«Если», 1997 № 08 [Владимир Гаков] (fb2) читать онлайн

«Если», 1997 № 08

Лоуренс Дженифер
ПОЭМЫ СОЧИНЯЮТ ТАКИЕ ЖЕ ДУРНИ, КАК Я

Редкая планета заслуживает того, чтобы о ней хоть что-нибудь написать, за исключением, разумеется, технического рапорта, который я составляю по долгу службы. Именно за эти отчеты мне столь неприлично скупо платит Комитет, и все-таки занятие это стоящее; не столько потому, что служит стабильным источником скромного дохода, которым я никак не научусь довольствоваться, сколько по той веской причине, что каждый мой рапорт действительно спасает человеческие жизни. Чаще одну-две, иногда целый транспорт колонистов, а бывает, что и много больше, если я объявляю решительно непригодной для обитания какую-нибудь милую планетку, признанную особо перспективной, согласно данным автоматической разведки.

Думаю, мне следует объяснить, как происходит тестирование планет. Если вы недурно осведомлены, можете пропустить несколько абзацев, однако большинство не имеет об этом ни малейшего представления, не считая, конечно, той тривизионной лабуды про бравого молодца Выживателя с его неразлучной парой бластеров и щегольским стеком за новеньким голенищем.

Итак, первыми прилетают трутни. Это такие большие, довольно неуклюжие автоматические корабли, которые направляются туда, где потенциально пребывает новая планета. Они ныряют в пространство-4, что означает: рано или поздно какой-то из них теряется без следа. Только Господь Всеведущий знает, где и когда может объявиться пропажа, так что не исключено, что в один прекрасный день с ней столкнется на пространственном перекрестке корабль с живым экипажем, ну а в результате какой-нибудь замшелый чинуша из Департамента Колонизации, чьи родители, скорее всего, даже не были знакомы, когда распроклятый трутень отправился в полет, с треском лишится насиженного местечка.

Остальные трутни, которые не потерялись, в конце концов благополучно прибывают в точку назначения, и, как правило (чему я не устаю изумляться), искомое планетарное тело действительно оказывается на месте, после чего автоматы приступают к разнообразным замерам, кружась на особых орбитах, каковые, как принято считать, невозможно отследить с поверхности планеты. Насколько мне известно, так оно и есть; лично я никогда не проверял.

Добытые цифры рассказывают о составе атмосферы (с восхитительной точностью): и не замечено ли на планете электромагнитное излучение любого типа (и какого именно типа), и не зафиксированы ли в нем некие сложные модуляции, которые мы способны различать, и не локализовано ли оно в неких специфических точках ее поверхности, и не варьируется ли оно в указанных точках неким нестандартным образом со сменой дня и ночи, и многое-многое другое, а также найдены ли признаки животной (или растительной, а может быть, минеральной) жизни на суше, в воде и в атмосфере, и каков спектр местного солнца (с душераздирающими подробностями), и каковы средние температуры на всевозможных широтах и долготах, и как они изменяются в течение планетарного года, и так далее, и так далее, и тому подобное.

Весь этот информационный массив пакуется в единственный луч, посылаемый назад через пространство-4 (на самом-то деле он тройной, поскольку лучи теряются еще чаще, чем трутни), и море разливанное цифровых данных быстренько выплескивается на Департамент Колонизации, который начинает размышлять, что же делать дальше.

Раздумья чиновников всегда заканчиваются единообразно: они призывают меня. А если не меня, то одного из моих собратьев по профессии. Нас довольно мало, и хотя в основании пирамиды очень много места, но большую часть его занимают тесные клетушки под могильными плитами. Теперь-то и настает время выяснить, а пригодна ли данная планета для обитания.

Как, разве трутни уже не решили этот вопрос? — спросите вы, и я отвечу: НЕТ, они никак НЕ МОГУТ сделать этого. То, что дают нам автоматы, не более чем голые научные факты, ну хорошо, пускай даже чертова прорва голых научных фактов, которая всего лишь позволяет мне или другому бедолаге из касты Выживателей запросить — и обычно получить — массу разнообразного оборудования, часть которого действительно оказывается полезной на тестируемой планете: светозащитные очки и тенты на ярко и жарко освещенных мирах, мази-лосьоны и портативные генераторы поля на влажных мирах с мошкарой и назойливой растительностью, боевые установки крупного калибра там, где процветает угрожающе крупнокалиберная и неразумная животная жизнь, и так далее.

С чего я начинаю каждый раз, независимо от количества и качества барахла, которое приволок с собой, так это с постройки обиталища, поскольку работа Выживателя состоит в том, что я обязан прожить на планете один стандартный год (ни в коем случае не планетарный: ведь существуют и такие планеты, где местный год равен пятнадцати земным, а за это время любой рехнется от скуки, ежели не помрет). По истечении указанного срока за мной прилетает автомат, а я с его борта тут же отсылаю на Землю свой технический рапорт, после чего Колонизация наконец-то получает очень хорошее представление о том, смогут ли жить люди на планете, вполне пригодной для человека, согласно всем существующим теориям и научным фактам. И если вы полагаете, что между моей информацией и научными фактами нет никакой разницы, то вам, вне всякого сомнения, присуща глубокая и благоговейная вера в практическую ценность любых теоретических изысканий.

К концу моего стандартного года я, помимо всего прочего, готов продиктовать Департаменту список вещей, которыми всенепременнейше должен запастись грядущий колонист. Этот второй перечень крайне редко совпадает с первым, составленным исключительно на основании научных данных, и главная разница в том, что новый комплект по-настоящему рабочий.

Иногда протестированная планета без проволочек заселяется людьми и очень быстро входит во Всемирную Историю, а это означает, что до множества других человеческих существ время от времени долетают неточные и противоречивые, зато чрезвычайно волнующие рассказы о тамошней жизни. Однако подлинная история моего стандартного года блужданий в усердных поисках неприятностей, как я уже сказал, вряд ли представляет интерес для кого-нибудь, помимо Департамента Колонизации. В некоторых, весьма редких случаях (прекрасным примером тому служит Расмуссен, если вы, конечно, слышали о его зубастых ящеровидных аборигенах и парадоксальной странности сложившегося на планете смешанного общества) мои истории по-прежнему не для печати, хотя с тех пор прошло уже немало лет.

Но одна из них…

* * *

В то время я жил во Флориде. Флорида — это такая земная территория, которую давно уже не называют этим именем, ибо находится она преимущественно под водой; однако же, сверх всяких ожиданий, единственный ее кусочек по-прежнему упрямо выпирает из волн, и на этом островке вполне можно жить. Прежде он именовался Ки-Уэст, но боюсь, я не могу вам объяснить, по той ли причине, что форма его некогда напоминала ключ^[1], или потому, что сей клочок тверди служил когда-то стратегическим ключом к западному^[2] региону Чего-бы-то-ни-было. Так или иначе, я жил там из чисто сентиментальных побуждений, поскольку меня опять угораздило влюбиться.

Уже в пятнадцатый, а может, и в двадцатый раз в жизни мои пылкие чувства были обращены отнюдь не на человеческую личность и даже не на домашнего зверька; нет, я был совершенно без ума от некого кулинарного чуда, именуемого Ки-Уэстовским Лаймовым Паем. Увы, домашняя выпечка вышла из моды лет эдак сорок или пятьдесят назад, и это настоящий позор человечества, поскольку превосходно испеченный пирог — яблочный, или мясной с грибами, или с заварным кремом, или даже тыквенный — представляет собой подлинное произведение искусства. А если кому-то подобное чудо покажется слишком старомодным, что ж, тем больше достанется и мне, и тебе, коль скоро ты существо разумное, а если это не так, то ступай-ка раздобудь рецепт Киуэстовского Лаймового Пая, и, готов поручиться, ты станешь совсем другим человеком.

Обычные лаймы можно купить где угодно, равно как и все прочие ингредиенты, но ключевые лаймы — то есть лаймы с Ки-Уэста — это нечто особенное, и на острове до сих пор сохранились роскошные плодоносящие деревья. Насколько мне известно, за последние тринадцать лет я был единственным человеком, навещавшим этот клочок суши, а я приезжаю туда, в полуразрушенный древний дом из дерева и металла, который отлично служит мне дачным коттеджем, всякий раз, когда у меня возникает потребность отведать лаймового пая. Это действительно великолепное кушанье и по праву заслуживает соответствующей обстановки, особенно если последняя вполне доступна.

В тот вечер я запланировал довольно изысканный ужин, так что мой Тотум и парочка Робби были по уши заняты скучной подготовительной работой (я позволяю роботам делать это, но сам процесс стряпни, не говоря уж о последующей уборке, всегда оставляю за собой; кстати, мытье посуды — подобно пасьянсу или кроссворду — один из лучших способов занять мозги, не слишком отягощая их при этом, и самые лучшие мысли приходили мне в голову у тазика с горячей мыльной водой). Я же тем временем предавался ленивому созерцанию небес. Говорят, закаты на Ки-Уэсте были хороши еще до Войны за Новый Порядок, и полагаю, какое-то время после нее они были неправдоподобно изумительными, но и сейчас, когда вы читаете мой не слишком последовательный отчет, киуэстовские закаты остаются прекрасными до слез.

Помнится, я включил в меню несколько блюд из даров моря (чего же еще ожидать на таком маленьком острове?), а вершиной его должен был стать, разумеется, Киуэстовский Лаймовый Пай в сопровождении огненного кофе по-турецки. Этот сорт кофе сам по себе чуточку слишком сладкий, однако с лаймовым паем подобный напиток вступает в истинно божественную гармонию, у меня же был недурной запасец превосходных бобов, и я заранее предвкушал неспешно-благоуханную процедуру размалывания их на маленькой ручной мельничке. Словом, я пребывал в полном мире и довольствии собою и Вселенной, и когда вдруг загудел зуммер, я на секунду принял его за сигнал Тотума, сообщающего мне, что дело в шляпе и ждет руки мастера.

К сожалению…

Я изо всех сил стараюсь не отказываться от любого задания, поскольку подобное поведение по каким-то не вполне ясным причинам может сильно подпортить репутацию человека. Но мне все-таки удалось внушить дозвонившемуся до меня чиновнику из Департамента Колонизации разумную мысль, что в принципе ровно ничего не изменится, если я доложу ему о своей готовности завтрашним утром, а не через четыре часа; в конце концов, это был бы слишком поздний вечер даже для Гранд-Форкс, штат Айдахо, где по каким-то не вполне ясным причинам проживает подавляющее большинство крупных шишек Департамента.

Я сказал ему, что должен изучить отчеты трутней. Видит Бог, мне действительно надо было проглядеть их, однако с таким же успехом это можно сделать и на борту корабля. А посему я испек еще один лаймовый пай с целью полакомиться им по дороге к Дереву.

Торжественно клянусь: эта планета действительно называется Дерево. Мне, как и любому представителю моей профессии, частенько приходится иметь дело с довольно нелепыми наименованиями планет (одно из моих любимых, Copious — то есть ПОДРОБНЫЙ, — присвоено по ошибке, ибо некий врожденный кретин по имени Хуберт Телло, возомнив отчего-то, что данное словечко происходит из невесть какого древнего языка и обозначает ТЕЛО, вознамерился столь нехитрым способом навсегда войти в историю).

Но деревья там точно были, что да, то да…

Согласно курсовым данным, спешно высланным лучом на мою личную карту, до пункта назначения оказалось около четырех суток лету сквозь пространство-4 (что, разумеется, в терминах привычных нам трех измерений абсолютно ничего не означает), и все четыре дня (увы, пирогу пришел конец намного раньше) я посвятил изучению рапортов трутней и полученных теми же трутнями красочных картинок, короче, в общем и целом вел решительно трутнеподобный образ жизни. И знаете, уж если на том самом Дереве действительно что-то существует, так это деревья!

С земными они, само собой, не имеют ничего общего, но зато их внешний вид соответствует привычной модели гораздо больше, чем кто-либо мог ожидать: этакие высокие штуковины (четыре фута — тонкие подростки, добрых пятьдесят — развесистые старые хрычи, плюс всевозможные варианты между крайними точками шкалы) с ветвями и листьями. Правда, ветки все же не вполне ветки, равно как и листья отнюдь не являются мягкими зелеными образованиями, начиненными хлорофиллом; они желтовато-бежевого, по большей части очень светлого оттенка и значительно тверже земных, а вместо хлорофилла там работает своеобразная система соединений кальция (я не стану вдаваться в подробности, если вы не возражаете).

На каждом местном дереве тысячи и тысячи таких листьев, которые исполняют роль коллекторов не только солнечной энергии, но и разнообразных крошечных животных, гибнущих в них тысячами и миллионами, ибо каждый лист-ловушка — а может быть, и все дерево — испускает некую эманацию, действующую на мелкую живность самым притягательным образом. На поверхности самого листа лежит какая-то полупрозрачная пленка, и та сразу же сворачивается в трубочку и приступает к перевариванию добычи. Однако механизм этого воздействия совершенно неясен, поскольку даже у трутней есть информационный предел, который они не могут перешагнуть, пребывая на орбите.

И все же с определенного расстояния тамошние деревья выглядят точь-в-точь как земные (к цвету я адаптировался довольно быстро), тем более что произрастают столь привычными нам купами, рощами, лесами и джунглями по всему главному континенту. Странность — если вы коллекционируете странности — заключается в том, что ни одна из разновидностей не занимает доминирующего положения ни в купах, ни в рощах, ни в лесах или джунглях, хотя некоторые статистические отклонения, безусловно, есть. Словом, все они мирно сосуществуют в радостном братском единении по всей планете; а что же еще может порадовать душу профессионального Выживателя, как не подлинно братское единение?

Для своих деревьев Дерево предусмотрело шесть массивов суши: четыре из них, вместе взятые, — немногим более Ки-Уэста, пятый — размером с Макаллан на Оке III, чуть крупнее Северной Америки, шестой же… Это действительно БОЛЬШАЯ территория, невольно наводящая на мысль, что планета просто расшиблась в лепешку с целью продемонстрировать случайному визитеру, как распрекрасно умеет выращивать континенты в самых лучших традициях, дабы обозреватель, не приведи Господи, не вздумал судить о ней на основании робких ученических попыток.

Именно на главном континенте процветает львиная доля местной флоры и фауны, за исключением, понятно, подводных созданий, хотя вряд ли можно назвать водой жидкость, покрывающую две пятых этого мира, равно как и воздух не слишком походит на земной, и пускай он пригоден для дыхания и не вызывает ни головокружения, ни тошноты, его процентный состав не совсем такой, как на Земле. Впрочем, тут нет ничего удивительного, так как планеты вполне могут быть родными сестрами, но никак не идентичными близнецами, и все же я не советую вам биться по сему поводу об заклад, ибо еще никому и никогда не удавалось предугадать, на что будет похожа следующая.

В океане, как обычно, бодро резвились хищники и жертвы, то и дело меняясь местами, но все они прекрасно могли подождать до лучших времен, поскольку моя первостепенная задача состояла в том, чтобы со всей доступной мне точностью выяснить, как следует жить на суше.

Я взял с собой портативный дом. Не полотняный тент и не пластиковую палатку, а самовозводящееся строение, которое делает это чрезвычайно быстро, что и составляет его главную прелесть, ведь мой Тотум и выводок Робби не могут участвовать в тестировании планет, сам же я слишком ленив, чтобы построить бревенчатую хижину исключительно собственными руками (нуднейшее занятие, не выдерживающее никакого сравнения с мытьем посуды, не говоря уж о вдохновенных процедурах изысканной кулинарии).

Я также прихватил кое-какое оружие. Вообще-то Дерево отнюдь не выглядело так, словно собирается напустить на меня что-нибудь безумно опасное: обычные животные, чаще небольшие, изредка на удивление крупные, укомплектованные самыми обычными когтями, зубами, клювами, рогами и прочей легко предсказуемой амуницией. К тому же основная масса живности на любой планете не станет есть нечто абсолютно незнакомое. Не исключено, что такая штуковина окажется ядовитой. У нее может быть отвратительный вкус. В конце концов, она сама способна сожрать покусившегося.

К сожалению, статистические данные свидетельствуют, что в большинстве случаев животные могут изрядно покалечить тебя и даже убить, прежде чем окончательно убедятся, что ты как раз и есть та самая АБСОЛЮТНО НЕЗНАКОМАЯ штучка. И дабы избавить их от соблазна откусить от меня кусочек, чтобы в итоге обнаружить, что я все-таки совершенно несъедобен (какая бездарная трата времени для уважающей себя зверюги!), я вынужден был подобрать очень и очень недурную коллекцию оружия. Были у меня в запасе и другие сюрпризы, но думаю, здесь не место и не время проводить тотальную инвентаризацию моего оборудования.

Итак, я воздвиг облегченный вариант домашнего очага, занес туда свое тяжелое вооружение и приступил к выполнению первого и самого главного пункта программы: СЪЕДОБНЫЕ ВЕЩИ. В самом деле, ты можешь быть вооружен до зубов и не испытывать ни малейшего недостатка в кислороде и воде, но если при этом на планете нет ничего такого, что пригодно для отправки в желудок помногу и регулярно, то никакой ты не колонист, а самый тривиальный турист.

Трутни среди всего прочего проанализировали химические свойства флоры и фауны Дерева, обнаружив несколько чрезвычайно ядовитых образчиков преимущественно растительного происхождения. В списке числилось также диковинное животное вроде жирафа с длинными-предлинными ушами, стреляющее в жертву какой-то хлорированной гадостью посредством свернутого в трубочку длинного языка; матушка-природа все-таки непрочь почудить. Сверх того, как и на всякой новой планете, в потенциально съедобных субстанциях были обнаружены: а) нехватка определенных микроэлементов, которую колонистам придется компенсировать, то ли выращивая привезенные с собой растения, то ли получая данные вещества промышленным способом; б) избыток других микроэлементов, от которого колонистам придется избавляться либо посредством строгой диеты, либо путем специальной химической обработки. Впрочем, это не слишком сложные проблемы, которые уже решены на других мирах, а следовательно, с ними можно справиться и на Дереве.

Итак, для начала я имел довольно длинный список наиболее вероятных пищевых ресурсов, которые в принципе безопасны или МОГУТ СТАТЬ безопасными для человека, если мне удастся отыскать соответствующий способ кулинарной обработки. Последнее не всегда очевидно, а между тем большая часть самой обычной земной пищи становится таковой лишь в процессе варки, жаренья, паренья, тушения, запекания, копчения, высушивания или вымачивания, каковые процессы могут длиться от десяти секунд до десяти лет.

В моем распоряжении был стандартный год, а это не так уж и много, чтобы составить сборник КУЛИНАРНЫХ РАДОСТЕЙ для совершенно новой планеты с новешенькими растениями и животными, принимая во внимание неизбежные перерывы, вызванные обстоятельствами, которые я не в силах предугадать.

И разумеется, я никак не мог предугадать, что первый же перерыв отберет у меня семнадцать часов жизни!

* * *

Я как раз находился в своем быстровозводимом домике, стилизованном под бревенчатую хижину. Единственная комната была укомплектована кухонным блоком, очистительной установкой, доводящей местную жидкость почти до консистенции Н₂0, туалетной кабиной с душем, кладовкой, большим окном и несколькими окошками поменьше из великолепного небьющегося глассекса, который, как мне сказали, выдерживает абсолютно все, кроме конца света. Разглядывая пучок корней, смахивающих одновременно на пупырчатую морковь и раздутые ярко-оранжевые початки кукурузы, я никак не мог решить, что с ними следует делать: сварить или запечь? В большое окно лился мирный свет послеполуденного солнца, в лесу покрикивали, свистели и кряхтели разнообразные мелкие, а эпизодически и крупные животные, и хотя в тот момент я не обращал ни малейшего внимания на лесные шумы, но способность запоминать детали, которых я даже не замечаю, является одной из моих самых сильных сторон.

В конце концов, я решил начать с варки (если фокус не удастся, я, по крайней мере, потрачу зря намного меньше времени) и уже встал со стула, чтобы выбрать подходящую кастрюльку для своих оранжевых уродцев…

В следующий момент я лежал на полу, а когда поднялся, то узрел сквозь глассекс едва взошедшее светило.

Я абсолютно ничего не чувствовал. То есть ничего, что могло бы иметь какое-то отношение к этой странной неожиданности. В первую минуту я вообще не понял, что произошло, но догадаться не составило труда: разгар дня — и вот раннее утро, я стою — и вот я лежу… Единственное, что было не вполне ясно: как долго я пролежал в глубоком обмороке? Семнадцать часов (сутки на Дереве длятся двадцать шесть часов без полутора минут) или же семнадцать плюс ИКС, помноженный на двадцать шесть часов, минус полторы минуты, помноженные на ИКС?

Быстрая самопроверка показала, что все-таки семнадцать. В каждом из нас тикают биологические часы, и стоит лишь спросить себя: насколько я голоден? Сильно ли затекло мое тело? И главное, сколь пылко я жажду ввести в свой организм толику жидкости или же вывести ее оттуда? Тесты нехитрые, но прекрасно помогают разобраться с числами, кратными двадцати шести.

Лесные шумы за стенами кабины ничуть не изменились.

И это меня чрезвычайно обеспокоило.

Самое неприятное, что я не имел ни малейшего представления, ПОЧЕМУ этот факт так меня взволновал. Я, разумеется, не знал, какие шумы характерны для Дерева ранним утром, после полудня или в ночь перед Рождеством, ибо прожил на планете без году неделю, однако же мое подсознание успело зафиксировать в своих клеточках нечто, сказавшее мне: звуки леса никак не могут быть одинаковыми в разные периоды суток! И я отнюдь не собирался игнорировать это предупреждение.

Да, но каким же образом лесной шум может быть связан с семнадцатичасовым обмороком?.. В вопросах, разумеется, никогда нет недостатка, и я мог бы задавать себе один за другим еще семнадцать часов подряд, но ответ у меня нашелся только один, и это был ответ на вопрос: А ПОЧЕМУ Я ВСЕ ЕЩЕ ЖИВ?

Я остался в живых лишь потому, что был надежно заперт в своей фальшивой бревенчатой хижине с непробиваемыми стеклами, когда Черт-знает-что-такое пришло за мной и нокаутировало мои мозги. И если такой нокаут является непременной прелюдией к сытному обеду или, на худой конец, к дегустации, то распроклятая тварь в данный момент пребывает в крайне дурном расположении духа, ибо успела убедиться, что не в силах выколупать мое мягкое тело из этой чрезвычайно жесткой ракушки. И однако, чем бы там не шандарахнуло мне по мозгам, мой гарантированно-непроницаемый домик вовсе не был рассчитан на подобный удар, что, разумеется, печально, но, честно говоря, неудивительно.

Я провел некоторое время у окна, любуясь лесом, выглядевшем на редкость мирно и спокойно, а потом подобрал с пола пупырчатую морковь (или разбухшие початки) и отыскал нужную кастрюльку.

В отварном виде оранжевые штуковины сильно напоминали древесные опилки, щедро сдобренные черным перцем, а подобный вкус, сами понимаете, нравится далеко не всем.

Возможно, если поджарить…

Я вздохнул и приблизился к двери. Там, снаружи, полным-полно оранжевых корней, так что я смогу быстренько отыскать один-другой и продолжить свои кулинарные изыскания.

Точно с таким же успехом я могу шагнуть прямо в пасть очень настойчивой зверюги, терпеливо ожидающей момента, когда Потенциальный Пищевой Ресурс высунется наконец из своей несъедобной раковины.

Что ж, Комитет платит мне и за такое, как бы глупо это ни звучало. В левую руку я взял пучок отварных корней, в правую — пороховой пистолет (очень шумное оружие, отпугивающее даже тех животных, в которых ты и не думал целиться), а потом открыл дверь кабины своей пупырчатой, ярко-оранжевой левой рукой.

И никто на меня не напал.

Никто даже не крутился поблизости.

Лес и впрямь выглядел на редкость мирно и беспечно, и мне на миг показалось, что я вот-вот увижу Красную Шапочку, радостно бегущую к бабушке с корзиной пирожков, а за нею — Ганса и Гретель, заплутавших в поисках пряничного домика. Кроме шуток, у этого места действительно был какой-то колдовской вид, и хотя я не мог объяснить почему, но этого я тоже не намерен был игнорировать.

Чувства, разумеется, не факты; они гораздо лучше, так как обычно делают явным то, что под этими фактами скрывается.

Но не на этот раз.

Я медленно вышел из кабины, не позабыв захлопнуть за собой само-запирающуюся дверь, настроенную как на мою ладонь, так и на рисунок пор на кончике моего языка (я потребовал сделать это на всякий случай, если мне вдруг понадобится срочно войти при занятых руках или их отсутствии). Отшвырнув вареную гадость, я сделал семь медленных шагов, после чего до нужных мне кустиков оставалось всего три или четыре; но прежде чем я успел шагнуть в восьмой раз, раздался очень странный звук, и даже не звук, а еле уловимый шелест, и мое подсознание автоматически подало сигнал: ЛУЧЕВОЕ РУЖЬЕ!!!

Я плашмя рухнул на землю, которая на том самом месте была сплошь покрыта разновидностью местной травы, на вид и на ощупь неотличимой от россыпи бледно-желтых пластмассовых пуговиц, и несколько сотен из них с готовностью впились тупыми гранями в мой живот.

Мой мозг моментально воспроизвел невероятный звук и примерно определил направление. Что бы это ни было, оно находилось слева и спереди, на небольшом расстоянии, а поскольку я был совершенно уверен, что эволюция Дерева не зашла столь далеко, что оно обзавелось лучевым ружьем для отстрела непрошеных визитеров, то, следовательно, там какое-то животное или растение, производящее шум…

Я поглядел налево, оставаясь в лежачей позиции, ну и разумеется, она была тут как тут: черная полоса посреди скукоженных желтых пуговичек! Словно выжженная лучом, и притом в десяти футах от моего носа.

Значит так, подумал я с некоторым раздражением. Кто это здесь, хотелось бы знать, играет в нечестную игру? Кто же явился в этот новехонький мир с гадким старым лучевиком?

И почему, черт бы его побрал?!

У данного вопроса может быть много разных ответов. Самый неправдоподобный заключается в том, что некий завистник, возжелав стать Выживателем, пытается сделать меня полностью непригодным для моей работы. В этом ответе я не мог отыскать никакого смысла, но другие — приблизительно соответствующие схеме: «Кому-то понадобилась необитаемая планета, притом такая, что не убивает сразу, для тех или иных целей» — в качестве первого приближения к истине выглядели несколько лучше.

И все-таки: а) почему некто выстрелил в меня? б) и где же он, черт его раздери, находится, чтобы я мог оказать ему ответную любезность?

Неправильный ответ на первый вопрос: «Потому что он хотел меня убить». Правильный ответ должен сказать мне, с какой стати этот некто, пребывая на континенте размером с небольшую планету, оказался на расстоянии выстрела от меня. Почему именно здесь, а не в пяти тысячах миль отсюда, занимаясь какими угодно делами, согласно неведомым мне планам?!

Ответ на второй вопрос казался более очевидным. Он находится по левую руку от меня, в дальнем конце выжженной полосы.

Стараясь не двигаться, я скосил глаза в нужном направлении. Дул легкий ветерок, пуговичная трава колыхалась медленно и неохотно, а я пытался отыскать в ней любое движение против ветра и, обнаружив искомое, оглушительно выпалил навскидку, не успев даже разглядеть, во что же я, собственно, целюсь.

Примерно семнадцать животных — все за деревьями вне поля зрения — резко вскрикнули и, запаниковав, ударились в бега с шумом, треском, топотом и гоготом, изо всех сил стараясь убраться подальше от неведомой шумной опасности.

Как я уже сказал, пороховой пистолет отпугивает даже тех зверей, в которых ты не целишься, но заодно предоставляет отличные шансы ретироваться человеку (а кстати, почему я решил, что мой стрелок непременно человеческое существо?), промазавшему с первого раза, хотя и ненамного.

Вопрос третий: а не собирается ли этот некто остановиться, развернуться, хорошенько прицелиться и выстрелить еще раз?

Ответ. Семнадцать перепуганных животных все еще сломя голову несутся вперед, круша подлесок на своем пути. Спокойный, хладнокровный, чрезвычайно собранный профессионал в принципе может остановиться, развернуться и прицелиться, невзирая на летящее на него стадо совершенно незнакомых животных, но чтобы сделать это хорошенько, стрелок должен быть на голову выше меня.

Комментарий. Если на свете существуют профессионалы, владеющие ручным оружием НАСТОЛЬКО лучше меня, они наверняка члены стрелкового клуба, о котором я и слыхом не слыхивал.

Я встал, и никто в меня не выстрелил.

Треск, топот, взвизг и прочее постепенно замерли вдалеке, и лесная жизнь, поколебавшись, возобновила прежние шумы. Я сделал оставшиеся четыре шага, набрал полные пригоршни пупырчато-оранжевого черт-знает-чего (для жарки) и спокойно вернулся домой.

А может, все-таки запечь?..

К вечеру наконец выяснилось: если измельчить проклятые овощи в кашицу и извлечь из последней кусочки шелухи (или пленки, или кожицы), соединяющей набухшие оранжевые шарики в единое целое, то полученную субстанцию прекрасно можно поджарить, а готовые лепешки имеют интересный вкус, несколько напоминающий подперченную стручковую фасоль.

Итак, рецепт номер один для КУЛИНАРНЫХ РАДОСТЕЙ на Дереве! Этот день я провел явно не без пользы, к тому же хлопоты в кухонном закутке ничуть не мешали мне предаваться размышлениям о невидимом противнике. В плане активных действий я практически ничего не мог предпринять против него (местоимение ОН в данном случае чистейшей воды эвфемизм, скромно заменяющий одно выразительное, но абсолютно непечатное словечко), однако надеялся, что мне как-нибудь удастся вычислить: а) что, по его собственному мнению, он делает; б) с какой целью он делает это; в) где я могу встретиться с ним, дабы обсудить а) и б).

То, что он оказался поблизости, в конце концов, могло быть простой случайностью, и если это действительно так, то выстрелил он просто с перепугу, совершенно не ожидая напороться на кого бы то ни было рядом с местом собственной высадки на необитаемой планете. Вы можете сколько угодно не верить в случай, но совпадения, как ни крути, все-таки бывают! С другой стороны, слишком уж большое совпадение, размером в целый континент, если не с Дерево целиком… Пометив эту версию ярлыком ВЕСЬМА МАЛОВЕРОЯТНО, я отправил ее в мысленный архив и приступил к рассмотрению других возможностей.

Ладно, предположим, что он желает владеть этим миром единолично, и потому попытался устранить меня сразу же, как только я здесь объявился. Опять же возможно — но очень, очень маловероятно… Чтобы узнать о моем приземлении, да еще и явиться сюда столь быстро, продравшись через бесконечные деревянные джунгли, он должен был каким-то способом проследить траекторию моего корабля вплоть до самой поверхности планеты, но если он МОГ это сделать, у него были все возможности прибыть сюда практически одновременно со мной и подстрелить меня, прежде чем мой домик успел себя возвести. Отчего же такая проволочка?

А может быть, наоборот, именно появление дома или какие-нибудь иные признаки поведали ему о моем появлении уже после свершившегося факта? Насколько я мог судить, его насторожило необычное поведение животных или деревьев, ибо более чем вероятно, что он знает эти места намного лучше меня. Так что он прибыл со всей возможной поспешностью, залег в засаде и выстрелил, лишь только я высунул нос из своего жилища.

Потому что он желает получить планету в свое безраздельное пользование. Видимо, она ему очень нужна для чего-то очень важного. А может, он ненавидит лично меня, Джералда Нейва, профессионального Выживателя, из-за какой-то мелкой интрижки, случившейся неизвестно когда в каком-то Богом забытом месте, а то и вовсе в прежней жизни. Возможно, он страстный охотник, а охотиться на человека не в пример интереснее, чем на здешние пупырчатые овощи или странных местных животных, даже если обратить весь свой пыл на крайне редкие гигантские разновидности. А если предположить, что…

Было совершенно ясно, что для построения крепких, основательных умозаключений у меня попросту нет строительного материала, и стало быть, придется как-то его добывать. Эта деятельность, понятно, сильно помешает моим кулинарным радостям, но неожиданности тут никакой нет, я ведь говорил о непредсказуемых обстоятельствах, разве не так?

Так вот, я уж точно никак не мог предсказать наличие на Дереве незримого злоумышленника-анонима с большим нехорошим лучевиком в руках…

И кто бы смог?!

Чтобы заполучить побольше фактов, мне, разумеется, придется выступить в роли мишени. Работу такого рода всегда следует выполнять с величайшей осторожностью, и я намеревался стать хорошо защищенной и весьма предусмотрительной мишенью.

Итак!

Я порылся в мешке с сюрпризами, благославляя небеса за то, что для крупнокалиберных животных требуется обычно кое-что получше, чем просто крупнокалиберные ружья, и к следующему утру был готов почти настолько, насколько мне хотелось.

Выйдя на полянку возле дома (по-прежнему никаких мелких животных в поле зрения, что тогда показалось мне вполне нормальным), я приступил к поискам пищи. КУЛИНАРНЫЕ РАДОСТИ явно нуждались в продолжении, а для ускорения прогресса имело смысл заняться легко доступными кандидатами в пищевые ресурсы, то есть овощами; мясо, за которым еще придется побегать, покамест могло подождать.

Проблема оранжевых пупырчатых корней если и не была полностью решена, то уже дала весьма обнадеживающий результат. Осмотревшись, я углядел крупные коричневатые пуговицы, разбросанные меж бледно-желтых пуговок, исполняющих роль местной травы. Большие пуговицы, согласно рапортам трутней, были вполне съедобны даже в сыром виде (в самом широком смысле слова, то есть не являлись быстродействующим ядом), хотя выглядели обескураживающе жесткими. Я нарвал несколько горстей, двигаясь не слишком быстро и не слишком медленно, в этакой задумчивой манере, словно бы пытаясь припомнить фамилию младшего помощника девятого заместителя председателя Комитета, ответственного за искоренение безответственности.

Наконец я собрал столько НЕЖНЫХ ПУГОВИЧЕК (авторское право принадлежит Гертруде Стайн, которая умерла задолго до Войны за Новый Порядок и, по-моему, никогда не покидала Землю), сколько мог унести в руках, и медленно поковылял к своей фальшивой хижине, изо всех сил стараясь не выразить ни нетерпения, ни разочарования.

Когда до двери оставалось шесть или семь шагов, я услышал долгожданный свистящий шелест и упал плашмя на очередной клочок бледно-желтой пуговичной травы. Она оказалась омерзительно жесткой и угловатой; воистину, на этой планете кувыркание в зеленях, простите, в желтотравье никогда не будет особенно популярным! А на сей раз стреляли пониже и справа; судя по звуку, это был лучевик иной модели и размера, один Господь ведает почему.

Заросли пуговок по правую руку от меня перечеркнула широкая угольно-черная полоса; да, этот новый лучевик оказался намного мощнее. Я продолжал лежать, как убитый, скосив глаза направо сколько мог. Ветер дул еле-еле, и пуговичная трава совсем не шевелилась.

Секунд десять или двенадцать стояла мертвая тишина.

Потом пуговки справа от меня шевельнулись. Какая-то птица или земная тварь разразилась негодующим воплем герцогини, коей нагло оттоптала ноги целая шайка немытых простолюдинов, и пуговки на миг застыли, но снова возобновили движение, только медленнее и осторожнее.

В левой руке у меня был мой собственный лучевой пистолет (пугать животных я на сей раз не собирался, ибо громовой галоп обезумевшего стада совершенно не входил в мои планы), и я выстрелил по движущимся пуговицам наудачу, не тратя времени на смену позиции.

Раздался тихий, странный звук наподобие ТРЫНННК… и все это проклятое место буквально взорвалось! Нет, это был не лесной пожар, и даже не пуговичный, а ракета, очень маленькая ракета, которая вылетела из травы в небеса как угорелая и скрылась с моих глаз, прочертив на прощанье изящную дугу над лесом.

Ракета?

РАКЕТА?

* * *

Ну хорошо. Выходит, кто-то прятался в яме, прикрываясь пуговичной травой, — это я могу проверить за несколько секунд. Затем я тщательно обследую проклятую дыру, а покончив с ней, начну жутко орать, топать ногами и ругаться, то есть выпускать перегретые пары всеми доступными способами, пытаясь одновременно сложить в уме разрозненные фрагменты самой безумной головоломки, с какой мне только приходилось иметь дело, а потом…

Ну уж нет, сначала мне надо успокоиться!

Да, я знаю, считается, что в том нет никакой нужды, ибо мы, Выживатели, моментально адаптируемся к любым обстоятельствам, небрежно поигрывая неразлучными бластерами и помахивая щегольским стеком, извлеченным из-за лакового голенища.

В действительности же…

НО РАКЕТА?!

Все факты, которыми я располагал, требовали решительного переосмысления. Приступив к нему немедленно, я быстро встал с травы и направился к тому месту, где полагалось быть дыре, и будьте уверены, там она и находилась.

Яма, примерно семи футов в глубину и трех в поперечнике, была выкопана чрезвычайно аккуратно, явно с помощью какого-то механического устройства, ибо живому существу никогда не достичь подобного совершенства. Грязь на ее дне запеклась в губчатую массу, на вид напоминавшую композит вулканического стекла с эпоксидным клеем, а по зеркально-гладким стенкам идеального цилиндра бежали сверху донизу два неглубоких узких желобка, расположенные точно друг против друга.

Ракета, должно быть, выкопала дыру под покровом ночи, дабы, погрузившись в нее наполовину, скрытно дожидаться моего появления, нетерпеливо поводя дулом лучевика. Мне показалась, что проклятая штуковина слишком мала для пилота-человека, а я, насколько помню, за всю свою жизнь не обидел ни единой карликовой расы, так что пришлось заключить, что я имею дело с механизмом. То есть с ракетой, которая меня ненавидит.

Сей вывод абсолютно лишен здравого смысла, но боюсь, в тот момент со здравомыслием у меня было очень неважно, и хотя внешне я выглядел вполне прилично, но в глубине души разнузданно орал, визжал и размахивал кулаками.

Определив направление, в котором улепетывала мерзавка, я понял, что мне придется еще немного поработать мишенью. Сферическое защитное поле — крайне неудобное снаряжение для прогулок. Ты вечно в поту с макушки до пят, невзирая на уверения производителей, что система обдува и циклический термостат прекрасно справляются с этой проблемой. Однако иного выбора не было, поскольку внутри поля мне практически ничто не может повредить, за исключением отравляющих газов, а подобных происшествий покамест не наблюдалось, хотя положение вещей может, разумеется, измениться в любую секунду.

Трюк с мишенью, радостно собирающей местные цветочки да ягодки, вряд ли сработает еще раз, ибо существует предел доверия даже для самых полоумных стрелков, не говоря уж о маленькой, но чрезвычайно мстительной ракете. Однако МСТИТЕЛЬНАЯ МИШЕНЬ выглядит вполне правдоподобно, решил я, возвращаясь в кабину за тяжелым вооружением, и тут же, в целях тренировки, постарался придать своей растерянной физиономии ужасно мстительное выражение.

Я быстро собрал свой Большой Джентльменский Набор, то бишь отличную коллекцию сверхмощного и притом портативного оружия, присовокупил к нему кое-какие приборы и инструменты, сложил все это у двери и перенес внимание на подробные карты Дерева.

Лес, конечно, мешает сбору голых научных фактов, но не так уж сильно, как можно подумать, и трутни собирают огромное количество информации даже с любых территорий. Составленные ими карты наглядно показали, что в окрестном регионе очень мало мест, где миниатюрная ракета может приземлиться без риска устроить лесной пожар; сориентировавшись, я отметил собственную стоянку и, проложив от нее соответствующее направление, с изумлением убедился, что на деле существует лишь одна действительно перспективная точка посадки.

Если только проклятая штуковина и впрямь решила приземлиться там, куда я способен добраться на своих двоих, а не понеслась за пять тысяч миль к полярному океану, на родную подледную базу с капитаном Немо и оравой железнобоких рыцарей впридачу… Тем не менее, как мне показалось, на ракете словно было написано «ДЛЯ МЕСТНОГО УПОТРЕБЛЕНИЯ»; зачем, в самом деле, мотаться взад-вперед через океан, коли у тебя запланированы ежедневные показательные стрельбы в центре континента?

Я подумал также о дистанционном контроле, но это было еще менее вероятно, поскольку управлять ракетой на расстоянии слишком трудно, чтобы вдобавок вести еще и прицельную стрельбу. С другой стороны, если предположить, что в ракете кто-то есть, он слишком уж маленький и притом нисколько не опасается поджарить собственные пятки. А впрочем, существуют защитные поля… И одно из них, кстати, я все еще ношу на себе!

Вспомнив об этом, я понял, насколько сильно был выведен из равновесия. Отключив проклятое устройство, я тщательно обтерся махровым полотенцем, чуть-чуть помечтал о горячем душе и, тяжко вздохнув, снова включил. Затем я подобрал с пола оружие, инструменты и выступил в пеший поход к Центральному ракетодрому.

По пути я рассеянно искал глазами привлекательные овощи, и сам факт, что я делал это более или менее машинально, сильно порадовал меня: стало быть, мое подсознание успело просчитать, что у меня очень недурные шансы выйти сухим из воды… А иначе какой же смысл тратить время на оценку флоры, которую мне никогда уже не удастсяподвергнуть кулинарной обработке?

Поход вылился в довольно приятную прогулку без всяких происшествий. Я прошагал около двух миль. Осень в этом регионе Дерева, на мой вкус, жарковата, если только производители защитного поля не врут о своей продукции больше, чем положено, но что такое лишняя капелька пота между друзьями? Я пересек пару красивых полян; желто-кремовые деревья вокруг нежно шуршали на ветру, усеянные разного рода мелкими мохнатыми летунами. Животные вообще очень редко летают, и я никак не мог взять в толк, как это здесь все поголовно ухитряются обходиться мехом вместо перьев. Вопрос, конечно, интересный; более того, самый интересный из тех, которые я мог задать себе на Дереве и найти ответ, но в тот момент я полагал по недомыслию, что занят куда более важной проблемой.

До ракетодрома, представлявшего собой обширную прогалину среди джунглей, оставалось еще с четверть мили, когда я остановился, осторожно испустил неслышный вздох облегчения, сел на землю и принялся готовить к бою Большой Джентльменский Набор. Среди всего прочего у меня был сборный комплект штатной лучевой установки средней Дальности, снабженной столь сложными прицельными приспособлениями, что на деле они почти бесполезны, и простой, но очень эффектный бомбомет наподобие того, что наши предки именовали базукой.

Упомянутые прицелы, однако, были достаточно хороши, чтобы ответить на главный вопрос: А ТАМ ЛИ РАКЕТА? Проклятая штучка должна быть еще горячей через полтора-два часа после посадки, да и химический состав ее наверняка не тот, что у деревьев, животных и почвы планеты (разве что Дерево — еще более странный мир, чем уверяют меня трутни).

Смонтировав прицельное приспособление (это заняло ровно пять минут; и хотелось бы знать: имел ли хоть кто-то, кому срочно понадобилось воспользоваться лучевой установкой средней дальности, хоть один-единственный раз эти проклятые пять минут, дабы правильно выставить прицелы?!), я заглянул в окуляр, и само собой разумеется, она сидела посреди поляны с таким невинным видом, словно никогда и в мыслях не держала слетать к моей хижине и поджарить несчастного Выживателя.

Мне ужасно захотелось, подбежав к мерзавке, заехать кулаком по ее гордо задранному носу, но вместо этого я неторопливо установил базуку, аккуратно прицелился и выстрелил. Оглушительно рявкнув, бомбомет подскочил на добрые четыре дюйма, и стремительно развертывающаяся дымная арка уперлась вторым концом в дальний конец поляны, футах примерно в пятнадцати от ракеты.

На секунду я всерьез забеспокоился, не слишком ли точный взял прицел и не повредил ли ее ненароком, но это была сильная, мужественная маленькая ракета. Она лишь слегка покачнулась, а когда взрыв опал, начала двигаться. Но не взлетела, а закружилась на месте, довольно быстро, словно пытаясь ввинтиться в землю штопором, и я понял, что она ищет того мстительного парня, который имел наглость выстрелить в нее.

Найти меня было совсем не трудно. Углядев обидчика, ракета притормозила, затем довернулась градусов на восемь и открыла носовой порт, откуда немедленно высунулось тупое дуло; покачавшись вверх-вниз секунды две, оно уставилось прямо на меня и…

!!!

Заряд прошел двумя футами левее базуки, ибо я находился именно двумя футами левее, но к моменту, когда он достиг цели, я был уже на три фута правее нее, так что заряд врезался в самое большое дерево на моем краю поляны. Бледно-желтый гигант не взорвался, а удивленно вздохнул и вмиг растаял, рассыпавшись, по-видимому, в мельчайшую пыль, услужливо подхваченную ветерком.

Какая гадкая ракетка.

Я, собственно, мог бы остаться на месте и позволить тому, чем она пальнула, срикошетировать от моего защитного поля, но очень уж хотелось ее подразнить, а кроме того, после промаха она непременно продолжит попытки, предоставив мне отличную возможность узнать о ней как можно больше. Весь мой инструментарий уже был при деле, поспешно анализируя конструкцию ракеты, ее химический состав, градиенты температур, данные просвечивающего сканирования, и так далее, и так далее.

Вторым залпом она накрыла базуку, порубив ее в капусту. Бомбомет, разумеется, был сделан не из древесины Дерева, однако ракета шарахнула объемистым пакетом крошечных циркулярных пилок, как я понял по металлическому дребезжанию при их приземлении, и зубья у этих летающих лезвий оказались очень даже ого-го.

Тем временем приборы начали показывать мне то, чему я никак не хотел поверить: внутри ракеты действительно кто-то был…

С каждой секундой ее внутренности прояснялись на дисплее, и загадочное существо обретало человекоподобный вид: две руки, две ноги, голова и туловище, все телесные пропорции в пределах нормы. Покуда я соображал, насколько детальным может быть сканирование, фигура в ракете (очень маленькая фигурка, раз уж она могла свободно двигаться внутри, невзирая на многообразную машинерию) все более очеловечивалась, и я наконец догадался переключить считывание исключительно на ее голову и плечи.

Может быть, я смогу опознать негодяя?

С другой стороны, с таким же успехом я могу увидеть на дисплее малолетнюю Красную Шапочку или престарелого капитана Немо…

Но тут ракета снова шандарахнула, промазав на сей раз абсолютно по всему, за исключением ветерка, витавшего над печальными останками базуки. Тогда, смущенно кашлянув, она поспешно втянула пушку, захлопнула носовой порт и открыла другой, пониже, откуда немедля выкатилось облачко черного дыма.

Неужто отравляющий газ?!

Дым неторопливо пополз ко мне, держась на уровне пуговичной травы, которая при соприкосновении с ним стремительно темнела, кукожилась и бессильно опадала.

Я не стал колебаться.

Бросив все тяжелое оружие и большую часть инструментов, я вскочил и помчался прочь, как молодой олень. Скорее всего, шансы на спасение были невелики, но точно подсчитать я никак не мог, поскольку был чрезвычайно занят тем, что бежал, пыхтя, кряхтя и обливаясь липким потом.

Довольно скоро я оказался в чаще леса и обнаружил, что черного дыма уже нигде не видно. Должно быть, зловредная субстанция быстро распалась, смешавшись со здешним воздухом, решил я, или же она полностью израсходовала себя на несчастные желтые пуговки, мелких животных и все остальное, что попалось ей на пути. Итак, мне снова повезло… Я находился в относительной безопасности и на полдороге к немудреному уюту моей походной хижины.

Когда я дойду до дома, сказал я себе, надо будет очень крепко подумать, принимая во внимание то, что мне удалось в последние секунды ясно увидеть на дисплее: лицо таинственного обитателя ракеты!

Вы можете мне не поверить, но я его узнал.

Это был Джералд Нейв (Выживатель) собственной персоной, ну разве что, если вы еще помните старую-престарую шутку, на са-амую чу-уточку поменьше!

* * *

Прекрасно. Выходит, я сплю и мне снится сон. Сейчас я проснусь в коттедже на Ки-Уэсте и обнаружу, что всем лаймовым деревьям внезапно пришел конец. Или проснусь еще где-нибудь и обнаружу, что вся моя предыдущая жизнь не более чем сон, а мне самому от силы лет семь или восемь.

Или не проснусь?..

Пока я добирался домой, в душе моей крепло убеждение, что кто-то и впрямь ужасно меня ненавидит. Кому-то ужасно невтерпеж покончить со мной, и этот «кто-то» проделал весьма основательную работу с единственной целью осуществить свою заветную мечту. При чем тут крошка Джералд Нейв, я не имел ни малейшего представления, однако он попросту обязан быть одним из ключевых фрагментов головоломки; никто ведь не станет наносить на картину столь заковыристый штрих просто так, для развлечения, тем более когда тот абсолютно недоступен глазу обычного наблюдателя.

Совершенно очевидно, что должна существовать очень веская причина поразительного сходства мини-пилота мини-ракеты с Джералдом Нейвом, Выживателем… Единственная более или менее конструктивная идея мелькнула у меня в мозгу, когда я буквально ввалился в кабину, не забыв, однако, захлопнуть за собой дверь, и выглядела она не слишком обнадеживающе: СИМПАТИЧЕСКАЯ МАГИЯ!

Популярно говоря, сие означает, что моя уменьшенная копия является особого рода куклой, специально предназначенной для нанесения мне какого-то вреда, для чего ее и снабдили некоторыми из моих атрибутов. Иными словами, кто-то похитил кусочек моей кожи, или обрезки ногтей, или клочок волос и использовал их при создании копии, наделив ее тем самым жуткой, убийственной властью надо мной (возможно, однако, что эта власть распространяется только на мою кожу, ногти и волосы).

Всего несколько столетий назад значительная часть человечества истово верила в подобные вещи, и я уверен, что и сегодня есть немало таких людей (даже в Комитете), ибо всегда и везде отыщется человек, который поверит не только абсолютно во все, что вы способны вообразить, но еще и во множество таких вещей, которые вы и вообразить не можете.

Сам я не отношусь к категории легковерных, и вполне понятно, что мне совсем не хотелось добавлять симпатическую магию к моему собственному каталогу возможностей; беда заключалась в том, что на тот момент у меня, хоть убей, не было более правдоподобного объяснения.

Я бы с радостью счел всю эту бредятину затянувшимся кошмарным сном, кабы это могло хоть как-нибудь помочь. Ладно, пускай сон, но ведь я в нем живу, а значит, мне приходится действовать точно так же, как и в реальной жизни. Если же это не сон, а явь… В данном случае я, по крайней мере, твердо знаю, что всему происходящему можно подыскать какое-то реальное объяснение!

Другое дело, что я никак не могу его найти, но это мои личные трудности, а не заговор мироздания.

Я сел в кресло и рассеянно уставился в непробиваемое окошко, соображая, что бы приготовить на обед и одновременно в который раз пытаясь подогнать друг к дружке кусочки проклятой головоломки: ракета, карликовый Джералд Нейв, серия хорошо продуманных попыток прикончить меня полноразмерного, планета с непостижимым количеством деревьев…

После нескольких минут размышлений (мне все казалось, что я что-то позабыл) я прибавил к списку неясное ощущение, подсказавшее мне, что шум леса не может быть совершенно одинаковым после полудня и ранним утром следующего дня. Этот кусочек не подходил ни к чему, что отнюдь не делало его уникальным, поскольку я и с остальными никак не мог разобраться.

Вскоре я сдался и отобедал, невольно изумляясь (как часто случается после бурных событий), что вкушаю сегодняшний обед, а не какой-нибудь послепослезавтрашний ужин, и это легкое удивление подействовало на меня чрезвычайно освежающе.

После обеда я отправился собирать большие коричневые пуговицы, ибо делать больше было нечего, а я как раз намеревался продумать какое-нибудь устройство для отпугивания Тамбелины — как я назвал ракетку, — дабы та не стреляла в меня слишком часто. Сделать это будет не столь уж трудно, поскольку среди моих припасов, подобранных в расчете на очень больших и недружелюбных животных, наверняка отыщется что-то подходящее для маленькой смертоносной ракеты.

Я не собирался вести с ней затяжную войну. В конце концов, у меня была чрезвычайно важная работа и единственный год, чтобы выполнить ее как следует, что почти не оставляло мне свободного времени на дурачества с этой злобной инопланетной штучкой. Меня, разумеется, снедало отчаянное любопытство, но я был готов пожертвовать чувством в пользу долга.

Конец этого дня и часть следующего пришлось посвятить оборудованию защитного периметра. Я установил несколько десятков сигнальных ракет, подсоединенных к небольшим зарядам, заключив в описанное кольцо изрядный участок вокруг кабины, где в изобилии произрастали разнообразные овощи — в том числе весьма соблазнительные клубни, на каковые я возлагал особые надежды, хотя несколько опробованных разновидностей не принесли ничего, кроме разочарования, оставаясь жесткими, водянистыми и в лучшем случае безвкусными, что бы я с ними ни делал. Диаметр кольца был достаточно велик, чтобы предотвратить несчастный случай со мной или моим жилищем, буде заряды все-таки взорвутся.

Однако я был вполне уверен, что ничего подобного не произойдет, а инструментальные данные, когда я наконец получил возможность их изучить (ракета пренебрегла приборами, а я, вернувшись к месту битвы на утренней заре, отыскал почти все потерянное, действуя чрезвычайно осмотрительно и в полном защитном поле), лишь подтвердили эту уверенность. У проклятой ракеты была такая прорва сенсоров, что она спокойно могла сдать половину мне в аренду или же пустить их на меновую торговлю с туземцами. Так что ей не составит труда обнаружить мой скромный периметр издалека и держаться от него на почтительном расстоянии.

Если, конечно, мерзавка не пойдет на очередную хитрость… Я, кажется, догадывался, на какую именно, и принял соответствующие предосторожности, после чего с легким сердцем вернулся к моим КУЛИНАРНЫМ РАДОСТЯМ (Глава третья: Клубневидные).

Я не стану вводить вас в технологические подробности, тем более что вам наверняка не придется воспользоваться предназначенными для Дерева советами, и хотя для иных нет лучшего чтения на сон грядущий, чем поваренная книга, но немало и таких, кто ничуть не интересуется рецептами блюд, которые они по тем или иным причинам никогда не станут готовить, а некоторые люди, как это не прискорбно, вообще никогда не прикладывают рук к приготовлению пищи.

Сам я очень люблю клубни и, как я уже сказал, попытал счастья с четырьмя разновидностями, однако мне так и не удалось довести их до съедобного состояния. Теперь я решил попробовать пятую, имея в виду приправить ее небольшими шаровидными плодами вьющейся бледно-фиолетовой лозы, которые, казалось, были наполнены флюоресцирующим газом пополам с исключительно мелкими и твердыми семенами. С данной идеей я и провозился все три дня до очередного пришествия Тамбелины.

За это время я проделал также внушительную умственную работу и, по моему разумению, подобрался ближе к решению проблемы карликового Нейва. В самом деле, если некий объект выглядит, как утка, плавает, как утка, и крякает, как утка, это означает лишь то, что она с таким же успехом может оказаться надувной детской игрушкой, а посему загадочная фигурка внутри ракеты нисколько не обязана быть живым существом в общепринятом смысле. Являются ли роботы — Тотумы, Робби и прочие разновидности — живыми существами? Ответ целиком зависит от того, какое значение вы вкладываете в каждое слово этого вопроса. На практике же всегда разумнее обращаться с незнакомой, да и с любой другой вещью, от Тотума до вашей любимой зубной щетки, как с существом несомненно живым.

В роботе, специально построенном так, чтобы походить на Джералда Нейва, было ничуть не больше смысла, чем в Маломасштабной Симпатически Одушевленной Магической Копии Меня (сомнения мои только усилились, когда я просмотрел кое-какие показания химических анализаторов), и все же с этой идеей, по вполне понятным, надеюсь, причинам, мне было гораздо легче смириться.

Итак, некто — человек или кто-либо иной — построил робота, чтобы с его помощью меня убить, и по некоторым важным — особо подчеркиваю! — причинам сделал его достаточно похожим на меня, чтобы я себя опознал. Да, в этом определенно что-то есть: бесстрастный наблюдатель, ежели таковые вообще существуют во Вселенной, совсем не обязательно заметит в роботе сходство со мной, поскольку я готов признать собственный облик лишь в той фигуре, которая, как мне кажется, обладает набором важных именно для меня деталей. А люди, которых лично я считаю очень похожими, обычно со мной не согласны, поскольку их личные списки важных деталей не тождественны моему.

На третий день размышлений Тамбелина прибыла ко мне воздушным путем, выказывая явное желание заглянуть на огонек.

Я, понятно, имею в виду маленькую, но очень миленькую зажигательную бомбочку.

Как я уже сказал, я заранее принял меры предосторожности. По причине новенького периметра ракета должна была избегать контакта с землей, что оставляло лишь две возможности — полет или подкоп, а я совершенно не мог представить себе ракету, которая подбирается ко мне на манер нематоды. Стоило этой негодяйке лишь углядеть мою бластерную пушку (та не слишком велика, но даже маленькая пушка — ОЧЕНЬ БОЛЬШОЕ оружие), как она печально отправилась восвояси, не предприняв даже слабой попытки напакостить мне на прощание.

Какая сообразительная ракетка.

Настолько сообразительная, что я сразу начал размышлять, каким же будет ее очередной шаг. Интеллект — весьма интересное свойство, которое мы очень ценим в своих друзьях, но боимся обнаружить у противника: с одной стороны, высокоинтеллектуальный враг наверняка не станет делать кое-каких обоюдоопасных шагов, с другой же — наверняка сотворит много такого, что вам вообще не приходило в голову. И если первое полезно, то второе как раз наоборот.

Я знал наверняка лишь то, что Тамбелина не сдалась, это было совершенно не в ее стиле, как явствовало из всех наших встреч — от первой до последней. Но на самом-то деле, я больше никогда ее не видел.

* * *

Конец, однако, был уже не за горами… Я работал над КУЛИНАРНЫМИ РАДОСТЯМИ как проклятый: за две чрезвычайно насыщенных недели я составил солидный список основных овощных блюд и начал подумывать о мясе и рыбе. Я также пережил несколько типичных для Выживателя приключений; к примеру, однажды за мной долго гонялась здоровенная трехногая зверюга, воплощающая собой восхитительную комбинацию вспыльчивого носорога с большой строительной тачкой, а в другой раз меня угораздило бултыхнуться в стремительный поток не-вполне-воды, и уж конечно, в тот день на мне не было защитного поля, так как моя работа требует по возможности обходиться без него — в самом деле, какой же колонист согласится всю жизнь потеть в защитных полях?

После незапланированного купания я вынужден был несколько дней провести взаперти, регулярно проверяя свою температуру и реакции. Хотя трутни и пообещали, что контакт с местной жидкостью меня не убьет, единственный способ узнать, каким образом избыточные микроэлементы влияют на человеческий организм, состоит в том, чтобы дать им возможность на него повлиять. Ничего особенного со мной не произошло, за исключением легкого повышения температуры и — хотите верьте, хотите нет — двухсуточного приступа перемежающейся икоты. Впрочем, даже этот вполне безобидный набор реакций должен постепенно смягчиться с прибытием колонистов, которые станут медленно и понемногу приспосабливать планету к своим нуждам, что, по сути, и является малым терраформированием.

Никакой весточки от ракеты в течение двух недель… Это беспокоило меня все больше и больше, так как я вынужден был предположить, что она строит грандиозные планы. По крайней мере, на ее месте я точно строил бы планы, и, представив себя ракетой, я быстро обнаружил две-три интересные возможности, ничуть при том не сомневаясь, что Ее Высочество Тамбелина обязательно придумает еще две или три.

Однако последним перерывом в моей работе я обязан вовсе не ей, а массированному штурму или, если хотите, коллективной атаке, поскольку паническим бегством я назвать это никак не могу.

В летящем сломя голову стаде был представлен богатый ассортимент местной живности; насколько я мог судить, там были буквально все разновидности очень крупных животных, в том числе плюющийся ядом жираф и психически неуравновешенный тачкорог, а позади, на некотором расстоянии, в воздухе кишела целая туча мохнатых летунов. Кстати, всякий раз, когда я видел этих проклятых птиц, а я видел их каждый проклятущий день, я не уставал изумляться густому, тяжелому, невозможному меху вместо традиционных легких перьев, и все же разгадка так и не забрезжила в моем мозгу, о нет, и в итоге я подобрался к ней совсем с другой стороны.

Странность была в том, что все эти животные и птицы бежали, скакали, прыгали и летели отнюдь не в обычной манере, свойственной паникующему зверью — то есть из пункта А по траектории Z; нет, они неслись вперед СОВЕРШЕННО ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО!

Вечером предыдущего дня я отошел ко сну весьма довольный собой, так как разобрался наконец с технологией обработки клубней, причем последний рецепт (мелко нарезать, тщательно отжать и запечь) вообще превзошел все мои ожидания, ибо готовая запеканка весьма приятно отдавала печеным бататом и — вы опять мне не поверите! — Киуэстовским Лаймовым Паем. Словом, я был настолько окрылен успехом, что в виде редкого исключения чувствовал себя на голову выше самого себя, и сон мой был блаженно-сладким, но увы, недолгим. Он был прерван на ранней заре ужасающей какофонией.

Я даже не стал выглядывать в окно, чтобы понять, что происходит: сочетание визга, треска, топота и воя явно представляло собой искусное переложение для полного симфонического оркестра камерной фуги, исполненной в самом начале событий кучкой перепуганных пистолетным выстрелом животных.

БЕЖИТ ОГРОМНОЕ ОБЕЗУМЕВШЕЕ СТАДО…

С каждой секундой какофония становилась все пронзительней и громче.

…И ПРЯМИКОМ В МОЮ СТОРОНУ.

Что ж, подумал я. эти животные вряд ли снесут бревенчатую псевдо-хижину, которая, согласно гарантии, абсолютно неуязвима. Если они бегут прямо сюда и врежутся в стены, то на какое-то время окна из глас-секса могут оказаться затемненными, и это самое страшное, что мне грозит.

Животные действительно неслись прямо ко мне — я успел-таки увидеть это из окна, и там было полным-полно крупного зверья, и мелкого, и мохнатых птиц, и чего угодно, за исключением разве что рыб и Тамбелины.

А кстати, почему это я сразу подумал о Тамбелине? Должно быть, потому, что вся орава летела прямо на меня…

Тачкорог первым расплющил свою уродливую физиономию о глас-секс и, тут же потеряв интерес к происходящему, попытался грациозно сползти в пуговичную траву, но это ему не удалось, так как бежавшая вслед за ним банда местных переростков под предводительством облысевшего паука размером с гориллу также изо всех сил стремилась упереться в — или прорваться сквозь — глассекс, и каждого, кто отключался в результате сего неразумного деяния, дружно подпирали сзади его товарищи.

Я оставил попытки разглядеть хоть что-то через плотно закупоренное окно и вернулся к теоретическим размышлениям, в то время как БУУУМММ, БАБАХХХ, ТРРРРАХХ и ШММММЯК все чаще разнообразили нестройное многоголосие топота, кряканья и гаканья.

ПРОКЛЯТЫЕ ЖИВОТНЫЕ НАЦЕЛИЛИСЬ ТОЧНО НА МЕНЯ. ЧТО ЖЕ МОГЛО ВЫЗВАТЬ ПОДОБНОЕ ПОВЕДЕНИЕ?

Реакция на чужака? Да притом еще общая для разных видов животных! То есть некий род лесной телепатии?..

Не стану отрицать, телепатия — вещь вполне возможная; однако я пробыл на Дереве уже несколько недель, и если для телепатического единения здешней фауны требуется столько времени… Нет, эта гипотеза не заслуживала даже самого беглого рассмотрения.

Выходит, что-то этих животных подтолкнуло?

Или кто-то?

Тамбелина?

Ну что ж, в качестве отправной точки…

И вот тут-то, под всеобщий банзай и бедлам, на меня тихо снизошло озарение.

Все разрозненные кусочки головоломки сперва медленно, очень медленно, а потом все быстрее и быстрее стали складываться в единое целое, и я наконец-то вспомнил, о чем в самом деле позабыл: это был отнюдь не парадокс с лесными шумами, а те проклятые семнадцать часов…

Я ПРОЛЕЖАЛ БЕЗ СОЗНАНИЯ ЦЕЛЫХ СЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ И НИ РАЗУ ДАЖЕ НЕ ВСПОМНИЛ ОБ ЭТОМ, каковой факт сам по себе представлял чрезвычайно весомый, если не главный ключ к разгадке. Однако самый очевидный заключался в простом предложении, которое я впервые удосужился сформулировать для себя: НИ ОДНО ЗАГАДОЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ НЕ ПОВТОРЯЛОСЬ ДВАЖДЫ.

В самом деле!

A. Я валяюсь в глубоком обмороке в течение семнадцати часов.

Б. В меня стреляют из лучевого ружья.

B. В меня стреляют из очень мощного лучевого ружья.

Г. В меня стреляют дезинтегрирующим лучом.

Д. В меня стреляют пакетом миниатюрных циркулярных пилок.

…И так далее, будь оно все проклято, и тому подобное.

Я готов был сам себя придушить, в чем воистину не было ничего удивительного, поскольку я снова при обманчивом внешнем спокойствии безумно визжал, потрясал кулаками и ужасно ругался — в душе. Тем временем напор атакующих начал заметно ослабевать, так как животные натыкались друг на друга не у самой кабины, а значительно дальше; должно быть, толщина амортизирующей прокладки составляла теперь не менее семи-восьми громоздких туш.

Но это уже не имело значения.

Ничто уже не имело никакого значения.

Ни одно происшествие не повторилось дважды, а начались они сразу после того, как я провалялся в обмороке семнадцать часов.

Птицы с пышным мехом вместо перьев.

Крошка-робот Нейв, похожий на меня, причем похожий согласно моим собственным критериям.

И тот факт, что, как я уже говорил, единственный способ узнать, каким образом малые дозы чего-бы-то-ни-было воздействуют на человека, заключается в том, чтобы воздействовать на него…

Я прекрасно знал, что листья деревьев испускают какую-то эманацию, разве не так? И я ведь знал, притом очень хорошо, для чего она предназначена и как работает, пускай даже не мог объяснить конкретный механизм ее воздействия…

Абсолютно незнакомое животное представляет собой величайшую угрозу. Оно может вас отравить; оно может иметь отвратительный вкус или же испортить вкус всего окружающего; оно может, наконец, попытаться вас сожрать.

Вопрос: станете ли вы убивать такое животное, в особенности достаточно крупное?

Ответ: скорее всего, нет, поскольку вы не знаете наверняка, сможете ли его убить, и уж в любом случае вы не вполне уверены, каким именно способом это следует делать.

А следовательно, вы попытаетесь прогнать его как можно дальше.

Однако же с точки зрения самого животного избранная вами стратегия всегда будет выглядеть как целая серия весьма серьезных атак!

Ведь когда ваше первое КЫШ не подействует, вы неизбежно обратитесь к другому способу отпугивания, а за ним к третьему, четвертому и так далее… Почему? Да потому, что так устроен ваш разум (если только можно назвать разумом то, что контролирует эту планету), и в конце концов одно из этих КЫШ возымеет-таки желанный эффект. Тем более что у вас было достаточно времени для исследования мозга опасного животного: целых семнадцать часов!

Телепатия! Конечно, без телепатии тут не обошлось, я должен был догадаться об этом давным-давно, каждый божий день созерцая плотоядные листья и порхающих над ними мохнатых летунов. И если б я не пытался, как последний кретин, выяснить истинную причину появления мини-Нейва…

Самое парадоксальное, что я наверняка разобрался бы с Деревом намного раньше, не знай я слишком хорошо, что делает телепатия с человеческими существами.

Когда телепатический посыл проникает в мозг человека, психика его, то бишь душа и разум, словно бы стирается, и до сих пор никто не знает, как ее восстановить. И хотя попыток было сделано немало, ученые до сих пор ломают голову на этой проблемой.

Однако на данной планете все не так, и я думаю, что химические субстанции, испускаемые листьями и вдыхаемые живыми существами, исполняют роль своеобразных модификаторов, воздействующих на человеческий мозг таким образом, что тот становится способным к восприятию умеренных доз телепатии без столь печальных последствий, как полная потеря личности.

Тут я осознал, что снаружи все затихло и солнечный свет свободно струится сквозь глассекс. За окнами больше не было животных, ни единого экземпляра, как я ни разглядывал близлежащую местность.

(Это странное чувство волшебной сказки…)

Их здесь никогда и не было.

(Эти странно повторяющиеся лесные шумы…)

Я сообразил, на что они похожи: на постоянно работающую кольцевую пленку с записью!

Кстати, удачная метафора: Дерево словно прокручивало передо мной пленку с записью жизни животных, которыми оно вовсе не желало рисковать…

Словом, проклятые деревья продемонстрировали мне весьма неуютный мир, полный угроз, опасностей и ужаса, и будь я сообразительным незнакомым животным, я очень быстро убрался бы отсюда.

Что ж, прекрасно!

Я как раз и был Очень Сообразительным Незнакомым Животным, более того, я намеревался уговорить Комитет проявить не меньшую сообразительность. Я решил, что шансы на успех довольно велики, ибо на данный момент человеческая раса не испытывает особого недостатка в жизненном пространстве и вполне может отказаться от одной-единственной перспективной планеты, позволив Дереву спокойно делать то, чем оно обычно занимается, когда никто не видит (хотел бы я знать, чем именно).

Я вспомнил о превосходной запеканке с прелестным привкусом лаймового пая… Ну разумеется! Загипнотизировав меня, Дерево время от времени подсовывало мне маленькие удачи с кулинарными рецептами, а я так никогда и не узнаю, какие из них реальны, а какие нет.

Оно желало напугать меня, но не убить, а посему я должен был верить в абсолютную реальность всего, что оно мне показывает, от жизни животных до Тамбелины; однако подлинно реальными были лишь те семнадцать часов, что я пролежал без чувств.

Когда избранные Деревом методы не срабатывали, оно принималось обдумывать следующий шаг, опираясь на то, что узнало обо мне в процессе семнадцатичасового исследования, и занимая меня тем временем удачными и неудачными рецептами. Но прийдя наконец к выводу, что тонких намеков я в упор не понимаю, оно решило покончить с экивоками, дабы заявить грубо и откровенно (ОБЕЗУМЕВШЕЕ СТАДО СНОСИТ ВСЕ НА СВОЕМ ПУТИ), что мне давно пора убираться отсюда.

Полагаю, Дереву было совсем не просто поставить для меня столь драматический видеоспектакль, будучи планетой всеобщего спокойствия и братского единения. И я не могу сказать, что это было сделано блестяще… Мохнатые птицы?! Робот Джералд Нейв?! С другой стороны, у планетного разума, как я думаю, доселе просто не было нужды быть особенно блестящим, так что он просто импровизировал и, подобно любому импровизатору, совершал неизбежные ошибки.

А пока планета планировала, жертва усиленно размышляла…

Правда, непозволительно медленно! Все, буквально все было прямо перед моими глазами, однако же безумная смесь кусочков головоломки все время мешала мне увидеть все безумие происходящего целиком. В особенности этот малютка Нейв, которого мои приборы проанализировали и запечатлели в мельчайших деталях…

И еще эти птицы…

Они-то меня больше всего и смущали.

Насколько я знаю, согласно всем физическим законам, плотный мех ни при каких обстоятельствах не может служить аналогом легких перьев (то же самое мне впоследствии сказали специалисты, когда я обратился к ним с этим глупым вопросом), и все же…

Эти мохнатые птицы должны существовать, потому что трутни тоже их видели!

Ну а теперь вопрос на засыпку: что, по-вашему, может загипнотизировать сверхточные датчики, аналитические приборы, компьютерный монитор, систему видеозаписи и автоматический корабль-разведчик?

И что же такое — эти деревья на Дереве?

Совсем не исключено, что они действительно разумны и даже (точно так же, как и мы, люди) гораздо разумнее, чем требуется на их родной планете.

Они вполне могут быть также гигантским парком развлечений, или системой раннего предупреждения, или побочным продуктом еще чего-нибудь, и вообще чем угодно, включая и то, что человечество даже вообразить не в состоянии… Откуда нам знать?

Я надеюсь лишь на то, что мы никогда не приблизимся к Дереву настолько, чтобы удалось это выяснить.

Перевела с английского Людмила ЩЕКОТОВА

Эммануил Гушанский, _{кандидат медицинских наук}
ТЕНИ СОЗНАНИЯ

*********************************************************************************************

Галлюцинирующие приборы, как в рассказе Л. Дженифера, это уже чересчур. Герой — другое дело, это повсеместно, сплошь и рядом.

Хотя, надо сказать, подобная тема в силу своей остроты заслуживает отдельного разговора.

*********************************************************************************************

Cначала определимся в терминологии: галлюцинациями называются восприятия, возникающие без реального объекта. То есть, говоря упрощенно, человек перестает сознавать различия между объектом и субъектом, внутренним и внешним, физическим и духовным. Однако отсутствие объекта не снимает чувства абсолютной реальности происходящего, иногда более яркого и достоверного, чем сама действительность.

Читатели не раз встречались в литературе с определениями: слуховые галлюцинации, зрительные… Это вполне принятая и в медицине классификация по органам чувств, так что добавим сюда еще и вкусовые, осязательные, обонятельные. Однако медицина предлагает и другое деление — по типу проекции.

Если галлюцинация проецируется во внешний, противостоящий человеку, мир — это истинные галлюцинации, такие же подлинные, какой представляется человеку окружающая действительность. А вот проекцию галлюцинаторных восприятий во внутренний мир человека называют псевдогаллюцинациями. У того, кто страдает ими, во внутреннем, субъективном пространстве происходит реальное оживление и овеществление воспоминаний, мыслей, представлений. Такое «вторжение» воспринимается человеком как вмешательство в его внутренний мир посторонних сил, которые он обычно связывает, в зависимости от уровня культуры и образования, либо с различными физическими или психологическими факторами, либо придает им мистическое значение, демонизируя и мифологизируя их.

Истинные галлюцинации как бы «встроены» в реальный мир. Человек по-настоящему и порою весьма остро реагирует на воображаемых змей, чудищ, насекомых, крыс и красавиц. Он спасает свою жизнь, бежит от опасности, нападает на агрессора. Суждения и логика страдающих галлюцинациями людей связаны с их патологическими восприятиями, включая трактовку происходящего и выводы, следующие из этой трактовки. Галлюцинации сопровождаются не только неправильным истолкованием объективной реальности, но и необычайной эмоциональной насыщенностью переживаний и убежденностью в их подлинности. Отсюда — неизбежные конфликты со здоровыми людьми, отрицающими реальность галлюцинаций.

Причиной истинных галлюцинаций являются поражения головного мозга, чаще всего токсического характера. Алкоголь, наркотики, различные токсические вещества, в изобилии поставляемые на рынок современным химическим производством, и некоторые лекарства могут приводить к галлюцинациям. Причиной может служить также интоксикация, связанная с различными болезнями человека. И, кстати, даже грипп с высокой температурой, болезни печени и кроветворной системы тоже способны вызвать галлюцинации.

А вот поведение людей, страдающих псевдогаллюцинациями, часто с виду вполне «нормально». Лишь при большой интенсивности расстройств у больных смещается представление о внешнем и внутреннем, фигуре и фоне, о последовательности и причинности событий — примерно так, как это бывает во сне.

