Безумный вой сирены раздавался из переулка, где он оставил свой AMG.

Гребаные человеческие куски дерьма из центра города…

Лэш нахмурился, когда его инстинкты вырвались на свободу и обнаружили то, что у него забрали.

«Она была здесь».

Хекс… его Хекс была здесь.

Когда то, что осталось от его вампирской стороны взревело с чувством собственничества, Лэш обнаружил, что его тело сотрясала крупная дрожь, пока ноги передвигали свою ношу, и тогда он взмыл над асфальтом, поднимая потоки воздуха, опираясь на движущую силу, которую он создал с помощью разума, а не ног. Быстрее. Быстрее…

Он завернул за угол. Там была Хекс, стояла у его машины, выглядя, как чистый секс в своих кожаных штанах и куртке. В то же мгновение, как он появился, она повернулась к нему, словно он позвал ее.

Даже без света, освещающего ее, она была бы ослепительна, но окружающее городской освещение сконцентрировалось на ее теле, словно ее внутренняя харизма требовала этого. Мать твою ну ничего себе. Она была горячей сучкой, особенно в бойцовской одежде, и когда призрачная пустота в передней части его бедер начала покалывать, он опустил руку вниз.

Что-то было твердым. Под его одеждой, что-то было там и оно было готово для нее.

С приливом адреналина, лучшим, чем любой сорт кокаина, которым он баловался, он подумал, насколько было бы забавно взять ее на глазах зрителей. Его член, в той или иной форме, вернулся, и это означало, что он снова был в деле — как раз вовремя.

Как только он встретился с ней взглядом, Лэш замедлился и сосредоточился на тех, кто был с ней. Брат Тормент. Куин — генетическая ошибка с разноцветными глазами. И Джон Мэтью.

Идеальная галерея лохов для какого-нибудь дерьмового фильма вроде «Заводного апельсина»[127].

Как. Мать. Твою. Роскошно.

Лэш опустился на землю и поставил чемоданчики на асфальт. Все придурки, с которыми она была, схватились за свои пушки… но не его Хекс. Нет, она была выше этого.

— Привет, детка, — сказал он. — Скучала по мне?

Кто-то издал рычание, которое напомнило Лэшу его ротвейлера, но как бы то ни было, теперь, когда завладел всеобщим вниманием, он собирался воспользоваться минутой славы. Под действием воли Лэша, капюшон опустился с его головы, он поднял руки, его призрачные ладони размотали черные лоскуты, скрывающие его лицо, открывая его черты.

— Иисус Христос… — пробормотал Куин. — Ты выглядишь, как гребаный тест Роршаха[128].

Он не потрудился ответить, в основном потому, что единственное, кто его заботил, была женщина в коже. Очевидно, она не ожидала его преображения, судя по тому, как отпрянула? Лучше, чем объятие и поцелуй. Ее отвращение было также приятно, как возврат к нему — и более забавно, когда он заберет ее и отправит их задницы на некоторое время в медовый месяц.

Лэш улыбнулся и прокричал своим новым улучшенным голосом в пространство.

—У меня имеются планы на нас двоих, сучка. Конечно, только тебе придется умолять меня об этом…

Проклятье, гребаная женщина исчезла.

Растворилась прямо в прозрачном воздухе.

В один момент она стояла у его машины, а в следующий момент — там не было ничего, кроме воздуха, в котором она находилась. Однако, эта сука все еще была в переулке. Он мог чувствовать ее, просто не видел…

Первый выстрел раздался совсем рядом с ним и попал ему в плечо… или скорее прошел сквозь него, как в данном случае. Его плащ пострадал при попадании пули, вырвавшей клочок материи, но несуществующая плоть под ним не могла повредиться, и все, что он почувствовал — это странный отголосок жжения.

Отли-и-ично. В противном случае это могло ранить его.

Он повернул голову, откровенно говоря, не впечатленный очевидностью того, что она оказалась там, и тем, насколько плох был ее прицел.

Кроме того, Хекс не единственная открыла огонь. Парни Бенлуиса появились с подкреплением, и хорошая новость состояла в том, что и они дерьмово целились. В последний раз, когда он проверял себя, его грудь все еще была твердой, поэтому пара дюймов вниз и к центру, и ему, возможно, прорешетили бы сердце.

Ярость, направленная на проклятых нервных наркодилеров, образовала в ладони Лэша шар гасите-свет-засранцы.

Дематериализовавшись к дверному проему, он бросил энергетический заряд в людей. Взрыв обеспечил чертовское шоу, когда, словно шар для боулинга он накатил на ублюдков, озарив их тела и взрывной волной раскидав в разные стороны.

К этому моменту прибыло еще больше Братьев и разношерстных людей, которые начали пальбу из разных видов оружия — что не было не такой уж большой проблемой, пока Лэш не словил пулю в бедро. Боль опалила все его тело, заставив заныть сердце в ответ. Он выругался и завалился на бок, в ярости оглядывая переулок, выискивая свои следующие цели. Черт, уроды успели попрятаться.

Джон Мэтью был единственным, кто оставался вне укрытия. Команда Братьев нырнула за «мерседес», а ребятки Бенлуиса укрылись за ржавым Джипом.

Но Джон Мэтью твердо стоял на земле в своих байкерских ботинках, опустив руки.

Придурок сделал из себя одну чертову мишень. Это было почти даже скучно.

Лэш призвал еще один энергетический шар в свою ладонь и закричал:

— Ты сам убиваешь себя. Это как приставить пистолет к своей башке, ты, гребаный ублюдок. Но не думай, что я против, малыш Джонни.

Джон двинулся вперед, клыки обнажены, холодный поток ярости волнами исходит от него.

В какой-то момент Лэш почувствовал напряжение в своем затылке. Это не могло быть так. Никто в здравом уме не пойдет на его решетку для гриля.

Чистое самоубийство.

ГЛАВА 67

Планы, планы, планы…

Или, другими словами — чушь, чушь, чушь…

У Хекс был идеальный план, когда она скрыла себя способностями симпата, прошептав "с глаз долой". Как профессиональный киллер, она гордилась собой не только из-за своего показателя эффективности, но и чутья, выработанного а годы работы, и все должно было сработать гладко. Ее план состоял в том, чтобы невидимой подобраться к Лэшу с фланга и перерезать ему горло прежде, чем ать ублюдку сдохнуть — пока она смотрела бы ему в глаза и улыбалась, как сумасшедшая сука, которой она и была.

Что за дерьмо с его лицом? Первые морщины? ЧтоЮ, мать твою, произошло с ним с тех пор, как она видела его в последний раз? картина, открывшаяся ее взгляду, когда он снял с головы свою дурацкую шапку, ввела ее в шоковое состояние. на его лице не осталось плоти, не осталось ничего, кроме черных, гладких мышечных волокон и костей, его ярко-белые зубы составляли контраст в флуоресцентном свете. И с руками было что-то не так. Они имели форму, но не содержание. в темноте ночи… они были ничем, просто темнотой более глубокого оттенка.

Слава Богу, она убралась от него, когда подвернулась такая возможность… хотя может все это разложение оказалось причиной того, что она смогла выбраться из своей тюрьмы. Казалось логичным предположить, что его силы тоже ослабли.

Но какой была… вторая ее проблема в стране под названием "План"? Джон. Прямо сейчас стоящий посреди переулка без всего, кроме таблички "СТРЕЛЯЙ МНЕ СЮДА" на своей груди.

Чертовски очевидно, что сейчас на него не подействуют никакие логические доводы: даже если она примет форму рядом с его ухом и закричит ему прямо в мозг, Хекс знала, что Джон не отступится. Он зверь. столкнувшийся со своим врагом: его обнаженные клыки были как у льва, тело наклонено вперед, словно он собирался одним прыжком налететь на парня.

Довольно большие шансы, что он погибнет, если не окажется в укрытии, но Джона, казалось, это не заботило по очевидной причине. Его связующий аромат был громче любого шума, который мог вырваться из его горла, темные специи перекрыли все остальные запахи от специфического городского запаха до вони лессера, что исходила от гниющей плоти Лэша.

Стоя в грязном переулке, Джон превратился в первобытного мужчину, защищающего свою женщину, и в данной ситуации ей только этого и не хватало. Очевидно, что в этот конкретный момент собственная безопасность ничего для него не значила — его цель перевесила весь здравый смысл и спецподготовку.

Итог? Он не выживет после того энергетического шара, который Лэш держал в руках… и это полностью все меняло в ее первоначальном плане.

Новый план. Никакой больше маскировки. Никакого — вывести из строя, разоружить, расчленить. Никакого причинения боли за ту агонию, через которую ей пришлось пройти, никакой рутинной работы «Джека Потрошителя», делаемой лишь для того, чтобы почувствовать удовлетворение от его пытки.

Когда она приняла форму и сделала выпад в сторону Лэша — это было ради спасения Джона, а не из-за собственной мести. И теперь дойдя до этого, стоящий под прицелом Джон стал единственным, что имело для нее значение.

Хекс обхватила Лэша за талию в тот самый момент, когда он уже начал бросок своим шаром-нокдауном, и хотя она увлекла его с собой на асфальт, ему удалось скорректировать направление своей цели… и попасть Джону прямо в грудь.

Удар подбросил ее мужчину над тротуаром, сметая его назад, едва не вырывая его из ботинок.

— Ты ублюдок! — закричала она в раскуроченное лицо Лэша.

Руки сукиного сына сжались вокруг нее, удерживая Хекс с невероятной силой. Он перевернул ее, придавив собой к асфальту, дыша прямо в лицо жарким зловонием разлагающейся плоти.

— Попалась, — усмехнулся он, потираясь своими бедрами об ее, его эрекция причиняла ей боль.

— Иди на хрен! — Стремительным рывком она ударила его прямо в… ну, то, что осталось от его носа… головой, заставив его взреветь.

К сожалению, ей не удалось провести еще один чистый удар, когда они, катаясь по земле, боролись за контроль; их ноги переплелись, его ужасная эрекция вдавилась в нее. Ему удалось перехватить одно из ее запястий, но тем не менее, она продолжала изо всех сил бороться второй рукой.

А это значит, что когда подвернулся подходящий момент, Хекс смогла протянуть руку между ними, схватить его яйца и так жестко скрутить их, что если бы на нем не было штанов, она бы вырвала их к чертовой матери.

Лэш прохрипел проклятие и замер, доказывая, что может, в темном мире он и был полубогом, но все же был гребаным смертным, когда дело касалось удара по его драгоценному месту.

Теперь контроль в этой игре на земле перешел к ней. Хекс перекатила его на спину и схватила с двух сторон.

— Попался, — рявкнула она ему.

Пока Хекс удерживала его внизу, ее охватил гнев… вместо того, чтобы воспользоваться ножом, она схватила его шею и сжала в удушающем захвате.

— Не поимеешь то, что принадлежит мне, — прорычала она ему.

Уродливое лицо Лэша исказилось злобой, и каким-то образом его голос преодолел ее хватку на его гортани.

— Его и так уже хорошо поимели. Или он не рассказал тебе, как человек…

Хекс с такой силой вцепилась в сукиного сына, что не могла отвечать за свои последующие действия.

— Не смей продолжать говорить…

— Я буду говорить все, что мне, мать твою, вздумается, дорогуша.

С этими словами Лэш исчез, превратившись в призрака, но это не продлилось долго. Мгновение спустя, он схватил Хекс сзади и прижал к своему телу. В следующие несколько секунд, она смотрела на стонущих лежа на асфальте людей, а затем ее развернули и использовали в качестве щита, когда Лэш столкнулся с Братьями.

Хекс не тратила время на проверку позиций ее команды за «мерседесом» или оценивание того, что их оружие было направлено в ее с Лэшем сторону.

Имел значение только Джон.

И Слава Богу, Деве-Летописеце… или тому, кто смилостивился… что он сел и встряхнулся от кошмара световой вспышки, уложившей его на задницу.

Он хотя бы был жив.

Скорее всего она уже не жилец, но Джон… он будет жить. При условии, что она и Лэш уберутся отсюда.

— Возьми меня, — прошипела она ублюдку, — Возьми только меня и оставь их.

Послышался лязг металла о металл, а затем перед ее лицом появился нож, лезвие мелькнуло прямо перед ее глазами так близко, что она могла разглядеть надпись названия фирмы-производителя.

— На самом деле тебе так же нравится лично заниматься грязной работенкой, детка. — Искаженный неправильный голос Лэша вибрировал в ее ухе. — Если судить по тому, что ты сделала с тем придурком Грейди. Устроила для него чертову последнюю трапезу… интересно, любил ли он колбасу при жизни так же, как это было при смерти?

В поле ее зрения появилось острие ножа… а затем она почувствовала, как оно вдавилось в ее скулу и ползет медленно вниз.

Ветерок был прохладным. Ее кровь была теплой.

Но все, что она могла сделать — это повторить, закрывая глаза:

— Возьми меня.

— О, я так и сделаю. Не беспокойся об этом. — Что-то влажное появилось на ране… его язык слизал то, что выступило. Затем он произнес: — Ты так же хороша на вкус, как я и запомнил… Эй, вы! Стоять — где стоите. Если кто-то сделает еще хоть шаг, я без раздумий перережу ей глотку.

Приставив лезвие к ее горлу, Лэш начал пятиться, волоча ее за собой. На подсознательном уровне она попыталась проникнуть в его сознание, на случай если ее симпатская сторона могла влиять на него, но Хекс была заблокирована, словно перед ней была непробиваемая кирпичная стена. Не удивительно, у засранца имелись реальные силы…

И тут она задалась вопросом, почему он не скрыл их обоих…

Лэш хромал. Он был куда-то ранен, и когда она полностью сосредоточилась на этом, то смогла уловить запах его крови и рассмотреть ее блеск на асфальте.

Пока Лэш продолжал идти, те бестолковые людишки снова появились в поле зрения, и выглядели они, как трупы: бледные и окоченелые до такой степени, что она удивилась, как они вообще могли создавать какой-либо шум. «Их машина, — подумала Хекс. — Лэш пытается добраться до машины, на которой приехали те ребята». Хотя в какой-то степени он находился под угрозой, его хватка на ней была до жестокости сильной, а тот нож — непоколебимым и готовым к действию.

Хекс посмотрела на Джона и поняла, что будет помнить великолепный вид мстительного воина вечно…

Она нахмурилась, когда ощутила его эмоции. Как… странно. Та тень, которую она всегда ощущала в его сетке, больше не была простой секундной вспышкой — она была столь же материальна и ярка, как та, что всегда лежала первичной конструкцией в основе его души.

На самом деле, когда он устремил свой взгляд в переулок, две его части… стали едины.

***

После того, как Джона ударило той энергетической бомбой, он был ошеломлен и дезориентирован, но заставил свою голову вернуться к игре, и так или иначе, сумел подняться с земли. Он частично не чувствовал свое тело, а та, другая половина, которая не была онемевшей, кричала от боли, но ничто из этого не имело значения. Смертоносная цель оживила его, заменив биение сердца превращая в двигатель для его тела.

Джон устремил взгляд на развернувшееся перед ним действие, его руки дернулись, плечи напряглись. Лэш использовал Хекс в качестве живого щита. Все тело ублюдка было скрыто за ней, пока он тащил ее прочь.

Тот нож у ее горла находился прямо на ее вене. Давил на нее…

На долю секунды реальность исказилась и деформировалась, его зрение расплылось и снова стало ясным, только чтобы потерять контроль над переулком, в котором они все еще все находились. Резко моргнув, Джон проклял трюки из лэшовского арсенала…

Проблема была не в том, чем Джон был сражен. Это было что-то внутри него самого — видение. Видение, поднимающееся из глубины его разума, стирая реальную картинку…

Поле у конюшни. В темноте ночи.

Он тряхнул головой и вздохнул с облегчением, когда переулок колдвеллский переулок вернулся назад…

Поле у конюшни. В темноте ночи… все, что имеет значение — похищенная злом, с приставленным к горлу ножом женщина.

И затем он резко вернулся в настоящее, возвращаясь обратно, в складской район… где все, что имеет значение — похищенная злом, с приставленным к горлу ножом женщина.

О, Господи… он чувствовал, что уже оказывался в точно такой же ситуации.

Твою мать… он уже с этим сталкивался.

И как всегда бывало после каждого дежа вю, его накрыл эпилептический припадок, запущенный по его нейронам, отправляя его в полет, вырывая из собственной шкуры.

Обычно он оказывался на заднице, но связанный мужчина в нем удержал его в вертикальном положении, предавая ему силу, исходя из самой души, а не тела. Его женщина находилась в руках убийцы, и каждая клеточка в теле Джона собиралась исправить ситуацию настолько быстро, насколько это было возможно.

Или даже может быть еще немного быстрее. И гораздо кровавее, черт возьми.

Он сунул руку под плащ за пистолетом… Но вот дерьмо, во что стрелять? Лэш не оставил Джону ни малейшего шанса попасть тому в жизненно важные органы, а его уродливая голова находилась слишком близко от ее головы, не оставляя ни малейшего пространства на ошибку.

Ярость Джона кричала в нем…

Периферийным зрением он заметил нацеленный пистолет.

Вспышка.

Поле у конюшни. В темноте ночи… все, что имеет значение — похищенная злом, с приставленным к горлу ножом женщина. Пущенное в ход оружие…

Вспышка.

Возвращение обратно в Колдвелл, к любви всей его жизни в руках его злейшего врага.

Вспышка.

Выстрел пистолета…

Взрыв прямо у уха Джона потряс его, возвращая обратно в реальность, и он испустил бессловесный вопль, делая выпад вперед, словно мог поймать пулю.

«Нет!» — закричал он беззвучно. — «Не-е-ет…»

Это был идеальный выстрел. Пуля вошла в висок Лэша приблизительно в двух дюймах от головы Хекс.

Медленным движением Джон повернулся и оглянулся через плечо. Сороковой калибр Тормента находился прямо напротив тела парня. Пистолет не дрогнул на холодном ветру.

По каким-то причинам ни стрелок, ни точность не были неожиданностью, даже притом, что это был «Гранд Мэри[129]», один на миллион.

