Разная любовь, разная смерть [Дональд Эдвин Уэстлейк] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Разная любовь, разная смерть Дональд Уэстлейк
Моей таинственной любви…
Глава 1
Я трудился над моей стеной, когда, обойдя дом сбоку, меня позвал Виклер: — Эй, Тобин, чего вы там делаете? — Так он не имел права ко мне обращаться. Отложив кирку, я выбрался из ямы, нечто вроде фундамента под мою стену, приблизился к нему, развернул с силой, захватил одной рукой за шею, а другой пониже спины и легким пинком вытолкнул на улицу. — В моем доме есть дверь, — сказал я. — Если хочешь меня видеть, ступай и позвони. — О Господи! — воскликнул он, поправляя одежду. — Ну и ну! Я отряхнул руки и отправился обратно к моей стене. Стена — предмет важный, значительный, предмет моей гордости, достойный затраты моего времени и внимания. Я понял, что смогу сосредоточиться на моей стене, как мне не удавалось сосредоточиться ни на чем другом, достигнуть чего-то с тех самых пор… уже полгода… уже очень давно. Над стеной я работал третий день. В первый день, взяв бумагу, карандаш и линейку, я сделал чертеж: стена будет два фута шириной и десять — высотой, без ворот и калиток, глухая стена замкнет двор, так что попасть туда можно будет только через мой дом. Во второй день я вышел из дому, чтобы заказать материалы — бетонные блоки, кирпич и цемент, — а вернувшись, с помощью палок и бечевки произвел разметку вокруг двора. И вот сегодня я начал копать. Если вы хотите воздвигнуть хорошую стену, прочную, чтобы долго простояла, тогда сначала надо хорошенько выкопать землю, потому что основание стены закладывается ниже точки замерзания. Решив, что при нашем климате хватит глубины в два фута, я взял самодельную доску-мерку размером один на три, с карандашной отметкой в два фута, и по мере продвижения следил за глубиной. Еще у меня был уровень, чтобы проверять горизонтальность. Время от времени я ставил доску-мерку на дно ямы и помещал на нее уровень. Из-за того, что приходилось бесконечно все выверять, и еще потому, что я был несколько не в форме, работа продвигалась медленно. Но ничего страшного. Мне было не к спеху. Пока что я продвинулся на семь футов и вырыл яму в два фута шириной, два фута глубиной и семь футов длиной. Когда я, выпроводив Виклера, вернулся к моей яме, то увидел, что она похожа на неглубокую могилу, что мне совсем не понравилось. Соскочив в яму, я схватил кирку и снова принялся долбить землю, чтобы поскорее придать могиле вид канавы. О Виклере я и думать забыл. Я вообще забыл обо всем на свете. Через несколько минут на крыльцо с черного хода вышла Кейт и крикнула: — Митч! К тебе тут пришли! — Сейчас, — откликнулся я. — Проводи в «берлогу». Несколько секунд она постояла, наблюдая за мной, а затем вернулась в дом. Я понятия не имел, что она думает о моей стене. Ну и ладно. Женам не полагается знать о жизни их мужей. Я с удвоенной силой взялся за лопату и не выпускал ее из рук, пока не выкинул из ямы последнюю кучу рыхлой земли. Когда я остановился, то, что я рыл, уже меньше было похоже на могилу. Я стащил с рук холщовые перчатки, кинул их на землю рядом с лопатой и вошел в дом. Кейт была на кухне, готовила мясной пудинг. Лицо у нее худощавое и очень подвижное, поэтому, когда она напрягалась, вокруг рта и глаз появлялись морщинки, которых обычно не было. Она на четыре года моложе меня, ей тридцать пять, но сказать по правде, выглядит она на них или нет, я не могу; когда вы шестнадцать лет женаты на женщине, то она не выглядит ни молодой, ни старой, а просто обыкновенной. — Мне только что звонили из магазина, — сообщила она. — Просят поработать до девяти. — Ты и так уже два раза на этой неделе работала по вечерам, — заметил я. — Лишние деньги нам не помешают, Митч, — возразила Кейт. Может, она имела в виду нагроможденные за домом строительные материалы? Этого я не знал и знать не хотел. С чувством вины пришла неведомая мне до недавнего времени угрюмость. Прежде я всегда, не задумываясь, выкладывал все, что было у меня на душе, а сейчас все чаще и чаще отворачивался, стиснув зубы и опустив глаза, ощущая, как к горлу подступает какая-то едкая горечь. В течение многих лет я видел на физиономиях арестованных мною подонков, когда им предъявляли обвинение, то же самое выражение, которое теперь не сходило с моего собственного лица. — Я перед уходом поставлю пудинг в духовку, — сказала Кейт. — Записку положу на стол. — Ладно, — буркнул я и направился через холл к лестнице, ведущей на второй этаж. «Берлогой» я называл самую маленькую из трех верхних спален. Мы с Кейт занимали большую, наш сын Билл — вторую, поменьше, а свободная предназначалась под мой домашний кабинет. Еще один задуманный мною проект, который я сам же начал осуществлять десять лет назад, когда мы купили дом. Пол в кабинете я устлал толстым ковром, потолок покрыл звукоизоляционным материалом, а стены сучковатыми сосновыми панелями, но тем дело и кончилось. Несобранные встроенные книжные шкафы до сих пор грудой стояли в виде фанерных листов в одном из углов, из потолка в том месте, куда я так и не приспособил подвесную лампу, торчали обмотанные изолентой провода. Однако в те дни я был, разумеется, очень занят, весь в делах и доволен жизнью, так что до второстепенных занятий руки не всегда доходили. Единственной мебелью в кабинете были видавшие виды письменный стол и стул, которые я семь лет назад притащил из полицейского участка. Сейчас на стуле, держа во рту тонкую сигару в пластмассовом мундштуке, развалился Виклер, человек невысокого роста, тощий и узколицый, одетый как денди на скачках. — Встань! — бросил я ему. Он хотел было возразить, поскольку я уже не служил в полиции, но у него хватило благоразумия понять, что с человеком в моем положении лучше не связываться. Чуть поколебавшись, он поднялся и чуть отодвинулся влево, пропуская меня к стулу. Я уперся локтями в стол, чувствуя, что нервишки-то у меня пошаливают. Уставившись на побелевшие костяшки пальцев, я спросил: — Зачем он тебя послал? — У него для вас есть работа! — Поосторожнее! — предупредил я. — Думай, что говоришь. Он напустил на себя обиженный вид. — Что вы из себя воображаете? — пропищал он. — Вы же больше не работаете в полиции! — Ты ведешь себя неосторожно, — угрожающе повторил я. — К черту осторожность! Вас вышвырнули, как блудливого кота. Я встал и ударил его по лицу тыльной стороной ладони, не очень сильно. Он отлетел к стене и, прислонившись спиной, испуганно заморгал. Я снова заговорил: — За все время службы я ни разу не связывался с таким дерьмом, как ты. И никогда не брал взяток, ни единого цента. Никто не посмеет обвинить меня в нечестности. Может быть, кое-кого и вышвырнули со службы, но не за делишки с вашей братией. Иди и скажи Рембеку, что я остался таким, каким и был. Я никогда не брался за сомнительную работу и теперь не возьмусь. Он покачал головой, держась рукой за щеку, по которой пришелся удар. — Вы меня не правильно поняли, Тобин. — Мистер Тобин. Он кивнул. — Мистер Тобин, — исправился он. — Вы не то подумали. Эрни Рембек ни о чем сомнительном вас не попросит. Он хочет поручить вам полицейскую работу. Ведь вы раньше были полицейским, хорошим полицейским, а Эрни как раз сейчас нужен профессионал для такой работы. — Мне она не нужна, — отрезал я. — Я пустил тебя в дом с одной-единственной целью — чтобы кое-что передать Эрни Рембеку. Запомни хорошенько и скажи ему, что меня не интересуют никакие его аферы, сделки или предложения. Первый раз всем прощается, даже Рембеку. Пока я тебя просто предупредил. Но больше он пускай никого не присылает. — Мистер Тобин, — продолжал настаивать он, — клянусь вам, что тут все чисто. Ничего противозаконного от вас не требуется, ни капельки. Эрни нужно, чтобы кто-то выполнил чисто полицейскую работу. Расследовал преступление. — Нет, — отрезал я, подошел к двери и открыл ее. — Послушайте хоть, сколько он платит. — Тебе пора уходить, — напомнил я. Однако он не отступал. — Для начала пять кусков чистыми, — сообщил он. — Плюс отдельно за каждый день и расходы. Само собой — премия, если дело выгорит. — Виклер, — повторил я. — Тебе пора. Еще секунду он пребывал в нерешительности, и я знал, о чем он думает. Эрни Рембек велел ему любой ценой привести меня и не обрадуется, когда Виклер заявится один. И все же Рембек представлял из себя угрозу отдаленную, а я — угрозу реальную, в непосредственной близости от него, поэтому он замешкался лишь на секунду, последнюю, а затем пожал плечами. — Ладно, как скажете. Но вы не обвините меня, что я вас плохо уговаривал? — Не обвиню, — успокоил я его. Я пропустил его вперед и, спускаясь вслед за ним по лестнице, увидел, что Кейт в прихожей надевает плащ. — До вечера, — попрощалась она со мной, подняв голову. — Я побежала. — Она махнула рукой и вышла через парадную дверь. Показалось, что Виклер слишком медленно спускается по ступеням — очень уж мне не терпелось вернуться к моей стене. Когда оставалось всего несколько ступенек, я уперся ему рукой в плечо, заставляя поторопиться. Недовольно что-то бормоча, остаток пути он пробежал рысцой, и я с облегчением распахнул перед ним дверь. Все было бы хорошо, если бы я ее не увидел. Однако дверь открылась под таким углом, что она как раз попала в поле моего зрения, когда удалялась от дома по тротуару в обвивающемся вокруг ее ног плаще. Я сделал шаг на крыльцо, потеснив Виклера, и крикнул ей вслед: — Кейт! Возьми машину! — Нет, нет! — легко и беззаботно выкрикнула она в ответ. — Я хочу пройтись. Я знал, в чем дело: она не хотела тратить бензин. На заднем дворе лежала груда дорогих кирпичей и бетонных блоков, а Кейт вынуждена идти пешком целую милю до магазина, где подрабатывала по вечерам. Виклер, подобно любому постороннему, случайно присутствующему в момент выяснения семейных неурядиц, молча направился по подъездной дорожке к тротуару, наклонив голову и делая вид, будто ничего не слышит и не видит. У обочины стояла машина. Справа Кейт помахала мне рукой и торопливо пошла дальше, стараясь побыстрее исчезнуть из пределов моей видимости. На мгновение я представил себя на ее месте: я вхожу в переполненный магазин, я стою за длинным прилавком, о Господи… Я был способен на это не больше, чем на то, чтобы ответить на объявление о найме на работу в воскресной газете. При мысли о предстоящем собеседовании, при мысли о неизбежных вопросах о моем предыдущем месте работы щеки у меня покрывались багровыми пятнами, а ладони делались липкими от пота. Но разве можно в наши дни куда-нибудь устроиться, не заполнив предварительно анкету? Тебя даже землекопом не возьмут, пока ты не ответишь на кучу вопросов в уйме бумажек. Я стоял на крыльце, чувствуя, как остывает выступивший на лбу пот, и смотрел на быстро удаляющуюся Кейт. Виклер свернул в том же направлении, но ехал неторопливо, поскольку не спешил сообщить хозяину о неудаче. — Виклер! — позвал я его. До того момента я даже не представлял, как боится меня эта мелочь пузатая. Услышав свое имя, он замер как вкопанный, сгорбился и вжал голову в плечи, словно ожидая, что его в любую минуту могут ударить сзади. Наконец медленно и неохотно повернулся ко мне лицом. Вообще-то я по натуре не кровожаден, меня таким сделали последние полгода, поэтому я так круто и обошелся с Виклером. Увидев, какое это оказало на него действие, я почувствовал себя неловко и пристыженно. Стараясь придать своему голосу как можно больше мягкости, я снова позвал его: — Поди-ка сюда, Виклер. Вернись на минуту. Пока он нехотя и настороженно двигался ко мне, мной опять овладели прежние сомнения. Однако выяснить-то, по крайней мере, можно, от этого меня не убудет. Глядя на него с высоты крыльца, я спросил: — Эта работа? Ты говоришь, ничего противозаконного? — Даже ничего предосудительного, — с горячностью подтвердил он. — Даю вам честное слово, мистер Тобин! Все абсолютно чисто. — Ладно, — кивнул я. — Давай зайдем. Расскажешь, в чем дело. На этот раз я провел его в гостиную.Глава 2
Прошлое есть прошлое. Что я тогда натворил и за что меня вышвырнули из Нью-йоркского управления полиции, не имеет никакого отношения к истории Эрни Рембека и его «полицейской работе», на которую он меня собирался нанять, так что я чувствую за собой полное право ни словом о том прошлом не обмолвиться. И все же что-то тянет меня рассказать, объяснить, даже оправдаться. А может, исповедаться? Или это просто мазохизм? Желание, заново оживив в памяти и высказав словами происшедшее, собственными руками повернуть в ране самому же себе вонзенный нож? Я прослужил в полиции восемнадцать лет, и на четырнадцатом году службы мне нужно было арестовать профессионального взломщика по имени Дэниел Динк Кемпбелл. Арест производился у Динка на дому, в невзрачной трехкомнатной квартире в западной части Манхэттена. Не в характере Динка было поднимать шум, поэтому арест прошел без происшествий, если не считать того, что во время той процедуры я в первый раз встретился с женой Динка, Линдой Кемпбелл, невысокой миловидной пепельной блондинкой двадцати восьми лет, и познакомился как с сопровождающей своего мужа и меня в… Ну вот, вам уже все ясно, правда? Впервые я произнес имя Линды Кемпбелл, и вы, конечно, поняли, что мне суждено было лечь с ней в постель, но я осознал это лишь год спустя, когда Динка уже осудили и посадили в тюрьму на срок по меньшей мере в шестнадцать лет. Я не могу передать вам, как ко мне пришло прозрение — медленными откровениями, мгновенными вспышками озарения, постепенно нарастающей жаждой ее плоти или другого чувства, развивавшегося столь медленно, что оно открылось Нам обоим уже гораздо позднее, чем зародилось ощущение неизбежности. Дурманящий туман, сладко застивший мне тогда глаза, не сможет окутать вас колдовством, и в ярком беспощадном свете рассказа предстанет безвкусный дешевый романчик, пошло расписанный грязными красками. Однако тогда мне так не казалось! (У скольких разочарованных мечтателей на протяжении столетий вырывался отчаянный крик пробуждения?) И все же позволю себе порассуждать немного в свое оправдание. На своем веку я вволю нагляделся на жен «медвежатников»[1] и супруг квартирных воров, сотни их перевидал и знаю, что они за народец. В большинстве своем опустившиеся неряхи и неопрятные растрепанные грязнули, ютящиеся в жалких квартирках, либо безмозглые недоумки, как и их благоверные. Взломщики, возвратившиеся домой после ночного промысла, попадают отнюдь не в объятия дивных сирен. Линду, конечно, никак нельзя было назвать сладкозвучной сиреной, но и опустившейся особой она не была. Женщина одаренная, с живым умом, любознательная, она, как и многие ей подобные, получила образование в нью-йоркской средней школе, потом дополнила его годами интенсивного чтения книг, и, собственно, интерес к столь редкому занятию и сблизил нас. Не буду надоедать вам всеми подробностями происшедшего, Разными стадиями, остановками и вехами на длинном спуске, соскользнув по которому мы очутились в объятиях друг друга. Это произошло. Наша связь длилась три года. Она, возможно, продолжалась бы и дольше, если бы нечто не зависящее от нас не положило ей конец. Случившееся положило конец всему. Видеться с Линдой я мог, конечно, только в служебное время, об остальных передвижениях мне приходилось давать строгий отчет. А это означало, что в мою тайну был посвящен еще один человек, мой напарник Джок Стиган. Он прикрывал меня, и я ни разу не услышал от него ни слова осуждения. Джок считал, что взрослый человек сам обязан отвечать за свои поступки. Джок помогал мне, потому что был моим напарником и другом, а не потому что одобрял то, что я делал. Арест, во время которого застрелили Джока, должен был бы пройти так же просто, как и арест Динка Кембелла четырьмя годами ранее. Однако случилось по-иному. Владелец притона, за которым мы охотились, успел со времени нашей предыдущей встречи сесть на иглу. А мы этого не знали. При его захвате мне следовало быть рядом, а меня рядом не было. Джок завез меня к Линде и один поехал дальше, навстречу своей смерти; сунув в карман клочок бумаги с номером телефона Линды на случай, если придется мне позвонить. Никто не знал, где я нахожусь. Прибывшие на место полицейские допросили свидетелей, и выяснилось, что напарника Джока, то есть меня, никто не видел. На всякий случай проверили номер телефона и в телефонной компании получили информацию, что он принадлежит Дэниелу Кемпбеллу — в отсутствие Динка Линда оставила телефон на его имя. И пока я в нескольких кварталах оттуда стоял перед зданием многоквартирного дома, поправляя галстук и недоумевая, почему Джок задерживается, над холодеющим телом Джока решалась моя судьба. Управление полиции не простило меня, но Кейт простила. А вот что касается Билла, моего тринадцатилетнего сына, я не знаю. То есть я знаю, что он в курсе случившегося со мной, но о том, что он думает, мне не догадаться. Происходящее в глубинах детского сознания недоступно пониманию взрослых. Что же касается меня самого, вряд ли я сумею когда-нибудь простить себе эту цепочку предательств. Но я свыкся с мыслью, что мне придется жить дальше и как бы заключил перемирие с самим собой, правда, не знаю, как долго оно продлится. Наряду с другими последствиями, мое разоблачение словно парализовало меня. Я не мог ни думать, ни работать, ни обдумывать планы на будущее. В течение шести месяцев после катастрофы мы жили на наши сбережения и на жалованье, которое получала Кейт, подрабатывавшая продавщицей в магазине. Только теперь, полгода спустя, я наконец-то за что-то взялся. Я взялся строить стену. А может быть, меня ожидает и другая работа? В надежде, что мне предложат такое, что я в состоянии буду сделать, и в страхе, что это будет нечто, от чего я не смогу отказаться, я устроился в гостиной и выслушал все, что сообщил коротышка Виклер. И я согласился поехать с ним и побеседовать с его хозяином Эрни Рембеком. Оставив записку Биллу, который должен был вскоре вернуться из школы, я последовал за Виклером.Глава 3
Швейцар, вышедший, чтобы открыть дверцу такси, знал Виклера и приветствовал его, называя по имени и прибавляя «мистер» и «сэр». Виклер весь расцвел и не смог удержаться и не взглянуть через плечо, чтобы посмотреть на мою реакцию. Я был раздражен и сожалел, что приехал сюда, и, возможно, это было написано у меня на лице. Это был новый высотный многоквартирный дом в районе восточных пятидесятых, с красным козырьком, под который провел меня Виклер, а затем мы в сопровождении швейцара проследовали в небольшой холл из стекла и металла, где на левой стене красовался такой хитроумный пульт управления, словно мы взошли на борт космического корабля. Подойдя туда, швейцар удостоверился по телефону, что Виклер может быть допущен в здание, и тогда при помощи белой пластмассовой кнопки он отомкнул замок на стеклянных дверях. Мы прошли внутрь. Лифт, на котором мы поднялись на семнадцатый этаж и в полированных хромированных стенах которого отражались смазанные очертания меня и Виклера, молча стоявших рядом, усилил ощущение путешествия в будущее. Однако Бог с ним! Меня давно уже не ожесточает мысль о сравнительных доходах удачливых мошенников и удачливых полицейских; все равно сравнение глупое и неадекватное, ибо богатство есть цель мошенников, а у полицейского, как считается, в жизни иные цели. При сложившихся обстоятельствах сравнение стало еще более неадекватным. На фоне серого коридора выделялась черная дверь квартиры 17С. Виклер нажал на звонок, и мы стали ждать. Через мгновение у меня зачесалась спина — признак того, что за нами кто-то наблюдает в глазок, замаскированный над дверью под миниатюрный фонарик, а потом дверь отворилась, и нас впустил внутрь необычайно высокий и широкоплечий молодой человек с внешностью одного из тех представительных профессиональных футболистов, что снимаются в рекламных роликах страховых компаний. Виклер, войдя, сообщил: — Эрни ждет нас. Скажи ему, что я привез Тобина. Э… э-э… мистера Тобина. Молодой человек закрыл дверь, окинул меня бесстрастным взглядом серых глаз и сказал: — Мне нужно будет обыскать вас, сэр, — сказал очень вежливо. Я невежливо ответил: — Нет. Он не удивился, не обиделся. Его непроницаемые глаза переместились на Виклера, который быстро проговорил: — Все в порядке. Под мою ответственность. Как ни в чем не бывало молодой человек двинулся влево к широкой двери со словами: — Соблаговолите подождать… — Две минуты, — добавил я. — Конечно, конечно, мистер Тобин, — поспешно обратился ко мне Виклер. — Я сам пойду и скажу Эрни. Пройдя через широкую дверь, я попал в небольшую гостиную, обставленную изящной, хрупкой мебелью темного дерева, по-моему, двух-трехвековой давности. Но я не антиквар по мебели и точнее определить не могу. Оставшись в одиночестве, я сел в изысканное кресло с деревянными подлокотниками и круглым сиденьем, с мягкой обивкой и нашел его на удивление удобным. Закурив, я положил спичку в круглую стеклянную пепельницу и посмотрел на часы, чтобы засечь время. Я уже два года как бросил курить, но шесть месяцев назад снова начал. Это была моя первая сигарета, с тех пор как я взялся за строительство стены. Через минуту сорок секунд в гостиную вошел Эрни Рембек, проворный и дружелюбный, эдакий царек в костюме за двести долларов. При шикарном галстуке. Я несколько раз видел его по телевизору, когда он выступал в комитетах Конгресса по поводу Пятой поправки, но встречаться с ним прежде мне не доводилось, и меня поразило, как молодо он выглядит. Ему, вероятно, под пятьдесят, а на вид можно было дать не более моего возраста; сухощавый, подтянутый, ухоженный, с острыми угловатыми чертами лица и пружинистой походкой. Он походил на тех актеров, которые изображают удачливых деловых людей в рекламных роликах. Улыбка, которой он нас одарил, представляла собой сложную комбинацию гостеприимства, извинения, самодовольства. — Мистер Тобин, благодарю, что пришли! — приветствовал он меня. — Вы вряд ли пожелаете пожать мне руку? Его слова сбили меня с толку, лишили удовольствия демонстративно отказаться от рукопожатия. И мне оставалось лишь сострить: — А какой в этом смысл? — Да никакого. — Он передернул плечами и продолжал: — Поверьте мне, мистер Тобин, я очень благодарен, что вы посетили меня. Я — ваш враг. И вы как отставной генерал, который согласился сотрудничать с русскими. — Что-то в этом роде. — Я постараюсь сделать наше сотрудничество для вас как можно менее болезненным, — любезно изрек он. — Я понял, что вы явились сюда не по своему желанию, вас вынудили к тому обстоятельства. Прежде чем мы приступим к делу, хочу еще раз заверить вас, что я все отлично понимаю и надеюсь, что на время нашего общения вы найдете возможным… заключить нечто вроде перемирия. — Виклер рассказал мне о каком-то убийстве, — начал я. Он поднял руку и с извиняющейся улыбкой прервал меня: — Виноват, пока рано. Вы приступили к делу, а я никогда не веду деловые беседы без своих советников. Я еще раз хотел искренне поблагодарить вас за визит и сообщить, что понимаю ситуацию и буду… по мере возможности щадить ваши чувства. Я, Митч Тобин, знаю, что расхожий стереотип заправилы преступного синдиката представляет собой угрюмо-неприветливого грузного недоучку-иммигранта, но стереотипы почти всегда ошибочны. И все же я не был готов к безукоризненно вежливой доброжелательности, которую олицетворял собой Эрни Рембек. Я был выбит из колеи и злился на него за это почти так же, как и за все его темные делишки. — Давайте-ка я о своих чувствах сам позабочусь, — грубо буркнул я. — Прежде чем мы проследуем в офис, — сказал он, не замечая моей невежливости, — я хотел бы поведать вам одну небольшую историю с моралью, можно? Я пожал плечами: — Валяйте. — Когда-то, когда я был школьником, — заговорил он, — мы однажды сбежали с уроков и поехали на пароме на Стейтен-Айленд. Нас было человек десять. А вы же знаете мальчишек! Нам не терпелось поскорее сойти на берег. Помните: «Кто последний, тот протух»? И вот мы гурьбой столпились у сходни, а парня, который там дежурил, послали к черту, и только мы причалили, как один из наших свалился в воду. Хауи Злоткин, так его звали. Он попал между пристанью и бортом парома. Дали задний ход, пытаясь спасти мальчишку, а кончилось тем, что его три раза растерли между бортом и причалом. Мы все стояли у поручня и смотрели, а когда Хауи вытаскивали из воды, он был похож на кусок бифштекса. Можете такое вообразить? Вообразить-то я мог, только не понимал, к чему он клонит. — Вы о чем? — спросил я напрямую. — О вас, — ответил он без обиняков. — Всякий раз, когда я встречаю такого гордеца, как вы, я вспоминаю про Хауи Злоткина, затертого между металлическим паромом и деревянным причалом. — Вы хотите сказать, что меня раздавят? — Я никогда не сталкивался с иным, — покачал он головой. — Ни разу. Металл и дерево прочнее кожи. Чьей бы она ни была. — Вы не говорили мне про Хауи, — возразил я. — Что ждало бы его дома, если бы он остался в живых? Он улыбнулся едва заметной улыбкой: — Вы знаете себя как никто другой, мистер Тобин. Прошу в офис.Глава 4