При меньшей интенсивности больные, расценивая свои переживания как следствие внешнего воздействия, пытаются защититься от «враждебного» вмешательства. Они «экранируют» голову, носят специальные магниты, устраняющие некое «излучение», обращаются к различным «специалистам», спасающим от «сглаза», спасаются от чужого «биополя», ищут источник влияния на них «психотронного оружия».

Среди клиентов так называемых «экстрасенсов» есть множество лиц, страдающих псевдогаллюцинаторными расстройствами. Иногда больные становятся послушными орудиями тех, кто, по их мнению, воздействует на их психику.

Псевдогаллюцинаторные расстройства чаще всего встречаются при тяжелых психических заболеваниях. К таким заболеваниям относятся прежде всего те, которые психиатры называют «группой шизофрений».

Свойственное больным, страдающим псевдогаллюцинациями, мифологическое мышление, демонизация и материализация ими духовного начала, истолкование происходящего с точки зрения воздействия на них посторонних сил используется представителями различных сект и группировок (тоталитарных, криминальных, религиозных) для рекрутирования и психоиндоктринации — то есть внедрения в сознание различных доктрин. Ритуальная техника, применяющаяся в этих сектах, лишает человека индивидуальности, отдает его во власть руководителей секты, заменяет индивидуальное коллективным, снимает с него ответственность за свои поступки, а также вызывает галлюцинаторные расстройства, разрушающие представления о внутреннем и внешнем, причине и следствии, объекте и субъекте.

Свобода воли, свобода выбора есть трудный путь познания добра и зла, дарованный нам Богом. Формирование категорий, становление личности, непрерывный процесс творчества подразумевают отделение психического от физического, субъекта от объекта. Смешение этих свойственных современному человеку понятий ведет к безумию, в том числе и галлюцинаторному.

А теперь обратимся к иллюзиям, которые — и в быту, и в литературе — часто путают с галлюцинациями. Иллюзии — ошибочное восприятие реальных вещей или явлений, при котором отражение реального объекта сливается с ложным представлением.

Искаженное, доходящее до иллюзий отражение действительности свойственно людям, подверженным страстям, находящимся под давлением эмоционально окрашенных убеждений и установок. Отсюда следует, что иллюзии в значительной степени присущи людям, которые не страдают психическими заболеваниями, но находятся под влиянием сильных эмоций.

Наиболее часто иллюзии возникают на фоне страха. В той или иной степени страх свойствен всем людям, сопровождая их от рождения до смерти. Каждый новый шаг в жизни вызывает страх, связанный с опасностью утраты устойчивости, душевного равновесия, самоидентификации. Человеческое существование можно представить себе в виде пирамиды, в основании которой лежит стремление к устойчивости и вечности, а вершина стремится к познанию нового, свободе и слиянию с другими. Нарушение хрупкого равновесия в этой пирамиде вызывает глубокий экзистенциальный страх, влияющий на восприятие окружающего.

Под влиянием страха мы принимаем пальто на вешалке за притаившегося убийцу, полагаем, что звон посуды — это бряцание оружием, а разговоры окружающих — приглашение на казнь. Страх не только искажает реальность и придает ей ложное значение, но и нередко сопровождается галлюцинациями и бредовой трактовкой происходящего. В этих случаях иллюзии входят в сложную структуру психоза и являются одним из признаков душевного заболевания.

Иллюзии могут возникать и под влиянием положительных эмоций (упоенность любовью украшает любимых, делает их образ и достоинства иллюзорно прекрасными), и под воздействием общественных доктрин и оценок. Помутнение разума вследствие опьянения делает человека рабом неуправляемых эмоций и иллюзорных восприятий.

В какой-то степени все мы в определенный период времени живем в мире иллюзий и находимся в их плену («нас возвышающий обман» — один из примеров тому). Но свобода воли, способность к объективному знанию и творчеству, независимость, самостоятельность и ответственность невозможны без освобождения от плена иллюзий.

Так как иллюзии связаны со страхом, предубеждениями и страстями, следует пытаться освободиться от их тенет. Каждый из нас самостоятельно или с помощью психологов способен осмыслить свое место в жизни, определить основные качества своего характера, понять происхождение и содержание своих страхов, исследовать их развитие от раннего возраста до зрелости и постараться преодолеть их. Нельзя познать самого себя до конца, но можно и нужно пытаться это делать на протяжении всей своей жизни. В этом — залог освобождения человека от насилия над его душой и разумом, от вероятности возрождения массового безумия в форме расизма, фашизма и любой другой идеологии, подавляющей индивидуальность человека, ввергающей его в иллюзорный сюрреалистический мир.

Вместе с тем способность наших чувств и фантазий изменять восприятие действительности, влиять на суждения и оценки является предпосылкой художественного творчества. Гармония личности состоит в достижении равновесия между реальным и воображаемым, желаемым и действительным, индивидуальным и коллективным. Знания о закономерностях психического развития и их нарушениях помогают обрести такое равновесие.

В это время кто-то с улицы заглянул к нему в окошко, — и тотчас отошел. Германн не обратил на то никакого внимания. Чрез минуту услышал он, что отпирали дверь в передней комнате. Германн думал, что денщик его, пьяный по своему обыкновению, возвращался с ночной прогулки. Но он услышал незнакомую походку: кто-то ходил, тихо шаркая туфлями. Дверь отворилась, вошла женщина в белом платье. Германн принял ее за свою старую кормилицу и удивился, что могло привести ее в такую пору. Но белая женщина, скользнув, очутилась вдруг перед ним, — и Германн узнал графиню!

А. С. Пушкин. Пиковая дама.

Алан Дин Фостер
ТРОПОЮ СЛАВЫ

Случаются в странной путанице, именуемой нами жизнью, непостижимые моменты, когда вся Вселенная превращается в сплошной розыгрыш.

Герман Мелвилл. «Моби Дик».

I

В Альбукерке вечно царила смертельная скучища, а этот вечер выдался даже хуже обычного. Все будто вымерло. Кипяток Рейсом извелся от безделья. Единственное, что оставалось, это взяться за старое: дразнить проезжающих непристойными жестами и ухмыляться, когда они, притворяясь, будто не замечают оскорбления, проносятся мимо. Подобное занятие почти не доставляло ему удовольствия, но лучше это, чем совсем ничего. По крайней мере, так он с грехом пополам напоминал окружающему миру о своем существовании.

Он сверился с часами, которые носил высоко у локтя, чтобы дружки не догадывались, что время представляет для него интерес. Начало десятого. Правильнее всего было бы вернуться домой, то есть пожертвовать вечером и перекантоваться до следующего дня. Но квартира наверняка уже забита под завязку. И кровать, и диван, и даже кухонный стол — все, как пить дать, занято. «Нора» всегдабыстро заполнялась. Припозднившемуся оставался незавидный выбор: спать стоя или плюхнуться на кого-нибудь сверху.

Кипятку такая перспектива совершенно не улыбалась. Он находился на взводе, ощущал буйство адреналина в крови и искал выход для клокочущей энергии. Закрывать глаза, даже временно, ему было глубоко противно. Недаром преподаватели приклеили ему ярлык «гиперактивный». Кем они его только ни называли! Кипяток не оставался в долгу и в результате расстался с колледжем, так и не доучившись до выпуска. Церемония прощания с блестящим школяром Кипятком состоялась уже год назад. Он полагал, что ничего не потерял: уличная жизнь давала куда более полноценное образование. Выжить здесь было целым искусством. Когда требовались деньги, приходилось подрабатывать самыми немыслимыми способами; когда кончалась еда, выпивка и лекарственные препараты для подъема тонуса, он обращался за помощью к испытанным друзьям.

Единственная серьезная проблема именовалась скукой: слишком подолгу ему бывало нечем заняться. В такие моменты его беспокоила мысль, что он, возможно, неверно распорядился своей жизнью.

Но сейчас он твердо сказал себе: глупости!

К этому моменту улицы успели окончательно опустеть: солидные горожане торопились домой, чтобы погрузиться в дремоту перед идиотским ящиком, добровольно избирая летаргическое состояние. За неимением более красочной аналогии, Кипяток именовал их всех «безмозглым картофелем», хотя полагал, что наносит этим оскорбление съедобным клубням.

Мало какие из «точек» еще оставались открытыми. Все торговые центры и почти все супермаркеты уже были на замке. Поздним вечером в Альбукерке работали разве что мелкие магазинчики и немногочисленные заправки.

Он дотащился до одной из них, где работала кассиршей Джин, и немного с ней потрепался. Ничего, кроме заурядной болтовни: ведь ей строго-настрого запрещалось открывать дверь своего закутка после восьми вечера. Запрет не остановил бы Джин, потому что она обладала не менее независимым нравом, чем Кипяток, но при таком наплыве клиентов — в основном, туристов, покидающих с наступлением ночи магистраль 1-40, — она не собиралась рисковать, как он ее ни умолял. Она слишком держалась за свое место. В итоге он наорал на нее, а она на него, после чего он со звоном в ушах продолжил путь.

Вокруг университета штата Нью-Мексико всегда что-нибудь происходило: здесь никогда не закрывались несколько пиццерий и парочка клубов. Однако у Кипятка не было денег на пиццу, а ломиться в клуб ему было неинтересно. Там вечно играли «разбавленную» музыку — молочную смесь для сосунков, которой внимали чистенькие посетители в рубашечках из хлопка и ботиночках на шнурках. О том, чтобы подцепить там девчонку, не приходилось и мечтать. Тамошние активистки женских организаций и смазливые бабенки, занятые поисками мужей, взирали на него, как на какую-то мразь, приползшую из сточной канавы, или пришельца с другой планеты.

Разумеется, ему была ведома истина. Все они презирали его и одновременно завидовали по одной и той же причине: он обладал индивидуальностью, готовностью к свободному и открытому самовыражению^ тогда как они безнадежно распластались под пятой общества. Пошли они к черту! Такая компания ему ни к чему.

Он свернул за угол. По бульвару медленно катилась патрульная машина. Он, как ни в чем не бывало, глазел себе по сторонам, но все равно чувствовал провожающие взгляды полицейских. Кипяток предусмотрительно вынул руки из карманов, чтобы лишить их соблазна прицепиться. Полицейская машина прибавила газу и оставила его в покое.

Полиция Альбукерке вела себя более или менее сносно. Она давала знать о своем присутствии, намекала, что при необходимости достанет тебя из-под земли, но, как правило, не проявляла излишней ретивости. Альбукерке был достаточно крупным и разношерстным городом, чтобы снисходительно сносить Кипятка и его дружков, тогда как даже десяти-минутная задержка в зоне получасовой парковки могла стоить горожанину жесткого столкновения с блюстителями законности.

Но по-настоящему его место в Лос-Анджелесе или в Нью-Йорке, а не в этой консервативной американской глубинке. Загвоздка заключалась в том, что, перебиваясь случайными грошовыми заработками, он не мог скопить денег на переезд в другой конец страны. Все хорошие места с невысокой оплатой были оккупированы пришельцами из Мексики. Кипяток не держал на них зла: почти все они были обременены женами, детьми и неосуществимыми мечтами. Можно, конечно, рискнуть пересечь полстраны, голосуя на дорогах, но это грозило гибелью под колесами грузовика с особенно зловредным типом за рулем. Автобусный билет был столь же недосягаем, как и авиационный. Словом, Кипяток прочно прилип к этому дрянному местечку.

Он брел мимо огромного универмага «Бриллианты» и с вожделением таращился на колоссальные витрины. Где-то поблизости наверняка стояла в засаде полицейская машина. Здание универмага было старым, гранитным, с архитектурными излишествами. Очень может быть, что уже в следующем году вместо него здесь появится автостоянка.

Оглядев себя в зеркальной витрине, он пришел к выводу, что выглядит безупречно. Черная куртка с бесчисленными молниями, несколько тщательно подобранных хромированных цепочек, черные штаны в белую полоску, серьга в виде зигзага в мочке левого уха. Больше всего он гордился мальтийским крестом в другом ухе и гладко выбритым черепом с индейским гребнем высотой в три дюйма. Выглядело это несколько традиционно, зато не требовало такого тщательно ухода, как шипы на головах у остальных панков.

Проведя кончиками пальцев по левой половине черепа, он убедился, что на голове появилась щетина. Пришло время для бритья. В остальном же он остался доволен своей внешностью. Мазок-другой тушью для ресниц и губной помадой придал бы его облику дополнительную остроту, однако он не усматривал в этом необходимости, так как совершал сейчас ни к чему не обязывающий ночной променад. Параллельные красные полосы на шее, сбегающие из-под правого уха под воротник куртки, были его собственным изобретением и имели значение символа. Он сумел бы придать им сходство с натуральной кровью, но в этом случае пришлось бы отвечать на вопросы встречных — прямолинейных примитивов.

Он был близок к тому, чтобы все-таки прогуляться до университета, но его останавливала перспектива стычки с богатенькими студентиками из числа «стопроцентных американцев», для которых не существовало лучшего развлечения, чем поколотить случайно подвернувшегося под руку панка. Кипяток, конечно, мог постоять за себя, но не вышел ни ростом, ни осанкой. В особом кармане на штанине у него был припрятан нож, но полоснуть кого-нибудь — такое же мерзкое дело, как и схлопотать самому. Полицейские вряд ли поверят его версии о вынужденной самообороне, если его мучитель, отведавший лезвия, вдруг окажется лучшим игроком университетской футбольной команды.

Цель его прогулки уже маячила в отдалении, однако веселье, на которое он рассчитывал, быстро уступило место разочарованию, а затем злости. Он узнал одного из кретинов, подпирающих стену возле дверей клуба. Несмотря на прихотливую прическу, опровергающую закон всемирного тяготения, и нарочито продырявленную куртку, Мэнгл по-прежнему выглядел болваном. Паренек из сил выбивался, чтобы его принимали всерьез, но ему недоставало силы духа и энергии, чтобы сойти за крутого анархиста. Недаром настоящее имя Мэнгла было вполне безликим — Майкл.

Паренек заметил Кипятка, который поприветствовал его кивком. Рядом толклась пара девчонок и еще один тип. Обе девчонки были толстушками, хотя одна, брюнеточка, получилась бы ничего себе, если бы сбросила фунтов сорок — пятьдесят. Над дверью заведения горело название:

«РЫБОЛОВНЫЙ КРЮЧОК»

Дверь была покрыта надписями от руки, по большей части непристойного содержания. Рядом с ручкой кто-то прилепил наклейку для автомобильного бампера, гласившую: «Поджарим яппи!». Не обращая внимания на остальных, Кипяток обратился к Мэнглу:

— Что за дела?

— Закрыто, — ответил этот зануда похоронным тоном.

— Сам вижу, тупица! Почему закрыто?

В разговор встряла брюнетка, расположенная к знакомству.

— Прочти вон то объявление. Надо же так пролететь!

Кипяток внимательно прочел объявление. Читал он быстро, хотя не относился к энтузиастам печатного слова. Авторство объявления принадлежало Департаменту здравоохранения Альбукерке.

— Тараканы, — подсказал ему услужливый Мэнгл. — Кишат в кухне.

— Ну и что? Подумаешь, таракан в бургере.

Блондинка фыркала и давилась, ее подружка хихикала. Кипяток терпеть не мог хихиканья. Ломают комедию, решил он. Им здесь не место. Экскурсия в трущобы с зажатыми носиками. Мэнгл, хоть и жалкое существо, по крайней мере стремился сюда душой.

— Почему они просто не закрыли кухню? Зачем понадобилось запирать весь клуб?

Мэнгл широко развел длинными худыми руками.

— Откуда мне знать? Когда я явился, всех уже выпроваживали. Я решил, что вспыхнул бунт или еще что-нибудь, но где там!

Где там! Кипяток знал, что в Альбукерке не приходится рассчитывать на бунт. Слишком благополучный город. Местные «правильные» бесились при виде панков, а мексиканцы находили их облик просто потешным. Лучше быть объектом избиения, чем мишенью для хохота.

— Ничего особенного, — сообщил Мэнгл. — К выходным они обязательно откроются. Побрызгают в кухне — и дело с концом.

— Раз уж взялись, пусть опрыскают все здание. А то от тараканов некуда деваться. — Девушки хихикали, как нанятые. Брюнетка подмигнула Кипятку. Возможно, он поторопился, с ходу осудив их.

Он покосился на ноги. Экскурсанток неизбежно выдавала обувь. На обеих были модельные туфельки; при всей их замызганности трудно предположить, что это подарок Армии Спасения. Первое, неблагоприятное, впечатление Кипятка о девушках подтвердилось и даже усилилось.

Вот не повезло! Куда же теперь податься? «Рыболовный крючок» обычно открывался в девять вечера и работал примерно до трех утра, если владельцы не закрывали его чуть раньше или позже. Конечно, это не Гринвич-Виллидж и не «Мелроуз». Все столы были залеплены снизу жевательной резинкой — напоминание о временах, когда «Крючок» был студенческим клубом. Зато теперь здесь можно купить дешевые бургеры и послушать местную группу — настоящую, а не поддельную. Сюда приходили ради товарищеской обстановки и музыки, а не поесть.

Он огляделся. Улица была совершенно пуста, но дурацкие светофоры продолжали свое перемигивание, несмотря на отсутствие транспорта. «Можно — нельзя», «можно — нельзя» — совсем как родители и учителя. Зазубренная жизнь. Больше всего Кипяток ненавидел красный свет.

— Ну, кто желает заняться делом? — Мэнгл приобнял одну из девчонок. — Не возражаешь?

Девчонка хихикнула. Кипяток решил, что если она хихикнет еще раз, он надает ей пинков и прогонит в шею.

— Ума не приложу, как это у тебя получается, — восхищенно протянул Мэнгл. — Я видел, уже в пять утра ты был на ногах, но до сих пор выглядишь так, словно недавно проснулся.

— Все дело в энергии, — рассеянно отозвался Кипяток и зашагал прочь.

— Можно нам с тобой? — спросила одна из девушек.

Он покачал головой и заскрежетал зубами. Убраться из этого города! Хоть в Нью-Йорк, хоть в Лос-Анджелес. Лос-Анджелес совсем близко. Его место там, а не здесь. Впервые за весь вечер ему пришла в голову мысль, от которой у него полегчало на душе. Там он сможет болтаться по клубам, не опасаясь наткнуться на группу, которую не раз слышал, там обязательно найдутся люди, которые наймут его, не борясь при этом с приступом тошноты, там ему станут платить заработанное, не шпыняя за внешний вид. Там никому не придет в голову измываться над ним из-за прически. Даже полицейским не будет до него дела. Там он сможет вести независимое существование.

Именно ради этого он заделался панком и выпал из общего течения. Даже музыка была здесь ни при чем, хотя и она, конечно, представляла собой один из элементов целостной картины. Просто, хорошенько проанализировав себя, однажды он понял, испытав от прозрения острую боль, что совершенно антисоциален. Конечно, можно оставаться антисоциальным, но носить джинсы и кроссовки, однако тогда ты будешь выглядеть бродягой, а не бунтарем. Кроме того, ему нравилось, как он выглядит и как приводит в бешенство каждого «правильного».

Всю прежнюю жизнь им пренебрегали, на него смотрели свысока, над ним подтрунивали. Теперь взглядам свысока пришел конец. Исключение составляли родители, но они никогда не обращали на него внимания, поэтому он не испытывал чувства потери. Он был теперь самим собой, сам собой распоряжался, лелеял свою индивидуальность. Именно это имело для него значение: выделиться из толпы, заявить о себе, заработать право занять место на углу улицы так, чтобы все его существо кричало: «Я не принадлежу к этому стаду!».

Размышляя, чем бы заняться, он не заметил, как приблизился к университету. Он уже был готов вернуться в «Нору» и завалиться на боковую, когда перед ним неожиданно вырос кегельбан «Апач». Над заведением горело огромное и уродливое неоновое панно, изображавшее индейца, который каждые несколько секунд бросал неоновый шар, а тот, прокатившись футов пять, сшибал три неоновых кактуса.

«А что, черт возьми!» — с недоброй ухмылкой подумал он. Любопытно, как на него прореагируют, когда он ввалится. Наверное, это будет не так опасно, как в университете. Вряд ли его ждет встреча с форвардами нападения из футбольной команды — скорее, с бывшими форвардами, успевшими за истекшие два десятилетия увеличить с помощью пива свой вес фунтов на тридцать. С его-то прытью можно отбивать вокруг них чечетку. Возможно, это заставит кое-кого из посетителей погнаться за ним; при особо удачном стечении обстоятельств будет вызвана полиция, которая усмирит его противников; он будет с ухмылкой наблюдать, как багровеют их физиономии…

«Почему вы погнались за этим парнем, мистер Джонсон?»

«Потому что… Да вы только на него взгляните, господин полицейский!»

Кипяток будет стоять рядом, ероша свой гребень и скаля зубы. Полицейский терпеливо ответит: «Я знаю. Но это не преступление, мистер Джонсон».

«Очень плохо, что не преступление!» — выкрикнет толстяк, пытаясь отдышаться. Приятели все это время будут злить его криками: ведь из-за него застопорилась игра, теперь они поздно попадут домой и получат выволочку от жен.

Изысканное удовольствие! Кипяток перешел улицу и миновал стоянку, запруженную пикапами и седанами десятилетнего возраста. Ни на стоянке, ни у дверей кегельбана никто не преградил ему путь.

Роль вышибалы чуть не взяла на себя музыка. И они имеют право называть невыносимой ЕГО музыку! Он взял себя в руки и вошел.

В зале шли две игры: один матч разыгрывали женщины, другой — мужчины. Дружная пробежка шаров по тридцати шести дорожкам, грохот падающих кеглей напоминали об атаке камикадзе на тихоокеанскую эскадру.

Кипяток помедлил. Когда они с приятелями разбивали ветровое стекло машины или колотили в парке бутылки, это именовалось «вандализмом». Тем временем здесь, в настоящем храме насилия, добропорядочные граждане день за днем с упоением швыряли пятнадцатифунтовые шары в ни в чем не повинные неподвижные мишени. То, что кегли оставались целы, нисколько не уменьшало наслаждение, испытываемое игроками при разрушении фигур, совершенно не способных ответить им той же монетой.

Изобретатель кеглей, умеющих визжать и истекать кровью, мгновенно сколотит состояние, подумал Кипяток.

С шумом еще можно было мириться, но музыка причиняла ему почти физическую боль. Из динамиков раздавался ослиный рев Мерла Хаггарда. С минуты на минуту его должен был сменить Джонни Кеш или Хэнк Уильямс-младший, а то и «Джаддз». Как-то раз Кипяток видел фотографию этого ансамбля. Солистка выглядела очень соблазнительно. Утыкавшись булавками, вымазав физиономию боевой раскраской и сделав надлежащую прическу, она была бы принята «на ура» даже в «Крючке».

Он переместился повыше, к буфетной стойке. Буфетчица была примерно одного с ним возраста и очень мила собой. На ходу он старательно звенел цепями и силился выглядеть как можно более вызывающе, однако посетители старались не поворачивать голову в его сторону. Зато, полагая, что он на них не глядит, принимались гримасничать И перешептываться. Кипяток получал от происходящего громадное наслаждение.

Больше всего его смешило то, что, по их мнению, нелепо выглядит ОН, а не они сами — домохозяйки в облегающих зеленых брючках, с прическами «пчелиный улей». На первых восемнадцати дорожках соревновались дамы. Наблюдать за ними со стороны было все равно что рассматривать место аварии громадной фуры, перевозившей многотонный груз картофеля. До него не долетали их реплики, но он кожей чувствовал, как они восклицают: «Нет, вы только на это посмотрите!».

Реакция мужчин была менее благодушной и сулила неприятности. Их тут было три десятка против него одного, представлявшего угрозу порядку, стабильности, правильному поведению и самому Американскому Образу Жизни. Подобие терпимости проявляла разве что дюжина индейцев из племени навахо, образовавшая две отдельные команды. Большинству хватило смелости заплести волосы в косички, как того требовала племенная традиция, и, соответственно, у них не было оснований критиковать чужие прически.

Появление Кипятка вызвало неприязненное ворчание, однако никто не кинулся его выпроваживать. Он уселся у буфетной стойки. Тут же из недр заведения явилась вторая буфетчица, затеявшая с напарницей спор, кому из двоих обслуживать диковинного посетителя. Наконец к нему нехотя приблизилась более молоденькая, чему он был только рад. В ее голосе звучало замешательство.

— Чем могу вам помочь, сэр?

Это он-то — «сэр»?

— Вишневая кока есть? — спросил он с обреченным вздохом.

— Вишневая кока? — Она расслабилась и даже выдавила улыбку. — Есть. Бокал?

— Мне бы пол-литра, но у вас наверняка нет такой посуды. Давайте бокал.

— Конечно. — Она уже повернулась к крану, но в следующую секунду заколебалась. Сперва надо было задать ему важный вопрос, только она сомневалась, как это у нее получится. Сделав над собой усилие, она спросила: — А деньги у вас есть?

— Деньги, деньги… — Кипяток наморщил лоб, изображая философа, погрузившегося в раздумья. — Сейчас посмотрим, как у нас с деньгами.

Он запустил руку в карман и стал выкладывать на прилавок содержимое: ключ, крохотный, но покрытый воинственной инкрустацией перочинный ножик, при виде которого официантка сделала большие глаза, несколько пенсов, пару двадцатипятицентовиков, мексиканскую монету достоинством в пятьдесят сентаво и клок свалявшейся серой ваты. Он подвинул монеты к краю прилавка.

— Этого мало, — неуверенно пискнула она.

— Мало? Погодите-ка… — Кипяток сделал вид, будто ощупывает задние карманы штанов. — Где-то тут у меня завалялась платиновая кредитная карточка. Может, поищем вместе?

Предложение заставило ее отшатнуться.

— Держите. — Он подал ей карточку. Она приняла ее боязливо, как заразную, и прочла:

— «Предъявитель сего не является осужденным правонарушителем или ливийским террористом, не болен СПИДом и иными экзотическими болезнями. Он не страдает немотой и не клянчит денег».

Девушка читала медленно, однако тупицей не была. Более того, она обладала чувством юмора, хотя прежде тщательно это скрывала. Отдавая ему карточку, она улыбнулась. К ее удивлению, он уже протягивал ей доллар.

— Угощаю.

— Очень жаль. — Она взяла бумажку. — Нам не разрешается пить и есть в присутствии посетителей.

— Разумно. А вдруг перепьете коки и разнесете заведение в клочья.

На сей раз ее улыбка получилась менее натянутой. Она даже пододвинулась к нему поближе.

— А вообще-то, как тебя зовут?

— Ты не удивишься, если узнаешь, что меня зовут «Вообще-то»?

Она нацедила ему коки, дважды слив пену, чтобы вышла полноценная порция, и, не спрашивая, положила в стакан соломинку. Он убрал соломинку, всласть глотнул холодной коки и сказал, хрустя льдинками:

— Меня зовут Кипяток.

— Забавное имя.

— Я вообще забавный. — Он налег на прилавок. — Хочешь увидеть, до какой степени?

Она не обратила внимания на вызов, а, подняв глаза, сообщила:

— Мне нравится твоя прическа.

— Спасибо. Почему бы и тебе не устроить себе такую же?

— Мне? — Она потрогала свои локоны. — Нет уж, уволь.

— Почему?

— Хотя бы потому, что мои родители упали бы замертво.

— Извини. Но я еще ни разу не видел документа, удостоверяющего смерть хотя бы одного родителя из-за прически отпрыска.

— Ну, я…

— Вали отсюда, падаль!

Обернувшись, Кипяток узрел рослого мускулистого парня чуть постарше его. Тщательно его оглядев, он проговорил:

— Давай разберемся со всеми значениями употребленного тобой глагола. — Он крутанулся #а табурете и глотнул колы. — Тут ведь не счесть вариантов. Если я, скажем, не отвалю, ты мне навалишь?

— Ага. Напрашиваешься?

Кипяток исхитрился подмигнуть девушке. Та уловила шутку и давилась, чтобы не засмеяться. Мускулистый, наморщив лоб, переводил взгляд с Кипятка на нее.

— Пошутить захотелось?

— Что этого сегодня все словно с ума посходили? — Кипяток старался не смотреть ни на него, ни на официантку. — Весь мир решил, что я настроен шутить. Я напрягаю извилины в попытках выявления присущих нашему общественно-культурному устройству противоречий, а все почему-то вбили себе в голову, что я ломаю комедию. Кое-кому недостает логики. Но о прямоходящем колбасном батоне этого не скажешь: вот кто олицетворение несокрушимой логики! — Он торжествующе оглянулся на девушку. — Неужели никому из вас никогда не казалось, что остальной мир — это электрический кофейник, работающий от переменного тока, а сами вы — постоянный ток?

Ему на плечо легла тяжелая рука.

— Повторяю: проваливай. Нам здесь такие, как ты, не нужны.

— Такие, как я? — Кипяток напрягся, опасливо поглядывая на широкую пятерню у себя на плече, но остался сидеть. — А какие, собственно?

— Всякие бродяги, подонки, панки!

— Наконец-то вы дали мне определение, сэр. Я готов отзываться на третье. Что касается первых двух, то, боюсь, вы попали пальцем в небо. Ну да ничего: вы явно не обладаете дипломом по социологии, поэтому мы делаем для вас скидку.

С девятнадцатой дорожки раздались нетерпеливые крики. Высокий крикнул в ответ:

— Минутку! — Грозно посмотрев на Кипятка, он изрек: — Проваливай немедленно, пока я не разозлился! Из-за тебя игра стоит.

— Да что вы! У меня и в мыслях не было лишать вас ежевечернего интеллектуального развлечения.

Оглянувшись, он заметил двоих партнеров непрошенного собеседника, поднимающихся по лестнице. Одержав одну победу, хотя бы семантического свойства, а также сумев произвести впечатление на симпатичную девушку, он готов был ретироваться. Допив коку, он сполз с табурета, выскользнул из-под тяжкой длани игрока в кегли и без нужды подтянул штаны.

— Повезло тебе, поганый мешок с мусором, — проворчал игрок.

— Согласен, — бросил Кипяток через плечо. — Насколько я понимаю, мне довелось познакомиться с истинным знатоком мусора. Не сомневаюсь, что вы с первого взгляда умеете отличать поганый мусор от непоганого и нередко предаетесь этому изысканному занятию.

— Вшивый панк! — прорычал противник, прибегнув к сильнейшему оскорблению из своего словесного арсенала.

Кипяток уже собирался сопроводить отступление парочкой отборных замечаний касательно анатомии обладателя тяжелой ладони, но решил, что расстояние до выхода еще слишком велико, чтобы рисковать. Среди его приятелей имелись лица с мазохистскими наклонностями, но лично он не числил телесные повреждения среди главных жизненных удовольствий.

Он уже преодолел половину пути, для чего отважно пересек почти все помещение, когда его внимание привлек некто из зрительских кресел. Некто был на год старше Кипятка, гораздо выше ростом, облачен в аккуратные брючки и рубашечку из хлопка. Его волосы светло-песочного оттенка были гладко зачесаны назад, только на лоб свисало несколько прядей. На спинке соседнего пустующего кресла висела его светло-голубая курточка. На колене он держал дощечку с зажимом, полным бумаги, и что-то ожесточенно строчил дешевой шариковой ручкой. Время от времени он поднимал глаза на игроков, а потом опять принимался за писанину.

Кипяток узнал его, хотя и не понял, как он оказался здесь в такое время. Мысль, что он ведет счет в одном из матчей по боулингу, Кипяток отмел с порога.

Оглянувшись через плечо, Кипяток удостоверился, что мастодонт, ошивавшийся перед этим у буфетной стойки, присоединился к своим партнерам. Другой игрок сложил руки у рта рупором и протрубил:

— Эй, парень, почему бы тебе не вернуться в лес к остальным зверушкам?

— Хотел бы, да не могу! — крикнул Кипяток в ответ. — Ты и твои дружки уже перестреляли всех до одного!

Мастодонт и его приятели ответили на эти слова не злобными выкриками, а смехом.

Что за скопище кретинов! Полагают, что массовое уничтожение всего живого — забавное явление. Любого из них легко было представить в военной форме, со смехом нажимающим кнопку пуска ядерных ракет.

Короткий, но громогласный обмен репликами отвлек пишущего от его занятия. Он поднял глаза, заметил Кипятка и тут же отвернулся, еще ниже склонившись над бумажками.

Кипяток приблизился к нему, качая головой.

— Ничего не выйдет: я тебя уже засек. Ты опознан.

— Засек так засек. — Парень с бумажками выпрямил спину. — А теперь ступай подобру-поздорову.

— Ты что? — Кипяток повысил голос, чтобы его могли услышать ближайшие игроки. — Где твое дружелюбие?

Двое играющих обернулись на его голос.

— Ладно, ладно, — уступил Кервин. — Присядь, если хочешь, только не ори.

— Не орать? Мне? — Кипяток плюхнулся на пластмассовое сиденье напротив и закинул ноги на спинку кресла следующего ряда, загородив от себя маленькую табличку, гласившую: «Просьба не класть ноги на спинки сидений».

— От кого ты тут прячешься — от мамочки или от папочки? — Не Дождавшись ответа, Кипяток спустил ноги на пол и попытался прочесть убористый текст на страничке. — Сейчас догадаюсь: ты изучаешь физику метания шаров.

— Не совсем.

— Знаешь, — небрежно бросил Кипяток, не обращая внимания на то, что голос заглушают аплодисменты удачливому игроку и огорченный вой команды противников, — если бы ты нацепил очки, то выглядел бы настолько стандартно, что при виде тебя любого нормального человека обязательно стошнило бы.

— Зато ты словно сошел с обложки глянцевого журнальчика.

— Вообще-то я должен был красоваться на развороте очередного номера «Плейгерл», но меня хватило только на одну страничку, поэтому мою фотографию использовали для рекламы водки: всякие серебряные «роллс-ройсы», дамочки в черных атласных платьях, парочка волкодавов, присевших у моих ног.

— Чем ты сегодня обкололся, Кипяток? — устало осведомился Кервин.

— Только что, — важно ответствовал Кипяток, — я выпил до дна целую порцию вишневой коки. Ибо «Рыболовный крючок» закрыт по соображениям санитарии.

— Их вообще пора отдать под суд.

— Узнаю старину Кервина! Знакомое благородство и готовность понять ближнего. По крайней мере, я не торчу здесь и не строчу всякую муру. Ты-то что можешь сказать в свое оправдание?

Кервин предпринимал героические, но безуспешные попытки заслонить написанное от взора Кипятка.

— Ничего. Просто убиваю время.

— Ну, конечно! Лучшего места не придумаешь! — Кипяток поднял обе руки. — Я верю каждому твоему слову. Я видел, что ты строчишь, как сумасшедший, но это вовсе не значит, что ты пишешь о чем-то конкретном. Или, может, мы занимаемся одним и тем же, только заходим с противоположных концов: я выставляю себя на обозрение, а ты обозреваешь?

Кервин молча отвернулся. Спровоцировать его на вспышку гнева было практически невозможно. Кипятка охватило нетерпение: настало время делать ноги. Здесь он уже совершил все, что мог. Если выбежать до того, как уйдут последние посетители, он еще успеет проколоть пару шин, чтобы потом наблюдать с безопасного расстояния за взбешенным автовладельцем.

У Кервина, по крайней мере, наблюдались кое-какие всплески мозговой деятельности. Он не просто пускал пену, а вел беседу.

— Тебе известно, что боулинг — самый популярный спорт в Соединенных Штатах? В некотором смысле он представляет собой отличную модель конкурентного общества. Наблюдая за игроками, можно многое понять.

— Это и мне заметно. Титаническая задача: вычислить соотношение между потреблением пива и посещением отхожего места! Факультетский компьютер занимался бы этим несколько секунд.

— Речь о другом, — обиженно сказал Кервин. — И вообще, я не сам выбрал это задание. Мне хотелось в муниципалитет, но пока на факультете до меня дошла очередь, все приличное разобрали, и мне оставалось одно из двух: либо кегельбан, либо автобусная поездка в резервацию вместе с остальными.

— Просто ты не используешь полностью свое воображение. Ты мог бы изучать однокурсников, изучающих индейцев. Впрочем, мне понятно, почему ты подался сюда. Будь я навахо или хопи, натягивающим нижнее белье на глазах у очередного благонамеренного белого мальчика, я бы сорвал со стены дедовский дробовик и нашпиговал ему задницу свинцом. Других это, конечно, не отпугнуло бы: они просто занесли бы в блокнотики соответствующее наблюдение.

Кервин укоризненно поводил шариковой ручкой перед носом у собеседника.

— Ты передал самую суть своей проблемы, сам того не заметив. Как раз в этом, а вовсе не в кричащем облачении, смысл твоего протеста: опора на словесное и физическое насилие, подменяющее подлинное самовыражение.

— А они, выходит, самовыражаются? — Кипяток указал на последних игроков. Почти все матчи уже завершились, но кое-кто был не в состоянии отойти от дорожек, не сбив напоследок еще пару-другую комбинаций кеглей. — Ты называешь это насилием, а я — жизнью. Различие между моими друзьями и этими картофелинами на ножках заключается в том, что мы терпимы. «Мне не нравится твой образ жизни, твоя прическа, я презираю все, что тебе дорого» — я же слышу все это с тех пор, как впервые научился понимать речь! Но все равно мне присуща терпимость. У меня не подскакивает давление, когда я вижу субъекта в ковбойских сапогах, джинсах и фланелевой рубашке с остатками еды недельной давности на груди. А твоим «нормальным» людям достаточно разок на меня взглянуть — и они уже тянутся за табуреткой.

— Ты пользуешься стереотипами, — с улыбкой возразил Кервин. — Как и они — в отношении тебя.

— Они и есть настоящие стереотипы. Даже не «стерео», а монотипы. В целой толпе не сыщешь ни одной индивидуальности… Впрочем, — Кипяток сбавил тон, — если мы выпьем по банке коки, я сумею вытерпеть твои объяснения.

Кервин извлек пару мятых купюр.

— Только на сей раз, будь добр, принеси сдачу.

— Может, я и анархист, но не вор.

— Тогда смотри, не окажись забывчивым анархистом. Мне нужны деньги на бензин.

— Успокойся, за мной не заржавеет. — Подходя к буфету, он опасливо оглянулся, но его мучитель давно убрался. На беду, Кипяток не нашел и прежних официанток. Буфетчик отвернулся от Кипятка, наливая коку.

Кипяток сгреб сдачу — без малого доллар. Задумавшись, стоит ли прикарманить мелочь целиком, он принял решение разделить монеты пополам: иначе что подумает о нем бедолага Кервин?

Кипяток еще немного потянул резину, но подтрунивание над студентом не доставляло ему большого удовольствия: Кервин парировал нападки вежливо и спокойно. Такого, как он, было совершенно невозможно вывести из равновесия. Блестящее самообладание! Прежние попытки Кипятка смутить Кервина тоже редко приводили к успеху. Даже если бы он по оплошности залил кокой его аккуратные записи, то получил бы в ответ затрещину, но не дождался от студента-социолога настоящей обиды. К тому же вся соль заключалась в том, чтобы поколебать его душевный покой, а не причинить физическое страдание.

На прощание Кипяток прошелся по родителям Кервина, но тот лишь слегка разрумянился, вместо того чтобы разразиться бранью. Время было еще детское, и Кипяток надеялся разыскать Миджа и Дреко, чтобы втроем прокатиться в машине Дреко по автостраде. Если и эта надежда не сбудется, ему оставались разве что «Нора» и здоровый сон. В последнем случае он счел бы удачей, если бы проспал до следующего вечера.

Он уже был готов уйти, когда вдруг приметил игрока на последней, тридцать шестой дорожке. Ничего особенного, даже ростом он был всего лишь с самого Кипятка. Коричневые джинсы, рубашка с длинными рукавами. Последнее показалось странным: в кегельбане было тепло даже поздним вечером; с другой стороны, на свете хватает мерзляков.

Игроку предстояло разбить «десять и семь», самую сложную из всех возможных комбинаций, — так, во всяком случае, рассудил Кипяток, не обладавший специальными познаниями в игре.

Собственно, он даже не наблюдал за игроком и засек его бросок лишь краем глаза. Остановиться его заставил не сам бросок, а способ, каким он был совершен.

Шар прокатился по правому краю дорожки и, опрокинув шеренгу из десяти кеглей, исчез из виду. В следующее мгновение Кипяток замер, словно с размаху налетел на стеклянную стену: шар появился снова, каким-то образом выкатившись раньше времени из автоуловителя, совершил прыжок, как мангуст, охотящийся за коброй, произвел поворот на девяносто градусов и свалил оставшиеся семь кеглей.

Ничего себе!..

II

Сперва Кипяток решил, что отказал автоуловитель, каким-то образом пославший шар обратно на дорожку. Но в этом случае шар не стал бы подпрыгивать и сворачивать в сторону. Такое могло бы случиться в мультфильме, но не в реальной жизни с шаром весом в пятнадцать фунтов.

Кипяток неподвижно ждал продолжения, сжимая в кулаке недопитый стакан с кокой. Мужчина опять произвел бросок, но чудо не повторилось. Все остальные его броски тоже не вызывали удивления. Он набирал хорошие, но не сногсшибательные очки.

Кипяток уже решил, что этим вечером галлюцинации посетили его раньше обычного, но тут мужчина опять произвел свой коронный бросок — не обыкновенный, когда шар врезается в комбинацию слева или справа от головной кегли, а исключительный: шар прокатился по правому краю дорожки, остановился футах в трех от кеглей, прыгнул в центр и принялся лютовать по спирали, сбив в итоге все кегли до одной, после чего лениво переместился в правый желоб и канул в автоуловитель.

Невероятное зрелище! Кипяток уже был готов к тому, что шар вернется к игроку прямо по дорожке. Впрочем, игрок, потягивая пивко, ждал шара как полагается — из автоуловителя.

Если одноразовое нарушение законов природы еще можно было списать на случайность, то повторное чудесное поведение шара требовало объяснения. Самому Кипятку это было до лампочки, он не мнил себя ученым. Пускай поломает голову Кервин.

Тот удивленно поднял на него глаза.

— Я думал, ты уже ушел.

— Я тоже так думал.

— Что же заставило тебя вернуться? Удовольствие от моего общества?

— Что же еще? Ты меня пленил. — Он указал в сторону дальней стены. — Видишь вон того типа?

Кервин послушно обернулся. Почти все дорожки успели опустеть, и он мог ясно разглядеть одинокого игрока.

— Вижу, а что?

— Сам он, может, ничего собой не представляет, а вот о его бросках этого не скажешь.

— Увы, меня интересует не игра, а люди.

— Этот тип вовсю нарушает законы Ньютона. Я серьезно. Я видел, как брошенный им шар останавливается на полпути и припускает перпендикулярно дорожке. На бумаге можно еще и не то насочинять, но попробуй отправить так тяжеленный шар!

— Забавно! — В устах Кервина это слово прозвучало сродни ругательству. Он опять уставился в свой блокнот. — Я через минуту ухожу, а ты можешь дожидаться, пока погасят свет.

— Пойми, я не шучу! Понаблюдай за ним. Я дважды наблюдал этот трюк. Может, это какой-нибудь изобретатель, испытывающий новый способ дистанционного управления, хотя я не заметил, чтобы он нажимал на кнопки или отдавал звуковые команды. Наверное, это профессионал-виртуоз. Или просто местный житель, научившийся пренебрегать незыблемыми правилами термодинамики.

Кервин нахмурился.

— Что ты смыслишь в термодинамике?

— А ты? Последи за ним. Ведь ты сюда для того и притащился, чтобы вести наблюдение.

— Хорошо. Но я соглашаюсь исключительно потому, что ты впервые просишь у меня не денег.

Они стали вместе наблюдать, как игрок производит бросок за броском, спокойно и с ленцой совершая традиционные манипуляции завзятых посетителей кегельбана. Волшебные броски больше не повторялись.

— Выходит, я посрамлен, — молвил Кипяток, не испытывая на самом деле угрызений совести. — Но я видел эти броски — видел, и все!

Кервин не отрывал взгляд от игрока.

— Не знаю уж, что ты там видел, но в одном ты прав: необычная личность!

Пришел черед Кипятка испытать замешательство, чего он терпеть не мог.

— Что ты болтаешь? С той минуты, как я тебе о нем сказал, он делает только заурядные броски. Я ведь тоже не спускаю с него глаз.

— Ты прав: броски самые заурядные. Но есть еще кое-что, что заурядным никак не назовешь.

Кипяток уставился на игрока, разваливающего простейшую комбинацию из двух кеглей.

— Что именно?

— А ты присмотрись. Обрати внимание на его руки в тот момент, когда он выпускает шар.

Кипяток последовал совету, силясь отыскать что-либо необычное в повадках объекта. Ему представлялся скрытый приборчик или что-то в этом роде. Игрок сделал три положенные шага и бросил шар, посбивавший половину кеглей. Потом, согласно ритуалу, глотнул пива, дожидаясь, пока автомат вернет шар.

Пристальное внимание Кипятка было вознаграждено.

— Есть! На правой руке у него шесть пальцев.

Кервин медленно покачал головой.

— Не шесть, а семь.

— Хорош гусь! Ишь, отрастил! А на левой?

— Это еще забавнее: другая рука нормальная. Семь пальцев на. правой руке, пять на левой. Любопытно, как у него дела с правой ногой?

— Представляешь, чего еще у него наворочено?

Кервин скорчил гримасу.

— Псих!

— Очень может быть, но тут уж ничего не поделаешь. Пройдет еще пятьдесят лет, прежде чем я смогу претендовать на бесплатное медицинское обслуживание, но к тому времени эта система все равно обанкротится… Никогда еще не видел семипалых людей! Но будь у него хоть тридцать пальцев на руке — это все равно не объясняет тех двух его ударов, которые я видел.

— Я уже готов принять твои слова на веру. Жаль, что сам я этого не наблюдал. — Кегельбан к этому времени почти окончательно опустел. На первых восемнадцати дорожках уже прибиралась ночная смена. Кервин посмотрел на часы. — Еще четверть часа — и нас отсюда попросят. Они скоро закрываются.

— Как же нам быть с этим чудаком?

— Не спрашивай об этом меня.

— Так давай спросим его самого!

— О чем, интересно? Он, наверное, очень чувствителен к своему уродству. Человек имеет право иметь столько пальцев, сколько ему нравится. Кому какое дело?

— И это говорит будущий ученый! Где твоя любознательность?

— Если ты такой любопытный, иди и спрашивай.

— Это ведь ты у нас будущее светило, а не я, — бросил Кипяток. — Ступай, я посторожу твой стакан.

— Я его уже допил. И вообще, на сегодня с меня довольно.

Кервин встал, но тут же снова уселся и уставился на свои записи.

— Взгляни! — предложил он Кипятку еле слышно.

— Совсем сдурел? — Вопрос был риторическим: Кипяток уже поставил на психическом здоровье собеседника жирный крест. — Сдалась мне твоя дурацкая писанина!

Кервин схватил Кипятка за отворот куртки и притянул к себе.

— Притворись, что смотришь, — прошептал он.

Кипяток озирался, как кот, знающий, где прячется мышь.

Только сейчас он понял, что заставило Кервина с нарочитым интересом углубиться в свои записи. Двое вошедших в кегельбан через задний ход вполне могли сойти за нападающих американского футбола, причем не из университетской команды, а скорее, из клуба «Далласские ковбои». Впрочем, внимание Кервина привлекли не столько их габариты, сколько выражение лиц, движение глаз, рисунок челюстей. Все вместе четко складывалось в непрошенное при данных обстоятельствах слово «полиция».

Двое здоровяков не обращали внимания ни на кого, включая негромко препирающихся молодых людей. Их путь лежал к тридцать шее-той дорожке. Игрок с невиданной «клешней» не заметил их приближения. Он мирно дожидался возвращения шара, задумчиво разглядывая семь кеглей, устоявших после последнего броска.

Один из полицейских положил руку ему на плечо и заставил обернуться. Глаза игрока расширились, да так, что Кипятку и Кервину стала ясна его реакция. Игрок и полицейский — шпиц и волкодав — внимательно смотрели друг на друга. Потом игрок осторожно нагнулся, чтобы подобрать шар. Второй полицейский отрезал ему путь к отступлению.

Игрок выглядел точь-в-точь как персонаж из телефильма, не знающий, где спрятаться. Но поскольку все происходило в реальной жизни, то ни в полу, ни в бетонной стене не появилась дыра, в которую он мог бы юркнуть. Полицейские взяли его за руки и стали подталкивать к лестнице, хотя у Кервина не было сомнений, что при необходимости они могли бы поднять его, как пушинку.

— Хреновина какая-то, — подал голос Кипяток. — Они даже не заговорили с ним, а просто сцапали.

— Может быть, они уже пытались арестовать его, — Кервин снова вперил взгляд в свои записи. — В любом случае это не наше дело.

— Типичный яппи. Сначала разглагольствуешь об истине и справедливости, а потом выясняется, что для тебя главное — зарыться поглубже.

— А тебе хочется чего-то другого? Сиди и не дергайся.

— Почему же? Я весь вечер только к тому и стремился, чтобы во что-нибудь влипнуть.

Кервин тревожно огляделся. В кегельбане оставалось не больше полудюжины энтузиастов, причем до ближайшего было дорожек десять-Никто из них не обратил внимания на безмолвную драму, разыгравшую юся у тридцать шестой дорожки.

Полицейские были такими гигантами, что вполне могли не заметить Кипятка, если бы тот не кинулся им прямо под ноги. Необычный игрок тоже уставился на него, не выпуская из рук поблескивающий шар, в котором Кипяток не усмотрел ничего особенного.

— Здорово, парни! Что за программа на сегодня? Кажется,поздновато, чтобы штрафовать за переход улицы в неположенном месте?

Полицейские переглянулись и дружно вперили взгляд в недомерка, оказавшегося у них на пути. Их молчание убедило Кипятка в правильности первого впечатления: он стал свидетелем грязной истории.

Вместо того, чтобы рявкнуть: «Прочь с дороги, панк!», они попытались его обойти.

— Какие-то вы неразговорчивые, парни. — Кипяток метнулся в сторону и снова встал у них на пути. — Лично я никуда не тороплюсь. Выкладывайте, что вы затеяли? — Он посмотрел на игрока. — В чем дело, приятель? Чего это они на тебя взъелись?

Игрок был либо слишком сосредоточен, либо слишком напуган, чтобы ответить. Полицейские повели его к дверям по проходу между двумя рядами кресел. Кипяток остался на месте, дабы создать впечатление, что он перестал лезть не в свое дело, но в последний момент оказался перед ними в третий раз. Он уже решил, что при необходимости сумеет до бесконечности описывать вокруг них круги.

— Как насчет ордера на арест этого парня? Решили, что можете захомутать первого встречного? Ничего, мы свои права знаем!

Детины вторично переглянулись. Один из них наконец заговорил.

— Уходи. — Голос был низкий, поднимающийся как бы из глубины, как пузырьки, выходящие на поверхность масла. При всей своей лапидарности ответ определенно потребовал от гиганта немалого напряжения.

— Уйти? Ладно, только куда мне уходить? Подскажите. — Он покосился на игрока, хранившего молчание. — Слушай, приятель, если у тебя возникли проблемы, то я знаю хорошего адвоката. Он уже дважды организовывал мне освобождение под залог. Хочешь, я ему позвоню?

— Я… Я… — забормотал семипалый. Его состояние именовалось не испугом, а смертельным ужасом. Простое задержание никак не могло вызвать подобную реакцию.

— Слушайте, парни, даже слепому видно, что вы нарушаете статьи Двадцать четвертую и двадцать пятую муниципального кодекса Нью-Мексико, пункты с шестого по десятый. Так что либо вы немедленно Показываете ордер, бляху или письмо от мамочки, либо лучше вам отпустить этого малого подобру-поздорову.

Поверх дорожки номер тридцать два Кервин наблюдал, разинув рот за панком. Когда Кипяток отстегнул от своего обмундирования длинную хромированную цепочку и стал небрежно ею помахивать, зажав в правом кулаке, у Кервина отвалилась челюсть. На цепи болталась связка ключей, помятый символ автоконцерна «Мерседес», две ручки от дверей общественных туалетов и древняя открывалка для пивных банок. Цепь была добрых два фута длиной.

Лениво вычерчивая цепью круги в воздухе, Кипяток вопрошал:

— Выходит, ни блях, ни ордеров не имеется? Тогда отпустите его.

Кервин отвернулся и предпринял попытку слиться с креслом.

— Уходи, — повторил более разговорчивый полицейский. — Иначе тебе несдобровать.

— Это что еще такое? — Кипяток расширил глаза в притворном испуге. — Работник службы общественной безопасности позволяет себе угрожать гражданину насилием? Да еще в людном месте, в присутствии свидетелей? Ужас-то какой! Неужто вы поднимите руку на меня, невинного карлика?

Второй полицейский протянул здоровенную лапищу, которой ничего не стоило сковырнуть Кипятку голову, как прыщ, и изрек:

— Уходи — живо!

Кипяток увернулся и воскликнул уже без всякого озорства:

— Да что тут у вас творится, черт возьми? Ведь вы не полицейские. Иначе похвастались бы своими бляхами. В чем дело, приятель? — обратился он к игроку. — По какому поводу сыр-бор?

— Я… — Любитель кеглей попытался было объясниться, но, так ничего и не сказав, повис на своих провожатых, словно в обмороке. Первый полицейский схватил его за ворот и приподнял так, что он оторвался носками ботинок от пола. Кипяток посуровел.

— Хватит, грубияны. Пошутили и будет. Оставьте его в покое.

Второй полицейский снова потянулся за Кипятком, на сей раз с намерением его поймать. Кипяток шарахнулся в сторону, вращая цепью. Цепь со свистом рассекла воздух и вошла в соприкосновение с левой щекой противника.

Кервин застонал.

Кипяток ожидал, что детина отшатнется или хотя бы поморщится, но ни того, ни другого не произошло. Из его лица был вырван кусок мяса, но поразительно было другое — не пролилось ни капли крови. На этом сюрпризы не кончились: взору предстала не окровавленная плоть, а зеленовато-черное металлическое поблескивание. Впрочем, металлом это тоже нельзя было назвать, поскольку заметно подрагивало.

— Вот это да! — Кипяток невольно отступил. — Чтоб я сдох!

Выражение лица полицейского — если только это был полицейский — не изменилось, однако он бросил задержанного и устремился за Кипятком. Тот кинулся вверх по лестнице. По пути он успел подхватить первый подвернувшийся под руку шар, тут же брошенный обеими руками в преследователя. Шар попал тому в лоб и упал на пол. На детину это не произвело ни малейшего впечатления и не замедлило его бег.

Выражение его лица осталось прежним. Кипяток уже сомневался, что оно вообще способно меняться. Детина настигал Кипятка, обстреливавшего его тяжелыми шарами. В первое мгновение парень испытал панику, теперь же получал от происходящего чуть ли не удовольствие.

Шары попадали детине по лицу, ударяли его в грудь, в колени — без всякого эффекта. К этому времени Кервин успел запихнуть записки в портфель и теперь тщательно обходил стороной Кипятка и его неутомимого преследователя. Дежурный ночной смены, уяснив наконец ситуацию, орал на состязающихся в беге, а оставшиеся в зале шестеро игроков тупо таращились на неравную схватку.

Другой полицейский, не отпуская задержанного, пристально наблюдал за попытками напарника поймать прыткого Кипятка. Задержанный, до того сжимавший шар обеими руками, ухитрился незаметно перехватить его, после чего, от души размахнувшись, нанес здоровяку удар по носу.

Это, в отличие от слабых потуг Кипятка, не осталось без последствий. Здоровяк отпустил задержанного и, держась за ушибленное место, попятился к ступенькам, споткнулся и упал. Игрок же метнулся к выходу.

— Ура! — радостно завопил Кипяток, дразнивший преследователя прыжками в разные стороны. Он с хохотом отпрыгнул вправо, перескочил через сиденья и оказался на этажерке для шаров в четыре фута высотой.

— Давай сюда! — поманил он Кервина. — Чего ждешь? Сматываемся!

Кервин, имевший те же намерения, но не помышлявший о сообщничестве с Кипятком, широко разинул рот.

— Я здесь ни при чем, — испуганно попятился он. — Я его знать не знаю. Просто стою и никого не трогаю. Понятия не имею, что у вас тут творится, и знать не хочу. Я… Ах, черт…

Полицейский набросился на Кервина, который от неожиданности не сумел увернуться. Железная лапища развернула его. Портфель вывалился у него из рук и раскрылся; записи, ручки и чистые листки рассыпались по полу. Кервин машинально нагнулся, чтобы подобрать свое сокровище.

— Бежим! — Кипяток спрыгнул с этажерки и потащил Кервина к выходу. Полицейский, получивший от задержанного игрока по носу, успел подняться. Нормальный человек на его месте заработал бы от та-кого удара сотрясение мозга, перелом черепа, хотя бы приличный синяк, однако на этих субъектов удары по голове не производили серьезного впечатления.

Полицейский опять устремился к парням, покачиваясь из стороны в сторону. Его напарник медленно поднимался по лестнице с другой стороны.

Кервин помышлял теперь исключительно о бегстве.

— Линяем! — Кипяток прикрывал отступление, воинственно вращая цепью, как гладиатор булавой.

— Во что ты меня втравил? — Неспортивный Кервин задыхался, несмотря на прохладный ночной воздух, принявший их в свое лоно за пределами кегельбана. — Что мне делать, если меня потащат в участок допрашивать? Мы даже не знаем, в чем провинился тот человек, которого они сцапали.

— Не уверен, что он в чем-либо виноват. А эти двое не имеют отношения к полицейскому участку. Это нелюди! Я врезал одному из них — и знаешь, что оказалось у него под кожей?

— Запасная кожа?

— Если бы! Какая-то блестящая зеленовато-черная гадость! Эта дрянь сокращалась, как живая, хотя она не живая, а совсем наоборот… В общем, эти двое из ларца — не настоящие люди. — Кипяток подскакивал, как на пружинах, стараясь оглядеть окрестности поверх автомобильных крыш. Рядом с кегельбаном находилась круглосуточная закусочная, общая стоянка была заполнена почти целиком.

— Вон он! — Кипяток указал куда-то пальцем и сорвался с места. У Кервина не было иного выхода, кроме как последовать за ним, поскольку он все еще пребывал в состоянии отупения.

Необычный игрок притаился за низкой спортивной машиной. При их приближении он выпрямился и собрался было пуститься наутек. Кервин заметил, что он по-прежнему не выпускает из рук шар. Видимо, эта штуковина была очень дорога ему.

— Эй, погодите! Мы те самые, кто вас спас! Мы просто хотим понять, что тут происходит.

Человек остановился, бережно прижимая к себе шар. Теперь он выглядел менее испуганным.

— Конечно, конечно, я вас узнал.

Кервин решил, что голос звучит странно. Речь его была вполне гладкой, вот только ударения он делал не на тех слогах.

— Мне следует вас поблагодарить, что я и делаю. Спасибо вам обоим. Ума не приложу, как они меня разыскали. — Он опять присел, взволнованно поглядывая поверх длинного капота автомобиля. — Я проявлял повышенную осмотрительность, но они все равно меня отыскали. Стоит только подумать: «Наконец-то я от них оторвался!», стоит заползти в дыру, о которой вряд ли кто-нибудь слыхивал, — а они тут как тут. Черт бы их побрал!

— Да уж, знаю я таких полицейских. — Кипяток наблюдал за двойными стеклянными дверями кегельбана. — Для вас сейчас главное — смыться.

— Напрасно вы благодарите меня, — вмешался Кервин. — Лично я не имею к этому ни малейшего отношения. Это какая-то ошибка. Я сидел себе и делал записи, готовясь к занятиям, и не собирался куда-либо совать нос. То, что я сейчас здесь стою, — недоразумение. — Он посмотрел на часы. — У меня завтра два экзамена. Как бы мне не было любопытно, что здесь творится, я просто не могу с вами задерживаться.

— Нам нужна машина, — решил Кипяток. — Поскорее убраться — вот наша задача. — Он покосился на Кервина.

Кервин покачал головой.

— Я приехал из общежития на автобусе.

— Да, это на тебя похоже. Как же ты собирался вернуться?

— Автобус ходит каждый час.

— Нет, столько нам не прождать. — Кипяток посмотрел на человека с шаром. — Вряд ли у вас есть машина.

Тот тоже покачал головой.

— В этой зоне у меня нет персонального средства передвижения. Зато есть…

Кервин присел на корточки.

— Они!

Встав в дверях, гиганты загородили почти весь свет, льющийся из кегельбана. При такой задней подсветке их чужеродность была еще заметнее.

— Взгляните на того, что слева. Я зацепил его цепью по лицу. Где, спрашивается, рана? — проговорил Кипяток. — Уже заросла? Не очень-то понятно.

— Может, пластырь? — предположил Кервин.

— Или точечная сварка. Пошли. — Нагнувшись, Кипяток двинулся в сторону закусочной. Человек с шаром, поколебавшись, последовал ним. Кервин поступил было так же, но внезапно его осенило.

— Минуточку! Мне-то чего бояться? Я же ничего не сделал. — Он выпрямился, не обращая внимания на игрока, тянувшего его за руку. Отвяжитесь! — Он оглянулся на кегельбан. — Сейчас позвоню из закусочной своему приятелю Джерри и попрошу, чтобы заехал за мной. Не знаю, что у вас двоих на уме и не собираюсь…

В воздухе запахло озоном и жженым сахаром. Рядом с его левой щекой сверкнула молния. В следующую секунду прежние запахи перекрыла вонь от паленых волос — его собственных.

Полицейские поспешили к беглецам. Оба были вооружены пистолетами — вернее, какими-то игрушечными пушечками с тоненькими хромированными дулами и рукоятками для двух рук. Пока Кервин стоял, разинув рот, раздался новый выстрел. На его счастье, целиться на бегу было затруднительно. Молния — или то, что изрыгало их оружие, — на пути к физиономии Кервина пронзила три ветровые стекла и обшивку пикапа. На сей раз стрелявший взял слишком вправо. Но в третий раз промаха не будет.

Внимание Кервина было приковано не к бегущей паре гигантов, а к расплавленному железу, струйкой стекающему по пикапу, и к оплывающим отверстиям в ветровых стеклах.

— Как это получается? Невероятно!

— Спроси об этом у них. — С этими словами Кипяток схватил Кервина за брючный ремень и заставил пригнуться. — Лучше спрячь башку, не то отстрелят. За мной!

Он двинулся вперед на четвереньках. Кервин и человек с шаром последовали за ним, используя столпившиеся на стоянке машины как прикрытие.

— Они все равно не отстанут, — сказал человек с шаром. — Будут нас преследовать, покуда не схватят.

— Эти-то увальни? — Кипяток высунулся. — Машина — вот наше спасение.

Пока он озирал стоянку в поисках подходящего средства передвижения, Кервин воспользовался передышкой, чтобы расспросить любителя кеглей.

— Что здесь все-таки происходит? Кто вы такой?

— Они хотят забрать меня и убить вас. Разве это не очевидно?

Не оглядываясь на беседующих, Кипяток процедил:

— Терпение, приятель. Он у нас тугодум. — Он прищелкнул языком.

Теперь у двух котов совещание. Непосильная задача: понять, куда ускользнули мышки. И откуда у них такое оружие?

— Штатное оружие полиции.

— Значит, они все-таки из полиции? — Кервин оказался в тупике. — Кипяток утверждает, что ударил одного и сорвал кожу, под которой оказалось что-то непонятное. Они, часом, не роботы?

— Увы, нет. С роботами я бы справился сам. Как бы хорошо ни была сконструирована и отлажена машина, при должной смекалке и умении — а я всем этим обладаю — не составляет труда закоротить их логические схемы. После этого они начинают выяснять отношения между собой. Нет, роботов я бы одолел. Но эти двое — не роботы, а оомемианы.

III

— Еще раз, пожалуйста.

— Оомемианы. Многие из них идут служить в полицию. Сами видите, какие они рослые, сильные, упорные и не слишком сообразительные.

Кипяток согласно кивнул.

— Совсем как полицейские Альбукерке.

— Между прочим, разрешите представиться: Артвит Рейл. Прошу прощения, что не представился раньше: обстоятельства не благоприятствовали.

— Это точно, — согласился Кипяток.

— Меня зовут Кервин. — А это… — Кервин заколебался: он знал настоящее имя своего спутника, а также то, как тот прореагирует, если оно прозвучит, поэтому не решился. — Это Кипяток.

— Значит, полицейские-оомемианы? — Кипяток по-прежнему изучал стоянку. — Что-то вроде никарагуанцев, да? — Он просиял. — Вы часом не торговец дурью?

Рейл растерялся.

— Кому придет в голову торговать глупостью, когда ее вокруг навалом — и бесплатно?

— Он имеет в виду наркотики, — пояснил Кервин. — Вы, видать, чужак, раз не понимаете таких вещей.

— Верно, я не здешний.

Кервин дивился упорству, с каким их новый знакомый цепляется за шар для боулинга. Видимо, в кризисные моменты знакомые предметы действительно служат бальзамом для психики. Так, во всяком случае, утверждали профессора.

— Я, конечно, не силен в антропологии, — заявил Кипяток, — но мне почему-то казалось, что центральноамериканцы, скорее, бурые, чем черно-зеленые.

— Оомемианы — они оомемианы и есть. — Чем дольше они находились в недосягаемости для преследователей, тем больше приходил в себя Рейл. — Вряд ли кто-нибудь назовет их симпатичными. Пигментация у них под стать характеру — такая же дрянная.

— Это я уже заметил. Вы уверены, что у вас не найдется наркоты?

— Абсолютно уверен. Я не прибегаю к искусственным стимуляторам и не одобряю тех, кто это делает.

— На нет и суда нет. — Кипяток даже не пытался скрыть разочарование. Внезапно он ухмыльнулся. — Эврика! Ваш товар — шары для боулинга! — Он покосился на Кервина. — Нелегальная поставка шаров для боулинга — это же рынок на сотни миллионов! Самое главное, их даже не надо упаковывать. Стой себе с мексиканской стороны и перекатывай через границу. Красота!

— Смешно. — Кервин даже не улыбнулся. — Учитывая твой разрушенный мозг, ты головастый малый.

— Прошу вас, джентльмены, — обеспокоенно вмешался Рейл, — оставьте вашу дискуссию до более спокойных времен.

Глядя поверх капота спортивной машины, Кипяток проговорил:

— Кажется, они сматываются. Уходят в противоположную сторону. Наверное, решили прочесать закусочную.

— Они не отвяжутся, — напомнил им Рейл. — Оомемианы никогда не опускают руки.

— Это мы уже слышали. Видите, вон там? — Кипяток указал на «додж» с незахлопнутой передней дверцей.

— Вдруг в зажигании торчит ключ? — Кервин напряг зрение. Кипя ток вылупил глаза.

— Что я слышу? Неужели это возможно? Наш вундеркинд собрался стырить машину, принадлежащую не ему, а другому гражданину?

— Позаимствовать, — поправил его Кервин. — Дело-то идет о жизни и смерти.

— Беру свои слова назад. Возможно, ты еще не безнадежен. А ключики нам ни к чему.

По пути к грузовичку Кервина так и подмывало потребовать у Рейла объяснений насчет его привязанности к шару для боулинга. Даже если это дорогая вещь, все равно таскать его повсюду с собой — дурацкое занятие.

Кипяток бесшумно открыл дверцу и проскользнул в кабину. Рейл и Кервин последовали за ним. Передние сиденья оказались необычайно просторными. Кипятку не пришлось демонстрировать свои антиобщественные замашки, ибо владелец «доджа» предусмотрительно оставил в замке ключи.

— Пожалуйста, пустите меня за руль, — неожиданно попросил Рейл.

Кипяток бросил на него недоуменный взгляд и пожал плечами. Тяжелый рок из динамиков мгновенно улучшил ему настроение. Громкая музыка заглушила шум запускаемого двигателя. Они медленно покатили прочь со стоянки.

Внезапно левый борт машины опалило сконцентрированной энергией.

— Скорее! — гаркнул Кервин, заглушив вой из динамиков. Рейл послушно вдавил в пол педаль акселератора. Машина сорвалась с места и понеслась на восток.

— Класс! — Кипяток подпрыгивал в такт безумной музыке и пихал Кервина локтем в бок. Потом он высунулся наружу и посмотрел назад. Заряд энергии, уступавший по силе предыдущему, обварил мостовую сзади.

— Не хотите ли свинца, оомемианы проклятые? — Он выставил указательный палец и, имитируя пистолет, принялся осыпать противника воображаемыми пулями. — Бах, бах! — Кервин был вынужден вцепиться ему в штаны, иначе он вывалился бы из окна, когда Рейл заложил особенно крутой вираж.

Рейл вел машину уверенно, но в его взгляде, обращенном на Кервина, читалось недоумение.

— Из какого оружия стреляет ваш друг?

— Что?! — Кервин, зажатый между загадочным Рейлом и психически неполноценным Кипятком, все больше чувствовал себя персонажем из «Алисы в стране чудес». — Он просто идиот!

— А-а-а… — Рейл был разочарован. Он наконец-то убрал себе под ноги проклятый шар, который теперь катался по полу, ударясь о дверцу и коробку передач. На его вождении это, впрочем, не сказывалось. Третий заряд энергии почти без звука просвистел над крышей машины.

— Интересно, они тоже на машине? — Кипяток наконец-то перестал высовываться в окно. Его гребень был взъерошен, парень пребывал в состоянии крайнего возбуждения.

— Обязательно. — Рейл куда-то свернул. Казалось, он знает, куда ехать. — Не могли же они оказаться так же плохо подготовленными, как я. Разрешите еще раз поблагодарить вас: вы спасли меня от участи, перед которой меркнет даже смерть.

— Бросьте, — небрежно отмахнулся Кипяток. — Для чего, спрашивается, нужны друзья? — Он включил музыку на полную катушку. «Додж» превратился в громыхающую колонку на колесах. — Так гораздо лучше, вам не кажется?

— О чем речь! Вот бы врубить «Иксов», «Мертвых Кеннеди», «Сиукси», «Беншиз», «Крампл», на худой конец!

Брови Кипятка взлетели на лоб.

— С ума сойти! Любитель классики! — Он протянул Рейлу руку ладонью вверх. — Держи пять, компадре.

Рейл недоуменно посмотрел на ладонь.

В этот поздний час дороги были почти пусты. У полицейских как раз происходил пересменок: вечерняя бригада уступала место ночной. Оставалось уповать, что блюстители законности все еще мирно травят друг дружке небылицы в закусочных центра города: Рейл превышал максимально допустимую скорость по крайней мере вдвое. Уже заступившие полицейские первым делом принимались за несовершеннолетних пьяниц в районе студенческого городка. Наличие на дороге двух сорвавшихся с цепи транспортных средств пока что не привлекало к себе внимания дорожной службы.

— Сейчас нас поджарят! — Кипяток нырнул в салон, увернувшись от очередного заряда. Кервин недоверчиво уставился на верхушку антенны: она оплывала у него на глазах, как свечка. Повреждение антенны сказалось на качестве радиоприема.

Кипяток азартно подпрыгивал на сиденьи, нажимая одновременно на все кнопки радиоприемника.

— Черт, были как раз «Иглобрюхие»! Сто лет не слышал этой песенки! — Он снова высунулся и заорал в темноту: — Только приблизьтесь, обормоты! Живо нанижу вас на телефонный столб! Чтоб вам провалиться, наказание Вселенной!

Рейл пригнулся к баранке и пробормотал нечто вроде: «Как он догадался?». Кервин уже собрался потребовать уточнений, но Рейл заложил такой крутой вираж, что машина чудом не перевернулась. Оба правых колеса зависли в воздухе, а потом рухнули на асфальт.

— Полегче! Или вы решили сами нас прикончить, чтобы облегчить задачу своим оомемианам?

Рейл ненадолго отвлекся от руля.

— Уверяю вас, я полностью контролирую соотношение между силой притяжения, массой и скоростью. Езда не представляет для нас ни малейшей опасности.

— Раз вы так уверены в себе, то у меня готово для вас штук двадцать вопросов. Почему они вас преследуют и палят по нам?

На сей раз объяснение было прервано не преследователями, а каким-то копошением сзади. Кервин и Кипяток оглянулись и вытаращили глаза; Рейл опять вперил взгляд в дорогу.

Мужчина сзади — косая сажень в плечах — к сожалению, уступал габаритами несравненным оомемианам. В данный момент он вел сражение с одеялами, в которых запутался. Его спутница была исключительно хороша собой. Кервин встал перед необходимостью подыскать для нее подходящий эпитет и запутался в вариантах еще сильнее, чем мужчина в одеялах: потрясающая, ослепительная, волшебная…

— Приветик! — развязно крикнул Кипяток, оглядываясь на парочку.

— Что тут происходит? Кто вы такие? — Вид у мужчины был неуверенный, словно он пробудился от глубокого сна. Возможно, его замешательство имело и другие объяснения: на нем и на его спутнице было только белье.

— Я тебе говорила! — раздался ее недовольный голосок. — Я сказала: машина завелась.

— Верно, только мы ей немного помогли, — вмешался в их беседу Кипяток.

Крупный мужчина бросил на него презрительный взгляд.

— Заткнись, щенок.

Он принялся шарить в темноте.

— Где, черт возьми, мои шмотки? Ты не видела, Миранда?

— Зато я видел тебя без шмоток, — опять встрял Кипяток, — и, должен сказать: впечатление так себе.

Взгляд из-под одеяла был острее швейной иглы.

— Погоди, дай только одеться. Я из тебя всю душу вытрясу, подонок! Думаешь, это тебе сойдет с рук — угнать мою машину? Да от тебя мокрое место останется!

— Это не угон, — попытался утихомирить его Кервин. — Мы просто позаимствовали ваш «додж». Оглянитесь: за нами погоня.

— Погоня? Что ты несешь?

В этот момент машину обдало очередным сгустком энергии, и ее владелец уставился безумным взглядом на потолок.

— Что это было?

Владелец «доджа» подполз на четвереньках к заднему стеклу. Кервин понял, что он тоже молод, ненамного старше его самого. Рейл лихо свернул на боковую улицу.

— Господи! — крикнул парень девушке. — Да по нам стреляют!

Кипяток сделал вид, будто сверяется с часами.

— Двадцать две секунды на путешествие информации от среднего уха до коры головного мозга. Еще десять секунд на первичное осмысление. Неплохо для орангутанга.

— Я его прикончу! — взревел хозяин машины.

Приятель Миранды кинулся на обидчика. Однако в потемках он обо что-то споткнулся и сильно ударился головой о миниатюрную раковину, вделанную в столик слева. Девушка удрученно покачала головой.

— И когда я только избавлюсь от разных клоунов? До чего же мне не везет!

— Не беспокойся, дорогуша, — успокоил ее Кипяток. — Теперь у тебя появился избавитель — я.

Рейл тем временем бормотал себе под нос, пялясь в темноту:

— Кажется, сюда; нет, туда…

Лихо вертя рулем, он гнал вездеход по крутой грунтовой дороге, взбирающейся на отроги гор Сангре де Кристо. Фары, упорно светившие им в хвост, пропали.

— Неужели вы от них оторвались? — недоверчиво воскликнул Кервин.

— Если и оторвался, то временно. Но вы не беспокойтесь, теперь мы следуем правильным курсом.

Кервин пытался хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Фары высвечивали только грунтовку и деревья на обочинах.

— В каком смысле «правильным»?

— Чтобы оторваться от копов, дубина, — пояснил Кипяток. — Не приставай к нему: он знает, что делает. Ведь так, Рейл?

— Совершенно верно.

