Суперпредатель [Екатерина Корнюхина] (fb2) читать онлайн

Глава 1 ВСТРЕЧА

В экстремальных условиях нет ничего глупее, чем привлекать к себе внимание шумом. Разумеется, когда уже видишь врага, а враг видит тебя, то иногда имеет смысл немного поорать. Может, слабонервный идиот испугается?

Но шатуны слепо следовали заветам одного из своих безвременно ушедших главарей и, как только предоставлялась возможность, вопили.

Добер, надежно укрывшись среди камней, вслушивался в улюлюканье шатунов и прикидывал, чем же они могут заниматься под такой аккомпанемент. На драку похоже не было — слишком часто прослушивалась азартная нотка. Добер пришел к выводу, что шатуны кого-то травят.

Он осторожно высунулся. Травля — занятие увлекательное, и они наверняка забыли об осторожности.

Шестеро существ, одетые в живописное тряпье, окружали небольшой бункер, кидаясь в него гранатами без запалов.

Добер беззвучно выругался. Он шел сюда двое суток, надеясь, что в этом пустынном уголке сможет отдохнуть хотя бы недельку, И вот теперь, когда он, живой и невредимый, был у цели, эти безмозглые твари загнали кого-то в бункер и теперь не уйдут, пока не прикончат свою жертву.

Строение было врыто в стенку неглубокого оврага, а передняя его часть и верх замаскированы ветками. Шатуны, скорее всего, не имели патронов или не хотели их тратить, надеясь достать свою жертву и так. Из бункера не доносилось ответных выстрелов, криков или других звуков. Спрятавшийся там хранил молчание.

Добер подумал, что жертва шатунов вполне могла умереть от полученных ран, а шестеро идиотов все не осмеливались подойти поближе.

Он имел возможность разогнать шатунов в считанные минуты, но эти существа, не отличающиеся тактом и умом, обязательно вернутся. А стрелять им в спины Добер не хотел. Оставалось одно — легкая провокация.

Он перекинул из-за спины автомат, проверил кинжалы в рукаве и за голенищем сапога, вздохнул и вышел из-за камней.

Шатуны, увлеченные своим занятием, не заметили его сразу. Добер поддел пару камней, те со стуком откатились в сторону. Шатуны развернулись к нему. Добер шел, не фокусируя свое внимание на их мордах. Собственно, и смотреть-то было не на что — грязные тряпки с прорезями для глаз. К тому же Добера больше интересовали их руки.

Шатуны прятаться не торопились, они видели, что незнакомец один. Тот, кто был ближе всех к Доберу, выхватил из-за пояса длинный нож и кинулся к нему навстречу. Одиночка даже не стал стрелять. Он увернулся от лезвия и сбил шатуна прикладом автомата.

Другой не нашел ничего лучше, чем бросить гранату без запала. Добер пригнулся и, выхватив из-за голенища нож, метнул. Шатун взмахнул руками и упал.

У остальных четверых, видимо, зародилось подозрение, что незнакомец представляет опасность. Двое схватились за пистолеты. Им очень не повезло — они стояли рядом, и Добер скосил их короткой очередью.

Двое оставшихся наконец-то догадались упасть на землю. Один из них начал совершать обходной маневр, пытаясь зайти Доберу в тыл. Тот позволил ему это сделать, отвлекшись на минуту, чтобы пристрелить другого. Когда же за его спиной раздалось угрожающее шуршание, он метнул второй кинжал. Короткий всхлип — и тишина.

Добер огляделся. Путь к бункеру был расчищен. Он потратил некоторое время, чтобы вернуть себе оба кинжала и забрать у шатуна, которому уже ничего не было нужно, нунчаки превосходной работы. Затем он направился к строению. Там все было тихо.

Добер, уподобившись шатунам, прикинул, что неведомое существо может обладать и хитростью и расчетливостью, поэтому приближался к бункеру с осторожностью. Подойдя к полуоткрытой двери, он, на случай, если незнакомец настроен миролюбиво, тихо произнес:

— Эй, приятель! Может, договоримся?

— Может,— сразу же раздался глуховатый голос, который никак не мог принадлежать взрослому существу.

Добер, отступив на шаг, перехватил поудобнее нунчаки и, увидев, как с крыши строения спускается маленькое существо, понял, почему до сих пор было так тихо. Спасаясь от шатунов, оно попросту не успело забежать внутрь. Видимо, оно подбежало к бункеру с задней стороны, прыгнуло на крышу со стенки оврага да тут и осталось. Пряталось оно, на взгляд Добера, очень неумело. Но шатуны его не заметили и кидали свои гранаты в дверь, а не на крышу.

Добер внимательно рассмотрел незнакомца. Тот был очень невысокий — едва достал бы Доберу до груди, хотя сам он не считал себя гигантом. Одет был бестолково, но с умыслом — никаких болтающихся тряпок, за которые так легко Ухватиться во время драки. Грива грязных волос перетянута шнуром, физиономия чумазая и исцарапанная, но вполне человеческая — никаких намеков на мутацию. Ярко блестят светлые настороженные глаза.

— Ты кто? — поинтересовался Добер.

— Я — одиночка,— последовал ответ.

— Хм, я тоже.

Это уже кое-что. С ним можно разговаривать, не боясь, что вместо ответа тебе всадят пулю в лоб. По бескрайним степям, лесам,

джунглям и горам бродили бесчисленные группировки, нужно было хорошо знать, как с кем себя вести, чтобы не влипнуть в неприятность. Были шатуны — безмозглые, наглые, но трусоватые. Выли ветрогоны — абсолютно безвредные и жалостливые. Были степняки — хитрые, коварные, любители засад и ловушек. Были киднепперы, не интересующиеся никем, кроме детей. Были мюрдеры — бессмысленно жестокие, чрезвычайно опасные. Были отшельники — мирные, но не терпящие посторонних. И были еще одиночки, опасные для врагов, миролюбивые с друзьями.

— Приятель,— сказал Добер,— мне нужен этот бункер.

Маленькое существо пожало плечами:

— Мне тоже хотелось бы отдохнуть здесь, но, если ты любишь быть один, я могу и уйти.

Добер еще раз окинул взглядом незнакомца:

— Сколько тебе лет?

— А тебе какое дело?

— Я подумал о том, что это были не шатуны. Это были киднепперы. Так сколько тебе лет?

— Четырнадцать. Почти.

Добер вздохнул и повесил нунчаки на плечо:

— А что ты здесь делаешь?

— С тобой разговариваю, вместо того чтобы лечь и спать.

— Сейчас ляжешь. Если… не будешь мне мешать.

— Помешаешь тебе, как же! — пробурчал незнакомец.— Вон какой большой, с тобой и захочешь — не справишься!

Добер усмехнулся и первым шагнул в темноту бункера, как бы подставляя спину под удар и проверяя мирные намерения незнакомца. Никаких покушений не последовало. Он слышал позади себя легкие шаги и тихое неразборчивое ворчание.

К тому моменту, когда они подготовили место для ночлега, Добер уже понял, что нападения не последует, исключая, правда, время сна. Обнаружив среди разного хлама маленькую переносную печку, он обрадовался. Разводить костер в бункере было бы неосмотрительно из-за опасности себя обнаружить. Он укрепил и запер дверь, проверил, нет ли других выходов, и вернулся к печке. Она уже работала — оказывается, подросток-одиночка в технике кое-что смыслил.

Добер снял с себя оружие и куртку из толстой кожи, уселся и устало вытянул ноги.

— Ну,— спросил он, — и как у нас обстоят дела с едой?

— Консервы.— Незнакомец пнул ногой ящик.— Здесь, похоже, был склад.

— Я не об этом. Разумеется, здесь был склад, иначе бы я сюда не шел. У тебя что-нибудь есть?

— Нет.

— И как же ты обходишься?

— Пожрать — не проблема.

— Да? А мне казалось иначе. Светлые глаза обратились в его сторону.

— А как тебя зовут?

— Добер. Полностью — Доберман. Официально — Доберман-Пинчер.

— Собака?

— Собака.— Он не обиделся.— Ну, ребеночек, а как тебя звать?

— Медянка.

— Что-о? — Добер выразил безмерное удивление.— Постой, ты мальчик или девочка?

— О, дошло! Девочка, а кто же еще? Мужчина с шумом выпустил из себя воздух и откинулся на груду тряпья:

— Вот только девочки мне не хватало!

— А кто сказал, что меня тебе должно не хватать? Я посплю и пойду, если ты к утру не переквалифицируешься в киднеппера.

Добер ничего не ответил. Он раздумывал. Разной шушеры вокруг болталось достаточно, но женщины встречались крайне редко. А девочка, тем более девочка-одиночка — это вообще не укладывалось в его голове.

— Слушай, ты сумасшедшая или самоубийца? — спросил он.— Что ты здесь делаешь?

— Гуляю.

— Больше негде?

Она засмеялась, показав полоску верхних зубов с двумя клыками по бокам, которые были чуть длиннее остальных.

— Ты хорошо подумал? Где еще можно гулять?

— Ну, не знаю. В городах, там, наверное, спокойнее. В Гарусе или в Атике.

— А я туда и иду.

— В Гарус?

— Нет, в Атику.

Пока Добер раздумывал над ее словами, девочка успела вскрыть одну из банок с консервами и вытряхнуть содержимое в котелок, который водрузила на печку, и вскоре по бункеру распространился вкусный запах разогретого мяса.

— В Атику,— повторил Добер.— А ты знаешь, что выбрала крайне неудачный путь?

— Чего?

— Ты пойдешь по прямой и на половине дороги выйдешь к Долине Покоя. Обойти ее тебе вряд ли удастся — она расположена как раз поперек.

— Слушай, приятель, ты будешь есть или говорить?

Они разложили мясо по пластиковым тарелкам и принялись за еду. Добер никак не мог заставить себя смотреть в тарелку, а не на собеседницу. Девочка поморщилась:

— Чего пялишься? Ты мне аппетит портишь.

— Ладно! Я девчонок твоего возраста не видел уже лет двадцать.

— А сколько тебе?

— Наверное, двадцать девять.

— У-у! — протянула она весьма разочарованным тоном.— А я думала, больше. Впрочем, будь ты еще грязнее, вполне сошел бы за столетнего!

— На себя посмотри.

— А мне так удобнее. С пацана спросу меньше.

— Хитрая!

— Столкнешься пару раз с мюрдерами да еще пару — с киднепперами, станешь и хитрой и сильной, а самое главное — быстрой.

После трапезы, когда приятное тепло растеклось по всем уголкам тела, оба впали в дремотное состояние. Добер полез за сигаретами.

Зажигая спичку, он вгляделся ей в лицо. Увы, под слоем грязи он толком ничего не смог рассмотреть.

Добер чувствовал, как неумолимо закрываются глаза. Он сказал самому себе: «Проснусь через полчаса, посмотрю, что она будет делать». Он знал, что проснется. Внутренний будильник никогда его не подводил, так же как интуиция, слух, зрение и быстрая реакция.

Через полчаса сон отступил, и Добер слегка приоткрыл глаза. Медянка мирно спала, свернувшись калачиком и зажав в кулачке длинный острый штырь. «Порежется»,— подумал он и начал осторожно вытягивать оружие из детской руки. Ее пальцы тут же напряглись.

— Спи,— успокоил ее Добер, увидев, как меж ресниц сверкнули глаза.— А железку брось, еще в пузо себе воткнешь. Она сейчас тебе не нужна.

— Зато тебе уже ничего не пригодится, если еще раз до меня дотронешься,— прошипела девочка.

Добер вернулся на свое место. Интуиция подсказывала ему, что Медянка не представляет опасности. Он закрыл глаза и заснул.

Его разбудил дразнящий запах кофе. Еще не открыв глаза, он вспомнил все, что произошло накануне, и резко сел: девочка за ночь никуда не исчезла.

Медянка задумчиво наблюдала за закипающим кофе.

— Доброе утро,— сказал Добер. Она перевела на него светлые глаза:

— Действительно, утро доброе. Ты сладко проспал всю ночь и упустил возможность превратиться в киднеппера.

— А ты — в мюрдера.

Она сняла котелок с печки:

— А зачем мне тебя убивать ночью? Если бы кто-нибудь заявился, вдвоем отбиваться было бы легче!

— Сообразительная! — Добер встал и потянулся.

— И что ты собираешься сегодня делать? — спросила Медянка.

— Ничего. Отдыхать.

— А, ну дело хорошее. А я пойду.

— Куда?

— У тебя с чем плохо, со слухом или с памятью? В Атику я иду, еще вчера сказала.

— Может, ты передумала? Может, тебе расхотелось пересекать Долину Покоя?

Добер сел и взял стаканчик с кофе. Медянка аккуратно выкладывала на горячей поверхности печки сухарики.

— В Долине ты потеряешь голову.

— Ты наслушался болтовни про Долину. Одному померещится, а начнет рассказывать — так еще и приврет.

— Я там был, девочка,— ответил Добер.

— Тем более. Насколько я понимаю, твоя голова при тебе. Так с чего ты решил, что я глупее тебя и обязательно подставлюсь?

Добер постучал пальцем по виску:

— Идиотка.

— Сам идиот!

Он отпил кофе и предложил:

— Иди не прямо в Атику, а сначала в Суот. Это тоже крюк, но зато дорога от Суота в Атику довольно безопасна.

— А ты иди знаешь куда?

Добер смотрел на девочку и понимал, что та следует всеобщему закону: никого, кроме верных и старых друзей, не слушай. Незнакомый человек может наговорить много чего, и ни одно слово не будет правдой. Добер понимал, что для Медянки он не друг, хотя и говорил правду.

— Подумай,— сказал он,— какой резон мне тебя пугать и уговаривать не ходить через Долину?

— Не знаю.— Медянка пожала плечами.

— Ну вот.

— Что «вот»? Откуда мне знать, что ты не врешь? Может, по дороге в Суот меня будут ждать твои приятели?

— Да? А как, по-твоему, я буду их предупреждать?

— Почем я знаю? — досадливо поморщилась девочка.— Может, у тебя есть рация!

— Разве я похож на парня, у которого столько денег, чтобы купить рацию?

— Отстань! Я знаю только одно: я иду в Атику той дорогой, которую наметила. И я не понимаю, почему тебя так это волнует.

— А я тебе объясню. Через Долину Покоя новичок не пройдет, тем более ты! Ты просто не знаешь, куда идешь.

Девочка покачала головой и стала собираться в путь. Добер сидел и наблюдал за ее сборами. Она была упряма, как любой пацан ее возраста. Чем больше его отговаривают, тем тверже он стоит на своем.

— Так ты идешь? — на всякий случай еще раз спросил Добер.

— Иду.

— Тогда я пойду с тобой!

Она замерла и перевела на него полные подозрения глаза.

— Ты спятил? Ты же собирался здесь отдыхать?

— Я прекрасно выспался. Здесь я расслаблюсь, а это может повлечь за собой нежелательные последствия. Проведу тебя через Долину, раз уж тебе так хочется.

— У меня нет денег, чтобы оплачивать услуги проводника.

— А я не проводник. Мне нужно в Атику. Руки Медянки сжались в кулачки, и девочка, наступая на Добера, злобно прошипела:

— Послушай, приятель, мне знакомы эти шутки. Если ты надеешься меня продать, то имей в виду, что живот тебе распороть я успею в любом случае. Какого черта ты увязался за мной? Я тебя не звала и не позволю, чтобы мне указывали, как поступать!

Добер прямо в ее светлые глаза, пылающие ненавистью, сказал:

— Ты хоть сама и маленькая, но дура большая. Мне просто тебя жалко. Я не так часто кого-нибудь жалею, поэтому и прогуляюсь с тобой немного. Как только мы пересечем Долину, то сразу же распрощаемся.

Она отступила, смерив Добера подозрительным взглядом, и проворчала:

— Да уж, с таким амбалом мне будет спокойнее. Но имей в виду — я тоже стрелять умею.

— Прекрасное качество,— усмехнулся Добер.

Через пять минут сборы были окончены, печка погашена. Добер первым вышел из бункера, вдохнул утренний воздух, осмотрелся, прислушался и с помощью компаса определил направление движения. Медянка стояла рядом тихо, словно тень.

Когда Добер зашагал по камням, она пошла на три шага сзади, все так же молча, видимо смирившись с появлением нежеланного попутчика. День был хороший, на горизонте не теснились тучи — предвестники ливней или смерчей. Тишину нарушали звуки только природного происхождения: постукивали камни, сдвинутые с места ногами путников, попискивали в кустах мелкие пташки.

Добер молчал, предпочитая не сбивать дыхание, чтобы не потерять хороший темп. Медянка тоже молчала.

Через два часа пути он начал удивляться, как это маленькое существо, которое гораздо слабее его, до сих пор не пожаловалось и не попросило идти помедленнее. Она не отставала, не делала лишних движений и не создавала шума. Добер с тоской подумал о том, сколько должны были исходить эти маленькие ноги, чтобы девочка могла без устали следовать за тренированным мужчиной.

В этот день им вообще никто не встретился, что Добер счел добрым знаком. Только однажды, уже под вечер, они увидели вдалеке, на уступе, жилище отшельника.

Первое, что сказала Медянка, когда они, уже в полной темноте, остановились на ночлег, было:

— Хорошо ходишь.

— А ты хорошо молчишь,— отозвался Добер.

— А зачем при таком темпе сбивать дыхание? — удивленно поинтересовалась девочка.— Без тебя я бы шла медленнее.

— А ты отказывалась! —напомнил мужчина.

— Между прочим, я и сейчас не знаю твоих истинных намерений. Я ни разу не встречала таких, которые, едва познакомившись, набиваются в провожатые.

— А я не видал одиночек, которые лезут в опасные места, даже не представляя, что там их может ждать.