Офис выглядел так, как и положено выглядеть офису, — с письменными столами, телефонами, шкафами с папками и жалюзи на окнах, а большой просторный угол был отгорожен, наподобие отдельной приемной. Когда мы вошли, там уже находились три человека, вставшие при нашем появлении. Рембек познакомил нас: — Мистер Митчелл Тобин, позвольте представить вам Юстаса Кэнфилда, Роджера Керригана и Уильяма Пьетроджетти. Все трое по очереди с улыбкой наклонили головы в знак приветствия, но руки мне никто не протянул, и я сразу ощутил нажим Эрни Рембека, который, перед тем как выйти ко мне, наверняка провел краткий инструктаж. Он хотел угодить мне, избежав неловкости, однако вышло еще хуже — меня обжулили, не дав продемонстрировать мое моральное превосходство над теми, кому я отказался бы пожать руки. И хотя я тут же напомнил себе, что нарочито показное моральное превосходство уже не превосходство и что-то вообще теряется, все равно осталось острое чувство, будто меня околпачили. Закончив со светским представлением, Рембек вкратце объяснил, с кем мне предстоит иметь дело. — Кэнфилд — мой адвокат, Керриган — наблюдатель от корпорации, а Пьетроджетти — мой бухгалтер. — Он махнул, рукой. — Садитесь, господа. — Более церемонным жестом он указал на кресло прямо у стоящего в центре стола для заседаний со словами: — Будьте любезны, присаживайтесь, мистер Тобин. Мне это место не понравилось: Кэнфилд и Керриган оказывались позади меня, вне поля моего зрения. Рембек, разумеется, мгновенно уловил мое недовольство и его причину и предложил: — Впрочем, устраивайтесь, где вам удобно, — на сей раз он неопределенно махнул рукой на стоящий чуть поодаль, у правой стены, коричневый кожаный диван, откуда открывался отличный обзор комнаты. Пора было положить этому конец. Рембек обращался со мной как с дорогой скаковой лошадью. И я сказал: — Нет, благодарю. Мне и тут неплохо, — и сел в указанное им вначале кресло. Я уже и так достаточно на всех троих насмотрелся, составив о них себе представление, так что в будущем легко смогу узнать их лица. Адвокат Юстас Кэнфилд держался с неимоверным достоинством, соответственно седине на его висках. Наверняка он носил корсет. Это был, несомненно, первоклассный адвокат-буквоед с феноменальной памятью и полным отсутствием воображения; из тех, кто может состряпать дело, хитроумное, как спичечный домик, но в суде одним неосторожным движением сам же и разрушить его. Что до Роджера Керригана, он был точной копией Эрни Рембека, только помоложе. Блестящий, проницательный, немногословный выпускник бизнес-колледжа. Внешность как у типичного федерального агента и крысиные глазки. Вышеупомянутая «корпорация», наблюдателем от которой он здесь был, иными словами называлась синдикат, или попросту мафий. Рембек являлся лишь местным царьком, и его начальство интересовало, как он справляется с кризисом на своей территории. Роджер Керриган, человек, на которого, очевидно, никогда не заводили и не заведут полицейского досье, человек, в кармане которого явно лежит ключ от клуба «Плейбой» и абонемент в тренажерный зал, человек, которого в «корпорации» ожидало блестящее будущее, был подослан сюда соглядатаем теми, кто находился наверху. Я нисколько не сомневался, что свою работу он выполняет как следует. Уильям Пьетроджетти принадлежал к совсем иному типу людей и сильно отличался от тех двоих. На нем был коричневый костюм, такой несвежий, обвисший и помятый, словно его владелец только что проделал в нем поездку на междугороднем автобусе. На щеках Уильяма к концу дня уже красовалась темная щетина, возможно появлявшаяся сразу же после бритья. Еще у него была перхоть и неопрятные черные космы. Человек явно односторонних интересов, принадлежавший к той категории бухгалтеров, которые в свободное время решают математические головоломки и отсылают их в «Научную Америку» и для которых легким чтивом являются биографии знаменитых математиков; а главное — общение с налоговым законодательством представляет для них своего рода интеллектуальное изнасилование. Получал он, скорее всего, меньше, чем следует, потому что таким всегда недоплачивают, впрочем, это его мало волновало; интерес к деньгам у него, наверное, появлялся лишь тогда, когда их можно было нанести на бумагу в виде столбиков с цифрами. Как только все мы устроились, Рембек уперся локтями 6 стол и, нависая над всеми, произнес: — Как много успел рассказать вам Виклер, мистер Тобин? — Ровно столько, столько вы ему поручили. Убили какого-то человека, близкого вам, но не связанного с… корпорацией. Вы хотите, чтобы убийцу нашли, но сами расследование вести не желаете. Если он будет найден, вы не будете возражать против передачи его в руки полиции. Он кивнул: — Верно. И это все? Больше ничего он не говорил? — Все. Он не счел нужным объяснить мне, почему нельзя сразу обратиться в полицию, если вы все равно согласны иметь с ней дело. — Ситуация сложная. Прежде чем я введу вас в курс дела, мне понадобится ваше обещание, что вы ничего не расскажете никому постороннему. Я покачал головой: — Этого я обещать не могу. — Речь не идет об умалчивании чего-то незаконного, — уточнил он. — Не важно, о чем идет речь. Я не могу давать обещаний вслепую. В разговор вмешался Кэнфилд. — Мистер Тобин, по-моему, достаточно будет ваших заверений в том, что ко всему, что вы здесь сегодня услышите, вы отнесетесь… с должной деликатностью. Ты согласен, Эрни? Рембек казался обеспокоенным. — Для меня все очень важно, Юстас, — подчеркнул он. — По моему мнению, мы можем рассчитывать на порядочность мистера Тобина. Рембек взглянул на меня. — Если вы хотите от меня одного, чтобы я пообещал не сплетничать, я согласен, — заявил я. Рембек резко кивнул. — Ладно, — согласился он. — Меня это устроит. — Затем, с явным усилием выдавив из себя дружескую улыбку, он продолжал: — Меня это дело касается весьма близко. Вы сами поймете, когда ознакомитесь с ним до конца. — Я давно готов, — сказал я. — Еще кое-что, самое последнее, мистер Тобин, — вмешался Кэнфилд. — Есть одна юридическая формальность. У вас не найдется долларового банкнота? — Наверное. А в чем дело? — Я попрошу вас передать его мне и подтвердить, что вы нанимаете меня, чтобы я представлял ваши интересы в данном деле. Я повернулся в кресле, чтобы лучше его видеть, и спросил: — Зачем это? — Информация, которой клиент обменивается с адвокатом, — пояснил он, — строго конфиденциальна. Если когда-нибудь вас попросят рассказать про эту встречу и у вас появится желание отказаться, в подобном случае вы будете иметь все законные основания. — Увидев, как у меня вытянулось лицо, он добавил: — Ради Бога, мистер Тобин, уверяю вас, тут нет никакого подвоха. Я просто хочу дать вам возможность в будущем находиться под защитой закона, если возникнет непредвиденная ситуация и вы сами того пожелаете. Вручив мне один доллар, вы не теряете права излагать кому угодно, что пожелаете. Просто у вас появляется выбор. — Но ведь эту историю расскажет мне мистер Рембек, — возразил я. — Нет, мистер Тобин, ее расскажу вам я. — Чтобы никто не мог подкопаться, мистер Тобин, — добавил Рембек. — Для вашего же блага. Я смутно ощущал себя круглым идиотом, но сделал то, что от меня требовали: достал из бумажника долларовую купюру и передал ее Кэнфилду с просьбой представлять мои интересы. Он с самым серьезным видом выразил согласие. Я вернулся к своему креслу, и он сообщил мне подробности дела. — Мистер Рембек состоит в браке, мистер Тобин. Осмелюсь сказать, в счастливом браке. И верность браку никогда не нарушает. Миссис Рембек — женщина с несколько неустойчивой психикой, у нее есть определенные проблемы, и мы все ей глубоко сочувствуем. Поэтому мистеру Рембеку необходимо для поддержания себя в нормальной физической и умственной форме изредка отдыхать от забот после напряженного рабочего дня, так сказать, на стороне, где он может найти утешение и насладиться обществом близкого друга. Рембек, перебив его, серьезно произнес: — Я продолжаю любить свою жену. Я хочу, чтобы вы это ясно поняли. К моей жене случившееся не имеет никакого отношения. Она замечательная женщина. Я чувствовал нервный зуд. Если бы мой собственный случай не был так досконально известен и Рембеку, и каждому из присутствующих, то Рембек, безусловно, позволил бы себе сентенции типа: «с кем не бывает» или «вы, как мужчина мужчину, меня не осудите», и эти невысказанные его откровения повисли в тягостном молчании, создавая ощущение неловкости. Молчание наконец нарушил Кэнфилд: — Последние два года таким близким другом для него была молодая женщина по имени Рита Касл, в прошлом актриса на телевидении. Миссис Рембек конечно же ничего не знала ни о существовании Риты Касл, ни о ком-либо из ее предшественниц, и до сих пор не знает. — Я хочу, чтобы так оно и оставалось, — вмешался Рембек. — Поэтому я и просил вас, чтобы вы пообещали не распространяться на эту тему. — Он опять сдержался и ни слова не добавил про мужское взаимопонимание. Кэнфилд рассказывал: — Возможно, мистер Рембек слишком доверился мисс Касл, переоценив ее порядочность. Как бы то ни было, он предоставил ей доступ к довольно крупной сумме денег. Наличными. — Она взяла их и сбежала? — догадался я. Кэнфилд вынул из кармана служебный конверт с официальным грифом и протянул его мне со словами: — Три, дня назад она оставила в своей квартире эту записку. Небрежно набросано от руки зелеными чернилами на серой бумаге: и ужасным почерком несколько фраз. Я с трудом разобрал их:«Я ухожу. Я встретила настоящего мужчину, и мы вдвоем собираемся начать новую жизнь подальше отсюда. Ты никогда нас больше не увидишь».— Это точно ее записка? — спросил я. — Вы когда-нибудь видели подобный почерк? — вопросом на вопрос ответил Рембек. — Да, писала она. И пунктик насчет «настоящего мужчины» — очень в ее стиле. В голосе слышалась горечь. Я подумал, что, несмотря на его заверения, он испытывает гораздо более глубокие чувства к «близкому другу», чем к своей супруге. С женой его связывало чувство вины, а к Рите Касл влекла страсть. Кэнфилд продолжал: — Сегодня рано утром в номере мотеля в Аллентауне, штат Пенсильвания, было найдено тело мисс Касл. К счастью, владелец мотеля имеет некоторые связи с корпорацией, и, когда он обнаружил в сумочке дамы среди всяких мелочей визитку мистера Рембека, он предпочел позвонить нам, а не в полицию. — А вообще в полицию звонили? — спросил я. — Пока нет. Если вы возьметесь за эту работу, вам решать, сообщать им или нет. — Где сейчас находится тело? — Все еще в номере мотеля. Там ни к чему не прикасались. Рембек сердито буркнул: — Деньги исчезли. Я спросил его: — Вы думаете, что человек, с которым она сбежала, убил ее и забрал деньги? — Это ведь очевидно, не так ли? — Нет. Вероятно, но не очевидно. А как насчет владельца мотеля, мог он взять деньги? Если они были в сумочке, когда он вошел, взял бы он их? Рембек перевел взгляд на Керригана, и тот ответил вместо него: — Полагаю, вряд ли. Во-первых, ему можно доверять. Во-вторых, он спешил. В-третьих, он был в сильном волнении. В-четвертых, он поступил именно так, как положено поступать при подобных обстоятельствах, когда не обнаруживают денег, и у него не хватило бы ума взять деньги и все сделать как положено. — Возможны и другие варианты, — усомнился я. — Но, скорее всего, это случилось именно так, как вы думаете. Она сбежала с ним, он убил ее и взял деньги. — И я хочу до него добраться, — вмешался Рембек. — Из-за денег? — спросил я. — Нет. — Потому что он ее убил? Рембек покачал головой. — Я, может, и сам бы это сделал, — обронил он, — если бы поймал ее. — Тогда почему же? — Потому что он присвоил ее. Она была моей. Кэнфилд примирительно произнес: — Мистер Рембек не жаждет личного отмщения, но хочет, чтобы дело как можно скорее прояснилось. Если ему удастся вернуть деньги, тем лучше, однако главная задача — установить личность того, кто в этом замешан. Как только предварительное дознание завершится, можете, с нашего благословения, передать убийцу в руки полиции. Я спросил: — Почему бы с самого начала не поручить расследование полиции? — Откровенно говоря, мистер Тобин, — объяснил Кэнфилд, — мне кажется, что у местных властей в Аллентауне, штат Пенсильвания, при расследовании данного дела возникнут определенные трудности. Мы, по понятным причинам, не сможем изложить им всю предысторию, как вам, а не располагая полными сведениями, они вряд ли что-нибудь выяснят. — А эта квартира, где она жила? — поинтересовался я. — Через нее можно выйти на вас? Рембек обеспокоенно взглянул на Кэнфилда. Тот сказал: — Мы точно не знаем. Однако считаем маловероятным. И все же полностью ни в чем нельзя быть уверенными. В самом худшем случае мистера Рембека могут вызвать на допрос, но он намерен утверждать, что держал квартиру для своего друга, живущего на Западном побережье и иногда приезжающего сюда по делам. Вышеупомянутый человек уже готов подтвердить показания мистера Рембека и заявить, что во время своего отсутствия сдавал квартиру мисс Касл. Этот человек и мисс Касл заключили соглашение об аренде. Рембек добавил: — Надеемся, что до дознания дело вообще не дойдет. Но, если дойдет, мы сделаем все, чтобы не допустить огласки. Я заметил: — Убийцу, может оказаться, трудно найти, даже зная всю предысторию. Кто знает, сколько приятелей было у этой девицы? Вы говорите, она была актрисой на телевидении? Значит, у нее могла быть там масса всяких знакомых, и она могла завязать какие угодно отношения. — Мы так не считаем, — возразил Кэнфилд. — Прочтите еще раз записку, мистер Тобин. Вы заметили, что она пишет: «Ты никогда нас больше не увидишь». «Нас» и «больше». Я это заметил. Кивнув, я спросил: — Вы полагаете, что мистер Рембек знает этого человека? — Я должен знать, — подтвердил Рембек. — Думаю, это какой-то подонок, с которым она познакомилась через меня и который вскружил ей голову чуть ли не у меня за спиной. Керриган, наблюдатель от корпорации, добавил: — Более того. Почти наверняка он — кто-нибудь из нашей корпорации. В этом главная причина, по которой мы хотим разыскать его, для нас опасно, чтобы он разгуливал на свободе. Он должен выйти из игры. — Через меня она могла познакомиться только с кем-то из наших людей, — объяснил Рембек. — Прохвостов у нас не так уж и много, а тех, кого я знаю, я не стал бы водить на ее квартиру. — Вы навели справки о тех, кто отсутствует? — спросил я. Рембек нетерпеливо кивнул: — Это первое, что мне пришло в голову. Мы получили известие в двадцать минут восьмого утра. К двенадцати часам я составил список наших с Ритой общих знакомых, а к половине первого я их всех проверил, и каждый оказался там, где ему и положено было быть. — Этот тип действует расчетливо и хладнокровно, — продолжал Керриган. — Он не хочет, чтобы его разыскивала корпорация, поэтому, наверное, планирует задержаться у нас на годик-другой, деньги пока припрятать, а затем под благовидным предлогом уехать. — Получается преднамеренное убийство, которое он заранее готовил. Он вовсе не собирался бежать от вас с ней на край света, — заключил я. — Он и меня, и ее облапошил, — резанул Рембек. Кэнфилд с легкой улыбкой подытожил: — Теперь вы видите, мистер Тобин, то множество причин, по которым мы стремимся его разыскать? Я кивнул: — Вижу. — Вы возьметесь за эту работу? — Не знаю. Чего конкретно вы от меня ждете? Он, казалось, удивился: — Чтобы вы нашли его. — Я имею в виду детали, — разъяснил я. — Вы что, считаете, что если нанимаете на работу полицейского — бывшего полицейского, — то от него требуется только тихо посидеть где-нибудь в уголочке, подумать и он сразу сообщит вам, как зовут этого человека? Кэнфилд, снова улыбнувшись, сказал: — Нет, нет, мистер Тобин. Нам приходилось тесно взаимодействовать с полицией, и мы знаем, что из себя представляет их работа. — Человек, которого вы хотите найти, находится внутри вашей корпорации. Чтобы добраться до него, мне самому нужно будет в нее проникнуть. Вы должны быть готовы показать мне все, что потребуется, и ответить на любые мои вопросы. — Мы знаем, — кивнул Рембек. — Мы готовы. — Я продолжаю рассуждать как полицейский, — предупредил я. — Но я прежде всего — порядочный и честный человек и гражданин. Рембек прервал меня: — Мы потому вас и пригласили, что вы, по сути, остались полицейским. Для любой работы нужен профессионал, а для этой особенно. Вот почему нам понадобилось привлечь такого специалиста со стороны, как вы. — Если вы согласитесь на расследование, — подхватил Кэнфилд. — Но о том, что я раскопаю, — сказал я, — мне придется доложить властям. — Нет, — возразил Керриган. — Так мы не договаривались. Мы не самоубийцы. — Давайте рассуждать здраво, мистер Тобин, — начал Кэнфилд. — Мысобираемся пригласить частное лицо как раз потому, что не можем допустить пристального внимания властей к данному делу. Если вы беретесь за эту работу, вы должны дать согласие, что ко всему, что вам станет известно о деятельности корпорации в ходе вашего расследования, вы отнесетесь с должной деликатностью и сохраните в тайне. — Не уверен, что могу дать подобное обещание, — покачал я головой. — Без этого у нас с вами ничего не получится, — возразил он и, наклонившись вперед, добавил: — Мистер Тобин, вам пришлось пережить немалые неприятности, но не упорствуйте из-за прошлых неудач. Когда вы служили офицером полиции, то находили возможным иметь дело с осведомителями, идти на некоторые уступки с целью получения фактов. У нас практически то же самое. Чтобы как следует выполнить работу, вы должны получить доступ к фактам, которые никаким другим путем вам не стали бы известны. Вряд ли будет честно воспользоваться ситуацией и сообщить затем их властям, не так ли? Он был прав. Упрямство и косность мышления полицейскому не помощники. — Ладно, — согласился я. — Если я возьмусь за работу, я дам вам такое обещание. Если я за нее возьмусь. — По вполне понятным причинам время не терпит, — заметил Кэнфилд. — Какой срок вам нужен, чтобы принять решение? — Мне необходимо поговорить с женой, — ответил я. — Естественно, обещание молчать будет касаться и моей жены. Она должна знать, чем я занимаюсь, поэтому я поручусь и за нее. Кэнфилд кивнул. — Разумно. — Давайте по возможности упростим договорную процедуру, — предложил Рембек. — чтобы вам зря не мотаться туда-сюда, обговорим сейчас финансовую сторону на случай, если вы дадите согласие. — Хорошо. Рембек кивнул Уильяму Пьетроджетти, бухгалтеру, который до сих пор не произнес ни слова, так что я почти забыл о его существовании. Сухим и бесстрастным голосом Пьетроджетти заговорил: — Мы предлагаем аванс в пять тысяч долларов, пятьдесят долларов в день, возмещение всех расходов, притом что расследование займет максимум десять дней, и премию в пять тысяч долларов, если дело закончится с удовлетворительным результатом. — Мы, разумеется, оформим это письменным контрактом, как полагается, — добавил Кэнфилд. — Условия вас устраивают? — спросил Рембек. — Вполне, — ответил я. Имея пять тысяч долларов, я мог бы какое-то время не думать о деньгах. Кейт могла бы уйти с работы. А если я найду того человека, сумма возрастет вдвое. Да, условия меня вполне устраивают. — Следующий вопрос — как платить? — продолжал он. — У вас есть какие-нибудь пожелания? Я не понял, что он имеет в виду, в чем честно сознался. Он пояснил, разведя руками: — Отчасти это связано с вашими налогами. Вам, разумеется, придется внести в декларацию этот доход, и надо, чтобы сумма отчислений не превышала разумных пределов. Вы можете прямо сейчас получить первую сумму в качестве единовременной выплат или, если это вас больше устроит, мы сумеем распределить ее на двухгодичный период, или же, если вам немедленно нужны наличные, но вы предпочитаете рассрочку, то мы выдаем вам всю сумму наличными, а на бумаге растянем срок выплаты до января. — У меня нет подобных проблем с налогами, — ответил я. — Я сразу возьму всю сумму наличными. И кивнул, хотя я был уверен, что ответ показался ему слишком простым. Он предпочел бы немного пожонглировать этими пятью тысячами. Однако тем же бесстрастным голосом он продолжал: — Другой вопрос — источник дохода. Возможно, вас спросят. Не от нас ли вы получили деньги, и тем самым поставят в затруднительное положение. Если вас это волнует, я буду рад помочь дам и вписать данный доход в рамки ваших обычных поступлений. Я покачал головой: — В этом нет необходимости. Если я возьмусь за работу, я ничего не буду скрывать. Если меня спросят, я отвечу, откуда эти деньги и как я их заработал. — Я взглянул на Рембека и добавил: — Не вдаваясь в подробности. — Как вам будет угодно, — отозвался Рембек. — Вы еще что-нибудь хотите узнать, перед тем как принять решение? — Мне больше ничего в голову не приходит. — Прекрасно. — Рембек поднялся со словами: — Вас отвезут домой да моей машине. — Не беспокойтесь, — сказал я, тоже вставая. — Я доеду. Рембек сделал нетерпеливый жест. — Я не из вежливости предлагаю, мистер Тобин. Если вы возьметесь за работу, нам всем придется торопиться. Вам понадобится съездить в Аллентаун, а быстрее, чем на моей машине, туда не добраться. И доставить вас домой на машине, чтобы вы поскорее поговорили с женой, тоже лучший способ. — Ах, тогда конечно, — согласился я. Рембек вышел из-за стола, усмехнувшись уголком рта. — Попытайтесь расслабиться, мистер Тобин, — посоветовал он. — Никто на ваше целомудрие не покушается.
