Нерешенный кроссворд [Рут Ренделл] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Рут Ренделл Нерешенный кроссворд

Моему сыну

Выйди в сад, Мод,

Птица-ночь ведь уже прилетела,

Выйди в сад, Мод,

Жду тебя у ворот.

А. Теннисон

Часть первая Нерешенный кроссворд

1


Вера Мэннинг очень устала. Она даже не ответила матери, когда та велела ей поторопиться с чаем.

— И нечего дуться, — сказала Мод.

— Я не дуюсь, мама. Я устала.

— Конечно, ты устала. Само собой. Всем понятно, ты измоталась на работе. Если бы только у Стэнли была хоть капля разума, он бы нашел себе хорошее место с приличным жалованьем и тебе не пришлось бы работать. Слыханное ли дело — женщина твоего возраста, далеко не девочка, целый день топчется на ногах в химчистке. Я не раз говорила и еще повторю: будь Стэнли мало-мальски стоящим человеком…

— Ладно, мама, — сказала Вера. — Давай передохнем немного, хорошо?

Но Мод, которая почти никогда не замолкала, если вдруг рядом оказывался хоть один слушатель, а если нет — говорила сама с собой, выбралась из кресла и, прихватив палку, захромала за Верой на кухню. С трудом примостившись на табуретке — женщина она была высокая, грузная — Мод огляделась, всем своим видом выражая отвращение, отчасти искренне, отчасти наигранно, ради блага дочери. Кухня была чистенькой, но обшарпанной, в ней ничего не переменилось с тех пор, как по всем стенам установили нагромождение водопроводных труб с гипсовыми заплатками. Наконец, охватив презрительным оком подмостки, готовая к очередной агитации, Мод набрала побольше воздуха и завела снова:

— Я всю жизнь копила, откладывала, чтобы оставить тебе капитал после своей смерти. Ты знаешь, что мне однажды сказала Этель Карпентер? «Мод, — заявила она, — почему бы тебе не отдать Ви все сейчас, пока она молода и может порадоваться богатству?»

Стоя спиной к матери, Вера резала пирог с мясом и чистила сваренные вкрутую яйца.

— Смешно, мама, — заметила она, — то я у тебя старуха, то вдруг опять молодая — как тебе заблагорассудится.

Мод даже ухом не повела. И продолжала:

— «Почему ты не отдашь деньги Ви сейчас?» — сказала Этель. «О, нет», — сказала я. — «О, нет, они достанутся вовсе не ей», — сказала я, — «а ее никчемному муженьку. А уж если он заграбастает мои денежки», — сказала я, — «то до конца своей жизни и пальцем не пошевелит».

— Ты не подвинешься немного, мама? Мне не дотянуться до чайника. Переместившись на пару дюймов, Мод провела по жестким седым буклям белой рукой изнеженной дамы.

— Нет, — продолжила она, — пока я дышу, мои сбережения останутся там, где они сейчас — в надежных акциях. Надеюсь, это заставит Стэнли образумиться. Когда ты сляжешь от нервного истощения, а все к тому и идет, моя девочка, быть может, он засучит рукава и поищет себе работу, подходящую для мужчины, а не для мальчишки. Вот как я это понимаю, о чем и написала Этель в последнем письме.

— Не хочешь ли перейти в столовую, мама? Все готово.

Вера помогла матери перебраться в кресло и повесила палку на спинку. Мод заправила салфетку за ворот голубого шелкового платья и положила себе на тарелку пюре, зеленый салат, яйца и пирог со свининой. Прежде чем приступить к еде, она проглотила две белые таблетки и запила крепким сладким чаем. Затем, плотоядно вздохнув, взялась за нож и вилку. Мод любила поесть. И замолкала только на время еды или сна. Едва она приступила ко второму куску пирога, хлопнула дверь черного хода и в комнату вошел зять.

Стэнли Мэннинг кивнул жене, что-то проворчав себе под нос. На тещу, которая даже прекратила жевать, чтобы одарить его холодным, осуждающим взглядом, он не обратил ни малейшего внимания. Первое, что он сделал, швырнув пальто на спинку кресла — включил телевизор.

— Как день, удачный? — поинтересовалась Вера.

— Да уж, прямо с девяти. Сыт им по горло. — Стэнли уселся лицом к телевизору и ждал, пока Вера нальет ему чай. — Я совершенно разбит, вот что я тебе скажу. Шутка ли — целый день на открытом воздухе в такую погоду. По правде говоря, даже не знаю, сколько еще смогу выдержать. Мод фыркнула:

— Этель Карпентер не поверила мне, когда услышала, чем ты зарабатываешь на жизнь, если, конечно, это можно назвать заработком. Заправщик на бензоколонке! Она сказала, что так подрабатывает на каникулах сын ее квартирной хозяйки. Ему всего-навсего восемнадцать, но мальчику нужны деньги на карманные расходы.

— Пусть эта старая перечница, Этель Карпентер, не сует нос в мои дела.

— Не смей так говорить о моей подруге!

— На сегодня хватит, — вмешалась Вера. — Вы, кажется, хотели смотреть фильм.

Если у Стэнли с Мод и было что-то общее, так это их любовь к старым фильмам, поэтому после обмена злобными взглядами они затихли за неубранным столом, чтобы полюбоваться на Джанетт Макдональд в «Девушке с Золотого Запада». Вера, оживившись после двух чашек горячего чая, благодарно вздохнула и начала убирать со стола. Она знала, что перебранка вспыхнет вновь в восемь часов, когда любимая телевикторина Стэнли вступит в противоречие с любимым телесериалом Мод. По вторникам и четвергам Вера всегда со страхом ожидала наступления вечера. Стэнли, конечно, с его страстью к головоломкам, опять захочется понаблюдать за игрой, проходящей в это время, и, конечно, Мод, подобно пяти миллионам других женщин среднего и преклонного возраста, пожелает увидеть новые сложные перипетии из жизни обитателей «Аллеи Августы». Почему только они не могут прийти к дружескому соглашению, как разумные люди? «Потому что никакие они не разумные люди», — подумала Вера и занялась мытьем посуды. Что касается самой Веры, то телепередачи ее совершенно не интересовали, и иногда она даже хотела, чтобы перегорел кинескоп или вышла из строя какая-нибудь лампа, или еще что-то. Разумеется, при их теперешнем положении они не смогут позволить себе ремонт.

Когда Вера вернулась в комнату, Джанетт Макдональд выводила «Аве Мария», а Мод подпевала ей сентиментальным дребезжащим сопрано. Вера взмолилась про себя, чтобы песня закончилась поскорее, пока Стэнли не вспылил и не грохнул, например, палкой Мод по столу, что произошло совсем недавно, на прошлой неделе. Но на этот раз он ограничился тихим ворчанием, и Вера, закрыв глаза, откинула голову на подушечку.

Вот уже четыре года мать живет в этом доме, подумала она, четыре бесконечно долгих года беспросветного ада. И почему нужно было, поддавшись порыву, поступить так глупо, согласившись принять ее? Ведь Мод не назовешь больной или даже калекой, она чудесным образом оправилась от удара. С ней все в порядке, только порой подводит левая нога да чуть-чуть кривится рот. И она вполне могла бы ухаживать за собой сама, как любая женщина семидесяти четырех лет. Но что уж теперь сокрушаться. Дело сделано. Дом матери вместе со всей мебелью продан, и им со Стэнли придется мириться с Мод до последних ее дней.

Злой, раздраженный вопль Мод вывел Веру из дремоты, и она вздрогнула.

— Зачем ты переключаешь на третью программу? Я весь день ждала свою «Аллею Августы». Кому нужна эта детская мура — кучка школьников отвечает на глупые вопросы!

— А кто платит по счетам, хотел бы я знать? — произнес в ответ Стэнли.

— Я тоже вношу свою лепту. Я отдаю Ви всю пенсию каждую неделю. А себе на разные мелочи оставляю шиллингов десять, не больше.

Стэнли промолчал. Он подвинул кресло ближе к телевизору и приготовил бумагу и карандаш.

— С самого утра я ждала свой фильм, — не унималась Мод.

— Ничего страшного, мама, — сказала Вера, стараясь придать своему усталому голосу хоть немного бодрости. — Почему бы тебе не смотреть «Ферму «Дубрава» днем, когда мы на работе? Хороший многосерийный фильм, из деревенской жизни.

— Днем я сплю. Вот почему. Я не собираюсь нарушать режим.

Мод угрюмо замолчала, но если уж ей не позволяют смотреть любимую программу, то и она не допустит, чтобы Стэнли насладился своей передачей. Минут через пять, не больше, пока Стэнли лихорадочно писал в блокноте, она принялась постукивать палкой по каминной решетке. Похоже, она пыталась воспроизвести ритм какого-то гимна. Вера решила, что это «Бог и Отец человечества», и вскоре Мод подтвердила правильность ее догадки, начав очень тихо напевать мелодию. Стэнли терпел примерно полминуты, затем произнес:

— Заткнитесь, ладно?

Мод скорбно вздохнула.

— Этот гимн играли на похоронах твоего дедушки, Вера.

— Мне наплевать. Пусть даже на растреклятой свадьбе самой королевы Виктории, — отозвался Стэнли. — Сейчас мы не хотим его слушать, так что делайте, как я сказал — заткнитесь. Ну вот, из-за вас я пропустил счет.

— Мне, право, очень жаль, — сказала Мод с едким сарказмом. — Знаю, Стэнли, что я здесь лишняя, ты не раз давал мне это понять. Ты готов пойти на все, лишь бы избавиться от меня, разве нет? Смазать лестницу жиром или подсыпать чего-нибудь в стакан…

— А что? Вполне возможно. В каждой шутке есть доля правды.

— Вера, что он говорит? Ты же слышала.

— Стэнли сказал просто так, мама. — А все оттого, что я стара и беспомощна и иногда вспоминаю те давние дни, когда была счастлива

Стэнли вскочил с кресла, и карандаш покатился по полу.

— Вы сами заткнетесь или помочь?

— Не смей говорить со мной в подобном тоне, Стэнли Мэннинг! — Мод, довольная, что испортила Стэнли всю игру, поднялась и, величественно повернувшись к Вере, произнесла голосом смертельно раненого человека: — Сейчас, Вера, я иду спать, я оставляю тебя с твоим мужем в покое. Надеюсь, я не слишком затрудню тебя, если попрошу приготовить мне «Хорликс»[1] и принести его наверх, в постель?

— Разумеется, мама. Я всегда это делаю.

— Не нужно подчеркивать «всегда». Я скорее предпочту обходиться без «Хорликса», чем принимать одолжение.

Мод совершила обход комнаты, прихватив с одного стула вязание, с другого — очки, с буфета — книгу. Она могла бы собрать свои вещи и за спиной Стэнли, не мешая ему, но не стала этого делать. Она перемещалась по комнате между ним и экраном телевизора.

— Не забыть бы стакан воды, — вслух подумала она и добавила, словно похваляясь неким очень высоким принципом, соблюдение которого требовало всех душевных сил, но в то же время благотворно сказывалось на здоровье: — С тех пор как себя помню, стакан воды стоит возле моей кровати каждую ночь. Ни разу не было иначе. Наверное, я бы просто не заснула.

Она сама понесла стакан на второй этаж, оставляя за собой след из мелких капель, падавших из переполненного стакана. Вера с мужем слышали мерное постукивание палки, когда Мод поднималась по лестнице.

Стэнли выключил телевизор и, не говоря ни слова, открыл «Второй сборник сложных кроссвордов». Вера смотрела на мужа без единой мысли в голове, как переработавшая кляча, изнуренная утомительным, однообразным трудом, одолеваемая одним лишь желанием — уснуть. Потом она прошла на кухню, приготовила «Хорликс» и отнесла наверх

Номер шестьдесят один по Ланчестер-роуд, в Кроутоне, северной окраине Лондона, был двухэтажным домом из красного кирпича в конце улицы, построенным в 1906 году. Позади дома располагался большой двор, а между эркером гостиной и уличной оградой тянулась полоска травы, футов пять на пятнадцать.

Передняя представляла собой узкий коридор с мозаичным полом, выложенным белыми и красными плитками, внизу находились две гостиные и крошечная кухонька, а кроме того, туалет в пристройке и угольный чулан. Лестница на второй этаж была прямая, в один пролет: на лестничную площадку выходили четыре двери: одна из ванной и три из спален. В самой маленькой поместились только узкая кровать и туалетный столик, шкаф для одежды заменяла занавеска на стене. Вера называла эту клетушку «комнатой для гостей».

Они со Стэнли делили большую спальню с окнами на улицу, Мод спала в комнате в заднем крыле дома. Сейчас она сидела на постели в ночной кофте из ангорской шерсти ручной вязки — само воплощение здоровья. Если бы не десятка три металлических бигуди в волосах, она вполне смогла бы принять участие в конкурсе на звание «самой очаровательной бабушки» и, возможно, стала бы победительницей.

Наверное, баночки и бутылочки на тумбочке возле кровати с патентованными и приготовленными по рецептам лекарствами как-то способствовали сохранению здоровья матери, даже, вернее, омоложению, подумала Вера, вручая Мод кружку с «Хорликсом». Лекарств более чем достаточно. Противосвертывающие, мочегонные, успокоительные, снотворные, витаминные препараты.

— Спасибо, дорогая. Электроодеяло никак не включается. Нужно отдать его в починку. Отвернувшись от неопрятной, измотанной женщины в зеркале, Вера ответила, что займется этим завтра.

— Хорошо, и тогда уж заодно попросишь мастера взглянуть на мой приемник. А еще купи мне немного этой розовой шерсти, ладно? — Мод отхлебнула «Хорликс». — Присаживайся, Ви. Я хочу поговорить с тобой, пока он не слышит.

— А нельзя подождать до завтра, мама?

— Нет, нельзя. Завтра может быть слишком поздно. Ты слышала, как он сказал, что укокошит меня, как только подвернется случай?

— Но, мама, не думаешь же ты, что он говорил всерьез?

Мод спокойно продолжала:

— Стэнли ненавидит меня, и не без взаимности. Поэтому послушай, что я тебе скажу.

Вера знала, что сейчас последует. Примерно дважды в неделю она выслушивала одно и то же с небольшими вариациями.

— Я не уйду от Стэна, вот и весь сказ. Повторяю тебе еще раз. Я не уйду от него.

Мод допила «Хорликс» и вкрадчиво произнесла:

— Ты только подумай, какая у нас с тобой настала бы жизнь, Ви, у тебя и меня. Моих денег на двоих хватит. Скажу тебе по секрету, я состоятельная женщина, как ни посмотри. Тебе даже пальцем не придется пошевельнуть. У нас будет хороший дом. Я тут в газете прочитала, в районе Чигуэлла строят прелестные домики. Я могла бы купить один хоть завтра.

— Если ты хочешь дать мне что-то из своих денег, мама, то я возьму, не откажусь. Бог свидетель, сколько в этом доме всего нужно.

— Стэнли Мэннинг не получит от меня ни пенса, — сказала Мод. Она вынула зубы и положила их в стакан; затем льстиво улыбнулась Вере, обнажив голые десны: — Кроме тебя, у меня никого нет, Ви. Все мое — твое, сама знаешь. Ты и сама не хочешь с ним делиться. Он хоть раз сделал что-нибудь для тебя? Проходимец и уголовник.

Вера сдержалась с трудом.

— Ты прекрасно знаешь, мама, что Стэнли сидел в тюрьме один-единственный раз. Да и случилось это, когда ему было восемнадцать. Просто жестоко называть его уголовником.

— Может, он и сидел в тюрьме лишь раз, но сколько раз он мог бы туда вернуться, не окажись люди, на которых он работал, мягкими, как воск? Ты не хуже меня знаешь — его дважды увольняли за то, что он запускал руку в кассу.

Вставая, Вера сказала:

— Я устала, мама. Я хочу спать. И мне незачем здесь оставаться, если единственное, что ты можешь — это оскорбить моего мужа. — Ах, Ви. — Мод протянула к дочери руку, сумев изобразить подрагивание в запястье. — Не сердись на меня, Ви. Я возлагала на тебя такие надежды, а посмотри теперь на себя: старая ломовая лошадь, тянешь воз ради человека, которому наплевать, жива ты или умерла. Это правда, Ви, сама знаешь, это правда. — Вера не отняла у матери свою обмякшую руку, и Мод ласково пожала ее. — Мы могли бы купить чудный домик, дорогая. Полы с ковровым покрытием, центральное отопление, горничная. Ты еще молода. Я бы купила тебе машину, а ты выучилась бы ее водить. Мы отправились бы куда-нибудь отдохнуть. За границу, если захочешь.

— Я вышла за Стэнли, — произнесла Вера, — а ты всегда учила меня, что брак — это навсегда.

— Ви, я до сих пор не говорила, сколько у меня денег. Если я сейчас скажу, ты ведь не разболтаешь Стэнли, не разболтаешь? — Вера промолчала, а Мод, хотя и прожила семьдесят четыре года и из них много лет пробыла замужем, так до сих пор и не поняла, что нельзя раскрывать секрет одному из супругов, если хочешь сохранить все в тайне. Потому что каким бы шатким ни был брак, какой бы недружной ни была пара, жена всегда поделится чужими секретами с мужем, а муж — с женой. — Все эти годы капитал рос. Вера, у меня в банке двадцать тысяч фунтов. Что ты на это скажешь?

Вера почувствовала, как кровь отхлынула от щек. Вот это да! Никогда, даже в самых несбыточных мечтах, она не предполагала, что у матери есть хотя бы половина подобной суммы, и Вера была уверена, что и Стэнли это в голову не приходило.

— Большие деньги, — тихо произнесла Вера.

— Только ничего не говори ему. Если он узнает, сколько я стою, то сразу начнет раздумывать, как бы от меня избавиться.

— Прошу тебя, мама, не начинай сначала. Если кто услышит твои слова, то решит, что ты впадаешь в детство. Наверняка.

— Ну, здесь меня никто не слышит. А пока спокойной ночи, дорогая. Завтра опять поговорим.

— Спокойной ночи, мама, — сказала Вера Она не обратила внимания на уговоры матери бросить Стэнли. Все это она слышала и раньше. Веру также не очень волновало и то, что Мод подозревает Стэнли в намерении убить ее. Матери уже много лет, а старикам часто приходят в голову странные мысли. Глупые бредни, не стоит и беспокоиться.

Но Вере всерьез стало любопытно, что скажет Стэнли, когда услышит — а она расскажет, когда немного отдохнет — сколько у Мод денег в банке. Двадцать тысяч! Целое состояние. Не переставая думать об этом, а также о том, как помогла бы преобразить дом и облегчить ей жизнь хотя бы двадцатая часть этих денег, Вера скинула одежду и без сил упала на кровать.

2


Мод, старая женщина, страдавшая высоким давлением, уже получила один инсульт, но ум у нее оставался ясный. Мысль о том, что зять при удобном случае способен ее убить, возникла не просто от вредности, а благодаря знакомству с человеческой природой в юные годы.

Она поступила в услужение в возрасте четырнадцати лет, и почти все разговоры на кухне и в комнатах для прислуги крутились вокруг разных бессовестных личностей, которых ее собратья по ремеслу подозревали в совершенных или затеваемых убийствах из корысти. Повар частенько со знанием дела заявлял, что лакей из большого особняка по ту сторону площади, как только улучит момент, отравит своего хозяина ради каких-то ста фунтов, завещанных ему стариком; дворецкий, в свою очередь, рассказывал жуткие истории об алчных наследниках известных семей, где ему доводилось служить. Мод выслушивала все это с тем же вниманием и доверчивостью, что и воскресные проповеди викария.

Казалось, у каждого из слуг, начиная с дворецкого и кончая младшей горничной, отыскивался родственник, который в то или иное время задумывался о том, как бы подсыпать мышьяку в чай богатой тетке. Любимым выражением в комнате для прислуги было высказывание Элизы Дулитл: «А я так думаю, просто укокошили старуху». И Мод поэтому искренне верила, что Стэнли Мэннинг укокошит ее, как только ему представится возможность. Мод не смогла побороть соблазн и доверила Вере секрет своего благосостояния, но, проснувшись на следующее утро, она засомневалась в том, что поступила правильно. Вера, скорее всего, расскажет Стэнли, и тут она, Мод, уже не в силах что-либо сделать.

То есть не в силах заставить Веру молчать. Зато многое можно сделать, чтобы Стэнли понял — убить-то он может, но ничего не выгадает от такого беззакония. Занятая своими мыслями, Мод съела завтрак, поданный Верой в постель, а когда дочь и зять ушли на работу, встала, оделась и вышла из дома. Опираясь на палку, она прошла с полмили до автобусной остановки и отправилась в город посоветоваться с адвокатом, чье имя нашла в справочнике у Стэнли. Мод могла бы купить заодно себе шерсти, а также найти мастерскую, где чинят электрические одеяла, и поберечь тем самым Верины ноги, но она не считала нужным надрываться ради дочери, раз глупая девчонка так упряма.

Вернувшись домой в двенадцать, Мод с аппетитом съела холодную ветчину, салат, хлеб с маслом и яблочный пирог, который Вера оставила ей на второй завтрак, а потом засела за очередное еженедельное послание к своей лучшей подруге, Этель Карпентер. Как и во всех письмах, отправленных Этель с тех пор, как Мод поселилась на Ланчестер-роуд, речь шла главным образом о праздности, дурных манерах, отвратительном характере и абсолютной бесполезности Стэнли Мэннинга

Ни одной душе, подумала Мод, она не могла бы довериться больше, чем Этель. Даже на Веру, слепо преданную этому проходимцу, нельзя положиться так, как на Этель, не имевшую ни мужа, ни детей, ни корыстных умыслов. У бедняжки Этель есть только ее хозяйка дома в Брикстоне, где она снимает отдельную комнату, да сама Мод.

Да, тот друг ценится, с кем многое пережито, а им с Этель выпало пережить немало, подумала Мод, откладывая перо. Сколько лет назад они познакомились? Пятьдесят четыре? Пятьдесят пять? Нет, всего пятьдесят четыре. Тогда Мод исполнилось двадцать, и служила она в помощницах горничной, а Этель, маленькая, неопытная, семнадцатилетняя Этель, была на побегушках у острого на язык повара.

Мод гуляла с шофером, которого звали Джордж Кинауэй, и они собирались пожениться, как только удача им улыбнется. Мод копила деньги всю жизнь, такая уж она была, и, независимо от того, улыбнулась бы им удача или нет, к тридцати годам ее сбережений хватило бы, чтобы начать совместную жизнь. А пока ей хватало восхитительнейших воскресных прогулок с Джорджем до Клапамского железнодорожного переезда и скромного обручального колечка с гранатом, которое она носила на ленточке на шее, потому как нельзя же было носить его на пальце, раз она чистила камины.

У нее был Джордж, какие-то надежды на будущее, а у Этель не было ничего. Никто даже не подозревал, что у Этель завелся поклонник, пока с ней не приключилось несчастье и хозяйка с позором не выгнала ее из дома, ведь она никогда не заговаривала ни с одним мужчиной, не считая Джорджа или дворецкого. Этель ушла к тете, согласившейся принять родственницу, но все обращались с ней по-свински, кроме Мод и Джорджа. Они не задирали нос, заходили по выходным проведать Этель, а когда родился ребенок, кто как не Джордж уговорил тетку взять малыша на воспитание и кто, как не Джордж, отдавал по несколько шиллингов каждую неделю на его содержание?

— Хотя мы с трудом можем позволить себе такой расход, — заявила Мод. — Если бы она только перестала валять дурака и рассказала мне, кто отец…

— Она никогда не скажет, — решил Джордж. — Она слишком горда. — Ну что ж, не зря говорят, гордыня идет и беду ведет, а Этель перенесла свою беду стойко. Наш долг — не отвернуться от бедняжки. Нам никогда не следует терять Этель из виду, дорогой!

— Как скажешь, дорогая, — согласился Джордж и уговорил хозяйку взять обратно Этель, будто бы та так и осталась хорошей девушкой, без единого пятнышка на своей репутации.

То были трудные дни, вспоминала Мод, откинув назад голову и закрыв глаза. Она получала двенадцать фунтов, а потом началась война и заставила людей пересмотреть свои планы. Даже когда хозяин прибавил ей жалованье, им было непросто обзавестись собственным домом, и в конце концов только благодаря привлекательной внешности Джорджа и его хорошим манерам им удалось начать семейную жизнь. Не то чтобы между ним и хозяйкой было что дурное — Боже, упаси! — но, когда хозяйка умерла, в ее завещании упоминалось имя Джорджа, и, добавив к полученным им в наследство двумстам пятидесяти фунтам сбережения Мод, они открыли славную небольшую лавчонку неподалеку от «Овала» [2].

Этель проводила у них каждый свой отпуск. Когда родилась Вера, Этель стала ее крестной матерью. В порыве откровения Мод поведала Джорджу, что это самое малое, что она могла сделать для бедняжки, которая лишилась собственной дочери и вряд ли когда сумеет выйти замуж, ведь использованный товар спроса не имеет.

Обаяние Джорджа и трудолюбие Мод сделали свое дело: торговля процветала, и вскоре они уже называли себя прилично обеспеченными людьми. Веру послали в частную школу для самых избранных, и, когда она завершила учебу в шестнадцать лет (надо же, доучили-таки до такого возраста!), Мод не разрешила ей ни помогать в лавке, ни подыскать работу. Ее дочери предстояло стать настоящей леди и в свое время выйти замуж за достойного джентльмена, банковского клерка или какого-нибудь представителя деловых кругов — Мод никогда не упоминала прилюдно, что ее муж содержит лавку, она всегда говорила: «Он из деловых кругов» — и заиметь собственный дом. А до той поры она в разумных пределах снабжала Веру деньгами на платья и раз в год они все вместе отправлялись в Брейминстерон-Си — милый, старый Брей, как они называли этот городок — где останавливались в очень респектабельном пансионе с видом на море. Иногда вместе с ними ездила и Этель, и она, так же, как они, была довольна, что ее крестная дочь снискала расположение племянника владелицы пансиона, Джеймса Хортона.

У Джеймса была именно та работа, которую Мод хотела бы для своего будущего зятя. Он служил в местном отделении «Барклайз-банка», а когда зимой ему случалось наезжать в Лондон и он забирал Веру то на реку, то в театр на утренний спектакль, Мод улыбалась молодому человеку и начинала обсуждать с Джорджем, что они могут сделать для молодой четы после назначения даты. Взнос на дом и двести фунтов на мебель — таков был совет Этель Карпентер, и Мод решила, что он не лишен смысла.

Джеймс был старше Веры на четыре года, во время войны он служил на флоте старшиной. В банке у него хранилась кругленькая сумма, он был примерным сыном и прихожанином. Лучшего трудно было пожелать.

У Мод были старые представления, она полагала, молодым людям следует разрешать знакомства, только если их должным образом представили друг другу, или если их родители были старыми друзьями. Поэтому она с ужасом узнала от миссис Кемпбелл, жены торговца рыбой из лавочки по соседству, что Веру часто видят в компании молодого бармена из «Кареты с лошадьми», с которым, как утверждала миссис Кемпбелл, девочка познакомилась на танцах. Это все Джордж, заявила Мод в разговоре с Этель. Если бы в доме прислушивались к Мод, то Вере никогда бы не позволили посещать танцы. Мод пыталась решительно возражать, но Джордж впервые в жизни настоял на своем, заявив, что ничего в том нет дурного, если Вера пойдет с подружкой потанцевать, да и разве есть что-нибудь респектабельней, чем ежегодный бал «Молодых консерваторов»?

— Прямо не знаю, что скажет Джеймс, когда услышит об этом, — пригрозила дочери Мод.

— А мне все равно, что он скажет. Я по горло сыта Джеймсом, этим занудой. Всегда заводит одну и ту же пластинку: пораньше лечь, пораньше встать, экономить деньги, не доверять людям. А Стэнли говорит, молодым бываешь только раз, так что радуйся, пока можешь. Он говорит, деньги для того, чтобы их тратить.

— Думаю, он так и поступает, если это чужие деньги. Бармен! Моя дочь тайком встречается с барменом! — Хотя Мод иногда по пятницам позволяла Джорджу тихо провести часок-другой за кружкой пива в «Виноградной грозди», сама она в жизни не переступала порога пивной. — Как бы там ни было, это пора прекратить, Ви. Можешь сказать ему, что твои родители против.

— Мне двадцать два, — решительно произнесла Вера, которая, хотя и унаследовала от отца внешность и покладистый характер, от матери взяла искру темперамента — Ты не можешь запретить мне. Все время твердишь о замужестве, но как я выйду замуж, если мне негде познакомиться? Девушки не могут знакомиться с мужчинами, если сидят дома

— Но ты же познакомилась с Джеймсом, — возразила Мод.

После она никак не могла решить, какой момент был худшим в ее жизни — то ли тот, когда миссис Кемпбелл сообщила ей, что Стэнли Мэннинг отсидел два года за вооруженный грабеж, то ли тот, когда Вера сказала, что любит Стэнли и хочет выйти за него замуж.

— Не смей мне говорить о свадьбе с этим уголовником! — вопила Мод. — Ты выйдешь за него только через мой труп. Сначала я убью себя. Суну голову в духовку. Но прежде позабочусь о том, чтобы тебе из моих денег не досталось ни пенни.

Но вся беда была в том, что она никак не могла помешать Вере встречаться с Мэннингом. Какое-то время вопрос о замужестве или даже помолвке вообще не обсуждался, но Вера продолжала видеться со Стэнли, а Мод извелась чуть ли не до нервного срыва. Она, хоть убей, не могла понять, что Вера нашла в нем.

За всю свою жизнь она знала только одного мужчину, с которым разделила постель, и этой меркой она мерила всех остальных. Джордж Кинауэй, шести футов росту, обладал классической привлекательностью англосакса, если не считать безвольного подбородка, тогда как Стэнли был маленький, не выше Веры. Волосы у него начинали редеть и всегда выглядели сальными. Лицо у него было смуглое, словно орех (такие рано старятся, предрекала Мод), а черные глазки бегали и никогда не глядели в лицо собеседнику. Сразу распознав, чье слово в семье Кинауэй имеет вес, он всякий раз, встречая Мод на улице, обворожительно улыбался и льстиво приветствовал ее: «С добрым утром, миссис Кинауэй, чудесная погода!», а потом печально качал головой, когда она шествовала мимо в холодном молчании.

Мод не допускала его присутствия ни в лавке, ни в квартире, расположенной этажом выше, и утешалась мыслью о том, что по вечерам Стэнли занят в своем баре. Главное неудобство того обстоятельства, что Вера не работала, заключалось в том, что дочь свободно могла встречаться со Стэнли днем, ведь у барменов особое расписание: они свободны все утро и полдня, почти до самого вечера. Но Мод полагала, «что-то дурное» (под этими словами она подразумевала плотские утехи) всегда происходит только между десятью и полуночью — мнение, основанное на собственном опыте, хотя в ее случае все было правильным и подобающим — а именно в эти часы Стэнли всегда особенно занят. Поэтому она испытала ужас и даже какой-то суеверный страх, когда услышала от плачущей Веры, что та беременна уже больше двух месяцев.

— Снова повторяется история бедной Этель, — всхлипывала Мод. — Чтобы такое случилось с моим собственным ребенком! Какой позор!

Но каким бы глупым и предосудительным ни было поведение Веры, ее мать не допустит, чтобы она страдала так, как страдала Этель. У Веры должны быть дом, муж, приличная семья, прежде чем родится ребенок. Вера должна выйти замуж.

Вместо большой свадьбы, о которой мечтала Мод, Вера и Стэнли поженились тихо, пригласив только с десяток друзей и близких родственников, а после церемонии сразу отправились в маленький домик на Ланчестер-роуд, в Кроутоне. Мод трудно было унизить Стэнли, но она проследила, когда они с Джорджем вносили деньги задом, чтобы бумаги были выписаны на имя Веры, а Стэнли дала понять, что он должен им вернуть все до единого пенни.

Молодожены прожили три недели, а потом у Веры случился выкидыш.

— Господи, — сокрушалась Мод, сидя у больничной койки, — и зачем мы только поторопились! Твой отец говорил, что нужно подождать немного, и был прав. — Что ты имеешь в виду?

— Стоило подождать три недели…

— Я потеряла ребенка, — сказала Вера, приподнимаясь в кровати, — а теперь ты хотела бы отобрать у меня и мужа.

Когда Вера поправилась, она впервые в жизни пошла работать, чтобы вернуть долг родителям. Мод оставалась непреклонной. Она могла время от времени выписать Вере чек на покупку нового платья или закатить шикарный обед в ресторане, но ни за что бы не позволила Стэнли Мэннингу прибрать к рукам ее денежки. Он должен взяться за ум, достойно обеспечить семью, и тогда Мод еще подумает…

Как только она поняла, что это никогда не произойдет, Мод вознамерилась оторвать от него Веру — план, который стал гораздо более осуществимым теперь, когда она поселилась в одном доме с дочерью. Действовала она по двум направлениям: доказывала Вере, как трудна ее теперешняя жизнь, усугубляя эти трудности постоянной атмосферой раздоров, а с другой стороны, протягивала приманку — возможность жить легко, в покое и изобилии.

До сих пор Мод не очень преуспела. Вера всегда была упряма. Дочь своей матери, думала Мод с любовью. Маленькие взятки и заманчивые картины жизни без Стэнли не пробили ни малейшей бреши в Вериной броне. Неважно. Настало время нажать на нее как следует. От внимания Мод не ускользнуло, как побледнела Вера, когда услышала о двадцати тысячах фунтов. Теперь она будет все время думать об этом на своей ужасной работе, запихивая пронафталиненные пальто в полиэтиленовые мешки. А сегодня вечером Мод пойдет с козырной карты.

Думая о том, какое впечатление произведут ее слова, Мод удовлетворенно вздохнула, откинула голову на подушки и включила здоровой ногой второй нагреватель электрического камина Вера поймет, что мать говорит дело, а Стэнли… Ладно, Стэнли увидит, что бесполезно тратить силы на раздумья о том, как помочь своей теще оставить этот мир.

Право, смешно. Стэнли хочет избавиться от нее, а она — от Стэнли. Но первый ход будет за ней. Стэнли у нее в руках. Мод улыбнулась, закрыла глаза и моментально погрузилась в глубокий сон.

3


Из пятидесяти автомобилей, подъехавших в тот день за бензином к гаражу «Суперджус», Стэнли обслужил только пять. Он даже не слышал гудков и окриков полудюжины водителей из оставшихся сорока пяти, которым не лень было дожидаться его. Стэнли сидел, повернувшись к ним спиной, в своей стеклянной маленькой будке и мечтал о двадцати тысячах фунтов, лежавших в банке у Мод, о которых он узнал от Веры сегодня за завтраком.

После смерти Джорджа Кинауэя Стэнли с нетерпением ожидал, когда ему расскажут о содержании завещания. Он едва поверил своим ушам, когда Вера сообщила ему, что никакого завещания не существует, так как все записано на имя матери. Нетерпеливый, как большинство людей его типа, он приготовился ждать еще невесть сколько горьких лет, а сам мрачнел день ото дня.

Табачную лавку продали, и Мод удалилась на покой в достатке и роскоши, переехав в маленький, но дорогостоящий особнячок в Элтеме. Стэнли никогда там не бывал — его не приглашали — и никогда не выражал сочувствия, когда Вера, проведя день в Элтеме, накормленная и обласканная матерью, возвращалась с множеством историй о высоком кровяном давлении Мод. В течение многих лет это служило единственным утешением для Стэнли, и, считая себя человеком незаурядного ума, способным преуспеть на любой из высокооплачиваемых должностей, если бы только он задался такой целью (сам он говорил, что ему пока не подвернулась такая возможность), он принялся изучать все, что было известно о кровяном давлении и сужении сосудов. В то время он работал ночным сторожем на фабрике.

Никто никогда даже не пытался вломиться на предприятие, которое доживало последние дни, где не было ничего ценного, поэтому Стэнли коротал долгие часы самым приятным образом: читал медицинские книги, взятые из общественной библиотеки.

Потому для него не было неожиданностью, когда однажды утром он вернулся домой и вместо приветствия услышал от Веры новость — у Мод инсульт.

Стэнли строил печальные мины и проявлял к жене несвойственную доброту, а сам мысленно подсчитывал наследство. По крайней мере, восемь тысяч он выручит от продажи старухиного дома, да и в банке тоже хранится кругленькая сумма. Первое, что он сделает, — купит большую машину, просто чтобы доконать соседей.

Потом Мод выздоровела

Стэнли — надежда умирает последней — согласился, что ей лучше переехать и жить с ними на Ланчестер-роуд. В конце концов, дополнительная работа целиком ляжет на плечи Веры, и если сейчас восемь тысяч ускользнули из рук, то, по крайней мере, что-то ему все же перепадет. Стэнли считал, что никто не имеет права свалиться на головы родственников, ничего не заплатив при этом, а если Мод окажется прижимистой, он сумеет ей мягко, но решительно намекнуть.

Через два дня после переезда в их дом Мод объявила о своих намерениях. Всю пенсию, кроме десяти шиллингов в неделю, она будет отдавать Вере; но капитал останется нетронутым там, где и был — в надежных акциях.

— В жизни не слышал о таком дьявольски подлом нахальстве, — заявил Стэнли.

— Ее пенсия покроет расходы на еду, Стэн.

— А как насчет квартплаты? А уход, который она потребует?

— Она моя мать, — ответила Вера Пришла пора произнести эту фразу в прошедшем времени. Убийство, конечно, не в счет. Настоящее убийство. С тех пор как он в восемнадцать лет тюкнул старуху по голове и забрал сумочку, Стэнли ни разу не прибегал к насилию и, читая в газетах об убийствах, возмущался не меньше Веры и столь же громогласно, как Мод, требовал возвращения смертной казни.

Как, например, в случае убийства того полицейского, Чаппелла, которого пристрелили в прошлом месяце, когда он пытался остановить головорезов, взломавших кроутонскую почту. Нет, убийство не для него. Несчастный случай — вот о чем он подумывал. Небрежное обращение с газом или путаница в таблетках, которые Мод принимала целыми пригоршнями.

Обдумав в общих чертах план, по которому Мод должна была отравиться газом, Стэнли вошел в дом, весело насвистывая. Он не поцеловал Веру, но сказал «привет!» и даже похлопал по плечу, направляясь в комнату, чтобы включить телевизор.

Полагая, что теперь дни тещи сочтены, Стэнли решил вести себя с Мод помягче. Но как только увидел ее, с побагровевшим от решимости и дурного настроения лицом, гордо восседавшую за столом и приканчивающую уже вторую тарелку яичницы и жареного картофеля, он пошел в атаку:

— Хлопотный выдался денек, ма?

— Да уж хлопот у меня, думаю, было больше, чем у тебя, — ответила Мод. — Сегодня днем я перекинулась через ограду парой слов с миссис Блэкмор, и она рассказала, как ее муж ездил заправиться в твой гараж, но его никто не обслужил, ты-то был на месте, но ему показалось, что ты спал.

Стэнли злобно уставился на Мод.

— Я не желаю больше, чтобы вы сплетничали через ограду, понятно? Слоняетесь по моему саду и вытаптываете растения.

— Это не твой сад, а Верин.

Вряд ли ей удалось бы найти более удачный способ вызвать гнев Стэнли. Проведя детство в деревне, на границе между Эссексом и Суффолком, где у его отца был небольшой участок, он на всю жизнь полюбил возиться в саду, считал это занятие своим единственным отдыхом, когда можно забыть на время о кроссвордах и о медицинских книгах. Но эта страсть никак не вязалась с его характером — любовь к садоводству обычно присуща людям спокойным, цивилизованным и законопослушным, — и Мод отказывалась принимать ее всерьез. Ее нравилось думать о Стэнли как об отбросе, полностью потерянном для общества, а садоводство было одним из тех занятий, которые она привыкла уважать. Поэтому она обычно не сводила с него глаз, пока он обихаживал свои вересковые заросли или поливал гладиолусы, а потом, когда он возвращался домой вымыть руки, напоминала ему, что сад, впрочем, как и остальная собственность, принадлежит Вере и что Вера может продать все без его ведома, как только ей взбредет в голову.

Довольная, что своим ответом сумела больно поддеть Стэнли, она повернулась к Вере и спросила, не забыла ли та купить ей моток пряжи.

— Совсем из головы вылетело, мама. Прости меня.

— Значит, вечером на вязании можно поставить крест, — проворчала Мод. — Если бы я только знала, я бы сама купила, когда была в городе.

— Что же ты делала в городе?

— Я ездила, — прокричала Мод, стараясь заглушить телевизор, — повидать своего адвоката!

— С каких это пор у вас завелся адвокат? — поинтересовался Стэнли.

— С сегодняшнего утра, мистер Умник. Бедной старой вдове в моем положении необходим адвокат для защиты. Он был очень мил со мной — настоящий джентльмен, будьте уверены. И очень меня успокоил. Я так ему и сказала, что теперь смогу спать спокойно.

— Не пойму, о чем это вы? — сказал Стэнли, поежившись, и добавил: — Ради Бога, да прикрутите же этот телевизор, — как будто не он сам, а Вера или ее мать включили его. — Так лучше. Теперь, по крайней мере, можно поговорить. Итак, о чем идет речь?

— О моем завещании. Сегодня утром я составила завещание и попросила адвоката сформулировать его так, как я хочу. Если бы мы с Верой жили отдельно, тогда — другое дело. Все, что у меня есть, перешло бы к ней, я говорила об этом не знаю сколько раз, а теперь послушай, Вера, что я сегодня сделала. Если я умру от удара — ты получишь все, но если я умру по какой-то другой причине, наследницей станет Этель Карпентер. Теперь ты знаешь. Вера уронила вилку.

— Нет, не знаю, мама. Я не знаю, что все это значит.

— По-моему, достаточно ясно, — сказала Мод. — Просто подумай хорошенько.

Она одарила дочь и зятя зловещей улыбкой и проворно заковыляла к телевизору, чтобы сделать звук погромче.

— Это самое большое оскорбление, — говорил Стэнли в кровати в ту ночь, — которое я когда-либо слышал в свой адрес. Ишь, намекает, что я хочу убрать ее с дороги! По-моему, она начинает выживать из ума.

— Если она говорит правду, — заметила Вера.

— Какая, черт возьми, разница — правда это или нет? Может, она ездила в город, а может, и не ездила. Может, адвокат включил это условие в завещание, а может, и нет. Как ни кинь — мы у нее в кулаке.

— С какой стати, дорогой? Нам ведь и в голову не приходило причинить ей какой-то вред. Конечно, она умрет от удара. Правда, очень обидно, что она так о нас думает.

— А если Мод умрет не от удара? Что тогда?

— Не верю, что какой-нибудь адвокат способен включить такое условие в завещание. — Вера тяжело вздохнула и отвернулась. — Теперь я хочу заснуть. Устала смертельно.

В целом Стэнли был согласен с Верой, что ни один юрист не пойдет на поводу у Мод. Скорей всего, ее условие даже незаконно. Но если Мод настаивала, а юристу не хватило знаний оспорить ее просьбу…

По субботам Вера работала целый день, и Стэнли с Мод оставались вдвоем. Если день был ясный, Стэнли проводил несколько часов в саду, а если шел дождь, он отправлялся в кино. Март выдался теплым, и миндальное деревце стояло все в цвету. Вот-вот должны были распуститься нарциссы, а вереск только что отцвел. Пришла пора подкормить его торфом, ведь почва в Кроутоне, как и в Лондоне — сплошная глина Стэнли принес из сарая полный мешок, разбросал торф вокруг растений и вырыл траншею. Ее тоже нужно будет наполнить торфом для рассады, которую он выписал.

Хотя Стэнли не хотел, чтобы Мод сплетничала через забор с миссис Блэкмор из дома пятьдесят девять или миссис Макдональд из номера шестьдесят три, сам он был не прочь иногда оторваться от лопаты и немного поболтать. Сегодня, когда миссис Блэкмор вышла развесить на веревке парувыстиранных рубашек, он ничего так не желал, как пуститься в подробное перечисление последних оскорблений и нарушений приличий со стороны Мод, что вошло у него уже в привычку, от которой отныне придется отказаться. Он должен завоевать уважение соседей, как терпеливый и даже любящий зять.

— С ней все в порядке, — ответил он на вопрос миссис Блэкмор. — Насколько это возможно в ее возрасте.

— Я все время говорю Джону, какая миссис Кинауэй молодец. Подумать только, что ей пришлось пережить!

Миссис Блэкмор, коротышка с птичьим лицом, носила всегда одну и ту же прическу: вытравленные перекисью светлые волосы она завязывала в два хвоста, словно девочка, хотя во всех других отношениях она была ближе к среднему возрасту. У нее были яркие острые глазки и привычка смотреть не мигая в глаза любому, с кем ей случалось разговаривать, чем повергала собеседника в полное замешательство. Сейчас Стэнли храбро встретил ее взгляд, изо всех сил стараясь не моргнуть.

— Да, ею нельзя не восхищаться, — улыбнулся он, слегка мотнув головой.

— Я уверена в вашей искренности, — миссис Блэкмор была несколько огорошена и на мгновение отвела взгляд. — Как давно она была у врача?

— Старый доктор Блейк ушел на пенсию, а с новым врачом она не хочет иметь дело. Говорит, он слишком молод.

— Доктор Моксли? Ему уже тридцать пять, не меньше. Хотя, наверное, ей он кажется молодым.

— Нужно уважать причуды стариков, — благочестиво заметил Стэнли.

Они продолжали свою схватку по перетягиванию каната взглядами, из которой Стэнли вышел победителем. Миссис Блэкмор опустила глаза и, пробормотав что-то насчет второго завтрака, ретировалась в дом.

Стэнли довольствовался холодной едой. Он и Мод молча поели, а после, пока Стэнли занимался кроссвордом из «Дейли телеграф», его теща собралась отдохнуть.

Когда Мод оставалась в доме одна, она просто усаживалась в кресло и дремала, прислонив голову к одной из боковин, но по субботам, в присутствии Стэнли, она устраивала целый спектакль. Для начала она собирала все диванные подушки, задавшись целью обязательно добыть именно ту, что была под головой у Стэнли, и очень медленно раскладывала их по бокам дивана. Затем она направлялась на второй этаж, постукивая палкой и напевая что-то под нос, и возвращалась оттуда с горой одеял. Под этой тяжестью дышать она начинала с трудом и даже принималась стонать. Под конец, сняв очки и туфли, она громоздилась на диван, натягивала на себя одеяла и лежала, задыхаясь.

Сегодня, как и всегда, ее зять не замечал ничего, что творилось вокруг. Он заполнял свой кроссворд, улыбаясь время от времени изобретательности автора, и иногда беззвучно, одними губами, произносил угаданное слово. Когда Мод почувствовала, что больше не в силах выносить такое безразличие, она едко произнесла:

— В дни моей молодости каждый джентльмен считал делом чести помочь пожилой даме.

— Я не джентльмен, — сказал Стэнли. — Чтобы быть джентльменом, нужны деньги. — Совсем не обязательно. Джентльменом нужно родиться, позволь тебе заметить. Даже если бы у тебя появились деньги, ты все равно остался бы таким же неотесанным мужланом.

— Вам бы самой не мешало немного пообтесаться, — ответил Стэнли и, торжествуя оттого, что оставил последнее слово за собой, заполнил 28 по горизонтали в завершение кроссворда.

Мод прикрыла глаза и мрачно поджала губы. Машинально рисуя что-то на полях газеты, Стэнли задумчиво посматривал на нее, пока сморщенные и сжатые губы не расслабились и рука, сжимавшая одеяло, не обмякла — тогда он понял, что Мод заснула Стэнли сложил газету и на цыпочках покинул комнату, направившись в спальню Мод.

Она, по всей видимости, большую часть утра провела за письмом к Этель Карпентер: на столике возле кровати лежало незапечатанное готовое послание. Стэнли присел на край кровати, чтобы прочитать его.

Он всегда подозревал, что одной из излюбленных тем для старушечьих дискуссий служил он сам и его поступки, но ему никогда не приходило в голову, что Мод способна посвятить три с половиной листа только одному вздорному, клеветническому описанию его характера. Он возмутился и в то же время всерьез обиделся. В конце концов, он оказал Мод любезность, позволив жить в его доме, и такая неблагодарность, сквозившая в каждой строчке, привела его в бешенство.

Злобно насупившись, он читал все, что Мод писала о его лени и дурных манерах. У нее даже хватило наглости рассказать Этель, что позавчера он занял у Веры пять фунтов, которые, по уверениям Мод, собрался поставить на лошадь в «Нэшенел» [3]. Вообще-то Стэнли так и хотел сделать, но теперь он и сам верил, что взял деньги на покупку торфа и вересковой рассады, Старая карга! Злобная старая карга! Что она там пишет дальше?

