«Если», 1997 № 12 [Владимир Гаков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

«Если», 1997 № 12


Брайан Томсен
ЛОВУШКА

*********************************************************************************************

Несколько лет назад известный американский фантаст Кристофер Сташефф [1] предложил своим собратьям по перу неожиданную идею. А что если в мире, где существует волшебство (это может быть другая планета, параллельная Вселенная или наша Земля в незапамятные времена), магические силы регулярно исчезают в результате некоего природного явления — ну, допустим, «магических антициклонов», блуждающих по континентам. Идея коллегам понравилась, и через год фантастический мир пополнился сборником «Когда исчезает магия». Мы представляем антологию рассказом Томсена и, возможно, в будущем опубликуем еще один рассказ из этого любопытного сборника.

*********************************************************************************************
КОНЕЦ УЧЕНИЧЕСТВА
Имение находилось в дальнем пригороде. С одной стороны его прикрывал склад, с другой — винная лавочка. От соседей его отделял забор почти в человеческий рост. От морского порта Мелантиас сюда было полдня пути, рядом проходила дорога на Константинополь. Миниатюрная вилла появилась здесь несколько лет назад. Обе ее комнаты были обставлены удобной мебелью, а сам домик из камня и кирпича стоял в стороне от улицы, обеспечивая уединенность. Что еще важнее: ворота скрывала высокая живая изгородь, а каждую комнату можно было покинуть не меньше чем тремя путями.

У двери стояли двое хорошо одетых мужчин. Прервав беседу, они повернулись к неярко освещенной главной комнате. Потом более молодой заговорил снова; им владело некоторое возбуждение, однако голос его оставался таким тихим, что даже с расстояния нескольких шагов его было невозможно расслышать.

— Почему я и на этот раз должен оставаться снаружи? Ты сам говорил, что в этих краях уже три года не появлялось такого ловкого мошенника, как я, — упрашивал Ион. — Конечно, мне еще многому придется научиться, поэтому выпускать меня в город или доверять мне ответственные задания пока еще рано, но ответь, Отелло, почему в этот раз меня нельзя послать в дом? Даже молодой мошенник имеет кое-какие права. Если бы ты никогда раньше не пускал меня внутрь — другое дело, но ведь за последние несколько месяцев я бывал внутри даже чаще тебя самого. Пожалуйста!

Пожилой мавр, мастер жульничества, почесал бороду и покачал головой. Седая прядь упала ему на лоб. Отелло вздохнул. Им обоим предстоял нелегкий разговор, но время для него уже настало. Его ученику не годилось и дальше ходить в подмастерьях. Пришла пора сказать ему правду. Отпускать ученика всегда нелегко, как и самому отправляться на покой. Им предстояло сыграть последнюю совместную игру. Молодой неплохо справился бы сам, но старику захотелось исполнить лебединую песню. Иону придется понять это и смириться.

— Ион, — начал Одноглазый Отелло, обращаясь к своему ученику, перестающему быть таковым, — ты совершенно прав. Ты — лучший мошенник в этих краях…

— И что дальше? — перебил его Ион, ожидая рокового «но».

— Ты несколько раз подряд оставлял в дураках меня самого.

— Ну, и… — Ион все больше терял терпение.

— Как ты сам правильно заметил, даже молодой мошенник имеет кое-какие права.

— Ну давай же!

— Одно из этих прав, — вкрадчиво произнес Отелло, — состоит в том, чтобы вовремя узнать: пришло его время самому зарабатывать себе на хлеб. Для тебя настает именно такое время.

Ион был ошеломлен поворотом, который приняла их беседа. Его лицо поменяло несколько выражений, прежде чем на нем снова появилась привычная маска безразличия.

«Прекрасно! — подумал старший, одобряя, сколь быстро пришел в себя его ученик. — Он вполне готов».

— Ты больше не подмастерье. Уроки завершены, мне больше нечему тебя учить. Пришла пора найти нового учителя и приступить к следующему этапу. — Говоря это, Отелло изо всех сил сдерживал слезы, наворачивавшиеся на его левый глаз — единственный, ибо правого глаза его лишила тридцать лет тому назад несостоявшаяся жертва обмана.

— Но, Отелло, разве ты… — перебил молодой мошенник, напуганный новостью.

Старик знал, какие чувства испытывает сейчас его подопечный. Он сам прошел через то же самое пятьдесят лет назад, когда Селюдий предоставил ему, юному и еще не уверенному в себе, полную свободу. Неужели с тех пор и впрямь минуло так много времени?

— Больше не перебивай меня, — приказал седеющий мастер жульничества, желая, чтобы свежеиспеченный самостоятельный обманщик дослушал его до конца. — Когда ты доживешь до моего возраста, то поймешь, как обидно тратить время на бесполезные споры. Я старею, в чем, разумеется, нет моей вины. Каждому отведен его срок. Просто я становлюсь неуклюж и медлителен.

— Ничего подобного!

Отелло продолжил, не обращая внимания на возражения:

— Да, я еще не терпел поражений — по крайней мере, пока. Но в нашей игре осрамиться — это иногда не просто пережить неприятность. Последствия бывают порой смертельными, и мастер, даже такой скромный, как я, должен знать свои недостатки и понимать, когда нужно уходить на покой. Вот и ко мне подступило такое время.

— Но ты вовсе не стар, Отелло! — не унимался Ион. — Никто не умеет работать с рубиновым шаром — из навоза, естественно, — так, как ты. Мне никогда не достичь твоих высот. Тут и миллиона лет не хватит.

— Твоя лесть — бальзам для моей души. Разумеется, ты прав. Никто в целом свете не умеет проделать фокус с рубиновым шаром так, как это делаю я, — ответствовал мастер обмана. — Именно поэтому мне и хочется еще разок побывать внутри. Это будет мое прощальное выступление. Даже старый шакал, подобный мне, имеет право на последнюю охоту. Ты согласен со мной?

— Но…

— Я так и знал. В одном ты ошибаешься: ты уже вполне созрел, чтобы выйти на городской промысел. Конечно, тягаться с шайками магов-разбойников тебе рановато: нельзя перебегать им дорогу. Главари этих банд могущественны и беспощадны. И хуже всех Доил Хассан. Он купил с потрохами городскую стражу, по крайней мере, достаточное число, чтобы остальные помалкивали, а также всех обманщиков, самостоятельных и зависимых. Впрочем, и ты хорош. Лучше остальных, во всяком случае, в этих краях. Воистину, ты перерос всех подмастерьев, пора получать высшее образование.

— Уж не в Лицее ли магов? — недоверчиво спросил Ион.

— Конечно, нет! Это место для простаков. Тем не менее тебе требуется новый наставник. Я написал для тебя рекомендательное письмо другому бывшему моему ученику, отказавшемуся от мелкого шулерства ради крупной игры. Послушай, Павел Гондор был ненамного моложе тебя, когда ушел в город.

Ион поразился, услышав это имя.

— По-твоему, я уже гожусь для работы с Павлом Гондором? — спросил он.

— Вполне, — ответил Отелло. — Здесь ты будешь понапрасну тратить время. Ты создан для большего, для крупных проделок, а не для надувательств с навозной кучей.

— Но мне нравится игра с рубином из навоза, — не уступал Ион. — Не уверен, что я созрел для города.

— Созрел, уж поверь мне, — заверил его Отелло, обнимая сильные плечи своего юного ученика. — Город ждет тебя. С помощью Гондора ты многого добьешься.

Отелло достал из складок туники письмо.

— Держи! Павел примет тебя, потому что в долгу передо мной, и это самый простой способ вернуть долг. Адрес на конверте. Ты найдешь его без всякого труда.

Ион спрятал письмо, еще не до конца поняв значение рубежа, к которому подошел.

Мастер выпрямился, насколько ему позволяли старые кости, и без промедления перешел к следующей теме.

— А теперь, бывший мой подмастерье, — провозгласил он хорошо поставленным голосом, к которому Ион давно привык, — настало время для моей решающей финальной игры, моего прощального выхода на сцену. Последнего жульничества, прежде чем я уйду на покой, а ты выйдешь на большую дорогу. Дай-ка мне навозу.

Бывший подмастерье повиновался, наслаждаясь торжественностью момента.

— Помни, в колдовство не следует вкладывать больше силы, чем требуется. Необходима не только сила, но и доблесть. Колдовство держится, пока не иссякнет вложенная в него сила. В этом вся суть. Не забывай и того, что подделки сохраняют свой вид ровно столько времени, сколько это требуется тебе. Нет никакого смысла зря расходовать свою силу на поддержание видимости после того, как ты скрылся с барышом. Ведь если бы я захотел с помощью колдовства навечно превратить кучку навоза в рубиновый шар, то вся игра лишилась бы смысла. И еще запомни: любое изменение, вносимое в чары — для подзарядки с целью их продления или для неких преобразований видимости, — всегда требует больше сил, чем первоначальное колдовство. Согласен?

— Согласен, — откликнулся Ион, по-прежнему страшившийся бывшего наставника, несмотря на явные приметы преклонных лет.

— А теперь я произнесу заклинание, обращенное к этой никчемной навозной куче. Оока, Кака, Руба — гляди!

То, что произошло, Иону приходилось наблюдать неоднократно: бурая кучка мгновенно превратилась в темно-рубиновый шар размером с увесистый мужской кулак. Отелло бережно завернул его в шелковую тряпочку, положил в парчовый мешочек и сказал:

— А теперь, молодой человек, остающийся снаружи, настал твой черед действовать. Приодень меня, чтобы глупый старый купец Дурнанг поверил, будто я и впрямь преуспевающий и уважаемый старый торговец, каким он воображает самого себя.

— Слушаюсь, учитель, — проговорил Ион в последний раз за долгий срок своего ученичества. — Саксус, бруксус, блумсус.

— А теперь, бывший мой ученик, — продолжил Отелло, волшебным образом облачившийся в самые чудесные одежды, — жди здесь и поддерживай чары, пока я буду вести дела внутри со старым скрягой Дурнангом. Это продлится недолго. В конце концов, разве я не лучший мастер обмана?

— Разумеется, — поддакнул Ион.

— И разве фокус с рубиновым шаром из навоза — не мой коронный номер?

— Еще бы!

— Тогда чего нам опасаться?

И мошенники, довольные друг другом, расстались, чтобы выполнять свои привычные роли. Где им было знать, что за несколько минут до их сговора Дурнанга посетил другой гость…

Если бы Ион не затеял с Отелло несвоевременный спор, вызвавший заминку, Отелло вполне бы мог узнать гостя и отказаться от предприятия. Однако все произошло так, как произошло.

ГОСТЬ
Старый толстяк с изрытым оспой лицом по имени Дурнанг впустил переодетого Отелло в заднюю комнатушку, где заключал самые рискованные сделки, и тревожно спросил:

— Ты уверен, что тебя не выследили?

— Разумеется! — Обведя жестом помещение, набитое скульптурами и убранное шелками, Отелло присовокупил: — Наш с тобой успех зиждется на осторожности.

— Верно, — кивнул Дурнанг, усаживая Отелло на плюшевый диван. — Подожди, я мигом.

Дурнанг был, несомненно, процветающим скупщиком краденого. Его жилье свидетельствовало о несметных богатствах владельца. Ходили слухи, что он пользуется связями в самых высоких сферах, однако Отелло был склонен считать это выдумками. Да, Дурнанг выглядел преуспевающим, но Отелло знал, что они с ним похожи: оба добились успеха на сугубо местном уровне.

В этих краях Дурнангу, конечно, не было равных, но его состояние не шло ни в какое сравнение с богатством городских скупщиков краденого. Несмотря на свою спесь, Дурнанг был на самом деле всего лишь мелкой сошкой — такой же, как Отелло в своем ремесле.

Вернувшись, Дурнанг сел рядышком с Отелло на диван перед мраморным столиком; напротив колебалась занавеска с изображением двух резвящихся фавнов.

— Теперь, когда мы с тобой разместились со всеми возможными удобствами, — начал старый лис, — настало время заняться делом. Принес ли ты рубиновый шар?

— А как же! — заверил его Отелло и извлек диковину из тряпицы. У Дурнанга жадно расширились глаза. — А ты, видимо, принес золото?

— Несомненно, друг мой, несомненно. Но можно ли сперва потрогать шар?

— Сколько угодно, — ответил Отелло, передавая провинциальному барыге поддельный рубиновый шар, уверенный, что скупщик краденого не сумеет понять, что имеет дело с колдовскими чарами.

Дурнанг внимательно осмотрел драгоценность, чуть ли не пуская слюнки.

— Это самый большой рубиновый шар, какой мне только приходилось видеть, — признался он.

— Именно такой я и обещал.

— Оба мы — люди слова.

— Вот именно. Будь любезен, передай мне оговоренное вознаграждение, и я отправлюсь в дальнейший путь. Меня ждет мой караван.

— Я искренне, этого желаю. Но вот что забавно: один мой недавний посетитель — кстати, будущий покупатель этой диковины — удивлялся, откуда ты тут взялся. За последние три дня его караван был здесь единственным.

Отелло ответил ему, не моргнув глазом.

— Я пробыл здесь не три, а целых пять дней. Прежде чем появиться у тебя, я занимался другими делами. Сам знаешь, сколько забот у странствующих торговцев.

— Еще как знаю! — Дурнанг ни в чем не перечил продавцу, однако все не доставал золото. — Мы так тоскуем в одиночестве.

— Понимаю. — Отелло надеялся, что Дурнанг покончит с сетованиями и отдаст золото.

— Потому я и подумал, что тебе захочется познакомиться с моим покупателем, таким же деловым человеком, как и мы.

— У меня нет на это времени, — возразил Отелло и попробовал было подняться, однако обнаружил, что ноги отказываются повиноваться.

— Есть, есть, — заверил его Дурнанг и с легкостью, неожиданной для человека таких размеров, вскочил на ноги. Рывок — и занавеска раздвинулась, открыв взорам того, кто все это время за ней скрывался.

— Познакомься с моим партнером, убедившим меня пойти с ним на взаимовыгодное сотрудничество и превратить мое дело в здешнее представительство его компании. Он из города. Возможно, ты о нем слышал

— Доил Хассан.

То был Хассан собственной персоной — самый самоуверенный и могущественный маг-разбойник, о котором только доводилось слышать Отелло. Казалось, что в нем все восемь футов роста; сложен он был, как какой-нибудь легендарный герой арены. Его суровое лицо делали злобным тонкие усы, окружавшие рот и окаймлявшие гладко выбритый подбородок.

Отелло попытался приподняться с заколдованного дивана, но не смог этого сделать. Он догадался, что единственный путь к спасению, на которое все равно оставалось мало надежды, — продолжать стоять на своем.

— Для меня это огромная честь, уважаемый Хассан, — проговорил Отелло. — С радостью пожал бы тебе руку, да вот незадача, никак не могу встать.

Не обращая на него внимания, Хассан протянул руку и приказал Дурнангу:

— Рубин! Давай его сюда!

Дурнанг повиновался. Хассан прошелся по комнате, подбрасывая камень на ладони. Через некоторое время он приблизился к дивану, на котором продолжал сидеть заколдованный мастер мошенничества, и бросил на колени Отелло поддельную драгоценность.

— Я так и думал! — крикнул Хассан.

Шар стал растекаться, что было явным свидетельством прекращения волшебства.

— Подделка! — прогрохотал Хассан. Рубиновый шар превратился в то, чем ему полагалось быть, — навоз, выпачкавший руки Отелло и его поддельный наряд. — Неплохо для деревенского волшебника, но подлог есть подлог. Меня никто не смеет обманывать.

— Уважаемый Хассан, — взмолился Отелло, — я и помыслить не смел…

Хассан не удостоил вниманием седого жулика.

— Ты наверняка орудуешь не один. Человек твоих ограниченных возможностей не может творить больше одного волшебства одновременно. Разве навозник, которым ты являешься, может позволить себе подобный наряд? Отправляю тебя на задворки, откуда ты явился, дабы твоя участь послужила предостережением остальным. Феликс, Моррис, Минкс!

Отелло оторвался от дивана и помимо воли согнулся в три погибели. В считанные секунды он на карачках покинул дом Дурнанга и, морщась от боли в скрученных артритом суставах, воссоединился на заднем дворе с Ионом.

— Брысь, лишайная тварь! — прикрикнул Ион на невесть откуда взявшегося кота. Но тот отказывался удалиться и со значением поглядывал на человека единственным страдальческим глазом.

— Брысь! — повторил Ион. — Сначала эта страшная боль в темени, словно кто-то треснул меня палицей и выбил из головы все магическое дарование, теперь еще Отелло никак не выходит…

Старый кот прервал его жалобы надрывным мяуканьем.

— Кыш! — шикнул на него Ион и впервые обратил внимание на выражение единственного слезящегося глаза. Этого оказалось достаточно, чтобы признать в жалком четвероногом бывшего наставника. Взяв седого кота на руки, Ион прижал его к себе.

— Отелло, — возопил он, — что с тобой стряслось?

Ему ответил явно человеческий, к тому же очень мощный голос, вырвавшийся из кошачьей глотки.

— Любуйтесь на дело рук Доила Хассана, плуты, и трепещите! Этот негодный мерзавец с помойки хотел обвести меня вокруг пальца и поплатился за свою дерзость: остаток своей никчемной жизни он проведет в подворотнях, где ему самое место. Пускай это послужит предостережением всем тем, кто смеет оспаривать могущество Доила Хассана.

Голос смолк, сменившись беспомощным мяуканьем самого Отелло.

Ион удалился со своим бывшим учителем на руках. Он лишь ненадолго задержался в деревне, чтобы обзавестись одеялом, в которое он завернул животное. К ночи их отделяло от города всего два дня пути.

Ион делал привалы только по ночам, и то всего на несколько часов. Он пользовался остановками не только для отдыха, но и чтобы раздобыть пропитание для себя и для кота, который был слишком стар, неопытен и неискушен по части кошачьей охоты.

Голову Иона занимала единственная мысль — о мести. Однако он сознавал, что не сможет обойтись без помощи, и надеялся получить ее У Павла Гондора.

Участь Отелло взывала к отмщению.

ДЕРЕВЕНСКИЙ ЖУЛИК ВСТРЕЧАЕТСЯ С ГОРОДСКИМ
Город затмил своим блеском богатство всех подарков, которые Отелло когда-либо преподносил подмастерью. Тем не менее юноша не забыл день своего пятнадцатилетия, когда Отелло оплатил услуги деревенской шлюхи, чтобы она сделала из него мужчину. Этим старания учителя, впрочем, не исчерпались. Он не пожалел средств, чтобы стереть с происходящего все следы грязи. Непотребная тварь средних лет была умело превращена в девственную принцессу, целомудренную и одновременно разнузданную, чистую и многоопытную. Домотканные тряпки и соломенные матрасы в ее лачуге превратились на время в шелка и бархат, а заранее спланированная встреча — в случайное знакомство двух молодых созданий, переросшее в ночь страсти и наслаждений. Ион был поражен, с какой легкостью ему удалось соблазнить эту неземную красавицу; он решил, что благодаря чарам, напущенным Отелло, временно превратился в неотразимого кавалера, перед которым не устояла даже наследница несметных богатств.

Ему так и не пришлось узнать, как все обстояло на самом деле. В наивных глазах юного мошенника стояли картины той незабываемой ночи; то же самое видел циничным мысленным взором старый мудрый кот, только в несколько ином преломлении.

Сперва Ион был поражен вопиющим неравенством, царившим внутри городских стен. В толпе богачей, швырявшихся деньгами, ползали нищие, подыхающие от голода.

Сам того не зная, Ион оказался сперва в бедной части города и был ошеломлен увиденным. Впрочем, он быстро уяснил, что весь мир одинаков, различаются только масштабы.

— Я был наслышан о городском блеске, — обратился он к коту, висевшему в одеяле у него на груди, — но теперь мне понятно: как ни лакировать фасад, трущоба останется трущобой.

Отелло мяукнул. Ион успел убедить себя, что понимает кошачьи реплики.

— Ты прав, — молвил он. — Странно, что такой знатный мошенник, как Павел Гондор, обосновался в столь неприглядном месте. Возможно, ты ошибся адресом?

Отелло возмущенно мяукнул.

— Что ты, я не собираюсь подвергать твои слова сомнению! Скоро мы во всем разберемся. Думаю, это где-то рядом.

Отелло заурчал.

— Совершенно верно. Судя по адресу, это здесь.

Путники остановились перед небольшой баней, во дворе которой происходила схватка борцов, месивших ногами грязь. Они не простояли и минуты, как к ним подошла служанка и сообщила:

— Половина серебряного гроша, чтобы поглазеть, целый грош за участие. Только изволь оставить кошку снаружи.

Отелло громко замурлыкал и подмигнул служанке своим единственным глазом, повергнув ее в изумление.

— Мы ищем Павла Гондора, — объяснил Ион.

— Никогда о таком не слыхала, — отмахнулась служанка. — Ступай себе. Найдутся другие, кто не прочь отвалить хорошие денежки, чтобы побарахтаться в грязи.

Ион побрел прочь, сказав своему спутнику:

— Вот видишь, Отелло! Я заранее знал, что никакого Павла Гондора нам здесь не найти.

— Как ты назвал своего кота? — окликнула его служанка.

— Отелло, — ответил Ион.

— Он у тебя прямо как Отелло-Одноглазый.

— Кстати, у меня рекомендательное письмо к досточтимому Гондору.

— Павел сейчас борется в грязи, — последовал ответ. Когда он приведет себя в порядок, я пришлю его к вам.

Ион и Отелло довольно долго проскучали в предбаннике, прежде чем к ним, вытирая мокрую голову полотенцем, вышел хитроватого вида мужчина лет сорока.

— Ищете Гондора? — осведомился он.

— Его, — ответил Ион.

— Ким говорила что-то о рекомендательном письме.

— Вот оно. — Ион отказывался верить, что этот замызганный прохиндей и есть легендарный король мошенников.

— Гондор — это я, — сообщил он, прочитав письмо и подняв глаза.

— Знаю я, что у тебя на уме: ну и дыра! Что ж, мне не повезло: я угодил в тюрьму и только недавно вышел на волю. Ким приютила меня, но скоро я опять пойду в гору. Как поживает Отелло, побитый молью старикан?

Отелло негодующе зашипел.

— Спроси его самого, — ответил молодой мошенник.

Удивленно взглянув на старого кота, Павел узнал его по выражению

глаза, хотя они не виделись добрых двадцать лет.

— Отелло! — вскричал он. — Что с тобой?

Ион взял на себя смелость ответить за учителя:

— Ему захотелось самому провернуть последнее дельце, прежде чем отправить меня на самостоятельные хлеба, — загнать рубиновый шар из конского навоза. Он сказал, что это будет его прощальное представление, потому что мне нужен теперь новый учитель — ты.

Павел внимательно посмотрел на Иона.

— Как же так вышло? Ведь он знает этот трюк, как свои пять пальцев.

— Его поджидал Доил Хассан.

— Доил Хассан?!

— Он самый. Теперь Отелло должен будет провести остаток своих дней в кошачьей шкуре.

Павел задумчиво почесал бороду.

— Учитывая среднюю продолжительность кошачьей жизни, это совсем немного. Мы должны что-то предпринять и поскорее.

— Чем ты можешь ему помочь? Наши с Отелло дела шли гораздо лучше, нежели твои. Сомневаюсь, чтобы ты смог преподать мне нечто, чего бы я не смог освоить сам.

Отелло укоризненно мяукнул.

— Погоди, Отелло, — ответил Павел коту, — позволь мне самому во всем разобраться. — Поглаживая своего бывшего учителя, он опять обратился к Иону. — Этот город сожрет тебя с потрохами. К тому же я не в состоянии бороться с Дойлом в одиночку. Та скромная помощь, которую ты сумеешь мне оказать, все же лучше, чем вообще ничего.

— Ты собираешься выступить против Доила Хассана?

— Не я, а мы. Устроим грандиозное мошенничество, какого город еще не видывал. Ведь мы с тобой — должники Отелло.

— У тебя есть план? — спросил Ион, понимая, что Павел давно затаил злобу на счастливого соперника.

— Пока нет, — признался неудачливый обманщик. — Но обязательно будет.

БЕСЕДА ДВУХ ЖУЛИКОВ
Следующие несколько дней Ион провел в праздности, отдыхая и нянча недужного кота, бывшего прежде Отелло. Путешествие потребовало большой затраты сил от обоих, особенно от старого кота. Павел не преувеличивал, говоря, что надо торопиться: Отелло-человек еще только начинал ощущать недуги подступающей старости, однако кот из него вышел совсем дряхлый, угасающий день ото дня. Ион уже опасался, как бы им с Павлом не пришлось мстить не за унижение, а за смерть мастера.

Павла вечно не бывало дома. За баней надзирала Ким, которая утешала молодого мошенника, уверяя, что у Павла привычка не показываться на глаза, когда он вынашивает серьезные планы.

Гондор возвращался по вечерам домой в полном унынии: его великие планы всякий раз терпели неудачу. Чтобы не горевать, Павел прибегал к горячительным напиткам.

В конце концов Ион не выдержал.

— С ума сойти! Отелло хотел, чтобы я продолжил образование… Что ж, уважаемый обманщик и необыкновенный фокусник Павел Гондор, должен тебя предупредить, что я и без тебя знаю, как пьянствовать и позориться на людях, а что касается освоения достойного уважения банного мастерства и борьбы в грязи, то мне не хотелось бы в этом совершенствоваться. Если бы мы по-прежнему работали вместе с Отелло, то успешно провернули бы за это время не меньше шести-семи проделок, от которых самого Доила Хассана пробрала бы дрожь. Напрасно мы сюда притащились! Ты же только что вышел из тюрьмы! Ни меня, ни Отелло никогда не арестовывали. В каталажку попадают только неудачники и кретины.

Павел Гондор вздохнул и отложил бурдюк с вином.

— Как долго ты постигал азы профессии? — спросил он бывшего подмастерья, полного праведного негодования.

— Пять лет, — отвечал Ион.

— Значит, Отелло и тебя подобрал на обочине.

— Я кое-как перебивался.

— Понятное дело! Я тоже. Отелло рассказывал тебе, как лишился глаза?

Отелло грозно мяукнул.

— Молчи, старый пройдоха! — приказал ему Павел и обернулся к Иону. — Рассказывал?

— Только раз обмолвился, что это было делом рук облапошенного олуха, когда афера вышла боком, потому что он что-то сделал не так.

— Не он, а я! Мне было двенадцать лет, и я был полон самомнения, так же, как ты сейчас. Отелло подобрал меня на улице и научил кое-каким трюкам, я несколько раз ему помог, а потом возомнил, что уже достаточно знаю, смогу прожить сам и не нуждаюсь больше в посторонней помощи. Зачем делить добычу? В двенадцать лет я был кум королю. Покинув убежище Отелло, я отправился на поиски дуралея, которого можно было бы облапошить, чтобы попасть в город.

— Всего-то в двенадцать лет? — удивился Ион.

Павел продолжил свой рассказ, не обратив на него внимания.

— Я наметил себе в жертву старого купца, торговавшего диковинами с морского дна, и подкрался к его лавке. Я собирался подсунуть ему фальшивые жемчужины, получить за них золото и купить себе место в проходящем караване. Купец стал приставать ко мне с вопросами: «Откуда у бродяги бесценные камни?» и «Где ты взял такое богатство?». Я лишился терпения, так как не был готов к тому, что старый лис не купится на единственную версию, которая была у меня в запасе. «Хочешь задешево жемчуга?» — спросил я его и все окончательно испортил. Я потерял сосредоточенность, маскировку, самоконтроль — и мои жемчужины превратились в песок. Старый хрыч оказался сильнее, чем я предполагал. Он свернул бы мне шею, не окажись рядом Отелло. Видимо, он весь день следил за мной. Мастер стал молить купца о пощаде. Тот заставил его поклясться, что он станет за мной приглядывать и что я не стану ему больше досаждать. Отелло поклялся, и я был отпущен. Отелло забрал меня и продолжил учить уму-разуму. Я убедился, что далеко не так хитер, как мнилось. В следующий раз я ушел от него, только когда был совершенно готов к этому, то есть спустя еще четыре года.

— А как же его глаз?

— Купец выбил его, чтобы Отелло не отвлекался, приглядывая за мной.

Отелло мяукнул.

— Я обязан этому коту жизнью, — заключил Павел, — и не могу себе позволить действовать наобум.

Отелло заурчал и потерся головой о руку того, кто четверть века назад был его учеником.

— Как же ты очутился в тюрьме?

Павел откинулся и потер рукой лоб.

— Не могу сказать, что я в тот раз недостаточно подготовился или не позаботился о прикрытии. Напустил всех положенных для маскировки чар, подкупил стражников, расставил по местам сообщников. Все должно было получиться красиво.

— А что вышло?

— Я попался. Меня подловили на небрежности, заплатили городской страже больше, чем платил я, и отволокли в каталажку. Я бы торчал там по сей день, если бы мой клиент не испугался, что я использую свое заточение ему во вред.

— Чего ему было бояться?

— Срама. Его, конечно, не в чем винить: я попался. Но он-то проявил глупость! Представь себе опытнейшего мага, который покупается на старый трюк — летающего верблюда — и соглашается на этом подзаработать! Да еще не поручает другому магу проверить наличие добавочных чар. Он был отменным олухом: с самомнением («Меня никто не обдурит!»), жадным («Зачем делиться, когда все можно взять одному») и высокомерным («Наплевать на мнение этих презренных, решение принимаю я!»).

Ион не сдержал улыбки, увидев насмешливую ухмылку, как две капли воды похожую на улыбку Отелло.

— Очень похоже на Доила Хассана.

— Все они похожи друг на друга. Доил Хассан — не исключение. — Павел просиял: ему в голову пришла удачная мысль. — Ну да, все они одинаковы… Доил Хассан — один из многих… Правильно!

— Что правильно?

— Чего больше всего боится маг-разбойник? — спросил Павел.

— Не знаю… Другого мага? Наверное, того, кто обладает большим могуществом.

— Почти точно, но не совсем. Неписанный закон ясен и прост. Нет ничего постыдного в том, чтобы покориться более могущественной силе или человеку, особенно в случае, если поражение неизбежно. Разумеется, тебе полагается дождаться, чтобы победивший потерял бдительность, и попытаться восторжествовать, но это в данном случае неважно. Итак, маг больше всего боится осрамиться.

— Осрамиться?

— Конечно! Они добиваются власти, заставив себя уважать, а какое же уважение к посрамленному? Ведь никто не боится того, кто становится посмешищем.

— Что же из этого следует?

— То и следует, что нам надо всего лишь найти способ опозорить Хассана, да так, чтобы он счел необходимым заключить с нами сделку: скажем, он снова превращает Отелло в человека, а мы храним молчание и не оглашаем постыдных для него сведений.

— Как этого добиться?

— Работать заодно, но порознь. Если мы не наделаем ошибок, никто не заподозрит нас в сообщничестве.

— В чем?

— Я пока еще не обдумал всех подробностей, но за этим дело не станет. Нам потребуется много помощников: мошенников, чародеев. К счастью, на этих улицах кишмя кишат друзья Отелло. Многие обязаны ему началом карьеры: это он сделал из них удачливых жуликов.

— И они согласятся нам помочь? — недоверчиво спросил Ион.

— Обязательно! Долг платежом красен. Мы, мошенники, никогда не забываем добра. Даже те, кто ничем не обязан Отелло или мне, присоединятся к нам, как только прослышат о происходящем. Любой мошенник опасается, что рано или поздно нарвется на мага-разбойника.

Отелло мяукнул.

— Разумеется, мы привлечем Малыша Абдула и Человека-Щита.

— Думаешь, получится? — спросил Ион, унимая радостное возбуждение.

— Будем надеяться. Но даже если у нас ничего не выйдет, то иного выхода все равно нет. Одно могу тебе гарантировать: мы провернем затею, равных которой этот город еще не видывал.

Отелло мяукнул еще раз.

— Решено! — произнесли мошенники в один голос. Все трое скрепили замысел рукопожатием, хотя кот участвовал в этом символически, так как берег лапы, скрюченные артритом.

Впервые после постигшего его перерождения Отелло позволил себе гримасу, похожую на улыбку.

СГОВОР
Увидев Павла в деле, Ион был поражен. Легендарный мошенник словно превратился в трясущегося дервиша — настолько проворно он сновал по городским задворкам, уподобившись лисице, преследуемой лютой сворой. Он не походил больше на опустившегося выпивоху, каким представал всего несколько дней назад. Теперь это был человек, вдохновленный целью и знающий, что время для ее осуществления на исходе.

Казалось, он знаком с каждым жителем города. Стоило ему побывать в двух-трех лавочках в каком-нибудь проулке — и в считанные минуты у него появлялся новый помощник, спешивший проститься с прежним работодателем и поспешить к месту новой службы. Баня превратилась в штаб всей операции. Ким наняла кое-кого из прежних приятелей, чья страшноватая наружность отпугнула бы и тигра, не говоря уж о молокососах, желающих поразвлечься борьбой в грязи; выручка заведения резко упала, зато никто из посторонних не мешал приготовлениям.

Ион быстро обнаружил, что Павел, не колеблясь, загружает подручных работой. Сперва ему было доверено разобраться с арендой воздушных барж; Павел решил, впрочем, что это стоит запредельных денег, вследствие чего Ион был отправлен по свалкам и окрестностям верфей, дабы отыскать там развалину, соответствующую целям операции.

Как Ион ни старался, ему не удавалось найти судно, которое отвечало бы требованиям Павла. Морские суда были чересчур громоздкими, воздушные — слишком мелкими. Он уже был готов отчаяться и признать, что провалил первое же задание, когда его посетила блестящая идея.

— Это обязательно должна быть воздушная баржа? — осведомился он у Павла.

— У тебя есть другие предложения?

— Ты все равно собираешься использовать механизмы левитации, вот я и подумал, не подойдет ли кое-что иное.

— Например?

— Небольшой домик, вроде вашей бани.

Павел почесал в затылке и пожал плечами.

— Почему бы и нет? У тебя есть что-то на примете?

— Сама ваша баня.

Павел покачал головой.

— Так будет легко догадаться о нашем участии. Но на другой стороне площади есть еще одна такая же. Ее владельцы разорились, когда мы стали устраивать у себя соревнования по борьбе в грязи. Она наверняка подойдет.

Банька оказалась совсем ветхой, с обсыпавшейся штукатуркой и голыми деревянными стропилами. Посередине размещалась арена для борьбы с прозрачной ванной.

Павел шлепнул Иона по спине.

— Молодец! Добро пожаловать в общество крупных мошенников. Быстро же ты растешь! Сегодня вечером мы собираемся в полном составе, чтобы дать сигнал к осуществлению плана.

— Что за план?

— Дождись вечера.

Участники собрались сразу после заката. Публика оказалась престранной. Подруги Ким, мускулистые любительницы побороться в грязи, взяли на себя роль хозяек. Прибывающие отвечали на вежливость вежливостью. Все отлично ладили друг с другом.

— Учти, паренек, никогда еще в одном месте не собиралось столько людей, воодушевленных доверием, — сказал Павел Иону.

— Доверием? — не понял Ион.

— Это одно из обозначений нашего ремесла: жульничество, оно же подлог или игра на доверии. Ничего, привыкнешь. Названий много, а суть одна. Позволь познакомить тебя с уважаемыми мастерами своего Дела.

Так началось знакомство. Иону представили Калеба Двурукого, чародея-левитатора. «Двуруким» его прозвали потому, что он дважды попадался на воровстве. Только воссоздав на короткое время ту руку, которая на самом деле уже была отрублена, Калеб сумел убедить стражников, что попался впервые… Решив после этого сменить направление деятельности, он переучился в левитатора, обманывающего простаков.

Малыш Абдул, вопреки своему прозвищу, вовсе не был молод: возрастом он превосходил самого Отелло. В свое время он был мастером крупномасштабного обмана, но теперь перешел на обнаружение чужих чар и отвлечение клиента: напуская на него комаров, он давал возможность вонзить жало настоящей «пчеле». Несмотря на его преклонные годы, никто не мог сравняться с ним в мастерстве и тонкости работы.

— Знаешь, Павел, — признался Абдул, — Доил мой должник. Его главный разгадыватель чар раньше работал на меня. Смотреть на него было сплошным удовольствием, но дурак он был непревзойденный.

— Не сомневаюсь, что ты с ним справишься, — отозвался Павел.

— И правильно сделаешь, — ответствовал старейшина мошенников.

Человек-Щит занимался организацией недорогой охраны и удовлетворением романтических потребностей клиентуры: небольшую кучку людей он мог превратить в гудящую толпу, а старую уродину — в юную красотку. Непривлекательные приятельницы Ким воспользовались своим шансом и быстро сделались непревзойденными красавицами.

Вся компания внушила Иону благоговейный ужас. Некоторые имена он помнил по рассказам Отелло, другие — по недавним подвигам, третьи вошли в предание. Раньше он не представлял себе, в какие круги вхож Отелло. Неожиданностью стало для него и почтение, которое выказывали все эти прославленные жулики Павлу Гондору. С виду он оставался все тем же неудачником, побывавшим за решеткой, однако собравшиеся относились к нему, как к мэтру, снискавшему их глубокое уважение. Ион в очередной раз понял, насколько обманчивой бывает внешность.

— Иди сюда, парень! — позвал его Павел. — Настало время разработать план операции.

Ион занял место рядом с Павлом. Отелло помещался позади них на подушке.

— Прошу всех сесть, — распорядился Павел. — Вам известно, зачем мы здесь собрались. — Отелло мяукнул. — Вот именно, — кивнул Павел. — Месть сладостна сама по себе, но мы не должны терять из виду свои конечные цели: во-первых, заручиться средствами для посрамления Хассана; во-вторых, принудить его расколдовать Отелло и вернуть ему человеческий облик; в-третьих, выжить, чтобы мошенничать И впредь. Достижение всех трех целей сопряжено с чрезвычайным риском, и я не могу скрывать, что вряд ли их удастся осуществить так, чтобы хотя бы кто-то из участников не был разоблачен. Учитывая это, Я спрашиваю, не желает ли кто-нибудь из собравшихся выйти из игры. Приняв такое решение, он ничуть не замарает свое имя, ибо присутствующие по заслугам оценят его инстинкт самосохранения. Прошу!

Ответом ему была мертвая тишина.

— В таком случае, приступим.

ПЛАН
План был гениальным по своей простоте.

Доил Хассан — крупный маг-разбойник, деятельность которого нельзя описать в двух словах. Он держал под своей пятой больше половины городских заведений порока, азартных игр и подкупа должностных лиц, а также был серьезно вовлечен как финансист и маг в ряд законных предприятий. Он слыл крупнейшим жертвователем на Лицей магов, оказывал открытую политическую поддержку городской службе охраны порядка и тайную — ненавистным сборщикам налогов. Ему удалось возвести видимый фасад симпатичного барона преступности, завораживающего дам и интригующего мужчин. Ни для кого не составляло секрета, что любой, имеющий интересы в подпольной сфере, будь то магия или что-то еще, не мог обойти Хассана.

Павел сделал ставку на то, что могущество Хассана держится на поддержке общественного мнения. Именно потому, как лишний раз доказала суровость кары, которую он обрушил на Отелло, Доил не мог вынести малейшего покушения на свое всесилие. Без поддержки общественного мнения вся его подпольная империя рухнула бы в одночасье. Никто не станет уважать шута: раз опростоволосившись, он навсегда превратится в объект издевательств.

Поэтому Павел наметил перво-наперво обдурить Хассана публично. Предстояло разыграть старую, как мир, комедию, использовав для пущей торжественности пышность игорного дома. Старой заброшенной бане предстояло превратиться в летающее игорное заведение, декорированное как реальными театральными реквизитами, так и различными чарами — их должны обеспечить пять чародеев под водительством Малыша Абдула. Реальный фасад и кое-какие настоящие золотые безделушки, прикрывающие подделки, были призваны притупить бдительность окружавших Хассана магов-соглядатаев.

Сам подлог, главную роль в котором предстояло сыграть Иону, состоял в следующем. Ион желает приобрести воздушное вместилище разврата у его теперешнего владельца и нуждается для этого в денежном содействии. Приманка, подбрасываемая Дойлу, заключалась в том, что Ион якобы придумал способ обмана «клиентов» подвесного казино: они будут продолжать делать ставки на участников завершившихся заездов в скачках «Свиное ухо». Результаты Ион будет якобы получать из местной букмекерской конторы методом левитации, а букмекер будет иметь долю от барыша. «Спустившись» на землю и узнав результаты, игроки будут вынуждены расплатиться. Еще одним источником дохода станут сведения о крупных выигрышах, что вдвое увеличит доходы от каждого проигравшего. Доил поймет перспективность схемы, внесет деньги на покупку воздушного корабля, а потом потребует контроля за всеми возможными доходами, как поступал неоднократно прежде. Иону ничего не останется, как передать ему права владения игорным домом

Вторая часть операции будет проведена на следующий день. Изменив внешность, Павел сообщит кому-нибудь из подручных Хассана, предоставив неопровержимые доказательства своих слов, что среди одураченных накануне в казино оказались начальники городской стражи и Лицея магов (обоих должны были сыграть люди Человека-Щита) и что если Отелло не будет расколдован, последствия окажутся плачевными влиятельные друзья Доила узнают, что за их неудачей стоит именно он. а весь город — что маг стал владельцем развалившейся бани. Дойлу придется признать поражение, ибо в противном случае его ждут насмешки и разорение. Отелло снова станет человеком, а победители разбегутся на все четыре стороны, чтобы и дальше заниматься своим ремеслом.

Отелло одобрил план мяуканьем.

ПОДЛОГ
В это трудно поверить, но не прошло и недели со дня сговора в бане Павла и обсуждения плана, а роли уже были распределены и отрепетированы. Мышеловка была взведена.

Ким и ее соратницы по борьбе в грязи, поддерживаемые гением Человека-Щита, потратили не один час на превращение заброшенной бани в заманчивый храм греха средней руки, со всеми соответствующими жанру картинками и воздушными шарами. Благодаря волшебству Чело-века-Щита здесь должен был появиться небольшой дворец, прилетевший, по слухам, из отдаленного царства, чтобы вместить лучшую часть многочисленного игрового сообщества города.

Павел и его подручные начали тем временем распространять слухи о том, что к городу приближается экзотический игорный дом; Ион уже овладевал чужеземным, хоть и вполне понятным, акцентом, с каким изъясняются жители некой доселе не открытой страны.

С приспешниками Хассана, не отличающимися большойсообрази-тельностью, были установлены контакты: всех их взятками либо посулами склонили к сотрудничеству.

Облачившись в кафтан из чужестранных шелков и атлас предстал перед самим Дойлом Хассаном; его сопровождала самоуверенная грудастая красотка неопределенного возраста, в правой руке он держал волшебную хрустальную сферу.

— Я наслышан о твоих свершениях и о твоем могуществе, великий и непревзойденный Хассан, — начал Ион, нещадно коверкая язык. — Иначе я не предложил бы тебе того, что намерен предложить.

Хассан не проявил к гостю интереса. Это был пятый ходатай за день, и он с радостью испепелил бы и его, и его наглую спутницу. Он встал с трона и выпрямился во весь свой исполинский рост, готовый произнести волшебное заклинание, когда мажордом проверещал:

— Господин, это человек с корабля.

— Вот как? И все здесь именно так, как представляется?

Мажордом-чародей внимательно посмотрел на гостя и его спутницу и захихикал.

— Тебе не о чем тревожиться, о, великий. Здесь, конечно, кроется волшебство, но сам он пребывает на сей счет в счастливом неведении: его… гм, дама — на самом деле мужчина.

— Наверное, он сам это подстроил.

— О, нет, господин, от него веет наивностью.

Хассан перевел взгляд на гостя:

— Эй, ты! У тебя ко мне предложение?

— Да, о, великий Доил Хассан. Я прибыл из дальних краев и нуждаюсь в твоей помощи, дабы приобрести летающий дворец «Облако удачи», — заявил Ион с искренностью базарного воришки.

— К чему мне это? — осведомился маг-разбойник.

— Чтобы урвать жирный кусок, господин. Но действовать надо сейчас же!

— Зачем?

— У меня есть план, благодаря которому мы станем так богаты, как не были в самых своих безумных мечтах.

— Мои мечты и так безумны без меры. Ты еще не объяснил, чего ради тебе помогать.

— Если я не скажу владельцу корабля, что покупаю у него его собственность, он уплывет в дальние края, и тогда прощайте скачки «Свиное ухо»!

— Почему это должно меня заинтересовать?

Ион почесал подбородок и в сомнении покачал головой.

— Видимо, придется посвятить тебя в мой план.

Сказав это, он жестом приказал красотке удалиться, и та растаяла в воздухе, сильно повеселив этим охрану Хассана. Ион продолжил:

— Известно, как много ставок делается на скачках «Свиное ухо». Вот я и решил, что те, кто ставит большие деньги, не откажутся прокатиться во время скачек на «Облаке удачи». На беду, как только мы поднимемся в воздух, обзор будет загорожен тучей — это возьмет на себя один мой должник, местный насылатель туч. Мы тем временем будем продолжать принимать ставки на заезды, которые невозможно видеть, хотя скачки уже прекратятся. Принимать будем, естественно, только ставки на проигравшие номера.

— Откуда нам знать, кто в проигрыше?

— Местный букмекер, мой должник, будет держать нас в курсе дела с помощью левитации. Думаю, мы сумеем оставаться в небесах часа два и все это время, не покладая рук, принимать ставки.

План произвел на Хассана благоприятное впечатление, как и честность, с которой гость посвятил его в свои бесчестные намерения.

— Но зачем тебе я? — спросил он. — Почему бы тебе не рассказать о плане самому владельцу корабля или, что еще лучше, пообещать, что купишь корабль, и расплатиться из завтрашнего барыша?

— Владелец поклоняется богине справедливости, поэтому нечего и думать соблазнить его прибылью. Что касается возможности сделать все в одиночку, то тут трудность в том, что он мне не поверит и решит, будто я замышляю какие-то козни. Другое дело, если интерес к приобретению корабля выразит великий и благородный Доил Хассан: здесь уж владелец не сможет отказаться.

— Верно, — согласился Хассан.

— Вы только взгляните! — воскликнул Ион, протягивая мажордому хрустальный шар. — Разве не прелесть?

Хассан присмотрелся. Внутри шара он разглядел воздушный корабль, способный вместить крупное игорное заведение.

Сделав шаг вперед, Хассан пожал Иону руку.

— Договорились. Завтра я внесу нужную сумму и сам окажу содействие твоему игорному предприятию, чтобы впоследствии разделить доходы пополам.

— Благодарю тебя, о, великий Хассан! — пропел Ион и попятился из зала, неустанно кланяясь.

Когда Ион отошел на порядочное расстояние, Хассан сказал своему мажордому:

— Какое доходное предприятие!

— Да, господин, — ответил мажордом, — я не услышал от него НИ одного бесчестного слова. Он говорил от чистого сердца.

— Завтрашний день принесет мне немалый доход, — продолжил Хассан. — Правда, в этом году у меня были иные планы в отношении скачек. Жаль, что мне не нужен партнер.

Пройдя несколько кварталов, красотка, то есть Человек-Щит, завела Иона в тупичок, где их поджидал гипнотизер, освободивший Иона от чар искренности; следующий гипнотизер снял с него чары самозванства.

Лгун, лгущий по неведению, не может быть распознан как лгун. Человек-Щит не сомневался, что Доил Хассан проглотил наживку вместе с крючком, леской и поплавком.

КРАХ ВОЛШЕБСТВА
Наступил день скачек «Свиное ухо». Команда мошенников в полном составе была наготове.

Стоял прекрасный весенний день. Держалась теплая погода, в небе не было ни облачка. Никто не опасался тумана или каких-либо других помех наблюдению за скачками сверху. Подсадные клиенты «Облака удачи» получили наставления, как выражать изумление и негодование, чтобы убедить Хассана и его окружение, что они не участвуют в афере.

День был будний, и вокруг старой бани не оказалось большого количества зевак. Наблюдать за состязаниями разрешалось только тем, кто умел превратить свиное ухо в шелковый кошель, а затем опять в свиное ухо. Многие, потренировавшись, могли осуществить первое превращение, однако для обратного действия требовался истинный дар. Воздушный наблюдательный пост, где можно было предаваться азартным играм и всем мыслимым формам разврата, был обречен на популярность.

Тяжеловесы, каковыми были все до одной подруги Ким, превратились в соблазнительнейших распутниц и использовали оставшиеся часы, чтобы отточить бесстыдные позы и прочие способы совращения.

Баня была полностью преображена в подобие летающего казино и ждала только завершающих штрихов, каковые должны были нанести волшебники, чтобы превратиться в самую экзотическую диковину просвещенного мира.

Павел приготовился сыграть роль главного магистра Лицея магов, отказавшегося от своего места в ложе ради более почетного общества. Настоящий магистр как раз в то утро занемог и остался дома в ожидании успокоения в кишечнике, не зная, что должен благодарить за это приятеля Отелло, трудившегося с некоторых пор у него на кухне. Ким помогала Павлу облачаться в соответствующее одеяние.

— Превосходное зрелище! — сказал Павел. — Можно было бы обойтись и без волшебства.

— А все надувные шары! — всплеснула руками Ким. — Представляешь, они легче воздуха и могут летать сами по себе, без всяких чар.

— Словом, если тебе надоест преступная жизнь, ты всегда сможешь заделаться декораторшей.

— Пока ты жив, этого не произойдет. — Она чмокнула его в щеку и пошла помогать подружкам.

Ион, уже одевшийся, как подобает по роли, подошел к Павлу, присевшему к видавшему виды кальяну.

— Как ты думаешь, меня надо опять заколдовывать?

— Нет, — ответил ему старший товарищ. — Он думает, что держит тебя за глотку. О чем ему тревожиться? Не забывай, что главная черта олуха — высокомерие. Не удивлюсь, если он явится только со своими головорезами, оставив колдунов дома. Насчет головорезов не беспокойся: их возьмут на себя девочки. Продержись сегодняшний день — и готово: потом тебе останется уйти в тень и дожидаться, чем все кончится. Завтра я появлюсь со свитой скандалистов и заявлю, что выведу его на чистую воду как лгуна и пройдоху. Наша возьмет! И снова на тучные пастбища.

— Я буду дальше учиться уму-разуму, — пообещал Ион.

— А я — строить хитрые козни, — заявил Павел.

— И пусть наши «пчелы» жалят побольнее! — закончили они в один голос.

Ион и Павел пожали друг другу руки и заняли места в начавшей собираться иллюзорной толпе.

Доил Хассан прибыл вовремя. Как и предсказывал Павел, его сопровождали только головорезы-охранники. Найдя Иона, он поприветствовал его хищной улыбкой тигра, готовящегося к пиру.

— Полагаю, золото поступило, как мы договаривались? — спросил Хассан.

— Разумеется, — ответил Ион. — Теперь ты можешь считать себя совладельцем роскошного летучего дворца наслаждений, о, великий!

Хассан по-прежнему скалился. Охранники разошлись с «девочками». Хассан не счел нужным предупредить их, что, учитывая истинный пол красотки, сопровождавшей Иона накануне, их вполне может поджидать неожиданность, если они зайдут слишком далеко. Встав рядом с Ионом, он благосклонно осматривал роскошный интерьер.

— Приближается момент подъема в воздух. Надеюсь на славные скачки.

Хассан, все еще улыбаясь, положил Иону на плечо свою тяжелую стальную руку.

— Подожди немного. Боюсь, планы несколько меняются. Я решил, что партнер мне ни к чему. По возвращении мои мальчики сами соберут всю выручку. Но тебе не о чем волноваться: я оставлю тебя в роли юнги-официанта.

Ион изобразил гнев.

— Но ты обещал… — раздался его негодующий шепот.

— Я солгал. Мне прекрасно удается ложь. Не хуже мне удается карать тех, до кого не сразу доходит очевидное, а именно, кто заказывает музыку, кто слуга, а кто господин. Надеюсь, ты меня хорошо понял? А теперь позаботься о моих гостях и подними корабль в небо. Ведь клиенты заведения, хозяином которого является сам Доил Хассан, не должны остаться разочарованными.

Ион попятился и занял место за стойкой, рядом с Ким, надеясь, что убедительно сыграл свою роль. Но еще проходя через зал, он начал замечать, что толпа почему-то не выглядит такой внушительной, как несколькими секундами раньше, а игорный дом — таким роскошным.

Потом он в ужасе заметил, что Павел превратился в настоящего Павла, а «девочки» — в худший кошмар, какой только мог привидеться головорезам после чересчур плотного ужина. Сам пол «казино» накренился, не устояв без магической поддержки на рассыпающемся фундаменте. Уже не вызывало сомнений, что летучий игорный дом не собирается взлетать.

— Что случилось? — крикнул Ион Павлу.

Малыш Абдул, только что скользивший в воздухе под самым потолком, готовясь воспарить вместе с сооружением, плюхнулся на пол. На его счастье, падение было смягчено навозной кучей, в которую превратился золотой фонтан. Вскочив на ноги, он сперва попытался принять горделивую осанку, не зная, сколько непосвященных находится рядом, но тут же не выдержал.

— Вы представляете, что я сейчас видел! Я облетал помещение и занимался колдовством, а потом взглянул на город — и не поверил своим глазам! Можно подумать, что по городу прокатилась разрушительная волна. Наш прекрасный прежде иллюзорный город лежит в руинах, он похож на зачумленную свалку! Воздушные замки рухнули, ковры-самолеты упали, повозки остановились. Я ничего не успел понять, потому что упал и сам.

— Что-то где-то расстроилось. Колдовское замыкание, — предположил Павел.

Тут из-под стойки раздался знакомый голос:

— Вот я и вернулся! — То был звучный баритон смуглого и седовласого колдуна по имени Отелло, несколько секунд назад еще пребывавшего в кошачьем обличье. — Что случилось?

— Не знаю, — ответил Павел. — Но мы все равно рады, что ты снова с нами.

Малыш Абдул предложил свою версию:

— Я слыхал рассказы моряков, как они проплывали там, где не работает никакая магия. Может, наш город тоже стал таким местом?

— А Доил Хассан? — крикнул Ион. — Нам крышка!

Все обернулись туда, где только что стоял Доил — восьмифутовый гигант с железными конечностями, маг-разбойник, который сейчас испепелит их своим гневом. Однако их ждало нечто совершенно неожиданное. Вместо гиганта они узрели древнюю согбенную старуху, трясущуюся от страха.

— Прочь! — прокаркала она. — Я — Доил Хассан, великий и всесильный! Кара моя ужасна, я не ведаю снисхождения!

Даже тупые приспешники Доила не выдержали и расхохотались.

— Представляю, что скажут остальные ребята! — пропищал один из головорезов тоненьким голоском евнуха. — Пошли!

Охранник подхватил старуху на руки и в сопровождении остальной охраны поспешил к дворцу Доила Хассана, еще недавно великого и всесильного.

ЭПИЛОГ
Волшебство вернулось меньше чем через час, но вызванный его недолгим прекращением хаос длился не один день.

О Дойле Хассане больше никто ничего не слышал.

Отелло так и остался человеком, так как в отсутствие Хассана никто не стал восстанавливать чары, и решил попытать счастья не в городе, а в более благоприятных условиях предместья.

Участники «маскарада», довольные достигнутыми результатами (хотя план осуществился не совсем так, как первоначально предполагалось), поделили по справедливости золото, доставленное Хассаном в уплату за баню, и рассеялись. Все вернулись к прежним занятиям и снова вышли на поиски доверчивых простаков.

Что касается Иона и Павла, то их соединила крепкая дружба, основанная на взаимном доверии, то есть на обоюдном убеждении: на их век дураков хватит.


Перевел с английского Аркадий КАБАЛКИН

Дмитрий Крюков
ЛОВКОСТЬ РУК, И НИКАКОЙ МАГИИ!

*********************************************************************************************

В рассказе Томсена причудливо сплелись магия, жульничество и афера.

Во все времена были, есть и будут ловкачи, превращающие навоз в рубины, свинец в золото, извлекающие из воздуха монеты, распиливающие красоток и так далее… Одни это делают только наживы ради, другие — еще и из любви к искусству. Одни уверяют, что пользуются магией, другие не скрывают ловкость своих рук. Первых мы называем мошенниками, вторых — иллюзионистами.

*********************************************************************************************


Истоки иллюзионного искусства теряются во мгле веков. На заре цивилизации шаманы, маги, колдуны и жрецы самых различных верований практиковали трюки, которые затем вошли в репертуар фокусников. Многие чудеса, описанные в легендах и преданиях, вполне воспроизводимы ныне на эстраде. Тем не менее человек по-прежнему алчет чуда, не желая видеть, что порой под личиной современного мага и чародея скрывается просто не очень хороший фокусник. Такова, наверное, наша природа, ибо даже во времена незапамятные ловкие иллюзионисты легко и непринужденно обводили вокруг пальца не только простодушных обывателей, но и высокопоставленных особ. Кстати, именно одному такому случаю мы и обязаны первому письменному упоминанию о фокусах.

ТУЛОВО БЕЗ ГОЛОВЫ: ОТ ДЖЕДИ ДО БЕЛЛАХИНИ
27 век до н. э. Древний Египет времен Четвертой династии. Фараон Ху-фу, более известный ныне в наших краях как Хеопс, строитель самой большой пирамиды, устал от трудов. Его сыновья, желая развлечь царственного папочку, приводят к нему некоего Джеди, не то торговца, не то ремесленника. Что произошло далее, можно прочитать в папирусе Весткар (назван так по имени владелицы): «Сказал его величество:

8.13 «Правду ли говорят, будто ты можешь соединить отрезанную голову с туловищем?»

8.14 Ответил Джеди: «Могу, о, царь! — да будешь ты жив, невредим и здрав, владыка мой!»

8.15 Сказал его величество: «Пусть принесут из темницы тело обезглавленного узника и голову его».

8.16 Сказал Джеди: «Только не человека, царь, — да будешь ты жив, невредим и здрав, о, владыка! —

8.17 ибо негоже совершать подобное со священной тварью».

8.18 Тогда принесли ему гуся с отрезанной головой. И положили гуся

8.19 у западной стены чертога, голову же его —

8.20 у восточной стены. И вот Джеди вымолвил что-то волшебное, и

8.21 гусь встал, переваливаясь, и голова его поднялась,

8.22 и соединились они воедино,

8.23 и гусь загоготал».[2]

Это описание трюка с отрубленной головой словно задает рефрен истории иллюзионного искусства. Головы рубили, разговаривали с ними, приставляли обратно на протяжении всех без малого пяти тысяч лет, которые прошли после достопамятного события при дворе фараона. Технология этого трюка известна — так, итальянец Бальдуччи в 1750 году продемонстрировал зрителям петуха, который бегал перед ними. Затем птице отрубили голову, брызнул фонтан крови к ужасу почтенной публики. Но вот Бальдуччи накрыл птицу платком, «вымолвил что-то волшебное», и петух немедленно ожил к радости присутствующих. Дело в том, что настоящая голова птицы была предварительно засунута ей под крыло, а к телу прикреплялась отрубленная голова другого петуха. В этом же месте прятался пузырь с красной краской. Остальное — дело техники! После того, как ложная голова отсекалась, настоящую Бальдуччи извлекал из-под крыла, а «секвестированную» прятал. Такого рода трюки обильно демонстрировались на ярмарках, в балаганах и т. п. Во времена более поздние фокус был доведен до совершенства. Так, знаменитый фокусник прошлого века Беллахини (Самуэль Берлах), бывало, вообще выходил к публике со своей головой в руках. На фотографии это выглядит жутковато.

Фокус с говорящей головой на блюде был популярен еще со времен Средневековья. Тогда он назывался «отсечением головы Иоанна», а письменные свидетельства о нем датируются XIII веком. В наши времена он практически не изменился. Так, в конце прошлого столетия Йожеф Ванек не просто «отрубал» голову, но еще и высоко поднимал ее за волосы, спускался с ней к публике, которая шарахалась от хлещущего кровью муляжа. Фокусник Арну (Гюстав Адриен Залесски) в начале нынешнего века использовал бутафорскую голову, которую затем незаметно подменяла голова ассистента, скрытая весьма примитивной системой зеркал.

Но эти трюки намного уступали в эффектности знаменитому «распиливанию женщины».

НА ЗАВИСТЬ СИНЕЙ БОРОДЕ
Впервые женщину распилил Торрини. Было это в Константинополе в 1806 году, при дворе турецкого султана. Сама личность Торрини достойна романа. Его настоящее имя — Эдмонд, де Гризи. Сын придворного аристократа из свиты Людовика XVI изучал в Неаполе медицину и развлекал великосветское общество фокусами. Там же он познакомился с Пинетти — пожалуй, одним из самых знаменитых фокусников XVIII века. Увы, черная зависть обуяла Пинетти, когда тот увидел, что любитель мастерством превосходит его, профессионала! Пинетти втерся в доверие к де Гризи и устроил совместное выступление перед неаполитанским королем. Ассистент Пинетти подменил колоду карт, и, когда де Гризи предложил королю вытянуть карту, случился скандал! На карте была начертана оскорбительная надпись. Арест, конфискация имущества, три года тюрьмы, и только вторжение французских войск распахнуло двери темницы. Вот тогда де Гризи под псевдонимом Торрини стал объезжать Европу, составив график поездок так, чтобы опережать Пинетти. И завистливый иллюзионист проклял тот час, когда встретил де Гризи. Везде, где бы ни появлялся Пинетти, выяснялось, что тут уже недавно побывал Торрини с его же репертуаром. Злодей был наказан — Пинетти умер в нищете. Впрочем, и судьба Торрини сложилась трагично. Во время выступления он случайно убил своего сына. После этого блестящая карьера фокусника, выступавшего даже перед папой Пием VII, оборвалась.

Но мы отвлеклись. Распилив ассистентку в ящике на потеху турецкому султану, Торрини проложил дорогу новому направлению «членовредительских» трюков. Фокусники принялись с энтузиазмом расчленять милых дам без зазрения совести, потрафляя, как сказали бы феминистки, мужскому шовинизму.

Между тем трюк этот со временем довели до совершенства. Теперь уже и ящик не требовался. Так, например, американец Гораций Гольдин в первой трети нашего века доводил публику до истерики, «распиливая» огромной циркулярной пилой бревно, стол, а заодно и лежащую на столе в легком одеянии девушку. При этом распиленный стол пару раз крутили перед публикой, чтобы она лучше разглядела пилу, оставшуюся в теле «рассеченной» ассистентки. Разумеется, затем пилу оттаскивали в сторону, а после того как «подъемный кран» стягивал со стола половинки девушки и составлял их вместе, Гольдин произносил «что-то волшебное» и ассистентка раскланивалась перед зрителями.

Кстати, в начале 60-х годов индиец Пратул Чандра Соркар выступал у нас в стране и показал такое же «кровавое» распиливание девушки. Другое дело, что долгие годы этот фокус нашим иллюзионистам не рекомендовалось показывать как неэстетичный. Контроль и цензура в искусстве вещь, конечно, вредная. Но посмотришь на такую «расчлененку» и невольно задумаешься… Хотя в свое время Эмиль Кио (Эмиль Ренард), основатель династии иллюзионистов, настолько весело и элегантно «распиливал» ассистенток, что вызывал не страх, а смех публики, сопровождаемый выкриками из зала с предложениями распилить жену или тещу зрителя.

Впрочем, после того как немец Каланаг (Гельмут Шрейбер) распилил свою партнершу Глорию де Фос на 3 (три!) части, стало ясно, что дальше резать некуда — трюк себя исчерпал. И тогда он трансформировался в так называемый «зигзаг», когда ассистентку, стоящую в коробе, рассекают на три части, а потом меняют их местами, поочередно показывая зрителям «неправильную сборку».

Но публику все труднее стало удивлять набором одних и тех же трюков. Публика требовала новых чудес.

ЗАДОЛГО ДО ТЕРМИНАТОРА
Фокусы и технические новшества нераздельно слиты друг с другом. Стоило появиться какому-либо изобретению, как к нему немедленно присматривались иллюзионисты: а нельзя ли использовать его для нового трюка, пока публика не разобралась, в чем дело. Технические «чудеса» практиковали еще вавилонские жрецы, используя первую в истории паровую машину для приведения в движение статуи божества.

Старшее поколение зрителей помнит, с каким блеском в нашем цирке вел научно-техническую феерию «Чудеса без чудес» иллюзионист Сокол (Анатолий Садоха). В начале 50-х это впечатляло — яичницу можно было зажарить без огня на сковороде, а позже — прямо в шляпе; лампочки зажигались в руке; «по бутылке» можно было связаться с любым телефоном в городе, и (о, чудо!) папиросная коробка превращалась в радиоприемник! Апофеозом аттракциона был выход робота, который мог, например, разливать вино. В финале робот эффектно распахивал свое нутро, дабы продемонстрировать, что в нем не прячется человек. Бурные аплодисменты! Но невольно вспоминается сентенция о том, что все новое — хорошо забытое старое. Дело в том, что иллюзионные автоматы-андроиды появились за много веков до чудес на манеже цирка, которые демонстрировали Анатолий Сокол, а впоследствии и его сын Олег.

Фома Аквинский однажды посетил своего учителя Альберта Болыитедтского, известного больше как Альберт Великий. В мастерской Альберта будущий святой увидел механическую женщину, которая учтиво приветствовала его. Сочтя это кознями дьявола, Фома набросился на нее с палкой и… разбил иллюзионный автомат, который Альберт строил почти тридцать лет. Дело происходило в середине XIII века. Но вполне вероятно, что описания металлических прислужников Гефеста, рассказы о големах, исполняющих волю хозяина, и легенды об оживших статуях на самом деле являются отголоском сведений о древних умельцах, собравших механических андроидов.

Толчком к развитию этого направления послужило изобретение пружинных часов голландским ученым Гюйгенсом в 1674 году. Справедливости ради отметим, что первые механические часы были изобретены еще раньше, на исходе X века, римским папой Сильвестром II, хотя маятниковый механизм появился почти через шесть веков благодаря стараниям сына Галилео Галилея.

XVIII столетие можно было бы назвать веком механических автоматов. Немец Фридрих фон Кнаус создает трех механических писцов, весьма умело обращающихся с пером и бумагой. Француз Жак де Вокансон создал «флейтиста» в натуральную величину, а также «провансальского барабанщика». Вот это был дуэт! Швейцарец Пьер Жаке-Дроз и его сын пошли дальше. Их «писец» запросто выдавал текст около шестидесяти знаков, а «художник» рисовал на бумаге. Особенно впечатляла девушка-андроид, вполне натуралистично порхающая пальцами по клавишам клавесина. При этом она следила за нотами, поворачивая голову, а в финале вставала и кланялась зрителям. Англичанин Кристофер Пинчбек-старший соорудил целый театр, на сцене которого двигалось около сотни фигур, плыли корабли, бегали собаки, маршировали войска.

Больше всех прославился, однако, венгр Веркеш фон Кемпелен со своим «кабинетом автоматов». Центральной фигурой был знаменитый и многократно описанный в литературе «турок-шахматист». Большая фигура в чалме сидела поджав под себя ноги, а перед ней располагалась шахматная доска. Кемпелен распахивал «внутренности» автомата, демонстрируя колеса, рычаги и прочие детали. А затем шахматист, как говорится, играл и выигрывал. Но именно этот удивительный механизм как раз и оказался трюком! Через семнадцать лет после смерти Кемпелена выяснилось, что внутри все же сидел человек и двигал шахматные фигуры.

Надо заметить, что в середине прошлого века большой популярностью в Санкт-Петербурге пользовался «механический кабинет» Антона Гамулецкого. Кабинет для того времени действительно был чудом техники. Притом, что характерно, «магом и волшебником» выступал сам посетитель. Он взмахивал волшебной палочкой и приводил в действие часы, заставлял двигаться фигуры: механические петухи кукарекали, собаки лаяли, змеи ползали и шипели, а голова чародея, которую можно было взять в руки и переставлять с места на место, отвечала на вопросы на многих языках. Мало того, Гамулецкому удалось с помощью магнитов уравновесить в воздухе парящую фигуру ангела, который при этом еще играл на валторне!

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Искусство художественной иллюзии имеет богатую историю. Направлений, жанров, видов фокусного мастерства превеликое множество. Но, как правило, современные иллюзионисты стремятся к «узкой специализации», хотя при случае могут блеснуть и в «смежных» жанрах. Тем не менее уважающий себя мнемотехник, демонстрирующий угадывание задуманных фраз или предметов, фамилий или названий, вряд ли одновременно будет практиковать вентрологию, т. е. чревовещание. Хотя для исполнения комических трюков это вполне уместно. Факир, ходящий по остро отточенным саблям, протыкающий себя шпагами, глотающий мечи и изрыгающий изо рта пламя, если и возьмет в руки карты, то только чтобы развлечь знакомых в узком кругу. Но для зрителей, особо не вникающих в тонкости цеховых пристрастий, наиболее простым и очевидным является деление фокусников на две большие группы. Одни из них работают, как правило, в цирке или на больших площадках, используя самую разнообразную аппаратуру и большое количество ассистентов. Другие выходят на эстраду с минимальным количество реквизита — картами, шариками, волшебными палочками и т п.

Аппаратные трюки, конечно, производят большое впечатление. Гремит музыка, везде цветные прожег торы, ассистенты и ассистентки, клоуны и т. д. Неудивительно, что в вocпоминаниях нашего детства остаются грандиозные представления семейства Кио, водная феерия Ильи Cимволокова, «человек-невидимка» Отара Ратиани и многие другие чудеса и диковины на манеже. Нынешнее поколение тоже не обделено яркими зрелищами, телевидение частенько демонстрирует выступления современных мастеров иллюзии. Наиболее знаменитым сейчас является, пожалуй, американец Дэвид Копперфильд (Давид Коткин). Его шоу производит сильное впечатление на неискушенных зрителей, но фокусники-профессионалы скептически покачивают головами: да, прекрасная реклама, да, богатое представление, да, роскошная аппаратура, но ни одного нового трюка, к тому же нет-нет, но мелькнет предательской полоской тросик, на котором летает Копперфильд.

Совершенно иное отношение к так называемым престидижитаторам, иначе говоря, манипуляторам. Когда на сцену выходит знаменитый Арутюн Акопян и работает с платочками, бумажками и картами, зритель не только оценивает «чудесность» трюков, но и мастерство исполнения, изящество, артистизм. Один из лучших современных манипуляторов Владимир Данилин устраивает настоящее представление, в котором карточные фокусы сменяются трансформацией — мгновенной сменой одежды. Зритель оценивает не только мастерство исполнения, но и пластику, сюжет, композицию трюка. Это как танцы на льду: мы же не удивляемся тому, что танцовщица не падает, а любуемся виртуозностью исполнения. Так и манипуляторы — в их руках возникают и исчезают шарики, карты составляются в причудливые фигуры, волшебная палочка начинает летать вокруг иллюзиониста по причудливой траектории, дождь монет падает ниоткуда… Но даже зная, как это делается, мы тем не менее восхищаемся работой иллюзиониста.

В основе аппаратных трюков лежит все-таки техника, потайная кнопка приводит в действие механизм — пружины щелкают, планки сдвигаются, зеркала поворачиваются и так далее… Конечно, и здесь без мастерства не обойтись — необходимо согласовать до доли секунды работу ассистентов, выверить ритм показа, обеспечить «сцепление» со следующим трюком. Тем более, что такие фокусы, как правило, показывают в цирке, где со всех сторон манежа на тебя глядят внимательные глаза зрителей. Это не эстрада, где «тыл» фокусника прикрыт кулисой и за спиной можно припрятать немало предметов реквизита. История циркового иллюзиона полна накладок, конфузов и даже трагедий. Об этом свидетельствуют мемуары деятелей иллюзионного искусства.

Но и работа манипулятора, порой в одиночку выходящего к публике, не менее трудна. Принцип его действий основан на отвлечении внимания.

Ложное движение, увод зрительских взглядов чуть в сторону — и другая рука в это время совершает необходимое действие. Парадоксально, но особым успехом почему-то вот уже несколько веков пользуются карточные фокусы. Практически любой фокусник в той или иной степени умеет работать с картами. Виртуозами в этом деле были знаменитые Пинетти, Боско, Буатье де Кольта, Самуил Германн (возможно, послуживший прототипом известного персонажа «Пиковой дамы»), Шарлье, Джемс Элиотт, Пассо (Павел Соколов) и многие другие. Карты сжигались и возникали из пепла, появлялись из ниоткуда и перелетали прямиком в нужное место, увеличивались в размерах, сами вылезали из колоды, сцеплялись в ленты, извивались, как змеи… Всего не перечесть! Карточных фокусов сейчас насчитывают около семи тысяч, так что даже беглое упоминание основных приемов-вольтов работы с ними займет немало места.

Но если карты — относительно «новое» изобретение, то манипуляции с шариками ведутся уже, как минимум, пару тысячелетий. Нынешние дюжие молодцы на вокзалах и на рынках, предлагающие нам угадать, под каким наперстком лежит шарик, и не подозревают, что еще на заре цивилизации так называемая «игра с кубками» была завезена из Индии в Древнюю Грецию. За все это время фокус не изменился ни на йоту — разве что вокзальные «фокусники» стали наглее.

… И НЕМНОГО МОШЕННИЧЕСТВА!
Как определить грань между фокусом и мошенничеством? Очень просто: фокусник, показывая самые невероятные кунштюки, никогда не уверяет, что он НА САМОМ ДЕЛЕ распиливает женщин, извлекает цветы из воздуха, заставляет летать предметы и тому подобное… Другое дело, когда некто выдает себя за подлинного мага и чародея и свои трюки называет истинными чудесами. Мы не будем касаться непростого вопроса — существует ли истинная магия вообще? В конце концов, если маг или тот, кто называет себя магом, добивается своей цели, то не все ли равно, использовал он ловкость рук, знание химии или и впрямь пользовался некими тайными знаниями, дающими власть над потусторонними силами.

Так, например, Аполлоний Тианский еще в I веке нашей эры демонстрировал мгновенное освобождение от веревок и цепей, «исчезновение» и иные чудеса. Он до того заморочил народ, что во времена императора Доминциана его почитали чуть ли не полубогом и даже воздвигали в его честь храмы. В отличие от него знаменитейший иллюзионист Гарри Гудини (Эрих Вейс), исчезая из запертых сундуков и тюремных камер, освобождаясь от оков и проходя сквозь стены, отнюдь не претендовал на контакты со сверхъестественными силами. Напротив, он в свое время настолько рьяно разоблачал модных тогда спиритуалистов, что даже подверг судебным преследованиям более сотни медиумов — за обман, и при этом он оставался большим другом Артура Конан Дойля, страстного поклонника спиритизма.

А что говорить о великом авантюристе Джузеппе Бальзамо, вошедшее в историю человеческой доверчивости как граф Калиостро?! Превращение железа в золото, излюбленный, кстати, трюк средневековых фокусников-«алхимиков», «увеличение» бриллиантов, целительство, ясновидение и многое другое, приводящее современников в экстаз… Между прочим, Калиостро создал и оригинальную иллюзионную аппаратуру. Так, например, принцип знаменитого «шара Калиостро», представляющего собой хрустальную сферу, сквозь которую на клубы дыма перед зеркалом проецировались различные фигуры, использовался чуть ли не до наших дней для демонстрации духов и привидений.

Впрочем, задолго до него баловался фокусами и Мишель Нострадамус, пользуясь призмами и проекционными фонарями, дабы показать своей патронессе Екатерине Медичи фигуры ее врагов.

Даже величайший фокусник XIX века Робер-Уден (Жан-Этьен Робер) не избежал соблазна выставить себя настоящим колдуном, когда гастролировал в середине прошлого столетия в Алжире. Используя электромагниты и акустические устройства, а также весьма нехитрые приспособления, он настолько запугал местных зрителей, что они, естественно, приняли его за шайтана и разбегались при появлении фокусника.

Да и сейчас время от времени на телеэкранах появляются доморощенные колдуны и маги, которые обещают все и сразу — успех, богатство, исцеление! Надо ли говорить, что никакого отношения к иллюзионному искусству они не имеют и, как правило, являются заурядными шарлатанами.

… НИКАКОЙ МАГИИ?
В основе любого фокуса лежит идея, изобретение, ловкость рук и знание человеческой психологии. Но жажда необычного, желание вырваться из скучных будней в мир загадочный и непонятный заставляет нас искать тайну там, где ее быть не может. Порой кажется, что вот этот фокусник и впрямь творит что-то сверхъестественное, а вот этот трюк попахивает истинной магией или, в крайнем случае, паранормальными явлениями. Но стоит внимательно присмотреться — и, увы, видишь пружинки и крючочки, магнитики и нитки. Неудивительно, что люди, якобы владеющие телепатией и телекинезом, очень не любят, когда их приглашают выступить перед фокусниками.

Так что же, все тайны разгаданы, и не осталось никаких загадок?

Однако до сих пор неясно, как Буатье де Кольта исчез посреди цирка, поднявшись на несколько ступеней по лестнице, которая была установлена посередине манежа. Он только раз демонстрировал этот трюк и секрет унес с собой в могилу. Каким образом Пинетти, уезжая из Санкт-Петербурга, зарегистрировался одновременно на всех пятнадцати заставах? До сих пор непонятно, как Гарри Гудини прошел сквозь кирпичную стену?

Кстати, ведь историю о Джеди и фараоне Хуфу во многих книгах обрывают на середине. А дальше было вот что:

«8.23 и гусь загоготал. Тогда принесли

8.24 другую крупную птицу, и Джеди сделал с ней то же самое. Приказал его величество принести быка

8.25 и отрезанную голову его и положить на землю. И вымолвил Джеди что-то волшебное,

8.26 и бык встал и пошел за ним…»

Птице можно засунуть голову под крыло. Но куда вы засунете голову быка и куда затем спрячете бутафорскую голову? Только не говорите мне, что она уместится в набедренной повязке!