Глава 5
Сидя в одиночестве на заднем сиденье черного «линкольна-континенталя», я размышлял, правильно ли я отреагировал на предложение о работе. Расследование, как таковое, обдумывать не требовалось: если оно не содержало других элементов, кроме тех, что мне описали, это было прямое и честное предложение. В состоянии ли я выполнить расследование — другое дело, но ни с юридической, ни с моральной стороны я не должен был испытывать по поводу него угрызений совести. Нет, сложность заключалась не в работе, а в моей на нее реакции. Мне ужасно хотелось притвориться, будто никакого предложения и не было, я мечтал вернуться к строительству моей стены и не думать ни о чем, кроме земли, кирпичей и бетонных блоков. Однако в глубине души я чувствовал некоторое возбуждение, мне не терпелось приступить к расследованию; это в какой-то степени явилось бы возвращением к потерянной мною жизни, задачей, соответствующей моей компетенции, работой, по которой я изголодался. Моя реакция на их предложение объяснялась еще и чувством настороженности и недоверия, безусловно связанное с замешанным в данном деле Рембеком. Логически я понимал, что он говорит правду, что все они — бизнесмены, а не пособники Дьявола, покушающиеся на мою бессмертную душу. И все же, и все же… Я чувствовал себя простаком-деревенщиной, окруженным шайкой хитро улыбающихся мошенников, и все время ловил себя на мысли: «Чего же они от меня хотят?» Это была моя первая поездка на лимузине и одно из первых путешествий из Манхэттена в Куинс на таком автомобиле! И эта двойная новизна нарушала ход моих мыслей. И все же к тому времени, когда мы свернули с бульвара Вудхавен и проезжали мимо оставшихся до моего дома последних четырех кварталов, мне удалось освободиться от неподвластного разуму какого-то иррационального недоверия, мешавшего мне принять решение. Я указал на свой дом, и шофер притормозил прямо за моим «шевроле». Мне было неловко выходить из такого авто перед таким домом. Более некстати лимузин мог бы выглядеть разве что рядом с эскимосским иглу.[2] Я побрел к подъезду. Перед тем как покинуть апартаменты Рембека, я позвонил Кейт в магазин, сказал только, что мне нужно кое-что обсудить, и попросил ее прямо сразу ехать домой. Она встретила меня у входа и изумленно поглядела мимо меня. — Ты на этом приехал? — Сейчас я тебе все расскажу, — сказал я, увиливая от ответа. — Пойдем на кухню, — предложила она. — Я приготовлю кофе. Мы прошли через коридор мимо лестницы. — Где Билл? — поинтересовался я. — Не знаю, где-то гуляет. Ты пообедаешь? — Пока не решил. Как получится. Я сел за кухонный стол и, пока она заваривала кофе и доставала тарелку с шоколадным печеньем, поведал ей всю историю. Она села напротив меня и, дослушав до конца, спросила: — Ты хочешь взяться за это, Митч? — Похоже на то. Я уже начал подумывать, что рано или поздно все равно придется подыскивать какую-нибудь работенку. Так почему не сейчас? Это дело поможет нам некоторое время продержаться на плаву. И работодатель не будет задавать мне лишних вопросов. — Митч, прошу, не допускай, чтобы деньги все решали за тебя. Я уже говорила, что могу внести свою лепту и ничего не имею против, пока не подвернется что-нибудь подходящее. — Такая лепта тебе не по силам. — Не соглашайся только из-за денег, — настойчиво повторила она. — Обещай мне, Митч! Прошу тебя. — Иными словами, ты не хочешь, чтобы я брался за их работу. Она покачала головой: — Нет. Я, собственно, этого как раз хочу. Но не ради денег, так будет не правильно. — А как будет правильно? — Ты стоишь на месте, — пояснила она. — Полгода назад ты словно застыл без движения, заглохший мотор. Может, это тебя снова заведет. Я поднялся из-за стола и, пройдя через черный ход, вышел на крыльцо. От удлиненных вечерних теней вырытая яма снова стала похожей на могилу. У меня там были нагромождены кучи кирпичей, прикрытых брезентом, возвышающиеся словно уродливые грибы. Вот чем бы я хотел заниматься — работать руками и плечами, думать о лопатах выкопанной земли, проверять глубину ямы, следить за уровнем стены, чтобы очистить сознание, думать вплотную лишь о подробностях, касающихся строительства стены, чтобы в мыслях не осталось места ни для чего другого. Значит, ради денег. И чтобы вселить в Кейт надежду. Я вернулся на кухню. — Мне надо собрать кое-какую одежду, — просто сказал я. — Не знаю, сколько мне придется пробыть в Аллентауне.Глава 6
Аллентаун расположен приблизительно в девяноста милях к западу от Нью-Йорка. Мы вернулись в Манхэттен, захватили Роджера Керригана, наблюдателя от корпорации, на углу Третьей авеню и Тридцать четвертой улицы и час двадцать минут спустя, не доезжая Аллентауна, съехав с шоссе 22, остановились на посыпанной гравием площадке перед мотелем «У дороги». Керриган сначала попытался завязать светскую беседу о бейсболе, о кино и прочем — в поисках темы, которая могла бы заинтересовать меня. Однако ни желания разговаривать, ни простой вежливости не было и в помине с моей стороны, так что через некоторое время он умолк, и мы в молчании продолжали нестись на запад каждый в своем углу лимузина. Мотель «У дороги» был явно дешевым, но построенным недавно, так что мишура и позолота еще не успели поблекнуть и, казалось, вполне заменяли добротное качество. По дороге мы проезжали мимо подобных отельчиков более ранней постройки, и они наглядно демонстрировали, как они будут выглядеть, когда обветшают, а пока мотель «У дороги» красовался показным блеском, и остановившийся перед ним лимузин вовсе не выглядел нелепо. Владелец мотеля, которого мы застали за конторкой дежурного клерка, оказался приземистым, полным, беспокойным мужчиной с густыми усами и проглядывающей лысиной. Этот человек, насколько я мог судить, в прошлом не раз терпел неудачи в предприятиях малого бизнеса и которому в будущем, видимо, предстояло испытать то же самое. Его звали Уильям Макнейл. Он нас ждал. Когда Керриган представился, Макнейл немедленно встал, снял ключ со стенда и вышел из-за конторки со словами: — Я покажу вам, где она. Мы последовали за ним и снова очутились перед мотелем. Едва минуло шесть часов вечера. Слева находилась подъездная дорожка, ведущая к шоссе 22. Прямое, как линия, в четыре ряда шириной, шоссе, казалось, убегало прямо к солнцу, заходящему за горизонт где-то в районе Харрисберга. По шоссе со скоростью шестьдесят миль в час проносились грузовики, сверкая под оранжевыми отблесками солнца алюминиевыми боками и отбрасывая очень длинные, тонкие и бледные тени. Мы прошли вдоль оштукатуренного фасада мотеля, мимо выкрашенных пастельной краской дверей с серебряными номерами. Солнце светило нам в глаза, заставляя склонять головы, словно трое раскаявшихся грешников. Рядом с каждой дверью находилось окно, и везде жалюзи были опущены. — Я ее не касался, — сообщил Макнейл, обернувшись через плечо. — Мебель не передвигал и вообще ни до чего не дотрагивался. Он открыл дверь под номером 9 с висевшей на ручке табличкой «Не беспокоить». Макнейл снял табличку, объяснив нам: — Я сам ее сюда повесил. Чтобы никто сюда не заходил. Войдя, он нажал на выключатель, а затем сделал шаг в сторону, пропуская нас с Керриганом, и закрыл дверь. Комната была узкая и длинная, с гладкими бежевыми стенами, потолок без лепнины, пол покрыт рыжеватым ковром. По одну сторону были дверь и окно, под окном — батарея. На противоположном конце слева — шкаф, справа располагалась ванная комната. Там стояли две кровати изголовьями к правой стене, разделенные тумбочкой под дерево с лампой в стиле модерн. Между кроватями и левой стеной едва можно было протиснуться. Ближе к нам, у правой стены, был длинный низенький туалетный столик, тоже под дерево, над ним на стене висело большое зеркало, а рядом стояло маленькое, обитое тканью кресло с деревянными плоскими подлокотниками. За кроватями, у ванной комнаты, находился небольшой темного дерева письменный стол с придвинутым к нему деревянным стулом. На почти пустой левой стене, в центре, висела длинная картина с пейзажем осеннего леса. Картина была похожа на головоломки, которые я складывал в детстве. На первый взгляд комната производила совершенно обычное впечатление. На туалетном столике лежал открытый небольшой чемоданчик, битком набитый женскими тряпками. У ближней кровати аккуратно стояла пара туфель на высоких каблуках. На спинке дальней кровати — перекинуто белое банное полотенце. Спали только на одной кровати — на ней до сих пор валялись мятые простыни. Полотенце было испачкано кровью, видневшейся на нем едва заметной, похожей на ржавчину прожилкой. А в тумбочке между кроватями не хватало одного ящика. Макнейл прошел в глубь комнаты и остановился, глядя на пол между кроватями. — Вот она. Керриган, очевидно, не имел ни малейшего желания ее разглядывать. Он отступил в сторону, а я прошел вперед и встал рядом с Макнейлом. Они всегда выглядят мертвыми. Глупо, наверное, так говорить, но это правда. Я видел подделки в кино и на телевидении, а за время моей работы в полиции насмотрелся на подлинные, и тут уж никаких сомнений быть не может. Настоящий труп выглядит так, словно никогда и не был живым. Она лежала лицом вниз, обнаженная, с распростертыми кверху руками, как у акробата, тянущегося к трапеции. На затылке зияла рана, светлые волосы были перепачканы запекшейся кровью. Тело, насколько я мог его видеть, оставалось нетронутым. Похоже было, что она только что вышла из душа, шла между кроватями и ее ударили чем-то тяжелым ударом сзади. Во время падения ее взмахнувшая рука зацепилась за ручку ящика и выдвинула его из тумбочки на пол, где он и лежал рядом с телом, как коробка для пожертвований. Из ящика выпали канцелярские принадлежности и Библия, и теперь они рассыпались вокруг тела, а Библия обложкой вниз валялась у левого локтя трупа. — Мне ее перевернуть? — спросил Макнейл. — Нет. Не дотрагивайтесь ни до чего. — Я огляделся. — Все ее вещи на месте? — Да, сэр, — с готовностью подтвердил он. — У нее были только чемоданчик и дамская сумочка. — А сумка где? — Я положил ее в сейф у себя в бюро. — Где она лежала? Когда вы вошли сюда, где вы ее нашли? — На туалетном столике, рядом с чемоданчиком. — Прежде чем мы позвоним в полицию, положите ее обратно туда, где она лежала. Макнейл облизал губы и перевел взгляд на Керригана: — Мы будем вызывать полицию? Керриган пожал плечами: — Как он скажет. Здесь командует он. — Я надеялся… — Вы думаете, что огласка вам повредит? — спросил Керриган. — Нет, приятель, она, наоборот, создаст вам рекламу. Все захотят остановиться в мотеле, где произошло убийство. — Вы так считаете? — с надеждой спросил Макнейл. Я прошел к ванной комнате и заглянул внутрь. В корзине для мусора валялась обертка от мыла, и больше ничего. В платяном шкафу было множество проволочных вешалок, на двух из них висели платья, на одной женские брюки. На полках — ничего. На полу — пара женских кожаных туфель. Простых. На задней стене шкафа на крючке болталась пара женских чулок. Под пристальными взглядами Макнейла и Керригана я быстро осмотрел номер и не обнаружил ничего, представляющего интерес. Закончив, я обронил: — Ладно. Это все? — Есть еще ее машина. — Машина? — Она стоит перед входом, — сообщил Макнейл. — Маленький голубой «мустанг». — Давайте осмотрим машину. Перед мотелем проведенные под углом на черной поверхности площадки белые линии указывали, где постояльцам следует парковать машины, развернув их к дверям бунгало. Голубой «мустанг», чистенький и блестящий, с открытыми окнами, вписывался между полосками, в любой момент готовый сорваться с места. Солнце уже полностью опустилось за горизонт, и воздух наполнился серовато-зеленым светом. Чуть поодаль, по шоссе на запад и восток, с грохотом проносились грузовики и прицепы. У другого конца мотеля, рядом с лимузином, как раз притормозил автомобиль. Поймав мой взгляд, Макнейл поспешил сказать: — Моя жена ими займется. — Я хочу потом с ней поговорить. — Да, сэр. В салоне «мустанга» ничего не оказалось, кроме пары белых перчаток в бардачке и экземпляра «Атлантического ежемесячника» на заднем сиденье. Но, когда я подошел к багажнику, там торчали ключи, воткнутые в замок. — Поглядите-ка! — воскликнул Макнейл. — Я их раньше не видел! — А вы раньше обходили машину? — Нет. — Значит, они там и были. — Я обратился к Керригану: — В багажнике у нее находились деньги, во втором чемодане или в какой-нибудь другой сумке. Он слишком спешил и не стал возвращаться, чтобы положить ключи в ее сумочку. — Однако он забрал ключ от бунгало, — заметил Макнейл. — Он его недалеко увез, — возразил я. — Наверняка выбросил по дороге в траву. По направлению к нам двигалась, звеня ключами, толстая грузная женщина, за которой полз вновь прибывший автомобиль, видавший виды черный «бьюик» с сидевшей в нем беспокойного вида молодой парочкой. Я спросил Макнейла: — Где мы можем спокойно посидеть и побеседовать? — Мы живем в квартире за конторкой дежурного клерка. — Толстухе, к тому моменту поравнявшейся с нами, он сказал: — Бетси, это люди из Нью-Йорка. Они хотят поговорить с тобой, когда у тебя найдется свободная минутка. Бетси — имя ей совершенно не подходило — поглядела на нас из-под насупленных бровей с видом властной женщины, которая привыкла всю жизнь погонять мужа, как погонщик — мулов, и чертовски от этого устала. Она небрежно кивнула нам в знак приветствия, бросив на ходу: «Когда я освобожусь», и прошлепала дальше. Мы отступили в сторону, давая дорогу «бьюику», в котором мимо нас проехали нервно моргавшие и глядевшие прямо перед собой молодые люди. Мы вернулись в бюро, и Макнейл провел нас через конторку, потом через занавешенный дверной проем в маленькую гостиную, заставленную тяжеловесной мебелью, которая, вероятно, лет двадцать назад приобреталась для комнаты вдвое большей по размеру. Макнейл усадил нас и пару минут изображал из себя гостеприимного хозяина, предлагая по желанию — кофе, пиво, спиртное, пододвигая и отодвигая пепельницы, пока я не сказал: — У меня только одно желание — минутку с вами побеседовать. — Простите, — извинился он. — Конечно, вы правы. — Он тут же сел и сложил руки на коленях. Я спросил: — Вы можете описать мне мужчину? — Какого мужчину? — не понял он. — Того, с которым она приехала, — объяснил я. — Нет. Она приехала одна. Говорила, что собирается здесь вскоре с кем-то встретиться. Но, если он и появлялся, я его не видел. — Судя по всему, он появился, — заметил Керриган. — Вы думаете, это он и был? — заинтересовался Макнейл. — Когда она прибыла сюда? — продолжал я, не отвечая. — В понедельник. Приблизительно в это же время. А сейчас был четверг. Я спросил у Керригана: — Сходится? Когда она сбежала? — Наш друг обнаружил записку в понедельник вечером. Риту он в последний раз видел в субботу. — Ясно. — Я взглянул на Макнейла. — Значит, она приехала сюда в понедельник. Она выбрала мотель, зная, что вы связаны с мафией, или это просто совпадение? При слове «мафия» Макнейл вздрогнул, из чего я заключил, что, как бы там ни было на самом деле, в душе он убедил самого себя, что не имеет к мафии никакого отношения. На мой вопрос вместо него ответил Керриган: — Рембек много путешествует. Возможно, он здесь с ней несколько раз останавливался и она запомнила. Про то, что существует какая-то связь с корпорацией, ей известно не было. Макнейл с готовностью закивал, радуясь возможности избежать неприятностей. — Верно, — подтвердил он, — мистер Рембек несколько раз останавливался у нас. Не знаю точно, была ли с ним именно эта дама, но мистера Рембека я хорошо помню. У него автомобиль вроде того, на котором вы приехали. — Вернемся к женщине, — прервал я его. — Какое имя она использовала? — Рита Маннерс. Я уточнил, какую она записала фамилию в книге регистрации, и он повторил «Рита Маннерс», а Керриган удивился, какое это имеет значение. — Да особенно-то никакого, — ответил я. — Просто она решила поиграть в слова, и мне стало интересно, насколько она заигралась. — Поиграть в слова? — Ее фамилия Касл,[3] то есть «замок». Иначе «большой дом». Рита Манор[4] — «усадьба». Но она не захотела взять имя, которое сразу бы привлекло внимание, поэтому переделала его в Риту Маннерс с обычным написанием. — Ну и что с того? — Это дает о ней кое-какое представление, — пояснил я, — и может помочь нам лучше ее узнать, а возможно, и вычислить, каким она мыслила себе настоящего мужчину. Керриган сделал на сей счет откровенное предположение. — Нет, — возразил я. — Я уже знаю, что она была натура сложная. Вошла жена Макнейла, отчего гостиная сразу как будто уменьшилась в объеме, и, ни к кому конкретно не обращаясь, проворчала: — Если те двое женаты, то я царица Савская. Макнейл похлопал рядом с собой по дивану, приглашая ее присесть. — Садись, Бетси. Она громко фыркнула, плюхнулась на диван и, устраиваясь поудобнее, натянула выцветшую юбку на толстые колени. — Если зазвенит звонок, — предупредила она, — мне нужно будет уйти. — Это не займет много времени, — успокоил я ее. — Кто из вас двоих поселял ту девушку? — Я, — ответил Макнейл. — На сколько дней она брала бунгало? — Продлевала каждый день. Утром приходила и платила за следующий день. — Она с кем-нибудь из вас разговаривала? — Со мной болтала, рот у нее прямо-таки не закрывался, когда я ей меняла постельное белье, — ответила жена владельца мотеля. — Про кино все расспрашивала, да нравится ли мне Аллентаун, была ли когда на Западе и всякое такое. Миссис Макнейл явно испытывала неприязнь к Рите Касл, но я приписал это просто ревности, с какой водовозная кляча провожает взглядом чистокровного скакуна. — Она много времени проводила в бунгало? — Почти безвылазно. Во вторник вечером выбралась в кино или еще куда, еще меня спрашивала, что у нас показывают, вроде больше никуда не ходила. Макнейл добавил: — Тут за углом есть кафетерий, чуть в стороне от шоссе. Мы обычно посылаем туда наших постояльцев, если они желают перекусить. Туда и она ходила. — Насколько нам известно, — вставила миссис Макнейл. — Вы думаете, она ходила куда-то еще в другое место? — спросил я у нее. Видимо, ее снова обуял приступ ревности. — Нет, думаю, что нет, — справилась хозяйка наконец со своими эмоциями. — Она все время тут торчала. Ждала кого-то. — В это время года вечером, обычно после одиннадцати — одиннадцати тридцати, никто уже не появляется. Мы сами укладываемся в полночь. Наша спальня на той стороне, так что приезжих мы не услышим, если не зазвенит звонок. — Ладно, — продолжал я. — Теперь я хотел бы осмотреть ее сумочку. Макнейл достал сумочку и протянул мне. Это была дамская сумочка — мешочек из белой оленьей кожи, наподобие средневековых кошельков, стянутых сверху кожаным шнурком, только побольше размером. Внутри находились привычные дамские мелочи — салфетки, помада, пудра, спички и всякое такое прочее, было также портмоне голубого цвета, как и ее «мустанг». Открыв портмоне, я почерпнул еще кое-какие сведения о Рите Касл. Там было водительское удостоверение, из которого я выяснил ее возраст — двадцать четыре года, и увидел ее фотографию. Обнаружил также членские билеты двух актерских объединений: «Гильдии актеров сцены» и «Американской федерации теле-радиоактеров», сокращенно ГАС и АФТР. Был еще один просроченный членский билет, тоже актерского союза — «Эквити», то есть «Объединения работников драматического театра». Из сумочки я извлек также читательский билет Нью-йоркской публичной библиотеки, вернее, ее филиала на Лексингтон-авеню. Еще там были три фотографии улыбающихся детей, щурившихся от яркого солнца где-то в степи без единого деревца. Закончив осмотр сумочки, я передал ее Макнейлу со словами: — Не забудьте положить ее на место, перед тем как позвоните в полицию. Миссис Макнейл тут же начала жаловаться и возражать против обращения в полицию. Почему нельзя просто убрать тело отсюда и отвезти его куда-нибудь? — Меня наняли, чтобы найти того, кто это сделал, — объяснил я. — Вмешательство полиции мне поможет. Их лаборанты и эксперты могут раздобыть в бунгало столько информации, сколько мне самому не получить и за месяц. — Обращаясь к Керригану, я добавил: — Насколько я понял, ваши люди располагают каналами для передачи мне этой информации? Он кивнул: — Все, что они узнают, пять минут спустя уже станет вашим достоянием. Миссис Макнейл захныкала: — Вы ставите нас в ужасно неловкое положение, мистер. Как мы объясним, почему мы сразу им не позвонили? — А вы им сразу и позвоните, — уточнил я. — Не в моих правилах подтасовывать факты, но если мы так поступим, это не собьет их с толку. А вот если мы попробуем сообщить им правду, следствие точно пойдет не в том направлении, а возможно, и вообще не выберется на правильный путь. — Так что же нам делать? — Внести одну маленькую поправку. Вчера мисс Касл заплатила вам не за один, а за два дня. Она пришла к вам и сказала: «Похоже, я задержусь здесь дольше, чем рассчитывала». И оплатила проживание за два дня вперед. Измените запись в регистрационной книге. Макнейл кивнул. — Это не составит труда, — изрек он. — Сегодня утром, — продолжал я, — на двери висела табличка «Не беспокоить», поэтому вы не стали менять постельное белье. Вы его и в самом деле еще не меняли. — Я поглядел на часы: шесть двадцать. — Сегодня вечером, часов в девять, вы уже не на шутку забеспокоились и рискнули открыть дверь. Вы обнаружили труп и немедленно позвонили в полицию. Вам нужно будет точно проделать все это от начала и до конца. Пройдите к ее бунгало, постучите, громко позовите ее и, наконец решившись, откройте дверь своим ключом. Потом с растерянными и испуганными лицами выскакивайте оттуда и бегите сюда, чтобы позвонить в полицию. — На случай, если кто-нибудь нас увидит, — догадался Макнейл. — Совершенно верно. Ничего необычного вы сегодня не заметили, разве что остановился лимузин с шофером и двое пассажиров захотели снять бунгало, осмотрели его и передумали. Про это расскажите, только если вас спросят. — Да, сэр. — Макнейл облегченно улыбался, поняв, что в конце концов все улаживается. — А как же мы? — спросил Керриган. — Нам здесь оставаться или как? — Нет. Может, через денек-другой мы еще сюда и заедем, не знаю. А пока что возвращаемся в город. Перед отъездом я напомнил Макнейлу: — Звоните не ранее девяти часов. Мне понадобится время, чтобы еще кое с чем разобраться. Он пообещал, что все сделает, как я велел. Мы вышли к лимузину и направились обратно в Нью-Йорк.Глава 7