«Конечно, бедняжка Ви больше не увидит этих денег», — писала Мод. — «Уж он об этом позаботится. Девочка работает на износ, а у самой за душой ни гроша, если не считать того, что я ей даю. Впрочем, теперь это только вопрос времени, когда я отниму ее у этого типа. Она чересчур ему предана, чтобы сказать: «Да, мама, я пойду с тобой», да к тому же знает наверняка, какой он закатит скандал, а может быть, даже ударит. Я уверена, дорогая, он способен на любую пакость. На днях я сказала ей, что куплю все, что она пожелает, если только оставит его, и у бедняжки на глазах даже слезы выступили. Уверяю тебя, невыносимо видеть, как страдает твой единственный ребенок, но я сказала себе — я поступаю жестоко только ради блага дочери, и она еще будет благодарить меня на коленях, когда наконец избавится от своего мужа и мы заживем в чудесном домике, который я собралась для нее купить. Мне приглянулся один из рекламы в воскресной газете, прелестный коттедж в новостройках Чигуэлла, и как только у Ви выдастся выходной, я, наверное, найму машину и мы поедем взглянуть. Без этого типа, конечно…»

Стэнли так разозлился, что чуть не разорвал письмо. До этого момента он и не подозревал о планах Мод, так как Вера просто побоялась об этом рассказать, хотя он и сам подозревал, что Мод затевает какую-то каверзу. «Если б только у меня были деньги», — разбушевался он, — «я бы привлек старую каргу за… как это там говорится?.. подстрекательство. Вот как бы я поступил — вызвал бы ее в суд за попытку отобрать у человека его законную жену».

Он продолжал сидеть, мрачно уставившись на письмо, вдруг осознав, какая над ним нависла опасность. Без Веры у него нет ни малейшей надежды заполучить эти двадцать тысяч хоть когда-нибудь. Он проведет остаток жизни в очередях за бесплатным питанием, тогда как Вера будет купаться в роскоши. Господи, подумал он, даже этот дом, даже эта самая крыша над его головой принадлежит ей. А какая жизнь пойдет у этих женщин: наемные машины, возможно, даже собственное авто, современный дом в жлобском Чигуэлле, все удобства, наряды, праздники. Даже думать невыносимо. И тут вдруг он остро осознал крайнюю необходимость что-то предпринять, а заодно и вспомнил о цели своего прихода в комнату Мод.

Положив письмо на место, он занялся тремя пузырьками с лекарствами, которые стояли под настольной лампой. В голубых капсулах было снотворное, они его не интересовали. Затем шли желтые витамины, из-за которых, Стэнли не сомневался, Мод была такой живучей и бойкой на язык. Но он не собирается пачкать о них руки. Ему нужно было другое лекарство — крошечные таблетки антикоагулянта под названием молланоид, которые Мод принимала по шесть штук в день и которые, как думал Стэнли, и не давали ее крови, курсировавшей по хрупким сосудам, свертываться в тромбы. Стэнли вынул одну таблетку и спрятал в носовой платок.

Когда он спустился вниз, Мод еще спала, и в любую другую субботу он великодушно позволил бы ей отдохнуть. Но сегодня, помня о клеветническом письме, он включил телевизор, спортивную программу, и со злорадным удовольствием увидел, как она, вздрогнув, проснулась. Стэнли не разрешалось покидать стеклянную будку с девяти до пяти, хотя он все равно частенько уходил, за что и получил несколько предупреждений об увольнении. Но когда он улизнет с работы, аптека на другой стороне улицы будет уже закрыта, а ждать до следующей субботы, чтобы купить заменитель таблеток, он никак не мог.

Промаявшись до часу дня, когда наступает самое затишье, он скользнул через дорогу, но вместо одной из девушек за прилавком стоял на посту сам хозяин, который проявил такой интерес к посетителю, пока тот шарил среди бутылочек и коробочек, что Стэнли решил быть благоразумнее и отправиться в аптеку «Бутс», хотя для этого предстояло пройти еще с четверть мили.

Там он нашел все на полках самообслуживания и получил возможность изучать разнообразнейшие таблетки белого цвета, не становясь при этом объектом наблюдения. Таблетки аспирина, кодеина и фенацетина оказались слишком велики, и единственное, что ему удалось обнаружить, подходящее по размеру к антикоагулянтам Мод, были таблетки сахарина для желающих похудеть.

Эти, подумал он, подойдут. Они выглядели в точности как та, что он позаимствовал. Стэнли лизнул одну таблетку языком. Она была очень сладкой, но Мод всегда глотала свои лекарства быстро, запивая их сладким чаем, так что, скорее всего, вкуса она даже не заметит.

— Вы не могли бы не пробовать товар, пока не уплатите за него? — дерзко произнесла девчонка-продавщица.

— Если меня обвиняют в краже, то я хотел бы переговорить с управляющим.

— Хорошо, хорошо. Кричать совсем не обязательно. С вас пять шиллингов и шесть пенсов.

— Грабеж среди бела дня, — проворчал Стэнли, но все же купил пузырек под названием «Стань стройной» и бегом побежал назад.

Около колонок стояли три машины, и шеф Стэнли, пылая от ярости и держа бензошланг осторожно, как можно дальше от лацканов своего безукоризненного костюма, изо всех сил старался обслужить первого клиента Стэнли прошел к себе и наблюдал за ним сквозь стекло. Вскоре, когда машины разъехались, в будку шаткой походкой вошел хозяин, на ходу вытирая промасленные руки.

— Мое терпение лопнуло, Мэннинг, — заявил он. — Бог знает сколько клиентов мы бы потеряли, если бы не один энергичный автомобилист, который позвонил мне и рассказал, что за дьявольщина здесь творится. Я не раз предупреждал, что больше снисхождения тебе не будет. Можешь получить расчет и в пятницу убираться на все четыре стороны. — С удовольствием, — ответил Стэнли. — Я и сам хотел унести ноги, пока эта помойка не взорвалась.

Потеря работы не особенно его огорчила. Он привык к увольнениям и радовался возможности поболтаться без дела несколько недель, в течение которых можно получать довольно приличное пособие по безработице без всяких налогов и вычетов. Хотя, конечно, разговор с Верой не обещал ничего хорошего, да и от Мод нужно будет постараться все скрыть. Еще не хватало, чтобы о его неудачах вопили во все горло через садовую ограду и отправляли Этель Карпентер в Брикстон письма с тщательно обдуманной клеветой. От такой мысли не порадуешься.

Но, возможно, Мод уже недолго осталось сплетничать или строчить послания. Стэнли нащупал в кармане пузырек с таблетками. Она часто говорит, что жива только благодаря своим лекарствам, и, возможно, не пройдет и нескольких дней, как ее организм бурно отреагирует на повышенную дозу сахарина, принятого вместо обычной порции антикоагулянта.

Стэнли медленно побрел домой, задержавшись лишь возле автомобильного салона, чтобы поглазеть на темно-красную модель «ягуара».

4


— Эти таблетки какие-то странные, — сказала Мод. — Сладковатые. Ты уверена, что в аптеке не перепутали рецепт, Ви?

— Это твой обычный рецепт, мама. Тот самый, что выписал старый доктор Блейк, когда уходил на пенсию. Я отнесла рецепт, как всегда, аптекарю. — Вера взяла в руки пузырек, чтобы убедиться, не приняла ли Мод по ошибке витамины или мочегонное. Нет, это был молланоид. «Миссис М. Кинауэй, — гласила этикетка, — по две таблетки 3 раза в день», там еще чернила чуть смазаны, потому что аптекарь не стал дожидаться, пока они высохнут, и сразу отдал ей лекарство. — Если есть какие-то сомнения, почему ты не разрешаешь мне записать тебя на прием к доктору Моксли? Говорят, он очень хороший доктор.

— Мне он не нужен. Не желаю, чтобы зеленые юнцы ставили на мне опыты. — Мод отхлебнула свой утренний чай и проглотила вторую таблетку. — Наверное, я положила в чай слишком много сахару. Впрочем, от таблеток нет никакого вреда, что бы туда ни намешали. По правде говоря, я давно уже не чувствовала себя так хорошо и не устаю, как раньше. Почтальон пришел. Будь умницей, сбегай посмотри, нет ли там чего от тетушки Этель. Принесли счет за телефон и письмо с брикстонской маркой. Вера решила, что не станет открывать конверт со счетом, пока не войдет в дом. Ладно, пусть она страус, но что в этом плохого? Возможно, страусы и закапывают свои головы в песок, но живут они припеваючи, носятся галопом по Австралии, или где там еще, и не старятся раньше времени. «Если уж на то пошло, я бы не возражала превратиться в страуса или еще кого-то, — подумала Вера, — лишь бы не быть такой, как сейчас».

Она поспешно схватила пальто с крючка в передней и вновь поднялась на второй этаж, застегивая на ходу пуговицы. Мод сидела в постели, свесив ноги, и полировала ногти лопаточкой с серебряной насечкой.

— У тебя еще десять минут, — сказала Мод. — Можешь уделить мне минутку и послушать, о чем пишет тетушка Этель, а то ты никогда не знаешь, что у нее нового.

Да что у нее может быть нового? Вера не хотела опаздывать только потому, что на цикламене Этель Карпентер расцвело пять бутонов или что маленькая племянница ее квартирной хозяйки заболела корью. Но она все равно осталась, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Все что угодно, только бы в доме был мир, думала она, все что угодно, только бы у Мод было хорошее настроение. — Ну кто бы мог подумать? — воскликнула Мод. — Тетушка Этель собирается переезжать. Она оставляет свою комнатку и перебирается к нам поближе. Только послушай: «Я узнала, что на Грин-Лейнс, в полумиле от тебя, дорогая, освободилась хорошая комната, и в субботу заскочила ее посмотреть». Почему же она, интересно, не зашла? О, вот здесь она объясняет… да, она пишет: «Я бы зашла проведать тебя, но побоялась доставить беспокойство». Этель всегда такая щепетильная.

— Мне пора идти, мама.

— Погоди еще минутку… «Мне бы хотелось прийти, когда дома Ви, а ты говорила, она по субботам работает…». И так далее и тому подобное. О, послушай, Ви. «Моя квартирная хозяйка нашла студента, который переедет в мою комнату в пятницу, 10 апреля. Она была очень добра ко мне, и мне не хотелось бы нарушать ее планы, но миссис Патерсон на Грин-Лейнс может принять меня только в понедельник. Вот я и подумала, не согласится ли Ви приютить меня на уик-энд. Так приятно было бы повидать вас обеих и поболтать вволю о старых добрых временах». Я напишу ей сегодня же, что мы согласны, да?

— Не знаю, мама. — Вера вздохнула и печально пожала плечами. — Что скажет Стэнли? Мне бы не хотелось, чтобы вы с тетушкой Этель поминутно клевали его.

— Это твой дом, — сказала Мод. — Вот ты опять, именно это я имею в виду. Я должна подумать. А сейчас мне пора идти.

— Мне нужно поскорей написать ответ, — прокричала Мод вслед дочери. — Прояви хоть раз решительность. Стэнли придется проглотить это.

Конечно же, он все слышал, подумала она. Наверняка еще валяется в кровати у себя в соседней комнате. Перспектива затеять новую баталию воодушевила ее, она почувствовала прилив энергии, сравнимый разве что с тем ощущением, которое она испытывала много лет тому назад каждую неделю по воскресеньям, когда утром с нетерпением ожидала прогулки с Джорджем.

Нехорошо, конечно, что она предвкушает ссору с радостью. Джордж сказал бы, что надо любой ценой сохранять мир, но, с другой стороны, Джордж никогда не жил в одном доме со Стэнли Мэннингом, а если бы жил — сам одобрил бы ее тактику. Он бы понял, как важно спасти Веру.

Мод подошла к туалетному столику и вынула из ящичка фотографию Джорджа в рамке. Легкая сентиментальность, навеянная знакомым лицом, смешалась с раздражением, так часто посещавшим ее, когда был жив муж. Конечно, ей не хватало Джорджа, и если бы появился способ его воскресить, она бы только обрадовалась, и все же она Должна была признать, что в какой-то мере он был Для нее обузой, человеком слишком слабым, чересчур добросовестным, больше всего любившим плыть по течению. А вот у Этель совершенно другой характер. Этель, как и Мод, всю свою жизнь вынуждена бороться.

Мод убрала фотографию. Ничто не могло ее так порадовать, как последнее письмо. Стоит Этель поселиться неподалеку, она, скорее всего, начнет забегать к ним каждый день, вдвоем они одолеют Веру за несколько недель. Этель обладает такой хваткой, такой неуемной энергией. Она поговорит с Верой, и, когда дочь увидит, что посторонний, незаинтересованный человек утверждает то же, что и ее мать, ей ничего не останется, как сдаться и покориться обстоятельствам, как бывало с Джорджем.

Стэнли останется в одиночестве. Мод готова была прищелкнуть от удовольствия языком при мысли о том, что ему придется жить только на свой заработок, самому готовить себе еду и обрастать грязью, что, по представлениям Мод, было в его характере. Никто, разумеется, не позволит ему остаться в этом доме. Пусть ищет себе комнату. Она вплотную займется его выселением, как только Вера выйдет из-под влияния мужа. А потом, возможно, они смогут отдать дом Этель. Жизнь обошлась с Этель несправедливо, и какая это радость — подарить ей наконец собственный дом и увидеть, как она улыбнется или даже заплачет от благодарности. Сердце Мод радостно забилось, переполненное приятным чувством человеколюбия.

Биржа труда выплатила Стэнли пособие по безработице гораздо больше той суммы, которую он назвал Вере. Ему самому нужны были деньги, ведь на таблетки «Стань стройной» уходило целое состояние, а, кроме того, Стэнли не хотел мозолить глаза Мод и почти каждый день ходил в кино. Надеясь, что к этому времени ее здоровье заметно ухудшится, Стэнли испытывал горькое разочарование, когда наблюдал, как, вместо того, чтобы дряхлеть, она становилась все крепче, жизнерадостней и даже моложе с того момента, как он начал пересыпать тюбики с сахарином в пузырек молланоида. Если бы только она больше двигалась, чаще ходила на прогулки или таскала тяжести. Кровяное давление вряд ли способно подняться от того, что она пишет письма

Вернувшись домой в тот вечер после приятно проведенных трех часов в кинотеатре, демонстрировавшем фильмы ужасов, он сразу понял — что-то происходит. Эти двое сговорились о чем-то, возможно, именно о том, чего он больше всего боялся — Мод убедила Веру бросить его. Они оборвали разговор, как только он вошел через черный ход. Вера, похоже, плакала

— С часу дня на ногах, — сказал он. — Обошел все улицы в поисках работы. — Работу не так-то легко найти, если ничему не учился, — сказала Мод. — Неужели тебе ничего не могут подобрать на бирже?

Стэнли принял чашку чая из рук Веры и мрачно покачал головой.

— Что-нибудь обязательно подвернется, дорогой.

— А ему все равно, не так ли? — сказала Мод. — У него ведь есть кому о нем заботиться. Ты уже отдал Ви свой долг?

С тех пор как Стэнли начал подменять лекарство Мод на сахарин, он старался держаться с ней помягче: называл ее «ма» и не спорил, какую смотреть телепрограмму, хотя это было ему не по нутру. Но сейчас самообладание его подвело.

— Не лезьте не в свое дело, Мод Кинауэй. Это касается только нас с женой.

— Все, что касается Веры, касается и меня. Эти деньги она заработала своим трудом. Разве тебе не приходилось слышать про «Закон о собственности замужних женщин»? Принят парламентом в тысяча восемьсот семьдесят каком-то году. Уже более ста лет женщина имеет право на собственность.

— Вы, наверное, сидели на Галерее для женщин[4], когда принимался этот закон, — съязвил Стэнли. Кровь прилила к лицу Мод.

— Неужели ты так и будешь сидеть и позволишь ему говорить мне такие вещи, Вера?

Вера вовсе не сидела. Она моталась между столовой и кухней с тарелками.

— Я так привыкла к вашим перебранкам, — не совсем искренне сказала она, — что теперь просто не слышу их. Давайте за стол. Вы же хотите поесть и убрать до «Аллеи Августы»?

Обиженные и возмущенные, Мод и Стэнли уселись за стол. Ни один из них не ударил палец о палец за весь день, и их нерастраченная энергия проявлялась во взглядах и в том, с каким пылом они дружно набросились на еду. Вера съела лишь кусочек сосиски и немножко пюре. Последние дни она вообще ела плохо и начала даже подумывать, не права ли Мод, заявляя, что она на грани нервного срыва. За ночь она не успевала отдохнуть, и по утрам была такой же усталой, как и вечером. Визит тетушки Этель на бесконечно долгий уик-энд тоже не прибавит ей здоровья. Мод наверняка поднимет большую суету для ублажения лучшей подруги — чистая скатерть на стол каждый день, домашняя выпечка, потом, конечно, нужно будет приготовить комнату для гостей.

Мод, должно быть, угадала ее мысли (впрочем, она сама целый день не думала ни о чем другом), потому что, накладывая себе вторую порцию пюре, поинтересовалась:

— Ты уже сказала Стэнли?

— Когда бы я успела? Я и домой-то вернулась всего полчаса назад.

— А что она должна была мне сказать? — спросил Стэнли.

Мод проглотила две таблетки и скроила гримасу:

— У нас недолго поживет моя подруга Этель Карпентер.

— Что такое?

По правде сказать, Стэнли испытал огромное облегчение, услышав, что дело всего-навсего в этом. Ведь он ожидал объявления об отъезде Веры. Теперь, когда большая беда хотя бы на какое-то время отступила, меньшая привела его в ярость, он вскочил, отшвырнув назад стул, выпрямившись во весь свой рост в пять футов пять дюймов.

— Всего на два или три дня, — сказала Вера.

— Всего? Всего два или три дня? У меня и так неприятностей по горло — работы нет, покоя в собственном доме тоже нет, и вы говорите, я должен терпеть эту старую корову…

— Как ты смеешь! Как ты смеешь произносить бранные слова в моем присутствии! — Мод тоже вскочила на ноги, сжав палку в руке. — Этель приедет сюда — вот и весь сказ. Мы с Верой так решили, и ты не можешь нам помешать. Вера, если бы захотела, завтра же могла выставить тебя из дома в чем есть.

— А я, — зарычал Стэнли, придвинувшись к ее лицу, — мог бы сдать вас в богадельню. Я совсем не обязан терпеть ваше присутствие, и никто не в силах меня заставить.

— Преступник! — завопила Мод. — Уголовник! Свинья!

— Я отвечу тем же, Мод Кинауэй. Подлая старая ведьма! Злобная стерва!

— Ленивое, никудышное ничтожество!

Наблюдая за ними со своего места на кончике стола, Вера решила, что еще минута — и посыплются удары. Вера подумала, если они в самом деле передерутся, если даже поубивают друг друга, сама она останется такой же безвольной, бесплотной и опустошенной и не почувствует ничего, кроме холодного отчаяния. Вера поднялась с достоинством, какого они до этой минуты никогда в ней не замечали, и заговорила ровным, бесстрастным голосом, как Верховный судья:

— Успокойтесь и сядьте. — Они замолкли и повернулись к ней. — Спасибо. Хоть раз каждый из вас сделал то, что я прошу. Я вам должна кое-что сказать. Или вы научитесь жить, как приличные люди… — Мод застучала палкой. — Мама, прекрати. Я сказала: или вы научитесь вести себя, или я уйду. — Вера отвернулась, заметив торжествующий огонек в глазах Мод. — Нет, мама, не с тобой, впрочем, и не со Стэнли. Я уйду одна. Этот дом ничего для меня не значит. Я могу заработать себе на жизнь. Бог свидетель, мне давно уже приходится это делать. Вот так. Еще один скандал — и я собираю вещи. Я не шучу.

— Ты же не бросишь меня, Ви? — заныл Стэнли.

— Ничего подобного, брошу. — Ты меня не любишь. Если бы не моя зарплата и… то, что когда-нибудь перейдет мне от мамы, только бы я тебя и видела. И ты, мама, тоже меня не любишь. Тебе просто нравится быть хозяйкой, влезать в чужую жизнь и верховодить. Всю жизнь ты поступала по своему, а тут впервые тебе противоречат, и ты не можешь стерпеть, когда кто-то платит тебе той же монетой.

Вера замолкла, чтобы перевести дыхание, и пристально посмотрела на лица огорошенных слушателей.

— Да, видно, я сразила вас обоих. Так не забудьте мои слова Еще один скандал — и меня здесь не будет. И последнее. Мы примем здесь тетушку Этель, но не потому, что ты этого хочешь, мама Потому, что я этого хочу. Она моя крестная, я люблю ее и потому, что это мой дом, как ты не устаешь повторять. А сейчас мы включим телевизор. «Аллею Августы». Можешь смотреть спокойно, мама, Стэнли тебя не потревожит. Он знает, мое слово твердо. После этого Вера ушла на кухню, и хотя она одержала победу — заставила их замолчать, и сейчас они сидели с недовольным видом перед телевизором, — она уронила голову на стол, зашедшись в рыданиях. Не в пример Мод, которую отличала безжалостная нечувствительность, Вера быстро теряла решительность, и этим она была похожа на отца. Она даже сомневалась, хватит ли у нее сил осуществить свою угрозу.

Вскоре Вера перестала плакать, вымыла чайную посуду и отправилась наверх. Там, сев перед зеркалом, она внимательно разглядела свое отражение. Слезы ее не красили. Красные пятна, конечно, выступили сейчас, но вот морщины всегда на месте, как и коричневые тени под глазами и проседи в желтовато-серых тусклых волосах, которые когда-то были золотыми.

Понятно, почему Стэнли больше не любит ее, почему теперь он целует ее, только занимаясь любовью, да и то не всегда. Ей припомнились послеполуденные часы, проведенные ими в деревне, в лондонском пригороде, среди вересковых пустошей, когда они еще не были женаты. В тот год она зачала ребенка, который умер, так и не родившись. Теперь кажется — это была другая жизнь, а мужчина и женщина, которых тянуло друг к другу до боли и которые вместе задыхались в высокой траве под деревьями — другие люди.

Странно, как много значит страсть для молодых. Рядом с ней ни благоразумие, ни сходство характеров, ни надежность не имеют значения. Как тогда они со Стэнли смеялись над Джеймсом Хортоном с его банковским счетом, походами в церковь и скромными претензиями. Сейчас он, наверное, уже управляющий банком, подумала она, живет в хорошем Доме, женат на приятной женщине, которой едва за сорок, тогда как она и Стэнли… Она растратила жизнь попусту. Если бы они сейчас встретились с Джеймсом, он не узнал бы ее. Она горестно уставилась в зеркало на отражение потрепанной, никому не нужной женщины.

А внизу Мод и Стэнли смотрели «Аллею Августы». Старуха самодовольно улыбалась, победное выражение не сходило с ее лица, а зять оставался бесстрастным — он ждал своего часа.

5


У каждого есть своя отдушина, своя панацея: наркотики, спиртное, табак или более дешевое и невинное развлечение — постоянная и почти до автоматизма доведенная привычка читать легкие книжки. Стэнли любил и выпить, и покурить, когда мог себе это позволить, да и книги читал постоянно, но истинное и неизменное утешение в жизни он находил, только когда решал кроссворды. На его книжной полке в спальне стояли почти все сборники кроссвордов, выпущенные в мягких обложках, а также более полные и солидные ежегодники рядом с толковым словарем «Чеймберз», довольно засаленным и потрепанным от частого пользования. Но пустые квадратики в этих книгах были давным-давно заполнены, к тому же книжные головоломки доставляли Стэнли меньшее удовольствие, чем ежедневный свежий кроссворд на последней странице «Дейли телеграф», радующий своей девственной белизной, и если ответы не приходили на ум сразу, решить такой кроссворд можно было только после напряженного ожидания следующего утреннего номера.

Стэнли решал кроссворды из «Телеграф» каждый день на протяжении двадцати лет, и сейчас уже не было случая, чтобы у него оставались незаполненные клеточки. Он разгадывал кроссворд каждый раз и каждый раз правильно. Когда-то, много лет назад, как большинству любителей кроссвордов, ему казалось, что лучше отложить незаконченную головоломку и взяться за нее снова через несколько часов, а за этот короткий перерыв его могло осенить. Но теперь не было необходимости даже в такой небольшой поблажке. Он садился с газетой, не утруждая себя чтением новостей, и через двадцать минут все решения были найдены. Тогда Стэнли охватывало чувство огромного удовлетворения. Самоуважение заслоняло собой все насущные проблемы и волнения, которые растворялись в магических словах.

Стэнли ничуть не печалило, что ни жена, ни теща не проявляли к его хобби ни малейшего интереса. Так даже лучше. Для любителя кроссвордов нет ничего более досадного, более сводящего с ума, чем вмешательство какого-нибудь доброхота-идиота, который, стремясь прихвастнуть своими знаниями этимологии, вопрошает, сидя в кресле, сколько букв в 15 по горизонтали или почему 4 по вертикали — это «ВОЙ», а не «ЛАЙ».

Стэнли никогда не забыть поползновений Джорджа Кинауэя, его льстиво-робкого: «Ты еще не решил кроссворд?» и глупую готовность тут же выдать незамысловатый ответ на вопрос, все очарование которого заключалось в почти неощутимой тонкости. Ну как объяснить такому дураку, что «тот, кто высказывает желание» (восемь букв, вторая буква «о») явно не «ДОБРОВОЛЕЦ», а «ВОЛОНТЕР»? Или что «хоть справа налево, хоть слева направо — главный среди мусульман» (три буквы) — «АГА», а не «БЕЙ».

Нет, женщины все-таки правильно оценивают свои скромные возможности. Они просто считают, что он занимается глупыми детскими играми, во всяком случае, так говорят, потому что для них кроссворды — темный лес, зато, по крайней мере, не вмешиваются. А в эти дни Стэнли нуждался в кроссвордах более, чем когда-либо. За целый день ему выдавался один звездный час — иногда днем, иногда вечером — когда он мог бежать от своих забот и, полностью отстранившись от Веры и тещи, потеряться в сложном и запутанном лабиринте слов.

В остальное время, Бог свидетель, забот ему хватало. Он ясно видел, что дело принимает серьезный оборот — дошло до открытой вражды между ним и Мод. На его стороне молодость, пусть даже и относительная, а больше вроде бы ничего. Все козыри на руках у Мод. Она собралась отнять у него Веру, и со временем ей безусловно это удастся. Стэнли не понимал, почему она до сих пор не добилась успеха. Будь он на месте Веры, а его мать стала бы подкатывать к нему с подачками, предлагая деньги и легкую жизнь, он бы не заставил себя долго упрашивать. Стэнли становилось не по себе, когда он думал, что ему предстоит, если победу одержит Мод. Наверняка эти две стервы не позволят ему остаться здесь, в доме. К тому же сейчас Мод приобретет себе союзницу, которая мчится сюда на всех парах. Если письмо, которое он прочитал, типичный пример еженедельных излияний Мод, Этель Карпентер явится, вооруженная до зубов. Он содрогался при мысли о том, как Этель примется отводить Веру в сторонку, нашептывать ей по углам, выдвигая те же аргументы, что и Мод, но гораздо более весомо, потому что она будет сторонним беспристрастным наблюдателем, который видит все «за» и «против» глазами, не затуманенными эмоциями. Здесь он бессилен. Этель войдет в дом, предпримет решительное наступление дня на три, и если этого окажется недостаточно, то в дальнейшем она поселится где-нибудь поблизости и начнет забегать в гости два-три раза в неделю, держа наготове новый аргумент и подтачивая оборону жены до тех пор, пока, наконец, сраженная двойным натиском, та не сдастся.

Ему ничего не оставалось делать — только избавиться от Мод.

Неудача с таблетками «Стань стройной» обескуражила. Он читал и перечитывал все свои медицинские книги и, усвоив каждое слово, пришел к заключению, что никто никогда не в силах определить, когда случится удар. Один Мод уже пережила, другой, возможно, случится завтра, а быть может, вообще никогда Конечно, волнения могут спровоцировать рецидив, а с другой стороны, могут пройти без последствий. Да и какие у Мод волнения? Удар в состоянии предотвратить антикоагулянты. Удар в состоянии предотвратить спокойная и легкая жизнь. Но никто не в состоянии с уверенностью утверждать, что отсутствие антикоагулянтов и неспокойная жизнь его вызовут. Стэнли подумал с презрением, что перечисление того, что неизвестно докторам о природе инсульта, составит больше томов, чем известные факты. Доктора даже не в состоянии подсказать, когда ждать удара

Кроме того, оставался вопрос завещания. Стэнли был почти уверен, что ни один адвокат не согласится на условие, выдвинутое Мод. Могла же она случайно попасть под автобус. Неужели в таком случае Вера не должна получить наследство? Нет, это было немыслимое, вздорное условие, но как точно узнать, внесено оно в завещание или нет? Конечно, ничто не мешает зайти в контору к любому адвокату и задать вопрос прямо. Но потом, если Мод умрет, случайно или от его руки, можно не сомневаться, что перво-наперво этот чертов адвокатишка растреплет все полиции. Умница Мод. Козыри на руках у нее — все до единого.

Если бы ему удалось что-то придумать. Сейчас апрель, еще неделя — Этель Карпентер будет здесь. Только позволь ей приехать, и можно сказать «прощай» всему, на что он когда-то надеялся, и спокойно ждать наступления жалкой старости в нищете и убожестве.

А пока что Стэнли продолжал подменять молланоид на «Стань стройной»: выбрасывал антикоагулянты, которые Вера приносила от аптекаря, подкладывая в пузырек сахарин, пока Мод спала. Но то была жалкая надежда. Ему иногда казалось, что без своих кроссвордов он давно бы пропал.

— Мы не можем оставить все, как есть, в комнате для гостей, где поселится тетушка Этель, — сказала Мод. — Во-первых, надо купить новое покрывало, а еще простыни и полотенца.

— Не смотри на меня так, мама, — ответила Вера. — Мне только что пришлось уплатить за телефон.

— Да я и не хотела, чтобы платила ты, дорогая, — поспешила успокоить ее Мод. — Ты подбери все, что нужно, а я выпишу чек.

Она одарила дочь обворожительной улыбкой и даже сделала вид, что собирается убрать со стола. Сейчас ей меньше всего хотелось раздражать Веру. А вдруг дочь серьезно задумала то, о чем говорила, и окажется настолько бесчеловечной, что сбежит и бросит ее со Стэнли? Тогда Мод придется ему готовить и делать все остальное.

— Нам с тобой тоже не помешала бы пара новых платьев. В первый же твой выходной мы отправимся в «Люсетт» и выберем что-нибудь действительно сногсшибательное.

— Можно подумать, приезжает сама королева, — сказал Стэнли. Мод даже не взглянула в его сторону.

— Ужасно волнуюсь. Наверное, я все-таки приглашу девушку, чтобы сделать перманент дома. И ты тоже могла бы сделать укладку днем, во время перерыва. А еще надо поставить цветы. Тетушка Этель обожает цветы.

Она удобно устроилась с вязанием на коленях, повторяя про себя строки из письма, которое отправила подруге еще сегодня утром.

«…Ты не должна очень расстраиваться, увидев, в каком состоянии находится дом, дорогая. Это дешевое старое здание, и жалко до слез, что Ви пришлось жить здесь так долго, но я надеюсь, что скоро все переменится. При встрече я покажу тебе проспекты новых домов, которые мне прислали из агентства по продаже недвижимости. Мне особенно приглянулся домик с кухней, оборудованной по последнему слову техники и роскошной ванной наподобие бассейна. Так непохоже на то, что было в старые времена! А еще я подумала, почему бы тебе не перебраться сюда. Я, конечно, велю все здесь для тебя перекрасить и установить на кухне двойную мойку. Мы еще обсудим этот вопрос, когда ты приедешь. Я знаю, что могу на тебя рассчитывать: ты поможешь мне уговорить Ви…»

Мод улыбнулась и увидела, что ее улыбка не ускользнула от Стэнли. Он помрачнел как ночь. Если бы он только знал!

— Пора включать «Аллею Августы», — уверенно объявила она. Стэнли не проронил ни слова Он отшвырнул разгаданный кроссворд, распахнул дверь на террасу и вышел в темнеющий сад.

— К нам приезжает одна старушка — сообщил Стэнли мистеру Блэкмору. — Старая знакомая тещи. В доме поднялась такая суета словно это особа королевской крови.

— Я бы сказал, миссис Кинауэй не так уж часто общается с людьми. — Блэкмор придвинул стремянку к стене своего дома и взобрался на ступеньки, держа в одной руке кисть и банку с краской.

— Ей вредно волноваться. — Стэнли воткнул вилы в землю. — Если так пойдет и дальше, ее, того и гляди, хватит еще один удар.

— Очень надеюсь, что нет.

— Хм, — произнес Стэнли и вновь вернулся к своей траншее.

Он давно заказал новый пакет торфа и через день-два его должны доставить. Потом нужно будет выманить у Веры денег на новый вид вереска. Если у нее хоть что-то осталось. Неизвестно, сколько они с этой старухой расфинькали на ублажение Этель Карпентер.

Впервые в жизни теща хоть что-то делала своими руками. Легкую работу, разумеется, с которой справились бы даже дамочки, в чьих домах она когда-то прислуживала. Стэнли зашипел от злости, когда увидел разоренную клумбу нарциссов — каждый второй цветок был даже не срезан, а сорван, чтобы составить замысловатый букет для спальни Этель Карпентер.

Сама комната тоже преобразилась. Вдруг осознав, что тает его наследство, Стэнли мрачно наблюдал, как Мод выписывает чеки: один — для «Люсетт», откуда доставили платья для нее и Веры, другой — за все те дополнительные припасы, которые понавезли на днях, еще один — торговцу тканями, приславшему пару светло-желтых простынь, две наволочки с оборочками такого же цвета и два черно-желтых полотенца Ну, а мыть все кругом, выбивать матрасы, крахмалить кружевные салфетки, которые Мод пожелала увидеть на туалетном столике Этель, пришлось, конечно, Вере.

Варварский разгром клумбы с нарциссами так угнетающе подействовал на Стэнли, что он проработал в саду только до одиннадцати и уныло побрел в дом. В столовую он не зашел. Там была Мод, ей как раз делала перманент вялая молодая женщина, домохозяйка, вынужденная ходить по соседкам, завивать им волосы, чтобы свести концы с концами. Дверь в столовую была плотно прикрыта, но это не помешало отвратительному запаху нашатыря и тухлых яиц распространиться по всему дому.

Принесли вторую почту, с которой приходили местные письма Две недели тому назад Стэнли написал редактору центральной газеты, предлагая свои услуги в качестве составителя кроссвордов — должность, которая, по его мнению, могла действительно ему подойти, дав выход его творческим талантам. Но редактор не ответил, и Стэнли перестал надеяться. Он подобрал с коврика письма, с мрачным видом просмотрел надписи на конвертах. Как всегда, ему ничего. Обычный счет за газ и длинный конверт, адресованный Мод.

Конверт был не заклеен. Стэнли забрал его на кухню, удивившись, кто мог писать Мод, да еще отпечатать адрес на машинке. Возможно, ее адвокат.

Оказавшись по другую сторону тонкой перегородки, отделявшей кухню от столовой, он услышал голос Мод:

— Если это последний локон, дорогая, почему бы вам не заглянуть на кухню, чтобы приготовить нам по чашечке крепкого кофейку?

Стэнли схватил письмо и унес его наверх. Уединившись в спальне, в окружении ежегодников с кроссвордами, он вынул из конверта сложенный листок бумаги. Письмо было не от адвоката. Его даже нельзя было считать обычным письмом. Внезапно похолодев, Стэнли прочитал:

«64, Роузбанк-Клоус, Чигуэлл, Эссекс. Интересующий Вас дом в зоне зеленого пояса оценен недорого, в 7600 фунтов, в нем есть великолепный холл-гостиная с камином, отделанным камнем, две большие спальни, прекрасно оборудованная кухня с кондиционером и мусоропроводом, просторная ванная комната и отдельный туалет. Детали следующие…»

Стэнли не стал вдаваться в детали. Ему было достаточно того, что он увидел. Мод, должно быть, очень уверена в себе, если начала переговоры с агентами по продаже недвижимости. Подобно полководцу, она продумала план и шла напролом, отбрасывая все, что преграждало путь. А он… он и его бедные войска отступали по всем направлениям, орудия молчали, жалкие обходные маневры были недейственны. Вскоре ему предстоит перебраться под чужую крышу, любую, которую он сможет найти. Вероятнее всего, это будет меблированная комната или даже — о, ужас! — общежитие для рабочих.

Но сейчас, по крайней мере, она не получит того, что желает. Стэнли поднес спичку к листку и сжег его в камине. Но удовольствие от этого он получил небольшое. Все равно как если бы побежденный генерал сжег донесение, сообщающее, что битва окончена, войска рассеяны и капитуляция неминуема Все равно придет новое донесение. Избавляясь от бумаги, не избавляешься от самого факта поражения.

Он спустился вниз и прибегнул к помощи единственного утешения, которое у него осталось. Но кроссворда хватило на пятнадцать минут, и Стэнли обнаружил, что теперь он больше не способен, как прежде, получать удовольствие, продумывая и заново оценивая решения, которые уже найдены, прищелкивая в восхищении языком от таких остроумных догадок, как: «Название балета Чайковского, подсказывающее, как избавляться от ореховой скорлупы» — «ЩЕЛКУНЧИК», или: «Инструмент или зуб — одно слово» — «РЕЗЕЦ». Тем не менее он медленно повторил их самому себе, и от этого стало легче. Положив локти на кухонный стол, он вновь и вновь шептал: «Что носят летом на отдыхе, но не на работе?» — «ШОРТЫ»; «Терять твердость, когда становится жарко» — «ТАЯТЬ». Жаль, что они не печатают каждый день по два кроссворда вместо одного, подумал он и вздохнул. Может, написать им письмо с предложением, хотя какой в том толк, они все равно не ответят. Сейчас все идет наперекор ему.

Парикмахерша ушла Он услышал, как закрылась входная дверь. В кухню вошла Мод, ее седая голова была вся в завитушках. Они напомнили Стэнли металлические мочалки, которыми пользуются, когда драят кастрюли. Вид у них был такой же твердый, прочный, металлический. Но он ничего не сказал, только пристально взглянул на нее исподлобья.

С тех пор как Вера, вспылив, пригрозила уходом, по вечерам они относились друг к другу настороженно, скорее холодно, чем вежливо, но не вызывающе. А днем продолжали войну, не теряя былой язвительности и пыла. Стэнли ждал, что теща сейчас вырвет у него газету и произнесет очередное оскорбление, что-нибудь вроде: «Почему бы тебе не убраться, ленивое животное, куда-нибудь подальше?», но Мод просто сказала:

— Она неплохо потрудилась над моей прической. Не хочу, чтобы Этель думала, будто я не слежу за собой.

У Стэнли было наготове с полдюжины выразительных грубых ответов. Он как раз решал, какой выбрать, да побольнее, чтобы в лицо старухе ударилакровь и началась яростная перепалка, когда, бросив на нее кислый взгляд, понял, что все бесполезно. Мод отпустила свое невинное замечание насчет прически вовсе не потому, что с возрастом она стала мягче и слабее, или оттого, что за окном стоит хороший солнечный день. И перемирия она тоже не собиралась устраивать. Она заговорила так потому, что отпала необходимость в военных действиях. Зачем суетиться, стараясь прихлопнуть муху, когда можно просто растворить окно и выгнать ее на улицу? Мод победила и знала об этом.

Не проронив ни слова, Стэнли наблюдал, как она открыла кладовку и смотрела озадаченно, чуть удивленно, на холодный пирог, который Вера оставила им на второй завтрак.

6


Когда Стэнли не работал, ни он, ни Мод не спускались вниз по утрам раньше половины десятого. Вообще-то Мод часто оставалась в своей комнате до одиннадцати, занимаясь маникюром, уборкой туалетного столика и полки с медикаментами или сочинением новой страницы еженедельного послания Этель Карпентер. Но в пятницу, 10 апреля, в день прибытия Этель — День Этель, как язвительно прозвал его Стэнли — оба удивили Веру, появившись за завтраком в столовой.

Каждый из них проснулся рано. Стэнли — потому что неотвратимый приезд Этель вызвал в нем настоящий страх перед мрачным будущим и не позволил мирно дремать в постели, а Мод — потому что была слишком взволнована, чтобы спать.

Заняв свое место за столом и до краев наполнив тарелку кукурузными хлопьями, Мод подумала, как чудесно и неожиданно эти двое начали танцевать под ее дудку. Прошло уже больше двух недель, а Стэнли не сказал ей ни одного дерзкого слова. Весь его облик говорил о поражении. Вот он сидит, сгорбившись, положив руки на стол, и тупо уставился в окно, выходящее в сад. А что касается Веры… Мод едва сумела сдержаться, чтобы не издать победный клич, заметив на лице Веры тоскливое удивление, когда в дом принесли и новые полотенца, и простыни, и синее платье в белый горошек, которое Мод заставила ее купить. Одно слово тетушки Этель, и она полностью капитулирует. Обязательно. Иначе это было бы противно человеческой природе.

— Одно яйцо или два, мама? — прокричала Вера из кухни.

Мод удовлетворенно вздохнула. Ее чуткие уши уловили, что из голоса Веры исчезла интонация вечно жалующейся мученицы, так ее раздражавшая. Теперь этот тон приберегался для Стэнли.

— Два, дорогая.

Мод проглотила таблетки, запив их большим глотком чая. По-настоящему крепкий и сладкий чай, как она любит. Сахар ей нужен, чтобы поддерживать силы, ведь впереди предстоит длинный день. Сахар и много белка.

В столовую торопливо вошла Вера с тарелкой яичницы с беконом, остановилась на минутку у буфета, чтобы отрезать для Мод толстый кусок хлеба. Стэнли потягивал свой чай мелкими глоточками, словно больной.

— Постарайся прийти домой пораньше. Хорошо, Ви?

— Не уверена, что мне удастся вырваться до пяти. Ты, кажется, говорила, тетушка Этель доберется сюда не раньше.

Мод самодовольно кивнула. Как только Вера ушла, она охотно принялась за работу: почистила старым пылесосом потертые ковры, натерла пол в передней и наконец приготовила пиршество, которое должно было порадовать сердце Этель. Уже много лет она не бралась ни за какую работу по дому и скорее предпочла бы, чтобы дом превратился в помойку, чем позволить Стэнли Мэннингу увидеть, что она держит в руках пыльную тряпку. Теперь это не имело значения. Стэнли слонялся из комнаты в комнату, наблюдал за ее возней и ничего не говорил. Мод было все равно. Она напевала за работой свои любимые старые гимны («Веди нас, небесный Отец, за собой» и «Любовь к Всевышнему сильней всех чувств»), как, бывало, делала много лет тому назад в большом доме, пока хозяин с хозяйкой еще спали.

В двенадцать они сели за второй завтрак.

— Я уберу здесь и помою посуду, — сказала она, когда они доели холодный рисовый пудинг. — Не годится, если Этель приедет и найдет здесь все вверх дном.

— Не понимаю, почему вы с Ви не можете вести себя более естественно.

— Чистота, — заявила Мод, воспользовавшись отсутствием Веры, чтобы отпустить запрещенную шпильку, — является естественным состоянием для некоторых людей. — Она засуетилась по комнате, вытирая пыль, и хромота ее была почти незаметна. — Я приготовлюсь к встрече, достану новое платье, а затем прилягу у себя наверху.

— А чем не годится кушетка в этой комнате? — Стэнли указал большим пальцем на столовую.

— В этой комнате уже все прибрано и приготовлено для чая, а в гостиную я не могу пойти, потому что там мы будем принимать Этель.

— О, Господи! — сказал Стэнли.

— Пожалуйста, не богохульствуй. — Она подождала выразительного ответа, а когда он не последовал, резко добавила: — И тебе тоже нечего устраивать здесь беспорядок. Нам совсем ни к чему, чтобы повсюду валялись твои кроссворды.

На последнее замечание Стэнли отреагировал, но это была лишь тень былого энтузиазма.

— Обо мне можете не волноваться. Ленивое, никудышное создание собирается уйти. Наверное, вы бы сами не возражали, если бы я ушел на все выходные. — Мод фыркнула. Она ополоснула руки, вытерла их и величественно направилась к двери. На прощание Стэнли предпринял слабую попытку пустить последнюю стрелу: — Постарайтесь не проспать. Бог его знает, что может случиться, если мисс Карпентер придется околачиваться на крыльце в ожидании.

— Я сплю очень чутко, — весело отозвалась Мод. — Меня будит малейший шум. Следующие несколько дней просто и жить не стоило. Эти женщины примутся гонять его с утра до ночи, чтобы он вытирал ноги, мыл руки, вертелся мелким бесом вокруг Этель Карпентер, а он в ответ даже пикнуть не посмеет. Конечно же, она уедет в воскресенье или понедельник, но не дальше, чем метров на сто, на Грин-Лейнс, а потом сколько раз в неделю она будет приходить к Мод, злоупотребляя его гостеприимством?

Уже только от одной этой мысли можно впасть в отчаяние, подумал Стэнли, облокотившись на стол и положив голову на руки. В крайнем случае, можно примириться и с этим, но однажды, возвратившись из кино или с работы — а ему придется найти работу хотя бы для того, чтобы было куда уходить из этого дома — он обнаружит, что никого нет, и на столе лежит записка с чигуэлльским телефонным номером и краткой просьбой найти для себя другое жилье.

Как только здесь появится Этель, такой исход неминуем. Стэнли взглянул на старые кухонные часики. Половина второго. Три с половиной часа — и она будет здесь.

Он забрел в столовую в поисках более удобного стула, но там оказалось холодно, а чрезмерный порядок навевал мысли о похоронах. Разложенный, накрытый стол застелен сверху второй скатертью, белой как снег. Возвышение на столе посреди комнаты напоминало своим накрахмаленным холодным видом холмистый ландшафт, укрытый хрустящим, только что выпавшим снегом. Стэнли приблизился к столу и приподнял скатерть, потом и вовсе стянул ее.

В центре стола лежала горкой красная лососина, сохранившая форму консервной банки, из которой ее достали, обложенная кусочками огурца и редиски, фигурно нарезанными в виде цветочков. С одной стороны блюда стояла свекла, плавающая в уксусе, с другой — картофельный салат, а с третьей — капустный. Были выложены три разных батона, которыми Мод предстояло заняться после прихода гостьи. По поверхности масла в двух стеклянных вазочках пролегли волны. Был там еще холодный жареный цыпленок, а рядом — консервированный язык. На краю стола выстроились три больших кекса, два из них — глазированные, украшенные бумажными оборочками, третий — данди [5]. Шоколадное печенье и имбирные орешки были выложены узором на салфеточке, а рядом стояли с полдюжины вазочек с рыбным паштетом, лимонным творогом и тремя видами джема.

Сколько суматохи, подумал Стэнли, а все ради какой-то старухи, которая всю жизнь провела в прислугах. А для него сойдут сосиски и рыбные палочки. Так вот как они собираются жить, как только осуществят свои тайные замыслы? Стэнли набросил на стол скатерть, не зная, куда деть себя на оставшуюся часть дня. Из дома уйти он не мог, разве что в сад, ведь у него нет ни пенса.

Потом он вспомнил, что видел, как накануне вечером Вера высыпала немного мелочи в карман плаща Сегодня она оставила его дома, потому что утро выдалось яркое и солнечное. Стэнли поднялся наверх и открыл гардероб жены. Надеясь на подарок судьбы — фунтов хотя бы на пять — который позволит ему отправиться в кино, он проверил карманы, но оба были пусты. Стэнли тихо выругался.

Начался дождь, легкий, моросящий. Вера промокнет, так ей и надо. Пять минут третьего. Впереди еще целый день, серый и пустой, в конце которого старухи устроят чаепитие. Уж лучше умереть, подумал он, бросаясь на кровать.

