Пророчество атлантов [Томас Гриниас] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Томас Гриниас «Пророчество атлантов»

Посвящается Алексу и Джейку

Единственное новое в этом мире — это история, которую мы не знаем.

Гарри С. Трумэн, тридцать третий президент США, масон тридцать третьей степени

ПРОЛОГ

14 декабря 1799 года

Федеральный округ

Пятеро солдат Революционной армии США резко осадили своих коней у причала в Джорджтауне и спешились. Снежная морось давно прекратилась, но холод стоял собачий. Из-за реки, с постоялого двора «Сьютерз тэверн», и в полночь раздавались звуки музыки. В среднем окне второго этажа мигнула лампа.

Это сигнал.

Тот, кого они искали, был в здании.

Офицер подал знак солдатам, и они друг за другом двинулись к переднему крыльцу по залитым лунным светом лужам. На ружьях блестели примкнутые штыки. Два солдата обошли здание и заняли позицию за кухней; двое других ударили прикладами в дверь:

— Именем Соединенных Штатов Америки, откройте!

Дверь приотворилась, в узкой щелочке возникло мальчишечье лицо. Солдаты толкнули дверь и вошли. Мальчуган испуганно отшатнулся. Кутилы, сидевшие в таверне, замерли на месте, и десятка три кружек застыли в воздухе на полпути к раскрытым ртам. Музыка смолкла. Во внезапно повисшей тишине слышалось лишь потрескивание пламени в камине.

Командир, здоровенный детина, схватил мальчика за воротник и прорычал:

— Мы ищем беглого раба. Его зовут Геркулес, он повар.

Геркулес нарезал лук на кухне для своего знаменитого рагу. Согласно правилам заведения, жесткие черные волосы повара были гладко прилизаны и собраны сзади в косичку, которая торчала, словно ручка сковороды. Впрочем, бороду Геркулес сбрить отказывался. Повар поставил рагу томиться на медленном огне и прислушался, но все звуки внизу смолкли.

Дверь с грохотом распахнулась, и на кухню ворвались четыре солдата в зеленых камзолах. Их командир представился Корнелиусом Темплом, майором Революционной армии США, и грозно спросил:

— Кто из вас Геркулес?

Повар замер. Остальные рабы на кухне не шевелились и не издали ни звука, исподтишка боязливо поглядывая на Геркулеса.

Геркулес покинул хозяина два года назад и с тех пор промышлял поварским ремеслом: он в совершенстве овладел знаменитой южной кухней в резиденциях генерала Вашингтона — в Нью-Йорке, Филадельфии, Виргинии. Если бы от него требовалось только кулинарное мастерство, Геркулес никогда бы не сбежал. К сожалению, хозяин давал ему и другие — тайные и опасные — поручения. И вот прошлое нагнало его.

Кто бы мог подумать, что это произойдет так скоро?

Геркулес положил разделочный нож на стол и шагнул вперед, надеясь, что солдаты пришли только из-за беглого раба, а не из-за тайного поручения, которое он выполнил для хозяина много лет назад.

Майор презрительно посмотрел на Геркулеса:

— Пойдем, раб.

Геркулес — среднего роста, но мускулистый, как его античный тезка, — гордо выпрямился и встретил взгляд офицера. Зеленый мундир майора, украшенный желтыми лацканами и манжетами, доходил до колен. Однобортный белый жилет с белыми пуговицами гармонировал с белым окаймленным бахромой эполетом на правом плече — знаком офицерского чина. Но не эполет, а черная треуголка с маленькой серебряной эмблемой привела Геркулеса в ужас.

«Стрелковый полк», — подумал повар.

Бедняга оказался в руках наемных убийц нового федерального правительства. О недавно образованном Стрелковом полке ходили слухи: конгресс учредил специальное снайперское подразделение для выполнения особых задач. «Первыми в бой и последними из боя» — таким был девиз полка, который многое заимствовал из тактики разведывательных подразделений и даже индейцев. Подтверждением тому служил пояс майора, где, кроме патронташа, красовались томагавк и нож — снимать скальпы.

Если сопротивляться аресту, пострадают остальные.

Геркулес потянулся к шкафчику, но солдат за спиной взвел курок.

— Назад, черномазый!

— Это всего лишь сюртук.

Геркулес спокойно снял с крючка сюртук с пуговицами слоновой кости. Тонкая шерстяная ткань в елочку блестела в отсветах пламени. Молодой солдат опустил «френч-шарльвилль» особой модели. Едва Геркулес застегнулся, как получил прикладом по голове и рухнул на пол.

— Ты сбежал, раб, да еще и сюртук с собой прихватил? — рявкнул майор и пнул Геркулеса в бок.

Для Геркулеса это было не впервой: не важно, кому принадлежит сюртук, майор стремился преподать урок остальным рабам, чтобы неповадно было уходить в бега.

— Я честно купил его, господин… — Геркулес закашлялся. Две пары сильных рук вышвырнули его из комнаты.

— По законам Пенсильвании он свободный человек! — выкрикнул один из поваров.

— Он уже не в Пенсильвании.

Майор вышел, яростно хлопнув дверью.

Плоскодонка с четырьмя гребцами ждала у причала, ледяные воды Потомака плескали о борт. Пошел мокрый снег. Геркулеса бросили на корму, два солдата уселись по бокам, а напротив — майор и двое других. Лодка отчалила во мрак.

— Тебя ищет генерал.

Геркулес вздрогнул. Генерал, его бывший хозяин — человек справедливый и великий, но тайны, которые он доверил Геркулесу, вряд ли по плечу даже честному американцу, не то что рабу.

«Господи, только бы не из-за шара».

Лодка проплыла мимо белых стен Президентского дворца, который все еще пустовал на седьмом году строительства: президент Адамс с семьей жил в Филадельфии. В отдалении, на вершине холма Дженкинса, возвышалось новое здание Капитолия — вернее, то, что успели построить.

Хозяин как-то упомянул, что сто лет назад холм звался Римом, а Потомак — Тибром, потому что землевладелец Френсис Поуп мечтал, что на этих берегах однажды родится империя, которая затмит Древний Рим. Но вокруг Геркулеса расстилались болота, высились недостроенные здания да виднелся длинный ряд пней там, где собирались проложить главную улицу города — Пенсильвания-авеню, — которая свяжет Президентский дворец с холмом, что стали называть Капитолийским.

О борт ударили куски плавучего льда, и гребцы заработали усерднее; даже майор взялся за весло. Геркулес удивился, почему его не заставили грести; потом сообразил, что для них он лишь преступник: а ну как веслом замахнется?

Мокрый снег ударил в лицо, и Геркулес поднял ворот сюртука. Майор угрюмо посмотрел на беглого раба — офицерский мундир не согревал, а вот Геркулес из собственного кармана заплатил и за пальто, и за шерстяные брюки, сшитые на заказ, и за туфли с пряжками. Генерал позволил рабу зарабатывать деньги готовкой в филадельфийских тавернах. В основном повар тратил деньги на хорошую одежду, что неизменно раздражало генеральских солдат, которые зачастую были и беднее, и не столь хорошо одеты.

Ледяные брызги с неба прекратились, и лодка уткнулась в противоположный берег. Солдаты потащили Геркулеса к лестнице, что вела на вершину холма, в генеральскую усадьбу.

Маунт-Вернон заливал свет факелов, во дворе теснились экипажи и верховые. Геркулеса подвели к черному ходу. Мимо них галопом промчался посыльный и чуть не сбил с ног, крикнув, чтобы убирались с дороги.

В особняке, у лестницы, ведущей наверх в покои, Геркулес ждал в компании военных и гражданских особ, недоумевая, почему он оказался в столь благородном обществе. Личный лекарь генерала, долговязый доктор Крейк, о чем-то яростно перешептывался с дородным католическим священником. Геркулеса смущал и любопытные взгляды присутствующих: всех объединяла какая-то тайна, неизвестная ему.

Через несколько минут на лестнице появился сухопарый начальник штаба генерала, полковник Тобиас Лир, который едва передвигал ноги от усталости. Все расступились, а полковник двинулся к напряженно ожидающему развязки Геркулесу. Конвоиры освободили свою жертву: бежать было некуда.

Лир оглядел его с головы до ног.

— Господи, тебя было велено доставить, а не избить до полусмерти!

Геркулес не понял ни этих слов, ни рассерженного взгляда, который Лир бросил на майора. Тот и бровью не повел.

— Бывало и хуже, — ответил Геркулес.

Лир обвел комнату глазами в поисках доктора Крейка, но генеральский лекарь продолжал увлеченно беседовать со священником. Полковник достал платок и коснулся им виска Геркулеса. Беглый раб заметил кровь на платке, испугался за сюртук и осмотрел одеяние, но успокоился, увидев, что пятен нет.

— Его превосходительство примет тебя незамедлительно, — сказал полковник Лир.

Геркулес бросил взгляд на конвоиров и последовал за Лиром наверх.

— Крепись, парень. — Лир открыл перед ним дверь.

Наконец-то Геркулес понял, из-за чего весь шум и гам. На ложе корчился от боли генерал Джордж Вашингтон, первый президент Соединенных Штатов и главнокомандующий вооруженными силами. К руке великого человека была привязана суровая нитка, по которой из вены стекала густая кровь.

«Плохо дело, раз кровь пускают», — подумал Геркулес. Марта, жена генерала, тихо всхлипывала в изножье кровати. Она слабо улыбнулась Геркулесу. Кристофер, личный помощник генерала, помог ей выйти из комнаты и закрыл дверь, отводя глаза от Геркулеса. Виноватый взгляд на лице юноши натолкнул Геркулеса на мысль, что Кристофер и подсказал Вашингтону, где искать беглого раба.

— Генерал справлялся о тебе, — шепнул Лир. — Видишь, он при смерти.

«Не может быть», — подумал Геркулес. Он помнил хозяина крепким шестидесятилетним мужчиной с царственной осанкой. Геркулес приблизился к постели умирающего, и его душой овладел ужас: раба страшила мысль о хозяйском гневе и наказании.

— Масса Вашингтон, — начал Геркулес, — я вас очень уважаю. Я хотел быть свободным, а вы сказали, что в Филадельфии рабам дают свободу.

— Не волнуйся, Геркулес, — сказал Лир. — Его превосходительство понимает причину твоего поспешного бегства и приносит извинения за неожиданный вызов. Он дарует тебе прощение, но ты должен исполнить его последнюю просьбу — не как раб, а как свободный человек и патриот. Понимаешь, кроме тебя, он никому этого не может доверить.

Геркулес изумленно выпрямился, не понимая, чего он чувствует больше — гордости или страха. По сути, генерал и без того с каждым приемом пищи доверял ему свою жизнь, как египетский фараон, панически боявшийся заговоров и отравителей, доверял своему отведывателю яств. Но на сей раз все было по-другому.

Вашингтон, превозмогая боль, попытался что-то сказать. Геркулес склонился к ложу умирающего.

— Спаси отечество, — прошептал Вашингтон так тихо, что Геркулес едва разобрал слова. В прерывистом дыхании генерала угадывался запах уксуса, патоки и сливочного масла. — Заслужишь мою благодарность.

Геркулес в смятении чувств отвесил низкий поклон.

— Масса Вашингтон, у меня на такие дела уже силенок не хватит.

Генерал, похоже, не слышал его и махнул полковнику Лиру, который вручил Геркулесу конверт.

Отнекиваясь, Геркулес взял пожелтевший конверт с жирной надписью поперек: «Звездочету». Как и большинство рабов Вашингтона, Геркулес не умел читать и частенько задумывался, не потому ли хозяин и доверял ему важные сообщения. Впрочем, это тайное имя он знал слишком хорошо.

Полковник Лир спросил:

— Знаешь ли ты, как зовут этого патриота, агента по прозвищу Звездочет?

Геркулес покачал головой.

— И я не знаю. А ведь мне известно больше, чем кому-либо еще, обо всех военных документах генерала, — сказал Лир. — Ты знаешь, где его найти?

Геркулес кивнул.

— Прекрасно. Два наших офицера проводят тебя до леса на границе федерального округа. Оттуда ты отправишься по пути, который, как говорит генерал, ты уже проделывал, и доставишь письмо по назначению.

Под взволнованным взглядом генерала Геркулес сунул письмо в сюртук. Вашингтон предпочитал, чтобы его агенты прятали тайные послания в подошве сапог, но на Геркулесе были туфли с пряжками, — гораздо менее безопасный тайник, поэтому выбора у генерала не было.

— И еще. — Лир остановил Геркулеса и протянул ему небольшой кинжал в кожаных ножнах. — Это тебе от генерала в знак благодарности. Один из его любимых. Во время войны за независимость ты доказал умение обращаться с ножом.

Геркулес принял кинжал. На рукоятке были выгравированы непонятные символы: после долгих лет на службе у хозяина повар догадался, что это масонские знаки. Кинжал он спрятал за пояс сзади, под сюртуком.

Это генералу понравилось, и он попытался что-то сказать. Вашингтон глотнул воздуха и издал грубый, пронзительный звук, напугавший Геркулеса.

— Геркулес, — прокашлял хозяин. — Я страшусь одного — шпионов. Ты понимаешь, о ком я?

Геркулес кивнул.

— Доставь письмо. — Из горла Вашингтона вырвался свист, голос ослаб. — Избавь республику от скверны. Спаси Америку.

— Хорошо, масса.

Геркулес встал.

— Тебе отдан последний приказ его превосходительства генерала Джорджа Вашингтона, главнокомандующего вооруженными силами Соединенных Штатов, — произнес Лир. — Выполни его достойно.

— Хорошо, масса.

Геркулес поклонился и вышел, столкнувшись в дверях с доктором Крейком, еще двумя врачами и Мартой. Повар ошеломленно протопал по ступеням вниз в непроглядную ночь. До него донеслись крики слуг:

— Масса Вашингтон умер! Генерал умер!

Верховые посыльные с депешами о кончине генерала помчались к президенту Адамсу и к генералам Гамильтону и Пинкни.

Геркулеса ждали два адъютанта. Их лица показались знакомыми: один некогда был Сыном свободы,[1] другой — наемником убийцей и одним из первых в «Разведывательной сети Калпера», которая помогла Вашингтону разбить англичан в Нью-Йорке. Геркулес сунул ногу в стремя гнедой кобылы, и они галопом понеслись прочь от Маунт-Вернон.

Направляясь на север, через предместья Александрии, всадники избегали больших дорог и мчались по широкой дуге через поля и сады к месту сужения Потомака, где пересекли деревянный мост в нескольких милях к западу от Джорджтауна. Десять минут спустя они добрались до опушки густого леса на границе федерального округа. Геркулес осадил лошадь.

— Чего ты ждешь? — спросил его бывший Сын свободы.

Геркулес всматривался в чашу. Его всегда пугали кривые стволы деревьев и неизвестные звуки леса, пугали задолго до той жуткой ночи, когда они с генералом зарыли шар.

«Господи, только не сюда! Пожалуйста, не гони меня опять в эту чащу!» — мысленно взмолился раб.

Ему вспомнились истории об индейцах-алгонкинах, которые старик Бен Беннекер, чернокожий астроном, рассказывал генералу, когда они вдвоем по звездам устанавливали границы федерального округа. Если верить Беннекеру, задолго до европейских колонистов Нового Света алгонкины собирали большой племенной совет в лощинах леса у основания холма Дженкинса, где строили здание Капитолия. Чем индейцы занимались на своих советах, Беннекер не упоминал, но зато говорил, что археологии известно, будто алгонкины — родня древних майя и, по легенде, потомки жителей Атлантиды. Вождей племени монтоков — главного рода алгонкинов — называли «фараонами», как и их древнеегипетских собратьев десять тысяч лет назад. Беннекер сказал, что слово «фараон» значит «дитя звезд».

Холод пробирал до костей. На звездном небе тучи разошлись, обрамляя созвездие Девы. В плане новой столицы учитывалось положение созвездий, потому что Вашингтон надеялся снискать благословение Девы Марии для новой республики. Эти тайны страшили Геркулеса так же сильно, как и слова вроде «фараона» или «звездного дитя».

«Египетские пирамиды строили рабы. Может, и в Америке так будет?» — подумал Геркулес.

— Поехали дальше, — требовательно сказал бывший наемник.

Геркулес повел охранников в чащу. Звезды мерцали между деревьев, указывая извилистый путь. Несколько минут из-под копыт раздавался лишь легкий шорох палой листвы; нагие ветки стремились оцарапать Геркулеса.

— Сквозь беды, сети и силки прошел, я здесь, живой! — запел раб, повторяя любимый куплет из «Благодати Господней». — Лишь благодать со мной была и приведет домой.

Он старался не думать о потусторонних россказнях Беннекера и уж тем более о тайной пещере и спрятанном шаре, который хранил самую страшную тайну. Он пел и беспрестанно озирался — казалось, повсюду движутся тени. Неожиданно Геркулес услышал внезапный хруст ветки и остановился как вкопанный.

Он огляделся: где охрана? Сзади был лишь один всадник — бывший убийца. Под лопатку Геркулеса уперся ствол пистолета, и прозвучал голос второго офицера, бывшего Сына свободы:

— Слезай, черномазый.

Геркулес медленно спешился и повернулся. Оба офицера стояли перед ним, наставив пистолеты.

— Давай послание, — сказал убийца.

Геркулес застыл, глядя на мерцающий ствол оружия.

— Давай послание, черномазый!

Геркулес медленно вынул письмо из-под отворота сюртука и передал его бывшему Сыну свободы. Тот взглянул на документ и вручил его убийце.

— Кто такой Звездочет?

Геркулес не ответил.

— Говори, а не то мы и твою семью убьем. Начнем с двухлетней дочки. Мы знаем, она с мамашей в Филадельфии. Так я не расслышал, кто такой Звездочет?

— Я… не знаю, — ответил Геркулес.

Убийца побагровел от ярости и ткнул Геркулеса дулом в висок.

— Как не знаешь, черномазый?

— Он… он еще не род-дился. — Геркулес начал заикаться. — Он еще долго-долго не родится.

— Что ты мелешь? — Убийцы переглянулись, и Сын свободы сказал: — Снимай сюртук.

Геркулес отступил, гневно сверкнув глазами.

— А ну быстро! Не то сейчас в нем появится дырка.

Раб покачал головой, пытаясь понять, что происходит.

— А как же республика…

— Республике сегодня ночью конец, как и ее генералу, его рабу и этому Звездочету, — сказал убийца. — А теперь гони мой сюртук.

— Ваш сюртук?

— Именно так, черномазый: мой сюртук.

Геркулес внезапно успокоился — так бывало всегда в минуты большой опасности, стоило неясному страху обнажить свое лицо. Раздеваясь, повар вынул из ножен за спиной кинжал — подарок генерала — и протянул свернутый сюртук убийцам.

— Брось на землю.

С тем же успехом офицер мог попросить Геркулеса бросить на землю американский флаг. Бывший раб вкалывал как проклятый, чтобы заработать на этот сюртук, и не собирался с ним так легко расставаться даже сейчас, когда жизнь висела на волоске. Повар своими руками накормил пол-армии солдат и слишком многим пожертвовал ради детей и ради мечты генерала о свободной стране для людей всех цветов кожи и вероисповедания.

«Все, что угодно. Господи, но только не сюртук!» — подумал Геркулес.

— Последний раз повторяю, черномазый!

— Зачем же на землю, сэр? — произнес Геркулес. — Вы же не хотите испачкать свой сюртук?

Геркулес швырнул свернутое одеяние офицеру. Тот отвел руку с пистолетом в сторону, чтобы поймать сверток, а повар с разворота вспорол глотку стоявшего сзади Сына свободы — острое лезвие легко разорвало артерию, — и тут же метнул кинжал в убийцу, который держал его сюртук. Лезвие пробило грудь и отшвырнуло негодяя к стволу дерева. Пистолет выстрелил, пуля прошла мимо. Убийца осел на землю. Сквозь облачко порохового дыма, повисшее в воздухе, Геркулес подошел к предателю — у того кровь шла горлом, глаза закатились, на лице проступали страх и удивление. Повар выдернул кинжал из груди убийцы, умирающий сдавленно захрипел.

— Мой сюртук, сэр.

Геркулес вскочил на лошадь и взглянул на созвездие Девы, Пресвятой Девы Марии, что хранила его. Письмо Звездочету он спрятал в сюртук, застегнулся, пришпорил коня и ускакал в ночь — творить судьбу Америки.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НАШИ ДНИ

ГЛАВА 1

Арлингтонское национальное кладбище

Арлингтон, Виргиния

Шестерка лошадей тянула лафет, на котором возвышался гроб, покрытый флагом. Гулкие удары копыт раздавались в наэлектризованном воздухе, словно вселенский метроном, и гнали время вперед, напоминая о скоротечности жизни. Конрад следовал за лафетом. Где-то в темнеющих небесах блеснула молния, но дождь все никак не начинался.

Конрад взглянул на Паккарда. Министр обороны шел рядом с ним, телохранители с зонтиками наготове — в нескольких шагах позади, среди остальных участников похоронной процессии, состоявшей из представителей всех родов войск вооруженных сил США. Только что в армейской часовне на холме Паккард произнес эмоциональную речь о своем боевом соратнике, которого называл, как в былые годы, по прозвищу — Плут. Вот только Паккард забыл упомянуть, как сильно он ненавидел Плута, а уж Конраду-то это было известно. Министр обороны и Плут разругались несколько лет назад, когда на Конрада возложили необычную роль: указать цели крылатым ракетам для разрушения бункеров. Враги Соединенных Штатов строили подземные базы на Ближнем Востоке, пряча ядерные установки под древними памятниками, которые они собирались использовать как защиту. Паккард пришел в ужас: Конрад, ведущий мировой специалист по мегалитической архитектуре, готов пожертвовать древнейшими сокровищами цивилизации. Плут же разозлился оттого, что Паккард готов принести в жертву жизни американцев ради каких-то камней, которые к тому же не добавляли ничего нового к сведениям о давным-давно умершей культуре. Из-за ссоры сорвался намечавшийся авианалет на зиккурат в иракском Уре, а допуск Конрада к государственным секретам особой важности, выданный Министерством обороны, был аннулирован.

— Нечасто, наверное, доводится хоронить солдата через четыре года после его смерти? — спросил Конрад.

— Да уж… — Из Паккарда, как всегда, трудно было вытянуть и слово, хотя порассказать он мог много чего. — Мы непростительно долго его искали. Только ты знаешь, как на самом деле отец нашел свою смерть.

— Строго говоря, он мой приемный отец.

Конрад мог и еще кое-что добавить. Например, что его и близко не подпустили к организации похорон; что Пентагон скрывал от него обелиск, который отец сам себе выбрал; ну и, уж конечно, о том, что человек, которого сегодня хоронили, не был его отцом. Впрочем, сейчас это вряд ли уместно.

— Не затевай со мной игр, сынок. — Паккард незаметно огляделся. — Ты его убил?

Конрад выдержал взгляд Паккарда, человека, которого он в детстве называл «дядя полицейский» и боялся больше всех. За исключением отца, разумеется.

— Ваши люди провели вскрытие, господин министр. Вас не устраивают результаты?

Они молчали всю дорогу, от холма до кладбища.

Конрад подозревал, что Министерство обороны потратило десятки миллионов долларов на поиски Гриффина Йитса, генерала ВВС, в тщетной надежде узнать, что случилось с миллиардами, растворившимися в ходе секретных операций под руководством его отца, в которых погибло множество солдат из разных стран.

Конрад с отцом нашли не что иное, как потерянную Атлантиду. Они собирались поведать об открытии миру, но находку уничтожил мощнейший взрыв, в котором, как считалось, и погиб его отец. Взрыв обрушил шельфовый ледник размером с Калифорнию, что вызвало чудовищное цунами у берегов Индонезии, унеся тысячи жизней.

Из злосчастной экспедиции в Антарктиду вернулись только Конрад и ватиканская монахиня Серена Сергетти — известный лингвист и борец за сохранение окружающей среды. Писаная красавица Серена, прозванная газетчиками «Мать Земля», отказывалась что-либо сообщать как правительству США, так и ООН о том, что случилось в Антарктиде, и тем более о потерянных цивилизациях. Впрочем, она и с Конрадом не общалась.

Долгая, запутанная история оканчивалась здесь, на запоздалых похоронах генерала, которого больше боялись, нежели уважали, и чей труп нужно было поскорее зарыть вместе со всеми вопросами и тайнами: отдать надлежащие почести и спасти лицо.

У могилы стоял седовласый капеллан ВВС США с Библией в руке.

— «Я есть воскресение и жизнь, — произнес он слова Христа, пристально глядя на Конрада. — Верующий в Меня, если и умрет, то воскреснет».

Шестерка истребителей пилотажной группы «Голубые ангелы» с ревом пронеслась над головой прощальным строем, отдавая почести и набирая высоту. Исчезнув в тяжелых тучах, они оставили за собой радужный инверсионный след. Наконец грохот двигателей стих, и над могилами воцарилась неземная тишина.

Флаг сняли с гроба и торжественно сложили. Конрад вспомнил детские годы на военной базе, где отец служил летчиком-испытателем. Над игровой площадкой всегда стоял рев двигателей, но время от времени раздавался хлопок или, казалось, стальные палочки ударяли в барабан. Игры прекращались, все замирали и прислушивались: раздастся ли протяжный свист сброшенного фонаря, катапультируется ли пилот? По лицам детей было ясно, чей отец сегодня летает. В девяноста девяти случаях из ста Конрад, задрав голову, видел купол парашюта. Если парашюта не было, то пару дней спустя на таких же похоронах матери кого-нибудь из школьных приятелей вручали такой же флаг и семья погибшего летчика навсегда покидала базу.

Просто чудо, что очередь отца пришла так не скоро.

Паккард вручил Конраду отцовский орден Доблестного легиона, медаль «Пурпурное сердце», какую-то малоизвестную награду от Общества цинциннатов и флаг с гроба. Флаг был сложен в аккуратный звездный треугольник: звезды ярко белели на темно-синем фоне.

— От благодарной Америки, — сказал Паккард. — Примите наши соболезнования.

Оглушительный залп — первый из всех залпов взвода почетного караула — внезапно и безжалостно разорвал душный воздух. Одинокий горнист напомнил об угасшем огне, сыграв «отбой». Гроб опустили в землю. Конрад чувствовал лишь злость, пустоту и безысходность: вряд ли в гробу действительно его отец, весь этот спектакль военные разыграли лишь с одной целью — поставить точку в неудавшейся операции. Конрад внезапно ощутил горечь утраты.

Отец часто рассказывал о своих друзьях-астронавтах, пилотах «Аполлонов», которые побывали на Луне, а потом вернулись на Землю и увидели, как многого им не хватает в этой жизни. Только теперь Конрад понял, о чем говорил отец: то, что Конрад искал на протяжении всей жизни, включая Серену, он нашел в Антарктиде, но в итоге оказался у разбитого корыта.

В прошлом остались дни, когда Конрад блистал в археологическом мире своей теорией деконструктивизма, основная идея которой некогда звучала очень свежо: древние памятники сами по себе не столь ценны; важна лишь информация об их творцах, которая в них хранится. В свое время это заявление вызвало переполох, вдохновляло журналистов на сенсационные репортажи из горячих точек!..

В прошлом осталась и репутация Конрада в научном мире, уничтоженная неудачными раскопками в Луксоре и в Антарктиде, где пропали последние доказательства существования Атлантиды.

В прошлом, помимо прочего, остались и его отношения с Сереной — единственная утрата, о которой он по-настоящему горевал.

Кто-то закашлялся. Конрад очнулся от раздумий и поднял глаза: позади развевающейся ризы капеллана, словно за поднявшимся занавесом, показалось надгробие.

У Конрада перехватило дыхание.

Как многие старые надгробия на кладбище, камень на отцовской могиле имел форму обелиска чуть выше трех футов, копия пятисотпятидесятипятифутового памятника Джорджу Вашингтону, который виднелся в отдалении. В круге у вершины вырезан христианский крест. Под крестом текст:

ГРИФФИН У. ЙИТС
БРИГАДНЫЙ ГЕНЕРАЛ
ВВС США
РОДИЛСЯ 4 МАЯ 1945
ПОГИБ В БОЮ
В ВОСТОЧНОЙ АНТАРКТИДЕ
21 СЕНТЯБРЯ 2004
В отличие от других обелисков на Арлингтонском кладбище на одной грани отцовского надгробия были изображены три созвездия, а на противоположной — строчки цифр, которые Конрад со своего места и разобрать-то не мог: знаки в высшей степени необычные, но в то же время очень знакомые. Похожий обелиск Конрад видел четыре года назад, в Антарктиде.

Охваченный смутным беспокойством, Конрад пристально разглядывал камень.

«Да ведь это послание от отца!» — пронеслось в голове.

Сердце гулко забилось, и тут он перехватил взгляд Паккарда. Все присутствующие внимательно следили за реакцией Конрада, который запоздало узнал лица пятерых старших шифровальщиков Пентагона и двух психологов, специалистов по переговорам с заложниками. Неожиданно до него дошло: это вовсе не похороны отца и даже не «спецоперация» по спасению чести и достоинства Министерства обороны — это засада.

«Они прощупывают мою реакцию», — понял Конрад.

Адреналин хлынул в кровь, но Конрад сдержался и ничем не выдал своего волнения до конца службы. Позже поток соболезнующих рассосался — лишь несколько туристов, бредущих от могилы Неизвестного солдата, смотрели издали, как лошади тянут пустой лафет. У могилы остались только Конрад и Паккард в сопровождении мужчины, лицо которого показалось смутно знакомым.

— Конрад, позволь представить тебе Макса Сиверса, — сказал Паккард. — Он исполняет обязанности твоего отца в ДАРПА.[2]

Так называлось Управление перспективных исследований и разработок Пентагона. Именно в ДАРПА, как считается, родились и технология «стелс», и глобальная навигационная система «джи-пи-эс», и Интернет, и многое другое. Перед ДАРПА стояла конкретная задача: сохранить технологическое превосходство Соединенных Штатов над всеми мировыми державами. Именно с этой целью четыре года назад отец Конрада, а впоследствии и сам Конрад отправились в Антарктиду.

Конрад поднапрягся и вспомнил, где видел эти рыжеватые кудри, подбородок с ямочкой и пронзительные голубые глаза. Сиверс не сходил со страниц журналов о деловых людях, его называли не иначе как «Билл Гейтс биотехнологий», а ведь ему едва стукнуло тридцать. Несколько лет назад Сиверс оставил управление большой фармацевтической компанией «Си-Джен» и, услышав «зов свыше», посвятил себя благородной задаче разработки и распространения противоинфекционных вакцин в странах третьего мира. Теперь, похоже, он услышал зов государственной службы.

— Вижу, ДАРПА помолодела. Надеюсь, она еще и станет мудрее, — сказал Конрад, протягивая руку.

Крепкое рукопожатие Сиверса было холодным как лед, а в пристальном, изучающем взгляде содержалось столько же тепла, сколько в лабораторном микроскопе, направленном на бактерии, копошащиеся в чашке Петри.

— Американское технологическое превосходство не пустой звук, доктор Йитс. — Баритон Сиверса был низковат для его юного возраста. — Человек с вашими уникальными способностями нам всегда пригодится.

— Что же за способности у меня такие?

— Кончай мозги пудрить, Йитс. — Паккард огляделся, не подслушивает ли кто, наклонился к Конраду и скрипучим голосом прошептал: — Что это значит?

— О чем вы?

— Об этом. — Паккард указал на памятник. — Что за дела?

— Это вы у меня спрашиваете?

— А ты догадливый. Вся эта астрология, цифры… что это? Ты ведь у нас самый известный астроархеолог.

Как забавно это звучало из уст Паккарда: астроархеолог… Хотя все верно — Конрад и был археологом, который рассчитывал астрономическое расположение пирамид, храмов и прочих древних памятников для того, чтобы установить их возраст и выяснить, кто их возводил. Профессия не денежная, но когда-то Конрад вел собственное (теперь уже прикрытое) телевизионное шоу «Загадки древности», путешествовал с юными красотками поклонницами да сорил чужими деньгами. В основном денежками «дяди полицейского».

— Ваши люди заказывали музыку на этих похоронах, — ответил Конрад. — Что, гениальным пентагоновским шифровальщикам не по зубам прочитать ноты?

Сиверс так и закипел, но смолчал.

Конрад вздохнул.

— Могу предположить, господин министр, что этот памятник — очередная плоская шутка папаши, который хочет послать нас играть в прятки по всему миру, чтобы в конце пути мы пришли к подножию его статуи с надписью «А идите вы все…».

— Ты же знаешь, что он таким не был, сынок.

— Я знаю его намного лучше, чем вы, — ведь ни вы, ни ваши шифровальщики не прочли послания. Да и вообще какое оно имеет значение?

Паккард сердито зыркнул на него.

— Твой отец был летчиком-испытателем, астронавтом, руководил ДАРПА. Если он в этом замешан, то дело касается национальной безопасности.

— По таким вопросам вам надо обращаться к доктору Сергетти, — сказал Конрад. — Но я вот смотрю-смотрю, да что-то ее не вижу.

— Слава Богу, сынок, — вставил Паккард. — Это дело государственной важности. А сестра Сергетти — агент иностранной державы.

Конрад обалдело уставился на него:

— А что, Ватикан — иностранная держава?

— Я пока не слышал, чтобы римский папа выполнял приказы нашего президента, — ответил Паккард. — А ты? И не вздумай о чем-нибудь рассказать этой девчонке. Если она попытается с тобой связаться, немедленно сообщи мне.

«Ага, как же», — подумал Конрад.

— Господин министр обороны, почему бы вам не заняться своими обязанностями и не направить разбросанные по всему миру войска на борьбу с настоящей угрозой миру, например с терроризмом? — огрызнулся Конрад. — Идите к черту, я вам ничего не должен.

— Ты даже не представляешь, сынок, как ты не прав, — сказал Паккард и удалился, прихватив с собой Сиверса.

Пошел дождь. Министр обороны и новый руководитель ДАРПА спустились с холма; внизу их встретил переодетый агент, раскрыл для них зонты и провел к длинному ряду лимузинов, здоровенных седанов и джипов. Конрад насчитал девять машин на узкой дорожке. До похорон их было восемь.

Машины отъезжали одна за другой, пока не остался лишь черный лимузин. Вряд ли это было такси, которое заказал Конрад. Что ж, придется подождать пару минут, а потом спуститься к дороге и остановить другое такси.

Конрад бросил взгляд на обелиск за струйками дождя.

— Во что ты меня опять втянул, отец?

Ответ, похоже, погиб с генералом Йитсом четыре года назад.

Конрад развернулся и пошлепал по лужам к лимузину: надо бы сказать ребятам Паккарда, что у них сегодня выходной.

Предчувствие возникло еще до того, как Конрад увидел массивного Бенито за рулем. Затем стекло опустилось — на заднем сиденье красовалась Серена Сергетти. Сердце екнуло.

— Ну что ты застыл? — Этот австралийский акцент ни с чем не спутаешь. — Садись в машину.

ГЛАВА 2

Лимузин выехал за ворота Арлингтонского кладбища. Конрад положил свернутый звездно-полосатый флаг на сиденье рядом с собой и вдруг понял, что все еще зол на Серену. Он никогда и никого, кроме нее, не любил по-настоящему, да и она доказала, что Конрад — единственная любовь ее жизни. «Боже, — думал Конрад, — какое преступление против человечества: создать такое изящество и облачить в монашеские одежды, разлучая нас навсегда!»

И вот святейшая Серена снова рядом, одетая скромно и элегантно: кардиган, перехваченный поясом, клетчатые брюки, замшевые сапоги до колен, золотой крест на стройной шее. Волосы собраны в хвостик, подчеркивающий высокие скулы, вздернутый нос и острый подбородок. Можно подумать, она посвятила жизнь поло, аристократической забаве, а не служению римской католической церкви и Ватикану, где она, собственно, и была экспертом-лингвистом и криптологом.

Как обычно, Конрад не сдержался и швырнул камешек, чтобы полюбоваться волнением на водной глади невозмутимого спокойствия:

— А где же монастырские одеяния? Неужели ты прозрела и плюнула на чертову церковь?

В ответ брови взметнулись, и Конрад поймал знакомую, полную озорства и превосходства улыбку. Карие глаза, исполненные нежности, ответили: «Если бы я только могла!..» Их взгляд не упустил ничего: ни новой стрижки, ни строгого пиджака, ни белой сорочки, ни темных брюк.

— Для археолога ты просто франт, Конрад. Может, когда-нибудь сообразишь, что люди иногда бреются. — Мягкая рука коснулась щетинистого подбородка. — Я узнала о похоронах…

Теплые пальцы задержались на щеке.

— Хочешь удостовериться, что на сей раз он не оживет?

— Мы были вместе, когда он исчез в Антарктиде, помнишь? — Она убрала руку. — Хотя для меня загадка, как его там нашли.

— И для меня. Может, он сам за нами пришел? — Конрад бросил выразительный взгляд в заднее стекло лимузина. Черный «форд-экспедишн» со служебными номерами явно сидел на хвосте. Сомневаться не приходилось: Паккард подозревал Конрада и открыто демонстрировал свои подозрения. — За нами следят. Военная разведка.

— Ну а мы следим за ними, — невозмутимо парировала Серена. — А Бог следит за всеми нами. Не волнуйся, здесь звуконепроницаемый салон. Они не знают, с кем ты сейчас разговариваешь. Если пробьют номера, найдут только счет похоронного бюро и транспортные услуги на твое имя.

— Впечатляет. Все это только для того, чтобы повидаться со мной?

— Не совсем. — Серена серьезно посмотрела ему в глаза. — Скорее для того, чтобы помочь тебе расшифровать предостережение на отцовском надгробии.

— Предостережение? Ты предупреждаешь меня об отцовском предостережении?

— Точно.

Конечно, с самого начала было понятно, что она объявилась не просто так, не из-за него самого, но как же трудно скрыть и разочарование, и вновь проснувшуюся злость.

— Надо же, а я решил, что ты приехала почтить память отца и выразить свои соболезнования!

— Не стоит оплакивать тех, чью судьбу мы вскоре разделим.

Конрад откинулся на сиденье и скрестил руки на груди.

— Так мы в опасности?

— Мы все время в опасности.

— Ты решила мне это объявить только теперь, четыре года спустя? После того как спряталась под крыло церкви?

— Мне пришлось собрать все силы, чтобы защитить тебя.

— Защитить меня? Да это от тебя надо защищаться! — Он снова бросил взгляд назад, на черный внедорожник, тщетно пытавшийся остаться незамеченным в веренице машин. — Министр обороны США пообещал мне яйца оторвать, если узнает, что я с тобой разговаривал!

— Не оторвет, пока кое-что от тебя не получит.

— И что же это?

Она расстегнула пуговицы на груди и сунула руку под блузку.

Конрад удивленно поднял брови, но Серена выудила оттуда ключ, наклонилась к кожаному портфелю на полу и щелкнула замком.

— Внимание, Конрад. — Она вынула папку и протянула ему. — Ты это заметил?

Он включил освещение в салоне. В папке лежали четыре фотографии отцовского надгробия — со всех сторон.

— Да, Серена, в профессионализме тебе не откажешь.

На северной грани была эпитафия, на восточной — астрономические символы, пять цепочек цифр протянулись по западной грани, и завершало все число 763, высеченное на оборотной, или южной стороне обелиска, которое Конрад сразу и не заметил.

— Откуда они у тебя? Я едва успел взглянуть на памятник.

— Снимки мне передали Макс Сиверс и еще двое из Министерства национальной безопасности пару дней назад в Нью-Йорке. Я приехала в Штаты на полмесяца, на заседание ООН, а они меня перехватили после заседания Генеральной ассамблеи, отвели в кабинет посла и все рассказали.

Конрад поразмыслил над разговором с Сиверсом и Паккардом на кладбище. Выходило, что им с Сереной общаться можно, а вот ему — нет. С чего бы это?

— Ты — дипломат, а штаб-квартира в международной юрисдикции. Зачем же ты пошла с ними?

— Не смогла отказать Максу.

— А, так он уже Макс?

— До того как он передал все личные сбережения в доверительное управление и влез в шкуру твоего отца в ДАРПА, Макс пожертвовал миллионы на вакцины для моей благотворительной деятельности в Азии и Африке, не считая двух миллиардов для ООН.

Конрад в изумлении уставился на Серену: неужели Сиверс и Паккард действительно думали, что он разболтает секреты государственной важности монахине? Или все-таки беспокоились, что это она выдаст их секреты?

— Интересно, зачем святой Макс показал тебе эти снимки? Кстати, что ты ответила?

— Оказалось, что Министерство обороны обнаружило тело твоего отца в Антарктиде. Сам понимаешь, есть чему удивиться. У многих глаза на лоб полезли при виде эскиза надгробия, да и мне, если честно, памятник показался необычным.

— Чем это?

— Тем, что он сделан по образу и подобию скипетра Осириса, который мы нашли в Антарктиде. К тому же тайные знаки на памятнике по силам разгадать только нам двоим. Но самое главное, что твой отец передал эскиз обелиска в Арлингтон еще до нашего открытия в Антарктиде.

Они проехали по мосту Мемориал-бридж, и перед глазами Конрада выровнялись в одну линию мемориал Линкольна, монумент Вашингтона и Капитолий, а Белый дом на севере и мемориал Джефферсона на юге образовали еще одну линию. Гигантский беломраморный крест разлегся под мрачными небесами среди зеленых лужаек и фонтанов Эспланады.

Конрад вернул эскиз.

— Тоже мне загадка. Отец знал, что конкретно мы ищем в Антарктиде. Ты, похоже, тоже знала. В чем суть?

— В надгробии. Он хотел, чтобы мы вместе пришли к разгадке.

— Мы?

— Иначе зачем ему было конструировать памятник с подсказкой, разгадать которую можем только мы? Ты же видел астрологические знаки — это указатели, им соответствуют определенные точки на земном шаре, и ты, упертое существо, прекрасно это знаешь. Звездная карта приведет нас к определенному месту.

— Ты и Сиверсу так сказала?

— Нет, конечно. Ему я сказала, что эту загадку способен разгадать только ты.

Конрад грустно улыбнулся.

— Я ему то же самое сказал на кладбище, но только о тебе.

Серене было не до смеха.

— Он спрашивал, не общаешься ли ты со мной, интересовался твоими идеями и нашими открытиями.

— Спасибо за предостережения. Серена, но что именно «мы» должны найти в итоге этой охоты за сокровищами? Утраченные богатства тамплиеров? Зловещую тайну конца света? Может, ты забыла, что, не считая случайных подработок с документальными фильмами на канале «Дискавери», я зарабатываю на жизнь, консультируя голливудские проекты как раз о таких бредовых фантазиях? А знаешь почему? Потому что никто больше не хочет финансировать мои научные раскопки. И ты приложила к этому руку: помалкивала после открытий в Антарктиде, уничтожила остатки моей археологической репутации. Так какова задумка отца? Что надо отыскать?

Серена молчала, покорно принимая гнев Конрада, словно тростник, безропотно колышущийся под ветром.

— Похоже, что-то важное, раз Пентагон занялся расследованием. Что-то такое, о чем даже римское руководство мне не поведало.

— Страшно до потери пульса. — Конрад изображал невозмутимость, хотя тайные знаки не давали ему покояс того самого момента, как он увидел обелиск. — Наверно, у нового папы ты не в таком фаворе, как у старого. Но если ты расшифруешь его святейшеству тайные знаки с могилы какого-то там американского генерала, то церковь узнает, что за приз ждет нас в конце пути, и ты снова станешь «Матерью Землей».

Серена поморщилась и ничего не ответила: намек был явно неприятен.

— Есть предложение, Конрад. Ты расшифруешь значение астрологических знаков и цифровой код, а я помогу тебе расколоть значение числа семьсот шестьдесят три.

— А не то?..

— А не то Макс Сиверс и Пентагон первыми узнают обо всех секретах твоего отца, и ты окажешься в опасности. И ты, и демократические основы государства.

— Демократические основы? — недоверчиво отозвался Конрад. — С чего ты взяла, что шифр имеет какое-то отношение к нашему жалкому подобию демократии?

— Что ж, позволь тогда хотя бы сохранить твое жалкое подобие жизни. Похоже, теперь тебя больше ничто не беспокоит. — Она протянула ему визитку, скромный белый кусочек картона с десятью цифрами телефонного номера. — Об этом номере не знает никто, Конрад.

Мысль о том, что у него наконец-то появился телефон Серены, грела душу, пожалуй, больше, чем загадка шифра на отцовской могиле.

— Позвони мне, если что-нибудь откопаешь.

Конрад только сейчас заметил, что лимузин остановился на Эн-стрит, у дома 3040, где жила Брук. Серена знала и об этом адресе, и о Брук. Черт знает, что ей еще известно.

— Как жаль, что госпожа Скарборо не смогла быть на похоронах, — сказала Серена.

— Я не собираюсь жить монахом только потому, что ты стала монахиней. — Он шагнул под дождь, разозленный собственными оправданиями, в ярости оттого, что ее мнение ему не безразлично.

— Прости, Конрад, — сказала она через приспущенное стекло. Капля дождя, словно слезинка, упала ей на щеку. — Я оказалась нужна Богу. А теперь Ему нужен ты.

Она подняла стекло и дала знак водителю.

Провожая лимузин глазами, Конрад заметил, как черный джип медленно повернул и припарковался напротив. За тонированными стеклами никого не было видно.

ГЛАВА 3

Конрад в два прыжка преодолел ступеньки к дому Брук и открыл дверь. Ключ он получил задолго до того, как согласился переехать — гораздо раньше, чем осознал, что с Сереной у них все кончено.

В прихожей Конрад швырнул плащ на скамеечку и отключил сигнализацию. Голова была занята книгой, ждавшей в кабинете, поэтому он рассеянно нажал не те кнопки — пришлось сбросить цифры и ввести правильный код. Интересно, какую еще слежку, кроме черного джипа, приставило Министерство обороны. Скорее всего видеонаблюдения нет, только подслушивающая аппаратура, да и то лишь направленным микрофоном из джипа. Дома «жучков» точно нет: отец Брук, сенатор Джозеф Скарборо, страшен в гневе. Паккард не стал бы рисковать: Скарборо входил в комитет сената по разведке и расследовал добрую половину тайных операций. Хотя, с другой стороны, о человеке, с которым жила его дочь, Скарборо был куда худшего мнения, чем о министре обороны.

— Ни одна женщина не находила так много в столь ничтожном субъекте, — как-то заметил сенатор. Он бы ни перед чем не остановился, чтобы прекратить эти отношения.

Конрад вошел в кабинет Брук и положил погребальный флаг на камин. На третьей полке в книжном шкафу стояла потрепанная коричневая книжка в твердом переплете. На корешке золотом вытиснено: Марк Твен, «Приключения Тома Сойера». Отец вручил книгу Конраду, когда сыну исполнилось десять лет, и она оставалась единственным подарком отца, если не считать горя и страданий.

Конрад взял ручку и блокнот. На обложке значилось: «Брук Скарборо: звезда Фокс-спортс». Ручка, блокнот и «Том Сойер» шлепнулись на журнальный столик в гостиной. На кухне он разогрел вчерашний обед из «Кафе Милано» и устроился на диване в гостиной с «Томом Сойером», тарелкой спагетти и бутылкой пива «Сэм Адамс».

Из блокнота Брук он выдрал три листа.

На первом листе Конрад аккуратно вывел число 763 с обратной стороны отцовского надгробия. Ни малейшего предположения, что это такое, пока не было.

На второй лист он выписал названия созвездий с восточной стороны обелиска:

Волопас

Лев

Дева

Напротив каждого созвездия он поставил название «альфы», или главной звезды. Как правило, это ярчайшие для невооруженного глаза звезды:

Волопас — Арктур

Лев — Регул

Дева — Спика

Теоретически у каждой «альфы» есть соответствующая точка на Земле. В таких местах, как Гиза или Теотихуакан, древние возводили пирамиды и зиккураты под определенными, важными звездами. Как следствие возникал город, отражавший космический порядок на Земле, что символизировало стремление к гармонии человека и богов. Практически же это был ключ к некой карте сокровищ, к городу, известному лишь своим создателям.

Конрад быстренько набросал схему взаиморасположения альфа-звезд по памяти. Получился треугольник:

«Бессмыслица какая-то», — подумал он.

И в египетских пирамидах, и на Дороге мертвых в Южной Америке все было просто: каждый указатель на Земле, связанный со звездой, вел к другому указателю и так далее, то есть если следовать указаниям звезд, то придешь к определенной цели. Обычно это был какой-нибудь памятник или гробница, истинное значение которой предстояло раскрыть на месте, а заодно добыть сокровища или тайные знания.

Увы, этот треугольник «картой» никак не назовешь: замкнутая фигура не указывала направления. Да, решение головоломки требовало времени.

И наконец, на третий лист был записан числовой код — пять цепочек цифр, засевших в памяти:

155.1.6

142.8.1

48.7.5

111.2.8

54.3.4

Ага, наконец какая-то зацепка!

Посмотрев внимательнее, Конрад решил, что это «книжный код» — каждая цепочка из трех чисел скрывала слово. Первое число обозначало страницу в книге, второе — строку на странице, а третье — слово в этой строке. Значит, пять цепочек цифр скрывали пять слов или фразу — некое послание, в котором содержался ключ к разгадке звездных координат. Сложность «книжного кода» в том, что расколоть его невозможно, если у адресата нет книги-ключа, причем того же издания, что и у адресанта.

Конрад подумал, что с книгой не ошибся, и взялся за «Приключения Тома Сойера» — единственная книжка, полученная от отца. Конрад заинтересовался шифрованием лет в десять, в возрасте Тома Сойера, и отец научил сына книжному коду.

Конрад откинулся на диване и углубился в изучение неофициального, неиллюстрированного «Тома Сойера», опубликованного в Торонто компанией «Белфорд бразерз паблишерс» в июле 1876 года — гораздо раньше авторизованного американского издания. Он вспомнил, как, подобно Тому Сойеру, в детстве мечтал стать пиратом. Теперь в руках у Конрада как раз и была пиратская публикация, которую, по словам разгневанного Марка Твена, украли у наборщиков.

Взглянув на цепочку записанных цифр, Конрад перелистал страницы книги. Первая из пяти цепочек — 155.1.6 — указывала на страницу 155, шестое слово в первой строке.

СОЛНЦЕ

Конрад быстро расшифровал две следующие цепочки. На бумаге перед ним появились слова:

СОЛНЦЕ СИЯЕТ НАД

Солнце было последним тайным указателем, и то, над чем оно сияло, было целью его поисков на земле, — целью, столь важной для отца.

Открыв сто одиннадцатую страницу, Конрад нашел следующее слово: РАВНИНОЙ.

СОЛНЦЕ СИЯЕТ НАД РАВНИНОЙ

Он собрался было открыть книгу на пятьдесят четвертой странице, как вдруг наверху скрипнула дверь ванной. Он замер.

— Конрад, — раздался голос, — это ты?

Значит, Брук все это время была дома! Кто же знал, что она придет так рано? Один взгляд на часы привел его в чувство: шоу давным-давно закончилось. Захлопнув «Тома Сойера» и запихнув книжку под диван, он схватил телевизионный пульт. Брук вела субботнее спортивное шоу на канале «Фокс». Конрад поспешно включил канал — на экране вспыхнуло название ее передачи, зазвучал Вагнер, а потом реклама. Шоу было о спорте и о политике. Спонсировали его именитые, всемирно известные промышленные магнаты, игроки на рынке коммуникаций, энергетики и финансов. Шоу адресовалось зажиточным американцам среднего возраста, которые собирались в своем гольф-клубе и, пуская слюни, глазели на прелести красотки Скарборо.

— Как вы думаете, надо ли объявить войну мусульманским террористам? — щебетала Брук со здоровяком бейсболистом на спортплощадке. Парень из «Нью-Йорк янкиз» смотрел на нее, словно только что проснулся или прибыл из параллельного мира. — Ведь они уже много лет с нами воюют. Все-таки крестоносцы поступали с ними верно: или играйте по нашим правилам, или извольте получить по полной программе.

Конрад и сам сражался с радикальными исламистами и всей душой был за победу в борьбе с терроризмом. Но как можно выпускать такую околесицу в эфир? Тем не менее ток-шоу Брук считалось одним из самых рейтинговых. Да, если звук выключить, то смотреть вполне можно. Однако Конрад добавил громкость — мол, сижу тут и внимательно слушаю.

Чем только ни была напичкана программа! Сплошное мельтешение голых ног Брук и ее длинных платиновых волос на фоне популистской чепухи: снизить налоги, вооружиться до зубов и нечего со всеми подряд миндальничать. Заряженный «магнум» 357-го калибра лежал на антресолях в коробке из-под гламурных туфель: таких коробок там было сотни две, и вряд ли хозяйка помнила, в какой из них хранился пистолет.

Вытянув шею, Конрад посмотрел на лестничный пролет выше: там появились длинные ноги в туфлях от Джимми Чу — паутинка из ремешков — и зеленое вечернее платье. Дорогой наряд подчеркивал достоинства безупречной фигуры.

— Вот ты где! — Она заметила спагетти и пиво на журнальном столике. — Где пропадал?

— На кладбище.

— Ах да, милый. Прости, не смогла. — Брук поцеловала его в губы. — Но мы ведь, кстати, именно поэтому и решили сегодня отдохнуть: забыть о прошлом и выпить за будущее… В китайском посольстве прием по поводу предстоящей Олимпиады — будет вся журналистская братия.

Черт возьми, об этом он совершенно забыл.

— Брук, я только что похоронил отца. — На самом деле Конрад думал только о книге под диваном. — Я не в настроении.

Она нахмурилась, и ясные голубые глаза, порой такие пустые, впились в него острым взглядом, словно объектив с автофокусом.

Конрад приготовился к речи типа «Ты же ненавидел отца», но Брук решила прикинуться нежной кошечкой. Что-что, а это она умела.

— Представляю, каково тебе, милый, — проворковала Брук. — Но твой по крайней мере ушел, хлопнув дверью. Мой дед-ветеран тихо откинул копыта за просмотром телевизионного боевика в доме престарелых во Флориде.

— Так ты думаешь, я кончу перед телевизором, когда буду смотреть боевик без тебя?

— Нет, ты кончишь в меня, когда я тебя оседлаю. — В ее глазах мелькнул сатанинский огонек. — Если тебе повезет.

Брук ему нравилась именно такой. Это сейчас она поражала всех телом богини и образом «телестервы». Конрад и Брук встретились лишь нескладными подростками из школы «Сидвел-Френдз». Отец притащил Конрада в Вашингтон, где они прожили два года. И вот теперь перед ним воплощение уверенности и сексуальности, спелое тело налилось совершенством, а ум не ведает сомнений.

— Разбуди меня, когда вернешься, — попросил Конрад.

Брук вздохнула, подняла его плащ со скамьи и повесила в шкаф. Она повернулась к зеркалу и взялась за губную помаду.

— Будь готов, я кое-кого приведу домой.

— Чем больше народу, тем веселее. — Конрад включил звук телевизора. — Только смотри, чтобы это была брюнетка.

— Ну и гад же ты.

— Забавно, все мне это говорят время от времени.

Она отобрала у него пульт.

— Эй, я боевик ищу.

— Ничего, кроме меня, сегодня не покажут.

— Я уже посмотрел твое шоу.

— А теперь я предлагаю натуру. Останемся дома вдвоем…

Она наклонилась, и лицо Конрада утонуло в ее декольте. Рот Брук пылал страстью. Ради него она была готова забыть о работе, и Конрад перестал сопротивляться ее нежным губам.

— А как же китайский фуршет? — спросил он.

— Закажем китайские блюда из ресторана, — лукаво улыбнулась она.

Брук взяла его за руку и повела наверх. Конрад с сожалением оглянулся на книгу, торчащую из-под дивана.

ГЛАВА 4

Лежа в постели, Конрад смотрел на потолок и думал о Серене. Секс с Брук, конечно, снял накопившееся напряжение, но принес чувство вины.