«О, Господи. Они уже делали это прежде, не правда ли? Точно… так же».

Действительность вернулась на место и Джон снова тряхнул головой. Через дорогу, Хекс действовала блестяще: когда Лэш пошатнулся, она нырнула вниз присев на корточки, открывая Тору цель и, когда была выпущена вторая пуля, уже почти полностью убралась с дороги.

Выстрел номер два сбил Лэша с — обутых в дорогие мокасины — ног, приземляя его на спину.

Джон стряхнул остатки головокружения и рванул вперед к своей женщине; бедра напряглись, направляя всю силу в ноги, когда он пришел в движение, байкерские ботинки просто поглощали метры земли между ними.

Его единственной мыслью было спасти Хекс, он взялся за оружие, в котором нуждался: шестидюймовый черный кинжал, находившийся в нагрудных ножнах. Он подбежал к ним, занеся руку над головой, готовый набросится на своего врага и нанести удар Лэшу сзади…

Запах крови Хекс изменил все, заставляя опустить оружие.

О, Боже… У этого гребаного ублюдка было два ножа. Один он приставлял к ее горлу. А второй он вонзил ей в живот.

Хекс перекатилась на спину, схватившись за бок с гримасой на лице.

Пока Лэш извивался, зажимая голову и грудь, подоспели Тор с Куином и Блэем и остальными Братьями, все их оружие было направлено на врага, так что Джон не беспокоился о прикрытии, пока пытался оценить причиненный ей ущерб.

Джон наклонился к Хекс.

— Я в порядке, — выдохнула она. — Я в порядке… в порядке…

Да ни черта не в порядке. Она едва дышала, а ладонь, прижатая к ране, вся была покрыта блестящей, свежей кровью.

Джон начал отчаянно показывать:

«Позвоню Доку Джейн…»

— Нет! — воскликнула она, хватая его руку своей окровавленной ладонью. — Сейчас меня беспокоит только одно.

Когда ее взгляд остановился на Лэше, сердце Джона загромыхало в грудной клетке.

Над его головой Зи произнес:

— Бутч и Ви подгонят «эскалейд» от Экстрим-парка… Твою ж мать! У нас компания.

Джон глянул в переулок. В поле зрения показались четыре лессера… доказывая, что адрес регистрации «цивика» оказался верным, даже если время сейчас было совершенно неподходящим.

— Мы разберемся с ними, — прошипел Зи. Братья на полных парах ломанулись к новоприбывшим.

Звук смеха отвлек Джона. Лэш широко ухмылялся, безобразной маской своего лица растянувшейся в сумасшедшей улыбке.

— Джон, мальчик… я трахал ее, Джон… я трахал ее жестко, и ей понравилось это.

Раскаленная добела ярость накрыла Джона, связанный мужчина в нем кричал, кинжал в его руке снова поднялся.

— Она умоляла меня, Джон… — Вдох, сделанный им, был рваным, но удовлетворенным. — В следующий раз, когда будешь с ней… помни, что я имел ее так…

— Я никогда не хотела этого! — выплюнула Хекс — Никогда!

— Грязная шлюха, — усмехнулся Лэш. — Такой ты была, такой и останешься. Грязной и моей…

Все замедлилось для Джона, все: от их троицы, собравшейся вместе, и со слабыми порывами дувшего в переулке ветра, до разразившейся в сотне ярдах от «мерседеса» драки.

Он подумал о собственном изнасиловании, произошедшем много лет назад на лестничной клетке. Представил, Хекс прошедшую через подобное унижение чести и достоинства. Вспомнил, как Зи рассказал, что сам прошел через это. Вспомнил, как страдал Тор.

И в разгар воспоминаний, он почувствовал эхо чего-то очень давнего, какого-то другого похищения: другой женщине причинили боль, разрушили другую жизнь.

Ужасающее лицо Лэша и его немощная тающая форма стали воплощением всего этого: мерзость, гниль, материальное воплощение всего мирового зла, всей немыслимой боли, всей жестокости, унижения и злорадства.

Все сделанное в следующее мгновение, имело последствия, которые длились всю жизнь.

— Я трахал ее, Джон, мальчик…

С резким взмахом кинжал в руке Джона обрушился вниз.

В последнюю секунду он вывернул свое запястье так, чтобы основание рукоятки врезало Лэшу по лицу. И связанный мужчина в нем хотел сделать то, что он сделал с убийцей в том особняке — полное уничтожение, чтобы ничего больше не осталось от сукиного сына.

За исключением того, что он обманывал бы себя в этой ситуации своего рода божественной кары, дарованной лишь единицам. Его прошлое никогда не исправить — оно, как и тот человеческий кусок дерьма, что причинил ему боль, не исчезнет из мыслей и не сотрется из памяти. И то, плохое, случившееся с Тором — никогда не исправить, потому что Велси никогда не вернется назад.

Но Зи получил свое удовлетворение.

И, черт побери, почему бы его не получить и Хекс… даже, если это последняя вещь в этом мире, которую она сделает.

У Джона на глазах выступили слезы, когда он отвел от раны ее окровавленную ладонь… широко открывая ее.

Перевернув кинжал, он вложил рукоять в ее ладонь. Когда в ее глазах вспыхнул огонь, он сжал ее пальцы вокруг своего оружия и обошел вокруг, чтобы поддержать ее и помочь нанести удар.

Грудь Лэша приподнималась и опадала, его освежеванное горло сжималось, при каждом вдохе и выдохе. Когда его озарил свет, и Лэш представил, что его ждет впереди, глаза без век расширились в глазницах, а безгубый рот обнажил зубы в улыбке, прямо как в фильмах ужасов.

Он пытался что-то сказать, но никак не мог облачить это в слова.

И хорошо. Он и так сказал уже слишком много, совершил слишком много, принес слишком много боли.

Пришел его час расплаты.

В своих руках, Джон почувствовал, как Хекс собирается с силами, смотря, как она отняла вторую руку от своей раны, чтобы крепче обхватить оружие. Ее взгляд пылал ненавистью, и как только она это сделала, внезапный прилив сил в теле поднял ее руки, создавая арку над грудной клеткой Лэша.

Ублюдок знал, что произойдет неизбежное, хотя и блокировал удар, прикрывая свою грудь.

О, черт, нет. Джон бросился вперед и схватил парня за бицепсы, заставляя засранца распластаться на земле, открывая ей пространство для идеального удара.

Когда она подняла глаза на Джона, в них блестел предательский красный цвет, со светящимися от слез зрачками. Вся боль, которую она несла в своем сердце, была такой же открытой, как уродливость Лэша. В этом взгляде проявилась вся тяжесть ноши, как на ней, так и внутри нее.

Когда Джон кивнул ей, его кинжал в ее руках скользнул вниз и ударил Лэша прямо в сердце….

Крик зла эхом разнесшийся между зданий, отрикошетил обратно, набирая крещендо в объеме, пока не превратился в один большой «Бум!», сопровождаясь яркой световой вспышкой.

Вернувшей Лэша к его дьявольскому папочке.

Когда звук и свет исчезли, все, что осталось — это слабый выжженный на асфальте круг, и запах жженого сахара.

Плечи Хекс поникли, и по асфальту лязгнул кинжал, когда она откинулась назад, и силы оставили ее. Джон поймал ее прежде, чем она упала на землю, тогда она посмотрела на него; слезы, смешавшиеся с кровью на ее лице, ручейками сбегали по шее, мимо бьющегося пульса, показывающего, как стремительно убывали её жизненные силы.

Джон крепко прижал Хекс к себе, ее голова идеально устроилась под его подбородком.

— Он мертв… — Она разрыдалась. — О, Господи, Джон… он мертв…

Так как у него были заняты руки, все что ему оставалось — это кивнуть, так чтобы она знала, что он с нею согласен.

«Делу конец», подумал он, глядя на Блэя и Куина, сражающихся бок о бок с Зейдистом и Торментом против объявившихся там убийц.

Господи, на него снизошло странное чувство целостности. Они с Хекс, возможно, на мгновение сошли с тропы войны, получив эту минутную передышку в стороне от продолжающейся борьбы. Но борьба в тени переулков Колдвелла собиралась продолжиться без…

«Нее».

Джон закрыл глаза и зарылся лицом во вьющиеся волосы Хекс.

«Это был конец игры, которого она хотела, — подумал он. — Добраться до Лэша… а после уйти из жизни».

Все, как она и хотела.

— Спасибо тебе, — Услышал он, как она хрипло сказала. — Спасибо тебе…

Несмотря на нахлынувшую печаль, он осознал, что те два слова были лучше, чем «я люблю тебя». Собственно, они значили для него намного больше из всего, что она могла бы произнести.

Он дал ей то, чего она хотела. Когда это действительно имело значение, он сделал все правильно для нее.

И теперь он собирается держать ее, в то время как ее тело остывало, и она уплывала прочь оттуда, где он должен остаться.

Разлука собиралась продлиться дольше количества дней, что он ее знал.

Беря ее скользкую от крови ладонь, он еще раз погладил ее. А затем свободной рукой на ее кожи медленно и четко Джон начертил:

Л.Ю.Б.Л.Ю.Т.Е.Б.Я.Н.А.В.Е.К.И.

ГЛАВА 68

Смерть была беспорядочна и болезненна, в значительной степени предсказуема… за исключением тех случаев, когда она решала проявлять свое извращенное чувство юмора.

Часом позже, когда Хекс приоткрыла глаза, она поняла, что находится не в туманном Забвении… а в клинике особняка Братства.

Из ее горла торчала трубка. Бок пронзало резкой болью, словно кто-то вонзил в него ржавое копье. Слева послышался звук снимаемых перчаток.

Голос Дока Джейн был тихим.

— Она нуждалась в срочной реанимации, Джон. Я выкачиваю кровь из ее легких… но не знаю…

— Мне кажется, она очнулась, — перебила Элена. — Хекс, ты вернулась?

Что ж, вполне очевидно. Она чувствовала себя как в аду, и после всевозможных ранений в грудную полость на протяжении стольких лет, она не представляла, как ее сердце все еще бьется… но да, она жива.

Висит на волоске от смерти, но еще жива.

В поле зрения с белым как простынь лицом появился Джон, и в отличие от бледной кожи, его голубые глаза горели огнем.

Она открыла рот… но ей удалось только выдохнуть. У нее не было сил даже говорить.

— Прости, — произнесла она одними губами.

Нахмурившись, он покачал головой, и взяв ее руку в свою погладил ладонь…

Она, должно быть, отключилась, потому что, когда очнулась Джон шел рядом с ней. Какого хрена… о, ее перевозили в другую палату… потому что они привезли кого-то еще — кого-то на каталке. Судя по, свисающей сбоку, длинной черной косе это была женщина.

В сознании всплыло слово «боль».

— Здесь боль, — выдохнула Хекс.

Джон повернул голову.

«Что?» — спросил он губами.

— Кто бы там ни был… ему больно.

Она снова потеряла сознание… Пришла в себя, только чтобы покормиться из запястья Джона, а затем провалиться в сон.

В своих снах она видела обрывки эпизодов своей жизни, возвращаясь в то время, которое осознанно похоронила в своей памяти. И по окончании перемотки кадров, сюжетная линия оказался довольно удручающей. Существовало так много распутий, и уже трудно было понять, где стоило поступить иначе или же, где судьба должна была превратить ее жизнь в непосильную ношу, вместо преподносимых сюрпризов. Но, судьба — словно само течение времени, неизменная и неумолимая, не заинтересованная в личном мнении тех, кто дышал.

А когда ее разум бился под свинцовой тяжестью бездвижной поверхности бесчувственного тела, у Хекс появилось ощущение, будто все происходит так, как и должно было быть, будто путь, которым она следовала, привел ее именно туда, где ей и место.

Обратно к Джону.

Даже если это вообще не имело никакого смысла.

В конце концов, она познакомилась с ним год назад, или около того. И это вряд ли служило оправданием той истории, что их свела вместе.

Но возможно это все же имело смысл. Пока ты без сознания под действием морфина и балансируешь на грани жизни и смерти… вещи выглядят по-другому. А время, как и приоритеты, меняется.

***

По другую сторону двери послеоперационной палаты Хекс, Пэйн быстро заморгала и попыталась выяснить, куда ее привезли. Но, здесь не было ничего, что помогло бы ей преуспеть в этом деле. Стены комнаты были бледно-зеленого цвета с множеством шкафчиков и полок, которые изобиловали блестящими предметами. Она понятия не имела, для чего все это.

По крайней мере, транспортировка была медленной, осторожной и относительно комфортной. А затем в ее вену что-то ввели, чтобы успокоить и облегчить боль — и воистину, она была благодарна за это зелье.

На самом деле более волнующим был призрак, чем ее дискомфорт или возможное пребывание на этой стороне. Неужели добрый доктор действительно назвала имя ее близнеца? Или это только плод ее рассеянного и затуманенного воображения?

Она не знала наверняка, и это сильно ее беспокоило.

Периферийным зрением она заметила, что многие уделили внимание ее появлению здесь, включая доктора и Слепого Короля. Еще здесь была миловидная светловолосая женщина… и темноволосый воин, которого все звали Торментом.

Измученная, Пэйн закрыла глаза, уносимая в забытье гомоном их голосов. Она не знала, как долго там пробыла… но внезапное осознание новоприбывшего, заставило ее пробудиться.

Это был кто-то, кого она очень хорошо знала. Его появление шокировало куда больше, чем осознание того, что она оказалась вдали от матери.

Когда Пэйн открыла глаза, к ней подошла Но'Уан. Она хромая, двигаясь по гладкому полу, в одеянии с капюшоном, скрывающим ее лицо. Позади женщины, скрестив руки на груди, стоял Слепой Король. По обе стороны от него стояли великолепная брюнетка — королева и красивая со светлой шерстью собака.

— Как… ты здесь оказалась? — хрипло спросила Пэйн, понимая, что на самом деле вкладывала в эти слова куда больше смысла.

Казалось, падшая Избранная очень нервничала, но поскольку, ее лицо было спрятано капюшоном, Пэйн не могла быть в этом уверена. Это скорее ощущалось, но было неуловимо глазу, потому что черное одеяние Избранной укрывало ее с ног до головы.

— Возьми меня за руку, — сказала Пэйн. — Я хочу облегчить твою боль.

Но'Уан покачала головой.

— Я пришла сюда, чтобы облегчить вашу боль. — Когда Пэйн нахмурилась, Избранная оглянулась на Рофа. — Король разрешил мне задержаться в своем доме в качестве вашей горничной.

Пэйн сглотнула, но это нисколько не принесло облегчения, сухость в горле так и осталась.

— Не прислуживай мне. Останься здесь… но позаботься о себе.

— Право… в этом есть нечто хорошее. — Голос Но'Уан стал напряженным. — Воистину, после того, как вы покинули Святилище, я пошла к Деве-Летописеце… и она удовлетворила мою просьбу. Вы подтолкнули меня к действию. Я была трусливой… но благодаря вам, переборола свой страх.

— Я… рада… — Хотя, что еще она могла сказать, чтобы оправдать такую мотивацию своего побега. — И благодарна за то, что ты здесь…

В дальнем углу распахнулась дверь, и внутрь ворвался мужчина, весь облаченный в черную кожу. От него исходил запах болезненной смерти. Прямо позади него оказалась доктор, и когда он резко остановился, словно успокаивая, призрачная женщина положила руку на его плечо.

Бриллиантовый взгляд мужчины сосредоточился на Пэйн и, хотя никогда его прежде не видев, она точно знала, кто это. Естественно, ведь она смотрела словно в собственное отражение.

На ее глаза навернулись непрошенные слезы, и она заметила, как он затаил дыхание.

— Вишес, — выдохнула она отчаянно. — О, брат мой…

В одно мгновение он дематериализовался, принимая форму прямо перед ней. Его невероятно проницательный взгляд внимательно изучал ее, и у Пэйн возникло ощущение, будто выражения их лиц были идентичными, как и эмоциональная окраска: ее собственное удивление и непонимание отражалось на его резких, но красивых чертах лица.

Его глаза… о, его бриллиантовые глаза. Они были, как и ее собственные; она видела их бесчисленное количество раз, смотрясь в зеркало.

— Кто ты? — грубо спросил он.

Внезапно она почувствовала что-то болезненное в своем онемевшем теле — и причиной тому была не физическая травма, а ощущение внутренней боли. То, что он не знал о ней и то, что их разделяла ложь — было трагедией, которую она едва ли могла вынести.

Ее голос окреп.

— Я… твоя кровь.

— Иисус Христос… — Он поднял руку, затянутую в черную перчатку. — Моя сестра…?

— Мне надо идти, — сказала доктор. — Перелом в ее позвоночнике вне моей компетенции. Мне нужно привести…

— Найди этого чертового хирурга, — прорычал Вишес, его взгляд все еще был прикован к Пэйн. — Найди его и приведи сюда… и не важно, что для этого потребуется.

— Я не вернусь без него. Даю слово.

Вишес повернулся к женщине и захватил ее рот в быстром и жестком поцелуе.

— Боже… я люблю тебя.

Призрачное лицо доктора становилось материальным, когда они смотрели друг на друга.

— Мы спасем ее, поверь мне. Я вернусь сразу же… как только смогу… Роф дал свое согласие и Фритц поможет мне доставить сюда Мэнни.

— Гребаное солнце. Оно взойдет слишком скоро.

— В любом случае, я хочу, чтобы ты остался здесь. Вы с Эленой должны будете наблюдать за ее показателями, и Хекс все еще в критическом состоянии. Мне нужно, чтобы ты о них позаботился.

Когда он кивнул, доктор растворилась в воздухе, а мгновение спустя Пэйн почувствовала теплую ладонь на своей руке. Это была незатянутая в перчатку ладонь Вишеса, и установившаяся между ними связь принесла ей освобождение, которому она не могла дать названия.

Воистину, она потеряла мать… но если сейчас пройдет через все это, у нее по-прежнему будет семья. На этой стороне.

— Сестра, — пробормотал он скорей не как вопрос, а как утверждение.

— Брат мой, — простонала она… прежде чем сознание выскользнуло из ее хватки.