Он лежал, положив под голову руки, и с несчастным видом разглядывал потрескавшийся рябой потолок, по которому курсировала муха с медлительной решимостью астронавта-одиночки, пересекающего холодную поверхность Луны. На тумбочке возле кровати лежала «Дейли телеграф», которую он оставил там сегодня утром. Стэнли взял газету в руки. Решать кроссворд он не собирался — приберегал его на вечер, чтобы облегчить еще большую тоску, а вместо него просмотрел колонку с некрологами, напечатанную рядом с ответами предыдущего кроссворда

Его жизнь могла бы пойти совсем по-другому, если бы между объявлениями о кончине Кайза Гарольда и Конрада Франца Вильгельма появилась бы Кинауэй Мод, возлюбленная жена покойного Джорджа Кинауэя и дражайшая мать Веры… Стэнли с горя пробежал глазами всю колонку. А еще говорят, человеку отпущено всего семь десятков лет! Да тут каждому далеко за семьдесят, а трое, как насчитал Стэнли, перевалили за девяносто. Мод легко сможет прожить еще лет двадцать. Через двадцать лет ему будет уже шестьдесят пять. Боже, невыносимо думать…

От мрачных мыслей Стэнли оторвал звонок в дверь. Наверное, пришли проверять газовый счетчик, подумал он. Пусть себе звонят. Мод храпела так громко, что было слышно через стену. Вот тебе и россказни о том, как она чутко спит и реагирует на каждый звук.

Старуха перетрудилась, устав от непривычной работы. У Стэнли затеплилась слабая надежда, что, быть может, волнения и работа скажутся на ней. Все эти наклоны, натирка полов, энергичные движения…

Снова позвонили в дверь.

Наверное, привезли заказанный торф. Стэнли поднялся с кровати. Дождь прекратился. Стэнли высунул голову в окно и, не заметив на проезжей части грузовичка торговца семенами, собрался отойти от окна, когда из-под навеса появилась дородная фигура.

Стэнли не видел Этель Карпентер со дня своей свадьбы, но ни секунды не сомневался, что это она. Жесткие курчавые волосы под алым фетровым шлемом, которые были когда-то тускло-каштановыми, сейчас поседели, а в остальном она, казалось, не изменилась.

Она помахала ему зонтиком и прокричала:

— Это, по-видимому, Стэнли? А я было решила, что в доме никого нет.

Стэнли ничего не ответил. С грохотом опустил окно, посылая проклятия Этель. Его первой мыслью было пойти в соседнюю комнату и трясти Мод до тех пор, пока она не проснется, но это могло вызвать у старухи ярость, которая уляжется, только если она как следует выругает его при этой толстухе в красной шляпе. Наверное, лучше все-таки впустить Этель Карпентер самому. Провести за разговором с ней два-три часа было для Стэнли сущим адом, но, с другой стороны, он мог бы использовать это время для того, чтобы немного склонить ее на свою сторону.

По пути вниз он заглянул в комнату Мод. Она по-прежнему крепко спала, раскрыв рот. Стэнли спустился на первый этаж и отпер входную дверь. — Я думала, вы уж никогда не придете, — сказала Этель.

— Немного рановато, а? Мы ожидали вас не раньше пяти.

— Новый постоялец моей хозяйки приехал чуть раньше времени. Вот я и подумала, что и мне пора отправиться в дорогу. Знаю, что Мод сейчас спит, поэтому нет нужды ее будить. Ну, вы не собираетесь пригласить меня в дом?

Стэнли пожал плечами. Эта старуха оказалась еще более сварливой и шумной, чем Мод, и он понял, что ему предстоит чудесное время. Этель Карпентер прошла мимо него семенящей походкой в переднюю, оставив на ступеньках два чемодана. «Обращается со мной как с каким-то носильщиком», — подумал Стэнли, поднимая чемоданы. — «Господи, да они весят тонну. Что у нее там? Золотые слитки?»

— Тяжело? Я чуть не надорвалась, пока волокла их всю дорогу со станции. Мне вообще-то нельзя носить тяжести при моем давлении, но я знала, что машины у вас нет и вы не станете затруднять себя, поэтому ничего другого не оставалось.

Стэнли с грохотом опустил чемоданы на сверкающий мозаичный пол.

— Я собирался встретить вас, — солгал он, — только думал, что вы приедете в пять. — Давайте оставим пререкания. По всем сведениям, вы любитель поспорить. Ну вот, у меня снова закружилась голова. Перед глазами поплыло.

Этель Карпентер поднесла руку к голове и вошла — но уже не так живо — в комнату, которой пользовались редко и называли гостиной.

— По дороге сюда у меня уже было два приступа, — сообщила она и гордо добавила: — В последний раз, когда я ходила к врачу, давление у меня подскочило до двухсот пятидесяти.

Еще одна, подумал Стэнли. Еще одна с жалобами на то, что нельзя проверить: ухватится за любой предлог — лишь бы пальцем не пошевелить. Что касается его самого, несмотря на все прочитанные книги, он начинал думать, что никакого кровяного давления вообще не существует.

— Вы не хотели бы раздеться? — мрачно предложил он. Затащить бы ее наверх, может, тогда и Мод проснется. Он уже понял, что любое словечко против Мод падет на бесплодную почву. — И посмотреть свою комнату?

— Что ж, ладно. — Этель отняла руку от головы и встряхнулась. — Головокружение уже прошло. По крайней мере, мне лучше. Заодно уж и чемоданы поднимем. Вперед, Макдуф [6].

Стэнли с трудом преодолевал ступени. Судя о весу чемоданов, она собирается гостить недели две. А может, так оно и есть… Не дай Бог, подумал он.

Пройдя в свою комнату, Этель сняла пальто, шляпу и положила их на кровать. Затем она расстегнула брошку на шарфе и осталась в шерстном платье канареечного цвета. Она оказалась почти такого же сложения, как Мод, только толще, и лицо у нее было краснее. Оглядевшись вокруг, она понюхала нарциссы.

— Я бывала в этом доме раньше, — сообщила она. — Вот, а вы не знали. Я приезжала сюда с Мод и Джорджем, когда они собирались купить его для Ви. — Стэнли стиснул зубы при этом напоминании, безусловно намеренном, кто здесь истинный хозяин. — Я думала, за это время вы перебрались куда-нибудь получше.

— А чем плох этот дом? Меня он устраивает.

— Как говорится, у каждого свой вкус. — Этель поправила прическу. — Я только взгляну одним глазком на Мод, осторожно, чтобы не разбудить ее. А затем мы снова спустимся. Хорошо?

Угрюмо подчиняясь судьбе, Стэнли сказал:

— Вам ее не разбудить. Для этого понадобилась бы бомба. Свои три часа она проспит.

С приторной улыбкой Этель поглазела на подружку, затем прикрыла за собой дверь. Выражение ее лица вновь изменилось и стало суровым и язвительным.

— Так говорить о матери Ви не годится. Всем, что у вас есть, вы обязаны ей. Когда я сюда ехала, я знала, что вы будете дома, так как сидите на пособии, и решила, что мы сможем немного поговорить с глазу на глаз.

— Вот как? О чем же мы будем говорить?

— Я не собираюсь беседовать на площадке. У меня опять начался приступ. Спустимся вниз.

— Мне тут пришло в голову, — сказал Стэнли, — что, быть может, вам лучше прилечь? Если вы так плохо себя чувствуете. Все равно мне пора идти, есть кое-какие дела.

Оказавшись в гостиной, Этель тяжело опустилась в кресло и молча откинулась на спинку, прерывисто дыша. Стэнли смотрел на нее с твердой уверенностью, что она разыгрывает перед ним спектакль. Наверное, полагает, что таким образом сумеет выпросить у него чашку чая.

Наконец гостья вздохнула, открыла большую черную сумку, откуда вынула кружевной платочек и провела по лицу. Казалось, она забыла о своем намерении призвать его к ответу, так как когда заговорила, ее дрожащий голос звучал не сурово, а все внимание сосредоточилось на фотографии Веры и Стэнли, стоящей на мраморной каминной полке. Снимок был сделан на их свадьбе, Вера не любила его, поэтому держала в ящике комода Но Мод, вознамерившись оживить эту мрачную комнату, снова извлекла фотографию на свет Божий вместе с парой зеленых стеклянных вазочек, пивной кружкой в виде толстяка и статуэткой обнаженной девушки — все эти предметы были свадебными подарками.

— У меня тоже есть такая фотография, — сказала Этель. — Она стоит возле моей кровати. Или лучше сказать — стояла, потому что теперь упакована вместе с другими мелочами в сундук, который я отправила.

— Отправили на Грин-Лейнс? — с надеждой поинтересовался Стэнли.

— Вот именно. Грин-Лейнс, дом пятьдесят два, к миссис Патерсон. — Она уставилась на фотографию. — Нет, кажется, это другая. На моей засняты подружки, если я правильно помню. Посмотрю-ка поближе.

Как только она встала с кресла, у нее снова закружилась голова. С большой неохотой Стэнли был вынужден приподняться и протянуть ей руку, но Этель отмахнулась, изображая независимость. Она сделала шаг вперед, но тут же лицо ее исказилось и послышался глухой стон, почти нечеловеческий. Стэнли показалось, так могло стонать только животное.

На этот раз он шагнул к ней, вытянув обе руки, но Этель Карпентер снова застонала пошатнулась и тяжело рухнула на пол, прежде чем он сумел поймать ее.

— Боже мой, — прошептал Стэнли, опускаясь на колени. Он взял ее запястье, пытаясь нащупать пульс. Рука Этель безвольно повисла в его руке. Затем он сделал попытку прослушать ее сердце. Глаза старухи были широко открыты и смотрели немигающим взглядом. Стэнли поднялся. У него не было никаких сомнений, что она мертва.


Без двадцати пяти три.

Первой мыслью Стэнли было пойти к миссис Блэкмор. Он постучал в дверь дома номер пятьдесят девять, но никто не ответил. Стучаться к миссис Макдональд не было необходимости. Под цифрой 63 развевалась приколотая записка:

«Ушла по магазинам. Буду дома в три тридцать».

Улица была пустынна.

Когда Стэнли вернулся, его вдруг осенило. Кто, кроме него, знал, что приехала Этель Карпентер? И сразу за этой мыслью последовала другая — ужасная, смелая, великолепная и отчаянная.

Мод проспит по крайней мере до четырех. Он бесстрастно посмотрел на тело Этель Карпентер. Задумался, что-то подсчитал, не испытывая ни малейшей жалости. Без сомнения, она умерла от удара Перетрудилась. Давление у старухи было высоким, а три четверти мили с такими чемоданами совсем доконали ее. Чудовищная несправедливость. Никто не выиграет от ее смерти, ни один человек не станет ни на йоту счастливей, тогда как Мод, которая может столько дать…

К тому же умерла она от удара, той смертью, которой должна была умереть Мод, чтобы ему достались двадцать тысяч. Ну почему здесь сейчас лежит не Мод? Стэнли сцепил руки. А почему не сделать этого? Почему? У него впереди добрых полтора часа.

А вдруг не удастся? Вдруг его выведут на чистую воду? Но что они могут сделать, если кто-то из них, Мод или Вера, или какой-нибудь любопытный сосед, войдет как раз, когда он будет занят делом? Ну, засадят его за решетку ненадолго. Пара месяцев в тюрьме — все равно лучше, чем теперешняя его жизнь. А если дело сойдет с рук, если полтора часа пройдут так, как надо, он станет богатым, свободным и счастливым!

В выпускном классе, когда ему было пятнадцать лет, Стэнли принимал участие в школьной постановке. Никто из мальчиков так и не понял, о чем пьеса, впрочем, если на то пошло, зрители тоже не поняли. Стэнли напрочь забыл об этом, но сейчас вдруг в его памяти всплыло несколько строк. На сей раз это уже был не просто вздор, который ему пришлось выучить наизусть, не вдаваясь в смысл. Теперь это был очень важный совет, имевший прямое отношение к его собственной дилемме.

«В делах людей прилив есть и отлив,
С приливом достигаем мы успеха,
Когда ж отлив наступит, лодка жизни
По отмелям несчастий волочится.
Сейчас еще с приливом мы плывем.
Воспользоваться мы должны теченьем
Иль потеряем груз»[7].

Если кто теперь и плыл с приливом, то это был Стэнли Мэннинг. Ямбические пентаметры, в прошлом бессмысленные, вернулись в его памяти, как приказ. Будь он верующим человеком, он бы решил, что это глас Божий. Телефон стоял в гостиной, где распростерлась Этель Карпентер. Стэнли сбегал наверх, перескакивая через две ступеньки, убедился, что Мод крепко спит, затем заперся в гостиной, вдохнул поглубже и набрал номер телефона приемной доктора Моксли. Десять против одного, доктора не будет на месте, ему скажут обратиться в «скорую помощь», и тогда все будет кончено.

Но доктор Моксли оказался на месте, его последний пациент только что ушел. «Пока что везет», — подумал Стэнли, охваченный дрожью. Дежурная сестра соединила его с доктором.

— Я приеду сейчас, перед вызовами. Мистер Мэннинг, вы сказали? Ланчестер-роуд, шестьдесят один? И кто у вас умер?

— Моя теща, — решительно заявил Стэнли. — Мать моей жены, миссис Мод Кинауэй.

Часть вторая ПО ГОРИЗОНТАЛИ

Когда Стэнли положил трубку, его всего трясло. Следующий шаг придется сделать сейчас, перед приходом доктора, пока смелость еще не совсем испарилась. В шкафу стояла почти полная бутылка бренди. Стэнли вынул ее трясущимися руками и налил себе большую порцию. Неважно, если доктор Моксли что-то унюхает — вполне естественно, что человеку потребовалось выпить, после того, как теща свалилась перед ним замертво.

Ви захочет посмотреть на тело. Тело. Это значит, что ему придется сделать все осторожно. Господи, он не сумеет! Такими дрожащими руками даже муху не прихлопнуть, не говоря уже о… Но если Мод спустится вниз, пока здесь будет доктор… Стэнли выпил еще немного бренди и вытер губы. Он вышел в тихий коридор и прислушался. Храп Мод мерно разносился по всему дому, словно где-то билось огромное сердце. В груди у Стэнли бешено клокотало. Раздался звонок в дверь, и он от испуга чуть не потерял сознание.

Не может быть, чтобы доктор Моксли так быстро добрался. Это не под силу человеку. Господи, а вдруг Ви забыла ключ? Стэнли, шатаясь, побрел к двери. Если так пойдет и дальше, то у него у самого будет удар…

— Добрый день, сэр. Торф, как заказывали.

Перед ним стоял зеленый пластиковый мешок.

Стэнли облегченно переводил взгляд с мужчины на мешок и обратно, не в силах произнести ни слова

— Все в порядке, приятель? У вас нездоровый вид.

— Все нормально, — пробормотал Стэнли.

— Ну, вам лучше знать. Доставка оплачена Отнести мешок в сарай?

— Я сам. Большое спасибо.

Пока Стэнли тащил волоком мешок, он услышал, что по другую сторону ограды вышагивает миссис Блэкмор. Стэнли быстро пригнул голову. После того, как дверь за ней захлопнулась, он вывалил торф на пол сарая, а сверху накрыл пустым мешком. Встреча с этими двумя людьми, жившими в почти таких же условиях, как и он сам (разносчик ютился в убогой муниципальной квартирке, а миссис Блэкмор, вечно усталая скупердяйка, хронически не сводила концы с концами), вернула Стэнли к реальности и поставила перед тяжелой необходимостью. Он должен сделать это сейчас и отбросить все сомнения. Будь он знаком с «Гамлетом» так же, как с «Юлием Цезарем», он бы сказал себе, что его прежние сомнения и минутное колебание были не чем иным, как «ярким решимости румянцем, потускневшим под тенью размышления» [8].

Стэнли запер входную дверь и поднялся на второй этаж, сжав перед собой руки. Мод не было слышно. Господи, неужели она встала, оделась, собралась идти вниз?.. Стэнли опустился перед дверью на колени и заглянул в замочную скважину. Мод по-прежнему спала.

Стэнли подумал, что в жизни ему не доводилось слышать подобной тишины: движение на улице прекратилось, смолкли птицы, даже его собственное сердце, казалось, больше не бьется. Тишина, тяжелая и неестественная, походила на ту, которая, по рассказам, предшествует землетрясению. Тишина напутала его. Ему хотелось громко закричать и нарушить безмолвие или услышать, пусть вдалеке, человеческий голос. Казалось, он и Мод остались одни в пустом мире, лишенном людей.

Дверные петли были смазаны еще неделю тому назад, потому что Мед жаловалась на их скрип. Дверь открылась бесшумно. Стэнли подошел к кровати. Мод спала, как ребенок. Все его помыслы были настолько яростны, что ему подумалось, будто они вот-вот передадутся Мод и разбудят. Он глубоко вздохнул и протянул руки, чтобы выхватить из-под ее головы подушку.

Доктор Моксли не стал звонить в дверь. Он воспользовался дверным кольцом, и лязг металла разнесся по всему дому. Мод перевернулась, вздохнула, словно поняла, что получила отсрочку приговора. Не сводя с нее глаз, Стэнли решил, что ему настал конец, план рухнул. Но она продолжала спать, ее рука все так же безвольно свисала с кровати. Прижав ладонь к груди, как бы опасаясь, что его тяжелое, налитое свинцом сердце выскочит из грудной клетки, Стэнли спустился и открыл дверь. Это был похожий на мальчика человек с копною черных волос и стетоскопом, свисавшим с шеи.

— Где она?

— Вон там, — хрипло ответил Стэнли. — Я подумал, лучше не трогать ее.

— В самом деле? Я вообще-то не полицейский.

Стэнли это совсем не понравилось. Его одолел приступ тошноты. Шаркая, он поплелся в комнату вслед за доктором, его лицо покрылось потом.

Доктор Моксли опустился на пол. Он осмотрел Этель Карпентер, ощупал ее затылок.

— У моей тещи, — начал Стэнли, — был удар четыре года тому назад.

— Знаю. Прежде чем идти сюда, я заглянул в записи доктора Блейка. Помогите мне перенести на диван.

Они вместе перетащили тело на диван, и доктор Моксли закрыл ей глаза.

— У вас найдется, чем прикрыть? Какая-нибудь простыня?

Стэнли не мог больше ждать ни минуты.

— Это был удар, доктор?

— Да. Инсульт. Ей ведь, кажется, семьдесят четыре?

Стэнли кивнул. Этель Карпентер, как он помнил, было немного меньше, года на три или четыре. Но врачам, вероятно, это не определить? Они не могут с точностью назвать возраст. Наверняка не могут.

Теперь доктор приступил к тому, чего так жаждал Стэнли: доставал из чемоданчика небольшой блокнот и ручку из нагрудного кармана.

— Так как насчет простыни?

— Сейчас принесу, — пробормотал Стэнли.

— А я пока выпишу вам свидетельство о смерти.

Простыни лежали в шкафчике в ванной комнате. Стэнли вынул одну, но не успел спуститься вниз, как подступил новый приступ тошноты, и он согнулся над раковиной.

Первое, что он увидел, вернувшись в гостиную, — свесившаяся с дивана девая рука Этель Карпентер без кольца. Господи, она ведь должна быть замужней женщиной… Доктор сидел спиной к ней и усердно что-то писал. Стэнли развернул простыню, накрыл тело, подоткнул руку под ткань.

— Все, — сказал доктор Моксли более приятным голосом. — Это большое несчастье для вас, мистер Мэннинг. Где ваша жена?

— На работе.

«Отдай мне свидетельство, — молил про себя Стэнли. — Ради всего святого, отдай мне его и уходи».

— Это даже к лучшему. Вы должны сказать себе, что она прожила долгую жизнь и, конечно, это была быстрая и, скорее всего, безболезненная смерть.

— Мы все не вечны, — сказал Стэнли.

— Вам понадобится вот это. — Доктор Моксли вручил ему два запечатанных конверта — Один для похоронного бюро, а другой возьмете, когда пойдете регистрировать смерть. Вам все понятно?

Стэнли хотелось ответить, что если он не мелет языком, то это еще не означает, что он тупой, однако ограничился простым кивком и положил конверты на каминную полку. Доктор Моксли бросил последний непроницаемый взгляд на укрытое простыней тело и направился из комнаты, раскачивая на ходу стетоскоп.

В передней он остановился и сказал:

— И еще одно…

Голос его звучал ужасно громко, как будто он обращался не к одному человеку, а к целой аудитории. Стэнли пробежал холодок по спине при виде того, каким задумчивым стало вдруг лицо доктора Он был похож на человека, который вспомнил о чем-то жизненно важном, прежде упущенном из виду. Держа дверь приоткрытой, он сказал:

— Я не спросил, что вы хотите — погребение и кремацию?

И только-то? Стэнли тоже об этом не подумал, очень хотелось попросить доктора говорить потише. Еле слышно, почти шепотом, он произнес:

— Кремацию. Таково было ее желание. Определенно кремацию. — Сжечь Этель, уничтожить без следа, и тогда больше не возникнет никаких вопросов. — А почему вы спрашиваете? — поинтересовался он.

— В случае кремации, — ответил доктор Моксли, — требуется освидетельствование двух врачей. Таков закон. Предоставьте это мне. Вы, наверное, обратитесь в бюро Вуда, и я попрошу своего напарника…

— Доктора Блейка? — сорвалось с языка у Стэнли, прежде чем он сумел сдержаться.

— Доктор Блейк больше не практикует, — чуть холодно ответил Моксли. Он пристально взглянул на Стэнли, почти как миссис Блэкмор, затем покинул дом, громко захлопнув за собой дверь.

«Так и мертвого можно разбудить», — подумал Стэнли. Без четверти четыре. Он еще успеет связаться с похоронным бюро, после того как спрячет тело Этель и решит с Мод… Труп под простыней мог сойти для доктора, который раньше никогда не видел Мод, но для Веры он не сойдет. Вера должна увидеть Мод, и, само собой разумеется, она должна увидеть Мод мертвой.

Он сдернул простыню и скатал ее. Затем взял Этель Карпентер под мышки и до половины стащил тело на пол. Стэнли был маленький, щуплый мужчина, и такая тяжесть оказалась для него почти неподъемной. Пока он стоял, пытаясь отдышаться, его взгляд случайно упал на черную сумку возле кресла. Ее тоже придется спрятать.

Стэнли открыл сумку, и в нос ему ударила сладкая тошнотворная волна. Запах шел от полупустого пакетика фиалковых леденцов. Стэнли смутно помнил, что перед войной, когда он был еще мальчиком, эти конфетки, используемые для освежения рта, продавались во всех кондитерских лавках. Иногда их покупала в деревенском магазинчике его мать, когда они отправлялись на выходной в Бьюрис. Он считал, что их давно не выпускают, точно так же, как анисовое драже или помадку «Эдинбургская скала», а теперь их запах неожиданно напомнил ему старый родительский дом, зеленую речушку Стаур, в которой он ловил бычков и гольцов, деревню меж двух невысоких холмов, прежний покой.

Стэнли двумя пальцами вынул фиалковую конфетку и почувствовал сильный сладкий цветочный запах, когда поднес ее к носу. Семнадцать ему было, когда он убежал от всех них — от родителей, братьев, от реки и рыбалки. Отправился на поиски счастья, как он сказал им, до смерти устав от зависимости и обид на своих братьев, один из которых получил хорошую профессию, отбыв полсрока в учениках, а другой учился в колледже. «Я вернусь, — говорил он, — и буду стоить больше, чем вы оба». Он так и не вернулся, а отца видел в последний раз в Олд-Бейли, когда того пригласили на судебное разбирательство над сыном.

Теперь все переменилось. Счастье заставило себя ждать целых двадцать лет, но теперь оно почти у него в руках. Осталось сделать один крошечный шажок… А когда он получит деньги, возможно, на следующей неделе, то отправится в Бьюрис на собственной машине и всех поразит. «Как насчет того, чтобы порыбачить?» — скажет он своему брату, владельцу типографии, и достанет новые блестящие рыболовные снасти. «Убери это», — скажет он другому брату, учителю средней школы, когда тот полезет в карман за горстью мелочи. И придет их черед обижаться, когда мать поведет его по соседям похвастаться самым удачливым сыном…

Стэнли бросил конфетку обратно в пакет, и видение померкло. В сумке его заинтересовала еще только одна вещь — довольно толстая пачка банкнот, скрепленная резинкой. Сбережения Этель, предположил он, деньги на оплату новой квартиры. От них можно не избавляться, как от мертвой хозяйки.

Стэнли подсчитывал банкноты, когда услышал наверху очень тихий звук, скрип ступенек. Замечтавшись, он немного успокоился, но теперь пот вновь побежал по его лицу. Стэнли сделал шаг назад и стоял, дрожа, как маленький зверек, охраняющий свою добычу, навстречу которому медленно приближается более крупный хищник.

Дверь отворилась, и вошла Мод, опираясь на палку.

7


Мод пронзительно закричала. Она не стала дожидаться объяснений и расспрашивать. То, что она увидела, говорило само за себя.

Двадцать лет она ждала, что ее зять вновь прибегнет к насилию, за что и попал в тюрьму. Тогда он ограбил пожилую женщину и сейчас тоже. Стэнли снова напал на старуху ради денег, но на этот раз пошел дальше и убил ее.

Мод подняла палку и шагнула к нему. Выронив банкноты, Стэнли отступил к открытому пианино, руки задели клавиши, прозвучал низкий долгий аккорд. Мод прицелилась ему в лицо, но Стэнли быстро пригнул голову, и весьма ощутимый удар пришелся по шее. Он упал на колени, но почти сразу, пошатываясь, поднялся и метнул в Мод одну из зеленых вазочек.

Она разбилась о стену за головой Мод, и по комнате рассыпался дождь изумрудных осколков.

— Я убью тебя! — вопила Мод. — Убью собственными руками!

Медленно продвигаясь от пианино к дивану, Стэнли огляделся в поисках другого снаряда, но, прежде чем он сумел схватить вторую вазу, Мод снова ударила его, на этот раз по голове, и, когда он покачнулся, обрушила на него целый град яростных ударов. На секунду комната погрузилась во мрак, и расплывчатые предметы закружились перед ним в этой темноте: красные квадраты, треугольники и падающие звезды.

Мод забьет его насмерть. Ужас и ярость придали ей необыкновенную силу. Всхлипывая, он при1сел на корточки в углу, подставив плечо под неминуемый удар, и поймал конец палки.

Палка вырывалась, как живая. Стэнли пытался подняться, перебирая по ней руками. Он был сильнее Мод — все-таки мужчина, к тому же на тридцать лет моложе — он подтянулся, встал на ноги, оказавшись с ней лицом к лицу.

Оба молчали. Говорить было нечего. Все слова давно высказаны за последние четыре года. А теперь остался только сгусток взаимной ненависти, которая прорывалась в рычании задохнувшейся Мод и шипении Стэнли. Они вновь словно оказались одни на земле или попали в другой мир, пустой и безлюдный, где не существовало иных чувств, кроме ненависти, и иных инстинктов, кроме инстинкта самосохранения.

У каждого из них осталось только одно желание — завладеть палкой, на чем они и сосредоточились. Каждый в бешенстве тянул палку к себе. Стэнли сделал вид, что отступает со своей более выгодной позиции, а сам пнул, что было сил, по щиколотке Мод. Она с криком отпустила палку, и та грохнула об пол.

Стэнли подобрал клюку, потом метнул ее в дальний конец комнаты. Он потянулся к горлу старухи и вцепился в него обеими руками. Мод захрипела. Железные пальцы Стэнли все сильней давили на сонную артерию, тогда она коленом ударила ему в пах. Оба одновременно закричали и отпрянули в стороны. Стэнли всхлипывал от боли.

Он покачнулся назад, готовый снова прыгнуть. Мод почувствовала себя беспомощной, лишившись опоры, которая служила ей многие годы, и замахала руками. Ничто не помогло ей задержать падения, и, когда она повалилась, голова ее ударилась о выступающий край мраморного камина.

Стэнли подполз к ней на четвереньках и взглянул, с колотившимся, как молот, сердцем, на воплощение всех своих желаний.


Вера не заплакала и даже ничего не сказала когда услышала от него новость, но лицо ее сильно побледнело. Она кивнула в знак того, что приняла его рассказ о том, как Мод была в гостиной, просто стояла у камина, разглядывала свадебную фотографию, потом вдруг плохо себя почувствовала, дотронулась до лба и упала на пол.

— Рано или поздно это должно было случиться, — завершил он свой рассказ.

— Я поднимусь наверх, к ней, — сказала Вера.

— Если только не будешь расстраиваться.

В конце концов он ждал этого и подготовился. Стэнли последовал за женой на второй этаж. Вера поплакала немного, когда увидела Мод.

— Она выглядит очень спокойной.

— Я тоже так подумал, — с готовностью поддержал ее Стэнли. — Я подумал, теперь она обрела покой.

Они говорили шепотом, словно Мод могла их услышать.

— Жаль, что ты не позвонил мне на работу. — Я не видел необходимости расстраивать тебя. Ты ведь все равно не могла ничем помочь.

— Но мне хотелось бы быть рядом. — Вера наклонилась и поцеловала холодный лоб Мод.

— Пойдем, — сказал Стэнли. — Я приготовлю тебе чашку чая.

Он стремился увести жену из комнаты как можно скорее. Шторы были задернуты, спальня погружена в полумрак, только тусклый просочившийся лучик света поигрывал на лице Мод и лекарствах возле кровати. Но стоило Вере хоть на дюйм сдвинуть подушку, и она сразу заметила бы на голове Мод под седыми локонами глубокую рану

— Наверное, я должна остаться возле нее на всю ночь.

— Это еще зачем? — всполошился Стэнли, позабыв о шепоте. — В жизни не слышал подобной чепухи.

— Раньше так было принято. Бедная мама Она и вправду любила меня. Хотела как лучше. Доктор сказал, что это был еще один удар?

Стэнли кивнул.

— Пойдем вниз, Ви. От того, что мы будем здесь торчать, лучше не станет.

Стэнли приготовил чай. Вера смотрела на него, бормоча снова и снова, как часто бывает с людьми, только что потерявшими близкого человека, что в это невозможно поверить, хотя на самом деле этого нужно было ожидать, что мы все когда-нибудь умрем, и все же смерть — всегда большое потрясение, что она рада такой мирной кончине матери.

— Пойдем в другую комнату, здесь холодно.

— Хорошо, — согласился Стэнли.

Как только Вера увидит стол, она все вспомнит и начнет задавать вопросы, но он был к ним готов. Взяв в руки две чашки, он последовал за ней.

— О Боже, — сказала Вера, открыв дверь в столовую. — Тетушка Этель! Я совершенно забыла о тетушке Этель. — Она посмотрела на часы и тяжело опустилась на стул. — Скоро шесть часов. Она опаздывает, мама ждала ее к пяти. Совсем не похоже на тетушку Этель — опаздывать.

— Думаю, теперь она уже не приедет.

— Конечно, приедет. Она написала совершенно определенно, что приедет. О, Стэн, мне придется на нее обрушить такое… Как ей будет тяжело, ведь она всегда так любила маму.

— Возможно, она не появится.

— Какой толк повторять одно и то же? — сказала Вера. — Она опаздывает, только и всего. Я не смогла проглотить ни крошки, а ты?

Стэнли умирал с голоду. От смешанных запахов лососины и цыпленка у него текли слюнки, подводило живот, но он отрицательно покачал головой, состроив расстроенное лицо.

Он был голоден, совершенно измотан и знал, что не сможет расслабиться, пока не минует опасность. Вера уже видела мать и ничего не заподозрила; кроме того, ей совершенно незачем заходить в соседнюю комнату, где под кроватью лежит тело Этель Карпентер, скрытое свесившимся покрывалом. Пока что все шло гладко.

— Не могу понять, что случилось с тетушкой? — раздраженно заметила Вера. — Как ты думаешь, может быть, позвонить ее хозяйке в Брикстон?

— Там нет телефона.

— Да, но я могу попробовать дозвониться в кафе на углу и попросить их передать пару слов.

— Я бы не стал волноваться, — сказал Стэнли. — На тебя и так свалилось достаточно забот без Этель Карпентер.

— Что ж, подождем немного, ничего страшного. В котором часу завтра придут из похоронного бюро?

— В половине одиннадцатого.

— Придется сказать Доре, что на работе меня завтра не будет. Хотя непонятно, как они там справятся, ведь вторая помощница в отпуске.

Стэнли чуть не подавился чаем.

— Я за всем здесь пригляжу, Ви. Тебе совсем не обязательно дожидаться гробовщиков.

— Но я хочу… Это ведь моя родная мать, Стэн!

— Если тебе нужно быть на работе, иди на работу. Предоставь все мне.

Дальнейшую дискуссию прервал звонок в дверь. Вера вернулась с миссис Блэкмор, которая, хотя Стэнли ни с кем не поделился новостью, уже была в курсе событий. Наверное, подслушала доктора, когда он выходил. Но как бы то ни было, она успела — заверила она Веру — сообщить «печальные вести» соседкам: и миссис Макдональд, и остальным старым приятельницам. В делах такого рода она была настолько уверена в своей интуиции, что даже не сочла необходимым дождаться подтверждения своей догадки. Наскоро накинув поверх цветастого халата черное пальто, она объявила, что пришла отдать последнюю дань уважения миссис Кинауэй. Другими словами, она хотела увидеть усопшую.

— Только вчера мы с ней славно болтали через ограду, — сказала она. — Да, жизнь наша так же быстротечна, как у цветов, не правда ли?

С отвращением глядя на любопытную кроличью мордочку миссис Блэкмор со стянутыми в хвостики волосами, Стэнли подумал, что единственный цветок, который она ему напоминает, принадлежит к смертоносному семейству пасленовых. Все же лучше пустить их сейчас поглазеть на Мод, иначе потом кто-нибудь заявится в похоронное бюро и увидит подмену.

Стэнли отправился наверх следом за женщинами. Бдительный страж у изголовья усопшей, готовый в любую секунду отвести чужую руку, которая может попытаться нежно погладить волосы Мод.

Через пять минут после ухода миссис Блэкмор, громко заявившей о своем желании сделать все, что в ее силах: «Я все сделаю, дорогая, непременно обращайтесь ко мне», — явились оба Макдональда с букетом фиалок для Веры.

— Душистые фиалки для траура, — сентиментально заметила миссис Макдональд. Их запах напомнил Стэнли о сумочке Этель Карпентер. — Мы не пойдем к ней, миссис Мэннинг. Нам хочется запомнить ее живой.

После этого Вера и Стэнли остались одни. Стэнли раздражало, что Вера ждет Этель Карпентер, но тут он ничего не мог поделать. Наконец, не произнеся ни слова, Вера унесла со стола прибор, предназначавшийся для матери.

— Съешь что-нибудь, — сказала она.

В десять часов вечера, когда Этель Карпентер так и не объявилась, Вера убрала со стола, и они отправились спать. В дверях она бросила последний взгляд на Мод, но входить в комнату не стала. Они потушили свет и лежали рядом, не смыкая глаз и не касаясь друг друга.

Первой заснула Вера. Стэнли дрожал каждым нервом. Что делать, если утром Вера не пойдет на работу? Он должен заставить ее уйти. Возможно, ему удастся уговорить ее съездить зарегистрировать смерть… Тогда у него будет предостаточно времени на все, чтопредстоит сделать.

Вскоре после полуночи он тоже заснул и сразу же, так, по крайней мере, ему показалось, увидел сон. Он шел вдоль реки домой, из Лондона, пешком, как бродяга, с узелком за плечами. Казалось, идет он уже много лет, но сейчас он почти у цели. Вот-вот он дойдет до места, где река описывает большую излучину, и тогда откроется вид на деревню: сначала появится церковный шпиль, затем деревья и дома. Вот он видит их, вот ускоряет шаги. Он беден, он с узелком за спиной и в стоптанных башмаках, но зато знает, что встретят его со слезами радости и сразу пригласят в дом.

Было раннее утро. Над горизонтом вставало солнце. Стэнли пошел через луг, и брюки намокли от росы до колен. В деревне пока еще спят, но его мать наверняка уже на ногах. Она всегда рано вставала. Толчком он открыл дверь, шагнул через порог и окликнул мать.


Он услышал, как она начала спускаться по лестнице, и подошел к ступенькам, задрав голову. Мать спускалась вниз. Она постарела, ходила с палкой. Сначала он увидел ноги и юбку — ступени за время его долгого отсутствия стали высокими и крутыми — и наконец показалось ее лицо. Он отпрянул, закричал. Это было лицо не его матери. Это было лицо Мод — желтое, как воск, с оскаленными зубами, залитое кровью из раны на голове…

Стэнли проснулся от собственного крика, только крик был похож скорее на придушенный стон. Прошло несколько минут, пока он понял, где находится, и сказал самому себе, что это только сон и что Мод мертва Больше заснуть он не смог. Стэнли поднялся и прошелся по дому — сначала взглянул на Мод, затем прошел в соседнюю комнату. Нарциссы, которые Мод собрала для Этель, тускло белели при свете луны.

Он спустился вниз, где, как ему казалось, можно зажечь свет, ничего не опасаясь. Дом пропах запахами еды, консервированной рыбой, холодным мясом, которым суждено скоро испортиться, так как их негде хранить. Теперь, когда он пришел в себя и сон испарился, его одолело внезапное беспокойство оттого, что упустил из виду нечто важное. Что-то он забыл, но никак не мог понять, что именно. Стэнли сел за стол и подпер голову руками.

И тогда он вспомнил. Ничего важного, как оказалось: впервые за двадцать лет он провел день без кроссвордов.

Стэнли отыскал «Дейли телеграф» и шариковую ручку. При виде нетронутой головоломки он ощутил радостное возбуждение. Удивительно, как простой взгляд на пустые клеточки, составляющие изумительно симметричный узор, принес ему успокоение и унял дрожь в руках. За всю жизнь он, должно быть, решил не одну тысячу кроссвордов. Шесть в неделю, умножить на пятьдесят два, умножить на двадцать. Это же три тысячи семьсот сорок четыре кроссворда, не считая всех тех, что были в сборниках и ежегодниках.

Стэнли взял ручку. Один по горизонтали: «немецкое слово, которое часто произносят в закусочных, когда делают заказ» (девять букв). Стэнли задумался только на секунду, прежде чем написать «ГАМБУРГЕР». Тело расслабилось, словно его погрузили в теплую ванну, и он улыбнулся.

8


Будильник зазвенел в семь часов. Вера вылезла из-под одеяла и дошла почти до самой ванны, когда вдруг вспомнила. Она вернулась в спальню, раздумывая, стоит ли будить Стэнли, но он не спал, а лежал, уставившись в потолок.

— Раз уж я встала, — сказала она, — наверное, лучше пойти на работу.

— Обязательно. Я обо всем позабочусь сам.

Но Стэнли не был уверен, что жена послушается — так ее одолевали сомнения и тревоги. Наконец он увидел, как Вера вышла из дома и направилась к калитке. Как только она скрылась из виду, он принес пустой мешок из-под торфа и отнес его наверх. Надо снять с Мод кольцо и надеть его на палец Этель. Даже смешно, до чего у него, оказывается, чувствительный желудок. Стэнли обрадовался, что отказался от яичницы с ветчиной, которую Вера предложила ему на завтрак.

У Этель тоже было кольцо на мизинце правой руки. Стэнли стянул его трясущимися руками. Это было странное маленькое колечко — тонкая полоска золота с двумя ладонями, крошечными золотыми ладошками вместо камня. Стэнли надел его на палец Мод, а затем запихнул тело в мешок.

В саду Блэкморов никого не было — по субботам они любили понежиться допоздна, а окна у них в спальне выходили на улицу. Задыхаясь под тяжестью ноши, Стэнли протащил мешок по узкой бетонной полоске, начинавшейся от черного хода, и свалил в сарае. Настала очередь чемоданов. Это были объемистые чемоданы, хотя и не набитые доверху, но очень тяжелые. Стэнли от1крыл тот, что был полегче, запихнул в него пальто, шляпу Этель и зонтик, который, к счастью, оказался складным. Затем отволок все вниз и поставил в сарае рядом с мешком. Туда, кроме него, не заходил никто, но на всякий случай он забросал мешок и чемоданы торфом. Если кто и заглянет просто из любопытства, то подумает, что Стэнли Мэннинг хранит здесь не центнер, а целую тонну торфа Пока все шло гладко.

К половине десятого Этель лежала вместо Мод, укрытая простыней. Он подумал, что неплохой был бы штрих, который, вероятно, произведет впечатление на гробовщиков, если украсить комнату цветами, и потому он сходил в соседнюю комнату за вазой с нарциссами и поставил ее на столик среди пузырьков с лекарствами.

Ровно в десять часов появились представители похоронного бюро и, вручив Стэнли бланк с разрешением на кремацию, забрали тело Этель Карпентер.

В обеденный перерыв Вера зарегистрировала смерть Мод, а затем позвонила в Брикстон, в кафе по соседству с домом бывшей квартирной хозяйки Этель.

— Простите за беспокойство, у моего отца тоже был частный бизнес, и я знаю, как вы заняты, но не могли бы вы попросить миссис Хантли перезвонить мне?

Звонка пришлось ждать минут десять. Чтобы как-то заполнить ожидание, Вера раскладывала по пакетам одеяла, только что вернувшиеся из чистки.

— Я хотела узнать, — сказала она миссис Хантли, — не у вас ли мисс Карпентер. Она вчера так и не появилась.

— Не появилась, говорите? Она уехала… дайте подумать… примерно без двадцати час. С собой у нее было два чемодана, а сундук она оставила здесь, чтобы я отослала его по новому адресу на Грин-Лейнс, дом пятьдесят два, в Кроутоне. Его только что забрали.

Вера почувствовала слабость в коленках, ей даже пришлось сесть.

— А вы не знаете, она собиралась к нам?

— Последнее, что она мне сказала перед уходом, — «… они меня не ждут так рано, миссис Хантли, но я уж все равно отправлюсь. Дома наверняка будет мистер Мэннинг, и я смогу с ним поболтать». Она сказала, что пойдет помедленней, потому что чемоданы очень тяжелые.

— Вы сказали, без двадцати час?

— Могло быть и без четверти, — ответила миссис Хантли.

— Значит, она должна была появиться здесь в два!

— Возможно, она передумала. Возможно, она прямо отправилась на Грин-Лейнс.

— Да, наверное, она так и сделала, — сказала Вера.

Но на Этель это непохоже. Написать письмо, договориться о приезде, всполошить всех, а затем просто не появиться — весьма нелюбезное поведение. А Этель, хоть и могла быть временами резкой, язвительной и несговорчивой, вовсе не была нелюбезной, или непунктуальной, или безалаберной. Она человек старой закалки. Вера не понимала, что могло случиться.

В пять часов, когда поток посетителей иссяк и лавки на Хай-стрит опустели, Вера оставила химчистку на попечение Дорис, своей помощницы, и села в автобус, который шел до Грин-Лейнс.

Номер пятьдесят два на вид был гораздо лучше, чем дом на Ланчестер-роуд. Он примыкал к соседнему вплотную, зато у него был двойной фасад с выступающим фронтоном, рядом — наполовину деревянный, наполовину кирпичный гараж, а впереди раскинулся большой сад с весьма затейливой альпийской горкой. Дверь открыла худая женщина средних лет, из-за ее спины выглядывали мальчик и девочка которые одинаково могли сойти и за ее детей, и за внуков.

— Не хотите ли войти? — сказала она, когда Вера представилась.

— Нет, не могу, муж будет беспокоиться, если я задержусь. — Раньше Стэнли никогда не беспокоился, если она опаздывала, но с тех пор, как умерла Мод, он стал до того внимательным и милым, что такая возможность теперь не казалась чересчур фантастичной, как когда-то. — Я только хотела узнать, нет ли здесь мисс Карпентер.

— Я не жду ее до понедельника, — сказала миссис Патерсон усталым голосом. — Она определенно сказала: в понедельник. Лишние хлопоты мне сейчас ни к чему. — По коридору у нее за спиной валялись игрушки, а из глубины дома доносились звуки, позволявшие предположить наличие голодной собаки с щенячьим выводком. — Дочери пришлось лечь в больницу и оставить детей на меня… а тут еще собака ощенилась… По правде говоря, если бы я знала, что будет столько забот, я бы отказалась от затеи сдавать комнату.

Вера беспомощно посмотрела на нее.

— Я думала, что найду ее у вас. Мисс Карпентер исчезла

— Уверена она еще объявится, — сказала миссис Патерсон. — Ну, если вы не хотите войти, тогда, быть может, вы простите, мне пора кормить всю эту ораву.

Стэнли ждал ее на крыльце — взволнованный муж, чему она не очень верила даже когда говорила с миссис Патерсон.

— Где ты была? Я беспокоился.

Вера сняла пальто. То, что он беспокоился о ней, доставило ей такое огромное удовольствие, что она с трудом сдержалась, чтобы не броситься ему на шею.

— Приходили из похоронного бюро, — сказал он. — Я договорился о кремации в четверг. Нам еще предстоит с тобой работенка писать приглашения всем родственникам. Погоди пока с чаем. У меня здесь бланк, который ты должна подписать.

Заполнять бланк было интересно, но немного страшно. Стэнли не очень понравился тот пункт, в котором заявителя спрашивали, есть ли у него причины подозревать нечестную игру или недосмотр. Еще меньше ему понравилось звонить доктору Моксли, чтобы узнать имя второго врача, хотя он и испытал облегчение, когда Моксли перезвонил ему и сказал, что все сделано и что второй доктор — это некто по имени Диплок. Имя Блейка не было упомянуто.

— Просто поставь здесь подпись, — сказал он, вкладывая в руку Веры авторучку.

Вера расписалась.

— О, Стэн, ты так все превосходно устроил. Я не могу выразить, какое это для меня облегчение, что ты снял все заботы с моих плеч.

— Все в порядке, — сказал Стэнли.

— Теперь единственное, что меня по-настоящему беспокоит — это тетушка Этель. — Вера вкратце рассказала ему о своем телефонном звонке и визите к миссис Патерсон. — Тебе не кажется, что нам следует обратиться в полицию?

Лицо Стэнли стало абсолютно белым.

— Полицию?

— Стэн, я должна. Быть может, она лежит где-нибудь мертвая.

Стэнли не сразу смог заговорить и прокашлялся.

— Полицию не интересуют пропавшие женщины.

— Только разве девушки или женщины, которые, по всей вероятности, убежали с мужчинами. Тетушке Этель семьдесят.

— Да. Понятно. — Стэнли быстро обдумывал варианты, жалея, что не сделал этого раньше. И именно теперь, когда все идет так хорошо… — Послушай, ничего не предпринимай до понедельника. Подождем, не появится ли она у миссис Патерсон. Тогда, если по-прежнему не будет от нее никаких вестей, сообщим в полицию. Ладно?

— Ладно, — с сомнением ответила Вера.

Весь день Джон Блэкмор провел как приклеенный на приставной лестнице у задней стены — он красил дом. Стоило ему уйти, чтобы выпить чаю, как вернулась домой Вера Стэнли заглянул в сарай, убедился, что торф не тронут. Затем он запер дверь, опустил ключ в карман брюк и прошелся по вересковому садику, где до сих пор оставалась незаполненной глубокая траншея, В холодных майских сумерках вереск казался алмазно-белым на фоне мягкого каштанового торфа «Белый вереск, — подумал он, — белый вереск на счастье».

Следующий день, воскресенье, был ясным и жарким. Вера достала из кладовки кусок говядины, понюхала его. Снова начинает портиться. Всегда одно и то же. Каждый раз в жаркую погоду лопатка купленная к воскресному обеду, портилась прежде, чем Вера успевала ее приготовить, и приходилось вымачивать мясо в соленой воде, чтобы отбить сладковатый запах.

— Теперь ты сможешь купить холодильник, — сказал Стэнли. Он увидел, что жена растерялась, не зная, что ответить, и небрежно потрепал ее по руке. Слезы навернулись на глаза Веры.

— Хочу пройтись и заодно купить газету, — сказал он. — По воскресеньям мне не хватает кроссворда

Уже много лет он не чувствовал себя таким счастливым и беззаботным. Все складывалось идеально. А что он совершил неправедного? Ничего. Было бы неприятно, если бы возникла необходимость… ну, в общем, задушить Мод, но обошлось без этого. Мод умерла по собственной вине. Теперь единственное, что осталось сделать, чтобы избежать неприятных вопросов, это нанести визит миссис Патерсон.

Он вскочил в автобус, ехавший в сторону Грин-Лейнс. Остановка была совсем рядом с домом, и через несколько минут Стэнли приветливо улы1бался миссис Патерсон, в которой он сразу разглядел усталую, замотанную бабушку неугомонных внуков. Такая наверняка будет только рада избавиться от лишних забот.

— Моя фамилия Смит, — сказал Стэнли. Громко выла собака, и ему пришлось почти кричать. — Меня просила зайти к вам мисс Этель Карпентер.

— О, вот как? — Обернувшись, миссис Патерсон завопила: — Гарри, отведи собаку в сад! Я не слышу уже собственного голоса! Недавно ко мне приходила одна женщина, — сказала она Стэнли, — и спрашивала о ней.

