Пламя возмездия [Алекс Мак-Кинг] (fb2) читать онлайн

Алекс Мак-Кинг
Пламя возмездия

Глава 1. Огни Тарантии

1

Силий улыбался. Он бодро вышагивал по узкой тропке, тянущейся между двумя золотистыми коврами спелой пшеницы. Крестьянина радовало абсолютно все: и жгучее солнце летнего дня, и безоблачное небо, отражающееся в глазах яркой синевой, и даже ленивое комариное облако, также изнывающее, от жары.

Силий нес в поселок добрые вести о богатом урожае, который не прогнулся даже под необузданной силой страшных дождей, окативших поля в середине лета. Этих новостей ждали с нетерпением. Так получилось, что поселок основали далеко от будущих полей, в местности, непригодной для посева. Аквилонцы-основатели были больше охотниками, чем земледельцами. Только через многие годы они поняли, что живут возле плодороднейших земель. Брошенное случайно зернышко обязательно прорастало могучим колосом. Жмени просыпанных на землю зерен вскоре заставляли охотников заворожено наблюдать великолепные золотистые оазисы. В поселении это восприняли, как знак самого Владыки Света — Митра хочет, чтобы аквилонцы занимались земледелием. И охотники, следуя благословению, превратились в крестьян. Не за день. Не за два…

Прошли годы.

Все складывалось хорошо. Земледелие легко давалось аквилонцам, а богатая земля снисходительно исправляла их ошибки, награждая щедрыми урожаями. Вот только одно обстоятельство не давало новоявленным крестьянам покоя и умиротворения. Поля находились довольно далеко от поселения, и аквилонцам трудно бывало сохранить урожай от ненасытных зингарских воришек, саранчой слетающихся на золотистые поля. Многие годы крестьяне безуспешно пытались поймать хотя бы одного, но ловкость воров всегда позволяла им легко вывернуться из любой западни, оставляя за собой лишь обидные пустоты в покрывале из пшеничных колосьев. В конце концов аквилонцы бросили гоняться за призраками и тенями, мелькающими иногда в поле, и просто увеличили посевные площади.

Силий спешил рассказать односельчанам, что в этом году воры практически не тронули драгоценный урожай, а главное — пшеница уже жаждет уборки. Поэтому крестьянин, забыв свою обычную медлительность, шел быстро.

Внезапно Силий замер. Он увидел, что среди колосьев что-то чернеет.

«Вор!» — мысленно вскрикнул крестьянин и решительно сошел с тропы, аккуратно раздвигая перед собой сочные колоски. Бережливое отношение к пшенице отнюдь не мешало ему высказывать в каждом движении ярость и презрение, которые он испытывал при одной только мысли о зингарском отродье, паразитирующем па их, аквилонцев, мирном образе жизни.

Крестьяне ни разу не видели воров, но все, как один, были уверены, что урожай крадут не аквилонцы, а жители Зингары, на границе с которой и разбили когда-то свое небольшое поселение охотники. Поля располагались спорно. Нечеткая граница вполне могла разрезать их пополам. Но аквилонцев это не беспокоило. Они уже давно решили — где, чьи территории. Да и их барону, живущему дальше на север, не было дел до границ. Его волновала лишь своевременная доставка налога на землю — десятой доли урожая. Крестьяне хоть и недолюбливали своего господина, но власть уважали и платили исправно, не забывая и про десятину для служителей Митры.

Силий замедлили шаг, остановился, озадаченно потирая затылок. Перед ним ничком лежал человек в черной рубахе и штанах. Теплая одежда так не сочеталась с дневной жарой, что удивленный крестьянин несколько мгновений никак не хотел обратить внимание на четыре стрелы, торчавшие из спины, руки и ног человека, играя на ветру аккуратным опереньем. Аквилонец невольно отшатнулся, когда понял, что перед ним лежит мертвец. Но любопытство взяло вверх над ужасом и отвращением, и Силий склонился над телом. Присмотрелся и судорожно задержал дыхание, боясь упустить догадку.

Зингарец!

Низкий рост, крепкое телосложение. Крестьянин вынужден был оторвать от земли голову мертвеца, вцепившись в липкие волосы, чтобы посмотреть на лицо. Очень смуглая кожа…

Крестьянин разжал пальцы, отпустив голову зингарца. Резко выпрямился. Взгляд упал на небольшой сверток, лежащий у ног мертвеца. Силий поднял его и с удивлением обнаружил, что тот, разворачиваясь, легко превращается в огромный мешок. По плотной ткани скатилось одинокое зернышко.

«Ворюга!» — зло выкрикнул крестьянин. Сплюнул. Теперь он знал, что предположение его односельчан, касающееся зингарских воров, было верным.

Силий еще некоторое время постоял возле мертвеца, обозревая окрестности — запоминая по расположению далеких деревьев место, где лежал зингарец, и двинулся дальше, в поселок.

Но не успел он сделать и десяти шагов, как наткнулся на странный колосок и остановился. Из земли торчала стрела. Такая же, как и из тела убитого вора. Силий осмотрелся и удивленно поднял брови. Взгляд нашел вокруг десятки стрел. Они виднелись между колосьями по одной и пучками. Только сейчас крестьянин осознал, какому обстрелу подвергся зингарец. По нему стреляло не меньше десятка лучников. Но зачем кому-то обстреливать вора? Ведь он крадет зерно только с полей Силия и его односельчан.

Или причина — в другом?

Крестьянин представил себе картину происшедшей здесь бойни.

Зингарец ночью, о чем свидетельствует относительно теплая одежда, вышел в поле. Но не успел он приступить к своему грязному делу, как его обстреляли лучники.

