Неприличные занятия [Элоиза Джеймс] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Элоиза Джеймс Неприличные занятия

Неприличные занятия, или Как была опубликована одна из самых аморальных, скандальных и невероятных рукописей о сексе (в 19 веке)

Лондон, Англия

Офис королевского издательства «Турман и Турман»

14 февраля 1818 года

Из рукописи Реджинальда Фезергастингтона

«Чувства и разочарования»:


Любезный читатель!

Мне непереносима мысль о том, что я могу вас шокировать или напугать.

Должен просить всех леди возвышенного образа мыслей сию же минуту отложить этот том.

Я прожил жизнь, полную неумеренных страстей, и меня убедили поделиться с читателем в подробностях всем пережитым в надежде на то, что восприимчивые читатели благородного образа мыслей воздержатся от того, чтобы последовать по моим стопам…[1]

О, читатель, берегись!

Говорят, не различающий цвета человек никогда не поймет, что красный — цвет опасный. Также говорят, что глупец никогда не почувствует опасности, если влюбится.

Очевидно, что самая большая опасность для мужчины заключается в том, чтобы влюбиться в рыжеволосую женщину.

Джас Гриффин мог это подтвердить: спустя четыре года после того, как он влюбился в именно такую женщину, его собственный отец, герцог Хонингборн, судился с ним, пытаясь лишить его наследства. Перед этим мать поведала большей части Лондона, что он незаконнорожденный. Его рыжая возлюбленная сбежала, исчезнув без следа немногим более шести месяцев назад. А теперь, похоже, ему грозило увольнение с должности в издательском доме Турмана и Турмана.

И все из-за рыжеволосой женщины…

А он даже не мог притвориться дальтоником.


Джас Гриффин впервые увидел Линнет Чандрос, будучи замкнутым — очень замкнутым — двенадцатилетним подростком. Его отец, герцог, вызвал его в гостиную и сообщил, что мистер Чандрос будет его новым преподавателем по риторике, геральдике, стихосложению и истории. А также азам права, физики и астрономии.

Джас застонал. Он, конечно, увидел девочку, стоявшую рядом с учителем, но не придал ей значения. У нее было маленькое личико, делающее ее похожей на нахальную мышку, и туго заплетенные в косу волосы.

— Я великодушно позволяю мистеру Чандросу включать свою дочь в те занятия, которые подходят женщинам, — как всегда, напыщенно сообщил его отец.

Вероятно, Джас снова застонал.

И только на следующий день он понял, что его жизнь навсегда изменилась. Бесконечные дни скучных нотаций, направленных на то, чтобы превратить его в будущего герцога, превратились в дни, проведенные в водовороте страстных споров.

В тот первый день он не обратил внимания, что волосы Линнет Чандрос были рыжими как пламя, и ее характер оказался соответствующим. В первый год она сосредоточилась на том, чтобы постоянно указывать на его ошибки.

— Тупица! Смотри, как надо! — говорила она, глядя на его лист с заданием по математике. Она забирала у него лист и без труда исписывала его целыми колонками чисел.

В истории он ее превосходил.

— У тебя каша вместо мозгов! — презрительно бросал он, когда она думала, что регент вдруг убивал своего подопечного, будущего короля, повинуясь импульсу. — Наверняка его жена родила мальчика. Регент планировал убийство с того самого момента, когда узнал, что его жена беременна.

Линнет любила порывы и иррациональность. Джас был ее полной противоположностью и считал, что любое действие нужно тщательно планировать. Через полгода они были уже неразлучны, хотя этого никто не замечал. На самом деле никто и понятия не имел, что рассеянный преподаватель мистер Чандрос частенько терял свою дочь… или что молодой хозяин всегда знал, где она находится. Герцог редко приезжал в поместье, а герцогиня вообще его избегала. Если бы кто-нибудь удосужился посмотреть, Линнет и Джаса можно было найти на рыбалке или стреляющими из лука в осиннике. Но никто не обращал внимания.

Они проводили дни в спорах о том, не портит ли предварительное планирование все удовольствие от веселья, полученного благодаря спонтанным действиям. А когда наступал вечер, если Джаса не звали в библиотеку для отчета (что случалось крайне редко), они дожидались, когда служанки накрывали в детской одинокий ужин для Джаса, и тогда Линнет спускалась с третьего этажа и они съедали его вместе. Кухарка думала, что у хозяина хороший аппетит, и очень любила его и те пустые тарелки, что он присылал обратно на кухню.


Только когда Джасу было пятнадцать, его отец заметил Линнет и вспомнил, что она живет в его доме. В тот же вечер он вызвал своего сына и наследника в библиотеку.

— Надеюсь, ты осознаешь свою ответственность за тех, кто ниже тебя по статусу, — чопорно сказал он, расставив ноги, встав перед камином. Если бы герцог мог признаться в этом (а он не мог), ему было неуютно находиться рядом с сыном. В его светившихся умом черных глазах было нечто такое, что герцогу было абсолютно чуждо.

Джас просветлел и сказал что-то о том, что коттеджам на западной дороге нужны новые крыши.

— Я имею в виду девчонку Чандроса, — оборвал его герцог. — Она выглядит совершенно неинтересной, но с женщинами ни в чем нельзя быть уверенным.

Сердце Джаса похолодело, когда он понял, что если он не справится с этим, как дулжно, его мир будет разрушен. Он расправил плечи, всем своим видом изображая презрение.

— Надеюсь, ваша светлость, вы не подразумеваете под этим, что я отношусь к тем, кто щиплет горничных.

— Она не совсем горничная, — сказал герцог. Он-то как раз относился к тому типу мужчин, что пристают к служанкам, и это помогало представить Линнет в подобной перспективе. — Тогда ради чего ты себя бережешь? От валяния в сене тебе не будет вреда.