Их свидания с Брук начались еще в школе, и его первый опыт любви произошел с ней. После выпускного вечера пара не сложилась — Конрада ждали другие женщины и археология; лишь изредка он видел обрывки ярких репортажей Брук на каналах «Эн-би-си» и «Фокс». Все воспоминания о прошлой жизни исчезли бесповоротно, когда они с Сереной встретились в Южной Америке, но Серена оставила его, и Брук вновь появилась на горизонте: после фиаско в Антарктиде Конрад вернулся в Вашингтон, где они и воссоединились. Конрад ежедневно бегал в Монтроуз-парке, всего в нескольких кварталах от дома. Брук выгуливала собаку. Они столкнулись у похожих на сплетенные кольца солнечных часов парка. Это называют судьбой. Кажется, он тут же переехал к ней. Даже пес, наверное, понял, что для него не осталось места в сердце Брук, — бедное животное сбежало из дома за день до переезда. С тех пор они были неразлучны, и теперь, после смерти отца, только Брук связывала его с прошлым.

Но с появлением Серены все изменилось.

Мысли Конрада спустились на первый этаж, к «Тому Сойеру» и нерасшифрованному посланию. Осталось только одно слово.

Конрад посмотрел на Брук, по мерному движению полных грудей убедился, что она крепко спит, и выскользнул из-под одеяла. Он кинул беглый взгляд из окна спальни: черного джипа не было, но это не означало, что никто не подслушивает и не подсматривает.

Бесшумно спустившись вниз, Конрад прошел в гостиную и вытащил книгу из-под дивана. Ему не нравилось что-либо скрывать от Брук — та из-за этого психовала. Но как рассказать о шифре, не упомянув о встрече с Сереной? А вдруг Брук поймает его на лжи? А она может. Она всегда откуда-то обо всем узнавала.

Он зашел в туалет на первом этаже, опустил крышку унитаза, уселся и поднес книгу к ночнику над раковиной.

Последним словом в книге на пятьдесят четвертой странице стояло: «дикаря». Записав это слово, он уставился на послание, оставленное ему отцом:

СОЛНЦЕ СИЯЕТ НАД РАВНИНОЙ ДИКАРЯ

Чертовщина какая-то. Может, старик просто слетел с катушек? Мало ли, бывший астронавт, генерал ВВС, жизнь, полная разочарований и ненависти. Или все-таки в этом клочке бумаги что-то есть? Наверняка есть, ведь послание предназначалось только ему, как и астрологические знаки на памятнике. Но что означает число 763 с обратной стороны памятника? С книжным кодом оно никак не связано.

Взгляд Конрада застыл на переплете книги. «Том Сойер», раскрытый на странице с последним словом шифра, словно пытался ему что-то сказать. В одном месте склейка разошлась и образовалась щель. Конрад растянул ее — перед ним открылся потайной карман, специально сделанный в обложке. Он пролистал всю книгу. Остальные страницы держались крепко, и других щелей нигде не было. Значит, в потайном кармане что-то спрятано.

Он отнес книгу в кабинет Брук, вытащил нож для бумаг из выдвижного ящика стола в колониальном стиле, раскрыл книгу на пятьдесят четвертой странице и ножом извлек из разреза конверт.

На пожелтевшей бумаге выцветшим жирным шрифтом поперек листа стояло слово «Звездочету».

Конрад осторожно раскрыл конверт и вынул из него сложенный документ: текст на одной стороне листа и какая-то карта — на другой. Конрад сразу же узнал окрестности Потомака, да и чертеж ему был знаком — план столицы США. В верхнем левом углу ее давнее прозвище: «Вашингтонополь». В углу напротив — водяной знак: ТБ.

«Надо скорее показать это Серене», — подумал он.

Еще больший интерес вызвал текст на обороте: кодированное письмо. Кто-то — судя по почерку, отец — расшифровал обращение и подпись. Письмо датировалось двадцать пятым сентября 1793 года.

Весь текст представлял собой неизвестный Конраду буквенно-цифровой код — скорее всего армейский код времен Войны за независимость. Но расшифрованное обращение не оставляло сомнений, поэтому рука дрогнула, лишь только Конрад увидел подпись: «генерал Джордж Вашингтон». Письмо начиналось словами:

«Роберту Йейтсу и его избранному потомку в год 2008 от рождества Христова…»

ГЛАВА 5

Утром Конрад спустился к завтраку. За столом Брук перелистывала страницы пяти газет одновременно. Экран телевизора был разделен на шесть частей: девушка отслеживала новости по основным телевизионным и кабельным каналам. За завтраком теледива всегда свято соблюдала глупейшую, по мнению Конрада, диету «Для звезд» от какого-то гламурного доктора: пол грейпфрута, диетический крекер и кофе. Ей приходилось таскать с собой крошечные весы для еды, ведь по плану нельзя было съедать больше трех унций любой пищи за раз, а между приемами надо выдержать не меньше четырех часов.

— Что-то ты рано сегодня, — сказала она, наливая Конраду кофе. — В «Пост» напечатали замечательный некролог о твоем отце.

Развернув газету, она показала фотографию с заголовком под ней: «Захоронены останки генерала запаса ВВС, найденные в Антарктиде».

Со старой фотографии, где-то из 1968 года, на Конрада смотрел отец, лихой астронавт, воплощение американских ценностей.

— Нужно воспользоваться моментом и сделать документальный фильм для «Дискавери», — заметил Конрад. — Как ты сказала, забыть о прошлом и жить будущим. Я съезжу в Мэриленд, посмотрю, не клюнет ли Мерседес на этот материал.

— Смотри, чтобы заодно она не клюнула на тебя, — произнесла Брук, не отрываясь от газеты. — Она, к сожалению, не монахиня.

Конрад замер, испугавшись, что во сне говорил о Серене, но тут увидел ее сразу на четырех каналах по телевизору: она рассуждала о нарушении прав человека в Китае накануне Олимпиады и об экологической катастрофе, в которую китайцы ввергают весь мир бесконтрольным промышленным загрязнением атмосферы. По двум другим каналам речь шла о вспышках птичьего гриппа на территории Северной Америки: от инфекции гибла домашняя птица, но пока не было замечено случаев передачи вируса от человека к человеку. Доктор в маске вещал с экрана, что это лишь дело времени.

— Я смогу постоять за себя, — отшутился он и поцеловал Брук.

На крыльце Конрад огляделся, но не заметил никаких подозрительных машин. Рыщущих вокруг шпиков тоже не наблюдалось. Он энергичным шагом прошел до Тридцать первой улицы, остановил такси и уже в машине сказал водителю:

— Едем на вокзал.


Брук проводила такси взглядом и вернулась в кабинет. В комнате что-то было не так. Осмотрев книжный шкаф, она заметила пару книг не на своем месте. Так, Конрад что-то доставал с полки. Внезапно, до нее дошло: не что-то, а ту самую книгу, которую все ищут.

Значит, он расшифровал книжный коде памятника.

Подойдя к шкафу, Брук вынула «Тома Сойера» и перелистала страницы. Нужные слова были обведены карандашом.

СОЛНЦЕ СИЯЕТ НАД РАВНИНОЙ ДИКАРЯ

Она собралась поставить книгу на место, как вдруг заметила разрезанный переплет. Под разрезом виднелся потайной карман. Брук чертыхнулась, принесла с кухни лезвие и дрожащими руками аккуратно прорезала внутреннюю часть обложки — получилось что-то вроде клапана. Она с величайшей осторожностью оттянула его кверху. Открывшийся карман пустовал, но внутри, как на промокашке, отпечатались разводы надписи. Словно в тумане, объятая ужасом, Брук прошла в холл и поднесла книгу к зеркалу. Некоторое время она не могла заставить себя посмотреть на надпись. В зеркале четко отразилось слово «Звездочету».

— Черт возьми! — выдохнула она.

Все это время карта была у нее перед носом… Надо же прошляпить такую ценность!

На телефоне с кодируемым сигналом она нажала кнопку прямого вызова номера в Джорджтауне и назвалась оперативному дежурному:

— Это Скарлет. У меня срочное сообщение для Осириса.

ГЛАВА 6

Молодецкого вида проводник вошел в купе первого класса экспресса «Асела» и предложил меню с горячими и холодными блюдами. Конрад выбрал диетические хлопья с отрубями. Единственный, помимо него, пассажир купе, парень, похожий на защитника в американском футболе, которого втиснули в цивильный костюм, заказал «яичницу Большого Боба».

Тут Конрад и распознал слежку. Только федеральный агент отправляется первым классом и заказывает при этом «яичницу Большого Боба», эдакий кулинарный моветон.

Выходит, надежды на уединение, за которое Конрад заплатил, пошли прахом. Он поменял билет бизнес-класса, выяснив, что вагон первого класса пуст. Похоже, больше никого из пассажиров не соблазнила возможность попробовать бесплатную яичницу за дополнительные восемьдесят долларов. Никого, кроме соседа — Большого Боба.

Конрад выругался про себя и посмотрел в огромное панорамное окно на голые пастбища Пенсильвании, пролетающие мимо. «Асела», самый скорый поезд на континенте, двигалась из Вашингтона в Нью-Йорк со скоростью 150 миль в час. Конрад надеялся увидеть Серену до обеда и к ужину вернуться к Брук, чтобы никто ничего не заподозрил. Что ж, и эта скорость оказалась недостаточной, потому как вот он, Большой Боб, улыбается проводнику, выливает в кофе пару порций сливок и высыпает три пакетика заменителя сахара, притворяясь при этом, что читает «Уолл-стрит джорнал», пока ждет свою яичницу.

Конрад встал и, не оборачиваясь, двинулся через проход к одному из двух туалетов в конце вагона ближе к голове поезда. Туалет был таким чистым и огромным, что ему захотелось позвать Большого Боба, чтобы тот увидел, присвистнул и сказал:

— Так вот где гадят богатеи!

Конрад закрыл дверь и собрался с мыслями. Название «Асела»[3] было выдумкой нью-йоркских маркетологов, призванной внушить мысли о скорости и превосходстве.

Особая конструкция «качающегося» поезда позволяла не снижать скорости даже на поворотах. Конрад почувствовал легкий крен, как раз когда смотрел на себя в зеркале и обдумывал, как разворачиваются события.

«Ни в коем случае нельзя втягивать Брук во все это, для ее же блага», — решил Конрад для себя. А может быть, он на самом деле не хотел, чтобы она знала о каких-то делах с Сереной. Но Брук не девочка, он никогда и ничего ей не обещал. Наверно, она не переживала потому, что догадывалась: Конраду уже не сойтись с Сереной.

Глядя в зеркало, он расстегнул рубашку, вытащил карту из конверта, приклеенного к телу липкой лентой, и посмотрел на текст:

763.618.1793


634.625.ghquip hiugiphipv 431. Lqfilv Seviu

282.625.siel 43. qwl 351. FUUO.


179 ucpgiliuv erqmqaciu jgl 26. recq

280.249. gewuih 707.5.708. jemcms.

282.682.123.414.144. qwl qyp nip

682.683.416.144.625.178. Jecmwli ncabv

rlqxi 625.549.431. qwl gewui. 630. gep

48. ugelgims 26. piih 431. ligqnniphcpa

625.217.101.5. uigligs 2821.69. uq glcvcgem

5. hepailqwu eu 625. iuvefmcubnipv 431.

qwl lirwfmcg.


280. qyi 707.625. yqlmh 5.708.568.283.282.

Biexip. 625. uexeqi 683. ubqy 707.625. yes.


711

Все, с чем помог ему отец, — это буквенно-цифровое приветствие «и его избранному потомку Роберту Йейтсу в год 2008 от рождества Христова» и подпись: «генерал Джордж Вашингтон». Возможно, отец либо не смог сам решить задачу, либо счел, что этого будет достаточно для полной расшифровки кода.

Об адресате Конраду было известно только, что семья по отцовской линии изменила фамилию на «Йитс», дистанцируясь от Роберта Йейтса, одного из самых одиозных персонажей среди отцов-основателей, который не только помогал писать первую конституцию для штата Нью-Йорк, но и играл ключевую роль в делегации штата на конвенции в Филадельфии по написанию конституции США.

Тут-то все и пошло наперекосяк.

Очень скоро стало ясно, что Конституционный конвент под руководством Джорджа Вашингтона не собирался лепить что-либо из отдельных статей конфедерации, как планировалось первоначально. Конвент создавал новую власть — федеральное правительство. Настоящую власть, со сбором налогов и содержанием армии.

Узнав об этом, Роберт Йейтс оскорбил Вашингтона, со скандалом покинул совещание, а потом из кожи вон лез, стараясь не допустить ратификации конституции. В 1789 году он баллотировался в губернаторы штата Нью-Йорк, проиграл выборы, но в 1790 году его избрали председателем Верховного суда штата Нью-Йорк, и он до конца жизни оставался самым искренним поборником прав штата и яростным критиком федерального устройства государства.

Йейтс и в могиле не успокоился. В 1821 году, через 20 лет после его смерти, были опубликованы записки Йейтса о Конституционном конвенте под названием «Тайные материалы и обсуждения Конвента, созванного с целью составления конституции Соединенных Штатов». К тому времени приобретение Соединенными Штатами французских территорий в Северной Америке (так называемая «Луизианская покупка») удвоило количество штатов, и сама мысль о сомнениях в законности федерального правительства стала, мягко говоря, позором для семьи.

Примерно в это время отцовская ветвь семьи Конрада отказалась от фамилии «Йейтс» и присоединилась к родственникам в написании «Йитс». По крайней мере так Конраду запомнилось: будучи приемным ребенком, он не слишком тщательно изучал родословную Йитсов.

Поезд вновь разгонялся после крена — «Асела» прошла поворот. Конрад прилепил карту с текстом под полочку и застегнулся. Он решил сбежать от Большого Боба и встретиться с Сереной. Но как?

Искушение набрать личный номер Серены было велико: можно устроить встречу на вокзале «Пеннстейшн». Он достал телефон, подумал и убрал в карман. Наверняка друзья Большого Боба подслушивают. Значит, и эсэмэску не пошлешь.

Что ж, придется воспользоваться одним из телефонов вагона-ресторана.

Конрад вернулся в салон, где на огромных подносах уже красовался завтрак. Миновав свое место, над которым на отсеке для ручной клади все еще горел указатель «занято», Конрад взял кофе и направился прямиком к Большому Бобу, который успел разделаться с доброй половиной «большой яичницы».

— Похоже, ты перестарался с соусом табаско, мой друг.

Боб посмотрел на заляпанный оранжевым галстук, выругался и промокнул пятно салфеткой. Тут поезд и накренился — удачнее не придумаешь, Конрад качнулся и пролил кофе на Боба. Бедняга задергался в кресле, перевернул поднос и зацепил головой отсек для ручной клади.

— Извини, — сказал Конрад, поддерживая Боба и незаметно просовывая руку в карман его пиджака за бумажником.

— Какого черта!.. — рыкнул Боб.

— Прошу прощения. Надеюсь, смогу загладить вину чем-нибудь из буфета.

Конрад переложил бумажник в свой карман, подошел к пневматическим стеклянным дверям, которые с шипением разошлись в стороны, словно на борту звездолета «Энтерпрайз» из «Стар Трека», и двинулся через просторный тихий тамбур в зону бизнес-класса.

В полупустых вагонах сидели человек по сорок; кто Уткнулся в газету, цифровой проигрыватель или ноутбук, а кто на чем свет костерил свой смартфон или коммуникатор, если связь прерывалась в середине разговора.

На пути в буфет Конрад миновал еще две пары раздвижных дверей. С десяток посетителей притулились в баре, согнувшись на неудобных стульях у стойки. На плазменном экране мелькали отрывки спортивных новостей за неделю. В противоположном конце бара располагался офис для пассажиров, оборудованный факсом, копировальным аппаратом и двумя радиотелефонами, один из которых находился в закрытой кабинке. Ее-то Конрад и выбрал. Телефон принимал не монеты и банкноты, а кредитки основных компаний. К счастью, у Конрада была «Виза» на имя Деррика Копински, сержант-майора морской пехоты, также известного под именем Большого Боба.

Конрад набрал номер Серены и, пока шел вызов, просматривал документы Копински. Судя по домашнему адресу, указанному в водительском удостоверении — Оушн-сайд, Калифорния, — Большой Боб до недавних пор служил на базе морской пехоты Кемп-Пендлтон. Значит, Копински — морпех. В Пентагоне он скорее всего новичок, дослужившийся до предела сержантских мечтаний. Наверняка из Министерства обороны, человек Паккарда.

Помимо сорока долларов наличными, в бумажнике Копински была фотография жены и ребятишек. Женщина здорово смахивала на жену Гуся из «Топ Гана», вылитая Мег Райан в молодости, очень хорошенькая. Детки, к счастью, пошли в мать. Фотография из неплохого ателье, но не лучшего. Что еще? Фото с крестин в православной церкви, купоны со скидками на кофе в «Старбакс», гамбургеры в «Макдоналдс», плюшки в «Данкин Донатс»… Море купонов в «Данкин Донатс». Да уж, парню явно недоплачивают.

В конце концов вызов прошел, включился автоответчик, зазвучала запись на французском: Серена просила оставить сообщение. Прежде чем Конрад решил, что делать, сигнал оборвался.

В вагоне первого класса его уже поджидал сержант-майор Копински. Едва дверь открылась, Конрад увидел пистолет в кобуре на портупее под откинутой полой пиджака. Пятно на галстуке казалось еще больше.

— Верните бумажник, доктор Йитс!

— Слушаюсь, сэр. — Конрад вернул бумажник и огляделся, проверяя, не видят ли их из соседнего вагона и нет ли кого в первом классе. Все было чисто.

Копински открыл бумажник пересчитать деньги, и тут Конрад врезал ему коленом в пах. Копински согнулся от боли. В такие моменты Конрад был благодарен отцу, который заставил его тринадцать лет заниматься тэквондо в армейском спортзале. Конрад поддал Бобу коленом в лицо, и бедняга запрокинул голову. Миндальничать было нельзя, ведь Боб вдвое тяжелее и лет на пятнадцать моложе.

— Не так ты собирался на жизнь зарабатывать, когда пошел в морпехи, сержант, — предположил Конрад, держа Боба одной рукой за яйца, а другой обхватив шею. — Попроси Паккарда о серьезном задании.

Копински кивнул, пытаясь сглотнуть, и вдруг, к ужасу Конрада, задергался в конвульсиях. Конрад подумал, что перестарался с тэквондо, и убрал руку. Сержант закатил глаза, и что-то зеленое потекло у него из ноздрей. В шее морпеха покачивался крошечный дротик. Голова Боба свесилась под неестественным углом, и обмякшее тело рухнуло на пол. Сержант был мертв. В стеклянных Дверях первого класса проводник наставил на Конрада какое-то оружие.

— Ты только что застрелил федерального агента, — сказал Конрад.

— Давай сюда. — Убийца протянул руку. — Без лишних движений.

Конрад вытащил бумажник Копински из кармана.

— У меня ничего нет, кроме двадцатки. Купон в «Старбакс» хотел оставить себе.

— К черту бумажник. — Убийца шагнул вперед, наставив пистолет.

— Ты кто? — спросил Конрад.

— Черт из преисподней. — Убийца качнул пистолетом. — Повернись.

Конрад уткнулся носом в окно, за которым по-прежнему пролетали умиротворяющие пастбища. «Черт» быстро обыскал его.

— Разувайся.

Конрад снял ботинки. Взгляд убийцы скользнул по ним и вернулся к жертве.

— Расстегни рубашку.

— А может, обойдемся без нежностей?

«Проводник» ткнул Конрада стволом в грудь:

— Расстегивай, идиот!

Парень был в ярости и, похоже, шутить не собирался. Конрад расстегнул рубашку, обнажая грудь.

— Как видишь, держу себя в форме.

— Где они?

— Кто «они»?

— Документы, которые ты достал из книжки.

— Если с Брук что-нибудь случится, тебе конец.

— Лучше о себе побеспокойся.

Убийца взмахнул стволом у виска Конрада: боль молнией полоснула по глазам. Конрад с трудом устоял на ногах.

— Отдавай сейчас же, а не то я их у тебя из задницы достану.

— Как ты угадал? Именно там я их и храню! — Голова раскалывалась. Конрад расстегнул ремень. — Я сразу подумал, что такому парню, как ты, именно там и захочется поискать.

Конрад наклонился, задрав ягодицы в лицо убийце. Он оказался как раз над беднягой Копински, над рубашкой, заляпанной «большой яичницей» и табаско. Ему вспомнились фотографии в бумажнике. Морпех, блин. А этот подонок его убил.

— Смотри внимательно, — увещевал Конрад, — ничего не пропусти.

Одной рукой он спустил штаны, а другую сунул в пиджак Копински и, развернувшись, быстро выпрямился. Штаны опустились до щиколоток, поэтому нападавший уставился куда не следует, упустив движение руки с пистолетом.

— Не ждал? — спросил Конрад и выстрелил «проводнику» в живот.

Пуля отшвырнула убийцу к стене, и он согнулся на полу в три погибели. Конрад бросил взгляд в соседний вагон, убедился, что никто не услышал выстрела, и приставил ствол к шее «проводника».

— Кто тебя послал?

Широченная злобная ухмылка расползлась по лицу убийцы; во рту мелькнула капсула с цианидом. Но он не успел принять яд — Конрад врезал по передним зубам стволом пистолета. Давясь, «проводник» проглотил капсулу.

— Придется еще немного пожить, — сказал Конрад. — А может, и много. Хочешь, вызову врача? Скажи только, кто тебя послал.

Ответом был взгляд, полный ненависти.

— Я смотрю, у тебя кое-где еще остались зубы. — Конрад поднял пистолет для следующего удара. — Ничего, сейчас мы это поправим.

Убийца не дрогнул, хотя кровь шла горлом.

— На закате ты сдохнешь.

Конрад наклонился ниже.

— И кто мне в этом поможет?

— «Альянс»… — прохрипел убийца окровавленным ртом и обмяк.

Конрад рванул на нем форму и нашел смартфон. В остальном, за исключением пистолета с отравленными дротиками на полу, «проводник» был чист. Конрад взял смартфон и сунул под ремень пистолет Копински.

Оттащив оба тела в служебное помещение, Конрад обнаружил труп настоящего проводника. Конрад взглянул на часы: пол-одиннадцатого. Поезд прибудет в Нью-Йорк через полчаса. Он покачал головой, глядя на три жертвы: на вокзале «Пеннстейшн» их тут же обнаружат, так что времени осталось совсем немного.

В вагоне-ресторане пришлось подождать пару минут, пока освободится радиотелефон. Конрад скользнул в кабинку, на ощупь вытянул из-под металлической полочки конверт с картой и позвонил Серене.

ГЛАВА 7

Штаб-квартира ООН, Нью-Йорк

Китайцы назвали двадцать пять километров новостроек, возведенных к Олимпиаде-2008, скромненько — «Ось цивилизации». В пантеоне современной архитектуры ей было суждено занять место рядом с такими чудесами света, как сеть скоростных дорог в США, Панамский канал и тоннель под Ла-Маншем.

Однако для Серены Сергетти, выступающей перед Генеральной ассамблеей, новостройка была очередной глобальной катастрофой, которую устроило государство, подвергнув опасности древние храмы, флору, фауну и миллион беззащитных жителей, потерявших жилье, — и все лишь потому, что Китай решил продемонстрировать миру растущие амбиции.

— Со всех сторон поступают сведения об эпидемии птичьего гриппа, свирепствующей в провинциях, среди нищеты и грязи, куда изгнаны бездомные. Правительство отказывается признать возможность угрозы глобальной эпидемии, не говоря уже о помощи беднейшим слоям населения страны.

Разумеется, у китайского посла в ООН было другое мнение, которого он не скрывал. Все утро ему пришлось опровергать слухи о том, что в Китае не существует свободы слова, что людей казнят в тюрьмах без суда и следствия, а органы казненных изымают для трансплантации. А теперь еще и с птичьим гриппом разбираться — и это всего лишь за несколько недель до начала олимпийских игр в Пекине!

— Хотелось бы возразить, рост промышленности и развитие Пекина подняли планку уровня жизни народа и улучшили здравоохранение, — промямлил его переводчик.

— Хотя бы не мешайте нам помогать обездоленным, господин посол.

Серена прочла выдержки из доклада о помощи Индонезии после цунами 2004 года, о последствиях урагана 2005 года, который стер с лица земли Новый Орлеан: в результате этих катастроф более миллиона человек лишились жилья.

— По словам главы Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, решение некоторых глобальных проблем не по силам одному правительству, — продолжила она. — У церкви — католической, протестантской и православной — по всему миру не меньше миллиона пунктов помощи. Куда бы ни пришла беда, всюду найдется местная церковь, где помогут пищей, кровом, медицинскими препаратами, оборудованием и человеческим участием. Мы готовы помочь и вам.

— Спасибо, сестра Сергетти, мы сами позаботимся о нашем народе, — ответил китайский посланник, и дальнейшее обсуждение было отложено.

Серена вернулась на место, вспомнив еще одного человека, которому «хотелось бы возразить», — Конрада Йитса. Она покинула его ради церкви, ради той самой надежды человечества, о которой только что говорила. Но Конрад считал, что именно церковь воспрепятствовала их любви.

Подняв громоздкий, нелегкий белый наушник, Серена села. Для большинства делегатов работали переводчики в кабинках наверху. Серена бегло говорила на многих языках, и перевод ей был не нужен: наушниками она пользовалась, чтобы, не привлекая внимания, принимать сообщения от секретаря. Только что Серена получила сообщение на итальянском, что в зале для прессы ждет некий Карлтон Ярдли из журнала «Новая Атлантида» для запланированного интервью.

Сердце екнуло.

«Наверно, он что-то выяснил», — подумала Серена и тут же смутилась, осознав, что на самом деле она просто рада видеть лицо Конрада, небритое, но такое родное.

Серена вышла из зала в переполненное фойе, достала смартфон и вызвала Бенито с машиной. В полумраке застекленного зала пресса собиралась у входа, за синей бархатной лентой. Туда Серена и направилась, как вдруг откуда-то вынырнул Макс Сиверс и преградил путь к Конраду.

— Серена! — Макс приветливо улыбнулся.

Серене пришлось остановиться. Прежде чем президент США назначил Макса помощником при Министерстве обороны. Сиверс часто снабжал Серену бесплатной вакциной для гуманитарных миссий в Африке и Азии, поэтому его нельзя было проигнорировать.

— Дежа-вю, Макс. Кажется, всего несколько дней назад именно здесь ты показывал мне весьма загадочные фотографии. Какими судьбами вновь пожаловал?

— Бью в барабаны и здесь, и на Капитолийском холме — идет пандемия гриппа. А ты? Говорят, ты объясняла китайцам, где строить новую плотину?

Серена украдкой посмотрела в сторону толпы журналистов, откуда многочисленные объективы выхватывали появляющихся время от времени высокопоставленных лиц. Конрад заметил ее и махнул рукой.

— Как тебе обновленный Пекин? — спросила она, уводя Макса от входа в зал для делегатов.

— Технологическое чудо, — ответил Макс, стараясь успевать за ней. — Впрочем, китайцам надо отдать должное — они предусмотрели все случайности. Даже церемония открытия назначена на восьмое августа, потому что цифра «8» для них счастливая.

— Да, ведь это же восьмой день восьмого месяца восьмого года нового тысячелетия! — с деланным удивлением произнесла Серена. — А я-то считала, что знак дьявола — три шестерки. А ты что думаешь по поводу миллиона обездоленных этой Олимпиадой?

— Ты говоришь о тех, у кого дома и так не было ни водопровода, ни электричества? — съехидничал Макс. — По-моему, это называется прогресс.

— А разрушение древних храмов, их собственной истории? — Серена искоса посмотрела на него.

— Очевидно, китайцы не разделяют твою любовь к древним храмам. Они смотрят в будущее — знают, что появится другая цивилизация и снесет их Олимпийский парк так же, как они сносят древние храмы.

Серена остановилась.

— Интересно, ты бы так же отнесся к разрушению этих храмов? — Она указала на очертания Манхэттена, в сторону от зоны для прессы, подальше от Конрада.

Макс проследил за ее жестом и улыбнулся.

— Будь это деяние Божье, вроде цунами, мое горе не знало бы предела. Но если правительству понадобится затопить район для блага общества, как поступили китайцы, — это другое дело. Ты видела?

Макс подвел Серену к макету города в фойе — официальному плану развития олимпийской зоны Пекина. Табличка гласила: «Ось цивилизации». Бесконечный пиар.

— Впечатляет, правда?

Серена взглянула на макет нового центра. Китайцам удался двадцатипятикилометровый бульвар, соединяющий Олимпийский парк на севере и императорский Запретный городе площадью Тяньаньмэнь. Над частью бульвара висела табличка: «Тропа тысячелетий».

— Ну не опрометчиво ли, Макс? Эта пекинская ось выглядит в точности как Новый Берлин, который так и не удалось построить Гитлеру.

— Забавно, что ты об этом упомянула, — рассмеялся Макс. — Архитектором был Альберт Шпеер-младший, сын того самого Шпеера, который проектировал Новый Берлин для величественной империи Гитлера, «германскую столицу мира», столицу так называемого Тысячелетнего рейха.

— Не может быть! — ахнула Серена.

— Еще как может. Милый старикан, невероятно талантливый. Я хотел, чтобы он проектировал штаб-квартиру для корпорации «Си-Джен» в Калифорнии, но где мне равняться с китайцами!..

— Интересно, Шпеер копирует работу отца или хочет его превзойти? — Серена не отрывала взгляда от макета.

— Именно этим вопросом задался немецкий журнал «Ди Вельт», когда проект был обнародован, — ответил Макс. — Пустые домыслы! Китайцы настаивают, что проект Шпеера — всего лишь воплощение их собственной идеи некой центральной оси, а сам замысел веками витает в планах императорской столицы. Важно другое: где Шпеер-старший черпал вдохновение для Нового Берлина?

— Я вся внимание.

— Он копировал проект Эспланады Пьера Ланфана в Вашингтоне. Более того, Шпеер утверждал, что план Ланфана основан на картах из Древнего Египта и Атлантиды. Вот она, задачка для доктора Йитса!

Наживка слишком плохо скрывала крючок. Ни к чему хорошему такой разговор не приведет.

— Атлантида? — Во взгляде Серены читалось сомнение. — Не напускай тумана, Макс. Помни, что без твоей вакцины нам будет трудно.

Не медля ни секунды, она направилась к выходу, от волнения задерживая дыхание. Конрад затерялся где-то в толпе журналистов у синей ленточки, но Серена даже не глянула в его сторону, а пошла к поджидавшему лимузину. Бенито закрыл дверь, скользнул за руль, и машина тронулась.

ГЛАВА 8

Конрад пришел в бешенство оттого, что Серена любезничала с Максом Сиверсом — миллиардером, прикидывающимся филантропом. Впрочем, раскрываться было нельзя. Кипя от бессильной ярости, беглец миновал лабиринт заграждений перед зданием ООН и остановил такси.

— «Кристи», — бросил он, когда машина тронулась и влилась в полудневный поток. Водительвзглянул на пассажира и спросил, где живет Кристи.

— В Рокфеллеровском центре. Она — аукцион.

Конрад не знал, куда еще отправиться до встречи с Сереной, поэтому назвал место назначения наобум, чтобы не говорить просто «Поехали!». Хуже всего, что в «Кристи» работала симпатичная помощник куратора, с которой он встречался от случая к случаю, бывая в Нью-Йорке. По иронии судьбы, ее звали Кристи. Что ж, она либо поможет разобраться с картой, либо подскажет ее аукционную стоимость и направит к какому-нибудь специалисту, чтобы расшифровать — главное, подальше от правительства.

Конрад вытащил сотовый телефон, который он забрал у наемника на «Аселе». Свой телефон он бросил под поезд сразу же по прибытии на вокзал «Пеннстейшн». Многое зависело оттого, нашли тела или нет и хватило ли у преследователей мозгов отследить номер. Может, нет? Хочется верить, что нет.

Не глядя на экран, он набрал номер Серены. Вызов прошел.

Тут же зазвонил телефон водителя.

— Да? — ответил тот.

Конрада прошиб холодный пот: на экране телефона высветился последний вызов убийцы в поезде. Глаза таксиста в зеркале заднего вида удивленно расширились.

— И ты из них? — Конрад направил пистолет убитого морпеха в голову водителя.

Слишком поздно он заметил, что таксист держал руль одной рукой, и еле успел пригнуться: пуля разорвала спинку переднего сиденья, а заднее стекло обрушилось градом осколков. Конрад выстрелил в водительское сиденье. Пуля раздробила позвоночник и швырнула водителя на рулевое колесо — руки плетьми упали по бокам.

Вот черт! Конрад ткнул водителя стволом в затылок. Голова таксиста безвольно свесилась на плечо, струйка крови потекла по шее.

Внезапно машина рванула вперед.

Конрад приподнялся, перегнувшись над трупом, и схватил руль, но машину безудержно сносило.

Что-то мелькнуло в зеркале заднего вида — «форд-эксплорер» со служебными номерами и красные мигалки позади него. Охватившее Конрада отчаяние сменилось гневом. Он выкрутил руль в сторону дороги, и такси помчалось вперед. Машина спецслужб пустилась в погоню, но Конрад вновь рванул руль в сторону, одновременно дернув стояночный тормоз. Машина ушла в глубокий занос и, выскочив на встречную, ринулась на «эксплорер».

Водителю «эксплорера» не удалось ни вытянуть пистолет, ни свернуть — такси приняло черный джип в лоб. Конрад зарылся лицом в труп водителя и отлетел назад от удара. Подушки безопасности мгновенно заполнили внедорожник.

Почти сразу же раздался звук сирен. Пошатываясь, Конрад выбрался наружу. В ушах звенело. Или это приближались полицейские сирены? Где-то взвизгнули тормоза.

— Эй! — раздался чей-то голос.

Из опущенного окна «мерседеса» его окликнула Серена. Она рывком открыла заднюю дверь с гербом Ватикана, приглашая его в машину. На мгновение Конрад остолбенел и решил, что ему привиделось. Губы Серены двигались, но он не разбирал слов. Наконец он нырнул в салон, дверь хлопнула, и машина сорвалась с места.

— Еще что-нибудь разнесешь в щепки, Конрад, или на сегодня хватит? — Пока Серена отчитывала его, Бенито влился в общий поток на Первой авеню.

Конрад потрясенно уставился на нее. В черном костюме от Армани и шелковой белой блузке Серена была само спокойствие.

— Спасибо, что спросила, день прошел чудесно, — съязвил Конрад.

— Жаль, что так не скажешь о тех двух бедолагах — проводнике и морском пехотинце. На полицейской волне обвиняют тебя. Успокой меня, ведь это дело рук «Альянса»?

— Ты знаешь об «Альянсе»? — Еще одно потрясение для Конрада.

— Если ты имеешь в виду тайное сообщество воинствующих империалистов, то да. Ты словно вчера родился. Тоже мне, Америку открыл! Церковь с незапамятных времен воюете Новым мировым порядком. Лучше покажи карту — мало ли что ты там нашел.

Он передал документ Серене.

Та внимательно изучила карту и углубилась в текст. Едва она вчиталась в первые строки, рука ее взволнованно дрогнула, на лбу показалась жемчужинка пота. Конрад не верил своим глазам — он и представить не мог, что сестра Серена Сергетти, чудо лингвистики из Ватикана, может вспотеть.

Она ответила изумленным взглядом.

— Ты — Звездочет?

— Что?

Она нажала кнопку, и перегородка, отделяющая салон от водителя, опустилась.

— Бенито, в аэропорт.

— Да, синьорина.

Конрад вспомнил, что Бенито — в прошлом швейцарский спецназовец, первоклассный снайпер и единственный телохранитель в Ватикане, способный угнаться за Сереной на лыжных склонах Давоса во время Всемирного экономического форума. Оставалось надеяться, что и на улицах Нью-Йорка он не подкачает.

— Что происходит. Серена? — спросил Конрад. — И суток не прошло, как ты объявилась нежданно-негаданно, а все вокруг меня уже мрут как мухи, да и моя жизнь гроша ломаного не стоит.

— Вот поэтому нам и надо тебя спрятать. Тебе, Америке да и всему человечеству грозит серьезная опасность.

У Бенито зазвонил телефон, и Конрад подпрыгнул от неожиданности. Мелодия показалась знакомой — старая песенка Элтона Джона «Бенни и реактивные самолеты». Бенито за рулем не стал отвечать на звонок.

— Самолет уже на полосе и заправляется, синьорина, — сказал Бенито. — Осталось до него добраться.

Они свернули, но несколько патрульных машин с мигалками перегородили им дорогу. К «мерседесу» подошел молодой полицейский, держа руку на пистолете.

— Это «Альянс»?

— А я откуда знаю? Давай надеяться на лучшее.

Конрад вопросительно посмотрел на Серену, а она потянула за клапан, открывший пространство под задним диваном лимузина.

— Ты шутишь, да?

— Полезай и помалкивай, — ответила она.

— Я против, когда женщина сверху.

— Господи, вот ведь кретин! — Она толкнула его под подушки и защелкнула клапан. До Конрада донесся ее приглушенный голос: — Главное — спокойствие, Бенито.

Пискнул стеклоподъемник, и Серена спросила:

— Что-нибудь случилось, сержант?

Пауза затянулась. Конрад замер, скрючившись в темноте. Онемевший от неожиданности молодой полицейский наконец нашелся:

— Сестра Сергетти, для нас большая честь…

— Что-то случилось, сержант О’Доннелл?

Конрад перевел дух: слава Богу, полицейский из ирландских католиков.

— Вам ничто не угрожает. Неудачные попытки терактов на вокзале «Пеннстейшн» и у здания ООН.

— Да что вы!

— Обошлось без взрыва, но погибли два федеральных агента, проводник поезда и таксист.

— Ужасно! Моя помощь требуется? Вам нужно обыскать машину?

Конрад ткнул ее кулаком снизу из-под кресла.

— Нет, мэм, не нужно. К тому же у вашей машины дипломатические номера — мы не имеем права вас обыскивать.

Раздался окрик, взвизгнули покрышки: одна из полицейских машин сдала назад, и «мерседес» покатил дальше.

— Вас хранят ангелы Господни, синьорина, — сказал Бенито.

«Нет, Бенито, — подумал Конрад. — Она сама — ангел».

ГЛАВА 9

Рим, 24 июня

Ранним утром лимузин въезжал в ворота Ватикана. Сквозь тонированные стекла виднелся высоченный древний обелиск на площади Святого Петра. Серена задумалась, следовало ли оставлять Конрада на конспиративной квартире под Нью-Йорком, пока сама она вылетела в Рим для расследования.

На площади в столь ранний час не было ни туристов, ни папарацци — только полицейские и голуби.

— Не то что в старые добрые времена, синьорина. — Бенито вспомнились демонстранты и телевизионщики, которые всегда слетались на прибытие Серены в Ватикан.

Тогда она была помоложе, чуть за двадцать, но уже с прозвищем «Мать Земля». Ей хватало врагов, нажитых в нефтяной, лесной и биомедицинской промышленности — тех, для кого прибыль была важнее жизни людей, животных и экологии вообще. Сейчас, в тридцать один год, у Серены появились опыт и мудрость, но былого не вернешь: лобби в Ватикане, связанное с крупным бизнесом, директорами корпораций и прочими «денежными мешками», ей больше не доверяло.

Поэтому-то Серена и решила спрятать Конрада на конспиративной квартире.

— Да, времена уж не те, Бенито.

— Папа не тот, синьорина.

Они свернули на извилистую подъездную дорожку и подъехали к губернаторской резиденции. Швейцарские гвардейцы в алой форме отсалютовали Серене.

Дружба с прежним папой охраняла ее в этих стенах. Этой своеобразной защитой Серена пользовалась и сейчас. Перед смертью папа поделился с ней видением, в котором Бог рассказал ему о конце света; понтифик также дал понять остальным, что Серена пользуется его доверием. Этот отблеск величия обеспечил ей несколько открытых дверей.

Она едва знала нового папу, но слышала, что он недоволен особым отношением своего предшественника к ней. Что ж, его трудно винить, если учесть, что Серену он знал по прозвищу, бытовавшему среди его однокашников по палате кардиналов, — «Сестра геморрой».

Так ее звал и кардинал Туччи — хранитель собрания тайных карт. Пролетая над океаном, она позвонила Туччи и потребовала доступа к архивам Ватикана — привилегии исключительной, но доступной Серене в годы прежнего папы. Туччи и новый папа лишили ее такой возможности.

— Сестра Сергетти, — сухо поздоровался кардинал. — С возвращением.

Кабинет Туччи прятался в глубине заброшенного коридора, к которому вел служебный лифт.

Туччи поднялся навстречу Серене из кожаного кресла с высокой спинкой, по обе стороны которого находились глобусы семнадцатого века. «Тайному кардиналу» не было и пятидесяти. «Тайным» он был потому, что, кроме Серены и еще нескольких человек, никто не знал о его назначении.

«Тайны церкви сторожит тайный кардинал», — подумалось Серене.

Она знала по собственному опыту, что истинные христиане в повседневной жизни стараются не поддаваться мирским соблазнам. Однако, похоже, кардинал Туччи давным-давно проиграл в этом противостоянии.

— Ваше преосвященство. — Она склонилась и поцеловала кольцо с надписью «Доминус Деи», что значило «Царство Господне» и служило названием церковного ордена, который основали ранние христиане в первом веке, еще при Цезаре. «Доминус Деи» был древнее ордена иезуитов, и тайну они ценили превыше всего, ибо на заре христианства «молчать» значило «выжить». Серене такая секретность претила: столетиями тайной покрывали преступления. В сравнении с преступлениями «Доминус Деи» надуманные грехи «Опус Деи» выглядели актами милосердия.

— Чему обязан удовольствием вас видеть? — подозрительно спросил Туччи.

— Мне необходимо взглянуть на исповедь Ланфана, — без предисловий выпалила она.

Во взгляде Туччи сквозила откровенная неприязнь. Какая же утомительная и докучливая эта Сергетти! Разбудила его телефонным звонком ни свет ни заря, заставила помощников соединить с ней… Докучливая во всем.

Туччи удивлялся, как ей удалось пробиться так высоко наверх в церковной иерархии. Если бы он знал, насколько взаимны были подозрения и недоверие! По меркам Ватикана он совсем еще юнец, однако с губ его не сходила скептическая улыбка закоренелого мизантропа. Судя по фамилии, он был из рода итальянских чиновников, но в происхождении его пряталась ирония: по материнской линии Туччи восходил к первым американским поселенцам, а значит, относился к стопроцентным янки. В Ватикан Туччи попал благодаря бостонскому образованию: в Гарварде он слыл распущенным, но блестящим студентом, а впоследствии стал ярчайшим проповедником и профессором американской истории в Бостонском колледже. В Риме его взлет был стремителен и крут.

В ожидании ответа Серена с завистью посматривала на медальон на шее Туччи. В центре подвески поблескивала древнеримская монета, серебряный денарий с портретом императора Тиберия. По легенде, эту монетку держал в руках Иисус, когда учил своих последователей, что «должно кесарю отдавать кесарево, а Богу — Богово». Веками монета переходила от одного главы «Доминус Деи» к другому, и многие считали, что в ней заключена власть и повыше папской.

— Исповедь Ланфана? — повторил Туччи, словно никогда не слышал ни о чем подобном.

— Предсмертное признание Пьера Ланфана, главного архитектора Вашингтона, столицы США, Джону Кэрроллу, первому католическому епископу Северной Америки.

— Что же скрывал Пьер Ланфан? — Похоже, Туччи заинтересовался.

— Расположение крупнейших архитектурных памятников Вашингтона соотносится с картой звездного неба, равно как и расположение египетских пирамид и Дороги мертвых в Южной Америке. Об этом должно быть в исповеди.

— Что значит: «расположение соотносится с картой»?

Серена достала фотографию астрологических знаков, изображенных на могиле генерала Йитса.

— Это зодиакальные знаки Волопаса, Девы и Льва. Небесные координаты расположены над определенными зданиями в Вашингтоне.

— Выходит, Ланфан по указке Джорджа Вашингтона пользовался астрологией для создания генерального плана столицы США? — По голосу Туччи было понятно, насколько смехотворной ему представлялась эта мысль. Он бросил многозначительный взгляд на старинные настенные часы, подчеркнув, что ему досадно тратить время на обсуждение такой ерунды.

— Да, — настойчиво сказала Серена. — Этот план — что-то вроде карты сокровищ, на которой звезды указывают путь.

— И куда заведет этот поиск сокровищ?

— Есть некое место под Эспланадой, в котором скрыт ключ к пониманию важного события в будущем Америки. Я думала, вы мне поможете с разгадкой.

— Я историк и картограф, сестра Сергетти, а не специалист по мифам о конце света, — с усмешкой сказал Туччи. — Но как историк я кое-что знаю о Ланфане: он был масоном. Можно не наводить справок в книге «Занимательное масонство» — известно, что отношения между масонами и христианством запутанны и непросты, как и у всех, кто ищет света за стенами святой церкви. Так что позволю себе усомниться, что Ланфан рассказал бы католическому священнику, а тем более архиепископу Джону Кэрроллу о какой-то тайне в картографии столицы США. Да ни за что на свете!

— Или ни за что в подземной тьме? — Туччи знал, куда она клонит. Серене только того и надо было. — Дэниел Кэрролл, брат архиепископа, продал Вашингтону Капитолийский холм. Кстати, вся окрестная земля некогда принадлежала Френсису Поупу, который называл ее Римом. Поуп, между прочим, был католиком.

Туччи приложил пальцы к губам и задумчиво посмотрел на Серену, стараясь сохранять спокойствие, хотя напряжения было не скрыть.

— Сестра Сергетти, никакой исповеди Ланфана никогда не существовало.

— Как и «Альянса»? — сделала выпад Серена.

Туччи нахмурился, осознав, что он попался на крючок. Весь смысл существования «Доминус Деи» — борьба с «Альянсом» и угрозой, которую эта организация представляет для церкви. Выдумка «Альянс» или нет — вопрос несущественный. Но не будь этой выдумки, не стало бы ни финансирования, ни той армии, которую Туччи собрал с благословения папы.

— Нет никакого «Альянса». Есть тайные общества, которые обретаются под прикрытием правительств по всему миру и мешают работе церкви. Полувоенная организация, якобы хранящая знания цивилизации Атлантиды, — вымысел. Говорите, они используют астрологию для управления мировой историей? Какая наивность!

— И я так полагала, — ответила Серена. — Но Джордж Вашингтон был масоном, как и его главный архитектор, Пьер Ланфан, и еще пятьдесят из пятидесяти шести авторов Декларации независимости. Может, просветите меня, что общего у масонов и «Альянса»? Предположим, что он все-таки существует?

— Общего? Ну конечно, тамплиеры! — Туччи заговорщицки улыбнулся.

Туччи имел в виду небольшую группу французских крестоносцев, которые в начале второго тысячелетия девять лет охраняли паломников, идущих в Иерусалим. Согласно легенде, тамплиеры искали христианские святыни — чашу святого Грааля, обломки креста, на котором распяли Спасителя — и наверняка нашли, потому что за последующие два столетия к ордену примкнуло множество европейских дворян. Церковь поняла, что оказалась под влиянием этих «заступников», и мгновенно отреагировала. Тамплиеров обвинили в заговоре с целью свержения церковной власти, и в 1307 году вспыхнула настоящая война, которая закончилась через семь лет победой церкви и сожжением великого магистра тамплиеров.

Не так давно, с опозданием на семьсот лет, Ватикан официально признал гонения тамплиеров — Туччи был инициатором этого извинения.

— Я полагала, что церковь расправилась с тамплиерами сотни лет назад, причем руками «Доминус Деи», — сказала Серена.

— Не совсем так. Кое-кто из рыцарей спасся и бежал в Британию, где они основали организацию Свободных каменщиков, насаждая власть в новом государстве. На этот раз они объявили себя «каменщиками», строителями соборов и дворцов Европы. Вскоре масонство проникло в Америку, где эти идеи быстро овладели умами правящей элиты — даже Джордж Вашингтон обратился в масонство. В Америке Свободные каменщики использовали все свое влияние, чтобы основать новое государство и создать новый мировой порядок.

— Так вы полагаете, масонство все еще угрожает церкви?

— Едва ли, — ответил Туччи. — «Альянс» давно покинул ряды масонов и управляет политикой США через Совет по международным отношениям, Трехстороннюю комиссию и ваших друзей в ООН.

В глазах Туччи блеснул победный огонек: он унизил Серену, обвинив ее в доверчивости, и подвел беседу к выгодному финалу.

— Сестра Сергетти, все это риторика. Как я уже сказал, никакого завещания Ланфана нет. Исповедь — миф.

— Тогда и это тоже миф. — Серена достала карту Конрада.

Туччи так и подпрыгнул в кресле перед документом на столе.

— Откуда это у вас?

— От Звездочета. — Серена пристально поглядела на Туччи.

Кардиналу псевдоним был знаком — в расширившихся зрачках отразился ужас.

— Конрад Йитс… — пробормотал он. Все сходилось: Туччи сопоставил ее длительные и противоречивые отношения с Конрадом, историческую роль семейства Йитсов в американской политике и масонство. — Йитс — Звездочет. Ну конечно же, как я сразу не догадался!

— Самое главное, что подлинник у нас в руках. — Серена продолжала провоцировать, чувствуя, что из разговора можно извлечь гораздо больше.

Туччи схватил лупу и склонился над картой. В верхнем левом углу стояло слово «Вашингтонополь», как первоначально планировалось назвать город в честь президента.

— Матерь Божья! — воскликнул глубоко потрясенный кардинал.

Он провел увеличительным стеклом по линиям плана города и вздрогнул при виде витиевато украшенной печати в форме короны с инициалами Т. Б.

— Такую печать ставил на свою продукцию английский производитель бумаги Томас Баджен. Эта бумага сделана между 1770 и 1785 годами. — Серена намекнула, что уже провела исследование карты.

— Знаю, — обиженно бросил Туччи.

— Я всегда считала, что оригинал проекта американской столицы находится в Библиотеке конгресса, либо в хранилище, либо выставлен как экспонат.

— Там более поздний чертеж, который Вашингтон представил конгрессу в 1791 году. — Туччи с головой ушел в документ и говорил не задумываясь. — А это оригинальный астрологический чертеж американской столицы. Как пишет сам Ланфан, чертеж основан на звездной карте, составленной Бенджамином Беннекером, главным астрономом Вашингтона.

Туччи откинулся в кресле и новыми глазами посмотрел на Серену. Он ее недооценил, хотя она, похоже, видела его насквозь. Туччи знал о ней немного, а вот сколько она знает о нем — неизвестно.

— Сестра Сергетти, что понтифик рассказал вам перед смертью? Ходят разные слухи: неизвестные святыни, новые апокалиптические откровения…

— Много чего, ваше преосвященство, — ответила она. — Но сегодня мы обсуждаем только исповедь Ланфана.

— Так вот какую защиту вы получили от папы… — Туччи готов был признать поражение.

— Только Бог защищает и дает силы, — возразила она.

Из среднего ящика стола Туччи достал кожаный скоросшиватель, извлек из него старинный документ, очень похожий на карту, которую показала Серена, и протянул его через стол.

— Это то, что вы искали, сестра Сергетти.

Серена медленно читала рукописное завещание Пьера Ланфана, подписанное Джоном Кэрроллом, и сердце ее колотилось все сильнее и сильнее.

— Ланфан утверждает, что «Альянс» через посредников-тамплиеров раздобыл некий артефакт — небесную сферу. — Серена читала, переводя с французского.

— Да, — пояснил Туччи. — Эта сфера в свое время венчала один из двух столпов в храме царя Соломона. Согласно масонским преданиям, в полой сфере хранились древние свитки, записи всей истории человеческой цивилизации и знаний, накопленных до Великого потопа, то есть до событий, описанных в Книге Бытия.

Серена продолжала читать.

Ланфан заявлял, что «Альянс» при помощи масонов перевез сферу в Америку, чтобы воспользоваться древним знанием и установить новый мировой порядок. Так что ничего удивительного, что сфера попала в руки Джорджа Вашингтона — не просто влиятельного масона, но и гроссмейстера ордена.

Со временем Вашингтон понял, что на самом деле «Альянс» управлял и масонами, и армией, а новый мировой порядок имел мало общего с идеями свободы. Скорее Соединенным Штатам отводилась роль слепого орудия для сокрушения установленного порядка, что бы проложить путь воскресающей Атлантиде, вере в судьбу и звезды.

Вашингтон понимал, что разоблачение «Альянса» неминуемо приведет к преследованию масонов, да и зарождающаяся американская демократия будет в опасности. Поэтому, став президентом в 1789 году, Вашингтон незамедлительно обратился к Ланфану с тайной просьбой: составить план столицы в соответствии с астрономическими выкладками Беннекера и при разбивке города ориентироваться на созвездие Девы. Архитектурный план стал посланием для грядущих поколений американцев. Вашингтон надеялся, что в будущем свободная и сильная Америка сможет противостоять «Альянсу».

В своей исповеди Ланфан признавался, что ему неизвестна конкретная дата, когда звезды укажут на определенные здания. Он знал только, что Вашингтон упрятал небесную сферу с некой ужасной тайной внутри треугольника с вершинами, обозначенными Капитолием, Белым домом и Библиотекой конгресса.

Серена подняла глаза на кардинала Туччи, восседавшего, словно на троне, между двух глобусов — земного и небесного. Она перевела взгляд на модель небесной сферы.

— Это невозможно, — искренне удивилась Серена. — Небесная сфера Вашингтона вот уже двести лет как выставлена на всеобщее обозрение в его кабинете, в родовом поместье Маунт-Вернон.

Туччи не смутился.

— Этот глобус, или сфера, — поздняя подделка. Ее создали в Англии, специально для замены оригинала в 1790-х годах: поверхность из папье-маше в последние годы стала отслаиваться так сильно, что пришлось перенести ее на хранение в новый музей в поместье. Сфера, о которой упоминал Ланфан, была то ли бронзовой, то ли медной, с выгравированными на ней созвездиями. Вашингтон спрятал ее где-то под зданием конгресса незадолго до смерти.

Серена поежилась, снова взглянув на исповедь Ланфана.

— Экспертиза подтвердила подлинность рукописи, — сказал Туччи. — Совсем другой вопрос, правда ли это или бред сумасшедшего.

Туччи отличался дотошностью и вниманием к мелочам; его невозможно было обвинить ни в распространении слухов, ни в погоне за сенсациями. Если уж он делился информацией, можно уверенно считать ее фактом.

— Получается, что Ланфан выполнил заказ Вашингтона и разбил город так, что главные здания расположатся под своими звездами в определенный день в будущем, — сказала Серена. — Что-то вроде предупреждения о Судном дне. О том, что должно случиться в этот день, расскажет глобус, спрятанный Джорджем Вашингтоном.

— Или то, что внутри глобуса, — заметил Туччи. — Со времен англо-американского конфликта 1812 года никто в Риме не верил исповеди Ланфана. Но если ваша карта не подделка и Звездочет на самом деле существует, то нет оснований не верить Ланфану: США в опасности. Взгляните на дату — четвертое июля, 2008 год. Так что, сестра Сергетти, у Звездочета всего девять дней. Если он не предотвратит альянс звезд и Земли в Вашингтоне, Соединенные Штаты Америки перестанут существовать.

— По-вашему, Звездочет должен остановить организацию, которую мы называем «Альянс»?

— Это одно и то же, сестра Сергетти, — ответил Туччи. — Если через девять дней что-то произойдет в небесах или на Земле, будьте уверены, это дело рук «Альянса». Он столетиями копил силу. Восход звезд над главными зданиями страны будет знаком превращения Америки в то, что для отцов-основателей казалось кошмаром, а для «Альянса» стало целью жизни. Превратное понимание судьбы подталкивает их к тому, чтобы любыми путями использовать Соединенные Штаты для навязывания миру своей воли и уничтожения всех врагов одним ударом.

Потрясенная Серена усомнилась:

— Как они этого добьются, ваше преосвященство?

— Возможно, или применят оружие массового уничтожения и новую технологию, или используют в своих целях природный катаклизм… Повторяю, я историк, а не ясновидец. Но из библейских пророчеств об Америке точно известно одно.

— Что же? — спросила Серена.

— Она там нигде не упоминается, словно ее никогда и не существовало.

Серена задумалась над полным безумием всего сказанного.