— Я уверена, что ничего особенного в Долине нет,— твердо заявила девочка.— Все чересчур расписывают тамошние ужасы, а раз много этого самого «чересчур»,— значит, вранье!

— А мне ты поверишь? — спросил Добер.— Хотя зачем я буду трепать языком, ты все увидишь сама!

— Я думаю, что в Долине, как и везде, гибнут от собственной неосторожности,— заявила Медянка.

— Ну, в какой-то мере ты права. Спи. Завтра нам придется идти быстрее, чтобы к ночи достигнуть границы Долины. На следующий день к вечеру мы должны выйти из Долины. В сумерках я не рискну там оставаться.

Медянка кивнула и, накрывшись легким одеялом, которое носила за спиной, улеглась спать. Добер сидел около маленького костра и раздумывал о том, с чем им придется столкнуться через день. Когда он взглянул на девочку, то обнаружил, что она крепко спит, уже не сжимая в руке свой штырь. Ему сделалось одновременно и тоскливо и приятно. Такой маленький ребенок в этих диких местах — и доверился первому встречному после двух дней знакомства. Добер представил себе, что с ней было бы, окажись на его месте кто-то другой, но поскорее отогнал от себя жуткие картины. Думать о том, что «было бы, если бы», он считал вреднейшим занятием.

Он посидел еще немного и, не заметив ничего подозрительного, тоже улегся спать.

На следующее утро он проснулся с мыслью о том, что надо бы разузнать побольше об этой бесстрашной крошке. Хотя и предчувствовал, что сделать это будет непросто — Медянка и так подозревала его, а Добер не хотел усиливать ее подозрительность.

Когда они завтракали сухарями и кофе, он кинул пробный шар:

— У тебя настолько срочные дела в Атике, что ты боишься потерять неделю на обход Долины?

Девочка, хрустя сухарем, ответила:

— Нет, не очень срочные. Просто не люблю терять время.

— А потерять голову тебе хочется? — не удержался Добер.

— Да что ты меня все время пугаешь? — возмутилась она.— Ты сам-то в этой Долине сколько раз был?

— Четыре.

— Ну вот!

— И откуда ты идешь?

— С Черных болот.

— Ну и место! — вздохнул Добер. — Получше не нашлось?

— Не, там у меня приятель. А ты был на Черных болотах?

— Приходилось года два назад. Ну и вонища там!

— Зато туда мюрдеры не ходят. Там поселок, прямо в центре болот, на острове.

— А что твой приятель с тобой не пошел?

— Ему ногу прострелили. Весной шатуны на поселок позарились. А в Атике живет дядька моего приятеля, вот я и иду ему сказать, чтобы подкинул нам палаток да патронов.

Добер кивнул. Он очень слабо представлял себе, как можно жить посредине Черных болот, где полно огромных насекомых и отвратительный запах. Но что такое насекомые по сравнению со страхом, вызываемым набегами мюрдеров?

— И твои родители живут там, на острове? Медянка внимательно разглядывала шнурки на своих высоких грубых ботинках. Шнуркам оставалось жить очень недолго.

— Не,— проговорила она, ощупывая наиболее потертые места,— их нет, я их и не помню.

— А родственники?

— Какие, к черту, родственники, если я не знаю, кто были мои родители?

— Так ты одна?

— А я, между прочим, сразу сказала тебе, что я — одиночка. И прекрати меня допрашивать!

— Я не допрашиваю. Просто интересно, зачем ты шатаешься по степям, вместо того чтобы спокойно жить в своем болоте.

— Сам и живи в болоте! Уж лучше десять мюрдеров, чем одна тварь, после которой остаются волдыри!

— Тьфу! — Он непроизвольно огляделся.— Нашла чего вспомнить!

Медянка усмехнулась:

— А теперь ты мне скажи: у тебя что, дел нету? Почему ты решил потерять столько времени?

Добер вздохнул — вот она, расплата. За удовлетворение любопытства приходится расплачиваться той же монетой.

— Дел у меня сейчас нет,— ответил он.— Я ведь хотел недельку отдохнуть. Тем более что в Атике у меня есть знакомые.

— Ах, все-таки в Атике! Знакомые! Все-таки есть! А ты сказал, что за Долиной мы распрощаемся?

— Сказал. И попрощаемся. Я пойду другой дорогой, если тебе покажется, что я собираюсь тебя продать.

Она ограничилась тем, что сжала губы. Обмен информацией был закончен, они поднялись и продолжили путь.

Скалы становились все выше. Добер знал, что это верный признак того, что приближается Долина Покоя. Он все убыстрял темп, чтобы к вечеру достигнуть известного ему убежища на границе Долины. Там можно было спать абсолютно спокойно — с внешней стороны вряд ли бы нашлись желающие побеспокоить их. Те же, что жили внутри, никогда эту границу не пересекали.

За два дня пути Добер уже привык слышать позади себя легкие шаги и даже поймал себя на том, что несколько снизил бдительность. От Медянки он не ждал никаких неприятных сюрпризов, а посторонних она, по его разумению, не могла не заметить.

Ближе к вечеру он понял, что девочка устала. Она стала шумно дышать, и Добер понял, что она не столько вынослива, сколь упряма.

— Еще немного,— бросил он на ходу, оглядываясь через плечо, — потерпи.

— Терплю,— просто ответила Медянка, и он понял, что долго она не выдержит.

Но Добер уже видел впереди расщелину в скалах, в которой раньше ночевал перед рывком через Долину.

В узком пространстве расщелины Медянка свалилась как подкошенная на груду сухих веток. Мужчина развел костерок и приготовил ужин.

— Мои запасы подходят к концу,— сказал он, завязывая свой рюкзак.— Ничего, на той стороне должна быть стоянка ветрогонов, они нас немного подкормят, а дальше что-нибудь придумаем.

Медянка безучастно смотрела куда-то в пространство.

— Спи,— посоветовал Добер,— утром поешь. Она тут же закрыла глаза. Ему сухари не лезли в горло, почему-то расхотелось есть, когда рядом спит измученный и голодный ребенок. Он отложил трапезу до утра, хотя знал, что потом в ожидании сюрпризов Долины не сможет ничего съесть.

Утром отдохнувшая Медянка, не разделявшая его тревог, поела с большим аппетитом. Глядя на нее, Добер тоже пожевал сухарей. Затем он тщательно проверил свое снаряжение, подтянул все ремни и отрегулировал лямки рюкзака, чтобы удобнее было нести. Медянка тоже привела себя в боевую готовность и поудобнее переложила в рукаве заточенный штырь.

Добер, поднимаясь, бросил:

— Не потребуется.

Она ничего не ответила, оставшись при своем мнении.

— Пошли? — спросил он.

Покинув расщелину, они миновали узкий коридор между двумя отвесными скалами и вышли на большую прогалину, усыпанную мелким белым песком. Добер притормозил. Медянка, широко распахнув ресницы, смотрела на сооружение посредине прогалины. Там была насыпана груда камней, среди которых торчал шест с прикрепленным к нему щитом. На щите был нарисован черный крест и написано: «Долина Покоя». Внизу шест опутывала колючая проволока, на которую были насыпаны кости. С камней слепо пялились на путников несколько черепов.

— Впечатляет? — поинтересовался Добер.

— Не очень,— покачала головой девочка.

— Тогда иди сюда.

Медянка подошла, и мужчина привязал ее к себе куском пластиковой веревки, которую пропустил под кожаный пояс девочки.

— Что за шутки? — нахмурилась та.

— Чтобы не убежала. В Долине нельзя бегать, иначе собьешься с дороги. Теперь запомни: никаких резких движений. Если я остановился — тоже стой, что бы ни увидела! И не вздумай хвататься за свой штырь — никакого проку не будет, только себе навредишь.

Он затянул узел покрепче и медленно пошел вперед. Медянка двигалась сзади, отстав на длину веревки.

Миновав щит с надписью, Добер насторожился и прислушался.

Откуда-то сбоку, из-за скал, раздался жуткий вой, начавшийся с низких тонов и постепенно переходивший на более высокие. Мужчина оглянулся на девочку. У той побелело лицо, но других признаков волнения и испуга не было.

— Нас встречают и предупреждают,— сказал Добер.

— Кто это? — прошептала Медянка, озираясь.

— Не знаю. Я его ни разу не видел, только вой слышал.

— И этого хватает.

Добер пошел вперед. Вой все усиливался, казалось — невидимое существо подкрадывается к ним. Теперь звук был похож на визг, но через пару минут оборвался так же внезапно, как и возник.

Путники достигли скал. Это были уже скалы Долины, и Добер подтянул Медянку поближе к себе. Возле одной из вершин мелькнуло что-то белое. Мужчина остановился и обхватил подопечную за плечи. Они стояли и ждали. А от скалы прямо на них летело нечто белесое, с отвратительной мордой. Кожистые крылья оканчивались загнутыми когтями.

Девочка ойкнула и вздрогнула. Добер крепче сжал ее плечи.

Белесое существо беззвучно неслось прямо на них. В последний миг, когда уже казалось, что его когти вонзятся в головы непрошеных гостей, существо резко свернуло в сторону и исчезло за скалами.

Добер перевел дух:

— Пошли.

— А если оно вернется? — прошептала Медянка, глядя в ту сторону, где пропала белесая тень.

— Нет, оно не возвращается.

Пройдя несколько шагов, они увидели свежий труп с разбитым черепом, лежавший у подножия скалы.

Добер указал на него девочке:

— Так бывает с теми, кто пытается бежать. Медянка посмотрела на труп:

— Похоже, он ударился о камень.

— Возможно,— согласился мужчина.

Они пошли вперед. Вокруг громоздились камни, чуть дальше, по сторонам, нависали скалы. Стояла неестественная, ватная тишина. Добер поминутно осматривал вершины скал. Он машинально продолжал держать Медянку за плечи. Она и не пыталась освободиться.. Под ногами хрустнули кости. Девочка еле слышно вздохнула. Добер теперь почти не смотрел под ноги. Его взгляд шарил по краям скал.

Тот, кого он искал, сидел на гребне скалы, мимо которой проходил их путь. Медянка, случайно подняв глаза, тоже увидела большое мохнатое существо, пасть которого не закрывалась из-за огромных желтых клыков. Существо мерно покачивало длинной лапой и наблюдало за людьми, замершими внизу.

— Стреляй,— проговорила девочка осевшим голосом.

— Те, кто стреляли,— ответил Добер, не спуская глаз с мохнатого существа,— валяются там, среди камней.

Волосатая лапа продолжала покачиваться. Мужчина глотнул и сделал шаг вперед, затем второй. Девочка автоматически передвигалась вслед за ним. Существо на карнизе заурчало, подобрало лапу и прыгнуло вниз. Медянка вцепилась в руку своего спутника, но существо уже сидело на камнях с другой стороны на расстоянии десяти метров.

Добер, несмотря на опасную близость желтых клыков, сделал еще шаг вперед. Существо фыркнуло и поскребло лапами камень, на котором сидело. Теперь оно было. совсем близко. Добер подхватил девочку, так как ноги ее совсем не слушались, и медленно пошел вперед, не выпуская существо из поля зрения.

Медянка что-то бормотала, но он не вслушивался. Пройдя несколько шагов, он обернулся. Камень был пуст — мохнатое существо вернулось на свой карниз и более путниками не интересовалось, глядя в противоположную сторону.

— Идти можешь? — шепнул Добер.

— Могу,— тоже шепотом отозвалась девочка. Поставив ее на ноги, мужчина сообразил, что не почувствовал ее веса — девочка была почти невесома. Медянка оглянулась на чудовище и, откидывая со лба волосы, выбившиеся из-под грязного жгута, спросила:

— Они что, никогда не нападают первыми?

— Да. Если не хвататься за оружие и не пытаться бежать.

Девочка, тяжело дыша, на мгновение прикрыла глаза:

— Тут нужны хорошие нервы. Хорошо, что ты пошел со мной.

— То-то! — удовлетворенно проговорил Добер.—Теперь ты веришь в то, что рассказывают про Долину?

— Верю. Но если они не нападают…

— А ты бы поверила, что они не нападут? — насмешливо спросил он.

— Нет,— сразу же ответила она. — А как ты это узнал?

— По опыту.

Впереди был узкий проход среди камней. Пройдя еще вперед, Добер остановился.

— Так,— сказал он,— теперь придется лезть по камням.

— Там еще какая-нибудь тварь? — спросила Медянка.

— Я покажу.

С девочкой, привязанной за веревку, лезть было крайне неудобно, но Добер знал, что острые грани камней гораздо безопаснее ровной поверхности, которую они обходили. Медянка, карабкаясь за ним, посмотрела вниз.

— Но там никого нет,— наконец не выдержала она.

— Нет? — обернулся Добер. — Ну смотри.

Подняв увесистый булыжник, он бросил его вниз. Камень, едва коснувшись ровной поверхности, тут же начал тонуть, как будто под ним находилась трясина. Яма ширилась на глазах, всасывая другие мелкие камушки. На мгновение в ее глубине показалось подобие щупальца. Примерно минуту ничего не происходило, затем поверхность начала выравниваться.

Медянка свистнула:

— Веселенькое место. Я бы точно вляпалась.

— Я же сказал, что новичок здесь не пройдет,— пожал плечами Добер.

Когда опасный участок остался позади, они вернулись на прогалину.

— Слушай,— сказала девочка,— но когда ты шел сюда в первый раз, ты тоже ничего не знал!

— В первый раз я шел с двумя приятелями. До сих пор я вспоминаю их с благодарностью, потому что остался жив.

Дальше они пошли быстрее. Скалы постепенно мельчали, зато в воздухе появилась легкая дымка — предвестница тумана, который окутывал центр Долины. Но пока видимость еще оставалась нормальной.

Добер заметил очередную примету — три полуистлевших трупа, лежавшие друг на друге, образовывая зловонную кучу. Он замедлил шаги.

Медянка прошептала:

— А это еще что?

Впереди, в слабой голубоватой дымке, виднелась темная масса, издалека похожая на камни. Масса пошевелилась и стала медленно подниматься, увеличиваясь в размерах.

Добер приказал:

— Замри!

Девочка послушно остановилась. Послышалось грозное рычание, от которого со скал посыпались камни.

— Бежим! — выдохнула Медянка.

— Замри, я сказал!

К ним приближалось огромное существо на пяти тумбоподобных ногах, с выгнутой спиной и с огромной головой на короткой шее. Не было никакого намека на кожу — чудище состояло из уродливых костей, связанных между собой вязкой и липучей массой. Круглые белые глаза смотрели в пространство, однако двигалось чудище прямо на замерших путников.

Добер, не шевелясь, смотрел на это существо и машинально считал, сколько шагов оно сделало. В прошлый раз шагов было десять, но от волнения он мог и ошибиться.

— Пять, шесть, семь…

Чудовище задержалось, повело головой в разные стороны и снова издало рычание. Опять двинулось вперед. Восемь шагов… девять, десять.

Оно продолжало идти, а Добер начал покрываться холодным потом.

— Одиннадцать… двенадцать…

Мерзкая тварь была совсем близко, Добер чувствовал на лице его мощное дыхание. Он думал только о том, на сколько он мог ошибиться, и прикидывал, что они сделали не так.

— Тринадцать…

Медянку била крупная дрожь, которая передалась и ее спутнику. Он ясно видел белые глаза без зрачков.

— Четырнадцать…

Чудовище наконец остановилось буквально в пяти метрах от них. Добер чувствовал, как от напряжения гудят мышцы. Усилием воли он удержал руку, которая сама потянулась к автомату. Было слишком поздно, он не успел бы даже перекинуть оружие на грудь. Уродливое создание еще раз рыкнуло и, неожиданно развернувшись на месте, так же медленно пошло в сторону.

Добер слизнул с губы каплю холодного пота, выждал, пока тварь не скрылась из виду, и встряхнул девочку:

— Все в порядке. Пошли.

Медянка смотрела на него округлившимися глазами.

— Оно действительно ушло? — хрипло спросила она.

— Ушло.

— А ты испугался?

— Я решил, что ошибся или мы сделали что-то не так. В прошлый раз оно прошло только десять шагов.

— Ты еще и считал? — изумилась девочка.

— Считал.— Он повел плечами, стряхивая оцепенение, и хлопнул подопечную по плечу: — Ну, пошли? Сейчас скалы кончатся, и начнется трясина. В ней живут мерзкие твари. Из трясины они не вылезают, но если упадешь — сожрут в две минуты. Иди прямо за мной.

Они двинулись в путь. Под ногами зачавкало. Туман сгущался на глазах. Добер смотрел на тропинку, проложенную теми, чьи железные нервы позволили им преодолеть все предыдущие напасти. Медянка осторожно шагала сзади.

Он думал о том, что девочка неожиданно оказалась хорошим спутником — не болтала, не пыталась сделать ничего самостоятельно.

Прошло около трех часов, как они пересекли границу Долины. Кругом царили туманные сумерки, созданные интенсивными испарениями. На болоте постоянно раздавались звуки: чавканье, бульканье, тяжелые вздохи. Без происшествий не обошлось, правда, не слишком серьезных — один раз поскользнулась девочка, но Добер успел подхватить ее.

Медянка в знак благодарности кивнула. Ее лицо окаменело, и мужчина подумал, что нервы ее очень напряжены и она боится сказать хоть слово, чтобы не сорваться и не натворить глупостей.

В другой раз он сам оступился, и его потянуло вниз. Добер перенес тяжесть тела на другую ногу, и в этот момент крепкая маленькая рука ухватила его за рукав куртки. Добер восстановил равновесие и кивнул девочке точно так же, как и она несколько минут назад.

Наконец чавканье под ногами прекратилось, и они вышли на твердую почву. Туман чуть рассеялся, появились кусты.

Дойдя до одного из них, Добер сказал:

— Садись. Здесь можно отдохнуть. Девочка опустилась на землю, огляделась и спросила:

— И это — все?