Но она вернется к нему. В любом случае. Она больше никогда не покинет своего близнеца.

ГЛАВА 69

Хекс проснулась одна в послеоперационной палате, но ощущая Джона где-то неподалеку.

Тяга найти его придала ей сил принять вертикальное положение и спустить ноги с кровати. Пережидая, пока от проделанного ею усилия уймется сердцебиение, она смутно отметила, что на ее больничной сорочке были сердечки. Маленькие такие розовенькие и голубенькие сердечки.

Сил не хватало даже возмутиться. Боль в боку ее просто убивала, а от зуда покалывало всю кожу. ей необходимо было добраться до Джона.

Оглядевшись, она увидела, что трубка капельницы от ее руки тянулась к пластиковому мешку, висящему у монитора над изголовьем кровати. Дерьмо. Ей нужна была одна из тех штанг на колесиках, на которые крепились капельницы, чтобы воспользоваться этой штуковиной для поддержания равновесия.

Когда она, наконец, переместила вес на ноги, Хекс с облегчением обнаружила, что не полетела лицом вниз. потратив добрую минуту на координацию, она сняла пластиковый мешок с жидкостью, и, прихватив его с собой, мысленно одобрительно похлопала себя по плечу за то, что она такой хороший маленький пациент.

Эта хрень отчасти смахивала на сумочку. Да уж, она могла бы стать основательницей нового модного тренда.

Девушка доковыляла до двери, что вела в коридор, а не в соседнюю операционную. В конце концов, эпизод сДоком Джейн и той процедурой, проделанной над Джоном, помог Хекс справиться с этим, но последнее. что ей сейчас хотелось — это наблюдать за еще одной операцией… ведь только одному Богу известно, что там делали с той женщиной, которую привезли после нее.

Хекс остановилась в одном шаге от коридора.

Джон находился у кабинета, стоя у стеклянной двери лицом к противоположной стене. Глаза были сосредоточены на трещинах, разбегающихся по бетону, его эмоциональная сетка потускнела до такой степени, что заставила замереть ее инстинкты.

Он был в трауре.

Он не знал, выкарабкается она или нет… поэтому Джон чувствовал себя так, словно уже ее потерял.

— О… Джон.

Он резко повернул к ней голову.

«Дерьмо, — прожестикулировал он, бросаясь к ней. — Почему ты не в постели?»

Хекс начала двигаться в его направлении, но он опередил ее, бросившись к ней так, словно собирался сгрести в свои медвежьи объятия.

Она остановила его, покачав головой.

— Не надо, я твердо стою на ногах…

В этот момент ее колени подогнулись и он удержал ее от падения на пол… что напомнило ей о событиях в том переулке и последующем за этим ранением ножом Лэша.

Джон тогда тоже спас ее от падения.

Без разговоров он отнес ее в послеоперационную палату, опустил на кровать и прикрепил капельницу на место.

«Как ты себя чувствуешь?» — показал он жестами.

Она посмотрела на него, видя все того же человека: бойца и любовника, потерянную душу и лидера… связанного мужчину, и тем не менее, готового отпустить ее.

— Почему ты так поступил? ― спросила она, пересиливая боль в горле. ― В том переулке. Почему позволил мне его убить?

Ярко-голубые глаза Джона сосредоточились на ней, когда он пожал плечами.

«Я хотел, чтобы ты сделала это. Для тебя было важнее совершить… завершение, думаю, можно назвать это так. В этом мире много дерьма сплошь и рядом, и ты заслужила удовлетворение».

Она рассмеялась.

― Странноватый способ… это самая внимательная вещь, какую кто-либо и когда-либо для меня делал.

Слабый румянец покрыл его щеки, и в сочетании с его квадратной челюстью, это выглядело чертовски мило. Но какая часть его не была таковой?

― Поэтому, спасибо, ― пробормотала она.

«Ну, знаешь… ты точно не из тех женщин, которые будут рады получить от парня букетик. Хотя это несколько ограничивает мои возможности».

Ее улыбка померкла.

― Мне не удалось бы это без тебя. Тебе и самому это прекрасно известно. Ты сделал так, чтобы это свершилось.

Джон покачал головой.

«Технический аспект не имеет значения. Работа сделана правильным способом, правильным человеком. Это самое главное».

Она вспомнила, как он удерживал Лэша на земле, распластав ублюдка на асфальте, чтобы ей было удобнее нанести точный удар. В кротчайший срок подав ублюдка на серебряном блюде с яблоком во рту, Джон не смог бы лучше предоставить ей ее похитителя.

Он вручил ей ее врага. Джон поставил ее нужды превыше своих.

И, если подумать, то во всех их взлетах и падениях было кое-что неизменное. Он всегда ставил ее на первое место.

Теперь она покачала головой.

― Думаю, ты неправ. Технический аспект был всем… всем.

Джон просто снова пожал плечами и посмотрел на дверь, через которую внес ее.

«Слушай, хочешь, чтобы я привел Дока Джейн или Элену? Хочешь поесть? Может, нужна помощь добраться до туалета?»

И-и-и-и вот опять.

Когда он моргнул и его рот скривился, она вздохнула.

― Да, понимаю, это четыре слова.

«Ну, да… четыре».

***

Боже, на секунду он было… Джон заставил себя вернуться к реальности… потому что только в его фантазиях она могла произнести «я-люблю-тебя».

«Ты не задница», ― показал он жестами. ― «И не глупая».

Она всхлипнула еще раз, и этот звук был чертовски восхитительным. Дерьмо, да один только ее вид был слишком восхитительным. Привалившаяся спиной к тонким подушкам, в окружении смятых платочков, с порозовевшим лицом, Хекс казалась такой хрупкой и прекрасной, почти нежной. И он хотел заключить ее в свои объятия, но знал, что она любит свободное пространство.

Всегда любила.

― Нет такая. ― Она вытянула еще один платочек, но вместо того, чтобы использовать его, сложила вещицу в аккуратный квадратик, сложив вдвое, затем вчетверо, а затем сделала несколько треугольничков, пока не осталось ничего, лишь нечто, имеющего форму клина, между ее пальцами.

― Могу я спросить тебя?

«Что угодно».

― Сможешь простить меня?

Джон отпрянул.

«За что?»

― За то, что была упрямым, самовлюбленным, целеустремленным, эмоционально подавленным кошмаром? И не говори мне, что я не была такой. ― Она снова шмыгнула носом. ― Я ― симпат. И хорошо читаю людей. Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?

«Здесь нечего прощать».

― Ты так неправ.

«Тогда считай, что я просто привык. Ты видела идиотов, с которыми я живу?»

Она рассмеялась, и ему нравился этот звук.

― Зачем ты прошел через все это со мной… погоди, по-моему, я знаю ответ на этот вопрос. Ты не можешь выбирать, с кем связываться…

Ее печальный голос затих.

Когда взгляд Хекс сконцентрировался на носовом платке в ее руке, она начала разворачивать его, расправляя формы, которые сделала из его уголков и плоских отрезков.

Он поднял руки, готовый показать…

― Я люблю тебя. ― Она подняла на него свой серый взгляд. ― Я люблю тебя, я прошу прощения, и благодарю тебя. ― Она всхлипнула коротким, хриплым смешком. ― Поверь, это сложно быть такой… девчонкой.

Сердце Джона так громко стучало под ребрами, что он чуть было не выглянул в коридор, чтобы посмотреть, не прошествовал ли мимо духовой оркестр с барабанами.

Хекс откинула голову на подушки.

― Ты всегда все делал правильно по отношению ко мне. Я просто была слишком занята личной драмой, чтобы принять то, что было у меня перед носом все это время. Либо так, либо была слишком слаба, чтобы сделать что-нибудь с этим.

Джон с трудом верил своим ушам. Когда вы хотите что-то или кого-то так сильно, как он хотел ее, вы были склонны неверно понимать слова — даже если они произносились на вашем родном языке.

«Что насчет твоего завершения игры?» — спросил он ее жестами.

Она сделала глубокий вдох.

― Думаю, что хотела бы изменить свои планы.

«Как?»

«О, Боже, ― подумал он, ― пожалуйста, скажи…»

― Я хотела бы, чтобы мы стали с тобой финалом игры. — Она прочистила горло. — Это легко проверить. Просто заставить себя и сделать эту животрепещущую хрень. Но я боец, Джон. Всегда такой была. И если ты примешь меня… я хотела бы сражаться с тобой. — Она протянула ему руку, ладонью вверх. — Так что скажешь. Согласен ли ты на соглашение с симпатом?

«Охренеть. Бинго».

Джон схватил ее за руку, поднес к губам, и покрыл ее поцелуями. Затем прижал ее к своему сердцу, и пока она держала ее там, он произнес:

«Я думал, что ты никогда не спросишь, глупышка».

Хекс снова рассмеялась, и тогда он улыбнулся так широко, что казалось, будто щеки были набиты картечью[130].

Осторожно он сгреб ее в свои объятия и бережно прижал к груди.

― Боже, Джон… Я не хочу потерпеть в этом неудачу, у меня уже имелся слишком горький опыт.

Он отстранился и отвел шелковистые, вьющиеся волосы с ее лица. Хекс выглядела такой чертовски встревоженной ― и он не хотел, чтобы она себя так чувствовала в этот момент.

«Мы поработаем над этим. Сейчас и в дальнейшем».

― Надеюсь, что так и будет. Дерьмо, я никогда не рассказывала тебе, но когда-то у меня был любовник… Это не было похоже на нас с тобой, но это были отношения, выходящие за рамки обычного физического влечения. Он был Братом… и хорошим мужчиной. Я не рассказала ему о том, кем являюсь, и это было абсолютно нечестно с моей стороны. Просто я не думала, что из-за этого может что-то случиться… но оказалась совершенно неправа. ― Хекс покачала головой. ― Он пытался спасти меня, так чертовски сильно пытался. Он отправился в ту колонию вызволять меня, и когда ему открылась правда, он просто… исчез. Покинул Братство. Пропал без вести. Я даже не знаю, жив ли он еще. Эта главная причина, из-за которой я боролась с этой… вещью… между мной и тобой. Я потеряла Мердера, и это почти убило меня… а я не испытывала к нему и половины того, что испытываю к тебе.

«Это хорошо, ― подумал Джон. ― Не из-за того, что она прошла через все это ― Господи, нет, ни в коем случае». Но теперь их прошлое приобрело больше смысла ― и это заставило его поверить в настоящее.

«Мне так жаль, но я рад, что ты рассказала мне. И я не такой. Мы будем проживать ночь за ночью не оглядываясь назад. Будем смотреть только вперед, ты и я. И только вперед».

Она разразилась тихим хохотом.

― Между прочим, думаю, это тянет на откровения. Ты знаешь столько же обо мне, сколько и я сама о себе.

«Верно… но как вынести это?», задался он вопросом.

Джон поднял руки и медленно показал жестами:

«Послушай, я не знаю, готова ли ты для этого, но в этом доме есть женщина, шеллан Рейджа. Она ― доктор, и я знаю, что некоторые Братья обращались к ней, чтобы разобраться в себе. Могу я вас познакомить? И, может, ты могла бы поговорить с ней? Она очень хорошая и чуткая… и это поможет тебе, как с прошлым, так и с будущим».

Хекс сделала глубокий вдох.

― Ты же знаешь… я живу с этим дерьмом слишком долго ― и смотри, к чему меня это привело. Я глупая, но не идиотка. Да… я хотела бы с ней встретиться.

Джон наклонился и прижался своими губами к ее; а затем вытянулся рядом с ней. Его тело было истощено, но сердце преисполнено такой чистой радостью, как солнечный свет, который он больше никогда не увидит. Он был гребаным немым ублюдком с ужасным прошлым и ночной работой, включающей в себя борьбу со злом и истреблением нежити. И несмотря на все это… он приобрел девушку.

Он приобрел девушку, свою истинную любовь, свой пирокант[131].

Конечно, он не собирался обманываться. Жизнь с Хекс не будет нормальной на большинстве уровней ― хорошая новость в том, что он справился с ее дикой стороной.

― Джон?

Он вопросительно свистнул.

― Я хочу связаться с тобой. Настоящей церемонией. Как перед королем, так и всеми. Я хочу, чтобы все было официально.

Ого… его сердце едва не остановилось.

Когда он сел и взглянул на нее, Хекс усмехнулась.

― Иисусе, что за выражение на твоем лице. Что? Не думал, что я захочу быть твоей шеллан?

«Ни за миллион лет».

Она отпрянула немного удивленно.

― И ты думаешь это нормально?

Это трудно было объяснить. Но то, что было между ними ― это больше, чем церемония связывания или вырезания имени на спине, или обмен обязательствами перед свидетелями. Он не мог сказать, почему так… но она была его недостающим пазлом головоломки, двенадцатой в его дюжине, первой и последней страницами в его книге. И на определенном уровне, это все, что ему было нужно.

«Все, чего я хотел ― это ты. Однако, это случилось».

Она кивнула.

― Поэтому, я хочу соглашения по полной программе.

Джон снова нежно поцеловал ее, стараясь не причинить ей боль. Затем отстранился и произнес губами:

«Я люблю тебя. И я хотел бы стать твоим хеллреном».

Она покраснела. Действительно покраснела. И это дало ему почувствовать себя размером с гору.

― Отлично, значит, договорились. ― Она поднесла руку к его лицу.

― Сейчас и поженимся.

«Сейчас? Когда в… сейчас? Хекс… ты даже на ногах не стоишь».

Она заглянула ему прямо в глаза, и когда заговорила, в ее голосе слышалась боль… Боже… такая боль.

― Тогда ты будешь поддерживать меня.

Джон проследил черты ее лица кончиками пальцев. И когда он это сделал, по какой-то странной причине, он почувствовал, как их обоих охватывают объятия бесконечности, сблизив их… связав навечно.

«Да», ― произнес он губами. ― «Я буду поддерживать тебя. Я всегда буду поддерживать тебя, дорогая, любовь моя».

Когда они слились в поцелуе, Джон подумал, что это была его клятва ей. Брачная церемония или нет… это была его клятва его женщине.

ГЛАВА 70

Трагедия произошла во время суровой зимней бури, и воистину, она была совсем не похожа на долгий труд женщины на родильном ложе. Гибель произошла в мгновение ока… и все же последствия изменили ход жизней.

― Нет!

Крик Тормента заставил Дариуса повернуть голову от дрожащего, покрытого слизью новорожденного в его голых руках. Поначалу ничего не указывало на то, что могло вызвать такую реакцию. Воистину, во время родов было много крови, но женщина пережила их, представив свое дитя этому миру. На самом деле, Дариус только что перерезал пуповину и собирался запеленать младенца, чтобы показать…

― Нет! О, нет! ― Лицо Тормента было пепельно-серым, когда он протянул свои руки. ― О, дражайшая Дева-Летописеца! Только не это!

― Почему бы тебе…

Поначалу Дариус никак не мог понять, что видел перед собой. Было похоже… что рукоять кинжала Тормента торчала из простыней, прикрывающих все еще округлый живот женщины.

А ее бледные, теперь окровавленные руки медленно соскальзывали с оружия, опускаясь по бокам от тела.

― Она его вынула! ― ахнул Тормент. ― Из-за пояса… я… это произошло так быстро… я наклонился, чтобы прикрыть ее и… она вынула его из ножен…

Взгляд Дариуса метнулся к женщине. Ее взгляд был сосредоточен на огне в камине, одинокая слеза скатилась по щеке, когда жизненный свет начал ускользать от нее.

Дариус опрокинул лоханку с водой у кровати в стремлении добраться до женщины… чтобы вытащить кинжал… чтобы спасти ее… чтобы…

Рана, которую она себе нанесла, была смертельной, в свете того, через что ей пришлось пройти во время родов… и все же Дариус не мог не бороться за ее спасение.

― Не оставляй свою дочь! ― взмолился он, наклоняясь к ней с корчащимся младенцем на руках. ― Ты родила здоровую малышку! Открой глаза, открой глаза!

В то время, как звук расплескивающейся воды из перевернутой вверх дном лоханки казался громким выстрелом, от женщины не последовало ни звука.

Дариус чувствовал, как двигается его рот. У него было чувство, что он говорил… но по какой-то причине все, что он мог слышать ― это тихое журчание пролитой воды, пока он умоляет женщину остаться с ними… ради ее дочери, ради надежды на будущее, ради связи, которую они с Торментом готовы были с ней наладить, чтобы она никогда не была одинока.

Почувствовав что-то на своих штанах, нахмурившись, Дариус и посмотрел вниз.

Это не вода капала на пол. А кровь. Ее кровь.

― О, дражайшая Дева-Летописеца…, ― прошептал он.

Воистину, женщина выбрала путь и следовала своей судьбе.

Ее последний вздох был ничем иным, как агонией, а затем голова накренилась на бок, с глазами, казалось, по-прежнему сосредоточенными на лижущем поленья пламени… но на самом деле, она уже ничего не видела и больше никогда не увидит.

Плач новорожденной и капающая вода были единственными звуками в крытом соломой доме Дариуса, которые он мог слышать. И право, именно жалобное хныканье малышки сподвигло его на действия, ибо ничего уже не поделать с пролитой кровью или только что угасшей жизнью. Схватив одеяльце для пеленания, подготовленное для младенца, он бережно завернул в него крошечную малышку и прижал к своему сердцу.

Ох, что за жестокая судьба, пославшая это чудо. И что теперь?

Тормент отвел взгляд от родильного ложа и уже холодеющего тела. В его глазах застыл ужас.

― Я отвернулся всего на мгновение… сможет ли Дева-Летописеца простить меня… но на секунду я…

Дариус покачал головой. Подойдя поговорить, у него не оказалось голоса, поэтому он просто положил ладонь на плечо парня и сжал его, в попытке утешить. Когда тело Тормента обмякло, плач стал еще громче.

― Мать ушла. Дочь осталась.

Дариус наклонился с новой жизнью в своих руках и извлек кинжал Тормента из чрева женщины. Отложив его в сторону, он закрыл женщине глаза и накинул на ее лицо чистую простынь.

