История Авиации 2001 02 [Журнал «История авиации»] (fb2) читать онлайн

История Авиации 2001 02

Коллаж на 1 -й странице обложки разработан Сергеем Ершовым; дизайн логотипа – Сергеем Цветковым.

Народные мудрости

Хорошо помню, как где-то к концу 70-х появилось в тинейджерской среде выражение «предки». Называли так, как вы понимаете, обычно своих родителей, которые «вечно путались под ногами, не давая ощутить всю прелесть этой жизни». Нет, конечно, был еще «термин» «черепа», но в нашей компании по этическим соображениям он все-таки не прижился. А предки, если задуматься, очень емкое понятие. Поскольку означает еще и первые, а значит мудрые и знающие все наперед. Простите, за невольный каламбур.

Вы спросите: к чему я это пишу. Да хотя бы к тому, что хотя идея с выпуском номера удвоенной толщины была внешне вполне здравой. К тому же материал собран вполне подходящий. О том, что это позволило бы одним махом рассчитаться с подписчиками и догнать конкурентов и говорить не стоит. Но не зря бородатые классики марксизма указывали на то, что в основе человеческого бытия лежит экономика. А действительно, куда ж без нее проклятой…

Обдумав все спокойно и посоветовавшись с теми. кто развозит «Историю Авиации» по городам и весям нашей необъятной, но, к сожалению, населенной в основном практически нищим народом, страны, я не нашел аргументов, способных перевесить один-единственный. но очень весомый довод, который ставит под сомнение результаты реализации подобной затеи. Речь, как вы уже наверно догадались, идет о цене. Действительно, если отпускная цена одного номера объемом 64 стр. равна 45 рублям, то двойного – ровно 90.0 том. сколько это будет стоить на периферии можно только догадываться, и это при том, что толщина кошелька среднестатистического российского потребителя, обратно пропорциональна расстоянию от Москвы до его места проживания. С учетом того, что число подписчиков «Истории Авиации» пока еще сравнительно невелико, это означает только лишь то, что тем, кто покупает журнал в розницу пришлось бы в этом случае выложить минимум 126 руб., а многим и того больше. А ведь еще Генри Форд сказал: «Лучше пять раз получить по одному доллару, чем один раз пять долларов». И видит бог, он был прав. А потому, пусть и с большим опозданием, но выйдут отдельные 2-й и 3-й номера «Истории Авиации». И это. видимо, к лучшему. Впрочем, первый из них вы уже держите в руках. О том. насколько добротным он получился, судить, безусловно, вам.

Просмотрев его, наиболее памятливые возможно вспомнят еще одно крылатое выражение: «Если ты сделал плохо, но быстро, люди очень скоро забудут о том, что ты сделал быстро, но очень долго будут помнить о том, что ты сделал плохо. Если же ты делал долго, но хорошо, люди вскоре забудут о том, что ты делал свое дело долго, но всегда будут помнить о том, что ты сделал его хорошо.». Эти слова принадлежат выдающемуся советскому конструктору ракетно-космической техники Сергею Королеву.

Предвосхищая вопросы по поводу этого высказывания, обращаю ваше внимание на то, что за исключением статьи о немецкой модельной фирме «PLASTICART», на остальные темы, затронутые в статьях этого номера, уже неоднократно писали другие авторы. Например работа об участии ДБ-3 в «зимней войне» публиковалась в «Авиамастере», а о Ме210/410 есть статья в последнем номере журнала «Самолеты мира». Но что это за статьи?.. Впрочем, решение сделать вместо книги о Ме210/410 серию статей принято тоже не от хорошей жизни. И дело не в деньгах, а в том, что информацию о боевой деятельности ряда частей, имевших на вооружении эти машины, найти не удалось, а книга, как вы понимаете, должна хотя бы в первом приближении отвечать на все вопросы по данной теме. В работе же опубликованной в виде большой, но все-таки статьи, подобные огрехи не так режут глаз ее создателям и. надеюсь, читателям.

Ваш Александр Булах

САМОЛЕТЫ СТРАНЫ СОВЕТОВ

Незаконнорожденный бомбардировщик

канд. тех. наук Владимир Котельников

канд. ист. наук Мирослав Морозов

Продолжение, начало в ИА №6: 2000 и №1/2001.

БОЕВОЙ ДЕБЮТ

Начавшееся поступление на вооружение ВВС РККА весной 1937 г. ДБ-3 оказалось как нельзя кстати. Во второй половине 30-х в Европе ощутимо начало попахивать порохом, и новый самолет вполне мог отправиться воевать в Испанию следом за туполевским СБ, тем более, что прототип дальнего бомбардировщика был продемонстрирован испанской делегации уже осенью 1936 г. Республиканцы, испытывавшие в то время острую нехватку современных ударных машин обрались к советскому правительству с просьбой о поставках этих самолетов. В частности, в письме военного министра Испанской Республики Ларго Кабальеро от 18 декабря 1936 г. приводится так называемая ведомость заказа «первой очереди», в которой помимо 60 И-16, 40 – СБ и 30 штурмовиков (видимо, P-Z – Прим. авт.), фигурируют и «Тб тяжелых бомбардировщиков». В заказе «второй очереди» выражалась просьба получить уже «84 тяжелых бомбардировщика». Однако трудности с освоением серийного производства не позволили отправить ДБ-3 на Пиренеи ни в 1937-м, ни в 1938 г.г.

Не удалось бомбардировщикам поучаствовать и в боях у озера Хасан, так как к лету 1938 г. в авиации ОКДВА их еще не успели по-настоящему освоить, а боевое применение ДБ-3 в Китае носило очень ограниченный характер, поскольку туда послали всего две дюжины машин. Когда же в мае 1939 г. начались бои на реке Халхин-гол, на территории Монголии ДБ-3 не имелось. В частности, 4-й ДБАП, базировавшийся в Забайкалье, у станции Домно, тогда только приступил к освоению бомбардировщиков Ильюшина. Две его эскадрильи приняли участие в поддержке наступления советских войск в августе, но на старых ТБ-3. Две другие к этому времени практически уже были готовы к вылетам на ДБ-3. Но от Домно до Халхин-гола далековато. Самолеты перебросили поближе к границе – на временные площадки Сун-Ят-Сен и Воздвиженка. Однако из-за внезапно изменившейся погоды ВПП «раскисли». С места сообщали: «Самолеты увязли в землю до вилок шасси». Полку подобрали еще три площадки, но они оказались в таком же состоянии, да еще и без подъездных дорог. Пока все это утрясали, Жуков разгромил японцев.

При подготовке к «освободительному походу» в Польшу в сентябре 1939 г. нашими генштабистами предусматривалась возможность привлечения полков всех трех авиационных армий особого назначения (АОН), причем допускалась возможность нанесения по отдельным объектам химических ударов. 9 сентября АОН-1 получила приказ перебросить свои части поближе к границе, на аэродромы Смоленск, Сеща, Климовичи, Шайковка. Но воевать оказалось не с кем, остатки польской армии почти не оказали сопротивления, а польской авиации уже фактически не существовало. Ни одного боевого вылета ДБ-3 в этой кампании не выполнили. Зато в «зимней» войне с Финляндией задействовали большую часть самолетов этого типа, имевшихся в европейской части страны. Заранее подготовили технику, развернули части на новых полевых аэродромах. 14 ноября 1939 г. по директиве наркомата обороны на площадки в Ленинградском военном округе перелетели три полка АОН-1 – 21-й, 53-й и 6-й (всего в общей сложности 155 ДБ-3). Они разместились соответственно в Едрово, Крестцах и Кречевицах. Кроме того, на аэродромах Клопицы и Копорье вблизи Ленинграда базировался только что закончивший освоение ильюшинских машин 1-й минно-торпедный авиационный полк (1-й МТАП) 8-й БАБР ВВС Краснознаменного Балтийского флота – более 60 машин. Еще две эскадрильи ДБ-3 – 1-я и 2-я 5-го смешанного авиаполка (5-го САП) базировались под Мурманском.

Хотя в задачах, ставившихся перед ВВС ЛВО на случай войны с Финляндией и фигурировала строчка «прекратить движение железнодорожного транспорта и работу оборонных и других важных предприятий», вряд ли в начале войны такие действия планировались реально. Судите сами: Красная Армия должна была через две недели захватить Выборг, затем войти в Хельсинки, после чего войне наступил бы конец. Да и был ли смысл разрушать инфраструктуру страны, которую вскоре должно было возглавить просоветское правительство? Единственное чего приходилось опасаться, так это вмешательства западных демократий – предвоенными оперативными планами такие варианты предусматривались. В этом случае война могла принять затяжной характер, и вот тогда ее «поджигатели» должны были получить по полному счету. Несколько иным было отношение к железнодорожным объектам. Их разрушение должно было воспрепятствовать финнам сосредотачивать войска на нужных направлениях.

Задачи ВВС флота значительно отличались от задач ВВС Красной Армии. В их обязанности вменялось: во взаимодействии с другими силами ВМФ уничтожить корабли противника, не допустить их ухода в нейтральные воды; принять участие в блокаде Финляндии, не допустить подвоза войск и снаряжения извне; обеспечить наши морские коммуникации и развертывание флота для содействия наступлению Красной Армии на Карельском перешейке. Основным способом уничтожения боевых кораблей должны были стать воздушные удары по крупным военно-морским базам противника (Хельсинки. Турку, Котка, Ханко), блокады – уничтожение транспортов в море. Таким образом получалось, что в сфере действий морской авиации оказывались главные экономические и политические центры страны, хотя сами цели налетов оставались чисто военными. Успешному применению авиации флота в качестве стратегической авиации способствовало и географическое положение Финляндии – для того, чтобы достичь наиболее развитых в промышленном отношении южных районов страны, морским авиаторам было достаточно пересечь неширокий Финский залив.

Типичный вид переднего края «линии Маннергейма». Понятно, что бомбить ее объекты можно было только после тщательной разведки. Справа на снимке запечатлен стандартный бронеколпак с тремя амбразурами. Заметить подобные долговременные огневые точки можно было только с очень небольшого расстояния.

Первый день войны для летчиков Балтфлота оказался весьма насыщен событиями. 35 самолетов 8-й авиабригады были высланы для нанесения ударов по финским береговым объектам, броненосцам береговой обороны «Вайнемяйнен» и «Ильмаринен», обнаружить которые удалось только в 12:30 в шхерах западнее Ханко. Бомбардировке подверглись Котка, Ханко, Выборг, Койвисто и находившийся в окрестностях Хельсинки морской аэродром Сантахамина. В 13:10 для удара по броненосцам взлетела 3-я эскадрилья 1 -го МТАП (командир – майор Н.А.Токарев). Вся центральная и западная часть Финского залива была закрыта низкой облачностью, нижняя кромка которой зачастую находилась на высоте всего 50 метров. Не обнаружив в указанном месте корабли противника бомбардировщики направились к запасной цели – гавани Хельсинки. Бомбометание осуществлялось с высоты около 1500 м через «окна» в облаках. Неудивительно, что точность сброса оказалась крайне низкой и вместо порта бомбы (всего 15 ФАБ-500 и 30 ФАБ-100) упали в густонаселенный район города между Техническим университетом и автовокзалом. Удар оказался совершенно неожиданным для населения финской столицы и сопровождался сравнительно большими человеческими жертвами. 91 человек погиб и около 240 получили ранения. На следующий день эскадрилья Токарева повторила налет на город. На этот раз удару подверглись военные склады (сброшено 17 ФАБ-250), которые из-за сплошной облачности пришлось атаковать по расчету времени. По-видимому, расчет оказался неверен, так как неизбежные при данном методе бомбардировки потери финского мирного населения отсутствовали. Другие бомбардировщики бомбили порт Порво.

Фотографии разрушений в Хельсинки облетели передовицы газет всего мира и сыграли не последнюю роль в деле исключения СССР из Лиги Наций 14 декабря. Так без всякого злого умысла, только в силу собственной теоретической и практической неподготовленности, безалаберности, мы в сознании всего цивилизованного мира встали на одну доску с варварами, разрушившими Гернику, Шанхай и Варшаву. Как факт, свидетельствующий об отношении нашего руководства к мировому общественному мнению может рассматриваться награждение 3-й эскадрильи 1-го МТАП орденом Красного Знамени, а ее командира Н.А.Токарева – званием «Герой Советского Союза». Эти сомнительные успехи обошлись флотским летчикам довольно дорого. 30 ноября пропали без вести два ДБ-3 (официально считаются сбитыми зенитной артиллерией, на самом деле при возвращении упали в Финский залив при пробивании нижней кромки облачности, которая в тот день во многих местах была почти над самой поверхностью воды – Прим. авт.), один разбился при посадке, а четвертый на взлете врезался в бомбосклад, в результате чего погиб экипаж и три человека на аэродроме, еще 29 ранены; взрывной волной повреждены два ДБ-3, столько же И-16, а также по одному Р-5 и У-2).

ДБ-3 3-й эскадрильи 1-го МТАП ВВС КБФ майора Н.А.Токарева над Хельсинки. Хорошо видно, что каждый экипаж выполняет самостоятельное бомбометание. 30 ноября 1939 г.

«Линия Маннергейма» по состоянию на конец 1939 г

А вот и результаты первого авиаудара по финской столице. На снимке запечатлены развалины домов на улице Деннрота.

ДБ-ЗА с моторами М-85 первых серий из состава 6-го ТБ АП ВВС Северо-Западного фронта. Аэродром Кречевипы, зима 1939 – 1940 г.г.

К моменту начала боевых действии полк был оснащен самолетами с моторами М-87, но для восполнения потерь в конце января получил восемь бомбардировщиков с моторами М-85 из состава 45-го ДБ АП, базировавшегося под Орлом.

ДБ-3 с моторами М-87 (поздних серий) из состава 53-го ДБАП ВВС Северо-Западного фронта. Аэродром Пушкин, декабрь 1939 г. – январь 1940 г.

ДБ-3 с моторами М-87А, оснащенный турелями МВ-2 и МВ-3 из состава 85-го АПОН Особой авиабригады ВВС Северо-Западного фронта. Аэродром Пушкин, февраль 1940 г.

Города Финляндии, атакованные советской авиацией в первую неделю войны.

Руины Сортавалы (слева) оставшиеся после налета советских бомбардировщиков и неразорвавшиеся советские 50-кг осколочно-фугасные бомбы ФАБ-50 (внизу).

Боевой состав и дислокация частей, оснащенных самолетами ДБ-3 и участвовавших в «зимней войне»

Часть	Прибытие наТВД	Кол-во самолетов	База
ВВС Северо-Западного фронта
6-й ТБ АП	14.11.39	52 1*	Кречевицы
21-й ДБАП	16.11.39	50	Крестцы
41-й ДБАП	30.12.39	7	—
42-й ДБАП	21.01.40	49	Кречевицы
53-й ДБАП 2*	14.11.39	56	Пушкин
Особая авиабригада
7-й ДБАП	17.02.40	51	Куусику
85-й АПОН 3*	01.02.40	—	Пушкин
ВВС 9-й Армии
80-й САП 4*	09.01.40	11	Африканда
ВВС 14-й Армии
5-й САП 5*	.10.39	23	Ваенга
ВВС КБФ
8-я авиабригада
1 -й МТАП	_	51	Клопицы

1* 27.01.40 г. получил восемь ДБ-3.

2* 09.02.40 г. убыл в состав Особой авиабригады ВВС Северо-Западного фронта.

3* Развернут на базе 12-й отдельной авиаэскадрильи.

4* ДБ-3 в составе полка имела только 1 -я эскадрилья.

5* ДБ-3 в составе полка имели только 1 -я и 2-я эскадрильи.

Отдельным направлением действий флота в декабре – январе стала огневая поддержка наступавших вдоль побережья Финского залива частей Красной Армии. В первые дни она осуществлялась беспрепятственно, но с выходом к главной полосе линии Маннергейма выяснилось, что с моря вражеские укрепления прикрыты системой хорошо замаскированных береговых батарей. Трижды (10, 18-19 декабря и 1 января) предпринимались попытки уничтожить их путем комбинированных ударов линейных кораблей КБФ и бомбардировочной авиации, однако успех так и не был достигнут.

Поначалу дело затруднялось скудостью развединформации. «Например, – писалось в одном из отчетов о боевых действиях, -дано задание: "Разрушить береговую батарею острова Биоркэ (современное название Койвисто – Прим. авт.)" а изучить эту батарею не по чему. Даже точных координат нет». Приходилось собирать сведения о противнике самостоятельно. В этом деле визуальная разведка совершенно не помогала: летчики даже с малой высоты полета не в силах были «вычислить» места расположения береговых военных объектов, поскольку те хорошо маскировались. Выполнять задания мешали зенитные точки, интенсивно обстреливавшие разведывательный самолет. Располагавшиеся либо на близлежащих островах, либо в шхерах (в зависимости от района, где велась разведка), они представляли серьезную угрозу для атакующей стороны. Таким образом, задачи разведки внезапно расширились: требовалось определять не только координаты батарей, но и зениток, защищавших острова от воздушных налетов. Без подавления зениток невозможно было не только уничтожить батареи, но даже провести их фотографирование. Это не могло не сказываться на эффективности бомбометания. Даже применение сверхмощных по тем временам ФАБ-1000 не давало нужных результатов. В то же время общие усилия, направленные на уничтожение береговых батарей выглядели довольно впечатляюще: совершено 1180 боевых вылетов, сброшено 6180 авиабомб (в т.ч. 136 ФАБ-1000 и 20 БРАБ-1000) общим весом 954 т, что составило 37% веса бомб, сброшенного авиацией КБФ за время войны. Вот только результат оказался близким к нулевому…

Не слишком эффективно на начальном этапе конфликта против экипажей ДБ-3 действовали и вражеские перехватчики. К тому же в ПВО юго-западных районов страны первоначально использовались только устаревшие бипланы «Бульдог», от которых при своевременном обнаружении можно было легко оторваться. Тяжелей пришлось экипажам бомбардировщиков, маршруты которых пролегали вблизи основных финских аэродромов Иммола и Утти, на которых базировались более современные «Фоккеры»D.ХХI, пилоты которых к этому времени успели получить определенный опыт борьбы с ударной авиацией РККА, изрядно пощипав 24-й и 41-й СБАПы оснащенные СБ.

К середине декабря и без того неплохо подготовленные финские пилоты поднабрались опыта, и бомбардировочные авиаполки начали нести довольно серьезные потери. Так если 19 декабря из пяти заявленных финнами сбитых ДБ-3 на самом деле был уничтожен только один (командир экипажа капитан М.А.Жердев), то 21 декабря 53-й ДБАП лишился сразу четырех ДБ-3! Раненый капитан М.А.Брусницын на поврежденной машине совершил вынужденную посадку у погранстолба №237. Экипаж капитана А.С.Светелкина пропал без вести, а еще два самолета столкнулись над целью – железнодорожной станцией Сяйние на Карельском перешейке. Пилот Кузьмин ударил впереди идущую машину и отбил стабилизатор. Кузьмин дотянул до базы, а экипаж другого ДБ-3 погиб, за исключением летчика майора Дрянина, успевшего выпрыгнуть с парашютом. У финнов подтверждение на один единственный сбитый в тот день ДБ-3 получило звено «Фоккеров» D.XXI из состава 24-й истребительной эскадрильи (LeLv 24), которые пилотировали 1-й лейтенант Й.Вурела и 2-е лейтенанты К.Линнамаа и Е.Савонен. В тот же день на бомбардировщике из состава 21-го ДБАП отказал один мотор. В результате при вынужденной посадке в Пушкино пилот Мотов врезался в проволочный забор и сильно повредил самолет.

Под Рождество, 25 декабря, отличились две пары из уже упоминавшейся LeLv 24. Сержанты С.Иконен и Л.Ниссен, а также лейтенант Р.-Э.Совелиус, действовавший вместе со старшим сержантом К.Виртой получили подтверждения на два сбитых ДБ-3, в то время как 6-й ТБАП бомбивший объекты в районе Лапперанта потерял три бомбардировщика (командиры экипажей Стариков, Линин и Малыгин). Причем, в отчете прямо указанно, что все три самолета были сбиты финскими истребителями.

ДБ-3 из состава 85-го авиаполка особого назначения. Аэродром Пушкин. Февраль – март 1940 г.

На самолете хорошо виден обтекатель антенны радиополукомпаса РПК-2 на фюзеляже и грубая белая зимняя краска.

В немалой степени причиной потерь была неподготовленность техники и оружия к интенсивной эксплуатации в суровых зимних условиях. Например, эскадрилья 21-го ДБАП, почти месяц простоявшая без дела, вылетела 25 декабря на выполнение первого боевого задания. Несмотря на долгое ожидание начала боевой работы, когда при подходе к цели ДБ-3 были атакованы финскими истребителями, выяснилось – на некоторых самолетах пулеметы оказались в густой заводской смазке, которая замерзла и не позволяла вести огонь. То, что в этих условиях был потерян всего один самолет, можно считать счастливой случайностью.

Для самих финнов ситуация осложнялась тем, что в их распоряжении имелось ничтожно малое количество истребителей и поэтому финские летчики-истребители получили приказ в бой с советскими И-15бис, И-153 и И-16 не ввязываться, а атаковать исключительно бомбардировщики. Финны летали обычно парами или тройками, стараясь нападать на уже поврежденные зенитным огнем или отставшие от строя самолеты. Излюбленными приемами являлись атака сверху в лоб, сзади-снизу или сбоку под крыло. Бывали и случаи, когда «фоккеры» подходили снизу справа и слева одновременно.

Финские пилоты не случайно выбирали ракурсы своих атак: они быстро выявили дефекты схемы оборонительного вооружения ДБ-3. Обстрел не был круговым, имелись многочисленные мертвые зоны. Носовая установка не могла стрелять назад и в стороны под большими углами. Да и при стрельбе вперед она не всегда была эффективна. Из 85-го полка докладывали, что стрельба из носового пулемета «почти совершенно невозможна… При открытой створке на больших скоростях у штурмана срывает очки и самого сбрасывает с сиденья»! В добавок сами сверхскорострельные ШКАСы оказались весьма ненадежным оружием, так, из 1-го МТАП докладывали, что «отстрелять одной очередью 200 патронов практически невозможно, так как пулемет намертво заклинивает…»*

Средняя турель не поражала зону за оперением, но самой неэффективной оказалась нижняя огневая точка – малоподвижная, с очень узким сектором обстрела и плохим обзором. Но это было еще не все. И верхнюю турель СУ, и нижнюю ЛУ обслуживал один человек – радист. Чтобы перейти от одной установки к другой, ему надо было спуститься вниз и встать на колени. Все это время стрелок не видел, что творится вокруг. На практике нижний пулемет крепили намертво, радист постоянно находился в верхней турели и периодически дергал за спусковой крючок веревкой или, в лучшем случае, самодельной тягой. Разумеется, эффект от использования ЛУ подобным образом был чисто психологический.

Стали брать на борт четвертого члена экипажа – нижнего стрелка. Чтобы обеспечить его кислородом, использовали второй баллон радиста. Мертвую зону за хвостом закрыли пулеметом, монтировавшимся на 34-м шпангоуте и стрелявшим через ферму костыля. Ставили ШКАС или ДА – что было под рукой. Такого рода установки монтировались фактически во всех полках, участвовавших в финской кампании. В документах 42-го ДБАП лаконично указывалось: «Добавочные пулеметные установки на самолете ДБ-3 в хвосте себя оправдали…* Однако все это были не более чем полумеры, способные лишь несколько сгладить, но отнюдь не устранить недостатки схемы оборонительного вооружения ДБ-3, которая уже не отвечала требованиям начавшейся Второй Мировой войны.

К концу декабря стало ясно, что война затягивается и пора вводить в действие план по разрушению экономики Финляндии. В качестве основных целей в нем фигурировали: авиационный завод в Тампере, патронный в Риихимяки, верфи в Турку, радиостанция в Лахти, политический центр Васа (по слухам именно туда переехал из Хельсинки парламент страны; на самом же деле он находился в городе Каухаёки), а также железнодорожные станции Хельсинки. Хювинкя. Хапамяки, Сало, Фридригсберг, Сейняйоки. Кераво, Лаппенранта, Ювяскюля, Миккели, Коувола, Куопио, порты Ханко, Пори, Раума, Котка. Из внутренних округов в Ленинградский военный округ подтягивались 42-й ДБАП из Воронежа (прибыл 20 января), в состав ВВС 9-й армии (действовала в направлениях Суомусальми – Кухмхо) 4-я АЭ из состава 80-го САП из Архангельска и сводная эскадрилья ДБ-3 Военно- воздушной академии полковника Кутасина. Для улучшения управления дальнебомбардировочные полки, действовавшие с аэродромов Ленинградской области (6, 21 и 42-й ДБАП) 25 января были объединены в 27-ю ДБАБР. В ее составе на 12 января было 111 самолетов, на 11 февраля – 142, на 3 марта – 167. Все вышеперечисленные полки располагали самолетами с моторами М-87, за исключением 21-го, где имелись 15 машин с М-86. Кстати, основная масса бомбардировщиков с этими моторами, участвовавших в «зимней» войне, находи» лась в 1-м МТАП ВВС КБФ. Потери компенсировались в основном за счет переброски техники из тыловых округов. Причиной этого оказалось начавшееся освоение производства новой модификации ДБ- ЗФ, совпавшее по срокам с развертыванием крупномасштабных боевых действий. В результате авиазаводы резко снизили темпы выпуска ранних модификаций ДБ-3, собирая самолеты, в основном из имеющегося задела. Например, за декабрь 1939 г. и январь 1940 г. во фронтовые полки отправили всего восемь ДБ-3. Большинство же машин для восполнения потерь взяли из 45-го ДБАП в Орле. Оттуда на фронт перегнали в общей сложности 40 бомбардировщиков. Это, кстати, и объясняет тот факт, что довольно много сбитых финнами ДБ-3, отнесены ими к этому авиаполку, который в боевых действиях на Карельском перешейке не участвовал, однако прибывшие из его состава самолеты вместе с формулярами и экипажами, периодически попадавшими в руки противника, создали у последнего представление о том, что по ту сторону фронта действует и этот авиаполк.

За 60 лет до начала войны в Югославии наши ВВС уже имели опыт действий с авиабаз на иностранной территории. Одной из первых директив недавно образованной Ставки ГК стало указание о создании Особой авиационной бригады (ОАБ), базировавшейся на эстонские аэродромы. В качестве главной задачи бригаде предписывалось «систематическими налетами на тыл противника дезорганизовать его работу, прекратить подвоз грузов и резервов, разрушить промышленную базу противника в юго-западной части Финляндии». Для действий выделялся район западнее 25-го меридиана восточной долготы. Штаб соединения развертывался на базе штаба 71-й легкобомбардировочной авиабригады ЛВО, командиром назначался дважды Герой Советского Союза полковник Г.П.Кравченко. В состав бригады в числе прочих выделялся 53-й ДБАП, который должен был разместиться на эстонском аэродроме Куусику. перелетев туда из-под Новгорода, что позволяло существенно сократить расстояние до целей. Первые 17 экипажей перебазировались туда 6 января нового 1940 г. Спустя полтора месяца – с 26 февраля – уже «под занавес» к ним присоединился 7-й дальнебомбардировочный полк из Воронежа. В тот же день, бригада, насчитывавшая уже шесть полков была реорганизована в Особую авиационную группу (ОАГр).

* При скорострельности ШКАСа равной 1800 выстр/мин. 200 пуль вылетали из этого пулемета менее чем за семь секунд, что соответствовало одной нормальной очереди по уже атакующему финскому истребителю. При уровне тогдашнем подготовки воздушных стрелков (не только советских). вражеский самолет мог получить в самом лучшем случае не более 10-15 попаданий. Не в этом ли кроется разгадка феноменального успеха финского аса Йормо Сарванто, сбившего 6 января 1940 г. в одном воздушном бою сразу шесть ДБ-3, шедших в едином строю?..

Развалины домов в Хельсинки на улице Эбрэхэма (вверху).

Провинциальный город Иоханнес также удостоился внимания советской авиации. На переднем плане видны руины госпиталя, а сзади видна кирха.

Вопреки многочисленным мемуарам, анализ метеоинформации позволяет сделать вывод, что зима 1939 – 1940 г.г. была вполне обычной, а весь «фокус» состоял в том, что в Карелии в это время года оттепелей не бывает в принципе. Как только Финский залив замерзал, температура быстро падала, нередко доходя до -38°С. 17 января, согласно дневнику командующего 2-м финским армейским корпусом генерала- лейтенанта Х.Эквиста, ртутный столбик опустился до отметки -43°С, а в ночь на 18-е были зафиксированы рекордные -50°С! Правда, к середине следующего дня воздух «прогрелся» до -31°С. В этих условиях самолеты готовились к вылету по четыре – пять часов. Двигатели грели разнообразными печами. Некоторые из них сами отказывались запускаться на холоде. Их разжигали в тепле, в помещении, и уже работающими тащили к самолетам. Постепенно наименее надежные типы печей отсеивались. Наилучшие результаты показали лампы АПЛ-1. Ими постепенно обеспечили все полки. К весне 1940 г. время подготовки к полету сократилось до полутора часов.

Уже в ходе боевых действий поступили лобовые жалюзи конструкции завода №39. В сильные морозы двигатели с ними работали хорошо, но когда столбик градусника поднялся выше -15°С, летать с ними стало просто опасно – моторы быстро перегревались. Не удивительно, что на испытаниях в НИИ ВВС эти жалюзи сочли пригодными только для условий Крайнего Севера. С другой стороны, без жалюзи моторы переохлаждались на планировании. К концу войны жалюзи получили все полки, кроме 21-го.

У старых самолетов с гидропневматической системой уборки шасси в самые холода замерзала гидросмесь – колеса не убирались. При низкой температуре чаще отказывали гироприборы. Тросики, идущие к подкрыльным бомбодержателям Дер-31, у ДБ-3 проходили через мотогондолы и часто забрызгивались маслом. На морозе масло замерзало и трос переставал двигаться. Штурман давил на рычаг бомбосбрасывателя изо всех сил – тросики обрывались. Аналогичная ситуация складывалась с управлением шторками капотов. Винты ВИШ-3 из-за загустения масла отказывались переходить с малого шага на большой. Стекла фонаря обмерзали. При -30°С останавливались часы на приборной доске!

Никаких антиобледенительных устройств самолет не имел. Относительно стекол в техописании указывалось: «Очистку стекол фонаря пилота от снега и льда можно производить в полете на минимальной скорости. Открыв подвижную часть фонаря, протереть перчаткой те стекла, куда достанет рука пилота». Как говорится, простенько, но со вкусом. Понятно, что с подобными «руководящими указаниями» летный и технический был просто обречен на «проявление массового героизма», при преодолении уже одних только преград, созданных природой. Например, в 53-м ДБАП механики за сутки на бомбардировщике сменили оба мотора и уже утром машина ушла в воздух. Термометр между тем даже днем показывал -35°С. О том. сколько было ночью, лучше вообще не вспоминать…

На аэродромах лежал снег. 21-й полк сперва попробовал летать на лыжах, но это создало дополнительные трудности. Во-первых, для взлета с полной боевой нагрузкой (с полетным весом около 8500 кг) на лыжах требовалась ВПП длиной 1200- 1500 м. На полевых аэродромах далеко не всегда хватало для этого места. Во-вторых, часть самолетов имела неубирающиеся лыжи старого образца и много теряла в скорости. Пытаясь найти оптимальный подход, механики полка трижды меняли колеса на лыжи и обратно. Такая замена отнимала 7 – 12 часов на каждую машину. В конечном итоге все полки стали летать на колесах, а снег на аэродромах стали утрамбовывать катками. Это позволило сохранить скорость, удобство выруливания, маневренность на земле и уменьшить пробег на посадке.

Обычно ДБ-3 брали 1000 – 1100 кг бомб, иногда доводя взлетный вес до 9200 – 9500 кг. Наиболее частыми вариантами загрузки являлись 10-13 ФАБ-100 (из них две – три вешались на наружных замках), пара ФАБ-500, три ФАБ-250, 10 ФАБ-50 плюс две – три РРАБ («ротативно-рассеивающие авиабомбы», представлявшие собой кассетные боеприпасы). При дальних полетах нагрузка составляла 750 – 800 кг, молодым пилотам нередко загружали всего по 10 ФАБ- 50. Бомбометание вели со средних и малых высот (иногда опускаясь до 400 м). Невысокую оценку получили и прицелы ОПБ-2М.

Конец декабря был отмечен целым рядом сильных ударов по финским тыловым объектам. В их числе необходимо отметить налеты на Турку, Тампере. Риихимяки, Раума, Порво, железнодорожные узлы в Хельсинки, Лахти, Васа, Юваскюля. Вместе с тем, несмотря на значительное количество сброшенных бомб в этих рейдах, успех их можно оценить как довольно незначительный.

В оперативной сводке финского Генштаба от 25 декабря фиксировалось: «Противник производил бомбометание главным образом с большой высоты, поэтому несмотря на значительное количество сброшенных бомб человеческие жертвы и материальный ущерб были минимальными». Надо заметить, что бомбометание с больших высот (порядка 8000 м) в наших ВВС экспериментировалось еще летом

1939 г., и уже тогда выявилась его полная неэффективность. Тем не менее, защитники выбранного подхода к боевому применению ДБ-3 в строевых частях имелись. Так, штаб 53-го ДБАП утверждал, что высота сброса бомб, при качественной подготовке штурманов, не отражается на точности попадания, забывая при этом указать, что именно с подготовкой штурманов как раз и было не все ладно. Из «старых» полков в войне участвовал только 6-й ДБАП, остальные освоил и тяжелые корабли лишь незадолго до начала войны. Многие штурманы только перед конфликтом выпустились из училищ, имели малый практический опыт, отчего сплошь и рядом допускали ошибки. И все же, несмотря на очевидную неэффективность, площадные бомбометания бомбами среднего калибра сохранились как тактический прием вплоть до 1941 г. Связано это было, скорее всего, со стремлением облегчить штурману расчет на бомбометание и достичь попадания в цель, сделав ставку на однородность баллистических характеристик бомб, помноженную на их количество.

В первые недели войны, когда многие части еще только накапливали боевой опыт и несли серьезные потери, резко выделялись в лучшую сторону действия 12-й авиаэскадрильи, которая 1 февраля 1940 г. была развернута в 85-й авиационный полк Особого назначения. История его появления на Северо-Западном фронте такова. Когда выяснилось, что авиачасти с трудом приспосабливаются к сложным погодным условиям северного ТВД, в декабре 1939 г. маршал К.Ворошилов, с подачи начальника Управления ВВС РККА Я.Смушкевича, отдал приказ о формировании отдельной эскадрильи, укомплектованной особо квалифицированными летчиками, на самолетах, специально оборудованных для слепых полетов. В подразделения вошли экипажи эскадрильи боевого применения НИИ ВВС, рязанского центра усовершенствования летного состава, инспекции по технике пилотирования Главного штаба ВВС.

25 декабря эскадрилья, сосредоточилась на аэродроме Пушкин и на следующий день приступила к боевой работе. Первые результаты деятельности этого подразделения оказались впечатляющими, и к 1 февраля 1940 г. 12-я ОАЭ была доукомплектована личным составом, матчастью и развернута в 85-й авиаполк. Матчасть первых двух эскадрилий полка составили самолеты ДБ-3 (1-я АЭ командир – майор Курбан) и СБ-бис-2М-103 (2-я АЭ). Третья же эскадрилья полковника Шишкина, предназначавшаяся для выполнения бомбометаний с короткого пикирования (под углом до 80'), имела на вооружении специально доработанные ДБ-3 и СБ-бис. Большинство ДБ-3 относились к 27-й и 28-й сериям завода № 39, но несколько самолетов прибыли с завода №18. На них стояли как моторы М-87А, так и М-87Б. В ставший экспериментальным полк дали самую современную технику – ДБ-ЗБ на убирающихся лыжах, с протектированными бензобаками, с заполнением консольных баков нейтральным газом. Кроме этого, машины дополнительно дорабатывались бригадой завода №39 и персоналом НИИ ВВС. Помимо типового оборудования на всех бомбардировщиках смонтировали радиополукомпасы РПК-2, переставили приборы у летчика, смонтировав новые гироприборы. На некоторых машинах появились антиобледенители винтов ЦАГИ, система слепой посадки «Ночь-1». Перед отправкой на фронт все ДБ-3 получили зимние лобовые жалюзи.

Столь тщательное внимание к современному приборному оснащению объяснялось тем, что командиром полка стал Б.В.Стерлигов, бывший флаг-штурман ВВС, а тогда начальник отдела испытаний аэронавигационных приборов НИИ ВВС. Вообще большая часть личного состава была взята из этой организации, а доукомплектовали экипажи опытными пилотами и штурманами из строевых частей, причем в основном брали инструкторов по пилотированию, отлично знавших ДБ-3. Отличия «пикирующих» ДБ-3 от аналогичных серийных машин состояли в следующем:

– винты, во избежание раскрутки при пикировании, были заменены на ВИШ-23;

– в кабинах летчиков установлены бомбовые прицелы ПАН-23;

– установлены специальные держатели, перед сбросом выводившие бомбы из бомболюков;

– усовершенствованы замки крепления лыж в убранном положении.

Кроме того, были усилены элементы конструкции, наиболее подверженные вибрации.

В ходе войны 3-я эскадрилья 85-го АП бомбила стратегически важные объекты, в частности, мосты Кория и Саванлинна, совершив по этим объектам 13 и 6 боевых вылетов соответственно. Ввод самолетов в пикирование осуществлялся с высот 1800 – 2000 м, вывод – с 1000 м. Новая тактика бомбометания помогла избежать потерь от зенитной артиллерии, надежно прикрывавшей мосты, и достичь неплохих (с учетом отсутствия опыта подобных ударов) результатов. Например, по мосту Кория была сброшена 31 бомба ФАБ-250, одна из которых попала в цель (3,2%). Для сравнения можно указать, что в ходе массированного налета 11 марта 1940 г. на ту же цель двух авиаполков (21-й ДБАП и 85-й АП) из всех сброшенных с горизонтального полета бомб (около 300 штук) лишь одна попала в мост и еще одна – в мостовой устой (0.06%)!

И все-таки очевидность того, что имевшиеся дальние бомбардировщики в пикировщики не годятся сомнений не вызывала. Перераскрутка винтов быстро выводила из строя моторы. В отчете ВВС фронта указывалось: «Применение самолетов… ДБ для бомбардировки с пикирования себя не оправдало. Необходимо создать специальный тип пикирующего бомбардировщика». Но в тоже время, как записано в отчете командования полка: «Впредь до получения подобных бомбардировщиков целесообразно использовать для подготовки кадров и боевой работы приспособленные ДБ-3 и СБ, поскольку легкость бомбометания с пикирования даже на этих машинах в несколько раз выше бомбометания с горизонтального полета».

При ночных вылетах на бомбометание в 85-му авиаполку применяли следующую тактику. Первым к цели приходил экипаж-осветитель. По расчету времени штурман сбрасывал САБ, искал цель и после ее обнаружения сбрасывал остальные САБы. Следовавшие за осветителем самолеты производили точное бомбометание.

За время боевой работы 85-й авиаполк не летал по условиям погоды только шесть дней (для сравнения: базировавшийся с ним на одном аэродроме 21 -й ДБАП по условиям погоды не летал 49 дней). Убедившись, что метеосводки, представлявшиеся боевым полкам накануне вылета, практически всегда неверны. 85-й АП стал вести разведку погоды «на себя». Каждый летный день для этой цели выделялся один экипаж, определявший метеоусловия над финской территорией. Кроме того, полковой связник У-2 совершал в районе аэродрома полет в облаках на малой высоте, чтобы определить степень обледенения несущих поверхностей. Такая тщательность в подготовке вылета позволила избежать авиачасти огромных потерь из-за погодных причин.

Для полетов в облаках на малой высоте самолеты полка оснастили радиовысотомерами (или. как тогда их называли, эхолотами) БК- 3. однако надежность работы этих приборов оказалась невысока.

Всего же за время боев летчики части совершили 454 вылета, в т.ч. 208 днем в облачную погоду, 203 ночью, 19 с пикирования и 24 днем при ясной погоде. Три человека – майор И.П.Журавлев, капитаны Л.В.Виноградов и Н.КЛеонченко стали Героями Советского Союза.

Новый тур воздушной войны начался 3 января, когда Нарком обороны маршал Ворошилов отдал приказ: «В ближайшие 10 дней наносить систематические и мощные удары по глубоким тыловым объектам, административным и военно-промышленным пунктам. ж.-д. мостам, портам и транспортам». Ему вторил командующий КБФ В.Ф.Трибуц. В своем приказе от 18 января он писал: «… Порты абсолютно уничтожить дотла, ибо они являются важнейшими центрами, питающими армию противника. Уничтожить Або (Турку – Прим. авт.), переходить к Раумо и т.д.». В одном из первых вылетов, направленных на выполнение данных решений произошла катастрофа: 6 января, при возвращении после бомбежки станции Куопио из семи бомбардировщиков 6-го ДБАП. в течение непродолжительного воздушного боя было потеряно шестъ(!) самолетов ДБ-3 – целая эскадрилья во главе с комэском майором Майстренко (восьмой бомбардировщик этой же эскадрильи был сбит еще на пути к цели). Уцелевший самолет летчика Агеева, несмотря на повреждения. сумел оторваться от преследователей, симитировав падение. Данный случай подвергся разбору и глубокому изучению. Основными причинами столь сокрушительного разгрома стали пренебрежение к противнику (на задание и назад эскадрилья летела по одному и тому же маршруту) и техническое несовершенство стрелковых точек наших машин, не уберегавших, в частности, стрелков от воздействия низких температур при длительном полете, а также невысокая огневая подготовка стрелков и малый боекомлект пулеметов. Выявилась и недостаточная защищенность крылатой машины: когда бомбардировщик брали «в клещи», стрелку-радисту физически трудно было вести огонь ичерез турель, и через люковую установку (более подробно этот случай рассмотрен в статьях «Загадка тройной «шестерки» или необыкновенная удача лейтенанта Сарванто» (см. ИА №1/2000) и «Еще раз о необыкновенной удаче Йормо Сарванто» (см. ИА №4/2000)).