Он, усевшись и с наслаждением вытянув ноги, ответил:

— Нет. Это — середина Долины. Островок твердой суши, дальше снова болото и скалы. А за скалами — граница.

— Мы успеем? — поинтересовалась Медянка.

— Успеем, надеюсь.

— А что там? — Она указала рукой направо, где смутно проступали очертания каких-то предметов.

Добер пожал плечами:

— Не знаю, я туда ходил только раз. Какие-то стены, ничего интересного.

— Там никто не вылезает и не прыгает?

— Вроде нет.

— Сейчас отдохну, а потом схожу посмотреть, что там,— неожиданно заявила Медянка.

— Ребенок! — сердито ответил Добер.— Там нет ничего интересного, а время потеряем. Сиди лучше.

Но она уже поднималась:

— Урежу время отдыха. Там точно ничего нет? Ты можешь остаться, только отвяжи меня.

Но Добер, сам не понимая почему, тоже встал.

— Да отвяжи! — потребовала Медянка. — Я же не сбегу!

— Конечно, не сбежишь. Некуда,— согласился мужчина.— Но я схожу с тобой. Мало ли, что там может появиться.

То, что скрывалось в тумане, при близком рассмотрении оказалось строением с толстыми каменными стенами непонятного назначения, которые образовывали окружности, разорванные в нескольких местах. Внутри одной стены находилась другая, меньшего диаметра. За ней — следующая.

Миновав несколько окружностей, Добер с Медянкой вышли в самый центр. Здесь высился темный купол, по поверхности которого от вершины книзу разбегались ровные неглубокие борозды. Девочка обошла купол, ее спутник вынужден был следовать за ней.

— Что это за ерунда? — недоуменно произнесла Медянка.

— Понятия не имею, сюда я никогда не доходил.

— Фу, чушь! Я надеялась, что здесь будет что-нибудь пожрать или…

Она явно не знала, что именно «или», поэтому замолчала и нерешительно дотронулась пальцем до поверхности купола. Добер предупреждающе цокнул языком, но ничего не произошло.

Медянка посмотрела на свой палец, потом — на провожатого:

— Он теплый!

Добер тоже приложил ладонь к куполу, немного подержал и сказал:

— Мало того что теплый, так он и продолжает нагреваться.

— Нагревается,— подтвердила девочка.

— Вот что,— сказал мужчина, оттаскивая ее от странного купола.— Я не люблю самонагревающиеся предметы — они иногда взрываются. Так что пойдем отсюда.

Девочка, не возражая, двинулась за ним. Через проломы в стенах они покинули сооружение, пересекли центральную часть Долины и снова ступили на вязкую почву. Вокруг опять чавкало, висел туман. Казалось, что время здесь тянется бесконечно, а конца болоту не видно.

Потом появились скалы. Медянка схватила Добера за руку:

— Опять появятся чудища?

— Нет. Когда выходишь, никого не видно,— успокоил он девочку.

— Даже так? — Она подняла брови.— А если мы выйдем и опять вернемся?

— Они появятся. Я, когда выходил из Долины с той стороны, тоже никого не видел.

— Ничего себе! — протянула Медянка. Добер пошел быстрее, хотя и понимал, что девочка устала. Но ему не терпелось поскорее покинуть это место и оставить позади его странных и жутких обитателей.

Тумана уже не было, зато стало темнеть. Достав карманный фонарик, Добер освещал путь. Медянка все чаще спотыкалась, и каждый раз он слышал неразборчивые ругательства. Лексикон у девочки был обширный, некоторые выражения он слышал впервые, хотя сам виртуозно ругался на пяти слэнгах.

Но вот под ногами заскрипел песок, и в луче фонарика появился предупреждающий щит, повернутый к ним тыльной стороной. Через некоторое время они расположились на отдых.

Медянка сунула в рот сухарь и едва успела его съесть, как ее сморил крепкий сон.

Добер подумал о том, что обещал расстаться с ней на следующий день. Однако, почувствовав, что эта мысль почему-то приносит с собой слишком много горечи, поспешно прогнал ее. Не следовало расстраиваться из-за неотвратимого.

Но утром распрощаться им не пришлось.

— Я доведу тебя до ветрогонов,— сказал Добер, когда они завтракали.— Так мне будет спокойнее.

— А далеко до них?

— Часа полтора.

— По прямой?

— По прямой.

— Ветер оттуда. Принюхайся.

Добер поднялся и, выйдя из-за камней, где они ночевали, втянул в ноздри воздух. Медянка, видимо, обладала более острым чутьем, так как только через минуту он уловил слабый запах гари. Подобный запах был предвестником беды, и, вспомнив, как заботливые ветрогоны отхаживали его после второго перехода через Долину, он заторопился.

Девочка поняла его без слов — она тоже знала, что такой запах не может идти от обычного костра. Они шли быстро, даже слишком, временами переходя на легкий бег. Добер понимал, что Медянка так долго не выдержит, но долго бежать и не требовалось. Запах гари все усиливался, в нем улавливалась тошнотворная вонь горелого мяса. Это было совсем плохо, и, взбираясь на пригорок, за которым располагался поселок ветрогонов, Добер уже знал, что он увидит.

Пепелище еще дымилось. Но самым жутким было то, что среди дымков возвышались кресты, на которых висели истерзанные и обугленные тела.

Добер, видевший подобные картины много раз, перевел взгляд на девочку. Медянка смотрела на кресты, слегка выпятив нижнюю губу и прищурив глаза,— ей тоже приходилось видеть подобное.

— Мы можем им помочь? — глухо спросила девочка.

— Не думаю. Они висят уже больше суток — они мертвы.

— Какая тварь их повесила?

Вопрос явно был риторическим, но Добер, зная, кто это мог сделать, помимо воли ответил:

— Банда Черного Джека.

— Ты его знаешь?

— Встречались.

— Что мы будем делать?

— Ничего. Пойдем в Атику. Только вместе — Черный Джек не успел уйти далеко.

Короткая остановка не могла дать хорошего отдыха, но Добер повел девочку прочь от пепелища. Его закаленные нервы вполне перенесли бы небольшой отдых вблизи страшного места, но он, впервые за много лет, сейчас думал не о себе. Девочке совершенно ни к чему задерживаться у этого пепелища.

Остановились они, только когда разоренный поселок остался далеко позади. Медянка устроилась поудобнее и тотчас заснула, хотя до вечера было еще далеко. Добер, сидя около маленького костерка, думал о том, что за ночь она хорошо выспится и на следующий день они успеют выйти из опасного района, где бродит банда мюрдеров.

Выйти им не удалось. Мюрдеры появились из-за скал сразу после того, как спутники, уловив запах чужаков, настороженно переглянулись. Добер знал их повадки, помнил, что мюрдеры всегда бросаются толпой и, даже если первые упадут мертвыми, остальные задавят чужака массой. Он успел подстрелить четверых, но мюрдеры неожиданно бросились врассыпную, и Добер услышал хриплые ругательства Медянки.

Едва на них напали, девочка отпрыгнула в сторону, и у Добера мелькнула мысль о том, что она вполне успеет убежать. Но убегать она не собиралась. Выхватив из-под куртки короткоствольный автомат, Медянка поливала мюрдеров свинцом и руганью.

Но враги были везде, и число их все увеличивалось. Добер успел еще двоим проломить головы до того, как его сзади ударили по затылку. Он провалился во тьму…

…Вместе с первыми проблесками сознания, вместе с дикой болью, пронизывающей все тело, к Доберу пришла мысль о том, что нет ничего хуже, чем оказаться живым в руках банды Черного Джека. Мюрдеры, как известно, не бросают свои жертвы на поле боя, не убедившись, что те мертвы. Придя в себя, Добер понял, что он у мюрдеров и висит на кресте.

В затылке ощущалась острая боль, тело настоятельно требовало избавления от мучений. Но грудь, руки и ноги были крепко притянуты к кресту веревками.

Добер приоткрыл один глаз, другой открыть не смог. Он увидел верхушки кустов, а ниже — небольшую полянку. Он искал взглядом и боялся увидеть второй крест или что-нибудь похуже. Но он видел лишь мюрдеров, сидевших вокруг его креста, и самого Черного Джека, который рассказывал ухмыляющимся бандитам что-то забавное.

Добер успокоился: Медянке либо удалось ускользнуть, что было мало вероятно, либо ее убили, что больше походило на правду. В любом случае девочке не Грозила перспектива быть заживо сожженной.

Добер пошевелил руками — веревка оказалась проволокой. Никаких надежд, что ему удастся освободиться, не осталось. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что ситуация абсолютно безвыходная. Даже если бы ему удалось освободиться от пут, бежать невозможно.

Он посмотрел вверх на чистое, безоблачное небо. Страха он не испытывал, только досаду, что не заметил засаду раньше. Тогда была бы возможность умереть сразу, получив пулю в лоб, а не быть сожженным на кресте. Теперь оставалось надеяться, что, когда огонь разгорится, он просто потеряет сознание. Услаждать слух мюрдеров криками и стонами он не собирался, но и молчать, пребывая в сознании, был бы не в силах.

Черный Джек продолжал свой рассказ. Некоторые ему подхихикивали, остальные неподвижно сидели с дурацкими ухмылками, застывшими на рожах. Ждать окончания рассказа Доберу помогала невыносимая боль в голове, выключавшая на короткие промежутки времени его сознание. И каждый раз оннадеялся, что это — конец. Но через пару минут он вновь видел мюрдеров и слышал раскатистый голос их главаря.

Видимо, банда устала от его болтовни, потому что все меньше мюрдеров продолжало издавать хихикающие звуки. Они молча сидели в полной неподвижности с перекошенными мордами.

Но вот Черный Джек замолчал и подал знак. Тот, кто сидел ближе всех к нему, зажег факел, отдал его главарю и вернулся на место. Добер сжал зубы. Бандит высоко поднял факел и сделал два шага к кресту.

И тут Добер, к своему ужасу, увидел, как из ближайших кустов на поляну метнулась маленькая фигурка и сделала какое-то непонятное движение. Он успел подумать, что девочка сошла с ума, прежде чем осознал, что никто из бандитов не сделал ни единого движения, а Черный Джек свалился вперед, продолжая сжимать в вытянутой руке горящий факел.

Факел упал прямо на ветки, и те загорелись. Добер с высоты креста видел, как Медянка, не обращая внимания на мюрдеров, пробежала между ними и ногами разбросала занявшиеся огнем ветки.

Мюрдеры продолжали сидеть — они были мертвы. Добер даже не пытался понять, как это произошло. Понимал он только одно — сожжения не будет. Он почувствовал, как крест завибрировал — Медянка пыталась его раскачать. Но мюрдеры не были столь глупы, чтобы ставить посередине костра деревяшку. Добер висел на толстой стальной трубе, основательно врытой в землю. Для толпы бандитов, предвкушавших удовольствие, не составило труда вкопать трубу в землю, но маленькой девочке было сложно снять Добера с креста. Он потерял ее из виду, она что-то делала, а он не мог повернуть голову, чтобы посмотреть.

Теперь, когда смерть отступила, он перестал себя сдерживать, и боль терзала его избитое тело с удвоенной силой. Перетянутые руки немели, затылок раздирало на части. Добер не знал, сколько прошло времени до того, как крест начал клониться назад. Движение было медленным, и мужчина, отвлекая себя от боли, мысленно перебирал все способы, с помощью которых девочка могла повалить тяжелый крест.

Только когда он опустился настолько, что смог увидеть основание креста, Добер понял, что сделала Медянка. Она прокопала глубокую траншею, и крест под собственной тяжестью начал наклоняться назад. Нижний конец трубы вылез из почвы, выворотив груду комков. Мужчина увидел сосредоточенное лицо склонившейся над ним Медянки. Девочка придерживала поперечную перекладину, чтобы удар не оказался для него слишком ощутимым.

Она распутала проволоку и оттащила Добера в сторону. Затем, достав фляжку, она приложила ее горлышко к его губам, одновременно приподняв ей голову. Он сделал несколько жадных глотков и почувствовал себя чуть получше.

Теперь уже можно было спросить у Медянки, как ей удалось удрать от мюрдеров. Но он почему-то спросил о другом:

— Почему ты не ушла?

Медянка осторожно бинтовала ему голову:

— А почему я должна была уйти? Ты не сделал мне ничего плохого.

— Ты спряталась?

— Нет, я оступилась и провалилась в яму. Там я ударилась и потеряла сознание. В отключке лежат очень тихо,— девочка усмехнулась,— и они меня не нашли.

— Почему ты не ушла потом?

— Ты провел меня через Долину, хотя тоже мог уйти.— Она массировала кисти его рук, чтобы восстановилось кровообращение.

— А что ты с ними сделала?

— Убила.

— Это я понял. А как? Я ничего не слышал.

Она прервала свое занятие и извлекла из-под одежды небольшую трубку.

— Это мне подарил один умник. Первое средство против часовых, действует совершенно бесшумно. Стреляет иглами, яд парализует мгновенно… А, черт, иглы! Подожди, я сейчас.

Спрятав трубку, Медянка вскочила и направилась к мертвецам, все так же сидевшим вокруг теперь уже поваленного креста. Добер, наблюдая, как девочка вытаскивает из каждого иголки в палец длиной и складывает в коробочку, прикинул, что ее оружие очень удобно, но сам он прежде о нем не слыхал.

Медянка вернулась, благодарно поглаживая коробочку, и принялась снова приводить в порядок своего спутника.

— Слушай,— сказал он, — а у этого умника нет второй такой трубки?

— Не знаю,— хмуро ответила Медянка,— я его больше не видела.

Только после того, как она вторично дала ему воды, Добер задал вопрос, сам отлично осознавая, насколько глупо он прозвучал:

— И ты не испугалась Черного Джека? 

Она подняла брови:

— Я испугалась, что не успею уложить всех его тварей прежде, чем он зажжет костер.

Добер подумал, что у нее вообще нет нервов.

Покончив с его ранами, Медянка поднялась на ноги и осмотрелась. Приближалась ночь, воздух начал свежеть, и Добера стала бить крупная дрожь. Медянка укутала его двумя куртками, развела костер и, размочив сухари в воде, приготовила пищу в том единственном виде, .в котором он мог ее проглотить. Она собралась кормить своего спутника с ложки, но он решительно воспротивился. Руки у него кое-как действовали. Хоть мюрдеры и поработали над ним усердно, но Добер все-таки мог донести ложку до рта.

После еды ему стало совсем хорошо, если не считать боли во всем теле, и Добера охватила сонливость.

— Спи-спи! — почти приказала девочка, усаживаясь поудобнее около костра.

— А ты?

— Я перебьюсь. Не впервой.

Он хотел возразить, но уснул.

Разбудила его та же боль. Судя по рассеянному свету, было раннее утро. Медянка сидела положив руки на колени, а голову на руки и смотрела в огонь.

— Не спала? — спросил Добер.

Девочка перевела на него тусклый взгляд:

— Нет. Как себя чувствуешь?

— Ничего.

Она дала ему воды. Потягиваясь, взяла свой автомат и сказала:

—Я скоро.

Под ее ногами захрустели ветки, и все стихло. Добер лежал, прислушиваясь к своим ощущениям, пытаясь пошевелить руками и ногами и прикидывая, на какой срок мюрдеры вывели его из строя. Разумеется, они не предполагали, что ему удастся выжить. Это было практически невозможно при столкновении с бандой Черного Джека. Он с горечью понимал, что два-три дня не сможет самостоятельно передвигаться, а в последующую неделю любая встреча даже с каким-нибудь шатуном может стать для него последней. Утешала его мысль о том, что сами мюрдеры — одна из самых жестоких банд — навсегда выведены из строя ребенком с помощью хитроумного оружия.

Добер задремал, но вскоре проснулся, почувствовав легкую вибрацию почвы. Кто-то приближался. Он, превозмогая боль, потянулся было за кинжалом, когда из-за листвы раздался знакомый хрипловатый голос:

— Не дергайся. Это я.

Медянка подошла, жадно глотнула из фляжки, затем озабоченно потрясла ее возле уха.

— Зачем вернулась? Я бы отлежался,— проговорил Добер.

Она взглянула на него сверху вниз:

— Ты даже дотянуться до ножа не можешь.

— У тебя дела.

— А у тебя башка разбита.

Только сейчас Добер обратил внимание на то, что девочка принесла. Это был большой кусок пластикового брезента — очень прочного материала.

— Зачем это?

— Затем. Сейчас поедем.

— Ты спятила. Ведь тебе не сдвинуть меня –с места.

Девочка не ответила, аккуратно расстилая материал рядом с ним.

Затем, не слушая возражений Добера, который искренне считал, что возиться с ним ей не следует, перетащила его на пластик и пошла к мертвецам — проверить, нет ли у них чего-нибудь, что сможет пригодиться живым. Вернулась она с мешком патронов, гранат и с двумя фляжками какой-то жидкости.

— Поедешь по камням,— сообщила она, протягивая фляжку Доберу.— Так что пей, поможет.

Понюхав, Добер понял, что во фляжке спирт, слегка разведенный водой. Он глотнул, язык и горло обожгло, на глаза навернулись слезы.

Медянка взялась за угол пластика и попробовала тянуть. Гладкий материал медленно скользнул вперед вместе с Добером. Камни прочертили по израненной спине и вызвали новую вспышку боли.

— Ну как? — поинтересовалась Медянка.

— Если ты действительно в состоянии меня тащить, то у меня все в порядке,— отозвался он, превозмогая боль.

— Тогда поехали.

Ветки кустов над головой Добера поползли назад. Он сжал зубы. Скользить избитой спиной по камням — это было равносильно поджариванию на кресте, с той лишь разницей, что терпел он сейчас не ради достойной смерти, а ради жизни. Жизни, которую ему сохранила девочка — почти ребенок. Теперь он всеми силами старался показать, что поездка на брезенте является для него сущим удовольствием.