― Она не отправится в Забвение, ― простонал Тормент, уронив голову на руки. ― Она обрекла себя…

― Ее обрекли действия других. ― И величайшим грехом среди всего этого была трусость ее отца. ― Она была обречена задолго до этого… ох, беспощадная судьба, она была обречена задолго до этого… Конечно же, Дева-Летописеца должна рассматривать ее смерть с благосклонностью, которую не даровала при жизни.

Ох эта… проклятая… чертова, проклятая судьба…

Со столькими противоречиями в голове, Дариус поднес крошечную малышку поближе к огню, беспокоясь из-за прохлады в воздухе. Оказавшись в зоне тепла, она открыла ротик и раскричалась… и за неимением лучшей альтернативы, он предложил ей мизинец, чтобы она могла его пососать.

Испытывая кричащую в его душе боль, Дариус поудобнее перехватил крошечное тельце и смотрел, как малышка потянулась к свету.

Глаза не были красными. А на ручке было всего пять пальчиков, вместо шести. И соединение пальцев было обычным. Слегка приподняв укутывающую младенца материю, Дариус проверил ножки, животик и маленькую головку… и не обнаружил аномально удлиненные черты лица и конечности, присущие пожирателям грехов.

Грудь Дариуса взревела от боли за женщину, что носила эту жизнь в своем чреве. Она успела стать частью его и Тормента ― даже если не была многословна и никогда не улыбалась, он знал, что она также заботилась и о них.

Они трое были своего рода семьей.

А теперь она покинула эту крошечную малышку.

Дариус перепеленал малышку и понял, что это одеяльце было единственной вещицей, указывающей на признание женщиной ее рождения. На самом деле, женщина сама сделала это одеяльце, в которое сейчас была завернута ее дочка. Это был единственный интерес, проявленный ею за все время беременности… вероятно, потому что знала, каким будет исход.

С самого начала знала, что сделает.

Малышка смотрела на него широко раскрытыми глазами, сосредоточенно хмуря брови, и с чувством огромной ответственности Дариус осознал, насколько уязвима была эта ноша ― оставь он ее на холоде, и малышка умрет в считанные часы.

Он должен сделать для нее все правильно. Это самое главное.

Он должен о ней позаботиться и сделать все правильно. Все с самого начала шло против нее, а теперь она еще и сиротка.

Дражайшая Дева-Летописеца… он сделает для нее все как надо, даже если это будет последнее, что он сделает на земле.

Послышался шорох, и оглянувшись через плечо, Дариус увидел, что Тормент уже завернул тело женщины в простыню и поднял ее на руки.

― Я позабочусь о ней, ― сказал паренек. За исключением того… что его голос совсем не походил на мальчишеский. Он был как у взрослого мужчины. ― Я… позабочусь о ней.

По какой-то непонятной причине, то, как Тормент держал ее голову, было единственным, что видел Дариус: его большая, сильная рука поддерживала умершую так, словно она была жива, прижимая к груди, словно предоставляя ей утешение.

Дариус прочистил горло и забеспокоился, были ли его плечи достаточно сильны, чтобы удержать этот вес. Будет ли полноценным его следующий вдох… его следующий удар сердца… следующий шаг, который должен последовать?

По правде говоря, он потерпел неудачу. Он освободил женщину, но, в конечном счете, подвел ее…

Затем он сделал глубокий вдох и повернулся к своему протеже.

― Яблоня…

Тормент кивнул.

― Да. Я тоже об этом подумал. Под яблоней. Я отнесу ее туда прямо сейчас, и черт с этой бурей.

Не удивительно, что парень собирался сражаться со стихией, чтобы похоронить женщину. Ему, без сомнения, требовалась нагрузка, чтобы справиться со своей агонией.

― Она испытает удовольствие от цветения дерева весной и пения птиц, порхающих на ветвях.

― А дитя?

― Мы позаботимся и о ней, тоже. ― Дариус посмотрел на маленькое личико. ― Найдем для нее тех, кто о ней позаботится, как подобает.

Воистину, они не могли оставить ее здесь. Они выходили на все ночные рейды, а войну не остановить из-за личной потери… Войну не остановить из-за чего-то или кого-то. Кроме того, она нуждалась в вещах, которых, двое мужчин, даже со всеми благими намерениями, никак предоставить не смогут.

Она нуждалась в материнской заботе.

― Еще ночь? ― хрипло спросил Дариус, когда Тормент повернулся к двери.

― Да, ― ответил парень, отперев замок. ― И боюсь, что так будет всегда.

Дверь распахнулась порывом ветра, и Дариус крепче обнял младенца. Когда ветер утих, он посмотрел на крошечную новую жизнь.

Проследив черты ее лица кончиками пальцев, он подумал о том, какими будут для нее грядущие годы. Будут ли они добрее обстоятельств ее рождения?

Он молился, чтобы были. Он молился, чтобы она нашла стоящего мужчину, который сможет ее защитить, чтобы она родила малыша и жила, не хуже любого в их мире.

И он сделает все, что в его силах, чтобы это гарантировать.

Включая и то… что ее придется отдать.

ГЛАВА 71

С опустившейся ночью на особняк Братства, Тормент, сын Харма, нацепил свое оружие и достал куртку из шкафа.

Он готовился не к сражению, и все же чувствовал себя так, словно ему предстояло повстречаться с врагом. И он уходил один. Тор сказал Лэсситеру отвалить и сделать себе маникюр с педикюром, или еще какое подобное дерьмо, потому что некоторые дела требовали личного разбирательства.

Падший ангел просто кивнул и пожелал удачи. Словно точно знал, через какое огненное кольцо собирался прыгнуть Тор.

Боже, чувство того, что парня ничем не пронять было почти таким же раздражающим, как и все остальное в нем.

А началось все с того, что около получаса назад заявился Джон и огорошил радостной вестью. Самолично. Парень так широко улыбался, что реально рисковал заработать пожизненное растяжение лицевых мышц, в придачу к вывихнутой челюсти.

Дерьмо, иногда жизнь такая странная штука. И зачастую это означало, что именно с хорошими людьми случаются самые неприятные вещи. К счастью, не в этом случае. Спасибо Господу, не в этот раз.

И трудно себе было представить двух других людей, заслуживших это сильнее.

Покинув свою комнату, Тор зашагал по коридору со статуями. Счастливое объявление о том, что Джон и Хекс собираются связать свои жизни, разлетелось по всему дому, принося всем столь необходимую новую и такую приятную цель для хлопот. Особенно для Фритца и остальных додженов, которых хлебом не корми, дай устроить грандиозную вечеринку.

Судя по звукам, доносящимся снизу, они уже активно принялись за подготовку к празднеству. Либо так, либо компания West Coast Choppers[132] собирала «харлей» в их вестибюле.

Неа. Оказалось, жужжание исходило от флотилии полировальщиков пола, а не от собирания какого-то мотика.

Остановившись, Тор оперся руками о перила и посмотрел вниз на мозаичное изображение яблони в полном цвету. Наблюдая за тем, как доджены со своими полировальными устройствами проходили по ветвям и стволу, он решил, что иногда все-таки жизнь была правильной и справедливой. Действительно была.

И это единственная причина, из которой он мог черпать силы, чтобы сделать, что запланировал.

Бегом спустившись с парадной лестницы, он махнул додженам, чтобы расступились с его пути, и вышел из вестибюля. Оказавшись во дворе, Тор сделал глубокий вдох и напрягся. У него в запасе было еще целых два часа до начала церемонии. Но он не был уверен, сколько уйдет времени на то, чем он собирался заняться.

Закрыв глаза, он распался на атомы и принял форму… на террасе своего дома, месте, где он прожил со своей возлюбленной добрых пятьдесят лет.

Подняв веки, он не посмотрел на дом. Вместо этого, он запрокинул голову и уставился в ночное небо над крышей. Показались звезды, их мерцающий блеск не могла поглотить еще не полная луна.

Тор задался вопросом, где были умершие? Не были ли среди этих крошечных огоньков души тех, кого потерял?

Где были его шеллан с их ребенком? Где был Дариус? Где были все остальные, ушедшие со своего бренного пути, чтобы поселиться в безмятежности загробной жизни Забвения?

Наблюдали ли они за тем, что происходило внизу? Видели ли они, все происходящее здесь: и хорошее и плохое?

Скучали ли они по тем, кого оставили?

Знали ли, что по ним тоскуют?

Тор медленно опустил голову и мысленно собрался с силами.

Да, он оказался прав… было чертовски больно даже просто смотреть на это место.

То, на что смотрел Тор, было огромной дырой в его доме: стекло раздвижной двери в прежней комнате Джона выбито из рамы, оставив после себя зияющую пустоту.

Когда налетел ветерок, шторы, висящие по сторонам от рамы, легонько колыхнулись.

Ему показалось, что все так очевидно: дом — это он сам, дыра — это то, что осталось после того, как он потерял… Велси. И эта метафора была чертовски верна.

Все еще так тяжело вспоминать ее имя. И гораздо труднее произносить его. Даже мысленно.

В стороне находились с полдюжины листов фанеры, коробка гвоздей и молоток. Фритц привез все, как только Тор узнал о разбитом стекле, но доджену строго настрого было запрещено устранять эту проблему.

Тор самостоятельно занимался починкой в своем доме. Всегда.

Он двинулся вперед, под подошвами его байкерских ботинок хрустели осколки стекла, усеявшие каменную плитку дорожки. Треск стекла преследовал его до самой входной двери. Вытащив брелок с ключом из кармана, он направил его на дом и нажал кнопку отключения сигнализации. Раздался приглушенный «бип-бип», означающий, что система безопасности распознала сигнал и отключилась.

Он мог свободно войти. Детекторы движения были отключены, и он мог открыть любую дверь или окно в доме.

Он мог свободно войти.

Да.

Вместо того, чтобы сделать этот первый шаг, Тор подошел к фанере, взял один лист размером четыре на восемь футов[133], и подтащил его к двери с выбитым стеклом. Прислонив штуковину к стене у двери, он вернулся за гвоздями и молотком.

Ему потребовалось около получаса, чтобы заколотить дыру, и когда он отступил на шаг назад, чтобы оценить свои труды, Тор понял, что выглядит это дерьмово. Остальная часть дома осталась нетронутой, несмотря на тот факт, что он не жил здесь с… убийства Велси. Все было закрыто, и его бывшие служащие довольно неплохо приглядывали за благоустройством и проверяли помещение раз в месяц — несмотря на то, что переехали прислуживать другой семье за город.

Забавно, он пытался оплатить им за то, что они по-прежнему здесь хлопотали, теперь, когда он вернулся в мир живых, но они отказались от денег. Просто возвращаясь сюда по доброте душевной.

Каждый скорбел по-своему.

Тор положил молоток с гвоздями на оставшийся неиспользованный лист фанеры, а затем заставил себя обойти вокруг дома. Совершая прогулку, время от времени он заглядывал в окна. Шторы были задернуты, но несмотря на это, его взгляд проникал сквозь складки ткани, готовый увидеть живущих в этих стенах всех призраков.

Вернувшись в прошлое, он увидел себя, сидящего за кухонным столом, Велси, готовящую у плиты, и их перебранку по поводу того, что прошлой ночью он не убрал свое оружие на место. Снова.

Боже, как она возбуждала его, когда надирала ему задницу.

А проходя мимо гостиной, Тор вспомнил, как заключал ее в свои объятия и заставлял с ним танцевать, напевая ей на ушко вальс. Как грустно.

Она всегда была такой гибкой рядом с ним, ее тело было создано для него, а его — для нее.

У парадной двери… он вспомнил, как приходил с цветами. Каждую годовщину.

Ее любимыми цветами были белые розы.

Дойдя до подъездной дорожки, он свернул в сторону гаражей, сосредоточившись на том, что слева — самому ближайшему к дому.

На том, из которого Велси выехала на «рэндж ровере» в последний раз.

После…. той перестрелки Братство забрало внедорожник и позаботилось о нем, и Тор даже знать не хотел, что стало с этой штуковиной. Никогда не спрашивал об этом. И никогда не будет.

Аромат ее духов и крови — это слишком, чтобы он даже гипотетически мог справиться с этим.

Тор покачал головой, глядя на закрытую дверь. Никогда не знаешь, когда наступит последний раз, когда видишь кого-то или когда в последний раз у тебя будет секс, или когда в последний раз посмотришь в глаза и поблагодаришь Бога за то, что этот человек есть в твоей жизни.

А после его ухода? Все, о чем ты можешь думать — это о том, что не успел ему сказать, о том, что не поцеловал на прощанье в тот злополучный день, а просто махнул рукой, о том, что, воистину, тот день был последним, и та ночь…

День и ночь.

Подойдя к гаражу и обнаружив искомую дверь, он навалился плечом, чтобы открыть ее.

Дерьмо… там пахло все также: сухим бетоном и сладковатым ароматом масла от «Vette»[134] и бензином от газонокосилки «Weedwacker». Он щелкнул выключателем. Господи, место смахивало на музей древностей: Тор узнал вещи из той жизни, хлам, который тогда все никак не мог собраться и выкинуть… но черт побери, сейчас все эти вещи имели значение в его существовании.

Они все были очень важны для него.

Он вошел и поднялся по лестнице на второй этаж. Чердак гаража был полностью отремонтирован, со встроенным отоплением и заставлен вперемешку дорожными сундуками 1800-х годов, деревянными ящиками из двадцатого столетия и пластиковыми контейнерами из двадцать первого.

На самом деле он пришел сюда не смотреть на то, что здесь находилось, а забрать кое-какие вещи и то, что хранилось в старых сумках, спустив их вниз по лестнице.

«Да уж, черт, с этим не дематериализуешься».

Ему нужна тачка. Почему он не подумал об этом?

Оглянувшись через плечо, он увидел «стинг рэй» 1964 года[135], который сам же и реставрировал. Он проводил часы на пролет над движком и кузовом автомобиля, иногда даже дни, что приводило в бешенство Велси.

… — Да ладно тебе, милая, как может сдуть крышу?

— Тор, ну же, задвинь ее?..

— Мм-м, как насчет того, чтобы задвинуть кое-что другое…

Он зажмурился и выкинул это воспоминание из головы.

Подойдя к машине, он задался вопросом, находится ли ключ по-прежнему в… Бинго.

Открыв водительскую дверь, он протиснулся за руль и опустил крышу, как и всегда, потому что на самом деле никогда не мог втиснуться в эту штуковину, если она стояла на месте. Отжав левой ногой сцепление, он повернул ключ и…

Двигатель взревел, словно эта проклятая штуковина заждалась и разозлилась на то, что ее настолько оставили без внимания.

Пол бака бензина. Уровень масла в норме. Двигатель идеально работал.

Десять минут спустя он повторно включил охранную сигнализацию и вышел из гаража с сумками и веревкой, чтобы привязать их к задней части кабриолета. Все получилось быстро и слажено: постелив одеяло на крышку багажника, чтобы не поцарапать краску, он поднял груз и закрепил его.

Придется не разгоняться. Что было непривычно.

Ночь была холодной, поэтому кончики его ушей онемели не успев он проехать еще и мили. Хоть от печки теперь не было толка, зато в его ладонях был хороший и крепкий руль.

Направляясь в особняк Братства, Тор чувствовал себя, словно прошел смертельный квест. И все же не ощущал триумфа от того, что удачно справился с ним.

Однако, решительности ему было не занимать. И как говорил Дариус, готов смотреть только вперед.

По крайней мере, когда дело касалось уничтожения твоего врага.

Да, он с нетерпением ждал, когда все наладится. Начиная с сегодняшней ночи, все, что ему предстоит — это жить, и он ничто, если не готов выполнить свои обязательства.

ГЛАВА 72

Верхом на боевых конях они привезли малышку в ее новый дом.

Семья, которая удочерила ее, жила в отдалении от деревень, и Дариус с Торментом скакали всю ночь после рождения девочки, полностью вооруженные, готовые устранить любое препятствие на своем пути. Добравшись до искомого дома, он мало чем отличался от жилища Дариуса, с соломенной крышей и каменными стенами. Окружающие деревья, обеспечивали защиту от непогоды. Позади строения располагался сарай, в котором содержались овцы, козы и дойные коровы.

Для ведения хозяйства имелись даже доджены, как узнал Дариус прошлым вечером, когда прибыл с просьбой к этой скромной, но благополучной семье. Конечно, тогда он не смог познакомиться с хозяйкой дома. Она не принимала гостей, и Дариус разговаривал только с ее хеллреном, стоя на переднем крыльце.

Когда они с Торментом натянули поводья, цокая копытами лошади, остановились, по-прежнему продолжая беспокойно приплясывать на месте, и их приходилось постоянно одергивать. На самом деле громадные жеребцы были выведены специально для боя поэтому обладали отменным темпераментом, так что после того, как Дариус спешился, его протеже с трудом удалось усмирить обоих коней, крепко ухватив их под уздцы.

На протяжении всего пути Дариус сомневался в принятом ранее решении, но сейчас, по прибытии сюда, он, наконец, все обдумал и твердо уверился, что это наиболее подходящее место для младенца.

Бережно удерживая на руках свой ценный груз, Дариус подошел к двери. Ее отворил сам хозяин дома. Глаза мужчины блестели в лунном свете, но не радость делала их таковыми. На самом деле, слишком знакомая боль утраты проникла в этот скромный обитель — по этой причине Дариус и отыскал именно их.

Вампиры проходили через горе и радости точено так же, как люди: делясь вестями и выражая соболезнования.

Дариус почтительно поклонился джентльмену, несмотря на свой высший статус.

— Приветствую вас, почтенный сэр, в эту хладную ночь.

— Приветствую и вас, мой господин, — очень низко поклонился мужчина, и когда он выпрямился, его добрый взгляд обратился на крошечный сверток. — Надеюсь, холода скоро отступят и станет теплее.

— Воистину, давно пора холодам прекратиться. — Дариус откинул верхнюю часть одеяльца и еще раз взглянул на крошечное личико девочки. Эти глаза, эти привлекающие внимание серые глаза были устремлены на него. — Желаете… сначала взглянуть на нее?