Апартаменты, которые Эрни Рембек нанял Рите Касл, находились в двух кварталах к югу и менее чем в квартале к востоку от частной резиденции Рембеков. И мне пришло в голову, что он, наверное, ни разу не ходил к ней пешком. Здание было похоже на предыдущее, но апартаменты находились выше, на двадцать третьем этаже. Широкие окна в очень просторной гостиной, окаймленные драпировкой, выходили на запад и давали панорамный обзор центра города, лежавшего за сгрудившимися в ближайшем квартале черными крышами домов, которые отсюда, сверху, выглядели как картонные карточки для игры в монополию. В цветовой гамме интерьера гостиной преобладали бордовый и белый, яркими живописными пятнами выделялись бордовый ковер и белый диван. На одной из стен одиноко висела абстрактная картина в стиле поп-арт в серых тонах с белыми линиями. Двери в противоположной стене вели — если смотреть от входа, — в маленькую, но изящно обставленную спальню, из которой тоже открывался прекрасный вид на город. Рядом со спальней размещалась крошечная зеленая ванная комната с душем, но без ванны. По ее расположению и по наличию под потолком в одной из стен вентилятора я догадался, что она проветривается через ту же, что и на кухне, вентиляционную шахту, так как ни в том, ни в другом помещении окон не было. Гостиная была безликой, словно кабинет психиатра, и роскошной, как курортный отель. Однако спальня Риты Касл выдавала ее индивидуальность. Широкая кровать была покрыта лоскутным одеялом, явно сшитым вручную и выглядевшим тут до странности старомодным и невинным. Нижняя полочка ночного столика была полностью забита неровной стопкой книг и журналов. Здесь я увидел номера «Атлантика», «Нью-Йоркера», «Харперса», «Зеленого ревю», «Плейбоя» и «Космополитена». Среди книг в мягких обложках не было художественной литературы, а лишь информативная, кстати, весьма разнообразная — от греческой мифологии, трактуемой сквозь призму нимфомании и лесбиянства, до биографий современных политических деятелей. На кровати тоже лежали «Варьете» за прошлую неделю и журнальное приложение к воскресному номеру «Таймс», последнее было открыто на странице с наполовину заполненным кроссвордом. И наконец на полу, у изножья кровати, валялись бродвейские пьесы в жестких переплетах. В спальне также были кокетливый столик и изящная тумбочка, заполненные принадлежностями, которые подобает иметь молодой женщине, чья внешность является предметом ее гордости и забот. В углу нижнего ящика тумбочки лежали письма от матери Риты Касл со штемпелем Ист-Грэндж, Южная Дакота. В письмах в основном сообщались новости, хотя время от времени в них проскальзывало и материнское беспокойство о том, что некоторые подробности жизни ее дочери в Нью-Йорке семье неизвестны. Никаких упоминаний ни о ком из Нью-Йорка не было, если Рита и рассказывала в собственных письмах о своих городских друзьях, то в письмах матери это никак не отражалось. На ночном столике стоял телефон бледно-голубого цвета, а рядом лежала записная книжка, к моему удивлению, почти пустая. Я переписал все имена, адреса и номера телефонов, которые там были, и положил записную книжку на место. На кухне обнаружилась еще одна книга «Ненавижу готовить», автор — Пег Брэкен. В буфете и холодильнике хранилась только такая еда, которую можно было приготовить быстро и с минимумом хлопот; было ясно, что дома никогда нормально не питались. В спальне, в шкафу на полке валялись теле — и киносценарии; в каждом из них некоторые строчки были подчеркнуты красным карандашом; очевидно, время от времени Рита Касл где-то играла, хотя по финансовым соображениям она в этом не нуждалась. Керриган терпеливо сидел в гостиной и ждал, пока я закончу осмотр. В квартиру мы вошли без пяти восемь, а без двадцати девять я уже управился. — Ну вот, — сказал я, — здесь все. Керриган встал и, выпрямившись, спросил: — Вы как-нибудь продвинулись? — Начинаю, — ответил я. — Вы знали убитую? Он пожал плечами: — Я несколько раз видел ее с Эрни. — И какое у вас сложилось о ней впечатление? — Не знаю. Вела она себя как типичная смазливая куколка. Такая, знаете ли, безмозглая шлюшка. Но, по-моему, она только прикидывалась. — Для Рембека? — Отчасти может быть. Мне кажется, она была девица неглупая и соображала, что к чему. Иногда мне казалось, что она разыгрывает из себя смазливую куколку, просто чтобы позабавиться. — Входила в образ? — Точно. — У вас при себе ее записка? — Нет. Она у Эрни. — Я хотел бы еще разок взглянуть на ее записку. Насколько я помню, у меня именно такое впечатление и создалось, что она — девушка недалекая. Никогда бы не подумал… — Я махнул рукой в направлении спальни. — Оказывается, она была гораздо сложнее, чем можно судить по записке. — Я всегда улавливал в ней какую-то фальшь, — заметил Керриган. — Но хлопот с ней не было, а если ей доставляло удовольствие дурачить Эрни, это уже их дело. — Достаньте мне ее записку, хорошо? — Конечно. Куда мы отсюда поедем? — Я поеду домой. Вы вернетесь к Рембеку и еще кое-что инсценируете. Сначала устройте так, чтобы в полиции вышли на него через эти апартаменты, и вышли сразу же. Тогда пусть он преподнесет им историю про своего друга с Западного побережья. — У вас есть особые причины? — Да. Я хочу обеспечить себе прикрытие, однако без толку не отвлекая на себя внимание. Надо, чтобы они были в состоянии сосредоточиться на самом убийстве, а не тратили время на меня. — Прекрасно. И как это устроить? — Сегодня утром человек с Западного побережья позвонил Рембеку и сообщил, что женщина, которой он сдавал апартаменты в субаренду, куда-то исчезла. Между ними нет интимной связи, но он волнуется, не случилось ли с ней какой-либо неприятности и не будет ли Рембек так любезен, раз уж он в городе, это выяснить. Конечно, Рембек послал своих людей навести справки и, когда оказалось, что она и в самом деле исчезла, нанял меня, чтобы ее найти. Поэтому я сегодня и ездил к Рембеку, а потом его шофер отвез меня домой. Вечером я позвонил от Рембека его знакомому на Западное побережье — кстати, как его зовут? — а затем приехал сюда и обыскал апартаменты. Теперь я отправлюсь домой и позвоню своему приятелю из отдела по розыску пропавших, чтобы проверить, не заявил ли кто-нибудь об ее исчезновении. — Ответ будет отрицательным. — Я знаю. Как только из полиции свяжутся с Рембеком, я хочу, чтобы он позвонил мне и сообщил, что девушку обнаружили мертвой. И тогда пускай нанимает меня, чтобы я разыскал убийцу. Керриган улыбнулся: — Чтобы все было шито-крыто, не так ли? — Если можно не мутить воду, я предпочитаю этого не делать, — отрезал я. — Естественно. Ладно, я прямо сейчас поеду и все организую. Вас подвезти домой? — Да. Я захватил с собой чемодан и не хотел бы таскать его в метро, а потом еще и пешком домой. К тому же я не могу объяснить, зачем я его взял, поэтому лучше не попадаться на глаза никому из соседей на случай, если какой-нибудь зануда решит навести справки у меня в округе. Мы вместе спустились на лифте. Карриган переговорил с шофером, и мы разделились: он зашагал по улице, а я забрался в машину. После того как мы, проехав Центральный тоннель, выбрались на Лонг-Айлендское шоссе, я наклонился вперед и спросил шофера: — Давно вы возите мистера Рембека? — Да, сэр. Года три уже. Водитель был мужчиной лет тридцати, черноволосый, сильный, несколько тяжеловатый на вид. На лице его выделялась крупная, как у Муссолини, челюсть, из-за которой он выглядел немного глуповато, но по манере речи чувствовалось, что он умен и образован. — Вы знали женщину, которая жила в здании, где мы только что были? — Мисс Касл? Да, сэр. — Вы ее куда-нибудь возили без мистера Рембека? — Да, сэр, очень часто. По магазинам или на репетиции, когда она была занята в телешоу, или в город — навестить старых друзей. — Какого вы о ней мнения? Он украдкой взглянул на меня в зеркало заднего обзора. — Не уверен, что могу ответить на ваш вопрос, сэр, — протянул он. — Можете. До Рембека ничего не дойдет. А мне нужно узнать о ней как можно больше. — Да, сэр. — Помедлив, он произнес: — Я бы сказал… я бы сказал, опасная это была женщина, сэр. — Опасная? — Она, э-э-э… она, по-моему, скучала, сэр. Она часто не знала, куда себя девать от скуки. — Вы хотите сказать, что она с вами заигрывала? Он смутился: — Как-то глупо звучит, когда вы такое говорите. — Значит, заигрывала. — Да, сэр. Вроде того. — Вроде того? — Ну, для нее это скорее была игра. Я думаю, она только потому это и делала, что знала: я не клюну на ее удочку. Да она, как я понимаю, и не хотела, чтобы я клюнул. — А вы хотели? — Кто, я? — Мой вопрос поразил его не на шутку. — Что вы, сэр, я свое место знаю. — А что бы, по-вашему, она сделала, если б вы ответили? — Завизжала бы как недорезанная и надавала бы мне тумаков. — Рембек был бы не в восторге. — Рембек мне бы яйца оторвал, сэр. — Ясно. Спасибо. — Да, сэр. — Через минуту он добавил: — Сэр, то, что я вам рассказал, не дойдет до Рембека, так ведь? — Нет. Это не его дело. Оставшийся путь мы проделали в молчании. Когда мы добрались до моего дома, я поспешно проскочил с чемоданом в дом и застал в гостиной Кейт и Билла, которые смотрели по телевизору шпионский фильм. Сказав Кейт, что я никуда больше не поеду, по крайней мере пока, я поднялся наверх, чтобы позвонить Эдди Шульцу, своему сокурснику по Полицейской академии, который теперь работает в отделе по розыску пропавших. Я проигнорировал напряжение, прозвучавшее в его голосе во время неизбежной процедуры обмена фразами типа «давненько не виделись», «сто лет, сто зим», и высказал ему свою просьбу. — Ты не выяснишь для меня, не числится ли в списках пропавших молодая женщина по имени Рита Касл? Актриса, живет в Манхэттене. — Сейчас узнаю. Где ты, дома? — Да. — Я тебе перезвоню. — Спасибо, Эдди. Спустившись в гостиную, я обнаружил, что Кейт ушла на кухню приготовить кофе. Я сел и попробовал поболтать с Биллом о школе, но это было делом нелегким. Разговаривал он охотно, был со мной открыт и дружелюбен. Я же чувствовал, что голос у меня напряженный, а мысли постоянно сбиваются и в голове крутятся вопросы: что у Билла сейчас на уме? Что он про меня думает? Какое у него настроение? Однако если что-то и можно было у него выведать, я не знал способа, как это сделать. Наш разговор прервал звонок Эдди, за что я был ему очень благодарен. Эдди сообщил мне, что имени Риты Касл в списках нет. Я поблагодарил его и вернулся в гостиную. Там уже была Кейт с моим кофе. Я выпил кофе, уставившись в телевизор, но ничего не видя, потом в поисках эмоционального успокоения вышел на задний двор. Над крыльцом горел фонарь, и мне хватило света, чтобы еще немного покопать, хотя измерительные работы, выравнивание и сглаживание земли в канаве мне проделать не удалось. Повозившись с землей, я немного развеялся и почувствовал себя лучше. В дом я вернулся в одиннадцать часов, вскоре после того, как Билл, выйдя на крыльцо, пожелал мне спокойной ночи. Мы с Кейт сели за кухонный стол, и я рассказал ей, что сделал за день, что узнал и что я по этому поводу думаю. Она протянула мне конверт, сказав, что его принесли мне часов в шесть. Внутри лежал чек на пять тысяч долларов, выписанный на мое имя от лица компании под названием «Континентальные проекты», почтовым адресом которой служил абонентский ящик на Центральном почтамте. Слева на лицевой стороне чека имелась графа «назначение платежа» и в нее было впечатано: «За профессиональные услуги». Я вписал на обратной стороне свое имя и отдал чек Кейт, чтобы она утром положила деньги на банковский счет. Ничего, кроме усталости, я не чувствовал, поэтому вскоре поднялся наверх и лег спать.Глава 8
В половине десятого утра раздался звонок. Я снова работал над стеной, когда на крыльцо вышла Кейт и объявила: — Тебя к телефону. Это был Рембек собственной персоной. Он сообщил: — Что ж, они ко мне приходили. — Кто? — спросил я. — Два инспектора. — По какому поводу? — Что вы имеете в виду? — По какому поводу к вам заходили два инспектора? — По поводу девушки, зачем же еще? — И что с девушкой? — спросил я. Наконец до него дошло. Вымученно вздохнув, он сказал: — Хорошо, мистер Тобин, сделаем по-вашему. — И он рассказал мне, что Риту Касл нашли убитой в Аллентауне, штат Пенсильвания, что Джордж Льюис, тот человек из Лос-Анджелеса, уполномочил его провести частное расследование по данному делу и что я согласился взяться за эту работу. И тут он с ноткой сарказма в голосе добавил, что очень рад. — А теперь мне понадобятся две вещи, — заявил я. — Назовите какие. — Первое — офис в Манхэттене. Что-нибудь небольшое. Все, что мне нужно, это комната, телефон и письменный стол. — Нет вопросов. А второе? — Я попрошу вас составить список всех известных вам людей, кто был знаком с Ритой Касл. Мне необходимы имена, адреса, номера телефонов и род занятий. — То есть список подозреваемых, не так ли? — Начнем с предположений. Исходя из того, как она сформулировала записку, мужчина принадлежал к числу ваших знакомых. Далее предположим, что вам было известно, что она знакома с ним. Поэтому составим список. Если окажется, что среди этих людей его нет, изменим направление наших поисков. — Полицейские всегда так работают? — поинтересовался Рембек. — И так тоже. — Тогда почему же я до сих пор гуляю на свободе? — рассмеялся он. — У вас много денег. — Верно, — серьезно произнес он. — Это дает некоторые преимущества, не так ли? Ладно, мистер Тобин, я немедленно составлю список. Про офис вам сообщат в течение часа. Вам сегодня понадобится машина? — Пока нет. Позднее — не знаю. — Я дам вам номер, если понадобится — позвоните по нему. Шофера зовут Доминик Броно. Я записал номер телефона и спросил: — Вам я тоже могу дозвониться по этому номеру? — Нет. Звоните мне сюда, я в основном буду здесь. Если я выйду, оставьте сообщение. Я записал оба номера, и мы повесили трубки. Я сразу же перезвонил в отдел по розыску пропавших и попросил позвать к телефону Эдди Шульца, зная, что он сейчас на службе. Когда он подошел, я сказал: — Мне только что сообщили про женщину, ту, про которую я тебя вчера вечером спрашивал. Ее нашли убитой. — Убитой? Здесь, в Манхэттене? — Нет. Где-то в Пенсильвании. Но она была некоторым образом связана с Эрни Рембеком, поэтому я предполагаю, что наши люди тоже этим займутся. — Митч, а ты какое к этому имеешь отношение? — спросил он. — Рембеквчера нанял меня, чтобы я ее разыскал. — Ты решил заняться частной практикой? — Нет. Чтобы заниматься частной детективной практикой в штате Нью-Йорк, необходима лицензия. Даже если бы я и хотел, то не представляю, как я с моим послужным списком мог бы обратиться за подобной лицензией. Меня в неофициальном порядке, зная о моем опыте и связях, попросили заняться поисками этой девушки. — Ты думаешь, Рембек от нее избавился? И может, пытается использовать тебя, чтобы получить алиби? Мне и самому приходила в голову эта мысль, но по ряду причин я отверг ее. — Не знаю, Эдди, возможно, — сказал я. — Хотя и маловероятно. Как бы то ни было, Рембек хочет, чтобы я продолжал в этом участвовать. — Парням из отдела криминальных убийств это не понравится, Митч. — Я буду знать свое место, — заверил я его. — Ладно. Смотри, старина, не нарвись на неприятности. Он и вправду за меня волновался. Старая дружба так просто не забывается. — Я буду осторожен, Эдди. Спасибо. Затем, пока у меня оставалось еще время до прихода полицейских, я опять отправился поработать над стеной.Глава 9
Они явились незадолго до полудня. К тому времени Рембек успел уже снова позвонить мне и сообщить, что мой офис находится на Пятой авеню, 493, комната 703. Ключ спросить у лифтера. Список, который я запросил, будет лежать в ящике стола. Если мне еще что-нибудь понадобится, он к моим услугам. Парни из управления полиции, обычно действуют прямолинейно, но на этот раз они проявили некоторую изобретательность. Меня посетили два человека в штатском: первый мне был совсем незнаком, второго я знал отлично. Таким образом, они подготовились применить ко мне любую тактику, в зависимости от моего поведения. Я повел себя как человек, готовый сотрудничать. Мы трое сели в гостиной, от предложенного Кейт кофе они оба вежливо отказались, и мы приступили к беседе. Того, которого я знал, звали Марти Кенгельберг. Мы с ним семь лет прослужили в одном округе, пока его не перевели в отдел криминальных убийств Южного Манхэттена. Второго он представил мне как своего напарника, Фреда Джеймса. Мы обошлись без рукопожатий. — Полагаю, тебе известно, для чего мы тут, — начал Марти. — Вы хотите поговорить о Рите Касл, — кивнул я. — Верно. Расскажи, как было дело, Митч. Я изложил, как было дело. Не скажу, чтобы история моя прозвучала на редкость правдоподобно, но тут уж ничего не поделаешь. Если бы они услышали правду, то тоже поверили бы с трудом. Когда я закончил, Марти предупредил меня, что я не имею права работать частным детективом, и я ответил, что намереваюсь действовать очень осторожно. Затем он спросил, сколько мне платит Рембек, и когда я назвал сумму, они с Джеймсом переглянулись, и теперь настала очередь Джеймса задавать следующий вопрос: — За такую неопределенную работу — деньги немалые. Как вы их собираетесь отработать? — Вряд ли я их отработаю, — ответил я. — Они сами предложили сумму. — Почему же они считают, что эта работа стоит таких денег? — По-моему, Рембек влюбился в ту девчонку. Он, правда, отрицает, но думаю, дело в этом. Мне кажется, он сначала посчитал, что она от него сбежала, и захотел ее вернуть. Поиски — не проблема. У него столько денег, что он не знает, куда их девать. Я так и представляю, как он говорит себе: «Я дам пять штук, чтобы вернуть Риту». А потом ищет, кому бы вручить эти пять штук. — И тут вы ему и подвернулись. — Верно. Джеймс едва заметно повел бровью, что означало «да врешь ты все». А вслух сказал: — Вам здорово повезло. — Вряд ли это везение, — возразил я. — Просто полгода назад мое имя получило известность, так что, когда Рембек решил, что ему нужен бывший полицейский, он в первую очередь подумал про меня. Я взялся за эту работу, потому что мне необходимы деньги. Джеймс снова заговорил: — Меня немного смущает эта работа. Что вам надо делать? Я имею в виду в общих чертах. — Я как раз эту работу сейчас и делаю, — ответил я. — В общих чертах. — Ну-ну, Митч, — примиряюще произнес Марти, — ты же знаешь, что мы на службе. — Конечно. По-моему, Рембеку хочется иметь нечто вроде связи с управлением полиции. Похоже, девчонка для него много значила, и сейчас он хочет быть в центре событий. Однако тут есть и еще кое-что. — В таких делах всегда есть «еще кое-что». Я впервые находился по другую сторону барьера во время этой кисло-слащавой процедуры и только теперь начал понимать, почему она дает такие хорошие результаты. Я заставил себя пропустить замечание Джеймса мимо ушей, повернулся к Марти и продолжал: — По мнению Рембека, существует вероятность, что убийца Риты из их людей. Если так, то он связан по рукам и ногам. Если он позволит вам покопаться в их делах, ему самому не поздоровится, но если отстранить вас, то убийцу Риты Касл могут и не найти. — Значит, он хочет, чтобы ты провел расследование внутри корпорации, — заключил Марти. — Точно так. Я дал обещание не разглашать информацию, которую могу получить в ходе дознания, а они дали согласие в том случае, если убийца окажется одним из их парней, передать его в ваши руки. — Неплохую сделку вы заключили, — вставил Джеймс. Марти сказал: — Чего я никак не возьму в толк, так это почему тебя наняли за день до того, как ее обнаружили. Она к тому моменту была уже мертва, но еще не найдена. Я ответил: — По-моему, едва ли Рембек пытается что-то инсценировать и направить вас по ложному следу. Насколько я могу судить, он чист. Иначе бы я за данное дело не взялся. — Зачем у вас там яма на заднем дворе? — поинтересовался Джеймс. Я взглянул на Марти и предложил: — Марти, может, мы эту сцену пропустим? Я же все слова знаю наизусть. — Митч, сам знаешь, что ты не вписываешься в общий сценарий, — ответил Марти. — Не сердись на Фреда, он просто пытается выяснить, чем ты тут занимаешься? И я тоже. Джеймс добавил: — Если не хотите объяснить нам про яму, не надо. Это ваше право. — Что-нибудь еще, Марти? — обратился к нему я. — Да. Не пытайся использовать старую дружбу, Митч. Я поднялся: — Не смей больше являться ко мне без ордера на обыск, подонок! — Полегче, дружок! — предупредил Джеймс. В комнату вошла Кейт и спросила: — Что-нибудь не так, Митч? — Все в порядке. Марти со своим другом как раз собираются уходить. Марти медленно встал, и Джеймс секундой позже последовал его примеру. Марти сказал: — Похоже, ты забыл, как мы работаем, Митч. Я здесь не делаю ничего такого, чего ты не сделал бы сейчас на моем месте и чего сам сотни раз не проделывал. — А вот ты, кажется, забыл, кто я такой, — возразил я. — Ты же знаешь, какие мне можно задавать вопросы и на какие я отвечу без обиняков. Когда-то ты знал, как со мной обращаться. Марти взглянул на Кейт, немного поколебался и вдруг выпалил: — Ты потерял право на особое обращение, Митч. Когда не явился и подставил Джока. — Марти! — воскликнула Кейт. — Не надо, — успокоил я ее. — Он вправе так говорить, хотя я в этом не вижу необходимости. Мог бы и промолчать. — Митч, — продолжал Марти, — я задам тебе один вопрос, из тех, на которые, по твоим словам, надо отвечать без обиняков. Ты что-то скрываешь? — Ты меня спрашиваешь в присутствии своего напарника? — удивился я. — И ожидаешь откровенного ответа? — Ну ладно. Фред, я сейчас тебя догоню. Джеймс кивнул. Обращаясь ко мне, он саркастически произнес: — Приятно было познакомиться, Тобин. Кейт проводила его до двери. — Ну? — поторопил меня Марти. — Ты что-то скрываешь? — Да. — Почему? — Я рассудил, что так будет лучше. Чтобы никому не запутаться. — Так что ты скрываешь, Митч? — Я не уверен, что теперь могу тебе доверять. — Тогда мы на равных. Так что ты скрываешь? Я объяснил: — Тело было обнаружено на четырнадцать часов раньше. Тот мотель связан с их корпорацией. Когда его владелец обнаружил в сумочке девицы визитку Рембека, он, вместо того чтобы позвонить в полицию, связался с мафией. Она действительно была девчонкой Рембека и улизнула, прихватив с собой наличность. Полагаю, незаявленные доходы. Рембек нанял меня найти парня, с которым она сбежала, — и для того, чтобы с ним поквитаться, и для того, чтобы вернуть деньги. Я посоветовал ему заявить об убийстве. Это я инсценировал второе обнаружение трупа, чтобы ничего не осложнять. Марти кивнул. — Ладно, вот сейчас все как-то встало на свои места. А то странно было, что тебя наняли на день раньше. Ты вчера туда ездил? — Да. Мы ничего не трогали. Ни я, ни кто другой. Оттого, что ее якобы обнаружили позднее, ничего существенно не изменилось. А если бы владелец мотеля с женой заявили, что обнаружили тело, а в полицию позвонили спустя четырнадцать часов, вы бы сейчас без толку тратили силы, чтобы разобраться с массой несостыковок. — Мы и так тратим на это силы, — заметил он. — Можете больше не тратить. — Так, значит, ты собираешься проводить расследование внутри мафии? — Так хочет Рембек. Если я что-нибудь обнаружу, то незамедлительно сообщу вам. — Хорошо. Как ты понимаешь, я не могу обещать тебе, что поступлю аналогично. Все полученные сведения мы должны держать в тайне. — Я знаю. — Ладно. Спасибо, что рассказал все без утайки. — Рассчитывай на это и дальше, Марти. — Ясно. — Он повернулся к двери и, неожиданно оглянувшись, сказал: — Извини, что я это ляпнул, ладно? — Попытаюсь! — Ага. Ну, пока. Когда он шел, вернулась Кейт и спросила: — Хочешь кофе? Ты опять пойдешь работать во дворе? — Нет, у меня нет времени. Я позвоню тебе позже. — Повязав галстук и накинув пиджак, я поехал на метро в Манхэттен.Глава 10