В ходе войны финским ВВС удалось детально ознакомиться практически со всеми образцами советской авиатехники, включая новейшие бомбардировщики ДБ-3. Трофеев было так много, что часть из них была предоставлена для ознакомления Люфтваффе, готовившихся вместе с Вермахтом к «маршу на Восток». Надо сказать, что вопреки широко распространенному мнению, согласно которому немцы были поражены возможностями ДБ-3, результаты испытаний ДБ-3 в исследовательском центре ВВС в Рехлнне, как впрочем и ДБ-ЗФ, не произвели никакого впечатления на немецких специалистов.

В целом же для экипажей дальних бомбардировщиков январь 1940 го прошел сравнительно «спокойно». Так, от зенитного огня 85- й АПОН потерял четыре машины, а еще одной не досчиталась 1-я дальнебомбардировочная эскадрилья из состава ВВС 14-й Армии, которая действовала на Кольском полуострове. Это был единственный самолет, потерянный этим подразделением от воздействия противника. В то же время по небоевым причинам из состава эскадрильи были списаны шесть машин, причем, сразу пять из них 30 ноября 1939 г. в первый день войны. Если учесть, что еще два самолета были отправлены в капремонт, то, думается, читатели вполне смогут представить себе уровень боеспособности этой боевой единицы.

И все же сила ударов значительно возросла. По данным штаба ПВО Финляндии с начала войны до конца января 207 финских населенных пунктов подверглись бомбардировкам 643 раза, на них было сброшено более 20 тыс. бомб. По нашим же сведеньям, в декабре – январе полки АОН-1/27-й ДБАБР совершили на ДБ-3 559 вылетов, части ОАБ (до 21 января) – 157. К этому необходимо добавить вылеты дальних бомбардировщиков ВВС 9-й и 14-й армий, а также КБФ.

Такое повышение активности авиации не могло не сказаться и на количественном уровне потерь. Поистине черным днем для 42-го ДБАП, входившиего в состав ВВС 7-й Армии оказалось 3 февраля. Тогда в схватке с «Фоккерами» из состава LeLv 24 полк потерял четыре бомбардировщика. Фактически повторилась история месячной давности, с той лишь разницей, что экипажи бомбардировщиков выполнив индивидуальное бомбометание, не успели сомкнуть строй при появлении финских перехватчиков и вынуждены были вести бой по принципу «каждый сам за себя, один бог за всех». Финны же атаковали парами и тройками, заставляя шедшие самостоятельно экипажи рассредотачивать внимание, а потому результаты этого столкновения были вполне предсказуемы. Наибольший успех в тот день выпал на долю 2-го лейтенанта Пекко Кокко, получившего подтверждение на два сбитых ДБ-3. Знаменитый Йормо Сарванто тогда смог записать себе один бомбардировщик, как и командир 24-й истребительной эскадрильи майор Г.Магнуссон.

В этот период интенсивно использовались для ударов по ближним тылам финских войск на Карельском перешейке и ДБ-3 из состава 1 -го МТАП ВВС КБФ. Однако основным видом деятельности экипажей этого, ставшего в последствие знаменитым, полка была блокада морских портов западной Финляндии (в первую очередь Турку, Васа и Ханко). По целому ряду причин (погода, малочисленность авиации на эстонских аэродромах, слабость разведки) эти действия не достигали цели. Рассуждая о путях повышения результативности блокадных действий, в штабе Краснознаменного Балтийского флота пришли к вполне резонному выводу о необходимости минных постановок в прибрежных водах противника. однако, как отмечалось в послевоенном труде «Советско-финляндская война на море», «новизна этого дела, неготовность к постановке материальной части самолетов ДБ-3, а главное же нелетная погода, начавшаяся как раз 2 декабря, привели к тому, что эта постановка в декабре осталась невыполненной, несмотря на ее огромное оперативное значение». И все же очевидно, что основная причина задержки заключалась отнюдь не в погодных условиях – шестерка подготовленных к минированию ДБ-3 прибыла в Палдиски лишь 15 января.

Теоретически минирование с воздуха не было новинкой для советской морской авиации; в варианте «миноносца» испытывался в свое время еще ТБ-1. Реально же опыта минных постановок в 1 -м мтап никто не имел, кроме того еще никто не пробовал проводить минные постановки зимой, при сплошном или частичном ледяном покрове.

Для минирования фарватеров с воздуха использовалась авиационная мина МАВ-1 (ВОМИЗА), которая являлась не чем иным, как приспособленной для подвески на самолете корабельной миной образца 1912 г (100 кг ТНТ). Она имела некое подобие обтекателя, стабилизатор и парашют. Постановку необходимо было производить с высот полета не ниже 500 м при скорости в пределах 260 – 300 км/ч, в районах с глубиной моря от 10 до 95 м. Баллистические характеристики мины и бомб сильно отличались друг от друга, и на штурманов ложилась большая нагрузка при подготовке расчетов на минометание.

ДБ-3 из состава 53-го ДБАП, входившего в состав 1-й авиагруппы особого назначения. Самолет поздней серии с широким фонарем пилотской кабины н развитым боковым остеклением кабины штурмана (вверху).

Зарядка пулеметных лент и проверка пулеметов ШКАС перед боевым вылетом (внизу).

Погибших летчиков редко хоронят в братских могилах. Почти всегда известно если не все обстоятельства гибели, то очень многие. Но экипажи многомоторных самолетов являются исключением из правила и часто обгорелые обломки фюзеляжа среди карельских скал и тайги становились последним пристанищем авиаторов. Судя по трехлопастному пропеллеру, здесь навечно остался экипаж бомбардировщика ДБ-3 (справа).

Трудности начались с того, что самолеты следовало оснастить специальными грузовыми мостами. Авиационная промышленность их не выпускала. Выход из ситуации искали инициативным порядком еще до начала кампании летом 1939 г., изготовив требуемую подвеску в единственном экземпляре для испытаний. Об этом вспомнили уже в ходе войны, и оставалось надеяться лишь на ремонтников Кронштадта. Те с задачей справились, за пару дней изготовив необходимое количество подвесок для авиационных мин.

Первую постановку провели 29 января 1940 г. В ледовый фарватер, ведущий к Турку, группой ДБ-3 капитана Плоткина было сброшено девять авиамин. Из этого числа только четыре легли прямо в фарватер, остальные пять упали на лед, причем две из них взорвались. На следующее утро лежавшие на льду мины привлекли внимание финнов, и тайна постановок оказалась утрачена. Несмотря на первую неудачу, можно было говорить об определенных результатах: хотя потерь транспортов не было, но в связи с необходимостью траления темп передвижения судов из нейтральных стран в порты Финляндии замедлился, а фарватер, подвергшийся минированию, был брошен и со временем, как установила воздушная разведка, замерз. Тогда за работу взялись финские ледоколы. С их помощью были пробиты новые водные пути, причем уже не к портам, а к ближайшим шхерам. Поскольку там не было причальных сооружений разгрузка судов шла медленно, но зато была скрыта от глаз авиаразведки, осуществлявшейся по шаблонным маршрутам.

Вторая постановка (12 мин) состоялась 2 февраля, а на следующий день третья (9 мин). Действия самолетов-миноносцев проходили в условиях абсолютного господства в воздухе. Далеко от районов их действия находилась и зенитная артиллерия противника. «Чистота неба» расхолаживала. Штаб 10-й авиабригады КБФ (объединяла части ВВС флота на эстонских аэродромах) перестал мудрствовать над маршрутами, а начал проводить их по одному и тому же курсу, в одно и то же время. Финны, однако, не собирались мириться с тем, что перевозки на жизненно важных для страны фарватерах оказались под угрозой срыва. 2 февраля в районе действия 1 -го МТАП появились «Бульдоги». Отогнать их для стрелков ДБ-3 не составляло труда. Финские военные сделали соответствующие выводы, и уже на следующий день устаревшие бипланы уступили место звену более совершенных «Фоккеров»D.ХХI. Итог – два сбитых ДБ-3, чьи экипажи«привыкли к безнаказанности, …считая, что раз прошли Аландские шхеры, то уже дома». Любопытно, что подтверждение в тот день получил только старший сержант Келпо Вирта из состава LeLv 24, да и то только на один ДБ-3.

После этого, если не считать постановки трех мин 9 февраля в районе Раума, дальнейшее минированние без истребительного прикрытия было прекращено. Противник же начал разгружать суда прямо на лед, имевший к тому времени достаточно большую толщину. Это позволило нанести по противнику бомбовой удар не рискуя попасть под зенитный огонь артиллерии порта. В результате подобного налета 5 февраля шведский транспорт «Вирго» (656 брт.) загорелся и на следующий день затонул. Кроме того, ударами авиации оказались потоплены еще четыре – пять транспортов, самый крупный из которых имел водоизмещение не более 1500 брт. Продолжали действовать и финские «Фоккеры», пилоты которых смогли еще раз отличиться 18 февраля. сбив три ДБ-3 из состава 1 -го МТАП. Любопытно, что в тот день подтверждение на победу получил только 1-й лейтенант Й.Сарванто.

Тем временем минные постановки возобновились с 19 февраля, после того, как в Палдиски прибыло новое звено ДБ-3 минных заградителей. К тому времени появилась возможность использовать новые авиационные мины АМГ-1 (250 кг ТНТ), имевшие форму авиабомбы, по массе и габаритам почти соответствовавшие ФАБ-1000. Их можно было ставить даже на замерзшем фарватере, так как мина сбрасывалась без парашюта и пробивала лед, не рикошетируя после удара, как МАВ-1. Сброс можно было производить с высот, начиная от 100 м, что имело несомненные удобства в боевой обстановке. Правда, мина серийно еще не выпускалась, но после завершения ее госиспытаний остался некоторый запас, который пришелся как нельзя кстати. Любопытно, что при этом от МАВ-1 специалисты также советовали не отказываться, предлагая использовать ее как демонстрационное оружие – чтобы заставить противника нервничать, вынуждать его бросать старые фарватеры и пробивать новые, на что уходило определенное время. Общим недостатком как МАВ-1, так и АМГ -1 являлось то, что их нельзя было ставить на мелководье. Но техсостав авиабригады нашел способ, доработать мины, в результате чего глубина установки уменьшилась до 6 – 8 м. В двух групповых вылетах 19-го и 20-го было выставлено еще 12 мин половину из которых составляли АМГ-1. К тому времени воздушная разведка уже зафиксировала резкое сокращение судоходства. Наши посчитали задачу выполненной, на самом же деле еще с 17 февраля начала функционирование ледовая автодорога Умео (Швеция) – Васа, существование которой наша разведка не смогла вскрыть до конца войны.

Охота за финскими броненосцами береговой обороны обходилась недешево, хотя и не настолько дорого, как об этом считают сами финны, заявляющие, что только зенитным огнем кораблей были сбиты восемь советских самолетов. На самом деле не более двух.

Вопреки распространному мнению, финские броненосцы береговой обороны «Вяйнямяйнен» и «Ильмаринен» (на снимке) были вполне современными боевыми кораблями с мощной зенитной артиллерией.

В отдельную эпопею вылилась охота на финские броненосцы береговой обороны. Это были вполне современные корабли, вступившие в строй в начале 30-х г.г. Водоизмещением каждого из них составляло 3900 т, а скорость хода – 15,5 узл. Их вооружение составляли четыре 254-мм орудия, восемь 105-мм универсальных стволов с германской системой управления огнем, а также 40- и 20-мм зенитные автоматы. В начале войны они скрывались в шхерах близ Ханко, затем у Аландских островов. Четырежды в конце декабря они подвергались ударам групп флотских СБ, сбросивших с большой высоты около полутора сотен ФАБ-250 и ФАБ-100. Попаданий не было, но после этого финны сменили место стоянки и надежно замаскировали корабли. Ситуация изменилась 20 января, когда «Ильмаринен» и «Вяйнемяйнен» прибыли в Турку специально с целью усилить ПВО этого порта. Примерно месяц на них не обращали внимание, но с конца февраля, с высвобождением группы ДБ-3 от минных постановок и прибытием в Палдиски дополнительных сил истребителей, советское командование поставило перед морскими летчиками задачу «окончательно разобраться» с этими «сундуками», после чего налеты начались вновь.

26, 29 февраля и 2 марта корабли подверглись массированным авиаударам, но поскольку бомбометание осуществлялось с высот от 3800 до 5100 метров, то попаданий нашим экипажам добиться не удалось. Финская зенитная артиллерия и пилоты истребительной эскадрильи LeLv 28, вооруженой французскими «Моранами-Солнье» 406 (принятыми нашими летчиками за британские «Спитфайры»), оказали довольно серьезное противодействие, стоившее нам двух ДБ-3, один из которых (командир экипажа – капитан В.А.Голубь) по данным отечественных архивов получила прямое попадание 105-мм зенитного снаряда. Мощный взрыв превратил самолет беспорядочно падающие обломки, однако одному из членов экипажа удалось выброситься с парашютом. Кроме того, из этих рейдов не вернулись два СБ и один И-153. За все время войны на оба злополучных корабля ВВС КБФ сбросили 277 бомб весом 100 кг и более, общим весом почти в 61 тонну. Впрочем, «Ильмаринену» «жить» оставалось совсем немного: 13 сентября 1941 г. он подорвался на двух советских якорных минах и быстро затонул с большей частью своего экипажа.

Пиком действий советской авиации по целям в глубине Финляндии стал февраль. Условно его можно разделить на три этапа: 1 – 5 февраля, когда производились массированные налеты на тыловые объекты Финляндии, период с 6 по 15 февраля, в ходе которого вся бомбардировочная авиация была привлечена к обеспечению прорыва линии Маннергейма и вторую половину месяца, ознаменовавшуюся кампанией по разрушению станций и других военных объектов в тыловых районах оборонявшихся на Карельском перешейке финских войск. В первом периоде наиболее ожесточенным бомбежкам подверглись: Хамина, Порво, Ханко, Таммисаари, Пори, Турку, Раума, Куопио, Котка, Рихимяки и Хямеенлинна. Финны оказали ожесточенное противодействие этим налетам, и хотя трагедий, подобным тем, что произошли 6 января и 3 февраля, благодаря четкой организации рейдов больше не происходило, но не учитывать финскую истребительную авиацию, к тому же получавшую современные самолеты было нельзя.

Еще 13 января в небе над Карелией появились итальянские «Фиаты»С.50 по комплексу летно-тактических данных несколько превосходивших советские И-16 и И-153. Правда ввод в бой этих истребителей довольно сильно затянулся, что было связанно с обеспечением эксплуатации этих машин в условиях низких температур. Тем не менее, 29 января летчик-испытатель капитан Эрик Энрот вылетев на новом самолете в составе звена LeLv 26 смог сбить один из двух потерянных в тот день 53-м ДБАПом бомбардировщиков ДБ-3, другой поделили пополам 1-й лейтенант Й.Висапаа и 2-й лейтенант О.Рухакка.

Вскоре подоспела к финнам и первая партия французских истребителей «Моран-Солнье»406С1. Кстати, полной ясности, в какой комплектации прибыли эти самолеты в страну Суоми, нет до сих пор даже в финских источниках. Согласно одним данным машины были вооружены только пулеметами, согласно другим – несли по одной 20-мм автоматической пушке «Испано» HS-9, стрелявшей сквозь втулку винта. Как бы там ни было, но уже 17 февраля 1-й лейтенант Т.Гиркки из состава LeLv 28 сбил над Корппо первый ДБ-3. Вообще надо сказать тот день оказался довольно тяжелым для экипажей «дальников». Тогда 21-й ДБАП потерял два ДБ-3, а 53-й ДБАП одну машину этого типа. Все три бомбардировщика были сбиты в результате внезапных атак вражеских истребителей.

Качественное усиление финской истребительной авиации потребовало принятия авральных мер по устранению недостатков схемы оборонительного вооружения ДБ-3. Надо сказать, что в этом направлении была проделана большая работа. Сконструированные в весьма сжатые сроки Можаровским и Веневидовым новые турели МВ-2 и МВ- 3 должны были заменить устаревшие огневые точки СУ и ЛУ. Комбинация двух новых «изделий» позволяла вести перекрестный огонь на расстоянии 25-30 м за хвостом бомбардировщика! Постановление Комитета обороны от 29 января 1940 г. потребовало в кратчайшие сроки установить на ДБ-3 200 МВ-3 и 100 МВ-2. Тремя днями ранее приказ наркомата поставил перед заводом №32 задачу массового выпуска турелей. Завод N939 выделил бригады для монтажа новых стрелковых установок и уже к 15 марта во фронтовых частях на самолетах были смонтированы 173 турели МВ-3 и 46 МВ-2! Дальнейшие работы затормозились возвращением полков после окончания боевых действий к прежним местам дислокации.

Новые турели успели попробовать в деле. Сбили ли хоть один финский истребитель – неизвестно, но постреляли по «супостату» – точно. Даже успели выявить некоторые дефекты МВ-3 – заедание механизма горизонтальной стабилизации прицела и срыв задней части экрана (последнее в основном из-за плохо закрытых замков). В сущности, внедрение МВ-2, МВ-3 и импровизированных хвостовых установок внесло ощутимый вклад в уменьшение потерь от финских истребителей, и это несмотря на то, что, по оценкам наших летчиков, активность финнов к февралю 1940 г. не только не уменьшилась, но даже возросла, что объяснялось появлением у них более современных истребителей. В то же время относительные потери ДБ-3 довольно заметно уменьшались.

Между тем, в связи с переключением внимания бомбардировочной авиации на сокрушение «линии Маннергейма» и новым ухудшением погодных условий, давление с воздуха на объекты финского тыла несколько ослабло, но с середины месяца авиаудары возобновились с новой силой. Их целями стали: Риихимяки, Тампере, Лахти, Коувола, Турку, Лаппенранта, Порво, Хамина, Васа, Пори, Раума, Котка, Хювинкя, Хапамяки и Ханко. В некоторых налетах принимало участие от 65 до 120 бомбардировщиков, причем четыре раза такие операции проводились в феврале – марте по Лаппенранте и столько же раз по Коувола. Общее же число самолето-вылетов, совершенных в феврале по промышленным объектам, составило для полков Северо-Западного фронта – 911, кроме того, в 168 случаях удары наносились по мостам. Еще около 700 вылетов совершили бомбардировщики ОАБ с территории Эстонии.

Прорыв «линии Маннергейма» заставил финское командование перебрасывать подкрепления на угрожаемые участки в дневное время, что в условиях подавляющего господства в небе советской авиации привело к серьезным потерям в резервных частях. На снимке слева запечатлены трупы финских солдат, попавших под авиаудар, в ходе которого были применены ротативно-рассеивающие бомбы. Спасения от них не было даже в лесу!..

Огневая точка разбитая ударом авиации (внизу).

Основные показатели бомбардировок наиболее крупных населенных пунктов Финляндии (но данным ПВО Финляндия)

Город	Число налетов	Число самолето- вылетов	Количество сброшенных бомб	Число убитых
Хельсинки	8	70	350	97
Турку	61	440	2550	52
Тампере	12	260	1000	17(18)
Лахти	23	300	1500	23
Риихимяки	40	620	1700	20
Ханко	72	260	1100	6
Хамеенлинна	8	50	200	13
Васа	6	85	600	22
Сейняйоки	1	27	150	10
Коувола	39	850	1200	28
Миккели	10	110	440	63(53)
Куопио	5	80	400	38
Выборг	64	1400	4700	38(60)
Лаппенранта	36	550	1800	37
Елисенвара	39	280	1000	35
Сортавала	23	200	1050	31
Янисярви	36	220	900	49
Нурмес	37	150	600	22
Рованиеми	19	170	700	25
Исалми	11	80	450	41
Пори	?	?	?	21
Кякисалми	?	?	?	12
Антреа	?	?	?	11

Общий итог: разрушено 256 каменных и около 1800 деревянных домов, убито 956 человек, 540 тяжело и около 1300 легко ранено. Поскольку по финским данным в ходе зимней войны погибло 1029 гражданских лиц из которых 65 являлись моряками торгового флота, 68 – лотами (вспомогательная женская служба вооруженных сил), а какая-то часть погибла в ходе наземных боевых действий можно предположить, что в число жертв воздушных налетов вошло несколько десятков военнослужащих. Как не трудно заметить, несмотря ка появление управляемого оружия, мирное население ничуть не меньше страдает от авианалетов.

Таблица составлена по следующим источникам:

Геуст К.-Ф. Бомбы на столицу // Родина. № 12.1995. С. 59;

Принимай нас, Суоми-красавица. -Освободительный* поход в Финляндию 1939-1940 гг. Спб., 1999. Часть 1.С. 158.

Финское правительство, начавшее в конце февраля зондаж почвы для мирных переговоров с СССР, попыталось использовать факты массированных воздушных ударов для давления на Советский Союз при помощи общественного мнения. Ответ на финскую ноту, сделанный штабом ЛВО заслуживает того, чтобы частично привести его на страницах настоящей работы, В ответе, в частности, писалось: «Указанная «нота» утверждает, что «воздушные советские рейды против финского гражданского населения проводятся почти ежедневно», что «сотни самолетов, иногда свыше 500, участвуют в этих атаках», что «с советских самолетов было сброшено около 20 тысяч бомб»… Однако из самой же «ноты» видно, насколько неуклюжи финские сочинители. Так, даже по явно преувеличенным финским данным, на которые ссылается «нота», «во время воздушных бомбардировок было убито 392 человека из числа гражданского населения» (на самом деле к тому времени потери мирного населения составляли около 700 человек – Прим. авт.). Таким образом, за целых три месяца в результате «почти ежедневных» бомбардировок… число убитых, даже по явно раздутым финским данным, достигает, оказывается, всего 392 человека… Один этот факт полностью подтверждает, что в действительности советская авиация в своих многочисленных и успешных боевых действиях обстреливала финские войска, укрепления, аэродромы и другие военные объекты на территории Финляндии, а вовсе не гражданское население, среди которого, как видно из финских же данных, имеются лишь небольшие жертвы». Да, критерии оценки потерь у нас и финнов были, конечно, разные, но вот то обстоятельство, что численность погибших среди финского гражданского населения лишь не намного превышала число наших погибших авиаторов должно было навести авторов ответа на серьезные размышления.

Наши потери составили весьма внушительную цифру. Полки ОАБ потеряли в течение февраля три ДБ-3, 27-й ДБАБР – 10, ВВС КБФ – 6. Значительное количество самолетов получило тяжелые повреждения. В подавляющем большинстве случаев причиной потерь были истребители. И снова наши авиаторы оказались обреченными на массовый героизм. Так, 25 февраля бомбардировщик 42-го ДБАП, пилотировавшийся младшим лейтенантом А.М. Марковым был подожжен в воздушном бою. Пламя охватило кабину. Несмотря на сильнейшие ожоги, Марков сумел дотянуть до аэродрома, чем спас экипаж и самолет.

С еще большей интенсивностью налеты продолжались в марте. Ударам подверглись: Риихимяки, Тампере (в т.ч. 2 марта – около 100 бомбардировщиков), Лахти (в т.ч. 2 марта – 96 бомбардировщиков), Коувола, Миккели, Куопио, Турку, Лаппенранта, Порво, Хамина, Котка, Таммисари и Имарта. Общая картина по сравнению с концом февраля почти не изменилась, лишь несколько снизилось количество воздушных боев – финнам пришлось перенацелить часть истребительных подразделений на штурмовые действия против наших войск в Выборгском заливе. Результаты не замедлили сказаться на уровне потерь, который заметно снизился: за неполные полмесяца сбитыми оказались три ДБ-3 Северо-Западного фронта, два из состава ОАГ и один флотский. К счастью, 13 марта война, унесшая жизни около 120 тысяч русских и 30 тысяч финнов завершилась.

Бомбардировщики Ильюшина внесли значительный вклад в общие усилия ВВС во время -зимней» войны. Только полки 27-й бригады налетали 8511 часов, совершив 2085 боевых вылетов. Всего же ДБ-3 ВВС (без морской авиации) налетали 12608 часов.

Безвозвратные потери ВВС Северо-Западного фронта составили 49 машин, в том числе сбито истребителями – 17, зенитной артиллерией – 5, не вернулось с заданий по неизвестным причинам -11, разбились в авариях и катастрофах – 16. Вместе со списанием безнадежно поврежденных бомбардировщиков общий итог потерь авиации Северо-западного фронта выразился в 61 самолете. К этому надо прибавить потери полков Отдельной авиагруппы Кравченко (13 машин), 5-го САП ВВС 14-й армии (7 машин) и ВВС Балтфлота (17 машин). Значительное число ДБ-3 получило боевые повреждения, но было возвращено в строй. Так, в 27-й бригаде 52 самолета пострадали от зенитной артиллерии и истребителей противника, но в результате усилий наземного состава сохранили боеспособность. В Отдельной авиагруппе отремонтировали 29 поврежденных ДБ-3.

Таким видели Выборг в марте 1940 г. экипажи советских бомбардировщиков (справа), а таким его после очередного налета видели жители и готовившиеся защищать солдаты гарнизона (внизу). Штурм, в ходе которого обработку финских позиции возьмет на себя советская артиллерия, еще впереди… на схеме в центре показаны города Финляндии атакованные советской авиацией в последнюю неделю войны. Оцените разницу с аналогичной схемой на с.4.

Из числа самолетов, числившихся нашей авиацией потерянными, пять совершили вынужденные посадки на финской территории в сравнительно исправном состоянии и были захвачены противником. Точно известно, что в их число вошли по одной машине из 53-го ДБАП, 42-го ДБАП и 5-го САП. Все их впоследствии отремонтировали. Один в мае 1941 г. передали немцам: он прошел цикл испытаний в Исследовательском центре Люфтваффе в Рехлине. Остальные эксплуатировались финскими ВВС, о чем будет рассказано позднее.

Какие же итоги можно подвести по действиям нашей авиации вообще и ДБ в частности по объектам тыла противника? Приведенные в статье данные не дают поводов для сомнений в том, что наши ВВС действовали против этих целей весьма энергично. В среднем каждый день в воздушном пространстве глубинных районов страны пролетало около сотни советских самолетов, причем с учетом нелетных дней эту цифру можно смело увеличить в 2 – 2,5 раза. И все же реальные результаты ударов, в силу вышеизложенных причин, можно оценить как весьма скромные. Заводы Финляндии продолжали выпуск военной продукции (которой, и без бомбежек совершенно не хватало для покрытия нужд фронта), железная дорога справлялась с перевозкой резервов, правда и они к моменту окончания войны оказались практически исчерпаны. Достигнутые результаты не стали секретом и для советской стороны.

Косвенным образом это выразилось в производстве награждений. Так, звезды «Героев» из личного состава АОН-1/27-й ДБАБР получило лишь четыре человека (трое в 6-м ДБАП и упоминавшийся в тексте младший лейтенант А.М.Марков из 42-го ДБАП), в частях же ОАГр не состоялось ни одного награждения! Лучше обстояло дело в уже упоминавшемся 85-м АП ОН. Из флотских летчиков, летавших на ДБ-3 был награжден только Н.А.Токарев.

В итоговых отчетах отмечалось, что действия по восьми основным промышленным центрам не достигли своей цели поскольку не были целеустремленны и не велись систематически, а для их решения выделялось слишком мало сил (!!!), поскольку «… основная масса авиации была распределена по армиям и использовалась главным образом для непосредственной поддержки наземных войск». Иными словами, вместо того, чтобы учить летчиков надежно поражать наземные цели эффективными методами, снабжать их самолетами и боеприпасами необходимых типов и учиться осуществлять маневр силами и средствами, составители отчетов предлагали «проверенный способ» простого механического увеличения числа самолетов и летчиков. На опыте финской войны можно уверенно сказать, что единственным результатом такого подхода становилось большое число безрезультатных вылетов и бессмысленных потерь. Причем эти потери несла как советская авиация, так и гражданское население противника. Наши документы свидетельствуют, что ни в одном из случаев пилотам не ставились задачи бомбить мирные кварталы – просто так получалось. Даже почти 60 лет спустя, обладая высокоточным оружием авиация НАТО в Югославии регулярно допускала аналогичные срывы. По большому счету, и в том и в другом случае результат был один – население страны еще теснее сплачивалось вокруг своего правительства, еще упорней оказывало отпор агрессору.

Интенсивные боевые операции позволили выявить многие слабые места ДБ-3. В первую очередь резкой критике подверглась низкая надежность моторов М-87. Только 20% двигателей выработали заданный ресурс. Остальные вышли из строя из-за поломки нагнетателей и прогара поршней. Приходилось эксплуатировать моторы на пониженных оборотах, теряя тягу и, соответственно, скорость, щадя их ресурс. Форсирование М-87 резко ускоряло их выход из строя. В январе 1940 г. заместитель начальника ВВС Смушкевич докладывал наркому Ворошилову. что за четыре боевых вылета трех полков вышли из строя 34 двигателя. из них 15 – в воздухе. Недостаточно прочными оказались узлы крепления амортизаторов убирающихся лыж. Часто выходил из строя обогрев трубки Пито. Всасывающие патрубки забивались снегом на взлете и посадке. Текли клепаные швы бензобаков. Из полков жаловались на плохой обзор из штурманской кабины. Просили переделать сиденье, а то штурману почти весь полет приходится проводить полустоя.

Потери частей и подразделений, оснащенных самолетами ДБ-3, участвовавших в «зимней» войне

Часть	Период участия в боевых действиях	Потери 1*
		Сбиты/или пропали без вести	Экспл.	Итого
ВВС Северо-Западного фронта
27-я ДБАБР
6-й ДБАП	30.11.39-13.03.40	11/2	1	14
21-й ДБАП	30.11.39-13.03.40	3/2	11	16
42-й ДБАП	20.01.40-13.03.40	6/5	3	14
85-й AП 2*	25.12.39-13.03.40	-/4	4	8
Отдельная авиагруппа
7-й ДБАП	26,02,40-13,03.40	2/-	—	2
53-й ДБАП	30.11.39-13.03.40	4/6	3	13
ВВС 9-й армии
80-й САП 3*	09.01.40-13.03.40		—	—
АЭ п-ка Кутасина	01.40-13.03.40			-
ВВС 14-й армии
5-й САП 4*	30.11.39-13.03.40	-/1	6	7
ВВС КБФ
1-й МТАП	30.11.39-13.03.40	7/3	7	17
ИТОГО		33/23	35	91

1* Без учета списанных по актам технического состояния.

2* Первоначально 12-я АЭ.

3* Бомбардировщиками ДБ-3 была оснащена только 4-я эскадрилья.

4* Бомбардировщиками ДБ-3 были оснащены только 1 -я и 2-я эскадрильи.

Выявилось много эксплуатационных недостатков. Например, немало досаждало механикам то, что многочисленные пробки бензобаков были неодинаковыми, и в добавок отворачивались разными ключами. Чтобы добраться до аккумулятора, механику надо было влезть в нижний люк. Но в военное время там постоянно стоял пулемет. На ДБ-3 конструкторы не предусмотрели общего рубильника электросистемы. Из-за этого аккумуляторы начинали разряжаться еще на стоянке.

Очень неудобно разместили некоторые элементы оборудования. Например, для того чтобы сменить выключатель на щитке летчика, двум техникам приходилось работать целую ночь. А на улице было -35°С!

Даже в условиях полного господства советской авиации в воздухе удалось сделать некоторые выводы об обороноспособности и боевой живучести ДБ-3. В отчете Отдельной авиагруппы записано: «Самолет ДБ-3 по своей живучести от повреждений зенитным огнем и обстрелом истребителей показал себя с хорошей стороны.». Один из бомбардировщиков 53-го полка вернулся на базу со 163 пробоинами и пятью пробитыми баками. Тем не менее, через двое суток он вновь был в строю. Большое количество бензобаков, рассредоточенных по крылу, оценивалось двояко. С одной стороны, при пробитии одного – двух баков вытекала довольно небольшая часть горючего. С другой – вероятность попадания в них увеличивалась. Протекторы хорошо затягивали отверстия от обычных пуль, но не спасали от бронебойных и зажигательных. Именно от пожаров в воздухе 27-я бригада понесла основные боевые потери.

Командование Северо-западного фронта, анализируя причины потерь, рекомендовало ОКБ сгруппировать баки вместе, прикрыть броней, снабдить эффективной системой наддува инертным газом, обеспечить аварийное сбрасывание баков. Выступая на совещании в ЦК ВКП(б) в апреле 1940 г. командующий ВВС Северо-западного фронта Птухин говорил: «Одним из недостатков нашей авиации является большая уязвимость бомбардировочных самолетов, особенно ДБ. Плоскость имеет 14 бензобаков и при стрельбе противника специальными пулями машина быстро загорается. Машина должна быть более живучей. Конструкторам следует подумать над этим вопросом». Немного раньше, в феврале, Птухин даже предлагал вообще переместить баки в фюзеляж, а бомбы – в консоли.

Уже в ходе боев на ДБ-3 ставились бронеспинки пилотских сидений. Стрелкам пытались одеть бронированные нагрудники, такие нагрудники спроектировал НИИ-46 НКСП. Изготовили партию из 100 штук. Из частей доложили, что работать в них крайне неудобно – мешают пользоваться люковым пулеметом, не дают перезаряжать верхний и даже мешают вращать турель. Устанавливали также углекислотные установки на те многочисленные машины, на которых их не смонтировали на заводах. На тех самолетах, где наддувались только консольные баки, в частях самостоятельно переделывали систему. включая в нее и центропланную группу. Применение углекислоты оказалось весьма эффективным.

Война с Финляндией, в которой впервые в больших количествах использовали дальние бомбардировщики Ильюшина, дала возможность приобрести, пусть и ценой серьезных потерь, богатый опыт их боевого применения. Были внесены необходимые коррективы в программы обучения экипажей, предъявлены новые требования к совершенствованию материальной части. Повысились требования к подготовке штурманов, летчиков и стрелков. Стали осваивать полеты ночью и в облаках, а это потребовало совершенствования навигационного оснащения. Учились отыскивать малоразмерные цели, ориентироваться с высоты. Усовершенствовалась тактика. Очень много финская война дала для освоения боевых действий в зимних условиях. Наземный состав получил хорошую практику работы зимой на полевых аэродромах, освоил способы быстрой подготовки техники и полевого ремонта повреждений.

Накопленный опыт сказался в проводившихся в 1940-41 годах программах модернизации парка дальних бомбардировщиков. Выпуск модификации ДБ-ЗБ уже практически прекратился, но вплоть до начала Великой Отечественной войны вносились усовершенствования в находившиеся в частях машины. Опыт финской войны привел также к некоторой переоценке требований к т.н. «большой модернизации» ДБ-3, приведшей к появлению модификации ДБ-ЗФ.

Доработанный опытный бомбардировщик ЦКБ-26 (вверху). ЦКБ-30 – эталон для серии ДБ-3 с моторами М-85 (внизу).

ДБ-3 с моторами М-87 21-й серии 39-го завода.

ДБ-3 с моторами М-87 41-й серии l0-го завода.

ДБ-3 с моторами М-87А , оснащенный турелью МВ- 3 с пулеметом ШКАС и радиополукомпасом (вверху).

ДБ-3 с моторами М-85 В стояночной конфигурации.

ДБ-3 с моторами М-85 выпуска 39-го завода (вид слева). Обратите внимание на обтекатель хвостового колеса самолетов первых серий (внизу)»

ДБ-3 с моторами М-85 выпуска 39-го завода (вид сверху и снизу).

ДБ-3 с моторами М-85 выпуска 39-го завода с антенной радиостанции «Луч».

ДБ-3 с моторами М-85 выпуска 39-го завода (вид спереди).

Продолжение в следующем номере

БОЛЬШАЯ СТРАТЕГИЯ

Алексей Степанов

фото из архива Геннадия Петрова

Миссия генерала Петрова

влияние «немецкого фактора» на развитие ВВС РККА накануне Великой Отечественной войны

Абсолютное большинство историков авиации, рассматривающих в своих работах рамочные аспекты Второй Мировой воины и предшествующего ей периода, сходятся на том, что продемонстрированный германскими официальными лицами уровень немецкой авиапромышленности и продажа в СССР авиатехники благотворно сказались на подготовке отечественной авиапромышленности к Великой Отечественной войне. Однако взвешенный анализ, лишенный политических и личных пристрастий, рисует совершенно иную картину. с которой мы и предлагаем познакомится читателям.

Торгово-кредитное соглашение, подписанное между СССР и Германией 19 августа 1939 г., явилось поворотным этапом в развитии не только советско-германских экономических, но и политических отношений. Германия согласилась предоставить 200-миллионный кредит сроком на пять лет. Значительное (если не первоочередное) место для Советского Союза в планируемых контактах экономической области, естественно, занимала военная сфера. Интенсивно развивавшаяся германская военная промышленность привлекала внимание советских инженеров и конструкторов. В поставках из Германии специального оборудования и цветных металлов среди прочих оборонных отраслей была особенно заинтересована авиационная индустрия.

Для изучения возможностей выполнения планируемых заказов в Германии с 25 октября по 15 ноября 1939 г. находилась государственная комиссия в составе 48 человек во главе с наркомом черной металлургии СССР И.Ф.Тевосяном. Списки заказов, в том числе и в области авиации, были вручены А.И.Микояном главе германской экономической делегации К.Риттеру 25 декабря 1939 г. [1].

«Из серийно строившихся машин, немцы показали практически все, в том числе и самолеты, совсем недавно поступившие на вооружение. Членам делегации продемонстрировали истребители Не 100, FW 187, FW 197, Bf 109Е (с мотором DB 601), Bf 110. бомбардировщики Ju 87, Ju 88, Не 111, Do 215, Do 217, разведчики Bv 138, Bv 141 (знаменитый «асимметричный» самолет фирмы «Блом и Фосс», упоминающийся во всех учебниках по конструкции и проектированию самолетов), Не 115, Hs 126, FW 189, поплавковые разведчики Аг 196, Аг 198, пассажирские Не 70, Не 116, четырехмоторный FW 200, спортивные и учебно-тренировочные самолеты Аг 79, Аг 96, Аг 199, FW 44, FW 58, Бюккер «Юнгманн» и «Юнгмайстер»», – приводит Д.А.Соболев список демонстрировавшихся советской делегации немецких военных самолетов [2].

Но рассмотрим подобнее все эти машины из обширного списка и проведем их оценку по следующим критериям:

1. Соответствие заданному типу.

2. Наличие модели в серийном производстве на момент показа.

3. Нахождение на вооружении Люфтваффе (реально в частях).

Мы не будем останавливаться на пассажирских, спортивных и учебно-тренировочных машинах, а рассмотрим только боевые, как наиболее примечательные. Всего А.Д.Соболевым было заявлено 17 самолетов как относящиеся к серийным и распределенные им по типам – пять истребителей, пять бомбардировщиков, пять разведчиков и два поплавковых разведчика.

Реально из 17 продемонстрированныхбоевых машин к моменту демонстрации советским специалистам не состояли на вооружении и не выпускались, не попали в боевые части как серийные образцы или не соответствовали заявленному типу

из пяти истребителей – три;

из пяти бомбардировщиков – три; из пяти разведчиков – четыре;

из двух поплавковых разведчиков – один.

Таким образом, из 17 перечисленных самолетов реально отвечают признакам, о наличии которых заявил А.Д.Соболев, только шесть!

Уточним, что в течении ближайшего 1940 г. этими признаками стали обладать еще 11 самолетов (то есть заявленные и реальные цифры по сравнению со старыми данными поменялись местами), но, во-первых, это произошло значительно позже описываемых событий, а во-вторых, одной трети боевых машин из перечня Д.А.Соболева эти перемены так никогда и не затронули.

Таким образом, на момент демонстрации советским специалистам только треть машин соответствовали заявленным Соболевым признакам. Еще одна треть никогда – ни до ни после этой демонстрации – не имели их вообще, а последняя треть самолетов стала обладать ими лишь в течении ближайших 12 месяцев. Иными словами в 2/3 примерах (65%) ошибка Д.А.Соболева налицо.

В свете этих фактов становится вполне понятно мнение руководителя «авиационной» части советской делегации А. Гусева о том, что немцы демонстрируют «старье». Истребитель-биплан Ar197, например, безусловно подпадает под это определение.

Но наряду со справедливой оценкой советскими специалистами выставленных немцами для рекламных целей или для задачи психологического давления самолетов, были допущены и серьезные ошибки, как превозносящие германскую воздушную мощь, так и недооценивающие ее. И то, и другое негативно сказалось на ответных действиях СССР в области авиации, а в конечном итоге и на обороноспособности ВВС РККА.