— Значит, Вашингтону необходимо было расставить здания именно в таком порядке, чтобы предупредить будущие поколения американцев, — медленно произнесла она. — А Звездочет, доктор Йитс, играет роль посланника, которого Вашингтон направил к нам, чтобы остановить «Альянс».

— Я понимаю, как бредово это звучит, — сказал Туччи. — Да еще и из уст Пьера Ланфана, чванливого творца американской столицы, дожившего свой век нищим бродягой. В конце жизни на заложенных им самим бульварах архитектор горестно оплакивал изменения в первоначальном проекте.

— По-вашему, Ланфан был инфантильным безумцем?

— Я так и считал, пока вы не показали мне план Ланфана и приказания Вашингтона, адресованные Звездочету.

Серена пристально посмотрела в глаза Туччи, пытаясь понять, насколько тот серьезен.

— Значит, мы с доктором Йитсом должны пробраться в подземелья столицы нового мирового порядка, достать сферу и спасти Америку от «Альянса»?

— Нет, — твердо ответил Туччи. — Вы должны вернуть сферу в Рим.

Серена поежилась под пристальным взглядом кардинала.

— Соединенные Штаты Америки — несомненное благо этого мира, — сказал Туччи. — Но государства не вечны, а церковь — непреходяща. Если Америке суждено из сверхдержавы превратиться во что-то иное, надо быть готовыми отразить наступление нового мирового порядка.

— Но Конрад, то есть доктор Йитс…

— …Ничего не должен узнать о содержимом сферы, — сказал Туччи. — Если вы дорожите Америкой. Или Конрадом Йитсом.

ГЛАВА 10

Монастырь Пресвятой Девы Письмовницы

Округ Вестчестер, штат Нью-Йорк

На время отъезда Серены Конрад укрылся подальше от чужих глаз в монастыре, расположенном среди холмов округа Вестчестер, в двух часах езды на север от нью-йоркских небоскребов. Братья-цистерцианцы носили балахоны, пели григорианские псалмы, а также заправляли интернет-магазинчиком TonedMonks.com, продавая церквам и благотворительным организациям канцелярские товары по сниженным ценам.

Из рекламных брошюрок, которые публиковались специально для ежедневных групп школьников и туристов, следовало, что магазинчик — идея почетного настоятеля «отца Макконнела», члена католической общественной организации «Рыцари Колумба». В мирской жизни Макконнел был акулой Уолл-стрит, миллиардером, который неожиданно прозрел и решил, что в жизни существуют цели поинтереснее денег.

Истинная же причина скрывалась в мрачном и сыром подземелье монастыря, где Конрад с группой исследователей работал над кодом с надгробия генерала Йитса и зашифрованным посланием Вашингтона Роберту Йейтсу.

Ватикан использовал монастырь и его «крышу» — TonedMonks.com — так же как ЦРУ использовало венчурный фонд «Ин-Кью-Тел»: вложения в новые технологии приближают царствие, в данном случае — Господне. Монастырь специализировался на анализе документов. Серена заведовала тайной библиотекой исторических документов неподалеку, в доминиканском колледже Маунт-Сент-Мэри на Гудзоне, где она изредка читала лекции, а Макконнел руководил анализом документов в монастырском подземелье.

А еще монахи варили чертовски крепкий эспрессо, и на третий день расшифровки сон не шел.

Вся проделанная работа была перед Конрадом на экране. На цифровой карте рассыпались три созвездия — Волопас, Лев и Дева. Конрад соединил главные звезды каждого знака электронным карандашом: Арктур, Регул и Спика встали по углам треугольника.

Конрад открыл еще одно окно на экране — изображение карты Ланфана. Три точки на ней обозначали «Президентский дворец», «Палату конгресса» и «конную статую в честь Джорджа Вашингтона» — первоначальные названия Белого дома, Капитолия и монумента Джорджа Вашингтона.

Получился такой же треугольник.

Как и ожидал Конрад, важнейшие здания столицы оказались привязаны к звездам: Белый дом стоял под Арктуром в Волопасе, Капитолий — под Регулом в созвездии Льва, а монумент Вашингтона — под Спикой в Деве. Только вот стрелка треугольника показывала в никуда.

Это ставило в тупик с самого начала. Конрад и раньше пользовался звездными картами, которые вели к находкам: к потайной комнате под левой лапой сфинкса в Египте, например, или к Храму первого солнца в Атлантиде. Но эта карта вполне могла повести по замкнутому кругу. Нет, звезды с неба должны указывать на какое-нибудь место!

«Или на историческое событие», — подсказал внутренний голос.

В этом случае все становилось на свои места: сооружения на Эспланаде не только располагались под своими звездами, но и указывали на некие астрономические часы, на день в истории, который любой астроном или астроархеолог, знакомый с прецессией равноденствий, определил бы так: этот день наступает раз в двадцать шесть тысяч лет.

Несколько часов ушло на расчеты и соотнесение полученных данных с астрологическими прогнозами времен Ланфана. Эту нудную часть работы Конрад не любил. Астрология — лженаука, основанная на утраченной вере, но для строителей пирамид и древних памятников эта вера была святой. Так что требовались не только фундаментальные научные знания, но и умение стыковать эти знания с ошибочными представлениями о мире творцов давно прошедшей эпохи.

Ну вот и готово.

Конрад набрал пароль, запустил программу и нетерпеливо уставился на экран. Треугольник со звездами медленно накладывался на треугольник с памятниками. Фигуры сливались друг с другом, цифровой календарь вверху экрана отсчитывал цифры, словно космический одометр.

«Имеющий глаза да увидит сокровенную архитектуру столицы», — сказал себе Конрад и напряженно замер. Контуры фигур небесной и земной карт совпали. Календарь остановился на дате 4 июля 2008 года.

Конрад онемел от изумления. Оставалось лишь пять дней. Что же случится через пять дней?

— Мне это тоже интересно, — поддержал вопрос голос сзади.

Конрад повернулся и увидел настоятеля, отца Макконнела, который пристально глядел на экран. Видимо, Конрад задал вопрос вслух или начал понемногу сходить с ума, что в свете последних событий больше походило на правду.

— Значит, астрологический код разгадан, доктор Йитс?

— Лишь самое начало. Там еще столько всего!..

— Так оно всегда, сынок.

— Вы не знаете, когда Серена вернется с картой Ланфана? — спросил Конрад.

— Завтра. А пока вот, кое-что из архивов Маунт-Сент-Мэри.

Макконнел принес записи, сделанные Пьером Ланфаном в 1791 году, по прибытии на место будущего строительства и во время предварительного осмотра. Ланфан писал, что его работа состоит в «превращении пустоши дикарской в райский сад».

— По-вашему, Вашингтон, говоря о «дикаре», имел в виду первый набросок Ланфана, который сейчас у Серены? Полагаете, на карте указано то, что нам нужно отыскать? — спросил Конрад.

— Я-то уверен, — ответил Макконнел, — а вот вы, похоже, нет.

— Я думаю, вы только отчасти правы. Почему-то мне кажется, что этот «дикарь» — человек. Но доказательств маловато.

— Тогда ищем дальше. Ну, не буду мешать. — Макконнел ушел.

С расшифровкой кода звездной карты у Конрада словно открылось второе дыхание. Ни на миг не останавливаясь, он погрузился в чтение зашифрованного письма Звездочету. Цифровой снимок оставался бессмысленным набором цифр.

763.618.1793
634.625. ghquip hiugiphipv 431. Lqfilv Seviu
282.625. siel 43. qwl 351. FUUO.
179 ucpgiliuv erqmqaciu jgl 26. recq
280.249. gewuih 707.5.708. jemcms.
282.682.123.414.144. qwl qyp nip
682.683.416.144.625.178. Jecmwli ncabv
rlqxi 625.549.431. qwlgewui. 630. gep
48. ugelgims 26. piih 431. ligqnniphcpa
625.217.101.5. uigligs 2821.69. uqglcvcgem
5. hepailqwu eu 625. iuvefmcubnipv 431.
qwl lirwfmcg.
280. qyi 707.625. yqlmh 5.708.568.283.282.
Biexip. 625. uexeqi 683. ubqy 707.625. yes.
711
Конрад попробовал было маленькую зацепку, оставленную отцом, но быстро понял, что ее недостаточно. Перебрав все армейские коды, которыми пользовался Джордж Вашингтон в бытность свою президентом, а затем и главнокомандующим, Конрад совсем расстроился.

В конце концов остался один старинный код времен американской революции — секретный цифровой подстановочный шифр, созданный в 1783 году полковником Бенджамином Толлмеджем, шефом первой американской разведки. Толлмедж заменял слова в тайных посланиях Вашингтона цепочками цифр. Слово «Нью-Йорк», например, замещалось цифрой 727.

Какое же слово прячется под числом 763?

По своей базе данных Конрад нашел: «штаб-квартира».

Сразу же стала понятна первая строка в письме Звездочету, место и время написания:

«Штаб-квартира, 18 сентября 1793 года»

Но для большинства оставшихся в послании слов готовых числовых обозначений не было. Пришлось воспользоваться буквенной подстановочной таблицей Толлмеджа:

abcdefghijklmnopqrstuvwxyz
efghijabcdomnpqrkluvwxyzst
Надежда была слабая: вряд ли Вашингтон, знавший толк в разведке, прибег бы к коду шестнадцатилетней давности, лежа на смертном одре. Вконец измученный, Конрад обработал сообщение и облегченно вздохнул — на экране появился текст:

«Штаб-квартира, 18 сентября 1793 года

Роберту Йейтсу и его избранному потомку в год 2008 от рождества Христова.

Примите мои искренние извинения за неудобства, причиненные вам и вашему семейству. Но, не умея скрывать тайн от солдат своих, не убережешь тайны и от врага, а тогда неудача постигнет нас на пути к цели. Вряд ли можно переоценить необходимость величайшей предосторожности и скрытности в деле столь важном и опасном, как создание нации.

Судьба мира в ваших руках, а награда — на небесах. Дикарь укажет путь.

Генерал Вашингтон».
Потрясенный Конрад в растерянности смахнул со стола кофейную кружку, которая разлетелась вдребезги — но кто в такой момент думает об осколках! Конрад погрузился в осмысление расшифрованного текста.

Работы было невпроворот. Слово «штаб-квартира», согласно коду Толлмеджа, соответствовало загадочному числу 763 на отцовском надгробии. Что ж, тайна разгадана, да здравствует тайна! Что значит «штаб-квартира»?

Да еще эта дата: 18 сентября 1793 года — целых шесть лет до 14 декабря 1799 года, когда скончался Джордж Вашингтон, а Роберт Йейтс получил первую депешу для Звездочета. Зачем Вашингтону было писать Звездочету и лишь через годы вручить письмо посыльному? Или он писал все-таки в последние минуты жизни, а дата значила что-то для Роберта Йейтса?

Словосочетание «судьба мира» и вовсе выглядело многозначным: было совершенно неясно, какой «мир» имеется в виду, но что-то подсказывало Конраду, что это важная часть сообщения и что «дикарь» должен объяснить и ее, и «награду на небесах».

«Солнце заходит над равниной дикаря».

Он вспомнил послание отца на надгробии, число 763 и астрологические знаки. Отец словно подталкивал его к «дикарю» на случай, если бы Конрад не нашел карту Ланфана.

Кто же этот загадочный «дикарь»? Пока Конрад размышлял, Макконнел бесшумно подошел к нему с бумагой в руках.

— Вот что удалось раздобыть в архиве, — сказал он. — Датировано четырнадцатым декабря 1799 года, в ночь смерти Вашингтона.

Конрад внимательно изучил документ: письмо епископу Джону Кэрроллу по сути — отчет очевидца. Отец Леонард Нил, иезуитский священник из миссии святой Марии, что располагалась поблизости, присутствовал в последние часы Джорджа Вашингтона в Маунт-Вернон.

Из отчета Конрад понял, что отец Нил сокрушался о запрете причастить Вашингтона перед смертью. Отказ получил и епископальный священник, и пресвитерианский, и баптистский. Нил отмечал далее, что только масонам позволили похоронить тело, хотя Вашингтон последние тридцать лет жизни ногой не ступал в масонскую ложу, да и вообще не афишировал свою принадлежность к масонам, помимо нечастых публичных церемоний закладки фундамента. Тобиас Лир, начальник штаба Вашингтона, объяснил это так: по мнению генерала, страна обязана свободой людям, хранящим в сердце веру, но Вашингтон не желал, чтобы Америку постигла участь Европы, страдавшей от сектантского раздора, и не позволял причислить себя к сторонникам конкретной конфессии.

Конрада потрясло следующее в отчете Нила:

«Лир упомянул, что Вашингтон, дабы сохранить единство нации, счел своим долгом воздержаться от причастности к каким бы то ни было сектам, и не привечать ни одну из них — ни в жизни, ни перед ликом смерти. Когда же я возразил, что такая смерть станет гибелью души без надежды христианского рая, ответом мне было: „Да будет так, святой отец“. Между тем я покинул несчастного, которого горько оплакивал, но по дороге встретил Лира — он вел к одру больного некоего Геркулеса, беглого раба-повара, чьи блюда мне как-то довелось отведать. Я удивился сему происшествию, но вскорости мое внимание отвлекли слуги, выбежавшие во двор с криками: „Масса Вашингтон умер!“ Замешкавшись, я чуть было не попал под копыта троих верховых — то был Геркулес и с ним двое военных».

Конрад перечитал текст и посмотрел на Макконнела.

— Так вы полагаете, именно Геркулес доставил моему предку, Роберту Йейтсу, послание, адресованное Звездочету?

— Не исключено. — Макконнел щелкнул мышкой, и на экране появилось изображение Геркулеса.

С картины горделиво смотрел обладатель хорошего костюма. «Много ли рабов в те дни удостаивались персонального портрета», — подумал Конрад.

— Возможно, Геркулес и доставил письмо Йейтсу. — Конрад с трудом скрывал охватившее его предчувствие открытия. — Однако он не «дикарь», которого мы ищем.

Конрад открыл еще одно изображение, на которое Макконнел взглянул с любопытством.

Огромное полотно в натуральную величину — «Портрет семейства Вашингтон» — изображало президента Вашингтона и его жену в Маунт-Вернон, в окружении приемных внуков, перед развернутой на столе картой будущей столицы. Слева стоял небесный глобус, а справа — чернокожий слуга. На заднем плане меж двух колонн за раскрытым занавесом простирался величественный вид: бурливый Потомак несет воды в далекий пламенеющий закат.

— Это ведь из Национальной художественной галереи? — спросил Макконнел.

Конрад кивнул. Карта на столе точь-в-точь повторяла карту Ланфана, посланную Звездочету. Слуга и сфера дополняли картину.

— Но раб не Геркулес, — сказал Макконнел. — Это лакей Вашингтона, Уильям Ли. Он не то, что мы ищем.

— Конечно, не то, — сказал Конрад. — А вот картина — то.

— В смысле?.. — смутился Макконнел.

Конрад щелкнул по ссылке на информацию о картине:

«Эдвард Сэвидж, американский художник, 1761–1817 гг.

„Портрет семейства Вашингтон“, 1789–1796 гг.

Холст, масло. 213,6 х 284,2 см (843/4 х 1117/8 дюйма)

Из коллекции Эндрю У. Меллона 02.01.1940».

— Искомый «дикарь» — художник Эдвард Сэвидж.[4] — В голосе Конрада звучал триумф. — Этой картиной Вашингтон показывает нам, где следует искать.

ГЛАВА 11

«Гольфстрим-550» начал снижаться над атлантическим побережьем и лег курсом на северо-восточную оконечность Лонг-Айленда. Серена потерла уставшие глаза, подняла солнцезащитную шторку на иллюминаторе и еще раз взглянула на репродукцию картины Эдварда Сэвиджа, которую Макконнел переслал ей по электронной почте. Оригинал она и сама видела в Национальной художественной галерее. Невероятно огромный холст, семь на девять футов — единственный групповой портрет, для которого позировало семейство Вашингтон.

— «Дикарь укажет путь», — пробормотала она себе под нос. — Как я не заметила?

Вот же они — и сфера, и карта, и все подсказки, где искать небесный глобус. Ответ был близок: надо только разгадать тайну портрета. Если верить исповеди Ланфана, у них с Конрадом оставалось всего четыре дня, чтобы понять пророчество и спасти Америку, уберечь ее от судьбы Атлантиды.

Она снова и снова всматривалась в семейство, сидящее вокруг карты столицы. В аннотации к картине говорилось, что военная форма Вашингтона и бумаги под его рукой призваны «подчеркнуть военный дух и президентский статус». Карта Ланфана разостлана перед миссис Вашингтон, которая «веером указывает на величайшую из улиц» — Пенсильвания-авеню. Дополняют сцену приемные внуки — Джордж Вашингтон Парк Кастис и Элеонора Парк Кастис — да чернокожий слуга.

«Да уж, не Мона Лиза», — подумала Серена.

При всей своей исторической важности «Портрет семейства Вашингтон» не был детальным воспроизведением реальности, да и произведением искусства его не назовешь. Сэвидж писал его девять долгих лет, но ни разу не был в поместье Маунт-Вернон, чем и объяснялись две вымышленные колонны на заднем плане. Что же касается членов семьи, то Сэвидж скорее всего писал каждого по отдельности в своей нью-йоркской студии в конце 1789-го и в начале 1790 года, после первой инаугурации Вашингтона, а потом добавил их в фантастический пейзаж Маунт-Вернон — отсюда и неестественно напряженные позы, и неуклюжая композиция картины. Каждый персонаж смотрел в свою сторону, но только не на карту на столе.

У Конрада было иное объяснение.

По электроннойпочте Макконнел сообщил Серене, что, по идее Конрада, это слабенькое в художественном смысле полотно хранило великую тайну, которую Вашингтону надо было донести через века в неизмененном виде. Конрад доказал, что внешне небрежную и бессвязную композицию творила рука Вашингтона.

Серена повторила эксперимент Конрада. Положив изображение на поднос, она провела маркером две диагонали. Прямые, опущенные из противоположных углов, образовали огромную букву «X». Точнехонько в центре портрета, там, где линии пересеклись, оказалась левая рука Вашингтона, лежащая на карте Ланфана.

«Указующая длань Джорджа Вашингтона».

Конрад утверждал, что такая «скрытая композиция» — верный признак продуманности полотна. Все здесь было неслучайным. Вашингтон на портрете явно хотел что-то сказать.

С этим Серене пришлось согласиться.

«Ну, Йитс, ты и башковитый!» — подумала она.

Вопрос оставался всего один: что Вашингтон хотел сказать? Каким бы умным Конрад ни был, ему ни за что не догадаться, что «судьба мира», которую пророчил первый президент в письме к Звездочету, заключена в загадочной сфере, которую первый американский президент спрятал где-то в подземельях города «имени себя».

А вдруг у Конрада хватит мозгов? Серена его и раньше недооценивала, о чем впоследствии горько раскаивалась. Нет, невозможно. Она читала исповедь Ланфана, а Конрад — нет. Так откуда ему знать?..

Пользуясь подсказкой Конрада, она решила взглянуть на портрет новыми глазами. С левой рукой все понятно. Символизируя преемственность поколений, правая рука Вашингтона покоилась на плече приемного внука, который, в свою очередь, положил руку на глобус. Что интересно, мальчик сжимал циркуль, масонский символ священного треугольника, словно собирался измерить что-то на карте Ланфана.

Серена неожиданно заметила, что неразрывная связь между сферой и картой не заметна никому, кроме чернокожего слуги. Совершенно очевидно, что портрет Вашингтона совместно с картой Ланфана должен привести Звездочета к месту, где хранится небесная сфера.

Все это наводило на следующий вопрос, о котором кардинал Туччи даже думать запретил, как ей, так и Конраду.

Что же было внутри сферы?


Серена спустилась с трапа в аэропорту «Монток». Макконнел — в строгом деловом костюме, несмотря на июньскую жару, — поджидал ее у черного «мерседеса».

Они с Макконнелом сели сзади, и Бенито повез их мимо девственных рощиц и болот. Когда-то эти земли принадлежали индейскому племени монтоков, но сотню лет назад федеральное правительство построило здесь военную базу. Потом базу забросили, и от нее остались лишь полуразрушенная тарелка устаревшего радара да взлетная полоса. Ею пользовались люди вроде Макконнела — владельцы частных самолетов, не желающие привлекать лишнее внимание.

— Как дела у нашего друга, доктора Йитса?

— Похоже, он снискал всеобщую известность.

Макконнел достал распечатку оперативной сводки ФБР для различных силовых ведомств, в которой фигурировали недавние подвиги Конрада.

— Его ни в чем не обвиняют, им только «интересуются», то есть никому не надо, чтобы его случайно подстрелили, или даже чтобы его имя просочилось в прессу. Они просто не хотят прозевать, если Конрад случайно где-нибудь засветится.

Она взглянула на фэбээровский снимок Конрада: на фото у него всегда такой уголовный вид, совсем не как в жизни!

— Взглянуть бы на него в монашеском облачении.

— Боюсь, он вряд ли доставит вам такое удовольствие. Работая над зашифрованным посланием Звездочету, доктор Йитс «расколол» значение числа 763.

Под ложечкой у Серены нехорошо заныло.

— Он сбежал из монастыря?

— Я не хотел вас расстраивать… — Макконнел покачал головой.

— И вы позволили ему уйти?

Как досадно! Теперь Конрад наверняка подозревал, что она все время знала о картине Сэвиджа, а этого подозрения она не заслужила. В любом случае он не будет ей доверять — и все из-за Туччи! Ведь она стала «двойным агентом»: надо помочь Конраду найти сферу, а потом доставить ее в Рим. Она пыталась оправдаться, уверяя себя, что только так сможет спасти его от «Альянса», пусть даже навсегда заслужив ненависть.

— Вы же знаете, сестра, устав нашего монастыря запрещает удерживать людей против их воли. Впрочем, у доктора Йитса нет причин бежать из единственного пристанища. К тому же его сопровождает охранник в штатском.

Она показала на сводку ФБР.

— Его и другие могут сопровождать.

— Не беспокойтесь, доктор Йитс переодет.

— Переодет?

— Вам тоже придется сменить костюм. Посмотрите, что там, в сумке на полу.

Серена открыла черную сумку и вытащила из нее белую шляпку, голубую блузку и пышную белую юбку. При таком обороте дел трудно было сдержать эмоции.

— На какую вечеринку идиотов его занесло?

ГЛАВА 12

Штаб-квартира, Ньюберг

В армейских сапогах и штанах, в синем кителе американской армии времен Войны за независимость Конрад бродил вокруг двадцатипятифутового обелиска. Как и мемориал Вашингтона, обелиск был сделан из простого камня. Ложа масонов Ньюберга воздвигла его более столетия назад в честь величайшей, но наименее известной военной победы Вашингтона.

Именно здесь, а не в Йорктауне произошла последняя битва американской революции: офицеры предложили Вашингтону стать первым американским королем, но Вашингтон отказался от короны, сочтя это предательством дела свободы, а значит, предательством своих солдат, что и привело к первой и единственной попытке военного переворота в истории США. После одиннадцати часов противостояния Вашингтон утихомирил бунтарей, обратившись к их лучшим чувствам в знаменитой речи, которая вошла в историю под названием «Ньюбергское обращение». Растроганные до слез, военнослужащие вернулись под знамена своего главнокомандующего.

«То был тяжелый час американской революции и блистательная победа Вашингтона», как написано в учебниках.

Сегодня место бывшего военного лагеря и зимних квартир Континентальной армии известно как Нью-Виндзорский национальный парк, расположенный неподалеку от Нью-Йоркского шоссе — платной дороги федерального значения. Здесь актеры в костюмах того времени демонстрируют военную муштру и повседневный быт семитысячной армии и еще полутысячи женщин и детей. Ни персонал, ни посетители не замечали «отбившегося рядового», который наматывал круги по огромной территории парка и в конце концов подошел к обелиску.

Розовощекий мужчина средних лет, переодетый «красным мундиром», удивленно взглянул на Конрада, когда тот поинтересовался регистрационным журналом военного лагеря. Как такового журнала не было, но Конраду разрешили взглянуть на некоторые частные документы тех лет. На работу ушли часы, однако обнаружилась запись, датированная 15 марта 1783 года, в которой говорилось, что незадолго до того, как генерал обратился к бунтующим войскам, к Вашингтону явился посетитель, Роберт Йейтс.

Но о чем говорили эти двое? Никаких записей об этом не нашлось.

Конрад склонился над памятником, разбирая надпись, высеченную на обелиске, и размышлял, какие же дела обсуждали его дальний предок и Джордж Вашингтон в таких исключительных обстоятельствах.

Гранитная плита на южной стороне обелиска дала ответ на этот вопрос:

«В 1782–1783 годах революционная армия возвела на этом месте новое общественное здание — „Храм“. Здесь родилась республика».

«Здесь родилась республика», — подумал Конрад.

— Какая прелесть! Тебе идут эти штанишки! — неожиданно прозвучало у него за спиной.

Конрад обернулся и увидел Серену в белом чепце, пышной белой юбке и голубой блузке, которая с трудом удерживала ее выдающиеся прелести.

— Лучше молчи, — пригрозила она. — Иначе до конца жизни будешь ходить в евнухах. А теперь объясни, какого черта мы здесь делаем?


Конрад провел Серену к длинной прямоугольной бревенчатой избушке. Ряд маленьких квадратных окон уподоблял ее новоанглийской церкви, только без шпиля. В туристической брошюрке строение именовалось «копией храма Добродетели в натуральную величину». Здание, возведенное по приказу Вашингтона, служило одновременно и войсковой часовней, и палатой ложи братства Свободных каменщиков, в которой состояли офицеры. На плацу за домиком время от времени раздавались пушечные выстрелы — шли показательные стрелковые выступления.

— Представь, как все было, — сказал Конрад. — Английские войска разгромлены под Йорктауном. Войне конец, наши победили. Но в начале 1783 года многое еще предстоит решить. Парижские мирные переговоры затягиваются, конгресс задерживает жалованье и пенсии военным, не принимает законы о земельных льготах. Высокопоставленные офицеры под предводительством генерал-майора Горация Гейтса, заместителя командующего и коменданта лагеря, грозятся поднять бунт и ставят под угрозу общее дело.

— Да, и тогда Вашингтон, один против всех, произнес в храме Добродетели свое знаменитое Ньюбергское обращение, — вставила Серена, сожалея, что знает американскую историю хуже Конрада и кардинала Туччи.

— Все бы хорошо, но на самом деле всем на эту речь плевать и никто его не слушает, — продолжил Конрад. — С тяжелым вздохом генерал достает из кармана письмо от члена конгресса, собирается его зачитать, однако не может разглядеть букв. Пошарив в кармане, Вашингтон вынимает очки, которых он никогда еще не надевал прилюдно, а затем говорит: «Джентльмены, с вашего позволения я надену очки, ибо на службе своей стране я не только поседел, но и почти ослеп».

Все это Серена знала из брошюрки для туристов, поэтому нетерпеливо перебила:

— Ага, и театральный приемчик с очками в исполнении прославленного командира так подействовал на офицеров, что те дружно поклялись в преданности Вашингтону и конгрессу. Ньюбергский заговор был сорван. Подписание Парижского договора состоялось через месяц после этого, и восьмилетняя Война за независимость завершилась. Вашингтон ушел в отставку и уехал в Маунт-Вернон. Армию распустили, все отправились по домам. Занавес. И это все? Знаешь, как жмет эта чертова блузка?

— А что, если маленькое представление с очками не сработало? — Конрад словно и не слышал ее последних слов. — Да и вообще в него трудно поверить, если хорошенько подумать. А что, если здесь родилась не республика? Что, если здесь родились империя и та группировка, которую мы называем «Альянс»?

— Выдумать можно все, что угодно, — ответила Серена. — Я ведь даже и не знаю, как тебе в голову взбрело приехать в Ньюберг.

— Меня привело сюда число 763 на отцовском надгробии. Помнится, кто-то собирался разгадать, что оно обозначает, если я помогу, — саркастически заметил Конрад.

— В коде Толлмеджа число 763 обозначает «штаб-квартиру», но у Вашингтона их было множество в годы Войны за независимость.

— Толлмедж создал шифр в 1783 году, когда армия Вашингтона стояла лагерем здесь, в Ньюберге. — Конрад озирался, словно чего-то искал.

«Ах, как он близок к разгадке», — подумала Серена.

— Здесь пересеклись судьбы моей семьи и Вашингтона, — продолжил Конрад. — Отсюда начался демарш Роберта Йейтса, который пришел к бурному завершению на филадельфийском Конституционном Конвенте через шесть лет и за которым последовала книга «Тайные материалы и обсуждения…» о написании Конституции США. Здесь точно что-то случилось.

«Разумеется, — фыркнула про себя Серена. — Иначе здесь не построили бы национальный парк и мы не стояли бы тут, переодевшись идиотами».

— Только представь: Вашингтон удовлетворил все требования ньюбергских заговорщиков; солдатам наконец-то заплатили. Сформировалось старейшее военное наследное Общество Цинциннатов. Затем приняли Конституцию и сформировали крепкое национальное правительство и армию.

«Все так», — с удивлением осознала Серена.

Из письменных свидетельств ей было известно, что Вашингтон председательствовал в Обществе Цинциннатов с 1783 года до конца жизни в 1799 году. Общество назвали в честь римского полководца Цинцинната, который, как и Вашингтон столетия спустя, сменил спокойную жизнь в поместье на борьбу за свободу республики. В наши дни Общество превратилось в благотворительную организацию, Серена однажды с ними работала. Но не было ли Общество в прошлом чем-то более грозным? Может быть, «Альянс» вынудил Вашингтона создать некую организацию-прикрытие? А что, если «Альянс» хотел покинуть масонскую организацию, подобно библейскому дьяволу, изгнанному из человека и вселившемуся в стадо свиней? Если к моменту смерти Вашингтона в 1799 году «Альянс» уже проник во все сферы власти федерального правительства, то в Обществе не было бы нужды. Этого Вашингтон и опасался, об этом он и оставил предупреждения.

— Полагаешь, Вашингтону пришлось договариваться с военными, и теперь этот сговор нам откликнется? — спросила Серена.

— Через четыре дня узнаем. Но прежде надо отыскать то, что Вашингтон спрятал под Эспланадой в столице.

У Серены перехватило дыхание.

— О чем ты?

— Нужно найти небесную сферу. Такую же, как на портрете Сэвиджа. Вашингтон спрятал ее для своего «законсервированного» агента. Звездочета. По какой-то вселенской иронии судьбы я и есть Звездочет, и моя цель — найти эту небесную сферу. Лишь тогда я выполню свое предназначение.

Внезапно ее осенило. Он не только вычислил, что им нужно найти, но и знал, где искать. Как же он догадался?

— Тебе известно, где спрятана сфера? — потрясенно спросила она.

— Ответ с самого начала был у тебя в руках. Ты не потеряла мое письмо от Вашингтона? Кажется, я там что-то заметил, — игриво сказал он, косясь на ее декольте.

Серена смущенно отвернулась и достала письмо.

— Отец Нил сообщил епископу Кэрроллу, что раб Геркулес покинул дом Вашингтона накануне смерти генерала четырнадцатого декабря 1799 года. — Конрад развернул письмо с картой на обороте, озираясь, не смотрит ли кто на них. — Но само письмо датировано восемнадцатым сентября 1793 года. Понятно? В этот день и спрятали сферу, или глобус звездного неба.

Серена взволнованно кивнула, укоряя себя за невнимательность к датам.

— Наверно, в этом скрыто какое-то астрологическое значение?

— Неспроста же Вашингтон решил именно в этот день заложить краеугольный камень американского Капитолия — на холме, который он купил у Дэниела, брата епископа Джона Кэрролла.

И тут все стало на свои места, все детали головоломки соединились, открыв кошмарную правду.

— Сфера в фундаменте Капитолия… — промолвила Серена.

Конрад кивнул.

— И мне придется ее выкрасть.


Час спустя они катили на юг от места пересечения границ трех штатов: Конрад в черном «мерседесе» Макконнела составлял список всего, что может понадобиться для предстоящей операции; Серена в своем лимузине, из которого Бенито по телефону решал вопросы готовности новой «конспиративной» квартиры.

Конрад и Серена ехали к месту назначенной встречи в Вашингтоне, а тем временем «красный мундир», сидя в комендатуре Горация Гейтса, звонил в Виргинию. В руке он держал фотографию Конрада Йитса, которую за день до того получил по факсу.

— Говорит Вейлсгейт, — сказал он. — У меня информация для Осириса.

ГЛАВА 13

Район Пенн-Квортер, Вашингтон

Конрад, в новеньком с иголочки костюме от Армани, облокотившись о балконные поручни на верхнем этаже, слушал звуки джаза, плывущие над мерцающими фонтанами внизу, у Военно-морского мемориала. И костюм, и убежище предоставила ему Серена. Свод Капитолия, вздымающийся в лучах прожекторов, словно лунный диск, сиял над Национальным управлением архивов.

«Ах, какой чудный был бы вечер», — подумал Конрад, покачивая бокал. Но разве Серене-монашке до романтики? Да еще и здоровяк Бенито пасет у дверей.

— Знаешь, такие свидания надо устраивать почаще, — дурашливо сказал он Серене, возвращаясь в комнату. — В монастыре так не отдохнешь!

Из пентхауса на крыше Вест-Тауэр открывался вид и на Капитолий, и на Белый дом — здание располагалось прямо между ними. Пентхаус когда-то принадлежал Дэниелу Патрику Мойнихану, а после его кончины перешел к одному архитектору: его фирма строила подземный центр для посетителей Капитолия, и у них нашлись даже оригиналы чертежей здания, сделанные Уильямом Торнтоном в 1792 году.

— Это глупо, Конрад. — Серена смотрела поверх груды планов, разбросанных по всему столу. — Капитолий охраняется как ни одно другое здание в мире. У тебя ничего не выйдет. В конце концов, это опасно.

— Сфера будет у меня, со всем содержимым, — спокойно ответил он. — Все, что требуется от тебя — провести меня в Капитолий; думаю, твои дружки в «Абраксос» с этим уже справились.

Он постучал пальцем по значку на лацкане пиджака: Серена пользовалась услугами компании, которая составляла «легенды» и «прикрытия» для сотрудников Управления. Поручения Серены исполнялись бесплатно.

— Никого из четырехсот тридцати пяти конгрессменов не обыскивают на входе. Я малоприметен, никому не нужен и легко обойду охрану. Сегодня вечером мы с тобой поиграем: я буду влиятельным законотворцем, а ты, милашка — моей практиканткой. Похулиганим?

Она пригвоздила его взглядом, не обещающим веселья.

— Конрад, в здание я тебя проведу. Надеюсь, ты сознаешь, что оттуда не выбраться?

Он вдруг понял, откуда в Серене появилась эта напряженность: она была уверена, что он не вернется.

— Я возьму с собой обыкновенный антисептик — его вполне достаточно, чтобы вызвать безвредную химическую реакцию. Если знать, где стоят датчики, то можно спровоцировать тревогу в Капитолии. Начнется эвакуация здания, и я легко выйду в общей суматохе.

Брови Серены взметнулись.

— Со сферой в руках?

— Я же говорю: пути отступления продуманы.

— Нет, о своих планах ты ничегошеньки мне не сообщал. Ты даже «забыл» рассказать, что у Капитолия нет краеугольного камня — во всяком случае, за двести лет раскопок его не обнаружили.

— Да, правда. — Конрад заглянул ей через плечо. Серена изучала план фундамента Капитолия, составленный Стивеном Хэллетом в 1793 году. — Трудно поверить, что технически самая совершенная нация в мире не знает, где именно заложен ее основной краеугольный камень.

— Ты его разыщешь, как же! Конрад, за краеугольным камнем охотились все, кому не лень. И никто не нашел.

— А я найду. Я не такой, как все. Да ты и сама это знаешь, ты же сняла с меня мерку для костюма. Кстати, он мне надоел. Давай поднимемся на крышу — там бассейн, так хочется окунуться!

Конрад улыбнулся и вручил ей бокал вина, но его деланная бравада не смогла унять ее беспокойства. По тому, как Серена изучала план Хэллета, было ясно, что ей не до шуток:

— По документам на масонской церемонии Вашингтон заложил краеугольный камень в юго-восточном углу здания. Никто не знает, был ли то юго-восточный угол первоначального северного крыла, построенного в 1790 году, или юго-восточный угол того, что со временем стало зданием Капитолия.

— Ни то и ни другое, — ответил ей Конрад. — Обычно масоны закладывают краеугольный камень в северо-восточный угол постройки.

— Но я просмотрела все записи и документы, Конрад. Из них явно следует, что Вашингтон заложил краеугольный камень в юго-восточный угол.

— Смотри. — Конрад положил ее руку на план Хэллета. — Вот первоначальное северное крыло Капитолия. А вот предполагаемая центральная часть. Ее задача — поддерживать купол и связывать северное и южное крылья.

— Ну и что? Это я и без тебя вижу.

— Без меня? — Он провел ее пальцем к юго-восточному углу северного крыла. Конрад был уверен, что краеугольный камень находится там. — А теперь?

— О Господи, — выдохнула Серена, уставившись на палец. — Юго-восточный угол северного крыла — одновременно и северо-восточный угол центральной купольной части здания!

— А купол находится в центре не только Капитолия, но и всей столицы, — продолжил Конрад. — Поэтому моя гипотеза о местоположении краеугольного камня не только исторически верна, но и обоснована с точки зрения масонской логики.

И все-таки Серену грызли сомнения.

— Недурно, — сказала она. — Но с момента закладки краеугольного камня столько всего изменилось! Для начала вспомни, что все надстроенное на нем полностью уничтожили британские войска в войне 1812 года. А конструкция оказалась такой тяжелой, что весь восточный фронтон здания пришлось перестраивать только для того, чтобы укрепить. Заметь, как раз над этим проклятым краеугольным камнем. Объясни мне, как ты собираешься искать его под всем этим нагромождением?

— Пойдем со мной.

Он вывел ее на балкон тринадцатью этажами выше Пенсильвания-авеню. Внизу на площади продолжался концерт. Серена выглядела великолепно, и только грозно нависшее за ее спиной здание ФБР портило вид.

— Это главная городская магистраль, которая связывает Белый дом и Капитолий, — показал он. — Здания планировались так, чтобы видеть одно из другого. Так и было долгие годы, пока не построили здание Министерства финансов, которое вклинилось между ними и закрывает обзор.

— Деньги часто становятся между людьми и мешают, — сказала Серена, не забирая у него своей руки. — С символами все ясно: исполнительная и законодательная власти американского правительства должны неусыпно друг за другом наблюдать. Дальше-то что?

— А дальше смотрим на небо, где отражены все нюансы городской планировки. Вон там, над Белым домом, — Арктур. А над Капитолием — Регул. Видишь?

— Вообще-то нет.

— Огни города мешают их видеть, но звезды там. Их соединяет над нашими головами воображаемая прямая.

Бровь Серены взметнулась.

— Звезды, которых я не вижу, соединены воображаемой прямой? И женщины на это ведутся?

Она шутила, однако в ее голосе по-прежнему сквозили напряжение и беспокойство. Хоть Серена и вела духовную жизнь, женщиной она была практичной и самой «земной» из известных Конраду. Чувствовалось, что она боится за него и никакие мудрствования не изменят ситуацию.

— Обрати внимание: Пенсильвания-авеню упирается в Капитолий и конструктивно заканчивается где-то в его фундаменте, непосредственно под ротондой, купол которой символизирует небесный свод, то есть сферу.

Серена с тоской посмотрела на него:

— Конрад, даже холм под Капитолием неоднократно перелицовывался за прошедшие столетия, что уж говорить о здании!

— Но звезды никто не переставлял. Серена. Поэтому ни тебе, ни федералам камня не найти: вы смотрите на планы, а я ищу центр купола, который был в первоначальном плане, и тот космический радиант на звездном небе, который, не без помощи пентагоновской системы «джи-пи-эс», обязательно приведет меня к краеугольному камню и небесной сфере.

Серена вздохнула:

— Как можно спорить с человеком, у которого логика Дон Кихота? Или Дон Жуана? Не поймешь, кто ты.

Она смахнула слезинку — то ли ветром надуло, то ли эмоции взыграли.

— Для ясности выпей со мной напоследок, — попросил он. — Другого шанса может и не представиться.

— Какой же ты негодяй! — воскликнула Серена и ткнула его в грудь кулаком.

Конрад шутливо потер ребро.

— Зачем тогда спасать Америку?

Она серьезно посмотрела на него.

— Потому что от правды никуда не денешься: Америка спасет мир.

— А я думал, Христос.

— Я имею в виду, что сейчас Америка — это единственная надежда церкви, место, где сохранена свобода вероисповедания. Ведь как все ужасно в других уголках мира — на Ближнем Востоке, в Китае…

— С кем я сейчас разговариваю, с тобой или с церковью? — Конрад надеялся ее разозлить и тем самым отвлечь от тяжелых мыслей. — Некоторые — в основном в Европе, на Ближнем Востоке и в Азии — полагают, что именно церковь лишает нас надежды и что мир был бы гораздо лучше без нее.

Его ухищрение сработало.

— При всей своей организационной коррумпированности церковь — это символ Божьего царства в гибнущем мире, — ответила Серена. — И как таковая, она несет всем вечную надежду, надежду на освобождение.

— А, так, значит, все-таки церковь — последняя надежда?

Она заглянула ему в глаза, но тут же отвела взгляд, затерявшись в мрачных мыслях.

— Нет, Конрад. Похоже, последняя надежда — это ты.

Самое ужасное заключалось в том, что она действительно в это верила. Серена всхлипнула, и Конрад крепко прижал ее к себе. Свод Капитолия по-прежнему сиял в ночи, а Конрад думал, не в последний ли раз он обнимает Серену.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПЕРВОЕ ИЮЛЯ

ГЛАВА 14

Капитолий

Вашингтон

В Капитолии, в комнате для секретных совещаний, Макс Сиверс сидел перед ведущими конгрессменами, представителями разведок и Министерства здравоохранения. Три года назад, в качестве председателя и гендиректора компании «Си-Джен», он рассказывал этим же людям об эпидемии птичьего гриппа и о том, что миллионы американцев находятся под угрозой гибели. Этим утром Сиверс, как глава ДАРПА, пришел объявить им, что роковой день настал.

— Это доставили вчера из деревни на северо-востоке китайской провинции Ляонин, — сказал он, завершая свой секретный доклад слайдом со штемпелем «совершенно секретно» по нижнему обрезу.

На снимке китайские сотрудники Министерства здравоохранения в защитной одежде сжигали тела мужчин, женщин и детей во дворе птицефермы.

— Наша разведка ставит под сомнение информацию, которую предоставляют китайцы относительно распространения птичьего гриппа среди населения. Китай не желает омрачать предстоящую Олимпиаду и предупреждает, что все попытки с нашей стороны выразить озабоченность будут восприняты как политический демарш с целью подрыва Олимпиады и международных отношений.

Сиверс показал следующий слайд, черно-белый и крупнозернистый.

— Эпидемия испанки, одной из форм птичьего гриппа, в 1918 году унесла жизни пятидесяти миллионов человек. Новый штамм «эйч-пять-эн-один» гораздо опаснее: он поражает взрослого во цвете лет, уничтожая более половины инфицируемых. Ни у кого в мире нет иммунитета — под угрозой жизни шести миллиардов людей.

Сенатор Джозеф Скарборо, председатель комитета, побагровел от ярости и сверкнул очками в сторону сидевшего рядом с Сиверсом сотрудника Центра контроля заболеваний.

— Вы что там, заснули в своем Центре? Какие шаги вы намерены предпринять?

— К сожалению, человек может распространять инфекцию целый день, прежде чем симптомы проявят себя, — расплывчато ответил сотрудник. На самом деле это означало, что никаких шансов не было. — Даже если мы закроем границу США в преддверии Игр на фоне эпидемии в Китае, невозможно гарантировать, что вирус к нам не доберется. Если эпидемия вспыхнет на американской территории, в лучшем случае можно запретить международные авиарейсы, ввести карантин для туристов и ограничить передвижение внутри страны. Это поможет приостановить распространение вируса и даст время доставить запасы супервакцины «Си-Джен», чтобы минимизировать социальную и экономическую катастрофу.

Взгляд сенатора застыл на Сиверсе.

— Насколько мне известно, вакцина «Си-Джен» не предназначена для борьбы с новым штаммом.

— Напротив, мы всегда знали, что возможность передачи вируса от человека к человеку — лишь дело времени. Проблема в том, что превентивная борьба — неблагодарное занятие: вакцина, действенная для существующего штамма, зачастую оказывается бесполезной в борьбе с дальнейшей мутацией вируса. Поэтому «Си-Джен» разработала программируемую вакцину, способную гибко воздействовать на некоторые гены, изменяя иммунную систему для борьбы с любой формой, которую примет вирус.

— Поподробнее, пожалуйста: как конкретно ваша вакцина модифицирует иммунную систему человека?

— Микробиороботы, внедренные в вакцину, получают сигнал по каналу беспроводной связи так же, как вы выходите в Интернет по «вай-фай».

— То есть команда поступит извне?

— Так точно.

— А если такую команду получит ген человека, не зараженного вирусом? Подвергнется ли изменению ген в этом случае?

— Полагаю, что чисто теоретически — да, но вероятность…

— Черт бы вас побрал, Сиверс! Вы получили государственные деньги на разработку медицинского препарата и, как всегда, сделали из него оружие, которым хотите поразить всех американских граждан.

— Пока не всех, — возразил Сиверс. — Первым делом необходимо привить оперативных специалистов. Как только штамм будет идентифицирован и первая партия вакцины станет доступна, прививки нужно сделать приблизительно десяти процентам населения — врачам, медсестрам, полицейским, сотрудникам чрезвычайных служб, — чтобы не нарушилась работа важнейших служб государства в случае вспышки эпидемии.

— Это все?

— Я также настаиваю на обязательной вакцинации военнослужащих и выборных лиц государства, поскольку эпидемия способна уничтожить правительство и сделать бессмысленной двадцать шестую поправку. При необходимости — в случае развития эпидемии на территории США — мы возьмемся и за остальное население.

Макс Сиверс выдержал взгляд Джозефа Скарборо; тишина в комнате стояла оглушительная. Напряженность возникла неспроста: в ней просматривались сложные, взаимопаразитические связи Скарборо и Пентагона. Сенатор находил средства на военные разработки, а подрядчики Пентагона проводили выборную кампанию сенатора, который привык жить размашисто. Сиверс никогда не мог понять, то ли Скарборо надувает щеки для эффекта, то ли он действительно разгневан.

— Как бывший бойскаут, я всю жизнь придерживаюсь девиза «будь готов!», — промолвил наконец сенатор. Сиверс почувствовал, что вот он, долгожданный положительный ответ. — А как сенатор, я еще более…

В этот момент смартфон Сиверса на столе завибрировал.

Он опустил глаза на пришедшую электронную почту — оперативка от вашингтонской полиции.

«10:45. Сообщение особой важности. Тема: Чрезвычайное положение в здании Капитолия — срочная эвакуация».

Телефон завибрировал и запрыгал не только у Сиверса: все присутствующие получили то же самое сообщение. Мгновенно двери комнаты открылись, и из холла вошли полицейские, чтобы проводить всех к выходам.

Сиверс взглянул на Скарборо. Сенатор, который терпеть не мог, когда его выступление прерывалось кем-либо — или чем-либо, — нахмурился, встал и вышел из комнаты. Сиверса и остальных вывели из здания вслед за сенаторами. Навстречу спешили команды в костюмах биозащиты. Нажав кнопку смартфона, Сиверс вызвал детальный отчет о происшествии.

«Сообщение полицейского участка Капитолия. Если вы находитесь в здании Капитолия, немедленно эвакуируйтесь. Датчики химической опасности обнаружили биологическую угрозу. В здании работают группы биоконтроля. Если вы находитесь поблизости, держите при себе мобильную аптечку и личные вещи. Закрывайте за собой двери, но не запирайте их. Без паники. Покиньте здание и ждите дальнейших указаний снаружи».

Послышался громкий гул электропривода и клацанье замков. Вентиляционная решетка в потолке закрылась, чтобы предотвратить распространение биотоксинов.

Сиверс посмотрел на мультисенсорный датчик размером с монетку, прикрепленный к лацкану пиджака. Отдел ДАРПА по борьбе с биотерроризмом разработал датчик для обнаружения отравляющих веществ. Один процессор обрабатывал десятки команд, фототермические и микроспектроскопические данные, и проводил электрокинетическую фокусировку биочастиц: настоящая микролаборатория с мгновенной индикацией наличия отравляющих веществ — прочная, легкая, не требующая внешних источников энергии.

Только вот никакого наличия этих самых веществ его датчик не показывал.

На восточной лужайке перед Капитолием Сиверса ждал запыхавшийся краснолицый сенатор Скарборо.

— Не дай Бог узнаю, что это твои проделки, чтобы убедить меня в необходимости всеобщей вакцинации, Сиверс! Тогда тебя ничто не спасет.

— Ничего подобного, господин сенатор, — ответил Сиверс, поджав губы. Ему, миллиардеру, была ненавистна мысль клянчить деньги у государства, особенно у политиканов вроде Скарборо. Они зануднее прижимистых частных инвесторов. — Думаю, нам не стоит волноваться.

— Это еще почему?

— Мой датчик не показывает никакой угрозы. — Макс протянул Скарборо биодетектор.

Скарборо повертел его в руках и посмотрел на Сиверса с чем-то похожим на уважение во взгляде.

— Мне, пожалуй, нужна такая штука…

— Согласен. Думаю, всем сенаторам надо выдать по детектору и сделать прививку «Си-Джен».

Скарборо проворчал что-то о капитуляции и белом флаге и направился к своим помощникам, столпившимся у полицейского заграждения.

Сиверс взглянул на детектор — ровным счетом ничего опасного в воздухе не наблюдалось. Ни токсинов, ни даже их следов. Ничего.

Макс оглянулся на здание Капитолия. Ложная тревога в Вашингтоне — дело не редкое. Но, покидая восточный вход, он чувствовал: на сей раз что-то не так. За полицейским заграждением рядами стояли машины телеканалов, перекрывая проезд, репортеры без умолку трещали ни о чем, — в общем, никому ничего не было известно. Все собрались в кучу у входа и переговаривались, наблюдая, как команды биоконтроля входили в здание, а остальные выбегали из него: сенаторы, помощники, Серена Сергетти…

В голове тут же сработал сигнал тревоги, который никогда не давал осечки: ей-то что здесь надо?

А потом до Сиверса дошло: Конрад Йитс.

ГЛАВА 15

Сигнализация в здании Капитолия вот-вот сработает, а экскурсия задерживалась. Конрад нетерпеливо переминался с ноги на ногу у дверей старого Верховного суда в северном крыле, рядом с табличкой, на которой значилось: «Под этой плитой находится краеугольный камень этого здания».

Экскурсовод приятным голосом пояснил группе бойскаутов из Вайоминга, что эта информация, как, впрочем, и многое другое в американской столице, строго говоря, неверна.

— То, что написано на табличке, относится к плите на полу, которая обозначает место, где, как полагал прежний архитектор Капитолия, находится краеугольный камень.

На вмурованной в пол плите размером четыре на два фута было высечено:

ЗАЛОЖЕНО ПО ОБЫЧАЯМ И ПРАВИЛАМ МАСОНОВ
17 СЕНТЯБРЯ 1932
В ПАМЯТЬ О ЗАКЛАДКЕ
ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО КРАЕУГОЛЬНОГО КАМНЯ
ДЖОРДЖЕМ ВАШИНГТОНОМ
— Значит, у нас тут таблички в память о камнях, которые были заложены в память о других камнях, — тихо прокомментировал стоявший рядом с Конрадом вожатый скаутов, когда группа наконец-то двинулась в подземелье. — Или я что-то проморгал?

— Только деньги, ушедшие на эту чушь, — ответил Конрад и посмотрел на часы. Полиция Капитолия уже рассылала оповещение о биологической опасности сенатским шишкам; в любую секунду могла прозвучать сирена.

Экскурсия закончилась в подземной части ротонды, где когда-то хотели похоронить Джорджа Вашингтона. Обширное пространство заполняли четыре десятка массивных дорических колонн из виргинского известняка, на которых держались сама ротонда и купол над ней, так же как Америка держалась на заветах Вашингтона. На черном мраморном полу в центре пылью рассыпались белые звезды.

— Это подземелье — сердце американской столицы. Здесь и заканчивается наша экскурсия, — сказал гид. — По проекту Ланфана все четыре сектора города начинаются в Капитолии. Звездная россыпь на полу и есть этот центр.

Россыпь звезд была там, где предполагалось смотровое окно в склеп Джорджа Вашингтона под полом. Все было рассчитано так, чтобы Вашингтон видел из могилы свое изображение в лучах небесной славы на потолке купола. Только генерала в склепе не было: Марта, его вдова, настояла на том, чтобы мужа похоронили в родовом поместье Маунт-Вернон.

Туристы по очереди фотографировались на звездной россыпи, а Конрад потихоньку отошел к мраморной лестнице, спустился на технический этаж Капитолия и двинулся по коридору мимо стеклянных стен, за которыми, как в аквариуме, сновали сотрудники.

Под лестницей он свернул направо и прошел мимо таблички с надписью «Посторонним вход воспрещен». В этот момент и прозвучал сигнал тревоги. Теперь время работало против него. На поиски краеугольного камня оставались считанные минуты, прежде чем команды биоконтроля доберутся до технического этажа.

Конрад оглянулся на человеческий муравейник за спиной. Сотрудники, в основном неряшливо одетые мужчины средних лет с микрокомпьютерами в руках, недоуменно покачивали головами, собирали вещи и толпились у выходов. Поднявшись на несколько выщербленных ступенек, что знавали лучшие времена, Конрад прошел мимо двери в ядерное бомбоубежище и оказался в длинном тоннеле, выложенном желтым кирпичом.

Йитс вытащил из кармана усовершенствованный смартфон и определил свое местоположение — в хитросплетении подземных коридоров на экране замигала белая точка курсора «джи-пи-эс». В конце тоннеля, за черной чугунной решеткой, находилась усыпальница для Джорджа Вашингтона и его супруги Марты. Однако, кроме катафалка, на котором когда-то в ротонде наверху для всеобщего прощания было выставлено тело Авраама Линкольна — первого президента, ушедшего из жизни на посту, — в помещении никого и ничего не было.

Конрад свернул направо — на входной двери под слоем ржавчины угадывались буквы:

СБС 4 М
ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ
МЕХАНИЧЕСКОЕ ОБОРУДОВАНИЕ
ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА
Не было ни замка, ни ручки, но под ударом плеча дверь подалась вперед. Внезапно сзади раздался скрежет металла о камень, и распахнулась металлическая дверь с маркировкой СБ-21 в стене напротив. Оттуда вышел техник в рабочем комбинезоне и встревоженно сказал:

— Сигнал тревоги, сэр.

— Ага, и всем раздают вот эту штуку. — Конрад протянул ему хирургическую маску. — Примерь-ка, — сказал он и набросил маску на лицо техника, заталкивая его обратно.

Заснувший техник осел на пол рядом с каким-то аппаратом. Йитс закрыл за собой дверь, поднял пропитанную хлороформом маску и протащил техника мимо хитросплетения труб и оборудования в подсобное помещение, где стояла одинокая ванна, пережиток старых добрых дней, когда сенаторам и их гостям предлагались горячие ванны в комплекте с услугами парикмахеров и массажистов. Уложив техника в емкость, Конрад закрыл дверь подсобки и двинулся к старому котлу центрального отопления. Если верить курсору «джи-пи-эс» на экране телефона, Йитс находился рядом с северо-восточным углом центральной части Капитолия. Пора воспользоваться карманным сонаром. Конрад вставил устройство, похожее на карту памяти, в обычное гнездо наладонного компьютера. Тепловое изображение красно-желтого пятна на фоне темно-зеленого сияния заполнило маленький экран.

ДАРПА разработала карманные сонары для сил спецназа. С их помощью легко обнаруживаются небольшие подземные пустоты — пещеры, где прячут оружие массового поражения, тоннели для контрабанды оружия и прохода террористов-подрывников через границу. Конрад пользовался сонаром для исследования мегалитических структур; он находил коммуникации и составлял карты потайных камер и проходов, а сейчас при помощи сонара он собирался найти пустоту в фундаменте — место закладки краеугольного камня.