У его сына были странные глаза: слишком внимательные. Возможно, он и не знает ради чего щипать горничных, думал герцог. Посмотрите, как долго до парня доходил смысл охоты.

— Как хочешь, — добавил он, раздраженный этим очередным свидетельством того, что его сын и наследник был не таким, как он. — Если ты дефлорируешь парочку горничных, так в твоем возрасте я занимался тем же самым. Но старайся держаться подальше от учительской дочки. Это нехорошо. Отправляйся в деревню, если все же решишь стать мужчиной.

Джас поклонился и вышел.

Но все, конечно же, изменилось. Когда тем вечером Джас посмотрел на Линнет, он впервые увидел в ней женщину. У него не было ни малейшего желания ее щипать. Или дефлорировать ее, что бы это ни означало. Он не совсем понимал, что ему хотелось сделать. Кроме того, чтобы касаться ее и не отпускать от себя.

Это стало началом конца.

Из предисловия к рукописи Фезергастингтона:


Возможно, те, кто пустился по стезе плотских грехов, с детства сознают, что рождены для жизни, полной бесстыдных связей. Я же, любезный читатель, был взращен в блаженном неведении относительно своего будущего беспутства.

По правде говоря, до тех пор пока я не достиг нежной юности, когда оказался при дворе в Сент‑Джеймсском дворце, где встретил герцогиню… Кое-кому известен случай с зелеными чулками, но от себя могу добавить…

С того дня прошло четыре года открытий, радостей и, конечно, опасностей. Что касается настоящего дня, 14 февраля 1818 года, то Линнет отсутствовала уже ровно шесть месяцев. Джас искал везде, тратил все деньги на поиски, а потом однажды утром его мать небрежно бросила ему записку.

— Подарок тебе на День святого Валентина, — сказала она с еле заметным презрением. — Я получила ее от этого болвана, ее отца. И потом не говори, что я о тебе не забочусь.

Он поклонился и поцеловал материнскую руку.

— Куда ты собрался? — крикнула она ему в след. — Полагаю, ты собираешься жениться на этой безродной девице?

— Не сейчас, ваша светлость. Меня ждут в конторе «Турман и Турман».

— О, Господи, только не это никчемное издательство! — взвизгнула она. — Разве я не могу дать тебе необходимые деньги? Как ты можешь таким образом унижать себя и, что еще важнее, меня?

«Потому что работа в издательстве мне нравится больше вас, — подумал про себя Джас. — Потому что я хочу оградить свою жену и ребенка от ваших скандалов. Потому что у меня есть план». Хотя в данный момент его выполнение, похоже, оказалось под угрозой.

— Чушь! Вздор! Полнейшая ерунда! — Его работодатель побагровел от ярости. — Как вы вообще посмели придти сюда и рассчитывать, что это достойное заведение — королевское издательство Турмана и Турмана — напечатает этот бред!

— Мне рукопись понравилась, — ответил Джас, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

Маффорд шуршал страницами рукописи, и, пока он читал, его щеки багровели все сильнее.

— Вы с ума сошли? Здесь описывается, как женщина белым днем танцует голой на свежем воздухе. Это не просто скандально — это чушь несусветная. Вы принесли мне рукопись, описывающую — причем с восхищением — поступки шлюхи!

Джас вздохнул.

— Должен ли я снова напомнить вам, Гриффин, что этот издательский дом отказался печатать аморальные стихи Байрона? — воскликнул Маффорд.

— Это будет продаваться, — решительно ответил Джас. — Книги Байрона ведь продаются.

Бумаги, сжатые в руках Маффорда, затряслись со звуком, напоминающим порыв сильного ветра.

— Байрон — аристократ. Я никогда не слышал про этого Фезергастингтона. Кому будет интересен роман человека с подобной фамилией? — хмыкнул он.

— Все, что нам нужно сделать…

— Мы ничего не будем делать, — оборвал его Маффорд. — Я по доброте душевной дал вам место. А вы платите мне тем, что приносите всякий вздор от своих распутных дружков. Я добропорядочный христианин — и мои читатели тоже. Вы думаете, дамы вроде миссис Маффорд станут такое читать? Да никогда!

— Дамам понравится. Это написано представителем высшего общества, одним из их знакомых. Они много месяцев будут пытаться разгадать, кто же такой этот Фезергастингтон, поскольку очевидно, что это имя не настоящее.

— Покажите мне хоть одну приличную женщину, которая станет аплодировать этим грязным инсинуациям вместо того, чтобы сказать, что это разлагающий душу бред, потому что именно это скажет миссис Маффорд. — Он наугад вытащил лист из стопки. — Я могу открыть его в любом месте и… — У него глаза полезли на лоб. — Он… он… Я даже не могу это сказать… Он… он…

Заинтересовавшись, Джас взял у него рукопись.

— Эта часть немного непристойна, — согласился он.

— Он… он к стене привязан!

— Всего лишь шарфом, — напомнил Джас.

Маффорд выхватил у него страницу и продолжил чтение.

— Полагаю, Фезергастингтон — один из ваших близких дружков.

— Я с ним лично не знаком. Но он рассказывает отличную историю.

— Довольно, — воскликнул Маффорд. — Любой выскочка за этой дверью может найти мне порнографию для издания. Я думал, вы принесете мне труд утонченного джентльмена или что-то в этом роде. Теперь я понимаю, почему ваш отец выкинул вас из дома. Он знал о порочности вашего ума.

На это Джас лишь улыбнулся, что рассердило его работодателя еще сильнее.

— Мы не станем публиковать этот бред, — визгливо сказал Маффорд. — Одно дело, если бы истории были настоящими. Кто захочет читать о порочных женщинах, которые даже не существуют?

— Они существуют.

— Приведите мне автора, и я посмотрю, сможет ли он меня убедить. — Он еще раз покопался в страницах. — Игры в теннис при дворе, Олмак, леди Г…? Что он имеет в виду? Это все дрянные выдумки.