Через час пути Добер услышал, что девочка ругается. Груз был явно ей не по силам.

— Медянка! — позвал Добер.— Мне неудобно. Девочка остановилась, нагнулась над ним, и он увидел капельки пота на ее лбу. Она переложила его поудобнее и только собралась снова взяться за угол пластика, как Добер сказал:

— Погоди, отдышись.

— Лежи молча и не указывай,— огрызнулась Медянка,— иначе мы до вечера не доберемся.

— Куда? — Он хотел хоть как-нибудь задержать ее.

— Я нашла сухой бункер. Здесь, не очень далеко.

— Так куда торопиться?

— Туда.

И она потащила его дальше. Добер не переставал удивляться ее чудовищному упорству. Ей было очень тяжело, им никто не угрожал, но девочка поставила себе цель и стремилась к ней, подхлестывая себя изощренными ругательствами.

Ровная местность кончилась, начались скалы. Теперь под спину Доберу попадались не мелкие камни, а большие, с острыми краями. Пластик предохранял его от порезов, но удары следовали один за другим бесконечной чередой. От боли и медленного движения Добер начал впадать в странное состояние на грани между явью и забытьем. Он уже ничего не говорил, даже хлебнуть спирта у него не было сил. Открытые глаза его смотрели вверх, но он даже не заметил, как стало темнеть.

Медянка все чаще падала. Добер это чувствовал, но ничем не мог ей помочь. Она не остановилась бы, даже если бы он признался, что не в силах выносить это движение. Да и признаться в своей слабости ребенку, который на пределе сил тащил его, Добер не мог.

Он пришел в себя, когда осознал, что лежит неподвижно. Сверху нависала надежная крыша бункера, сбоку в жестяной коробке горел костер. Медянка лежала рядом, и только по ее тяжелому дыханию можно было догадаться, что она жива.

Ее упорство было поистине потрясающим. Поразмыслив, Добер решил, что это не просто упорство, а железная сила воли и поразительная выносливость.

С большим трудом он сумел перевернуться на бок, чтобы дать отдых измученной спине, и заснул, ощущая приятное тепло огня и сознавая, что он жив и Медянка тоже.

Костерок постепенно угас, но никто этого не заметил — в бункере и так было тепло.

Три дня Добер отлеживался. Медянка ухаживала за ним, кормила — все с тем же невероятным упрямством. Добер уже знал, что ей бесполезно указывать. Она все знала, все умела и всегда поступала так, как считала нужным. Когда он начал вставать и решительно объявил, что через два дня можно будет идти в Атику, девочка лишь качнула головой:

— Тебя унесет ветром, так что лежи. К тому же мне кажется, ты не любишь быть слабым.

— Ты тоже.

— Мне-то приходится, а ты не любишь. Разницу ощущаешь? — Девочка помолчала, искоса глядя на него, а потом неожиданно спросила: — А как тебя зовут по-настоящему?

— Жан,— ответил Добер и только после этого сообразил, что произошло.

Интересоваться настоящим именем, которое только носитель и знал, было не нужно и даже опасно. Например, любой из шатунов принял бы подобный вопрос за чудовищное оскорбление.

— А тебя?

— А меня… — девочка вздохнула,— Моника.

— Мо-оника,— протянул Добер.— Странное имя.

— Нормальное.

Он начал делать гимнастику, чтобы вернуть упругость мышцам, а девочка занялась приготовлением еды. Добер вдруг понял, что у них обоих неумолимо, по мере приближения продолжения путешествия, портится настроение. Близилось расставание. Двое одиночек могли какое-то время быть вместе, если того требовали обстоятельства. И он, понимая, что здравый смысл и соображения безопасности требуют расстаться, начал невольно оттягивать тот момент, когда надо будет трогаться в путь. Медянка же вообще перестала с ним разговаривать.

Еще через день она скомандовала:

— Отдых затянулся. Пора идти.

Добер стал собираться, спорить было бесполезно. Она бы просто посмеялась, скажи он ей, что хотел бы еще немного пожить с ней в этом спокойном месте. Они собрались, затушили огонь и покинули гостеприимный бункер.

До Атики было недалеко, и Добер, не до конца восстановивший силы, торопиться просто не мог. Но вот кончились скалы, и показался лежащий в низине город.

В центре его громоздились развалины какого-то огромного сооружения. Говорили, что прежде это был завод, но никто не помнил, когда он работал. Вокруг теснились лачуги и бараки, собранные из досок, пластиковых щитов и прочего материала, натасканного из развалин.

— Тебе куда? — спросил Добер, не отрывая глаз от обломанной трубы, высившейся прямо посредине города.

— На южную окраину,— коротко ответила Медянка.

— Пошли, я провожу. Возражать она почему-то не стала.

Через час они добрались до первых окраинных построек, и через некоторое время девочка легонько стукнула в дверь длинного барака, стены которого были собраны из тяжелых стальных блоков.

К ним вышел огромный мужчина, заросший бородой почти до глаз.

— Кто это с тобой? — подозрительно спросил он Медянку, рассматривая незнакомца.

— Это Добер. Он провел меня через Долину Покоя.

— Угум,— кивнул мужчина, гася огоньки подозрительности в глазах.

— Я пойду, Медянка,— произнес Добер, касаясь рукой плеча девочки. Она повернулась. Рот ее был сжат в узкую полоску, брови хмурились.

— Иди. С тобой было надежно.

— С тобой тоже.

Добер заметил изумление на лице бородача. Они прощались как старые хорошие друзья.

— Иди,— сказала Медянка еще раз,— тебя ждут.

Добер кивнул и, еще раз взглянув на нее, круто повернулся на каблуках и зашагал прочь.

Он услышал, как за его спиной хлопнула дверь.

Вышагивая по узкой грязной улочке, Добер впервые в жизни представлял себе, «что было бы, если бы». «Если бы он спросил, когда она пойдет назад…» «Если бы она ответила…» «Если бы было возможно пойти с ней на Черные болота…» Он ускорил шаги. Все три «если бы» были совершенно глупы и не нужны. Закон одиночества — главный для одиночек. Никогда не следовало ни с кем связывать себя — вдвоем легче подставиться.

Добер шел и чувствовал, как больно ему снова возвращаться к одиночеству. Тем более Медянка, скорее всего, не захотела бы, чтобы он шел с ней к болотам. И потом, она не любила, когда ей напоминали о том, что она — еще ребенок. А в этой жестокой жизни ребенка все-таки следует охранять.

Охранять! Добер вспомнил, как она спасла его. Медянку охранять вовсе не требовалось, но именно этого ему хотелось больше всего.

Размышляя таким образом, он дошел до окраины Атики. Особых дел здесь у него не было, и Добер старался подальше отогнать сильное искушение вернуться. Ноги, еще не восстановившие былую выносливость, слегка гудели, но он не останавливался.

Атика осталась за спиной. Добер прошагал еще немного и тут почувствовал, как уплотнился воздух. Это было плохим предзнаменованием. Он посмотрел на небо. Серый оттенок облаков на глазах превращался в грязно-черный. Впереди на горизонте ничего опасного не наблюдалось. Но сзади, прямо за постройками Атики, вздымались три жирные колонны смерчей. Небо за ними было непроглядно черным.

Некоторое время Добер наблюдал за смерчами — не изменят ли они направление движения и не обойдут ли город стороной. Но серые колонны двигались прямо на Атику. Он машинально подтянул ремень автомата, чтобы оружие не било по спине, которой и так досталось совсем недавно, и бросился назад.

Впервые в жизни он пренебрег предупреждением инстинкта самосохранения. Он бежал навстречу страшной опасности и думал только о тех толстых плитах, из которых сделан дом, где осталась Медянка. Яростные порывы ветра били ему в лицо. Добер не снижал темпа, забыв о боли в натруженных ногах.

Он видел, как смерчи врезались в город и подняли в воздух какие-то обломки и тучи пыли. Слышался гул и грохот рушившихся зданий. Сквозь эту какофонию прорезался дикий визг. Добер сжал зубы и побежал быстрее. Однако, когда он вбежал в Атику, где столкнулся с толпой перепуганных жителей, смерчи бушевали уже в центре города. Один из смерчей двигался прямо в его сторону. Воздух сделался совсем плотным, и ветер бросал в лицо Добера тысячи острых песчинок.

Вокруг царила паника, но он, не обращая ни на что внимания, расталкивая людей, упорно продвигался в самый центр бури. Но скоро бежать стало бессмысленно. Оглядевшись, Добер увидел две толстые плиты. Наклоненные друг к другу, они соприкасались верхними краями, а нижними были врыты в землю. Не раздумывая далее, мужчина заполз под плиты и сжался, желая только одного — чтобы смерч пронесся побыстрее.

Гул все нарастал, ураган набирал силу. Стало совсем темно. Что-то тяжелое ударило по плитам, сверху посыпались мелкие камушки, но укрытие выдержало.

Наконец смерч прошел дальше. Напор ветра ослаб, вокруг вновь посветлело. Выждав еще немного, Добер осторожно выглянул из-под плит. От двух ближайших домов остались одни развалины.

Мужчина вылез из укрытия и увидел, как все три смерча стремительно удаляются на восток. Часть города осталась неповрежденной. Он продолжил свой бег, но среди развалин бежать было невозможно — пришлось перейти на быструю ходьбу.

Когда он добрался до дома Медянки, то увидел, что его худшие предположения подтвердились. Плиты стен упали внутрь, и одного взгляда хватило, чтобы понять: помочь оставшимся в доме невозможно. Добер медленно подошел поближе. Из-под одной плиты торчала скрюченная кисть руки и вытекала алая струйка крови. Рука была мужской. Тот бородач, видимо, не успел выскочить из дома, который и стал его могилой.

Добер внимательно осмотрел все вокруг. Крови больше не было видно, в щели между двумя платами что-то белело. Он засунул в щель руку и вытащил маленькую коробочку, к которой специальными скобами была прикреплена длинная трубка. В коробочке лежало несколько темных иголок. Это было странное оружие Медянки, с помощью которого она спасла ему жизнь.

Добер посмотрел в щель, больше ничего не увидел, поднять же плиты не представлялось ему возможным. Если девочка не выронила свое оружие, когда покидала дом, то осталась под плитами, и ничто в мире не сможет ей помочь.

Спрыгнув с плиты, Добер засунул коробочку и трубку в свой рюкзак. Ему было тошно, но где-то в глубине души теплилась надежда, что девочка успела убежать. В любом случае искать ее под развалинами не имело никакого смысла.

Он развернулся и медленно пошел прочь. Ему было больно, как никогда ранее.

Глава 2 В ДРУГОМ МЕСТЕ

— Эслер, что это за царапины?

— Ураган, сэр.

— И нельзя было убрать?

— Можно, сэр, но я торопилась на доклад. Если хотите, сэр, я сейчас схожу в медчасть.

— Сиди. От тебя требуется информация, и немедленно. А царапины подождут. Я слушаю.

— Как вы знаете, сэр, моя высадка на Экстрему прошла успешно…

— Разумеется, знаю. Дальше, Эслер, и побыстрее.

— Быстро только кошки родятся… Извините, сэр, это к делу не относится. Идиоматическое выражение, сэр… Объект Х-12 жители планеты называют Долиной Покоя. Она представляет собой узкую долину, окруженную скалами…

— Я видел фильм, который ты отсняла. Забавно. Да, скажи мне, что за парень с тобой был?

— Сэр, я встретила его по дороге. Так называемый одиночка по кличке Добер. От него я узнала следующее: местные жители не решаются посещать Долину Покоя. Они не проявляют к ней интереса. Добер, обладающий большой выдержкой, уже ходил через Долину, и без его помощи я наделала бы ошибок.

— Я плачу тебе, Эслер, не за то, чтобы ты ошибалась. Значит, обитатели объекта никогда не нападают первыми?

— Нет, сэр.

— И они не имеют ничего против, если кто-то, не совершая определенных действий, проникает в Долину и видит все, что там есть?

— Совершенно верно, сэр.

— Проба вещества, из которого сделана сфера в центре объекта, дала ошеломляющие результаты. Составляющие его нам неизвестны. Мы связались и с Андромедой, и с Землей, там тоже нет аналогов.

— Позволю себе напомнить вам, сэр, что профессор Хейзер полгода назад сделал вывод, что сооружение сделано существами, до сих пор не вошедшими с нами в контакт.

— Я помню, Эслер. Хейзер сделал такой вывод, но я хочу знать твое мнение.

— Сэр, мне кажется, что все эти страшилки в скалах не более чем роботы, призванные следить за тем, чтобы в центр Долины не проник человек с определенными намерениями. Туда может пройти только очень любознательный человек с крепкими нервами.

— Вот вы с этим парнем и прошли. Он — с крепкими нервами, а ты — любознательная.

— Я не понимаю, сэр.

— Когда ты хочешь, ты все понимаешь. Лично у меня нет никаких сомнений в том, что это — объект стратегического назначения. Стены вокруг купола слишком напоминают радиусы наведения.

— Чушь собачья! Извините, сэр. Я хотела сказать, что у нас нет никаких доказательств..

— Эслер, мы не знаем намерений тех, кто строил этот объект, не знаем их истинных целей. И уж не тебе, Эслер, моему супершпиону, побывавшему у черта на рогах, видеть в каждом встречном исключительного гуманиста. Тем более на Экстреме.

— Сэр, Экстрема была нормальной планетой до того, как на нее стали ссылать преступников.

— Туда уже никого не ссылают лет двадцать.

— Но последствия остались, сэр. Там жизнь — сплошное насилие.

— Поэтому ее и закрыли.

— А теперь, после обнаружения Долины Покоя, что ждет планету и ее обитателей?

— Я пока не знаю. Через неделю соберется Совет, там и будем решать. По крайней мере, я уверен, что оставлять у себя под боком стратегический объект неизвестной цивилизации Совет не позволит.

— Уничтожить Долину, сэр?

— Не Долину, Эслер, а Экстрему. Никто не знает, какое оружие там спрятано.

— Но никто не знает достоверно, что там оружие!

— Эслер, не бледней. После взрыва «Базы-45» не тебе заботиться о потомках преступников. Ты ведь не только супершпион, Эслер, ты еще и суперпредатель.

— Сэр?

— Ах, тебе напомнить? Ты предала собственные, хотя и юношеские, но принципы. Предала свою семью, свою планету… Достаточно? Ты ведь рождена, чтобы предавать людей, которые тебе доверяют. И ты уже лет десять успешно с этим справляешься!

— Сэр!

— Сядь! Тебя полезно иногда позлить, иначе ты раскиснешь.

— Сэр… У меня есть предложение.

— Давай.

— Я не специалист по постройкам иных цивилизаций. Может, до собрания Совета отправить на Экстрему кого-нибудь более компетентного? Чтобы получить полную картину?

— Соображаешь… Это дельная мысль. Думаю, тебе нужно вернуться на Экстрему в компании Бакинса.

— Но Бакинс — специалист по вооружениям?

— Это то, что нужно.

— Сэр, тогда — без меня!

— Что-о?

— Я имею в виду, сэр, только то, что он не выдержит на Экстреме и часа. Там ведь не будет вертолетов с кондиционерами, деликатесов и чистого белья. Если он не погибнет в первый день, то все равно создаст массу сложностей.

— Хм, ты права. А кто же полетит?

— Хейзер, сэр.

— Хейзер упрям как осел!

— Сэр, Хейзер — честный человек. Если он сочтет, что Долина — стратегический объект, то так и скажет. Но если он придет к другому выводу, Совету придется поразмыслить. К тому же, сэр, вам, наверное, будет приятно открыть новую цивилизацию?

— Возможно. Ладно, Моника Эслер, я доволен твоими действиями. До завтрашнего утра отдыхай, а я пока поищу Хейзера.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

— Не стоит благодарности… Как поживает красавчик Морис?

— Сэр, я прилетела два часа назад.

— Да-да. Но, может быть, мне отыскать заодно и его?

— Спасибо, сэр. Я хотела бы выспаться. На Экстреме это плохо удается.

— Да? А раньше ты была рада даже минутной встрече с Морисом.

— Сэр, Экстрема — тяжелая планета, и вам не понравится, если я проколюсь из-за того, что плохо высплюсь!

— Разумеется, не понравится. Отдыхай. Завтра в половине пятого — старт капсулы.

— Да, сэр.

— Ты свободна. Иди.

Глава 3 ВТОРАЯ ПРОГУЛКА В ДОЛИНУ

После урагана в Атике Добер решил зайти в Суот — пополнить запас патронов, а потом вспомнил, что уже давно собирался отдохнуть. Теперь отдых требовался ему гораздо больше, чем несколько недель назад. И, покидая Суот, показавшийся ему крошечным по сравнению с Атикой, Добер направился к знакомому бункеру.

Его не оставляла мысль о том, что именно там он встретился с Медянкой. Доберу много раз приходилось возвращаться в места, связанные с неприятными воспоминаниями. Собственно, любое место напоминало о каких-нибудь перестрелках и даже смертях, но бункер и отталкивал и манил одновременно.

В конце концов Добер приказал себе вернуться к образу мыслей настоящего одиночки и, не обращая внимания на тупую боль где-то внутри, отправился в путь. Ему один раз повстречались шатуны, и Добер слегка разрядил свою тоску, угостив их автоматной очередью за агрессивность. Но от тягостного настроения избавиться не смог. Плюнув, он отправился дальше. Больше ему никто не встретился — сказывалась близость Долины Покоя.

К бункеру он вышел в сумерках. Притаившись за камнями, он прислушался. Было тихо. Добер уже собирался нырнуть в убежище, но что-то заставило его повернуть голову. Среди скал мелькали две фигуры. Хотя разум его отказывался поверить в подобное совпадение, сердце уже прыгнуло в звенящую пустоту. Маленькая фигурка, увенчанная всклоченной гривой, могла принадлежать только Медянке.