…Он начал ходить магическим шагом и творить заклятия. И вдруг миллионы монет зазвякали о пол. Они сыпались прямо с потолка, словно проливной дождь. Миг — и уже в деньгах вязли колена.


Пу Сунлин. Дождь монет.

Факты

*********************************************************************************************

Умная вода укажет на вора
Под общим названием Smart Water объединены две серии бесцветных и безвредных растворов, разработанных братьями Майклом и Филом Клири (Великобритания) для охранных систем нового типа. К примеру, пробравшийся куда не надо бесцеремонный визитер нечувствительно орошается мельчайшими брызгами одного из растворов — и дело сделано! Хотя жидкость высыхает моментально и без следа, взломщик помечен аж на 3 — 4 месяца: при облучении ультрафиолетом опрысканные части тела продемонстрируют ярко-желтую окраску. Вся прелесть в том, что для каждого заказчика фирма «Ноте Office Forensic Science Service» производит раствор с индивидуальной меткой, так что на физиономии мерзавца еще и будет написано, куда именно он вломился… Жидкостями серии IndSol Solutions помечают ценные предметы на выставках, в музеях; после кражи полиция имеет возможность установить всю цепочку тех, кто держал похищенное в руках. Впрочем, скорее всего, хитроумные жулики вскоре изобретут «противоядие».


Вернуть подлинные краски мира
«Именно это и делают мои контактные линзы», — говорит английский оптик Дэвид Харрис, запатентовавший недавно «очки» собственного изобретения. Изюминка хитроумного оптического прибора заключена в особых цветных светофильтрах, принцип действия коих, как ни странно, не вполне ясен. А посему офтальмологи восприняли новинку с большим недоверием, невзирая на то, что для 90 % дальтоников, пожелавших испытать харрисовские линзы, эксперимент закончился полным успехом.


А что спросил бы сам Тьюринг?
В лондонском Музее науки сотрудник «Imperial College» Игорь Александер публично продемонстрировал систему Magnus, которая представляет собой искусственный интеллект, созданный на базе нейронных сетей. Хотя внешне Magnus выглядит как обычный «лэп-топ», он действительно справляется с некоторыми проблемами, возникающими при человеческой коммуникации: воспринимает двусмысленность обращенных к нему высказываний, при ответе правильно подбирает нужный синоним и т. п. Более того, Александер уверен, что его детище понимает смысл собственных действий…

Проверить это утверждение трудно, поскольку соответствующей процедуры еще никто не придумал. По знаменитому тесту Тьюринга машина (или компьютерная программа) признается «разумной», если человек, задавая вопросы невидимому партнеру, не может по ответам определить, природного или искусственного происхождения его собеседник. Выдвинутый чисто теоретически на заре кибернетики принцип не вызывал сомнений, пока дело не дошло до практики. «Боюсь, мы оцениваем, скорее, разумность вопрошающего, чем отвечающей ему системы…» — не без юмора заметил один из корифеев Лаборатории искусственного интеллекта знаменитого Массачусетсского технологического института.

Соня Орин Лирис
ДАРИТЕЛЬ КЛЮЧЕЙ

Прибывший был юн. Его бледное лицо искажало отчаяние. Он искал Ключ.

В последний раз ко мне обращались с подобной просьбой давно, очень давно. Я даже не пытался припомнить, когда это было.

Я чуть-чуть развернулся в кресле и проплыл к расположенному у меня за спиной хранилищу Ключей. Они мерцали даже я это видел, — то появляясь, то пропадая во вселенных, где я установлен. Одну из многочисленных красных шкатулок, обтянутых мягкой кожей, я и вручил юноше.

Свет, заменяющий мне кожу, сделал похожим бледное лицо молодо-го человека и его светлые волосы на изваяние изо льда. Его глаза пастельного цвета сияли. В этот момент он был подобен замерзшему ребенку из сказки.

Бросив на меня быстрый, исполненный сомнений взгляд, он открыл шкатулку. Внутри лежал Ключ: небольшой плоский кристалл, содержащий документацию, диаграммы и указания. В нем хранились сведения о технологиях, которые понадобятся юноше, чтобы справиться с проблемой, вставшей перед его народом.

— Это он?

— Да.

Юноша, естественно, сомневался. Как и большинство тех, кто обращается ко мне за помощью. Получить нечто ценное за просто так? Кто же в такое поверит?

Я поверю.

— Что я должен за это сделать? — нахмурившись, спросил он.

Его реакция была предсказуемой. Мне задавали такой вопрос бесчисленное множество раз. Ведь если дать что-нибудь взамен, Ключ не будет являться даром. Так он думал. Значит, его можно взять и не беспокоиться об опасности.

Я не сдержался. Мой хохот смутил его.

— Ничего не должен. Здесь то, о чем ты просил. Способ борьбы с эпидемией, которая свирепствует в твоем родном мире и со временем истребит все живое на планете.

Казалось, это невозможно, но юноша побледнел еще сильнее.

— Доставь Ключ домой, — сказала я. — Отдай ученым. Они знают, что с ним делать.

— Я…

Он запнулся, умолк. Я терпеливо ждал.

— Не знаю, что еще сказать. Моя благодарность…

— Можешь говорить все, что пожелаешь. Можешь делать все, что пожелаешь. Располагайся в моих апартаментах для гостей. Прогуляйся в садах. Или спеши домой, где каждая минута — это спасенные тобой сотни жизней.

Он с трудом перевел дыхание, а потом поднялся.

— Я ухожу. Но взамен…

— Плата не принимается.

— Но наверняка…

— Нет. Мне ничего не нужно.

Юноша неохотно повернулся и прошел по трапу к двери, которую я для него открыл. На пороге он остановился так, чтобы не видеть меня. Черты его белого лица казались такими резкими, словно были вырезаны изо льда. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно и как-то бесцветно. Бесцветно, жестко и решительно.

— Мы тебе заплатим.

А потом он ушел.

* * *
Передо мной опустилось механическое приспособление. Две руки подняты и прижаты к цилиндрическому телу, а другие две конечности расставлены в стороны, как у краба.

— У меня посылка, — сообщил робот.

Я проверил входные данные, познакомился с протоколом, передал ему ответный сигнал, сократив наше общение до доли секунды, после чего он отправился восвояси.

Затем я быстро проверил свой склад. Разумеется, нельзя создавать ненужные прецеденты, но я надеялся, что, взяв у них солидное количество платины, сумею избежать тех неприятностей, которые могли бы у меня возникнутьв случае отказа. Робот заявил, что не тронется с места, пока я не соглашусь принять дар, но мне ничего не стоило его перепрограммировать и приказать вернуть груз назад.

Я очень хотел так поступить. Но в прошлом, когда я отвергал подобные подношения, это иногда приводило к военным действиям против меня и моей станции. Весьма хлопотное дело, которое к тому же отбивает у других охоту обращаться ко мне за помощью. Если я соглашусь принять их подарок, возможно, они оставят меня в покое, и я смогу продолжать жить, как жил до сих пор.

Хотелось бы только знать: на что употребить хотя бы унцию металла, который им представляется столь драгоценным?

И я отправил груз в хранилище, где ему суждено без всякой пользы провести не одну сотню лет.

* * *
Их конечности состояли из сплошных острых углов, а тела были испещрены небольшими липкими отверстиями. Они замерли передо мной. Сделав небольшой глоток континуума, я понял, что эти отверстия — особые рты. На их родной планете пища имела крылья и летала. Такие рты позволяли их обладателям не умереть с голода.

— Мы пришли, чтобы найти Дающего Ключи. Того, о ком рассказывают в легендах и поют в легендах.

В последнее время ко мне стали гораздо чаще обращаться за помощью. Они говорят, что слышали обо мне в песнях, путешествующих по галактическим торговым центрам. Эти песни рождены светловолосой расой. Ее представителей становится все больше, а слава их растет благодаря их искусству.

Я был немного удивлен, поскольку не сомневался, что народ с кожей цвета льда давно обо мне забыл.

— Да. И вы меня нашли.

Мои гости принялись что-то обсуждать между собой, издавая звуки, которые у них заменяли слова. Они напоминали несколько дюжин других языков, слышанных мной на протяжении многих веков. Казалось, будто в старые пыльные углы проникают свежие, радужные лучи света.

— Нам нужно поговорить с Дающим Ключи.

Я сотворил для них улыбку, чтобы им было понятно, и сказал:

— Я рядом с вами во времени и пространстве.

Они замерли на месте, и по небольшому изменению запаха, вырывающегося из их ртов, стало понятно, что им не по себе.

— Мы пришли повидать его. Дающего Ключи. Нам необходимо с ним поговорить.

— Ах, да, — ответил я, словно до меня только сейчас дошло. — Я воспроизвожу в своем сознании значение того, что вы хотите мне сказать. Это… — Я указал на себя. — Это тот, кого вы ищите. Он. Дающий Ключи.

Они молча уставились на меня.

Так бывало не раз. Совсем немногие народы поднимаются из «первичного бульона» и достигают высокого уровня технологического развития, дающего им возможность путешествовать к звездам, не приложив к этому никаких стараний. И какие мысли могут их посетить в тот момент, когда они обнаружат, что для достижения великих целей вовсе не нужно ничего делать, не требуется никакой особой борьбы?

У моих гостей изменилось выражение того, что можно считать лицами. Им хотелось поверить в правдивость моих слов.

— Мы тобой недовольны.

— Неужели?

— Именно. Мы протестуем против того, что ты делаешь.

Я снова улыбнулся. Весьма дружелюбно.

— Для меня это не имеет значения.

— Зачем ты так поступаешь? — спросил один из моих гостей, разорвав связь с другим. Тот в ужасе уставился на него, испытав потрясение оттого, что гармония была столь неожиданно нарушена.

— О чем вы просите и какие цели преследуете?

И снова первый покачал головой, отвергая мой вопрос, в котором содержалось предложение. Второй вдруг заскулил, первый к нему присоединился, голоса снова сплелись вместе, зазвучали в унисон, вернулось прежнее ровное плетение речи.

— Мы пришли указать тебе на твои ошибки. Убедить остановиться.

— Вы теряете свое время и мое тоже. Говорите, что вам нужно, я дам вам Ключ, если он существует в природе.

Дружный вопль возмущения в ответ.

— Ты должен спрятать все свои Ключи! Ты разрушаешь планеты, обладающие редкими полезными ископаемыми. Ты являешься причиной межгалактических войн. Ты должен остановиться.

— Вы именно этого хотите? Чтобы я остановился?

Все крошечные ротики на их телах широко раскрылись.

— Не дразни нас своими речами. Мы уважаем тебя, Дающий Ключи. Существует ли хоть один мир, открывший путь к звездам, где не рассказывали бы сказки о тебе и тех чудесах, что ты сотворил? По правде говоря, даже мы считали тебя мифом. А потом неожиданно наши враги научились строить новые корабли и начали нас уничтожать. Они утверждают, что это твой дар.

— Да. Я дал им Ключ. Они им воспользовались.

— Мы могли бы прийти к тебе и попросить Ключ, а потом применили бы его против них, верно?

— Верно.

— И он был бы не менее эффективен, чем тот, что ты дал им?

— Да.

— И ты… не отказал бы нам?

— Не отказал бы.

Они дрожали. Запах страха, смешанный с бессильным гневом истекал от них, словно волны жара.

— Он нам не нужен. Мы хотим, чтобы ты больше никому и никогда не делал подобных подарков. Мы считаем, что народам, похожим на нас и наших врагов, не следует давать в руки такой инструмент. Ты разрушаешь равновесие. И награждаешь преимуществом тех, кто его не заслужил.

— Многие приходили ко мне с такими же упреками. Вы не первые.

— Ты не понимаешь. Мы заключили мир с врагами. Мы сумели забыть о наших мелких, пустых разногласиях ради благополучия всех разумных существ. Твои Ключи мешают нам в достижении столь великой цели.

Я выбрался туда, где свет был ярче. Они смотрели на меня и щурились.

— Итак? — поинтересовался я.

— Пожалуйста, Дающий Ключи. Ты должен нас выслушать.

— Я вас слушаю. И жду, когда вы скажете, какой Ключ желаете получить. Я его вам дам.

Они не пели, вообще не произнесли ни звука. Они напоминали два монумента.

— Мы в смятении, — проговорили они наконец. — Если бы существовал Ключ, который заставит тебя прекратить раздавать Ключи…

Я проделал в своем кресле полный круг и принялся шарить на самом дне своего хранилища. Через некоторое время я нашел нужную шкатулку. Мне и раньше приходилось ее доставать. Надо признать — не слишком часто.

Я протянул им шкатулку.

— Послушайте, — сказал я, и мое свечение стало ослепительным, — до вас приходили другие и просили меня о том же. Они брали шкатулку, открывали ее, доставали Ключ, лежащий внутри. И тем не менее вот я, по-прежнему перед вами.

Они источали запах все нарастающего страха.

— А этот Ключ и в самом деле сделает то, о чем ты говоришь? — Да.

— И… что будет с тобой?

Я улыбнулся.

— Вас это не касается.

— Хорошо, а что случилось с теми, кому ты дал Ключ?

— Они перестали существовать.

— Ты их уничтожил?

— Они перестали существовать, — старательно повторил я.

— Какая судьба ждет наш народ, если мы воспользуемся Ключом?

— Ваш народ перестанет существовать, а вместе с ним и все живое в этой вселенной.

Прошло много времени, много ударов их сердец — они вернули мне шкатулку.

— Цена слишком высока.

— В таком случае, я принимаю Ключ назад. Хотите получить какой-нибудь другой?

— Мы пришли в надежде тебя остановить, — ответили они. — И ничего иного нам не надо.

Я моргнул, совсем как они, чтобы показать, что на их вопрос ответа нет. Они дружно вздохнули, и я присоединился к ним. Потом мы все вместе выдохнули и помолчали, как это принято у их народа в момент глубокой печали, когда в тишине, рядом с друзьями они переживают боль великой утраты.

* * *
Тот, кто стоял передо мной, был очень похож на бледного молодого человека, посетившего меня столетия назад, того самого, чей народ прислал мне в дар тонны металла и сочинил множество сказаний и баллад, которые поют теперь по всей галактике. Я нырнул в континуум, чтобы подтвердить свою догадку. Действительно, мой давнишний посетитель умер, а гость, возможно, является его потомком. Сходство между ними привело меня в восторг.

Я склонил голову набок и с интересом взглянул на него.

— Слушаю.

Он упал передо мной на колени, коснулся земли лбом, демонстрируя величайшее почтение.

— Мы осознали, что живем неправильно, Великий! Мы понимаем, что, послав в дар драгоценные металлы, наши отцы и матери нанесли тебе оскорбление. Теперь нам дано постигнуть, что старые песни и сказания тебя утомляют. Мы должны продемонстрировать тебе нашу признательность не при помощи вещей или баллад, а самой сутью наших тел.

Я его не понял и не был уверен, что хочу понять.

— Ты пришел попросить Ключ? — с надеждой спросил я.

— Мы никогда не осмелимся. Ты уже дал нам Ключ, который спас наш народ от гибели. Разве можем мы мечтать о чем-нибудь еще?

— Можете.

Он покачал головой.

— Мы не оскорбим тебя новой просьбой. Мы желаем только одного — воздать тебе должное, прославить тебя, о, Великий, так, как ты того заслуживаешь!

В мои самые отдаленные углы заполз страх. Я отправил глаз в космос, чтобы он облетел мое Обиталище.

За его стенами выстроились пять кораблей, на которых прибыли ко мне соплеменники бледного существа.

— Да, — проговорил я. — Вижу ваши корабли.

Он сказал что-то в приспособление, закрепленное на запястье. Я напрягся, надеясь, что они не собираются уничтожить мою станцию.

Меня совсем не привлекала перспектива восстанавливать свой Дом, поскольку приходилось делать это несколько раз в прошлые времена.

Открылись люки космических кораблей, по два на каждом, всего десять. А в них появились земляки белокожего юноши, их тела не были защищены. Я наблюдал за тем, как они выбираются наружу, направляются к моему Дому, руки раскинуты в стороны, словно крылья у птиц.

В следующее мгновение все принялись выполнять одинаковые движения руками и ногами — получился синхронный, завораживающий танец. Меня поразило, как ловко им это удается, учитывая количество снадобий, которые были введены в их кровь для того, чтобы они не замерзли слишком быстро.

Правда, временами движения становились резкими и немного беспорядочными из-за нехватки кислорода и проникновения во внутренние органы ядов. На некоторых лицах появилась кровь, потекла из глаз, ушей и ртов, розовой пеной покрывая белые лица.

Медленно вращаясь, танцоры приближались к моей станции. Я уже понял, что кое-кто из них налетит на стены. Они, естественно, не причинят никаких разрушений, но перепачкают красным ровную серебряную поверхность моего Дома. Я не стал вмешиваться и менять направление их движения, и не собирался наводить после них порядок.

Юноша, бледный, не поднимался с колен. Его голова снова коснулась пола.

— Мы дарим тебе этот танец в знак нашей признательности, о, Великий. Мы навсегда останемся твоими должниками, ведь ты так много для нас сделал, но мы готовы отдать свои жизни, чтобы отблагодарить тебя.

— Значит, вы прибыли не за Ключом?

Юноша смущенно поднял голову, потрясенный моим непониманием. Затем на его лице появилось отчаяние — он считал себя виноватым, что не смог внятно изложить свои мысли. По всей видимости, его избрали в качестве оратора, благодаря наследственности, а вовсе не потому, что он умел прекрасно говорить.

Впрочем, это не имело значения, я прекрасно понял то, о чем он хотел мне сказать.

Я вздохнул так, чтобы он заметил, что я исполнен печали и сострадания. И неважно, что он не понял причины моей грусти.

— Если вы прибыли не за Ключом, — заявил я, — тогда прошу вас оставить меня.

Тела снаружи, медленно вращаясь, приближались к моему Дому.

Юноша поднял голову и пристально на меня посмотрел. Сначала робко, потом более страстно он начал повторять то, что уже говорил прежде, а потом и что-то новое.

Я ничего не сказал ему в ответ, никак не отреагировал ни на его мольбы, ни на просьбы о прощении, я словно не замечал его горестного всхлипывания. Молча смотрел, как он рыдает, стоя передо мной на коленях, как рассекает свое тело и проливает передо мной кровь. Я не произнес ни слова, когда он принялся биться головой о пол.

Прошло время. Юноша, дрожа, из последних сил поднялся на ноги и покинул меня.

* * *
Она пришла ко мне, высокая и гордая, лишь температура тела выдавала ее напряжение. Когда наконец она заговорила, у нее оказался глубокий, низкий голос — я знал, что у ее народа многокамерные голосовые связки.

— Великий Дающий Ключи, я обращаюсь к тебе: я проделала огромный путь сквозь пустоту, мне пришлось сразиться с наводящими ужас демонами — и все ради того, чтобы встретиться с тобой. Соблаговолишь ли ты принять меня?

— Я приму тебя, Высокая, — ответил я так, как это принято у ее народа.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, она начала приводить себя в порядок — естественная реакция; потом остановилась, развернула кольца и выпрямилась в полный рост.

— Многие тысячи лет назад, — начала она, — на берега нашего мира прибыли путешественники. Они мирно заявили, что интересуются нашими обычаями, вскоре приняли их и стали им следовать. Жили они долго и казались нам мудрыми и добрыми. Брачные союзы они заключали между тремя особями и были преданы как друг другу, так и нам. Они оставались с нами на протяжении многих поколений. Со временем мы стали относиться к ним, как к братьям, считали их родней и любили. Ничего подобного с нами раньше не случалось, о, Дающий Ключи. Мы были словно дети, оказавшиеся среди острых камней.

— Да, — проговорил я, показывая, что слышал ее слова.

Она помолчала немного, делая вид, будто не видит меня, и давая мне возможность в тишине подготовиться к тому, что она намеревалась сказать дальше.

— По правде говоря, о, Великий, эти существа научили нас очень многому. Теперь мы умеем путешествовать между солнцами. Мы возвысились, заняли подобающее нам место в галактике — и все благодаря пришельцам.

И в самом деле, она возвышалась передо мной, изгибы ее тела распрямились, образовав прямую линию.

— Да, это так.

Она наградила меня взглядом, исполненным благодарности.

— Великий Дающий Ключи, у пришельцев, которых мы привыкли считать своей родней, временами появляется потомство. Их детям нужны живые организмы, на которых они паразитируют, которыми питаются. Мы должны были стать такими организмами.

Ее лицо исказила гримаса боли, а хвост напрягся.

— Продолжай, пожалуйста.

— Неожиданно оказалось, — тихо сказала она, — что мы больше не можем с ними общаться. У них начался первый за все эти годы период размножения. Слова больше не имели для них никакого значения. Мы многое делали, Великий Дающий Ключи. Пытались отыскать тебя. А потом к нам прибыл Дающий, белолицый, и объявил, что он твой представитель. Он дал нам Ключ.

— Кто-то обманул вас, Высокая. У меня нет представителей.

Где-то возникло пощипывание, окатило меня, и тут же пропало, еще до того, как я понял, что оно означает. Предчувствие? Воспоминание?

Гостья смущенно опустила голову.

— Мы боялись и одновременно надеялись, что ты это скажешь, Великий. Белолицый Дающий утверждал, что представляет твою щедрость. Мы просили его о помощи, умоляли спасти нас от наших инопланетных родственников. Мы вернулись от него с Ключом. Вот он.

Она вытащила из складок своего живота небольшую желтую шкатулку. Коробочка была не того цвета, и не совсем правильной формы, а в остальном походила на мои.

Видимо, я стал немного более тусклым. Она смотрела на меня некоторое время, а потом открыла шкатулку. Внутри лежал кристалл, на котором были начертаны кодовые значки.

— Это формула вируса, который должен был уничтожить наших инопланетных родственников. Мы боялись использовать ее, но когда нас стали разделять на группы — одних для размножения, других на пищу для их детенышей — мы предприняли последнюю попытку. Мы выпустили на свободу вирус.

Я знал, что случилось после этого. Наклонив чашу континуума, я позволил образам проплыть сквозь себя. И увидел, как инопланетная родня высоких стала жертвой вируса и отступила к кораблю, зависшему над планетой.

— Они погибли, — сказал я своей гостье. — Но вирус мутировал. Твой народ тоже гибнет, в большом количестве. А в довершение всего, ваши инопланетные родственники решили напасть на вас.

— Да.

— О чем ты просишь?

— Мы хотим получить Ключ, который спасет нас.

Я потянулся назад, вытащил шкатулку и вручил ей. Она нежно посмотрела на меня, и ее тело снова свернулось кольцами.

— Что сделает твой Ключ для моего народа, о, Великий?

— Это антивирус, который уничтожит тот, что вы получили.

— А как насчет нашей инопланетной родни?

— Они тоже излечатся.

— И перед нами встанет все та же проблема?

— Сомневаюсь, что проблема будет точно такой же, Высокая. — Она выпрямилась, услышав мое обращение. — Потому что ситуация изменилась. Вы ведь знаете, что представляют собой ваши новые родственники и на что они способны.

Она некоторое время обдумывала мои слова.

— Да, благодарю тебя, Дающий Ключи. Другие… те, кто называют себя Дающими, они не захотели никакой платы. Ты тоже ничего не возьмешь?

— Нет, Высокая. Иди, спаси свой народ.

Она прошла по сходням, очень прямая и горделивая. И ни разу не оглянулась, когда уходила.

Дающие принесли ей свой Ключ. Кто же спорит, через некоторое время этот Ключ избавил бы ее народ от напасти.

Я вздохнул, почувствовав, как тысячелетия, словно черви-кровососы, впились в мою сущность. Помню их: они приходили давным-давно. Разумные миролюбивые черви-кровососы. Жизнь мгновенно пролетала на их родной планете, и они просили о помощи. Они взяли у меня Ключ, воспользовались им и не стали предлагать мне вознаграждения.

Я погрузился на глубину и позволил своему вздоху унести меня внутрь Земли, которая и не была Землей, в другие вселенные, где я получал ответы, становившиеся здесь Ключами.

* * *
— Ну-ка отдавай мне свое добро, а не то я разнесу станцию на мелкие кусочки!

Передо мной с весьма угрожающим видом, сжав немногочисленные пальцы на энергетическом оружии, стояло маленькое существо.

— О чем ты просишь и какие цели преследуешь?

— Ничего я не прошу. Я требую. Отвечай, где ты хранишь добро.

Я подумал о своих складах. Там и в самом деле есть немало ценного. Так мне, по крайней мере, казалось, но, поскольку я уже давно не проверял, у меня имелись на этот счет сомнения.

— Я даю Ключи. Знания, а не сокровища.

— Мне твои Ключи не нужны. Меня интересуют ценности.

— Задай вопрос. Скажи, о чем ты просишь.

Он фыркнул.

— Я слишком хорошо знаю тебя и твоих Дающих: не пытайся обмануть меня этой чепухой насчет бесценного дара многовековой мудрости — это стоит не дороже дерьма! Мне известно, что Дающие собирают ценности. У тебя их должно быть великое множество.

— Попробуй задать вопрос.

Он навел на меня оружие.

— Отдавай. Немедленно.

Это не причинило бы мне никакого вреда, как, впрочем, и взрывчатые вещества, имеющиеся на борту его корабля.

Мне было ясно, что его кто-то нанял, чтобы меня уничтожить. Возможно, Дающие. Он прибыл сюда, чтобы отобрать у меня мое добро, а потом разделаться со мной.

Я заметил, что снаружи приближается еще один посетитель. Надо поскорее завершать аудиенцию.

— У меня нет времени выслушивать твои угрозы, маленькое существо, рожденное из космической пыли, — заявил я величественно. — Задавай вопрос и уходи.

На его лицо словно набежала туча, и он выплюнул в мой адрес ругательство.

— Ладно. Как попасть в хранилище, где ты прячешь свое сокровище?

Наконец-то. Я с трудом скрыл вздох облегчения. Потянулся назад, достал шкатулку и отдал грубияну.

Он взял ее, открыл.

— Что это такое?

— Ты же попросил Ключ.

Он облизнул губы, взглянул на меня, на его мохнатом лице появилась неуверенность.

— Что это?

— Сведения, которые помогут тебе открыть хранилище.

— Думаешь, я такой простак? — фыркнул он.

На этот вопрос у меня не было желания отвечать.

— Дело вовсе не в том, что я думаю, или насколько ты простодушен; ты попросил и получил Ключ, он сделает то, что тебе нужно.

По выражению его лица я понял, что он прибыл сюда вовсе не затем, чтобы его поучали. Ключи — это ответы, только он в них не нуждался. Когда он, напрягшись и отчаянно ругаясь, вытащил оружие, я не смог предложить ему никакого альтернативного решения.

Он выстрелил. Я почувствовал, как пульсация накрыла меня, будто жаркое одеяло, ощутил, как она увеличила скорость, облетела меня и вернулась к мохнатому грабителю, повалив его на пол.

Он лежал, не дыша, а Ключ остался там, где упала, раскрывшись, шкатулка. Одно короткое мгновение я изучал эту картину, раздумывая над загадкой, решить которую не под силу даже моим Ключам.

Вновь прибывший корабль вошел в док, и его пассажир принялся искать путь в мою комнату, где, как я надеялся, он просто задаст мне вопрос.

Я быстро навел порядок.

* * *
Трое посетителей образовали треугольник, а их конечности переплелись, образовав очень красивый рисунок, который, как мне было известно, означал мольбу, но мольбу горделивую. Вне всякого сомнения, они меня не знали, хотя, возможно им приходилось иметь дело с Дающими. Интересно, подумал я, что сейчас говорят Дающие, вручая Ключи.

— Мы пришли, чтобы просить тебя изменить решение, Дающий Ключи. Или, по крайней мере, объяснить нам, почему ты его принял.

— Что я должен изменить?

— Вот.

Две из переплетенных конечностей вручили мне шкатулку. Желтую. Ключ Дающего, не имеющий ко мне никакого отношения.

— Что я пересматриваю?

— Решение, касающееся нас. Мы не хотим показаться неблагодарными, но на планете, которую ты нам выделил, жить совсем не легко. Мы уже потеряли многих, нас осталось так мало…

Они, чуть дрожа, сцепились конечностями.

Я нырнул в континуум, чтобы понять.

— Вы правы, планета вам не годится. Но не я отправил вас на нее. Кто-то вас обманул. Дающие не являются моими представителями.

Их конечности затрепетали от потрясения и смущения.

— В таком случае…

— В таком случае, вы имеете полное право отправиться, куда пожелаете, добывать пищу и воевать, с кем пожелаете. Дающие — это самозванцы, и не более того. Вам следовало бы знать это.

— Но они поместили нас в карантин! Сказали, что мы несем в себе зло из-за грехов наших родителей. Сказали, что через тысячу лет, если Мы будем хорошо себя вести — с их точки зрения, — мы сможем принять участие в торговле с другими народами. Что нам делать?

Я потянулся в свое хранилище, но все шкатулки, которых я касался ускользали от меня.

— Вы задали вопрос, на который нет ответа. Пожалуйста, задайте другой.

— Нам сказали, что мы несем в себе зло, что мы должны исправиться, но мы не знаем, как это сделать. Скажи нам.

И снова я не смог взять ни одной шкатулки.

— Этот вопрос также не имеет Ключа. Попытайтесь еще раз.

Конечности просителей напряглись, задрожали.

— Мы хотим выжить. Но так, чтобы не причинить другим страданий. Нам не дано знать своих родителей. Кем они были? За какие грехи нас наказывают, что мы совершили?

На этот раз мне удалось взять шкатулку. Я вдруг вспомнил свою высокую гостью с мягкими, добрыми глазами. Где-то еще жили ей подобные, где-то далеко, там, где их не найдут родители существ, стоящих передо мной.

Я протянул им шкатулку.

— Что это?

— Правду о том, кто вы такие, ваши соплеменники узнают лишь в урочный час. Здесь разгадка того, почему вы живете так долго, каким образом рождаются ваши дети и чем они питаются. Возможно, когда вы расшифруете Ключ, вам захочется вернуться на планету, отведенную вам Дающими, где вы и проживете свои короткие жизни. А может быть, вы вернетесь сюда, за другим Ключом.

Они долго стояли и молчали, пытаясь осознать услышанное.

— Благодарим тебя, Дающий Ключи.

* * *
Корабли Дающих окружили мою станцию. Они обладали изумительным набором оружия, которое могло с легкостью уничтожить мой Дом множество, множество раз. Если бы они пустили в ход даже часть его, мне пришлось бы восстанавливать свою станцию и себя тоже.

Они высадились с военной точностью, уничтожая незапертые двери и запирая пустые помещения. Бледные, в строгой белой форме, они вливались в мою комнату, словно река, пока полностью ее не заполнили.

Она вошла, и сходство было таким разительным, что мне понадобился лишь один небольшой глоток континуума, чтобы убедиться в том, что она дальняя родственница того бледнокожего юноши, которому я дал Ключ давным-давно.

Она подошла ко мне почти вплотную, уверенно и вызывающе.

— Мы пришли, чтобы одарить тебя, — сообщила она мне, при этом сделала жест, означающий, как я решил, ритуал начала беседы. А потом более резким тоном добавила: — Мы даем тебе один шанс, только один — ты должен прекратить называть себя Дающим Ключи.

— С какой стати?

— Нам не нравится это имя. Ты оскорбляешь нас и истинного Дающего Ключи.

— О чем ты просишь и какие цели преследуешь?

Ее бледное лицо исказила ярость. Она вытащила маленькую коробочку, направила ее на меня.

— Зарегистрируй правонарушителя, — приказала она. — Он совершил преступление против веры.

— Поведение? — раздался голос из коробочки.

— Выдает себя за Дающего Ключи, — с отвращением проговорила моя очередная белолицая гостья.

Ее устройство произвело на меня впечатление. Искусственный разум поможет мне понять законы их сложной веры. Я погрузился в его внутренности и быстро промчался по электронным дорожкам. Большая часть преступлений, как я понял, приведет к вручению Ключа. Ключа, принадлежащего Дающему.

Большая часть, но не все.

— Святотатство, — объявило устройство. — Преступник должен немедленно отречься от своих заблуждений и понести наказание или быть уничтожен.

Она торжественно кивнула и взглянула на меня.

Я решил попытаться еще раз.

— О чем ты просишь и какие цели преследуешь?

Бледное лицо моей гостьи вспыхнуло от возмущения.

— Мы намерены очистить благословенную вселенную великого Дающего Ключи от твоего возмутительного присутствия, вот какую цель мы преследуем!

Я потянулся себе за спину, но ни одна из шкатулок не легла мне в руку. Как я и подозревал, в ее словах содержалось противоречие.

— Ключа, который даст тебе то, о чем ты просишь, не существует. Пожалуйста, попытайся еще раз.

— Ты слышал приговор. Отрекись. Скажи, что ты не являешься Дающим Ключи. Прими наказание за то, что стал самозванцем.

Снова я потянулся в хранилище. На этот раз шкатулка легла мне в руку.

Я не знал, каким окажется этот Ключ, и не стал смотреть. Все и так станет ясно, причем довольно скоро. Я протянул шкатулку белолицей женщине.

Удивившись, она открыла ее, нахмурилась, отдала мужчине, стоявшему чуть позади.

— Ты должен немедленно отречься от своих заблуждений, или мы тебя уничтожим.

Я указал на шкатулку.

— Прочти Ключ.

Мужчина, стоящий за спиной женщины, вставил кристалл в другое крошечное устройство.

— Непременно, — ответила мне моя гостья. — Мы разберемся с твоими фальшивыми Ключами, как только ты подчинишься нам.

— Тут пусто, — сообщил мужчина.

Женщина ухмыльнулась.

— Естественно. Он ненастоящий Дающий и уж, конечно, не Великий.

Мой Ключ оказался пустым? Я нахмурился — про себя, — пытаясь понять, что же это означает. Если ответа не существует, значит, не должно быть и Ключа. Но пустой Ключ?

— Ты отрекаешься? — спросила женщина.

Пустой Ключ. Я поспешно глотнул континуума. И многое узнал про женщину, стоявшую передо мной, и про народы, на которые оказали влияние Дающие, но не нашел никакого объяснения пустому Ключу.

Мне требовалось время, чтобы разгадать тайну. Я мог бы шагнуть в другую вселенную, но тогда уменьшится мой запас энергии здесь, и мне будет сложно с атакой, если они решат на меня напасть. Мне не хотелось восстанавливать себя из кусков, разбросанных по другим вселенным. Хлопотное это дело.

Пустой Ключ, возможно, означает, что ответ очевиден.

— Ну? Ты готов отречься?

Мог ли я? Будет ли мое отречение иметь какое-нибудь значение?

— Да, — ответил я.

А почему бы и нет?

Женщина от удивления сделала полшага назад, потом еще один, чтобы все думали, будто она отступает намеренно.

— В таком случае, тебе придется принять и наказание.

— В чем оно будет заключаться?

Она отвернулась и принялась шептаться с мужчиной. Они проконсультировались с искусственным разумом. Самую сложную часть их религиозного культа составляла система наказаний — каждому отдельному народу назначалась своя кара за преступления, совершенные против учения.

— Ты отдашь нам свои материальные ценности. Мы осмотрим всю станцию.

Материальные ценности? Я припомнил, что у меня что-то когда-то было. По-моему, где-то имеются склады.

— И все?

— А еще ты должен прекратить раздавать эти… — Она швырнула шкатулку с пустым Ключом на пол, — отвратительные подделки Ключей Дающего.

Ну, это легко.

— Я согласен.

Взгляд женщины полон сомнения.

— Ну что же, пусть будет так, — проговорила она, а потом, повернувшись к своей команде, распорядилась: — Обыщите станцию. Заберите все.

Я быстро составил опись того, что имелось на станции, и, обнаружив свои склады, заглянул внутрь, чтобы посмотреть, что у меня есть. Покрытый толстым слоем пыли, там хранился огромный запас платины.

И тогда я вспомнил, откуда он ко мне прибыл. Мне стало страшно весело, но я постарался это скрыть.

* * *
Ко мне вошли двое и переплели свои длинные конечности, образовав простой рисунок, означавший печаль и мольбу. В прошлый раз их было трое.

— О чем вы просите и какие цели преследуете?

— Мы прочли Ключ, который ты нам дал несколько лет назад, о, Великий. Мы понимаем теперь, что мы такое и почему наших соплеменников изгнали на враждебную планету. Мы понимаем теперь, почему самозваные Дающие так сильно нас боятся и ненавидят. Нашим родителям не дано было знать, как чудовищно они поступают с народом, позволившим им поселиться на своей планете. Они не собирались причинять им вред, но это не утешает нас. Дающий Ключи, разве мы Должны быть такими? Неужели мы обязаны потерять рассудок и здравомыслие ради того, чтобы продолжить свой род?

— О чем вы просите? — повторил я вопрос. Мягко, чтобы дать им Понять, что услышал боль в их голосах.

— Мы просим тебя указать нам путь в будущее. Дающие были в ярости, когда обнаружили, что мы нарушили карантин и посетили тебя. Когда Мы вернулись на свою планету, они принялись уничтожать нас. Сейчас между нами идет война. Мы понесли серьезные потери. И вынуждены прятаться в пещерах на поверхности планеты. Нас осталось совсем мало.

— А ваш третий?

— Наш третий мертв.

— Я сочувствую вашей утрате.

— Нас совсем мало. Мы боремся за то, чтобы остаться в живых. На стороне Дающих могучее оружие и ярость, а мы — мы в унынии. Потому что не знаем, следует ли нам вообще сражаться за свою жизнь. Может быть, стоит позволить Дающим покончить с нами. Может быть, вселенная без нас только выиграет.

— Так о чем же вы просите?

— Мы хотим получить ответ, Дающий Ключи: воевать ли нам с Дающими, или позволить им стереть наш народ с лица земли? Чтобы участвовать в войне дальше, нам нужно иметь желание и средства. Желание зависит от того, сможем ли мы отыскать способ производить потомство, не отнимая чужие жизни. Что же касается средств — необходимо быстро победить неприятеля, превосходящего нас боевой мощью и числом. Мы уверены, что это невозможно, но тем не менее мы пришли к тебе за помощью. Это наш последний шанс.

Я потянулся за Ключом. И показал им шкатулку. Казалось, их конечности окаменели — отчаяние, приправленное надеждой.

— Наверняка на наш вопрос нет ответа, Дающий Ключи?

Я сделал глоток континуума.

— Ключ содержит решение ваших проблем в обратном порядке, поскольку Дающие расправятся с вами, если вы сейчас займетесь проблемой потомства.

— Но у нас ничего нет… нам едва хватает припасов, чтобы не умереть с голода.

Я кивнул.

— Ключ позволит вам создать необходимые ингредиенты. По карте вы отыщете тех, кто с удовольствием согласится помочь вам в войне с Дающими.

— Формула изменит наш метод выведения потомства?

— Нет. Его вы найдете сами. Это совсем другая формула.

Они терпеливо ждали продолжения. Сделав несколько маленьких глотков континуума, я понял, что они хотят услышать объяснение.

— Эта формула вызовет эпидемию среди Дающих.

* * *
Он прижался своим бледным лбом к самой земле.

— Ты моя последняя надежда.

Все его тело покрывали язвы. Он был очень худым, а голос звучал хрипло и едва слышно.

— Ты болен.

— Многие из нас умерли, почти половина. Доктора заявили, что болезнь неизлечима. А кое-кто… — он в страхе взглянул на меня. — Говорят, будто ты ее на нас напустил. Говорят, что ты не ложный Дающий, что ты настоящий.

— Да.

— Значит, мы, Дающие… мы совершили страшную ошибку. Мы навлекли на себя твой гнев. Видимо, по этой причине ты решил нас уничтожить, о, Великий.

— Я не принимаю таких решений. Лишь даю Ключи. О чем ты просишь и какие цели преследуешь?

— Мы умираем, Великий. У меня есть дети, жена и друзья, я не могу их оставить, они во мне нуждаются, а я… — он замолчал и, устыдившись, опустил голову. — Это правда, но не… не истинная причина, по которой я не хочу умирать. Наверное, я недостоин того, чтобы просить у тебя сохранить мне жизнь.

— Возможно, Дающие выступают в роли судей, — ответил я. — Я же никогда. Скажи мне, какие цели ты преследуешь.

Он посмотрел на меня; дыхание с трудом вырывалось из его груди.

— Я хочу получить Ключ, чтобы вылечиться.

Я потянулся назад и вручил ему шкатулку.

Он стоял, дрожа и недоверчиво глядя на меня, потом взял шкатулку.

— Правда?

— Тебе нужно найти кого-нибудь, кто соберет необходимые ингредиенты и введет тебе лекарство, пока ты совсем не ослаб. Сможешь это сделать?

— Да. Я знаю одно место… лекарство, Дающий Ключи, оно вылечит и всех остальных?

— Да, если ты им его дашь.

Он заморгал глазами пастельного оттенка, на светлых ресницах повисли слезы.

— А я должен это сделать, Дающий Ключи? Должен ли я спасти мой народ после всего, что мы натворили?

— Ты получил Ключ, и можешь поступить с ним, как посчитаешь нужным.

Он обежал глазами комнату, потом снова посмотрел на меня.

— Я не могу принять такого решения за весь мой народ. Если мы так страшно ошиблись, значит… ты должен дать мне совет, Великий.

— Не могу, — ответил я. — Потому что не выступаю в роли судьи. И никогда ничего не советую. Я даю Ключи. Вот твой.

— Но… если ты мне не скажешь, что мне следует делать, как же я узнаю? Вера Дающих, — с горечью продолжал он, — больше не направляет мой путь.

— Ты хочешь получить другой Ключ?

Он поднял на меня глаза, и его лицо перекосила гримаса боли. Он крепко прижал к груди шкатулку.

— Нет. Я хочу жить. Я возьму то, что ты мне дал. А остальные… мой народ… я приму решение позже.

Он медленно двинулся в сторону двери, тяжело дыша и согнувшись от боли. Возле порога он остановился и повернулся ко мне, его бледное лицо показалось мне тенью, отражением лица юноши с кожей цвета льда, первого, того, что приходил ко мне давным-давно, того, что попросил Ключ в надежде вылечить своих соплеменников.

— Дающий Ключи… как я могу отблагодарить тебя?

Где-то в самой глубине души я ощутил тяжесть.

— В этом нет никакой необходимости. Я не нуждаюсь в твоей благодарности.

— Но если и в самом деле излечится мой народ…

— Никакой платы не требуется. Мне она не нужна.

Я видел, как изменилось выражение его изможденного лица. Планы, надежды, решения.

— Иди, займись собственным здоровьем, а потом решишь судьбу остальных, — сказал я. — Если хочешь, можешь радоваться. Или испытывать благодарность. Можешь меня возненавидеть. Только ничего не присылай взамен.

— Хорошо, Дающий Ключи. Как пожелаешь.

Он проговорил эти слова быстро, словно боялся меня рассердить. Я почему-то не поверил, что он выполнит свое обещание. Потом он покинул меня.

А я еще долго смотрел на то место, где он стоял.


Перевели с английского
Владимир ГОЛЬДИЧ, Ирина ОГАНЕСОВА

Чарлз Харнесс
ФЛАГ НАД КРАТЕРОМ ГОРБАЧЁВА

ПРЕДИСЛОВИЕ
XIII резолюция Объединенных наций от 2036 года:

В то время как члены Организации много спорили между собой, кто из них должен колонизировать луны Юпитера, в особенности самую крупную, известную под именем Ганимед; и

В то время как некоторые члены Организации были готовы к вооруженной агрессии, дабы завладеть Ганимедом; и

В то время как другие члены Организации даже сейчас собираются послать свои военные корабли для захвата Ганимеда с последующим удержанием его силой; и

В то время как все члены Организации желают, чтобы этот спор был разрешен мирным и честным путем;

Мы заявляем:

1. Та Нация, чей гражданин первым поднимет флаг в районе кратера Горбачева (обозначен в Приложении А), при условии выполнения нижеследующих постановлений станет владельцем Ганимеда.

2. Корабли, несущие флаг, могут покинуть порты Земли и Луны не ранее 12.00 1 ноября 2036 года. Суда, нарушившие данный пункт, будут дисквалифицированы. Корветы Объединенных наций будут вести постоянное наблюдение за гонкой.

По указанию пленарного заседания Организации объединенных наций


(подпись, неразборчиво)
(печать)
АЗ-ЗАХРА
Во вторую субботу ноября 2036 года футбольная команда средней школы Гленвуда проводила на своем стадионе очередной матч, а американский космический корабль «Джон Ф. Кеннеди» все еще находился на лунной базе.

— Барабан! — заорал кто-то с дешевых мест внизу. — Барабан взорвался!

«Нет, — решил Дэниэль Беквит, разглядывая поле в бинокль, — барабан вовсе не взрывался». На самом деле прямо перед ним материализовалась девушка, и мальчик с барабаном врезался в нее. В результате парад, проходивший в перерыве между таймами, остановился на месте, и началась неразбериха.

— Извините, пожалуйста. Головы выше. Разрешите пройти. — Беквит пробрался через ряды не обращающих на него ни малейшего внимания старшеклассников и торопливо зашагал по футбольному полю. Вскоре он уже пробился сквозь толпу оркестрантов и склонился над девушкой.

Она лежала на спине. Большую часть ее тела — в том числе и лицо — закрывало нечто вроде пледа, а может быть, то был коврик. На девушке был длинный муслиновый плащ. Как раз в этот момент она откинула коврик и обвела взглядом людей, окруживших ее. Глаза девушки добрались до Беквита и остановились.

«Почему я?» — удивился он.

Он никогда не считал себя особенно привлекательным. В действительности можно привести немало аргументов в пользу противоположной точки зрения. Ему было уже за тридцать; темные волосы и темные, глубоко посаженные глаза. Нос, сломанный много лет назад в схватке на футбольном поле и неправильно сросшийся, придавал лицу драчливый вид, совершенно не соответствующий личным качествам Беквита.

А что можно было сказать о ней? Беквит с первого взгляда понял, что перед ним красавица. Светлые волосы с красновато-рыжим оттенком уложены в косы вокруг головы. Серо-зеленые глаза, продолжавшие неотрывно смотреть на него. Под тонким темным плащом проступали контуры изящного тела.

Девушка тяжело дышала. С шеи на золотой цепочке свисал солидный кошелек из цветной кожи.

Беквит наморщил нос. Он узнал аромат поля, травы и свежевспаханной земли. Что ж тут особенно странного? Нет, он уловил кое-что еще. Запах электрического оборудования.

«Озон? — предположил он. — Интересно».

Беквит опустился на колени.

— С вами все в порядке?

Девушка нахмурилась и посмотрела на него так, словно не понимала. Потом села и завернулась в коврик. Она продолжала с любопытством смотреть на Беквита, а потом что-то сказала, но он ничего не понял. Однако сообразил, что она задала вопрос. На иностранном языке. Только вот на каком? Он знал несколько языков, и ему почему-то показалось, что этот похож на арабский. Один из худших вариантов, однако он почувствовал облегчение. Если это действительно арабский, значит, девушка прибыла сюда по обмену из Египта или Сирии, например. Кто-нибудь обязательно позаботится о ней, к тому же она должна знать хоть несколько английских слов.

— С вами все в порядке? — повторил он.

— Inglizi? — медленно проговорила она, разглядывая его бородатое лицо.

«Ага, — подумал он. — Наметился прогресс».

Несмотря на светлые волосы, девушка имела явно арабские корни. Не вызывает сомнений, что английского девушка совсем не знает. Он прикрыл глаза и постарался вспомнить фразы из разговорного курса арабского языка.

— Ismee Дэниэль Беквит. (Мое имя Дэниэль Беквит.) Miin hadirtak? (Могу я поинтересоваться вашим?)

— Аз-Захра, — четко проговорила девушка.

— Аз-Захра, tsharraft bi-mariftak. (Аз-Захра, я рад с вами познакомиться.)

Понимает ли его девушка?

«Мужайся, Беквит!»

Он продолжал, делая длинные паузы.

— Minwayne hadirtak? (Откуда вы?)

Ее лицо просветлело.

— Ana min Cordoba.

«Ага, — подумал Беквит. — Кордова? Гм, Кордова есть в Испании, Аргентине, да и во всей Латинской Америке имеется множество городов с таким названием. Может быть, она знает испанский». Беквит не слишком преуспел в изучении этого языка, но определенно знал его лучше, чем арабский.

— Cordoba? Usted es de Cordoba en Espana? — медленно, с расстановкой проговорил он.

Девушка просияла.

— Si! Cordoba en Espana. — Она поднялась на ноги и свернула коврик.

Ряды искусственных бриллиантов, вшитых в ткань коврика, ярко заискрились под лучами солнца. Девушка стояла перед Беквитом в мягких кожаных туфлях, ему показалось, что она немного ниже среднего роста — около пяти футов и двух или трех дюймов. Однако в ее манере держаться было что-то королевское.

— Habla vuesa merced Espanol? — спросила она. (Вы говорите по-испански?)

Беквит не был специалистом по испанскому языку, однако произношение девушки показалось ему необычным. Не имеет значения. Он понял, что она спрашивает, даже архаичное «vuesa merced» — Ваша милость, которое превратилось за последние пять веков в «usted».

— Un росо (немного), — осторожно ответил он.

Девушка очень серьезно посмотрела на него.

— Digame, рог favor, Sidi Beckwith, que ano?

Какой год? Вопрос ошеломилБеквита. И еще этот «sidi»! Что это означает? Лорд на средневековом испанском.

— Две тысячи тридцать шестой, — ответил Беквит, не сводя глаз с лица девушки.

Она немного подумала, а потом вопросительно взглянула на Беквита.

— Христианской эры?

— Si.

— Очень далеко, — задумчиво проговорила она. — Но Кордова еще существует?

Он не знал, как ответить на этот вопрос, поэтому просто сказал:

— Si.

— Ah. Es bueno. — Она обвела взглядом собравшихся вокруг студентов и оркестрантов. К западу виднелись хребты гор Шенандоа. — Manzar jamiil, — пробормотала она.

Снова арабский? Кажется она сказала: «Прекрасный вид»? Нет, лучше уж говорить по-испански. По крайней мере, он два года изучал его когда-то.

— Вы студентка, приехали сюда по обмену?

Девушка с недоумением посмотрела на Беквита.

— Какой обмен? Не понимаю.

Значит, она не студентка. Очень странно. Тогда кто же она такая? Беквит посмотрел на запад. Солнце уже перевалило за высокие горные хребты. Скоро поле окажется в тени, и станет заметно холоднее. Девушка слишком легко одета. Он должен побыстрее увести ее отсюда.

— Где вы живете? Я отвезу вас домой.

Она решительно покачала головой.

— Мне нельзя в Кордову.

Следовательно, она не может — или не хочет — возвращаться в Испанию. Но дело совсем не в этом. Должна же она жить где-то в городе. Не упала же она с неба? Или так оно и было? Беквит явно упустил нечто очень существенное.

Впрочем, пора возвращаться к реальности.

Оставить ее здесь? Уносить ноги, пока ситуация не стала чересчур запутанной?

«Ох, Беквит, простофиля, — подумал он. — Ты опят влип. Беквит — доброволец. Кто отвез сбитую машиной собаку к ветеринару? Беквит. Беквит — человек, который снимает с деревьев забравшихся туда котят».

Наверняка у девушки должны быть какие-нибудь знакомые в городе. Только вот кто? Создавалось впечатление, что она никого не знает. Может быть, несчастный случай привел к временной потере памяти? Куда положено отвозить потерявшихся девушек? К шерифу? Ну… Беквит представил себе эту сцену.

«Она утверждает, что попала к нам из средневековой Испании, шериф». Шериф, скорее всего, задержит их обоих до тех пор, пока не прибудет психиатр из Ричмонда.

Беквит снова принялся разглядывать девушку. Она в ответ с откровенным любопытством изучала Беквита; на губах ее появилась улыбка. Незнакомка казалась удивительно здоровой и юной. Да, она была очень молода. Девушка прижимала к груди коврик, безуспешно пытаясь согреться. Она явно замерзла.

— Холодно. Нам нужно уходить. — сказал Беквит.

— Si. — Потом она заколебалась. — Куда мы пойдем?

— Домой. Ко мне домой.

Она немного подумала.

— Вы добрый человек?

— Только Бог добр, — ответил он цитатой.

Она улыбнулась.

— Хорошо, я поеду.

«Вот так, — подумал Беквит. — Она со мной поедет».

Он взял ее за руку и начал проталкиваться сквозь толпу оркестрантов, студентов и школьников, которые провожали их любопытными взглядами. Вскоре они подошли к автомобильной стоянке.

Беквит остановился. Темноволосый человек в сером плаще преграждал им путь.

СМЕРЛЬ
— Смерль, — пробормотал Беквит.

Он бросил быстрый взгляд на фигуру в сером плаще и покачал головой. Его вечный оппонент всегда появлялся в самый неподходящий момент. Беквит покрепче схватил девушку за руку, проходя мимо директора Адвокатского бюро по этике. Он не сомневался, что Смерль будет следить за ним.

— Кто это? — прошептала она. — Друг?

— No. — Его реплика прозвучала категорически.

Ирвин Смерль. Много лет назад они учились в одном классе средней школы Глендона. Ирвин Смерль проиграл Беквиту на выборах в президенты выпускного класса. И это было только начало. Футбольная команда проголосовала за Дэна Беквита при определении СПИ — самого полезного игрока — с преимуществом всего в один голос. То же самое происходило в колледже, а потом и в университете, где они изучали юриспруденцию.

За годы обучения в университете и в начале работы в качестве стажера крупной адвокатской конторы Беквит встречался только с одной девушкой — Эллен Мэй Бурджесс, дочерью Малькольма Бурджесса, богатого и могущественного сенатора из Огайо. В обязанности молодого адвоката входили частые командировки; кроме того, ему нередко приходилось задерживаться в конторе. Все чаще и чаще Беквиту приходилось отменять свидания с Эллен Мэй. Когда он не выполнил свое обещание и не пошел с ней на выпускной бал в 2032 году, она окончательно порвала с ним отношения.

Эллен Мэй вышла замуж за Ирвина Смерля, и ее отец, сенатор, помог Ирвину получить должность директора Адвокатского бюро по этике. Так Смерль заложил основы своего благополучия. Однако до Беквита доходили любопытные слухи. Каждый день Эллен Мэй подробно рассказывала своему перекошенному от злости супругу об исключительных достоинствах человека, за которого она собиралась выйти замуж, но не смогла.

Дэн Беквит не любил задумываться о Смерле. Или об Эллен Мэй. Беквита вполне устраивала его жизнь. Один раз в неделю миссис Кьюипер (ей было шестьдесят пять лет, и она всегда двигалась не торопясь) приводила в порядок его квартиру. Отношения Беквита с женщинами из офиса были приятными, но строго деловыми. Он твердо решил жить один.

И вот теперь, крепко держа девушку за руку, он шел, втянув голову в плечи и изо всех сил стараясь не оборачиваться. Он знал, что Смерль смотрит им вслед. Сейчас Беквиту хотелось поскорее оказаться в своей машине, доехать до дому и решить, что ему делать с этой экзотической принцессой из страны Фантазия.

Ему было необходимо серьезно поговорить с девушкой, но он не испытывал особого энтузиазма. Он прервал свои размышления, когда они оказались на стоянке. Девушка тянула его за рукав и что-то спрашивала.

— Que son… esos! — Она широким жестом обвела сотню с лишним припаркованных машин.

Неужели она никогда не видела автомобилей? Возможно ли такое? Даже самые дикие аборигены имеют понятие о машинах.

— Автомобили, — ответил он. — Повозки без лошадей.

— Повозки, — с удивлением повторила она. — Без лошадей?

— Si, — сказал он.

— Как это может быть?

— Машины используют двигатели, а не лошадей. — Он открыл дверцу авто. — Прошу вас.

С сомнением, неловко, она забралась внутрь, и Беквит захлопнул дверцу. Девушка подпрыгнула на месте. Обойдя вокруг, он сел за руль и включил зажигание. Его необычная знакомая сдавленно вскрикнула. Он дал двигателю немного поработать и потянулся к кнопке ремня безопасности — но в последний момент передумал. Что будет с девушкой, когда мягкие лапы обхватят ее за плечи и живот? Может быть, лучше попытаться ехать осторожнее. Нельзя обрушивать на нее так много впечатлений.

Следующий вопрос Аз-Захра произнесла так тихо, что Беквит едва его расслышал.

— Что это за место?

— Город Гленвуд, — ответил Беквит.

Судя по всему, его слова ничего ей не сказали. Беквит почему-то не удивился.

— Пятьдесят километров к югу от Вашингтона. — Беквит с любопытством посмотрел на Аз-Захру. — Соединенные Штаты. — Никаких признаков понимания. Следующую фразу Беквит произнес очень медленно: — В Северной Америке.

Молчание. Похоже, она никогда не слышала о Вашингтоне, Соединенных Штатах или Северной Америке.

«Боже мой!» — подумал он.

— Сколько лиг от Гленвуда до Кордовы?

Не миль, не километров — лиг!

Беквит сделал быструю прикидку. Лига… три мили? А как далеко до Испании?

— Наверное, тысяча лиг.

— Тысяча, — с удовлетворением произнесла она. — Хорошо. Очень хорошо.

«В самом деле? — подумал он. — От кого вы убегаете, юная леди? От кого-то из Кордовы? И причем здесь Кордова, если ее родной язык арабский, а об автомобилях она ничего не знает?»

В Испании не говорят на арабском языке с начала средних веков — тогда центральная Испания принадлежала маврам. Беквит вздохнул. Ему совсем не хотелось думать о том, что все это может означать. Девушка вопросительно посмотрела на него, но Беквит только отрицательно покачал головой. Позже, Аз-Захра, позже. Дай мне добраться до туннеля, тогда у нас будет полчаса свободного времени, и мы сможем поговорить.

Он направил машину к выходу со стоянки в сторону туннеля, который вел к южной окраине столицы штата.

Краем глаза Беквит заметил, что Аз-Захра внимательно наблюдает за меняющимися за окном картинами. Ее интересовало все — от высотных зданий до приборов в салоне. Несколько раз она что-то шептала. На арабском? Он успел разобрать только последние слова:

— Аллах акбар.

— Я должен связаться со своим офисом.

Она внимательно смотрела, как он нажимает на кнопки. На приборной доске появилось изображение симпатичной женщины средних лет. Аз-Захра вздрогнула.

— Que cosa!..

— Патенты Беквита, — сказала леди с экрана вежливым, хорошо поставленным голосом. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Это Д.Б., Милли, — сказал Беквит.

— Вам было два звонка, Д. Б. Один — новый клиент, изобретатель. Я назначила ему на понедельник в десять.

— Хорошо, Милли. — Он откашлялся, размышляя о том, как побыстрее объяснить своему менеджеру то, что ему нужно. Наконец он сказал: — Мне необходима ваша помощь, Милли, срочно.

Ее глаза слегка округлились.

— Я вас слушаю.

— Я возвращаюсь из Гленвуда. Со мной в машине молодая леди. Я нашел ее на футбольном поле во время перерыва между таймами. Она говорит на арабском и испанском, но совсем не знает английского. У нее здесь нет ни родственников, ни друзей, и ей некуда пойти. Примерно через час мы будем в моей квартире. Могли бы вы нас там встретить?

Миллисент Рутерфорд вздохнула.

— Д.Б…

— Милли…

— Ладно, я приеду.

Экран мигнул и потемнел.

Девушка с благоговением посмотрела на него.

— Волшебство?

— No. — Он поискал подходящее слово. — Техника.

Неожиданно стемнело, они продолжали долгий спуск к туннелю.

Девушка задышала чаще. Через несколько минут компьютер туннеля поставил автомобиль в очередь, и Беквит выключил двигатель. Система магнитных кабелей через полчаса доставит их в Александрию.

Он повернулся на сиденье и посмотрел на свою пассажирку.

— Аз-Захра, — прямо спросил он, — когда вы родились?

Она ответила без малейших колебаний:

— 1220 год.

Или она говорит чистую правду, или является самой беззастенчивой лгуньей среди всех, с кем Беквит знаком.

— Сколько вам лет?

Она не стала увиливать от ответа.

— Шестнадцать.

Боже мой! Беквит вдруг очень хорошо представил себе, какие у него могут быть неприятности. Похищение несовершеннолетней. Смерль будет доволен.

— Вы покинули Кордову в 1236 году?

— Si.

— И сразу лопали в Гленвуд?

— Si.

— Как вы путешествовали?

— Use mi alfombra.

Alfombra?.. Гобелен? Ковер? Аз-Захра воспользовалась ковром? Неужели она говорит именно об этом? Какая-то чепуха.

— Afombra? — повторил он.

— Si, — она приподняла коврик.

Аз-Захра предлагала ему поверить, что она пересекла Атлантику на маленьком коврике. На волшебном ковре. Беквит на несколько секунд прикрыл глаза.

«Разве у меня недостаточно проблем? — подумал он. — Резолюция ООН… наш корабль еще даже не стартовал… мы проиграем большую гонку к Юпитеру… Конгресс снимет скальп с Космического агентства… моего лучшего клиента… они прикроют патентную программу… через полгода я не смогу платить деньги своим служащим… а тут еще эта юная особа… ко всем прочим бедам. Смерль… дурное знамение».

Он вздохнул.

— Расскажите мне о своей жизни в Кордове.

РАССКАЗ АЗ-ЗАХРЫ
Во время путешествия по туннелю Аз-Захра на своем средневековом испанском рассказала о жизни в Кордове. Пораженный Беквит слушал и никак не мог поверить.

Ее отец, Хасан ибн Масуд, принадлежал к высшей аристократии, его генеалогия восходила к самому Пророку. Вдобавок, он был очень богатым купцом и владел огромными поместьями и мануфактурами. Его корабли заходили во все порты Средиземного моря, бывали возле Геркулесовых Столбов и на севере, во Франции, Англии и Скандинавии.

Ее мать была непревзойденной красавицей. Когда родители Аз-Захры поженились, сам халиф прислал инкрустированный драгоценными камнями зонтик, чтобы защитить новобрачную от июльского солнца во время торжественной церемонии.

— Ah, Sidi, — сказала она Беквиту, — в моем детстве жизнь в Кордове была чудесной! Я играла в наших садах, оливковых и апельсиновых рощах. Посещала мастерские отца. Наблюдала за тем, как выдували изящные стеклянные изделия. Ездила на пони в сыромятни, где выделывали замечательную кожу.

Детство мое прошло беззаботно. Однако, став старше, я поняла, что этой идиллии грозит страшная опасность. За многие столетия мои предки покорили Испанию, но теперь испанцы начали отбирать земли обратно, город за городом, провинцию за провинцией. Они называли это reconqista.

Когда мне исполнилось двенадцать, отец познакомил меня со стариком, который занимал угол в задней части магазина, где продавали ковры и гобелены. Его звали аль Хаким, и он был волшебником. Его глаза были способны испепелить человека. Я почтительно поклонилась ему, но все мое тело дрожало. Он был немым от рождения, однако умел говорить с джиннами. Он должен был открыть мне, как выткать собственный удивительный ковер для молитвы. Как правильно сказать? Mi alfombra de orasion. Да, именно этот ковер я сейчас держу в руках.

Ковер удивительный! Золотые и серебряные волокна сплетаются с нитями из особых сплавов. Украшает его причудливый, очень сложный узор — долгие месяцы приходится потратить на то, чтобы его запомнить; аль Хаким утверждал, что он сам творец этих хитросплетений. А отец говорил, будто аль Хаким получил узор от джинна в обмен на собственную душу. Как бы то ни было, волшебник рассказал мне, что и как делать. В прошлом году с помощью аль Хакима я наконец завершила свою долгую работу. Ковер был готов. Последнюю неделю мы с отцом работали вместе, вшивая в материал самоцветы. Да, Сиди, это настоящие драгоценные камни. Два звездных рубина, Известные под именем «Глаза Айши», стоят миллионы динаров. А вот Камни поменьше: смарагды, бриллианты, сапфиры и многие другие. Каждый из них занимает собственное место в узоре ковра. Кроме того, у меня есть мешочек других самоцветов, который отец повесил мне на шею перед тем, как я покинула дом.

Когда все было готово, ковер решили испытать. Для этого нужно было обернуть его вокруг собственного тела и покружиться семь раз. Когда рубины начнут сиять, следует положить ковер на пол так, чтобы он был направлен в сторону Мекки, и встать на него. А то, что происходит после этого, зависит от положения бахромы ковра. Если ты хочешь переместиться назад во времени, нужно просто ждать. Проходит мгновение, и человек… исчезает. Но если ты намерен отправиться вперед во времени, как это сделала я, нужно особым образом переместить волокна. И если ты собираешься захватить ковер с собой в путешествие, нужно просто крепко держать обеими руками его края. В результате ты прибываешь куда хочешь и когда хочешь — вместе с ковром.

Беквит был озадачен и заинтригован рассказом незнакомки, но сейчас был не самый подходящий момент для фантастических историй.

— Должен прервать ваш рассказ, мы покидаем туннель, мне придется быть особенно осторожным за рулем. Понимаете?

— Si, Sidi.

Теперь Беквиту предстояла встреча с Милли Рутерфорд, и он должен был ей как-то все это объяснить. Но как?

Благодарение Богу, утром придет домоправительница. Вряд ли ему удастся вразумительно объяснить миссис Кьюипер, что с ним произошло, но она проведет с Аз-Захрой целый день, пока он будет в своем офисе. Может быть, Кьюипер согласится некоторое время пожить вместе с ними в качестве компаньонки. Пока он решит, что делать с этим странным ребенком, прибывшим из прошлого.

Беквит и Милли устроили Аз-Захру на ночь в маленькой комнате для гостей. Потом секретарша ушла, а около полуночи и сам адвокат улегся в постель. Сон его был беспокойным.

Беквита разбудил шум. Сначала он ничего не понимал, но потом сразу вспомнил все, что произошло накануне.

Звуки доносились из комнаты для гостей. Аз-Захра? Поет? Нет, скорее, это напоминало сдавленные стенания.

— La… la… la…

«Арабский, — подумал Беквит, хватая халат, — один из немногих языков, где «нет» начиналось не с буквы «н».

Мгновение спустя он уже был в ее комнате и склонился над кроватью. Беквит не стал включать лампу, но свет из коридора озарил лицо девушки. Ее щеки были мокрыми от слез. Пока Беквит молча стоял возле ее постели, дыхание Аз-Захры постепенно успокоилось. Очевидно, ей приснился кошмар. О чем? Что ее напугало? Беквит был рад, что не знает ответа на этот вопрос.

В ШКОЛУ
На второй день после появления Аз-Захры Беквит решил покатать ее по Александрии. Девушка пришла в восхищение.

Часа через два он остановился.

— Ты голодна?

— Si!

Он припарковался у ближайшего Макдональдса, и они вместе вошли внутрь. Беквит заранее решил, что не станет объяснять Аз-Захре десятки возможных вариантов меню. Может быть, в следующем месяце. Он заказал гамбургер, молочный коктейль и картошку «фри». Им не потребуются ни ножи, ни ложки, ни вилки. Он взял поднос и отнес его в дальнюю угловую кабинку. Внимательно осмотрев кафе широко раскрытыми глазами, Аз-Захра обратила все свое внимание на Беквита. Она наблюдала за тем, как он ест, и старалась ему подражать. Открыла маленькие пакетики с кетчупом. Немного гамбургера. Немного картошки. Молочный коктейль. Сняла бумагу с соломинок для лимонада. Взяла две штуки. Нет, дуть в них не следует. Наоборот. Потянуть в себя. Так, держать гамбургер лучше двумя руками. Ambos manos.

Она взглянула на него, а потом осторожно откусила.

— Bueno, — вежливо прошептала она. — Muy Ьиепо.

Потом, когда они шли к машине, Аз-Захра заявила:

— Очень вкусно. Большое спасибо.

Он улыбнулся. Может быть, она просто очень вежлива? Его это вполне устраивало.

— De nada, — ответил Беквит.

Он немедленно нанял миссис Кьюипер в качестве экономки и компаньонки для Аз-Захры на полное время, а еще через пару дней нашел учителя английского языка, который преподавал всего в нескольких кварталах от его квартиры. Как только Аз-Захра в достаточной степени овладеет английским языком, он отдаст ее в частную школу для девушек и подыщет подходящий колледж. Беквит твердо решил помочь ей как можно быстрее приспособиться к современной жизни.

Всю первую неделю занятий миссис Кьюипер сопровождала Аз-Захру, ждала ее, а потом они вместе возвращались домой.

Во время их первого похода в школу Аз-Захра пришла в полное восхищение. Она упросила миссис Кьюипер остановиться перед одной из витрин большого магазина. Внутри расхаживал разодетый манекен и что-то рассказывал. Робот делал несколько шагов, поворачивался, чтобы показать платье, и все это время не переставал говорить, видимо, рассказывая о новом направлении в моде. Он делал это снова и снова. Аз-Захра умоляюще посмотрела на миссис Кьюипер, которая не знала ни арабского, ни испанского и ничего не могла объяснить. В результате разочарованные женщины отправились домой.

Аз-Захра останавливала миссис Кьюипер еще несколько раз, как правило, возле витрин, в которых красовались элегантно одетые голографические дамы.

В начале следующей недели Аз-Захра заявила, что может ходить в школу одна. Ее английский все еще был далек от совершенства (тут она спорить не стала), но его вполне должно хватить для такой короткой прогулки. Беквит повесил ей на пояс маленький лазерный стан-нер и договорился с секретаршей школы, чтобы та контролировала время прихода Аз-Захры.

— В твоем распоряжении всего двадцать минут, — строго предупредил Беквит. — Так что не слоняйся без дела.

— Слоняйся?

— Не задерживайся. Не трать времени зря. Не опаздывай. Ты должна быть в школе вовремя.

— Двадцать минут — совсем немного, — невозмутимо ответила Аз-Захра. — Мне нужно больше. Mas tiempo.

— Зачем? — осведомился Беквит.

— Чтобы… посмотреть…

— Мистер Беквит, — вмешалась миссис Кьюипер, — по дороге в школу есть несколько магазинов женской одежды.

— Ах, вот оно что. Ну что ж…

Английский Аз-Захры очень быстро прогрессировал. Теперь, стоя перед витриной, она понимала большую часть того, что говорил робот, да вдобавок читала бегущую строку рекламы.

Особенно Аз-Захру заинтересовала демонстрация прозрачного нижнего белья. Все здесь было так красиво и элегантно, что она не могла отвести глаз. Что подумает Сиди Дэниэль, если она купит эти вещицы, и он ее увидит… в них? Думает ли он когда-нибудь о ней… в таком смысле? Она с трудом оторвалась от завораживающего зрелища и пошла дальше.

Этим же вечером, когда они сидели в библиотеке, Аз-Захра взглянула на адвоката.

— Сиди, могу ли я вас отвлечь?

— Конечно.

— Что такое бикини?

— Бикини. — Он с сомнением посмотрел на нее. — Бикини? Гм. Вероятно, ты имеешь в виду атолл Бикини, коралловый риф в Тихом океане? Много лет назад там проводились атомные испытания.

— А может ли это означать что-нибудь другое?

На пороге библиотеки очень вовремя появилась миссис Кьюипер, вытирающая руки о передник.

— Милочка, — ласково сказала экономка, — не могла бы ты немного помочь мне по хозяйству?

— Да, конечно. — Аз-Захра последовала за миссис Кьюипер на кухню, где экономка принялась отчитывать свою компаньонку.

— Мистер Беквит добрый и порядочный человек. Некоторые вещи с ним не следует обсуждать. — Она деликатно хмыкнула. — Мы ведь не хотим искушать его, не так ли, милая?

— Конечно, нет, — радостно солгала Аз-Захра.

«Ну, ну, — подумала она. — Вот, значит, как это делается».

Она достанет эти чудесные прозрачные вещи. Для этого ей понадобятся деньги. Аз-Захра подумала о своем мешочке с драгоценными камнями. Она может продать один или два. Несколько дней назад она обратила внимание на ювелирный магазин рядом со школой.

Аз-Захра проводила много времени, размышляя о своем покровителе. Сиди ходит, разговаривает, водит машину, работает в библиотеке. О, Сиди…

ГОНКА
— Мне периодически нужно летать в Лос-Анджелес, это в Калифорнии, — объяснил Беквит Аз-Захре однажды за ужином. — Там у меня есть очень важный клиент — Космическое агентство Соединенных Штатов.

— Знаю, — кивнула Аз-Захра. — Я смотрела головизор. Большая гонка к луне Юпитера, Ганимеду. Наш корабль, «Кеннеди», сегодня утром стартовал с Луны, опоздав на много дней. Говорят, будто в агентстве очень обеспокоены, что мы можем проиграть гонку.

«Это точно, — подумал Беквит. — А уж как я обеспокоен!»

— Но почему Ганимеду придается такое значение? — спросила она.

— Это самый удобный для колонизации спутник Юпитера, — объяснил Беквит. — Он очень большой, даже больше планеты Меркурий. Ганимед состоит из камня и воды — примерно в одинаковой пропорции. Почти вся вода превратилась в лед, но вполне возможно, что внутри она находится в жидком виде, благодаря теплу радиоактивного ядра. Тот, кто выиграет гонку, сможет получать кислород при помощи электролиза.

Беквит не удивился, когда Аз-Захра подняла руку.

— Эл… эктро?..

Он улыбнулся.

— Аз-Захра, Ганимед очень ценный спутник. Та страна, которая первой установит свой флаг на кратере Горбачева, выиграет гонку и станет владельцем Ганимеда.

Когда стемнело, Беквит и Аз-Захра вышли в сад.

Они поднялись по ступенькам террасы и оказались у скамейки рядом с фонтаном, окруженным живой изгородью. Здесь немного посидели рядом, глядя на искрящиеся в лунном свете потоки воды.

Потом Аз-Захра подняла глаза к звездам и долго их разглядывала, а затем показала в далекое небо.

— Юпитер?

Беквит посмотрел на мерцающую точку.

— Да, вероятно.

— Это далеко?

— Очень далеко.

— Корабли долго летят туда?

— Все зависит от того, как считать. Самый быстрый корабль доберется до Юпитера примерно за девяносто дней. Долго, конечно. Но, подумай, шестьдесят или семьдесят лет назад «Пионер» и «Вояджер» преодолевали это расстояние за девятнадцать месяцев.

— Русские победят? — спросила Аз-Захра.

— Наверное. Чтобы одержать победу, нам бы потребовался твой волшебный ковер. — Как только Беквит произнес эти слова, он сразу же пожалел о них.

Девушка вдруг обхватила себя руками, словно ей стало холодно.

— Вы мне не верите, Сиди? — едва слышно проговорила она.

«Проклятие», — подумал он.

— Я тебе верю, Аз-Захра, — запинаясь, ответил Беквит. — Становится холодно. Нам пора возвращаться.

Беквит и Аз-Захра сидели в его офисе и разглядывали два самых крупных самоцвета. Адвокат медленно покачал головой.

— Они, конечно же, ненастоящие?

— Я полагаю, это рубины чистой воды, — заявила девушка.

— Мне кажется, нам следует в этом удостовериться. В Лондейле живет один тип, который оценивает драгоценные камни. Эксцентричный… склонный к странным заявлениям… Однако он лучший специалист по рубинам. — Беквит нажал кнопку и переключился на внешнюю линию. — Доктор Аарон Ротштейн. — Телефонный компьютер нашел нужный номер.

— Ротштейн, — послышался равнодушный голос робота. — Сообщите о своем деле и оставьте номер.

— Меня зовут Дэниэль Беквит. Я адвокат, у моего клиента есть несколько драгоценных камней, включая два довольно крупных красных камня, которые могут оказаться рубинами. Насколько мне известно, они из Кордовы, Испания. Мы…

— Мистер Беквит? — послышался скрипучий голос.

Адвокат удивился.

— Да? Доктор Ротштейн?

— Верно. Так вы сказали — из Кордовы?

— Именно так.

Последовала пауза, словно их собеседник собирался с мыслями.

— Камни находятся у вас, мистер Беквит?

— Да. Они лежат передо мной на столе.

— Они не кажутся вам странными?

— Ну, я не знаю, что вы называете странным. Однако если бы они оказались рубинами, я бы сказал, что это звездные рубины.

— Понятно. Ваш клиент сидит рядом с вами?

— Да. Может быть, нам стоит включить видео?

— Нет. Вы говорите, что она из Кордовы?

— Да.

— Спросите ее, слышала ли она об арабском джентльмене по имени Масуд ибн Малик.

— Зачем?

— Просто сделайте это, мистер Беквит.

Адвокат повернулся к девушке.

— Аз-Захра, ты слышала вопрос?..

— Масуд… ибн… Малик? — медленно проговорила она.

— Да.

— Fue mi abuelo — мой дед.

— Она утверждает, что это ее дед, — сказал Беквит.

— Ну, ну…

— Так что вы можете нам предложить? — нетерпеливо поинтересовался адвокат.

— Джентльмен, о котором идет речь, умер приблизительно в 1200 году нашей эры, — сухо ответил Ротштейн.

— Послушайте, Ротштейн, если вас не интересует наше предложение, просто скажите об этом.

— Не спешите. Я возьмусь за ваше дело.

Адвокат не ожидал такого поворота событий.

— Правда?

— Да. Приезжайте.

Беквит представлял себе Ротштейна кем-то вроде сморщенного гнома или вагнеровского Нибелунга, копающегося в своем темном логове и прижимающего к груди ларец с драгоценностями. Он был приятно удивлен, когда их встретил высокий, прямой человек с белой, как у Линкольна, бородой, голубыми глазами и в безукоризненно белом лабораторном халате. После того как они представились друг другу, эксперт пригласил гостей к рабочему столу, и они уселись напротив него.