Мой офис оказался небольшой комнатой с высокими потолками, находившейся в старом здании напротив Центральной библиотеки на Пятой авеню. Из пыльного окна с жалюзи мне была видна улица, по которой сновали люди и, словно кусочки магнита по желобу, катились такси и автобусы. Справа был перекресток Пятой авеню и Сорок второй улицы, а напротив — огромное здание библиотеки, наподобие греческого саркофага, с широкими ступенями и каменными львами у входа. Мой офис освещался огромным светильником в форме шара, свешивавшимся с потолка на длинном проводе. С трех сторон в стены были встроены окрашенные в зеленое металлические полки, которые были пока пустыми и пыльными. Рядом с маленьким деревянным поцарапанным столом стояло вращающееся винтовое кресло. Позади стола громоздился большой шкаф для бумаг с четырьмя ящиками, а слева, на маленькой металлической подставке на колесиках, электрическая пишущая машинка с наклеенной на ней биркой, гласившей, что машинка взята напрокат в конторе офисного оборудования «Орел». С одной стороны подставки стоял деревянный стул, а рядом — металлическая корзина для мусора. Вот и вся мебель. На столе помещался черный телефонный аппарат, как и все остальное в комнате, покрытый пылью. В верхнем боковом ящике стола я обнаружил стопку белой бумаги, большой желтый скоросшиватель, шариковую ручку и пять новеньких, только что заточенных карандашей. Другие боковые ящики были пусты, но в среднем лежал листок бумаги со списком, о котором я просил Рембека. Аккуратно, в столбик, были напечатаны десять имен с адресами, номерами телефонов и сведениями о роде занятий. Бросив беглый взгляд на него, я позвонил Рембеку. Когда он подошел к телефону, я сказал: — Я звоню из офиса. — Как он вам, нормально? — Он-то нормально, а вот список — нет. — Список, который я вам прислал? А в чем дело? — В нем нет имени Доминика Броно. — Что? Моего шофера? — Он знал Риту. Он, по вашим указаниям, всегда возил ее на машине. — Вы думаете, он? Ах, мерзавец… — Нет, — перебил я его. — Я говорил с ним и выяснил, что это не он. И все же вы должны были внести его в список. Оставьте свои аристократические замашки, Рембек, и дайте мне полный список. Секунды на три-четыре наступило молчание, а затем он проговорил: — Вы правы. У Честертона есть рассказ про почтальона, не помните название? — Понятия не имею, — ответил я. — Я как-то давно его читал. Да, как же он называется? Ну вот, не успокоюсь, пока не вспомню. Суть в том, что людей на заднем плане никогда не замечаешь. Когда все перечисляли тех, кто там был, никто не догадался упомянуть почтальона, а оказалось, что именно он и убийца. — Вот это мне как раз и надо, — заявил я. — Список всех почтальонов. — Дайте мне еще немного подумать, — попросил он. — Если я кого-то упустил, то пришлю вам дополнение к списку. Вам еще что-нибудь нужно? — Да. Помощник, кто-нибудь на роль секретаря и посыльного. — Понятно. Мальчик на побегушках. В течение получаса пришлю вам его. Что еще? — У вас есть при себе экземпляр вашего списка? — Естественно. — Прекрасно. Пошлите людей, чтобы ознакомились с их алиби на позавчерашнюю ночь. Убийца мог съездить в Аллентаун и обратно часа за три, а прибыть туда он мог в любое время между одиннадцатью тридцатью в среду и, скажем, семью утра в четверг. Поскольку она только что приняла душ, это было, скорее всего, около полуночи или немного позже. — Она только что приняла душ? Перед тем как ее убили? Я не знал. Он замолчал, и я догадался, что на него нахлынули интимные воспоминания. Обследовав те апартаменты с маленькой зеленой ванной комнаткой с душевой кабиной и заваленную ее вещами спальню с лоскутным одеялом на кровати, я мог сейчас вообразить, какие картины проплывают перед его мысленным взором, однако мне они представлялись размытыми, не очень четкими. Ведь я никогда не видел лица Риты Касл. — Алиби подразумевает, что между десятью часами вечера в среду и половиной девятого утра в четверг не остается незакрытым трехчасовой промежуток. — Да-да, — откликнулся он. Голос его прозвучал странно. Он прокашлялся и уже обычным голосом продолжал: — Я постараюсь к концу рабочего дня все выяснить. Вы будете в офисе? — Да. Пока не получу ответов по алиби. Потом мне понадобится побеседовать с оставшимися. — Ясно. Что еще? — Она когда-нибудь представляла вас друзьям, которые у нее были до знакомства с вами? — Что, всякой деревенщине? Нет, у нее хватало ума этого не делать. — Никогда? Никому? — Ни одному человеку. Это было, собственно, не так уж важно. Рита же написала в записке: «Я встретила настоящего мужчину», что, видимо, означало, что с ним она познакомилась уже после Рембека. Однако я хотел проверить и другие возможности. Таким образом я, в случае чего, освобождал себя от лишней работы. — Когда будете посылать мне новый список, включите в него адрес и номер телефона Доминика Броно. — Значит, вы все-таки думаете, что это он. — Нет, не думаю. Но я — педант. — Вы со мной откровенны? — Рембек, когда я кого-то заподозрю, я вам первому сообщу. — Хорошо. Что еще? — Вы обещали мне достать в полиции данные лабораторных исследований. — Они уже на пути в Нью-Йорк. Вы их получите в течение часа. — Ладно. — Вы хотите, чтобы я договорился для вас о встречах с людьми из списка? — Нашими подозреваемыми? Нет, с этим подождите. Пусть произведут предварительное дознание. — Хорошо. Что еще? — Пока все. — Хорошо. Позвольте вам кое-что сказать, мистер Тобин? — Валяйте. — Я уверен, что в управлении полиции совершили ошибку. На этом мы и завершили разговор, после чего я сел за пишущую машинку и принялся за составление предварительного рапорта, суммируя все, что произошло к данному моменту, на середине я прервал работу, вспомнив, что нужно позвонить Кейт. Я набрал ее номер, дал ей свой, сообщил, что не знаю, когда вернусь домой, и опять засел за рапорт. Я уже заканчивал, когда раздался стук в дверь. Я крикнул «Войдите!», дверь отворилась, и вошел мой «мальчик на побегушках». Забавно, но он действительно выглядел как мальчишка — маленький, шустрый и юркий. И лишь трясущиеся руки выдавали в нем вполне взрослого и к тому же склонного к пьянству. Он поздоровался, назвавшись Микки Ханселом, и я сказал, что хочу послать его кое-что купить. Он встрепенулся, приготовившись слушать. — Коробку папок, таких, чтобы влезли в этот шкаф. — Я вытащил из кармана блокнот. — Два блокнота — точно таких же. И кофе с рулетом для нас с вами. — Да, сэр, — кивнул он. — Папки для документов. Блокноты. Кофе и рулет. — И скажите лифтеру, что вам понадобится рабочий стол. — Да, сэр, скажу. — Он отсалютовал мне трясущейся рукой, нервно улыбнулся и вышел. Мой помощник еще не пришел, а рабочий стол уже принесли. Двое одетых в майки мужчин внесли его, поставили в угол и снова вышли. Это был прямоугольный деревянный стол, старый, обшарпанный и поцарапанный, как и мой. Когда вернулся Микки Хансел, я спросил: — Вы знаете, что, собственно, произошло? — Не имею ни малейшего понятия, сэр, — быстро ответил он. — Да ладно! Неужели вам никто ничего не рассказал, когда посылали сюда? — Да, сэр. Мне дали адрес, объяснили, что вы — бывший полицейский и с вами надо держать ухо востро и что сейчас вы работаете на мистера Рембека, поэтому я должен выполнять все ваши поручения. — Прежде всего я поручаю, чтобы вы были в курсе происходящего, — сказал я. — Когда человек знает, в чем дело, он лучше работает. Судя по его виду, я его не убедил, но спорить он не стал: — Да, сэр. Я дал ему прочесть только что законченный рапорт. Он придвинул стул к столу, сел и начал читать — медленно, внимательно, шевеля губами и время от времени издавая шипящие звуки. Ожидая, когда он закончит, я стоял у окна и смотрел на Пятую авеню. Дочитав, он переложил рапорт мне на стол и окликнул меня: — Да, сэр. Я готов. — Сейчас вы получили представление? — Да, сэр. Мне и впрямь жаль мисс Касл, ужасно симпатичная девушка была. — Вы ее знали? — Мистер Рембек иногда просил меня кое-что ей принести. Ну, знаете, всякие там подарки. Замечательно! Теперь я мог проверить, как Рембек дополнит список. Если имени Микки Хансела в нем не появится, значит, Рембек пустился в какие-то свои рассуждения. Не то чтобы у Микки было много шансов претендовать на звание «настоящего мужчины» у Риты Касл, но я попросил представить мне полный список, позволяющий мне самому решать, кого принимать во внимание, а кого — нет, и туда следовало включить Микки Хансела. Я спросил Микки, есть ли у него вопросы по тому, что он прочел, и, когда он сказал, что нет, что он представляет себе ситуацию, я засадил его оформлять папки на каждое из десяти имен из первого списка Рембека. Из одиннадцати, включая Доминика Броно. Пока Микки занимался этой работой, посыльный в кожаной куртке принес мне пухлый конверт с фотокопиями медицинских, лабораторных и полицейских рапортов из Аллентауна. Я засел за чтение, а Микки тем временем старательно печатал имена на корешках папок. Рита Касл была убита приблизительно между полуночью и тремя часами под утро на четверг. Она скончалась от одного-единственного удара в затылок. Удар нанесли с недюжинной силой, проломив череп. Микроскопические частицы металла в ране и сила нападавшего навели полицию на подозрение, что орудием явился молоток или какой-то подобный ему инструмент. Никаких следов этого предмета не обнаружили. Свидетелей приезда или отъезда убийцы не нашлось. Он, скорее всего, прибыл на автомобиле и, возможно, оставил его на некотором расстоянии от мотеля и оставшийся путь проделал пешком. Пригодных для расследования отпечатков пальцев нигде обнаружить не удалось. Никаких знакомств и контактов в районе Аллентауна — Бетлехема за Ритой не водилось. Голубой «форд-мустанг», припаркованный снаружи у ее бунгало, был зарегистрирован на ее имя в штате и в городе Нью-Йорк. Остальной материал был мне уже известен. Пока я читал рапорты, прибыл еще один посыльный, на этот раз с конвертом, содержащим фотографии Риты Касл. Их было четыре, все глянцевые, размером восемь на одиннадцать, на каждой на обороте была надпись дарительницы кому-нибудь на память. На первой фотографии она была в белом пеньюаре и на затемненном фоне при туманном освещении выглядела очень одухотворенно. Со второй смотрела, улыбаясь прямо в фотоаппарат, здоровая разбитная девчонка в просторном свитере, снятая на фоне деревьев и буйной растительности. Третья изображала ее на мертвенно-белом фоне в шикарном черном платье с ниткой жемчуга, самоуверенно глядевшую через плечо, с доброй улыбкой, чуть с хитринкой. Четвертая представляла собой композиции из четырех снимков, на которых она сидела в белой мужской рубашке на диване в стиле модерн, принимая различные позы. Девушка была довольно красивая, но обладала слишком уж типичной внешностью. Подобная миловидность ассоциируется с телевизионными рекламными роликами, снятыми на горнолыжных курортах. На двух фотографиях явственно проглядывалась глуповатая «смазливая куколка», какой ее описал Роджер Керриган, но на остальных снимках в ее глазах сквозил незаурядный ум. Она производила впечатление неглупой, сообразительной и способной девушки, безмятежной и самонадеянной. Почему такой девушке вдруг пришло в голову выкинуть подобный номер? Очень уж это, казалось, не соответствовало ее характеру. Я решил, что, когда найду ее последнего мужчину, обязательно его спрошу. Около четырех позвонил Рембек. — Я составил новый список, — сообщил он. — Отлично. — Еще я проверил тех десятерых. Трое чисты, у них бесспорное алиби. А что нам делать с остальными? — Возможно, мы сумеем еще кого-нибудь исключить, — предположил я. — Данные медэкспертизы сужают временные рамки. Все, кто сможет показать, что были в городе в течение получаса около половины второго ночи в четверг, свободны от подозрений. — Как так? — Отсюда до Аллентауна добираться, как минимум, час. Потерпевшая погибла между двенадцатью и тремя. Это означает, что если ее убили самое раннее в двенадцать, то убийца не мог вернуться в город до половины второго. А если ее убили самое позднее в три, то он не позже половины второго должен был выехать из Нью-Йорка. — Минуточку, я все запишу. — В трубке некоторое время было молчание, затем снова раздался его голос: — Еще двоих можно исключить. Осталось пятеро. — Плюс дополнительный список. Сколько в нем человек? — Шесть. Какой я идиот, мистер Тобин, что допустил такую ошибку. Просто это наглядно показывает, как функционирует человеческое сознание. Я уже отдал приказ проверить их всех. — Хорошо. Теперь организуйте мне встречи с теми пятью из первого списка. — Организую. На сегодня. — Если возможно. — Возможно, мистер Тобин. Возможно все, что вы пожелаете. — Ладно. Роджер Керриган входит в число этих пяти оставшихся под подозрением? — Да. У него вообще нет алиби. Надеюсь, вы не думаете, что это он? — Нет. Сегодня вечером он мне пока не понадобится. — Э-э-э… Вот в чем дело, мистер Тобин… Он должен присутствовать во время ваших… собеседований. Те, м-м… кто нас контролирует, хотят знать, что происходит, какие вы задаете вопросы, и все такое прочее. — Ничего страшного, — успокоил я его. — Я не возражаю, пускай присутствует. — Прекрасно. Рад это слышать. — В списке есть еще и какой-то Кэнфилд. Это адвокат, с которым я встречался у вас? — Да, это он. Юстас Кэнфилд. Но он исключается, определенно исключается. — Ладно. Вы говорили, что у вас есть все сведения в письменном виде? — Они вам нужны? — Да. Я хотел бы все материалы держать в одном месте — так удобнее. — Хорошо. Сейчас я их подошлю. И извещу вас, когда договорюсь о встречах. — Благодарю. Я повесил трубку. Микки Хансел стоял у стола, разглядывая фотографии Риты Касл. — Знаете, — произнес он, не отрывая глаз от фотографий и качая головой, — как я теперь сожалею. — О том, что ее убили? Да, история неприятная, — согласился я. — Ах да, да. И об этом я жалею, — сказал он. — То есть как? Что вы имеете в виду? — Я имею в виду себя, — ответил он. — Какой я болван! — Он покачал головой. — Она сама мне предлагала. Какой же я болван!Глава 11
В пять часов вечера я отправил Микки домой, дав ему запасной ключ от моего офиса и велев явиться в девять часов утра, разобрать по папкам оставленные бумаги, отвечать на телефонные звонки и записывать все, что мне передадут, и ждать от меня дальнейших указаний. И только сейчас, оставшись один, когда за окнами уже начало смеркаться, я почувствовал, будто немного притормозил и начал останавливаться, как если бы снял ногу с акселератора. Пока рядом крутился еще кто-то — пусть даже Микки, — я беззаботно проделывал все положенное и вообще все телодвижения, но, оставшись в одиночестве, я остро ощутил неизбежную правду и как-то сразу обмяк, устало опустился на стул, словно отыгравшая свою роль марионетка. У меня на самом деле уже не было интереса к тому, чем я занимался, как вообще давно его не было ни к чему. Я провел еще некоторое время в офисе, в мыслях о моей стене. Роджер Керриган пришел в двадцать минут шестого и принес с собой портфель, из которого извлек рапорты на предмет допрошенных по алиби, записку Риты Касл и новый список. В его присутствии я снова оживился. Проверив список, я увидел, что Микки Хансел в него включен последним, как и Уильям Пьетроджетти, бухгалтер. Я написал Микки записку завести папки на эти имена — «кроме тебя самого», — прикрепил ее к листку с именами и положил ее Микки на стол. Керриган, ухмыльнувшись, заметил: — Вы прямо как заправский бизнесмен. — Это тоже своего рода бизнес, — заметил я. — Как насчет собеседований? — Все назначены на сегодняшний вечер с промежутками в сорок пять минут. Времени достаточно? — Более чем. — Все состоятся у Эрни. — А вот это плохо, — сказал я. — Я хочу с каждым повидаться у него дома. Он нахмурился: — А что, есть разница? — Есть. — Тогда позвольте воспользоваться вашим телефоном? Я поднялся из-за стола и уступил ему свое место, чтобы он позвонил Рембеку насчет предложенных мною изменений. Пока он этим занимался, я сел на место Микки и начал просматривать сведения, собранные по алиби допрошенных, в первую очередь тех, кого Рембек исключил. Придраться было не к чему. Повесив трубку, Керриган обратился ко мне: — Готово. А оставшихся шестерых проверят к завтрашнему утру. — Прекрасно. — Я ведь тоже один из подозреваемых, не так ли? — спросил он. — Пока — да. — Тогда можете побеседовать со мной прямо за ужином. Первая встреча назначена на семь тридцать. — Ладно. Только сначала докончу вот это. Я просмотрел материал на тех пятерых, которые пока что оставались под подозрением, включая самого Керригана, утверждавшего, что в среду вечером он был дома один и смотрел телевизор: сначала — «Вечернее шоу», а потом — фильм ужасов Бориса Карлофф-Бела Лугоси «Черная кошка». Поскольку вечернее шоу закончилось в час ночи, он вполне мог уехать после него и успеть в Аллентаун в установленное время. «Черная кошка» была снята в 1935 году, поэтому ее Керриган мог видеть еще тогда, и знание сюжета вовсе не означало, что он смотрел фильм именно в среду в ночном телепоказе. Следующим в списке был некто Фрэнк Доннер, значившийся как бизнесмен (автоматы по продаже сандвичей и напитков), который, по его утверждению, провел тихий вечер в обществе супруги и лег спать в половине двенадцатого. Спальни у них с женой разные, но я бы все равно не поверил ее словам о времени отхода ко сну, не подкрепленным доказательствами. Далее шел Луис Хоган, работавший в профсоюзах и вернувшийся в Нью-Йорк в среду на машине из Вашингтона в два тридцать ночи. Сделать небольшой крюк и заехать в Аллентаун для него не составило бы труда. Затем — Джозеф Лайдон, занимавшийся операциями по продаже недвижимости, заявивший, что с восьми тридцати в среду вечером до двух пятнадцати ночи был со своей любовницей у нее на квартире. Вряд ли ее можно считать надежным свидетелем, а ее слова принимать на веру бездоказательно. И наконец, Пол Айнхорн, служащий авиакомпании, который в среду ночью в одиночку шатался по барам и не знал точно, когда вернулся домой, помнил только, что бары к тому времени уже закрылись. В заключение я снова перечитал записку Риты Касл. Безусловно, создавалось впечатление, что записку писала смазливая куколка, как ее охарактеризовал Роджер Керриган, и я снова подумал о двух фотографиях Риты Касл, присланных Рембеком. «Я ухожу. Я встретила настоящего мужчину, и мы вдвоем собираемся начать новую жизнь подальше отсюда. Ты никогда нас больше не увидишь». Основываясь на том, как сформулирована записка, можно было сделать определенные предположения. Замешанный в деле мужчина был искусным любовником — по крайней мере, для Риты Касл более желанным, чем Рембек. По нашей версии, он принадлежал к кругу знакомых Рембека. По всей видимости, не было причин для иных предположений и надо придерживаться их до тех пор, пока они не заведут нас в тупик — если такое случится. Тогда придется все бросить и опять выдвигать новые теории. Какие еще из этой записки следуют выводы? Я покрутил ее в руках, пытаясь что-то разгадать, прочесть каким-нибудь иным способом, но в голове было пусто, ни единой мысли. Ладно. Время терпит — мы еще не зашли в тупик и, может быть, не зайдем. Я спрятал записку в шкаф, оставил рапорты о допрошенных по алиби на столе Микки, чтобы он их сразу подшил и убрал карандаши и бумаги в верхний ящик своего письменного стола. Затем я накинул плащ, и мы с Керриганом вышли из офиса и спустились на улицу. Не без труда поймав такси, мы направились в центр города в очень дорогой ресторан, рекомендованный Керриганом. Когда я забормотал было что-то насчет цены, Керриган успокоил меня: — Не думайте про это, господин бизнесмен. Вы забыли, что все расходы оплачиваются? Блюда не стоили затраченных денег. Но в конце концов меня ведь вообще могли и не кормить бесплатно. Мы молчали, пока не приступили к кофе, и тогда Керриган заговорил: — Теперь задавайте свои вопросы. — Конечно, — согласился я, — раз уж представился такой случай. — Я вытащил из кармана новый блокнот, раскрыл его, положил на стол и достал ручку. — Ваше имя — Роджер Керриган. Вы его не меняли? На его губах мелькнуло подобие улыбки. — Не менял. — Второе имя? — Оскар. В честь моего дедушки. — Возраст? — Тридцать четыре года. — В списке вы значитесь как наблюдатель-координатор. Что это за должность? — Эту часть беседы записывать не следует, — предупредил он. — Ладно. — Я отложил ручку и взял чашку с кофе. — В ведении корпорации, — начал он, — находится некоторая территория, в основном северо-восток, вниз до Вашингтона и к западу до Огайо. Территория делится на районы, которые управляются независимо друг от друга. К примеру, Рембек, он управляет данным районом и никогда не получает указаний от корпорации — она ни во что не вмешивается. Однако когда что-нибудь случается, те или иные неприятности, корпорация считает нужным выяснить, все ли в порядке в районе. В этом и заключается моя работа. — Значит, корпорация посылает вас сюда на инспекцию? — Не совсем. Я все время нахожусь здесь. Я живу в Нью-Йорке, и мы с Эрни поддерживаем светское знакомство, общаемся в неслужебное время. Просто изредка мне звонят из корпорации по такому-то поводу, когда хотят знать, что происходит. Бывает, Эрни иногда надо передать в корпорацию весточку, и тогда он обращается ко мне. — То есть вы-то, что называется «буфер». — Можно и так сказать. — Но в другие районы корпорация вас не посылает? На вашем попечении только этот? — Нет, почему же. Я являюсь координатором Нью-Йорка, Лонг-Айленда и Вестчестера. — Значит, несколько районов. — Девять, — уточнил он. — И с другими главами районов вы тоже поддерживаете светские знакомства? Как и с Эрни Рембеком? — Разумеется, более или менее. Эрни я знаю лучше всех, ибо живу в его районе. У нас к тому же хорошие личные отношения. Чего не скажешь, например, о типе из графства Нассо, которого я как человека на дух не переношу, поэтому и езжу туда только в случае крайней необходимости. — И как давно вы на этой должности? — спросил я. — Пять… нет, шесть лет. — Как вы ее получили? Он усмехнулся: — Сумел себя хорошо подать. — А чем вы занимались прежде? — Вы что, хотите знать всю мою биографию, мистер Тобин? — Да, хочу. — Ну так вы ее не узнаете. — Ладно. Судимости у вас есть? — Нет. — Аресты? — Не по гражданской части. — Что это значит? С него вдруг слетела вся благовоспитанность. — Это значит, что в армии меня упекли в тюрьму, когда я был еще в младенческом возрасте, ясно? — Насколько младенческом? — Мне было девятнадцать. Я полгода в ней проторчал. Он весь был на взводе. Наверняка ему припомнилась какая-нибудь, несправедливость, реальная или мнимая. Я переменил тему разговора. — Вы женаты? — Нет. Разведен. — Сколько времени? Новая тема немного подняла ему настроение. Криво усмехнувшись, он произнес: — Вам что, и это рассказать? В двадцать два года я женился на девчонке, с которой познакомился в вечерней школе. Мы были женаты шесть лет, а теперь уже шесть лет в разводе. На вашем месте, кстати, я бы отложил гонорар на случай, если вы вздумаете затеять развод. — Вы учились в вечерней школе? — У меня была мысль сделаться адвокатом. Но я оказался плохим учеником. — Вы продолжаете поддерживать отношения со своей бывшей женой? — Нет. — Почему? — Беверли занята в социальной сфере. Наши с ней дорожки не пересекаются. — Как вы полагаете, вы циник? Он ответил с глумливой улыбкой: — Не совсем. Я скорее реалист. Я хорошо разбираюсь в том, что происходит вокруг. — Сколько лет вы знакомы с Эрни Рембеком? — Девять лет. — И все это время поддерживаете светские отношения? — Нет. Лет шесть, наверное. С тех пор как я стал наблюдателем-координатором, а до того я находился на много ступенек ниже Рембека. Тот, кто генерирует идеи и проталкивает их, не общается с наемной рабочей силой. — Как долго вы знали Риту Касл? — С того времени, как Эрни ее купил. — «Купил»? Странное слово. — Ничего странного. Единственное уместное слово. — Рита Касл вам не нравилась? Он передернул плечами: — Мы эту девицу уже обсуждали. Вот ее-то я как раз бы и назвал циником. — Вы к ней приставали? Его лицо снова скривилось в ухмылке. — Скажем, так: однажды я клюнул было на ее приставания. — И что же произошло? — Она резко затормозила. — Что вы имеете в виду? — Ей нравилось за спиной у Эрни разжигать себя, дразнить партнера, желая якобы поразвлечься, но никогда не пользовалась этим. — Вы сильно обожглись? — Нет, только кончики пальцев немного опалил. Я себя берегу и поэтому избегаю подобных ситуаций. — Вы когда-нибудь Рембека предупреждали относительно нее? Он покачал головой: — Если человек покупает себе новенькую игрушку и ему нравится с ней возиться, лучше не говорить, что ему подсунули барахло. — А вы знаете еще кого-нибудь, кому она надоедала своими приставаниями? — Знать-то не знаю, но догадаться могу, что таких было немало. — Никто с вами о ней не беседовал? — Нет. — Никаких слухов, что у нее с кем-то был роман? — До меня они, по крайней мере, не доходили. — Ладно. — Я отложил блокнот и ручку в сторону и допил кофе. — Пора приступать к первому собеседованию. — Ко второму, вы хотите сказать. — Он поглядел на часы. — Верно. Пора отправляться к Фрэнку Доннеру. Он подписал чек, и мы встали из-за ресторанного столика.Глава 12