«Сейчас я проснусь, — сказал себе Кервин. — С минуты на минуту окажется, что все это — дурной сон, а я вовсе не персонаж из фильма Спилберга или Лукаса. Сейчас я проснусь и…»

— В меня еще никогда в жизни не стреляли, — сказал он Рейлу. — Все это не доставляет мне ни малейшего удовольствия.

— Хорошо вас понимаю и прошу извинения за то, что неумышленно вовлек вас в свои проблемы. Что мне сделать, чтобы вы лучше поняли?..

— Начните хотя бы с объяснения, каким образом у вас на одной руке оказалось семь пальцев.

Рейл посмотрел на свою нестандартную руку.

— Никаких семи пальцев у меня нет. — Он показал ему правую руку, и Кервин, не веря своим глазам, насчитал на ней пять абсолютно нормальных человеческих пальцев. От лишней пары не осталось и следа.

— Вот так фокус! — тихо проговорил Кипяток.

— Ах, вы меня окончательно смутили! Теперь я просто обязан предоставить вам исчерпывающее объяснение. Раз уж все так вышло и я допустил столько нарушений, то вряд ли ситуация станет хуже, если _я нарушу еще одно предписание.

— Да уж, фанатик кеглей, пора тебе колоться, — поощрил его Кипяток.

Рейл положил ладонь на свои наручные часы и провел по ним пальцами. С часами ничего не произошло, зато о самом Рейле этого никак нельзя было сказать: его кожный покров стал растекаться, как медная пластинка, обработанная кислотой перед нанесением гравировки. От кожи постепенно ничего не осталось, однако это не отразилось на одежде.

Избавившись от чуждой личины, Артвит Рейл взглянул на спутников тремя глазками, сидящими в зеленом овальном черепе. Алые зрачки были такими крохотными, что походили на крошки в белой воде. Его суженный, по сравнению с человеческим, череп был насажен на длинную тонкую шею и покрыт оливково-зеленой порослью, в которой были выбриты причудливые круговые узоры, напоминающие татуировку новозеландских маори.

Руль держали теперь два длинных щупальца, дававшие посередине по два ответвления каждое, которые, в свою очередь, тоже ветвились. Прямо на глазах у обомлевшего Кервина самые мелкие из щупалец отсохли и отвалились, однако быстро возродились снова; это происходило с равными интервалами. Неизменным остался только голос Рейла.

— Как вы сами видите, причина недоразумения — в том, что я могу иметь столько пальцев, сколько захочу. Вытягивать и убирать их — естественная реакция нервной системы пруфиллианцев, подобно тому, как ваши земные кошачьи в зависимости от настроения обнажают и прячут когти. Когда мне делается не по себе, становится трудно себя контролировать, то появляются дополнительные пальцы, что вы и заметили в вашем оздоровительном центре. Вы проявили исключительную наблюдательность.

— Привычка ученого, — прокомментировал Кипяток.

— Скажите, пожалуйста! — отреагировала Миранда, просовывая руку в рукав кофточки. — Инопланетянин!

Кервин старался тщательно выбирать слова.

— Вы не находите странным, что спасаетесь бегством от парочки настроенных на смертоубийство неземных полицейских в позаимствованном у вас же автомобиле?

— К твоему сведению, Кит, я много чего повидала.

— Кервин, — рассеянно поправил ее он. Судя по всему, Миранда не обладала цепкой памятью на имена.

— Неважно. Если ты воображаешь, что этот тип кажется мне странным, то тебе следовало бы взглянуть на обормотов, с которыми мне иногда приходится иметь дело. Такое впечатление, что половина ребят в колледже — законченные уроды. — Она оглянулась на копошение сзади. — Разумеется, присутствующие не в счет, Брук.

— Сколько раз повторять: я — Барсук! Где, черт возьми, мой ремень?

Машина угодила колесом в очередную рытвину. Лесная дорожка мало напоминала автостраду, поэтому злополучный хозяин «доджа» в сотый раз врезался головой в стену.

Кервин по-прежнему завороженно разглядывал Миранду.

— Просто потрясающе! Ни шока, ни удивления, ни даже испуга.

— А чего пугаться? Я же бываю в кино. Велика важность — инопланетянин! Никто из нас не совершенен. — Она повнимательнее вгляделась в водителя. — Возможно, конечно, встречаются инопланетяне посимпатичнее этого…

— Откуда вы знаете? — обиженно осведомился Рейл.

— И то верно! Я не хотела вас задеть. Просто у меня выдалась тяжелая ночка.

Кипяток тоже проявил интерес к истинному облику Рейла.

— Вообще-то, приятель, причесочка у тебя что надо! Кто тебя подстригает?

— Благодарю за комплимент. Я делаю это сам, когда мне не приходится пользоваться камуфляжем.

— Эта вот штучка превращает тебя в человека? — спросил Кипяток, указывая на прибор в форме часов.

— Очень дорогое устройство, но в моей ситуации чрезвычайно эффективное. Особенно когда приходится удирать от властей. — Он ласково погладил приборчик. — Сами увидите: скоро я опять стану похож на человека.

Вспышка света — и в водительском кресле оказался ярко-синий дикобраз.

— Тьфу ты! Кажется, заело модулятор.

— Наши компьютеры тоже вечно барахлят, — сочувственно проговорил Кервин.

— Балдеж! — Кипяток заложил руки за голову и откинулся в кресле. — Валяй дальше. Когда закончишь, я пристрою тебя в шоу Дика Кларка: он обожает такие шутки.

— О чем это он? — Рейл выглядел растерянным. — Я думал, что сносно понимаю ваш язык. Как-никак прошел ускоренный курс.

— Не обращайте внимания. Во-первых, наш язык постоянно претерпевает изменения, во-вторых, у этого парня не все в порядке с мозгами. Обычно он вообще не знает, что несет.

Кипяток ткнул его в бок.

— За эти слова ты останешься после закрытия зоопарка без арахиса.

— С меня довольно! — Свет, проникающий в машину сквозь заднее окно, внезапно загородил кое-как приведший себя в порядок хозяин машины. — Выметайтесь все до одного! Все, кроме Миранды, вон из моей машины. И поживее, не то придется подгонять вас пинками!

Готовый перейти от слов к делу, он занес кулак. Высокая спинка водительского сиденья до сих пор скрывала от него Рейла. Внезапно водитель оглянулся. К этому моменту ему удалось добиться от модулятора толку ровно настолько, чтобы стать самим собой: трехглазым и зеленым.

У Барсука полезли на лоб глаза, он стал издавать странные, булькающие звуки. Миранда покачала головой и вздохнула.

— Уймись, Брайн. Ничего страшного, простой инопланетянин.

Барсук отшатнулся и пролепетал:

— Настоящий? Прямо оттуда? — Он указал трясущимся пальцем на небеса.

— Все в порядке, мистер Барсук, — обратился к нему Рейл, — я не причиню вам вреда. — Удерживая руль левым щупальцем, он потянулся правым к владельцу транспортного средства с намерением успокоить его дружеским похлопыванием по плечу. Ввиду отсутствия суставов ему не пришлось отворачиваться при этом от дороги.

Приятелю Миранды показалось, что на его грудную клетку нацелилась дюжина извивающихся зеленых змей. Он отпрыгнул и вывалился в задние двери, невольно распахнув их. На его счастье, многочисленные неровности дороги мешали водителю развить скорость более двадцати миль в час. Слыша удаляющийся крик, Миранда еще разок вздохнула и захлопнула дверцы.

— Парни, отвезли бы вы меня назад, на Восемьдесят третью, к «Буревестнику»! Мои родители поднимут крик, если я не вернусь вовремя. Они думают, что я вроде как поехала кататься на роликах. Представляете: ролики! Этот дурень Бьерн вывалился наружу и теперь, чего доброго, сваляет дурака и позвонит им. Так что развернитесь, и поехали обратно.

Кипяток, поглядывавший в боковое зеркало, сказал:

— Прибавь-ка газу, Рейл. Кажется, сзади опять появились фары.

— Может, это кто-то другой, — с надеждой предположил Кервин.

— По этой дороге вряд ли катается еще кто-нибудь, кроме кроликов и скунсов.

— Я же говорил: оомемианам настойчивости не занимать. — Рейл помчался так быстро, насколько позволяла дорога. Трансмиссия все громче жаловалась на нештатную эксплуатацию.

— После последнего поворота они потеряли нас из виду. Как они сумели найти нас снова?

— Боюсь, они настроились на мой сумаш.

Далеко позади Барсук, встав из пыли, застегивал рубашку. Увидев приближающуюся машину, он отчаянно замахал руками.

— Остановитесь!

Машина притормозила, и он радостно подбежал к ней. Неизвестно, когда по этой заброшенной лесной дороге проедет еще кто-нибудь. О том, чтобы тащиться назад в город пешком, не хотелось даже думать.

— Те парни, что уехали вперед, — зачастил он, приблизившись к водительской дверце с опущенным стеклом, — украли у меня машину. За руль они посадили такого урода, что… — Он замер на полуслове: на него таращилось создание, напоминающее жабу на последней стадии рака с метастазами.

Оказавшись вдали от людей, оомемианы не считали более необходимым расходовать драгоценную энергию на камуфляж, вследствие чего в этот крайне неудачный для себя день приятель Миранды стал первым человеком на планете Земля, увидевшим оомемиана в его подлинном обличье. Свойства оомемианов не исчерпывались настырностью: в дополнение к этому они были еще и чрезвычайно безобразны.

Пока Барсук пятился назад, издавая причудливые звуки, двое инопланетян посовещались и рванули с места, обдав беднягу грязью. Барсук споткнулся, упал, поднялся и снова упал; далее он рысью устремился в ближайший лесок. В этот момент он порадовался бы встрече с любым нормальным земным существом, даже с медведем.

IV

Начавшего исповедоваться Рейла было трудно остановить. Зеленая поросль, покрывавшая его голову, морщилась при этом, как поле неспелой ржи на ветру. Кервин подозревал, что каждая морщина таит в себе бездну чувств, хотя внешне это напоминало самую невинную растительность.

— Отчасти проблема состоит в том, что мы, пруфиллианцы, очень обходительная раса. При этом нам не нравится, когда кто-то начинает корчить из себя властелина Вселенной. К тому же оомемианы лишены чувства юмора. А отсутствие юмора — как раз то, чего пруфиллианцы на дух не переносят. — Он улыбнулся, обнажив узкие короткие зубы.

— Теперь вам известна одна из причин, по которой я от души наслаждался своим пребыванием на вашей планете. У вас блестящее чувство юмора — за исключением случаев, когда вы даете волю своим преступным наклонностям. — Он глянул в зеркальце заднего вида. — Они считают себя большими умниками. Погодите, мы с вами еще встретимся!

— Почему они за вами гонятся? — спросил Кервин водителя, свернувшего на полузаросшую просеку. Судя по ударам, которые принимало теперь на себя днище машины, бывший приятель Миранды мог больше не рассчитывать получить свою собственность назад в приличном состоянии.

— Тут много разных мелких поводов…

Кервин не мог угадать, чем вызвана неопределенность ответа: нежеланием Рейла удовлетворить его любопытство или сосредоточенностью на вождении; не исключалось также, что ответ Рейла был чистой правдой.

— Такого, как я, вы бы назвали агентом-одиночкой.

— Кем-кем?

— Агентом, разведчиком, шпиком — как хотите. Кстати, вот еще одна ваша земная особенность, которую я нахожу очень привлекательной, — лингвистическое разнообразие. Конечно, из него проистекает множество неудобств… Кто бы мог подумать, чтобы одна раса создала столько слов, в которых так мало смысла? Строила сложные предложения, противоречащие сами себе и при этом сохраняющие какое-то значение? Когда вы присоединитесь к галактическому сообществу, из ваших рядов выйдут отменные дипломаты.

— Галактическое сообщество? — Кервину стало трудно дышать. — Вы хотите сказать, что вы и оомемианы — это еще не все?

— Конечно, нет! Разумная жизнь — такое же распространенное явление, как пыль под ногами. Существуют сотни, даже тысячи разумных рас. Точного числа я не знаю, это задача целого департамента. Бывает, ребята из отдела развития и интеграции пропустят или проглядят народец-другой. Тогда те берутся уничтожать сами себя. Прискорбная потеря! А все бюрократия!

Рейл опять покачал головой.

— Казалось бы, современные компьютеры все учитывают, но на самом деле они иногда только усложняют жизнь. Хотя, конечно, если вы поставили целью держать в поле зрения всю галактику, без них не обойтись. Только вы оснастили машину искусственным интеллектом — глядишь, она уже норовит залезть с вами в ванну. Будь моя воля… Но моего совета никто не спрашивает. Никто не желает выслушать скромного агента.

— Это еще не объяснение, почему за вами гонятся оомемианы.

Рейл слабо улыбнулся.

— Все это — сплошное недоразумение.

— Как же называют это недоразумение они? — поднажал Кервин.

Зеленая поросль на голове качнулась на юг.

— Тоже не очень громко: похищением.

— Похищение? — Кервин отшатнулся. — Не знаю, какова шкала тяжести преступлений там, откуда вы явились, но у нас на Земле похищение человека — это не «недоразумение».

— Успокойтесь, друг мой: так это именуют одни оомемианы, на самом же деле это голословное обвинение. Поэтому они и отправили за мной следом этих громил: ведь они знают, что у них нет шансов доказать свою правоту в любом суде. Они предпочли бы избежать огласки, которая неизбежна при открытом процессе. В любом суде, кроме оомемианского, обвинение немедленно развалилось бы.

Кервин обдумывал услышанное, поглядывая в зеркало заднего обзора. Изредка он замечал свечение, которое могло быть светом фар преследующей их машины. Рейл не шутил, когда признавал за оомемианами маниакальную настырность.

— Раз за вами нет вины, мы поможем вам, чем сумеем. Мне не нравится, когда накидываются на простого путника, откуда бы он ни явился.

— Значит, вы вроде бы никого не похищали? — спросила Миранда, которая привела в порядок волосы и теперь надевала туфли.

— Даже не думал! — Рейл широко улыбнулся. — Наоборот, я кое-что — заметьте, даже не кое-кого — выпустил на свободу.

Кервин помрачнел.

— Погодите-ка! Получается, вы все-таки кого-то похитили?

— Я сказал: «освободил». Какое же множество значений в вашем языке!

— Кого же — вернее, что — вы освободили?

— Измира Астараха.

— Нет, я просто обязан сколотить группу! Не пропадать же таким названиям! Уж не прячется ли этот Измир поблизости в кустах?

— Я говорю «он», а не «оно», для простоты. Нет, он здесь, с нами. Сопровождал нас все это время.

Кервин осмотрел салон.

— Получается, что вы похитили невидимку.

— Ничего подобного. Покажись-ка, Измир.

Сказав так, он поддел правой ногой лежавший поблизости шар для боулинга. Шар прокатился по полу и ударился о стенку моторного отсека. Впервые за весь вечер на физиономиях Кипятка и Кервина появилось одинаковое отупелое выражение. Первым, как ни странно, пришел в себя Кервин.

— Давайте-ка разберемся. Эти оомемианы выследили вас, настигли через неведомо сколько световых лет и теперь пытаются всех нас уничтожить только из-за того, что вы похитили какой-то шар для игры в кегли?

— А вот это, конечно, абсурд. — Рейл не выглядел особенно огорченным. Кервин подумал, что он, вероятно, просто привык к допросам. Еще раз толкнув ногой шар, Рейл произнес: — Довольно, Измир. Игре конец.

— Блитеракт, — отчетливо проговорил шар.

Кервин вылупил глаза на шар. Он был совершенно убежден, что последняя реплика принадлежала именно шару, а не Рейлу, если только последний не являлся межзвездным чревовещателем. Опасливо наклонившись, он дотронулся до поблескивающей сферической поверхности.

Шар выкрикнул какое-то непонятное сердитое слово. Кервин испуганно отдернул руку. Поверхность шара покрылась рябью, из которой выскользнуло тощее черное щупальце, обхватившее Кервина за правое запястье бережно и одновременно сильно, как хобот слоненка.

— Оставь его в покое. — К этому Рейл прибавил что-то на совершенно неслыханном языке, больше всего напоминавшем эфирные помехи.

Щупальце послушно разомкнулось. Кервин сжал запястье другой рукой. Несмотря на кратковременность контакта, он ощущал пощипывание. Тем временем шар на глазах у троих людей беззвучно поднялся в воздух и опустился на пластмассовый поддон для стаканов, закрывавший моторное отделение. В следующую секунду шар стало распирать изнутри. Он беспрерывно менял очертания и при этом подпрыгивал к потолку. Внутри были заметны крохотные взрывы, сопровождаемые значительным выбросом энергии.

Поверхность шара приобрела не только странную текучесть, но и хамелеоновскую способность менять окраску, которая постоянно колебалась между угольно-черной и темно-синей. Взрывы внутри тоже были разноцветные: белоснежные, красные, голубые, оранжевые; вскоре они участились, превратившись в волны, распространяющиеся по вертикали, как будто внутри шара выросла многослойная палочка-леденец. На самом шаре вдруг прорезался здоровенный синий глаз, за ним — две короткие четырехпалые ручонки, которыми шар оттолкнулся от поддона и поплыл в воздухе. Его нижняя полусфера при этом морщилась, как юбочка, колеблемая ветерком. Глаз неотрывно смотрел на Миранду.

Той потребовалось несколько минут, чтобы ощутить необходимость в словесном отпоре.

— Остынь-ка! Сначала Боуэн, потом этот шутник, — она указала на Кипятка, — теперь еще ты. Между прочим, я даже не знаю, что ты за птица.

— Ффриззен хобьюл менавик.

У Кервина возникло сразу две гипотезы: то ли он услышал смесь из разных языков, то ли один непонятный.

— Гляди-ка, он тоже считает тебя красоткой, — сказал ей Кипяток. — Это должно тебе льстить.

Она безразлично махнула рукой.

Кипяток тем временем обратился к Измиру со словами:

— Недурно. А побагроветь можешь?

Синий глаз воззрился на него, сместившись по желеобразной сферической поверхности. В следующую секунду Астарах сделался ярмарочно-красным, как автомобиль экспериментальной модели на автосалоне.

— Слушай, а в группе ты когда-нибудь играл?

Кервин жалостливо покосился на дурачка.

— Это же инопланетная жизненная форма, Кипяток! Он понятия не имеет, о чем ты толкуешь.

Очевидно, весь космос опутывали нити заговора, цель коего заключалась в том, чтобы доказать Кервину его непроходимый идиотизм. Измир Астарах мигом превратил себя сразу в несколько неопознаваемых предметов. Впрочем, в их назначении не приходилось сомневаться, ибо они наполнили салон не совсем мелодичной, но и не тошнотворной музыкой. Даже Кипяток лишился дара речи, наблюдая и слушая неземные музыкальные инструменты. Впрочем, он быстро вышел из этого не свойственного ему состояния.

— Рейл, старина, как только мы удерем от оомемианов, ты просто обязан помочь мне показать этого виртуоза по Эм-Ти-Ви. Мы огребем кучу денег.

— Боюсь, на это у нас не хватит времени, — ответил Рейл, целеустремленно прочесывая заросли.

Кервин тревожно поглядывал на Измира, который, перестав изображать оркестр, превратился в пломбир с орехами, облитый сиропами различных оттенков. Казалось, в душном салоне он вот-вот растает. На самом деле корпус Астараха был тверже стали, о чем Кервин не подозревал, так как больше не собирался до него дотрагиваться.

— А для чего он нужен оомемианам? Конечно, он довольно симпатичный, но это еще не делает из него сокровище. Или делает?

— По-моему, тут все очевидно, — ответил Кипяток. — Ведь это артист! Возможно, величайший из артистов. Или величайшее произведение искусства. Последнее даже более вероятно. Беспрерывно меняющееся произведение!

Рейл притормозил, высмотрев что-то в темноте.

— Не знаю точно, что собой представляет Измир, но причина, по которой они его так ценят, для меня так же загадочна, как и для вас.

— То есть вы его сперли, даже не зная, что это такое? — удивился Кервин.

— Мне хватило понимания того, что я беру ценную вещь. Удивительнее другое: насколько мне удалось выведать, сами оомемианы тоже понятия не имеют, с чем имеют дело. Они окружили его неусыпной стражей и тщательно изучали, вот я и решил: раз он так ценен для них, то пригодится и на Пруфиллии. Кроме того, меня соблазняла сама мысль умыкнуть его у оомемианов. — Тем же доверительным тоном он добавил: — А все война!

У Кервина дыбом встали волосы.

— Война? Какая еще война? — Внезапно пересеченная местность и тонущий в ночной мгле лес, которые при более заурядных обстоятельствах показались бы ему тоскливыми и опасными, стали выглядеть уютными и манящими.

— Война — она и есть война. Вот и приехали! А то я уже начал беспокоиться.

— Прошу прощения за свою непонятливость, — сказал Кервин, стараясь сохранять спокойствие, — но тут нет никакой дороги.

Это обстоятельство ничуть не обескуражило Рейла. Под восторженный визг Кипятка инопланетянин заставил джип совершить прыжок с высокого обрыва в кусты. Миранда покатилась по салону, ударяясь обо что попало и оглушительно вереща. Вывалившийся из кресла Кервин решил, что она переживает за сохранность своей прически.

Никто не понял, каким образом Рейлу удалось справиться с управлением. Кервин не мог наблюдать за происходящим, так как этому препятствовали разлетевшиеся по всему салону одеяла и подушки. Ненадолго в поле его зрения оказалась Миранда, перекатывающаяся, как мячик, но с безупречно подведенными глазами и толстым слоем помады на губах; он обратил внимание на ее желтые брюки, разноцветную блузку, увесистые серьги и прочие любопытные атрибуты. Потом она исчезла.

В конце концов полет был приостановлен, но не потому, что Рейл достиг пункта назначения, а из-за оказавшейся у них на пути толстой сосны. Правый борт машины был в итоге смят. Ветровое стекло разлетелось вдребезги. Каким-то чудом никто не порезался, хотя, слушая брань Кипятка, можно было прийти к иному заключению. Кервин попытался принять сидячее положение.

— Что с тобой? Рука, нога?

— Хуже! — Кипяток вытянул руку. — Ты только взгляни! Это же настоящая лайка! Эта куртка обошлась мене в четыреста баксов. Четыреста!

— Минутку! — Кервин тревожно крутил головой. — Куда подевался Измир?

Из-под водительского кресла раздалось невнятное бурчание, затем выплыло нечто бесформенное.

— Сюда, Измир. — Рейл изобразил щупальцами сферу, и Астарах поспешно превратился в шар, только на сей раз не для боулинга, а для детской игры в стеклянные шарики — с поправкой на размеры. Правда, у него сохранились ручонки и глаз.

— Для жертвы он ведет себя достаточно послушно, — заметил Кервин.

— Он вел бы себя точно так же с оомемианами и с вами, если бы вам захотелось попробовать.

— Благодарю, но я предпочтитаю любоваться им на расстоянии. — Кервин обвел рукой приведенный в плачевнейшее состояние салон и безмолвный ночной лес вокруг. — Что случилось? Я думал, вы умеете водить.

— Никогда не пробовал. — Рейл пытался выбраться из машины, для чего, вцепившись в дверцу щупальцами, пинал ее ногами. — Просто мне нужно было добраться до этого местечка.

— Поздравляю с удачным прибытием. Что теперь? Игра в прятки с оомемианами в ночном лесу?

— Боюсь, для игр у нас нет времени. Преследователи не успокоятся, пока не схватят нас.

Дверца в конце концов не выдержала его пинков и распахнулась.

— Звучит разумно. — Кервин вылез следом за Рейлом и с наслаждением распрямился. — А вообще-то нет! Что значит «нам»? Мне, например, давно пора в колледж, в общежитие…

— Что с тобой, дружище? — спросил Кипяток. — Неужто разлюбил Приключения? Кишка тонка?

— Кишка у меня там, где ей положено быть — ниже пупка.

Громкий вздох заставил обоих молодых людей оглянуться.

— Мои родители помрут от волнения! Теперь меня навечно запрут на замок.

— Не волнуйся, — подбодрил Миранду Кипяток, — я влезу в окно и составлю тебе компанию. Запустим что-нибудь забойное, наплюем на предков и займемся…

— Ты меня утомляешь. — Миранда сидела на месте водителя, с омерзением глядя на сломанный спидометр. — Час от часу не легче! Сначала этот болван Барсук, потом гонка по лесу с психом, занудой и инопланетянином, потом еще оживший шар для боулинга… Где-то я совершила оплошность: то ли встала не с той ноги, то ли плохо позавтракала.

— Мне не нравится, когда меня обзывают занудой, — с достоинством парировал Кервин.

— Извините, что перебиваю. — Рейл ушел в сторону и теперь оглядывался на них. Под одним щупальцем у него помещался Измир, который, вытянув ручонки, цеплялся ему за шею. Сейчас он напоминал одноглазую обезьянку. — Нам нельзя здесь оставаться. Скорее!

— Куда торопиться? — Кервин завершил обход машины. — Лично я намерен вернуться на дорогу и поймать первую попавшуюся машину. У меня зачет по биологии на носу.

— Если вы попадетесь оомемианам, они расплавят вам голову вместе с мозгами.

— Ничего, — ввернул Кипяток, — ему этого все равно не миновать.

Кервин перевел взгляд с панка на Миранду, решительно покинувшую машину.

— Решайте: либо продолжать дискуссию, либо бежать вместе со мной, — крикнул им Рейл.

— Бежать? — Кипяток обернулся. — А куда, собственно?

— Нас с ним ничего не связывает, — сказал Кервин, кивая на Рейла. — Если мы натолкнемся на этих оомемианов, или как их там, они наверняка оставят нас в покое.

— Держи карман шире! Вспомни, как они оставили нас в покое у кегельбана. Лично мне кажется, что оомемианы сперва устраивают бойню, а потом начинают задавать вопросы. К чему им тебя выслушивать если проще снести башку? И с отчетами потом меньше возни. Типичные полицейские.

Кипяток приблизился к Рейлу и внимательно посмотрел на него.

— В любом случае я не собираюсь упускать тебя из виду. Кто-то должен ведь расплатиться за мою куртку.

— Уверен, что смогу предоставить компенсацию, как только мы окажемся в безопасности.

— Уже теплее. — Кипяток оглянулся на Миранду. — Идешь, куколка?

— Можно и пойти. — Она показала на часы. — Вы хоть знаете, который час? Меня так и так прибьют. Но под пули лезть вроде не хочется.

Кервин прибег ради нее к упрощенному изложению ситуации.

— Пойми, этот субъект — инопланетянин. Мы ничего о нем не знаем, кроме того, что он зеленого цвета, хотя и это может оказаться камуфляжем. Он сам признался, что является похитителем. — Он поймал себя на том, что любуется волосами Миранды: смесь черных и совсем светлых — то ли блондинка с примесью брюнетки, то ли брюнетка с примесью блондинки…

Но тут над ними зажглись фары.

— Вот и оомемианы, — прошептал Рейл. — Пора! Либо идете со мной, либо остаетесь здесь — как вам больше нравится. — Он устремился в заросли.

— Черт! — Поколебавшись, Кервин поспешил за ним. Миранду пришлось уводить силой, иначе она дождалась бы, пока ей расплавят голову вместе с ее замечательной прической.

Рейл, судя по всему, хорошо знал, куда бежать, несмотря на темень. Четверка отчаянно продиралась сквозь заросли. Кервин чаще других глядел себе под ноги, поскольку не желал знакомиться с методами, применяемыми оомемианами к пациентам с вывихнутыми конечностями.

Минут через двадцать задыхающийся Кервин запросил привала.

— Мы что, перебегаем в штат Техас?

— Осталось совсем немного, — заверил его Рейл. — Собственно, мы уже на месте.

Опустив на землю Измира, он принялся разбирать кучу веток, проворно работая щупальцами. Из-под прошлогодних листьев показалась блестящая металлическая поверхность. Она не столько отражала лунный свет, сколько поглощала его.

Кервин нагнулся, чтобы помочь.

— Мы в ней не поместимся, — заметил он.

— Большая часть скрыта под землей. Мне не удалось зарыть ее целиком. Здесь слишком твердый грунт, а я торопился. Оомемианы, фигурально выражаясь, дышали мне в затылок.

— Давно они за вами гонятся?

— Порядочно. И на этот раз они были ближе к успеху, чем когда-либо прежде, но благодаря вашему вмешательству снова меня упустили. — Он усмехнулся. — Представляю, как они взбешены!

Вскоре показался платиновый купол размером с крышу захороненного междугороднего автобуса. Кервин уже догадывался, что они откапывают, хотя все еще мучился подозрением, не сошел ли с ума.

Рейл прикоснулся к своему приборчику на запястье, вследствие чего в металлической поверхности появилась дверь, вернее, большое овальное отверстие. Изнутри ударил сноп света, и взорам предстала винтовая лесенка, ведущая в недра аппарата.

Инопланетянин оглянулся.

— Мы опередили их, но буквально на минуты. Надо спешить! — Он первым исчез в люке. За ним последовал Кипяток, сказавший приятелю:

— Слыхал зелененького? Быстрее, не то угодим в лапы этим любителям расплавлять чужие головы. Чего ты ждешь?

— Просто я догадываюсь, что это такое. Это не тайник, Кипяток.

— Я тоже врубился, что это летательный аппарат. Рейл не стал бы торопиться к вигваму. Пошевеливайся!

— Просто я догадываюсь, что мы сейчас… — Кервин запрокинул голову к звездам. — Сам понимаешь.

— Возможно, угодим прямиком в Нью-Йорк. Не тяни резину.

— А как же мои экзамены? — Кервин неуверенно перемещался к люку закопанного звездолета. Миранда решительно оттеснила его.

— Так можно загубить весь вечер. — Прежде чем спуститься в люк, она крикнула внутрь: — Один вопрос!

— Отвечу, если смогу, — донесся до нее голос Рейла.

— Там, куда мы отправляемся, есть магазины?

— Навалом!

— Тогда годится!

Она стала изящно спускаться по ступенькам. Кипяток послал Кервину воздушный поцелуй и поспешил за ней.

Кервин последовал их примеру — иного выхода у него не оставалось.

Люк над ними прочно задраился. Рейл повел гостей в чрево корабля, который оказался гораздо обширнее, чем можно было предположить, наблюдая его полузасыпанную верхушку.

— Я бы предпочел найти еще один необитаемый мир, — пробормотал он по пути.

— Необитаемый? Разве Земля необитаема? — удивился Кервин.

— Увы, официально это выглядит именно так. Вы в этом не виноваты.

— Момент. — Миранда остановилась и скрестила руки на груди. — Вы вроде сказали, что там мы сможем прошвырнуться по магазинам.

— Наилучшие, уникальнейшие товары обычно находишь именно на планетах, числящихся необитаемыми.

Это ее несколько успокоило.

— Ладно. Только не забудьте свое обещание.

Наконец Рейл привел их в просторное помещение, расположенное, по разумению Кервина, в самой середине корабля. Одну стену целиком занимал иллюминатор. В данный момент за ним залегали слои почвы, а также копошилось семейство кротов, разбуженных в неурочный час. Рейл опустился в глубокое кресло с откидывающейся спинкой. Заметив рядом несколько таких же кресел, Кервин осведомился, можно ли здесь устроиться.

— Конечно. При старте вы испытаете только очень слабое колебание. Если, конечно, оомемианы не откроют пальбу — в этом случае мне придется маневрировать. Но, думаю, наш отлет станет для них сюрпризом.

Кервин изучал помещение.

— Потрясающе! — прошептал он.

— Чушь! — махнул рукой Кипяток. — Ты понятия не имеешь, что именно рассматриваешь. Твоего жизненного опыта недостаточно даже для того, чтобы определить, где здесь находится туалет.

— Перед нами высочайшая технология, — заявил Кервин с чувством превосходства. — Это и так ясно.

— Вообще-то старушке давно пора на свалку. — заметил Рейл. — Но в спешке я ничего лучшего не нашел. Пришлось воспользоваться тем, что подвернулось под руку.

— Вы хотите сказать, что позаимствовали и корабль? Так же, как Измира? — Кервин указал кивком на бывший шар для боулинга, который, приняв форму жерди, устроился на пульте рядышком с Рейлом и, балансируя на руках, бессмысленно смотрел прямо перед собой немигающим синим глазом. По всей длине жерди беспрерывно пробегали ярко-розовые кольца.

— Вынужденный поступок под давлением обстоятельств.

Корабль дернулся. Кервин едва устоял на ногах.

— Не трясите! — прикрикнула Миранда, поймавшая на лету упавший было пузырек с лаком для ногтей.

— Тысяча извинений! — Рейл склонился к пульту.

— Мне послышалось, будто вы сказали, что мы не почувствуем движения. — Кервин оглянулся, соображая, за что бы ухватиться, но стены были гладкими, как бильярдный шар. Он опасливо двинулся к ближайшему креслу.

— Неужели? Простите еще раз, я стараюсь изо всех сил. Даже если мы раскачаемся при старте, поле все компенсирует. Да и потолок над нами мягкий.

— Мягкий потолок? — Кервин упал в кресло и стал шарить руками в поисках ремня безопасности. — Чем тут у вас пристегиваются?

— Дотроньтесь до полоски слева, чуть ниже локтя, — проговорил Рейл, не оборачиваясь.

Кервин нащупал названную металлическую поверхность и поступил согласно инструкции. Его живот и ноги обхватили невидимые ремни. Легкие, как перышки, они тем не менее были прочнее самой толстой кожи. Дотронувшись до той же полоски в нижней точке, он мгновенно отстегнулся.

— Изящно и эффективно, — похвалил он.

— Кое-что на этом корабле еще работает. Зато хозяин из меня никудышный, — признался Рейл. — Здесь есть уголки, куда отказываются забираться даже чистильщики-автоматы. Страшная грязища! В некоторых помещениях не убирались уже много лет. Оомемианы не только уроды, но еще и лентяи. Когда мы ляжем на курс, я бы не советовал вам отправляться в длительные прогулки.

— Не тревожьтесь. — Кервин снова обхватил себя невидимыми ремнями. — Лично я не встану из кресла до самой посадки.

По помещению продолжал разгуливать один Кипяток, хотя корабль все сильнее содрогался, повинуясь командам Рейла.

— Повезло же тебе, парень! — бросил Кипяток Кервину.

— Почему именно мне? О чем ты?

— Кажется, сидя в дурацком кегельбане, ты делал заметки для доклада?

— Да, но при чем тут… — Кервин умолк, поняв, что имеет в виду Кипяток.

Конечно! Перечеркнув один проект, судьба подбросила ему взамен другую, несравненно более блестящую возможность. Уникальнейший случай! Вместо того, чтобы изучать привычки американцев, играющих в кегли, он мог теперь попробовать описать образ жизни двух инопланетных рас — пруфиллианцев и оомемианов. Ну и доклад получится!

— Записи! — пробормотал он. — Скорее начать делать записи! — Он отстегнулся и выпрямился, забыв про дрожь корабля. — Послушайте, Рейл, у вас тут не найдется блокнота и карандаша? Мне надо кое-что записать.

— Еще раз вынужден высказать сожаление. — Рейл по-прежнему не отлипал от пульта управления. Корабль уже полностью ожил, о чем свидетельствовала сильная вибрация. — Мы, пруфиллианцы, отказались от подобных методов фиксирования информации миллиарды лет назад, когда выяснилось, что деревья могут испытывать боль. Писать на бумаге стало неприлично. Теперь мы прибегаем к древесине только для церемониальных нужд, и то если дерево погибло по естественным причинам.

— Ничего себе! — Миранда отвлеклась от ногтей. — Как же тогда передавать в классе записочки?

— Лучший способ — телепатия, если, конечно, у учителя тоже не развито чутье. В этом случае можно и опростоволоситься.

Он прикоснулся к синей полоске, и корабль приподнялся на фут. Кроты за панорамным окном пришли в волнение, один даже попытался укусить прозрачную стену.

— Правда, способностями к подлинной телепатии обладают совсем немногие. Вместо нее мы прибегаем для передачи чувства к экспрессии. Наподобие вас, только без грубых и неприятных гримас.

— Скажите спасибо, что вам не приходилось бывать на их сборищах. — Кервин указал на Кипятка. — Уж там бы вы насмотрелись на гримасы!

— Видимо, ты отдаешь предпочтение своим танцам — фокстроту и тустепу?

— Они, по крайней мере, придуманы для человеческих тел. А ваш брейк — это ужимки шимпанзе или гиббонов.

Чувствуя нарастающую дрожь корабля, Кервин в очередной раз пристегнулся и закрыл глаза. «Невероятно! — думал он. — Неужели мы готовимся улететь со своей планеты, спасаясь от инопланетной полиции? И что за компания: межзвездный воришка и придурок Кипяток, с которым я в такой исторический момент затеял дебаты о брейк-дансе!»

— Мне знакомы оздоровительные мероприятия, о которых вы упоминаете, — неожиданно заявил Рейл. — То, что я наблюдал по вашей телетрансляции, выглядело интригующе, хотя, на мой взгляд, при этом пригодилась бы дополнительная пара конечностей.

— Не спорю, — сказал Кипяток, благодарный за поддержку. — Как только вернемся с этой прогулки, обязательно сбегаю в ближайшую лавку, торгующую ногами, и подкуплю несколько запасных пар.

— Что-то не припоминаю, чтобы на вашей планете торговали этим товаром, — задумчиво возразил Рейл. — Однако устройство ваших организмов достаточно незамысловато, поэтому к вам вполне можно приделать специальные протезы. Все, полетели!

Откуда-то снизу донесся рев, и корабль вознесся на целых три ярда.

— Наша планета — не первая, на которую вы сбежали, позаимствовав Измира?

— Нет. Что любопытно, он, как вы успели заметить, вовсе не выглядит удрученным из-за смены места жительства. Не уверен, правда, что ему присуще сознание в том смысле, в котором оно знакомо нам. Возможно, он не соображает, что с ним происходит, зато отлично знает, что творится вокруг. Ему удобно в любой компании. Мы с ним уже давно скачем с планеты на планету в этом малопосещаемом уголке галактики. Здесь, ближе к краю, цивилизация встречается реже, поэтому оомемианов легче сбить со следа. Времени уходит, конечно, несколько больше, чем если бы я взял курс прямиком на Пруфиллию, но напрямую мне все равно туда не добраться. Между Оомемией и моим домом понатыкано слишком много станций слежения. Порой самый надежный путь — извилистый.

Измир оттолкнулся от пульта и перелетел через помещение; один раз он ударился о потолок и совершил в воздухе несколько сальто-мортале с той же легкостью, с какой менял форму и цвет. Конечным пунктом его перемещения оказалось одно из кресел. В нем он стал ощупывать ручонками свое тело, ставшее треугольным.

— Никак не возьму в толк, — пробормотал Кервин, — с какой стати оомемианы или еще кто возомнили, что этот китайский болванчик — огромная ценность?

— Этого никто не может понять, — поддакнул Рейл. — Уж я и так пробовал, и этак, а в итоге знаю еще меньше, чем в самом начале. Никакого излучения он не испускает, хотя я допускаю, что мои приборы — не самые чувствительные. Я попытался было проанализировать его состав, но не смог взять даже мельчайшей пробы. Ни стальные лезвия, ни лазеры — ничего не способно взять у него хотя бы крошку. Любой инструмент либо ломается, либо отскакивает. Световую энергию — скажем, лазерную — он, наоборот, поглощает. И ничто не причиняет ему вреда. Так что он не только способен менять форму, но и совершенно неуязвим. Что касается его лепета, то это, если верить бортовому переводчику, просто бессмысленный набор звуков.

— Почему мы так медленно поднимаемся? И как давно длится вой. на, о которой вы упомянули?

— Мы по-прежнему не поднялись на поверхность, потому что корабль старый и ему требуется время на разогрев. Кроме того, я веду сканирование на предмет обнаружения оомемианского оружия. Что касается вашего второго вопроса, то на самом деле это не война. Хотя с другой точки зрения — самая настоящая война. Пруфиллианцы и оомемианы никогда не были закадычными друзьями, но и извести друг друга не пытались. Геноцид — это так невежливо! Можете назвать наши долговременные отношения тлеющим и изредка вспыхивающим конфликтом, прерываемым периодами непрочного мира. Дело в том, что Пруфиллия и Оомемия лежат так далеко друг от друга, что перейти в решительное наступление было бы не только чрезвычайно трудно, но и умопомрачительно дорого. Поэтому война исчерпывается, главным об-разом, взаимными оскорблениями и бесконечными угрозами в адрес друг друга. Лишь изредка в межзвездном пространстве или на какой-нибудь затерянной планете вспыхивают настоящие боевые действия. Население обоих миров как будто удовлетворено таким положением, остальная часть цивилизованной галактики терпит его. Мир то и дело устанавливается, но быстро нарушается опять. Уж больно оомемианы невыдержанный народ.

Обе стороны ломают головы, как бы нанести противнику смертельный удар, однако из страха разорения гигантские боевые флотилии никогда не выходят за пределы чистой пропаганды. Финансировать межзвездную войну на любом расстоянии слишком непрактично. Народы откажутся платить налоги! Тут даже тоталитарный режим ничего не смог бы поделать.

— Значит, межзвездных империй не существует?

— Империй? Чего нет, того нет, юноша по имени Кервин. Что проку в межзвездной империи? Удерживать в повиновении даже одну взбунтовавшуюся планету было бы разорительно. Нет, все это совершенно непрактично. Если вам захотелось поселиться на другой планете, открыть там дело, добывать ископаемые, то гораздо проще обзавестись необходимыми разрешениями и уплатить взносы. Между населенными мирами существует свободное перемещение. Каждый думает, видимо, что его планета лучше остальных, так зачем захватывать чужую?

Он мастерски присвистнул.

— Скажем, таких дивных мест, как Пруфиллия, вы нигде больше не сыщете. Другие расы относятся аналогичным образом к родным очагам.

Где-нибудь на Варниале неплохо провести отпуск, но жить там как-то не хочется.

Но, невзирая на расстояния и прочие трудности, способ ущипнуть неприятеля всегда найдется. Одно дело — послать кого-нибудь, вроде меня, сеять смуту, и совсем другое — отгрохать военный крейсер. Я, скажем, наскреб деньжат на свою посудину и сумел проникнуть за защитные экраны оомемианов. Стороны постоянно наносят друг дружке подобные булавочные уколы, хотя время от времени удается совершить что-нибудь более впечатляющее. Я тоже надеялся сослужить службу своей планете, а по возвращении получить честно заработанную премию.

Отсюда и мой интерес к Измиру, возникший, лишь только я о нем узнал. Вы не поверите, какой таинственностью окружили его оомемианы! Но я все равно узнал о проекте «Измир» и умыкнул объект у них из-под самого носа.

Он гордо глянул на Измира, с ленцой выделывавшего свои непрекращающиеся трюки.

— Если начистоту, то я уже и сам не понимаю, зачем во все это ввязался. Мне в голову не приходило, что оомемианы устроят охоту за столь бесполезной штуковиной. Что с того, что он на вас реагирует, болтает какую-то чепуху? На ваши вопросы он все равно не даст ответов. Вы не знаете, понимает ли он вас, и в любом случае ни за что не поймете его, если он даже вздумает вам ответить.

Что действительно делает его уникальным — так это способность менять форму. Других подобных умельцев не сыскать, хотя ходят разные слухи. Кроме того, он, кажется, может по собственной прихоти менять плотность. Я все время тревожусь, что он возьмет и продерется сквозь обшивку корабля, когда я буду находиться рядом. Он на это вполне способен. И что примечательнее всего, изменение плотности нисколько не влияет на его умение парить в воздухе.

— Похоже, — прокомментировал Кервин, — мои соплеменники тоже с интересом взялись бы за изучение такого неуязвимого создания, способного менять форму и плотность. Особенно, если оно единственное в своем роде.

— Одно-одинешенько! — подтвердил Рейл. — Единственный Астарах в природе. В противном случае вряд ли оомемианы так стремились бы заполучить его назад.

— Наверное, они хотят разгадать с его помощью тайну левитации.

— Не знаю. Может быть. Во всяком случае, я не собираюсь его возвращать. Значение имеет не столько то, почему он так важен, сколько то, что он важен именно для оомемианов.

— Если вы не находите Измиру иного применения, то всегда можете поиграть с его помощью в кегли.

— М-да… Между прочим, идея принадлежала ему. Он ведь всегда занимается только тем, чем сам захочет, и умеет сообщить о своем намерении, перейдя к делу. В оздоровительном центре мы оказались по чистой случайности. Я слонялся по окрестностям — сплю я мало, а в ваших небольших поселениях бывает трудно найти себе занятие в темное время суток. Видимо, его заинтересовало движение шаров, посылаемых другими игроками. Для того, чтобы указать на свое желание заняться тем же, он просто убрал свой глаз и руки и покрылся отверстиями для моих пальцев. Откровенно говоря, мне самому стало любопытно. Необходимость вычислять оптимальную синусоиду стимулирует мозговую деятельность.

— Большинство приходит в кегельбан не за этим.

— Неужели? Это для меня очередной сюрприз. Я, конечно, не бросал Измира, а просто делал нужные движения, а он — все остальное. Спустя некоторое время ему надоели ограничения, и он попробовал перемещаться произвольно, чем и привлек внимание вашего друга. Это привело меня в замешательство, хотя обычно мне удается вывернуться с помощью красноречия из любой щепетильной ситуации с туземцами.

Не знаю, было ли это развлечением для Измира. Не уверен даже, что он поймет это слово. Вообще не знаю, понимает ли он что-нибудь. Я даже не знаю до сих пор, что это — живое существо или машина. А теперь, Кервин, вернитесь в кресло. Мы стартуем.

V

Кервин был заворожен открывшимся видом. Он стоял у Рейла за спиной, разинув рот.

Внизу лежал залитый лунным светом лес, чуть поодаль виднелись горы Сангре де Кристо. Рейл заставлял корабль медленно вращаться, чтобы позволить приборам засечь любые эфирные помехи. К таковым относились бы, к примеру, переговоры оомемианов.

— Пока все чисто.

— А земляне? — спросил Кервин. — Вы не боитесь появиться на экране местного радара? Альбукерке — важный узловой пункт Федерального управления авиации, а в южной части штата имеется крупная база для испытания ракет.

На него взглянули три глаза пилота.

— Против таких простых методов обнаружения нетрудно выставить заграждение. Меня беспокоят только оомемианы: их приборы могут пронизывать любое защитное поле.

Кипяток занял позицию у дальнего края окна и жадно впитывал быстро меняющийся пейзаж.

— Балдеж!

— Думаю, сейчас бесполезно просить вас высадить меня у дома, — сказала из кресла Миранда. — Вряд ли это окажется вам по пути.

— Тысячи извинений! — откликнулся Рейл, скользя кончиками щупалец по поблескивающей серебряной ленте. — Нам нельзя здесь задерживаться.

Корабль набрал скорость, покидая земную атмосферу. Видимо, он двигался феноменально быстро, тем не менее Кервин совершенно не ощущал движения. Единственным свидетельством перемещения в пространстве была легчайшая вибрация.

Они уже поднялись на высоту не менее двенадцати миль. К северу были видны огни Альбукерке, дальше — очаги света поменьше, видимо, Таос и Санта-Фе. Темная поверхность планеты была усеяна мелкими городами, испускавшими сияние, как драгоценные камни.

— Какую скорость может развить ваш корабль?

— Даже не хочется говорить — модель-то старенькая.

Миранда привстала.

— Где тут у вас дамская комната?

— Удобства расположены в холле, через который мы прошли, первая дверь направо. Боюсь, вам будет трудновато разобраться в оборудовании, но это ничего: делайте, что вам надо, все остальное оно возьмет на себя. Оно специально сконструировано для того, чтобы отвечать потребностям самых разных видов, и отлично себя зарекомендовало.

— Ладно, проверим. — Она зашагала к двери. — Выбора у меня все равно никакого.

Едва она ушла, корабль резко завалился влево. Земля завертелась, как безумная, и скрылась из виду. Теперь за окном раскинулось бескрайнее черное пространство, усеянное звездами; время от времени в глаза ударял ослепительный свет, лишавший людей зрения.

Кервин встал с пола и с трудом добрался до пустого кресла. Только когда его снова обхватили невидимые ремни, он с облегчением перевел дух.

— Что случилось? Что с нами происходит?

— Проделки оомемианов, черт бы их побрал! Я надеялся, что парочка, с которой нам посчастливилось познакомиться на Земле, — это все мои преследователи, но, как теперь выясняется, тут есть и другие… —

Он навис над пультом. — По меньшей мере, два корабля. Замаскировались и ждали нас. Мне следовало это предвидеть. Придется улепетывать.

Кервин судорожно глотнул, борясь с тошнотой.

— Разве это не то же самое, чем мы все время занимаемся?

Корабль провалился в бездну, уворачиваясь от очередного луча; совсем рядом показался южный полюс Луны.

— Сейчас я вам их покажу. — Рейл еще на что-то нажал, и перед Кервином появилась голографическая проекция потрясающей сложности. Перед Кипятком, тоже нашедшим убежище в кресле, появилось аналогичное чудо.

В объемном пузыре можно было ясно разглядеть космический корабль, который пытались догнать два других корабля. Время от времени содержимому пузыря грозил энергетический заряд, однако проекция не пропадала.

— Чем это они в нас стреляют?

— Смертью. Измиру это не опасно, чего не скажешь об остальных. Нам пора отсюда убираться.

— Куда же тут уберешься? — Кервин затравлено огляделся.

— Вы правы, нам требуется место понадежнее. Если бы я не был прикован к пульту управления, то попытался бы обороняться. Мы не беззащитны: у нас есть пушка.

— Пушка? — Кипяток завертелся в кресле, борясь с полем, ограничивавшим его движения. — Где?

— Маленькая энергетическая пушка в пузыре на крыше.

— В холл и направо? — Панк извелся от нетерпения.

— Нет, там туалет. Ступайте дальше, пока не заметите слева дверь. Войдете и увидите в конце прохода кресло для стрелка. Насколько я понимаю, вам хотелось бы пострелять?

— Еще как!

Он двинулся к холлу. Судя по всему, компенсирующие устройства корабля еле справлялись с маневрами, которые был вынужден закладывать Рейл. Проходя мимо Кервина, Кипяток вынул из кармашка на правой штанине нож с выскакивающим лезвием и бросил его Кервину.

— Держи! Если нас возьмут на абордаж, не давайся им живым.

В холле он столкнулся с Мирандой. Она, вопреки обыкновению, молча проследовала к своему креслу. А Кипяток отправился своим путем.

Вскоре корабль содрогнулся, но как-то по-новому.

— Ага, — обрадовался Рейл, — ваш приятель нашел место стрелка! Боюсь, энтузиазм мешает ему стрелять метко, зато его непредсказуемость спутает оомемианам карты. Они будут вести ответный огонь, полагаясь на компьютеры, но что толку в компьютерах, когда наша оборона не подчиняется логике?

— Это точно, — отозвался Кервин. — Значит, Кипяток начал палить из вашей пушки? Между прочим, мы с ним вовсе не друзья. Он — панк, сознательный вредитель, антиобщественное проявление.

— Плюс к тому он все время мажет, — задумчиво добавил Рейл. — Зато палит, не переставая.

— Наверное, ему захотелось пошуметь. Лично я не большой любитель огнестрельного оружия.

— Главное, чтобы он хоть немного их задержал, а мы выиграли время. Приготовления к пространственному сдвигу почти завершены.

— Что еще за «пространственный сдвиг»?

— Это ускоренное движение, молодой землянин мужского пола Кервин. В обычном пространстве нам от оомемианов не удрать, потому что в нем негде спрятаться, тогда как в сдвинутом все искажено, поэтому устройства слежения там отказывают. Там мы сможем от них оторваться, если они раньше нас не поджарят.

— Тогда замолчите и сосредоточьтесь на сдвиге!

— Мой разговор — не помеха. Процесс требует времени, его не подгонишь. Технология сложная, но сам процесс простенький, все равно что перейти на полном газу на низшую передачу, не запоров трансмиссию.

Он наклонился к переговорному устройству.

— Будьте предельно внимательны, мистер Кипяток. Не забывайте о мерах предосторожности. Вы только что чуть не снесли нам корму. Не думаю, что вы прислушаетесь к моим словам, но все равно действуйте более обдуманно.

— Бах! Трах! Та-та-та! — неслось из динамика.

Рейл вопросительно взглянул на Кервина.

— Что это означает? Я думал, что мой английский безупречен, но, оказывается…

— Дело не в вас, а в нем: он же не владеет речью! Когда он впадает в раж, до него не достучаться. Ему все равно — ну снесет кораблю корму, велика важность! Видимо, он думает, что без нее корабль будет лучше смотреться.

— Давай помедленнее, дружище Рейл! — раздался голос Кипятка. — Ты так несешься, что я ни в кого не могу попасть.

— Стреляйте себе, мистер Кипяток, куда угодно стреляйте, только не в нас. У вас отлично получается.

— Правда? Ура! — Корабль затрясся от поспешной пальбы энергетической пушки. — Кажется, я их зацепил!

— Продолжайте в том же духе. Блестяще! — Рейл оглянулся на Кервина и Миранду. — А он и впрямь молодец! Действия вашего друга должны казаться оомемианам полнейшим безумием. Очень разумно!

— Разум тут ни при чем. Он и есть безумец.

Рейл деликатно хохотнул.

— Вам, людям, не откажешь в чувстве юмора! — Он снова занялся приборами. — До чего же им хочется вернуть себе Измира!

— Проклятие!

Кервин отвлекся от своих мыслей и оглянулся на Миранду.

— Что с тобой? Тебе плохо? — Очередной заряд пролетел совсем рядом с кораблем, так что даже Рейл зажмурился.

— Сломала ноготь! Можешь себе представить? Сначала катаешься по кузову, потом бредешь по лесу — и все без последствий. А тут вроде как сама уселась себе на руку — и, пожалуйста, сломанный ноготь! Ну, скажу я тебе, с меня довольно!

— Мне очень жаль. Может, остановимся, станем к обочине и махнемся с оомемианами: мы им Измира, они нам — клей для ногтей?

Она скорчила рожицу и показала ему язык.

— Готовы?

— К чему еще? — Кервин посмотрел на пилота, не ожидая ничего хорошего.

— К пространственному сдвигу. Новичкам обычно приходится туговато. Некоторые предпочитают закрывать глаза, хотя вряд ли от этого будет прок…

…Пространство стало распадаться. Распад затронул все, что находилось в поле зрения Кервина: звездную бездну за иллюминатором, Рейла, всю пилотскую кабину, Миранду и, что расстроило его больше остального, его собственное тело: пальцы словно отделились от ладоней, предплечье — от плеча, плечо — от торса. Все это происходило удручающе медленно. Предметы разваливались, их части расплывались в разные стороны.

Боли он не чувствовал, только пустоту в голове и уныние. Внезапно на глаза попалось нечто еще не распавшееся: как ни странно, Измир Астарах сумел сохранить обличье. Почему бы и ему не рассыпаться? Синий глаз смотрел бессмысленно. Внезапно Измир расплющился и преобразился в сосиску, оживляемую внутренними сполохами энергии.

— Эй! — Кервин не узнал собственный голос. — Долго еще?

Голос Рейла звучал не менее тоскливо, но без тревоги. Видимо, все шло по правилам, хотя было трудно понять, как пилот в состоянии контролировать ситуацию, когда все его приборы словно размазались.

— Скоро должно закончиться. Когда сдвиг завершится, мы вынырнем в ином секторе пространства — надеюсь, именно в том, на который я нацелился. Надеюсь также, что мы не потянем за собой хвост. Благодаря моей базирующейся на опыте тактике увиливания и беспорядочной, зато неустанной пальбе вашего друга, возможно, мы не дали им увязаться за собой. Ну вот!

На ладони Кервина опять красовались все пять пальцев, завершивших свое бесцельное плавание. Руки и ноги снова находились на месте. Раздался хлопок, и он повалился головой вперед. Только благодаря полям сдерживания он не превратился в барельеф на стене.

Судорожно моргая, он убедился, что все опять выглядит как прежде: кабина, Миранда, он сам. Голос из-за спины заставил его обернуться. В кабину ввалился Кипяток.

— Ух ты! А повторить можно? Масса впечатлений!

— Можно, только вряд ли нужно. — Рейл изучал пульт управления. — Кажется, мы успешно оторвались от наших друзей.

— Брось! Даешь повтор! Ох, и заторчал же я! Уже много месяцев так не кайфовал.

Кервин тяжело дышал, ощущая, как занимает положенное место желудок со всем содержимым.

— Тебе понравилось сдвигаться?

— Вот, значит, как называется этот аттракцион? Я бы лучше назвал это полетом. Это же прямо как отделение души от тела! — Он покосился на Миранду. — Тебе тоже понравилось, детка?

— Более или менее. Вроде как ничего особенного. Хоть что-то новенькое.

Кервин освободился от невидимых ремней и пошел взглянуть на Измира, висевшего под потолком в виде желтого поблескивающего шара. По шару разбегались пульсирующие черные полосы.

— Пока мы сдвигались, произошло кое-что забавное.

— Час от часу не легче! — присвистнул Кипяток.

— Может, и легче. Дело в Измире. Он не менялся. Все остальные разваливались на кусочки, а ему хоть бы что.

— Неужели? — Рейл поднял все три глаза на Астараха. — По правде говоря, меня это не удивляет. Очередное его уникальное свойство. Но раньше, пилотируя корабль, я этого не замечал. Может, это ваши фантазии?

— Нет. Все остальное расползалось по швам, один он остался целехоньким. На протяжении всего сдвига он не менял форму.

— Восхитительно! Жду не дождусь, чтобы послушать наших ученых, когда у них появится возможность его изучить. Здесь, на корабле, у меня нет ни времени, ни приборов, ни, честно говоря, необходимого образования, чтобы приступить к такому изучению.

— Кстати, как наши дела? — спросил настырный Кервин.

— Я как раз это и выясняю. Оомемианы могут не только ломиться напролом, но и играть в прятки. Ничто не доставило бы им такого удовольствия, как убедить меня, что мы свободны, а потом нагрянуть, как гром с ясного неба.

— У вас тут есть что-нибудь перекусить? — вопросила Миранда. — Подыхаю от голода! — Она достала из сумки зеркало и принялась изучать свое отражение, пытаясь уложить непокорный локон. — Нет, как ни старайся, эту тушь никогда не нанесешь толком.

Щупальца Рейла беспокойно елозили по пульту.

— В данный момент у меня есть забота поважнее: обеспечить наше дальнейшее существование.

— Вот и я вроде как о том же: для продолжения существования мне необходимо поесть.

— Ладно. — Инопланетянин недовольно вздохнул. — В глубине кабины вы найдете ленту, висящую на гибком стальном крючке. Закрепите ее у себя на лбу, постаравшись обеспечить максимальный контакт по всей окружности головы, после чего дотроньтесь до синей полоски на стене, справа от ниши. Думайте о том, что бы вам хотелось съесть. Корабль постарается синтезировать ту пищу, о которой вы мечтаете.

— Наверное, какое-нибудь дерьмо? — предположил Кипяток.

— Пожалуйста, если вам так хочется.

— А может он синтезировать еще что-нибудь? — Прерывистый голос Кипятка указывал на предвкушение новых наслаждений. — «Травку»?

— Нет, только пищу.

Вскоре по кораблю разнесся запах жареной картошки и аромат бифштекса. Из «кухни» появилась вполне довольная Миранда. И тут корабль резко накренился. Миранда еле удержала на подносе свой поздний ужин.

— Что-то тут не так, — сказал Кервин. — Я, конечно, не очень большой знаток условий перелета на межзвездных судах, однако…

— Ваши инстинкты подали вам верный сигнал. Крен нештатный. — Рейл не сводил глаз с мигающих полосок. — В том, что мы избавились от оомемианов, сомнений нет, однако при этом мы причинили кораблю некоторый урон. Теперь я не могу заняться поиском низшей формы жизни, вроде земной. Придется лететь туда, где есть пригодные для корабля ангары, чтобы я мог приступить к ремонту. В этом секторе полно нейтральных цивилизаций.

Над пультом появилась голографическая проекция. Рейл уставился на нее.

— Придется остановиться на ближайшей планете и уповать на то, что мы не вызовем подозрений. У оомемианов повсюду есть шпионы. Совершим посадку, сделаем ремонт и снова взлетим, прежде чем они нас засекут.

Миранда пожала плечами, положила в рот очередной ломтик и облизала с пальчиков кетчуп и жир. В этой позе она показалась Кервину смутно знакомой.

— А я ведь тебя знаю! Ты была одной из финалисток конкурса красоты на прошлогоднем выпускном балу.

Она одарила его мимолетной улыбкой.

— Правильно. Ну и что?

— Ты не выиграла конкурс. Я все недоумевал, почему. До сих пор не пойму. Ты была гораздо красивее остальных финалисток. Такой и осталась.

— Конечно! Но вышла загвоздка с соревнованием талантов. Сам знаешь: одна вроде какиграет на каком-нибудь инструменте, другая танцует, третья рассказывает стишок. Я тоже все это могу, но ведь это такая муть! К тому же меня как раз пригласили на лыжную прогулку, и мне пришлось выбирать: лыжи или конкурс. Хотя что тут выбирать! А ты проголосовал бы за меня?

— Хоть сто раз подряд! — последовал восхищенный ответ. — Но я в том году не участвовал в голосовании: голосовать могут только студенты предпоследнего и выпускного курсов, а я все еще второкурсник. Ты на предпоследнем?

— Ага.

— Всего год разницы.

— Нет. — Она высокомерно улыбнулась. — Не год, а целая вечность.

— Полагаю, из этого следует, что ты отказала бы мне, если бы я пригласил тебя на свидание?

— Именно это и следует.

— Но сейчас, сестренка, у тебя как раз свидание с ним. И со мной, кстати. — Кипяток бросал на нее плотоядные взгляды.

Она покосилась на него, потом опять посмотрела на Кервина.

— Если вы воображаете, что это свидание, то должна вас расстроить: я не встречаюсь с придурками и занудами.

— Значит, я тебя устраиваю?

— Последний эпитет относится к тебе, — сказал Кипяток Кервину.

Кервин хмуро посмотрел на него, потом смущенно обернулся к Миранде.

— Я не играю в американский футбол, но это еще не делает меня занудой.

— Я никого не собиралась обидеть, — сказала она ласково. — Что поделаешь: он, — кивок в сторону Кипятка, — придурок, тот, — жест в направлении Рейла, — вроде как инопланетянин, вон тот, — она подняла глаза на Измира Астараха, любопытно поглядывавшего на нее сверху единственным синим глазом, — вообще неизвестно кто. А ты — зануда. Куда деваться? Никто не может себя переделать. Скажем, я — принцесса. Такой уродилась. А принцессы не встречаются с придурками, инопланетянами, неизвестно с кем и с занудами. Им подавай Обольстительных Принцев.

Кипяток неаппетитно ковырялся в зубах заскорузлым ногтем.

— Ты ездила на джипе с Обольстительным Принцем?

— Есть только один метод узнать, является ли твой знакомый Обольстительным Принцем, — метод проб и ошибок, — ответила она. — Чутье мне подсказывает, что оба вы не Принцы даже наполовину. Измир — и тот, кажется, дал бы вам фору.

При этих словах Измир заверещал от удовольствия, мигом отрастил четыре крылышка и беспорядочно запорхал по кабине, пробуя на лету все спектры радуги. Оставалось гадать, стало ли это реакцией на отпущенный Мирандой комплимент.

— Хоть кто-то счастлив. — Кипяток указал на ее тарелку. — Поделишься картошечкой?

— Угощайся. — Она протянула ему тарелку. — Когда мы все подберем, я смогу придумать добавку. — Она помахала Кервину пакетиком с леденцами. — Хочешь?

— Нет, спасибо, — чопорно ответил он. — Лучше подожду, пока мне захочется настоящей еды.

Она ни капельки не оскорбилась.

— Как знаешь.

Покончив при помощи Кипятка с картошкой, она добилась от синтезатора двойной порции пломбира со взбитыми сливками, орехами, вишнями, корицей и мускатным орехом; все это она умяла в поразительно короткий срок. У Кервина это зрелище вызвало тошноту. Он недоумевал, каким образом ей удается сохранять такую лакомую фигурку при столь чудовищном питании.

Он считал подобное явление верхом несправедливости, о чем и поведал Рейлу.

— А почему должно быть иначе? Вселенной глубоко безразличны индивидуальные помыслы, желания, рассуждения. На Пруфиллии, скажем, распространена вера в «Арк-Ной-Пласна», что, если придерживаться нормативной лексики, переводится примерно так: «Все до лампочки». Жизнь чересчур коротка, существование лишено смысла, сама Вселенная не имеет цели. Такова истина.

— Мрачноватая философия, — сказал Кервин.

— Космос полон мрака, мой юный друг. Сейчас у вас появился шанс в этом удостовериться. Из этого, впрочем, не следует, что в ней надлежит маяться от скуки. Все мы — сгустки атомов и прочих частиц, болтающиеся туда-сюда, обретающие на мгновение сознание, а потом снова разлетающиеся, чтобы войти в состав деревьев, звезд и жареной картошки. Прежде чем трансформироваться в энергию, некоторые парят в космосе, наслаждаясь чем-то вроде бессмертия и единения со всем сущим. Дальнейшее случайное соединение частиц может иметь любые последствия: появится хоть булыжник, хоть новое мыслящее существо.

— Или жареная картошка, — подытожил Кипяток, оказывавший Миранде помощь в поедании блюда.

— Размышляя о реинкарнации, я почему-то представлял себе нечто иное, — пробормотал огорченный Кервин.

— Я говорю не о реинкарнации, — возразил Рейл, — а об участи составляющих вас атомов, после того как вы перестаете быть мыслящим существом.

— С ним это уже случилось в шестилетнем возрасте, — вставил Кипяток.

— На дураков не обижаются. — Безутешный Кервин направился в глубь помещения, где обмотал голову лентой пищевого синтезатора и воинственно заказал «банана-сплит».

Рейл покосился на него и одобрительно улыбнулся.

— Наконец-то и вы уяснили, что к чему.

Кервин с отчаянием набросился на гору еды, которая оказалась на удивление прохладной и вкусной. Даже бананы оказались свежими. Он восхитился достижениями цивилизации, способной синтезировать столь сложное блюдо на основании одних мыслей. Впрочем, по сравнению с путешествием быстрее скорости света это, видимо, было легкой задачей.

— Теперь вам лучше позаботиться о равновесии, — объявил Рейл. Кервин поспешно доел мороженое и заковылял обратно к креслу. — Мы замедляемся до субсветовой скорости. По крайней мере, я на это надеюсь. Из-за поломки, сопровождавшей наше бегство от кораблей оомемианов, нас могут ожидать кое-какие осложнения.

— Например? — испуганно спросил Кервин.

— При пороговом переходе мы можем рассыпаться — на сей раз окончательно.

VI

Кервин застонал. Его терпению пришел конец.

— Ты когда-нибудь заткнешься? Разве ты не слышал, что он сказал? Нам всем грозит смерть. — Он вцепился побелевшими пальцами в ручки кресла.

— Чепуха. — Миранда сопроводила это безапелляционное заявление громкой отрыжкой и, смутившись, добавила: — Мы не умрем.

— Почему? Откуда такая уверенность?

Она снисходительно улыбнулась. Она была ослепительно хороша, и ее не могла испортить даже струйка кетчупа, все еще вытекающая из угла чувственного рта.

— Потому что я к этому вроде как еще не готова.

В следующее мгновение Вселенная перекувырнулась вверх тормашками. Когда она вместе с желудком Кервина вновь приняла надлежащее положение, в иллюминаторе уже не было черно: там красовалась сине-бело-бурая и с виду необитаемая планета. Не надо было иметь диплом астронома, чтобы догадаться, что это не Земля. Тройные полярные кольца, потолще, чем у Урана, свидетельствовали об этом со всей определенностью.

Как только у Кервина отлегло от сердца, корабль завертелся, как обезумевшее веретено. Кервин зажмурился, прислушиваясь, как Рейл по-инопланетному бранится в микрофон. К его удивлению, из динамиков раздалась чья-то ответная ругательная тирада. Разобрать слова было невозможно, речь напоминала гудение.

Обмен оскорблениями достиг предельного накала, после чего внезапно воцарилась тишина.

— Готово, прибыли, — оповестил пассажиров Рейл.

— Куда?

— На Недсплен. Нейтральная планета, самая удачливая и процветающая. Приятное местечко как для местных жителей, так и для запыхавшихся путешественников. Атмосфера и сила тяготения придутся вам как раз впору. К тому же недсплениды сильно поднаторели в коммерции. Их планета — что-то вроде перекрестка в этой части галактики. Мы поступили логично, что прибыли сюда с визитом: ведь нам надо опасаться оомемианских шпионов. Здесь так суматошно и людно, что мы, если повезет, сумеем затеряться в толпе.

Кервин вжался в кресло: планета неслась им навстречу с угрожающей скоростью.

— Не будем сворачивать в мелкий космопорт. — Судя по всему, Рейла ничуть не пугало катастрофическое сближение. — Раз мы прилетели в очевиднейшее место, то и опустимся в очевиднейшей точке.

К облегчению Кервина, падение сменилось скольжением вдоль поверхности. Под ними расстилалось мелкое море — видимо, огромный залив. Дальше потянулись леса и сельскохозяйственные угодья, еще дальше — нескончаемый город, все постройки которого походили на останки насекомых, давным-давно угодивших в паутину.

— Олвин, столица Недсплена, — сообщил Рейл.

Кервин нахмурился.

— Столица столь обширной цивилизации именуется просто Олвином?

— А вы чего ожидали? Имперского блеска, царского престола?

— Не знаю… Просто я подумал, что на языке недспленидов это слово должно означать что-то важное.

— По-моему, оно вообще ничего не означает. Понятия не имею, почему они назвали город Олвином. — Он наклонился к приборам. — В центральном порту опускаться не станем: там пробка будь здоров. По городу разбросано много портов помельче, где наше прибытие не вызовет подозрений.

Корабль взмыл на несколько тысяч футов, чтобы дождаться разрешения на посадку. Кервин и его спутники любовались бесконечным разнообразием летательных аппаратов, снующих вокруг порта. В отдалении тянулись в небо башни из металла, пластика и каких-то неведомых строительных материалов.

Рейл что-то сказал в микрофон, и корабль начал снижение, на сей раз медленное, погружаясь в лишенные света стальные ущелья. Кервину посчастливилось побывать однажды в Большом Каньоне, и ощущение было похожее. Еще несколько минут — и корабль сел. Кервин с облегчением высвободился из фиксирующего поля.

— Здорово снова оказаться на земле!

— Это еще не земля, а только посадочная платформа порта. Настоящая поверхность простирается гораздо ниже. Недсплен — старая и сильно застроенная планета. Вспомните: у вас новые города тоже строятся на фундаментах старых, только здесь нижние ярусы продолжают эксплуатироваться.

Кервин не успел поразмыслить об услышанном: Рейл повел их наружу, навстречу чуждым картинам и ароматам. Кервин всегда считал себя человеком с воображением, но одно дело общаться с двумя инопланетянами — Рейлом и Измиром, и совсем другое — очутиться в гигантском помещении непонятной конструкции, в самой гуще невиданных созданий.

Людей здесь не было. Зато кишмя кишели все прочие мыслимые и немыслимые жизненные формы. Самые миниатюрные из местного люда имели в высоту не более восемнадцати дюймов, самые рослые превышали восемь футов. У этих гигантов была регулярно отслаивающаяся пергаментная кожа. Падая на пол, она растворялась, как кристаллизованный мед.

Здесь были свои млекопитающие и рептилии, свои насекомые и двоякодышащие, попадались и те, кто разгуливал в скафандрах с водой. Все это шагало, бегало, скользило, прыгало, летало в конкретных направлениях, демонстрируя решительность и поспешность.

— Явный перебор, — заявил Кипяток, находившийся на седьмом небе блаженства. — Посмотрите хоть на него!

Он указал на существо, похожее на кролика в два фута ростом, с огромными красными глазами и здоровенными клыками. Длинные уши торчали вперед. На каждом позвякивало по дюжине колец.

Кипяток подскочил к нему.

— Где нарыл такие побрякушки, приятель? Обзавидуешься!

Зайцеподобное создание выстрелило в землянина невнятной речью, после чего обратилось к Рейлу. Ответ как будто устроил зайцеподобного, поскакавшего своей дорогой.

Рейл повернулся к Кипятку.

— Он сказал, что вы дерзкое безволосое двуногое, изъясняющееся на нецивилизованном наречии, и пригрозил, что если я стану распускать свою свору, то ее придется посадить на привязь.

Кипяток прищурился.

— Так и сказал? Тогда он заслужил, чтобы ему проковыряли в ушах еще несколько дырочек. — В правой руке панка, словно по волшебству, сверкнуло лезвие ножа.

— Ты спятил? — Кервин схватил его за руку. — Мы и так угодили в переделку!

Озлобленный Кипяток позволил себя увести. Рейл осматривал по пути каждое углубление, каждый закуток.

Несколько встречных оомемианов не обратили на Рейла и его спутников никакого внимания. Это были законопослушные граждане, погруженные в свои дела. Если по совместительству они и занимались шпионажем, то приходилось признать их высочайшее мастерство… Рейл напомнил спутникам, что далеко не все представители расы оомемианов состоят в полиции или в вооруженных силах.

Выход из вокзала представлял собой прозрачный лифт, но без кабины. Пассажирам предлагалось заполнить открытое цилиндрическое пространство диаметром в двадцать футов и отдать себя на волю особого поля. Кервин замешкался на краю, неуверенно заглядывая в дыру глубиной в несколько сот этажей.

Рейл подал пример остальным, беспечно шагнув в пустоту. Кипяток с улыбкой нырнул следом. Миранда зашла в лифт так, словно делала это ежедневно.

— А ты? — позвал Кипяток Кервина. — Испугался?

Кервин глотнул воздуху и сделал шаг.

Его словно подхватила невидимая мягкая рука. Начался спуск, управление которым осуществлял непонятным образом Рейл. Измиру не было до поля никакого дела: он трансформировался в лист бумаги, такой тонкий, что приходилось удивляться, как на нем держится неизменный синий глаз. Лист парил над компанией, как разноцветный рекламный плакат.

— Видите, ему и такое поле нипочем, — сказал Рейл. — Он, несомненно, наделен поразительными свойствами, но вопрос в том, могут ли найти им применение оомемианы или кто-либо еще. Я, конечно, не ученый. Пускай они разбираются, есть ли от него прок, кроме простой забавы.

Мимо проносились ярко освещенные этажи. Кервин понимал, что только на то, чтобы исследовать все помещения, прилегающие к шахтам, уйдут годы. А ведь в городе таких размеров, как Олвин, наверняка насчитывалось тысячи подобных шахт, связывающих воедино сотни бескрайних ярусов…

— Ладно, поле на него не действует, — сказал он Рейлу. — Но взгляните, во что он превратился! Как это у него получается?

— Понятия не имею. Возможно, он умеет менять свой состав и строение атомов. Я бы не удивился, если бы он вообще сделался невидимкой.

Движение вниз стало замедляться. Кипяток кинулся было в сторону, но его опять отнесло к остальным; Кервин остался в неведении, исполнил он этот фокус самостоятельно или с помощью Рейла. Наконец лифт остановился. Миранда покинула шахту с такой же безупречной прической, как и в начале спуска.

Внизу Олвин больше всего походил на бесконечный торговый центр. Пешеходы перемещались густой толпой. Кервин недоумевал, каким образом трое людей и один пруфиллианец могут быть замечены среди такого разнообразия созданий. Рейл тем не менее вел себя, как разведчик на минном поле.