— Дело вот в чем. — Она теперь живет в моем доме. — У меня на прошлой неделе освободилась комната, знаете ли, и она приходила смотреть. — Но решила не сразу, что выбрать — мою или вашу.

— Ох, уж эти старушки! — сказала миссис Патерсон с явным облегчением.

— Да, хорошо, что вы понимаете. Она объявилась под вечер в пятницу и сказала, что в конце концов решила переселиться в мой дом. Я так понял, ей не хотелось самой вам признаваться, — Стэнли с неохотой нащупал в кармане пачку банкнот, которую забрал из сумки Этель, — и в то же время ей не хотелось вводить вас в расход. Она подумала, пять фунтов уладят это дело.

— Не стоило беспокоиться, — сказала миссис Патерсон, однако деньги взяла. — По правде говоря, я не жалею, что так получилось. Теперь в этой комнате сможет жить мой внук.

— Должны еще привезти сундук, — сказал Стэнли. — Она послала его по этому адресу. Я заеду за ним. — Интересно, спросит она его адрес? Нет, не спросила.

— Пусть это вас не волнует, я приму сундук. Спасибо, что заехали.

— Не за что, — сказал Стэнли.

В киоске на углу он купил газету и к тому времени, как автобус добрался до конца Ланчестер-роуд, успел разгадать половину кроссворда «Героиня, чистосердечие и искренность которой играют главную роль в известной пьесе». «КАНДИДА»[9], — подумал Стэнли, жалея, что не захватил с собою ручку. Действительно чудесно. Что они придумают в следующий раз? Хорошая это тренировка для ума кроссворды. Он шел по тропинке, насвистывая.

9


Джон Блэкмор простоял все воскресенье на лестнице, занимаясь окраской дома, и, как только Стэнли высовывал нос на задний двор, Блэкмор каждый раз приветствовал его взмахом кисти или замечанием, что дело потихоньку двигается. В восемь вечера было еще светло, и Блэкмор не собирался прекращать работу.

— Не волнуйся, если я завтра приду домой попозже, — сказала Вера, когда они отправились спать. — После работы я заеду к миссис Патерсон узнать, не объявилась ли тетушка Этель.

— Я тут подумал, — небрежно бросил Стэнли, — что нам надо бы переговорить с поверенным твоей матери.

— С этим можно обождать до похорон.

— О, конечно. Конечно, можно обождать, — сказал Стэнли.

Этой ночью он спал хорошо, а когда проснулся, Вера уже ушла. Внизу все было чисто и прибрано, Вера, как обычно, оставила ему завтрак на подносе: насыпала в тарелку кукурузных хлопьев, налила молока в чашку, вскипятила чайник. Машины Блэкмора не было видно — значит, ее хозяин уехал на работу. Стэнли испытал большое облегчение, а то он уже начинал опасаться, что сосед взял летний отпуск и собирался целиком посвятить две недели ремонту дома.

На веревке развевалось выстиранное миссис Блэкмор белье, но она продолжала сновать из дома во двор с прищепками и какими-то вещичками: то поправит подпорку под веревкой, то расправит простыни, закрутившиеся на резком ветру.

— Чудесный день для сушки белья!

— Угу! — сказал Стэнли.

— Надеюсь, жизнь у вас входит в обычную колею. Миссис Мэннинг приходит в себя потихоньку?

Стэнли кивнул, стараясь не смотреть в сторону сарая.

— Ну вот, сейчас прикреплю последнюю мелочь и отправлюсь к сестре.

Повеселев, Стэнли послонялся по садику. Выдернул из клумбы с розами пару длинных сорняков, но заниматься прополкой настроения не было, к тому же все его внимание поглотили вересковые заросли на торфяной подушке с зияющей траншеей посередине. Голос миссис Блэкмор заставил его вздрогнуть:

— А что вы хотите поместить в эту большую яму?

Лоб Стэнли покрылся испариной.

— Собираюсь засыпать ее торфом. Купил для этого целый центнер.

— Я так и думала, — сказала миссис Блэкмор. — Мы с Джоном увидели эту яму, и Джон сказал… — Она смущенно захихикала, прикусив язык. — Ну, неважно, что он сказал. А вы не хотите закопать несколько молодых картофелин в жестяной банке? Говорят, если так сделать, то вы сохраните молодой картофель до Рождества

— Это для торфа, — упрямо повторил Стэнли.

Он прекрасно понял, что сказал Блэкмор. Представил, как эти двое сплетничают, посмеиваясь, и Блэкмор говорит: «Наверное, это для миссис Кинауэй, чтобы сэкономить на похоронах».

Стэнли отошел к границе с Макдональдами. Миссис Макдональд, чей муж устроился в жизни получше, чем Блэкмор, развешивала выстиранное белье на лесках раздвижной сушилки. Она тоже взглянула на него, обрадовавшись возможности посудачить, но Стэнли ограничился простым кивком.

Женщины начали дружески переговариваться громкими голосами через разделявшую их лужайку. Стэнли вернулся в дом и дорешал кроссворд.

Наконец ему повезло: обе соседки отправились по делам. Со своего наблюдательного пункта за пианино в гостиной Стэнли увидел, как миссис Макдональд вышла из дома с корзинкой на колесиках и подождала у калитки миссис Блэкмор. Дверь в доме Блэкморов с шумом захлопнулась, и миссис Блэкмор, разодевшаяся на выход в летний розовый пиджак и цветную шляпку, торопливо подошла к своей подруге и что-то ей прошептала Обе пристально посмотрели на дом Стэнли. «Опять поливают меня грязью», — подумал он, следя за тем, как женщины направились к автобусной остановке.

Когда они скрылись из виду, он поднялся наверх и из спальни, в которой когда-то жила Мод, окинул взглядом окружающие дворы. Там развевалось, трепыхалось и раздувалось на ветру выстиранное белье. Простыни были белоснежно-белыми, белее и аккуратнее, чем рваные облака, проносившиеся над колыхающимися веревками, и весь этот белоснежный вихрь так заворожил Стэнли, что он готов был стоять и смотреть не отрываясь, пока не уснет. Его словно придавил многопудовый груз нежелания делать то, что ему предстояло. До сих пор все проходило тайно. Сейчас он должен действовать в открытую, у всех на виду (хотя в двориках, из которых его могли бы заметить, не было ни души), а кроме того, то, что он собирался предпринять, было, наверное, первым действительно незаконным и наказуемым делом. Но его нужно было завершить, и не медля, пока не вернулась из магазинов миссис Макдональд.

Оба соседских дома были пусты. Стэнли не сомневался в этом. Блэкморы были бездетны, а двое подростков Макдональдов отправились в школу. Но все равно Стэнли ужасно раздражало, что придется работать под самым окном спальни Макдональдов, которое уставилось на него пустым глазом. И вообще, что они себе воображали, эти Макдональды, когда сооружали пристройку позади своего дома, которая нагло выпирает и заглядывает окнами прямо в его двор? Он бы мог их привлечь к ответу за нарушение «исконного права на свет»[10] или как там это называется, только у него никогда не было денег на адвоката… Черт бы побрал это слепое, закрытое, незашторенное окно! В доме никого нет, никого нет, уговаривал он себя, когда открывал сарай и отбрасывал торф руками.

Ветер взметнул легкое, как перо, облачко, припудрив одежду и руки Стэнли коричневой пылью. Для начала он вытащил чемоданы и, осторожно выглянув наружу и убедившись, что его никто не видит, отволок их к траншее и опустил на самое дно. Они заняли больше места чем он предполагал, так что на мешок с телом Мод осталось не больше фута

Тело Мод… До сих пор Стэнли мучили то усталость, то вялость и страх, но не тошнота. Сейчас к его горлу подступил тошнотворный комок. Он слегка забросал чемоданы торфом, стараясь глубоко дышать. Тошнота чуть уменьшилась.

Собрав всю свою решительность, Стэнли вернулся в старый сарай и взялся за мешок. Пальцы, скользкие от пота никак не могли ухватиться за толстый зеленый пластик. Если бы его кто увидел, сразу бы понял, что в мешке что угодно, только не мягкий и бесформенный торф, но никто ничего не видел. На Стэнли смотрели только птица, сидевшая на ветке спиреи, и черный незрячий глаз макдональдского окна.

Если бы только наступила тишина… Простыни хлестали, шлепали и щелкали друг о друга, то наполняясь воздухом от ветра то вновь опадая. Стэнли окружал хор непоседливых шумных призраков. Но простыни не казались ему бесплотными, ему чудилась целая толпа идиотов, белых соглядатаев, которые зубоскалили и посмеивались над каждым его движением.

Заключенное в блестящий зеленый скользкий кокон тело Мод подпрыгивало и тряслось по бетонной дорожке. Стэнли пришлось тащить его волоком, так как поднять такую тяжесть ему было не по силам. Мертвый груз, подумал он… Нужно справиться с тошнотой.

Самый худший момент настал, когда Стэнли принялся укладывать тело в яму на чемоданы. Он надеялся, что не придется касаться Мод, но потом понял, что это невозможно. Сквозь холодные сырые складки пластика прощупывалась мертвая плоть — ледяная и окаменевшая. Стэнли услышал, как из его груди вырвался сдавленный хрип ужаса. Верхушка мешка пришлась почти вровень с краем ямы. Стэнли опустился на колени и стал вдавливать мешок руками. Он и не предполагал, что у него хватит сил подняться, но наконец он встал, пошатываясь. Негнущимися руками, с которых пот лил в три ручья, Стэнли взял лопату и раз за разом наполнил ведро торфом.

Когда операция завершилась, образовавшийся в результате холм походил на то, чем, в сущности, он и был — на могилу. Стэнли разровнял землю, небрежно воткнул несколько веток вереска в пыльно-коричневую массу; и тут его вконец одолела тошнота. Он распластался на земле, раскинув руки, и его скрутило судорогой.

— Что случилось, мистер Мэннинг, с вами все в порядке?

Стэнли показалось, будто миссис Макдональд стоит прямо у него за спиной. Он дернулся и привалился к торфяному холму. Она была в десяти ярдах, с любопытством уставилась на него из-за ограды, простыни на ее сушилке трепыхались и щелкали под мерный скрип металлического стержня. «Привидения на карусели», — ни с того ни с сего подумал Стэнли.

— Я вернулась из магазина и увидела вас на земле. Что с вами приключилось?

— Съел что-то не то… — пробормотал Стэнли и, шатаясь, побрел к дому. Его лицо и руки были измазаны торфяной пылью.

Когда Вера уходила от миссис Патерсон, ей казалось, что с души у нее сняли тяжкий груз. Но к облегчению примешивалось раздражение. Как могла тетушка Этель быть такой эгоистичной? Написала Мод, пообещала приехать на уик-энд, даже указала точное время, а потом взяла и передумала, и что еще хуже, сняла комнату у миссис Патерсон и опять же передумала Что ж, тетушке очень повезло, подумала Вера, встретить такого терпеливого и покладистого человека, как миссис Гатерсон. Не каждая квартирная хозяйка удовлетворилась бы пятью фунтами после столь эксцентричной выходки. Жаль, конечно, что она не сообразила узнать у этого мистера Смита его адрес. Все же, если Этель предпочитает вести себя так бесцеремонно, то даже хорошо, что с ней не пришлось иметь дела. Пусть теперь поднимает шум, никто не сообщил ей о смерти Мод и не пригласил на похороны. А как можно с ней связаться, когда она сама затеяла эти глупые прятки? Пока Вера отпирала калитку, подошла миссис Макдональд.

— Ваш муж уже оправился от приступа?

— Приступа?

— Вы разве его еще не видели? О, мне совсем е хотелось вас расстраивать, правда

— Да скажите же, что произошло, миссис Макдональд?

— О, ничего страшного. Просто, когда я вернулась из магазина сегодня утром, бедный мистер Мэннинг лежал на земле среди своего вереска. Ему было плохо.

— Но что же случилось?

— Что-то не то съел, как он сказал. Мой сын, Майкл, сегодня не пошел в школу из-за больного горла. Он наблюдал из окна спальни за работой мистера Мэннинга и видел, как он упал.

Вера поспешила в дом, ожидая увидеть Стэнли ничком на диване, но он сидел в кресле, сосредоточившись на своем ежегоднике кроссвордов, и у него был обычный, здоровый вид, хотя и желтоватый цвет лица. Лучше ничего ему не говорить о том, что она услышала. Стэнли ненавидел, когда за ним шпионили соседи. Вместо этого она рассказала ему о своем разговоре с миссис Патерсон.

— Я же говорил, все будет в порядке, — сказал Стэнли.

— Да, дорогой. Я была очень глупой. Самое лучшее — позабыть о тетушке Этель и ее чудачествах. Хочешь кусочек бифштекса?

— Угу, — сказал Стэнли, больше не обращая на нее никакого внимания.

Вера вздохнула. Конечно, ему выпали напряженные дни, ведь мама умерла у него прямо на глазах, но если бы он только иногда, хоть изредка, поговорил с ней по-хорошему или поблагодарил ее за то, что она делает для него, или дал ей понять взглядом или улыбкой, что все еще любит ее. Хотя, наверное, этого нельзя ожидать после двадцати лет. Вера поела молча. Ей многое хотелось обсудить с мужем, но какой может быть разговор с человеком, который уткнулся в толстую книгу? Она убрала со стола, Стэнли нетерпеливо отодвинулся, но даже не взглянул, когда она забирала его тарелку. Затем она поднялась в комнату, которая раньше принадлежала Мод.

Вера села перед туалетным столиком, но прежде, чем выдвинуть ящик, где хранились бумаги Мод, она поймала в зеркале свое отражение и снова вздохнула. Дело не в том, что не хватало денег, не хватало времени… Она опасливо подумала, что скажет Стэнли, если она заговорит с ним о том, что хочет оставить работу. Потом, отведя взгляд, она открыла средний ящик и выложила его содержимое на кровать.

Сверху оказалась пачка писем от Этель Карпентер. Под ней чековая книжка Мод, свидетельство о рождении, свидетельство о браке. Верино свидетельство о крещении. Неприятная обязанность, но ее нужно выполнить, и как можно скорее. День быстро шел на убыль, в комнате сгущались тени, и только документы в ее руках ярко белели.

Было там и письмо из адвокатской конторы «Финбоу и Крейг», Хай-стрит, Кроутон. «Уважаемая госпожа, мистер Финбоу готов принять Вас, чтобы обсудить вопрос о Ваших последних распоряжениях…» После похорон, решила Вера, она тоже попросит встречи с мистером Финбоу.

Вслед за документами она нашла плоскую шкатулку, полную брошек, цепочек и сувенирных безделушек. Ей ничего не приглянулось — наверное, себе она оставит только эту камею-медальон с фотографией родителей, а остальное можно будет раздать родственникам, которые соберутся в четверг.

Затем настала очередь семейного альбома, обтянутого красной кожей. На первой странице была свадебная фотография родителей — Джордж, высокий и неловкий в визитке, взятой напрокат. Мод, в белом крепдешиновом платье до колен, решительно держит его за руку. Затем пошли ее собственные детские фотографии. Мод сделала ко всем подписи аккуратным, четким почерком: Вера в возрасте одного года, Вера делает первые шаги; затем более поздние фотографии, когда ей было пять или шесть; Вера знакомится с тетушкой Этель, Вера на пляже в Брейминстер-он-Си.

«Добрый старый Брей!» Это был заголовок к следующим двум страницам. Мод всегда так называла этот приморский курорт, от души считая его своей собственностью. Добрый старый Брей! На снимке, сделанном местным фотографом, Этель Карпентер в шляпке тридцать восьмого года и шелковом платье идет по пляжу, держа за руку десятилетнюю Веру. А на следующем снимке — Мод в очках от солнца и Джордж с завязанным узлами носовым платком на лысеющей голове, чтобы не напекло солнце.

Еще и еще снимки Брея… 1946-й, война кончилась, Вера выросла, хорошенькая восемнадцатилетняя девушка с длинными локонами, ярко-красными губами, которые на фотографии получились черными и блестящими. Через два года после появления «нового облика»[11]. Короткий льняной жакетик с широкой баской, длинная юбка-клеш. Неужели она и вправду носила туфли на ремешках с каблуками в четыре дюйма? Джеймс Хортон держит ее за руку и что-то шепчет солнечным днем на фоне яркого моря. Джеймс Хортон. А если представить, что это он внизу, ее муж, Джеймс, который слегка приболел, а она за ним ухаживает — улыбнулся бы ей он, поблагодарил бы, подставил лицо для поцелуя?

Фотографии Стэнли в альбоме не было, даже свадебной. Совсем стемнело, и Вера закрыла альбом. Она склонила голову и тихо заплакала, ее слезы капали на старый переплет из красной кожи.

— Что ты здесь делаешь в темноте?

Вера повернулась к Стэнли, который вошел в комнату, и, думая, что услышала в голосе мужа крошечный намек на нежность или заботу, она притянула к себе его руку и прижалась к ней щекой.

10


Стоя со склоненной головой между братом Джорджа Кинауэя, Уолтером, и сестрой Мод, Луизой, Стэнли смотрел, как гроб медленно движется от позолоченного экрана к ожидавшему его огню. Викарий призвал всех помолиться в последний раз, и, пока Вера тихо плакала, Стэнли наклонил голову еще ниже, изучая собственные ботинки.

— От Этель Карпентер, как я вижу, ничего, — сказала тетя Луиза, когда они на мощеном дворике рассматривали цветы. — Должна сказать, я ожидала встретить ее здесь. Вот это — от меня и дяди Тома, Стэнли. Венки нынче так дороги, а все равно пропадут зря, не так ли? Вот мы и подумали, что букет будет мило смотреться.

— Букетик, — уточнил Стэнли.

Макдональды были в своем репертуаре: прислали огромный крест из лилий. Стэнли не сомневался, что сделано это специально, рядом с их подношением цветы от родственников померкли.

Все расселись по такси и вернулись на Ланчестер-роуд. Стэнли еле сдержался при виде того, как миссис Блэкмор набросилась на херес и сэндвичи с ветчиной. У них даже не хватило приличия прислать цветы. С благочестиво постным лицом он отмел все попытки миссис Блэкмор узнать, сколько оставила Мод, но, как только гости разошлись, позвонил в контору «Финбоу и Крейг».

— Не слишком ли поспешно? — засомневалась Вера, когда узнала, что встреча назначена на следующий день.

— Завтра или на будущей неделе, какая разница?

— Хорошо бы покончить с делами. Это были хорошие похороны.

— Прекрасные, — искренне сказал Стэнли. Он даже не мог припомнить случая, чтобы съезд всех родственничков доставил ему такое удовольствие, если бы ему не нужно было решать задачу, как забрать сундук…

— Знаешь, любимый, — сказала Вера, — а мы ведь много лет не отдыхали. Когда все уладится, почему бы нам не съездить на недельку в добрый старый Брей?

— Поезжай сама, — сказал Стэнли. — Мне предстоит заняться кое-каким делом.

— Ты хочешь сказать, что получил работу?

— Кое-что наклевывается.

Стэнли холодно отвернулся. Ему наплевать на мечтательно-ободряющий взгляд Веры. Только и думает, что о работе. Совсем не умеет мыслить масштабно, вот в чем ее беда. Стэнли налил себе остатки хереса и начал размышлять о Пилбиме.

Сказав жене, что наклевывается работа Стэнли явно погрешил против истины. Работа не наклевывалась, она давным-давно проклюнулась, хотя особенно гордиться нечем. Он взялся за нее потому, что получил возможность более или менее свободно пользоваться фургончиком. Владельцу цветочного магазина из Старой Деревни понадобился водитель и разносчик. За день до похорон Стэнли прошелся до Старой Деревни, последних остатков селения, существовавшего на этом месте до того, как Лондон выполз на зеленые поля, и нанялся на работу, получив разрешение начать со следующего понедельника

В восторге от того, что все так складывается, он прогулялся по зеленой деревушке и, присев на ступени военного мемориала (Dulce et decorum est pro patria mori) [12], закурил сигарету.

Для человека, чьи надежды почти осуществились, нет более приятного занятия, чем помечтать о том, что он сделает с деньгами, когда их получит. Одно счастливое видение сменяло другое: машина, одежда, роскошная выпивка и прочее, но в то же время Стэнли не питал иллюзий, что сможет прожить остаток жизни на двадцать тысяч фунтов. Теперь он слишком большой человек, чтобы работать на других, разве что возьмется за составление кроссвордов. Но это позже, это, возможно, станет его побочным занятием. А для начала, думал Стэнли, предпочтительно заняться бизнесом, и то, что он увидел перед собой, перейдя дорогу и ступив на мостовую, натолкнуло его на мысль, чем именно заняться, что было бы выгодно и соответствовало его новому положению человека со средствами — завести лавку. В конце концов, старый меланхолик Кинауэй неплохо преуспел в этой области, совсем неплохо, а то, что мог Джордж Кинауэй, для Стэнли — плевое дело.

Он увидел сквозь ряд старых деревьев несколько магазинчиков со смешными покосившимися фронтонами эпохи Тюдоров. Там был художественный салон с выставленными абстрактными картинами, кукольный магазинчик, индийская лавка с национальными украшениями, за ней — перед букинистическим магазином — свободная лавчонка с заколоченной досками дверью и надписью в окне: «Сдается внаем».

Возле магазина, прижав нос к грязному, захватанному пальцами стеклу, стоял толстый человечек. Не переставая насвистывать, Стэнли тоже остановился и уставился внутрь темной пыльной комнаты, заваленной картонными ящиками. Незнакомец тяжело вздохнул.

— Чудесный день, — весело сказал Стэнли.

— В самом деле? — Собеседник повернулся к нему, и Стэнли увидел курносое детское лицо под редкими бесцветными волосами. Незнакомец курил сигарету, которую явно скрутил сам, и, когда он поднес руку ко рту, Стэнли заметил, что у него не хватает фаланги указательного пальца, заканчивавшегося мозолистым наростом вместо ногтя. Палец напомнил ему итальянскую сосиску. — Наверное, для кого-то неплох.

Стэнли ухмыльнулся.

— Что с тобой, дружище? Выиграл в пульку?

— Почти, — скромно ответил Стэнли. Незнакомец с минуту помолчал, затем произнес несколько мрачно:

— Я столяр по профессии, столяр и краснодеревщик. Тридцать лет отработал, а фирма возьми да и прогори.

— Не повезло.

— Это место… — он постучал по стеклу, — могло бы стать золотым дном в умелых руках.

— Каким именно золотым дном? — осторожно поинтересовался Стэнли.

— Антиквариат, — выпалил незнакомец, брызнув слюной на Стэнли. — То, чего я не знаю об антиквариате… — плевок, лопотание, фырканье… — уместится на почтовой марке. — Он слегка отпрянул от Стэнли и стал в позу оратора — Схема такая, — продолжал он, — покупаешь пару кресел, скажем, подлинный хепплуайт [13], и делаешь — или я делаю — еще дюжину, вставляя в них кусочки двух подлинных. Ясна картина? Потом продаешь все скопом как хепплуайт. Кто узнает? Понадобился бы лучший эксперт, уверяю тебя. Или стол. Инкрустированная столешница, года примерно тысяча восемьсот десятого, — приделай к ней ножки, и дело в шляпе.

— А откуда взять эту столешницу?

— Пойти по домам. Здесь в округе. По дороге на Барнет и дальше, Большой Хадем и все деревни вокруг. У некоторых старушек по чердакам рассованы настоящие сокровища.

— А кто это купит?

— Ты шутишь. В Кроутоне до сих пор нет ни одной антикварной лавки. Зато здесь попадаются люди, у которых столько капусты, что они не знают, что с ней делать. Старинные вещи — дело верное. А ты разве не знал? Все, что нужно — это капитал.

— Я, возможно, получу кое-какой капиталец, — осторожно сказал Стэнли.

Курносый нос сморщился.

— Пойдем, пропустим по стаканчику, дружище. Меня зовут Пилбим, Харри Пилбим.

— Стэнли Мэннинг.

Пилбим заплатил за две порции, и они поговорили немного. Когда настала очередь Стэнли заказать выпивку, он извинился, сославшись на деловую встречу, но они договорились увидеться в следующую среду, когда Стэнли, по его словам, сумеет прозондировать почву.

Пока что у него не возникло желания тратиться на Пилбима, да и за виски нынче дерут три шкуры. Конечно, у него еще осталась почти вся пачка из сумочки Этель Карпентер, но именно эти деньги ему не хотелось расходовать.

Оставшись в одиночестве на следующее утро после похорон, он вынул купюры из кармана и принялся разглядывать. От них шел сильный фиалковый запах. По сравнению с тем, что плывет ему в руки, это капля в море. Запах лишил его душевного равновесия, и он подумал, что самое умное — это сжечь банкноты, но не мог заставить себя уничтожить деньги. Большого вреда не будет, если подержать их у себя недельку-другую. Он поднялся наверх и из книжного шкафа в спальне вынул сборник кроссвордов за 1954 год затем разложил деньги Этель между страницами и вернул книгу наместо в шкаф.

В эту минуту, представил он, глядя на старый металлический будильник, Вера уже в конторе у поверенного. Тут Стэнли почти совсем решился войти в дело с Харри Пилбимом, и ведь лучше отправиться в следующую среду в пивную богатым человеком, а не просто возможным наследником.

— Завещание вашей матери очень простое, миссис Мэннинг, — сказал мистер Финбоу. — Я не понимаю, что вы подразумеваете под условием.

Вера не знала, как объяснить. Все это звучало довольно странно. Она попыталась выпутаться.

— Моя мать… э-э… сказала, что изменила завещание… ну, тогда еще, в марте. Она сказала что деньги достанутся мне только в том случае… о, Господи, как это ужасно звучит… если она умрет от удара а не от чего-либо другого.

Брови мистера Финбоу поползли вверх. Вера предвидела такую реакцию.

— Ничего подобного в завещании нет. Миссис Кинауэй составила свое завещание четырнадцатого марта и, насколько я знаю, это было единственное завещание, которое она когда-либо подписывала.

— Понятно. Должно быть, она… ну, в общем, пошутила. Она действительно нас уверила что… Это было ужасно.

— Такое условие было бы совершенно против правил, миссис Мэннинг, и вряд ли законно.

«Какого теперь он будет обо мне мнения, — подумала Вера — раз мать боялась за свою жизнь, живя с единственной дочерью?» Мод поступила жестоко, подвергнув ее такому конфузу.

— Как бы там ни было, завещание здесь, у меня, — сказал мистер Финбоу. Он открыл ящик стола и вынул конверт. — Все состояние покойной миссис Кинауэй безоговорочно переходит к вам, как к единственной наследнице. При таких обстоятельствах она могла бы вообще не писать завещания, разве только, чтобы не возникли проблемы из-за его отсутствия, апробирование в суде и так далее. Если бы она пережила вас, то состояние следовало бы поделить поровну между миссис Луизой Блисс, ее сестрой, и мисс Этель Карпентер. Состояние составляет… минутку… приблизительно двадцать две тысячи фунтов. В настоящее время почти вся сумма вложена в акции.

— Когда я смогу?..

— Довольно скоро, миссис Мэннинг. Через неделю-другую. Если вы пожелаете продать акции, я лично вручу вам чек. Конечно, если вам сейчас понадобится какое-то количество наличных, сто-двести фунтов вам легко могут быть предоставлены.

— Нет, спасибо, — сказала Вера.

— Неделя-другая? — задумчиво переспросил Стэнли, когда Вера вернулась домой. — Так я и думал. Все идет как по маслу.

Он криво улыбнулся сам себе, припомнив, как обдурила их Мод, или почти обдурила, с этим своим условием к завещанию. Впрочем, это уже не важно. В целом все шло прекрасно.

11


Фургончик был зеленый, с одной стороны — одноцветный, с другой — разрисованный венками из роз. Стэнли припарковал его к обочине, развернув одноцветной стороной к окнам миссис Патерсон и, сбросив букеты цветов на пол, так, чтобы их нельзя было разглядеть из окон, постучался в дверь.

Как только миссис Патерсон вышла на стук, он увидел в коридоре позади нее сундук.

— Мистер Смит, а я уж думала, что не дождусь вас.

— Никак не мог вырваться раньше, — сказал Стэнли.

— Я могу позвать зятя, чтобы он вам помог.

И увидел цветы, которые Стэнли должен был развезти?

— Я сам справлюсь, — сказал Стэнли.

Сколько тяжестей пришлось перетаскать за последние дни! Если так и дальше пойдет, недолго и надорваться.

— Можно поставить сундук на коляску моего внука и отвезти.

К радости Стэнли, миссис Патерсон не пошла за ним по тропинке, когда он покатил ветхий сундук к фургончику. К тому же она оказалась не очень любопытной: не стала спрашивать адрес и не посмотрела вслед отъезжавшему фургону.

Он свернул в узкий мощеный переулок, соединявший Старую Деревню с кроутонской Хай-стрит, припарковал фургон, заехав на край тротуара. Затем, убедившись, что за ним никто не следит, он вскарабкался внутрь фургона и поинтересовался содержимым сундука Этель Карпентер.

Деревянный сундук был выкрашен черной краской. Стэнли решил, что ему, наверное, лет сто. Должно быть, с этой поклажей Этель переезжала из одного дома в другой, когда служила в прислугах. Сундук был заперт, хотя иначе и быть не могло. Но Стэнли не собирался избавляться от него, не познакомившись с содержимым, поэтому достал из сумки с инструментами молоток, гаечный ключ и занялся замком.

После десяти минут возни с инструментами Стэнли наконец добился своего. Он открыл крышку и заглянул внутрь. Поверх зимней одежды лежала картонная коробка, в которой обычно продают почтовую бумагу В этой коробке тоже была почтовая бумага, только уже исписанная. Стэнли, прищурившись, читал письма Мод к ее лучшей подруге. Как он и подозревал, в них было полно унизительнейших замечаний в его адрес. Вот бы вышло славно, если бы они попали в чужие руки. Самое лучшее — сжечь. Стэнли скомкал письма и сунул их в карман.

Больше там ничего интересного не было, если не считать их с Верой свадебной фотографии и еще одного снимка Джорджа Кинауэя. На обороте было написано: «Это и твое кольцо — вот и все, что у меня от тебя осталось». Стэнли убрал снимок вкарман, туда же, куда и письма, а затем внимательно осмотрел одежду, нет ли там меток с именем Этель. Меток не оказалось, но, роясь среди шерстяных вещей, пахнувших камфорой, он наткнулся на что-то твердое и холодное.

На дне сундука лежало несколько небольших свертков в мягкой бумаге. Холодным предметом, до которого он дотронулся, оказался локоть фарфоровой фигурки, прорвавший обертку. Он развернул ее и увидел пастушку с посохом и черной овечкой. В волнении разорвав бумагу, он достал одно за другим старинные часы, вазу для сухих цветов и серебряный кувшинчик-сливочник. С дальним прицелом на пустующую лавку Стэнли завернул все эти вещи в «Дейли телеграф».

Берега канала были укреплены желтым кирпичом, рядом с которым вяло плескалась грязновато-желтая вода. У ворот шлюза стояли две баржи, а вдоль берега прогуливалась женщина с маленькой собачкой на поводке. В саду возле домика смотрителя шлюза играли двое детей, и Стэнли сразу понял, что сейчас избавиться от сундука невозможно.

Он вернулся в цветочный магазин и отдал хозяину фиктивный заказ на букет весенних цветов, который нужно было доставить на другой конец Кроутона к десяти часам вечера. Хозяин долго ворчал, но повеселел, когда Стэнли сказал, что сам отвезет цветы. Стэнли не хотел, чтобы хозяин отправил счет несуществующим людям, и поэтому с большой неохотой решил сам заплатить за заказ из денег, оставшихся от пособия.

Пока он пил чай, фургончик стоял припаркованный около дома. Внутри по-прежнему находился сундук, но газетный сверток Стэнли принес в дом. Он спрятал сокровища Этель Карпентер в самый дальний угол своего гардероба, а письма и фотографии сжег в камине спальни.

Дождь шел весь день с перерывами, но сейчас зарядил основательно, звонко барабаня по окнам. Вера задернула шторы, зажгла свет и приготовила конверты и бумагу. Затем она села и беспомощно уставилась на лист перед собой. Какая же она дура! С утра до вечера только и думает об отпуске, а даже понятия не имеет, что нужно сделать, чтобы поселиться в отеле Брейминстера. Да и вообще, как люди узнают об отелях? Вере никогда не доводилось жить ни в одном из них.

Это как раз то, с горечью подумала она, о чем знают все, кроме нее. Жизнь у нее была тяжелой, но прожила она ее, как рак в скорлупе, и теперь поняла, что, хотя ей уже сорок два, она не представляет, как подступиться к делу, с которым легко справится любой. «Предположим, мне нужно заказать обед в ресторане или купить билеты в театр, заказать билеты на самолет или приобрести машину, — размышляла Вера. — Я бы не знала, с чего начинать. Совсем как ребенок».

У других людей были путеводители, рекламные проспекты. Они писали письма или звонили по телефону. Вера не сомневалась, что ей никогда не хватит смелости позвонить в отель. Все это уже ни к чему, она теперь слишком стара и слишком устала.

Если только… Конечно! Почему она об этом раньше не подумала? Ей же известен один пансион в Брее, заведение миссис Хортон.

Последний раз она там жила более двадцати лет тому назад. Тогда миссис Хортон показалась ей старухой, но на самом деле лет ей было меньше, чем Вере сейчас. А это значит, что сейчас миссис Хортон нет и шестидесяти. Джеймс, конечно, больше не живет со своей тетушкой, так что можно не бояться ни встречи, ни его вытянувшегося лица, когда он увидит, как она изменилась. Джеймс, наверное, где-то далеко…

Немного успокоившись, Вера принялась писать письмо.

Из-за дождя движение на дорогах почти прекратилось, но Стэнли продолжал упрямо ехать, окатывая тротуар фонтанами брызг. И все же он полз как черепаха, потому что «дворники» не справлялись с потоками воды, заливавшими стекло, и он почти ничего не видел.

Потоп, подумал он, вот что это такое. Недурное словечко для кроссворда. А какое подобрать определение? «Библейское наводнение»? Неплохо.

— Палиндром из пяти букв, — громко произнес он, словно объясняя какому-то новичку.

Вот какую работу он действительно любил — составлять кроссворды. И может быть, когда бизнес наладится и у него появится много свободного времени, он сумеет заполучить такое место, ведь когда говорят деньги, все молчат. С деньгами можно открыть любую дверь, можно всего добиться.

Погода была как по заказу. На улицах ни души, можно подумать — наступает конец света Он медленно подъехал к шлюзу и увидел, что окна в доме смотрителя зашторены наглухо. Дождь колотил безжалостно, превращаясь вдалеке в густую клубящуюся завесу.

Сегодня ни одна старая кочерыга не вышла прогуляться с собачкой. По ту сторону шлюза причалили две пустые баржи, их корпуса быстро наполнялись водой. Вода в канале уже начала подниматься. Желтая пенящаяся вода, казалось, тянется вверх к дождю, который обрушивался на нее с шумом, похожим на гул дрожащего стального листа

Стэнли никогда раньше не видел канал таким, как сейчас. Обычно, по крайней мере днем, тут полно барж, ребятишек с удочками, прогуливались частенько владельцы собак со своими питомцами. Канал вился среди пустырей, замусоренных, бросовых, с редкими чахлыми деревцами, и был жалким подобием настоящего водного пути. Вместо лесов и свежих деревенских пейзажей по его берегам виднелись только задворки двух или трех слившихся пригородов с их недостроенными фабриками и полуразрушенными складами.

Но сегодня все это поглотил дождь. Стэнли не мог различить ни одного ясного силуэта дома, только отдельные группки огоньков, отделенные друг от друга черными неосвещенными массивами фабричных зданий. И неожиданно из-за дождя и редких пятен света все вокруг приобрело почти сельский вид, поэтому Стэнли вновь вспомнил свой старый дом, где, если идти ночью вдоль берега реки, от воды поднимается густой туман, а вся деревня превращается в крошечные яркие точки, сверкающие между пологими холмами.

Им вновь овладел легкий приступ ностальгии пополам с раздражением, пока он еле-еле тащился вдоль тропинки, морщась каждый раз, когда колеса погружались в выбоины с грязной водой.

Отъехав подальше от дома смотрителя, Стэнли выключил ближний свет и продолжал двигаться в темноте, чутко прислушиваясь к каналу, который плескался и журчал слева от него. На какое-то мгновение он представил, что едет вдоль реки, но если бы, внизу и в самом деле текла его река, то сейчас он доехал бы до изгиба, где нужно брать резко влево. Потом, после нескольких ярдов, холмы расступились бы и показались мигающие огоньки деревни. Но это был не Стаур, а Кроутонский канал, и сейчас не время предаваться подобным фантазиям. Еще не хватало, чтобы он свалил фургон в воду вместе с сундуком тетушки Этель.

Стэнли дал задний ход, подъехал почти к самому берегу и распахнул дверь фургончика. Кляня слепящие струи дождя, он перебрался через сиденье водителя и принялся выталкивать сундук. Сундук медленно скользил по резиновому коврику. Стэнли схватил букет цветов, швырнул его на пассажирское кресло. Последнее усилие… Он толкнул, упираясь ногами в приборный щиток.

Сундук неожиданно вывалился, ударился один раз о каменную кладку канала и рухнул в воду с сильным всплеском. Стоя на коленях в распахнутых дверях, Стэнли не успел отпрянуть, и вода настигла его высокой волной, окатив с головы до ног. В сердцах Стэнли выругался.

1По воде пошли большие круги. Промокнув до костей, Стэнли не беспокоился о плаще, а присел на корточках на парапете и глянул вниз. Затем закатал уже промокший рукав, опустил руку в воду. Но нащупать крышку сундука так и не сумел, хотя и тянулся изо всех сил, чуть не свалившись в воду. «Хорошо, — подумал он, вставая, — еще одно дело сделано».

Отослав письмо, Вера подумала, что поступила довольно глупо. Двадцать лет — большой срок, миссис Хортон наверняка куда-нибудь переехала. Но в середине недели пришло письмо с почтовой маркой Брейминстера. Ожидая ответ, если Вера и дозволяла себе на что-то надеяться, она предполагала, что получит длинное сумбурное письмо, полное воспоминаний и местных новостей, но миссис Хортон написала официально, просто сообщив, что будет рада видеть миссис Мэннинг и оставит для нее хорошую комнату с видом на море.

Указанная цена была вполне Вере по средствам. Она получит отпускные и небольшую премию, которую хозяева химчисток выдавали своим работникам перед летним отпуском. О Стэнли тоже беспокоиться не приходилось, он прекрасно устроился на новой работе и во время отсутствия жены сможет жить на зарплату.

— Придет время забирать чек от «Финбоу и Крейг», а тебя как раз нет, — проворчал он, когда услышал, что с отпуском уже все решено.

— Мистер Финбоу сказал, «неделя-другая», дорогой, а две недели как раз кончатся, когда я вернусь.

Она с любовью улыбнулась ему, вспомнив прекрасный и совершенно неожиданный подарок, букет цветов, который он принес в тот дождливый вечер, когда ему пришлось задержаться на работе. Если бы только он мог с ней поехать…

— Я отвезу тебя утром на вокзал, если хочешь.

— Как мило, дорогой.

— Через неделю после твоего возвращения у меня будет собственная машина.

— Все, что захочешь, Стэн. А себе я куплю стиральную машину и, наверное, холодильник.

— Совсем не обязательно терять голову, — холодно заметил Стэнли и вписал последнее слово в кроссворд: «ОПАЛ» — «неприятность с бисквитом у неопытной кухарки или камень».

— Надеюсь, ты справишься один с хозяйством.

— Без проблем, — сказал Стэнли.

12


Оставшись один в доме, Стэнли критически оценил положение дел и поздравил себя с тем, как отлично справился с задачей. Все прошло без сучка, без задоринки. Мод спокойно лежит в земле, на ее могиле уже начинает расцветать вереск. Возможно, через несколько месяцев он построит на этом месте гараж. Нужно же где-то держать «ягуар». Этель Карпентер превратилась в горстку серого пепла и мирно покоится в урне на каминной полке в гостиной, между свадебной фотографией и обнаженной фигуркой девушки. Сундук с одеждой — на дне канала а «предметы искусства», которые он спас, запрятаны в гардероб подальше, и ждут того времени, когда попадут на прилавок магазина который они с Пилбимом откроют в скором времени.

Он встретился с Пилбимом в тот день, когда и договорились, и отметил встречу с новым партнером. Пилбим заметно поубавил любезности, когда Стэнли признался, что в настоящее время не имеет доступа к капиталу. Но Стэнли решил, что он сумел погасить сомнения своего будущего компаньона. Едва Вера вернется, Финбоу сам принесет добычу в зубах — все дело десяти дней, не больше — и он сможет представить Пилбиму конкретное доказательство своего благосостояния.

Да дела шли превосходно.

Стэнли посетил Старую Деревню, сообщил Цветочнику, что работа все-таки его не устраивает, и, не обращая ни малейшего внимания на последовавшие упреки и даже оскорбления, забрал причитающиеся ему за две недели деньги. Потом он погулял по травке и выкурил сигарету, сидя на ступенях военного мемориала и любуясь издали магазином, который вскоре должен перейти в его собственность. Яркое воображение рисовало лавку «е в теперешнем ее виде, а такой, какой она будет, когда пустое пространство над окном украсит позолоченная надпись, выполненная готическим шрифтом, когда резная дверь приобретет латунную ручку, витрина заполнится подлинными — на вид — произведениями искусства, и начнут толпой приходить покупатели, спешащие расстаться со своими денежками. Жизнь была прекрасна.

Он зашел в винный магазинчик и купил бутылку виски и шесть банок пива. Таким образом, вооружившись всем необходимым для «горячего обеда», он вернулся домой, где устроился на диване в столовой, на том самом месте, которое в течение четырех лет являлось священным и неприкосновенным единоличным владением Мод.

Стэнли налил стакан виски и обернулся к тещиной фотографии в рамочке, которую Вера повесила на стенке. Произнеся тост: «За отсутствующих друзей!», Стэнли улыбнулся и включил телевизор, программу «Вокруг спорта», вспомнив, как в прошлом ему каждый раз приходилось пропускать ее, потому что шум мешал послеобеденному отдыху Мод.

У Веры был только один чемодан, и она решила добираться с вокзала до миссис Хортон на автобусе. Автобус оказался зеленым, одноэтажным, почти совсем как тот, на котором они с Джеймсом часто ездили к морю. Побережье совсем не изменилось. Все тот же старый навес для оркестра чистенький пирс, скалы, заросшие армериями и оранжевыми маргаритками с длинным латинским названием, которое Вера никогда не могла запомнить.

Она не увидела ни одного аттракциона ни одной лавочки, торгующей жареной рыбой с картошкой, но старый киоск с леденцами и сахарной ватой стоял на месте, и к нему направлялся ребенок с ведерком и совочком, белокурый малыш. И Вера была такой же тогда много-много лет тому назад.

Вера вышла на конечной остановке и глазам своим не поверила. Невозможно, чтобы прогресс и всеобщее сумасшедшее поветрие сносить все и вся, чтобы было где громоздить новостройки, не коснулись Брейминстера. Невозможно, но именно это и увидела Вера. Летним субботним днем на южном побережье не гремела музыка не визжали толпы людей, не было ни автобусных экскурсий, ни вереницы изможденных осликов с орущими Детьми в повозках, курсировавших по пляжу. Вера слушала тишину. В ветвях букового дерева которое по-прежнему росло в саду большого дома на Углу, пела птица. Вера оказалась на морском курорте, на юге Англии, в разгар сезона и только пение птицы нарушало здесь тишину

Она медленно прошлась по улице и позвонила в колокольчик на двери пансиона «Полумесяц», а когда ей открыла сама миссис Хортон, Вера так разволновалась, что с трудом могла говорить. Внутри дом совершенно не изменился. Вера с удивлением разглядывала надувной мячик и лопатку, оставленную ребенком возле стойки с зонтами, именно там, где она оставляла когда-то свои игрушки.

— Навевает какие-то воспоминания, не так ли? — мягко произнесла миссис Хортон. — У вас утомленный вид. Не хотели бы вы подняться к себе и прилечь?

— Я не устала — улыбнулась в ответ Вера — просто я не думала что здесь все по-старому.

— В Брее не любят перемен.

— Но как вам удалось избежать их? Я хочу сказать, что везде все так переменилось после войны.

Миссис Хортон начала первой подниматься по лестнице.

— Видите ли, мы здесь предпочитаем держаться особняком. В этом мы немного похожи на эссекский Фринтон. В других городах стремятся получить как можно больше денег, но нас это не волнует. Мы не пускаем сюда автобусные экскурсии, а наше экологическое общество присматривает за тем, чтобы строители не переусердствовали. У нас хорошая мэрия. Надеюсь, и дальше все так останется.

— Я тоже, — сказала Вера, когда миссис Хортон ввела ее в комнату, в которой когда-то жили Мод и Джордж.

— Вашей маме эта комната очень нравилась. Как поживает ваша мама, миссис Мэннинг?

— Она умерла, — ответила Вера.

— О Господи, как жаль. — Миссис Хортон внимательно посмотрела на Веру и, прежде чем выйти из комнаты, добавила: — Нелегкое вам выпало время, одна потеря за другой.

Стэнли пролежал на диване весь субботний день. Он не привык к виски и сразу впал в тяжелый сон. Его разбудил телефонный звонок, но телефон замолчал, прежде чем он подошел. Десять минут спустя телефон зазвонил вновь. Пилбим. Не хочет ли Стэнли встретиться с ним в восемь часов, чтобы пропустить по рюмашке и заодно обсудить дельце? Стэнли согласился и спросил, не Пилбим ли звонил ему раньше.

— Только не я, дружище. Наверное, это был твой биржевой маклер.

Ну а вдруг и в самом деле так? То есть не маклер, конечно, поверенный, которому понадобилось сказать, что с деньгами все в порядке. Но с чего это поверенный станет работать в субботу? Стэнли хотел было набрать номер «Финбоу и Крейг», но потом передумал. Еще слишком рано.

Он открыл банку с бобами, стал поджаривать кусочек хлеба, и вдруг снова зазвонил телефон. Вера, решил он, наверное, хочет сообщить ему, что добралась благополучно. Как будто он волнуется, что поезд мог потерпеть крушение.

Он снял трубку и услышал девичий голос:

— Мистер Мэннинг? Мистер Стэнли Мэннинг?

Секретарша Финбоу, больше некому.

— Слушаю вас, — проговорил Стэнли.

— Вы меня не знаете, мистер Мэннинг. Меня зовут Каролайн Сноу. Ваш телефон мне дала некая миссис Хантли.

Миссис Хантли? Миссис Хантли? Где он уже слышал это имя? С ним было связано что-то неприятное. Это точно. Стэнли ощутил легкое беспокойство — ничего особенно страшного, но он почувствовал, что грядет какая-то неприятность. Стэнли прокашлялся.

— Что же вы хотите?

— Переговорить с вами или вашей женой. Мне нужно кое-что узнать о мисс Этель Карпентер.

Стэнли неуверенно опустился в кресло, в котором сидела за несколько минут до своей смерти Этель Карпентер. В голове ни одной мысли, и язык совсем не слушался.

— Можно мне зайти к вам повидаться? — продолжал девичий голос. — Не будете ли вы столь любезны позволить мне прийти завтра вечером?

Из горла у него вырвался слабый писк, в котором Стэнли узнал собственный голос:

— Нет, но… Погодите, что именно?..

— Значит, я могу прийти в восемь? Чудесно. Я буду в восемь и все объясню. Огромное вам спасибо.

— Послушайте, не вешайте трубку. Скажите хоть по крайней мере… — Телефон щелкнул и замолчал.

Стэнли почувствовал, что его охватывает такая же дрожь, как в тот момент, когда он, сидя в этом самом кресле, все не решался положить на место телефонную трубку, услышав обещание доктора Моксли приехать немедленно. Тогда он был на вершине, в самом зените всех неприятностей, но теперь-то они позади. Или нет? Ладони вспотели, Стэнли вытер их о колени.

Неприятность пришла с той стороны, откуда он не ждал. Вся прелесть плана воспользоваться Этель Карпентер заключалась в том, что старуха совершенно одинока, из друзей — никого, кроме Мод, и совершенно невероятно, чтобы кто-нибудь стал наводить о ней справки. Последнего он ожидал меньше всего.

Стэнли вернулся в столовую, прикончил виски, но к бобам не притронулся и выбросил консервную банку в мусорное ведро.