Ему уже доводилось делать нечто подобное в весьма сходных обстоятельствах: он помогал историкам на Гавайях в поисках утраченной капсулы с посланием для потомков, которую король Камехамеха V заложил в краеугольный камень национального архитектурного памятника — дворца Иолани. В краеугольном камне хранились изображения королевских семей вплоть до Камеамеа Великого и конституция Гавайского королевства, а вот обнаружить точное местоположение капсулы не удавалось. С помощью сонара Конрад за десять минут обнаружил капсулу, просканировав пустоты в северо-восточном углу здания.

Сейчас ему предстояло побить этот рекорд.

Глядя на экран сонара, он пошел в сторону юго-восточного угла здания, над головой у него было то, что первоначально строилось как северное крыло. На мгновение ему почудилось, что цель обнаружена, но это оказалась старая металлическая решетка, на которой лежали массивные трубы парового отопления.

Под землей тянулись многие мили труб, по которым тепло и пар от электростанции доставлялись к Капитолию и прилегающим районам. Все эти трубы обслуживались группой из десяти сотрудников Службы главного архитектора Капитолия.

Подумать только, всего десять человек на нескончаемые мили подземных труб!

Сонар запищал, и Конрад понял: вот она, нужная часть земляного котлована. Углубление, фута три в ширину и около четырех футов в глубину, выкопали бывший главный архитектор Капитолия и члены Американского геологического общества. Поисковики до Конрада пользовались металлоискателем, поскольку рассчитывали найти серебряную табличку под краеугольным камнем.

«Если бы только они воспользовались сонаром, — подумал он. — Если бы они только прошли несколько футов в противоположном направлении!»

Конрад направил сонар на огромные камни фундамента справа от себя. Песчаник сплавляли из каменоломен Аквии в штате Виргиния. С другой стороны должен быть северо-восточный угол центральной секции.

Напряженным взглядом исследователь прилип к экрану…

П-и-и-ип!

Внутри камня была пустота, и Конрад поставил маркером кривой крестик. Рука с карандашом дрожала.

Краеугольный камень Капитолия… Невероятно! Тот самый камень, который Вашингтон заложил восемнадцатого сентября 1793 года. Судя по всему, камень был несколько большего размера, чем предполагалось — около двух футов в высоту и четырех в ширину. Предстояло выяснить, насколько глубоко он уходил под землю и что у него внутри.

«Это „сладкая“ часть работы», — подумал Йитс. Именно в этом гавайцы ему отказали, ни в какую не соглашаясь вскрывать краеугольный камень. Конраду объяснили, что, если извлечь камень, то все здание над ним обвалится, а оно тоже национальное достояние. Но ведь совсем не обязательно выкапывать камень, чтобы выяснить, что в нем находится.

Йитс вытащил карманную микроволновую дрель, невероятно полезный инструмент, разработанный в Университете Тель-Авива. Наконечник дрели представлял собой иглообразную антенну, которая испускала мощное микроволновое излучение. Накончике антенны микроволны создавали активную область высокой температуры, которая растапливала или размягчала обрабатываемый материал. Конрад пользовался этой дрелью в пирамиде Хеопса, в Египте, исследуя при помощи оптоволоконной камеры закрытые и ранее не изученные проходы, к вящему неудовольствию директора египетского Совета древностей, который обожал устраивать помпезные спектакли «открытия гробницы» перед репортерами американских телевизионных каналов.

«Вот бы их сюда, всех этих репортеров, — подумал Конрад. — Я бы прославился на всю страну, может, даже вернул бы в эфир „Загадки древности“. Черт с ним, с шаром, пусть достается правительству, лишь бы признали мое авторство находки. А потом мы с Сереной…»

Здесь мечтания обычно теряли четкость, потому как «мы с Сереной» звучало слишком фантастично и не для этой жизни, которая, кстати, легко оборвется, если он не закончит работу побыстрее.

Руки с новой силой сжали дрель, в каменной плите проплавилось отверстие сантиметровой окружности, наконечник антенны полыхал насыщенным фиолетовым облачком. Излучатель был просто прелесть: работал без шума и пыли, но единственным его недостатком была мощь микроволнового излучения. Защитный экран вокруг наконечника казался вспотевшему от напряжения Конраду совсем крошечным.

На все ушло меньше минуты. Йитс отключил дрель, выдернул сетевой шнур, просунул оптоволоконный кабель в отверстие и посмотрел на экран наладонного компьютера. Кабель толщиной в волосок одновременно был и источником света, а значит, давал возможность заглянуть внутрь краеугольного камня.

Осмотр не занял много времени: в полости ничего не было.

Как же так?

Ошеломленный, Конрад прислонился к стене. Неужели масоны ничего не заложили в полый камень? Что-то не сходилось.

Конрад почувствовал движение сзади и развернулся. Человек в маске биологической защиты шагнул в полосу неяркого света. Сняв маску, незнакомец поднес ко рту рацию.

— Говорит Пирс, — вызвал он, — внимание, я на втором подуровне, зона старой топки. Подозреваемый обнаружен.

— Какие вы, ребята, шустрые. Признаюсь, не ожидал так быстро. — Конрад зажал наладонник в кулаке. — Классный у тебя костюмчик.

— Кто вы такой?

— Я — это ты, — ответил Конрад и зашел ему в висок хуком справа. Пирс рухнул как подкошенный.

Рация нокаутированного техника группы биоконтроля потрескивала на полу, сигнал в подвале был неустойчивый, но Конрад услышал достаточно: пора убираться. Он с самого начала знал, что выбраться тем же способом, как и вошел сюда, не получится. Теперь же можно воспользоваться костюмом биозащиты для реализации своего плана. Йитс едва успел надеть на себя костюм, как из-за поворота появился полицейский и, увидев на земле тело, достал пистолет. Конрад стоял неподвижно, указывая на распростертую у ног фигуру.

— Он здесь черт знает что устроил, — сказал Йитс, стараясь говорить в маску, чтобы приглушить голос.

Полицейский наклонился над телом, но случайно заметил носки туфель Конрада, торчавшие из-под только что напяленного костюма, и тут же направил ствол на подозреваемого. Йитс перехватил руку с пистолетом. Грохнул выстрел — звук оглушительно ударил по старым стенам. Конрад врезал полицейскому ребром ладони по шее, отбросил копа на трансформаторную будку и кинулся к решетке, в лабиринт старых труб.

Откуда-то сзади послышались крики. Обернувшись, Йитс краем глаза заметил бегущих за ним полицейских, привлеченных звуком выстрела, с ружьями наизготовку.

Конрад изо всех сил ударил в решетку, и она слетела с креплений.

Зазвучали выстрелы. Запотевающая маска мешала. Над ухом срикошетила пуля. Конрад бросился на пол, привстал на четвереньки и помчался вперед. Спустя мгновение он нырнул в ход для труб парового отопления.

ГЛАВА 16

Макс Сиверс появился на месте происшествия в старой бойлерной в подвале. У входа в паровой трубопровод переминалась группа полицейских.

— Вам что, особое приглашение нужно? — прикрикнул на них Сиверс.

Старший офицер остановил двинувшихся было полицейских и отрапортовал по рации:

— Подозреваемый одет в костюм биозащиты, движется по тоннелю парового трубопровода. Повторяю, подозреваемый в тоннеле.

Сиверс остолбенел.

— Вы собираетесь задержать преступника?

— Мы бы даже собак за ним не послали, — ответил офицер. — Ни за что. Там опасно. Кладка может обвалиться, кругом канцерогенный асбест. К тому же рации и телефоны не работают в тоннеле.

— Это вопрос национальной безопасности! Сейчас преступник, может быть, закладывает ядерный заряд под Капитолийским холмом!

— Ну это вряд ли, судя по тому, что мы здесь наблюдали.

— Да за что вам деньги платят? — крикнул Сиверс. — Пару лет назад сработала ложная тревога, которую устроил офицер из вашего подразделения, помните? А на чем его поймали? Он был таким тупицей, что не смог правильно написать слово «аноним» в записке с угрозой.

— Полегче, сэр, — остановил его полицейский. — «Крысы» уже на подходе.

— Крысы?

— Наша тактическая разведгруппа, — пояснил полицейский. — Они прошли особую подготовку для работы в тоннелях под комплексом зданий Капитолия. Да вот и они.

Сиверс повернулся. Прямо на него шли люди — темно-синие кепки, бронежилеты с эмблемой подразделения, приборы ночного видения на шлемах биозащиты. Автоматы с лазерными прицелами сразу бросились в глаза Сиверсу: по характерному прозрачному магазину он узнал немецкие Г-36. Укороченная газоотводная трубка позволяла сделать десятки тысяч выстрелов, не требуя чистки оружия, что было идеально для стрельбы в тоннеле. Макса восхитил и сорокамиллиметровый подствольный гранатомет на командирском АГ-36.

— Наконец-то, — сказал Сиверс.

Из-под командирской маски выглянуло темнокожее девичье лицо.

— Сержант Рэндольф, сэр.

— У вас есть опыт подобных операций? — требовательно спросил Сиверс.

Не обращая внимания на вопрос, Рэндольф развернула секретную карту тоннелей паропровода и показала своим людям вентиляционные шахты на схеме.

— Радиосигнала под землей не будет, — сказала сержант Рэндольф. — Полагаемся только на световые сигналы. Встретимся в точке «С».

— Где эта точка «С»? — спросил Сиверс.

— Извините, сэр. — Она спрятала карту во внутренний карман жилета. — Полиция Капитолия не распространяет информацию, касающуюся безопасности тоннелей.

Рэндольф надела маску, не обращая внимания на Сиверса, остолбеневшего от такой наглости, и подала знак своему человеку. Тот оттянул в сторону решетку, и волна обжигающего пара застлала все вокруг — Сиверс едва успел закрыть лицо руками. Сержант Рэндольф и ее «Крысы» исчезли в раскаленном мареве.

ГЛАВА 17

Конрад бежал позаброшенным коридорам паропровода под Капитолийским холмом, выставив руки перед собой — растрескавшийся потолок осыпался. Противогаз мешал, в ушах отдавалось собственное тяжелое дыхание, глаза заливал пот. Камень найден, но сферы в нем нет, хотя это пустяки, сейчас главное — выжить.

Он знал, что в любое здание архитектурного комплекса Капитолия можно войти по паропроводу, но даже не догадывался, что тот находится в столь плачевном состоянии. А ведь правительство только что вбухало миллиард долларов на строительство подземного центра для посетителей. Конечно, легче построить новое, чем восстановить старое.

Конрад вышел на перекресток тоннелей. Внутренний голос заставил его остановиться и прислушаться. Где-то поблизости слышался монотонный, низкий гул оборудования. Обернувшись, Йитс заметил ядовито-зеленое мерцание прибора ночного видения и бросился бежать.

Прогрохотал выстрел, от стены брызнул фонтанчик цементных осколков. Конрад пригнулся и замер — вокруг него осыпались куски кладки с потолка. Он прищурился в темноту: навстречу неслась длинная тень. Опустив взгляд, Йитс увидел мерцающую рубиновую точку у себя на груди.

Внезапно яркий белый луч света ударил в глаза, и звенящий от ярости альт потребовал:

— Руки вверх!

Голос был женский.

Конрад поднял руки. Что-то оглушительно хрустнуло, и пол под ногами пошел трещинами.

— Стой! — приказала женщина в полицейской форме, но Конрад подпрыгнул на месте, изо всех сил ударив ногами в пол. Колени подогнулись, пол в тоннеле просел под его весом, и Конрад нырнул в темноту.


Г-36 в руках Ванды Рэндольф не потерял цели, даже когда пол в тоннеле обрушился. Сержант впилась в лазерный прицел. Дым развеялся, но оказалось, что беглец исчез.

Двигаясь быстро и осторожно в пылевом облаке, кашляя в клапан противогаза, Рэндольф подошла к разлому в полу тоннеля. Держа палец на спусковом крючке, Ванда направила Г-36 в разлом и врубила прожектор — яркий свет плеснул в бетонное крошево внизу. Подозреваемого среди обломков плит не было, зато открылся тоннель, о котором она ничего не знала.

— Ни хрена себе. — В голосе сержанта не прозвучало ни капли удивления.

До службы в полиции Капитолия сержант Ванда Рэндольф провела два года в Тора-Бора и Багдаде, ползала по пещерам, бункерам, канализационным системам впереди американских войск в поисках сначала Бен Ладена, а потом и Саддама Хусейна. Высокая, стройная, узкоплечая и узкобедрая, она легко проникала в такие места, куда человек проходить не создан. А поскольку собаки чувствовали только взрывчатку, а мин-растяжек не замечали, Ванду посылали на задания впереди собак. Год спустя соответствующая комиссия конгресса получила письмо от десяти инженеров, обслуживающих тоннели электростанции Капитолия. В нем выражалась озабоченность по поводу отсутствия полиции в подземных тоннелях. Трубы снабжали паровым отоплением весь архитектурный комплекс на Капитолийском холме и тянулись от электростанции до самого Капитолия, включая палату представителей, сенат и окружающие здания.

Ванда стала «королевой Крыс», возглавила группу быстрого реагирования Капитолийского холма. В задачу «Крыс» входило патрулирование рассыпающихся, напичканных асбестом тоннелей, которые представляли опасность для госслужащих и были зияющей брешью в системе национальной безопасности. Всю жизнь Ванда провела на малозаметной и опасной работе, отлично с ней справлялась и гордилась своей службой Соединенным Штатам Америки.

— Вызываю всех «Крыс», — проговорила она в микрофон без особой надежды, но в ответ прозвучали только разряды статического электричества в наушниках. Рэндольф продублировала запрос вспышками света в темноту — никто не отозвался.

Вот так всегда, одна за всех…

Она спустилась на следующий уровень, ступая по обломкам, как по ступенькам, пока не добралась до самого низа. Выпрямившись, Ванда направила Г-36 в темноту тоннеля, включила прожектор и присвистнула от удивления.

Этот тоннель уж точно не был паропроводом. Он напоминал что-то другое — скорее катакомбы Древнего Рима. Покрепче сжав оружие, Рэндольф провела ладонью по каменной кладке и с почтением отметила великолепную работу неизвестных каменотесов. Ванда повидала на своем веку много подземных ходов под древними городами, и ей стало совершенно ясно, что проход был древнее тоннелей паропровода, которым, кстати, тоже было за сто лет. Очевидно, подземелье создавалось гораздо раньше республики.

Либо правительство забыло о катакомбах, либо не всем положено о них знать — в любом случае работа у нее есть: беглеца надо изловить или уничтожить. Ванда двинулась в путь по подземелью.

Минуты через три показалась спина подозреваемого в желтом комбинезоне биозащиты — неизвестный стоял перед развилкой в тоннеле.

— Руки вверх! Поворачивайся, а не то стреляю на счет три! — крикнула Ванда. Ствол Г-36 смотрел прямо на желтый комбинезон.

— Раз!..

Беглец двинул руками, но не повернулся. Мерцающая рубиновая точка замерла между его лопаток.

— Два!..

Похоже, преследуемый дернул ногой, но поворачиваться не собирался.

Прицелившись на выдохе и выбрав свободный ход спускового крючка, Рэндольф крикнула:

— Три!..

Неизвестный потянулся рукой куда-то вниз, одновременно поворачиваясь. Ванда нажала на курок, не дожидаясь, пока он выхватит пистолет, и всадила в преступника целую очередь.

Пули ударили по комбинезону в области груди, отбросив неизвестного во тьму тоннеля.

Ванда подбежала к скрючившемуся на каменном полу телу, направив Г-36 на противогаз, и разочарованно подняла с пола пустую маску: преступник сбросил комбинезон и подвесил его на завязках.

Она посветила в один из тоннелей прожектором — ничего. В другом проходе блеснуло что-то металлическое. С воинственным кличем Рэндольф ринулась в тоннель, однако там оказалась лишь сводчатая дверь, отливавшая металлом в свете прожектора — люк аварийного выхода. Несколько лет назад все люки нижнего горизонта заменили новыми. Как и все охранные приспособления в Капитолии, они были сделаны так, чтобы не допустить незваных гостей внутрь, но не помешать людям выбраться наружу.

Ванда открыла люк, соединявший загадочный тоннель с уровнем выше, и оказалась в инженерном помещении. Спустя минуту она просунула голову в другой металлический люк, ведущий из подземных коридоров на первый этаж, чем немало напугала группу юных посыльных, служащих Капитолия. Они как раз покидали помещение Капитолийского комплекса и под присмотром руководителей возвращались в учебный центр на верхнем этаже Библиотеки конгресса.

Ванда поняла, что вряд ли опознает беглеца, и чуть не взвыла с досады: что толку пугать гражданских?

Наверху сигнал был устойчивым, рация заквакала.

Рэндольф нажала на клавишу ответа и отрапортовала:

— Подозреваемый ушел. Время — тринадцать ноль четыре.


Джефферсон-билдинг — самое впечатляющее здание комплекса Библиотеки конгресса и подлинное украшение города Вашингтона. Сама библиотека уступает по известности разве что Александрийской, которая сгорела дотла две тысячи лет назад. Кроме Библии Гуттенберга пятнадцатого века, там хранятся древнейшие карты Антарктики с подледной топографией, показывающие континент до обледенения, на которые впоследствии нанесены весьма любопытные дополнения от ВВС США. Там имеется также и рукопись девятнадцатого века, работа американского сенатора Игнатиуса Доннелли, всемирно известная «Атлантида: мир до потопа». Но пожалуй, самым пророческим было сочинение Фрэнсиса Бэкона, трактат шестнадцатого века «Новая Атлантида», — история Нового Света и страны, что станет Америкой.

В данный момент все это Конрада не интересовало. Он незаметно выскользнул из группы посыльных и через арку вышел в главный зал библиотеки.

Красивейший центральный вход по обе стороны обрамляли величественные лестницы белого итальянского мрамора. В семидесяти пяти футах над головой вздымался потолок с изумительной красоты витражами, декорированными балками и лепными украшениями в двадцатитрехкаратной позолоте.

Выход на улицу виднелся в пяти шагах, но на пути у Конрада возникли полицейские с рациями. Беглец развернулся и шмыгнул в туалет, где затолкал в мусорную корзину пыльный пиджак, отклеил фальшивую эспаньолку и умылся. Осталось лишь закатать рукава голубой рубашки — и в зеркале возник совершенно новый человек. Йитс очистил обувь от пыли и вернулся к центральному входу, у которого все так же стояла полиция.

Конрад пересек темно-бордовый мраморный холл и поднялся по мраморной же лестнице на второй этаж. Посетители, прижимаясь носами к стеклу, надеялись увидеть, что происходило на восточной лужайке Капитолия через улицу напротив. С вежливо-властным видом сотрудника библиотеки Конрад раздвинул толпу и протолкался вперед. Словно из лучшей ложи театра он наблюдал за переполохом, который сам же и вызвал: полицейские и телевизионщики со своими причиндалами.

«И все зазря», — подумал Конрад, глядя сквозь дождевые струйки на стекле. Он слепо шел по «космической указке» вдоль Пенсильвания-авеню прямиком к сенатскому куполу, но в конце пути обнаружился только бесполезный камень. Надо как-то выбраться из библиотеки, встретить Серену в условленном месте и рассказать ей о провале.

Конраду показалось, что даже статуя на куполе сената, олицетворяющая свободу, издевательски смотрит на него. Бронзовая шестиметровая скульптура стояла на вершине купола. Законодательным актом 1863 года было установлено, что ни один монумент в Вашингтоне не может превышать ее высоту. Может быть, поэтому женщина развернулась спиной к мемориальному обелиску Вашингтона, который возвышался до небес.

А может, и не поэтому.

У Конрада перехватило дыхание.

Фасад Капитолия обращен на запад, а скульптура Свободы расположена лицом к Библиотеке конгресса на востоке. Теоретически это должно символизировать, что для свободы закат никогда не наступит, но скорее всего есть и другая причина.

Конрад посмотрел на купол американского Капитолия, звездный центр столицы, сияющий даже под тучами. Что, если луч, по которому он шел вдоль Пенсильвания-авеню, вовсе и не заканчивался под куполом? Что, если луч продолжался? Йитс мысленно провел прямую дальше, на восток. Луч пришел к Библиотеке конгресса, почти к тому месту, где стоял Конрад. Йитс повернулся и пошел сквозь толпу к балюстраде над главным входом. В двадцати футах внизу от изображения солнца в центре мраморного пола разлетались лучи, а по периметру гигантского квадрата расположились двенадцать знаков зодиака.

«Так вот что масоны оставили для Звездочета: они положили знак прямо к его ногам, на пути главной городской артерии!»

Сердце чаще забилось в груди. Зодиак в форме квадрата, а не круга, символически соединял созвездия, скорее с плоскостью земной поверхности, нежели с бескрайними вселенскими просторами. Лучи солнца в центре символизировали стороны света.

Значит, знаки зодиака на полу указывали на тайник — на земле или под землей.

Ясно одно: масоны перенесли сферу и спрятали ее здесь, под Библиотекой конгресса.

ГЛАВА 18

Кабинет министра обороны

Пентагон

Макс Сиверс шел по коридору номер девять к секретариату министра обороны Паккарда на третьем этаже Пентагона. Его черный «эскалейд» еле вырвался из толпы телевизионщиков у Капитолия. Небо было затянуто тучами. Макс опасался, что худшее еще впереди. Понедельник определенно не задался.

От совещания было не отвертеться. Сиверс должен сообщить Паккарду о результатах своего доклада об «умной вакцине» сенатскому комитету под руководством Скарборо. Только теперь, из-за этого треклятого Йитса, Паккард обязательно спросит о связи между пустым краеугольным камнем под Капитолием и загадочными Цифрами на памятнике генералу Гриффину Йитсу на Арлингтонском кладбище и о том, как получилось, что Усопший американский генерал и его неуловимый сынок выставили их полными идиотами.

Двое военных полицейских, стоявшие в сводчатых дверях, отдали честь Сиверсу. Ему пришлось расстаться со смартфоном на входе в секретариат. Система безопасности кабинета и секретариата министра обороны содержала оборудование, чувствительное к аппаратуре передачи данных, поэтому ни мобильников, ни смартфонов, ни каких-либо других устройств беспроводной связи проносить было нельзя. Преследовалась совершенно конкретная цель: секретные переговоры, проводимые в кабинетах министра, должны оставаться тайными — риск подслушивания необходимо исключить.

В одном из двух кресел перед столом Паккарда сидел шеф военной разведки Норман Карсон, заместитель министра обороны. Жилистый умник, Карсон слыл человеком, подрастерявшим волосы, но не чувство юмора. Он занимался вопросами управления, контроля, связи и внешней разведки на американском континенте, а также отвечал за безопасность преемственности политической власти в случае непредвиденных военных действий или природных катаклизмов на территории США.

Карсон даже не шевельнулся, чтобы поздороваться с Сиверсом. Паккард стоял во главе стола. Тяжелая сводчатая дверь в коридор закрылась за спиной Сиверса, затем затворились внутренние двери, полностью ограждая присутствующих от чужих глаз и ушей.

Паккард яростно сверкнул глазами из-за высоченного стола, словно священник у гигантского аналоя, готовый обрушить проповедь на голову отступника.

— Черт побери, Сиверс, что произошло?

— Господин министр, камеры слежения в Капитолии обнаружили Конрада Йитса. Мы обработали записи программой для распознавания лица по фотографии.

Он обошел охрану и детекторы на входе, выдав себя за конгрессмена из штата Миссури.

— А почему сработала сигнализация в Капитолии?

— Команда биоконтроля обнаружила в подсобном помещении открытую емкость с технической чистящей жидкостью. Пары вещества вызвали ложную тревогу. Это был отвлекающий маневр.

— Проклятие, Сиверс! Как можно было упустить Йитса?

Сиверс и бровью не повел.

— Доктор Йитс обманул полицию Капитолия — именно их подразделение отвечает за безопасность сената. Он сбежал по паропроводу, находящемуся под комплексом зданий, и вышел на поверхность в Библиотеке конгресса. Пока анализировали данные с камер слежения, Йитс покинул здание.

Паккард мрачно кивнул для пущей важности. Сиверс отнес этот жест на счет показательной порки его перед Карсоном, цепным псом Паккарда.

— Все это Йитс провернул уже после того, как нашел краеугольный камень Капитолия. Мы двести лет не могли его обнаружить!

Сиверс спокойно встретил взгляд Паккарда.

— Какое это имеет отношение к моему проекту вакцинации?

Паккард не удостоил его ответом и спросил Карсона:

— Норм, что удалось выяснить по поводу знаков на надгробии?

Карсон протянул Паккарду и Сиверсу две одинаковые кожаные папки, в которых находилось по четыре фотографии сторон памятника.

— У нас появилась новая версия по поводу астрологических знаков, — начал Карсон. — Йитс ее косвенно подтвердил своими действиями. Мы полагаем, что символы отражают взаиморасположение некоторых зданий в столице — Капитолия, Белого дома, монумента Джорджа Вашингтона — относительно взаиморасположения звезд. Поисковые команды уже работают в Белом доме и мемориале — ищут краеугольные камни.

Паккард кивнул.

— А что с числом 763?

— Точно установлено, что это шифр майора.

— Что за «шифр майора»?

— Майора Толлмеджа, — пояснил Карсон. — Он возглавлял разведку при Джордже Вашингтоне во время Войны за независимость. Впрочем, ко времени создания цифробуквенного шифра Толлмедж был произведен в полковники.

— Йитс воспользовался шифром двухсотлетней давности? — удивился Паккард.

— По сути это самый первый шифр Министерства обороны, господин министр.

— Что конкретно обозначает число 763? — нетерпеливо спросил Паккард. — Мне что, пора, подобно президенту, от страха в штаны наложить?

Шеф военной разведки промолчал, хотя во взгляде читалось, что им всем пришла пора наложить в штаны.

— В общих чертах, сэр, 763 — цифровое обозначение слова «штаб». Совершенно точно, что в данном контексте значение именно такое.

Карсон что-то написал на листе бумаги и передал записку министру обороны. Тот изумленно уставился на бумажку.

— Проклятие, — простонал он и собрался бросить листок в корзину, но передумал. — То есть ты полагаешь, что навязчивая идея президента вовсе и не выдумка?

— Похоже, генерал Йитс не считал ее выдумкой, сэр.

Паккард не расставался с запиской. Сиверса мучила неизвестность: он откашлялся и спросил:

— О каких навязчивых идеях президента идет речь? Боюсь, я отстал от поезда.

— Мы все отстанем от поезда, если пророчество сбудется. — Паккард достал зажигалку и поднес пламя к записке.

Сиверс сидел как на иголках, поедая глазами горящую бумагу. Эта часть совещания оказалась для него полной неожиданностью.

— Что еще за пророчество?

— Мы полагаем, что Джордж Вашингтон спрятал кое-что под Эспланадой, и каждый американский президент, начиная с Джефферсона, последние триста лет пытался найти тайник, перекапывая столицу под предлогом реставрации и строительства, — задумчиво сказал Паккард.

— Что он спрятал? — не унимался Сиверс.

— Следы какого-то позора, — ответил Паккард. — Похоже, это позор не только его правления, но и позор каждого американского президента после Вашингтона. В общих чертах нечто такое, что бросает тень на наши устои, на предназначение Америки. Огласки пророчества допустить нельзя.

Сиверс понял, что Паккард его изучает, ищет какое-то важное решение. Паккард привел его в ДАРПА в надежде получить новые вакцины и совершенного солдата, неуязвимого для химического и биологического оружия. Именно этим Сиверс заработал репутацию величайшего ума в области генной инженерии; зашифрованные послания и тайные артефакты не входили в его компетенцию.

«А вдруг ему известно что-то о моем прадеде?» — подумал Сиверс. Внезапно пришла мысль: что, если его взяли в ДАРПА совсем за другие заслуги?

— Господин министр, — нарушил молчание Макс. — Было бы легче, если бы я знал, что конкретно Вашингтон скрыл под Эспланадой.

— Сферу, Сиверс.

— Сферу?

— Небесную сферу, — пояснил Паккард. — Фута два в диаметре. Глобус звездного неба, похожий на напольные глобусы, которые держат в библиотеках роскошных поместий.

— А, знаю, такой глобус, как в европейских барах «под старину». Открываешь его, а внутри — бутылка виски.

Паккард шутки не воспринял.

— Это не имеет никакого отношения к европейским барам.

Сиверс пожал плечами.

— Чем же так примечательна эта сфера?

— В данный момент глобус чрезвычайно важен для национальной безопасности страны, — уклончиво сказал Паккард.

Сиверс кивнул, показывая, что осознает серьезность положения.

— Вы полагаете, у Йитса есть шансы его найти?

— Он же нашел краеугольный камень Капитолия! — Паккард расхаживал вокруг стола, обдумывая какое-то решение. — Сиверс, вы должны найти глобус прежде, чем до него доберется Йитс. Или пусть он вас к нему приведет — мне все равно. Но если Йитс доберется до сферы первым, он раскроет тайну, которую знать не положено ни ему, ни кому другому.

Сиверс победно взглянул на Карсона: тот был в шоке от решения, принятого Паккардом.

— Я буду руководить операцией, господин министр? — спросил Сиверс.

— Президент дал мне право использовать любые средства. У вас будут неограниченные полномочия. К вашим мозгам я добавлю мускулов — команду для проведения секретных операций. — Паккард перевел взгляд на Карсона. — Норм, я прикрыл твою задницу. Обеспечьте Сиверсу разведку для поисков Йитса, иначе его прогулки по Вашингтону лягут на нас пятном несмываемого позора. В столице камер слежения больше, чем звезд на небе, а мы не можем найти Йитса.

— Я его выслежу и найду то, что он ищет. — Сиверс взглянул на Паккарда и Карсона. — Он отправится вместе со своими тайнами вслед за папашей.

— Генерал Йитс был тем еще мерзавцем, но к его сыну я всегда относился как к родному. Надеюсь, до физического уничтожения дело не дойдет, — сказал Паккард. — Впрочем, если дойдет, то Конрада Йитса не повезут на Арлингтонское кладбище с военными почестями.

ГЛАВА 19

Монтроуз-Парк

Национальный парк Рок-Крик

Встреча была назначена на шесть вечера. Что бы ни случилось в Капитолии, Серена должна была ждать Конрада в Монтроуз-Парк, на окраине огромного Национального парка-заповедника Рок-Крик к северу от Джорджтауна. Конрада все не было, хотя часы показывали уже полседьмого. Серена ужасно волновалась.

С рюкзаком за спиной, в майке на бретельках, солнцезащитных очках, шортах и шлепанцах, она смахивала на студентку. Серена брела мимо теннисных кортов, мест для пикника и игровых площадок в поисках того, что Конрад назвал «легко узнаваемый астрономический ориентир».

Внезапно искомый «ориентир» предстал перед глазами: армиллярная сфера Сары Риттенхаус, нечто вроде солнечных часов — классический греческий звездный глобус, состоящий из трех взаимосвязанных колец, представляющих движение звезд вокруг Земли. На внешнем поясе эклиптики располагались знаки зодиака. Кольца пронизывала стрела, указывающая на север.

Конрад не появлялся.

Серена сдвинула очки назад, словно ободок для волос, и подкрутила громкость ай-пода, делая вид, что изучает армиллярную сферу. Конструкция стояла на мраморном постаменте и, согласно табличке, была установлена в 1956 году в память о некой Саре Риттенхаус.

— Почтенная дама Сара Риттенхаус оберегала природу и спасла парк от обнаглевших застройщиков в начале двадцатого века, — раздался голос за спиной. — Кого-то мне это напоминает.

Конрад — в строгой сорочке и брюках, с толстой книгой в руках — выглядел как университетский профессор.

— И где же глобус?

— Какое совпадение! Я тоже первым делом хотел спросить, как у тебя дела. — Конрад взглянул на армиллярную сферу. — Здесь я встретил Брук, когда ты от меня сбежала. Она выгуливала собаку.

— У нас осталось всего четыре дня. — Серена не скрывала разочарования. — Ты нашел глобус?

— Нет, но я знаю, где он.

Развернувшись, Серена быстро пошла прочь от постамента — они слишком «светились» вместе, долго так оставаться было нельзя.

— Ты уверял, что глобус — в краеугольном камне Капитолия.

— Он там и был, — ответил Конрад, увлекая ее по булыжной тропе под названием «Аллея любви» в лощину парка Рок-Крик. — Масоны его перепрятали.

— А что, краеугольный камень фундамента — это недостаточно безопасно?

— В 1812 году англичане сожгли Капитолий до основания. Полагаю, что масоны встревожились и перенесли глобус — подальше от греха и от «Альянса». Такова моя теория.

— Твоя теория? — встревоженно повторила она. — И куда, по твоей теории, масоны перенесли глобус?

— Под Джефферсон-билдинг в Библиотеке конгресса.

Серена покачала головой.

— Там Ланфан и строить-то ничего не собирался.

— Нет, но космический луч привел меня через свод Капитолия к главному входу в библиотеку.

«С меня хватит», — подумала Серена. Время шло, а результатов не было.

— Опять этот чертов луч! Конрад, мы сто раз облетим вокруг земного шара за твоим лучом, но так и не найдем глобуса.

— И это масоны предвидели! — сказал он и остановил ее около ручья — очевидно, того самого Рок-Крика, что дал название всему парку. — Они поняли, что отступили от первоначального замысла, поэтому оставили подсказки для Звездочета в виде изображений зодиака.

— Зодиака?

— В Джефферсон-билдинг их пруд пруди. Официально там семь изображений зодиака, но местные экскурсоводы насчитали одиннадцать, а я нашел пятнадцать.

Серена уставилась на него.

— Подожди-ка, когда это ты считал зодиаки?

— Сегодня.

— Я тут с ума схожу, нервничаю, не знаю, жив ли ты! — возмущенно завопила она. — А ты хулиганишь в сенате США, а потом шляешься по библиотеке, через дорогу от места преступления, когда кругом все оцеплено полицией!

— Тише, — Конрад оглянулся и взял Серену под руку, — я все равно был в библиотеке, так почему не воспользоваться возможностью?

Серена сердито выхватила руку из его крепких пальцев.

— Если тебе там так понравилось, мог бы и на ночь остаться.

— Ага, я бы с удовольствием… В общем, я никак не мог понять, куда двигаться дальше, пока мне на глаза не попалась арка к востоку от главного зодиакального круга в фойе центрального входа. Над аркой высечены имена основателей библиотеки, начиная с бригадного генерала Томаса Линкольна Кейси.

У Серены от всего этого ум заходил за разум.

— Осталось выяснить, кто такой Кейси.

— Он состоял в масонской ложе, как и Вашингтон с Ланфаном, и не только курировал строительство монумента Вашингтона, но и построил Библиотеку конгресса. Заметь, от самого фундамента!

Они порядочно углубились в чащу парка. Серена пыталась понять, куда клонит Конрад.

— Значит, ты полагаешь, что Библиотека конгресса, построенная Кейси и масонами, — это такая астрологическая крепость для защиты небесного глобуса?

— Так и есть.

— В фантазии тебе не откажешь, но как можно столь бездоказательно увязывать имя Кейси с последним пристанищем глобуса? Раньше ты считал, что глобус в Капитолии.

— Он там и был, — ответил Конрад. — А вот тебе доказательства: именно Кейси составлял отчет о степени разрушения Капитолия в 1814 году, когда англичане сожгли и уничтожили северное крыло здания. Отчет у него принимал Бенджамин Генри Латроуб, тогдашний главный архитектор Капитолия.

Серена знала, что Бенджамин Генри Латроуб также проектировал первый американский собор в Балтиморе для архиепископа Джона Кэрролла с помощью Томаса Джефферсона. Теория Конрада перестала казаться бездоказательной.

— Значит, именно тогда Кейси с масонами перенес глобус из развалин Капитолия?

— Ну конечно.

— Да, ты в библиотеке времени зря не терял. — Она ткнула пальцем в обложку книги. — Саймон Ньюкомб, «Введение в астрономию». Ты записал книгу на себя?

— Я обязательно ее верну. Залезу в окно и верну.

Что можно было на это ответить? Пути назад нет, и Конрад твердо намеревался двигаться вперед.

— Кто такой Саймон Ньюкомб?

— Адмирал ВМС США, один из лучших американских астрономов девятнадцатого века. Кейси, впоследствии командующий инженерными войсками США, в молодости был помощником у Ньюкомба. Просто невероятно, как все взаимосвязано, правда?

— Ты считаешь, что, прочитав популярную книжку по астрономии профессора Ньюкомба, можно проникнуть в замыслы строителей Библиотеки конгресса?

— Совершенно верно, — согласился Конрад. — Как только план застройки столицы начал отклоняться от проекта Ланфана, масонам пришлось искать какой-то внешний способ сохранить непростую символику звездных параллелей, поэтому они обратились к зодиаку. Если разобраться со всей этой астрологией на планах реконструкции библиотеки, я уверен, что обнаружится скрытый тоннель, который приведет нас к глобусу.

Конрад замедлил шаг и зорко осмотрелся. Убедившись, что за ними никто не следит, он сошел с тропы в густой подлесок.

— Пойдем.

Серена удивленно пошла следом сквозь густую листву, уворачиваясь от упругих ветвей, хлещущих в лицо. Что тут может быть? Они уже порядочно отошли от протоптанных дорожек. Через пару минут Конрад остановился перед небольшой скалой в чаще, сдвинул занавес вьющихся по камню лоз и открыл вход в пещеру.

— Я здесь в детстве часто играл, — пояснил он. — Там, в глубине, индейский колодец. Пещера обрушилась лет сто назад. Мы с отцом откапывали ее понемногу, а каждую весну сажали кусты на тропинке, чтобы никто не обнаружил нашего тайного укрытия.

Серена кивнула. Она вряд ли отыскала бы дорогу сюда, но такая пещера была гораздо лучшим убежищем для этого небритого Гекльберри Финна, чем ее пентхаус, который наверняка находился под наблюдением.

— Конрад, завтра вечером у меня в «Хилтоне» ежегодный фуршет с журналистами, на следующее утро — молитвенный завтрак с президентом, а послезавтра — День независимости.

— Да, знаю. Наступает крайний срок. Библиотекой конгресса я займусь завтра вечером, иначе наши шансы на то, чтобы сцапать глобус и разгадать его тайну, равны нулю. Без этого нам не остановить «Альянс».

— Не остановить от чего? — попробовала она еще раз. — Если бы мы знали, что они собираются сделать, глобус не понадобился бы.

— Глобус нужен обязательно, — заверил ее Конрад. — Что касается их планов, я полагаю, они собираются повторить попытку 1783 года.

— Совершить переворот? — спросила Серена. — Американцы этого никогда не допустят.

Конрад пожал плечами.

— А что, если это такой переворот, который никто и не заметит?

— Астрологические знаки не похожи на астрономические уравнения, — мягко напомнила Серена. — Астрологию можно толковать как угодно, она далека от четких линий и расчетов, к которым ты привык. В книге профессора Ньюкомба подсказки вряд ли обнаружатся.

— Что с того? У меня есть знакомый масон, он-то точно нам поможет.

— Масон? — Серена, разумеется, знала, кто такие масоны — «творцы» зданий, инженеры человеческих душ. Впрочем, доверие к ним подорвали рыцари-тамплиеры, решавшие все вопросы с позиций вооруженной силы. Хуже того, оказалось, что «Альянс» проник и управлял масонскими структурами в стратегически важный период Войны за независимость. Кто знает, сколько управленцев и информаторов «Альянса» осталось в масонском братстве? — Можно ли доверять этому масону?

— Отец доверял.

— Это разные вещи. Доверяешь ли ты этому масону?

— Серена, я и тебе не очень-то доверяю, но выбирать не приходится. Я, кстати, даже не знаю, жив ли он.

Серену укололо замечание: недоверие всегда обидно. С другой стороны, она это заслужила.

— Как же ты его найдешь?

— У нас с ним есть общий знакомый, с которым я встречаюсь завтра в пять утра.

— Твой знакомый занимается делами в пять утра?

— Угу.

— До пяти еще много времени. Что делать будешь?

— Поиграю в скаута, — ответил он, заглядывая в пещеру. — Может, проведем романтическую ночь в подземелье?

«Ах, если бы он знал, что больше всего на свете мне хочется спрятаться с ним в пещере и забыть обо всем», — подумала Серена. Она бы так и поступила, если бы не вера в Господа, в человечество и в будущее всего мира.

— Перед таким предложением трудно устоять, — проговорила она, — но мне надо быть у них на глазах, подальше от тебя. Если получится, завтра вместе отправимся к твоему масону, хотя лучше перестраховаться, чем потом раскаиваться.

— Забавно. То же самое ты сказала когда-то на озере Титикака.

Конрад вспоминал их первую встречу в Андах… Серене вдруг передались его тревога и предчувствие тайны.

— Вот, держи, пригодится.

Она вынула из рюкзака зубную щетку, теплое, но очень легкое пальто и смену белья.

— Мне, знаешь ли, не нравятся семейные трусы, — заявил Конрад.

— Пожалуйста, будь осторожен. Это не забавное приключение. И пули не игрушечные.

В лощине почти совсем стемнело. Серена отправилась в обратный путь, пока дорогу еще можно было разобрать. Она обходила лесные коряги, и Конрад что-то шепнул ей вслед. Серена обернулась, но Йитс скрылся в темноте.

ГЛАВА 20

Макс Сиверс стоял перед зеркалом в спальне своего дома в Джорджтауне, разглядывая свое нагое тело. Восхищаться было чем — золотистые волосы, голубые глаза, орлиный нос, волевой подбородок, не говоря уже о рельефных стальных мышцах. Никто бы и не подумал назвать его чудовищем. Более того, зеркало не отражало главного — его блестящего ума, да что там, гениальности и породы.

«Скоро, — подумал он. — Очень скоро мир все это оценит».

Душ в ванной комнате смолк. Макс прошел по мягкому ковру к постели и нырнул под одеяло. Он прокручивал в голове сегодняшний разговор с министром обороны, полученное задание — и поражался идиотизму ситуации.

В другой стране, в другое время его прадед помогал управлять организацией, весьма схожей с ДАРПА, где столь же туманные исследования проводились по заданию хозяина — Адольфа Гитлера.

Перед Второй мировой войной Гитлер разослал по всему миру эмиссаров — немецких ученых и археологов — в поисках доказательств биологического превосходства арийской расы. Многие из них не были убежденными нацистами, но мало кто решился отвергнуть измышления Гитлера и его кровавого приспешника Генриха Гиммлера. Ученым предложили выбор: концентрационный лагерь или финансирование и исследовательские возможности, которыми не мог похвастать ни один университет.

«Аненербе» — так назывался этот мозговой центр, отдел СС, созданный с единственной целью: раз и навсегда доказать, что арийцы не только раса господ, не только вершина эволюции человечества, но и раса, давшая человечеству жизнь, «мать народов». В период расцвета «Аненербе» насчитывала около двухсот ученых, исследователей и сотрудников. Ее группы рассыпались по всему миру в поисках доказательств, посетили озеро Титикака в Боливии, Канары, острова Средиземноморья и даже Тибет. Считалось, что в этих местах существовали следы арийских колонистов, и исследовательская работа вскоре свелась к одной конкретной задаче — направить все силы на поиски места, откуда колонисты пришли.

Вывод напрашивался сам собой: этим местом была Атлантида, географически располагавшаяся в Антарктике. Если добраться до развалин Атлантиды подо льдом, можно поставить жирную точку в вопросе превосходства арийской расы, а следовательно, и гитлеровского тысячелетнего рейха.

С этой целью подводные лодки Гитлера ринулись к Антарктиде. Нацистские экспедиции высаживались на заснеженных берегах в поисках развалин древней цивилизации. Нацистские флаги взвились над ледяными просторами и до сих пор стоят там под слоем снега как напоминание о том, кому принадлежит последний континент.

Однако исследователи вернулись ни с чем — те, кому удалось спастись. Многие остались в чудовищной мерзлоте. Ученые возвратились не с находками, а с обмороженными конечностями, а кто и вовсе остался без пальцев на руках и ногах.

Вольфрам Зиверс, прадед Макса, ничуть не удивился — он всегда считал археологию уделом сумасшедших. В то время как сотрудники «Аненербе» исследовали прошлое, Вольфрам с головой ушел в будущее: в генетику и эволюцию человека. Его исследования большей частью базировались на евгенике — дисциплине, популярной в США в начале двадцатого века.

К несчастью, исследования требовали экспериментов на живых организмах. Этого добра хватало — концентрационные лагеря кишели евреями. Научные находки стали бесценным кладезем информации и привели к созданию новых биотоксинов.

Гитлер надеялся оснастить биотоксинами боеголовки Фау-2 и уничтожить союзников. Но ветер войны переменился, уничтожив Гитлера с его нацистами, и работа Вольфрама оборвалась на полпути.

Германия раскололась на две части. «Хорошие немцы», которые служили в «Аненербе», вернулись на свои посты в элитных университетах. Некоторые, как, например, ракетчик Вернер фон Браун, были весьма востребованы в Соединенных Штатах и в конце концов привели американцев на Луну. «Плохих немцев» — тех, которые, как прадед Сиверса, участвовали в холокосте, — казнили в Нюрнберге за преступления против человечества.

Сиверс рос на юге Калифорнии, в окружении родственников, и стыдился своего происхождения. В школьныегоды, учась в Торри-Пайнз, он объявил о решении посвятить жизнь созданию вакцин для борьбы с эпидемиями и для продления жизни. На первом курсе Стэндфордского университета Макс заручился серьезной финансовой поддержкой и основал компанию биотехнологий в Сан-Диего.

Он заработал миллионы, но все вдруг рухнуло: религиозные фанатики Америки встали на пути исследования стволовых клеток, потому что опыты включали в себя прерывание беременности и уничтожение зародыша. Лицемерные католики и евангелисты назвали его детоубийцей, хотя сами вовсю пользовались его препаратами, творя свои «богоугодные дела» в странах третьего мира, раздавая вакцину бедным и больным.

Вот тогда-то Макс и пришел к переоценке своего прадеда. Доктор Зиверс работал не с живыми эмбрионами, а с заключенными концлагеря, по сути — ходячими мертвецами, но ему тоже не повезло. Макс решил, что политика, будь то немецкие фашисты или американские республиканцы, не должна иметь отношения к науке, а от религии надо держаться подальше. Тяготы государственного вмешательства в дела его компании стали чрезмерными. Частному предпринимателю некуда деваться, кроме военно-промышленного комплекса.

Военные ждали его с распростертыми объятиями, оберегая от завистливых взглядов финансовых воротил и светской хроники. На Сиверса посыпались миллиарды долларов. Вдобавок он получил шапку-невидимку под названием «национальная безопасность», прикрываясь которой, Макс мог проводить любые эксперименты — в основном на военнослужащих… О таких возможностях он и не мечтал, занимаясь частным предпринимательством! То, на что потребовались бы десятилетия, было проделано всего за три года. В результате появилась интеллектуальная вакцина «Си-Джен», вершина его работы.

Теперь же, подобно прадеду, ему пришлось опуститься до выполнения полувоенных заданий своих безмозглых пентагоновских хозяев — искать зарытые глобусы, сражаться с какими-то смехотворными «астроархеологами» вроде Конрада Йитса.

«Этот мир совсем спятил, — подумал Сиверс. — Настала пора нового мира».

Из распахнутой двери ванной вылетело облачко пара, из которого появилась длинная загорелая нога и выплыло роскошное обнаженное тело Брук Скарборо. Сиверс вожделенно пожирал ее взглядом. Брук скользнула к нему под одеяло. Уже несколько недель, как они не занимались сексом. Макса бесило, что приходится делить Брукс Конрадом Йитсом.

Еще хуже то, что из-за нее у Сиверса возникли разборки с «Альянсом». Те требовали ее голову после исчезновения Йитса и полного провала с шифром в книге. Сиверсу пришлось заступиться: смерть дочери сенатора Скарборо повлекла бы за собой нежелательное расследование, а на кон поставлено так много! Вдобавок если Йитс объявится, то наверняка придет к ней. «Альянс» купился на такие доводы, и Брук получила отсрочку.

Как выяснилось, Йитс прекрасно обходился и без нее. Похоже, он чувствовал себя виноватым из-за недавней встречи с Сереной и прятался от Брук не меньше, чем от «Альянса». Сиверс и представить себе не мог, что Йитс был таким слабаком!

— Президент и Паккард рассказали мне о глобусе, — сказал он. — Ты знала, что вся эта шумиха вокруг надгробия и шифра в книге поднята из-за него?

Виноватое молчание Брук подтвердило, что не только «Альянс» держал его в неведении, но и она тоже. Это могло взбесить кого угодно. Макс принадлежал «Альянсу» по крови, поэтому всегда ревниво относился к новичкам, принятым в организацию, особенно если те доверяли ему тайны: например, настоящие имена трех десятков избранных — высшего руководства «Альянса», — которые знали всех в лицо и поименно. Ничего, через пару дней он тоже будет знать всех.

— Мне поручили его найти.

— Тебе? — всполошилась она. — Ты сообщил Осирису?

— Конечно. Это ничего не меняет. Глобус не должен попасть в руки государства или церкви. Федералы дали мне людей и полномочия на проведение операции. Кстати, будь внимательна — может, Йитс объявится. Ему некуда податься, и он наверняка придет к тебе.

Неловкая пауза затянулась.

Сиверс явно наслаждался ситуацией. Он даже подумал, что за унижением Брук следить слаще, чем утолять с ней охватившую его похоть.

— Макс, ты так спокоен и самоуверен… — начала она. — Для тебя Конрад Йитс — как инфузория под микроскопом. Ты не представляешь, на что он способен.

— Ну, ты-то представляешь, — сказал он ледяным тоном.

Брук сжалась от страха. Сиверс чувствовал ее ужас.

— Если загнать Конрада в угол, будет гора трупов.

Сиверс расхохотался.

— С завтрашнего утра, Брук, ни о ком, кроме себя, волноваться тебе не придется.

ГЛАВА 21

На следующее утро Конрад переоделся и в полшестого подошел к «Старбаксу» на Висконсин-авеню. У дверей его старого знакомца Дэнни Зи уже собралась очередь.

Дэниел Мотамед Заде — для друзей просто Дэнни Зи — работал баристой: стоял за прилавком и готовил кофе. Распростившись с Пентагоном, он отрастил волосы, и черный хвост на затылке делал его похожим на Антонио Бандераса из «Зорро». Конрад остановился у прилавка и впервые за десять лет посмотрел Дэнни Зи в глаза.

— Большой латте с обезжиренным молоком, — сказал Конрад и протянул Дэнни три долларовые банкноты с портретом Джорджа Вашингтона. — Для Буббы.

Дэнни отметил заказ снаружи на стенке старбаксовского картонного стаканчика, посмотрел на следующего посетителя и произнес:

— Ваш заказ, пожалуйста.

Вот и все, контакт состоялся.

Конрад побрел к дальнему концу стойки, где в ожидании кофе толпились клиенты: преуспевающие юристы, парочка дипломатов и молоденькая практикантка, которую наверняка прислали за кофе для помощников какого-то конгрессмена.

Посреди первой полосы «Вашингтон пост», которую читал один из посетителей, красовался заголовок: «Капитолий эвакуирован из-за ложной угрозы биотеракта». Бизнесмен опустил газету и встретился глазами с Конрадом, который быстро перевел взгляд на полки с кофейными кружками: о, новый дизайн. Захотелось купить пару — одну для себя и одну для Серены.

Бариста вызвал некоего Боба за порцией кофе. Никто не отозвался, и Конрад предположил, что «Боб» — это «Бубба», плохо расслышанное баристой. Первый же глоток кофе подтвердил правильность догадки. Конрад вышел на улицу и поднес стаканчик к глазам: на гладкой поверхности красовались изображения созвездий с отцовского надгробия. Был там и новый, четвертый знак, нарисованный Дэнни.

Истолковать цепочку знаков на стаканчике с латте можно было так: «Волопас + Лев + Дева = Неудачный альянс».

«Тоже мне новость», — подумал Конрад. Посмотрев в окно кофейни, он не увидел Дэнни Зи за стойкой. Заказы принимала какая-то блондинка.

Конрад зашел в переулок и остановился у мусорных баков. Начал моросить дождик. Йитс потягивал кофе и ждал. Кофе у Дэнни Зи получался отменный, только вот вряд ли его родители из Беверли-Хиллз мечтали о таком будущем для их юного гения, когда тот отправился на учебу в Массачусетский технологический институт.

Дэнни родился в иранской семье. Его родители покинули Тегеран в конце семидесятых годов, когда муллы устроили переворот и свергли шаха. Беженцы поселились в Труздейл-Истейтс — в той части Беверли-Хиллз, где жили иранские евреи, — и поддерживали ограниченный контакт с внешним миром. Когда Дэнни пошел в школу, оказалось, там училось столько выходцев из Ирана, что программа школы печаталась и на английском, и на фарси. Вполне закономерно, что цэрэушники-«охотники за черепами» накинулись на «хорошего» иранца со связями на родине. Дэниель Мотамед Заде к тому времени подустал от роскошных тачек и персидских принцесс, а перспектива погрязнуть в такой жизни до конца своих дней толкнула его в романтику: он стал шпионом во имя своей обожаемой Америки — «дьявола во плоти», по утверждению тогдашнего тегеранского режима.

Несколько лет спустя Дэнни Зи со скандалом ушел из Управления национальной разведки при Пентагоне — после взаимных обвинений с обеих сторон, — но остался при деле: Объединенный комитет начальников штабов взял его на должность главного астролога.

Дэнни почему-то решил, что Конрад работает на Пентагон. Бариста вышел на улицу с мешком мусора и тут же замахнулся им на Конрада.

Конрад уклонился, но обварил руку горячим кофе.

— Дэнни, ты что? Я свой, я играю за хороших парней.

— Врешь, — сказал Дэнни, засовывая мешок в вонючий контейнер. — Тебя ведь зовут Йитс, да? Знавал твоего папашу.

— Он умер, ты в курсе?

— Чем докажешь?

— Похоронами, Дэнни. Из старой гвардии не было только тебя.

— Ну и что?

— Ну и то, что только тебе и можно верить.

Дэнни протянул ему платок.

— Кофе надо пить быстрее. Аромат улетучивается за считанные минуты, меняется химический состав. Пей, а то хороший кофе пропадает.

Конрад вытер руку, отхлебнул из стаканчика и одобрительно кивнул головой.

Дэнни успокоился, достал сигарету и нервно затянулся, поглядывая на Конрада.

— А где кальян?

— Я сменил религию и больше не занимаюсь ерундой.

— С каких это пор табакокурение приравнивается к церковному таинству?

— С тех самых, как Рахиль, увидев Исаака, дала прикурить своему верблюду. — Дэнни пустил струйки дыма из обеих ноздрей. — Ты тоже пытаешься разгадать эту чертовщину на отцовской могиле?

— Тоже?

— Несколько недель назад ко мне пришли люди Паккарда и спросили о созвездиях на надгробии. А ты думал, что я телепат, что ли?

Когда-то Дэнни был жизнерадостным малым, но произошло что-то очень серьезное, когда Минобороны переманило его из ЦРУ.

И русские, и «Аль-Каида», и китайцы, да и многие другие проводили ракетные запуски, террористические атаки и ядерные испытания в определенные даты. Глава советской ракетной программы однажды отметил в официальных документах, что «астрология — это точная наука». Поэтому, пока враги Америки, как настоящие, так и выдуманные, верят во всю эту абракадабру, в Пентагоне решили на всякий случай тоже верить: для предвосхищения опасности проанализировали каждый день календаря, сложили историю с астрологией, зримое с незримым, — чтобы соломки подстелить.

Предки Дэнни были волхвами персидской империи, евреями, изгнанными в Вавилон и обученными царем Навуходоносором за шестьсот лет до рождения Христа, так что Дэнни с астрологией был знаком с детства. Разумеется, местные евангелисты в Пентагоне в штаны наложили, когда узнали, с кем будут работать. Вдобавок их добило имя — Даниил, как у пророка, который предсказал взлет и падение всех грядущих империй до конца времен.

— Дэнни, что произошло?