Гостиницам несть числа! Рейл нырнул в ближайшую к шахте и заказал номер — одну просторную комнату. Простая мебель была исполнена так, что на ней могли удобно поместиться существа самых немыслимых очертаний.

Одна стена была целиком занята огромным голографическим проекционным блоком. Пульт управления выглядел очень сложно, но работать с ним оказалось легко: достаточно было просто помахать рукой. Санузел помещался за стеной, казавшейся не менее капитальной, чем остальные, в которую, однако, можно было ступить, как в густой туман. Она была полностью звуко- и светонепроницаемой, хоть и казалась совершенно иллюзорной.

— Как насчет пробежки по магазинам? — спросила Миранда, переходя к серьезным вещам.

— С этим придется повременить, — ответил Рейл, устремляясь к выходу. — Здесь вам будет удобно. Мне это, конечно, не по средствам, но я найду способ, как покрыть дополнительные затраты. Ведь я чувствую себя вашим должником: все-таки вы, возможно, спасли мне жизнь.

— Никаких «возможно»! — заявил Кипяток, озирая помещение. — Эти «оо» и так далее оставили бы от тебя мокрое место, если бы не вмешались мы.

С этими словами он прыгнул на один из двух обширных круглых пуфов, стоявших посредине комнаты, и был пойман в полудюйме от поверхности, где и завис.

— Это что-то новенькое: сон на весу.

— Отдыхайте.

При приближении Рейла в стене появилась дверь.

— Блок связи расположен между кроватями. Если вам что-то потребуется, вызовите прислугу.

— А как?

— Блок свяжется с универсальной переводящей машиной. Здесь все организовано на высшем уровне.

— А как насчет еды? Тут есть что-нибудь, вроде вашего синтезатора? Что произойдет, если я закажу хорошо прожаренный бифштекс?

— Он может оказаться не говяжьим, но, уверяю вас, вы ни за что не отличите его от настоящего. Только проявляйте благоразумие.

— В каком смысле?

— Думайте, прежде чем заказывать, — напутствовал их Рейл с улыбкой и вышел.

— Куда вы? — крикнул ему вслед Кервин.

— У меня много разных дел: починить корабль, кое с кем встретиться, раз уж я сюда попал.

— Вам обязательно надо оставлять нас одних?

— Так безопаснее и для вас, и для меня. Я уже говорил, что ваш вид вызывает подозрения.

— Это наш-то? По дороге сюда я приметил что-то вроде тарантула в очках. А вы еще говорите о каких-то подозрениях!

— Вы приматы, а в галактике приматы встречаются нечасто. Им обычно удается истребить друг друга до того, как они достигнут высокого уровня цивилизованности, позволяющего принять участие в социальной структуре галактики… Мне не хочется, чтобы вы попали в беду. При всех технических новшествах Недсплена, вряд ли местная кутузка понравится вам больше, чем земная.

— Неужели? — Кипяток перевернулся в воздухе. — Чтоб ты знал: нет ничего гаже, чем шерифская тюряга в Альбукерке. Сплошняком нелегалы-мексиканцы и наркоманы.

— Вот и здесь похожая история.

— Да? Интересно, как на Недсплене выглядит нелегал-мексиканец.

— По-разному — в зависимости от того, откуда он сюда пробрался. К примеру… Впрочем, зачем это вам? Мы зря транжирим время, которого у нас и так в обрез. Я должен как можно быстрее починить корабль и улететь отсюда вместе с вами.

— Вы мне наврали! — подала голос надутая Миранда. — Шоппинг отменяется?

Рейл вздохнул и, не затворяя дверь, что-то сказал в решетку на стене.

— Получайте. Я открыл скромную кредитную линию — учтите, очень скромную! — в местном универмаге. Можете сделать заказы по блоку связи. Но призываю вас к осторожности! Никаких драгоценностей и прочего в этом роде.

Впервые с того момента, когда Кервин увидел ее, Миранда оживилась по-настоящему.

— Ладно, я знаю, как делать покупки. Только с чего начать.

— Просто скажите блоку связи: «Шоппинг». Счет за ваши приобретения автоматически войдет в счет за номер. Да, вот еще что: Измира я оставляю с вами.

Астарах болтался под потолком. Сейчас он выглядел, как кусок черного гранита, испрещенный белыми прожилками. Синий глаз свободно перекатывался по гранитной глыбе.

— Стойте за него насмерть! — предупредил Рейл.

— Минутку!..

Но Рейла и след простыл. Кервин не стал к нему приставать по двум причинам: во-первых, он поверил словам инопланетянина о необходимости торопиться, во-вторых, не имел представления, как открывается дверь, которая снова полностью слилась со стеной.

— Классное местечко! — Кипяток подпрыгнул как можно выше и хлопнулся задницей на кровать. Поле бережно подобрало его.

Кервин был вынужден согласиться, что номер устроен поразительно практично. Поле умело адаптироваться к любой форме тела. Еще одним чудом адаптации были изображения многочисленных одеяний, которые уже горели перед Мирандой на лжестене. Оставалось удивляться, каким образом продавец — будь то неведомое существо или автомат — умудрился определить ее видовую принадлежность и рост. Видимо, стена служила не только экраном, но и камерой.

В следующее мгновение часть экрана как бы перелилась в комнату и превратилась в манекен Миранды, который для надежности ненадолго растекся по ней, выверяя размер. Впервые в жизни Кервин позавидовал лучу света. Потом манекен пропал, после чего фигура на экране пришла в абсолютное соответствие с размером и полнотой оригинала. Для примерки последнему только и оставалось, что сделать словесный запрос: изображение названной вещи мгновенно появлялось на реальной Миранде. Далее стена превращалась в зеркало, демонстрировавшее вид спереди, сзади и с боков.

— Вдруг это сопряжено с чрезмерным облучением? — встревожился Кервин.

— Оставь ее в покое! — прикрикнул на него Кипяток. — Посмотри: она уже скончалась и вознеслась на небеса! — Кипяток перевернулся на другой бок.

Кервин довольно долго любовался представлением, прежде чем предостеречь:

— Ты не забыла, что сказал Рейл? Смотри, не устрой перерасхода.

— Не волнуйся. Разве он назвал предел трат? Уверена, что могу продолжать заказывать, пока этот предел не будет достигнут. Потом витрина вроде как закроется. — Она обернулась. — Ну как, идет?

Кервин затаил дыхание. Платье на ней было соткано из мелких рубинов разных оттенков — от кроваво-красного внизу до бледно-розово-го у ворота. Камни были, несомненно, искусственными — будь они настоящими, платье получилось бы слишком тяжелым, а не легким, как пушинка.

Рубин — полупрозрачный камень, поэтому Миранда была покрыта с ног до головы россыпью маленьких красных окошечек.

— Убери язык. Ишь, вывалил! — возмутился Кервин, заметив похотливый взгляд Кипятка. — Лучше охладись.

На блоке связи стоял какой-то контейнер, с виду — с салфетками, однако Кипяток уже успел выяснить, что в плоские емкости залит вкусный холодный напиток. Осушив одну, он небрежно швырнул ее на пол.

Ковер ощетинился, ворсинки погнали пустую посуду вправо. Кервину пришлось отпрыгнуть в сторону, хотя стаканчик, наверное, обогнул бы его, останься он на месте. Когда стаканчик достиг стены, в полу разверзлась дыра, послышался всасывающий звук, и порядок был восстановлен.

Кервин подозрительно посмотрел себе под ноги. Что это — специальная программа, или ковер — живой организм? Зеленые ворсинки стали ему неприятны, напомнив реснички инфузории. Он на цыпочках перешел к другой кровати. Ковер не обратил на него внимания.

— В самый раз для вечеринки. Что ни накидаешь на пол — все само подберется. — Кипяток высосал содержимое еще одной емкости и отшвырнул ее. Сотни ворсинок снова погнали мусор к стене. Кипяток соскочил с кровати и встал у них на пути. После некоторого колебания траектория движения мусора изменилась. Кипяток снова преградил ему путь. Кервин наблюдал за ним до тех пор, пока его не оставило терпение.

— Ты только взгляни на себя! Мы угодили в чужой мир, непонятно в скольких световых годах от Земли. Мы первые люди, которым выпали такие испытания, а ты только и можешь, что дразнить ковер.

— Хоть какое-то развлечение. — Кипяток унялся, позволив ковру довершить начатое.

Тем временем под отверстием в противоположной стене выросла гора прозрачных пакетов и коробок. В одной Кервин увидел рубиновое платье.

— Может, тебе подкупить к нему еще и рубиновые туфельки?

Миранда призадумалась.

— Нет, — решила она наконец, — лучше желтые. Еще что-нибудь желтенькое для волос и такой же браслетик.

Заряды сарказма отскакивали от нее, как горох от стенки.

— Послушай, как тебя не выгонят из колледжа?

— Я учусь на «хорошо». Могла бы и на «отлично», если бы захотела, но для этого вроде как надо корпеть. Я пошла в колледж только потому, что настояли мать с отцом. У нас вышел по этому поводу здоровенный скандал. Я отказывалась, но они пригрозили лишить меня денег, а это было бы еще скучнее. Вот я и решила попробовать. Теперь мне остается промучиться только год. И потом, я подумала, что познакомлюсь там с нормальными парнями.

— И как, познакомилась? — спросил он с деланным безразличием. Его опасения не оправдались.

— Еще нет. Разве что Барсук ничего, но уж больно туп. — Она вытянула руку. — Что скажешь вот о той серебристой вещице слева? — Речь шла о чем-то похожем на алюминиевую фольгу.

— Не знаю.

Она печально покачала головой.

— Все ребята такие! Иногда мне начинает казаться, что вы вроде как не соображаете, что в жизни самое главное.

— Вот как? — Кервин начинал злиться, но пока что старался это скрыть. — Допустим. Так давай разберемся, что самое главное. — Он подошел к блоку связи. — Эй, вы, там! Можно задать вопрос?

Ответ прозвучал на грамотном, хоть и с акцентом, английском языке.

— У меня есть выход на городскую библиотеку. Отвечаю на любой вопрос.

— Вот и хорошо. Я хочу знать, что в этой жизни по-настоящему важно. Повсюду, во всей цивилизованной галактике. Что действительно имеет значение? К чему все это, зачем мы вообще живем?

— Минуточку. — Блок связи умолк. Кервин гадал, с чем сверяется его невидимый собеседник, в какие древние источники погружается, в каких древних философских трактатах ищет ответ. Отвечать на вопросы общего характера труднее всего. Он задал вопрос в порыве злости, а теперь понимал, что ерундовая размолвка может вот-вот привести к тому, что он станет первым человеком, которому откроется одна из величайших тайн бытия…

Из блока связи донеслось:

— Ваш вопрос обработан. Давно установленная истина гласит, что самое главное в цивилизованной галактике — это совершать покупки.

Кервин чуть не потерял нижнюю челюсть. Миранда самодовольно улыбнулась.

— Съел? Хочу примерить эту серебристую штучку!

Кервин медленно отошел и присел на кровать. Кипяток смотрел на него с жалостью во взоре.

— Не убивайся понапрасну.

— Этого не может быть! Это шутка… — пробормотал Кервин. — Шутка, и только. Наверное, Рейл как-то запрограммировал этот аппарат. Я вообще не слишком ему доверяю. — Внезапно он просиял. — Понял! Она скупает товар, как сумасшедшая, поэтому магазин поощряет ее не останавливаться. Отсюда и смысл ответа. Конечно!

— Придумал тоже! — Кипяток сел. — Эй, милашка, может, позвонишь в мужскую секцию?

— Ладно. Все равно мне не понравилась эта вещь. — Голографический дубликат серебряного платья вернулся на экран.

Кипяток соскочил с кровати и встал с ней рядом.

— Кожа! Мне нужен кожаный отдел. Или как это тут у вас называется? Еще кнопки. Побольше. И, если это не слишком дорого, из золота. Золотые кнопки.

— Конечно, сэр.

По экрану пошли помехи. Кервин пробормотал что-то себе под нос.

— Почему бы тебе не сменить старые джинсы? — обратился к нему Кипяток.

— Мне и в старых хорошо. — Кервин подошел к блоку связи, но не стал ничего заказывать, а открыл бумажную емкость, содержимое которой тут же охладилось само собой.

— Это какой-то абсурд! Шоппинг не может быть главным занятием во Вселенной.

Пока он ломал голову, на стене появилось изображение странного гибрида смокинга и облачения Робин Гуда. В следующий момент у него в голове что-то надломилось. Катастрофа имела локальный характер: он сумел обернуться и связно произнести:

— Подождите. Давайте посмотрим, не найдется ли у них то же самое моего размера.

VII

По прошествии нескольких часов Кервин по-прежнему не был готов считать шоппинг самой важной деятельностью, однако уже признавал его приятным развлечением. Все трое получали удовольствие от того, что впервые с момента, когда их свела судьба, у них появился общий интерес, пусть даже такой низменный, как покупки по каталогу. Это не могло служить им связующим звеном на серьезном эмоциональном уровне, однако показывало, что у них имеется кое-что общее, помимо возраста, языка и видовой принадлежности.

К тому же блок связи не ограничивал их одеждой. Они могли заказать сколько угодно еды и напитков — неизменно синтетических, как на корабле Рейла, но не менее вкусных и сытных. Кервин даже добился от Миранды пары комплиментов за свое умение объяснить пищевые запросы, которые блоку связи не удавалось перевести. Они дошли до того, что отведали местных блюд, не противоречивших человеческой физиологии, и получили удовольствие.

Когда Миранда решила положить конец вакханалии покупок и примерить кое-что из приобретенного, Кервин с Кипятком обнаружили, что лже-стена может быть не только полезной, но и увлекательной: она оказалась настоящим мультимедийным центром развлечений, хотя кое-что осталось недоступно их пониманию. Кроме того, Кервина больше влекло наблюдать за Мирандой. Кипяток получил возможность забавляться с центром и тут же выяснил, что может заказывать музыкальные инструменты тем же способом, что и шмотки.

Он в восторге пробежался по бесконечному каталогу инструментов — от синтезаторов не больше губной гармошки до барабанов. От одного удара в эти барабаны сошла бы с орбиты старушка Земля.

— Теперь я могу наплевать на группу. С такими игрушками я сам себе группа.

— Не слишком увлекайся. Не настала ли пора использовать блок связи для более серьезных целей? К примеру, мы знаем, что идет межгалактическая война. Может, попробуем выяснить что-нибудь на эту тему: как она началась, сколько длится? Вдруг разберемся, кто прав, кто виноват: как-никак, мы — нейтралы…

Миранда покачала головой.

— Невозможно. Во всяком случае, не сейчас. Сначала надо сделать кое-что поважнее.

Кервин оглянулся на нее.

— Что именно?

— Неужели ты сам не замечаешь? — Она указала на гору пакетов. — Туфли! — Мне нужно с полдюжины пар к одежде, что я накупила.

— Верно, — выразительно ответил Кервин. — Действуй. Я ничего не говорил. Выхожу из игры.

Он подошел к коробке с экзотическими сладостями и сердито запустил в нее руку. Пока он пробовал нечто среднее между шоколадным кремом и малиной, в стене появилась дверь, в которую вошел некто.

Это был не Рейл, а грызун ростом с человека — с чрезвычайно длинным хвостом с кисточкой, которым создание поглаживало себя по голове и плечам. Одето оно было в коричневый костюм, обшитый золотыми звездами. Лицо создания было плоским, отдаленно напоминающим человеческое, однако зубы, усы и уши были заимствованы у кого-то еще.

Создание оглядело комнату, включая горы снеди и одежды.

— У вас что, не принято стучаться? — ощерился Кипяток.

— Обходимся без стука. — Грызун что-то подкрутил на своем шлеме. — Я Томун, ответственный по этажу. У меня для вас сообщение администрации отеля.

— Еще один подарочек! — обрадовался Кипяток и сел на край кровати. — Что там у вас?

Вместо ответа посетитель продемонстрировал длинную, напоминающую клейкую ленту, полоску, колеблемую кондиционером. Кервин разобрал на ней какие-то письмена.

— Это ваш счет. — Томун был олицетворением деловитой вежливости. — Вы перерасходовали кредит, и отель вправе потребовать, чтобы вы заручились новым кредитом, прежде чем в счет вашего номера можно будет заносить дальнейшие суммы.

Кипяток покосился на Кервина, который недоуменно пожал плечами, и опять взглянул на грызуна.

— Что-то я не пойму, усатый. Мне казалось, что у нас есть кредит.

— Был. Но вы давно его превысили, заказывая еду, напитки, швейные изделия и тому подобное.

— Тут у вас не очень-то размахнешься, верно? — Кервин отчаянно тянул время.

— Это ваше дело. Кто из вас оплатит перерасход на данный момент? После этого я удалюсь и не стану больше вам мешать.

Кервин уповал на то, что вот-вот придет помощь, но этого не происходило.

— Не понимаю… Вам следует обратиться к мистеру Рейлу. Это пруфиллианец, который нас здесь поселил. Он готов оплатить все наши покупки.

Усы грызуна подергались, морда заострилась.

— Ни в этом номере, ни во всем отеле Рейл не значится.

— Не может этого быть! Кто же сделал предварительный взнос за покупки?

— Это произошло автоматически при вашем вселении. Полагаю, взнос сделали вы сами.

— Нет, здесь какая-то путаница, — зачастил Кервин. — Видите ли, мистер Артвит Рейл поселил нас здесь и сказал, что кредитует нас. Я уверен, что с минуты на минуту он возвратится, и все уладится. До вечера все так или иначе прояснится.

— Вечер уже наступил, — строго произнес Томун. — Срок предоставления счета истек несколько часов назад.

— Что такое — несколько часов? — неубедительно промолвил Кервин. — Велика важность!

— Еще как велика! — ответствовал грызун. — Счет говорит сам за себя. Дорогая одежда, сладости, напитки, эксклюзив… Расплачиваться за все это придется немедленно, во избежание последствий.

— Уверен, что Рейл скоро возвратится.

Грызун обнажил зубы.

— Кто этот Рейл, которого вы все время упоминаете? Пусть лучше кто-нибудь из вас произведет выплату — это позволит мне почтительно удалиться. В противном случае…

— Погодите-ка… — Кервин вытащил из кармана бумажник. После минутных поисков на свет была извлечена кредитная карточка «Виза». — Это годится?

Томун взял карточку заросшей лапой, оглядел ее с обеих сторон и, прежде чем Кервин успел ему помешать, откусил кусок пластмассы. Отдав владельцу карточку с отгрызанным углом, он задумчиво проговорил:

— Вкусно, но, боюсь, не слишком питательно. Печеньем вам меня не купить.

— Чем же нам тебя купить, крысенок? — небрежно осведомился Кипяток.

— Я пропущу вашу дерзость мимо ушей, если вы расплатитесь.

— Кстати, какие у вас тут деньги в ходу? — осведомился Кипяток.

— Любые зарегистрированные кредитные чипы. Вряд ли вы имеете связь с «Фериффом Плакона».

— Сейчас проверю. — Кипяток наклонился к уху Кервина. — Ты ведь у нас умник, вот и придумай что-нибудь.

Кервин посмотрел на него, потом на служащего гостиницы.

— Мы можем предложить в качестве залога свое имущество?

Томун с сомнением покосился на него.

— Если вы имеете в виду свое теперешнее облачение, то за него вам не получить и стакана воды. Если же речь идет о только что приобретенном, то оно и так не поступит в ваше распоряжение до тех пор, пока вы не оплатите счет отеля.

— Вы хотите сказать, что я вроде как понапрасну столько времени занималась покупками?

— Жизнь полна огорчений, крошка, — сказал Миранде Кипяток.

— Кроме того, — продолжил Томун, — я представляю отель, а не магазин. Вам все равно потребуется кредитная линия.

Кервин присел на кровать.

— Значит, придется ждать возвращения Артвита Рейла.

— Напротив, сэр. У меня нет никаких доказательств существования загадочного мистера Рейла. Боюсь, я вынужден попросить вас освободить помещение.

— Освободить? — Недоразумение превращалось в серьезные неприятности. — Но нам совершенно некуда идти! Мы здесь чужие, без денег. Будь у нас деньги, мы бы отдали их вам.

— Ваши личные трудности меня не касаются.

— Дайте нам хотя бы несколько часов! Уверен, что к тому времени Рейл возвратится.

— Эй, погодите! — закричал Кипяток. — У меня есть идея. Измир, лети-ка сюда.

Все это время Астарах болтался у потолка. Сейчас он, распластавшись, как зонтик, спланировал на зов. Кипяток по-дружески приобнял поблескивающий диск.

— Разрешите представить: Измир Астарах, наиболее ценный…

— Кипяток! — одернул его Кервин. — Мы не имеем права…

Низкорослый панк окинул его презрительным взглядом.

— Что ты несешь? Этот проныра Рейл заставил нас пролететь с ним полгалактики, запер нас здесь и исчез. Теперь нас собираются вышвырнуть на улицу, а его ищи-свищи. — Он улыбнулся Томуну. — Возможно, Измир — самое ценное, что есть во Вселенной. Годится для залога?

Грызун покрутил ус и искоса глянул на висящую в воздухе загадку.

— С виду не такая уж и ценность. Фокус с левитацией хорош, но в нем нет ничего уникального.

— Вот что я вам скажу. Берите его под залог, пока не вернулся старина Рейл.

— Сожалею. Лично я с радостью помог бы вашему затруднению, но, как я уже указывал, мы не занимаемся бартером.

Кипяток убрал руку, и Измир снова взмыл к потолку, чтобы наблюдать оттуда своим синим глазом, как Кипяток укладывается на кровать.

— Тогда вот что я тебе скажу, носатый. Мы просто останемся здесь, и ты с нами ничего не сможешь поделать. Так что ступай в свою нору, а мы спокойно дождемся возвращения Рейла.

— Вынужден просить вас немедленно освободить номер.

— Ты уж прости нас, пожиратель сыра, но мы никуда не уйдем. —

Кипяток скрестил руки на груди и откинулся, наслаждаясь подвесным ложем.

…Спустя пять минут все трое стояли посреди бульвара напротив отеля, угрюмо наблюдая за хорошо одетыми постояльцами, беспрепятственно заходящими внутрь. Кипяток рад бы был дать Томуну отпор, однако тот вызвал на подмогу двоих мордоворотов с медвежьей осанкой, протискивавшихся в гостиничный коридор с трудом и по одному. Те аккуратно вынесли несговорчивых постояльцев из отеля, сперва предупредив их, что в следующий раз об аккуратном обращении придется забыть.

Земляне остались в чем были, разве что успели распихать по карманам кое-какую мелочь из заказанного. Кипяток больше всего расстраивался из-за того, что выдворение свершилось слишком стремительно и он не успел украсть из номера полотенце.

Кервин горевал по иному поводу: вместо того, чтобы поддаться заразе бессмысленного приобретательства, ему следовало бы принять душ и почистить зубы. Чувствуя себя грязным и потерянным, он уселся на гладкий тротуар, напоминавший розовый пенопласт. Кипяток прислонился к стене и, стоя на одной ноге, глазел на толпу. Миранда по своему обыкновению сложила руки на груди.

— Не очень-то вежливо с их стороны. Что за обращение! В Хьюстоне у такого отеля отобрали бы все звезды. — Она вздохнула. — А сколько чудесной одежды! Неужели они решили, что мы не собираемся платить? Никогда в жизни меня так не оскорбляли!

— А мне больше всего хочется снова увидеться с нашим приятелем, — проговорил Кипяток, постукивая кулаком по ладони. — С ненаглядным другом Артвитом Рейлом. Придется заколотить ему зубки поглубже в горлышко.

Измир Астарах являл собой сейчас грубую пародию на Кипятка: он тоже опирался о стену, отрастив для этой цели две длинные голубые ножки, и тоже поколачивал голубым кулачком по голубой ладошке. По всем четырем конечностям скользили вверх-вниз желтые кольца. При каждом соприкосновении кулака с ладошкой вспыхивала молния и раздавался гром, резонировавший от стены и смущавший клиентов гостиницы.

— Он вернется, — напомнил Кервин спутникам. — Не забывайте, что с нами Измир.

При упоминании своего имени Астарах покосился на Кервина, убрал с глаз долой свои эфемерные конечности и приобрел пирамидальные очертания, чтобы, перекувырнувшись, резко вытянуться.

— Ну и дубина же ты!

Кервин удивился.

— Ты это о ком?

— О тебе. Представляешь, если он все-таки не вернется, и мы застрянем здесь с этим Измиром? Вдруг наш приятель Рейл пришел к выводу, что Измир ему не нужен? Не забывай, что мы не знаем, какая часть из того, что нам наговорили, правда, а какая родилась в его травянистой башке. Возможно, он вообще все выдумал, чтобы спасти шкуру. Вдруг Измир — всего-навсего амулет или тому подобная дрянь? А что если Измира можно выследить? Он вырабатывает уйму энергии. Оомемианы каким-то образом шли по его следу. Недаром он все время взрывается. А Рейл хорош: приволок нас на этот Недсплен, запер без гроша, да еще навязал на нашу голову Измира! Сейчас он наверняка летит себе на Пруфиллию и хохочет во все горло: ведь оомемианы примутся теперь за нас. Скажи, что будет, когда оомемианы нас найдут? Думаешь, они станут слушать объяснения и извинения каких-то первобытных приматов? Раз они не пожелали выслушать нас в Альбукерке, то здесь и подавно не будут нянчиться с нами. Я уже знаю, как они поступят: оставят от нас мокрое место, а эту пакость заберут на свою ненаглядную Оомемию. Там их увешают медалями, а от нас только и останется, что заметка в утренней газете: «Студенты из Нью-Мексико и блестящий местный музыкант пропали ночью в горах».

— Может, Барсук поднимет тревогу?

Кипяток фыркнул.

— Ты сбрендил? Когда он прочухается, то обвинит нас в краже машины. Вряд ли он расскажет кому-нибудь об оомемианах и о нашем ненаглядном Артвите. Полиция сочтет, что мы расколотили машину или загнали ее, чтобы подкупить наркоты. — Он врезал каблуком по розовому пенопласту, но поцарапать тротуар не сумел. — Гибель сенсационной музыкальной карьеры.

— Какая еще музыкальная карьера? — спросил Кервин, утомившись от речей панка.

— Моя, парень. Я хорошо играю на клавишных и ударных. Могу и на бас-гитаре.

— Хочу есть, — сообщила прозаическая Миранда. — Угости-ка меня шоколадкой, которую ты стянул.

— Сколько угодно, дорогуша. — Кипяток протянул ей квадратик в фольге. Стоило ей прикоснуться к плитке, как та, реагируя на тепло, развернулась сама. Миранда мрачно откусила половину и принялась жевать.

Спустя два часа троица забилась под карниз, спасаясь от дождевой воды, просочившейся сквозь верхние уровни. Дождь оказался холодным.

— Уже поздно, — проговорил Кипяток. — Дождь скоро кончится. Не могли же они отвернуть краны на всю ночь.

Продрогшая Миранда безутешно пробормотала:

— Я по-прежнему голодна.

— Что я слышу! — с горечью воскликнул Кервин. — Выходит, в жизни все же есть кое-что поважнее покупок?

— Не лови меня на слове. Мне бы хотелось иметь все, что я назаказывала. Но прожить без этого можно. Удовольствие получаешь от выбора, а не от обладания.

— Иногда я жалею, что не выбрал своей специальностью антропологию. Мертвых легче понять, чем живых.

— Не говоря уже о том, что они более предсказуемы, — подхватил Кипяток. — Надо нам поесть или нет? Значит, придется как-нибудь добывать бабки.

Он поманил пальцем Измира. Астарах расплющился и изобразил над ними козырек.

— Никто не предложил нам сокровищ в обмен на это чудо света. Значит, надо пошевелиться самим. Я специалист по выживанию, недаром как-то провел целое лето в специальном лагере. Берите-ка!

Он вытащил из кармана три миниатюрных головных телефона. Правый наушник каждого был почему-то розовым.

— Это что еще такое? Откуда? — не понял Кервин.

— Ты и вправду считаешь, что у меня опилки вместо мозгов? Они лежали рядом с блоком связи у нас в номере. Я их прикарманил, пока вы препирались с этой крысой.

Кервин засунул принимающий конец переводчика себе в ухо.

— До чего миниатюрные! — Он испуганно оглянулся. — Должно быть, страшно дорогие. Служба безопасности отеля наверняка уже разыскивает нас. — Он припомнил чудищ, выбросивших их на улицу. Встречаться с ними у него не было ни малейшего желания.

— Вряд ли они тут много потянут, — возразил Кипяток. — Вокруг ошиваются существа самых разных рас, поэтому такое устройство здесь жизненно необходимо и широко распространено. Без него просто не поболтаешь с соседом! Это, скорее всего, одноразовая дешевка.

Миранда тоже надела наушники, которые смотрелись на нейпревосходно.

— Жаль, что они не под золото.

Кипяток усмехнулся.

— У меня в карманах водится еще кое-что. Внимание! — Он гордо достал из кожаных недр два приспособления. Одно походило на гибрид антенны и флейты, было усеяно кнопками и имело три мундштука. Второе напоминало нераскрывшийся цветок, но только до тех пор, пока Кипяток не прикоснулся к кнопке. Цветок поспешно раскрылся. На каждом из шести лепестков оказалось по четыре струны, уходящих к пестику.

— Что это такое? — спросила Миранда.

— Не помнишь? Когда ты скупила весь Гонконг, я занялся музыкальной секцией. Вместе с наушниками я прихватил и эти две штучки.

Он нажал еще одну кнопку, и лепестки цветка зажглись. Пробежавшись пальцами по струнам, он извлек из инструмента мелодичный звук, напоминающий звон колокольчика.

— Это, конечно, не гитара, но немного практики — и я заиграю получше слепого котенка.

Кервину стало совестно.

— Не обижайся. Просто у меня было скверно на душе.

— Уже забыл. — Кипяток вопросительно посмотрел на Миранду.

— Нечего на меня глядеть. Я ни на чем не играю.

— Не беда, разберемся. — Он передал флейту-антенну Кервину. — Сумеешь найти этому применение?

Кервин с интересом осмотрел инструмент и осторожно прикоснулся губами к одну из мундштуков. Для его челюстей он оказался маловат, как мундштук знакомой ему волынки. На слабое дуновение инструмент отозвался звуком поразительной глубины и мощности. Кервин принялся экспериментировать с кнопками.

— Может, я и смог бы на нем сыграть, — сказал он, переводя дух. — А что, разве мы решили дать концерт?

— Почему бы и нет? Ты видишь знаки, которые запрещали бы уличное музицирование?

Кипяток начал, то есть неряшливо забегал пальцами по лепесткам. Кервин удивился, насколько простым инструментом оказалась флейта-антенна. Совсем скоро они уже импровизировали, как безумные, забыв про холод и сырость и заботясь лишь о том, вразумительно ли звучат для поредевших прохожих их упражнения; о приятности исторгаемых звуков для инопланетного слуха они старались не думать.

Немного погодя дождь перестал, причем не постепенно, а разом, словно кто-то наверху и впрямь закрутил кран. Число прохожих выросло, для ночной клиентуры распахнули двери магазины. Будь у него шляпа, Кервин бросил бы ее перед собой на тротуар.

Музыка, которую извлекали двое энтузиастов из чужеземных инструментов, заставила Миранду забыть о скуке. Сначала она просто кивала головой, потом заулыбалась, задвигалась в чувственном ритме. Скоро она уже извивалась в танце под странный ритм, как сорвавшаяся со шкалы осциллоскопа кривая.

Теперь Кервину было трудно сосредоточиться на игре. Девушка определенно умела двигаться, хотя оставалось неясным, привлечет ли она своим умением инопланетян. Дело решил Измир: он присоединился к ней, мигая, как рождественская елка, работающая от атомной электростанции, произвольно меняя окраску и подвывая.

Миранда сбросила туфли и танцевала босиком. Тротуар приятно холодил ступни и быстро подсыхал. Измир встал на несколько длинных ножек, чтобы сыграть роль партнера Миранды. Не сумев попасть в ритм ни с ней, ни с музыкой, он трансформировался в золотой футляр с лентами, выбивающимися наружу и развевающимися, как жидкий металл. Когда он обвивался вокруг девушки, в воздухе трещали электрические разряды. Среди золотого мелькания неизменно горел синий глаз, бесстрастно озирающий собравшихся.

Экзотический характер представления заставлял притормаживать на бегу даже самых забубенных инопланетян. Вокруг исполнителей выросла толпа. Кервин знай себе дул, украдкой выискивая в толпе полицейского. Он полагал, что сумеет распознать полицейского независимо от числа конечностей и глаз.

Однако представители местной законности не торопились материализоваться. По всей видимости, выступление на тротуаре не нарушало действующее законодательство, а если даже и нарушало, никто из зрителей не жаловался на происходящее. В городе масштаба Олвина полиция вмешивалась, наверное, только когда получала сигнал о нарушении закона, не имея времени самостоятельно охотиться на нарушителей. Патрулирование потребовало бы здесь развертывания сил, сопоставимых с французской армией.

Представление закончилось само собой: у Кервина не хватило дыхания, а у Кипятка онемели пальцы. Кервин опустил флейту, Кипяток сложил лепестки музыкального цветка. Миранда вопросительно посмотрела на обоих.

— В чем дело? Уже устали? — Сама она выглядела свеженькой, как марафонец после месячного отдыха.

— Не совсем так, — отозвался Кервин. — «Смертельно устали» — это будет точнее.

— Давайте! — она прищелкнула пальцами. — Вы отлично играете. — Она закружилась, не обращая внимания на взлетающий подол.

— Нет, закругляемся. — Кипяток опирался о стену и утирал пот со лба и выбритых висков. — У тебя там что, вечный двигатель?

— Нет. Я как раз вспомнила, что голодна.

Кипяток закинул свой музыкальный инструмент на спину. Тесемка отсутствовала, но инструмент пристал к кожаной куртке, как приклеенный. Возможно, кожа была его любимым материалом. Кипяток наклонился, изучая содержимое туфель.

— Монеты? — спросил его Кервин.

Кипяток пошевелил одну туфлю.

— По-моему, просто мусор.

— Все зависит от того, понравилось ли им.

— Одно из двух: либо это мусор, либо деньги. — Кипяток с прищуром оглядел залитый огнями бульвар. — Есть только один способ в этом разобраться — попытаться их потратить.

Ресторан они нашли не столько по виду, сколько по запаху, поскольку разнообразные надписи на зданиях были для них абсолютной тарабарщиной. Полностью компьютеризованное меню вызвало у них недоумение. К счастью, из динамиков раздавались словесные описания блюд, а крохотные переводчики в наушниках творили чудеса.

В обмен за пару серебристых наперстков и половинку золотистой пружинки ресторан предоставил им три огромных блюда, в которых лежало нечто, похожее на нарезанное мясо омаров с горячими пурпурными овощами. По вкусу это напоминало невероятную смесь клубники и спаржи. Вдобавок они получили гигантский батон хлеба со злаками, дюжину различных соусов, майонезов и джемов и высокие бокалы с напитками, из которых доносился смех всякий раз, когда к поверхности поднимался очередной пузырек, причем казалось, что каждый пузырек смеется по-своему.

Они принялись за чужеземную трапезу с опаской, однако всякие колебания прошли, стоило им отведать блюда. Все было ново и восхитительно вкусно. Кервин сомневался, будет ли им под силу разместить такую гору снеди в своих желудках, однако он не принял во внимание, до Чего у них разгорелся аппетит. Путешествовать, браниться, бегать, делать покупки и танцевать оказалось тяжким трудом.

Наибольшие сомнения вызвали у Кервина мясные ножки, выложенные по одну сторону блюда, ибо они слишком уж походили на конечности четверки инопланетян, занимавших столик неподалеку. Впрочем, Четверка прекрасно видела, что едят земляне, и не высказывала возражений, поэтому Кервин с облегчением решил, что не утоляет голод кем-то из их родни.

Измиру было предложено тоже припасть к этому рогу изобилия, но он проигнорировал предложение. Приняв форму стула, он изучал происходящее синим глазом, издавая иногда негромкое бессмысленное бормотание.

— Не ест и не спит. — Кервин проглотил очередной кусок. — Интересно, как у него с дыханием.

— Если это машина, то зачем ей дышать? — сказал Кипяток.

Миранда жевала хлеб, намазанный четырьмя джемами. Кусала она понемножку и оставалась девственно-чистой, тогда как Кервин вымазался с ног до головы. Кипяток был ему под стать, но совершенно этим не тяготился.

— У вас вроде как получился отличный дуэт, — сказала Миранда. С ее бутерброда сползало что-то зеленое. Кервин затаил дыхание, однако на сей раз не произошло ничего, противоречащего законам природы: зеленая капля шлепнулась на пол. — Можно подумать, что вы уже играли вместе.

Кервин отвел взгляд и отхлебнул из смешливого бокала.

— Не играли, а так, баловались. Пианино, барабаны, все, что только попадало под руку. Только это было давно.

— Да, — согласился Кипяток, — давным-давно.

— Теперь мы уже этим не занимаемся, — смущенно пояснил Кервин. — Двинулись, так сказать, в разные стороны.

— А жаль! Мне-то все равно, но по телику это видишь сплошь и рядом: рассорившиеся друзья детства и все такое прочее.

Кипяток то ли хохотнул, то ли гавкнул, потом как-то нехорошо ухмыльнулся.

— Друзья детства — красиво сказано. А вообще-то этот придурошный яппи — мой брат.

Кервин угрожающе взглянул на него.

— Кого ты называешь придурком? Посмотри на себя! Тебе самое место среди инопланетян.

Миранда переводила взгляд с одного на другого.

— Нет, серьезно? Вы что, родные братья?

— А что, разве не заметно? Не бросается в глаза?

Она неуверенно свела брови.

— Не слишком.

Кервин пренебрежительно хмыкнул.

— У этого ничтожества были блестящие перспективы. Он мог бы стать юристом, врачом, инженером — об этом просто кричали тесты его способностей. Но потом он спалил себе мозги кошмарной музыкой и стал водить компанию с дикими зверями.

— Познакомьтесь, это я и есть. — Кипяток гордо развалился в кресле. — Я собирался стать юристом, но был спасен.

— Хорошенькое спасение: опять превратился в человекообразного!

Кипяток больше не улыбался.

— Заткнись и помалкивай. Я делаю то, что хочу и когда захочу. Принимайте меня таким, какой я есть. Зато мне не надо влезать в униформу в виде костюма с галстуком, чтобы выглядеть безопасным, как все остальные. Мне не приходится…

— Хватит, мальчики, — прервала спор Миранда. — Мне просто хотелось удостовериться, действительно ли вы родня. К тому же вы расстраиваете Измира.

Оба повернулись к Астараху, который по-прежнему оставался стулом.

— По-моему, с ним ничего не случилось, — сказал Кервин.

— А я его чувствую. Не знаю, есть ли у него мозги, но вибрация от него исходит. Только что я ее почувствовала. По-моему, ему вроде как не нравятся споры и распри.

Кипяток ободряюще потрепал ее по руке.

— Все в порядке, милашка. Просто это несколько сложнее того, с чем тебе прежде доводилось иметь дело. — Видя, что она не противится, когда он треплет ее по руке, он попытался погладить ее по плечу, но был встречен неодобрительной гримасой.

— Не распускай руки! Мы все-таки в общественном месте. Вдруг у них тут насчет этого строгости?

— Насчет чего? Ты про фамильярности? — Он показал на улицу. — Какое же это общественное место? Мы единственные шимпанзе в этом цирке. Даже если бы мы с тобой вскарабкались сейчас на стол и занялись любовью, никто бы и глазом не повел. Они, наверное, даже не поняли бы, что к чему.

Кервин сознавал, что ему сейчас лучше воздержаться от комментариев, однако не справился с собой.

— Хватит, Кипяток. Учти, у нас достаточно денег, чтобы протянуть какое-то время без публичного эпатажа. Хотя для такого придурка, как ты, это, наверное, невозможно.

Кипяток упал животом на стол и вцепился ему в глотку. Измир отбежал в сторонку на своих трех ножках, Миранда просто вздохнула и не стала вмешиваться. Тарелки, хлеб, баночки, кувшины, непонятные столовые приборы — все полетело в разные стороны. Разумеется, в Миранду ничего не попало: она принадлежала к редким счастливицам, появляющимся на свет в окружении невидимого силового поля.

Мимо ее носа пролетел кусочек омара. Она и глазом не повела, твердо зная, что ей ничего не грозит. Впрочем, у Кервина и Кипятка не было времени оценить всю уникальность этого явления, так как они уже катались по полу. Несколько посетителей-инопланетян, из вежливости уделив драке секундный интерес, отвернулись к своим блюдам. Больше любопытства проявили только трое маленьких инсектоидов. Если бы не интеллект, читавшийся на лицах, их можно было бы принять за гигантских тлей, сбежавших с энтомологического карнавала. На всех троих были одинаковые вязаные плащи со сложными черно-красными узорами и высокими воротниками, почти полностью скрывавшие их грушевидные тела. Грациозно перемещаясь на четырех задних лапках, они приблизились к столу, за которым недавно сидели Кипяток и Кервин Ренсомы.

Кервин, вырвавшись из объятий Кипятка, указал кивком на невиданное трио.

— Гляди, дубина, бывают создания даже ниже тебя.

В ответ Кипяток сделал попытку расплющить старшему брату нос.

Одна из тлей что-то прошелестела. Две другие зашелестели ей в ответ, жестикулируя антеннами. Потом, воспользовавшись тем, что братья снова принялись тузить друг дружку, они спокойно забрали Измира и со всех ног бросились к выходу.

Миранда вскочила.

— Эй, Измира сцапали!

Братья перестали драться.

— Нам-то какое дело? — сказал Кипяток, поправляя свою велосипедную цепь.

Кервин метнулся было к выходу.

— Скорее! Ты же слышал, что сказал Рейл: мы отвечаем за него жизнью.

— Ну и отвечай за него своей жизнью, клоун. — Кипяток сидя очищал свой гребень от еды.

— Нельзя допустить, чтобы неизвестно кто просто так украл Измира! — Миранда опередила Кервина и бросилась вдогонку за похитителями?

— Невероятно! — Кипяток покачал головой. — Вот это глупость!

Кервин не смог ответить, поскольку стал объектом словесной атаки владельцев ресторана. Переводчик-автомат играючи справлялся с их пулеметной речью, хотя ее смысл был ясен и без перевода: кому-то придется заплатить за разгром. Прижав Кервина к стене, они подвергли его безжалостному поношению. Некоторые из обвинений все же не поддавались переводу.

Остаться в Олвине без женского общества было бы еще хуже, чем опозорить себя преследованием Измира. Кипяток обстрелял владельцев ресторана чем-то съедобным и утихомирил их, после чего бросился вместе с Кервином в погоню за несостоявшейся королевой красоты.

Они нашли ее у перил, окружавших бездонную яму. Кервин в ужасе отшатнулся от бездны. Судя по уходящим вниз огням, город спускался бесчисленными этажами под землю.

— Далековато, — молвил Кипяток.

— Они удрали туда!

Миранда обежала яму, достигла места, где не было перил, и отважно совершила прыжок в пустоту. Кервин понял, что это еще одна гравитационная шахта, только без стен: Миранда медленно опускалась вниз.

— Время не ждет, — сказал Кипяток и прыгнул за ней.

Кервин пожалел, что у него нет возможности поразмыслить. Закрыв глаза, он тоже шагнул вперед.

VIII

Стремительно падая и стараясь хотя бы не ускорять падение, Кервин открыл было глаза — и опять поспешно зажмурился. Тело подсказывало, что ничего экстраординарного не происходит, однако мысленно он уже представлял себе, как разбивается в лепешку и как разлетаются в разные стороны ошметки того, что недавно было Кервином. Почувствовав чье-то ласковое прикосновение к своей руке, он приоткрыл глаза и увидел уверенную улыбку Миранды. Слегка сжав его пальцы, она отплыла в сторону.

Они затормозили и вышли из шахты примерно на тридцать уровней ниже плоскости, с которой только-только освоились. Здесь улицы были усеяны мусором, фасады выглядели более обшарпанными, чем наверху. Миранда указывала направление.

— Я видела, как они бросились вон туда!

Молодые люди последовали за ней и вскоре увидели три фигурки. Похитители Измира не отличались особой прытью, хоть и обладали дополнительной парой конечностей.

— Как можно так шустро бегать на таких коротеньких ножках? — взмолился запыхавшийся Кервин.

— Лучше оставь свои намеки, — бросил ему Кипяток, с трудом поспевавший за Мирандой, которой бег давался без малейших усилий.

Приблизившись к тлям, они услышали их переговоры. Стоило Кервину задаться вопросом, знают ли они, что их преследуют, как одна из тлей обернулась, вытащила что-то из-под плаща и прицелилась в людей. Кипяток одной рукой схватил Кервина, другой успел оттолкнуть Миранду. Все трое резко свернули на улицу, начинавшуюся с пирамидальной башенки, похожей то ли на общественный туалет, то ли на мусорный бак. Нечто, напоминавшее обезумевшую стрекозу, ударилось в башенку с противоположной стороны и издало звон.

Кипяток огляделся.

— Догоним паразитов!

Обогнув башенку, Кервин заметил, что теперь у нее отсутствует одна стенка. В воздухе торчали уродливые завитки стали.

У всех троих уже не хватало дыхания, чтобы выдерживать темп. У Кервина отчаянно кололо в боку; даже Миранда бежала все медленнее. Однако расстояние между ними и похитителями Измира, тоже не располагавшими большим запасом энергии, быстро сокращалось.

Невозмутимый Астарах находился теперь на попечении двух тлей, прижавшихся к стене заброшенного торгового заведения в тупичке. Если бы не слабое свечение фонарей на соседней улице, можно было вообразить, что все происходит в каком-то необитаемом мире.

Кипяток остановился и, тяжело дыша, произнес:

— Так-то лучше. Это наша собственность. Отпустите его, не то мы свернем вам ваши комариные головы. Компренде?

— Погоди-ка! — Кервин встревоженно крутил головой. — Куда подевалась третья?

Ответ последовал незамедлительно: из-за ближайшего угла раздался высокий звук, сопровождавший выход на сцену третьего насекомоподобного похитителя. Теперь он целился из оружия, напоминавшего сложенные вместе ручку и карандаш. Оружие было направлено в живот Кервину, у которого немедленно произошел спазм кишечника.

— Вот черт! — Миранда оглядела себя. — Куда это годится — быть похороненной в такой одежде!

— Попробуем их вразумить. — Кервин показал вооруженной тле пустые ладони и сделал шаг вперед. — Мы плохо понимаем, что происходит. Мы здесь совершенно чужие и ни во что не хотим встревать. Может, просто посидим и потолкуем?

Кто-то треснул его молотком по голове. Он почувствовал, что падает, и услыхал визг Миранды. Визг был негромкий, но он получил от него некое извращенное удовлетворение: как-никак он впервые добился от нее персонифицированной реакции; ради этого стоило пострадать.

Он смутно слышал отдаленные разрывы, крики Кипятка, какой-то треск в воздухе, новые вопли Миранды.

«По крайней мере, — успел подумать он, — я умираю сытым, хоть и не знаю, чем набит желудок…»

Ему показалось, что он отключился на считанные секунды. Очнувшись, он увидел знакомые лица. Ближе всего к нему находился Кипяток, как будто даже встревоженный; у Миранды был обрадованный вид. К его удивлению, в поле зрения попала и третья физиономия — зеленая и испрещенная зигзагами, закручивавшимися буквально на глазах. По мере того, как он приходил в себя, зигзаги успокаивались и наконец окончательно присмирели.

Артвит Рейл взглянул на Кипятка.

— Итак, ваш друг жив.

— Повезло, — отозвался Кипяток. — Счастливчик! Ему всегда везло. У него имеется голова на плечах, вот только со здравомыслием туговато.

— Это мы уже слышали, — сказал Кервин для проверки своей способности говорить.

Кипяток покосился на него.

— Значит, слух восстановлен. Что касается твоей речи, то я бы не возражал, если бы она тебе отказала. Сядь-ка, остолоп.

Кервин повиновался, массируя лоб.

— Что произошло?

— А ты сам как считаешь? Тебя подстрелили, вот что.

— Я решил, что уже помер.

— Вас только слегка задело, — объяснил Рейл. — Снаряд, выпущенный фаларианцем, взорвался раньше времени, и вас отбросило взрывной волной. Вообще-то снаряду полагалось взорваться у вас в голове, но фаларианцы славятся невысокой культурой производства.

Кервин неуверенно поднялся. Вместо каменного тупика они находились теперь в уличном кафе на какой-то мрачной, трущобной окраине. Все остальные посетители — несколько инопланетян — помещались за соседним столиком и наслаждались сомнительными удовольствиями, предлагаемыми заведением. Выглядели они далеко не такими преуспевающими, как те, кто прогуливался по улицам тридцатью этажами выше. Глянув мельком на землян, они поспешно отводили взгляд.

— А что стало с этими фала… фаларианцами? — спросил Кервин, превозмогая головную боль.

— Превращены в удобрение, — деловито сообщил Рейл и сделал глоток из высокого сосуда с узким горлышком.

Кипяток сиял.

— Рейл укокошил двоих, а я — третьего. На меня брызнула какая-то зеленая дрянь… — Он скривился.

Рейл покачал головой.

— Как все же вы, первобытные приматы, предрасположены к насилию!

— Это мы-то предрасположены? Не морочь мне голову, зеленушка! Ты поджарил двоих, но я что-то не замечаю, чтобы ты выл от горя.

— Я сделал это по необходимости, а не по внутреннему побуждению. Зачем вы покинули гостиницу? Ох, и пришлось мне побегать, прежде чем я вас отыскал!

— Мы не покинули. — Кервин поддерживал обеими руками голову и боролся с тошнотой. — Нас просто вышвырнули вон. Наверное, мы перегнули палку с покупками.

— Я вас предупреждал. Впрочем, вас все равно не должны были выставлять за дверь.

— Почему? — Кервин через силу приподнял голову. — Служащий утверждал, что знать ничего не знает о каком-то Артвите Рейле.

— А вы ожидали, что я открыто заявлю о себе? Олвин кишит оомемианами и их агентами, которые спят и видят, как бы поймать меня и Измира.

— Измир!.. — Кервин широко раскрыл глаза. — Где он?

— Я на нем сижу. — Миранда поерзала, и Кервин увидел мигающий синий глаз. — Он принял форму стула. Так щекотно!

Кипяток раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, но Кервин бросил на него предостерегающий взгляд, и младший брат, вопреки обыкновению, смолчал. Рейл еще не кончил свою речь.

— Я понимал, что далеко вам не уйти, поскольку этот мир вам совершенно не знаком, однако вы забрались дальше, чем я предполагал. Судя по всему, вы неплохо разобрались, что к чему.

— Все благодаря находчивости моего братца, — пояснил Кервин.

Кипяток был удивлен и польщен.

— А как насчет этих тварей? Зачем им понадобился Измир?

— Фаларианцы — первые союзники оомемианов. Хотя эти, сдается мне, собирались оставить его себе вместо того, чтобы сдать своим друзьям. В противном случае нас бы уже сцапали.

— Хороши союзнички!

— Будут и другие, — пообещал Рейл и вздохнул. — Теперь всем известно о нашем местонахождении. На беду, оомемианы засекли мой корабль и установили за ним наблюдение. Мне повезло, что я обнаружил это, прежде чем на него наведался. Нам нельзя показываться даже вблизи космопорта. Если мы попытаемся улизнуть этим путем, они мгновенно нас схватят. К тому же теперь на нас висит гибель троих фаларианцев. У их соплеменников будут свои резоны нас разыскивать.

Кипяток состроил гримасу и вытер ладони о штаны.

— Лучше не надо! Не то мне никогда не отскрести эту зеленую гадость.

— Вы не понимаете всю серьезность положения. Раз тут замешано убийство, в дело вмешается полиция Олвина.

— Они что, тоже союзники оомемиан?

— Нет. Я же объяснял: Недсплен строго соблюдает нейтралитет. Население планеты не питает любви ни к нам, ни к оомемианам. Полиция бросится нас искать, когда узнает, что совершено преступление. Но если вы согласитесь помочь мне еще немного, даю вам слово, что на Пруфиллии мое правительство осыплет вас дарами, после чего предоставит возможность вернуться домой.

Кипяток поразмыслил.

— Я бы предпочел выступать, вместо того чтобы служить мишенью для каких-то тварей, похожих на пакость, найденную командой обеззараживания в подвале у моей тетки Хейды.

— Ты в любом случае рискуешь превратиться в мишень, — напомнил ему Кервин. — Забыл, как действуют оомемианы?

— Что верно, то верно… Я, конечно, против, ну да ладно. Потерплю еще немного.

— Я ваш должник навеки! — Кажется, благодарность Рейла была искренней. — Вы не пожалеете о своем решении.

— Я уже о нем жалею, но, как утверждает мой заботливый братец, выбор у нас невелик. Что же нам теперь делать, раз мы не можем болтаться здесь, но и на корабль нам нет хода?

— Искать другой способ покинуть Недсплен. У меня есть кое-какие связи… — Он неуверенно оглядел сообщников, сомневаясь, стоит ли продолжать. — Словом, если кто и способен нам помочь, так это люди.

Реакцию Кервина можно было предугадать.

— Минутку! А мы кто?

— Я имею в виду настоящих людей.

— Я и есть настоящий человек!

Кипяток радостно улыбнулся.

— Вот это как раз сомнительно.

Кервин глянул на него зверем. Рейл поспешил с объяснениями:

— Скорее всего, мне не следовало этого делать: раскрытие вековых тайн плохо воспринимается юриспруденцией. Однако выбора у нас все равно нет: те, о ком я говорю, единственные, кому я могу доверять на всем Недсплене. — Он поднялся и отодвинул табурет. — Идемте.

Оказавшись у вентиляционного отверстия, Кервин, не веря своим глазам, уставился на сотни лежащих еще ниже подземных уровней.

— Вы хотите сказать, что тут можно еще опускаться и опускаться?

— О, да, и очень долго, — заверил его Рейл. — Олвин — крупный город даже по галактическим стандартам, хотя, конечно, не самый большой.

— Неужели?.. — спросил Кервин, со страхом приближаясь к очередной шахте. — А какой самый большой?

— Точно сказать не могу, потому что все быстро меняется. Скорее всего, Хатанга на бывшей Юсикие.

— Почему на «бывшей»?

— Потому что теперь там сплошь Хатанга. Прежней Юсикии уже не найти — вся застроена. Город покрывает всю планету, он вылез на океанские шельфы, раскинулся повсюду. На шельфах выстроены энергоцентрали, черпающие тепло планетного ядра. А что поделаешь: нельзя же городу размером с целую планету жить на одних батареях! Олвин тоже производит сильное впечатление, но Хатанга по сравнению с ним — старый город, а Недсплен — относительно новая планета. Поэтому этот город еще не разросся. Мы почти у цели… Будьте так добры, не отставайте, иначе можете попасть в горизонтальную транспортную шахту. Внизу их гораздо больше, чем наверху. Вы уже знаете, как пользоваться вертикальными?

— А как же! — отозвался Кипяток. — Шагаешь в пустоту, закрываешь глаза, зажимаешь голову промеж ног — и…

— Уймись, Кипяток, — устало попросил Кервин.

Они достигли шахты. Внизу было черно, как в деревенском колодце в безлунную ночь. Взяв Измира за конечность, Рейл подбросил его в воздух. Измир повис в центре поля, дожидаясь, чтобы за ним последовали остальные. Видимо, ему было под силу нейтрализовать поле или еще каким-то образом воспротивиться его действию. Возможно, так проявлялся еще один его потенциально полезный талант.

Рейл прыгнул в поле и начал спуск. Люди последовали за ним. Измир лениво описывал вокруг них круги, выделывал кульбиты и бормотал что-то невразумительное.

Они не достигли дна шахты, так как это, по словам Рейла, значило бы оказаться на служебно-технических ярусах. Тем не менее Кервина не покидало ощущение, что до самого дна теперь рукой подать.

Освещение на этой глубине было искусственным, но достаточно ярким, чтобы рассмотреть «пещерных жителей». Они выглядели не столько бедными и забитыми, сколько таинственными. Все разговаривали только шепотом. Улица, на которую вывел своих спутников Рейл, была так же широка, как и на других этажах, однако пешеходы жались к стенам и старались держаться в тени.

— Многие из живущих и работающих здесь ведут себя так для того, чтобы не быть замеченными, — пояснил Рейл, хотя это было очевидно и так. — Они избрали этот уровень, чтобы не оставаться на виду.

Обойдя, наверное, пол планеты, Рейл свернул в просторный магазин, до отказа забитый непонятным товаром. Загадочность только прибавляла этому месту занимательности. Миранда попыталась было осмотреть предмет, похожий на кошелек с бисером, за что была наказана несильным разрядом тока. Хозяин был занят с покупателем, на котором ничего нельзя было разглядеть, кроме огромных глаз и рта. Закончив с ним, он поприветствовал четверку. Для этого он поднял над двухфутовым тельцем с шестью ногами четырехфутовую шею. При таком раскладе ему не составляло труда смотреть через пластмассовый прилавок, хотя он все равно не дотягивался до него пальцами, которыми кончались его трехфутовые руки. Голова его походила на лошадиную, если не обращать внимания на длинные косматые уши, которые мелко тряслись, когда их обладатель говорил.

— Ссслушаю вассс. Чем могу помочь?

Миранда облизывала поврежденную руку.

— Эта штука меня вроде как укусила.

Хозяин осклабился, показывая массивные зубы.

— Всссе товары защищены. Я могу ссснять блок, если вы желаете оссмотреть товаррр.

— Мои друзья не знакомы с некоторыми современными приспособлениями.

— Современные приссспособления? — Хозяин выглядел озадаченным. — Этому магазину уже двесссти лет.

— А что это вообще за магазин? — спросил у него Кервин.

За хозяина ответил Рейл:

— Ближайший эквивалент из вашего мира — магазин подержанных вещей. — Рейл обернулся к лошадиной голове. — Мне надо поговорить с Ирунтой.

— Он на ссскладе. — Хозяин с любопытством оглядел посетителей.

— Могу позвать. Кто его ссспрашивает?

— Он сразу меня узнает, — с улыбкой успокоил его Рейл.

Шестиногий жираф развернулся, но тут же замер в недоумении. Измир Астарах полностью воспроизвел размеры и очертания сложной скульптурной композиции, стоявшей у дальней стены. Разница заключалась лишь в том, что оригинал был черным, а Измир сделал выбор в пользу яркой кобальтовой голубизны, вокруг которой быстро вращались черные полосы. Хозяин магазина был очарован этим зрелищем.

— Наверное, вы не захотите продать этого подражателя? Превосходная игрушка! Никак не пойму, что это такое.

— Этого никто не может понять, — сказал Рейл. — Но это неважно. Что бы или кто бы это ни был, он не продается.

— Если вы передумаете, то я ссс радостью… — Жираф исчез за занавеской.

Кипяток, Кервин и Миранда бродили тем временем среди завалов того, что на Недсплене считалось, по всей видимости, хламом, тогда как на Земле не имело бы цены.

В торговом помещении появился некто массивный, со сложными увеличительными линзами на носу, определяющими с помощью встроенных программ подлинный возраст предметов старины, чистоту и происхождение драгоценностей и еще много всего полезного. Его одежда производила менее сильное впечатление: серебристые штаны и майка.

— Артвит Рейл! Клянусь небом, мы долго не виделись!

— Даже слишком! Рад снова с тобой встретиться, Ирунта.

Пруфиллианец и человек обнялись. Кипяток и Кервин глазели на человека, разинув рты, чего никак нельзя было сказать о Миранде: ей до него не было никакого дела, ибо все ее внимание было поглощено широким ассортиментом браслетов и ожерелий.

Ирунта высвободился из объятий старого приятеля.

— Какими судьбами?.. — В этот момент он увидел других посетителей магазина. — Вот это да! Кроманьонцы? — Он недоуменно оглянулся на пруфиллианца. — Я слышал, что ты занялся какими-то темными делишками, Артвит, но чтобы такими…

Рейл потупился.

— Я ничего не мог поделать. Они спасли мне жизнь.

— Вот как? Что ж, надо полагать, даже кроманьонец способен время от времени на цивилизованный поступок, что бы о них ни рассказывали. Итак, они спасли тебе жизнь — выходит, ей угрожала опасность?

— Все из-за него. — Рейл указал на Измира, который, заскучав в роли скульптуры, преобразился теперь в напольный вентилятор и усердно вращал лопастями сложнейшей конфигурации. — Оомемианы высоко его ценят. Настолько высоко, что объявили тотальный розыск, когда я его позаимствовал.

— Позаимствовал? По этой части ты всегда был мастером, Артвит! Только на сей раз, судя по всему, ты несколько переусердствовал.

— Видимо, в этом все дело. Спасаясь бегством, я оказался на планете, где проживают мои друзья, которые и спасли меня от оомемианов. Теперь я несу ответственность за их судьбу. Все происходило слишком стремительно, чтобы тщательно взвесить варианты действий.

— Полагаю, они вполне безвредны. — Ирунта задумчиво разглядывал Кервина, прохаживаясь за прилавком. — Признаться, живьем они не такие зловещие, как описывает история. Хотя, конечно, разница невелика. В главном анналы не лгут: мелкие черты, неразвитость черепа, скелета, мускулатуры.

— Ты бы лучше на себя посмотрел, — посоветовал ему Кипяток.

— Плюс к этому примитивные и грубые, — подытожил Ирунта.

— Но вы-то вообще неандерталец! — не вытерпел Кервин.

Друг Рейла был именно неандертальцем, о чем недвусмысленно свидетельствовал мощный торс, длинные сильные руки, покатый лоб, выступающая нижняя челюсть, густой волосяной покров на теле. Очки ювелира, поднятые на лоб, смотрелись на его физиономии совершенно неуместно.

— Кем же еще мне быть? Что ж, по крайней мере, процесс взаимной идентификации завершен. — Ирунта повернулся к Рейлу. — Скажи, они добились хоть какого-то прогресса?

— Я не занимался социологическими исследованиями, поэтому ничего толком не смогу тебе сказать. Их Земля представляется вполне первобытным уголком. Поэтому я туда и свернул. Планета до сих пор классифицируется как необитаемая.

— Бедная старушка Земля! — Ирунта печально помотал головой. — Я частенько по ней скучаю. Хотя, естественно, на ней не бывал. Там уже многие тысячелетия не ступала нога человека. Этого требовал договор.

— Минуточку, минуточку! — Кервин отчаянно жестикулировал, добиваясь внимания. — В каком это смысле «не ступала нога человека»? Кто же в таком случае мы?

Ирунта поджал толстые губы.

— Полагаю, вы считаете себя людьми, и тут уж ничего не поделать. На самом же деле вы пленники давней остановки исторического и социально-культурного развития.

Кервину надоел его снисходительный тон, будь он хоть трижды приятелем Рейла.

— Какая еще остановка развития? Да мы высшая раса! Вымерли-то не мы, а вы.

— «Вымерли»! — Ирунта деликатно хохотнул. — До чего забавно! Вы, кроманьонцы, всегда были по-своему занятными, хоть и неуклюжими созданиями. Мы не вымерли, дикарь, а улетели. Переехали. Поменяли адрес.

Кервин нахмурился.

— Что-то я не совсем понимаю…

— Так и было задумано. Живя на запретной планете, вы не могли иметь доступа к своей подлинной истории. Попробую немного приоткрыть вам глаза.

— Не уверен, что это разумно, — встревожился Рейл. — Что будет, когда я верну их домой?

— Им все равно никто не поверит, — отмахнулся Ирунта. — Традиционная кроманьонская черта, которая вряд ли изменилась с тех пор. Они не склонны верить чему-либо, чего сами не создали. — Он обернулся к Кервину. — История совсем простая, братец.

— Давай выкладывай все, как есть, — поторопил его Кипяток.

— Пожалуйста. Как и все планеты, где появлялась разумная жизнь, Земля какое-то время находилась под наблюдением изотатов.

— А это еще кто? — спросил Кервин. — Мы здесь с ними не встречались?

Ирунта улыбнулся, растянув толстые губы и показав внушительные зубы.

— Изотатов никогда никто не видел: ни пруфиллианцы, ни оомемианы, никто. Единственное, что мы наблюдали, это их гигантские корабли. Никто не знает, где их родной дом и обитают ли они там до сих пор. Вполне возможно, что они покончили с оседлой жизнью ради кочевого существования на борту колоссальных звездолетов, превосходящих скоростью все остальные известные средства передвижения. Иногда они нам что-то сообщают. Такое общение всегда имеет односторонний характер. Они дружелюбны, но отчуждены, заботливы, но только на расстоянии. Они вмешиваются в дела других разумных рас только тогда, когда принимают решение помочь развивающемуся виду, стоящему на пороге цивилизованности.

Одним словом, история говорит о том, что, наблюдая за Землей, они стали свидетелями конфликта, назревающего между двумя ветвями людей: моим народом, неандертальцами, и вашими предками, кроманьонцами. Видимо, их сильно удивил тот факт, что сразу две ветви, имевшие одного и того же человекообразного прародителя, почти одновременно стали разумными. Изотаты пришли к выводу, что более примитивные, более агрессивные и многочисленные кроманьонцы в конце концов уничтожат неандертальцев.

— Значит, вы всерьез мните себя высшей расой? — спросил Кервин.

— Ни в коем случае! У нас нет расовых предрассудков, как у вас, кроманьонцев. Полагаю, их не было и у наших предков. По поводу превосходства вам следовало бы навести справки у изотатов, но это, увы, неосуществимо.

Однако далеко не всегда высшая форма оказывается доминирующей. Мы были гораздо более мирными и созерцательными, чем наши воинственные недруги. Мы проявляли открытость и покладистость, а вы коварство и замкнутость. Мы были правдивы, искренни, а вы изворотливы и лживы. Изотаты рассудили верно: мы не смогли бы противостоять столь мощным инстинктам. Отдельный неандерталец был сильнее отдельного кроманьонца, но на поле боя мы проигрывали. К тому же кроманьонцы плодились, как мухи.

Посему было принято решение: обе ветви заслуживают дальнейшего развития, но сосуществовать не смогут. Изотаты понимали, что более тонкие, чуткие неандертальцы будут затоптаны бездушными кроманьонцами.

— Все, что вы утверждаете, можно оспорить, — заметил Кервин.

— Боюсь, историческая часть ревизии не подлежит. Изотаты вмешались и пресекли на корню любые споры. Примерно шестьдесят тысяч лет тому назад они прибыли на Землю на нескольких огромных кораблях и положили конец конфликту, попросту переселив моих предков на необитаемую планету. Насколько я понимаю, сперва предполагалось переселить кроманьонцев, но пока операция готовилась, их стало так много, что проще оказалось «изъять» нас, а не вас.

Итак, как вы сами видите, вопрос решался в практической плоскости, а вовсе не с точки зрения того, кто более достоин владеть планетой, породившей и нас, и вас. Переселение не травмировало нас, поскольку мои предки, как и ваши, были еще слишком примитивны, чтобы понять, что Земля — их дом. Дом ограничивался пещерой. Мы устроились со всеми удобствами и добились включения в галактическое сообщество. Теперь мы считаем своей родной планетой мир, подаренный нам изотатами. Ни о какой ревности речи не идет, и если кому-то из нас хочется посетить Землю, то только из антропологической любознательности. К сожалению, нам не предоставлено даже этой возможности, ибо Земля по сей день классифицируется как необитаемая планета. — Ирунта кивнул в сторону Рейла. — Об этом он вам, наверное, говорил.

— Пришлось сказать. Оомемианы вот-вот схватили бы меня, если бы не эти трое.

Ирунта понимающе кивнул.

— Не беспокойся. Повторяю, им никто не поверит, если они, возвратившись, вздумают рассказать о своем путешествии. Такое уже случалось. Путешественников неизменно высмеивают — и только.

— Почему вы так уверены, что изотаты не снабдили вас версией о вашем превосходстве исключительно ради того, чтобы вас было проще переселить? — спросил Кервин.

— Потому что они могли бы обойтись и без этого. Не забывайте, все происходило десятки тысячелетий назад с самыми что ни на есть первобытными людьми. Когда спустившиеся с небес боги предлагают перенести вас в рай, какая первобытная душа вздумает этому воспротивиться? Разумеется, кое-кто возражал. Этим немногим хватило смекалки, чтобы сбежать с кораблей изотатов. У вас, кроманьонцев, осталось, кого травить. Вы никогда не задумывались, почему мы так быстро «вымерли»? — Он оглянулся на Рейла. — Вряд ли они изменили своим привычкам.

— Боюсь, что они сохранили свою прежнюю неуживчивость, — с осуждением в голосе ответил Рейл. — Не представляю, чтобы они в обозримом будущем смогли стать частью галактической культуры. Какое-то время назад у них появилось атомное и водородное оружие. Дальнейшее — дело времени.

— Болтовня! — сказал Кипяток. — Увидите, мы разберемся со своими проблемами.

— Желаю вам всяческих благ, — заверил его Ирунта. — Всякая новая раса чем-то обогащает общество. Возможно, мы могли бы даже выступить спонсорами вашей заявки на вступление. — Видя, что у Кипятка имеются возражения, Ирунта опередил его: — Поймите, я вовсе не намерен вас оскорблять. Просто излагаю факты в известном мне толковании.

— Не факты, а сплошное вранье! — выпалил непримиримый Кипяток. — Ручаюсь, что у вас нет даже рок-н-ролла.

Ирунта свел могучие брови и вопросительно взглянул на Рейла.

— Современная форма популярной музыки, — пояснил тот. — Всего лишь вариации на более ранние темы, которые наверняка можно проследить до самых истоков.

— Да, этого у нас, кажется, нет. — Тем не менее Ирунте стало любопытно. — Мы далеко отошли от первобытных форм самовыражения. Я бы с удовольствием послушал эту музыку. Кто знает, какие древние чувства она сумеет пробудить?

— Сколько это стоит? — Миранда указала на блестящую побрякушку, предназначенную для гораздо более толстой шеи, чем у нее. Блеск побрякушки слепил глаза. Измир подплыл ближе и превратился в абсолютный, только увеличенный дубликат бус.

— Невероятно! — воскликнул Ирунта. — Что еще он умеет копировать?

— Практически все, — ответил ему Рейл. — Во всяком случае, пока мы не заметили никаких ограничений. Помимо этого, он обладает способностью к свободной левитации в любом направлении, в том числе в спусковой шахте. Сила и направление действия поля на него не влияют. Уверен, что он обладает и иными свойствами, о которых мы не знаем.

Ирунта кивнул.

— Начинаю понимать, почему оомемианы так его ценят. Вероятно, они тоже не имеют представления о его истинных способностях.

— Но они, по крайней мере, что-то подозревают. — Рейл пригладил свою зеленую поросль. — Иначе зачем им так рьяно меня преследовать? Трудность заключается в том, что Измир совершенно безразличен к происходящему вокруг него. Кто его поманит, к тому он и прибьется. Я даже не знаю, что означает его имя. Вдруг это какой-то оомемианский код?

— Имя не имеет значения, — пробормотал Ирунта. — Терпеть не могу оомемианов! Грубые, неотесанные мужланы! А тебе я многим обязан. Поэтому мы окажем тебе помощь. Что до наших… гм… братьев, — он посмотрел на троих людей, — то мы не допустим, чтобы нас обвинили в нежелании помочь бедным родственникам.

— Видимо, мы должны вас поблагодарить. — Кервин шагнул к прилавку и протянул руку, но Ирунта отшатнулся и только слабо помахал ему в ответ.

— Не обижайтесь, — проговорил он, стараясь не морщиться, — просто вы пахнете… не так, как мы.

— Все мы, земляк, воняем одинаково, — сказал Кипяток.

— Наверное, он имеет в виду тебя, — бросил ему Кервин. — Когда ты последний раз принимал ванну, братишка?

— Не зови меня братишкой. Яначал изживать наше родство еще до того, как появился на свет.

— Все вы пахнете примерно одинаково. — Ирунта говорил правду и искренне стремился к взаимопониманию. Переключив внимание на Миранду, он ответил ей: — Сорок шесть иоров плюс налог.

Миранда надела бусы на шею.

— Что такое несколько иоров? — С этим возгласом Кипяток вывалил на прилавок пригоршню шариков, шпулек, блестящих цилиндриков и кубиков.

У Ирунты поползли на лоб брови.

— Сколько наличности! И все это наверняка заработано здесь. Неужели кроманьонцы достигли большего прогресса, чем я предполагал?

— Одни из нас адаптируются лучше, другие хуже. — Кипяток пододвинул к нему свое богатство.

Ирунта выбрал из кучки два кубика, разобрал их и отдал Кипятку скорлупки.

— Это сдача.

— Только и всего? — Миранда признательно улыбнулась Кипятку. — Спасибо.

Тот убрал «наличность» в карман.

— Мне хотелось бы провести с Измиром кое-какие опыты, — заявил Ирунта.

— Какие именно? — подозрительно спросил пруфиллианец.

— Успокойся, мой давний друг, вреда я ему не причиню.

Ирунта, Рейл и Измир исчезли в недрах магазина. За прилавок встал шестиногий жираф, а трое людей продолжили исследование товаров, иногда выглядывая из-за стеллажей, чтобы оставаться в курсе происходящего.

Некоторые приборы, с помощью которых Ирунта взялся изучать Измира, показались Кервину ужасно сложными, поэтому он уже сомневался, действительно ли неандерталец простой совладелец заштатной лавки. По прошествии часа из-за занавески стали доноситься его переговоры с какими-то невидимыми собеседниками. Наговорившись, он возвратился в торговый зал.

— В общем, так, Артвит: мы помогаем тебе покинуть Недсплен вместе с Измиром и кроманьонцами, не привлекая внимания оомемианов.

— Спасибо! Я не был до конца уверен, что у тебя до сих пор сохранились подобные возможности.

— Ты был бы удивлен, узнав, чем я располагаю. — Ирунта смотрел не на Рейла, а на Измира. — Твой Измир представляет необычайный интерес. Я всего лишь снял показания приборов, но истолковать их самостоятельно не могу. Это не по моей специальности. Я уже передал их кое-кому, кто в этом больше смыслит, и те проявили интерес к проведению более углубленного исследования.

— Звучит знакомо. Правильно ли я понял, что ты не собираешься отправлять нас прямиком на Пруфиллию?

Ирунта положил руку на его тощее плечо и тихо сказал:

— Пойми, друг, без нашей помощи ты не подберешься к своей Пруфиллии и на расстояние в тысячу световых лет. Ты сам это хорошо знаешь. Оомемианы уже выставили сплошной космический заслон. Теперь на, Пруфиллию и союзные с ней планеты без тщательнейшей проверки нельзя переправить даже былинку. Твои соотечественники, разумеется, возмущены, но поскольку военные действия не ведутся, все ждут, что напряженность рассосется сама собой.

— Ну, не знаю… — протянул Рейл, полный сомнений. — Я рассчитывал на другое.

— На Дом, то есть на нашу планету, вас не потащат, — заверил его Ирунта. — Если бы оомемианы узнали, что ты направляешься туда, нас обвинили бы в нарушении соглашения о нейтралитете в отношении Пруфиллии и Оомемии. Но есть другое место, где вы будете в безопасности и где мои соотечественники сумеют помочь тебе разобраться в способностях Измира.

— Предоставь мне минуту на размышление, — резко произнес Рейл. — Моя цель состоит в том, чтобы доставить его на Пруфиллию.

— Не только. Насколько я понял из твоего рассказа, первое твое намерение было отнять его у оомемианов.