Наверное, они его с кем-то перепутали. Другого объяснения Силий не находил.

Но с кем они спутали вора? И не бродят ли где-то здесь неподалеку эти неведомые стрелки, готовые перепутать с кем-нибудь и его самого?

«Почему лучники не забрали такие хорошие стрелы? — мысленно удивился крестьянин. — Может, они решили отыскать их при свете солнца? В темноте все-таки найти сложно. Если так, тогда они вернутся!..»

Эта последняя мысль Силию очень не понравилась. Он неуверенно наклонился к длинной стреле, которая даже после того, как вонзилась в землю, сравнялась по высоте с колосками.

Внезапно послышался короткий свист, и перед расширившимися от страха глазами крестьянина в землю вонзилась еще одна стрела.

2

В дверь тихо постучали. Конан не успел сказать ни слова. Просперо, как обычно, стучал исключительно из привычно аристократических побуждений. Поэтому, исполнив ритуал, тут же распахнул тяжелую дверь королевской опочивальни и вошел внутрь.

— Готов к подвигам? — усмехнулся он, глядя на заспанного короля.

Конан протер глаза огромными кулачищами и, почесав щетину, затянувшую пол-лица, удивленно посмотрел на друга.

— Не рановато ли для подвигов? — осведомился он, нехотя отбросил ногами пушистое одеяло и медленно поднялся на ноги. В голове что-то хрустело и вяло потрескивало, словно умирающий костер. В висках болезненно пульсировали раскаленные угольки, каждым ударом затуманивая воспаленное зрение.

Киммериец некоторое время тщетно пытался расшевелить отекшие мозги.

— Вчера был праздник, — неуверенно сказал он, вспоминая отрывки громких мелодий и столы, ломящиеся от выпивки и яств.

— У тебя великолепная память! — улыбнулся Просперо. — А что ты еще помнишь?

— Хм-м…

— Говорил же, не пей столько. Последний кувшин явно был лишним.

— А в честь чего праздник? — осторожно спросил король Аквилонии, мысленно проклиная дремлющую память.

— Услышал бы тебя сейчас Эпимитреус, — покачал головой Просперо.

— При чем здесь жрец? Неужели я был настолько пьян, что…

— Нет, святыни ты не осквернял. Не успел. Заснул как раз тогда, когда принялся рассказывать о вашей пьянке с Эпимитреусом на горе Голамайра. Ну что, вспомнил, в честь чего ты закатил праздник?

Киммериец кивнул. Головная боль понемногу утихала.

— Победа над слугой Сета. Нелегкая победа, я тебе скажу… Скажи-ка, а мой новый меч уже готов?

— Наконец-то ты станешь похожим на самого себя, — улыбнулся Просперо. — Твое новое оружие проходит испытание в королевских кузнях. К слову, тот обломок твоего старого меча, благословенный самим Эпимитреусом, я поместил в дворцовое хранилище редкостей. Пусть потомки поглядят на оружие легендарного предка, которым тот убил могущественного слугу Сета.

— Потомки? — кисло усмехнулся Конан, наматывая набедренную повязку, расшитую жемчугами и драгоценными камнями. Он все еще не мог от нее отвыкнуть. Да и не хотел скрывать свою невероятную мускулатуру. — Надо еще удержать эту проклятую власть, которую хотят отобрать все, кому не лень.

— После нескольких неудачных заговоров твой авторитет в народе окреп. Ты показал себя сильным. Народ это любит!

Киммериец недовольно посмотрел на пустующие ножны. Без меча он чувствовал себя совсем скверно.

— Я уже давно, еще в Киммерии, понял, что простые люди любят сильных правителей. Да вот беда: яд в бокал сыпет не народ… Все-таки хорошо, что ты так быстро вернулся из Немедии.

— Я повернул своих людей назад, в Тарантию, в тот же миг, когда понял, что неспроста кто-то пытается отделить от тебя верных людей. Да, кто бы мог подумать, что Аскаланте, бывший граф Туны, будет стоять во главе заговора? Больмано, Дион, Громель — еще куда ни шло. Но Аскаланте?!

— Ты забыл Ринальдо, — скривился киммериец. — Поэт неплохо расписался своим острым пером на моем боку.

— Да, к сожалению, мы с Троцеро не успели предотвратить покушение на твою жизнь.

— Зато как мы отпраздновали победу! — усмехнулся король.

3

Несколько мгновений Силий потратил на размышления. Опасно долгие размышления. И только потом сделал шаг в сторону.

Воздух высвистал очередную стрелу, которая тут же воткнулась в землю в том месте, где только что стоял крестьянин. Рядом с ней вонзилась еще одна, пролетев возле самого уха.

Силий побежал. Быстро, как никогда не бегал даже на ежегодном деревенском состязании. Округлившиеся глаза, застланные пеленой страха, сразу же потеряли тропу. Только слух многочисленными посвистами напоминал крестьянину причину и надобность бега. Колоски легко ломались под отчаянным натиском мчащегося человека, похрустывая в унисон со взбесившимся сердцем. Зерна пшеницы разлетались во все стороны, осыпая бегуна щедрым дождем.

Силий бежал. Он не видел, как десятки стрел втыкались в землю за его спиной. Но неожиданно обострившийся слух улавливал частые щелчки тетивы, не допуская даже мысли об отдыхе.

Лучники стреляли быстро, щедро посылая стрелы вслед жертве. Они оживленно переговаривались, обмениваясь небрежными ухмылками, словно предметом их обсуждения была какая-то безделица, а не бегущий прочь старик, которого так решительно приговорил к смерти их главарь.