В марте 1940 г. в Германию в составе советской специальной комиссии для закупки образцов военной техники была послана авиационная группа под руководством замнаркома авиационной промышленности А.С.Яковлева. Результаты поездки второй советской делегации он оценил довольно высоко: «В общем, вторая поездка в Германию была такой же интересной и полезной, как и первая, а может быть еще интереснее, потому что если первая носила ознакомительный характер, то эта – деловой: мы отбирали и закупали интересующую нас авиационную технику[3].

К сожалению, вторая поездка не ограничилась тем. о чем сообщал А.С.Яковлев. Дело в том. что в составе комиссии находился замначальника НИИ ВВС И.Ф.Петров. И последствия его миссии в Германию для развития авиации РККА были несопоставимы по масштабам с ошибочной оценкой отдельных образцов немецкой авиатехники.

И.Ф.Петров занимал высокие посты в руководстве ВВС РККА, что говорит о его авторитете у советского военно-политического руководства. «И.Ф.Петров, старейший деятель авиации, в разные годы возглавлявший НИИ ВВС и НИИ ГВФ, ЛИИ и Физтех, непосредственный исполнитель отбора немецких самолетов и переброски их в Советский Союз перед самой войной, член Военного Совета и заместитель командующего ВВС в начале Великой Отечественной, часто встречавшийся с И.В.Сталиным…», – так характеризует его В.Н.Бычков [4].

Об отношении к нему руководства страны свидетельствует и тот факт, что он был в числе первой группы военачальников, получивших 7 мая 1940 г. генеральские звания, а 10 июня того же года приказом наркома авиапромышленности А.И.Шахурина его назначили начальником ЦАГИ.

По возвращении из Германии, в июне 1940 г И.Ф.Петров сообщил следующее: производство самолетов в Германии якобы в три раза превосходило советское. Это вызвало настоящий шок. Например, А.И.Шахурин пытался дважды опровергнуть эти выкладки, но, согласно распоряжению И.В.Сталина, было решено срочно увеличить вдвое выпуск самолетов [5].

Вот как излагает сам И.Ф.Петров свою работу по оценке немецкого авиапотенциала: «На одной из встреч в Кремле перед поездкой в Германию И. В. Сталин дал и мне персональное задание: «Вот Вы, товарищ Петров, едете в Германию. Учтите: договор с Германией хотя мы и подписали, но фашистская Германия была и остается злейшим нашим врагом. Берегите время, надо сделать как можно больше, реализовать согласие немцев на продажу нам указанных в договоре самолетов и моторов. По договору немцы должны нам показать всю авиационную промышленность. При осмотре постарайтесь определить их промышленный потенциал. На случай войны с Германией нам очень важно знать сейчас, сколько они смогут выпускать боевых самолетов в день».

Сложное само по себе, это задание усложнялось еще и тем, что при наших передвижениях по Германии ко мне в качестве сопровождающего был приставлен офицер гестапо. Но еще труднее стало мне после опубликования в нашей печати указа Президиума Верховного Совета СССР от 7 мая 1940 года о введении в Красной Армии звания Генерала: среди фотографий первых шестнадцати человек, удостоенных этого звания, была и моя. И после того, как я таким образом из инженера ЦАГИ превратился в генерал-майора, меня помимо офицера стал «опекать» еще более важный чин из гестапо.

Тем не менее, осмотрев в Германии 219 авиационных точек – большую часть немецких авиазаводов, особенно новых, – я пришел к выводу, что Германия способна выпускать до 70-80 боевых самолетов в день. Первое сообщение о проведенных мной расчетах я сделал на коллегии МАП (ошибка в тексте, речь может идти толко о НКАП – Народном комиссариате авиационной промышленности. – Прим. авт.), проходившей под руководством А.И.Шахурина. Названная мною цифра настолько не соответствовала существовавшим у руководителей нашей авиационной промышленности представлениям о потенциальной мощи авиапромышленности Германии, что мое сообщение было встречено раздраженно, если не враждебно. После такой реакции я, естественно, почувствовал себя весьма скверно. Шахурин заседание коллегии закрыл, позвонил Маленкову. Тот сказал, чтобы мы немедленно ехали к нему. Когда мы вошли в кабинет, Маленков задал мне единственный вопрос: «Сколько, по-Вашему, немцы смогут выпускать боевых самолетов вдень?» – «По нашему подсчету – 70-80 самолетов в день», – ответил я. Больше со мной он разговаривать не стал, ибо знал, что я выполнял личное задание Сталина. Он тут же позвонил ему, и Сталин попросил нас приехать к нему.

Реакция Маленкова, отвечавшего в ЦК ВКП(б) за авиационную промышленность, и Шахурина была вполне понятна: наша промышленность выпускала в то время лишь 26 самолетов в день, включая и тренировочные. А так как всем уже было ясно, что война с Германией дело совсем недалекого будущего, то такое соотношение, как 80:26, говорило не в пользу руководителей нашей авиационной промышленности, и они предпочли бы сделать из меня «врага народа», завербованного немцами.

Жизнь моя опять повисла на волоске. Когда ею приходилось рисковать в Германии (если бы немцы заподозрили меня в шпионаже, то живым бы не выпустили), я был спокоен – знал во имя чего. Но дома… После моего краткого доклада И. В. Сталин стал подробно расспрашивать, как я получил эти цифры – 70-80 самолетов. На его вопросы я отвечал не без волнения: рука, в которой я держал папку с расчетами, сильно вспотела. Сталин взял у меня эту папку, молча походил по кабинету, потом сел и начал читать материалы подсчета.

Кроме меня, эти материалы были подписаны инженером-механиком В. К. Михиным, сотрудником нашего Торгпредства в Германии, и С.П. Супруном. Окончив читать, Сталин встал, подошел к Маленкову: «Надо развернуть нашу промышленность на такое же количество боевых самолетов – на 70-80 самолетов в день». После этого ко мне подошел Шахурин и уже очень «дружелюбно» спросил: «Скажите, Иван Федорович, а Вы не ошиблись в подсчете?» Я ответил: «Ошибка, Алексей Иванович, есть в наших планах выпуска боевых самолетов на случай войны, и их придется немедленно менять».

Вопрос о резком увеличении выпуска самолетов был настолько важен, что Сталин вместе с Дементьевым сам посетил несколько авиационных заводов.» [6].

Обратим внимание на описанную И.Ф.Петровым реакцию наркома авиапромышленности А.И.Шахурина на изложенные первым цифры – он дважды усомнился в них. Отметим это обстоятельство.

Вот что пишет об этих событиях сам А.И.Шахурин: «Поездки в Германию, пополнившие наше представление о немецкой авиации и авиапромышленности, привели нас к важным выводам. Стало ясно, что если взять все заводы, которые мы сейчас знаем в самой Германии, и те. что действуют в оккупированных ею или зависимых от нее странах, то можно считать, что гитлеровцы имеют значительно более мощную авиапромышленность, чем наша. И могут еще расширить производство авиационной техники.

Обмениваясь впечатлениями в своей среде, мы пришли к выводу, что можем оказаться позади, если не изменим положение у себя. Однажды я сообщил все эти соображения Сталину. Разговор произошел у него на даче… В один из таких вызовов на дачу, а дело было в июне 1940 года, я и рассказал Сталину о том, к каким выводам мы пришли, обобщив материалы поездок наших специалистов в Германию. Я прямо сказал, что выясняется очень опасная для нас картина. Немецкая авиапромышленность вместе с промышленностью оккупированных ею стран примерно в два раза мощнее нашей. Сталин знал немецкие серийные самолеты. Тут для него ничего нового не было. Но, как я мог заметить, он несколько удивился, услышав, что мы существенно отстаем от мощностей немецкой авиапромышленности. Сталин задал несколько вопросов о германских подземных заводах, чем они отличаются от обычных, и предложил:

– Напишите все это официально и представьте свои соображения!

В записке, направленной в ЦК партии, основанной на впечатлениях наших товарищей, побывавших в Германии, наркомат предлагал увеличить количество авиационных заводов и ускорить строительство тех, что уже возводились. Прежде всего мы просили дать дополнительную рабочую силу, механизмы и стройматериалы, предлагали ускорить поставки отечественного и импортного оборудования. Указывая, что создание завода как слаженного организма займет определенное время, которым мы вряд ли располагаем, просили передать нам уже действующие заводы, без которых народное хозяйство, учитывая в первую очередь интересы обороны страны, может обойтись. Все наши предложения были приняты… Надо сказать, что и в 1939 году советская авиационная промышленность была уже достаточно мощной отраслью. Решения 1939 года еще усиливали ее. И вот спустя только год предлагалось размах работ увеличить вдвое, намного ускорить реконструкцию производства, создать новые площади, чтобы и тут не уступать вероятному противнику.» [7].

Заметим, что А.И.Шахурин не привел описание своего спора с И.Ф.Петровым. Он датирует решение об удвоении мощностей авиапрома июнем 1940 г. Он делает акцент на колоссальных усилиях для обеспечения этих решений.

Теперь мы снова обратим внимание на воспоминания И.Ф.Петрова – как сами немцы оценивали реальность планов своего авиационного производства в случае кризисной ситуации:

«За время нашей работы в Германии Э.Удет принимал нас трижды: первый раз в Министерстве авиации Германии и два раза на квартире – юли у себя, то ли специально предназначенной для официальных встреч. Первая из этих встреч на квартире состоялась уже после того, как мы объездили и осмотрели все заводы, какие хотели. Удет поинтересовался нашим впечатлением от немецкой авиапромышленности. Мы …отметили, что промышленность эта мощная, на высоком техническом уровне, способная выполнить любой поставленный ей план. Удет помолчал. Потом сказал: «С планом у нас большие трудности… Вот вы объехали почти всю страну. Обратили внимание, что решетки с балконов и вокруг палисадников почти все сняты? У нас нет металла. Наше руководство считает, что война с русскими… он сказал: чтобы покончить с коммунистами, потребуется три месяца. Поэтому у нас есть только план на ближайшие 2-2,5 месяца – 70-80 боевых самолетов в день (тем самым подтвердив наши собственные выводы). А дальше сказать ничего нельзя – все будет определять война и металл».

Когда Удет говорил о трех месяцах, по выражению его лица можно было понять, что он не верил в эти планы, не согласен с ними.»[8].

Как ни странно, слова Удета (если они были действительно сказаны, в чем есть очень большие сомнения) отнюдь не подтверждали, а, скорее, противоречили выводам советской делегации. Ведь речь шла об увеличении до 70 – 80 машин в месяц общих объемов авиационного производства, во-первых – в случае войны с СССР, а во вторых – только на 2 – 2,5 месяца. То есть реально Германия столько машин не выпускала, а если бы и вышла на этот уровень, то могла бы продержаться на нем очень недолго.

Сравнительная таблица производства самолетов за период 1939 – 1940 г.г. в Германии [9] и в СССР [10]

	1939	1940
Страна	Германия/СССР	Германия/СССР
Общий выпуск	8295/10362	10247/10565
в том числе:
истребители	1856/3726	2746/4657
бомбардировщики	2877/2744	2852/3576
В среднем за день	23/28,39	28/28,95
в том числе:
истребителей	5/10,2	8/7,52
бомбардировщиков	8/12,76	8/9,8
Общий объем авиапроизводства	1:1,25	1:1,03
в том числе:
истребители	1:2	1:1,7
бомбардировщики	1:0,95	1:1,25
Прочие типы	1:1,17	1:1,05

Представители советской делегации на демонстрационных полетах в Аугсбурге на заводе фирмы «Мессершмитт АГ». Первый справа – замначальника НИИ ВВС генерал-майор И.Петров, второй справа ведущий летчик-испытатель ОКБ-115 Степан Супрун, а в центре, в светлом плаще, немецкий авиаконструктор Вилли Мессершмитт.

Хотя в своей книге «Цель жизни» на с.227 Александр Яковлев дает не слишком лестное описание характера Вилли Мессершмитта, глядя на сохранившиеся архивные снимки, на которых запечатлен этот авиаконструктор рядом с советскими специалистами, трудно отделаться от ощущения, что главным для него было создание самолетов, а не анализ политической ситуации в стране.

Подытожим наш обзор данных И.Ф.Петрова. Согласно его выкладкам, в Германии могли выпускать в день 70 – 80 самолетов. То есть соответственно месячный выпуск составлял 2100 – 2400 самолетов, а годовой – 25,2 – 28,2 тыс. машин. По этим же данным советское производство, составлявшее 26 машин в день, могло соответствовать месячному в 780 машин и годовому в 9,36 тыс. машин. Итоговое соотношение между реальным советским и предполагаемым немецким авиапроизводством первой половины 1940 г., согласно данным И.Ф.Петрова, составляло 1 к 2.7 – 3,1 (грубо говоря, 1:3). Если принять эти выводы за аксиому, то нельзя не прийти к выводу о катастрофическом положении, в котором к лету 1940 г. оказались и ВВС РККА и советская авиапромышленность.

Однако опубликованные данные о производстве авиатехники в Германии и СССР, сведенные в таблицу, говорят об обратном. Сравним это с уже приводившейся оценкой Петрова 1:3 в пользу Германии.

Как видим, реальные цифры дают совершенно иную картину, в отличие от точки зрения И.Ф.Петрова. Обратим внимание, что эти цифры оставили без комментариев впервые подготовившие публикацию его мемуаров в 1992 г. В.Н.Бычков и Г.В.Костырченко. Причем, оба этих специалиста принимали участие в создании фундаментальной книги «Самолетостроение в СССР. 1917 – 1945 г.г.» (В.Н.Бычков, например, был членом редколлегии второй книги, посвященной развитию советского самолетостроения в годы Второй Мировой войны, а Г.В.Костырченко – автором 6-й главы этой же книги). Кстати, свыше десяти лет назад последний защитил диссертацию: см. Костырченко Г.В. Наркомат авиационной промышленности накануне и в годы Великой Отечественной войны 1939 – 1945. (07.02.2000). Московский государственный историко-архивный институт. М., 1988.

Обсуждение результатов очередной демонстрации германской воздушной мощи. Возле Dol7Z сотрудник советского посольства В.К.Михлнн (второй слева) зам наркома НКАП конструктор Александр Яковлев (третий слева) и замначальника НИИ ВВС генерал-майор И.Петров (четвертый слева).

Прискорбно, но эти два специалиста вообще не прокомментировали последствий выводов И.Ф.Петрова. В своей монографии Д.А.Соболев также указывал: «Большую озабоченность у советских руководителей вызвали сведения и темпах выпуска самолетов в Германии. По оценке помощника начальника НИИ ВВС И.Ф.Петрова, немецкие заводы вместе с предприятиями оккупированных Германией Чехословакии и Польши могли при необходимости выпускать 70-80 самолетов в день. Между тем советские авиационные заводы производили 26 боевых самолетов вдень.» [11]. Эта же информация находит свое продолжение: «Как уже говорилось, по сведениям наших специалистов, объем выпуска немецких самолетов был значительно выше, чем в нашей стране» [12].

Но еще более прискорбно, что ни один российский историк отечественной авиации никогда не поднимал этот вопрос вообще! Лишь весной 2000 г. на него указал в журнале «Отечественная история» Михаил Мухин, с которым автор обменялся точками зрения на роль миссии И.Ф.Петрова для развития отечественного авиапрома.

Производственное напряжение авиапромышленности Германии начала Второй Мировой войны характеризует высказывание начальника Генерального штаба Люфтваффе Г.Ешоннека, сделанное во время инспекционной поездки в 1939 г. : «Военно-воздушные силы больше, чем другие виды вооруженных сил, нацелены на то, чтобы вести войну как можно экономичнее» [13].

Ситуация с кризисом авиапроизводства в Германии была настолько серьезной, что, как отмечают исследователи Р.Толивер и Т.Констебль, даже к марту 1941 г. заводы не смогли в полной мере восполнить потери в самолетах, понесенных во время битвы за Британию [14]. Конечно, в свете приведенных выше цифр эти сведения нельзя принимать за истину в последней инстанции, но, как говорится, «дыма без огня не бывает». Факты же свидетельствуют о том, что советское авиационное производство в 1940 г. превосходило по объемам немецкое, а И.Ф.Петров завысил уровень выпуска самолетов в Германии в три раза, чем серьезно дезориентировал руководство страны.

Последствия были весьма тяжелыми. Форсированная программа расширения экономической и производственной базы авиапрома требовала времени и огромных средств. Одновременный рост численности ВВС привел к их насыщению большим количеством заведомо устаревших самолетов.

Если мы коснулись темы оценки потенциала германской военной авиации, то для полноты картины влияния «германского фактора» на строительство оборонного потенциала СССР в области авиации логично будет затронуть и итоги германо-советских торгово- экономических связей. Немецкий историк Р.Мюллер высказал мнение: «Судя по всему, Сталин, со своей стороны имел намерение извлечь максимальную выгоду из экономических отношений и заставить германскую военную экономику в значительном объеме работать на СССР. Это, без сомнения, отвечало его интересам в затяжной войне на истощение крупных капиталистических держав» [15]. Можно согласиться с этой точкой зрения. Советскому руководству виделась быстрая реализация льготного кредита – закупка так необходимого самого современного промышленного оборудования. Но поставки из Германии по третьему соглашению должны были начаться только с 11 мая 1941 г.

По данным разведки немецкие военные и промышленники высказывали мнение, что «поставки Советскому Союзу современных материалов не представляют опасности потому, что Красная Армия будет не в состоянии их использовать» [16]. По данным немецкого историка Г.Э.Фолькмана, в 1940 – 1941 г.г. германские поставки покрывали советские только на 57-67% и «не выполнены были поставки комплектующих металлоизделий, машин, электротехнических приборов и другой техники» [17].

Нарком авиационной промышленности А.И.Шахурин свидетельствовал, что СССР испытывал сильную потребность в обеспечении авиационной индустрии специальным станочным парком. «Многое делалось, чтобы обеспечить заводы оборудованием. Предприятия, полученные из других отраслей, могли использовать в производстве только некоторые универсальные станки», – отмечал он, указывая. что станки и оборудование заказывались и в других странах, а в 1939 г. были выделены фонды в валюте для закупки импортного оборудования и дано соответствующее задание Наркомату внешней торговли разместить заказы за границей, в том числе и в Германии, с минимальными сроками доставки [18].

«По всем важнейшим позициям поставки были сорваны или выполнены лишь частично», – комментировал историк А.А.Шевяков поставки из Германии в СССР до 21 июня 1941 г. в счет советского заказа под кредит. Так, вместо 1182 станков СССР получил лишь 280. а вместо 113 прессов – 27 (то есть по обоим пунктам – менее чем на 24%) [19]. По последнему экономическому соглашению из заказанных СССР 7417 металлорежущих станков в СССР было поставлено 506 (менее чем на 7%) [20].

Свидетельством тому, что советская сторона не получила значительную часть ожидаемых поставок был тот факт, что к 22 июня 1941 г. в Германии находилось 778 советских специалистов – инженеров-приемщиков, а также работников торгпредства [21].

«Редкая отрасль вбирает в себя еще столько отраслей, как авиастроение. На авиацию, без преувеличения можно сказать, работает вся страна, причем идет только лучшее», – справедливо замечал нарком авиационной промышленности А.И.Шахурин [22]. Задача увеличения объемов используемого в СССР алюминия вне всякого сомнения была приоритетной и имела, без преувеличения, стратегическое значение. Алюминий необходимо оценивать в первую очередь как важнейшее стратегическое сырье, необходимое в первую очередь для авиастроения. Именно наличием алюминия во многом определялись и лимитировались возможности объемов выпуска самолетов. «Мы брали все или почти все. Например, забирали почти весь алюминий», – оценивал его значение А.И.Шахурин [23].

Можно рассмотреть объем поступления алюминия из разных источников в СССР периода кануна и начала второй мировой войны. Как следует из представленных в таблицы цифр, общий объем используемого СССР алюминия менялся крайне незначительно, что препятствовало увеличению объемов авиапроизводства, которое, согласно планам высшего руководства страны, должно было резко возрасти.

Рассмотрим на конкретном примере последствия нехватки алюминия, которое выражалось в сдерживании роста производства самолетов. Такая ситуация отчетливо наблюдалась в одной из стран фашистского блока – Италии, где развитие военной авиации занимало одно из ведущих мест в программе вооружений.

Несмотря на то, что выплавка алюминия там поднялась с 15 тыс. тонн в 1936 г. до 34 тыс. тонн в 1939 г., «использование алюминия для замены меди и олова, а также широкое распространение легких сплавов в авиации привело к тому, что к началу войны требовалось не менее 60 тыс. тонн алюминия в год, те. почти вдвое больше, чем производилось в то время»,- отмечал историк Г.С.Филатов [25].

Поступление алюминия СССР в 1939 – 1940 г.г. [24]

Год	1939	1940
Объем собственного производства (тыс. тонн)	55000	62000
Импортировано (тыс. тонн)	5313	513
Соотношение импорта и собственного производства	-10%	<1%
Всего алюминия (тыс. тонн)	>60000	>62000

Как видим на данном примере, объем собственного советского алюминиевого производства, немногим более чем в 1,5 раза опережавшего итальянское, даже с учетом широкого применения неметаллических материалов (главным образом – древесины) в конструкции самолетов, явно не мог обеспечить потребности собственного авиастроения (которое по общему объему выпуска самолетов за период 1939 – 1940 г.г. в пять раз превосходило аналогичные показатели той же Италии). Простой арифметический подсчет показывал, что даже при сохранении прежнего количества выпускаемых самолетов, требовалось обеспечить объем потребляемого авиапромом алюминия минимум в три раза, то есть до 150 тысяч тонн в год.

Темпы роста производства были явно недостаточными. На 18-й конференции ВКП(б), проходившей 15 – 20 февраля 1941 г., в резолюции о хозяйственных итогах 1940 г. и планах развития народного хозяйства СССР на 1941 г. говорилось, что относительный рост объема производства алюминия за последние три года составил 59% [26].

Мобилизационный план «МП-1» на 1939 г., принятый Комитетом Обороны при СНК СССР 17 июня 1938 г., предусматривал необходимость подачи в случае войны 131,1 тыс. т. алюминия, в противном случае сложилось бы крайне тяжелое положение [27]. Между тем, план развития народного хозяйства СССР на 1941 г. предусматривал обеспечение выплавки 100,0 тыс. т. алюминия [28]. Это, без учета дополнительного роста производства авиатехники, всего лишь на 75% обеспечивало мобилизационные потребности 1939 г. Для сравнения, в 1939 г. Германия заняла первое место в мире по выплавке алюминия, произведя его в объеме 194 тыс. т. [29]. Таким образом, уже к началу Второй Мировой войны, она производила этого металла в 3.5 раза больше, чем СССР.

Проблема с нехваткой алюминия в СССР, необходимого для развития авиапромышленного производства, не могла не вызвать чрезвычайных мер советского руководства для ее скорейшего разрешения. Эти мероприятия включали и возможность покрытия его дефицита путем импорта.

В сложившейся ситуации была сделана ставка на импорт алюминия из Германии. Так, нарком иностранных дел В.М.Молотов 28 ноября 1940 г. во время встречи с послом Германии в СССР Шуленбургом указал, что надеется, «что поставка Германией 30 тыс. тонн алюминия» будет осуществлена [30]. Соглашение о взаимных товарных поставках на второй договорной период по хозяйственному соглашению от 11 февраля 1940 г. между Союзом Советских Социалистических Республик и Германией включало в себя список «1Б» германских поставок в СССР с 11 мая 1941 г. до 1 августа 1942 г., который предусматривал поставки 30 тыс. тонн алюминия, начиная с апреля 1941 г. [31]. В апреле 1941 г. в СССР должно было поступить 1000 тонн алюминия, с 11 мая по 11 августа 1941 г. – 5000 тысяч тонн, в последующие кварталы предполагалась поставка по 6000 тонн [32]. Это были значительные цифры, которые более чем в 2,2 раза превосходили объем всего советского импорта алюминия за последние три года и соответствовали 50% его производства в СССР в 1940 г. Даже в случае полного соблюдения графика поставок, до начала войны с Германией наша страна могла бы получить только мизерную долю германского алюминия от общего предполагаемого объема. Это был серьезный просчет руководства страны, ибо расчеты на значительные поставки неминуемо должны были влиять на план авиационного производства, а срыв их – повлечь за этим его существенный сбой.

Следует несколько подробнее остановиться на итогах ознакомления советских специалистов с авиатехникой Германии. ИсторикХ.П. фон Штрандман отмечал: «Советский Союз хотел купить модели всех немецких самолетов, выходящих в ю время, включая обладателя мирового рекорда Мессершмитт-209, моторы и бомбы» [33]. Первоначально немецкая сторона значительно завысила стоимость авиационного вооружения, указав, что в оценку входит и стоимость лицензий. И.В.Сталин в беседе с послом по особым поручениям, главным экономическим экспертом МИДа Германии К. Риттером в ночь с 31 декабря 1939 г. на 1 января 1940 г. указал: «Возможно советская сторона будет копировать самолеты, но, прежде чем копировать, нужно посмотреть, что они из себя представляют, и за те, которые будут копироваться, советская сторона готова оплатить лицензии» [34]. 29 января 1940 г. К. Риттер сообщил, что «германская сторона сочла возможным продать образцы самолетов без продажи патентов по нормальным и соразмерным ценам» [35].

Советская сторона настаивала на быстрой поставке авиатехники. Так, 21 марта того же года И.Ф.Тевосян заявил К. Риттеру, что советская сторона желает получить все образцы самолетов в один, максимум два месяца. А 28 марта во время встречи с начальником штаба ВВС Германии, Генеральным директором управления авиастроения генералом Э.Удетом И.Ф.Тевосян заявил: «Если же указанные в списке самолеты быстро нельзя получить, то советская сторона откажется от их покупки» [36]. На следующий день И.Ф.Тевосян встретился с командующим ВВС, министром авиации Германии рейхсмаршалом Г. Герингом, который сообщил ему. что все самолеты будут поставлены в апреле – мае 1940 г. [37].

Были приобретены различные германские самолеты, в том числе истребители Не 100, Bf 109, Bf 110; бомбардировщики Ju88 и Do215; учебные Bu131 и Bu133, FW58. Все самолеты покупались с полным комплектом вооружения и оборудования, включая пушки, пулеметы и бомбы, прицелы и радиостанции. Основным центром испытаний немецких самолетов был Научно-Исследовательский институт военно – воздушных сил (НИИ ВВС). В мае – октябре 1940 г. там было организовано изучение летно-тактических и эксплуатационных характеристик вооружения и оборудования немецких самолетов. Историк Г.М.Иваницкий сообщал, что «всего в советской авиационной промышленности в изучении немецкой техники приняло участие более 3500 человек», в том числе специалисты трех конструкторских бюро, а также летный и инженерно-технический состав авиационных частей Красной Армии [38]. Так, например, опытный летчик-испытатель НИИ ВВС капитан Афанасий Прошаков до аварии 5 июля 1940 г. на испытываемом опытном истребителе Н.Н.Поликарпова И-180 успел совершить полеты на немецком акробатическом самолете «Бюккер» «на пилотаж с перевернутыми фигурами – на спине» [39].

Попавшие в СССР два Do215B-3 представляли собой типичные «универсалы» с умеренной бомбовой нагрузкой, способные выполнять разведывательные задания. Возможность монтажа в бомбоотсеке дополнительного бензобака, довольно мощное оборонительное вооружение, насчитывавшее до восьми пулеметов, к достаточно высокие скоростные характеристики, позволяли экипажам этих машин с успехов вести стратегическую разведку на первых этапах Второй Мировой войны.

Как ни странно огромный интерес в СССР вызвал легкомоторный Fil56 «Шторх», обладавший уникальными (даже в сравнении с отечественным У-2) взлетно-посадочными характеристиками. Этот самолет было решено попросту скопировать и запустить в серийное производство на 23-м авиазаводе в Ленинграде.

FW58 был во всех отношениях удачным самолетом, однако надобность в подобной машине проявилась уже во время войны, что и привело к созданию не слишком удачного Як-6 и более многообещающего Ще-2.

Согласно акту от 8 октября 1940 г., в составе самолетного парка 8-й лаборатории ЦАГИ насчитывалось шесть германских самолетов: Bf 110 и Do215, опытный истребитель Не 100, выпущенные в 1940 г., два типа учебных самолетов – «Бюккер» (двухместный и одноместный, изготовленные в 1939 г.) и «Фокке-Вульф». Bf 110 и Do215 прибыли в лабораторию в апреле 1940 г., а все остальные машины – в июне 1940 г. [40].

По состоянию на 1 октября 1940 г. в списке текущих программ испытаний, которые Восьмая лаборатория выполняла для других подразделений ЦАГИ, была работа «Испытание самолета Me-109 на штопор» для Второй лаборатории [41]. Работа «Контрольные испытания на продольную устойчивость самолета Мессершмитт-110» для лаборатории №1 планировалась, но еще не начиналась, так как самолет еще не поступил на исследования из этой лаборатории [42]. Германские самолеты применялись для отработки новых систем вооружений, а их эксплуатационные характеристики сравнивались с характеристиками советских самолетов нового поколения. Так, когда в Институте летных исследований (ИЛИ) Наркомата авиационной промышленности проводили испытания на самолете СБ дистанционной пулеметной установки «Тур-ду», в ходе которой оценивали сектора обстрела, скорость и точность наведения оружия, то во время третьего эксперимента, проходившего 17 марта 1941 г., роль противника при «стрельбе» из фотокинопулемета очень реалистично «сыграл» немецкий двухмоторный истребитель Bf 110 [43].

Вообще архивные документы свидетельствуют, что двухмоторные германские самолеты, испытывавшиеся в Советском Союзе, получили высокую оценку наших летчиков. Они обладали хорошими пилотажными свойствами и были легки в управлении. Так, Bf 110 получил хорошую оценку по продольном, поперечной и путевой устойчивости, хорошую оценку кабины, а отрицательных замечаний у летчиков по его пилотажным свойствам не было [44]. Do215 тоже отличался хорошей устойчивостью. Он также получил хорошую оценку кабины. Единственным его слабым местом являлась большая нагрузка на рычаги управления рулями высоты, оцененная как промежуточная между удовлетворительной и неудовлетворительной [45]. «Легкое и приятное управление… Самолет плотно сидит в воздухе», – таков отзыв летчиков о пикирующем бомбардировщике Ju88A-1. Отрицательные замечания по пилотажным свойствам этой машины также отсутствовали [46]. «На диаграмме видно, насколько больше запас устойчивости у Ю- 88», – отмечал в техническом отчете «Анализ аварий самолета Пе-2» сотрудник ЦАГИ Н.В.Лебедев, сравнивая характеристики Ju88 с данными советского новейшего двухмоторного пикировщика Пе-2 [47].

Большой интерес у советских специалистов вызвал истребитель Не 100. Одна из модификаций этого самолета была обладателем мирового рекорда скорости 1939 г. Но для серийного истребителя эта машина была очень слабо вооружена – всего лишь тремя пулеметами винтовочного калибра [48]. На вооружении Люфтваффе этот истребитель не состоял, являясь лишь демонстрационным образцом, однако советские специалисты узнали об этом лишь в ходе войны.

В нашей стране оказались и три экземпляра легкого одномоторного самолета с улучшенными взлетно-посадочными характеристиками Fi 156 «Шторх» («Аист»), один из которых был подарен немецкой стороной К. Е. Вороши лову, а еще два позднее были закуплены дополнительно. Он вызвал большой интерес, и его параметры были взяты за основу при проектировании аналогичного отечественного образца самолета. Проект был разработан под руководством инженера О.К.Антонова, а серийный выпуск предполагался на авиационном заводе №23 в Ленинграде, где до этого выпускались учебно-тренировочные самолеты У-2 и Ут-2. Были изготовлены две модификации машины, сохранившей без изменения первоначальное название – самолет связи и легкий санитарный самолет. Акт о результатах государственных испытаний опытных самолетов типа «Аист», которые проводились в Научно-исследовательском институте военно-воздушных сил, был подписан начальником института генерал-майором авиации А.И.Филиным и утвержден начальником Управления ВВС Красной армии генерал-лейтенантом авиации П. В.Рычаговым 24 января 1941 г. [49]. В акте указывалось, что самолет связи («СС») «является точной копией самолета Физлер «Шторх» и «построен по чертежам, снятым с немецкого самолета», но на нем был установлен высотный мотор МВ-6 (на немецком стоял невысотный мотор «Аргус» 10С), а вес пустого самолета вырос на 47 кг [50]. Санитарный вариант отличался возможностью размещения двух унифицированных армейских носилок и наличием откидного сиденья для раненого или для сопровождающего медицинского работника [51]. Было признано, что оба варианта «Аиста» «государственные испытания выдержали и должны быть приняты на вооружение ВВС, а также использоваться в гражданском воздушном флоте [52].

Знакомство с возможностями Ju88A-I произвело большое впечатление на советских специалистов. Именно после этого было решено переконструировать создававшийся в тот момент высотный истребитель ВИ-100 в пикирующий бомбардировщик ПБ-100, получивший в последствии обозначение Пе-2. Для последнего с минимальными переделками был использован автомат пикирования АП-1, «содранный» с немецкой машины.

В то же время широко разрекламированный Не-100, несмотря на свои выдающиеся скоростные характеристики, явно не был похож на боевой истребитель, что и было отмечено нашими специалистами.

Но самое большое впечатление произвели безусловно истребители Bf109Е-3 и Bf110C-4 – ничего подобного в СССР не было.

К сожалению, не самым лучшим образом удалось использовать опыт анализа приобретенной в Германии авиационной техники. Если с технической точки зрения конструкторы и технологи в результате знакомства в процессе изучения немецких самолетов смогли извлечь определенную полезную информацию, то с точки зрения анализа авиационной техники как боевых машин военные и конструкторы были в какой-то мере введены в заблуждение. Так, в СССР оказались истребители Bf 109Е и Bf 110С. Их изучение началось со второй половины 1940 г. Впоследствии советские специалисты продолжали считать находившийся у них образец Bf 109 основным немецким истребителем, с которыми сравнивались перспективные модели новых советских боевых машин. При этом полагалось, что они превосходят его по своим основным характеристикам. Именно в это время в Германии начался серийный выпуск новой, кардинально улучшенной модификации – Bf109F. К моменту нападения на СССР новая модель составляла большинство из использовавшихся на фронте и имела подавляющее превосходство над всеми советскими самолетами.

Между тем, двухмоторный Bf 110С, который также считался в СССР основной боевой машиной, на самом деле все реже применялся на фронтах и был переориентирован на задачи обеспечения противовоздушной обороны в Германии. В войне против СССР он не нашел широкого применения.

Наибольший интерес из закупленных самолетов представлял бомбардировщик Ju88, хотя он также был ранней моделью этого типа.

Самолет Не100 выдаваемый немцами за массовый серийный истребитель таковым не являлся.

Do215, который считался бомбардировщиком, выпускался в очень ограниченных количествах и в то время применялся в Люфтваффе в качестве самолета-разведчика.

Что же касается действительно перспективных машин – истребителя FW190 и бомбардировщика Do217 – оснащенных новейшим двигателем воздушного охлаждения BMW801, то их немецкая сторона просто отказалась продавать.

Итак, уже в самом ближайшем будущем, большая часть изученных самолетов в СССР, должна была уступить первую линию в строевых частях Люфтваффе куда более совершенным машинам.

Совершенно иначе рассматривал описанную выше ситуацию И.Ф.Петров: «Таким образом, мы получили возможность до начала войны испытать боевые самолеты своего будущего противника, определить их летные качества и тактико-технические данные, ознакомить с ними летный состав наших ВВС. Важным был также вывод, что в ближайшие годы германская промышленность не даст новых самолетов и моторов, заметно отличающихся от тех, которые стали нам известны. Так и получилось: все годы войны немцы производили в основном самолеты, образцы которых мы закупили. А те, от которых мы своевременно отказались (например, истребитель «Фокке-Вульф-190» и бомбардировщик «Дорнье-217») широкого применения на фронте не имели» [53).

В результате была допущена вторая ошибка. Переоценив возможности германской авиапромышленности, советские эксперты получили искаженное представление о реальном составе самолетного парка Люфтваффе. Лишь начавшаяся война опровергла эти заблуждения. Особенно это касалось истребителя FW190, ставшим одним из самых массовых истребителей мира, и активно использовавшийся на советско-германском фронте начиная с зимы 1942 – 1943 г.г.

Таким образом, в период действия соответствующих соглашений с Германией в конце 1939 г. – первой половине 1941 г. наша страна получил определенную информацию об ее авиационном производстве, и закупила промышленное оборудование для отечественных предприятий и некоторые образцы авиатехники с целью ее изучения. Повышенный интерес к военной авиации Германии совпал по времени с широко разрекламированными нацистской пропагандой победами в боях против европейских стран и ошибками наших экспертов.

К сожалению, это привело к тому, что в результате руководство нашей страны получило искаженное представление как об авиационной промышленности, так и о реальных возможностях и проблемах Люфтваффе. В результате влияния «германского фактора» советская авиационная индустрия расходовала свои ресурсы для ликвидации несуществовавшего количественного отставания, выпуская в большом объеме морально устаревшие самолеты. К началу Великой Отечественной войны, несмотря на знакомство с немецкой техникой двухлетней давности, которая, к тому же, так и оставалась неизвестной широкому кругу авиаторов, наши конструкторы имели весьма расплывчатое представление как о современном уровне технического оснащения Люфтваффе, так и о перспективных немецких разработках. Современная индустриальная база, в которой так нуждалась отечественная авиапромышленность, в необходимом количестве до начала войны из Германии так и не поступила. То же самое касалось и поставок стратегического сырья, и в первую очередь алюминия, на которые так рассчитывало руководство нашей страны, что в конечном итоге и предопределило то сложнейшее положение в котором оказались ВВС РККА в 1941 – 1942 г.г.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Шевяков А.А. «Советско-германские экономические отношения в 1939-1941 годах» // «Вопросы истории», 1991, № 4 -5. С. 165-166.

2. Соболев Д.А. «Немецкий след в истории советской военной авиации. Об участии немецких специалистов в развитии авиастроения в СССР». М.: РИЦ «Авиантик». 1996. С.48.

3. Яковлев А.С. «Цельжизни (Записки авиаконструктора)». М.:Политиздат, 1969. С.237.

4. Бычков В.Н. «Эмигрант добровольный или вынужденный?» // «Крылья Родины». 1989. № 6. С.37.

5. См: Петров И. Ф. «Считаю долгом рассказать. Война началась до войны» // «Изобретатель и рационализатор». 1986. №4. С.28 -30, 34; Он же. «Я выполнял задание Сталина» // «Родина». 1992. № 5. С.32 – 35.

6. Петров И.Ф. «Я выполнял задание Сталина». С.32 – 33.

7. Шахурин А.И. «Крылья победы». – 3-е изд.. доп. М.: Политиздат, 1990. С. 102.104- 106.

8. Петров И.Ф. «Я выполнял задание Сталина».С.34.

9. Дашичев В.И. «Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки, документы и материалы». Том 1. «Подготовка и развязывание нацистской агрессии в Европе 1933 – 1941». М.:Наука,1973. С.534.

10. «1941 год». В 2 кн. Кн.2 /Сост. Л.Е.Решин и др.; Под ред. В.П.Наумова; Вступ. статья академ. А.Н.Яковлева. – М.Международный фонд «Демократия», 1998. – («Россия XX век. Документы»/ Под ред. академ. А.Н.Яковлева), с.490-491.

11. Соболев Д.А. Указ. соч. С.49.

12. Там же. С.54.

13. Цит. по: Боог X.. Военно-воздушные силы и беспощадная бомбовая война до 1942 г. // Вторая Мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. С.417.

14. Толивер Р.Ф., Констебль ТДж. Эрих Хартманн – белокурый рыцарь Рейха. – Пер.с англ. и вступление – А.Больных. – Екатеринбург: «Зеркало», 1998. С.36.

15. Цит. по: Иваницкий Г.М.. «Советско-германские торгово-экономические отношения в 1939-1941 г.г.» // «Новая и новейшая история». 1989. №5. С. 36 – 37.

16. Указ. соч. С.ЗЗ.

17. Указ. соч. С.37-38.

18. Шахурин А.И. «Крылья победы». Воспоминания. М.Политиздат, 1990. С. 107 – 108.

19. Шевяков А.А. «Советско-германские экономические отношения в 1939-1941 годах»//«Вопросы истории». 1991. №4 – 5. С. 164-165.

20. Указ. соч. С. 168.

21.Иваницкий Г.М. «Советско-германские торгово-экономические отношения в 1939-1941 г.г.»//«Новая и новейшая история». 1989. №5. С.36.

22. Указ. соч.С.83.

23. Шахурин А. И. «Крылья победы». С.84.

24. Таблица составлена по: «1941 год. Сборник документов: В 2-х кн». Кн.1.- М.Международный фонд «Демократия», 1998. С.552 -

553; Внешняя торговля СССР за 1918 – 1940 г.г. Статистический обзор. М.: Внешторгиздат, 1960. С.379,407.

25. Филатов Г.С. «Крах итальянского фашизма». М.: Наука, 1973. С.51.

26. «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898 – 1986)». Т.7. 1938 – 1945. 9-е изд., доп. и испр. М.: Политиздат, 1985. С.204.

27. Симонов Н. С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920 -1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. – М.: РОССПЭН, 1996. С. 120.

28. «1941 год. Документы: В 2 кн.»/Под ред. Наумова В. П. М.: Международный фонд «Демократия», 1998. Кн.1. «Июнь 1940г. – март 1941 г.» / Сост. Решин Л. Е. и др. С.560.