Адвокат протянул оба камня, и Ротштейн быстро осмотрел их в лупу. После этого он положил один из камней на автоматические лабораторные весы, которые почти мгновенно уравновесились.

— 8,021 грамма, — прочитал Ротштейн показания прибора. — Примерно 41 карат. Гм. Я должен поставить вас в известность, мистер Беквит, что самый большой из известных рубинов лишь немногим превышает 10 каратов. Конечно, известны и большие необработанные камни. — Он взвесил второй камень. — 8,02 грамма. Близнецы, можно сказать.

Он немного помолчал, а потом навел окуляр модифицированного микроскопа на один из рубинов.

— Кристаллическая структура соответствует. Гексагональный кристалл. Можно разглядеть бороздки, типичные микроскопические царапины, которые остаются при соприкосновении с корундовой пылью. Именно таким способом обрабатывались самоцветы до 1300 года, когда лучшие мастера перешли на алмазную крошку. Впрочем, корундовую крошку легко имитировать. — Он пожал плечами. — Но не астеризм.

— Значит, они настоящие? — спросил Беквит.

Оценщик с некоторым любопытством взглянул на него, а потом встал из-за стола и направился к книжной полке. Он немного поискал, а потом вытащил нужный том.

— Гм. Вот. Де Ланиэль, «Арабские самоцветы». Два удивительно крупных рубина были найдены в Бирме, примерно в 1000 году, и проданы персидскому купцу, который года через два перепродал их в виде кабошонов[3] в императорскую сокровищницу в Багдаде. Затем они на некоторое время пропали из виду. Предположительно, были взяты из сокровищницы халифа, после того как Тогрул Сельджук захватил Багдад в 1055 году. Затем, как и все знаменитые самоцветы, камни переместились туда, где были самые большие деньги — в Византию. Так рубины попали в Кордову, в Испанию. Знаменитому кордованскому гранильщику драгоценных камней по имени Масуд ибн Малик было поручено сделать корону для Алексиса III Византийского. Он выполнил заказ и доставил корону. В качестве платы Масуд получил два одинаковых звездных рубина в виде кабошонов. На этом история заканчивается. Если верить де Ланиэлю, камни исчезли, когда Фердинанд из Кастилии разграбил город в 1236 году. С тех пор этих рубинов никто не видел.

Беквит незаметно наблюдал за Аз-Захрой. Она сильно побледнела.

— Нам повезло, что де Ланиэль оставил необычайно подробное описание камней. Мы занесли эти данные в компьютер, который сумел их воссоздать. — Он нажал какую-то кнопку на панели, и на экране монитора появилось изображение. — Согласно свидетельствам де Ланиэля, камни были хорошо известны в исламских кругах как…

— Los ojos! — воскликнула Аз-Захра. — Los ojos de Ayesha!

Теперь Ротштейн обращался непосредственно к девушке.

— Вы когда-нибудь видели, как начинают сиять эти рубины?

Она энергично закивала.

— Si! В камнях живут джинны, которые просыпаются, когда я использую ковер.

Ротштейн долго смотрел на Аз-Захру. Наконец он выключил монитор.

— Да, действительно, это «Глаза Айши». Великий Боже. Я занимаюсь этим делом сорок лет… мне и в голову не приходило… Какая ирония судьбы. Айша была любимицей Пророка Магомета, но она умерла за несколько столетий до того, как рубины стали знаменитыми. — Ротштейн положил камни в маленький черный мешочек и протянул его Беквиту. — Завтра утром я пришлю вам нотариально заверенное свидетельство. И я должен дать вам совет, мои невинные друзья.

— Да?_

— Немедленно застрахуйте камни.

— На какую сумму?

— Как можно оценить бесценное? Ну, наверное, стоит остановиться на минимальной сумме — скажем, двадцать миллионов долларов за каждый рубин.

Беквит вдруг почувствовал, как у него закололо в животе. Каким окажется первый страховой взнос за два рубина в пятьдесят миллионов долларов, не говоря уже о других самоцветах Аз-Захры? А как насчет джиннов? Их тоже следует застраховать?

— Да, — прохрипел Беквит. — Это хорошая мысль.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
Следующим вечером Аз-Захра заявила:

— Сиди, я продемонстрирую вам… одну… штуку.

— Конечно, давай.

— С ковром. Во-первых, у вас есть вещи, которые вам не нужны?

— Ну, наверное. Вот мусорное ведро. Старые газеты, бутылка, пустые конверты… порванный ремень. А зачем?

— Чтобы показать вам. — Аз-Захра взяла мусорное ведро, поставила рядом с ковром, а потом подняла ковер. — Во время хаджа[4] пилигрим должен семь раз обойти вокруг Каабы[5]. Поэтому я заворачиваюсь в ковер, vuelvo… раскручиваюсь семь раз…

Прижимая ковер к груди, Аз-Захра начала кружиться.

Беквит заворожено смотрел на нее. Он пытался сообразить, что происходит. Возможно, металлические волокна ковра входят во взаимодействие с магнитным полем Земли и генерируют свое поле. Вращающийся ковер действует, как динамо.

Два рубина, вставленные в его ткань, начали периодически вспыхивать.

«Как такое может происходить?» — подумал Беквит.

— А почему они светятся? — спросил он.

Не переставая кружиться, Аз-Захра ответила:

— Это пробуждаются джинны.

— Ах, вот оно что! Конечно…

Девушка остановилась и положила ковер на пол.

«Сейчас ток должен исчезнуть, — подумал Беквит. — Джинны отправятся спать».

Но нет. Глаза-рубины продолжали светиться. Что же происходит? Может быть, одно из волокон обладает свойством сверхпроводимости? Даже при комнатной температуре?

— А теперь, — сказала Аз-Захра, — положи… puesto… los algos desagradables на ковер. Смотри, Сиди! Mire! — Она вывернула содержимое помойного ведра на ковер — и все в тот же миг исчезло.

Беквит подпрыгнул.

— Что?.. Куда подевался мусор?

Аз-Захра спокойно посмотрела на Беквита.

— El Oceano Atlantico, я полагаю. Если бы у меня была астролябия, я могла бы сказать точно.

— И ты можешь проделать этот фокус множество раз?

— Конечно.

— Именно таким образом ты сюда и попала?

— Да, Сиди. Я упала на el campo… футбольное поле.

Беквит немного подумал.

— Сейчас ковер остался на месте, но когда ты появилась на футбольном поле, он был с тобой.

— Я крепко держала ковер, и он прибыл вместе со мной. Когда мы ехали в туннеле, я тебе объясняла. Может быть, тогда ты не понял.

— Может быть.

Да, она что-то такое говорила. Значит, все правда. Аз-Захра действительно родилась в Кордове в 1220 году. А в 1236-м собрала свои драгоценные камни, попрощалась с семьей и друзьями, встала на волшебный ковер и — полетела? — из тринадцатого столетия в Испании на футбольное поле в США. Почему?

— Нам нужно поговорить, — Беквит решил действовать напрямую.

— Начнем с тебя. Что по-арабски означает «Захра»?

— Правильно мое имя звучит «Аз-Захра», и оно означает «Сияющая». Так назвал меня отец. — Она замолчала.

— Когда ты в последний раз видела отца?

Голос девушки прозвучал едва слышно. Адвокату пришлось наклониться к ней, чтобы ничего не пропустить.

— Он стоял на южной стене. Испанцы привезли осадную башню, на вершине которой капитан размахивал красно-желтым знаменем Фердинанда. — Аз-Захра помолчала, вспоминая. — Я ненавижу мужчин с флагами.

— Могу себе представить. Продолжай.

— Отец ждал с аль Саффа и отрядом из восьми человек — это были самые обычные горожане, продавцы и писцы. Я их всех знала. Дюжины варваров карабкались на стену.

— Аль Саффа? Его друг?

— «Аль Саффа» означает «проливающий кровь»… Его меч. Очень знаменитый и древний.

— И ты не осталась?

— Нет. Я хотела остаться и умереть вместе с ним, но отец потребовал, чтобы я взяла ковер и покинула Испанию. За несколько дней до этого он заставил меня поклясться на святом Коране, что я выполню его желание.

— Это произошло в 1236 году?

— Да, Сиди.

— И в то время ни в Европе, ни в Азии, ни в Африке никто не подозревал о существовании Америки?

— На этот вопрос, Сиди, я не могу с уверенностью ответить. В университете…

— В университете Кордовы?

Аз-Захра обрадовалась.

— Да. Вы о нем знаете?

— Конечно. В те времена университет Кордовы был крупнейшим научным центром Испании, а может быть, и всей Европы. И что же говорили в университете?

— Ну, у нас был очень мудрый философ и географ по имени Бусир ибн Мурад. Бусир утверждал, что мир представляет собой сферу и что далеко на западе, за Атлантическим океаном, должна находиться огромная масса земли. Он говорил, что это необходимо, чтобы сбалансировать три известных континента Земли. Северяне уже достигали берегов нового континента. Он имел в виду путешествия Эрика Рыжего и его сына Лейфа. В нашей библиотеке были «Северные Саги». Вы их, конечно, читали?

— Что? Ну, да, наверное. Значит, покидая в тот страшный день Кордову, ты совершенно сознательно направила свой волшебный ковер в Америку?

— Да, хотя тогда я не имела ни малейшего понятия о том, как этот континент называется.

— А тебе было известно, что скачок во времени составит восемьсот лет?

— Да. Я умею управлять джиннами времени.

— Джиннами времени?

— Духами ковра.

— Да, конечно. Но почему ты выбрала огромный материк, расположенный так далеко от твоей родины?

— Из-за того, что она находится далеко от испанцев. Как я поняла, мне не удалось от них полностью избавиться, — она скупо улыбнулась.

— Да, ты права. Испания имеет долгую и славную историю в обеих Америках. Но как насчет восьми сотен лет? Зачем было вообще отправляться в будущее?

— Я надеялась, Сиди, что смогу попасть в мир, где установилась гармония и где люди больше не убивают друг друга.

Беквит печально взглянул на девушку.

«Жаль, что тебе пришлось разочароваться, — подумал он. — Вот, значит, какова твоя история. Я в нее верю. А теперь пора вернуться в реальный мир. Аз-Захра находится здесь; она обладает возможностями, которые могут решить многие мировые проблемы: радиоактивные отходы, канцерогенный фактор, задымление, выхлопные газы. Справится ли волшебный ковер с загрязнением окружающей среды? У этой штуки колоссальные возможности. Стоит серьезно подумать о патентах, коммерческом использовании, лицензиях».

— Ты можешь заставить исчезнуть все, что угодно?

— Абсолютно.

— Ты собственноручно изготовила ковер?

— Да.

— И сумеешь соткать еще один?

— Сколько угодно. Но мне нужен специальный станок, волокна и особые сплавы. Металл очень важен. Относительно рубинов я не уверена. Может быть, понадобятся звездные камни, такие же крупные, как «Глаза Айши».

«Да, это тоже может оказаться проблемой, — подумал Беквит. — С металлами трудностей не будет. Но сумеет ли Аз-Захра вспомнить, какие именно сплавы потребуются для каждого волокна?»

Кроме того, возникал вопрос, как именно волокна вплетаются в основу ткани ковра. Он постучал себя по лбу.

— Ты это держишь в голове?

— Да, Сиди.

Все сходилось. Возможно, так объясняются сказки о ковре-самолете из «Тысячи и одной ночи». Необходимую информацию о структуре ковра можно заложить в робокомпьютер. И машины соткут сотни, тысячи ковров. А как удержать монополию? Потребуется создать целую систему патентов.

— Сиди!

Он заморгал.

— Да?..

— О чем вы сейчас думаете?

— Ну, для начала нужно составить патентную заявку на твой ковер.

— Патентную?..

— Да. Сейчас я тебе объясню. Предположим, у тебя есть изобретение, в данном случае структура ковра. Ты записываешь ее подробное описание. Потом представляешь его в патентный офис. Если там посчитают, что тебе удалось придумать нечто новое и полезное, тебе выдадут документ, который называется патентом. И в течение определенного количества лет люди не смогут пользоваться этим изобретением без твоего разрешения.

— Ах, это мне нравится.

— Мы устроим для тебя мастерскую здесь, в моей квартире, — заявил Беквит. — Я привезу стол для чертежей, инструменты, бумагу, необходимые материалы, все, что тебе потребуется. Ты сможешь начертить диаграмму волокон, описать, как они связываются с рубинами, и так далее. Для патента потребуется максимально подробное описание.

Аз-Захра улыбнулась.

— Да, Сиди. Как пожелаете!

Для мастерской Аз-Захры Беквит освободил комнату рядом с ее спальней, которая раньше служила кладовкой. Он установил там самые разнообразные устройства: электроиндукционную печь, необходимую для создания сплавов, специальные компьютеры, которые можно программировать на автоматическое прядение, ткацкий станок, вагранку Вернейла для производства синтетических самоцветов, паяльную лампу и мощную систему вытяжки.

Когда все было готово, он с огромным интересом наблюдал, как Аз-Захра соединяет двадцать один челнок в маленький ткацкий станок, которым управлял робокомпьютер, и поворачивает переключатель.

Устройство заработало. Засверкали натянувшиеся нити, они вибрировали и пели, а маленький ковер размером с носовой платок начал расти прямо у Беквита на глазах.

Они молча наблюдали за работой станка.

Довольно скоро раздался щелчок: ковер готов.

Беквит разглядывал только что произведенный артефакт.

— Здесь осталось несколько свободных нитей, — заметил он.

— Я знаю. Они специальным образом связываются между собой, в зависимости от того, куда мы захотим отправиться: вперед или назад во времени или просто желаем перемещаться в пространстве. Как видите, тут все зависит от сплетения.

Беквит глубоко вздохнул.

— Конечно.

АЗ-ЗАХРА АНАЛИЗИРУЕТ ГОНКУ
— Я еще раз изучила ситуацию с гонкой к Юпитеру, — заявила Беквиту Аз-Захра несколько дней спустя.

Он оторвался от бумаг, разложенных на столе. Они сидели в библиотеке.

— В самом деле?

— Да. Я много читала, и мне удалось выяснить, что все участвующие в гонке корабли приводятся в действие разными джиннами.

— Ну…

— Я сейчас объясню. Джинн русского корабля — самый быстрый. Он называется водородный двигатель. Водород, Сиди, есть крохотная частичка материи — в космосе он практически не встречается.

— Я знаю. Очень редко.

— Сначала русский джинн двигается медленно, чтобы успеть съесть побольше водорода. Набирая скорость, он пожирает водород, как волк, из-за чего летит все быстрее и быстрее, пока не начинает поглощать этот газ, словно голодный лев. Скоро он уже мчится со скоростью, равной половине скорости света.

— Это очень быстро.

— Ничто не может лететь быстрее света, Сиди. Однако русский джинн, несмотря на всю свою быстроту, не выиграет гонку.

— Не выиграет? Почему?

— По двум причинам. Задолго до того как он наберет максимальную скорость, ему придется начать замедлять движение, иначе он окажется далеко за Ганимедом. Он будет вынужден то… то… Сото?

— Тормозить.

— Тормозить. Такая огромная скорость подходит для путешествия между звездами, но совершенно неудобна для перемещения между планетами.

— Разумный довод. А какова другая причина?

— Прошлой ночью я составила гороскоп. Получается, что «Гагарин» проиграет.

— Любопытно. Ну, я думаю, с ним мы разобрались. А что скажешь относительно французов? Их корабль использует солнечный парус.

— Я знаю. Парус — самый надежный способ полета. Но с другой стороны, парусный джинн самый медленный. Нет, они не победят.

— Тогда немцы, — сказал Беквит. — Уних очень быстрый корабль, предназначенный исключительно для межпланетных путешествий.

— Да, их джинн питается штукой, которую они называют антиматерия. Она дает кораблю фантастическую силу, в результате «Бисмарк» способен развить скорость, равную одной пятой скорости света.

— Значит, они выиграют?

— Я не знаю. Гороскоп не дает ясного ответа.

— Ну, остается только американский корабль, «Джон Ф. Кеннеди». Какие шансы у нас?

— И опять, Сиди, я не уверена. Наш джинн производит волшебное вещество, которое называется литиум-5, а потом поедает его — в результате его скорость достигает трех десятых скорости света. Но наш корабль слишком поздно покинул базу и, боюсь, не сможет наверстать потерянное время. — Аз-Захра внимательно посмотрела на Беквита. — Эта гонка имеет для вас большое значение?

Он пожал плечами. Не было смысла объяснять, насколько это для него важно.

— Почему мы так опоздали, Сиди?

Его друзья из Агентства рассказали ему под страшным секретом: президент Муграм твердо решил, что американский флаг должен установить его племянник Робин. К несчастью, за день до старта Робин заболел свинкой. Полет пришлось задержать на две недели.

Беквит всем сердцем ненавидел беднягу Робина.

— Это все из-за… болезни.

Аз-Захра больше не стала задавать вопросов.

ШТАБ СМЕРЛЯ
Тот, кто попал бы в секцию этики Адвокатского бюро, не нашел бы ничего необычного во внешних кабинетах. Сначала вас встречала доброжелательная седовласая секретарша, которая отсылала посетителей в одну из боковых комнат, где работали следователи. Центральную его часть занимали книжные полки, каталоги и разнообразное офисное оборудование.

Чуть в стороне, напротив Федерального суда, находилась комната 1313, помещение для предварительных слушаний. Несмотря на кондиционер, здесь пахло смертью.

Тринадцатый этаж здания был маленькой империей Ирвина Смерля, которой он управлял из углового офиса.

Большая часть стен в кабинете Смерля была покрыта изречениями известных людей, выполненными черной тушью. Если освещение было подходящим, посетитель, обладающий стопроцентным зрением, мог уже от самого порога прочитать некоторые из них.

Первое изречение гласило:

«Дайте человеку написать семь слов, и я смогу его повесить».

Кардинал Ришелье.
Следующее:

«Язык глупого — гибель для него».

Книга притчей Соломоновых, 18:7.
На соседней стенке красовался отдельный экспонат, помещенный в специальный ящичек со стеклом: автоматический пистолет 32-го калибра. Под ним имелась табличка с надписью:

«Оружие, при помощи которого покончил с собой В. Мэтью Руд (в прошлом эсквайр) на следующий день после своего исключения из Коллегии адвокатов».

И еще несколько изречений:

«Твоими устами будут судить тебя».

Евангелие от Луки, 19:22.
«Месть, как и добродетель, вознаграждается».

Луций Патер, Фрагмент 21.
И наконец, не изречения, а список. Восемнадцать имен адвокатов, в прошлом членов ассоциации, и даты их исключения. Ниже оставалось место для еще нескольких фамилий, а если повнимательнее присмотреться, то можно было заметить написанные карандашом инициалы «Д. Б.». Дата отсутствовала.

В своей деятельности Смерль руководствовался постулатом, гласящим, что всякий бесчестный адвокат подсознательно стремится быть изобличенным.

«Какая ирония судьбы, — думал Смерль, — и трагедия одновременно, но такова жестокая логика жизни».

От этих мыслей ему всегда становилось лучше. Потому что рано или поздно такой адвокат пошлет на блюдечке приглашение департаменту Смерля, чтобы тот выявил его обман. В большинстве случаев Смерлю достаточно было просто наблюдать, ждать, а потом наброситься на несчастного, едва он успевал совершить ошибку.

«Так, — говорил он себе, — я тебя поймаю, мистер Белая Лилия Беквит».

Он не ошибся — из пустоты появилась арабская куртизанка. Смерль помнил ее еще со случайной встречи на футбольном поле в Гленвуде. Неужели ей и в самом деле всего шестнадцать? Может быть, тут пахнет преступлением против несовершеннолетней?

В то самое время, когда Смерль сидел за письменным столом и размышлял о том, имеется ли у него достаточно оснований, чтобы исключить заклятого врага из Коллегии адвокатов, его тайная служба сообщила о поступлении в патентный офис заявки от Аз-Захры.

— Ага, началось! — пробормотал Смерль.

Он самым внимательным образом прочитал заявку.

— Летающий ковер! — прошептал он. — Мошенничество века! — Смерль воздел руки к небесам и хрипло проговорил: — О, Господи, благодарю Тебя!

УВЕДОМЛЕНИЕ
КОМИТЕТ ПО ЭТИКЕ, ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ, ДЕЛАЕТ УВЕДОМЛЕНИЕ О СЛУШАНИЯХ.

Приветствуем Дэниэля Беквита, эсквайра.

В соответствии с Правилом 38(a) будет проведено первое слушание Комитета по этике, которое состоится через неделю после получения Вами данного уведомления.

В ходе слушания выяснится возможность Дэниэля Беквита (в дальнейшем просто «Беквит») оставаться членом Коллегии адвокатов.

Будут рассмотрены следующие вопросы:

1. Совершил ли Беквит преступление против несовершеннолетней особы, viz [6] Аз-Захры?

2. Виновен ли Беквит в половой связи с лицом, не достигшим совершеннолетия, вышеназванной Аз-Захрой?

3. Не овладел ли Беквит незаконным образом собственностью Аз-Зах-ры?

4. Способствовал ли Беквит незаконному въезду Аз-Захры в Соединенные Штаты?

5. Следует ли депортировать Аз-Захру?

6. Не находится ли Беквит в преступном сговоре с вышеназванной Аз-Захрой, и не ввезли ли они драгоценные камни в Соединенные Штаты, нарушив ст. 18, § 545 СЗ[7]?

7. Подал ли Беквит заявку на патент в Государственный патентный офис за номером 2537 «О ковре», в которой содержатся многочисленные заведомо ложные утверждения?

8. Можно ли считать, что подача заявки номер 2537 является мошенничеством?

9. Должен ли Беквит быть исключен из списка адвокатов, занимающихся патентами?

10. Должен ли Беквит быть исключен из Коллегии адвокатов?

11. Должен ли Беквит предстать перед Большим жюри, чтобы ответить на обвинение, которое предъявит ему окружной прокурор?

В течение 30 дней, последующих за слушанием, Комитет по этике может сделать дальнейшие рекомендации в соответствии с Правилом 36(6), если они потребуются.


Ирвин Смерль, директор Комитета.
Уведомление было доставлено посыльным лично в руки Беквита.

Сначала уведомление удивило Беквита. Впервые он понял, сколь сильно Смерль его ненавидит.

Затем он впал в полное оцепенение.

Прошло не менее получаса, прежде чем Беквит сумел заставить себя сосредоточиться на реальности. Во всяком случае, это отвлекло его от мрачных размышлений о проблемах Космического агентства.

Беквит стал обдумывать, как построить свою защиту. Конечно, он должен явиться на слушания. Спорить. Разбить обвинения. А немецкий корабль по-прежнему заметно опережает «Джона Ф. Кеннеди»…

ШАХЕРЕЗАДА
В десять часов вечера, перед слушанием, Беквит удалился в свою спальню с уведомлением, низким стаканчиком, бутылкой виски и томиком «Les Miserables»[8]. И виски, и замечательный роман Гюго были напоминанием о событиях, которые произошли шесть лет назад. Он читал эту книгу, но был вынужден отложить ее в сторону, чтобы подготовиться к экзаменам на адвоката. Бутылку виски он купил для того, чтобы как следует напиться, если удастся успешно сдать экзамен. Он действительно его сдал, однако при переезде из студенческого общежития на эту квартиру о бутылке забыл и так и не оказал ей положенных почестей.

На самом деле Беквит алкоголя не любил. Спиртное его одурманивало. Во время трапез с клиентами он обычно заказывал имбирное пиво, а не коктейль.

«Интересно, — подумал он, вынимая пробку, — какое действие на меня окажет виски?»

Примерно в полночь миссис Кьюипер накинула халат, сунула ноги в тапочки и направилась в комнату Аз-Захры. Она постучала и, немного поколебавшись, вошла. Одновременно в комнате вспыхнул свет.

— Я тоже слышала, — прошептала девушка и потянулась к своему халатику. — Сиди?

— Да.

— Идемте, — сказала Аз-Захра и пошла вперед.

Через мгновение они уже стояли в коридоре перед спальней Беквита. Под дверью виднелась полоска света. Они немного послушали пение, доносившееся из комнаты. Звуки становились то громкими, то едва слышными.

— Что он поет? — спросила девушка.

— Эти песни обычно поют солдаты, — ответила миссис Кьюипер, — когда отбывают годичную воинскую повинность. Только он изменил некоторые слова. Тебе не следует этого слушать, милая.

— Он замолчал.

— Может быть, наконец решил лечь спать, — предположила экономка.

— Нет, он ходит по комнате. Послушайте! — От громких ругательств задрожала дверь.

Затем до них донесся грохот падающей мебели.

Миссис Кьюипер воздела руки к небесам.

— У него на завтра назначены слушания. Это ужасно!

— Смерль, вонючий мошенник, я вижу тебя насквозь! Вот тебе! — Послышался звон бьющегося стекла.

— Боже мой! — простонала миссис Кьюипер. — Он, кажется, разбил зеркало!

— У него есть лазер?

— Да, он держит его в ящике туалетного столика. О, бедный мистер Беквит!

— Будь ты проклят, Смерль! Тебе это даром не пройдет! — вдруг дико завопил Беквит.

Над дверью спальни появилась дыра.

— Он нас всех убьет! — завопила миссис Кьюипер и отскочила в сторону. — Я вызову полицию!

Экономка неожиданно обнаружила, что ее рука зажата в железные тиски.

— Не вздумайте, — спокойно произнесла Аз-Захра. — Я знаю, что нужно делать. Сейчас я войду к нему в спальню.

— Он тебя убьет, — пролепетала миссис Кьюипер.

— Он не причинит мне вреда. Он меня любит.

— Он… посягнет на твою честь, — заикаясь, прошептала экономка.

— Ему давно пора это сделать. — Аз-Захра отпустила запястье своей компаньонки. — А теперь послушайте меня, миссис Кьюипер. Вы и я должны сделать все, чтобы Сиди вовремя пришел на завтрашние слушания и был в ясном уме и хорошей форме. Вот как мы поступим. К восьми часам он примет душ, оденется и будет чисто выбрит. Я приведу его к вам. Вы приготовите для него хороший завтрак. Вафли и сосиски. Очень крепкий кофе. Маленький стакан апельсинового сока и две таблетки аспирина. И вызовите на утро такси. Мы должны выехать в восемь тридцать.

Миссис Кьюипер выслушала спокойный царственный голос, посмотрела в холодные серо-зеленые глаза и поняла, что последние пять минут привели к существенному изменению ролей в доме Беквита. В некотором смысле миссис Кьюипер этому обрадовалась. Она с большим удовольствием была готова передать ответственность за происходящее в другие руки.

— Да, мисс, — тихо ответила она.

— А теперь отправляйтесь обратно в постель, — заявила Аз-Захра. — Поставьте будильник на семь тридцать. Увидимся утром.

Она проскользнула в спальню и плотно закрыла за собой дверь.

Миссис Кьюипер на всякий случай немного задержалась. Она услышала несколько слов, а потом наступила тишина. Экономка пожала плечами и удалилась в свою комнату.

Тем временем Аз-Захра разглядывала последствия стихийного бедствия.

Беквит стоял и смотрел на нее. В руке он держал лазер. Сломанный стул лежал на постели. На полу валялись осколки зеркала.

— Сиди, — сказала она, — могу я войти?

Он пробурчал что-то неразборчивое.

— Благодарю вас. — Аз-Захра подошла поближе. — Разрешите мне помочь вам с рубашкой. — Она начала с верхних пуговиц. — Лазер, Дэниэль. Тебе следует положить его, иначе я не могу расстегнуть манжету. Вот так. А теперь лучше присесть. Сюда, на постель. Я сниму твои туфли. Будь добр, встань еще разок. Ремень… брюки… Вот и хорошо.

— Захра?

— Да, Дэниэль?

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Я тебя раздеваю. Тебе нужно надеть пижаму, а потом лечь в постель и поспать. Завтра у тебя слушания.

— Слушания?

— Очень важные слушания.

— Ну и черт с ними, с этими слушаниями. Тебе нельзя здесь оставаться.

— Дэниэль. Друг мой. Я уже здесь — и я остаюсь. Я знаю, что делаю. Меня готовили. Мне известно все, что следует знать женщине. Я должна была войти в гарем халифа, но, к счастью, этого не случилось.

Она изящно и небрежно повела плечами. В следующее мгновение ее легкая ночная рубашка оказалась на полу.

— Господи! — пробормотал Дэниэль Беквит, эсквайр.

Через час они лежали рядом в темноте, голова Аз-Захры покоилась на плече Беквита.

— Это не имеет значения, — печально сказал он. — Слушания — как шахматная партия. Ты побеждаешь… ты проигрываешь… Робин заболевает свинкой… Космическое агентство разоряется… а Вселенная, как ни в чем не бывало, продолжает весело двигаться дальше.

— Дэниэль, любовь моя, ты не должен так говорить. Мы будем сражаться и победим.

— Почему мы должны сражаться, Захра?

— Потому что я твоя женщина.

— Я в два раза тебя старше. Ты найдешь себе молодого.

— Мне уже почти семнадцать, а тебе немногим больше тридцати. Я не хочу выходить замуж за безбородого юнца. Я хочу тебя. — И через несколько секунд она со спокойной уверенностью добавила: — А ты хочешь меня. — Аз-Захра немного помолчала, но ответа так и не последовало. — Дорогой?

Он спал, его грудь мерно опускалась и поднималась, дыхание было спокойным и ровным.

СЛУШАНИЯ
Миссис Кьюипер с нетерпением дожидалась их у накрытого стола.

Первым появился Беквит.

— Доброе утро, — промямлил он, а потом осторожно опустился на свой стул.

— Доброе утро, сэр, — весело ответила миссис Кьюипер.

Она внимательно осмотрела Беквита. Он был чисто выбрит и безукоризненно одет. Лишь едва заметные мешки под глазами напоминали о событиях прошлой ночи.

Советник Беквит запил две таблетки аспирина апельсиновым соком и налил себе чашку кофе.

— А молодая леди присоединится к вам? — осторожно поинтересовалась экономка.

— Я уже здесь, — заявила Аз-Захра. Она ослепительно улыбнулась миссис Кьюипер. — Прекрасного доброго вам утра!

Миссис Кьюипер ошеломленно уставилась на нее. Первое, что пришло ей в голову: это не Аз-Захра, а кто-то другой. Распространяющая вокруг себя свет женщина не могла быть вчерашним ребенком! Однако это было именно так. Аз-Захра, Сияющая.

Девушка причесала свои длинные золотисто-рыжие волосы так, что локоны падали ей на плечи. На ней были юбка и блузка пастельно-зеленого цвета. Розовые щеки и губы не нуждались в косметике.

Миссис Кьюипер сглотнула и перевела взгляд на Беквита. Видит ли он то, что заметила она? Очевидно — нет. Этот мужчина явно слеп.

Девушка наклонилась над столом и взяла булочку.

— Мне не хочется есть, к тому же я должна еще кое-что сделать, прежде чем мы уйдем. Миссис Кьюипер, вам удалось заказать такси на восемь тридцать?

— Да, мисс. Они клятвенно обещали, что будут ждать вас у дома.

— Отлично. Благодарю. А теперь не могли бы вы выйти со мной в коридор. Мы дадим возможность Сиди спокойно закончить завтрак.

— Конечно.

Как только они оказались вне пределов слышимости, Аз-Захра негромко заговорила:

— У него была тяжелая ночь, но сейчас с ним все в порядке. Не могли бы вы вызвать смотрителя после того, как мы уйдем, пусть он заменит зеркало. Кроме того, позвоните в мебельный магазин. Может быть, вы сможете найти другой стул?

— Я обо всем позабочусь.

Девушка доела булочку и вытерла пальцы салфеткой, которую протянула ей миссис Кьюипер.

— Мне нужно захватить парусиновую сумку и чемоданчик Сиди. После этого мы можем отправляться в путь.

Когда они вошли в приемную Комитета по этике, у головизора собралась небольшая группа служащих. Беквит услышал, как один из них негромко проговорил:

— «Бисмарк» готовится к посадке на Ганимеде.

— Да, они заканчивают торможение, — добавил кто-то.

— Пойдем, — мрачно пробормотал Беквит.

Они зашагали дальше. Беквит почувствовал, как у них за спиной закрылись двери, застучали женские каблучки, раздались сдавленные восклицания.

Они вошли в зал слушаний ровно в девять. Здесь их дожидался лишь Ирвин Смерль. Беквита это не удивило. Очевидно, директор Комитета по этике намеревался сыграть главную роль.

Как только они сели, Смерль заговорил. «Прямо из Свода законов», — подумал Беквит.

— Это слушание проходит в соответствии с законным уведомлением; цель слушаний сформулирована в уведомлении. Участники слушаний могут говорить свободно. Однако в случае нарушения протокола будут применены федеральные законы об уликах. — Он посмотрел в сторону Беквита. — Есть какие-нибудь вопросы или замечания?

— Да. — Беквит встал. — Прошу занести в протокол, что на слушаниях присутствует Аз-Захра, моя невеста и ассистентка.

Молодая женщина встала и скромно поклонилась. Когда они сели, девушка прошептала:

— Невеста? Значит, мы поженимся?

— Да, — прошептал в ответ Беквит. — Я хочу заграбастать твои деньги. А теперь успокойся.

Аз-Захра сбросила туфельку и под столом погладила икру Беквита своей ножкой.

Смерль коротко кивнул.

— Можем начинать? Очень хорошо. Мы будем рассматривать вопросы в том порядке, как они указаны в уведомлении. Совершил ли Беквит преступление против несовершеннолетней особы по имени Аз-Захра? Как вы ответите, мистер Беквит?

— Отрицательно, — спокойно проговорил Беквит.

— Вы живете в одной квартире с вышеназванной несовершеннолетней? — осведомился Смерль.

— Да.

— Имели ли с ней сексуальные отношения?

— Возражаю, — спокойно ответил Беквит, — на том основании, что ответ может быть вменен мне в вину.

— Вам вовсе не обязательно это делать, Сиди, — заявила Аз-Захра.

Она встала с места, подошла к голофону и начала быстро нажимать на кнопки.

«Вот это да! — подумал Беквит. — Она запомнила номер!»

На мониторе появилось усталое лицо.

— Бюро бракосочетаний, чем я могу вам помочь?

— Мы хотим пожениться.

— Вас я вижу, леди, а где будущий супруг?

— Я здесь, — заявил Беквит, подходя к Аз-Захре.

Смерль наконец обрел дар речи:

— Это полнейший абсурд!

Они не обращали на него ни малейшего внимания, пока процедура не была закончена, а их имена не занесены в Базу данных штата Колумбия.

— В любом случае, — кротко заметил новоиспеченный муж, — вы не можете протестовать. Несколько ваших обвинений основываются на том, что мы не женаты.

Смерль сжал зубы.

— Если этот цирк закончен, то мы можем продолжить слушания.

— Хорошая мысль, — сказала Аз-Захра. Она и Беквит вернулись на свои места. — Мы требуем исключения из рассмотрения вопросов номер 1, 2 и 3, связанных с обвинением мистера Беквита в неправильном обращении со мной. В связи с нашей женитьбой эти вопросы не подлежат рассмотрению.

— Очень хорошо, — мрачно сказал Смерль. — Однако прошу занести в протокол, что это соглашение не имеет никакого отношения к незаконному въезду и депортации.

— Вы ошибаетесь, — возразил Беквит. — Поскольку мы женаты, Аз-Захра становится американской гражданкой — поэтому вопросы о нелегальном въезде и депортации можно считать снятыми.

— Будь проклята эта свадьба! — закричал Смерль. — Она безумна, Беквит, и вам об этом хорошо известно. Аз-Захра утверждает, что вылетела на волшебном ковре из Испании — тринадцатого века! — и приземлилась в Америке в прошлом году. Безумие есть достаточное основание для депортации.

— И опять вы ошиблись, — дружелюбно проговорил Беквит. — Учитывая, что Аз-Захра замужем, состояние ее душевного здоровья не касается службы иммиграции. Пора переходить к следующему вопросу, мистер Смерль.

— Хорошо, пока оставим это. А как насчет вопроса номер 6 — о незаконном ввозе драгоценных камней? — он злобно посмотрел через стол на Аз-Захру. — Вы не хотите рассказать нам, как провезли их в США?

— Я отвечу на ваш вопрос, — заявил Беквит. — Она объяснила, что камни были вшиты в ткань ее средства передвижения — ковра. Она не стала их регистрировать на таможне, поскольку в тот момент не знала о существовании страны под названием Соединенные Штаты, более того, в 1236 году в Испании никто не знал, что такое Северная Америка. Кроме того, самоцветы являлись ее законной собственностью в тот момент, когда она оказалась в нашей стране — все они подпадают под закон о двухсотлетних предметах старины и не подлежат обложению налогом. Я уверен, вам сей закон известен. Таким образом, я доказал, что ни один из самоцветов не ввезен в страну в качестве контрабанды. Попробуйте что-нибудь другое, мистер Смерль.

Смерль немного помолчал, а потом хрипло рассмеялся.

— Мы всякий раз обращаемся к полету из Испании в 1236 году, не так ли? Драгоценные камни не были ввезены незаконно, потому что они восходят к 1236 году. Леди не нарушила закон, въехав в страну, потому что Соединенные Штаты не существовали, когда она покинула Испанию. Ну, если мы поверим в это, то сможем легко согласиться с существованием летающих ковров и возможностью перемещения во времени. Однако я не так простодушен. — Он взял со стола лежащий перед ним документ. — Это заявка на патент, поданная вами, миссис Беквит, в тайном сговоре с мистером Беквитом. В нем описывается летающий ковер и содержится утверждение, сделанное сознательно, что данный ковер может перемещать человека вперед и назад во времени, а также на огромные расстояния. Трудно даже представить себе более яркий пример мошенничества. — Он улыбнулся молодоженам.

— Это преступление, которое требует наказания.

Беквит поднялся на ноги. Он взял в руки парусиновую сумку.

— Мистер Смерль, поскольку существуют немалые сомнения относительно действия ковра, должен поставить вас в известность, что я принес его для демонстрации. Мы прямо здесь и сейчас покажем, как он работает.

— Нет, сэр, и думать об этом забудьте, — холодно возразил Смерль. — Вы можете обмануть патентное бюро, Беквит, но со мной этот номер не пройдет.

— Конечно, мистер Смерль, — вмешалась Аз-Захра. — Мы даже и пытаться не станем. — Она расстегнула молнию и вытащила из сумки ковер. — Вот наше изобретение. У него стандартный размер коврика для мусульманской молитвы. Наш ковер отличается от обычного только наличием специальных металлических волокон и самоцветами, вплетенными в ткань так, что они образуют определенный узор. — Аз-Захра двумя руками подняла ковер, обошла с ним вокруг стола и разложила на полу возле стула Смерля. — Мистер Смерль, все остальные вопросы сводятся к одному: выполняет ли ковер свои функции? Поэтому я предлагаю вам соглашение. Я подготовлю ковер, а вы на него встанете. Я думаю, что вы исчезнете. Если я окажусь права, все другие обвинения в адрес мистера Беквита отпадут раз и навсегда. Если же вы не исчезнете, мой муж подаст в отставку, а я отдам все свои самоцветы на таможню и вернусь в Испанию.

Она ждала. Единственным звуком, нарушавшим тишину в кабинете, было тяжелое дыхание Смерля. Его глаза перебегали с Аз-Захры на ковер, потом на Беквита, а потом обратно на ковер.

Беквит наблюдал за ним. Он знал, о чем думает Смерль: «Она блефует… пытается заставить меня отступиться».

Наконец Смерль кивнул.

— Подождите минутку, — сказала Аз-Захра. — Я должна покружиться вместе с ковром семь раз. А вы пока подержите это. — И она протянула Смерлю длинную палку, которая была обмотана цветным материалом.

Он с сомнением посмотрел вниз.

— Флаг?

Губы Беквита зашевелились.

— Что?.. — прошептал он и начал подниматься с места, но Аз-Захра только взглянула на него, и Беквит сел.

Аз-Захра подняла ковер, потом повернулась на месте семь раз и положила ковер на пол.

— Теперь, мистер Смерль, все готово. Если хотите, можете на него встать. И держите в руке флаг. Вот и отлично.

Беквит заметил, как два огромных рубина начали светиться. Может ли он позволить Смерлю это сделать? Беквит вскочил на ноги.

— Ирвин! Нет!

Но было уже слишком поздно.

Смерль встал на ковер. И начал растворяться. В следующее мгновение он исчез.

Беквит долго смотрел на пустой ковер, а потом повернулся к Аз-Захре. Она слегка приподняла брови.

— Он сам решил это сделать, — заявила она.

В ее голосе Беквит не услышал сожаления.

«Убийство? Самоубийство?» — подумал Беквит.

Он тихонько застонал.

— Где? — прошептал Беквит.

— Называй это, — весело ответила она, — путешествием к славе. Слушание закончено?

— Думаю, да. Но…

Аз-Захра сделала шаг вперед.

— А разве у вас не принято целовать невесту?

Он так и сделал. Поцелуй получился долгим.

— Но что же все-таки со Смерлем?

— Разве тебе не следует вернуться в свой офис? — перебила его Аз-Захра, — А мне нужно отправиться домой и подготовиться к приему по случаю нашей свадьбы.

— Ага, — пробормотал он, окончательно смутившись. — Ага.

ИСТОРИЧЕСКИЙ МОМЕНТ
Они без всяких происшествий вышли в приемную и спустились на лифте на первый этаж. Толпа у головизора за прошедший час успела утроиться. Беквит потянул Аз-Захру к выходу.

— Подожди, — прошептала она. — Послушай!

Голос диктора перекрыл все разговоры.

— Кэсс Джонс, международные новости. На ваших экранах вы видите изображение северного склона кратера Горбачева. Область, отмеченная на экране буквой «X», называется «Уголок Флагов» — там очень скоро приземлится «Бисмарк». Подождите одну минутку, сейчас появится капитан фон Толлен. Мы слышим его голос с посадочного челнока. Он явно очень доволен. Только что он отдал команду о реверсировании двигателей. Челнок приближается к поверхности Ганимеда. Мы все чувствуем, как опускается маленькое суденышко. Мы даем синхронный перевод: «Германия на Ганимеде. Исторический момент для всего мира. Наш флаг подготовлен, вскоре мы установим его на Ганимеде. Пока я надеваю скафандр, наша камера даст панораму кратера Горбачева».

Итак, леди и джентльмены, пока отважный капитан надевает скафандр, мы проверим положение других кораблей в этой гонке. Должны отметить, что «Джон. Ф. Кеннеди» быстро подходит к Ганимеду, но он все еще в десяти часах пути.

«Вот и пришел конец Космическому агентству, — подумал Беквит, — а вместе с ним и конторе Д. Беквита».

— Еще дальше в этой грандиозной гонке, — продолжал репортер, — отстал российский корабль «Гагарин», за ним следуют испанский «Тореадор» и французский «Наполеон».

— Пойдем, — тихо проговорил Беквит.

— Подождем еще немного.

— А теперь, леди и джентльмены, — не унимался Кэсс Джонс, — вернемся к капитану фон Толлену. Его камера продолжает показывать панораму «Уголка Флагов» — скоро Ганимед станет новой федеративной землей Германии. Место выбрано просто превосходно. Здесь нет ни одной скалы или камня больше футбольного мяча. Что? Один момент, леди и джентльмены. Капитан говорит… что? Мой… мой переводчик отказывается это переводить. Кажется, мы что-то пропустили? Повторите запись… Да, так-так, у самого края. Ну-ка, взгляните на это, леди и джентльмены, — что мы видим? Это человек, держащий в руках американский флаг! Как такое возможно? Значит ли это, что мы все-таки первые?

— Ха! — пробормотал адвокат.

Он растолкал толпу зрителей и оказался перед самым экраном, чтобы как следует все разглядеть. А потом у него на несколько секунд перехватило дыхание.

Репортер заколебался.

— Мы перестали получать изображение. Мы подозреваем, что капитан выключил камеру. Неужели для него момент торжества обернулся поражением? Мы ничего не знаем. Что? Да. Нам сейчас сообщили, что патрульный корвет Объединенных наций отправился на расследование. Так что же, собственно, происходит? Повторю для тех, кто только что присоединился к нам, капитан фон Толлен с корабля «Бисмарк» посадил челнок на Ганимеде, где его лично приветствовал американец с флагом в руках.

Тем временем, мы еще раз покажем концовку записи. Вот он, человек с государственным флагом США. Нет, конечно, он не размахивает им. Ткань явно примерзла. А поскольку американец стоит без скафандра, мы должны сделать вывод, что он тоже замерз, ведь температура на спутнике Юпитера близка к абсолютному нулю. В настоящий момент мы не представляем, как он попал на Ганимед.

Потрясенный и побледневший Беквит пробился обратно к Аз-Захре; на этот раз она без возражений направилась вслед за ним к двери.

«Наверное, для нее Смерль, — подумал Беквит, — тот самый варвар, который размахивал знаменем на осадной башне? И теперь наконец все кончено? Спи, благословенная Кордова!»

Аз-Захра посмотрела на него своими чистыми, безмятежными глазами.

— Все в порядке?

И он ответил:

— Аллах акбар!


Перевели с английского
Владимир ГОЛЬДИЧ, Ирина ОГАНЕСОВА

Факты

*********************************************************************************************

Беглые фотоны выложат всю правду-матку…
Вы никогда не задумывались, каким образом астрономы получают красочные фотографии удаленных космических объектов? «Разноцветные» кванты световой энергии летят к Земле целую вечность, покуда не встретятся с недреманным оком телескопа… а что в итоге? Серия блеклых черно-белых снимков! Пропутешествовав через Вселенную, информация о внешнем виде объекта рассеивается буквально на последних сантиметрах, поскольку современные электронные камеры не умеют фиксировать длину световой волны, а всего лишь регистрируют количество добравшихся до них фотонов. Так что для изготовления одного цветного изображения приходится делать три обычных снимка через фильтры (красный, синий и зеленый), поглощающие до 90 % уловленной световой энергии, к тому же сама процедура совмещения негативов чересчур кропотлива, утомительна и вдесятеро менее продуктивна, чем при непосредственном использовании доставленной фотонами информации, буде такая возможность реализуется.

Воплотить эту радужную мечту в жизнь взялась группа сотрудников Европейского космического агентства (ESA), обосновавшаяся в Норвегии: ее глава, физик Тони Пикок, предложил выполнить светочувствительный слой в виде растра из крошечных квадратиков, покрытых тончайшей пленочкой ниобия. При охлаждении почти до абсолютного нуля этот металл обретает свойство сверхпроводимости, так что любой фотон, угодивший в суперохлажденную ловушку, вызовет хотя и крохотный, но незатухающий электроимпульс, причем последний будет тем сильнее, чем меньше длина световой волны. А значит, прибор сможет зарегистрировать все три «информационные составляющие» фотона: место и время его появления, а также длину волны — то есть ЦВЕТ.

Кстати, если Пикоку с сотрудниками удастся довести свою блестящую идею до адекватного материального воплощения, всем прочим разработчикам астрономической фототехники придется подыскать себе иное поле деятельности: ведь улучшить светоуловитель, извлекающий всю информацию из каждого фотона принципиально невозможно! Специалисты надеются, что знаменитый Hubble будет оснащен «идеальной фотокамерой» уже в начале грядущего века.


Виртуальные клавиши
Фирма «Siemens» придумала клавиатуру, которая никогда не сломается, сколько по ней ни стучи! Ведь стучать-то совсем и не надо. Кстати, это вообще не клавиатура в общепринятом смысле слова, а пластиковая планшетка, за которой неотрывно следит видеокамера… Планшетка эта разбита на клетки с изображениями символов, и стоит лишь пользователю указать пальцем на одну из них, как компьютер получает соответствующий сигнал Где может быть полезна такая оптическая клавиатура? К примеру, в условиях высокозаразной эпидемии, когда дотрагиваться до «предметов общего пользования» строго запрещено.

Кит Робертс
МИССИС БАЙРЕС И ДРАКОН



Крошечный сад был бестолково спланирован. Каменные плиты разложены как попало, их даже не скрепили цементом.

Почти весь сад зарос кемемеей, чабрецом и трилистником. К концу лета стручки желтой акации, словно крошечные снаряды, взрывались, стоило лишь подуть слабому ветру.

Этот треск и пряный запах беспокоили дракона. Как только начинали лопаться стручки, он укрывался под стенами старого сарая. Затаившись, он близоруко щурился на окружающий мир своими ясными янтарными глазенками. А потом, когда стихали пугающие звуки, он возвращался в сад до очередного порыва ветра.

На свободных участках земли, в промежутках между мощеными дорожками и низкими каменными стенами, ютились узкие грядки. Там росли невзрачные садовые цветы с пышным названием «Гордость Лондона». Их мелкие бледно-розовые цветы сплошным ковром устилали землю.

Какое-то время миссис Байрес еще пыталась бороться с ними ради своей любимой камнеломки, но в конце концов махнула на это занятие рукой. Как и сам дракон, они принадлежали этому саду — и с этим приходилось считаться даже ей.

В самом центре дворика находился круглый фонтан.

Для миссис Байрес не было большего наслаждения, чем сидеть вечерами на каменной тумбе у журчащей воды и кормить крошками бисквита маленьких декоративных рыбок.

Многоцветная стайка миниатюрных созданий медленно и плавно кружила у ее ног, убыстряя свой бег только для того, чтобы наброситься на очередную порцию крошек.

Это занятие стало для нее почти ритуалом. Только когда ночная прохлада падала на землю, она плотнее укутывалась в теплую шерстяную кофту и неохотно возвращалась в дом.

Дракон тоже интересовался рыбешками. Он мог целыми часами наблюдать за их резвой игрой, порой возбужденно стегая себя по бокам длинным чешуйчатым хвостом.

Лишь однажды в нем взыграл древний охотничий инстинкт, и он сунул нос в воду, чтобы поймать одну из рыбок. Увы, его противником оказалась агрессивная рыба из тропических вод. Острые зубы щелкнули всего в нескольких миллиметрах от кончика драконьего носа и надолго отбили у него желание охотиться.

Он был всего лишь маленьким драконом, не более двадцати дюймов в длину. Впрочем, гибкостью шеи и подвижностью языка он мало чем уступал своим крупным сородичам, чем нередко вводил в заблуждение черных ленивых жуков. А еще приходилось порой довольствоваться дождевыми червями, когда жуки по каким-либо причинам временно исчезали. Тонкое обоняние дракона раздражал затхлый запах и медленные ленивые движения глупых червяков, не говоря уже о том, что ему было противно копаться носом в сырой земле. Поэтому настоящим подарком для него явилась первая тарелка с молочной кашей, поставленная у стены сарая. Сначала он с большим недоверием отнесся к странному предмету. Некоторое время осторожно принюхивался и разглядывал со стороны, но в конце концов голод взял свое. Вкус незнакомой пищи превзошел все ожидания. В считанные минуты от каши не осталось и следа. Ночью он заснул с набитым до отказа желудком, кажется, впервые в своей жизни.

На следующий день дверь сарая, против обыкновения, оказалась слегка приоткрытой. Это показалось ему немного странным. Он осторожно заглянул внутрь. Тишина и полумрак, царившие в глубине строения, привлекали и одновременно отпугивали его. Здесь могла быть ловушка.

Дракон беспокойно закрутился на месте. Затем в задумчивости присел на задние лапы, напоминая при этом маленького кенгуру необычной зелено-золотой окраски. В конце концов любопытство пересилило, и он осторожно распахнул носом неплотно закрытую дверь. Раздался слабый скрипящий звук, и дракон проскользнул внутрь сарая, готовый при первых признаках опасности обратиться в бегство.

Однако ничего не произошло.

Он внимательно обследовал незнакомые предметы, стоявшие у стен сарая, включая единственную деревянную скамью, сиротливо примостившуюся в дальнем углу. Время от времени дракон недовольно чихал от поднятого им же облака пыли. Здесь были сложены садовые инструменты, жестянки с краской и семенами растений, связанные стопки старых газет и журналов. Ядохимикаты, правда, начисто отсутствовали. Миссис Байрес не жаловала подлые средства.

В дальнем углу сарая, прямо под маленьким окном, находился небольшой матрасик, набитый перьями. Тщательно обнюхав незнакомый предмет, дракон осторожно улегся на него, не отрывая глаз от спасительной полоски света, струящегося из полуоткрытой двери. Скрестив передние лапы, он опустил на них свою удлиненную голову. Хоть место и непривычное, он чувствовал себя на удивление комфортно и уютно.

Пару раз он вскидывал голову, настороженно озираясь по сторонам, пока наконец не забылся спокойным сном…

Дракон пробудился только тогда, когда первый луч света, струившийся из маленького оконца, раскрасил потолок сарая в радостные золотые тона. Дверь сарая была по-прежнему полуоткрыта, и сквозь нее виднелась полоска голубого утреннего неба. Перед дверью стояла полная миска с едой. Дракон подозрительно покосился на нее. Вокруг него ничего не изменилось. Инструменты находились на своих прежних местах. В воздухе стоял знакомый запах сухой земли и пыли. Нерешительно он приблизился к миске и, наклонившись над ней, уже не мог остановиться, пока она не была вылизана до блеска.

Он осторожно толкнул носом дверь и выбрался на двор.

Здесь тоже все оставалось на своих местах. Мирно журчал фонтан, и лучи восходящего солнца освещали плиты маленького садика. В его глубине возвышался дом, выстроенный в добротном старом стиле короля Эдуарда. Кирпичная кладка и стены вокруг сада нуждались в ремонте. Недавно миссис Байрес распорядилась кое-где заложить выбоины и перекрасить стены в белый цвет. Но это не пошло им на пользу. Слишком разителен оказался контраст между ними и террасами из потемневшего камня, с трех сторон окружающими старую усадьбу. По другую сторону забора находился еще один дом, пустовавший вот уже несколько месяцев.

Со стороны дороги доносился приглушенный звук уличного движения, но дракон привык к нему и не обратил внимания. Его извивающийся длинный язык высунулся из пасти, словно пробуя на вкус свежий утренний воздух. Одним прыжком он преодолел расстояние от двери до зарослей и скрылся в густом кустарнике. На этом участке дворика стену венчала чугунная решетка. Вьющиеся растения сплетались густым шатром, под которым дракон привык отдыхать в жаркие летние дни.

Крупный коричневый жук пролетел над его головой. Схватить его на лету не удалось. Насекомое опустилось на траву и вползло в небольшую трещину в стене. Дракон чуть не подцепил его своим длинным языком, но жук успел забиться глубоко в щель.

Раздосадованный неудачей, дракон стал озираться вокруг. В нескольких футах от него, на стене оказалась одна неосторожная улитка. В один миг он слизнул и проглотил ее.

За сараем, у зарослей ревеня и недалеко от грядки с овощами, возвышались замшелые старые каштаны. Приблизившись к деревьям, дракон осмотрелся в поисках новой добычи. Перед ним вздымались останки старой изгороди. Разросшиеся, давно никем не обрезавшиеся ветви были обвиты побегами дикого плюща. Здесь в изобилии встречались вкусные гусеницы и крупные земляные черви.

Как-то на этом месте он столкнулся нос к носу с полуодичавшим котом. После неожиданной встречи оба не сразу пришли в себя. Кот почти час просидел на крыше сарая, не решаясь спуститься вниз, а дракон, испуганный ничуть не меньше своего соперника, позорно ретировался с поля несостоявшейся битвы и еще долгое время обходил его стороной.

И сейчас, прежде чем вторгнуться на чужую территорию, дракон несколько секунд тревожно принюхивался, но ничто не указывало на близкую встречу.

Одинокий самолет перечеркнул голубое небо над его головой и, круто развернувшись, ушел в сторону аэропорта, расположенного в нескольких милях от города. Дракон уже привык к реву механических чудовищ.

Дракон перебрался через изгородь и прокрался по прелой листве на соседний участок, остановившись на миг, чтобы слизнуть зазевавшуюся мокрицу. Здесь он снова почувствовал себя в безопасности. Некошеная трава закрывала его с головой.

Полуразрушенная каменная стена густо поросла вьюном, плющом и хмелем, а у ее основания скопились целые груды прелых листьев. Многообещающее место для охоты. В теплом воздухе порхали бабочки — нелегкая добыча. Зато жуков здесь великое множество, хотя они и слишком малы, чтобы быстро утолить аппетит. Но в конце концов это только вопрос времени.

Потом можно будет немного поспать, свернувшись калачиком в зеленой траве, под теплыми лучами полуденного солнца.

Дракон невольно зевнул и потянулся в предвкушении удовольствия.

* * *
По правде говоря, миссис Байрес была смущена и даже встревожена, когда впервые обнаружила присутствие странного существа на своем участке.

Поначалу это была смутная тень, случайно мелькнувшая в полумраке раннего утра. Через несколько месяцев тень приобрела строгие очертания и формы, а еще позднее и изысканную цветовую гамму. Хотя дракон постоянно оставался настороже, он тоже привыкал к новой соседке и меньше опасался ее.

В самые жаркие дни ему нравилось отдыхать недалеко от маленького фонтана. Радужный блеск струй не только нес прохладу, но и служил укрытием для его миниатюрного блестящего тельца.

Миссис Байрес не хотела его спугнуть и не проявляла назойливого любопытства.

Дракон все еще побаивался ее. Может, убаюканный мирным журчанием струй, он станет больше доверять ей? Невольно улыбнувшись своим мыслям, она вернулась в дом.

Миссис Байрес многое повидала в своей жизни. И немало из того, что вначале казалось невероятным, впоследствии становилось привычным спутником ее обихода.

Ей доводилось быть свидетельницей странных огней, полыхавших прямо среди заснеженной ледяной равнины. Она видела поселившегося в ее собственных комнатах тулпа — мифическое существо, невероятное порождение разума.

Может быть, лишь служители Брамы могли объяснить эти удивительные феномены, но миссис Байрес была предельно осторожной во всем, что касалось толкований жрецов.

Мантры ничего не объясняли, а лишь провозглашали незыблемость существующего порядка вещей. Изысканные строфы, написанные на заречеловеческой цивилизации, восхваляли бога, который, по сути дела, сам был всего лишь частицей бесконечного мироздания. Поэтому и к появлению дракона она отнеслась как к чему-то само собой разумеющемуся, хотя оно и не укладывалось в привычный порядок вещей.

Он пришел из другого мира, где сплелись реальность и фантазия. Или из другого измерения, если употребить к этому событию современную терминологию. В этом он ничуть не отличался от пум и тигров-людоедов, которыми газетчики запугивали городских обывателей, или черных собак, порождений молнии, согласно легендам, терроризировавших население еще в незапамятные времена.

Лишь собственные страхи людей, зародившиеся в полумраке древних храмов, способствовали материализации чудовищ. Страх и ненависть всегда шли рука об руку. Но она никогда не испытывала этого чувства. Поэтому дракон не интересовал ее.

Она взяла с полки старую книгу в добротном кожаном переплете и, не спеша, отыскала нужную страницу.

«…Нет ничего необычного в тех созданиях, — прочитала она, — которые являются всего лишь плодом ваших галлюцинаций. Сон разума всегда порождал чудовищ. Может быть, единственным примечательным свойством этого, весьма распространенного феномена является то обстоятельство, что и окружающие вас люди способны наблюдать его наряду с вами.

Тибетские мудрецы расходятся в объяснениях сущности этого явления. Одни склонны признать его реальным фактом материализации ваших сокровенных мыслей и фантазий, другие видят в нем лишь результат воздействия вашего сознания на восприятие другими людьми предметов окружающего мира…»

Миссис Байрес захлопнула книгу и равнодушно отложила ее в сторону.

Нельзя сказать, чтобы она была разочарована. Она и не ожидала от книги каких-либо особых откровений.

Мадам Дэвид-Неель сама была довольно ограниченным созданием и не слишком отличалась этим качеством от большинства своих современников.

Миссис Байрес откинула голову на темную плюшевую обивку спинки кресла и погрузилась в размышления. Свет, струившийся сквозь узкие высокие окна, начал сереть, когда она покинула поля обитания блаженных учеников Будды и вновь обрела ощущение привычной реальности.

Среди ее соседей ходило много самых невероятных слухов, когда она впервые поселилась на этой улице. Сам ее внешний вид, не говоря уже о неопределенном социальном статусе, вызывал недоумение. Высокая, седовласая, всегда аккуратно причесанная, старомодно одетая и, по-видимому, одинокая женщина. Относительно ее точного возраста существовали различные предположения, но никто не сомневался, что она очень стара. Тем не менее ее большие глаза оставались по-прежнему блестящими и яркими, хотя никто, пожалуй, не взялся бы определить их истинный цвет. Кожа чистая и гладкая, хотя и подозрительно смуглая. Ко всему еще широкий овал лица и высокие скулы давали массу поводов для самых неожиданных домыслов.

Судя по всему, она обладала приличным состоянием. Относительно этого особых разногласий у соседей не было. В этом убеждала и доставленная на нескольких подводах мебель новой владелицы поместья. Добротная, хотя и немного старомодная мебель, изготовленная, в основном, из ценных пород дерева.

Вдова состоятельного плантатора, правительственного комиссара, а то, кто знает, может быть, и более высокопоставленного чиновника, — таков был окончательный вердикт соседей. Кое-кто порой высказывал и более радикальные суждения.

— Англия для англичан, — ворчали они. — Скоро совсем не будет житья от этих черномазых. Какого черта она притащилась сюда? Думает, что ей все позволено, если у нее завелись деньги? Пусть убирается назад, в свою Африку.

Встречая ее на улице или в магазине, недоброжелатели отводили взгляд в сторону, демонстративно не замечая ее присутствия. Но больше всего их, пожалуй, раздражал взгляд новой соседки. Выражение ее лица неизменно оставалось доброжелательным и спокойным, хотя порой казалось, что глаза способны проникать в самую сущность их сознания, читать самые потаенные мысли.

Такого количества невероятных слухов и сплетен, относившихся к одному человеку, горожанам не приходилось слышать, наверное, уже несколько десятков лет. Их обсуждали за ужином и во время ежедневных вечерних бдений у телевизоров, не говоря уже о традиционных чаепитиях в многочисленных женских и мужских клубах.

Возможно, что часть этих сплетен и доходила до ушей миссис Байрес, хотя трудно что-либо подобное утверждать наверняка. Внешне, во всяком случае, она сохраняла полное спокойствие. К слову, она была не так баснословно богата, как утверждали завистники. Небольшие сбережения за годы долгой безупречной службы да маленькая государственная пенсия составляли все ее состояние.

Правда, она привезла с собой все свои коллекции, среди которых попадались и весьма ценные вещи, собранные за много лет скитаний по самым глухим уголкам Империи. Уже это само по себе изрядно истощило ее средства, но такова была последняя воля сагиба. Пусть он и не высказал вслух, но она поклялась себе выполнить ее без каких-либо оговорок.

Правда и то, что когда-то у нее была совсем другая жизнь, но это было так давно, что она и сама, иной раз, забывала об этом.

Давным-давно, когда ее кожа еще не успела потемнеть от старости, глаза не утратили способность метать молнии, а щеки вспыхивать румянцем от радости или гнева.

Но какое теперь это имело значение?

Кого интересовала сейчас вся эта суета?

Она находилась в своем любимом кабинете, обставленном дорогими ее сердцу предметами.

Вдоль стен стояли массивные шкафы черного дерева с металлическими, некогда позолоченными ручками, украшенные причудливым восточным орнаментом; огромный сервант на крошечных ножках с встроенным зеркалом; несколько резных книжных полок, на стенах между которыми развешаны старинные медные подносы, начищенные до ослепительного блеска.

Хануман — обезьяний бог, простерший свою лапу над домашним очагом, священная кобра в угрожающей позе, с ее семью капюшонами. Старые кофейники, антикварный потрескавшийся фаянс и фарфор. Это был ее дом! Все старые вещи напоминали ей о другой жизни и иной земле, которые давно стали ее прошлым.

Миссис Байрес поудобнее расположилась в своем кресле.

И сейчас где-то еще крутились опахала из перьев тропических птиц, разгоняя душный воздух, и перешептывались с деревьями из окружающего дом сада, и лучи солнца по-прежнему пробивались сквозь опущенные жалюзи.

Миссис Байрес грустно улыбнулась.

Много, очень много лет назад она вместе с мужем установила статуэтку младенца Будды в тени яблочного дерева. Они оба понимали, что тем самым помогли Земле и Космосу еще более упрочить свои традиционные связи.

Она прикрыла глаза и покачала головой.

Что и говорить, это были золотые, хотя теперь уже такие далекие, денечки из ее прежней жизни, когда она была молода и даже не знала, что такое боль.

Они сохранились в ее памяти наряду с воспоминаниями о сияющих чистотой больничных палатах, в которых ей приходилось работать, и галантных молодых людях в белоснежной униформе, пытавшихся ухаживать за ней.

Разумеется, она понимала, что на самом деле все обстояло далеко не так безоблачно, но что из этого? Молодость тем и хороша, что позволяет видеть жизнь в розовом свете.

Мать миссис Байрес, обычно сдержанная в проявлении своих чувств, часто предупреждала о необходимости для молодой девушки ее происхождения соблюдать особую осторожность в общении с особами противоположного пола. Порой обычные деликатные намеки кончались бурными вспышками гнева. Но все ее отчаянные усилия оказались тщетными.

— Никогда не забывай, кто ты такая, — много раз предупреждала мать. — Помни, что ты никогда не должна улыбаться. Никто не должен видеть твоих зубов… По их виду они могут понять, что ты…

Как мало она тогда знала жизнь, которая казалась ей такой безоблачной.

Неужели страх никогда не покидал ее?

Детские страхи — особая вещь, которую даже умудренные опытом мужи не всегда способны понять.

Темные тени в углах комнаты, клыки, горящие жутким пламенем круглые глаза…

Да мало ли что еще может привидеться в детском возрасте.

А ведь это было только началом. Верно говорят, что у каждого возраста свои проблемы.

К сожалению, эту нехитрую истину обычно начинаешь постигать лишь тогда, когда твой собственный возраст начинает приближаться к последней критической черте.

Цветы, бесконечные приглашения на вечеринки, от которых порой очень трудно отказаться, но на которые так страшно идти. Сколько раз она разрывалась между этими двумя крайностями, смущенно опуская глаза, не имея ни малейшего представления о том, как ей следует поступить в том или ином случае. Но такое поведение делало ее многочисленных поклонников более настойчивыми. Один из них особенно докучал назойливым вниманием.

Она пыталась сопротивляться, но в конце концов вынуждена была уступить.

Следствием этого согласия стало продолжительное путешествие по морю в компании своего избранника в незнакомую чужую страну и незнакомый холодный дом, где она появилась в качестве невесты.

Она и сегодня никого не осуждала. Правда, и ему самому следовало быть немного умнее. Но он не обращал внимания ни на ее смущенно потупленные глаза, ни на шушуканье ее подруг, ни на волосы цвета воронова крыла, ни на кожу, слишком быстро покрывавшуюся загаром.

Вероятно, ей самой следовало предупредить его, но ее язык отказался повиноваться. Так она и продолжала беспомощно молчать до самого решающего момента, когда отступать было уже некуда и разоблачение стало неизбежным.

Худшего с ней, наверное, никогда не происходило.

— Открой рот, — неожиданно приказал он, когда они на несколько минут остались вдвоем среди праздничной суеты веселого бала. — Немедленно открой рот!

Она молча повиновалась, и мгновенно звуки музыки маленького оркестра и светская болтовня гостей заглохли где-то далеко.

Он грубо взял ее за подбородок и развернул голову к свету, словно она была не человеком, а механической куклой. И тут же в испуге отпрянул назад.

Очнувшись от оцепенения, она выбежала в вечерний сад, оставив в чужом доме шаль, сумочку и свои несбывшиеся надежды. Ее роман был окончен.

Шип от розы больно поранил ей палец. Выступившая кровь была такой же красной, как у любой другой белой девушки, но это было слишком слабым утешением.

Ее репутация была погублена навсегда…

* * *
Дракона мучили кошмары.

Его лапы свела судорога, дыхание стало неровным, и наконец он приоткрыл глаза.

Он готов был уже вскочить на ноги, хотя ничто, казалось, не предвещало опасности. Высокая трава оставалась неподвижной. Солнце стояло низко над горизонтом, тени стали длиннее, и поднявшийся ветер разогнал невыносимую духоту уходящего дня.

Дракон несколько раз недоуменно мигнул желтыми глазами, подозрительно втянул в себя воздух и еще раз огляделся вокруг.

Хуже всего было то, что, несмотря на все старания, он никак не мог припомнить суть своих видений. Кроме того, что они не сулили ничего хорошего.

Тени, страх, кровь…

Дракон поежился и медленно затрусил под защиту знакомых стен своего сарая.

* * *
Миссис Байрес выпрямилась в своем кресле и пожала плечами.

Индия всегда была страной призраков. Кто знает, может быть, некоторые из них увязались за ней и мирно провели эти годы среди привычной обстановки ее кабинета. Сейчас они, похоже, пробудились к новой жизни. Она вернула книгу на обычное место и медленно направилась в спальню. Уселась перед зеркалом, принялась аккуратно расчесывать волосы.

Разумеется, она не смогла оставаться на прежнем месте работы после того, как ее тайна раскрылась. Воспоминания даже сейчас будоражили душу. Ее брови гневно насупились, и пальцы судорожно сжали рукоятку щетки для волос.

Стыд — вот чего она так и не смогла позабыть.

Стыд и постоянное шушуканье за спиной. Презрительные взгляды бывших коллег: врачей, священников, сестер, даже уборщиц-неприкасаемых, приходивших раз в неделю, чтобы натереть паркетные полы больницы.

Боже, какая это была пытка!

Даже сегодня, спустя столько лет, она отчетливо помнила тот день, день своего постыдного бегства. Тогда оно оставалось для нее единственным выходом.

Несмотря на всю свою красоту, отныне она была здесь изгоем, черномазой девчонкой, попытавшейся обманом выдать себя за представительницу белой расы.

Именно тогда она и решила уйти в мир белого безмолвия, туда, где никого не интересовала чистота ее крови.

Она снова погрузилась в воспоминания.

Да, туземцам тогда приходилось нелегко в их маленьких поселениях на склонах высоких холмов. Там надо было иметь много сил, чтобы как-то выжить. Оставалось только благодарить Господа, что он дал ей эти силы.

Женщины приходили к ней даже из отдаленных поселков. Жизнь в этих краях была жестока. Она спасала их, спасала их детей. И скоро она стала чем-то вроде богини, сошедшей с небес на эту негостеприимную землю. Но она прекрасно понимала, что ее собственные бедные руки никогда уже не очистятся от скверны. Да и сами эти холмы навсегда потеряли свойственную им девственную белизну, обагренные пятнами крови, соперничать с которыми не могли даже лучи заходящего солнца.

Как ни странно, но именно тогда ей больше всего помогли мантры.

Ей наконец-то удалось понять, что вся ее, и не только ее, жизнь была не более чем иллюзией, а боль и страдания — лишь оборотной стороной радости.

В ее душу пришел долгожданный мир…

Миссис Байрес встала, укуталась в шаль и прошла на кухню, чтобы заняться ужином. От этого занятия ее оторвал телефон.

Поправив шаль, она спустилась в холл.

Пару минут она внимательно слушала путаные объяснения, затем широко улыбнулась.

— Конечно, сестра, — произнесла она, — будьте покойны, я немедленно выезжаю.

* * *
Дракон был поражен и напуган. Его голова высоко поднялась над землей, маленькое тельце сотрясала дрожь, длинный хвост отбивал тревожную дробь по земле. Но он не мог оторвать свой взор от того, что происходило перед его глазами.

В саду появились чужаки! Незнакомые мужчины оккупировали его владения!

Они толкали перед собой странные предметы, производившие неприятный шум и время от времени исторгавшие клубы вонючего голубого дыма. Деревья, кусты, трава падали на землю там, где проходили незнакомцы.

Где еще недавно царила блаженная тень, теперь палило беспощадное солнце.

Дракон, осторожно перебирая ногами, благоразумно отступил назад. Но на этом его испытания не закончились. Спустя некоторое время в бывшем саду одновременно заполыхали огромные костры. В них горели стволы спиленных деревьев, прошлогодние листья и скошенная трава.

Тяжелый запах бензина и дыма заставил дракона обратиться в бегство под защиту спасительных стен сарая. Никогда еще он не чувствовал себя таким несчастным и беззащитным.

Между тем незнакомцы не унимались. Они подбирали лежавшие на земле ветки деревьев, остатки листьев и скошенной травы и бросали их в пламя костров.

Шабаш продолжался до самой ночи.

Только когда люди ушли, дракон осмелился высунуть нос из своего укрытия.

Он перебрался через изгородь и осторожно приблизился к кучам золы и тлеющим угольям. Несло жаром, но сейчас дракон меньше всего думал о комфорте. Он не верил собственным глазам. Старый сад, его исконное владение, теперь превратился в гнусное пепелище. Здесь ему не было места. Несколько минут он грустно созерцал испепеленный рай, после чего печально возвратился в свое убежище. Но даже здесь он не чувствовал себя в безопасности.

Дракон опустился на матрас. Он не мог понять, как миссис Байрес могла допустить подобное разрушение.

К несчастью, достойная леди в этот момент меньше всего думала о чувствах своего маленького дракона.

Бесчисленные фургоны продолжали прибывать и весь последующий день, доставляя массу незнакомых, а поэтому и раздражающих его вещей. Предметы, по той или иной причине уцелевшие от огня, тут же отправлялись на свалку.

На следующий день произошли еще более непонятные вещи.

На освободившейся территории появились двое детей.

Девочка, бесцветное пухлое создание, оккупировала пустующую мансарду и переоборудовала ее под свою спальню. Она перекрасила стены в ядовитый голубой цвет и потратила еще по меньшей мере неделю, чтобы разрисовать стены изображениями радуги и пронзенных стрелами сердец.

Миссис Байрес, вернувшаяся наконец после двухдневного отсутствия, реагировала на все это лишь грустной улыбкой, обращенной скорее к самой себе, чем к вновь приобретенным соседям.

К чести миссис Байрес, выводы дракона были на этот раз не совсем правильными.

Она догадывалась о возможных последствиях всего случившегося.

И почти сразу же после этого произошло еще одно непредвиденное событие.

В ее комнате появилась знакомая Тень.

Тень ее покойного мужа, сагиба!

Она печально улыбнулась и склонила свою голову.

Чуть позднее, чтобы успокоиться, она вернулась к вышивке.

Она вышивала странных полузабытых богов, черных танцовщиц и драконов. Больших и маленьких, с желтыми глазами, одновременно устрашающими и нежными, с восхитительным телом, отливающим золотом и весенней зеленью.

В последние дни она запустила свой садик и любимый фонтан. Миссис Байрес поспешила, но дракон исчез.

На всякий случай она оставила миску с кашей и вернулась на кухню, чтобы приготовить ужин.

Так или иначе все было предопределено Высшим Промыслом вне зависимости от ее желания!

Здесь не было ее вины. Все возвращалось на круги своя.

* * *
Лиаму, младшему ребенку ее новых соседей, было шесть лет, но он так и не научился говорить. Врачи не могли сказать ничего определенного о причине немоты. Его мать, грубая, необразованная женщина, тем не менее прекрасно понимала нечленораздельные звуки, издаваемые ее сыном. Слух у мальчика был отменный, во всяком случае не хуже, чем у его сверстников. Оставалось уповать на то, что время и Промысел Божий помогут ему обрести дар речи.

Во всяком случае, в своем развитии он ничуть не уступал мальчишкам из соседних домов, а по мощности голосовых связок даже превосходил их.

Для миссис Байрес это его качество, пожалуй, было худшим из всего, что принесло в ее жизнь появление новых соседей. Впрочем, и другие были немногим лучше.

Присутствие посторонних людей раздражало ее. К тому же рядом с ними постоянно находились строители, электрики, сантехники. Было от чего потерять голову.

В довершение всего один из рабочих принес для ребят котенка, меньше месяца от роду. После этого начался настоящий бедлам.

Миссис Байрес никогда не была любительницей котов. С ее точки зрения, это было гадкое надоедливое создание, постоянно путающееся под ногами, как и его малолетний хозяин. Некоторое время она старалась сохранить благожелательный нейтралитет. Но всему наступает предел. После того как котенок наложил кучу на ее персидском ковре, она впервые рассвирепела и вышвырнула вон непрошеного визитера.

Лиам подобрал своего приятеля, но его последующие действия отнюдь не улучшили настроение миссис Байрес.

На следующее утро котенок был найден мертвым.

Практичный Лиам позаботился об этом. Он утопил его в ближайшей луже, продержав голову бессловесного существа под водой, пока тот не захлебнулся.

Миссис Байрес была повергнута в шок. Она не знала, кого ей, собственно, следует порицать за случившееся. Себя, давшую волю неконтролируемой ярости, или малыша, действовавшего соответственно своему возрасту и воспитанию?

Совсем другой была реакция дракона. Волей случая он видел, как топили несчастного котенка. Можно сказать, что дракон был потрясен, если такое понятие вообще применимо к существу, не имеющему души. Несколько раз он хотел было вмешаться и положить конец казни несчастного создания, но инстинкт самосохранения оказался сильнее.

Когда ребенок потерял к жертве всякий интерес, дракон поспешил убраться подальше от этого места. Он был настолько расстроен, что потерял аппетит. Ко всему еще он на миг забыл и о собственной безопасности.

Как во сне, он миновал открытое пространство перед сараем. Жуков, попавшихся ему по дороге, он игнорировал. Выражение его морды оставалось неизменным, и только желтые глаза сверкали мрачным огнем.

В тот же самый момент в соседнем доме не знакомая ему женщина полулежала в своем кресле, держа пустой бокал в безвольно свесившейся руке. Это была не первая ее выпивка в этот день, но она всегда чувствовала особую жажду в моменты острой депрессии.