— Кто попадет в этого крестьянина, — узловатый палец ткнул в сторону пшеничного поля, — получит на обед баранью ногу!

— А как мы определим, кто именно попал в цель? — обернулся один из лучников. — Мы же стрелы не метим!

— Стреляй, обормот! Больше дела.

— Стрелы жалко.

— Потом соберете. Может, тогда будете точнее стрелять! А пока барашек от вас убегает со скоростью этого крестьянина. Если подстрелите так, что он останется жив и сообщит что-то ценное, тогда все получат по ноге.

— Зачем же сразу так сурово? — Лучник, подавив улыбку, погладил свободной рукой свою ногу.

— По бараньей, болван!

— Жалко барашка…

В подлеске, где прятались стрелки, послышался грубоватый смех. Главарь побагровел.

— Молчать! — рявкнул он от души. Гомон тут же стих. — Если аквилонец уйдет, тогда король заставит съесть вас собственные ноги! О нашем продвижении никто не должен узнать. Всем понятно?!

Воцарилась тишина. Затем луки поднялись и выпустили новый смертоносный рой. Стрелы взлетели к небу и тут же обрушились на крестьянина, которого злая судьба подвела прямо под это роковое покрывало.

Силий почувствовал легкий толчок, отозвавшийся несоразмерной болью.

Он удивленно взглянул на наконечник, торчащий из руки. Следующая стрела пронзила шею, затуманивая взор. Легкие конвульсивно содрогнулись. Сердце вложило в последний удар все силы…

Пшеница раскрыла объятия, принимая бездыханное тело.

4

— Никогда об этом не слышал, — признался Конан, спускаясь по ступеням, покрытым красным ковром. — Разве Нумедидес делал так хоть раз?

— Нумедидес не пример для подражания, — заметил Просперо.

— И все-таки споры между простыми аквилонцами должны разрешать их сюзерены, а не король.

— Хочешь укрепить свое влияние, стань народным правителем! Аристократия никогда не примет тебя как равного. Смирись. Но им можно противопоставить народную любовь. Это не я придумал, Конан. Так гласит вековая мудрость. Стань народным правителем, и тогда ты без труда сможешь подвергнуть любого врага остракизму.

Киммериец замер, заставив Просперо несколько мгновений балансировать на узкой ступеньке.

— Чему подвергнуть?

— Это из древнетурийского эпоса. Не бери в голову. — Помощник короля махнул рукой. — Вырвалось.

— Что значит «подвергнуть остракизму»?

— Понимай, как «избавиться навсегда».

— Убить, — кивнул король.

— Не совсем. Скорее — изгнать.

Остракизм. Киммериец задумчиво покрутил новое слово в голове. Затем увидел, что Просперо уже успел отворить двери в тронный зал, сделал глубокий вдох и медленно вошел.

Бароны, графы, — они стояли вдоль стен, образуя живой коридор. Конану уже давно надоели эти титулованные бездельники. Половина из них — отъявленные негодяи, прикрывающиеся изысканными манерами. Другая половина — не лучше, но скрывать свои замыслы им тяжелее. И те, и другие постоянно плели вокруг него заговоры. Киммериец чувствовал злобу и зависть, направленные на него острыми стрелами. Лишь на считанных друзей он мог положиться… но что такое единицы против сотни?

Разноречивые взгляды нобилей провожали правителя до самого трона. Просперо, нацепив на лицо маску невозмутимости, достойную самого Митры, встал по правую руку от короля.

— Я не вижу среди вас Больмано, графа Карабана, и Диона, барона Атталуса, — в глазах киммерийца вспыхнули озорные огоньки. По залу разнесся удивленный шепот. — С чего это они решили не почтить нас своим присутствием?

— Ваше величество, но они же мертвы! — воскликнул чей-то юношеский голос.

— Назовитесь! — приказал Просперо, выискивая глазами крикуна.

— Кандий, баронство Лор.

— Сын барона? — прищурился помощник короля.

— Отец погиб пять дней тому назад. На охоте. Волки…

— Мои соболезнования. Ну, так объясните же нам, барон, причину вашего несдержанного выкрика.

Взор юноши заметался по лицам придворных. Барон пытался понять, в какую интригу его втравили. Но аристократы редко выказывали свои эмоции. Кандий встречал только пустые глаза, смотрящие сквозь него.

— На вчерашнем приеме мне сказали, что граф и барон скончались.

— И как же это произошло? — спокойно спросил король Аквилонии.

— Пали от руки вашего величества, — сказал Кандий. Он поспешил склонить голову, чтобы не выдать свой страх.

На долгие мгновения в зале повисла напряженная тишина. Затем растерянный шепоток сменялся всеобщим ропотом. Придворные не скрывали своего недоумения.

— Кто посмел сказать вам такое? — прокричал кто-то над правым ухом киммерийца. Конан удивленно обернулся. Он и не заметил, когда Публий, главный королевский советник, успел занять место по левую сторону от трона. Рядом с ним гордым изваянием замер верховный жрец. Эта пара смотрелась очень необычно. Худощавая высокая фигура жреца была полной противоположностью тучному королевскому советнику.

— Я, ваше величество! — Паллантид, командир Черных Драгун, резко шагнул вперед.

— Вы ошиблись, достопочтенный Паллантид, — слащаво улыбнулся Публий. Он уже понял, какую игру затеял король, и решил подыграть правителю. — Но, учитывая вашу неискушенность в политике, его величество готов простить вас.

Конан важно кивнул.

— Смею вас заверить, господа, — продолжал главный королевский советник, — что граф Дион, барон Больмано и Громель, командир Черного Легиона, не причастны к заговору. Да и никакого заговора, вообще, не было.