— Это все правда, — сказал Джас. — Я узнаю некоторых людей, послуживших прообразами. — Только сейчас он осознал свою ошибку. Маффорд терпеть не мог, когда ему напоминали, что Джас был не простым наемным работником, а представителем высшего света.

— Докажите. Приведите этого Фезергастингтона или того, кто выступает под этим именем, когда не важничает.

— Не могу. — Правда заключалась в том, что рукопись доставил посыльный с запиской о том, что если он захочет напечатать книгу, то должен дать об этом объявление в «Таймс».

Маффорд насупился.

— Но я, возможно, смогу доказать правдивость рукописи без помощи автора.

— Даже если так, это принесет нам убытки.

— Нет, если я проспонсирую выпуск. Я оплачу расходы на издание и отдам вам двадцать процентов от дохода.

Это привлекло внимание Маффорда.

— Почему? — с подозрением спросил он. — Если бы у вас были деньги, вы бы не стали марать свои благородные ручки работой. Я отверг кучу никчемных рукописей, что вы мне приносили. Так почему вы так настаиваете на издании этой, а?

Это был решающий момент. Джас равнодушно пожал плечами.

— Может, я работаю у вас из любви к своему делу, Маффорд. В чем дело? Боитесь принять мои деньги?

Колесики в голове Маффорда все еще медленно вращались.

— Где вы возьмете деньги на публикацию книги? Вы же не думаете отправиться за помощью к отцу, правда? После того, как он… — Он увидел взгляд Джаса и умолк.

Весь свет знал о вспышках герцогского гнева, во время одной из которых он публично отрекся от своего сына и наследника, поклявшись, что пока он жив, Джас не получит ни фартинга.

— У меня есть деньги, — сказал Джас.

— Триста фунтов и настоящее доказательство, что все эти развратные истории не вымысел, — Маффорд помолчал и улыбнулся. — Может, одна из описанных в романе женщин признается. Ради вашего блага, я искренне надеюсь, что не появится кто-нибудь из вашей родни.

У Джаса на мгновение мелькнула мысль выступить в защиту матери, но он решил этого не делать. В конце концов, именно она рассказала большей части светского общества, что Джас был незаконнорожденным.

— Триста фунтов — это в два раза больше стоимости выпуска любой другой книги, выходившей в этом году.

Маффорд осклабился.

— Если мы возьмемся за эту чушь, то она будет выглядеть благочестиво, как Библия, в кожаном переплете и с золотым обрезом. И вы заберете две трети доходов и ни шиллингом больше. Если сможете найти деньги, конечно. А если нет, — Джас увидел удовлетворение в его взгляде, — я попрошу вас покинуть это заведение, мистер Гриффин. — Джас видел, как приятно Маффорду было называть его простым мистером и намекать на тот факт, что отец Джаса — герцог Хонингборн — подал прошение на высочайшее имя, чтобы Джаса лишили всех титулов.

Но, раз он получил именно то, чего добивался, не было смысла спорить. Джас не стал прощаться, просто вышел из кабинета, сопровождаемый пронзительным голосом Маффорда. Пришло время найти Линнет. Снова ее увидеть.

Из рукописи Фезергастингтона Глава первая:

Любезный читатель, она сняла чулки с величайшей грацией, какую только было можно вообразить. Я остолбенел при виде ее изящных лодыжек.

В мгновение ока я положил к ее стройным ножкам свое сердце, прильнул к ним губами и отдал дань поклонения этой бесценной части ее тела, чего, безусловно, она заслуживала…


Все было так же, как тогда, когда он увидел ее впервые и влюбился, хотя он и не понимал этого. Теперь, когда ее лицо женственно округлилось, она стала совершенной. Ее волосы все еще были огненными, а ресницы — такими же бледными, как ее кожа. Она сидела в кресле-качалке и не слышала его, поэтому он просто стоял в дверях и упивался ее видом: тонкими руками, изящной шеей. А на руках…

Ребенок. Его ребенок.

— Линнет, — позвал он.

Она резко подняла голову, и на мгновение он увидел в ее взгляде радость под стать той, что расцветала в его собственном сердце. Затем ее взгляд стал бесстрастным, и она произнесла:

— Ты не должен здесь находиться.

— Моя мать не из тех, кто может хранить секреты. Хотя у нее заняло шесть месяцев, чтобы понять, что я буду приходить к ней каждый день, пока не узнаю твое местонахождение. — Он сделал шаг по направлению к ней. — Это мой ребенок? Можно увидеть его… или ее?

Она посмотрела на него и лишь крепче прижала младенца к себе.

— Не надо, Джас. Ты не должен.

Это было как гром среди ясного неба.

— Почему?

— Она не твоя.

Он с уверенностью подошел еще ближе.

— Она наша.

— Она моя. Она не сможет стать нашей.

Он без труда опустился на колени рядом с ней.

— Прошу, Линнет. Не отгораживайся от меня.

Она закрыла глаза, прижимая ребенка к себе так крепко, что он мог видеть только розовое ушко.

— Я должна, Джас. Обязана — ради твоего же блага.

Так он и думал. Поэтому он заранее знал, что ей сказать.

— Ты можешь принести в жертву себя, Линнет. Но не имеешь права жертвовать нашим ребенком.

— Она…

— Значит, у нас девочка?

— Я уже говорила «она» раньше. Ее зовут Роуз.

В этом была вся Линнет: опять она указывала ему на ошибки.

— Ты разрушишь нашу с тобой жизнь зазря, — сказал он. — Ради клочка репутации, мнения людей, которые поставили крест на нас обоих.

Она нахмурилась.

— Ты действительно так это видишь?

— А как еще можно смотреть на наши жизни? Ты опорочена, благодаря мне. Я незаконнорожденный и опорочен, благодаря моей матери. Бедной маленькой Роуз достался не лучший комплект родителей.