Худо-бедно, она сегодня неплохо поработала. Ужин готов, а с остальным можно и подождать. Поэтому она могла позволить себе несколько лишних минут отдыха.

Последнее время зрение все чаще подводило ее. Несколько минут назад ей показалось, что некое существо необычной золотисто-зеленой окраски проскользнуло сквозь изгородь. Она понимала, что в ее состоянии глазам не вполне можно доверять. Да и могло ли существовать вообще подобное животное? Пары джина приятно затуманили ее сознание, и она ограничилась лишь тем, что сделала неудачную попытку поудобнее устроиться в своем кресле.

Слава Богу, Лиам наконец-то угомонился. Она уже потеряла всякую надежду, что он когда-нибудь уснет. Разумеется, непорядок, когда шестилетний малыш спит в кресле, но может она позволить себе хоть однажды расслабиться. Если бы еще и Мэнди не производила столько шума! Проигрыватель гремел; приказывать дочери, чтобы та уменьшила звук, бесполезно — Мэнди даже не услышит ее слов.

Женщина поставила бокал на пол рядом с собой и закурила очередную сигарету. Затем она бросила быстрый взгляд на часы. Том должен быть дома в шесть ровно, если, конечно, не застрянет в баре. Самое время для ужина. Все остальное может и подождать.

Конечно, ее муж сильно сдал за последнее время, но она была даже рада этому. Мужики, они все одинаковы, и рано или поздно от них начинаешь уставать. Понятно, что у него были свои недостатки, но в конце концов у кого их нет? Лиам был точной копией отца. Что и говорить, Том был далеко не подарочек, особенно в молодые годы. Разумеется, ей давно следовало поговорить с ним о сыне, но тема слишком щекотлива, чтобы приступить к ней без должной подготовки. Хуже того, Тома могло просто «занести», если начать разговор с ним сразу, как он вернется из паба. В этом отношении он оказался ничуть не лучше своего отца, а уж с тем намучились и родственники, и доктора. Хотя, с другой стороны, чего от них можно требовать?

Такие же люди, как все мы, разве что в белых халатах.

Будет лучше, если она оградит своего сына и от мужа, и от этих мошенников, которые только и умеют, что выкачивать деньги из карманов.

Женщина покосилась на стоявшую рядом с ней бутылку и, поколебавшись немного, налила себе еще джина.

Черт побери, она могла себе это позволить. Том получал неплохо, работая менеджером на ближайшей бойне. Жаль только, что он достиг предела своих возможностей, и выше ему не подняться.

Она поежилась. Воспоминание обо всем, что было связано с мужем, раздражало ее.

Старый болван!

Какие только идеи порой не приходят ему в голову!

Однажды он настоял на том, чтобы она вместе с сыном пришла к нему на работу. Она до сих пор не могла простить себе, что согласилась. Правда, Лиам был очень доволен. Но мужчины, что малый, что старый — все немного с приветом.

Звук, донесшийся с верхней площадки лестницы, прервал ее размышления. Она недовольно подняла голову.

— Между прочим, я хочу жрать, — объявила Мэнди.

Женщина тяжело вздохнула и раздавила в пепельнице окурок последней сигареты.

— Я иду, — простонала она, — только, ради Бога, не начинай все с начала. Я иду. Слышишь!

* * *
У дракона были свои неприятности. Хуже, наверное, и вообразить себе трудно.

Все началось с ерунды. У новых соседей появился четырехмесячный щенок с мощными мягкими лапами и желто-черной пушистой шерстью. Отец Лиама, приземистый мужчина с красным лицом, которого дракон боялся больше всего, сколотил для него будку рядом с кухонной дверью и надежно приковал щенка к балке массивной металлической цепью. Здесь ему предстояло отныне жить.

Содержание собаки обходилось дорого, и хозяин дома придерживался мнения, что дрессировать ее следует с раннего возраста.

Собаки должны быть злобными и уметь охранять дом. Иначе какой от них прок?

В виде утешения щенку была поставлена миска с похлебкой.

Поскулив немного и убедившись, что на его причитания никто не обращает внимания, щенок улегся у входа в свое новое жилище, грустно положив голову на передние лапы. Его взгляд по-прежнему был прикован к кухонной двери.

Спустя некоторое время дверь отворилась, и появился маленький мальчик. У него было круглое лицо и соломенно-желтые волосы. Он нетвердо держался на ногах и передвигался странной переваливающейся походкой.

Щенок радостно завилял хвостом, но его приветствие осталось без внимания. Постояв немного, мальчик вернулся в дом, а когда он снова появился во дворе, в его руке была длинная толстая палка. Прикинув расстояние, мальчишка ткнул ею прямо в мордочку своему питомцу, лишь чудом не попав ему в глаз. Щенок попробовал было отскочить в сторону, но тяжелая цепь ограничивала свободу его движений.

Лиам довольно хрюкнул и немедленно повторил попытку.

Дракон появился на месте происшествия, привлеченный жалобным воем щенка. Хотя он решился на время покинуть свое новое убежище, осторожность заставила его притаиться в тени изгороди. Но он не мог понять причину горестного плача щенка. Нагромождение старых картонных ящиков мешало ему видеть происходящее.

Рискуя быть немедленно замеченным, он подался немного вперед. В конце концов все обошлось благополучно, и он нашел себе новое укрытие среди груды ящиков. Оттуда дракон увидел, как несчастный щенок, измученный и избитый, в робкой попытке отбиться слегка толкнул своего мучителя мохнатой головой в живот. Лиам плюхнулся на землю и завопил во все горло.

Немедленно дверь дома распахнулась, и оттуда выскочила тощая разъяренная женщина, вооруженная старомодной выбивалкой для ковров. Град ударов посыпался на щенка. Его жалобный скулеж перешел в отчаянный вой.

Дракон был потрясен и шокирован увиденным. Разумеется, он мало что понимал, но боль отчаяния в голосе бедного животного нельзя было спутать ни с чем. Он предостерегающе зашипел и обнажил свои маленькие клыки, но чувство осторожности снова взяло верх.

Никто, кроме миссис Байрес, не должен был его видеть! Это правило давно стало для него непреложным законом. Без сомнения, она никогда бы не допустила подобной безобразной сцены, но, к несчастью, миссис Байрес снова не было дома. Дракон беспомощно закрутился на месте, не зная, что делать. Ему казалось, что истязание бедного щенка продолжается целую вечность. В конце концов, устав от собственной злости, женщина оставила свою жертву. Кухонная дверь громко хлопнула, и дракон вздохнул с облегчением. Измученный щенок забился в угол своей конуры и затих.

И в то же мгновение солнечный свет померк над головой дракона. Он недоуменно моргнул глазами и поднял голову.

Так и есть. Он оставался здесь слишком долго. Над ним стоял Лиам. Глаза парня злобно мерцали при виде еще одной жертвы. В руке он держал уже знакомую палку.

Никогда еще дракону не приходилось уносить ноги в панике. Одним махом он преодолел расстояние, отделяющее его от изгороди, юркнул в знакомое отверстие и укрылся в дальнем углу своего садика. Но с садистской настойчивостью Лиам последовал за ним на его территорию и отрезал путь к отступлению. Зловещая палка была угрожающе поднята над головой. Дракон припал к земле и, обнажив свои игрушечные клыки, предостерегающе зашипел.

Он в ловушке! Крошечное сердце бешено стучало у него в груди. Тяжелая палка опустилась на его голову, и в ту же секунду страх, скопившийся внутри, неожиданно взорвался яростной вспышкой пламени и света.

* * *
Миссис Байрес допоздна задержалась на работе. Это был обычный рутинный больничный день, но после полудня последовал срочный вызов, потребовавший ее специального внимания. Затем она помогала своим коллегам разместить новых пациентов. Большинство из них оказались выходцами из Азии. Миссис Байрес поговорила с ними на языке их предков и по мере сил постаралась успокоить и обнадежить больных.

Хинди она научилась от своей матери. Пушту освоила при обстоятельствах, которые предпочитала не вспоминать. Помимо того, она владела еще несколькими диалектами.

Она хорошо знала этих людей, понимала их страхи и заботы, и они всегда платили ей признательностью.

Заместитель главного хирурга был сыном англичанина и уроженки Индостана. Он достиг своего нынешнего положения многолетним тяжелым трудом и поэтому высоко ценил ее знания. Его слово имело немалый вес в госпитале.

Тем не менее ему иной раз приходилось защищать ее от нападок главного администратора, которому был явно не по душе неофициальный статус миссис Байрес в государственном учреждении. Его чувства разделяли и представители рядового медицинского персонала. Но больница остро нуждалась в таких людях, как миссис Байрес. Беда в том, что их непросто было найти.

* * *
Миссис Байрес устало протерла глаза, пока ее автобус медленно подымался по склону холма в направлении дома.

Сегодня она чувствовала себя весьма утомленной. Годы брали свое.

Когда-то именно это обстоятельство беспокоило преподобного мистера Байреса, ее сагиба. По мере того как карьера священника приближалась к своему закату, он никогда не упоминал об этом вслух, но она сама видела, сколько усилий требовало от него исполнение повседневных обязанностей.

Несколько раз она пыталась уговорить его заняться своим здоровьем. Обычно это случалось вечерами, когда он отдыхал от дневных забот, развалясь в своем излюбленном плетеном кресле. Если она бывала особенно настойчива, муж брал ее за руку и осторожно привлекал к себе.

— Ты знаешь, дорогая, — любил повторять он, — Господь требует от нас честного отношения к своему труду, но он же дает нам и силы, чтобы исполнить предназначение.

После этих слов она только улыбалась в ответ, нежно прижав ладонь к его лбу… Лопасти вентиляторов мерно кружили над головами, мотыльки, как всегда, бились о сетки окон, и вокруг простиралась бесконечная тропическая ночь.

Как давне это было!

Но эта картина и сегодня стояла перед ее глазами.

Она не жаловалась, потому что слишком хорошо понимала его.

Автобус дополз до конечной остановки, она медленно сошла на землю и пару минут простояла на месте, выжидая подходящий момент, чтобы перейти улицу, по которой бесконечным потоком неслись автомобили. Перейдя дорогу, повернула за угол старого кинотеатра, ныне превращенного в супермаркет, и направилась к дому.

Метрах в пятидесяти от него она замерла в недоумении. Некогда тихая улица превратилась в настоящий ад.

Сейчас здесь скопилось более десятка пожарных и полицейских машин. Кучки встревоженных соседей возбужденно обсуждали недавнее происшествие. Яркие лучи полицейских прожекторов на мгновение ослепили ее, и она самопроизвольно подняла руку, чтобы защититься от, их невыносимого света. В другой руке она инстинктивно продолжала сжимать кошелек с ключами от дома, в котором прожила последние несколько лет.

Двое полицейских подошли к ней.

Первый же вопрос совершенно сбил ее с толку.

Да, разумеется, она миссис Байрес, хозяйка этого дома. В чем, собственно, дело? И чем она может помочь властям и этим людям?

Такие простые, такие обычные слова неожиданно вызвали настоящую бурю среди собравшихся обывателей. Кем был этот коренастый широкоплечий мужчина с красным лицом, размахивавший руками, словно сумасшедший?

Смутно она была готова признать в нем своего нового соседа, почтенного главу семьи, недавно поселившейся на этой улице.

В тоже время это был совершенно не знакомый ей человек.

Первобытная ярость стирает индивидуальность людей.

Ей уже приходилось однажды видеть нечто подобное… Тогда они окружили автомобиль, в котором она сидела, и стучали кулаками и палками по крыше и стеклам, пока сагиб пытался запустить двигатель. Еще недавно они были его прихожанами, может, даже друзьями. Теперь они не были ни теми, ни другими. Просто звери, а в лучшем случае — сумасшедшие.

Миссис Байрес безнадежно покачала головой.

Насколько она понимала, произошло несчастье. Пострадал ребенок, обожженный взрывом некоего химического препарата или взрывчатого вещества, спрятанного в ее сарае.

Ошеломленная неслыханным обвинением, она отступила назад, что привело соседа в полное неистовство.

Она пыталась оправдаться.

Никаких химикатов у нее не было и в помине. Садовые инструменты, несколько связок старых газет…

В этом нетрудно убедиться, стоит лишь пройти в ее сарай или то, что от него осталось. С таким же успехом она могла успокоить разъяренного аллигатора.

Какие еще ему нужны доказательства? Разве Лиам, его сын, на глазах родной матери не выполз из ее сарая в дымящейся одежде? Да, врачи обещают спасти ему зрение, но вы бы поглядели на его лицо!.. Распухшее, обожженное лицо невинного ребенка.

Пожав плечами, миссис Байрес не спеша приоткрыла входную дверь сарая и первой вошла внутрь. Полицейские и толпа двинулись за ней следом.

Ей приходилось видеть обезображенные лица невинных жертв, которым уже ничем нельзя было помочь. Например, лицо ее собственного мужа…

Фонарики полицейских метались в темноте, эксперты скрупулезно обследовали помещение, но не обнаружили никаких следов химических реактивов.

Миссис Байрес была права.

Но отец Лиама и не думал униматься.

Чушь! Эта дрянь была здесь!.. Или старая ведьма заранее позаботилась о том, чтобы замести следы. Какая наглость! Подумать только!.. Мало того, что эта цветная осмелилась поселиться на респектабельной улице, тревожа покой порядочных людей. Она еще травит их детей… Разве подобное положение можно дальше терпеть?

Он схватил ее за руку и выволок на середину двора…

* * *
Пуля, пробившая стекло автомобиля, задела ее руку в тот самый момент, когда преподобному Байресу, удалось завести машину. В первый момент она не почувствовала боли, только струйка крови, моментально обагрившая сиденье, заставила поверить в реальность происходящего.

Но пуля поразила еще одну цель. Коврик под ногами сагиба был пропитан кровью.

— Нам нужно немедленно отправиться в госпиталь, — сказала она.

— Боюсь, дорогая, мне это не по силам, — ее муж слабо покачал головой. — Прости…

Они все-таки добрались до больницы. У самых дверей клиники Байрес-сагиб умер.

Беспорядки в городе между тем продолжались. Лампа на потолке раскачивалась от взрывов. Врач, сделавший ей перевязку, убедил лечь на пол, дабы избежать случайной пули.

Похоже, история повторялась…

Миссис Байрес издала слабый стон и опустилась на траву.

* * *
Дракон, затаившийся в убежище, слышал ее стон. На этот раз он не колебался.

Он почувствовал, как неведомая ранее сила вздымается в нем. Да и сам он с каждой секундой вырастал. Он зарычал и обратил огромные сверкающие глаза к маленьким тварям, копошившимся у его ног. Его длинная шея изогнулась дугой, и из пасти вырвалась струя пламени. Она достигла убогих домишек, машин и людей, во множестве столпившихся на улице.

Огонь не коснулся миссис Байрес, образовав сияющий кокон вокруг нее, но всем остальным повезло меньше.

Присутствующие были ослеплены яркой вспышкой и впоследствии не могли толком объяснить, что произошло.

Это был словно удар молнии, — сообщил своему начальнику молодой констебль. — От дома не осталось и следа. Как это произошло, я не могу объяснить. Это выше моего понимания, сэр. Просто спустя долю секунды его уже не было. Но скажу без лишней скромности, что мы до конца исполнили свой долг, сэр.

Мясник в панике бросился бежать по улице и успокоился, оказавшись в надежных руках людей в белых халатах. Но история, которую он поведал представителям власти, а чуть позднее и репортерам, повредила его репутации.

Все что он смог припомнить, так это описание чудовищной головы, возникшей в небе, сверкающих яростью глаз и огромной пасти, беспрестанно извергающей пламя.

Врачи добросовестно записали его рассказ, после чего преспокойно забыли этот бред и разъехались по своим пригородным виллам к женам и детям, предоставив полиции расхлебывать неприятную историю.

Словом, в очередной раз восторжествовали логика и здравый смысл.

Однако истерия, охватившая городок, не закончилась.

Рождались новые, все более невероятные слухи, которые расползались по всей стране. Говорили, что вся улица, примыкавшая к дому миссис Байрес, была завалена обгоревшими телами людей, тщетно пытавшихся спастись от неведомого чудовища. А все радиоприемники и телевизоры в округе якобы мгновенно вышли из строя и теперь требовали ремонта.

Пистолеты полицейских будто бы стреляли сами собой. И так далее…

Соответственно, и размеры чудовища возрастали с каждым часом.

Одна из бульварных газет сообщила, что огненный вихрь сорвал с миссис Байрес всю ее одежду, оставив ее в чем мать родила.

Солидные издания по всей стране писали о неведомых чудовищах, наводнивших провинциальный город, шаровых молниях, падении кометы и даже вторжении инопланетян.

Затем энергично вмешалось правительство, временно ввело цензуру и положило конец безответственным публикациям. К делу были привлечены лучшие умы Королевства. Они добросовестно собрали и изучили каждый стоящий какого-либо внимания объект в радиусе двух километров от дома миссис Байрес. Впрочем, результаты их исследований были засекречены, к неудовольствию общественности.

Только бедный щенок не имел причин быть недовольным. В общей суматохе он неожиданно обрел свободу. Его судьба осталась неизвестной, но мир не без добрых людей, и в конце концов он мог найти достойных хозяев, испытывающих отвращение к палкам, как орудию воспитания.

Канул в безвестность и жестокосердный Лиам. Его мать вместе с дочерью в тот вечер благополучно добралась до окраины городка и нашла временное пристанище у своих давних знакомых. Позднее, после долгой тяжбы со страховой компанией, она приобрела небольшой коттедж где-то в сельской глуши…

Преобразившийся дракон больше был похож на гигантский смерч, сметавший все на своем пути. Природа его освобождения больше не оставалась тайной. Он возвращался в сферу, которой изначально принадлежал. Через несколько мгновений он навсегда исчезнет из этого мира…

В тот же миг далеко внизу вскрикнула женщина. Капли странного дождя забарабанили вокруг нее и тут же бесследно испарились в ночном воздухе.

С трудом встав на ноги, она поплелась к своему дому. Но прежде чем открыть садовую калитку она на мгновение замешкалась.

Перед ее глазами, на фоне неба, все еще сохранявшего огненно-красную окраску, в последний раз возник и тут же навсегда исчез знакомый образ ее старого приятеля, маленького дракона.

* * *
Небо на востоке было чистым и непривычно зеленым, утренний воздух — приятно прохладным и свежим после минувшей беспокойной ночи. Миссис Байрес медленно подошла к фонтану. Она вытряхнула из круглой жестянки, которую принесла с собой, немного корма для рыб. Подождав немного, она плотнее запахнула шаль и направилась к сараю. Его дверь все еще была полуоткрыта. Поставив миску из китайского фарфора на каменные ступени, она, немного помедлив, заглянула внутрь помещения. Маленький матрасик по-прежнему лежал на обычном месте. Но она даже не притронулась к нему.

Дракон вернется уставшим после ночных приключений. Ему потребуется хороший отдых.

Она печально улыбнулась. На секунду ей показалось, что краешком глаза она и впрямь заметила слабый отблеск золотисто-зеленого тельца, затаившегося у основания изгороди.

И тут же поспешно отвела взгляд в сторону.

Затем вернулась в дом и осторожно прикрыла за собой дверь кухни.


Перевел с английского Игорь НОВИЦКИЙ

Владимир Гопман
В ПОГОНЕ ЗА ИСКОМЫМ ЗВЕРЕМ

*********************************************************************************************
«Дракон есть объективная реальность нашей действительности, ее неотъемлемая, а в известном смысле, и центральная часть, поэтому его надлежит изучать как международную проблему особой важности» — советовал Станислав Лем.

Вняв призыву великого фантаста, мы предлагаем читателю опыт драконологии, произведенный отечественным исследователем.

*********************************************************************************************
«Хищная голова этого чудовища с маленькими, пылающими, словно угли, глазами невольно заставила вспомнить страшных химер, которые могли зародиться только в воображении средневековых художников. Его полуоткрытый длинный клюв был усажен двумя рядами острых зубов…Словом, это был тот самый дьявол, которым нас пугали в детстве». Узнали? Ну конечно, это птеродактиль из «Затерянного мира» Конан Дойля. Не случайно в описании этой сцены — и других, когда герои повести сталкиваются с обитателями страны Мепл-Уайта, — присутствуют указания автора на своего рода «знакомство» людей с этими жуткими существами, знакомство, о котором недвусмысленно говорит не только литература, но и история мирового искусства, прежде всего, изобразительного.

Как же это могло случиться: ведь птеродактили исчезли с лица Земли примерно сто миллионов лет назад, задолго до появления homo sapiens? Возможно, когда-нибудь в результате совместных исследований историков культуры, философов, антропологов, специалистов в области психологии творчества мы и получим ответ на этот вопрос. Сейчас мы можем только констатировать: образы динозавров, грозных владык Земли далекого прошлого, каким-то образом сохранились в генетической памяти человечества. В результате в фольклоре многих стран возникли «страшные» истории о различных чудищах. Центральное место среди них занимает, бесспорно, дракон — по Ожегову, «сказочное чудовище в виде крылатого огнедышащего змея», — в образе которого соединились черты летающего ящера птеродактиля и гигантских рептилий динозавров.

Считается, что дракон представляет собой развитие мифологического образа змея, культ которогосуществовал в религиях народов всего мира. Первоначально мифологический змей по внешнему виду напоминал реально существовавших пресмыкающихся. Затем, по мере изменения смысловой нагрузки образа, он стал превращаться в летающее крылатое (в Мексике — пернатое) существо, в чьем облике сочетались признаки разных животных: голова (или несколько голов) и туловище пресмыкающегося (змеи, ящера, крокодила), крылья птицы; кроме того, многие черты «заимствовались» у рыбы, льва, даже у козла и собаки. Первоначально дракон изображался как существо в одинаковой степени людям и полезное, и опасное. Но постепенно его образ был переосмыслен, и он все чаще представал как символ зла, воплощение отрицательного. начала. Появились легенды о кровожадных змеях-драконах в мифологиях ранних государств (Шумера, Египта, Индии, Греции). В частности, в легенде о древнеиндийском Шеша, скандинавском Ермунганде, египетском Мехенте, сказаниях о мировых змеях, опоясывающих Землю и способных ее погубить.

Дракон в мировой литературе — тема увлекательная, но требования «вписаться» в объем журнальной публикации заставляют ввести определенные ограничения. Поэтому мы будем говорить только о «европейском» драконе, а китайских, индийских и японских собратьев нам придется обойти стороной.

В европейской литературе драконы впервые появились в легендах и сказаниях древней Греции. Все они представлялись ужасными чудовищами, наводившими страх на жителей тех мест, где они появлялись (обычный поведенческий модус дракона — уничтожение посевов, жилых домов и поедание всего живого, которое ему встречается, от животных до человека). Отзвуки драконьей темы слышны в приключениях многих героев Эллады. Что такое, как не прообраз дракона, горгоны — летающие на крыльях с золотыми перьями женщины, чье тело было покрыто крепкой чешуей, а громадные медные руки заканчивались острыми когтями? Лица горгон с горящими яростью глазами были постоянно искажены такой злобой, что взглянувший на них от ужаса обращался в камень. Именно такое чудовище победил Персей, позже также спасший Андромеду от морского змея, посылаемого Посейдоном.

Кадм, брат Европы — той самой, которую похитил Зевс, обернувшийся быком, — вступил в бой с драконом, растерзавшим его спутников, не убоявшись сверкающих огнем глаз, пасти, усаженной тройным рядом ядовитых зубов, из-за которых высовывалось тройное жало. Убив дракона, Кадм, по совету Афины Паллады, вырвал у него зубы и посеял их. Из этих зубов выросли вооруженные воины, начавшие кровавую междоусобную сечу; с уцелевшими Кадм основал город Фивы. Но недолго длилась спокойная жизнь героя — боги разгневались на него, и он вместе с женой Гармонией был вынужден покинуть Фивы. И тогда Кадм вспомнил побежденное чудовище и понял: причина его несчастий в том, что он убил дракона, посвященного богу войны Аресу В тоске и отчаянии герой воззвал к небесам, моля обратить его самого в змея — и тут же тело его вытянулось, покрылось чешуей, ноги стали извивающимся змеиным хвостом. Верную жену Кадма боги также обратили в змею…

Дракон встретился на пути Ясона, предводителя аргонавтов, отправившихся в Колхиду за золотым руном. Ээт, царь Колхиды, решив погубить героя, выдвинул условие: Ясон должен был распахать поле и засеять его зубами дракона, убитого Кадмом, когда же из зубов вырастут воины, сразиться с ними. Если бы не дочь Ээта, волшебница Медея, вряд ли Ясон выдержал бы это испытание. А потом она провела Ясона ночью в священную рощу и усыпила с помощью заклинаний страшного дракона, охранявшего золотое руно.

Самый, пожалуй, известный драконоборец в древнегреческой мифологии — Геракл. Его вторым подвигом стало сражение с Лернейской гидрой, чудовищем с телом змеи и девятью драконьими головами (она родилась от исполинской Ехидны и Тифона, у которого вообще было сто драконьих голов). Бой был тяжелым: на месте головы, сбитой палицей героя, тут же вырастали две новые, и если бы племянник Геракла Иолай не начал прижигать горящими деревьями шеи гидры, то кто знает, чем закончился бы поединок. Одиннадцатым подвигом Геракла был спуск в царство мертвых, откуда он привел стража Аида, трехголового пса Кербера — у него на шее извивались змеи, а хвост оканчивался головой дракона с огромной пастью.

Дракон всегда, во всех легендах и сказаниях, был главным испытанием, которое боги посылали герою. Беовульф, главный герой крупнейшего англосаксонского эпоса, отважный рыцарь из племени гаутов, избавляет короля данов Хродгара от двух жутких чудовищ. Третий же великий подвиг Беовульфа — бой с драконом, опустошавшим страну гаутов. Важно отметить, что между первыми двумя победами и боем с драконом проходит пятьдесят лет. Беовульф превратился в старика, но отважно вышел на бой. Дракон был стражем клада, хранимого три столетия. На кладе лежало древнее проклятие, которое Беовульф нарушил по неведению. Победа над зверем, покрытым броней и изрыгавшим пламя, чудовищем, самое дыхание которого было ядовито, могла быть достигнута только ценой жизни героя, и Беовульф идет на смерть ради спасения своей родины.

Сигурд, герой многих песен «Старшей Эдды», центрального произведения древнеисландской литературы, также вступает в бой с драконом. Этот эпизод интересен еще одним обстоятельством, кроме традиционной, в соответствии с законами жанра, победы сил добра над силами зла. Случайно попробовав кровь дракона, Сигурд обрел дар понимать язык птиц, что впоследствии спасло ему жизнь: он узнал, что на него готовится покушение и сумел опередить убийцу.

Зигфрид, герой знаменитого немецкого героического эпоса, тоже сражался с драконом. После победы над чудовищем Зигфрид омылся в его крови и стал неуязвим — кроме одного места между лопатками, куда упал липовый листок. В это-то место несколько лет спустя и был нанесен предательский удар, сразивший Зигфрида.

Драконы не могли не появиться в легендах «артуровского цикла» — произведений XIII–XIV веков о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола. В бой с драконами вступали храбрейшие рыцари короля Артура, среди которых первое место занимал Ланселот Озерный. Т. Мэлори в книге «Смерть Артура» так описывал этот поединок: «Вот поднял сэр Ланселот надгробную плиту, и выполз наружу ужасный, мерзкий дракон, изрыгавший из пасти бешеное пламя. Тогда сэр Ланселот обнажил меч и долго бился с тем драконом, и под конец, после долгих и тяжких трудов, сэр Ланселот дракона убил». Тристрам Лионский сражался с ужасным драконом, поселившимся в Ирландии. «Это было ужасное чудовище, с огромными сверкающими когтями, покрытое сине-зеленой чешуей и исторгающее дым и огонь между острыми белыми зубами». Тристрам убил дракона и отрезал его язык — впоследствии это пригодилось как доказательство совершенного подвига, когда славу героя хотел присвоить себе трус и завистник.

В немалой степени традиция европейского христианского искусства — изображать дракона как воплощение вековечного зла — является отголоском язычества. Традиция эта заложена библией, достаточно вспомнить роль змея в грехопадении Адама и Евы (Книга Бытия). В «Откровении Иоанна Богослова» упоминается «большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на голове его семь диадем». С чудовищем воюют архангел Михаил и его ангелы, победившие в конце концов «древнего змея, называемого диаволом и сатаною». Ангел, сошедший на землю, «взял дракона, змея древнего и который есть сатана и дьявол, и сковал его на тысячу лет». В конце концов дракон был ввергнут в «озеро огненное и серное», чтобы «мучиться день и ночь во веки веков».

Дракон — действующее лицо преданий о Георгии Победоносце, великомученике, герое многочисленных сказаний у христианских народов (в русском фольклоре он называется Егорий Храбрый) и у мусульман. Обычно его изображают в виде юноши на белом коне, поражающем копьем дракона. Со времени царствования Дмитрия Донского святой Георгий считается покровителем Москвы.

Дракон в фольклоре разных народов, как Восточной Европы, так и Западной, изображается по преимуществу как жестокое, злобное и коварное чудовище. В сказках и легендах с ним бьются не только прославленные герои (в русском фольклоре это Добрыня Никитич, Алеша Попович, Никита Кожемяка), но и простые, до этого никаких подвигов не совершавшие люди. В. Я. Пропп в книге «Морфология волшебной сказки» называет дракона (или змея) в числе главных противников героя сказки — вместе с ведьмой, чертом, разбойниками. В фольклоре, как показывает Пропп, змей предстает не только воплощением жестокости и неудержимой злобы, но также весьма хитрым и коварным, способным, чтобы сбить с толку людей, оборачиваться другим животным — например, козой. Но бывает, что и люди обманывают змея. В одной сказке цыган обращает его в бегство, выжимая кусок творога и делая вид, что это камень; в другой его обыгрывают в карты; в третьей загадывают загадки, непостижимые для существа с «первой сигнальной системой». В таких сказках змей показан глуповатым, недалеким, а то и простодушно-наивным, похожим на деревенского паренька, которого обманывают ушлые городские люди.

Но больше всего о драконах писали англичане. Драконы появляются в фольклоре Британских островов еще до вторжения римлян. Известна сказка о короле Ялидде, во время правления которого над островом каждый год бились два дракона, красный и белый. По словам волшебника Мерлина, красный символизировал народ Британии, а белый — саксов, то есть захватчиков, пришельцев.

Отдельные произведения появлялись в период Средневековья и Возрождения. Самое значительное из них — поэма Эдмунда Спенсера «Королева фей», в которой использована история святого Георгия, спасающего девушку от дракона. Но расцвет темы приходится на XIX век. Именно в это время в английской литературе формируется одна из самых интересных ее составляющих — фантастика. Наиболее выразительно она представлена в середине века авторской (литературной) сказкой Джона Раскина, Уильяма Теккерея, Чарлза Кингсли, затем, в последней четверти столетия, работами основоположников фэнтези Уильяма Морриса и Джорджа Макдональда (интересно, что у них драконов нет, и появляются они у крупнейшего продолжателя традиции фэнтези начала XX века лорда Дансени). Драконы оказались удивительно притягательными для писателей Великобритании. Одним из первых «птенцов драконьего гнезда» был, бесспорно, Бармаглот (или Джаббервок) из второй части знаменитой дилогии Льюиса Кэррола.

Англичане же и нарушили канон злобной однозначности образа дракона. В сказке Эндрю Лэнга «Леди драконесса» жуткое чудовище оказывается прелестной принцессой, которую заколдовал волшебник, и для того, чтобы снять заклятие, надо было всего-навсего поцеловать ее… Герой сказки Кеннета Грэма «Дракон-лежебока» — отнюдь не воплощение жестокости, напротив, он весьма дружелюбен, хотя и застенчив, склонен к меланхолии и вдобавок пишет стихи. Он покинул своих сородичей, потому что они, по его словам, были «такие энергичные и деловые… вечно буйствовали и бесчинствовали… преследовали рыцарей по всему белому свету и пожирали девиц, ну и вообще плохо себя вели».

Самые знаменитые английские драконы в XX веке — конечно же, в произведениях Толкина. Первый из них Смог из повести «Хоббит», тот самый Смог, который в незапамятные времена сжег город Дейл и захватил сокровища гномов. Хитрый и жестокий, лживый и коварный, Смог страшен еще и тем, что от него можно заразиться «драконьей болезнью» — жадностью, корыстолюбием, застилающими рассудок. В повести «Фермер Джайлс из Хэма» появляется дракон Хризофилакс Дайвз, образ которого более сложен. Он жаден, хитер, трусоват, но при этом наделен здравым смыслом и своеобразным чувством благодарности, и к концу повести к нему даже начинаешь испытывать симпатию — особенно по контрасту с отвращением, вызываемым королем Среднего Королевства.

Но Лэнг, Грэм, Толкин, а также Эдит Несбит, написавшая целую «Книгу драконов», Клайв Степлз Льюис, Доналд Биссет (список можно было продолжить) — все это сказочники, которые писали о волшебных существах «по долгу службы». Однако и прозаики, известные прежде всего своими реалистическими произведениями, с видимым удовольствием обращались к «драконьей» теме. Среди них Гилберт Кит Честертон (в его сказке «Дракон и прятки> рыцарь впрыгивает в пасть дракона и, оказавшись внутри чудовища, заставляет его повиноваться), Лесли Поулз Хартли и, конечно же, Джон Бойнтон Пристли, автор повести «31 июня».

Вообще, XX век — время расцвета фантастической литературы, активно использующей волшебную сказку. Художественное сознание столетия атомной энергии и космических полетов подчиняется, нередко не сознавая этого, многовековой сказочной традиции. И как следствие — бурное развитие поджанра фэнтези. Дракон и единорог становятся самыми популярными персонажами. Это объяснимо: при создании мира иной реальности, мира волшебного, не имеющего, согласно законам жанра, аналогий с нашей повседневностью, дракон необходим как воплощение небывалого. Два подхода к драконьей теме сформулированы в повести немецкого писателя Михаэла Энде «Бесконечная книга», рассказывающей о приключениях мальчика Бастиана в стране Фантазии. Ее населяет множество сказочных существ, но самые, пожалуй, удивительные из них — драконы везения: «Они не похожи на обычных драконов, потому что те живут в пещерах, источая смрад и охраняя несметные сокровища. Те исчадия подземелий имеют злобный нрав, у них огнедышащая пасть и перепончатые, как у летучих мышей, крылья, с грохотом поднимающие их в воздух. Везучие же драконы, напротив, создания тепла и света, они излучают радость и, несмотря на гигантские размеры, без крыльев парят в воздухе, как рыбы в воде. Но самое чудесное в них — пение. Их голоса звучат, как золотой перезвон колоколов». Такой дракон участвует вместе с Бастианом и Атреем в их приключениях в стране поэзии и сказки.

В цикле романов о планете Перн американская писательница Энн Маккефри создает мир, в котором драконы и люди не враждуют, не воюют, а помогают друг другу. Драконы, обладающие даром телепатии и телекинеза, умеющие путешествовать во времени, направляют свои способности не во вред человеку, а на пользу.

И, конечно же, ни один разговор о литературных драконах не может быть полон без блистательных интеллектуальных притч Станислава Лема, без его изящных безукоризненно выстроенных логических парадоксов — например, таких, как «Сказка о цифровой машине, которая с драконом сражалась» или рассказ об одном из путешествий «сквозных героев» писателя, Трурля и Клапауция. В этом рассказе излагается Общая Теория драконов, согласно которой драконов на свете не бывает и таковых различают три типа: нулевые, мнимые и отрицательные. Каждый из этих типов не существует на свой лад, но наиболее интересным образом не существуют вероятностные (или виртуальные) драконы…

О драконах в нашем столетии написано немало. Для многих авторов дракон — часть жанровой знаковой системы, и, согласно их эстетическим взглядам, самый факт появления этого существа придает «фантастичность» произведению. Все чаще приходится наблюдать перепевы давным-давно сказанного, без умения (и без желания) сказать что-либо свое. Дракон поставлен на конвейер, и примеры «поточного производства» драконов множатся, увы, с каждым годом. Например, романы Маргарет Уэйс и Трэйси Хикмена «Драконы Осенних Сумерек», «Драконы Зимней Ночи» и «Драконы Весеннего Рассвета» (из цикла «Сага о Копье»). Изложено вроде бы все складно и гладко, но во время чтения не покидает ощущение вторичности — как будто пьешь спитой чай или жуешь несколько раз подогретую котлету…

Авторам, которые собираются писать о драконах, можно дать совет: прочесть пьесу Евгения Шварца «Дракон» — на мой взгляд, лучшее, что было написано на эту тему. В 1943 году, когда пьеса была создана, она воспринималась как антивоенное и антифашистское произведение. Прошло свыше полувека, и мы видим, что значение ее гораздо шире. Герой Шварца, который носит знаковое имя Ланселот, вступает в бой с жестоким и могучим драконом не только для того, чтобы освободить прекрасную девушку. Ланселот стремится освободить всех жителей городка, чья психология, мораль, само мышление искалечены драконом. По словам чудовища, упивающегося покорностью своих подданных, человеческие души «очень живучи». Разрубишь тело пополам — человек околеет. А душу разорвешь — станет послушней, и только». Основная мысль автора: противостоять злу трудно, но отступать перед ним — подло. Самое же трудное, самое мучительное — борьба с драконом в человеческой душе, со злом, которое в нас самих…

Один из героев романа английского писателя Теренса Хенберри Уайта «Меч в камне», король Пеллинор, посвятил свою жизнь погоне за Искомым Зверем. Это существо обладало змеиной головой, телом леопарда и львиными лапами с оленьими голенями (классический портрет дракона). Но Искомый Зверь — вовсе не мифологическое чудище, это флегматичное и меланхолическое существо, чем-то похожее на дракона-лежебоку Грэма, и погоня за ним, растянувшаяся почти на два десятилетия, для короля Пеллинора из родового обета превратилась в путешествие, имеющее самоценное значение.

В определенной степени многие писатели, обращавшиеся к «драконьей теме», напоминают короля Пеллинора Одни из них, изображая жутких чудовищ, поначалу, может быть, хотели усилить фантастичность создаваемого мира, подчеркнуть доблесть героя. Но в конце концов приходили к тому (а иные писатели задумывали это изначально), что дракон начинает выполнять роль зеркала, которое показывает — проясняя и укрупняя — черты не звериные, а человеческие: мужество и трусость, любовь и жестокость, верность и вероломство, самоотверженность и коварство. И многое другое, из чего, собственно, и состоит человеческая жизнь.





…Каждая сияющая чешуйка была зеркальцем, отражающим пучки бронзовых, золотых, оранжевых и голубых лучей. Лунный свет играл па поднимающихся крыльях, алыми, золотыми и голубыми огнями вспыхивал на тысячах полированных чешуек, и казалось, что в небе дрожит многоцветная радуга.


Клиффорд Саймак. «Заповедник гоблинов»

Алексей Зарубин
ТИГРЁНОК НА ПРИВЯЗИ


Свечи испанского воска горят ровно. Вся зала в мягком желтом свете, усладе утомленных глаз, а язычки пламени медленно переливаются на малахитовых колоннах, словно подчиняясь мелодии, что выводят скрипки на хорах. Музыканты играют с завязанными глазами, дабы не видеть обличья собравшихся и того, что воспоследует после бала. Щедро оплатят услугу музыкантов, а затем выведут через людскую и отпустят.

А мы останемся. Мы обречены…

Поступь моя неровна, а лионский бархат не скрывает горба. Но никто не кривит бровь, глядя мне вослед, — в глазах гостей лишь страх и надежда. Собравшиеся знают, что дни наши сочтены, но никто и помыслить не может, что час ныне пробил. 3-й и 4-й батальоны Преображенского полка уже разворачиваются у Верхнего сада Михайловского замка и ожидают, когда подойдет 1-й Семеновский батальон. Батальон же сей был тайно уведен от пути следования колонны и окружил дворец графа А. на окраине Санкт-Петербурга, где собрались мы на свой последний бал.

Холодный выдался март первого года нового столетия. По приметам, лето обещается жарким, да не нам в утеху будут долгие светлые ночи, радость ночных скитальцев. Впрочем, века скитаний завершаются здесь: немногим выпал счастливый или роковой жребий спастись от истребительных гонений обезумевшей черни.

Гость из Мадрида дон Альфонсо Тостадо учтиво склоняется ко мне, берет под локоть и ведет к портьере.

— Мальтийский вестник уже третьего дня должен был доставить послание императору Павлу, — говорит он. — Почтит ли Гроссмейстер своим присутствием наше собрание?

— Вестник… Ах, дон Альфонсо, вам я могу доверить ужасную правду. Соблаговолите следовать за мной.

Я быстро ковыляю сквозь анфиладу к лестнице для прислуги и поднимаюсь наверх, к гостевым покоям. Дон Альфонсо не отстает от меня ни на шаг. Распахиваю четвертую от лестницы дверь: в комнате на ковре лежит вестник в красном мальтийском мундире — мертвый и опустошенный.

— Sangre de diablo! Кто посмел!?

— Один из нас, — мой ответ ввергает его в ужас, я вижу, как глаза дона Альфонсо белеют. — Только один из нас мог сотворить сие.

— Когда это случилось?

— Утром тело обнаружили слуги. Граф же вместе со мной вернулся к себе пополудни, тогда же начали съезжаться остальные.

— А послание?

— Исчезло.

Мы проходим к балюстраде. Отсюда видно и слышно все, страх обостряет чувства, и без того изрядные. Тончайшие запахи сплетаются в невыразимо затейливый узор, малейший шорох и трепет крыл ночных тварей отдается в ушах рокотом. Внизу, в зале, расхаживают и стоят на месте, обмениваются ничего не значащими фразами две дюжины гостей — все, что осталось от некогда многолюдной семьи.

— Кто же предатель? — спрашивает дон Альфонсо, вглядываясь сверху в фигуры, источающие тоскливое ожидание дурных или хороших вестей.

Но вестник мертв.

Наверху слышно, как Н., богатейший малороссийский помещик, беседует с невысоким щуплым человечком в левантийском наряде.

— … а то плюнем на все, махнем ко мне в поместье. Хоть ночь, да наша, а? Людишки у меня славные, а девки-то, девки! Сочные все, как на подбор, пальчики оближешь. Загоним их в баньку, они после баньки парные такие, кровь с молоком…

— Не надо молока, — недовольно бормочет его собеседник.

Оба поднимают глаза и молча смотрят на нас.

У колонн прямо под нами лорд Д. меланхолично поигрывает тростью. Рядом обмахивается веером баронесса М., чудом избежавшая гильотины. Благодаря неувядаемым прелестям своим, она ловко обольстила вожака санкюлотов и ночью, опустошив похотливого тюремщика, бежала на утлой лодчонке, которая вынесла ее к английскому кораблю. Там она встретила лорда Д., который и препроводил ее далее. Впрочем, вскоре и ему пришлось бежать от тайных эмиссаров Звездной Палаты, которые подозревали в нем агента узурпатора. Попечительством семьи оба беглеца оказались в северной столице.

Здесь и пресечется их путь. И всех нас тоже.

В нескольких шагах от них в высоком кресле восседает почетный гость, господарь Влад Цепеш. Время от времени он обводит присутствующих дикими горящими глазами. Хорошо, что нет рядом его гайдуков, готовых исполнить самую безумную волю своего хозяина. С него станется убить посланца из прихоти, каприза. Но он прибыл позже всех.

— Как это унизительно, быть добычей, — шепчет баронесса М., но слова ее громче колокола, — о, как это вдвойне унизительно для охотника…

— Отчего же, дорогая, — цедит сквозь зубы лорд Д., — охотник должен быть готов к тому, что может промахнуться или только ранить зверя. Тогда спасут только быстрые ноги или загонщики.

— Кажется, загонщики уже окружили добычу. Вы слышите, как солдаты оцепляют дом?

— Граф уверяет, что это лишь для того, чтобы оберечь нас. Так вот, мне доводилось охотиться на тигров в Индии. Привязываешь козленка к колышку, он мечется, блеет, и тут появляется тип? привлеченный его страхом…

— Разве о такой охоте я говорю? — сердится баронесса М. — Что нам козленок! Что нам тигр! Мы сами здесь как привязанные к колышку!

— Забавное сравнение! — хмыкает лорд Д. — Однажды на блеяние козленка вышел не тигр, а другой охотник. Что же будет, если привязать к колышку тигренка? Выйдет ли на его рык зверь еще страшнее?

— Козел на него выйдет! — неожиданно вмешивается в разговор господарь Влад. — Страшный и могучий козел. Всем козлам козел.

Короткие смешки в зале мгновенно гаснут под его ледяным взором.

— Кто же из них? — задумчиво поглаживает остроконечную бородку дон Альфонсо и медленно идет вдоль перил.

Я оставляю его и спускаюсь вниз. Чем ближе к полночи, тем больше нарастает ожидание развязки. Одни из нас молча ждут, другие в словах пытаются утопить безысходность. Кто-то шепчет, что с минуты на минуту прибудет охранная грамота от Государя, другой вполголоса уверяет, что давеча в Михайловском видели призрак Белой Дамы, а такое знамение царственным особам сулит беду. Наверху по балюстраде кружит дон Альфонсо, разглядывая лица в поисках предателя. Многие из членов семьи уверяют, что дон Альфонсо — самый старый из нас, разве что господарь Влад старше, но мало кто решится спросить Влада о возрасте. Но что считаться годами, пустое это занятие, да и только мне ведомо, что я — их прародитель. Все члены семьи — порождение моей крови.

Мне приходилось знавать величие и ничтожество, роскошь и нищету. Я не знаю имен тех, кому обязан рождением. Когда слабым и голодным был вышвырнут я в этот мир, стран и языков нынешних в те времена и в помине не было, а уж о племени моем и говорить не приходится. Многих породил я, многие стали сопричастны семье радением внуков моих и правнуков, много было нас, но все, кто уцелел, — собрались здесь.

Откуда я пришел — не помню. Единственно, что сохранилось в моей памяти — невыносимо яркое двойное солнце, каменные своды над улицами, ослепительные полосы света, бьющие из высоких узких щелей, чьи-то ласковые руки и негромкий голос, убаюкивающий меня, больного урода; но заснуть невозможно из-за невыносимого голода, который не покидает меня ни на миг, разрастается и достигает предела; за пределом же — опустошенные тела, невнятное понимание того, что сделал что-то очень плохое, мерзкое, а потом сужающийся круг суровых лиц, перст, указующий вниз, каменные плиты рассыпаются, исчезают у меня под ногами; я падаю, падение длится вечность, как во сне…

Но с тех пор я не знаю сна.

Помню, как иссыхали реки, а морские берега меняли очертания. Помню, как прекрасные города обращались в пепел, а кости великих правителей истлевали среди отбросов. Помню, как одержимые безумием народы покидали родные пределы, дабы исчезнуть без следа. Помню, как поклонялись ведомым и неведомым богам, но и боги исчезли почти все. Помню бесчисленное множество лиц и имен. Но я не помню, как звали ту, что качала мою колыбель.

* * *
Скоро все кончится. Это я заманил вестника и убил его. Послание Же, адресованное Гроссмейстеру, попало мне в руки. Генерал-губернатор фон Пален, приватной встречи с которым я добился с превеликим трудом, долго отказывался верить тому, что их комплот с наследником престола раскрыт. Мальтийская бумага, в которой находились все имена заговорщиков, убедила его. Когда же я показал ему свое обличье и поведал тайну семейства, ужасу и отвращению фон Палена не было предела. Он сразу согласился на мое предложение. Сейчас уже, наверное, замкнули смертоносное оцепление вокруг замка. По моему сигналу солдаты войдут и возьмут нас всех на посеребренные багинеты. Этой же ночью придет конец Гроссмейстеру, хоть в планах заговорщиков поначалу было лишь заставить его подписать отречение. Но время королей-вампиров закончилось. Я шепнул фон Палену несколько слов, и надо было видеть его глаза! Уходя, я услышал, как он приказал немедленно вызвать к нему Николая Зубова.

Я выхожу в галерею и иду вдоль сухого кустарника к флигелю. Останавливаюсь у летней беседки. Шесть высоких колонн венчает белая чаша купола. Слабость в ногах заставляет присесть на скамью.

Недавно я снова начал видеть сны. Во сне меня преследовал огненный вихрь, из которого доносился голос. Изо дня в день голос становился все громче, а невнятные слова зазвучали разборчиво, но ужасен был смысл их. Тот, кто вещал из огня, требовал от меня искупления, обещая за это покой и прощение. Порой я мог разглядеть грозный лик, глаза, опаляющие, как два солнца, — они преследовали меня даже в часы бодрствования. И когда я вопрошал, что же мне делать, ответ всегда был один и тот же. В страхе просыпался я — казалось, тесные стены моего ложа сжимаются со всех сторон, дабы выдавить из моего бренного тела всю отравленную проклятием кровь

Сегодня я исполняю повеление.

* * *
Шорох за спиной. В полумраке беседки возникает светлая тень, размытые очертания составляются в высокую женщину в свободном одеянии. Белая кожа, белая туника. Стройная фигура, могущая украсить лучшие дворы Европы, высокая грудь, правильный овал лица, вьющиеся пышные волосы. Некоторая полнота даже уместна ей, лишь глаза, источающие слабый красный свет, завораживают, требуют подчинения.

О, человек! — восклицает Белая Дама высоким голосом. — Радуйся встрече со мной. Есть ли, о, человек, поблизости еще подобные тебе?

Мне хочется сказать, что я не человек, но лишь киваю в ответ, ибо есть поблизости подобные мне. И к тому же я успел разглядеть, что из-под туники видна не только стройная нога, но и то, что она завершается подобием птичьей лапы, один удар которой способен вспороть живот такому, на первый взгляд, неповоротливому существу, как я.

Она крепко берет меня за плечи (дрожь пронзает меня — чувствую, как в ее жилах струится горячая сладкая кровь) и впивается странными зрачками мне в лицо.

— Смею ли я спросить, светлейшая госпожа…

— Не смеешь! Ты и другие насельники этого мира созданы, дабы служить нам. Вы успели позабыть о счастливом предназначении. Иди и призови сюда людей, — повелевает она. — Призови себе подобных столько, чтобы они поместились между колоннами. Я уведу вас туда, где вы исполните свое предназначение. И пусть будут особи обоего пола. Спеши исполнить!

Я попятился, чуть не сорвавшись с высоких ступенек беседки, и медленно побрел обратно к тем, кого Белая Дама назвала людьми. Какая-то непонятная сила едва заметно словно подталкивает в спину, требуя повиновения. Одолеть эту силу не составит труда. Но века гонений научили наше племя осторожности. И раз уж таинственная гостья возжелала куда-то увести людей, то, может, она примет семью за тех, кто должен служить ей? Молчит голос во мне, требующий денно и нощно от меня истребления выродков моих. Может, смилостивился тот, чьи глаза опаляют, как два солнца, и подает он надежду малому племени моему?

Вбегаю в залу, и призыв мой слышат все. Семья толпится вокруг меня, вслушиваясь в безумные слова. Выбора нет, они покорно следуют за мной. Музыканты на хорах продолжают играть в опустевшей зале, нежные скрипки провожают нас, обреченных.

Белая Дама стоит в центре круглой беседки, воздев руки. Мы поднимаемся по ступенькам, окружаем ее.

— Приготовьтесь идти со мной, о, смертные, источающие страх, — возвещает она. — Сейчас вы окажетесь там, где вас ждут, и вы примете то, что уготовано вам.

«Кого она называет смертными?» — доносится до меня недоуменный шепот баронессы М.

Между ладонями Белой Дамы возникло красное сияние, полыхнуло желтым и синим, и в следующий миг беседка исчезла. Исчезли каменные колонны, сгинула чаша купола с осыпавшейся штукатуркой, пропали сухие колючие кусты…

Странное место, странный мир, пронизанный незнакомыми пряными ароматами. Мы стоим, прижавшись друг к другу, многие от неожиданности приняли истинное обличье, готовясь ударить или уйти молниеносно. Со всех сторон уступами возвышаются круги каменных скамей — амфитеатр заполнен молчащими полнокровными фигурами в белых одеяниях, их налитые покоем равнодушные лица невозмутимо созерцают нас. А твердь небесная… о, владыки сил! В этом небе над нами висит огромное темное светило, лучи его невыразимо приятны для наших натруженных зрачков. Здесь мы сможем глядеть на мир широко раскрытыми глазами. Воздух напоен запахами, говорящими многое об этих местах, только не хватает какой-то малости…

— Внемлите же, смертные! — провозглашает Белая Дама, величественным жестом протягивая руку к небесам. — Ныне будете обретаться здесь, жить и размножаться под Черным Солнцем себе на радость, ибо нет лучшей доли, как служить тем, кто будет для вас как боги. Теперь мы — владыки ваших ничтожных жизней! А вы — жертвоприношение нам. Ведь жертва — это пища богов. Когда-то мы приходили в ваш мир и наслаждались запахом горящей на жертвенниках плоти. Но сама плоть гораздо приятнее! Не страшитесь своей участи, все ваши страхи позади, здесь вы будет мирно плодиться и с должным почтением и благоговением приносить себя в жертву. Мы же с благодарностью ее примем. Так сбросьте эти смешные клыкастые маски и ступайте на луга, нагуливать жирок.

— Но это не маски, — шепчет баронесса М., — и вы не будете нашими богами.

А я вдруг понимаю, какого запаха нет в этом мире, и удерживаю руку господаря Влада, которой он ухватился было за эфес своего палаша.

— Господин Цепеш! — кричу я что было сил, а их у меня немало. — Оглянитесь, господарь Влад, сколь дивное и чудесное место досталось нам! Здесь никогда не светит солнце и, слушайте все, здесь не растут чеснок и осина! А посмотрите на этих славных пухлых богов — какая роскошная пища!

Белая Дама вгляделась в нас и завыла в страхе. Вой ее повторила толпа, заметавшаяся по ступеням амфитеатра. Мы закричали в ответ, и надо ли говорить, что это был призыв к доброй охоте…

Джордж Мартин
ШЕСТЬ СЕРЕБРЯНЫХ ПУЛЬ


Запах крови Уилли почуял еще за квартал от дома, где жила Джоан.

Уилли замер и вдохнул поглубже стылый вечерний воздух. Стояла поздняя осень, нудно моросил дождик, да и ветер задувал с реки, так что этот запах меди, острых пряностей и огня был едва уловим. Но только не для него. Этот запах Уилли не спутал бы ни с чем. Так пахнет только человеческая кровь.

Легко зашуршали шины, и на дорожке показался велосипедист в ярко-оранжевой куртке. Уилли, пятясь, укрылся в кустах. Что за осел разъезжает по парку в столь поздний час! Уилли протяжно взвыл. Велосипедист, растерянно оглядевшись, нажал на педали и вскоре растворился в сгущающемся сумраке.

Уилли вышел к краю парка и, прячась за кустами, оглядел улицу. Перед домом Джоан, сверкая красными и голубыми мигалками, стояли две патрульные машины, а издалека неслось завывание сирен, предвещая прибытие еще нескольких полицейских автомобилей.

Что, черт возьми, происходит? От тяжелого запаха человеческой крови у Уилли голова пошла кругом, и отчаянно забилось сердце. Опасаясь худшего, он развернулся и припустил в глубь парка, забыв, что его могут заметить. От стремительного бега в легких начало саднить, а язык готов был вывалиться изо рта, но Уилли, не сбавляя темпа, домчался до самого берега реки. Только здесь он остановился, пытаясь унять дрожь тела, а потом забился под опору моста и принялся невидящим оком провожать редкие автомобили, проносящиеся где-то вдали, и вслушиваться в жизнь ночного города.

Минут через десять, когда самообладание вернулось, Уилли покинул свое убежище. На глаза ему попалась белка. Быстрыми прыжками она передвигалась от одного дерева к другому. Мгновение — и зверек оказался во власти Уилли. Густая кровь и сочная плоть белки сначала обожгли ему рот, а затем наполнили силами. Пора было возвращаться домой.

* * *
— И прошу тебя, Уилли, не заговаривать мне зубы, — с лукавой строгостью произнесла Ранди Уэйд. — Ты все равно не добьешься от меня того, о чем мечтаешь.

Невысокий парень, глядя в зеркало над кушеткой, придал своему лицу обиженное выражение и, повернувшись к Ранди, изрек:

— Так вот, значит, какого ты обо мне мнения! Я прихожу к тебе, прошу помощи, а что получаю в ответ? Обвинения в приставаниях! А я-то считал тебя своим старым другом!

— Тогда почему же с первого дня знакомства ты допускаешь всякие вольности? — запальчиво сказала Ранди.

От греха подальше Уилли сменил тему разговора:

— А ты все-таки любитель, Ранди. Только дилетант может заниматься бизнесом в таких апартаментах. — Уилли расположился в кресле, обитом красным бархатом. — Не пойми меня превратно, мне здесь нравится, и кресла в викторианском стиле весьма по душе, и еще я жду не дождусь, когда же мне будет наконец позволено заглянуть в спальню… Но, подруга моя, ты же — частный детектив, и тебе просто полагается иметь крошечный офис в самой неблагополучной части города. Ну, сама знаешь, такую запыленную комнатенку со стеклянной дверью… И в твоем письменном столе непременно должна отыскаться початая бутылка дешевого виски, а по углам обязаны громоздиться обшарпанные шкафы, собственноручно переделанные в картотеки…

Ранди улыбнулась.

— А ты хотя бы отдаленно представляешь, в какую сумму мне влетит аренда так живо описанного тобой крошечного офиса? Да он мне в общем-то и ни к чему. Ведь у меня есть телефон, и его номер, между прочим, занесен в «Желтые Страницы»…

— «ААА. Сыскное Агентство Уэйд»? — ехидно поинтересовался Уилли.

— Да. А ты что-то имеешь против?

— Ранди, душка, мне понятно твое желание открывать список всех детективных агентств города, но, по-моему, если бы Господу Богу было угодно, чтобы все на свете названия и имена начинались на «А», то изобретать остальные буквы он бы не стал. — Но, видимо, вспомнив, зачем пришел, Уилли оставил шутливый тон: — Так ты поможешь мне или нет?

— Может, и помогу, но уж точно никак не раньше, чем ты расскажешь мне, что произошло, — заметила Ранди, хотя про себя уже давно решила, что сделает для Уилли все от нее зависящее.

Уильям Флембикс ей нравился; она была даже не против его упорных, слегка неуклюжих приставаний. Хотя в этом Ранди ни за что бы не призналась. Кроме того, она была у Уилли в долгу. Познакомились они при весьма неприятных обстоятельствах: Ранди оказалась наследницей множества просроченных счетов, оставленных ей бывшим неверным супругом. Тогда-то к ней в дом и пожаловал Уилли — служащий местного банка, а точнее, отдела, который занимается дебиторскими задолженностями. В те дни Ранди никак не могла отыскать работу, находилась в расстроенных чувствах, и Уилли, проникшись к ней состраданием, предложил молодой женщине поработать в стае «Гончих ада» — так, несколько выспренно, он именовал свой отдел. Нельзя сказать, что выдавливание из людей долгов пришлось Ранди по душе, но в то тяжелое время даже такая работа казалась ей даром небес. В общем, она поступила на службу в банк, а уволилась оттуда лишь после того, как смогла оплатить все свои счета.

Уилли, внезапно съежившись в кресле, хрипло сказал:

— Ранди, дело-то очень серьезное.

Ранди знала Уилли несколько лет, но ни разу еще не видела друга таким испуганным. Она села на кушетку и тихо произнесла:

— Я внимательно слушаю. Говори, что стряслось.

— Ты видела утренний «Курьер»? — спросил он. — Читала статью о девушке, убитой на Парковой улице?

— Да, читала, — призналась Ранди.

— Она была моим другом.

— О, Господи! — Ранди поняла свою бестактность по отношению к Уилли. — Извини, я не знала.

— Джоан была совсем еще ребенком, — сказал Уилли. — Недавно ей исполнилось двадцать три. Тебе бы она понравилась. Она была умной и решительной, хотя еще в выпускном классе болезнь приковала ее к инвалидному креслу. Виноват ее тогдашний приятель. После веселой вечеринки вызвался подвезти домой, ну и не справился с управлением. Машина на полном ходу врезалась в столб. Парень скончался на месте, а Джоан сломала позвоночник и на всю жизнь потеряла подвижность ног. Но она молодец, присутствие духа сохранила: закончила школу, поступила в колледж и даже закончила его с отличием. Потом смогла найти неплохую надомную работу.

— И ты знал ее все эти годы?

Уилли покачал головой.

— Нет, впервые мы встретились чуть больше года назад. Она слегка переоценила свои финансовые возможности, как это бывает, когда кредитную карточку получают по почте… Ну, обычная история. В общем, я представил ей «Мистера Ножницы», и мы с ней стали друзьями, почти как с тобой. — Уилли посмотрел Ранди прямо в глаза. — В газете сообщалось, что ее тело было изуродовано. Убить калеку само по себе омерзительно, но еще и… — На Уилли накатил приступ астмы: словно выброшенная на сушу рыба, он принялся ловить воздух широко открытым ртом. Лишь через несколько секунд он смог заговорить вновь:

— И что, черт возьми, означает «Она была изуродована»? Может, в нашем городишке объявился Джек Потрошитель?

— Не знаю, — призналась Ранди. — А разве это так важно?

— Для меня — очень. — Уилли вытер губы тыльной стороной ладони. — Я сегодня звонил в полицию, но назвать свое имя отказался, и полицейские не дали мне никакой информации. Через знакомых мне удалось выяснить, как похоронят Джоан. Из морга ее вынесут в закрытом гробу и немедленно кремируют. Сдается мне, что тут дело нечисто.

— Что значит, нечисто? — спросила Ранди.

— Понимаю, что мои слова могут показаться бредом, но что если?.. — Уилли провел пятерней по волосам. — Что если Джоан была?.. Растерзана… Каким-нибудь животным… Ну, например…

Уилли говорил что-то еще, но Ранди его уже не слышала. Ее точно холодом сковало — то был давний страх. Тот страх, который она испытала восемнадцать лет назад. Она стояла тогда у двери в кухню, мать ее тонко, по-детски всхлипывала, а полицейские что-то говорили. «…Разорван каким-то животным», — отчетливо произнес один из них. Мать его не услышала, а может, не поняла, но Ранди громко повторила фразу, и глаза всех присутствовавших вонзились в нее. «Господи, ребенок», — проговорил кто-то. Мать взяла Ранди за руку, отвела в детскую и уложила в кровать. Расправляя складки на одеяле, она расплакалась… Расплакалась мать, а не Ранди. Ранди не проронила ни слезинки. Ни тогда, ни позже, на похоронах, ни годы спустя.

— Эй-эй! — до Ранди, словно через слой ваты, донеслись крики Уилли. — Что с тобой?

— Да ничего, — выдавила она.

— Господи, ну и напугала же ты меня! Ты выглядела так, словно… Черт, подходящих слов не подберу, но мне стало жутко.

Ранди, смерив Уилли тяжелым взглядом, заметила:

— В газете сообщалось, что Джоан Соренсон была убита. Убита, а не растерзана животным. Так почему же тебе на ум пришла эта версия?

— Не наседай на меня, Ранди, я сам ничего толком не знаю. Это лишь предположение, что девушка была растерзана животным, но, может, ее убил сумасшедший. Маньяк. Называй, как хочешь. В газете не было подробностей. В чертовой газете никогда не бывает подробностей. — Дышал Уилли часто, со свистом; пальцы его впились в подлокотники кресла.

— Уилли, я сделаю все, что смогу, — пообещала Ранди. — Но, по-моему, полиция и без меня разберется с убийством.

— Полиции я не доверяю. — Уилли помотал головой. — Ранди, если полицейские станут копаться в вещах Джоан, то, вероятно, всплывет и моеимя.

— Так ты боишься, что на тебя падет подозрение?

— Черт возьми, не знаю! Возможно.

— У тебя есть алиби?

— Нет. Не совсем. — Уилли сделался совсем несчастным. — Я имею в виду, что у меня нет такого алиби, которое можно было бы предъявить в суде. Как раз наоборот. Я собирался… Собирался навестить Джоан той злосчастной ночью. Она же могла написать мое имя на календаре! Я не желаю, чтобы полицейские совали нос в мои дела.

На Уилли навалился очередной приступ удушья, он достал из кармана ингалятор, зубами стащил с него пластиковый колпачок и впрыснул в рот дозу лекарства.

— По-моему, ты напрасно волнуешься, — заметила Ранди.

— Ну так успокой меня. Ведь ты же обещала помогать? Тогда сядь мне на колени и прими самое горячее участие в моей судьбе! — предложил Уилли.

— Нет, — заявила Ранди твердо. — Но тем не менее я берусь за твое дело.

* * *
Жил Уилли в Речном районе. Ему принадлежал двухэтажный дом из красного кирпича. Дом этот был выстроен в прошлом веке, когда Речной район был средоточием фабрик и заводов города. Времена с тех пор сильно изменились, район пришел в запустение, утратив былое промышленное значение, однако в память о прошлом Уилли досталась давно бездействующая пивоварня на первом этаже. Речной район не был престижным даже в прошлом веке, а тем паче — сейчас, но жить здесь Уилли нравилось. Нравилось бодрое журчание реки; нравилось кваканье лягушек прохладными вечерами; нравились радостные крики горожан, катающихся на лодках. Но особенно мил сердцу Уилли был старый деревянный пирс, стоявший буквально в двух шагах от дома. Так здорово было иной раз посидеть на теплых, нагретых за день досках и, неспешно размышляя, полюбоваться отражением луны в черной, как смоль, воде.

Мало кто жил в этом районе, и потому парковка автомобиля здесь не вызывала проблем. Уилли оставил свой огромный старомодный ярко-зеленый «Кадиллак» в двух футах от входной двери. На возню с дверными запорами ушло добрых пять минут. Это понятно: житель окраины, в случае чего, мог полагаться только на крепость замков. На первом этаже, заваленном хламом с бывшей пивоварни, было тихо и спокойно. Уилли, закрыв за собой дверь и тщательно заперев ее на замки и засовы, поднялся на второй этаж, где располагались одиннадцать жилых комнат, служивших когда-то конторами.

Уилли был напуган гораздо сильнее, чем могла заметить Ранди. Он был основательно выбит из колеи еще вчера вечером, когда, уловив запах человеческой крови, предположил, что Джоан совершила что-то совсем недопустимое. Но, прочитав в утренней газете, что жертвой стала именно она, Джоан, и что ее не просто убили, а изуродовали… Изуродовали. Что это означает? Только от одной этой мысли у Уилли кружилась голова, а к горлу подкатывал противный липкий комок.

Уилли вошел в гостиную — бывший кабинет владельца пивоварни. Окнами комната выходила на реку и обставлена была вещами самых разных эпох и стилей, но Уилли считал ее весьма милой. Еще бы: сплошной антиквариат, предмет за предметом собираемый годами. То была мебель, описанная за долги. Уилли привозил ее в свой дом, оплачивая долги дебиторов из собственного кармана.

Едва Уилли успел поставить чайник, как раздался звонок. Уилли резко повернулся и, нахмурившись, уставился на телефон. Отвечать было боязно. Ведь звонить могли из полиции… А может быть, это Ранди? Или кто-то из друзей, вообще не имеющих отношения к этой истории. Уилли провел ладонью по лбу и снял трубку.

— Алло.

— Добрый вечер, Уильям. — Сочный бас принадлежал Джонатану Хармону, и у Уилли от него побежали мурашки. — Я весь день пытаюсь до тебя дозвониться.

— Я был занят, — сказал Уилли.

— Ты уже слышал о девчонке-калеке?

— Джоан, — заметил Уилли. — Ее звали Джоан. Да, я слышал. Все что мне об этом известно, я вычитал в газете.

— Газета принадлежит мне, — напомнил Джонатан. — Уильям, нужно поговорить. Здесь, в «Черном Камне», собираются почти все наши. Пришли уже Зоуи и Эми, с минуты на минуту появится Майкл. Стивен собрался за Лоренсом. Если ты сейчас свободен, он мог бы прихватить и тебя.

— Нет. Может, я и дешевка, но свободен бываю редко. — Уилли засмеялся, стремясь скрыть внезапно нахлынувший страх.

— Уильям, речь идет о жизни и смерти.

— Сдается мне, я слышу угрозу? Так заруби себе на носу: все, что знаю, все, до последнего слова, я написал на бумаге и копии письма раздал нескольким друзьям. — Голос Уилли прозвучал вполне уверенно, хотя, конечно, ничего он не писал и ничего не отдавал друзьям. — Если со мной случиться то же, что и с Джоан, мои послания непременно попадут в полицию. Ты понял меня?

Уилли вдруг показалось, что Джонатан сейчас беззаботно промолвит: «А полиция принадлежит мне», но в течение нескольких секунд из трубки доносились лишь щелчки, затем послышался вздох, после чего заговорил Джонатан:

— Я понимаю, что смерть Джоан потрясла тебя, но…

— Не смей упоминать ее имени! — вскричал Уилли. — Ты, сукин сын, мизинца ее не стоишь! Мне прекрасно известно, какого ты был о ней мнения. И вот еще что, Хармон… Если выяснится, что в ее смерти повинен ты или твой полоумный отпрыск, то однажды ночью я сам наведаюсь в «Черный Камень» и прикончу тебя или вас обоих. Джоан была совсем еще ребенком… Она… Она…

Перед мысленным взором Уилли возник облик Джоан, он услышал ее смех, ему даже почудился ее едва уловимый запах, а затем он, будто воочию, увидел ее бегущей рядом с собой, а еще чуть позже почувствовал, как она трется о него всем телом и как волнами ходят под ее кожей тугие сильные мышцы… По щекам Уилли покатились слезы, а грудь сдавило железным обручем. Джонатан говорил еще что-то, но Уилли, не слушая его, швырнул трубку и немедленно выдернул штекер из телефонной розетки. Заметив, что почти вся вода выкипела, он выключил чайник, достал ингалятор и сделал два блаженных вдоха. Мало-помалу дыхание его восстановилось, слезы высохли, но неизъяснимая боль осталась камнем лежать на душе.

Мысленно вернувшись к недавнему разговору и вспомнив, какие угрозы он только что прокричал в телефон, Уилли спустился на первый этаж и проверил засовы и замки на всех дверях и окнах.


* * *
Если бы Ранди действительно вознамерилась снять офис в самой неблагополучной части города, то подыскать для этого более подходящее место, чем Курьерская площадь, ей вряд ли бы удалось. Давным- давно эта площадь была центральной в городе, но крупные престижные магазины давно перекочевали в пригород, поближе к порту, а огромный старый кинотеатр «Замок», уже не в первый раз поменяв владельцев, раздробился на полутемные зальчики, где теперь круглосуточно крутили кино сомнительного содержания либо продавали журналы и книги для взрослых. Единственным островком относительного благополучия здесь оставался большой дом, где на этажах размещалась редакция, а в подвале — типография местной газеты «Курьер». Основатель «Курьера», старый Дуглас Хармон, всегда считал журналистику некоей разновидностью религии, и оттого, видимо, выстроенное на его деньги здание походило на собор. Правда, за пять десятилетий фасад из серого гранита покрылся толстой пленкой копоти, а грозные черты на мордах каменных волков, украшавших стены, основательно сгладились под влиянием кислотных дождей, но здание «Курьера» все же до сих пор напоминало о тех канувших в Лету временах, когда Курьерская площадь по праву считалась сердцем города, а газета — его душой.

Стряхивая с пластикового плаща дождевые капли, в здание «Курьера» вошла Ранди. Плащ был ей велик как минимум на два размера, но поскольку то была не просто верхняя одежда, а своеобразный трофей, отвоеванный у бывшего мужа, носила она его просто из принципа. В холле за конторкой сидел охранник, над его головой висели десятки часов. Некогда они показывали время во всех крупнейших городах Земли, но теперь большинство часов застыли навеки. Холл был столь же мрачен, сколь и лицо охранника.

Ранди сняла шляпку, поправила прическу и, приветливо улыбнувшись, уведомила охранника:

— Я пришла повидаться с Барри Шумахером.

— Третий этаж, — бросил тот, едва взглянув на Ранди, и вновь углубился в яркий глянцевый журнал, лежавший у него на коленях.

Кабина допотопного лифта с железной решеткой, которую надлежало отодвигать вручную, минут пять грохотала и раскачивалась, но все же подняла Ранди на третий этаж. Шумахер задумчиво курил, сидя за своим столом.

— Посмотри в окно, — обратился он к Ранди, едва та успела переступить порог. На тротуаре стояла девица в мини-юбке и мокрой от дождя, облегающей футболке. — На ней же нет лифчика, — заметил Барри. — А ведь торчит не где-нибудь, а перед «Замком». Забывают, что в этом кинотеатре состоялась премьера «Унесенных ветром». Да и многих других замечательных фильмов… Состроив недовольную гримасу, он толчком ноги развернул вращающееся кресло и затушил окурок в пепельнице. — Да, все течет, все изменяется.

— А я плакала, когда умерла мама Бэмби, — призналась Ранди.

— Ты смотрела «Бэмби» в «Замке»? — спросил Шумахер.

Ранди кивнула.

— Помню, меня туда привел отец, но он не плакал. Вообще, плачущим я его видела лишь однажды, но это было много позже и, конечно, не в кино.

— Фрэнк был замечательным человеком, — заметил Шумахер задумчиво.

За последние годы Барри располнел и облысел, но одевался по-прежнему безукоризненно. Ранди помнила его молоденьким поджарым репортером. В те годы он каждую неделю по средам приходил к отцу составить партию в покер. Он шутливо ухаживал за Ранди, обещая жениться, когда она подрастет. Оба весело смеялись этим нехитрым шуткам. Теперь же Шумахер стал совсем другим человеком; казалось, он не улыбался с победы Кеннеди на президентских выборах.

— Так чем я могу тебе помочь? — спросил Барри, немного помолчав.

— Расскажи мне об убийстве на Парковой улице все, что не попало в газету, — попросила Ранди, садясь в кресло напротив.

— С чего ты взяла, что наша газета что-то утаила? — ответил вопросом на вопрос Шумахер.

— Разве ты забыл, что мой отец был полицейским? Именно поэтому мне известно, что полиция часто просит вас не публиковать некоторые подробности уголовных дел.

— Просить-то нас просят, но мы, как правило, имеем свое мнение на этот счет. — Барри зажег очередную сигарету.

— И на этот раз тоже?

Барри, пожав плечами, пробурчал:

— Некрасивое дело. Ужасное. Но мы написали о нем. Ведь так?

— В статье сообщалось, что жертву изуродовали. Что конкретно это значит?

— Там на полке стоит толковый словарь. Загляни в него и все поймешь.

— Значение слова мне известно, — сказала Ранди, удивляясь тому, что Барри-то, оказывается, изменился к худшему не только внешне.

— Тогда тебе, наверное, известно, что наш «Курьер» читают и дети. Ты хочешь, чтобы мы заполнили свои страницы жуткими подробностями?

— Я говорю вовсе не о том, что следует, а чего не следует печатать в «Курьере». Мне лишь хочется знать подробности этого дела. У полиции есть версия, что девушка-калека была убита животным?

Барри, дернув головой, встретился с Ранди глазами, и та на секунду увидела за стеклами его очков намек на ту теплоту, что была когда-то между ними.

— Убита животным? — переспросил Барри мягко. — С чего ты взяла? Тебя, наверное, волнует не смерть Джоан Соренсон, а смерть твоего отца? — Барри поднялся, обошел вокруг стола, положил руку на плечо Ранди и заглянул в ее глаза. — Ранди, солнышко, не терзай себя. Я тоже любил Фрэнка, но он мертв. Мертв вот уже… Подумать только, прошло уже почти двадцать лет! Коронер пришел к заключению, что твоего отца загрызла бешеная собака, и сомневаться в этом нет ни малейших оснований.

— Перед смертью отец полностью разрядил барабан своего револьвера. Ты можешь представить бешеную собаку, которая получила бы целых шесть пуль тридцать восьмого калибра и осталась в живых?

— Возможно, Фрэнк промазал, — предположил Барри.

— Он не промазал. — Ранди отвернулась от Шумахера. — И хоронили его в закрытом гробу. Ведь его тело… — Даже по прошествии многих лет Ранди было тяжело произносить эти слова, но она стала уже большой девочкой и потому, переборов себя, закончила фразу: — Было разорвано на куски и съедено. А животное так и не обнаружили.

— Должно быть, Фрэнк все же ранил его, и животное, где-то укрывшись, издохло. — Барри развернул Ранди лицом к себе. — Возможно, дело было именно так, а возможно, нет. Твой отец погиб очень давно, детка, и его смерть не имеет ничего общего со смертью Джоан Соренсон.

— Так расскажи мне, что с ней случилось, — потребовала Ранди.

— Послушай, я не намереваюсь… — Барри, заколебавшись, провел языком по губам, а затем все же вымолвил: — Она была убита ножом. Так, во всяком случае, написано в полицейском рапорте. — Барри присел на край стола, и в голосе его вновь послышались циничные нотки. — Какой-то псих, насмотревшись дурацких фильмов ужасов вроде «Хэллоуина», «Пятницы, тринадцатого» и прочих, зарезал Джоан острым, как бритва, ножом.

Поняв по голосу Шумахера, что вытянуть из него больше ничего не удастся, Ранди поднялась.

— Спасибо.

Он не глядя кивнул и сказал:

— Солнышко, заглянула бы к нам как-нибудь на ужин. Адель о тебе часто спрашивает.

— Передай ей от меня привет. — Ранди задержалась у двери и, вымученно улыбнувшись, спросила: — Барри, а тело Джоан было найдено полностью?

Он, секунду поколебавшись, обронил:

— Да, полностью.