Виски немного успокоило, но зато теперь его затошнило. А что, если эта девчонка из полиции? Маловероятно. Судя по голосу, она молодая, нервная и дотошная. Но кто же, черт возьми, она такая, эта Каролайн Сноу? По голосу ей никак не дать больше двадцати пяти, и она не может быть подругой миссис Хантли, иначе она не стала бы называть ее «некоей». Быть может, это ребенок, теперь уже взрослый, из семьи, где когда-то работала Этель?

Скорее всего, так. Стэнли пожалел, что не удосужился прислушаться к бесконечным историям Мод о том, где и у кого работала Этель и как звали всех хозяйских детей. Но теперь поздно горевать. И все же, чем больше он думал, тем вероятней ему казалась мысль, что это какая-нибудь зажиточная дамочка, вспомнившая о своей старой няне. Приехала в Лондон из провинции на каникулы и вбила себе в голову облагодетельствовать бывшую служанку. Миссис Хантли, наверное, просто сказала ей, что Мэннинги дружат с Этель и у них можно узнать, где ее разыскивать. Но в таком случае, почему миссис Хантли не отослала ее прямо на Грин-Лейнс?

На это, можно не сомневаться, ответ будет очень простой. Почувствовав себя гораздо лучше, Стэнли решил сказать девушке, что Этель снимает комнату у каких-то людей по фамилии Смит, но что сам он не знает, где они живут. Девице такого сорта, избалованной и привыкшей получать все готовенькое, вскоре наскучит ее затея. Он громко рыгнул, огляделся вокруг в поисках кроссворда, но вспомнил, что уже дорешал его.

В восемь часов Стэнли отправился в пивную, все еще чувствуя тошноту. С собой он взял только один фунт, так как Веры, у которой можно занять денег, рядом не было, а ему предстояло жить одному целую неделю.

Пилбим был на месте и выглядел так, словно пил без продыху последние несколько часов. От виски, с которым он расправлялся, он стал злым и колючим.

— Я так думаю, твоя очередь платить, — сказал он Стэнли. Память у него была явно хорошая. Стэнли с неохотой заплатил за две двойных порции. — Ну, старина, когда мне ждать первый взнос?

— Первый что? — переспросил Стэнли, все еще думая о Каролайн Сноу

— Со мной эти штуки не пройдут, — громко заявил Пилбим. — Ты все прекрасно понял. Первый взнос из твоего хваленого капитала, о котором мы столько наслышаны.

— Небольшая заминка с поверенным.

— Тогда тебе, наверное, стоит поприжать своего поверенного, а?

— Деньги скоро будут. Еще неделя-другая, и мы сможем открыть дело.

— О'кей. Но помни, я человек нетерпеливый. Чтобы получить лицензию, мне пришлось занять капусту у своей старухи. А она хочет вернуть свои денежки, причем быстро. Смотри, не ошибись на этот счет.

— Постараюсь, — робко сказал Стэнли, а затем добавил более уверенно: — Твоя очередь, мне кажется.

— Выпьем за славное будущее. — Пилбим слегка подобрел и принес еще две порции виски.

— Кстати, — сказал Стэнли, вспомнив, что Каролайн Сноу может оказаться из полиции и предъявить ему ордер на обыск или что-нибудь в этом роде, — кстати, у меня есть кое-что для тебя. Вещички, с которых мы могли бы начать.

— Молодец. Какого сорта вещички?

— Старинные часы и кое-что из фарфора.

— Где они?

— У меня дома.

— Вот что я тебе скажу, — произнес Пилбим. — Почему бы нам с тобой вместе не пойти и не взглянуть на них сейчас же? Твоя жена дома?

— Она уехала.

— Не шутишь? Тогда сбегай-ка в лавку, Стэнли, старина, и купи нам бутылочку «Хейга», мы с тобой это дело отпразднуем.

Стэнли пришлось признаться, что у него нет при себе денег и Пилбим, снова став темнее тучи, сварливо заявил, что, так и быть, на этот раз он раскошелится, но Стэнли должен будет выложить ему свою долю наличными, как только они доберутся до Ланчестер-роуд.

Плохое настроение не покидало Пилбима, он молчал почти всю дорогу, пока они не вошли в дом. Дом Стэнли не произвел на Пилбима большого впечатления, о чем он не замедлил сообщить.

— Не слишком шикарно ты здесь устроился, а? — Пилбим с презрением оглядел потертый ковер и Верины фотографии в рамочках. — Неудивительно, что у тебя есть капитал. Ты не очень потратился на обзаведение.

— Сейчас я принесу то, о чем говорил. Вещички наверху.

— Давай, старина. И заодно уж я освобожу тебя от двадцати шести монет.

— Деньги тоже наверху, — пробормотал Стэнли.

Ничего не попишешь. Придется потратить пару банкнот Этель. Стэнли открыл сборник кроссвордов за 1954 год и вынул две бумажки. Затем взял свертки из гардероба и вернулся к Пилбиму, который уже попивал виски из Вериной коньячной рюмки.

— Странно как-то пованивает, — сказал он, нюхнув банкноты. — Где ты их держал? В жес1тянке с тальком? Ты, Стэн, настоящий старый скряга

Пилбим спрятал деньги в карман, но о сдаче даже не вспомнил.

— Так ты глянешь на эти штуки?

Пилбим осмотрел пастушку, вазу, кувшинчик и часы, пофыркал и объявил свой приговор:

— Продать можно, но ценности большой не представляет.

Затем он положил ноги на диван и, не дожидаясь приглашения, поведал Стэнли историю своей жизни.

Рассказ получился интересный. Пилбим вспомнил о многочисленных стычках с законом, об эскападах с женщинами и о состояниях, которые он чуть было не сколотил. Но мысли Стэнли постоянно возвращались к Каролайн Сноу. Кто она такая? О чем собирается его спрашивать? Вдруг она придет не одна? Стэнли пил, лишь бы успокоиться, пока голова не отяжелела и, когда Пилбим дошел в рассказе до того места где он чуть не женился на наследнице, годившейся ему в матери, Стэнли Мэннинг клюнул носом и отключился.

Последнее, что он запомнил, это как Пилбим встал и сказал на прощание:

— Я позвоню тебе через пару дней.

— Ничего не выйдет, — прохрипел Стэнли, — до следующей недели.

— Предоставь это дело мне, старина Стэн. Я прижму тебя так, что ты сам поймешь, как надо прижать маклера.

На следующий день Стэнли спустился вниз только в полдень, проспав в одежде всю ночь. Пилбим не взял безделушки Этель, но захватил с собой бутылку и сдачу Стэнли.

Стэнли не привык много пить и сейчас мучился сильнейшей головной болью. Ему казалось, что кто-то попал внутрь его черепа и изо всех сил колотит по хрупким стенкам своей тюрьмы, стараясь оттуда выбраться.

При виде еды Стэнли натужно и болезненно рыгнул. Для пробы снял бумагу с отмокавшего в соленой воде куска говядины, который ему оставила Вера, а он позабыл убрать на ночь в кладовку. Мясо попахивало, но еще не совсем испортилось, хотя есть его, к тому же когда одолевает такая тошнота, было невозможно. Он выбросил говядину в ведро к бобам. Все равно аппетит пропал совершенно. Вместо еды он принял две таблетки аспирина и побрел на задний двор в садик.

Неожиданно для себя он понял, что день выдался очень жаркий, ослепительно, удушающе жаркий Для этого времени года, такие дни обычно записывают в рекорды, а в газетах появляются статьи о том, как люди теряют сознание от духоты, а на дорогах плавится покрытие. В саду не было ни одной тени. Стэнли, никогда не любивший жару, метнул злобный взгляд через ограду, туда, где сидели Макдональды и уплетали под полосатым тентом воскресный второй завтрак. Некоторые не знают, куда девать деньги, подумал он, оглядывая с презрительным отвращением их новую садовую мебель и бикини миссис Макдональд. Бабе сорок пять, никак не меньше, уж могла бы соображать что к чему, ведь сыну уже пятнадцать. Мальчишка, на котором не было ничего, кроме плавок, вернул Стэнли его злобный взгляд, и тот поспешил убраться в дом.

В столовую, закрытую со вчерашнего вечера, солнце светило с семи утра Там стояла жара, как в печке, и воняло сигарами Пилбима Стэнли вновь отрыгнул и поплелся на кухню, где было прохладней. Он мог бы вынести стул на бетонную дорожку в тень возле задней двери, но ему не хотелось показываться на глаза Джону Блэкмору, который с самого утра взгромоздился на лестницу и красил дом.

Наконец Стэнли приготовил себе чашку чая и забрал ее наверх. Он лежал на смятой постели, обливаясь потом, но не мог расслабиться. Через семь часов ему придется разговаривать с Каролайн Сноу Сейчас, думая о предстоящей встрече, он не был настроен так оптимистично, как в предыдущий вечер. Он с трудом понимал, как несколько слов по телефону и открывшиеся ему новые стороны в характере Пилбима могли так быстро закрыть темной тучей его счастье. Только несколько часов, не лет, прошло с того момента, когда он сидел, ни о чем не заботясь, на ступенях военного мемориала

В конце концов Стэнли беспокойно заснул, и во сне ему казалось, что он слышит через стенку, как храпит Мод. Это урчала всего-навсего газонокосилка Блэкморов, как выяснилось, когда Стэнли проснулся, но мысль о том, что его подсознание трансформирует обычные звуки в слуховые галлюцинации, связанные с покойной тещей, его расстроила Со дня смерти теща приснилась ему впервые.

Солнце перешло на фасад дома и проникло сквозь плотные шторы, залив спальню раскаленным ярким светом. Стэнли казалось, будто вся одежда прилипла к телу. Около шести он поднялся и сменил рубашку. Спустился вниз, вновь завернул вещи Этель в бумагу, запихнул их в буфет.

За весь день он не съел ни крошки, но от одной мысли о еде его снова затошнило. А что, если выйти пройтись или прокатиться на автобусе и посмотреть, что сегодня в кино? Тогда Каролайн Сноу постучится в пустой дом, и так ей и надо. Но Стэнли знал, что никуда не уйдет. Отложить на день или даже несколько дней эту встречу было бы невыносимо.

В половине восьмого он начал метаться по комнате. Стало прохладней, но не намного, и он

1решил не открывать окон. Макдональды по-прежнему весело галдели возле дома, играли в надувной мяч и перебрасывались шуточками с Джоном Блэкмором, торчавшим на своей лестнице. Можно подумать, если их ничто на свете не тревожит, то и у других нет никаких забот. Стэнли заставил себя сесть. У него начал подергиваться и прыгать угол рта.

Что, если она приведет с собой мужа? Или миссис Хантли, или — Боже сохрани — полицейского? «Сейчас она уже, наверное, на остановке», — подумал Стэнли, глядя на часы, — «собирается садиться в автобус. Еще десять минут, и она будет здесь». Стэнли поднялся наверх, обошел все окна, выходящие на улицу. Никого не увидел, если не считать одного смельчака, который мыл машину. «Через неделю-другую это буду я», — успокоил себя Стэнли, — «а мой «ягуар» и фургончик будут припаркованы рядышком. К тому времени Кэролайн Сноу уйдет в прошлое, как дурной сон…»

Да и что они могут с ним сделать? Что вообще с ним можно сделать? Этель Карпентер превратилась просто в горстку пепла в урне, и он пока что не слышал, чтобы какой-нибудь умник научился определять по пеплу, кому этот пепел принадлежит. Как бы там ни было, он пальцем до нее не дотронулся. Неужели он виноват, что она замертво свалилась в гостиной? Он устроил ей чертовски хорошие похороны, гораздо лучшие, чем те, какими удостоила бы ее, если бы нашла мертвой в своем доме, миссис Хантли. Нет, в самом деле, он оказал ей услугу. Очень достойная получилась кремация, в хорошем вкусе. Можно подумать, он беспокоится, как бы его не сочли убийцей или еще кем.

Пять минут девятого. После того как стрелки миновали критическую цифру на часах, Стэнли обнаружил, что на душе постепенно становится легче. Он спустился вниз и распахнул двери на террасу. Макдональды заносили в дом свою дурацкую мебель и дурацкие игрушки. Стэнли почувствовал себя настолько здоровым и спокойным, что ему захотелось постричь лужайку. Он что-то пробормотал в ответ на приветствие Блэкмора и вывез из сарая косилку. Прошелся по лужайке два раза, следя, как срезанная трава сыплется веером в бункер. Наверное, неплохо бы сбегать в дом и проверить, не появилась ли все-таки гостья.

Стэнли бегом поднялся по лестнице, оставляя за собой след из срезанных травинок. Из окон спальни перед ним открылся вид на пустынную улицу. Даже смельчак-одиночка уже домыл свою машину и ушел. Прекрасный, тихий вечер. Не в привычках Стэнли наслаждаться покоем от общения с природой, но сейчас почему-то он почувствовал, что в такой прозрачный и безмятежный вечер ничего с ним не может случиться. Безоблачное небо стало нежно-фиолетовым, опустились длинные, неподвижные тени. Какой красивой станет его лужайка, когда он тщательно ее подстрижет косилкой, а края подправит длинными ножницами.

Почти совсем успокоившись, он вернулся к работе. Косилка оставляла за собой гладкие длинные полосы, Стэнли работал ровно и размеренно, ему нравилось, когда лужайка выглядела аккуратно, с ровными полосочками, наподобие отреза бархата или мастерски выполненного вязания. Вересковые посадки теперь были в тени, уснули под своим одеялом из торфа и срезанной травы. Вперед-назад, вперед-назад… Двадцать пять минут девятого. Какой же он дурак, что так волновался!

Он повернул к дому, толкая перед собой машину. Какого черта Блэкмор делает ему какие-то знаки?

— К вам пришли, дружище.

У Стэнли пересохло во рту.

— Что?

— В вашу дверь звонит молодая леди.

— Ладно, ладно, — сказал Стэнли.

Ладони взмокли моментально. Он вытер их о брюки и пошел в столовую. Казалось, звон разносится по всему дому. Стэнли закрыл уши влажными руками. А может, ему просто пойти наверх и не разжимать ушей, пока она не уйдет? Но Блэкмор ее видел, Блэкмор скажет, что он дома…

— О Господи! — простонал Стэнли. — Хорошо, хорошо, — сказал он, — уже иду.

Звонок замолчал. Стэнли открыл двери.

— Мистер Мэннинг? Добрый вечер. Я Каролайн Сноу. Извините, что опоздала. С трудом нашла ваш дом.

Стэнли уставился на нее в изумлении. На секунду он обо всем позабыл. И не страх лишил его дара речи. Он, конечно, видел такие создания, вроде нее, и раньше, по телевизору на конкурсе «Мисс мира» или на обложках журналов, которые время от времени покупала Вера иногда даже их приблизительные копии подъезжали к нему заправиться в гараж. Но ни одна из этих девушек до сих пор не звонила в двери дома номер шестьдесят один по Ланчестер-роуд.

— Жарко, не правда ли? Можно войти? О, благодарю вас. Я, наверное, доставила столько беспокойства.

— Ничего страшного, — промямлил Стэнли.

Он пропустил ее вперед, указав рукой на дверь в столовую. Со спины она выглядела не хуже. Длинные светлые волосы закрывали плечи густым золотым покрывалом. Стэнли не мог припомнить, чтобы ему когда-нибудь доводилось видеть такую прямую спину или ноги, столь длинные, гладкие и совершенные по форме, что смотреть на них было почти больно.

Войдя в комнату, она повернулась к нему лицом, и он поразился, как ему могла прийти в голову мысль, будто со спины она выглядит так же хорошо. Ее гладкую кожу покрывал ровный атласный загар, гораздо более темного оттенка, чем волосы. Шведка, наверное, шевельнулась у Стэнли слабая мысль, когда он встретился со взглядом сине-голубых глаз, спокойных и прохладных, как северные моря. Его окутало ароматное облако духов, от которого слегка закружилась голова.

— Быть может, чашку чая? — сказал он.

— Это было бы прекрасно.

Стэнли отправился на кухню поставить чайник на огонь. А ведь он глазел на нее не просто ради красивых глаз. Он смотрел так потому, что почувствовал, будто лицо ее знакомо. Где-то он недавно видел это лицо, или другое, но очень похожее. В кино? В газете? Он не мог вспомнить.

— Для начала я лучше объясню, — сказала Каролайн Сноу, когда он вернулся в комнату, — для чего я пришла.

— Да, признаться, меня это удивило, — сказал Стэнли.

— Естественно. Но я чувствовала, что не могу говорить по телефону о таком… ну, в общем, личном. Знаете, у вас чайник кипит.

Стэнли поднялся и пошел выключить газ. Он собирался и дальше быть тактичным и вежливым, но, когда вернулся в комнату, у него невольно вырвалось:

— Кто вы?

Она улыбнулась:

— Да это самое сложное. Лучше сразу сказать и покончить с этим. Я внучка Этель Карпентер.

13


— Не может быть, — сказал Стэнли. — Она даже не была замужем.

— Я знаю. Но все равно у нее в семнадцать лет родился ребенок.

Стэнли, раскрывший рот после признания Каролайн Сноу, теперь снова закрыл его, судорожно глотнув. Наконец он произнес:

— Теперь, когда вы сказали, я вспомнил. Моя жена упоминала об этом.

— Наверное, мне лучше рассказать все с самого начала.

— Пожалуй, — покорно согласился Стэнли. Он и без того зашел слишком далеко, так что теперь лучше узнать самое худшее. — Я принесу чай.

«Ее внучка», — думал он горестно, разливая кипяток. — «Все равно что полицейский».

Она улыбнулась ему. Стэнли подумал, что так она уже не кажется удивительной красавицей, потому что зубы у нее неровные. К тому же она теперь стала больше похожа на Этель Карпентер, и Стэнли понял, кого она ему напомнила.

— Ну что ж, давайте послушаем, — сказал он.

— Мои родители живут в Глостере, — начала Каролайн Сноу, — а я учусь в Лондоне, в педагогическом колледже. Хочу быть учительницей. Я уже на втором курсе. Так вот, в этом семестре нам нужно было сделать курсовую по греческим мифам или генеалогии, и я выбрала генеалогию. — Стэнли посмотрел на нее с подозрением. Он прекрасно знал, что такое генеалогия, потому что благодаря своей страсти к кроссвордам приобрел большой словарный запас, да и вообще любил слова, но он никак не мог взять в толк, какое отношение генеалогия имеет к тому, чтобы учить ребятишек читать и писать, и даже подумал, не врет ли Каролайн Сноу. — Если честно, то я бы выбрала мифы, если бы знала, во что впутываюсь. Наш преподаватель велел каждому составить по два фамильных древа, одно по отцовской линии, другое по материнской. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, — оскорбился Стэнли. — Я не такой уж невежда.

— Я не это имела в виду. Просто все немного запутано. Ну вот, составить папино древо оказалось легко, потому что все его родственники родились в деревне недалеко от Глостера, и я смогла воспользоваться записями в приходской книге метрик, и так далее. К середине семестра все было уже готово. Затем я приступила к маминой линии. Она очень смущалась и совсем не захотела мне помочь, что совершенно на нее не похоже. Она удивительный человек, просто бесподобный. Вы бы пришли от нее в восторг.

— Надо полагать, — сказал Стэнли.

Когда же она доберется до сути? Меньше всего он хотел сейчас слушать об удивительной, восхитительной мамочке, которую наверняка возненавидел бы с первого взгляда.

Каролайн Сноу скрестила длинные ноги и зажгла сигарету. Скосив глаза, Стэнли проследил, как пачка сигарет исчезла в ее сумочке, и внутри у него закипел гнев.

— Короче, в двух словах, я точила мамочку до тех пор, пока она не рассказала мне. Мама призналась, что была незаконным ребенком. Я всегда считала что ее родители умерли и поэтому она росла в сиротском доме, но она сказала, что это не так. А правда в том, что ее мать до сих пор жива а кто ее отец, она никогда не знала. В конце концов, я выудила из нее всю историю.

Ее матерью была Этель Карпентер, служанка, которой, когда она родила ребенка, исполнилось всего семнадцать лет. Мою маму до семилетнего возраста воспитывала тетя, а потом тетя вышла замуж, и ее муж отослал мамочку в сиротский дом. Как это ужасно, правда? Мамочка никогда не видела собственную мать, и долгие годы единственным родственником, с которым она встречалась, был кузен, приезжавший ее навестить. Это кузен Этель, и он очень по-доброму относился к мамочке.

Но слава Богу, у мамочки была голова на плечах, и она пошла учиться — между прочим, в тот же самый колледж, что и я — а когда она стала работать в школе в Глостере, она встретила папу, вышла за него замуж, и с тех пор они живут счастливо. Довольно печальная история, не правда ли?

— Да. — Стэнли следил, как она потушила сигарету. — Но я не понимаю, при чем здесь вы, — сказал он.

— Бабушка не выходит у меня из головы, — сказала Каролайн Сноу. — У меня так неспокойно на душе из-за нее. Мамочке никогда не хотелось повидаться с ней. Наверное, она полагала, это будет слишком тяжело для них обеих. Но теперь, когда я столько узнала, я просто обязана ее найти. Подумайте, что для нее это будет означать, мистер Мэннинг. Бедная, одинокая, старая женщина внезапно обнаруживает, что у нее есть собственная семья.

Стэнли хорошо понимал чувства «мамочки», хотя почти все его симпатии были на стороне мистера Сноу. «Ничего себе поворот событий», — подумал он, — «сначала повезло жениться на сироте, а потом вдруг невесть откуда на тебя сваливается старуха-теща, когда сам уже не молоденький. Да и раскошелиться наверняка для нее придется. Будь я на его месте», — сказал себе Стэнли, — «я бы задал девчонке хорошую трепку. Нечего маленькой негодяйке повсюду совать свой нос. Тоже мне, благодетельница человечества».

— Будь я на вашем месте, я бы оставил эту затею, — вслух произнес он. — Ни к чему все это. Если бы ей нужна была семья, она бы нашла всех вас давным-давно, — Стэнли подумал, что выбрал хорошую линию — милосердную по отношению к несчастному мистеру Сноу и небесполезную для самого себя. Он постарался развить мысль. — Вряд ли она захочет, чтобы ей напоминали о прошлом, не правда ли? Позор и все такое. Нет, лучше оставьте это. Уверен, что и папа ваш скажет то же самое. Люди всегда делают ошибку, когда начинают ворошить прошлое. Как говорится, не стоит трогать спящую собаку.

— Боюсь, что не могу согласиться с вами, — натянуто заговорила Каролайн Сноу. — Вы же читаете газеты и знаете, какая большая проблема в нашей стране со стариками, как одиноки некоторые из них, без родных и друзей. Я бы никогда не простила себе, если бы сейчас сдалась. — Она улыбнулась, одарив его извиняющим взглядом. — Уверена, на самом деле вы так не думаете. Миссис Хантли рассказала мне, что ваша собственная теща несколько лет жила в этом доме и вам приходилось за ней ухаживать. Вы ведь не покинули ее, правда? А теперь, когда она умерла, вам не за что себя упрекнуть. Так вот, я тоже не хочу себя упрекать.

Это небольшое ораторское выступление на время лишило Стэнли дара речи. Он хмуро глазел на девушку. Такое рвение и такое простодушие были выше его понимания. Он прокашлялся.

— А как вы вышли на миссис Хантли? Став снова невозмутимой, она ответила:

— Кузен, который когда-то навещал мамочку в сиротском доме, все еще жив, хотя он очень старый человек. Для начала я поехала повидаться с ним. Он сказал, что потерял связь с моей бабушкой, но знает, что ее последнее место службы было в доме неких Килбрайдов. Я разыскала их, и они сказали мне, что она снимает комнату у миссис Хантли.

— А та послала вас к нам?

— В общем, она сказала, что вы знаете, где моя бабушка, потому что она очень дружит с миссис Кинауэй. А еще она сказала, что бабушка собиралась пожить здесь у вас, но передумала и сейчас снимает комнату в Кроутоне у какой-то миссис Патерсон, чей адрес миссис Хантли забыла. Я подумала… я подумала, что, если вы дадите мне этот адрес, я бы сразу отправилась к ней и сказала, кто я… О, я так нервничаю, так волнуюсь! Нервы совсем никуда. Только представьте, мистер Мэннинг, что она подумает, когда увидит меня. Я собираюсь сказать ей, что она больше никогда не будет одна. У нас в Глостере довольно большой дом, и я хочу, чтобы папа обставил для нее верхний этаж. Я хочу сама отвезти туда бабушку и показать, где она будет жить, и просто увидеть ее лицо.

«А я бы хотел увидеть лицо папочки», — подумал Стэнли. — «Бедняга. Хорошо этой дурочке устраивать чужие жизни. Ей-то самой не придется терпеть в доме старуху, которая примется стучать палкой по полу и требовать еду в любое время суток, и утверждать единоличное право на телевизор. Она-то сама будет жить в Лондоне, в своем колледже. Чертовка», — подумал он с возмущением. Теперь это долг Стэнли — предотвратить нечто подобное, его прямой долг… Он был так возмущен, что на секунду забыл о невозможности появления в доме Сноу новой родственницы. Затем вдруг вспомнил: Этель мертва, все, что от нее осталось, находится в пятнадцати футах от них, в урне на каминной полке. Неважно, куда пойдет Каролайн Сноу или где она будет искать — Этель исчезла с лица земли.

— Адрес миссис Патерсон? Грин-Лейнс, пятьдесят два, — сказал он, — но мне кажется, вы не найдете ее там. Моя жена говорила, что тетушка Этель подобрала себе другое жилье.

Каролайн Сноу записала адрес.

— Большое вам спасибо, — лихорадочно поблагодарила она. — Теперь я уверена что смогу разыскать бабушку. По разве не странно, что она сказала миссис Хантли, будто едет сюда а потом взяла и передумала?

Стэнли нахмурился.

— Когда вы подольше пообщаетесь со стариками, так, как я, — с чувством сказал он, — вас не будут удивлять их причуды.

Гостья поднялась, в глазах ее впервые появилась скорбь, да и энтузиазма наверное, слегка поубавилось, а затем она бросила критический взгляд в зеркало.

— Интересно, мы с ней похожи хоть чуть-чуть? Я просто копия мамочки, а мамочка наверное, похожа на нее.

— Да вы немножко похожи, — сказал Стэнли. Каролайн Сноу быстро обернулась.

— Так, значит, вы все-таки знакомы? Вы видели ее?

Стэнли готов был откусить себе язык.

— Она была на моей свадьбе, — пробормотал он.

— О, понятно. — Девушка взяла сумочку, и Стэнли проводил гостью до дверей.

— Я поставлю вас в известность, как у меня идут дела, — пообещала она.

Из окна спальни Стэнли проследил за тем, как она торопливо направилась в сторону Грин-Лейнс. Однажды он где-то прочитал, что самые дурные опасения чаще всего не сбываются. Как это верно! Когда девушка скрылась, он закончил стричь лужайку в легких сумерках, насвистывая старую песенку, которой, как он потом понял, была «Мод» Теннисона

Вера прекрасно проводила отпуск. Она познакомилась с хорошими людьми, с женатой парой примерно ее возраста, которые тоже жили у миссис Хортон. Они настойчиво предложили прокатиться с ними вместе на машине вдоль побережья, а потом поехать в сторону от моря к Арундельскому замку, и со смехом спросили, уж не думает ли она, что они проводят свой медовый месяц, когда Вера попробовала отклонить приглашение под тем предлогом, что может им помешать. Они также хотели, чтобы она сидела с ними за одним столом, но Вера наотрез отказалась. Она ела одна, сидя у окна и наблюдая, как с пляжа возвращаются отдыхающие. Она наслаждалась едой, смакуя каждый кусочек, потому что ей не нужно было готовить самой.

Только одно беспокоило ее — почему ни ее новые друзья, Гудуины, ни миссис Хортон ни разу не спросили о Стэнли, где он сейчас и почему не приехал с нею. Это больно задевало Веру. Она никак не могла отделаться от мысли, что в первые годы ее замужества, когда Мод все еще приезжала по старой привычке в Брей отдохнуть, она настроила миссис Хортон против Стэнли. «Не буду говорить о нем, если они так хотят», — решила про себя Вера Впрочем, она не чувствовала необходимости говорить о муже. Теперь, когда Стэнли был далеко, она обнаружила что почти не вспоминает о нем, и от этого чувствовала себя такой виноватой, что посылала ему открытки каждый день.

Однажды дождливым днем, не зная, куда себя деть, миссис Гудуин отвела Веру в свою комнату, сделала ей прическу, подкрасила лицо, а пока Вера ждала чтобы высохли волосы, на два дюйма подвернула подол Вериного синего платья в белый горошек.

— У вас очень неплохие ноги, почему бы их не показать?

— В моем возрасте? — удивилась Вера.

— Дорогая моя, в сорок жизнь только начинается. Когда я закончу, вы сбросите лет десять минимум.

Вышло так, как она сказала. Вера с изумлением и неловкостью разглядывала свое новое от1ражение: каштаново-золотую прическу «паж», бледно-голубые веки и розовые губы, которые миссис Гудуин подрисовала специальным карандашом. Платье едва доходило ей до колен. Чувствуя себя полураздетой, Вера спустилась к обеду и спряталась в нишу подальше от других гостей.

Она ждала, когда горничная миссис Хортон принесет второе блюдо, и тут в столовую вошел мужчина и стал оглядываться, явно кого-то разыскивая. Вера следила за его отражением в стекле. Она так сосредоточенно всматривалась в него, что чуть не подпрыгнула, когда чья-то рука коснулась ее плеча. Вера обернулась и посмотрела вверх, слегка покраснев.

Перед ней стоял незнакомец, высокий стройный человек, примерно пятидесяти лет, с довольно худым лицом и светлыми с проседью волосами, глядел он обеспокоенно, даже чуть грозно. Вера приподнялась. Должно быть, она совершила какую-то оплошность. Скорее всего, забыла заплатить за пляжный шезлонг…

— Простите… — неуверенно произнесла она, заикаясь. — Что… э-э?..

Он улыбнулся, и улыбка сделала его гораздо моложе.

— Привет, Ви.

— Мне кажется… мы не знакомы?

— Когда-то были знакомы. Я знаю, что изменился. А ты нет, не очень. Я бы узнал тебя где угодно. Можно присесть?

— О да, конечно.

Он выдвинул стул, предложил ей сигарету. Вера покачала головой.

— Тетя сказала, что ты здесь. Хотел прийти вчера, но не знаю… наверное, постеснялся. Прошло столько времени. Как ты поживаешь?

Вера почувствовала себя уверенной и спокойной, как никогда.

— Прекрасно, Джеймс, спасибо. Рада тебя видеть.

— А как я рад видеть тебя, ты даже не представляешь, — сказал Джеймс Хортон.

14


Время шло, и постепенно Стэнли перестал паниковать. Первые несколько вечеров он сидел у телефона, положив на колени кроссворд, и ждал звонка от Каролайн Сноу. Но звонка не последовало. Вообще не было никаких известий из внешнего мира, если не считать ежедневных открыток от Веры. Она писала, что чудесно проводит время, познакомилась с новыми людьми и повсюду разъезжает с ними. Стэнли даже обиделся и разозлился.

Как только она вернется, тотчас пойдет к Финбоу и вытрясет из него денежки Мод. Что за дьявольские фокусы выкидывают эти поверенные: столько недель кряду не могут отдать людям по праву принадлежащее им наследство.

— Как голова, Стэн? — поинтересовался Пилбим, позвонивший в четверг.

— С ней все в порядке, — ответил Стэнли.

— Бьюсь об заклад, накануне ты хватил лишку. Вырубился сразу, как свет от выключателя.

— Я же сказал тебе, на этой неделе звонить бесполезно. Деньги будут во вторник, как обещано.

— По правде говоря, ты ничего не обещал, дружище. Ну, да ладно, проехали. Так ты говоришь, во вторник?

— Честное слово.

— Рад слышать это, Стэн. Я только что вернулся из поездки — одолжил тут один фургончик — и кое-какие вещички из тех, что я выбрал, заставят тебя раскрыть рот. — Странное дело происходит с Пилбимом, подумал Стэнли. Только от одного голоса этого человека перед собеседником возник его яркий образ: курносый нос, палец сосиской и все остальное. — Ты не против пропустить по глоточку завтра вечером, так чтобы я смог получше представить себе состояние твоих финансов?

Стэнли был вынужден согласиться. Пилбим отлично представит себе состояние его финансов, когда он явится на свидание в пивную с последними оставшимися с пятницы десятью шиллингами.

Когда Стэнли вышел из дома, отправляясь на встречу, вся семья Макдональдов высыпала к калитке и вместе с Блэкморами восхищенно осматривала новую машину Фреда. Стэнли прошел бы мимо, не сказав ни слова, но мальчишка Макдональдов, Майкл, перегородил ему дорогу, раскинув в стороны руки.

— Посмотрите, мистер Мэннинг, что мой папа сегодня купил.

— Очень мило, — сказал Стэнли, но его все равно не отпустили.

Макдональд вылез из машины и пригласил Стэнли занять его место, чтобы оценить автоматическую коробку передач. Не успев придумать никакой отговорки, Стэнли с кислым видом забрался в машину и уставился на панель управления.

— Отдохнет теперь нога от педали сцепления, если попаду в пробку, — сказал, сияя, Макдональд. — Удобная машина, не правда ли? Только, по-моему, один недостаток. Стоит сесть на это сиденье, я начинаю засыпать за рулем.

Женщины не замолкали ни на минуту, суетились вокруг машины, восхищаясь зеркальным блеском кузова, вместительным багажником и тонкой хромированной отделкой. Миссис Макдональд просто раздулась от гордости. «Погодите, еще увидите мой «ягуар» и сравните его со своей консервной банкой, — подумал Стэнли. — Вот тогда вам будет не до смеха».

— Зеркало регулируется легчайшим прикосновением, — сказал Макдональд, сунув голову в окно.

Стэнли подверг зеркало испытанию: опустил на дюйм ниже и заглянул. Затем посмотрел повнимательней, и его обдало жаром. От Хай-стрит к Ланчестер-роуд, вдоль мостовой, по направлению к его дому шла Каролайн Сноу. На ней были большие круглые солнечные очки с розовато-лиловыми линзами и юбка на несколько дюймов короче, чем та, в которой она была в воскресенье. Стэнли оторвал взгляд от зеркала и принялся судорожно крутить ручки и дергать за рычажки. Один из них привел в движение дворники, и на стекло забил струей фонтанчик воды.

— Эй-эй, поосторожней, — сказала миссис Макдональд. — Смотрите, что делаете, я еще не купила наконечники. — Она зыркнула на Стэнли и открыла дверцу машины. — Все равно к вам пришли. Вас спрашивают.

Стэнли очень медленно выбрался из машины, не глядя по сторонам. Макдональд хлопнул его по плечу.

— Ну что, старина, когда кошки дома нет, мышам раздолье? Неплохой у вас вкус, если позволено будет заметить.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотал Стэнли. На него смотрели шесть лиц, детские — с любопытством, женские — с возмущением, мужские — откровенно понимающе. Джон Блэкмор криво ухмыльнулся, а затем многозначительно подмигнул.

— Прошу прощения, — сказал Стэнли. — Мне надо идти.

Он заторопился по дорожке, на которой стояла Каролайн Сноу, поджидая его у дверей, и услышал, как за его спиной миссис Блэкмор сказала:

— Ну надо же! Как отвратительно!

— Мне просто необходимо было прийти и снова повидать вас, мистер Мэннинг. Надеюсь, я не доставила беспокойства?

Воздух в доме был застоялый. Стэнли распахнул двери на террасу. Девушка шагнула за ним.

— А что, если нам посидеть в саду? Сегодня так жарко, а у вас прелестный сад.

— У меня нет времени рассиживаться, — поспешно сказал Стэнли и посмотрел на часы. — В половине седьмого я должен быть на одной деловой встрече.

— Я пришла к вам потому, — продолжала гостья, не обращая внимания на его слова, — потому… в общем, вы были так добры со мной в воскресенье, и вы единственный достойный доверия человек, с кем я могу поговорить. Видите ли, я всю жизнь полагалась на папочку, но сейчас он очень далеко.

«Позволь мне быть им», — с готовностью подумал Стэнли, на секунду забыв о встрече с Пилбимом.

— Что именно вы хотите, чтобы я сделал, мисс Сноу?

— Я ходила к миссис Патерсон, — серьезным тоном поведала Каролайн Сноу, — и она мне сказала, что мисс… э-э… моя бабушка сняла комнату у какого-то мистера Смита, но она не знает его адреса Занятия в колледже начинаются во вторник, мне нужно съездить домой, вот я и подумала… Моя бабушка обязательно как-нибудь придет повидаться с вами и вашей женой. Я подумала не могли бы вы рассказать ей обо всем и… потом написать мне? Я бы навестила ее, когда вернусь в Лондон.

— Да мог бы, — медленно проговорил Стэнли. Конечно, мог. Он мог бы сказать Каролайн Сноу, что видел Этель и что она снова куда-то переехала или даже, что Этель не хочет знаться со своими родственниками. Неожиданно к нему пришло вдохновение. Стараясь придать голосу как можно больше уверенности и даже изобразить намек на отцовские чувства Стэнли сказал: — А почему бы вам не спросить совета у отца? Вы ему уже рассказывали о своих планах?

— Вообще-то нет… Они с мамочкой знают только то, что мне нужно было бабушкино имя для генеалогического древа.

Прекрасно. Как раз то, на что он надеялся. Он живо представил себе ужас Сноу, когда тот услышит о поисках неведомой ему тещи, и его облегчение от известия, что ее не удалось найти.

— Ваш папа опытный человек, он знает, как лучше всего поступить. — Это уж точно, подумал Стэнли, если папа в своем уме. — Возможно, он будет даже обижен, если вы станете действовать, не спросив его, как сейчас. В конце концов, она ведь его теща. Возможно, он не…

— О, но папочка чудесный человек. Он человек с потрясающим чувством долга Он бы не смог вынести мысли о том…

— Вы абсолютно в этом уверены, мисс Сноу? — Стэнли даже чуть-чуть наклонился к ней. — Безусловно, ваш отец с интересом выслушает все то, что вы рассказали мне, но разве маловероятно, что последующее расследование он захочет провести сам? Кроме того, и он, и ваша мама могут посчитать, что бабушка имеет право на собственную жизнь, если именно этого она хочет, а по всей видимости, так оно и есть. Нет, ему совсем не понравится, если вы всполошите людей и заставите полицию заняться нелепыми поисками.

— А может, вы правы? — Казалось, доводы Стэнли почти убедили Каролайн Сноу. — Теперь я вижу все это совсем в другом свете, мистер Мэннинг. Я даже кое-что вспомнила. Однажды, много лет тому назад, когда я была еще совсем маленькой, в нашу дверь постучалась цыганка. Мамы дома не было, и я дала ей кое-что из одежды, напоила чаем, а когда об этом услышал папочка, он пришел в настоящую ярость. Сказал, что о таких людях должно заботиться государство. А с него вполне достаточно, что он заботится о семье.

Вот тебе и «потрясающее чувство долга»! Стэнли чуть не рассмеялся.

— Конечно, это не совсем тот случай, но он заставляет меня думать, что, прежде чем идти дальше, следует спросить папу. — Она поднялась. — Вы были очень добры, мистер Мэннинг. Я уверена, вы дали мне правильный совет. Не стану больше ничего предпринимать, пока не поставлю в известность папу. — Она протянула руку. — Боюсь, из-за меня вы опоздаете на свою встречу.

— Лучше поздно, чем никогда, — весело сказал Стэнли. — Я пройдусь с вами, нам по дороге.

Они вместе вышли из дома. Джон Блэкмор, подстригавший зеленую изгородь, приветствовал Стэнли еще одним подмигиванием. Стэнли говорил о погоде, о машине, которую собирается купить, и о будущем бизнесе, чтобы отвлечь мысли девушки от Этель Карпентер.

— Не пойму, откуда у меня эта мысль, будто с ней произошло какое-то несчастье? Наверное, потому, что миссис Хантли сказала, у нее с собой было пятьдесят фунтов.

— На эти деньги она преспокойно заживет, ни о чем не думая, — сказал Стэнли ободряюще.

Каролайн Сноу улыбнулась ему, и он увидел в этой улыбке Этель, которая усмехалась и махала ему зонтиком. Девушка дала ему адрес родителей, и они сердечно расстались.

Больше он ее не увидит и не услышит, подумал Стэнли. До пивной пришлось идти пешком: он не мог себе позволить потратиться на автобус. Магазинчик по-прежнему был заколочен досками, но вывеска агента исчезла

Пилбим коротал время не в одиночестве, а в окружении друзей, которые все, как на подбор, казались великанами. Он никого не представил Стэнли, а просто отошел, не сказав ни слова. По какой-то непонятной причине Стэнли стало не по себе.

Не спрашивая, что предпочитает Пилбим — его вкусы были уже известны — Стэнли купил две полпинты горького и, путаясь в собственном вранье, принялся расписывать новому партнеру, как обстоят дела с поверенным. Пилбим только сказал:

— В следующий раз, дружище. Отлежим до следующей недели.

Думая о Джеймсе Хортоне, Вера во многом оказалась права, но кое в чем ошиблась. Он действительно работал управляющим в Брейминстерском филиале «Барклайз-банка»; он был очень состоятельным, так как унаследовал деньги и от отца, и от дяди, он на самом деле жил в хорошем доме. Но он не был женат на симпатичной сорокалетней женщине, и у него не было детей-подростков. Пять лет тому назад его жена умерла от рака, оставив ему единственного сына, теперь уже студента университета

— Одинокая жизнь, Джеймс, — сказала Вера в свой последний вечер, когда они с Джеймсом сидели в коктейль-баре отеля «Метрополь».

— Иногда

— Ты никогда не думал о новой женитьбе?

— До последнего времени нет, — сказал Джеймс. — Знаешь, Ви, а ты ведь ничего о себе не рассказала Мы каждый вечер куда-нибудь ходили — о да почти всегда вместе с Гудуинами, — но все это время говорил о своей жизни только один я и даже не дал тебе возможности рассказать что-нибудь о себе. Боюсь, я слишком эгоистичен.

— О нет. Мне было очень интересно.

— Наверное, оттого, что я все время один, мне захотелось поговорить. Но твоя жизнь, должно быть, не менее одинока, чем моя.

— Откуда такая мысль? — Вера с удивлением посмотрела на него.

— Разве мы не в одной лодке, Ви? Я вдовец, и ты вдова, у тебя нет детей, и я…

— Джеймс, — громко сказала Вера, — откуда ты взял, что я вдова?

Он довольно сильно побледнел и заговорил, запинаясь:

— Но моя тетка сказала… Ты приехала сюда одна, и ты никогда…

— Прости, но миссис Хортон ошиблась. Я не вдова. Просто мой муж не смог приехать из-за работы. О Господи, теперь я начинаю понимать многое из того, что вначале не понимала.

— Ты хочешь сказать, что живешь с мужем? Ты и твой муж…

— Вот именно. Завтра я возвращаюсь к нему домой.

— Понятно, — сказал Джеймс Хортон. — Я вел себя как последний глупец.

15


Все фотографии Веры оставались по-прежнему на камине, но теперь их не было видно. Они стопкой лежали за вазой. Стэнли не спросил жену, хорошо ли она провела время, и это ее очень больно задело.

— Как работа? — тихо поинтересовалась она.

— Если уж тебе так необходимо знать, я уволился. Собираюсь заняться антиквариатом. На старых вещах можно заработать кучу денег, и мы покупаем магазинчик в Старой Деревне. Мы — это я и мой компаньон.

— Твой компаньон? — переспросила Вера. — Какой компаньон? Кто он, Стэн? Где вы с ним познакомились?

Вера пришла в такой ужас, что вряд ли Стэнли ухудшил бы положение, признавшись, что познакомился с Пилбимом на улице, а решение войти с ним в долю принял в пивной. Но Стэнли принадлежал к тем мужчинам, которые никогда не говорят своим женам правду, если есть возможность соврать.

— Он связался со мной через общего знакомого, — последовал туманный ответ. — Обо мне ему рассказал один мой бывший клиент из гаража.

Стэнли знал, что Вера не поверит ему, но сейчас это мало его волновало. Он сердито отвел взгляд. За два часа до ее возвращения домой он позвонил в «Финбоу и Крейг» и услышал от секретарши, что мистеру Финбоу необходимо срочно обсудить с миссис Мэннинг один вопрос и что соответствующее письмо придет к ней в понедельник утром. Еще одна заминка. Только Богу известно, что скажет Пилбим, если во вторник вечером он явится в пивную без денег.

— А у этого человека есть хоть какой-то капитал? — проявила проницательность Вера.

— Будь разумной, сказал Стэнли. — Он купается в деньгах. Иначе неужели я бы стал затевать с ним дело?

— Я не знаю, как бы ты поступил, Стэн, но я знаю, что, когда дело доходит до денег, ты становишься ребенком. Мне больше известно о бизнесе, чем тебе. Обещай, что не сделаешь никакой глупости.

Стэнли ничего не ответил. Он никак не мог отключиться от мысли о письме, и чем больше о нем думал, тем больше у него подергивались уголки глаз. В ночь на понедельник он плохо спал, ему снились беспокойные сны и Мод. В одном из них она обсуждала вместе с ним содержание своего завещания, попутно сообщив ему, что дело еще не завершено, что письмо мистера Финбоу связано с неким условием, придуманным специально, чтобы нарушить любые деловые планы.

Поэтому, когда утром Вера принесла ему чашку чая и вслух прочитала полученное письмо, он пришел в меньшее негодование, чем можно было ожидать.


«Уважаемая миссис Мэннинг, Я обратился в брокерскую фирму, действующую по поручению покойной миссис Кинауэй, по поводу Вашего наследства. Из-за недавнего понижения курса акций, в которые вложены на данный момент деньги Вашей покойной матери, я считаю своим долгом посоветовать Вам не продавать акции сейчас. Из надежных источников мне известно, что курс опять начинает расти, поэтому было бы целесообразно сохранить Ваши ценные бумаги еще несколько недель.

Вам, несомненно, следует обсудить со мной этот вопрос как можно скорей. Я бы хотел подчеркнуть, что, если Вы захотите продать акции немедленно, я, естественно, проинструктирую должным образом биржевого маклера Вашей покойной матери. Если возникнет необходимость, Вы можете посетить мой офис в начале этой недели.

С искренним уважением,

Чарльз Финбоу».


— Остается надеяться, что он честный малый, — мрачно изрек Стэнли, — и не пустит наши Денежки по ветру. Можешь сообщить ему, чтобы он немедленно продавал акции.

— Не глупи, дорогой, — умиротворяюще сказала Вера — Мистер Финбоу действует только в наших интересах. Он же сказал, что если продать эти акции сейчас, то мы получим меньше, чем через несколько недель.

Стэнли сел в кровати, поперхнувшись чаем.

— Что ты говоришь? Нам нужно получить эти деньги. Бог свидетель, мы ждали достаточно долго. — Его даже затошнило от ужаса. Он представил себе лицо Пилбима, когда тот услышит, что нужно ждать несколько недель. Вся затея тогда пойдет прахом. — Ты отправишься в контору сегодня же, — еле выдавил он, — в обеденный перерыв, а я пойду с тобой.

— Не могу, Стэн. Дорис ушла в отпуск, я не могу уйти на обед.

— Если так, Ви, тогда пойду я. — Стэнли отбросил одеяло. — Я отправлюсь туда один и получу эти деньги, даже если мне придется выбить ему все зубы.

— Я подумаю, что можно сделать, — вздохнула Вера.

Оставшись один в доме, Стэнли принялся вышагивать по комнате, обливаясь потом. В пятницу в пивной он твердо пообещал Пилбиму деньги на покупку фургона, на отделку и обстановку магазина, и вдоволь наличности на приобретение товара. Финбоу придется выложить все сполна. Глаз снова болезненно задергался, и, чтобы успокоиться, Стэнли присел решить кроссворд.

Как раз, когда он заполнял 26 по горизонтали, «ПОСТ» — «ответственная должность или голодание по предписанию церкви», раздался звонок в дверь, резкий и требовательный.

Стэнли никогда не имел привычки, услышав звонок, открывать дверь просто и естественно, как делают другие люди. Каждый раз он раздумывал, стоит ли вообще открывать. И сейчас он на цыпочках пробрался в переднюю комнату и посмотрел в щелку между шторами. На крыльце стоял Пилбим, но не один, а с огромным детиной, которому на вид было не больше двадцати восьми, и в котором Стэнли признал одного из прихвостней, что ошивались в прошлую пятницу возле Пилбима в пивной.