Линнет посмотрела на него сузившимися глазами, и ее щеки слегка порозовели.

— У Роуз будет чудесная жизнь. Ее будут любить.

— Одной любви недостаточно. Будет ли она все еще чувствовать себя любимой через много лет, когда поймет, что ее мать отказалась выйти замуж за ее отца — что привело к ее дурной репутации и невозможности выйти замуж и завести собственных детей?

На щеках Линнет появились небольшие красные пятна.

— Как ты не можешь понять, что я не желаю выходить за тебя замуж? — гневно зашипела она.

Он поднялся на ноги.

— Не желаешь? Почему? Потому что не любишь меня?

Она решительно встретилась с ним взглядом.

— Именно.

Он посмотрел на нее.

— Это чушь.

В этот момент Линнет поняла, что все бесполезно. По правде говоря, она знала это с того самого момента, как увидела его лицо. Иногда она все еще думала о нем, как о мальчике, с которым выросла, а он-то стал широкоплечим мужчиной выше своего отца и красивее своей матери. Он выглядел так, словно ему на роду было написано стать королем, чей профиль чеканили бы на монетах.

Такой человек должен был жениться на принцессе.

— Я не позволю тебе ее увидеть.

— Почему? С ней что-то не так?

Испуг на его лице заставил ее ощутить укол раскаяния, ледяной ком в ее сердце начал трескаться, а ее решимость — таять.

— Ты не должен! — воскликнула она.

Но Джас больше не был мальчиком, он был мужчиной и выглядел, как мужчина. Нет, он выглядел, как герцог. Это безошибочно угадывалось в четко вылепленном аристократическом носе и горделивом развороте плеч.

— Моя дочь останется моей дочерью вне зависимости от того, деформировано у нее лицо или нет! — Он произнес это так, как только герцог мог приказывать богам повиноваться ему.

— Это вовсе не так! — возмутилась Линнет. — Она совершенна, слишком совершенна.

Его рука, коснувшаяся одеяльца, замерла.

— Так в чем тогда дело?

— Я тебя знаю, Джас. Если ты ее увидишь, то никогда уже не сможешь…

— Оставить ее? — Он улыбнулся ей знакомой кривоватой улыбкой, той, что заставила ее влюбиться в него много лет назад, когда она впервые поняла, какой он одинокий, забавный и красивый.

— Не смей смеяться надо мной!

— Я не смеюсь. Но ты не знаешь меня, Линнет.

— Знаю, я…

Он решительно продолжил, глядя ей в глаза:

— Тогда ты знаешь, что я никогда не откажусь от собственной дочери. Так?

Она знала это всем своим существом, так же как знала, что однажды он найдет ее. Хотя она и продолжала себя обманывать.

— Да, — прошептала она.

— А от тебя я откажусь?

— Ты должен, — с тоской прошептала она. — Просто обязан!

— Чтобы стать герцогом? — Его голос был спокойным, словно этот титул ничего не значил для него, но Линнет ему было не обмануть.

— Ты должен стать герцогом, — сказала она. — Это твоя сущность, Джас. Ты герцог. Будущий герцог.

Он накрутил одну из мягких кудряшек Роуз на палец. Они были цвета масла на утреннем тосте. Тогда он откинул одеяльце, и в этот момент, вероятно, стало уже слишком поздно что-либо менять, потому что Роуз была такой красавицей, что он будет любить ее…

— Посмотри на ее реснички, — сказал он. — И ее маленький носик. У нее твои губки, Линнет.

— У нее твои глаза. Ты увидишь, когда она проснется. Они такого же серо-голубого оттенка, что и у тебя, кроме тех моментов, когда она сердится. Тогда они становятся черными!

Он засмеялся.

— Она так мирно выглядит, что я не могу себе представить ее в гневе.

— У нее отвратительный характер, — сказала Линнет.

— Откуда что берется, — поддразнил ее Джас. Затем он протянул руки. С умилением глядя на спящего ребенка, он немного подержал Роуз, а затем отнес в колыбельку, стоявшую в углу комнаты.

Линнет поднялась и сказала ему вослед:

— Я не стану разрушать твою жизнь. — В ее словах была слышна решимость, ночь за ночью она мысленно тренировалась их произносить. — Я никто. У меня ничего нет, даже приданного. Я не могу стать герцогиней.

— А я не герцог. — Он вернулся к ней. — Конечно, моя мать рассказала тебе то, что она поведала всему Лондону? Я ему не сын.

Линнет насмешливо посмотрела на него.

— И ты ей поверил?

— Конечно…

— Значит, ты еще больший дурак, — сказала она. — Она дразнит твоего отца, а он достаточно глуп, чтобы ей поверить. Она его презирает.

— Честно говоря, мне все равно.

— Ты его точная копия. — И так оно и было. Для нее он выглядел как копия своего отца, только красивее и умнее. Гораздо умнее. Герцог был хвастлив и полон самодовольства, но, по мнению Линнет, на самом деле был никчемным человеком. В то время как Джас… Джас был Джасом. Он выглядел именно тем, кем являлся: человеком настолько невероятно умным, что стоило ему о чем-нибудь подумать, как ему это удавалось. — Он правда выгнал тебя из дома? — спросила она. — Я читала в колонке сплетен, но не могла поверить…

— Да. Я занимался твоими поисками, работая в издательстве.

От потрясения она вновь села на кресло.

— А я не верила. Значит, мы оба все потеряли.

Он опустился на корточки рядом с ней.

— Неужели ты не видишь, глупышка Линнет? Неужели не понимаешь, что меня ты никогда не теряла?

Он наклонился к ней, и она даже не попыталась остановить его. С тихим всхлипом она качнулась вперед, и их губы встретились. Поначалу поцелуй был нежным. Она зарылась руками в темный шелк его волос и пробормотала что-то глупое, что-то, относящееся ко всем тем ночам, когда она лежала без сна, зная, что совершила ужасную ошибку. Ночам, когда она засыпала, только выплакав все глаза.