29. «История второй мировой войны 1939-1945». М.: Воениздат, 1974. Т.2. С. 297.

30. «Документы внешней политики. 1940-22 июня 1941». Т. XXIII: В 2- х кн. – Кн.2 (Часть1). 1 ноября 1940 г. – 1 марта 1941 г. – М.: Международные отношения, 1998. С. 153.

31. «1941 год. Сборник документов: В 2-х кн». Кн.1.- М.Международный фонд «Демократия», 1998. С.529, 531.

32. Указ. соч. С.535.

33. Штрандман Х.П. «Обостряющиеся парадоксы: Гитлер, Сталин и германо-советские экономические связи. 1939-1941». // «Война л политика 1939- 1941». М.:Наука. 1999. С.373.

34. «Документы внешней политики. 1940-22 июня 1941». Т. XXIII: В 2-х кн. Кн.1.1 января 1940 г. -31 октября 1940 г. М.: Международные отношения, 1995. С. 9.

35. Указ. соч. С.58.

36. Указ. соч. С. 195.

37. Указ. соч. С. 197,199.

38. Иваницкий Г.М. «Советско-германские торгово-экономические отношения в 1939-1941 г.г.»//«Новая и новейшая история». 1989. №5. С.ЗЗ.

39. Самарский филиал РГАНТД. Ф. Р-217. Оп. 1-6. Д.26. Л.3-4

40. Там же. Ф. Р-220. Оп. 2-6. Д.З. Л.4

41. Там же.Л.16

42. Там же. Л.14

43. Там же. Оп.4-1. Д.1. Л. 104

44. Там же. Ф. Р – 217. Оп.З-1. Т. 1. Д. 153. Л.52

45. Там же

46. Там же

47. Там же. Л.20

48. Там же. Д.211. Л.8

49. Там же. Ф. Р-4. Оп. 2-1. Д.288. Л.1

50. Там же. Л.7,18

51. Там же. Л.19

52. Там же. Л. 15

53. Петров И.Ф. «Считаю свои долгом рассказать» // «Изобретатель и рационализатор». 1996. №4. С.28-29.

САМОЛЕТЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ

Александр Булах

Me-210/410 – провал или запоздалый успех?

Продолжение, начало в ИА №6/2000 и №1/2001.

ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ ПРЕТЕНДЕНТА И СМЕРТЬ КОНКУРЕНТА

Пока в верхних эшелонах власти гремели грозы, прибывшие самолеты вновь подверглись доработкам.

С целью изменения центровки, бронирование кабины экипажа было усилено. В частности, пилота защитили 8-мм бронеспинкой, а для защиты его головы и плеч установили 12-мм бронезаголовник, прилегающий в верхней своей части к каркасу фонаря кабины. Переднее 57-мм бронестекло и 10,5-мм вертикальная бронеплита защищали его от обстрела спереди. Стрелка прикрывала сзади 9-мм плита, закрывавшая все сечение фюзеляжа и бронестекло козырька фонаря толщиной 64 мм. Снизу пилота и стрелка защитили 10-мм бронеплитой, служившей полом кабины. Расширительные бачки и двигатели прикрывались передними 5-мм бронешпангоутами диаметром 670 мм. Броня такой же толщины прикрывала трубопроводы системы охлаждения, идущие от двигателей к водорадиаторам. Сами радиаторы получили 5-мм бронекороба и 5-мм броневые заслонки выходной части туннелей, что довело массу брони на самолете почти до 400 кг.

После очередной серии экспериментов конструкторы решили изменить угол установки хвостового оперения и увеличить площадь триммеров. Если параметры продольной устойчивости к этому времени удалось привести к минимально допустимым величинам, то поперечная «долго не давалась». В результате, размер триммера на руле направления меняли четыре раза, пока он не достиг 75% высоты киля. Дальше его «тянуть» уже было некуда, в противном случае пришлось бы менять оснастку изготовления всего киля и проводить дополнительные летные испытания. На элеронах помимо триммеров появились флетнеры, оптимальные размеры которых тоже не сразу удалось подобрать. Площадь автоматических предкрылков была увеличена и одновременно была изменена их регулировка – теперь они выпускались на меньшей скорости.

Одновременно была полностью перепроектирована хвостовая часть фюзеляжа, которая увеличилась в диаметре, а ее общая длина возросла на 0,9 м. Это вызвало падение максимальной скорости до 560 км/ч, но зато резко снизило воздействие на хвостовое оперение турбулентных потоков, образуемых винтами, что благотворно сказалось на управляемости самолета. Смонтированная на Ме210А-0 (сер. №210101, код NE+BN), она была опробована в полете 14 марта 1942 г. (т.е. фактически на месяц раньше выхода официального постановления о прекращении серийного выпуска Ме210). Уже в первом же полете стало ясно, что на этот раз конструкторы не прогадали, и машина явно удалась. Под обозначением Me210V-17 самолет был подвергнут интенсивным сравнительным испытаниям вместе с V-16, в ходе которых быстро доказал свое полное преимущество на всех режимах перед последним, включая отвесное пикирование и штопор.

Доклад о достигнутом успехе тут же пошел «наверх», однако обстановка на предприятиях входивших в концерн «Мессершмитт АГ» из-за неопределнности дальнейшей судьбы еще недавно многообещающей программы, оставалась сложной. Несмотря на военное время, наметился отток квалифицированных инженерных кадров, и вскоре правление компании получило изрядную стопку рапортов об увольнении по собственному желанию. Опираясь на представителей НСДАП, главный конструктор запретил сначала подписывать их, а затем и вовсе принимать. Но ситуация продолжала накаляться, и в среде персонала начали гулять слухи о грядущем разделе фирмы между такими китами германской авиаиндустрии как «Хейнкель» и «Юнкере», а также стремительно набиравшем силу и влияние «Фокке-Вульфом».

Хотя в самом КБ, располагавшемся в Аугсбурге, несмотря на определенные беспокойства, вызванные «подвешенностью» производства, в которое уже были вложены огромные средства, тем не менее верили, что Ме210 удасться довести. Вилли Мессершмитт решил выступить 25 марта по внутризаводскому радио, с целью укрепления этой убежденности и в среде рабочих. В Своем выступлении он в частности сказал:

«Так как на заводе и в городе о состоянии Ме210 распространяется много слухов, которые противоречат фактам, я считаю для себя необходимым, насколько это вообще возможно, по причине сохранения в тайне ряда обстоятельств, дать некоторые разъяснения. В понедельник, 9 марта, у рейхсмаршалла состоялось обсуждение с участием фронтовых летчиков, в ходе которого было заявлено, что внесенные в конструкцию самолета изменения еще не обеспечили необходимого уровня безопасности полетов, о чем говорят несколько недавних аварий. Рейхсмаршалл считает, что эти изменения мы сможем быстро испытать и ввести. Чтобы избежать лишней спешки и вместе с тем обеспечить более эффективную работу, решено пока сосредоточиться только на Ме210, тем более, что положительные результаты уже достигнуты. К сожалению, о подробностях изменения конструкции я не могу сообщить Вам. Могу лишь только, сообщить, что распространяемые слухи не соответствуют фактам. В частности говорят, что мой авторитет в глазах рейхсмаршалла подорван, в связи с чем я в ближайшее время якобы готовится передача конструкторское бюро в другие руки. Я прошу Вас, мои друзья, только об одном: не обращать на эти слухи никакого внимания и спокойно работать…»

В тот же день Вилли Мессершмитг писал ведущему летчику-испытателю Исследовательского центра в Рехлине Карлу Франке: «…Хотя фронтовые части испытывают трудности с Ме210, но вопреки всему, пилоты считают, что это это именно тот самолет, который им нужен. К тому значительное количество машин уже выпущено и только ожидает внесения разработанных нами изменений в конструкцию. Все известные недостатки фактически устранены, что и должны подтвердить испытания в Исследовательском центре, от пилотов которого уже получены первые положительные отклики. Остальные рекламации (гидравлика, оружие и т.д.) являются по существу частными проблемами, которые будут решены инженерами в рабочем порядке в самое ближайшее время. Критическая точка программы, которую, как ни странно, мы меньше всего опасались, пройдена… Единственная проблема состоит по-существу в том, что величина максимальной скорости нового самолета уже недостаточна…» Кроме того, Мессершмитт попросил Франке о снятии летчика-испытателя Генриха Боувайса с участия в программе Ме210, так как он, как заводской пилот перешедший в Исследовательский центр в Рехлине, не имел никакого боевого опыта.

Между тем, получив первые известия о долгожданном успехе, командование Люфтваффе потребовало немедленного проведения испытаний в исследовательском центре ВВС в Рехлине, куда уже в начале апреля и перегнали машину. Военные в основном подтвердили выводы заводских испытателей, хотя и отмечали, что в отношении устойчивости новый вариант Ме210 так и не удалось дотянуть до уровня Bf 110. Правда к весне 1942-го оценки летных характеристик последнего становились все большей критичными, причем, по мнению фронтовых пилотов, в первую очередь требовалось именно снизить устойчивость машины, повысив угловую скорость крена и эффективность органов управления.

К этому времени на заводских базах хранения в Регенсбурге и Брауншвейге простаивало по различным данным в общей сложности от 77 до 94 самолетов. Количество машин, находившихся в то время на различных стадиях сборки и перевооружения, в различных источниках довольно сильно разниться и составляет по данным зарубежных исследователей от 205 до 370 экземпляров.

Хотя период первых тяжелых потрясений на Восточном фронте и в Северной Африке миновал, с резервами у Главного штаба Люфтваффе по-прежнему было туго. А потому когда Вилли Мессершмитг вместе с Тео Кронейссом обратились в RLM с предложением немедленно модифицировать эти самолеты до стандарта Me210V-17 (для чего требовалось «всего лишь» изготовить новые секции хвостовых частей фюзеляжей), возможность относительно быстро получить несколько сотен современных самолетов пришлась командованию по вкусу и работа закипела.

Пока происходили все эти события переделка Ме210 принятых на баланс Люфтваффе с изменением конструкции фюзеляжа проводилось бешенными темпами. Ситуация серьезно осложнялась тем, что огромное количество оснастки пришлось вводить в производственный процесс прямо с «колес». Подъезные пути к Аугсбургу и Регенсбургу на некоторое время оказались буквально забиты железнодорожными составами, что незамедлила отметить экипажи британских разведывательных «Москито». Спустя несколько дней по городам нанесли удары самолеты Бомбардировочного Командования, но за исключением нескольких удачных попаданий большую часть своих «гостинцев» «томми» из-за сильного зенитного огня и действий ночных истребителей разбросали в окрестностях. В середине июля на базы Люфтваффе начали прибывали первые модернизированные машины.

Во многих отношениях Ar240 безусловно превосходил Ме210, но к тому времени когда были решены все проблемы «двестидесятый уже вполне успешно воевал. На снимке показан Ar240V-3 перед одним из испытательных полетов. Тунельные коки винтов и дистанционные огневые точки еще не установлены.

Однако в то время как аэродинамиками были решены все проблемы управляемости и устойчивости, оружейники так и не смогли добиться надежной работы от дистанцонных установок FDL131. В надежде все же довести эти многообещающие изделия до кондиции было решено смонтировать в обтекателях на бортах самолета две 20-мм пушки MG151, предназначенные для стрельбы назад. Стрельбу из них вел пилот ориентируясь с помощью перископического прицела «Герц», а чтобы радист не чувствовал себя совершенно безоружным под огнем, в его кабине смонтировали в линзовой турели пулемет MG81 винтовочного калибра. Модернизированный таким образом самолет получил наименование Me210C-1/U (поскольку был создан на базе серийного истребителя-бомбардировщика), но испытания его комплекса защиты, проведенные в июне- июле 1942 г. оказались разочаровывающими, и разработчики сосредоточили внимание на первоначальной схеме. И не без успеха, к концу лета работа установок была признана вполне удовлетворительной. А что же в это время происходило с альтернативным Ar240?

Фактически его судьба подобно Ме210 началась с разработки системы вооружения, но если для «двестидесятого» точкой отсчета стал бомбоотсек. то для «двестисорокового» – дистанционно управляемая пулеметная установка, спроектированная в конце 30-х годов техническим директором «Арадо флюгцойгверке GmBH» Вальтером Блюмом. Хотя многие специалисты считали это изделие относящимся к области фантастики, Технический департамент министерства авиации заинтересовался новинкой и вскоре выдал задание (в рамках программы создания второго поколения Zerstorer'oe) на многоцелевой самолет способный (как и Ме210) выполнять задачи тяжелого истребителя, пикирующего бомбардировщика. штурмовика и разведчика.

Ретроспективно оценивая возможности «Арадо флюгцойгверке» в конце 30-х г.г. надо признать, что (в сравнении с аугсбургской «Байрише флюгцойгверке AG») они были более чем скромными. Хотя компания избежала потрясений, связанных с Великой Депрессией и продолжала неуклонно развиваться, в ее активе к этому времени имелись лишь две машины запущенные в серийное производство: тренировочный Ar96. принятый на вооружение Люфтваффе в качестве самолета повышенной летной подготовки, и поплавковый Ar196. выпускавшийся для Кригсмарине. К тому же в их конструкциях не имелось никаких новаций, что наряду со «скромными» задачами, обусловило и отнюдь не выдающиеся летные характеристики. На фоне таких впечатляющих побед, как запуск в серийное производство Bf 109 и Bf 110. впитавших в себя последние достижения аэродинамики и теории авиационных конструкций, это было почти ничего.

Вместе с тем руководство фирмы отчетливо понимало, что расчитывать на серийное производство можно только создав самолет превосходящий изделие фирмы Вилли Мессершмитта едва ли не по всем статьям. Начатая в 1938 г. предварительная проработка проекта под обозначением Е-240 была закончена летом 1939 г., когда руководство Техническим департаментом озакомившееся с аванпроектом выдало официальное задание на самолет.

Согласно ему Е-240 представлял собой двухмоторный цельнометаллический моноплан с двухместной гермокабиной и двумя дистанционно управляемыми пулеметными установками, простреливавшими заднюю полусферу. Крыло будущего -охотника» относительно небольшой площади, снабженное автоматическими предкрылками и двухщелевыми закрылками, имело очень высокую степень механизации. В хвостовой части фюзеляжа в виде раскрывающегося зонтика жесткой конструкции был смонтирован воздушный тормоз.

Отсутствие необходимого опыта серьезно затормозило постройку прототипов, в то время как в осенью и зимой 1939-1940 гг. прототипы Ме210 один за другим поднимались в воздух, Ar240V1 и V2 простаивали в сборочном цехе. Правда, конструкторам DVL, достаточно быстро удалось довести до роботоспособного состояния систему наведения обеих турелей FA-13, которая испытывалась на опытном Bf 162.

Наконец, 10 мая 1940 г. Ar240V-1 выполнил первый полет, в ходе которого машина продемонстрировала продольную и поперечную неустойчивость. Ряд изменений внесенных в конструкцию V-2 не изменили поведения самолета в воздухе и это заставило конструкторов перекомпоновать фюзеляж Ar240V-3, заметно сдвинув центр тяжести вперед. Теперь кабина экипажа размещалась впереди (как на Ме210), а хвостовая часть получила дополнительную секцию длиной 1,2 м. С целью повышения курсовой устойчивости в дополнение к двухкилевому оперению конструкторы смонтировали третий киль, а предкрылки и воздушный тормоз сняли. Помимо этого, «тройка» получила полный комплект вооружения, включавшего пару 20-мм пушек MG151 и столько же 7,92- мм пулеметов MG17, предназначенных для стрельбы вперед, а также две дистанционно управляемые турели (верхнюю и нижнюю), оснащенные 7,92-мм спарками MG81Z.

Оснащенный 1075-сильными моторами DB601A, Ar240V-3 показал несколько лучшие летные данные чем стандартный Bf 110С-3, однако управляемость по прежнему не удовлетворяла пилотов. Кропотливая работа продолжалась еще в течение года. Лишь летом 1941 г. испытатели отметили некоторое улучшение. К этому времени на самолете были установлены более мощные DB601F развивавшие на взлетном режиме 1350 л.с. и 1300 л.с. на высоте 5000 м., с которыми «тройка» на высоте 6000 м разогналась до 615 км/ч. По этому показателю Аг240 уверенно превзошел серийный Bf110F, оснащенный силовой установкой того же типа и почти не уступал основному истребителю Люфтваффе Bf 109F.

К этому времени RLM сочло, что скоростной разведчик более необходим чем новый «охотник», и с самолета сняли наступательное вооружение. В таком виде он и был передан в конце лета 1941 г. на войсковые испытания в состав 3(F)/123, входившей в состав поредевшего 3-го Воздушного флота Люфтваффе. «державшего фронт» на побережье Ла-Манша. Мнение фронтовых пилотов в целом совпало с отзывами испытателей из Рехлина, поскольку все они отмечали великолепные скоростные характеристики новой машины, позволявшие ей появляться в любое время в небе над Британскими островами.

Однако характеристики управляемости попрежнему были неважными. К тому же прекрасно показавшие себя в ходе испытаний, дистанционные турели оказались не отработанными. Быстро выяснилось, что точное наведение пулеметов на цель достаточно легко реализуемое в лабораторных условиях, почти невозможно в реальном полете. Испытания выявили, что по мере приближения стволов к оптической оси прицела, наведенного на вражеский истребитель, управляющий сигнал, а вместе с ним и давление в гидросистеме уменьшались и установка, испытывавшая воздействие на стволы мощного набегающего потока, останавливалась не отрабатывая поворота на нужный угол. Как было установлено, недобор угла разворота составлял до 10°, а точный огонь оператор мог вести лишь в узком секторе +/"15°. Впрочем, оборонительное вооружение на «тройке» вскоре демонтировали, поставив вместо него пару фотокамер Rb50/30.

Любопытное заключение о новом Арадо составил заместитель командира 3(F)/123 гауптман Кнемейер: «…Скоростные характеристики превосходны и позволяют легко уходить от новых “Спитфайров" (имеются ввиду «Спитфайры MkV» – Прим. авт.) даже находящихся на одной высоте… Задние огневые точки конструктивно недоведены, но этот недостаток в значительной степени сглаживает ся высокой скоростью, оставляющей для атаки очень узкий сектор… Наиболее серьезным недостатком является плохая управляемость на скоростях менее 0,7 от максимальной… Самолет имеет склонность к рысканью по курсу и высоте, легко допускает несанкционированный крен, что особенно опасно при заходе на посадку. Работать с органами управления на этом этапе полета приходится строго дозированными движениями… На взлете этот недостаток проявляется не так заметно из-за повышенных оборотов моторов, но на разбеге требуется повышенное внимание т. к. имеется склонность к развороту… »

Тем временем был готов Ar240V-4, ставший прототипом для серии Аг240А первоначально предназначавшийся на роль пикировщика для замены Ju87. Помимо штатного стрелково-пушечного вооружения машина несла подфюзеляжные бомбодержатели ЕТС расчитанные на подвеску восьми 50-кг бомб и воздушный тормоз, увеличивший длину самолета до 13 м. Однако руководство министерства авиации своего мнения не изменило и самолет был переделан в разведчик. В результате вместе с бомбодержателями исчезли носовые 20-мм пушки и воздушный тормоз, однако дистанционно управляемые турели были сохранены. Важнейшим отличием «четверки» от «тройки» было крыло, которое хотя по размаху и форме внешне почти не изменилось, но было радикально переконструировано, получив профиль, близкий к ламинарному.

Несмотря на дальнейший рост полетной массы до 9460 кг, уже одно это увеличило максимальную скорость на высоте 6000 м до 630 км/ч. Кроме того самолет получил гермокабину с двойными стеклами, в которой пилот и оператор сидели спина к спине. Герметичность обеспечивалась надувными резиновыми шлангами, проложенными в местах стыковки отдельных панелей. К этому времени фирма «AGO флюгцойгверке» уже начала подготовку к серийному производству, обеспечив к декабрю 1942 г. задел для первой серии из 40 Аг240А. Однако плохие характеристики управляемости и успешное окончание работ по Ме210, заставили Технический департамент, отложить решение о начале серийного производства этой машины.

Тем временем, прекратившийся в октябре 1941 г. выпуск Bf 110 был в феврале 1942 г. возобновлен снова. Со сборочных линий сходили модификации Bf 110Е и F. Основным их отличием была силовая установка, «Эмили» комплектовались 1270- сильными моторами DB601N, а «Фридрихи» получили несколько более мощные DB601F, развивавшие 1350 л.с. Хотя на Bf 110Е немецким конструкторам массу боевой нагрузки удалось довести до рекордных 2000 кг (на подфюзеляжном держателе машина поднимала пару 1000-кг фугасок!), а на Bf 110F остановить фатальное падение скоростных данных, вызванное нарастанием полетного веса, и добиться даже увеличения максимальной скорости (правда, без внешних подвесок) до 575 км/ч на высоте 5600 м, машина (по убеждению большинства пилотов) уже не соответствовала требованиям времени.

Один из первых доработанных Ме210С с удлиненной хвостовой частью фюзеляжа и двигателями DB605B. Судя по бортовым кодам, самолет еще не передан в строевую часть. '

ФРОНТОВОЙ ДЕБЮТ И ДАЛЬНЕЙШЕЕ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ

Не желая снова рисковать, министерство авиации отправило летом 1942 г. Me210V-31 и V-36 в состав разведывательной группы FAGr122, действовавшей над Средиземноморьем. Оба самолета были направлены в звено, которое базировалось на острове Крит. Именно оттуда, с аэродрома Малеме, летчики-испытатели E-Stelle выполнили первые боевые вылеты на новых «Мессершмиттах». Несмотря на то, что разведывательное оборудование самолетов было более чем скромным (всего одна фотокамера Rb20/50 и обычный, хотя и высококачественный широкоформатный фотоаппарат «Пентакс», находившийся в распоряжении стрелка-радиста), главным в этих полетах были отнюдь не результаты разведки, а проверка возможностей новой боевой машины. И они были по достоинству оценены.

Достаточно сказать, что в течение двух месяцев оба самолета выполнили около 50 полетов над северной частью Египта, неоднократно появляясь над такими такими насыщенными средствами ПВО районами как Александрия, Каир, Суэц, собственно канал и дельта Нила. Необходимо отметить, что к этому времени англичане создали в этом районе сплошное радиолокационное поле, простиравшееся вдоль побережья. Однако только один раз, 5 июля, британским истребителям удалось перехватить Ме210.

В тот день в 12:20 по каналам оповещения системы ПВО было передано сообщение о приближении с севера к побережью неизвестного самолета. Вскоре он повернул к Абукиру и дислоцировавшейся в том районе 601-й эскадрильи был отдан приказ поднять истребители на перехват. В тот день дежурили скводрон-лидер Джон Бисди (на его счету было 9,5 побед, три поврежденных самолета и четыре вероятно сбитых) и флайт офицер Ник Маллой. Сигнал на вылет пришел 12:34 и спустя две минуты пара "Спитфайров"А/В, поднимая пропеллерами песчанные вихри, оторвалась от полосы.

Позднее Джон Бисди вспоминал: «То что это немцы – мы не сомневались, а потому я заранее приказал ведомому проверить оружие. Связь работала превосходно, офицер осуществлявший наведение великолепно знал свое дело выводя нас прямо в хвост "гансу". Вскоре я уже мог наблюдать впереди и выше себя двухмоторный самолет. Но тут мой ведомый передел по радио, что его радиатор "сдал". Я оглянулся, "спит" Ника оставляя сзади тонкий белый шлеф и все больше отставал. Жара и песок вкупе с совершенно дикими условиями пустыни быстро приканчивали даже цельнометаллические самолеты. Ничего не оставалось как отдать приказ Нику (для которого это был первый боевой вылет в звании офицера – Прим.авт.) идти на посадку.

Взглянув вперед, я заметил, что немец начал плавный разворот. Это было мне на руку. Продолжая набирать высоту я вскоре был уже на одном уровне с ним, находясь на 25.000 футах (7575 м – Прим. авт.), но держался на некотором удалении…

Наконец, солнце оказалось за моей спиной. Я снова дал газ и, набрав еще с пол-тысячи футов (около 150 м – Прим. авт.), пошел в атаку. Дистанция начала быстро сокращаться. вражеский самолет стремительно разрастался в прицеле, но его силуэт был мне незнаком. Однако судя по всему его экипаж меня не замечал. С дистанции 250 м я открыл огонь. Видимо, в последний момент меня заметили, и двухмоторник резко накренился. Откуда-то из середины фюзеляжа заработал пулемет и я буквально всем телом ощутил удары пуль по моей машине. "Проклятье, в меня попали! В то же время, большая часть моих пуль и снарядов прошла мимо, но два все же попали в левую консоль вражеского самолета рядом с двигателем, а один в фюзеляж…"

Me210V-3l и V-36, направленные для прохождения войсковых испытаний в состав FAGrl22, в полете над Средиземным морем. Лето 1942 г.

Ме210 из состава Versuchsstaffel 210 на авиабазе Соистербург (Голландия), где в это время находилась V/KG2, которая только недавно получила Do217.

Проскочив вперед я тут же начал разворот, надеясь добить противника, но изменившийся звук работы мотора заставил бросить взгляд на приборы. Так и есть! Судя по всему повреждены водяной и маслянный радиаторы, так как температура двигателя стремительно росла, а давление масла упало до нуля. Продолжать преследование было не только бессмыслено, но и опасно, а потому я перевел двигатель на малый газ и направился со снижением к своему аэродрому. Уже после посадки осматривая мой истребитель механики помимо развороченных радиаторов нашли три крупнокалиберные пули, которые застряли в перебитой ленте подачи патронов к правой 20-мм пушке. Так что даже зайди я ему снова в хвост, попасть бы в цель вряд-ли удалось…»

Тем временем в Гемании была сформирована специальная испытательная эскадрилья 210 (Versuchsstaffel 210), в которую вошли летчики-испытатели из исследовательского центра Люфтваффе в Рехлине и с фирмы «Мессершмитг AG». Проводившиеся в течении июня и июля интенсивные испытания и тренировочные полеты, позволили установить, что в целом большая часть недостатков устранена и в середине июля для проведения войсковых испытаний и выработки тактики боевого применения, эскадрилью располагавшую девятью Ме210 перебросили в центральную Голландию на авиабазу Соистербург. В течении недели пилоты изучали обстановку, а затем приступили к выполнению заданий.

В английской литературе широко распространено мнение о провальном начале боевой карьеры Ме210, но в действительности это не более чем миф, порожденный британской пропагандой «в отместку» за откровенные неудачи, выпавшие на долю «Москито»-бомбардировщиков, которые начали свой боевой путь несколько ранее. Так, в первом же вылете в ночь на 31 мая 1942 г. из двух отправившихся на задание самолетов 105-й эскадрильи один был сбит. Второй «Мосси» англичане потеряли от огня зенитной артиллерии на следующую ночь, а в целом за июнь статистика была удручающе грустной: в среднем одна потеря приходилась всего на девять вылетов. Не намного лучшими были июль и август, конца в дневных вылетах «Москито» были основательно потрепаны «фоккерами». В тоже время экипажи «двестидесятых» в течении почти целого месяца появлялись над Великобританией в дневное время(!), атакуя любые цели, находившиеся в пределах досягаемости, после чего, пользуясь высокой скоростью успевали исчезнуть до появления английских перехватчиков.

Однако успехи не могли продолжаться бесконечно, 13 августа тройка «Мессершмиттов» не смогла оторваться над районом Ярмута от новейших «Тайфунов»IВ из состава 266- й эскадрильи, и англичане не упустили свой шанс, расстреляв машину лейтенанта Менгера (сер. №21184, код VN+AV), который погиб. Его стрелку-радисту унтер-офицеру Рудольфу повезло больше – он попал в плен. Следующий самолет был сбит «Спитфайрами»VВ из состава 610-й эскадрильи 5 сентября над Четэмом, а на следующий день не вернулись сразу две машины, включая самолет командира эскадрильи обер-лейтенанта Вильгельма Маурера (сер.№21321, код 2Н+НА), который вместе со своим стрелком-радистом фельдфебелем Йонсоном попал в плен. Второй экипаж погиб. После войны стало известно, что уже на отходе в районе Йоркшира их настигла тройка «Тайфунов»1В из состава 1-й эскадрильи. Правда, на этот раз англичанам не удалось легко отделаться: один из истребителей нарвался на точный огонь дистанционной установки и был сбит. Остальные экипажи продолжали выполнять боевые вылеты до середины октября, после чего были отозваны обратно в Рехлин. К этому времени в составе эскадрильи уцелело пять

машин. Пока велись войсковые испытания, конструкторы получили задание модифицировать доработанный Ме210 под более мощные двигатели, с целью получения более высоких характеристик, поскольку максимальная скорость в 564 км/ч на высоте 5400 м уже не считалась в середине 1942 г. приемлемой для современного истребителя-бомбардировщика. В качестве первоочередной меры разработчики предложили воспользоваться системой GM1, прекрасно зарекомендовавшей себя на истребителях Bf 109F-2/Z, F-4/z и G-1. Ее установка не представляла затруднений, но вела к возрастанию максимальной взлетной массы еще примерно на 350 – 400 кг, что было в общем нежелательно. К тому же, из-за плотной компоновки самолета дополнительное оборудование было просто негде разместить без риска нарушить с таким трудом достигнутый компромисс. И потому внимание конструкторов сосредоточилось на новых двигателях.

Первым из них был DB605B развивавший на взлете 1475 л.с. Помимо большей мощности и высотности чем была у DB601F, он обладал еще одним значительным достоинством, заключавшемся в одинаковых габаритах с предшественником. Это позволяло не мудрствуя лукаво посадить его на те же моторамы, прикрыв уже имеющимися капотами. Уже в начале октября 1942 г. от полосы заводского аэродрома в Аугсбурге оторвался Ме210А-0 (сер. №21105, код PN+PD) оснащенный DB605B. По существу это был прототип серийного варианта С-1, но с доработанной по образцу V-17 хвостовой частью. Помимо более мощных двигателей, самолет нес три фотокамеры: две Rb75/50 и одну Rb20/50. Переброшенная спустя неделю в Рехлин, машина показала великолепные летные данные, разогнавшись на высоте 6500 м до 619 км/ч! Поскольку, к этому времени в разведывательной авиации наметился определенный кризис с современной матчастью, то немедленно последовало указание Министерства авиации дорабатывать находящиеся на хранении в любом виде самолеты по стандарту Ме21 ОС-1, и уже в конце ноября первые машины этого типа отправили в состав штабной эскадрильи FAGr122 и 2(F)/122, базировавшихся на острове Сардиния.

В качестве ударного варианта был выбран истребитель-пикировщик Ме210С-2, сохранивший тормозные решетки и автомат пикирования и систему наружные бомбодержатели апробированные на Ме210А-2. Хотя из-за увеличившейся мощности двигателей и массы конструкции самолет даже с задросселированными двигателями и выпущенными тормозными решетками довольно быстро разгонялся (при угле пикирования 70° его скорость составляла около 700 км/ч), летчики-испытатели из Исследовательского центра ВВС и испытательного полигона авиационного вооружения в Тарневице сочли, что новый самолет вполне сможет достаточно точно бомбить и при менее крутых углов пикирования.

В заключении этой главы хотелось бы отметить, что практически во всех зарубежных и немногочисленных отечественных работах, посвященным эволюции немецких тяжелых истребителей времен Второй Мировой войны заметна изрядная путаница с обозначением доработанных «двестидесятых» («длиннохвостых»). Как правило все они обозначаются, в зависимости от назначения, как Ме210А-1 или А-2. Исключение составляют лишь самолеты, выпускавшиеся в Венгрии на «Дунайском авиационном заводе», получившие обозначение Ме210Са-1. При этом большинство авторов упускают из виду тот факт, что и те и другие дорабатывались перед запуском в серийное производство по одному и тому же образцу (Me210V-17) и имели одну и ту же силовую установку – DB605B, которая до закрытия производства первых «двестидесятых» весной 1942 г., в основном и определяла отличие модификации Ме210С от Ме210А, имевшего как мы помним менее мощные DB601F.

Замечу, что в другом подобном случае, произошедшем годом ранее (весной 1941 г.) когда до стандарта Bf 109F-2 были экстренно доработаны Bf109F-11 последние с полным правом получили обозначение следующей модификации, хотя на своих регистрационных заводских табличках несли предыдущее обозначение. По этой причине в данной работе автор решил обозначить Ме210 с двигателями DB605B зарезервированной для них КБ Вилли Мессершмитта модификацией «С».

Ме210 из состава Versuchsstaffel 210 в полете.

МE 210 ВНУТРИ И СНАРУЖИ

Самолет представлял собой двухмоторный двухместный моноплан цельнометаллической конструкции с работающей обшивкой, низкорасположенным крылом и трехстоечным убирающимся шасси с хвостовым колесом.

Крыло имело трапецевидную в плане форму с закругленными законцовками и состояло из центроплана и двух отъемных консолей. Основой конструкции крыла были главный и вспомогательный лонжероны. Главный лонжерон двутаврового сечения состоял из плоской стенки и полок, образованных уголковыми профилями. Лонжероны центроплана проходили через фюзеляж и крепились к конструкции последнего с помощью внешнего угольника. Позади главного лонжерона находился вспомогательный, к которому подвешивались элероны и закрылки. Нервюры штампованные. Продольный набор состоял из П-образных стрингеров. Обшивка, воспринимающая все нагрузки имела потайную клепку. Консоли стыковались с центропланом при помощи верти кальных болтов, соединявших главный лонжерон с лонжероном центроплана, и шаровых узлов типа Юнкере, связывавших жесткие работающие носки консолей и центроплана.

Крыло имело автоматические предкрылки и разрезные закрылки. На нижних поверхностях консолей, где устанавливались жидкостные (гликолевые) радиаторы, закрылки одновременно служили и створками радиаторов. Щелевые элероны имели аэродинамическую и весовую балансировку, и снабжались триммерами. Для ограничения скорости пикирования самолета на верхних и нижних поверхностях консолей устанавливались тормозные решетки. Конструктивно они выполнялись из профилей уголкового сечения и в убранном положении укладываются заподлицо с поверхностью крыла. Управление тормозными решетками гидравлическое с механической системой дублирования.

Фюзеляж полумонококовой конструкции имел в передней части утолщенную форму, значительно сужающуюся к хвосту. Хвостовая часть состояла из двух половин, стыкующихся в плоскости симметрии самолета. Каждая из них собиралась на отдельном стапеле. Хвостовое оперение однокилевое с нерегулируем ым стабилизатором.

Основные стойки убирались назад с поворотом колеса на 90°. В убранном положении колесо находилось в мотогондоле за главным лонжероном крыла. Хвостовое колесо после уборки в фюзеляж закрывалось створками.

Силовая установка состояла из двух V-образных перевернутого типа 12-цилиндровых двигателей жидкостного охлаждения «Даймлер-Бенц» DB605B-1. Степень сжатия в левой группе циллиндров составляет 7,3, а в правой – 7,5. Моторы оснащались системой прямого впрыска топлива в цилиндры фирмы «Бош». Мощность на взлетном режиме при 2800 об/мин и давлении наддува 1,42 атм. составляла 1475 л.с., а максимальная на высоте 5700 м при том же давлении наддува и том же числе оборотов – 1355 л.с. Редукция двигателя составляла 0,534:1. Двигатель работал на бензине с октановым числом 87 (по немецкой шкале) марки «В4».

1* Вместо часто заклинивавшей из-за перегрева 20-мм автоматической пушки MG/FF на истребителях была смонтирована более мощная и надежная 15-мм арт* система -Маузер MG151/15, а конструкция хвостового оперения была усилена.

Доработанный Mc210V-31 с моторами DB601F, переданный для проведения войсковых испытаний в состав FAGrl22. Остров Крит, аэродром Малеме, июнь – июль 1942 г.

Доработанный Ме210А-2 с моторами DB601F из состава Versuchsstaffel 210. Голландия, авиабаза Соистербург, август – сентябрь 1942 г.

Ме210С-2 с моторами DB605B из состава 1II/ZG1. Северная Африка, Тунис, аэродром Джндейда, зима 194Z – 1943 г.г.

Ме210С-2 с моторами DB605B из состава 10/ZG26. Остров Сннилия, авиабаза Катания, февраль – март Г943 г.

Ме2ЮС-1 с моторами DB605B из состава 2 (F)/122. Северная Африка, аэродром Чинези, март – апрель 1943 г.

Горючее размещалось в шести протектированных мягких бензобаках. Два из них емкостью по 180 л находились в консолях, а остальные четыре (два по 445 л. и два по 635 л.) – в центроплане. Маслобаки по 68 л. устанавливались в мотогондолах позади моторов за бронеплитами. Маслорадиаторы монтировались в туннелях под капотами двигателей.

Жидкостные радиаторы находились на нижних поверхностях консолей и имели регулируемые створки выходных частей, выполненные из броневой стали. При закрытых створках радиатора внешняя поверхность верхней створки являлась как-бы продолжением поверхности крыла, а нижняя поверхность нижней створки – продолжением обводов туннеля радиатора. При увеличении оборотов двигателей верхняя створка радиатора автоматически отклоняется вверх, а нижняя – вниз. При уменьшении оборотов, движение створок пропорционально уменьшает проходное сечение радиатора, при полном выключении двигателя, обе створки опущены вниз и работают как закрылки. В случае повреждения системы охлаждения любого из двигателей, пилот имел возможность перекрыть охлаждающий контур и в течении пяти минут поддерживать номинальную мощность. Помимо охлаждения двигателей, радиаторы также прогревали кабину экипажа.

Наступательное стрелково-пушечное вооружение Ме210 состояло из двух пулеметов MG17 калибра 7,92 мм с боезапасом по 1000 патронов на каждый и двух автоматических пушек MG151 калибра 20 мм с боезапасом в 325 снарядов на ствол. Оружие располагалось под полом кабины экипажа и имело электрическое управление огнем, которое было сосредоточено у пилота. Два пулемета MG131 калибра 13,1 мм с боезапасом по 500 патронов, были смонтированы в двух дистанционных установках FDL131, расположенных по бортам фюзеляжа сразу за задней кромкой крыла. Управление установками электромеханическое, дистанционное, осуществлялось с помощью двух рычагов с места стрелка-радиста. Для стрельбы в вертикальной плоскости установки поворачивались вместе с пулеметами, отклоняемые с помощью сервоприводов асинхронным 1,5-сильным электродвигателем (7000 об/мин). В горизонтальной плоскости отклоняются только пулеметы, для чего в обтекателях имеются прорези. Углы обстрела: в вертикальной плоскости +/- 65°, в горизонтальной плоскости: правый пулемет влево – 10°, вправо – 40°; левый пулемет влево – 40°, вправо – 10°.

В систему электроуправления стрельбой был включен прерыватель, исключавший возможность прострела хвостового оперения. Прицелы рефлекторные: у пилота первоначально стоял Stuvi 5В, но он был не очень удобен при использовании в качестве стрелкового и потому основная масса самолетов получила доработанный Revi12D. У стрелка-радиста были установлены два Revi25B (по одному на каждый пулемет).

Нормальная бомбовая нагрузка составляла 1000 кг и размещалась в отсеке. Возможны следующие варианты загрузки: восемь бомб по 50 кг, две по 250 кг, две по 500 кг или одна массой в 1000 кг. Возможен был и смешенный вариант подвески. Например, четыре бомбы по 50 кг и одна 250-кг. На четырех подкрыльевых бомбодержателях можно подвесить четыре 50-кг бомбы или две по 250 кг.

При бомбометании с пикирования пилот имел возможность сбросить груз сразу как с внешних бомбодержателей, так и находящийся в бомбоотсеке. В зависимости от характера цели, обстановки и погоды пилот мог сбросить бомбы залпом все сразу, серией или в выбранной последовательности.

Система бронирования Ме210 оценивалась как достаточно надежная и впоследствии почти без изменений была использована на Ме410. Пилота защищал от обстрела 5-мм бронечашка сиденья, 8-мм бронеспинка и 12- мм заголовник, прилегавший верхней своей частью к каркасу фонаря кабины. За бронеспинкой была установлена 22-мм дюралевая плита, набранная из пластин толщиной 0,9 мм, снижавшая скорость снарядов и успешно«державшая» пули и крупные осколки. Для защиты от обстрела спереди самолет имел 12- мм бронеплиту, установленную перед панелью приборов и 57-мм лобовое бронестекло в козырьке кабины. Стрелка-радиста от обстрела сзади защитили 9-мм бронеплитой, закрывавшей все сечение фюзеляжа. Бронестекло толщиной 64 мм прикрывало его сзади-сверху. Снизу экипаж защищала 10-мм бронеплита, образовывавшая пол кабины. Двигатели и находящиеся впереди расширительные бачки системы охлаждения были защищены 5-мм броне шпангоутами, имевшими диаметр 670 мм. Прямоугольные 5-мм бронеплиты частично закрывали картеры двигателей сверху. Для защиты мотора сзади, а также защиты трубопроводов охлаждающей системы, идущих к подкрыльевым радиаторам, установлены 5- мм бронеплиты. Сами радиаторы были заключены в 5-мм бронекороба и имеют броневые заслонки в выходной части туннеля. Общая масса брони превышала 400 кг.