В покер Барри обычно проигрывал. Соображал он неплохо, но, по словам отца Ранди, блефовать не умел: его всегда выдавали глаза.

Вот и сейчас Ранди совершенно определенно поняла, что Барри Шумахер солгал.

* * *
Звонок был сломан, пришлось стучать. Ответа за дверью не последовало, но Уилли, конечно же, не поддался на эту наивную уловку.

— Я точно знаю, миссис Джуддикер, что вы дома, — закричал он в окно. — Ваш телевизор было слышно за квартал, но, завидев меня, вы его выключили. — Он вновь постучал. — И не надейтесь, что я уйду, лучше сразу открывайте.

За дверью послышался и сразу же оборвался детский шепот. Уилли тяжело вздохнул. Почему, черт возьми, большинство дебиторов ведет себя так глупо? Уилли достал из кармана кредитную карточку, сунул ее в щель между дверью и косяком и надавил. Язычок замка легко поддался, раздался щелчок. Уилли распахнул дверь и вошел, готовясь услышать отчаянный крик, но его встретила гробовая тишина.

Все шторы на окнах были закрыты, а посреди полутемной гостиной стояли, раскрыв рты, женщина и двое детей. На женщине был белый махровый халатик, а сама она выглядела даже моложе, чем показалось Уилли по телефону.

— Вы не можете так просто взять и вломиться в чужой дом, — едва слышно возмутилась она.

— Но именно это я только что сделал. — Уилли закрыл за собой дверь, и в комнате стало совсем темно. Уилли это не понравилось, и он спросил: — Не возражаете, если я зажгу свет?

Не дождавшись ответа, он нащупал на стене выключатель и нажал на него. Зажглась безвкусная, с висюльками из прозрачного пластика, люстра. Мебель в комнате оказалась ветхой, ободранной, в общем, такой, какую жертвуют Армии Спасения, но в углу стоял огромный современный телевизор. Старший ребенок — девочка лет четырех — вскочила и, встав к телевизору спиной, попыталась загородить его. Уилли улыбнулся ей, но ответной улыбки не получил. Он повернулся к матери, брюнетке лет двадцати, с веснушками на носу; весила она, похоже, фунтов на десять больше нормы, но это не портило ее.

— Купите цепочку на дверь, — посоветовал ей Уилли. — И в будущем никогда не прячьтесь от «Гончих ада». Договорились? — Он сел в шезлонг из винила, части которого были скреплены между собой электрическими проводами. — Не предложите ли чего-нибудь выпить? Я не привередлив, подойдет что угодно: кока, молоко, сок. — Ни мать, ни дети даже не пошевелились, и тогда Уилли добавил: — Не бойтесь, я не продаю детей для медицинских экспериментов. Я зашел лишь поговорить о ваших финансовых проблемах.

— Вы заберете у нас телевизор, — уверено заявила миссис Джуддикер.

Уилли, окинув взглядом монстра в углу, поежился.

— У меня спина болит. Да еще и астма в придачу. — В доказательство Уилли достал из кармана ингалятор. — А ваш телик весит никак не меньше тысячи фунтов. Вы что же, моей смерти хотите?

Обстановка в гостиной несколько потеплела.

— Бобби, принеси, пожалуйста, нашему гостю попить, — обратилась мать к мальчику.

Тот, громко топая, убежал на кухню, а сама миссис Джуддикер, тщательно запахнув полы халата, села на низенькую софу и обратилась к Уилли:

— Я уже говорила вам по телефону, мистер, что денег у нас нет. Муж бросил меня, но даже если бы и не бросил, денег все равно бы не нашлось. Ведь с тех пор, как два года назад закрылась скотобойня, он толком нигде не работает.

— Это мне известно. — Уилли достал из внутреннего кармана плаща записную книжку и, перелистав несколько страничек, сказал: — Итак, последнее время тактика ваша была такова: вы приобретали некоторые вещи и продукты, а затем съезжали на новую квартиру, не оставив адреса. В итоге вы задолжали две тысячи восемьсот шестьдесят долларов и тридцать один цент. Сумму набежавших процентов я пока не учитываю.

Вернулся Бобби и вручил Уилли жестянку с диетическим безалкогольным пивом. Тот вскрыл ее и, усилием воли заставив себя не морщиться, сделал глоток.

— Дети, поиграйте на заднем дворе, — велела миссис Джуддикер. — Взрослым надо поговорить. — Сама она вовсе не выглядела взрослой, и Уилли опасался, что она вот-вот расплачется. — Это Эд купил телевизор, — пояснила она дрожащим голосом. — Но в том нет его вины, мистер. Кредитная карточка на его имя пришла по почте.

Уилли был прекрасно известен этот жульнический трюк. Кредитная карточка приходит по почте, а ее счастливый обладатель на следующий же день несется в ближайший магазин и делает там покупку настолько дорогую, насколько позволяет кредит.

— Понимаю, что не по своей вине вы попали в эту пренеприятнейшую историю, — посочувствовал Уилли. — Но тогда сообщите мне, где найти Эда, и я получу деньги с него.

Миссис Джуддикер невесело рассмеялась.

— Сразу видно, мистер, что вы не знакомы с Эдом. На скотобойне он работал грузчиком, и ручищи у него такие, что он любому голову свернет, только его тронь.

— Такой мужской разговор как раз по мне. Просто не терпится пообщаться с вашим муженьком.

— А вы меня не выдадите? — с опаской поинтересовалась женщина.

— Честное скаутское, не скажу. — Уилли поднял руку в торжественном салюте, но испортил эффектный жест, опрокинув жестянку с пивом.

— Так вы — скаут, мистер? — удивилась миссис Джуддикер.

— Нет, — признался Уилли, — но всегда мечтал им стать.

Женщина, впервые улыбнувшись, проговорила:

— Что ж, коли вам не терпится на собственные похороны, то это — ваше личное дело. — Миссис Джуддикер пожала плечами. — Мой бывший связался с какой-то шлюхой и последнее время живет у нее. Не знаю, где, но мне известно, что по выходным он подрабатывает в баре «Чистюля».

— Знакомый адрес.

— Этот пройдоха там не зарегистрировался, — с неприязнью добавила она. — Таким образом, он получает еще и пособие по безработице. И вы думаете, он прислал хотя бы цент для собственных детей? Держи карман шире!

— Как много, по вашим подчетам, он вам задолжал?

— Да порядочно.

Уилли поднялся.

— Знаете, после того, как я получу с вашего мужа банковский долг, надеюсь, сумею вытрясти из него кое-что и для вас.

Миссис Джуддикер, с изумлением глядя на Уилли, спросила:

— Вы это серьезно, мистер?

— Вполне. — Уилли достал бумажник, вытащил из него двадцать долларов и протянул ей. — Вот, держите аванс. И не волнуйтесь, Эд, как миленький, вернет мне деньги. — Миссис Джуддикер с недоверием взяла купюру, а Уилли, покопавшись во внутреннем кармане плаща, сунул ей в руку еще и пару дешевых ножниц. — Это — «Мистер Ножницы». Отныне он станет вашим лучшим другом.

Миссис Джуддикер уставилась на Уилли, как на сумасшедшего.

— Непременно познакомьте «Мистера Ножницы» со следующей кредитной карточкой, которая придет к вам по почте, — посоветовал Уилли. — И тогда иметь дело с типом вроде меня вам впредь не придется.

Уилли открыл дверь, но миссис Джуддикер остановила его, схватив за руку.

— Вы даже не сказали, как вас зовут…

— Уилли.

— А я — Бетси. — Она коснулась его щеки губами и тут же отступила на шаг. — И вовсе ты, Уилли, не «тип».

Женщина закрыла дверь, а Уилли зашагал прочь. Впервые после смерти Джоан тяжелый камень на его душе стал немного полегче. Уилли сел в свой «Кадиллак», припаркованный у обочины, завел двигатель и, взглянув в зеркало, заметил вперившийся в него взгляд.

Иногда после половодья на берегу реки остаются лужицы с неподвижной, застойной водой, глядя в которые обычно гадаешь, не пути ли это в бездну земную, и если да, то кто обитает там, в глубинах. Так вот именно такого белесо-голубого цвета были глаза у человека, забравшегося на заднее сиденье. Кроме того, он обладал впалыми щеками и жиденькими выцветшими волосами до плеч.

Уилли резко обернулся.

— Ты что, черт побери, здесь делаешь, Стивен? Не нашел лучшего места подремать?! Да будет тебе известно, эта машина — одна из немногих вещей в городе, которые не принадлежат Хармонам.

— С тобой желает поговорить Джонатан, — проговорил Стивен таким же безжизненным голосом, каким выглядело его лицо.

— А ему не пришло в голову, что я вовсе не намерен с ним разговаривать?

— С тобой желает поговорить Джонатан, — повторил Стивен, будто имел дело с глухим, и, подавшись вперед, со свирепой, нечеловеческой силой стиснул плечо Уилли. — Поезжай, да поскорее.

И Уилли поехал.

* * *
— К сожалению, шеф сегодня занят под завязку, — заявила секретарша в полицейской форме. — Если хотите, я запишу вас на прием в четверг.

— Мистер Эркухарт нужен мне сейчас, а не в четверг.

Ранди терпеть не могла полицейских участков, потому что в них всегда полным-полно полицейских, а все полицейские, по ее мнению, делились на три категории: те, кто видит в ней только привлекательную женщину, с которой не грех и позаигрывать; те, кто знает ее как частного детектива и недолюбливает за это; и, наконец, третьи, полицейские постарше, считающие ее маленькой дочкой своего погибшего коллеги и всем сердцем сочувствующие ей. Полицейские первого и второго типа раздражали Ранди, а третьего — приводили в ярость.

Секретарша, недовольно наморщив носик, твердо заявила:

— Как я уже объяснила, сегодня он вас не примет.

— Хотя бы доложите ему, что я пришла, — попросила Ранди.

— Он занят и не велел его беспокоить.

— Раз вы не желаете сообщить мистеру Эркухарту о моем визите, то я сделаю это за вас.

Ранди стремительно обогнула стол секретарши.

— Вам не полагается здесь находиться! — закричала та, но Ранди рывком распахнула дверь и быстро вошла в кабинет начальника городской полиции.

За необъятным письменным столом сидели двое: сам Джозеф Эркухарт и коронер. Оба вскинулись на стук двери.

Высокому плечистому Эркухарту недавно перевалило за шестьдесят; его волосы хотя и заметно поредели, но не утратили своего огненно-рыжего цвета, брови же давно стали седыми.

— Какого черта?.. — начал он.

— Извините, но секретарша препятствовала нашей встрече, — нахально сказала Ранди.

— Юная леди, да будет тебе известно, что здесь не детский сад, а кабинет начальника полиции, и никому не позволено столь бесцеремонно в него вторгаться, — прогремел Эркухарт, поднимаясь из-за стола. — Хотя я готов простить тебя, если ты, конечно, немедленно подойдешь и крепко обнимешь своего дядюшку Джо.

Ранди, улыбаясь, прошла по шкуре огромного медведя, расстеленной вместо ковра, обняла Эркухарта и прижалась щекой к его груди. Наконец Ранди отстранилась и произнесла:

— Мне тебя не хватало, дядюшка Джо.

— Конечно, не хватало, — ворчливо проговорил тот. — Оттого, наверное, мы с тобой и видимся так часто?

Джозеф многие годы был напарником и другом отца Ранди, так что Эркухарты стали для нее почти дядюшкой и тетушкой. Их старшая дочь нянчилась с Ранди, когда та была крошкой, а Ранди, в свою очередь, помогала растить их младшую дочь. После гибели Фрэнка семьи Уэйдов и Эркухартов постепенно отдалились, так что последнее время Ранди виделась со стариком лишь дважды в году и испытывала по этому поводу угрызения совести.

— Извини, — промолвила Ранди. — Знаю, мне следовало бы почаще навещать тебя и тетушку Люси, но, понимаешь, все как-то…

— Тебе постоянно не хватает времени, — закончил за нее Джо.

Сильвия Куни, служившая в должности коронера столько, сколько ее помнила Ранди, кашлянув, спросила:

— Может, мне оставить вас наедине?

— Нет, подождите, пожалуйста, — задержала ее Ранди. — Я как раз собиралась расспросить вас о смерти Джоан Соренсон. Результаты вскрытия уже известны?

Куни метнула взгляд на начальника полиции, а затем вновь остановила его на Ранди.

— Ничего не могу сказать вам по этому поводу, — отрезала она и решительно покинула кабинет.

— Результаты вскрытия не будут предаваться огласке, — пояснил Джо Эркухарт и, обойдя стол, указал рукой на кресло. — Да ты присаживайся.

Ранди, сев, оглядела кабинет. На стене висели дипломы, свидетельства и фотографии в рамках, на многих из которых вместе с молодым еще Джо был запечатлен и столь же молодой отец Ранди; высоко, под самым потолком висела голова американского лося; на соседней стене располагались другие охотничьи трофеи.

— Все еще ходишь на охоту? — спросила Ранди.

— Давненько не хаживал, — признался Джозеф. — Все дела, понимаешь, дела. А твой отец всегда подшучивал над моей страстью. Говорил, что если я убью какого мерзавца по службе, то закажу из него чучело. Однажды мне действительно пришлось застрелить преступника, и шутка сразу перестала быть смешной. — Он нахмурился. — А почему тебя так интересуют обстоятельства смерти Джоан Соренсон?

— Чисто профессиональный интерес, — пояснила Ранди.

— Вроде бы раскрытие убийств — не по твоей части?

Ранди пожала плечами.

— Чем мне заниматься, решает клиент.

— Ты понапрасну растрачиваешь жизнь, копаясь в грязном белье мотелей, — изрек Джозеф. — Тебе еще не поздно поступить в полицию.

— Нет, я останусь частным детективом. — В разъяснения своей жизненной позиции Ранди вдаваться не стала, поскольку знала тщетность подобных попыток. — Послушай, я потратила целое утро, чтобы заглянуть в дело об убийстве Соренсон, но его, похоже, никто в глаза не видел. Затем я расспрашивала полицейских, ведущих расследование, но они все как в рот воды набрали. В довершение всего выясняется, что результаты вскрытия хранятся в строжайшем секрете. Джозеф, объясни, пожалуйста, что происходит.

Тот повернул голову направо и, рассеяно разглядывая дождевые капли на оконном стекле, произнес:

— Дело крайне щепетильное и потому огласке не подлежит. Не хватало, чтобы газетчики подняли по этому поводу вой до небес.

— Но я-то не газетчик, — напомнила Ранди.

Эркухарт, резко повернув голову, посмотрел ей в глаза.

— Но ты и не полицейский. Так уж ты решила, Ранди. Послушайся моего совета — не ввязывайся в это дело.

— Я в него уже ввязалась, нравится тебе это или нет, — заявила Ранди и снова перешла в атаку: — Как погибла Джоан Соренсон? На нее напало животное?

— Нет, вовсе не животное. — Эркухарт тяжело вздохнул. — Я знаю, девочка, как тяжело ты переживаешь смерть отца, но и для меня это тоже не прошло бесследно. Понимаешь? Он позвонил мне, просил его прикрыть, а я не подоспел вовремя. Думаешь, я когда-нибудь прощу себе это? — Он покачал головой. — Не терзай себя понапрасну, Ранди, не давай волю воображению.

— То, о чем я спрашиваю, вовсе не плоды девичьих фантазий.

— Считай, как знаешь. — Джо взял со стола стопку папок с уголовными делами, выдвинул ящик и не глядя сунул их вглубь. Ранди успела прочитать фамилию на верхнем деле. Поднявшись, Джо сказал: — Извини, я занят. Если ты не против…

— Ты перечитываешь дело Хелендера? — поспешно спросила Ранди. — Считаешь, что он как-то связан с убийством Соренсон?

Эркухарт, резко сев, выругался:

— Черт!

— Может, скажешь, что фамилия на папке — тоже плод моего не в меру буйного воображения?

— Есть предположение, что мальчишка Хелендер вернулся в город, — с явной неохотой признал Эркухарт.

— Мальчишкой его вряд ли уже назовешь, — заметила Ранди. — Ведь Рой Хелендер старше меня на три года. Он разыскивается в связи с убийством Соренсон?

— Из психбольницы штата его выпустили три месяца назад, как полностью излечившегося. — Эркухарт нахмурился. — Возможно, убийство Соренсон — его рук дело, а возможно, нет. В любом случае это только версия, которую мы отрабатываем, а всего таких версий наберется с добрую дюжину.

— Где Рой Хелендер сейчас?

Знал бы — не сказал! И твой отец на моем месте поступил бы точно так же.

— Мой отец мертв. — Ранди поднялась из кресла. — И я давно уже не маленькая девочка.

* * *
Уилли остановил машину в тупике, которым заканчивалась Тринадцатая улица. На утесе за рекой возвышалось обнесенное неприступной кованой изгородью родовое поместье Хармонов. Тем, кто желал добраться туда на машине, пришлось бы, выехав из города, оставить позади фермы Гранда и Хитона, затем, развернувшись почти на сто восемьдесят градусов, спуститься с холма и прокатиться по площадке у основания утеса, где вдоль реки стоят облезлые многоквартирные дома. Да, дорога на автомобиле из центра города в родовое гнездо Хармонов отняла бы много времени и сил, и потому неудивительно, что владелец «Курьера», богач Дуглас Хармон, выстроил личную канатную дорогу, которая напрямую соединила порог его дома с тупиком на Тринадцатой улице.

Уилли вышел из «Кадиллака» и, сунув руки в карманы мешковатого плаща, посмотрел вверх, на крутой, каменистый, а сейчас еще и мокрый утес. Стивен грубо схватил Уилли за локоть и подтолкнул к кабине канатной дороги. Уилли послушно залез в кабину и занял место на деревянной, давно некрашеной, как сама кабина, скамейке. Стивен, усевшись рядом, потянул за сигнальную веревку. Наверху что-то противно заскрипело, и кабина, дернувшись, пошла вверх.

Вторая кабина, скользившая вниз, поравнялась с первой как раз посередине пути, и Уилли, заметив ржавчину на ее дверцах, подумал, что даже здесь, совсем рядом с «Черным Камнем», все приходит в упадок.

У вершины утеса кабина прошла через дыру в проволочной изгороди, и глазам Уилли открылся «Новый Дом» — безвкусная, но пышно разукрашенная постройка в викторианском стиле с остроконечной крышей, башенками и колоннами. Семейство Хармонов перебралось в этот Дом уже почти столетие назад, но он так и остался для них «Новым». Позади него виднелся густой неухоженный лес, прорезанный петляющим шоссе. К востоку, на фоне темно-алого неба Уилли заметил башню — часть «Старого Дома». Дом этот, сложенный из темного, словно покрытого копотью, камня, и дал название всему поместью — «Черный Камень». Поговаривали, что в «Старом Доме» обитают привидения, в чем сам Уилли не сомневался: один вид зловещего дома вызывал у него озноб.

Кабина задрожала и остановилась, Уилли со Стивеном вышли на деревянную площадку, выкрашенную когда-то белой краской. С площадки в «Новый Дом» вели широкие створчатые двери. Перед ними стоял высокий худой Джонатан Хармон. Уилли знал, что этому человеку было не более шестидесяти, но длинные, белые, как снег, волосы и искореженные артритом суставы делали его дряхлым стариком.

— Привет, Уилли, — сказал Джонатан. — Рад, что ты навестил меня.

— Да вот, был тут по-соседству, как, думаю, не зайти, — напустив на себя вид идиота, зачастил Уилли. — Только вот, понимаешь, я вроде бы оставил дома открытыми окна: боюсь, если вдруг пойдет дождь, то у меня все шторы вымокнут. Сбегаю-ка я домой, затворю ставни и по-быстрому вернусь.

— Нет. — твердо заявил Джонатан. — Пока ты останешься здесь.

Чувствуя, что грудь сдавливает стальной обруч, Уилли поспешно достал из кармана ингалятор, сделал два глубоких вдоха, после чего произнес:

— Ладно, считай, что уболтал меня. Но тогда уж ставь выпивку, а то после диетического пива вкус во рту омерзительный.

— Стивен, будь добр, принеси нашему другу Уилли бокал бренди. Да и мне еще один прихвати, а то что-то кости ломит.

Стивен молча удалился, Уилли было двинулся следом, но его остановило мягкое прикосновение Джонатана.

— Секундочку. — Старик махнул рукой. — Посмотри.

Приступ страха почти оставил Уилли. Если бы Джонатан хотел его смерти, то Стивен без труда выполнил бы его волю. Нет, пройдоха Хелендер явно намерен заключить с ним сделку. Вопрос только в том, какую.

Уилли повернулся. Ветер, отогнав облака к северу, очистил бархатистое, цвета темного кобальта небо, на котором засияла молодая луна. Уилли, проследив за взглядом старика, обратил взор на восток, за реку, где множество уличных огней высвечивало из мрака город.

— Когда закладывался «Старый Дом», никаких огней здесь и в помине не было, — глубокомысленно заметил Джонатан Хармон. — Лишь река да дикий лес. Тогда наверняка казалось, что этот мрак вечен. Вода, воздух в те дни были чистыми, в лесах в изобилии водились олени, бобры, медведи… А людей поблизости не было… Во всяком случае, белых людей. Мой предок, Джон Хармон, записывал в дневнике, что время от времени видит вдалеке костры индейцев, но после основания «Старого Дома» индейцы стали сторониться этих мест.

— А индейцы-то, оказывается, были не такими безмозглыми, какими их показывают в вестернах, — заметил Уилли.

Джонатан, взглянув на него, скривил рот.

— Мы построили этот город почти из ничего, — продолжил он. — Кровь и железо дали ему жизнь, кровь и железо вскормили его жителей. Старые семейства знали силу крови и железа, знали, как сделать свой город великим. Рочмонды в литейных цехах, на кузницах и прокатных станах плавили железо и придавали ему форму; семейство Андерсов перевозило металлические изделия по реке и по железной дороге, а твои предки искали железную руду и добывали ее из-под земли. Ты происходишь из железного племени, Уильям Флембикс, мы же, Хармоны, из кровавого. Мы владеем скотными дворами и скотобойнями, и даже задолго до основания города наш «Старый Дом» был центром торговли шкурами. Каждый сезон сюда приходили охотники и трапперы и продавали моим предкам меха и шкуры, которые потом отправлялись вниз по реке. Вначале — на плотах, а затем — на баржах. Паровые суда им на смену пришли позже, много позже.

— А нельзя ли оставить экскурс в прошлое до более подходящего случая и сразу приступить к делу? — поинтересовался Уилли.

— Позади у нас — долгий путь, — будто не расслышав, продолжал Джонатан. — И негоже забывать, с чего мы его начали. А началось все с черного железа и красной-красной крови. Не забывай об этом, Уильям, как, впрочем, не забывай и о том, что дед твой был истинным Флембиксом.

Уилли уловил в словах Джонатана оскорбление.

— А мать моя была полькой, — с жаром сказал он. — И поэтому я — полукровка: лишь наполовину человек, а наполовину лягушка. Но плевать мне на это. Как плевать и на то, что моему прадеду принадлежала половина штата, но шахты к концу столетия иссякли, а Депрессия окончательно разорила наше семейство. Меня не волнует даже, что отец мой был горьким пропойцей, а сам я стал всего лишь собирателем чужих долгов. — Внезапно почувствовав себя опустошенным, Уилли проговорил уже совсем тихо: — Так твой сыночек Стивен похитил меня лишь для того, чтобы тебе было не так одиноко чесать языком о войнах с французами и индейцами?

— Пойдем внутрь, — ровно, хотя уже без намека на теплоту проговорил Джонатан и, тяжело опираясь на трость, медленно двинулся к двери. — Здесь сыро, да и ветер холодный, вот у меня и разболелись старые раны. — Джонатан остановился и, повернув голову, посмотрел на Уилли. — При последней нашей беседе ты, не дослушав меня, грубо швырнул трубку. Согласен, мы с тобой очень разные, но элементарная вежливость и уважение к моему положению и возрасту должны бы были…

— У меня давно барахлит телефон, — бросил Уилли.

С этими словами они вошли в крошечную гостиную. У зажженного камина, согнувшись, примостился Стивен. Его длинное, тощее тело походило сейчас на неполностью сложенный перочинный нож. Стивен посмотрел на Уилли долгим непонимающим взглядом, припоминая, видимо, кто перед ним, а затем вновь уставился на огонь.

Уилли оглядел обставленную старинной, изрядно поношенной мебелью гостиную, выбрал самое удобное кресло и уселся в него. На столике перед ним стояли два низких широких стакана, до половины наполненные темно-янтарным бренди. Уилли взял ближайший стакан и, осушив его одним глотком, откинулся на спинку кресла. Джонатан с явным трудом опустился на край низенькой кушетки и положил обе руки на набалдашник трости. Уилли с удивлением воззрился на трость. Джонатан заметил это и, переместив руки так, чтобы полностью стала видна рукоятка, прокомментировал:

— Голова волка. Золото.

Пасть насаженного на трость зверя застыла в зловещем оскале. Глаза, отражая пламя камина, горели красным огнем.

— А глаза — из гранатов? — предположил Уилли.

Джонатан улыбнулся так, будто имел дело с умственно отсталым ребенком, и внес поправку:

— Рубины.

— Глупец, — поморщился Уилли. — Подонки в городе прикончат тебя, если увидят эту палку.

Джонатан улыбнулся одними губами.

— В гроб меня сведет не золото, Уильям. — Он посмотрел на луну за окном. — Славная луна для охоты. — Старик перевел взгляд на Уилли. — Прошлой ночью ты оскорбил меня. Будь добр, объясни, почему ты обвинил меня в смерти девчонки-калеки?

— Сам не знаю, — признался слегка захмелевший Уилли. — Возможно, потому что ты не вспомнил ее имени. А возможно, потому что ты возненавидел Джоан, едва услышав о ее существовании. Я уже не говорю о том, как к ней относился Стивен.

— И не говори, — ледяным тоном посоветовал Джонатан. — И без того ты наболтал более чем достаточно. Посмотри на меня, Уильям. Скажи, что ты видишь.

— Тебя, — обронил Уилли, который сейчас не был расположен к словесным баталиям.

— Ты видишь перед собой старика, — поправил Джонатан. — Мой артрит усиливается год от года, и теперь нередки дни, когда тело мое болит так, что я едва могу двигаться. Род мой истощился, остались только я да Стивен, и, буду с тобой откровенным, его вряд ли назовешь потомком, оправдавшим чаяния своего отца. — Голос Джонатана звучал громко, четко, но Стивен даже на мгновение не оторвал глаз от пляшущих языков пламени. — Да, действительно, девчонка-калека никогда не вызывала у меня восторга, как, впрочем, не вызываешь восторга и ты, — продолжал между тем Джонатан. — Но при всей моей неприязни к твоей подруге, этой Джоан Соренсон, мне не знаком вкус ее крови. Видишь ли, мы живем во времена всеобщего упадка, в проклятые времена, когда позабыта старая правда о крови и железе, а я устал, Уильям, чертовски устал, и все, чего я теперь хочу, это — прожить свои последние годы в покое и согласии с самим собой.

Уилли, решительно поднявшись, сказал:

— Избавь меня, пожалуйста, от старческих излияний. Да, мне прекрасно известно о твоем артрите и о твоих боевых ранах. Кроме того, мне известно, кто ты и на что способен. Допустим, не ты убил Джоан. Тогда кто же? — Уилли ткнул пальцем в сторону Стивена. — Может, он?

— В ночь убийства Стивен был со мной, — заверил Джонатан.

— Может, и был, а может, и не был. — Уилли пожал плечами. — Откуда мне знать?

— Не обольщайся, Флембикс, не настолько ты важная птица, чтобы я лгал тебе. И кроме того, вспомни, что мой сын тоже своего рода калека. Что же ты думаешь, Стивен способен был убить такую же несчастную, как и он сам?

Уилли с сомнением оглядел парня.

— Помню, однажды, когда я был еще ребенком, мой отец приехал к тебе, а меня прихватил с собой. Ведь мне тогда безумно нравилось кататься по твоей канатной дороге. Вы с отцом зашли в дом, а я остался играть снаружи. В лесу неподалеку я нашел Стивена. Он забавлялся с какой-то бездомной собачонкой. И знаешь, что придумал Стивен? Он прижал ее ногой к земле и отрывал одну лапу за другой так же спокойно, как нормальный ребенок — лепестки у ромашки. Когда я все это обнаружил, он уже приступил к третьей лапе: все лицо его было в крови. Кстати, тогда Стивену было лишь немногим больше восьми лет.

Джонатан Хармон, тяжело вздохнув, произнес:

— Согласен, с моим сыном… не все благополучно. Но он лечился, да и сейчас постоянно принимает препараты. К тому же со времени его последней дурацкой выходки прошли годы. Ведь так, Стивен?

Стивен Хармон повернул голову, с минуту не мигая изучал Уилли и наконец выдавил:

— Да.

Джонатан удовлетворенно кивнул, будто этот ответ сына что-то доказывал.

— Как видишь, Уилли, — заключил он, — ты был несправедлив в отношении нашей семьи. То, что ты счел угрозой, было лишь словами оправдания. Теперь, к счастью, недоразумение разрешено, и я предлагаю тебе провести ночь у нас в гостевой комнате.

— Ты, наверное, предлагал свое гостеприимство и Зоуи с Эми? — предположил Уилли, памятуя, что Джонатан давно и безуспешно пытался женить своего отпрыска на одной из сестер Андерс.

Лицо Джонатана вспыхнуло, но он, быстро овладев собой, почти спокойно заметил:

— Андерсы, к сожалению, пренебрегли моим предложением, но ты, надеюсь, поступишь более благоразумно. Ведь в «Черном Камне» безопасно, а вне защиты его стен я тебе ничего не могу гарантировать.

— В «Черном Камне» безопасно? — переспросил Уилли. — А какую опасность ты имеешь в виду?

— Ничего определенного, но сдается мне, что там, во тьме ночи кто-то охотится на охотников.

— Там, во тьме ночи кто-то охотится на охотников, — нараспев произнес Уилли. — Может, положим эти слова на музыку? Получится сносный танцевальный шлягер. — Он поднялся и направился к двери. — Спасибо за радушный прием и за предложение переночевать здесь, но я, пожалуй, попытаю свою судьбу, покинув безопасные стены «Черного Камня».

Джонатан, тяжело опираясь на трость, поднялся и быстро спросил:

— А хочешь знать, как в действительности умерла твоя девчонка?

Уилли, остановившись, вгляделся в глаза старика, а затем сел на прежнее место.

* * *
Южный район города располагался на клочке земли между рекой и старым каналом, русло которого пролегаловдоль скотобойни. Канал давно заполнили водоросли и нечистоты, и смрад от него доносился за многие кварталы. Улицы здесь были застроены дощатыми одноэтажны-ми хижинами, которые и домами-то назвать не поворачивался язык. Последний раз Ранди была в этих местах, еще когда работала скотобойня. С тех пор Южный район сильно изменился. На двери каждой третьей хижины висела табличка «Продается или сдается в наем», добрая половина домов по вечерам глядела на улицу черными окнами, а возле почтовых ящиков трава вымахала выше пояса.

Ранди, конечно, не помнила номера дома, но зрительная память подсказывала, что строение расположено по левую сторону дороги: если ехать от центра города, сразу же за котельной.

Шофер такси кружил по району, наверное, с полчаса, но все же доставил Ранди к месту. Оказалось, что котельная давно бездействует, о чем свидетельствовали доски, крест-накрест прибитые к двери, зато искомый дом оказался на прежнем месте, и выглядел он почти так же, как ожидала Ранди. На двери висела табличка «Сдается в наем», но за окнами угадывались световые блики. Была ли то свеча или фонарик, Ранди определить не успела, поскольку, как только такси остановилось, свет немедленно погас.

Таксист предложил подождать ее.

— Спасибо, не стоит, — отказалась она. — Я не имею ни малейшего представления, как скоро отправлюсь обратно.

Таксист развернул машину и укатил. Ранди, немного постояв, прошла к дому и поднялась на низенькое крылечко. Она решила не стучать, но едва успела протянуть ладонь к ручке, как дверь распахнулась.

— Могу ли я вам помочь, мисс? — спросил здоровяк, стоявший на пороге.

Лица его Ранди не узнала, но это был явно не Хелендер. Того она помнила как коротышку со светлыми, вечно грязными, жидкими волосами, этот же мог похвастаться густой шевелюрой цвета воронова крыла. К тому же тяжелая квадратная челюсть, сильные руки с короткими пальцами, да и вся манера держаться выдавали в нем полицейского.

— Я хотела бы переговорить с жильцами этого дома.

— Семья, которая здесь жила, уехала, как только закрылась скотобойня. Может, зайдете? — Здоровяк отворил дверь пошире, и Ранди заметила, что в доме нет мебели, пол покрыт толстым слоем пыли, а у двери в кухню стоит негр с характерным брюшком любителя пива — несомненно, партнер здоровяка.

— Нет, — отказалась Ранди.

— Я настаиваю. — Здоровяк, отогнув лацкан пиджака, продемонстрировал Ранди «золотой» значок.

— Вы арестовываете меня? — спросила она.

— Нет, конечно, нет, мисс. Мы лишь зададим вам несколько вопросов. — Здоровяк старался говорить дружелюбно. — Моя фамилия — Рогофф.

— И вы здесь ловите убийцу?

Глаза Рогоффа подозрительно сузились.

— Откуда, черт возьми, вам известно?..

— Что вы возглавляете группу по расследованию убийства Джоан Соренсон? Об этом мне сообщили сегодня в полицейском участке, — пояснила Ранди. — Похоже, что с рабочими версиями у вас небогато, раз вы торчите здесь и караулите Роя Хелендера.

— Мы ненадолго заглянули, хотели проверить, не появлялся ли он в родных пенатах, но, судя по всему, ностальгия его не одолевала. — Рогофф нахмурился. — Можно узнать, как вас зовут?

— Я — Ранди Уэйд. — Она предъявила свою лицензию.

— A-а, так вы — частный детектив, — произнес Рогофф подчеркнуто нейтральным тоном. — Сюда вас привела работа?

Ранди кивнула.

— Интересно, — заметил Рогофф. — Кто же ваш клиент?

— Этого я вам сказать не могу.

— Тогда вам грозит потеря лицензии.

— На каком основании?

— Вы препятствуете работе полиции, скрывая от следствия важные улики.

— По закону я имею право не называть имени своего клиента.

Рогофф покачал головой.

— Частные детективы не обладают такой привилегией. Во всяком случае, в нашем штате.

— Зато обладают адвокаты, а у меня — адвокатская степень, так что лучше оставьте моего клиента в покое. — Ранди одарила Рогоффа снисходительной улыбкой. — А лично мне кое-что известно о Рое Хелендере, и я готова поделиться с вами этой информацией.

— Публика у ваших ног, мисс. Я весь внимание.

Ранди покачала головой.

— Не сейчас и не здесь. Вы знаете кафе-автомат на углу Курьерской площади? — Рогофф кивнул, и Ранди предложила: — Встретимся там в восемь вечера. Только приходите один да прихватите с собой копию доклада коронера по поводу гибели Джоан Соренсон.

— Девушки обычно предпочитают получать в подарок цветы и конфеты, — заметил Рогофф.

— Мне нужен рапорт коронера, — произнесла Ранди твердо. — Полицейский архив по-прежнему находится в подвале здания суда?

— Именно.

— Если вы заглянете туда по дороге в кафе, то, слегка покопавшись в старых делах, обнаружите следующее: восемнадцать лет назад стали пропадать дети; одной из пропавших была сестра Роя, а кроме того — Стански, Джонс и еще кто-то, не помню уже их фамилий. Возглавлял расследование этого дела Фрэнк Уэйд — полицейский с «золотым» значком, как у вас; в ходе следствия Фрэнк погиб.

— Считаете, что пропажа детей, смерть Фрэнка Уэйда и убийство Джоан Соренсон как-то связаны между собой?

— Полицейский вы, вам и решать, — заметила Ранди и, повернувшись, зашагала прочь от заброшенного дома, а Рогофф, оставшись стоять у раскрытой двери, еще долго молча глядел ей вслед.

* * *
От «Черного Камня» по канатной дороге Уилли спускался один. Мрачные мысли угнетали его. Кроме того, сильное волнение способно было вызвать у него физическое недомогание. Вот и сейчас, после встречи со злополучным Джонатаном Хармоном, у Уилли болели все суставы, а из носа текло. Но болезнь все же лучше, чем смерть. А ведь обнаружив в своей машине Стивена, Уилли готов был распрощаться с жизнью… Слава Богу, на этот раз обошлось.

Уилли уже вел свой «Кадиллак» по направлению к дому, как вдруг увидел призывно горящие неоновые огни и, не долго думая, припарковался у тротуара. Как бы ни были зловещи смутные намеки Хармона, а он, Уилли, пока жив, и ему надо зарабатывать себе на хлеб. Он закрыл «Кадиллак» и вошел в бар.

Был вечер вторника, а «Чистюля» слыл баром для работяг, и потому сейчас здесь было немноголюдно. Уилли прошел к стойке, сел на высокий табурет и заказал порцию виски. Когда бармен — уже начавший лысеть тощий парень с каким-то деревянным лицом — принес выпивку, Уилли спросил у него:

— Эд сегодня работает?

— Нет, он работает только по выходным, хотя наведывается сюда и в будни, чтобы покатать бильярдные шары.

— Я его подожду.

От виски у Уилли заслезились глаза, и он заказал стакан пива, выпив которое, отправился в кабинку телефона-автомата, что располагалась у дальней стены. Вместо Ранди ему ответил автоответчик. Эти устройства Уилли ненавидел всей душой. Еще бы, ведь они превращали Жизнь сборщика долгов в сущий ад. Дождавшись сигнала, Уилли продиктовал сообщение и повесил трубку.

Выйдя из кабинки, Уилли обнаружил у бильярдного стола двух новых посетителей — верзилу, похожего на Моби Дика, и второго, чуть пониже и чуть поуже в плечах, но с лицом явного любителя подраться. Уилли вопросительно посмотрел на бармена, и тот кивнул.

— Кто из вас — Эд Джуддикер? — спросил Уилли, приблизившись к бильярдистам.

— Я, — ответил не «Моби Дик», а тот, что немного поменьше. — А чего надо?

— Поговорим о деньгах, которые вы задолжали? — Уилли показал свою визитную карточку.

Эд, взглянув на карточку, рассмеялся, а затем, повернувшись к столу, велел «Моби Дику»:

— Разбивай.

Тот разбил, затем по шару ударил Эд, и игра пошла.

Уилли вновь сел на табурет перед стойкой и заказал еще стакан пива. Все происходило именно так, как и должно происходить, когда имеешь дело с тупыми громилами, вроде Эда. Однако Уилли не сомневался, что по своим долгам парень расплатится сполна. Ведь рано или поздно он выйдет из бара, и тогда уже свой ход сделает Уилли.

* * *
На звонки Уилли не отвечал, а автоответчика у него, конечно же, не было. После девятого длинного гудка Ранди повесила трубку и нахмурилась. Она понимала, что волноваться пока не стоит. Ведь Уилли сам не раз говорил ей, что «Гончим ада» иной раз приходится вкалывать и по двадцать четыре часа в сутки. Скорее всего, сейчас он выслеживает очередного должника. Ранди позвонит ему снова, как только сама вернется домой.

В кафе-автомате было пустынно, и когда она возвращалась из телефонной кабинки к своему столику, стук ее каблучков по изрядно потертому линолеуму рассыпался барабанной дробью. Кофе в чашке совсем остыл. Ранди посмотрела в окно. Электронные часы на здании Национального банка показывали 08:13. Ранди решила перезвонить Уилли минут через десять.

Стены кафе были обиты красным винилом, уже изрядно потрескавшимся, но Ранди, попивая мелкими глотками холодный кофе и глядя на железный шпиль «Курьера», что виднелся на противоположной стороне площади, чувствовала себя здесь на удивление комфортно. Все дело в том, что когда она была маленькой девочкой, то считала кафе-автомат чем-то вроде шикарного ресторана. Каждый год в свой день рождения она просила отца сводить ее в «Замок», а затем накормить обедом в этом кафе, и каждый год отец, посмеиваясь над ее прихотью, неизменно соглашался. Помнится, Ранди нравилось, скормив несколько монеток сверкающему медному автомату, наполнить чашки ароматным черным кофе. Самих работников кафе девочке видеть ни разу не доводилось, но зато иногда за стеклянными окошками показывались руки, которые укладывали на блюдечки сандвичи и куски пирога. Эти руки, действующие автономно и не связанные с их владельцами, переносили Ранди в старые фильмы ужасов. Стоило им появиться, у нее неизменно пробегал по спине холодок, но именно благодаря этому сладкому ужасу ежегодные визиты в кафе-автомат были для нее столь восхитительными и запоминающимися.

Прошли годы, кафе порядком изменилось — посетителей стало совсем немного, но пол почему-то стал гораздо грязнее. В автоматы теперь приходилось кидать не десятицентовики, а монеты в четверть доллара, но зато здесь по-прежнему можно было получить кусок торта с банановым кремом, лучше которого Ранди нигде не едала, и чашку кофе из старой медной кофеварки, какого при всем старании дома не сваришь.

Ранди решила было взять еще чашечку, но тут дверь распахнулась, и вошел Рогофф. И его волосы, и тяжелое шерстяное пальто были мокры от дождя. Пока он двигался к ее столику, Ранди взглянула на часы. Они показывали 08:17.

— Вы опаздываете, — укорила она полицейского.

— Извините, зачитался. Пойду возьму чего-нибудь перекусить.

Ранди наблюдала, как Рогофф меняет в автомате бумажные доллары на монеты, и решила, что выглядит он неплохо. По крайней мере, с точки зрения того, кто не испытывает неприязни к людям с внешностью и образом мыслей типичного полицейского.

Вернулся Рогофф, поставил на стол чашку, тарелку с морковным салатом, сандвич с горячей говядиной, блюдечко с куском яблочного пирога и сел напротив Ранди.

— Пирог с банановым кремом здесь лучше, — поделилась она.

— А я больше люблю яблочный, — веско заявил он, расстилая на коленях бумажную салфетку.

— Доклад коронера при вас?

— Да, в кармане. — Рогофф откусил крошечный кусочек сандвича, тщательно прожевал его и добавил: — Мне жаль, что ваш отец погиб.

— Мне тоже, хотя это и было давно. Вы покажете мне доклад?

— Возможно. Расскажите мне о Рое Хелендере что-нибудь, чего я еще не знаю.

Ранди с отрешенным видом откинулась на спинку стула.

— Мы с ним ходили в одну школу. Он, правда, был старше, но несколько раз оставался на второй год и в конце концов попал в наш класс. Он — трудный ребенок из неблагополучной семьи, я — дочь полицейского, так что мы с ним никогда не были в приятельских отношениях… Во всяком случае, до пропажи его сестры.

— Он исчез вместе с ней, — заметил Рогофф.

— Да, исчез. Ему было пятнадцать, а ей — восемь. Оказалось, что они, сбежав из дома, отправились по железнодорожному полотну в другой город. Они ушли вместе, а домой Рой вернулся один. Руки его и одежда были в крови. В крови его сестры.

Рогофф, кивнув, добавил:

— Следы запекшейся крови обнаружили также на железнодорожной насыпи. Но все это есть в уголовном деле.

— Чуть раньше исчезли один за другим трое детей, так что Джесси Хелендер стала четвертой. Люди всегда считали, что Рой не совсем в своем уме. Оно и понятно, ведь он был замкнут, неразговорчив, часто вместо школы забредал в какое-то, только ему известное место в лесу. Играл он обычно не со сверстниками, а с детьми моложе себя. После исчезновения его сестры никто и на секунду не усомнился, что изнасиловал и убил ее именно он. Медики бегло обследовали мальчишку и упекли его в психушку; дело закрыли, а город вздохнул с облегчением.

— Если у вас все, то доклад коронера останется в моем кармане, — изрек Рогофф.

— Рой клялся, что никого не убивал. Он кричал и плакал, и концы с концами в его рассказе не сходились, но он упорно стоял на своем. Из его слов выходило, что он шел футах в десяти позади сестры, шел, балансируя на рельсе и прислушиваясь, не приближается ли сзади поезд. Вдруг словно из-под земли вырос монстр и набросился на Джесси.

— Монстр? — с недоверием переспросил Рогофф.

— Нечто вроде огромной косматой собаки. По описанию Роя выходило, что существо было похоже на волка.

— В нашем штате волков не видели уже почти столетие.

— Рой рассказывал, что чудовище стало рвать его сестру на части, а та кричала, словно безумная. Он схватил сестру за ногу и попытался вытащить из пасти чудовища, что, кстати, объясняет, почему его руки и одежда оказались перепачканы в ее крови. Чудовище посмотрело на него и зарычало. Под этим взглядом Рой разжал руки. Да, скорее всего, сестра его к тому времени была уже мертва. Чудище еще раз грозно рыкнуло на Роя и убежало, унося в зубах тело девочки. — Ранди отхлебнула кофе из чашки. — Такова версия Роя. Он повторял свой рассказ снова и снова — своей матери, полицейским, психологам, судье, каждому, — но ему никто не верил.

— И даже вы?

— Поначалу даже я. Все дети в нашей школе перешептывались, гадая, что сделал Рой со своей сестрой, а также с тремя пропавшими ранее детьми. Мы, конечно, ничего не знали наверняка, но были уверены, что он поступил с ними ужасно. Единственным человеком, который не считал Роя убийцей, оставался мой отец.

— А почему он не считал Роя убийцей?

Ранди пожала плечами.

— Интуиция. Отец всегда говорил, что для полицейского — это первое дело. Отец поверил Рою, но уверенность эту невозможно было приобщить к делу в качестве вещественного доказательства, тем более что все факты свидетельствовали против Роя. — Ранди пристально вгляделась Рогоффу в глаза. — Роя, как вам известно, отправили в психушку, а всего лишь через месяц пропала шестилетняя Айлин Стански.

Рогофф поддел вилкой тертую морковь и, задумчиво глядя в тарелку, пробормотал:

— Да, неувязочка вышла.

— Отец настаивал, чтобы Роя освободили, но его никто и слушать не желал. Официальная версия гласила, что исчезновение Стански никак не связано с четырьмя предыдущими. Иными словами, Рой убил четырех детей, а какой-то вдохновленный этим зверством маньяк прикончил пятого ребенка.

— Такое вполне возможно.

— Чушь собачья. А вы читали дело о гибели моего отца?

— Да, читал. — Рогофф кивнул.

— Моего отца сожрало животное, по уверению коронера, бешеная собака. Если вам по нраву эта версия, то, ради Бога, верьте в нее, но на самом деле вот как все произошло. Среди ночи моему отцу позвонили. Он немедленно ушел, но прежде позвонил Джо Эркухарту и попросил, чтобы тот его прикрыл.

— Начальнику полиции Эркухарту? — удивился Рогофф.

В то время он был обычным полицейским, напарником моего отца, — пояснила Ранди. — Мой отец сказал Эркухарту, что напал на горячий след убийцы детей, но не сообщил ни деталей, ни имени звонившего.

— Возможно, ваш отец сам не знал, кто ему позвонил среди ночи.

— Отец знал. Он бы не поддался на уловку анонима и не понесся бы среди ночи один на скотобойню. Но именно там на него напал убийца.

Отец выпустил в него шесть пуль, но не остановил негодяя, и тот разорвал отцу горло и обгрыз тело так, что подоспевший вскоре на место Эркухарт вообще не сразу понял, что перед ним — труп человека.

Рогофф, не сводя глаз с Ранди, отложил вилку, отодвинул от себя тарелку с недоеденной морковью и сказал:

— Что-то у меня пропал аппетит.

Ранди невесело улыбнулась.

— Местная газета по этому поводу сообщила, что тело моего отца было изуродовано. — Ранди, слегка подавшись вперед, вгляделась в темно-карие глаза Рогоффа. — Та же информация прошла и о смерти Джоан Соренсон, причем редактор «Курьера» сообщил мне, что тело девушки найдено полностью, но я точно знаю, что это — ложь.

— Верно, редактор вам соврал. — Рогофф вытащил из внутреннего кармана пальто листы бумаги, развернул их и передал Ранди. — Но с Соренсон произошло вовсе не то, что вы вообразили.

Ранди выхватила из его рук доклад коронера и, хотя буквы прыгали перед ее глазами, стала быстро читать первую страницу.

«Причина смерти: потеря крови».

Будто из дальнего далека до нее донесся голос Рогоффа:

— Квартира Соренсон находится на четырнадцатом этаже, она без балкона, пожарной лестницы рядом с окнами нет, а консьержка клянется, что никого постороннего той ночью не видела. Входная дверь в квартиру Соренсон была заперта. На двери, правда, установлен дешевый замок, но следов взлома не обнаружено.

Ранди между тем читала:

«Орудием убийства послужил очень острый предмет с лезвием, по крайней мере в двенадцать дюймов длиной, — возможно, хирургический инструмент.»

— Ее одежда была разодрана в клочки, а клочки разбросаны по всей квартире, — не умолкал Рогофф. — Соренсон была инвалидом и вряд ли могла оказать убийце серьезное сопротивление, но, судя по всему, она все же боролась за свою жизнь. Соседи уверяют, что ничего не слышали. Убийца приковал девушку к кровати и принялся орудовать ножом. Своим орудием он действовал умело, но умирала она долго и мучительно. Когда жертву обнаружили, вся ее кровать была пропитана кровью; кровь, просочившись через простыню и матрас, даже натекла на пол.

Ранди подняла голову, и доклад коронера выпал из ее руки на стол. Рогофф взял ладонь женщины в свою и продолжал:

— Джоан Соренсон не была растерзана животным, мисс Уэйд. Убийца заживо содрал с нее кожу и оставил истекать кровью. А часть тела, которая так и не была найдена, — это кожа Соренсон.

* * *
Уилли припарковал свой «Кадиллак» возле пирса, когда часы показывали уже четверть первого ночи. Рядом на сиденьи лежал бумажник Эда Джуддикера. Уилли открыл его, вытащил деньги, пересчитал. Семьдесят девять долларов. Не густо, но это — лишь начало. Он решил, что половину отдаст Бетси, а половина пойдет в счет погашения долга банку. Уилли сунул деньги в карман, а пустой бумажник — в отделение для перчаток. Он заскочит в выходные в «Чистюлю», вернет Эду бумажник и договорится о сроках поэтапного погашения долга.

Уилли запер машину и устало побрел к дому по мокрой от дождя булыжной мостовой. Небо над рекой было темным и беззвездным, но Уилли знал, что там, за тяжелыми ватными облаками скрывается луна. У входной двери он принялся копаться в карманах. «Так, ингалятор, с полдюжины пар ножниц, носовой платок, коробочка с пилюлями. Где же ключи?» Связка нашлась только через добрую минуту в кармане брюк. Уилли вставил первый ключ в замок.

При одном лишь прикосновении дверь дрогнула и медленно, беззвучно отворилась.

Уилли замер на пороге. Свет уличных фонарей лежал на пыльном полу пивоварни желтыми изломанными линиями и квадратами; ржавые котлы и механизмы казались притаившимися в полутьме чудовищами. Сердце Уилли стучало в тишине, словно паровой молот. Он сунул ключи в карман, вытащил ингалятор и, нажав кнопку, глубоко вдохнул лекарство.

Тут Уилли вспомнилась Джоан и то, что с ней стряслось.

Возможно, еще не поздно убежать. Ведь «Кадиллак» стоит всего лишь в нескольких шагах от порога. И бак почти полон, бензина хватит хоть до Чикаго, а там убийца или чудовище тебя уже вовек не сыщет.

Уилли отступил на шаг и попытался припомнить, запер ли он двери, уходя из дома. А ведь и правда, утром его мысли скакали с одного на другое, к тому же приснилось ему что-то неприятное, и он вполне мог просто позабыть о чертовой двери и чертовых замках!

Но прежде-то о замках он никогда не забывал! Что ж, все на свете когда-то происходит впервые.

Уилли поднял правую ногу, развязал шнурки и снял ботинок. Затем — второй. Носки немедленно пропитались влагой дождя. Уилли, глубоко вздохнув, затворил за собой дверь и сделал по темной пивоварне два шага так тихо, как только мог. Никто на него не напал, даже воздух не шевельнулся. Уилли вытащил из кармана «Мистера Ножницы». Какое-никакое оружие: все же лучше, чем голые руки. Стараясь не наступать на квадраты света, Уилли пересек зал пивоварни и двинулся по лестнице вверх, а когда голова его оказалась чуть выше пола второго этажа, остановился.

Окно в конце коридора пропускало свет уличного фонаря. Уилли увидел, что все двери закрыты, и ни под одной из них нет даже самой тусклой полоски. Значит, если кто-то и караулит Уилли, то этот неведомый кто-то затаился в темноте.

Грудь Уилли вновь сдавил стальной обруч. Следовало, конечно, воспользоваться ингалятором, но Уилли так отчаянно ждал развязки, что и этих секунд потратить не мог. Мигом одолев последние ступени, он двумя широкими шагами достиг двери в гостиную, немедля распахнул ее и нажал выключатель на стене.

В любимом кресле Уилли сидела Ранди Уэйд.

— Ты напугал меня, Уилли, — сказал она, моргая от яркого света.

— Это я напугал тебя?! — Уилли, выронив ножницы, пересек гостиную и без сил рухнул на кушетку. — Господи, да это ты перепугала меня так, что я едва жив! Что ты здесь делаешь? Разве я оставил дверь незапертой?

Ранди самодовольно улыбнулась.

— Дверь ты, конечно, запер. Вообще, Флембикс, по части дверных замков ты не имеешь равных. Мне понадобилось целых двадцать минут, чтобы проникнуть к тебе.

Уилли, массируя кончиками пальцев виски, оправдывался:

— Моего тела жаждет такое количество смазливых молоденьких девиц, что волей-неволей приходится заботиться о собственной безопасности. — Взгляд Уилли упал на мокрые носки; с недовольной гримасой он снял правый и, демонстрируя его Ранди, сказал: — Полюбуйся. Мои ботинки остались под дождем на улице, а ноги насквозь промокли. Если я слягу с воспалением легких, то за лечение заплатишь ты, Уэйд. И поделом, ведь подождать меня ты вполне могла и на улице.

— На улице шел дождь, — возразила Ранди, — а мне не хотелось окончательно портить и без того паршивое настроение.

Непривычные интонации в голосе подруги заставили Уилли вглядеться в ее глаза.

— Ты неважно выглядишь, — заметил он.

— Я хотела привести себя в порядок, но не нашла зеркала даже в ванной.

— Оно недавно разбилось, — сказал Уилли. — У меня в доме и раньше было немного зеркал, а теперь осталось только одно, в туалете.

— Уилли, твоя подруга Джоан была убита вовсе не животным, — с твердой уверенностью заявила Ранди. — Убийца ножом снял с нее кожу и прихватил с собой.

— Знаю, — не подумав брякнул Уилли.

Глаза Ранди сузились.

— Ты знаешь? — переспросила она мягко, почти шепотом, и Уилли немедленно понял, что сморозил глупость. — Ты, наверное, знал это с самого начала? А кроме того, ты знал и о том, что случилось с моим отцом?

Уилли выронил второй носок и, стараясь говорить как можно более искренне, заверил:

— О том, как была убита Джоан, я узнал лишь несколько часов назад. А что касается твоего отца, то, клянусь, о нем мне почти ничего не известно.

Ранди вгляделась в лицо Уилли, и тот выдавил из себя самую теплую, искреннюю улыбку, на какую только был способен.

— Не улыбайся через силу, — посоветовала Ранди. — А то ты похож на торговца подержанными автомобилями. И, извини, ты действительно вряд ли что знаешь о моем отце. — Ранди секунду помолчала, размышляя. — Но кто тебе открыл подробности смерти Соренсон?

— Я бы с удовольствием сказал тебе, но, честное слово, не могу, — забормотал Уилли, немного поколебавшись. — И, кроме того, ты мне все равно вряд ли поверишь. А ты не выяснила, подозревает ли меня полиция?

Ранди нахмурилась.

— Я разговаривала с Рогоффом — полицейским из отдела расследования убийств. — Заметив, что от лица Уилли отхлынула краска, Ранди поспешно добавила: — Не волнуйся, твое имя ни разу не упоминалось. Возможно, полицейские к тебе все же заглянут, но ты для них не подозреваемый, а человек, лично знавший убитую.

У Уилли отлегло от сердца.

— Дай-то Бог, — выдохнул он. — Спасибо за помощь, Ранди, но, знаешь, больше этим делом тебе заниматься не стоит.

Ранди с подозрением глянула на Уилли.

— Тебя уже больше не волнует, будет ли найден убийца твоей подруги?

— Конечно, волнует, но… — Уилли заерзал на кушетке. — Давай-ка выпьем по чашечке чая. У меня есть «Эрл Грей», «Рэд Зингер», «Морнинг Тандер» и…

— У полиции появился подозреваемый, — перебила его Ранди.

Уилли напрягся.

— Кто?

— Рой Хелендер.

— О, Господи! — промолвил Уилли. — Ты уверена, что он — убийца?

— Нет. Полицейские и сами-то толком ничего не знают, но, похоже, из Роя опять хотят сделать козла отпущения. Правда, он пока еще не найден, да и вообще неизвестно, в нашем ли он штате.

Внезапно Уилли почувствовал, что не может смотреть Ранди в глаза. Он поднялся, подошел к столу и, ставя на плитку чайник, спросил:

— Так ты сомневаешься в том, что Рой Хелендер убивал детей?

— Включая собственную сестру? Конечно же, это ложь. Джесси его любила, и он ее никогда пальцем не тронул. К тому же, ты знаешь, когда пропал пятый ребенок, Рой был надежно заперт в камере. Я немного знала Роя Хелендера. У него были некрасивые гнилые зубы, и ванну он принимал довольно редко, но из этого вовсе не следует, что он был кровавым убийцей. А общество младших детей он предпочитал лишь потому, что сверстники дразнили его. Зато у него был тайник в лесу, куда он отправлялся всякий раз, когда…

Ранди замолчала. Уилли нерешительно повернулся к ней и спросил:

— Тебе на ум пришло то же, что и мне?

Прежде чем Ранди успела ответить, пронзительно засвистел вскипевший чайник.

* * *
Вернувшись домой, Ранди немедленно улеглась в постель, но сон к ней не шел. Стоило ей закрыть глаза, как в памяти возникало либо лицо отца, либо скованная наручниками Джоан Соренсон. Мысли Ранди постоянно возвращались к Рою Хелендеру и его секретному убежищу. Куда мог направиться несчастный одинокий парень, выпущенный из психбольницы? Конечно, в свое тайное пристанище.

Но где оно и что собой представляет? Это могла быть пещера у реки, шалаш или сооруженный из картонных коробок домик в лесу. Хотя вряд ли в лесу. Ведь город окружен коттеджами, ухоженными парками и фермами, а ближайший лес находится либо за рекой, либо милях в сорока к северу. Но если убежище Роя было в парке, то оно наверняка не сохранилось, и даже следов его Ранди ни за что не найти.

Перебирая в уме различные варианты, Ранди взглянула на часы. Перевалило уже за два часа ночи. Решив, что ей все равно не уснуть, Ранди встала, включила свет, прошла в кухню. Холодильник был пуст, лишь в дверной панели стояли две бутылки пива. Пиво, возможно, поможет заснуть. Ранди открыла одну бутылку и вернулась в спальню.

Ее обстановка, в отличие от гостиной, не была подчинена единому стилю: на стене висел старый выгоревший ковер; кровать и тумбочка были обычные, современные, ничем не примечательные. Однако имелись здесь и настоящие антикварные вещи: зеркало в рост человека, оправленное в резную деревянную раму, и сундучок из кедра, стоявший в ногах кровати. Мать Ранди называла его «сундучком надежд».

С грустью подумав, что вряд ли теперь девочки держат в спальнях такие вещи, Ранди села на палас перед сундучком и открыла крышку.

«Сундучки надежд» были тем местом, где девочки хранили всяческий милый хлам — дорогие сердцу вещицы, безделушки, талисманы, — все то, что было частью их детских мечтаний. Сама Ранди рассталась с детством в двенадцать лет, той самой ночью, когда ее разбудили тонкие, пронзительные всхлипывания матери. С тех пор в сундучке хранились не надежды Ранди, а ее воспоминания.

Она принялась вынимать их одно за другим. Школьные дневники; перевязанные ленточками тоненькие пачки любовных писем, среди которых оказалась пачка и от того поганца, за которого она по дурости выскочила замуж; обручальное кольцо; ее дипломы; грамоты, завоеванные на соревнованиях по бегу и в матчах по софтболу[9]; фотографии в рамках и без…

Почти на самом дне, под многими слоями ее жизни нашелся полицейский револьвер тридцать восьмого калибра — тот самый полицейский револьвер отца, барабан которого он опустошил перед тем, как погибнуть. Ранди вытащила револьвер и аккуратно опустила на палас рядом с собой. Под револьвером оказалась дешевая общая тетрадь в голубой обложке. Ранди положила тетрадь на колени и открыла первую страницу.

К ней скотчем была приклеена пожелтевшая вырезка из «Курьера», сообщавшая о смерти отца. Ранди, прежде чем перевернуть страницу, Долго рассматривала знакомую фотографию. Дальше шли заполненные Мелким детским почерком листочки, заметки из «Курьера», посвященные исчезновению детей, а также статьи из журналов, где речь шла о нападении животных на людей, о серийных убийцах и всякого рода загадочных преступлениях. Ранди вела тетрадь несколько первых лет после гибели отца, но позже сунула эти бесполезные листки на дно сундучка и постаралась забыть об их существовании. Ранди казалось, что она в этом преуспела, но сейчас, листая пожелтевшие страницы, поняла, что все это время лгала себе.

Айлин Стански, Джесси Хелендер, Дайан Джонс, Грегори Корио, Эрвин Уэйсс — никто из них не был найден, как не были найдены ни их кости, ни даже клочки одежды. Полиция сочла смерть отца Ранди случайностью, никак не связанной с делом, которое он расследовал. Общество было вынуждено принять эту версию — шеф полиции, мэр, газетчики, мать Ранди и даже Барри Шумахер и Джо Эркухарт. Одна лишь Ранди придерживалась иного мнения. Разговоры на эту тему выводили мать из себя, так что Ранди вскоре прекратила их, но поисков истинной причины смерти отца она не оставила. Она сопоставляла факты, где только могла наводила справки и записывала свои гипотезы в дешевую общую тетрадь, которую каждый вечер прятала в «сундучок надежд».

Смерть отца так и не была разгадана, а последние двадцать страниц синей тетради остались незаполненными. Сейчас, листая записи, Ранди дошла как раз до этих пустых страниц. Они слегка пожелтели от времени и стали хрупкими; голубые горизонтальные линейки побледнели. Ранди механически продолжала листать тетрадь, но, почти уже дойдя до конца, заколебалась.

Возможно, никакого письма после этой страницы и нет, возможно, она его просто выдумала. В любом случае послание лишено всякого смысла.

Ранди перевернула последнюю страницу. Письмо оказалось там, где Ранди его и оставила.

Она получила его, когда училась в колледже. Со смерти отца тогда минуло семь лет, а занятая учебой и романами со сверстниками Ранди не заглядывала в синюю тетрадь уже больше трех лет.

И вот однажды пришло письмо. Ранди вскрыла конверт по дороге в учебный корпус, бросила беглый взгляд на листок, что был внутри, и, сунув письмо обратно в конверт, как ни в чем не бывало продолжила беззаботную болтовню с сокурсниками. Правда, письмо весь день не выходило у нее из головы, а ночью, после того, как соседка по комнате заснула, Ранди вытащила послание и, холодея, несколько раз перечитала единственную строчку, написанную явно впопыхах кривыми, прыгающими буквами. Ранди, помнится, намеревалась выбросить письмо, но вместо этого сохранила его, а, вернувшись домой, даже сунула в общую тетрадь.

Конверт с тех пор остался таким же белым, а написанный в левом углу адрес колледжа почти не поблек.

Ни прежде, ни теперь Ранди не сомневалась в том, кто отправил ей это письмо. Но каким образом ему это удалось? Непонятно. Хотя, вероятнее всего, конверт в почтовый ящик сунул выписавшийся из психушки приятель отправителя.

Ранди достала сложенный вдвое листок дешевой писчей бумаги и после минутного размышления развернула.

ЭТО БЫЛ ВОЛК-ОБОРОТЕНЬ.

Ранди перечитала единственную строчку послания раз, другой, третий, и ей вдруг показалось, что она вернулась в прошлое, в те годы, когда она еще не сомневалась, что разгадает тайну смерти отца.

Пронзительно зазвонил телефон. Ранди вскочила на ноги и, поспешно сунув листок в конверт, уставилась на телефон. Сердце в ее груди отчаянно билось, и чувствовала она себя почему-то преступницей, пойманной за руку.

Четвертый час ночи. Кому, черт возьми, пришло в голову звонить в эту пору? Неужели Рою Хелендеру?!

После четвертого сигнала ожил автоответчик:

— Вы звоните в «ААА. Сыскное Агентство Уэйд», с вами говорит руководитель агентства, Ранди Уэйд. Сейчас я не могу лично подойти к телефону, но если вы оставите свое сообщение, то я перезвоню вам.

Пискнул звуковой сигнал, и из телефона послышался мужской голос:

— Эй, вы меня слышите?

Ранди, опрометью подбежав к телефону, схватила трубку.

— Рогофф? Это вы?

— Да, я. Извините, что разбудил вас, но случилось нечто, о чем, по-моему, вам бы хотелось побыстрее узнать.

У Ранди по спине побежали мурашки.

Что случилось? — спросила она.

— Еще одно аналогичное убийство.

* * *
Уилли проснулся в холодном поту.

Первой его мыслью было: что меня разбудило?

Шум, вот что его разбудило. Шум где-то на первом этаже.

А может, шум ему только пригрезился? Уилли сел в кровати и noпытался взять себя в руки. Ночь полна неясных звуков, шорохов и страхов. А потом оказывается, что это тарахтел буксир на реке, проезжавший под окном автомобиль, да мало ли еще что. Кроме того, Уилли все еще испытывал неловкость за ту панику, которую вызвала у него незапертая входная дверь. Хорошо еще, что со страху он не воткнул ножницы в спину Ранди. И вообще нельзя позволять своему воображению поедать себя живьем. Уилли снова лег, удобно устроившись под одеялом, перевернулся на живот и закрыл глаза.

А всего через минуту слух его явственно уловил, как на первом этаже открылась и закрылась дверь.

Уилли мгновенно открыл глаза, но остался лежать, прислушиваясь и повторяя про себя, что тщательно проверил все замки. Точно, он проводил Ранди до двери, а затем запер все запоры, щеколды и даже не забыл о стальном засове. Входная дверь обита сталью, тяжеленный монолитный засов можно поднять только изнутри, так что, когда он опущен, попасть в дом снаружи невозможно. Есть еще, правда, и задняя дверь, но ею пользовались так давно, что теперь ее никакими силами не сдвинешь с места. А проникни кто-то через окно, Уилли непременно услышал бы звон разбитого стекла. Определенно, шум Уилли просто померещился.

Тихонько клацнув, повернулась дверная ручка, но дверь в спальню не отворилась, так как была заперта на замок. Ручка вновь повернулась, на этот раз сильнее, с более резким звуком.

Уилли будто сдуло с постели. Ночь выдалась прохладной, на нем были лишь трусы да майка, но он не чувствовал холода. На секунду взгляд его остановился на ключе, торчавшем из замка. Старинный ключ, изготовленный более века назад. Уилли держал его в замке скорее как предмет антиквариата, а не средство защиты. Он и дверь-то в спальню никогда не запирал. Никогда, кроме нынешней ночи; сегодня же, отправляясь в постель, он, сам не зная почему, машинально повернул его Теперь деревянная дверь стала для него пусть на время, пусть ненадежной, но все же защитой от незваного гостя.

Уилли, пятясь, сделал несколько шагов, затем, повернув голову, посмотрел в окно на мощеную булыжником дорожку. Прямо под окном должен был находиться металлический навес, но различить его в темноте Уилли не удалось.

Что-то с силой ударило в дверь.

Грудь Уилли стиснули огромные стальные пальцы, дыхание перехватило. Уилли затравлено огляделся. Его ингалятор стоял недосягаемо далеко — на тумбочке рядом с самой дверью.

Последовал новый удар, в двери появились трещины.

Воздуха не хватало, голова пошла кругом. Уилли подумал, что преступник будет разочарован, ворвавшись наконец в спальню и обнаружив жертву, умерщвленную приступом астмы.

Уилли поспешно стянул с себя майку и швырнул ее на пол, взялся за резинку трусов.

Дверь под очередным ударом затрещала и закачалась на петлях. Следующий удар неминуемо завершит начатое: дверь либо расколется пополам, либо слетит с петель.

Позабыв о трусах, Уилли стал стремительно перестраивать свое тело. Немедленно кости и мышцы его взвыли в агонии трансформации, но в легкие хлынул воздух — холодный, пьянящий, живительный, — и Уилли вновь обрел способность дышать. Вдоль его позвоночника пробежала судорога облегчения, Уилли задрал голову и взвыл. От этого воя в жилах стыла кровь, но только не у того, кто ломился в дверь. Убедившись, что шум в коридоре не прекратился, Уилли прыгнул в окно. В стороны брызнули острые осколки, а он, пролетев совсем рядом с навесом, приземлился на все четыре лапы, но, не удержавшись, повалился на бок и проехал фута три по булыжной мостовой.

Быстро вскочив, он поднял голову и различил в темном провале окна нечто еще более темное. Нечто двинуло рукой, а может, лапой, щупальцем или иной конечностью, и в ней явственно блеснуло серебро. Уилли, не разбирая дороги, бросился прочь.

* * *
Полиция оцепила величественный, хотя и изрядно обветшавший особняк в викторианском стиле, и потому таксисту пришлось высадить Ранди несколько раньше. У оцепления толпились любопытные соседи. Поднятые с постели ранним утром, они едва успели набросить пальто поверх пижам и халатов. Соседи перешептывались, многозначительно переглядывались, то и дело обращая взгляды к своим домам, а включенные мигалки полицейских автомобилей придавали их лицам выражение болезненной алчности.

Ранди быстро прошла сквозь жиденькую толпу. У веревки, служившей ограждением, ее остановил незнакомый патрульный в форме.

— Я Ранди Уэйд, — представилась она. — Прийти сюда меня попросил мистер Рогофф.

— A-а, понятно. — Патрульный взмахом руки указал на дом. — Рогофф там, разговаривает с сестрой жертвы.

Рогоффа Ранди нашла в гостиной. Увидев ее, он кивнул и продолжил задавать вопросы хрупкой брюнетке лет сорока. В комнате толкалось еще с полдюжины полицейских. Они посмотрели на Ранди с любопытством, но ни один не проронил ни слова. Брюнетка (по-видимому, сестра жертвы) сидела на самом краешке дивана. На женщине был эфемерный шелковый халатик, но она, похоже, не замечала ни холодного воздуха, который напустили в дом полицейские, ни самих полицейских, бесцеремонно оглядывающих ее едва прикрытое тело.

Криминалист, сняв отпечатки пальцев с пианино, отошел, и Ранди, встав на его место, принялась рассматривать фотографии в рамочках, что стояли на его крышке. Внимание Ранди привлекло самое большое фото. На фоне реки были сняты парень в плавках и две замершие по бокам от него симпатичные девушки в одинаковых бикини; парень не отличался атлетическим сложением, но и хилым его тоже назвать было нельзя, его голубые глаза глядели в объектив с каким-то непонятным, настораживающим равнодушием. Улыбающимся девушкам было лет по восемнадцать — двадцать, и они могли похвастаться длинными черными волосами, еще не высохшими после купания. Ранди перевела взгляд на женщину, сидевшую на диване. Определенно она была одной из девушек, но какой именно, Ранди не поняла: девушки были близнецами. Ранди принялась изучать остальные фотографии, но не узнала ни одного лица. Уилли среди них, к счастью, не оказалось. От этого занятия Ранди оторвал Рогофф.

— В спальне на втором этаже коронер производит осмотр тела, — сообщил он, подойдя к ней сзади. — Если хотите, можете подняться туда, но предупреждаю: зрелище не для слабонервных.

Ранди повернулась к нему и спросила:

— Узнали что-нибудь интересное от сестры?

— Этой ночью ей привиделся кошмар, — начал Рогофф, направляясь к узкой лестнице. Ранди пошла следом. — По ее словам, обычно, когда ей снятся плохие сны, она идет в соседнюю спальню и ложится в кровать к Зоуи. — Они достигли площадки второго этажа, и Рогофф, положив руку на стеклянную дверную ручку, приостановился. — То, что она обнаружила в постели сестры нынче ночью, гарантирует ей ночные кошмары на многие годы.

Рогофф открыл дверь и переступил порог комнаты.

В спальне горел лишь ночник над кроватью. Полицейский фотограф снимал нечто красное, распластанное на постели, и от постоянных сполохов вспышки на стенах прыгали, корчились громадные угловатые тени. Желудок Ранди в ответ сделал попытку скорчиться, а память немедленно вернула ее на годы назад, в жаркие июньские дни, когда ветер задувал с юга, и город наполнял смрад от скотобойни.

Фотограф щелкал объективом, то озаряя комнату ярким светом, то погружая ее в сумрак. Над трупом склонилась коронер. Заметив, что вспышки белым пламенем отражаются от потолка, Ранди подняла голову: прямо над кроватью было закреплено большое зеркало. В нем с еще более ужасающей реальностью отражалась постель и распростертая на ней мертвая женщина: вместо лица — красные веревки мышц, из-под которых кое-где проглядывают белые кости; темные, но уже ничего не видящие глаза широко открыты. Несомненно, жертва до последней секунды видела в деталях все, что делает с ней убийца, как видела и свои глаза, устремленные к потолку.

Снова полыхнула вспышка, и на запястьях и коленях убитой вдруг холодно блеснул металл. Ранди на секунду опустила веки, затем глубоко вдохнула и подошла к кровати.

— Кандалы точно такие же? — спросил Рогофф.

— Да. И, кстати, взгляни на это. — Коронер Куни, вытащив изо рта незажженную сигару, воспользовалась ею как указкой.

Ранди, вглядевшись, различила на освежеванной плоти, рядом с браслетами кандалов, темные неровные полосы, от одного вида которых становилось больно.

— Жертва сопротивлялась, — предположил Рогофф. — Вот кандалы и разодрали мышцы.

— Тогда бы ты увидел глубокие раны с запекшейся кровью, — отметила Куни. — А на запястьях и коленях жертвы, там, где ее касался металл, явственные ожоги. Ожоги третьей степени. И у Соренсон обнаружены такие же. Похоже, убийца, сковавсвои жертвы, раскалял кандалы добела. Сейчас металл уже остыл. Прикоснись и убедись в этом сам.

— Нет, спасибо, — отказался Рогофф. — Мне достаточно и твоего слова.

— Минуточку, — подала голос Ранди.

Коронер, как бы заметив ее впервые, недовольно поинтересовалась:

— А она что здесь делает?

— Долгая история, — ответил Рогофф. — Мисс Уэйд, сейчас здесь проводится полицейское расследование, и вам бы лучше…

Не дослушав его, Ранди задала вопрос Куни:

— У Джоан Соренсон были такие же ожоги? Там же, на запястьях и коленках, где кандалы соприкасались с телом?

— Да, — ответила Куни. — И что с того?

— Что вам пришло на ум? — нетерпеливо спросил Рогофф.

Ранди, переведя взгляд на полицейского, промолвила:

— Джоан Соренсон была калекой, у нее не действовали ноги, да и вообще тело ниже пояса. Так зачем же убийце понадобилось сковывать ее колени?

Рогофф, немного подумав, покачал головой и вопросительно посмотрел на Куни. Та, пожав плечами, изрекла:

— Действительно, интересное наблюдение. Но только вот что оно доказывает?

Ранди, не ответив, устремила глаза на обезображенное тело. Еще совсем недавно это была привлекательная женщина.

Фотограф продолжал съемку с разных ракурсов. Кандалы зловеще поблескивали. Ранди, набравшись храбрости, прикоснулась к ним и почувствовала холод отполированного серебра.

* * *
Ночь была наполнена звуками и запахами.

Уилли слепо несся по залитым дождевой водой улицам и темным докам, по мрачным аллеям и ухоженным паркам; он перепрыгивал через низкие бордюры и довольно высокие изгороди. Где он находится и куда направляется, его не волновало: главное — оказаться подальше от дома и от темной фигуры в окне.

Один раз Уилли чуть не остановила высокая бетонная стена, простиравшаяся направо и налево насколько хватало глаз. Первые три прыжка через нее не увенчались успехом, но после четвертого Уилли уцепился-таки передними лапами за верхний край стены и, что было мочи оттолкнувшись от вертикальной поверхности задними, перекатился на противоположную сторону. Упав во влажную траву, перевернулся через голову, немедленно вскочил и припустил дальше.

К счастью, на улицах почти не попадались машины, и лишь раз, когда Уилли пересекал широкое шоссе, откуда ни возьмись появился грузовик и ослепил его фарами. Уилли, застыв посреди дороги, на мгновение увидел за ветровым стеклом перекошенное ужасом лицо водителя. Шофер дал гудок и ударил по тормозам, грузовик на мокром асфальте занесло и чуть не выбросило на обочину. Уилли сорвался с места и стрелой бросился прочь.

Примерно через час непрерывного бега он оказался в пригороде, где вдоль улиц тянулись одно- и двухэтажные дома, а у обочин стояли потрепанные автомобили. Единственными источниками освещения здесь были редкие уличные фонари да бледная луна, иной раз проглядывающая в прорехи облаков. Уилли улавливал запах собак и, слыша время от времени их дикий неистовый лай, понимал, что и они его тоже учуяли. Иногда неистовствовавшие собаки будили своих владельцев и соседей, и тогда в домах зажигался свет и открывались двери, но Уилли к тому времени оказывался уже далеко.