— А как же мы? Вы не забыли про нас? — жалобно проговорил Кервин.

Инопланетяне продолжили свой спор, не обратив на него внимания. Кервин не возражал, когда его называли первобытным, но быть лишним не желал.

IX

— Не огорчайся, — сказал ему Кипяток. Ирунта и Рейл по-прежнему препирались, выторговывая друг у друга уступки. Кервину наскучило их слушать, и он вернулся к изучению товаров на стеллажах.

— Разве ты не видишь, что мы здесь мало что значим? Мы — просто превышающий норму багаж. Хуже, если они просто забудут нас здесь. Тогда мы застрянем по-настоящему. — Кипяток поразмыслил. — А во-обще-то я бы не возражал. Олвин несравненно интереснее Альбукерке. Я бы сколотил из местных клевую группу. Мы положили бы начало новому течению. Уверен, что в таком месте, где всем все доступно, новая идея, музыка, вообще любая новизна имеет конкретный вес в шариках и кубиках. Вдруг это — главный шанс моей жизни?

— Совсем спятил! — Кервин искоса посмотрел на Кипятка. — Ну, останешься ты здесь, и что с тобой будет, когда тебе захочется шоколадного коктейля или телешоу?

— Во-первых, их пищевые синтезаторы способны изготовить шоколад. Что до телика, то неужели ты считаешь, что я транжирю свое бесценное время на созерцание дурацкого ящика? И потом, здешние развлекательные системы наверняка дадут фору нашим. — Он нашел взглядом Миранду. — А ты что скажешь, ягодка? Поступаешь в мою группу?

Она провела пальчиком по накрашенным губкам.

— Даже не знаю… Звучит вроде как заманчиво, но как быть с матерью и отцом? Они же там помрут от беспокойства.

— Мы как-нибудь черкнем им письмишко. Есть же тут подобие нашей экстренной почты! Не обязательно говорить им, где ты оказалась. Мол, перевелась в другой колледж, в другом городе, все о’кей. Если мы добьемся успеха, то заработаем столько ихней требухи, — он погремел мелочью в кармане, — что наймем корабль, и ты слетаешь домой погостить. У нашего приятеля Рейла это ведь как-то получилось!

— Все равно не знаю. Надо подумать. Но магазины здесь — блеск! Уверена, что здесь есть совершенно невероятные магазины, где продается невиданная одежка. Хотя, конечно, какая радость от одежды, если вокруг нет людей, которые могли бы ей восхищаться!

— Странно! — вмешался Кервин. — А я думал, что одежда греет и защищает от непогоды.

— Глупости! Для этого есть кондиционеры и центральное отопление.

— Получил? Больше не встревай.

Кервин негодующе посмотрел на Кипятка.

— Ты успел мне надоесть, братишка.

Кипяток насупился.

— Я, кажется, просил меня так не называть!

Еще секунда — и они опять покатились по полу, нанося удары наугад и делая больно, скорее, каждый сам себе, чем друг другу. Ирунта ненадолго отвлекся от беседы и покачал головой.

— Изотаты знали, что делают. — Он опять посмотрел на Рейла. — У тебя было достаточно времени на размышление.

Пруфиллианец обреченно вздохнул.

— По рукам!

— Чем ты так разочарован? В данный момент это для тебя наилучший выход. К нейтральному кораблю, покидающему Недсплен, никто не придерется. Что касается твоих друзей, — добавил Ирунта, — то о них позаботятся. Они вернутся на свою отсталую планету, как только появится возможность.

— Дело не в этом. Условия нашей договоренности не вызывают у меня возражений. Просто в этом путешествии я собирался не только исполнить свой долг патриота, но и сшибить тысячу-другую. Все-таки сплошной недосып, обстрел за обстрелом…

— Понимаю. — Ирунта улыбнулся. — Этот аспект уже учтен. Мои соотечественники составят официальный контракт об использовании Измира, как только подберут всему этому надлежащее определение. В случае, если исследования позволят выявить его конкретную пользу, тебе будет причитаться часть прибыли. Учти, если бы ты полетел с ним прямиком на Пруфиллию, то вряд ли заработал бы больше, чем медаль.

Рейл просиял.

— Что верно, то верно. Аплодисменты — вещь приятная, но куда полезнее получить в знак признания твоих усилий кое-что поконкретнее.

— Значит, договорились. — Ирунта шлепнул его своей огромной лапищей по плечу, едва не сломав тонкую ключицу, а потом кивнул Измиру. Астарах принял форму дверной рамы. По ней забегали алые и золотые огоньки, из синего глаза, венчавшего раму, полился водопад красок. — Каким образом он перемещается?

— Как я говорил, Измир проявляет то желание сотрудничать, то абсолютную индифферентность. Но ему свойственно полное послушание. Он последует за мной, как следовал прежде. Что касается его отношения к экспериментам ваших ученых, то это уже не имеет ко мне отношения. Я официально передаю его вам и умываю руки.

Ирунта одобрительно покивал.

— Резонно. — Глянув на пол, он предложил: — Если ты согласишься мне помочь, мы разнимем этих двух зверей и объясним им ситуацию в наиболее простых терминах.

Ирунта избрал Кервина как более крупного: он легко приподнял его с пола и обхватил руками. Рейлу пришлось дольше возиться с маленьким, зато вертким Кипятком.

— Не подпускайте его ко мне! — Кервин свирепо глянул на брата. Ирунта разжал хватку. — Не подпускайте, и все будет хорошо.

— Все и так хорошо. — Кипяток оттолкнул Рейла, одернул куртку и привел в порядок свой индейский гребень. — Но если он еще раз посмеет назвать меня «братишкой», я сброшу его в шахту с отключенным полем.

— Ты пробудешь здесь до конца ночи и весь завтрашний день, — продолжил Ирунта разговор с Рейлом. — Здесь тебе абсолютно ничего не угрожает. Отдыхай и восстанавливай силы. Завтра вечером за тобой придут мои друзья. Они отвезут тебя на корабль, но, конечно, не в главный космопорт: там кишат оомемианы. Вы переедете подземным транспортом из Олвина в Нофию, один из городов-спутников столицы. Тамошний порт вполне пригоден для посадки межзвездных кораблей.

Если нам удастся убрать тебя с планеты без их ведома, они еще несколько дней будут искать здесь. К тому времени ты успеешь сделать достаточно прыжков в пространстве, чтобы окончательно от них оторваться.

— Звучит неплохо, но ты не знаешь оомемианов так, как знаю их я. Они продолжат поиски и среди первозданного хаоса.

Ирунта опять кивнул.

— Да, они решительный народ, но мы все равно сможем помочь тебе уйти незамеченным.

— Думаю, только за последний год я уходил незамеченным раз десять.

— А они каждый раз тебя выслеживали. Ты никогда не задумывался, каким образом?

Рейл недоуменно покачал головой.

— Наверное, у них хорошие поисковые группы.

— В этом нет сомнений. Но неужели ты так и не догадался, что они ориентируются не по твоему кораблю, а по Измиру?

Изумленный Рейл воззрился на Измира-дверную раму.

— По нему? А я думал, что его излучение строго локально.

— Излучение? Час от часу не легче! — простонала Миранда.

— Это излучение нельзя измерить доступными мне здесь инструментами, — пояснил Ирунта, — однако он явно генерирует некое поле.

— Почему же мне никак не удавалось его засечь? — недоверчиво осведомился Рейл. — Если оно настолько сильно, что для него не помеха космические расстояния, то уж внутри корабля я должен был его уловить!

— Во-первых, он испускает его не постоянно. Во-вторых, он его проецирует. Если бы это был стабильный луч, оомемианы схватили бы тебя уже год назад. Ты бы вообще не смог от них спрятаться.

— Что это за поле? — спросил Кервин. — Что за излучение?

— Боюсь, вам это будет непонятно. — Ирунта постарался, чтобы в его ответе не было слышно снисходительности, но это ему не удалось. — Но вы не беспокойтесь: я тоже не стану делать вид, будто понимаю, что это такое. Это какое-то паранормальное поле. К пространственному сдвигу оно тоже не имеет отношения.

— Что же может быть еще, кроме нормального пространства и пространственного сдвига? — задал умный вопрос Кипяток. — Если это не то и не другое, то как вам вообще удалось это зацепить?

— По вторичным проявлениям поля. Экстраполяция позволяет предложить гипотезу. Я же говорил, вам этого не понять: здесь сложнейшая физическая задача. Интереснее всего то, что поле рассеяно равномерно и не теряет силу даже на значительном расстоянии. То есть сильным его не назовешь, просто оно не ослабевает.

— О каких расстояниях речь? — спросил Кервин.

— Согласно моим грубым подсчетам, каждый импульс распространяется в сферической зоне с диаметром примерно тридцать тысяч световых лет.

Кервин сглотнул.

— Ничего себе! — Теперь он смотрел на Измира с еще большим уважением. — Этого достаточно, чтобы преодолеть половину галактики! Как он умудряется генерировать подобную энергию?

Ирунта пожал плечами.

— Понятия не имею. Мы имеем дело с неизвестными размерами, с иным пространственным измерением, более широким, чем наше.

— Физика-дзен, — пробормотал Кервин.

— Что? — переспросил Кипяток.

— Физика-дзен. Измерение того, чего быть не может, но что все же существует. Насколько более широким? — спросил он у Ирунты.

— Не знаю. Мои инструменты не откалиброваны для работы с бесконечностью. У меня всего-навсего переносной наборчик. Мы говорим о территории до восьмидесяти трех парсеков в поперечнике. Мои приборы просто зашкаливают.

Все молча уставились на Измира. Одна Миранда была увлечена оригинальными сережками со стеллажа.

— Вы только на него взгляните! — Ирунта указал на Измира. — Мы не знаем, из чего он состоит, на него не действует поле в шахте, он свободно меняет форму, бесшумно левитирует и с удовольствием принимает обличье скульптур, дверных проемов и украшений. Неудивительно, что оомемианы хотят его вернуть.

Он ненадолго исчез, чтобы предстать в коричневом пиджаке с зеленым стальным шитьем и в такой же треугольной шапочке — настоящий гибрид Робина Гуда и Кинг Конга.

— Идемте со мной. Я угощу вас всех ужином. Днем вы все равно будете сидеть взаперти. Нам надо очень многое обсудить. — Он дружески приобнял Рейла.

— Может, нам лучше не выходить? — сказал Кервин, со страхом выглядывая на темную улицу.

— Вы, наверное, уже сообразили, юный кроманьонец, что Олвин — большой город. Сомневаюсь, чтобы нам встретились сейчас оомемианы. Их должен занимать главный космопорт, брошенный Артвитом корабль и прочее. К тому же они идут по следу, ориентируясь по периодически испускаемым Измиром импульсам. От того, пойдем ли мы куда-то ужинать или останемся здесь, их способность нас отыскать не изменится ни на йоту.

Ирунта проинструктировал своего шестиногого партнера и вывел компанию на грязный бульвар. Их путь лежал к ближайшей подъемной шахте. Несмотря на все заверения Ирунты, Кервин затравлено глядел на каждого встречного.

— А зачем он генерирует эти энергетические импульсы? — спросил он, чтобы отвлечься.

— Кто его знает! Это происходит совершенно произвольно. Сначала я решил, что это как-то связано с его мимикрией. Он как раз перестал имитировать скульптуру и превратился в копию ожерелья на шее у вашей женщины.

— Я никому не принадлежу, — предупредила Ирунту Миранда. — Я, конечно, никакая не феминистка, просто вроде как принадлежу себе самой.

— Еще одна особенность кроманьонцев, особенно женского пола, — подхватил Ирунта. — Все время говорить, не утруждая себя смыслом. Наверное, им просто нравится издавать звуки. — Следующая его фраза была адресована Кервину: — Но я не разглядел связи между его энергетическими импульсами и изменениями формы.

— Способность генерировать даже слабое энергетическое поле, не теряющее напряжения на расстоянии более тридцати тысяч световых лет, говорит о колоссальной заряженности, — размышлял вслух Кервин.

— Неплохо сказано, верно? — с ухмылкой сказал Кипяток неандертальцу. — Да будет вам известно, не все кроманьонцы тупицы.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Некоторые из вас еще глупее основной массы. Тем не менее ваш друг и родственник прав. Вопрос в том, каковы его пределы и способны ли мы генерировать еще более сильный импульс, чем его.

Он поглядывал на Измира, парившего позади них на высоте нескольких футов. Астарах превратился к этому времени в высокую витую спираль, вращающуюся вокруг поблескивающей сферы.

— Не говоря уже о том, как у него все это получается, — добавил Кервин.

— Мы ни разу не видели, чтобы он ел, и не слышали, чтобы кричал. — Кипяток отфутболил мусор, пропущенный мусороуборочной машиной.

— Как он может есть, если у него вроде как нету рта? — спросила Миранда, с жалостью глядя на Измира.

— Генерирование энергии без ее конвертации из массы является опровержением известных нам физических законов, — провозгласил Ирунта. — Одного этого достаточно, чтобы считать его огромной ценностью. Раз он не производит энергию, используя собственные источники, значит, черпает ее извне. Жаль, что я недостаточно знаю математику и науки о пространстве. Тут, наверное, все дело в гипотетическом ином измерении. Если он имеет доступ к подобному источнику, то, значит, может генерировать гораздо большее, нежели эти слабые, хоть и далеко проникающие импульсы.

— Вы называете слабым энергетический импульс, путешествующий на тридцать тысяч световых лет? — спросил Кервин.

— Все относительно, кузен. О, да, я называю его слабым по сравнению с тем, каким может оказаться подлинный потенциал. Что если вместо того, чтобы так разбрасываться, он сосредоточит заряд на ограниченном участке? Придаст ему направленность? Мы говорим, друзья мои, о неизвестных и необозримых запасах энергии.

Он посмотрел на Рейла.

— Мой друг, думал ли ты о том, сколько энергии ему требуется только для того, чтобы менять форму и состав, испускать свет разного спектра? Не говоря уже о левитации и сопротивлении полю в шахтах. Подобные поля держат, как пушинки, многие тонны. Никто никогда не предполагал, что кто-то вступит с ними в противоборство, а он делает это без всякого видимого усилия. Какая же для этого требуется энергия! Даже подумать страшно.

— Мы несколько раз наблюдали, как он летает вверх-вниз в спускной шахте, — признал Кервин.

— Наш друг Рейл говорит, что это его простейший трюк. Ему не требуется усилий, он не выделяет тепла, никаких иных побочных продуктов.

— Мы ничего не заметили, — сказал Рейл.

— Из этого вытекает, друзья, что перед нами нечто сверхъестественное. Моего разума не хватает, чтобы это проанализировать. Здесь попираются фундаментальные законы мироздания.

— Может, он их вовсе не попирает? — Кипяток и Кервин недоверчиво уставились на Миранду. Та смущенно пояснила: — На первом курсе я изучала физику. Надо сказать, это ужасно скучно. Квантовая механика, элементарные частицы… Когда заговорили о красках, я вроде как заинтересовалась, но только до тех пор, пока не стало ясно, куда они клонят. Я думала, что речь пойдет о подборе красок при покупке тканей, но кому нужны все эти бозоны, кварки, анти-пи-мезоны. К тому же все и так очевидно.

— Так открой нам глаза! — взмолился Кипяток.

— Помилуйте! — прошептал Ирунта. — Прошу вас, немедленно скажите, что вы имели в виду, говоря, будто он не попирает известных законов природы.

— Но это же бросается в глаза! Он вовсе не отрицает общепризнанные физические принципы, а просто по-новому их демонстрирует. Устоям математики ничто не угрожает. Картину затуманивает наше собственное восприятие. Это все равно что попытаться найти простую одежду, которая хорошо смотрелась бы с украшениями из чистого золота.

— Любопытно… — Ирунта покосился на Рейла. — У кроманьонцев до сих пор доминирует мужской пол?

— Да, хотя не исключено, что этому уже наступает конец. Напоминаю, что я посетил Землю не для социологических наблюдений.

— Чем быстрее они перейдут к матриархату, тем быстрее их вид будет готов к вступлению в галактическое сообщество. Древние предания гласят, что кроманьонские женщины отличались здравомыслием. По крайне мере, им хватило ума первыми спрятаться от дождя в пещерах. — Вынырнув из шахты, они зашагали по яркой, освещенной, людной улице.

— Вот мой любимый ресторан. Надеюсь, блюда придутся вам по вкусу. Я отдаю предпочтение качеству и количеству, а не экспериментам с деликатесами.

— Все в порядке. — Кипяток жадно озирал помещение. — Мне бы бургер с жареной картошечкой и немного кетчупа.

После сытного, хоть и несколько экзотического, ужина они вернулись в магазин и стали в нетерпении дожидаться вечера. Жизнь в Ол-вине кипела круглосуточно, и Кервин удивлялся, почему имеет такое значение, когда бежать — ночью или днем. Ирунта отвечал, что при всем совершенстве следящего оборудования оомемианов, темнота служит дополнительным прикрытием.

Миранда тем временем не скучала. В ее распоряжении находился весь магазин, прочесыванию которого она посвятила следующие четыре часа, забыв про сон. Ирунта отдал должное ее выносливости, а Кервин объяснил, что шоппинг является для нее необходимым условием поддержания здоровья, близким по важности к дыханию.

Когда все вокруг, кроме круглосуточных магазинов, было уже на замке, явилось пятеро друзей Ирунты. Все они, включая двух женщин, походили на игроков нападения университетской футбольной команды. На Земле они не могли бы рассчитывать на победу в конкурсе красоты, однако к ним следовало подходить с иными стандартами. Ирунта и его коллеги наверняка находили Миранду невероятно мелкой и тощей.

Одна из женщин, мельком глянув на Кипятка, шепнула подруге:

— Ты только посмотри на этих обезьянок!

— Лучше держи язык за зубами, слониха, — огрызнулся Кипяток.

Женщина ответила угрожающим рычанием:

— Еще слово — и ты будешь размазан по стене!

Ссору прекратил капитан Ганун.

— Кроманьонцам потребовалось меньше минуты, чтобы спровоцировать вас на драку. — Отповедь вызвала у нее сильное смущение. — Выходит, история не врет. Стыдитесь!

— Вы правы, сэр. — Она отошла, отвернулась от Кипятка и проворчала: — Не могу сносить оскорблений от недочеловеков!

— Кто тут недочеловек? На себя бы посмотрела! — бушевал Кипяток.

— Довольно! — не выдержал Ирунта. — Вы летите с нами только благодаря доброте Гануна. Наша основная забота — Артвит и Измир. Вас прихватывают из милости.

Кервин поспешил вмешаться.

— Он это не со зла, сэр. Просто нервничает, как и все мы.

— Кто нервничает?

— Скажи ей, что ты не хотел ее обидеть, — приказал Кервин брату.

Кипяток провел ладонью по выбритой половинке черепа.

— Это точно. Не хотел. Но если она еще раз назовет меня «обезьянкой»…

Трое землян привлекли к себе самое пристальное внимание.

— А до чего уродливы! — сказал один из друзей Ирунты. — Ты только взгляни на самку! Не на что посмотреть. А то, что есть, совершенно не сбалансированно.

— Я сказал, довольно! — прикрикнул Ганун. — Это наши гости. Несмотря на особенности своей расы, они наши современники, а не предки, извлеченные из прошлого. Я не жду, чтобы вы заключили их в пылкие объятия, но соблюдайте, по крайней мере, вежливость! Извольте относиться к ним уважительно. — Взгляд из-под непомерных бровей устремился на Кипятка. — Вы тоже, сэр, ведите себя, пожалуйста, как подобает гостю.

— Слушаюсь, сэр! Будет исполнено, господин капитан! — Кипяток вытянулся по стойке смирно и залихватски отдал честь. — Между прочим, если вам понадобится помощь, когда вы станете улепетывать от оомемианов, обратитесь к моему родственничку-идиоту. Он прошел подготовку офицеров-резервистов.

Кервин беззвучно проартикулировал ругательство. Кипяток ответил ему ухмылкой.

— Все, пора. — Ганун встревоженно посмотрел на часы. — Если вы правы, то оомемианы будут здесь с минуты на минуту, руководствуясь излучением, или что там еще испускает эта ваша штуковина. — Он указал на Измира.

— Верно, — кивнул Рейл. — Хотя из-за слабости импульса здесь, на Недсплене, при всех помехах, импульс нелегко уловить.

Команда Гануна покинула магазин первой, остальные потянулись следом.

Вместо того чтобы проследовать по бульвару, процессия свернула в проулок. Доступ в этот лабиринт был разрешен только техническому персоналу городского хозяйства, но профессионалам Ирунты ничего не стоило отпереть электронные замки. Горизонтальные транспортеры понесли их по мегаполису, постепенно приподнимая, так что, попав на окраину, они оказались на поверхности планеты. Об этом говорил свежий воздух, растительность, звезды в небе.

Их дожидалась машина на воздушной подушке, в которой они понеслись внутри какой-то трубы, чтобы достичь подземных ярусов другого города, выглядевшего, с точки зрения Кервина, ничуть не менее внушительно, чем Олвин. Поездка завершилась на поверхности, посреди просторной, полной зелени и подвесных фонтанов площади.

Поднявшись на ярус под самой поверхностью и совершив еще несколько поездок по горизонтальным коридорам, они оказались в просторном космопорте. Небольшая машина подвезла их к ангару, и они вышли перед чем-то серебристым и округлым. Неандертальцы выбрались из машины и деловито поздоровались с поджидающим экипажем. Беглецы и ко всему безразличный Измир скрылись в корабле.

Каждому было выделено по кабинке. Все двери выходили в общую каюту. Там стояли уже знакомые землянам откидные кресла-шезлонги.

Кервин, не теряя времени, плюхнулся в свое. Заверив пассажиров, что все идет по плану, капитан Ганун удалился в свою рубку. Скоро задрожал пол. Никакого рева и дымовых выбросов не последовало. О состоявшемся взлете свидетельствовало только едва заметное ощущение движения.

— Здесь не теряют времени даром, — заметил Кипяток.

— Видимо, они заранее подготовились к взлету и ждали только нашего появления, — согласился Кервин, осматривая стены.

Рейл отдыхал рядом, в одном из кресел.

— Ирунта — знаток своего дела. Все обошлось благополучно. Раз не было погони, то есть основания надеяться, что мы ускользнули незамеченными. Путешествие к Дому будет приятным.

Измир болтался под потолком в самом углу. При появлении Ирунты он отлетел в сторонку.

— Пока все идет великолепно, друзья. Я с детства не видел Дома, потому что мои родители перебрались вместе со мной на Недсплен. Я предвкушаю это посещение, как и все остальные. Как хорошо будет снова увидеть настоящий океан вместо прудов, оставшихся на Недсплене вместо морей!

— А меня поразила повсеместная чистота, — признался Кервин. — Не загрязнены ни воздух, ни вода.

— Пригодный для обитания город без трущоб и загрязнения среды — это реальность. Тут все дело в воле и ответственности властей, а также в гражданственности жителей. Жители должны ставить всеобщее благо выше личных целей, стремиться работать для других, гордиться коллективными, а не только персональными свершениями. Кажется, вам, кроманьонцам, не удалось этого добиться.

— Разве что в отдельных случаях, — согласился Кервин.

— Однако это не говорит, что мы всего лишь «драчливые обезьянки», — вставил Кипяток.

— Боюсь, вы известны именно своей драчливостью. — Рейл развернул для удобства кресло. — Находясь на вашей планете, я наблюдал спортивное единоборство, которое, подобно многим вашим занятиям, номинально запрещено законом и тем не менее практикуется. Двух птичек с прикрученными к лапам острыми ножами помещают в тесное пространство. Окружающие делают ставки на ту, которая, по. их мнению, выйдет из драки живой, искромсав соперницу.

— Петушиные бои. В Нью-Мексико их устраивают сплошь и рядом.

— Создается впечатление, — продолжал Рейл, — что если вооружить подобным образом двоих кроманьонцев, поставить друг против друга, они тоже попытаются друг друга укокошить. Окружающие будут делать ставки. То же самое будет происходить, когда вы попытаетесь вступить в галактическое сообщество.

— Возможно, к тому времени мы остепенимся, — смущенно предположил Кервин.

Видя, что землянам неприятен этот разговор, Рейл встал и отошел к стене.

— Не желаете взглянуть на планету, с которой стартовали? — Он нажал кнопку.

Занавеса в каюте не было, просто у нее исчезла одна стена. Кервин судорожно схватился за ручки кресла. Они поднялись на тысячу футов над мегаполисом и его космопротом и медленно продолжали подъем к орбите.

— Сейчас произойдет ускорение, — предупредил Рейл. — Здесь очень интенсивное движение. Мы все еще слишком близко к Олвину.

Кипяток, не испытывая головокружения, вплотную подошел к краю.

— Здорово! — Он попробовал просунуть руку в пустоту. — Не стекло, а какая-то резина.

— Оболочка корабля действительно претерпевает кое-какие изменения. Если не пожалеть денег, можно построить полностью прозрачный корабль, хотя это создаст неудобства для тех, кто страдает…

— Боязнью высоты! — простонал Кервин, вжимаясь в кресло.

— Ты по-прежнему боишься высоты, браток? Брось, это настоящая стена. Бояться совершенно нечего. Подойти и сам убедись. Где и когда ты снова увидишь такое зрелище?

Пока Кервин боролся с собой, к Кипятку присоединилась Миранда.

— Неплохо. Вроде как во время полета в Хьюстон с дядей Джо.

Ирунта положил руку Кервину на плечо, освобождая его от невидимых ремней.

С помощью Ирунты он мелкими шажками двинулся к прозрачной стене. Наконец настал момент взглянуть вниз. Он сделал это и обомлел.

Они поднялись над городом на десять тысяч футов. Единственным свидетельством движения было медленное скольжение облаков. Из-за горизонта всходило солнце — несколько более красное, чем земное светило. В синем небе гасли бледные полумесяцы лун-близнецов. Он заставил себя задержаться на самом краю и, к собственному изумлению, не потерял сознание.

Грандиозная панорама притягивала к себе, как магнит. Город Нофия раскинулся во всех направлениях; отдельные здания, отражая по очереди лучи поднимающегося солнца, превращались в зеркальца. На востоке протянулся зеленый пояс, отделявший этот город от еще более колоссального Олвина. Этот пояс был, насколько хватало зрения, единственным незастроенным участком поверхности. По словам Рейла, здешние парки располагались, в основном, под землей. Солнечный свет подавался туда по световодам.

Какое-то движение заставило Кервина поднять глаза. То было не облако. Он увидел огромные крылья, длинные острые зубы и горящие злобой глазки, нацеленные на него, как ружейные стволы. Это была угроза, направленная лично против него.

От избытка переживаний, не связанных с головокружением, Кервин лишился чувств.

X

— Кажется, он приходит в себя.

Он ощутил на лбу что-то прохладное, потом услышал негромкое шипение. Его лицо обдавал холодный туман. Открыв глаза, он увидел, как Ирунта, удовлетворенно пряча в карман какой-то предмет, делает шаг назад. Рядом были Рейл и Кипяток. Миранды в поле его зрения не оказалось.

Чтобы увидеть ее, ему пришлось сесть. Она по-прежнему не отходила от прозрачной стены. За ней бушевало море красок — ни дать ни взять ожившее полотно Джексона Поллока.

— Что произошло? Что это было?

— Стратосферная птица, — объяснил Рейл.

Кипяток был оживлен, как всегда.

— Жалко, что ты вырубился и не видел, что было дальше! Она вдребезги разбилась о наше стеклышко. Наверное, для нее оно было таким же прозрачным, а ты показался хорошей закуской. Она не свернула — и пожалуйста.

— Вам нечего стыдиться, — подбодрил его Ирунта. — Вы не привыкли к полетам, тем более к такой совершенной прозрачности.

Кипяток продолжал делиться своим восхищением:

— Все равно, что жук о ветровое стекло при скорости семьдесят миль в час! Не знаю, почему она проявила такую неосторожность.

— Такое происходит сплошь и рядом, — сказал Ирунта. — На Недсплене по-прежнему гнездятся крупные пернатые. Вечно они сталкиваются со взлетающими космическими кораблями!

— Жаль, что это был не оомемиан, — пробормотал Рейл.

— А где мы сейчас? — спросил Кервин. Он поймал себя на том, что больше не боится прозрачности. Возможно, это объяснялось тем, что он еще не до конца пришел в себя. — Где Недсплен?

— Остался далеко внизу, — радостно ответил Ирунта. — Мы взяли курс на Дом. Вы довольно долго пролежали без сознания, потому что я, плохо разбираясь в кроманьонской физиологии и зная лишь, что вы не блещете здоровьем, не спешил отправлять вас в корабельный лазарет. Ваши друзья заверили меня, что вы сами придете в себя, что и произошло. Наше путешествие продлится несколько дней. Пока же вы можете пользоваться кораблем по своему усмотрению. Однако капитан Ганун предлагает вам по возможности не отлучаться из этого отсека. Центральную каюту окружают ваши индивидуальные кабины. Если вы отправитесь на прогулку, то можете столкнуться с командой. Несмотря на то, что все получили приказ обращаться с вами как с почетными гостями, возможно возникновение неприятных ситуаций.

— Не бери в голову, — посоветовал Кипяток Ирунте. — Лично я никуда не денусь. Музыку заведу, пожую, денежки пересчитаю. — Он погремел в кармане межпланетной мелочью. — Чего слоняться? Главное, при мне моя игрушка. — Он продемонстрировал сложенный музыкальный цветок.

— А вы, друг мой? — обратился Ирунта к Кервину. — У вас ведь тоже есть инструмент. Или вы предпочитаете иные формы отдыха?

— Если бы у вас нашлись книги… — Еще не закончив фразу, Кервин передумал. — А вообще-то, откуда они у вас?

Переводчик помучился, но доступно передал значение употребленных им понятий.

— Разумеется, у нас есть книги! Мы очень их ценим. Сколько бы информации ни удавалось впихнуть в один молекулярный куб хранения, разве это сравнится со стоящей на полке книгой? Но читать их вы все равно не сможете: переводчики слышат, но не видят. При воспроизведении с молекулярного кубика вы не сможете понимать подписи, зато переводчик сможет работать со звуковым оформлением, к тому же к вашим услугам будет вся визуальная информация. Что вас больше всего интересует?

— История галактики, — с ходу ответил Кервин.

— Поконкретнее, пожалуйста.

— Тогда последние данные об изотатах и их появлениях на Земле. Что-нибудь о переселении неандертальцев. Если хватит времени, мне бы еще хотелось вкратце ознакомиться с войной Пруфиллии и Оомемии.

Рейл гордо посмотрел на своего старого друга.

— Видишь? Они действительно не сидели сложа руки после вашего переезда в Дом. У них есть еще кое-какие интересы, помимо драк.

— Похоже на то. Звучит вдохновляюще, — нехотя согласился Ирунта. — Жаль, что они по-прежнему расходуют столько энергии на мелкие домашние дрязги.

Уже на следующий день на борту установилась рутина. Команда привыкла к своим доисторическим пассажирам и, вопреки первоначальным тревогам, не вспоминала давнюю вражду. Неандертальцы по-прежнему прохаживались на тему присутствия на борту дурно пахнущих драчливых субъектов, однако только в отсутствие последних; двое кроманьонцев тоже держали при себе свое невысокое мнение об обезьяноподобных женщинах-неандерталках.

Кервин не мог читать без остановки. В перерывах он практиковался с младшим братом на инопланетных инструментах, а также приучил его к игре, похожей на шахматы, в которой вместо фигур участвовали кубики из детского конструктора. Цель игры состояла в том, чтобы закончить раньше соперника архитектурную композицию. Когда это совершалось к удовлетворению управлявшего игрой компьютера, мигали лампочки и звучала бравурная мелодия.

Однажды, когда они в очередной раз увлеклись игрой, в кают-компанию просунул голову Ирунта.

— Мне очень жаль вас прерывать, но Ганун созывает всех в боевую каюту.

— Боевая каюта? — Рейл снял миниатюрный экран, висевший у него перед глазами. — Что случилось?

— Разве не ясно? — Кипяток потерял интерес к своему сооружению, которое тут же рухнуло, и вскочил. — На корабле протек сортир, и нам надо обсудить, как его законопатить. — От нетерпения он уже дрыгал ногами и размахивал руками. — Стали бы нас созывать в боевую каюту, если бы не объявились преследователи? Неужели голова работает у меня одного?

— Теперь я понимаю, почему вас так назвали, — чопорно проговорил Рейл. — Вы постоянно кипятитесь, постоянно на взводе.

— Это точно. Видя вокруг столько тупости, я не могу относиться к этому как к должному. У меня железная хватка!

— Если начистоту, — спокойно сообщил Кервин, — то его настоящее имя не «Кипяток», а просто Кип, в честь любимого дядюшки из штата Айова.

Кипяток-Кип посмотрел на брата зверем.

— Ты не должен был этого говорить! Ты дал слово!

— Здесь не Альбукерке. Здесь ты не должен бояться, что эта весть широко разойдется.

— Возможно. Но ты все равно держи язык за зубами.

Ирунта с сомнением следил за их пикировкой. В конце концов он решил не обращать внимания.

— Наш корабль перешел на военное положение. Ганун поручил мне поставить вас в известность, так как считает, что вы должны знать о происходящем. — Он оглядел помещение. — Где женщина?

— Разгуливает по кораблю в новом наряде, — со вздохом ответил Кервин. — Почему-то вбила себе в голову, что это может заинтересовать кого-то из экипажа. Не понимает, что они смеются у нее за спиной.

— Ничего подобного. Одежда есть одежда, независимо от того, кто ее носит. Тут главное — покрой.

— Кто нас преследует? — спросил воинственный Кипяток.

— Я так надеялся, что оомемианы нас не выследят! — сказал приунывший Рейл.

— Капитан питал ту же надежду, — сказал Ирунта. — Мы до сих пор не уверены, что речь идет именно об оомемианах. Я вообще не знаю, что происходит. Все выглядит очень странно, к тому же не забывайте, что я не член экипажа. Я здесь гость, как и вы. Не исключено, что Ганун, стараясь не привлекать к себе внимания оомемианов, ошибочно угодил на чужую территорию. Прошу следовать за мной. Сейчас нам все разъяснят.

Он повел их по кораблю. По пути они почти не встречали членов экипажа. Кервин со страхом подумал, что все уже заняли боевые позиции.

Их ждала роскошная овальная комната, залитая неярким светом. Над полом плыли голографические скульптуры, изогнутые стены были покрыты объемными фресками. У потолка толклись разноцветные пузыри-светильники, по полу были расставлены в изящном беспорядке глубокие удобные кресла. Между ними перемещались официанты-автоматы, предлагая еду и прохладительные напитки в высоких бокалах.

— Вот и мы, — мрачно молвил Ирунта.

— Минуту! — Кервин испытывал сильное недоумение. — Это и есть боевая каюта?

— Конечно, что же еще?

— Ну, не знаю… Я ожидал более спартанской обстановки.

Ганун сидел в самом большом и мягком кресле посредине комнаты. Другие члены экипажа занимали похожие места. Миранда уже была там. Одна стена казалась дырой, в которую открывался захватывающий вид на звезды. Несколько членов экипажа столпились около огромного экрана, показывавшего поразительно ясные картинки.

— А что, мне даже нравится такая война! — Кипяток плюхнулся в пустующее кресло и утонул в подушках. Вся мебель на корабле была приспособлена для более широких спин и задов. Он пробежался пальцами по пульту управления, вызывая официанта.

Кервин оглядел собравшихся.

— Почему никто не выкрикивает команд? Где картины боев, где пушки? Такое впечатление, что назревает вечеринка, а не сражение.

— А мне нравится. — Миранда подошла к башенке из белоснежного стекла и спросила у Ирунты, не обращая внимания на бормотание Кервина: — Вроде как симпатичная вещь. Где можно купить такую же?

— Предстоит бой, в котором нас, возможно, поглотит вакуум, а ты только и думаешь, что о побрякушках? — не выдержал Кервин.

— О чем же еще мне думать? — Она провела изящным пальчиком по башенке.

— Это мобильный самонаводящийся полноспектральный волновой сенсор, — уведомил ее Ирунта.

— Класс! Он бы очень хорошо смотрелся перед зданием нашей женской общины.

— Сейчас там, наверное, стоит ангелочек с фонарем, — сказал Кервин, которого больше расстраивала сложившаяся ситуация, чем ее непоколебимое безразличие к реальности.

Она обошла прибор и взглянула на Кипятка, нежащегося в кресле.

— Кервин говорит, что твое настоящее имя — Кип.

Кипяток прищурился, сел прямо и отставил бокал, сурово глядя на брата.

— Я тебя предупреждал. Придется тебя прибить.

— Возможно, вам не понадобится делать это самому. — Ирунта встал между братьями. — В любом случае, сейчас не время дурачиться. Положение серьезное.

— Трудно в это поверить, — сказал Кервин. — Откуда вы знаете, что оно серьезное?

— Так говорит Ганун, а он не склонен преувеличивать.

— Не волнуйся, — с улыбкой сказала Кипятку Миранда.

— Я и не волнуюсь. Мы сотрем их в звездную пыль, кем бы они ни оказались.

— Я не об этом, а об имени. По-моему, Кип — это просто здорово.

— Серьезно? — только и сумел вымолвить Кипяток. Его глаза говорили: «Вот дуреха!» Не уверенный, что это не розыгрыш, он добавил для проверки: — Между прочим, моя дядя Кип разводил свиней.

— Правда? — Миранда расширила глаза, опустилась на ковер рядом с его креслом и положила руку близко от его руки. — Ты меня не обманываешь? Об этом я не смела и мечтать. Так прямо и кормил их помоями, сгребал навоз и так далее?

— Вот-вот, навоз… — Кипяток был похож сейчас на старателя, наткнувшегося на золотую жилу, но еще не до конца поверившего в свою удачу. — Мы с дядей Кипом жили душа в душу.

Кервин удивленно посмотрел на него.

— Ты меня поражаешь. Помнится, ты твердил, что не понимаешь, как это дядя Кип довольствуется такой профессией, как копошение в свинарнике.

— Заткнись! Проглоти язык! — Он широко улыбнулся Миранде. — Вот я и говорю, золотце мое: меня назвали в его честь.

— Фермер… — Выражение лица Миранды делалось все мечтательнее. — Реальное дело!

— Реальнее не придумаешь. Ты хорошо меня слышишь? Здесь, на тропе войны, такой шум: звяканье льда в бокалах, все эти мониторы… Придвинься ближе, я расскажу тебе об Айове все как есть.

Миранда подсела к нему в кресло. Там вполне хватало места для двоих, но артериальное давление все равно подскочило у Кипятка до трехзначной величины. Возможность в любой момент погибнуть от залпа еще не показавшего свой лик врага ни в малейшей степени их не беспокоила.

Кервин не смог больше смотреть на эту сцену. Отвернувшись, он побрел к капитану корабля. Он убеждал себя, что девушка ломает комедию: как можно всерьез лепетать насчет реального дела, навоза и грязи в свинарнике, не сняв приспущенного с плечей инопланетного платья, расшитого серебром, туфель на воздушной подушке, в которых она плыла над ковром, и ожерелья, не висевшего на шее, а топорщившегося в воздухе, образовывая вокруг ее подбородка радугу, которая вздымалась и опадала в зависимости от ее настроения?..

Усилием воли он сосредоточил внимание на капитане, который, перекинув ноги через ручку кресла, что-то пожевывал и посматривал на маленький экран, торчавший из другой ручки. Рядом стояли Ирунта и Рейл.

— Хорошо, — сказал капитан при виде Кервина. — Где ваши спутники?

— Заняты другимделами, — нехотя ответил он.

— Потом передадите им необходимые сведения. Если коротко, то мы оказались в опаснейшем положении. — Он забросил себе в рот еще несколько кусочков лакомства.

— Это-то мне понятно, — пробурчал Кервин. — Неясно другое — ваше отношение.

Огромные брови сошлись на переносице.

— Чем оно вас не устраивает?

— Не похоже, чтобы вы собирались принять бой.

— Мы и не собираемся. Мы уже сражаемся.

Кервин посмотрел в иллюминатор.

— Что-то я не вижу ни маневрирующих кораблей, ни лазерных лучей, ни выпускаемых друг в друга ракет, ни взрывов. Да и эта каюта совсем не похожа на штаб боевых действий.

— Что-то я не пойму, в чем состоит ваше затруднение, юный друг. Все находятся на местах и делают свое дело. — Тут капитана осенило. — Понял! Вы имеете в виду первобытный конфликт, когда вы наблюдаете противника и атакуете его в физическом смысле этого слова.

— Разве могут быть иные варианты? — смущенно спросил Кервин.

— Только иные! Мы ведь в межзвездном пространстве! Космические корабли перемещаются здесь со скоростями, измеряемыми световыми минутами. Противника не только невозможно увидеть; даже обладая стремительнейшими биологическими компонентами и производя выстрелы, сообщающие им скорость света, к моменту попадания в цель мы бы находились очень далеко! Межзвездные сражения — слишком сложные мероприятия, чтобы доверять их органическим формам, вроде нас с вами. Здесь орудуют исключительно автоматы.

— Наш компьютер против их компьютера, — пояснил Рейл.

— Понимаю. Компьютер вычисляет, когда вам удобнее всего выстрелить, и вы ведете огонь на основании его вычислений.

— Ни в коем случае! Вы совершенно ничего не поняли. — Ганун повернулся в кресле и отставил свой напиток. — Мы пытаемся перенестись из пункта А в пункт В. Наши преследователи не хотят этого допустить и соответствующим образом программируют свои боевые компьютеры. Наш компьютер пытается предвосхитить действия их компьютера и программирует тактику уворачивания. Вместо расточительного обмена энергетическими сгустками конфликт превращается в грациозный танец в пространстве. Никто ни в кого не стреляет. Рано или поздно один корабль занимает выгодную позицию относительно другого…

— … и открывает огонь! — закончил за капитана Кервин.

Ганун грустно покачал головой.

— Вы даже отдаленно не представляете себе, что такое современный бой.

— Проявите снисхождение! — вмешался Рейл. — Ведь в их мирке все еще в ходу рукопашная.

— Ах, да, я запамятовал. Прежде чем прозвучит выстрел, боевые компьютеры анализируют тактическое расположение, размер корабля, его вооружение, уровень компетентности команды, тысячи иных факторов. Потом они связываются и производят обмен информацией. Если наши преследователи получают в результате такого обмена более высокий балл, мы сдаемся, если нет, ускользаем. Так удается обойтись без убийств и порчи имущества.

— Какой же это бой?

— Цивилизованный, практичный и экономичный. Не то, что первобытные войны: одна неразбериха, напрасные потери и расходы. — Он сделал глоток. — Сами видите, почему ни у кого не начинается усиленное сердцебиение. Никакой стрельбы не предвидится. Конечно, время от времени, случается, и постреливают: это происходит тогда, когда параметры сторон оказываются слишком близкими и разумное решение конфликта не представляется возможным. Но так бывает редко.

— Что если ваши преследователи, получив более высокий балл, примут решение стереть вас в порошок?

— Мы не в силах это предотвратить. Только так не принято. Если станет известно о таком исходе, в следующий раз наша сторона тоже может взорвать их. Никто, даже оомемианы, не взрывают сдавшиеся корабли. Межзвездный транспорт слишком дорог.

— А как насчет удовлетворения от зрелища врага, разлетающегося на куски?

Ганун улыбнулся и погрозил Кервину пальцем.

— То, о чем вы толкуете, — это первобытное удовольствие. Конфликтовать мы еще не перестали, но хотя бы научились контролировать выделение адреналина.

— Итак, если наши преследователи выиграют бой, то есть получат более высокий компьютерный балл, то мы…

— …сбросим скорость и выдадим им вас, ваших друзей и этого Измира. — Капитан, нахмурясь, оглядел каюту. — Кстати, куда подевалось это чудо природы?

Синий глаз Измира горел среди разноцветных пузырей под потолком.

— Вижу. Словом, вот как все решается. Будем надеяться, что наш компьютер одолеет их. Среди наших преимуществ — опережение во времени и скоростные данные.

— Я нисколько не удивлен, — сообщил Рейл. — Это наверняка оомемианы. Куда бы я ни забрался, они повсюду следуют за мной.

Младший офицер подал капитану распечатку. Ганун пробежал глазами текст и повесил голову.

— Боюсь, на сей раз вы ошиблись, дружище. Нас преследуют не оомемианы, а пруфиллианцы.

Все три глаза Рейла расширились до такой степени, что закрыли почти всю физиономию.

— Тогда чего ради мы улепетываем? Это же мой народ!

— Не забывайте про наш договор, — спокойно парировал Ганун. — Измир должен быть изучен людьми в непосредственной близости от Дома. Таковы условия. Мы должны были уберечь вас от оомемианов, что мы и сделали.

— Это-то я знаю, но… — Кервину было хорошо понятно замешательство Рейла. — Но, договариваясь с вами таким образом, я исходил из того, что у меня нет иного способа спастись от оомемианов. Из этого еще не следует, что мы должны противостоять моим соплеменникам.

— Мы уже им противостоим, как явствует из объяснений, данных только что мною моему юному другу. Боевые системы обеих сторон приведены в действие уже несколько часов тому назад. — Он еще раз глянул на распечатку. — Не забывайте, что мне ничего не стоило утаить от вас эту информацию и сказать, что нас выследили оомемианы. Тем не менее я решил довести до вашего сведения истину, так как вы имеете на это моральное право.

— Я очень признателен вам за ваше благородство, но…

Растерянного пруфиллианца перебил Кервин.

— А как быть с нашими моральными правами? Нам совершенно все равно, кто наведет на Измира увеличительное стекло: вы, оомемианы или народ Артвита. Мы хотим всего лишь оказаться дома и не лезть в чужие дела. Не хватало только угодить в пекло межзвездного конфликта, тем более оказаться у истоков нового!

— Мои симпатии целиком на вашей стороне, — виновато проговорил Ганун. — Вы оказались в нелегком положении. К сожалению, в данный момент я ничем не могу вам помочь. Мое вмешательство в работу боевых компьютеров, скорее всего, приведет к нашему быстрому поражению. В этом случае все вы окажетесь на Пруфиллии. Мне этого совершенно не хочется.

— А я? — вскричал несчастный Рейл. — Если вы проиграете, они обнаружат меня на вашем корабле и сожгут за предательство. Не делайте этого, Ганун! Я почти год рисковал жизнью ради блага своего народа, но он не поверит мне, если захватит меня на борту человеческого корабля, с которым ему пришлось сражаться.

— Чепуха! Зачем столько эмоций? Можно подумать, что вы кроманьонец. Даю вам слово: если мы проиграем, я доложу пруфиллианским офицерам, что удерживал вас здесь против вашей воли. — Он глянул на Кервина. — Всех четверых. Так что вы в любом случае ничего не потеряете. Проиграем мы сражение или выиграем, победившая сторона восславит вас как героев.

— Звучит разумно. Мне уже лучше. Спасибо.

— Не стоит благодарности. Между прочим, нас преследуют сразу несколько кораблей. Пока трудно сказать, сколько именно. Подкрепление прибывает непрерывно. — Капитан удрученно покачал головой. — Что до вас, молодой человек, то ваше желание того и гляди исполнится: вот-вот вспыхнет настоящий бой. Наконец-то вы полюбуетесь взрывами, вспышками и кровью, столь любезными вашей расе.

— Вы меня совершенно не поняли. Мы терпеть не можем воевать. Мы ненавидим войны. Просто иногда мы не умеем решать свои проблемы иными способами.

— Пустые разговоры! Истина есть истина, факт есть факт. От своей природы не убежишь. Зачем отрицать очевидное? Другое дело, что до худшего, возможно, не дойдет.

Младший офицер вернулся к капитану и передал ему нечто вроде пластинки жевательной резинки. Вместо того, чтобы сунуть ее в рот, Ганун скатал ее в трубочку и просунул в отверстие в стенке своего кресла. Перед ним немедленно возникла голографическая сфера. Внутри ее перемещались точки, линии, горели цифровые символы. Кервин разинул бы от удивления рот, если бы за последние дни не насмотрелся на аналогичные чудеса.

Ганун изучал сферу, медленно вращая ее.

— Ситуация усугубляется. — Его тон был не слишком расстроенным.

Проекция превосходила совершенством все, что наблюдали до того

Кервин и его друзья. Капитан просунул толстый палец в текучее звездное скопление и, видимо, дотронулся до чего-то внутри, потому что передаваемая картина уменьшилась до конкретного сферического сектора, хотя сама голограмма осталась той же. На ней сверкало теперь всего несколько звезд, среди которых перемещались световые точки. В ответ на прикосновение пальца Гануна одна из них ярко вспыхнула.

— Это мы. — Палец переместился в край сферы, хотя Кервин предпочел бы, чтобы он вообще перестал копаться в пространстве. — А вот ваши друзья и родственники, — сказал он Рейлу.

У пруфиллианца отвисла челюсть.

— Двенадцать, тринадцать… Да тут две дюжины кораблей!

— Не меньше, — кивнул Ганун.

— Это же целый флот! Как они умудрились так быстро переместить в этот район такую армаду?

— Судя по всему, им хочется завладеть Измиром не меньше, чем оомемианам.

— Они уже совсем близко. Теперь вам не уйти. Почему бы не сдаться и не рисковать возникновением вооруженного конфликта?

— Я бы так и сделал, но положение не такое простое. Взгляните сюда. — Он опять погрузил палец в сферу, слегка расширив поле обзора. Вблизи северной оси появился еще один рой точек. — Оомемианы, — сказал капитан, хотя это было и так ясно. — Куча оомемианов. Вы были правы, предположив, что они последуют за нами. Просто им потребовалось чуть больше времени, чтобы лечь на другой курс. Вот порадуются наши компьютеры! Тройственное сражение — редкое явление.

Кервин не спускал глаз со сферы, завороженный движением точек.

— Вдруг пруфиллианцы и оомемианы столкнутся друг с другом, дав нам уйти?

— Не будьте наивным, кузен. Хотя я к вам несправедлив: вряд ли вам часто приходилось наблюдать за тем, как разворачивается межзвездное сражение.

— Вообще-то от любой премудрости сложнее алгебры меня тошнит. Это Кипяток был асом в математике, хотя он скорее умрет, чем в этом признается.

— Все равно вы не можете не замечать сложностей. Перед компьютерами оомемианов стоит задача не только определить, могут ли они нас одолеть, но и предсказать, не будут ли они при этом уничтожены пруфиллианцами, которые сталкиваются с той же проблемой. Даже самым совершенным компьютерам потребуется время, чтобы обсчитать все варианты и вынести решение. Мы тем временем можем спокойно отдыхать и благодарить судьбу.

— За что?

— Это задержит оба флота. Мы же приблизимся к Дому, который успеет выслать свои корабли. Не думаю, чтобы оомемианы или пруфиллианцы решились сунуться в пространство, контролируемое Домом.

— Вы мыслите логически, а этого как раз не следует делать, — предостерег капитана Рейл. — Это не заурядная конфронтация в ничейном пространстве. Измир смешивает все карты. Все стороны спят и видят, как бы его заполучить. Кто-нибудь может совершить безумство, пренебречь рекомендациями компьютеров и открыть стрельбу.

Все обернулись на Астараха, который, плавая среди светильников, нес околесицу, пребывая в блаженном неведении относительно того, что ради обладания им три крупнейшие жизненные формы галактики готовы пойти на масштабное столкновение.

— Подождите! У меня идея. — Кервин с надеждой переводил взгляд с Гануна на Рейла. — Почему бы нам не предупредить всех, что Измир принадлежит НАМ и мы забираем его с собой на Землю?

— Потому что на вас никто не обратит внимания, мой юный друг, включая меня.

Кервин не подал виду, что уязвлен.

— Это так, предложение. — Он посмотрел на Кипятка и Миранду, поглощенных беседой. Он никогда еще не видел Миранду настолько увлеченной. Разглагольствовал, главным образом, Кипяток. Кервин повысил голос.

— Эй, вы! Не хотите ли узнать, что здесь происходит?

Кипяток мельком глянул в его сторону.

— Мы тебе доверяем, браток. О результатах сообщишь по почте. Если в ближайшие десять минут нам не грозит уничтожение, перестань меня отвлекать.

Измир поплыл вдоль потолка, превратившись в облако глянцевых пузырей. Потом на глазах у наблюдателей он вновь стал сферой с синим глазом навыкате.

— Поразительно! — тихо проговорил Ганун. — Способность менять форму, левитация, невосприимчивость к полям, не требующая выбросов тепла, все эти чудовищные и в то же время слабенькие импульсы излучения… Прямо не знаю, что это такое.

— Скажем, просто комнатная собачонка, — предположил Кервин. — По поведению он точь-в-точь болонка: повсюду таскается за любым хозяином.

— Каков смысл этой темной сферы? Уж не изображает ли он проекцию поля боя?

— Либо это, либо ему опять захотелось побыть мячом для боулинга. — В ответ на недоуменный взгляд Гануна Рейл добавил: — Это такой кроманьонский вид спорта.

— Масса… — пробормотал Ганун. — Истинна ли эта масса? Вряд ли вы ее измеряли.

— Точно — нет. Он и ее способен менять. Когда мы с ним играли в кегли, он весил немного, в других случаях его бывало трудно сдвинуть с места. А потом вдруг становился легким, как пушинка.

— Я еще могу смириться с левитацией и остальным. — Капитан разглядывал летучую загадку, откинувшись в кресле. — Но колебания в массе — совсем другое дело. Это просто невозможно! Этому явлению должно существовать другое объяснение. Возможно, он дробит себя между нашим и иным измерением.

— Никогда еще не слышал более безумного предположения, — ляпнул Кервин, не подумав. Ганун не оскорбился.

— А я никогда не видел более безумного явления. Мы о нем практически ничего не знаем. Вы только представьте: мы так и не выяснили самое главное — живое это существо или какой-то потрясающий механизм.

— Я склоняюсь к последнему, — заявил Рейл.

— Почему?

— Кое-какие его трюки не могла бы исполнить даже самая уникальная форма живой материи.

— Вы что-то утаиваете. Давайте начистоту. У нас нет времени разгадывать головоломки.

— Ладно. Внимание! — Рейл встал под шаром для боулинга. — Прогуляйся, Измир. Только совсем немного.

Шар молча превратился в поблескивающую сферу, вспыхивающую желтыми молниями.

— Впечатляет, — сказал Ганун.

— Совершенно не впечатляет, — возразил Рейл. — Смотрите, что будет дальше.

Дальнейшее заставило бросить боевые посты даже самых дисциплинированных членов экипажа. Пылающая сфера с одним синим глазом, именуемая Измиром, медленно подплыла к иллюминатору, без колебаний просочилась сквозь него и безразлично замерла в пустоте футах в десяти от обшивки корабля.

— Вы правы, — прошептал Ганун. — Настоящее чудо!

— Понятия не имею, как у него это получается, — сказал Рейл. — Но вряд ли какая-либо жизненная форма, даже обладающая беспримерными адаптационными способностями, сумела бы выкинуть такой трюк. — Он подошел к иллюминатору. — Довольно, Измир. Давай обратно.

Пузырь послушно повторил фокус и возвратился в каюту. Двое из экипажа проверили целостность иллюминатора и развели руками.

— Ни единой царапины! Ни щербинки, вообще ничего.

— Прошел, как в распахнутую дверь! — Ганун не мог отвести от Измира взгляд.

— К счастью, он не желает причинять вред кому-либо или чему-либо, — продолжил Рейл. — Можете мне поверить, я пытался защищаться с его помощью от оомемианов, но не добился толку. Не знаю, было ли это сознательным решением, хотя один раз он принял форму изумрудной трапеции и прошел сквозь голову убийцы-оомемиана. Тот так оторопел, что забыл про стрельбу.

— Все это находится за пределами моего разумения. Ясно одно: мы имеем дело с физическими свойствами и возможностями, о каких никто никогда не мог и помыслить. Неудивительно, что ваши соплеменники, а также оомемианы готовы высылать на его поимку целые флотилии. Как вы с ним управляетесь?

— Он как будто готов слушаться кого угодно, хотя, кажется, мне отдает предпочтение. Не спрашивайте, почему. Я пытался расшифровать его лепет, но в итоге засомневался: а речь ли это? Возможно, это просто спонтанный электрический разряд.

— Я бы сыграл с тобой в кегли, — сказал Кервин сияющей сфере, — только что бы мы стали разбивать?

Синий глаз сместился и уставился на него. Этот взгляд приводил в замешательство, хотя Кервин не мог понять, почему он чувствует себя не в своей тарелке. Возможно, это объяснялось сверхъестественными способностями, только что продемонстрированными Измиром.

— Говорите, ему нравится этот ваш боулинг? — задумчиво переспросил Ганун. — Нравится проникать сквозь сплошные заграждения… Что еще ему по душе? Смещать планеты с орбит? — Он посмотрел на Рей-лаг — Вряд ли вы хотя бы на йоту приблизились к пониманию, в чьем обществе провели последний год. Никто из нас не понимает, что тут происходит.

Кервин перенес внимание на голографическую сферу.

— Если победу одержат оомемианы, мы этого так никогда и не поймем.

— Верно, мой юный друг. Оомемианы ведут себя порой пренеприятным образом. Но мы — нейтралы.

— Когда речь заходит об Измире, нейтралитет уже ничего не значит, — напомнил ему Рейл. — Боюсь, они даже рискнут развязать войну с Домом и его союзниками, лишь бы вернуть его себе.

— После этого представления я уже ко всему готов. — Капитан указал кивком на иллюминатор, который по-прежнему привлекал к себе внимание ошеломленной команды. — Теперь меня ничто не удивит.

Он, разумеется, ошибался, однако по причинам, о которых до поры до времени не догадывался…

XI

Как и предвидел Ганун, появление оомемианского флота затруднило пруфиллианцам преследование. К концу следующего дня оба флота находились чуть ближе к спасающемуся бегством кораблю, однако не приближались на расстояние прямого выстрела, чтобы не нарушить тонкий тактический баланс своих взаимных позиций. Для тех и других было жизненно важно соблюдать дистанцию. Количество участвующих в маневрировании кораблей и скорость, с которой они неслись в пустоте, вызывали у Кервина приступы тошноты. Теперь он понимал, почему такое сложное дело, как межзвездное сражение, нельзя доверять слабым органическим мозгам.

Команда Гануна забавлялась играми, записями развлекательных программ, чтением и так далее, дожидаясь исхода сражения. Происходящее по-прежнему казалось Кервину нелепостью, о чем он поставил в известность Рейла, не пожелав снова раздражать Гануна.

В этот момент по всему кораблю зазвучали сигналы тревоги. Впервые за несколько дней команда действовала активно. Оказывается, при желании подчиненные Гануна могли бегать. Кервин и его спутники бросились в боевую каюту.

Ганун был вездесущ: он отдавал приказания, проверял боевые позиции, внимал докладам, анализировал данные. Земляне застали его у пульта управления, за которым сидели трое офицеров.

— Нет, это невозможно! Проверьте еще раз. Вы уверены?

— Да, капитан.

При появлении в каюте возбужденного Кипятка Кервин обернулся.

— Эй, косматые родственнички! Я только что побывал в наблюдательной кабине. Вы представить не можете, что я видел!

— Только не сейчас, Кипяток! — Кервин силился понять, что творится, до боли вслушиваясь в речь своего переводчика, обрабатывавшего в один присест сразу несколько диалогов. — Кому какое дело, что ты видел?

Он ошибся. Слова Кипятка заинтересовали всех. Через минуту все могли наблюдать в иллюминаторе то, что уже видел он.

Воцарилась такая тишина, что Кервин не поверил своим ушам. Никто не шевелился, за исключением Измира, по обыкновению отрешенно скользившего вдоль потолка.

Миранда, уперев руки в бока, тоже смотрела в иллюминатор.

— Вот, значит, как? Что же теперь? Выходит, мы еще не скоро попадем домой?

За иллюминатором завис звездолет. О его приближении не сообщил ни один из сверхсовершенных приборов, которыми был оснащен корабль Гануна. Он просто появился из пустоты, не оставив им времени для бегства, хотя Кервину казалось, что они все равно не сумели бы от него улизнуть. Какой метод передвижения на нем ни использовался бы, он явно радикально отличался от двигателей пруфиллианцев и всех остальных. Возможно, он даже не перемещался, а просто появлялся и исчезал. У Кервина, как и у остальных, были наготове сотни вопросов.

— Каковы его размеры? — шепотом спросил Ганун у подчиненных.

В ответ прозвучали цифры, но в них не было проку. Корабль нельзя было осмыслить. Такие слова, как «чудовищный», «гигантский» и прочие были к нему неприменимы.

Комментарии Кипятка опирались, напротив, на реальные наблюдения.

— Штуковина размером примерно с Китай. Или с Бразилию. Впрочем, с географией я был не в ладах, меня больше привлекали автомобили.

Неровные края корабля были ярко освещены. Ни оружия, ни двигателей не было видно. Гладкую поверхность ничто не нарушало. Это было просто нечто огромное и серое, плывущее в пространстве, как излучающая свет Луна.

Кервин оглянулся на голографическую сферу, висящую перед командирским креслом Гануна. Тщательно развернутые флотилии пруфиллианцев и оомемианов быстро соединялись, отказавшись от стратегически выверенных позиций ради компактности, облегчающей оборону. Неожиданное появление неизвестного корабля сделало ненужными многодневные хитроумные маневры.

— Вы считаете, что нас будут атаковать? — спросил Рейл, указывая на корабль.

Ганун смотрел туда же. Корабль висел рядом, не показывая признаков расходования энергии.

— Ваши соплеменники и оомемианы — не дураки. Они будут по-прежнему преследовать нас, но на почтительном расстоянии, пока здесь остается ЭТО. Вряд ли они сами решатся на нападение, не зная, кого атакуют.

— Они не рискнут приблизиться, капитан. Взгляните! — Главный оператор увеличил «картинку».

Теперь все смотрели на голографическую сферу. Вокруг зеленой точки — корабля с жителями Дома — располагались шесть серых титанов, включая тот, что закрывал собой иллюминатор. Все вместе они могли бы посоперничать размерами с целой планетой.

Рейл заморгал.

— Кто же сумел построить даже один такой корабль, не говоря о шести?

— На это способен только один народ. Я никогда не надеялся повстречаться с ним. Никто никогда не видел больше одного корабля, а теперь их целых шесть. Это изотаты.

В каюте замигал свет. Кервин, не сомневаясь, что они подверглись нападению, полез под стол. Миранда откинула волосы со лба и нашла в сумке солнечные очки.

Посредине каюты оказались два шара по шесть футов в диаметре, испускающие яркий свет, как две шаровые молнии. Внутри шаров вибрировали бледно-розовые полосы.

— Простите за вторжение, — сказал один из шаров громовым голосом. Все тотчас заткнули уши.

— Извините, что слишком громко, — сказал другой шар несколько тише. — Ты поосторожнее, — обратился он к напарнику. — Это простые организмы с примитивными детекторами.

— Забылся от избытка чувств. Простите. — Ко всеобщему удивлению, первый шар произвел подобие книксена.

Кервин понимал, что общение происходит на телепатическом уровне и исключает диалог. Первый же залп умственной энергии поверг в трепет всех, за исключением Кипятка, привыкшего к оглушительному грохоту на концертах. Часы, проведенные на полу перед суперколонками, не прошли для него даром: его слух привык и не к такому.

— Кайф! — пробормотал он. — Елочные шары для космического Рождества!

— Заткнись! — прошипел Кервин. — Вдруг им не нравится, когда их оскорбляют?

— С чего ты взял, что это оскорбление? Я, наоборот, собирался сказать комплимент. Да и вообще, червяки, вроде нас с тобой, вряд ли удостоятся их внимания.

Один из шаров двинулся в их сторону. В ярде от Кипятка он замер. Кипяток прищурился.

— Я не хотел вас обидеть.

Изотат неторопливо покружил вокруг Кипятка.

— Простая жизненная форма на основе воды. Примечательный, но недоразвитый потенциал нейронной системы.

Шары пересекли комнату, исследовали одного из помощников Гануна, потом взялись за Артвита Рейла. Пруфиллианец издал стон и метнулся к двери. Щелчок — и он повалился в параличе. Изотаты повторили процедуру исследования. Оставленный в покое Рейл стонал, хотя обошлось без телесных повреждений.

— Близкий вид. Родственная форма, — сообщил второй шар.

Следующим объектом исследования стал Измир.

— Ох, и досталось же нам! — пробормотал Кипяток, прячась в угол комнаты, где дожидались своей участи другие члены команды. Даже если флотилии пруфиллианцев и оомемианов готовились сейчас к совместному нападению, никому и в голову не приходило обращать на них внимание.

На полюсах шарообразного Астараха появились искрящиеся черные треугольники. Кервин затаил дыхание. Один из шаров протянулся к Измиру.

— Поразительно, что мы можем их слушать, — прошептал Кервин.

— Пораскинь мозгами! — посоветовал ему Кипяток. — Очень им надо с нами разговаривать! До нас долетают отрывки их переговоров. Мы для них — все равно, что муравьи. Единственное на борту, что достойно их внимания, — старина Измир.

Первый изотат выпустил щупальца, обхватил Измира и потянул. О приложении мускульного усилия свидетельствовало напряжение щупалец. Измир тем не менее по-прежнему беспечно болтался в воздухе.

Спустя несколько минут на помощь первому изотату пришел второй. Однако их совместных усилий тоже оказалось недостаточно, чтобы повлиять на Астараха, который безразлично наблюдал за ними ярко-синим глазом и лишь негромко ворчал себе под нос. Кервину чудилась в его ворчании некая мелодия, но он опасался делиться этой ересью с окружающими.

Наконец изотаты отступили, не сдвинув Измира даже на дюйм. Последовало совещание, сопровождавшееся низким гудением, — возможно, ускоренное общение.

— Почему Ганун только глазеет на них и ничего не предпринимает? — спросил Кервин Рейла.

— Что он может предпринять? Ведь это — изотаты. Их самих никто никогда не видел, только корабли. Они должны придавать Измиру огромную важность, если впервые в истории соизволили предстать перед нами.

— Они не производят большого впечатления.

— Им это не нужно. — Пруфиллианец указал на иллюминатор, где гигантский космолет изотатов загораживал собой весь космос. — Для впечатления хватает их корабля.

— Мы все равно не должны сидеть сложа руки.

— Что бы вы предложили Гануну? Арестовать их? Они телепортировались к нам на борт или воспользовались механическими средствами, превосходящими наше воображение. С такой же легкостью они исчезнут. Создания, умеющие телепортироваться, невозможно запугать. Чем их припугнуть — оружием? Не знаю, как насчет вас, друг мой, но у меня нет ни малейшего сомнения, что им достаточно бросить на вас один взгляд — и от вас останется горстка пыли. К тому же Ганун не бездействует.

Кервин посмотрел на капитана и увидел, что тот заливает в себя жидкость из высокого зеленого сосуда.

Сам Кервин, наоборот, не желал притуплять свое восприятие. Он был первым человеком, перед которым разворачивались подобные диковины, и не хотел ничего забывать, хотя не обольщался, что дома ему кто-либо поверит. Он запечатлеет все происходящее в памяти, если, конечно, изотаты не примут решение истребить их, как микробов, побывавших под микроскопом и исполнивших свою роль.

Пока что изотаты были слишком увлечены Измиром, чтобы отвлекаться на незначительные жизненные формы, засоряющие собой помещение. Судя по происходящему в голографических сферах, флотилии пруфиллианцев и оомемианов сгруппировались теперь вокруг своих флагманских кораблей. Трудно было представить, чтобы те и другие решились пойти в атаку. Единственное, что им оставалось, это ждать, что предпримут изотаты дальше.

В данный момент непостижимые создания вновь перешли в наступление на Измира. Астарах прореагировал на посягательство превращением в черную перевернутую пирамиду, оживляемую алыми сполохами.

Один из шаров выпустил длинное щупальце. К изумлению окружающих, изотату удалось на дюйм ввести свой щуп в Измира. Это привело к невероятной вспышке, временно ослепившей всех присутствующих. Второй изотат тем временем подобрал щупальца под себя и отлетел к иллюминатору. Все остальные попытались за чем-нибудь укрыться. В каюте резко запахло озоном. Казалось, только что бесшумно полыхнула и погасла крупнейшая в мире лампа-вспышка.

Кервин нырнул за пульт управления, из-за которого высунулся через некоторое время на пару с Рейлом. Измир все так же висел в воздухе, не претерпев заметных изменений. Зато от любопытного изотата осталась только дымящаяся груда щупальцев, на которой еще каким-то образом удерживалось подобие чахлого пончика. Вся каюта была закидана догорающими останками. Инопланетное диво изжарилось, как вульгарная сырная корка.

Измир превратился в набор переплетенных колец. Глаз легко перемещался с одного кольца на другое. Кольца завращались с такой скоростью, что стали казаться одной замкнутой трубкой, почему-то отрастившей полдюжины голубеньких крылышек. Крылышки неспешно похлопывали, однако Измир все так же висел на одном месте.

Все затаили дыхание. Оставшийся в живых изотат проплыл по каюте и завис над останками своего напарника. Кервин заметил, что теперь он движется гораздо медленнее. Они были не только первыми людьми, увидевшими изотатов живьем, но и первыми свидетелями гибели одного из них.

— Может, они способны его оживить? — шепотом предположил Кервин.

— Вряд ли, разве что они владеют тайной полного воскрешения, — ответил Рейл, глядя на то, как выживший изотат осторожно берет щупальцами дымящийся труп.

— Они ведь не станут обвинять в случившемся нас? Мы тут совершенно ни при чем.

— Без всякого сомнения. — Рейл нервничал не меньше Кервина. — А впрочем, кто же ведает, что у изотатов на уме?

— Думаете, на большом корабле знают, что тут происходит?

— Раз они умеют общаться при помощи телепатии и телепортироваться, то мне трудно поверить, что они все это время не поддерживали контакта со своими. Наверное, там сейчас решают, как поступить.

— Капитан? — прозвучал новый голос — слабый, но настойчивый.

Ганун покосился на штурмана.

— В чем дело, Ирана?

Штурман смотрел не на приборы, а в иллюминатор.

— Посмотрите на корабль изотатов!

С чудовищным звездолетом творилось что-то непонятное. На его серой обшивке появилось серебристое свечение. Потом кто-то вскрикнул и в ужасе указал на голографическую видеосферу.

В сферу проникли с восточной стороны новые объекты, похожие на россыпь металлических зубочисток. Кервин насчитал восемь штук, когда его отвлекла новая вспышка, озарившая каюту. На сей раз полыхнуло за бортом корабля, и компенсаторы в иллюминаторе мгновенно уменьшили свечение, чтобы никто из наблюдателей не ослеп. Выживший изотат резко развернулся, по-прежнему держа на весу почившего напарника.

На противоположном краю корабля изотатов произошло нечто, похожее на извержение вулкана, приведшее к выбросу в безвоздушное пространство энергетического шара диаметром в тридцать миль. Наблюдая за голограммой, Кервин увидел такие же огненные шары, посылаемые остальными пятью кораблями изотатов в направлении приближающихся зубочисток. Но этим дело не кончилось: позади него раздался такой мученический стон, что он поневоле оглянулся.

Несокрушимая, невозмутимая, ко всему безразличная Миранда сидела на полу рядом с креслом в окружении нескольких распотрошенных пакетов и, накрывшись экзотическим рубиновым платьем, проливала слезы.

— Хочу домо-о-ой!

— Все мы хотим домой, — ласково сказал ей Кервин, — но для этого надо пересечь половину галактики. Отсюда даже не разглядеть нашу звезду.

Корабль тряхнуло. Все ухватились, за что попало, лишь бы удержаться. Вокруг стоял звон, светильники отчаянно мигали.

— А мне все равно! — Миранда вскочила и топнула от злости ногой. — Я от всего этого устала. Устала от магазинов, от грубиянов, от всех этих уродов! Чтоб вы все провалились!

В данный момент, учитывая невероятные события, происходившие с ними на протяжении последних дней, Кервин ни капельки не удивился бы, если бы всей Вселенной, за исключением Миранды, мгновенно наступил конец. Однако Вселенная наверняка обладала космическим чувством юмора и не желала откликаться на столь негуманные призывы. После прозвучавшего проклятья все осталось, как было.

— Знаешь, дорогуша, — сказал ей Кипяток убедительным тоном, — все мы одинаково влипли. Ни у кого нет времени тебя утешать.

Корабль опять содрогнулся. Ганун отставил выпивку и крикнул:

— Проверить повреждения!

— Все в порядке, капитан, — донеслось с другого конца каюты. — Стреляют не в нас.

— Сам вижу, бездельник! Если бы стреляли по нам, мы бы не сидели здесь и не точили лясы. Но в кого тогда стреляют? Ведь не в пруфиллианцев и не в оомемианов.

— Нет, сэр. В секторе 4-Б отмечены неопознанные корабли. Они атакуют корабли изотатов, и изотаты ведут ответный огонь.

— А мы оказались в самой гуще. Превосходно! — Капитан сделал еще один большой глоток.

В следующий момент пришло сообщение о начавшемся движении. Это не могло не вызвать замешательство, поскольку после встречи с изотатами двигатели корабля были выключены. Ганун высказал удивление происходящим, не ожидая ответа, который тем не менее последовал:

— Вы двигаетесь, — услыхали все. — Вы перемещаетесь вместе с нашим полем тем же курсом и с той же скоростью, что и мы.

Кервин уставился на шар-голограмму, испрещенную бледно-розовыми прожилками. Голос, как и прежде, звучал у каждого в голове. Впервые изотаты соизволили вступить в переговоры.

— Я и мои друзья, — Кервин указал на Кипятка и Миранду, — оказались здесь случайно. Мы примитивные организмы. Мы оказались втянутыми в конфликт по чистому недоразумению, понимаете? Мы еще не научились путешествовать в межзвездном пространстве. Всего-то пару раз побывали на Луне, наши ракетки всю дорогу взрываются, а нам и невдомек, что да как. Мы не хотим во всем этом участвовать. Нам не нужно неприятностей. У нас одно на уме — попасть домой.

— Понятная реакция примитивных организмов, — ответил голос изотата. — Увы, у вас есть ЭТО. — Щупальце, не державшее останки изжаренного изотата, указало в направлении Измира. Астарах тем временем превратился в уютную кушетку, на которую, впрочем, никто не торопился присесть.

— Насильственный неравный контакт продолжится до тех пор, пока мы не найдем способ переправить ЭТО с вашего корабля на один из наших. Только тогда мы сможем оставить вас в покое.

Корабль в очередной раз тряхнуло. На сей раз освещение не включалось до тех пор, пока не заработали резервные батареи.

— Кто по нам стреляет? — крикнул Кервин. — Что вообще происходит?

— Зиканы, — ответил изотат. — Видимо, они тоже узнали. Вы называете его Измир. Интересно. Они прилетели за ним. Этому надо во что бы то ни стало помешать. Скоро вы узнаете, что зиканы вовсе не так сострадательны, как изотаты. Наша цель состоит только в том, чтобы забрать с собой Измира и изучить его. Зиканы тоже возьмут его, но при этом уничтожат все остальное: нас, наши корабли, вас с вашим кораблем, все эти мелкие органические формы, которые так опрометчиво держатся поблизости. Они на это способны, так как знают, что Измир не пострадает в любом бою и будет пригоден для изучения, даже если все остальное, включая корабль, погибнет.

— Но у них ничего не получится? — с надеждой спросил Рейл.

В ответе изотата нельзя было расслышать даже намека на эмоции.

— К данному моменту сражение не выявило победителя. У них больше кораблей, зато наши мощнее.