Совершенно забыв о том, что ее спутник ему незнаком и что привлекать к себе внимание просто опасно, Добер закричал: «Медянка!» Эхо разнесло его крик по всем окрестностям. Он увидел, как маленькая фигурка замерла и затем исчезла. Не будь он уверен в том, что это именно Медянка, он бы мгновенно спрятался и приготовил автомат. Но теперь он лишь опустил руки и невольно поддался охватившему его незнакомому чувству. Раньше ничего подобного он не испытывал и поэтому теперь не понимал, что именно чувствует. Более всего это походило на горечь.

Только после того, как стихло эхо его крика, Добер понял, что боится. Всю свою жизнь он всегда страшился реальной угрозы: засады, смерча, выстрела. Но в эту секунду он боялся, что Медянка, подойдя, скажет: «Чего орешь? Мы же уже попрощались?»

И была бы права. К чему цепляться за то, что кончилось? Навязчивость всегда вызывает подозрения.

Девочка выскочила из-за камней и прошипела: «Чего орешь?» Добер подавил в себе желание немедленно развернуться и уйти. Медянка, остановившись перед ним, отдышалась.

— Чего орешь? — повторила она. — Тут неподалеку шатуны бродят!

— Шатуны? — переспросил Добер.

— Ну,— она почесала бровь, — а ты еще не в форме.

— Я? Не в форме?

— Ну не я же! — Девочка, хмурясь, смотрела ему в лицо.

— А, шатуны,— проговорил он,— я их встретил, теперь они больше не бродят.

Медянка присвистнула:

— Ого! Ну тогда с тобой все в порядке!

— С тобой, как я вижу, тоже.

— А что?

— А смерч? Тот дом развалился.

Девочка прищурилась, обдумывая его слова, и махнула рукой своему спутнику. Тот двинулся в их сторону.

— Ты что, возвращался?

Добер кивнул.

— Что-то забыл? — Это звучало ехидно, но вполне миролюбиво.

Добер пожал плечами:

— Смерч опаснее Долины.

— Тогда хорошо, что ты меня не нашел. А то я снова была бы тебе обязана!

Добер чувствовал, как у него улучшается настроение. Ее отношение к нему не изменилось. И поэтому задал совершенно бестактный вопрос:

— А куда ты теперь?

— Туда же.

— В Атику?

— В Долину.

Взглянув на мелькающего среди камней ее спутника, Добер поинтересовался:

— Что, решила стать проводником? Этот человек хорошо тебе заплатил?

Медянка, помолчав, ответила:

— Почти. Я его знаю. Он надежный, только немного странный. Услышав, что я там была, он попросил меня отвести его туда.

Доберу ее сообщение не понравилось — настоящий друг не станет подвергать друга опасности. Напрашивалось два вывода: либо ее спутник лишь выдавал себя за друга, либо она чего-то недоговаривает. Второй вариант нравился Доберу значительно больше, ведь девочка имела полное право всего ему не рассказывать.

Спутник Медянки подошел к ним, и Добер смог его рассмотреть. Девочка была права, характеризуя его словом «странный». С точки зрения Добера, этот человек выглядел более чем странно. Он был чист, гладко выбрит. По тому, как висел его автомат, одиночка сразу понял, что этот человек не умеет обращаться с оружием. У незнакомца был большой крючковатый нос и седые волосы до плеч.

Медянка дотронулась до старика и сказала Доберу:

— Его зовут Хейзер. Он мой друг.

— Добер.

— Очень приятно познакомиться! — произнес ее спутник.

У Добера от удивления открылся рот, но Медянка уже смеялась, толкая своего спутника в бок:

— Я же сказала, что он странный. Он редко бывает в степях. Ты можешь считать его отшельником.

Добер посмотрел на нее и закрыл рот. От отшельников можно было ожидать чего угодно, вплоть до таких фраз. Но только не прогулок в Долину Покоя. Хейзер в свою очередь осмотрел нового знакомого с головы до пят и неожиданно спросил:

— Это ты ходил с ней в Долину в прошлый раз?

— Да.

— Э-э,— Хейзер замялся и посмотрел на Медянку, словно желая с ней посоветоваться,— я вроде как отшельник, ваших правил не знаю. Кажется, у вас не принято просить…

— О чем ты хочешь его просить? — улыбаясь, спросила Медянка.

— Чтобы он пошел с нами.

Добер еще раз внимательно на него посмотрел. С версией о ненастоящем друге подобная просьба сочеталась плохо.

Медянка беспечно смеялась:

— Добер, он хорошо знает, что не умеет стрелять, и считает, что я тоже этого не умею. Он попросту боится.

— А ты?

Девочка перестала смеяться:

— Что я? Стрелять? Умею.

— Я про Долину.

Она мельком взглянула на своего спутника, потом перевела взгляд куда-то в пространство:

— В прошлый раз ты не спрашивал меня.

— В прошлый раз ты была одна. И не знала, что там. И ни о чем не просила…

— Ну…— она помолчала,— дорог много, и по второму разу встречаются очень редко. Конечно, я стреляю хорошо, но с тобой будет совсем надежно.

Добер почувствовал, что ему стало легче дышать.

— Вы договорились? — спросил Хейзер.

— Да, вполне,— кивнула Медянка.

— Тогда пошли.

Одиночка только усмехнулся:

— Уже поздно, далеко мы все равно не уйдем. Да и бункер — хорошее убежище на ночь.

Девочка, не говоря ни слова, развернулась и скрылась в убежище. Мужчины последовали за. ней. Занимаясь ужином и радуясь тому, что Медянка рядом, Добер наблюдал за Хейзером. Девочка в конце концов сердито сказала:

— Прекрати! Он не зарежет тебя во время сна. Я же сказала тебе, что он — мой друг!

Хейзер тотчас вскинул на нее глаза:

— Ты хочешь с ним говорить? Мне уйти?

Это не лезло уже ни в какие рамки, и Добер, не сдержавшись, грубо рявкнул:

— Сиди и слушай!

Медянка тут же ощетинилась — Добер почувствовал это всей кожей.

— В чем ты его подозреваешь?

— В том, что он не твой друг!

— Мне лучше знать.

— Тебе сколько лет?

— Сколько бы ни было, я знаю его лучше.

Тут Добер выдал свой аргумент:

— Ни один нормальный не станет просить своего друга отвести его в опасное место!

Девочка громко фыркнула и ответила:

— Ты не хуже меня знаешь, что там нет ничего опасного!

Добер осекся — этот ребенок с первого раза понял то, что гнездилось глубоко в его голове, но на поверхность выплывать не желало. В Долине действительно не было ничего опасного, если знать, как себя вести.

— А что ему нужно в Долине? — Задавая столь опасный вопрос, Добер даже не взглянул на Хейзера, он смотрел только на Медянку.

— А тебя почему это интересует? — ледяным тоном осведомилась девочка.

— Потому что никто просто так «посмотреть» в Долину не ходит.

Странный старик попытался что-то сказать, но Медянка тронула его за плечо и отчеканила:

— Я у него не спрашивала. Это его дело, и я не понимаю, почему ты в него суешь свой нос. Тебя попросили пойти с нами, но можешь и не ходить!

— Не ходить! — пробурчал Добер.— А он там тебя подставит, и что дальше?

— Он не будет меня подставлять!

— Ага! Ты глянь на этого хлюпика! Он от воя побежит, и что ты будешь делать?

— Я соображу, что делать! — пообещала девочка угрожающим тоном.

Их спор был прерван смехом. Хейзер сидел скрестив ноги и от хохота, тыкаясь носом в колени, потряхивал головой. Этого Добер стерпеть не мог. Схватив наглеца за ворот свитера, он рывком поднял его и прорычал:

— Сейчас я забью твой смех тебе обратно в глотку!

Хейзер остановиться не мог, и одиночка уже готов был привести свою угрозу в исполнение, но почувствовал сильный тычок под ребра. Это его охладило. Добер знал, что палец Медянки, лежавший на спусковом крючке, так же тверд, как и ее взгляд.

— Отпусти его,— приказала девочка. Мужчина разжал пальцы, и старик опустился на пол, потирая шею и уже не смеясь.

— Теперь отойди!

Добер сел в углу.

— Если ты еще раз его тронешь, я устрою твоим мозгам отличный сквознячок! — совершенно спокойно пообещала девочка и убрала пистолет.

Тут заговорил Хейзер:

— Давай я ему объясню?

— Что? — коротко спросила Медянка и взялась за котелок с кипяченой водой.

— Ну…— Старик явно не знал, что он собирался объяснять.

— По-моему, я ему все очень доходчиво растолковала. Да?

— Доходчиво,— согласился тот.

Хейзер посмотрел на Добера и примирительно сказал:

— Извини. Я вовсе не над тобой смеялся.

— Да? А над кем?

— Над собой.

Добер пожал плечами. .Он впервые видел человека, который вслух и при свидетелях заявлял, что смеялся над собой.

— И еще раз повторяю, что не привык к вашим обычаям,— продолжил чужак,— ты ведь заботишься о ней, и из-за этого вы так сильно ссоритесь!

— Что-о? — в один голос воскликнули Добер и Медянка.

— Мне и смешно, что я невольно стал причиной вашей ссоры.

Добер и Медянка уставились друг на друга.

— Ты! Обо мне заботишься? — подозрительно спросила девочка.

Мужчине признавать этого категорически не хотелось, и он сказал в сторону:

— Ты ведь еще ребенок, а лезешь в пекло!

У Хейзера на лице промелькнуло изумление, но Добер этого не заметил.

— Да, я ребенок! — яростно подтвердила Медянка.— Но мне уже почти четырнадцать, и я сама могу решать, куда мне лезть!

— Давайте спать? — быстро предложил Хейзер.— Ты говорила, что нам далеко идти!

Предложение пришлось очень кстати. Все улеглись, не проронив больше ни слова. И так было сказано слишком многое. Засыпая, Добер никак не мог решить, рад он или нет, что встретил девочку вновь да еще в компании этого странного чужака.

На следующее утро девочка, по своему обыкновению, была хмурой и неразговорчивой. Мужчины тоже предпочли ограничиться короткими фразами. Быстро поев, они собрались и покинули бункер. У Добера, когда он прикрывал за собой дверь, мелькнула мысль о том, что уже второй раз его отдых в этом месте срывается. Причем по одной и той же причине.

Шли они цепочкой. Впереди — Добер, за ним — Хейзер, замыкала шествие Медянка. Одиночка уже не ожидал от чужака никаких подвохов. Эти отшельники отличаются от всех остальных только одним — полнейшей неприспособленностью к боевым действиям.

Очень скоро Добер услышал, что старик тяжело дышит. В этом не было ничего удивительного, ведь спутник Медянки явно был совершенно не способен выдерживать длительные переходы. Так что Добер, поморщившись, сбавил темп и прикинул, где можно жить и чем заниматься, чтобы пребывать в такой отвратительной форме. Вероятно, странный отшельник жил где-то далеко и по каким-то непонятным причинам пустился в долгий и тяжелый путь, чтобы попасть в далеко не лучшее место.

Задумываться о мотивах чужих поступков Добер считал занятием бессмысленным. Теперь же он напрягал мозги только потому, что это было связано с Медянкой. Но ничего путного ему в голову не пришло.

Когда вдалеке показалась хижина отшельника, мимо которой шли все, кто направлялся в Долину, Хейзер уже еле переставлял ноги и беспрерывно кашлял. Обернувшись, Добер взглянул на него:

— Да, приятель, прогулка явно не по твоим силам. Может, вернешься?

Чужак втянул воздух широко открытым ртом и отрицательно покачал головой.

— Еще немного,— мягко сказала ему Медянка.— Скоро будем ночевать.

Хейзер радостно кивнул. Добер покосился на девочку и не удержался от реплики:

— Ну и друзья у тебя! С его упрямством нельзя быть хилым.

— Не твое дело!

Добер пошел дальше. К месту ночлега хилого упрямца привела Медянка, поддерживая под локоть. Тот что-то шептал ей, но девочка делала вид, что не слышит. Одиночка, запустив руку в свой рюкзак, вдруг нащупал какую-то коробку. Только сейчас он вспомнил, что надо было давно отдать Медянке ее хитроумное оружие.

— Ото! — обрадовалась девочка, когда Добер протянул ей коробку с трубкой.— А я думала — потеряла! Под плиты лазил?

— Удобно лежала. В щели,— пояснил Добер.

Барабаня по коробке пальцами, Медянка что-то вспоминала. Затем спросила без особой уверенности:

— Ты видел Громилу?

— Кого? А, бородатого?.. Ему не повезло.

Она все сразу поняла и опустила глаза. Добер внимательно изучал ее чумазую физиономию:

— А ты где была?

— За мной пришли почти сразу же,— проговорила она,— мне пришлось уйти.

— Это тебя и спасло. Но все-таки ты могла бы поинтересоваться, что с ним случилось!

— Да, Громила был надежным… Но у меня не было времени.

Добер вспомнил о ее целеустремленности, но тот бородач вправе был рассчитывать на лучшее отношение с ее стороны. И тут он начал припоминать все, что рассказывала ему Медянка о том, зачем ей надо было в Атику.

— А как поживают твои друзья на Черных болотах?

Медянка медленно подняла на него глаза:

— Нормально.

— Ты уже отнесла им то, зачем тебя послали в Атику?

Она пожала плечами:

— Туда пошли другие. Я не смогла бы унести все, что им надо.

Зашевелился отлежавшийся Хейзер. Медянка протянула ему дымящийся котелок. Ее спутник принялся за еду, воцарилось молчание. В этой тишине Добер сообразил, что все его подозрения относительно Медянки совершенно беспочвенны. Она спокойно отвечала на его весьма неожиданные вопросы и даже не пыталась грубить, как поступил бы любой, кого загоняют в угол.

Но самым невероятным было то, что она вообще позволяла ему себя расспрашивать. Добер не заметил, когда присвоил себе это почетное право проверенного друга.

— Сколько еще идти? — поинтересовался Хейзер, наконец пришедший в себя.

— Еще день,— ответила девочка.— Завтра мы будем на границе Долины.

Хейзер кивнул.

— Ложись спать,— почти приказала ему Медянка.

—Далековато,— вздохнул Хейзер.— А нельзя было поближе…

— Что-о? — угрожающе протянула девочка. Добер моментально почувствовал напряжение, возникшее между Медянкой и ее спутником. Хейзер прикрыл ладонью рот, словно сболтнул лишнее, а девочка смотрела на него с неприкрытой яростью.

— Я хотел сказать: нет ли пути покороче? — поправился Хейзер.

— Нет! — отрезала девочка.

Он кивнул и стал устраиваться на ночлег. Добер прутиком ворошил угли в костре, Медянка равнодушно чистила котелок. Вскоре Хейзер захрапел. Одиночка бросил свой прутик в огонь и негромко сказал:

— Опасный попутчик.

— А? — Медянка осматривала котелок.— Просто старый дурак!

— Зачем же ты с ним связалась?

— Надо.

Это короткое слово выбило Добера из равновесия сильнее, чем все то, что произошло за время знакомства с Медянкой. «Надо» — слово твердое и значительное. Когда произносят такие слова, вопросы становятся излишними, но сразу же возникают подозрения. «Надо» могло быть связано с чем угодно: с оружием, со снаряжением для жителей Черных болот, но только не с Долиной Покоя. С этой мыслью Добер и заснул.

На следующий день он сразу понял, что необходимого темпа набрать не удастся из-за Хейзера, у которого разболелись ноги — передвигал он их с видимым усилием. Медянка подгоняла его с помощью тихих увещеваний.

— Давай, Хейзер,— доносилось до Добера,— шевелись. Туда надо дойти!

И опять требовательное слово «надо» привлекло внимание Добера. Кому надо? Вероятно, все-таки Хейзеру. Ведь он идет явно через силу, и девочка знает, зачем ему туда нужно. И, что особенно удивило одиночку, она была заинтересована в том, чтобы этот слабак дошел до Долины.

Часа через четыре Хейзер, с молчаливого разрешения Медянки, опустился на камень, чтобы отдохнуть. Добер зажег сигарету. Он не любил останавливаться, ибо после отдыха продолжать путь гораздо труднее. Медленное передвижение утомило его больше, чем длительная пробежка.

Девочка смотрела куда-то в сторону и принюхивалась.

— Что? — спросил Добер.

— Какой-то странный запах.

Он отбросил сигарету и тоже стал принюхиваться. Но уловил лишь аромат обычного ветерка, однако девочка уверенно заявила:

— Неподалеку кто-то есть!

— Сиди со своим другом,— сказал Добер и перекинул автомат на грудь,— я посмотрю.

Он осторожно двинулся в ту сторону, откуда доносился едва уловимый запах. Вскоре и он отчетливо ощутил чье-то присутствие. Прижавшись к камню, Добер прикинул, что «теплой» встреча не будет. Такой могла быть только встреча с ветрогонами, но они создавали обычно много шума. Одиночки, с которыми можно было, особенно не разговаривая, мирно разойтись, не передвигались большими группами, запах которых можно уловить.

Нервы и мускулы Добера напряглись, он был готов к драке. И — вовремя. Невысокий, подвижный человек, бесшумно выступивший из-за скалы в двадцати метрах от него, метнул нож на шорох, даже не видя противника. Добер мгновенно отклонился, и нож со звоном отскочил от камня. Человек исчез, но одиночка успел сориентироваться в обстановке.

Это был разведчик степняков, и его следовало уничтожить быстро, чтобы он не успел предупредить остальных. Степняки по коварству и жестокости лишь чуть-чуть уступали мюрдерам. В отличие от последних, степняки убивали сразу. Безвыходность ситуации заключалась в том, что позади него находились девочка и человек, не способный защитить ни себя, ни ее.