— А то ты не знаешь…

— Нет.

— Ты серьезно?!

Конрад покачал головой.

— Говорили, ты вычислял «благоприятные» даты и всякое такое… Я решил, что тебе надоела рутина, что ты устал думать, как эти психопаты, которые прячутся в пещерах по всему миру.

Дэнни бросил окурок на влажный тротуар, растер подошвой, потом взглянул на Конрада.

— Моими расчетами пользовались для операций спецназа.

— Для того тебе и поручили эту работу, Дэнни. Ты ставишь себя на место врага, думаешь, как он, и результаты докладываешь начальству. На Пентагон работает похожая команда астрологов и экстрасенсов, ты же знаешь.

Дэнни горько рассмеялся и закурил другую сигарету.

— Моими выкладками пользовались для проведения операций нашего спецназа.

Конрад изумленно замер.

— Операций американских войск?

— К моим сводкам относились, как к прогнозам погоды: «Марс в созвездии Дракона — можно наносить удар, ничего, что полнолуние». — Дэнни глубоко затянулся. — Адмирал Темпл объяснил, что так делалось с незапамятных времен: так мы победили в Войне за независимость, так побеждаем в каждой долбаной войне. Именно поэтому армия США непобедима.

— Непобедима?

— Так говорят звезды. — Дэнни пожал плечами. В его глазах читались сомнения и отчаяние. После стольких лет в ДАРПА Конраду не хотелось спорить. — Сначала я не поверил. Думал, они просто не дают мне расслабиться — ну и подсунул откровенную фальшивку вместо прогноза. На следующий день мы потеряли двадцать человек из отряда «Дельта». Меня вызвали. Звезды ведь не ошибаются? Значит, я ошибся. Я пообещал, что буду стараться.

— Но стараться, судя по всему, не стал.

Дэнни злобно сощурился.

Конрад отвел взгляд. Вокруг стояли мусорные контейнеры. На оперативный штаб похоже мало.

— Так что же случилось, Дэнни? Провал еще одной тайной операции?

Дэнни покачал головой.

— Случилось тридцатое июня две тысячи четвертого года. — Дэнни внезапно умолк, прикидывая что-то. — Четыре года назад, день в день. Вот ведь совпадение, что ты объявился именно сегодня.

Конрад призадумался. Четыре года назад он и сам уже забыл о Пентагоне, работал в Андах над своим телешоу «Загадки древности». А затем, как всегда неожиданно, из небытия возник отец и утащил его в Антарктиду.

— Так что стряслось тридцатого июня две тысячи четвертого года?

— Соединенные Штаты передали местным власть в Ираке.

— Ты делал астрологический прогноз для верховного командования? По времени передачи суверенитета иракцам?

— Вплоть до секунды: в десять двадцать шесть по багдадскому времени, то есть в двадцать шесть минут третьего здесь, в Вашингтоне, — ответил Дэнни. — Но они облажались. Прошел слух о готовящейся попытке покушения на временного премьера, Аяда Аллави. Пол Бремер, глава администрации, начал гнать лошадей и вручил Аллави кожаную папочку с документом о передаче государства за два дня до намеченного срока.

Конрад удивленно посмотрел на него.

— Ты думаешь, именно поэтому оккупация Ирака провалилась?

— Чушь! Хотя кое-какие пентагоновские лампасы так и решили. Ведь так гораздо приятнее, чем самих себя винить. В какое дерьмо мы влезли! Какая, к черту, «ось зла»? Ни хрена там не было. Чокнутые иранцы и северные корейцы клепают ядерные бомбы и раздают их направо и налево самым отмороженным террористам — это да. Весь мир разлетится к чертям собачьим только потому, что у Буша голова из жопы растет.

С Дэнни все было ясно. Пора задавать главный вопрос, пока у злобного шизика совсем не сорвало крышу.

— Дэнни, послушай… — Конрад глубоко вздохнул. — Мне нужно встретиться со Стражем.

Во взгляде Дэнни появились страх и отвращение.

— Масоны-то тебе зачем понадобились?

— Да так…

— Ты совсем охерел. Вы все охерели! — Дэнни забегал по кругу, размахивая руками, как настоящий сумасшедший в психбольнице. — Весь мир охерел!

— Дэнни, из прошлого у меня остались только ты и Страж, больше я никому доверять не могу.

Дэнни остановил безумный бег, хотя глаза продолжали гореть огнем сумасшествия.

— Он из прошлого твоего старика, из глубокого-преглубокого прошлого. Он умер, кажется. Со всем своим масонским дерьмом.

— Кажется?

Похоже, Дэнни начал успокаиваться.

— Не знаю. По-моему, да.

— А если предположить, что он еще жив, где его найти?

— В какой-то богадельне в Ричмонде. Вроде бы недалеко от ветеранского госпиталя.

— Не может быть!

— А ты думал, мы все погибнем в зените славы, как твой старик?

На мгновение они оба замолчали. Конрад прислушался к нарастающему шуму нового дня на соседней улице. Небо светлело, хотя продолжало моросить. Дэнни, похоже, пришел в себя. Он оглядел помятый костюм Конрада и вдруг сообразил:

— Черт, ну и тупица же я! Это ты вчера навел шороху в Капитолии?

— Что с того?

— Пустая трата времени, мог бы у меня спросить.

— Что, луна не в том доме, или еще чего-то?

— Еще чего-то.

— А сегодня ночью мне повезет?

— Серьезно? — Дэнни быстро набросал какие-то знаки на салфетке из кафе. — Беда с тобой, ты ведь даже не знаешь своего дня рождения. Это слегка путает карты. Но, судя по поведению и «закидонам», ты наверняка водяной знак — Рыбы скорее всего.

Через минуту Дэнни показывал ему прогноз; на взгляд Конрада — полная чушь.

— Что это такое?

— Ты в жопе.

— Серьезно?

Дэнни кивнул и затоптал второй окурок.

— Да и я тоже, если нас кто-нибудь увидит вместе.

Конрад сунул салфетку в карман.

— Ладно, этой встречи не было.

— Если бы! — Дэнни исчез в кафе.

ГЛАВА 22

Штаб ДАРПА

Арлингтон, Виргиния

Обычная арлингтонская шестиэтажка офисного вида, в которой размещается штаб-квартира ДАРПА, малоинтересна для пассажиров ближайшей станции метро, равно как и для посетителей местных фаст-фудов, бензозаправок и кинотеатров. На входе в безымянное здание из стекла и стали одиноко мается охранник, и спешащему мимо пешеходу вряд ли придет в голову, что внутри — вовсе даже и не филиал какого-нибудь местного банка.

В стеклянном офисе на шестом этаже Максу Сиверсу сообщили, что Конрада Йитса засекли, и Норм Карсон рвался послать за ним своих парней. Сиверс дал Пентагону отбой.

— Я сам займусь им. — Макс повесил трубку и набрал другой номер. — Говорит Распылитель. Жду вертолет через десять минут на крыше.

«Запасы пополнить не помешает», — сказал себе Сиверс.

Он спустился на лифте на этаж шестью уровнями ниже подземной парковки, где располагался так называемый «ледник». Хранилище, построенное еще генералом Йитсом, для Сиверса оказалось просто подарком судьбы. Плут умудрился сохранить «ледник» в тайне даже от Пентагона. Сиверс узнал об этом помещении, только получив ДАРПА в наследство. Открытие «ледника» убедило его в том, что он правильно поступил, прислушавшись к призыву «Альянса» оставить «Си-Джен» и возглавить ДАРПА.

Сиверс прошел по длинному узкому тоннелю к толстенной стальной двери под сводчатым потолком и провел пальцем по датчику сканера у двери. Раздался глухой удар, а затем щелчки отпирающихся засовов изнутри. Дверь толщиной в два фута открылась; шлюзовая камера вела в хранилище. Сиверс надел костюм бактериологической защиты и открыл дверь в «ледник». Там, под глубокими поземными сводами, в тайной тюрьме содержался, пожалуй, самый необычный пленник за всю историю существования вооруженных сил США.

Называли его Гансом. Ганса обнаружили американские войска в Антарктиде в сороковые годы, во время операции «Хайджамп». Суть операции состояла в проведении широкомасштабной высадки в Антарктиде для проверки данных, полученных американцами от нацистов в последние дни войны. Почти все крупные американские базы на ледяном континенте появились в результате проведения операции.

Ганс был замороженным трупом немецкого офицера с секретной фашистской базы в Антарктиде, основанной самим «Бароном Черного ордена», генералом СС Людвигом фон Бергом. Считалось, что именно на этой базе «Последний батальон» Гитлера хранил биотоксины. Эти биотоксины вывозились из агонизирующего Третьего рейха на подводных лодках, как и высшие нацистские чины, которые впоследствии легализовались в Аргентине.

Ганс был молчуном, но омертвевшая ткань его легких позволила Сиверсу сделать второе важнейшее открытие в жизни: фашисты поработали над испанкой 1918 года, которая унесла больше пятидесяти миллионов жизней, и сделали из нее оружие Судного дня. Ужасная инфекция уничтожила своих создателей, но дала новый импульс исследованиям Сиверса, направила Макса на новую стезю.

Замороженная легочная ткань Ганса хранила прекрасный исследовательский материал — живой вирус птичьего гриппа. Основная задача сводилась к тому, чтобы на его основе разработать легкораспыляемый аэрозоль. В процессе работы Сиверс обнаружил у Ганса прионную мутацию клеток головного мозга. Одной капли жидкости полученной из тканей трупа достаточно для создания дюжины смертоносных доз. Одна инъекция или укол дротиком вызывают мгновенную смерть, причем внешне все выглядит как смерть по естественным причинам. Воспользоваться готовым ядом необходимо в течение двадцати четырех часов, иначе его эффективность снижается, а потому и в «ледник» приходилось заглядывать часто.

Сиверс улыбнулся замороженному приятелю.

— Я к тебе сегодня ненадолго, Ганс, — сказал он, с нетерпением предвкушая, как будет резать Йитса на материал.

ГЛАВА 23

Дом престарелых Мишн-Спрингс

Ричмонд, Виргиния

На дорогу ушло три часа. Серена заметно сомневалась в необходимости встречи с неизвестным масоном третьей ступени по прозвищу Страж. Она молча переступила порог дома престарелых Мишн-Спрингс в своем обычном монашеском одеянии. Основной задачей дома было выскребать полуживые человечьи ошметки из близлежащей больницы Министерства по делам ветеранов, несколько недель поддерживать в них жизнь — и получать их пособие, разумеется, — а потом отправлять в могилу.

Регистратор, увидев посетителей духовного сана, указала дорогу к номеру 208. Дверь в комнату была приоткрыта. Конрад и постучать не успел, как дверь широко распахнулась, и на пороге возникла здоровенная медсестра. На груди у нее был жетон «Бренда», а в руках — полный мочеприемник.

— Мы готовы, святой отец, — сказала Бренда, увидев белый воротничок священника, которым Конрад щеголял наряду с макинтошем от «кутюрье Сергетти».

Реджи Джефферсона, по прозвищу Геркулес, с незапамятных времен называли «Страж». Геркулес был одним из немногих по-настоящему преданных друзей отца, может, его единственным другом. Отец Геркулеса, уроженец Нового Орлеана, работал каменщиком, а потом одним из первых чернокожих получил техническое образование и служил в ВВС.

Геркулес поставил планку еще выше и пожелал стать астронавтом. Но в НАСА не были готовы к чернокожему пилоту «Аполлона», и Реджи оказался за штурвалом транспортника Си-131 «Геркулес», принимая участие в секретных операциях генерала Йитса. Со временем его настигла судьба каждого, чья дорога пересеклась с отцом Конрада — авария и пожар при аварийной посадке, перелом позвоночника, инвалидное кресло на всю жизнь в возрасте сорока лет…

Прошло тридцать лет.

Не дав Конраду поздороваться, Геркулес проскрипел:

— Что-то ты задержался, сынок.

— До меня только дошло, что отцовское надгробие вырезал ты.

— Так папаша и рассчитал.

Геркулес был мало похож на масона в привычном понимании слова. По семейной легенде Джефферсоны вели свой род от рабов-масонов времен революции. Генерал Йитс не сомневался в этом, неоднократно сталкиваясь с глубоким знанием масонских таинств и мастерством каменотеса-планировщика, которое Геркулес являл при разработке секретных операций. А что до заявлений Реджи о кровном родстве его семьи с отцами-основателями — Вашингтоном и Джефферсоном, которые, по слухам, были охочи до негритянок-рабынь, — Конраду и в детстве казалось, что дядя Геркулес выдает желаемое за действительное. Еще труднее было поверить в такое сейчас, у больничной койки.

— Глобуса в краеугольном камне Капитолия нет, — сказал Конрад.

— Конечно. Кейси перенес его после войны 1812 года. Мог бы у меня спросить, малыш.

— Мог бы и на похороны прийти, — вздохнул Конрад.

— На чем? — Геркулес показал на ноги. — К тому же мы с твоим стариком и не рассчитывали, что я столько протяну. Мы думали, тебе самому придется все вычислять. Пришлось творить загадку в камне и надеяться, что у тебя хватит мозгов с ней справиться. Похоже, не хватило.

— Так сколько ты меня уже ждешь?

— А давно Плут отбросил копыта?

«Четыре года», — со стыдом подумал Конрад. Очевидно, Реджи ждал посещения сразу после смерти отца, но Конрад был слишком погружен в свою печаль после гибели и катастрофы в Антарктиде. Несчастный Геркулес все это время провел в ожидании, бередя раны в кровати, к которой его приковал генерал Йитс.

Сказать Конраду было нечего, поэтому вместо него заговорила Серена, сразу же переходя к делу:

— Здравствуете, дядя Геркулес. Я…

— Я знаю, кто ты, сестра Сергетти. Рад познакомиться.

— Мы считаем, что глобус — где-то под Библиотекой конгресса, — сказала Серена. — Кейси и его сын Эдвард, работавший над интерьером, оставили подсказки в виде зодиакальной карты. Но доктор Йитс не в силах разгадать эту тайну, и мы надеемся на вас.

Выразительность ее австралийского акцента оживила старика Геркулеса, и он одобрительно осклабился, подмигнув Конраду:

— Много с ней мороки, а?

Конрад глянул на Серену.

— Хватает. Что касается глобуса…

Геркулес повернулся к Серене:

— Так ты думаешь, мы, масоны, дьяволопоклонники?

— Я думаю, вы поклоняетесь знанию, — ответила Серена, не поддаваясь на провокацию. — Опасность в том, что вы поглощены познанием, но никогда не придете к истине.

— Масонство не религия, сестра Сергетти. Мы за просвещение, а не за спасение.

— А значит, вы сотворили себе кумира из познания, — парировала она. — Именно так сатана искушал Еву в райском саду.

— Выходит, все-таки идолопоклонники?

— Выходит, что так, — улыбнулась Серена.

Гнетущая тишина наполнила комнату.

— Знаешь, Йитс, твоя подружка мне напоминает одну дамочку, звали ее Энн Ройал, — наконец изрек Геркулес. — Первая известная журналистка Америки, та еще подстрекательница, все вопила о коррупции в правительстве, и это на заре девятнадцатого века!

— Энн Ройал? — отозвался Конрад.

— Да, а жила она в то время на Би-стрит, около Второй и Капитолия, — продолжал Геркулес. — Ее муж, капитан Уильям Ройал, был масоном. Долгие годы масоны, преданные идее визирования плана столичной застройки относительно небесных светил, собирались в цокольном этаже дома Ройалов на тайные совещания. Однако наступили времена, когда масонам не удалось сохранить даже сам дом — его снесло подразделение инженерных войск.

Конрада охватило ощущение предчувствия. Все это было сказано неспроста. Насмешка в глазах Геркулеса что-то скрывала.

— Почему военные снесли дом Энн Ройал?

— В 1890 году Кейси потребовалось место для строительства Библиотеки конгресса, и нужно было заложить северо-восточный краеугольный камень.

«Вот оно что», — подумал Конрад.

Серена тоже все поняла: масоны перенесли глобус в цоколь дома Энн Ройал, а затем построили библиотеку на этом фундаменте. Дом сломали, но его фундамент остался под Библиотекой конгресса.

Конрад нахмурился.

— Радиант, которому я следовал, пересекает Большой зал библиотеки в юго-восточном направлении. Фундамент должен быть где-то под северо-восточным углом здания?

— Он там и находится, — согласился Геркулес, — но подходной тоннель — в юго-восточном углу.

— Какой еще подходной тоннель? — заинтересовалась Серена.

— Принеси мои бумаги, я покажу.

Конрад и Серена обшарили глазами комнатушку; в ней ничего не было, кроме зеркального комода с пожелтевшей от времени фотографией Геркулеса и Йитса-старшего.

— Посмотрите в рамке.

Конрад вынул фотографию из рамки и отлепил от нее тоненький, сложенный несколько раз лист. Геркулес жестом велел развернуть протянутую бумагу.

— Уже и не разберешь ничего, но я объясню.

На схему потребовалось какое-то время. Оказалось, что перед ними планы, вертикальные проекции и детализированные чертежи здания Библиотеки конгресса, на которых стояли штемпель «Эдвард Пирс Кейси, архитектор, Бродвей, 171, Нью-Йорк» и подпись Бернарда Грина: «Управляющий и инженер строительства».

— Видишь, радиант пересекает зодиакальный круг в знаке Девы на полу главного зала. — Геркулес ткнул в бумагу узловатым пальцем. — В конце дня все в столице пронизано знаком Девы. Весь город равняется на Пречистую Деву.

— Извините, не соглашусь, — сказала Серена. — Звездная Дева — это Изида, а не Мария, несмотря на все попытки астрономов Ватикана христианизировать ее в средневековье. Зодиак, по сути, — это астрологическая часть философии детерминизма, утверждающей главенство судьбы, а не свободной воли. Если за человеком не признается право выбора, о правах человека и речи быть…

— Может, для кого-то все это и так, — перебил ее Геркулес, — но для масонов Пресвятая Дева — символ дома и очага, матери-кормилицы и грядущего изобилия. Как Новый Свет для отцов-основателей.

— Тогда в ваших звездах — знаки женофобии.

Геркулес был в восторге от Серены.

— Тут ты права, сестра. Всякий раз, как связываешься с Богом или звездами, требуется дева. Без нее — никак. — Он явно развеселился. — Без девы дело никак не выгорит, сынок. А теперь их у тебя целых две — одна небесная, а одна — здесь, на земле. Да какая! Не девчонка, а огонь!

ГЛАВА 24

Сынок Плута и монашка ушли, а Геркулес задремал и проснулся только к вечеру. Старый солдат думал о том, что им удалось раскопать, немного жалея, что не сказал обо всем.

Порассказать ему было что.

Трясущейся рукой он вытащил из-под кровати старый кинжал с масонскими письменами. Клинок передавали из поколения в поколение — по слухам, это было оружие Джорджа Вашингтона. Геркулес хранил кинжал под кроватью по одной лишь причине — чтобы какой-нибудь санитар не стащил. Кинжал предназначался в подарок сынку Плута, но об этом в суматохе как-то забылось. Последнее время память была ни к черту, да и все остальное тоже.

В коридоре раздались шаги, и Геркулес спрятал кинжал под халатом. Два крепких санитара с креслом-каталкой появились в дверях. Бренда зачирикала о физиопроцедурах.

«Что-то меня мутит — кормят всякой дрянью», — подумал Геркулес, когда его катили по коридору.

— Милая, я знаю, вы настаиваете, чтобы вашу маму продолжали кормить через зонд, но она желает покинуть земную юдоль, — убеждала Бренда женщину в другом конце коридора.

«Какая, к черту, кормежка, — беззвучно возмутился Геркулес. — Вы бы ей хоть воды дали. Она страдает не от слабоумия, а от обезвоживания».

Они миновали кабинет физиотерапии: впереди были двойные двери выхода, а за ними — парковка, на которой поджидала «скорая».

— Вы куда меня тащите? — спросил Геркулес, но санитары швырнули его на носилки в машине, где уже ждал блондин со шприцем. Двери тут же закрылись, и машина тронулась.

— Какая досада, что мы разминулись с доктором Йитсом, — сказал неизвестный. — Может быть, вы нам подскажете, куда он направился?

Геркулес молчал. Халат был мокрый — похоже, он обмочился. Не мудрено, ведь другой пациент «скорой» — скрученный ремнями Дэнни Зи, с распахнутыми от ужаса глазами и кляпом во рту.

— О ком вы, доктор? И скажите, ради Бога, куда мы едем?

— Покататься, Геркулес, — ласково ответил неизвестный. — Если вы мне поможете, я вас отпущу, а если нет — придется разделить участь вашего дружка.

Дэнни Зи завизжал: длинная игла воткнулась ему в шею.

— Тело надо беречь, — приговаривал доктор, нажимая поршень шприца. — Поэтому я только расплавлю тебе мозги.

ГЛАВА 25

Конференц-зал отеля «Хилтон»

Джорджтаун, Вашингтон

— Вчера по дороге на Капитолийский холм мне пришла в голову забавная мысль.

В зале вашингтонского «Хилтона» раздались смешки. Серена Сергетти обращалась к столичной журналистской братии за ужином для прессы накануне ежегодного молитвенного завтрака с президентом.

— Недавно я делала доклад о правах человека в Китае, вернее, об отсутствии этих самых прав, когда речь идет о трансплантации органов. И вдруг поняла, что китайцы в общем-то правы.

Зал притих, нестройно звякнули о посуду вилки — журналисты трудились над ассорти мясных и рыбных блюд. Серена стояла перед ними словно посланница Христова, которой следовало выполнить нелегкую задачу — скрыть преступление, совершаемое во благо государства. Ощущение вины было просто невыносимым.

— Человек живет примерно восемьдесят лет, а государство существует вечно, а значит, государство должно приложить все усилия для достижения так называемой высшей цели, — пояснила она. — Однако же если душа бессмертна, как убеждал нас оксфордский профессор Клайв Льюис, то жизнь государства по определению конечна, то есть права личности первостепенны.

Серена с волнением поглядывала на часы. Спецслужбы вот-вот начнут прочесывать отель с собаками, а затем «Хилтон» превратится в непроницаемую крепость: никто не сможет ни войти, ни выйти, пока президент не закончит завтрак в этом самом зале ровно в десять утра. Если Конрад к тому времени не вернется…

— Весь смысл слов клятвы «единый народ под Богом», которую дает каждый американец, заключается в том, что государство не Бог. Права личности — вот та основа, на которой зиждутся Соединенные Штаты, и эта основа заложена американским проповедником Томасом Хукером, который проповедовал право любого верующего на служение и защищал святость верующего сердца. Он учил, что раз Святой Дух наполняет сердце каждого, то каждому следует иметь право выбора и свободу совести. Одним словом, правительство внутри нас — в тебе, во мне, в каждом из людей.

Многие из присутствующих были известными телевизионными комментаторами — уж им-то было бы о чем поговорить, знай они, что сейчас происходит.

— Я иногда задумываюсь, не забыли ли об этом мои американские друзья-евангелисты. Кто мы — верующие в коридорах власти? Или люди, которым коридоры власти внушают веру? Это не одно и то же. Ибо первые придут к открытому демократическому обществу, а вторые — к нынешней русской модели, когда бывшие шпионы КГБ фактически захватили власть в стране. Невольно задумываешься: а не случится ли чего-то подобного и у нас?

Серена имела в виду «Альянс» и «среднего американца». У римлян были хлеб и зрелища. У американцев — телевизор и американский футбол. Сидящие перед ней представители прессы тоже участвовали в Великом американском заговоре, рассказывали о нем в своих репортажах, а значит, формировали общественное мнение. Потому-то Серена и приняла приглашение на эту встречу.

— Все это подчеркивает ведущую роль, которую «четвертое сословие» — свободная пресса — играет в демократическом обществе. Вы несете новости людям, вы помогаете нам понять, что происходит в мире, чтобы мы, ваши зрители, могли решать судьбы мира, а не наоборот.

Речь была недолгой, и вскоре Серену окружили любопытные журналисты. В толпе появилась Брук Скарборо.

Серена не заметила ее в зале, да и лично никогда не встречала. В жизни Брук была намного выше, с крупными кистями рук.

— Сестра Сергетти, — сказала Брук. — Полагаю, наш общий друг в опасности.

Серена изобразила непонимание, но по глазам Брук она поняла, что этого не стоит делать.

— Вы же не станете скрывать от меня, что видели Конрада? — надавила Брук.

— Госпожа Скарборо, если доктор Йитс попадет в беду, то вы будете первой, к кому он обратится за помощью. Или вы уже не вместе?

Теперь настала очередь Брук изобразить недоумение. Ее оттеснили люди, которым очень хотелось поздороваться с «Матерью Землей», и Брук растворилась в толпе, однако Серена чувствовала ее пристальный взгляд.

ГЛАВА 26

Джефферсон-билдинг

Библиотека конгресса

В наушниках цифрового проигрывателя негромко струилась музыка Моцарта. Конрад шел сквозь пелену дождя по авеню Конституции к сверкающему на фоне черного неба куполу Библиотеки конгресса. Великолепием здание не уступало Капитолию.

Было уже за полночь, наступило третье июля, а значит, времени у Конрада почти не оставалось. Он опустил ворот пальто и вошел в здание.

Дежурный охранник на вахте узнал Конрада, ведь тот долгие годы был завсегдатаем библиотеки. Настроение у Конрада сразу же упало. Лысый добряк Ларри, пританцовывая, насвистывал музыкальную тему сериала «Загадки древности», которую теперь крутили только в ночных повторах, что свидетельствовало об отсутствии у Ларри личной жизни.

— Библиотека закрывается в полшестого, для ученых — в полдесятого. Сейчас доступ открыт лишь для конгрессменов и их помощников, вы ведь знаете правила, доктор Йитс?

— Да, по неопытности позабыл, Ларри. — Конрад отбросил назад мокрые волосы и натянуто улыбнулся. Похоже, его визит в библиотеку закончится, даже не начавшись.

— Воспользовались бы подземным переходом, доктор Йитс, они связывают все здания. — Ларри не удержался и процитировал ключевую фразу программы Конрада: — Вы же лучше всех знаете: «Правда где-то под землей».

— Видишь ли, боюсь закрытого пространства. К тому же надо подышать воздухом.

— Что вам надо, так это завести себе подружку. Кстати, куда девалась та блондиночка с нацистскими замашками с канала «Фокс-Ньюс»? Не понравилось, как вы ей честь отдавали?

— С честью у меня все в порядке, Ларри, а вот подчиняться приказам я не умею.

Ларри хихикнул, но Конрад заметил, что тот разочарован. Охранник представлял себе Конрада в египетских пирамидах и в храмах майя в окружении прелестных «исследовательниц» — тех самых девиц, что позируют рядом с машинами на автосалонах. Что позабыл в этих затхлых библиотечных коридорах доктор Йитс — знаменитый астроархеолог, «звезда мировой величины в области мегалитической архитектуры и астрономической привязки древнейших памятников земли»?

Конрад выудил из кармана бумажник, затем связку ключей и состроил гримасу отчаяния.

— Дайте-ка я угадаю, — сказал Ларри. — Пропуск в библиотеку потеряли?

Конрад кивнул.

По правде говоря, у него был фальшивый пропуск на чужое имя, но теперь им не воспользоваться. Свой пропуск он брать не стал: что толку, система тут же выдаст указание «задержать и вызвать полицию».

— Мне бы только одну книжку посмотреть, — поклянчил Конрад, глядя на часы. — Через двенадцать минут вернусь.

Ларри неуверенно протянул ему журнал посещений.

— Что ж, ставьте свою подпись и номер пропуска.

Конрад что-то нацарапал и поставил шесть цифр «от фонаря» в надежде, что Ларри проверит их не сейчас, но охранник даже не взглянул на протянутый журнал.

— Проходите.

Конрад включил музыку в проигрывателе погромче и подошел к мультисенсорному детектору. Серена сказала, что именно эта мелодия позволяет обойти волновые сканеры мозга, которыми спецслужбы утыкали всю Эспланаду. Проходя детекторы, он следил за реакцией Ларри. На экранах двигалось тепловизионное изображение. Главное было пройти последний датчик — то, что спецслужбы именовали «детектор враждебных мыслей». Цвета на мониторе изменились. Ларри это заметил, но никак не отреагировал. Конрад облегченно вздохнул.

— Ваш телефон, доктор Йитс.

— Прошу прощения, забыл. — Конрад снял наушники и передал телефон с проигрывателем Ларри. — Неужели у Индианы Джонса отнимут и шляпу, и кнут?

Ларри загоготал и, пронеся телефон через детектор, положил его на стол. Конрад взял лишь бумажник и ключи.

— Счастливо вам провести время, доктор Йитс. Помните: меньше читаешь — крепче спишь.

— Запоздалый совет, — бросил Конрад уходя.

— Доктор Йитс! — крикнул Ларри вдогонку. — Вы забыли ваш…

Конрад нажал кнопку дистанционного пульта на цепочке с ключами: мобильник с треском разлетелся за спиной. Ларри закашлялся — невидимый парализующий газ не подействовал. Охранник покачнулся и протянул руку к рации, чтобы вызвать подмогу.

«Чертов суфентанил! — подумал Конрад. — Вот и верь после этого в химию, — на одного действует, на другого совсем даже нет».

Задержав дыхание, Конрад бросился к Ларри и хорошенько врезал ему по шее, вырубив охранника старым добрым способом.

— Прости, друг.

Конрад достал из кармана Ларри рацию, поднял смартфон с наушниками и двинулся в путь. Входя в коридор с низким потолком и желтыми стенами, Йитс взглянул на часы. Охранник вскоре очнется, если только его не обнаружат еще раньше.

Конрад рассчитывал обернуться за двенадцать минут, но и этого времени у него уже не было.

ГЛАВА 27

Джонс-Пойнт-парк

Виргиния

На другом берегу Потомака, в Джонс-Пойнте, недалеко от Александрии, Макс Сиверс просматривал чертежи. Макс организовал временный штаб в старом маяке; команда ныряльщиков обследовала поверхность волнолома под маяком в поисках первого краеугольного камня.

Черномазый инвалид раскололся под пытками и рассказал, что масоны перенесли глобус Вашингтона из Капитолия в еще более удачное, более древнее место — к самому первому камню, который Вашингтон заложил в «основание» федерального округа. Сиверс выяснил, что при закладке камня присутствовал чернокожий астроном Бенджамин Беннекер, а также человек, который продал Вашингтону Капитолийский холм — Дэниел Кэрролл.

Джонс-Пойнт превратился в городской парк, который раскинулся в тени гигантского моста. За последние несколько лет вопрос безопасности моста стал головной болью для администрации, но сейчас для Сиверса и морпехов мост служил великолепной «крышей».

С Сиверсом была часть элитного подразделения из восьмидесяти шести головорезов, известного под названием «Первая команда». Подразделение морского десанта специализировалось на ночных операциях в условиях ограниченной видимости. Они работали там, где не справится больше никто: эвакуация сотрудников посольств, освобождение захваченных аэропортов, подводные диверсии, поиск сбитых пилотов, — выучка и снаряжение обеспечивали спецназовцам готовность к действию всего через шесть часов после получения приказа. Обычно они подчинялись морскому штабу спецопераций, который действовал как часть Командования войсками специального назначения США. Теперь ими заправлял Макс.

Дверь открылась, и в помещение вошел морпех.

— Команда водолазов нашла первый камень фундамента, сэр. Он замурован в стену волнолома.

— Поднять, — приказал Сиверс.

ГЛАВА 28

Конрад миновал коридор, ступил в огромный зодиакальный круг, выложенный на мраморном полу главного зала, и повернулся лицом на восток, к Мемориальной арке, ведущей к бывшему входу в читальный зал. Под прицелом шести камер слежения — двух видимых и четырех скрытых — Конрад чувствовал себя неуютно, но задерживаться здесь не собирался: нужно было только найти кое-что, невидимое глазу.

Конрад обернулся. Если бы центральный вход был открыт, то за ним, на западе, виднелся бы сверкающий свод Капитолия. Точно из центра купола, к зодиакальному кругу на полу, через созвездия Рыб и Девы, проходил луч, упираясь куда-то за арку у восточной стены главного зала.

Конрад двинулся по воображаемому лучу под сводами на другой конец холла. В воздухе сладко пахло жевательной резинкой — аромат антисептика, которым здесь натирали полы. Справа и слева от Конрада располагались два старинных лифта для служебного пользования. Над дверью каждогоиз лифтов фрески американского художника-символиста Элиу Веддера изображали последствия правления хорошей и дурной власти.

Идея была понятной: Америка стояла на перепутье, от выбора власти зависела ее судьба.

На фреске над лифтом справа Америка сияла в лучах славы: по земле, утопающей в цветении, текли молочные реки в кисельных берегах. На фреске слева среди бесплодных земель одиноко торчали мертвые деревья, а под обломками мраморных колонн и памятников — разбитых символов былого величия — горел фитиль последней бомбы.

Да, было над чем задуматься.

Конрад подошел к служебному лифту под «Америкой процветающей» и нажал черную кнопку. Двери открылись, за ними оказалась очень красивая кабина лифта: пол выложен мраморной плиткой, кругом стекло и ярко начищенная медь. Конрад шагнул внутрь. Перед ним в колонку выстроились пять кнопок: третий этаж, второй этаж, первый этаж, цокольный этаж, технический этаж. Двери закрылись, лифт скользнул вниз — перед Конрадом мелькнули видения ужасов «Америки обреченной» на стене напротив.

На техническом этаже библиотеки царил запах плесени. Всего несколько ярдов серого линолеума на полу отделяло Йитса от двери служебного лифта в противоположной стене. Конрад чуть было не шагнул из открывшихся дверей в коридор, как невдалеке, вне зоны видимости, раздался какой-то звук. Йитс вытащил из кармана зеркальце на раскладной телескопической ножке и осторожно высунул его за дверь на уровне пола. В зеркальце отразился еще один охранник — он явно шел к лифтам.

Конрад отошел в глубь кабины, вынул из кармана рацию, которую позаимствовал у Ларри, нажал кнопку «6» и прислушался.

В коридоре послышался треск динамика. Звук приближающихся шагов замер, и Конрад услышал ответ:

— Кремер на связи.

Конрад нажал на кнопку «Говорите», чтобы охранник не услышал своего голоса из динамика.

— Говорит главный вход. Сработал датчик в читальном зале стран Азии. Требуется проверить, — невозмутимо произнес Конрад.

— Вас понял, — ответил Кремер, развернулся и ушел.

Конрад пересек коридор, раздвинул двери лифта напротив и осмотрел шахту: днище лифта на уровне цокольного этажа, дно шахты — шестью футами ниже. Двери лифта впивались в бока, и Конрад спрыгнул на дно шахты. Он ударился о железную решетку, прикрывающую пол — что-то неприятно хрустнуло. Конрад упал на колени в полной уверенности, что повредил пяточное сухожилие, но выяснилось, что он лишь растянул лодыжку. Идти будет больно, но такая мелочь его не остановит.

Он потянул решетку вверх: тяжеленая железная перегородка приподнялась на пару дюймов — под ней открылись узкий лаз и отвесный колодец, исчезающий во тьме. Еще одно усилие сдвинуло решетку вбок, и она отчаянно заскрежетала по полу. Оберегая пальцы, Конрад отпустил решетку, которая с силой грохнула об пол. Конрад замер. Что, если его «услышат» датчики звука, установленные над головой? Он закрыл глаза и выждал: пульс грохотал в ушах.

Йитс открыл глаза и заглянул в колодец. Сверху послышалось гудение лифта, который двигался прямо на него. Не мешкая, Конрад нырнул в лаз, дождался, пока лифт поднимется обратно, а затем, подняв руки, с силой потянул решетку и закрыл за собой лаз.

Некогда лифт спускался на уровень ниже технического этажа, но годы спустя главный архитектор Капитолия решил исправить просчет: был сделан вывод, что Кейси оставил шахту лифта незаконченной, и по требованию командования инженерных войск технический этаж перестроили, подняв пол. В восьмидесятые годы двадцатого века, перед празднованием векового юбилея библиотеки, здание закрыли на двенадцатилетнюю реставрацию, и пространство под полом использовали для размещения обновленной электростанции.

Конрад огляделся. Мутноватый свет из шахты над головой пробивался в его временное прибежище. Если верить карманному сонару, на противоположной стороне, у северной стены колодца, расположен тоннель. Йитс с трудом сдерживал возбуждение, доставая пластическую взрывчатку из подкладки пиджака и прилепляя ее к стене. На взрывчатке Конрад закрепил кусочек тонюсенького картона и воткнул в него дистанционный детонатор.

Навыки в подрывном деле пришли за годы многочисленных незаконных экспедиций к пирамидам Египта и майя. Но сейчас он не в каком-нибудь богом забытом захолустье третьего мира, он — в Библиотеке конгресса США и собирается подорвать взрывчатку на американской земле, в священном для каждого американца месте.

Если закрепить заряд правильно, направленный взрыв пробьет брешь к тоннелю за стеной. Прелесть этого взрывчатого вещества заключалась в том, что ему можно придать любую форму, направить взрывную волну куда угодно, даже находиться рядом в момент взрыва, от которого отделяет всего лишь кусочек картона — если сделать все правильно. Если Конрад ошибется, то библиотека взлетит на воздух вместе с ним. Вообще-то, даже если он не ошибется, через несколько минут его жизнь будет в смертельной опасности… Впрочем, это осмысленный риск.

Конрад спрятался за соседней стеной, предварительно убедившись при помощи радара, что это была крепкая несущая конструкция. В руке он сжимал мобильник, ставший в данный момент пультом дистанционного управления взрывателем. Йитс перекрестился и надавил кнопку «2».

ГЛАВА 29

Над Джонс-Пойнт лило как из ведра, да и с поднятого камня текло ручьями — кран опустил его в прибрежную грязь. Ныряльщики «Первой команды» включили прожектора: на сторонах камня высветились отметины. Сиверс осмотрел находку.

— Это он. Сверлите.

Пловец-подрывник попытался просверлить камень, но через минуту отрицательно покачал головой:

— Монолит, сэр. Внутри ничего нет.

Сиверса охватило предчувствие надвигающейся катастрофы.

— Расколоть его!

Пловцы переглянулись, словно им требовалось дополнительное разрешение уничтожить первый краеугольный камень столицы Соединенных Штатов Америки.

— Чего уставились? Выполняйте! — заорал Сиверс.

Подрывник просверлил четыре отверстия, вставил в них специальный рычаг и хорошенько его крутанул. Сиверс услышал клацанье металла о камень: поверхность породы трещинами разбежалась в разные стороны, и камень развалился.

Воды Потомака бурлили, взбудораженные ветром и дождем.

Масон наврал! Чертов урод!

Зазвонил телефон — Управление объявило срочный вызов по тревоге. Голос в трубке сказал:

— Что-то случилось в Библиотеке конгресса.

Это опять Конрад Йитс!

— Перекрыть все выходы из чертовой библиотеки! — прокричал Сиверс в трубку. — Хоть всю охрану там перестреляйте, но чтобы ни одна живая душа не вышла! Я уже еду.

ГЛАВА 30

Конрада взрывом отшвырнуло к стене. Решетка взлетела вверх по шахте лифта и ударила в днище кабины этажом выше, высекая искры, от которых сработали датчики пожарной тревоги и система пожаротушения. Йитс на четвереньках бросился в укрытие. Решетка с грохотом упала — подземелье наполнилось оглушительным звоном и пылью.

Когда пыль осела и звон утих, над головой раздались сирены, а в кармане заквакала рация. Охранники бежали к шахте. Конрад выпрямился, шагнул в непроглядное облако над грудой обломков, и сквозь защитные очки увидел каменные ступени, круто уходящие под землю.

Спускаясь, Йитс установил газовый взрывпакет с датчиком, чтобы задержать преследователей. Из подземного хода тянуло прохладой и сыростью. Лестница окончилась кованой железной решеткой, внезапно надвинувшейся из теней. Решетка перекрывала проход, но распахнулась от первого же пинка. Из всех треклятых сложностей на пути эта была первой, которую удалось преодолеть по плану.

Вниз уходил длинный тоннель с земляным полом. При свете фонарика Конрад рванул вперед, но зацепился пострадавшей ногой за корень дерева и плашмя растянулся на земле. Поднявшись, он бросился бежать дальше. Внезапно Йитс осознал, что все вокруг было создано еще во времена Вашингтона. «Если отбросить бредни о сверхъестественных силах холма, — подумал Конрад, — то чувствуешь, как тут все продумано. Город рос, величественные здания поднимались одно за другим, вся Америка — вся страна — возникла из мечты Вашингтона».

Добравшись до конца тоннеля у подножия холма, Конрад задыхался, обливаясь потом. Фонарь освещал тропу ярда на четыре. Неожиданно дорожка оборвалась у стены, где на небольшой каменной плите виднелся астрологический знак — созвездие Девы — рядом с железной решеткой, за которой темнела комната со сводчатым потолком.

Конрад замер перед изображением на стене. Только раз в жизни он видел похожий рисунок — в Антарктиде, на краю земли.

— Значит, прекрасная Дева… — произнес он вслух и рассмеялся, вспомнив старика Геркулеса. Трудно усомниться в гениальности отцов-основателей Америки, но вот фантазии у них были весьма специфичные. Он шлепнул на решетку еще одну порцию взрывчатки с пятисекундным таймером и «вскрыл» комнату.

Подземелье утонуло в облаке пыли, и Конраду пришлось отступить. Где-то вдалеке раздался другой взрыв: охрана попалась на установленную им световую гранату. Значит, они уже в тоннеле. Йитс задержал дыхание и, давясь пылью, ринулся сквозь висящее облако в потайную комнату.

Комната напоминала бункер, вроде тех, что Конрад видел под зданием Пентагона. Посреди комнаты стоял огромный каменный стол, а на нем — старинный макет города. Конрад узнал Белый дом, Капитолий и монумент Вашингтона, хотя гигантская пирамида, высившаяся на юге, была незнакома.

«Это же памятник всей Америке», — изумленно подумал Конрад. Его внимание привлекли не вписывающиеся в концепцию римские цифры на фундаменте пирамиды.

Впрочем, времени на экскурсию не было. Охрана в любое мгновение могла объявиться в коридоре за спиной. В нескольких футах позади стола Конрад нашел то, что искал: золотистый небесный глобус, словно только что из мастерской голландского картографа шестнадцатого века Виллема Блау.

Конрад сразу понял: это тот самый глобус, что хранился в кабинете у Вашингтона в Маунт-Вернон, а потом загадочно исчез. Именно это и была сфера Вашингтона — не то что жалкая лондонская подделка из папье-маше, которую Вашингтон заказал в бытность первым президентом США и которая выставлена на всеобщее обозрение в музее поместья.

«Боже, не подведи!» — взмолился Конрад, упал на колени и провел пальцами по гладким линиям и созвездиям на глобусе, потрясенно разглядывая трехмерное чудо. Мастерски изготовленный глобус и без связанной с ним истории стяжал бы целое состояние на аукционе.

Краем глаза Конрад заметил, что рядом с глобусом сверкнул металл: серебряная табличка — та самая, изготовленная Калебом Бентли, ювелиром-квакером, — на которую был установлен краеугольный камень Капитолия. Так вот почему Американское геологическое общество не обнаружило краеугольный камень металлодетекторами! Масоны перенесли не только глобус, но и табличку, на которой было выгравировано:

«Сей юго-восточный краеугольный камень Капитолия Соединенных Штатов Америки заложен в городе Вашингтоне восемнадцатого сентября 1793 года, на тринадцатом году американской независимости, в первый год второго срока президентства Джорджа Вашингтона, чей талант государственного мужа столь же замечательно и благостно послужил делу управления страной, сколь и его воинская доблесть и дальновидность вспомоществовали в установлении гражданских свобод, и в год масонства 5793 Великою ложей штата Мэриленд и еще ложами под началом и ложею номер 22 из Александрии, штата Виргиния.


ТОМАС ДЖОНСОН,

ДЭВИД СТЮАРТ — представители городской комиссии

ДЭНИЕЛ КЭРРОЛЛ,

ДЖОЗЕФ КЛАРК, Р.В.Г.М. — П.Т.,

ДЖЕЙМС ХОБАН,

СТИВЕН ХЭЛЛЕТ — архитекторы

КОЛЛЕН УИЛЬЯМСОН — гроссмейстер ложи».

Трясущимися руками Йитс засунул серебряную табличку в карман и взялся за глобус, вспоминая строку из письма Вашингтона: «…Судьбы мира в твоих руках…»

«Интересно, что этот мир мне предложит?» — подумал он.

Йитс провел пальцем по сороковой долготе глобуса, нашел стык и двинулся дальше: палец остановился на пружинной защелке. Механизм сработал, и Конрад изумленно уставился в раскрывшуюся сферу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СРЕДА, ТРЕТЬЕ ИЮЛЯ

ГЛАВА 31

Конрад выскочил из-под сводчатого потолка комнаты в тоннель, на противоположном конце которого в клубах пыли вспыхнули рубиновые лучи лазерных прицелов. Спецназ, вооруженный инфракрасной оптикой, хлынул в коридор. Как только они разглядели Конрада, началась стрельба. Отсыревшие стены древнего тоннеля глушили звук выстрелов, но свист пуль над ухом и шлепки свинца, вгрызающегося в землю за спиной, не давали расслабиться. Конрад бросил в тоннель световую гранату: яркий свет вспыхнул за спиной, ослепив преследователей, и подарил необходимые сейчас мгновения.

Йитс нырнул обратно и бросился искать второй, тайный выход. Масоны всегда строили пути к отступлению. Выход нашелся под огромной, высотой в стену, фальш-планкой, изображавшей вход в храм царя Соломона с двумя гигантскими колоннами по бокам. Планка, богато отделанная золотом, напоминала византийскую икону. Навалившись всем весом, Конрад едва сдвинул тяжеленую планку на пару футов по полу. В стене, под изображением ворот храма, открылась небольшая винтовая лестница.

«Под нарисованным входом — вход настоящий», — понял Йитс.

Сверху ударило жуткое зловоние. Поднявшись по витой лесенке, Конрад очутился в канализационном коллекторе, прошлепал сотню ярдов по чавкающей жиже и обнаружил шахту, ведущую вверх. Скобы ступеней наверняка выведут его на уровень улиц. Конрад взлетел по ступенькам, вышиб металлическую дверь, но оказался не в переулке между зданиями, а в закутке меж книжных полок в Большом читальном зале Библиотеки конгресса.

«Черт возьми!» — чуть не вырвалось у Конрада.

Казалось, что в комнате с акустикой христианского собора отчетливо слышно, как колотится его сердце. Время подгоняло, библиотечные часы показывали уже четверть первого. Из-под купола взирали статуи величайших умов человечества. В зале не было ни души: в такое время здесь не встретишь ни засидевшегося читателя, ни библиотекаря. Камеры слежения засекут его сразу, как только Конрад выйдет из потайного закутка на открытое пространство.

Оставалось только одно: промчаться налево, мимо книжных полок, вернуться в желтый коридор и пройти к центральному входу для вечерних посетителей. По потолку коридора тянулся металлический короб квадратного сечения — транспортерная лента, которая распределяла книги по библиотеке и всему комплексу Капитолия.

Конрад направился к двум металлическим дверям, и те автоматически раскрылись. За ними находился зал обработки заказов: огромные коробки с книгами окружали транспортерную ленту, по которой синие корзины несли книги к шахте книжного лифта — это тупик, человеку в такую емкость не поместиться.

Йитс вынул пергамент, найденный в небесном глобусе, и внимательно осмотрел его. На одной стороне изображалась то ли звездная карта, то ли какая-то загадочная астрологическая таблица. Обратная сторона пустовала, если не считать подписи президента Вашингтона.

Конрад буквально ел бумагу глазами, стараясь запечатлеть содержимое в памяти до мелочей. Он сложил лист несколько раз, вынул из корзины какую-то книгу, посмотрел на название и усмехнулся — «Обелиски». Как символично! Конрад аккуратно вставил звездную карту в корешок книги и вернул «Обелиски» в синюю корзину. Найдя в памятке на стене у пульта нужный код, он набрал его на клавиатуре и отправил книгу к миллионам других, хранящихся в самой большой библиотеке мира.

Двери за спиной разошлись. Ларри, его знакомый охранник с главного входа, ковылял к нему с пистолетом в руке.

— Руки вверх, профессор Йитс. — Голос Ларри перекрыл гул транспортера.

— Ларри, — сказал Конрад, медленно поднимая руки. — Все не так, как тебе кажется.

— Уж извините, сэр, но мне кажется, что все хреново. Нельзя безнаказанно красть книги.

— Ларри, дело не в книге. Я тебе объясню.

Двери распахнулись. В зал ворвался Макс Сиверс с пистолетом, направленным на Конрада.

— Благодарю за службу!

Ларри кивнул, не отрывая взгляда от Конрада. Сиверс приставил ствол к голове охранника и спустил курок.

— Ларри! — только и успел крикнуть Конрад.

Пуля разметала куски черепа и мозга по сортировочным механизмам. Тело охранника осело на пол на глазах у потрясенного Конрада.

Сиверс наклонился над трупом и поднял пистолет Ларри.

— Ты все-таки нашел глобус, Йитс.

Глобус, подлое убийство прямо у него на глазах — Конрад связал это воедино и догадался, что Макс Сиверс не агент спецслужб США, а агент «Альянса».

Сиверс понял, что его раскусили.

— Глобус у входа в зал картографии. — Прикинувшись дурачком, Конрад махнул в сторону Мэдисон-билдинг, другой части комплекса Библиотеки конгресса, где в цокольном этаже была выставлена еще одна сфера. — Могу показать.

— В твоем досье написано, что ты парень не промах. — В голосе Сиверса прозвучало что-то похожее на восхищение. — Может быть, в нашей организации найдется место для тебя, если я сейчас же получу то, что ты нашел в глобусе.

— Так тебе не сказали? Бедняга, у «Альянса» на тебя уже другие планы. Знаешь, что будет, если ты не принесешь им мою находку?

Слова задели за живое. Сиверс направил ствол пистолета Ларри на Конрада.

— Я тут подумал: этому несчастному ублюдку здорово повезло, что его пистолет случайно выстрелил, когда ты вышиб ему мозги и пуля попала тебе прямо в сердце.

— Какая трагедия! А мне почему-то кажется, что мне будет легче выйти отсюда с тем, что я знаю, чем тебе с тем, чего ты не знаешь. Никакие деньги не помогут великому Максу Сиверсу.

— Деньги — нет, а пуля — да. — Сиверс поднял оружие и выстрелил.

Конрад отлетел к транспортерной ленте, сбив попутно пару синих корзин. Сиверс медленно подступал к нему. У Йитса не хватало дыхания, в глазах потемнело. Макс вытащил из внутреннего кармана пиджака Конрада серебряную табличку с краеугольного камня и удивленно разглядывал ее. Кусочек свинца упал Сиверсу на ладонь — только через несколько мгновений он понял: это его пуля, остановленная серебряной табличкой.

Конрад схватил Макса за яйца и сжал мертвой хваткой. Тот взбрыкнул от боли, дернулся и замахнулся пистолетом Ларри. Йитс перехватил руку Сиверса и изо всей силы ударил ею о транспортерную ленту. Грохнул выстрел. Завязалась борьба за оружие, и Конраду удалось с размаху приложить руку Макса о транспортер. Пальцы Сиверса разжались, и пистолет упал на ленту.

Макс попытался было схватить его, но Конрад, сделав захват сзади, толкнул противника вперед, на механизм транспортера. Отбиваясь, Сиверс зацепился за что-то рукой — пальцы хрустнули в шестернях лентопротяжки. Макс с визгом выдернул окровавленную руку. Отрубленный палец взмыл вверх и, приземлившись на ленту транспортера, отправился в путешествие по библиотеке. Сиверс в беспомощной ярости хлопал глазами ему вслед.

Конрад схватил Макса за волосы и стукнул его головой о транспортерную ленту. Сиверс мешком свалился на пол.

Йитс успел перехватить уезжающий поленте палец и сунул себе в карман. «Так, на всякий случай. Если выберусь отсюда, палец станет уликой на баллистической экспертизе и поможет доказать, кто стрелял в Ларри».

Высвободив серебряную табличку из руки Сиверса, Конрад на секунду замер над двумя телами на полу. Медлить было нельзя — крики за стеной приближались.

ГЛАВА 32

Сержант Ванда Рэндольф ворвалась в зал обработки заказов на первом этаже Джефферсон-билдинг и натолкнулась на три тела: Макс Сиверс, охранник, чьи окровавленные волосы закрывали пол-лица, и третий, с дырой в бритой голове, очевидно, нарушитель-«подрывник», который и наделал столько шума.

Через несколько минут на Второй улице перед входом для вечерних посетителей коронер застегнул молнию на мешке с трупом преступника, а к Ванде подошел Картер, полицейский из ее подразделения.

— Ты выяснил, кто он?

— Говорят, какой-то доктор Конрад Йитс, — доложил Картер. — Опознать его по фото в базе данных не удалось — файл стерт.

Ванда разозлилась не на шутку:

— Может, стерли и загадочный тоннель в подземелье?

— Нет, но теперь там всем заправляет спецподразделение морпехов.

— Морпехов?

— Они заблокировали тоннель, и нас туда больше не пускают.

Ванда задумчиво наблюдала, как два фельдшера неотложки крепили Сиверса к носилкам, собираясь отвезти его в больницу Университета Джорджа Вашингтона.

— При чем тут они, Картер? На этом поле играем мы.

— Ну да, на очередном завтраке с президентом напомни ему об этом, — съязвил Картер. — Что нам теперь делать?

Фельдшеры отодвинули каталку с Сиверсом в сторону. На скамью в торце «скорой» установили складные носилки, на которых лежал охранник из библиотеки. К нему подошел медик и осмотрел рану.

— Только охранник поможет нам узнать, что случилось в библиотечном зале, — сказала Ванда. — Пойду посмотрю, что можно из него вытянуть, прежде чем он достанется костоправам. А ты поработай с пентагоновскими шпиками. Тоннель они, конечно же, вылижут, но не пускать нас туда вечно не смогут.

«Скорая» собиралась отправляться. Один из фельдшеров уселся за руль, второй закрывал задние двери. Ванда махнула удостоверением медика у него перед носом.

— Мне необходимо допросить охранника, когда он придет в себя. Я дипломированный медик. В каком он состоянии?

— Похоже, значительная кровопотеря, но я так и не нашел раны. На всякий случай займемся им по дороге, организуем переливание крови.

— А как доктор Сиверс?

— Без пальца и без сознания. Вероятно, сотрясение мозга от сильного удара по затылку.

— Я сама с ним поговорю. Садитесь впереди с водителем и оставайтесь на связи с больницей, — сказала Ванда, и фельдшер захлопнул ее в кузове с ранеными.

«Скорая» понеслась по Второй в сторону Пенсильвания-авеню, сверкая мигалками и ревя сиреной. Притулившись на неудобном пластиковом сиденье, Ванда крепко держалась за полированный поручень. Перед ней, пристегнутый к каталке тремя ремнями и накрытый белым одеялом, лежал охранник. Рэндольф поправила голубую подушку у него под головой.

Охранник шевельнулся, и Ванда взяла его за руку. Волосы мужчины слиплись от крови.

— Он в меня стрелял, — простонал пострадавший, не открывая глаз.

— Я знаю. Конрад Йитс… Вы его убили, так что все позади. Его только что положили в мешок и увезли в морг.

— Нет, в меня стрелял вот этот. — Охранник поднял палец и указал на Сиверса, который только начал шевелиться, приходя в сознание.

— Макс Сиверс?

Охранник кивнул и отключился. «Скорая» подъехала ко входу в приемное отделение на Двадцать третьей улице. Отделение скорой медицинской помощи при больнице Университета имени Джорджа Вашингтона находилось всего в нескольких кварталах от памятников и правительственных зданий в центре города и было первоклассным травматологическим центром. Именно сюда примчалась «скорая» с президентом Рональдом Рейганом после покушения на него в 1981 году. Ванда родилась в том же году, и ее саму не раз привозили сюда, надышавшуюся дымом или отравившуюся угарным газом в подземных тоннелях.