— Не хочу показаться дерзким, — продолжил Рейл, — но об изотатах мы слыхали, а вот о зиканах — никогда.

— Зиканы — чужаки. Они так же чужды нам, как мы — вам. Вы не слыхали о них потому, что они явились из района, — тут Кервину показалось, что изотат смотрит именно на него, — который у вас зовется Магеллановым Облаком. Путешествие отняло у них немало времени. Даже учитывая громадную скорость, достигаемую их кораблями, пересечение межгалактической пустоты — не шутка. Мы ищем вашего Измира всего несколько столетий, они же, видимо, занимаются этим уже тысячелетия. Понятно, что они преодолели такое расстояние не для того, чтобы возвратиться с пустыми руками.

Решению командования пруфиллианцев и оомемианов поспешно отступить не приходилось удивляться. Бороздя межзвездные пространства, изотаты и зиканы запасались энергией, которой хватило бы на разрушение не одного, а нескольких обитаемых миров. Любой оомемианский или пруфиллианский корабль, задетый огнем невообразимого оружия, которым владели эти сверхцивилизации, испарился бы, как кубик льда, случайно угодивший в плавильню. Видимо, только благодаря мощному защитному полю изотатов корабль капитана Гануна не постигла до сих пор такая печальная судьба:

— Мы сожалеем о гибели вашего друга, — сказал Кервин, кивая на изжаренного изотата.

— Кто-то должен был принять на себя удар. Инструмент здесь не помог бы. — Изотат плавно покачивался в воздухе. — Первая попытка перенести Измира с вашего корабля на наш была предпринята сразу по прибытии. Она не удалась. Тогда мы пошли против собственной природы, попробовав перенос при помощи физического контакта. И снова неудача.

— Он свободно перемещается в спусковом поле, — сообщил Рейл. — При желании он может сам в него входить и выходить.

— У нас есть догадки относительно его природы. Уверяю вас, мы уже пробовали воздействовать на него силами, значительно превышающими известные вам. Однако эти силы не оказывают на него влияния. На него ничто не действует. Вы знаете о пульсации, с помощью которой он создает некое поле? — Рейл кивнул. — К несчастью, об этом прознали и зиканы.

Кервин понял, что его преследуют несчастья. Почему эти зиканы не могли подождать еще сотню лет? Или объявиться за сотню лет до его рождения? Так нет же, надо было им прилететь именно сейчас! Он посмотрел на младшего брата.

— А все ты, черт бы тебя побрал!

— Я? В каком же это смысле?

— Если бы ты не прицепился ко мне в том проклятом кегельбане, ничего не случилось бы. Сидели бы себе спокойно в Альбукерке. Я бы сдавал сессию, ты бы продолжал уродовать собственную жизнь.

— Ты вообще ни о чем ничего не знаешь и знать не хочешь, пустая башка.

Обмен оскорблениями не оставил равнодушным даже изотата.

— Мы наблюдаем за развитием других разумных рас в нашей галактике с тех самых пор, как научились космоплаванию. У нас на глазах подвергали себя уничтожению целые цивилизации, не успевавшие покинуть родные планеты; другие с нашего ведома возводили великие империи, которые обрушивались под собственной тяжестью после многих тысячелетий ленивого и аморального прозябания. Мы наблюдали, как новые виды силятся преодолеть физические и умственные ограничения, чтобы дотянуться до звезд, как иные созревают до такой степени, что с ними уже можно беседовать как с равными.

Некоторым помогали, некоторым препятствовали, в большинстве случаев оставались в стороне. И все же за миллионы лет, на протяжении которых мы, изотаты, ведем свои наблюдения, нам еще не приходилось сталкиваться с расой, которая умудрилась бы за столь короткое время так передраться внутри себя, но при этом избежать полного самоистребления.

— Знаю, — поддакнул Рейл. — Только это и дает им основание претендовать на уникальность. Хотя хвастаться здесь особенно нечем. Вряд ли сами они так уж этим гордятся. Столько попусту растраченной энергии! Если бы они только научились контролировать ее, обращать во благо…

— Возможно, они рано или поздно этому научатся, — сказал изотат. — Но это в будущем, а сейчас оно как раз стоит под вопросом. Поймите, от успеха нашего исследования зависит судьба множества обитаемых миров.

— Можем ли мы как-нибудь вам помочь? — спросил Ганун.

— К какому бы оружию вы все ни прибегли, детекторы зиканов справятся с ним играючи. Вы бессильны.

Кервин, забывший про свои препирательства с Кипятком, решил, что ввиду огромного энергопотребления защитных экранов и наступательного оружия изотат уже не сможет вернуться на свой корабль и заранее испытывает одиночество. Он шагнул к живому шару.

— Мне очень жаль, что все так обернулось. Кажется, мы с вами теперь товарищи по несчастью? Все мы противостоим теперь зиканам.

Неожиданная вспышка заставила Кервина отшатнуться.

— Не бери на себя лишнего, омерзительный комок углеродных соединений.

Кипяток успел подхватить Кервина и не дал ему грохнуться.

— Хватит набиваться в друзья.

— Просто я решил… — Кервин никак не мог прийти в себя от падения, к тому же испытал шок. — Раз уж все мы сражаемся с этими захватчиками по одним и тем же соображениям…

— Кто тебе сказал, что по одним и тем же? — Кипяток поставил брата на ноги. — Ты что, решил, что можешь говорить на равных с этой лампой накаливания? Я был о тебе лучшего мнения, старина.

Изотат не извинился, а Кервин и не помышлял требовать извинений: в следующий раз ему могло угрожать нечто похуже банального ожога. Инопланетянин продолжал разглагольствовать, словно ничего не произошло. По всей видимости, он не придал инциденту никакого значения.

— Все резко изменилось, если бы мы сумели воспользоваться Измиром.

— Воспользоваться? — воскликнул Кервин с невольным сарказмом. Он был вне себя от гнева, хотя разумнее было бы проявить смирение. — Для чего?

— Вопрос не требует ответа. Для созерцания его округлой формы.

Теперь на корабле было нечем заняться. Ганун продолжал напиваться, в чем ему помогали несколько офицеров. Гости корабля сгрудились в углу. Изотат помалкивал. Время от времени корабль трясло: это означало, что залп зиканов, способный уничтожить целую планету, отчасти преодолел защитный экран изотатов и сумел напомнить об ужасающем сражении, развернувшемся в этом уголке Вселенной.

Измир плавал под самым потолком, блаженно-безразличный к заботам экипажа.

— Интересно, — обратился Кипяток к унылому Рейлу, похудевшему еще сильнее обычного, — Измир тебя слушается?

— Понятия не имею, — ответил пруфиллианец. — Скорее, его просто устраивает следовать моим указаниям.

— Что если предложить ему превратиться в пушку? Ведь он видел пушки. Он может превратиться во что угодно. Вдруг он сумел бы отпугнуть этого назойливого изотата.

Рейл покачал головой.

— Изотаты — единственная наша защита от зиканов. Не забывайте,

что они сражаются с ними и за нас.

— Это еще бабушка надвое сказала, — не согласился Кипяток. — Мы знаем о зиканах только то, что слышали от изотата. Не знаю, как вы, братцы, а я никому не верю.

— Он едва не убил меня, когда я попытался к нему приблизиться. — Кервин растерянно крутил шнурки теннисных тапочек. — Опалило будь здоров!

Миранда провела пальцем по его задубевшей щеке.

— Неплохой загар.

Корабль опять затрясся, только на сей раз гораздо сильнее. Прежде чем лишиться чувств, Кервин поймал себя на мысли: действительно ли изотат только что взорвался у него на глазах, как гигантская медуза, или это была просто очередная защитная вспышка?

Кажется, дело идет к концу, подумал он, ощущая странный покой. Зиканы прорвали оборону изотатов. Занавес опустился, но выяснилось, что он не боится темноты. Это открытие наполнило его гордостью.

XII

Придя в себя, он обнаружил, что лежит затылком на ноге Рейла. Костлявый отросток был неважной подушкой, поэтому он поспешно сел, тряся головой. У него было ощущение, что сквозь его тело пропустили сильнейший электрический заряд. Рядом он увидел потягивающегося Кипятка. И Миранду. На расстоянии шести футов в воздухе громоздилось переплетение стальных полос, украшенное синим глазом.

Кервин встал и огляделся. Они находились в просторной, пустой, ярко освещенной комнате. Потолок виднелся на высоте нескольких этажей. Едва держась на ногах, он отошел было влево, но натолкнулся на невидимое поле и едва не шлепнулся. С помощью Кипятка он быстро установил, что в их распоряжении имеется только пятачок диаметром в пятнадцать футов, зато не ограниченный по высоте.

— Где мы? — слабо проговорил Рейл.

— По крайней мере, не в Канзасе. Это я могу тебе сказать совершенно точно. Гляди-ка, нашего полку прибыло.

В дальней стене открылась дверь, вернее, появилось отверстие. В комнату вплыли четыре существа, больше всего смахивающие на гигантских кальмаров. Тела у них были короткие и коренастые. В отличие от изотатов, у них имелись глаза — крупные, ярко-оранжевые, с маленькими кроваво-красными зрачками. Их тела были покрыты синими и желтыми полосами. Вместо щупалец каждый был оснащен четырьмя клешневидными захватами, расположенными вблизи головы: одна пара располагалась ниже, другая — выше пары злобных глаз. Самый крупный из четверки имел в длину все сорок футов и весил не меньше двадцати тонн.

Реакция пленников на их появление была естественной: все попятились, тараща глаза на чудищ.

— Зиканы? — в страхе прошептал Кервин, не нашедший в телосложении новых знакомых ничего привлекательного.

— Наверное, — ответил ему Кипяток. — Вот уроды!

— Ради Бога, не распускай язык! Вдруг они умеют читать мысли?

— Ну и что? Если бы они хотели нас убить, то не бросили бы сюда нерасчлененными. — Он нахально посмотрел на ближайшего монстра. — Ведь так, красавчик?

— Так. — Ответив на вопрос землянина, зикан обернулся к своим спутникам. — Видите? Несмотря на мелкий рост и примитивную организацию, оно способно на элементарное здравомыслие.

— Почему вы нас не убили? Почему не убиваете прямо сейчас?

— Тсс! — Кервин панически задергался. — Они обойдутся без твоих подсказок.

— Мы не избавились от вас из-за окружающей вас ауры.

— Аура? Какая еще аура? — Кипяток осмотрел свою персону. — Что-то не вижу на себе никакой ауры.

— Она каким-то образом соединяет вас воедино, — продолжил зикан. — Пока что мы не проанализировали это явление до конца, поэтому предпочитаем временно не рисковать.

Рейл немного приободрился.

— Кажется, я догадываюсь. Измир?

— Да, цель нашего длительного путешествия. Вы с ним каким-то образом связаны. Отсюда вытекает, что вы можете на него влиять. Мы не уничтожаем того, чего не понимаем. С этим можно и повременить.

— Значит, вы полностью разгромили изотатов? — неуверенно осведомился Рейл.

— Нет, сражение продолжается. Изотаты держались вместе, но нам при помощи хитрого маневра удалось просочиться между ними и перебросить вас сюда. Узнав о нашем успехе, они предприняли яростную контратаку. Мы потеряли два корабля, участвовавшие в Великом Переходе.

— Не ждите от нас слез соболезнования, — предупредил Кипяток.

— Изотаты тоже лишились одного корабля. Этот конфликт будет тянуться до тех пор, пока одни не уничтожат других. Если вы питаете какие-то надежды на сохранение своих бесполезных жизней и обладаете влиянием на так называемого Измира, то вам следовало бы объяснить нам, как им пользоваться. Вас не обязательно уничтожать: нам известно, что некоторые органические формы почему-то ценят свою жизнь. Если вы покажете нам, как пользоваться этим Измиром и как извлекать из него пользу, мы рассмотрим возможность перенесения вас в целости и сохранности туда, где вы сможете выжить.

— Мы не имеем к этому никакого отношения! — крикнул Кервин. — Я уже говорил изотатам и повторяю вам. Мы…

Кипяток накрыл ему ладонью рот.

— Не обращайте на него внимания, ребята. Он издает много нелепых звуков, но смысла в них ни на грош. Просто обожает послушать самого себя.

— Вам предоставляется время обдумать предложение. — По полу пробежала легкая дрожь, и зиканы забеспокоились. — Атака изотатов становится все яростнее. Времени у вас немного.

Четверка развернулась в воздухе, как истребители на воздушном параде, и удалилась в дыру в стене. Дыра закрылась так плотно, словно ее замазали краской.

— Значит, они оставили нас в живых только из тех соображений, что у нас может быть какое-то влияние на Измира. — Кервин устало сел.

— Перестань, брат, — воодушевленно проговорил Кипяток. — Пока что мы живы. По крайней мере, мне так кажется.

— Живы, живы, — заверил его Рейл. — А пока теплится жизнь, не умирает и надежда. Отчаяние еще никому не приносило пользы.

— Говорите о себе, — огрызнулся Кервин. — Если мне захочется впасть в отчаяние, я ни у кого не стану спрашивать разрешения.

— Возможно, изотаты еще сумеют забрать нас обратно.

— Может быть, только они не сумели забрать Измира с корабля Гануна, а зиканы сумели.

— А вдруг изотаты не смогли перетащить Измира на свой корабль именно потому, что пытались забрать его одного, без нас? — предположил Рейл. — Вдруг между нами и им и впрямь существует какая-то связь?

— Будьте реалистом. — Кервин кивнул на Измира, который превратился теперь в пучок кристаллов медного оттенка. — Мы совершенно над ним не властны. Над ним вообще никто не властен. Он делает то, что ему захочется. О каком влиянии тут можно говорить?

— А вдруг, — проговорила Миранда, смахивая с глаза слезинку, — мы ему вроде как нравимся?

Кипяток презрительно хмыкнул.

— А как же! Он просто души в нас не чает! Да если бы не сумасшедший синий глаз, ты вообще называла бы его «оно»! Неодушевленный предмет — вот что это такое!

— Откуда ты знаешь? — разозлилась она. — Вот у меня была песчанка по имени Снаффлз. Все считали, что она вроде как ничего не чувствует, но это было неправдой. Снаффлз любила меня, а я ее, и нам не было дела до чужой болтовни.

Кервин молча смотрел на нее, предоставив вести переговоры Кипятку. Тот запасся терпением.

— Сахарная моя, Измир меняет форму, проходит сквозь стены, водит хоровод вокруг космического корабля. Изотат только нюхнул его — и душа вон. Две банды, для которых Земля — меньше, чем сигарный окурок в пепельнице, так сильно его возжелали, что готовы поубивать друг друга, но даже они не знают, какой от него толк. А ты говоришь — песчанка!

— Просто все вы бездушные. — Она подошла к Измиру и уставилась на него. — За столько времени никто не поинтересовался его чувствами, все только и твердили, что их у него вроде как нет и не может быть. Не только изотаты и зиканы, но и пруфиллианцы, и оомемианы, и неандертальцы, и вы двое. Никто не задумался — а чего бы хотелось ему самому?

— У Измира нет желаний, — принялся втолковывать ей Рейл. — Он ни на что не реагирует, только на некоторые указания. Он просто существует.

Измир превратился в прихотливую кривую; одна сторона кривой была зеркальной, другая — угольно-черной: точь-в-точь бампер «эльдорадо» модели 1957 года. Помехой идентификации был только синий глаз.

Прежде чем кто-то смог ей помешать, Миранда провела рукой по зеркальной поверхности. Движение было медленным и не дало результата.

— Каков же он на ощупь? — осведомился Кервин, затаив дыхание: ему казалось, что она сейчас погибнет в огне. — Металл, пластмасса?

— Не знаю. От него дрожь по телу.

— Чтоб я сдох! — Кипяток разочарованно покачал головой. — Сколько дней подряд я пытаюсь вызвать у нее это ощущение — а ей, оказывается, подавай летающий шар для боулинга!

— У тебя вечно одна пакость на уме! — с отвращением огрызнулась она.

— Я сам — сплошная пакость! — Кипяток нисколько не оскорбился. — Пакость — вообще святая мечта моих друзей и моя. А наше излюбленное местечко — сточная канава: квартплата необременительная, полиция обходит стороной, никто не пристает с вопросами, когда ты последний раз подавал налоговую декларацию.

Миранда плотно обхватила обеими руками поблескивающий бампер.

— А он симпатичный! Наверное, ему одиноко, он вроде как не уверен в себе. Даже уникумы иногда в себе сомневаются. Мы таскаем его по всей галактике, и никто ни разу не догадался спросить, чего ему хочется.

— Он не желает общаться. Или не способен, — заверил ее Рейл. — Я пытался.

— А как же это его излучение?

— Я не знаю точно, что это такое, но сомневаюсь, что это — форма коммуникации. Именно поэтому я так стремился переправить его на Пруфиллию, где могут как следует разобраться в подобных явлениях. — Он погрустнел. — А теперь, скорее всего, я уже никогда не увижу свой родной дом.

— Ситуация никому из нас не сулит радужных перспектив, — согласился Кервин. — Но теперь мы, по крайней мере, знаем, что изотаты говорили правду, понося противников. Они бы обошлись с нами лучше, чем эти зиканы.

— Это как посмотреть, — возразил Рейл. — Скорее, изотаты просто нас забыли, чего не скажешь о зиканах.

Кервин покосился на сплошную стену, из которой некоторое время назад появились их тюремщики.

— Ну, не знаю… У зиканов такой вид, что лучше бы и они нас забыли.

— Надеюсь, никто из вас не поверил их болтовне насчет того, что они нас отпустят, если мы поможем им разобраться с Измиром?

Кервин испуганно обернулся к брату.

— Почему?

— Опомнись! Они такие могучие, что мы кажемся им микробами. Никто не станет выбиваться из сил, чтобы осчастливить микробов. Изучил и убил.

— По крайней мере, Измир доволен, — заметил Рейл.

В объятиях у Миранды Астарах превратился в цепочку маленьких колечек, которая плотно обвилась вокруг ее тела. Каждое кольцо светилось по-своему: красным, оранжевым, зеленым, золотым, серебряным светом. У Миранды появилось новое платье.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил Кервин.

Миранда пребывала в безмятежном настроении.

— Прекрасно! Правда, мне идет? — Она сделала пируэт, демонстрируя «платье». — Он совершенно ничего не весит. Он вроде как вообще ко мне не прикасается, хотя местами я чувствую пощипывание.

Кипяток снова застонал.

— По-моему, я ему нравлюсь, — добавила она.

— Это точно, — проворчал младший брат Кервина. — Ты ведь ничего к нему не проявляешь: ни враждебности, ни тревоги, ни любопытства, вообще ничего. Наверное, ему самому интересно, что это за создание с ним рядом, у которого выше плеч один воздух. Так сказать, неисследованная территория.

Кервин повернулся к Рейлу и указал на белую стену.

— Сколько времени они, по-вашему, нам дадут?

— Понятия не имею. Видимо, многое будет зависеть от итога схватки. Сейчас они полностью заняты противоборством с изотатами. Хотелось бы мне знать, как оно протекает.

— И мне. — Кипяток взволнованно расхаживал по пятачку взад-вперед. — Тоскливо торчать в этой яме и ничего не знать.

— Перспективы у нас самые неважные, — рассудил пруфиллианец. — В случае победы зиканов мы обречены. Если они почувствуют, что проигрывают, то попытаются все уничтожить, чтобы ничего не попало в щупальца изотатов. — На его физиономии появилась слабая улыбка. — Хотелось бы мне понаблюдать, как они будут расправляться с Измиром.

— Не волнуйся, — сказал ему Кипяток, — эти слизняки вооружены до зубов.

Кервин наблюдал за Измиром, лениво обвившимся вокруг Миранды и меняющим при этом очертания и окраску.

— Возможно, зиканам известно нечто, неизвестное нам. Возможно, Измир обладает талантами и возможностями, о которых мы пока что не подозреваем.

— Вы не подозреваете и о половине, — раздался новый голос. Этот звук был таким же неожиданным, как и присутствие приземистого гуманоида, материализовавшегося в дальнем углу комнаты. Его сопровождали еще двое, не более трех футов роста. На одном был светло-зеленый костюм-тройка, на втором — шорты и сине-бурая рубаха с длинными рукавами, третий был облачен в пижонский костюм в крупную клетку, дополненный широким галстуком с изображением обнаженной девицы на ярко-красном фоне.

Физиономия Кервина расплылась в блаженной улыбке.

— Отлично! Теперь уже неважно, что учинят зиканы, потому что я наконец-то сошел с ума.

— Значит, это случилось со всеми нами, — сказал Рейл. — Я их тоже вижу.

Трое коротышек подошли ближе. Средний протянул руку.

— Позвольте представиться. Чахлый.

Не зная, как поступить, Кервин потряс миниатюрную ладонь и ощутил крепкое, хотя и не совсем обычное пожатие.

— Какие милые! — воскликнула Миранда, позволяя Измиру обвиваться вокруг нее, как ручному удаву.

— Тоже мне милашки! — фыркнул Кипяток. — Тут не до умиления. Где вы раздобыли эти клоунские наряды?

Человек в клетку, назвавшийся Оденоу, ответил:

— Мы постарались, чтобы наш облик был как можно безобиднее и привычнее для вас и не вызвал шока. С вас и так хватило потрясений.

Кервин прищурился.

— Откуда вы знаете про наши потрясения?

— Мы следим за вами с самого начала. Надеялись, что все уляжется и мы сумеем найти к вам более мягкий подход.

Третий коротышка помалкивал и только глазел на Миранду, вернее, не на нее саму, как догадывался Кервин, а на то, что ее обвивает.

— Но вместо этого все пошло в разнос, — закончил Оденоу.

— Правильное выражение, — одобрил Кервин. — Сначала двое оомемианов пытаются взять под арест шар для боулинга, а теперь за обладание им бьются две галактики.

— Этим дело далеко не исчерпывается, — сказал Чахлый. — Вы даже не представляете, насколько все сложнее.

— Не думал, что все так запуталось. — Кервин не считал необходимым держать язык за зубами, он не сомневался, что ему окончательно изменил рассудок. — Вы, наверное, в курсе насчет зиканов?

— Мы давно в курсе всего. — Оденоу одернул полы клетчатого пиджака. — Ничего страшного. Одна галактика мало чем отличается от другой. Крупные квазары — те еще стоят отдельного посещения, а обычные галактики так же распространены, как, предположим, водород. Еда — и та повсюду почти одинаковая.

— Как вы здесь оказались? — задал вопрос Рейл. — Я все ломаю голову, настоящие вы или плод моего воображения. А может, просто фокус зиканов, чтобы сломить нашу волю? Массовый гипноз — частое явление.

— Можете в нас не сомневаться, — заверил его Чахлый. — Ваш рассудок в приличном состоянии, учитывая, сколько вы перенесли.

У Миранды завязалась своя беседа с третьим посетителем.

— Когда Измир захочет, то может быть очень даже к лицу.

— Та его часть, которую вы наблюдаете. — Третьего коротышку звали Рицтиветариамалиан, однако он с готовностью откликался на кличку «Риц».

— Вы хотите сказать, что мы видим его не целиком?

Риц утвердительно кивнул.

— Мы — галеты, — пояснил Чахлый. — Как уже сказал Оденоу, мы всегда в курсе событий.

Кервин посмотрел на него, потом на Рейла. Тот покачал головой.

— Никогда о них не слышал.

— В этом все дело, — закивал Чахлый. — Вам и не положено о нас знать. Мы очень печемся об анонимности.

— Видать, вы преуспели не только в этом. — Кипяток указал на невидимую стену тюремной камеры. — Вы оказались на борту корабля, несмотря на его непроницаемый защитный экран, и никто пока что не появился, чтобы вывести вас за дверь.

— Вряд ли зиканы знают, что мы здесь, хотя их внутренние сенсоры способны зафиксировать нашу ауру, как мы ни стараемся этого избежать. Теперешняя наша телесная форма, разумеется, для нас необычна. Мы предстали такими просто для того, чтобы вам было спокойнее. — Он покосился на Рейла. — Вы уж не обижайтесь, пруфиллианец.

— Что значит «галет»? — спросил Кервин.

— Я. Мы.

— Держу пари, — вмешался Оденоу, — вы четверо спите и видите, как бы сделать отсюда ноги.

— Вас здесь нет! — не выдержал Кервин. — Вы всего лишь плод моего воображения. Оомемианы, пруфиллианцы, изотаты, зиканы, теперь еще вы — нет, это явный перебор.

— Напоминаю, вы наблюдаете нас не в нашем обычном виде, — сказал Оденоу.

— Так покажитесь в обычном! — взмолился Кервин.

— Боюсь, это невозможно, — важно проговорил Оденоу. — Вы все равно не сумеете увидеть в нас родню, даже отдаленную.

— Это почему же? Кто только не ходит у нас в родственниках, некоторые — дикари дикарями. Единственный, к кому я не могу перебросить родственный мостик, — мой родной брат.

— Тут все иначе. — Наклонившись к Кипятку, Чахлый пояснил: — Все равно что твоя музыка.

— Не врешь? — Кипяток просиял.

— Провалиться мне на этом месте! Я же говорю: мы давно за вами наблюдаем. Вообще-то мы могли бы дождаться конца сражения и просто забрать Измира у победителей.

— Вы на это способны? — в ужасе пробормотал Рейл.

— Вполне. Только это означало бы допустить смертоубийство и разрушение, а нам не нравится, когда кто-то гибнет ни за грош, даже если речь идет о малозначительных и неразвитых видах. Вот мы и решили вмешаться сейчас, пока не стало еще хуже.

— Неужели может быть хуже? — простонал Кервин.

— И потом, — вставил Оденоу, — прорваться сквозь поля зиканов для нас удовольствие. Примитивное такое развлечение.

Риц возвратился к своим спутникам и пошептался с ними. После окончания переговоров все трое опять повернулись к пленникам.

— Мы готовы, — сообщил Чахлый. — Вы не одеты согласно требованиям места, куда мы направляемся, но и мы тоже. — Он усмехнулся, усматривая в сказанном некий юмор.

— Разве зиканы не будут сопротивляться? — успел спросить Кервин. — Не можете же вы… — Его голос превратился в эхо. — Взять и забрать нас…

Корабль зиканов исчез вместе с невидимой тюрьмой. Они стояли на твердой и теплой почве. На севере и на востоке тянулись в ясное синее небо монолиты из песчаника, позади раскинулся океан из песчаных дюн. Песок под ногами был сахарно-белым. Кервин ощутил острую тоску по дому: зрелище напомнило ему национальный парк к югу от Альбукерке. Однако его отрезвила двойная звезда над головой.

Миранда, так и не снявшая с себя Измира, раскинула руки и описала круг.

— Надо же, а у меня нет с собой лосьона для загара!

Кипяток уже обливался потом и расстегивал молнии на кожаной куртке.

— Погоди, не пройдет и часа, как тебе в живот впиявится какая-нибудь инопланетная дрянь. На твоем месте я бы так не переживал из-за лосьона.

— Как же мне не переживать? С такой светлой кожей я ни дня не могу провести на солнце без защитного средства. — Она посмотрела на Чахлого. — Ребята, у вас с собой случайно не найдется лосьона?

— Увы, — откликнулся Чахлый.

— Мы все здесь! — удивленно проговорил Рейл. — Даже Измир. Вы прихватили и его.

— Это было нелегко. Не хочется даже думать, что произошло бы, прояви он больше упрямства, но он, судя по всему, очень привязался к вашей даме. Это само по себе весьма любопытно. Впрочем, при наличии такой колоссальной энергии возможно все. Эмоции — тоже форма энергии. При изгибе потоков могут иметь место самые неожиданные эффекты.

— Вот видите! — Миранда задрала нос. — Что я вам говорила? Если вокруг него вроде как вращаются все эти ваши поля, то почему бы среди них не оказаться и эмоциональному? Вы лишены чувств, но это еще не значит, что их не существует.

— Где мы? — спросил Кервин.

— Неподалеку от поля боя. — Чахлый посмотрел в небо, не загораживаясь ладонью. — К этому времени зиканы должны были спохватиться, что вы пропали — вернее, не вы, а Измир. Они предпримут титанические усилия, чтобы снова его отыскать. — Он усмехнулся. — Если им это удастся, то их ждет большой сюрприз. Такая возможность не исключена. Для примитивной расы зиканы очень сообразительны, а полностью воспрепятствовать улавливанию пульсации Измира извне не в состоянии даже мы.

— Что-то мне все это не очень нравится. — Кипяток переводил взгляд с одного коротышки на другого. — Сначала вы появляетесь, как клоуны на арене, потом переносите нас из энергетической клетки на инопланетном корабле сюда, где все выглядит почти как у нас дома… Никаких волшебных заклинаний, никаких кнопочек, даже международных телефонных переговоров. Как это у вас получается?

— Это не слишком трудно, — ответил ему Чахлый. — Главное — знать, что делаешь. У вас развилась, скажем, форма искусства, именуемая «оригами», — складывание кусочков бумаги разными замысловатыми способами. Мы, галеты, тоже занимаемся таким оригами, только наш материал — пространство, а не бумага. Складываем и складываем, пока точка, где вы находились, не совпадет с точкой, где вам хочется находиться. Вот и вся премудрость.

— Кроме шуток? Здорово!

— В общем-то, да.

Кервин старался тщательно выбирать слова.

— Вы назвали зиканов примитивной расой… — Он наслаждался ветерком, ласкающим лицо. — А у вас есть поблизости такой же корабль, как у них?

— Мы не строим неуклюжие механические средства, — ответил Оденоу. — Отказались от них еще в незапамятные времена. Очень сложно, все время обо что-нибудь спотыкаешься. Больше возни, чем толку.

— Раз вы так могущественны, — подал голос Рейл, — почему вас никогда никто не видел?

— Воспользуйтесь знаниями, которыми обладаете сами, — посоветовал ему Чахлый. — Скажем, до недавних пор никто из вас не видел изотатов, о зиканах вы вообще не имели понятия. Тем не менее галеты давным-давно находятся у вас под самым носом. Просто нас не очень много, мы принимаем самые разные формы и контролируем большие территории. — Он улыбнулся Кервину. — А Вселенная, между прочим, не бесконечна. Просто безумно велика.

— Вы хотите сказать, что путешествуете так же, как Измир?

— Не совсем. Схожим образом, но все-таки иначе. Мы любим наблюдать, ничего не упускать из виду, подобно тому, как изотаты держат под наблюдением эту галактику и ее обитателей. Мы же предпочитаем приглядывать за такими расами, как изотаты и зиканы, чтобы не дать им выскочить из коротких штанишек.

— Прямо как боги! — не удержался Кервин.

— Нет-нет! — Чахлый насупился. — Мы такие же смертные, как вы. Просто мы дольше проучились в школе.

— После столь длительного существования, как наше, остается только один враг, против которого стоит воевать. — Оденоу посмотрел на Кервина. — Он зовется скукой. Но время от времени, скажем, раз в пять — десять миллионов лет, происходит действительно интересное событие, привлекающее наше внимание.

— Как Измир?

Чахлый кивнул и задумался.

— Мы путешествуем инкогнито. Однажды даже заглянули на Землю. Я побыл некоторое время деревом — очень любопытная жизненная форма. Столько времени для спокойного созерцания и размышления! Будь я органической жизненной формой, то предпочел бы стать деревом.

— Нас привел сюда Измир, — продолжил Оденоу. — Он привлек нас, как привлек пруфиллианцев, оомемианов и всех прочих. Нас он заинтересовал тем, что не излучает скуки.

— Что-то я вас не пойму. Вам что же, по несколько миллионов лет?

— Разве это не очевидно? — спросил Чахлый.

— Никогда не дал бы вам больше двух миллионов, — заметил Кипяток.

Чахлый встретил его слова улыбкой.

— Вот это и выделяет людей среди других органических рас в этом участке пространства.

— А я думал, что наша главная особенность — неизлечимая драчливость, — сказал Кервин.

— Увы, последнее далеко не так уникально. Но вы иные. Вы не отказываетесь от своей приверженности абсурду. В этой небольшой, но важной области люди далеко обошли гораздо более продвинутые в сфере технологий народы, вроде оомемианов. Вы инстинктивно натолкнулись на так называемый Великий Всекосмический Идиотизм и, руководствуясь им, сделали первый шаг по тропе Универсальной Истины. Если людям удастся продержаться еще с миллион лет, избежав истребления, то из них, глядишь, что-нибудь и получится.

Галет отвернулся от Кервина и заговорил печально.

— Что до бедного заплутавшего Измира, то мы выслеживали его примерно три миллиона лет. Он все время от нас ускользал.

Кервин посмотрел на Измира, то есть на платье, обвившее роскошные формы Миранды.

— Вы хотите сказать, что возраст Измира — больше трех миллионов лет?

— Гораздо больше, — с энтузиазмом отозвался Оденоу. — Он намного старше любого из нас. Измир появился в самом Начале, только не в этом виде. Потом он претерпел массу изменений: развивался, эволюционировал, менял силу и направление полей. Не стань он таким, как сейчас, его невозможно бы было опознать.

— Послушайте, может, отправите нас всех по домам? Мне хочется коки и гамбургера, хочется узнать, могу ли я сдать экзамен, на котором не появился. А это все пускай исчезнет. И вы заодно. — Кервин крепко зажмурился. — Сейчас досчитаю до десяти — и вы пропадете. Один, два, три…

Досчитав до десяти, он медленно разомкнул веки. Солнце палило по-прежнему, а Оденоу и Чахлый с любопытством смотрели на него.

— Я же говорю: им подвластен Великий Всекосмический Идиотизм, — проговорил Чахлый.

— Несомненно, — поддержал его Оденоу. — Отличный потенциал.

— Космос тут ни при чем, — сказал Кипяток. — Просто он с десяти лет страдает слабоумием.

— Возьмите себя в руки, — порекомендовал Чахлый старшему брату. — Все в полном порядке. Вы долго терпели, потерпите еще немного.

Он запрокинул голову. Кервин поступил так же, но ничего не увидел, даже облачка. Галет снова устремил взгляд на него.

— Вам бы не хотелось узнать, что в действительности представляет собой Измир?

— Нет, не хотелось бы. — Кервин заколебался. — А что, вам это известно?

— Потребовалось немало времени, чтобы разобраться, — сказал Оденоу. — Не за что было зацепиться, хотя галеты давным-давно превратили искусство предположения в точную науку. Он оказался настолько интересен, что мы прибыли сюда втроем, чтобы его изучить. Это максимальное количество галетов, которые могут одновременно находиться на твердой поверхности. В противном случае мы нарушаем равновесие орбиты.

Чахлый смотрел на синий глаз, горевший среди складок полыхающего и колеблющегося платья Миранды.

— Вы знакомы с универсальной теорией вещества?

— Читал об этом как раз на прошлой неделе, — сообщил Кипяток. — Кажется, в журнале «Роллинг Стоун» с Бобом Диланом на обложке.

— О каком веществе речь? — неуверенно осведомился Кервин.

— О пропавшем.

— О тридцати — сорока процентах, которые нельзя обнаружить никакими измерениями?

— О чем разговор? — вмешался Кипяток.

— Если сложить вместе все звезды, планеты, межзвездный водород и прочее, поддающееся количественной оценке, то мы все равно недосчитаемся во Вселенной тридцати — сорока процентов вещества, которое, согласно общепризнанным теориям, где-то да существует.

— Недурно, — одобрил Кервина Оденоу. — Ваши проценты несколько завышены, но это потому, что люди не располагают пока достаточно тонкими инструментами. На самом деле нехватка ограничивается двенадцатью процентами. Все остальное описано и проштамповано. — Он перевел взгляд на Измира. Кервин поступил так же.

— Вы утверждаете, что Измир является ключом ко всему этому ненайденному вселенскому веществу?

— Нет, не ключом, во всяком случае, не в том смысле, который вы вкладываете в это слово, — сказал Чахлый. — Просто мы теперь знаем, где находятся эти двенадцать процентов.

— Верно, — провозгласил Риц, почти все время таращившийся на Миранду и ее уникальное, хоть и временное, одеяние. — Измир и есть эти недостающие двенадцать процентов.

XIII

Кервин тщательно обдумывал услышанное. Когда он соизволил произнести речь, то с максимальной тщательностью подобрал слова:

— За последние дни мне многое пришлось принять на веру. Пруфиллианцев, оомемианов, изотатов, зиканов, существование сотен разумных рас, цивилизацию галактического масштаба, межгалактические перелеты и, возможно, даже галетов, несмотря на ваш наряд. Согласен, Измир — невероятное создание, способное на необъяснимые чудеса. Но допустить, что в нем сконцентрировано двенадцать процентов всей массы Вселенной, я попросту не в состоянии. Я не благословил бы это предположение, даже если бы лишился рассудка.

— Ты же знаешь, как об этом сказано у классика, братец: «Есть многое на свете, друг Джерри…». В общем, побольше, чем снилось после обильного ужина твоим философам.

— Отлично цитируешь. Только там Горацио, а не…

— Вы уж не серчайте, ребята, — обратился Кипяток к троим галетам, — но тут я вынужден согласиться с братом. Я, конечно, не семи пядей во лбу, к тому же интересуюсь больше искусством, чем физикой, но… — Он покосился на Миранду, которая разлеглась на песочке в тени Измира, выполнявшего роль ширмы. Это зрелище отвлекло его надолго, и он чуть было не позабыл тему дискуссии. — Измир, говорите? Да ведь он не больше меня или вот его. Я, конечно, не физик, но мне почему-то кажется, что если вы слепите куличек из двенадцати, десяти, даже одного процента всего вещества Вселенной, заняв все пространство, обычно остающееся в промежутках между электронами, ядрами и субатомными частицами, то все равно получится приличная гора. Это ведь должна быть гигантская черная дыра…

— Несравненно больше, — заверил его Оденоу. — Крупнее целой галактики, если следовать законам физики. Однако Измир им не следует. Именно поэтому он способен произвольно менять форму и не реагировать на разные мелкие силовые поля. Единственная причина, почему он так выглядит, состоит в том, что сознание — форма энергии, а энергия — материя, поддающаяся изменению; каким-то образом доля от недостающих двенадцати процентов, попавшая во Вселенную из того места, где они сейчас находятся, обзавелась сознанием.

— Попавшая во Вселенную? — Смысл слов галета был подобен чайке, быстро исчезающей вдали.

— Ваши ученые мыслят пока что примитивно, но они вовсе не глупы, — сказал Оденоу. — Вычисленные ими проценты великоваты, зато в своей основе их умозаключения разумны. Причина того, что значительную часть вещества, которому положено находиться во Вселенной, никак не удается найти, состоит в том, что ее в ней более нет. Иногда величайшие загадки имеют простейшие ответы.

— Что же с ней приключилось? — спросил Кипяток. — Сперли, что ли?

Чахлый не улыбнулся.

— Вскоре после появления Вселенной под действием силы первоначального расширения интересующие нас двенадцать процентов перешли в седьмое измерение.

— Погодите! — ошеломленно пролепетал Кервин. — Значит, речь идет о множественности миров?

— Нет, об одной Вселенной со множественностью измерений. Очень поэтичное явление. Скажем, мы, галеты, покорили пространство, но вот путешествие между измерениями нам пока не дается. — Чахлый погрузился в воспоминания. — Насколько я помню, мы болтались где-то вблизи скопления, именуемого вами NGC-286, когда кто-то учуял непонятный сдвиг в пространстве-времени. Вот уже несколько миллионов лет мы идем по следу. Нашу задачу серьезно затрудняло то обстоятельство, что сдвиг не всегда дает о себе знать и постоянно находится в движении.

— Измир? — спросил Кервин.

— Измир, — подтвердил Чахлый. — Когда мы наконец определили его местоположение, то приготовились к длительному изучению. Мы не имели представления о потенциале, с которым работаем, и не хотели предпринимать поспешных решений.

— Разумно, — кивнул Кипяток со знанием дела.

— Оказалось, что речь идет о вторжении из седьмого измерения, трещине в ткани пространстве-времени, позволившей крохотной доле исчезнувшего вещества вернуться в родную Вселенную. То, что у нее развилось элементарное сознание, вовсе не удивительно, если помнить, какое количество энергии было задействовано.

По этой причине мы и проявляем в его отношении такую аккуратность. Если он вдруг примет свои нормальные размеры, то реакция, которая произойдет в конкретном измерении, выразится в выделении чрезмерного количества энергии. Ее будет достаточно, чтобы покончить с целой галактикой.

— Вселенское цунами, — прошептал Кервин.

— Типа того. При подобной концентрации вещества, равного по массе нескольким миллионам звезд, трудно ожидать, что это произойдет без последствий для окрестных территорий.

Кервин оглянулся на Измира, выглядевшего не более зловещим, чем обычно, и на Миранду.

— Можем ли мы что-то предпринять? К этой галактике я уже худо-бедно привык. Может, вытолкнуть его обратно, в седьмое измерение?

— На двенадцать процентов вселенского вещества не воздействуют грубыми толчками, — напомнил Оденоу. — Да и толкнуть его нечем.

— Одного не пойму: чего ради он повсюду за нами таскается?

Чахлый пожал плечами. Кервин догадывался, что это, как и многое другое, галеты делали только ради них: самим им не требовалось пожимать плечами, к тому же у них вряд ли вообще имелись плечи.

— Не исключено, что он симпатизирует вам. Он находит вас привлекательными. Ему нравитесь вы, нравится ваш друг пруфиллианец Рейл, но больше всего нравится та, кого вы зовете Мирандой.

Названная дама перевернулась на другой бок и окинула взглядом людей и инопланетян.

— Вот что я вам скажу: слушала я вас, слушала и ничегошеньки не поняла. «Двенадцать процентов всей массы Вселенной» — скажите, пожалуйста! Да он легенький, как пушинка! Вообще ничего не весит, а вы… — Она провела кончиками пальцев по Измиру, который откликнулся цепочкой огоньков вдоль прочерченной ею дорожки.

— Нам не следовало бы здесь находиться и мучить вас такими разговорами, — утомленно проговорил Чахлый. — Мы держались в сторонке и снимали показания. Но изотаты повели себя, как слоны в посудной лавке. Мы не собирались вмешиваться, потому что надеялись, что явление «Измир» пройдет само собой и трещина в пространстве-времени затянется. Он мог бы и сам перебраться в иное измерение. Пускай там за него и переживают.

— Сколько всего существует измерений? — спросил Кервин.

— По нашим подсчетам — одиннадцать. Большинство представляется пустыми, хотя мы, возможно, просто не располагаем средствами прощупать, что там находится. Словом, события начали выходить из-под контроля, поэтому мы решили, что нам пора появиться, пока неуклюжие типы вроде изотатов не натворят настоящих бед.

— А теперь послушайте меня, — спокойно проговорил Кипяток. — Отдаю должное тому, как ловко вы выкрали нас из корабля зиканов и перенесли сюда. Но ответьте: откуда нам знать, что все эти разговоры насчет недостающей материи и множества измерений — не липа? Вы, скажем, просто неприметные карлики. У нас дома на вас никто не оглянулся бы.

— Большим и могучим ничего не стоит выглядеть большими и могучими, — объяснил Чахлый. — А вы попробуйте предстать маленькими и жалкими! Это уже целый фокус, требующий изобретательности.

— Значит, вы на самом деле большие и могучие. — Кервин бросил на брата предостерегающий взгляд, который тот по привычке игнорировал. — Если бы я осмелился врезать одному из вас по макушке, то на самом деле заехал бы здоровенному детине по физиономии?

— У вас бы это все равно не получилось. Повлиять на наш облик вы бессильны, — сказал Чахлый. — Ваша рука могла быть перехвачена еще до установления физического контакта. Можно также растворить вашу руку и вас заодно. Ничего сложного в этом нет. Гораздо сложнее имитировать поведение простого создания, изобразить переломы костей, кровотечение, синяки.

— Понятно. Вы бы даже извивались на земле от боли.

— Совершенно верно, — довольно ответил Чахлый. — Было бы интересно попробовать.

— Тогда почему мы должны верить, что все это — не лапша, которую вы вешаете нам на уши?

Чахлый призадумался, а потом ответил:

— Подойдите и попробуйте. Можно для экономии времени сразу растворить вам правую руку.

Кипяток шагнул было вперед, но вовремя спохватился.

— А я-то решил, что в кои-то веки встретил на улице ребят-мастеров пудрить мозги!

— Раз вам не хотелось вмешиваться, то зачем вы все-таки появились? Ведь не ради нас же! — сказал Кервин.

— Вы будете удивлены, но для нас разумная жизнь священна. Там, в межзвездном пространстве, очень одиноко, особенно когда перемещаешься между галактиками. Мы, галеты, любим компанию, а ведь нас осталось не так много. Поэтому мы всегда рады встрече с представителями другой разумной цивилизации. Из такой встречи могут вырасти дальнейшие отношения, хотя дружить на равных мы, конечно, не можем.

— Почему же? — Зеленая поросль на затылке у Рейла приобрела буроватый оттенок; Кервин забеспокоился, не вредно ли ему так долго находиться на солнце. — Мы как будто неплохо ладим.

— Поддержание гуманоидного обличья требует от нас большого напряжения. Мы идем на это, потому что ценим риск в условиях, когда рисковать приходится все меньше. С такими, какие мы есть на самом деле, вам было бы гораздо труднее поладить. — Чахлый указал на Измира. — А вот этот риск куда опаснее.

— Почему? — встревоженно спросил Кервин. — Думаете, он готовится еще сильнее пролезть в наше пространство?

— Не в том дело, — ответил Оденоу. — В этом случае мы бы просто удалились подальше. Было бы неприятно с эстетической точки зрения наблюдать, как несколько тысяч галактик вместе с миллиардами солнц и солнечных систем одновременно превращаются в дым, но на нас это бы не сказалось. Нет, опасность в другом: как бы кто-нибудь не сообразил, как взять Измира под свой контроль, используя его рудиментарное сознание.

— Вы имеете в виду сделать из него оружие?

— Вот-вот. Если бы так случилось, то даже нам негде было бы укрыться. Умея перемещать такие массивы вещества между нашим измерением и седьмым, вы становитесь всесильным. Более мощного оружия свет не видел и не увидит. Абсолютная власть! Зовите это, как хотите, хоть Измиром. Положение все равно остается нестабильным и очень сложным.

— Послушайте, — устало проговорил Кервин. — У меня экзамены на носу. Больше меня ничего не интересует: ни абсолютная власть, ни невиданное оружие, ни разные типы, скачущие между галактиками… — Он обреченно уселся и уронил голову на руки. — Кажется, моя способность что-либо воспринимать исчерпана до самого донышка.

Риц наклонился к Оденоу.

— Этого я и опасался. Масштаб событий превысил их возможности. Теперь они отключатся.

— Вы должны нам помочь, — сказал Чахлый Кервину.

Кервин поднял глаза и нахмурился.

— Мы — вам?

— Да. Как видите, Измир подчиняется вам четверым. На нас он не обращает внимания. Поверьте, мы уже пытались, но не добились ни малейшей реакции. Непонятно, почему ему нравится сотрудничать с низшими формами сознания, но это факт, с которым приходится считаться.

— Наверное, мы не такие уж низшие формы, как вам кажется, — воинственно заявил Кипяток.

— Ага, — саркастически произнес Кервин. — Достаточно посмотреть на тебя.

— Если вы и обладаете уникальными способностями, то нам пока не удалось их распознать. Кроме одного, о котором мы сказали раньше, — пояснил Чахлый. — Хотя в космосе с многочисленными измерениями и пропавшим веществом возможно и не такое.

— Что мы можем? — Кервин оглянулся на Измира и Миранду. — Если даже вы не способны вытолкать его восвояси, чего же ожидать от нас?

— Попробуйте его… уговорить. Вдруг он уберется по доброй воле? Это требует контакта — умопомрачительная задача!

— Ничего не выйдет! — отмахнулся Кервин. — Мой ум и без того в помрачении.

— Не надо сдаваться без борьбы. — Трое галетов посовещались. — Почему бы вам на время раздумий не переместиться в нашу среду? Там будет удобнее.

Кервин оглядел песчаные дюны, посмотрел в пустые небеса.

— Среда? А где это?

— Вы на ней стоите, — сказал Оденоу. — Мы могли бы поместить вас внутрь, подобно тому, как выкрали вас из корабля зиканов; мы очень постарались создать декорации вам по вкусу и не собираемся отказываться от своих художественных достижений. Соблаговолите следовать за нами.

Оденоу повел их в пещеру, зиявшую у основания одного из монолитов. У самого входа Рейл задержался, вглядываясь в потемки.

— Что-то я не пойму… Вы хотите сказать, что все это — иллюзия?

— Самая что ни на есть реальность! — обиженно ответил Оденоу. — Мы отвергаем искусственность — это пошло!

— На следующей неделе предлагаю сотворить океан, — задумчиво проговорил Чахлый. — Я устал от пустынь.

— Почему бы и нет? Проголосуем и решим.

Кервин оглядел стенки тоннеля: нормальная пещера — сухая, прохладная и темная.

Потом пещера исчезла, а вместе с ней и темнота; осталась только прохлада. Они плыли в воздухе, словно стали невесомыми, хотя Кервин по-прежнему ощущал свой вес. Возможно, это было как-то связано с гравитацией. Они находились в бескрайнем открытом пространстве, лишенном намека на ограничения. Он обнаружил, что мог бы и шагать, только для этого под ногами не было опоры.

Поблизости плыли Рейл и Кипяток, а также Миранда. Измир наконец отделился от нее и превратился в крупное серебристое яйцо. Возможно, Кервин придумал себе эту тревогу, но ему почудилось, что синий глаз ведетсебя активнее, чем обычно.

Вскоре Чахлый подтвердил это предположение.

— Как видите, мы в конце концов спровоцировали его на какую-то реакцию, — долетел до Кервина его шепот, обращенный к соплеменникам.

Кервин стал различать в отдалении нечто, напоминающее облака, пронизанные светом. Заметив его удивление, Оденоу объяснил:

— Это несколько наших. Они стараются не нанести вам психическую травму. Вы и ваш Измир вызываете у всех огромное любопытство. Они, как и мы, сдерживаются из последних сил.

— Они не боги, — пробормотал Кервин для самоуспокоения. — Просто живые существа…

— Совершенно верно, — одобрил его умозаключение Чахлый. — Мы, галеты, — простые смертные. Возможно, мы чуть больше и чуть могущественнее, но думаем и чувствуем в точности так же, как и все живые существа.

Кипяток совершил замедленный пируэт.

— Значит, это ваш корабль? По сравнению с обстановкой вы, ребята, выглядите как-то мелковато.

Оденоу и Риц переглянулись.

— Попытаемся еще раз, — терпеливо произнес Риц. — Никакого корабля нет. Есть только среда обитания, в которой все мы сейчас находимся.

— Все, просек. Весь этот мир — ваш корабль?

— Среда обитания, — поправил его Риц. — Корабль — вышедший из употребления термин. Он подразумевал использование физического инструментария, а мы уже миллионы лет не пользуемся всеми этими лязгающими и дурно пахнущими предметами. Мы путешествуем напряжением ума — весьма эффективный метод передвижения, если только научиться правильно им оперировать.

— Думаете, и у нас так когда-нибудь получится? — спросил Кервин с придыханием.

— Пока об этом рано говорить. Люди еще даже не достигли стадии, на которой могли бы переместить игрушечную среду обитания внутри комнаты.

Внезапно все трое инопланетян — Рейла Кервин уже перестал причислять к таковым — смолкли и замерли.

— В чем дело? Что-то случилось?

— Зиканы готовятся к атаке. Нам они навредить не могут, зато в состоянии серьезно пострадать сами. Даже зиканов следует ограждать от них самих. Сейчас мы пытаемся решить, как лучше разобраться с этой проблемой.

— Эй, глядите на Измира! — заорал Кипяток.

Астарах раздулся, превысив первоначальные размеры серебряного яйца в несколько раз. По гладкой поверхности забегали энергетические заряды. Самое тревожное заключалось в том, что его синий глаз сновал теперь во всех направлениях, как одержимый.

— Что-то тут не так. — Чахлый всматривался во что-то, недоступное взору землян.

— Вдруг он сейчас прорвется? — Кипяток шарахнулся в сторону от Измира. — Пора делать ноги!

— Бегство невозможно, — тихо ответил Оденоу. — Если что-то произойдет, то нам следовало бы оказаться на расстоянии десяти миллионов световых лет. Такой мгновенный перенос неподвластен даже нам.

— Что он делает? — спросил Кервин.

— Трудно сказать. — Видя, что Чахлый остается на месте, Кервин тоже не находил оснований дергаться. — Вернее, мы вообще не понимаем, что тут происходит.

— А я понимаю. — Все, включая галетов, уставились на Миранду. Она оглядела их, как сборище слепоглухонемых. — Вот олухи! Вам что, непонятно, что он испуган? Ему негде спрятаться. В такой кутерьме он тоже вроде как переживает.

— Что же он предпримет? — Чахлый никак не мог освоиться с тем, что существо, ненамного ушедшее от амебы, берет на себя роль посредника в отношении такого сложного и непостижимого явления, как Измир.

— Толком не знаю, — ответила она со скромной улыбкой. — Просто у меня чувство, что он сейчас то ли чихнет, то ли еще чего…

Потом что-то произошло. Кервин ненадолго полностью утратил ориентировку, причем это было даже почище, чем при переносе с корабля зиканов. Дальше все опять встало на свои места. Разница заключалась только в том, что Миранда снова была одета в Измира. Как бы это ни называть — плащ, платье, — но выглядело одеяние чудесно: водопад красок и энергии, смотреть на который было больно глазам. Кервину пришлось прищуриться, даже всемогущие галеты заслонили глаза.

— Что случилось? — спросил Кервин.

— Он опять поменял форму, дубина, — объяснил младший брат.

— Без тебя вижу. А раньше? Когда все куда-то подевалось?

— Он передвинулся. — Оденоу подлетел ближе. — Чиханием я бы это не назвал. В этом явлении не было ничего биологического.

— Скорее, отрыжка, — сказал Риц. — Мгновенный перенос в наше измерение еще некоторой части Измира, вследствие чего солнце, в непосредственной близости от которого мы временно расположились, превратилось в сверхновую звезду. К счастью, вокруг него не вращалось обитаемых планет.

— Получилось бы неудобно, — подсказал Чахлый, — если бы то же самое случилось с ним у вас на планете.

— Неудобно — это хорошо сказано! — усмехнулся Кервин.

— Надеюсь, это не служит сигналом начала нестабильного цикла. В противном случае началась бы цепочка катастрофических катаклизмов. Ситуация не из приятных. То, что это еще не началось, связано, как видно, с вашим умиротворяющим присутствием, особенно с присутствием дамы, к которой Измира так неодолимо влечет.

— Если он так чихает, то мне бы не хотелось оказаться у него под боком, когда он подхватит настоящую простуду.

— Мы мало что можем сделать, — с сожалением ответил Кипятку Чахлый. — Как мы ни могущественны, даже у наших возможностей есть пределы. Как выразился один из ваших философов, мы можем перемещать миры, как шкварки на сковороде. Но тут речь идет о неизмеримо большем. Нам остается только развести руками.

— Знаете, — задумчиво проговорил Кервин, — когда Артвит представился нам честь по чести, мы решили было, что его пруфиллианцы — вершина могущества. Потом мы заподозрили, не являются ли таковыми оомемианы. Потом себя показали изотаты, после них — зиканы. Теперь вы хвастаетесь, будто способны шуровать мирами, словно гренками, летать от галактики к галактике, изучать все одиннадцать измерений… Встает логичный вопрос: кто там следующий? Пруфиллиан-цы наблюдают за оомемианами, оомемианы наблюдают за пруфиллианцами, изотаты — за всеми, зиканы — за изотатами… А кто наблюдает за вами? Есть ли кто-то и над галетами, или вы — высшая ступень разума?

— Мы не знаем, — развел руками Чахлый. — Существуют кое-какие подозрения, но доказательств никаких. Если кто-то или что-то наблюдает за нами, то настолько превосходит нас, что умудряется хранить инкогнито. Мы, правда, подозреваем еще кое-что…

— Вы о божестве?

— Сейчас сыграю вам гимн, — сказал Кипяток и полез за инструментом.

Кервин удрученно покачал головой.

— Речь идет о судьбе целых рас и галактик, а тебе все шуточки!

— Между прочим, это — наилучший выход, — проговорил Оденоу. — Об этом свидетельствуют все накопленные нами знания. — В воздухе загорелись символы. — У пруфиллианцев и оомемианов есть своя теория планетарного наплевательства. Изотаты и зиканы знакомы с пространственной причинностью. Мы ушли дальше. Самые наши блестящие и оригинальные умы, сложив усилия и проработав миллионы лет, произвели на свет вот это.

Кервин уставился на сложную цепочку символов.

— Что это значит?

— Перед вами, — горделиво провозгласил Чахлый, — исчерпывающее математическое доказательство того, что располагающийся выше нас уровень интеллекта обладает потрясающим чувством юмора. Если хотите, зовите это уравнением развлечения. Или онтологией безмозглости. Доказательство заключено в смехе. Посмотрите вот на эту часть…

Он принялся было выделять одну из составляющих уравнения, но Кервин перебил его.

— Неважно. Я уже сожалею, что спросил. Чего доброго, вы начнете мне доказывать, что комедия положений — наивысшее проявление цивилизованного искусства.

— Смотря какое положение, — серьезно ответствовал Риц. — И какая комедия, разумеется!

— Меня интересует одно: когда мы попадем домой. И существует ли еще наш дом?

— Все зависит от того, сумеем ли мы что-либо сделать с Измиром и что он, собственно, собой представляет, — ответил Чахлый, не сводя глаз с Астараха, обвившегося вокруг Миранды. — Вряд ли его устроит навсегда остаться предметом туалета. Следующая космическая отрыжка может привести к фатальным последствиям. — Он повысил голос, обращаясь уже к Миранде. — Вы что-нибудь чувствуете, мисс?

— Неуверенность, — последовал мгновенный ответ. — Замешательство, изумление, утрату ориентировки.

Оденоу закивал.

— Ясно. Он, несомненно, не имеет понятия, что собой представляет и как оказался в этом измерении. Следует немедленно что-то предпринять, прежде чем подобные ощущения не приобрели физического проявления.

Риц подплыл ближе к Миранде, однако остался на почтительном расстоянии.

— Кажется, в вашем присутствии он не испытывает неудовольствия. Не попробуете ли уговорить его перебраться обратно в свое седьмое измерение? Возможно, никто просто не пытался этого сделать, так как не знал, что конкретно требуется. Если бы вы перешли туда вместе с ним, мы смогли бы как-то устранить повреждение, нанесенное пространству-времени.

— Мне уйти с Измиром? — Она колебалась, опасливо поглядывая на Рица. — Держу пари, в седьмом измерении нет магазинов.

— Этого никто в точности не знает, — уклончиво ответил Оденоу.

— Вы уж извините. Измир, конечно, лапочка и все такое, но нормальным ухажером я его не назову. Всю дорогу молчит, только знай себе вибрирует. Вряд ли мне понравится в его седьмом измерении.

— У вас есть возможность спасти всю известную нам Вселенную, — воззвал к ее совести Риц.

— Это не мое дело. Конечно, в седьмом измерении было бы, наверное, неплохо побывать и все такое, но жить там мне не хотелось бы. — Пока она говорила, ее лучезарный плащ под названием Измир разгорелся пуще прежнего.

— Это, конечно, безумие, — пробормотал Кервин, не сводя с нее глаз, — но тут есть какая-то связь…

— Какое безумие? — спросил Кипяток. — Тебя к ней тянет, меня тоже, а он что, хуже?

— И потом, — не унималась она, — у меня уже распланированы свидания на целых полгода. Не могу же я подвести такую уйму парней! Папа всегда меня учил, что слово надо держать любой ценой. Такое уж у техасцев правило.

— Миранда, — попытался достучаться до нее Кервин, — совсем скоро твоя семья может исчезнуть. Да что там семья — весь Техас, вся Вселенная будет втянута в Измира!

— Бросьте! Измир ничего такого не сделает. Он никому не собирается причинять вреда. Просто он, бедняжка, вроде как вконец запутался. — Подумав, она добавила: — А Техас будет существовать всегда!

— Может, хотя бы потолкуешь с ним? Насчет возвращения в родное измерение. Убеди его, что здесь отвратно: кругом грязища, всякие черные дыры, квазары, по горло мусора.

Миранду раздирали сомнения.

— Попытаюсь, но ничего не обещаю. — Она оглядела себя. — Вы уверены, что я ничего не смогу оставить себе, хотя бы на одну кофточку?

— НЕТ! — завопили в один голос Кервин, Кипяток, Артвит Рейл и все трое галетов.

— Мужчины есть мужчины. Непробиваемая серьезность.

Воцарилась тишина. Вокруг болтающихся в воздухе фигурок стали сгущаться штормовые тучи. Кольцо неумолимо сжималось. Кервин испытал бы страх, если бы не смертельное утомление. Близость такого количества чистого интеллекта ощущалась как физическое давление и угнетала его своей тяжестью. На Кипятке это, впрочем, не отражалось: возможно, у него просто отсутствовал умственный потенциал для осознания происходящего.

Внезапно кожа Миранды засветилась, словно сквозь нее пропустили сноп ослепительных лучей. Кервину показалось, что он выкрикнул ее имя, но он не был в этом уверен. Все произошло так быстро, что никто не успел даже глазом моргнуть.

Измир оторвался от нее, испуская энергетические заряды, каждого из которых хватило бы, чтобы обеспечить космическому кораблю пространственный сдвиг. Галеты предусмотрительно выставили защитные экраны, чтобы уберечь своих гостей. Миранде так и так ничего не угрожало.

Превратившийся в сферу, Измир продолжал испускать свет, затопивший всю внутренность среды обитания галетов и заставивший попятиться мыслящие тучи. В голове у Кервина низко загудело, причем звук не проникал сквозь уши, а зарождался внутри. Издали до него донесся голосок Миранды:

— Кажется, он собирается чихнуть еще разок.

Последовала полная потеря ориентировки, вспышка света, тепловая волна. Они снова беззвучно перемещались в пространстве. Тучи отлетели подальше, в воздухе разносились приятные музыкальные звуки.

— Ну, я вам скажу, — нарушил молчание Чахлый, — это было нечто!

— Верно, — согласился Оденоу, — мы вовремя среагировали.

Кервин медленно развернулся. Миранда лишилась сверкающего плаща. О пирамидах, трапециях, водопадах света осталось одно воспоминание. Измира больше не было, что с облегчением констатировали галеты.

Миранда еле сдерживалась, чтобы не захлюпать носом.

— Он сделал это ради нас. Ради нас всех, а не только для меня. Это последнее, что я почувствовала. Ему было нелегко так поступить, но он нашел способ вернуться туда, откуда явился. А знаете, почему он оттуда вылез? Из-за одиночества! Ему захотелось компании, потому что одному было до невозможности тоскливо. Представьте, если бы вы сами составляли целых двенадцать процентов массы Вселенной и торчали в каком-то всеми забытом измерении. Разве вам не захотелось бы посмотреть, как живут другие?

— Ишь, загнула! — пробормотал Кипяток с одобрительным кивком.

— В общем, я с ним поговорила, и он решил, что вроде как вещает не на той длине волны, как принято в этом измерении. Я попыталась его убедить, что если он останется здесь и будет так же чихать, отрыгивать и тому подобное, то это многим причинит вред и вроде как испортит жизнь ни в чем не повинным разумным существам. Вот он и сумел протиснуться обратно в эту свою трещину и законопатить ее за собой.

— Вы добились большого успеха, — торжественно оповестил ее Риц. — Теперь вся Вселенная перед вами в неоплатном долгу.

Он пожала плечами.

— Да ладно, подумаешь!

— Где мы? — встревоженно спросил Кервин. — Такое впечатление, будто мы опять движемся.

— Мы преодолели значительное расстояние в тот момент, когда Измир вернулся к своим первоначальным размерам, так как опасались вероятных побочных эффектов, — пояснил Чахлый. — Теперь мы попали в сектор пространства, который у вас, людей, называется… Впрочем, вряд ли вы уже подобрали для него наименование. Позади себя мы оставили несколько новых квазаров, которые сильно удивят ваших астрономов. В них не будет обычного красного спектра! Вы уж объясните им, что это результат возвращения Измира восвояси. Появилась также уникальная супермасса, механизм которой они не сумеют объяснить. Вот что значит заделывать пространство-время!

— Ничего, мы вправим им мозги, — пообещал Кипяток, с трудом скрывая нетерпение. — Значит, летим домой?

— Бедняжка Измир! — причитала Миранда. — Такой одинокий! Но мне кажется, он все понял.

— Наверное, — поддержал ее Оденоу, — иначе не удалился бы. Возможно, он способен посылать сюда свое сознание, не прихватывая попутно массу. То есть совершать нечто вроде мысленных визитов.

— Ничего подобного! — возразила она. — Этого не будет: ведь его в прежнем смысле больше вроде как вообще не существует!

Все уставились на нее.

— Ну, как же! Последствия-то ясны любому! Когда он протиснулся обратно в седьмое измерение, то как бы сложился. Получилась перегрузка массы и здоровенный взрыв. Бабахнуло будь здоров! Так что седьмое измерение больше не пустует. Его заполнил собой Измир. — Ее вид сделался задумчивым. — Может статься, наше измерение тоже было в свое время пустым, а потом явился какой-нибудь Измир, который вроде как извелся здесь от одиночества и решил сложиться и взорваться, чтобы получилась жизнь и все такое прочее.

— Ничего подобного, — спокойно возразил Риц. — Не могу поверить, чтобы кто-то всерьез мог предложить гипотезу, будто причина появления Вселенной — чье-то одиночество.

— А почему бы и нет, приятель? — спросил Кипяток. — Почему бы массе не нуждаться в психиатрической помощи, как всем остальным? Существование-то все равно — сплошной психоз.

— Тут есть над чем поразмыслить, — сказал Чахлый. — Только сейчас актуальнее звучит гораздо более мелкий вопрос: как бы получше доставить вас домой. Сами мы этого сделать не сможем. Даже при тщательном экранировании наше присутствие слишком сильно повлияет на человеческую аппаратуру. Что мы можем сделать, так это возвратить вас на корабль, в котором вы путешествовали в последний раз.

— Ганун ничего не поймет, но все равно радушно нас примет. —

Рейд улыбнулся людям, мигая всеми тремя глазками одновременно. — Уверен, что он сумеет спокойно доставить вас домой.

— А как же изотаты с зиканами? — не унимался Кервин.

— Так и будут прочесывать район, который мы оставили в спешке. Не обнаружив ничего, кроме произвольных энергетических хвостов, изотаты возобновят свои блуждания. Упустив шанс обзавестись абсолютным оружием, зиканы начнут долгое путешествие обратно в родную галактику. Какой смысл продолжать конфликт, причина которого прекратила существование? Иначе поступили бы только вы, люди.

XIV

Ганун и его команда были слишком поражены неожиданным возвращением на корабль пропавших гостей, чтобы оспаривать рассказанную теми фантастическую историю. Пошептавшись и понаблюдав за людьми и пруфиллианцем исподтишка, экипаж вернулся к выполнению своих обязанностей.

Ирунта, тоже будучи на борту гостем, имел возможность проводить в обществе своих дальних родственников больше времени, чем кто-либо из экипажа. Откинувшись в глубоком кресле посреди кают-компании, он задумчиво разглядывал их.

— Значит, причина появления Вселенной — одиночество?

— Возможно, — отвечал Кервин. — Такова гипотеза Миранды.

В кают-компанию ворвался Кипяток, изготовившийся к игре на своем инструменте-цветке. За его спиной маячили незанятые на дежурстве члены команды. Кервин осмотрел коренастые фигуры, скользнул взглядом по огромным волосатым рукам.

— В общем, братец, — услыхал он, — передай от меня пламенный привет мамаше с папашей, но домой я не вернусь.

Кервин от изумления разинул рот.

— Что ты болтаешь?

Свободные члены команды протиснулись в помещение.

— Я тут разучивал с этими ребятишками рэп. Все они, конечно, любители. Ну, поиграли вместе, поболтали. Словом, они говорят, что на Доме пройдет на ура. Бимури — вот он — обещает устроить нам ангажемент в городе под названием Азария.

Самый рослый из неандертальцев закивал головой.

— Ему светят большие деньги.

— Как ты можешь?! — заорал Кервин. — Что скажут твои дружки?

— Я человек независимый. Если пропаду и появлюсь лет через десять, то только и услышу: «Привет, Кипяток! Как делишки?». А я отвечу: «Гастролирую со своей группой» — правду отвечу, между прочим. Эти парни уверяют, что мы иногда сможем наведываться на Землю, не привлекая внимание полиции. — Он осклабился. — Разве можно упускать такой шанс?

— Рождение сверхновой звезды! — пробормотал Кервин. — Ладно, валяй, если желаешь. А мне нельзя пропустить экзамены.

— Возьми и расскажи профессорам, чем занимался.

— Непременно!

— Небо свидетель, вам есть, что рассказать! — проговорил Ирунта. — Зиканы, изотаты, межгалактические вояжи, загадочные галеты… Вряд ли вам поверят. Но важно не это, а то, что опасность миновала. Наша аппаратура уже не находит следов поля, излучаемого Измиром. Ганун, и тот готов принять вашу историю на веру.

— Ему виднее, — сказал Рейл. — Лично я подаю в отставку с должности и переквалифицируюсь в мастера по интерьерам. С меня довольно.

Кервин оглянулся.

— А ты, Миранда? Спасительница Вселенной! Представляю, как ты утомилась! Вряд ли ты окажешься свободной в субботу вечером.

— Увы.

— А в воскресенье?

— Ничего не получится.

— А в следующую субботу? — Кервин понимал, что унижается до мольбы, но ничего не мог с собой поделать.

— Надо будет заглянуть в записную книжку. Может быть.

«Может быть!» — Кервин почувствовал себя гораздо лучше, чем когда-либо с того момента, когда они с Кипятком увидели в кегельбане Рейла с Астарахом. Как много воды утекло с тех пор!

Миранда вытянула свои безупречные ноги и улыбнулась, глядя в потолок.

— А мне вроде как жалко Измира. Хотя так ему, наверное, даже лучше. Да и выбора у меня не было. Ведь в этот уик-энд у меня свидание. Если бы Измир продолжал увиваться вокруг меня и чихать, это отпугнуло бы моего кавалера. А что стало бы с моей прической? Даже представить страшно!

Перевел с английского Аркадий КАБАЛКИН

_{Публикуется с разрешения автора и его литературных агентов,}

 _{Вирджинии Кидд (США) и Александра Корженевского (Россия).}

Владимир ГАЛКИН
ИЗОБРЕТАТЬ ВЕЛОСИПЕД? ЛУЧШЕ УВЕСТИ!

*********************************************************************************************

Кто только ни преследует героев романа А.Д. Фостера, пытаясь завладеть скромным шаром для боулинга.

Кажется, автор обрушил на компанию друзей все мыслимые и немыслимые межгалактические силы.

Видимо, Фостер неплохо знает методы промышленного шпионажа, когда в погоне за открытием или новейшими технологиями секретные спецслужбы готовы пойти на все. Давайте познакомимся с ними и мы.

*********************************************************************************************

Ирония судьбы разведчика в том, что чем успешнее он работает, тем меньше известен публике. Слава же приходит только тогда, когда его ловят за руку. Полковник запаса Первого главного управления КГБ СССР Галкин являет собой исключение из этого правила. Двадцать лет напряженной службы на ниве научно-технической разведки миновали благополучно. Однако, уже оставив службу, в прошлом году Галкин неожиданно оказался в центре громкого скандала: власти США предприняли безуспешную попытку осудить его за деятельность в годы «холодной войны». Ныне он трудится в фирме «Ноулидж Экспресс», продающей системы безопасности. Наш корреспондент обратился к Владимиру Галкину с некоторыми вопросами, касающимися технологического шпионажа.

— Владимир Владимирович, передо мной книга Тьерри Вольтона «КГБ во Франции». Цитирую: «Между 1979 и 1981 годами ежегодно пять тысяч образцов советских вооружений улучшались за счет западных технологий. Если взять только два министерства — оборонной промышленности и авиапромышленности, — то информация, полученная на Западе, позволила Москве сэкономить в период с 1976 по 1980 год 6,5 миллиарда франков, что эквивалентно годовой отдаче от работы 100 тысяч научных сотрудников».

— А дело в том, что раздел о технологическом шпионаже написан автором в основном по материалам, переданным на Запад моим бывшим коллегой Владимиром Ветровым. Я его неплохо знал. Началось с того, что Ветров получил служебное взыскание за нарушение инструкций во время командировки в Канаду. Он попросил фирмача передать дубленку жене в Россию. А «расшифровывать» свой домашний адрес считалось недопустимым. Это дошло до начальства и Ветрову закрыли возможности служебного роста. Тогда он по своей инициативе вышел на французов. Сначала сдал тех агентов, с которыми работал сам, а потом помог «вычислить» массу других по всему миру — вплоть до Южной Африки. Он оставался ночным дежурным в приемной начальника Управления научно-технической разведки, где хранились данные о личном составе. Понятно, что эти сведения он тоже переснял…

Закончил свою деятельность этот авантюрист при обстоятельствах тоже весьма авантюрных, но со шпионажем не связанных. Ввязался в драку, убил человека, за что и оказался в тюрьме.

Насчет дальнейшего существуют две версии. По официальной, его «вычислили», когда анализировали провалы. А еще говорят, что сам Ветров опрометчиво похвастался сотрудничеством с французами перед сокамерниками. Но «советскую малину», как известно, издавна отличал глубокий патриотизм. Возможно, сыграло роль и то, и другое. Короче, за измену Родине он был расстрелян.

— Да, дорого обошлись ему эти франки. А вообще, дорогостоящее ли дело — технологический шпионаж?

— Относительно. Содержание одного сотрудника разведки за рубежом обходилось около тысячи долларов в месяц. Оплата ценной агентуры, конечно, требовала значительно больших средств. Однажды, когда много лет назад мы с Виктором Михайловым, ныне возглавляющим Минатом РФ, обсуждали, сколько его организация готова выложить за некоторые сведения о зарубежных ядерных исследованиях (по существовавшему тогда порядку охота за иностранными техническими секретами оплачивалась из бюджета министерств, приславших в спецслужбы соответствующие заявки), я услышал: «Сколько надо — столько и дадим». Выписали в тот раз, помнится, полмиллиона долларов, истратили из этой суммы порядка 100 тысяч.

Ну вот считайте сами, из одного источника мы регулярно получали ролики пленки длиной 10 метров. Ширина кадра — 16 миллиметров. За один кадр платили 1–2 доллара.

— Каков же был эффект от добытых стараниями ваших коллег сведений?

— Отзывы в Политбюро, генеральному секретарю и в другие инстанции часто шли хвалебные. В них говорилось о «технико-экономическом эффекте» (такая была принята формулировка), составлявшем многие миллиарды рублей. Но, поездив по предприятиям-заказчикам, я понял, что наш коэффициент полезного действия был близок к КПД паровоза. Пять — семь процентов. Мешала забюрократизированная система организации производства. Кстати, если мы «уводили» технологию для предприятия, скажем, в Ижевске, то они часто не имели права делиться ею с предприятиями в других регионах — тем более в других отраслях, дабы не допустить рассекречивания.

Понятно, что в основном мы трудились для нужд военно-промышленного комплекса. Только когда к власти пришел Андропов, перед нами была поставлена задача работать и для народного хозяйства. Добывали мы, например, данные о пестицидах или новый рецепт дрожжей (звучит смешно, а на самом деле выгода при выпечке хлеба получается огромная).