Наконец, когда лапы Уилли были готовы отвалиться от усталости, а язык ни в какую не желал помещаться во рту, он пересек полотно железной дороги, взобрался по крутой насыпи и остановился перед проволочной изгородью футов десяти высотой. За изгородью виднелись обширный пустой двор и приземистое кирпичное строение без окон. За годы запах крови порядком выветрился, но чуткие ноздри Уилли сразу же уловили недоброе. Он немедленно понял, куда его занесло.

Да, то была почти два года как брошенная скотобойня. Уилли опустился на землю возле изгороди; несмотря на густой мех, его пробрала дрожь.

Наконец Уилли обнаружил, что на нем все еще надеты трусы. Он вспомнил лицо водителя грузовика и тотчас представил себе смятение, охватившее бедолагу при виде огромного, мохнатого, с горящими глазами существа в трусах. Уилли вдруг разобрал смех, да такой, что, будь у него для этого приспособлено горло, он непременно рассмеялся бы во всю мочь.

Немного успокоившись, Уилли изогнулся и, вцепившись зубами в резинку трусов, рванул. Трусы треснули, и Уилли, изворачиваясь всем телом, стянул с себя лохмотья. Затем он вновь лег, и пока его тело отдыхало, навостренные уши и чуткий нос улавливали шум проезжающих вдалеке машин и лай собак, запахи отработанного дизельного топлива и холодного металла. Но самым сильным раздражителем для Уилли был дух крови и смерти, исходивший со скотобойни. Дух этот пробудил в Уилли звериный голод. Однако его заглушало куда более острое и сильное чувство — всепожирающий животный страх.

До рассвета оставалось всего часа два-три, а податься Уилли было некуда. Ведь вернуться домой, не зная, убрался ли оттуда страшный, темный гость, который принес с собой серебро, Уилли опасался; не мог он пойти и на работу в банк, поскольку был абсолютно голым. Надо бы укрыться у надежного друга.

На ум пришел «Черный Камень» и замерший у камина Джонатан Хармон. Да, наверное, за крепкими стенами поместья сейчас безопасно… Одна за другой в памяти начали возникать подробности: артритные руки, сжимающие трость со зловещим золотым набалдашником; разглагольствования о железе и крови; огненные блики, пляшущие в безжизненных голубых глазах Стивена. Из горла Уилли непроизвольно вырвалось рычание, и он отчетливо понял, что «Черный Камень» — убежище не для него.

Джоан была мертва, а с другими, подобными себе, Уилли был едва знаком, да и не желал знакомиться ближе.

Итак, нравится ему это или нет, оставалась только Ранди.

Уилли медленно, устало поднялся. Со стороны скотобойни налетел особенно сильный порыв ветра. Ноздри Уилли затрепетали, и он. запрокинув голову, издал громкий протяжный вой. Вой этот прокатился по округе, а затем его поглотил холодный мрак. Уилли помчался к дому Ранди.

* * *
В сумерках, когда рассвет еще только занимался, а уличные фонари были уже погашены, Рогофф остановил свой старенький черный «Форд» перед одноэтажным шестиквартирным домом, где жила Ранди. Ранди открыла дверцу автомобиля, а Рогофф заглушил двигатель и, повернувшись к ней, сказал:

— Все же хотелось бы знать имя вашего нанимателя. Я не настаиваю на том, чтобы вы его назвали прямо сейчас. Сначала выспитесь, а потом уж решайте.

— А вы не забыли, что я адвокат? — спросила Ранди.

Рогофф устало улыбнулся.

— Просматривая, по вашему совету, старые дела в архиве, я не поленился и ознакомился с бумагами, касающимися лично вас. Оказалось, вы никогда и не учились на юриста, не говоря уже о получении диплома адвоката.

— Неужели? — Ранди одарила Рогоффа ответной улыбкой.

— Именно.

— Ну, не училась, и что с того? — Ранди пожала плечами. — Знаете, я действительно высплюсь, а завтра мы поговорим. — Она вышла из машины, захлопнула дверцу и вдруг спросила через опущенное окошко: — Рогофф, а как вас зовут?

— Майк, — ответил тот.

— До завтра, Майк.

Он рассеяно кивнул, завел машину и покатил прочь. Ранди поднялась по ступенькам крыльца, подошла к своей двери, достала из сумочки ключи.

— Ранди! — послышалось где-то рядом.

Она оглянулась и, никого не увидев, спросила:

— Кто здесь?

— Я, Уилли, — прозвучал на этот раз более громкий, уверенный голос.

— Ты где?

— Да здесь я, здесь, за мусорным баком.

Ранди перегнулась через перила и увидела дрожащего от утреннего холода Уилли.

— Да ты голый! — удивилась она.

— Сегодня ночью кто-то пытался меня убить в моем собственном доме. Я насилу ноги унес, а вот моя одежда за мной не поспела. Я жду тебя уже больше часа и промерз, как собака. Где тебя носило?!

— Произошло еще одно убийство. Судя по почерку — убийца тот же.

— Господи, — пробормотал Уилли. — Кто убит?

— Ее звали Зоуи Андерс.

— Черт, черт, черт!!! — В глазах Уилли читался дикий страх, но он все же спросил: — А что с Эми?

— С ее сестрой? — Уилли кивнул, и Ранди рассказала: — У нее сильный нервный шок, но, думаю, она оправится. — Ранди немного помолчала. — Так ты, оказывается, знал и Зоуи. Знал так же, как Соренсон?

— Нет, не как Джоан. — Уилли выглядел вконец измученным и опустошенным. — Ты позволишь мне войти?

Ранди, кивнув, открыла дверь, Уилли немедленно взбежал на крыльцо и заскочил в квартиру. Казалось, от благодарности он готов лизать Ранди руки.

* * *
Боксерские трусы и майка бывшего супруга Ранди оказались Уилли велики, ее собственный розовый халатик — мал, но зато как нельзя кстати пришелся горячий кофе. Несколько глотков возродили в усталом, измотанном Уилли радость жизни, а уж когда на столе появилась дымящаяся тарелка с яичницей и ломтями жаренного бекона, он и вовсе словно перенесся в нирвану.

— У меня тут родились кое-какие соображения, — промолвила Ранди, садясь напротив.

— Великолепно! — прочавкал Уилли. — Я имею в виду яичницу с беконом. И то, что ты надумала, тоже, наверное, под стать этому блюду. Но, Господи, до чего же я, оказывается, голоден! — Он воткнул вилку в бекон, поднес его ко рту и с жадностью откусил. — Замечательно! Просто бесподобно!

— Я тебе скажу сейчас кое-что. Тебя я знаю давно, и в общем-то сказать мне это, кроме тебя, некому. Ты, конечно, будешь смеяться, но… — Ранди нахмурилась. — Учти, Уилли, если рассмеешься, то опять очутишься без халата и трусов на улице.

— Я не засмеюсь, — пообещал Уилли, вдруг замерев и забыв о беконе.

Ранди глубоко вздохнула и внимательно посмотрела ему в глаза, а Уилли подумал, что глаза у нее очень красивые.

— Я полагаю, что моего отца убил волк-оборотень, — не моргая, сообщила Ранди.

— О, Господи! — пробормотал Уилли. Ему было вовсе не до смеха. — Я… Я… Я…

Грудь Уилли сдавила огромная невидимая анаконда, и он, опрокинув стул, вскочил из-за стола и опрометью бросился в ванную. Там он заперся и до отказа выкрутил кран горячей воды; ванная комната начала понемногу наполняться паром. Пар, конечно, не ингалятор, но и он способен снять приступ удушья.

Когда Уилли вновь обрел способность дышать, оказалось, что он стоит на коленях, а халат, трусы и майка на нем такие мокрые, будто он в них только что выкупался. Уилли на четвереньках прополз по кафельному полу, вытянув руку, закрыл горячую воду и нетвердо поднялся на ноги. Зеркало над раковиной запотело. Уилли вытер его полотенцем и полюбовался собой. Лицо оказалось багрово-красным, опухшим, на лбу блестели капельки пота. Уилли попытался вытереться, но от пара полотенце намокло так же, как и все остальное в ванной.

Было слышно, как по гостиной ходит Ранди и как открываются и закрываются ящики буфета. Мужская гордость не позволяла Уилли предстать перед молодой женщиной в таком жалком виде. Он оперся рукой о стену, решив побыть некоторое время здесь и немного прийти в себя.

— Ты выходишь? — послышался из-за двери голос Ранди.

— Да, — пробормотал Уилли, но так слабо, что она его вряд ли услышала.

Он поправил майку и халат, глубоко вздохнул, отпер дверь и вышел в коридор.

Ранди вновь сидела за столом. Уилли, заняв свое прежнее место, сказал:

— Извини, у меня был приступ астмы.

— Я поняла, — промолвила она. — Наверное, это — последствия стресса?

— Наверное.

— Доедай яичницу, пока она окончательно не остыла.

— Да, конечно. — Уилли взял вилку.

Ощущение было таким же, как вчера, когда он, позабыв, что не выключил плиту, ухватился за ручку сковородки. Уилли вскрикнул и отшвырнул от себя вилку. Вилка, несколько раз стукнувшись о стол, замерла перед Ранди. Уилли принялся дуть на покрасневшие пальцы, а Ранди, не спуская с него глаз, очень спокойно взяла вилку и поднесла ее к своим губам.

— Пока ты парился в ванной, я достала приборы из буфета, — призналась она. — Предметы — из чистого серебра; вместе с другой кухонной утварью они достались мне в наследство от бабки.

Боль в пальцах была почти нестерпимой.

— О, Господи! — взмолился Уилли. — Достань скорее масло. Растительное, животное, любое, толь…

Уилли осекся на полуслове, увидев, что Ранди подняла над столом правую руку, и в руке этой зажат револьвер.

— Слушай меня внимательно, Уилли. Твои обожженные пальцы — самое последнее, о чем тебе стоит беспокоиться. Я понимаю, какую боль ты испытываешь, и потому даю целых две минуты, чтобы собраться с мыслями и убедить меня, почему мне не следует прямо сейчас на месте вышибить мозги из твоей башки.

Ранди сняла револьвер с предохранителя, и металлический щелчок прозвучал как оглушительный удар грома.

* * *
Уилли застыл с открытым ртом. Видок у него был жалкий, словно у вымокшей под дождем тряпичной куклы. Ранди на секунду показалось, что на него накатывает новый приступ астмы. Ранди не испытывала ни гнева, ни страха, ни нервной лихорадки. Однако при всем спокойствии она сомневалась, что у нее хватит духу выстрелить в Уилли, пусть даже он и не человек, а волк-оборотень.

К счастью, Уилли избавил ее от такого выбора.

— Ты не хочешь стрелять в меня, — сказал он на удивление ровно, даже с вызовом. — Ведь убивать своих друзей — дурной тон, а ты неплохо воспитана. Кроме того, выстрелив в меня, ты проделаешь дыру в своем собственном халате.

— Ничего, переживу. Тем более что этот халат мне никогда не нравился. Я вообще не люблю розового.

— Если ты горишь желанием прикончить меня, то воспользуйся лучше вилкой, — предложил Уилли.

— Так ты признаешь, что ты — волк-оборотень?

— Не оборотень, а человек, страдающий ликантропией. — Уилли, глядя на Ранди исподлобья, подул на обожженные пальцы, а затем продолжал: — Ликантропия — это такое же не зависящее от меня состояние тела, как астма, или, положим, боли в спине. Ведь астма — не преступление? И, кроме того, я не убивал твоего отца. Я вообще никого в жизни не убивал. Правда, однажды я съел половину застрявшей в яме коровы. Но разве ты вправе винить меня за это? — В его голосе послышалось раздражение. — Если уж ты вознамерилась непременно прикончить меня, так стреляй быстрей. И, кстати, откуда у тебя пистолет? Я думал, что частные детективы носят пистолеты только в телесериалах.

— Это не пистолет, а револьвер. Он принадлежал моему отцу и был с ним до последней минуты его жизни.

— Пусть даже это и револьвер, но он, судя по всему, не очень помог твоему отцу, — произнес Уилли мягко. — Не так ли?

Ранди, подумав секунду, спросила:

— Что случится, если я нажму на спусковой крючок?

— Я попытаюсь изменить свое тело. Вряд ли я успею это сделать, но все же попробую. Две-три пули, выпущенные с такого близкого расстояния в голову, пока я в человеческом облике, скорее всего, прикончат меня. Но если ты ранишь меня, а я успею измениться, то тебе не сдобровать.

— В ночь убийства мой отец разрядил барабан этого самого револьвера, — задумчиво проговорила Ранди.

Уилли, взглянув на свой указательный палец, воскликнул:

— Проклятие! Уже волдырь вздулся!

Ранди положила револьвер на стол, сбегала в кухню и вернулась с начатой пачкой сливочного масла. Уилли принял масло с благодарностью и тут же занялся врачеванием своей обожженной руки. Ранди, посмотрев в окно, заметила:

— А ведь на дворе позднее утро, солнце поднялось уже высоко. Я полагала, что оборотни превращаются в волков только по ночам, при полной луне.

— Не оборотни, а ликантропы, — еще раз поправил ее Уилли. — Полную луну и прочий бред выдумали голливудские сценаристы, а если ты заглянешь в древние книги, то убедишься, что для нас не имеет значения, день на дворе или ночь, полная ли луна, только-только нарождающаяся или вовсе никакой. — Он взял чашку и допил совсем остывший кофе. — А собственно, к чему, Ранди, я все это тебе рассказал? Послушай моего доброго совета, забудь все, что произошло сегодняшним утром.

— Почему? — срывающимся от волнения голосом спросила Ранди. -

И что со мной произойдет, если я ничего не забуду? Ты разорвешь мне горло? И, кстати, следует ли мне забыть также о Джоан Соренсон и о Зоуи Андерс? А как мне поступить с воспоминаниями о Рое Хелендере и других пропавших детях? И еще я, по-твоему, обязана позабыть то, что случилось с моим отцом? — Ранди, немного помолчав, добавила уже почти спокойно: — Что происходит, Уилли? Ты пришел ко мне за помощью, а сейчас, судя по всему, мое содействие тебе особенно необходимо.

Уилли, пристыжено опустив голову, сказал:

— Даже не знаю, чего мне сейчас больше хочется: расцеловать тебя или отшлепать по заднему месту. Да, ты права, тебе известно уже чертовски много. — Он поднялся. — Вызови такси, я поеду домой переоденусь, а то в этих мокрых тряпках недолго и простудиться. У тебя, между прочим, не найдется пальто или плаща на часок?

— Возьми в шкафу, — предложила Ранди. — И учти, мы едем вместе.

Пластиковый плащ оказался велик, но зато скрыл мокрый розовый халатик, и Уилли, затянув потуже пояс, приобрел почти мужественный вид. Ранди достала из буфета и сунула за ремень джинсов массивный серебряный нож, каким ее бабушка, скорее всего, разделывала рождественскую индейку. Уилли, посмотрев на нож, содрогнулся, а затем сказал:

— Отличная идея, но на всякий случай прихвати с собой и револьвер.

* * *
Пока Ранди расплачивалась с водителем, Уилли вышел из такси и осмотрел входную дверь, затем решил обойти вокруг дома.

День выдался облачным, ветреным, река поблескивала сталью, а ее волны с плеском разбивались о сваи пирса. Ранди, немного не дойдя до входной двери, остановилась и проводила глазами такси. Через несколько минут вернулся Уилли.

— Удивительное дело, — озадачено произнес он. — Задняя дверь нетронута, а та, которой я пользуюсь каждый день, заперта… В машине у меня, конечно, есть запасной комплект ключей, но парадная дверь заперта не только на замки, но и на засов, а отодвинуть его можно только изнутри. Так как же преступник вчера проник в мой дом?!

Ранди с любопытством оглядела кирпичные стены пивоварни. С ее Точки зрения, они выглядели очень прочными, а окна начинались Только в двадцати футах от земли, на втором этаже. Пятясь, она отошла на несколько шагов от дома.

— Там окно разбито, — заметила Ранди.

— Это я его разбил, когда спасался бегством, — сказал Уилли.

Ранди уже заметила осколки на земле, что подтвердило истинность слов Уилли.

— Знаешь, меня сейчас, в основном, волнует не то, как в твой дом попал убийца, а то, как туда попадем мы. Давай перевернем бочку для дождевой воды и откатим ее на несколько футов левее, затем на нее встану я, а ты, взобравшись мне на плечи, наверняка дотянешься до разбитого окна.

Уилли, немного подумав, спросил:

— А что, если он все еще в доме?

— Кто он? — поинтересовалась Ранди.

— Тот, кто ночью вломился ко мне. Если бы я не выпрыгнул через окно, то на мне бы уже не было кожи, а сейчас стоит такая погода, что я и в ней-то мерзну. — Уилли с сомнением посмотрел на разбитое окно, на бочку, затем опять на окно. — Но не торчать же нам здесь целый день. Знаешь, у меня появилась идея получше твоей. Помоги мне, пожалуйста, перевернуть бочку и откатить ее немного от стены.

Не вполне понимая, что затеял ее друг, Ранди все же взялась ему помогать. Когда бочка оказалась в нескольких метрах от стены и как раз под разбитым окном, Уилли, расстегивая пояс плаща, попросил:

— Отвернись.

Ранди отвернулась и вскоре услышала, как плащ упал на землю, а затем последовали мягкие пошлепывания, похожие на шаги собаки. Ранди повернула голову. Оказалось, что Уилли отошел на несколько десятков футов назад, а теперь, стремительно набирая скорость, несется к бочке. Выглядел он не очень пропорционально сложенным волком — клочковатый серо-коричневый мех, зад слегка тяжеловат, а лапы несколько тонковаты, да и бежал он неловко, без той пластики, какой обладают вольные хищники.

Не добежав до Ранди с дюжину футов, Уилли прыгнул, затем, оттолкнувшись задними лапами от торца бочки, взвился в воздух и, описав крутую дугу, угодил прямехонько в окно.

Ранди не торопясь прошла по дорожке и поднялась на крыльцо. Через несколько минут загремели замки и засовы, а чуть позже перед ней отворилась тяжелая стальная дверь.

— Заходи, — голосом радушного хозяина предложил Уилли, успевший облачиться в клетчатый фланелевый халат. — Не опасайся, ночного визитера и след простыл. А я поставил на плиту чайник.

* * *
— Не иначе как убийца проник сюда через канализацию, — поделился своей догадкой Уилли. — Другого пути я просто не вижу.

Ранди внимательно рассмотрела раскуроченную дверь, остатки которой валялись на полу спальни, затем встала перед ней на колени и провела пальцем по длинной зазубренной щепке.

— Твой ночной гость был силен. Взгляни на эти борозды в дереве. Такие сделаешь только когтями или, может, очень острым ножом, но никак не кулаком. И сюда еще посмотри. — Ранди указала на медную ручку, валявшуюся рядом с дверью.

Уилли нагнулся, желая поднять предмет, но Ранди остановила его, схватив за руку.

— Не прикасайся, а только смотри.

Уилли, встав на одно колено, разглядел на ручке зазубрины и глубокие царапины.

— Повреждения нанесены чем-то острым и очень твердым, — заметила Ранди, поднимаясь на ноги. — Откуда раздались первые звуки, которые ты услышал ночью?

Уилли, немного подумав, ответил:

— Никак не соображу. Вроде бы с противоположного от лестницы конца коридора.

Ранди, пройдя по коридору, убедилась, что все двери закрыты. Затем, вернувшись, она осмотрела балясины перил и пошла вдоль коридора обратно, открывая и закрывая двери по сторонам.

— Уилли, подойди сюда, — позвала она, распахивая четвертую дверь.

Уилли быстро приблизился. Дверная ручка с наружной стороны выглядела нормально, а изнутри имела такие же царапины, как и в спальне.

— Но это же туалет! — воскликнул Уилли в ужасе. — Неужели убийца и вправду просочился ко мне через канализацию?

— Убийца, скорее всего, действительно вышел из этой двери, а вот насчет канализации пока ничего не известно, — заметила Ранди, внимательно оглядывая небольшое помещение.

Комната эта мало изменилась с тех времен, когда двухэтажный дом был действующей пивоварней, а на втором его этаже располагались Конторы. Смотреть здесь, в общем-то, было особенно не на что: два Унитаза, два писсуара, две раковины, над ними — медная полочка с туалетными принадлежностями, еще выше на стене — большое прямоугольное зеркало в раме. И никакого окна, пусть даже крошечного.

Послышался свист закипевшего чайника, и друзья прошли в гостиную.

— Джоан Соренсон погибла за запертой дверью, и Зоуи была убита почти бесшумно, так что ничего не услышала спавшая в соседней комнате сестра, — задумчиво произнесла Ранди.

— Чертов маньяк приходит, куда ему захочется и когда ему захочется, — пробормотал Уилли. От этой мысли по спине его побежали мурашки, и вздрогнув, он оглянулся назад. Конечно же, кроме Ранди, он никого не увидел.

— Не согласна с тобой, — заявила Ранди. — В квартирах Соренсон и Андерс действительно не обнаружено никаких следов взлома, будто убийца появился там по мановению волшебной палочки, но в твоем доме его остановила самая обычная дверь, запертая на ключ.

— Не остановила, а лишь слегка задержала, — поправил ее Уилли, наполняя заварочный чайник. Руки его слегка подрагивали.

— А как, по-твоему, убийце удалось настичь именно ту из сестер Андерс, которую он наметил в жертву? — спросила как бы невзначай Ранди.

Уилли замер с чайником в руке:

— Что ты имеешь в виду?

— Как что? Сестры-близнецы были похожи, как две капли воды, — не различить. Расположение их спален преступник вряд ли знал. Так вот, был ли какой-то внутренний признак, позволивший убийце безошибочно выбрать одну из девушек, даже не разбудив другую. Иными словами, убил ли он оборотня?

— И да, и нет, — с неохотой ответил Уилли. — Дело в том, что обе сестры страдали ликантропией. А как ты догадалась, что убийца преследует именно ликантропов?

— По серебряным кандалам, которые оставили ожоги на теле Зоуи. — В голове Ранди один за другим стали складываться куски головоломки, и она принялась излагать Уилли свою гипотезу: — И Джоан Соренсон тоже была оборотнем. И калекой… Но только как человек, а после трансформации ее тело действовало исправно. Поэтому-то преступник сковал ей не только руки, но и ноги. Непонятно все же, почему убийца расправился лишь с одной сестрой Андерс. — Ранди в недоумений посмотрела на Уилли. — А ты уверен, что они обе были оборотнями?

— Ликантропами, — в очередной раз поправил Уилли. — Да, уверен. Когда они перевоплощались в волков, то различить их становилось еще труднее. По крайней мере, в человеческом обличье они носили разную одежду: Эми отдавала предпочтение белым тканям, а Зоуи вечно рядилась в кожу и замшу.

На кофейном столике стоял стеклянный поднос с самыми разными пилюлями: от головной боли, астмы и прочих недугов. Уилли зачерпнул пригоршню таблеток, забросил их в рот и проглотил, не запивая.

— Послушай, Уилли, — сказала Ранди, — по-моему, сейчас — самое время выложить все карты на стол.

Уилли сразу понял, к чему она клонит.

— Ранди, дорогая, если бы я знал, кто убил твоего отца, то давным-давно сказал тебе. Поверь, мне это неизвестно. И, прошу меня простить, я вообще мало задумывался над этой историей.

— Не увиливай от ответа, Уилли. Моего отца убил оборотень, а ты тоже относишься к этому племени, и потому не можешь оставаться в полном неведении.

— Замени слово «оборотень» на слово «еврей», «диабетик» или «лысый» и подумай, что получится. Ведь ты же не считаешь, что один лысый посвящен во все тайны другого на том лишь основании, что у обоих не хватает волос на голове? Так и с оборотнями. Да, твоего отца, скорее всего, убил оборотень, свидетельством тому — пустой пистолет и растерзанное тело, — но раз ты это поняла, то постарайся уяснить и другое: просто оборотень и оборотень, который совершил убийство, — не одно и то же.

— А как много таких, как ты? — спросила Ранди недоверчиво.

— Провалиться мне на этом месте, если знаю. Ты что же, думаешь, мы сбиваемся в стаю, как только взойдет полная луна? Конечно, я всех ликантропов не знаю, мне известно лишь, что чистокровных осталось совсем немного. Однако полукровок, вроде меня, и незаконнорожденных отпрысков древних родов в городе наберется порядком. Надо учесть, что трансформировать свое тело может не каждый из нас. И еще я слышал о тех, кто, однажды превратившись в волка, не смогли потом вернуть себе человеческий облик. К тому же ликантропия не всем достается по наследству, иные ее обретают, ну как Джоан.

— А разве Джоан отличалась от тебя и тебе подобных? — удивилась Ранди.

Уилли тяжело вздохнул.

Ну ты же смотрела кино и знаешь: укушенный оборотнем сам со временем становится оборотнем. — Ранди кивнула, и Уилли продолжал: — Так вот, такое действительно случается, хотя и нечасто, особенно в наше время. Сейчас укушенный немедленно несется в больницу, там ему тщательно промывают рану, делают укол от бешенства, вводят в организм пенициллин и еще черт знает какие медикаменты, и укус проходит без последствий.

Уилли, замолчав, вгляделся в прекрасные глаза Ранди; его охватили сомнения: сможет ли эта женщина понять его.

— Джоан была такой красивой, такой молодой, что мое сердце обливалось кровью, когда я видел ее в инвалидной коляске. Однажды она призналась мне, что очень сожалеет о том, что ей уже не дано познать радость любви. Ведь в аварию она попала, будучи девственницей. Помнится, тем вечером мы с ней изрядно выпили, она расплакалась, и… Ну, в общем, я рассказал ей о себе и о своих способностях. Она, конечно, не поверила ни единому слову, и тогда у нее на глазах я превратился в волка и укусил ее за ногу. Боли в ноге она не почувствовала, хотя зубы вошли глубоко: потом мне пришлось лечить ее раны. Конечно, никаких лекарств и вакцин я не использовал. Через несколько дней у Джоан началась лихорадка, а нога почернела и распухла. Я уже начал опасаться за жизнь девушки, но вскоре жар спал. У Джоан началась новая жизнь, правда, я после того случая дал себе зарок никогда впредь не проделывать подобных экспериментов.

— Так вы с Джоан были не просто друзьями, — сообразила Ранди. — Вы были любовниками.

— Верно, — подтвердил Уилли, — когда она превращалась в волка.

— А в человеческом обличье она так и осталась калекой, — сказала Ранди.

— Да, так и осталась калекой.

— Уилли, а тебе нравится быть оборотнем?

— Ликантропом. — Уилли молча осмотрел свои пальцы с явными следами ожогов, затем, вздохнув, заговорил: — Раза два, когда меня особенно сильно скручивал приступ астмы, моя способность спасала мне жизнь. И еще, когда я нахожусь в обличьи волка, то почти любые, даже самые серьезные раны и болезни излечиваются с фантастической скоростью. Нравится ли мне быть таким, каков я есть? Наверное, не больше и не меньше, чем тебе — быть женщиной.

Ранди пересекла гостиную и, остановившись у окна, вгляделась в гладь реки.

— За последние дни я узнала такое, что голова идет кругом, — призналась она. — Мой друг, которого я знаю многие годы, оказывается оборотнем. К тому же оборотнями, которым место только в кино да в книгах, кишит весь город. И еще. Кто-то или что-то убивает их и сдирает с них кожу. Волнует ли меня это? А почему это вообще должно меня волновать? — Ранди провела рукой по волосам. — Но раз существуют оборотни, то совершенно ясно, что Рой Хелендер не убивал детей. Мой отец знал это и продолжал следствие. Потому-то истинный убийца заманил его ночью на скотобойню и растерзал… Но затем я снова смотрю на тебя. — Она отвернулась от окна и посмотрела Уилли в глаза. — И, черт возьми, я вижу перед собой прежнего друга!

Казалось, Ранди готова расплакаться. Этого еще не хватало Уилли.

— Помнишь, — поспешно сказал он, — вначале ты отказывалась работать в моем отделе потому, что считала всех сборщиков долгов негодяями? Но потом ты поняла, что была не права?

— Помню, — призналась Ранди.

— Так вот, то же и с ликантропами. Да, мы превращаемся в волков, в хищников, но это не значит, что «облачившись» в шкуру, мы начинаем жаждать крови, да еще человечьей. Внутри-то мы прежние. А если среди нас есть убийца, то это — закоренелый преступник, наклонности которого не зависят от его ипостаси.

Ранди отошла от окна и села за стол.

— Бездоказательно, хотя и логично.

— Знаешь, я не только умен, но еще и хорош в постели, — заметил Уилли.

На лице Ранди промелькнула тень улыбки.

— Не мели попусту языком, — посоветовала она. — Лучше выкладывай все, что тебе известно об убийцах.

— Джонатан рассказывал мне древнюю легенду, — немного подумав, признался Уилли.

— Какой Джонатан?

— Тот самый Джонатан Хармон, которому принадлежат «Курьер», «Черный Камень», скотобойня и еще полгорода в придачу.

— Так он тоже ликантроп? — изумилась Ранди.

— Не «тоже». Он — прямой наследник древнего рода, и, кроме того, он — вожак стаи.

— А способность эта передается по наследству?

Уилли сразу понял, куда она клонит.

— Да, — подтвердил он, — но…

— У Стивена Хармона нездоровая психика, — перебила Уилли Ранди. — В газетах об этом, естественно, ничего не сообщают, но слухами земля полнится. Например, о том, что у Стивена бывают приступы ничем не спровоцированной агрессии. Говорят также, что в «Черный Камень» частенько наведываются психиатры.

Уилли со вздохом кивнул.

— Верно, Стивен не в своем уме. Ты видела его руки? На них же места живого нет, сплошные ожоги от прикосновения к серебру. Я лично однажды был свидетелем того, как он держал в руке серебряный подсвечник, а от пальцев его валил дым. — Уилли поежился. — Да, Стивен — псих, псих буйный, и сил у него хватит на то, чтобы оторвать у человека руку, а затем забить его этой же рукой до смерти. Но при всем этом, Ранди, я убежден, что твоего отца он не убивал.

— Что ж, может, тебе виднее.

— Кроме того, Джоан и Зоуи убил тоже не он.

— А откуда тебе это известно?

— Вспомни, Ранди, что женщины были не просто убиты, но и освежеваны.

— И что это значит?

— Видишь ли, о волках-перевертышах часто говорят, что они меняют шкуру, и это не просто оборот речи. Странные легенды утверждают, что вся сила перевоплощения заключена в коже и что, сняв ее с еще живого оборотня и надев на себя, простой смертный тоже приобретет способность превращаться в волка.

— И это правда?

— Правда или нет, но в эту легенду кто-то верит.

— Кто же, по-твоему?

— Кто-то, кто много размышлял об оборотнях. Кто-то, чей рассудок серьезно поврежден. Кто-то, кто однажды видел оборотня и считает его источником всех своих бед. Кто-то, кто ненавидит это племя и в то же время снедаем жгучей завистью к сильным и почти неуязвимым созданиям.

— Рой Хелендер! — вырвалось у Ранди.

— Скорее всего, но у нас нет доказательств, как нет и самого Роя.

— Я полночи гадала, где находится его секретное убежище, но так ничего и не придумала. Можно, конечно, наудачу прочесать парки и окраины города, но прежде я предпочла бы услышать старинные легенды из уст самого Джонатана, а также собственными глазами увидеть его сынка, Стивена. — Ранди поднялась. — Собирайся, Уилли. Мы нанесем визит в «Черный Камень».

Уилли с самого начала боялся, что она выкинет что-нибудь подобное.

— О, Господи, — пробормотал он и, схватив со стеклянного подноса еще пригоршню пилюль, отправил их в рот. — Послушай, Хармоны — это не семейка Адамсов, с подобными лучше встречаться в кино, а не наяву.

— Вот и хорошо, что у меня появилась такая возможность, — упрямо произнесла Ранди, и Уилли понял, что переубедить ее не удастся.

* * *
Когда они добрались до Курьерской площади, вновь зарядил дождь. Уилли остался в машине, а Ранди зашла в оружейный магазин. Вернувшись минут через двадцать, она обнаружила, что Уилли заснул, опустив голову на руль. Постучав в стекло, Ранди вывела его из забытья. Уилли, резко дернув головой, открыл глаза и несколько секунд моргал, приходя в себя. Затем, окончательно проснувшись, отпер дверцу со стороны пассажирского сиденья. Ранди села в машину.

— Ну как? — поинтересовался Уилли.

— Серебряных пуль, конечно, не нашлось, но владелец лавки взялся изготовить их на заказ. У него есть крошечная мастерская где-то на окраине. Если верить его словам, он готов исполнить любую прихоть коллекционера.

— Что-то голос у тебя нерадостный, — заметил Уилли.

— А чему радоваться? Ведь серебряные пули обойдутся мне в кругленькую сумму, и, кроме того, готовы будут только через две недели. И это за двойную цену — вначале речь шла вообще о месяце. — Ранди повернула голову и стала рассеяно глядеть через окошко на бегущие по асфальту потоки воды и на подхваченную ими добычу — сигаретные окурки, обертки от конфет, обрывки вчерашних газет.

— Две недели? — недоверчиво переспросил Уилли, заводя двигатель. — Вряд ли кто-то из нас проживет так долго. Но, может, это к лучшему. Ведь само сочетание слов «серебряные пули» вызывает у меня не лучшие эмоции.

Ранди достала револьвер отца, откинула барабан и убедилась, что там находятся все шесть патронов. Уилли, наблюдая за ней краем глаза, заметил:

— Пули оборотню не повредят, но его может убить другой оборотень.

— Ликантроп, — поправила его Ранди.

Уилли едва заметно улыбнулся и стал похож на того, прежнего Уилли, с которым несколько лет назад Ранди делила офис.

Вскоре «Кадиллак», поднимая фонтаны брызг, свернул на Тринадцатую улицу. Ранди и Уилли ощутили нервную дрожь. Издалека, на фоне темного утеса, Ранди заметила кабину канатной дороги, а затем — красные и синие вспышки полицейских мигалок.

Уилли, увидев ту же картину, ударил по тормозам. «Кадиллак» понесло на припаркованный у обочины грузовик, но Уилли сумел резко выкрутить руль влево, а затем благополучно затормозить. На лбу Уилли Выступили капельки пота, но Ранди сомневалась, что виной тому — едва не случившаяся авария.

— О, Господи, — пробормотал Уилли, судорожно нащупывая в кармане ингалятор. — Неужели теперь и Хармон?!

— Подожди здесь, а я выясню, что случилось, — сказала Ранди, выходя из машины.

На улице хлестал настоящий ливень. Ранди подняла воротник плаща и, не замечая, что шлепает прямо по лужам, направилась к тупику в конце Тринадцатой улицы. Там уже стояли фургончик коронера и три полицейские легковушки, а вскоре, лязгнув железом, прибыл еще и вагончик канатной дороги. Первым из него вышел Рогофф, за ним последовали Куни, полицейский фотограф и двое в форме. В руках они несли черный пластиковый мешок.

— Ты? — удивился Рогофф, заметив Ранди.

— Я, — согласилась та, смахивая со лба липкие волосы. — А убийца изменил свой почерк. Остальных он убивал по ночам.

Пластиковый мешок с телом был мокрым и скользким, и несли его полицейские с явным усилием. Рогофф, взяв Ранди под руку, отвел женщину в сторону.

— Тебе, детка, не следует смотреть на этот труп, — предостерег он.

— Почему? Он еще страшнее, чем бедняжка Зоуи Андерс? И кто там в мешке, Рогофф? Отец или сын?

— Ни тот и ни другой. — Рогофф посмотрел через плечо на вершину утеса, и Ранди, проследив за его взглядом, обернулась туда же. С этой точки не было видно «Черного Камня», одну лишь высокую проволочную ограду. — На этот раз счастье отвернулось от убийцы, — констатировал Рогофф. — Его загрызли собаки. Куни предполагает, что одежда преступника жутко пахла кровью, потому собаки разорвали его на куски. — Рогофф положил руку на плечо Ранди.

— Нет, — обронила она, чувствуя озноб и головокружение.

— Да, — твердо сказал он. — Все кончено, и поверь мне на слово, тебе лучше не заглядывать в мешок.

Ранди отстранилась от Рогоффа.

Полицейские грузили черный сверток в фургончик, а Сильвия Куни, не вынимая изо рта даже под дождем дымившейся сигары, давала им указания.

Рогофф попытался снова коснуться руки Ранди, но она, вдруг сорвавшись с места, понеслась к фургончику.

— Эй! — закричала ей Куни. — Ты куда?

Мешок с телом почти полностью скрылся за дверцами машины. Ранди резко рванула застежку-молнию. Ее руку пытался схватить полицейский. Безуспешно. Оттолкнув его, Ранди расстегнула молнию до конца. Труп был изуродован почти до неузнаваемости и к тому же залит кровью. Ранди, силясь разглядеть его, попыталась немного приподнять тело. Полицейские вцепились в нее с двух сторон и оттащили от фургона.

— Нет! — закричала она, слепо, неистово отбиваясь. — Во что он одет?! Покажите мне, во что он одет!!!

Руки держали Ранди крепко. Когда истерика кончилась, женщина увидела перед собой Рогоффа и с рыданиями бросилась к нему на грудь.

Она не заметила, как подошел Уилли, не заметила, как он проводил ее в «Кадиллак», как усадил в машину, как, достав из отделения для перчаток флакончик с успокоительным, сунул ей в рот таблетку. Таблетку она проглотила, а затем, уставясь в пустоту, замерла. Уилли все повторял и повторял:

— Успокойся, Ранди. Это был не твой отец.

Наконец, немного придя в себя, она пробормотала:

— Это был Рой Хелендер. И надета на нем была кожа Джоан Соренсон.

* * *
По понятным причинам вечер старинных легенд в исполнении Джонатана Хармона пришлось отложить. Уилли повез обессилевшую подругу домой.

Ключ от входной двери нашелся у Ранди в кармане джинсов. Уилли помог женщине добраться до спальни, уложил в постель и принялся раздевать ее. Вдруг что-то со звоном выпало из вороха одежды, которую держал Уилли. Он перевел взгляд себе под ноги: на ковре поблескивал серебряный нож.

Уилли прошел в гостиную, смешал в стакане джин с тоником и уселся в свое любимое кресло, обитое красным бархатом. Прошлой ночью он почти не спал и неплохо было бы вздремнуть, но Уилли был слишком возбужден: убийцей оказался Рой Хелендер, и теперь он мертв. Все кончено, отныне Уилли в безопасности.

Вдруг ему вспомнилось, как накануне под чьими-то ударами трещала дверь спальни. Сомнительно, чтобы она рухнула под ударами того тщедушного парня, чей труп, объеденный собаками, Уилли видел в тупике на Тринадцатой улице. Объеденный собаками?! Какие к черту собаки! Конечно же, с заявившимся в «Черный Камень» убийцей расправился сам Джонатан. Но по сравнению с тем, что сделали с Джоан и Зоуи, это преступление не казалось Уилли столь ужасающим. «Кто-то охотится на охотников», — так, кажется, говорил Джонатан.

Уилли снял телефонную трубку и набрал номер «Черного Камня».

— Алло, — послышался равнодушный безжизненный голос.

— Привет, Стивен. — Уилли намеревался попросить к телефону Джонатана, но вместо этого неожиданно для себя спросил: — А ты видел, как твой отец расправился с тем парнем, что незваным заявился к вам?

Тишина на том конце провода продолжалась, казалось, вечно. Наконец Стивен заговорил:

— Джонатан не убивал его. Это сделал я. Разделаться с придурком было плевым делом. Я почуял его, когда он еще шел по лесу, а он меня даже не заметил. Я, обойдя его, набросился сзади, сразу же повалил на землю и откусил ухо. Он оказался слабаком. Потом он превратился в человека, и я…

— Алло, кто это? — параллельную трубку взял Джонатан.

Уилли дал отбой. Перезвонить он всегда успеет. А Джонатан пусть поломает голову, с кем откровенничал его сын.

— «Потом он превратился в человека», — повторил Уилли вслух.

Неужели Роя Хелендера прикончил не Джонатан, а Стивен? Мог ли

Стивен это сделать?

— Проклятие! — вырвалось у побледневшего Уилли.

* * *
Где-то вдалеке настырно трезвонил телефон.

Ранди, беспокойно заворочавшись, пробормотала:

— На нем была кожа Джоан Соренсон.

Снова зазвонил телефон.

Ранди села в кровати. В комнате было темно и холодно, а в голове шумело.

Где она, и что, черт возьми, происходит?

Опять прозвенел телефон, и на этот раз ожил автоответчик:

«Вы соединились с «ААА. Сыскным Агентством Уэйд», с вами говорит руководительница агентства, Ранди Уэйд. Сейчас я не могу лично подойти к телефону, но если вы оставите свое сообщение, то я перезвоню вам».

Ранди, схватив трубку, закричала:

— Я слушаю. Кто это? И сколько сейчас времени?

— Это дядюшка Джо, — донеслось из трубки. — Рогофф рассказал мне, что с тобой случилось там, на Тринадцатой улице. Я очень беспокоюсь о твоем здоровье, Ранди. Звоню тебе без перерыва вот уже несколько часов.

— Часов? — Ранди взглянула на светящееся цифровое табло. Было начало первого. — Я спала… Всего лишь спала.

Тут Ранди вдруг вспомнилось, как она и Уилли направлялись в «Черный Камень», но доехали лишь до Тринадцатой улицы, а там… Там она увидела мертвого Роя Хелендера и кожу Джоан Соренсон на нем.

— Ранди, как ты себя чувствуешь? У тебя голос какой-то не твой. Да ответь хоть что-нибудь!

Ранди провела ладонью по волосам.

— У меня все нормально. Я только… Только спала.

— Хотелось бы верить, — с сомнением промолвил Эркухарт.

Ранди предположила, что, должно быть, ее привез домой и уложил в постель Уилли. Но где же он сам?

— Ты меня слышишь?! — донесся до женщины обеспокоенный голос Эркухарта.

— Извини, — пробормотала она. — Я еще не совсем проснулась. Повтори, что ты сказал.

— Нам необходимо срочно увидеться, — произнес Джо с нажимом в голосе. — Я прочитал все, что касается Роя Хелендера и его жертв, тут, по-моему, не сходятся концы с концами. Ты была права, девочка: похоже, смерть твоего отца связана с последними событиями. — Он с секунду поколебался. — Не знаю, как тебе и сказать. Понимаешь, все эти годы… Я желал тебе только самого лучшего, но… Но не был до конца откровенен с тобой.

Внезапно сонливость Ранди как рукой сняло.

— Говори, говори, — торопила она.

— Это не телефонный разговор. Мне необходимо видеть твое лицо. К тому же надо кое-что показать тебе. Я заеду за тобой и отвезу на место. Пятнадцати минут на сборы хватит?

— Хватит и десяти.

Ранди повесила трубку, соскочила с постели и, открыв дверь спальни, крикнула:

— Уилли! Уилли!

Ответа не последовало. Тогда Ранди включила свет и, как была босиком, прошла по коридору в гостиную, надеясь обнаружить Уилли спящим на софе, но его не оказалось и там.

Руки ее были какими-то сухими и шершавыми; с недоумением взглянув на них, Ранди обнаружила, что они покрыты засохшей кровью. К горлу подкатил неприятный вязкий комок. Она прошла в ванную комнату. Там на полу валялись ее джинсы в таких же коричнево-ржавых пятнах крови. Ранди включила горячую воду, сбросила белье и встала под душ. Минут через пять ее тело запылало, наверное, так же, как пылала рука Уилли после ожога. Ранди вытерлась, прошла в спальню и, отыскав в шкафу свежие фланелевую рубашку и пару джинсов, быстро оделась. Причесываться она не стала, решив, что все равно волосы намочит дождь, но в карман джинсов сунула револьвер отца, а за ремень — серебряный нож.

Поднимая с пола нож, она заметила на ковре лист бумаги. Должно быть, он упал с тумбочки.

Ранди нагнулась. Это была записка Уилли:

«Мне нужно срочно уйти, а ты так сладко спишь, что будить тебя я не стану. Не выходи из дома и ни с кем не говори. Я разобрался, что Рой Хелендер не пытался убить Хармонов или одного из них. Страшный секрет проклятого семейства больше для меня не секрет, но нужно еще выяснить, как Стивен…»

Раздался звонок в дверь, и дочитать Ранди не успела.

* * *
Уилли тяжело опустился на землю. До вершины утеса оставалась еще треть пути, а у него уже так неистово стучало сердце, что каждый удар отдавался болью в груди, а исцарапанные в кровь руки отчаянно ныли. Из кабинки канатной дороги утес почему-то не казался столь крутым.

Конечно, Уилли мог, превратившись в волка, одолеть подъем всего лишь в несколько десятков прыжков, но у него в голове занозой засели слова Стивена: «Я почуял его, когда он еще шел по лесу». Все верно, шансов на успех у Уилли будет больше, если он явится в человеческом обличьи.

Уилли, задрав голову, оценил расстояние до вершины утеса. Взбираться еще порядком. Тогда он, вдохнув облачко лекарства из ингалятора, стиснул зубы и продолжил подъем.

— А чувствую я себя и того хуже. — Он крутанул руль, и автомобиль, свернув на дорогу, что шла вдоль реки, покатил к утесу. — Я стар, Ранди. Стар, как и наш поганый городишко.

— Куда мы направляемся? — спросила Ранди.

Время было позднее, других машин на дороге почти не попадалось, река слева казалась черной бездной, а моросящий дождь превращал свет дорожных фонарей в радужные шары.

— На скотобойню, — ответил Эркухарт. — Туда, где все началось.

В машине работал обогреватель, но Ранди вдруг стало смертельно холодно. Она сунула руку за полу плаща и нащупала удобную, словно созданную по ее заказу, ручку серебряного ножа.

— Ладно, — сказала она и положила нож на сиденье между собой и Эркухартом.

Тот, коротко взглянув на нож, поинтересовался:

— Что это?

— Серебряный нож, — пояснила она. — Возьми его.

Он окинул Ранди непонимающим взглядом и, вновь переведя глаза на дорогу, спросил:

— Что?

— Ты отлично меня слышал, — сказала она. — Возьми нож в руку.

Эркухарт посмотрел в ее лицо, затем — на дорогу, затем — опять в ее лицо и опять на дорогу, но к ножу даже не притронулся.

— Я не шучу, — настаивала Ранди, все более отодвигаясь от Эркухарта. Он опять посмотрел на нее и увидел нацеленный ему между глаз револьвер. — Возьми нож в руку, — настойчиво повторила Ранди.

Эркухарт, побледнев, попытался что-то возразить, но Ранди категорично помотала головой. Тогда Эркухарт, сняв с руля правую руку, взял нож.

— Вот, — показал он, — нож у меня в руке. Что дальше?

Ранди, вновь сев на середину сиденья и откинувшись на спинку, с облегчением проговорила:

— Положи его обратно.

Эркухарт бросил на спутницу еще один недоуменный взгляд, но не проронил ни слова.

* * *
Ночь была холодной и темной. Уилли отдыхал на вершине утеса в кустах, вслушиваясь в шелест ударяющихся о листву дождевых капель. Изредка ему мерещились чьи-то мягкие шаги позади, а однажды послышался низкий протяжный вой где-то справа, но, скорее всего, все эти звуки были лишь плодом его разыгравшегося воображения.

Когда дыхание вновь восстановилось, Уилли, держась кустов, начал огибать «Новый Дом». Во всем доме горело лишь несколько окон, и Уилли надеялся, что оба Хармона уже спят. Двигался Уилли медленно, крадучись, стараясь не шуметь; после каждого шага, остановившись, напряженно оглядывался. Покажись кто-нибудь поблизости, Уилли немедленно превратится в волка. «Теперь в волчьей шкуре ему будет легче», — решил Уилли.

Вторая кожа Уилли — плащ — так промокла, что стала тяжелой, словно свинец; в ботинках при каждом шаге хлюпало.

Обогнув «Новый Дом», Уилли направился через лес параллельно дороге. Вскоре поворот дороги скрылся за домом, и Уилли, перебежав на противоположную сторону, углубился в чащу. Двигался он теперь уже более быстро и открыто. «А не здесь ли Стивен напал на беднягу Роя Хелендера? — пронзила его внезапная мысль. — Наверняка это случилось где-то поблизости и уж точно в этом вековом лесу с деревьями в несколько обхватов, с густым подлеском и с влажным мхом под ногами».

По мере того как Уилли удалялся от «Нового Дома», лес становился гуще, деревья — выше, а их кроны все сильнее смыкались над головой, почти не оставляя просветов. Стало еще темнее, сверху перестали падать даже редкие капли дождя, и Уилли на мгновение показалось, что он ненароком забрался в пещеру, куда со времен сотворения мира не проникал ни единый солнечный луч.

Но минут через десять деревья вдруг расступились. Уилли, вновь почувствовав на лице влагу дождя и ток свежего воздуха, поднял голову. Впереди возвышалась темная стена со слепыми глазами черных окон.

У Уилли перехватило дыхание. Выхватив из кармана ингалятор, он сунул его раструб в рот и надавил на кнопку — раз, другой, третий.

Наконец дыхание его открылось, и он смог оглядеться. Никого.

Уилли зашагал ко входу в «Старый Дом», башня которого, как он уже не сомневался, служила Рою Хелендеру тайным убежищем.

— Здесь? — спросила она. — Здесь ты и нашел моего отца?

Эркухарт не спеша обвел взглядом огромный захламленный двор с подъездными железнодорожными путями и загоном, по которому обреченные коровы безропотно брели к забойщику, а тот поджидал их в забрызганном кровью кожаном фартуке с кувалдой в руке.

— Да, здесь, — подтвердил Джо, не глядя в сторону Ранди.

Надолго воцарилась тишина. Лишь однажды вдалеке ухнул филин, а может, то было завывание ветра.

— Ты веришь в духов? — спросила Ранди.

— В духов? — не понял Эркухарт. — В каких духов?

Ранди поежившись, пояснила:

— Мне кажется, Джо, что я чувствую его присутствие. Будто он все еще здесь и сейчас наблюдает за мной.

Эркухарт повернулся к Ранди. Лицо его было мокрым, то ли от дождя, то ли от слез, а может, и от того, и от другого.

— Я заботился о тебе, — сказал Эркухарт. — Как и просил твой отец, я заботился о тебе и желал тебе только хорошего.

Вдалеке под чьими-то колесами заскрипел гравий, и Ранди увидела за изгородью свет фар приближающейся машины.

— Вы с отцом очень похожи, — произнес Эркухарт устало. — Оба упрямцы, каких поискать. А я… Я заботился о тебе. Ведь так? Ты была мне, как родная. Так почему же ты, черт тебя дери, не послушала меня?!

Внезапно Ранди многое стало понятно, но почему-то она не удивилась, словно уже многие годы знала правду об Эркухарте.

— Той злосчастной ночью был лишь один телефонный звонок, — уверенно сказала она. — Это ты звонил моему отцу, и это ты просил тебя прикрыть, а не он себя.

Эркухарт кивнул. На секунду его осветили фары приближающейся машины, и Ранди заметила, что подбородок его дрожит.

— Посмотри в «бардачке», — сказал он чуть погодя.

Ранди села на край сиденья и открыла отделение для перчаток. Там оказались флакон с аспирином, манометр, атлас дорог и картонная коробка с патронами. Ранди открыла коробку и высыпала на раскрытую ладонь несколько штук. В тусклом свете приборов они холодно блеснули. Ранди, оставив коробку на сиденье, вышла из машины, захлопнула дверцу и недоуменно сказала:

— Это же мои серебряные пули. Я не ожидала, что их изготовят так быстро.

— Эти заказал себе Фрэнк восемнадцать лет назад, — пояснил Джо. —

Я забрал их в оружейной лавке уже после похорон. Вы с ним, как я уже сказал, два сапога — пара.

Во двор скотобойни въехал автомобиль и остановился метрах в десяти. Яркий, свет фар заставил Ранди заслонить глаза рукой.

— Я просил тебя не ввязываться в это дело, — услышала она наполненный мукой голос Эркухарта. — Я предупреждал тебя! Разве ты не поняла? Им принадлежит весь город!

— Он прав, тебе следовало прислушаться к доброму совету, приближаясь, промолвил Рогофф.

* * *
Уилли, вытянутой правой рукой постоянно касаясь стены, шел мелкими шажками по длинному темному коридору. Шум дождя не проникал за толстые стены «Старого Дома», и Уилли было слышно лишь гулкое эхо его шагов да учащенные удары собственного сердца.

Наконец Уилли оказался в башне перед широкой винтовой лестницей. Тусклый свет падал откуда-то сверху. Немного переведя дух, он начал подъем. Вначале он считал ступеньки, но после двухсотой сбился. За время пути ему не раз хотелось превратиться в волка, но Уилли мужественно подавлял это желание.

Достигнув верхней площадки башни, он сел на последнюю ступеньку и привалился спиной к стене, давая отдых непослушным ноющим ногам. Дышалось Уилли тяжело, он привычно сунул руку в карман, но ингалятора там не оказалось. Должно быть, обронил в лесу. Паника едва не захлестнула его душной волной, но Уилли сумел справиться с ней, убедив себя, что помощи все равно ждать неоткуда.

Слегка отдышавшись и уняв дрожь в руках, Уилли поднялся и прошел на обзорную площадку. Здесь смердило кровью, мочой и еще чем-то резким, неприятным, от чего становилось не по себе. Крыши над площадкой не было, и Уилли, подняв голову, понял, что, пока он совершал восхождение, дождь прекратился, а ветер, разогнав облака, обнажил тусклую, бледно-розовую луну.

Уилли опустил голову. По периметру обзорной площадки стояли высокие, забрызганные засохшей кровью зеркала, они отражали небо и друг друга, так что в каждом светила луна, а за нею — еще луна, и еще луна, и так до бесконечности.

Уилли повернулся вокруг своей оси, и вслед за ним в зеркалах повернулись с десяток Уилли.

Посреди площадки находился каменный столб, в него были вбиты крючья, ветер колыхал растянутую на них кожу, и в призрачном лунном свете казалось, что кожа эта превращается то в женщину, то в волка.

И вдруг до Уилли явственно донеслись шаги по лестнице.

* * *
— Ты допустила ошибку, заказав серебряные пули, — сказал Рогофф. — Такую же ошибку в свое время допустил твой отец. Стая защищает свои интересы, и потому отслеживает все подобные заказы.

Ранди почувствовала облегчение: слава Богу, что это все-таки не Уилли. И хорошо, что она прихватила серебряные пули.

— Даже если патроны все еще годятся для стрельбы, зарядить ими револьвер ты не успеешь, — будто прочитав ее мысли, заметил Рогофф.

— Патроны тебе не понадобятся, — заверил ее Эркухарт. — Рогофф всего лишь поговорит с тобой. И вообще, они дали мне слово, детка, что никому не причинят вреда.

Ранди раскрыла ладонь. Патроны высыпались на землю, а сама она повернулась к Эркухарту.

— А ведь ты был лучшим другом моего отца. Он считал тебя самым храбрым, самым мужественным полицейским во всем отделении.

— У меня не оставалось выбора, — пробормотал Эркухарт. — Ведь у меня семья, дети. Мне твердо обещали, что если осудят Роя Хелендера, то дети больше пропадать не будут, а если я продолжу копать это дело, то на очереди окажутся мои дочери.

— Мы убиваем исключительно в целях самозащиты, — сказал Рогофф. — Не скрою, человеческая плоть особенно вкусна, но употреблять ее слишком рискованно.

— А как же дети? — спросила Ранди. — Их вы убивали, тоже защищая себя?

— Это было давно, — философски изрек Рогофф.

Джо стоял, понурив голову, он был сломлен. Вдруг Ранди поняла, что сломался он годы назад, ведь после гибели ее отца он ни разу не ходил на охоту.

— Детей убивал Хармон-младший, — произнес Джо подавленно. — У него всегда было не в порядке с головой: детей он убивал и пожирал. Джонатан Хармон признался, что это ужасно, но арестовать сына он все же не позволит. Он заверил меня, что уже управляет… Управляет аппетитами Стивена, и что если мы закроем дело, то больше дети пропадать не будут. Свое слово он сдержал: Стивена вылечили, и убийства прекратились.

Ранди понимала, что ей следовало бы ненавидеть Эркухарта, но она испытывала к нему лишь жалость. Ведь за восемнадцать лет он так ничего толком и не понял.

— Джо, — сказала она, — Хармон лжет. Стивен детей не убивал.

— Нет, убивал, — упрямо возразил Эркухарт. — Он не в своем уме. А остальные… С ними можно договориться, уж поверь мне.

— Так же, как с ними договорился ты? — спросила Ранди. — И как Барри Шумахер?

Эркухарт кивнул.

— Да. Они — такие же, как мы, и среди них, как и среди нас, обычных людей, попадаются сумасшедшие. И не стоит винить их в том, что они защищают свою жизнь, ведь так? Взгляни на Майка. Он — хотя и из их породы, но полицейский отменный.

— Да, — заметила Ранди, — полицейский он превосходный, но через минуту-другую превратится в волка и вцепится мне в горло.

— Ранди, милая, послушай, — взмолился Эркухарт. — Ты в праве уйти отсюда, и тебя никто не тронет. Я возьму тебя в полицию, и ты будешь работать с нами, помогать нам… поддерживать в городе мир и порядок. Твой отец мертв, и его уже не вернешь, а Хелендер получил по заслугам. Ведь он убивал их и снимал с них живьем кожу. Стивен болен, серьезно болен, и он был болен всегда, но…

Рогофф наблюдал за реакцией Ранди, прищурив глаза.

— Он так ничего и не понял, — сказала Рогоффу Ранди и вновь повернулась к Джо. — Стивен болен сильнее, чем ты себе представляешь. Ему кое-чего недостает. Кое-чего, что есть у всех его предков. Андерсы и Рочмонды, Флембиксы и Хармоны — четыре древних рода. Каждый в этих семьях был оборотнем, каждый вступал в брак лишь с себе подобным, и так — столетия, поколение за поколением. А знаешь, к чему ведут браки между близкими родственниками? К вырождению, вот к чему! Так и появился сумасшедший Стивен. Но детей он не убивал. Рой Хелендер собственными глазами видел, как его сестру унес волк, а Стивен быть этим волком не мог. Ведь от предков он унаследовал волчий аппетит, нечеловеческую силу, боязнь серебра, но и только. Последний наследник по прямой обделен самым главным — он не способен превращаться в волка!

— Она права, — спокойно заметил Рогофф.

— Джо, ты никогда не задумывался, почему ни разу не были найдены останки тел? — спросила Ранди. — Да потому, что Стивен не убивал детей; их убивал Джонатан и уносил в «Черный Камень».

— У старика была дурацкая идея, что если скормить Стивену достаточно много человечины, тот станет полноценным оборотнем, — пояснил Рогофф.

— Идея, судя по всему, не принесла плодов, — заключила Ранди и, достав из кармана записку Уилли, пробежала ее глазами, а затем выронила. Все, о чем она догадалась или узнала за последние несколько минут, было в этой записке. Прочитай она послание друга до встречи с Джо, не угодила бы в столь скверную историю.

— Да, теория старика Джонатана не подтвердилась, — согласился Рогофф, — но Стивен вошел во вкус. Вообще, по себе знаю, что, однажды вкусив человечины, потом трудно остановиться.

Рогофф задумчиво посмотрел на Ранди, будто что-то взвешивая, а затем начал…

* * *
…изменяться. Немедленно в его легкие хлынул холодный живительный воздух, а кости и мышцы, запылав огнем, стали, точно разогретый воск в умелых руках, менять форму.

Вскоре слух и обоняние его обострились; ночь оказалась наполненной свистом ветра и шорохом падающих с листьев и веток дождевых капель, шелестом крыльев летучих мышей и шумом городских автомобилей. И еще чьими-то неторопливыми шагами на лестнице и тяжелым духом, исходящим волнами от того, кто поднимался сюда. В духе этом угадывались запахи лосьона после бритья, давно немытого тела, пота и крови.

Уилли, не отрывая глаз от дверного проема, попятился; из горла его вырвалось тихое, но грозное рычание, а длинные желтые зубы предупреждающе обнажились.

В дверном проеме появился Стивен, его холодные голубые глаза встретились с горящими красными глазами Уилли, и определить, в чьих меньше человеческого, казалось невозможным. Стивен был обнажен, движения его — медленны и неточны, отчего Уилли вначале решил, что Стивен не ведает, что творит. Однако в следующую минуту Уилли убедился в обратном — парень, улыбнувшись, потянулся к висящей на крючьях шкуре…

Уилли, не размышляя, прыгнул.

Он ударил Стивена грудью в грудь, и тот, не выпуская из рук кожу Зоуи, упал. На секунду открылось незащищенное горло придурка, но Уилли заколебался и потерял инициативу. Стивен схватил обеими руками переднюю лапу Уилли и переломил, словно сухую палку. На мгновение от боли Уилли лишился сознания, а в себя пришел уже в воздухе, после того, как Стивен, не вставая с пола, поднял его над собой и отшвырнул. Уилли врезался в зеркало. Зеркало разлетелось на острые, словно кинжалы, осколки, один из которых впился Уилли в бок.

Уилли по инерции перекатился со спины на живот, осколок разломился и глубоко вонзился в его тело. Уилли жалобно взвизгнул, а Стивен на противоположном конце комнаты поднялся на ноги.

Уилли тоже встал. Осколок в боку при каждом движении давал о себе знать такой резкой болью, что Уилли плохо владел собственным телом.

Стивен накинул на себя кожу Зоуи, и на секунду Уилли испугался, что сейчас этот торговец шкурами из рода торговцев шкурами изменится, и тогда уже он, Уилли, станет легкой добычей, а чуть позже — и безжизненным куском мяса.

К счастью, Стивен так и остался Стивеном, и Уилли, открыв пасть, пошел на него, но, как выяснилось чуть позже, слишком медленно. Стивен ударом ноги под ребро сшиб Уилли с лап, а затем этой же ногой придавил к полу. Уилли попытался высвободиться, но Стивен был очень силен. Внезапно Уилли вспомнилась картина из детства: придавленная к земле собачонка с оторванными лапами.

И тогда Уилли, сложившись пополам, со всей силы впился зубами в икру Стивена.

В пасть хлынула горячая кровь и, проникнув в горло, словно наркотик, придала сил. Стивен отпрыгнул назад, а Уилли, немедленно вскочив, бросился на него и укусил снова, на этот раз глубже, сильнее. Тяжелым, гулким колоколом в голове отдался удар Стивена, но Уилли уже поверил в себя. Внезапно он совершенно четко понял, что способен разорвать Стивена на куски, и принялся снова и снова кусать его, отрывая от тела куски плоти и упиваясь льющейся в гортань горячей кровью.

И затем, словно издалека, донесся тоненький мальчишеский голос Стивена:

— Нет, папа, не надо! Пожалуйста, не кусай меня! Не кусай меня больше, папа!!

Уилли на секунду замер, а затем отступил назад.

Стивен, всхлипывая, сел на пол. Он был весь в крови, на бедрах, икрах, плечах и руках виднелись глубокие раны, на правой руке не доставало трех пальцев.

И вдруг Уилли испугался.

Он не понял, почему. Ведь Стивен был сломлен, и Уилли мог в любую секунду перегрызть ему горло или оставить в живых, но это уже не имело значения. Что-то было не так, ужасно не так. Уилли показалось, что вдруг ударил лютый мороз, и каждый волосок на его теле встал дыбом. Что же, черт возьми, происходит?!

Уилли едва слышно завыл и, не спуская настороженных глаз со Стивена, медленно попятился к двери. Стивен захихикал.

— Ты вызвал его, — загнусавил он. — Вызвал, забрызгав свежей кровью зеркала. Ты снова вызвал его.

Комната и все в ней как будто пришло в движение, закрутилось, закачалось; из зеркал забил ослепительный лунный свет. А может быть, то была уже не луна.

Уилли вгляделся в зеркала.

В них уже не было отражений: ни Уилли, ни Стивена, ни луны, — а за окровавленными блестящими поверхностями клубился густой серебристый туман.

И что-то в этом тумане двигалось, перебегало от зеркала к зеркалу, стремясь поскорее вырваться наружу.

Уилли на миг увидел это ЧТО-ТО, затем потерял из виду, затем вновь увидел. Это ЧТО-ТО было сразу и перед ним, и позади, и сбоку. Оно представлялось Уилли то зловонной змеей с крупной влажной чешуей, то человеком с бездонными дырами вместо глаз и блестящими серебряными ножами вместо пальцев, то закутанной в саван фигурой без лица. Оно постоянно менялось, и каждая новая форма становилась темнее и ужаснее предыдущей. Оно было кошмаром, ожившим в комнате смеха; оно было охотником, охотящимся в ночи на охотников.

И оно рвалось наружу.

— Свежеватель! — окликнул его Стивен.

Поверхность зеркал вздыбилась и пошла волнами, словно океан в бурю; серебристый туман стал рассеиваться, и Уилли с ужасом осознал: с каждой секундой существо в зеркалах видится все яснее, все четче. К тому же оно, без сомнения, видит Уилли; очень скоро туман полностью испарится, зеркала превратятся в двери, и из них выйдет Свежеватель…

* * *
…выползать из одежды. Глаза его на черной, как уголь, морде горели янтарем, обнаженные клыки сверкали точно кинжалы из слоновой Кости. Он был немного меньше, чем Уилли в обличье волка, но мех у него был гуще и темнее.

Волк не торопясь пошел на нее, и Ранди попятилась, но, упершись спиной в дверцу автомобиля, вынуждена была остановиться. В ее руке был зажат серебряный нож, но сейчас он казался детской игрушкой.

Волк приготовился к прыжку, а Ранди — к схватке. Тут между ними встал Эркухарт.

— Нет, — произнес он на удивление твердо. — Ты обещал мне, что только поговоришь с ней.

Волк предостерегающе зарычал.

Эркухарт молниеносно выхватил пистолет и, держа его двумя трясущимися руками, направил на волка.

— Стой, где стоишь! — закричал он. — Ранди не успела зарядить револьвер серебряными пулями, но зато у меня на это было целых восемнадцать лет. Я по-прежнему начальник полиции этого проклятого городишки, и я объявляю тебя арестованным.

Ранди незаметно отперла машину.

Волк на секунду застыл, устремив горящие глаза на Джо, и Ранди показалось, что блеф должен сработать. Но через секунду волк, запрокинув голову, завыл, и от лица Ранди мгновенно отхлынула краска. Этот вой Ранди узнала немедленно, поскольку слышала его во сне сотни раз и отлично понимала его значение. Это первобытное чувство было, наверное, унаследовано ею от предков, живших в пещерах и в страхе разбегавшихся перед стаей волков.

Ранди распахнула дверцу машины и едва успела занести правую ногу, как волк прыгнул.

Раздались подряд два выстрела, затем волк сшиб грудью Эркухарта и прижал к дверце машины. Ранди уже влезла на сиденье, но не успела подтянуть левую ногу. Удар в дверцу был таким сильным, что ногу Ранди пронзила страшная боль, она даже слышала, как затрещала кость. Эркухарт выстрелил еще раз; несколько позже раздался его крик.

Нога Ранди оказалась словно в капкане, который к тому же продолжал сжиматься все сильнее под ударами неистовой схватки. Джо кричал, а боковое окошко, словно каплями дождя, покрывалось брызгами его крови. Голова Ранди раскалывалась от боли, ей даже показалось, что она вот-вот лишится чувств, но все же, упершись плечом, она смогла приоткрыть дверцу и втащить сломанную ногу в салон машины. Последовавший немедленно удар захлопнул дверцу, а Ранди, поспешно заперев ее на замок, в изнеможении рухнула на руль.

Крики Джо стихли, но не стих лязг зубов и неистовое рычание. Ранди вдруг вспомнились слова Рогоффа: «…однажды вкусив человечины, трудно потом остановиться».

Ранди вытащила револьвер, откинула барабан и трясущейся рукой извлекла из него патроны. Затем, нащупав на сиденье картонную коробку, открыла ее и достала пригоршню патронов с серебряными пулями.

Снаружи воцарилась подозрительная тишина. Ранди подняла голову.

На капоте машины сидел волк.

* * *
Уилли изменился.

Изменился он чисто инстинктивно, сам не зная почему. Вместе с человеческим обликом пришла нестерпимая боль. Засевшее под ребрами, совсем рядом с легкими, стекло заставляло согнуться пополам; ныла искалеченная рука.

После трансформации Уилли обнаружил, что туман почти рассеялся, а ближайшее зеркало пульсирует, словно живое.

Стивен сидел, привалившись спиной к стене и самозабвенно слизывал кровь с пальцев.

— Смена ипостаси тебе не поможет, — сказал он безразличным тоном. — Свежевателю плевать, в человеческом ты облике или в волчьем. Уж если он был вызван, то шкуру получит обязательно.

Слезы боли застилали Уилли глаза, но все же он снова увидел в зеркале позади Стивена черную, отливающую серебром фигуру, рвущуюся наружу.

Уилли с трудом поднялся на ноги, и боль тела чугунным колоколом отозвалась в голове. Уилли, помогая здоровой рукой, прижал больную к груди и сделал шаг к двери. В босые ступни немедленно впились осколки. Уилли посмотрел под ноги: весь пол был усеян острыми кусками зеркала.

В голове Уилли вдруг прояснилось, и он поспешно оглядел комнату, считая про себя. Шесть, семь, восемь, девять… Десятое разбито, следовательно, осталось всего девять зеркал.

Уилли, чуть разбежавшись, налетел на ближайшее. Зеркало с радующим душу звоном разлетелось на тысячи частей, и Уилли принялся, словно таран, налетать на зеркала, круша одно за другим. Вскоре от собственной крови ему стало скользко ступать, а глаза заволокла багровая дымка боли. Разбивая очередное зеркало, он упал и глубоко поранил лицо. Моргая, поднялся и отер здоровой рукой кровь с глаз. Под Ногами валялся его собственный, пропитанный кровью и усыпанный блестящими осколками плащ, чуть дальше стоял Стивен, а за ним было зеркало. Или дверь?

— Одно ты пропустил, — отрешенно сообщил Стивен.

Что-то твердое ударило Уилли под ребра, и он повалился. Не глядя, сунул руку во внутренний карман плаща и ощутил холод металла.

— Свежеватель пришел за тобой, — опять послышался блеклый голос Стивена.

Кровь заливала глаза, лишая Уилли зрения, но чувствовать он еще мог. Ориентируясь на голос, он выбросил вперед руку, и зажатый в ней «Мистер Ножницы» пронзил живот Стивена. Тот беспомощно повалился назад.

Последнее, что услышал Уилли, были крик и звон разбитого стекла.

* * *
Как ни пыталась Ранди взять себя в руки, ее одолевал страх. Это был даже больше, чем просто страх.

С морды волка на капот стекали кровь и слюна, а глаза, пылающие красным огнем, неотрывно смотрели на Ранди.

Она попыталась засунуть в барабан револьвера патрон с серебряной пулей, но выронила его, и тот упал на пол машины. Немедленно она стала вставлять другой.

Волк медленно попятился, соскочил с капота и скрылся из виду. Ранди посмотрела вокруг, но машину облепила тьма. Ранди подняла глаза на зеркальце заднего вида, но в нем мерцал какой-то серебристый туман.

Где же волк?

Ранди поежилась.

И вдруг она увидела его. Он, набирая скорость, стремительно несся к автомобилю.

Ранди, сконцентрировав все внимание на револьвере, вложила в барабан патрон, взяла тремя пальцами другой, но волк, запрыгнув на капот, ударился грудью в лобовое стекло. Стекло пошло трещинами. Волк, оскалившись, отбежал на этот раз совсем недалеко от машины, снова запрыгнул на капот и снова нанес удар в стекло. Затем еще раз повторил то же самое. И еще раз. От каждого удара Ранди подбрасывало на сиденье, а стекло покрывалось все новыми трещинами.

Кое-как, улучив момент, она все же сунула в барабан второй патрон и взялась за третий. Волк вновь обрушился на стекло. Ранди зарядила подряд третий и четвертый патроны и защелкнула барабан. В ту же секунду стекло, рухнув под очередным ударом, влетело в салон машины.

Револьвер выпал из рук Ранди; грудь придавило молочно-белое от тысячи трещин, но все же не разбившееся противоударное стекло. Затем стекло отлетело в сторону, а перед самым лицом Ранди возникла перепачканная кровью морда с горящими красным огнем глазами.

Волк распахнул пасть, на Ранди пахнуло горячим зловонием.

— Негодяй! — закричала на волка Ранди.

Вдруг по шее волка скользнуло что-то острое, отливающее серебром.

Ранди не поняла, что же произошло, не понял этого и волк, но красный огонь в его глазах потух, а ему на смену пришли боль и страх. Вновь у шеи волка блеснули серебряные ножи, и пасть зверя наполнилась кровавой пеной. Затем волк задрожал всем телом, и какая-то сила сбросила его с машины. Запахло паленым. Волк взвыл, потом заорал, почти как человек.

Ранди, превозмогая боль, отперла дверцу автомобиля и, навалившись на нее плечом, оттолкнула тело Джо Эркухарта. Уже выбираясь из машины, она обернулась.

Черная рука с длинными и острыми серебряными лезвиями затягивала волка в зеркальце заднего обзора. Тело волка вибрировало, а морда его все больше походила на человеческое лицо.

Ранди подняла с пола машины револьвер, сняла его с предохранителя и, приставив ствол к голове волка, четыре раза нажала на спусковой крючок. Затем она выбралась из машины, но, стоило ей ступить на раненую ногу, как все тело отозвалось дикой болью. Ранди повалилась на колени.

Издалека донесся вой сирен.

* * *
— …каким-то животным, — сказала она.

Сухопарый детектив средних лет, окинув Ранди равнодушным взглядом, захлопнул записную книжку и спросил:

— Это все, что вы имеете сообщить? Что начальника полиции Эркухарта сожрало какое-то животное?

Ей хотелось ответить резкостью, но все тело так болело, особенно левая нога, на которую был наложен гипс, что сил у Ранди хватило лишь на то, чтобы едва слышно пробормотать:

— А чего вы от меня добиваетесь? Я видела только огромное животное, похожее на волка.

Детектив, с сомнением покачав головой, изрек:

— Отлично. Значит, говорите, что шеф был убит каким-то похожим на волка животным. Но тогда где же Рогофф? Его машина стояла во дворе скотобойни, его кровью залит весь салон автомобиля шефа, а вы несете… Где, черт возьми, Рогофф?

Ранди, устало закрыв глаза, сказала:

— Понятия не имею.

— Ладно, я еще вернусь. — Детектив поднялся.

Хлопнула дверь, а Ранди осталась лежать с закрытыми глазами, надеясь, что сон все же придет к ней.

— Он не вернется, — послышался рядом мягкий голос. — Уж об этом мы позаботимся.

Ранди открыла глаза. У ее кровати стоял одетый во все черное старик с седыми волосами до плеч; в руках он держал трость с золотым набалдашником в виде головы волка.

— Меня зовут Джонатан Хармон, — представился он.

— Я видела ваши фотографии в газетах и знаю, кто вы. Вы — ликантроп.

— Нет, я — оборотень, — поправил ее старик.

— Уилли… Что случилось с Уилли?

— Стивен мертв, — проговорил Джонатан Хармон.

— Туда ему и дорога! — воскликнула Ранди. — Ведь это он вместе с Роем убивал и сдирал кожу с ликантропов. Стивен ненавидел всех своих родственников, потому что они могли трансформироваться, а он нет. Но как только ваш сын заполучил кожу, Хелендер стал ему уже обузой. Ведь так?

— Не скажу, чтобы я был особенно опечален его гибелью. Ведь достойным наследником рода Стивен не стал. — Джонатан подошел к окну и, отдернув занавеску, заметил: — А когда-то наш город был великим городом крови и железа, но теперь его до основания разъела гниль.

— Наш чертов город, — промолвила Ранди. — А все-таки что произошло с Уилли?

— Жалко Зоуи, но Свежеватель, коли однажды его потревожили, следует от зеркала к зеркалу и останавливается, лишь заполучив шкуру. Ему прекрасно известен наш запах, но, к счастью, удаляться от ворот в свой мир он может лишь на несколько десятков метров. Не представляю, как вашему другу-полукровке удалось улизнуть от Свежевателя дважды… На беду Зоуи и Майку. — Джонатан, резко повернувшись, оглядел Ранди. — Но вам вряд ли стоит рассчитывать на столь счастливое стечение обстоятельств. Знайте же, что вами уже всерьез занялась стая. Отныне доктор, который пропишет вам лекарство, аптекарь, который это лекарство приготовит, мальчонка-посыльный, который это лекарство доставит, в общем, любой, может оказаться одним из стаи. Запомните, что мы своих врагов не забываем и не прощаем, мисс Уэйд. Вам следовало бы это знать заранее, впрочем, как и вашему отцу.

— Так это вы были на скотобойне в ту ночь, когда мой отец… — голос Ранди сорвался.

Джонатан кивнул.

— Ваш отец, надо отдать ему должное, был отменным стрелком. Все шесть пуль из его револьвера угодили прямо в меня. Так я получил то, что называю теперь своими боевыми ранениями. Рентгеновские снимки до сих пор показывают эти пули, но мой личный врач не отличается излишним любопытством.

— Я убью вас! — воскликнула Ранди.