Добер влез на невысокую скалу и, осторожно передвигаясь, направился в ту сторону, где заметил разведчика. Вскоре он услышал тихое шуршание внизу. Степняк передвигался неслышно, но участь его была предрешена.

Замерев, Добер наблюдал за врагом с высоты, выжидая, когда тот подойдет поближе. Он слегка шевельнулся, чтобы было удобнее метнуть нож, и это движение привлекло внимание врага. Степняк поднял голову, увидел Добера, но сделать ничего не успел — тяжелое лезвие ножа вонзилось в его шею. Тело сползлона землю, Добер спрыгнул вниз, вытащил свой нож и, обтерев его об одежду врага, огляделся и прислушался.

Остальных видно не было, но Добер чувствовал, что они недалеко. Он знал, что обычно степняки не ограничиваются одним дозорным. Где-то позади и сбоку раздался резкий свист. Развернувшись, Добер бросился назад. Повторный свист перекрыла автоматная очередь. Он похолодел, представив, что второй дозорный прошел стороной и обнаружил Медянку с Хейзером, а они показались ему настолько беззащитными, что степняк не побоялся позвать остальных свистом.

Добер чуть изменил направление движения и вскоре увидел трех степняков, залегших за камнями. Он спрятался за ближайшую скалу и осторожно выглянул — посмотреть, что делает Медянка.

Девочка и старик лежали за тем камнем, на котором сидели несколько минут назад. Это укрытие было слишком ненадежным — единственный камень посредине открытой прогалины. Девочка стреляла короткими очередями, но степняки, судя по ответным выстрелам, обходили их с трех сторон.

Добер понял, что вскоре камень перестанет спасать от пуль, и открыл стрельбу. С тремя степняками, которых он заметил сразу, он разделался быстро. Затем он переменил позицию и крикнул:

— Сюда! Я прикрою!

За камнем взметнулась грива Медянки, и тут же над ее головой взвизгнули пули. Добер перекатился, выстрелил, и тело очередного степняка свалилось со скалы.

В грохоте боя он не услышал поспешно приближающихся шагов и, когда рядом с ним кто-то упал, едва не выстрелил. Это оказался Хейзер. Даже после свиста он не успел взяться за автомат — тот по-прежнему висел у него за спиной.

— Автомат, размазня! — прорычал Добер сквозь зубы, поглощенный только одной мыслью, что Медянка все еще оставалась за камнем.

Хейзер поспешно потащил автомат через голову. Ремень был слишком коротким, и старик замешкался. Выругавшись, Добер рванул за ремень, и тот лопнул. Хейзер смотрел на него безумными глазами.

— Если она погибнет, я тебя удушу! — прошипел ему Добер и переполз на более удобную позицию.

Он подстрелил еще нескольких степняков, ориентируясь на звуки выстрелов. Но Медянка никак не могла покинуть свое убежище — оставшиеся степняки простреливали пространство перед камнем.

Добер начал звереть. Он снова поменял позицию, когда на него сверху прыгнул степняк. В самый последний момент Добер успел убрать голову, и перед его глазами мелькнуло лезвие кинжала. Под тяжестью навалившегося тела он все-таки сумел извернуться, перехватить руку степняка, сжимавшую кинжал, и понял, насколько тот силен. В голове мелькнула мысль, что долго он не выдержит. Но вдруг степняк дернулся и обмяк. Стряхнув его, Добер увидел старика, державшего свой автомат за дуло как дубинку — именно таким образом он им воспользовался.

— Вовремя,— только и сказал он, вновь возвращаясь к проблеме вызволения Медянки.

Опасность всегда опьяняла его, и теперь Добер, словно автомат, двинулся вперед, снимая степняков, одного за другим, меткими выстрелами.

Тишина наступила неожиданно, так что Добер не сразу понял, что произошло. Никто не стрелял. Схватив автомат правой рукой, он поднялся из-за камней и в три прыжка преодолел расстояние до Медянки. Обогнув камень, он увидел девочку, прижавшуюся к камню и поджавшую под себя ноги. Она не шевелилась. Лицо закрывали волосы. На рукаве около плеча темнела кровь.

Добера охватил ледяной ужас, подобного которому он никогда не испытывал. После их невероятной второй встречи, по его пониманию теории вероятности, ничего плохого случиться уже не могло. Просто не могло! Раз уж произошло одно чудо, а в чудеса он никогда прежде не верил, то все должно быть хорошо. Но эта глупая стычка со степняками и неестественная неподвижность Медянки…

Добер протянул руку и дрожащими пальцами медленно отвел волосы с лица девочки. Мимолетно заметил тонкий белый шрам, уходивший за ухо.

Медянка вздрогнула и открыла глаза. От неожиданности Добер уселся на песок.

— Что? — хрипло спросила она.

— Все.

— Хейзер?

— Жив.

— Хорошо.— Она провела рукой по лицу. — А я, кажется, отключилась.

— Ты ранена.

— Куда? — Она посмотрела на руку, пошевелила ею.— Фи-и.

К ним на заплетающихся ногах подошел Хейзер. Увидев кровь на рукаве Медянки, он дернулся:

— Ты ранена?

— Еще один умник,— устало проговорила она,— посмотри, там у меня в рюкзаке должна быть чистая тряпка.

Хейзер, порывшись в рюкзачке, выудил небольшой кусок ткани. Добер тут же выхватил ее у него из рук. Медянка здоровой рукой оторвала болтающийся рукав:

— Завязывай побыстрее, и пошли.

Обмыв рану спиртом и удостоверившись в очередной раз в выдержке девочки — та даже не поморщилась,— Добер аккуратно перевязал ей руку, утешая себя тем, что могло быть и хуже.

Медянка глотнула воды и посмотрела на Хейзера:

— Ты как?

— Нормально.

Добер счел своим долгом заявить:

— Он ухлопал степняка, который мог бы доставить мне кучу неприятностей.

У девочки поползли вверх брови:

— Ну? Хейзер, ты не так плох, как я думала!

Тот развел руками:

— А что мне оставалось делать?

— Варианты были…— Добер поднялся.— Пойдем или отдохнешь?

Медянка сделала то, что он от нее и ожидал,— поднялась и, повесив рюкзак и автомат на здоровое плечо, сказала:

— Идем! Мы и так потеряли много времени.

И они продолжили прерванный путь. Бой несколько взбодрил старика, и он шел значительно быстрее, чем утром. Но даже это не позволило им наверстать упущенное время, и к месту ночлега они добрались уже в темноте. Усталость владела всеми, поэтому никаких разговоров на этот раз не было — едва закончив ужин, они заснули.

Утром Добер отметил бледность Медянки. Рана все-таки давала о себе знать. Хейзер сочувственно косился в сторону девочки. Но ей самой, судя по всему, сочувствие было противно, лицо ее застыло в непроницаемой маске, и она первой двинулась в путь.

Расщелина между скалами, так же как и площадка с белым песком и предупреждающими сооружениями на этот раз не произвели на нее никакого впечатления. Она бросила Хейзеру через плечо:

— Приготовься! И никаких резких движений!

Потом посмотрела на Добера, и ему показалось, что она приглашает его вспомнить, как они вдвоем пришли сюда в прошлый раз. Они миновали границу Долины Покоя. Из-за скал раздался предупреждающий вой. Старик было притормозил, но Добер не заметил на его лице ни малейших признаков испуга. Медянка, раздраженно мотнув головой, продолжала путь.

Скалы Долины Покоя приближались. Добер по привычке поднял глаза на острый гребень скалы. Медянка просто показала на него Хейзеру. Появилось и стало приближаться белесое отвратительное существо. Они остановились. Старик внимательно разглядывал то, что летело к ним, а Медянка тихо сказала Доберу:

— А если идти? Не бежать, а просто идти?

— Не знаю, не пробовал,— ответил он и на всякий случай взял ее за руку.— Но не советую!

— Ты же говорил, что они реагируют на бегство и на применение оружия?

— Ходить я не пробовал!

Белесое существо спикировало на них, затем отвернуло в сторону и скрылось за скалами.

— Интересно,— пробормотал Хейзер.

Они дошли до россыпи костей. Медянка переглянулась с Добером и подняла голову.

— Вон он,— сказала она.

Добер тоже увидел зубастого и мохнатого. До чудовища было еще далеко, и рассмотреть его в деталях было невозможно.

— Кто? — немедленно осведомился Хейзер.

— Еще один,— сказала девочка.— Подойдем, сам увидишь.

Она вела себя так, словно ей все было здесь давно знакомо. Мало-помалу это ощущение стало передаваться и Доберу. Прежде он считал, что опасность может появиться в любой момент. Но теперь окончательно сообразил, что ее не будет, если они сами не наделают ошибок. Добер подумал, что без Медянки он ни за что бы не пришел к подобному выводу и продолжал бы всего бояться в Долине и осторожничать.

Они приблизились к мохнатому существу. Перестав покачивать лапой, оно спрыгнуло вниз и очутилось на том самом камне, где и всегда. Медянка прошла мимо, даже не оглянувшись. Старик рассматривал существо так пристально, что Доберу пришлось подталкивать его в спину.

— Очень интересно,— сказал Хейзер, когда существо осталось позади. Девочка тем временем указала Доберу на приметный куст:

— Полезли на камни?

— Быстро ты освоилась,— не удержался он.

Девочка пожала плечами.

Когда они миновали участок с подземной ловушкой, Хейзер пожелал узнать, что там было. Медянка молча обернулась и бросила вниз на землю камень. Образовалась яма, мелькнули щупальца. Потом поверхность выровнялась. Старик удовлетворенно улыбнулся. Добер, глядя на него, никак не мог отделаться от впечатления, что все происходящее ему очень нравится.

В воздухе начала появляться голубоватая дымка. Еще через несколько шагов они наткнулись на зловонную груду чьих-то останков. Медянка в который раз покосилась на Добера.

— Этот — самый противный,— сказала девочка, и он ее понял. Тот, о ком велась речь, смутно просматривался впереди. На первый взгляд могло показаться, что это всего-навсего груда камней. Но вот эта груда начала шевелиться и подниматься, увеличиваясь в размерах.

— Стоп! — скомандовал Добер.

— Двинулось.— Медянка всматривалась в туманную дымку.

— Считай.

Добер, вслушиваясь в тяжелые шаги, принялся про себя считать. Потом спохватился, что чудовище еще не рыкнуло. Начинать считать следовало только после этого звука. Послышался басовитый рык. Хейзер всматривался вперед, чуть склонив голову набок, с таким видом, словно из тумана возникало не омерзительное создание, а нечто безопасное и интересное.

Медянка стояла около Добера, и он машинально прижал ее к себе, обхватив так, чтобы не дотрагиваться до раны. Девочка не возражала. Чудовище приближалось, они ждали. Добер отметил, что в этот раз минуты не тянулись столь бесконечно, как прежде.

Он, насчитав тринадцать шагов и ожидая последнего — четырнадцатого, уже готовился облегченно вздохнуть, как произошло неожиданное. Сделав положенные четырнадцать шагов, чудовище не остановилось, а подошло еще ближе. Добер начал покрываться холодным потом и одновременно почувствовал, как напряглось тело Медянки.

Тварь повела короткой шеей, затем опустила голову так, что почти коснулась лица Хейзера, который стоял немного впереди. Несколько секунд белые глаза, лишенные зрачков, словно всматривались в лицо пришельца, и старик на удивление спокойно выдержал эту процедуру. Шея чудовища чуть вытянулась вперед, голова опустилась еще ниже — теперь оно пялилось в лицо Медянки. Девочка, замерев, ждала, пока тварь не занялась Добером.

Тот ощутил прилив тошноты, когда морда чудовища, покрытая омерзительной слизью, оказалась в нескольких сантиметрах от его лица. Его распирало сильное желание ударить по этой морде кулаком. Но он сдержался, и через несколько минут все закончилось. Мерзкое создание повернулось, едва не задев людей, и тяжело зашагало прочь. Медянка немедленно плюнула, потрясла головой и подняла глаза к лицу Добера:

— В прошлый раз этого не было.

— Чего? — спросил Хейзер.

— Обычно оно делает четырнадцать шагов, смотрит и уходит,— пояснила девочка.— Но не подходит так близко и в глаза не заглядывает.

— Да? — оживился старик— Любопытно. А вы его искать не пробовали?

Добер чуть не подавился. После того как Хейзер уложил степняка, он начал проникаться к этому необычному человеку более теплыми чувствами, но теперь разом ожили все прошлые подозрения.

— Нет,— ответил он,— я жить хочу!

— Я не советую тебе этого делать,— спокойно сказала Медянка, и старик послушно кивнул.

Они двинулись через болото сквозь сгущающуюся пелену тумана. И вновь Доберу показалось, что путь не так уж долог и не столь тяжел. Благополучно они добрались до твердой земли и расположились на отдых. Точнее сказать — отдыхали Добер с Медянкой, а Хейзер бродил вокруг, осматривая кусты и почву.

— А где постройки? — нетерпеливо спросил он. Девочка махнула рукой, указывая направление.

— Отдыхайте,— сказал старик,— я посмотрю, что там.

И прежде чем Добер успел что-либо сказать, он ушел.

— Он никогда не ударялся головой? — спросил Добер, отвинчивая крышку фляги.

— Нет. Он знает, что делает.

— И что же он делает?

— Смотрит.

— Что?

Девочка осмотрела повязку на руке, затем ответила:

— Ну, стены и этот купол.

— Он точно ударялся головой. Только тебе об этом не сказал!

Она вздохнула:

— Он считает, что там может что-то быть. Или оружие, или еще что-то.

— Где — там?

— Ну, в куполе или под ним.

— Это он тебе сам так сказал?

Рожица у Медянки сморщилась, как будто ей было невыносимо скучно продолжать этот разговор.

— Ты слишком много задаешь вопросов!

— Я лишь хочу понять, действительно ли он твой друг или притворяется.

Девочка прикрыла глаза, посидела так немного и сказала:

— Ты лезешь не в свои дела.

— Просто я впервые вижу человека, который по собственному желанию пришел в Долину и вдобавок что-то ищет!

— Здесь должно что-то быть, иначе зачем вся эта Долина?

«Зачем?» Добер никогда не задавал себе подобных вопросов относительно Долины Покоя. Она была и есть, и вопрос «Зачем она существует?» не имел, с точки зрения Добера, смысла. Но вместе с тем он понимал, что Медянка ничем бессмысленным заниматься не будет — она всегда преследует какую-то цель. Если она привела Хейзера в Долину, если говорила ему «надо дойти»,— значит, она снова шла к цели и, судя по ее повелительному тону, знает, зачем старик пришел сюда.

Добер начал готовить еду. Девочка сидела молча, глядя куда-то вверх. Они поели, прошло еще около часа.

— Что-то твой приятель задерживается,— проговорил Добер,— может, влип во что-нибудь?

— Тихо,— безучастно ответила Медянка. — Значит, все в порядке.

— Он думает о том, что нам надо успеть выйти отсюда?

— Мы будем здесь ночевать.

— В Долине?

— Да.

— Ты спятила.

— Можешь уходить, тебя никто не держит.

— Ага, уйти и оставить тебя здесь с этим… да еще и на ночь? — Добер задохнулся.

Медянка никак не отреагировала. Она поплотнее закуталась в куртку и сказала:

— Тогда спи. Здесь, кажется, больше нечего делать.

Добер так и поступил. Когда он в последний раз приоткрыл глаза, то увидел, что Медянка тоже спит, привалившись здоровым плечом к своему рюкзаку.

Он проснулся, словно его кто-то подтолкнул. Однако, открыв глаза, понял, что никто к нему не прикасался, так как он был в полном одиночестве. Костерок слабо горел, вещи Медянки и Хейзера лежали рядом, но их самих видно не было. Добер осторожно сел, отложил автомат и достал из-за голенища сапога кинжал.

Либо с ними что-то случилось, либо они не хотят, чтобы он видел, чем они занимаются. Поднявшись, он осторожно двинулся в направлении к куполу. Стояла глубокая ночь, но здесь тьма не была сплошной. Казалось, туман излучает слабый свет.

Добер переходил от стены к стене, прижимался, прислушивался и двигался дальше. У последней стены он замер. Они были там,. в центре. Ходили вокруг купола и негромко переговаривались. Удостоверившись, что с девочкой ничего не случилось, Добер начал прислушиваться.

Слышался торопливый говор Хейзера:

— Да пойми же, я не могу ничего доказать! С точки зрения Смитсона, это очень похоже на ядерную установку. И я не нашел пока ничего, что могло бы опровергнуть такой вывод!

— А что ты сам думаешь? — глухо спросила Медянка.

— Думаю — не думаю! Смитсона не интересует, что я думаю. Я знаю только то, что ни ты, ни я не сможем это спасти.

— Но Совет…

— Не прикидывайся наивной! Совет будет слушать только Смитсона. А он, поверь мне, уже пришел к решению и не изменит его!

— Но он разрешил тебе лететь?

— Ну и что? Да, разрешил, продемонстрировал свою лояльность, подстраховался. Он видел фильм, который ты сняла, и покажет его Совету. И все они увидят то же самое — стены и этот купол. Никто не станет ломать себе голову, чтобы понять логику совершенно чуждых нам существ… Сколько лет ты работаешь на Смитсона, а? Неужели ты его не знаешь?

— Но ты ведь можешь сказать, что это — не оружие?

— Да, могу. Правда, я не очень в этом уверен. Здесь нет ничего, что подтверждало бы миролюбие существ, которые это сделали. Я могу сказать что угодно. Смитсона убедят только факты.

— А что может считаться в нашем случае фактами?

— Например, если сейчас из этого купола выйдет прекрасная женщина с цветами в руках и на понятном нам языке скажет, что они — наши братья по разуму и всегда мечтали о встрече с нами!

— А за каким чертом тогда надо было посылать сюда тебя?