На входе их уже ждали, чтобы без промедления доставить Сиверса и охранника в палату интенсивной терапии. Охранника увезли первым, а Ванда осталась с бригадой «скорой помощи» и стонущим Максом Сиверсом.

К Сиверсу быстро возвращались силы, и Ванда наклонилась послушать, что он там пытался сказать. Окровавленным обрубком пальца Сиверс показал на соседнюю каталку, и Ванда поняла его жест.

— Не беспокойтесь, — ответила она. — Охранник выжил, его уже оперируют.

Сиверс широко раскрыл глаза и резко сел на каталке, напугав и Ванду, и медика. Он с яростью вырвал иглу капельницы из вены и осмотрелся, словно искал кого-то.

— Тупая корова. — Взгляд Макса пылал злобой. — Это и был Йитс. Он обвел тебя вокруг пальца.

Ванда выскочила наружу. Из мусорного бака торчала наскоро сброшенная окровавленная форма. Библиотечный охранник исчез.

ГЛАВА 33

Отель «Хилтон»

Вашингтон

Конрад, в белоснежной сорочке и плаще, украденном из чьего-то шкафа в университетской больнице, выбрался из такси на Дюпон-сквер. Под моросящим дождем он прошел несколько кварталов по Коннектикут-авеню до «Хилтона», вокруг которого даже в час ночи кишели такси и лимузины, сновали охранники — сюда, на молитвенный завтраке президентом, съехались гости со всего мира.

Как легко все казалось на словах: Конрад пересечет холл, поднимется на лифте на десятый этаж и войдет в номер 1013. Номер будет зарегистрирован на него, вернее, на вымышленного господина Карлтона Андерсона. По телефону из номера Конрад закажет горячий сандвич с пастромой, и свой человек в обслуге отеля даст Серене знать, что Конрад в безопасности. Серена подойдет посмотреть, что он там нашел в глобусе, и придумает, как лучше передать содержимое президенту во время завтрака.

Едва Конрад переступил порог «Хилтона», выяснилось, что его лицо смотрело с каждого телеэкрана в баре отеля. В новостях прямо так и сказали: разыскивается в связи с террористическим нападением на Библиотеку конгресса, во время которого погиб полицейский. В организации и подготовке проведения теракта ФБР обвиняло некоего Дэнни Зи — бывшего аналитика Пентагона, а ныне баристу «Старбакс». Сообщалось, что Дэнни был «исламским экстремистом» и вдохновителем теракта.

«Вот ублюдки», — только и подумал Конрад.

Он смешался с шумной толпой полуночников и под их прикрытием прошел к лифтам мимо витрины с сувенирами. Там тоже было людно, все болтали и веселились.

«Кто все эти люди? — думал Йитс. — Что за подозрительное веселье в такой поздний час?»

Конрад стоял среди толпы, но и здесь его разглядели телохранители какого-то африканского президента. Пришлось улыбаться, как ни в чем не бывало.

Лифт трижды уходил, набитый пассажирами, прежде чем нашлось место для него. Йитс вошел и увидел, что кнопки были нажаты все до одной. Он печально вздохнул — дорога наверх обещала быть долгой. Лифт останавливался на каждом этаже: кто-то выходил, но ожидающих на площадках перед лифтом было больше.

— Залезай! Иисус для всех найдет место! — горланил какой-то техасец всякий раз, как двери лифта раскрывались. Его жена, изящная блондинка, не спускала взгляда с Конрада.

В конце концов в лифте остались только Йитс и пара из Техаса.

— От нас так легко не спрячешься, — неожиданно сказал муж, улыбаясь. На нагрудной визитке было написано, что его зовут Гарольд и что приехал он из Хайленд-Парка. — Жена говорит, что знает вас.

Конрад застыл на месте.

— Вы — пастор Джим, который написал книжку «Его церковь».

Йитс улыбнулся.

— Вам понравилась?

— Мне-то нет, а вот Мередит — да, — ответил Гарольд и повернулся к жене. Пластические хирурги изрядно над ней потрудились: липосакция талии, силиконовая грудь, — словно в нарушение всех законов естественного старения. Ей могло быть и тридцать, и пятьдесят, смотря как давно она делала инъекции от морщин. — Я же обещал тебе, крошка, здесь все большие шишки соберутся.

— А вы гораздо моложе, чем на фото, — сказала Мередит и возбужденно сжала его локоть. Гарольд, похоже, не замечал.

Конраду вспомнилось что-то из всегдашних наставлений Серены.

— Никогда не судите по внешности, Мередит, ибо Господь судит по сердцам нашим.

— Святые слова, пастор Джим! — ахнула осчастливленная Мередит.

Дверь лифта открылась на десятом этаже, и Конрад вздохнул с облегчением. Он помахал на прощание Гарольду и Мередит, прошел по коридору к номеру 1013, осмотрелся и вставил в прорезь замка пластиковую ключ-карту, полученную от Серены. Как только Конрад очутился внутри, он тут же позвонил в обслуживание номеров.

— Я бы хотел заказать горячий сандвич с пастромой из вашего вечернего меню. Да, и бутылку пива «Сэм Адамс».

После этого Конрад прошел в ванную и включил душ. Пока вода нагревалась, он вынул серебряную табличку из кармана плаща и коснулся отметины от пули Сиверса, что летела прямо в сердце. Йитс положил серебряную табличку на столик перед зеркалом, рядом с золоченым пригласительным билетом, на котором было вытиснено:

«Пятьдесят седьмой ежегодный молитвенный завтрак с президентом.

Четверг, третье июля 2008 года».

Рядом с билетом лежала репродукция размером 10 на 14 дюймов: «Портрет семейства Вашингтон». Похоже, днем мистер Андерсон посетил новый музей в Маунт-Вернон — тут же лежал чек из сувенирной лавки.

«Недурно, Серена», — отметил Конрад.

Выйдя из душа, он открыл шкаф: Серена подготовила ему гардероб на все случаи жизни. Однако Конрад надел банный халат и стал дожидаться Серену, надеясь на сандвич с пастромой — он умирал с голода.

Время шло, но ни Серены, ни сандвича все не было, а репродукция «Портрета семейства Вашингтон» Эдварда Сэвиджа не давала сидеть спокойно. Картина уже помогла ему найти небесную сферу. Может, в ней скрыта еще какая-нибудь тайна? К примеру, что означает звездная карта на глобусе? Но кроме колонны — точнее, двух колонн по обе стороны вида на Потомак — ничего нового на картине Конрад не заметил. В Маунт-Вернон, естественно, не было никаких колонн.

Йитс вспомнил огромное изображение храма царя Соломона, которым масоны закрыли потайной выход из подземелья. Там тоже были колонны, но не такие, как у Сэвиджа. Что-то не так с этими колоннами… Неожиданно до него дошло: на капителях колонн у входа в храм царя Соломона возвышались два шара.

Два, а не один.

Подсказка на портрете Сэвиджа все это время вертелась перед глазами! Так вот почему на астрономической карте сияли два солнца.

Значит, где-то есть вторая сфера!

«Ну конечно, их и должно быть две, — запоздало подумалось ему. — Старик Геркулес наверняка знал об этом. Почему же он мне ничего не сказал?»

Конрад еще раз внимательно посмотрел на картину Сэвиджа: если есть два солнца и два глобуса, то и хранилищ на земле должно быть два. Веер Марты Вашингтон указывал на краеугольный камень Капитолия на востоке, а ее внучка — девственница, символ «Девы» на картине, — придерживала карту Ланфана так, что пальцы покоились на линии западного горизонта в центре гарды на шпаге Вашингтона, то есть внутри знака Солнца.

Получалось, что второй глобус надо искать где-то… разумеется, в Джорджтауне! Однако загвоздка в том, что там нет ни одной достопримечательности, мало-мальски связанной с астрономией, — это Конрад знал наверняка или почти наверняка.

Он сидел, мысленно перебирая возможные варианты, как вдруг раздался стук в дверь. Конрад посмотрел в глазок — в коридоре стояла Брук.

Черт, как некстати!

— Конрад, я знаю, что ты там, — сказала она. — Я видела тебя в холле. Впусти меня, пожалуйста. Тебя все ищут, и мне страшно.

Йитс представил картину: Серена возвращается, а Брук стоит под дверью. То-то будет весело. Нет уж, лучше пусть войдет. Он открыл дверь.

Брук, одетая в дорогое платье — не слишком вызывающее, но и не скрывающее роскошную фигуру, — быстро огляделась: серебряная табличка на столике не укрылась от ее внимательного взгляда. Брук обняла и поцеловала его.

— Слава Богу, ты жив, Конрад. Где тебя носило? Что вообще происходит? То полиция с расспросами, то ФБР, а теперь твое лицо в новостях на всех каналах. Мне звонил режиссер, интересовался тобой — говорят, что ты в списке самых разыскиваемых преступников.

— Ты не поверишь.

— А кто тогда тебе поверит?

— Меня разыскивают в связи со взрывами в Капитолии и Библиотеке конгресса. А еще обвиняют в убийстве.

— Эти обвинения — правда? — потрясенно спросила Брук.

— В общем, да. Но я не убивал тех, кого на меня пытаются повесить.

— То есть ты убил других?

— Ага.

— Ничего себе. Давай-ка рассказывай все.

ГЛАВА 34

«Мать твою, Йитс!»

Сиверс отделался от врачей в университетской клинике и уже через несколько минут вернулся в Библиотеку конгресса. Он приказал перекрыть все входы и выходы, заявив, что это — дело государственной безопасности. Сиверс, осторожно придерживая забинтованный обрубок пальца, яростно пинал все, что подворачивалось под ногу в подземной комнате, найденной Йитсом. Раскрытый шар небесной сферы пустовал в углу.

Глобус и сам по себе был просто чудом. Сиверс отметил, что сделан тот скорее всего из огненно-красной меди или бронзы. Но полый шар был пуст — Йитс сбежал и прихватил с собой все, что было в глобусе.

До настоящего момента Сиверс был уверен, что необъяснимое желание «Альянса» найти сферу лишь сбивало организацию с истинного пути. Сейчас, когда Конрад Йитс оттяпал ему палец и проломил голову, Макс озлобился. От аристократизма и внешнего лоска, которыми Сиверс гордился с университетских лет, не осталось и следа. Как теперь, заключая сделку и пожимая чью-то руку, не заметить собственной неполноценности, пусть даже не хватает всего-то кончика пальца? Разве Йитсу можно такое простить?

Но это еще полбеды. Предстоял звонок Осирису и признание провала — впервые в жизни.

С любопытством, словно редкую змею, Сиверс целую минуту созерцал глобус. За спиной раздались шаги, и он обернулся. Ванда Рэндольф — глазастая легавая с Двумя своими «крысенышами» — буквально вцепилась в него. И как ее морпехи пропустили?

— Сэр, нужна ваша помощь.

Придется опять ставить ее на место.

— Что, снова потеряли подозреваемого, сержант?

— Исчезли видеозаписи службы охраны, сэр. Записи из зала, в котором в вас стреляли. Без них мы не можем проверить ваши показания.

— А может, хватит оправдываться? Займитесь лучше поисками Йитса, сержант. А попутно поищите и мой палец.

Ярость, вспыхнувшая в глазах Ванды, была ей только к лицу.

— Есть, сэр, — отрапортовала она и, повернувшись на каблуках, исчезла в тоннеле.

Сиверс принялся изучать масонскую фреску с изображением храма царя Соломона на противоположной стене комнаты. Его внимание привлекли два столба со сферами на капителях: очень похоже на врата. Макс подошел поближе, вызвал двух морпехов из «Первой команды», которые оттащили панель — за ней открылось небольшое углубление, а в нем, сбоку, знак масонского циркуля. Сиверс толкнул стену, и она отошла в сторону.

«Так вот как этот сукин сын Йитс удрал!»

Если у Макса Сиверса и оставалось к этому моменту хоть какое-то присутствие духа, то оно полностью растаяло в сырости канализационного коллектора. Макс побежал что было сил, воспаленным от ярости разумом понимая, что Йитса не догнать, и через минуту распахнул металлический люк в темном углу, среди призраков читального зала.

Замерев, Сиверс огляделся. Внезапно его осенило: и серебряная табличка, и остальные находки Йитса — все может быть спрятано здесь, в библиотеке, среди миллионов книг, сложенных в тысячи стопок. Даже если он схватит Йитса, на поиски требуемого «Альянсом» уйдет не одна неделя. Да и найдешь ли здесь вообще что-нибудь?

Сиверс поднял глаза: величайшие мыслители человечества окружили его, глядя вниз из-под купола. Макс проиграл, и они глумились над его провалом. Накопившийся гнев, неудовлетворенность и ярость внезапно прорвались наружу. Желание вернуть то, что Йитс у него отобрал, захлестнуло Сиверса. Он бы отдал все, пожертвовал бы всем, начиная с собственной гордости.

«Вот же мразь, я с тебя живого шкуру спущу, Йитс, будешь жрать собственные мозги», — поклялся Сиверс.

В оглушительной тишине он чувствовал лишь клокотание своего пульса и вибрацию мобильника.

Пришло сообщение от Брук:

ЙИТС В «ХИЛТОНЕ». НОМЕР 1013.

Сиверс улыбнулся: может, на сей раз обойдется и без звонка Осирису.

ГЛАВА 35

— Папа всегда говорил, что твой отец — шизик, — сказала Брук, не вставая с кровати.

Конрад утолил голод горячим сандвичем, который наконец-то доставили из гостиничного ресторана, и рассказал Брук все, что с ним случилось после похорон отца. Разумеется, пришлось умолчать о Серене, то есть скрыть многое.

— Конрад, ты понимаешь, как это дико звучит? Не Джордж Вашингтон, а твой отец послал тебя «в будущее, спасти Америку». Он и с того света пытается поломать твою жизнь. Беда не с будущим страны, беда с твоим будущим.

Конрад метался по комнате. Он догадывался, что в глазах Брук выглядит совершенно чокнутым, но думал лишь о том, что в номере вот-вот появится Серена.

— Брук, я уверен в одном: Вашингтон доверил некую тайну Роберту Йейтсу. Эта тайна передавалась из поколения в поколение и дошла до моего приемного отца. Все детство меня готовили к тому, чтобы ее разгадать. А еще я знаю, что карта Ланфана, небесный глобус и люди, которые пытаются меня убить, действительно существуют.

— Кто пытается тебя убить, Конрад?

— Я же говорю, «Альянс».

Брук тяжело вздохнула.

— Мифическая армия, которая стремится захватить мировое господство при помощи астрологии?

— Да, и Макс Сиверс воюет на ее стороне.

Брук недоверчиво прищурилась.

— Сиверс? Глава ДАРПА?

— Ага. А вот мои боевые трофеи. — Конрад достал завернутый палец Сиверса из кармана.

— Господи! — По ужасу и отвращению на ее лице Конрад понял, что Брук затошнило. — Что еще ты натворил?

— Не волнуйся, Сиверс жив. — Конрад сунул палец в карман халата. — Чего не скажешь об охраннике в библиотеке, которому он размозжил голову.

Да, для Брук все это было как-то слишком, но рано или поздно ему придется объясняться с властями, а сенатор Скарборо и его дочь — единственный шанс на оправдание. Нет, конечно, оставался и другой — прятаться до конца жизни в монастыре и заправлять тонером картриджи.

— Покажи мне документ, который находился внутри глобуса.

— Я его спрятал в надежном месте.

— Так документ не с тобой?

— Нет, но могу его описать: с одной стороны звездная карта, а с другой — чистая страница, подписанная Джорджем Вашингтоном.

— Поэтому ты сбежал от меня и вляпался в этот заговор шизофреников? Из-за какой-то карты и подписи?

— Наверно, да, — сказал Конрад. — Я полагаю, карта была изначально нарисована симпатическими чернилами, а настоящая причина всех бед — на оборотной стороне листа.

— Ты же говоришь, что там ничего нет, только подпись?

— Все остальное было написано чернилами, которые впоследствии исчезли. Вашингтон иногда подписывал сомнительные соглашения чернилами, которые пропадали через некоторое время, что, по сути, аннулировало контракт.

— Значит, ты нашел этот документ-оборотень в золотом небесном глобусе?

— Глобус был медным, а в остальном ты права. Эта звездная карта ведет к другому глобусу.

— Есть еще одна сфера? — удивленно спросила Брук.

— Да, но я пока не знаю, где она. Надо же так сглупить: их всегда делали парой — земная сфера и небесная. Старик Геркулес почему-то решил об этом не упоминать.

От Конрада не укрылось, что Брук смотрела на него странным взглядом: ее потряс идиотизм происходящего и ужасала вера Конрада в собственные слова.

— Ты хоть сам понимаешь, что говоришь? Ни я, ни папа, ни кто-нибудь еще не поверят в этот бред, особенно если в качестве доказательства ты готов предъявить лишь оттяпанный у кого-то палец?

— Нет, еще вот это.

Он положил перед ней серебряную табличку. Брук сразу же заинтересовали масонские знаки. Конрад вспомнил, что в семье Скарборо тоже были Свободные каменщики.

— Это подлинная табличка! Конрад, ты нашел краеугольный камень Капитолия.

— А я тебе что говорил?

Брук подняла на него глаза, полные надежды.

— Ты и сейчас не видишь разницы. Это реальность, а не вымысел. Об этом можно рассказать в День независимости, это часть американской истории. Я устрою тебе выступление на канале «Фокс»: даже если ты дополнишь рассказ всякой чушью, никто не посмеет отрицать, что ты нашел табличку.

— И все убедятся, что ответственность за пальбу в Капитолии и библиотеке лежит на мне!

— Об этом мы с отцом позаботимся. Тебе и твоей истории найдется достойное место.

— Место? Мне найдется место? Я что, похож на грязную псину, которая может забраться на ковер и нагадить?

— Заметь, я говорила о другом. Одевайся.

Йитс зашел в гардеробную комнату и снял халат, палец Макса Сиверса сунув в карман брюк.

— Слушай, а как его звали?

— Кого звали? — отозвалась Брук из спальни. Голос звучал рассеянно, словно она общалась по телефону.

— Твоего пса!

— Его звали Расти, — так же рассеянно, словно отвлекаясь от разговора, отозвалась она.

Ах да, точно… Ее собаку назвали в честь какого-то давным-давно забытого американского ученого, которым восхищался отец Брук. Звали его, кажется, Дэвид Растхаус.

Конрад продел ремень в последнюю петлю и торопливо застегнулся. Серена могла войти в любую минуту, застукать его с Брук, и тогда придется объясняться. После ночного переполоха в Библиотеке конгресса никто не поверит ни единому его слову — ни Серена, ни полиция.

Вся надежда была лишь на второй глобус. Если бы только разыскать его!.. Надо найти какой-то знак вето — лице, который указывал бы на закат, как многолучевая звезда на шпаге Джорджа Вашингтона, изображенная на портрете Сэвиджа рядом с картой Ланфана, указывала на запад.

Вся загвоздка в том, что землеотвод западной части столицы включал только жилые районы и национальный парк Рок-Крик. Другими словами, там не было никаких памятных знаков — обелисков или чего-то подобного.

Внезапно Конрада осенило: пса звали Ритти, а вовсе не Расти, как сказала Брук. «Ритти» — в честь Дэвида Риттенхауса, известного астронома времен обретения независимости, который тесно сотрудничал с Беном Франклином и Бенджамином Беннекером. Кстати, Риттенхаус — фамилия той самой дамы, которая двести лет спустя спасла Монтроуз-Парк в Джорджтауне от застройки.

Интересно, а для чего ей понадобилось спасать этот парк?

Сердце было готово выпрыгнуть из груди от предчувствия ответа: где-то там спрятан земной глобус!

Значит, памятник — армиллярная сфера Сары Риттенхаус — и был тайным знаком, указывающим на второй глобус, который Вашингтон спрятал под землей!

«Болван, крот слепой!» — подумал Конрад.

Ответ прост: памятник в парке был подсознательно связан с псом, который пометил постамент под армиллярной сферой в тот день, когда и сам Конрад,словно приблудный пес, познакомился с Брук и вошел в ее дом.

Йитс спешно заправил рубашку в брюки и вдруг замер: «Неужели Брук забыла имя своей собаки?»

Случайная встреча в парке предстала перед ним в ином свете: что, если это с самого начала была хорошо спланированная засада? Брук наверняка знала об утренних пробежках Конрада в парке и в один прекрасный день остановилась на его пути. Ирония судьбы: он тысячу раз пробегал мимо сферы, не подозревая о тайне. Похоже, Брук тоже об этом не догадывалась.

Йитс пришел в себя, осознав, что в соседней комнате стало тихо.

За спиной раздался щелчок затвора. Конрад медленно повернулся — в лицо ему смотрел ствол автоматического пистолета.

— Прости, Конрад. — Брук виновато покачала головой. — Все из-за этой паскудной собаки.

ГЛАВА 36

Девятимиллиметровый «глок» в наманикюренных пальцах девушки — удар и без выстрела. Просто уму непостижимо: как можно настолько ошибиться в человеке? Не менее важно узнать, кому она звонила и сколько у него осталось времени до их прибытия.

— Пойми, Конрад, мне не оставили выбора. А вот у тебя выбор есть. Отдай мне глобус, или…

«Она работает на правительство или на „Альянс“? — пронеслось в голове. — Если на правительство, то не все так страшно. А если на „Альянс“, то дело принимает иной оборот…»

— Да уж, выбор, — сказал он и хладнокровно вернулся в спальню. Брук не отставала. Чувствуя ствол, направленный в спину, Конрад сел в кресло и поднял на нее глаза. — Значит, все между нами было обманом?

— Нет. — Голос Брук дрогнул от волнения. — Все обман — кроме нас.

— Вроде тебя с Максом Сиверсом? — Он пошел ва-банк.

— Скажи, где звездная карта из первого глобуса, и я отпущу тебя, пока он не вернулся.

«Вот черт! Она связана с „Альянсом“…» — догадался Конрад.

— Что ты будешь делать со вторым глобусом? — спросил он.

— Максу незачем знать все, но мне надо ему хоть что-то всучить.

Йитс кивнул, обдумывая, что же ему теперь делать.

— Твой отец о чем-нибудь догадывается?

— Нет. Он масон. А я — часть заговора «Альянса». Меня шантажировали еще в детстве, чтобы подобраться к тебе, сыну генерала Йитса.

— Я ведь не его сын. То есть он не мой биологический отец.

— Мы знаем, — сказала Брук. — Твоя ценность в другом. Мне известно об Антарктиде и о твоей крови.

— А что такого с моей кровью? — Конрад удивленно поднял бровь.

— На ней держатся исследования Макса.

— Как это?

— В ДАРПА Макс пришел для того, чтобы создать совершенного американского бойца, — ответила Брук. — Попутно он обнаружил естественный иммунитет к некоторым заболеваниям у коренных американцев, особенно у индейцев-алгонкинов. Этот иммунитет ослабевал от поколения к поколению, поэтому Макс начал программу сбора образцов ДНК, чтобы найти всю панамериканскую «родню» алгонкинов, а также их кровных родственников в Европе, Африке, на Ближнем Востоке и в Азии. Программу назвали «Операция Адам и Ева». Изучая мутации игрек-хромосом и митохондрии ДНК, Макс реконструировал миграции племен алгонкинов по всему миру и в Антарктиде нашел общее связующее звено-предка: тебя.

— Меня?

— Ты в большей степени американец, чем любой из нас, Конрад. Ты последний из жителей Атлантиды.

— Атлантиды? — И он еще думал, что готов к любым откровениям!.. — Может, сразу скажешь, что я — инопланетянин?

— Ты-то, может, и не инопланетянин, но некоторые элементы молекулярной цепочки твоей ДНК точно не земного происхождения. Ты такой один на шесть миллиардов. Думаешь, почему твой отец уперся и потащил тебя в Антарктиду? Неужели святейшая сестра Сергетти со своими дружками из Ватикана тебе ничего не сказали?

«Нет, не сказали», — подумал Конрад. Он из последних сил надеялся, что Серена окажется в этой комнате раньше Сиверса. Вот тогда-то он и припрет ее к стенке.

— Ближе к делу. Я так понимаю, отмазаться перед властями ты мне не поможешь?

— Послушай, «Альянс» и есть власти.

— Что, любая мелкая сошка на госслужбе — вплоть до полицейского — состоит в «Альянсе»?

— Нет, но они работают на «Альянс» — сознательно или нет.

— А вот я — нет! — Конрад быстрым движением перехватил ее руку с пистолетом, бросился всем телом на девушку и, припечатав ее к стене, резко вывернул запястье.

Брук взвизгнула, но пистолета не отпустила. С ней было ничуть не проще, чем с Сиверсом. Конрад врезал ей локтем в живот и крутанул согнувшееся напополам тело, отправив Брук на пол ударом по шее.

Брук поднялась на четвереньки. Конрад держал ее на мушке.

— Сволочь, ты мне руку сломал, — прошипела она.

Он приставил ствол к ее виску.

— Почему памятники выстраиваются в одну линию с планетами именно завтра, Брук? Почему в этом году?

— Это связано с прохождением Венеры или что-то вроде того…

Конрад знал, что такое прохождение Венеры. Планета пересекала эклиптику раз в двести лет, но прохождения были парными, с промежутком в восемь лет. Как раз сейчас Земля находилась между двух таких прохождений. Во время первого Венера пересекла эклиптику в 2004 году, как раз когда они с Сереной были в Антарктиде. Следующее прохождение должно состояться в 2012 году. Ничего важного для науки эти прохождения не представляли, но в жизни наших предков они играли особую роль.

— Прохождение Венеры здесь ни при чем, Брук. Почему так важен 2008 год?

— Что-то связано с солнечными годами и числом 225. Это какая-то эзотерика «Альянса», я в ней не разбираюсь.

Зато Конрад разбирался: Венера обращается вокруг Солнца за 225 земных дней, или около семи с половиной месяцев, а для полного оборота на своей оси Венере требуется 243 земных дня, а это значит, что дни на планете длятся дольше, чем годы. Конрад вычел 225 из текущего, 2008 года. У него получилось 1783.

— Ньюберг, — вспомнил Йитс последний зимний лагерь генерала, неудавшуюся попытку переворота, которую Вашингтон подавил в 1783 году. — Это как-то связано с Ньюбергом.

— Мне-то откуда знать! — выкрикнула Брук.

— Как это связано с моей семьей, Брук? При чем здесь Роберт Йейтс? Он в чем-то виноват? — продолжал давить Конрад.

Брук злобно осклабилась.

— Да он ничтожество, адвокатишка какой-то, безвестное существо на задворках истории. Хотя ты ведь тоже не рвешься в историю?

Что-то в ее словах показалось ему интересным.

— Адвокатишка?

Брук кинулась на него, как таран, целя в голову и визжа, пытаясь выхватить пистолет. Потеряв равновесие, Конрад упал на спину, попутно ударив Брук по голове рукоятью пистолета. Девушка обмякла и рухнула. Он рывком сбросил ее с себя, подтащил к кровати, привязал руки Брук к стойкам. Звезда «Фокс-спортс» потихоньку приходила в себя.

— Что случится завтра, Брук?

— Не знаю, — простонала она. — Но это случится — так решено в «Альянсе».

— Темнишь ты что-то. — Он подтянул узел на ее сломанном запястье, и Брук задергалась от боли.

— Я пытаюсь тебе помочь! — взвыла она.

— Ага, сразу видно. — Конрад помахал пистолетом перед ее носом. — Последний раз спрашиваю: что произойдет?

— Макс Сиверс выпустит модифицированный вирус птичьего гриппа, — безжизненным голосом ответила Брук.

У Конрада отвисла челюсть.

— Где?

— Где-то на Эспланаде, не знаю точно. У вируса установлен ингибитор на двадцать восемь дней, чтобы передача от человека к человеку началась не раньше первого августа. Тогда все подумают, что зараза возникла на Олимпиаде в Пекине.

— Значит, Сиверс уничтожит миллиард китайцев, — произнес Конрад. — А что случится с американцами? У Сиверса хватит вакцины для всех?

— Благодаря предвыборным махинациям конгресса всего семнадцать избирательных округов обеспечивают победу на выборах. Вакцину деактивируют у всех нежелательных «Альянсу» элементов, включая конгрессменов, и они погибнут. Народ выберет новых представителей — и это уж точно будут люди «Альянса». Так что переворот состоится — демократический переворот в форме выборов.

— А бумага из Ньюберга служит им моральным, если не официальным оправданием?

— Конрад, я тебя правда любила…

Йитс заткнул ей рот кляпом, положил пистолет на прикроватный столик и двинулся к двери, оставив Брук извиваться на кровати. Осторожно выглянул в коридор. В этот момент звякнул остановившийся на этаже лифт.

Йитс быстро прошел по коридору и постучал во вторую дверь справа. Ее открыла Мередит, его знакомая из Техаса.

— Гарольд, к нам пастор Джим!

Гарольд в туалете шумно расставался с ужином.

— Можно войти? — спросил Конрад и, закрывая за собой дверь, посмотрел в глазок: к его номеру шел Макс Сиверс.

ГЛАВА 37

Зал элитного клуба на десятом этаже «Хилтона» был неподалеку от номера Конрада, но как же одиноко чувствовала себя Серена! Она-то надеялась быстренько ответить на вопросы журналистов после ужина, и дело с концом, однако встреча затянулась — уже перевалило за полночь. Не бросать же ей страждущих внимания, молитвы и заботы, кем бы они ни были в этой жизни… Тем более лучшего алиби на промежуток времени между ужином с журналистами и завтраком с президентом не придумать!

Некий голливудский продюсер приглушенным голосом изливал Серене душу, что, мол, именно на такой вечеринке можно нарваться на хорошие деньги. А что, ведь надо как-то платить алименты, да и кокаин нынче не дешев. А он, между прочим, снимает семейное кино. Серена украдкой посматривала на огромный экран телевизора, где мелькало то лицо Конрада, то рой полицейских у входа в Библиотеку конгресса. В строке новостей вспыхивала дата: третье июля 2008 года. Нечего и гадать, какая новость будет главной для проснувшейся утром Америки. А времени оставалось всего ничего.

«Господи, только бы с Конрадом ничего не случилось», — вздохнула она.

Смартфон завибрировал. Опустив глаза, Серена прочла сообщение от Бенито: Йитс в своем номере и уже позвонил с заказом. Она была готова тут же броситься к Конраду, но постаралась сохранять спокойствие, чтобы ничем не выдать себя перед собеседником, для которого верующие американцы были не беззащитной паствой, а тучным стадом — вся работа продюсера сводилась к паразитированию за счет других и к выпуску никому не интересных фильмов.

Неожиданно к Серене подошел посыльный с сообщением: некий господин в холле желаете ней встретиться. «Если это Конрад, то он круглый идиот. Как можно было выйти из номера в такой момент?» — подумала Серена, извинилась перед собеседником и двинулась к выходу, пару раз задержавшись, чтобы пожать кому-то руки.

В холле ее ждали Макс Сиверс и два агента спецслужб.

— Что с пальцем, Макс? — Она изо всех сил пыталась скрыть волнение. — И лоб разбит…

— Пойдем, — сказал он голосом, не терпящим возражений.

Макс провел ее по коридору к третьей двери справа — к номеру, который она сняла для Конрада. У нее засосало под ложечкой: «Ну вот, приехали…»

За дверью стояли еще два спецагента. На кровати, раскинув привязанные к стойкам руки, лежала Брук Скарборо с дыркой во лбу.

«О Господи, Конрад, что ты натворил», — подумала Серена, содрогнувшись.

— Простите, что приходится вам такое показывать, сестра Сергетти, но я вынужден спросить: вы видели Конрада Йитса в отеле?

— Нет. — Серена не могла оторвать взгляда от Брук. — А какое он имеет к этому отношение?

— Он в розыске, — пояснил Сиверс. — Это его комната. Он зарегистрировался в отеле под именем Карла Андерсона. Может, вам что-то известно?

Сиверс повернулся к агентам.

— До окончания завтрака — ни слова ни сенатору Скарборо, ни кому-нибудь еще. Убийца разгуливает на свободе. Если поднимется переполох, он насторожится, а нам это ни к чему. Опечатать номер. Поставить охрану у двери. Зачистить все комнаты во время завтрака, пока гости будут в конференц-зале. Убийца не должен уйти.

Старший из агентов кивнул:

— Есть, сэр.

Сиверс схватил Серену под локоть и вывел в коридор.

— Макс, куда ты меня ведешь?

— В безопасное место, — ответил он. — Невозможно предугадать, что еще этот маньяк может выкинуть.

Сиверс провел ее по коридору к двери в служебное помещение. За дверью оказался лифт, который связывал маленькую кухню клубного зала на десятом этаже с главной кухней на этаже конференц-зала. Они спустились на нижний уровень и попали в технический коридор, между задником сцены конференц-зала и главной кухней. Там уже ждали шесть спецагентов, которые тут же взяли их под охрану в плотное кольцо.

Рядом с конференц-залом по изогнутой траектории проходил другой коридор. На стенах, обшитых деревянными панелями, висели портреты всех президентов и их жен, начиная с Джорджа Вашингтона. Шаг за шагом Серена и Макс миновали эпохи правления, пока не добрались до портретов последнего президента и его жены, а затем до маленькой двери без таблички, за которой находилась комната для особо важных гостей, устланная красными коврами и поражающая золоченой отделкой стен. Серене комната напомнила похоронное бюро. Начальник охраны президента, министр Паккард, сенатор Скарборо, какие-то китайские атташе — все ждали президента.

— Сестра Сергетти, — представил ее Паккард. — Вы ведь знакомы с сенатором Скарборо.

Встреча застала ее врасплох, но Серена улыбнулась, пожимая руку человеку, чья дочь лежала в номере неподалеку с дырой от пули в голове.

— Здравствуйте, сенатор.

— От имени оргкомитета позвольте выразить вам благодарность за то, что вы согласились открыть нашу встречу молитвой.

— Это честь для меня, господин сенатор.

— Позвольте представить вам господина Линга, чрезвычайного посла Китая по делам Олимпиады. Завтра, в День независимости, Макс Сиверс покажет ему и другим олимпийским делегатам, что такое настоящий фейерверк.

Господин Линг расточал улыбки.

— Я уже сказал жене, что увижу День независимости с самого почетного места, — со смотровой площадки памятника Вашингтону. Она мне так и не поверила!

Сенатор Скарборо взглянул на часы.

— Ого! Нам с господином Лингом пора. Сестра Сергетти, ваш выход сразу после Боно: откроете завтрак молитвой и зададите тон всей программе.

Серена кивнула:

— Спасибо, господин сенатор.

Скарборо, Линг и два офицера безопасности ушли. Не считая группы подготовки посещения президента, в комнате остались только она, Сиверс и разъяренный Паккард.

— Что случилось на этот раз, Сиверс? — выпалил Паккард.

— Мы нашли тело дочери сенатора Скарборо в номере Йитса. Йитс ее и убил.

— О Боже! — Паккард взялся за голову. — Черт знает что!

— Доктор Йитс не убивал мисс Скарборо, — быстро сказала Серена. — Я не сомневаюсь в этом ни на секунду. Он достойный гражданин своей родины, из семьи патриотов. Мисс Скарборо для него много значила, и он никогда бы не убил без достаточных на то оснований.

Паккард взглянул на Макса Сиверса.

— Какого черта ему вообще надо здесь, в «Хилтоне»?

— Мы полагаем, его главная цель — президент, сэр, — ответил Сиверс.

— Что?! — воскликнула Серена. — Сейчас не время шутить!

Принимая во внимание отношения Паккарда и Конрада, Серена поразилась тому, что Паккард в принципе допускает такую мысль.

— Господин министр, я предлагаю немедленно разослать по электронной почте фотографию Йитса всем агентам на территории отеля, — настаивал Сиверс. — Его надо объявить в розыск не только в связи с убийством охранника и диверсией в Библиотеке конгресса, но и за убийство дочери сенатора. Скарборо с нас головы поснимает, если мы не поймаем Йитса.

Это добило министра обороны — Скарборо, председатель сенатского Комитета по вооруженным силам, контролировал бюджет Паккарда.

— Хорошо, действуйте.

Сиверса явно распирало от гордости.

До Серены дошло, что Сиверс обратил ситуацию в свою пользу: ей и Конраду необходимо было переговорить с президентом США, а тот вдруг превратился в человека, к которому теперь не подобраться.

— Как насчет сестры Сергетти, сэр? Мы подозреваем ее в связях с Йитсом — она может выдать ему какую-нибудь важную информацию или помочь скрыться.

— Какая чушь! — Серена повернулась к Сиверсу: — Может, обыщешь меня, Макс?

Сиверс дал было знак двум офицерам безопасности, с каменными лицами ждавшим развязки, но Паккард его остановил:

— Нет, черт побери. Мы на молитвенном завтраке с президентом. Сестра Сергетти — официально приглашенный гость, она открывает завтрак молитвой. Ее нельзя задержать. Сиверс, но за ней будет установлено наблюдение.

— Господин министр, кортеж президента в двух минутах езды, — напомнил агент безопасности.

— Я провожу президента в конференц-зал. — Паккард протянул Серене руку. — Прошу вас.

— Благодарю, господин министр.

Паккард повернулся к Сиверсу.

— После завтрака встретимся с президентом здесь. Придется объявить сенатору Скарборо о гибели дочери. — Голос Паккарда не предвещал ничего хорошего. — К тому времени Йитс должен быть у вас в руках. А теперь марш искать этого проклятого ублюдка!

ГЛАВА 38

Дай Конраду волю, он уже рыл бы землю под армиллярной сферой Сары Риттенхаус в Монтроуз-Парке в поисках второго глобуса. Пещера, давным-давно показанная Конраду отцом, была потайным ходом и вела к глобусу, который наверняка спрятан где-то на дне алгонкинского колодца позади пещеры. Все, к чему готовил его чокнутый папаша, вдруг перестало казаться бессмысленным. Но к пяти утра все входы и выходы из «Хилтона» были перекрыты в ожидании прибытия президента. Конрад застрял в номере техасцев — Гарольда и Мередит.

Вся надежда была на то, чтобы как-то известить Серену и президента о втором глобусе и о плане Сиверса выпустить заразу птичьего гриппа. Шанс только один — сделать это во время молитвенного завтрака. Протухший иглобрюх на ужин обеспечил Гарольду продолжительные молитвы в туалете, так что Конраду — вернее, «пастору Джиму» — придется составить Мередит компанию за завтраком.

Тысячи приглашенных на завтрак появлялись из набитых лифтов и лестничных пролетов, выстраивались в длинную очередь и, следуя указаниям юношей в синих форменных пиджаках, двигались к двум эскалаторам, ведущим вниз, в конференц-зал, где пройдет пятьдесят седьмой ежегодный молитвенный завтраке президентом. Перед раскрытыми дверями зала спецслужбы установили непреодолимо-навороченный пункт личного досмотра.

— Прямо как в конце света, когда ангелы Божьи станут отделять агнцев от козлищ, — проворковала Мередит.

Конрад изобразил смешок. Смешок получился нервным. В номере Гарольда и Мередит ему удалось провернуть операцию по подмене приглашения. Он «позаимствовал» приглашение Гарольда, а тому оставил свое собственное. Вторую проблему представляла серебряная табличка. Если он и пройдет проверку документов, то уж на металлоискателе его точно задержат.

Мередит сунула руку под руку Конрада и игриво-заговорщицки посмотрела на него.

— Чувствую себя просто преступницей… А вы, пастор Джим?

Арка металлодетектора надвигалась. В груди у Конрада сдавило. Не было никаких шансов на то, что опытный сотрудник посмотрит на фото Гарольда и не признает в нем Конрада… А что, если Мередит отвлечет их внимание?

— Послушайте-ка, — сказал он, доставая серебряную табличку из внутреннего кармана. — Я привез сувенир из Маунт-Вернон и хотел бы его вам подарить.

— О, дорогой пастор Джим! Спасибо. — Приняв подарок, Мередит провела великолепно наманикюренным ногтем по блестящей поверхности. — Какая красота! Я буду беречь ее, — заворковала она, засовывая подарок в маленькую розовую сумочку.

Между пунктами досмотра было ярда три. Вооруженные люди в ветровках стояли около столика у первого входа.

— Пожалуйста, выньте из карманов и положите на стол все металлические предметы, — сказала девушка на пункте досмотра. — Спасибо.

За аркой металлодетектора стоял здоровенный негр с ручным детектором для полного обыска.

— Ой, это все так интересно! — сказала Мередит офицеру, вываливая содержимое сумочки на стол. — Пастор, идите-ка вы вперед, а я пока разберусь с этим… — Она вытащила из сумочки серебряную табличку. — Похоже, мой подарок сейчас наделает шуму.

Конрад показал свой пригласительный, прошел металлодетектор и обернулся. Девушка вернула табличку Мередит.

— Пожалуйста, проходите, мэм.

Мередит подошла к Конраду с улыбкой и прочими прелестями. Он облегченно вздохнул и неспешно повел ее от металлоискателей к распахнутым дверям гигантского конференц-зала. Переступив порог, Йитс попытался от нее отделаться:

— Мой столик номер двести тридцать два. А ваш?

— Мой где-то среди семисотых. — Мередит не хотелось отпускать его руку.

— Я только что вспомнил, — сказал Конрад. — Подарок… Я его кое-кому уже пообещал, простите!

— Ну что вы, пастор Джим, не волнуйтесь. — Мередит расстроилась, но табличку вернула. — Слово надо держать.

— Вы — ангел. — Конрад улыбнулся ей на прощание.


Сиверс в сопровождении охранников вышел из комнаты с позолоченными стенами и двинулся к металлодетекторам у входа в конференц-зал. Он показал дежурным офицерам фотографию Йитса. Никто не видел, чтобы похожий человек проходил в зал.

— Смотрите внимательнее, — давил Сиверс на дежурного, в глазах которого промелькнуло сомнение.

— Я почти уверен, что не видел его, — ответил парень, однако от Сиверса не укрылось замешательство во взгляде.

— Что значит «почти»? — вскипел Сиверс.

Прежде чем Макс всадил ей пулю в лоб, Брук призналась, что Йитс узнал о существовании второго глобуса. Сиверсу было необходимо выяснить, что известно Йитсу, и остановить его, пока тот не проболтался монахине или правительству.

Раздался какой-то шум — два охранника обыскивали человека у металлодетектора. Сиверс подошел к ним.

— Что здесь происходит?

— Он попался на пригласительном — «Карл Андерсон».

Сиверс взглянул на задержанного: разумеется, это не Конрад Йитс, но от него можно узнать кое-что полезное.

— Насколько я понимаю, вас зовут не Карл?

— Меня зовут Гарольд, — ответил тот, надувая красные щеки. — Я понятия не имею, откуда у меня этот пригласительный. Слушайте, моя жена уже там, с пастором Джимом Ли, слышали, наверно? Известный писатель.

— Это пастор Джим Ли? — Сиверс протянул фото Йитса, в котором Гарольд тут же признал недавнего знакомца.

— Да.

— Не совсем. Вы оставили свою жену в руках террориста, которого разыскивают за убийство полицейских и диверсионные акты в американских святынях!

— Боже мой! — завопил Гарольд. — Я не знал, поверьте, не знал!

— Жену-то вы хотя бы узнать можете?

Гарольд сердито взглянул на Сиверса:

— Не сомневайтесь.

— Тогда пошли, — приказал Сиверс.


Гигантский конференц-зал был размером с футбольное поле. Сводчатый потолок высотой в два этажа только добавлял к ощущению спортивного сооружения.

Конрад, освободившись от Мередит, лавировал между сотнями круглых столиков, пробираясь мимо белых скатертей и золоченых стульев к столику справа от сцены, который стоял неподалеку от служебного хода на кухню. Сотни официантов шныряли туда-сюда.

За столом остался лишь один свободный стул: на него никто не позарился, потому что это было место спиной к сцене. Как раз то, что надо! Конрад уселся. Ему предстал вид на стену со входом на кухню и шестеро улыбающихся соседей по столу: молодая пара из Калифорнии, пожилая пара из Мичигана, нью-йоркский раввин среднего возраста и высокая чернокожая женщина из Вашингтона. Вера и свобода собрали их вместе.

— Так вы точно ничего хорошего не увидите, — пособолезновал раввин. — Не передадите кусочек дыни? У них тут молитва после завтрака.

Йитс поглядел на стол, заставленный фруктами, выпечкой, соками и кофе. По соображениям безопасности и в связи с большим стечением народа все было разложено по порциям заранее, и Конраду пришлось снимать пластиковую обертку с тарелки охлажденных дынных долек.

— Пожалуйста. — Он передал тарелку, продолжая искать глазами Серену. Та уже была на сцене в окружении генералов и сенаторов; там же стояли кандидаты в президенты от демократической и республиканской партий.

В зале сидели почти все, кроме, конечно, сотен официантов, обслуживающих столики. Конрад налил себе кофе и разглядывал программку — синий лист бумаги с золотым обрезом. Сестра Серена Сергетти откроет завтрак молитвой сразу после современной обработки церковного гимна «Благодать Господня» в исполнении Боно, вокалиста группы «Ю-Ту».

Конрад собирался налить вторую чашку кофе, когда молодой калифорниец, американец азиатского происхождения, сказал:

— Я бы не стал увлекаться напитками: охрана никого не выпустит даже в туалет, пока президент и первая леди в конференц-зале.

— Спасибо, тогда и я воздержусь.

— Приятно познакомиться, я — Джим, — произнес мужчина, пожимая Конраду руку. — Джим Ли.

Конрад внимательно на него посмотрел.

— Постойте-ка, вас зовут как пастора Джима, известного писателя?

Негритянка и раввин фыркнули от смеха. Конрад не понял юмора.

— В общем, да, — ответил пастор Джим. — Это я и есть.

— Вот оно что!

Выходит, Мередит из Техаса с самого начала знала, что Конрад не пастор Джим.

Старичок из Мичигана вклинился в разговор:

— А правда ли, что в Китае больше христиан, чем в Америке, пастор Джим?

— Верно, — ответил тот. — Но я — кореец.

— Из Сеула?

— Из Бербанка, штат Калифорния.

Старичок сообразил, что ляпнул что-то не то, и оживленно закивал головой.

— Из таких, как вы, получаются замечательные граждане.

— Спасибо, — улыбнулся пастор Джим.

— Между прочим, он продает почти столько же книг, сколько и епископ Джейкс, — сообщила Конраду чернокожая женщина.

Конрад рассеянно кивнул, оглядывая зал — не хотелось пропустить Сиверса, — и ответил:

— Да, такого зрелища не увидишь ни в одной другой стране мира.

— В смысле когда народные избранники открыто говорят, что они не есть Бог?

— Не в бровь, а в глаз! — Конрад поразился ее точному замечанию. — Вы, должно быть, работаете на кого то из них.

— Правильнее сказать, на них на всех, — я сержант полиции Капитолия.

— Никогда бы не подумал, — медленно сказал Конрад. В ней было что-то знакомое. Но если она его признала, то не показывала этого. — Скажите, а верно то, что говорят о вашингтонских политиканах?

— Что именно?

— Осуждают только тех, у кого есть свои суждения…

— А вы шутник! Кстати, меня зовут Ванда. Ванда Рэндольф.

— Д-джек, — запнулся он, бросив взгляд на пастора Джима, который беседовал с раввином.

— Рада познакомиться, Джек.

— Взаимно.

По рукопожатию он сразу распознал ладонь женщины, которая держала его руку в кузове «неотложки»; эти пальцы нажимали на курок, посылая пули ему вслед в тоннелях под Капитолием пару дней назад. Рэндольф это тоже поняла. Улыбка застыла, и Ванда посмотрела на его руку. Глаза распахнулись, словно ее ударило током.

— Вы здесь первый раз, Джек? — спросила она и обернулась. По периметру зала растягивалась армия переодетых в штатское сотрудников службы безопасности.

— Первый и скорее всего последний. — Конрад не сводил глаз с ее лица.

— Что так, Джек?

— Чувствую себя не в своей тарелке, понимаете? Словно все кругом ангелы в белых одеждах, а я — преступник.

Соседи по столу обменялись сочувственными взглядами и энергично закивали.

— Брат мой, мы все себя так чувствуем, — прошамкал старичок из Мичигана. — Лишь немногие из нас способны открыто признать это, прийти к Христу и просить о прошении. Верно, пастор Джим?

Пастор Джим уже набил рот круассанами с миндалем, а потому только кивнул в ответ.

Рука Ванды исчезла в сумочке, а Конрад запустил ладони под столешницу, приготовившись перевернуть стол.

В руках у Ванды оказались визитка и ручка.

— У меня есть отчет по баллистической экспертизе. Я знаю, что вы не убивали Ларри прошлой ночью, — шепнула она ему, записав телефонный номер на обороте карточки. — Я пока не могу доказать, что убил Макс Сиверс. — Карточка скользнула по скатерти к Конраду.

— Что это? — спросил он.

— Телефонный номер «Тюремного братства» — благотворительной организации, которая помогает несчастным, попавшим за решетку. Он вам понадобится, если не исчезнете отсюда сию же секунду.

Конрад недоуменно посмотрел на нее:

— Это еще почему?

— Потому что Макс Сиверс с двумя охранниками направляется к нашему столику.


Стоя на сцене, Серена заметила Макса Сиверса — нужно действовать. Она приблизилась к микрофону и начала молитву на семь минут раньше назначенного времени.

— Давайте же поднимемся и помолимся, — сказала она, наклонив голову. Серена отлично понимала, что президент еще не прибыл, и сенаторы на сцене явно застигнуты врасплох. Но поделать они уже ничего не могли, а сотни людей, поднявшись с мест в конференц-зале, преградили Сиверсу дорогу к столику Конрада.

— Боже Всемогущий, — начала она, — мы искренне молим Тебя простереть длань защиты над Соединенными Штатами, и да вселишь и взлелеешь Ты в сердцах граждан дух послушания и подчинения правительству, и да вскормишь в них братскую любовь и привязанность друг к другу и ко всем их согражданам в Соединенных Штатах…

Молясь, она внимательно следила за происходящим, как в общем-то и все сотрудники спецслужб, расставленные по конференц-залу. Разъяренный Сиверс, вытянув шею, высматривал Конрада.

— …И да ниспошли нам благодать свою, дабы деяния наши были праведны, а сердце отдано состраданию, наставь нас на путь благости, повиновения и миролюбивого духа, коего было в избытке у Божественного Создателя нашей веры, без скромного уподобления коему не можем мы питать надежду стать счастливым народом. Ответь мольбам нашим, заклинаем Тебя Иисусом Христом, Господом нашим, аминь.


Едва все уселись по местам, Сиверс с гримасой ярости направился в угол зала, где сидел Йитс. Боно, который должен был открывать собрание исполнением «Благодати Господней» до молитвы, наконец-то запел.

«Какой-то театр абсурда», — думал Сиверс, пробираясь сквозь толпу всех этих ряженых слабаков, чьи микроскопические мозгодвижения совершались во имя несуществующего бога, которые и впрямь верили в святость помыслов отцов-основателей. Самым безумным было то, что недоумок Йитс решил, что здесь, в этом зале, ему помогут.

Йитс сидел к нему спиной. Сиверс подошел и узнал полицейскую ищейку из Капитолия: надо же, невозможно отделаться от этой затычки. Макс пронзил Ванду взглядом, и двое охранников заняли места за ее спиной напротив Йитса. Сиверс опустил руку с обрубком пальца на левое плечо Йитса.

— Время вышло, Йитс!

Но вместо Йитса на Сиверса смотрел официант-латиноамериканец с кофейником в руке.

— Познакомьтесь с Пабло, он нас обслуживает, — объяснила сержант Рэндольф. — У нас за столиком оказалось свободное место, и, следуя братскому духу собрания, мы пригласили его помолиться с нами.

— Черт тебя дери, где он?

На Сиверса начали поглядывать из-за соседних столиков.

— Успокойтесь, доктор Сиверс, — сказала Ванда, сверкнув глазами. — Куда ему деваться? Он не вооружен, а у вас тут целая армия.

Сиверс вскинул голову и заметался взглядом по залу в поисках Йитса под аккомпанемент голоса Боно, достигшего неземной громкости. Конрада нигде не было — только официанты с кофейниками и подносами, потоком движущиеся ко входу на кухню и из нее.

— На кухню! — рявкнул Сиверс.

ГЛАВА 39

После речи, обращенной к собравшимся, президент покинул конференц-зал. Серена последовала за ним. По обеспокоенным глазам сотрудников спецслужб она поняла, что молитва ее не осталась без ответа и что Господь «простер длань защиты» над Конрадом.

— Говорят, ваша молитва произвела большое впечатление на зал, сестра Сергетти, — сказал президент, проходя по портретной галерее. — Жаль, что мне не довелось услышать.

— Я прочла молитву Джорджа Вашингтона о Соединенных Штатах Америки, записанную в 1783 году, — ответила Серена. — Об этом и в программе сказано.

Президент нахмурился и ни слова не произнес всю дорогу до золоченой комнаты, где его ждал Паккард. Винтовая лестница скрытно вела наружу, к президентскому лимузину.

— У вас есть шестьдесят секунд, — сказал президент.

Паккарду пришлось выкладывать все:

— В Овальном кабинете вас ждет предмет, который мы так долго искали, но он пуст. — Паккард умолчал о деталях — ведь Серена стояла рядом. — Брук Скарборо погибла. Ее убил Конрад Йитс, и он где-то здесь, в отеле. Сиверс прочесывает все уголки.

Президент обернулся к Серене:

— Правильно ли я понял, что Ватикан помогает доктору Йитсу?

— Ватикан — нет, господин президент. Но я — да, — отважно сказала она, увидев, как поползли на лоб глаза Паккарда. — Я надеюсь на вашу помощь. Он не убивал Брук Скарборо.

Сунув руку под блузку. Серена вынула письмо Вашингтона Звездочету. Паккарда при виде документа чуть удар не хватил.

— Я надеялась, что, кроме этого, предоставлю вам и другие убедительные документы, но мы просто не успели. — Она вручила ему письмо. — Зато теперь у вас есть все, что есть у меня.

— Не соблаговолит ли ДАРПА проанализировать это? — Президент бегло просмотрел письмо и передал его Паккарду.

— Незамедлительно, господин президент.

Паккард на глазах у Серены спрятал письмо во внутренний карман формы. Если Паккард сглупит и отдаст его Максу Сиверсу, то документ вряд ли ляжет на столы аналитиков ДАРПА.

— Господин президент, изучив письмо, вы обнаружите, что доктор Йитс выполняет приказания верховного главнокомандующего Джорджа Вашингтона.

— Верховный главнокомандующий — это я, сестра Сергетти, — с нажимом сказал президент.

— Я только хочу пояснить, что Конрад Йитс действует из лучших побуждений и в интересах государства — как он это понимает. Если бы вы гарантировали его безопасность, он, может, и сам пришел и отдал вам то, что нашел в глобусе.

— Спасибо за совет, сестра Сергетти. Еще вчера мы могли бы как-нибудь договоритъся, — сказал президент. — Но сегодня он пытался взорвать американские святыни, убил правительственного служащего и дочь одного из влиятельнейших американских сенаторов. Боюсь, что теперь даже я не могу ему помочь. Я поклялся защищать Америку.

— Нет, господин президент. Вы поклялись защищать американскую конституцию.

Президент поморщился.

— Я помолюсь о Конраде Йитсе, сестра Сергетти. Благослови вас Бог.

— И вас, господин президент.

Президент направился к винтовой лестнице в сопровождении двух агентов спецслужб. За ними последовал Паккард, который бросил на Серену взгляд, полный нескрываемой враждебности. Прямоугольник света упал на изогнутую стену, с улицы донесся гул работающих двигателей. Хлопнула невидимая дверь, и Серена осталась в одиночестве.

Она достала мобильный телефон и нажала кнопку.

— Бенито, подгони машину. Мы уезжаем.

ГЛАВА 40

На подземной парковке «Хилтона» по обе стороны от служебного входа стояли два полицейских. Из конференц-зала официанты нескончаемым потоком несли корзины с фруктами, пончиками и круассанами к фургонам, которые развозили еду по ночлежкам для бездомных.

Конрад Йитс, переодетый официантом, нес на плечах не один, а сразу два ящика с фруктами. Он сгрузил ящики в ближайший фургон, но в конференц-зал не вернулся. Прячась от полиции за вереницей автомобилей, Конрад прошел по парковке в поисках Бенито, чтобы без приключений укатить в потайном отсеке под задним сиденьем лимузина Серены с гербом Ватикана.