Но затем его объятие стало крепче, и он привлек ее к себе, заставив подняться. Его губы вернулись к ней, но на этот раз они были требовательными, а не нежными. Потому что между ними всегда было еще кое-что — бушующее и искрящееся пламя страсти.

Его волосы скользили меж ее пальцев, и внезапно это была уже не любовь, а лихорадочный стук ее сердца и золотистая волна жара внизу ее живота. Его губы пили ее желание, заявляли на нее права, молчаливо убеждали ее в том, что она и так всегда знала, рассказывали ей о тоске, желании и о тех людях, которым посчастливилось найти вечную любовь.

Впервые за шесть месяцев Линнет позабыла о дочери, спавшей в колыбельке. Она позабыла обо всех своих добрых намерениях, побудивших ее сбежать и отказаться выходить замуж за Джаса. Вместо этого она прижалась к нему, покорная давлению его твердых бедер и напору его требовательных губ. Она почувствовала, что его руки дрожат. Он обнимал ее так, словно она была…

— Господи, Линнет, как ты могла так со мной поступить? — хрипло и прерывисто спросил он. — Я спать не мог, не зная, где ты находишься. Думал, с ума сойду!

— Я… я… — задохнулась она.

— Почему? Хочешь, чтобы я каждый день возвращался к тебе и умолял выйти за меня, пока мы оба не станем старыми и седыми, Линнет? Зачем? Зачем ты так поступаешь с нами? — вырвалось у него.

Она открыла было рот, чтобы ответить, но он начал вновь ее целовать с лихорадочной поспешностью, от которой ей стало стыдно, что она его бросила.

— Прости, — произнесла она ему в губы и поцеловала его в ответ, без слов повторяя, что она любит его, любит, любит…

Снизу послышались голоса. Линнет отпрянула.

— О, нет!

Его ладони лежали у нее на затылке. Она посмотрела в его черные глаза с тяжелыми веками и поняла, что она больше никогда не сможет его оставить.

Линнет прерывисто вздохнула и вытерла набежавшую слезу.

— Кто это? — равнодушно осведомился Джас. Его пальцы многообещающе ласкали ее шею. — Твой отец?

— Хуже, — шепотом ответила Линнет. — Это герцогиня Альдерман.

Он нахмурился.

— Какого черта?

— Она троюродная сестра моего отца. Почему, ты думаешь, мы с Роуз смогли тут поселиться?

— А твой отец?

Она улыбнулась, но улыбка вышла безрадостной.

— Отец так толком и не смог смириться с тем, что я ношу ребенка, но герцогиня — моя крестная, и она нам очень помогла.

Он вновь привлек ее к себе и при этом выглядел очень сердитым, словно был готов ее встряхнуть.

— Я могу никогда тебя не простить за то, что сбежала под покровом ночи. Никогда.

Однако в дверях кто-то был. Джас обернулся. Герцогиня Альдерман была элегантной и все еще красивой шестидесятилетней дамой. Тому, как стильно ее седые волосы были уложены на макушке, позавидовала бы любая дебютантка.

— Гм, — нахмурилась она, глядя на него. — А вот и источник всех бед собственной персоной.

Джас поклонился и сразу перешел к делу.

— Я сто раз просил ее выйти за меня.

— Больше, — тихо уточнила Линнет. — Наверное, раз двести.

— Тогда почему ты до сих пор не замужем? — потребовала ответа герцогиня. — Твоя мать была неглупа. Мне бы не хотелось думать, что ты пошла в отца, этого пустоголового мечтателя.

Джас широко улыбнулся, но прежде чем он смог что-либо сказать, герцогиня накинулась на него.

— Мы с ее матерью были лучшими подругами, пока она не вышла за этого безнадежного бумагомарателя. Она умерла, рожая Линнет, и я пообещала обеспечить ее приданым. Вот только у ее отца не хватило ума держать дверь ее спальни на замке! Как вы могли совратить благородную молодую девушку в своем же доме?

Он смело встретил ее взгляд.

— Это было низко с моей стороны. — Повисла тишина. — Но я об этом не жалею. Мне жаль лишь, что она так и не сказала «да», когда я умолял ее сбежать со мною в Гретна-Грин.

— Конечно, герцоги поступают так сплошь и рядом, — пробормотала герцогиня. — Хотя мне это и не нравится. И не с девушкой, находящейся под моей защитой! — Затем она добавила: — Знали вы об этом или нет.

— Пожалуйста, — начал Джас, глядя в ее полные праведного гнева зеленые глаза, — убедите девушку, находящуюся под вашей защитой, что я люблю ее. Что я хочу жениться на ней и заботиться о ней до конца своих дней. Что если я не женюсь на ней, то вообще не женюсь.

Он не смотрел на Линнет. Зато это сделала герцогиня. Она переводила взгляд от него к Линнет и обратно и наконец сказала:

— Вас выгнали из отцовского дома. Ваш отец, конечно, идиот, и однажды вы станете герцогом. Если ваша мать не расскажет ему правду до суда, его просто засмеют. На что вы собираетесь содержать жену и дочь?

— Я работаю в издательстве.

Герцогиня презрительно фыркнула.

— Еще у меня есть замок в Шотландии.

Взгляд суровой дамы прояснился.

— Это лучше. Я так понимаю, достался он по линии матери?

— Вообще-то нет. Мой отец подарил мне замок, когда мне исполнилось двенадцать. Я не слишком интересовался охотой, и он предложил мне взятку, подарив замок за то, что я подстрелю оленя.

— Туп как всегда, я смотрю. Если подумать, оба ваших отца — известные недоумки. Однако у вас есть замок. Это хорошее начало.

— У меня есть еще кое-что: рукопись, которая стоит сотни фунтов… а то и больше.