— Вряд ли. — Джонатан наклонился над кроватью. — Возможно, как-нибудь ночью я сам заявлюсь к вам. У вас будет возможность убедиться, что, хотя шерсть у меня и бела как снег, зато и размерами, и силой я значительно превосхожу полукровок вроде Майка и Уилли. Все-таки чистая кровь есть чистая кровь. Перед смертью вы убедитесь в том, что я — тот самый кошмар, который преследовал людей от сотворения мира. — Джонатан, растянув губы в полуулыбке-полуоскале, повернулся и зашагал из палаты, но у самой двери приостановился и добавил: — Приятных вам сновидений, мисс Уэйд.

Понятно, что сон не шел к Ранди, даже когда опустилась ночь. Ранди лежала в полутьме, устремив глаза в потолок, и ей было так одиноко, как никогда в жизни. Уилли, ее друг Уилли, был, скорее всего, мертв! Глаза Ранди наполнились слезами.

Плакала она долго, вспоминая Уилли, Джоан Соренсон, Джо Эркухарта и, конечно, своего отца, Фрэнка Уэйда. Часа через два слезы иссякли, но Ранди продолжала едва слышно всхлипывать.

Внезапно дверь приоткрылась, и тьму разрезал острый, как нож, луч света.

— Кто здесь? — прохрипела Ранди. — Отвечайте, а иначе я буду кричать.

Дверь бесшумно затворилась.

— Тише, или нас услышат, — попросил слегка испуганный голос, принадлежавший, несомненно, молоденькой женщине. — Дежурная сестра сказала, чтобы я приходила завтра, в положенные для посещения часы, но он велел мне немедленно идти к вам, вот я и пробралась сюда тайком.

Посетительница несмело приблизилась к постели. Ранди включила ночник над головой и увидела симпатичную веснушчатую брюнетку лет Двадцати.

— Я Бетси Джуддикер, — прошептала гостья. — Уилли попросил меня передать вам кое-что на словах.

На мгновение сердце Ранди остановилось, а затем забилось в бешеном темпе.

— Уилли?! — сдавленным голосом переспросила Ранди. — Говорите же, не молчите!

— Он просил передать какую-то глупость, и я даже…

— Говорите, какими бы глупыми его слова вам ни казались!

— Он просил передать, что сам не может вам позвонить, поскольку опасается, что стая прослушивает линию. Ему пришлось туго, но он жив и совсем скоро поправится. Он на севере, у знакомого ветеринара, который выхаживает его. Понимаю, что это звучит глупо, но Уилли так и сказал: «у ветеринара».

— Продолжайте же, — нетерпеливо попросила Ранди.

Бетси кивнула.

— По телефону в его голосе звучала боль, и он сказал, что… что его тело так разбито, что изменяться он может пока только на несколько минут, но ветеринар уже извлек из него почти все осколки стекла и вправил ногу. Затем он сказал, что ночью подходил к моему дому и оставил кое-что для вас. — Бетси раскрыла сумочку. — Вот что нашел мой сынишка рядом с почтовым ящиком.

Бетси подала Ранди узкий осколок зеркала длиной с палец.

— Спасибо, — поблагодарила Ранди, беря в руку холодное, точно ледышка, стекло.

— Осторожно, оно острое, — предостерегла Бетси. — Уилли сказал еще кое-что совсем непонятное, однако он настаивал, что это очень важно. Слушайте: там, где он находится, нет ни единого зеркала, но в «Черном Камне» их было превеликое множество.

Ранди, проведя пальцем по краю зеркального осколка, уверенно кивнула, хотя сама поняла пока далеко не все из того, что рассказала ей Бетси.

— Ой, да вы порезались! — воскликнула та. — А ведь я вас предупреждала.


Перевел с английского Александр ЖАВОРОНКОВ

Факты

*********************************************************************************************


Вырастим виртуальный лес
Ошибиться при посадке деревьев легко, а вот исправить положение, когда они подрастут… Однако теперь все можно просчитать заранее благодаря уникальной компьютерной модели, созданной сотрудниками французского исследовательского центра CIRAD: она проанализирует взаимоотношения разных видов деревьев, учтет влияние переменчивых климатических факторов, спрогнозирует рост стволов, сучьев и корней в извечной борьбе за солнечный свет и питательные вещества. «Мы включили в нашу модель абсолютно все, что узнали за 11 лет сотрудничества со знатоками лесного хозяйства», — с гордостью заявил специалист по информатике Фредерик Блэз.


Слышу вой динозавров далекий.
Прошло уже 75 миллионов лет с тех пор, как эти могучие ящеры окончательно исчезли с лика Земли, однако американские ученые из Sandia National Laboratory твердо вознамерились возродить их голоса.

Пару лет назад палеонтологи обнаружили в штате Нью-Мексико чрезвычайно редкий скелет крупного травоядного ящера Parasaurolophus’a из семейства утконосых динозавров. Используя новейшие компьютерные методы на базе рентгеновского анализа останков, ученые создали модель его черепа из пластмассы… И тут внимание специалистов-акустиков привлек длинный витой воздушный канал в костяном гребне, что почти на метр возвышался над головой динозавра: поскольку упомянутый канал был непосредственно связан с носоглоткой и легкими животного, то оно явно могло издавать какие-то звуки с его помощью! Чтобы воспроизвести их вполне достоверно, сотрудникам лаборатории придется до мельчайших подробностей восстановить форму и структуру поверхности сего природного «духового инструмента», чем они и занимаются.


Не рисковать — и пить шампанское
Виноградари Шампани взволнованы: «Будущая скоростная французская восточная железнодорожная линия TGV Est угрожает качеству вина». И это не суеверные страхи темных крестьян прошлого века, которые утверждали, что от проходящих мимо поездов будет свертываться молоко коров. В данном случае опасения подкреплены научными исследованиями. Климатолог Жерар Белтрандо пришел к выводу, что возведение насыпи под линию TGV Est вызовет перетекание холодного воздуха с горы на равнину. Здесь холодные воздушные массы начнут накапливаться, увеличивая риск заморозков. Некоторые виноградари предлагают понизить насыпь, другие — проложить для TGV специальный виадук. И их можно понять: речь идет о доходах в 1,6 млн франков с гектара!


Стены без ушей
Фирма «Siemens» недавно разработала бумагу, непроницаемую для звуков, электромагнитных волн и нескромных электронных ушей. Названная Shieldex, эта обшивка производится с добавлением нейлоновой и медной нитей. Чудесные обои скоро должны покрыть стены двух палат парламента в Берлине.

Анджей Сапковский
ВАРЕНИК, ИЛИ НЕТ ЗОЛОТА В СЕРЫХ ГОРАХ

*********************************************************************************************

Популярный польский фантаст Анджей Сапковский пользуется большим успехом и у наших читателей. Автор знаменитого «Ведьмака» и последующих продолжений размышляет о генезисе жанра, судьбах фэнтези и ее «мутациях» в Польше. Поскольку российские авторы ныне проходят стадию увлечения фэнтези, то нам представляется, что статья писателя-фантаста Сапковского не только познавательна, но и весьма поучительна.

*********************************************************************************************


Где истоки фэнтези? Мнения специалистов разделились: одни отсылают к Уолполу, Анне Рэдклифф и Мэри Шелли, другие предпочитают лорда Дансени, Меррита и Кларка Эштона Смита. Третьи, и в их числе ваш покорный слуга, ищут истоки Белого Нила в так называемых pulp-magazines — дешевых журнальчиках, публикующих сенсационные рассказы. В одном из таких журналов некто Виндзор Маккей начал примерно в 1905 году публиковать комикс о приключениях героя по имени Немо(!) Приключения Немо разыгрывались не на Диком Западе, не в глубинах Черной Африки и не на другой планете. Все происходило в удивительной стране, которую Маккей назвал Сламберлендом: там возвышались замки на скалах, а населяли страну обаятельные принцессы, отважные рыцари, чародеи и жуткие чудовища. Сламберленд стал первой широко известной Страной Мечты. Комикс Маккея нельзя было считать «приключенческим», не был он и научной фантастикой. Он был просто фантастикой. По-английски — фэнтези. Несколько позже, в 1930 году, Роберт Говард придумал для журнала «Weird Tales»[10] фигуру здоровяка Конана из Киммерии. Первую историю о Конане Америкапрочитала в 1932 году, а в 1936 году Говард покончил жизнь самоубийством, оставив после себя несколько коротеньких рассказов. Конан проделывает там то, чего его создатель не сумел. Лишь одну крупную вещь о Конане, а именно «Час Дракона», создал Говард. Это произведение уже после кончины автора вновь публикуют под названием «Конан-Завоеватель».

Фэнтези — большой взрыв

В 1937 году, вскоре после смерти Говарда, малоизвестный сорокапятилетний мистер Толкин публикует в Англии детскую книжку под названием «Хоббит, или Туда и обратно». Толкиновская идея Средиземья родилась в двадцатых годах нашего столетия, но лишь в 1954 году издательство «Alien & Unwin» издает «Властелина Колец». На то, чтобы создать произведение, трилогию, которая потрясла мир, автору потребовалось двенадцать лет. Его опередил К. С. Льюис со своей «Нарнией», увидевшей свет в 1950 году. Но именно Толкин повергает мир на колени. Однако, поскольку, как известно, нет пророка в своем отечестве, слава пришла к нему лишь в 1965–1966 годах, после того как в Штатах эти книги опубликовали в мягкой обложке.

Издание трилогии совпадает по времени с переизданием всей серии «Конанов», изрядно дополненной Л. Спрэг Де Кампом.

Обратите внимание: два автора и два произведения, столь разных, сколь различны их авторы. Молоденький невротик и зрелый, солидный профессор. Конан из Киммерии и Фродо из Хоббитании. Две такие разные страны. И общий успех. И созданный жанр. Начавшийся культ и безумие.

Когда оглянулись назад, то, конечно, увидели «Алису…» Льюиса Кэрролла, даже «Удивительного мудреца Страны Оз» Фрэнка Баума, написанного в 1900 году. Но если уж в такой степени подгонять критерии, то где место для «Питера Пэна» и «Винни Пуха»? Ведь это тоже фантазия, фэнтези. Поэтому быстренько сляпали термин — взрослая фантастика, фантастика для взрослых. Не иначе как для того, чтобы перекрыть Винни дорожку в список фантастических бестселлеров.

Фэнтези — расширение

Жанр развивался лавинообразно, ставя очередные километровые столбы, и Зал Славы быстро заполнялся портретами авторов.

В 1961 году возникают саги «Эльрик» и «Лунный сокол» Майкла Муркока. В 1963 году — первый «Колдовской Мир» Андре Нортон. Возобновляется «Фафхрд и Серый Мышелов» Фрица Лейбера. Наконец, в 1968 году с великим гулом выходит «Маг Земноморья» Урсулы Ле Гуин и одновременно «Последний Единорог» Питера С. Бигля — два произведения абсолютно культового характера. Нахлынула волна семидесятых годов — появляются и побивают все рекорды по продаже книги Стивена Кинга. Правда, в них больше ужасов, чем фэнтези, но это практически первый случай, когда писатель из «гетто» вытеснил «мэйнстримовцев»[11] из всех возможных списков бестселлеров. Вскоре после него появляются «Хроники Томаса Обетованного, неверующего» Стивена Р. Дональдсона, «Амбер» Р. Желязны, «Ксант» Пирса Энтони, «Дерини» Кэтрин Куртц, «Могила рождения» Танит Ли, «Туманы Авалона» Мэрион Зиммер Брэдли, «Бельгариад» Дэвида Эддингса. И так далее… Конъюнктура не ослабевает.

Как уже сказано — безумие, культ, продажа, побивающая все рекорды, гигантская популярность и гигантская прибыль. И как всегда — сморщенные носы критиков. Популярно, читабельно, любимо, хорошо продается — а посему… ничего не стоит. Чепуховина. Какая-то там фэнтези! Никто не слушал Толкина, когда старый улыбающийся хоббит спокойно объяснял, что свое «Средиземье» он творил не как убежище для дезертиров из трудолюбивой армии реальной действительности, а совсем наоборот, хотел раскрыть двери узилища, заполненного несчастными смертниками повседневности. «Фантазирование, — говорил старый Дж. Р. Р., — естественная тенденция в психическом развитии человека. Фантазирование не оскорбляет благоразумия и не мешает ему, не затмевает правды и не притупляет стремления к познанию. Совсем наоборот — чем живее и проницательнее ум, тем прекраснее фантазии, которые он в состоянии создавать».

Хотелось бы сказать — верно. Добавив — и наоборот. Потому что, когда начался бизнес, фантазировать принялись различные, очень различные умы. Но об этом позже. Сначала подумаем над тем, что же такое эта знаменитая фэнтези.

Определения в карете из тыквы

Еще Лем писал, скажет вам любой правоверный фэн, что фэнтези — это сказка, лишенная оптимизма детерминированной судьбы, это повествование, в котором детерминизм судьбы подпорчен стохастикой случайностей.

Хо-хо! Звучит мудро, аж зубы болят, а ведь это еще не конец. Продолжая штудировать классика, мы узнаем, что фэнтези, с одной стороны, принципиально отличается от сказки, ибо фэнтези есть игра с ненулевой суммой, а вот с другой стороны, совершенно от сказки не отличается, ибо она не поддается проверке в плане событийной осуществимости (она «антиверистична»). Зубы болят все невыносимее, но что делать, лемовская «Фантастика и футурология» была рассчитана не на таких, как я, простачков, которым разжуй и положи в рот, да еще и подтверди это тривиальным примером. Скажем, вот так: сказка и фэнтези тождественны, ибо непроверяемы. И в сказке, и в фэнтези Золушка, к примеру, едет на бал в тыкве, запряженной мышами, а трудно придумать что-либо более непроверяемое. Детерминизм событий, пресловутый «гомеостат» сказки требует того, чтобы дающий бал принц ощутил при виде Золушки удар, приступ неожиданной любви, граничащей с умопомрачением, а «игра с нулевой суммой» требует, чтобы они поженились и жили долго и счастливо, предварительно покарав злую мачеху и не менее злых сестер. В фэнтези же может сработать «стохастика случайностей» — принц, допустим, ловко разыгрывает страсть, выманивает девушку в темную галерею и лишает невинности, а затем приказывает гайдукам выкинуть ее за ворота. Обуреваемая жаждой мести Золушка скрывается в Серых Горах, где золота, как известно, нет, там организует партизанский отряд, дабы свергнуть насильника с трона. Вскоре благодаря древнему предсказанию становится ясно, что именно Золушке-то принадлежат права на корону, а негодяй-принц — незаконнорожденный сын и узурпатор, да к тому же еще и марионетка в руках злого чародея. Я доступно изложил?

Однако вернемся к той непроверяемости («антиверизму»), характерной черте, либо — если это больше нравится другим, а особенно противникам жанра, — стигме фэнтези. Снова обратимся к Золушке. Пусть наше повествование начнется, когда все уже чуточку подпорчено стохастикой случайностей — скажем, на балу. Что мы тут имеем? Мы имеем замок и галереи, принца и дворян в атласе и кружевах, лакеев в ливреях, канделябры — все веристично до тошноты. Если дополнительно мы прочитаем фрагмент диалога, в котором гости принца комментируют постановления Константинопольского Собора, то проверяемость будет уже полной. Но тут вдруг появляются волшебница, карета из тыквы и влекущие ее полевые мышки! Ох, скверно! Антиверизм! Непроверяемость! Остается только надеяться, что действие, может быть, разворачивается на планете, где мыши таскают кареты ежедневно. Может, добрая волшебница обернется космонавткой из NASA или переодетым мистером Споком. Или, например, все происходит на Земле после какого-то ужасного катаклизма, отбросившего человечество к феодализму и галереям внутренних двориков и одновременно обогатившего мир мышами-мутантами. Ведь такой поворот событий был бы научным, серьезным и, ха-ха! — Веристичным! Но магия? Волшебница? Нет. Исключено. Несерьезные глупости. «Выкинуть, — цитирую Лема, — в корзину». Убейте меня, дорогие, но я не вижу большой разницы между непроверяемостью волшебной тыквы и непроверяемостью удаленных галактик либо Большого Взрыва. А разговоры о том, что волшебных тыкв не было, нет и не будет, а Большой Взрыв мог некогда иметь место либо еще может когда-нибудь случиться — для меня дискуссия бесплодная и смешная, ведущаяся с позиций тех цековских деятелей культуры, которые некогда требовали от Теофиля Очепки, чтобы он перестал малевать гномиков, а начал изображать достижения коммунизма, ибо коммунизм существует, а гномики — нет. И скажем себе раз и навсегда, — с точки зрения непроверяемости, фэнтези не лучше, не хуже, чем так называемая SF. А для того, чтобы наш рассказ о Золушке стал веристичным, ему необходимо в последних абзацах оказаться сном секретарши из проектного бюро, упившейся вермутом в предновогоднюю ночь.

Между историей и сказкой

Однако вернемся к фэнтези и ее якобы сказочным корням. Факты, увы, говорят о другом. Невероятно мало классических произведений этого жанра эксплуатируют сказочные мотивы, докапываются до символики, постмодернистски интерпретируют посылы произведений, обогащают изложение сказки фоном и занимаются «искривлением» упомянутого детерминизма фактов, пытаются сложить непротиворечивое математическое уравнение из процитированной выше игры с ненулевой суммой.

Ничего подобного нет, а если и есть, то очень мало. Причина проста. В распоряжении создавших этот жанр и доминирующих в нем англосаксов имелся гораздо лучший материал: кельтская мифология. Артуровская легенда, ирландские, бретонские или валлийские предания — все это в сотни раз лучше годится в качестве материала для фэнтези, нежели инфантильная и примитивно сконструированная сказка.

Артуровский миф среди англосаксов вечно жив. И поэтому архетипом, прообразом ВСЕХ произведений фэнтези является легенда о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола.

Кто хочет, пусть прикроет глаза, протянет руку к книжной полке и возьмет с нее наугад, вслепую любой роман фэнтези. И пусть проверит. Книга описывает два королевства (две страны, империи). Одно — Страна Добра, другое — наоборот. Есть Добрый Король, лишенный трона и наследства и пытающийся обрести их вновь, чему противодействуют Силы Зла и Хаоса. Доброго Короля поддерживает Добрая Магия и Добрый Чародей, а также сплотившаяся вокруг справедливого владыки Боевая Дружина Удальцов. Однако же для полной победы над Силами Тьмы необходим Волшебный Артефакт, магический предмет невероятной мощи. Предмет этот во власти Добра и Порядка обладает интегрирующими и умиротворяющими свойствами, в руках же Зла он сила деструктивная. Стало быть, Волшебный Артефакт необходимо отыскать и овладеть им, прежде чем он попадет в лапы Извечного Врага…

Откуда это нам известно. От сэра Томаса Мэлори из «Смерти Артура». Правда, для нас это всего лишь легенда, чуждая, как сказки эскимосов. В англосаксонскую же культуру артуровский миф полностью интегрирован. И, скажем прямо, не совсем-то он и сказочен. Он квазиисторичен. В Англии до сих пор всерьез рассуждают о том, находился ли Камелот на месте нынешнего Винчестера.

Было бы большим упрощением читать параллельно «Властелина Колец» и «Смерть Артура», было бы упрощением новаторски восклицать, что, мол, Артур это Арагорн, Андрил это Экскалибур, Кольцо — Грааль, Фродо — Галахад, Мерлин — Гэндальф, а Саурон это комбинация, составленная из феи Морганы и диких саксов. Но нельзя не заметить подобий в глубинном слое этих произведений, пренебречь тем фактом, что весь жанр фэнтези эксплуатирует артуровский миф в одном основополагающем каноне, в лейтмотиве борьбы Сил Добра и Прогресса, представленных Артуром, Мерлином, Экскалибуром и Круглым Столом, с Силами Тьмы и Хаоса, олицетворяемыми Морганой, Мордредом и стоящими за ними воинствами.

Легенда об Артуре стала не только архетипом, прообразом фэнтези, она была также демонстрационным полем для авторов, которые предпочитали творчески эксплуатировать сам миф, вместо того чтобы возводить на нем, как на фундаменте, «собственные» замыслы.

Гэндальфа в президенты!

Итак, артуровская легенда — это архетип фэнтези. Но фэнтези не дерево с одним корнем. Она стала популярной еще потому, что была жанром определенного ВРЕМЕНИ.

А точнее — времен. Вспомним — вспышка фэнтези на грани шестидесятых — семидесятых годов, когда эта литература была принята и поднята до уровня символа наравне с хиппи, Вудстоком, была реакцией на выстрелы в Далласе и Вьетнаме, на технизацию, отравление окружающей среды, на культ ленивого потребительства перед экраном телевизора. Именно в это время рождается иной культ — культ бунта. На стенах станций метро появляются оптимистические надписи «Фродо жив» и «Гэндальфа в президенты». Газетная заметка о бездумном уничтожении среды обитания подается под заголовком «Еще немного Мордора!».

Разумеется, в то же самое время происходит взрыв хищной, бунтарской либо предупреждающей НФ, но ей далеко до популярности фэнтези. Ибо читатель начинает чувствовать и понимать тлеющую в нем жажду бегства из отвратной и ужасающей повседневности, от окружающего его бездушия и бесчувственности, от отчужденности. Он хочет убежать от «прогресса», поскольку это ведь вовсе не прогресс, а «Дорога в ад». Сойти с этой дороги хотя бы на несколько минут, углубиться в чтение, чтобы вместе с героями отправиться в Серые Горы, где золота, как известно, нет. Плечом к плечу с верными друзьями сразиться с Силами Тьмы, потому что этот Мордор, который на страницах романа угрожает фантастическому миру, символизирует и олицетворяет собою те силы, которые в реальном мире угрожают индивидуальности — и мечтам.

Однако исходящий из таких мечтаний эскапизм — это эскапизм меланхолический. Ведь того, что творится вокруг нас, мечтаниями ни сдержать, ни изменить не удастся. И здесь мы возвращаемся вновь к легенде Круглого Стола. Потому что артуровский архетип живьем переносит в фэнтези особую, поэтическую меланхоличность, свойственную этому жанру. Ведь легенда об Артуре — легенда грустная и меланхолическая, она, как наверняка сказал бы Лем, легенда с «ненулевой суммой». Смерть, принесенная Артуру рукой Мордреда, сводит на нет возможность сотворения Царства Добра, Света и Мира. Грааль вместо того, чтобы объединить рыцарей Круглого Стола, распыляет их и приводит к антагонизму, делит на ДОСТОЙНЫХ и НЕДОСТОЙНЫХ прикоснуться к священной чаше. А для самого лучшего из них, для Галахада, встреча с Граалем означает прощание с этим миром. Ланселот сходит с ума, Мерлин позволяет Нимуэ одурачить себя и заточить. Кончается эпоха. Древнему народу Большой и Малой Британии, эльфам и другим расам придется уплыть на Запад, в Авалон либо Тир-Нан-Ог, потому что в нашем мире для них места уже нет.

Что и говорить, не очень-то во всем этом ощущается «гомеостат сказки».

А борьба Добра со Злом? В легенде Зло не побеждает напрямую и очевидным образом — Мордред погибает, фея Моргана проигрывает «сражение». Но смерть Артура должна — мы ведь это знаем — привести к нарушению изумительных планов короля. Отсутствие наследника не может не вызвать хаоса, борьбы за власть, анархии, мрака.

Но в то же время Мерлин вечен и когда-нибудь да вернется — как Гэндальф. Вернется из Авалона и Артур. А вернется он тогда, когда с нашим миром действительно будет плохо. Тогда он очистит Землю от остатков Мордора, и воцарятся мир, согласие и вечное счастье.

Призванный — преследуемый. Именно эту-то лиричную меланхолию, печаль по уходящему времени и кончающейся эпохе, сдобренную оптимизмом и надеждой, артистически использовал Толкин во «Властелине Колец». У меня слезы наворачивались на глаза, когда Корабль забирал Фродо из Гавани и когда Сэм извещал Рози, что он только что вернулся. Да-да. Мэтр Толкин проехался по артуровскому архетипу, как донской казак по степи, ну что ж, он был Первым и Великим. Тот, кто позже кинулся по тому же следу, получал ярлык эпигона. Да и как же мог не получать? Ведь архетип-то был тот же самый!

В пользу мэтра Толкина надобно сказать, что указанный архетип он использовал так блестяще, столько сил и труда вложил, дабы превратить архетип в пригодное для усвоения современниками повествование, что создал собственный архетип, архетип Толкина.

Повторим эксперимент, вновь обратимся к книге фэнтези, взятой с нашей полки, посмотрим, о чем она.

Так вот, живет-поживает в более или менее сельской местности герой и чувствует себя недурственно. Вдруг появляется таинственная фигура, обычно чародей, и сообщает протагонисту, что тому необходимо не откладывая и без проволочки отправиться в Великий Поход, ибо от него, протагониста, зависят судьбы мира. Потому как Зло собралось напасть на Добро. И единственное, что Злу можно противопоставить, это Магическое Нечто. Магическое же Нечто укрыто Где-то Там, хрен его знает: скорее всего, в Серых Горах, где, как известно, золота нет.

Призванный «герой» делает круглые глаза, поскольку и в самых смелых своих снах не думал — не мечтал, что от него могут зависеть судьбы мира. Он малость сомневается в словах чародея, но тут на него обязательно и неожиданно нападают Черные Посланцы Зла, и ему приходится от них бежать. Бежит он в Хорошее Место, там обретает минуту покоя и там же узнает о Легенде и Предначертании. Что делать, выхода нет. Протагонист вынужден совершить Великий Поход, используя для этого карту, которую автор предусмотрительно поместил в начале книги. Карта кишмя кишит щедро разбросанными Горами, Чащобами, Болотами и Пустынями с Ужасными Названиями. Не беда, что Главная Квартира Врага, к которой надобно пробраться, находится на северном либо восточном обрезе карты. Можно не сомневаться, что герой станет двигаться зигзагом, поскольку должен посетить все Страшные Места. Ходить прямыми дорожками в фэнтези категорически противопоказано и даже запрещено.

Естественно, герой не может путешествовать в одиночку, поэтому ему быстренько подбирают Дружину — коллектив колоритных и вдохновенных субъектов. Само собой разумеется, все идет зигзагом, а приключения в Страшных Местах, от которых стынет в жилах кровь, перемежаются буколическими передышками в Дружественных Долинах. Зло будет повержено, по крайней мере, до того момента, пока автору не взбредет в голову писать продолжение — потому что в этом случае Зло «возродится» и все придется начинать заново. Таким образом, вся мощная волна посттолкиновской фэнтези — это жанр, открывающий мало нового, штампованный, низкопробный, чепуховый и незаслуживающий того, чтобы о нем говорить серьезно. Таково мнение критиков, а с чем же еще считаться, как не с их мнением? Кстати, кроме вторичности фабул надо учесть еще два элемента — болезненную тягу авторов фэнтези к конструированию многотомных саг и… книжные обложки.

Лицом к фанатикам

Обложка книги — ее визитная карточка. Если на ней мы видим название, намалеванное истекающими кровью буквами, а несколько ниже — щерящуюся морду с вытаращенными глазами, то можно сказать сразу, что это низкопробный «ужастик», т. е. жуткое дерьмо. Если же на обложке полунагая бабенка в объятиях героя и если у оного героя в руке ятаган, а сверху на все это взирает дракон с внешностью истощавшего аксолотля, значит, мы имеем дело с нищенской, убогой фэнтези.

Почему так происходит? Почему, спрашивается, издатель собственной рукой навешивает на свою продукцию ярлычок, вопиющий о дешевке? Ответ прост. Издатель целится в так называемого ФАНАТИКА, а так называемый ФАНАТИК желает видеть на обложке картинку Бориса Вальехо, ФАНАТИК желает лицезреть голые ягодицы и груди, которые вот-вот вырвутся из-под накрахмаленных лифчиков. ФАНАТИК не ищет в фэнтези смысла, того самого смысла, который должен во весь голос кричать, что в ажурных доспехах никто в бой не кидается, ибо в таких доспехах невозможно даже продираться сквозь заросли крапивы, густо покрывающей яры и овраги Мрачных Пущ и склоны Серых Гор, где золота, как известно, нет.

Создается впечатление, будто фэнтези как жанр столь сильно испугался критиков, что в своем развитии начал пользоваться своеобразной мимикрией — словно бы отринул все претензии и полностью отказался от борьбы за место на Олимпе. Фэнтези не требует признания — ей достаточно табунов ФАНАТИКОВ, покупающих все, что появляется на прилавках. Лучшим тому примером являются известные циклы, сериалы фэнтези с вызывающим тревогу обилием продолжений.

Рекорд в этом смысле, вероятно, принадлежит некоему Алану Берту Эйкерсу, цикл которого — «Скорпион» — насчитывает свыше сорока томов. Неплох также старый нудяга Пирс Энтони со своим «Ксантом» — он накропал ровно тридцать книжек в серии, а попутно шлепнул еще семь с продолжениями цикла «Начинающий адепт», четыре «Таро» и массу других книг и циклов. На счету у Джона Нормана, о котором речь впереди, что-то около одиннадцати томов цикла «Гор». Скромных авторов, ограничившихся сагами из пяти, четырех, а то и вовсе трех томов, перечислить не удастся, ибо имя им — легион.

Жажда денег?

Любопытно, что большинство авторов, стряпающих жуткие саги, — писатели способные, умелые и интересные. Так почему же хорошие писатели тискают том за томом, растягивая циклы, словно жевательную резинку, вместо того, чтобы использовать идеи для написания чего-то совершенно нового. Кажется, я знаю ответ. Авторы влюбляются в своих героев, им трудно с ними расставаться. Осознав, что из протагонистов больше не выжмешь ни капли, они начинают лепить очередные тома об их потомках.

Авторы влюбляются в свои миры и карты. Если на такой карте есть Серые Горы, а пяти томов протагонисту оказалось недостаточно, чтобы убедиться, что золота там нет, тогда пишется том шестой. А в следующем, седьмом, появится смежный лист карты, и мы узнаем, что расположено к северу от Серых Гор — а это будет несомненно Плоскогорье Серого Дерьма.

И наконец, авторы, по сути дела, лентяи, и им просто не хочется думать. Авторы — это ограниченные тупицы, и хоть ты тресни, им никаким кресалом не высечь из себя ничего оригинального, вот они и вынуждены трепать на ветру затасканную схему. К тому же авторы — это расчетливые бестии, их интересуют только денежки, идущие за каждый том.

И все это — обратите внимание! — написал субъект, фабрикующий «Ведьмаков»!

Пока что субъект, фабрикующий «Ведьмаков», вроде бы признает правоту противников фэнтези, которые настаивают — повторяю вслед за Мареком Орамусом — на убожестве жанра. Согласен: жанр этот в своей массе чудовищно истощал. Однако я не могу признать правоту тех, кто утверждает, будто убожество это есть следствие того, что действие происходит в надуманных мирах, а героев вооружают мечами. Я не берусь утверждать ничего иного, кроме того, что научная фантастика, киберпанк и т. п. не менее убоги в своей массе. Никто меня не убедит, будто мир, уничтоженный войной либо катаклизмом, где каждый борется с каждым, а все вместе — с мутантами, лучше квазифеодального мира, где каждый борется с каждым и все вместе охотятся на гоблинов. Хоть ты тресни, я не вижу, чем полет на Тау Кита лучше и достойней экспедиции в Серые Горы, где золота, как известно, нет. Взбунтовавшийся бортовой компьютер для меня ничуть не лучше, чем предатель-чародей, а лазер-бластер не становится для меня достойней меча, алебарды или окованного цепа. А превосходство пилота Пиркса либо Эндера над Конаном, которое я охотно признаю, следует для меня отнюдь не из того, что два первых носят скафандры, а третий набедренную повязку.

Лe Гуин против Толкина

Однако в современной фэнтези можно заметить определенную тенденцию — явное желание вырваться из артуровско-толкиновской схемы. Эти попытки почти исключительно предпринимают авторы-женщины. В фэнтези последних лет виден решительный перевес пишущих дам.

Революция началась с Урсулы Ле Гуин, которая сотворила только одну классическую фэнтези — зато такую, которая поставила ее на подиум рядом с мэтром Толки-ном. Речь идет о книгах Земноморья. С опасной легкостью миссис Урсула вырвалась из толкиновской колеи и отказалась от артуровского архетипа в пользу символики и аллегории. Но какой?

Уже сам Архипелаг Земноморья — это глубокая аллегория: разбросанные по морю острова словно одинокие, обособленные люди. Жители Земноморья тоже одиноки, поскольку они утратили Нечто. Для полного счастья и покоя им недостает потерянной Руны Королей из сломанного Кольца Эррет Акбе.

В первом томе перед нами классическая проблема Добра и Зла. Есть также экспедиция героя. Но путешествие Геда отличается от обычных походов в Серые Горы — это аллегория, это вечное прощание и расставание, вечное одиночество. Гед борется за достижение совершенства с самим собой, он побеждает, объединяясь с элементом Зла, тем самым признавая дуализм человеческой натуры. Он добивается совершенства, признавая, однако, тот факт, что абсолютное совершенство недостижимо. Мы даже сомневаемся в уже достигнутом Гедом совершенстве — и правильно делаем.

«Гробницы Атуана» ведут нас еще дальше в закоулки психики. Вот Атуанский лабиринт, живьем взятый из архетипа, из критского лабиринта Миноса. Как и лабиринт Крита, лабиринт Атуана таит своего минотавра — это не классическое чудовище, которое рычит, брызжет слюной, роет землю и обрывает уши, смеясь при этом зловеще. Минотавр атуанского лабиринта — это сконцентрированное зло в чистом виде. Зло, уничтожающее психику, особенно психику неполную, несовершенную, неготовую к таким встречам.

В такой лабиринт браво входит Гед — герой, Тезей. И, как Тезей, Гед осужден на свою Ариадну. Его Ариадна — Тенар. Гед, могучий маг, неожиданно превращается в напуганного ребенка — в сокровищнице лабиринта, в напоенной дыханием Зла тьме его спасает прикосновение руки Тенар. Гед следует за своей анимой — ибо должен. Потому что он как раз и нашел утраченную руну Эррет Акбе. Символ. Грааль. Женщину.

И снова работает архетип: как и Тезей, Гед бросает Ариадну. Теперь Тенар вырастает до могучего символа, до очень современной и очень феминистичной аллегории. Аллегории женственности.

После восемнадцатилетнего перерыва миссис Урсула пишет «Техану», продолжение серии, продолжение своей аллегории женственности, на сей раз торжествующей.

В «Техану», как и следовало ожидать, надломленный и уничтоженный Гед на коленках приползает к своей аниме, а она теперь уже знает, как его удержать, какую роль ему отвести, чтобы стать для него всем, величайшим смыслом и целью жизни, чтобы этот бывший Архимаг остался с нею до конца дней своих, к тому же повизгивая от упоения, словно поросенок. А зазнавшихся чародеев на острове Рок ожидает безрадостное будущее — работа в фирме под началом директора-женщины. О-хо-хо-хо!

Сыновья амазонок — дочери гигантов

«Техану» пришла поздно. За эти восемнадцать лет по полкам книжных магазинов пронеслась лавина феминистической фэнтези. С одной общей темой: женщина в мире мужчин. Женщина в мире Конанов, как женщина в мире Фордов, Рокфеллеров и Лекоков. Не хуже них, а наоборот — лучше. С трудом, в тяжкой борьбе, но лучше. Женщина, героиня Мэрион Зиммер Брэдли, К. Дж. Черри, Танит Ли, Барбары Хембли, Патриции Маккиллип, Джулиан Мэй, Дайаны Пакссон, Мерседес Лэйки, Джейн Йо-лен, Паулы Вольски, Шери Теппер, Дженнифер Роберсон, Сьюзен Декстер, Патриции Кеннели, Фриды Уоррингтон, Джейн Моррис, Маргарет Уэйс, Филлис Эйнштайн, Джудит Тарр и других.

«Дамская» фэнтези — это отражение воинствующего феминизма на переломе шестидесятых — семидесятых годов, борьба женщин с «мужскими шовинистическими свиньями», которые помыкают ими еще и в Стране Мечты.

Рекорд в помыкании побивает Джон Норман. Из его цикла «Гор» так и хлещут кошмарные и очевидные комплексы и проблемы, с которыми автору следовало бы как можно скорее мчаться к сексологу, пока они не перешли в маниакальную стадию. Герои книг Джона Нормана исключительно насилуют. Женщину же у Джона Нормана, прежде чем изнасиловать, обязательно надобно связать, заковать в цепи, отхлестать и заклеймить каленым железом.

В повествованиях феминистской фэнтези женщины вырываются из конано-горовской схемы. Они сами могут рубануть нахала мечом либо вдарить заклинанием, а если даже кто-нибудь ее и изнасилует, то горе тому! Не позже чем в пятом томе саги он дорого заплатит за это. Уж тут некоторые авторши явно зашли слишком далеко. Героинь цикла Мерседес Лейки «Клятвы и Честь», воительницу Тарме и чародейку Кетри, насилуют без конца, а они отряхаются и мстят.

В трилогии «Последний Глашатай Маг» ее же рукотворства в качестве героя выступает некий Ваниель, мужчина. Я купил, мне захотелось узнать, что авторша имеет сказать о мужчинах. Оказалось — много. У Ваниеля достаточно нетипичные для мужчины эротические пристрастия, а авторша из кожи лезет вон, чтобы убедить читателя, будто это-то как раз то самое, что тигры обожают превыше всего. От приобретения двух очередных томов я отказался, напуганный перспективой того, что ожидает в них героя. В столь же типичном цикле «Литанда» авторства знаменитой Мэрион Зиммер Брэдли героиней оказывается волшебница, скрывающаяся под чужой одеждой. Магиня окончила чародейский университет под личиною мужчины. Прозрачная аллегория самопожертвования женщины, желающей сделать карьеру в фирме «Rank Xerox».

Ну, коли уж зашел разговор о Зиммер Брэдли, то она — вдохновительница известного цикла «Sward and Sorseress», то есть — внимание! — «Мечом и женской магией» (перевод мой, к тому же весьма свободный). Входящие в состав цикла сборники рассказов уже дошли до десятого номера и идут недурно. Эти сборники, если говорить о фэнтези, вообще-то единственное хорошее и верное место для удачного старта дебютантов и молодых писателей. А скорее — писательниц, учитывая лейтмотив. Правда, порой туда допускают и авторов-мужчин, но… смотри выше. Они должны склонить голову и согнуть колени, у них должна ослабнуть и опасть… мужская гордость.

Так что будущее жанра я вижу как на ладони.

8: 33

«Фэнтезийное» неистовство не могло, конечно, обойти стороной Польшу, однако появление фэнтези в нашей стране совпало по времени с определенным переломом в области культуры, выразившимся в полном забвении трудоемкого процесса, коим является чтение, в пользу более легкого по «трудовым затратам» и восприятию «видеосмотрения». Отсюда же — наряду с прекрасным в общем-то «Конаном-варваром» в режиссуре Милиуса и с музыкой Поледуриса — фэнтези добрела до нас, в основном, в виде ужасающего видеодерьма пятого сорта. Были у нас и книги, а как же. Был Толкин, изданный где-то еще в шестидесятых годах.

Популяризовали фэнтези также любительские переводы в так называемых «фэнзинах», журнальчиках, которые читают так называемые «фэны», то есть субъекты, объединенные в так называемые фэндомы. Однако даже у бывалых, вроде бы разбирающихся в чем-то, и фанатичных фэнов знание, касающееся фэнтези, выглядит крайне убого. И неудивительно, поскольку кроме Толкина и Ле Гуин, Лейбера и Уайта к тому времени на польский не перевели НИ ОДНОГО достойного, с моей точки зрения, произведения этого жанра.

Давайте представим себе, что жанр научной фантастики в Польше представлен лишь «Марсианскими хрониками» Рэя Брэдбери, а «Дюна» Герберта нам известна исключительно в киноверсии. Для коллекции польский любитель НФ еще знает фильм «Чужой» и видел в видеозаписи две или три серии «Star Trek».

Что из себя представляет фэнтези — видит каждый. А поскольку польский рынок изголодался на клубных экранах и синих копиях, постольку конъюнктуру почувствовали, и сейчас специализирующиеся в этом направлении «мастера» стараются удовлетворить голод, наверстать упущенное, восполнить нам былые потери — и при этом заработать. Прилавки завалили книгами с яркими обложками, на которых мы получили свои вожделенные мечи, топоры, мускулистых героев, голых девиц и аксолотлей, изображающих из себя драконов.

Мы также получили на прилавках много новых авторов, точнее говоря, двух. Потому что я безжалостно отрубаю Говарда с его эпигонами и Андре Нортон, которая идет тропинкой, проторенной «Фантастикой». У этого журнала есть все основания требовать от издателей, сих — прости, Господи, — бизнесменов, финансовой награды за «создание рынка». Читатели же и любители фэнтези имеют все основания «Фантастику» поносить и оплевывать, а могут придумать даже что-нибудь более действенное.

Вареник, или Поляк тоже может!

Однако царящее у нас всеобщее незнание канонов жанра не удержало отечественных авторов от попыток написать фэнтези Made in Poland. И все было — о, диво! — в меру славно до тех пор, покуда мусолили говардовско-толкиновскую схему, пока у Яцека Пекары империи выбивали друг другу зубы в борьбе за верховенство, а у Феликса Креса мрачные герои боролись с судьбой и предназначением. Все развивалось более или менее нормально до той поры, пока авторы хотя бы в общих чертах знали, что делают и чего хотят. Заимствуя из музыкальной терминологии — у них были ноты, они располагали кусочками партитуры и крохами слуха, а поскольку сноровки хватало, это даже можно было слушать. Но последователям этого показалось мало. Младшим приснилось, что каждый из них — Паганини. Ибо кто-то вдруг вспомнил, что мы-де тоже не лыком шиты. Отталкиваясь от верного, на первый взгляд, положения, что опираться на архетипы есть ретроградство и вторичность, авторы младшего поколения схватили авторучки — и «процесс пошел»!

Неожиданно в нашей фэнтези стало славянско, пресно и красно, похотливо, кисло и льняно. Свойски. Повеяло фермой, деревушкой об одну улочку и вообще, как говаривают наши друзья-москали: «Хорошо в краю родном пахнет сеном и… pardon». Бах-трах! Что это так громыхнуло? Уж не Болек[12] ли вколачивает столбы в Одру? Или, может, Чтибор колотит Годона и Зигфрида под Цедыней. А может, комар со священного дуба сверзился?

Да нет! Это ж наша родимая, славянская фэнтези!

Ни с того ни с сего исчезли вампиры, появились вомперы и стрыгаи, вместо эльфов мы имеем божетят и небожитят, вместо великанов и троллей — столинов. Вместо чародеев и магов обрели ведунов, волхвов и жрителей[13].

И что нам Конан, у нас есть родимые вояки, именуемые, разумеется, столь же по родному: Вареник, Збирог, Пэрог, Котей, Потей Заграй, Сыграй, Прибей и Заметай! И двинулись эти Вареники от мызы к мызе, конечно, зигзагами, двинулись через леса, дубравы и велесы, через трамы и храмы, скожни, млаки и котолаки, через нивы буйные и степи, поросшие бурьяном и хреном, через святые гаи и ручьи.

Да уж, как по речке, как по гаю, Вареник пер на бугае. Я, дескать, Вареник! Да не русский Пельмень какой-нибудь, не немецкий Apfelkuchen, не французский Pate. Я наш, отечественный, доморощенный Вареник — будущее и надежа фэнтези. И еще малость погодить — как вот она народится новая культовая сага, эпическая фэнтези, большая Вареникиада. «Слово о том, как сбирается Вещий Вареник отмстить неразумным стрыгаям»! О, Лада, Лада, Купала! Перевернись в гробу, Толкин! Рыдай, Ле Гуин! Грызи губы от бессильной ревности, Эддингс! Дрожи от зависти, Желязны!

Тех, кто не может дождаться Великой Вареникиады, успокою, вкратце изложив ее суть. На Серых Холмах, а может, Взгорьях, куда отправится Вареник со товарищи, золота нет и, вероятно, никогда не было. Но паршивый стрыгай и поддерживающие его ренегаты, отвратительные взыграй Волец и Столец погибнут от Вареникова копья, и при этом у храброго Вареника даже волос с головы не упадет. Похищенные Священное Жито и Вещая Сметана будут найдены и возвращены в храм Свантевита, ибо там их место. Конец.

Марек Орамус говорит, что фэнтези убога. Убожество произведений этого жанра, которые нам предлагают, ужасно. Дилетантство, тупость и невежество так называемых «переводчиков», тяпляпающих переводы, кошмарны. Ну, погоди, Марек, вот появятся Вареник и Ва-реникиада — тогда получишь! Вот тогда-то ты взвоешь, словно стрыгай на луну в полнолуние, замяукаешь, как котолак на жестяной крыше. И тогда со слезами умиления на глазах вспомнишь Андре Нортон, Говарда и «Ксант».

А ведь уже появились многочисленные Вареники, являющиеся производными Конана, у нас уже есть что-то вроде переварененного Лавкрафта, уже просматриваются попытки пироговатого посттолкинизма, родились даже Черные Вареники. Не могло обойтись и без производных «Туманов Авалона», то есть Вареников фантастико-исторических. И вот вместо Артура, Ланселота и Гавейна мы получили Вареников, Кузьмидоров и Свенссонов из Джемсборга. Вместо пиктов и саксов — свиенцев, дунцев и поморцев. Вместо Мерлина и феи Морганы нам предложили волхвов и вышеупомянутых жрителей. Войны и пожары, кили норманнских драккаров скрипят по песку славянских пляжей, столины воют, Джемсборг жмет, берсеркеры скалят зубы, немцы прут на крепость, наш верх, льется кровь. Сварожец сварожит, а антилопа гну гнусится, жрители, как и положено жрителям, жрут и наводят соответствующие чары. На всех. Ну и что?

И Вареник, Вареник, Вареник — трижды Вареник.

Постмодернистская промашка

Прародителем польских Вареников в славянской сметане является молодой и способный автор Рафал А. Земкевич, который для начала потряс читателей комиксом «Волчье заклинание», а затем сотворил «Сокровища столинов» — роман фэнтези.

Здесь я вынужден с великим грохотом ударить себя по хилой груди. Каюсь, я и сам написал несколько рассказов не совсем реалистического — назовем это так — толка. В рассказах этих, не оглядываясь на священные правила и законы фэнтези, я то и дело совершал, как заметила некая юная критичка из «Феникса», обидные ляпсусы.

Самым кошмарным ляпсусом оказались батистовые трусики Ренфри из рассказа «Меньшее зло». Так называемая «литературная среда» закипела и принялась дискутировать. Трусики? В фэнтези?! Чепуха и неуважительное отношение к традициям! Грех и анафема! Толкина он не читал, что ли? Канона фэнтези не знает, что ли? Разве Галадриэль носит трусики? Не носит, ибо в те времена трусиков не носили!

Спустя какое-то время «литсреда» маленько охолонула и смирилась, а трусики сочла «оригинальными». Возможно, из этих трусиков пахнуло постмодернизмом и путешествиями во времени. Лишь один молоденький Вареник отреагировал на ренфрины трусики гордо, хладно и презрительно, описывая собственную героиню, коя, приступаючи к интимному акту, снимает «набедренную повязку и тряпицу, поддерживающую груди». Однако эффект хладного презрения и знания того, что «в те времена» девицы носили под ночной рубашкой, был подпорчен смешным сверх меры и воображения описанием самого соития.

Другие Вареники глубоко задумались. Так-так, почесали они в голове, Сапковскому, значит, можно ляпсусить, и это — постмодернизм. А ведь «ляпсус» — слово чужое, на польский переводится как «промах, промашка, грубая ошибка». Стало быть, опять же подумали Вареники, если и мы начнем ляпать ужасные ошибки, то сойдем за постмодернистов.

И лед тронулся. Некая молоденькая авторша вооружила городских стражников копьями. Коли Ренфри вольно носить трусики, то и пехотинцам можно копья, верно? Другие Вареники возят заряженные арбалеты во вьюках. Третьи переплывают широкие и бурные реки на быстренько сплетенных из камыша лодочках. Эх, жаль не на веночках, которые девушки плетут в ночь на Ивана Купалу, а ведь у них водоизмещение немногим меньше, зато плести не в пример легче!

Руки, ноги, мозги на стене!

Однако вернемся к разговорам о методе, оставив мелкие колкости в стороне. Вывод же таков: в польской фантастике мы имеем «постмодернизм» и Вареников, настоящей фэнтези у нас нет, если не считать нескольких подтверждающих правило исключений. Нет у нас фэнтези, ибо, во-первых, у нас нет архетипа.

Да, знаю, имеется славянская мифология: разные Сварожцы, Свантевиты и прочие Велесы. Но мифология эта не доходит до нас своим архетипом, и мы не чувствуем ее влияния на сферу мечтаний. Поскольку об этом эффективно позаботились. Славянская мифология тождественна язычеству, а мы, как твердыня христианства, восприняли крест от Рима с радостью и удовольствием, и это есть наш архетип. У нас не было эльфов и Мерлина, до 966 года у нас вообще ничего не было, был хаос, тьма и пустота, мрак, который осветил нам только римский крест.

Магия и меч, опирающиеся на польский архетип? Польский архетип волшебника? Магия — это дьявольство, пользоваться чарами невозможно без отречения от Бога и подписания дьявольского цирографа. Не Мерлин, а пан Твардовский. А разные там велесы, домовики, вомперы, божетята и стрыгаи — все это божества и фигуры хтонического характера, персонификация Лукавого, Сатаны, Люцифера.

Наши легенды, мифы, даже предания и сказки, на которых мы воспитывались, были соответствующим об-разом кастрированы всяческими катехизаторами, 8 большинстве своем, вероятно, светскими, ибо такие, как известно, хуже всего. В связи с этим наши предания до чертиков напоминают жития святых — ангелы, молитвы, крест, четки, добродетель и грех, — и все окрашено изысканным садизмом. Мораль из наших сказок одна: если не прочесть молитву, то дьявол немедля поднимет нас на вилы и в ад! На вечные муки.

Фэнтези — это эскапизм. Это бегство в Страну Мечты. Архетип мы улавливаем также и в том, что знаем, от чего бежим. Перемещаясь рядом с Фродо, Арагорном, Гедом, Карраказом или Белгарионом, мы бежим в мир, в котором торжествует Добро, торжествует Дружба, живут Честь и Справедливость, побеждает Любовь.

А мы? От чего убегать нам (не говоря о нестерпимом желании бежать вообще как можно дальше от того, что мы видим вокруг себя)? Бездушная технизация еще не коснулась нас так сильно, как американцев. У нас батареи центрального отопления по-прежнему бездушно не греют, поезда бездушно и безобразно опаздывают, из кранов течет холодная и вонючая вода, не сыщешь книжки без типографских опечаток и ошибок…

Ребячество

Могут спросить: откуда это берется? Интересующихся отсылаю к «Сумасшедшему с факелом» Яцека Инглота. Ведь нашим фантастам приходится конкурировать с покупной заграничной второсортицей, а посему «больше крови и спермы!» А то что страдает жанр? А фэнтези? Господи, все равно же никто понятия не имеет, что это такое. Никто не читал. Ведь даже такие знатоки, как Колодзейчак и Шрейтер, определяют фэнтези как «развлекательное» чтиво, вероятно, для того чтобы отличить от НФ, которая, надеюсь, в понимании обоих панов развлечением не является, а потому стоит выше. Фэнтези в Польше — сфера действия молодых возрастом и стажем. И это, черт побери, видно. Наша фэнтези — некоординированные и плохо склеенные картинки, от которых несет страстишками к физическому насилию и сексу, причем страстишки эти понимаются инфантильно и инфантильно описаны. Однако поскольку они нацелены на инфантильного же читателя, постольку огребают аплодисменты и популярность. И автор, и читатель мирно уживаются в этой экологической нише в сытом симбиозе. Кто не верит, пусть осмотрится. Вот авторы, достижения которых на поле классической — либо неклассической НФ — интересны, сделаны новаторски и во всех смыслах заслуживают внимания, но которые творят спирающие дух вгруди «Вареники», стоит их руке коснуться фэнтези. Симптоматично? Конечно, симптоматично. Ибо инкриминированные авторы знают канон НФ, они выросли на нем, увлекались книгами, докапывались в них посланий и глубочайшего смысла. Они знают НФ как ТВОРЧЕСКИЙ МЕТОД. Они знают все оттенки и тонкости жанра, знают, что этот жанр несет в себе чуточку больше, нежели ликующее описание прибывших из глубин космоса жукоглазых монстров, жаждущих власти над Землей, нашей крови и наших женщин.

Увы, повторяю, в случае фэнтези отсутствует знание канона. И поэтому у нас нет фэнтези, способной конкурировать с Толкином, Ле Гуин, Джеком Вэнсом, Патрицией Маккиллип, Дональдсоном или Эддингсом. А есть фэнтези для тех, кому достаточно мечтать о возможности долбануть по башке либо почкам, о том, чтобы насадить на штык либо на кол, мечтать о том, чтобы «войти» в избранницу и дергаться на ней всем своим естеством долго и самозабвенно, в то время как упомянутая избранница воет и стенает от наслаждения и раздирает ему спину коготками. Фэнтези для тех, которым бегство именно в такие, а не в иные мечты позволяет почувствовать себя лучше.

Ну что ж, каждый имеет такое прибежище, какое заслужил.


Перевел с польского Евгений ВАЙСБРОТ
________________________________________________________________________
Публикуется с разрешения автора


РЕЦЕНЗИИ

*********************************************************************************************

Дэйв ДУНКАН

ВОЛШЕБНОЕ ОКНО

ТАИНСТВЕННЫЕ ЗЕМЛИ

Москва: Армада, 1997. — 394 с. и 394 с. Пер. с англ. —

(Серия «Героическая фэнтези»). По 7 000 экз. (п)

=============================================================================================


Сказать по правде, ничего особенного я от очередной фэнтезийной эпопеи не ждала. Что уж такого новенького можно сыскать в фэнтези? Все те же волшебники, строящие всяческие козни, непременные эльфы, гномы, гоблины, джинны, драконы и, разумеется, благородные герои, с честью выходящие из разнообразных переделок… Счастлива заверить вас, что ошиблась.

Прежде всего, основа тамошнего колдовства весьма оригинальна: дабы овладеть этим искусством, человеку необходимо узнать хотя бы одно СЛОВО СИЛЫ, которое стимулирует развитие его врожденных способностей, два «слова» делают посвященного «адептом», но более четырех «слов» личность удержать не может! А стало быть, для овладения подлинным могуществом волшебнику необходимо подчинить — то бишь связать «заклятием преданности» — как можно больше себе подобных. А это создает весьма богатые возможности для развития сюжета.

Что еще показалось мне прелестной новинкой, так это СОВМЕСТНОЕ ЗАКЛЯТИЕ. Лет за сто до начала описываемых событий пять хулиганствующих отроков вломились в дом колдуна, а он загнал безответственные личности в единственное тело, в коем может доминировать лишь одна из них. Так что в экстремальных обстоятельствах текущий владелец тела обычно вызывает того из своих товарищей, кто способен лучше справиться с ситуацией. Побочный эффект в том, что самый активный из «пятерки» дожил до почтенного возраста, в то время как былой вожак шайки по-прежнему остается прыщавым подростком.

Начинается же история с того, что король крошечного северного королевства Краснегар, чувствуя приближение смерти, крайне обеспокоен судьбой единственной дочери: согласно тамошним законам, женщина не может унаследовать трон и обязана подыскать себе мужа, который и станет королем. Однако магически-политическая ситуация в землях Севера, Юга, Запада и Востока, курируемых четверкой всемогущих Волшебников, такова, что брачные проблемы принцессы Инос становятся всемирной заботой и основой потрясающей интриги…

Людмила Щекотова


----------------

Мария СИМОНОВА

ВОИНЫ ТЬМЫ

Москва: ЭКСМО, 1997. — 400 с.

(Серия «Абсолютное оружие»). 13 000 экз. (п)

=============================================================================================


Первая книга автора в целом оставляет благоприятное впечатление. Затрудняюсь точно определить жанр: кажется, это называется science fantasy. Иными словами, здесь колдуны и драконы живут не по канонам сказки, а как бы по законам некоего реального мира, которые вполне научны и не формулируются в явном виде лишь потому, что в этом нет никакой необходимости.

На обложке книги изображен явный герой в доспехах и с мечом, рядом героиня в бикини. Под этой обложкой не должен скрываться авангардистский опус или размышления о том, как обустроить Россию (бывает, увы, и такое). Сразу понимаешь, что книга не потребует от нас могучих интеллектуальных усилий и будет читаться легко. Так оно, в сущности, и есть. Отважный герой в борьбе с коварными противниками защищает любимую женщину и справедливость во всем мире. В конце концов добро торжествует, «наши» побеждают и преодолевают все препятствия.

Автор так сочно описывает своих героев, что не остается никаких сомнений в подлинности чудесной Вселенной Эксель (коэффициент жесткости 0,2), в которой можно путешествовать по космосу без скафандра, смертельную рану способен нанести только серебряный кинжал, принцесса-кошка служит сержантом космической полиции, люди добры и приветливы (хотя своей выгоды не упустят), а злой волшебник Черномор способен легко похитить возлюбленную героя, околдовать и заточить в кусок голубого хрусталя размером два на пять сантиметров.

Герой и его товарищи с иных планет, стремясь освободить своих Спящих Красавиц, совершают в их славу былинные подвиги, пересекая Эксель из края в край на чудесных золотых существах — ксенли. Судьба приводит боевых друзей в назначенное место в назначенный час. Один оборот Мировой Оси тому назад они были теми самыми Воинами, которым пришлось уничтожить тысячи обитаемых миров, чтобы остановить страшную угрозу для всей Вселенной — нашествие Чужих (подробнее о них: см. кинофильм «Чужой»). Наконец они встречаются со своими соратниками — Воинами Света, дабы вернуть себе былую силу и править миром на благо живущим. Не ищите в этой книге скрытых откровений — сказка не для того придумана. А для чего? Ну, хотя бы для того, чтобы доставить удовольствие автору и читателям. Этого не понимают только угрюмые и злобные типы, вроде карлы Крейзела, который замкнулся в своем футляре и даже в золотом драконе ценит только тактико-технические характеристики.

Сергей Некрасов


----------------

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

ЗВЕЗДЫ — ХОЛОДНЫЕ ИГРУШКИ

Москва — Санкт-Петербург: ACT — Terra Fantastica, 1997. — 480 с.

(Серия «Звездный лабиринт»). 10 000 экз. (п)

=============================================================================================


В новом романе популярный молодой писатель выступает в своем прежнем амплуа. Лишь чуть больше циничного профессионализма, меньше искренности. Он вновь примеряет на себя маску трибуна, выразителя надежд и чаяний своего поколения, входящего в жизнь на изломе эпохи.

Этический догматизм вызывает у Лукьяненко резкую неприязнь. В его произведениях отвергается культура догмы и запрета — бесчеловечная, «взрослая» и инструментальная. Взамен утверждается новая культура, основанная на естественных человеческих переживаниях, дружбе и справедливости.

Замечает ли сам автор, насколько внутренне противоречива смесь инфантильного мироощущения и социального дарвинизма?

Лукьяненко пишет сильно, точно и «технично». Каждая фраза словно оживает, играет и дышит в романе. Каждое психологическое переживание выражается в образах и действии. Вот только, увлекшись игрой на обнаженных нервах читательской души, автор не желает или не может остановиться… Действие романа разворачивается в начале XXI столетия. Земляне обнаружили, что дальний космос давно поделен на сферы влияния Сильных рас. Для новичков нет места за этим столом. Однако в системе межпланетного разделения труда для них отыскалась подходящая ниша. Экономика переориентируется на внешний рынок. Негативные последствия узкой специализации, прелести дикого капитализма. Люди утрачивают веру в будущее, перспективу, цель жизни: словом, картина сегодняшней России, спроецированная на галактические просторы. Необходимо отыскать вторую Силу, способную противостоять Конклаву Сильных рас. Даешь реванш! Только новая «холодная война», считают герои романа, может обеспечить человечеству достойное место в галактике.

Во второй части романа участник заговора попадает на планету второй Силы. Но структура этого сообщества в точности напоминает Землю XXII века, описанную Стругацкими. Роман превращается в едкую, злую и неглупую пародию на мир «Полдня». Герой романа в растерянности: альтернатива олигархии Конклава — принять «дружбу» второй Силы, более зловещей, чем первая. Похоже, в растерянности и автор. Две части книги принципиально не стыкуются, сюжет трещит по швам. Действие здесь выстраивается вокруг конкретного героя, его чувств и переживаний. Сюжетная связь между частями слишком слаба, чтобы придать тексту законченность и завершенность. Но это, как нам обещано, лишь первая книга будущей трилогии.

В романе сталкиваются два образа будущего — дикий капитализм «космических опер» и социальная утопия. Разумеется, указанная коллизия вовсе не является центральной темой романа. Вряд ли у него вообще есть какая-то сверхзадача. Автор подчинился собственному «категорическому императиву»: чтобы увидеть будущее, надо понять прошлое. Он не проповедует; он лишь заставляет читателя еще раз прочувствовать глубину социальных катаклизмов.

Сергей Некрасов



----------------

Александр ЩЕГОЛЕВ

СВОБОДНЫЙ ОХОТНИК

Москва — Санкт — Петербург: ACT — Terra Fantasfica, 1997. — 576 с.

(Серия «Звездный лабиринт»). 10 000 экз. (п)

=============================================================================================


Автора в первую очередь интересуют не поступки героев, при помощи которых читателю открывается окошко в их внутренний мир, и даже не мысли и идеи персонажей, существующие на высшем, сознательном уровне, а нечто, служащее, согласно одной из теорий, первоосновой всему и копошащееся в темной сырой глубине подсознания. Именно поэтому «сумеречные» состояния человеческой психики, переходные между сном и явью, безумием и холодной ясностью рассудка, жизнью и смертью, привлекают писателя. Новый роман Щеголева «Свободный охотник», снабженный непонятным подзаголовком «кибер-фэнтези», посвящен бегству от сложности и неодномерности реального мира в миры воображаемые. Вечная тема, одна из тех, что служат опознавательным знаком для «литературы размышлений». Где, в каком мире на самом деле живет этот странноватый нестандартный подросток, герой книги: в том обыденно-городском, где он медленно и неотвратимо сходит с ума на глазах у нежданно обретенного отца, или во Вселенной ожившей «космической оперы», в которой его иное «я» — Свободный Охотник — силой и хитростью объединяет разобщенное человечество, разбросанное по некоему циклопическому «Метро»? Или его сознание парит, зависнув в промежутке? Вопрос о реальности того или иного из описываемых в романе миров до самого финала так и остается открытым.

Если «реалистическая» часть романа тщательнейшим образом детализирует психологическую подоплеку каждого поступка героя, то сконструированность, искусственность мира «Метро» сразу бросается в глаза. Движения персонажей заторможены, словно скованные невидимой и неощутимой толщей воды. В результате созданная автором модель мироздания постепенно приобретает некую нарочитую угловатость, схематичность. Вероятно, так и было задумано. Для того, чтобы сделать из «космической оперы» нечто большее, чем литературное изложение компьютерной игры-«аркады», достаточно обладать талантом. Но для того, чтобы получившийся текст начал самостоятельную полнокровную жизнь, талант этот еще и должен быть ориентирован соответствующим образом: не внутрь, но вовне. Не Вселенная, с замиранием прислушивающаяся к стуку сердца героя, но герой, познающий законы мироздания с тем, чтобы научиться управлять ими. Не тщательное исследование причин, но анализ возможных следствий с дальнейшим выбором оптимального пути. При всей своей одаренности Александр Щеголев предельно далек от этого.

Василий Владимирский



----------------

Максим ФРАЙ

ТЕМНАЯ СТОРОНА

Санкт-Петербург: Азбука-Терра, 1997. — 352 с. 20 000 экз. (п)

=============================================================================================


Представлялось ли вам хоть раз в жизни, что ваша реальность убога и пуста, что вы родились здесь, в нашем сером мире, по дурацкой случайности или даже по злому умыслу, а все вещи мира объединились с целью доставить вам как можно больше неприятностей, окружающие же вас люди на самом деле представляют собой единое живое существо, невыносимо отвратительное и враждебное? Если нет, то творчество Максима Фрая, скорее всего, оставит вас равнодушным.

История Макса Фрая, от имени которого и ведется повествование, началась в прошлом году сборником повестей «Лабиринт». Несомненным достоинством «Лабиринта» была, безусловно, та несколько обидная легкость, с которой можно было отождествить себя с героем. Сбылась мечта романтичного неудачника — Максу, типичному аутсайдеру, к своим 30-ти не добившемуся в жизни ничего, явился во сне добрый волшебник сэр Джуффин Халли, по совместительству начальник тайного сыска города Ехо, что совсем в другом мире, и…

Попав в мир сновидений, сэр Макс процветает, словно колония микроорганизмов в питательной среде. Список его талантов растет с каждой страницей. Он научился плеваться ядом и водить амобилер (местное транспортное средство) с невиданной скоростью. Он обнаруживает в себе блестящие способности к Неочевидной Магии и пьет из дырявых чашек. И так далее… Однако для хорошего произведения всего этого недостаточно, что особенно заметно при чтении следующей книги цикла — «Волонтеры Вечности». С каждым новым приключением сэра Макса новизна притупляется, а достоинства текста превращаются в недостатки. Доброжелательность оборачивается бесконфликтностью, бесконечные диалоги подчиняют себе сюжет, мягкая ирония вырождается в слащавое подтрунивание. Но вот вышла «Темная Сторона». Сюжет, казалось, пошел по накатанной дорожке. Сэр Макс становится королем Фангахра, хоть ему это совсем не интересно, и даже свой гарем он раздает друзьям. Но тут в его приключениях появляется то, чего не было на протяжении двух с половиной книг — неоднозначность. Образ Лойсо Пондохвы, Великого Магистра ордена Водяной Вороны, на мой взгляд, полностью оправдывает выход в свет «Темной Стороны». Чем-то схожий с безумцем Брандом из «Янтарных Хроник», Лойсо давно мертв, но Великие Магистры редко умирают по-настоящему. Лойсо, подобно Максу, ненавидит свой мир. Даже уничтожить пытался — из чисто научного интереса. Давным-давно сэр Джуффин Халли одолел его и запер в одном умирающем мирке, надеясь таким образом убить его навсегда. Но агония затянулась, и Лойсо еще слегка жив. Сэр Макс навещает его время от времени в своих сновидениях. Они беседуют на отвлеченные темы, и Макс все больше узнает в Лойсо себя…

Игорь Лебединский



----------------

Владимир СВЕРЖИН

ИЩУЩИЙ БИТВУ

Москва: ЭКСМО, 1997. — 416 с.

Серия «Абсолютная Магия». 15 000 экз. (п)

=============================================================================================


На дворе жестокий XII век. Король Ричард Львиное Сердце вероломно похищен некими коварными феодалами, и долг сотрудников Института Экспериментальной Истории — освободить его. Средневековье, конечно, немножко альтернативное, но большой роли это не играет. Итак — два бравых супермена, один другого круче, отправляются на рутинное, казалось бы, задание.

Жанр романа определить непросто. Стандартные атрибуты «жесткой» НФ — переходная камера, замаскированная под базальтовую плиту, и закрытые каналы связи соседствуют с сугубо фэнтезийными элементами. Чего стоит, например, легендарный меч Катгабайл. «Кованый гномами из истинного серебра атлантов, добытого в сердце Земли, закаленный лучами полной луны, он некогда принадлежал асу Тюру, отважнейшему из богов викингов». Однако атрибуты лишь соседствуют — переплести их органично автору не удалось. И даже меч с валлийским именем, означающим, как можно догадаться, «ищущий битву», не спасает положения, а ручной гоблин Гул воспринимается, скорее, как некий довольно симпатичный маргинал, а не как магическое, чуждое нам существо. Роль же Тюра, однорукого сына Одина, вообще вызывает недоумение: похоже, автор в совершенстве изучил «Смерть Артура» сэра Томаса Мэлори и «Историю Бриттов» Гальфрида Монмутского, а вот на «Старшую Эдду» его не хватило.

Но автор благоразумно не оставляет читателю времени на раздумья. Конские копыта высекают искры из мостовых, звенят мечи, свистят стрелы, смердят интриги. Все, как положено, и даже слишком. Однако колоритные персонажи второго плана не дают роману опуститься до заурядного уровня. Всесторонне хорош барон фон Шамберг (напоминающий, правда, другого, куда более известного барона), весьма интересен Эдвар де Меркадье, оруженосец Ричарда, мила в своем коварстве леди Джейн, а уж про Сергея Лисиченко по прозвищу Лис и говорить не стоит. В самом начале книги он задает довольно простой вопрос, относящийся к конечной цели их путешествия: «Скажи мне, Капитан, кому и зачем это нужно?». Однако, перевернув последнюю страницу, ответа я так и не нашел.

Игорь Лебединский



----------------

Грег ИГАН

КАРАНТИН

Москва: ACT, 1997. — 480 с.

Пер. с англ. Л. Левковича-Маслюка и Е. Мариничевой —

(Серия «Координаты чудес»). 11 000 экз. (п)

=============================================================================================


Удивительное дело: научная фантастика совершенно не собирается сдавать позиции перед мощным натиском фэнтези и иных направлений в сфере художественного вымысла. Казалось, все научные идеи уже перепробованы и обмусолены писателями до предела. Ан, нет! Роман Игана «Карантин» блестяще опровергает стенания пессимистов, которые продолжают уныло повторять: «Все уже было…» Место и время действия — наша планета, середина будущего века. Земля оказалась в странном карантине, некий внезапно возникший и непроницаемый для человека «Пузырь» изолировал нас от остальной Вселенной. На этом фоне разворачивается лихой детективный сюжет, развязка которого тесно связана с одним из знаменитых парадоксов квантовой механики. Это настолько неожиданно и при этом глубоко мотивировано, что научный комментарий, идущий на нескольких страницах подряд, не сбивает ритма повествования и не раздражает. А это, надо признаться, большая редкость. Вспомним, например, как нас «достает» Ларри Нивен, излюбленный прием которого — в самый острый момент начать долгую и нудную лекцию с формулами и чертежами!

«Научность» Игана отнюдь не вредит художественности его романа. Мир прописан тщательно. Герою, частному детективу, от имени которого ведется повествование, сопереживаешь; персонажи — вполне живые люди, а не марионетки, озвучивающие авторские идеи. И никакого занудства! Роман читается на одном дыхании, развязку предугадать почти невозможно.

Добавим, что рассказы Грега Игана, вошедшие в эту книгу, свидетельствуют о широте его творческого диапазона и в очередной раз доказывают, что истинно научную фантастику рано хоронить.

Олег Добров



----------------

Тим ПАУЭРС

НА СТРАННЫХ ВОЛНАХ

Москва: ACT, 1997. — 480 с. Пер. с англ. А. Медведева —

(Серия «Век Дракона»). 10 000 экз. (п)

=============================================================================================


Предполагается, что рецензент должен сдерживать эмоции. Но книга Тима Пауэрса провоцирует их бурное проявление.

Этот превосходный роман вызывает шок! Представьте себе сплав викторианской прозы, фэнтезийного романа и магического реализма… Нет, лучше скажем так: представьте себе, что Карлос Кастанеда увлекся не мистическими учениями индейцев яки, а погрузился в дебри вудуизма, учителем же его был не дон Хуан, а, допустим, Барон Суббота, и вместо, скажем, «Путешествия в Икстлан» создал римейк «Острова сокровищ» — в своем духе, разумеется. В итоге вы получите нечто неожиданное. Вполне вероятно, что это будет похоже на роман «На странных волнах». Удивительно, что это серьезное, значительное произведение переведено и издано у нас только через десять лет после его выхода в свет у себя на родине. Наверное, в этом есть некая роковая справедливость — легковесные поделки коллег Пауэрса по жанру быстрее и легче переводятся именно потому, что они являются легким чтивом. Но не следует полагать роман Пауэрса скучной и утомительной игрой изощренного ума. История любовных треволнений Джека Шэнди и Элизабет Харвуд причудливо вплетена в приключения на «флибустьерском дальнем синем море». Оторваться от книги невозможно. Правда, все эти отчаянные пираты и прочие фигуранты «берегового братства» не просто злодеи и головорезы, а участники некой таинственной миссии. На отмелях пиратских островов и в джунглях Флориды в 1718 году разыгрывается магический спектакль, многие из действующих лиц которого даже не подозревают, что скрывается за «декорациями» и какие страшные персонажи таятся под масками. История морского пиратства в Вест-Индии неожиданно наполняется глубоким мистическим смыслом.

Роман с удовольствием прочтут не только любители остросюжетной прозы, но и ценители эзотерической литературы. Художественные достоинства и многоплановость произведения тому порука.

Олег Добров



----------------

Роберт СИЛВЕРБЕРГ

БЕЗДНА

Смоленск: Русич, 1997. — 576 с.

Пер. с англ. С. Минкина —

(Серия «Сокровищница боевой фантастики и приключений»). 11 000 экз. (п)

=============================================================================================


Роберт Силверберг не нуждается в рекомендациях. Даже если он берется за разработку темы «второй свежести», то будьте уверены — у него это получится на славу. Иногда, впрочем, даже признанному мастеру жанра не удается вытянуть заведомо слабоватый сюжет. Что и произошло с романом «Бездна».

Итак, XXV век. Земля, как водится, погибла, остатки человечества расселились, где смогли. На водной планете Гидрос горстки людей рассеяны по плавучим островам. Они стараются не раздражать аборигенов, но бомжи, даже космические, мало кому приятны. В итоге после ряда неприятностей людей, нашедших приют на острове Сорве, убедительно выставляют вон! Начинается долгое плавание по океану, поскольку никто не дает приюта несчастным. Эта одиссея и составляет основное содержание книги. Схватки с неведомыми чудовищами, везение и неудачи, загадочные и невероятные приключения — всего этого с лихвой хватило бы на многотомную эпопею. Любопытно, что невзирая на авторское тщание обрисовать доктора Лоулера положительным героем, а судовладельца Делагарда злодеем, в итоге одержимый идеей найти загадочный Лик Вод судовладелец представляется более характерной фигурой, нежели вяло рефлексирующий доктор.

Разумеется, герои рано или поздно должны были добраться до заветной цели. И тут происходит забавная вещь: видно, как автор мечется между двумя, как минимум, вариантами финала. С одной стороны, если бы Лик оказался сушей, годной для колонизации, то слабые измученные люди вряд ли смогли бы освоить его, да и просто выжить. С другой стороны, Лоулер по логике американского мифа о гордом и сильном герое-одиночке должен отказаться от соблазнов Лика Вод, но он, еле оправившийся от наркотической ломки, не тянет на героя. Поэтому внутренняя логика финала, на первый взгляд весьма неожиданного, вполне убедительна. Другое дело, что проговоренная впопыхах, под «занавес», она не производит сильного впечатления. А жаль!

Павел Лачев

Чарлз Браун
«МОЯ МЕЧТА СБЫЛАСЬ ТАК БЫСТРО, ЧТО Я ДАЖЕ НЕ ЗАМЕТИЛ…»
Чарлз Браун в Санкт-Петербурге. 1997 г.

*********************************************************************************************

В каждом номере «Если» читатели непременно встречаются с названием журнала «Локус» — чаще всего в рубрике «Курсор», а нередко и в материалах, посвященных зарубежной фантастике. Сегодня мы с удовольствием представляем вам этот легендарный журнал и его главного редактора.

*********************************************************************************************
Первая наша очная встреча с редактором «Локуса» произошла в Москве. Было это пятнадцать лет назад, когда Москву и Ленинград посетила группа американских писателей и фонов. Вот как Браун описывает свои впечатления:

«В первое же утро, еще не успев прийти в себя от многочасового перелета из Калифорнии, мы после завтрака направились к ожидавшему нас автобусу «Интуриста». И первый русский, встретивший меня у выхода из гостиницы, бородатый парень в очках, безошибочно подошел ко мне и сказал: «Вы — Чарлз Браун, да?» Я был сражен наповал…»

Парнем был я. Лишь много позже я сообразил, каково это — перемахнуть через океан в загадочную и незнакомую Россию, чтобы первый встречный узнал тебя в лицо да еще и оказался читателем «Локуса»!.. На самом деле никакой случайности: мы с Беллой Григорьевной Клюевой (для тех, кто не помнит или по малолетству не знает: именно ей мы обязаны появлением в литературе Стругацких и всех «НФ-шестидесятников», первой подписной Библиотекой фантастики и… словом, всем!) дежурили у входа в «Космос» с раннего утра, ожидая долгожданных гостей.

А потом я некоторое время вел колонку «советских новостей» в «Локусе», не раз встречался с Чарли Брауном на самых разнообразных конвенциях в Америке, жил в его доме в пригороде Сан-Франциско — Окленде.

Место, где расположено жилище хозяина «Локуса» (одновременно это редакционный офис), называется Монтклер и представляет собой заросший зеленью склон одной из гор, охватывающих мегаполис. Повисший над ущельем двухэтажный дом почти скрыт тропическими кущами, и даже с картой в руке найти подъезд к нему, петляя по серпантину, — задачка для упорных и неспешных. С высоты город виден, как на ладони, а за ним — залив Золотые Ворота и знаменитый мост; в самом же Монтклере — чистый горный воздух и тишина, прерываемая лишь пением птиц. Короче, райское место!

Хозяин живет один, хотя уже с девяти утра дом наполняется рабочим гомоном (пришли на работу сотрудники), гудением и стрекотом всевозможной электроники: факсы, компьютеры, настольные типографии… Весь день к дому не зарастает народная тропа, заглядывают фэны, писатели, читатели. К вечеру дом снова пустеет, а хозяин отдыхает, проводя время за книгой или слушая любимую альтовую сонату Шостаковича (такой богатой коллекции компакт-дисков, причем исключительно классики, я не встречал больше ни у кого).