Фрэнк Доннер жил в старом муниципальном многоквартирном доме на Вашингтонских Высотах. Из его окна открывался вид на изящную дугу фонарей на мосту Джорджа Вашингтона, на темную реку и разбросанные внизу огни Нью-Джерси. Само здание несколько утратило былую элегантность, однако квартира Доннера, ничуть не изменившись, была похожа на музей быта 1935 года. Темные тона, тяжелые портьеры, полукруглые углы-выступы, наподобие эркеров. В самых неожиданных местах мерцали янтарные зеркала, лампы были повсюду, освещавшие все вокруг рассеянным тусклым светом, а из комнаты в комнату, устланными коврами, от расцветки к расцветке перетекал бордовый, словно на винной фабрике произошло наводнение и залило полы апартаментов. Сам Фрэнк Доннер, мужчина сорока пяти лет, начинавший полнеть, в темном костюме и с дорогой сигарой во рту выглядел почти как банкир или процветающий бизнесмен, и только притаившаяся в уголках глаз жестокость и резкие складки у губ выдавали в нем бывшего головореза, сумевшего выбиться в люди. Жена его, проводившая нас в гостиную, оказалась поразительно толстой женщиной, до безобразия заплывшей жиром, в ярком платье в цветочек, которое лишь подчеркивало ее необъятные размеры. Правда, в улыбке, которой она нас приветствовала, промелькнул отдаленный отблеск миловидной девушки, какой она некогда была, но уже и тогда склонной к полноте. Керриган и Доннер обменялись рукопожатиями, держась несколько церемонно, что Доннер воспринимал совершенно естественно, а Керриган терпел как необходимость. Затем Керриган представил меня, и Доннер с серьезным видом пожал мне руку, которую я протянул ему после легкого колебания. Доннер познакомил меня с супругой, назвав ее по имени, Этель. И мы все, включая и Этель, присели. Я обратился к Доннеру: — Я предпочел бы поговорить с вами наедине. — Этель знает всю мою жизнь, — заверил меня Доннер. — Я ей все рассказываю, и мы вдвоем обсуждаем все наши дела. — И все же я бы настаивал, чтобы мы были одни. Жена Доннера с готовностью улыбнулась мне со словами: — Я вам ничуть не помешаю, мистер Тобин, ни разу не перебью, обещаю вам. Я перевел взгляд на Керригана, который сказал Доннеру: — Фрэнк, по-моему, Эрни хочет, чтобы мы сотрудничали с мистером Тобином. На тяжелом лице Доннера появилось упрямое ослиное выражение. — За двадцать восемь лет супружества у меня никогда не было от Этель никаких секретов. И не вижу причин сейчас что-либо менять. Я встал. — Я поговорю с вами в другое время, — заявил я, направляясь к двери. Керриган нагнал меня в прихожей. — Постойте! — попросил он. — Подождите секундочку. Позвольте мне с ним переговорить. — Я хочу, чтобы он дал мне ответы, которые она не будет слышать, — уточнил я. — Я знаю, чего вы хотите, — поддержал он меня, — и вы абсолютно правы. Только в случае с Фрэнком, поверьте мне, ответы будут точно такими же. — И даже когда я попрошу его описать ту девушку и сообщить, какого он о ней мнения в постели? — Возможно, — согласился он. — Погодите минуту. Я его уговорю. Я ждал, стоя под люстрой и глядя на свое отражение в янтарном зеркале. Что мне было до этих людей? Почему я должен блуждать в лабиринтах их измышлений? Мне бы из собственного жизненного лабиринта как-нибудь выбраться. И стену надо строить. Дверь апартаментов была рядом, но я медлил уходить. Через пару минут вернулся Керриган и, кивнув, произнес: — Все в порядке. Я вернулся обратно в гостиную, где сидел Доннер, уже без жены, однако с прежним ослиным упрямством на лице. Он собирался заставить меня попотеть, чтобы мне не так легко было выполнить работу, которую мне и самому не хотелось делать, и я испытывал к нему острую неприязнь. Встав прямо перед ним, я спросил: — Если вы со своей женой так неразлучны, почему же вы спите в разных спальнях? Он, вспыхнув, мгновенно вскочил с кресла с покрасневшим лицом и сверкающими глазами, но на полпути взял себя в руки, опустился на диван, разжал кулаки, поглядел на Керригана и, все еще красный от злости, спросил: — Я что, должен с этим мириться? — Доннер, нам нужен парень, который похитил девчонку Эрни Рембека и убил ее, — спокойно объяснил я. — У вас слабое алиби. Вы тут распинались про то, как вы преданы своей жене, а в рапорте указано, что у вас раздельные спальни. Мне кажется, что вы, возможно, пытаетесь нарисовать образ верного мужа, чтобы людям не пришло в голову, будто у вас был роман на стороне с Ритой Касл. — Я никогда не смотрел на других женщин! — с жаром возразил он. — За двадцать восемь лет, что мы живем вместе, я ни разу ни на кого не взглянул. — Если не считать Риты Касл. — Да вы… — Он вдруг резко замолчал, гнев исчез с его лица, и он, бросив взгляд на Керригана, сказал: — Ты мог бы и не предупреждать меня, что он бывший коп. Это ясно как день — они все такие. — Может, поговорите со мной, Доннер? — вмешался я. — Разумеется. — Он с показным безразличием расслабленно откинулся на спинку дивана, держа себя теперь так, словно его привели в участок на допрос и он сидит с самодовольной ухмылкой, уверенный, что скоро явится адвокат и вытащит его отсюда. — Валяйте, — небрежно бросил он, — расспрашивайте. — Непременно. — Я вернулся к своему креслу и сел. Достав блокнот и ручку, я начал: — Когда вы впервые встретились с Ритой Касл? — Вы будете записывать? — поинтересовался он. Керриган пояснил с иронией в голосе: — Он всегда так делает, Фрэнк. Очень по-деловому. Видел бы ты офис, куда мы его посадили. Всюду папки, все рапорты напечатаны, прямо как в бизнес-центре. — Вас что-нибудь не устраивает? — напрямую спросил я Доннера. — Да нет, — пожал он плечами, — просто я удивлен. Держа ручку над блокнотом, я повторил: — Когда, вы впервые встретились с Ритой Касл? На этот раз он ответил мне: — Точно не помню. Вскоре после того, как Эрни начал с ней встречаться. — Вы можете припомнить, как вы с ней познакомились? — Конечно. Я встретил ее на вечеринке. — Где была та вечеринка? — Здесь. — Он взглянул на Керригана. — Ты тоже был. Я продолжал: — Рембек привел к вам тогда Риту Касл, а не свою жену? Как это восприняла миссис Доннер? — У Рембеков не все идет гладко. Не знаю, известно ли вам это? Видите ли, Элеонора моя сестра. — Миссис Рембек? Он кивнул: — Точно. Элеонора — чудесная женщина, вам это всякий скажет, но у нее проблемы с нервами. С самого детства. Очень хрупкая нервная система. Она даже в гости уже никуда не ходит. Нам с женой обоим известно, как обстоят дела, мы знаем, что Эрни предан Элеоноре, и понимаем, в каком он положении. Поэтому, если он заводит себе подругу и водит ее на вечеринки, ничего предосудительного, туда ведь все приходят парами — кто-то с супругой, кто-то, как вот Роджер, с приятельницей, амужчина без спутницы туда просто не впишется, понимаете? В некоторые дома Эрни просто не стали бы приглашать, если бы он приходил один. — Что вы тогда думали о Рите Касл? — Что она хорошенькая женщина. — И все? — Моя жена, возможно, нарисовала бы вам более подробную картину. Она с ней больше моего общалась. Сами знаете, как это бывает на вечеринках, — кончается тем, что мужчины собираются на кухне и обсуждают автомобили и футбол, а женщины остаются в гостиной и болтают Бог весть о чем. — Спасибо, — поблагодарил я. — Можно мне побеседовать с вашей женой? Хихикнув, он брякнул: — Наедине? — Да, — подтвердил я. Отвернувшись от его удивленной физиономии, я сказал Керригану: — И без вас тоже. Доннер, казалось, был готов снова взорваться, однако я дал Керригану возможность обсудить это с ним, и в конце концов они оба вышли из гостиной и прислали ко мне миссис Доннер. Она появилась с нерешительной улыбкой на лице, сцепив пальцы обеих рук замком, и спросила: — Вы хотели со мной поговорить? — Да, хотел. Прежде всего разрешите мне извиниться за грубость, но у меня, к сожалению, не было выбора. Она любезно приняла мои извинения, поблагодарила, и я продолжал: — Я вынужден быть не очень вежливым, поэтому заранее прошу простить меня. Она обхватила себя руками и молча ждала. — Я почти готов, — сообщил я, — вычеркнуть вашего супруга из списка подозреваемых. Вы ведь знаете, по какому я делу? — По поводу смерти мисс Касл, — ответила она сразу. — Да. У меня к вашему супругу остался всего лишь один вопрос, на который он не желает отвечать. Надеюсь, вы мне поможете. — Если смогу. — В характере вашего супруга, — начал я, — все указывает на то, что он предпочитает всегда проводить время только с вами. Если это правда, он явно не тот человек, которого я ищу. Однако если это ложь, значит, он просто ловко притворяется, и тогда, похоже, это именно тот человек, что мне нужен. — Это правда, мистер Тобин, — заверила она меня. — Мы с мужем и в самом деле очень близки. — Но тогда, миссис Доннер, возникает одно противоречие, которое ваш муж не желает объяснить. — Противоречие? — Согласно моим данным, у вас с супругом раздельные спальни. Она залилась ярким румянцем. — Ах! — воскликнула она, закрыв заалевшее лицо руками. — Ах, все понятно! — Если бы вы могли мне объяснить… — Да, да, воображаю, как он разозлился, когда вы его спросили. — Он просто вышел из себя. — Да. — Она немного поколебалась, все еще краснея от волнения, и вдруг выпалила: — Это потому… потому что… я храплю! — Ах, вот оно что! — вырвалось у меня. — Боже, как это ужасно! — быстро залопотала она, чтобы скрыть смущение. — Иногда я даже сама от этого просыпаюсь. Нам ведь мою спальню пришлось покрыть звукоизоляционным материалом. Я ходила по врачам, но все в один голос говорят, что тут уж ничего не поделаешь, ну ровным счетом ничего! — Простите, миссис Доннер, — покаялся я. — Извините, что задал вам неприличный вопрос. — Ой, ну что вы, что вы! Я понимаю, почему у вас возникли сомнения. Почему вам нужно было это непременно знать. — Спасибо, — поблагодарил я. — Вы очень любезны. Мы вышли в прихожую, где нас ожидали Доннер и Керриган. Доннер начал незамедлительно разглядывать жену, словно выискивая признаки нанесенного ей оскорбления, однако она ободряюще улыбнулась ему и разыграла трогательную сцену прощания, подав мне руку, поблагодарив за визит и извинившись, что не предложила мне чего-нибудь перекусить или выпить. Доннер после всего несколько расслабился и вроде бы даже захотел закончить нашу беседу на дружеской ноте, но я отмалчивался. Жена его, вопреки всем ожиданиям, меня покорила, но сам Доннер оставался для меня не более чем бывшим головорезом, с которым я обязан общаться в ходе неприятной работы. Я неохотно пожал его протянутую руку и поспешил уйти. Снаружи, пока мы ждали лифта, Керриган с усмешкой спросил: — Ну как, выяснили? — Да. — Надеюсь, ничего ужасного? — Абсолютно ничего. — Я чувствовал себя обязанным миссис Доннер, по крайней мере, молчанием. Подошел лифт. Спускаясь, я поинтересовался: — Доннер просто приходится Рембеку шурином или он еще и его деловой партнер? — И деловой партнер тоже. — В каком бизнесе? — Он курирует игровые автоматы. Азартные игры. — А в Нью-Йорке этот бизнес до сих пор процветает? Никогда не сталкивался с подобными вещами. — На каждом посту Американского легиона есть игровой автомат, — начал он рассказывать, — а в Бруклине их больше, чем людей. И в Манхэттене есть два больших зала. — Он с улыбкой покачал головой. — Полицейские с такими вещами и не сталкиваются, — и добавил: — Не в вашем ранге. Я спросил: — Фрэнк Доннер — тот самый, что когда-то был вышибалой у братьев Лако? — Это было давно. — Он не сильно изменился. Керриган вздернул брови в знак несогласия. — Вы его вычеркиваете из списка? Почему я мысленно выискивал несоответствие между Ритой Касл и Линдой Кемпбелл? Почему мне хотелось считать Фрэнка Доннера «настоящим мужчиной», способным сбежать с Ритой Касл? — Нет, — ответил я. — Но пока что оставим его в покое.Глава 13
В такси Керриган сообщил мне сведения о Луисе Хогане, подозреваемом номер два в списке. Хоган — заметный деятель в Союзе работников холодильной промышленности, в свое время был непосредственно связан с тем, что Керриган упорно называл «корпорацией», имея в виду мафию. СРХП никак напрямую не ассоциировался с корпорацией, однако некоторый легальный побочный бизнес членов корпорации — вроде Эрни Рембека — был связан с СРХП и другими союзами, а положение Луиса Хогана позволяло ему время от времени оказывать услуги своим бывшим коллегам, которые всегда соответствующим образом вознаграждались. Судя по тому, где он поселился, вознаграждения бывали щедрыми. В верхнем Бронксе есть элитный жилой массив потрясающей красоты, с большими частными особняками на извилистых тенистых улицах, редко расположенных на просторных лужайках в районе, изобилующем невысокими холмами и елями, скрывающими особняки с бассейнами от посторонних любопытных глаз. Там и жил в частном каменном особняке Луис Хоган. Таксист высадил нас у асфальтовой дорожки, ведущей вверх по холму мимо альпийской горки к едва видимому с дороги особняку. Мы с Керриганом поднялись по пологому склону, а затем спустились по мощенной плитками тропинке через лужайку к окаймленному кустарником парадному подъезду. Керриган позвонил, и через минуту к нам вышла темнокожая девушка в черном платье, белом передничке и белом чепчике. Керриган назвал ей наши имена, и она проводила нас в гостиную, где мы остались ждать, а сама она пошла доложить о нас Хогану. Гостиная была продолговатой, с камином у дальней стены и овальным окном, выходящим на лужайку. Основную меблировку гостиной составляли несколько диванов, один стоял под окном, второй был развернут к камину, третий расположился рядом с дверью у подставки с телевизором. Подойдя к единственной висевшей на стене картине напротив окна и принявшись разглядывать ее, я понял, что это оригинал, а не копия, нечто абстрактное в синих тонах. Имени художника в правом нижнем углу я не разобрал. Где-то в глубине дома, едва различимо, играл струнный квартет. В гостиную, шлепая лапами, вошел крупный холеный боксер и спокойно, без видимого интереса окинул нас взглядом. Когда в гостиной появился Луис Хоган, собака удалилась. Луису Хогану было лет сорок или чуть больше, но он был в хорошей форме; наверно, в подвальном помещении у него был тренажерный зал. Сильное квадратное худощавое лицо обрамлял ежик коротко подстриженных черных с проседью волос, цвета соли с перцем. От него исходил аромат мужественности, как на рекламе лосьона после бритья, и он наверняка гонял на спортивном автомобиле. Хозяин уверенным жестом пожал мне руку, предложил напитки, от которых мы оба отказались, и пригласил нас располагаться и чувствовать себя как дома. Когда мы все устроились на диванах, я начал: — Насколько я понимаю, ваше общение с Эрни Рембеком носит теперь более или менее светский характер, то есть рэкетом вы больше не занимаетесь. — Да, — отрывисто произнес он. — Правда, нельзя сказать, что я и раньше занимался рэкетом. Загляните в мое досье, дружок, и вы там ничего не найдете. — Ладно, — продолжал я. — Полагаю, вы познакомились с Ритой Касл на каком-нибудь светском приеме? — Верно. На вечеринке у Фрэнка Доннера. — Он перевел взгляд на Керригана. — Ты там тоже был. — На той же самой вечеринке? — спросил я у Керригана. — Да, — кивнул он. — Рембек тогда впервые вывел Риту в свет. — Хогану он объяснил: — Мы только что от Фрэнка. Хогана это, казалось, позабавило. — Он что, под подозрением? — А вы думаете нет оснований? — спросил я. — Боже, конечно нет. — Вы считаете, ваша кандидатура больше подходит? — Гораздо, — ответил он с той же краткостью. Ответ удивил меня, и я поймал на себе насмешливый взгляд Керригана. И я переспросил Хогана: — Почему вы так считаете? — Потому что я способен на отношения того рода, которые, по всей вероятности, были у убийцы с Ритой Касл. Я всегда в отличной форме. Меня продолжают интересовать женщины, так же как и я их. — Иными словами, вы — «настоящий мужчина»? — Фраза как из комикса, но мысль правильная. Керриган повернулся ко мне: — Содержание записки неизвестно широкой общественности. — Прекрасно, — одобрил я. Хоган переводил взгляд с одного из нас на другого. — Что такое? — Ничего особенного, — ответил я. — У вас было что-нибудь с Ритой Касл? — Да, — подтвердил он. — Правда? И что у вас было? — Все произошло здесь, в этом доме. Я ее тогда видел в третий или четвертый раз. У нас была вечеринка, и Эрни привез ее с собой. Стояло лето в разгаре. Когда мы вышли к бассейну, она начала со мной заигрывать — от этих ее штучек за милю несло фальшью. Я не обращал внимания, но она не унималась. У нас в гараже морозильник, и, когда я пошел туда за льдом, она увязалась за мной, так что я повалил ее на пол и… немножко потискал. Можно сказать, устроил ей осмотр. А потом растолковал ей, кем я прихожусь Эрни и кем она приходится Эрни, и предупредил, чтобы она больше в моем доме в эти игры не играла — ни со мной, ни с кем другим. И отпустил ее. — И как она себя повела? Он пожал плечами: — Вернулась сюда, в гостиную, и села. Вот на этот диван. И сидела, пока Эрни ее не увез. — И после того вечера ничего не было? Он покачал головой: — Ничего. По-моему, она никогда ни о чем Эрни не рассказывала. Ко мне она больше не приставала и ни к кому другому в моем доме — тоже. Однако я слышал, что иногда она позднее повторяла подобные номера. — Как она к вам после всего относилась? — Старалась держаться от меня подальше, — честно ответил он, снова передернув плечами. — Нам все равно говорить было особенно не о чем. — Вашей жене вы рассказали о том, что произошло в гараже? — Нет. В этом не было необходимости. — Если бы вы приняли поведение Риты Касл за чистую монету, вы бы им воспользовались? Он, поразмыслив немного, сказал: — Точно не знаю. Возможно. Мы с Эрни дружим немало лет, но это был бы особый случай. И кроме того, многое зависело бы еще от другого. — От чего же? — От обстоятельств моей личной жизни в то время. — То есть от того, была ли у вас другая интрижка или нет? — И от этого тоже. — А сейчас у вас кто-нибудь есть? Он бросил взгляд через плечо на открытую дверь и ответил: — Да. — Вы не могли бы дать мне имя и адрес этой женщины? — Она живет в Вашингтоне, — заметил он. — Ничего страшного. — И замужем. — Я буду максимально корректен. Он неохотно сообщил мне ее имя и адрес. Когда я спросил его, кто мог бы подтвердить их связь, он еще более неохотно дал мне имя владельца мотеля в Чеви-Чейз, близкого друга вышеупомянутой дамы, недавно ставшего также близким другом Хогана. Записав все данные, я сказал: — Как я понимаю, именно там вы были в ночь со среды на четверг. — Правильно. — И те двое подтвердят, в какое время вы оттуда уехали? — Если в, этом будет необходимость, — холодно произнес он. — Может, и не будет, — согласился я. — Миссис Хоган дома? — Нет, она на собрании. — Он встрепенулся и повернул голову в сторону открытой двери, откуда доносилась камерная музыка. — Моя дочь. Ей пятнадцать. Многие брюзжат, что молодежь слушает плохую музыку, забывая, что молодежь бывает разная. — Впервые со времени нашего прихода он улыбнулся, преисполненный отцовской гордости, и заметил: — Потрясающе, правда? Сама ведь выбирала музыку. А мне, к сожалению, как говорится, медведь на ухо наступил. — Спасибо, — поблагодарил я, поднимаясь. — Пока больше вопросов не имею. — Рад был помочь, — вставая, сказал он. — Надеюсь, вы будете осмотрительны, ведя расспросы в Вашингтоне… Я пообещал исполнить его просьбу, и мы удалились.Глава 14
Сидя на заднем сиденье очередного такси, мы пересекли мост Трайборо и, въехав в Куинс, направились на восток. Очередное собеседование было назначено с Джозефом Лайдоном, занимавшимся операциями по купле-продаже недвижимости и проживавшем в высотном доме неподалеку от спуска с Лонг-Айлендского шоссе на Сто восьмую улицу. По дороге Керриган рассказал мне кое-что про этого Лайдона, сына ныне покойного приятеля Эрни Рембека. Его отец, Ральф Лайдон, вложил полученную в корпорации прибыль в недвижимость, со временем сколотив крупный риэлторский концерн, располагающий собственностью в Куинсе и Бруклине, начиная от роскошных особняков типа того, в котором сейчас проживает Джозеф Лайдон, до жалких лачуг в трущобах вроде Бушвика. Так же, как и Луис Хоган, Джозеф Лайдон поддерживал теперь с Рембеком в основном светские отношения, хотя в его работе и возникали моменты, когда он с удовольствием прибегал к помощи корпорации или предлагал ей свои услуги. Для некоторых своих предприятий корпорация арендовала помещение у фирмы Джозефа Лайдона; были у них и другие общие дела. Высотный дом, когда мы подъехали к нему ближе, оказался частью городского комплекса, в котором среди ухоженного парка с детскими площадками, словно сложенные друг на друга пачки прямоугольных крекеров, возвышались три многоквартирных дома, где на первом этаже находились ясли, детский садик, подземные гаражи и тут же рядом — супермаркет, церковь и синагога. Лайдон жил в фешенебельном пентхаусе главного здания. Мы позвонили снизу, наши лица, похоже, тут же появились на мониторе в апартаментах Лайдона. Из металлической решетки слева раздался скрипучий мужской голос, спросивший, кто мы такие. Мы назвали себя, голос ответил, что за нами сейчас спустятся и проводят наверх, и входная дверь с жужжанием открылась, пропустив нас внутрь. Вскоре я понял, почему нам понадобилось сопровождение из холла: в лифте не было кнопки верхнего этажа. Вместо нее в панели над кнопками находилось отверстие для ключа, который нужно было вставить туда и повернуть, чтобы лифт тронулся. К нам вышел низенький человек с седеющими волосами, сутулый и робкий, держащий себя по отношению к нам так, будто от наших рекомендаций зависело, удержится он на своей службе или потеряет ее, а еще будто его предупредили, что судить мы будем строго. Он поклонился, препроводил нас в лифт, повернул ключ, сунул его в карман и всю дорогу в напряженном молчании стоял к нам лицом, желая, похоже, сделаться невидимкой, чтобы уж вовсе не причинять нам никакого беспокойства. Наконец мы доехали до пентхауса. Двери лифта автоматически раздвинулись, и мы попали в изысканно меблированный холл, устланный красным ковром. Сопровождающий провел нас под арку, за которой располагалась просторная продолговатая гостиная с огромными окнами. Панораму, открывавшуюся оттуда, точнее всего было бы охарактеризовать как объемную. До самого горизонта простирался район Куинс, с котлованом на стройплощадке, где возводился новый небоскреб, с серым шрамом Лонг-Айлендского шоссе посередине и приземистыми домиками на одну-две семьи, сгрудившимися почти стена к стене и заполнявшими все обозримое пространство — и все выглядело как пародия на мечту Фауста. От сознания, что я тоже живу где-то там, хотя так далеко, что отсюда и не видно, я вдруг пришел в замешательство и почувствовал несвойственную мне ранее неловкость. Я торопливо отвернулся от окна и переключил внимание на человека, который всем этим владел. Джозеф Лайдон, мужчина лет тридцати, невысокий, плотный, шикарно одетый, держал в одной руке высокий стакан с напитком и, что вызвало мое особое раздражение, смотрел на меня насмешливо-снисходительно. У него были толстые пухлые щечки и надутые губки человека, который начал жизнь капризным ребенком и до сих пор не нашел нужным повзрослеть. В его глазах мелькнуло злобное выражение, которое обычно бывает у нашкодивших школьников, за чье озорство наказывают их одноклассников. — Эрни Рембек рассказал мне про вас, — соизволил он заговорить со мной. — Никогда прежде не видел уволенных полицейских. Это все равно что священник-расстрига, да? С Керриганом он даже не поздоровался и никому из нас не предложил выпить. Я сел без приглашения, положил ногу на ногу и спросил: — Когда вы в первый раз видели Риту Касл? — Так, так, — ухмыльнулся он, — время зря не теряете? Сразу к делу, а? — У меня не так много времени, чтобы растрачивать его попусту, — парировал я. — Тогда поехали! — Он уселся напротив меня. — Повторите-ка свой вопрос! — Когда вы в первый раз видели Риту Касл? — Дайте подумать… — Лайдон наморщил лоб. — Недели три назад, — ответил он. Я перевел взгляд на Керригана, а потом снова на Лайдона. — Три недели назад? А до этого вы не были знакомы? — Ах, вы имеете в виду первый раз! Я подумал последний! Его оплошность, очевидно, показалась ему забавной, и он рассмеялся. — Если вы будете меня внимательно слушать, Лайдон, — сказал я, — мы быстрее закончим. — Вы, разумеется, правы, — согласился он, посерьезнев ровно настолько, чтобы продемонстрировать, что понял меня. Почему-то он меня сразу невзлюбил. — В первый раз я увидел Риту… года полтора назад. — Где? — Здесь. Эрни привез ее ко мне в гости. Я посмотрел на Керригана: — Он не был на той знаменитой вечеринке у Доннера? На мой вопрос со смехом ответил сам Лайдон: — У Фрэнка Доннера? Ходить на те сборища, что он у себя устраивает? Нет уж, спасибо. — Вас не пригласили или вы просто не пошли? — Мы с Фрэнком Доннером редко видимся. У нас мало общего. — Ну а в последний раз? Вы говорили, что видели Риту Касл три недели назад. Где это было? — У нее дома. Давали шоу, иные из нас вложили деньги, знаете ли, и мы пошли на премьеру, а потом Эрни устроил небольшой закрытый прием у Риты в апартаментах. — Кто еще там был? Он пожал плечами: — Несколько завсегдатаев — Луис Хоган, Фриц Кенн, Джек Харпер, Юстас Кэнфилд. Может быть, еще человека два. Кенн и Харпер — эти имена, так же как и имя Кэнфилда, адвоката, значились в списке по проверке алиби. — Вы были с дамами? — спросил я. — Вы еще спрашиваете? — саркастически рассмеялся Лайдон. — Я же сказал, мы ходили в театр, на премьеру. Это для женушек. Даже Луис притащил свое чудовище. — Вы женаты, не так ли? Его улыбка стала жестокой. — Что, у меня на лбу написано? — Написано в рапорте, — объяснил я. — Там еще сказано, что ночь на четверг вы провели со своей любовницей. Холостяки обычно не называют подруг любовницами. — Элементарно, Ватсон! — насмешливо воскликнул он и, обращаясь к Керригану, заметил: — Ты погляди! Эрни нанял настоящего Шерлока Холмса! — Ваша жена дома? — спросил я. — Нет, — отрезал он. — Мне неизвестно, где она. Мне никогда это не бывает известно. Если хотите с ней поговорить, я оставлю ей записку. Только не могу ручаться, что она с вами свяжется. — В этом нет необходимости, — сказал я. — По крайней мере пока. Какого вы были мнения о Рите Касл? — О Рите? — Он пожал плечами. — Очередная телка. Знала, чего хочет, и другим не мешала. Мы с ней и десятком слов не обменялись. — Она никогда… не флиртовала с вами? Так, в шутку? — Никогда, — ответил он. — Может быть, с другими, не знаю, но со мной — никогда. — Как часто вы с ней встречались? — Наверное… раз в месяц… может быть, реже. Только на вечеринках. Больше мы нигде не виделись. — Ясно. Благодарю, что уделили нам время. — Я встал и направился к лифту, а следом за мной — Керриган. Лайдон затрусил за нами, в некотором замешательстве повторяя: — И это все? Вы больше ни о чем не хотите спросить? — Возможно, как-нибудь в другой раз, — небрежно бросил я через плечо и, пройдя по красному ковру через холл, нажал кнопку вызова лифта. — Вы так внезапно вскочили, — пробормотал Лайдон, нервно переминаясь с ноги на ногу. От его насмешливо-саркастического тона не осталось и следа. — Только пришли и уже уходите. Я даже не успел предложить вам выпить. Появился лифт, мы вошли и нажали на кнопку нижнего этажа. Двери сомкнулись, скрыв от нас покрасневшее от смущения лицо Лайдона. В кабине лифта Керриган заметил: — По-моему, насчет Риты он лгал. — Надо думать, — поддержал я его. — Она строила глазки всем подряд, — продолжил он. — С какой стати ей было пропускать Джо Лайдона? — Наверное, он солгал, потому что ответил на ее заигрывания, — предположил я. — Вы думаете, он и есть «настоящий мужчина»? — Понятия не имею. Судя по всему, роман не состоялся. Унижение и замешательство могут служить такой же причиной для лжи, как и виновность в убийстве. — Однако пока что он более кого-либо подходит, — настаивал на своем Керриган. — Возможно, — согласился я, не видя смысла добавлять, что он сам годится на роль тайной пассии Риты Касл гораздо больше, чем Джозеф Лайдон. К тому же в ту минуту мое внимание было сосредоточено никак не на Лайдоне и не на деле Риты Касл, а на мне самом. Я с некоторым недоверием и даже удивлением заметил, что начинаю вести себя как старая пожарная лошадь, услышавшая колокол. Как бы помимо моей воли, мой интерес к расследованию все возрастал, и мне не терпелось увидеть остальных действующих лиц, услышать их голоса, заглянуть в их глаза, попасть в дома и покопаться в личной жизни. И эта записка! Надо еще раз взглянуть на записку Риты Касл.Глава 15