— А за таким, Моника, что ты — самый ценный агент Смитсона, его козырная карта, супершпион. Ему надо, чтобы ты лишь исполняла приказы и помалкивала. Он уже все решил, посмотрев фильм. Но ты сказала, что нужен специалист. «Хорошо,— ответил Смитсон,— пусть летит специалист!» А ты не задумалась над тем, почему мне не разрешили взять с собой ни одного прибора? Хорошо хоть глаза оставили открытыми. Смитсон готов пуститься на некоторые расходы, чтобы ты в дальнейшем считала, будто твое мнение для него что-то значит.

— Так. Значит — Экстрема обречена?

— Да. И не потому, что здесь обнаружена эта Долина. Закрытая планета — это джинн в бутылке. Рано или поздно он может вырваться на свободу, и тогда Смитсону придется отвечать на многие неприятные вопросы.

— А люди?

— Для Смитсона? Не смеши меня. Потомки заключенных, которых ссылали сюда, предварительно стерев память? Ты помнишь бунт на Экстреме? Ах нет, ты тогда была маленькой… Так вот, много лет назад этот джинн попытался вырваться. Большую часть охраны перебили, остальные вылетели на двух ракетах — единственных средствах передвижения, которые здесь были. С тех пор на Экстрему не садился ни один корабль… ну, кроме твоей капсулы.

— Чего же он ждал? Долина была обнаружена лет тридцать назад.

— Сначала, видимо, он надеялся, что выжившие перебьют друг друга. Он ждал до того момента, пока Особая Комиссия не заинтересовалась планетой вплотную. Тогда он вспоминает об объекте Х-12 и срочно посылает тебя. Поверь, что бы здесь ни находилось, вывод может быть только один — это опасность галактического масштаба. Ну и я, специалист, не обнаруживаю признаков доброго расположения аборигенов. Нравится картинка?

— А тебе?

— А я ничего не смогу сделать. Жаль стараний существ, построивших все это, надеясь на чью-нибудь любознательность. И этого парня жаль… Симпатичный и надежный.

— Парня не жалей.— Хейзер отрывисто закашлялся.— Значит, отсюда надо сматываться, и побыстрее… Когда состоится заседание Совета?

— Недели через две. Раньше он не посмеет взорвать планету, побоится ответственности.

— Хорошо. Тогда пошли.

— Моника… Жаль парня. Ты ему нравишься.

— Ему нравится охранять маленькую четырнадцатилетнюю девочку.

— Да, действительно, ты хорошо выглядишь. Молодо!

— Черт бы побрал эту молодость!

Голоса смолкли. Добер метнулся назад. Он думал сейчас лишь о том, чтобы успеть к костру раньше их. Полученная информация была столь сложна для его понимания, что на ходу осмыслить ее Доберу не стоило и надеяться.

Он успел вернуться на свое место и притворился спящим. Медянка и Хейзер тихо подошли, посмотрели на него и обменялись фразами:

— Ну что, уходим сейчас?

— Зачем? Подождем до утра. Несколько часов роли не сыграют.

— Да уж. Смитсон тобой рисковать не станет.

Они улеглись.

Доберу было не до сна. Обрывки услышанного разговора вертелись в голове, вызывая то холодную злобу, то бессильную ярость. Он не понял и половины услышанного, но слово «взорвать» прекрасно знал. Гораздо больше его взволновало превращение Медянки. Не маленькая бесстрашная девочка-одиночка — женщина, которую неизвестный Доберу Смитсон считает «козырной картой».

Женщина! И еще ее глуховатый бесстрастный голос повторял в мозгу Добера: «Парня не жалей!» Эта женщина не умеет жалеть. Он об этом знал. А с каким хладнокровием она уничтожила банду Черного Джека! Если она попробует убить его самого, он не станет особо сопротивляться. Тем более что его планета, как он понял, обречена.

Медянка проспала три часа. За это время Добер успел поразмыслить обо всем, прокрутив в памяти подслушанный разговор. Она проснулась, ощупала раненую руку и занялась костром как ни в чем не бывало. Добер уже не мог притворяться спящим, поэтому зашевелился и сел. Медянка мрачно посмотрела в его сторону, но ничего не сказала.

Он решил подождать и посмотреть, как будут развиваться события. Говорить о том, что он услышал ночью, чтобы посмотреть на реакцию Медянки, было бессмысленно. Реакции не будет никакой — нервы у нее железные. Она налила в котелок воды из фляжки, укрепила его над огнем и бесцеремонно толкнула Хейзера в бок:

— Вставай.

Добер решил нарушить молчание:

— Он нашел, что искал?

Медянка вздохнула:

— Похоже, что нет.

— И что теперь? Она пожала плечами:

— Попьём кофе и уходим. Сколько можно сидеть в этой Долине?

— И куда вы пойдете?

— Далеко.

Они выпили кофе с сухарями. В течение завтрака Добер ловил на себе жалостливые, как бы виноватые взгляды Хейзера. Затушив костер, они пересекли участок твердой почвы и вышли на болото.

Добер прикидывал, каким образом Медянка решила с ним разделаться. Она, конечно, соразмеряла собственные силы с его и выбрала наиболее верный способ. Добер решил, что проще всего утопить в болоте. Никаких усилий для этого не потребовалось бы — достаточно немного подтолкнуть. Но Медянка все внимание уделяла Хейзеру и не делала .ни малейших попыток приблизиться к Доберу.

Скалистый участок они пересекли быстро и вскоре вышли к предупреждающему щиту. Приближалась ночь. Медянка сказала:

— Отдыхаем,— и уселась, начав снимать с руки грязную повязку. Ткань прилипла и не отдиралась от раны. Добер молча опустился рядом. Достав кинжал, осторожно срезал повязку, пропитавшуюся кровью. Затем обмыл рану водой. Медянка молча наблюдала за его действиями, Хейзер возился с костром.

— Есть еще чем завязать? — спросил Добер.

— Оторви второй рукав,— посоветовала она. Мужчина последовал ее совету, и вскоре рана была аккуратно и крепко перевязана. После ужина все трое улеглись спать. Добер недоумевал — если она решила его уничтожить, то в происходящем не было ни малейшего смысла. Впрочем, он не мог знать, какой план она придумала. Что таилось в ее голове под спутанными и грязными волосами?

Ночь прошла спокойно. Утром Медянка разбудила обоих мужчин:

— Хватит спать! Нам предстоит долгий путь.

— Нам? — переспросил Добер.— Куда вы еще меня зовете?

— Прогуляешься,— коротко ответила она.— Тебе все равно нечего делать!

Добер решил, что она заманивает его в какую-то хитроумную ловушку. Но спорить не стал и после завтрака двинулся за Медянкой в сторону от Долины. Хейзер молчал, погруженный в свои мысли. По мере продвижения Добер пытался сообразить, куда она их всех ведет.

Сначала местность была знакомой, но затем они оказались там, где Добер никогда раньше не бывал. Скалы отступили, показалась равнина с какими-то сооружениями на горизонте. Медянка шла именно туда.

Добер догнал ее и рискнул спросить:

— А что там?

— Увидишь. И поменьше задавай вопросов.

Вскоре они дошли до груды железа, наполовину ушедшей в сухую почву. Доберу никогда не приходилось раньше видеть столько металла, пропадающего впустую. Он удивился, как это шатуны сюда до сих пор не добрались.

— Как оно сохранилось,— пробормотал он вслух.

Медянка оглянулась:

— Что?

— Это.— Добер указал на железо.

— Еще бы оно не сохранилось! — усмехнулась Медянка.— Мы два часа шли по минным полям. Желающих забредать сюда мало.

Добер вздрогнул и невольно осмотрел пустынную местность, оставшуюся позади. Минные поля! А она шла так, словно никакой опасности не было и в помине, и ничего не сказала.

— А мы? — глупо спросил Добер.

— Здесь достаточно широкий коридор. Только никто о нем не знает.

Добер посмотрел себе под ноги. Медянка поняла:

— Мины кончились перед той железкой, здесь уже безопасно. — И пошла дальше.

Они миновали ряды столбов с натянутой между ними проволокой. В одном месте в ней был проделан проход. За столбами опять началось ровное место. Теперь Добер сообразил быстрее:

— Опять мины?

— Да. Так что иди за мной.

Хейзер, казалось, не слышал их разговоров, как не замечал столбов с проволокой. Он по-прежнему думал о своем. Заминированная полоса была уже пройдена, и, миновав несколько местами разрушенных высоких заборов, они вступили на территорию каких-то построек. Все сооружения были бетонными и напоминали норы каких-то животных. Доберу было интересно узнать, куда ведут темные проходы, но Медянка, ни на что не обращая внимания, шла дальше.

Они продвигались до тех пор, пока перед ними не открылась небольшая площадь. Добер замер. Посредине выжженной поверхности стояло нечто, не имеющее ничего общего с серым однообразием вокруг. Это сооружение больше всего походило на пулю. Огромную, мощную пулю серо-черного цвета.

Хейзер наконец очнулся и с некоторым замешательством посмотрел на Медянку. Та нажала на что-то на пряжке пояса, и в пуле открылось отверстие.

— Пошли,— сказала она.

Добер смотрел то на нее, то на сооружение. Медянка усмехнулась:

— Думаешь — ловушка? Хорошо, я войду первой. Это не ловушка, Добер, а ракета. Она летает.

— Ты сошла с ума! — неожиданно заявил Хейзер. — Куда ты его тащишь?

— Отсюда подальше.

— Но это запрещено!

— Хейзер, или ты замолчишь, или я оставлю тебя здесь! — пригрозила Медянка.

— Слушай! — ожесточенно заговорил он.— Я понимаю, что тебя возможные неприятности не пугают, но подумай о нем! Он никогда не видел ничего, кроме своей планеты. Мало того, он не подготовлен и ничего не понимает, Смитсон может устроить ему массу неприятных сюрпризов!

— Ты предлагаешь его оставить? А кто его жалел? — усмехнулась Медянка. Старик только махнул рукой.— Так.— Она развернулась к Доберу: — Все вопросы будешь задавать внутри, а потом внимательно выслушаешь то, что я тебе скажу.

Мужчина взглянул ей в глаза, еще раз осмотрел сооружение и, кивнув, зашагал вперед. Они вошли внутрь огромной пули, и люк за ними тут же закрылся.

Глава 4 В НОВЫХ УСЛОВИЯХ

— Да-да, я таким тебя себе и представлял. Очень рад тебя видеть. Ты освоился?

Добер неопределенно кивнул. Он еще не привык к себе — новому, чистому, выбритому, подстриженному, одетому в новую, целую одежду. А главное — лишенному оружия. Тем не менее теперь, забыв о своих ощущениях, он внимательно смотрел на стоявшего перед ним.

Этот человек был худощав, невысок, невероятно подтянут и одет в странную черную одежду со множеством каких-то значков на груди и плечах. Он не представился, но Добер почему-то сразу понял, что это и есть Смитсон, о котором все время говорили Медянка и Хейзер. Он вспомнил все, решил держаться настороже и, по старой привычке, не верить ни одному слову.

— Представляю, что она тебе наговорила! — Смитсон, улыбаясь, покачал головой.

— О чем? — спросил Добер.

— Ну, обо всем! — Смитсон сделал обобщающий жест.

— Ничего не говорила,— Добер пожал плечами,— привела, посадила в ракету, и — все.

— А Хейзер?

— А, этот…— Добер снова пожал плечами.— Он что-то болтал, но я половину слов не понял.

— Да, действительно, мне это ясно! Сразу столько новых понятий…— посочувствовал Смитсон.— Но меня-то ты понимаешь?

— Да. Но у нас так много не говорят.

— Да-да-да. Тебе не скучно? Она что, привезла тебя и бросила?

— Я ее больше не видел.

Это было правдой. Медянка оставила его в каком-то помещении, приказав без нее не выходить. Потом явились две милые девушки и, сославшись на нее, увели Добера с собой. Он не очень поверил им, но девушки были милы, веселы и без оружия. И Добер решил подчиниться и посмотреть, что будет дальше.

А дальше появился Смитсон и стад разными способами выяснять, что говорила ему Медянка:

— Не видел? — повторил Смитсон.— Ай-яй-яй, нехорошая девчонка! Привезти человека и бросить его. Ну, пойдем поищем ее.

Добер пошел за ним. Перед ними сами собой открывались двери. Потом они спустились куда-то в зеркальной кабинке, потом снова шли по коридорам, и перед ними снова сами открывались двери.

Возле большого затемненного окна Смитсон остановился:

— Она любит здесь бывать. Посмотрим. Добер увидел за стеклом другое помещение.

Там было много людей, они сидели за столиками, пили и ели. И в следующий миг он едва не отпрыгнул в сторону. Она была очень близко, через один столик от стекла. Добер узнал ее только по белому шраму, уходившему за ухо. В остальном женщина, сидевшая за столиком, не имела ничего общего с той Медянкой, которую он знал.

Ей удивительно шло облегающее сверкающее платье, волосы были уложены в узел на затылке, губы и глаза подкрашены. В руке — длинная сигарета, нога закинута на ногу. Эта женщина благосклонно слушала соседа по столику, красивого, элегантного брюнета. Добер был так поражен, что не сразу уловил смысл вкрадчивой речи Смитсона:

— Очень хорошо, что ты прилетел. Жаль, правда, что для этого тебе пришлось связаться с ней. Я сразу чувствую людей. Ты — парень простой и честный… С ней Морис, она любит с ним расслабляться после выполнения заданий. Красивый, правда?.. Ее, конечно, тоже жалко. Так судьба сложилась. С детства была испорченной — ни слова правды, кому бы то ни было. Убежала от родителей, из всеми уважаемой семьи. Ну, что здесь можно поделать? Моральный урод, суперпредатель…

— Я не понимаю,— с трудом проговорил Добер. Он не мог оторвать глаз от женщины за стеклом. Она ничего не замечала, курила и изредка кивала собеседнику.

— А,— спохватился Смитсон,— я скажу попонятнее. У нее работа такая, она сама ее выбрала: убивать, предавать. Знаешь, в чем заключается работа шпиона? Познакомиться с нужным человеком, войти в доверие, изобразить дружбу и узнать все, что надо. А потом — прощай! И не вспомнит, как звали. Видишь, и с тобой так же. Она специально ждала кого-нибудь местного, кто бывал в этой вашей Долине, чтобы провел туда без риска. Ну, нашла тебя. Вошла в доверие? Наверняка вошла. Может, даже спасла тебя — она любит такие эффектные штучки. Иначе ты бы не полетел с ней, сам не зная куда. Ну, пожалела она тебя, привезла. Видишь — уже забыла. Ты хоть и хороший, но слишком прост для нее. Только Морис и умеет с ней обращаться. Да ты не обращай внимания, женщин у нас много, есть очень красивые — гораздо красивее ее. Тебе у нас понравится. А о ней забудь, она тебя не стоит.

Добер с трудом оторвал взгляд от женщины в сверкающем платье. Смитсон участливо покачал головой:

— Может, поговорить с ней хочешь?

— Нет!

— Ну,— протянул Смитсон, тоже поглядывая на женщину за стеклом,— твое дело. Ты умный, решил правильно. Она не любит, когда ей кто-то навязывается… Хм, тем более могут быть осложнения… из-за Мориса.

— Я пойду,— сказал Добер.

— Иди, конечно. Отдохни, приди как следует в себя. Мы для тебя найдем подходящую работу. Тебя проводить?

— Нет, я запомнил дорогу.

Добер развернулся и пошел по коридору. Смитсон, глядя ему вслед, вытащил из кармана миниатюрную трубку радиотелефона и набрал несколько цифр.

— Если он захочет улететь обратно, не препятствуйте. Программу для автопилота не стирали? Очень хорошо.

Он убрал трубку и еще раз взглянул за стекло. Красавец Морис целовал руку женщине в сверкающем платье и что-то вкрадчиво говорил. Та кивала. Через некоторое время они поднялись и ушли.

Смитсон вернулся в свой кабинет. Зашелестел сигнал селектора. Смитсон нажал кнопку.

— Он идет к капсуле,— доложил голос.

— Проследите, чтобы не потерялся.

— Так точно, сэр.

Через некоторое время селектор ожил снова. На этот раз голос был сочным и бархатистым:

— Сэр, все в порядке. Я у нее.

— Где она?

— В ванной.

— Настроение?

— Как обычно.

— Ничего подозрительного?

— Нет, сэр.

— Хорошо. Желаю успеха!

Только после этого Смитсон позволил себе устало потянуться. Со всеми неотложными делами было покончено, теперь можно и отдохнуть.

В элегантной маленькой спальне тихонько тренькнул телефон. Глуховатый голос вышедшей из ванной комнаты Моники ответил:

— Слушаю.

— Это я. Ты одна?

— Нет.— Она сердито взглянула на Мориса, который без ее разрешения разделся и залез в ее кровать.

— У меня есть для тебя две новости…

— А ты помнишь про систему подслушивания?

— Разумеется. Я звоню не от себя, пусть ищут. Я думаю, тебе будет интересно. Я занимался нашей последней проблемой. Обнаружил одну деталь, но ни «за», ни «против» ее истолковать не могу. Помнишь самонагревающееся сооружение?

— Да.

— Я еще раз просмотрел данные. Когда к нему прикасаешься руками, усиливается вибрация и швы начинают расходиться. Мне кажется, что через некоторое время оно должно раскрыться. И еще. Радиационного фона там нет. Если это и оружие, то не ядерное. В архивах я обнаружил сведения о похожих строениях в другом месте. Там только не было центрального сооружения. Вернее, оно было когда-то, но никаких следов взрыва не обнаружено. Поняла? Это не взрывается!

— Угу.

— И вторая новость — наш инопланетянин улетел обратно.

— Что?

— Да. Ему дали улететь! Делай выводы.

— Я надеялась, что его не найдут.

— Он улетел. Все!

— Спасибо.