Придворные разом затаили дыхание. В зале воцарилась тишина.

— Король никогда не дал бы ни единого шанса заговорщикам! — подхватил Просперо, одобрительно взглянув на Публия. — Достопочтенные Дион, Больмано, Громель и Аскаланте, бывший граф Туны, помогли королю разделаться с могущественным слугой самого Сета, от которого нас ценой собственной жизни защитил великий Эпимитреус.

На холодных лицах заиграли улыбки. Придворные с радостью приняли такое объяснение. Заговорщики имели среди аристократии слишком много сторонников.

— В дворцовом парке, — прогремел король Аквилонии, — будут установлены пять памятников, в которых ваятели запечатлеют героев…

Тронный зал наполнился оживленным гомоном. Но Конан еще не закончил.

— Отныне всякий, кто будет проходит через парк, будет лицезреть графа Диона, барона Больмано, командира Черного Легиона Громеля, Аскаланте и, — киммериец сделал небольшую паузу, — Ринальдо, величайшего поэта Аквилонии.

Просперо скосил взгляд на сосредоточенное лицо киммерийца. Внешне помощник короля никак не выдал удивления, но мыслями он терялся в догадках.

Аристократия недоверчиво смотрела на правителя. Все прекрасно знали, как Ринальдо ненавидел Конана. И это чувство было взаимным. Самый последний нобиль был уверен в том, что пятый памятник будет изображать самого короля Аквилонии, а не его врага.

Публий мысленно потирал руки. Поступки Конана начали удивлять придворных. А значит, он укреплял свою власть. История всегда давала понять: низвергались лишь предсказуемые монархи.

Просперо склонился к уху киммерийца.

— Ринальдо — любимец народа, — услышал Конан его шепот. — Теперь ты станешь популярен как никогда.

— Я знаю, — улыбнулся король.

5

— Силий должен скоро вернуться, — сказал старейшина, косясь на барона. — Он отправился проверить поля. Пшеница уже наверняка созрела, так что скоро мы отдадим вам вашу часть.

Крестьяне быстро закивали, боязливо поглядывая на нобиля. Барон приехал на два месяца раньше срока. Старейшина знал причину такому раннему интересу молодого хозяина к урожаю. Не секрет, что их сюзерен — очень азартный человек. Большая часть его состояния, накопленного от продажи зерна в Аргос, всегда шла на покрытие долгов. Азартные игры манили его, словно древние карты, указывающие на богатые клады. В Тарантии, Шикасе, Шамаре и даже в Чондаре он успел проиграть немало серебра и золота, обогатив чужие города и графства.

Крестьянам терпеливо относились к мотовству нобиля, но в тайне побаивались его ненасытного азарта. Ведь не секрет, что долги погубили не одного правителя. И вместе со своими сюзеренами гибли сотни ни в чем не повинных простых людей, загнанные до смерти отчаявшимися должниками. Нобиль боится не заплатить долги. А значит, барон будет всеми силами выбивать из подвластных ему поселений все, чем можно погасить гнев кредиторов.

Односельчане Силия встретили барона и его подозрительно многочисленное военное сопровождение на единственной улице, по сторонам которой и были выстроены небольшие, но опрятные домики жителей поселка.

— Похоже, селянин, ты либо глупец, либо глухой! — скривился барон, резко выпрямившись в седле. Его конь загарцевал перед крестьянами. — Я же сказал, что зерно мне нужно сейчас!

Блестящие на ярком солнце легкие доспехи, в которые был закован нобиль, служили больше для украшения, чем для защиты в бою. Такой тонкий нагрудник не остановит даже кофийский короткий меч. Впрочем, нынешние аристократы давно утратили желание сражаться на поле брани…

— Наши амбары пусты, — признался старейшина. — Как вы помните, достопочтенный барон, прошлый год был на редкость засушливым. Большая часть пшеницы так и не дожила до жатвы.

— Конечно, я помню те жалкие крохи, которые ты назвал моей десятиной! Уверен, ты обманул меня. Эти земли не могут не давать богатый урожай. А если и случится такое, то только по вашей вине. Значит, вы обязаны заплатить штраф — десятину, обычную для урожайного года.

— Мы не имеем власти над природой, достопочтенный господин. И не способны создавать зерно из воздуха.

— Ты что, вздумал смеяться надо мной?! — Барон подъехал к старейшине вплотную, так что старик почувствовал кожей дыхание коня.

— Я просто пытаюсь объяснить…

— Какой-то грязный старик будет меня поучать! — воскликнул нобиль, выхватывая короткий меч… такой же декоративный, как и доспехи, но не менее опасный для дряблой шеи старейшины, чем настоящее оружие. Несколько гневных взмахов, — лезвие просвистело совсем близко от лица крестьянина.

— Я не пытаюсь учить столь разумного и мудрого правителя как вы, достопочтенный барон. Только прошу немного времени. Через десять дней вы получите свое зерно.

— У вас есть два дня! — Нобиль взмахнул мечом. — А пока мы поищем немного зерна в ваших «пустых» амбарах! Кто знает, может статься, мы больше преуспеем в этом неблагодарном деле?..

Брови старейшины сошлись на переносице. Глубокие морщины проявились с еще большей четкостью. Стариком овладел гнев. Опасные слова готовы были в любой миг слететь с его побелевших губ. Но он не успел проронить ни звука. Старейшина, не веря своим глазам, смотрел, как барон внезапно охнул и обмяк, а затем медленно, словно мешок с зерном, вывалился из седла. Его конь тряхнул сбруей и испуганно заржал, поднимаясь на дыбы. Копыта гневно ударились о землю.