На сегодняшний вечер оставалась еще одна встреча, со служащим авиакомпании Полом Айнхорном. Нам надо было ехать обратно в Манхэттен, куда мы, снова взяв такси, понеслись по Лонг-Айлендскому шоссе. Во время этого переезда Керриган, как всегда, снабдил меня информацией о человеке, с которым предстояло вести беседу. Айнхорн, как и Лайдон, принадлежал уже ко второму поколению мафии; непосредственно с рэкетом был связан его отец, в то время как сын имел к корпорации лишь косвенное отношение. Существенная разница между Айнхорном и Лайдоном заключалась в том, что Айнхорн был не женат, что его мафиози-отец и два мафиози-дяди были еще живы и что Айнхорн сам пробил себе дорогу в легальный бизнес, вместо того чтобы, как Лайдон, идти по пути, проложенному отцом. — Пол вылез, что называется, из грязи в князи, — объяснил Керриган. — Он чист как стеклышко, работает в крупной авиакомпании, но через отца и его братьев вхож в корпорацию и, хотя делами с ней не связан, просто ловит кайф оттого, что имеет возможность проводить время в компании крупных воротил. — Последние слова он договорил с ноткой сарказма в голосе. — И никакого «ты — мне, я — тебе»? — спросил я. — Как у Лайдона? — Ничего подобного, — покачал головой Керриган. — Подождите — вот увидите его, поймете почему. — Мне что-нибудь нужно знать о его отце? — Не знаю. Когда-то Майкл Айнхорн с двумя братьями орудовал здесь, в городе. — А теперь они где? — Во Флориде. — И продолжал принадлежать корпорации? — Продолжают, — усмехнулся Керриган. — А сын — нет? — Я же сказал — вы его сейчас сами увидите. — По-моему, — начал я, — чем больше людей я вижу, тем дальше отодвигаюсь от мафии. Рембек разве не водит дружбу с коллегами? Керриган, пожав плечами, ответил: — Ну скажем, со мной. И с Юстасом Кэнфилдом. И бухгалтера вы тоже видели, Пьетроджетти. В списке были еще и другие, но у всех есть алиби. — Какое совпадение. — Вряд ли это можно назвать совпадением, — возразил он. — У человека, состоящего в корпорации, появляется естественное стремление на всякий случай подстраховаться. Живешь так, словно завтра придется давать показания в суде. — Вы хотите сказать, что алиби может быть сфабриковано? — Нет, просто когда тебе постоянно докучает полиция, через какое-то время учишься запоминать, где и когда был и кто это может подтвердить. Я чуть было не вспылил по привычке и не бросился доказывать, что полиция никому не докучает, однако вовремя остановился. В первую очередь потому, что Керриган говорил правду, известных профессиональных преступников иногда действительно беспокоят не по делу, поскольку это себя оправдывает. А потом, какая разница, что говорит Керриган и почему я должен защищать честь полицейского мундира? Пол Айнхорн жил в Гринвич-Виллидже, районе, где за время последнего поколения изменилось все, кроме названия. Писатели, художники и прочие представители богемы, прославившие некогда это место, сейчас здесь не жили, на смену пришел средний класс — молодые клерки, которые считали престижным селиться в Гринвич-Виллидже, располагаясь в современных многоэтажках — таких же, как, скажем, в квартале Ямайки в Куинсе, возведенных на месте старых зданий. В одной из многоэтажек мы отыскали Пола Айнхорна. Он уже успел основательно поднабраться и встретил нас в дверях с той глуповатой ухмылкой, которая обычно бывает на лицах правонарушителей, оправдывающих свои действия состоянием алкогольного опьянения. — Не мог дождаться, — объявил он. — Пришлось начать без вас. Заходите и присоединяйтесь. Он, пошатываясь, побрел прочь от двери, оставив ее открытой, и по дороге расплескал на паркетный пол все свое спиртное. Мы с Керриганом, войдя, закрыли дверь и последовали за ним в современную скромно меблированную гостиную, откуда открывался вид на площадь Шеридана. Айнхорн стоял у передвижного бара. На нем были черные брюки, белая рубашка с черной бабочкой и белый смокинг, но ни носков, ни ботинок. Выглядел Айнхорн лет на двадцать пять, его тонкие волосы песочного цвета уже начинали редеть; он был высок и очень худ. На приятном, но несколько дряблом лице жалко вырисовывались маленькие усики в стиле Эррола Флинна. Покачиваясь, он повернулся к нам спиной и крикнул через плечо: — Что вам налить, джентльмены? — Встряхните-ка его немного, — попросил я Керригана. Керриган ухмыльнулся и, кивнув, направился через гостиную к Айнхорну, который, раскачиваясь и опустив голову на грудь, гремел в баре бокалами и бутылками. Керриган обхватил Айнхорна за плечи, склонился к нему и стал что-то шептать ему на ухо. Тот замер, перестав бестолково шарить руками среди бокалов и бутылок и, казалось, либо напряженно слушал, либо стоя задремал. Из стереопроигрывателя лился медленный джаз. Я подошел к окну и поглядел на площадь Шеридана, всегда, на удивление, темную, гораздо темнее, чем следовало бы быть такому большому и оживленному транспортному узлу. Поток автомобилей двигался на юг по Седьмой авеню, на Кристофер-стрит очень медленно свернул «фольксваген», а перед рестораном Джека Делани такси подобрало какую-то молодую парочку. Из метро к рекламному стенду вышла совсем юная девушка — с виду не старше двадцати, — неся в руках нечто похожее на футляр со скрипкой, только больше по размеру. Может, футляр с виолончелью? Когда загорелся зеленый свет, она пересекла Седьмую авеню и исчезла на Гроув-стрит. — Мистер Тобин! — позвал меня Керриган. Повернувшись, я увидел, что Айнхорн склонился над телефоном и медленно набирает номер, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на этом занятии. Керриган, стоявший в центре гостиной, объяснил мне: — Пол звонит вниз, в магазин, чтобы принесли кофе. Вам что-нибудь заказать? По выражению его лица я понял, что нужно составить компанию Айнхорну, поэтому сказал: — Спасибо. От чашки кофе не откажусь. Айнхорн к тому времени кое-как справился с набором телефонного номера. Керриган подошел к нему, взял трубку и сделал заказ. Видимо, он наговорил мальчишке чего-то такого, что произвело на того сильное впечатление. Айнхорн почти протрезвел и широко раскрытыми глазами смотрел на нас в ожидании кофе. — Пол, может, тебе умыться холодной водой, а мы подождем? — предложил Керриган. — Ты себя почувствуешь гораздо лучше. — Хорошая мысль, — нетвердым голосом проговорил Айнхорн. — Очень хорошая мысль. — Не переставая медленно и сосредоточенно кивать, он неуверенной походкой вышел из комнаты. — Он придет в норму, — заверил меня Керриган. — Правда, пока не прибудет кофе, лучше подождать с расспросами. — Ладно. — Я сказал ему, что, если он не протрезвеет, Эрни придется сообщить его отцу, что Пол не пожелал с нами сотрудничать, и тогда старик снова заставит его переехать домой во Флориду. — У него плохие отношения с отцом? — Они разной породы. — И Керриган, усмехнувшись, добавил: — Лично я всегда полагал, что тут не обошлось без участия соседа. Теперь вы понимаете, почему в корпорации не хотят иметь с ним дела. — Такое с ним часто случается? — Если «часто» значит «всегда», то — да, часто. Пластинка на проигрывателе закончилась. Раздались щелчки аппаратуры, и снова зазвучала музыка — на этот раз джаз-гитара. Я подошел к окну и стал наблюдать за тем, что происходит на площади Шеридана, которую как раз пересекал, направляясь к дому Пола, пожилой разносчик в переднике, неся в руке зеленый бумажный пакет с нашим заказом. Он прибыл до того, как Айнхорн вернулся из ванной комнаты. Керриган расплатился, проводил разносчика и сказал мне: — Схожу за Полом. Я стоял у окна, глядя на улицу и слушая музыку, и вдруг поймал себя на мысли, что играю в игру под названием «Если бы я был…». Это игра людей, которым трудно не замечать, какой невыносимой стала их жизнь, и в нее хорошо играть под музыку гитары на фоне сцен из жизни ночного города. Что я делаю здесь, в этой печальной комнате, глядя на эту печальную улицу, слушая эту печальную музыку, вмешиваясь во все эти печальные жизни? Как здесь очутился? Я попытался открыть окно, когда в гостиную вбежал Керриган с криком: — Он удрал! — Знаю, — ответил я, продолжая дергать оконную раму. — Он только что выскочил из подъезда. Внизу Айнхорн, уже обутый, по диагонали переехал площадь. Не успел я распахнуть проклятое окно, как он, вытянув руку, остановил такси, нырнул в него и скрылся на Седьмой авеню.Глава 16
— Надеюсь, мы не потревожим вашу супругу, — сказал я, обращаясь к Эрни Рембеку. — Ее нет дома, — нетерпеливо произнес он. — Она ушла. Ну, рассказывайте. Мы ему, собственно, все уже рассказали, вернее, рассказал Керриган по телефону из квартиры Айнхорна. Однако Рембек настоял, чтобы мы поехали к нему и сообщили все подробности. Поскольку мне и самому надо было повидаться с Рембеком, я согласился. И вот мы снова были у него в апартаментах, куда нас впустил, как и в первый раз, все тот же одетый в строгий костюм телохранитель — бывший футболист. Но теперь нас проводили не в офис, а в комнату, похожую на рабочий кабинет или библиотеку, обставленную в несколько старомодном и строгом стиле, которая напоминала скорее залу какого-нибудь закрытого клуба, а не жилую комнату. Черные кожаные диваны и кресла, встроенные книжные шкафы темного дерева, высокие, от пола до потолка, длинные темные драпировки на окнах; здесь не хватало только двух-трех заснувших в креслах стариков завсегдатаев. Рембеку непременно хотелось изобразить гостеприимного хозяина, и я не стал возражать против виски с содовой, а Керриган — против коктейля; напитки отправился смешивать все тот же футболист. У Рембека в руках была сигара и бокал бренди. Когда все мы расселись, словно новоиспеченные члены клуба, Рембек вновь попросил меня приступить к рассказу. — Но вам уже все известно, — уточнил я. — Вам все рассказали по телефону. — Расскажите еще раз. — Когда мы приехали туда, он был пьян. Керриган слегка надавил на него, чтобы привести в чувство. Айнхорн позвонил в бар, чтобы принесли кофе, и по совету Керригана отправился ополоснуть физиономию холодной водой. Рембек бросил на Керригана тяжелый взгляд. — Зачем? — спросил он. Я ответил вместо Керригана. — Он дал правильный совет, иначе это пришлось бы сделать мне. Айнхорну было необходимо освежиться, чтобы протрезветь. В общем, когда принесли кофе, Керриган пошел за Айнхорном в ванную, а того и след простыл. Я стоял у окна в гостиной, и как раз в тот момент, когда вернулся Керриган, увидел Айнхорна, который вышел из подъезда и сел в такси. — Куда такси поехало? — Это не имеет значения. По Седьмой авеню движение разрешено только на юг, но дальше могли повернуть куда угодно. Рембек сердито жевал сигару. Через минуту он спросил: — Ну и что вы обо всем думаете? — А что я должен думать? — Черт возьми! Разве вам не кажется, что это он и есть? Что Айнхорн убил Риту? — Не уверен. — Но ведь так оно и есть! Он же сбежал! — Он был пьян, — напомнил я. — И, как я понял, до смерти боится отца. — Я пригрозил мальчишке, — поспешно объяснил Керриган, — что, если он не приведет себя в чувство, ты пожалуешься Майку и тот может забрать его домой. — Идиоты несчастные! — с отвращением произнес Рембек. — Кто? — спросил я. — Айнхорн и его отец? — Нет, Майк Айнхорн с братьями. Неудивительно, что у него вырос такой сынок. — Почему? Расскажите, в чем дело. Однако Рембек, потеряв терпение, раздраженно воскликнул: — Какая разница? Они же во Флориде, черт возьми! И Риту не убивали! — Но, возможно, это сделал сын Майка, — возразил я. — Да расскажите же, что там делается во Флориде. Почему он так боится туда возвращаться? Рембек глубоко вздохнул, пытаясь обуздать нетерпение, и взял себя в руки. — Братьев Айнхорн трое, — начал он, — Майк, Сэм и Алекс. Они живут все вместе и считают себя очень крутыми парнями. Этакими ковбоями из вестернов. У них дом с бассейном, и они целыми днями могут вплавь гоняться взад-вперед друг за другом. А могут притащить какую-нибудь шлюху из Майами и держать пари, кто на сколько раз больше за день воткнет в девку свою штуковину. — Все трое очень волосатые и коренастые, — вставил Керриган. — Пол гораздо более хрупкого сложения. — Где его мать? — спросил я. Рембек передернул плечами: — Кто знает? Какая-то потаскуха женила на себе Майка, когда он напился до бесчувствия и не соображал, что делает, а потом сбежала. Пол был в ту пору еще младенцем. — У меня записано, что он служащий авиакомпании. Что это значит? — Да, работает в «Трансокеанских авиалиниях». Менеджером по связям с общественностью. — Это корпорация приискала ему работу? — Нет. По-моему, он устроился туда сам, разговорившись с кем-то на вечеринке за коктейлем. Он же один из университетских хлыщей, которые всегда находят себе тепленькое местечко, где можно просиживать штаны. По связям с общественностью, или рекламе, или в отделе развития и тому подобное. Ну вы знаете этот тип людей. — А с корпорацией он связан только через отца? — Совершенно верно. — Через него не идет контрабанда или что-нибудь подобное? — Вы же его видели, — вместо ответа, сказал Рембек. — Вы бы доверили ему важное дело? — Нет. — Ответил я. Рембек пожал плечами: — И мы тоже. Он нам ничего не предлагал, и мы не напрашивались. Керриган подал голос: — Как-то раз он сделал мне одно предложение. Мы оба посмотрели на него. — Когда это было? — спросил Рембек. — Год или два назад, сразу после того, как он получил работу в авиакомпании. Как-то на вечеринке он подошел ко мне и говорит: «Если тебе что-либо надо из-за кордона, дружок, я все могу протащить через таможню, только дай мне знать». Он был уже порядком пьян, поэтому я поблагодарил его, пообещал, что непременно дам знать, и больше на эту тему мы с ним не беседовали. — Мне он вообще об этом не заикался, — сказал Рембек. — Его отец и дяди уже отошли от дел? — Кто, эти? Да в жизни вы от них не дождетесь! Они занимаются игорным бизнесом. Во Флориде много охотников до подобных развлечений. — Но здесь они вообще не появляются? — Может, раз в год, если не реже. — Значит, с Ритой Касл они не были знакомы? Рембек фыркнул: — Они? Я бы паршивых ублюдков и своей уборщице не представил. — Ладно. Вы пошлете людей на розыск сына Марка? — Уже посланы, — мрачно изрек Рембек. — Откровенно говоря, — продолжал я, — сомневаюсь, что это тот человек, который нам нужен. Так что с ним можно бы и помягче. — Не волнуйтесь, — успокоил он меня. — От парней, которых я послал, требуется только одно — разыскать его. — Хорошо. Рембек, отхлебнув бренди, отставил бокал и спросил: — Вы еще что-нибудь за сегодняшний вечер успели? — Кое с кем повидался, — ответил я. — Пока ничего толкового. — Завтра утром мне доставят рапорты о допрошенных по алиби, тех, оставшихся шестерых, — сообщил он. — Прислать их вам в офис? — Да. После девяти там кто-нибудь будет. — Ладно. Я еще распустил слухи о вас, намекнул, чем вы занимаетесь. Если кто-нибудь что-нибудь узнает или обнаружит, он должен связаться с вами. — Прекрасно. — Я поставил бокал на столик и продолжал: — Я кое-что хотел с вами завтра обсудить, но, раз уж я здесь, мы могли бы и сейчас побеседовать. — Выкладывайте! — обронил он. — Я вам рассказывал, что ко мне явились двое полицейских из отдела криминальных убийств. Один из них высказал предположение, что вы наняли меня для отвода глаз, потому что сами убили Риту Касл. Я сказал, что не верю в это, и на самом деле так оно и есть. Однако это возможно. Она сбежала, вы ее разыскали, убили и отобрали деньги. Потом наняли меня, чтобы замести следы. Рембек с кривой улыбкой спросил: — Разве это в моем стиле? — Нет, — признался я. — Но я хочу прокрутить все возможные версии. — И что это значит? — Это значит, что мне надо получить и ваше алиби на ту ночь. Вы дадите мне его завтра утром вместе с остальными? — Можете получить его прямо сейчас. — Я имею в виду с доказательствами, — уточнил я. Он покачал головой: — Доказательств вам раздобыть не удастся. Ночь на четверг я провел дома, в полном одиночестве. Даже Элеонора, моя жена, ничего не сможет подтвердить. Ее здесь не было. — Где же она была? — Навещала друзей, — коротко ответил он. — Она и сейчас там? — Она собиралась к ним недели на две, — уточнил он. — Когда она уехала? — Зачем вам это? Какая разница? — Не знаю. Может быть, и никакой. Так когда она уехала? — В воскресенье. Мне надо было ехать в тот день вечером в Балтимор на собрание, так что, когда я уехал, она отправилась… она уехала в одно время со мной. И давайте оставим эту тему. Никакого отношения к делу она не имеет. — Ваша жена не знала про Риту Касл? — Нет, конечно. — Вы уверены? — Абсолютно. Я вам уже объяснил, какие чувства испытываю к своей жене. Я не посмел бы ее так расстроить. — А ее брат не мог ей все рассказать? — Фрэнк Доннер? Определенно нет. Он в курсе того, как обстоят дела. — Хорошо. Остается Джордж Льюис, ваш друг с Западного побережья. — А что с ним такое? — Он был знаком с Ритой. Давайте удостоверимся, что он и в самом деле в ночь на четверг был на побережье. — Сделаем. Еще что-нибудь? — Пока нет. Когда мы покончили с выпивкой, Рембек вызвал телохранителя-футболиста, чтобы тот нас проводил, а сам остался стоять в глубине своей библиотеки, похожей на клуб. В холле я на минуту задержался, чтобы задать телохранителю-футболисту вопрос: — Когда мистер Рембек вернулся домой в среду вечером? Он, удивившись, молча повернулся к Керригану, явно испрашивая у него разрешения. Керриган, нахмурившись, чуть поколебался, а потом отрывисто кивнул. И телохранитель-футболист ответил: — Около четырех утра, сэр. — Спасибо. Керриган сказал ему: — Не стоит беспокоить Эрни и сообщать ему про этот разговор. Ясно? — Да, сэр. Выйдя из апартаментов, мы вызвали лифт. Пока кабина не поползла вниз, Керриган хранил молчание. Затем заговорил: — Почему вы его спросили? — У меня возникло ощущение, что Рембек лжет. — На каком основании? — Он слишком поторопился сообщить, что у него нет доказательств алиби. Будь это правдой, он сказал бы, что у него нет свидетелей, кроме телохранителя. Керриган, нарочито тщательно выговаривая слова, предложил: — Давайте уточним. Вы думаете, что он это сделал? Так считает ваш друг из полиции? — Нет. По-моему, у Рембека другая причина лгать. Вы можете пойти со мной и помочь мне это выяснить? — Конечно. Мы прошли два квартала к дому Риты Касл. Когда мы были там в первый раз, я заметил, что швейцар узнал Керригана и, казалось, знал о его знакомстве с Рембеком. Поэтому теперь я попросил Керригана объяснить швейцару, что он может без опасений отвечать на мои вопросы. — Ладно, хотя я и не понимаю зачем, — сказал он. Керриган переговорил со швейцаром, не вводя его в курс дела. Потом я сам обратился к нему: — В начале недели мистер Рембек часто сюда приезжал, так ведь? — Да, сэр, — подтвердил он. Пока мы разговаривали, он нервно моргал ресницами. Вероятно, был убежден, что, как бы себя в данной ситуации ни повел, ему все равно не поздоровится. Я продолжал: — Он приезжал в среду вечером? — Да, сэр. — Когда он приехал? — В одиннадцать. — А когда уехал? — Кажется, часа в четыре. — Кажется? — Около четырех. Может, без пяти. — Благодарю вас, — сказал я. Когда мы шли по тротуару, Керриган пробормотал: — Не понимаю. — Эрни Рембек — гораздо более эмоциональный человек, чем хочет казаться. После того как Рита его бросила, он по-прежнему приезжал в ее апартаменты, чтобы посидеть тут и подумать о ней. — Вы полагаете, он ждал, что она вернется? — Не в этом дело. Просто он думал оней, вспоминал. Бродил по комнатам, наедине со своими чувствами. А теперь он стыдится самого себя и не хочет, чтобы кто-нибудь про это узнал. — Никогда бы такого про Эрни не подумал, — удивился Керриган. — Вот то-то и оно. — Не успел я договорить, как у обочины остановился лимузин, и из салона выскочил Эрни Рембек. Он зашагал к нам и, подойдя ближе, сердито накинулся на меня: — Я так и подумал, что нагоню вас здесь. Какого черта вы приставали к моему человеку? — Вы путаете мне все карты бессмысленной ложью, — признался я. — Мне надо убрать ложь с дороги, чтобы двинуться дальше. — Вы напрасно тратите время, — начал он, однако я перебил его: — Нет, это вы напрасно тратите время. Мое время. Если хотите, чтобы от моей работы был толк, говорите правду, когда я вас о чем-нибудь спрашиваю. Он не стал оправдываться и, повернувшись к Керригану, произнес: — Спокойной ночи, Роджер. Керригана это изумило, но он быстро справился с собой: — Ага. До завтра, Эрни. — Меня он спросил: — Когда мы завтра начинаем? — Пока еще не знаю. Позвоните мне в офис часов в десять. — Хорошо. Он направился по улице прочь от нас. Когда он отошел достаточно далеко, Рембек снова заговорил: — Ладно, вы правы. Я думал, нет никакой разницы, где я был, раз не убивал Риту. — Но мне нужны доказательства. — Ну хорошо. Теперь вы довольны? — Да. — Я заметил, что швейцар озабоченно глядит на нас сквозь стеклянную дверь. — Может быть, вы скажете ему, что все в порядке. А то он так нервничает. — Ладно. Вас подвезти? — До метро. — Поехали. Больше о его местонахождении в ту ночь со среды на четверг мы не говорили.Глава 17