В двух огромных подвалах хранится главное богатство хозяина: полки с десятками тысяч книг по фантастике — вероятно, всем, что было издано в Америке и Англии за последние полвека. Сколько их, точно не знает и сам владелец коллекции. Мне посчастливилось провести в этой сокровищнице несколько ночей кряду — за неимением специальной комнаты для гостей меня поселили здесь. Для сна в Калифорнии лучше всего прохладный подвал, но не любителю фантастики: я еще не видел такого количества НФ-литературы в одном месте!

В этом году Чарли Браун справил свое шестидесятилетие; половина жизни была посвящена единственному детищу — «Локусу». И осенью во второй раз посетил нашу — совсем иную — страну. В этот раз мне не удалось повидаться с ним, но к интервью, которое готовилось специально для «Если», Браун переслал свой автограф с наилучшими пожеланиями российским читателям и журналу.

— Как возник «Локус»? И когда?

— Можно сказать, случайно. В 1968 году я работал инженером-электриком в Нью-Йорке, а свободное от работы время целиком посвящал делам фэновским. В те времена я уже редактировал один фэнзин на пару с известным фэном Эдом Мескисом и посещал все конвенции, на которые хватало времени и денег. Мысль о новом издании возникла во время одной из наших бесед с Эдом и фэном из Бостона, Дэйвом Вандерверфом. Что-то там произошло с его «соплеменниками» — бостонские любители фантастики неожиданно проиграли другому городу конкурс за право принять очередной Всемирный кон… Нам показалось, что главной причиной неудачи было то, что инициаторов кона мало кто знал за пределами Бостона. Так возникла идея информационного бюллетеня (newsletter), который объединил бы поклонников НФ из разных городов. И мы втроем взялись за дело.

Фэнзинов и в те времена хватало, и, как и сейчас, более половины их площадей было заполнено типичным фэновским «трепом». Наш журнал задумывался в первую очередь как источник информации по научной фантастике — кто что издает, пишет, где проводят очередной кон и т. д. — и лишь во вторую очередь должен был быть посвящен переписке

Короче, к очередному локальному кону был отпечатан — на простой электрической пишущей машинке! — первый номер тоненького журнальчика. На нем еще не стояло номера и даты, но я точно помню, что Дэйв разослал все 60 экземпляров 10 мая 1968 года, так что эту дату можно считать нашим днем рождения… Хотя «официальный» первый номер журнала, а фактически — третий (считая еще два пробных), был отправлен бесплатно по адресному списку 27 июня 1968 года Помню, мы тогда размахнулись и отпечатали аж 2000 (!) экземпляров, собрав в результате целых 80 регулярных подписчиков.

— Кстати, а откуда взялось такое название: «Локус»? Это ведь что-то из области математики? Или генетики?

— В то время перед моим мысленным взором стояла аналогия прежде всего математическая: геометрическое место точек, равноудаленных от чего-то там… Понимаете: равноудаленных от «фэновского» и «профессионального» центров притяжения фантастики — именно такое издание мы и предполагали выпускать! Правда, оставалось еще убедить моих друзей — фэнов до мозга костей, — и я придумал аббревиатуру, которая сломила их сопротивление: к популярному сокращению LOC (Letter-of-Comment — письмо-отклик на публикацию, статью и т. д.) я добавил «посланное НАМ» (US). Дело было сделано.

— А как «Локус» превратился в вотчину одного Брауна?

— Начиная со второго регулярного номера, я стал фактическим административным руководителем издания: следил за графиком, заказывал материалы и т. п. Эд печатал, Дэйв снабжал нас информацией и почтовыми ярлычками с адресами, а я собирал все воедино и также занимался отсылкой. Так мы выпустили еще пару-тройку номеров, но уже осенью встали перед необходимостью «завязывать» с журналом: три редактора, живущие в трех разных городах (Эд жил в штате Нью-Гэмпшир)… Во времена, когда не то что модемы и сети — персональные компьютеры-то отсутствовали! — это оказалось слишком даже для таких фанатиков-энтузиастов, какими мы были тогда.

Короче, пора было расставаться, однако мне так понравилось выпускать журнал, что я решил продолжать издание «Локуса». Но теперь я был един в трех лицах: издатель, редактор и автор. Моя первая жена Марша стала моим соредактором (и по совместительству машинисткой), ей помогали моя двоюродная сестра Шейла (позже ставшая совладелицей издательства «ДАУ Букс») и знакомый фэн Элиот Шортер.

Между прочим, в первые полтора года мы регулярно выпускали до трех номеров в месяц! И за это время «Локус» успел стать сначала неофициальным, затем полуофициальным, и, наконец, вполне официальным информационным бюллетенем о мире научной фантастики. Моя мечта сбылась так быстро, что я даже не заметил этого.

— Самый ранний выпуск в моей домашней коллекции — это один из номеров за 1972 год. Уже вполне солидный журнал: со статьями, обзорами, рецензиями, фотографиями… С этого момента началась знаменитая коллекция статуэток «Хьюго»?

— Да, премий тоже долго ждать не пришлось. «Локус» менялся стремительно: от двух машинописных страничек мы легко перешли к шести (такой объем позволял отправлять журнал по почте, как письмо), но затем, начиная с № 45, журнал вырос настолько, что мы с неизбежностью перешли на малые пакеты. Иначе и быть не могло: нас буквально заваливали информацией, издательства регулярно присылали свои новинки — «Локус» становился влиятельным рекламным изданием! И журнал взбухал, как на дрожжах. У нас тогда уже пробавлялись рецензиями — исключительно ради собственного удовольствия, так как в фэнзинах гонораров за публикации не платят, — Боб Такер, Терри Карр, Дэвид Хартвелл, Алексей Паншин, Роберт Силверберг, Сэмюэл Дилэни…

В 1969 году произошли два драматичных события в моей жизни: я впервые развелся, а «Локус» чуть было не завоевал свою первую премию «Хьюго». Как показало время, оба события не смертельны: уже на следующий год я вторично женился, а еще спустя год в моей тогдашней нью-йоркской квартирке гостям торжественно демонстрировался самый главный трофей моей жизни — серебристая ракета на постаменте. Знаменательно, конечно, но первую премию «Хьюго» журнал завоевал на Всемирной конвенции, проходившей как раз в Бостоне: оттуда все началось, и там же мы были впервые признаны.

— Когда и какими ветрами «Локус» занесло на другой конец страны — в Калифорнию?

— Это произошло еще одним годом позже — в 1972-м. К тому времени «Локус» все еще печатался на ротапринте, но представлял собой уже собственно журнал, а не фэнзин. Стоил он 25 центов, подписка достигла более чем солидной в фэндоме тысячи экземпляров, и за рекламную полосу мы уже брали по 20 долларов. В журнале появились новости «со всего света» (честно говоря, по большей мере — из Англии), меньше стало чисто «фэновского» материала, зато больше рецензий и информации о выходящих книгах, делах в издательствах и т. п. Научная фантастика постепенно становилась Большим Бизнесом — и мы старались держать руку на пульсе!

А в 1972 году мне предложили лучшую работу (я имею в виду — по основной специальности) в Сан-Франциско. Мы собрали все наше хозяйство, переехали и уже через месяц возобновили издание «Локуса». С тех пор местонахождение нашей штаб-квартиры остается неизменным: Окленд, Калифорния.

— И по-прежнему журнал делался в одиночку? Или это все-таки был своего рода «семейный бизнес»?

— К тому времени у меня появился «штат», первоначально состоявший из одного добровольца: много платить за работу я не мог, поэтому требовался энтузиаст-фэн. Однако, начиная с 1978 года, я уже нанимал помощников за плату, хотя у меня никогда не было дефицита в местных добровольцах.

— Насколько могу судить по собственному опыту, единственной и ставшей доброй традицией платой за помощь в упаковке и рассылке нескольких тысяч экземпляров является «спецпитание», изготовляемое лично Чарли Брауном…

— Да, я готовлю всей «банде» обильный обед, органично переходящий в ужин, причем, остается еще заморить червячка и на следующий день. Меню никогда не повторяется. Я гурман, поэтому команда добровольцев за год успевает перепробовать, пожалуй, все ведущие кухни мира.

— И наконец «Локус» стал тем, чем он является сейчас?

— Да, но до этого произошло еще много всего. К концу 1973 года мы уже были не в состоянии печатать журнал сами и перешли на систему заказа в типографии, немного выросла цена, но зато журнал стал выглядеть профессиональнее. Спустя еще два года тираж поднялся до 2600 экземпляров, а число номеров в год опустилось до 15. И к концу 1977 года я понял, что сердце мое отдано «Локусу», а не ковырянию с отверткой в проводах, — и окончательно закончил с основной работой (собственно, основной для меня давно стал «Локус»). Чтобы связать концы с концами, моя вторая жена Дина вынуждена была пойти работать, что осложнило нашу семейную жизнь; в результате в 1979 году я снова развелся… Так что журнал все больше заполнял мою жизнь — в буквальном смысле становился ею.

— Можно задать некорректный, с точки зрения американцев, вопрос? Сколько денег приносит «Локус» и сколько забирает?

— Это как раз легкий вопрос: забирает почти все, что приносит. Сама же сумма год от года меняется, и о ней доподлинно знают лишь два человека в мире: я сам и мой налоговый инспектор.

— Намек понял… Но что будет интересно нашим читателям — это статус non-profit organization, которым, насколько мне известно, обладает «Локус». Просвети, пожалуйста — для многих у нас это прозвучит совершеннейшей фантастикой!

— Если в общих чертах, то схема такова. Я официально заявляю, что цель моего бизнеса не прибыль, а удовлетворение собственного хобби, и получаю соответствующий статус. Последний означает, что все, что я получаю от подписки и рекламодателей, целиком уходит на журнал же — включая плату за дом (он куплен, естественно, в рассрочку, но одновременно оформлен как мой офис), за оба моих миниавтобуса (это официально — редакционный транспорт), оплату моих командировок по всему свету. Далее, у меня есть небольшой штат сотрудников — их зарплата тоже идет по графе расходов. И, наконец, я выплачиваю скромную зарплату самому себе!

Короче, сколько бы я ни получил от продажи тиража и рекламной площади (а это уже несколько сот тысяч долларов ежегодно), я могу почти все полученные деньги вложить в свое предприятие: повысить гонорары моим постоянным авторам, прикупить новейшую издательскую компьютерную систему. Да, вот еще: слетать на Гавайи или в Россию.

— Не прискучило ли главному «хьюгоносцу» Америки его коллекционирование серебристых статуэток ракет — они выстроились, как на парад, на твоем камине? Кстати, не стоит ли в планах приобретение второго — списав, разумеется, на «профессиональные накладные расходы»?

— Второй камин в Калифорнии? Не поймут — и первый-то основное время года чистая декорация… Одно время мне действительно казалось, что становящееся рутинным регулярное присуждение моему изданию высшей премии выхолащивает ее смысл. Это ты, кажется, предлагал на одной из конвенций просто учредить новую номинацию «премия за лучший «Локус»?.. Однако стоило только нашим основным конкурентам по номинации semi-prozine (иначе говоря, уже не фэнзин, но и еще не чисто коммерческое периодическое издание, — Вл. Г.), журналам «Science Fiction Cronicles», «Interzone», несколько раз за последние годы оттеснить нас на второе место, как во мне взыграла жуткая ревность. По крайней мере, завершать коллекционирование серебряных ракет на восемнадцатой я не собираюсь (этот материал готовился летом 1997 года; и я еще не знал результатов очередного Всемирного кона в Сан-Антонио, — Вл. Г.).

— Почему в журнале так редки и часто откровенно случайны новости из других стран? Это не интересует читателей или издателя?

— Читателей. Я-то, напротив, остро интересуюсь всем, что происходит в мире. Мне всегда казалось, что, понимая под science fiction явление почти исключительно англоязычное, наш читатель обедняет себя. Ты помнишь, какую роль сыграл «Локус» в том, чтобы братья Стругацкие все-таки смогли посетить Всемирный кон в Англии, куда были приглашены почетными гостями — первыми из Восточной Европы…[14] Но американцы удивительно нелюбопытны, их не интересуют события, проходящие за границей Америки — увы… Поэтому наш международный «охват» — исключительно моя инициатива.

А то, что обзоры и сообщения так разнятся между собой по количеству и качеству, так это зависит в первую очередь от их авторов. Мы печатаем практически все, что получаем, и в том виде, в каком получаем.

— Всю ли выходящую фантастику удается отметить в вашей знаменитой «книжной летописи»?

— Как мы ни стараемся — все равно что-нибудь, да «зевнем». Книг-то издается сколько! Однако позже обязательно сообщим о замеченных «дырах» в серии библиографических сборников-ежегодников, которые я составляю вместе со своим сотрудником Биллом Контенто.

— Как отбираются рецензенты? Наверняка ведь есть обиженные авторы и издатели…

— Рецензентов у меня несколько, вкусы их различны, и читателю они, в общем, известны. Бывает так, что одну и ту же книгу на наших страницах оценивают разные рецензенты — это создает палитру взглядов, а читатель выбирает тот, который ему больше по душе. По крайней мере, рецензентов, да и вообще авторов мы в «Локусе» не правим. Американский читатель не любит, когда его водят за нос, предпочитая ясность: это — рецензия, а то — платная реклама. Интуитивно понимая, что вторая им, потребителем, манипулирует, всякий американец желает выслушать и мнение эксперта — того, беспристрастности которого доверяет.

— Нельзя ли рассказать подробнее о премии журнала «Локус»?

— Начиная с 1978 года в каждом январском номере мы помещаем анкеты с просьбой к нашим подписчикам поучаствовать в конкурсе на «лучшее года». Процедура простая (так же голосуют за «Хьюго»): произведение или персона, поставленные вами на первое место в каждой номинации, получают по 5 баллов, на последнее (пятое) — по одному баллу. Мы суммируем баллы и осенью объявляем победителей по каждой номинации (всего их 13). А весной — летом следующего года на одной из крупных конвенций торжественно премируем лауреатов; в последние годы наметилась тенденция делать это на «Драгонконе» в Атланте. В голосовании обычно участвуют около 1000 любителей фантастики. Полагаю, что мнение такого представительного «жюри» достойно внимания.


Действительно, многие специалисты не без основания считают премию «Локуса» более объективной и представительной, чем «Хьюго» и «Небьюла»; там в значительной мере — тусовка, корпоративный дух, в «Локусе» же — квалифицированный читатель.

На последний же вопрос, остро интересовавший редакцию «Если» — назвать самые, на взгляд Брауна, перспективные имена и тенденции в современной американской фантастике, — редактор «Локуса» отвечать неизменно отказывался. Вежливо, но упорно — сколько ни пытал я его в Америке (а в Санкт-Петербурге мастер психологического допроса Эдуард Геворкян) — Браун молчал, как партизан. Только повторял, что он — аккумулятор информации, источник ее, а не интерпретатор, не критик, не оценщик.

Назвавшись «Локусом», выдерживай дистанцию. Равноудаленную и от разбитного мира фэндома, и от чопорно-солидного мира профи… Детище Брауна уникально, потому-то, как знать, не обернется ли шутка насчет запасных каминов-ракетодромов сущей правдой.



ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПОЛЯРИС» ПРЕДСТАВЛЯЕТ

Пирс Энтони — один изсамых популярных и плодовитых авторов НФ и «фэнтези», на протяжении десятилетий остающийся кумиром любителей этого жанра.

Российскому читателю Пирс Энтони известен как автор великолепных циклов «Ксант», «Голубой адепт», «Боевой круг», эпических романов «Макроскоп» и «Хтон». Но большая и лучшая часть его творчества — «Скопление», «Таро», «Воплощения Бессмертия» — до сих пор остается в тени. Этот писатель прочно удерживает пальму первенства как по количеству, так и по качеству написанных книг из всех американских фантастов. Его оптимистичными и светлыми произведениями уже три с лишним десятилетия зачитываются по всему миру горячие любители фантастики всех возрастов.

Перу Пирса Энтони принадлежит блистательный сериал «Воплощения Бессмертия» в семи книгах, публикующийся в издательстве «Полярис».

В мире, очень похожем на наш, ковры-самолеты конкурируют с автомобилями, призраки бродят по улицам, а Сатана развертывает рекламную компанию по пополнению ада свежими душами. Разрушать его коварные планы по установлению вселенского господства Зла приходится Воплощениям Бессмертия, простым людям, взявшим на себя обязанности сверхъестественных сил — потому что только они, каждый по-своему, способны противостоять могуществу ада. Смерть, Время, Судьба, Война, Природа останавливают коварные планы Зла, пока не настанет время последней битвы.

«ПОЛЯРИС». ВСЕГДА В ДВИЖЕНИИ!


КУРСОР

*********************************************************************************************
Материалы «круглого стола»

----------------

по проблемам современного фантастического книгоиздания, опубликованные в 9-м номере журнала «Если», стали поводом для оживленной дискуссии, которая разгорелась на очередном заседании московского клуба любителей фантастики «Стожары», организованного при одноименном книжном магазине. Писатель Н. Чадович, издатели Н. Ютанов («Terra Fantastica»), Л. Шкурович («ЭКСМО») и С. Сидоров («ЧеРо»), литературовед Е. Харитонов, журналист А. Ройфе, книготорговец Д Байкалов подвергли скрупулезному анализу нынешние реалии, обсудили такие животрепещущие темы, как перспективы книг «карманного» формата в мягкой обложке, роль рекламы в продвижении НФ-изданий, место фантастической литературы на провинциальном книжном рынке и т. п. Участники заседания пришли к выводу, что очередной кризис в фантастике близится к завершению и уже есть приметы будущего ренессанса жанра.


Список будущих бестселлеров

----------------

опубликовал журнал «Локус». В наступающем году американского любителя фантастики побалуют своими произведениями такие корифеи, как Пол Андерсон («Война богов»), Питер Бигль («Носорог, цитировавший Ницше»), Грегори Бенфорд («Косм»), Дэвид Брин («Темная материя»), Нэнси Кресс («Максимальный свет»), Джордж Мартин («Битва королей»), Фредерик Пол («О, Пионер!») и другие.



Впервые опубликовало российского автора

----------------

смоленское издательство «Русич» в переводной серии «Сокровищница боевой фантастики и приключений». Двухтомник Олега Ерохина «Властелин Галактики» — это прорыв отечественных фантастов на территорию «условного противника»


Жертвой Интернета стал Курт Воннегут,

----------------

признанный мастер мистификаций. Теперь он сам оказался объектом розыгрыша. По сетям Интернета прошла шутливая речь Воннегута, обращенная к выпускникам 1997 года одного из престижных американских колледжей. Даже бывшая супруга писателя поверила в это и переслала «текст мужа» общим знакомым. Сам Воннегут пришел в расстройство и заявил, что «не следует доверять Интернету, электронной почте и киберпространству».



Прервалось долгое молчание

----------------

московского писателя-фантаста Владимира Покровского «Дожди на Ямайке» — так называется его книга, которую скоро увидят читатели.


Столетний юбилей «Войны миров»

----------------

Г. Уэллса станет темой ежегодной научной конференции Международной ассоциации фантастического в искусстве, традиционно собирающейся в марте в Форт-Лодердейле (Флорида). Не исключено, что на конференции будут и представители из России.



Новая книга Сергея Лукьяненко

----------------

в ближайшее время выходит в Москве. Эта книга — «Звездная тень», вторая часть дилогии — является продолжением романа «Звезды — холодные игрушки».




Практика создания сиквеллов

----------------

дотянулась и до Азимова. Грег Бир вскоре выпустит роман «Основание и Хаос»: судя по названию — вариация на тему известного азимовского цикла.



«Приговоренные к власти»

----------------

— так называются первые две книги историко-фантастической декалогии Льва Вершинина, которые в ближайшее время выходят в одном московском издательстве.



Список бестселлеров

----------------

последних двадцати пяти лет опубликовала газета «Вашингтон пост». Среди 25 самых популярных книг более трети имеют непосредственное отношение к фантастике. Это «Сильмариллион» Толкина, «ИП-Инопланетянин» Котцвинкла, роман по фильму «Возвращение Джедая» Джоан Виндж, «Охотники на мамонтов» Джин Эуэл и четыре книги Кинга.

Агентство «F-Press»
В обзоре использованы материалы журнала «Locus»

Второй Конгресс фантастов

----------------

России прошел в конце сентября 1997 года в Санкт-Петербурге. На этот раз в нем приняли участие не только писатели, критики, переводчики, художники и издатели из России и стран СНГ, но и такие знаменитости из США, как Роберт Шекли, «отец-основатель» и теоретик киберпанка Брюс Стерлинг, главный редактор знаменитого журнала «Локус» Чарли Браун. Присутствовали также гости из Японии — переводчики Морита Юки и Ооно Норихиро, главный редактор ведущего чешского НФ-журнала «Икария» Владо Риша и другие. Наряду с традиционной премией «Странник» в этом году вручались и жанровые премии, лауреаты которых определились на основании голосования всех присутствующих на Конгрессе писателей-фантастов.

Премию «МЕЧ РУМАТЫ» за героико-романтическую и приключенческую фантастику получил москвич Сергей Лукьяненко за книгу «Императоры Иллюзий» (М., «Локид»)

В области альтернативно-исторической фантастики и фантастики о параллельных мирах «МЕЧ В ЗЕРКАЛЕ» был вручен одесситу Льву Вершинину за повесть «Первый год республики» (в авторском сборнике «Хроники неправильного завтра» М., «Аргус»), «МЕЧ В КАМНЕ» за сказочную фантастику получили киевляне Марина и Сергей Дяченко за роман «Шрам» (в авторском сборнике «Привратник» М. — СПб, ACT — «Terra Fantastica»).

И, наконец, четвертый, «ЛУННЫЙ МЕЧ» за мистику и ужасы получили харьковские писатели, работающие под псевдонимом Г. Л. Олди за роман «Пасынки Восьмой заповеди» (в одноименном авторском сборнике М., ЭКСМО).

Надо сказать, что мечи хоть и были вроде бы декоративными, но выглядели весьма впечатляюще, а когда один из лауреатов радостно закрутил клинком над головой, то стоящие рядом пригнулись, потому что ненароком можно было и головы лишиться.

Главное же событие Конгресса — вручение профессиональной литературной премии в области фантастики — «Странник». По итогам 1996 года лауреатами премии стали:

— по номинации «Крупная форма» — Виктор Пелевин за роман «Чапаев и Пустота»;

— по номинации «Средняя форма» — Лев Вершинин за повесть «Первый год республики»;

— по номинации «Малая форма» — Евгений Лукин за рассказ «Словесники»;

— по номинации «Перевод» — Александра Петрова за роман Майкла Суэнвика «Дочь железного дракона»;

— по номинации «Критика, публицистика, литературоведение» — Эдуард Геворкян за эссе «Бойцы терракотовой гвардии»;

— по номинации «Редактор, составитель» — Владимир Назаров за составление серии «Русская fantasy» (СПб., «Терра — Азбука»);

— по номинации «Издательство» — московское издательство ACT за серии «Далекая Радуга», «Миры братьев Стругацких», «Координаты чудес», «Век Дракона» и др.;

— по номинации «Художник, иллюстратор» — Яна Ашмарина за иллюстрации к декалогии Р. Желязны «Янтарные хроники» и другие работы.

Специальный приз— «Паладин фантастики» был вручен Роберту Шекли. Он же, кстати, получил и «Малого золотого Остапа» за достижения в области сатиры и юмора. Восторженный прием, который устроили американскому писателю российские любители фантастики, произвел на него сильное впечатление.

Брюс Стерлинг начал свою пресс-конференцию с того, что заявил о смерти «киберпанка», чем поверг в уныние российских неофитов этого направления в фантастике. Затем он рассказал, как, собственно говоря, произошло обуржуазивание вчерашних бунтарей.

Чарли Браун рассказал о трудной жизни издателя некоммерческого журнала.

Презентация книг и книжных серий издательств-спонсоров показала, что выпуск фантастики приобретает все более специализированный характер, сужая количество издателей. Кроме того, наряду с традиционным кругом авторов, уверенно пробивает себе дорогу и новая генерация фантастов, среди которых женщины уже не исключение, а, скорее, правило.

Соб. инф.

PERSONALIA

*********************************************************************************************



ЗАРУБИН Алексей Денисович
(см. биобиблиографическую справку в № 7, 1997 г.) «Писатель-фантаст, стремящийся к славе и успеху, чем-то напоминает рудокопа — у него есть мизерный шанс выйти на рудную жилу, но при этом весьма велика вероятность, что его завалит породой в штреке или задушит метаном. Творческий порыв, вдохновение и озарение, разумеется, имеют для него большое значение, но мне кажется, пределы человеческому воображению устанавливаются не его внутренним состоянием, а местом пребывания. Смешно, когда житель Сан-Франциско пишет о России, грустно, когда обитатель Санкт-Петербурга населяет свой роман персонажами из американской фантастики».


Из интервью автора для журнала «Если».



ЛИРИС, Соня Орин
(LYRIS, Sonia Orin)
К сожалению, никакой информации о С. О. Лирис автору данной рубрики найти не удалось. В журналах и сборниках ее имя также не встречалось. Видимо, рассказ, опубликованный в «Asimov’s», а теперь и в «Если», — литературный дебют писательницы.




МАРТИН, Джордж P. P.
(см. биобиблиографическую справку в № 1, 1995 г.)

В от как отзывается о Мартине Джон Клют:

«Кажется, ему все достается легко. В первом романе Мартина, «Свет умирающий», автор гладко и без видимых усилий рассказывает нам историю безумного «блуждающего» по космическим просторам мира и о городе, где происходят пышные празднества, посвященные прохождению планеты вблизи звезды-гиганта — и медленному последующему погружению во тьму вечной ночи. Книга сама похожа на чудесный сон, но сон, наполненный жизнью, исступленно бьющей под только кажущейся неподвижной поверхностью сюжета… Таковы же и его рассказы из сборников «Песня для Лья» и «Песни звезд и теней» — кажется, что огромная энергия зачем-то придерживается автором втуне. В этом Мартин немного напоминает Силверберга: оба автора способны точно направить свое перо на что-то, захватившее их воображение, после чего отыскать единственно нужные слова, чтобы вернуть нас к реальности. В чем Мартин расходится с Силвербергом, так это в количестве: Мартин никогда не поражал своей сверхпродуктивностью — скорее, наоборот… Виной всему — телевидение. Начиная с 1980-х годов, Мартин написал множество удачных сценариев, получил немалые гонорары и теперь лишь от случая к случаю позволяет себе отвлекаться на научную фантастику и фэнтези».

Остается добавить, что одна из последних повестей Дж. Мартина, перевод которой опубликован в этом номере «Если», получила Всемирную премию фэнтези и премию журнала «Locus».




РОБЕРТС, Кит
(ROBERTS, Keith)
Англичанин Кит Робертс относится к той категории авторов, про которых его великий соотечественник Гилберт Кит Честертон сказал: «большой маленький писатель». В смысле — не модный, не блестящий, не создатель «хитов»; просто — писатель. Вот и Робертс, родившийся в 1935 году, а дебютировавший в 1964 сразу двумя рассказами «Анита» и «Эскапизм», написал, по стандартам западного рынка, немного — менее 20-и книг, да и премии получал исключительно свои, британские. Названный критиком «Томасом Харди научной фантастики», Робертс относится к самым значительным английским фантастам 1960 — 70-х годов, причем запомнился, главным образом, короткой формой. Из романов Робертса выделяется его подлинный шедевр в жанре альтернативной истории — «Павана» (1968). Это изящные философские и исторические размышления на тему о том, что представляла бы собой Европа, не развей в свое время шторм испанскую Непобедимую Армаду…



ТОМСЕН, Брайан
(THOMSEN, Brian)
О Томсене-писателе известно немногое. Зато с Томсеном-редактором, критиком и знатоком фантастики, дружелюбным и готовым на Долгий разговор человеком, знакомы многие фэны Америки. Что и немудрено: все, кто хоть раз побывал на каком-то американском «коне», встречались с ним.

Томсен родился в 1955 году и окончил Университет Лонг-Айленда с дипломами филолога и психолога, после чего быстро нашел для себя единственное дело, к которому чувствовал призвание: научную фантастику. Он ее редактировал во многих издательствах, несколько раз выдвигался на премию «Хьюго» в номинации «Лучший профессиональный редактор», а вот теперь начал писать сам. Что ж, в истории этой литературы ситуация не новая: редакторами фантастики начинали восхождение к ее вершинам и Гаррисон, и Силверберг…




ХАРНЕСС, Чарлз
(HARNESS, Charles)
Писатель-ветеран Чарлз Харнесс родился в 1915 году в штате Техас. Он закончил университет с дипломами химика и юриста и долгое время работал адвокатом — специалистом по патентному праву. Его научно-фантастическое творчество, по американским меркам, невелико, однако имя это немедленно приходит на ум, когда речь заходит об американской «мягкой» научной фантастике — иначе говоря, литературе, в большей мере погруженной в микрокосм человеческой личности, психологии, нежели обращенной в космические дали. Начав печататься еще в 1948 году, Харнесс прославился философским, сюжет-но насыщенным и психологичным романом «Роза» (1966) — фактически, сборником связанных между собой повестей. Совсем было замолчав в 1970-е годы, Харнесс неожиданно вернулся в литературу десятилетием позже, «выстрелив» за десять лет обоймой из шести запоминающихся романов: «Жар-птица» (1981), «Мрачные сны» (1990) и других. Чарлз Харнесс занял достойное место в знаменитом «списке Ганна» — перечне недооцененных современниками фантастических книг, составленном писателем-фантастом и исследователем фантастики профессором Джеймсом Ганном.


Подготовил Михаил АНДРЕЕВ

ВЕРНИСАЖ
ХОРОШО, ЧТО КОРОВЫ ЛЕТАЮТ!

*********************************************************************************************

Первым ощущением, которое я испытал, когда впервые открыл альбом неведомого мне Патрика Вудроффа, был шок. А еще — досада, недоумение… Почему я до сих пор ничего о нем не знал?

*********************************************************************************************
Какая тут к черту «научная фантастика»: это Иероним Босх, это Сальвадор Дали, а из новых мастеров — помпезно-загадочный венский сюрреалист Эрнст Фукс. Его полотнам висеть бы в крупнейших картинных галереях, а не украшать собой альбомы «НФ живописи», продающиеся в специализированных же магазинах!

Англичанин Вудрофф, родившийся а 1940 году в Галифаксе (графство Моркишр) и окончившим университет в Лидсе с дипломом преподавателя Немецкого и французского языков, сегодня, без сомнения, один из самых самобытных и талантливых художников-иллюстраторов Великобритании.

Самобытность и талант — это еще и гарантия лучших продаж, но Вудрофф вниманием и заказами не обделен. С 1972 года, когда в престижном лондонском Ковент-Гардене прошла его первая персональная выставка, минула четверть века — но и но сей день художника знают, в основном, но обложкам НФ-книг (коих не так много), музыкальным альбомам да по чудесным альбомам книжным, макет и дизайн которых он выполняет собственноручно. А также гравировку, сопроводительные тексты (часто поэтические), набор, печать и переплет! И в результате они получаются «книгами Патрика Вудроффа» — во всех смыслах, которые можно себе представить.

Достаточно сравнить его альбомы, начиная с первого, «Мифопоэикон» (1976), и кончая последним, «Пастбище в небесах» (1993), с чистописанием многих современных американских многостаночников, чтобы мгновенно ощутить разницу между культурными традициями Старого Света и самонадеянным и индустриальным конвейером Нового.

Между тем жанр фантастики Патрик Вудрофф перерос давно. А в каком жанре творит сейчас, пожалуй, и сам не в курсе.

Он вообще чудной — достаточно взглянуть на его портрет. Бородатый романтик, внешне отстраненный, погруженный в себя — и одновременно всматривающийся в какие-то запредельные горизонты, ведомые ему одному.

Уверенный мастеровой, способный не только трубочку раскурить, но и нарисовать, настрогать, вырезать, набрать, слепить, скомпоновать, напечатать…

Неожиданное сочетание средневекового мастера, болезненно томного эстета времен прерафаэлитов и современного хиппи!

У него свой мир. Затягивающий и таинственный. Изысканный и выписанный до малейшего завитка. Порой болезненный, порочный, декадентский — и в то же время ироничный. Заумный и какой-то несерьезно-легкомысленный. Так вот, этот мир до последнего штришка — фантастический.

Но все же самые плоские и постные иллюстрации Вудроффа — это как раз обложки к книжкам научной фантастики (правда, иллюстрировал он издания английские — тем, кому довелось сравнивать их с аналогичной американской продукцией, разницу объяснять не нужно). Он иллюстрировал Мерритта и Вэнса, Андерсона и Мартина, Хайнлайна и Нортон, Желязны и Азимова, Пола и Уиндэма, Холдемана и Муркока… Словом, всех выходивших в том или ином британском издательстве, в определенный период времени «поставившем» на Вудроффа (это обычная практика: художники заключают с издательством контракт на определенный срок, после чего уже не имеют права выбирать, что оформлять).

Но Вудрофф каждого из перечисленных оформлял так, как сам считал нужным. А поскольку он мастер все-таки штучный, какому бы то ни было конвейеру противопоказанный, то и особых лавров на ниве «обложечной» ни у себя на родине, ни за океаном не снискал. Короче, в том сегменте книжного рынка, где первые ряды занимают Майкл Уэлан, Джим Бернс и им подобные, Вудрофф не преуспел.

Однако когда он не чувствует себя связанным рыночными веригами «ясности» и «красивости» и выплескивает на холст все, что таится у него в подсознании, — а выплеск этот, кажется, не обходится без специфических стимуляторов, на них энергично намекают разбросанные маковые бутоны да странного вида курительные трубки, — вот тут-то и начинается подлинная фантастика!

И ошалело взлетают, освободившие от пут тяготения, куда-то в перевернутые небеса его потрясающие буренки: щипали себе мирно травку, не подозревая о том, что мир вот так, одним взмахом кисти художника, может перевернуться вверх тормашками.

А на стебельке цветка, раскачиваясь на собственном хоботе, духарятся себе крошечные розовые слоны улитки. Да и цветки у Вудроффа все какие-то особенные, фрейдистски выразительные.

И уж совсем непостижимое творится на его знаменитых коллажах. Где странно и неописуемо решительно все: персонажи (эльфы, заколдованные иринцы?), и их умопомрачительные «летательные аппараты», и головные уборы (корона фараонов, шутовской колпак?), и кто-то (что-то?), ползущий по земле, — то ли карикатурный до нелепости механизм, то ли живность какая!

Где, когда и с кем все это происходит, ведомо одному лишь Вудроффу. А может, и он не знает: просто открылся ему этот странный сказочный мир на мгновение. Открылся только для того, чтобы сообщить о себе, о том, что и такой мир может быть.

После чего и в нашем, обыденном, становится чуточку интереснее жить. Зная, что где-то там, под облаками, упоительно парят в небесах коровы…


Вл. ГАКОВ



ВИДЕОДРОМ

Адепты жанра
СТРАШНЫЙ ВЕСЕЛЬЧАК

*********************************************************************************************

В массовом сознании существует устойчивый миф, что всякий творческий человек в глубине души очень похож на собственные произведения. Сторонники такого взгляда могут даже привести примеры: Достоевский, мол, был человеком нервным и сумрачным, как и его романы; Дали в жизни выглядел таким же провокатором, как и в живописи; разговаривать же с Александром Сокуровым ничуть не легче, чем смотреть его фильмы. Соответственно, нет ничего более отвратительного, чем человек, который снимает фильмы ужасов.

*********************************************************************************************
На самом деле это, разумеется, не так. Если бы авторы кинокошмаров были похожи на собственных персонажей, то мало кому из них удалось бы снять больше одного фильма — помешали бы или психиатры, или полицейские. А между тем именно в этом жанре немало живых классиков, которые сняли по десять — пятнадцать картин и продолжают активно работать. Самым удачливым из них, пожалуй, можно признать Уэсли Крейвена — режиссера, который тринадцать лет назад показал всему миру, как именно надо пугать зрителя, сняв самый первый «Кошмар на улице Вязов».

Конечно, есть режиссеры, снимавшие чаще но в мире киноужасов еще никому не удавалось заработать столько, сколько собрали фильмы Крейвена.

Этот респектабельный 58-летний джентльмен живет в соответствии с четким расписанием: по субботам он играет в гольф в загородном клубе, воскресенья проводит с семьей, с понедельника по среду изучает новые сценарии, а в четвepг и пятницу общается с прессой. Он терпеть не может романы Стивена Кинга, предпочитая читать «что-нибудь научное: книги по геологии, физике, биологии, астрономии, биохимии». Свой распорядок он нарушает только во время съемок, которые, впрочем, Крейвен тоже производит строго по графику. Он терпеть не может беспорядок и педагогические ассоциации. Но когда мне удалось связаться с Крейвеном с помощью Internet, я с удивлением обнаружил, что этот человек совсем не такой монстр и зануда, каким его принято представлять.

Создатель Фредди Крюгера оказался личностью весьма жизнерадостной. Его веселит тот факт, что самым удачливым производителем кинокошмаров стал человек именно с такой фамилией (слово «craven» переводится как «трус, трусливый»). Еще он любит порассуждать о вреде высшего образования (сам Крейвен закончил колледж Уитон и Университет в Балтиморе) «Избыток знаний, — утверждает режиссер, — жутко мешает. Когда я снимал «Лето страха», то переделывал каждую сцену по нескольку раз. Мне все время казалось, что получается слишком похоже на Кормана. В конце концов продюсеру это надоело, и он пообещал меня прогнать, если я не угомонюсь. С тех пор я стараюсь не вспоминать, что снимали другие».

Предшественников у Крейвена, действительно, можно отыскать немало. Тот же легендарный продюсер и режиссер Роджер Корман, к примеру. Именно он считается настоящим создателем и вдохновителем целого потока малобюджетных фильмов ужасов категории «В», на которых выросли практически все нынешние американские кинематографисты. И первые самостоятельные работы Крейвена не так уж сильно отличались от кормановских экранизаций Эдгара По. Спецэффекты были недорогие, да и сюжеты особой оригинальностью не блистали. В итоге «Последний дом налево» остался практически незамеченным широкой публикой, а Крейвену пришлось еще пять лет ждать второго шанса, ограничиваясь ролью ассистента у других, более удачливых режиссеров.

«Я отличаюсь от остальных тем, что умею делать выводы из своих ошибок», — говорил Уолт Дисней. Крейвен мог бы с полным основанием повторить слова великого продюсера, создавшего самую успешную киноимперию в мире. В 1977 году он пришел к режиссеру Джорджу Ромеро со сценарием будущего фильма. Ромеро, прославившийся серией триллеров о живых мертвецах, отказался экранизировать этот сценарий, заметив: «Это слишком страшная история. Я люблю жутких монстров, а не безымянный ужас». После чего предложил Крейвену поставить фильм самостоятельно, пообещав уговорить нескольких знакомых продюсеров. Джордж слово свое сдержал. А Крейвен, по его собственному признанию, постарался изо всех сил, снимая «У холмов есть глаза». И с минимальными затратами сделал картину, которую журнал «Horror Screen» в 1979 году назвал «самой страшной лентой десятилетия». Знали бы они, что Крейвен снимет потом!

Прокатный успех «Холмов» открыл перед Крейвеном двери многих киностудий. «У меня к тому времени накопилось восемь готовых сценариев-которые я предложил разным студиям. Среди них был и «Кошмар на улице Вязов». Но мне сказали, что все это недостаточно жутко». Крейвену пришлось экранизировать чужие сюжеты. Впрочем, такой опыт оказался полезным. «За два года я снял три фильма. Это было нелегко, но зато я научился работать быстро сам и заставлять торопиться других». Нехватка времени была не единственной проблемой для создателей фильмов ужасов в конце 70-х. Считалось, что работы в этом жанре в принципе не могут принести студиям больших прибылей, поскольку для детей вход на такие сеансы ограничен, а взрослые ни за что не пойдут всей семьей на страшное кино. Однако фильмы Крейвена себя окупали всегда, хотя снимались они почти исключительно на маленьких студиях, у которых не было достаточных средств для полноценной рекламной кампании своей продукции. Так и оставался бы весь этот жанр вместе с его адептами во «второй лиге» кинобизнеса, если бы в середине 80-х не появился фильм, который полностью изменил представления публики и критиков о кинематографе в жанре хоррор.

Сам Крейвен вспоминает о тех временах со смехом: «Я ходил со сценарием «Кошмара на улице Вязов» по всем студиям. Я предлагал его всем продюсерам, которых знал. И никому это не было интересно. Я договорился с несколькими художниками, оператором и актерами, что они согласятся работать за небольшой гонорар и проценты от проката. У меня все было готово. Не было только студии, которая бы рискнула». В конце концов студия нашлась. Маленькая и никому доселе не известная компания «New Line» согласилась поддержать проект. Крейвен стремительно (пока не передумали) собрал съемочную группу и за два месяца снял задуманный фильм. Еще через месяц состоялась премьера, которую посетили только три журналиста из пятидесяти приглашенных. А наутро на первых полосах двух газет появились заголовки: «Вчера состоялась премьера самого страшного фильма в истории!» Третья газета оказалась скромнее. Журналист написал проще: «Это чудовищный фильм. Никогда его не смотрите». Уже через месяц о фильме говорили все, а газеты без устали сообщали об очередных слабонервных зрителях, которых уводили из зала. «Крейвен снова научил нас бояться. Он вернул зрителям детство», — это сказал не какой-нибудь восторженный фанат, а Джон Карпентер, который и сам может напугать кого угодно. Признание коллег дорогого стоит.

«New Line» стремительно богатела, со временем превратившись в самую мощную независимую кинокомпанию. Крейвен стал законодателем мод в мире киноужасов. Сюжетную схему «Кошмаров» — супермонстр сперва является немногим, свидетелям его злодеяний долго никто не верит, но в решающий момент негодяя все же останавливают — принялись нещадно эксплуатировать все кому не лень. Жуткий Фредди Крюгер обзавелся не менее отвратительными братьями, каждый из которых преследовал преимущественно детей, расправляясь с жертвами в меру своей испорченности. Клайв Баркер, еще один классик жанра, честно признал: «Без Фредди я бы никогда не придумал Кэнди-мена». Спасибо Крейвену: вдохновил…

Многие на месте Уэса Крейвена до конца дней своих пожинали бы плоды такого успеха. Тем более, что продюсеры принялись штамповать новые серии «Кошмаров» с завидным упорством. Но Крейвена такая перспектива не особенно вдохновляла. Он, правда, написал сценарий третьего фильма, но сделал это только потому, что «ужаснулся, когда увидел вторую серию — ничего глупее придумать было просто невозможно».

В 1991-м его соблазнили еще раз вернуться к приключениям Крюгера, пообещав большой гонорар и возможность навсегда убить главного героя. Крейвен снял «Фредди мертв: последний кошмар» и честно попытался забыть об этом сериале. «К этому времени я уже ненавидел Крюгера всей душой. Он превратился в персонажа с вкладыша к жевательной резинке и не имел ничего общего с тем ужасным созданием, которое я придумал», — жаловался режиссер. Но жизнь диктует свои суровые законы.

Еще два года спустя продюсеры объявили, что намерены выпустить очередной «Кошмар на улице Вязов». Этого Крейвен стерпеть уже не мог.

«Я понял, что мало просто убивать Фредди в конце каждого фильма. Он стал чем-то вроде злого эльфа, который живет в обычном городке, — его нельзя истребить. Но мне до смерти надоело слышать о том, что кто-то опять собирается снимать «Кошмар». Пришлось обратиться к продюсерам из «New Line» и сказать: я согласен сделать этот фильм, но с условием, что сам напишу сценарий, сам его поставлю и никто не будет вмешиваться». Продюсеры согласились, а Крейвен снял «Новый кошмар Уэса Крейвена».

Многие критики (и автор этих строк не исключение) считают «Новый кошмар» лучшим фильмом сериала и одним из лучших фильмов в жанре хоррор. Уэс Крейвен собственными руками разрушил стереотипы, им же созданные за десять лет до этого. «Новый кошмар» напоминает старый трюк с двумя зеркалами которые отражаясь одно в другом, создают иллюзию бесконечности. Зритель этого фильма видит Уэса Крейвена, который вместе с Робертом Инглундом (актер, прославившийся исполнением роли Крюгера) и Хэзер Лангенкамп (играла главную героиню в первом фильме) вспоминает о том, как они снимали первый «Кошмар». Начинаются съемки нового фильма о Крюгере, но в это же время появляется и сам Фредди, который начинает преследовать своих же создателей. От обилия самоцитат и самопародий голова идет кругом, но вдруг становится страшно. И Фредди из образчика масс-культуры («Он что-то вроде Санта-Клауса наших дней!» — говорит один из персонажей) неожиданно превращается в настоящий ужас. Добро, конечно, побеждает. Но сериал завершен.

Уэс Крейвен очень гордится своим «Новым кошмаром». И совершенно заслуженно: он сумел сделать практически невозможное — закрыть коммерчески успешный сериал раньше, чем тот окончательно утратил популярность. Но главная заслуга Крейвена в другом. Одним из первых он научился сочетать в своих фильмах несочетаемое: ужас и смех. Мало кто обратил внимание на то, что еще в первом из «Кошмаров» режиссер заставляет Фредди исполнять трюки из арсенала Бастера Китона. «За мгновение до наступления кошмара и сразу же после него я хочу заставить зрителя рассмеяться. Это единственный способ помочь ему получать удовольствие весь фильм, а не впасть в оцепенение на тридцатой минуте», — так объясняет Крейвен свой метод. Дальше — больше, и в «Новом кошмаре Уэса Крейвена» люди за секунду до гибели могут обсуждать «недостаточную инфернальность Фредди Крюгера», не подозревая о том, что предмет их дискуссии уже рядом. Самого режиссера такое смешение стилей не пугает: «По-моему, именно юмор отличает хороший фильм ужасов от плохого», — заявил он. И принялся развивать эти идеи дальше. Он даже рискнул и снял комедию «Вампир в Бруклине» о самом настоящем вампире, который прибыл в современный город в поисках достойной партнерши. Картина, правда, провалилась, даже несмотря на присутствие любимого миллионами комика Эдди Мерфи. Но Крейвена это не очень смутило: «И ужасы, и юмор — все это способы сделать восприятие мира более фантастичным. Но если их просто механически смешать — ничего не получится. Именно это и вышло с «Вампиром в Бруклине».

«Я отличаюсь от остальных тем, что умею делать выводы из своих ошибок», — снова повторил неутомимый Крейвен. И снял «Крик» — одну из самых успешных лент прошлого сезона, первый фильм ужасов, собравший более 100 миллионов долларов в прокате. В этой истории в которой постоянно происходят непонятные и пугающие события, столько юмора (особенно черного), что в новых каталогах фильм проходит сразу по двум категориям — «Ужасы» и «Юмор».

Но это еще не предел. Крейвен не собирается останавливаться на достигнутом Хотя и не раз пугал своих почитателей заявлениями о том, что намерен оставить режиссуру. Он уже вовсю готовится к съемкам «Крика-2», причем намерен начинать вторую часть с того, что главная героиня будет смотреть в кинотеатре первый «Крик». «И едва она расслабится, поняв, что все события первой части ей просто померещились, как начнется такое…» Еще он мечтает собрать в одном фильме всех самых страшных киномонстров последних десятилетий. Правда, пока этот суперпроект отложен — возникли трудности с авторскими правами на Джейсона из «Пятницы, 13-е» и Кэндимена. Но Крейвен не унывает: «Я хочу предложить Бэртону сделать триллер «Фредди Крюгер против Эдварда Руки-Ножницы». Представляете, какие можно устроить побоища!». Очень живо представляем…


Евгений 3УEHKO

Уэсли Эрл КРЕЙВЕН (р. в 1939 г.)

(Краткая фильмография)

----------------

1972 — «Последний дом налево» («Last House on the Left»)

1977 — «У холмов есть глаза» («The Hills Have Eyes»)

1978 — «Лето страха» («Summer of Fear»)

1981 — «Смертоносное благословение» («Deadly Blessing»)

1982 — «Болотная тварь» («Swamp Thing»)

1984 — «Кошмар на улице Вязов» («А Nightmare on Elm Street»)

1985 — «У холмов есть глаза», часть 2 («The Hills Have Eyes. Part 2»)

1986 — «Смертоносный друг» («Deadly Friend»)

1987 — «Кошмар на улице Вязов-3: воины снов» («А Nightmare on Elm Street 3: Dream Warriors»)

1988 — «Змея и радуга» («The Serpent and the Rainbow»)

1989 — «Шокер» («Shocker»)

1990 — «Ночные видения» («Night Visions»)

1990 — «Кровавый кулак-2» («Bloodfist II»)

1991 — «Фредди мертв: последний кошмар» («Freddy's Dead: the Final Nightmare»)

1994 — «Новый кошмар Уэса Крейвена» («Wes Craven's Mew Nightmare»)

1995 — «Вампир в Бруклине» («Vampire in Brooklyn»)

1996 — «Крик» («Scream»)

Хит сезона
БРЕМЯ ЧЕЛОВЕКА В ЧЕРНОМ


Ночь. Непогода. От высоких берегов Рио-Гранде в сторону техасской глубинки, натужно ревя мотором, несется старенький грузовичок, полный мексиканцев без документов. Бац — вспышки света. За поворотом оказывается полицейский кордон. Грузовик остановили, водителю руки заломали, мексиканцев высадили. Но вдруг привычное течение процедуры задержания нарушителей священных границ Североамериканских Штатов прерывается. Откуда ни возьмись возникают двое в черном. Они отстраняют полицейских, отделяют от испаноговорящей группы самого крепкого мексиканца и говорят ему: «Ну что, урод, попался?». Поразмыслив, «урод» соглашается, отдает свою голову и растопыривает во все стороны рожки с глазами. Глаза мигают».

Это не бред. Это вольный перевод первого абзаца бродящего по Интернету сценария фильма «Люди в черном» («Men In Black»). Фильма, который уже обеспечил себе место в числе рекордсменов проката и продолжает делать огромные сборы по всему миру. Кстати, вот странность — со времен «Охотников за привидениями» и «Назад в будущее» киношники не радовали зрителей полноценными фантастическими комедиями. А в этом сезоне выпустили сразу две — «Марс атакует!» и «Люди в черном». Причем, от первой ожидали многого: все-таки и режиссер культовый (Тим Бэртон), и знаменитостей в титрах не сосчитать, и спецэффекты, и «День независимости» еще свеж в памяти… Да только публику бэртоновская сатира не воодушевила. И критики отреагировали вяло, упрекнув создателей в длиннотах и однообразии. А вот о «Людях в черном» говорили куда меньше. То есть денег и в этот проект было вбухано немало, но особой шумихи в прессе не поднималось. Зато фильму достались народная любовь, восторги журналистов и много-много денег.

Удивляться особо нечему. Снимал «Men In Вlаск» Барри Зонненфельд — человек, который в комедиях разбирается куда лучше мрачного Бэртона. Ведь на его счету две части знаменитой «Семейки Аддамсов», да еще и двухлетней давности жизнерадостный хит «Достать коротышку». Так что с чувством юмора у постановщика «Людей в черном» все в порядке. К тому же он смог снова вернуться к излюбленному занятию — экранизации комиксов. Правда, на сей раз основой для сценария послужили не проверенные временем хиты Чарлза Аддамса, а совсем свежие книжки с картинками Лоуэлла Каннингема. Конечно, в обращении к новинкам всегда есть риск, но режиссера он не испугал. «Я давно хотел найти такой комикс, действие которого разворачивалось бы в наше время, — говорит Зонненфельд. — Все эти Готем-сити или пустыни будущего уже в зубах навязли. А Каннингем придумал такую историю что она вполне может оказаться правдой». Видимо, правдой может оказаться сообщение о том, что первый контакт с пришельцами произошел лет тридцать назад и с тех пор Земля постоянно поддерживает связь с иными мирами. Наша планета стала галактической Швейцарией, куда прилетают кучи туристов и политэмигрантов Большинство из них ведут себя прилично и носят человеческий облик, но есть и неположительные пришельцы. За ними и следит супер-секретное агентство MIB (что, собственно и расшифровывается как Men In Black — люди в черном). И вот однажды засланный диверсант из галактики разумных жуков убил наследного принца планеты лилипутов, который к тому же оказался хранителем некой микрогалактики. В общем, землянам-агентам пришлось побегать, чтобы диверсанта по стенкам размазать, микрогалактику найти, о собственную планету спасти от неминуемой гибели: уж больно все эти инопланетяне нервные — чуть что, сразу высылают космический крейсер. Вы спросите, где же реалии 90-х? Да повсюду. Секретные агенты дискутируют на тему «Элвис умер или улетел домой», ищут информацию в бульварных листках, выдают за собственные изобретения украденный у пришельцев секрет конструирования микроволновых печей и мини-дисков, инопланетяне ящиками скупают в duty-free текилу и «Мальборо», а жители Нью-Йорка весьма спокойно реагируют на стрельбу из бластеров среди белого дня. Современное кино, в общем.

Все это, конечно, мило, но мы не раз наблюдали, как самые интересные сценарные идеи погибали из-за неудачного воплощения на экране (рецензенты «Если» жалуются на это едва ли не в каждом «Видеодроме»). Так вот, спешу успокоить: с реализацией в «Men In Black» все в порядке. Такого разнообразия монстров всех планет и галактик мы не видели со времен «Звездных войн». Причем, у каждого не только своя внешность, но и свои особые трюки. А уж эпизод с кальмароподобной беременной инопланетянкой, которая рожает не менее кальмароподобного младенца прямо на руках у землянина-агента, достоин настоящего восхищения. А иначе и быть может, когда за дело берутся такие мэтры. Грим и кукол, к примеру, делал самый знаменитый мастер такого рода эффектов в мире — Рик Бейкер, у которого за спиной четыре «Оскара», два «Бэтмена», «Кинг Конг», «Звездные войны», «Гарри и Хендерсоны», «Гориллы в тумане», «Эд Вуд», «Американский оборотень в Париже», «Гремлины» «Волк», «Грейс гоук: легенда о Тарзане…», «Чокнутый профессор» — всего около полусотни работ, каждая из которых знаменита. Компьютерные эффекты создал Эрик Бревиг («Бегущий по лезвию бритвы», «Бездна», «Вспомнить все», «Крюк», «Волк») из Лукасовской компании ILM, а художником-постановщиком выступил Бо Уэлч («Эдвард Руки-Ножницы», «Жучиный сок», «Бэтмен возвращается»). На самом деле, каждый из этих людей достоин отдельного рассказа. Особенно, если кто-нибудь из них все-таки получит в этом году «Оскар». Лично я этому не удивлюсь.


Евгений ЗУЕНКО

РЕЦЕНЗИИ


МРАЗЬ
(SPAWN)

Производство компании «New Line Cinema» (США). 1997.

Сценарий Майкла Н. Ньюи.

Продюсер Клинт Голдмен.

Режиссер Марк Диппе.

В ролях: Майкл Джей Уайт. Мартин Шин, Николь Вильямсон, Джон Легуизамо, Тереза Рэндл.

1 ч. 30 мин.

----------------

Создатели фильма попытались сделать более прозрачными границы жанров и предложили зрителю некий кинофантастический коктейль, который, по мнению «барменов», куда более по вкусу клиентам, нежели напиток, приготовленный по старым рецептам. Новая работа компании «New Line Cinema» сделана в жанре кинокомикса, однако начинается как забойный реалистический боевик, где если и присутствует фантастический элемент, то связан он только с потрясающими возможностями примененной военной техники. И в самом деле, действие миниатюрной ракеты с несколькими разлетающимися боеголовками, для наведения которой используется сверхпортативная компьютерная система, способная мгновенно идентифицировать цель, весьма впечатляет. Затем в ход идет фэнтезийный элемент: зритель знакомится с Властелином Тьмы, его посланником и, конечно же. Повелителем Добрых сил. Наконец, еще один неожиданный поворот, давший главное направление сюжету фильма. Агент спецслужб Эл Симмонс (Майкл Джей Уайт) после гибели от рук своего шефа Джейсона (Мартин Шин), выйдя из чистилища, становится на сторону сил Добра и приобретает возможности Супер-Бэтмена. Немало приключений выпало на его долю и в реальном, и в потустороннем мирах: поединки с посланником Властелина Тьмы и его господином, с подручными Симмонса, который, мечтая о мировом господстве, продал душу дьяволу, и полицией… Так в постоянном и отчаянном противоборстве Добра и Зладействие картины мчится к своему финалу. Хочется особенно отметить запоминающееся качество спецэффектов, ничуть не уступающих лучшим сегодняшним образцам в лентах подобного плана. Подводя итог, можно сказать, что «Мразь» вряд ли вызовет интерес у поклонников серьезной фантастики, но для любителей острых ощущений, пожелавших провести полтора нескучных часа перед телевизором, эта картина далеко не самый плохой вариант.

Оценка по пятибалльной шкале: 3,5.


ЛЮДИ-ТЕНИ
(THE SHADOW MEN)

Производство компаний «Рrоmаrк Entertainment», «Spectacor Films» (США), 1997.

Сценарий Эрика Миллера, Джастина Стенли.

Продюсер Стив Бесвик.

Режиссер Тимоти Бонд.

В ролях: Эрик Робертс, Шерилин Фенн, Дин Стоквелл.

1 ч. 32 мин.

----------------

Фильм «Люди-тени» представляет собой очередную киноверсию посещения Земли инопланетными пришельцами. Правда, в отличие от многих картин недавнего времени, где непрошеные визитеры угрожают всему человечеству, здесь все гораздо скромнее. Смертельная опасность нависла лишь над одной американской семьей, волей случая оказавшейся на пути представителей иной цивилизации. Последнее, что запомнили Боб и Дез Уилсоны (Эрик Робертс, Шерилин Фенн), это белый светящийся шар, мчавшийся навстречу их машине. Причина, по которой инопланетяне вошли в контакт с несчастным семейством, к сожалению, так и осталась за кадром, однако после этой неожиданной встречи жизнь Уилсонов превратилась в сущий кошмар. Некие «люди в черном» — гибрид человека и пришельца — преследуют их буквально по пятам. Видимо, скромный бюджет фильма определил и его незатейливую композицию. Если исключить из сюжета фантастические элементы (а сделать это совсем несложно), то лента превратится в заурядный боевик, где некая преступная группировка гоняется за своими жертвами. Причем, стилистика фильма отстала лет этак на тридцать… Однако, если судить по финалу картины, повествующему о том, что Боб и Дез получили лишь кажущееся избавление от всех своих невзгод (в последних кадра.: показано, что преследователи вновь выследили их), создатели ленты намерены продолжить свой опус еще хотя бы одной серией. Единственное, что не позволяет картине «потонуть» окончательно, это неплохие актерские работы Эрика Робертса и Шерилин Фенн: как крепкие профессионалы они всеми силами стараются «удержать планку». Беда в том, что высота планки — на уровне табуретки.

Оценка: 2.


ДВОЙНОЙ ДРАКОН
(DOUBLE DRAGON)

Производство компании «Imperial Entertainment» (США). 1996.

Сценарий Майкла Девиса, Петера Голда, Марка Брэзила.

Продюсеры Санил Р. Шах, Дейн Хамшер, Дон Мерфи.

Режиссер Джеймс Юкич.

В ролях: Марк Дакаскос, Роберт Патрик, Скотт Вулф, Алисия Милано.

1 ч. 36 мин.

----------------

Эта картина — не самый плохой пример завоевания сегодняшнего кинематографа новейшей компьютерной субкультурой. В основу «Двойного дракона» положена популярная компьютерная игра, отыскавшая во многих странах почти шесть миллионов поклонников. Конечно, компьютерные «корни» фильма определили не только его стилистику, но и адресность. Лента, представляющая собой современную виртуальную сказку, перенесенную на киноэкран, предназначена в первую очередь для того, чтобы скрасить досуг главных потребителей компьютерных боевиков — тинэйджеров. Полагаю, она вполне достойно продолжает традиции жанра, окончательно сформировавшегося в популярнейшей картине 1995 года «Мортал комбат». Рукопашные поединки за право владения обеими частями магического амулета, дающего небывалые возможности не только телу, но и душе его обладателя, наверняка приведут в восторг подростков. Сюжет картины абсолютно не важен — имеют значение только сцены, которые сменяют друг друга, как в калейдоскопе. Стоит отметить визуальные эффекты, выполненные фирмами «Pacific Data Images» и «Illusion Arts». Можно представить, как развлекались «компьютерщики», конструируя фильм, однако актерам первой «звездной» величины (Марк Дакаскос — «Драйв», «Плачущий убийца», «Саботаж»; Роберт Патрик — «Терминатор-2», «Нулевой допуск») делать в нем совершенно нечего. Впрочем, на самом деле в этом нет ничего удивительного. Компьютерная стилистика «Двойного дракона» изначально подразумевает полную схематичность всех персонажей, которым остается лишь подменить на киноэкране своих виртуальных двойников.

Оценка: 3.

Обзор фильмов подготовил Сергей НИКИФОРОВ.

Послесловие
ПРЕРВАННОЕ МОЛЧАНИЕ

*********************************************************************************************

Молчание на сей раз отнюдь не ягнят — но братьев по разуму, хотя, как убеждают нас авторы нового научно-фантастического фильма «Контакт», тоже, скорее, агнцев. Ассоциации с религией не случайны: на экране давно не появлялось такого умного — хотя и спорного — фильма о том, что ученым не чужда вера в Создателя Вселенной, которую они тем не менее пытаются постичь, не прибегая к «этой гипотезе».

*********************************************************************************************


Основой новой картины Р. Земекиса стала знаменитая в свое время книга астронома, писателя, энтузиаста и просто думающего человека Карла Сагана «Контакт». К сожалению, писатель не успел увидеть фильм, скончавшись за полгода до премьеры…

Мне довелось однажды брать интервью у Сагана, и, забыв, что он тогда конкретно наговаривал на диктофон, я не могу забыть его взгляда. Ученый-ребенок, искренне восхищенный красотой и великой тайной мироздания, открывшейся только ему, и желающий немедленно поделиться своим открытием с другими… После просмотра фильма меня не оставляет убеждение, что с экрана — откуда-то из теперешнего своего далека — смотрит Карл Саган.

Конечно, он был воспитан именно на такой фантастике! Учившей задавать вопросы и заставлявшей мучиться от видимого отсутствия ответов, а не просто предлагающей расслабиться во время просмотра очередного бесхитростного, хотя и виртуозно снятого аттракциона.

Странно, что такой фильм вышел в Америке именно сейчас. Странный своим отношением к пресловутой «политкорректности». Нет-нет, внешне все «как надо» в сегодняшней Америке: героиня — сильная личность, астроном Элли Эрроуэй (новая запоминающаяся роль Джоди Фостер); научный советник президента Клинтона — негритянка; а «конкурирующую» установку для отправки человека в гости к неведомым братьям по разуму строят не где-нибудь, но на острове Хоккайдо (кто не знает, посмотрите на карте, где это)… Но что поразило, так это неожиданное причисление к «угнетенным меньшинствам» атеистов (или «агностиков», как их корректнее называют в Америке). Раньше и мысли нельзя было допустить, что в рассчитанном на кассовый успех фильме героиня готова поставить крест на всем деле своей жизни, не желая просто «подыграть» официозной Америке — выдавить из себя что-нибудь, послужившее формальным подтверждением того, что в какого-нибудь бога она да верит! Правда, в финале она уже настроена не столь позитивистски…

Странны герои фильма. Элли Эрроуэй начинает с того, что мучимая поисками собеседника — здесь, на Земле, или на удаленной Веге, — сражается с религиозным гуру и правительственной бюрократией. А заканчивает тем, что обретает веру… во что? или в Кого? Странен ее загадочный ангел-хранитель — эксцентричный миллиардер-мистификатор Хэдден (нипочем не узнать в этой роли наголо обритого Джона Харта, знакомого нам по «Чужому» и «1984»), на которого и советник президента по национальной безопасности (Джеймс Вудс), а отчасти и сама героиня Фостер грешат как на инициатора всего этого «балагана» с принятым извне сообщением и с постройкой космической капсулы по чертежам «свыше»…

Странны и оппоненты Элли, среди которых выделяется ее бывший научный руководитель Драмлин (Том Скеррит, также игравший в «Чужом»). Ради ложно понятого «разумного консерватизма» он поначалу прикрывает проект, а потом, когда сигнал все-таки получен и на Земле принялись строить капсулу для посылки человека к неведомым «конструкторам», пытается воспользоваться создавшейся ситуацией и оттеснить Элли Эрроуэй. Если бы не гибель Драмлина в результате диверсии религиозного фанатика-самоубийцы, не слетать бы героине к вожделенным братьям по разуму.

Наконец, странные пришельцы — впрочем, им-то, как говорится, быть такими на роду написано. И все же… Присылают землянам космическую «открытку» — калры, запечатлевшие Гитлера, открывающего Олимпийские игры (оказывается, это была первая в истории телепередача, «запущенная» с Земли!), — а в этой «открытке» зашифровывают чертеж некой капсулы, способной доставить одного человека к Веге или еще дальше…

А когда героиня Фостер, добившаяся-таки своего, совершает во всех отношениях головокружительное путешествие, то оказывается, что все это затевалось лишь для того, чтобы «фанатичка науки» прозрела, увидев истинную красоту Вселенной. Героиня встречает на специально «насыпанном» для нее песчаном берегу моря своего умершего отца (его душу? его прототип?), который лишь заверяет ее, что Бог есть. И что Они (почему-то во множественном числе) решили, что именно такой первый контакт окажется самым щадящим для человеческой психики.

Элли возвращается назад. Без ответов на тысячи вопросов, которые подготовили жадные до информации прагматичные земляне, и даже со стертой записью на мониторе ее капсулы. Но с памятью об увиденном и с верой, что кто-то там, среди звезд, все-таки есть и Контакт будет продолжен. Медленно, шаг за шагом — «как и все, что делается там, у них»!

Смотреть новый фильм Роберта Земекиса, признаюсь, я начинал с изначальным предубеждением. А после просмотра не мог скрыть — не восторга перед спецэффектами, не удовлетворения от бережно перенесенной на экран литературной версии, не восхищения и не раздражения — но простого удивления. А фантастика, особенно кинофантастика, не удивляла меня давно. Вообще хорошо, когда только что просмотренный фильм вызывает желание не оценивать сразу, а подумать, поразмыслить над увиденным.


Вл. ГАКОВ

Сериал
БОЛЬШИЕ ГОНКИ

*********************************************************************************************

У любителей футуристических боевиков праздник. Впервые в России появились лицензионные видеокассеты всех трех фильмов культового сериала «Безумный Макс».

*********************************************************************************************


Когда консервативно настроенные культурологи отказывают кинематографу, телевидению или компьютерным изыскам в праве называться искусством (а делают они это регулярно), в большинстве случаев приводится один и тот же аргумент. Дескать, все эти достижения, по сути своей, являются порождениями исключительно технического прогресса. По большому счету, мол, кино, телевидение или компьютерную графику если и можно назвать искусством, то искусством спецэффектов (в самом широком смысле этого термина — от пиротехнических приемов до возможностей монтажа). Неудивительно, что фильмы сорокалетней давности воспринимаются как древние. И дело не в том, что устарело мастерство актеров или сценаристов. Просто мы уже привыкли к более сочным цветам на экране, стереозвуку, большому числу кинокамер и т. д. В общем, развитие кинематографа очень сильно зависит от совершенствования съемочной техники, улучшения качества кинопленки, а теперь еще и от появления новых форматов видеодисков. В то время как живописцы до сих пор пользуются холстами и красками, мало отличающимися от тех, что были у Леонардо. Потому и прогресс в живописи был связан исключительно с талантом художников, а Ван Гог и сегодня на равных конкурирует с Дали, оставляя Глазунова в четвертьфинале..

Такое длинное вступление понадобилось мне потому, что речь в этой статье пойдет о фильме, который хоть и стал классикой, но сегодня смотрится несколько архаично. Я имею в виду знаменитого «Безумного Макса», вышедшего на экраны в 1979-м и сделавшего популярным целый жанр в кино. Конец 70-х, кстати, вообще оказался, как мы теперь понимаем, «Золотым Веком» кинофантастики: на 1977 — 79 годы пришлись премьеры «Чужого», «Близких контактов третьего рода», «Звездных войн», «Супермена», в СССР был снят «Сталкер». Каждая из этих лент породила огромное количество подражаний и продолжении Не избежал этой участи и «Безумный Макс». Вот только его жанр — «футуристический боевик» — оказался слишком уж доступным для многочисленных подражателей и к нашему времени оброс таким количеством штампов, что многие критики предрекают ему скорую смерть.

Автору этой статьи довелось лично наблюдать за тем, какой эффект произвели «Безумные Максы» даже на искушенную фестивальную публику, когда эти фильмы привезли на один из московских кинофестивалей в программе, посвященной австралийскому кино. Традиционно брезгливые кинокритики выходили ошарашенными и, словно дети, обсуждали, как «этот вылетел на мотоцикле с трассы и — вдребезги!». А ведь в крупнейшем нашем кинотеатре «Россия» не было аппаратуры, способной достоверно воссоздать то великолепие, которое снималось в ныне редком формате Todd AO 35 (операторы использовали 65-миллиметровую пленку, а на экран проецировалось изображение в формате 2,35:1 при обычных 1,85:1), да еще и со стереозвуком! В австралийских кинотеатрах такая аппаратура была, и публика покидала залы еще более ошеломленная. И потом снова возвращалась туда, чтобы еще раз увидеть незатейливую историю великой схватки Крутого Полицейского с бандой рокеров.

Впрочем, будем справедливы: сегодня «Безумные Максы» кажутся абсолютно шаблонными еще и потому, что вот уже два десятилетия киноиндустрия разрабатывает золотую жилу, которую в 1979-м открыл начинающий сценарист и режиссер Джордж Миллер. Попробуйте сами подсчитать на досуге, сколько раз за последние годы мы видели боевики, которые начинались со слов «Две тысячи такой-то год. Земля пережила глобальную катастрофу…» После чего быстро выяснялось, что закон не в состоянии защитить всех, и на улицах появились банды подонков, этот закон не признающих. И нет от них спасения, иначе как за спиной у супергероя. Именно успех «Безумного Макса» вызвал к жизни поток таких сценариев. А сколько «футуристических боевиков» снимается в пустынях и на городских свалках, где не нужно больших усилий для создания «постапокалиптической» атмосферы… Джордж Миллер первым а кино-фантастике успешно использовал такие «декорации» для создания своей картины. За 35 тысяч австралийских долларов он сделал фильм, который собрал миллионы. И этот пример до сих пор не дает покоя продюсерам, мечтающим заработать, не потратившись.

Но «Безумные Максы» вдохновляют не только деятелей малобюджетного кино. Вспомните второй из фильмов этого сериала История об одиноком воине, который бродит по пустыням и за умеренную плату соглашается помочь мирному племени, запуганному бандитами, в пересказе сильно смахивает на классический вестерн. Но поместите действующих лиц в пустыню, покрытую скоростными автотрассами, смените живых мустангов на «мустангов» железных, а вожделенное золото на не менее вожделенный бензин, и вы получите «Воина дороги» — лучший образец кинофантастики такого рода. Теперь попробуйте мысленно заменить пустыню на океан, автомобили — на плоты, «харлеи» — на водные мотоциклы… Получится «Водный мир». Не зря же Мэл Гибсон, игравший Макса, насмешливо заметил, что если бы создатели «Waterworld» отдали ему всего лишь десять из потраченных на фильм трехсот миллионов долларов, он бы их научил снимать кино. А так получился «Мокрый Макс». Сурово, но справедливо. И если вам захочется посмотреть масштабный «футуристический боевик» — поищите кассету с «Безумным Максом». Оригинал всегда привлекательней копии.

Словом, из трех «Безумных Максов» только последний так и не обзавелся достаточным количеством «клонов» И это, в общем-то, объяснимо. Первый фильм трилогии не нарушал рамок классической истории об одиноком мстителе. О близости второго «Макса» к любимым американцами вестернам мы уже сказали. А вот третий фильм — «Безумный Макс-3: под куполом грома» — трудно однозначно отнести к какой-либо традиции, Слишком уж много всего в нем намешано: есть путешествия героя по выжженным катастрофой землям, где обитают весьма своеобразные племена. Есть что-то вроде сатиры: в поисках запчастей Макс попадает в город Бартертаун, практически все жители которого чем-нибудь торгуют. Есть и традиционные для НФ-блокбастеров (вспомните хотя бы Императоров в «Звездных войнах» или в «Дюне») социальные архаизмы: в городе царствует суровая правительница (Тина Тернер, представляете?!), под патронажем которой проходят настоящие гладиаторские бои. И, разумеется, на месте «фирменный знак» этого киносериала — дороги, автомобили, гонки на выживание. Короче говоря, в третьем «Максе» смешано слишком много ингредиентов для одного боевика, пусть и футуристического. Не зря же это единственный фильм трилогии, по поводу которого мнения критики разделились: одни считают его лучшим в киносериале, другие, наоборот, самым слабым. Впрочем, его создатели честно признавались, что им очень не хотелось повторяться, а особого простора для импровизации выбранный жанр не давал. Видимо, именно поэтому «Под куполом грома» оказался последним в сериале, хотя предложения вернуть Макса на экран поступают его авторам до сих пор. Может быть, оно и к лучшему, что мы никогда не увидим «Безумного Макса-4». Главное — вовремя остановиться. И тогда то, что было сделано ранее, превращается в объект поклонения. А нам остается только насмешливо подмечать скрытые и явные заимствования из «Безумных Максов» в новых фильмах, следить за ходом общеинтернетовской дискуссии о причинах пристрастия кинофантастов к садомазохистской эстетике (вы только посмотрите на одежды отрицательных персонажей — сплошь кожаные стриптизерские трусики и хлысты). Можно посетить гонки на выживание или поучаствовать в их компьютерном варианте, не забывая о том, что именно фанаты «Безумною Макса» стали инициаторами таких развлечений. А можно просто еще раз посмотреть эти фильмы.


Арсений ИВАНОВ


Примечания

1

Читатели нашего журнала имели возможность познакомиться с творчеством К. Сташеффа в «Если» № 1, 1996 г. (Прим. ред.)

(обратно)

2

«Повесть Петеисе III». Древнеегипетская проза. (М., «Художественная литература», 1978 г., стр. 30–31)

(обратно)

3

Неограненный драгоценный камень. (Здесь и далее прим. перев.)

(обратно)

4

Паломничество к священным местам в Мекку.

(обратно)

5

Мусульманский храм в Мекке.

(обратно)

6

Сокр. от videlicet (лат.) — а именно, то есть.

(обратно)

7

Свод законов США.

(обратно)

8

«Отверженные» (франц)

(обратно)

9

Софтбол — разновидность бейсбола (Прим перев.)

(обратно)

10

Таинственные рассказы. (Здесь и далее прим. перев.)

(обратно)

11

Mainstream (англ.) — основное направление, главная нить в жанре.

(обратно)

12

Имеется в виду Болеслав Храбрый, князь, за несколько недель до смерти возведенный на Польский престол.

(обратно)

13

Жрители — священники в храмах, приносящие бескровные жертвы.

(обратно)

14

Браун намекает на событие десятилетней давности, когда — уже в разгар горбачевской «перестройки» — начальство Союза писателей по старой традиции попыталось было «замотать» оное приглашение. Узнав от Аркадия Натановича, что он о таковом даже не слыхал, я позвонил лично Брауну, тот поднял шум, и в результате исторический визит состоялся. Здесь об этом предпочли быстро забыть, а «Локус» подробно описал всю эту детективную историю. (Прим. автора.)

(обратно)

Оглавление

  • «Если», 1997 № 12
  •   Брайан Томсен ЛОВУШКА
  •   Дмитрий Крюков ЛОВКОСТЬ РУК, И НИКАКОЙ МАГИИ!
  •   Факты
  •   Соня Орин Лирис ДАРИТЕЛЬ КЛЮЧЕЙ
  •   Чарлз Харнесс ФЛАГ НАД КРАТЕРОМ ГОРБАЧЁВА
  •   Факты
  •   Кит Робертс МИССИС БАЙРЕС И ДРАКОН
  •   Владимир Гопман В ПОГОНЕ ЗА ИСКОМЫМ ЗВЕРЕМ
  •   Алексей Зарубин ТИГРЁНОК НА ПРИВЯЗИ
  •   Джордж Мартин ШЕСТЬ СЕРЕБРЯНЫХ ПУЛЬ
  •   Факты
  •   Анджей Сапковский ВАРЕНИК, ИЛИ НЕТ ЗОЛОТА В СЕРЫХ ГОРАХ
  •   РЕЦЕНЗИИ
  •   Чарлз Браун «МОЯ МЕЧТА СБЫЛАСЬ ТАК БЫСТРО, ЧТО Я ДАЖЕ НЕ ЗАМЕТИЛ…» Чарлз Браун в Санкт-Петербурге. 1997 г.
  •   ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПОЛЯРИС» ПРЕДСТАВЛЯЕТ
  •   КУРСОР
  •   PERSONALIA
  •   ВЕРНИСАЖ ХОРОШО, ЧТО КОРОВЫ ЛЕТАЮТ!
  •   ВИДЕОДРОМ
  •     Адепты жанра СТРАШНЫЙ ВЕСЕЛЬЧАК
  •     Хит сезона БРЕМЯ ЧЕЛОВЕКА В ЧЕРНОМ
  •     РЕЦЕНЗИИ
  •       МРАЗЬ (SPAWN)
  •       ЛЮДИ-ТЕНИ (THE SHADOW MEN)
  •       ДВОЙНОЙ ДРАКОН (DOUBLE DRAGON)
  •     Послесловие ПРЕРВАННОЕ МОЛЧАНИЕ
  •     Сериал БОЛЬШИЕ ГОНКИ
  • *** Примечания ***