— Что случилось? Барон! — испуганно закричал начальник охраны нобиля, ловко соскакивая с коня. Его примеру последовали еще несколько воинов. Они дружно подбежали к лежащему на боку барону, неестественно раскинувшему короткие ноги, и замерли. Из забрала круглого шлема выглядывало оперение стрелы. Острый наконечник, обагренный кровью, торчал с другой стороны шлема.

Начальник охраны затравленно осмотрелся по сторонам. Его взгляд остановился на перекошенном от ужаса лице старейшины. Недолго думая, охранник вытащил саблю и в затяжном прыжке проткнул старческую грудь. Все прочие воины, не раздумывая, последовали за своим командиром, врезавшимся в тесные ряды мирных жителей поселка.

Острое лезвие поднималось и опускалось… беспорядочно, бездумно.

Для опытного воина все было предельно ясно. Барон пожелал от селян немного большую плату, чем обычно, и те предательски убили своего господина. Охранный отряд барона превратился в карателей, которых тот часто посылал для усмирения непокорных крестьян.

С каждым взмахом клинка земля щедро обагрялась кровью. Верещали женщины, орали мужчины, плакали дети. Кто-то пытался бежать, падал, его затаптывали. Кто-то, ведомый непреодолимой жаждой мести, бросался с голыми руками на взбешенных врагов, чтобы в следующее мгновение опуститься перед ними на колени, обливаясь кровью. А воины, взбешенные убийством барона, остервеневшие от резкого запаха чужой крови, яростно размахивали мечами. Они не щадили ни женщин, ни детей, утратив в пылу неравной схватки остатки человечности.

Неожиданно начальник охраны поверженного нобиля споткнулся, взмахнул мечом, пытаясь устоять на ногах. Острие деревянной рогатины проскользнуло над ухом, оцарапав голову. Сабля оказалась точнее. Крестьянин упал, судорожно прижимая руки к груди.

Старый воин взглянул себе под ноги. Перед ним стоял голубоглазый малыш, застывший с широко раскрытыми глазами. Удивленный взгляд ребенка остановился на занесенной для удара сабле. Крупные слезы чертили неровные дорожки на грязных щеках.

Маска нечеловеческого бешенства постепенно покинула лицо охранника.

— Прекратить! — закричал он и медленно опустил багровое от крови оружие. Несколько воинов послушно остановились. Но к притуплённым чувствам двоих из них приказ командир не пробился: они продолжали размахивать саблями". — Прекратить, я сказал!

Удивленные взгляды устремились на него. Воины словно забыли, что у них есть командир. Две сабли расслабленно коснулись острием земли, удерживаемые уставшими руками.

Но крестьяне не собирались так просто прекращать сражение. Двое из них прорвались через редкий строй односельчан. Длинный шест с заостренным концом мелькнул перед глазами изумленного командира и, не давая тому времени опомниться, тут же проткнул живот воина, легко пробив кольчугу. Охранники с ужасом взирали, как два крестьянина поднимают на конце длинной жерди их командира, охрипшего от надрывного крика.

Лишившись вожака, молодые воины не успели вовремя поднять сабли, чтобы отразить гнев крестьян. Рогатина сбила с ног одного, проткнув ему горло. Багор, не пробив кольчугу, отбросил на землю другого. Воина поспешили добить ногами. Даже дети не побрезговали избиением. Вооружившись палками, они сосредоточенно добивали врагов, выискивая их незащищенные места.

Вскоре все было кончено.

Некогда цветущий поселок утонул в стонах и криках. Подвывали раненые. Пронзительно кричали женщины, склонившись над убитыми мужьями. Плакали дети.

6

— Ну, в чем ваша беда? — спросил Конан, внимательно разглядывая двух аквилонцев, топчущихся перед троном.

Рядом с ними стоял Паллантид и пятеро его воинов, исполняющих обязанности, которые прежде возлагались на солдат Черного Легиона. После предательства Громеля доверие короля к Легиону пошатнулось.

— Наш спор можете разрешить только вы, ваше величество, — склонил голову первый проситель. Светлые волосы и черные глаза выдавали в нем гандерландца.

Второй простолюдин быстро кивнул седой головой, непрерывно пересчитывая складки на своей измятой шапке, которую немногим раньше Паллантид сорвал с его головы и сунул в руки со словами: «Негоже стоять перед королем в шапке, даже если она больше похожа на платок, по которому вдоволь погарцевал боевой жеребец!»

— Выскажите его величеству причину и обстоятельства вашего спора, — строго велел Публий. Сейчас он очень напоминал Конану верховного жреца перед вдохновенной речью. Гандерландец боязливо посмотрел на главного королевского советника, затем скосил глаза на короля. Его взгляд излучал преданность и покорность, граничащую с подобострастием. Нетрудно было угадать, что сейчас чувствует простолюдин, представ перед самыми могущественными людьми Аквилонии.

— Ваше величество, — первый проситель, похоже, проклинал себя за смелость, — у меня есть небольшой земельный надел…

— Запомни, презренный, у тебя нет ничего! — прокричал верховный жрец, выходя из-за спины Публия. — Все в мире принадлежат Солнцеликому Митре! Земли Аквилонии — это божественный дар нашему королю! Поэтому только он вправе провозглашать их своими!

Губы гандерландца задрожали. Хуже гнева Митры мог быть только гнев его верховного жреца. И хоть все знали, что Митра не приемлет кровавых жертвоприношений, холодный взгляд служителя Владыки Света заставлял стынуть в жилах кровь даже самых храбрых аквилонцев.