Президент уехал, и парковка бурлила как муравейник: сенаторы, конгрессмены, почетные зарубежные гости — все разъезжались. Лимузины и джипы выстраивались перед главным входом в отель, чтобы забрать особо важных пассажиров.

— Конрад Йитс? — вдруг раздался голос из полумрака.

Конрад выругался: так засветиться после всех предосторожностей! Позади него стояла молодая брюнетка. Он узнал лицо, но не мог вспомнить имени. Ей было лет двадцать пять, она работала на сенатора из Калифорнии.

— Привет! — Конрад сделал вид, что страшно рад встрече, и направился к ней.

Она надула губы, поняв по безличному «привет», что он не вспомнил ее имени.

— Я Лиза из Сан-Франциско. Как тебя сюда занесло? Вот уж кого не ожидала встретить на религиозном собрании.

— Ищу путь истинный, Лиза.

Он выхватил нож, который подобрал на кухне, и приставил лезвие к ее животу. Лиза ахнула. Конрад выругался: надо же так низко опуститься! Но большого выбора путей спасения у него не было.

— Ладно, признаюсь, — шепнул он ей на ухо. — Я совсем не изменился. Пикнешь — прирежу. Новости смотрела? Понимаешь, что я не шучу?

— Пожалуйста, — взмолилась она. — В следующий раз все будет, как ты захочешь. Ты будешь в шляпе, как у Индианы Джонса, и с кнутом…

— Тише! — Он ткнул ножом в складку на талии. — Поможешь мне отсюда выбраться, поняла?

Лиза кивнула.


Сиверс занял позицию у главного входа в «Хилтон» и наблюдал за гостями, рассаживающимися по такси, лимузинам и джипам. Завтрак с президентом закончился, все прошло без сучка и задоринки — во всяком случае, гости были в этом уверены. О смерти Брук Скарборо они узнают, только когда доберутся до своих Канзасов, Айов и прочих дыр, откуда понаехали, но к этому времени планам «Альянса» уже ничто не помешает.

Единственным неизвестным в этой формуле будущего был неуловимый Йитс.

Вот на глазах у Сиверса в лимузин сели сенатор от Калифорнии и ее помощница, вот подъехал отполированный до зеркального блеска лимузин с флагом Ватикана. В дверях отеля появилась Серена Сергетти, прошла к открытой задней двери и села в машину.

Сиверс подал знак двум агентам, и те кинулись к лимузину. Они задержали водителя и принялись осматривать днище автомобиля при помощи зеркал на длинных ручках.

Серена вышла из машины посмотреть на происходящее. Вокруг нее образовалась небольшая толпа: всем было интересно, что происходит.

— Ты что-нибудь потерял, Макс? — поинтересовалась она, давая понять: сам напросился, спектакль состоится. — Чистосердечно признаюсь: я вынесла пару шоколадных круассанов для Бенито, он их так любит.

— Пусть водитель откроет багажник, — потребовал Сиверс, обходя машину. Охранники достали оружие.

Макс отдавал себе отчет в том, как это выглядело в глазах любопытствующих шишек, но ему было глубоко плевать, даже когда какой-то газетчик защелкал камерой. Сиверс знал, что открыть багажник силой он не сможет, ведь на машине дипломатические номера. Но если монахиня не откроет, то всему миру станет ясно: в багажнике что-то спрятано. И у него появится подтверждение.

Смазливый водитель по знаку Серены открыл багажник: за исключением чемодана и небольшого портфеля, там ничего не было.

Серена разыграла возмущение и изумление перед камерами:

— Может, и в чемодане пороешься, Макс?

Сиверс побагровел от ярости, но тут один из агентов доложил ему:

— Сэр, мы кое-что обнаружили.

Макс прошел к заднему сиденью салона и взмахом руки попросил сестру Сергетти подойти, оторвав ее от импровизированной фотосессии. Сиверс указал на диван лимузина.

— Откройте отсек под сиденьем, иначе я разрежу диван ножом. Выбирайте.

— Макс, — сказала она совершенно серьезно, — в некоторых странах мне приходится прятать и тайно вывозить миссионеров и политических заключенных. Если об этой особенности автомобиля узнают все, то многие из узников совести потеряют последний шанс.

— Повторяю, Серена: выбирай!

Она склонилась над обивкой сиденья и нащупала скрытую рукоятку под диваном. Как только отсек открылся, ее оттолкнул один из охранников Сиверса.

— Отойдите в сторону, мэм, — сказал он, направляя оружие в тайный отсек.

Тот был пуст.

Сиверс полыхал от ярости, а Серена блаженно улыбнулась.

— Я тебя предупреждала. Макс.

Не опасаясь телекамер, он наклонился к ней и шепнул:

— Твой беглый дружок — убийца и государственный преступник. Держись от него подальше, иначе будет хуже.

— Нет, Макс. Это от тебя я буду держаться подальше. Подавись своими прививками! — Она села в машину и подала знак Бенито ехать.

Когда лимузин тронулся. Сиверс повернулся к своему агенту и спросил:

— Ты установил на нее лично «джи-пи-эс» микродатчик?

— Да, сэр. Шлепнул ей на плечо, когда вели ее в комнату. Она ни за что не догадается.

— Отправьте группу слежения за сигналом. Рано или поздно она приведет нас к Йитсу.


Серена откинулась на заднем сиденье и облегченно вздохнула. Бенито свернул на Коннектикут-авеню.

— Как вы, синьорина?

— Спасибо, вроде успокоилась. Только не знаю, где искать Конрада.

Бенито взглянул в зеркало заднего вида.

— У «Хилтона» он сидел в джипе впереди нас.

— Нет, в джипе сидела сенатор. Я видела, как она садилась.

— А доктор Йитс сидел за рулем, — ответил Бенито. — Он нашел меня на подземной парковке и попросил передать вам сообщение.

Серена напряженно сдвинулась к краю сиденья.

— Какое сообщение?

— Он сказал, что будет ждать вас у дома Сары.


Конрад в форме водителя вел машину и внимательно слушал болтовню сенатора. Та говорила что-то об отдельных выступлениях, о том, каким грандиозным показалось ей само событие. Лиза помалкивала. Конрад предупредил ее, что весь увешан динамитом, и любая попытка «заложить» его сенатору или послать сообщение с мобильного телефона приведет к взрыву.

Все шло как по маслу до того, как они проехали площадь Вашингтона.

— Что за стук? — спросила сенатор Лизу.

Помощница нервно заерзала.

— Должно быть, восемьдесят седьмой бензин, мэм, — ответил Конрад, сворачивая на заправку «Юнион» через дорогу от отеля «Ритц-Карлтон». — Я сейчас проверю, может, долью немного высокооктанового.

— Следовало думать заранее, — рявкнула она в спину Конраду.

Через минуту стук в салоне стал еще громче.

Сенатор выглянула в окно, но водителя нигде не было видно.

— Лиза, найди его.

Помощница разразилась слезами.

— О Господи, Лиза. Нашла время!

Сенатор открыла дверь и увидела заправочный шланг, торчащий из бензобака. Водителя не было, а стук, похоже, раздавался из багажника. Сенатор подошла к багажнику и открыла его — там лежал связанный водитель с кляпом во рту.


Сиверс со своими людьми прибыл на заправку, где двоеполицейских допрашивали помощницу сенатора, которая, как выяснилось, была знакома с Йитсом. Девушка детально описала происшедшее. Йитс также попал на камеру банкомата у фитнес-центра через дорогу.

«Куда тебя несет, Йитс? — размышлял Сиверс, сидя в джипе. — Может, за вторым глобусом? На свидание с красоткой Сереной?»

— Я могу следить за монашкой со своего телефона? — спросил он водителя, морпеха по имени Лэндфорд.

— Да, сэр, — ответил тот. — Проверьте по сайту электронных карт Гугл.

На экране мобильного Сиверс нашел красную точку: сестра Сергетти двигалась по Эр-стрит, мимо Монтроуз-Парка. Точка остановилась, и Макс нажал кнопку увеличения: размытые пиксели увеличенного изображения сложились в какую-то скульптуру. По ссылке Сиверс открыл фотографию армиллярной сферы Сары Риттенхаус.

«Значит, все-таки под армиллярной сферой», — осознал он, не сводя глаз с переплетения колец, стоящих на мраморном постаменте. Второй глобус, тот, о котором проболталась Брук и который он теперь искал, вполне мог находиться под армиллярной сферой!

— Приехали, сэр, — объявил водитель.

Макс выглянул в окно. Вот она, сфера, в каких-то пяти ярдах от дороги. И возможно, под ней зарыто сокровище — прямо здесь, под солнцем, у всех на виду.

Ни Серены, ни Йитса не было видно.

Он снова посмотрел на экран. Красная точка — курсор «джи-пи-эс» — недвижимо мигала у армиллярной сферы.

— Она под землей, — произнес Макс. — Здесь должен быть другой вход: канализационный коллектор или что-то такое, проходящее под памятником. Немедленно перекинуть сюда буровую команду из Джонс-Пойнт и выслать группу спецагентов на прочесывание парка.

— Извините, сэр, — сказал Лэндфорд, опуская телефон. — Поступил звонок из отделения Национальной парковой службы. На территории парка задержан человек в форме водителя. Описание подходит под нашу ориентировку.

Через несколько минут Сиверс вошел в маленькое здание парковой службы, насквозь провонявшее навозом из соседней конюшни. Дежурный проводил Сиверса к небольшой комнатушке с решеткой вместо стены, где сидел человек в водительской форме.

— Йитс, — окликнул его Сиверс.

Человек поднял голову — на Сиверса смотрело сморщенное, усыпанное бородавками лицо какого-то бомжа, обменявшего свои лохмотья на костюм.

— Идиот! — заорал Сиверс на дежурного.

Дежурный говорил по рации.

— Понял, — ответил он в продолжение разговора и, нажав кнопку отбоя, сказал Сиверсу: — Похоже, ваш парень украл нашу лошадь.

ГЛАВА 41

Конрад оставил лошадь у старой мельницы Пирса и пошел по ручью на дне лощины к пещере. Пещера приведет его точно к месту захоронения глобуса под армиллярной сферой Сары Риттенхаус.

Переходя ручей, он вспоминал переход Вашингтона под Вэлли-Фордж. Конрад был вымотан, но его вел вперед беспримерный подвиг солдат американской революции. Отвага и решимость двигали Вашингтоном той судьбоносной ночью в этом же лесу, когда генерал в одиночку дал бой «Альянсу», спасая будущее Соединенных Штатов.


Конь Вашингтона галопом нес седока по лесу под проливным дождем. Около трех часов утра генерал резко осадил коня у пристани в Джорджтауне.

Вашингтон медленно повел Нельсона к старому каменному дому, слушая легкое цоканье копыт боевого друга. Генерал оставил коня на привязи и пошел к переднему крыльцу. Его бы не признали в гражданском плаще и шляпе, но и штатский наряд не скрывал величественную выправку офицера и джентльмена.

Он трижды ударил в дверь, выждал — и снова постучал. Вашингтон взялся за ручку, и дверь открылась сама.

Генерал нагнулся и вошел, заняв своей высоченной фигурой весь дверной проем. Человек, на встречу с которым он приехал, большой мастак по части поддельных документов, грузно сидел в кресле у мерцающего камина: лицо залила кровь, во лбу зияла дыра от пули. На грубо отесанном столе лежали всевозможные карты и документы.

— Морока с этой новой республикой, куда ни кинь — всюду предательство, — раздался голос из темного угла. — Чем все это кончится?..

Вашингтон медленно повернул голову.

В нескольких футах от него, в дверном проеме, выросла гигантская тень — слоноподобная туша с румянцем на неразличимом в темноте лице в обрамлении светлых кудрей. Черные глаза смотрели мертво и бездушно. Незваный гость навел ствол пистолета на Вашингтона.

— Напрасно вы пытались обмануть «Альянс»… — Голос был знаком, но Вашингтон никак не мог вспомнить откуда. — А теперь к делу. Где ваша копия соглашения?

— На столе, — осторожно ответил генерал. — За ней я и приехал.

— Ложь! — Человек вышел на свет.

— Вы?! — воскликнул Вашингтон, глядя в лицо одному из своих преданнейших офицеров, человеку, которому доверял долгие годы. Бывший Сын свободы, патриот, он стал одним из первых членов «Разведывательной сети Калпера», прообраза спецслужб, который помог Вашингтону разбить англичан под Нью-Йорком. Этот человек брался за самые кровавые поручения.

— Это подделка. — Убийца помахал документом перед лицом Вашингтона.

Ужас объял генерала. Кто сообщил им эти сведения?

— Люди «Альянса» есть везде, его судьба неотрывна от судьбы Америки. — Убийца приставил пистолет к груди Вашингтона. — Садитесь рядом со своим дружком, генерал.

Вашингтон выполнил приказ. До рассвета оставалось еще несколько часов, в комнате висела тьма. Он снял шляпу и плащ, положил их поверх документов на столе и сел напротив убийцы. Под плащом оказался церемониальный масонский фартук.

— Что, помогло вам «братство строителей»? — осклабился убийца. — Куда им сравниться с воинами «Альянса»!

Убийца развернул поддельный документ на столе и стал читать его при свете камина. Вашингтон неотрывно следил за ним.

— Прекрасная работа, — одобрительно произнес убийца. — Выглядит в точности как дополненное и обновленное соглашение, которым вам предстоит обменяться с «Альянсом», вернее, обменять на настоящее соглашение. Да только это писано специальными чернилами, которые через несколько дней исчезнут с бумаги. Подпись ваша станет недействительной, и договор утратит силу. К тому времени, как «Альянс» обнаружит подлог, вы успеете уничтожить настоящее соглашение. Старик Ливингстон, труп рядом с вами и был вашим шпионом в «Альянсе»?

Вашингтон не вымолвил ни слова.

— Признайтесь, вам всегда нравились двойные шпионские игры. — Убийца повернулся, держа в руке оригинал договора, который Вашингтон должен был подписать. — А с этим вы что намеревались сделать?

Убийца поднял дополненное соглашение, скопированное Ливингстоном, которое обрекало Вашингтона и всю страну на ужасную судьбу.

Генерал молча смотрел в огонь. «Проклятый договор, — выругался он про себя. — О чем я думал десять лет назад, подписывая его!»

— Впрочем, какое это имеет значение? — продолжил убийца. — Ваша роль почти сыграна. Сейчас сюда приедут наши друзья. Они решат, будете ли вы участвовать в завтрашней церемонии.

Он указал рукой на объявление, прикрепленное к стене. Все желающие приглашались присоединиться к президенту и членам конгресса: планировалось праздничное шествие из Александрии к Дженкинс-Хайтс, где произойдет заложение краеугольного камня нового здания Капитолия Соединенных Штатов.

Вашингтон вздрогнул, словно от могильного холода — жизнь новорожденной республики висит на волоске.

— Пропустим по кружке эля? — спросил Вашингтон.

— Все-то вы образно изъясняетесь, генерал, — ответил убийца. Он потянулся за стаканами на полке и на мгновение оказался спиной к Вашингтону. — Так что будем пить? Рок или свободная воля? Судьба или выбор?

— Я выбираю свободу. — Вашингтон отклонился на стуле, упершись в столешницу подошвами сапог. — Другого не дано.

Что было сил Вашингтон обрушил стол на спину убийце, толкнув того, словно тараном, в стену. С полки посыпались стаканы. Убийца развернулся, обратив на Вашингтона лицо, ставшее вдруг кровавым месивом. В его руке мелькнул пистолет. Вашингтон вскочил со стула и, отбив пистолет левой рукой, правым коленом резко Ударил врага в пах. Голова убийцы дернулась вперед, ногой он подсек Вашингтона, и оба рухнули на пол. В падении генерал ухватил за запястье руку с пистолетом, одновременно врезав убийце по шее. Пистолет был между ними, когда раздался выстрел.

Отчетливо завоняло паленым мясом. Сын свободы лежал без движения.

Вашингтон поднялся на ноги, подобрал оригинал договора и швырнул его в огонь. Он подписал подделку, сунул ее в карман плаща и остановился, прислушиваясь.

Дождь за дверью прекратился.

— Проклятие! — выругался он. Времени было в обрез. Его ждала встреча с приспешниками «Альянса» и обмен подделки на копию исправленного договора, который он подписал десять лет назад. Это все, что связывало его с неприглядным прошлым, и с Божьей помощью документ скоро попадет к нему в руки.


В самом сердце федерального округа высился холм под названием Дженкинс-Хайтс. Вашингтон всегда называл его Римом, как и землевладелец из Мэриленда по имени Френсис Поуп, который еще сто лет назад мечтал, что на берегах Потомака, в ту пору известного как Тибр, поднимет голову могучая империя, что затмит величие Рима.

Вашингтон прекрасно знал историю этих краев и холма; еще юношей он измерил и изучил здесь все вдоль и поперек. Знал он о древних легендах, связанных с холмом, и, подгоняя Нельсона к вершине, он кожей чувствовал дыхание прошлого.

Задолго до европейской колонизации Нового Света индейцы-алгонкины проводили у подножия холма племенные советы. По мнению археологов, алгонкины восходят к древним майя, а легенды утверждают, что предками индейцев были жители Атлантиды. Вождей их главного племени — монтоков — называли «фараонами», как и их древнеегипетских собратьев. Слово «фараон» пришло из древних арабских языков десять тысяч лет назад и означало «звездное дитя», или «дети звезд».

Вот почему Вашингтон решил, что холм станет сердцем столицы, вот почему он так тщательно подбирал землемеров, вот почему Эликотт и Ланфан заложили в план строительства здание конгресса под Регулом в созвездии Льва, звездой Атлантиды и Египта, а всю столицу — под созвездием Девы, как и Рим.

Вашингтон неоднозначно относился к астрологии.

Как и любой масон, он понимал, что новые города, церкви и общественные здания надо располагать в соответствии со звездными картами, хотя бы для того, чтобы призвать божественное благословение на занятие столь сложное — и не всегда чистое — как сотворение нового государства. Разумеется, не было смысла отказываться от астрологических прогнозов даты закладки краеугольного камня, дня наиболее удачного, когда сами звезды благоприятствуют событию. Вот как сейчас, например, в день закладки краеугольного камня Капитолия на этом самом холме, в час пополудни. В конце концов, звезды являли куда больше постоянства, чем переменчивые отношения людей.

Служители «Альянса» в отличие от масонов были не строителями, а воинами, чье дело началось со служения Атлантиде. С тех пор они долгие века управляли армиями различных государств. Звезды помогали им воевать, уничтожая тех, кого «Альянс» считал врагом. Но «Альянс» не искал благоприятствования звезд, как масоны. Для масонов было важно извлечь максимум пользы из хорошего прогноза, астрология же «Альянса» была наполнена фатализмом и роком — она застыла, словно могильная плита, и отвратить ее было невозможно, как накликанную беду. Звезды управляли воином «Альянса», который не придавал значения тому, что мудрость созвездий не оправдывает темные дела.

В поворотные моменты истории «Альянс» скрывался — среди Розенкрейцеров, масонов или в самой христианской церкви, которая и не догадывалась о поразившей ее заразе. И вот теперь жертвой паразитирования «Альянс» выбрал федеральное правительство нового государства — Соединенных Штатов. Во время Войны за независимость, когда дела были плохи, Вашингтон прибегал к помощи воинов «Альянса», настоящих мастеров военного дела.

И вот пришла пора расплаты за эту ошибку.

На вершине холма, с факелами в руках ждали двенадцать воинов «Альянса» — военные, политики, финансисты, которых Вашингтон хорошо знал. Как оказалось, недостаточно хорошо. Они собрались вокруг рва, выкопанного для закладки фундамента.

Рядом со рвом сиял золотой небесный глобус.

Глава «Альянса» был известен Вашингтону под псевдонимом Осирис. Он поднял глобус и провел руками по очертаниям созвездий: раздался щелчок, глобус раскрылся — внутри оказалась деревянная ось, на которой и крепились обе половинки. Осирис разъединил их и вынул полую ось.

— Передайте мне договор, генерал, — твердо сказал Осирис.

Вашингтон отдал ему подделку, которую привез из старого каменного домика: под ней стояла его подпись — подпись президента США.

Осирис свернул договор, вложил в ось и защелкнул глобус. Затем передал оригинал договора, подписанного в Ньюберге в 1783 году, когда Вашингтон командовал Континентальной армией — ни Соединенных Штатов, ни их конституции тогда не существовало.

Вашингтон сунул Ньюбергское соглашение в карман. Глобус с подделкой, написанной нестойкими чернилами, запечатали и опустили в яму, где уже ждал полый каменный блок. Наемный убийца не заметил, что на оборотной стороне подделки невидимыми чернилами была нанесена звездная карта, которая станет видимой, как только глобус вновь раскроют.

«Но до этого момента должны пройти века», — подумал Вашингтон.

В котлован полился цементный раствор, поверх бросили несколько лопат земли. Поутру на дно котлована поместят серебряную табличку, а на нее — краеугольный камень Капитолия Соединенных Штатов.

— Вы добились своего. Почему бы теперь не избавиться от меня? — спросил Вашингтон.

— Вашу роль в нашем деле трудно переоценить, сэр. Мы отдаем вам должное. Будь вы крепче характером, мы бы вас короновали, и под вашим началом уже в наши дни сбылось бы пророчество, уготованное нам и Америке. Однако придется ждать грядущего поколения.

— Вы ошибаетесь, вы не Америка, — ответил Вашингтон.

Четверо часовых стали по краям котлована охранять сферу до церемонии закладки краеугольного камня, а тринадцать всадников отправились восвояси: три группы по четыре всадника поскакали на север, юг и восток, а одинокий наездник, Вашингтон, двинулся на запад.


Через полчаса Вашингтон добрался до опушки леса на границе федерального округа и по ручью Рок-Крик доехал до мельницы Пирс-Милл. Он следовал за извилистым потоком по каменистому буераку через густые, непролазные заросли. Путь привел его к пещере, спрятанной среди густых зарослей папоротника, под сенью широколиственных кустов. Вход в пещеру порос мхами; плети лиан обвили его и сделали совсем невидимым для чужака.

Вашингтон привязал Нельсона к стволу орешника, раздвинул занавес переплетенных лоз и шагнул полеводы. Глубоко в темноте мерцал огонек. Вашингтон прошел длинным темным ходом и очутился в большой круглой пещере. У края заброшенного колодца алгонкинов, в окружении бочек с порохом, сидел трясущийся от страха Геркулес — преданнейший раб генерала.

В ногах у Геркулеса, между блестящих пряжек туфель лежало что-то круглое в мешке. Вашингтон нагнулся и снял мешок: под тканью оказался медный шар. Глобус почти в точности походил на тот, что только что зарыли на вершине холма Дженкинса, но хотя он и создавался с целью неразлучно находиться со своим «небесным» братом, у него было особое предназначение. Прощаясь с этой красотой, Вашингтон дивился тонкой работе картографа, изваявшего и вырезавшего глобус.

Вашингтон провел пальцем по сороковой параллели глобуса, ощупью разыскивая шов. Он нашел пружину, и глобус раскрылся. Генерал вытащил подписанный документ, положил его в шар и щелчком сомкнул обе половинки. Геркулес обвязал шар веревкой и опустил его на дно колодца. Бухта веревки разворачивалась оборот за оборотом и исчезала в глубине колодца. Глобус опускался все глубже и глубже, пока не коснулся дна. Надев масонский фартук, Вашингтон взял кельму[5] и бросил в колодец горсть пыли. Затем с факелом в руках он сел на бочку с порохом, а Геркулес засучил рукава, взялся за лопату и начал забрасывать шахту колодца землей. Время от времени Геркулес останавливался, чтобы отряхнуться; Вашингтон дивился великолепию одеяния своего раба, его золотым часам и вычурным пряжкам. Во всех Соединенных Штатах не было раба наряднее Геркулеса. Досадно, что приходится вовлекать его во все эти грязные дела.

— Геркулес, а ты модник. Даже я тебе не ровня.

— Вы разрешили мне продавать остатки с кухни, сэр.

— И сколько же ты заработал?

— Почти двести долларов в прошлом году, сэр.

Вашингтон покачал головой. Да, вот уж точно — «новый мир».

Они опустили два бочонка с порохом в шахту колодца и насыпали длинную дорожку пороха до самого выхода из пещеры.

Снаружи Вашингтон вдохнул свежий воздух и посмотрел на своего раба. Тот заметно нервничал.

— Вернешься в Филадельфию через Нью-Йорк, — сказал Вашингтон Геркулесу и вручил ему конверт для Роберта Йейтса, главного судьи нью-йоркского Верховного суда. — Помнишь, где спрятан почтовый ящик?

Геркулес кивнул:

— Сразу за фермой.

— Молодец. Отправляйся незамедлительно. Поговорим, когда я вернусь в Филадельфию.

— Да, масса. — Геркулес кинулся к своему коню.

Вашингтон вернулся к пещере и достал пистолет.

Подняв руку, он наставил ствол на вход в пещеру.

— Боже, храни Америку, — сказал он и выстрелил.

В пещере полыхнуло пламя, из глубины послышался раскатистый взрыв — и вся задняя часть пещеры обвалилась. Облако пыли вылетело из каменного зева, и глобус надежно укрылся до конца света или до тех пор, пока Звездочет не придет за ним — как распорядится судьба.

Когда дым развеялся, Вашингтона уже не было.


Пещера скрывалась под густой шапкой растительности, но Конрад сразу ее нашел. Он раздвинул свисающие над входом корни и вошел в сырой полумрак. Ему казалось, что он ищет свое потерянное детство, ищет отца или свои истоки. В общем-то так оно и было. Именно здесь сошлись все слагаемые: Том Сойер, раскопки с отцом, армиллярная сфера Сары Риттенхаус в парке, где он бегал всего в нескольких десятках ярдов от пещеры.

«Кто бы знал, что глобус всегда был здесь, все это время…» — изумленно подумал Конрад.

Что-то шевельнулось в темноте, а потом ослепительно вспыхнул фонарик, осветив чумазое, но ангельское лицо Серены, которая стояла с лопатой на изготовку — еще миг, и Конраду досталось бы.

— Слава Богу, ты здесь, — сказала она. — Добрался наконец-то. Я боялась, что неверно поняла, куда идти.

Ему хотелось ее обнять, признаться в любви и спрятать от жестокого мира, что разлучил их, но вместо этого он схватил ее за горло.

— Ах ты, лживая дрянь! Ты с самого начала знала, что глобусов — два, и ни словом об этом не обмолвилась.

— Их всегда по два, Конрад. — Серена задыхалась. — Земной и небесный. Я думала, ты понимаешь.

Он еще сильнее сдавил ей горло.

— А может, ты со своими дружками в Ватикане хотела их себе захапать?

— Конрад, перестань. Я знаю, что Брук убил не ты.

Конрад заглянул в темные дымчатые глаза и отпустил Серену.

Она закашлялась.

— Брук… — пробормотал он, вспомнив последние мгновения: Брук, привязанную к кровати в номере отеля… Боль и вина за то, что произошло потом, опустилась на его плечи. — Ее убил Сиверс, клянусь.

— Я знаю. — Серена с трудом сглотнула, пытаясь выровнять дыхание. — Вот, возьми. У нас мало времени.

Она протянула ему лопату.

ГЛАВА 42

Армиллярная сфера Сары Риттенхаус

Монтроуз-Парк

На закате, едва перевалило за семь вечера, переодетые в штатское морпехи Макса Сиверса перекрыли доступ в парк, а из канализационного люка на Эр-стрит, неподалеку от армиллярной сферы, выбрался капрал инженерных войск с весьма печальными для Сиверса известиями.

В относительной тишине на игровой площадке у армиллярной сферы Сиверс сидел на корточках над картой геологической съемки парка Рок-Крик. Неожиданно он заметил, что буровые работы прекратились.

— В чем дело, капрал?

— Мы что-то нашли; не знаем что. Поэтому сейчас заканчиваем спуско-подъем.

— Объясните по-простому!

— Обсадная труба — то, что мы опустили в шахту, чтобы доставить взрывчатку, — зацепилась за какую-то жилу. Поэтому мы поднимаем бур, а вместо него опустим фрезу и высверлим обсадную трубу, а затем снова опустим бур.

«Времени понадобится гораздо больше», — понял Сиверс. Йитс сильно ушел в отрыв.

— Сколько понадобится времени, капрал?

— Новый наконечник бура обойдется ДАРПА в сотню тысяч баксов и около миллиона за рабочий день, во всяком случае, со стороны Американского геологического общества, — ответил капрал. — Там семьдесят пять человек и куча оборудования под землей, сэр.

— Я что спрашиваю, сколько это будет стоить, жаба? — прошипел Сиверс. — Я спрашиваю, сколько времени это займет!

— Каждая спускоподъемная операция — около двенадцати часов в один конец.

«Только через сутки, — раздраженно подумал Сиверс. — И это если начать прямо сейчас». К тому времени он должен быть рядом с китайскими олимпийскими шишками у памятника Вашингтону.

— Исключено, капрал. Сколько породы вам надо пройти?

— Около двухсот футов. Потом сонар показывает какую-то полузаваленную пещеру, — ответил капрал. — Но мы натолкнулись на более крепкую метаморфическую породу, и она нам мешает, сэр. Тут и разные виды сланца, и филлиты, и габбро, и гнейс.

Сиверс узнал гораздо больше, чем хотел, о геологии одного из самых старых национальных парков США. Парк создали как природоохранную зону для «…пород дерева, животных и различных редкостей… и их сохранения в первозданном виде», он простирался на пятнадцать километров в длину и почти на два в ширину и служил убежищем для «многих редких и уникальных видов», согласно закону конгресса, который этот парк и основал.

Теперь к «редким и уникальным видам» присоединились Конрад Йитс с Сереной Сергетти.

— Подождите-ка, капрал. — Сиверс взял рацию и связался с Лэндфордом на передвижном командном пункте. — Какие известия от парковой службы о поимке террористов?

— Пока ничего, сэр, — доложил Лэндфорд. — Рейнджеры и верховая полиция сейчас прочесывают всю зону вдоль ручья.

К несчастью, Рок-Крик протянулся на пятьдесят три километра, и бассейн речушки занимал почти пятьдесят тысяч акров. Русло проходило через метаморфическую кристаллическую горную породу, испещренную неисчислимыми отверстиями, углублениями и полостями. Примерно четверть зоны бассейна приходилась на территорию федерального округа: своеобразная Тора-Бора, где Йитс мог прятаться долгое время.

Сиверс посмотрел на геологическую карту — по ней ветвилась система пещер, охватывающая весь бассейн. Йитс и монашка наверняка спустились в одну из них, чтобы пробраться под армиллярную сферу. Если он их не обгонит, то они все равно где-нибудь выберутся, и тогда их можно будет сцапать. Но рисковать нельзя.

— Капрал, буровые работы закончены, — сказал Сиверс. — Мы опустим в шахту компактную бомбу для уничтожения бункеров — не проблема пробить две сотни футов камня и обрушить пещеру.

Глаза у капрала полезли на лоб.

— Если вы обрушите пещеру, все будет похоронено под тоннами камня.

— Не беда. Пещеру всегда можно раскопать, — ответил Сиверс. — Главное — не дать им уйти.

ГЛАВА 43

Стены древнего колодца были выложены камнем, и Серена подумала, что его наверняка использовали для проведения каких-то ритуалов. Похоже, алгонкины строили колодец по-простецки, вручную. Теперь Серена с Конрадом проделывали ту же работу: он копал, а она поднимала землю наверх.

— Мать-настоятельница любила повторять: попросишь Бога убрать гору с твоего пути, не удивляйся, если он даст тебе лопату.

— А врать тебя тоже она научила? — Конрад, отдуваясь, вонзил лопату в землю. — Ты ведь прекрасно знала, что Брук работает на «Альянс», а мне даже не намекнула, пальцем о палец не ударила, пока я не превратился в Звездочета и не получил приказания от генерала Вашингтона.

— Брук успела тебе что-нибудь рассказать, Конрад?

— Сиверс собирается выпустить вирус птичьего гриппа на Олимпиаде в Пекине. — Конрад швырнул лопату земли в ведро. — В общем-то выпустит он его завтра на Эспланаде во время праздника, но зараза не начнет распространяться до Олимпиады, чтобы все подумали, что инфекция идет из Китая. Своим друзьям Америка даст спасительную вакцину; враги — как внутренние, так и внешние — получат только вирус. Сиверс — дверь в Апокалипсис, которую «Альянс» раскроет перед миром. Глобус, который мы ищем, каким-то образом оправдывает их «чистку» мира и новый мировой порядок.

Серена содрогнулась от внезапного откровения.

— Птичий грипп! — повторила она. — О Боже, Конрад! Я могла бы и догадаться. Какой я после этого лингвист?

— О чем догадаться?

— Слово «грипп», «инфлюэнца», берет начало от староитальянского слова, которое означает «дьявольский альянс звезд». Вспышки чумы наши предки связывали с расположением звезд.

— Что ж, на сей раз «Альянс» устроит нам вспышку…

— Сиверса надо остановить. Но как к нему подобраться?

— Иголку в таком стоге сена не найдешь. — Конрад задыхался от усталости. — На Эспланаде соберутся полмиллиона человек — отдыхать, развлекаться, смотреть концерт и фейерверк. При жесточайшей охране.

Конрад с удвоенной энергией взялся за лопату, а Серена задумалась над только что полученной информацией. Внезапно до нее дошло:

— Я знаю, как он это сделает.

Конрад остановился, тяжело дыша.

— Я слышала разговор Сиверса с китайским чиновником: они поднимутся на смотровую площадку памятника Вашингтону, где соберутся все гости Олимпийского комитета, чтобы посмотреть фейерверк. Надо сообщить президенту и министру обороны.

Серена взялась было за мобильный, но сигнала под землей, конечно же, не было, да и не могло быть.

— Думаешь, нам поверят? — проворчал Конрад, и тут раздался удар лопаты о камень.

Серена опустилась на колени и помогла вытащить остатки земли, открывая дно колодца.

— Глобуса нет. — В ее голосе прозвучало отчаяние. — Он пропал. Надо срочно предупредить президента о Сиверсе. У нас нет выбора.

— Здесь он, здесь. — Конрад отер пот со лба и оглядел стены колодца. — Я точно знаю. Мы еще не добрались до фунтовых вод. Подвинься.

Йитс размахнулся тяжеленой лопатой, словно сельский парень, который на ярмарке мерит молотом свою силу на глазах у визжащей от восторга подружки.

— Что ты делаешь?

— Здесь двойное дно. — Йитс ударил лопатой по каменному дну, полетели искры; он все сильнее и сильнее бил по камням. Под ногами что-то треснуло. — Помоги-ка!

С полчаса они поднимали камни, а потом еще час копали. Наконец лопата звонко стукнула — раздался звук металла о металл. Глобус!

Конрад прислонил лопату к стенке колодца, вытащил сигарету из кармана рубашки, которую выменял на водительскую форму у бомжа, и закурил.

В глазах Серены вспыхнула ярость.

— Ты в своем уме? Чего ты ждешь? — воскликнула она, ожидая, что Макс Сиверс и его банда появятся в любой момент.

Конрад с наслаждением затянулся и выпустил аккуратное колечко дыма, которое повисло в воздухе, увеличиваясь в размерах, затем расплылось и исчезло.

— Брук еще кое-что мне сказала. Там, в «Хилтоне», — небрежно произнес он.

Серена почувствовала, как все внутри сжалось в комок. Вот так всегда, он выбирает самый неподходящий момент для разговора о том, что обдумывал много часов. Или дней. А может, и недель. Если не лет.

— Потом, Конрад. Хорошо?

— Ты что-то знаешь о моей крови. Что-то невероятное.

Серена вздохнула, вытащила сигарету у него изо рта, глубоко затянулась и пыхнула дымом прямо в лицо Конраду.

— Тебе надо прямо сейчас? Не вчера, не завтра, а именно сейчас?

— Ага.

Она опустилась на колени на дно колодца и принялась в отчаянии рыть землю руками.

— Дело не столько в твоей крови, сколько в ДНК.

— Ты делала анализ моей ДНК?

— После Антарктиды, — напряженно ответила она.

— Что было материалом анализа?

— Прядь волос. Давай разберемся с этим попозже, пожалуйста! Помоги мне. Помоги себе.

— Зачем тебе понадобился анализ моей ДНК, Серена? Ты ведь не поверила в ту чушь, что сказал мой отец, правда? У меня самая обыкновенная ДНК. Я видел результаты анализов, просмотрел все цифры, прочел все таблицы. У меня нет никаких необычных звеньев в цепочке, никаких необычных сочетаний.

— Какой же ты все-таки…

Сквозь почву проглянула верхушка металлической сферы.

— Ты, как всегда, что-то от меня скрываешь. Серена.

— Расшифровкой анализа ДНК этого не объяснить. Это надо увидеть.

— Прекрати говорить загадками!

Она вскочила на ноги, глядя ему в глаза.

— Тебе непременно надо знать, Конрад? Ладно. Спираль твоей ДНК закручивается налево!

— А куда же ей еще закручиваться? В том и суть двойной спирали — она закручивается.

— Да, но спираль молекулы ДНК всех организмов на планете Земля закручивается направо.

Она всматривалась в его суровое лицо. Конрад ответил ей пронзительным взглядом, потом его плотно сжатые губы оттаяли. Он затоптал сигарету.

— И что, по-твоему, это значит?

— Понятия не имею. Я знаю только, что люблю тебя и хочу навсегда остаться с тобой, если мы выберемся из этой передряги. Я поняла это, когда увидела труп в отеле и подумала, что это ты, а не Брук. Ты мне очень дорог. Но сначала нужно выкопать глобус, иначе на наших планах можно ставить крест.

Серена обвила шею Конрада руками, прильнула к нему и нежно поцеловала в губы. Ее сердце забилось, выпрыгивая из груди, а он обнял ее за талию и уверенно привлек к себе. Серена заглянула ему в лицо, помрачневшее от решимости.

— За работу.

ГЛАВА 44

Конрад отбрасывал землю руками, а Серена тряпкой очищала поверхность сферы, появляющейся из-под земли. Вскоре на поверхности возникли очертания Северной Америки.

— Смотри! — не сдерживая радости, крикнула Серена. — Это глобус Земли — вот материки, а не звезды. Как его открыть?

— Вот так. — Конрад просунул лезвие ножа под экватор и нажал посильнее. Что-то хрустнуло, и полушарие повернулось, откидываясь, словно крышка. Внутри оказался запечатанный деревянный цилиндр. — А вот и он.

Они выбрались из колодца и плюхнулись на земляной пол пещеры. Из деревянного цилиндра Конрад вынул свиток и развернул его.

— Осторожнее, ты все испачкаешь, — заворчала Серена. — Давай выберемся отсюда в какое-нибудь безопасное место, тогда и разглядим все как следует.

— Твои руки не чище моих, — уперся Конрад, — а безопасности нам не видать, пока мы не узнаем, что здесь написано. Прямо сейчас, Серена. Важны знания, а не здания, помнишь?

Она посветила фонариком на бумагу.

— Как я тебя ненавижу!

— Не ты одна. — Он наклонил документ к свету.

Бумага напоминала материал звездной карты — почти пергамент. Но это была вовсе не карта, а какой-то официальный документ на английском с введением, написанным жирным шрифтом. Некоторые даты и имена в документе 1783 года сменились исправлениями, датированными 1793 годом.

— «Мирный договор, — начал Конрад, — заключенный сегодня, восемнадцатого сентября одна тысяча семьсот девяносто третьего года, между регентством Новой Атлантиды и его подданными с одной стороны и Джорджем Вашингтоном, президентом Соединенных Штатов Северной Америки, и гражданами вышеупомянутых штатов с другой стороны…» — Он поднял на Серену недоумевающий взгляд. — Регентство Новой Атлантиды?

— «Альянс», — ответила Серена. — Регент — это человек или группа людей, выбранная для управления вместо монарха по причине его отсутствия или неспособности управлять государством.

— Здесь говорится, что новоявленный цезарь ждет своего часа, чтобы занять трон мира…

— Церкви он известен под именем Антихриста.

После вступления следовало несколько статей, которых Конрад не понял.

— Ты у нас лингвист и эксперт по международным договорам, Серена. Что еще за Новая Атлантида?

— Федеральное правительство, — ответила она, просматривая статьи. — В этом договоре сказано, что федеральное правительство имеет право отделиться от Соединенных Штатов четвертого июля 2008 года и сформировать самостоятельное образование, Новую Атлантиду, ту самую сверхдержаву, взлет которой предсказал сэр Френсис Бэкон. То будет новый мир технологической мощи. Соединенные Штаты Америки распадутся, и власть вернется к отдельным штатам.

— Вот черт! Если у этого документа есть юридическая сила, то это просто бомба!

— И не одна! Сменятся власти, но федеральный округ и все земли, приобретенные федеральным правительством с момента начала его деятельности — около трети всей страны, в основном на западе, — останутся территорией Новой Атлантиды, включая американские военные базы как в стране, так и по всему миру. Новая Атлантида будет разговаривать с позиции силы с бывшими США и со всем остальным миром.

— Верховный суд ни за что не даст хода такому документу.

— Конечно, нет, — ответила Серена. — Этот договор — документ не только неконституционный, но и антиконституционный, потому что он объявляет себя предшественником и преемником конституции. Впрочем, похоже, это подлинник. Такой позор Америки бросает тень на устои и основы государственности, причем как раз в то время, когда у нас столько врагов, считающих, что мир ничего не потеряет без Америки. Неудивительно, что все президенты, начиная с Джефферсона, искали этот договор. Непонятно только, зачем Вашингтон его подписывал.

Она вернула бумагу Конраду. Тот посмотрел в низ страницы: под статьями стояла передаточная надпись, дата — двадцать третье апреля 1783 года — и подпись Вашингтона, главнокомандующего Континентальной армией. В конце документа — еще одна передаточная надпись, сделанная десять лет спустя, тринадцатого сентября 1793 года, заверенная подписью президента Джорджа Вашингтона и гербовой печатью Соединенных Штатов Америки, а точнее говоря, аверсом этой печати. Напротив подписи Вашингтона стояло еще двенадцать подписей и реверс, оборотная сторона печати, на которой было вырезано: «новый мировой порядок».

«Одна печать на два государства», — пронеслось в голове у Конрада.

— Я знаю, зачем он ее подписал. — Годы американской истории мелькнули перед глазами, вспомнился отец. — Поставь себя на место Вашингтона в 1783 году.

— Да, но подписать это после ратификации американской конституции? О чем он думал?

— Он думал о том же, о чем и большинство американцев: федеральное правительство располагается на территории в несколько квадратных километров, на болоте возле Потомака. Крошечная территория, неприметная рядом с такими гигантами, как Виргиния, Пенсильвания и Нью-Йорк. Откуда ему было знать, что новая империя займет весь континент, ее флот будет бороздить просторы семи морей, а военные базы появятся даже в космосе?

Конрад держал в руках обе печати: орла с когтистой лапой, герб США, и пирамиду со светоносным глазом, герб Новой Атлантиды. Брук говорила, что «Альянс» — не теневое правительство, они и есть оборотная сторона федерального правительства. Власть, которая не появилась из ниоткуда, а просто пока — до времени! — держалась в тени.

— О чем задумался, Конрад?

— Понятно, почему «Альянс» подписал это и почему Вашингтон пошел на сговор. Разумеется, каждый президент, знавший об этом соглашении, старался утаить его существование. Только так можно было сохранить союз Штатов. Но «Альянс» настолько разросся, а федеральное правительство так окрепло, да и сбор налогов идет полным ходом, что де-факто Америка уже стала Новой Атлантидой. Итак, если не рассматривать некоторые исторические факты и моральную подоплеку вопроса, зачем «Альянсу» рисковать своим будущим ради этого соглашения?

— Я вижу как минимум двенадцать таких причин, Конрад.

Она показала на подписи представителей Регентства Новой Атлантиды.

Конрад вчитался в имена: конгрессмены, патриоты, отцы-основатели, соль земли и опора федерального правительства.

— Черт побери, какие люди!

— Здесь и известнейшие американцы, и те, о которых я никогда не слышала, — заметила Серена. — Это предки тех, кто так или иначе воплотит пророчество атлантов. Вот о чем Вашингтон пытался нас предупредить, вот почему Ланфан разбил план столицы по его заказу, вот зачем картина Сэвиджа висит в Национальной галерее, вот поэтому письмо, переданное на хранение Роберту Йейтсу, шло к тебе двести лет — для того, чтобы мы узнали и о Ньюбергском договоре, и о тех, кто его подписал. Чтобы мы поняли, что зараза «Альянса» сидит в крови, передается по наследству, чтобы мы прочли фамилии тех, кто правит Новой Атлантидой.

Конрад задумался.

— Значит, если мы найдем их потомков…

— …То найдем заказчиков завтрашнего преступления — тех, на кого работает Сиверс. Тогда нам удастся их остановить. — Серена замолчала и побледнела, вчитываясь в договор.

Она всматривалась не в статьи договора, а в подписи.

Конрад стряхнул с бумаги комья земли, упавшие с потолка пещеры, и просмотрел имена еще раз, начав с Александра Гамильтона. Внезапно одно из имен — то, что стояло против должности Генерального консула Регентства, — бросилось в глаза: Джон Маршалл.

Голова пошла кругом: Маршалл, юрист во времена Войны за независимость, занял пост Председателя Верховного суда США через год после смерти Вашингтона и в следующие тридцать лет сделал больше, чем кто-либо другой, для укрепления и расширения власти федерального правительства. Все кусочки головоломки стали на свои места: Маршалл приходился кузеном Томасу Джефферсону, а значит, прапрадедом действующему президенту со стороны матери!

Вдруг стены пещеры мощно содрогнулись.

— Проклятие! Бежим отсюда!

Серена схватила рюкзак, но тут потолок пещеры обрушился. В мгновение ока все вокруг наполнилось дымом, и темнота застлала глаза.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ

ГЛАВА 45

Неизвестное место

4 июля 2008 года

Продрогший до костей Конрад очнулся в полной темноте, с темным мешком, натянутым на голову. Судя по ощущениям, он находился глубоко под землей: поблизости слышался гул крупных мощных механизмов. В грудь кололо какое-то острие.

— Серена! — окликнул Конрад.

Раздался смешок Макса Сиверса:

— Надо же, лебединая верность! В этом тебе не откажешь.

Сиверс сдернул мешок с головы Конрада и уперся ему в грудь красиво отделанным кинжалом. Йитс попробовал шевельнуться, но оказалось, что руки и ноги его пристегнуты ремнями к креслу, которое намертво привинчено к полу комнаты без окон с единственной дверью в одной из каменных стен.

— Как тебе кинжал, Йитс? — Сиверс ткнул острием в грудь Конраду. — Мне он достался от твоего старого приятеля Геркулеса, как только тот отправился к твоему дружку Дэнни Зи. Куда, спрашиваешь, отправился? Да на тот свет. Кинжал когда-то принадлежал легендарному масону тридцать третьей степени шотландского церемониала, или вроде того, и этому самому масону он был нужен, чтобы посвящать кандидатов в мерзкую систему уровней и степеней, при помощи которой они плодят себе подобных. Как известно, кандидату надевают на голову мешок и приводят в ложу, где приставляют к груди острие кинжала и задают ритуальные вопросы. Добро пожаловать в мою ложу, Йитс. Может быть, если правильно ответишь, доберешься до степени Геркулеса.

Пытаясь сориентироваться в обстановке, Конрад вспомнил, что Брук рассказала ему о вирусе птичьего гриппа, который Сиверс собирался выпустить, а Серена предупредила о том, что Сиверс будет сопровождать китайцев к памятнику Вашингтону во время праздничного салюта.

— Четвертого июля, во время концерта на Эспланаде, — тщательно подбирал слова Конрад, — ты собираешься инфицировать китайских чиновников, именно в тот редкий исторический момент, когда монументы станут под предназначенные им звезды.

— Впечатляет, правда? — Сиверс зашел за спину Конраду. — Я был поражен, обнаружив, что весь этот астроархеологический бред, которым ты зарабатываешь себе на жизнь, и в самом деле основывается на какой-то науке. Звезды катят по небу, словно шестерни гигантского одометра, и делают полный оборот каждые двадцать шесть тысяч лет или около того. Вашингтон утер нос египтянам, заказав своему главному архитектору Ланфану план, на котором будущие монументы выровняются по звездам не на момент закладки, а четвертого июля 2008 года, когда Регентство Новой Атлантиды вступит в права и потребует роспуска Соединенных Штатов.

— Мог бы и что-нибудь новенькое рассказать, Сиверс.

Макс не стал ломаться:

— Когда мое начальство в «Альянсе» возложило на меня эту великую ответственность, я знал, что придется постараться — они так верят в астрологическую мистику и прочий бред. Я позаимствовал кое-какие идеи у тебя и решил согласовать наше наступление с небесами.

— А, вот как ты называешь убийство миллиарда китайцев и трети населения Земли в придачу?

— Об этом говорят звезды, приятель. Сегодня солнце начинает двадцативосьмидневный путь по небу из Вашингтона в Пекин, где на закате первого августа, ровно за семь дней до начала церемонии открытия Олимпийских игр, случится полное солнечное затмение. Мои вирусы замедленного действия здесь, на Земле, как в зеркале отражают путь Солнца, словно путь яркого метеора. Что наверху, то и внизу, знаешь ли. К тому времени как зажгут олимпийский факел, проявятся первые симптомы глобальной эпидемии гриппа, передающегося от человека к человеку, разразится всемирный хаос, раздадутся призывы построить новую Великую стену вокруг Китая. Придумано с воображением, правда?

— Ты псих.

Конрад наклонил шею и увидел разложенные на столе шприцы, иглы и трубочки, рулоны скотча, емкости с физиологическим раствором, наручники и кандалы. Его передернуло.

— Ты собираешься все это на мне использовать или хочешь произвести впечатление?

Сиверс надел хирургические перчатки, выбрал один из пузырьков и поднял его к свету.

— Нет, это не для тебя.

Дверь открылась, и два лаборанта втащили в комнату каталку, на которой неподвижно лежала Серена,крепко стянутая ремнями.

— Ах ты, сукин сын! — взревел Конрад.

Сиверс вогнал пузырек в пневматический шприц-пистолет и приставил его к шее Серены.

— Там особая формула: вирус гриппа без ингибитора, — сказал Сиверс. — Признавайся, где звездная карта, которую ты украл из небесного глобуса, иначе я сделаю инъекцию, и сестра Сергетти станет первой жертвой эпидемии.

— Молчи, Конрад! — раздался голос Серены с каталки. — Помнишь жития святых христианских великомучеников? Мы с тобой попали именно в такую историю. Если выложить все этому ублюдку, он нас просто прикончит, и никакого ореола мученичества — примитивное убийство. Мы станем такими же жертвами, как и все, кто погибнет от гриппа.

«Если выживем, то не станем, — подумал Конрад. — Интересно, зачем Сиверсу звездная карта? Она всего-навсего указывает путь к земному глобусу и Ньюбергскому договору, который у Сиверса и так уже есть».

— Она спрятана в Библиотеке конгресса, в одной из книг.

— Заткнись! — взвизгнула Серена.

Сиверс ткнул ей иглой в сонную артерию.

— Название книжки, дружище.

Конрад, стянутый ремнями, поерзал в кресле. Сиверс случайно надрезал путы, когда «посвящал» его в масоны. Ремень порвется, если напрячься и рвануть, но ни рук, ни ног так не освободить.

— «Обелиски», — с отчаянием в голосе ответил Конрад.

В глазах Серены светилось презрение.

— Дурак чертов, — устало сказала она. — Надеюсь, ты примирился с Богом.

— Конечно. Кому как не тебе об этом знать? — ответил Конрад. — Еще в Антарктиде. С Богом, но не с тобой.

— Не очень-то и надо, придурок. И знать тебя в этой жизни не желаю! Но когда я проснусь в другой и увижу Христа, то хочу, чтоб рядом был ты. — Серена забормотала что-то на латыни.

Сиверс расхохотался.

— Читаешь отходную по своему ненаглядному, Серена?

— По тебе, Сиверс. Там, куда попадешь ты, кондиционеров не будет.

— Откуда такое малодушие, сестра Сергетти? — произнес Сиверс успокаивающим тоном, который прозвучал весьма зловеще. — Даже Христос прощал врагов своих, умирая на кресте.

— Пошел к черту. Сиверс! — завопила она. — Тебе прощения не будет, ты не заблудшая овечка.

Лицо Сиверса перекосила гримаса нескрываемой ненависти, и он взял рулон скотча со столика с инструментами.

— Длинноват язык. — Он оторвал кусок клейкой ленты и шлепнул ее на губы Серене. — Кому-то в Ватикане давно следовало его укоротить.

Сиверс ткнул шприцом в шею Серене, на этот раз достаточно глубоко и неосторожно: потекла струйка крови.

— Давай говори каталожный номер книги, или я…

— Я не знаю каталожного номера. — Конрад в панике смотрел, как Серена пыталась отбиваться, глаза ее расширились, а крики звучали приглушенно. — Книга очень старая, наверняка осталось не больше пары экземпляров в специальном хранилище. Я не обманываю.

— Проверим позже. А сейчас у меня по плану деловая встреча, так что извините… — Сиверс нажал на курок.

Шея Серены дернулась, словно Макс выстрелил из пистолета.

— Нет! — завопил Конрад.

Сиверс положил шприц и осмотрел Серену.

— Инфекция полностью захватит организм за несколько часов, если не ввести антидот. Если же симптомы проявятся раньше, то помочь я не смогу и к вечеру наступит смерть. Так что, Йитс, помолись ее богу, чтобы карта нашлась побыстрее, — в противном случае вволю налюбуешься на ее предсмертные страдания. А потом я убью тебя.

Сиверс прошел мимо двух морпехов, стоявших за дверью, захлопнул ее и запер.

ГЛАВА 46

Эспланада

Вокруг Эспланады в ожидании празднования Дня независимости разместили больше двух десятков пропускных пунктов. Это задержало и разозлило Сиверса, который торопился добыть звездную карту из Библиотеки конгресса. Карта вместе с ньюбергским соглашением должна стать страховкой, если Осирис решит, что «Альянс» не нуждается в Сиверсе после того, как грипп окажется на свободе.

За рулем джипа сидел морской пехотинец. Сиверс устроился сзади, включил компьютер и открыл Интернет-страницу Библиотеки конгресса. Он впечатал в строку поиска название, полученное от Конрада, — выяснилось, что книга состояла на особом хранении в зале на втором этаже Джефферсон-билдинг. Меньше секунды потребовалось на поиски каталожного номера. Сиверс достал из левого нагрудного кармана пиджака Ньюбергский договор, вчитался в подписи: какие-то из имен были известны, какие-то — нет. Он перепечатал имена в компьютер — вдруг найдутся совпадения с действующими американскими политиками? Может быть, кто-то из предков-политиков оставил потомков у руля страны. Конечно, потребуется тщательный анализ… Компьютер выдал фамилии почти мгновенно.

— Кто бы мог подумать? — Макс присвистнул от изумления.

Во-первых, там был «беззаветно преданный стране» действующий президент США. «Вот уж про кого бы никогда не догадался, — подумал Сиверс. — А вдруг он и есть Осирис?» Родословная президента не обязательно означала, что он с «Альянсом», но вывод напрашивался сам собой.

Во-вторых, там были оба кандидата в президенты — и от демократов, и от республиканцев. Оба по генеалогии были чистокровными наследниками «Альянса», и залогом его победы на президентских выборах в ноябре, вне зависимости от победы какой-либо из партий. Эти люди вполне подходили и на роль лидеров «Альянса».

Наконец, в списке был сенатор Скарборо — это потрясло Сиверса. Когда вербовали Брук, ее убеждали в обратном. Да и Максу в это нелегко было поверить.

Трудно представить, что сейчас чувствует отец Брук — ему наверняка сообщили о смерти дочери. Сиверсу оставалось только благодарить свою счастливую звезду, что убийство удалось повесить на Йитса. Как только звездная карта попадет ему в руки, он тут же прикажет, чтобы Йитса убрали. Не дай Бог, дело дойдет до следствия, и Йитса допросят.