Стэнли отпустил штору, но прежде Пилбим успел перехватить его взгляд. Ничего не оставалось. Пришлось идти к двери. Когда он открыл ее, Пилбим просунул ногу в щель, как напористый коммивояжер.

Приятеля своего он не представил. Стэнли этого и не ждал. Он и так понял, зачем здесь этот «друг». Можно было обойтись без лицемерных формальностей.

— Я же сказал, во вторник, — пробормотал Стэнли.

— Знаю, старина, но какая разница — днем раньше, днем позже. Мы оба понимаем, большие деньжата приплывут завтра. Все, что мне нужно, — это пятьдесят в счет будущей суммы.

Они вошли. Стэнли не смог их остановить.

— Нет у меня пятидесяти, — сказал он, находясь под впечатлением от молодых мускулов напарника Пилбима

— Тогда тридцать, — сказал Пилбим. — Это в твоих же интересах, Стэн. Мы с моим приятелем положили глаз на пару фамильных ваз. Было бы грешно упустить их.

— Понятно, — слабым голоском отозвался Стэнли, чувствуя, как его подталкивает мощное плечо друга — Присаживайтесь. Чувствуйте себя как дома Деньги наверху.

Он торопливо поднялся на второй этаж и кинулся к книжному шкафу. Перелистывая страницы ежегодника кроссвордов, он услышал за спиной шаги. В дверях стоял Пилбим и с интересом, хотя несколько удивленно, наблюдал за операцией.

— Вот, значит, где твой маленький сейф? Ну и разит же от него фиалками.

Стэнли молча вручил ему тридцать фунтов. Теперь в ежегоднике осталось только тринадцать банкнот.

— Это мой муж, — сказала Вера когда их провели в кабинет мистера Финбоу.

Ей не часто доводилось представлять его. Они со Стэнли не принадлежали к тому миру, в котором обязательно соблюдение многих формальностей. Но если ей и приходилось произносить эти слова, она всякий раз ощущала легкое чувство стыда, чувство, которое сегодня стало еще сильнее, когда она взглянула на Стэнли и отметила, как воинственно вздернут его подбородок и подозрительно поблескивают глаза.

— Он захотел прийти со мной.

— Как поживаете, мистер Мэннинг? — произнес мистер Финбоу. — Прошу вас обоих садиться. Итак, мне кажется, мое письмо обрисовало ситуацию, но если вам нужны какие-то дополнительные разъяснения, я буду рад предоставить их.

— Да, нужны, — сказал Стэнли. — За тем мы и пришли.

Мистер Финбоу слегка приподнял брови и все свое внимание подчеркнуто переключил на Веру.

— Положение таково, миссис Мэннинг. Деньги, завещанные вам покойной матерью, в основном вложены в акции двух компаний — «Евро-американский табак» и «Всемирная корпорация олова». Очень разумные капиталовложения и надежные, если можно так выразиться, как крепость. Однако вы, несомненно, знаете о том, к каким последствиям на бирже привел недавний арабо-израильский кризис.

Он замолчал, наверное, надеясь услышать какой-то вразумительный ответ от Веры. Но Вера, хотя и смутно сознавала, что телевидение только и говорило, что о Ближнем Востоке, весь апрель и май была слишком занята собственными кризисами, чтобы обращать внимание на политику, поэтому в ответ она смогла только беспомощно кивнуть.

— Меня уведомили, — продолжал мистер Финбоу, — что продажа при таком положении дел приведет к потере нескольких сотен фунтов из-за значительного падения курса. Вера снова кивнула.

— Но эти… э-э… капиталовложения снова обретут свою ценность?

— Уверен, что да. Видите ли, миссис Мэннинг, упомянутые мною компании — крупные международные концерны, акции которых в обычное время держатся на постоянном уровне. Речь ни в коем случае не идет о долговременном падении курса. Все дело лишь в том, что в настоящий момент цена неудовлетворительна, но это явление временное. Другими словами, любой знающий человек скажет вам, что сейчас продавать неразумно, подождите, скажем, шесть недель, и мы увидим значительное повышение в…

— Шесть недель! — прервал его Стэнли. — А как же проценты? Что будет с ними?

— Как я только что объяснил, — поверенный начал терять терпение, — курс временно упал. Цена каждой отдельной акции понизилась, но доход вашей жены остался прежним, так как в дивидендной политике компаний изменений не произошло.

— Ладно, ладно, — сказал Стэнли. — Как скажете. Но откуда нам знать, что больше таких кризисов на случится? Вы можете держать нас в подвешенном состоянии еще не один месяц. А ведь вы играете нашими денежками.

— Прошу прощения?

— Что, разве не так? Моя жена сказала вам продавать. Еще несколько недель тому назад. А теперь, потому что вы пробездельничали, денег стало меньше, чем вначале. Лично мне все ясно.

Мистер Финбоу поднялся с кресла и, повернувшись спиной к Стэнли, обратился к Вере с холодной вежливостью:

— Если вы не удовлетворены, миссис Мэннинг, возможно, вы предпочтете прибегнуть к услугам другой юридической фирмы?

Красная от стыда, боясь взглянуть на Стоили, Вера заикаясь проговорила:

— О нет, вы не должны так думать. Мне кажется, мой муж не совсем…

— Я все прекрасно понял, — Стэнли было не так-то просто выбить из колеи. — Все ваши доводы ни черта не стоят. Мы сказали вам, что хотим продать акции, и свое решение не изменим. Можете продавать все прямо сейчас, сегодня днем. Это наши деньги, и мы так хотим. Правильно?

С минуту казалось, что мистера Финбоу хватит удар. Затем он произнес ледяным тоном:

— Я не держатель лавочки на уличном рынке. Я юрист, я старший совладелец фирмы, известной своей незапятнанной репутацией. Никогда, никогда со мной не говорили в этом кабинете подобным образом. — Он на секунду закрыл глаза, словно в приступе боли. Затем очень официально обратился к Вере: — Каковы будут ваши распоряжения, миссис Мэннинг?

Вера не смела поднять глаза. Ее руки подрагивали на коленях.

— Простите, мистер Финбоу. Право, мне очень жаль. — Она с несчастным видом посмотрела на него. — Конечно, поступайте как лучше. Нам не так уж нужны деньги. Просто… просто одна или две вещи…

Мистер Финбоу тут же отреагировал, став чуть более человечным:

— После вашей матери также остались несколько страховых полисов, срок платежа которых наступил после ее смерти. Если речь идет, скажем, о пятистах фунтах, я с удовольствием немедленно выпишу вам чек.

— Да, пятьсот фунтов пришлись бы как раз очень кстати, — сказала Вера более радостно. Она ждала, отвернувшись от Стэнли, пока мистер Финбоу выписывал чек. — И пожалуйста, ничего не предпринимайте по продаже акций до тех пор, пока вы и биржевой маклер не сочтете нужным.

— Очень хорошо, — сказал мистер Финбоу, обменявшись с ней рукопожатием и не обращая на Стэнли никакого внимания. — Позвольте заметить, вы поступили очень мудро, миссис Мэннинг. Всего хорошего.

— О, Стэн, как ты мог? — сказала Вера, когда они спускались по лестнице. — Прямо не знаю, что подумал о тебе мистер Финбоу.

— Да забудь ты об этом. Он может думать обо мне все, что угодно, старый надутый проходимец. Послушай, если ты сейчас распишешься на обратной стороне чека, я тут же отнесу его в банк и открою счет. Вот здесь, на этом столе. А тебе лучше вернуться на работу, иначе ты опоздаешь. Вера остановилась, но сумочку не открыла

— Мне совсем не обязательно возвращаться до двух часов. Я подумала, что пропущу сегодня обед и пойду взглянуть на холодильники.

— Хорошая мысль. Тогда ступай. — Стэнли выжидательно протянул руку.

— Когда я сказала «взглянуть», я имела в виду купить. Ты же знаешь, как давно я хочу холодильник. Но купить без денег нельзя, а они появятся, только когда я заведу чековую книжку. Для начала мы оба пойдем в банк. Разве тебе не кажется, что иметь общий счет будет гораздо удобнее?

Слово «удобнее», по мнению Стэнли, вряд ли подходило к ситуации. Однако он понял, что при данных обстоятельствах ему не избежать совместного похода в банк, и они рука об руку вошли в Кроутонский филиал «Барклайз-банка».

Управляющий, маленький толстый человечек, совершенно не был похож на Джеймса Хортона, и все же он напомнил Вере о Джеймсе, наверное, потому, что служил управляющим еще одного филиала того же самого банка. После возвращения из Брея она нечасто вспоминала о Джеймсе, но сейчас он отчетливо всплыл в ее памяти — мягкий, вежливый, внимательный человек — и она не могла не сравнить его воспитанность с поведением Стэнли в конторе «Финбоу и Крейг».

— Вот, пожалуйста, миссис Мэннинг, — произнес главный клерк, склонившись над столом. — Ваша чековая книжка и книжка мистера Мэннинга. И две приходные книжки для каждого. Мы, естественно, пришлем вам именные чековые книжки, как только они будут готовы.

Управляющий проводил их до дверей.

— Вот это, — сказал Стэнли, — настоящий джентльмен.

Он записывал последнее слово в кроссворд («СПАНИЕЛЬ» — «длинноухий друг охотника»), когда вернулась Вера, розовая от возбуждения.

— Я купила его, дорогой. Чудесный холодильник с отделением для салата. А еще, о, я знаю, что очень расточительна, но я купила заодно стиральную машину. Завтра их привезут.

— А сколько все это стоило? — спросил Стэнли, завинчивая колпачок на ручке.

— Почти сотню. Наверное, все эти деньги вскружили мне голову. Но я уже решила, что не потрачу ни одного пенни, пока от мистера Финбоу поступит остальная сумма.

— Это твои деньги, — милостиво произнес Стэнли. — В конце концов, это тебе их оставила мамочка.

— Ты не должен так говорить, дорогой. Это наши деньги. Я хочу, чтобы ты купил себе новый костюм и вообще любую мелочь. Теперь у тебя есть собственная чековая книжка.

Стэнли сунул руку в карман и потрогал хрустящую зеленую книжечку, твердую и пока нетронутую, в пластиковой обложке. Очень великодушно стороны Веры предоставить ему карт-бланш. Он бы и так не преминул воспользоваться счетом на полную катушку, но все же прежде лучше получить разрешение.

Стиральная машина и холодильник прибыли на следующий день в девять тридцать. Стэнли был еще в постели, и оттого, что ему пришлось ставать и впускать в дом грузчиков, настроение у го испортилось. Затем он вспомнил, что сегодня вторник, а значит, хороший день по двум причинам. Он обрадует Пилбима, а Каролайн Сноу находится на пути в Глостер. В час дня он включил приемник послушать новости, с тоской думая о том, как с него навсегда свалилась бы одна проблема, если бы поезд «Паддингтон — Глостер» потерпел крушение. Поразительно, сколько в эти дни разбивается поездов. Путешествие по железной дороге становится столь же опасным, как по воздуху. Но все новости были посвящены происходящим переговорам по урегулированию ближневосточного конфликта, и о поездах никто не вспоминал.

Вера была слишком занята возней с новыми игрушками на кухне, чтобы как следует расспросить, зачем он уходит из дома без четверти восемь. Он небрежно сказал о деловой встрече, не сообщив при этом, что она назначена в пивной, не совсем подходящем для деловых переговоров месте, лишенном респектабельности, которой Стэнли хотел окружить свое новое предприятие.

Пилбим был на своем посту. Словно никогда и не покидал.

— Прости за вчерашнее вторжение, Стэн, но сам знаешь, приходится идти, когда черт гонит. Я раздобыл вазы и кое-какое очень достойное георгианское серебро. Пора бы тебе навестить магазинчик и осмотреть добычу. Так, а теперь о фургоне. Один мой приятель предложил мне шикарный экипаж. Если мы захотим, он завтра же наш, и всего за две с половиной сотни.

— Скорее всего, я смогу найти такую сумму, — сказал Стэнли.

— Я так и думал, старина. После всех твоих обещаний я так и думал. Мне еще предстоит вернуть долг жене, сам знаешь, и если мы завтра собираемся отправиться в Барнет…

— Предоставь это дело мне, — сказал Стэнли.

Утром они купили фургон. Стэнли вручил другу Пилбима чек и выписал еще один, на получение наличных. Фургон с погнутыми бамперами и облезлым кузовом был далек от его представления о шикарном экипаже, но завелся с первой попытки и довез их до кроутонской Старой Деревни.

Пилбим молчал почти всю дорогу, и Стэнли решил, что он сердится. Но когда фургон остановился возле магазина, Стэнли понял, что ошибался. Пилбим и не думал сердиться, он молчал, сдерживая возбуждение, и теперь, вылезая из машины, с гордостью произнес:

— Ну, старина, что скажешь? Удивлен, а, удивлен? Сам можешь убедиться, я не бездельничал.

Стэнли с трудом поверил своим глазам. Последний раз, когда он видел магазин, его витрина-эркер была грязной и потрескавшейся, а вход заколочен досками. Теперь витрину отремонтировали, и каждое стеклышко сияло безукоризненной чистотой, открывая перед прохожими восхитительный вид сокровищ, хранящихся внутри. Над витриной поместилась надпись, умело сделанная золотыми буквами: «Магазин «Старая Деревня», золотые буквы были также на двери из стекла и кованого железа с замысловатой медной ручкой. Пилбим отпер дверь и впустил Стэнли.

Стены были оклеены обоями в полоску в стиле английского ампира, а на полу лежал темно-красный ковер. На овальном столе стояла пара канделябров и большая ваза розового стекла. Широко раскрыв глаза, Стэнли на цыпочках передвигался по магазину, рассматривая гравюры со сценами охоты, тарелки «краун-дерби»[14] и не поддающиеся описанию безделушки. То, что он увидел, чрезвычайно обрадовало его, потому что вера в Пилбима начала угасать. Его потрясло вчерашнее появление компаньона с целью вытянуть деньги, а если понадобится, то и силой, и разбитый старый фургон стал едва не последней каплей. Теперь, озираясь вокруг на полированное дерево и сияющий фарфор, он чувствовал, что вера возвращается к нему.

— А кто же сделал весь ремонт? — спросил он.

— Пара моих приятелей. — У Пилбима, видимо, не было недостатка в друзьях. — Я попросил их выполнить срочную работу в виде особого одолжения. Нравится?

— Великолепно, — сказал Стэнли.

— Я сказал им, чтобы счет отослали тебе. Не возражаешь?

— Нет, конечно. — Радость Стэнли чуть поугасла. — А какая примерно… будет цифра?

— Скажем, пятьдесят, старина. Около пятидесяти. Это ведь тебя не разорит? Потом еще ковер. Чудесный «уилтон» [15], как сам видишь. Но думаю, ты получишь счет за него не раньше осени. Так что, открываемся завтра?

— Почему бы нет?

Они отметили это событие в любимой пивной, а затем отправились в фургоне на север, в деревни Хартфордшира. В домах, куда они заходили, говорил один Пилбим. Его, как оказалось, привлекали самые ветхие строения и те, в которых жили одинокие вдовушки или престарелые женщины, чьи мужья были на работе.

Метод Пилбима был прост: он спрашивал у хозяйки, есть ли у нее какой-нибудь старый фарфор или серебро, и чаще всего получал утвердительный ответ. Пока она разыскивала на чердаке нужные вещи, Пилбим быстро оглядывал обстановку и, когда хозяйка спускалась вниз, покупал у нее все, что она показывала, давая хорошую цену, и женщина вконец терялась от неожиданно свалившегося богатства в обмен на то, что считала старым барахлом. Уже стоя на пороге, Пилбим предлагал ей десять или двадцать фунтов за вещь, которую наметил с самого начала — кресло с подголовником или письменный стол, — и чаще всего хозяйка в пылу восторга и жадности соглашалась на это предложение. Пилбим делал вид, что вещь не слишком ему нужна и что он лишь из любезности избавляет хозяйку от хлама.

— Я дам вам двадцать, леди, — говорил он, — но мне самому обойдется в такую же сумму реставрация, чтобы потом продать за сорок пять. Видите, я совершенно откровенен с вами. Я занимаюсь этим делом ради выгоды.

— Но я сама могла бы отреставрировать вещь и выгодно продать.

— Я сказал, что мне реставрация обошлась бы в двадцать. С вас краснодеревщик возьмет больше. Скорее всего, тридцать или сорок.

— Что ж, вам лучше знать, — обычно говорила в таких случаях женщина — Мне эта вещь все равно надоела, и я рада избавиться от нее. Последний раз, когда я выбрасывала старье, мне пришлось заплатить за вывоз.

Наличность на ведение этих дел поступала из кармана Стэнли.

— Скоро это даст свои плоды, старина, — приговаривал Пилбим. — Если бы ты еще добавил двадцать пять для моей жены, то дело было бы сделано. Договорились?

Пришлось Стэнли выписать чек для миссис Пилбим. Наличных у него не осталось.

— Просто напиши «X. Пилбим», — сказал ее супруг. — Мою старую клячу зовут Хилда.

Что ж, он неплохо расправился с оставшимися в банке четырьмя сотнями, подумал Стэнли. Декораторам придется подождать. Ему самому какое-то время нечего будет тратить, а Вера пока и не собиралась. Как бы там ни было, в конце недели бизнес принесет ему первые деньги.

На следующий день он отнес в магазин «Старая Деревня» вещи Этель Карпентер и красиво расставил их на овальном столе.

16


Толку от поездок Стэнли по окрестностям не было никакого. Он, по выражению Пилбима, все равно не смог бы отличить мейсенскую вазу от детского горшка, поэтому, пока его напарник потрошил гостиные, Стэнли оставался присматривать за магазином. Ценники были наклеены на подставках или на ножках, Пилбим велел не уступать ни пенни и не торговаться. Клиент волен поступать по своему усмотрению — пусть или платит, или уходит.

В основном, они уходили. За первый день работы Стэнли продал только одну вещь, да и то всего-навсего серебряную чайную ложку, которую за пятнадцать шиллингов приобрела для своего будущего крестника чья-то крестная мать. Домой он вернулся удрученный, а там его ждала хмурая Вера с покрасневшими глазами, которая почти никак не отреагировала на рассказ мужа о прошедшем дне.

— Да что с тобой такое?

— Ты прекрасно знаешь, что со мной.

— Нет, не знаю. Сегодня утром все было в порядке. — Быть не может, чтобы она узнала о растраченном счете. Чековую книжку он надежно спрятал в кармане. — Я не умею читать мысли.

Вера села за стол, поковыряла в тарелке и ударилась в слезы.

— Ради Бога! — воскликнул Стэнли. — Что случилось?

— Ты. Вот что случилось. Водишь в дом своих девиц, пока меня нет. — Она подняла на него покрасневшие глаза, полные горького упрека. — Как ты мог, Стэн?

— Девиц? — переспросил Стэнли. — Что за чертовщина? Не водил я сюда никаких девиц. Ты, должно быть, свихнулась.

— Тогда девицу. Одну, если тебе от этого лучше. Все соседи об этом судачат. Они смеются надо мной, все до одного. Видно, правду говорят, что жена всегда узнает последней.

Каролайн Сноу. Черт бы ее побрал, из-за нее весь сыр-бор. От нее одно несчастье за другим.

— Наверное, миссис Макдональд рассказала тебе, — предположил он.

— Вообще-то, это была миссис Блэкмор, но они все в курсе. Только об этом и говорят. Как эта высокая блондинка появилась здесь в воскресенье, в тот день, когда ты отправил меня одну, а затем снова вернулась в пятницу. Провела здесь несколько часов, сказала миссис Блэкмор, а потом ты вместе с ней пошел по улице.

— Я могу объяснить, — классически начал Стэнли. — Она… она та девушка, которую мы с моим партнером хотим взять для ведения бухгалтерии. Я же должен был с ней побеседовать, не так ли?

— Не знаю. Но если это правда, почему ты тогда не сказал, что кто-то к нам приходил, пока меня не было? Это твои слова, не мои, а ведь я тебя даже не спрашивала. Ты сказал: «К нам никто не приходил».

— Я забыл.

— К нам никто никогда не приходит, — устало проговорила Вера — У нас нет друзей, ты разве не заметил? Уже многие годы к нам заглядывают только соседи, а тут вдруг пришла девушка, и ты, видите ли, забыл мне рассказать. Просто забыл. Что, по-твоему, я должна чувствовать? И что я должна думать?

— Ты должна верить мне, — сказал Стэнли. — Мне, а не соседям, проклятым сплетникам. Я говорю тебе правду, Ви.

— В самом деле? Да ты понятия не имеешь, что такое правда, Стэн. Правда или ложь — тебе все равно. А что, если я позвоню этому твоему Пилбиму и спрошу у него, ищете ли вы девушку для ведения дел?

— У него нет телефона, — пробормотал Стэнли. Господи, с утра не забыть бы предупредить Пилбима на тот случай, если она выполнит свою угрозу. — Я полагаю, тебе следует мне доверять, Ви.

— Почему? Ты когда-нибудь за всю нашу совместную жизнь доказал мне, что тебе можно доверять?

Этой ночью Вера спала в комнате, которую приготовила для Этель Карпентер.


Одна неделя сменяла другую, дела в магазине шли на лад. Наличность иссякла, и Пилбим по четвергам и пятницам становился за прилавок, а при нем торговля шла совсем по-другому. Стэнли получил возможность убедиться, что его компаньон хороший продавец, обладающий даром убеждения. Он продал, как подлинники, овальный стол и четыре кресла, где в каждом был вставлен кусочек «хепплуайта», женщине, с гордостью объявившей, что весь ее дом обставлен мебелью из светлого дерева, а какому-то подростку-сорвиголове всучил канделябр. Пилбим утверждал, что смог бы продать жителю Африки батарею центрального отопления, и Стэнли верил ему. Но когдаон попросил свою долю из недельной прибыли, Пилбим заявил, что им еще долго не придется дотрагиваться до денег. Наличность нужна для приобретения вещей. Стэнли отправился домой с пустыми руками.

Отношения у них с Верой стали лучше, но не такими, как прежде. Как-то вечером, чувствуя себя увереннее и спокойнее, чем в последнее время, он обнял жену за плечи, но та шарахнулась, словно его рука была из раскаленного железа.

— Не пора ли нам перестать ворошить прошлое? — сказал он.

— Ты можешь поклясться, что эта девушка для тебя ничто — что она просто искала работу? Клянешься, что никогда не дотрагивался до нее?

— Да меня от одного ее вида воротит, — искренне ответил Стэнли, и после этого Вера стала почти прежней, расспрашивала его о делах, строила планы, что они будут делать с деньгами, но время от времени, когда они смотрели телевизор, или Стэнли занимался кроссвордами, он ловил на себе ее странный взгляд. В такие моменты она просто опускала глаза и молчала.

Теперь Вера сама с нетерпением ожидала денег, и, пока Стэнли решал очередную головоломку из «Дейли телеграф», она брала у него биржевую страницу и изучала, с удовлетворением отмечая, что курс «Евро-американского табака» и «Всемирной корпорации олова» неуклонно растет день ото дня. Мод хотела, чтобы она получила деньги, думала Вера, больше всего хотела, чтобы ее дочь могла купить себе все, что угодно. Вера увеличила одну из фотографий Мод и повесила ее в столовой, и теперь, глядя на нее, она часто вспоминала, какой осмотрительной и проницательной женщиной оказалась мама, когда сразу разглядела в Стэнли его сущность. Деньги не улучшат ее брак, Мод всегда это знала, но они смогут облегчить жизнь. Пусть жизнь у нее будет хоть и несчастливая, но зато с комфортом.

Ей нравилось, что теперь можно сидеть за столом, пока Стэнли занят своим кроссвордом, и выписывать чеки для оплаты электричества и газа, вместо того, чтобы опустошать жестянку, которую она держала в кухонном столе, и отдавать кассиру пригоршню мелочи. Как чудесно просто написать «восемь фунтов, десять шиллингов, три пенса», поставить подпись и не думать при этом, как бы в следующий раз сократить эту сумму, если выключать свет каждый раз, выходя из комнаты… В конце недели Стэнли принес домой десять фунтов.

— Могло быть и в пять раз больше, старина, — сказал Пилбим, — только нам нужен весь наш капитал для нового товара. Все дело в том, что, пока ты не раскошелишься, у нас подрезаны крылья.

И Стэнли, который сомневался в своем партнере вплоть до самого открытия магазина, теперь убедился, что любое предсказание Пилбима оказывалось верным. Пилбим действительно знал то, о чем говорил, действительно был знатоком антиквариата. Дело оказалось, как было обещано, по-настоящему золотой жилой, богатым месторождением руды, которую оставалось только выкопать, чтобы превратить в звонкую монету, но для этого нужно привлечь весомый капитал. Самое ужасное то, что этот капитал, его собственный законный капитал, вложен где-то там в ерундовое олово и табак и недосягаем до тех пор, пока Финбоу не скажет своего слова.

С нервами у Стэнли стало совсем плохо. Руки больше не тряслись, и приступов тошноты тоже не было, но с ним происходило нечто более удручающее. Глаз теперь дергался постоянно.

Началось все с того момента, когда Вера принялась расспрашивать его о визитах девушки. Задергался правый глаз. И теперь, когда Стэнли уставал, веко подпрыгивало вверх и вниз особенно сильно. Стэнли сходил в библиотеку и посмотрел симптомы в медицинском словаре, к которому впервые обратился, когда готовил планы относительно Мод. В словаре было сказано, что подергивание глаза, называемое в народе «живой плотью», чаще всего вызвано усталостью и беспокойством и через короткий промежуток времени обычно проходит. В противном случае это может быть более серьезный симптом, а именно — первый признак какого-либо заболевания центральной нервной системы.

Ну, а что такое «короткий промежуток»? Часы, дни, недели? Подергивание не уменьшилось и продолжается вот уже две недели. Оно прекращается, только когда он решает кроссворды. Недостатком такой терапии было то, что теперь он мог решить любой кроссворд за десять минут. Возможно, ему следовало заниматься кроссвордами по-другому — самому составлять.

Два или три года назад он попытался это делать, но в доме творилось невесть что из-за Мод, пришлось оставить затею. Сейчас совсем другое дело. Сидя в магазине, коротая время между покупателями, Стэнли набрасывал заготовку для кроссворда в блокноте, который они с Пилбимом использовали для счетов. Иногда Пилбим уезжал ю деревням, иногда возился в маленькой мастерской позади магазина. Глаз у Стэнли не дергался, пока он изобретал слова и вписывал их в квадратики, потому что такая задача бросала вызов его умственным возможностям. Она занимала его целиком, часто отключая от окружающей действительности, и он мог часами подыскивать слово, подходившее для «пусто», «Р», «О», «Г», «пусто», «пусто», «З», прежде чем наконец находил решение: «ПРОГНОЗ».

Для него это стало навязчивой идеей, но Стэн был уверен, что она покинет его точно так же, пройдет дерганье глаза, когда появятся деньги. Вот тогда он всю энергию направит только на магазин, зная, что Пилбим не будет появляться минуту из мастерской, чтобы отпустить очередное саркастическое замечание по поводу людей, которые не выполняют своих обязательств, пока он мог мирно заниматься кроссвордами, чтобы не думать о деньгах и успокоить непослушный глаз.

17


Письмо из банка пришло спустя месяц после того, как они открыли в нем общий счет. Стэнли уже отправился на работу, бормоча под нос: «В, пусто, пусто, Е, пусто, пусто». Вот уже три дня, как он был не в состоянии найти это слово из шести букв. Стэнли прошел мимо почтальона, но был слишком поглощен своей явно неразрешимой загадкой, чтобы даже предположить, что тот несет известие от «Финбоу и Крейг».

Письмо было адресовано мистеру и миссис Мэннинг, и Вера поэтому сомневалась, стоит ли ей распечатать конверт одной, но потом наконец решилась и содрогнулась от ужаса, глазам своим не поверив.


«Уважаемые мистер и миссис Мэннинг.

С сожалением должен сообщить вам, что ваш кредит превышен на сумму 35 фунтов. Я уверен, что вы захотите незамедлительно исправить это положение, и убежден, что в ближайшие несколько дней получу от вас денежный перевод для погашения недостающей суммы.

Искренне ваш, Артур Фрейзер, управляющий».


Но этого не могло быть! Она выписала чеки только за холодильник и стиральную машину и оплатила несколько счетов. Из пятисот фунтов, лежащих в банке, должно было остаться, по крайней мере, триста семьдесят. Она сказала Стэнли купить себе костюм, но он не сделал этого. Быть может, произошла ошибка? Да, скорей всего, так. Неужели банки допускают ошибки? Каждый когда-нибудь ошибается, банки, наверное, тоже.

Вера снова почувствовала себя беспомощной. Она не знала, как поступить, хотя для обычного человека найти решение в подобной ситуации не составило бы большого труда. Возможно, она неправильно выписала какой-нибудь чек, добавила лишний ноль. Но неужели служащие в электрической или газовой компании воспользовались ее оплошностью? Вцепились в то, что получили, как когда-то поступил Стэнли, получив от бакалейщика сдачу не с одного фунта, а с пяти?

Веру особенно волновал вопрос, имеет ли банк право привлечь ее к суду. Она где-то слышала, что выписать чек, который нечем оплатить, это значит пойти против закона, совершить преступление. Если бы только она могла к кому-то обратиться за помощью, расспросить кого-то.

Мод знала бы, что нужно делать. Вера в отчаянии взглянула на фотографию матери, висевшую на стене. Мод прекрасно разбиралась в делах, была отличным управляющим, проницательным, как ревизор, но Мод умерла. Оставались только Дорис из химчистки и миссис Блэкмор или миссис Мак-Дональд. Вера не хотела, чтобы кто-либо из этих женщин узнал о ее делах. Уже то плохо, что они обсуждают между собой ее семейную жизнь и измену Стэнли.

А больше она никого не знает, если только… А почему бы и нет? Джеймс говорил, что он ей друг. «Давай теперь не теряться, Вера», — сказал он. Конечно, это было до того, как она сообщила ему, что ее муж жив и здоров. Теперь-то они уж действительно потерялись. С тех пор, как она вернулась из Брея, они ни разу не общались.

Если она не спросит Джеймса, что ей тогда делать? Лишиться трехсот семидесяти фунтов? Даже больше, потому что она еще должна тридцать пять. В полном смятении Вера набрала номер химчистки и сообщила, что не сможет прийти. Сказала, что плохо себя чувствует, и это было правдой. Бессмысленно терзаться сомнениями, вышагивать по комнате и в который раз перечитывать письмо. Вера достала записную книжку и набрала ряд цифр — номер в Брейминстере.

Банк был еще закрыт, и Джеймс оказался дома. По-видимому, он был рад услышать Верин голос, от его печали и разочарования в их последнюю встречу не осталось и следа,

— Ты совершенно меня не обеспокоила, Ви. Конечно, я дам тебе любой совет, какой смогу

Запинаясь, то и дело извиняясь за причиненное неудобство, Вера объяснила, что произошло.

— Понятно. А что говорит твой муж?

Вере даже в голову не пришло связаться со Стэнли.

— Я еще не успела ему рассказать.

В трубке на другом конце провода последовало короткое молчание. Затем Джеймс произнес:

— Так ты говоришь, у вас общий счет?

— Да, но Стэнли не нуждается в деньгах. Он занимается бизнесом, и довольно успешно.

Почему Джеймс вдруг заговорил, так сочувственно, так мягко?

— Я полагаю, тебе следует переговорить с мужем, Ви. А пока я сделаю вот что. С мистером Фрейзером мы встречались раз или два, поэтому я позвоню ему и скажу, что ты мой друг и что ты зайдешь к нему в одиннадцать. Тебя это устроит? Останется время, чтобы связаться с мужем.

— Как ты добр, Джеймс.

— Я бы сделал для тебя все, что угодно, Ви. Ты это знаешь. Хочешь, я одолжу тебе тридцать пять фунтов, пока ты справишься с затруднением?

— Ни в коем случае, — горячо произнесла Вера. — Нет, я позвонила тебе вовсе не затем.

— Всегда рад тебе помочь. Послушай, Ви, не стоит волноваться. Банк оплатил твои чеки, поэтому речь идет не о том, что их тебе вернут или о чем-то подобном. Мистер Фрейзер все поймет. Просто попроси его показать тебе выписку из лицевого счета и те чеки, которые зарегистрированы. Ты поняла?

— Да, конечно.

— Отлично. И никто не собирается читать тебе лекции или как-то угрожать. Наверное, как банковскому управляющему, мне не следует тебе это говорить, но каждый месяц тысячи людей превышают свои кредиты в банке и ничуть не тревожатся по этому поводу, А жаль. Обязательно свяжись со мной завтра, хорошо?

— Это совершенно лишнее, — сказала Вера.

— В таком случае я сам позвоню тебе, — спокойно заявил Джеймс. — Да, позвоню. Рад был с тобой поболтать, Вера. Доставь мне снова это удовольствие завтра.

Вера почувствовала себя гораздо лучше и была довольна, что все-таки собралась с духом и позвонила Джеймсу. Но она не сможет увидеть Стэнли перед тем, как отправится в банк. Он предупреждал ее, что до обеда будет в разъездах.

Вера тщательно нанесла грим, как учила ее миссис Гудуин, и надела синее платье в белый горошек. Без пяти одиннадцать она уже входила в приемную банка, а спустя несколько минут мистер Фрейзер высунул голову из двери и пригласил ее в свой кабинет. Держался он спокойно и доброжелательно.

— Мне позвонил ваш друг, мистер Хортон, — сообщил он. — Но вы никогда впредь не должны бояться приходить в банк, чтобы поговорить со мной, миссис Мэннинг.

Вера сильно покраснела. Какой же дурой они оба ее считают!

— Наверное, вам хочется взглянуть на выписку из вашего счета? — сказал мистер Фрейзер.

В ожидании документа он завел непринужденную беседу о погоде и Брейминстере, где однажды провел отпуск. Вера могла отвечать только односложно. Она чувствовала себя явно не в своей тарелке. В банке все было пронизано серьезностью, и Вера вдруг подумала, не оказалась ли она сама на пороге чего-то серьезного в своей жизни.

Молоденькая служащая принесла выписку. Мистер Фрейзер отослал девушку, а затем протянул Вере документ с подколотой к нему пачкой чеков. Управляющий закурил и предложил сигарету Вере, но она покачала головой.

Впервые в жизни Вера держала перед собой банковскую выписку и совершенно ничего не понимала в ней. В полном недоумении взялась за чеки, думая, что в них она тоже не разберется, но тут же увидела собственный почерк. Сверху оказался тот чек, который она послала газовой компании. «Наверное, они предъявляют чек в свой банк», — подумала она, — «и деньги переводятся на их счет, а затем чек как-то попадает в мой банк, и сумму вычитают из того, что у меня есть. На самом деле все довольно просто».

Снова вернуться к выписке. Газовая компания получила свои деньги сполна только потому, что их заплатил банк, а не потому, что у нее были деньги на счету. Когда она выписывала чек, денег уже не осталось. Вера снова покраснела.

Затем шел чек за холодильник и стиральную машину и еще один для электрической компании. Вера добралась до предпоследнего чека. Тихо охнула «Транспортные средства, — прочитала она, — двести пятьдесят фунтов, Стэнли Г. Мэннинг». И еще один. «На получение наличных — 150 фунтов. Стэнли Г. Мэннинг».

— Мой муж, — заикаясь, проговорила она. — Совсем забыла… Он мне действительно говорил… О, Господи, мне так жаль…

— Что ж, нам отрадно думать, что мы редко совершаем ошибки, миссис Мэннинг.

— Нет, это я совершила ошибку, — произнесла Вера, и слова эти прозвучали не как простое извинение за расточительность, в них подразумевалось нечто большее. — Я постараюсь возместить… э-э… на следующей неделе. Не знаю как, но постараюсь.

— Дорогая миссис Мэннинг, мы здесь не кровопийцы. Вы не должны так расстраиваться. Если вы сумеете уладить дело к концу месяца…

— Вы очень любезны, — сказала Вера.

Все с ней были любезны, благожелательны, все из кожи лезли, чтобы помочь ей, и только потому, что… ее жалели. И конечно, они понимали, что произошло. Джеймс сразу догадался. Да и мистера Фрейзера ей также было не провести своим глупым объяснением. Все знали, что она вышла замуж за человека, которому нельзя доверять ни в чем.

Стоило Стэнли взглянуть на Веру, он сразу понял — тучи снова сгустились. Но на этот раз он не собирался мириться с положением изгоя, с которым едва разговаривают. Он кинул пиджак на спинку кресла, оскалился, взглянув на фотографию Мод — толку от ее смерти не оказалось никакого — и сказал:

— Наверное, эти две кумушки припомнили кое-какие подробности о моей так называемой подружке.

— Я сегодня не видела ни миссис Блэкмор, ни миссис Макдональд.

— Тогда в чем дело?

Вера налила себе чашку чая и принялась пить медленно, не говоря ни слова «СЛОВО», — подумал Стэнли. — «Речевая единица. Анаграмма к слову ВОЛОС…» Господи, он должен взять себя в руки и прекратить без конца составлять кроссворды.

Впервые за всю их совместную жизнь Вера приготовила себе чашку чая, не налив ему.

— Что с тобой такое? — спросил он, чувствуя, что нервы на пределе.

Вера обернулась. Она выглядела старой и страшной, под глазами появились темные тени, от носа ко рту пролегли глубокие морщины.

— Так и быть, скажу, — ответила она. — Сегодня утром я была в банке. От управляющего пришло письмо.

— Ах, это.

— Да, это. Вот и все, что ты можешь сказать?

— Послушай, Ви, ты сама разрешила мне потратить кое-что. Ты сказала, купи себе все, что захочешь.

— Я сказала, костюм или любой пустячок. Я не говорила, чтобы ты снимал со счета четыре сотни фунтов. Стэн, я не возражаю, чтобы ты распоряжался деньгами. Но неужели нельзя было меня предупредить? Ведь они нужны были тебе для дела, не так ли? Почему же ты просто не сказал мне? Неужели нужно было делать из меня дуру перед банковским управляющим и пугать чуть ли не до смерти?

— Ты сама сказала, что не станешь больше выписывать никаких чеков. Откуда мне было знать, что ты захочешь оплатить счета?

Почему она уставилась на него? Ее глаза смотрели не мигая, так что ему пришлось отвести взгляд.

— Что у тебя с глазом? — холодно спросила она

— Ничего. Веки дергаются, только и всего. Это нервы.

Снова молчание, затем заговорила Вера:

— Так продолжаться больше не может. Бог свидетель, я не желала смерти мамы, но когда она умерла, я подумала… я подумала, что теперь все пойдет на лад. Я подумала, что теперь у нас наступит нормальная жизнь, как у других людей. Но ничего не вышло.

— Я знаю, о чем ты, — бросил Стэнли, направляясь в столовую. Он присел на диван и начал что-то вырисовывать на клочке бумаги. Вера не отставала от него. — Послушай, мне жаль, что так получилось с деньгами, но нечего из-за этого поднимать такой шум. Мой бизнес все вернет с лихвой.

— Неужели, Стэн? До сих пор мы не так уж много от него получили, не правда ли? Если уж на то пошло, я даже не уверена, существует ли этот самый бизнес. Ты ведь не сводил меня в магазин, не представил меня мистеру Пилбиму, не…

— Сделай одолжение, — раздраженно прервал ее Стэнли. Правый глаз открывался и закрывался, как зонтик. — Неужели ты не можешь поверить мне на слово?

Вера рассмеялась.

— Поверить тебе на слово? Стэн, ты, наверное, шутишь. Я вообще не могу тебе верить. Ты говоришь первое, что приходит в голову. Правда или ложь, тебе все равно. Я даже думаю, ты не видишь между ними никакой разницы. И знаешь, Стэн, и больше не могу терпеть. Я больше не могу оставаться в темноте, униженной и обманутой, только потому, что тебе легче так, чем сказать правду. Я скорее… я скорее предпочту смерть, чем жизнь с тобой.

Стэнли не обратил на слова жены особого внимания. Верин вопрос о глазе задел гораздо больше, чем весь перечень его недостатков. Нарисовав сетку для кроссворда и вписав туда пару слов, он полностью отключился и услышал только последнюю фразу. Она прозвучала для него как сигнал тревоги. Стэнли всполошился:

— Что ты хочешь этим сказать, чем жизнь со мной?

— Когда люди переживают то, что сейчас происходит у нас с тобой, они расстаются.

— Послушай, Ви, не надо так говорить. Ты моя жена. А все наши неурядицы, в общем, по одной причине. Если я и держу тебя в темноте, то только потому, что ты пилишь меня. А мужчине невыносимо, когда его пилят. — А еще ему невыносимо, когда следят за его собственным лицом. Стэнли прикрыл глаз рукой и почувствовал, как под пальцами дернулось веко. — Ты моя жена, как я уже сказал, целых двадцать лет. Скоро настанут хорошие времена, Ви, обещаю. К концу года мы заживем припеваючи и…

Вера смотрела на него еще пристальней.

— Ты меня любишь?

Ну и вопрос! Как можно такое спрашивать у человека, когда он устал и обеспокоен и, может быть, на грани болезни Паркинсона?

— Конечно, люблю, — пробормотал Стэнли. Лицо жены смягчилось, она взяла его за руку.

Стэнли с неохотой выпустил карандаш и положил другую руку ей на плечо. Глаз болел. Вера долго молчала. Она крепко держала его руку, а потом, не выпуская ее, присела рядом с ним на диван. Стэнли нервно задергался.

— Придется начинать сначала, — неожиданно произнесла Вера

Стэнли с облегчением вздохнул. Начало. «Старт в спорте». Он тайком принялся искать карандаш среди подушек. Буква «Н» могла бы подойти для слова «БИЗНЕС», которое пойдет по вертикали. «Вступив в дело, я оказался на шотландском озере…» [16].

— Да, нам придется начинать заново, — повторила Вера. — Нам обоим придется сделать усилие, Стэн, но это будет не так тяжело теперь, когда нас ждут большие деньги.

Стэнли улыбнулся ей, глаз совершенно успокоился.

— Мы продадим этот дом и купим новый, и избавимся от всей старой мебели. Мама хотела увидеть нас в современном доме. — Это «нас», подумал Стэнли, простая вежливость. Лично его Мод хотела бы увидеть в современном концентрационном лагере. — И мы вместе проведем хороший отпуск и купим машину. И я обещаю никогда больше тебя не пилить, если ты пообещаешь быть со мной откровенным. Мне необходимо тебе верить, Стэн. Ты ведь это понимаешь?

— Ты никогда не услышишь от меня ни единого слова лжи, Ви, сколько я буду жив.

Она не сводила с него глаз, всем сердцем желая поверить в то, что он говорит, в то, что наконец он искренен. Стэнли смотрел на нее затуманенным взглядом. Он нашел то слово. «В, пусто, пусто, Е, пусто, пусто». Конечно, «ВОСЕМЬ» — единственное слово, подходящее для этой комбинации. А то он весь день голову ломал, можно ли «Е» заменить на «К», чтобы двадцать по вертикали стало «ВУЛКАН». Торжествуя победу, Стэнли вписал в клеточки «ВОСЕМЬ» и дал следующее определение: «Единица перед этим словом означает слишком много выпивки»[17].

18


Пришел счет от декораторов, на котором чьей-то рукой сверху была сделана приписка: «Будем признательны за своевременную оплату». Им придется свою признательность отнести куда-нибудь в другое место. Лично он, Стэнли, был далеко не признателен за требование 175 фунтов вместо пятидесяти, о которых Пилбим говорил с такой уверенностью. Приняв решение начать все сначала, они с Верой сидели рядышком на диване и изучали биржевую страничку. «Евро-американский табак» упал на несколько пунктов за ночь. Глаз Стэнли слегка затрепетал, а потом начал методично моргать.

— Стэн, ты хочешь еще вложить деньги в свой магазин? Мне остается только надеяться, что дела у тебя пойдут хорошо.

— Ты обещала, что не будешь больше пилить меня, — сказал Стэнли. Он потянулся за листком бумаги, на котором начал составлять еще более грандиозный кроссворд. «ПИЛЕНИЕ» подойдет для той строки в семь букв, которая осталась незаполненной. Пиление, пиление, пиление. Как насчет «Беспрерывные упреки и придирки жены»? Да, это подойдет.

— Я вовсе не думала «пилить». Но ты как-то оформил эту компанию или партнерство? Ты сделал все по закону, Стэн?

— Я доверяю своему партнеру, а он доверяет мне, — сказал Стэнли. — Жаль, что я не могу сказать того же о своей супруге.

Он вписал печатными буквами «ПИЛЕНИЕ», а затем приписал «СУПРУГА» к букве «С» в слове «САРАЙ». Вера теперь смотрела на его глаз, хотя дерганье прекратилось.

— Ты не думаешь, что тебе следует сходить к врачу с этим твоим тиком? — спросила она.


Джеймс сдержал слово. Он позвонил Вере домой и, не получив ответа, дозвонился до химчистки.

— Я же говорил, Ви, что тебя там не съедят. Что произошло, просто чья-то ошибка?

— Муж забыл сказать мне, что выписал довольно большой чек, — солгала эта преданная жена — Он уже вернул все деньги назад благодаря своему магазину.

— Чудесно. — По голосу Джеймса нельзя было сказать, что он считал это таким уж чудесным. Похоже, он не поверил ей, и это подтвердилось, когда он снова заговорил: — Ви, если когда-нибудь тебе понадобится помощь, ты обратишься ко мне, ладно?

— У меня есть Стэнли, — сказала Вера.

— Да, конечно. Я не забыл. Но, возможно, наступит время, когда… До свидания, Вера. Береги себя.

Давно пора, подумала Вера, поберечь себя. Нет, в самом деле смешно, что женщина с ее финансовыми возможностями, или будущими финансовыми возможностями, продолжает работать в химчистке. Она вручила клиенту две вычищенные пары брюк и тут же села писать заявление об уходе с поста заведующей кроутонской химчисткой.

Четверг. Короткий рабочий день. Вера ушла с работы в час дня и заглянула в ближайшее агентство по продаже недвижимости. Служащий агентства заверил ее, что с удовольствием займется продажей дома. Какую сумму она думает запросить? Вера вообще об этом не думала, но агент знал этот тип домов и предложил четыре тысячи пятьсот фунтов. Он пообещал в этот же день прийти на Ланчестер-роуд и осмотреть дом.

Вера приготовила себе яичницу на второй завтрак и доела шоколадный мусс, который можно было теперь оставлять на ночь, потому что у них появился холодильник. Вряд ли агент доберется сюда до трех, так что у нее оставался целый час, чтобы придать второму этажу более опрятный вид.

Прежде чем дом будет продан, ей придется сделать усилие и как следует почистить комнату Мод, избавиться от одежды, которой пренебрегла тетушка Луиза, от рецептов, пузырьков и коробочек, содержимое которых поддерживало в Мод жизнь в течение четырех лет.

После похорон Вера убрала их в ящик комода Теперь она открыла его и стала рассматривать многочисленные лекарства матери — антикоагулянты, мочегонные, минеральные соли, витамины, снотворное и транквилизаторы. Интересно, примет ли их назад аптекарь, подумала Вера. Просто взять да и выбросить лекарства было бы непростительным расточительством.

Теперь заняться одеждой. Когда позвонили в дверь, Вера укладывала вещи в старый матерчатый чемодан. Она ожидала агента по недвижимости, поэтому удивилась, увидев на пороге молодую женщину.

— Добрый день. Я собираю пожертвования в Чаппелл-фонд.

Вере послышалось «чапел-фонд», и она уже собиралась произнести, что принадлежит к англиканской церкви, когда вспомнила о молодом полицейском, которого застрелили во время нападения на кроутонскую почту [18]. Вера открыла кошелек.

— Большое спасибо. Мы пытаемся собрать тысячу фунтов для миссис Чаппелл, кое-кто согласился даже открыть на следующей неделе, во время показательных соревнований полицейских-спортсменов, несколько благотворительных ларьков. Не найдется ли у вас случайно…

— Вы собираете ненужную одежду? — спросила Вера. — У меня недавно умерла мать, а вещи у нее были неплохие. Теперь они никому не нужны, и я буду рада, если вы их заберете.

Молодая женщина очень обрадовалась, поэтому Вера отправилась наверх за чемоданом.

— Вы сказали, это вещи вашей матери?

— Именно так. Мне они больше не нужны.

— Большое спасибо Вы нам очень помогли.


Теперь Стэнли беспокоило только одно — деньги. Как только он их получит, жизнь станет просто безмятежной. Ему явно никогда не придется больше услышать о Каролайн Сноу.