— Надо велеть жрецу придержать язык, — прошептал Просперо на ухо Конану, — иначе нам никогда не добиться благосклонности народа. Страх — это хорошо; уважение — это сила. Но если перестараться…

— Продолжай, — кивнул киммериец, глядя на просителя.

Гандерландец поежился, осмотрелся, стараясь не встречаться взглядом со жрецом. В глазах второго участника спора он не нашел даже намека на поддержку… только знакомый страх и стремление укрыться от взоров короля и многочисленных придворных.

— Ваше величество, вашей волей я был удостоен небольшого земельного надела… — короткий взгляд на изваяние, которому уподобился верховный служитель Митры. — Но мой сосед утверждает, что граница между нашими… — жрец нахмурился, Конан поднял руку, предотвращая очередную перепалку, — …землями — неправильная.

— Документы на землю у вас есть? — вскинул брови Публий, с радостью возвращаясь к излюбленной власти — над бумажками.

— Конечно, — отозвался второй проситель, вынимая из-за пазухи свернутый лист пергамента.

Гандерландец поспешил последовать его примеру.

Королевский советник выхватил документы и, отойдя на свое место, по левую руку от короля, взялся изучать их с аппетитрм настоящего судьи.

— И что вы хотите от короля? — спросил Просперо, поглядывая на Публия.

— Справедливости, — едва ли не хором ответили просители.

Старик покосился на своего противника и добавил:

— Мы надеемся на милость его величества. Пусть он разделит наши наделы королевским решением, чтобы отбросить все распри между нашими когда-то дружными семьями.

— Возмутительно, — неожиданно спокойно произнес королевский советник, закончив изучать пергаменты. — Границы на документах пересекаются. Это непростительная безалаберность, ваше величество. Надо наказать их сюзерена!

Глаза просителей засветились скрытым ужасом. Они хорошо знали своего графа. Как и то, что он с ними сделает, если у него будут неприятности.

— Решать буду здесь я! — строго сказал король, хлопнув по подлокотнику. Несильно, но и этого хватило, чтобы Публий испугано вытянулся в струнку. — Документы мне!

Просперо хотел наклониться к уху Конана, помочь советническим шепотом. Но поднятая рука короля остановила его на полпути.

Киммериец взглянул на два корявых рисунка, очерчивающих границы наделов. Фыркнул.

— Эти участки застроены? — спросил он.

— Нет-нет, ваше величество, — отозвался старик. — У нас там только огороды.

— Земля одинаковая?

— Да, ваше величество.

— Тогда — слушайте. — Он бросил пергаменты просителям. Крестьяне поймали, слегка примяв. Каждый безошибочно схватил свой документ. — Один из вас возьмет пергамент другого и проведет по спорной меже правильную, по его мнению, границу. Потом эту же линию повторит на втором документе. Другой же спорщик получит право выбора документа и, соответственно, надела. Чтобы не затягивать распрю, приказываю: пусть делит старец! Гандерландец получит право выбора земли. Теперь вам некого будет винить, кроме самих себя. Публий, проследи!

— Хорошо, ваше величество! — поклонился советник.

— Свободны!

Просители поспешили удалиться.

Конан постарался скрыть удовлетворение от своего решения, с наслаждением вбирая в себя удивленные взгляды напыщенных аристократов.

— У меня нет слов, — шепнул ему на ухо Просперо.

— Такое с тобой впервые.

7

Всадники стремительно ворвались в поселок, черной тучей надвинувшись на крестьян. Лучники расступились, давая дорогу.

— Разве это обязательно? — спросил молодой стрелок, печально глядя на резню, учиненную всадниками. Они беспощадно добивали всех жителей поселка, выживших в кровавом недоразумении.

— Это не нам решать. — Командир мельком взглянул на крестьян, испугано сбившихся в кучу. Вокруг них кружили сверкающие сабли, каждым взмахом разрежая строй. — Есть приказ, который они обязаны выполнить!

— Я не стал бы выполнять такой приказ.

— Тогда мне пришлось бы тебя убить.

Молодой воин с трудом сглотнул горькую слюну. Позорно убить, или быть позорно убитым. Не хотел бы он оказаться перед таким выбором.

— А забавно получилось, — улыбнулся другой лучник, обнажая ряд кривых зубов. — Я самого голосистого застрелил, а эти крестьяне, как накинутся друг на друга…

— Да, весьма забавно, — мрачно сказал командир и склонил голову. Он не привык к такой войне.

Надвигающийся гул заставил стрелков обернуться. В поселок входили колонны воинов, торжественно шествующих по пустынной дороге. Лучники знали, что основная часть армии обтекала узкое поселение, разбившись на два широких рукава одной реки.

Впереди строя вышагивал черный конь. Ветер в неуместном веселье играл длинной блестящей гривой. Его всадник скрывался под мощными доспехами, слепящими чистейшей белизной.

— Что-то мы застоялись, — сухо сказал командир лучников, ощупывая тетиву. — Разведчики мы или нет?

— Передовой отряд, — кивнул молодой стрелок.

— Тогда, клянусь Митрой, мы зря теряем время!

Разведчик оглянулся на белого рыцаря. Приподняв забрало, тот с улыбкой наблюдал за расправой, учиненной всадниками над крестьянами.

8

— Не нравятся они мне, — прошептал Конан на ухо Просперо, почтительно наклонившемуся к киммерийцу. — Клянусь Митрой, в них аквилонской крови меньше, чем во мне.

Помощник короля спокойно посмотрел на двух спорщиков, представших перед троном. Раскосые глаза и смуглая кожа обоих выдавали в них чужаков, пришедших на земли Аквилонии из Гиркании или даже еще дальше с востока.