Приборное оборудование позволяло осуществлять самолетовождение в любое время суток и вне видимости земли. Радиостанции FuG10 и FuG 16 обеспечивали связь с командным пунктом и между самолетами, контроль работы последней осуществлял радист. Последняя из них к тому же служила в качестве автоматического ответчика системы госопознавания. На самолете был установлен автопилот «Аскания» и система слепой посадки EBL1. Экипаж общался в полете с помощью СПУ. Кислородное оборудование включало два индивидуальных дыхательных прибора фирмы «Дрегер и Хоэнатмер» и шесть кислородных баллонов, расположенных по три в каждой консоли.

ТУНИССКИЙ ПЯТАЧОК

Значительный производственный задел на заводе в Регенсбурге позволил достаточно энергично начать развертывание производства Ме210, и в конце ноября – начале декабря 1942 г помимо штаба FAGr122 и разведывательной эскадрильи 2(F)/122 «двестидесятые» начали поступать на вооружение III/ZG1, базировавшихся на Сицилии. Уже первые боевые вылеты новых «разрушителей» (действовавших, впрочем, пока только в роли «следопытов»), показали, что аугсбургское КБ Вилли Мессермитта в который раз преподнесло союзникам очередной сюрприз.

Достаточно сказать, что у еще многочисленных в Северной Африке английских “Харрикейнов» вообще не было шансов догнать эти машины. Не на много лучшими были они и у тех, кто пилотировал «Спитфайры» VB/C оснащенные массивными противопылевыми фильтрами -Воке», съедавшими до 35-40 км/ч из «паспортных» 590 км/ч. Заметим, что более скоростных «девяток» в небе Северной Африки тогда еще не было. Почти невозможно было догнать Ме210 и на получаемом по каналам ленд-лиза Р-40, лучшие модификации которого к этому времени еще не могли пересечь отметку в 600 км/ч. Несколько предпочтительнее было положение пилотов сидевших за штурвалами английских «Москито», а также американских «Лайтнингов» и «Мустангов», но и они не могли похвастать большими успехами.

Вместе с тем необходимо признать, что в большинстве еще сохранившихся эскадр тяжелых истребителей (ZerstorerGeschwader) летный состав откровенно скептически относился к Ме210, поскольку «слава» о его управляемости и устойчивости уже разошлась по всем соединениям тяжелых истребителей. В отношении результатов войсковых испытаний на побережье Ла-Манша высказывалось откровенное недоверие, подкрепляемое многочисленными нареканиями в отношении стареющего «ветерана» Bf110.

Тем временем положение вооруженных сил стран «Оси» в Северной Африке быстро ухудшалось. 8 ноября во Французском Марокко и Алжире высадились англо-американские войска под командованием генерала Д.Эйзенхауэра, начавшие стремительное продвижение на восток, навстречу 8-й английской армии генерала Монгомери, которая, наступая через Западную пустыню, теснила на запад потрепанную танковую армию фельдмаршала Роммеля. Реакция фюрера и Верховного главнокомандования (ОКВ) была практически мгновенной, так как фактически переброска немецких войск и авиации началась в день прихода известия о высадке. Уже 9 ноября в аэропорту города Туниса находящегося под контролем французов приземлились более 100 немецких боевых самолетов. На следующий день прибыло еще 150 транспортных Ju52, а также итальянские истребители. 12 ноября в Бизерту, оставленную французами, под конвоем итальянских кораблей прибыли транспорты доставившие тяжелую боевую технику.

Однако союзное командование тоже не дремало: 11 ноября английские войска, входившие в восточную оперативную группу захватили находящийся под французским контролем порт Бужи. На следующий день в гавани Бон с двух эсминцев был высажен британский батальон «коммандос», а 16 ноября английские парашютисты попытались перерезать внутренние автомобильную и железнодорожную магистрали, идущие через горы к Тунису. По образному выражению Роммеля, «на этот раз "англосаксы" проявили гораздо больше прыти, нежели от них можно было ожидать исходя из прошлого опыта…»

Поскольку переброска сухопутных войск в Тунис происходила относительно медленно (сказывалась близость мальтийских авиабаз, на которых базировались довольно значительные силы британской ударной авиации), немецким ответом на эти действия стали массированные удары бомбардировочной авиации Люфтваффе. В самом Тунисе также была сосредоточенна достаточно сильная немецкая авиационная группировка (см. таб. на с.30). Вторым эшелоном этих сил являлись базировавшиеся на Сицилии III/ZG26, вместе с 10-й эскадрильей 26-й эскадры, оснащенные Bf 110E/F, и III/ZG1, которые только недавно начали получать новейшие Ме210С-2 с двигателями DB605B. Дебют экипажей последней на новых самолетах состоялся 1 декабря, когда шестерка Ме210 вместе с 23 FW190А из состава III/ZG2 приняли участие в разгроме 1-й американской бронетанковой дивизии, выдвигавшейся на помощь англичанам, попавшим под контрудар немецкой 10-й танковой дивизии.

На практически лишенной естественных укрытий местности танки, бронемашины и грузовики оказались легкой добычей для немецких самолетов, начавших почти непрерывную охоту за любыми движущимися средствами и группами пехотинцев. Действовавшие на этом направлении несколько английских истребительных эскадрилий встретились с очень сильным противодействием со стороны закаленных пилотов грозной II/JG51. Одна только 93-я эскадрилья в результате двух встреч с питомцами покойного Вернера Мельдерса не досчиталась семи «Спитфайров» и пяти пилотов! Попытки ограничить активность немецкой авиации налетами тяжелых и средних бомбардировщиков на аэродромы базирования Люфтваффе не увенчались успехом, Надежды на то. что удасться быстро отремонтировать только что захваченный американскими танкистами аэродром в Меджес- эль-Бабе увяли в тот же день, поскольку в результате ожесточенного боя он был полностью выведен из строя, а приступившие к его восстановлению части аэродромного обслуживания понесли тяжелые потери в результате налетов все тех же Ме210С и Ju87D из состава II/StG3. Одновременно с бомбо-штурмовыми ударами немецкие экипажи производили минирование, сбрасывая бомбы оснащенные взрывателями с замедлением до 48 часов. Впрочем, даже это оказалось излишним, поскольку спустя двое суток авиабаза была вновь захвачена немецкими войсками.

Ме210С из состава III/ZG1 прибывают в Тунис на аэродром Аикка. Январь 1943 г.

Ме210С из состава III/ZG1 на Сицилии. Осень 1942 г.

Обратите внимание: самолеты еще несут заводские бортовые коды, к рассматриваемому периоду, эскадра ZG1 имела бортовой код «2N».

Ме210С из состава 111/ZG1 на аэродроме Рапани.

Группировка Люфтваффе в Тунисе (но состоянию на конец ноября 1942 г.)

Часть			Тип самолета			База
Штаб JG53	Bf109G	Бизерте
I/JG53	Bf 109G	Матер
5/JG53	Bf 109G	Табес
III/JG53	Bf109G	Матер
II/JG51	Bf109G	Ла Себала
II/JG2	FW190A	Тиндия Саут
III/ZG2	FW190A	Сиди Ахмед
5/SG1	FW190A	Эль Эуина
8/SG2	Hs129B	Эль Эуина
II/StG3	Ju87D	Ла Себала
2/(Н) 14	Bf 109G	Ла Себала

Надежд организовать «воздушный зонтик» над союзными войсками не было никаких, поскольку за две недели союзники прошли свыше 900 км. а их ближайшие передовые аэродромы находились более чем в 250 км от линии боевого соприкосновения, а все,необходимое снабжение (включая горючее и боеприпасы) приходилось перебрасывать на автомашинах на расстояние свыше 500 км по раскисшим от частых дождей дорогам, которые также подвергались сильным ударам с воздуха.

3 декабря экипажи «двестидесятых» сосредоточили свои усилия на позициях английских парашютистов в районе Оудна. В результате нескольких налетов не слишком крупных групп немецких самолетов (пикировщики Ju87D сделали 36 боевых вылетов.

Ме210С – 14 и Hs129B – 11) британцы потеряли половину личного состава (264 человека из 460), а затем были сбиты с занимаемых рубежей подошедшими «панцергренадерами». В тот же день генерал Д.Эйзенхауэр докладывал Объединенному штабу: «Мы вышли за пределы возможностей обеспечения авиационной поддержки наземным войскам в беспорядочной гонке за Тунис».

По всей видимости, первый воздушный бой экипажам новых «мессеров» пришлось провести 4 декабря, когда четверка «Лайтнингов» из состава 48-й истребительной эскадрильи отправилась на разведку в район Файда, где предполагалась концентрация немецких танков и мотопехоты. Осматривая расстилавшиеся внизу местность, «янки» были неудачно атакованы четверкой Ме210С из состава III/ZG1: в последний момент пара американцев заметила «Гансов» и передала предупреждение. Завязавшийцся бой не принес успеха ни одной стороне, хотя по возвращении капитаны Уоллс и Бинг, заявили о том, что сбили по одному самолету.

Тем времененем, несколько Ме210С-2 получила 10/ZG26, которая, правда сохранила свои потрепанные Bf 110. Как бы там ни- было, но именно на ее долю выпал первый успех. 11 декабря один из Ме210, наткнулся над морем на британский «Балтимор» из состава 69-й эскадрильи. Экипаж «томми» состоял, по-видимому, из «стрелянных воробьев». и смог довольно долго отбивать атаки немецкого истребителя, отчаянно пытаясь дотянуть до берега на изрешеченной машине. И это им удалось – когда остановились оба двигателя, сквозь рваные дыры обшивки консолей виднелся мыс Бон…

Пока происходили все эти события, численность германо-итальянских сил (5-я танковая армия> в Тунисе возглавляемых генерал-полковником фон Арнимом продолжала возростать. и к началу декабря они насчитывали две немецкие танковые, одну моторизованную и две пехотные дивизии, а также три итальянских пехотных дивизии, общей численностью около 100 тыс. человек. Понимая, что время работает против него, 25 декабря фон Арним нанес сильный удар по позициям французов, оборонявших проходы Восточного отрога Тунисского горного хребта.

Плохая погода хотя и затруднила действия авиации (вылеты совершались мелкими группами по три – четыре машины), но зато почти исключила противодействие союзных истребителей. Вылетавшие на поддержку сухопутных войск пилоты Ме210 по возвращении постоянно докладывали, что «противника в небе не видели». И действительно, количество воздушных боев, произошедших в течении первой недели немецкого наступления, можно пересчитать буквально по пальцам, в то же время только экипажи «двестидесятых» выполнили за это время около полутысячи боевых вылетов! Это самым благоприятным образом сказалось на результатах операции: благодаря эффективной авиационной поддержке, немцы легко захватили два прохода из пяти, а спустя две недели – еще один у города Файд. Лишь своевременная переброска резервов из числа американских и английских соединений позволила союзникам сохранить целостность фронта.

Пока «мессеры» III/ZG1 громили наземные цели, расчищая путь танкам и пехоте Вермахта, экипажи 10/ZG26 продолжали прикрывать воздушные перевозки, проводимые с помощью транспортных самолетов Ju52 и морские конвои. Впрочем, если первые довольно долго производились почти беспрепятственно, то вторые для союзных ВВС являлись вполне привычными объектами атак. К тому же возрастание численности англо-американской авиации позволило значительно усилить наряд выделяемых для этого сил. Например, 22 января 1943 г. для удара по конвою направлявшемуся в Тунис «янки» отправили пятерку В-26 из состава 319-й бомбардировочной группы, которую сопровождала почти в полном составе 14-я американская истребительная группа, поднявшая около 40 «Лайтнингов», часть из которых, правда, несла бомбы!

Для прикрывавших корабли пары «охотников» и четверки Bf109G из состава 7/JG53 это было настоящее испытание. Конвой уже находился на подходах к мысу Бон, когда над судами начался ожесточенный воздушный бой. Пилотам «стодевятых» пришлось туго: на свой аэродром не вернулся лейтенант М.Страуш. Впрочем, за его гибель американцы заплатили тремя сбитыми Р-38 и еще четырьмя разбившимися при возвращении. Пара «двестидесятых» тоже смогла отличиться: прорвавшись сквозь истребительный заслон она атаковала «Мародеров», один из которых был сбит сразу, а экипаж второго смог дотянуть до побережья.

29 января экипажи Ме210 из состава 10/ZG26 вновь встретились с «Мародерами» из 319-й бомбардировочной группы. Последним на этот раз удалось повредить близкими разрывами бомб два транспорта, а пилоты «Лайтнингов» 1-й истребительной группы заявили об уничтожении трех немецких самолетов (включая один Ме210) и такого же количества итальянских. Любопытно, что ни одна из этих заявок не подтверждается данными противоположной стороны. Впрочем, прикрывавшим корабли истребителям похвастаться тоже было почти не чем – один сбитый В-26 погоды явно не делал.

Значительные возможности Ме210 продемонстрировали 1 февраля экипажи из состава 10/ZG26, пара которых, возвращаясь после сопровождения очередной группы транспортных Ju52, смогла смогла «снять» над Бизертой разведывательный «ЛайтнингF-4 из состава 3-й фоторазведывательной группы. Видимо, то, что в это время происходило в самой Бизерте и вокруг нее было настолько интересно, что американское командование послало еще одного «следопыта» «той же породы», который на этот раз стал добычей лейтенанта Шисса из состава штабного «штаффеля» JG53.

Наконец, 8 февраля пара «Спитфайров» из состава 145-й эскадрильи ведомая флайт лейтенантом Тэйлором подловила над районом Мисурата-Триполи Ме210С-1 из состава 2(F)/122, который пилотировал унтер-офицер Курт Шульц. Подобравшись со стороны солнца, ведущий с дистанции около 250 м открыл огонь, и три 20-мм снаряда угодили в правый двигатель «Мессершмитта». Хотя после короткой очереди одна из двух крыльевых пушек на английском истребителе отказала, «томми» сократил дистанцию и вновь открыл огонь. Получив новую порцию пуль и снарядов «мессер» перешел в пике, но затем все же пилот выровнял тяжело поврежденный самолет и произвел посадку на фюзеляж.

К этому времени отступавшая из Египта потрепанная танковая армия «Африка» под командованием легендарного «лиса пустыни» Эрвина Роммеля отошла к укреплениям линии Марет, соединившись с 5-й танковой армией фон Арнима. Однако в обороне эта объединенная группировка стран «Оси»» находилась недолго и уже 14 февраля немецкие танки с мотопехотой, поддержанные почти 400 самолетами Люфтваффе, атаковали американские позиции у Гафса и Файда. Не готовые к такому исходу событий части 2-го американского корпуса были смяты и в беспорядке начали отступать. Уже к исходу следующего дня это соединение, потеряв только пленными около 2800 человек личного состава, 94 танка, 26 САУ, около 60 бронетранспортеров и 130 грузовиков, перестало существовать как организованная сила.

Несмотря на быструю переброску в Северную Африку значительных воинских контингентов, сил попрежнему остро не хватало и прибывающие на ТВД самолеты часто шли в бой с заводскими бортовыми колами. Например, этот загружаемый двумя 500-кг бомбами Ме210С-2 (сер. jV9210092) из состава Ш/ZGl несет заводское обозначение GT+VJ. Позже машина получит код (2N+JT).

Надо сказать, что значительная часть тяжелой техники уничтожалась авиацией на марше и при развертывании. При этом, как оказалось, низкая облачность, серьезно ограничившая возможность нанесения ударов с пикирования, на самом деле мало влияет на точность ударов. Участвовавший в боевых действиях в Тунисе лейтенант Генрих Швайгер вспоминал: «Как пикирующий бомбардировщик Ме210 был очень серьезной машиной, но зимой 1943 г. погода была очень плохой. Нижняя кромка облачности редко поднималась выше 500 м, а в этих условиях бомбить с пикирования было невозможно. Вдобавок нам приходилось действовать не против кораблей, а по танкам и грузовикам. Поэтому мы вскоре приспособились бомбить на бреющем с помощью стрелкового прицела Revi. Выйдя на высоту не более 50 м, надо было только очень точно выдержать направление и, как только цель задевала нижнюю часть дуги круга обозначавшего дистанцию 200 м, следовало производить сброс бомб.

Конечно далеко не все они попадали точно в цель, но возможность подвесить дюжину SC50, позволяла все же наносить довольно существенный ущерб транспортным средствам и танковым подразделениям противника.

Поддерживая наши войска в ходе Кассеринской операции мы не раз вылетали для ударов по наземным целям. Помню, как в одном из вылетов мои бомбы легли рядом с колонной грузовиков, один из которых взорвался. Нас тряхнуло так, что я едва удержал машину, так что самолет едва не зацепил винтами за землю. Когда мы вернулись, при осмотре обнаружилось, что вся хвостовая часть нашего “Мессершмитта" буквально изрешечена осколками. Если бы в бомбоотсеке были подвешены SC250, мы бы просто разбились. Поэтому бомбы более крупного калибра использовались довольно редко…»

17 февраля при непосредственном участии экипажей из состава III/ZG1, совершивших к Кассеринскому проходу свыше сотни боевых вылетов, были взломаны позиции американцев у этого пункта, и немецкие бронетанковые клешни сомкнулись. Создалась реальная угроза расчленения фронта союзников в Тунисе, прорыва группировки противника к морю и оттеснения части англо-американских сил к побережью, что привело бы к ситуации, напоминавшей события под Дюнкерком в мае 1940 г.

Союзная авиация по прежнему была почти бессильна, к тому же часть аэродромов находившихся в полосе немецких ударов пришлось спешно эвакуировать, уничтожая с огромным трудом доставленные запасы горючего и боеприпасов. В результате, как позже писал в своей книге «Тяжелое испытание» очевидец тех событий полковник Чарлз МакДональд «несмотря на отвратительную погоду, Люфтваффе господствовали в небе… За весь день только один раз появились американские истребители, и то очень скоро исчезли. Это был типичный пример отсутствия взаимодействия между войсками, сражавшимися на земле и теми, кто воевал в воздухе… Тактическая задача – поддержка своих наземных войск – не вызывала особого энтузиазма…»

Несмотря на царившую у союзников неразбериху, усиление интенсивности боевых действий неизбежно вызвало увеличение потерь, но они по-прежнему были очень низкими и не шли ни в какое сравнение с уроном, который несли части оснащенные Bf110, и, особенно, Ju87. Так, 21 февраля III/ZG1 потеряла самолет пилотируемый унтер-офицером Освальдом Вавровицем. Заходящий на посадку «Мессершмитг» был атакован на малой высоте над Сицилией 15 Р-38 из состава 97-й эскадрильи 82-й истребительной группы. Вместе с горящим «мессером» на склоны сицилийских гор рухнула «молния» лейтенанта Джека Уошборна. который погиб, разделив судьбу Освальда Вавровица, Сбившему американский истребитель стрелку посчастливилось уцелеть. Еще один Ме210 (сер.№210036, код 2N+GS) группа потеряла на следующий день. Отправленный на доразведку цели в районе Тебессы самолет атаковали четыре «Лайтнинга», и в завязавшемся бою он был сбит, а его экипаж в составе оберлейтенанта Гейнца Редлиха и фельдфебеля Фридриха Гамбургера погиб.

Ме210С из состава 7/ZG1 идут на цель. Тунис, январь – февраль 1943 г.

Подвеска на Ме210С-2 с помощью талей пары 250-кг фугасных авиабомб SC250.

Между тем. день 22 февраля оказался решающим. Не сумев накануне сбить с позиций у Талы остатки английских пехотных подразделений, усиленных несколькими уцелевшими танками, немцы начали перегруппировку. Однако подтянутые ночью четыре гаубичных дивизиона 9-й американской дивизии утром открыли сильный огонь, а вскоре немецкие части были атакованы истребителями-бомбардировщиками. Предположив, что это прелюдия к контрудару, немецкое командование отдало приказ начать в ночь на 24-е отход к Восточному отрогу на более выгодные позиции. Для потерявших почти 200 танков и более 6000 человек американцев это оказалось настоящим подарком Судьбы, избавившим их от неминуемого разгрома.

Несмотря на то, что отказ от продолжения наступления автоматически означал неизбежное поражение вооруженных сил «Оси» в Тунисе, наращивание группировки последней, и в том числе авиационной, в этом районе продолжалось. В числе других частей и подразделений в Северную Африку была переброшена и III/ZG1 располагавшая к этому времени 42 самолетами Ме210. Вскоре к ней присоединилась и 10/ZG26, сохранявшая смешанный состав.

Впрочем, наступательный потенциал итальянских и немецких соединений был еще не исчерпан, и 6 марта, воспользовавшись плохой погодой, затруднявшей использование крупных групп союзной авиации, командовавший 1 -й итальянской армией генерал Джованни Мессе, в подчинении которого были временно переданы 10,15-я и 21 -я немецкие танковые дивизии (всего около 100 тыс. чел., 700 орудий и 200 танков) в 09:00 утра после артиллерийской подготовки отдал приказ о начале атаки британских позиций в общем направлении на Хэллоуф.

Отбросив силы прикрытия и относительно легко взломав первую линию обороны англичан, войска «Оси» встретили ожесточенное сопротивление 201-й гвардейской пехотной бригады, 131-й моторизоваванной бригады и 2-й новозеландской пехотной дивизии. После того как первые две попытки прорыва были отражены. немцы подтянули артиллерию. Переброшенные тем же утром на один из южных аэродромов FW190A из состава III/SKG10 и Ме210С из III/ZG1, после обеда также начали работать по английским позициям.

Англичане не остались в долгу и задействовали истребители с передового аэродрома Ниффатия, где к этому времени уже находились «Спитфайры». В 1-й южноафриканской и 601-й эскадрильи. На их усиление была переброшена 40-я южноафриканская эскадрилья оснащенная штурмовиками «Харрикейн»IIС.

Необходимо отметить, что возможность ведения длительной борьбы в Северной Африке (и в Тунисе, в частности) определялась не только количественным соотношением сил задействованных на фронтовой линии (а в более узком смысле – числа самолетов с обеих сторон), но и степенью удаленности аэродромов от линии боевого соприкосновения. Понятно, что чем дальше от нее находились летные поля, тем в большей безопасности находились самолеты, но и поддержка своих войск становилась менее эффективной. Немецкое командование это отчетливо понимало, но нехватка ударной авиации не позволяла держать авиабазы союзников на почтительном удалении. Однако появление аэродрома противника в Ниффатии было слишком опасным. В то же время посланный днем разведчик сообщил, что капониров и траншей нет. самолеты стоят открыто, рядом складировано горючее и боеприпасы, позиции зенитной артиллерии еще не оборудованы, а немногочисленные установки МЗА стоят открыто.

Отказаться от такого «подарка судьбы» было невозможно. В полдень 18 Ме210С из III/ZG1 и выделенные для их прикрытия 12 Bf109G из состава I/JG77, составлявшие первую волну, начали взлет. В 13:15 «мессеры» появились над Ниффатией, спустя буквально несколько мгновений после посадки «Харрикейнов» 40-й эскадрильи. Скученные возле заправщиков самолеты оказались великолепной мишенью для асов Люфтваффе. Участвовавший в этом налете лейтенант Армин Кюхлер позднее вспоминал:

"Тем утром мы совершили один групповой вылет на поддержку наших танковых частей. но погода была плохой, что вкупе с сильным задымлением района цели, подвергавшегося обстрелу нашей артиллерии, серьезно затруднило нанесение удара по замаскированным артиллерийским позициям и пулеметным гнездам…

После обеда нашей целью стал новый аэродром англичан располагавшийся к востоку от Меденины, в Ниффатии, где только недавно появились их истребители. Несмотря на периодически начинавшийся дождь мы начали выруливать на взлет и образовав вскоре колонну пар, направились к цели. По дороге нас догнало прикрытие – эскадрилья Bf109.

Наш строй смотрелся грозно – весной 1943- го мне уже не часто приходилось видеть сразу так много наших самолетов…

По расчету времени мы снизились и вскоре вышли к Ниффатии. Момент был очень удачный: почти два десятка “Харрикейнов" сгрудились в конце ВПП, пропеллеры некоторых из них еще вращались – видимо они только что приземлились. На них тут же ринулись две головные пары, и вскоре там поднялись клубы от разрывов бомб. Справа виднелось несколько "Дугласов", и я повернул к ним. Много истребителей стояло по периметру аэродрома. Зенитки молчали, и это позволило нам без помех нанести первый удар.

Сбросив бомбы и развернувшись, я увидел как три "Дугласа" превратились в горящие обломки. Взглянув вперед, я увидел несколько зениток, установленных на грузовиках, к которым бежала группа солдат. Поймав их в прицел, я нажал на гашетку. Мои пули и снаряды подняли среди них фонтаны дыма и пыли, нескольких из них картинно отшвырнуло, а остальные залегли. Судя по-всему, желание стрелять по нашим самолетам у них явно поубавилось. Но решив довести дело до конца, я развернулся для того что бы обстрелять сами зенитные установки. В своих предположениях я не ошибся: с десяток "томми" во все лопатки удирали прочь к спасительным окопам. Обстреляв автомобили, я смог поджечь два из них.

К этому времени аэродромное поле начал затягивать дым, и потому каждый экипаж наносил удары самостоятельно…» Следом за «Мессершмиттами» появились «Фокке-Вульфы» из состава III/SKG10, а за ними 28 Ju87D из III/StG3. Последние были довольно тихоходны и в облаках наткнулись на звено «Спитфайров» 601-й эскадрильи. Англичане стремительно атаковали, засчитав себе трех сбитых, но на самом деле уничтожен был только один пикировщик, после чего «штуки» скрылись в облаках, продолжив полет к цели, по которой успешно отбомбились.

В ходе штурмовки сгорело 13 «Харрикейнов» 40-й южно-африканской эскадрильи, три «Спитфайра» 601 -й эскадрильи, два из 1 -й южноафриканской и пять транспортных С-47, еще два десятка самолетов были повреждены. В немалой степени успех налета был вызван тем, что, сбросив бомбы, Ме210 не ушли, а остались над районом аэродрома, подавляя огонь зенитных установок. В результате ни один немецкий самолет зенитками не был сбит, а удары продолжались до 16:30. Командование блокированной авиабазы было вынуждено запросить помощь, которая подоспела слишком поздно. В 16:50 возвращавшаяся с патрулирования восьмерка «Спитфайров» 145-й эскадрильи наткнулась на уходившие Ме210. Атака англичан оказалась неудачной: немцы находились на одной высоте и смогли поставить плотную огневую завесу, а высокая скорость «мессеров» не позволила преследователям занять выгодное положение. Впрочем, по возвращении флайт сержант Брехени заявил, что повредил один из вражеских самолетов, однако анализируя данные немецких архивов, можно совершенно точно утверждать, что все Ме210 вернулись на свой аэродром.

В то время, когда Люфтваффе громили Ниффатию. в 15:30 после перегруппировки итальянская пехота сопровождаемая немецкими танками вновь устремилась к британским позициям. Однако и этот бросок оказался отбит. В конце концов, оставив на поле боя 52 танка, войска «Оси» отошли к укреплениям линии «Марет».

На следующий день аэродром в Ниффатии вновь подвергся налетам вражеской авиации. На этот раз вместе с немецкими «Мессершмиттами» и «Фокке-Вульфами» действовали итальянские легкие штурмовики МС.200, прикрываемые истребителями МС.202. Наученные горьким опытом, англичане постоянно держали в небе боевой воздушный патруль, но когда в 11:35 на севере появилась россыпь черных точек, у находившихся в небе шести «Спитфайров» 1-й южноафриканской эскадрильи уже кончалось горючее. Тем не менее их пилоты самоотверженно пошли в атаку. На встречном курсе им удалось сбить Ме210 унтер-офицера Боннрата, однако для длительного боя бензина уже не было и пилоты сажали свои «Спитфайры» куда попало.

И все же Ме210 оставался довольно строгим в управлении самолетом, особенно на посадке. Об этом можно судить на основании хотя бы того факта, что эксплуатационные потери в III/ZG1, оснащенной этими самолетами значительно превосходили боевые.

Любопытно, что обследовав по окончании налета сбитый двухмоторный «мессер», англичане (на основании бортовых кодов и документов погибшего экипажа) сделали вывод, что в Тунисе действует помимо прочих частей и III/ZG76. Это заблуждение оказалось довольно распространенным и со временем попало во многие западные книги, авторы которых в той или иной степени описывают боевые действия авиации над Тунисом в 1942 – 1943 г.г.

Провал последних наступательных планов германского командования в Тунисе и отказ фюрера эвакуировать войска, вновь выдвинул на первый план проблему защиты коммуникаций стран «Оси» в Средиземном море. И если над Тунисом борьба в воздухе велась с переменным успехом, то над морем господство союзников не вызывало сомнений уже с осени 1942 г. В связи с этим перед экипажами тяжелых истребителей были поставлены две задачи: обеспечение ПВО морских конвоев и прикрытия перевозок, осуществлявшихся военно-транспортной авиацией, а также ведение разведки. Учитывая, что за один только месяц (с 19 февраля по 19 марта 1943 г.) было потоплено 20 итальянских транспортов, следовавших в Тунис, такая переориентация деятельности экипажей была более чем необходима.

Правда, хотя новые «мессера» и попортили немало крови союзным пилотам, ожидать нового перелома в свою пользу в средиземноморском небе весной 1943 г. германскому командованию уже не приходилось.

11 марта американский разведчик обнаружил у побережья немецкие паромы типа «Зибель», для удара по которым были направлены В-26 из состава 17-й бомбардировочной группы, прикрываемые 12 «Лайтнингами» 96-й эскадрильи 82-й истребительной группы. При подходе к кораблям истребители ушли вверх, а «Мародеры» с высоты 30 м атаковали суда. Однако осуществлявшая прикрытие конвоя пара Ме210С из состава III/ZG1 едва не испортила весь «пикник» экипажам бомбардировщиков. Находившиеся наверху пилоты «Лайтнингов» прозевали атаку и вступили в бой когда один бомбардировщик уже падал горящим, а от второго, по выражению американских летчиков, «уже летели перья» (читай – куски дюраля). В последовавшей схватке «мессер» унтер-офицера Телитского был сбит, и он погиб вместе со своим стрелком-радистом, а второму экипажу удалось уйти. По возвращении лейтенанты Лойд Эттбери и Томас Уайт заявили о двух сбитых немецких самолетах.

Впрочем, в горячке боя оценить реальный ущерб нанесенный врагу было трудно и немецким пилотам. Так, 17 марта четверка Ме210 из состава 10/ZG26, прикрывая над морем крупную группу транспортных Ju52, отразила нападение шестерки «Бьюфайтеров» из состава 39-й и 272-й эскадрилий. Пилотам последних удалось сбить только одну «железную Анну», а в последовавшей схватке по докладам фельдфебеля Видмана, а так же унтер-офицеров Заботки, Тиля и Брендля им удалось завалить сразу пятерых «томми». Однако реальные потери англичан составили лишь две машины. Правда, еще одна после посадки была списана, а две другие имели повреждения разной тяжести.

Все же Ме210 был довольно строг в управлении, в основном это сказывалось при заходе на посадку. Задача многократно усложнялась, если пилот возвращался на поврежденной машине. В этом смысле довольно тяжелым днем для экипажей новых «охотников» оказалось 17 марта. В тот день унтер- офицер Йозеф Доре возвращаясь после схватки с «Лайтнингами» разбился на сицилийском аэродроме Актро, а обер-лейтенант Бернард Паффрот неудачно приложил поврежденную зенитным огнем машину на авиабазу Гербини.

25 марта 1943 г. экипажу этого Ме210С-1 из состава 2(F)/122, как и пятью днями ранее лейтенанту' Райнерту, также удалось вполне успешно дотянуть до ближайшей своей авиабазы. Северная Афоика, аэродром Чинези.

Весьма редкий снимок: Ме210С-2 из состава 10/ZG26 на одном из аэродромов Туниса в стандартном желто-коричневом пустынном камуфляже.

Тем временем борьба на коммуникациях стран «Оси», связывающих итальянские порты с Тунисом, становилась все более ожесточенной. Малое подлетное время с аэродромов острова Мальты и североафриканских авиабаз, позволяло союзникам оказывать очень сильное давление на эту транспортную артерию. 20 марта 15 «Митчеллов» из состава 321-й бомбардировочной группы прикрываемые 29 «Лайтнингами» из 82-й истребительной авиагруппы, атаковали конвой, находящийся у самого побережья Туниса.

Нападение отбивала 5/JG53 вместе со штабным звеном II/JG53, четыре Ме210 из состава III/ZG1, а также 3-я истребительная группа итальянских Реджиа Аэронаутика. поднявшая две пятерки МС.200 и МС.202. Кроме того, в схватку ввязалась и пара «Фиатов»CR.42 из состава 164-й эскадрильи, выполнявших тренировочный полет.

Тревога на итальянских и немецких аэродромах была объявлена с опозданием: перехватчики, форсируя двигатели, подоспели в тот момент, когда В-25 уже бомбили суда. «Стодевятые» тут же сцепились с Р-38, а потомки римских легионеров устремились к бомбардировщикам. Первыми добились успеха пилоты устаревших МС.200: концевой «Митчелл», оставляя шлейф дыма упал в море. Однако, огонь десятков американских крупнокалиберных пулеметов оказался фатальным для сержанта Маджори Масцеллари. На изрешеченной «Саетте» он вышел из боя, но при попытке приземлиться на своей авиабазе, он не справился с управлением и погиб в обломках своей машины.

Затем настала очередь МС.202 и Ме210, шедших во втором эшелоне. В это время бомбардировщики разворачивались на второй заход, а сражавшиеся выше «мессеры» не смогли «удержать» всех противников, и несколько «Лайтнингов» атаковали итальянские «Фольгоре» и «двестидесятые». Первые приняли бой, а последние все же прорвались к бомбовозам и сбили еще два В-25. Правда, выходя из атаки четверка Ме210С подверглась нападению пары Р-38. которой удалось повредить самолет унтер-офицера Вальтера Брема. Осколками 20-мм снарядов пилот был ранен, но успешно довел двухмоторникдо аэродрома.

Помимо трех сбитых бомбардировщиков и одного итальянского истребителя, из боя не вернулся командир II/JG53 гауптман Гюнтер Гесс, а 82-я американская истребительная авиагруппа не досчиталась двух своих «Лайтнингов». Любопытно, что по возвращении «янки» на основе данных фотоконтроля получили подтверждения на 11 побед: два Ju88 (так были идентифицированы Ме210 – Прим. авт.), восемь Bf 109 и один итальянский истребитель (последний без указания типа – Прим. авт.)!!

Продолжались и вылеты на разведку. Однако происходившее наращивание воздушной мощи союзников вскоре привело к тому, что самолетам «стало тесно» в небе над Тунисом, участились попытки перехвата английскими и американскими истребителями даже таких «скороходов», какими являлись Ме210. Если экипаж вовремя не замечал перехватчиков, схватка становилась почти неминуемой.

20 марта началось наступление 8-й английской армии на «линию Марет». Одновременно с фронтальным ударом англичане произвели охват правого фланга противника силами новозеландского корпуса в направлении на Хамму. Несмотря на достигнутую внезапность, немецко-итальянские части, занимавшие позиции, быстро оправились и оказали ожесточенное сопротивление. Тем не менее, общая обстановка была неясной, и к местам наиболее ожесточенных боев вылетели немецкие разведывательные самолеты, и в том числе Ме210С-1 из состава 2(F)/122.

Один из них пилотировал лейтенант Райнерт. Едва экипаж «двестидесятого» приступил к фотографированию происходивших на земле событий, как на него навалилась четверка Р- 38. Внезапной атакой американцы вывели из строя левую турель и стрелку пришлось отбиваться только правой установкой. И не без успеха: одна из очередей угодила в двигатель «Лайтнинга» сержанта О'Коннора и тому пришлось покинуть поле боя. Закрутив правый вираж, пилот «мессера» затянул следом за собой оставшихся противников и на очередном круге расстрелял Р-38 лейтенанта Рикса огнем носовых пушек. Но два оставшихся «янки» оказались настойчивы и вскоре стрелок был убит, а Райнерт ранен. Бросив машину в отвесное пике, он ушел на бреющём и вскоре привел поврежденный самолет на базу.

Надо сказать, что к этому времени сведения о новых «почти несбиваемых» «мессерах», уже гуляли по всему Средиземноморью, и очень многие пилоты союзных истребителей сообщали о более и менее удачных встречах с машинах этого типа. Однако с идентификацией самолетов противника в воздушном бою проблемы были во всех войнах нынешнего века, особенно это касалось машин новых типов. Активизация боевых действий над районом «линии Марет» привела к возникновению целого потока донесений об уничтожении довольно значительного числа Ме210. Показательным в этом плане служит рапорт пилота 1-й южноафриканской эскадрильи лейтенанта Робинсона.

Взлетев 25 марта в 14:45 в составе шестерки «Спитфайров» на перехват группы немецких самолетов (согласно британским документам она состояла из 15 Ме210 и 36 Bf 109 – Прим. авт.), он сбил один Ме210. Однако сопоставление времени и места боя (район Габеса), указанного в его донесении о победе, с немецкими трофейными документами, позволяет сделать вывод, что «стодевятые» прикрывали Ju88 из состава I/KG54, один из которых и был сбит. По возвращении бравые южноафриканцы заявили о четырех(!) сбитых Ме210.

Еще на такое же количество уничтоженных самолетов этого типа они претендовали 27 марта. Реальные успехи пилотов союзных истребителей в борьбе с машинами этого типа были куда более скромными. В 17:50 дюжина «Спитфайров» 1-й южноафриканской эскадрильи была поднята по тревоге на перехват появившихся северо-западнее Габеса восьми Ме210. Набрав 6000 м, пилоты помчались в указанный район, где немецкие экипажи с высоты 300 м разделывали колонну грузовиков и тягачей с артиллерийскими орудиями. Вытянувшись в цепочку, «мессера» один за другим пикировали на выбранные цели. Южноафриканцы атаковали концевые машины, и лейтенант Роган сбил один «двестидесятый». Второй был поврежден совместными усилиями капитана Уилджона и лейтенантов Лангермана, Розе-Кристи и Хилбери.

Освободившись от бомб Ме210 вступили в бой и начали оттягивать южноафриканцев на свою «половину поля». Вскоре «буры» убедились, что немецкие двухмоторники весьма опасные противники: лейтенант Куин был вынужден покинуть с парашютом свой горящий истребитель, а лейтенант Гилсон заковылял домой на поврежденной машине. Оставшиеся десять «Спитфайров» еще некоторое время продолжали бой с семеркой «охотников», но, когда появилась пара Bf 109, предпочли ретироваться.

В последующие дни экипажи Ме210, наряду с FW190. продолжали регулярно появляться над передовыми подразделениями наступающих британских войск. Судя по тому, что англичане только через девять дней(!) после начала наступления вошли в Габес, находящийся всего в 20 км от «линии Марет», действия «двести- десятых» можно признать вполне успешными. К тому же авиагруппа за это время не потеряла по боевым причинам ни одного самолета. Продолжали появляться они и в последующие дни. Например, 30 марта 12 Ме210 из состава III/ZG1, прикрываемые 18 Bf109, успешно обработали с воздуха позиции 2-й новозеландской пехотной дивизии. В завязавшемся бою с 12 «Спитфайрами» из состава 92-й эскадрильи стороны разошлись с ничейным результатом, не потеряв ни одного самолета.

Отчаянная борьба со значительно превосходящим по численности противником требовала регулярного пополнения авиагрупп новой техникой и летным составом. Как правило, отправка этих «маршевых пополнений» планировалась одновременно с очередным караваном транспортных Ju52. При этом перебрасываемое значительное количество боевых самолетов теоретически было способно эффективно защитить неуклюжие и беззащитные транспортники.

Хотя авиаразведка союзников почти всегда обнаруживала такие смешанные группы, нападать на них английские истребители, базировавшиеся на аэродромах острова Мальты не рисковали, а американцы просто не могли дотянуться, так как их авиабазы в Северной Африке находились слишком далеко.

Все изменилось в начале апреля, когда периметр обороны стран «Оси» в Тунисе достаточно сузился, в результате чего «томми» и «янки» смогли подтянуть аэродромы своих истребителей. Ранним утром 5 апреля экипаж разведывательного «Мародера» обнаружил сначала крупную группу немецких самолетов, направлявшуюся в сторону Африки (согласно докладу, она насчитывала около 70 транспортных самолетов), а позже, у мыса Бон, очередной морской конвой.

Хотя к весне 1943 г. в Люфтваффе была принята жестко регламентированная система окраски боевых самолетов, во фронтовых частях встречалось немало исключений, многие из которых были запечатлены фотокамерами авиаторов. Например, вот это Ме210С-2 из состава I1I/ZG1 получивший в дополнение к стандартной серо-голубой окраске не то желтый, не то чисто голубой руль направления (фото вверху). Не совсем понятно и зачем понадобилось наносить на коки пропеллеров букву «г» (фото внизу).

Несмотря на то, что время было ранее – первое сообщение экипаж В-26 передал в 04.21 утра – американское командование смогло оперативно поднять на перехват 26 «Лайтнингов» из состава 1 -й истребительнойгруппы. В 06:30 «Молнии» вышли в расчетную точку встречи, и спустя несколько минут их пилоты могли наблюдать 42 Ju52, 12 Bf109, по шесть Bf 110 и Ju87G, две пары FW190 и четыре Ме210. Находясь значительно выше, ведущий американской группы капитан Уэлч постарался воспользоваться этим обстоятельством: атака со стороны солнца оказалась полной неожиданностью. Уже спустя несколько минут после начала схватки 11 Ju52 и два Ju87G были сбиты. Вступившие в бой «мессера» и «фоккеры» смогли ценой потери одного Bf 110 (засчитан как FW187 – Прим. авт.) из состава III/ZG26 и одного Bf 109 из II/JG27 уничтожить лишь два Р-38.