Стэнли с удовольствием рисовал в воображении, как она врывается в родительский дом в Глостере и обрушивает свою историю на Сноу, который устал, бедняга, работал целый день, чтобы его женщины могли блаженствовать в роскоши. Возможно, как раз в этот момент Сноу смотрит бокс или даже решает кроссворд. Перед мысленным взором Стэнли предстало лицо человека, которое моментально вытянулось при известии, что, во-первых, нашлась теша, прежде никогда не представлявшая для него серьезной угрозы, а, во-вторых, он должен дать ей крышу над головой и семейный очаг.

— Разве мы не должны отыскать ее, папочка? В критических ситуациях ты всегда великолепен. Я надеялась, что ты сразу поймешь, что нужно делать.

Стэнли похихикал над этой воображаемой сценкой. А что же ответит Сноу?

— Предоставь все дело мне, дорогая. — Спокойный тон, а мозг тем временем работает, как компьютер, перебирая варианты. — Я бы хотел обсудить этот вопрос вдвоем с твоей матерью.

А теперь сцена с чудесной мамочкой: тет-а-тет, приглушенное освещение, Каролайн гуляет где-то с собакой или приятелем.

— Она такой импульсивный ребенок, дорогой.

— Да, я знаю. Но не могу же я разрушить ее веру в отца.

— Она тебя просто обожает, дорогой. Должна сказать, лично меня не совсем привлекает идея воссоединения с матерью, которую я не видела сорок лет.

— Об этом и речи нет. Ничто не заставит меня подружиться с этой старой леди и мириться с ее присутствием в нашем доме. Боже правый, я далек от жажды мести, но…

— А почему просто не сказать, что ты связался с полицией, дорогой? Скажешь, они, мол, наводят справки. А Каролайн позабудет о ней уже через неделю.

— Ну конечно. Ты просто прелесть, дорогая.

Стэнли вовсю хохотал над воображаемой сценкой. Он почти видел чету Сноу в доме с добротной обстановкой, какую предпочитают представители среднего класса. Жаль, что нужно помалкивать и нельзя никому рассказать. Он вытер глаза, но, когда отсмеялся, глаз снова начал немилосердно дергаться.

Он пытался справиться с непослушным веком, стараясь проверить, можно ли побороть недуг простым усилием воли, когда в магазин вошел Пилбим.

— Надо бы тебе заняться своим глазом, старина. Была у меня тетка с таким же дефектом, «пляской святого Вита».

— И что с ней произошло?

Пилбим опустился на стул.

— Она начала вся дергаться, с ног до головы. Даже как-то неловко было стоять с ней рядом. — Он почесал нос обрубком пальца. — Почему бы тебе не сходить к какому-нибудь знахарю? Я и сам здесь справлюсь.

В поликлинике, к которой он был приписан, вечерний прием шел три раза в неделю. Мысли о грядущем наследстве давным-давно вытеснили из головы Стэнли все опасения, связанные со смертью Мод, поэтому, прождав сорок минут, он более или менее спокойно вошел в кабинет, где за столом сидел доктор Моксли.

— Что с нами приключилось?

«Свинья, мог бы по крайней мере взглянуть на меня», — раздраженно подумал Стэнли. Он объяснил причину своего прихода, и, пока говорил, глаз послушно дергался.

— Это называется «живая плоть».

— В самом деле? И где, простите, оно так называется?

— В медицинской книжке.

— Господи, как бы я хотел, чтобы дилетанты поменьше заглядывали в медицинские книги. Вы только сами себя перепугали. Наверное, даже решили, что у вас мускульная дистрофия.

— А разве нет?

— Не думаю, — ответил доктор Моксли, расхохотавшись. — Вас что-то беспокоит последнее время?

— Забот хватает, это точно.

— Тогда перестаньте волноваться, и дерганье прекратится.

«Вот как у него все просто, — с возмущением подумал Стэнли. — Как будто стоит сказать «не волнуйтесь», и дело сделано. Чертовы докторишки, все они одинаковы». Он взял рецепт на успокоительное и уже почти дошел до дверей, когда доктор Моксли спросил:

— Как ваша жена? Пришла в себя после кончины миссис Кинауэй?

Какое ему дело? Стэнли пробурчал, что с Верой все в порядке.

Доктор, по мнению Стэнли, непревзойденный мастер переходить от одного настроения к другому, улыбнулся и добродушно добавил:

— Я тут на днях случайно встретил старого доктора Блейка. Он очень расстроился, услышав, что миссис Кинауэй скончалась. Кстати, и немало удивился. Оказывается, они виделись на улице всего за несколько дней до ее смерти, и вид у нее был очень здоровый.

Стэнли онемел. С него хватило волнений, теперь уже прошлых, из-за Каролайн Сноу. Меньше всего он ожидал, что спустя столько времени могут возникнуть какие-то вопросы по поводу Мод. Господи, ведь прошло уже много недель…

— Он никак не мог понять, каким образом у миссис Кинауэй случился второй удар, раз она принимала молланоид. — На лице Моксли появилась наивная и все же несколько зловещая улыбка — Тем не менее, такое случается. Доктор Блейк очень совестлив. Я посоветовал ему больше не думать об этом.

Стэнли вышел из кабинета как в тумане. Ну кто бы мог подумать, что старый доктор, врачевавший Мод, будет до сих пор околачиваться поблизости? Хотя, скорее всего, это ни о чем не говорит. У Стэнли и так достаточно забот, не хватало еще волноваться из-за какого-то доктора.

Чтобы заказать лекарства по рецепту, Стэнли правился в ту же самую аптеку, в которой покупал средство для похудения, и тут вдруг вспомнил, что два с половиной пузырька сахариновых таблеток до сих пор оставались в картонной коробке из-под молланоида. Первое, что он сделает, когда придет домой, найдет эти таблетки и уничтожит их на тот случай, если Моксли и совестливый Блейк запланируют внезапный налет на дом, чтобы все здесь как следует разнюхать.

— Что случилось с вещами твоей матери? — спросил он у Веры.

— Их больше нет. Я провела уборку. Агент по недвижимости сказал, что мы сможем получить хорошую цену, если дом слегка подновить, вот я и подумала, что займусь кое-каким ремонтом.

Слово «ремонт» прозвучало для Стэнли наподобие ругательства. Он хмуро наблюдал, как Вера спускается со второго этажа, вытирает кисть и закрывает крышкой банку с темперой. Темпера — хорошее слово для кроссворда. Он не мог припомнить, чтобы оно когда-нибудь попадалось ему раньше. «ТЕМПЕРА»: «краска, название которой подскажет слово «темперамент». Очень хорошо.

— Так ты что, все выбросила? — небрежно спросил он.

— Все, кроме одежды. Ее я отдала одной женщине, которая делала сборы в полицейский фонд.

Стэнли почувствовал, как на его верхней губе выступил пот.

— Какой фонд?

— Что случилось? Ты весь дергаешься.

Стэнли сцепил пальцы. Руки подпрыгивали. Говорить он не мог.

— В общем, не совсем полицейский, дорогой. — Вера пожалела, что так выразилась. Стэнли всегда боялся полиции. — Она собирала одежду для фонда вдовы полицейского, миссис Чаппелл, я осталась очень довольна, когда отдала вещи мамы. Стэн, дорогой, позволь мне приготовить тебе чашку чая. Ты слишком много работаешь и волнуешься из-за своего глаза. Пойдем. А пока я буду готовить чай, ты можешь заняться кроссвордом.

— Я уже решил его.

— Тогда сочини новый. Ты же любишь это занятие.

Не переставая дергаться и трястись, Стэнли попытался набросать рамку для кроссворда. Он вписал «ТЕМПЕРА», а затем от буквы «П» вниз слово «ПОЛИЦИЯ». Возможно, та женщина действительно приходила за вещами; возможно, Моксли и не имел в виду ничего зловещего. Ну а вдруг все не так? И Моксли шепнул пару слов полиции, а те, в свою очередь, прислали сюда ту женщину, потому что… Да и что они могли обнаружить в одежде Мод? Вероятно, в поту человека появлялось какое-то вещество, если у него было высокое давление или если он принимал сахарин вместо молланоида. Что бы там ни предполагал Стэнли, Моксли мог оказаться экспертом судебной медицины. Стэнли вписал «ЭКСПЕРТ», используя букву «Р» из слова «ТЕМПЕРА».

Они могут обойти всех аптекарей и обнаружить, что человек с его внешностью покупал много сахарина… Затем они могут выкопать Мод. Рана на ее голове к этому времени, вероятно, уже исчезла. Они исследуют содержимое ее желудка и найдут там «Стань стройной», не меньше тонны. Но никакого молланоида. Мод не принимала лекарства с начала марта.

Глаз замигал так, что Стэнли почти ослеп и не смог разглядеть слов, которые вписал печатными буквами в белые квадратики.

Часть третья ПО ВЕРТИКАЛИ

19


Был разгар лета, прекрасного жаркого лета. Один теплый день следовал за другим, и эта монотонность отразилась и на жизни Мэннингов.

Ничего не изменилось к лучшему или, как утешал себя Стэнли, к худшему. Полиция не проявляла к нему больше никакого интереса, а второй раз на прием к доктору Моксли он не пошел, хотя глаз дергаться не перестал. Стэнли не мог не волноваться из-за денег.

Вера и мистер Финбоу обменивались письмами, но в том, что писал поверенный, не было и намека на возможность скорой продажи акций, вложенных в табак и олово. Вера мягко, но решительно отказалась продавать акции и пренебречь советом Финбоу или попросить его еще об одном авансе, даже после того, как Стэнли продемонстрировал ей повторный счет, пришедший от работяг Пилбима с нацарапанной на нем надписью: «Пожалуйста, незамедлительно урегулируйте просроченный платеж». Пилбим превратил жизнь Стэнли в сплошную муку, все время его пилил, требуя капитал для магазина.

На их доме давным-давно висела табличка: «Продается». Ни один человек не пришел осмотреть жилище на Ланчестер-роуд. Агент объяснил Вере, что дому не хватает определенных удобств, которые в нынешние времена считаются обязательными.

— Мы могли бы построить гараж, — предложила Вера. — Только пришлось бы пожертвовать твоим вересковым садиком.

— Ну и пусть, — сказал Стэнли.

Гараж навсегда спрячет Мод. С другой стороны, сколько земли захотят выкопать строители, чтобы заложить фундамент?

— Тогда я займусь этим и продолжу ремонт. Мы обязательно найдем покупателя. Агент утверждает, что вскоре ожидается бум на продажу недвижимости.

— «Сенсация, которая бывает не только газетная, но и биржевая».

— Что ты сказал, дорогой?

— Слово для моего кроссворда. «БУМ». «Сенсация, которая бывает…» А ладно, ничего.

— Ты в последние дни ни о чем другом не думаешь, кроме кроссвордов, — сказала Вера.

Это была правда Придумывание и составление головоломок превратилось для него в навязчивую идею. Он даже тайком занимался ими в магазине в отсутствие Пилбима, так что, когда его партнер возвращался, голова Стэнли была полна словами, омонимами и анаграммами, а когда Пилбим принимался заново выдвигать свои требования, что происходило каждый день, Стэнли слушал рассеянно, вполуха

«Помнишь ту старую калошу, которой мы всучили георгианский столик?» — обычно затевал разговор Пилбим. — «Она хочет всю квартиру обставить мебелью этого периода. Если бы я стал работать день и ночь, а ты как раз бы подоспел со своим капиталом, мы могли бы заработать пять сотен на одной этой сделке». Или: «Мы связаны по рукам и ногам, Стэн. Я чуть не плачу, думая, какие от нас уплывают возможности». А заканчивал он всегда одинаково: «Нам нужны эти деньги, Стэн. Только не заводи опять старую песенку: «Уже совсем скоро».

Стэнли слишком боялся Пилбима, чтобы позволить себе нечто большее, чем успокаивающие обещания. Свой гнев он приберегал для Веры.

— Послушай, мне нужны эти деньги для дела. Это наши деньги, а мы почему-то не можем их получить. Мы такие же бедные, как тогда, когда твоя чертова старуха была жива. Без денег все дело может лопнуть. Неужели у тебя не хватает извилин, чтобы это понять?

Вера всякий раз вздрагивала, отшатываясь и пугаясь его дикого жадного взгляда Лицо мужа сильно дергалось, когда он злился. Но больше всего ее ужасало, когда вместо простого ответа Стэнли произносил какую-то бессмысленную загадку.

В конце июля Вера начала ремонт комнатушки для гостей на втором этаже и, вынося оттуда вещи, наткнулась на коллекцию лекарств Мод, которую перенесла, когда красила материнскую спальню. Ей показалось расточительным выбросить все лекарства, особенно, если учесть, что одна пластиковая упаковка вообще не была распечатана, а другая опустошена только наполовину. Не будет большого вреда, если она, когда отправится по магазинам, спросит аптекаря, не возьмет ли он их обратно.

Выходя из дома, Вера столкнулась во дворе со строителями, вносившими мешки с цементом и бетономешалку.

— Не стоит из-за нас задерживаться, леди, — сказал их старший. — Все равно мы не начнем ваш гараж до будущей недели. Кирпичный завод бастует. Но вы не станете возражать, если мы оставим здесь наше оборудование?

Вера не стала возражать. Она прямиком отправилась к аптекарю и спросила, можно ли вернуть неначатые упаковки с таблетками. Аптекарь улыбнулся:

— Простите, мадам, мы этого не делаем. Мы советуем нашим клиентам все неиспользованные лекарства выбрасывать, на всякий случай, вы понимаете. — Он отвинтил крышку и взглянул на содержимое пузырька.

— Это молланоид, насколько я знаю.

Фармацевты, подобно докторам, предпочитают считать, что существуют вопросы, в которых могут разобраться только избранные, а остальные люди абсолютно в них не сведущи. Этот аптекарь не был исключением. От слов Веры он нахмурился.

Затем вытряхнул одну таблетку, посмотрел на нее повнимательней и спросил:

— А почему вы думаете, что эти таблетки — молланоид?

Вера ответила довольно заносчиво:

— Вы сами их готовили по рецепту врача и написали на этикетке: «Молланоид». Моя мама всегда принимала это лекарство от давления.

— Безусловно, я приготовил лекарство по рецепту и подписал этикетку, но в пузырек я насыпал другие таблетки, не эти. Молланоид — это средство, которое мы называем антикоагулянтом, другими словами, оно предотвращает образование тромбов в кровеносных сосудах. Говорю вам, это не молланоид.

— Тогда что же это?

Фармацевт понюхал таблетку, которую держал на ладони, потом положил ее на язык.

— Какое-то соединение сахарина, скорее всего.

— Сахарина?

— Вещество, которым подслащивают чай и кофе, если хотят похудеть, — ответил фармацевт тоном, каким обычно говорят с умственно отсталым ребенком.

Вера передернула плечами. Она закончила обход магазинов в полном смятении. Могло ли такое случиться, чтобы фармацевт сам допустил ошибку при приготовлении лекарства и в пузырьке с самого начала лежал сахарин? Это казалось неправдоподобным, но все-таки более вероятным, чем идея, что Мод потихоньку принимала сахарин. Иначе, что она делала с молланоидом? Вряд ли она сама отказалась бы от лекарства, от которого полностью зависела Ведь она пребывала в полной уверенности, что, если бы не молланоид, с ней случился бы второй удар.

Рассматривая дешевые, но симпатичные обои, подбирая краски, Вера переключилась на другое, но все же решила рассказать обо всем Стэнли, когда он вернется домой. Пришел муж довольно поздно, и как только Вера его увидела, то сразу поняла, что сейчас он не в том состоянии, чтобы интересоваться чужими медицинскими проблемами.

— Этот глаз меня доконает, — сказал он.

Впервые за всю их совместную жизнь Стэнли не притронулся к обеду — к бараньей отбивной с горошком и жареным картофелем — и Вера, которая раньше всполошилась бы и стала задавать вопросы, проявляя заботу, сейчас осталась совершенно равнодушной. Если снова посоветовать ему обратиться к врачу, он просто огрызнется в ответ. Она не могла общаться с мужем, между ними больше не было никакого понимания. Часто в эти дни она вспоминала о Джеймсе Хортоне, таком мягком и внимательном, с кем всегда можно было поговорить.

— Что на этот раз с тобой случилось? — спросила она наконец, стараясь, чтобы голос не выдал ее раздражения.

— Ничего, — ответил Стэнли. — Ничего. Оставь меня в покое.

Глаз моргал и дергался, словно чьи-то пальцы внутри головы закрывали и открывали его. Тот, кто это делал, казалось, веселится, радуясь удачной шутке. Но этот кто-то и есть он сам, разве нет? Господи, подумал Стэнли, если и дальше так пойдет, он совсем съедет с катушек.

Вера следила за мужем, как ястреб. Он не мог рассказать ей, что дрожит и дергается и отказывается от еды, потому что смертельно напуган. В тот день произошло событие, от которого ему стало гораздо хуже, чем было в тот раз, когда заходила женщина из Чаппелл-фонда, или даже когда он увидел, что умерла Мод. У него стучали зубы от страха, и он плотно их сжал, как при спазме.

Сегодня днем, пока он находился в поездке, в магазин «Старая Деревня»приходил полицейский.

Он ездил в Хатфилд, чтобы освободить одну старушку от комода ХVIII века за, наверное, пятую часть его истинной стоимости, и по дороге домой пытался успокоить свой пульсирующий глаз, заканчивая воображаемый кроссворд. Теперь Стэнли мог придумывать и решать кроссворды мысленно, точно так, как другие играют в шахматы без доски. Он заехал в фургоне во дворик позади магазина, бормоча себе под нос: «Покупка — приобретение за деньги», когда увидел полицейского в форме, который вышел из магазина и пошел к своей машине на обочине. Глаз ритмично заморгал, дернулся» и совсем закрылся.

— Что здесь делал этот легавый? — спросил он Пилбима полузадушенным голосом.

— Просто проверял наш товар, старина — Пилбим потер нос пальцем без ногтя, похожим на сосиску. Стэнли давно замечал за компаньоном такую привычку, но теперь не мог выносить это зрелище, от которого у него начиналась тошнота — Обычное дело, — продолжал Пилбим. — На тот случай, если мы припрятали что-то из краденого.

— Раньше этого не было. Он спрашивал обо мне?

— О тебе, старина? С чего бы он стал спрашивать о тебе? — Пилбим ласково улыбнулся. Стэнли был уверен, что он врет. Пилбим всегда замышлял что-то, когда устремлял на собеседника чистый ясный взор, как сейчас. — Сегодня выдался неплохой денек. Я так думаю, что каждый из нас унесет домой по десятке.

— Вижу, мой фарфор и серебро ушли.

— Их забрала дамочка из Техаса. Совершенно помешалась на всем английском. Думаю, она заплатила бы любую цену, какую ни назови. — Пилбим положил руку на рукав Стэнли, дотрагиваясь обрубком пальца до его голого запястья. Взгляд у него больше не был чистым и дружеским. — Я обещал своей старухе, что верну все сполна на следующей неделе. Денежки, Стэн, бабки, капусту. Моему терпению, как выражался старик экс-фюрер, приходит конец.

Стэнли хотел поподробнее расспросить его о визите полицейского, но не осмелился. Он изо всех сил старался поверить Пилбиму. Уж, конечно, если бы полицейскому понадобилось поговорить с ним, он зашел бы на Ланчестер-роуд. А может, тот и заходил, только никого не было дома.

Если Стэнли прав и полицейские каким-то образом подвергли анализу одежду Мод, если Моксли трепанул языком, если Вера расхвасталась на всю округу о гараже, который они собираются построить… А что, если все это время полицейские и врачи плели вокруг него сеть… Он боялся идти домой, но больше податься было некуда. Уже несколько вечеров он чувствовал, что Вера хочет ему что-то рассказать, но не может, то ли оттого, что дуется, то ли оттого, что слишком хитра. Возможно, полиция и к ней тоже подбирается.

В ту ночь Стэнли совсем не спал. Теперь дергался каждый его мускул, а от привычного лекарства ему стало даже хуже. Он начал жалеть, что вообще когда-то занимался кроссвордами, такой настоятельной стала для него необходимость все время придумывать определения к словам, записывать одни слова по горизонтали и приписывать к ним другие по вертикали. Всю эту ночь и субботнюю ночь у него перед глазами стоял расчерченный кроссворд?

Он почувствовал, что находится на грани нервного срыва.

Когда он так дергался, Вера не могла оставаться с ним в одной кровати. Стэнли заснул в ночь на понедельник только от полного изнеможения, и во сне все его тело подергивалось, как наэлектризованное. На рассвете она приготовила чай, но не стала будить мужа. Вместо этого она отнесла чашку в комнату для гостей.

Вера включила свет, перешагнула через банки с красками и забралась на кровать. Как только она увидела таблетки Мод, к ней вернулось прежнее сомнение. Она потянулась за полупустым пузырьком молланоида, именно тем, который Мод принимала вплоть до самой смерти, и отвинтила крышку.

А может, мама отказалась от сахара, потому что доктор Блейк посоветовал ей сбросить вес? Наверное, она купила сахарин и использовала для его хранения пузырек от молланоида

За окном начало светать. Вера услышала, как в ракитнике у Блэкморов запел дрозд. Пустая и не очень-то музыкальная трель подействовала на нее угнетающе. Вера продрогла и натянула одеяло до самого подбородка

Но стоило ей улечься как следует и приготовиться поспать еще часика два, как ее взгляд опять упал на открытый пузырек. Молланоид. Конечно же, это молланоид. Таблетки выглядели точно, как те, что Мод принимала три раза в день, не пропуская ни одного, в течение четырех лет. Но они также были абсолютно похожи на те, что она отнесла аптекарю вчера утром. Вера снова приподнялась.

К вчерашнему пузырьку Мод не прикасалась, не приняла из него ни одной таблетки. А этот был на три четверти пуст, именно он стоял возле тарелки Мод, когда она завтракала последний раз в жизни. В этом Вера была уверена. При тусклом свете, который становился ярче с каждой минутой, она заметила на этикетке смазанные чернила — фармацевт вручил пузырек, прежде чем чернила успели высохнуть. И мысленно вернувшись в то утро — неужели она когда-нибудь сможет забыть его или забыть приподнятое настроение Мод? — она вспомнила, как мать приняла две таблетки после того, как насыпала в чашку чая щедрой рукой сахар.

Сердце Веры начало громко стучать. Медленно, словно она была криминалистом, который собирается с риском для жизни провести тест на токсины, Вера взяла одну таблетку и положила ее на язык.

В первую секунду вкуса не было. Сердце чуть-чуть успокоилось. Затем, чтобы убедиться окончательно, она прижала кончик языка с таблеткой к нёбу. В ту же секунду по поверхности языка разлилась тошнотворная сладость.

Вера выплюнула таблетку на блюдце и легла лицом вниз, неподвижная и холодная.


Стэнли проснулся только в десять. Уставился на часы, вскочил с кровати и дошел до середины комнаты, прежде чем вспомнил. На сегодня он наметил поход к врачу. Он предупредил Пилбима, что до обеда не придет.

От одной мысли о враче глаз снова задергался. Стэнли выругался, натянул халат и зашел в комнату Мод посмотреть, не началась ли работа у строителей. За ними нужно приглядывать на тот случай, если вдруг на них нападет энтузиазм и они начнут копать там, где не следует. Но в саду было пусто, бетономешалка бездействовала.

Вера не принесла чай, а это так на нее не похоже. Наверное, не хотела беспокоить его. Бедная старушка Ви. Растеряла остатки привлекательности, хотя, Бог свидетель, она всегда была серой, как мышь. Подноса с завтраком тоже не видно. Да и самой Веры нет. В доме стоял удушли2вый запах краски. Стэнли почувствовал, как у него начинает болеть голова. Он пропустил утренний прием доктора Моксли, но будет еще один, в два часа, и он обязательно пойдет. Везде порядок и чистота. Очевидно, Вера прибрала, прежде чем отправиться по магазинам.

Стэнли поплелся на кухню. Глаз открывался и закрывался, причиняя острую боль. Даже кукурузных хлопьев не оставила. Он достал пакет из кладовки, отсыпал немного хлопьев на тарелку и оглянулся в поисках газеты. Заодно уж решит кроссворд. Стэнли давно уже не беспокоило, сможет или не сможет он решить кроссворд, и даже сможет ли решить его за один присест. Единственное, что еще интересовало Стэнли — сумеет ли он побить собственный рекорд в семь минут.

Сложенная газета лежала на холодильнике. Стэнли взял ее и увидел, что под ней спряталось письмо, выглядывавшее наполовину из конверта. Письмо было адресовано Вере, но это никогда его раньше не останавливало, не остановило и теперь. Он вытащил листок дрожащими руками и прочитал.

Деньги поступили.

Мистер Финбоу незамедлительно примет Веру в удобное для нее время и передаст ей чек.

Стэнли протер глаза. Но не потому, что они дергались, а потому, что по лицу катились слезы.

20


Он ждал этого момента много-много лет. С того самого мгновения, как впервые увидел Мод и услышал о ее набитой кубышке, Стэнли мечтал о сегодняшнем дне, о благословенном часе, когда деньги перейдут к нему. Двадцать две тысячи фунтов.

После того, как Стэнли прочитал письмо, глаз ни разу не дернулся. Теперь он ясно увидел, что, приписав зловещие мотивы безобидной домохозяйке, собиравшей вещи для распродажи, и полицейскому, выполнявшему свой обычный долг, он просто позволил разыграться воображению. Деньги вылечили все его болезни, как души, так и тела. Не нужны ему никакие доктора. Вместо этого он съездит на автобусе в Старую Деревню.

Пилбим был в магазине, начищал старую медную сковородку.

— Ты сегодня рано, — пробурчал он. — Что сказал коновал?

Стэнли присел на отполированный стол. Он чувствовал себя магнатом. Заговорил сжато, немногословно:

— Принес тебе тысячу. Заодно выпишу чек декораторам, можешь им отдать. На следующей неделе возьмем еще денег, если надо. Теперь мы на коне. С нищетой покончено.

— Ты не пожалеешь об этом, Стэн. Обещаю тебе, не пожалеешь. Мы правильно поступили, когда затеяли наше дельце! — Пилбим хлопнул его по спине и убрал чеки в карман. — А теперь вот что я тебе скажу. Мы отправимся в наше заведение и раздавим бутылочку шотландского, а потом я угощу тебя шикарным обедом.

Бутылка не бутылка, но четыре двойных порции на пустой желудок, за которыми последовала обильная еда — бифштекс, жареный картофель, фасоль, морковь, грибы, пирог с малиной и кремом — придала шаткость походке Стэнли, когда он в половине третьего направился на Ланчестер-роуд. Ему очень хотелось громко запеть во все горло, пока он продвигался, спотыкаясь, вдоль респектабельных улочек, сплошь застроенных однообразными домишками, но быть арестованным в этот знаменательный день, в один из самых счастливейших дней в его жизни было бы просто ужасно.

Небо, которое с утра сплошь затянули облака, очистилось за те часы, что Стэнли провел в пивной, и теперь на улице стояла жара Один из самых жарких дней года, подумал Стэнли, очень довольный, что погода соответствовала его настроению. Он прошел мимо автомобильного салона с выставленными напоказ «ягуарами» и подумал, не купить ли машину прямо сегодня. Вот эту алую модель, например. Он не видел причин, почему бы так и не поступить. Он ведь не собирался покупать какую-то малолитражку массового выпуска, вроде консервной банки Макдональдов, которую ничтожным смертным, жалким работягам, приходится дожидаться несколько месяцев. Для начала ему нужно немножко протрезветь. Скорее всего, он выпьет чашку чая, а затем отправится покупать машину и возьмет прокатиться Веру. Можно будет поехать за город и поужинать в деревенском трактире.

Эти приятные фантазии проплывали в его одурманенном мозгу, когда он торжественно появился на кухне и позвал:

— Вера, ты где?

Ответа не было. «Дуется, наверное, — подумал он, — из-за того, что я не зашел рассказать ей о визите к врачу». Врачи! То, что меньше всего ему нужно.

Он слышал наверху ее шаги. Трудится, вероятно, там из последних сил, крася спальню. Что ж, ей придется пересмотреть свои взгляды, расширить свой горизонт. Люди с такими деньгами не занимаются сами ремонтом. Он вышел в коридор, тщательно стараясь сохранять равновесие. Будет лучше, если она не заметит, что он пил.

Он вновь позвал жену и на этот раз услышал, как открылась дверь. Лицо Веры тут же появилось над перилами. Для женщины, которая только что стала обладательницей двадцати тысяч фунтов, выглядела она не очень радостно.

— Я думала, ты отправишься на работу, — сказала она.

— Доктор велел мне взять выходной. Спускайся вниз. Я хочу поговорить.

Он услышал, как она произнесла что-то вроде: «Я тоже хочу с тобой поговорить», — и начала медленно спускаться по лестнице. На ней было синее платье в белый горошек, а руки не были выпачканы краской. Внезапно его радость чуть омрачилась. Что за трудный характер у этой женщины? Как это на нее похоже — выбрать именно этот день, чтобы начать пилить его из-за какого-то пустяка. Он-то знал, что она сейчас начнет именно пилить. Понял это по ее холодному взгляду и складкам около рта.

— Ты получила деньги? — ласково спросил он. — Я не мог не заметить письма старого Финбоу. Ну, наконец-то, да?

Сейчас она скажет, что не получила. Сейчас она скажет, что попросила Финбоу попридержать деньги, поместить их в другие акции или что-то еще не менее дьявольское. Господи, она не могла так поступить!

— Так ты получила деньги?

— Да, получила.

Никогда еще ему не доводилось слышать, чтобы она говорила таким тоном, полным ледяного отчаяния.

— И отнесла их в банк? Что же в таком случае не так, милая? Разве мы не этого ждали так долго, не это планировали?

— Не называй меня милой, — сказала Вера — Я не твоя милая. Ты хочешь сказать, что это ты все планировал, не правда ли? Но, видимо, недостаточно хорошо. Тебе следовало избавиться от таблеток сахарина, после того, как ты убил мою мать.

Стэнли тут же подумал, что все это происходит не на самом деле. Он выпил чересчур много и отключился, и сейчас ему снится очередной кошмар с чертовыми головоломками. Но после минутного ощущения кошмарной нереальности Стэнли не нужно было щипать себя за руку. Вера сказала именно то, что сказала Они оба стояли на кухне дома номер шестьдесят один по Ланчестер-роуд, и оба были в полном сознании. Она действительно произнесла это, но он все равно попросил ее повторить:

— Что ты сказала?

— Ты говорил, что запросто мог бы прибить ее, а она говорила, что так и будет, но я, Бог свидетель, не верила ни одному из вас. Не верила, пока не узнала, что было в тех пузырьках с лекарствами.

Существует большая разница между ожиданием самого худшего и действительным моментом его прихода Стэнли много раз воображал, как это случится, или нечто подобное, хотя обычно в роли обвинителя выступал доктор или полицейский, но оказалось, что все эти его репетиции и приготовления ничуть не смягчили удар реальности. Он почувствовал, что его словно оглушили по голове чем-то тяжелым, но недостаточно тяжелым, чтобы наступило блаженное забвение.

Слабым дрожащим голосом он сказал то, что думал сказать, когда «они» начнут задавать ему вопросы:

— Я не убивал ее, Ви. Обыкновенные таблетки сахарина не могут никого убить.

— Она умерла от удара. Разве нет? Разве нет, я говорю? Разве не это произошло, пока я была на работе? Ты сам все знаешь. Приходил доктор Моксли и сказал, что она умерла от удара

— С ней все равно случился бы этот удар, — пробормотал Стэнли.

— Откуда ты знаешь? У тебя есть медицинский диплом? Тебе отлично известно, что ты желал ее смерти, вот ты и забрал ее таблетки, а вместо них насыпал сахарин, и тогда она умерла. Ты убил ее. Ты убил ее, все равно как если бы застрелил.

Вера вышла из кухни и хлопнула за собой дверью. Оставшись один, Стэнли почувствовал, как в груди бешено колотится сердце. Ну почему у него не хватило здравого смысла после смерти Мод выбросить этот чертов сахарин? Да и как Вера обнаружила? Впрочем, теперь это не имеет значения. Он сунул голову под кран и сделал несколько глотков воды. Затем поднялся на второй этаж.

Вера была в спальне, швыряла одежду в два чемодана. Он пошарил в извилинах, пытаясь подобрать слова. Наконец произнес:

— Ты ведь не пойдешь с этим в полицию, Ви?

Она не ответила. Ее руки продолжали механично двигаться, складывая одежду, перекладывая листами бумаги, запихивая скатанные клубки чулок. Он тупо уставился на нее, потом вдруг до него дошло значение всего происходящего.

— Ты куда-то собралась?

Она кивнула На ее верхней губе выступили маленькие капельки пота. День был очень жаркий. Стэнли умудрился выдавить из себя намек на сарказм:

— Могу ли я спросить, куда?

— Я бы все равно сказала, даже если бы ты меня не спросил. — Вера прошла в ванную комнату и вернулась с мочалкой и щеткой. — Я ухожу от тебя, — произнесла она. — У нас с тобой все кончено, Стэн. Хотя, по правде, все кончилось давным-давно. Я могла смириться с тем, что ты обращался со мной, как со служанкой, и приводил сюда свою девушку, и жил на мои деньги, но я не могу оставаться с человеком, который убил мою мать.

— Я не убивал ее! — прокричал он во весь голос. — Я вообще никого не убивал. Можно подумать, тебе самой нравилось, что она жила здесь. Господи, ты сама хотела, чтобы она убралась, ничуть не меньше меня.

— Она была моей матерью, — сказала Вера — Я любила ее, несмотря на ее недостатки. Я бы не смогла жить с тобой, Стэнли, даже если бы попыталась забыть о том, что ты сделал. Мне просто невыносимо видеть тебя. После того, что я обнаружила прошлой ночью, меня тошнит от того, что я стою с тобой в одной комнате. Ты на самом деле преступный и порочный человек. Нет, пожалуйста, не подходи ко мне. — Она отпрянула, когда Стэнли шагнул к ней, и он заметил, что ее бьет дрожь. — Мама всегда хотела, чтобы я ушла от тебя, и я ухожу. Смешно, не правда ли? Она всегда желала этого и теперь добилась своего, но только после смерти. Наверное, ты бы мог сказать, что она наконец одержала победу.

У Стэнли раскалывалась голова.

— Не будь такой глупой, — сказал он.

— Ты всегда считал меня глупой. Я знаю, что не блещу умом, но я умею читать, и как-то раз я где-то прочитала, что людям нельзя разрешать наживаться на их собственных преступлениях. Я думаю, нет ничего хуже, чем позволить тебе получить хотя бы часть маминых денег, раз ты убил ее. Поэтому, прости, я совсем не собиралась обнадеживать тебя, а потом подвести. Вплоть до сегодняшнего утра я предполагала, что деньги будут у нас общими. Даже больше твоими, чем моими, если на то пошло. Но теперь все по-другому. — Вера закрыла крышку одного из чемоданов и взглянула на мужа — Мама завещала деньги мне, и я оставлю их себе.

— Ты не можешь так поступить! — закричал Стэнли, сознавая, что пусть одно слово, но осталось за ним. — Ты не имеешь права оставить их себе. Банковский счет открыт на двоих. Я имею право хоть завтра забрать все, если захочу, и, клянусь, я так и сделаю!

Вера тихо ответила:

— Там нет денег. Тот счет все равно аннулирован из-за твоих непомерных чеков. Сегодня утром я открыла новый счет, личный счет, только на мое имя.

21


Вера подхватила чемоданы и снесла их вниз.

Стэнли остался сидеть на кровати, сквозь закрытые окна горячее солнце припекало ему затылок. Его вновь охватило чувство нереальности, как в кошмарном сне. Кошмар. Он вновь и вновь повторял это слово. Кошмар, кошмар, кошмар… «Отвратительный ночной сон». Господи, только не это!

Левый глаз начал непроизвольно открываться и закрываться, тик-тик-тик. Стэнли выругался и сжал кулаки. Прислушался. Она ходила внизу. Еще не ушла. Придется с ней поговорить, постараться ее убедить.

Вера стояла перед зеркалом в столовой и подкрашивала губы.

Трудно говорить приятные слова тому, кого ненавидишь. В этот момент Стэнли ненавидел Веру гораздо больше, чем когда-то ненавидел Мод. Но говорить необходимо. Большинство мужчин скажет что угодно за двадцать две тысячи фунтов.

— Ты единственная женщина в моей жизни, Ви. Я предан тебе уже двадцать лет. Ради тебя я терпел все — сначала твои родители оскорбляли меня, потом твоя мать вообще переехала сюда Теперь я не молод. Без тебя моя жизнь развалится.

— О нет. Она давно уже развалилась. То, что я была рядом, никогда тебя не подстегивало и не заставляло взяться за ум. Бог свидетель, я старалась, а теперь мне надоело.

Он принялся умолять. Он готов был даже встать на колени, но боялся, что она уйдет, а он так и останется на четвереньках, как животное.

— Ви, — сказал он, хватая ее за рукав, — Ви, ты же знаешь, я только что вступил в дело, но мне нужен капитал. — Следовало сказать совсем не то. Он понял свою ошибку по презрительному выражению ее лица. Как по-настоящему любящий муж, обезумевший от смятения, он застонал: — Ви, ты — все, что у меня есть в этом мире.

— Давай называть вещи своими именами, — сказала Вера. — Все, что у тебя есть в этом мире — это мои деньги. — Она натянула пару темно-синих перчаток и присела на стул, словно ожидая кого-то или чего-то. — Я подумала об этом, — сказала она. — Я долго думала обо всем. И решила, что будет неправильным оставить тебя ни с чем. — Она тяжело вздохнула. — Ты совершенно безнадежен, Стэн. За что бы ты ни брался, все летит прахом, исключая кроссворды. Ты никогда не мог удержаться ни на одной работе, упустишь и эту. Но мне бы не хотелось думать, что ты остался без гроша в кармане и без крыши над головой, поэтому я собираюсь оставить тебе этот дом. Можешь жить здесь или продать его — делай что хочешь. Если ты настолько глуп, что продашь дом и отдашь деньги этому твоему Пилбиму — что ж, дело твое.

— Проклятье, — сказал Стэнли. — Спасибо за ничего.

Она собирается отдать ему этот дом! Забирает все, что у него есть, и оставляет ему эту развалюху в тупике. Тут вдруг он полностью осознал, что она собирается сделать, и собирается всерьез, Ви, его жена, единственный человек, которым, как он был уверен, можно манипулировать и вертеть, Ви продала его с потрохами. Он заговорил, потеряв над собой контроль:

— Не думаешь ли ты, что я позволю тебе уйти? Вот так просто взять и уйти?

— Тебе ничего другого не остается, — спокойно ответила Вера. Неожиданно раздался резкий стук в дверь. — Это шофер такси, которое я заказала

Она наклонилась, чтобы взять чемодан. Окончательно оторопев, Стэнли почувствовал, что ему хочется убить ее. Когда она выпрямилась, он ударил ее ладонью изо всех сил сначала по одной щеке, затем по другой. Вера протяжно взвыла, слезы покатились по отпечаткам его руки, но она не произнесла ни одного слова.

После того, как машина отъехала, Стэнли тоже заплакал. Он, хныча, ходил по комнате, а потом присел и принялся колотить по дивану кулаками. Ему хотелось кричать и крушить все вокруг, но он боялся, что услышат соседи.

От слез левый глаз задергался сильнее. Он слезился и пульсировал даже после того, как Стэнли перестал плакать. Стэнли попытался придержать веко двумя пальцами, но оно все равно продолжало вздрагивать, словно было вовсе не частью его самого, а пойманным трепыхающимся насекомым со своей собственной жизнью.

Деньги Стэнли потерял. Он потерял их, все без остатка. И теперь, когда лицо его ужасающе бесконтрольно дергалось, он понял в водовороте мыслей, что в течение почти всей жизни эти деньги были единственной его целью, а обладание ими — открытием новой эры. Вначале он представлял тысячу или две, затем — восемь или девять, и наконец сумма возросла до двадцати тысяч, да еще в придачу две. Но всегда они были где-то там, впереди — почти не видное, но зовущее сокровище в конце лабиринта Чтобы завладеть им, он остался с Верой, примирился с присутствием Мод и, как сам себя уверял, никогда по-настоящему не стремился сделать карьеру. Растратил попусту всю жизнь.

Стэнли думал обо всем этом, но отнюдь не спокойно, его то и дело охватывала паника, он с трудом переводил дыхание. Наконец он понял истинное значение настоящего момента. Все, что было позади — пустая и горькая трата жизни, а впереди — ничего. Даже хуже, чем ничего, потому что теперь, когда Вера знает о его попытке лишить Мод жизни, да и полиция уже начеку, теперь, когда Пилбиму придется узнать, что весь его хваленый капитал — это просто крыша над головой, как можно надеяться прожить хотя бы один час, хотя бы еще одну минуту?

Он уставился на часы, следя за тем, как движутся стрелки, хотя на самом деле, конечно же, ничего не замечая. Вот и его жизнь была такой же — медленным, незаметным продвижением к полному краху. Каждая секунда, оставлявшая ситуацию как бы неизменной, на самом деле безжалостно приближала его к концу, к чему-то пусть и неизвестному, но наверняка еще худшему, чем теперешний ужас.

Небольшое забвение поможет ускорить ход времени. Он пошарил у себя в кармане дрожащей, подпрыгивающей рукой. Из той десятки, что он принес в пятницу, осталось восемь фунтов. Пивные еще закрыты, но винный магазинчик на Хай-стрит уже работает. Шатаясь, он прошел на кухню и ополоснул лицо над раковиной.

На улице было еще жарче, чем дома, но от свежего воздуха Стэнли поежился. Ходьба давалась с трудом. Он шел, как старик, или как человек, который долгое время был прикован к кровати тяжелой болезнью. Навстречу ему попалось всего несколько прохожих, да и те не замечали его, но Стэнли казалось, что все вокруг кишит невидимыми шпионами, которые следят за каждым его движением. В винном магазине он едва нашел в себе силы, чтобы заговорить. Ему никак не удавалось обратиться к другому человеку, разумному и спокойному. Голос зазвучал пискляво и слабо, и он не отрывал рук от лица, словно тем, что без конца вытирал его и разглаживал мускулы, он мог удержаться от конвульсивных дерганий.

Продавец, однако, уже привык к алкоголикам. Его лицо оставалось абсолютно невозмутимым и спокойным, когда он взял у Стэнли пять фунтов за две бутылки виски и еще один фунт за сигареты.

Вернувшись домой, Стэнли выпил полную рюмку виски, но не получил никакого удовольствия. Вместо того чтобы помочь ему забыться, виски просто-напросто притупило все его чувства. Он забрал одну бутылку и пачку сигарет наверх и лег на кровать, жалея в смутных мыслях, что сейчас не зима, а разгар лета, и поэтому темнота не наступит еще долго. Стэнли решил, что ему не нравится свет. Свет слишком разоблачает.

В его мозг ворвались непрошеные слова, и, лежа на спине, он придумывал к ним определения, соединяя и разбирая их, составляя анаграммы. Потом он понял, что произносит слова и определения к ним вслух, невнятным хриплым голосом. Но нервный тик временно прекратился. Стэнли продолжал говорить с собой еще какое-то время, прикладываясь иногда к бутылке и испытывая все растущее раздражение, оттого, что из-за выпивки забывает орфографию и теряет нить слов, которые начали вертеться у него перед глазами, образуя черные спирали.

Он нуждался в долгом глубоком сне, полном забвении, но вместо этого проснулся в девять, с головной болью, которая железной рукой сдавила ему виски. Было еще светло.

Стэнли помнил, что ему снилось, до мельчайших подробностей. Сон нельзя было назвать отвратительным, в том смысле, что он не был страшным, и все же это был один из самых худших снов, которые могут прийти к человеку. В дни несчастий люди не становятся еще более несчастными оттого, что ночью им приснилось их горе; несчастье усугубляется, когда они видят во сне радостные дни, которые предшествовали ему, и тех, кто стали ненавистными или враждебными, а во сне ведут себя с ними по-прежнему приветливо и любезно.

Таким было и последнее сновидение Стэнли. Во сне он вновь оказался в магазине «Старая Деревня», где щедро одаривал Пилбима, и снова увидел, как тот радуется. Сейчас, полностью проснувшись, Стэнли понял, что четыре часа тому назад, думая о том, что скатился на самое дно, он недооценил ситуацию. У него не только украли все надежды и оставили без средств, ко всему прочему, он вручил своему напарнику чек на тысячу фунтов и еще один для декораторов на сто семьдесят пять. Оба эти чека будут возвращены, ведь все деньги принадлежат Вере и припрятаны на ее личном счете.

Казалось, вставать не было причин. Можно валяться хоть до полудня. Где-то вдалеке слышался звук текущей воды или казалось, что слышится. Ночь наполнилась столькими видениями и звуками, снившимися ему, что было трудно отделить реальность от вымысла.

Стэнли забыл завести часы, и стрелки показывали десять минут седьмого. Сейчас на самом деле гораздо больше. Пилбим, наверное, удивится, почему он не пришел, но Стэнли боялся ему звонить.

В голове что-то болезненно стучало и пульсировало. Пока тик его не беспокоил, и Стэнли даже не осмеливался подумать о нем, чтобы все не началось сначала. Он лежал, уставившись в потолок, и раздумывал, стоит ли спускаться вниз за газетой, когда резкий стук во входную дверь подбросил его на кровати, заставив сесть и выругаться. Он тут же подумал о полиции, затем о Пилбиме. Неужели это его напарник? Прибежал сообщить, что чеки никуда не годятся?

Стэнли скатился с кровати и выглянул в щелку между шторами, но из-за навеса над крыльцом ничего не было видно. Хотя на улице не стоял грузовик, Стэнли осенило, что нежданным визитером мог быть один из строителей. Кто бы это ни был, он постучал вновь.

Во рту был отвратительный вкус. Стэнли сунул ноги в ботинки и спустился вниз, не зашнуровывая их. Затем осторожно открыл дверь. Его посетителем оказалась миссис Блэкмор.

— Значит, я вас не подняла с постели? — По-видимому, она пришла к этому выводу, увидев, что он полностью одет, хотя одежда на нем была вся смята. — Я забежала просто для того, чтобы сказать вам, что ваш резервуар переполнен.

— Ладно, спасибо. — Ему не хотелось с ней разговаривать, и он начал закрывать дверь.

Она уже шла по тропинке, но повернулась и сказала

— Я видела, как вчера уезжала миссис Мэннинг. — Стэнли злобно посмотрел на нее. — Мне показалось, она выглядела расстроенной. Она плакала. У вас что, еще кто-то в семье умер?

— Нет, никто не умер.

— А я уж было подумала. Даже Джону сказала, что могло случиться, раз миссис Мэннинг так расстроена?

Он распахнул дверь пошире.

— Если вам обязательно надо знать, то она уехала, бросила меня. Я надавал ей пощечин, поэтому она и заливалась слезами.

То, что жены иногда покидают своих мужей, а мужья бьют своих жен, не было новостью для миссис Блэкмор. Обсуждение таких случаев уже многие годы служило главной темой разговоров, происходящих через садовую ограду, но чтобы исполнитель главной роли семейной драмы говорил о ней с таким неприкрытым бесстыдством и наглостью — такого прежде никогда не случалось. Лишившись дара речи, миссис Блэкмор уставилась на соседа.

— Это даст вам пищу, — продолжал Стэнли, — чтобы вы могли поточить свои клыки, когда соберетесь потрепаться со старой мамочкой Макдональд.

— Как вы смеете говорить со мной в таком тоне?

— Смею? Еще как смею. — Наслаждаясь каждым цветистым определением, Стэнли выпалил целую серию отборнейших эпитетов, закончив следующими словами: — Ленивая, толстозадая стерва!

— Посмотрим, — отреагировала миссис Блэкмор, — что скажет на это мой муж. Он намного моложе, чем ты, насекомое, и его здоровье не подорвано пьянкой. Даже отсюда слышно, как от тебя разит.

— Еще бы, с таким длинным носом, — сказал Стэнли и хлопнул дверью так громко, что с потолка свалился кусок штукатурки.

Битва пошла ему на пользу. Давно ему не приходилось участвовать в настоящей перебранке. С тех пор, как умерла Мод.