— Думаю, они гирканцы, — заключил Конан.

— Да, скорее всего, — едва заметно кивнул Просперо. — Хотя и гирканское происхождение сомнительно. Сейчас в мире все так перемешалось. Мало кто жаждет чистоты крови. Они могут быть даже шемитами.

— Можно подумать, ты сам без греха. Да и я не послужу продолжателем аквилонской династии.

— Не спорю. Но все же…

Внезапно вперед вышел верховный жрец, взмахнув полой великолепного халата, сшитого из тонкого шелка лучшими мастерами Вендии.

— Перед тем как король выслушает вас, ответьте мне па один вопрос. — Глаза жреца загорелись яростным огнем. Конан не хотел бы оказаться на месте ответчиков. — Какой вы веры?

— Для меня есть только один бог, — быстро сказал первый спорщик, вытирая грязным рукавом лоб. — Митра, Владыка Света, Податель Жизни, Хранитель Горнего Очага.

Второй чужак кивнул, присоединяясь к словам противника. Этот был еще совсем юным. Даже не верилось, что он может осмелиться на встречу с королем. Только глаза заставили киммерийца задержать взгляд на едва ли не детском лице. Во взгляде юнца читалась смелость, граничащая с дерзостью.

Жрец еще некоторое время буравил чужаков взглядом, затем удовлетворенно хмыкнул и отошел к трону, став за спиной советника.

— Что бы вы хотели узнать? — спросил Просперо. — Говорите, не тратьте время короля попусту.

Спорщики переглянулись.

— Я долгое время работал на этого купца, — юнец махнул рукой на противника. Конан улыбнулся, его забавляла дерзость тона молодого аквилонца. — Мне понравилась его дочка. Я понравился ей. Мы поженились. Правда, мой дорогой тесть был категорически против. Говорил, что я еще слишком молод. — Юноша презрительно хохотнул. — Шестнадцать лет — это уже старость. Но мы все равно поженились. Тайно.

— Моей дочке двадцать один год, — проворчал купец.

— Ну, и что? — юнец подбоченился. — В постели она еще достаточно хороша. Но не в этом дело. Мне она надоела, и я решил разорвать наш брак.

Просперо посмотрел на несчастливого тестя, краснеющего то ли от злости, то ли от стыда.

— Этот мошенник во время женитьбы заставил мою дочь оформить все документы…

— Никого я не заставлял. Она сама.

— …И провозгласил себя моим наследником. А посему, теперь, когда моя дочь ему больше не нужна, он хочет уйти из семьи и прихватить с собой половину моего имущества.

— Это правда? — Король поймал взгляд юного мошенника.

— Не вполне. Мой дорогой тесть просто хочет меня выставить в плохом свете. Очернить. Но в целом — все верно: я хочу уйти и забрать свою долю семейного богатства.

— Шустрый малый! Плут! — донеслось со стороны придворных. — Мошенник! Негодяй! Вор!

— Проверьте документы! — приказал Конан. — Публий, Просперо!

— Все в порядке, — вскоре сообщил советник, внимательно изучив пергаменты. Помощник кивнул, соглашаясь.

— Из-за чего ты женился на дочке купца? — Король снова сосредоточил внимание на заносчивом юнце. — Из-за любви? Или денег? И не ври мне, я почувствую и покараю за ложь! Митра свидетель!

Молодой мошенник замялся, затем сделал шаг к киммерийцу и тихо сказал:

— Истинную причину я могу сказать только вам лично, ваше величество.

Конан задумчиво посмотрел на дерзкого юношу.

— Хорошо, подойди.

Паллантид напряженно наблюдал за восхождением молодого жениха, который неторопливо преодолевал широкие ступеньки, ведущие к трону.

— Причина проста, — услышал Конан торопливый шепот склонившегося к нему юноши. — Я должен был добраться до вас. И убить!.. Привет из Хаурана!

Блеснуло лезвие кинжала.

…И вонзилось в спинку трона. Киммериец, не успев даже удивиться, отвел голову за мгновение до предательского удара. Нож лишь срезал локон его черных, как безлунная ночь, волос. Не дожидаясь повторной атаки, Конан резко, без замаха выбросил руку. Юный убийца отлетел от короля, словно камень, выпущенный из пращи. Отчаянно размахивая руками и громко ругаясь, он пролетел двадцать шагов, шумно приземлился и мгновенно затих, ударившись головой об пол.

Воцарилась изумленная тишина. Придворные не слышали слов юноши. Как и не заметили его стремительный удар.

Просперо удивленно смотрел на дыру в обивке трона. Он все еще не мог поверить, что человек способен на реакцию, которую показал киммериец, увернувшись от острого лезвия. Вокруг головы несостоявшегося убийцы быстро растекался кровавый ореол. Придворные наконец заметили в его руке нож и, разобравшись, оживленно обсуждали случившееся.

— Вот как? Привет из Хаурана? — пробормотал король Аквилонии и задумчиво посмотрел на юношу.

* * *

— Это самое настоящее покушение на монаршую власть! — воскликнул Публий, когда киммериец пересказал слова убийцы. — Заговор!

— Не спешите, советник, — спокойно сказал Просперо, непроизвольно оглянувшись в поисках слишком — любопытных аристократов. Но его опасения разгорелись напрасно. Придворные уже исполнили приказ Конана и покинули зал. Тело юноши убрали. Пол помыли. Ничто не напоминало о минувших событиях.

— Мне кажется, все не так просто, — продолжил помощник короля. — При чем здесь «привет из Хаурана»?

— Очень похоже на то, что кто-то сводит с вами личные счеты, ваше величество. — Верховный жрец погладил острый подбородок.