Его голос сорвался, потому что он не хотел осуждения малышки, ни сейчас, ни в будущем — и он сделал бы все возможное, лишь бы не допустить этого. Он утаил часть правды, не раскрыв обстоятельств ее зачатия. Да и как он мог? Кто тогда взял бы ее? И если у малышки не проявятся черты ее второй натуры, никто никогда и не узнает.

— Я не нуждаюсь в осмотре. — Джентльмен покачал головой. — Она — благословение, которое сможет заполнить пустые объятия моей шеллан. Вы сказали, что она здорова. Это все, что нас беспокоило.

Дариус выдохнул, и, не осознавая того, продолжал смотреть на младенца.

— Вы уверены, что хотите отдать ее? — тихо спросил джентльмен.

Дариус оглянулся на Тормента. Взгляд парня горел, он стоял рядом со своим усмирившимся жеребцом, весь скрытый под черной кожей боевых доспехов, оружие покоилось на перевязи на груди и седле, его облик предвещал битву, смерть и пролитую кровь.

Дариус осознавал, что представляет собой подобную картину, когда повернулся обратно к джентльмену и прочистил горло.

— Не откажете мне в одной просьбе?

— Конечно, сэр. Прошу, все, что угодно.

— Я… я хочу наделить ее именем.

Джентльмен еще раз низко поклонился.

— Мы примем это как добрый знак вашего благоволения.

Дариус оглянулся через плечо, переведя взгляд с гражданского на прикрытую из-за холода дверь дома. Где-то там, внутри, в трауре находилась женщина, потерявшая собственного младенца на родильном ложе.

По правде говоря, он кое-что знал об этой темной, пустой тени, когда готовился отдать то, что находилось в его руках, другому. Он утратит часть своего сердца, когда ускачет отсюда по лесистой долине, от некогда разбитой семьи, которую сейчас он сделает цельной, но малышка заслужила любовь, которую ее здесь ожидала.

Голос Дариуса громко раздался в окружающей тишине, торжественно провозглашая:

— Да будет имя твое — Хексания.

Джентльмен вновь поклонился.

— «Благословенная». Воистину, это имя украсит ее.

Последовала длинная пауза, в течение которой Дариус продолжил смотреть в ангельское личико девочки. Он не знал, когда увидит ее вновь. Теперь эта семья стала ее; ей нет нужды в двух воинах, приглядывающих за ней. И будет лучше, если они не станут вмешиваться. Два воина Братства, регулярно посещающие эту тихую обитель? Вполне могут возникнуть вопросы, поставившие под угрозу тайну ее зачатия и рождения.

Дабы защитить ее, он должен исчезнуть из ее жизни, чтобы гарантировать ей нормальное будущее.

— Мой господин? — кротко спросил джентльмен. — Вы действительно абсолютно уверены, что хотите доверить это дитя нам?

— Простите. Конечно… я абсолютно уверен.

Дариус чувствовал, как его грудь горела огнем, когда наклонившись вперед, он передал крошку в руки незнакомца.

Ныне ее отца.

— Благодарю… — Голос мужчины сорвался, когда он принял крошечный сверток. — Благодарю вас за свет, который вы нам даровали во тьме нашей жизни. Воистину, есть что-то, что мы могли бы сделать для вас?

— Будьте… будьте добры к ней.

— Не сомневайтесь, мой господин. — Мужчина повернулся, но затем остановился. — Вы никогда не вернетесь, ведь так?

Покачав головой, Дариус не мог оторвать взгляд от одеяльца, которое мать малышки сделала для нее.

— Она ваша, словно родилась в вашей семье. Мы оставляем ее здесь, вверяя вашей заботе, и верим, что вы хорошо будете к ней относиться.

Джентльмен сделал шаг вперед и обхватил предплечье Дариуса, сжав его, предлагая свое сочувствие и участие.

— Вы поступили мудро, доверившись нам. И знайте, что вам здесь всегда рады.

Дариус склонил голову.

— Благодарю вас. Пусть преславная Дева-Летописеца смилостивится к вам и вашим близким.

— Да пребудет ее благословенный свет с вами и с вашим спутником.

С этими словами, джентльмен вошел в двери своего дома. Последний прощальный взмах рукой — и дверь захлопнулась, скрывая мужчину и малышку на его руках.

Зафырчав, кони забили копытами, почувствовав, что скоро поскачут вперед, но прежде чем сесть в седло, Дариус обошел вокруг дома и заглянул через оконное стекло в свинцовой раме, надеясь увидеть…

У огня, на ложе, застеленном чистым постельным бельем, лежала женщина. Ее лицо было обращено к пылающему очагу. Она была бледна как то полотно, что покрывало ее, а ее пустые глаза напомнили Дариусу о несчастной, отправившейся в Забвение женщины перед его собственным камином.

Женщина не села и не перевела взгляд, когда в спальню вошел ее хеллрен, и на мгновение Дариус забеспокоился о том, что совершил ошибку.

Но малышка, должно быть издала какой-то звук, потому что женская голова вдруг резко повернулась в ее сторону.

Когда она увидела протянутый ей сверток, ее рот раскрылся, замешательство, а затем страх преобразили черты ее красивого лица. Внезапно она откинула одеяло и потянулась к младенцу. Ее руки так сильно дрожали, что хеллрен женщины прижал малышку к ее груди… но она уже сама удерживала новорожденную дочь у своего сердца.

Глаза Дариуса увлажнились… Должно быть, от ветра… Воистину, это все ветер.

Вытерев ладонью лицо, он сказал себе, что все хорошо, так, как и должно было быть… даже если в груди он чувствовал боль утраты.

Позади него его боевой конь издал ржание и встал на дыбы, натягивая поводья в руке, его мощные копыта ударились оземь. От этого звука женщина в спальне подняла тревожный взгляд и теснее прижала к себе драгоценный груз, словно хотела защитить ребенка.

Дариус развернулся и слепо потянул за собой коня. В прыжке он запрыгнул на спину огромного животного, беря над ним контроль, обуздывая мощь и ярость, переполняющую каждую мышцу и кость лошади.

— Держим курс на Девон, — сказал Дариус, нуждающийся в цели больше, чем в дыхании или сердцебиении. — Поступили сведения о лессерах в той местности.

— Да. — Тормент оглянулся на дом. — Но вы… в настроении сражаться сейчас?

— Война не ждет мужей в здравом уме. На самом деле, временами лучше быть в невменяемом состоянии.

Тормент кивнул.

— Тогда выдвигаемся в Девон.

Дариус пришпорил своего скакуна, и боевой конь с места рванул вперед из вынужденной остановки, несясь галопом в лес; из-под его копыт вырывались комья мерзлой земли. Ветер, дующий в лицо Дариуса, унес слезы долой, но ничего не поделал с болью в его груди.

Он задался вопросом, увидит ли ее вновь, когда вернется с войны… но уже знал ответ. Не существовало способа, в котором их пути бы пересеклись. Да и как они могли? В таком сумасшедшем водовороте жизненных перемен могли ли они вновь обрести когда-то друг друга?

Воистину, он и так бросил вызов судьбе, вмешавшись в ее жизнь.

Бедное дитя… рожденное в столь жестоких условиях, которую никогда не забудет.

Как бы то ни было, она украла частичку его сердца.

ГЛАВА 73

Позже Хекс будет размышлять о том, что хорошие вещи, как и плохие, приходят по трое.

Просто у нее никогда раньше не было опыта по этой части… в смысле не с тремя вещами, а с их «хорошей» частью.

Благодаря крови Джона Мэтью и умелым рукам Дока Джейн, она оправилась уже на следующую же ночь после стычки с Лэшем, и знала, что вернулась к привычной самой себе, как только снова надела свои шипы. Подстриглась. Заскочила за своей одеждой и оружием в домик на реке Гудзон.

И около… четырех часов, прозанималась любовью с Джоном.

Потом встретилась с Рофом и, кажется, получила новую работу. Великий Слепой Король предложил ей присоединиться в борьбе к Братству. Когда Хекс отошла от первоначального шока, он заверил, что ее навыки очень полезны и приветствуются на войне… ну кто бы мог подумать, для истребления лессеров.

Черт. Да. Она была в игре.

И кстати об играх — она переселилась в комнату Джона. В его шкафу, рядом с его вещами висели ее кожаные штаны с обтягивающими футболками, их байкерские ботинки вместе выстроились в ряд, а все ее ножи, пистолеты и маленькие игрушки теперь были заперты в его огнеупорном шкафу.

Даже их боеприпасы были сложены вместе.

Слишком, мать вашу, романтично.

Ага, как обычно.

За исключением… ладно, за исключением того факта, что она коротала время, сидя на этой огромной кровати, вытирая потные ладони о кожаные штаны где-то последние полчаса. Джон потел на тренировке в учебном центре перед их церемонией, и Хекс вполне устраивало, что он был занят где-то в другом месте.

Она не хотела, чтобы он видел ее в таком состоянии.

Тем более, как оказалось, что в дополнении к ее фобии с этим медицинским дерьмом, существовал еще один сбой в ее системе. Мысль о том, чтобы стоять перед толпой людей оказавшись в центре внимания во время свадебной церемонии, вызывала в ней тошноту. Ну да, по идее это не должно было вызывать такое волнение, а все же. В конце концов, ее работа в качестве убийцы заключалась в том, чтобы оставаться невидимой. К тому же, она всегда была застенчивой в подобных ситуациях и обстоятельствах.

Откинувшись на подушки, она прислонилась кизголовью кровати, скрестила ноги в лодыжках и схватила пульт дистанционного управления. Маленький черный «Sony» выполнил свои обязанности с достойным восхищения мастерством — пульт включил плоский экран и переключал каналы, пока те не начали мелькать со скоростью биения ее сердца.

Дело не только в том, что на их с Джоном церемонии собиралось присутствовать кучу свидетелей. А в том, что заключение уз заставляло ее задуматься о том, как бы все прошло, будь у нее нормальная жизнь. В ночи, подобной этой, большинство женщин облачались в усыпанные семейными драгоценностями, сшитые специально по такому случаю платья. Они с нетерпением ждали своего представления жениху гордыми отцами, а их матери должны были всхлипывать, когда наступал момент обмена клятвами.

Хекс, напротив, прошла бы по проходу самостоятельно, одетая в кожаные штаны и обтягивающую футболку, потому что это все, что у нее когда-либо было из шмоток.

Как телевизионные каналы мелькали перед ее глазами, так и расстояние между ней самой и «нормальным» казалось таким же огромным разрывом, как и сама история. Не будет исправления прошлого, не будет редактирования взлетов и падений ее истории. Все, начиная с ее смешанной крови, любезной пары, вырастившей этот кошмар до всего, что произошло с тех пор, как она покинула их дом… все это было высечено на холодной каменной глыбе под названием «прошлое».

Что никогда не должно быть изменено.

По крайней мере она знала, что у чудесных мужчины и женщины, которые пытались вырастить ее, как собственную дочь, наконец, появился собственный ребенок — выросший сильным мужчина, нашедший достойную пару и давший им следующее поколение.

Что облегчило расставание с ними.

Но у всего остального в ее жизни, за исключением Джона, не было счастливого «хэппи-энда». Боже, возможно, это и есть причина ее нервов. Эта церемония с Джоном стала таким откровением, слишком хорошим, чтобы быть правдой…

Хекс нахмурилась и приняла вертикальное положение. Затем потерла глаза.

Она не могла отчетливо видеть то, что показывали на экране.

Это было невозможно… ведь так?

Нажав на нужную кнопку пульта, она прибавила звук. «…призрак Рэтбоуна, заснятый в коридорах его особняка времен Гражданской войны. Какие тайны поджидали нашу команду Паранормальных Расследований, когда они стремились раскрыть…»

Голос диктора затих, когда камера все ближе и ближе приближалась к портрету мужчины с темными волосами и глазами того призрака, за которым они охотились.

Мердер.

Она узнала бы его лицо где угодно.

Вскочив, она бросилась к телевизору… но чем это могло помочь?

Камера отъехала на задний план, чтобы показать прекрасный холл, а затем снимки белого дома на плантации. Они говорили о каком-то репортаже… во время которого, они пытались поймать, по-прежнему бродившего по коридорам и землям, где он когда-то жил, призрака времен Гражданской войны.

Снова сосредоточившись на комментарии, Хекс отчаянно пыталась уловить, местонахождение особняка. Возможно, она могла…

Недалеко от Чарльстона, штат Южная Каролина. Вот где он был.

Пятясь, она уперлась лодыжками в кровать и села. Первой ее мыслью было материализоваться туда и самолично удостовериться, был ли это ее бывший любовник или настоящий призрак, или что-то, из чего талантливые телевизионные продюсеры наделали столько шума.

Но логика превзошла этот порыв. В последний раз, когда она видела Мердера, он ясно дал ей понять, что не желает иметь с ней ничего общего. К тому же, только потому, что там была старая масляная картина, которая напомнила этого мужчину, еще не означало, что он обосновался в старом особняке, прикинувшись Каспером.

Даже с этим чертовым портретом. И запугиванием людей в том месте.

Черт… она желала ему всего наилучшего. Правда. И если бы она не была убеждена, что будет таким же нежеланным гостем, как и тайна, о которой должна была поведать ему сразу, как они только начали встречаться, она бы совершила эту «поездку».

Однако, дела обстояли так, что иногда лучшее, что ты мог для кого-то сделать, это держаться от него подальше. К тому же она дала ему свой адрес на Гудзоне. Он знал, где ее найти.

Хотя, Господи, она надеялась, что с ним все в порядке.

Стук в дверь заставил ее повернуть голову.

— Да? — откликнулась она.

— Можно войти? — ответил глубокий мужской голос.

Она поднялась на ноги и нахмурилась, подумав, что какого хрена этот голос не похож на доджена.

— Конечно. Открыто.

Дверь широко распахнули… сундуком — большим сундуком-шкафом. В проходе показался сундук-шкаф от Луи Виттона. И Хекс предположила, что парень, держащий его, был Братом — учитывая байкерские ботинки и кожаные штаны, видневшиеся снизу.

Если только, Фритц не перенял стиль Ви. И не набрал не меньше ста фунтов.

Луи Виттон опустился достаточно, чтобы Хекс увидела, что это Тормент. Выражение лица Брата было серьезным, и опять же он не был пареньком Lite-Brite[136]. Никогда не был… и, учитывая, как повернулась его жизнь, никогда не будет.

Он прочистил горло, а затем мотнул головой к тому, что прижимал к груди.

— Я принес тебе кое-что. Для вашей церемонии.

— Гм… ну, мы с Джоном нигде не регистрировались[137]. — Она кивнула, чтобы Тор вошел. — Не похоже, что это «Crate and Barrel»[138] прислали нам оружие. Но все равно спасибо.

Брат вошел в дверной проем и поставил сундук на пол. Штуковина была пять футов в высоту и около трех футов в ширину[139], и казалось, имела разделение посередине.

В последовавшей за этим тишине, глаза Тормента исследовали ее лицо, и опять же у Хекс возникло странное ощущение, что парень слишком многое о ней знал.

Он прочистил горло.

— Как правило, это привилегия семьи женщины, предлагать ей одеяние для церемонии.

Хекс снова нахмурилась. Затем медленно покачала головой из стороны в сторону.

— У меня нет семьи. Совсем никакой.

Боже, этот серьезный, понимающий взгляд сводил ее с ума… и в спешке ее симпатская сторона протянула свои щупальца сквозь его энергетическую систему, оценивая, определяя.

Верно. В этом не было никакого смысла. Резонанс горя и гордости, печали и радости, которые он ощущал… были допустимы, только если он знал ее. А насколько ей известно, они не были знакомы.

Чтобы найти ответ, она попыталась проникнуть в его сознание и воспоминания… но он блокировал ей доступ в свой мозг. Вместо того, чтобы прочесть его мысли… все, что Хекс получила — это эпизод из «Годзилла против Мотра».

— Кто ты для меня? — прошептала она.

Брат кивнул на сундук.

— Я принес тебе… кое-что надеть.

— Да конечно, но почему-то меня это интересует куда больше. — Конечно, это звучало не совсем неблагодарно, но манеры никогда не были ее сильной стороной. — Чем ты обеспокоен?

— Никаких заслуживающих внимания причин, относящихся к делу, но и их достаточно. — Читай: Он не собирался вдаваться в подробности. — Позволишь показать тебе, что в нем?

Как правило, это было «не входить» для нее на многих уровнях, но сегодня был не обычный день или не обычное состояние, в котором она находилась. И у Хекс было странное чувство… что он защищает ее этим своим ментальным барьером. Защищает ее от некого ряда фактов, которые, как он боялся, ранят ее до глубины души.

— Да. Хорошо. — Она скрестила руки на груди, чувствуя себя некомфортно. — Открывай.

Колени Брата хрустнули, когда он опустился на них перед сундуком и вытащил из заднего кармана медный ключ. Послышался щелчок, после чего он раздвинул защелки на верхней и нижней частях, и встал позади сундука.

Но не стал его широко раскрывать. Вместо этого, пальцы Тора прошлись по сундуку с благоговением… когда его эмоциональная сетка почти развалилась от боли, которую он ощущал.

Обеспокоенная его психическим здоровьем и страданиями, через которые он проходил, она подняла руку, чтобы остановить его.

— Подожди. Ты уверен, что хочешь…

Он открыл сундук, широко раскрыв половинки…

Масса красного атласа… масса глубокого кроваво-красного атласа перевалившись за край ЛВ сундука, стекла на ковер.

Это было истинное платье для свадебной церемонии. Та вещь, которая передавалась от женщины к женщине. Такое платье, от которого захватывало дух, даже если ты не была такой уж девчонкой.

Взгляд Хекс метнулся к Брату. Он не смотрел на то, что принес ей. Его взгляд был сосредоточен на стене напротив, выражение лица было сплошной выдержкой, словно то, что он делал, убивало его.

— Почему ты мне это принес? — прошептала Хекс, поняв, что это такое. Она не так много знала о Брате, но хорошо была осведомлена о том, что его шеллан застрелил враг. А это должно быть было свадебное платье Веллесандры. — Это мучительно для тебя.