Спустя примерно полтора часа, около 08:00 утра, немецкие самолеты оказались над конвоем, для уничтожения которого уже были высланы две эскадрильи В-25 из состава 321- й бомбардировочной авиагруппы, прикрываемые 20 «Лайтнингами» из состава 96-й эскадрильи, входившей в 82-ю истребительную группу. Пилоты американских истребителей также не остались без дела: оставшиеся три десятка транспортных Ju52 были тоже достаточно жирной добычей, за которую, правда, надо было еще повоевать, поскольку эскорт по-прежнему выглядел довольно мощно: 11 Bf 109, пять Bf 110, две пары FW190, четыре Ме210 и столько же Ju87G. Последние, вооруженные мощными 37-мм пушками при появлении американских истребителей выдвинулись в головной эшелон, возглавив строй транспортников. На долю «штук» пришлась и первая атака, отражая которую они сбили на встречном курсе «Лайтнинг» лейтенанта Клода Кинси. В дальнейшем действия «лаптежников» оказались менее успешными: из четырех Ju87 американцы сбили два (но на основании данных фотоконтроля они засчитали себе три Ju87 – Прим. авт.).

В начавшейся свалке обе стороны понесли довольно серьезные потери. Американцам удалось сбить семь Ju52. но только одна из пяти заявок на уничтоженные немецкие истребители (три Bf 109, а также по одному Bf110 и Ме210) – Bf110 из состава III/ZG26 – подтверждается немецкими документами. Со своей стороны пилотам Люфтваффе удалось завалить три Р-38. Еще четыре машины оказались повреждены, причем одна из них была списана. Экипажи «Митчеллов» потопили два парома, а корабельные зенитчики сбили один бомбардировщик.

Тем временем периметр обороны в Тунисе продолжал сокращаться. Начатое 6 апреля новое наступление 8-й английской армии вынудило немцев отступить с рубежа реки Вади- Акарит. Потеря значительного количества аэродромов вынудила немецкое командование перебросить часть авиации из состава авиационного командования «Африка», и прежде всего III/ZG1 и 10/ZG26, обратно на Сицилию. Последняя по-прежнему сохраняла смешанный состав, но вместо Bf 110E/F, получила Ju88C.

6 апреля 1943 г. наконец-то отличились зенитчики, сбившие северо-западнее Габеса первый Ме210. Эту машину из состава III/ZG1 пилотировал унтер-офицер Герхард Лемке, а вместе с ним в кабине находился радио-оператор унтер-офицер Вальтер Любке, в судьбах обоих разрывы вражеских снарядов поставили финальные точки. Спустя три дня, 9 апреля, в районе Кейруана американская 52-я истребительная группа на «Спитфайрах»\/В атаковала девятку Ме210 из состава III/ZG1. Несмотря на внезапность нападения, немцы потеряли всего одну машину, которую пилотировал лейтенант Рудольф Дассов, после чего легко ушли от преследователей. Самому «Руди» невероятно повезло. Приказав стрелку-радисту прыгать, он услышал в ответ, что тот ранен и не может этого сделать. Выровняв горящий самолет у земли, пилот попытался совершить вынужденную посадку, но неудачно: находившиеся в бомбоотсеке восемь 50-кг бомб сдетонировали! В итоге стрелок погиб, а Дассов был контужен и попал в госпиталь, но уже 16 апреля вернулся в часть!!..

Ме210С из состава III/ZG1 возвращаются после выполнения задания. Тунис, весна 1943 г.

Укладка пулеметных лент к MG131, которыми оснащены электродистанционные турели Vt210C.

Хорошо видно, что самолет несет заводские коды.

Еще один Ме210С-2 из состава III/ZG1 был потерян 10 апреля. Что произошло с ним неизвестно до сих пор, но, видимо, в районе мыса Бон, его перехватили американские Р- 38. Не повезло в тот же день и паре «Спитфайров», возглавляемой пилот офицером 417-й эскадрильи Королевских ВВС Бикфордом. Догнав на высоте 6000 м Ме210С-1 из состава 2(F)/122, он вместе с напарником ринулся в атаку, которая оказалась неудачной, после чего экипаж «мессера» оставил обоих преследователей «с носом»…

18 апреля, в 06:20 утра, пара Ме210 обнаружила над морем «Марадер» из состава 14- й эскадрильи, но и этим «охотникам» не повезло: в завязавшемся бою им удалось лишь повредить его, а появившаяся четверка Р- 38, заставила экипажи обоих двухмоторников покинуть поле боя.

18-е число стало последним днем в карьере лейтенанта Норберта Шифхаузера, служившего во 2(F)/122. В 08:35 на высоте 6600 м его Ме210С-1 перехватила пара «Спитфайров» из состава 43-й эскадрильи. Внезапной атакой «томми» смогли повредить систему охлаждения правого двигателя «Мессершмитта» (об этом можно судить на основании английских документов, согласно которым «из правой консоли немецкого самолета вырывался белый шлейф»). Однако Шифхаузер уйдя в отвесное пике смог оторваться от преследователей, но судьба явно не благоволила к нему в тот день: выйдя в горизонтальный полет у самой воды он обнаружил британский поисково-спасательный «Валрус», круживший невдалеке и прикрывавшую его пару «Спитфайров» из состава 242-й эскадрильи. Последние не упустили своего шанса, и спустя несколько мгновений горящий «мессер» рухнул в море.

Еще один Ме210С-1 из состава 2(F)/122 был потерян на следующий день. На этот раз смог отличиться флайт-лейтенант Том из состава 87-й эскадрильи, которому удалось на «Спитфайре»VC после двух атак отправить противника в море. Любопытно, что пилоты поднятых одновременно со «спитом» пары «Харрикейнов»IIС, даже не смогли увидеть противника.

Тем временем «воздушный мост», переброшенный из Сицилии в Тунис, постепенно рушился. Только 18 апреля пилоты 64, 65, 66-й и 314-й истребительных эскадрильй заявили об уничтожении 75 немецких самолетов. Причем, 64 из них приходилось на долю транспортных машин, а остальные на прикрывавшие их «мессера». Всего же за период с 05.04.43 г. по 22.04.43 г. по данным штаба Объединенного командования союзная авиация уничтожила свыше 430 итальянских и немецких транспортных самолетов.

Хотя завышение ущерба, нанесенного противнику (как это указывалось на конкретных примерах выше) было делом вполне обычным, с каждым днем становилось все очевиднее, что несмотря на высокий уровень выучки и громадный боевой опыт, нехватка снабжения и подкреплений не позволят войскам «Оси» удержаться в Северной Африке. Ситуация осложнялась также тем. что к этому времени почти вся ударная авиация уцелевшая в Тунисе была переброшена на Сицилию и на аэродромы Южной Италии. Все это привело к тому, что 13 мая 130 тыс. группировка фон Арнима капитулировала.

Прототип серийного разведчика Ме210С-1 (сер. №210105, код PN+PD) с двигателями DB605B в полетной конфигурации (левый борт).

На самолете установлены две фотокамеры

Rb75/50 и одна Rb20/50.

Опытный вариант разведчика Mе210С-1 оснащенный линзовой турелью с пулеметом MG81 и двумя неподвижными 20-мм автоматическими пушками MG151/20E для срельбы назад. Обратите внимание на перископ, смонтированный в кабине нилота. На самолете установлены две фотокамеры Rb73/50 и одна Rb20/50.

На виде слева мотогондола и левая консоль условно не показаны.

Ме210С-2 с двигателями DB605B в полетной конфигурации (левый борт). Вверху левая консоль и мотогондола условно не показаны.

Ме210С-2 с двигателями DB605B вид сверху (слева) и снизу (справа).

Ме210С-2 с двигателями DB605B вид спереди.

Ме210С-2 с двигателями DB605B в полетной конфигурации (правый борт). Консоль и мотогондола условно не показаны.

Ме210С-2 с двигателями DB6G5B в стояночной конфигурации (правый борт).

Продолжение в следующем номере

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

Сергей Сергеев

Ми-6 Крыло на бой, крыло на труд

В одном на недавних номеров журнала «Авиация и время» была опубликована крупная монография, посвященная отечественному военно-транспортному вертолету Ми-6. Тем не менее, редакция «Истории Авиации» посчитала, что та выдающаяся для своего времени машина вполне достойна того, чтобы на портрете ее карьеры появилось еще несколько сочных штрихов…

Бескрайние просторы тайги… Низкое, неяркое приполярное Солнце… Медленное течение речки без названия… За всей этой красотой и. без издевки, романтикой лежит нефть, которую жадно просит промышленность, экспорт, армия. Вот о роли последней, дилетантами обзываемой нахлебниками, в том адском напряжении сил и ума человеческого пойдет речь.

Реалии нефтеразработок таковы, что на громадные расстояния приходится перевозить абсолютно все – от вышек и труб до аптечек и собак. Если полубытовую «мелочевку» может перевозить «воздушная кавалерия», то многотонные конструкции требуют тяжеловозов. И вот тут очень весомую роль сыграл красавец-исполин, образец передовой технической мысли тех лет – вертолет Ми-6.

Он заметно отличался не только размерами. Пилоты и техники с теплотой вспоминают его, по советским меркам, удобство и продуманность. Например, в условиях Севера трудно переоценить значение такой «мелочи», как электрообогрев стекла и, особенно, кабины штурмана, что считалось тогда новинкой. Следует заметить, что эта машина вообще изобиловала новинками, а в отдельных решениях была просто революцией.

Это был первый отечественный вертолет с ТВД, причем сначала он проектировался под один двигатель ТВ-2Ф, разработки КБ-216, который был путем значительной модификации переделан в вариант вертолетного двигателя, ТВ-2ВМ. Вскоре стало ясно, что одному двигателю просто не «вытянуть» той нагрузки и увеличенных размеров, что диктовались необходимостью (Ми-8 тоже, кстати, проектировался и был построен с одним двигателем, и столкнулся с теми же проблемами, конечно, на «своем уровне»). Да и вопрос живучести для техники в стране, где все было ориентировано на «борьбу за мир» был далеко не последним. В итоге, поздней осенью 1953 г. проект ВМ-6 (это его первое название – «вертолет Миля, 6 тонн») был готов. Кстати, он был и первым вертолетом с запроектированной возможностью перевозки грузов на внешней подвеске.

Первые серии отличались ненадежными лопастями несущего винта, их ресурс был крайне мал – до 50 часов. В результате громадного объема работ по изменению конструкции лопасти, даже поменявшего ее внешний облик (с трапецевидной на прямоугольную в плане), к 1967 г. ресурс их был доведен до 700 ч., а к 1971 г. – уже до 1500! Правда рулевой винт остался без изменений – цельнодеревянным, что поставило, много позже, один из первых крестов на продлении срока службы вертолета – авиаремонтные предприятия просто не могут его изготовить, а на заводах уже забыли, что это та кое, да и оборудование давно «умерло», оно было импортное, отечественное не могло справиться с этой задачей.

Позже двигатели ТВ-2ВМ были заменены более легкими, но той же мощности, Д-25В (это приспособленные Д-20П под использование на вертолете). Испытания вертолета длились до конца 1962 г., а в 1963-м он был принят на вооружение (впрочем, меры по запуску его в серию были предприняты еще в 1954-м на заводе №23, руководство которого просто стремилось уйти от самолетной тематики, видя намечавшийся курс на ракетизацию оборонки, да и соседство на заводе с В.М.Мясищевым, усиленно работавшим над весьма рискованным проектом М-4, тоже не внушало твердой уверенности в «светлое завтра» завода и его руководства).

Несмотря на внушительные размеры, Ми-6 не был «слоном в посудной лавке». До появления Ми-ЮК он с успехом выполнял роль воздушного крана, проводя операции даже в «деловой части» городов. Например, в г. Самборе. Львовской области, именно с его помощью монтировали новый шпиль на городской ратуше. Его же использовали для необычной роли – климат там дождливый, и перед финальным матчем местной футбольной команды, по просьбе руководства города, калиновский 340-й ОВП пригнал Ми-6 для просушки поля (зрелище было колоссальное, в ближайшей школе все мальчишки сорвались с уроков!). А его послушность и управляемость может проиллюстрировать следующий эпизод его карьеры.

В 1968 г. проходили учения 340-го ОВП на Яворовском полигоне Прикарпатского военного округа. Под занавес мероприятия ожидали, как обычно, «венценосных гостей» из числа окружного начальства. Традиционный стол был накрыт не под навесами (был ветер с дождем), а в грузовой кабине Ми-6. Вскоре выяснилось, что гости безнадежно застряли на окраине полигона, и настроение у них препротивное. Командир полка, полковник В.Н.Бабенко, принял «единственно верной в той обстановке» решение – отвезти этот «ресторан» к гостям. Машина была аккуратно поднята и перевезена «пред ясны очи». Члены комиссии были просто поражены пилотажем и «чувствованием» машины Василия Никитовича – не разбилось ничего(!!), вопреки прогнозам пессимистов, считавших, что «икру придется слизывать с бортов».

Упомяну попутно, что некоторые Ми-6 в Афганистане были оборудованы холодильными установками для перевоза продуктов, причем экипажи тоже были не прочь «померзнуть» при погрузке, сидя с книжкой на ящиках, за что зарабатывали насморк, весьма экзотичный там, по афганскому-то пеклу!

Командир 340-го отдельного вертолетного полка полковник В.Н.Бабенко со своим сыном, Николаем, в кабине вертолета Ми-8. Калинов.

Капитан В.П.Плахотпик готовится к вылету. Тарко-Сале.

Будни калиновского полка. На левом снимке офицеры возле понтонов для наведения переправ с помощью вертолетов.

Надо сказать, Бабенко просто был влюблен в «эти кофемолки», отличаясь мастерством и большой тягой к полетам. Незадолго до этих событий на его вертолете в полете произошел вылет сегмента лопасти. Но полковник Бабенко, будучи признанным асом-тяжеловозом, посадил груженую машину в поле настолько плавно, что сопровождавшие груз лица стали готовиться к выходу, полагая, что это плановая посадка в Черлянах… Случай этот был неединичным, и долгое время преследовал машину, оставаясь ее «врожденным пороком». В 1967 г. на Севере произошла аналогичная поломка. Машину удалось посадить, но с повреждениями. Позже об этом эпизоде мне рассказали маловероятные подробности – что-де после снятия законцовки лопасти нашли записку: «какая зарплата, такая работа!». Не верю, и не только потому, что только полный идиот мог положить такое послание в номерное изделие, которое легко проследить от рождения до списания. По словам Ф.А.Сергеева, работавшего в Ростове-на-Дону на вертолетном заводе №168. в цехе лопастей зарплата составляла 300-500 рублей, что было очень неплохо для того времени, когда «Волга» стоила 5100 рублей!

В том же 340-м ОВП, эксплуатировавшим Ми-6 в 1964 – 1986 г.г., проводилась большая работа по освоению нового тогда еще способа перевозки больших грузов на внешней подвеске. Подобный способ транспортировки требовала не только наработки новых методов полета и маневрирования. Во многом изменилась и техника пилотирования в аварийной ситуации. Так, летом 1964 г., экипаж капитана Е.Ильченко отрабатывал полеты с грузом – железным ящиком собственной массой 1,5 тонны, при необходимости дозагружаемым болванками до 5 тонн. В режиме висения на высоте 15 – 20 метров произошла остановка левого двигателя. Пока командир выводил правый на «максимал», вертолет стал «сыпаться». В принципе, вполне рядовая ситуация, машина спокойно бы села, дело было в «чистом поле».В крайнюю секунду штурман В.П.Плахотник успевает по СПУ крикнуть «Вправо!», стремясь увести Ми-6 от удара брюхом об ящик на подвеске (ребро этого куба ок.1.5 метра). Вертолет избежал серьезной поломки, лишь распорол колесо левой стойки основной опоры, опрокидывая ящик.

Особого мастерства требовало наведение понтонных переправ, для чего тоже применялся Ми-6. Экипажи калиновского полка усиленно отрабатывали эту методику, все-таки западная граница, опыт непременно мог пригодиться, учитывая «миролюбивую» политику нашей Родины (к слову, летчики полка В.Н.Бабенко участвовали в чешских событиях 1968 г.. пробыв там около трех месяцев). Сложность состояла в том, что мало было доставить понтон в распоряжение саперов, опустив его в воду. Надо было постараться не превратить потоком винта конструкцию монтируемого моста в флотилию самостоятельных плавсредств. Подбор с воды тоже таил в себе сюрпризы – понтон на самом выходе из воды резко «набирал» вес, потеряв действие выталкивающей силы. Более того, сказывался эффект прилипания понтона к поверхности воды. Но аварий в полку при отработке этой методики не было.

Вернувшись назад, замечу, что в начальные годы эксплуатации сложилась просто катастрофическая ситуация с обеспечением безаварийности и готовности к полетам. Так, в 1962 – 1963 г.г. по вине гидросистем на полеты могло выйти лишь 8-10 машин в полках, а благополучно отлетать и вовсе 3 – 4! Были приняты срочные меры по замене десятков дюралевых соединительных трубок гидроблоками. Результаты сказались мгновенно – течь АМГ-10 перестала быть •нормальным явлением». Вообще, промышленность быстро дорабатывала различную «непринципиальную мелочевку» (может, и не все так плохо в жестком, административном управлении страной?..), учитывая пожелания авиаторов. Вместо устаревшей станции РСИУ-4 установили двадцатиканальную УКВ радиостанцию, а УФ подсветку приборов заменили красным светом приборов, что значительно уменьшило утомляемость зрения в ночных полетах. Простым нововведением – установкой тросов в грузовой кабине, для зацепки карабинов вытяжных парашютов, удалось увеличить количество десантников в тренировочных прыжках, что особенно пригодилось при подготовке личного состава десантно-штурмовых бригад. Верхом продуманности, наверное, была электронная система с ТВ камерой, позволявшей следить за грузом на ВП; правда, устанавливалась она не на всех машинах. Претерпели изменения машины, приспособленные для перевозки ракет и боеголовок (экипажи тоже подбирались самые-самые, по первой форме допуска, хотя принимали участие в обслуживании спецгруза лишь как извозчики, даже толком не видя его) – на них были смонтированы фары на створках для освещения рабочей зоны при погрузке-выгрузке, доработаны разъемы и штекеры для подключения спецкабелей.

Сбылась мечта наземной службы: крупная техника сама «входит и выходит»

Эпизод как у Ильфа и Петрова: только вместо верблюда – олени, а за «шайтан-арбу» вполне сойдет работяга Мн-6.

Оцените ассортимент перевозимого на Ми-6 груза: доски, вышка и 12-дюймовые обсадные трубы. Тарко-Сале, лето 1966 г.

Правда, не все пожелания удалось воплотить в жизнь, даже несмотря на серьезную необходимость. Большую проблему долгое время составлял запуск двигателей. На ранних сериях не было автономного турбогенератора (АИ-8 появился в 1962 г.), а применялись аккумуляторы, не отличавшиеся надежностью, имея «привычку» если не замерзать на Севере, то закипать в южных округах. Бортовые разъемы для подключения аэродомного «пускача» не подходили к самолетным АПА, что причиняло массу неудобств на «чужих» аэродромах. Приходилось возить на борту переходники, причем строенные – один конец шел к АПА, второй – к аккумулятору, а выход – к Ми-6.Но и это не было панацеей – при волочении по земле незакрытые разъемы забивались снегом или песком.

Значительно упростился запуск с появлением АИ-8. но у нас не бывает, чтоб уж все было хорошо – его запуск на борту был запрещен. Но, так как установка весила около 300 кг., затянуть ее на борт, особенно по снегу или песку, было трудно. Поэтому их часто, если не постоянно, запускали, установив напротив входной двери, а кабели бросали к разъемам по наружке вертолета.

В Афганистане их просто принайтовывали в этом положении и старались не перемещать. Но запрет на запуск был не беспочвенным – например, в Бродах, ПрикВО, имело место разрушение турбины установки на борту, никто не пострадал, хотя лопасти, вылетевшие по окружности, изрядно посекли вертолет изнутри.

На удивление не продумано было расположение кнопки сброса груза. Она располагалась на ручке очень близко к кнопке триммеров что могло вызвать ее случайное нажатие. Так, под Читой, зимой 1967 г., проводилась операция по вывозу Ми-8 (тот совершил вынужденную посадку на авторотации, повредив хвостовую балку). Прислали бригаду по вывозу его на Ми-6 – «восьмерку» облегчили, сняв балку, редуктор, часть оборудования. При подъеме, на высоте 60 метров, летчик случайно задел кнопку сброса, которая, по инструкции, была расконтрена перед подъемом. Ми-8 рухнул к радости технарей, так как восстановлению (в зимних-то условиях, когда холод достигал -56°С и руки просто примерзали к металлу) уже не подлежал. Опытные пилоты оставляли штатную кнопку законтренной, а пользовались аварийной, которая располагалась внизу ручки и задеть ее было трудно. Правда, считалось, что она имеет ограниченное число включений, но о проблемах с ее применением мне неизвестно.

Цемент в мешках экипажи Ми-6 старались перевозить на внешней подвеске. В последнем случае это позволяло избежать длительной чистки кабины от цементной пыли (слева). Хотя масса внешней подвески ограничивалась восемью тоннами, при необходимости таскали и девятитонные грузы, как в данном случае, где утепленный деревянный вагончик по самую крышу забит разной «мелочевкой». Правда при этом приходилось ограничивать скорость до 50-60 км/ч.

Ремонт с заменой двигателя в полевых условиях в районе нефтеразведки. На фото на с. 41 запечатлена та же машина.

На фоне этого «торжества разума» тем более дико и больно, причем последнее часто буквально, воспринимается халатность и разгильдяйство людей, с которыми приходилось сталкиваться военным летчикам…

…Лето 1969 г. Экипаж капитана Богума из 112-го ОВП. Нерчинск, выполнял рядовой полет в интересах геологов, перевозя грузы торговой сети с аэродрома Чита-1 на аэродром «Нерчинский завод». В 180 км от Читы борттехник докладывает, что сработала индикация «Выключение трансмиссии левого двигателя». Правда, такое случалось нередко, причем, часто беспричинно (военные даже прозвали индикатор «паникером»). Командир не выключал двигатель, который продолжал штатно работать, а стал садиться в долину реки Аргунь. Перед самой посадкой заглох ПРАВЫЙ двигатель, но вертушка успевает сесть на склон поймы реки, подвернув «ногу» (просто страшно представить, что могло случиться, заглуши экипаж левый двигатель!). В результате проверки выяснилось, что на рембазе, во время планового ремонта, было перепутано подключение двигателей к соответствующим индикаторам, да и проверка соответствия не проводилась. Вот так, кто-то поленился лишний раз проверить (или просто выполнить свою прямую обязанность!), а здоровьем и жизнью могли поплатиться шесть человек! К слову сказать, «кому беда, а кому мать родна»: торговля успешно забрала свой груз, там биться нечему – ковры да одежда, и потом списала его на ЧП, благо дело было шумное.

Эксплуатация в народном хозяйстве вызвала интересную полукустарную модификацию Ми-6, потом прочно прописавшуюся в военной авиации. Учитывая, что по таежным «дорогам» летом мало что можно перевезти, была налажена перевозка топлива, причем разных сортов одновременно, вертолетами. В грузовой кабине Ми-6 устанавливались на ложементах обычные его же топливные баки. Машина оснащалась раздаточными рукавами до 30 метров, и могла, через автономный насос, заправить любую технику, от себе подобных, до танков и бензопил. Этот опыт пригодился в афганской войне, когда авиация несла всю тяжесть работ по мобильной доставке грузов. Кстати, на удивление, в Афганистане проявилось интересное качество «сарая» – на большой, порядка 4000-4500 м, высоте (а низко ему соваться нет резона, да и где у них низко?..), за груженым Ми-6 не могли, по воспоминаниям майора (".Миронова, угнаться сопровождавшие его Ми-24.

Общая безалаберность народного хозяйства сказывалась и на эксплуатации Ми-6. Гражданские, кстати, поначалу обозвали его «бетономешалкой» (на себя бы посмотрели, с их ободранными «лайбами» и загадившими пол-тайги тракторами!). В 1968 г. в Нерчинске вообще произошел дикий случай. Экипаж капитана Инина, из 176-й ОВЭ, готовился к ночному вылету. Когда двигатели вышли на взлетный режим, в свете фар мелькнул какой-то предмет и ушел вверх, в сторону НВ. Командир принял решение прекратить взлет, и вовремя, – сразу стала расти температура на выходе левого двигателя. При осмотре в его воздухозаборнике обнаружили рваный мешок от удобрений, выброшенный накануне вечером шофером «газона», не захотевшим брать надорванный мешок (как тут не вспомнить военные аэродромы, где солдаты каждое утро «вылизывали» полосу и стоянку, убирая мелкие камешки и мусор, часто прилетающий с «гражданки»)!

У летчиков вообще были большие претензии к обеспечению безопасности полетов гражданскими организациями. Зимой, например, площадки готовились по-русски просто: пара-тройка бульдозеров дружно расчищала участок леса от снега и деревьев, сооружая по краям поля сугробы, нашпигованные торчащими стволами деревьев. В 1966 г. экипажу м-ра Спиданова пришлось садиться в сложных метеоусловиях на такую площадку. При зависании порывом ветра машину снесло на пару метров назад, что спокойно «простил» бы обычный аэродром. Но тут вертолет зацепил хвостовым винтом за ствол сосны, торчавший на 4 метра внутрь каре посадочной площадки. В результате оказалась повреждена килевая балка, сломался хвостовой винт, но экипаж не пострадал. А дело происходило в 60 км от Тарко-Сале, а до базы в Салехарде было все 550!

Приехавшая комиссия, а были военные, представители КБ Миля, МАПа, «прописала» замену килевой балки, трансмиссии и основного редуктора, Р-7. Замена последнего была крайне затруднительна, ввиду полевых условий. Было принято решение, после замены остальных агрегатов (все это заняло 4 месяца) идти в Салехард с аварийным редуктором. На «подскоках» и испытаниях после ремонта появилось опасение стружки в маслосистеме Р-7. Но уже лето, «страдная пора» и, учитывая четырехмесячный простой и отсутствие времени на привоз и замену редуктора, вертолет пошел на базу в таком состоянии. На пятом часу перегона пошла стружка в редукторе, но машина дошла потихоньку и на базе, после всех своих мытарств, получила квалифицированный ремонт, причем подтвердилось изначальное предположение МАПовцев – при изгибе и ломке хвоста трансмиссия передала ударные нагрузки на редуктор, что стало его «приговором».

Неподготовленность площадок сказывалась и летом. В связи с тем. что в тундре посадки разрешались преимущественно на песчаные островки, то такая махина, как Ми-6, поднимала просто локальную пыльную бурю (в Алжире, столкнувшись с этим при прокладке трубопроводов, пошли на увеличение длины троса до 50 м). Песок стирал лопатки первой ступени компрессоров, что приводило к помпажу двигателей из-за нерасчетного турбулентного потока воздуха к камере сгорания.

Летом 1966 г. борт майора С.Спиданова перевозил на ВП буровую установку ( под перевозку вертолетами была создана установка БУ- 75 БрМ, представляющая собой набор из 23 модулей массой по 7-8 тонн). В полете произошел помпаж левого двигателя. После его выключения экипаж аварийно сбросил груз и совершил посадку в 20-ти метрах от существующей вышки. Случилось так.что через 2 дня эта вышка начала фонтанировать, пошел газ давлением 200 ат. Газовое облако заволокло тундру, погода стояла безветренная, – любое неосторожное действие могло вызвать «объемный взрыв». Когда ветер сдул газовый туман, в наветренную сторону был прислан другой Ми- 6, привезший ремонтников и водило для буксировки. К этому времени вертолет основательно завяз в грунте, и пришлось аж тремя тракторами буксировать его,через предварительно прорубленную просеку на площадку в трехстах метрах от вышки. Кстати, трактористы отказались работать в аварийной обстановке, и экипажам с рембригадами пришлось самим рубить просеку и вести трактора. Был пригнан автокран, привезли новый двигатель и провели замену аварийного, причем, не снимая лопасти, так как не хватило вылета стрелы крана. Вообще, за время эксплуатации Ми-6 269-го ОВП в интересах народного хозяйства был заменен 21 двигатель, зачастую в полевых условиях. Само устранение аварии на вышке наделало много «шума» в прессе, аварийные бригады съезжались со всех месторождений.

Песок губил не только двигатели, он изнашивал переднюю кромку лопастей НВ, алюминий буквально плавился. В летний период стали применять лопасти с резиновыми накладками. Тут тоже не обошлось без сюрпризов: как-то раз на Ан-12 прислали несколько комплектов зимних лопастей, полагая, видимо, что в тундре снег круглый год. Эксплуатация в Сибири накладывала и чисто специфические особенности на труд авиаторов. Зимой, например, даже в крупных городах типа Читы массово топили печи дровам, и поэтому «дымный туман» высотой до 150 метров часто укутывал аэродромы, причем даже полеты тяжелых вертолетов не разгоняли эти довольно слезоточивые облака.

Но сущий ад наступал летом – мошка и комары доводили людей буквально до грани нервного истощения. В спецодежду летчиков входили противокомариные сетки, но они мало помогали. Погрузка- разгрузка проводилась при работающих двигателях – потоки воздуха хоть ненадолго разгоняли этих «крылатых пираний». Более того, на буровых и стоянках геологов обед и перекур старались подгадать под прилет вертушек, чтоб хоть с полчаса отдохнуть от мошки и поесть без даже в рот залетающих насекомых . Если вертолет некоторое время стоял «тихим», мошка ковром устилала кабину и борттехнику после закрытия грузового люка приходилось ее окуривать, чтоб избавиться от назойливых пассажиров.

Холод, как уже говорилось, тоже заставлял людей и технику работать в экстремальных условиях. Масло стыло в двигателе, редукторе, трансмиссии. Для разогрева использовался автоподогреватель МП- 300, но при таких температурах их надо было по две штуки на один борт, а был один на три борта (в 269-м ОВП. обеспечивавшем снабжение геологов Западно-Сибирского Главного управления на эти цели было выделено девять бортов и столько же экипажей – по три в Тарко-Сале и в Тазовском , два в Сургуте и один в Мегионе. Этот полк участвовал в разработке крупнейших месторождений нефти – Самотлорского и газа – Уренгойского. В общей сложности, в интересах народного хозяйства полк налетал свыше 3000 часов, перевезя около 15 тыс. тонн грузов). Приходилось идти на риск и, ввиду неэффективного разогрева масла, делать -коктейль» из смеси масла МК-8 и МС-20, к счастью редукторы и трансмиссия «отнеслись благосклонно» к этим экспериментам, и отказов не было.

Перевозка модулей буровой вышке на внешней подвеске. Доставлен груз на внешней подвеске. Техник подносит основной грузовой трос. Идет посадка людей и загрузка оборудования. Вдали видна буровая установка БУ-75.

Уренгой, зима 1966 – 1967 г.г. (внизу).

Автор выражает глубокую признательность летчикам 340-го ОВП, особенно начальнику ВОТП В.П.Плахотнику, семье В.Н.Бабенко, С.Г.Морозу за помощь и поддержку в работе над статьей.

Коль мы затронули вопрос нервного истощения людей, приведу пример того, как военные летчики платят сторицей свое так называемое «нахлебничество». Сначала стоит рассказать, что за работы в интересах геологов они не получили ни премий, ни наград, (которыми Родина щедро, скажем честно, вознаградила гражданских специалистов), работая и рискуя не за 1 руб. командировочных, а просто по приказу. Разговаривая с ветеранами, чувствуешь человеческую обиду за отношение Родины к своим сынам, и дело не в оплате труда. Как будто и не было этого трудового подвига летчиков, отдавших молодость и здоровье сибирской нефти, БАМу, Чернобылю…

…Лето 1976 г., Калинов. Ми-6 выполняет полет на боевое применение на полигон, на стрельбы по наземным целям. На 12-й минуте полета началась тряска вертолета, о чем было доложено на КП и было принято решение идти на запасной аэродром, в Черляны, находящийся в двадцати километрах. Уже при заходе на посадку, после прохода ближнего привода, на высоте 50-60 метров разрушилась килевая балка и, потерявший управление вертолет рухнул на землю. От травм и в начавшемся пожаре погибло 6 человек, командира и борттехника смогли вытащить. Командир скончался от полученных травм, а вот техник, хоть и был впоследствии допущен к полетам, не смог, пережив гибель товарищей, летать по чисто психологическим причинам. Так какими деньгами можно измерить надлом в психике молодого летчика, выжившего единственным из большого экипажа?!

В заключение, хотелось бы высказать несколько мыслей так сказать философского плана. Если согласиться с верованиями восточных религий, согласно которым все предметы наделены душой, то наверняка можно представить и душу Ми-6, «Мишки», – большую, открытую и честная. Его не создавали, чтоб подкрадываться втихаря. Согласитесь, есть в облике F-117 что-то уродливо-мерзкое (с чем редакция ИА полностью согласна – Прим. ред.). Это был честный, добрый трудяга, «отпахавший» в морозах Сибири, в пекле Ближнего Востока, в горах Афгана, оставивший добрую память у летчиков и пехоты, геологов и пожарных…

Может, даже хорошо, что он почти нигде не дожил до превращения могучих Военно-Воздушных Сил в Бессилие, до гниения вполне полетоспособной техники и конструкторской мысли, до порезки по «живому», на металлолом и в угоду «шибко умным буржуям»…

МиГ-21Ф-13 из состава элитной 26-й истребительной эскадрильи «черных воронов» ВВС Египта (вверху).

АВИАЦИЯ В ЛОКАЛЬНЫХ ВОЙНАХ

полковник авиации Владимир Бабич

Египетские истребители в «войне на истощение»

Несмотря на блестяще организованный шестидневный «блицкриг», победа Израиля в воине 1967 г. не принесла мира на Ближний Восток. За спиной противников маячили мощные фигуры супердержав, снабжавших своих союзников современной боевой техникой и надеявшиеся улучшить собственные позиции в регионе, а потому новый этап арабо-израильского противостояния начался почти сразу же, после того как смолкли раскаты предыдущего. И начавшейся «войне на истощение» египетским истребителям МиГ-21 принадлежала особая роль.

МиГ-21 в пустынной окраске , которую самолеты получали на Горьковском авиазаводе перед отправкой в Египет.

Египетский лидер Гамаль Абдель Насер очень болезненно воспринял поражение вооруженных сил своей страны в «шестидневной войне». Вместе с тем, ни о каких переговорах с Израилем, по его мнению, не могло быть и речи, а ближайшей целью арабской коалиции стала подготовка к реваншу. Несмотря на достигнутые договоренности о прекращении огня и наличие соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН. уже 4 июля 1967 г. египетские истребители-бомбардировщики атаковали позиции израильтян напротив Суэца и в районе Исмаилии. Отделенные друг от друга довольно широкой водной преградой – Суэцким каналом – стороны приступили к интенсивному инженерному совершенствованию своих позиций.

Однако арабам не терпелось если и не сразу «сбросить евреев в море», то хотя бы «преподать им несколько уроков». Созданные в короткий срок на западном берегу несколько группировок артиллерии и реактивных систем залпового огня начали наносить сокрушительные удары по позициям противника. Израильским ответом на эти регулярно налетавшие «шквалы», стало создание мобильных группировок самоходной артиллерии, призванной вести контрбатарейную борьбу. Уже с марта 1969 г. артиллерийские дуэли приобрели особую ожесточенность, но преимущество в них было явно на стороне Египта, обеспеченного превосходной матчастью и бесценным опытом советской артиллерии, прошедшей суровую школу Великой Отечественной войны.

Вместе с эскалацией конфликта началось восполнение потерь, понесенных сухопутными войсками, воссоздавались и египетские ВВС, недосчитавшиеся только в первый день «шестидневной войны» 309 боевых самолетов. Хлынувший из Советского Союза мощный поток боевой техники позволил за полгода не только восстановить потенциал авиачастей, но и значительно увеличить боевой состав фронтовой авиации. Место истребителя первой линии в египетских ВВС прочно заняли сверхзвуковые МиГ-21 Ф-13 (изделие «74»), отличавшийся от малосерийного МиГ-21Ф системой вооружения, в состав которой был введен комплекс управляемого ракетного оружия К-13, благодаря чему на двух пилонах появилась возможность подвешивать управляемые ракеты Р-ЗС с ИК ГСН. Находившиеся на вооружении МиГ-19С были переведены в ПВО тыловых объектов, а дозвуковые МиГ-17Ф переквалифицированы в истребители-бомбардировщики.

Одновременно существенной реорганизации подверглась и структура египетских ВВС, представлявших собой к концу 60-х г.г. копию британских, с их массой отдельных эскадрилий (squadron) и еще большим количеством самостоятельных флайтов (flight) и частей (unit). Из них в более или менее удачной форме были сколочены основные оперативные единицы – авиакрылья (wing), сведенные в свою очередь в авиагруппы (group). Правда, в отличие от британских организационных аналогов, египетские объединения имели смешанный боевой состав и теоретически должны были весьма эффективно взаимодействовать с сухопутными войсками, чего на практике не наблюдалось. Причем, отсутствие современных средств связи, оказалось далеко не самой важной из причин, обусловивших практически полный паралич, охвативший египетские ВВС уже после первых налетов израильтян 5 июня 1967 г. Значительное количество промежуточных инстанций (штабов частей и подразделений) серьезно осложняло процесс управления, что приводило к запаздыванию с выполнением принятых решений и, как следствие, их неэффективности.

Теперь же. под воздействием советского опыта, началось формирование авиабригад однородного четырехэскадрильного состава. Эскадрильи насчитывали 12 самолетов, разделенные на три звена по четыре машины. В состав авиабригад были переданы все необходимые для самостоятельной деятельности наземные технические службы и подразделения, включая аэродромные радиолокационные посты и передовой командный пункт, также получивший в свое распоряжение РЛС разведки целей.

Первыми обрели боеспособность 102-я и 104-я истребительные авиабригады. Вместе с тем, египетское командование при реформировании структуры ВВС проявило разумную сдержанность, сохранив в неприкосновенности наиболее боеспособные авиачасти. Такой, например, была элитная 26-я истребительная эскадрилья, получившая за характерную эмблему полуофициальное название «Черные вороны» 1* . Сохранила свое овеянное славой знамя и базировавшаяся в то время в Иншасе 225-я истребительная эскадрилья. Обе этих части не только не понесли потерь в ходе «шестидневной» войны, но и сами добились определенных успехов в сложной обстановке того трагически сложившегося для арабов конфликта.

Кроме того, практически на всех египетских аэродромах началось строительство укрытий для самолетов. Поначалу это были фунтовые обваловки подковообразной формы, со временем укрепленные железобетонными плитами. Ко всему прочему эти капониры были рассредоточенны по всему периметру аэродрома, что в принципе исключало одновременное уничтожение в ходе одного воздушного налета сколько-нибудь значительного количества истребителей. Не удовлетворившись этим, для дежурных подразделений, находящихся в немедленной готовности к вылету были построены мощные укрытия, способные выдержать прямые попадания двух – трех 500-кг бомб. Расположение дежурных сил в этих «бункерах» выгодно было и благодаря имевшимся в них мощным кондиционерам, создававшим в помещениях подходящий микроклимат с умеренной температурой, в отличии от раскаленного пекла, царившего на открытых стоянках и ангарах. Причем, измерить температуру летом часто было просто невозможно, так как в отечественных термометрах ртуть попросту упиралась в ограничитель, выходя за пределы шкалы, последним делением которой были адские +55°С…

1* Любопытно, что летный состав в нее набирался из племени весьма воинственно настроенных кочевников, считавших себя потомками воронов.

Египетский МиГ-21Ф-13 из состава дежурной эскадрильи в защищенном ангаре.

Впрочем, на самих египтян, жара, казалось бы, не действовала. Всюду велись работы, подвозилась боевая техника, боеприпасы и предметы снабжения. Основной поток этого из портов направлялся к Суэцкому каналу, на западном берегу которого для защиты развернутых артиллерийских группировок и строительства полосы укреплений размещались ЗРК С-75. Первоначально их позиции, прикрытые батареями МЗА, располагались в линию на расстоянии 30 км канала, однако вскоре на угрожаемых направлениях начался процесс массирования зенитных средств, образовывавших целые районы под единым командованием. Количество огневых средств в каждом из них позволяло рассеивать даже очень сильную авиационную ударную группировку.

В складывающихся условиях единственным козырем израильтян являлась авиация, которая и была задействована для ударов по позициям египетских артиллеристов и зенитчиков. Надо сказать, что основной целью авианалетов было принудить противника вернуться к соблюдению соглашений о прекращенииогня. Однако отсутствие в достаточном количестве подходящих для этой цели самолетов, не позволяло израильским ВВС наносить подобные удары регулярно. Находящиеся на вооружении «Миражи», хотя и имели неплохую дальность, и вполне могли постоять за себя в воздушном бою, но при использовании в роли истребителей-бомбардировщиков несли незначительную бомбовую нагрузку 2* . К тому же Франция, имевшая свои интересы на Ближнем Востоке и довольно мощное проарабски настроенное лобби в парламенте, была не в восторге от военных успехов Израиля, что привело к наложению эмбарго на поставку не только «Миражей», но и вообще французской боевой техники народу «земли обетованной».