Мод… Лучше не думать о ней, иначе он опять потянется к бутылке. Он не будет, никогда больше не будет думать о Мод, если только… полиция его не заставит. Глаз по-прежнему дергался, но Стэнли уже к этому привык, «адаптировался», как сказал бы какой-нибудь докторишка, вроде Моксли. Перво-наперво, полицейских пока здесь нет. Да и станут ли они обыскивать дом, прежде чем начнут обыск в саду? Стэнли решил, что, скорей всего, нет. Впрочем, в доме они не много найдут, так как Вера наверняка забрала с собой пузырек с таблетками «Стань стройной». Хотя можно и проверить…

Он прошел в комнату, в которой Вера провела свою последнюю ночь в этом доме. Пузырек с размазанными чернилами на этикетке все еще стоял возле кровати. Стэнли едва поверил своим глазам. Какой же дурой оказалась Вера! Без этого пузырька никто ничего не докажет. Полиция даже не получит ордера на обыск в саду.

Стэнли снял колпачок с пузырька и спустил таблетки в унитаз. Затем открыл на полную мощность краны в ванной и раковине. Довольно часто этот простой маневр помогал высвободить застрявший поплавковый кран, который поднимался, как ему и следовало, при поступлении воды из главной магистрали. Стэнли прислушался. Вода больше не хлестала через край.

Звонок телефона заставил Стэнли подпрыгнуть, но ему и в голову не пришло, что можно не отвечать. Позволить ему звонить, а потом часами размышлять, кто это был, будет гораздо хуже. Он снял трубку. Звонил Пилбим. Стэнли с трудом сглотнул, почувствовав озноб. Но, похоже, Пилбим и не думал сердиться.

— По-прежнему неважно себя чувствуешь, старина? — поинтересовался он.

— Отвратительно, — пробормотал Стэнли.

— Ты немного ипохондрик, дружище. Тебе не следует зацикливаться на болезни. Я пока не загружен работой, так что если хочешь, отдохни недельку. Я как-нибудь загляну проведать тебя, хорошо?

— Ладно, — сказал Стэнли.

Ему не хотелось, чтобы Пилбим заглядывал, но другого выхода не было.

Все равно этот звонок придал Стэнли немного мужества, разговор с Пилбимом, а также то, что он нашел и уничтожил таблетки. Возможно, и чеки не вернут. Этот Фрейзер, банковский управляющий, отличный парень, настоящий джентльмен. Он, наверное, будет недоволен, но все равно обязательно заплатит, да и что для него каких-то 1175 фунтов? Скорей всего, эта затея с личным счетом была просто вежливым жестом для таких дурочек, как Вера. В конце концов, они до сих пор муж и жена, Фрейзер видел их вместе и каждому вручил по чековой книжке. Когда поступят те два чека, Фрейзер даже не обратит на них внимания. Он примет их, а затем, наверное, напишет Стэнли предупреждение, чтобы тот не слишком свободно подписывал чеки. Нелепо, в самом деле, как он позволил себе вчера так низко опуститься. Просто поддался панике, скорей всего. Очень возможно, Вера скоро вернется и попросит у него прощения.

Снова раздался стук в дверь. Джон Блэкмор. Явился драться за свою жену. Этому дураку следовало бы знать, что он делает, следовало бы поблагодарить небеса, что кто-то, у кого кишка не так тонка, поставил его жену на место, что давно не мешает сделать.

У Стэнли не было никакого намерения открывать дверь. Он спокойно слушал, как сосед колотил кольцом в дверь, а затем проследил за возвращением Блэкмора домой. Когда Стэнли вновь спустился, на коврике лежала кое-как нацарапанная записка:


«Ты еще поплатишься за то, что так разговаривал с моей женой. Приехал из какой-то помойки и превращаешь эту улицу в такую же помойку. Не думай, что тебе сойдет с рук оскорбление женщин.

Дж. Блэкмор».


Стэнли от души посмеялся. Это ж надо, «помойка»! Отцовский коттедж не был помойкой. Он еще раз вспомнил зеленые деревенские просторы восточной Англии, но вернуться в отцовский дом героем-победителем ему больше не хотелось. Он может вернуться, но блудным сыном к родному очагу, покою и всепрощающей любви…

Из кухни он заметил, что из водопроводной трубы вновь льется вода. Похоже, ему все-таки придется лезть на чердак. За этим всегда присматривала Вера, а Стэнли знал водопроводное дело весьма приблизительно, да и то только по рассказам. Он принес складную лестницу, взобрался на нее и толкнул вверх люк в потолке. Наверху было пыльно и совершенно темно. Стэнли вернулся за фонариком.

Он впервые попал на чердак и удивился, увидев, как там просторно, тихо и темно. Вера говорила, что нужно вставать на балки, а не между ними, иначе нога может провалиться сквозь штукатурку, и Стэнли последовал ее совету, наткнувшись по пути к резервуару на скелет мертвой птички в перьях. Должно быть, она залетела под карниз и не сумела найти выход. Стэнли стало интересно, сколько времени она здесь пролежала и за какое время мертвая плоть полностью разлагается.

Он снял брезент, закрывавший резервуар, сунул руку в воду. Поплавок на конце шарнирного стержня ушел под воду на девять дюймов. Стэнли потянул его вверх и услышал, как тихо закрылся кран.

Вымыв руки под тонкой струйкой воды — не хотелось, чтобы система снова вышла из строя — Стэнли взял газету и забрал ее с собой в спальню, чтобы решить кроссворд.

Он проспал весь день, словно действительно был болен, и несколько раз сквозь легкую дремоту ему слышалось, как кто-то возится у дверей. Но он не спустился узнать, в чем там дело, а когда наконец покинул пределы спальни в половине седьмого, возле дома никого не оказалось и инструменты строителей были не тронуты. Теперь он ощущал головокружение и чувство голода, поэтому поел хлеба с джемом. «Это уже не частный дом, — подумал Стэнли, — а скорее, вокзал «Виктория» в часы пик». У дверей опять кто-то стоял. Блэкмор. Чуть раньше Стэнли услышал, что подъехала машина. Кровь наполнилась адреналином. Если сосед намерен сразиться, то он доставит ему это удовольствие. Но сначала нужно убедиться, что это действительно Блэкмор.

Стэнли вновь занял позицию возле окна, прильнув к щелке между шторами. На улице действительно стоял автомобиль, но это был не старый драндулет Блэкмора. Стэнли ждал, не сводя глаз с улицы. От крыльца отошел человек. Высокий, темноволосый, средних лет. Стэнли не знал его, но частенько видел, как тот заходил или выходил из дверей полицейского участка Кроутона. «Господи, — подумал Стэнли, — Вера не теряла времени зря».

Стэнли молил, чтобы полицейский вернулся к машине, но тот обогнул дом сбоку, уйдя из поля зрения наблюдателя. Стэнли, охваченный дрожью, переполз в комнату Мод. Оттуда он следил, как полицейский медленно пересекал лужайку. Прошел мимо вересковой заросли, остановился перед бетономешалкой, затем обошел ее вокруг, как человек, который изучает одинокую статую на выставке, оглядывая ее со всех сторон с задумчивым и удивленным выражением. Затем полицейский переключил свое внимание на мешки с цементом, один из которых пнул так, что порвалась бумага и высыпалась тонкая струйка серой пыли.

Вернувшись в спальню, Стэнли хотел неподвижно встать у окна, но это не совсем ему удалось: все его тело сотрясалось и дергалось от страха. Поймать в поле зрения передний двор оказалось нелегким делом, особенно от того, что веки его совершенно не слушались. Наконец он кое-как разглядел полицейского, который шел к своей машине. Но вместо того, чтобы сесть в нее, полицейский отворил калитку Блэкморов и зашагал по их дорожке.

Стэнли достиг той стадии страха, когда любое бодрящее средство бесполезно. Если бы он сейчас выпил виски, его бы наверняка вывернуло. В голове проносились бессвязные мысли. Блэкморы разболтают все, что знают о его отношениях с Мод. Миссис Макдональд расскажет, как нашла его распростертым на земле после того, как он заполнил траншею, вырытую заранее. То, что он избавился от тех таблеток, не поможет ему, ведь оставался по крайней мере еще один пузырек, который сейчас наверняка уже в полиции благодаря Вере. Одного этого было достаточно, чтобы получили ордер, устроили раскопки в саду и нашли Мод, возможно, кости в одежде, как у той птички на чердаке.

Чердак! Он мог бы спрятаться на чердаке. Тогда не имело бы никакого значения, если они взломают входную дверь. Все равно он будет в полной безопасности. Стремянка была там, где он ее оставил, под люком на чердак. Положив сигареты в один карман, бутылку в другой, он залез на стремянку и вскарабкался на балку. Затем, бросив взгляд вниз, он понял, что это бесполезно. Даже если он закроет люк, они увидят стремянку.

Если только он не сумеет втянуть ее наверх.

Стэнли лег плашмя на живот и уперся ногами в стенку резервуара Поначалу, когда он ухватился за стремянку, он подумал, что ему ни за что не сделать этого, но потом вспомнил полицейского, и вновь охвативший его страх придал силы. Втаскивать лестницу по прямой было бесполезно. Придется применить принцип рычага Кто это там говорил — «Дайте мне точку опоры и длинный шест, и я переверну земной шар»? Ну а он ведь всего-навсего старается сдвинуть несколько ступенек. «Используй край люка для опоры, подтяни медленно лестницу вверх, затем опусти осторожно на балки. Осторожно… Не оставь следов на штукатурке». Стэнли казалось, что его легкие вот-вот лопнут, он хрипло дышал. Но все было сделано.

Когда люк закрылся, он не выключил фонарь, но потом решил, что свет ему не нужен, так как оказалось, что в темноте он лучше слышит. Погасив свет, он ощутил нечто, похожее на покой. В полной тишине раздавался только легкий плеск воды в резервуаре.

Сидя в темноте, он почувствовал, как снова начал вздрагивать, словно чьи-то пальцы теребили его колени, веки и с нежной деликатностью проводили по животу. Стэнли понял, что плачет. Он понял это только потому, что на пальцы, державшие сигарету, закапали слезы.

Он вытер руки о рукав, а затем, хоть и не видел ничего вокруг, принялся беззвучно произносить названия всех предметов на чердаке: стропила, балка, бутылка, спичка, стремянка, резервуар. Точные определения рождались сами собой. «РЕЗЕРВУАР», девять букв: «Вместилище для жидкости или газа». «СТРЕМЯНКА»: «Переносная лестница в форме буквы «А».

«Господи, — подумал Стэнли, — наверное, это и есть сумасшествие — сидя на темном чердаке, составлять кроссворд, который никогда не будет решен». И в отчаянии он прислонил щеку к холодному металлу.

Часть четвертая ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

22


Когда Стэнли спустился с чердака, вся округа уже спала, ни в одном окне не горел свет. Он забрался в неубранную постель в полной уверенности, что не заснет, но проспал, и очень крепко, до десяти часов. Спустившись нетвердой походкой вниз, все в той же засаленной и пропотевшей одежде, он нашел на коврике перед входной дверью письмо.

На конверте Вериной рукой был выведен обратный адрес пансиона в Брейминстере.


«Стэнли,

после того, что ты сделал, ты, наверное, считаешь, что я передумала насчет дома. Не беспокойся, ты по-прежнему можешь там жить. Я обещаю это письменно, так как полагаю, ты не поверишь мне на слово. Я останусь в пансионе до тех пор, пока не найду себе какое-нибудь жилье. Пожалуйста, не пытайся встретиться со мной. Мне сказали, что я вправе попросить защиты у полиции в том случае, если ты предпримешь какие-то шаги, и получить судебное предписание. Я не хочу больше видеть тебя никогда. Никогда…

Вера».


Выругавшись, Стэнли скомкал письмо. Оно более или менее доказывало, что она успела побывать в полиции, стерва. Иначе, откуда бы ей знать о судебном предписании? Все-таки лучше сохранить письмо. Он тщательно разгладил мятый листок. Как только он выпутается из этой истории — тут же выгодно продаст дом. Получит четыре тысячи и пустит деньги в дело. Возможно, через какое-то время он таким образом сделает столько же денег, сколько мог бы получить, использовав деньги Мод, и тогда он позаботится о том, чтобы Вера узнала об этом.

Еще раз поев хлеба с джемом, Стэнли принял ванну и переоделся в чистое. Как он и предполагал, труба снова переполнилась. К этому времени он уже наловчился быстро попадать на чердак и мог произвести необходимые действия, не слишком при этом запачкавшись. Стэнли провел довольно спокойный день, лежа на диване. Он прихлебывал понемножку виски и рисовал на обратной стороне большого куска обоев огромный кроссворд, площадью восемнадцать квадратных дюймов.

Около восьми явился Пилбим. Убедившись дляначала, что это не очередной представитель зако2на, пущенный по следу Верой, Стэнли впустил друга Вместе они прикончили виски.

— Ты выглядишь неважно, старина. — Пилбим разглядывал его с равнодушным любопытством биолога, изучающего под микроскопом печеночную трематоду. — Похудел. Должно быть, неприятная штука этот глаз.

— Доктор говорит, — отозвался Стэнли, — что все пройдет само по себе.

— Если только ты сам раньше не загнешься, да? — Пилбим оглушительно захохотал собственной шутке. — Но, надеюсь, это не случится прежде, чем мы сорвем куш.

Стэнли быстро сообразил:

— Ты не будешь возражать, если я возьму ненадолго отпуск? Хотелось бы уехать, возможно, на южное побережье, к жене.

— Почему бы нет? — сказал Пилбим. — Я сам, скорей всего, уеду. Мы можем закрыть магазинчик на недельку-другую. Один из способов подогреть интерес клиентов. Ну, мне пора Ничего, если я захвачу немного твоего первоклассного курева? У меня сейчас в карманах пусто, но ведь мы с тобой более или менее едины. Так, кажется, говорят при брачной церемонии?

Пилбим громко смеялся, пока шел к калитке. Значит, с чеком все обошлось. Стэнли отдал его Пилбиму в понедельник, а сегодня четверг, так что наверняка все в порядке. А утром он уедет. Не к Вере. К родителям. «Я поеду домой», — подумал Стэнли. — «Даже если мне придется ехать только автостопом, даже если я появлюсь на родном пороге нищим, я поеду домой». Он плакал, пока не заснул, тихо лил слезы в грязную подушку.

Рано утром в пятницу, когда Вере передали, что ее срочно вызывают в полицейский участок Кроутона, она отправилась на станцию, чтобы успеть на первый поезд, но миссис Хортон еще раньше предупредила Джеймса, и тот ждал ее с машиной. В десять тридцать они были в Кроутоне.

К этому времени Пилбим провел в полиции два часа Вера столкнулась с ним в дверях, когда ее провожали в кабинет старшего полицейского офицера, но ни она, ни Пилбим не признали друг друга. Приходило и уходило много незнакомых людей, которые, как подозревала Вера, были связаны с делом, заведенным против ее мужа Она избегала пронзительных глаз миссис Блэкмор и зачарованного, немигающего взгляда любопытного Майкла Макдональда-младшего. Старший полицейский офицер подробно расспрашивал ее в течение часа, прежде чем отпустить. Она вернулась обратно к Джеймсу и разрыдалась на его плече.

Стэнли проснулся с жуткой головной болью. Еще один жаркий день. Все же на дороге лучше голосовать в зной, чем под проливным дождем. Из зеркала на него глянул жалкий человечек, почти старик, с очень заметным тиком. Возможно, его вид вызовет жалость в сердцах тех высокомерных ублюдков в собственных автомобилях, кого он надеялся уговорить подвезти его.

Он скатал пару брюк и две оставшиеся чистые рубашки и сунул их в чемодан. Часы показывали почти полдень. Господи, как крепко он спал в последние дни! Он сидел на кровати, расчесывая волосы, когда услышал, что на улице остановилась машина. Блэкмор приехал домой на второй завтрак. Не вставая, Стэнли переместился по кровати, придвинул глаз к щелке между шторами.

Кровь отхлынула от лица. Он сжал в руке расческу, и в ладони у него оказалась горстка сломанных зубьев. Внизу стояла полицейская машина. Кроме того человека, который был здесь раньше, приехали еще трое. Один из них открыл багажник и вынул несколько лопат. Другие пошли по дорожке к дому.

Стэнли взобрался по стремянке, сжимая в руке чемодан. В тот момент, когда рука его коснулась люка в потолке, он услышал, как гости заколотили в дверь. Его всего затрясло. Почти одновременно с тем, как прекратился стук в дверь, оглушительно загремел звонок. Кто-то нажал кнопку и не отпускал. Стэнли влез в квадратное отверстие, улегся на балку и рывком втянул стремянку. После он не мог вспомнить, как умудрился так быстро поднять тяжелую лестницу и не уронить ее при этом на перила, и как вообще сумел поднять ее, когда все тело сотрясалось от конвульсий. Но он все-таки ее убрал почти чудом и беззвучно положил рядом с собой. Потом он вытер руки о брюки, чтобы не оставить следов на внешней поверхности люка, и опустил его точно на прежнее место.

Когда это было сделано, Стэнли перевернулся на спину и, лежа в темноте, забормотал одно и то же: «О, Господи, Господи, Господи…»


Стэнли прижал ухо к очень тонкой щели, скорее пазу, чем щели, между досками люка и прислушался. Да, теперь можно было кое-что разобрать — кто-то пытался взломать заднюю дверь. Он услышал, как поддался замок, а потом раздались шаги по кухне. А что, в свою очередь, могли услышать они? Неужели даже самое незначительное движение на старых балках прокатится по всему дому до первого этажа?

Теперь они поднимались по лестнице. Доски заскрипели под самым ухом у Стэнли, а потом кто-то заговорил:

— Я так думаю, его и след простыл, Тед. Пилбим сказал, что он пустится в бега, а Пилбим врать не станет. У нас слишком много на него материала.

«Иуда, — подумал Стэнли, — чертов мошенник, предатель, со своим «дружище, старина, Стэн это, Стэн то». Затопали по лестничной площадке. «Прошли в ванную», — решил Стэнли. Заговорил тот, кого звали Тедом:

— На заднем дворе уже начали копать, сэр. В саду Макдональдов собралась целая толпа. Быть может, мне выставить щиты?

— Тогда их придется нарастить чуть ли не до неба.

Они замолчали, и Стэнли услышал, как «сэр» — инспектор? старший инспектор? старший полицейский офицер? — перешел в спальни. Тед спустился вниз.

«Итак, теперь они все знают». — Стэнли постарался унять дрожь, сцепив руки. — «Они все знают. Вера рассказала им, а Блейк добавил еще, да и Моксли, наверное, поддержал его. Через минуту торф отгребут в сторону и найдут тело Мод».

Если он сейчас чиркнет спичкой, никто не услышит. Все равно они ищут не его, они сами сказали, дом обыскивают, чтобы найти доказательства того, как он убил Мод. Не вставая, Стэнли нащупал коробок, вынул спичку и чиркнул ею прямо перед лицом. Пламя отбросило странные длинные тени, похожие на судорожно сжимающиеся пальцы, быстро пробежавшие по балкам и вверх по потолку. Стэнли взглянул на часы. Ему казалось, что прошло очень много времени, но стрелки показывали всего половину первого. Они уйдут, когда найдут то, за чем пришли, или оставят в доме человека? Ему ничего не оставалось, как продолжать лежать между балками окруженным со всех сторон деревом, словно в собственном гробу.

Стэнли потерял счет времени, прежде чем «сэр» и его помощники вернулись на лестничную площадку. Ему снова показалось, что прошло много часов. Тело затекло, и каждые несколько секунд колени, плечи и локти пронзала острая, обжигающая боль. Ему хотелось закричать во все горло, выпустить страх, он чувствовал себя как человек, в которого вселился дьявол, и излечиться можно только криком. Он зажал рот рукой, чтобы остановить рвущегося на волю дьявола и не пустить его через люк к тем, кто был внизу.

Кто-то хлопнул задней дверью.

Топот нескольких пар ног по лестнице вызвал дрожь во всем его теле. Наверное, четыре человека, подумал он, идут сейчас по лестнице, а он находится в нескольких футах над ними. Это означает, что голова «сэра» примерно в трех футах от его собственной головы. Стэнли прижался к сырому шершавому дереву, чтобы приглушить резкое, громкое дыхание.

— Тринадцать банкнот по фунту, сэр, — произнес кто-то. — Лежали между страницами ежегодника.

На секунду слова потеряли всякий смысл. Он ожидал услышать совсем другое. Почему они не говорят о Мод? «Мод, Мод», — шептал он дереву. Должно быть, лежит сейчас посреди разоренного сада. Косточки, оставшиеся в оперении.

Голос «сэра» прервал его фантазии, Стэнли почувствовал, что невольно весь напрягся.

— Они пахнут фиалками, как и та сумка.

— И как те тридцать, что передал нам Харри Пилбим, сэр.

— Да, никогда не предполагал, что придется благодарить Бога за Харри Пилбима. Но этот субчик, конечно, знает свою выгоду. Продал бы собственную жену за пару фунтов, не брось она его десять лет назад. Стоило мне сообщить ему, что мы в курсе его проделок — подделывать старину и продавать за подлинник — он еле мог дождаться того момента, когда сможет обелить себя в наших глазах — мигом притащил старинные часы и фарфоровую дребедень.

Кто-то захохотал:

— Должен признаться, я даже получил какое-то удовольствие, узнав, что он как следует надул Мэннинга. Этот идиот вручил Пилбиму — Пилбиму, вы только подумайте! — в общей сложности две тысячи фунтов. Где он их только раздобыл?

— А как намеревался поступить Пилбим, ты знаешь?

— Думаю, хотел подоить его как следует, а потом удариться в бега.

Наступила тишина Стэнли лежал как мертвый, слова пролетали мимо него. Он ничего не понимал. Что они там делают? Что они хотят найти? Они копали, но не нашли Мод. Но почему? Перед ним забрезжила надежда. А вдруг они ищут вовсе не Мод, а украденные вещи, вроде тех, что передал им Пилбим?

Откуда-то издалека донесся голос. Непонятно, чей. Слова слились в неразборчивую фразу Теперь непрошеные визитеры снова вышли из спальни Мод на площадку. Неясная речь превратилась в различимые слова, словно кто-то настроил фокус объектива.

— Это была комната тещи, Тед.

— А она куда подевалась? Уехала вместе с женой?

— Нет, нет. Старушенция умерла. Примерно в то время, когда Мэннинг…

Голоса снова сплелись в клубок, шаги затихли. Пока люди были рядом, Стэнли старался не дышать, теперь он осторожно выдохнул. Сердце колотилось, как молот. Так они впрямь не нашли Мод. Они вообще ничего не нашли, кроме нескольких фунтовых банкнот. Он зря прятался. Его только хотели расспросить о Пилбиме. И он расскажет им все, что они захотят, и даже больше. Око за око… Месть Пилбиму будет действительно сладка А против него у них нет ничего, ничего. Каким-то чудом они ни о чем не догадались, ничего не нашли и полагают, что Мод умерла естественной смертью.

Он вытянул правую руку, стараясь найти в темноте ручку люка Сведенные судорогой пальцы нащупали ее, и тут Стэнли одолели сомнения. Если он объявится сейчас, они решат, что у него было что скрывать. Пусть лучше уйдут, покинут дом, а тогда уж он спустится и по своей доброй воле расскажет им то, что они хотят. «Сэр» и его помощники вновь оказались прямо под ним, и еще кто-то спускался по лестнице. Они уходили. Стэнли опять затаил дыхание.

Больше всего на свете ему хотелось сейчас, чтобы кто-то из них произнес слова, которые подтвердят, что он свободен, чист от всяких подозрений, что он просто дурак, позволивший какому-то мошеннику обвести себя вокруг пальца. Достаточно было бы самой короткой фразы: «Мэннинг нам нужен только как свидетель» или: «Мне кажется, Мэннинг уже сполна заплатил за свою доверчивость». Они должны сказать это. Он уже почти слышит, как они говорят это.

Шаги удалялись вниз. Заговорил Тед:

— Наверное, нам придется вызвать на опознание миссис Хантли, сэр.

А «сэр» ответил медленно и тихо:

— Хотя нет большого сомнения, что это тело мисс Этель Карпентер.

23


— Бедная вы моя, — сказала миссис Хантли в приемной полицейского участка, придвигая свой стул к Вере и дотрагиваясь до ее руки. — Для вас это гораздо тяжелее, чем для любого из нас.

— По крайней мере, мне не пришлось опознавать ее. Должно быть, это было ужасно.

Миссис Хантли передернулась.

— Если бы не колечко, я бы ее не признала. Она пролежала в земле целых… О, даже не могу говорить.

— Он… мой муж… убил ее за пятьдесят фунтов. На голове, куда он нанес удар, нашли рану. Если что и служит мне утешением, так это мысль, что мама так об этом и не узнала Я вам скажу одну вещь, о которой никто не догадывается… — Вера замолчала, думая, что есть еще один человек, которому она могла бы рассказать, которому со временем наверняка все расскажет. — Я думала, — тихо продолжала она, — я думала, он убил из-за денег маму, но теперь я знаю, что ошиблась. Эту тайну никогда не раскроют. Видите ли, если бы он убил маму, ему не понадобились бы те пятьдесят фунтов. Слава Богу, мама не успела узнать об этом.

— Бедная миссис Кинауэй о многом не узнала, — задумчиво произнесла миссис Хантли. — Например, кто был отцом ребенка мисс Карпентер. Однажды она рассказала мне в минуту грусти. Вы ведь теперь все знаете?

— Я догадалась. Догадалась, как только увидела эту девушку сегодня утром. Она, должно быть, приходится мне племянницей. Если бы мама когда-нибудь повстречала ее, а это обязательно произошло бы, не случись… — Вера приподнялась со стула, когда в приемной появилась Каролайн Сноу. Несмотря на ужас и потрясение от всего происходящего, Вера улыбнулась, внимательно глядя налицо, каким было ее собственное двадцать лет тому назад.

— Это мой отец, — сказала Каролайн Сноу. — Он помог мне. Пошел в полицию, когда мы отчаялись найти ее. Папочка превосходный человек. Он пообещал, что, когда мы найдем ее, она сможет переехать к нам. Но мы ее не нашли. То есть нашли, но только…

Мужчина встретился взглядом с Верой. На вид это был добрый, терпеливый, очень выдержанный человек. Он был ее родственником. Теперь у нее есть семья.

— Мне жаль, мне очень жаль, — только и сумела произнести Вера.

— Вы не виноваты, — сверкнули голубые глаза Джорджа Кинауэя.

— Миссис Мэннинг, вы так одиноки. Поедемте к нам. Пожалуйста, соглашайтесь.

— Когда-нибудь я так и сделаю, — сказала Вера. — Однажды, когда все это пройдет и забудется. — «Приеду и познакомлюсь с сестрой», — мысленно добавила она. — А сейчас у меня есть куда поехать, куда и к кому.

Однако полиция ее не отпускала. Они вновь задавали ей один и тот же вопрос, куда мог деться Стэнли, но Вера была не в силах им помочь. Она только беспомощно трясла головой. Здесь, в полицейском участке, было столько людей, столько лиц, миссис Патерсон, миссис Макдональд с сыном, самым важным свидетелем, миссис Блэкмор, человек, доставивший торф, и все они напоминали ей о той несчастливой жизни на Ланчестер-роуд. А ей был нужен только один человек, но наконец ее отпустили к машине, где он ждал.

— Однажды, — сказал он, вторя ее собственным словам, — когда все это пройдет и забудется, ты получишь развод и…

— О, Джеймс, ты же знаешь, я согласна. Я бы хотела этого больше всего на свете.


Стэнли оставался на чердаке до тех пор, пока стрелки часов не показали десять. Он использовал последнюю спичку, чтобы узнать время, но вниз его согнала не потеря света, а нестерпимая боль. Все его тело невыносимо ныло в каждом суставе, и он спустился бы вниз при любых обстоятельствах, даже если бы, как он уверил себя, дом до сих пор наводняли полицейские.

Теперь он ясно понял, какую расставил сам себе ловушку. Он никого не убивал, но на спрятанном теле были следы насилия; закопав в эту же могилу чемоданы Этель и ее кольцо, использовав деньги Этель, он безвозвратно обратил себя в убийцу и вора. Кроме того, существовало его дело в полиции, дело, которое показывало, что он на такое способен. И теперь бесполезно требовать, чтобы подвергли экспертизе подлинное тело Этель. По его собственному желанию, это тело было превращено в прах, в легкую, мягкую пыль, поддающуюся анализу еще меньше, чем паутина, приставшая сейчас к его одежде и коже.

Стоя на площадке лестницы в мрачных сумерках летнего вечера, Стэнли старался очиститься от чердачной пыли, пока воздух не заполнило пахнущее копотью облако. Он хотел полностью очиститься, потому что ему казалось, будто к нему прилипла Этель, окружив его пепельным облаком. В течение многих месяцев он страдал от навязчивой Мод, которая являлась к нему в сновидениях, но теперь Мод ушла навсегда Ему мерещилось, что рядом стоит Этель, как стояла в день своей смерти, прислушиваясь к храпу Мод и собираясь

3устроить ему выволочку, точно такую, как теперь. Он вздрогнул и завыл в темноте, стряхивая с себя Этель, стирая ее со своего лица трясущимися руками.

Он весь пропах смертью. Боясь воспользоваться водой и вновь вывести из строя трубу, Стэнли спустился вниз. Боль постепенно уходила из онемевшего тела. Жизнь понемногу возвращалась к нему, а вместе с ней — страх. Нужно было бежать.

Дом наполнили скрипы и шепот. В темноте Стэнли натыкался на мебель, сбил телефон, так что тот упал и загудел, а Стэнли в ответ пробормотал ругательство. И здесь тоже была Этель, ее дух, она тихонечко поджидала его на каминной полке. В комнату проникал зеленоватый тошнотворный свет от единственного уличного фонаря. Стэнли схватил трясущимися пальцами урну, дернулся и швырнул ее на пол. Пепельно-серая Этель рассыпалась по ковру. А теперь он должен уйти, убежать, скрыться, оставить этот дом и Этель. Теперь она здесь хозяйка.

Его никто не преследовал. Никто не поджидал в засаде. Стэнли бежал так, что его сердце готово было разорваться, пока не оказался вдали от Ланчестер-роуд, среди извилистых пересекающихся улочек, где рано ложились спать и почти все огни были потушены. Только тогда он остановился и прижал руку к ноющей груди, восстанавливая дыхание.

Мысль о том, что он выбрался из того дома, освободился от него и никто не преследует его по пятам, заронила в его душу крупицу чего-то похожего на надежду. Если бы ему удалось достать хоть немного денег и какой-то транспорт… Тогда он уехал бы домой, в Бьюрис, к своей реке. Его не станут там искать, потому что Вера расскажет, как он не ладил со своими родителями, как убежал из дому и никогда не писал писем родным. Стэнли прислонился к стене, собираясь с силами, пытаясь привести свои мысли в какой-то порядок и заставить мозг думать спокойно и здраво. «Я еду домой, — сказал он, — еду домой». И тогда, сначала еле волоча ноги, а потом перейдя на быстрый шаг, он повернул по направлению к Старой Деревне.


Магазин был погружен в кромешную тьму. Став немного увереннее и разумнее теперь, когда перед ним появилась цель, Стэнли обошел его с другой стороны, проверил, на месте ли фургон, и отпер заднюю дверь. «Слава Богу, — сказал он себе, — что ключи от магазина и фургона всегда в кармане пиджака». В его отсутствие Пилбим избавился почти от всего товара, и, если не считать нескольких уродливых, вероятно, совершенно безнадежных вещей, магазин был пуст. Тусклый свет от старинного уличного фонаря просочился из окна на огромный стол красного дерева и разлился лужицами по полу.

Мимо проехало несколько машин, одна остановилась перед магазином, но это была не полицейская машина. Стэнли едва бросил на нее взгляд и открыл кассу. Там оказалось двадцать фунтов в банкнотах и чуть меньше пяти серебром. Он перекладывал деньги в карман, когда услышал шаги, приближающиеся с заднего двора. Спрятаться было негде, разве что за пару темно-бордовых бархатных штор, которые Пилбим называл портьерами и которые повесил на одну из стен. Сначала тело Стэнли отказалось подчиняться, так он был напуган и настолько устал от страха и преследования, но наконец он сумел каким-то образом укрыться за шторой и прижаться к стене.

Дверь на задний двор открылась, и он услышал голос Пилбима:

— Даже смешно, дружище, я мог бы поклясться, что запер эту дверь.

— А в кассе ты оставил что-нибудь?

— Ты, должно быть, спятил, Дейв. Иначе зачем бы нам сюда тащиться? Там будет без малого тридцать фунтов.

Стэнли задрожал. Он ничего не видел, но чувствовал их присутствие в комнате. Кто этот Дейв? Громила, которого Пилбим приводил с собой на Ланчестер-роуд? Он услышал, как с визгом расстроенной скрипичной струны открылась касса.

— Господи, она пуста! — воскликнул Пилбим.

— Мэннинг, — сказал Дейв.

— Откуда? Его уже посадили за решетку.

— Ты так думаешь? — спросил Дейв и отбросил в сторону левую портьеру. Стэнли медленно поднял голову, посмотрел на них. — Выверни карманы, — строго приказал Дейв.

К Стэнли вернулось немного храбрости. Всегда что-нибудь остается про запас.

— Какого черта, — сказал он тонким писклявым голосом. — После того, что он вытянул из меня, я имею право на эти деньги.

Дейв отбрасывал черную и длинную тень, тень гориллы с руками-граблями. Он не шелохнулся.

— О нет, Стэн, старина, — сказал Пилбим. — Ты не имеешь никаких прав. У тебя ведь никогда ничего не было. Легко раздавать то, что тебе не принадлежит.

Стэнли чуть продвинулся и встал за стол. Его никто не остановил.

— Ну и что это должно означать? — спросил он. — Чеки, которые возвращаются назад, Стэн, вот что это должно означать. Мне кажется, Дейв, я забыл тебя представить моему другу, как полагается. Позвольте иметь честь. Это Стэн, мой партнер, старина Дейв. Это Дейв, управляющий фирмой, которая выполнила наш ремонт, Стэн.

Во рту у Стэнли пересохло. Он прокашлялся, но голоса так и не обрел.

— И что я теперь, по-твоему, должен делать? — спросил Дейв. — Пожать ему руку? Пожать руку этому грязному ничтожному убийце?

— Ты сможешь обменяться с ним рукопожатием через минуту, — сказал Пилбим. — Обещаю, что я тоже к тебе присоединюсь. Но сначала я хотел бы сообщить моему другу Стэнли, что оба наших чека, мой и Дейва, вчера вернулись из банка с отметкой «Обратитесь к владельцу чека». Я бы, может, и закрыл глаза на это, старина, все-таки мы с тобой давнишние приятели, но Дейв… Дейв совсем другое дело. Он не любит трудиться в поте лица, а потом терпеть насмешки.

Голос Стэнли сначала зазвучал визгливо, а потом немного окреп.

— Ты продал меня, — сказал он. — Ты, проклятый доносчик легавых. Очернил меня за моей спиной. А мне все время врал. У тебя нет жены и не было последние десять лет. Ты… — Голос его осекся.

Пилбим смотрел на него почти с нежностью. В глазах у него читалось спокойствие, уголки рта чуть подрагивали от улыбки. В словах его послышалась даже добродушная снисходительность, когда он произнес:

— А теперь давай пожмем ему руку, Дейв, а?

Стэнли быстро присел и перевернул с грохотом стол, образовав баррикаду между собой и двумя противниками. Дейв ударил по столу ногой, пнув его в блестящую середину. Стол отъехал назад и уперся ножками в стену, а Стэнли оказался в деревянной клетке.

Они приближались к нему с двух сторон. Стэнли вспомнил, как дрался с Мод несколько столетий, вечность тому назад. Он поискал сзади себя вазу или что-то металлическое, чтобы швырнуть в них, но все полки были пусты. Стэнли съежился, прикрыл голову руками. Дейв вытянул его за шкирку из-за стола.

Оказавшись посреди магазина, Дейв сомкнул замком руки на брыкающемся, извивающемся Стэнли, а Пилбим нанес своему бывшему компаньону удар кулаком в челюсть. Стэнли всхлипнул и продолжал брыкаться. За это он заработал от Дейва удар по голени, удар, от которого взвыл и поджал ногу.

В молчаливом танце трое мужчин топтались вокруг перевернутого стола, Стэнли надеялся улучить момент и ухватиться за ножки, чтобы опустить деревянную крышку в сокрушительном ударе на ноги Дейва. Но он хромал, и острая боль распространилась от голени по всему телу. Оказавшись вновь у стены, Стэнли притворно съежился, чтобы они подумали, будто с ним все кончено, но, когда Пилбим начал медленно приближаться,

Стэнли внезапно выпрямился и схватил бархатные портьеры. Послышался треск деревянного карниза. Стэнли швырнул тяжелую ткань в своих противников, и на какое-то мгновение они запутались в бархате.

Стэнли успел метнуться в дальний конец магазина и совсем рядом с дверью обнаружил оружие — длинный разводной ключ, который Пилбим оставил под прилавком с кассой. Первым из портьеры выпутался Дейв, ругаясь и отплевываясь; Стэнли изо всей силы бросил в него ключ. Снаряд не попал Дейву в голову, но ударил в грудь. Дейв завыл от боли. Потом кинулся всей своей тушей на Стэнли, пока тот у дверей возился с замком.

Секунд пятнадцать двое мужчин не размыкали объятий. Дейв был гораздо выше Стэнли, но ему мешала боль в груди. Стэнли наверняка удалось бы убежать, если бы не вмешательство Пилбима, который подполз неожиданно сзади и, схватив Стэнли за ноги, швырнул его на пол лицом вниз.

Дейв поднял противника с пола и не выпускал, пока Пилбим молотил по лицу Стэнли кулаками, а затем, вцепившись ему в плечи, стал ударять головой о стену. Колени у Стэнли подогнулись, и он рухнул, застонав, на бархат.


Когда Стэнли очнулся, то подумал, что ослеп. Один глаз вообще не открывался, а другой мог ви3деть только безжалостную черноту. Стэнли поднес руку к лицу, и она стала мокрой. От крови или от слез? Он не знал, потому что не видел. На вкус пальцы были солоноваты.

Затем постепенно перед ним появилось смутное темное очертание. Это был стол, вновь поставленный на ноги. Стэнли всхлипнул с облегчением. Значит, он не ослеп. Темно было только оттого, что на улице не горел фонарь.

Бархат, на котором он лежал, был мягким и теплым, как женские колени. Ему хотелось зарыться в него с головой, окутать им уставшее тело, которое болело и ныло в сотне мест. Но он не мог этого сделать, потому что нужно было ехать домой. Его ждал зеленый Стаур, поля, серебряные от конских бобов и изумрудные от сахарной свеклы.

Он сел в темноте. Место, где он находился, было похоже на какой-то магазин без товаров. Что он здесь делает? Зачем он сюда пришел? И откуда? Стэнли не помнил. Он знал только одно, что ему пришлось пройти сквозь ужас и боль.

Неужели он всегда так дрожал и подпрыгивал, словно неизлечимый больной? Теперь это не имело большего значения. Самое главное для него — манящая река. Он должен добраться до реки, лечь на ее берегу и смыть кровь и слезы.

Смутно он вспомнил, что кто-то следует за ним по пятам, но не знал кто. Возможно, смотрители больницы? Он убежал из больницы и попал к ворам. Когда Стэнли поднялся, его сильно зашатало, идти было трудно. Но он упорно продолжал двигаться, еле волоча ноги и вытянув вперед руки, чтобы ощупью проложить себе дорогу. Где-то там, возле дома, подумал он? стоит машина, его машина, потому что у него в кармане ключ от замка зажигания. Он нашел машину — фактически наткнулся на нее — и открыл дверцу своим ключом.

Оказавшись в кабине, он включил свет и взглянул в зеркало на свое лицо. Оно было черным от синяков и запекшейся крови. Над левым глазом проходил порез, а сам глаз дергался, то открываясь, то закрываясь.

— Меня зовут Джордж Карпентер, — сказал он незнакомцу в зеркале, — и я живу в…

Он не мог вспомнить, где живет. Затем попытался вспомнить хоть что-то — неважно что — из своего прошлого, но представил только женские лица, озлобленные и угрожающие, которые выплывали из темноты. Все остальное исчезло. Нет, не совсем… Его собственное «я» не потеряно. Звали его Джордж Карпентер, и работал он составителем кроссвордов, но потом очень сильно заболел, и ему пришлось оставить это занятие. Болезнь затронула мозг и нервы, вот почему он так сильно дергается.

Несчастная жизнь, жизнь, полная крушений. Детали уже не вспомнить. Он и не хотел вспоминать. Мальчишкой он был очень счастлив, ловил в реке бычков и гольцов. Головы бычков походили на головы доисторических рыб, которые существовали в те времена, когда не было еще на Земле людей. Стэнли понравилось думать о тех временах, от таких мыслей становилось легче.

Бычок, какое смешное слово. И очень полезное, если составляешь кроссворд и нужно вписать слово из пяти букв: «пусто, Ы, пусто, О, пусто». «БЫЧОК»: «Этим словом можно назвать и рыбу, и теленка». Стэнли повернул ключ зажигания и завел мотор.

Стэнли столько лет водил машину, что теперь действовал совершенно не задумываясь, словно фургон был частью его собственного тела, а не машиной, которой нужно было управлять. О вождении он думал не больше, чем о ходьбе, когда пересекал комнату. Улицы, по которым он ехал, казались знакомыми, но все же он не мог их вспомнить. Он остановился намосту возле домика смотрителя шлюза и глянул вниз, в канал. Значит, уже близко дом, потому что перед ним протекал Стаур, неся прозрачные воды между зелеными ивами, — его зеленая река, прохладная и глубокая, изобилующая рыбой. Сейчас она была не зеленой, а черной и гладкой, отдающей металлическим блеском.

Скоро взойдет солнце, и тогда река снова станет яркой, словно зелень появится не от пробуждающегося неба, а из какого-то спрятанного на ее дне источника цвета А из темных, неосвещенных домов, чьи очертания виднелись на горизонте, выйдут люди и пойдут по полям, над которыми поднимется утренний туман и рассеется, и осядет жемчужными каплями на траве.

По другую сторону моста стояла белая полицейская машина, большая машина с включенными фарами, развернувшись в противоположную сторону. Ловушка для нарушителей правил, подумал он, хотя других машин на дороге не было. Должно быть, они поджидают кого-то, какого-нибудь сбежавшего злоумышленника, на которого устроена засада.

Но его они в свою ловушку не заманят, он не попадется на их пути. Он поедет вдоль берега, и поедет медленно, а потом наступит рассвет, река станет ярко-зеленой, и он ляжет на ее берегу, и омоет больное лицо водой. Тропинка вдоль канала была твердой и неровной, словно острая скала Каждый раз, когда фургон вздрагивал, он морщился от очередного приступа острой боли. Скоро он остановится и отдохнет. Прямо перед ним всходило солнце, черное небо расступалось в стороны, открывая тонкую яркую полоску голубизны. Впереди — знакомые деревни, Бьюрис и Констабл. Он видел их неровные очертания на горизонте.

Стэнли выключил фары и заметил вдалеке еще одну машину, следовавшую за ним. Должно быть, едут, подумал он, чтобы отогнать его от реки. Кто-то купил права рыбачить здесь, а он вторгся в чужие владения. Впрочем, когда его интересовали чьи-либо права?

Теперь, когда он выключил фары, они не смогут разглядеть его. А реку он знает лучше всех. Каждый изгиб на ней, каждая ива на ее берегу были знакомы ему, словно решенный кроссворд.

Как только он окажется дома, в безопасности, он вновь примется за кроссворды, самые лучшие и большие. Он станет чемпионом мира по составлению кроссвордов. Даже сейчас, пусть он слабый и больной, он все-таки может придумывать головоломки. Ну и что, что он забыл собственное имя, это не важно, раз сохранилось его мастерство, его искусство. «Приспособление для рыбной ловли»: «СНАСТИ». «Тот, кто ловит рыбу»: «РЫБОЛОВ», «ЗАКАТ»… Стэнли передернулся. По какой-то причине он не смог подобрать определение к этому слову, уродливому слову, которое ассоциируется со смертью. Он повел машину быстрее, подвеска застонала, но мысли его стали спокойнее, он был почти счастлив. Слова — вот смысл существования, панацея от любой болезни.

«ПАНАЦЕЯ»: «Всеисцеляющее лекарство». «БОЛЕЗНЬ»: «Расстройство здоровья». У него получается так же здорово, как я раньше.

Теперь он достиг поворота. Очень скоро берег изогнется влево, следуя за излучиной реки, а когда в поле зрения появится его деревня — это будет просто черное пятно на сером фоне, — нужно будет нажать на тормоза и сделать поворот. «ИЗЛУЧИНА» — красивое слово. «Изгиб реки».

Все тело Стэнли ныло, глаза остекленели от усталости. Он боялся, что может заснуть за рулем, поэтому встряхнулся и заставил себя смотреть вперед. Потом он вдруг увидел свою деревню. Она проплывала в сером тумане, мирная, манящая. Именно здесь река делала свой поворот.

— Поворот реки, — услышал он свой шепот, — долгожданная мечта.

Он громко застонал от боли и желания поскорей очутиться дома и слабо повернул руль, чтобы ехать туда, куда уводила его тропинка.

Фургон соскользнул с тропы и осел, выходя из-под контроля, но не резко, а постепенно и медленно. Руки Стэнли упали на колени. Теперь все в порядке, теперь он дома. Не нужно больше никуда ехать, никуда убегать. Он был дома, медленно скатывался с холма туда, где впереди смутно вырисовывалась его деревня.

А вот и рассвет наступает — яркий, зеленый, многоцветный, словно радуга, — хлынул в раскрытые окна фургона с давящим рокотом. Стэнли не понял, почему он кричит, борясь с мокрым рассветом, когда наконец достиг дома.

Полицейская машина с визгом тормозов остановилась на берегу канала. Из нее выскочили двое и побежали, хлопнув за собой дверцами, но к тому времени, когда они добрались до насыпи, вода была снова почти спокойной и ничто не указывало на то место, где скрылся фургон, кроме тускло-желтой ряби, расходившейся широкими кругами. Над складами занялся грязно-красный рассвет, начали падать первые капли дождя.


Примечания

1

Укрепляющий молочный напиток.

(обратно)

2

Крикетный стадион в графстве Суррей, где обыкновенно проводят международные турниры. Назван по овальной форме поля.

(обратно)

3

Сокращение от «Гранд нэшенел» — крупнейшие скачки с препятствиями, которые ежегодно проводятся близ Ливерпуля.

(обратно)

4

Галерея в палате общин, когда-то отделялась металлической перегородкой.

(обратно)

5

Большой круглый кекс с изюмом, цукатами, орехами и пряностями, первоначально выпекался в городе Данди, Шотландия.

(обратно)

6

В. Шекспир, «Юлий Цезарь», 1-й акт, сцена 3, перевод М. Зенкевича.

(обратно)

7

В. Шекспир. «Гамлет». 3-й акт, сцена 1, Перевод М.П. Вронченко.

(обратно)

8

В. Шекспир. «Гамлет». 3 акт, сцена 1, перевод М. П. Вронченко.

(обратно)

9

Героиня одноименной пьесы Б. Шоу. Игра слов: «candid» означает — искренний, откровенный, чистосердечный, прямой.

(обратно)

10

В 1832 году в Англии было принято запрещение возводить перед окнами постройки, загораживающие свет.

(обратно)

11

Радикальное изменение в женской моде в сороковых годах, возвращение к стилизованным под старину фасонам.

(обратно)

12

«Сладостно и почетно умереть за Родину» (лат.).

(обратно)

13

Стиль мебели XVIII в. Назван по имени столяра-краснодеревщика Джорджа Хепплуайта.

(обратно)

14

Фарфор, производившийся в XVIII веке в городе Дерби, с маркой в виде короны над буквой «D».

(обратно)

15

Уилтонский ковер — шерстяной, с низким разрезным ворсом и восточным узором. Первоначально производился в городе Уилтоне.

(обратно)

16

Намек на знаменитое озеро Лох-Несс.

(обратно)

17

Намек на 18-ю поправку к Конституции США, «сухой закон»

(обратно)

18

Фамилия полицейского созвучна слову, обозначающему неангликанскую церковь.

(обратно)

Оглавление

  • Часть первая Нерешенный кроссворд
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • Часть вторая ПО ГОРИЗОНТАЛИ
  •   7
  •   8
  •   9
  •   10
  •   11
  •   12
  •   13
  •   14
  •   15
  •   16
  •   17
  •   18
  • Часть третья ПО ВЕРТИКАЛИ
  •   19
  •   20
  •   21
  • Часть четвертая ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО
  •   22
  •   23
  • *** Примечания ***