Медянка положила трубку и несколько секунд размышляла, подперев голову ладонью.

Затем взглянула на мужчину, лежавшего с закрытыми глазами.

— Спал?

— Нет.— Он приоткрыл глаза.

— Лучше бы ты спал.

Она прыгнула на кровать, навалилась на мужчину, заломила ему руки и запихала в рот столько простыни, сколько влезло. Тот дергался и мычал, но подготовка у него была явно слабее. Через пять минут его, надежно связанного, Медянка приковала наручниками к кровати.

— Утром тебя развяжут,— пообещала она, быстро переодеваясь.

Осторожно выскользнув из квартиры, женщина побежала к ближайшему лифту. Дверь кабинета Смитсона охранял электронный сторож. Моника прижала большой палец к идентификационной пластине. Послышалось жужжание — шло сравнение. Затем бронированная дверь поднялась вверх. Пройдя небольшую приемную, она проделала ту же процедуру у следующей двери.

Кабинет Смитсона был пуст. Моника, однако, знала о наличии маленькой дверцы, за которой располагалась спальня. Эта дверь открывалась только от пальца Смитсона, но женщина включила переговорное устройство.

— В чем дело? — раздался сонный и раздраженный голос.

— Шеф, серьезные новости. Извините, что разбудила.

— Что ты здесь делаешь?

— Простите, сэр.

Дверь медленно отъехала в сторону. Не успел Смитсон шагнуть в кабинет, как его правая рука была завернута за спину, а в висок уперлось дуло маленького пистолета.

— Эслер, ты пожалеешь! — прохрипел Смитсон.

— Посмотрим,— раздалось в ответ. Моника подтащила его к селектору и довольно сильно ударила лицом о край:

— Сейчас ты закажешь срочный рейс капсулы на Экстрему. Если ты вякнешь лишнее слово или будешь говорить напряженно, я тебе устрою такое, что мало не покажется. Я не зря торчала два года на Фаусте, местные жители научили меня разным штучкам.

— Эслер, ты сошла с ума!

— Не люблю, когда меня держат за идиотку! Говори! — Она нажала кнопку вызова.

Смитсон вполне уверенным тоном произнес все, что она требовала. Затем, освоившись с ситуацией насколько это было возможно, произнес голосом, в котором уже начинали проскальзывать высокомерные нотки:

— Эслер, ты понимаешь, куда лезешь? Ты отдаешь себе отчет в том, что Экстрема будет уничтожена еще до того, как ты успеешь долететь? Даже после того, что ты выкинула, мне не хочется терять столь квалифицированного специалиста!

— Я думаю, Экстрема не будет уничтожена,— возразила женщина.— По той простой причине, что ты полетишь со мной!

— Я не хочу! — взвизгнул Смитсон.

— Я тоже много чего не хочу,— пожала плечами Моника.— И не дергайся, выгляди естественно. Даже если начнется стрельба, тебя пристрелить я успею!

— Меня? — Это не укладывалось у Смитсона в голове.— Меня пристрелить? Ты знаешь, что будет с тобой?!

— Знаю,— кивнула Моника.

Голос по селектору доложил, что капсула готова.

— Пошли,— скомандовала женщина.

— Эслер, я не хочу на Экстрему! Я боюсь космоса! Я клянусь, что тебе ничего не будет…

— Закрой рот.

Он знал, в чьих руках находится, поэтому счел за лучшее исполнить приказ. Они беспрепятственно добрались до капсулы, и напоследок Смитсон объявил обслуживающему персоналу, что хочет лично осмотреть объект и что дальнейшие указания поступят позже.

Моника удовлетворенно кивнула и подтолкнула Смитсона к люку. У того заплетались ноги.

Глава 5 ТРЕТЬЯ ПРОГУЛКА В ДОЛИНУ

Добер смотрел на предупреждающий щит. Под его ногами был белый песок, и он стоял уже минут десять, пребывая в некоторой растерянности относительно собственных целей. Когда он блуждал в странном, бесконечном здании, им руководило единственное желание убраться подальше из этого непонятного мира. Но главным образом ему хотелось бежать от хамелеона с внешностью ребенка.

Он убеждал себя, что не должен верить злому человеку по имени Смитсон. Но слова последнего сплетались с образом женщины в сверкающем платье, и не верить было уже невозможно.

Он шел по минному полю, осознавая, что вернулся в привычную обстановку, но не зная — зачем. Если планета будет уничтожена, то не все ли ему равно, где в этот момент находиться?

Но он пришел к Долине, понимая, что именно она и в какой-то мере он сам являются причиной уничтожения его мира.

Добер осматривал щит и черепа на камнях, словно видел их в первый раз. Затем поправил автомат, найденный там, в бетонном безмолвии, где приземлилась капсула, и двинулся вперед. Он пересек границу Долины, прислушался к предупреждающему вою и зашагал дальше, привычно поднимая глаза к острому гребню скалы.

Появилось белесое существо, спикировало на него и исчезло в другой стороне. И вдруг Добер услышал вой вновь. Это означало, что кто-то еще вошел в Долину. Машинально сдернув с плеча автомат, мужчина повернулся.

То, что он увидел, заставило его напрячься и проглотить желчь, подступившую к горлу. По камням уверенно ступала невысокая женщина в голубых брюках и темном свитере. Ее светлые волосы были стянуты в «хвост». Позади нее плелся, поминутно вздрагивая и шарахаясь из стороны в сторону, человек, в котором Добер с удивлением узнал Смитсона. Теперь в нем не осталось подтянутости, деловитости и высокомерия. Он был смертельно напуган.

Добер передернул затвор автомата. Женщина чуть склонила голову набок. У нее тоже был автомат, который по-прежнему висел за спиной. Она даже не потянулась за ним. Палец Добера, лежавший на спусковом крючке, сводило от напряжения. Моника, видимо, почувствовала это. Ее взгляд опустился на дуло автомата, и она замедлила шаги.

Однако, прежде чем они успели сказать хоть что-нибудь, истошно заорал Смитсон. Моника, мельком глянув на белесое существо, которое летело на Смитсона, обернулась и крикнула:

— Заткнись! Оно не тронет, если не побежишь!

Смитсон превратился в столб, его лицо перекосилось от страха и отвращения. Моника снова посмотрела на Добера и сделала шаг вперед.

— Стой! — зарычал он.— Или я буду стрелять!

— Стреляй,— разрешила она и добавила: — Если у тебя появилась привычка верить первому встречному. К тому же стрельба в Долине может иметь печальные последствия для всех.

— Плевать! — рявкнул Добер.— Все равно взорвут!

— Не взорвут. Пока.— Она прищурилась.

— С чего ты взяла?

— А вот,— Моника кивнула на трясущегося Смитсона,— гарантия!

Добер отвел в сторону дуло автомата, смотревшее до этого Монике в грудь.

— Что тебе нужно в Долине? — спросил он.

— А тебе?

— Отвечай! — заорал Добер.— Отвечай… ребеночек!

Моника вздохнула:

— Ладно… Ребенок действительно удобнее, чем женщина.

— Это я уже понял. Зачем ты пришла сюда?

— Проверить напоследок одну догадку.

— Какую?

— Там увидишь.

— А ты уверена, что дойдешь?

— А почему я не дойду? Только потому, что этот… наговорил тебе чего-то?

Добер посмотрел в сторону Смитсона, припоминая все его слова.

— Вполне достоверно,— сказал он.

— Что? То, что он тебе наплел? Еще бы, он всю жизнь этим занимается.

— А ты, похоже, всю жизнь занимаешься предательством. То-то у тебя так хорошо получилось: девочка, одиночка, Черные болота.

— Ну,— она развела руками, — работа.

— А как поживает твой парень с усами, а?

Брови Моники сошлись на переносице. Она резко развернулась, подошла к Смитсону и, схватив его за локоть, подтащила к Доберу.

— Ну, шеф! — сказала она, встряхивая Смитсона так, что у того лязгнули зубы.— Расскажи мне, откуда он знает про Мориса?

— Вы сидели в кафе, а он видел,— отозвался Смитсон.

Моника со злостью отшвырнула его в сторону:

— Тварь! Специально привел и показал! И наплел с три короба — в качестве комментария к картинке!

— А что, тебя там не было? — поинтересовался Добер.

— А, собственно, твое какое дело?

— Я ведь не просился лететь с тобой,— напомнил Добер.

Она все помнила, поэтому снова со злостью глянула на Смитсона:

— Да, я привезла тебя туда. Я была уверена, что цепкие руки моего шефа до тебя не дотянутся.

— Те две девушки сослались на тебя,— ляпнул Добер, понимая, что выдает свою несообразительность.

— Две девушки! — хмыкнула Моника.— Милые, веселые, да? А привет от Черного Джека они не передавали?

Добер медленно повесил автомат на плечо — она была права. Попав в чужой мир, он забыл основное правило: не верить никому, кроме старых и проверенных друзей. Смитсон, видимо, долго тренировался, поэтому все, что он сказал, было так похоже на чистую правду. Добер вынужден был признать, что в новой обстановке он растерял все свои положительные качества.

Он изучал камни под ногами. На Монику он смотреть не мог — он слишком привык к Медянке, а в этой женщине от нее осталось так мало, что почти невозможно было поверить, будто это — один и тот же человек.

— Пошли,— проговорила она. Добер молча повернулся и двинулся по проходу между скалами. За его спиной слышались уверенные легкие шаги. Этот звук был ему хорошо знаком и поэтому внушал уверенность. Ведь надежнее спутника, чем Медянка, Добер не знал.

Они оба, занятые похожими мыслями, даже не обратили внимания на мохнатое существо на краю скалы. Они успели привыкнуть к нему, и истерический визг Смитсона застал их почти врасплох. Коротко выругавшись, Моника бросилась ксвоему шефу, который пятился, глядя на огромные желтые клыки.

— Стой! — крикнул Добер. Было поздно. Мохнатое существо угрожающе заурчало, Моника настигла Смитсона, но тот, отпихнув ее, бросился бежать. Женщина отшатнулась, на рукаве свитера проступило темное пятно.

— Живым! — крикнула она, теряя равновесие. Добер бежать не смел — он знал, насколько это опасно. Поэтому он сдернул автомат с плеча и, почти не целясь, выстрелил Смитсону по ногам. Тот упал и остался лежать без движения. Вопреки всем ожиданиям роковых последствий это за собой не повлекло.

Мохнатое существо, делая громадные прыжки, приближалось к Смитсону. Звук выстрела отвлек чудовище лишь на мгновение. Оно повело головой в сторону и, сделав еще один прыжок, нагнулось над Смитсоном. Добер держал существо на мушке, но стрелять не решался. Смитсон лежал как труп. Существо осмотрело его и заковыляло в сторону Моники. Передвигалось оно неуклюже и поэтому достаточно медленно, но Добер успел покрыться холодным потом. Женщина сидела на камнях, держась за плечо и негромко, но витиевато ругаясь.

Существо обошло ее по кругу, заурчало. Она не шевелилась. Тогда чудовище сделало прыжок и очутилось на том самом камне — в стороне от тропинки, куда всегда прыгало. Добер, двигаясь очень осторожно, повесил автомат обратно за спину и подошел к Монике.

— Зачем ты его потащила с собой? Оставила бы в ракете. Он нас еще не раз подставит,— сказал он, усаживаясь перед ней на корточки.

— Ничего! Пусть хоть раз сам ощутит прелесть тех миров, в которые он посылает десятки людей. Да и на купол ему надо взглянуть лично.

— Что будем делать с рукой? На этот раз у нас ни рюкзаков, ни тряпок нет.

— Зато рукавов полно. Режь.

Добер замотал ей руку, и у него невольно вырвалось:

— Хейзер был значительно надежнее!

— Надежный,— согласилась она.— Если бы не он, я бы до сих пор не знала, что ты улетел. И про купол он кое-что разузнал.

— Что будем делать с этим? — Мужчина кивнул на неподвижное тело.

— Потащим, если ты его не угробил. Смитсон оказался жив.

Пуля Добера только задела ему голень, но он был в обмороке. Едва он пришел в себя, его затрясло от страха, и он стал жаловаться на дикую боль.

— Куда ты меня затащила? — говорил он Монике.— Ты настоящий суперпредатель! Ты предала всех, кого только могла! И этому человеку — без души и без сердца — я платил деньги и оказывал покровительство!

— Ты только таких и брал на работу,— отозвалась женщина, занимаясь его ногой.

— А сколько тебе лет? — неожиданно спросил Добер.

Моника усмехнулась:

— Двадцать.

— А сколько ты на него работаешь?

— Всю жизнь!

Мужчина качнул головой:

— А я все никак не мог понять, почему ребенок так спокойно расстрелял банду Черного Джека.

— Это она умеет! — вставил Смитсон.

— Заткнись, или я оставлю тебя здесь! — заявила Моника.

— Нет! — взревел тот.

— Тогда вспомни мой отчет: эти существа никогда не нападают, если ты не стреляешь или не пытаешься бежать! Вставай, пошли!

Они двинулись дальше, предварительно связав Смитсона так, чтобы он мог идти, но не бежать. Относительно спокойно миновав проваливающийся участок дороги, они вышли к существу, похожему издали на груду камней. Здесь они остановились, заранее вцепившись в Смитсона.

Когда существо двинулось на них, тот заорал и начал биться.

— Надеюсь, оно не среагирует на эти звуки,— заволновался Добер.

— Не знаю. Впрочем, если ему захочется опять нас близко рассмотреть, у моего шефа может случиться разрыв сердца.

Все обошлось. Существо сделало положенные четырнадцать шагов и исчезло в голубоватой дымке. Смитсона била крупная дрожь, по лицу стекали капли пота.

Добер брезгливо отстранил его от себя.

— И такая размазня указывала тебе, что надо делать? — спросил он.

— Эта «размазня» платила мне большие деньги за то, чтобы я исполняла его указания!

— Странно. Весь ваш мир странный.

— Не замечала.

Под ногами зачавкало. Это началось болото.

Туман совсем сгустился. Моника почти тащила Смитсона на себе — Доберу было противно прикасаться к этому хлюпику. Ему вспомнилось, как старательно переставлял ноги Хейзер, как он спокойно смотрел на всех чудовищ Долины, как ударил степняка прикладом автомата… И потом у купола старик несколько раз повторил: «Я ничего не могу сделать!» Добер никак не мог уяснить, как столь надежные люди, Моника и Хейзер, могли подчиняться такому слизняку.

Со Смитсоном путь по болоту потребовал в три раза больше времени, но все-таки добрались до твердого островка в центре Долины.

Шеф тут же свалился. Моника с Добером тоже присели отдохнуть и покурить.

— Значит,— спросил мужчина,— Хейзер все-таки нашел то, что искал? А что именно?

— Вот этот,— женщина пнула Смитсона,— думает, что там — мощное оружие. А Хейзер считает, что наоборот.

— Чье оружие?

— Не знаю. Кого-то другого. Вот ты живешь здесь, я живу в другом месте, а кто-то, кто был здесь очень давно, все это построил. Но мы не знаем, зачем это построено.

— Хм.— Добер задумался.— Минное поле помнишь? Мина — оружие. Тому, кто ее закопал, надо, чтобы она кого-то убила, правильно? Но ее прячут в землю, а не оставляют на виду. И уж тем более не ставят рядом часовых!

— Эй! — Моника снова пнула Смитсона.— Слышишь, что говорит умный человек?

— Какой-какой? — переспросил Добер.

— Умный.

— Так говорят про отшельников, которые читают книги.

— Ты ведь тоже когда-то читал книги?

— Давно.

— Все равно. Умным можно быть, даже не читая особенно много. А ты — умный и надежный… Жан.

Добер вздрогнул. Его никто и никогда не называл по имени. Он отвернулся. Моника поднялась и сказала ему:

— Привыкай побыстрее, что мне не четырнадцать лет. Пошли.

С трудом подняв Смитсона, они направились через проломанные стены к куполу. Когда подошли, женщина силой заставила своего шефа приложить ладони к куполу. То же самое сделали и они с Добером.

— И что будет? — спросил он.

— Хейзер считает, что купол раскроется.

— Долго ждать?

— Не знаю.

— А если все-таки рванет?

— Значит, рванет. Выхода нет. При угрозе, нависшей над всей планетой, надо использовать любой шанс. Но я верю Хейзеру.

— Он твой старый и надежный друг?

— Да. Я же говорила. Я тебе в прошлый раз не так уж много наврала.

— Это я уже понял.

Купол заметно нагревался под их ладонями. Смитсон переминался с ноги на ногу и несколько раз пытался отойти в сторону. Моника возвращала его на место. Линии, которыми купол был разделен на секторы, превратились в щели, увеличивавшиеся на глазах. Через щели начал пробиваться ослепительный свет. Добер заметил, что лицо женщины становилось все более напряженным.

— Оказывается, у тебя тоже есть нервы,— шепнул он и на всякий случай накрыл ее руку своей ладонью.

Поверхность купола была уже горячей, но ладоней не обжигала. Сквозь щели бил такой яркий свет, что им пришлось прикрыть глаза.

Внутри купола раздался странный негромкий звук, и едва люди отпрянули, как сектора купола распались в стороны. Бело-голубое сияние ослепило, глаза на несколько мгновений перестали видеть, но всем троим показалось, что внутри стоит прекрасная женщина с цветами в руках.

И в головах людей сами собой возникли вполне понятные слова:

«Мы — ваши братья. Мы долго ждали, когда вы придете!»

                                                                                                                                                                                                            Москва. 1992—1993 гг.

Оглавление

Глава 1 ВСТРЕЧА

Глава 2 В ДРУГОМ МЕСТЕ

Глава 3 ВТОРАЯ ПРОГУЛКА В ДОЛИНУ

Глава 4 В НОВЫХ УСЛОВИЯХ

Глава 5 ТРЕТЬЯ ПРОГУЛКА В ДОЛИНУ