Правда намечавшаяся политическая и экономическая изоляция «сионизма» была пробита Соединенными Штатами. Заокеанские лидеры не без основания посчитали, что «загнанный в угол» Израиль сможет эффективно защищать американские интересы в регионе. Однако сотрудничество налаживалось сравнительно медленно, и только в октябре 1967-го американцы заложили свой первый камень в фундамент израильской военной мощи, предоставив евреям небольшую партию штурмовиков А-4Н. Полученных из США «Скайхоков» было мало, а большинству остальных боевых самолетов со звездами Давида было явно не выдержать противоборства с крепнувшей ПВО противника.

Для ПВО Египта ситуация была осложнена тем, что еще в ходе «шестидневной войны» в руки израильтян попало несколько совершенно исправных ЗРК С-75 с достаточным (для полномасштабных испытаний) количеством ракет В-750. Исследовав этот трофей, евреи смогли выяснить не только возможности комплекса. но и его слабые места. Фактически эта система создавалась для уничтожения воздушных целей на средних и больших высотах. К тому же реакция комплекса на маневр уклонения цели была довольно вялой, и, если летчик вовремя замечал произведенный по его самолету пуск, то вполне мог сорвать захват резким переходом в пике или крутым разворотом навстречу ракете. А потому израильтяне довольно быстро разработали и начали применять эффективную маловысотную тактику прорыва к объектам удара.

Типовой вариант налета выглядел следующим образом. Сначала одна или две пары « Миражей» производили доразведку целей, а группа «Миражей» подвижного заслона выходила в зону дежурства в воздухе за канал, где находилась в своем (израильском) радиолокационном поле, что позволяло их пилотам спокойно ожидать развития событий не опасаясь внезапной атаки египетских перехватчиков. Одновременно звенья дозвуковых «Скайхоков», действуя на малых высотах, выходили к объектам ударов, после чего, выполнив восходящий маневр с размыканием в районе цели, сходу наносили бомбо-штурмовой удар с пологого пикирования, после чего уходили в свое воздушное пространство бреющим (повторные заходы обычно не выполнялись). При этом продолжительность налета была минимальной, что позволяло пилотам штурмовиков рассчитывать на то, что египетские МиГ-21 опоздают с выходом к рубежу ввода в бой. На случай, если вражеские перехватчики находились в положении «дежурство в зоне», что повышало угрозу атаки «Скайхоков», вперед выдвигался заслон «Миражей», пилоты которых связывали перехватчики боем над каналом, позволяя своим ударным машинам уйти на безопасное расстояние.

Израильтяне довольно часто использовали вариант «демонстрация-удар». Как правило, в этом случае группа самолетов кратковременными вторжениями «играла на нервах» расчетов РЛС. демонстрируя повышенную активность. Одновременно на второстепенном участке (в основном, со стороны Средиземного или Красного морей, что позволяло выполнять полет на предельно малой высоте) ударная группа «просачивалась» к цели по заранее намеченному коридору прорыва.

Египетские истребители МиГ-21 в системе ПВО страны взаимодействовали с зенитными частями по зонам ответственности, координируя усилия с зенитчиками по высотам и рубежам. Управление осуществлялось с объединенного командного пункта, располагавшего сетью выдвинутых к каналу передовых радиолокационных постов. Обстановка заставила приступить к организации сети постов ВНОС для визуальной «засечки» маловысотных прорывов, которые производились под египетским радиолокационным полем. При этом истребители получали от передовых постов оповещение по радио (через самолет-ретранслятор, связанный с главным командным пунктом ПВО).

Эпизодические воздушные бои между МиГ-21 и «Миражами», относящимся к реактивным истребителям второго поколения, начались в марте 1968 г. Как показали уже первые столкновения над каналом, обе противоборствующие стороны не владели элементарной тактической грамотностью, поскольку современный воздушный бой с использованием бортовых РЛС и управляемого ракетного оружия оставался для них загадкой. Не были освоены даже правила работы с оборудованием, что летчик обязан был делать автоматически, приобретая соответствующие навыки на тренировках. Израильские летчики-истребители, будучи весьма неплохими пилотажниками, не доверяли в полной мере французским управляемым ракетам с ИК ГСН, которые плохо «видели» цели, а потому в основном уповали на достаточно мощное пушечное вооружение «Миражей», включавшее две 30-мм «Дефы»552 с боезапасом по 125 снарядов на ствол.

2* При действии на предельный радиус «Мираж»IIICJ, как правило, нес на внешних подкрыльевых пилонах пару управляемых ракет с ИК ГСН «Мажик» 1, на внутренних – два подвесных топливных бака, а на подфюзеляжном – четыре 250-кг бомбы.

Несмотря на наличие БРАС РП-21 (в экспортном исполнении станция называлась Р1Л) МиГ-21ПФ не в полной мере отвечал условиям, в которых велись воздушные бои над Синаем. Отсутствие ствольного артиллерийского вооружения не позволяло этим истребителям эффективно действовать в ближнем бою.

Самолет несет один из вариантов пустынного камуфляжа, представляющего собой травянисто-зеленые пятна на песочном фоне.

МнГ-21ПФС, получивший новый двигатель с системой сдува пограничного слоя и дополнительный топливный бак, также вряд ли можно было считать полноценным истребителем. Хотя его маневренные возможности существенно возросли, но отсутствие пушек практически не позволяло их реализовать в ближнем бою.

Самолет несет один из двух вариантов так называемого «нильского» камуфляжа, представлявший собой в данном случае набор широких черных и травянисто-зеленых пятен, отделенных друг от друга песочными «прожилками».

Египтяне, со своей стороны, получившие из СССР вместе с МиГ-21Ф-13 автоматизированную систему перехвата «Воздух-1», имели возможность извлечь из пособий по ее боевому применению лишь приемы, заключавшиеся в атаке цели на догонных курсах (на большее эта система была не способна в принципе! – Прим. авт.), что и наложило определенный отпечаток на всю систему подготовки арабских летчиков-истребителей. Надо сказать, что такому подходу в немалой степени способствовало то обстоятельство, что ствольное артиллерийское вооружение на МиГ-21Ф-13 по сравнению с МиГ-21 Ф оказалось существенно ослаблено. Из двух имевшихся ранее 30-мм автоматических пушек НР-30 оставалась только правая, с боезапасом всего 30 снарядов, что существенно ограничивало возможности истребителя в бою на коротких дистанциях, не позволяя достаточно длительное время поддерживать с противником огневой контакт. Указанные недостатки как в зеркале отразились в первых же боях над Суэцким каналом 8 марта в 12:35 главный командный пункт из положения «дежурство на аэродроме» поднял на перехват звено МиГ-21. Целью египетских пилотов была четверка израильских самолетов, следовавшая вдоль канала с севера на юг. Штурман наведения вывел истребители под 90 градусов по отношению к направлению полета противника с превышением 2000 м.

Обнаружив вражеские самолеты, летчики сбросили подвесные баки и перешли в атаку. Ведущий четверки «МиГов», майор Камаль, после вывода из полупереворота и выхода в хвост замыкающей паре «Миражей» приводя оружие в готовность, обнаружил, что вместе с двумя баками он освободился и от обеих управляемых ракет. Заминка с отходом в сторону и передачей управления группой командиру второй пары оказалась фатальной.

Промчавшийся рядом с «Миражами» МиГ- 21 майора Камаля мгновенно привел пилотов противника в боевую готовность, и в следующее мгновение израильтяне пошли на боевой разворот. Замечу, что ведомый, без команды своего ведущего, также не проявил инициативы, и, находясь в выгодной позиции, из которой великолепно наблюдал сопла вражеских самолетов, не рискнул атаковать. Ситуация серьезно ухудшилась от того, что вторая пара египетских истребителей запоздала с маневром и переходом в атаку, что привело к потере огневого взаимодействия в группе.

В сложной обстановке инициативу проявил ведущий второй пары, самостоятельно решившийся на атаку. Энергичным разворотом сверху вниз с набором скорости он смог зайти в хвост концевому «Миражу», пилот которого стремился побыстрее занять свое место в строю и, выпустив две ракеты Р-ЗС, сбил его.

Майор Камаль попытался поддержать своего подчиненного, открыв пушечный огонь по израильскому ведущему второй пары, однако удобную позицию на короткой дистанции в условиях быстрого углового перемещения выбранной цели, ему занять не удалось. Более того, его ведомый лейтенант Баки, шедший почти вплотную за ним, не сумел повторить резкий маневр своего командира и внезапно остался один, без поддержки и визуального контакта со своими коллегами.

Позиция огневой батареи ЗРК С-75. Справа вверху видна станция наведения ракет.

Тем временем, пилоты вышедшей из-под удара тройки «Миражей», потеряв основную группу «МиГов», которые быстро ушли в свое воздушное пространство на малой высоте, обнаружили одинокий самолет Абделя Баки. Египтянин, шедший с небольшим разворотом и пытавшийся визуально обнаружить своих коллег, представлял собой до крайности удобную мишень. Внезапная атака с трех сторон не могла не увенчаться успехом, и спустя несколько секунд одна из выпущенных израильтянами ракет перебила управление египетского «МиГа», после чего его пилот был вынужден катапультироваться. Приземлившись за «голубой ленточкой» канала он был взят в плен, а затем, после равноценного обмена («баш на баш») на израильского неудачника, возвратился домой.

15 марта для прикрытия двух самолетов- разведчиков Ил-28Р, поднятых с аэродрома Кайро-Вест (Каир-Западный) взлетели две пары МиГ-21. Первая, предназначенная для непосредственного сопровождения «следопытов», шла на высоте 8000 м и поддерживала со своими подопечными визуальную связь. Вторая, располагавшаяся сзади и много ниже (на высоте всего 200 м), имела задачу обеспечить выход из боя в случае возникновения кризисной ситуации. Навстречу этой смешанной группе, эшелонированной по глубине и высоте, из положения «дежурство в воздухе» вышло звено «Миражей». Обнаружив противника, КП начал наведение верхней пары «МиГов» на вражеских перехватчиков. Выполнив растянутый переворот, египетские истребители оказались

позади израильтян, но на дистанции, значительно превышающей разрешенную дальность пуска управляемых ракет. Пилоты «Миражей», находившиеся в своем радиолокационном поле были тут же оповещены об угрозе и не принимая боя начали отходить под защиту своих наземных средств ПВО. Поскольку намерения египетской пары для противника были не ясны, то на всякий случай с ближайшего аэродрома была поднята находившаяся в готовности N91 еще одна четверка истребителей, которая с набором высоты начала подтягиваться к району, над которым находились египетские самолеты.

Между тем разведчики, выполнив задачу, повернули назад, а недолгая погоня пары МиГ-21 за уходящими «Миражами» лишь исчерпала горючее на египетских истребителях, после чего они получили приказ возвращаться. Устремившаяся за ними вторая четверка израильтян также приближалась медленно, но царившая на египетском КП нервозность в конце концов дала себя знать: наблюдая идущие сзади «Миражи», пилотам было выдано предупреждение о появлении новой группы противника. В условиях помех ведомый не точно понял радиосообщение, из которого он только узнал, что «противник приближается». Решив, что враг уже ловит в прицел его истребитель, египтянин преждевременно начал выполнять оборонительную не координированную змейку. Энергично работая рулями и сектором газа, неопытный пилот потерял скорость на «скольжении» и сорвался в штопор, вывести из которого истребитель ему не удалось. К счастью, для самого пилота, он не потерял присутствия духа и на высоте 300 м смог успешно катапультироваться, после чего был подобран вертолетом ПСС. Любопытно, что в штабе истребительной авиабригады в тот день долго спорили в какую графу («боевая» или «не боевая») заносить эту потерю, а израильтяне, не особенно задумываясь, с полным основанием засчитали в актив своей истребительной авиации этот успех, который, правда, пошел в «общий котел».

Эпизодические столкновения во второй половине апреля и начале мая не принесли успеха ни одной из сторон, хотя израильские пилоты неоднократно докладывали об одержанных победах. В отдельных случаях даже такой, казалось бы неоспоримый, аргумент как наблюдаемый летчиком (и зафиксированный бортовой фотоаппаратурой «Миражей») близкий подрыв боевой части управляемой ракеты. не был гарантией уничтожения противника. Подобные казусы имели место в частности 14 апреля и 5 мая, когда израильтяне засчитали себе по одному сбитому МиГ-21.

Однако 21 мая четверка «Миражей», пользуясь данными своих радиолокационных постов, организовала внезапную атаку на патрулировавшее звено МиГ-21 из состава 104-й авиабригады. Подобравшись снизу-сзади израильтяне произвели пуск четырех ракет с ИК ГСН, одна из которых поразила самолет ведомого второй пары. В последовавшем затем маневренном бою египтяне действовали довольно пассивно, даже не пытаясь перехватить инициативу, что и предопределило гибель еще одного истребителя (израильская заявка на третий не подтверждается – Прим. авт.), который был расстрелян пушечным огнем. Впрочем, совсем без ответа эти действия не остались.

Поднятое по тревоге звено из состава отдельной 225-й истребительной эскадрильи смогло настичь отходившие к. каналу «Миражи». Любопытно, что ведущий звена – майор Мани – на предложение руководителя полетов занять эшелон 3000 м ответил отказом, попросив лишь с интервалом в полминуты сообщать место противника, его курс, скорость и высоту. Будучи весьма опытным пилотом, ведущий прекрасно ориентировался как над фактически не имевшей ориентиров пустыней, так и в хитросплетении рукавов дельты Нила. Это и позволило четверке «МиГарей» буквально за считанные минуты, двигаясь пересекающимся курсом, перехватить израильтян уже над самым каналом. Успех этого контрудара в значительной степени был обусловлен и грамотной работой расчета станции наведен ия, операторы которой завели «МиГи» на визуальную дальность прямо под хвост «Миражам». Резко увеличив скорость, пара майора Мани перешла в набор высоты и с дистанции 1300 м произвела пуск двух ракет Р-ЗС, одна из которых попала в сопло израильского истребителя. Судя по всему, его пилоту в тот день фатально не везло: несмотря на то, что система спасения сработала четко, ветер снес парашют в канал и, запутавшись в стропах, летчик утонул.

Результаты весенней «разминки» над Синаем были по разному оценены противоборствующим сторонам. Египтяне, резонно рассчитывавшие на численное превосходство имеющихся в их распоряжении истребителей и мощь своих наземных средств ПВО, посчитали, что значительная часть потерь была вызвана случайным стечением неблагоприятных обстоятельств, а что действительно необходимо сделать, так это усилить контроль с со стороны КП за действиями перехватчиков, Израильтяне же из первых боев извлекли заметно больше «информации к размышлению», вполне обоснованно решив, что в условиях численного превосходства ВВС противника успеха можно достичь только с использованием неожиданных для врага тактических приемов. При этом учитывалось, что большая часть ведомых в египетских парах безинициативна, и, в основном, способна действовать только по указке. Это был в целом правильный вывод, хотя не бывает правил без исключений. С одним из них иудеям пришлось столкнуться уже в первом же бою, после того как закончился «антракт».

24 июня противник в своих действиях использовал один из многочисленных вариантов схемы «демонстрация-удар». Демонстративная группа в составе пары «Миражей» преднамеренно вторглась в зону обнаружения египетских РЛС на большой высоте, а ударная группа, скрываясь от наблюдения на малых высотах, направлялась к объекту нападения. Хотя зрительного контакта между обеими группами не поддерживалось, но они находились под контролем своего передового КП. Со своей стороны египетский радиолокационный пост в Иншасе обнаружил «Миражи» верхнего эшелона и поднял в воздух пару МиГ-21Ф-13 из состава дежурного звена. Штурман наведения с КП проинформировал летчиков: «Цель впереди слева, дальность 7 км». Ведущий вследствие помех оповещения не понял и продолжал поиск, а ведомый периодически переключаясь на запасную частоту, принял сообщение и вскоре сообщил: «Вижу слева пару», после чего отвернул на противника.

«Скайхоки», полученные Израилем в конце 1967 г., стали первым «камнем», который заложили американцы в фундамент военной мощи «страны обетованной». Появление этих недорогих и достаточно эффективных штурмовиков, позволило пилотам «Миражей» полностью сосредоточится на решении задачи завоевания господства в воздухе.

«Мираж» с полной боевой нагрузкой (два ПТБ и восемь 250-кг бомб), которая израильтянами использовалась очень редко.

В этот момент, прорезав строй «МиГов», мимо пронеслась вверх нижняя пара «Миражей», которые разошлись «каждый на своего». Сейчас уже невозможно установить наверняка, почему оба египетских истребителя угодив в стандартный, и известный еще со времен Второй Мировой войны, прием «сэндвич» не были сбиты сразу, но вполне вероятным является предположение, согласно которому инфракрасные головки самонаведения ракет «Мажик» были попросту «перегреты» из-за нахождения обоих израильских истребителей слишком долго на малой высоте, где температура воздуха превышала +55°С, а потому не увидели цели. Практически сразу же образовалось два очага боя, в которых противники стремились переманеврировать друг друга. Ввести в действие свое управляемое оружие израильтянам так и не удалось, но египетский ведущий видимо так и не пришел в себя после внезапного нападения. К тому же, как выяснилось после, он не имел навыков пилотирования «на грани срыва» и потому вскоре был сбит пушечным огнем.

Его ведомый показал себя более умелым летчиком. Согласно его докладу, «обнаружив трассы снарядов впереди», он переложил самолет в правый боевой разворот до почти полной потери скорости (около 200 км/ч). Выполнив одновременно несколько замедленных бочек, он не только серьезно осложнил израильской паре прицеливание, но и сам смог довольно точно отстреляться из 30-мм пушки. К сожалению, результаты стрельбы остались неизвестными, хотя на пленке фотопулемета были ясно запечатлены попадания в «Мираж». Почти потеряв скорость (но не управление истребителем!), пилот, удерживая МиГ-21 от сваливания «ногами» (педали нейтрально), осторожно выполнив фигуру, похожую на «ранверсман», перевел самолет в пикирование и поспешил на посадку. «Миражи» подобный «крюк» повторить не могли, и их пилоты потеряли цель. Приземлившийся на своем аэродроме «МиГ»замер на полосе – его баки были пусты, и потому на стоянку самолет пришлось тащить на буксире, а катапультировавшегося ведущего подобрал спасательный Ми-8. Надо сказать, что израильтяне, превосходно осведомленные об этой потере, также с полным основанием занесли ее в свой список успехов.

В воздушном бою, произошедшем 26 июня, после безуспешных попыток зайти друг другу в хвост, противники разошлись. На выходе из боя пара МиГ-21 была атакована подтянутой на поддержку второй парой «Миражей», однако, выполнив оборонительный маневр на пределе по топливу, смогла выйти из-под удара. При заходе на посадку у ведущего двигатель остановился, и летчик, не желая искушать судьбу (несмотря на то, что полоса четко просматривалась прямо по курсу), катапультировался. Ведомый, который вовремя перевел двигатель на экономичный режим, приземлился «с одной кружкой топлива».

Пользуясь продолжительными перерывами в боях, израильские пилоты продуктивно использовали эти «выходные», занимаясь разработкой тактических приемов, позволявших в значительной степени нивелировать превосходство «МиГов» и сглаживать недостатки своих «Миражей». Проверка и отработка «находок» проводилась на полигоне, после чего их использовали в бою с обязательным разбором результатов. Пожалуй одним из самых важных «открытий», сделанных израильскими авиационными специалистами стало обоснование возможности успешного ведения истребительной авиацией боевых действий методом «свободной охоты». На первый взгляд, это противоречило реалиям ТВД. закрытого сплошными радиолокационными полями, причем, как египетским, так и израильским, в которых собственно и действовали истребители противоборствующих сторон.

Однако успехи при маловысотных прорывах к целям ударных групп обеих противоборствующих сторон натолкнули израильтян на мысль, что их собственные истребители точно так же способны проникать в воздушное пространство противника, где, пользуясь подсказкой с земли, могли, во всяком случае, теоретически, успешно атаковать любую воздушную цель, находящуюся внутри радиуса действия «Миражей».

В пользу этого предположения говорил целый ряд обстоятельств. Во-первых, нижняя граница зоны обнаружения РЛС того времени колебалась в диапазоне высот 250-300 м, что оставляло известную свободу для действий хорошо подготовленным пилотам. Во-вторых, израильские и египетские радиолокационные поля взаимно перекрывали друг друга, что позволяло обеим сторонам наблюдать воздушные цели глубоко в тылу противника на удалении до 300 км от линии боевого соприкосновения, что позволяло, заранее обусловив маршрут движения «охотников», выдавать им целеуказание. Наконец, если на севере Суэцкого полуострова местность была в основном низменной, то в центре и к югу рельеф становится более сложным: повышающиеся в центральной части холмы к югу превращаются в горы, образующие довольно мощные хребты. серьезно затрудняющие расчетам РЛС обзор воздушного пространства.

МиГ-19 из состава 137-й истребительной эскадрильи ВВС Египта.

Авиабаза Кафр-Даба, весна 1969 г.

МнГ-21Ф-13 из состава 26-й истребительной эскадрильи ВВС Египта. Авиабаза Сайя, весна – лето 1969 г.

МиГ-21ПФ из состава 102-й истребительной авиабригады ВВС Египта. Авиабаза Иншас, весна – лето 1969 г.

МиГ-21ПФС из состава 104-й истребительной авиабригады ВВС Египта. Авиабаза Эль-Мансура, лето 1969 г.

«Мираж»IIICJ из состава 101-й истребительной эскадрильи ВВС Израиля. Синайский полуостров, авиабаза Этам, весна 1969 г.

На внешних пилонах самолет несет УР «Мажик»1.

«Мираж»IIICJ из состава 117-й истребительной эскадрильи ВВС Израиля. Синайский полуостров, авиабаза Этдион, лето – осень 1969 г.

На внешних пилонах самолет несет УР «Шафрир»2.

Существовали и определенные проблемы. Развернутые на западном берегу канала советскими специалистами станции радиоперехвата и пеленгации вынуждали «охотников» противника соблюдать радиомолчание или свести к минимуму радиообмен, который можно было вести только кодированными фразами. Нельзя было пользоваться и БРЛС, за исключением совершенно критических ситуаций, когда терять было уже вообще нечего. В случае несанкционированного ухода с маршрута, пункт наведения уже почти ничем не мог помочь летчику, и тому оставалось расчитывать только на свои глаза и удачу. Нечего и говорить, что освоение этого метода было возложено на наиболее опытных пилотов, которые довольно быстро взяли на вооружение уже забытый к тому времени опыт асов Люфтваффе, предпочитавших охотится в районе вражеских аэродромов.

Впервые это метод израильтяне опробовали 26 июня, когда неожиданной атакой пары «охотников»-«Миражей», возглавляемой старшим лейтенантом Ифтой Спектром, при заходе на посадку были сбиты два МиГ-21. Один из них стал четвертой по счету победой израильского аса из 12 одержанных им в ходе нескольких вооруженных конфликтов. Горечь от потери была в значительной мере сглажена тем, что оба пилота остались живы, и смогли катапультироваться.

В тот же день при сходных обстоятельствах был сбит один МиГ-21 из состава 102-й истребительной авиабригады. Клюнув на приманку из четырех «Миражей-, появившихся в районе Сахна. руководитель полетов поднял на их перехват пару МиГ-21. Едва оторвавшись от полосы. оба истребителя туг же ушли в набор высоты и почти мгновенно были атакованы прятавшейся у земли парой «охотников», которые точным пуском ракет тут же «сняли» ведомого, после чего ведущему ничего не оставалось делать как срочно возвращаться.

Тем временем злополучные четыре «Миража» продолжали маячить на высоте 4000 м. привлекая внимание операторов египетских РЛС. В добавок, осуществляя полет на наивыгоднейшем крейсерском режиме, израильтяне весьма аккуратно крутились по самой кромке зоны поражения ЗРК С-75, провоцируя египтян на активизацию средств наземной ПВО, что позволяло противнику успешно пеленговать и селектировать позиции РТС. От периодически запускаемых с земли ракет «Миражи» успешно уворачивались, одновременно несколько оттягиваясь назад, после чего снова входили в египетское воздушное пространство, и все начиналось сначала.

Горящий египетский МиГ-17 запечатленный фотокинокамерой «Миража».

Постепенно смещаясь вдоль канала, четверка израильтян вскоре приблизилась к аэродрому базирования элитной 26-й истребительной эскадрильи «черных воронов», из состава которой и было решено сформировать группу перехвата в составе наиболее опытных летчиков. Для гарантированного успеха вылет решено было выполнить «налегке» – без ПТБ. Правда, при этом требовалось исключительно точно вывести истребители на рубеж атаки, так как в противном случае «МиГам» могло не хватить топлива для возвращения.

В сущности, так и произошло, поднявшаяся четверка МиГ-21Ф-13 подстерегла израильтян в тот момент, когда они в очередной раз спровоцировав зенитно-ракетные батареи на безрезультатный пуски, уходили разворотом в свое воздушное пространство. Замыкающая пара «Миражей» и оказалась объектом атаки подошедшей снизу в строе «пеленг пар» четверки «МиГов». Атака на наборе высоты оказалась исключительно удачной, и оба противника почти одновременно оказались сбиты. Успех был несколько омрачен потерей самолета ведомого второй пары. Уже выходя из атаки разворотом он оторвался от своего ведущего и, стремясь побыстрее занять свое место в строю, дал форсаж, а запас топлива был уже на пределе. В результате, при заходе на посадку на «МиГе» остановился двигатель и его пилот вынужден был катапультироваться. Остальные буквально на последних каплях дотянули до полосы и даже не смогли отрулить на стоянки, куда самолеты пришлось тащить на буксире.

Серьезной проверкой боеспособности египетской истребительной авиации стало воздушное сражение, произошедшее 2 июля. Как позже выяснилось, противник действовал по заранее разработанному плану, что в значительной мере снивелировало численное превосходство арабов, задействовавших в общей сложности 46 МиГ-21 против 32 «Миражей». В то же время необходимо отметить, что в собственно боевом столкновении участвовали лишь 18 «МиГов», а остальные по мере взлета с аэродромов оттягивались от места основной схватки периодически появлявшимися на севере и юге демонстрационными группами. В этих «спектаклях» наряду со «Скайхоками» были задействованы и «Мистэры»IV. В самой же схватке успех также был на стороне израильтян, уничтоживших два МиГ-21 (а не четыре как заявляется) ценой одного своего «Миража». Еще два египетских истребителя были повреждены пушечным огнем.

Спустя пять дней, 7 июля, вновь показали высокое мастерство «Миражи»-«охотники». Пара, ведомая лейтенантом Одедом Маромом, внезапно атаковала снизу-сзади патрульное звено, прикрывавшее аэродром в районе Гордоха. В результате два МиГ-21 из состава 104-й истребительной авиабригады были сбиты, а оба «охотника» ушли на предельно малой высоте за канал.

Еще одной причиной потерь египетской авиации была плохая согласованность действий с командованием ПВО, но если расчеты ЗРК имели вполне современную аппаратуру, позволявшую отличать свои самолеты от чужих, то для зенитно-артиллерийских расчетов любой летательный аппарат, появившийся в их зоне досягаемости без предупреждения, был вражеским и потому был обречен на уничтожение. Так. 20 июля в 18:30 звено МиГ-21 из состава все той же 104-й авиабригады, возглавляемое майором Хедром вылетело для прикрытия группы штурмовиков МиГ-17, наносивших удар по объектам противника в районе Кантара. Выступая в роли подвижного заслона, истребители заняли зону дежурства перед каналом. Получив оповещение от КП. ведущий второй пары обнаружил противника слева внизу на высоте 3000 м, доложил командиру звена и самостоятельно, не упуская выгодного положения. пошел на сближение с «Миражами».

Пара командира звена не успела занять положение «щита» и потеряла из виду свою атакующую пару, а потому отвернула в сторону солнца и перешла в набор высоты.

Поскольку в условиях интенсивных радиопомех пилотам не удалось получить от КП целеуказаний, первая пара пошла на посадку, но с другого направления, а потому была ошибочно опознана постами ВНОС как вражеская и попала под обстрел зенитных батарей с радиолокационным наведением. Расчеты 57- мм батарей автоматов С-60 открыли огонь и, спустя несколько секунд, МиГ-21 майора Хедра был сбит, но пилот, к счастью, уцелел и смог катапультироваться, приземлившись на своей территории. В это время вторая пара, используя полученное позиционное преимущество, зашла в хвост «Миражам» и с дистанции 1200 м ведущий произвел пуск двух ракет Р-ЗС и сбил противника.

Между тем, несмотря на казалось бы найденное израильтянами довольно эффективное средство борьбы с превосходящими по численности ВВС противника, «охотники Давида» все же не слишком активно действовали в египетском воздушном пространстве, хотя определенные неудобства они все-таки причиняли. Как выяснилось много позже, в результате эмбарго, наложенного Францией на поставку оружия Израилю, командованию ВВС последнего пришлось весьма экономно расходовать имевшиеся запасы управляемого ракетного оружия (УР «Мажик»1 с ИК ГСН и «Супер»530 с полуактивной РЛ ГН).

Египетский МиГ-21 под огнем 30-мм пушек «Миража».

Имевшиеся в составе ВВС Египта МиГ-19 могли бы с успехом применяться как в роли истребителей сопровождения для тихоходных МиГ-17, так и в качестве истребителей-бомбардировщиков.

Нехватка современных боевых самолетов и управляемых ракет сказывалась настолько сильно, что Израилю пришлось приступить к организации собственного производства «Миражей», получивших в «земле обетованной» название «Нэшер». Работы в этом направлении начались еще летом 1967-го, причем, агентам «Моссада» удалось похитить техническую документацию на этот самолет в конструкторском бюро концерна «Дассо» и у ВВС Швейцарии. Однако «секьюрити» оружейной фирмы «Матра», смогли предотвратить ряд несанкционированных проникновений и, в конце концов, израильтянам пришлось фактически самим разрабатывать для своих ВВС управляемую ракету. Взятый за образец «Мажик»1 скопировать не удалось. Если габариты ракеты евреи смогли даже несколько «обжать», то с энергетикой дело явно не заладилось, т.к. пришлось пойти на уменьшение массы БЧ (с 12,5 кг до 11 кг), но при этом разрешенная дальность пуска израильского изделия составила всего 5 км – ровно половину от аналогичного параметра ««француженки». Однако выбирать было не из чего, и ракета пошла в серийное производство, а вскоре начала поступать на вооружение строевых частей ВВС.

Первую победу новым оружием одержал лейтенант Шломо Вейнтрауб. 22 июля вылетев во главе пары «Миражей» на свободную охоту он смог подловить в районе одного из египетских аэродромов взлетевший МиГ-21 и. выпустив два «Шафрира», успешно поразить цель. Правда, как он сам позже отмечал, «небольшая дальность пуска ракеты, потребовала от меня подойти к атакуемой цели, которая быстро набирала высоту, почти вплотную. В результате, мы были обнаружены и обстреляны зенитным огнем. Продолжать поиск не только не имело смысла, но и было опасно, а потому, быстро снизившись, мы направились в сторону линии фронта…»

24 июля пара МиГ-21, возглавляемая старшим лейтенантом Агами, преследуя приманку, попала в традиционную ловушку, подвергшись нападению четверки «Миражей» снизу. До момента перехода в атаку противник находился над своей территорией и под радиолокационным полем египетских радаров. Избежать потерь удалось лишь резким маневром с уходом в свое воздушное пространство на предельно малой высоте.

Серьезные потери понесли в тот день дозвуковые истребители-бомбардировщики МиГ-17Ф, одна из групп которых, насчитывавшая восемь самолетов (два звена), была практически разгромлена прятавшейся в засаде четверкой «Миражей», возглавляемой старшим лейтенатом Вейнтраубом. Внезапный обстрел ракетами, произведенный израильскими перехватчиками, скрытно занявшими рубеж атаки позади ударной группы, оказался неожиданным для египтян, потерявших за несколько секунд сразу(!) четыре «МиГа».

Правда, ведущий группы, не потерявший присутствия духа, после этого немедленно увел остальных в нисходящий крутой разворот, чем фактически и спас остальных. Однако в завязавшемся бою израильский ведущий, будучи достаточно опытным летчиком, смог снова отличиться расстреляв еще один египетский самолет огнем из пушек.

Вообще надо сказать, что ретроспективно рассматривая решение о выводе из фронтовых египетских авиачастей в систему ПВО тыловых обьектов истребителей МиГ- 19. его трудно считать достаточно обоснованным. Более того, как показали события описанные выше события оно оказалось серьезной ошибкой, поскольку обеспечивать эскорт дозвуковых МиГ-17Ф со стороны «двухмаховых» МиГ-21 оказалось довольно трудно. Причина заключалась в большой разнице крейсерских скоростей обоих самолетов. а также в том, что для более эффективного прикрытия, «двадцать первые» должны были находится значительно выше идущих на бреющем «семнадцатых», тем самым лишая последних скрытности. Нахождение же эскорта на одной высоте с подопечными серьезно ограничивало возможности МиГ-21 в случае появления «Миражей», пилоты которых в этом случае получали преимущество первой атаки, спокойно выбирая объект для нападения. Все это вело к росту потерь, значительная доля которых приходилась именно на прикрытие. К тому же МиГ-21 ранних модификаций было трудно вести длительный бой из-за ограниченного запаса топлива и боекомплекта. По этим причинам сопровождение для МиГ-17 выделялось только в том случае, если встреча с вражескими перехватчиками была неизбежна.

В то же время. МиГ-19С представлял собой едва ли не идеальный самолет для воздушного боя на малых высотах. Хотя и не имевший БРЛС. он был оснащен ИК станцией ночного перехвата «Ястреб», сопряженной с ИК визиром СИВ-52. Система предназначалась для обнаружения целей и определения их движения по сопловым струям и могла применяться и при отсутствии видимости, а также в плохих метеоусловиях и ночью. Приемная головка теплопеленгатора размещалась в конусе воздухозаборника. В кабине пилота с правой стороны находился индикатор «Ястреб», а над ним ИК визир СИВ-52. сопряженный с автоматическим стрелковым прицелом АСП-5НВ-3. Тот, в свою очередь, работал в связке с радиодальномером СРД-3 -Град», определявшем дальность до цели с максимальной ошибкой в 25 м, и сопровождавшим ее на дистанции от 300 до 2000 м. Помимо пары УР Р-ЗС. аналогичных тем, что несли МиГ-21, «девятнадцатый» имел мощнейшее вооружение из трех 30-мм пушек НР-30 с боезапасом по 70 снарядов на ствол. Секундный залп этой батареи составлял 17,5 кг(!!), что естественно было ровно втрое больше чем у МиГ-21Ф-13, имевшего одну такую пушку и в 1.7 раза больше чем у МиГ -17 несшего 37-мм НС-37 и две 23-мм НР-23. Более чем в полтора раза уступал «девятнадцатому» по массе секундного залпа и «Мираж».

Однако куда более важным было то, что МиГ-19 имел значительный запас топлива и мог держаться в воздухе свыше 2,5 часов. Предельная эксплуатационная величина перегрузки для МиГ -19 составляла 8д (на практике пилоты строевых частей неоднократно превышали это ограничение на две – три единицы!), в то время как у «Миража» эта величина не превышала 7д. К тому же силовая установка МиГ – 19 была двухдвигательной, а значит гораздо более живучей, чем у однодвигательного «Миража». Наконец, энерговооруженность «МиГа» без ГТТБ составляла 0.86. в то время как его противник имел всего 0,63!! К сожалению, после неудачной «шестидневной войны» этим истребителям почти не приходилось встречаться в небе боевой обстановке.

Лишь однажды, 19 мая, возвращавшийся после выполнения учебной задачи на полигоне МиГ -19, который пилотировал лейтенант Ашир Рами, случайно наткнулся уже на подходе к своему аэродрому на пару «Миражей». Сбросив подвесные баки, израильтяне на встречном курсе обстреляли египетский истребитель из пушек, но большая скорость сближения и быстрое пространственное перемещение цели не позволили их бортовым вычислителям с достаточной точностью решить задачу прицеливания, в результате большая часть 30-мм снарядов ушла в «молоко*» и лишь два зацепили левую консоль. После этого оба «охотника» попытались зайти своему противнику в хвост для того, что бы применить управляемые ракеты. На «МиГе» ракет уже не было (они были выпущены на полигоне), но отступать отважный арабский пилот не пожелал и вступил в маневренный бой. На боевых разворотах с даже не предельными (для МиГ-19 – Прим* авт.) перегрузками превосходство советской машины обозначилось очень быстро и уже на втором круге «Мираж» ведомого повис в прицеле. Постепенно доворачивая, и медленно увеличивая тягу двигателей, Ашир Рами сократил дистанцию до 300 м, после открыл огонь на поражение. Двухсекундная очередь буквально сдула «Мираж» с неба, превратив израильский истребитель в облако дыма, из которого вниз посыпались обломки. Для ведущего шедшего впереди эта внушительная демонстрация огневой мощи оказалась вполне убедительной и он поспешил уйти на форсаже, что было серьезной ошибкой, так как будь на МиГ-19 управляемые ракеты, он не смог бы уйти далеко.

Между тем, очередной перерыв, взятый сторонами в конце июня, продержался до начала осени. Развернувшаяся в египетских авиачастях боевая учеба, проводилась под руководством советских инструкторов и преследовала в сущности одну-единственную цель: научить арабских летчиков-истребителей вести сложный маневренный бой. При этом отмечалось. что при внезапном нападении пилоты, как правило теряются, забывая элементарный порядок действий, необходимый для приведения оружия в боевое положение. В результате, неоднократно отмечалась случаи, когда из пушки пытались поразить цель находящуюся фактически на пределе дальности визуального обнаружения, а ракеты выпускали в упор, когда противник находился на «пистолетной» дистанции или впопыхах попросту сбрасывали вместе с подфюзеляжным ПТБ.

Отмечалось также слабое взаимодействие истребителей при ведении маневренного боя в составе звена, и это при том, что групповая слетанность большинства звеньев была превосходной. Кроме того, отмечалась элементарная неосмотрительность. Как сказал однажды один из наших инструкторов майор И.И.Колесов, «они были так горды, что летают на современных истребителях, что забывали смотреть по сторонам». При этом абсолютное большинство арабских пилотов обладало весьма высокой самооценкой и очень болезненно воспринимало любую критику в свой адрес. Доходило до смешного; прежде чем указывать на сделанные ошибки, приходилось довольно долго хвалить провинившегося и уж только затем в крайне деликатной форме объяснять ему допущенные промахи, да и это делалось как правило в частной беседе. Понятно, что результаты таких «поглаживаний по мягким местам-» были почти нулевыми и на следующий день те же ошибки часто повторялись снова. Еще одной особенностью арабского менталитета было чрезвычайно ревностное отношение к достижениям друг друга, что в конце концов и было взято на вооружение нашими инструкторами. Обучив в эскадрильи наиболее «смышленого паренька» какому-либо приему, можно было быть почти уверенным, что остальные только из принципа рано или поздно также освоят его!

МиГ-21 нз состава 102-й истребительной авиабригады на аэродроме в Иншасе. Пустынная окраска наносившаяся на «МиГи» еще на Горьковском авиазаводе (небольшие темно-зеленые пятна на песочном фоне), как выяснилось, не в полной мере удовлетворяла египтян, и по прибытии на место все без исключения самолеты перекрашивались. При этом зеленые пятна трансформировались в широкие полосы того же цвета или же вовсе закрашивались коричневым.

Однако проблемы были не только с подготовкой летного состава. Как стало вскоре очевидно. поступавшая в Египет техника далеко не в полной мере соответствовала сложившимся условиям. Начавшаяся при еще Н.С.Хрущеве «ракетизация» вооруженных сил, хотя и была введена в «нормальное русло» при Л.И.Брежневе, однако ее результаты еще довольно долго оказывали свое весьма негативное влияние на развитие советской истребительной авиации. Ее основными противниками в то времярассматривались в основном американские, английские и французские самолеты-носители ядерного оружия. В результате, основной фронтовой истребитель МиГ-21Ф-13 поставлявшийся в Египет, не мог самостоятельно вести поиск воздушных целей, поскольку установленный на нем радиолокационный дальномер СРД-5 «Квант», сопряженный с автоматическим стрелковым прицелом АСП-5НД позволял измерять дальность до цели и определять благоприятный момент для пуска УР Р-ЗС лишь в пределах визуальной видимости. Практикой же было установлено, что в условиях быстро меняющейся контрасности окружающего фона летчик может наблюдать маневрирующую цель на расстоянии не более 3600 м. В то же время разрешенная дальность пуска УР Р-ЗС колебалась в пределах от 1200 м до 7600 м. Таким образом, возможности оружия использовались далеко не полностью.

Безусловно, в рамках существовавшей тогда модной концепции об отмирании маневренного боя это не являлось большим недостатком, так как изначально предполагалось, что эти машины будут действовать под жестким контролем «земли» в системе «Воздух-1». При этом, летчик совершал почти программный полет, подчиняясь командам автоматизированной системы наведения, которая исходя из возможностей оружия заводила перехватчик в заднюю полусферу цели, откуда было удобно применить ракеты с ИК ГСН. В расчете на встречу с маломаневренной целью было сокращено и пушечное вооружение, оставшееся чисто символическим и предназначенное фактически для добивания поврежденного противника (coup de grase). Но над Синаем все было совершенно иначе. Противник не только активно маневрировал, но и стремился сам атаковать первым. При этом его собственные РЛС разведки целей были следили за своими истребителями и напрямую сообщали их пилотам об изменении обстановки.