Еще не было семи, когда утром в субботу меня разбудил шум дождя. Я быстро натянул одежду и вышел во двор, чтобы прикрыть канаву брезентом. Я решил, что, когда снова примусь за работу, надо будет первым делом уложить на дно один-два слоя бетонных блоков, чтобы ливни не подмывали края канавы и не изменяли ее размеров. Возможно, дождь скоро прекратится, и тогда укреплять края канавы можно будет начать уже сегодня после обеда. О своей новой службе я подумал только тогда, когда сидел на кухне за первой утренней чашкой кофе и смотрел, как Кейт в домашнем платье суетится, готовя завтрак. Мне пришло в голову, что Кейт сегодня не надо торопиться в магазин к покупателям, потому что я снова стал кормильцем в семье. Однако эта мысль меня не приободрила. Вчера, когда я вращался в мире Эрни Рембека, во мне проснулся профессиональный интерес к людям его мира и к решению задачи, но к сегодняшнему утру он уже угас. Я хотел бы все свое время посвятить строительству моей стены, несмотря на неудобства, причиненные дождем. А вместо этого я все больше втягивался в суетливую беготню по лживому разлагающемуся миру в бессмысленных поисках какого-то подонка, убившего проститутку. Какое мне дело до Риты Касл? Какое мне вообще до всего дело? Я даже посмаковал немного мысль, а не послать ли Эрни Рембека с его пятью тысячами долларов ко всем чертям? Можно ему телеграфировать, не придется даже утруждать себя поездкой в Манхэттен. Но присутствие Кейт здесь, со мной на кухне, делало это невозможным. И потому, что мой отказ от работы означал бы, что ей придется все-таки опять тащиться сегодня в магазин и встать за прилавок, и потому, что она возлагала такие большие надежды на благотворное влияние на меня расследования, ради которого меня нанял Рембек. Поэтому пришлось заставить себя переключиться на ведение дела, и я не без труда восстановил в памяти вчерашние встречи с пятью подозреваемыми. Похож ли хоть один из них на убийцу? Сначала Айнхорн. Он сбежал, но я был склонен считать это скорее признаком слабохарактерности, чем вины. Мальчишку легко напугать и обратить в бегство чем угодно, даже домогательствами Риты Касл. Вряд ли это он. Хоган. Он признался, что устроил Рите «осмотр», когда она стала ему очень уж докучать. Он тоже по характеру не подходил на роль человека, за которым мы охотились, слишком был сдержанный, вел размеренный и упорядоченный образ жизни. Мое воображение рисовало образ убийцы как человека с перепадами настроения, чье эмоционально-психическое состояние или неустойчивое финансовое положение дали сбой, вылившийся в убийство Лайдон, владелец недвижимости с видом на Куинс. Он казался мне довольно неуравновешенным, однако не проходил по другим статьям. Я мог еще представить себе, чтобы Рита Касл сбежала с Айнхорном или Хоганом. С первым, потому что она могла над ним властвовать, со вторым, потому что он мог властвовать над ней. Но трудно было вообразить, что бы их могло связывать с Лайдоном. Кроме того, если убийца нацеливался на деньги — а скорее всего, так и было, — то Лайдон с его положением, безусловно, мог раздобыть их гораздо более мирным и безопасным путем. Доннер, примерный семьянин, шурин Рембека. При мысли о нем я приходил в замешательство. Не верилось, что у них с женой была такая идиллия. А может быть, я смотрел на все предвзято, со своей колокольни? Пока я не откопаю улик против Фрэнка Доннера, доказательств «за» или «против», пусть он побудет в списке подозреваемых. Керриган. Пока что я считал его кандидатуру наиболее вероятной. Рита Касл способна была клюнуть на его молодость и светские манеры. В его характере просматривалась беспощадность, необходимая для того, чтобы замыслить и осуществить подобное преступление ради денег, плюс в настоящее время у него, очевидно, не было интрижки с другой женщиной, хотя это мне еще предстояло проверить. Значит, на следующем этапе мне необходимо сосредоточиться на Керригане. К четверти десятого я потихоньку собрался с мыслями о расследуемом деле и дошел до телефона, чтобы позвонить в офис и сообщить Микки Ханселу, что приеду вскоре после десяти, а также передать Керригану мою просьбу явиться в офис в одиннадцать часов. Однако в трубке раздались три длинных гудка без ответа, которые внезапно прервал голос телефонистки, спросившей меня, по какому номеру я звоню. Я назвал ей номер, и она сказала, что он временно отключен, не работает линия, а когда возобновится связь, она не знает. Поблагодарив ее, я повесил трубку, и телефон тут же зазвонил. Это был Эрни Рембек. — Неприятности! — объявил он. — Что за неприятности? — Только что взорвали офис. — Что?! — Мне позвонили из здания. Это произошло десять минут назад. В офисе находился Хансел. Вы там не хранили динамит или что-нибудь такое? — Нет, конечно. Что с Ханселом? — Что с ним может быть? Он мертв. — Тот, кого мы разыскиваем, считает, что я подобрался к нему ближе, чем есть на самом деле, — предположил я. — Надеюсь, вы не подозреваете меня? — Нет. — Вы сумеете прямо сейчас приехать сюда? — Сначала мне нужно переправить семью в безопасное место. — Хорошо. Разумеется. — Вы можете раздобыть мне оружие? — Нет проблем. — Я привык, чтобы кобура была на бедре. — Вы получите то, чем пользуются в полиции, — пообещал он. — Ладно. — Единственное, вряд ли нам удастся раздобыть вам разрешение на ношение оружия. — Что ж, придется носить без разрешения. — Это выход, — сказал он. — Когда будете здесь? — Не знаю. Приеду, как только смогу. К счастью, была суббота, и у Билла в школе не было уроков. Я поднялся наверх, где Кейт застилала постели, коротко рассказал ей о случившемся и посоветовал им с Биллом на какое-то время переехать в другое место. — Митч, — предложила она, — может, тебе лучше, пока не поздно, выйти из игры? — Слишком поздно. Он уже за мной охотится. Начинай собирать вещи. Я позову Билла. — Куда нам поехать? — Как насчет Грейс? — спросил я, имея в виду сестру Кейт, живущую в Патчоге, в Лонг-Айленде. — Я позвоню ей, — согласилась она. Билл находился в гараже у дома напротив, помогал соседскому мальчишке чинить велосипедную цепь. Я позвал его домой и поставил в известность о том, что они с матерью отправляются погостить к дяде Альфреду и тете Грейс. Как и следовало ожидать, у него вытянулось лицо, и он спросил: — Как так? — Дело в том, — начал я объяснять, — что работа, которой сейчас занимаюсь, становится опасной. Хочу, чтобы ты был бдительным и готовым защищать маму. Я еще немного поговорил с сыном в том же духе, чтобы его подбодрить, и собрался было пойти наверх помочь Кейт укладывать вещи, как снова зазвонил телефон. Это был Марти Кенгельберг, мой старый приятель из отдела криминальных убийств. — Хорошо, что я застал тебя дома. Оставайся пока на месте. Ладно, Митч? — Зачем? — Нам с Фредом нужно с тобой побеседовать. — Вы не могли бы приехать побыстрее? Мне предстоит тяжелый денек. — Нам тоже, Митч. Приедем, как только сможем. Я повесил трубку и помог Кейт и Биллу отнести багаж к машине. Кейт на минуту задержалась со мной в прихожей. Мы всегда стеснялись изливать друг другу чувства, а в редкие моменты, подобные этому, просто не находили нужных слов. Однако Кейт все же ласково коснулась моего лица кончиками пальцев, сказав этим все. — Ничего не случится, — пообещал я. Я поцеловал ее, и она, пробежав под дождем, села в машину и уехала. Я перезвонил Рембеку и сообщил ему, что со мной хотят встретиться два инспектора из отдела криминальных убийств, поэтому я буду позже, чем предполагал, а потом спросил: — Может быть, они собираются приехать по поводу этого взрыва? — А я откуда знаю? — На чье имя был зарегистрирован офис? — Не на ваше. — Ладно. Выберусь, как только смогу. После этого мне оставалось лишь ждать. Когда наконец позвонили в дверь, я взглянул на часы — они показывали десять минут двенадцатого. С Марти приехал тот же напарник, что и в прошлый раз, скептик по имени Фред Джеймс. Они отряхнули мокрые плащи, я пригласил их пройти в гостиную. — Ты слышал про взрыв? — спросил Марти. Значит, они решили встретиться со мной по этому поводу. — Да, — ответил я. — А откуда вам известно, что он имеет отношение ко мне? — Какая разница? — Либо вы за мной следили, либо вас навели. — Мы за тобой следили, — признался Марти. — Выходит, вам есть о чем со мной потолковать. — Начнем со взрыва. — Конечно. — Я удобно уселся, заложив ногу на ногу, и принялся рассказывать: — Эрни Рембек только что позвонил мне и сообщил о взрыве. Еще он сказал, что при взрыве погиб некто Микки Хансел. Вот и все. — Ты знал этого Микки Хансела? — Да, Рембек приставил его ко мне в качестве клерка. У него был ключ, и он должен был явиться сегодня в офис к девяти утра, чтобы разбирать документы и отвечать на телефонные звонки. Фред Джеймс уточнил: — Он на пять минут опоздал. — Значит, прожил лишние пять минут, не так ли? — Какие взрывчатые вещества ты хранил в офисе? — спросил Марти. — Да ладно тебе, Марти. — Ты хочешь сказать, что их у тебя не было? — Конечно не было. — Так, по-твоему, это идиотская шутка? — Видимо да. — По твою душу? — Судя по всему. Марти огляделся по сторонам и поинтересовался: — А где Кейт? — Уехала на пару дней навестить сестру. Они переглянулись, и Фред Джеймс снова обратился ко мне: — Похоже, вы что-то обнаружили? — Похоже, — согласился я. — Но если и обнаружил, то не знаю что. Марти нахмурился: — У тебя нет зацепок? — Ни одной. Длинный список подозреваемых, вот и все. — Вчера ты виделся с четырьмя, — уточнил он, — не считая Рембека. Нам нужны их имена и показания. Я покачал головой: — Нет, Марти. Так мы не договаривались. — Значит, сейчас договоримся. Произошло второе убийство. На этот раз на нашей территории. — Все равно — нет. Фред Джеймс фамильярно назвал меня по имени: — Слушайте, Митч, рассудите сами. Вы служили в полиции и прекрасно знаете, на что мы способны, если вы станете водить нас за нос. Вы что, не прочь три недели проторчать в следственной камере в качестве свидетеля? — Вы хотите сказать, три часа, — поправил я его. — Тот, кто пользуется услугами адвокатов Эрни Рембека, на три недели в тюрьме не задерживается. — Мы не пытаемся тебя запугать, Митч, — вмешался Марти. — Ты, может, и нет. А вот твой напарник попытался. — Похоже, я не сумел найти с вами общего языка, Митч, — откликнулся Фред Джеймс. — Мне очень жаль. — Мне тоже, — откликнулся я. — Почему ты не хочешь поделиться с нами сведениями, Митч? — спросил Марти. — Я хочу, чтобы от моей работы был толк. Если вы будете повсюду следовать за мной и узнавать, кто что мне сказал, то Рембек просто запретит своим людям отвечать на мои вопросы. Марти знал, что я прав, и это сразу отразилось у него на физиономии. Тем не менее он возразил: — Нехорошо все-таки, Митч, что ты утаиваешь от нас информацию. Ты же знаешь, что мы будем с чрезвычайной осторожностью пользоваться сведениями, которые ты нам сообщишь. — Я этого совсем не знаю. И еще не забыл, что творится в голове у полицейского, Марти, а потому понимаю, что, когда даешь обещание тому, кто находится по другую сторону барьера, это не более чем тактический ход. — А ты находишься по другую сторону барьера? — В данный момент я работаю на Эрни Рембека. — Откровенно говоря, Митч, — вмешался Фред Джеймс, — вы у меня как кость в горле. Понимаете? Как кость в горле! — Может, вы ею и подавитесь, Фред, — напророчествовал я. Марти торопливо произнес: — Ладно, Митч, не ерепенься. Просто Фред не знает тебя так хорошо, как я. Вот и все. — По-твоему, ты хорошо знаешь меня, Марти? Пойдем-ка, послушаешь. Они последовали за мной в прихожую. Я снял трубку, набрал номер Эрни Рембека и, когда он подошел к телефону, сообщил: — Те два инспектора, о которых я вам говорил, уже у меня. По их словам, они вчера весь день следили за мной. Им известны адреса, по которым я побывал, но они точно не знают, с кем я там встречался. — Они вас об этом спрашивали? — Да. — И что? — Я им не ответил. — Хорошо, — одобрил Рембек. — Проблема в том, — продолжал я, — что, если они будут за мной следить, я не смогу нормально выполнять работу. Им не составит большого труда по каждому адресу вычислить нужного человека, и тогда они полезут ко всем с расспросами. Вы же не хотите, чтобы это происходило повсюду, куда бы я ни сунулся? — Конечно не хочу, черт возьми! — воскликнул Рембек. — Поэтому мне придется бросить данное дело, — заключил я. — Извините, но меня связали по рукам и ногам. Если вы хотите, чтобы я вернул вам деньги, я… Меня одновременно перебили и Рембек, и Марти. Рембек выкрикнул: — Какого черта! А Марти торопливо забормотал: — Погоди! Минутку, Митч. Послушай. Да подожди ты… — Секундочку, — произнес я в трубку, прикрывая ее ладонью и обратился к Марти: — В чем дело? — Мы не хотим, чтобы ты бросал эту работу, нет, ради Бога! — У меня нет выбора, — возразил я, слыша доносившиеся до меня бурные протесты Рембека, но никак на них не реагируя. — Мы от тебя отстанем, Митч, — пообещал Марти. — Гарантируем. — Как гарантируете? Фред Джеймс с сарказмом спросил: — Вам нужны письменные гарантии, Митч? — Заткнись, Фред! — рявкнул Марти, чем поверг его в крайнее изумление. — Он шутить не будет, так и сделает, как сказал. — Я всегда делаю то, что говорю. Марти повернулся ко мне: — Я тоже выполню то, что обещаю. Гарантирую тебе, что следить за тобой больше не будут, и тех, с кем ты вчера встречался, никто не тронет. Как только у тебя появится что-нибудь, о чем ты захочешь мне сообщить, свяжись со мной. Обещаю, мы тебя оставим в покое. — Ты мне этого не можешь обещать, Марти. И мы оба это знаем. — Давай я позвоню, — предложил он. В трубке еще слышался голос Рембека. — Я вам перезвоню, — сказал я и, положив трубку на рычаг, передал телефон Марти. Ему понадобилось позвонить в два места — сначала своему шефу, а потом — в Центральное управление полиции. Оба раза он давал какие-то путаные объяснения, но когда закончил, я снова был свободным художником. Положив трубку после второго разговора, он с облегчением обратился ко мне: — Ну вот. Доволен? — Вполне. — До встречи, Митч! — сказал он на прощанье. — Буду на связи, Марти, — пообещал я. С Фредом Джеймсом мы не обмолвились больше ни словом. После того как они ушли, я перезвонил Рембеку. Он сам подошел к телефону и спросил: — Получилось? — Да. — Я тут целую минуту бушевал, — хмыкнул он. — Думал, вы и вправду хотели отказаться. — Если бы из этого ничего не вышло, — сказал я, — и вправду бы отказался.Глава 18
На этот раз швейцар меня узнал. Из-за дождя я взял от метро такси, и он, выйдя из подъезда, открыл передо мной дверцу машины, коснувшись рукой фуражки и назвав меня «сэр»; с той же почтительностью он обслуживал типов вроде Виклера, посыльного, который впервые принес мне известие об этой работе. Пока я выбирался из салона машины и шел к зданию следом за услужливым швейцаром, который держал надо мной зонт, я вспомнил, как Эрни Рембек заверил меня при первой же нашей встрече, что на мое целомудрие не будет никакого покушения, и задал себе вопрос, не придется ли мне теперь так или иначе все равно его лишиться. Надо побыстрее найти убийцу и убраться из этого мира мафиози подальше, надежно отгородившись от него моей стеной, которую я строил. Наверху Рембек сам открыл мне дверь. Он сообщил, что теперь мой офис будет находиться прямо здесь, в его квартире, и препроводил меня туда, уверяя: — Сюда бомбу никто не подложит. Это я вам гарантирую. Он провел меня в небольшую комнату с видом на вентиляционную шахту. Кабинет был обставлен точно такой же мебелью, как и мой первый офис: письменный стол, шкаф для документов, стул и подставка для пишущей машинки. Рембек, стоя рядом со мной в дверях, окинул помещение взглядом и спросил: — Ну как? — Прекрасно. — Ваш револьвер лежит в нижнем ящике стола. К сожалению, разрешение на ношение оружия для вас достать не удалось. — Ничего страшного. Подойдя к столу, я выдвинул ящик и достал «кольт-кобру», короткоствольный револьвер, 38-го калибра. Он был примерно такого же размера и веса, как и «смит-и-вессон», который я носил в течение последних нескольких лет полицейской службы, с той только разницей, что рукоятка у моего «СВ» была немного другой формы. В ящике также лежала простая и добротная набедренная кобура. Я надел ее на свой пояс, засунул конец в карман брюк и вложил в нее револьвер. Словно звуки из внезапно включенного радио, на меня нахлынули воспоминания. — Ну как? — спросил Рембек. — Годится? — Дайте мне пять минут, — попросил я. — Оставьте меня одного. Он не понял. — Как? Что с вами? Я повернулся к нему и, повысив голос, почти крикнул: — Да убирайтесь же отсюда, Рембек! На пять минут, черт возьми! Не знаю, понял ли он меня на этот раз? По крайней мере, вышел, притворив за собой дверь и оставив меня в одиночестве в маленькой квадратной комнатенке с грузом оружия на правом бедре и не менее тяжелым грузом воспоминаний на сердце. Как я мог об этом забыть? Я восемнадцать лет носил табельное оружие по привычке на бедре, постоянно ощущая знакомую успокаивающую тяжесть. Первые месяца два после… после того ходить без этого груза было неловко и непривычно, как будто мне прокусили дырку в бедре. Однако тело, как и разум, все забывает, и с течением времени я привык к этой пустоте на бедре. И перестал замечать, что там чего-то не хватает. Я на мгновение потерял бдительность, и, когда опять ощутил кобуру на бедре, воспоминания, безжалостно накинувшись на меня, железными когтями впились в сердце. Все проходит. Вскоре я снова смог дышать, двигаться, переключиться на мысли о другом. Когда через пять минут в дверь постучали, я сидел за столом, просматривая материалы по алиби шестерых подозреваемых из второго списка Рембека, который уже ждал меня на столе в конверте. — Входите, — пригласил я. И Рембек нерешительно остановился на пороге. — Все в порядке. Мои слова его успокоили, но все же он осторожно проделал короткий путь до стола, оставив дверь открытой. — Иногда вы приводите меня в замешательство, — сказал он. — Если бы все мои поступки можно было понять и объяснить логически, я бы до сих пор служил в полиции, а на вас бы работал кто-нибудь другой. — Я жестом указал на лежащие на столе бумаги. — Четверых можно исключить. — Троих, — поправил он. — Микки Хансела теперь тоже можно вычеркнуть, — возразил я. — Ах да! Извините, не сообразил. Я снова просмотрел рапорты по проверке алиби подозреваемых. Одним из двух оставшихся в списке был Уильям Пьетроджетти, бухгалтер, с которым я познакомился, когда впервые тут побывал. Он утверждал, что весь вечер провел дома один. Второй — некто по имени Мэттью Сиэй, род занятий — телохранитель. Он настаивал, что в среду всю ночь был с другом, но подробности сообщить отказался. Я спросил: — Сиэй — охранник, что стоит у вас на дверях? — Нет, это Бургер, он все время здесь находится. С Ритой он вообще никогда не встречался. С Сиэем мы иногда бывали вместе на светских приемах. — Я хочу с ним встретиться. И с Пьетроджетти тоже. У них дома, как и с остальными подозреваемыми. — Сегодня во второй половине дня вас устроит? — Чем раньше, тем лучше. Он кивнул: — Будет сделано. — А что там с Джорджем Льюисом? — спросил я. — В ночь на четверг он был на побережье? — Определенно. — Хорошо. — Достав бумагу и ручку, я начал составлять список. — Я нанял вам нового помощника, — сообщил Рембек. — Он будет здесь в течение часа. — Нет, спасибо, мне больше никто не нужен. Он поглядел на меня: — У вас тяжело на душе из-за Хансела, да? — Естественно. Я получу копии полицейских рапортов по взрыву? — Как только они появятся. Я закончил список. В активе было семь имен:Роджер Керриган Фрэнк Доннер Луис Хоган Джозеф Лайдон Пол Айнхорн Уильям Пьетроджетти Мэттыо Сиэй.Я передал список Рембеку со словами: — Мне на всех семерых нужны полицейские досье, если таковые имеются. Он с жадностью схватил листок, впившись глазами в имена. — Значит, это оставшиеся под подозрением? Убийца — один из семи? — Возможно, если мы правильно поняли записку. — Я покачал головой: — Как жаль, что я ее утратил. — Вы оставили ее в офисе? — Да. — Если хотите, я восстановлю, — с каким-то ожесточением произнес он. — Помню, все, что в ней было написано. — Прекрасно. — Я встал с места и сел за машинку, придвинув ее поближе. — Диктуйте. Он монотонно продиктовал мне записку Риты, и, если это и причинило ему боль, он не подал вида.
«Я ухожу. Я встретила настоящего мужчину, и мы вдвоем собираемся начать новую жизнь подальше отсюда. Ты никогда нас больше не увидишь».— Ладно, замечательно. — Я вынул листок из пишущей машинки и положил его на стол. Чистой стороной вверх. — Посмотрите список, — попросил я. — Кто из этих семи мог знать, что у Риты есть деньги? Он, нахмурившись, вгляделся в список: — Так… Роджер мог. И Фрэнк, Фрэнк Доннер. Пьетроджетти, естественно, знал. Вероятно, Мэтт Сиэй тоже. Он иногда сопровождает меня как охранник и был раза два при мне, когда я передавал деньги Рите. Луис Хоган точно не знал. Ни Джо Лайдон, ни Пол Айнхорн — эти не могли. — Он поднял на меня глаза. — Но ведь она наверняка о деньгах тому типу рассказала. — Тогда он охотился не за деньгами, — возразил я. — Она вряд ли сказала бы ему про деньги, пока они не… не стали близки. Выходит, если он с самого начала нацелился на ее деньги, то узнать о них должен был из другого источника, а не от нее самой. — Значит, эти трое отпадают? Луис, Джо и Пол? — Нет. Они менее вероятны, чем остальные. Может быть, это один из них, но сначала у них просто завязался роман, а деньги примешались потом. Он еще раз бегло просмотрел список. — Все имена можно вычеркнуть — по той или иной причине. — Поэтому я пока никого и не вычеркиваю. Расскажите мне про то здание. — Какое здание? — В котором вчера находился мой офис. Корпорация владеет зданием или только офисом? — У нас там помещений двенадцать, для разных целей. Остальная часть здания нам не принадлежит. — Кто им владеет? — Да, собственно, Джо Лайдон. Я ведь вам рассказывал, что он сдает нам в аренду недвижимость. — Тогда у него должен быть ключ от всего здания. — Ему бы ключ вряд ли понадобился. Вход в здание открыт круглосуточно, у дверей дежурит старик вахтер. Лифт всю ночь работает. Чтобы попасть в ваш офис, ключ тоже был не нужен, на двери висел такой замок, что его можно зубочисткой открыть. — Значит, список не сократить, — заключил я, поглядел на свой новый, пустой письменный стол и продолжил: — Мне придется восстановить кое-какие бумаги. У вас наверняка есть еще экземпляры рапортов допрошенных из первого списка? — Конечно. У меня в кабинете. Сейчас принесу. — Хорошо. И полицейский рапорт из Аллентауна. Он мне тоже понадобится. — Вы на этом категорически настаиваете? Его теперь трудно будет раздобыть. — Что ж, попытаемся, — сказал я. Он пожал плечами: — Раз вы так хотите. Достав блокнот, я открыл его на странице, куда переписал имена из записной книжки, найденной в квартире Риты Касл. — Как зовут Ритиного дружка, который был у нее до того, как вы с ней познакомились, — спросил я. — Какого дьявола он вам нужен? Она с ним два года не виделась. — Я хочу с ним поговорить. Как его имя? — Квигли. Фамилия — Квигли, а как зовут, не помню. Я заглянул в блокнот. — Тед, — сказал я. — Тед Квигли. Он, нахмурившись, взглянул на меня и на мой блокнот. — Откуда это у вас? — Может быть, она с ним и не виделась, — ответил я, — но его адрес и телефон из записной книжки не вычеркнула. — Правда? — Он наклонил голову и, тряхнув волосами, сказал: — Вам просто попалась ее старая записная книжка. — Возможно. — Я встал из-за стола. — Скоро вернусь. — Куда вы? — Хочу побеседовать с Тедом Квигли. — Какой в этом смысл? — Скажу вам, когда вернусь. — Остановившись, я посмотрел на него и добавил: — Пусть это вас не очень обнадеживает, Рембек. Вряд ли Тед Квигли всплыл из прошлого и похитил Риту. — Тогда зачем он вам нужен? — Я хочу выяснить, что, по его мнению, она собой представляла. Иногда она меня несколько озадачивает. Он гневно что-то пробормотал и вдруг замер. — Да, — произнес он совсем другим тоном. — Меня она тоже ставила в тупик. Я ее, оказывается, вовсе не знал. Она была совсем не такая, какой представлялась. — Я скоро вернусь, — пообещал я и переступил порог. — Погодите, — остановил он меня. — Я позову Роджера. — На этот раз я обойдусь без Керригана. — Но… — Он наблюдает за мной, когда я беседую с людьми из корпорации. Тед Квигли к корпорации не принадлежит. — Вспомнив еще кое-что, я снова остановился и спросил: — Кстати, а где вы познакомились с Ритой Касл? — На генеральной репетиции. Рита поначалу в ней участвовала. — Там не осталось каких-нибудь неизвестных мне связей? — Нет. Я не стал финансировать постановку спектакля, Рита в нем не захотела играть. Я слышал, пьеса приказала долго жить. — Ладно. Я скоро вернусь. Я был уже у двери, когда он окликнул меня: — Мистер Тобин! Я обернулся. — Потом расскажете мне, что вам поведает Квигли, хорошо? — попросил он. — Какой она, по его мнению, была?
Последние комментарии
1 день 18 часов назад
1 день 23 часов назад
2 дней 1 час назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 4 часов назад