Герцогиня хмыкнула.

— Это мемуары, — продолжил Джас, глядя на нее. — Мемуары чрезвычайно порочного светского человека. Мы, конечно, напечатаем их под другим именем. Он меняет некоторые детали, чтобы затруднить узнавание… но это очень интересно. У него была интимная связь в Вестминстере, в чулане для щеток.

Герцогиня тихо ахнула. Или это был смех?

— В том, что в западном крыле?

— Если я правильно помню, это был чулан рядом с Казначейством.

— Ах, этот.

— Я полагаю, вы помните завтрак у графини Ярмут?

— Конечно. И что, по его словам, он сделал на этом завтраке?

— Наслаждался неразумно потраченной жизнью, — ответил Джас. — О чем очень подробно рассказал на потеху всему светскому обществу. Имена своих многочисленных возлюбленных он зашифровал.

— Это неслыханно! — воскликнула герцогиня. — Я должна это прочесть. Наверняка, это все выдумки.

Тут вмешалась Линнет.

— Все это никак не относится к тому факту, что я отказываюсь выходить за Джаса.

Они оба повернулись к ней, и герцогиня уставилась на нее, как на диковинную зверюшку.

— Не любишь литературу, да?

— Он же герцог. А я дочь учителя.

— Ты под моей опекой, — возразила герцогиня. — Я, естественно, дам за тобой приданое, и с учетом этой чертовой книги тебе с лихвой хватит средств дожить до того момента, когда старый герцог получит по заслугам, куда бы он ни попал, а твой муж получит свои законные владения.

— Мне нужно кое-что сделать, чтобы книгу опубликовали, — сказал Джас. — Нужно доказать моему довольно недалекому издателю, что автор описывает реальные события и реальных людей.

— Уверена, это все выдумки. Я не слышала никаких сплетен о завтраке у Ярмутов. А о чем я не слышала, того просто не было.

Он вытащил рукопись из папки.

— Здесь есть фрагмент, который может вас заинтересовать: «В то время, любезный читатель, когда я встретил Хелену[2] в бальном зале „Олмака“, мне казалось, что я уже испил чашу страсти до дна. Короче говоря, я надумал жениться. Как известно, брак — противоядие от инерции прежних страстей и от усталости, приходящей при созерцании прежних любовниц.»

— Хелену? — задумчиво переспросила герцогиня. — У старого Ратгейта есть дочь с таким именем, но…

— Он называет всех своих любовниц по именам шекспировских героинь, — вставил Джас.

— Какая чушь! Я согласна с вашим издателем, все это, скорее всего, придумано каким-то выскочкой, который ничего не знает о светском обществе.

Джас перелистнул несколько страниц и продолжил чтение:

— «Она, подтрунивая надо мной, заманила меня в частный сад за домом герцогини П.

Собственно, любезный читатель, это было не садом, а скорее огородом, окруженным стенами, — частным огородом, куда она привела меня. С тяжелым сердцем от ощущения греховности того, что я делал, я поведаю вам о том, что она танцевала там на выложенных каменными плитами дорожках без платья и без нижней сорочки…»

Герцогиня ахнула.

— Это сад герцогини Парлоу. Никто не может знать про него и про замковые чуланы, если только он не один из нас. — Она сузила глаза. — Эта книга принесет состояние.

— Я тоже так подумал, — ответил Джас.

— Что вы хотите от меня?

— Убедите глупца по фамилии Маффорд, что рассказ является правдивым.

— И как нам это сделать, скажите на милость?

Джас широко улыбнулся.

— Может, притворитесь, что не понаслышке знаете о вестминстерских чуланах для щеток?

— Джас! — возмутилась Линнет. — Не смей грубить моей крестной.

— В моем возрасте это не грубость, а комплимент, — сказала герцогиня. — Но все-таки… мне его не убедить. Это должна сделать ты, Линнет.

— Я?

— Ты. Мы нарядим тебя, и ты пойдешь к нему умолять, чтобы рукопись не печатали, иначе твоя репутация погибнет.

Линнет посмотрела на свое практичное платье.

— Он не поверит, что я принадлежу к высшему обществу.

— Поверит.

— Даже если так, — в отчаянии сказала Линнет, — он ни за что не поверит, что я отношусь к подобным женщинам. К таким, которые… которые танцуют в одной сорочке!

— По-моему, она танцевала голой, — поправила герцогиня, явно наслаждаясь сложившейся ситуацией. — Линнет, деточка, тебе полезен свежий воздух.

Линнет помотала головой.

— Я деревенская серая мышка. Никто в такое не поверит.

— Ты красивая, — сказал Джас, беря ее лицо в ладони. — Маффорд сразу же поверит, что половина джентльменов Лондона пыталась тебя соблазнить.

— У меня есть горничная-француженка, — вмешалась герцогиня, окидывая Линнет пристальным взглядом. — Она периодически чудовищно непочтительна, но способна творить чудеса. Увидишь, она сможет превратить деревенскую мышку в прекрасного лебедя. Мы также позовем мою вторую крестницу, Пэйшенс, графиню Коултер. У нее на беду непревзойденный талант к мелодраме: она не так давно в шутку заставила половину светского общества поверить, что она графиня Фрейзер.

— Зачем она это сделала? — спросила Линнет.

— Это заставило ее мужа сделать стойку и обратить на нее внимание, — ответила герцогиня. — Чем больше я об этом думаю, тем больше моя уверенность, что она нам идеально подойдет. С тобой и Пэйшенс у этого олуха не останется выбора, кроме как признать, что мемуары подлинные.

Из рукописи Фезергастингтона Глава вторая:

Поверьте, любезный читатель, мне отлично известно, какие страдания причиняет вам эта история безнравственности и порока. Тем не менее мой духовник уверяет меня, что я должен рассказать все по порядку, дабы отвратить юных грешников от мысли следовать за мной по этой стезе.