В результате, израильский «Мираж»IIIС, имевший полноценную бортовую БРЛС «Сирано»! с дальностью обнаружения воздушных целей до 35 км. а также систему индикации информации на лобовом стекле (ИЛС), обеспечивашую пилотирование и применение оружия как по воздушным, так и по наземным целям, выглядел явно предпочтительнее МиГ-21. Дополнительные козыри этой машине обеспечивали две 30-мм автоматические пушки «Дефа»552 с боезапасом по 125 снарядов на ствол, а также пять точек подвески, на каждую из которых можно было подвесить по одной управляемой ракете, а на три из них – ПТБ.

Несколько улучшило уровень оснащенности египетской истребительной авиации появление на ее вооружении летом 1969 г. модификаций МиГ-21ПФ и ПФС. Обе они отличались от МиГ-21Ф-13 наличием полноценной БРЛС РП-21 (в экспортном исполнении получила обозначение Р1Л), апробированной еще на тяжелом перехватчике Су-9. В режиме обзора станция позволяла пилоту вести поиск воздушных целей самостоятельно, однако ее надежность была все же не слишком высокой. Заметно уступала она и по характеристикам радару «Миража», обнаруживая цель на дистанции лишь до 20 км. Еще одним отличием было наличие установленного в гаргроте дополнительного 170-литрового топливного бака. На немногочисленные поступившие в Египет МиГ-21П он установливался в полевых условиях, что заставило смонтировать на них и новые гаргроты. которые довольно долгое время были некрашенными, сверкая серебром полированного дюраля. Кроме того, с целью улучшения путевой устойчивости на этом самолете были увеличены площадь подфюзеляжного гребня и вертикального оперения. Родовыми отличиями МиГ-21ПФС были новый двигатель Р-11Ф2С-300 с каналом отбора воздуха для системы сдува пограничного слоя и контейнер тормозного парашюта, установленный в основании киля.

Несмотря на очевидный прогресс, выражавшийся в получении из Советского Союза все более совершенных образцов авиатехники и оружия, а также определенный рост летного и тактического мастерства летного состава, боевой потенциал истребительной авиации Египта оставался невысоким. Нашим советникам складывавшаяся ситуация тоже не внушала оптимизма: хотя и «с учетом местных особенностей», но подготовка велась советскими инструкторами и по советским боевым уставам, в то же время противостоящий арабам противник прочно владевший инициативой не только не имел численного превосходства, но и значительно уступал им по боевому составу. Некоторым (особенно в Генштабе) это напоминало горькое начало Великой Отечественной, но раскрученный маховик ближневосточного противостояния продолжал набирать обороты. Единственно, что оставалось делать, так это «учиться военному делу настоящим образом».

Фотокамера египетского МиГ-21 фиксирует последние мгновения «Миража». Внизу обломки израильского истребителя.

Несмотря на широкодекларируемое обязательство «стоять насмерть», израильская ПСС отличавшаяся высоким уровнем профессионализма, старалась вытащить «из-за канала» любого своего сбитого пилота.

Посчитав, что большинство выявленных недостатков удалось устранить, а оставшиеся пробелы не способны оказать серьезного влияния на дальнейший исход борьбы, командование египетскими вооруженными силами 11 сентября 1969 г. инициировало новый «раунд» борьбы на Синае. Артобстрелы сменялись налетами ударной авиации, ответ на что следовал незамедлительно. В тот же день была проведена воздушная операция с использованием истребителей-бомбардировщиков, перед пилотами которых поставили задачу подавить ПВО ряда объектов, которые в течение дня должны были быть обработаны ударами с воздуха (Подробнее см. В.Бабич. «Египетские истребители-бомбардировщики в войне на истощение». ИА №3/2000). Всего в операции было задействовано более 100 самолетов, «накатывавшихся» на объекты противника тремя волнами с трехчасовым интервалом. Расчет разработчиков операции делался на то, что «ослепшая» после уничтожения нескольких радиолокационных постов израильская система ПВО не сможет организовать эффективного противодействия и это позволит следующим ударным эшелонам атаковать цели «на выбор».

На практике все получилось несколько иначе. Хотя над большинством пунктов, атакованных в промежутке между 10:00 и 10:15 первой волной МиГ-17Ф и Су-7БМК, нападавшие практически не встретила противодействия (в воздухе не только не было израильских самолетов, но в большинстве случаев противник не успел даже встретить самолеты зенитным огнем), то уже на отходе истребителям сопровождения пришлось отбивать атаки перехватчиков. Вспоминает бригадный генерал Самир Азис Михайль:

«Я был пилотом МиГ-21 из состава 104-й авиабригады, базировавшейся в Эль-Мансуре и в тот день участвовал в Сопровождении группы МиГ-17, которые должны были атаковать позиции ЗРК «Хок». Ударные машины вышли к цели на бреющем и только потом они «прыгнули» вверх. Однако объекты противника были превосходно замаскированы, а потому обнаружить их с первого захода не удалось. Восемь самолетов в строю колонна пар пошла на второй заход. Я хорошо видел, как ведущий раскачивал свою машину с крыла на крыло, пытаясь обнаружить противника. Но все было тщетно. Я уже думал, что стоит запросить КП об уточнении позиций противника, как вдруг внезапно взлетевшая зенитная ракета демаскировала позиции израильтян, на которых тут же обрушились НАРы и бомбы. Все, что было внизу, тут же потонуло в клубах пыли и дыма, сквозь которые сверкали желто-оранжевые вспышки разрывов.

Затем мы повернули домой, но уже на подходе к каналу нас атаковала пара «Миражей», туг же устремившаяся к истребителям-бомбардировщикам. МиГ-17 отчаянно петляя между холмами и барханами, пошли напролом. так как запас горючего у них был весьма ограничен. Истребителей сопровождения израильтяне видимо не заметили, так как мы спокойно набрали 5000 м и уже потом вступили в бой.». Пилотирование на малой высоте требует предельной концентрации внимания пилота и потому смотреть по сторонам израильским летчикам было некогда, тем более, что цель – египетский МиГ-17Ф – отчаянно металась из стороны в сторону, стремясь любой ценой сбросить преследователей с хвоста. Применить в этих условиях управляемые ракеты было невозможно, и потому израильтяне постепенно подбирались все ближе, стремясь ввести в действие свои 30-мм пушки. Но использовать их не пришлось: на одном из разворотов египтянин допустил ошибку: «МиГ» просел и зацепив правым крылом за склон бархана, мгновенно превратившись в клубок огня и дыма. Оба «Миража» тут же взмыли вверх, и это оказалось роковой ошибкой: пилоты висевшей сзади и остававшейся незамеченной пары МиГ-21 капитана Михайля только ждали удобного момента для атаки. *Пилот преследуемого израильтянами «семнадцатого» не справился с управлением и его самолет врезался в песчаный склон, – продолжает бригадный генерал Самир Азис Михайль. – Оба «Миража» как по команде тут же взмыли вверх, рассчитывая быстро найти себе новую жертву, так как остальные МиГ-17 не могли уйти слишком далеко. Но мы были начеку. Конечно, мы могли попытаться и раньше расстрелять вражеские истребители из пушек, но у нас было слишком мало снарядов, а применить ракеты из-за близости земли и запыленности воздушного пространства практически не представлялось возможным. К тому же, на малой высоте наши радиодальномеры не давали однозначно точной дистанции до цели, попутно фиксируя все попадавшиеся впереди препятствия. Но стоило самолетам противника набрать немного высоты, как участь одного из них была решена. Я отдал приказ ведомому приготовить оружие и, не раздумывая, подняв нос истребителя, выпустил сразу обе ракеты. Два широких белых шлейфа тут же закрыли от меня цель, но я знал, что не мог промахнуться. И точно: две вспышки полыхнули впереди. Хорошо были видны посыпавшиеся обломки и сразу же мелькнули дымные следа ракет моего ведомого. Однако израильский ведущий был опытным пилотом и, едва взорвался истребитель его ведомого, как он тут же пошел на разворот, выходя нам навстречу с набором высоты. Правда, вступать в бой он явно не желал и спустя несколько минут мы уже были над своей территорией

На представленных кинокадрах запечатлен результат обстрела МиГ-21 из 30-мм автоматических иушек «Миража». На втором кадре хорошо видны взрывы попавших в цель снарядов, а на третьей – затяжной взрыв топливных баков египетского истребителя.

Между тем, расшевелившаяся израильская ПВО была приведена в полную боевую готовность и ударные группы, отправившиеся в бой около 13:00 встретили ожесточенное сопротивление. В частности, атаковавшая радиолокационные позиции в районе Суэца четверка Су-7БМК была атакована поднятой по тревоге парой «Миражей», которую возглавил старший лейтенант Шломо Вейнтрауб, на счету которого уже было три победы, а его ведомым был лейтенант Гиора Эпштейн, имевший два сбитых самолета.

Благодаря четкой работе соседних радиолокационных постов и постов ВНОС, оба израильтянина смогли, не включая радаров, выйти на рубеж атаки и лишь в последний момент, задействовав свои БРЛС, атаковали замыкающую пару египетских истребителей-бомбардировщиков, выпустив по одной УР «Супер»530 с полуактивными ГН. Однако работу вражеских радаров зафиксировала «Сирена» на самолете ведомого, успевшего предупредить ведущего об опасности, но сам он сделать уже ничего не успел, и был сбит. Ведущий, сбросив баки, развернулся навстречу «Миражам», что позволило сорвать наведение, но лейтенант Эпштейн все же смог поразить Су-7БМК огнем из пушек, и хотя пилот «сушки» все же сохранил контроль над машиной и перетянул на подбитом самолете через канал, ему пришлось катапультироваться над своей территорией.

В это время вторая пара Су-7БМК. реализуя так называемый «полный маловысотный вариант», на скорости около 1100 км/ч ушла на бреющем в горные ущелья и попыталась прорваться к каналу кружным путем. Оба израильских пилота предпочли дожидаться появления египтян над восточным берегом, осуществляя поиск с помощью БРЛС. В 13:42 радар лейтенанта Эпштейна обнаружил две воздушные цели на дальности около 32 км, после чего оба израильтянина ринулись в погоню.

Однако на этот раз их ждал неприятный сюрприз. Находившееся в зоне ожидания на высоте 3000 м звено МиГ-21 Ф-13 капитана Магди, получив команду с КП отсечь противника, тут же устремилось к рубежу ввода в бой. Над каналом «сухари» разминулись с «МиГами», которые были немедленно обнаружены радарами израильской ПВО. а потому появление новых противников не явилось неожиданностью для пилотов «Миражей». Оба вражеских перехватчика тут же вступили в маневренный бой, затягивая «МиГи» в вираж со снижением. На правом крутом развороте капитан Магди с дистанции около 1000 м произвел пуск ракеты Р-ЗС по «Миражу» лейтенанта Вейнтрауба. Однако она прошла мимо цели. Отчаянно маневрируя, израильтянин смог увернуться и от второй, а лейтенант Эпштейн, прикрывая своего командира. открыл довольно точный огонь из пушек по египетскому истребителю. К счастью, хотя несколько 30-мм снарядов и поразили МиГ-21 капитана Магди, но серьезных повреждений они не нанесли. Хуже было то, что, выпустив двумя очередями весь боекомплект (вот они, плоды бездумной «ракетизации»!), ведущий египетского звена оказался безоружным и вынужден был выйти из боя. Прикрывавший его ведомый вынужден был сделать то же самое, после чего силы сторон фактически уравнялись, хотя египтяне продолжали удерживать инициативу.

Между тем счастливо избежавший двух ракет «Мираж» лейтенанта Вейнтрауба был атакован второй парой МиГ-21, ведущий которой, капитан Амир, находясь в развороте, пустил в неприятельский самолет ракету. Израильтянин и на этот раз смог сбросить с хвоста смертоносную сигару, но затем допустил грубейшую ошибку, решив поменять направление разворота. Потерявший скорость истребитель со звездами Давида медленно выравнивался. идя почти по прямой. Его рулям явно «не хватало воздуха» и этим не преминул воспользоваться египетский пилот, тут же пустивший вторую управляемую ракету, которая, спустя несколько мгновений, влетела в сопло «Миража». Последовал затяжной взрыв и вражеский самолет начал разваливаться в воздухе. Его пилот, старший лейтенант Шломо Вейнтрауб, не смог катапультироваться и погиб в пылающих обломках своего истребителя. Оставшийся в одиночестве лейтенант Эпштейн предпочел выйти из боя.

Произошедшие позже в тот же день еще три воздушных боя не принесли успеха египетским истребителям. Пилоты «Миражей», сменив тактику, стали затягивать «МиГи» в выгодное для себя маневрирование на нисходящих полуспиралях. «Двадцать первому» такая «манера поведения» была противопоказана. Ко всему прочему выяснилось, что египтяне не готовы к продолжительным боям на виражах, сопровождавшихся большими перегрузками, что вело к нарушению боевого порядка отдельных пар истребителей.

Ведомые часто не могли удержаться за более опытными ведущими, взаимодействие терялось, а отставших одиночек, пользуясь удобным случаем, часто «подбирали» «охотники» противника, прячущиеся в засадах на малой высоте и появлявшиеся на сцене, как правило, к моменту окончания боя, когда противники начинали отвод своих сил. Результатом операций, помимо нескольких разгромленных наземных объектов, в числе которых были две позиции ЗРК, несколько складов и одна механизированная колонна, стала потеря трех истребителей-бомбардировщиков (один МиГ-17Ф и два Су-7БМК) и пяти истребителей МиГ-21, за что израильтяне заплатили двумя «Миражами».

Довольно тяжелую картину боев того дня несколько скрасил молодой лейтенант Гэма, который перегоняя истребитель случайно оказался «в нужном месте и в нужное время». Из-за навигационной ошибки он вышел к посадочной полосе с противоположного направления и был отправлен руководителем полетов на второй круг. Выполнив положенную «коробочку» он на третьем развороте оказался в хвосте «Миража»-«охотника», заходящего снизу в атаку на садящийся впереди другой египетский истребитель. Противник был ниже и лейтенант Гема, проявив инициативу. решил выполнить весьма рискованный маневр, увенчавшийся полным успехом. Убрав почти до минимума обороты двигателя. он нырнул вниз, и оказался позади израильтянина на расстоянии около 1000 м. Последний, занятый прицеливанием, естественно не мог видеть того, что творилось у него за спиной, а подсказка с земли отсутствовала. так как поединок происходил на малой высоте, вне видимости израильских радаров. Пуск двух ракет оказался удачным, и горящий «Мираж» рухнул в окрестностях аэродрома, а катапультировавшийся раненый израильский пилот, после того как попал в плен, был немедленно отправлен в госпиталь.

Не добавили оптимизма и бои, проведенные 6 октября и 27 ноября 1969 г. Потери самолетов в них были связаны с ошибками боевых расчетов командных пунктов. В последнем бою «МиГи» после наведения на цель оказались не сзади, а впереди нее и попали под ракетную атаку «Миражей». Процессу управления и оповещения с земли стали мешать интенсивные помехи с земли по радио, создававшиеся противником. Сигналы командных пунктов глушились и нападения «Миражей» все чаще становились внезапными.

Продолжение в следующем номере

НОСТАЛЬГИЯ

Сергей Корж, Геннадий Петров

при участии Сергея и Дмитрия Комиссаровых

Модели и самолеты

Продолжение, начало в ИА №1/2001

2-й ВЫПУСК: «В цветах “Интерфлюга” и “Аэрофлота”» (1963 – 1969 г.г.)

«Каравелла»3 авиакомпании «Эр Франс» в московском аэропорту Домодедово (фото из архива Г.Петрова).

Формальным поводом для качественной переработки продукции, выпускаемой VEB Kunststoffverarbeitung, стало состоявшееся 1 сентября 1963 г. объединение DLH с Interflug GmbH. Объединенная компания получила наименование INTERFLUG (далее по тексту «Интерфлюг»), которому было выбрано из девяти альтернативных названий («Дефлюг», «Интерлюфт», «Инфлютра» и др.). При передаче самолетов «Дойче Люфтганзы» вновь образованной компании часть из них потеряла свой прежний статус – в частности, все 24 Ан-2 попали в сельскохозяйственное подразделение «Интерфлюг» – «Аграрфлюг». Первое время машины DLH в основном еще сохраняли свою прежнюю окраску, хотя было изменено название авиакомпании, а вместо «журавлей» на фюзеляжах и килях появились «интерфлюговские» «самолеты». Однако уже к началу 1964 г. все машины перекрасили по новой схеме, в которой определяющим стал красный цвет. Это, в свою очередь, обеспечило соответствующей работой предприятие из Цшопау и фабрику в Лейциге. выпускающую декали.

В результате для большинства моделей, ранее выпускаемых в исполнении DLH (Ил-14, Ил-18, Ан-2, L-60), были разработаны «интерфлюговские» декали, но с сохранением прежних бортовых номеров. Правда, при изготовлении новых декалей на некоторых из них были допущены неточности: например, декаль к модели Ил-18, носовая часть которой и раньше окрашивалась неправильно, повторяла те же ошибки. Модель «Аэро»45 стала выпускаться в чехословацком варианте исполнения (per. код ОК-FAB), а модель МиГ- 15 – комплектоваться декалью с опознавательными знаками советских ВВС и бортовым номером 23. Его порядок не противоречил требованиям Положения об опознавательных знаках советских ВВС от 1955 г. (с трех- и четырехзначных номеров был осуществлен переход на двузначные с отдельной нумерацией в каждой части), но сами цифры были черными, а не цветными (красного, голубого или желтого цветов), как предписывалось названным документом. Кроме того, не соответствовала Положению и черная окантовка звезд – она должна была быть двойной: бело-красной или серебристо-красной. Модель ВВ-152, очевидно, не дорабатывалась и продолжала еще некоторое время выпускаться в исполнении DLH – по крайней мере в СССР она продавалась до второй половины 60-х г.г. После снятия этой модели с производства в ГДР постарались поскорей забыть о неудачной попытке создания своей собственной авиаиндустрии – даже в классическом справочнике Das grosse Flugzeug Typenbuch, выпущенном в ГДР в 1977 г., нет и упоминания об этом самолете.

Помимо переработки вариантов исполнения была существенно расширена и номенклатура сборных моделей. Разработка пресс- форм новых пластиковых моделей самолетов и вертолетов, причем не только советского или чехословацкого, но и западного производства, была начата еще до завершения первого выпуска. Как быстро выяснили практичные немцы, выпускать модели было гораздо проще и выгоднее, чем настоящие летательные аппараты. Одновременно в Лейпциге освоили технологию изготовления сложных декалей большой площади, что позволило уйти от необходимости нанесения на модели бортовых полос на предприятии. Характерной чертой второго выпуска стало также то, что все новые модели изготовлялись теперь только в масштабе 1:100.

Одной из причин появления в числе первых сборной модели изящной французской «Каравеллы» могло послужить то, что еще с середины 50-х г.г. всерьез обсуждался вопрос о возможной покупке Советским Союзом этих воздушных судов, чьи эксплуатационные и экономические характеристики оценивались очень высоко. Впервые «Каравелла» была продемонстрирована советским официальным лицам в мае 1959 г., когда на ней в Москву прибыла делегация французского отделения ФАИ. В 1960 г. было объявлено, что «Аэрофлот» готов купить 12 самолетов этого типа, правда, в обмен на совершенно неприемлемый для Франции ответный заказ на Ту-104, которые по экономичности уступали «Каравеллам» более чем в два раза и имели предельные (по западным требованиям) характеристики шумности двигателей. Затем это условие сняли, и французы уже были готовы поставить в 1962 г. три самолета последней модификации «Каравелла»6Р, но наши пожелали заказать разрабатываемую в то время «Каравеллу» 10В, очевидно с целью освоения новейшего западного авиаоборудования и ТРДЦ «Пратт amp; Уитни» серии JT8-D, предназначенных для оснащения этих самолетов. В итоге «Каравеллы» в «Аэрофлот» так и не попали, но соответствующая сборная модель была выпущена в исполнении «Эр Франс», которая эксплуатировала самолеты этого типа на авиалинии Париж – Москва (сама линия была открыта 3 августа 1958 г.). Еще одной, возможно даже главной причиной выпуска сборной модели этого самолета в соответствующем исполнении могло стать то, что «Каравеллы» «Эр Франс» принимали участие в обслуживании традиционной Лейпцигской ярмарки ( сноска 1).

Заводские испытания опытного Tv-114, проходившие зимой 1957 – 1958 г.г.

(фото из архива Г.Петрова).

«Россия» готовится к очередному зарубежному туру (фото из архива Г.Петрова).

Оригиналами для этой модели послужили самолеты базовой серийной модификации «Каравелла» 1, которые под флагом «Эр Франс» открыли регулярную эксплуатацию самолетов этого типа 5 мая 1959 г. (Париж – Стамбул), а 27 июля, в 10-ю годовщину первого полета прототипа британской «Кометы», от которой «Каравелла» унаследовала носовую часть фюзеляжа и двигатели, – были выведены на линию Париж – Лондон.

Внешне «Каравеллы» 1 отличались от двух опытных самолетов заметно большими размерами мотогондол и формой пилона их крепления к фюзеляжу, хотя и оснащались теми же ТРД «Роллс-Ройс» «Эвон»522. Правда относительные размеры мотогондол у модели все же были несколько меньше, чем у предполагаемых оригиналов, но. в общем, соответствовали их размерам, приведенным на ранних изображениях «Каравеллы» 1. Дополнительными недостатками этой модели были традиционно упрощенные шасси, неверная расшивка остекления кабины экипажа, слишком большие иллюминаторы и неправильное расположение аэродинамических перегородок на крыле. В целом же эта модель по уровню детализации и проработки, а точнее по степени упрощения, во многом напоминала модель Ил-18, с которой ее роднила еще одна общая черта: у обоих остекление полностью моделировалось прозрачными пленками. На последующих же моделях для этих целей стала повсеместно использоваться прозрачная пластмасса.

Что касается исторической достоверности исполнения модели «Каравеллы», то, хотя стандартная окраска «Эр Франс» и была воспроизведена на декали достаточно точно, приведенный на ней регистрационный код F-WHEL не украшал ни один из лайнеров этой авиакомпании. Наиболее близкую регистрацию. F-WHRL, имела в период испытаний 12-я «Каравелла» (зав. №031), поставленная «Эр Франс» в 1960 г. уже в модификации «1А» с ТРД «Эвон»526 (после завершения испытаний буква «W» в per. коде заменялась на «В»: F-BHRL).Причиной ошибки могло стать то, что четвертая буква регистрационного кода ранних «Каравелл» «Эр Франс», наносимого сверху правого полукрыла, рассекалась аэродинамической перегородкой, и при определенном ракурсе сьемки -R» вполне можно было принять за «Е». Большую же часть «Каравелл» этой авиакомпании (заказано 46, но поставлено, по- видимому, 43) составляли самолеты третей модификации, до стандарта которой (исходные ТРД заменили на более мощные «Эвон»527, оснащенные к тому же глушителями шума) впоследствии доработали и все машины раннего выпуска, в том числе и борт F-BHRL. Этот самолет находился в эксплуатации «Эр Франс» почти 20 лет. когда 12 марта 1979 г. при взлете с аэропорта Франкфурта попал в аварию, в результате котррой получил серьезные повреждения при столкновении с ограждением ВПП. Дальнейшая его судьба не известна. Скорее всего, он был списан, так как через два года, 28 марта 1981 г., «Эр Франс» вообще завершила коммерческое применение своих «Каравелл».

Модель флагмана «Аэрофлота», великолепного Ту-114, поражала огромными размерами (размах крыльев более полуметра) и невероятным для того времени количеством деталей (более 150). Оригиналом для нее и прообразом исполнения послужил опытный Ту-114 «Россия» (per. код СССР-Л5611), который совершил первый полет 15 ноября 1957 г. (командир экипажа А.П.Якимов). Основные размеры модели (размах крыла х длина х высота ) составляли 57 х 47,2 х 13,8 см, в то время как габариты самого самолета, скорее всего, не отличались от габаритов серийных машин: 51.1 х 54 х 15.5 м. Источники этой ошибки следует искать в иностранной периодике конца 50-х г.г. Так, в журнале Airplane (от 4 июля 1958 г., с.39) размах крыла Ту-114 был оценен в 54,9 м, а длина самолета в 47,2 м, что было проиллюстрировано соответствующей габаритной схемой. После Ле Бурже 1959 г., где иностранцы смогли непосредственно познакомиться с «Россией», в американском журнале Interavia (№8 за 1959 г., с.986) габариты Ту-114 были «уточнены» до -54 х >50 х -15 м. Однако английские издания продолжали перепечатывать из номера в номер цифры 54 х 47.2 х 11.8 (например, Flight от 20 ноября 1959 г., с.620 или от 18 ноября 1960 г., с. 821 и т.д.), которые, скорее всего, и были взяты за основу при изготовлении прессформ модели с «коррекцией» по размаху крыла и высоте. Впоследствии эти цифры не раз использовались для иллюстрации основных размеров Ту-114, причем не только в западных, но и в советских изданиях (например, в книге «Самолеты Страны Советов», ДОСААФ, 1974 г.). Габаритные же схемы и чертежи Ту-114, на которых размах крыла был явно больше длины самолета, появлялись в авиационной литературе с завидным постоянством и в 60-е г.г., и 70-е гг., и даже 90-е гг. Поэтому нет ничего удивительного, что модель Ту-114, выпущенная в начале 60-х гг., так сильно отличалась от оригинала по основным размерам. Кроме всего прочего, и относительный диаметр фюзеляжа этой модели был меньше требуемого, в результате чего он в целом получился выполненным в масштабе -1:114 (!!). Дополнительно имелись погрешности в форме и размерах мотогондол, шасси, количестве и расположении входных дверей и иллюминаторов.

Возможно именно этот снимок опытного Ту-114, растиражированный в западной прессе, и послужил источником неверной оценки габаритных размеров самолета (фото из архива Г.Петрова).

Первый взлет первого DC-8-10, произошедший 10 мая 1958 г. (вверху).

Флагманский DC-8-33 авиакомпании KLM назывался «Альберт Плейшман». «Комета»4 авиакомпании ВОАС в стандартной окраске (внизу).

Что касается самого оригинала и прообраза исполнения модели Ту-114, то он прославился тем, что в 1959 г. выполнил несколько громких зарубежных туров, продемонстрировав мощь – ни много ни мало – всего Советского Союза. На самом деле этот самолет как нельзя более точно представлял нашу страну того периода: огромные размеры и скорость при невысокой эффективности. В конце июня 1959 г. после 23-го авиасалона в Ле Бурже он отправился в Нью-Йорк, где с успехом был продемонстрирован публике и представителям американской авиаиндустрии. В середине сентября того же года на «России» совершил официальный визит в США Н.С.Хрущев. Несмотря на то, что это был достаточно рискованный шаг, Никите Сергеевичу, находившемуся под впечатлением от шикарного VC-137 (президентский вариант «Боинга»707), на котором тогда еще вице- президент США Никсон посетил Москву летом 1959 г., уж очень хотелось лично продемонстрировать Америке, что мы умеем делать самолеты не хуже. 31 октября 1959 г. «Россия» завершила программу заводских испытаний (119 полетов, 274 л.ч.), а затем до 22 июля 1960 г. принимала участие в программе государственных испытаний Ту-114 (45 полетов, 95 л. ч.). В ходе проведения дополнительных испытаний опытный Ту-114 чуть было не потерпел катастрофу 21 июня 1961 г., когда на посадке не выпустилась правая основная стойка шасси. После этого самолет, у которого были серьезно повреждены консоль, двигатели, ряд других систем и элементов, восстанавливался почти два года, а в апреле 1963 г. был поставлен на доработку до стандарта серийных машин. В 1965 -1968 г.г. на нем проводились испытания по доводке систем серийных Ту-114, а в декабре 1968 г. этот самолет выполнил последний испытательный полет (всего 326 полетов, 797 л.ч.). Последний же раз «Россия»» поднялась в воздух 16 марта 1972 г. с тем, чтобы перелететь в Монино, где она находится по настоящее время в качестве экспоната музея ВВС в окраске серийных Ту-114.

Одновременно с моделью Ту-114 появилась сборная модель не менее грациозного американского DC-8 «Джетлайнер» фирмы «Дуглас». Оригиналом для изготовления прессформ этой модели послужили самолеты модификации DC-8-10. о чем можно судить по форме мотогондол и пилонов их крепления к крылу. Более того, скорее всего, это были ранние DC-8-10, ТРД которых «Пратт amp; Уитни» JT3-6 не имели реверсивных устройств, а размах и хорда их крыла были несколько меньше, чем у более поздних самолетов (после доработок двигателей и крыла последовательно получали обозначения DC-8-11 и DC-8-12). Модель не соответствовала предполагаемым оригиналам по форме и размерам панелей остекления кабины экипажа, а также наличию нескольких лишних иллюминаторов в передней части пассажирской кабины (на ранних изображениях DC-8 эти иллюминаторы присутствовали).

Прообразом же исполнения для этой модели послужил первый из семи межконтинентальных DC-8-33 (per. код PH-DCA ) голландской авиакомпании KLM (Koninklijke Luchtvaart Maatschappij – «Королевские голландские авиалинии»), поставленный ей 25 марта 1960 г Этот самолет получил собственное имя Albert Plesman в честь основателя и первого президента KLM и 16 апреля 1960 г. открыл регулярную эксплуатацию реактивного пассажирского флота компании на линии Амстердам – Нью-Йорк. PH-DCA имел несколько отличительных особенностей от других DC-8-33 этой авиакомпании: ТРД JT4A-3 (стояли на трех из семи самолетов, в то время как остальные четыре оснащались более мощными JT4A-9), запас топлива 83330 л (четыре первых самолета, остальные три имели баки примерно на 3790 л большего объема) и первоначальную компоновку на 117 пассажирских мест (24 первого и 93 экономического классов). Всего KLM эксплуатировала 31 самолет этого типа (по семь DC-8-33 и DC- 8-53. один DC-8-55, пять DC-8-55F и 11 DC-8-63).

Начиная с 1964 – 1965 г.г, в производстве сборных моделей стали широко использовать цветные пластмассы, а в модельный комплект – включать краски, пригодные для работы кисточкой. Однако предварительная окраска частей моделей серебрянкой на заводе- изготовителе пока еще сохранялась. Между тем. номенклатура выпускаемых изделий продолжала расширяться, и в это время появились модели советских вертолетов Ми-1, Ми-4 и Ми-6, а также британского реактивного авиалайнера «Комета>4.

Модель Ми-1 была выполнена на более высоком уровне детализации, чем предшествующая продукция VEB Kunststoffverarbeitung, элементы которых, меньшие по размерам, чем шасси, как правило, просто игнорировались. Оригиналами для нее. скорее всего, послужили вертолеты модификации Ми-1Т, которые с конца 1957 г. начали поставляться ВВС ГДР из Польши, где они выпускались под обозначением SM-1/300. Однако ими могли послужить и Ми-1А (SM-1/600), которые внешне отличались от Ми-1Т в основном наличием узла крепления подвесного топливного бака слева по борту (на модели бак отсутствовал). Модель достаточно близко соответствовала оригиналам, за исключением формы носовой части – отсутствовала так называемая «курносость», присущая вертолетам этого типа до модификации Ми-1М. Несмотря на то, что декаль к модели Ми-1 содержала опознавательные знаки ВВС нескольких стран Варшавского Договора( ГДР, СССР, ЧССР и Польши ), имеющийся на ней бортовой номер 506 черного цвета принадлежал вертолету учебной модификации SM-1Sz из состава LSK (зав. №S1A01002, вертолет соответствовал советским Ми-1 АУ), который был приписан сначала к транспортной эскадрилье TAG-4. а с 1959 г. – к вертолетной HG-31 (с 1971 г. HG-34). Однако SM-1Sz внешне отличались от SM-1. имея выпуклые верхние панели остекления кабины экипажа и дополнительные панели остекления в нижней части входных дверей. Всего на вооружении LSK находились 25 Ми-1 различных модификаций, большей частью польского производства: 12 SM-1, четыре SM-1Sz. один SM- 1М, по три Ми-1 (Т или А) и Ми-1М и два Ми-1 МУ. Эти вертолеты прослужили в восточногерманских ВВС до начала 70-х гг. Из них до настоящего времени,сохранились лишь два. одним из которых, как это не удивительно, оказался тот самый SM- 1Sz, бортовой номер которого и был использован при разработке декали к модели Ми-1. Сейчас этот вертолет, правда, под другим условным номером (001), экспонируется в уже упоминавшемся авиационном музее Бауцена.

Ми-1 ВВС ГДР на учениях (вверху). Ми-4А «Дойче Люфтганзы (в центре). «Внуковский» Ми-бП (фото ни архива Г.Петрова).

В 1957 г. восточногерманские ВВС начали получать из СССР и первые вертолеты типа Ми-4, которых до 1966 г включительно было поставлено 49 экземпляров: 44 многоцелевых Ми-4А, один пассажирский в варианте «салон» Ми-4С и четыре противолодочных Ми-4МЭ. Небольшую часть Ми-4А после демонтажа вооружения LSK передали «Дойче Люфтганзе» и «Интерфлюгу» в 1959 – 1963 г.г. Эти вертолеты и послужили оригиналами для модели Ми-4. Основными ее недостатками были неверное, при соблюдении габаритов, соотношение между длинами хвостовой балки и кабины, неправильные формы носовой части фюзеляжа и створок грузолюка. Несмотря на то. что эта модель, также как и модель Ми-1, снабжалась декалями с опознавательными знаками ВВС стран Варшавского Договора (без бортового номера), основным вариантом ее исполнения был гражданский авиакомпании «Интерфлюг». Первое время, из-за сложности изготовления полной декали для этого варианта исполнения, в комплект включалась красная краска. Буквенный код DM-SPE, приведенный на декале, соответствовал регистрации пятого и последнего Ми-4А (зав. №06142, выпущен саратовским заводом №282), полученного DLH в июле 1963 г. незадолго до своего упразднения. Первоначально этому вертолету была присвоена регистрационный код DM-SPD. но 30 июля его изменили на DM-SPE. B начале сентября он, вместе с двумя оставшимися Ми-4А. перешел во владение «Интерфлюг» (одна машина разбилась в феврале 1962 г.. еще одну, полученную в мае 1963 г., «Дойче Люфтганза» почти сразу вернула LSK), а 30 сентября 1963 г. ВВС передали этой авиакомпании еще один Ми-4А. Эти вертолеты использовались для доставки пассажиров в труднодоступные места, перевозки больных, картографирования местности и других работ. Что касается DM-SPE, то он первоначально применялся в качестве «летающего крана» в подразделении «Специалфлюг», а затем как аэрофотосъемщик в подразделении «Билдфлюг». Но 20 июля 1965 г. этот Ми-4А разбился в Бранденбурге, в результате чего погиб один человек. Из эксплуатировавшихся в ГДР Ми-4 к настоящему времени сохранились три вертолета.

Если от момента появления DM-SPE в составе «Интерфлюг» до выпуска модели Ми-4 в соответствующем исполнении прошло не более года, то с копией Ми-6 VEB Kunststoffverarbeitung проявило вообще невероятную оперативность. Впрочем, судите сами: единственный опытный Ми-бП (per. код СССР-58647), который по идее и должен был послужить прообразом исполнения этой модели, был создан в 1965 г., когда сама модель уже выпускалась. Поэтому неудивительно. что она походила на предполагаемый оригинал лишь очень отдаленно. К примеру, основные размерения модели (диаметр несущего винта х длина фюзеляжа х высота) составляли 40 х 45 х 12 см. тогда как у Ми-бП – 35 х 33.17 х 9.16 м, количество иллюминаторов – 15 и 12 соответственно, плюс совершенно другая форма панелей

остекления кабины экипажа, трапециевидные, а не прямоугольные лопасти несущего винта, наличие обтекателей на колесах шасси и т.д. Отчасти разобраться в этих несоответствиях помогла фотография, сделанная в середине 60-х г.г. в зале ожидания аэропорта Внуково, где и была выставлена модель варианта этого вертолета, которая, скорее всего, и послужила оригиналом для пластмассового аналога. По крайней мере, у них можно обнаружить гораздо больше общих черт, чем при сравнении с реальным Ми-бП. Даже декаль к сборной модели во многом воспроизводила окраску именно «внуковского» Ми-6, за исключением бортового кода СССР-37104, который трансформировался в СССР-37140. Габаритную же схему подобного вертолета можно обнаружить в справочнике Flugzeug Aus Aller Welt (ч.1), выпущенном в ГДР в 1972 г. Исходя из того, что обтекатели на опорах шасси и трапециевидные лопасти несущего винта являлись характерными признаками ранних Ми-6, можно предположить.что оригинал соответствующей сборной модели представлял собой ранние проработки конца 50-х начала 60-х г.г. по пассажирскому варианту этого типа вертолета.

Необъясненной остается значительная разница по относительным габаритам сборной модели и реальных Ми-6. В качестве возможного объяснения можно предположить, что при изготовлении прессформ этой модели за базовый размер была взята длина фюзеляжа, которую по ошибке приняли равной длине вертолета( подобное имеет место и в авиационной литературе, в частности, в уже упоминавшемся справочнике Das grosse Flugzeug Typenbuch в разделе характеристик в графе «длина» для Ми-4 указана длина фюзеляжа, а для Ми-6 общая длина вертолета ). Правда, длина Ми-6 с вращающимися винтами составляла 41.74 м, тогда как длина фюзеляжа сборной модели – 45 см. Но. возможно, что в каком-либо источнике или на выставке того периода общая длина пассажирского варианта Ми-6 и приводилась равной 45 м.

Примерно в тоже время появилась и модель британской «Кометы»4. По ряду отличительных признаков (размах и форма крыла, расположение и количество входных дверей) модель действительно соответствовала самолетам указанной модификации. Однако количество иллюминаторов у модели (по 16 с каждого борта) было больше, чем у реальных «Комет»4 (по 15. так как в одном сечении иллюминаторы попадали на усиленный шпангоут). Не совпадало оно и с количеством иллюминаторов у «Кометы-4С (по 17), с которой (в пересчете на масштаб) почему-то была «заимствована» длина фюзеляжа («Кометы»4С примерно на 2 м были длиннее «Комет»4). Ко всему прочему, модель была выпущена в исполнении британской авиакомпании ВОАС (British Overseas Aircraft Corporation – «Британская авиакорпорация заморских авиалиний»), которая не имела в своем составе «Комет»4С.

Первоначально модель«Кометы»4 полностью отливалась из серебристой пластмассы, а прилагаемой белой краской надлежало красить верхнюю часть фюзеляжа. Регистрационный код G-APDB , воспроизведенный на декале крыла, соответствовал второй серийной «Комете»4 (зав. N96403). Но на декали киля вместо него была приведена не употребляемая на практике аббревиатура G-BOAC, заимствованная с рисунков «Кометы» из английских авиационных журналов (к примеру, на обложке Flight International от 18.04.58 г.) и почтовых карточек конца 50-х г.г Форма декали в носовой части фюзеляжа также соответствовала окраске не серийных машин, а скорее опытной «Кометы»3.

Впервые «Комета»4 G-APDB была поднята в воздух с аэродрома Хэтфилда 27 июля 1958 г. легендарным летчиком-испытателем Джоном Каннингхемом. Это была не только девятая годовщина первого полета первой опытной «Кометы», но и двойной день рожденья: самого Джона Каннингхема и сэра Джеффри де Хэвилленда, основателя и главы фирмы-разработчика. После завершения испытаний G-APDB была первой передана ВОАС 30 сентября 1958 г., а 4 октября этот самолет принял участие в открытии трансатлантической эксплуатации по маршруту Нью-Йорк – Лондон (командир экипажа Т.Стоуни), став первым в мире реактивным авиалайнером, преодолевшим Атлантику с платными пассажирами, причем всего за 6 ч. 12 м. Но не прошло и года, как 21 июня 1959 г. этот самолет попал в аварию в том же самом нью-йоркском международном аэропорту Айделуайлд, зацепив при посадке трехметровый стальной газоотражатель и повредив при этом шасси и закрылки. В ноябре 1965 г. ВОАС прекратила эксплуатацию 19-ти своих «Комет»4 и распродала их другим авиакомпаниям. В результате G-APDB сначала досталась «Малазиен Эйрвейз», а затем снова вернулась в Англию и продолжала эксплуатироваться уже под флагом чартерной авиакомпании «Дэн-Эйр Сервисез». 13 ноября 1973 г этот же самолет и завершил коммерческое применение «Комет»4, выполнив перелет по маршруту Нью-Кастл – Эликанте – Тиссайд. А 12 февраля 1974 г. он последний раз поднялся в воздух и. пролетев над Хэттфилдом. отправился на хранение в Имперский военный музей в Даксфорде, где и находится по настоящее время. Интересно, что позднее, 9 ноября 1980 г., одному из первых командиров экипажей этого самолета Джону Келли (участник инцидента 21 июня 1959 г.) было доверено завершить на «Комете»4С коммерческую эксплуатацию вообще самолетов этого типа.

Продолжение в следующемномере

Оглавление

Народные мудрости

Незаконнорожденный бомбардировщик

Миссия генерала Петрова

Me-210/410 – провал или запоздалый успех?

Ми-6 Крыло на бой, крыло на труд

Египетские истребители в «войне на истощение»

Модели и самолеты