Конечно, оборонные технологии тоже в конце концов через какое-то время могли использоваться в мирных отраслях. Вот, кстати, сейчас наша фирма среди прочего продает портативный прецезионный гамма-спектроанализатор, с помощью которого можно измерить уровень радиации хоть в комнате, хоть в водоеме. Знаете, как его изобрели? Военным необходим был прибор, с помощью которого можно определить, какое ядерное оружие находится на борту корабля или самолета, не приближаясь к объекту. Гамма-спектроанализатор улавливает радиоактивность малой мощности, и специалист понимает: здесь сосредоточено столько-то боеголовок. А мы теперь предлагаем это устройство экологам, таможенникам…

— В каких отраслях Советскому Союзу удалось достичь наибольшего прогресса с помощью «заимствования» чужих изобретений?

— Во многих. О ядерном шпионаже слышали уже все. Разработки в этой области наши разведчики добывали регулярно. Покойный академик Андрей Сахаров называл такие технологии «цельнотянутыми». В качестве примера можно также назвать электронику (весь ряд наших машин повторял, по странному совпадению, продукцию «Ай-Би-Эм»). Сильно помогли данные разведки при создании отечественных крылатых ракет, самолетов-радаров. Из менее известного — достижения в органической химии, особенно химии полимеров.

— Мои друзья из НПО «Энергия» рассказывали мне, что с большим интересом изучали американские материалы о катастрофе «Челленджера»…

— Между прочим, при создании нашего «Бурана» была решена более сложная техническая задача, чем у «Шаттла»: ведь он летает без пилотов!

И, кстати, не надо думать, что за секретными технологиями охотились исключительно советские агенты. Иностранные разведки занимаются тем же самым. Да и не только разведки — крупные частные фирмы тоже. Будучи в командировке в Бельгии, я общался с сотрудником отдела внешних связей одной химической компании, неким Владимиром. Его семья эмигрировала из СССР в Китай, потом они оказались в Америке, а затем перебрались в Бельгию. Владимир блестяще знал несколько языков, был очень грамотным специалистом и к тому же имел медицинскую степень. Этот «специалист» часто ездил в командировки в Россию, помогал советским чиновникам поправлять здоровье… и, я уверен, попутно собирал за дружескими беседами массу ценной информации для своей фирмы.

Или другой пример. До 1957 года Япония вообще не производила транзисторов (изобретенных, как известно, в 1948-м). А через двадцать лет вышла на первое место в мире по производству полупроводников. Думаете, это произошло на пустом месте?

— А возможно ли в принципе утаить сегодня от иностранных государств действительно крупное техническое открытие?

— Надолго, разумеется, нет. Но даже пять лет монопольного обладания таким изобретением могут дать стране огромную фору.

— Есть ли у научно-технической разведки отличия, скажем, от политической?

— Своя специфика имеется. Методы работы схожие: вербовка агентов, конспиративные встречи. Однако разница в том, что для охотников за политической информацией часто достаточно устного сообщения. В некоторых случаях документа и быть не может. Ведь неофициальное решение руководства об изменении внешнеполитического курса некой страны может вообще не оформляться документально. А научно-технической разведке обязательно требуются чертежи, технические описания. Даже если в наши руки попадает образец, этого не всегда достаточно. Допустим, создана новая сталь. Стружку с завода украсть — нет проблем, а что толку? При каких условиях ее закаливали, в какой последовательности проводили операции? Или взять полимер. Какие катализаторы использовали при его производстве?

Поэтому деятельность шпионов, работающих по политической линии, не в пример безопаснее. Советский дипломат побеседовал с иностранным политиком. Никакого криминала в самом этом факте нет. Поди докажи, что он в ходе беседы выудил государственный секрет. А если тебя «берут» с чертежами подводной лодки, простой любознательностью не отговоришься.

— Да и техническое образование, наверное, нужно, чтобы в этих чертежах ориентироваться?

— Я лично знал всего трех-четырех коллег, которые могли беседовать на научные темы с иностранными учеными на их уровне. До прихода в разведку они успели сами поработать в науке. Но это, скорее, исключения. Техническое образование есть у всех наших офицеров, плюс знание двух-трех языков. Ну и необходимо разбираться в основных проблемах естествознания хотя бы на уровне журнала «Наука и жизнь». Но следует рассчитывать на то, что контакт с агентом-«технарем» придется устанавливать и поддерживать на какой-то гуманитарной, общечеловеческой основе. И при этом суметь показать, что неплохо разбираешься в профессиональных задачах ученого. Кроме того, разведчик должен быть с «изюминкой», чтобы заинтересовать собеседника.

— Есть мнение, что в конце двадцатого века все необходимые сведения государство может добыть с помощью технических средств. Дескать, со спутников все видно…

— Нет, человеческий фактор в разведке пока остается решающим.

Что значит «видно»? Видно, например, что потенциальный противник строит новый самолет. «Стелле» под землей не соорудишь, да и в любом случае он должен летать на испытаниях. Но как его сделали? Каковы основные принципы? Или новые микросхемы — что там из космоса разглядишь? Похищенную микросхему надо аккуратно шлифовать, снимая слой за слоем, — тогда можно понять, какова была идеология ее создания.

Если говорить о технике, то кое-какие данные можно снять, прослушивая каналы связи. И не случайно бюджет АНБ, занимающегося в Соединенных Штатах электронной разведкой, в сотни раз больше бюджета ЦРУ. Но ведь обычно секретная информация при передаче шифруется.

— А какова роль открытых источников? Вольтон пишет, что, например, журнал «Авиэйшен уик энд спейс текнолоджи» интересовал КГБ настолько, что каждый номер отправляли в Москву самолетом и переводили его на русский прямо в полете!

— Сомневаюсь. То есть журнал, конечно, хороший. Но в нем опять-таки рассказывается «что», но не «как». Собственно, на Западе бюджет на создание новых боевых самолетов обычно в секрете не держат. Но какие применены технологические новинки, чтобы достичь заранее заданных при одобрении бюджета параметров — этого ни в каком открытом журнале не прочтешь.

— Каковы, по вашему мнению, будут основные сферы интересов научно-технической разведки в новом веке?

— Энергетика: новые источники энергии, в том числе исследования в области управляемого термоядерного синтеза. Новые виды вооружений и средств их доставки. Генетика. Получение материалов с заранее заданными свойствами — это, конечно, грандиозно. Возможно, генетика выйдет по степени значимости для разведки на первое место.

Беседу вел Алексей ВАСИЛИВЕЦКИЙ

Профессор ознакомит одно государство с результатами работы, а оно за это финансирует профессора. Ведь он построил камеру, вот интересно было бы ознакомиться с чертежами этой камеры…

И тут гость вынул из внутреннего кармана пиджака белоснежную пачку бумажек.

Какой-нибудь пустяк, 5000 рублей, например, задатку, профессор может получить сию же минуту… и расписки не надо… профессор даже обидит полномочного торгового шефа, если заговорит о расписке.

— Вон!!! — вдруг гаркнул Персиков так страшно, что пианино в гостиной издало звук на тонких клавишах.

Михаил Булгаков. Роковые яйца.

Вл. Гаков
ЛУКАВЫЙ АВТОР

*********************************************************************************************

Звезда Алана Дина Фостера, можно сказать совершенно определенно, взошла в 1976 году, хотя обстоятельства появления ее на небосклоне американской фантастики поистине уникальны. Дело в том, что звезду поначалу никто не заметил!

В этой истории до сих пор много неясного. А сам герой предпочитает темнить, со скромной хитроватой улыбочкой отнекиваться, отговариваться ничего не значащими репликами типа: «Ну что я — это все кино…»

*********************************************************************************************

Действительно, кино «сделало» Алану Дину Фостеру если не имя, то по крайней мере деньги и репутацию надежного и мастеровитого профессионала. В той специфически американской сфере деятельности, которая в большей степени относится к ремеслу, нежели к искусству, и называется мудреным словечком «новеллизация».

Новеллизация — это вот что: писатель заключает со студией контракт, получает на руки готовый сценарий и превращает его в роман. Автору гарантирован бестселлер — книжку мгновенно раскупят те, кто только что просмотрел фильм (новеллизация обычно поступает в продажу чуть-чуть позже или одновременно с выходом картины на широкий экран); а киностудии причитается обычно половина всех доходов от продажи книги.

Все по-американски деловито, обоюдовыгодно и справедливо. Что в таком случае выигрывает литература, пусть и не с большой буквы, в данном случае вопрос праздный. Новеллизации — это сфера тех, кто делает деньги.

И среди таковых Фостер — безусловный корифей. Говорю это безо всякой иронии, достаточно перечислить фильмы, по которым он подготовил новеллизации: «Темная звезда», «Чужой» — и, естественно, «Чужие» и «Чужой-3», далее — «Черная дыра», «Внеземелье», «Битва титанов», «Тварь», «Крулл», «Последний звездный боец», «Человек со звезды», «Бледный всадник», «Чуждостранцы»^[3]. Ну и, конечно, «фильм фильмов» фантастического кино, классические «Звездные войны» Джорджа Лукаса!

Впрочем, здесь-то и начинается самое удивительное. Новеллизации все-таки выходят подписанные именами писателей. А на томике, озаглавленном «Звездные войны» и, надо сказать, без особого шума появившемся на книжных прилавках в самом конце 1976 года, значилось имя, в мире литературы никому не ведомое: Джордж Лукас.

Если кто и знал о нем, то разве что интеллектуалы-киноведы: молодой режиссер, уже успевший заявить о себе реалистической картиной «Американские граффити» и научно-фантастической антиутопией «ТНХ 1138».

А вот имя писателя Алана Дина Фостера в мире американской научной фантастики уже было известно. Не слишком, но известно: шесть опубликованных книг, в основном, добротная приключенческая «космическая опера», сделанная на хорошем литературном уровне. Однако, повторюсь, никто не связал «Звездные войны» с Фостером.

А в следующем году на экраны вышел фильм «Звездные войны» — и Джорджа Лукаса узнал весь мир. Не исключая мира литературной научной фантастики: за считанные месяцы книга неоднократно переиздавалась, и тираж ее бодро перевалил за миллион, а затем — за два, три!.. Заинтригованная публика начала строить догадки: кто был тем «негром» (у американцев есть другой термин: ghost writer — «автор-призрак»), который год назад «пахал» за режиссера, в ту пору практически неизвестного публике.

Век тайны «и.о. Лукаса» оказался коротким: уже в начале 1980-х общественное мнение утвердилось в мысли, что роман-тезка великолепного фильма написан Аланом Дином Фостером. Хотя тот еще долго отмалчивался и лукаво отнекивался, да и на более поздних переизданиях по-прежнему значилось имя режиссера, а не писателя.

Почему данная новеллизация появилась раньше фильма, можно только гадать. Вполне вероятно, что затянулись съемки, а текст был уже готов — вот студия и решила устроить предварительную рекламу. Хотя странная это была рекламная кампания: ни известного романа-основы, ни «кассового» режиссера, ни звезд (если не считать Алека Гиннесса). Это год спустя творчество Лукаса и его команды кудесников по части спецэффектов начнут прилежно, как классику, изучать во всех университетах и киношколах. А на сыгравшего до того лишь незначительные эпизодические роли и уже всерьез подумывавшего, не завязать ли вообще с кино, Гаррисона Форда выстроится очередь продюсеров и режиссеров на годы вперед… Как бы то ни было, книга вышла (формально — как оригинальный роман), и только спустя несколько месяцев появился фильм.

Так что, можно сказать, рисковал не только режиссер и студия, но и издательство вместе с тогда еще никому не известным «чудо-призраком». А это доказывает: писатель обладал отменным чутьем и интуицией, раз смирил авторскую гордыню ради лишь предполагаемого на ту пору коммерческого успеха.

Но зато потом, на всем протяжении своей писательской биографии, Фостер постоянно чувствовал «подпорку». И, скорее всего, был рад, что не пожадничал, отдал все лавры другому. Незримая аура творца литературных «Звездных войн» постоянно сопровождала писателя все эти два десятилетия, и когда у создателей очередного кинематографического супербоевика только начинала брезжить мысль о том, кому поручить новеллизацию, подходящую кандидатуру долго выбирать не приходилось.

Кажется, пора познакомить читателя поближе с этим хитрецом-скромнягой, который сделал в жизни рискованную ставку, но выиграл^[4].

Когда еще мало кому известный в наших «фантастических» кругах Фостер в первый и единственный раз объявился в Москве, то лично на меня произвел впечатление, прошу прощения, дешевого пижона.

Время тогда было шумное и шальное. Осень 1987 года — еще не сегодняшний «дивный новый мир», но уже и не «старые дела». Перемены витали в воздухе, но ноги у всех вязли в почве привычно советской. И мероприятие, затеянное в «союзписовских» верхах, — международная встреча писателей-фантастов в Москве — несло на себе печать этой двойственности.

Да, когда еще в первопрестольную высаживался столь мощный десант: Гарри Гаррисон, Фредерик Пол и Джон Браннер, не считая менее известных! Конечно, эпизодические визиты случались и раньше, но камерно и тихо: от излишних контактов тщанием литературных бонз гости были заботливо ограждены, а их по-детски наивное желание пообщаться «хотя бы с одним из братьев Стругацких» неизменно натыкалось на вежливые объяснения — больны, мол, в отъезде… А тогда, в сентябре 1987-го, гости запросто общались с коллегами, фэнами и кому только ни давали интервью.

Словом, все были возбуждены, слегка захмелели от первой «свободы», а тут является он — трезвый, спокойный, даже вальяжный молодой парень с какими-то пижонскими усиками и баками, и при том во всем… нет, не в белом, а розовом!

Это отнюдь не шутка. К причудам американцев мы тогда еще не привыкли, и я хорошо помню реакцию читающей и пишущей братии. На торжественное закрытии конференции, когда все — каждый на свой лад — малость приоделись, Фостер появился не в обычных затрапезных джинсах и куртке, в которых бродил по московским улицам, а в вечернем костюме того цвета, который сами же американцы называют «поросячьим». Вид был… фантастика!

А позже мне попался в руки альбом фотографа Пэтти Перре, вышедший еще в 1984 году, и среди прочих в нем оказалось фото Алана Дина Фостера. И я впервые подумал, что то первое впечатление, скорее всего, ошибочно…

* * *

Живет писатель в самой что ни на есть глуши — в штате Аризона, в маленьком городке Прескотте, вблизи индейской резервации Явапа, расположенной у подножия горы Спрюс. На снимке писатель удобно, по-домашнему устроился в кресле, а за ним — стены из грубо сколоченных досок, огромный камин, на стене — лассо, череп какого-то рогатого животного, впечатляющее топорище дровосека и куда более солидно, даже чопорно восседающая в другом кресле деревянная фигура индейца в натуральную величину — такие по сей день украшают вход в табачные лавки южных городков Америки.

Но поразила не обстановка, в которой живет писатель, а его комментарий, сопровождающий фотографию. Каждому из героев того альбома предлагалось написать несколько слов на любую тему, какую им заблагорассудится. И вот текст того «розового пижона с усиками» без сокращений:

«О чем говорит эта литература: о перспективе.

Представьте себе человека, гордо стоящего на поверхности крошечного и малозначащего мирка, вращающегося безо всякой цели вокруг малоприметнойзвездочки — среди сотен миллионов таких же, составляющих лишь одну из миллиарда галактик. Что делает научная фантастика? Она помещает всю эту грандиозную кучу галактик прямо к вам в дом; в результате вы осведомлены о своем действительном месте в Космосе, и это приучает вас не относиться ни к чему на свете слишком серьезно. И вас разбирает смех.

О чем говорит эта литература: о бессмертии.

Майская муха проживает всю жизнь в один день. Секвойи прорастают на одном месте и на протяжении пятидесяти столетий только наблюдают, как мир проходит мимо. Звезды живут миллионы лет. Научная фантастика свободно обращается на своих страницах со всем временем — от начала до конца — и сообщает вам: вы не задержитесь в этом мире настолько долго, чтобы совершить нечто, способное произвести впечатление на Вселенную. В результате вы перестаете волноваться по поводу собственной смерти. И вас наполняет любовь.

О чем говорит эта литература: о свободе.

Зачем описывать то, что происходит в одной из спален в штате Коннектикут, когда можно исследовать целый Космос? Когда вы способны встретить существ, которых нет, посетить миры, которые могут существовать, и поболтать о политике с кем-то или чем-то, кто (что) наблюдает мир в инфракрасном диапазоне? Научная фантастика позволяет вам экстраполировать все, что угодно, — в сегодняшний день, в прошлое и в вечность. И вас переполняет жизнь».

Коварная это штука — судить о человеке по цвету его костюма.

* * *

Жизнь Алана Дина Фостера никакими особенно сенсационными событиями не блещет. Родился он 18 ноября 1946 года в семье нью-йоркского коммивояжера Максвелла Фейнберга, позже сменившего фамилию на Фостер. После окончания Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (с двумя дипломами — политолога и киноведа) и службы в армии будущий писатель работал в одном из литературных агентств и преподавал теорию кино в alma mater и лос-анджелесском Городском колледже. Некоторое время проживал в Канаде (которую он, кстати, и представлял на той московской конференции 1987 года), а последние годы, как уже говорилось, проживает в своей аризонской глуши.

Увлекался дзюдо (имеет красный пояс), коллекционирует раритеты научно-фантастической литературы и картины художников-фантастов, играет в баскетбол, слушает классическую музыку, интересуется историей кино, любит походы и серфинг.

Не отмечена сенсациями и его литературная карьера. Медленно и верно взбирался вверх, но на заоблачные выси не претендовал. Мог бы прогреметь той самой новеллизацией «Звездных войн», но предпочел солидный коммерческий успех эфемерной и совсем не гарантированной славе (будь книга подписана не творцом сенсационного фильма — многие бы ее купили?).

Первой публикацией Фостера стал рассказ «Некоторые замечания относительно зеленого ящика», опубликованный в сборнике «Коллекционер Аркхэм-хауса» (1971). За этой публикацией последовали другие — в журналах и антологиях. Однако подлинная известность пришла к Фостеру с первыми романами из серии о галактическом «Содружестве».

Это и «космическая опера» — и не совсем.

Для начала интересно уточнить название цикла. Сам автор называет будущее космическое суперправительство Университетом Содружества, и в этом странном словосочетании, если задуматься, заключен немалый смысл. Конечно, Алан Дин Фостер — не Урсула Ле Гуин, а его Содружество — в большей мере орган галактического управления, нежели духовно-мистическая общность. Но и с куда более традиционными «империями» и «федерациями» американской science fiction социальную структуру, придуманную Фостером, тоже связывает немногое.

Не вдаваясь в подробности, скажу только, что в его романах контакт — это контакт культур, а не армий или коммивояжеров.

И второе любопытное отличие романов Фостера от стереотипов. В НФ существует даже стандартная аббревиатура для обозначения противников землян — BEM (bug-eyed monster — жукоглазое чудовище), а писатель бросил вызов устоявшимся представлениям-клише: в Содружестве у земной цивилизации нет более надежных друзей, чем насекомоподобные «транксы»! С ними земляне взаимодействуют постоянно, это, как пишет критик, «ежедневная рутина, а не более частые в научной фантастике мелодраматические исключения». Видимо, не случайно союз двух цивилизаций именуется труднопереводимым словом Humanx (вероятно, от Human + Thranx)…

Что же за произведения составили серию? Во-первых, это трилогия — «Тар-Айимский кранг» (1972), «Сиротская звезда» (1977) и «Конец дела» (1977); герой ее, юноша-сирота Флинкс, обладает экстрасенсорным даром и испытывает многочисленные приключения в компании с неразлучным другом — прирученной инопланетной ядовитой «змеей» по кличке Пип^[5]. Один из второстепенных персонажей романа «Конец дела» по имени Скуа Септембер стал главным героем дилогии, которую составили романы «Ледовик» (1974) и «Миссия на Молокин» (1979); к ней также примыкает роман «Водители потопа» (1987). В серию о Содружестве входят и одиночные романы — «Доза крови» (1973), «Срединный мир» (1975), называемый многими лучшим романом Фостера; далее — «Ради нематеринской любви» (1983) и «Приговоренный к призме» (1985). А в одном из последних романов серии, «Срединный Флинкс» (1995), как легко догадаться, объединены герои и места действий из ранее «непересекавшихся» книг.

«В конце концов, — предрекал Фостер в одном из интервью 1980-х годов, — скажем, в течение следующих сорока лет многие персонажи и эпизоды, которые пока не выглядят связанными, такую связь обнаружат. И все книги превратятся в одно произведение, растянутое — по времени написания — на 50 лет и разбитое на такое же количество книг».

Пока же… Пока получается увлекательное, интеллигентное и чаще всего веселое чтение. Схема галактической цивилизации чем-то напоминает раннего Андерсона и Хайн-лайна, легкость пера и не покидающий автора юмор — столь любимых им Расселла^[6] и Шекли. Что касается отдельных книг, то, например, «Срединный мир» с его богато и изобретательно описанной инопланетной флорой чаще всего сравнивают с образцами классическими — повестью той же Урсулы Ле Гуин «Слово для «леса» и «мира» — одно» или «Теплицей» Брайана Олдисса.

В чем Фостеру не откажешь — так это в профессиональной честности. В своей прозе (но не в жизни) он никогда не наводит тень на плетень, не пытается выглядеть кем-то не тем, за кого его принимают. Покупая его книги, читатель может быть уверен, что получит именно то, что обещано — ни больше ни меньше.

Однако я уже намекал, что писатель не так прост. И это подтверждается его рассказами^[7], как будто написанными другим человеком.

«Мои рассказы и повести, — поясняет Фостер, — как раз никак не связаны с серией о Содружестве. В романах главное — почти исключительно приключения, а рассказы и повести, напротив, посвящены исследованию гораздо более личностно окрашенных событий. В романах меня интересует, как люди — особенно так называемые «средние» люди — реагируют на экстраординарные условия и события, куда более значительные, чем эти люди и их представления о мире. А в рассказах я стараюсь поглубже закопаться в «человеческие условия».

Может быть, точнее сказать так: романная форма заставляет моих героев больше оглядываться на мир вокруг, в то время как короткая форма побуждает их заглядывать внутрь себя».

С той же легкостью писатель переходит от «твердой» научной фантастики к фэнтези. В этом жанре он известен более всего циклом о Заклинателе, открывшемся романом «Заклинатель у ворот» (1983)^[8]. Далее последовали: «День диссонанса» (1984), объединенный с предыдущей книгой в один том, сборник «Время песни-заклинания» (1985), трилогия — «Момент мага» (1984), «Тропы шагомера» (1985) и «Время перенесения» (1986). Наконец, в последние годы серия пополнилась двумя новыми книгами — «Хор на коньках» (1993) и «Сын Заклинателя» (1993).

«Алан Дин Фостер, — пишет Клют, — это яркий пример того, что отсутствовало в научной фантастике до 1970 годов. Он безусловный профессионал до мозга костей, легкий на подъем и компетентный, он чувствует себя в фантастике столь же непринужденно, как рыба в воде».

Действительно, ему все удается на редкость легко, будь то «роман ужасов» — «До исчезающей точки» (1988) или еще одна новеллизация, но уже совсем иного рода — не сценария кинофильма, а идеи художника! В данном случае имеется в виду только что предпринятое Фостером чисто беллетристическое продолжение оригинальной, вызвавшей небывалый фурор «книжки-альбома» художника Джеймса Гарни «Динотопия». И, зная Фостера, можно не сомневаться: одной «Потерянной Динотопией» (1996) дело не ограничится…

Фостер только что отметил круглую дату. Что такое полвека для писателя… Вся жизнь впереди!

Вл. ГАКОВ

БИБЛИОГРАФИЯ АЛАНА ДИНА ФОСТЕРА

(Книжные издания)

----------------

1. «Тар-Айимский кранг» («The Tar-Aiym Krang», 1972).

2. «Доза крови» («Bloodilyре», 1973).

3. «Ледовик» («Icerigger», 1974).

4. «Темная звезда» («Dark Star», 1974).

5. «Луана» («Luanа», 1974).

6. «Срединный мир» («Midworld», 1975).

7. «Звездные войны» («Star Wars», 1976).

8. Сб. «С такими друзьями…» («With Friends Like These…», 1977).

9. «Сиротская звезда» («Orphan Star», 1977).

10. «Конец дела» («The End of the Matter», 1977).

11. «Заноза в глазу мозга» («Splinter of the Mind’s Eye», 1978).

12. «Чужой» («Alien», 1979).

13. «Черная дыра» («The Black Hole», 1979).

14. «Миссия на Молокин» («Mission to Moulokin», 1979).

15. «Меч и ранец» («The Swordand the Satchel», 1980).

16. «Кашалот» («Cachalot», 1980).

17. «Внеземелье» («Outland», 1981).

18. «Битва титанов» («Clash of the Titans», 1981).

19. «Тварь» («The Thing», 1982).

20. «Ни хрустальные слезы» («Nor Crystal Tears», 1982).

21. «Человек, который использовал Вселенную» («The Man Who Used the Universe», 1983).

22. «Крулл» («Krull», 1983).

23. «Заклинатель у ворот» («Spellsinger at the Gate», 1983).

24. «Ради нематеринской любви» («For Love of Mother-Not», 1983).

25. «Последний звездный боец» («The Last Starfighler», 1984).

26. «День диссонанса» («The Day of the Dissonance», 1984).

27. «Я внутри» («The I Inside», 1984).

28. «Путешествие в Город Мертвых» («Voyage to the City of the Dead», 1984).

29. «Слипт» («Slipt», 1984).

30. «Момент мага» («The Moment of the Magician», 1984).

31. Сб. «…Кому нужны враги?» («…Who Needs Enemies?», 1984).

32. «Хранитель теней» («Shadowkeep», 1984).

33. Сб. «Время песни-заклинания» («Season of the Spellsong», 1985).

34. «Тропы шагомера» («The Paths of Perambulator», 1985).

35. «Человек со звезды» («Starman», 1985).

36. «Приговоренный к призме» («Sentenced to Prism», 1985).

37. «Чужие» («Aliens», 1986).

38. «Время перенесения» («The Time of Transference», 1986).

39. «Внутрь извне» («Into the Out of>, 1986).

40. «Тропинка славы» («Glory Lane», 1987).

41. Сб. «Скерцо Заклинателя» («Spellsinger’s Scherzo», 1987).

42. «Бледный всадник» («Pale Rider», 1987).

43. «Водители потопа» («The Deluge Drivers», 1987).

44. «Флинкс в потоке» («Flinx in Flux», 1988).

45. «Чуждостранцы» («Alien Nation», 1988).

46. «До исчезающей точки» («То the Vanishing Point», 1988).

47. «Маори» («Maori», 1988).

48. «Куотцль» («Quozl», 1989).

49. «Путь киберов» («Cyber Way», 1990).

50. Сб. «Метрогпом» («The Metrognome», 1990).

51. «Зов оружия» («А Call to Arms», 1991).

52. «КОТ-ализатор» («Cat-A-Lyst», 1991).

53. «Фальшивое зеркало» («The False Mirror», 1992).

54. «Пространство Коджера» («Codgerspace», 1992).

55. «Хор на коньках» («Chorus Skating», 1993).

56. «Трофеи» («The Spoils of War», 1993).

57. «Сын Заклинателя» («Son of Spellsinger», 1993).

58. «Зеленые ворюги» («Greenthieves», 1993).

59. «С Э.Ф.Расселлом» — «Очертания Великого Дня» («Design for Great-Day», 1995).

60. «Форма жизни» («Life Form», 1995).

61. Сб. «Полоса Монтесумы» («Montezuma Strip», 1995).

62. «Срединный Флинкс» («Mid-Flinx», 1995).

63. «Потерянная Динотопия» («Dinotopia Lost», 1996).

64. Сб. «Безумный Амос» («Mad Amos», 1996).

Факты

*********************************************************************************************

Эх, наинженерили

Датские исследователи из лаборатории фирмы Carlsberg изменили пивные дрожжи таким образом, чтобы любимый народами напиток даже после очень длительного хранения сохранял первоначальный вкус и запах. Словом, какой был вкус, такой и остается на все времена, да вот беда: у «исправленного» пива он с самого начала оказался «не тот»! И как ни стараются ученые, но поделать с этим ничего не могут…

Для вас, бедуины!

Кочевое скотоводство — одно из древнейших занятий человечества — возникло примерно 10 тыс. лет назад и благополучно дожило до наших дней: так, Саудовская Аравия доселе является заповедником доисторического способа выращивания шерсти и мяса, а главной проблемой тамошних пастухов-бедуй нов по-прежнему остается выбор подходящего места для очередного пастбища.

Но недавно на помощь древним кочевникам пришли суперсовременные технологии: оказывается, по многоспектральным фотоснимкам, сделанным со спутников, не так уж сложно определить состояние травяного покрова. Теперь сотрудники Службы метеорологии и экологии Саудовской Аравии, коим вменено в обязанность следить за состоянием пастбищ, получают нужную информацию прямо с небес, дополняя ее при необходимости данными аэровидеосъемки. Текущие рекомендации регулярно сообщаются в газетах, по радио и по телевидению, так что любой бедуин с портативным радиоприемником всегда может узнать, куда следует гнать стада.

Не забудьте завести приемник

В нашу высокотехнологичную эпоху конструкторы зачастую пренебрегают слишком простыми решениями — и совершенно напрасно! К примеру, незамысловатая новинка, выпущенная в Южно-Африканской Республике, вполне может стать новой разновидностью аварийной связи…

Радиоприемник Freeplay заводится ключом, как обычный дедовский будильник, после чего приходит в движение миниатюрная динамо-машина, вырабатывающая электрический ток в течение получаса: этого времени вполне хватает, чтобы послушать последние известия. Точно по такому же принципу может действовать и аварийный передатчик, что чрезвычайно удобно для тех, кто оказался в экстремальных обстоятельствах, не предоставляющих никакой возможности «хранить батарейки и аккумуляторы в сухом, прохладном месте».

Рафаель Лафферти
ПЛАНЕТА МЕДВЕДЕЙ-ВОРИШЕК

Минуй меня судьба лихая

И вороватых мишек стая^[9]

Джон Чансел.

1

То, что происходит на планете медведей-воришек, явно нуждается в объяснении. Потому что, как однажды сформулировал великий Реджиналд Хот: «Аномалии — это непорядок».

В Примерно раз в десять лет кто-то, одержимый страстью к систематизации, затевал масштабную работу с целью составления каталога «Указатель планет и их расположения» и предпринимал новое исследование аномалий. Это исследование никоим В образом не могло миновать планету медведей-воришек.

«Планета не представляет опасности ни для человеческой жизни или деятельности, ни для его телесного здоровья, и лишь некоторую — для его душевного равновесия, — так написал великий Джон Чансел около века тому назад. — Здесь почти повсеместно идеальный климат, но это не то место, где легко разбогатеть. Окружающая среда спокойна и экологически сбалансирована, а красоты природы просто зачаровывают. Планета оказывает странное воздействие на прибывших, в результате чего они вынуждены писать строки, не являющиеся истиной, что и происходит со мной в данный момент». Для судового журнала запись довольно необычная.

И еще одна старинная запись, другим почерком: «Здесь нечего покорять. Это довольно бедная и непредсказуемая планета. Все на ней происходит не так. Я бы сказал: все происходит восхитительно не так. Но тем не менее — не так».

И вот еще одна экспедиция из шести исследователей. Джордж Махун (видом он напоминал борца, и ум у него был борцовский — ищущий, цепкий, просчитывающий самые выгодные ходы); Элтон Фэд (с глубокими знаниями, но не блестящий ученый); Бенедикт Крикс-Краннон (смуглый красавец, мастер на все руки); Льюк Фронза (он считался в отделе «многообещающим», но что-то слишком долго задержался на этой стадии); Селма Ласт-Роуз (она была совершенством, можно ли что к этому добавить?); Гледис Макклейр (милая, одаренная, но не гений, а исследователь обязан быть гением) и Дикси Лейт-Ларк (воплощение духовности!) — все они высадились на планете медведей-воришек. Они не были учеными с большим опытом, это было новое поколение. Тем не менее члены команды уже успели проявить себя специалистами по исследованию аномалий.

— Неплохое местечко, хотя мало на что пригодно, — заявил Джордж Махун, не пробыв на планете и десяти минут. — Почему же никто из прежних исследователей не сказал просто, что планета «пригодна лишь для маргинального и субмаргинального использования; при предварительных исследованиях оценивается как бедная основными, радиоактивными и редкоземельными металлами; ее запасы топлива невелики, планета не рекомендуется к освоению в этом столетии, поскольку существуют места гораздо более перспективные». Почему в отчетах столько непонятной белиберды? Хотя мне тут нравится. Приятное местечко для краткого отдыха.

— Да, и мне тут тоже начинает нравиться, — произнесла Селма Ласт-Роуз своим характерным «барабанным» голосом, — здесь кроется загадка, а я люблю разгадывать загадки. Есть какая-то тайна в этой Долине старых космолетов. Я не прочь заняться ею.

Они сели на равнине в Долине старых космолетов. Здесь были удивительные изображения древних космических кораблей в натуральную величину. Двенадцать изображений — от самого первого до самого последнего — занимали две трети круга, образуя подобие циферблата. Каким способом эти схемы были сделаны, оставалось загадкой, но прочерченные линии не зарастали густой травой, зеленый ковер лишь подчеркивал их. Можно было легко проследить округлые очертания космических кораблей, их носовые и кормовые обтекатели. Внутренние переборки также тщательно обозначались. Настоящий музей кораблей, которым не хватало лишь объема.

— Мне вспомнились два фрагмента из судового журнала «Чародея» относительно этой долины, — сказал Элтон Фэд. — В первом утверждается: «Некоторые члены нашей экспедиции верят, что Долина старых космолетов была сооружена медведями-воришками в качестве некоей исторической вехи, но сам я не верю, что эти мелкие существа настолько разумны». А другой, написанный иным почерком, звучит так: «Медведи-воришки действительно соорудили эти схематические памятники на траве всем прилетавшим сюда кораблям, но они выполнили это таким способом, который мы не можем даже представить». Последняя запись, как и последующие, сделана не чернилами, а чем-то другим.

— Прекрасно, я могу предположить несколько способов, которыми маленькие негодяи сделали это, и как-нибудь сумею проверить свою гипотезу. Спрошу их, как они соорудили подобный бред. И если эти нахалы обладают хоть каплей разума, я найду возможность потолковать с ними.

Медведи-воришки по виду не сильно напоминали медведей. Они больше смахивали на белок-летяг: скользили по воздуху — по всей видимости, для забавы. Создания напоминали земных Neotoma cinerea, серых неотом с пушистыми хвостами, как по виду, так и воровскими замашками, но были крупнее их. Имя — Ursus furtificus (медведи-воришки) — дал им сам старик Джон Чансел.

Да, в первые же пять минут после высадки исследователи убедились в том, насколько вороваты медведи. Эти существа залезли в корабль и проникли в такие места, которые, казалось бы, для них были недоступны. Они утащили конфеты Селмы и нюхательный табак Дикси. Они украли (выпив на месте) тринадцать флаконов лосьона «Настоящий мужчина» с ароматом корицы, принадлежавших Джорджу Махуну, но не тронули ни одного флакона с иным запахом. От горчицы они пришли в восторг и мгновенно уничтожили все запасы, постанывая от удовольствия. Элтон Фэд пробовал прогнать их тяжелыми металлическими прутьями. Медведи-воришки спланировали прямо на палки, которыми он размахивал, и тут же сгрызли их до самых его рук. Они стащили шесть французских триллеров у Дикси Лейт-Ларк. Это не слишком огорчило Дикси — триллеров у нее в запасе было предостаточно.

— Медведи-воришки хотят познакомиться с нами поближе, — сказала Дикси (она сама чем-то напоминала обитателей этой планеты). — Считайте это своеобразным тестом. Если они прочитают и поймут эти книжки, — значит, перед нами разумные существа, чей литературный вкус лучше, чем у моих товарищей по экспедиции. Это и станет отправной точкой их изучения, и нам будет что занести в наши портативные компьютеры.

Умеют ли медведи-воришки разговаривать? На этот вопрос невозможно было ответить так сразу.

— Скажи «доброе утро», пушистая мордашка, — обратилась Селма к одному из этих созданий.

— Скажи «доброе утро», пушистая мордашка, — проворчало в ответ существо. Все слова были произнесены правильно, в нужном ритме и с нужными ударениями. И ворчание напоминало монотонный голос Селмы. Кто бы ни обращался к медведям, они, отвечая, воспроизводили его собственную манеру говорить. Медведи мгновенно принялись подражать людям.

К тому же они еще и хихикали! Да, довольно скоро их хихиканье стало надоедать. Хихикающие бесстыдники, иначе и не скажешь.

Могут ли медведи-воришки читать? Возможно, это скоро станет понятно. Медведи залезли в запертые шкафы, где хранились комиксы, и утащили целую охапку. Эти комиксы с торговых планет предназначались для коллекционеров на Старой Земле, торговля ими давала неплохую прибыль. Удивительные вещи всегда пользуются спросом.

Взрослые медведи-воришки «читали» комиксы медвежатам-воришкам, ворча на свой лад, а медвежата время от времени ворчали восхищенно или недоверчиво и лезли разглядывать картинки и слова, вылетающие изо рта персонажей. И все это сопровождалось хихиканьем!

Несомненно, взрослые медведи полагали, что читают, а медвежата — что понимают. Но надписи в комиксах были на но-пиджин наречии торговых планет, а оттуда ни разу никто не прилетал на планету медведей-воришек. Впору было считать, что «синдром интуитивного перевода Сэнгстера» обнаружен у животных, стоящих ниже уровня концептуального мышления. Затем медвежата принялись инсценировать отдельные эпизоды комиксов (весьма сложные, по словам Бенни Крикс-Краннона, знавшего все комиксы, хранившиеся в корабельных шкафах). Да, объяснить все это было непросто.

Спустя час после прибытия на планету, убедившись, что все идет как следует, участники экспедиции приступили к праздничному обеду. Это была традиционная земная пирушка, хотя яства доставались из пакетиков — специальных упаковок для торжественной трапезы, производившихся на торговой планете № 4. На столе появились десятисантиметровой толщины бифштексы, на которые пошла говядина, привезенная с Кейпа, горы мидландских грибов, изюм, яблоки с Астробы, нежные угри, ржаной хлеб, козье молоко «Галакси», кофе с Дождливых Гор, рамбоутские крепкие напитки и несравненные ганимедские сигары (о них принято говорить: «Подобный аромат переживет Вечные холмы»).

— Судя по записям прежних исследователей, на планете медведей-воришек нельзя получить истинного удовольствия от еды из-за этих самых медведей, — с некоторым злорадством произнес Бенни Крикс — Краннон. — А вот я получил удовольствие от нашего обеда — пожалуйста, Льюк, еще стаканчик крепкого рамбоутского — и охотно поглядел бы на того, кто лишит меня этого удовольствия.

И все же удовольствие да и самый вкус праздничного обеда начали исчезать почти в тот же самый момент. Каким образом? Да просто все, что доставляло им удовольствие, было таинственным образом похищено.

— А теперь медведи украли остаток нюхательного табака Дикси, — сообщила Гледис. — Ужасно. Ей так нравилось нюхать табак. Если все причуды Дикси исчезнут, нам будет казаться, что исчезла она сама.

— Медвежата стащили еще тридцать французских триллеров Дикси, — проворчал Элтон Фэд. — Дикси страшно расстроилась. Надо заставить медведей вести честную игру.

— Ее золотые табакерки тоже пропали, — с сожалением заметила Селма Ласт-Роуз. — Медведи просто подлецы. Табакерки — это ценность, хотя бы потому, что сделаны из золота.

— И ее трубка-наргиле тоже, — посетовал Льюк Фронза. — Что на очереди?

— Этого я не знаю, — промолвил в изумлении Джордж Махун, — но, кажется, украли и саму Дикси Лейт-Ларк. Во всяком случае, она куда-то исчезла. Она не могла уйти незамеченной, поскольку включены все системы безопасности. И в то же время корабельный монитор показывает, что на борту ее нет. Она ведь сидела между Селмой и Гледис, правда?

— Да, минуту назад она сидела на стуле между нами. А сейчас и стула никакого нет… Наверное, она находилась где-нибудь еще. Ох, эти хихикающие мерзавцы! Интересно, как они ее украли и что с ней сделали.

— Поразмысли, Гледис, — возразил Льюк. — Ведь у маленьких медведей не было никакой возможности похитить Дикси Лейт-Ларк.

— Куда же она делась? И каким образом?

— Я этого не знаю, — признался Махун, — и не думаю, что кто-либо из нас знает. В конце концов это не так уж важно. Что-то я скверно себя чувствую. И к тому же я голоден. После замечательного праздничного обеда этого не может быть. По счастью, я ввел свои данные в корабельный компьютер, ведь в отчетах наших предшественников об аномалиях на планете медведей-воришек говорилось об исчезновении хорошего самочувствия и интеллекта исследователей. Ну, компьютер, что со мной неладно?

И корабельный компьютер начал выдавать информацию. Она была закодирована, но, как однажды заметила Дикси, «все мы впитали этот код с материнским молоком». Члены команды внимательно слушали, и каждый автоматически переводил кодированную информацию в слова.

— Основные пищевые ценности внезапно были похищены из потребленных продуктов, — докладывал компьютер. — Из желудка пропал пепсин, из таламуса исчез таламатит, из щитовидной железы похищен тироксин, экстракт кейпских бифштексов улетучился из пищевода и желудка, грибы и изюм украдены из нижней части желудка и тонкого кишечника, алкоголь похищен из желудка, подвздошной кишки и кровеносной системы, украдены также содержащийся в крови сахар и алкоголь. Жидкая смесь ржаного хлеба, масла и кофе извлечена из полости желудка. Оттуда же изъят экстракт угрей. Одновременно из поджелудочной железы улетучились инсулин и глюкоген, из желчных протоков и двенадцатиперстной кишки исчезла желчь; а из различных областей мозга были извлечены слова, мысли и элементарные понятия.

— Спасибо, корабельный компьютер, — сказал Джордж Махун. — Что ж, кажется, меня поразил какой-то микроб, или бактерия, или вирус. Надо принять таблетки, чтобы подавить инфекцию.

— Какие таблетки, Джордж! — в сердцах воскликнул Элтон Фэд. — Нам нужно взять прутья и поучить как следует этих негодяев. Меня тоже атаковали микробы, бактерии и вирусы, только они ростом мне до пояса и зовутся медведями-воришками. Пропади они пропадом, эти хихикающие мерзавцы! Они стали слишком бесцеремонны и посягают на самое сокровенное. Это наглость: забраться так глубоко и столько всего съесть. Иногда я думаю, что лучше бы мне не становиться исследователем, а продолжать семейный бизнес. (Семейство Элтона процветало, занимаясь разведением угрей).

Неожиданно на стол, за которым члены экспедиции только что закончили праздничный обед, уже утративший всякий смысл, приплыла по воздуху и опустилась тряпочная кукла с восковой головкой. Ее тело пронзали иглы и шипы, а горло перерезала рана. У изуродованной куклы было лицо Дикси Лейт-Ларк. Ее широко открытый рот застыл в беззвучном вопле.

— Во всяком случае, теперь мы знаем, что медведи читают на земном французском и понимают его, — рассмеялась Гледис Макклейр, а за ней и все остальные. — Им неоткуда было узнать, кроме как из французских триллеров Дикси, о куклах-фетишах. Ведь это же вопящая Мими. Хотелось бы мне, чтобы Дикси была здесь и взглянула на свое забавное изображение! Закрой-ка рот, куколка-Дикси!

И Гледис поднесла указательный палец ко рту куклы-фетиша, чтобы закрыть его, но кукла вдруг сильно и злобно куснула палец, так что брызнула кровь. Когда Гледис удалось освободить палец, кукла вновь раскрыла окровавленный рот в беззвучном вопле. Уже давно было замечено, что куклы-фетиши живут своей собственной жизнью.

Это маленькое забавное приключение немножко развеселило членов экспедиции, и они встали из-за стола, приободрившись. А затем решили выйти из корабля.

Да, медведи-воришки любили пошалить, ничего не скажешь! Конечно, исследователи могли бы обставить их, проникнув в их тайны. Но приходилось признать, что эти создания не так просты и что они гораздо ближе к разумным существам, чем считалось до сих пор.

По размерам медведи-воришки представляли собой нечто среднее между полицейской собакой и датским догом. У них не было ни когтей, ни зубов, и на вид они казались совершенно безвредными. Стоило ли всерьез принимать во внимание этих хихикающих существ?

— Скорее! Скорее сюда! — в голосе Селмы Ласт-Роуз слышалась паника. — Идите скорее! Я нашла Дикси.

Хотя медведи-воришки были довольно крупными, на самом деле они почти не имели веса. Иначе они не смогли бы так легко планировать по воздуху. Похоже, что они почти целиком состояли из мягкого пуха, под которым скрывалось небольшое тельце.

— Идите сюда хоть кто-нибудь, идите сюда! — продолжала взывать Селма монотонным «барабанным» голосом. — Дикси погибла.

Мертвая Дикси Лейт-Ларк была точной копией куклы-фетиша, только в натуральную величину. На ее шее зияла такая же ужасная рана. Те же самые шипы и иглы пронзали ее, но теперь шипы были метровой длины, а иглы достигали двух метров. Рот ее, как и у куклы, был широко открыт; и так же, как кукла, Дикси замерла в беззвучном ужасном вопле.

А изо рта и из жуткой раны на горле неслись звуки, напоминающие хихиканье медведей-воришек. Просто кошмар!

Ужас перешел в оторопь, когда все услышали низкий рокочущий голос Бенни Крикс-Краннона:

— Вот еще одна. О, да эта даже лучше. Просто красавица!

Да, это была еще одна погибшая ужасной смертью Дикси Лейт-Ларк с горлом, которое пересекал еще более страшный разрез, с телом, утыканным еще более длинными шипами и иглами, с еще более мерзким хихиканьем, несущимся из широко открытого рта.

Всего они обнаружили семь Дикси Лейт-Ларк в натуральную величину, умерщвленных самым ужасным ритуальным образом. И вдруг все семь вскочили, превратившись в довольно юных медведей-воришек, и, хихикая, убежали. Казалось, камни планеты хихикали вместе с ними.

Но где же сама Дикси Лейт-Ларк? Этот вопрос даже не так уместен, как другой: почему члены экспедиции перестали интересоваться тем, что же все-таки случилось с их коллегой? Почему они почувствовали, что ее исчезновение не имеет значения?

— Я потерял способность рассуждать, — пожаловался Джордж Махун. — Я еще владею кое-какими понятиями, но сопоставить их никак не могу. Руководство экспедицией должен взять на себя кто-то другой.

— Какое там руководство экспедицией! — отмахнулась Гледис Макклейр. — Экспедиция ничуть не станет хуже без руководства. Да и ты вряд ли мог потерять то, чего никогда не имел, Джордж. Давайте попробуем разобраться в ситуации и подумаем, почему никто до нас этого не сделал. Эта планета размером с Землю, но удивительно однообразная. На ее одинаковых континентах раскинулись десятки и сотни небольших низменностей и равнин, схожих с Долиной старых космолетов. Почему же тогда абсолютно все экспедиции высаживались именно в этом радиусе, на расстоянии километра одна от другой? Правило определения места посадки исследовательской экспедиции звучит так: случайный выбор, контролируемый разумом. А другое правило гласит: изучай новую планету всесторонне. Почему же все экспедиции садились в одном и том же месте? Ах да, Джордж, ты же стал хуже соображать и не так красноречив, как прежде! Что если не все территории этой планеты проверены?

— Мы произвели шестнадцать оборотов, сканируя поверхность планеты медведей-воришек, перед тем как произвести посадку, — ответил Джордж Махун. — И получили прекрасные снимки. К тому же прежние экспедиции проделывали полные шестьдесят четыре оборота, а тщательное сканирование не должно было упустить ничего существенного.

— Как вы думаете, Джордж, эти медведи обитают на всей территории планеты?

— Не знаю. Каково ваше мнение, Бенни?

— Полагаю, медведи-воришки представляют собой малораспространенный вид с определенным ареалом распространения. Их странности, их нестандартное поведение свидетельствует, что они слишком специфичны, чтобы иметь большую численность. Они должны обитать в близком соседстве друг с другом, чтобы выжить.

— Что касается меня, я потерял больше, чем способность рассуждать, — печально сообщил Льюк Фронза. — Я растерял все мысли. Кто-то вытянул их прямо из моей головы, осталась одна шелуха.

Отличительным свойством медведей была игривость. Иногда они прилетали по воздуху и, если свет на них не падал, оставались совершенно невидимыми. Передвигались легко, и такими же легкими были их прикосновения. Однако касания их всегда оставляли следы — красноту, как от ожога крапивой. Кто-то из членов экспедиции сказал, что медведи-воришки — это вид гигантских насекомых, насекомых со странными склонностями и вечно голодных.

Семь дней и ночей пронеслись быстро. Это в некотором смысле была головокружительная планета, она вращалась с большой скоростью: семь дней и ночей на планете медведей-воришек составляли всего лишь восемнадцать часов на Старой Земле или шестнадцать на Астробе. Быстрое вращение планеты определило своеобразие ее условий; здесь не было ни растений, напоминавших деревья, ни разросшихся кустов. Здесь были лишь небольшие кустики и голая земля.

2

«Люди без сопровождения призраков — это ущербные люди. Они вынуждены погружаться в глубины «восточных» философий, следовать либо модным суевериям, либо выводам порочной астрологии, лишь бы скрыть факт, что они утеряли свои призраки.

Призраки без сопровождения либо без «соседства» людей в той же степени неполноценны и вынуждены играть самые странные роли или же принимать самые причудливые формы в попытках найти себе компанию.

Обе ситуации пагубны».

Введение к «Историям с призраками» сектора 24.

Терренс Тейбси.

Бурные атмосферные явления на планете медведей-воришек не позволили растениям подняться высоко — поэтому кусты остались низкими. А быстрое вращение планеты обусловило некую особенность ее рельефа. На большинстве планет холмы «растут». На планете медведей-воришек они становятся ниже.

Вершины континентов планеты плоские и покрыты буйной растительностью, по временам там дуют ураганные ветры. У подножия простираются пастбищные равнины, или луга, или округлые долины (наподобие Долины старых космолетов), и там, внизу, ветер не так силен.

Последние из двух коротких ночей на планете были грозовыми, а в такие ночи любят являться призраки. Небо ярко освещалось плазменными вспышками и зигзагами молний. Молнии скапливались на вершинах с громом, подобным львиному рыку, а затем, как водопады, низвергались на равнины и луга, образуя то там, то здесь горячие разливающиеся лужи.

Призраки обитали здесь всегда, но часть их выглядела обычно, как пустая оболочка воздушного шарика. В грозовые ночи они наполнялись молниями и становились видимыми. Другие призраки были почти незаметны и коротали бесконечную череду ночей и дней до того дня, пока в конце концов не поблекнут окончательно.

Возле корабля появился призрак Джона Чансела, одного из исследователей планеты медведей-воришек, которого обычно считали ее первооткрывателем. Правда, сейчас он опроверг это мнение. Вторую грозовую ночь призрак Чансела просидел в кокпите космолета вместе с членами экспедиции, любовно поглаживая множество ручек, колесиков, рычагов, кнопок и клавишей, необходимых для управления кораблем. В его дни летательные устройства не были столь сложными.

— Я разобрался во всех этих новых замечательных рычагах гораздо скорее, чем смог бы он, — мягко сказал призрак Чансела. — Разумеется, мозг был при нем, я же обладал интуицией. А это главное, доложу я вам.

— А как можно стать призраком? — поинтересовалась Гледис Мак-клейр. — Я имею в виду, если не после смерти. Существует ли какой-нибудь иной способ?

— Довольно часто это случается задолго до смерти. Я был призраком Чансела в течение двадцати лет до того, как он где-то умер. Он оставил здесь свой (мой) призрак во время второго посещения планеты. После этого он прилетал сюда за мной несколько раз, но я отказался следовать за ним. У него к тому времени появились свои причуды, у меня — свои. Если бы мы оказались вместе, то беспрестанно конфликтовали бы. Но для нас обоих (для него сильнее, чем для меня) разлука была мучительной.

Не редкость, когда живой человек и его призрак существуют порознь. Я вижу, что двое из вас шестерых обладают призраками, которые находятся не с вами вместе, и вам никогда не догадаться, о ком идет речь. Очевидно, на планете медведей-воришек условия благоприятствуют подобному расколу. У покинутых призраков развивается страшный голод (да, да, физический голод). Но у каждой планеты собственная призрачность, отличающаяся от призрачности других мест. Даже на Старой Земле существуют остатки и клочки призрачности, хотя это вовсе не голодная планета. Как сказал пророк: «Блажен мир, где есть железные луга и богатые экстракты, которыми духи могут насытиться и уснуть». Но здесь мы, духи, по большей части проводим время без сна.

— А что произошло с Дикси Лейт-Ларк? — спросила Гледис Макклейр у словоохотливого призрака.

— Она была призраком другого вида. Дело в том, что никакой Дикси Лейт-Ларк как человека никогда не существовало. Вы прибыли сюда вшестером. Дикси была вашим esprit de group, вашим групповым портретом и к тому же проявлением вашего недотепства. Мы впервые сделали ее видимой для вас. А вы узнали и приняли ее, как обычно, не раздумывая. Это «нераздумывание» составляет часть окружающей среды планеты медведей-воришек. Она была весьма приятным образным экстрактом всех вас, воплощением вашей причудливости и детскости, что сделало ее очень аппетитной. Мы любим экстракты. Они весьма питательны.

— Зачем же вы сделали ее видимой? — задала вопрос Селма.

— Затем, что мы любим видеть то, что едим.

— Что представляют собой медведи-воришки? — спросил Льюк Фронза у призрака Чансела.

— О, это особый вид перекати-поля, вид крапивы. Призраки иногда используют их, чтобы побродить вокруг. Я и сам часто бываю медведем-воришкой. Только в грозовые ночи мы можем, наполнившись плазмой, обрести собственный облик. Мы много бродим здесь, потому что нас вечно мучает голод и бессонница. В местах, более богатых органикой, металлами и минералами, процесс питания призраков сродни познанию, и они гораздо меньше двигаются и бродят. Они спят целыми столетиями. Активность призраков отмечается только в бедных пищей областях. Один из моих двойников подает признаки жизни, быть может, раз в столетие. Я ощущаю своих двойников, но чувствовать там почти нечего.

— Откуда появились медвежата-воришки?

— Это случилось в одно из первых посещений планеты, возможно, в самое первое, потому что, когда я появился здесь, они уже были. Экспедицию, состоявшую из мужчин, женщин и детей, плохо снарядили. Все они умерли от голода, потому что не знали, как использовать местную буйную растительность в качестве пищи. Они оказались первыми голодными призраками. Это их голодный крик подманивал корабли садиться в одном и том же месте. «Идите сюда, чтобы мы могли съесть вас», — взывали они, и этот мощный клич действует до сих пор.

— Вы только что сказали о своих двойниках, — произнес Джордж Махун. — Выходит, у Джона Чансела был не один призрак? А что сам он тоже страдает от голода и бессонницы?

— Ну, я (основной Джон Чансел) достиг вершин славы. Но каждый из нас, великих, имеет множество призраков. Он, то есть я, оставил, кроме меня, два других призрака. Но мы слабо ощущаем друг друга. Он обладал истинным величием, а я нет. И все же вот парадокс: он наблюдал себя, в целом, снаружи, и оставался доволен увиденным, я же видел нас изнутри, и на меня это не производило впечатления. И мы не были первооткрывателями стольких планет, как это принято считать. Здесь мы тоже не были первыми. Когда мы высадились на планете, на ней уже существовали медведи-воришки, призраки наших предшественников. Но Джон Чансел был великим человеком, а его предшественники — нет. Поэтому и считается, что Чансел был первооткрывателем многих планет.

Пусть вам сопутствует удача, леди и джентльмены, когда вы поднимете в воздух вашу капсулу завтрашним грозовым утром. Вам следует сделать несколько записей в корабельном журнале сразу же после взлета, позже вы забудете о своем намерении. Для этого вам придется воспользоваться не чернилами, а чем-то иным.

— Почему мы должны подняться в воздух на капсуле? — спросил Элтон Фэд. — Мы используем капсулу лишь в том случае, когда корабль неисправен.

— Он уже никогда не будет исправен, — ответил призрак Джона Чансела. — Да, это хороший корабль, он утолит голод многих из нас. Вам лучше поднять в воздух капсулу, и как можно скорее. Мы пытаемся играть честно, но вскоре съедим и ее, если она останется здесь.

Хороший парень — этот Джон Чансел, пусть и в слабом, призрачном виде.

Гораздо более мощным призраком (он появился грозовым утром после второй грозовой ночи) оказался Головорез Крэг. К концу второй ночи Головорез из чистого упрямства решил остаться видимым. Все члены экспедиции одновременно ощутили его мощное присутствие.

— Я пришел сюда один, — голос призрака-Головореза раскатывался львиным рыком. — Я не из тех, кто превращается в какую-нибудь крапиву или перекати-поле. Я не из тех, кто становится маленьким хихикающим медвежонком или другой игрушкой. Я не призрак и не персонаж истории с привидениями. Я просто мертвец, голодный и бессонный, на этой планете, бедной минералами. В грозовые ночи я разыскиваю свою собственную шкуру там, где ее оставил, влезаю в нее и заполняю ее гремящими молниями и статическим электричеством. Я голодныймертвец, и у меня крутой нрав. Не связывайтесь со мной!

— Это ты, парень, не связывайся с нами, — довольно резко ответил Джордж Махун. — Наш корабль оказался в весьма плохом состоянии, и нам нужно быстро улетать. Отойди с дороги, замогильное чучело, и не мешай. Элтон, заостри-ка вот эту штуку и принеси мне, да прихвати молоток потяжелее. Мне кажется, я знаю, как обращаться с голодными мертвецами.

И Джордж Махун протянул Элтону Фэду толстый и тяжелый нагель из твердого дерева. По длине и весу он был примерно с бейсбольную биту.

— Другие, настоящие призраки, для собственной безопасности рассказывают всякие байки, пока кормятся людьми и их пожитками, — продолжал старый голодный мертвец Головорез Крэг. Голос его рокотал. — Они говорят: «Мы не утащим у вас из разума ничего важного. Только всякую ерунду. Таким серьезным людям, как вы, это только на пользу. Так будет лучше и нам, и вам». Но это вранье. Мы выедаем из ваших мозгов самые ценные и серьезные вещи. И из ваших тел мы утаскиваем и съедаем самое вкусное. Мы приходим пировать вами. Из ваших кораблей и ваших складов мы извлекаем самое питательное, самое сложное: металлы, микросхемы, базы данных, кодированную память и компьютерные программы. Мы съедаем все, потому что голодны. А я еще ненасытнее, чем все остальные. Я поглощаю самую суть разума, оставляя лишь невнятицу и идиотизм. Я съедаю людей в один присест.

— Перенесено ли все необходимое с корабля в капсулу? — спросил широкоплечий, мощный Джордж Махун.

— Да, — ответило несколько голосов.

— Я съем внутренности вашей капсулы точно так же, как мы съели внутренность вашего корабля, — взревел мертвый Головорез Крэг.

— Заострил? — спросил Махун, принимая толстый нагель из рук возвратившегося Элтона Фэда.

— Конечно, — ответил Элтон, — только что-то с этой штукой не так. Она стала легче, пока я нес ее. Наверное, они могут есть на расстоянии.

— Ну ты, костлявый капитан, мне думается, я проглочу тебя на месте, — прорычал мертвец Головорез капитану Махуну. — Ты, конечно, большой кусок, но я не подавлюсь.

Огромный Джордж Махун одним мощным ударом сбил с ног огромного (больше себя ростом) мертвеца Головореза Крэга. Затем он приставил острие нагеля (конечно, Элтон, они выгрызли всю сердцевину этой штуковины, но что тут поделаешь?) к сердцу Головореза и крепко ударил по нему тяжелым молотом. Но деревянный нагель разлетелся на щепки и куски источенного червями (или призраками) дерева.

— Ладно, оставим его так, — сказал Махун, — я не знаю другого способа убивать мертвецов.

Шесть членов экспедиции погрузились в капсулу и взлетели. Внизу они увидели свой оставленный корабль, который на глазах рассыпался в прах, оставшись существовать лишь в виде силуэта корпуса и общей схемы. Он стал еще одним знаком-космолетом на напоминающей циферблат равнине, носившей название Долина старых космолетов. Эти очертания старых космических кораблей оказались самими старыми космическими кораблями. Должно быть, они послужили призракам отличной пищей.

— Берите судовой журнал! — жалобно воскликнул Джордж Махун. — Я просто чувствую, как быстро все это ускользает из моей памяти! Пусть каждый вырвет из журнала страницу и пишет как можно скорее. Давайте же, пока с нами не произошло то же, что и с нашими предшественниками.

— Нет смысла горевать, что ни в одной ручке не оказалось ни чернил, ни пасты, — «барабанным» голосом произнесла Селма. — Не стоит сокрушаться по поводу того, что электронная запись тоже невозможна. Вкусы медведей-воришек необъяснимы. В старых судовых журналах, помнится, было несколько строк, написанных не чернилами. Если мы все примемся быстро писать, у нас может получиться больше, чем несколько строк. Мы сумеем даже дать объяснение случившемуся, пока вся эта история еще не совсем испарилась из нашей памяти.

И все члены экспедиции вскрыли себе вены и принялись исписывать длинные страницы судового журнала собственной кровью. Кровь еле текла — из нее было изъято столько свободно циркулирующих веществ, что она стала вязкой и клейкой. Но они не сдавались. Они записали объяснение происходящему на планете, хотя потом, когда им показывали их записи, едва могли вспомнить, как это сделали.

Объяснение тому, что происходит на планете медведей-воришек было необходимо. Поскольку, как однажды сформулировал великий Ред-жиналд Хот: «Аномалии — это непорядок».

Вот это объяснение и приведено здесь примерно в том виде, в каком оно было записано в судовом журнале липкой и тягучей кровью.

Перевела с английского Валентина КУЛАГИНА-ЯРЦЕВА

Факты

*********************************************************************************************

Бумажные консервы

В архивах мира накопилось огромное количество ветхих бумажных документов, требующих незамедлительного спасения… И вот недавно в германском городе Бюккебурге, где размещается государственный архив земли Нижняя Саксония, была изобретена машина, с помощью которой можно быстро и качественно «консервировать» бумагу. Сперва с помощью специальной химической ленты закрепляется текст документа, а затем изъеденные временем листы погружаются в раствор солей магния, защищающий целлюлозу от разрушения. Федеральное ведомство исследования и испытания материалов сообщило, что после такой обработки прочность бумаги повышается вдвое. Один подобный автомат-консерватор за год может обработать до 4,5 млн листов документов.

Новый Сезам

Кодовый номер можно забыть, электронную карту — потерять, но зато лицо, мимика и голос всегда с тобой… Именно эти индивидуальные особенности были положены в основу системы опознавания SESAM, созданной сотрудниками германского Института интегральных схем и прикладной электроники. Как электронный сторож запоминает людей? Чтобы вписать в машинную память личные данные, человек подходит к видеокамере с микрофоном и несколько раз произносит свое имя: подсоединенный к ней компьютер запоминает его лицо, голос и характерные движения губ. Поскольку опознание личности проводится одновременно по трем параметрам, а точнее, по их уникальной комбинации, то постороннему никак не удастся выдать себя за «своего»: одним лишь внешним сходством или ловкой имитацией голоса ничего не добьешься!

Послушаем радио

Вскоре развлекательные радиостанции станут вещать также для персональных компьютеров! В Германии экспериментальное «цифровое радио» DAB (Digital Audio Broadcasting) начинает транслировать массивы данных параллельно обычным музыкальным программам; на первых порах эта информация рассчитана прежде всего на водителей (сообщения о дорожных пробках, прогнозы погоды и прочая). «Мы сможем передавать за секунду вчетверо больше информации, чем по стандартной телефонной линии», — поясняет Хельвин Леш, руководитель эксперимента DAB в Баварии. — Если опыт окажется успешным, то можно совершенно иначе организовать продажу программного обеспечения. Фирмы, торгующие новыми версиями программ, могли бы вещать их по радио, а все желающие, оплатив абонемент, получали бы их, настроившись на нужную волну».

Евгений Харитонов
В ПОИСКАХ ГЕРОЯ

*********************************************************************************************

В предыдущем номере журнала мы начали публикацию серии очерков, посвященных истории европейской фантастики. Первой на нашей литературной карте представлена Восточная Европа. Читатели «Если» уже познакомились с чешской и венгерской НФ, а сегодня их ждет путешествие в Польшу, Болгарию и Румынию.

*********************************************************************************************

В отличие от фантастики Чехии польская НФ не может похвастать богатыми традициями, равно как многообразием ярких имен «отцов-основателей». Правда, время от времени фантастические мотивы (но не более того) заметны в творчестве писателей прошлого, таких как Болеслав Прус, Стефан Жеромский, Юзеф Игнаций Крашевский и Ян Потоцкий (известный, главным образом, авантюрным романом с элементами мистики «Рукопись, найденная в Сарагоссе», 1804). В отношении же того, кого считать основоположником польской фантастики, исследователи жанра единодушны. Это Ежи Жулавский (1874–1915), который создал моментально ставшую популярной «лунную трилогию» — «На серебряной планете» (1901), «Победитель» (1908) и «Старая Земля» (1910). И хотя, по собственному признанию автора, эти истории были в его творчестве явлением случайным, своего рода развлечением, такая случайность вписала имя писателя в «золотой фонд» истории НФ. Трилогия о космической робинзонаде землян, потерпевших крушение на Луне, и по сей день остается одной из самых популярных в Польше, а сами произведения известны во многих странах мира, в том числе и в России.

К числу пионеров национальной НФ принадлежит и Станислав Виткевич (1885–1939), писатель трагической судьбы, автор едва ли не первой в польской литературе антиутопии — романа «Прощание с осенью» (1925), в котором художник изобразил фантасмагорическую картину захвата власти коммунистами в недалеком будущем, тем самым предсказав реальные события. К НФ принадлежат и другие произведения писателя — романы «Ненасытность» (1930), действие которого отнесено в XXI век, «Гьюбал Вахазар, или По утесам абсурда» (1932), «Сапожники» (1948). В социалистической Польше произведения Виткевича долгое время оставались под запретом и только в 60-е годы вернулись к читателю, нисколько не утратив своей актуальности. В те же годы небезуспешно дебютировал в новом для себя жанре другой классик нефантастической польской литературы — Антони Слонимский (1895–1976); его романы «Торпеда времени» (1923) и «Два конца света» (1936) заслуживают внимания и сегодня. Первый из романов Слонимского в сатирическом ключе разрабатывает тему вмешательства в ход истории (так называемый «хроноклазм»); второй роман представляет собой одну из ранних польских антиутопий о тоталитарном будущем.

И все-таки фантастика в довоенной польской литературе оставалась, по большей части, неким придатком к мейнстриму, литературным приемом для решения чисто сатирических задач.

Однако если довоенная польская фантастика не вывела столь ярких имен, как, к примеру, К. Чапек и Я. Ар-бес в Чехии, то в послевоенные годы Польша стала едва ли не столицей европейской НФ.

Вероятно, в польской литературе не существует такого периода, который не был бы тесно связан с именем Станислава Лема, который не только вывел польскую фантастику на мировой уровень, но и подтвердил, что НФ — литература серьезная, способная глубоко анализировать состояние общества, мира и человека. И если дебютный НФ-роман Лема «Астронавты» (1951) трудно назвать большой удачей писателя, то последовавшие за ним «Магелланово облако» (1955), «Эдем» (1959), «Солярис» (1961), «Непобедимый» (1964), наконец, «Звездные дневники Йона Тихого» закрепили за Лемом репутацию не просто ведущего фантаста Польши, но одного из ярчайших философов современности. Пожалуй, не найдется той области в фантастической литературе (за исключением, быть может, фэнтези), где С. Лем не сказал своего решающего слова.

Думаю, не погрешу против истины, если заявлю, что в современной польской НФ существует два литературных явления: это суверенное государство, имя которому Станислав Лем, и вся остальная фантастика.

И все же к «поколению колумбов» польской НФ принадлежит не один Лем. В те же годы (середина 1950-х) в фантастику пришли такие разные авторы как Кшиштов Борунь, Анджей Трепка и Адам Холанек. Первые двое дебютировали написанной в соавторстве трилогией, которую можно рассматривать как «коммунистическо-космическую утопию» — «Утраченное будущее» (1954), «Проксима» и «Космические братья» (1959). В дальнейшем своем творчестве, уже самостоятельно, авторы работали в жанре социальной фантастики.

Адам Холанек дебютировал в 1958 году романом «Катастрофа на солнце Антарктиды» — одной из ранних антиутопий в послевоенной польской НФ. Следующие книги писателя — «Преступление великого человека» (1960), «Любимый с Луны» (1979), «Еще немного пожить» (1980), «Любить без кожи» (1983) и другие — вывели Холанека в категорию лидеров национальной НФ, а также принесли признание и за рубежом, чему свидетельство — специальная премия Всемирной организации профессионалов НФ (WSF). Кроме того, с 1982 года А. Холанек возглавляет журнал «Фантастика».

Если для НФ 1950 — начала 1960 годов был характерен излишне оптимистический взгляд на будущее, представляющееся большинству авторов вполне благополучным, равно как вера в благородные намерения ее величества Науки, то уже в 60-е годы зазвучали иные мотивы. В творчестве авторов этого периода стала преобладать социальная тематика. Писатели стали говорить о «благих намерениях, которыми вы-мощена дорога в ад». Окончательно тенденции социальной НФ закрепились к началу 70-х. Вообще, в 1960-е польская фантастика значительно расширяет свои жанровые границы, о чем свидетельствует, например, дебютная книга Чеслава Хрущевского «Очень странный мир» (1960), в которой собраны рассказы, мягко говоря, не укладывающиеся в представления о научной фантастике. Само название сборника говорит о том, что мотивы науки переплетаются со сказочной, поэтической образностью; писатель широко использует весь арсенал фантастики.

В 60-е в «фантастический цех» вливаются писатели «Новой Волны»: М. Паровский, 3. Дворак, А. Стофф, С. Вайнфельд, К. Фиалковский, Я. Зайдель, Я. Бялец-кий и другие. Свое внимание авторы сосредоточили не на описании технических чудес будущего, а на социальных и психологических проблемах общества. В 70-е годы к «Новой Волне» присоединяются Виктор Жвикевич, Яцек Савашкевич, Адам Висьневский-Снерг, Богдан Петецкий, Дарослав Торунь, Эдмуд Внук-Липиньский, Анджей Вуйцик.

В этом ряду на первое место очень скоро выдвинулся Януш Зайдель (1938–1986), писатель жесткий, бескомпромиссный, с необычайно раскованным воображением, наиболее ярко и последовательно развивавший в своем творчестве социальную линию (человек и общество, государство и личность). Дебютировал он еще в 60-е, но по-настоящему талант этого автора раскрылся в начале восьмидесятых. В первую очередь, это связано с циклом романов, объединенных общей идеей — попыткой экстраполяции нежелательных, рискованных, но вполне вероятных путей эволюции человечества.

Произведения цикла образуют своего рода Историю Будущего. В романе «Цилиндр Ван Троффа» (1980) Зайдель изобразил мир, где безответственные генетические эксперименты едва не погубили цивилизацию. Жуткая антиутопия компьютеризированного мира Арголэнда показана в романе «Limes Inferior» (1982). Еще более впечатляющую антиутопию Зайдель нарисовал в «Выходе из тени» (1983) — вера человечества во всемогущество «добрых» пришельцев, спасших их от космического агрессора, превращает людей в стадо послушных животных, не способных принять собственное решение. Не менее пристально прослеживает автор возможные пути развития человечества и в двух последующих романах — «Вся правда о планете Кси» (1983) и «Парадизия» (1984).

Тема «варианты Власти» становится одной из главных в творчестве писателей 70 — 80-х годов. По вполне понятным причинам, авторам приходилось прибегать к эзопову языку, перенося действие на другие планеты или в будущее. В ряду ярких произведений антиутопической направленности можно назвать повести Чеслава Бялчиньского «Попытка вторжения» (1978) и Эдмунда Внук-Липиньского «Водоворот памяти» (1979). 80-е годы стали своего рода пиком в развитии польской фантастики. Расширяется круг периодических НФ-журналов, польские издательства ежегодно выпускают около двухсот книг. Наконец в 1982 году начинает выходить ежемесячный специализированный журнал «Фантастика», к сегодняшнему дню являющийся четырехкратным лауреатом премии Европейского конгресса фантастов (ЕВРОКОН). Журнал сгруппировал вокруг себя не только уже состоявшихся авторов, но и молодое поколение фантастов (М. Баранецкий, Г. Бабула, Я. Пекар, Р. Земкевич, А. Сапковский и др.).

Тема «варианты Власти» становится одной из главных в творчестве писателем 70 — 80-х годов.

С приходом в фантастику молодых писателей заметно расширились тематические и стилистические границы жанра.

С приходом в фантастику молодых писателей заметно расширились тематические и стилистические границы жанра (до середины 80-х в Польше по-прежнему главенствовала социальная направленность НФ), о чем свидетельствует, к примеру, бурная популярность фэнтези и сайнс-фэнтези романов Анджея Сапковского, в последние два года активно переводившегося и на русский язык.

Длительное время болгарская литература старательно избегала «искушения фантастикой», еще в начале века оставаясь едва ли не самым мощным бастионом реализма. Даже появление в 1900 году утопического романа Илии Йовчева «Взгляд на прогресс настоящего и будущее глазами потомков» было, в сущности, явлением исключительным. В 1921 году известный болгарский критик Боян Пенев публикует скандальную статью «Основные черты современной литературы», в которой болгарская беллетристика подвергается беспощадной критике за ее «приземленный реализм» и чрезмерную «трезвость взглядов». Автор с горечью констатирует: «Вероятно, еще очень долго нашей литературе будет чуждо призрачное, фантастическое, странное… Фантастический мир Эдгара По с его видениями, к сожалению, абсолютно невозможен в трезвой душе болгарского художника». Однако, как показали дальнейшие годы, критик ошибался. Необузданный XX век, фантасмагорический кошмар первой мировой войны надломили даже приземленное мышление здравомыслящих болгар. В 20-е годы на болгарской литературной арене появилась поистине ярчайшая плеяда авторов, называвших себя «диаболистами» (диаболическая проза — аналог западноевропейской готической литературы ужасов). Старт болгарской фантастики оказался на редкость мощным. Какие имена! «Парадоксалист» Святослав Минков, мрачный декадент Чавдар Мутафов, Георгий Райчев, Константин Константинов! В 30-е годы вышли в свет романы Георгия Илиева «О-Корс» (1930) и «Бунтовщики Теута» (1934), ставшие первенцами именно научной фантастики в Болгарии (хотя, впрочем, образы и темы НФ активно использовались и в рассказах другого основоположника национальной фантастики — Св. Минкова). Тогда же появились повести и романы первопроходца национальном «подростковой» НФ Эмила Коралова — «Непобедимые» (1933), «Человек, который видел все» (1936), «Электрический человек» (1940) и другие. Пробует силы в новом жанре и «закоренелый реалист» Елин Пелин (дилогия «Ян Бибиян» и «Ян Бибиян на Луне», 1933–1934).