Когда герцогиня, столь юная годами и столь погрязшая в грехе, открыла дверь в какую-то каморку, похожую на чулан, и возложила на меня задачу сделать ее счастливейшей женщиной при дворе, и я…


Неделей позже Джас наслаждался дружеской партией в бильярд с Дэмиеном, графом Коултером, в ожидании момента, когда графиня и Линнет спустятся из будуара герцогини, где горничная-француженка превращала Линнет в светскую даму.

— Полагаю, ты в курсе, что твоя мать во всем призналась? — спросил граф.

Джас промычал нечто нечленораздельное, готовясь к следующему удару.

— Очевидно, ты не бастард, хотя, по-моему, в это вообще мало кто верил. Ты просто копия своего отца.

— Ну да.

Дэмиен рассмеялся.

— Тебя ведь это совершенно не волнует, да?

— Не особенно.

— Ты сказал матери, что по специальному разрешению женился на Линнет?

Они поженились только этим утром.

— Нет, — ответил Джас. — Когда она смирилась с подобной возможностью, это событие перестало ее интересовать.

Он было прицелился, чтобы сделать удар на большое расстояние, но увидел, что граф смотрит на дверь.

— Полагаю, это твоя жена? — пробормотал Дэмиен. И хотя в его глазах не было ни капли непочтительности, Джасу внезапно захотелось зарычать.

Вместо этого он обернулся.

Его Линнет, его медноволосая малышка Линнет превратилась в совсем другого человека. Большая часть ее волос была собрана на макушке, и лишь несколько тонких локонов падали на плечи. Он никогда не видел ее ни в чем, кроме простого голубого шерстяного платья, закрывавшего ее от головы до пят. Теперь же на ней было платье из темно-вишневого шелка, и оно мало что прикрывало. Просто кусочек ткани вокруг лифа и складки шелка, подчеркивающие роскошные изгибы фигуры. Она выглядела порочно, шикарно и дорого. Выглядела герцогиней по всем статьям, но не из тех гранд-дам, чьи портреты висели в семейной галерее, а представительницей нового вида, озорной и распутной версией, которая, казалось, слишком наслаждалась жизнью, чтобы сидеть неподвижно для портрета.

И все же это, безусловно, была она. Лицо его Линнет было идеальным треугольником с изящными чертами и раскосыми серыми глазами. Брови имели совершенный аристократический изгиб, а губы были такими бледными, словно вообще не имели цвета.

Хотя теперь ее губы были вишневыми, чтобы подходить по цвету к платью, а ее красивые золотистые брови были подкрашены…

— Мне не… — начал он и запнулся, когда увидел, как дрогнула ее улыбка. — Мне не нравится думать о том, что придется сильно побороться за твое внимание, когда ты выйдешь в свет, — наконец сказал он, подходя к ней.

У него руки чесались стянуть с нее этот шелк, довести ее до безумия, до той точки, где она уже не будет осознавать, что ее волосы растрепались, а щеки порозовели. Когда он целовал ее, ее губы становились темно-вишневыми. Ей не нужна была вся эта косметика, чтобы выглядеть красивой.

Граф поклонился в глубоком восхищении, и Джас отошел в сторону. Затем в дверях появилась жена Дэмиена, и тот обратил на нее все свое внимание. Его глаза засветились от радости, и улыбка заставила его выглядеть на несколько лет моложе. Пэйшенс была миниатюрнее Линнет, но не менее красивой. Ее локоны цвета жженого сахара были собраны у висков, а нежные губы изящно изгибались подобно луку купидона.

— Я изображаю жену-ангела, не ту, которая умерла, а другую, — улыбнулась она, сверкнув ямочками на щеках. — Полагаю, вы уже догадались, что Линнет будет играть роль развратной Ипполиты [3].

Дэмиен рассмеялся.

— Ты изображаешь ангела, Пэйшенс?

Та дерзко улыбнулась.

— У меня есть задатки святой. Например, я же терплю тебя.

Дэмиен ухмыльнулся и посмотрел на Джаса.

— Хотите увидеть, как мой ангел превращается в дьявола? Стоит лишь назвать ее Пенелопой!

Шутка показалась Джасу немного непонятной, но в итоге Пэйшенс набросилась на мужа с кулаками. Он легко поймал ее и отвлек страстным поцелуем, не имеющим никакого отношения к ангелам, арфам и пушистым облачкам.

— Ипполита — отличный выбор, — заявила герцогиня Альдерстоун, появляясь в дверях за спиной Линнет. — Предположительно дело было на садовом приеме у графини Ярмут, а я на нем присутствовала. Кроме того… мне кажется я знаю, кто такой наш таинственный Реджинальд Фезергастингтон!

— Кто же? — без особого интереса спросил граф Коултер. Он прижал свою ангелоподобную женушку к себе, и по тому, как он на нее смотрел, было абсолютно понятно, что он думал о ней вовсе не как об образце добродетели.

— Граф Мейн, — провозгласила герцогиня. — Потому что я ясно помню, что он там бесстыдно флиртовал с леди Хизер Мизл. Меня ничуть не удивит, если она разделила с ним омлет. Или еще что-нибудь.

Джас не слишком прислушивался к разговору. Он смотрел лишь на Линнет, такую родную Линнет, которая теперь преобразилась роскошную, желанную и порочную незнакомку. Она немного таинственно улыбнулась ему и прошептала что-то ему на ухо.

— Что? — переспросил он, поспешно выводя ее из комнаты. Он никак не мог сосредоточиться, видя изгиб ее сливочной груди. Она надела рубины, и они горели на ее коже, словно капли вина, вызывая у него желание слизнуть их.

— Ты правда думаешь, что мистер Маффорд поверит, что я благородная леди, Джас?