— Потому что женщина должна иметь надлежащее платье, чтобы пройти… по… — Он должен был еще раз прочистить горло. — Это платье последний раз одевалось сестрой Джона на ее свадебную церемонию с королем.

Хекс сузила глаза.

— Значит это от Джона?

— Да, — ответил он хрипло.

— Ты лжешь… я не хотела бы проявить неуважение, но ты говоришь мне не правду. — Она посмотрела вниз на весь этот красный атлас. — Оно потрясающе прекрасно. Просто я не понимаю, почему ты показываешь это мне здесь, этой ночью, и предлагаешь одеть… потому что в данный момент твои эмоции очень личные, и ты даже смотреть не в силах на эту вещь.

— Как ты уже сказала, мои причины — личные. Но было бы… хорошим жестом, если бы ты была в этом на церемонии.

— По какой-то причине для тебя это очень важно.

Женский голос прервал их:

— Потому что он был там с самого начала.

Хекс развернулась. В дверном проеме, между косяками, стояла фигура в черном капюшоне, и на какое-то мгновение Хекс было подумала, что это Дева-Летописеца… вот только от нее не исходило никакого сияния из-под одеяния.

Второй мыслью Хекс было о том, что эмоциональная сетка этой женщины… была проекцией ее собственной.

Что указывало на то, что она была идентичной.

Фигура, хромая, двинулась вперед, и Хекс обнаружила, что пятилась назад, пока не наткнулась на что-то. Опускаясь, она пыталась поймать равновесие, чтобы сесть на кровать, но промахнулась, приземлившись задницей на пол.

Их эмоциональные сетки были идентичными, не в эмоциях, а в самой структуре. Идентичные… как должны быть у матери с дочерью.

Женщина поднесла руки к капюшону и медленно подняла то, что скрывало ее лицо.

— Господи… Иисусе.

Восклицание вырвалось у Тормента, и от звука его голоса женщина перевела свой взгляд серо-стальных глаз на него. Она низко поклонилась.

— Тормент… сын Харма. Один из моих спасителей.

Хекс смутно осознала, что Брат привалился к сундуку, словно его колени проголосовали за выходной. Но что ее действительно волновало — это черты лица, показавшиеся из-под капюшона. Они были так схожи с ее собственными, немного утонченнее, но все остальное… костная структура была точно такой же.

— Мамэн…, — выдохнула Хекс.

Когда взгляд женщины метнулся назад, она сделала подобную осмотр-и-распознание рутину на лице Хекс.

— Воистину… ты прекрасна.

Хекс коснулась своей щеки.

— Как…

Голос Тормента был полон шока, когда он потребовал:

— Да… как?

Прихрамывая, женщина подалась немного вперед — и Хекс мгновенно захотела узнать, кто или что причинил ей вред. Хотя в этом и не было никакого смысла — да ради бога, ей сказали, что ее настоящая мать умерла при ее рождении — она не хотела, чтобы это печальное, красивое существо в одеянии страдало.

— В ночь твоего рождения, дочь моя, я… умерла. Но когда начала искать вход в Забвение, мне было отказано. Однако, Дева-Летописеца в своем милосердии позволила мне изолироваться на Другой Стороне и там я оставалась, прислуживая Избранным, как покаяние за мою… смерть. Я по-прежнему в услужении Избранной, и пришла сюда, на эту сторону, чтобы позаботиться о ней. Но… по правде говоря, я прибыла сюда, чтобы, наконец, взглянуть на тебя самолично. Я долгое время наблюдала и молилась за тебя из Святилища… и сейчас, видя тебя, я считаю… я отлично понимаю, что есть очень много всего, что тебе необходимо обдумать и объяснить, и ты должно быть рассержена… Но если бы ты смогла открыть мне свое сердце, я хотела бы попытаться… проявить любовь. Я пойму, если этого слишком мало, слишком поздно…

Хекс моргнула. Кроме хромоты, которую она могла наблюдать, это было единственное, что она могла сделать… за исключением того, что поглощала невероятное горе женщины.

В конце концов, в попытке понять хоть что-нибудь, она постаралась проникнуть в сознание фигуры в одеянии перед ней, но не продвинулась далеко. Любые конкретные мысли или воспоминания были блокированы ее восприятию. У нее был эмоциональный контекст, только без единой детали.

Однако она знала, что женщина говорила правду.

И хотя она много раз чувствовала себя покинутой той, кто ее породил, Хекс не была глупой. Обстоятельства ее зачатия, учитывая, кем был ее отец, никак не могли быть радостными.

Больше похоже на ужасающие.

Хекс всегда должна была чувствовать злость к родившей ее матери, и что теперь, когда она встретилась с ней лицом к лицу? Она не чувствовала злобы к неподвижной, напряженной перед ней фигуре.

Хекс поднялась на ноги, и почувствовала отчаяние и неверие исходившие от Тормента, понимая, что подобное чувствовала и сама. Но она не отвернется от этой возможности… это дар, преподнесенной ей судьбой в ночь ее брачной церемонии.

Она медленно пересекла ковер. Когда Хекс подошла к матери, то заметила, что женщина была намного ниже и тоньше нее, и более робкой по природе.

— Как твое имя? — хрипло спросила Хекс.

— Я… Но'Уан, — последовал ответ. — Я Но'Уан…

Пронзительный свист заставил все головы обернуться в сторону двери. Джон стоял практически в комнате, рядом со своей сестрой — королевой, в его руке был маленький красный пакет с надписью ЮВЕЛИРНЫЕ УКРАШЕНИЯ МАРКУСА РЕЙНХАРДА, ГОД ОСНОВАНИЯ 1893.

Джон явно не был на тренировке. Он ходил с Бэт в человеческий мир… выбирать обручальное кольцо.

Хекс осмотрела собравшихся, увидев живую картину: Тормент у сундука ЛВ, Джон и Бэт в дверном проеме, Но'Уан у кровати.

Она будет помнить этот момент всю свою жизнь. И несмотря на то, что в ее голове крутилось больше вопросов, чем ответов, она нашла в своей душе силу озвучить ответ на немой вопрос Джона о том, кем была эта таинственная гостья.

И на самом деле, именно из-за него она была способна ответить на все. Всегда смотреть только вперед. Очень многое приключилось в прошлом, что лучше всего оставить в анналах истории. Здесь, в этой комнате, с этими людьми, она должна смотреть только вперед.

Прочистив горло, она сказала громко и ясно:

— Джон… это моя мамэн. И она будет поддерживать меня во время нашей брачной церемонии.

Джон, казалось, пришел в полное смятение — но быстро справился с этим. Как идеальный джентльмен, он приблизился к Но'Уан и поклонился в пояс. Потом показал жестами, а Хекс хрипло перевела.

— Он сказал, что благодарен тебе за присутствие здесь этой ночью и что ты всегда желанный гость в нашем доме.

Но’Уан обхватила лицо руками, очевидно преисполненная эмоциями.

— Благодарю… вас. Благодарю.

Хекс не была большим фанатом объятий, но, черт возьми, ее поддерживали дорогие ей люди, и она схватила мать за ее ужасно тоненькие руки так, чтобы бедняжка не свалилась на ковер.

— Все в порядке, — сказала она Джону, который заволновался, по-видимому решив, что женщина расстроилась.

— Подожди… не смотри туда, тебе нельзя видеть мое платье.

Взгляд Джона застыл на другом конце комнаты.

«Платье», произнес он губами.

Да уж, трудно понять, что вызвало наибольший шок: объявившаяся впервые за триста лет мать, или тот факт, что, о’кей, очевидно, что она собиралась запихнуть свою задницу в свадебное платье.

Никогда не знаешь, куда заведет тебя жизнь.

И иногда сюрпризы были не так уж и плохи, совсем не плохи.

Первый… Джон.

Второй… платье.

Третий… ее мать.

Сегодняшняя ночь была прекрасной, особенно прекрасной, на самом-то деле.

— Оставайтесь здесь, а мы отправимся дальше по коридору, — сказала она, поворачиваясь и запирая платье в сундуке. — Мне надо переодеться… не хочу опоздать на собственную церемонию.

Когда она спешно вытащила сундук из комнаты, отмахнувшись от помощи мужчин, Хекс попросила Но'Уан и Бет пойти вместе с ней. В конце концов, когда дело касалось ее матери и сестры Джона, для начала им всем нужно было познакомиться… и что как нельзя лучше подходило для этого, как помощь правильно облачиться в платье для будущего хеллрена.

Для ее достойного мужчины.

Для любви ее жизни.

Сегодняшняя ночь воистину была самым лучшим, когда-либо случавшимся с ней.

ГЛАВА 74

Джон Мэтью вынужден был стоять в стороне и наблюдать, как его шеллан вместе с его сестрой… и ее матерью тащила по коридору сундук размером с автомобиль «шевроле».

Он был в восторге касательно последних двух женщин; чего нельзя было сказать о сундуке с убойной массой. Еще он знал, что лучше не бить себя «он-мужчина-гора-мускулов» в грудь кулаком. Если бы Хекс потребовалась помощь, она бы ее попросила.

И знаете что, она была достаточно сильной, чтобы самостоятельно с этим справиться.

Вообще-то, по правде сказать… это было даже возбуждающе… и он не собирался лгать по этому поводу.

— А у тебя есть одежда для Церемонии? — хрипло спросил Тормент.

Когда Джон оглянулся на парня, было очевидно, что Брат потрясен до глубины души. Он был абсолютно неустойчив в своих байкерских ботинках. Хотя ничто не выдавало этого… ну, кроме, нахмуренных бровей и напряженной линии челюсти.

«Э… даже не знаю, что и надеть», — показал Джон. — «Смокинг?»

— Нет, пойду, принесу тебе то, что нужно. Погоди.

«Бам…» дверь закрылась.

Джон осмотрел свою комнату, и когда его взгляд упал на шкаф, эта клоунская улыбка, которую он, казалось, носил не снимая, вернулась обратно. Подойдя ближе, он положил на бюро красный, забранный в ювелирной, маленький чехольчик, и остановился, чтобы полюбоваться видом их совместной жизни.

«О, боже… она переехала. Она действительно переехала. Их одежда висит вместе».

Протянув руку, он коснулся ее кожаных штанов, обтягивающих футболок, кобуры… и почувствовал, как поумерился его прилив счастья и гордости. Она собиралась участвовать в битвах. Бок обок с ним и Братьями. Древнее Право могло бы запретить это, но Слепой Король уже доказал, что не является рабом древних обычаев… а Хекс уже доказала, что более чем дееспособна на поле боя.

Джон подошел к кровати и сел. Он сомневался в том, как будет себя чувствовать, когда она будет выходить в ночь навстречу убийцам.

А-а. На хрен все это. Он точно знал, как будет себя чувствовать.

Хоть и не собирался запрещать ей этого. Она была тем, кем была, и он связывал свою жизнь с бойцом.

Просто такой уж она была.

Его взгляд переместился на прикроватную тумбочку. Наклонившись, он выдвинул верхний ящичек и достал дневник своего отца. Погладив рукой мягкую кожаную обложку, он почувствовал, что история переходит из рассказа в действительность. Когда-то давно другие руки держали эту книгу и писали на этих страницах… а затем, через ряд несчастных случаев и удач дневник сквозь дни и ночи перекочевал к Джону.

По непонятной причине в эту ночь его связь со своим отцом Дариусом, казалась, очень сильна, чтобы пробиться сквозь туманный эфир времени и притянуть их обоих, соединяя их вместе до тех пор… Боже, казалось, словно они были практически одним человеком.

Потому что знал, что его отец был бы в восторге от этого. Знал наверняка, словно тот сидел рядом с ним на этой кровати.

Дариус бы хотел, чтобы они с Хекс, в конце концов, оказались вместе. Почему? Кто знает… но эта было правдой, такой же реальной, как клятвы, которые он в скором времени принесет.

Джон снова потянулся к ящичку, и на этот раз достал маленькую старинную шкатулку. Подняв крышку, он уставился на тяжелый золотой перстень. Чертова штуковина была огромного размера и соответствовала руке воина, его поверхность мерцала тонкой паутиной царапин, покрывающих герб и боковые стороны.

Размер идеально соответствовал указательному пальцу его правой руки.

И Джон внезапно решил, что никогда не снимет его, даже перед битвой.

— Он бы это одобрил.

Джон поднял взгляд. Тор вернулся, притащив с собой кучу черного шелка… и Лэсситера. Стоя позади парня, падший ангел светился, разливающимся свечением во всех направлениях, словно в коридоре был восход солнца.

«Знаешь, что-то мне подсказывает, что ты прав», — показал жестами Джон.

— Я знаю, что прав. — Брат подошел и сел на кровать. — Он знал ее.

«Кого?»

— Хекс. Он был там, когда она родилась, когда ее мать… — Наступила долгая пауза, словно Тор запер эти воспоминания, но их всплески еще не совсем успокоились. — Когда ее мать умерла, он отдал Хекс семье, которая могла о ней позаботиться. Он любил эту малышку… как и я. Вот почему он назвал ее Хексания. Он наблюдал за ней издали…

Эпилептический припадок обрушился так внезапно, что у Джона даже времени не было попытаться бороться с этим дерьмом: в одно мгновение он сидел, слушая Тора, а в другое — свалился на пол, совершая только-не-это-снова движения в стиле джиттербаг[140].

Наконец судороги прекратились, остановив это подергивание-хрипение-подпрыгивание, его барахтающиеся конечности, наконец, опустились и замерли, лишь одно дыхание тяжело вырывалось из его рта. К его облегчению, перед ним оказался Тор, присев на корточки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он напряженно.

Джон оттолкнулся от пола и сел. Потерев лицо, он был рад обнаружить, что его зрение все еще функционировало. Никогда бы не подумал, что будет настолько рад видеть четкое изображение рожи Лэсситера.

Борясь за контроль над своими трясущимися руками, ему удалось показать:

«Чувствую себя так, словно побывал в блендере».

Падший ангел кивнул с серьезным лицом.

— И выглядишь также.

Тор метнул на парня взгляд, затем снова перевел его на Джона.

— Не обращай на него внимания, он слепой.

— Нет, не слепой.

— Через полторы минуты станешь им. — Тор вцепился в бицепс Джона и подтащил его на кровать. — Хочешь что-нибудь выпить?

— Или, может, новые мозги? — предложил Лэсситер.

Тор наклонился.

— И ради оказания услуги всему обществу, я сделаю его еще и немым, идет?

«Ты такой предусмотрительный».

Наступила долгая пауза, а затем Джон показал:

«Так мой отец знал ее?»

— Да.

«И ты тоже».

— Да.

В наступившей тишине, Джон решил, что некоторые вещи лучше оставить без объяснения. И эта была как раз одной из таких, учитывая напряженное выражение лица Брата.

— Я рад, что ты надел его кольцо, — внезапно произнес Тор, поднявшись на ноги. — Особенно в такую ночь.

Джон посмотрел на кусок золота на своем пальце. Кольцо ощущалось так правильно. Словно он годами носил его.

«И — я», — показал он.

— А сейчас, если простишь меня, я пойду, переоденусь.

Когда Джон поднял взгляд, он вернулся в момент, который произошел некоторое время назад, когда он открыл дверь своей дерьмовой квартирки-студии и поднимал пистолет все выше, выше и выше, целясь в лицо парня.

А теперь Тор принес ему свою церемониальную одежду.

Брат слегка улыбнулся.

— Как бы я хотел, чтобы твой отец сейчас был здесь, чтобы это увидеть.

Джон нахмурился и покрутил перстень вокруг пальца, думая о том, насколько он обязан мужчине. Затем во внезапном порыве он вскочил на ноги… и крепко обнял Брата. Тор, казалось, на мгновение опешил, но затем сильные руки сжали его в ответ.

Когда Джон отступил, он смотрел прямо в глаза Брата.

«Он здесь», — показал он. — «Мой отец — прямо здесь, со мной».

Час спустя Джон стоял на мозаичном полу в вестибюле, переминаясь с ноги на ногу. Он был одет в традиционное церемониальное одеяние благородного мужчины: спадающие до пола черные шелковые брюки, свободная туника подхваченная поясом с драгоценными камнями, подаренным Джону королем.

Церемония проходила у подножия парадной лестницы, в арочном проходе в столовую комнату. Двойные двери, ведущие туда, где все ели, были закрыты, формируя сплошную стену, а по другую сторону от них доджены уготовили празднество.

Все были уже в сборе. Братство выстроилось в ряд рядом с ним, шеллан и остальные члены семьи собрались в свободном полукруге напротив. Свидетели расположились по бокам: Куин — на одном конце, Блэй с Сакстоном — на другом; в центре — Айэм и Трез, приглашенные в качестве почетных гостей.

Джон оглядел все пространство, отмечая малахитовые колонны, мраморные стены и люстры. Прошло так много времени с тех пор, как он пришел сюда, чтобы остаться, и ему впервые рассказали, насколько сильно его отцу хотелось, чтобы все эти комнаты заселились людьми и жили своими жизнями под крепкой крышей.

Он сосредоточился на изображенной на полу яблоне. Она была такой красивой, являясь символом весны, вечно цветущей… своего рода вещью, возвышавшей тебя всякий раз, как ты на нее смотришь.

Он влюбился в это дерево сразу, как только вошел сюда…

Коллективный вздох заставил его поднять голову.

О… славная… Пресвятая… Мария…

На этом его мозг отключился. Просто опустел. Джон был практически уверен, что его сердце все еще билось, если учесть, что он находился в вертикальном положении, но кроме этого?

Наверное, он только что умер и попал в рай.

На вершине парадной лестницы, с рукой на золотой балюстраде, появилась Хекс во всем, захватывающем дыхание, великолепии, превращая его в бездыханного и изумленного.

Красное платье идеально облегало ее фигуру, черное кружево топа гармонировало с черными волосами и серыми глазами, шлейф милями атласа потрясающими волнами спадал на пол с ее стройных бедер.

Встретившись с ним взглядом, она смущенно завозилась, разглаживая переднюю часть платья.