Макс выключил компьютер и выглянул в окно. День обещал быть жарким и утомительным, и пот лил с Сиверса ручьями.

Библиотека была закрыта для свободного посещения, но не для конгрессменов и не для сотрудников администрации президента. Сиверс махнул пропуском перед носом у одиноко сидящей за столом библиотекарши, выписал требование на «Обелиски» и остался ждать. Библиотекарь вернулась с экземпляром.

Сиверс устроился с книгой за столом и раскрыл ее. Пусто.

Он вернул книгу и попросил принести ему второй экземпляр. Библиотекарь постучала по клавишам компьютера.

— Книга все еще на раздаче, на полке ее пока нет.

— Посмотрите, пожалуйста. Это очень важно, — как можно спокойнее произнес Сиверс.

— У нас сегодня мало сотрудников, поэтому вам придется немного подождать.

Сиверс нервничал четверть часа. Наконец библиотекарь вернулась с книгой.

— Вот, пожалуйста. Она была как раз между…

— Спасибо, — оборвал ее Сиверс и утащил книгу в противоположный угол комнаты, подальше от посторонних глаз.

Документ, сложенный в длину, был засунут в корешок, между обложкой и переплетом. Макс развернул бумагу: с одной стороны стояла подпись Вашингтона, с другой — звездная карта.

Сиверс, хоть и с неохотой, мысленно поаплодировал Йитсу — как за оба найденных глобуса, так и за остроумный способ спрятать карту среди миллионов книг Библиотеки конгресса на случай, если надо поторговаться. Что ж, торги можно считать закрытыми.

Макс вынул из кармана смартфон и набрал номер.

— Говорит Сиверс. Уничтожить заключенного номер тридцать три.

ГЛАВА 47

Дверь камеры открылась. С каталки Серена увидела двух морских пехотинцев, вошедших в комнату с весьма деловым видом. Один направился к столу со шприцами, другой подошел к Конраду и, взяв его за руку, стал нащупывать вену. Серена попыталась крикнуть, но изо рта, заклеенного скотчем, доносились лишь приглушенные звуки.

— Ты его чересчур туго закрепил, все вены пережал, — пожаловался солдат своему напарнику. — Не найду, куда колоть.

Второй ответил, возясь с аппаратом для внутривенного вливания:

— Ткни иглой, брызнет — значит, попал.

Солдат, который занимался Конрадом, ослабил ремень на левой руке — восстановить кровообращение. Чтобы не терять времени, он попытал счастья на правой руке — потекла кровь. Морпех вставил катетер Конраду в вену. Второй конец трубки был связан с двумя пакетами прозрачного раствора.

Конрад посмотрел на Серену и заговорил с морпехами:

— Макс Сиверс убил и Брук Скарборо, и полицейского в Капитолии. Он убьет еще миллиард, если вы мне не поможете.

То ли имя Брук, то ли упоминание полицейского привлекло внимание морпехов, однако работу они не прекратили. Солдат, который возился со шприцами, разложил их в определенной последовательности.

— Сначала вливаем ему барбитурат, успокоительное; потом — хлористый калий, он парализует; а потом уже смертельную инъекцию.

Серена поняла, что солдатам и не понадобится «смертельная инъекция», потому что хлористый калий останавливает сердце. Она крутилась, пытаясь выскользнуть из ремней, и мычала изо всех сил. Солдаты не обращали на нее внимания.

— Сиверс работает на террористов, против Соединенных Штатов, и вы с ним заодно, — продолжил Конрад.

Морпех, который устанавливал катетер, спросил:

— А почему тогда ты, а не он здесь, в камере смертников, в ведомственной тюрьме?

— Потому что я знаю тайну Сиверса, — ответил Конрад. — Он собирается выпустить боевой штамм птичьего гриппа сегодня на Эспланаде, во время фейерверка.

Морпех уточнил с сомнением в голосе:

— В центре столицы США? На американцев?

— На китайскую делегацию, когда те будут наблюдать салют со смотровой площадки на памятнике Вашингтону. Зараза не начнет действовать до Олимпиады, но из Китая грипп распространится по всему миру.

По глазам солдата Серена поняла, что тот достаточно хорошо знал Сиверса и поверил услышанному.

— А нам-то что делать? Отпустить тебя?

— Позвоните в Пентагон. Скажите, у вас срочное сообщение для министра обороны Паккарда от Конрада Йитса. А это Серена Сергетти.

Серена энергично закивала головой, и один из солдат подошел к ней. Развернув каталку так, что Серена ногами касалась стены, он с изумлением всмотрелся ей в лицо.

— Ни хрена себе! Это же «Мать Земля»!

Другой солдат бросил на него угрюмый взгляд.

— Хикс, он тебе мозги пудрит.

— Да нет же, точно она. — Хикс, продолжавший пялиться на Серену, внезапно густо покраснел. — Помнишь фотки… Ну, которые я загрузил из Интернета?

— Там была похожая мордашка, наклеенная на какую-то тощую модель. У этой хоть есть на что посмотреть.

Хикс не мог оторвать от Серены зачарованного взгляда.

— Слушай, — сказал он напарнику, — от нас не убудет, если мы сообщим о возможной угрозе безопасности.

Серена вздохнула с облегчением. Хикс повернулся к двери, но второй солдат выстрелил ему в затылок. Хикс рефлекторно взмахнул руками и рухнул на пол. Серена в ужасе смотрела на тело, распростертое на полу лицом вниз. Другой морпех, точнее, солдат «Альянса», сунул пистолет в кобуру и поднял шприц с мерзкого вида зеленовато-желтой жидкостью. Серена испуганно забилась в ремнях, а солдат взял шприц и подошел к Конраду. Тот выразительно на нее посмотрел.

— Пентагон не прогадал, заказав хороший запас вакцин птичьего гриппа, — сказал морпех и воткнул шприц в катетер.

На глазах у Серены желто-зеленая струйка жидкости заструилась подлинной трубке к руке Конрада. Наблюдал за струйкой и морпех.

— Баюшки-баю, Йитс, — сказал он.

Упершись в стену обеими ногами, Серена оттолкнулась, и каталка торпедой полетела в спину морпеха. Тот удивленно вскрикнул и повернулся, чтобы как следует ей врезать.

В этот момент Конрад вырвал левую руку из расстегнутого ремня, выдернул катетер из правой и всадил иглу в пах солдату.

— Ах ты гад! — сдавленно прорычал морпех, пытаясь вынуть катетер, но было поздно: яд, предназначавшийся Конраду, ворвался в артерии солдата. Глаза, широко раскрывшиеся отболи и изумления, подернулись пленкой, и он рухнул рядом с напарником.

— Сам такой. — Конрад торопливо расстегивал ремни.

Йитс попытался подняться на ноги. Ослабевшие колени задрожали после долгих часов в тугих ремнях. Пошатываясь, он подошел к солдатам, поднял их магнитные карточки и оружие, приблизился к Серене и рывком снял скотч.

— Пошли.

С трудом двигая губами. Серена заговорила:

— Мне нельзя, Конрад. У меня инфекция, я всех заражу. Наверное, тебя уже заразила.

Йитс поднял масонский кинжал со стола и приложил лезвие к коже предплечья.

— У меня иммунитет.

— Что ты делаешь?

Конрад разрезал себе руку — алая струйка крови побежала по коже.

— Брук сказала, что Сиверс создал вакцину на сыворотке моей крови.

Серена недоуменно уставилась на него.

— И ты ей поверил?

— Спирали моей ДНК закручиваются налево, а не направо. — Он достал новый шприц, распечатал стерильную иглу и набрал в шприц своей крови. — Тебе можно верить?

Конрад протянул ей шприц с кровью.

— Это просто кровь, а не вакцина. Мы не знаем, подействует она или нет.

— Если не попробовать, точно не поможет.

Серена провела иглой по руке, ища подходящую точку. Она боялась уколов, но частые поездки в страны третьего мира сделали инъекции частью жизни. Вены у нее были заметные, неглубоко под кожей — сделать укол будет несложно.

— Помочь тебе? — нетерпеливо спросил Конрад.

— Нет, я сама, — ответила она и вонзила иглу.

Кровь Конрада медленно покидала шприц и смешивалась с ее кровью. Серену охватило ощущение незнакомого тепла. Она вынула иглу, прижала ранку большим пальцем и подняла руку.

— Как нам отсюда выбраться? Думаешь, эти карточки смогут открыть любую дверь?

— Карточки? Нет. Но вот это откроет, — сказал Конрад, показав отрубленный палец Макса Сиверса.

ГЛАВА 48

Конрад повел Серену по темному коридору к очередной металлической двери, уже шестой на их пути. Охранников больше не попадалось, да и камер наблюдения не было. Йитс сомневался, что им удастся выбраться отсюда вовремя, чтобы успеть остановить Сиверса.

Обрубком пальца Сиверса, словно ключом, он открыл дверь и вошел в круглый зал для совещаний, большую часть которого занимал такой же круглый стол. В стенных нишах через равные промежутки расположились тринадцать мраморных бюстов. Посреди стола тускло мерцал земной глобус.

— Вот оно, логово «Альянса», — сказала Серена. — Похоже, скульптуры работы Гудона.

— Кого? — Конрад напряженно искал вторую дверь, выход из зала.

— Гудона, — повторила Серена, — французского скульптора времен Просвещения. Он прославился бюстами Вашингтона и отцов-основателей. Его работы хранятся в парижском Лувре и в музее Гетти в Лос-Анджелесе. Только это не отцы-основатели Америки, а бюсты основателей «Альянса».

В пропорциях конференц-зала угадывалось что-то неуловимо знакомое. Пустой простенок меж двух бюстов манил Конрада. Он присмотрелся и заметил едва проступающий контур двери. Йитс толкнул рукой невидимую дверь, и та открылась.

— Ни черта себе! Прямо как в четвертой шахте подземного уровня пирамиды Хеопса.

— Великой пирамиды? — удивленно отозвалась Серена.

— В тоннелях под Библиотекой конгресса, в зале с глобусом, я видел макет масонского строения, — пояснил Конрад. — Что-то вроде памятника Америке, словно они предчувствовали наихудшее и хотели сохранить память о себе. О себе и об Америке. Вероятно, планировали поставить памятник, который простоит дольше пирамид. И они, и «Альянс» знали, где его построить — именно здесь. «Альянс» подготовил площадку, осталось лишь возвести пирамиду на поверхности.

— Строительство начнется, как только падут Соединенные Штаты, — подхватила его мысль Серена.

— Надо торопиться. Если здесь все как в четвертой шахте, то я знаю, где выход.

Он прошел в дверь, но Серена не двинулась.

— Конрад, мне нельзя с тобой. Поднявшись на поверхность, я разнесу инфекцию птичьего гриппа, а значит, помогу «Альянсу» в его грязной работе.

Он недоуменно уставился на нее.

— Я влил тебе вакцину, Серена. Иначе у тебя уже появились бы все симптомы.

— Вакцину? Это не повод для шуток, Конрад. Я не стану рисковать жизнями людей. С Сиверсом тебе придется справиться в одиночку.

— А ты чем займешься? — спросил он.

— Останусь здесь, в ожидании моего героя-освободителя. — Серена разрыдалась и поцеловала Конрада. — Если мы выберемся отсюда живыми, то я пойду за тобой, оставлю монашескую келью. Мы начнем новую жизнь вместе, если ты этого еще хочешь.

Он заглянул в ее влажные глаза.

— А как же церковь?

Она утерла слезы.

— Я должна была предать тебя, Конрад. Воспользоваться твоим талантом для поиска глобусов и забрать их у тебя. Пожалуйста, прости меня. — Она снова чуть не заплакала. — Умоляю, поверь мне, я раскаиваюсь.

Конрада не надо было упрашивать.

— Ты же всегда говорила, что церковь спасет мир?

Она покачала головой.

— Христос спасет мир, Конрад. И вера. Церковь призвала нас Его именем служить людям. Для этого мне не надо быть монахиней, и без тебя я дальше идти не хочу. Чего я только не передумала, когда Макс ввел меня в твой номер в отеле, где я увидела убитую Брук, а слава Богу не тебя.

— Поклянись Богом!

— Ты ведь знаешь, я не люблю таких клятв, но, если настаиваешь, клянусь Богом. — Серена крепко обняла его. — Иди, Конрад.

Он постоял, раздумывая, затем отдал ей пистолет и магнитную карточку.

— На случай, если передумаешь, — сказал он и захлопнул дверь, оставив ее в окружении тринадцати влиятельных мертвецов. Глобус покоился на столе.


Чертова дюжина отцов-основателей американского «Альянса» смотрели на Серену, словно живые. Казалось, они вот-вот заговорят с ней из темных уголков зала.

Странно, но второй бюст справа кого-то напоминал.

Серена наклонилась, вглядываясь в черты лица, и вдруг…

— О Боже! — вырвалось у нее.

Имена из Ньюбергской хартии пронеслись в памяти, и Серена внезапно поняла, зачем кардинал Туччи потребовал доставить глобус в Ватикан.

«Господи, а я столько наобещала Конраду», — подумала она.

Серена расхаживала взад-вперед мимо глобуса и присяжных мертвецов, надеясь, что Бог подскажет, что делать. Инъекция начала действовать, и Серена почувствовала прилив сил, да такой, что сама испугалась.

Небесный глобус, который масоны захоронили некогда под Библиотекой конгресса, уже в руках правительства США. Серена молила Бога, чтобы Конрад остановил Сиверса — тогда американцы получат оба глобуса. Но если ему не удастся, то под контроль «Альянса» попадут не только США, но и церковь.

Ах, как же ей не хотелось этого делать…

«Конрад, прости меня».


Йитс бросился бежать, пробираясь по лабиринту коридоров, пока не добрался до двери, которую открывал не биометрический сенсор — палец Сиверса больше не требовался. Это означало, что Конрад выбрался из зоны строгого режима на менее охраняемую территорию. Он открыл дверь магнитной карточкой одного из мертвых морпехов. За дверью оказался очередной темный коридор. Конрад убедился, что путь свободен, и двинулся дальше.

Коридор мало напоминал лабиринт, оставленный за спиной, — это была некая буферная зона между тайным бункером «Альянса» и внешним миром. В конце коридора мерцал неясный свет, что-то приглушенно гудело. В полумраке Конрад разглядел дверь, пробрался к ней осторожными маленькими шажками… Дверь неожиданно распахнулась, вошел служащий в форме метрополитена и застыл как вкопанный, увидев Конрада.

— Черт бы вас побрал, военных! Пугаете людей почем зря, — заявил техник. — Крадетесь тут как тени…

— Вспомни хотя бы, что благодаря нам ты и празднуешь сегодня День независимости, — ответил Конрад и направился дальше.

Он прошел через служебный выход на нижнюю платформу станции метро «Ланфан-Плаза», где пересекались три ветки метро, что объясняло, почему «Альянс» построил тайный бункер именно тут. Полицейский, стоявший на противоположной платформе, заметил Конрада, схватился за рацию и начал что-то говорить в передатчик.

Йитс взбежал по эскалатору на площадку между многочисленными кафе, но там его уже поджидали четверо полицейских. Из подземного фаст-фуда Конрад выбрался в холл отеля «Плаза» и прищурился, выйдя на яркий дневной свет.

Вокруг ревели мотоциклы; тысячи байкеров в кожанках с надписью «Громовой раскат» прогревали двигатели. На мотоциклах были закреплены американские флаги. Конрад прошел в хвост колонны, придирчиво выбирая одного из толпы татуированных и бородатых наездников. Он приглядел бывалого байкера, на вид за шестьдесят, с пышными закрученными усами и пивным брюхом, обтянутым черной майкой с эмблемой «Загадок древности». Байкер протирал хромированную вилку своего чоппера «БМВ».

Конрад прихватил чей-то шлем, ждавший хозяина на асфальте неподалеку, подошел к «пивному пузу» и развязно заявил:

— Приятель, мой байк накрылся. Не подвезешь, а? Я — Конрад Йитс.

Владелец чоппера выпрямился и взглянул на Конрада с высоты своих почти семи футов.

— Всегда рад помочь сынишке старого Плута. Меня звать Марти. Запрыгивай.

Конрад оседлал мотоцикл, Марти крутанул ручку, и они влились в праздничную кавалькаду.

ГЛАВА 49

С крыши Национального управления архивов сержант Ванда Рэндольф наблюдала в прицел снайперской винтовки хвост парадной колонны, которая тянулась по авеню Конституции. Ванда выискивала лицо Конрада Йитса. Самый опасный преступник Америки разгуливал на свободе после вчерашней диверсии в «Хилтоне».

Двадцать две правительственные службы, включая столичную полицию, полицию Управления парковой службы и муниципальную полицию Вашингтона, совместно обеспечивали безопасность. Над головами отдыхающих патрулировали истребители, тоннели подземки были утыканы датчиками химической опасности, патрульные катера береговой охраны бороздили воды Потомака, и больше шести тысяч полицейских и военных патрулировали городские улицы.

Под восторженные крики зрителей всех возрастов — от малышей до дедушек — промаршировал «Сорок девятый виргинский пехотный полк», вернее, клуб исторической реконструкции в военной форме времен Гражданской войны за независимость. То было утро учащейся молодежи и военных оркестров, и жители, переодетые в историческую военную форму, вызывали не меньше энтузиазма и улыбок, чем те, кто обычно следовал за ними в парадной колонне.

Раздался рев тысяч «Харлеев», что выкатывались на авеню Конституции, оседланные наездниками в джинсах и кожанках, — клуб поддержки ветеранов «Громовой раскат» ехал во всей красе, в сверкании фар и плеске звездно-полосатых знамен, закрепленных на мотоциклах.

Ванда проследила за их проездом по Пенсильвания-авеню, пока один чудик за другим не свернули на авеню Конституции, — все как на подбор в солнцезащитных очках. Несколько раз ей пришлось отводить глаза: солнце яркими вспышками отражалось от медалей и хрома мотоциклов.

Внимание Рэндольф привлек один из сверкающих хромом и желтым лаком чопперов. Ванда взяла его на прицел, но вспышка солнца на полированной поверхности мотоцикла ослепила ее. Через секунду она открыла глаза: на чоппере, свернувшем на авеню Конституции, сидел лишь водитель.

Что произошло? Куда делся пассажир?

Она повела прицелом к парадной колонне, на перекресток двух авеню, и принялась напряженно прочесывать толпу. В том месте, где она потеряла пассажира мотоцикла, позади ликующей толпы, стояло неприметное здание насосной станции.

«Черт, это наверняка был он. Ну конечно, он, Конрад Йитс», — подумала Ванда.

Ей очень хотелось верить, что Йитс «свой», но вне зависимости от того, каким силам — добра или зла — он служил, Ванда или другой снайпер рано или поздно «сняли» бы Йитса, если не удастся его арестовать.

— Общее внимание! — крикнула она в рацию. — Насосная станция.

В мгновение ока Ванда спустилась с крыши и выбежала из Управления национальных архивов. Преодолев квартал, она влетела в здание насосной станции. На входе лежали два полицейских без сознания. Канализационный люк зиял пустотой. Она развернула карту канализационных ходов, но в здание уже ворвались шестеро переодетых сотрудников ФБР.

Один из них сказал с чувством превосходства:

— Там его ждет спецназ.

Однако, поныряв под авеню Конституции, водолазы вернулись ни с чем. Впрочем, сквозь радиопомехи в рации один из них предположил:

— Подозреваемый мог спуститься глубже. Да что там, он наверняка в Тибре.


Долгое время после того, как холм под Капитолием перестали называть Римом, река, по которой суда перевозили мраморные глыбы от Белого дома до здания Конгресса, называлась Тибром. И по сей день Тибр течет под авеню Конституции, на северной стороне Эспланады.

По колено в воде Конрад хлюпал по старинному канализационному коллектору кирпичной кладки. Коллектор — ярдов десять в ширину и около трех в высоту — проходил по верхней части русла старого Тибра. Под ногами «гуляли» доски, выстилавшие дно, и Конрад молил Бога, чтобы не угодить в дыру или зыбучую почву, возврата из которой уже не будет.

О Тибре он знал. Федеральное правительство однажды приглашало его в качестве консультанта — их интересовал опыт древних египтян по сохранению пирамид, с целью зашиты исторического центра Вашингтона от времени. Тибр, как и Нил, тек перед Капитолием и под Смитсоновским институтом.

По сути, вся Эспланада находилась на болоте. Восточное крыло Национального музея естественной истории просело и начало откалываться от главного здания, потому что Тибр подмывал Эспланаду снизу. Только весьма аккуратно возведенная и еще более аккуратно спрятанная от посторонних глаз дамба отражала атаки подземной реки. Федеральное правительство изрядно потрудилось, высадив деревья, чтобы скрыть дамбу, но если улечься плашмя на площадку перед мемориалом Линкольна и посмотреть в сторону авеню Конституции, можно заметить дамбу невооруженным глазом.

В канализационном коллекторе, идущем по руслу Тибра, особых красот не наблюдалось. Побитые стены и потолочные арки над речушкой знавали лучшие времена. Кирпич крошился, а сточные воды из более современного коллектора, прорытого в тридцатые годы двадцатого века, дождем лили сверху. Коллектор заканчивался неподалеку от памятника Вашингтону, где когда-то струился восточный приток Потомака. Отсюда Конрад и начал искать тоннель, ведущий к монументу. Строго говоря, проблема заключалась в том, что Конрад не знал, был ли этот тоннель вообще построен.


На Эспланаде начинался концерт, посвященный Дню независимости. Макс Сиверс наконец-то добрался до памятника Вашингтону, который был закрыт для посещения: во-первых, по причинам безопасности, а во-вторых, в связи с особой политической ролью, которую ему предстояло сыграть — Белый дом запланировал прием в честь китайских чиновников Олимпийского комитета.

Сиверс сверился с «джи-пи-эс» модулем, встроенным в мобильник: баллончик с аэрозолем для распыления вируса птичьего гриппа находился на месте, во взведенном состоянии. Как только все войдут в лифт, Макс нажатием одной кнопки телефона приведет детонатор в действие. Революция завершится прежде, чем кто-либо заподозрит, что она началась. Мысль о том, что одно нажатие кнопки решает судьбу миллиардов людей, щекотала нервы. Хотя другая мысль грела, пожалуй, сильнее: даровав вакцину остальным, Макс станет их спасителем.

Телефон скользнул в карман, где лежал Ньюбергский договор.

— Доктор Сиверс!

Макс повернулся и увидел доктора Линга — главу китайского Олимпийского комитета, вечно улыбающегося живчика.

— Я видел вас вчера на молитвенном завтраке. Очень трогательно.

Сиверс улыбнулся. Это хорошо, что китаец вежлив. Китайцы сделали правильные выводы из ошибок вождей бывшего Советского Союза.

На молитвенном завтраке Макс не выпустил вирус — а ведь так хотелось! — только по одной причине: слишком легко было бы выяснить, откуда все началось, и найти виновного. А так план — проще не придумаешь: китайская Олимпийская делегация поднимается на площадку обозрения, любуется фейерверком, а когда все спускаются вниз, в лифте нет ни одного неинфицированного. Инкубационный период вируса — двадцать восемь дней, а расчетная «премьера» — во время церемонии открытия Олимпийских игр в Пекине. Отгула болезнь распространится по всему миру, и, естественно, все будут проклинать китайцев.

«Гениальный план», — скромно подумал Макс.

— Доктор Линг, если вам понравился молитвенный завтрак, посмотрим, что вы скажете о фейерверке! В завершение Национальный симфонический оркестр исполнит увертюру «1812 год» Чайковского под аккомпанемент настоящих пушек — стопятимиллиметровых гаубиц Президентской парадной артиллерийской батареи армии США.

Сиверс провел восхищенного Линга и небольшую группу олимпийских чиновников к новому лифту, ведущему на смотровую площадку монумента. Стеклянная кабина вмещала двадцать пять пассажиров и за семьдесят секунд взмывала к площадке, на высоту пятисот футов. Специальные матовые панели дверей лифта были запрограммированы и становились прозрачными на высоте ста восьмидесяти, ста семидесяти, ста сорока и ста тридцати футов от земли, открывая пассажирам вид на сто девяносто три памятных масонских камня — внутреннюю достопримечательность монумента. Впрочем, Сиверс знал о тайном докладе ДАРПА, составленном в годы правления Гриффина Йитса, согласно которому камней было на самом деле сто девяносто четыре. Предстояло выяснить, что за камень исключен из официальных документов и, конечно, чем этот камень заслужил забвения. Хотя сейчас, в такой важный момент, Максу вовсе не до этой масонской чепухи!

Все вошли в стеклянную кабину лифта, и доктор Линг покачал головой:

— Жена мне просто не поверит.

— Не беспокойтесь, я вас сфотографирую, — ответил Сиверс и включил камеру на мобильном телефоне. Двери сомкнулись, лифт пошел вверх.

ГЛАВА 50

Мало кто из зрителей концерта в День независимости, сидя на белых мраморных скамьях и невысоком гранитном ограждении, кольцами окружавшем памятник Вашингтону, знал, что этими удобствами они обязаны многомиллионным страховым выплатам после терактов одиннадцатого сентября. Ограждение было не только декоративным. Если бы террористы попытались приблизиться к памятнику на машине, груженной взрывчаткой, из ограждения мгновенно бы выдвинулись складывающиеся стальные штыри, и тогда никто и ничто не пробился бы к монументу. В пятнадцати ярдах под каменными скамьями пролегал тайный тоннель: пяти ярдов в диаметре и ста тридцати длиной, он соединял памятник, доступ к которому был сегодня ограничен, с неприметным зданием поблизости от Пятнадцатой улицы.

Конрад знал об этом здании.

Покрытый слизью и пропитанный какой-то дрянью, о которой не хотелось и думать, Конрад вынырнул из-под развалин коллектора в тоннель — единственный элемент подземного центра для посетителей при памятнике Вашингтону, который Комиссия по генеральному архитектурному плану столицы построила, несмотря на отсутствие сенатского одобрения. Правительство было готово к терактам, и если таковые произойдут, то пусть лучше у основания памятника, а не на его верхнем уровне, где стены недостаточно крепки и развалятся от взрыва, увлекая за собой все сооружение.

Насколько Конрад понимал, Макс Сиверс находился, к несчастью, именно в этой, наиболее уязвимой точке — в пятистах футах над землей.


На смотровой площадке Сиверс торопливо подгонял китайскую делегацию к стеклянному лифту. Фейерверк на Эспланаде почти смолк, оставалось лишь торжественное завершение, и кое-кто из китайцев пожелал спуститься по лестнице пешком, чтобы осмотреть масонские таблички после представления. Этого Макс допустить не мог.

— Лифт спускается вниз две минуты восемнадцать секунд, — настаивал он. — У вас будет достаточно времени осмотреть сорок пять из ста девяноста трех камней. К тому же вы успеете увидеть торжественное завершение фейерверка над куполом Капитолия из специально зарезервированной ложи на восточной стороне памятника.

— Огромное вам спасибо, доктор Сиверс, — поблагодарил доктор Линг. — Все было чудесно. Моя жена просто…

Двери захлопнулись, и лифт пошел вниз.

Сиверс вытащил мобильный телефон и дважды нажал на кнопку «3», затем пересек смотровую площадку и подошел к восточному окну. Его восхищенному взгляду открывался новый мировой порядок.

«Вот и все», — пронеслась мысль.

Баллончик с аэрозолем, закрепленный над кабиной спускающегося лифта, медленно освобождал содержимое — облачко невидимых микроскопических частиц. Вверх лифт поднимался быстрее, а для гарантированного заражения требовалось вдыхать пары аэрозоля не менее двух минут. Пассажиры лифта спустятся вниз, счастливо поглазеют на последний «оргазм независимости» Соединенных Штатов, и к этому времени уже будут мертвецами, даже не подозревая об этом. Равно как и республика.

Зазвонил телефон. Макс посмотрел на экран: «Чей это номер?»

— Сиверс, — ответил он.

— Йитс на связи. Ну что, тупой ублюдок, похоже, твой план родился под несчастливой звездой. Китайцы не заражены, распространять твой вирус не будут.

Сиверс потерял дар речи. «Как ему удалось бежать?» — в шоке подумал он. Затем шок превратился в ужас.

— Откуда у тебя этот телефон?

— Да так, оторвал мобильник от аэрозольного баллончика в кабине лифта и перезвонил последнему абоненту, — ответил голос на другом конце. — Кстати, я поднимаюсь. За тобой.

Сиверс сбросил звонок и нервно оглядел смотровую площадку. Нет уж, он не будет дожидаться, пока двери лифта откроются и Йитс шлепнет его. Надо выстрелить первым, и на то, чтобы приготовиться, было меньше минуты. Сиверс промчался мимо сувенирной лавки, находившейся на пол-уровня ниже смотровой площадки, и, перепрыгивая через несколько ступенек сразу, сбежал вниз по лестнице, опоясывающей монумент изнутри. Он едва успел добраться до отметки в четыреста футов, как увидел поднимающийся лифт, и занял позицию для стрельбы, согнув одно колено и целясь в открытую шахту.

Непрозрачная стеклянная кабина поднималась быстро. Сиверс прицелился тщательнее, выбрав пальцем свободный ход спускового крючка. Матовые панели кабины прояснились.

В лифте никого не было.

Сиверс в растерянности качнул стволом. Он слишком поздно увидел Йитса, с пистолетом в руке висящего на перекладине под лифтом.

Первая пуля попала Сиверсу в ногу и отшвырнула его к одному из масонских камней. Макс согнулся от боли. Йитс приближался к смотровой площадке. Снизу, в сотнях футов под ногами, раздавались крики. Скоро сюда сбежится полиция.

Сиверс дважды выстрелил в Йитса. Одна из пуль срикошетила от днища лифта, и Конрад отпустил перекладину, рухнув в темноту под ногами. До Сиверса донесся крик. Макс перегнулся посмотреть в темноту шахты, но ничего не увидел. Возле уха свистнула пуля — Йитс где-то приземлился. Конрад ранен, но жив и наверняка поднимается сюда.

Макс понял: выбора нет, вирус надо выпускать на толпу внизу. Через главный выход пройти не удастся. Сиверс с усилием поднялся и поковылял вверх по неосвещенным ступеням. Каждое движение обжигало взрывом боли. Он с опаской посмотрел на разбитую кабину и пустующую смотровую площадку. Где-то внизу послышались шаги.

— Игра окончена, приятель, — крикнул Сиверс. — Ты проиграл.

Он отсоединил баллончик от крепления в служебном отсеке над лифтом. К счастью, Йитс снял только механизм дистанционно управляемого взрывателя и не повредил баллончик, полный смертоносных вирусов.

При мало-мальски годных условиях на свободе вирус проживет сутки в виде маленького облачка. Достаточно одному человеку в толпе вдохнуть лишь каплю, как начнется цепная реакция распространения вируса замедленного действия.

Сиверс наотмашь ударил рукоятью пистолета по одному из панорамных окон, но бронированное стекло так просто не разбить. Надо срочно выпускать вирус на свободу. В потолке обнаружилась замаскированная задвижка. Сдвинув ее, Сиверс открыл люк над головой: вниз упала раскладная лестница наподобие пожарной.

Сиверс вскарабкался внутрь, в пятидесятипятифутовую пирамидальную вершину обелиска. Ее наклонные стены, словно в настоящей пирамиде, сходились в одной точке, образуя за концовку пятисотпятидесяти пятифутового монумента. Внутри находилось несколько модулей каких-то электромеханических приводов, стояла секретная аппаратура наблюдения, но в остальном пирамида была пуста, как церковный шпиль.

Сиверс начал долгий путь к навершию пирамиды. Снаружи доносились звуки праздника.


На смотровой площадке Конрад никого не обнаружил. Кабина лифта была пуста. Сиверс, конечно же, прихватил баллончик с вирусом. Йитс выглянул в западное окно: там стояла телекамера на дистанционном управлении, ее объектив смотрел в небо, ловя огни фейерверка. Из восточного окна, с Эспланады, слышались завершающие аккорды концерта.

Боль кинжалом пронзила спину, и Конрад ударился о стекло. Пуля прошила плечо, забрызгав окно кровью. Пистолет дважды клацнул бойком, но магазин был пуст. Сиверс исчез в потолочном люке над шахтой лифта. У него не было патронов, но он зачем-то полез на вершину здания.

«У него же баллончик! Сукин сын собрался выпустить вирус на свободу», — догадался Конрад.

Пирамидальная вершина обелиска — пятьдесят пять футов высотой, а значит, Сиверсу оставалось преодолеть еще футов сорок, чтобы добраться к навершию пирамиды.

Конрад заставил себя встать, зажимая рану. Ощущение было такое, словно кто-то воткнул в плечо электродрель и сверлит на полную катушку. Он ухватился за лестницу и, кряхтя от боли, втащил себя в помещение над головой.

— Попробуй меня остановить: потеряешь все, но ничего не приобретешь. — Голос Сиверса звучал откуда-то из темноты. — Подумай об этом: новый мировой порядок, никаких китайцев, никакой религии…

— Никакой Серены, ты хочешь сказать, ублюдок? — Конрад прицелился на голос и замер.

Громоподобный грохот пушек провозгласил завершение увертюры «1812 год».

В это мгновение Сиверс спикировал откуда-то из темноты сверху, изо всей силы вмазал Конраду в плечо и выбил пистолет из руки. Оружие звякнуло о стену и полетело вниз, на пол обзорной площадки в пятидесяти футах под ногами.

Йитс держался раненой рукой за громоотвод, закрепленный в каменной кладке стены, по которой разбегались крошечные трещинки. Через оконце сверху вливался звездный свет: Сиверсу удалось выбить алюминиевую верхушку пирамиды. Квадратное отверстие обрамляло созвездие Девы. Спика висела над головой, мерцая сквозь дым и взрывы фейерверка.

«Вот он, альянс звезд и Земли, — подумал Конрад. — Выравнивание созвездий и монументов происходит у меня на глазах, а Сиверс собирается напустить свою заразу на весь мир как раз в тот момент, когда памятник Вашингтону становится под альфу созвездия Девы».

Конрад полез по громоотводу к Сиверсу. Тот пытался просунуть баллончик через отверстие, но опорная рамка навершия была слишком мала.

— Остановись, Сиверс! — крикнул Конрад. — Подумай о несчастных жертвах.

— Мы не на демократических выборах, Йитс. Твой голос не учитывается! — завопил Сиверс, с усилием пытаясь пропихнуть баллончик в отверстие. — Да и когда он учитывался? Мы в республиканском государстве, созданном сильными властителями: править страной должна элита общества.

— Вроде «Альянса»? — Конрад сунул руку за спину и вынул масонский кинжал, который Сиверс отобрал у старика Геркулеса.

— Знаешь, почему Вашингтон и отцы-основатели так ратовали за правительство представителей? Потому что они и были представителями! — проорал Сиверс, протолкнув баллончик в отверстие. Его палец замер над кнопкой. — Они-то и собрали шайку, альянс. Ничего, я все исправлю.

— А вот это ты исправишь?

Конрад вонзил кинжал в шею Сиверса.

Макс взвизгнул и выпустил из рук баллончик, который со стуком упал вниз, в темноту пирамидальной верхушки монумента. Сиверс потерял равновесие, выдернул кинжал из шеи и с удивлением уставился на масонские знаки, заляпанные кровью.

— Фон Берг, — прошипел он, захлебываясь кровью.

— Что? — не понял Конрад. — Кто?

Глаза Сиверса закатились, сознание оставило его, тело подергалось в конвульсиях еще несколько секунд, а потом рухнуло с пятидесятифутовой высоты на обзорную площадку внизу.

Конрад дотянулся до алюминиевого навершия и толкнул его сбоку, словно дверцу на петлях. Навершие установил полковник Томас Линкольн Кейси, тот самый масон Кейси, который строил Библиотеку конгресса. Конрад без труда прочел латинские буквы на восточной стороне навершия, которые, по проекту, можно было прочесть лишь с небес: «LAUS DEO». «Во славу Господню», — повторил Йитс по-английски и захлопнул отверстие.

Он спустился по лестнице и рухнул на пол смотровой площадки, рядом струпом Сиверса. На лице Макса оставалась кривая ухмылка. Конрад проверил пиджак убитого, вынул Ньюбергский договор и перепрятал в свой карман. Затем потянулся было за баллончиком со смертоносным вирусом, но услышал грохот сапог по ступеням снизу. Сержант Рэндольф в бронежилете поднялась на смотровую площадку.

— Брось оружие! — крикнула она. — Руки вверх!

За ее спиной замелькали полицейские, к ним присоединились около дюжины полицейских Национальной парковой службы.

Конрад медленно положил «глок» на пол и поднял руки вверх. Левое плечо полыхало болью.

Сержант Рэндольф ногой отбросила пистолет.

— Вот черт, Йитс, — сказала она. — Ты уложил Макса Сиверса.

— Зато он не успел уложить миллионы людей. В баллончике на полу — птичий грипп. Сиверс собирался выпустить вирус над Эспланадой. Срочно вызывайте группу бактериологического контроля.

— Надо срочно вызвать врача для тебя, — сказала Ванда, глядя на пропитанное кровью плечо Йитса.

Конрад покачал головой:

— Нет времени. Помоги мне вернуться к Серене.

— К сестре Сергетти? Ты и ее втянул во все это!


Над местом празднования звучали пушечная канонада и взрывы фейерверка. Конрад и «Крысы» сержанта Рэндольф ворвались в секретные подземные лаборатории под станцией метро «Ланфан-Плаза». Зал заседаний «Альянса» был пуст.

Серена исчезла.

Исчез и глобус.

Боль предательства, которую ощутил Конрад, была сродни боли откинжала в сердце.

ГЛАВА 51

Белый дом

Пятое июля 2008 года

На следующее утро к девяти часам Конрада пригласили в Овальный кабинет. Президент сидел на диванчике, потягивал виски и пустыми глазами смотрел в столь же пустой камин. Легкий дождик барабанил в окно у него за спиной. Справа от камина стояла небесная сфера.

— Ньюбергское соглашение у вас с собой, доктор Йитс?

— Да, господин президент.

Конрад с рукой на перевязи присел на диванчик напротив, не отрывая глаз от сферы и размышляя, куда делась Серена. Над каминной полкой висел портрет Джорджа Вашингтона. У Конрада было такое чувство, что Вашингтон изучает его столь же внимательно, как и другой президент.

«Интересно, — подумал Конрад, — знает ли президент, что восточное крыло Белого дома спроектировано архитектором Йо Минг Пеем в форме треугольника, как символическое изображение трех ветвей федеральной власти, расположенных на склоне Пенсильвания-авеню, авеню Конституции и Шестнадцатой улицы? Нет, сейчас обсуждать это нежелательно».

— Полагаю, второй глобус в данный момент в Ватикане, в полной безопасности. Есть места, где даже мы не сможем наложить на него руку. Жаль, ведь эти глобусы должны быть в паре.

— Об этом я как раз и хотел поговорить, господин президент, — ответил Конрад. — Сестра Сергетти видела подписи на договоре, так что секрета они не представляют. Мы могли бы поменяться: договор на глобус Земли.

Президент внимательно посмотрел на него.

— А что, если поменять договор на вашу свободу, Йитс? Чтобы мне не пришлось бросить вас в тайную тюрьму?

Конрад вручил президенту договор.

Президент развернул документ и достал очки. Дурной мыслью в голове Конрада пронеслось, что президент сейчас повторит знаменитые слова Вашингтона, сказанные в Ньюберге: «Джентльмены, с вашего позволения я надену очки, ибо на службе своей стране я не только поседел, но и почти ослеп».

Президент быстро просмотрел текст договора, откинулся на спинку диванчика и взглянул на Конрада поверх очков.

— Некоторые из подписей под договором… Я в шоке.

— Вы имеете в виду вашего предка, Джона Маршалла, господин президент? — подсказал Конрад. — Шестая фамилия сверху, обратите внимание.

— Спасибо, вижу, — сухо ответил президент. — Должен вас разочаровать, доктор Йитс: я и понятия не имел о глубине связи моей семьи с «Альянсом». Как вы узнали на собственном опыте, если корни уходят так глубоко в американскую историю, подобные казусы неизбежны. Кто-то из потомков этих людей окажется важной шишкой в «Альянсе», а кто-то — нет. Их непросто вывести на чистую воду, но мы этим займемся.

— Как взялись за сенатора Скарборо?

Утром дом Скарборо в Виргинии навестили сотрудники ФБР. Расширенный совет присяжных Верховного суда занялся расследованием связи сенатора с пентагоновским подрядчиком — миллиардером из мира биотехнологий Максом Сиверсом.

— Похоже, Скарборо получал неплохой откат с Сиверса. — В голосе президента звучало неподдельное потрясение. — Положение сенатора в конгрессе, его председательство в Комитете по вооруженным силам, контроль средств, выделяемых на оборону, — все это позволяло Скарборо манипулировать заказами и направлять контракты в компанию Сиверса. Возможно, назначение Сиверса в ДАРПА имеет те же корни.

«Так вот как у вас тут все решается», — подумал Конрад.

— Значит, Ньюбергское соглашение вам нужно для того, чтобы узнать имена?

— Не говорите глупостей, Йитс, — ответил президент. — Мы в Америке. Всем плевать, кем были ваши предки или кем они не должны быть. О человеке здесь судят по делам, а не по корням. Грехи отцов не ложатся на детей, вам ли этого не знать?

Конрад горестно вздохнул: напоминание об отце, генерале Йитсе, и Антарктиде прозвучало вовсе не тонким намеком.

— Последствия Ньюбергского договора и требования «Альянса» — вот что угрожает нашей безопасности, — перешел к объяснению президент. — Научно-технологический прорыв оказался сильнее способности политиков и генералов четко представить себе его последствия. Именно это и предрекал Платон в «Атлантиде». Ее разрушили не природные катаклизмы, и если мы, американцы, не поймем этого, то наша судьба окажется столь же печальной. Пророчество Френсиса Бэкона в «Новой Атлантиде» — именно об Америке. Подумать только, несколько лет назад я дрожал при мысли о возможном применении террористами биотоксинов для массового поражения населения, а Макс Сиверс тем временем собирался организовать поточное производство с этикеткой «Сделано в США». Слава Богу, вы остановили его.

— Богу? — повторил Конрад. Интересно, что значат для президента слова клятвы, знакомой каждому американцу — «… и единой стране под дланью Господней»? Может, во время молитвы он всего лишь занимался саморекламой перед средним классом Америки?

Президент поднял глаза на портрет Вашингтона на стене.

— Величие Вашингтона состояло в готовности оставить власть, опершись на веру. — Взгляд президента блуждал где-то вдали. — Политической свободы не может быть без свободы вероисповедания, и он это прекрасно понимал. Конечно, Вашингтон не для того из кожи вон лез, чтобы возвысить какую-либо секту, однако он инстинктивно понял, что американец с верой в сердце — это истинный защитник американской свободы.

— А еще он щедро оплачивал работу своих шпионов, господин президент.

Президент прервался, поджал губы, и на его лице появилось что-то похожее на ухмылку.

— Доктор Йитс, вы справились с работой, и Америка благодарит вас. А теперь — сладкое.

Президент отложил текст договора и взял в руки коробочку.

— Не волнуйтесь, это еще не все. — Он протянул коробочку Конраду. — Вот, Президентская медаль свободы. Вы успешно выполнили приказ главнокомандующего.

Конрад не понял, кого президент имеет в виду — самого себя или Джорджа Вашингтона, — но, открыв коробочку и взглянув на медаль, почувствовал неподдельную гордость. Медаль представляла собой золотой диск с большой белой звездой на красном эмалевом пятиугольнике. В центре звезды лежал золотой кружок, покрытый синей эмалью с тринадцатью золотыми звездами. Медаль подвешивалась на синей ленте с белой окантовкой, белыми звездами и золотым орлом с распростертыми крыльями.

Президент добавил:

— Министр обороны Паккард настаивает, что вы заслуживаете никак не меньшего, и просил передать, что намерен пригласить вас обратно в ДАРПА.

— На самом деле награду заслуживают Дэнни Зи и старик Геркулес, — ответил Конрад, закрывая коробочку. — Да еще тот несчастный, которого вы похоронили вместо моего отца.

— Сынок, ты бы лучше поучился мудрости у сестры Сергетти: не оплакивай тех, за кем скоро последуешь.

— Что с того? Все равно у Ватикана один глобус, а у нас — другой. А подписи на договоре собственными глазами видели и вы, и сестра Сергетти, и я.

— Пусть она делает то, что должна, — решительно сказал президент. — А я сделаю то, что должен я.

Президент взял Ньюбергское соглашение, подошел к камину и поднес зажигалку к уголку соглашения. Зажженная бумага свернулась черным пеплом, пошла язычками пламени под неусыпным взором Джорджа Вашингтона. Через миг черные дыры покрыли всю поверхность документа, и он превратился в дым.

ГЛАВА 52

Ватикан

Серена, мучимая угрызениями совести оттого, что пришлось предать Конрада, собрала волю в кулак и двинулась по направлению к кабинету кардинала Туччи. С ней был земной глобус и охрана из шестерых переодетых швейцарских гвардейцев. Швейцарская гвардия служила папе верой и правдой не одно столетие, сопровождая его и дома, и за границей, подобно спецслужбе американского президента. Защитят ли они Серену, вот в чем вопрос.

Кардинал Туччи по-прежнему утопал в кожаном кресле меж двух глобусов работы мастера Блау, как две капли воды похожих на сферы, найденные Конрадом. В руке Туччи держал бокал вина, серебряная римская монета у него на шее блестела в лучах утреннего солнца из бокового окна, напоминая Серене о том, что перед ней глава «Доминус Деи».

— Не рановато ли вы начали, ваше преосвященство?

— Сестра Сергетти, я вижу, вы пришли ко мне не только с глобусом, — ответил Туччи, — но и с целой свитой.

Серена повернулась к капитану гвардейцев:

— Подождите снаружи. Мне нужно пообщаться с его преосвященством наедине.

Гвардейцы вышли. Туччи глотнул вина.

— Вы нарушили мой прямой приказ и открыли глобус.

— Да, ваше преосвященство. Я открыла оба глобуса.

— Понятно.

— Мне тоже. А еще мне понятно, откуда под Ньюбергским договором фамилия ваших предков по материнской линии. Вы ведь из Бостона? Вы и есть Осирис. «Доминус Деи» — это ячейка «Альянса» в церкви. И так было всегда, еще до тамплиеров. Так что в опасности не только Америка, но и христианская церковь.

— Вы так и сказали доктору Йитсу? — Туччи и бровью не повел. — Он, конечно, высоко ценит ваше мнение… и ваше тело. Вы спали с ним, пока разгадывали загадки древности?

Серена обвиняющим жестом вытянула руку в сторону Туччи.

— Вы — волк в овечьей шкуре, Туччи! Вам плевать на церковь. Вам всегда было на нее плевать. Вы используете ее в личных целях, чтобы построить земную империю для «Альянса».

— Соблаговолите оглядеться, сестра Сергетти: таких, как я, множество. Где Бог строит церковь, черт пристраивает часовню. Судя по охране, вы уже доложили обо всем папе?

— Да, ваше преосвященство. И вашу «часовню» я закрываю.

— Этим вы только поможете Антихристу построить собор. — Туччи допил вино. — Да, скоро поднимется столица будущего, столица мира, которая затмит и Вашингтон, и Пекин.

— О чем вы? — Серене не понравились загадки Туччи.

— Америка случайно попала во всемирную историю, она даже не удостоилась упоминания в Апокалипсисе, — пояснил Туччи. — Не Ньюбергский договор, а глобусы нужны «Альянсу».

— Глобусы?

— Без них не построить Третий храм. — Голос Туччи звучал победно. — Отыскав глобусы, вы помогли нам. Теперь рождение нации, которая объединит все народы, неизбежно.

— Вы спятили.

— Если бы только я! — Туччи поставил пустой бокал и кивнул в сторону двери. — Не пора ли вызвать стражу?

Серена шагнула к двери, когда краем глаза уловила какое-то движение. Она резко обернулась: Туччи вы бросился из окна, с грохотом разбив стекло. Снаружи донесся крик. Серена подбежала к подоконнику. Кардинал распростерся на тротуаре.

Дверь распахнулась, стража ворвалась в помещение. Капитан гвардейцев уставился на медальон на полу. Серена заметила его взгляд. Цепочка не разорвалась, словно Туччи аккуратно снял ее, прежде чем выпрыгнуть.

— Что случилось, сестра Сергетти? — спросил капитан.

— Кардинал Туччи мертв, капитан.

Капитан поднял медальон с пола и с огромным почтением протянул его Серене, как будто она стала его хозяйкой.

«Он, кажется, думает, что я теперь — глава „Доминус Деи“».

Она приняла цепочку и присмотрелась к древней монете. Серена знала, что только папа может назначать главу ордена. Ей вспомнились шутки, которые она слышала в Школе кардиналов от поклонников теории заговора: говорили, что «Доминус Деи» уже много столетий назначает папу, а не наоборот.

— Кардиналу Туччи стало нехорошо, — внезапно произнес капитан, словно выступая перед журналистами от имени Ватикана, рассказывая о происшедшем. — С аритмией шутки плохи. Какое горе, что сердце остановилось в тот миг, когда он выглянул из окна.

— Спасибо, капитан, вы свободны.

— Слушаюсь, — ответил он и преклонил колено, целуя медальон в ее пальцах. — Я выставлю охрану у дверей, чтобы вам никто не мешал.

Капитан закрыл за собой дверь, а Серена села в кресло Туччи, чувствуя себя пленницей в камере, переполненной тайнами.

Медальон в руках, похоже, стал единственным средством спасения. Чтобы сберечь церковь, придется искоренить «Альянс», а для этого необходимо присоединиться к ордену «Доминус Деи». Ей оставалось лишь горько оплакивать несостоявшееся будущее с Конрадом, но сердцем Серена понимала, что нельзя оставлять церковь на съедение стервятникам — нужно выяснить, что замышляет орден.

«Я занимаюсь всем, чего не хочу, и не делаю того, чего хочу, — думала она, перефразируя святого Павла. — Я жалкая женщина».

Серена медленно надела медальон главы «Доминус Деи», чувствуя, как серебряная римская монета камнем легла на сердце.

ЭПИЛОГ

На следующий день

Арлингтонское кладбище

Под проливным дождем Конрад приблизился к памятнику на отцовской могиле. Йитса снедала неутолимая жажда правды, которую распалило пламя сгоревшего Ньюбергского договора. Он посветил фонариком на обелиск высотой в три фута и вновь прочел надпись под вырезанным на камне крестом:

ГРИФФИН У. ЙИТС
БРИГАДНЫЙ ГЕНЕРАЛ ВВС США
РОДИЛСЯ 4 МАЯ 1945
ПОГИБ В БОЮ
В ВОСТОЧНОЙ АНТАРКТИДЕ
21 СЕНТЯБРЯ 2004
Внутри нарастала волна, грозившая прорваться: ярость, предательство, утрата — сначала отец, потом, уже не в первый раз, Серена.

Конрад смотрел на цепочки цифр с одной стороны обелиска, которые привели его к письму для Звездочета, на три созвездия, вырезанные на другой стороне, которые раскрыли тайну расположения главнейших памятников американской истории. Чувство беспокойства, которое он ощутил на похоронах, вновь охватило его и пробрало до мозга костей.

«Это еще не все».

Гнев и бессилие охватили Конрада, и он изо всех сил пнул обелиск. Тяжелый памятник едва шевельнулся. Йитс ударил второй раз, наотмашь и с яростью: основание обелиска, подмытое дождем, сдвинулось на пару дюймов и с чавканьем осело в грязи.

— Проклятый ублюдок! — заорал Конрад, пиная надгробие.

Камень завалился и упал на мокрую траву.

Внизу, на фундаменте обелиска, словно фотография, проявляющаяся на камне под смываемой дождем грязью, проступало изображение.

Крест крестоносца — знак тамплиеров, единый крест, состоящий из четырех меньших. Символ не только крестоносцев, но и Иерусалима. Четыре перекладины распятия равной длины символизируют четыре стороны света и веру в Иерусалим как духовный центр мира.

Конрад вспомнил две колонны на картине Сэвиджа с изображением Маунт-Вернон и две колонны у входа в храм царя Соломона на масонской фреске в подземелье Библиотеки конгресса. Мысленным взором он увидел глобусы с картами земли и неба на капителях колонн.

Это глобусы из храма царя Соломона, но не только того, что был построен, а еще и того, что построен будет. Как известно, в каждом из глобусов хранились тайны Книги Бытия, или сотворения мира. Логично предположить, что в обоих глобусах заключена и тайна конца света.

Конрад неотрывно смотрел на крест — последний тайный знак, оставленный отцом.

Знает ли Серена? Трудно сказать. Похоже, она знает все.

Теперь знал и он.

— Что ж. Серена, увидимся, — произнес Конрад и ушел в ночной дождь.

ОТ АВТОРА

Спасибо Эмили Бестлер, моему редактору; Саре Брэнем и сотрудникам издательств «Атрия» и «Покет»; огромное спасибо дочерям масонов и офицерам ВВС — сами знаете кому; ряду авторитетных вашингтонских журналистов и служащим конгресса и Белого дома. Особая благодарность персоналу и экскурсоводам в Маунт-Вернон, Библиотеке конгресса, Капитолии и Национальном управлении архивов за великодушную помощь и великолепную работу: вы и есть национальное достояние. Отдельное спасибо моему сыну Алексу, президенту ученического совета школы, за исследование по Бенджамину Беннекеру и за заботу не только о своих друзьях и младшем брате, но и обо всех однокашниках. Америке нужны такие герои, как ты.

Примечания

1

«Сыновья свободы» (Sons of Liberty) — тайная радикальная американская организация патриотического толка, основанная в 1768 году американскими колонистами в знак протеста против экономических притеснений со стороны Великобритании. Действовала разными средствами, вплоть до открытого террора. В некоторых штатах выполняла функции армейских разведывательно-диверсионных подразделений. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

ДАРПА (DARPA, Defense Advanced Research Projects Agency).

(обратно)

3

«Асела» — «Acela» английских слов «acceleration» (ускорение) и «excellence» (превосходство).

(обратно)

4

Savage — дикарь (англ.).

(обратно)

5

Инструмент каменщика — лопатка для разравнивания и подрезки лишнего раствора.

(обратно)

Оглавление

  • ПРОЛОГ
  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НАШИ ДНИ
  •   ГЛАВА 1
  •   ГЛАВА 2
  •   ГЛАВА 3
  •   ГЛАВА 4
  •   ГЛАВА 5
  •   ГЛАВА 6
  •   ГЛАВА 7
  •   ГЛАВА 8
  •   ГЛАВА 9
  •   ГЛАВА 10
  •   ГЛАВА 11
  •   ГЛАВА 12
  •   ГЛАВА 13
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПЕРВОЕ ИЮЛЯ
  •   ГЛАВА 14
  •   ГЛАВА 15
  •   ГЛАВА 16
  •   ГЛАВА 17
  •   ГЛАВА 18
  •   ГЛАВА 19
  •   ГЛАВА 20
  •   ГЛАВА 21
  •   ГЛАВА 22
  •   ГЛАВА 23
  •   ГЛАВА 24
  •   ГЛАВА 25
  •   ГЛАВА 26
  •   ГЛАВА 27
  •   ГЛАВА 28
  •   ГЛАВА 29
  •   ГЛАВА 30
  • ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СРЕДА, ТРЕТЬЕ ИЮЛЯ
  •   ГЛАВА 31
  •   ГЛАВА 32
  •   ГЛАВА 33
  •   ГЛАВА 34
  •   ГЛАВА 35
  •   ГЛАВА 36
  •   ГЛАВА 37
  •   ГЛАВА 38
  •   ГЛАВА 39
  •   ГЛАВА 40
  •   ГЛАВА 41
  •   ГЛАВА 42
  •   ГЛАВА 43
  •   ГЛАВА 44
  • ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ
  •   ГЛАВА 45
  •   ГЛАВА 46
  •   ГЛАВА 47
  •   ГЛАВА 48
  •   ГЛАВА 49
  •   ГЛАВА 50
  •   ГЛАВА 51
  •   ГЛАВА 52
  • ЭПИЛОГ
  • ОТ АВТОРА
  • *** Примечания ***