Однако на международную арену болгарская НФ вышла только в конце 50-х годов. 1950–1960 годы связаны главным образом с именем Любена Дилова — фигурой № 1 современной болгарской НФ. Подобно многим другим авторам того периода (Д. Ангелов, П. Сты-пов, П. Бобев и другие), Дилов пришел в фантастику из реалистической литературы. Первый НФ-роман писателя — «Атомный человек» (1958) — оказался явлением заметным, хотя не решусь назвать его удачей писателя. Он всецело соответствовал тогдашним традициям научно-прогностической фантастики и оригинальными находками не блистал. Однако произведения 60-х и начала 70-х годов действительно представляют собой значительный интерес. Писатель не задерживался подолгу в каком-то одном русле жанра: в творческом активе Дилова — и детская НФ (дилогия «Звездные приключения Нуми и Ники»), и социально-философская НФ, и пародийно-юмористическая, и сатирический гротеск, и фантастический детектив. Метко охарактеризовал Дилова критик О. Сапарев, назвав фантаста «остроумным скептиком». Яркими образцами НФ стали такие произведения Дилова, как роман «Тяжесть скафандра» (1969), оригинально трактующий тему Контакта, «У страха много имен» (1967), «Незавершенный роман студентки» (1983). И все-таки наиболее значительным произведением Л. Дилова остается роман «Путь к Икару» (1974) — крупномасштабная космическая утопия. Это, пожалуй, самое сложное и неоднозначное произведение в творчестве болгарского фантаста, сразу же по выходе в свет вызвавшее настоящий шквал дискуссий.

Но не один Л. Дилов создавал в те годы национальный облик фантастики. В конце 60-х в НФ пришло немало интересных авторов: Светозар Златаров (известный у нас по роману «Андроника»,1974), Весела Люцканова, Атанас Наковски, Любомир Пеевский, Цончо Родев, Величка Настрадинова. В эти же годы неожиданно ярко дебютировали в жанре и писатели-реалисты: Йордан Радичков, автор гротесковых рассказов, привнесший в болгарскую НФ колорит национальной культуры, фольклорный элемент; Эмил Манов, создавший одну из первых антиутопий в болгарской НФ — роман «Путешествие в Уибробию»; Хаим Оливер (известный у нас по переведенному роману «Энерган-22») и знаменитый Павел Вежинов, чьи произведения неоднократно переводились на русский язык.

Еще с 1960 годов болгарская НФ отчаянно стремилась пробиться на международный рынок. Однако «заметными» болгарские авторы стали только в конце 70-х — начале 80-х годов. В нашей стране болгарские авторы переводились много: с 1966 по 1990 годы у нас было издано восемь антологий болгарской НФ, среди которых наиболее интересными, ярко отражающими самобытность болгарской фантастики, ее прошлое и настоящее, представляются три: «Детские ладошки» (1988), «Холод и пламя» (1990) и «Белая бездна» (1990).

Кстати, значительное место в названных антологиях отведено авторам 80-х годов. И это не случайно. 1980-е стали для болгарской НФ своего рода апогеем. Прежде всего, национальная фантастика значительно расширила свои жанровые, стилистические и тематические границы. Традиционализм уступает место отчаянному экспериментаторству. Следует отметить, что болгарскую НФ 80-х отличает подчеркнутый лиризм, интерес к национальным культурным традициям. Формируется сильная «Новая волна» писателей, взявших курс на «гуманитаризацию» НФ. Назовем только некоторые имена и книги: Любомир Николов (автор одной из ярчайших повестей — «Червь на осеннем ветру», 1989), Анна Величкова («Пурпурная цефеида», 1982), Велко Милоев («Нанокомпьютер для вашего ребенка», 1989), Иван Мариновски («Руфо Рыжий», 1981; «Тотем поэта», 1985), Николай Кесаровски («Пятый закон», 1983), Анри Кисиленко («Вращение песочных часов», 1989), Петр Кырджилов («Призрачный цикл», 1989), рок-музыкант и фантаст-экспериментатор Вал Тодоров («Иркала, Страна мертвых. Месопотамские апокрифы», 1990). По художественному уровню самое заметное место в болгарской «Новой волне», несомненно, занимает Агоп Мелконян, чей первый сборник повестей — «Воспоминание о мире» — вышел в свет в 1980 году и закрепил за автором репутацию мастера психологической прозы. Да и по части сюжетной изобретательности автор опережал многих коллег. В лучших, на мой взгляд, рассказах («Мортилия» и «Via Dolorosa») Мелконян мастерски синтезирует приемы современной НФ и традиции, стилистику болгарской диаболической прозы, немецкого и русского романтизма.

В 1980-х наиболее ярко раскрылся талант авторов, выступивших с первыми рассказами еще в конце 1960-х: остроумный и саркастичный Александр Карапанчев, лиричный Светослав Николов, эрудированный эстет Любомир Николов и мастер острых сюжетов Атанас Славов.

Значительную роль в пропаганде болгарской НФ и формировании «фантастического лица» Болгарии 80 — 90-х сыграл журнал НФ «ФЭП». К сожалению, всеобщая политическая рекогносцировка в бывшем соцлагере отразилась и на болгарской НФ, столкнувшейся в 1990-е с теми же трудностями, с которыми приходится бороться и нашей фантастической литературе.

* * *

Судьба румынской фантастики сходна с историей болгарской. Румынским авторам тоже нелегко дался разрыв с корнями «приземленного реализма». Однако следует отметить, что, сформировавшись значительно раньше (при том, что собственно национальная литература в Румынии возникла лишь к середине XVIII столетия), она значительно уступает по художественному уровню болгарской фантастике.

Ранние образцы литературной фантастики в Румынии обнаруживаются еще в первой половине XIX века. И, как часто бывает, «отцом-основателем» НФ стал писатель, весьма далекий от фантастики. В Румынии таковым оказался знаменитый поэт, основоположник румынского театра Ион Элиадэ-Рэдулеску, автор фантастической поэмы «Крылатый дух» (1844) и романа-утопии «Святое место» (1856). В ряду пионеров жанра стоит и другой известный поэт, писатель-символист Александру Мачедонски, создавший роман о будущем «Загадочный дворец» (1881). Одиночные путешествия в Страну Фантазий совершали в прошлом веке и другие авторы, в числе которых Демитр Г. Ионеску (роман «Гибель Румынии», 1873) и Ион Жика (роман «Остров Проста», 1885).

В межвоенный период румынская НФ развивалась достаточно благополучно, в рамках общего литературного процесса. Да и по части писательского мастерства, как это ни странно, писатели-реалисты конца прошлого — начала нынешнего веков, обращавшиеся к фантастике чаще из «литературного баловства», нежели из серьезных побуждений, оказывались значительно мастеровитей современных румынских фантастов.

Вероятно, в каждой «фантастической» стране есть свой Жюль Верн. В Румынии этим высоким титулом историки жанра наградили Генри Стахла (1877–1942), автора нескольких рассказов и романа с незамысловатым названием «Путешествие румына на Луну» (1914), в котором писатель развивает тему Контакта с высокоразвитой космической цивилизацией, овладевшей законами гравитации. Роман, впрочем, не блистал художественными изысками, но тем не менее во всех отношениях оказался пионерским: первое в румынской литературе описание космического путешествия и общественного устройства иной цивилизации.

Значительным явлением в фантастике того времени стал и роман-антиутопия видного писателя-реалиста и переводчика Чезара Петреску «Механический балет» (1931). В предвоенные годы активно обращались к фантастике Виктор Ефтиму, Виктор Анестин, Александру Сперанта, Александр Хертшуга.

Однако настоящий бум (иначе и не назовешь) НФ в Румынии начался во второй половине 1950-х. В это время не только активно переводится советская и англо-американская НФ, но формируется многочисленная гвардия фантастов социалистической Румынии.

Взлет фантастики в Румынии связан, в первую очередь, с появлением в 1955 г. периодического издания — «Коллекция НФ-рассказов», появившегося в качестве приложения к журналу «Наука и техника». За двадцатилетний период существования журнала (1955–1974) увидело свет 466 номеров! Заметим попутно, что в 1972 году румынские читатели обогатились еще одним журналом — «Солярис», — завоевавшим премию на «Евроконе-1».

Возглавил первый журнал начинающий фантаст Адриан Рогоз (в том же 1955 году появился в печати его первый фантастический рассказ). Журнал сплотил вокруг себя целую генерацию писателей-энтузиастов, критиков и переводчиков. В «Коллекции» были опубликованы первые повести и рассказы Мирчи Оприцы, Сорина Сигишану, Драгомира Хоромние и других. В этом же издании был опубликован в начале 70-х большой очерк Анны Барбары Рэбеги — первая историко-теоретическая работа о становлении и эволюции румынской фантастической литературы.

Однако следует признать, что особым разнообразием идей и литературной мастеровитостью румынская НФ 50 — 60-х годов не блистала — все те же избитые сюжеты о роботах, благородных космонавтах и коварных империалистах. Характерными для того времени произведениями были рассказы бывшего реалиста Миху Драгомира, певца «коммунистического прогрессорства». Одним из самых популярных в читательской среде авторов того периода оставался не особенно даровитый, но влиятельный Раду Нор, известный нашим читателям по роману о полете к Марсу «Путь к звездам», написанному в соавторстве с И. Штеваном. Следует признать, что ранняя румынская НФ творческой самостоятельностью не отличалась — слишком велико было влияние активно переводившейся в то время советской фантастики, причем «второго ряда». На фоне блеклой НФ-генерации выгодно смотрелись редкие книги писателей-нефантастов, например, загадочная проза Раду Албалы или сборник фантастических новелл «Вымысел для револьвера и оркестра» (1970) известного драматурга Дарела Дориана.

Но нельзя сказать, что вся румынская НФ того времени являла собой образец унылой серости. В 1960-х уже сформировалась группа авторов, чье влияние становится все более ощутимым. В числе таких авторов очень интересные прозаики: Мирча Оприца, чей роман «Планета-паразит» (1973) вызвал большой резонанс в прессе; Виктор Кернбах, уже к исходу 60-х по популярности вытеснивший не только Раду Нора, но и многих более даровитых авторов; Серджиу Фэркэшан, исследовавший в своем творчестве психологические и нравственные коллизии современности сквозь призму будущего (наиболее заметные произведения этого автора — повести «Любовь в 41042 году» и «Атака цезюмистов», ставшие заметным явлением в румынской НФ 1960-х).

Однако наиболее заметными фигурами румынской НФ-прозы 60 — 70-х стали два автора. Владимир Колин дебютировал в фантастике в 1964 году романом «Десятый мир». Творчество этого писателя отличает тематическое и жанровое многообразие (в его активе и «подростковая» НФ, и фантастические детективы, и социально-философская фантастика). Романы «Второе будущее» (1966), «Вавилон» (1978), многочисленные рассказы закрепили за ним репутацию безусловного лидера. К слову сказать, Колин оказался и первым румынским фантастом, чьи произведения часто включались в зарубежные (российские и западные) антологии НФ.

Другой значительной фигурой в румынской НФ и по сей день остается Йон Хобана, прославившийся, однако, не столько художественными произведениями, сколько критическими работами по истории и теории НФ. По существу, Хобана стал пионером румынского фантастоведения. Его перу принадлежит ряд любопытных книг: популярная история французской НФ «Будущее началось вчера» (1966), двухтомный сборник исторических очерков (в том числе и статьи по истории румынской НФ) «Научная фантастика: авторы, книги, идеи» (1983, 1986), история кинофантастики «Воображаемые возможности» (1968). Кроме того, Хобана является активным деятелем румынского фэндома и пропагандистом родной фантастики за рубежом. Третий условный период румынской фантастики приходится на конец 1970-х — первую половину 1980-х. В эти годы сформировалась достаточно сильная группа авторов, взявшая курс на поиск новых стилистических форм. Рамки обзора не позволяют подробно рассказать о фантастах 80-х, поэтому ограничимся перечислением наиболее заметных фигур. Это Александру Миронов, дебютировавший в НФ еще в конце 1960-х, Михаил Грамеску, Александру Унгуриану, Ион Илия Иосиф, Мариус Жергу, Михай Ионеску.

Печально известные политические события конца 80-х, как ни странно, практически не сказались на издании в Румынии фантастики. С марта 1992 года под редакцией Александру Миронова начал издаваться НФ-журнал «Квазар», а уже в следующем году был возрожден пионер румынской периодики — «Коллекция НФ-рассказов». Сформировалась в некое устойчивое явление и «Четвертая Волна» фантастов 1990-х: Аурел Маноле, Михай Дину, Аурел Карасел, Сорин Симон, Дан Меришка и другие.

_{(Продолжение следует)}

РЕЦЕНЗИИ

*********************************************************************************************

----------------

Отис КЛАЙН

ОПАСНАЯ ПЛАНЕТА

Москва: Армада, 1997. — 422 с. Пер. с англ. А. Яковлева —

(Серия «Фантастический боевик»). Тираж не указан, (п)

=============================================================================================

В книгу американского писателя О. Клайна входят три романа: «Опасная планета», «Чужие грехи» и «Опасный порт». Таинственный доктор Морган вступает во внечувствительный контакт с марсианским ученым по имени Лал Вак и венерианским, которого зовут Ворн Вангал. Объединенными усилиями они создают устройство, которое позволяет обменивать души обитателей планет. А тут выясняется, что эти ученые жили на своих планетах миллионы лет тому назад. Впрочем, автор не тратит много времени на объяснения технических деталей и сразу засылает душу героя «Опасной планеты» в тело венерианского принца. Однако первые же приключения Роберта Грендона заставляют прервать чтение и посмотреть в конец книги, туда, где приводятся сведения об авторе. И сразу же выясняется, что все в порядке: автор действительно не только современник Берроуза, но и его откровенный подражатель. Сразу же после этого настраиваешься на совершенно иную волну и спокойно поглощаешь очередные приключения Картера, то есть, пардон, Грендона. Кстати, эти ученые создали еще и «пространственно-временной аппарат, приводимый в движение телекинезом», позволяющий отправляться на планеты в натуре.

В остальных романах — смотри вышеизложенное. Наши ребята с Земли, оказавшись вдали от родины, дают прикурить местным негодяям. Злодеи и чудовища, коварные интриги, битвы и победы, а в итоге — честно заработанная принцесса.

_{Денис Незалежный}

----------------

Александр ГРОМОВ

ВЛАСТЕЛИН ПУСТОТЫ

Москва: ЭКСМО, 1997. — 496 с.

(Серия «Абсолютное Оружие»). 20 000 экз. (п)

=============================================================================================

В романе «Властелин Пустоты» автор безжалостно сталкивает два общества. Два мира-штампа, каждая деталь в которых до боли знакома любителю «социальной фантастики». Первый: пасторальная планетка под названием Простор (см., например, «Ордер на убийство» Р. Шекли), тысячу лет назад заселенная землянами и, как это принято, напрочь забытая в результате Всеобщей Войны, в которой, как ни странно, победитель был, но — «выигравшая сторона позавидовала проигравшей…». Второй мир: мрачная антиутопия, воплотившаяся в экипаже корвета-очистителя «Основа Основ». Парад уродов. Коммодор Ульв-ди-Улан, которому запрещено снимать каску, потому что большая часть мозга находится вне черепной коробки; двойное существо по имени Нбонг-2А-Мбонг (сиамские близнецы, причем один внутри другого); какой-то вододышащий мутант…

Если в первых романах А. Громова четко прослеживалось стремление автора писать «в этакой мужественной современной манере», охарактеризованной Стругацкими следующим образом: «стекла были разбиты, морда была перекошена», то в новом своем произведении он пытается уже иронизировать над этим стилем. Однако пародийность декораций, как ни странно, лишь усиливает впечатление от страшного, в общем-то, романа. Автор показывает, как карикатурный рай неумолимо превращается в собственную противоположность. Земляне-колонизаторы уничтожают на планете все живые организмы, не делая исключения для чудаковатых и безобидных аборигенов. И, чтобы спастись, исконные обитатели Простора борются за построение тоталитаризма в кратчайшие сроки. И блестяще справляются с поставленной задачей. Старая добрая социальная фантастика, как это может показаться? Вряд ли. Во-первых, не старая, а новая. И, во-вторых, не добрая. Скорее — злая, жесткая. Шокирующая читателя своей прямотой.

Вопрос о происхождении Власти решен автором с беспощадной откровенностью. Можно строить Рай Земной, можно играть в свободу и всякого рода демократию — но малейший щелчок по основанию карточного домика заставляет общество сложиться в единственно возможную фигуру.

…Была на Просторе такая профессия — морочник. Суть ее — навести мороку на зверя, заставить вообразить его, что он — не дракон, например, а кто-то еще.

Так вот:

«…дед умел все и однажды даже заставил драконаповерить, что он не дракон, а человек, но кончилось это трагически: гнусно подмигнув, дракон тут же сожрал деда и дал деру в лес…»

_{Игорь Лебединский}

---------------- 

Диана ТОРНЛИ

ЭХО ДАЛЕКОЙ БИТВЫ

Смоленск: Русич, 1997. — 416 с. Пер. с англ. С. Самуилова —

(Серия «Сокровищница боевой фантастики и приключений») 11 000 экз. (п)

=============================================================================================

Эта книга — классический пример того, как писатель, озабоченный решением сугубо своих творческих задач, относится к фантастике. А относится он к ней с легким пренебрежением. НФ для такого автора всего лишь прием, своего рода «одежда». Но не на всякий манекен ее напялишь! Фантастика — барышня ревнивая. Эмоциональный стержень романа Торнли «Эхо далекой битвы» — это восстановление душевного здоровья юного Тристана. Сын большой военной «шишки» оказался в заложниках и вынужден был в схватке убить мазука. Мазуки — это такие космические негуманоиды — самураи, с которыми ведет галактическую войну Земля и ее союзники. Как выясняется из случайной реплики адмирала, в заложники его жену и сына захватили аж 25 лет назад. Поэтому юноша не так уж и мал, как может показаться из его поступков в первой половине романа. Неоправданно большой объем произведения заполнен долгими и довольно-таки скучноватыми переживаниям «отцов и детей», поисками взаимопонимания в лучших традициях худших американских фильмов. Ближе к финалу отец Тристана понимает, что наиболее подходящая школа психического здоровья для его мятущегося сына — это спецназ! И отдает сынка на воспитание в армию. Перековка из невропата в командос происходит быстро и эффектно. В финале Тристана больше не корежит при мысли об убийствах, и он принимает героическое участие в рейде на захваченную мазуками планету с целью освобождения пленных, обращенных в рабство. Вторая половина романа читается веселее. Хватает пальбы и беготни. Правда, время от времени бросаются в глаза потешные обороты, вроде «космических авианосцев» и «энергетических пистолетов — винтовок» и т. п. Возможно, это своего рода юмор. А скорее всего, автору, погруженному в психологические проблемы, было глубоко наплевать на технические детали. Мол, и так прочитают! Ну, прочитали. Только в следующий раз мы еще подумаем, раскрывать ли очередную книгу Дианы Торнли.

_{Павел Лачев}

---------------- 

Ларри МЭДДОК

АГЕНТСТВО ТЕРРА

Москва: Армада, 1997. — 392 с. Пер. с англ. М. Капитана —

(Серия «Фантастический боевик»). 31 000 экз. (п)

=============================================================================================

Ностальгирующим по доброй старой научной фантастике в духе Э. Гамильтона эта книга доставит массу удовольствия. Два романа — «Операция «Летающая тарелка» и «Крах Золотой богини» повествуют о схватках суперагента Ганнибала Форчуна со злодеями из будущего. Цель злодеев — изменить ход истории в свою пользу. В первом романе мерзкий Дрофокс Джоргол с помощью изобретения нашего безответственного современника собирается превратить землян в скопище счастливых идиотов. Действие разворачивается на территории США в середине 60-х годов нашего столетия. Во втором романе злодеи устремляются во времена незапамятные. Ареной схватки становится Атлантида незадолго до ее исчезновения.

Просвещенный читатель имеет возможность сравнить работу суперагента Форчуна, словно сошедшего с картинок комиксов, с деятельностью Эверарда Мэнса, свободного агента из Патруля Времени, созданного Полом Андерсоном. Конечно, для строгих ценителей это сопоставление далеко не в пользу Мэддока. У него и герой попроще, и антураж пожиже. Но если чтение Андерсона требует определенной эрудиции, то книга Мэддока от читателя не требует ничего, кроме мягкого дивана и торшера. Справедливости ради заметим, что в произведениях Мэддока хоть и есть некоторая наивность, но зато нет пренебрежения к жанру, который иногда прямо-таки сочится из книг ряда его коллег. Это честная работа ремесленника, ни на что грандиозное не претендующая.

_{Павел Лачев}

----------------

Диана ДУЭЙН

ИКС-КОМАНДА

Москва: Армада, 1997. — 375 с. Пер. с англ. М. Шикова.

(Серия «Gamebook»). Тираж не указан. (п)

=============================================================================================

Романом Дуэйн «Икс-команда» издательство «Армада» начинает новую серию «Gamebook». Вообще-то серия с таким названием давно выходит за рубежом. Но там это не книги об играх, а буквально книги-игры. В зависимости от того, какое решение примет читатель, как выбросит кости, его отправляют на ту или иную страницу, определяют выбор противника и оружия, развитие того или иного эпизода. В основном, это были фэнтезийные сюжеты. Несколько таких книг были переведены и изданы у нас, были и попытки создания оригинальных «игрокниг». Не привилось: стремительное удешевление компьютеров оттеснило такие издания на периферию книжного рынка.

Но книги предлагаемой серии — нечто другое. Это, скорее всего, беллетризированное переложение динамического каркаса некоторых игр. Вот и в романе «Икс-команда» Баррет Жанель и возглавляемая ею команда занята, в основном, отстрелом агрессивных инопланетян и прочих мерзавцев в духе культовой игрушки «Doom». Действие происходит на Земле, близ Равенны и ее окрестностей. Много выстрелов, крови, беготни. Читается на одном дыхании. По прочтению — забыть!

Очевидно, этой серии уготован такой же успех, как и известным «Боевым роботам». Спрос диктует потребитель. А новое поколение выбирает не только новые игры, но и новые книги про эти самые игры. Наверное, культурологам пора обратить на это внимание.

_{Олег Добров}

----------------

Ричард А. ЛУПОФФ

ГИБЕЛЬ СОЛНЦА

Смоленск: Русич, 1997. — 416 с. Пер. с англ. Ю. Гольдберга —

(Серия «Сокровищница боевой фантастики и приключений»). 11 000 экз. (п)

=============================================================================================

Роман «Гибель Солнца» — весьма загадочное произведение. С одной стороны, он густо замешан на традиционных сюжетных ходах. С другой… Впрочем, по порядку.

Космического наладчика электроники Дэниела Китаяму во время монатажа орбитального поселения сорвавшейся плитой размазывает по металлу. От его бренной плоти сохраняется разве что определенная часть мозга. Что ж, тема киборгизации — вполне богатое поле деятельности для автора. Но это только начало. Оказывается, когда сознание Дэниела пришло в норму — прошло целых 80 лет. Футуршок — тоже интересное направление. Ко всему еще, «когда спящий проснулся», он оказался весьма могущественным человеком, поскольку небольшие фирмы, которыми он владел, принесли баснословный доход. Кроме того… Впрочем, перечисление основных тем займет много места. Скажем только, что самые главные — нарастающее глобальное потепление, грядущий разогрев Солнца до критических температур, переселение небольшой части землян на космические поселения, открытие гигантской планеты далеко за Плутоном, следы инопланетян на Меркурии…

Герой практически вечен и неуязвим благодаря тому, что у него вместосердца — пламенный мотор, извините, ротационный насос и масса других устройств. В финале он отправляется к далекой планете в компании двух подружек, влюбленных в него (любовные сцены — смех и грех!), и могущественного чиновника Мгоабе. Частично киборгизированный чиновник — большой эстет и тоже неравнодушен у герою. И когда в финале ожидаешь, что все линии вот сейчас будут сведены воедино… Нет, вам никогда не угадать, чем все это закончится. Такой финт мог придумать человек с недюжинным воображением. Так что прочитайте это роман и разделите с рецензентом его недоумение.

_{Олег Добров}

----------------

Энн МАККЕФФРИ

ПЛАНЕТА ДИНОЗАВРОВ

Москва: Армада, 1997. — 441 с. Пер. с англ. Е. Чупровой —

(Серия «Приключенческая фантастика»). Тираж не указан. (п)

=============================================================================================

Наш книжный рынок перенасыщен фэнтезийной литературой в стиле «меча и магии», а равно и технотриллерами, в которых средь моря крови возвышаются роботы-убийцы и супермены-победители. Душа взы-скует чего-нибудь спокойного и мягкого в духе старой доброй научной фантастики. Дилогия Энн Маккеффри «Планета динозавров» — это именно то, что «доктор прописал». Давненько мы не читали обстоятельных повествований о покорении далеких миров, о судьбах исследовательских отрядов, волею судьбы надолго застрявших на дикой, но прекрасной планете, о попытках установления контакта с подающими надежды на разум аборигенами. Роман, впервые изданный почти двадцать лет назад, читается с давно забытым чувством глубокого удовлетворения. Незначительные детали, внушающие сомнение (типа месторождений плутония и нептуния!), совершенно не портят впечатления. Следишь, в основном, за коллизией между «хорошими парнями» и бунтовщиками гравитантами, которые, в общем-то, движимы исключительно патриотическими соображениями; пытаешься угадать, как поведут себя в экстремальной ситуации исключительно мудрые, но невероятно медлительные тхеки… Маккеффри в этой дилогии в очередной раз доказала, что литературное мастерство играет главную роль в любом художественном произведении и в состоянии «вытащить» даже до предела отработанный в фантастике сюжет. Действительно, отсутствие каких-либо новых идей или хитро закрученной интриги ни в коей мере не снижают достоинств дилогии. В этой связи невольно вспоминается знаменитый Пернский цикл Энн Маккеффри. Эта многотомная сага — прекрасный пример того, как на основе, в общем-то, набившего оскомину сочетания «люди и драконы» можно создать великолепную научно-фантастическую эпопею, в которой калейдоскоп событий является фоном к судьбам героев, а не наоборот.

_{Олег Добров}

Информация для читателей

В редакцию часто обращаются с вопросом, где можно приобрести свежий номер «Если». Москвичи, не успевшие подписаться на журнал, в первые две недели после выхода номера могут купить его по адресу: ул. Погодинская, д. 10, корп. 1 (тел. 245-78-11, отдел распространения ОАО «Любимая книга»). Туда же можно позвонить в случае обнаружения полиграфического брака. По вопросам оптовой закупки «Если» обращайтесь в ЗАО «Сегодня-Пресс» (телефоны даны на первой странице журнала).

НФ-новости

*********************************************************************************************

Очередной конгресс

----------------

фантастов, в рамках которого вручается профессиональная литературная премия «Странник», состоится осенью в Санкт-Петербурге. Это второй Конгресс фантастов России и четвертый по счету «Странник». Литературная премия «Странник» была учреждена в 1993 году, а первые вручения состоялись в 1994-м.

Необходимая осторожность,

----------------

которую проявляют издательства и авторы, указывая на титулах художественных книг и в титрах фильмов: «Все персонажи данного произведения являются вымышленными, и их совпадение с реально живущими или жившими людьми чисто случайно», — не дань вежливости и тем более не формальность. Писательница Оливия Голдсмит, автор (не фантастического) романа «Бестселлер», а также крупнейшее британское издательство «ХарперКоллинз» (пишется именно так — слитно) вынуждены были принести публичное извинение реальному «бестселлеристу № 1» Дину Кунцу. Один из персонажей романа Голдсмит ссылается на то, что некий автор Дин Кунц в свое время настоял на аудите своих издателей и в результате проверки выяснилось, что те «зажали» автору около четырех миллионов долларов от продаж его книг. Натуральный Кунц, естественно, возбудился, и как результат скандала появилось покаянное письмо Голдсмит и издательства в журнале «Паблишере Уикли»: «Автор и издатель романа «Бестселлер» отдают себе отчет в том, что г-н Кунц никогда не требовал проверок издателей, и надеются, что все его финансовые дела с оными в полном порядке, а также сожалеют, если кто-то усмотрел в этом чисто художественном фрагменте отголосок действительных событий».

В свете того, что в последнее время среди наших авторов и критиков стало модным «играть именами», призываем их к осторожности.

Интерес к российской фантастике

----------------

проявило издательство «Русич». Предполагается издание отечественных авторов не только в новой серии «Иные миры», но в традиционной «Сокровищнице боевой фантастики и приключений», до сей поры отдающей предпочтение исключительно переводной фантастике.

Орсон Скотт Кард,

----------------

один из ведущих современных американских писателей-фантастов (и единственный из них — практикующий проповедник-мормон!), присоединился к негласному «клубу миллионеров»: подписанный им контракт предполагает аванс «почти в миллион долларов». Правда, за три новых романа, зато с перспективой дополнительной продажи прав: «пэйпербекным» издательствам, в другие страны, киностудиям (все три проекта уже рассматриваются на предмет экранизации). Остается немногое — написать те самые романы, деньги за которые уже подсчитываются и бурно обсуждаются в «Локусе»…

Евгений Лукин

----------------

скоро обрадует своих почитателей новым произведением с интригующим названием «Катали мы ваше солнце!». Речь идет, насколько удалось выяснить, о языческих аспектах нашей истории.

На родине Уэллса

----------------

интерес к фантастике падает. Журнал «Локус» опубликовал сводные данные за последние пять лет, свидетельствующие о том, что фантастики в Англии стало издаваться и покупаться меньше. Общее количество фантастических книг (включая «хоррор» и т. п.), выпускаемое на рынок ежегодно британскими издателями, упало с 889 (в 1992 году) до 825 (в 1996-м); почти вдвое уменьшилось количество антологий, зато почти вдвое выросло число так называемых «media-related» книг, связанных с кино-и телепостановками. Причины? Жизнь дорожает — оттого-то консерваторы с таким треском провалились на последних выборах! — и платить в среднем за «пэйпер-бэк» 6 фунтов ($ 9.00) не всякий себе может позволить. Поэтому многие новые книги сразу появляются на рынке в мягкой обложке, а для библиотек выпускается незначительный тираж (одна-две тысячи экземпляров) в твердых переплетах…

«Ким Филби? Фантастика!»

----------------

— подумал бы Штирлиц… В новом романе Тима Пауэрса — по жанру это будет смесь фэнтези и шпионского триллера — одним из героев станет личность вполне реальная и в своем роде, безусловно, фантастическая: знаменитый Ким Филби, возглавлявший отдел британской разведки, занимавшийся шпионажем против Советского Союза и стран Восточной Европы, — и в то же время… советский агент с довоенным стажем! Роман выйдет в 1999 году.

Новый роман Артура Кларка

----------------

«3001: финальная одиссея» получил первые отклики. Сделать бестселлер в научной фантастике — значит, сесть «на иглу», в роли которой выступает рынок: его нарастающие дозы (деньги, слава, премии) способны выжать до конца… В отличие от рецензента «Локуса», сохраняющего политес в отношении живого классика, можно рассматривать появление романа как событие общественное, тусовочное и «светское», но не литературное. Читать роман Кларка «2001: космическая одиссея» после одноименного фильма Кубрика — все равно что вспоминать о вкусе конфеты, разглядывая нарядный фантик. Однако рынку наплевать на мнение меньшинства: шумно и с помпой вышли «2010-й», «2061-й»… и никто не сомневался, что писатель, буде останется жив, не упустит случая отметить конец века и тысячелетия. Но даже в благожелательной (в целом) рецензии проскальзывает вывод: все последние «футуристические» романы Артура Кларка — это уже, собственно, не романы, а слайд-шоу, которое хорошо показать по случаю собравшимся на приеме или вечеринке.

Отечественная кинофантастика,

----------------

кажется, пробуждается от летаргического сна. Из некоторых источников нам стало известно, что имеются киномагнаты, готовые вложить средства в наш фантастический боевик. Есть даже кинорежиссер, готовый немедленно приступить к съемкам фильма.

Агентство «F-Press»

_{В обзоре использованы материалы журналов «Locus» и «SF Age»}

PERSONALIA

*********************************************************************************************

ДЖЕНИФЕР, Лоуренс

(JANIFER, Lawrence M.)

Под этим псевдонимом после 1963 года пишет американский автор научно-фантастических и эротических романов, а также профессиональный пианист-аранжировщик и эстрадный комик Ларри Марк Харрис (другой его известный псевдоним — Марк Филипс). Родившийся в 1933 году в семье выходцев из Польши, он проучился один год в колледже, выступал на сцене, работал в литагентстве и в нескольких журналах — научно-фантастических и детективных. Первый фантастический рассказ «Эмигрант» Дженифер опубликовал в 1953 году. Многие из его ранних произведений написаны в соавторстве: в частности, с Рэндаллом Гарреттом опубликована фривольная фэнтези «Языческие страсти» (1959). Кроме того, он автор серии романов об агенте спецслужб, которому противостоят преступники-экстрасенсы (также в соавторстве с Гарреттом и под псевдонимом Марк Филипс): серьезных произведений в жанре «политической НФ» — «Власть» (1974) и «Вихрь» (1983), а также серии приключенческих романов о межгалактическом дипломате Нэйве, напоминающем Ретифа из книг покойного Кита Лаумера.

ЛАФФЕРТИ, Рафаэль Алоизиус

(См. биобиблиографическую справку в № 8, 1993 г.)

О Лафферти, вероятно, написано больше, чем написал он сам. Вот высказывание известного редактора и антологиста НФ Мартина Гарри Гринберга:

«Это самый причудливый, заковыристый, ироничный и в то же время совсем не «центровой» писатель в истории научной фантастики. Хотя он собрал достаточное количество превосходных эпитетов в свой адрес и даже завоевал одну премию «Хьюго», его явно не ждет коммерческий успех, частенько сопутствующий тем, кто недостоин даже носить за ним его пишущую машинку. Сдается, что в этой стране странность — все еще не лучший товар для продажи…»

ФОСТЕР, Алан Дин

(FOSTER, Alan Dean)

О творческом лице писателя-фантаста — особенно если он не против, чтобы его фантастику называли «научной», — может многое сказать одно перечисление тех областей знаний, которые его интересуют. Может быть, и творчество Алана Дина Фостера станет более понятным, если соотнести его с авторским кредо:

«Если говорить о частных аспектах различных наук, интересующих меня и чаще других отраженных в моих произведениях, то они следующие. Во-первых, экология — в самом широком смысле. Далее — возможности человеческого разума. И наконец— случайность истории; иначе говоря, обстоятельства, в которых начинают происходить значительные события, особенно те, которые трудно представить заранее и чьи результаты и следствия даже не могли вообразить себе люди, захваченные этими социо-политико-индивидуальными водоворотами».

Подготовил Вл. ГАКОВ

Видеодром

Тема
СУМАСШЕДШИЙ ДОК

*********************************************************************************************

«Mad» — безумный, «nutty» — рехнувшиися, «loony» — чокнутый, «absent minded» — не от мира сего… Полистав любую англоязычную киноэнциклопедию или заглянув в компьютерную базу данных, вы убедитесь, что ученые — герои фантастических фильмов — лишь в редких случаях не удостаиваются подобных определений.

*********************************************************************************************

ГЕНИАЛЬНЫЕ БЕЗУМЦЫ (Спор за первенство)

Наделять ученого чертами эксцентрика или даже безумца — традиция, уходящая в седую древность. Особое развитие она получает с приходом христианства: и культура, и сама ментальность христианства на протяжении многих веков были склонны видеть в пытливом и любознательном уме нечто «бесовское», а в человеке, стремящемся постичь (тем паче — изменить) устройство этого мира, — «игрушку сатаны». Справедливости ради надо сказать, что основными приверженцами «греховного знания» считались алхимики и ворожеи. Вместе с тем вспомним, что даже в характерах великих богословов и реформаторов церкви присутствует «червь» одержимости и эксцентризма (с чего бы это Лютеру понадобилось швырять в черта чернильницу?).

Кстати, кино тоже поначалу было объявлено «дьявольской забавой», «гипнотическим трюком», «плодом бесноватого разума». Однако библейские персонажи и сюжеты появились на экране несколько раньше, чем сумасброд-ученый и маньяк-изобретатель. С немалой натяжкой прообразом такого типа героев можно считать персонажей первых «феерий» Жоржа Мельеса («Галлюцинации алхимика», «Гипнотизер») да еще, пожалуй, легендарного доктора Фауста в нескольких примитивных экранизациях по мотивам оперы Гуно (именно Гуно, а не Гете), сделанных еще в конце прошлого века.

Чуть позже, уже в начале нашего столетия, во Франции фирмой «Гомон» снимается игровая картина «Эксперимент доктора». Ее герой, ученый-физиолог, в ходе научного эксперимента превращает себя в обезьяну, доказывая тем самым торжество дарвиновского учения. Примерно тогда же (1910) в Америке снимается первая картина о Франкенштейне, а в Германии (1914) экранизируется легенда о Големе — сказочном «прароботе», созданном пражским раввином Реббе Лойвом.

В споре, который уже на заре мирового кино затевают между собой студии Европы и Америки, фантастический фильм и его герой — одержимый ученый — становятся не последними аргументами. V французов появляются «Безумие доктора Тюбе» А. Ганса (1915) об экспериментах с таинственными оптическими кристаллами и «Париж уснул» Р. Клера (1923) незамысловатая комедия, главный герой которой с помощью некоего излучения погружает в сон население огромного города. Американцы отвечают несколькими экранизациями «Истории о докторе Джекиле и мистере Хайде», в лучшей из которых (1920) обоих героев сыграл один из первых секс-символов Голливуда Джон Бэрримор.

В 1926 г. «нокаутирующий удар» наносят немцы. Фриц Ланг ставит «Метрополис», в числе персонажей которого появляется однорукий «гений зла» профессор Ротванг (Рудольф Кляйн-Рогге). Похитив пацифистку, защитницу интересов пролетариев Метрополиса Марию, Ротванг создает по ее образу и подобию робота, подстрекающего рабочих к бунту — естественно, «жестокому и бессмысленному». Игра Кляйн-Рогге и весь эпизод трансформации робота в «лже-Марию», а также великолепные макеты мегаполиса будущего и спецэффекты Югена Шуфтана потрясали воображение зрителя.

Голливуд находился в состоянии «грогги» до 1931 года, а потом, не проявляя излишней щепетильности, перенес эпизод создания «Франкенштейна будущего» (у Ланга дело происходило в 2000 году) гуда, где ему и надлежало быть — в прошлое, в сюжет Мэри Шелли.

В «Франкенштейне» Джеймса Уэйла в процессе создания человекообразного монстра использована «немецкая технология» (извлеченный из могилы труп оживает благодаря разряду электрического тока), и выступивший в роли Франкенштейна К. Клайв, на мой взгляд не так колоритен, как Кляйн-Рогге. Зато роль монстра сыграл Борис Карлоф (о нем см. также в статье С. Кудрявцева «Люди и роботы» «Если» № 6).

В середине 30-х годов пальма первенства в кинофантастике прочно переходит к американцам, которые и по сей день «владеют патентами» на все типы и модификации «безумного гения».

НАД ЧЕМ ОНИ ЛОМАЮТ ГОЛОВУ? (Попытка классификации)

Несмотря на то, что список картин, в которых действуют безумные жрецы науки, даже в самых распространенных базах данных насчитывает почти четыре сотни названий (а туда, как правило, не входят восточноевропейские и советские картины), попытка уложить их сюжеты в прокрустово ложе какой-то схемы не выглядит уж вовсе бесплодной.

В принципе, сфера деятельности нашего героя может быть отнесена к следующим крупным «блокам»:

Создание «искусственного человека», «робота», «киборга», «андроида», «клона» либо оживление мертвеца.

К этому блоку относятся все «Франкенштейны» (1910–1995) и комедийные пародии на них — например, «Я был несовершеннолетним Франкенштейном» (1957), где речь идет о пареньке, которого безумный ученый возвращает к жизни после автокатастрофы. Или «Доктор Голдфут и бикини-машина» (1966), герой которой «штампует» сексапильных девиц-роботов для зажиточных женихов. Франкенштейн и сам может быть привлекательной особой женского пола («Ева-разрушительница», 1991). Типичный современный Франкенштейн кинофантастики «трэш» — герой Д. Комба в фильме «Реаниматор» (1985), оживляющий мертвецов с помощью не очень приятной на вид желтоватозеленой сыворотки.

Чудодейственная мутация, невероятное превращение.

Объектом может быть как сам ученый (это все «Доктора Джекилы и мистеры Хайды», обе «Мухи» или «Слизь»), так и ничего не ведающее человечество («Мутации», 1973 — профессор-маньяк скрещивает своих студентов с растениями). Иногда в результате мутаций появляются отвратительные монстры — чудовищные насекомые («Тарантул», 1955), а иной раз и «недостающее звено» в эволюционной цепочке («Возвращение человека-обезьяны», 1944).

Излюбленное место для таких экспериментов — затерянный в море остров (несколько экранизаций «Острова доктора Моро», последняя — в 1996 г.), но одержимый научной идеей исследователь может ставить опыты и в собственном доме, над членами своей семьи («Дорогая, я увеличил ребенка!», 1992).

Обретение сверхъестественных качеств.

Это почти мутация, но осуществленная в результате резкого «скачка» и допускающая возврат в прежнее состояние. Классический пример — «Человек-невидимка» (1933,1975). Менее известны опыты передвижения в четвертом измерении («Четырехмерный человек», 1959) или обретения дара рентгеновского зрения («Человек Икс с глазами-рентгеном», 1963).

Путешествие во времени.

Кроме многочисленных экранизаций «Машины времени» Г. Уэллса и фильма «Назад в будущее» с его продолжениями, можно вспомнить «Франкенштейна неприкаянного», где ученый XXI века (Джон Херт) получает возможность перенестись в эпоху Мэри Шелли.

Изобретение сверхоружия или чудодейственной энергии.

Наши экранизации «Гиперболоида инженера Гарина» обычно не упоминаются в этом ряду, хотя образ их главного героя отнюдь не тривиален на фоне безумца, проделавшего дыру в ионосфере (английский «Космический монстр», 1958), или изобретателя взрывного устройства, управляемого усилием воли («Мозговой штурм», 1983). Другой пример нетривиального героя в этом блоке — персонаж Моргана Фримэна в «Цепной реакции» (1996). Ну, а в качестве образца научно-фантастического «наива» можно привести фильм 1941 года «Монстр, созданный человеком», где ученый превращает в подобие «ходячего электрошокера» своего партнера по эксперименту и с его помощью начинает сеять смерть и ужас.

Поиски секрета вечной молодости.

Последователи доктора Фауста были особенно популярны в 40-х годах («Прежде, чем повесить», «Тело исчезает») — тогда их играли Б. Карлоф и Б. Лугоши, а «подручным материалом» для омоложения были приговоренные к смерти узники и… невесты. В 50-х неудачные попытки открыть секрет молодости предпринимает герой Джона Кэрэдайна («Неземное», 1957), дом которого наполняется потерявшими рассудок жертвами эксперимента.

Спасение человечества от тотальной угрозы.

Как нетрудно догадаться, в этом случае главным «раздражителем» для нашего героя становятся космические пришельцы («Война спутников», 1958, «Флэш Гордон», 1975, «День независимости», 1996), но в качестве противника может выступать и раковая опухоль («Человек с девятью жизнями», 1940). Ну, и, конечно, «нечистая сила»: именно тогда наступает «звездный час» доктора Ван Хелсинга, традиционного персонажа всех фильмов о графе Дракуле. Все же надо признать, что по произволу кинематографистов и писателей-фантастов безумные ученые чаще старались погубить мир, чем спасти его. Самый известный пример «губящего спасителя» — доктор Стрэйнджлав в одноименном фильме С. Кубрика.

ЛИКИ ОДЕРЖИМОГО (Немного об исполнителях)

Первым корифеем среди актеров, сыгравших роли безумцев от науки, был уже упомянутый выше Рудольф Кляйн-Рогге. Седоватые всклокоченные волосы, ястребиный профиль и надменный демонический взгляд — таким он представал на экране и в «Метрополисе», и в нескольких фильмах о докторе Мабузе, «гении зла», гипнотизере и авантюристе.

Эстафету подхватили тоже европейцы, но обосновавшиеся в Голливуде. Борис Карлоф и Бела Лугоши пришли в кино почти одновременно, иногда («Франкенштейн», 1931) они пробовались на одну и ту же роль, иногда играли в одном и том же фильме («Невидимый луч», 1936). Карлоф обладал более выразительной и подходящей для фильмов ужаса внешностью: густые темные брови, массивная челюсть, тяжелый «обволакивающий» взгляд. Именно этот «экстерьер», дополненный более чем выразительным гримом, позволил ему стать непревзойденным исполнителем Монстра в нескольких «Франкенштейнах», а в 1958 г. ему довелось сыграть и самого барона Франкенштейна. Безумных ученых он изображал много и охотно, иногда снимаясь в двух-трех картинах одновременно. Одну из последних ролей такого рода он исполнил в английском фильме «Чародеи» (1967), герои — которого, супруги-ученые Монсеррат, подавляя волю своего молодого коллеги, пытались сделать его орудием в своих экспериментах.

Лугоши восполнял отсутствие демонической внешности (он больше походил на босса крупной компании — слегка обрюзгшее, «рыхловатое» лицо с крупным носом) невероятным темпераментом. Он с блеском сыграл графа Дракулу в начале 30-х, а маньяков-ученых в последствии изображал с той же «аристократической» доминантой. Среди его самых удачных работ — главная роль в «Острове затерянных душ» (1934) по Г. Уэллсу. В конце своей карьеры он не пренебрегал участием в фильмах серии «С» (ученый — создатель гигантского осьминога в «Невесте монстра» — давший почву для пародии в «Эде Вуде» Т. Бартона).

Лугоши умер во второй половине 50-х, Карлоф — десятилетием позже. Среди исполнителей, которые пришли им на смену, надо, пожалуй, выделить Э. Хопкинса и Д. Херта.

Хопкинс, по большому счету, сыграл ученого в фантастическом жанре лишь однажды — это роль богослова Ван Хелсинга в «Дракуле Брэма Стокера» Ф.Ф. Копполы. И все же в разговоре об ученых-безумцах нельзя не упомянуть его маньяка-психиатра Ганнибала Лектора в «Молчании ягнят» и профессора Келлога в «Дороге в Уэллвил». Не прибегая к сложному гриму, актер в первом случае рисует коварного садиста и маньяка, во втором — забавного идиота, вознамерившегося осчастливить человечество изобретенной им диетой и физиопроцедурами. И в том, и в другом фильме средством создания образа становится эксцентрика, но мастерство Хопкинса позволяет направить ее точно по назначению (страшное не становится смешным!) и добиться диаметрально противоположного эффекта. Не случайным представляется и то, что именно Хопкинса приглашали на роль безумного ученого Морибиуса в римэйке «Запретной планеты» — культового фантастического фильма 1956 г., действие которого развивается на планете Альтаир-4, но повторяет перипетии сюжета шекспировской «Бури».

Что касается Джона Херта, то его появления в ролях одержимых ученых примечательны не числом, а нестандартностью героя. В «Других ипостасях» (1980) этим героем становится деятель науки, выступающий «подопытным кроликом» в своем собственном эксперименте. Сам эксперимент, навеянный опытами Д. Лилли по изучению психики человека, который лишен контактов с внешним миром, преподносится режиссером Расселом и актером Хертом в философском, а не в психофизиологическом контексте. Неврастеничный, разуверившийся в Боге и себе самом ученый Джессап пытается обрести смысл жизни, сидя в замкнутом резервуаре и употребляя в пищу грибы-галлюциногены. Фильм Рассела много (и не без оснований) критиковали за эклектику и разностильность, называя его смесью «Тарзана и теории Фрейда», однако, как бы то ни было, он является одной из немногих попыток вывести образ «сдвинутого ученого» за скобки «хоррора» и приключенческой фантастики (в продолжение этого ряда на память приходят исследователи в «Солярисе» Тарковского… Ну, а кроме них?). Кстати, Херт играл ученого и в традиционной для кинофантастики ипостаси — в уже упоминавшемся «Неприкаянном Франкенштейне».

…Кристофер Ллойд, Клаус Кински, Джон Кэрэдайн, Джефф Голдблюм — все эти актеры внесли свой вклад в современное представление об одержимом ученом, рисуя его в диапазоне от безобидного чудака до маньяка. Аккуратный флегматик Голдблюм с электронным ноутбуком на коленях мало похож на порывистого, взъерошенного Кляйн-Рогге или «человека-мумию» Бориса Карлофа. Кеану Ривз в «Цепной реакции» синтезирует в одном герое задумчивого аналитика и динамичного бойца.

Правда, создается впечатление, что герой несколько «мельчает» — «глобальная научная проблема», которой озабочен Эдди Мерфи в «Чокнутом профессоре», сводится к сбрасыванию собственного невероятного веса. Даже признанные мэтры Голливуда не привносят в римэйки старых фильмов что-то новое и неожиданное (так, по общему признанию, разочарованием стала роль Марлона Брандо в «Острове доктора Моро»), Хотя, может быть, виной тому не актеры, а сама наука, не слишком щедро предлагающая кинематографу образы своих новых гениев?..

Дмитрий КАРАВАЕВ

Рецензии

(HYBRID)
ГИБРИД

Производство компании «Royal Oaks Entertainment» (США). 1996.

Сценарий Шона О'Бэннона.

Продюсер и режиссер Фред Олен Рэй.

В ролях: Бринк Стивенс, Тим Эйбелл, Джон Бэрримор III.

1 ч. 23 мин.

----------------

В свое время институтский товарищ автора этих строк решил сочинить фантастический роман. Дальше первых двух страниц дело, слава Богу, не пошло, однако и в указанном объеме начинающий писатель сумел создать образ неслыханной художественной силы. Действие романа разворачивалось на космодроме, и прибывшего космонавта встречали фразой: «Хорошо, что вы успели прилететь сегодня тока СЕЗОН ПЫЛИ еще не начался…» Эта фраза непроизвольно вспомнилась рецензенту, когда тот наблюдал за лихорадочными попытками героев «Гибрида» найти себе укрытие на бескрайних просторах одной из пустынь, возникших на Земле вследствие ядерного конфликта. «Быстрей, быстрей, не то угодим под ИОННУЮ ГРОЗУ!» — подгоняли друг друга персонажи. Вы спросите, как они оказались в подобной ситуации? Очень просто, Ехали в броневичке по своим научным делам (как выяснилось позже, они ученые, специалисты по гидропонике) и случайно гаечным ключом проломили обшивку бортового атомного реактора. Пришлось немедленно выбираться из машины и спасаться от ионной грозы пешком. По совету человека по фамилии Маккуин (Эйбелл), который бродил по пустыне в поисках украденного сына, герои отправились на близлежащую исследовательскую станцию. А на той станции, надо сказать, давно уже не было никакого персонала, но обретался результат проведенных исследований — гибрид «хомо сапиенс», змеи и таракана. И, естественно, как только персонажи фильма очутились под станционными сводами, этот гибрид принялся их убивать, начав с научного руководителя — доктора Пола Хэмилтона (Бэрримор III). Впрочем, доктора Лесли Морган (Стивенс) мерзкое создание разнообразия ради изнасиловало. Что позволило авторам ленты, взорвав гибрида вместе с его обиталищем, написать в финальных титрах: «Ждите фильма «Гибрид-2: Топот маленьких ног». Радость-то какая… Пока же будем наслаждаться тем, что есть, — картиной, чья категория не «А» и даже не «Б», но «Г».

_{Оценка по пятибалльной шкале: 1,5.}

Александр РОЙФЕ

ТЕОДОР РЕКС
(THEODOR REX)

Производство компании «А Shooting Star Enterteimemt» (США). 1995.

Сценарий Джонатана Битьюэла.

Продюсеры Ричард Абрамсон, Сью Баден Пауэл.

Режиссер Джонатан Битьюэл.

В ролях: Вупи Голдберг, Армин Мюллер-Шталь, Джульет Ландау.

----------------

Рассказывая об этом фильме, мы несколько расширили привычные рамки рубрики «Рецензии». Теперь здесь будут представлены не только самые последние новинки экрана, но и достойные внимания картины, только сейчас появившиеся в качественных лицензионных копиях. Итак, «Теодор Рекс» — действительно запоминающаяся лента, довольно редкая по жанру. Это — современная фантастическая сказка, действие которой разворачивается в середине следующего тысячелетия в Америке. Доисторические монстры-динозавры возвращены к жизни, наделены интеллектом, добротой и вместе с людьми составляют единую цивилизацию. Неожиданно в этом необычном обществе полного взаимопонимания происходят ужасные события: кто-то начал нещадно уничтожать разумных рептилий. И тогда тиранозавр по имени Теодор решается воплотить давнюю мечту и становится первым в истории динозавром-детективом. Вместе со своим напарником полицейским-биороботом неустрашимой Колтрейн (Вупи Голдберг) они попадают в самый центр преступного заговора, цель которого — уничтожение человечества… Вы можете спросить: «А что же здесь, собственно, сказочного?» И будете только отчасти правы, поскольку фильм снят именно как фантастическая сказка, где большинство героев являются представителями именно сказочного доброго и искреннего мира (вспомнить хотя бы очень трогательные отношения между Теодором и его возлюбленной), подстать им и декорации, будь то узенькие разноцветно-уютные улочки древнего города динозавров или клуб, где герои проводят свободное время, веселясь и танцуя. Противостоит этому уютному миру зло, творимое бандой «нелюдей», возглавляемой человеком, который решил создать собственный Эдем и объявить себя новым богом. К счастью, добро побеждает.

_{Оценка: 4.}

Сергей НИКИФОРОВ

БАЙКИ У КОСТРА
(THE CAMPFIRE)

Производство компании «Campfire» (США). 1996.

Сценарий Мартина Кунерта, Эрика Мане, Мэтта Купера.

Продюсеры Эрик Мане, Лори Миллер, Ларри Вейнберг.

Режиссеры Мартин Кунерт, Дэвид Семел, Мэтт Купер.

В ролях: Джой Р. Фергюсон, Кристин Тэйлар, Алекс Маккенна, Рон Ливингстон, Дженнифер Макдональд.

1 ч. 23 мин.

----------------

Оригинальное название рецензируемой картины переводится как «Лагерный костер». Однако российские видеобизнесмены предпочли использовать слово «байки» и поступили вполне логично, если учесть очевидное сходство фильма со знаменитым телесериалом «Байки из склепа». Конечно, в данном случае мы имеем дело не с сериалом, а с киноальманахом, но сути дела это не меняет: перед нами еще одна подборка страшных историй, которые вовсе не претендуют на какое-либо правдоподобие. И на какую-либо оригинальность тоже, может добавить тот, кто уже посмотрел картину. Действительно, излишним своеобразием сюжеты «Баек у костра» не страдают. Возьмем, к примеру, новеллу «Крюк» Ее содержание: двое влюбленных намереваются заняться сексом в машине, однако девушке кажется, будто за ними кто-то наблюдает. Напуганные рассказами о сбежавшем из психбольницы маньяке, герои покидают пустынную автостоянку и, добравшись до более людных мест, обнаруживают, что в дверцу их «шевроле» воткнут крюк, служивший безумцу протезом… А вот новелла «Медовый месяц». Молодожены, путешествующие по Америке в трейлере, оказываются в забытом Богом уголке, где постоянно пропадают люди. Как говорит местный житель и как подтверждают дальнейшие события, причина пропаж в том, что каждое полнолуние из глухих лесов выходят гнусные человекоподобные твари, которые и пожирают несчастных… В короткометражке, озаглавленной «Медальон», создатели фильма обращаются к вечной теме привидений. Некий юноша, без особой цели колесящий по дорогам Соединенных Штатов на мотоцикле (как видим, типичный персонаж «Баек у костра»), спасается от ненастья в уединенной усадьбе. Он находит там молоденькую немую девицу, коте рую еженощно преследует призрак ее отца. Юноша пытается защитить страдалицу и случайно срывает с нее медальон, после чего узнает, что она и сама является привидением… Словом, картина, что называется, ничего. Ничего особенного.

_{Оценка: 3.}

Александр РОЙФЕ

Тема
«СТАРАЯ ГВАРДИЯ» СНОВА В СТРОЮ

*********************************************************************************************

В прошлом номере «Если» мы рассказали о необычайно яркой теле- и киносудьбе ставшего впоследствии знаменитым сериала «Star Trek», впервые увидевшего свет в 1966 году. Сумев вырваться за оказавшиеся для него тесными рамки телевидения, он зажил собственной жизнью на «большом» экране и встретил свое 20-ти летие уже международным явлением с миллионной армией поклонников по всему свету.

*********************************************************************************************

Все эти годы ходили многочисленные слухи, что студия Paramount Pictures собирается вернуть сериал на экраны телевизоров. Киноверсии приносили студии доходы, а дополнительная продажа всего остального (упомянутая мануфактура, книги, игрушки), связанного с сериалом и фильмами, стала отдельным прибыльным бизнесом. И вот наконец в октябре 1987 года, через 18 лет после окончания показа оригинала-предшественника, в эфир вышел сериал «Звездный путь: Новое поколение».

Полностью поменялся экипаж «Энтврпрайза», сам корабль, обновились и неизмерима усовершенствовались спецэффекты. Но главное, во главе проекта снова стоял уже упомянутый Джин Родденберри, который использовал весь свой авторитет, все свое влияние, чтобы сохранить прежнюю гуманистическую направленность сериала, удержать центр тяжести на качестве сценарного материала, не дать ему сползти в направлении яркой мишуры и калейдоскопичности действия, заменяющих эмоциональный и драматический подтекст.

Действие «Звездного пути: Нового поколения» развивалось в XXIV веке, хронологически через 78 лет после окончания предыдущего сериала. Новый «Энтерпрайз» был гораздо больше своего предшественника — в два раза длиннее и в восемь раз объемнее. Соответственно, и экипаж, куда теперь кроме людей, представителей различных инопланетных цивилизаций, андроидов разных конструкций входили и дети, насчитывал более 2 000 (чего?) душ, особей, единиц. Командовал кораблем новый капитан Жан-Люк Пикар (Патрик Стюарт), фигура более внушительная, но отечески добрая и, уж конечно, менее эмоциональная, чем адмирал Керк. В отличие от Керка, он предпочитал оставаться на борту крейсера и предлагал своим старшим офицерам действовать самостоятельно, когда ситуация требовала разрешения за пределами корабля. Его первым помощником и заместителем стал командор Уильям Райкер (Джонатан Фрейкс), впитавший всю непредсказуемость и порывистость Керка и как бы занявший в этом плане его место. Райкер и полубетазоид Советница Динна Трой (Марина Сиртис) в прошлом любили друг друга. Были и другие персонажи: как более или менее постоянные, так и единоразовые, среди коих можно выделить загадочную и необычайно проницательную гуманоидную корабельную барменшу в исполнении замечательной комедийной актрисы Вупи Голдберг. Сериал с переменным успехом несколько лет демонстрировался по различным каналам американского телевидения, не особенно отставая по рейтингу от своего предшественника, который, кстати, в те же годы многократно повторялся в программах ТВ.

Тем временем «старая гвардия» не собиралась складывать оружия и в 1989 году выстрелила новым полнометражным сиквелом «Звездный путь V: Последний рубеж». Режиссером на этот раз выступил Уильям Шатнер, он же «старина Керк». Выстрел, к сожалению, оказался холостым. В этом продолжении «Энтерпрайз» оказался захвачен безумным вулканианцем, который заставил экипаж лететь в неведомую космическую даль за «Большой барьер», куда еще не проникали корабли землян и где находилась таинственная планета. Цель — поиск Смысла Жизни! Критики дружно сошлись во мнении, что лучше бы всем остаться дома и смотреть собственный сериал, который мог рассказать об этом значительно больше. Как мне потом жаловался продюсер фильма Харв Беннет в ответ на мои соболезнующие вопросы: «А что мы могли поделать, мы же друзья! Это была его очередь», имея в виду, что нельзя же было лишать Шатнера, вероятно, последней возможности снять свою собственную картину.

На этом эксперименты с режиссурой закончились, и шестой фильм бесконечной саги поручили снимать испытанному бойцу — Николасу Мейеру. Ему предстояла нелегкая задача: достойно завершить (как тогда казалось) выдающийся теле- и киносериал финальной картиной, что и было сделано в 1991 году. «Звездный путь VI: Неоткрытая страна» вновь поразил всех, оказавшись прекрасно поставленным и мастерски снятым межпланетным детективом. Экипажу «Энтерпрайза» (в полном боевом составе) после многочисленных трудностей и продолжительных переговоров удается добиться так необходимого для Земли мира со своими главными противниками — воинственными Клинтонами. Все это оказывается под угрозой, когда представитель другой стороны становится жертвой убийства. Как следовало ожидать, подозрение падает на наших героев.

Может быть, так бы и закончилась эта бесконечная история, но, как мы уже говорил! есть необъяснимые силы, которые не дают остановиться однажды раскрученному маховику. Так случилось и на этот раз. В 1992 году студия Paramount Pictures довольно неожиданно выпускает в эфир новый «трековый» сериал, уже третий по счету — «Звездный путь: Дальняя космическая станция 9». Он был рассчитан на семь сезонов и сейчас находится на пятом году своей жизни. Сюжетно картина развивается из предыдущего цикла «Звездный путь: Новое поколение», позаимствовав оттуда антураж и нескольких второстепенных героев и злодеев. Действие разворачивается на и вокруг Дальней станции 9 (ДС 9), самого отдаленного форпоста землян на окраине Кардиссианской Империи, охраняющего «черную дыру», соединяющую квадранты Альфа и Гамма. Понятно, что, если этого не делать, в «дыру» хлынут силы зловещего Доминиона. Экипаж построен по уже знакомому принципу: капитан — землянин, помощник — инопланетянин, механик — андроид и т. д. В различных эпизодах герои ДС 9 уже встречались с персонажами предыдущих сериалов, путешествуя во времени. Сериал идет с приличным рейтингом и вполне оправдывает ожидания своих авторов.

Но поклонникам «звезднопутейцев» этого показалось мало, и, чутко прислушиваясь к их запросам. Paramount Pictures в 1996 году запускает параллельно с предыдущим уже четвертый «трековый» сериал — «Звездный путь: Вояджер»! В лучших оптимистических традициях все того же Джина Родденберри новый корабль землян «Вояджер» продолжает в XXIV веке исследование глубин космоса в 70 000 световых — лет от Солнечной системы. Экипаж состоит из землян и их прежних противников — маки, которые теперь несут рядом с ними нелегкую службу.

Рик Берман, исполнительный продюсер последнего сериала так объясняет его неожиданное появление: «Все становится привычным. Квадрант Альфа, где несла свою службу ДС 9, стал тесным, как проходной двор, — все знакомо, все удобно, всех знаешь. Неизвестности, неожиданностей не стало. Вот мы и решили отправить «Вояджер» куда подальше — в квадрант Дельта и населить его новыми инопланетянами, такими же привлекательными для зрителей, как теперешние клингоны». Что ж, с таким подходом авторов зрителям скучать в ближайшее время точно не придется. Тем более, что новый сериал рассчитан на семь лет и войдет вместе с нами в XXI век. А там и до XXIV-ro не далеко…

А пока, приехав в США или в любую другую западную страну, покрутив переключатель многочисленных эфирных, спутниковых и кабельных каналов, вы обязательно наткнетесь на один из телевизионных сериалов или художественных фильмов, объединенных названием, ставшим паролем для многих любителей приключении и фантастики: STAR TREK — ЗВЕЗДНЫЙ ПУТЬ! А это значит что нас с вами наверняка ждут все новые серии и сериалы.

Счастливого «звездного пути»!

Василий ГОРЧАКОВ, «трекки» с тридцатилетним стажем.

ФИЛЬМ БЕЗ АКТЕРОВ?
ЭТО ФАНТАСТИКА!

*********************************************************************************************

Компьютерные эффекты как разновидность спецэффектов стали логическим paзвитием все более усложнявшихся оптических трюков по мере переоснащения кинематографа за его столетнюю историю.

*********************************************************************************************

Впервые компьютеры с целью управления и контроля над движением объектов в кадре частично использовались в 1977 году на съемках «Звездных войн» и «Близких контактах третьего вида»,поставленных, соответственно, двумя главными представителями современного суперзрелищного кино — Джорджем Лукасом и Стивеном Спилбергом. Они поддержали сверхтехничную тенденцию, у истоков которой стоял Стенли Кубрик со своей «Космической одиссеей».

Кстати, знаменательно, что существует прямая связь между этим «фильмом-вехой» (по определению американских критиков) и не менее амбициозными фантастическими проектами молодых коллег Кубрика. Его мастер спецэффектов Даглас Трамбалл был привлечен Спилбергом для работы сначала над «Близкими контактами третьего вида», затем над «Е.Т. Инопланетянином», долгое время (до повторного выпуска в 1997 году все тех же «Звездных войн») остававшимся самым кассовым в США. Трамбалл усовершенствовал давно известные киноприемы впечатывания необходимого изображения в кадр, съемок на фоне «голубого экрана», доведя их почти до оптически безукоризненного идеала (как в уже упоминавшейся в прошлой статье сцене прилета НЛО в «Близких контактах третьего вида» или в эпизоде полета детей на велосипедах на фоне ночного неба и полной луны в «Е.Т. Иноплантянине» — между прочим, этот кадр потом стал популярен в качестве марки спилберговской фирмы «Эмблин Энтертейнмент»).

А Лукас, так и не сумевший заполучить Трамбалла, не отчаялся и создал для съемок «Звездных войн» свою специальную техническую компанию «Индастриал Лайт энд Мэджик» (ILM), которая ныне является ведущей фирмой по созданию уникальных спецэффектов, законодательницей моды (наряду с «Силикон Графикс») в сфере новейшей технологии — компьютерного генерирования изображения. И многие современные кудесники, творящие как по мановению волшебной палочки (на самом деле при посредстве компьютерной «мышки»), начинали свою деятельность именно у Джорджа Лукаса.

Например, Кен Рэлстон в возрасте 21 года пришел на студию ILM и участвовал как ассистент оператора покадровой съемки в «Звездных войнах», а уже за третью серию «Возвращение Джедая» (1983) 28,-летний Рэлстон впервые попал в число обладателей «Оскара». Развивая на новом этапе принципы «голубого экрана» в трех сериях «Назад в будущее» Роберта Земекиса, «Коконе» (вновь премия «Оскар»), «Кто подставил кролика Роджера?» (еще один «Оскар» за обработанное с помощью компьютера совмещение в кадре анимации и игрового действия), Кен Рэлстон прославился и как один из изобретателей компьютерной достройки изображения. Еще в 1982 году в составе группы Джима Вейе из Лукасовской фирмы Рэлстон сотрудничал при создании ленты «Звездный путь II: Гнев Хана» (на компьютере воспроизведена несуществующая горная гряда, а мертвая планета превращена в подобие Эдема).

Кстати, в том же году студия Уолта Диснея применила компьютерную анимацию для эпизодов фантастического фильма «Трон». Здесь все происходит внутри компьютера, куда проникают двое экспертов, — это своего рода прообраз «виртуальной реальности», получившей распространение только десятилетие спустя. А в 1986 году в рисованном фильме «Великий мышиный детектив» компьютер помог оживить фигуры в часовом механизме знаменитого лондонского Биг Бена. И только в 1995 году появилась первая полностью снятая на компьютере анимационная картина «Игрушечная история» Джона Лэсситера, объявленная образцом кинематографа XXI века. Тем не менее в категории «лучшие спецэффекты» приз Американской киноакадемии тогда достался австралийской ленте «Четвероногий малыш». В ней британская компания «Хенсон'с Криэйчер Шоп» применила невероятные эффекты с привлечением сложной компьютерной системы не только для оживления животных, но и для создания полного впечатления, что они могут синхронно разговаривать, причем на самых крупных планах. «Компьютерные животные» действуют на экране в наиболее рискованных для живых собак кадрах свежего римейка диснеевского мультфильма «Сто один далматинец».

Возвращаясь к творчеству Рэлстона, надо отметить, что в 1992 году он возглавил коллектив мастеров компьютерных эффектов в фильме «Смерть ей к лицу» Роберта Земекиса (очередной «Оскар» — нельзя было не оценить сквозную дыру, проделанную в теле как ни в чем не бывало разгуливающей в кадре героини Голди Хон). А самый знаменитый трюк, порожденный Кеном Рэлстоном на компьютере, — это выдуманный герой Форрест Гамп из одноименной ленты 1994 года (опять режиссера Земекиса), который в кинохронике, ставшей уже историей, здоровается за руку с президентом Джоном Кеннеди. Так что неудивительно, что в активе Рэлстона оказалась пятая по счету в его карьере золотая статуэтка Американской киноакадемии.

Однако по числу полученных «Оскаров» лидирует мастер визуальных эффектов Деннис Мерен, тоже один из сотрудников лукасовской фирмы ILM. В 30 лет он впервые оказался среди обладателей «Оскара» за спецэффекты к картине «Империя наносит ответный удар», второй в цикле «Звездных войн». Фамилия Мерена значится и в списке награжденных за фильмы «Е.Т. Инопланетянин», «Возвращение Джедая», «Индиана Джонс и храм рока», «Внутренний космос», «Бездна», «Терминатор 2» и «Парк юрского периода», в которых компьютерная технология достройки изображения получила широкое распространение. Создание игровых лент стало в точности до наоборот напоминать прежние методы работы в анимации. Например, мультипликаторы Уолта Диснея в «Белоснежке и семи гномах» сначала снимали на пленку живых актеров, а потом старались подражать им, рисуя выдуманных персонажей. Задолго, порой за год-два, до непосредственных съемок чуть ли не каждый кадр теперь сочиняется на компьютере, а потом те или иные реакции актеров на нечто несуществующее перед кинокамерой вставляются в надлежащие сцены — в результате мы видим, в частности, как мимо застывших в изумлении персонажей из «Парка юрского периода» (1993) проносятся доисторические монстры.

Все начиналось, пожалуй, с того, как Линвуд Данн в «Гражданине Кейне» (1941) еще с помощью кэшированного изображения и специальной оптической печати создал на экране масштабную картину строительства дворца Ксанаду. Между прочим, престижный английский киножурнал «Сайт энд Саунд» в хронологии событий в истории комбинированных съемок особо отмечает вручение Данну в 1984 году премии имени Гордона Сойера (как бы аналога «Оскара») за вклад в развитие спецэффектов. А например, на съемках сказки «Уиллоу» (1987) фирма Джорджа Лукаса, не строя дорогостоящие декорации, впервые дорисовала все необходимое на компьютере в четырехстах трюковых сценах. Но лишь 90-е годы стали периодом подлинного триумфа дигитальных (то есть цифровых) эффектов и генерированных на компьютере изображений.

«Терминатор 2: Судный День» с модифицирующимся прямо на глазах из жидкого металла роботом или зримо проходящим сквозь тюремную решетку; «Маска» с лицом актера, принимающим любое, самое невероятное обличье; «Правдивая ложь» с трюками на графически воссозданном самолете с вертикальным взлетом; «Джуманджи» с компьютерными слонами, которые сметают все на своем пути, «Газонокосильщик», «Джонни Мнемоник» и «Странные дни» с их миром виртуальной реальности, порой действительно выглядящей более настоящей, чем та, которая окружает нас; «Смерч» с заранее нарисованными торнадо, совмещенными с заснятой натурой. Последним по времени фильмом, награжденным «Оскаром» за визуальные эффекты стал суперхит «День независимости» (который стоил слишком мало по голливудским меркам — только $80 млн — для такой сверхпостановочной фантастической картины) с впечатляющими эпизодами зависания гигантского корабля инопланетян над Вашингтоном и последовавшей лазерной атакой на землян. Наконец, новая, отреставрированная и дополненная спецэффектами (в том числе в сценах без участия уже умерших актеров) версия «Звездных войн», выпущенная к своему 20-летию. Или эпизоды «Потерянного мира», продолжения «Парка юрского периода», снимаемые в отсутствие Стивена Спилберга, которому достаточно заложить нужную программу в компьютер…

Это прорыв к ранее неведомой технологии, которая может значительно изменить все наши представления о кинематографе. Даже поговаривают о том, что кино будущего вообще может обходиться без актеров. Компьютеры скоро окажутся способными воспроизводить волосяной покров и оттенки человеческой кожи — пока проблема использования искусственных актеров заключается лишь в высокой стоимости этого процесса. А работа режиссера действительно сведется к профессии компьютерного программиста, мастера визуальных спецэффектов. Знаменательно, что Стенли Кубрик, постановщик «Космической одиссеи», заявил, что только сейчас становится вполне возможной реализация его давнего проекта «Искусственный интеллект» — и он вновь может вернуть себе, как и почти 30 лет назад, звание первопроходца, осмелившегося отправиться в Неведомое.

Однако и до сих пор кинематограф никак не в состоянии отказаться от услуг специалистов по механическим трюкам, создателей всевозможных макетов, моделей, чудовищ, великолепных разработчиков необычного грима, подчас вызывающего настоящий ужас. Все это — рукотворные эффекты, которые пока не может с успехом заменить ни один оптический прием или компьютерный трюк. Но о таких спецэффектах речь подробнее пойдет в третьей, заключительной статье.

Сергей КУДРЯВЦЕВ

Примечания

1

Key — ключ (англ.)

(обратно)

2

West — запад (англ.)

(обратно)

3

У нас известен и «лобовой» вариант названия — «Чужая нация», в котором потеряна игра слов оригинала: «Alien Nation» — alienation, «отчуждение». (Здесь и далее прим. автора).

(обратно)

4

Позже он написал оригинальный роман по мотивам эпопеи Лукаса — «Заноза в глазу мозга» (1978), но эта книга особого успеха не имела.

(обратно)

5

Спустя десять лет Фостер написал еще один роман о Флинксе «Флинкс в потопе» (1988).

(обратно)

6

Фостер творчески «переписал» одну старую повесть Расселла, сделав из нее роман (на обложке оба значатся соавторами) «Очертания Великого Дня» (1994), а также составил сборник «Лучшего Эрика Фрэнка Расселла».

(обратно)

7

Они составили сборники — «С такими друзьями…» (1977), «…Кому нужны враги?» (1984), «Метрогном» (1990).

(обратно)

8

Роман выходил также в 2-х томах — «Заклинатель» (1983) и «Час ворот» (1984).

(обратно)

9

Пер. Дм. Раевского.

(обратно)

Оглавление

«Если», 1997 № 08

  Лоуренс Дженифер ПОЭМЫ СОЧИНЯЮТ ТАКИЕ ЖЕ ДУРНИ, КАК Я

  Эммануил Гушанский, кандидат медицинских наук ТЕНИ СОЗНАНИЯ

  Алан Дин Фостер ТРОПОЮ СЛАВЫ

  Владимир ГАЛКИН ИЗОБРЕТАТЬ ВЕЛОСИПЕД? ЛУЧШЕ УВЕСТИ!

  Вл. Гаков ЛУКАВЫЙ АВТОР

  Факты

  Рафаель Лафферти ПЛАНЕТА МЕДВЕДЕЙ-ВОРИШЕК

  Факты

  Евгений Харитонов В ПОИСКАХ ГЕРОЯ

  РЕЦЕНЗИИ

  НФ-новости

  PERSONALIA

  Видеодром

    Тема СУМАСШЕДШИЙ ДОК

    Рецензии

      (HYBRID) ГИБРИД

      ТЕОДОР РЕКС (THEODOR REX)

      БАЙКИ У КОСТРА (THE CAMPFIRE)

    Тема «СТАРАЯ ГВАРДИЯ» СНОВА В СТРОЮ

    ФИЛЬМ БЕЗ АКТЕРОВ? ЭТО ФАНТАСТИКА!

*** Примечания ***