«Иди ко мне», — показал Джон жестами. — «Иди ко мне, моя женщина».

Из дальнего угла запел тенор, кристально-чистого голоса Зейдиста поднимавшегося к изображению воина на потолке, и еще выше. Сначала Джон не понял, что это за песня… хотя, спроси, как его зовут, он согласился бы на любое имя: Санта Клаус или Лютер Вандросс[141] или Тедди Рузвельт[142].

Возможно даже Джоан Коллинз[143].

Но затем звуки слились и он уловил мелодию. Группа U2 — «Все, чего я хочу — это ты».

Та, что Джон просил спеть мужчину.

Первый шаг Хекс вызвал слезы на глазах у женщин. И, очевидно, у Лэсситера. Или так, или ангелу в глаз попала соринка.

С каждым шагом, сделанным Хекс, спускаясь вниз, грудь Джона раздувалась, пока он не почувствовал, что не только его тело способно держаться на поверхности, но и он сам готов держать весь вес каменного особняка.

У основания лестницы Хекс снова остановилась, и Бет ринулась вперед, чтобы поправить ее длинный шлейф.

А затем Хекс встала рядом с ним перед Рофом, Слепым Королем.

«Я люблю тебя», — произнес Джон губами.

Улыбка, которой она одарила его, сначала была скованной, лишь одним уголком губ, но постепенно становилась шире… о, боже… становилась все шире, пока Хекс не улыбнулась так широко, что показались клыки, а в глазах не вспыхнули огоньки.

«Я тоже люблю тебя», — произнесла она в ответ так же беззвучно.

Голос короля эхом отдавался от высокого потолка.

— Внемлите, все стоящие предо мной. Мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать брачную церемонию этого мужчины и этой женщины…

Начавшаяся церемония продолжалась с Джоном и Хекс, отвечающими в нужных местах. Отсутствие Девы-Летописецы умалчивалось, но как объявил король, это была достойная церемония, а затем, когда все клятвы были произнесены, пришло время главной завершающей части.

Роф подал сигнал, Джон наклонился и прижался своими губами к губам Хекс; затем отступил назад и снял инкрустированный драгоценностями пояс с туникой. Он улыбался, как идиот, передавая все Тору, пока Фритц ставил на столик чашу с солью и серебряный кувшин с водой.

Роф обнажил свой черный кинжал и громко произнес:

— Как имя твоей шеллан?

Так, чтобы всем присутствующим было видно, Джон показал:

«Ее имя Хексания».

Направляемый рукой Тора, король вырезал первую букву, прямо поверх татуировки Джона. А затем и остальные Братья последовали его примеру, оставляя метки на чернилах в его коже; лезвия Братьев вырезали не только четыре буквы на Древнем Языке, но и сделанные тату-мастером завитки. С каждым скольжением кинжала, Джон все ниже наклонялся к яблоне, принимая боль с гордостью, не позволяя даже тихому шипению вырваться из его рта… и после каждой буквы или завитка, он поднимал взгляд на Хекс. Она стояла в первых рядах с женщинами и остальными мужчинами, сжимая руки на лифе платья, ее глаза были серьезными, но одобряющими.

Когда соль попала в свежие раны, он так сильно стиснул зубы, что от напряжения с прорвавшимся сквозь падающие капли воды звуком хрустнула челюсть. Но не ахнул и не произнес губами проклятие, даже когда раздираемая его боль, затуманила зрение.

Он выпрямился, и боевой клич Братства и воинов дома эхом прогремел со всех сторон, а Тор промокнул сырой рисунок белой тканью. После того, как Брат закончил, он положил ткань в черный лакированный ларец и передал его Джону.

Поднявшись с колен, Джон подошел к Хекс мужской походкой во всей его первобытной красе, который только что прошел через ряд испытаний и стойко выдержал их. Встав на колени, он опустил голову и протянул ларец ей, чтобы либо она по собственной воле приняла его либо отказалась. Традиция гласила, если она принимала ларец — она принимала и мужчину.

Хекс не ждала даже удара сердца.

Вес ларца исчез из его ладоней, и Джон поднял взгляд. В ее глазах показались прекрасные алые слезы, когда она прижала небольшой ящичек с его даром к своему сердцу.

Раздались радостные возгласы и все присутствующие зааплодировали; Джон вскочил на ноги и сгреб свою Хекс в этом огромном, умопомрачительным красном платье в объятия. Он крепко поцеловал ее, а затем, на глазах короля, своей сестры, лучших друзей и всего Братства понес женщину вверх по лестнице, по которой она спустилась.

Да, срывался праздник в их честь. Но связанный мужчина в нем нуждался в том, чтобы оставить свои метки… а затем они спустятся поесть.

Он был на полпути наверх, когда раздался голос Голливуда:

— О, боже, я тоже хочу, чтобы мне сделали что-то из этого причудливого дерьма.

— Даже не думай об этом, Рэйдж, — последовал ответ Мэри.

— Ну теперь-то мы можем поесть? — спросил Лэсситер. — Или есть еще желающие, последовать их примеру?

Вечеринка началась, голоса, смех, биты песни Jay-Z «Вечно молодой» заполнили все пространство. На верхней площадке лестницы Джон остановился и посмотрел вниз. С тем, что происходило внизу и с женщиной в его объятиях, он чувствовал себя так, словно карабкался на огромную гору и, вдруг, необъяснимым, непостижимым образом оказался на самой вершине.

Ее хриплый голос заставил его затвердеть:

— Так и собираешься просто стоять здесь или все-таки у тебя найдется более уважительная причина того, что принес меня наверх?

Джон поцеловал ее, скользнув языком между ее губ, проникая в нее. Он не отрывался от ее губ, идя в свою…

Их комнату.

Оказавшись внутри, он опустил ее на кровать и она подняла на него взгляд с видом, говорящем, что более чем готова к тому, что он собирался ей дать.

За исключением того, что Хекс, казалось, удивилась, когда он просто развернулся.

Но он должен был вручить купленный для нее подарок.

Он вернулся к кровати, держа красный чехольчик от Реинхарда.

«Меня вырастили люди, а когда они женятся, мужчине принято дарить женщине это в знак своей любви». — Внезапно он занервничал. — «Надеюсь, тебе понравится. Я пытался правильно подобрать это для тебя».

Хекс села, ее руки немного дрожали, когда она извлекла длинную, тонкую коробочку.

— Что бы ты ни сделал, Джон Мэтью…

Ее вздох, когда она открыла крышку, был таким чертовски сказочным.

Джон протянул руку и взял толстую цепочку с бархатного ложа. Квадратный бриллиант, располагающийся в центре платиновых звеньев, был в шесть карат — что бы это ни значило. Собственно, заботило его только одно: проклятый камень должен быть достаточно большим, достаточно ярким и достаточно сияющим, чтобы его было видно даже из чертовой Канады.

Просто на случай, если у какого-то мужчины, увидевшего ее, будет насморк или что-то в этом роде, он хотел, чтобы всем было известно, кому она принадлежит. И если связующий аромат не мог достигнуть их носов, блеск этого камня, несомненно, будет отражаться от их сетчатки.

«Я не купил тебе кольцо, потому что знаю, что ты собираешься драться и не хочешь, чтобы твои руки были хоть чем-то обременены. И если цепочка тебе пришлась по нраву, мне бы хотелось, чтобы ты носила ее не снимая…»

Хекс схватила ладонями его лицо и поцеловала таким долгим и глубоким поцелуем, что он не мог дышать. И его это не заботило.

— Я никогда не сниму ее. Никогда.

Рот Джона слился в поцелуе с ее ртом, и он толкнул ее на подушки, оказавшись сверху. Его руки завладели ее грудями, а потом спустились на бедра. Когда она выгнулась ему на встречу, Джон начал сминать все эти акры красного атласа…

На это ушло целых, убивающих его, полторы секунды.

И оказалось, что платье выглядит гораздо лучше, когда оно снято.

Джон медленно занимался любовью со своей женщиной, наслаждаясь ее телом, лаская его руками и ртом. Когда, наконец, он вошел в нее, это единение казалось таким идеальным, а момент — таким правильным, что он просто замер. Жизнь привела его сюда, в это время, к этой женщине, к ним двоим…

Эта была история, которой теперь он будет жить.

— Итак, Джон…, — начала она хриплым голосом.

Он вопросительно свистнул.

— Я подумываю о собственной небольшой татуировке. — Когда он склонил голову в сторону, она нежно провела пальцами по его плечам. — Как насчет того, чтобы отправиться в тот тату-салон… и может быть, сделать тату с твоим именем на моей спине?

Оргазм, сотрясший его тело, переходя в ее, служил явным ответом того, что он не мог высказать голосом.

Хекс хрипло рассмеялась, двинувшись бедрами ему навстречу.

— Сочту это за «да»…

«Да, — подумал Джон, снова начиная двигаться внутри нее. — Да, черт возьми, еще как «да»…»

В конце концов, что хорошо для глупца было даже еще жарче для дурака. Вот уж точно.

Боже, он любил жизнь. Любил жизнь и всех в этом доме, и всех людей во всех уголках мира. Судьба не была легкой… но она делала правильные вещи.

В конечном счете, чему быть тому не миновать.

Сноски

[1] Ситник служил для плетения циновок, корзин и других изделий

[2] Эпидуральная анестезия, она же «перидуральная» — один из методов регионарной анестезии, при котором лекарственные препараты вводятся в эпидуральное пространство позвоночника через катетер

[3] *Dunhill — марка сигарет, производимых на Кубе компанией Cubatabaco для Альфреда Данхилла с 1982 года. (Dunhill reds) — красная, ребристая пачка сигарет стандартных размеров со скошенными углами, фильтр сигарет белого цвета.

[4] Полиомиели́т (от др. — греч. πολιός — серый и µυελός — спинной мозг) — детский спинномозговой паралич, острое, высококонтагиозное инфекционное заболевание, обусловленное поражением серого вещества спинного мозга полиовирусом и характеризующееся

[5] Вирус Эбо́ла или просто Эбо́ла — общее название для вирусов одного рода Ebolavirus, входящих в семейства филовирусов, вызывающих геморрагическую лихорадку Эбола у высших приматов. Для лихорадки Эбола характерны внезапное повышение температуры, сильная слабость, мышечные и головные боли, а также боли в горле. Зачастую это сопровождается рвотой, диареей, сыпью, нарушением функций почек и печени, а в некоторых случаях как внутренними, так и внешними кровотечениями. Вирус Эбола передается при прямом контакте с кровью, выделениями, органами или другими жидкостями организма инфицированного человека.

[6] Canali — Итальянская марка качественной мужской одежды, существующая уже более 70 лет.

[7] Экстрим-Парк — парк экстремального отдыха: велоспорт, скейтбординг и т. д.

[8] BMX — это модные и культовые велосипеды, созданные как для профессионального трюкового спорта, так и прыжковых покатушек по городу для собственного удовольствия.

[9]Метроном — прибор, способный производить произвольное количество тактовых долей времени на слух. Служит как вспомогательный прибор для установления точного темпа в музыкальном произведении.

[10] Ханнафорд — Hannaford — Американская сеть бакалейных магазинов

[11] Уилтон Норман «Уилт» Чемберлен (англ. Wilton Norman "Wilt" Chamberlain; 21 августа 1936 — 12 октября 1999) — американский баскетболист, игравший на позиции центрового. Двукратный чемпион НБА (1967, 1972), четырехкратный MVP НБА сезона (1960, 1966-68), десять раз входил в символические сборные по итогам сезона (1960-62, 1964, 1966-68 — первая команда, 1963, 1965, 1972 — вторая команда). Чемберлен считается одним из самых выдающихся игроков в истории баскетбола

[12] Озеро Саранак (Saranac Lake) — немногочисленный городок расположенный в штате Нью-Йорк, США. Городок разделяется на Верхнее, Среднее и Нижнее Озеро Саранак, которые, располагаются друг за другом.

[13] Rat Pack — группа актеров, первоначально сосредоточенная на Хамфри Богарте. В середине 1960-х после смерти Богарта, переименовали себя «Встречей по высшему разряду» или «Кланом» представляя Фрэнка Синатру, Дина Мартина, Сэмми Дэвиса мл., Питера Лоуфорда и наконец Джоя Бишопа.

[14] Sands Casino — роскошное казино в Лас-Вегасе

[15] Композиция Синатры «Эти голубые глаза» — Возносят меня на Луну

[16] Аструкс Нотрам — личный телохранитель

[17] Мэтт и Джефф Харди — два легендарных брата и чемпиона по боям без правил.

[18] Эпизод из фильма Терминатор — 2, когда Джон Коннор с Терминатором пришел вызволять свою мать (Сару Коннор) из психбольницы.

[19] Насос BS-B применяется там, где нужно надежно и централизованно подавать смазку к многочисленным смазочным точкам. Имеется в виду перекачка информации мозгом. Т. е. что может привлечь внимание. (здесь и далее в переводе)

[20] American Idol — телешоу на телеканале FOX, основанное на популярном британском шоу Pop Idol. Смысл передачи — соревнование на звание лучшего начинающего исполнителя в США.

[21] Вивьен Ли, леди Оливье (англ. Vivien Leigh; урождённая Вивиан Мэри Хартли (англ. Vivian Mary Hartley); 5 ноября 1913, Дарджилинг — 7 июля 1967, Лондон) — английская актриса, обладательница двух премий «Оскар» за роли американских красавиц: Скарлетт О’Хара в «Унесённых ветром» (1939) и Бланш Дюбуа в «Трамвае „Желание"» (1951)

[22] Севенс- джинсовые капри, джинсы

[23] Все тоже мозговое восприятие.

[24] Аболиционист (англ. Abolitionist А.) — Участник движения за отмену определенного закона. Б. Участник движения за отмену рабства…

[25] Дневная премия «Эмми» (англ. Daytime Emmy Award) — является наградой, вручаемой Нью-Йоркской Национальной Академией Телевизионных Искусств и Наук и Лос-Анджелеской Академией Телевизионных Искусств и Наук в знак признания передового опыта в дневных американских телевизионных программах. Церемонии, как правило, проходят в мае или июне.

[26] В оригинале написано — 2nite — цифра «2» с англ. читается «Ту», словно nite — ночь, вместе выходит Tonight — сегодня вечером

[27] Сид Ви́шес (1957–1979) — британский музыкант, известный прежде всего как участник панк-группы Sex Pistols.

[28] Nine Inch Nails (найн инч нэйлз аббр. NIN, в пер. с англ. девятидюймовые гвозди) — американская индастриал-группа, созданная Трентом Резнором в 1988 году

[29]Slipknot (рус. слипнóт, в пер. с англ. — «скользящий узел», «петля», «удавка») — американская группа, исполняющая музыку в стиле ню-метал. Группа образована в 1995 году

[30] Мыло Слоновой кости, которым американцы моются аж с 1879 года. И сейчас это мыло под названием Ivory Soap отмечает своё 125-летие. Очень интересной особенностью "Мыла слоновой кости” была его способность не тонуть в воде. По легенде, это свойство возникло из-за небольшой аварии в процессе производства.

[31] Бонни Линн Райтт (Рэйтт, англ. Bonnie Lynn Raitt; 8 ноября 1949, Бербанк (Калифорния, США) — американская певица, гитаристка, автор и исполнитель песен в стилях блюз, кантри, рок, фолк.

[32] саундтрек к фильму "Повторно не судят".

[33] Дональд Джон Трамп — американский бизнесмен, известная личность на телевидении и радио, писатель. Он также является президентом компании Trump Organization — крупной строительной компании в США и основателем компании Trump Entertainment Resorts, которая управляет многочисленными казино и отелями по всему миру. Трамп стал знаменитостью благодаря экстравагантному стилю жизни и откровенному стилю общения, а также своему успешному реалити-шоу «Кандидат», где он выступает и как исполнительный продюсер, и как ведущий.

[34] Дисфункциональный триумвират — проблемном, конфликтном альянсе

[35] Dhunhd (pr. n.) Hell. — Ад

[36] Владзи Либераче (Liberace) — в Соединённых Штатах очень известен, а у нас о нём почти никто не знает. «Подразумеваем канделябры, говорим — Либераче» появилось от маниакальной привычки этого пианиста выступать при наличии пары этих приборов на деке рояля. Канделябры, как и прочая атрибутика эпохи рококо и ампира, стали визитной карточкой.

[37] Ermenegildo Zegna или Zegna — итальянский модный лейбл мужской одежды, обуви и парфюмерии. Был основан в 1910 году Эрменеджильдо Зенья. Сейчас управляется уже четвёртым поколением семьи Зенья

[38] Герои из фильма "Полиция Майами"

[39] Обсессивно-компульсивное расстройство (лат. obsessio — обложение, осада, блокада + compulsare — принуждать) — одно из тревожных расстройств, основными симптомами которого являются обсессии (устойчивые иррациональные мысли и желания) и компульсии (неконтролируемые повторяющиеся действия), выступающие как защита от чувства тревоги.

[40] Энди Уорхол — американский художник поп-арта, кинорежиссер

[41] Herradura Seleccion Suprema — выдержанная текила премиум-класса для истинных ценителей. Она производится с 1995 года. Напиток созревает в бочках из американского белого дуба как минимум 4 года.

[42] Хенкельс — марка кухонных ножей

[43] Лю́тня — старинный щипковый струнный музыкальный инструмент с ладами на грифе и овальным корпусом

[44] Камерто́н (нем. Kammerton, «комнатный звук») — небольшой портативный прибор, точно и ясно издающий звук определённой высоты со слабыми гармоническими призвуками. Устройство камертона может быть различным. Встречаются механические, акустические и электронные камертоны.

[45] Баски — *(франц. basque) широкая оборка, пришиваемая по линии пояса к лифу платья или кофте

[46] Передовой сторожевой пост (отряд) или отряд охранения, стража выставляемый (наряжаемый) войсками (силами), находящимися в обороне или на отдыхе, в сторону предполагаемого нападения противника, с целью предупреждения его внезапного нападения на основные войска (силы)

[47] Firestone — североамериканская компания, базирующаяся в штате Теннесси. Производитель шин для автомобилей, сельскохозяйственной техники, тяжелых грузовиков и автобусов, а также резиновых изделий для промышленности.