Он едва не рассмеялся. Линнет не нужно было красивое платье, чтобы превратиться в герцогиню. Она воплощала в себе все то, чем не был он: была законнорожденной, тогда как он был внебрачным; мягкой и нежной тогда, когда он был грубым и резким.

В конце концов Маффорд так и не понял, что же произошло. Сначала в его кабинете появилась графиня с ангельским личиком и, сказав, что она знает о том, что он собирается напечатать историю ее романа, умоляла его этого не делать.

А затем, около часа спустя, приехала герцогиня, женщина настолько зрелая, чувственная и бесконечно красивая, что он не смог вымолвить ни слова. Она проплыла к нему по комнате, не удостоив Джаса даже взглядом. Герцогиня примостилась на краешке стола Маффорда и наклонилась к нему.

Тот так и не понял, как близок он был к смерти в тот момент, когда позволил себе бросить взгляд на ее сливочные прелести. Она пробыла в кабинете всего несколько мгновений, но, когда ушла, оба мужчины продолжали хранить молчание.

— Это та, что привязала его к стене? — наконец шепотом спросил Маффорд.

— Нет, — ответил Джас, прислонившись к стене и с некоторым удивлением глядя на Маффорда. — Это Ипполита. Та, что соблазнила Фезергастингтона в саду.

— Кто бы сомневался, — согласился Маффорд, встретившись глазами с Джасом. — Эта женщина просто…

— И правда, — сухо прервал поток его излияний Джас. — Так мы печатаем книга или нет?

— В трехтомнике. И избавьтесь от этого непроизносимого Фезергастингтона. Мы напечатаем книгу под другим именем.

— Так-так, — притворно возмутился Джас. — А разве вы только что не пообещали этой милой леди, что защитите ее доброе имя?

— Конечно, — поспешно согласился Маффорд. — Уверен, именно это она и имела в виду. Мы напечатаем мемуары под другим именем.

Джас улыбнулся и выпрямился.

— Я вернусь завтра, и мы обговорим детали нашего контракта.

Маффорд, казалось, был немного не в себе, поэтому Джас покинул издательство. Он вышел на улицу и сразу же сел в поджидавшую его карету.

Она была там, спелая и сладкая, как персик; грешная и соблазнительная, как длинная зимняя ночь; милая и святая, как мать его ребенка. Он лишь на мгновение замешкался и спросил:

— С Роуз все будет в порядке?

Линнет улыбнулась, показав ямочки на щеках.

— Да, няня займет ее еще как минимум на часок. Однако…

Он отстранился и, выглянув из кареты, крикнул вознице:

— До Темпл-Гейт и обратно.

— Темпл-Гейт? — переспросила Линнет, когда он захлопнул дверцу.

— Это займет как раз час, — пояснил он, и одарил ее улыбкой, что шла от самого его сердца. — А теперь, дорогая жена… Или мне звать тебя Ипполитой?

Она хихикнула, а потом затаила дыхание. И какое-то время после этого, пока они петляли по пути к Темпл-Гейт, единственными звуками в карете было только поскрипывание колес экипажа. Затем послышался тихий хриплый шепот.

— Что? — переспросил Джас на ухо у жены.

— Я люблю тебя, — повторила она.

— Тогда не смей больше убегать.

— Не буду.

— Я не могу всю жизнь гоняться за тобой, — сказал он, обволакивая ее хриплым голосом во тьме кареты. — Есть столько всяких… неприличных занятий, на которые мы можем потратить наше время.

— В этом случае, — со смехом сказала Линнет, — я никогда вас не оставлю, милорд.

— Отлично, — сказал он. И наступила тишина.

От автора:


Я хочу поблагодарить всех участников фан-конкурса издательства «Эйвон», они «одолжили» мне бесконечно очаровательную пару, Пэйшенс и Дэмиена, а также вспыльчивую герцогиню Альдерман, леди с добрым сердцем, хорошим воображением и задатками отличной свахи.

Надеюсь, вас вдостаточной мере заинтересует будущее откровенных мемуаров, напечатанных издательством, где работает Джас, чтобы вы взялись за «Вкус блаженства». Каждая глава этого романа начинается с фрагмента из этих эротичных, порочных мемуаров. А вопрос, описывают ли они на самом деле сцены из жизни графа Мейна, как предположила герцогиня Альдерман, очень живо обсуждается на протяжении всей книги… и получает ответ в последних ее главах.

Если у вас есть возможность прочесть «Вкус удовольствия», пожалуйста, проголосуйте за дополнительную главу, которую вы хотели бы прочитать. Я даю читателям возможность выбрать еще одну главу к роману на их усмотрение, а потом где-то через месяц выложу ее на своем сайте. Для меня будет огромным удовольствием вновь вернуться к Джози, Гризельде, Мейну и остальным героям… Надеюсь, эта глава (как и роман) также доставит не меньшее удовольствие моим читателям.

Я надеюсь, мои заметки по этой истории помогут вам в написании ваших будущих романов. Если у вас есть вопросы, милости просим на форум моего веб-сайта, и давайте их обсудим!

С искренними пожеланиями будущих писательских успехов!


© Элоиза Джеймс, 2008
123

Примечания

1

Большинство цитат приводятся по книге Э. Джеймс «Пленительные наслаждения» (М: АСТ, 2002; пер. С.Б. Шестернева) — Здесь и далее примечания переводчика.

(обратно)

2

На самом деле автор мемуаров называет героиню Еленой в честь героини У. Шекспира. Но в целях сохранения единообразия я решила не менять.

(обратно)

3

Ипполита — царица амазонок, невеста Тезея; героиня комедии У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» (пер. М. Лозинского).

(обратно)

Оглавление

  • Неприличные занятия, или Как была опубликована одна из самых аморальных, скандальных и невероятных рукописей о сексе (в 19 веке)
  • Из рукописи Фезергастингтона Глава первая:
  • Из рукописи Фезергастингтона Глава вторая:
  • *** Примечания ***