[48] Goodyear — американская компания, крупнейший производитель шин.

[49] Mostest — думаю тут имеется в виду мультяшный персонаж компании Ворнер Бразерс — Мостест, самый скоростной персонаж в мультфильме 1960 про Койота

[50] UFC — Ultimate Fighting Championship — Абсолютный бойцовский чемпионат — спортивная организация, базирующаяся в Лас-Вегасе и проводящая бои по смешанным правилам.

[51] ММА — Mixed Martial Arts — смешанные боевые искусства.

[52]Джонни Мнемоник — Фантастический фильм. Главную роль в фильме исполнил Киану Ривз. Он играет молодого курьера, чей мозг используется как контейнер для транспортировки ценной информации. Тут имеется в виду, что Блэй представлял образы в своей голове, на подобии виртуальной реальности.

[53] «Кэрри» (англ. Carrie) — филь ужасов 1976 г. Экранизация одноименного произведения Стивена Кинга. Гран-при МКФ. Сюжет: Кэрри Уайт страдает и в школе, и дома. В школе — от насмешек и издевательств одноклассников, видящих в ней гадкого утенка. Дома — от строгостей и фанатизма матери, набожной пуританки. Но обнаружившиеся у нее однажды сверхъестественные способности дают Кэрри возможность отомстить, и она обрушивает на окружающих испепеляющий ад из пламени, крови и колдовства, погружая все в пучину ужаса на выпускном вечере!

[54] Адвил — анальгетик

[55] Тамс — Средства лечения кишечных расстройств.

[56] Злоключения Полин — кинофильм 1947 года. Про молодую жизнерадостную девушку Пёрл, которая не может прожить и дня без музыки и танцев. Работая с утра до вечера в швейном ателье, она мечтает о театральных подмостках. Однажды ей выпадает неожиданная удача: клиентка ателье, актриса Джулия Гиббс, приводит ее в театр, а затем и на съемки киносериала "Злоключения Полины". Этот сериал приносит Пёрл мировую славу

[57] Дорис Кернс Гудвин — Книга повествует о Линкольне, его правительстве и о развернувшейся гражданской войне. По книге в 2009 году начался сниматься фильм. Сюжет — Стивена Спилберга

[58] Викто́рия Де́йви «То́ри» Спе́ллинг (англ. Victoria Davey «Tori» Spelling; род. 16 мая 1973 года, Лос-Анджелес, Калифорния, США) — американская актриса, сценарист и продюсер. Лауреат премии «Young Artist Awards» (1991).

[59] Экзистенциали́зм (фр. existentialisme от лат. exsistentia — существование), также философия существования — направление в философии XX века, акцентирующее своё внимание на уникальности иррационального бытия человека.

[60] Демаскирующие признаки — Задача защиты признаковой информации решается, прежде всего, путем предотвращения обнаружения и распознавания объектов, содержащих эти признаки. Среди множества признаков, присущих конкретному объекту, существуют признаки, которые позволяют обнаруживать его среди других похожих объектов и распознать его принадлежность, назначение, функции, свойства, особенности и характеристики.

Признаки, позволяющие отличить один объект от другого, называются демаскирующими. Демаскирующие признаки объекта составляют часть его признаков, а значения их отличаются от значений соответствующих признаков других объектов.

[61] Твинки (англ. Twinkiesare) — американское пирожное-закуска, придуманное и производимое пекарней Хостесс Брандс. Они продаются под названием Золотой бисквит с кремовым наполнителем

[62] Флекс — журнал для культуристов. Еще его шутливо называют — библией практического бодибилдинга и голосом чемпионов!

[63] Эншур (Ensure) — Специализированное медицинское питание, предназначенное для пациентов с нарушением питания.

[64] «Невидимка» (англ. Hollow Man) — американский кинофильм 2000 г. Фильм, рассказывающий об учёном, которому удается сделать себя невидимым.

[65] Кардиоэктомия — извлечение сердца

[66] StairMaster — марка тренажеров

[67] Большой ремонт — комедийный телесериал (1991–1999): ведущий популярной программы «Мужской инструмент» постоянно рекламирует новинки домашнего ручного и электрофицированного инструмента. Выходя перед камерами в очередной раз обвешанный поясами со всевозможными инструментами — молотками, отвертками, клещами и пилами, демонстрируя огромный арсенал электроинструмента, он на каждой программе демонстрирует все преимущество инструмента, реализуя в очередной раз свои уникальные строительные способности.

[68] 14 размер обуви (США) — 48 размер (Россия)

[69] Римская свеча — пиротехническое изделие развлекательного характера.

[70] Мотра — японский фильм 1961 года, являющийся первым в цикле кинофильмов о гигантской бабочке Мотре, и одним из классических кайдзю — фильмов

[71] Пиньята — мексиканская по происхождению полая игрушка довольно крупных размеров, изготовленная из папье-маше или лёгкой обёрточной бумаги с орнаментом и украшениями. Своей формой пиньята воспроизводит фигуры животных (обычно лошадей) или геометрические фигуры, которые наполняются различными угощениями или сюрпризами для детей.

[72] Мори — американское телевизионное шоу, идущее с 1991 года. Ток — шоу отличается от многих других необычным сочетанием "чувствительности” и интима.

[73] Майкл «Майк» Майерс (англ. Michael Myers) — вымышленный персонаж фильмов серии Хэллоуин, маньяк-убийца и психопат, одержимый духом Самайна

[74] eHarmony — крупнейшее агентство знакомств.

[75] Клиренс (так же Дорожный просвет) — расстояние между опорной поверхностью и самой нижней точкой центральной части автомобиля

[76] Jell-O (амер.) — фирменное название концентрата желе.

[77] Нарколепсия (от др. — греч. νάρκη — оцепенение, сон — приступ— заболевание нервной системы, относящееся к гиперсомниям, характеризуется дневными приступами непреодолимой сонливости и приступами внезапного засыпания, приступами внезапной утраты мышечного тонуса при ясном сознании, нарушениями ночного сна, появлениями гипнагогических (при засыпании) и гипнапомпических (при пробуждении) галлюцинаций. Иногда отмечается кратковременная парализованность тела (невозможность двигать руками и ногами) сразу после пробуждения.

[78] Вин Дизель — знаменитый актер, играет главную роль в нескольких частях фильма «Форсаж»

[79] Пирокант — предельная слабость человека.

[80] Barbasol — брендом № 1 в Америке среди средств для бритья для мужчин.

[81] Krups— кофеварки и кофемашины.

[82] Bayer — химическая и фармацевтическая фирма.

[83] Hefty — марка-производитель мусорных мешков.

[84] Grand Theft Auto — серия мультиплатформенных компьютерных игр. В этих играх игрок должен почувствовать себя в роли преступника, выполняя такие задания и миссии как заказные убийства, ограбление банка и другие.

[85] «Закон и порядок» (англ. Law & Order) 1990–2010 — американский процедуральный, полицейский и юридический телесериал, созданный Диком Вульфом.

[86] Smell-o-Vision — технология передачи запахов. Дословно переводится как — чую-вижу. Идея состоит в том, что во время просмотра телевизора, действие сюжета сопровождается тысячами различных запахов, в зависимости от того что вы видите на экране, будь-то: хлеб — от небольшого приспособления на телевизоре по комнате распространяется запах выпечки, или любого другого вида. Появление определённого запаха в нужное время может послужить весьма мощным инструментом, например: более детально описать картину увиденного или вспомнить человека. Узнать подробнее

[87] Flock of Seagulls (с рус. — Стая чаек) — британская группа новой волны, образованная в Ливерпуле, Англия, в 1979 году, братьями Майклом и Алистером Скорами (англ. Michael, Alistair Score) и назвавшая себя в честь строчки из песни The Stranglers («Toiler on the Sea)

[88] Мис — маскировка окружающей среды; создание иллюзорного пространства

[89] Бени́то Ами́лькаре Андре́а Муссоли́ни (итал. Benito Amilcare Andrea Mussolini, 29 июля 1883 — 28 апреля 1945) — итальянский политический деятель, литератор, лидер фашистской партии (НФП), диктатор, вождь (ит. «дуче»), возглавлявший Италию (как премьер-министр) с 1922 по 1943. Первый маршал Империи (30 марта 1938). После 1936 года его официальным титулом стал «Его Превосходительство Бенито Муссолини, глава правительства, Дуче фашизма и основатель империи»

[90] Kool-Aid — товарный знак растворимого порошка для приготовления фруктовых прохладительных напитков.

[91] Веселые мелодии или Луни Тюнз (Looney Tunes) — анимационный сериал Warner Bros., а также группа мультипликационных персонажей, которые первоначально являлись пародией на мультфильмы Диснея. Излюбленной темой сюжета является частое увечье персонажей с последующими сверкающими звездами над головой персонажа.

[92] Три урода или Три придурка (The Three Stooges) — Фильм снят по подобию передачи, которая выходила на экран в начале двадцатого века и состояла из множества маленьких смешных историй. В комедии «Три урода» речь пойдет о трех, не совсем адекватных и немного туповатых приятелях, которые решили слегка позабавить себя и окружающих, для этого они решают проникнуть в монастырь. Современную полнометражную картину «Три урода» от режиссеров Бобби и Питера Форрелли представляют известнейшие актеры Джим Керри, Шон Пенн и Бенисио Дель Торро.

[93] Фраза из фильма «Три урода» Три урода

[94] Дермабразия — шлифовка кожи. Метод состоит в механическом шлифовании кожи, при котором удаляются эпидермис и поверхностный слой дермы. Дермабразия призвана выравнивать рельеф поверхности кожных покровов, измененный в результате старения или образования рубцов после травмы или осложненного течения угревой болезни.

[95] Вегас Стрип — примерно семикилометровый участок бульвара Лас-Вегас в округе Кларк штата Невада, США. В нем находится большинство крупнейших гостиниц и казино агломерации Лас-Вегаса.

[96] DELL — марка клавиатур, мышек и прочих комплектов для ноутбуков

[97] Основной инстинкт» (англ. «Basic Instinct») — эротический триллер 1992 года режиссёра Пола Верховена. В главных ролях задействованы Майкл Дуглас и Шэрон Стоун.

[98] Оружие убийства в Основном Инстинкте.

[99] Бифокальные очки изготавливается таким образом, что верхняя ее часть служит для удаленных предметов, а нижняя для чтения.

[100] Hallmark — телевизионная американская кабельная сеть. Специализирующаяся на трансляции классических сериалов и фильмов, ориентированных для семейного просмотра.

[101] Надпочечная железа — парная эндокринная железа, расположенная в забрюшинном пространстве над верхним полюсом почки; гормоны надпочечника играют важную роль в регуляции обмена веществ и осуществлении защитно-приспособительных реакций организма на действие чрезвычайных и патологических раздражителей (реакция на стрессовые условия).

[102]Бетадин — антисептическое средство.

[103] Дефибриллятор — прибор, использующийся в медицине для электроимпульсной терапии при остановке сердца.

[104] Мисс Присс — известный бутик, расположенный в городе Лексингтон, штат Кентукки. Специализация — вечерние платья, платья для выпускных и купальники.

[105] ≈ 183 см

[106] Более 15 см

[107]Гомофобный — имеющий негативное отношение к гомосексуальности.

[108]Rosebud(бутон розы, амер.) — девушка, начинающая выезжать в свет.

[109]Депендс — марка нижнего белья от Кимберли-Кларк для взрослых, испытывающих недержание мочи.

[110]Оксикодон — обезболивающий препарат, полусинтетический опиоид, получаемый из тебаина. После повторных приемов препарата возникает физическая и психологическая зависимость, как и у других наркотических веществ.

[111]Пулитцеровская премия — одна из наиболее престижных наград в области литературы, журналистики, музыки и театра.

[112] Экстремальный макияж (ExtremeMakeover) — шоу на канале ABC. Тут имеется ввиду сколько еще ему предстоит ходить с такой внешностью?

[113] Линкольн Таун Кар — американский шестиместный полноразмерный заднеприводный легковой автомобиль категории люкс.

[114] ≈ 168 см.

[115]ServiceMaster— американская компания, предоставляющая услуги по уборке, чистке, стирке и т. д.

[116] Формула 409 — популярное чистящее средство.

[117] Эктомия — вырезание, извлечение

[118] Кислотный рефлюкс (желудочно-пищеводный рефлюкс) — заброс содержимого желудка в пищевод.

[119] PS2 —(PlayStation 2) — вторая игровая приставка, выпущенная компанией Sony

[120] MortalKombat (рус. Смертельная битва; сокр. — MK) — культовая серия файтингов, созданная компанией Midway. Позже была переведена на домашние консоли и по которой потом был снят одноименный фильм.

[121] GuitarHeroWorldTour — видеоигра в жанре музыкальной аркады.

[122] Bic-lighter(в перевод с англ.) — зажигалка Bic

[123] Джон Мелленкамп (род. 7 октября 1951 г.) — американский рок-музыкант, который начинал свою карьеру под навязанным продюсерами именем Джонни Кугар.

[124] Лейтмотив — основная тема, повторяющаяся на протяжении всего музыкального произведения

[125] Джон Уэйн (англ. John Wayne, урождённый Мэрион Роберт Моррисон (англ. Marion Robert Morrison), 26 мая 1907 — 11 июня 1979) — американский актёр, которого называли королём вестерна. Снимаясь ежегодно примерно в пяти фильмах, он был едва ли не самым востребованным голливудским актёром эпохи звукового кино.

[126] "Саймон говорит" — классическая игра памяти, в которой ведущий (Саймон) говорит, что делать, а игроки делают. Естественно, все зависит от необузданности воображения ведущего.

[127] Заводной апельсин — культовый фильм-антиутопия режиссёра Стэнли Кубрика, снятый в 1971 году

[128] Роршаха тест (Rorschach test, Rt) — экспериментальный проективный тест для исследования личности, основанный на анализе восприятия испытуемым бессодержательных симметричных стандартных пятен. Р. т. применяют для развернутой характеристики (диагноза) личности в целях профориентации, профотбора, психотерапии, а также для диагностики психических расстройств, определения риска агрессивных и суицидальных действий.

[129] Означает последнюю отчаянную попытку, крайний вариант, атака сломя голову, и так далее.

[130] Картечь — патрон. Ружейная картечь — крупная дробь для охотничьих ружей.

[131] Пирокант — так именуется самая большая слабость личности.

[132] West Coast Choppers — знаменитая мастерская Джесси Грегори Джеймса (англ. Jesse Gregory James, род. 19 апреля 1969) — американского телеведущего, в которой он собирает на заказ эксклюзивные чопперы. В 2000 году Discovery Channel снял документальный фильм Motorcycle Mania, в которой была отображена повседневная жизнь Джеймса и его мастерской. После успеха этого фильма Джеймс предложил Discovery Channel создать новое шоу под названием Monster Garage, где он и команда механиков будут переделывать автомобили за короткий срок.

[133] ≈ 120х250 см

[134] Vette (сленг) — общее прозвище автомобилей модельного ряда Corvette

[135] Стинг Рэй 1964 года — Шевроле Корвет Стинг Рэй С2 (Электрический скат) (Chevrolet Corvette Sting Ray C2) — Знаменитый американский автомобиль. Над С2 работали Ларри Шинода (создатель Ford Mustang Boss 302) и Уильям Митчелл. Их стараниями модель получила независимые двухрычажные подвески на поперечных рессорах и моторы V8 семейства Big Block — сначала 425-сильный 6.5-литровый, а затем — 435-сильный объёмом 7 л, оснащённый строенными карбюраторами (Tri Power). C2 выпускался с кузовами купе и кабриолет

[136] Lite-Brite — игрушка, созданная Hasbro в 1967, позволяющая пользователю создавать светящиеся проекты. Это — лайтбокс с маленькими цветными пластмассовыми ориентирами, которые вписываются в матрицу отверстий и иллюмината, чтобы создать подсвеченное художественное произведение. Используя цветные ориентиры, пользователь может создать проекты из воображения или готовым шаблонами. В данном случае имеется в виду — светящийся жизнерадостностью человек.

[137] В Америке есть традиция, где молодожены регистрируются в магазинах разных брендов производителей и оставляют «свадебный лист» — список подарков. Впоследствии гости могут зайти в любой магазин, попросить лист конкретной пары и выбрать из него подарок.

[138] Crate and Barrel — сеть магазинов для подарков.

[139] ≈ 150 на 90 см.

[140] Джиттербаг (англ. jitter — трястись, bug — неврастеник, паникёр) — эксцентричный, импровизированный быстрый танец с резкими движениями (прыжки, тряска тела, вращения, перебрасывание партнерши и др.), который был популярен в США в 30-х гг.

[141] Лютер Вандросс — певец, композитор и продюсер; родился 30 апреля 1951 года в США.

[142] Теодор «Тедди» Рузвельт (англ. Theodore Roosevelt, МФА; 27 октября 1858 — 6 января 1919) — американский политик, 25-й вице-президент США, 26-й президент США в 1901–1909, представитель Республиканской партии…

[143] Джоан Генриетта Коллинз — английская актриса, обладательница премии «Золотой глобус» за свою самую знаменитую роль — Алексис в телесериале «Династия».

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ГЛАВА 40

ГЛАВА 41

ГЛАВА 42

ГЛАВА 43

ГЛАВА 44

ГЛАВА 45

ГЛАВА 46

ГЛАВА 47

ГЛАВА 48

ГЛАВА 49

ГЛАВА 50

ГЛАВА 51

ГЛАВА 52

ГЛАВА 53

ГЛАВА 54

ГЛАВА 55

ГЛАВА 56

ГЛАВА 57

ГЛАВА 58

ГЛАВА 59

ГЛАВА 60

ГЛАВА 61

ГЛАВА 62

ГЛАВА 63

ГЛАВА 64

ГЛАВА 65

ГЛАВА 66

ГЛАВА 67

ГЛАВА 68

ГЛАВА 69

ГЛАВА 70

ГЛАВА 71

ГЛАВА 72

ГЛАВА 73

ГЛАВА 74

Сноски