— Хауран… — Король напряженно копался в заупрямившейся памяти. — Хауран…

— Ваше величество, — неожиданно произнес Публий, — осмелюсь напомнить, что состязание лучников, которые вы организовали вот-вот начнется. Вас ждут возле стрельбища. Они не смеют начать соревнование без вашего благословения.

— Правильно делают, что ждут, — усмехнулся король. — Ведь я тоже принимаю участие.

— Разве после такого дерзкого покушения ваше величество в состоянии состязаться с лучшими лучниками Аквилонии?

— Его величество и не на такое способен, — сухо сказал Конан, стирая с лица улыбку. — Не меня убили, а я убил. Душевные травмы, почтенный советник, оставьте покойному Нумедидесу.

9

Зеленеющее свежей травой поле, пропитанное яркими лучами солнца, окружили десятки разноцветных шатров, в которых разместились известнейшие лучники страны. Слуги суетились возле многочисленных щитов, отдаленных от рубежа для стрельбы на разные дистанции. Сейчас стрелки имели возможность размяться. Самый удаленный щит расстояние превратило в крошечную жемчужину, смешав цвета мишени. Несколько лучников отбыли еще до начала соревнований. При всей точности, их выстрелы просто не могли долететь до некоторых мишеней.

Конан, окруженный пестрой свитой суетливых придворных, первым из участников состязания ступил на королевское стрельбище. Зрители, к которым посчастливилось присоединиться и многим простым жителям Тарантии, встретили короля, возвестившего об открытии соревнований, торжествующими криками. Даже те, кто недолюбливал монарха, откликнулись на его появление улыбкой.

Просперо усмехнулся. Идея состязания принадлежала ему.

Тем временем королю вручили лук. Не надо было снискать славу настоящего лучника, чтобы понять силу королевского оружия, выгнувшегося изящной волной.

Киммериец легко растянул тугую тетиву, прижав сверкающее оперение стрелы к виску. Легко повел плечами, приподнимая левую руку. Выстрел распорол тишину приглушенным шипением. Не каждый зритель смог заметить молниеносный полет. Стрела пролетела едва ли не по прямой, намертво впившись в мишень.

Трибуны встретили попадание одобрительным гулом.

— В яблочко, — кивнул впечатленный Публий, который ни разу в жизни не брал в руки лук. Он никогда не мечтал стать воином, оживив силу и власть в словах, — искусство, которым главный королевский советник владел в совершенстве.

— Превосходно, ваше величество, — воскликнул кто-то.

Конан отдал лук Просперо, обернулся.

— Граф, — слегка кивнул киммериец на приветственный поклон. — Всего лишь сто шагов. Это не показатель меткости. Это открытие соревнований. Решили поучаствовать?

— Нет, ваше величество, воспользовался вашим любезным приглашением, как гость. Спасибо, что не забываете обо мне!

— Всегда вам рад.

Король подошел к главному советнику, мало беседующему с каким-то придворным. Улыбка удава мгновенно сползла с лица Публия, уступив место покорности. Его собеседник поклонился монарху и поспешил скрыться среди стрелков, готовящих свое оружие к состязаниям.

— С кем я только что говорил? Помню только, что он граф.

— Граф Фиорд, графство Монара. — Внезапно Публий приблизил губы к уху короля и прошептал: — Я думаю, стрельбище не лучшее для вас место после столь дерзкого покушения. Среди лучников много простолюдинов, которые могут пустить стрелу не в предписанную мишень.

— Если я откажусь от участия, то прослыву трусом. Не в моих правилах отступать перед лицом опасности. Так можно прятаться всю жизнь и умереть, до смерти испугавшись собственной тени.

— Это слишком опасно, ваше величество.

Конан замер, задумавшись. Ему нужен был совет. Осмотрелся в поисках Просперо. Бесполезно. В глазах рябило от обилия дорогих костюмов. Многие лучники решили пожертвовать удобством при стрельбе ради красоты нарядов. Конан впервые почувствовал себя неуютно. Его простая одежда слишком резко выделялась на общем фоне. Но киммериец быстро успокоился. С чего это королю подражать вассалам?

Взгляд на миг задержался на двоих молодых придворных. На лице Конана заиграла торжествующая улыбка. В подражание королю, они также были одеты очень просто.

— Что прикажете делать, ваше величество? — спросил Публий, вновь привлекая внимание короля.

— Прикажи Паллантиду собрать сотню лучшихлучников.

— Но Паллантиду подчиняются только драгуны.

— Я временно вверяю Черный Легион в его руки.

— Хорошо, ваше величество.

Конан задумался: «Не слишком ли он осторожничает?» Но тут же брезгливо отбросил сомнения.

— Пусть Паллантид расставит их так, чтобы каждый участник соревнования был под прицелом хотя бы одного воина. Если вдруг кто-то решит оттачивать свое мастерство на мне, его будет ждать стрела.

— Но лучники могут не успеть. Стрела летит достаточно долго. Мы же не будем их ставить сразу за стрельбищем!

— Даже самому ловкому убийце нужно успеть прицелиться, — ухмыльнулся Конан.

— Воину Легиона тоже нужно будет это время.

— Но его не задержит сознание того, что времени на второй выстрел может и не остаться.

10

Отборочные туры соревнования Конан решил пропустить.

Слуги выстроили шеренгу щитов на первой дистанции. Согласно правилам соревнований, каждый лучник должен выстрелить три серии по шесть стрел. Всех участников состязания разделили на четыре группы: западную, восточную, южную и северную, согласно представительству.

Первыми стреляли представители западных провинций. Численно преобладали лучники Западной Марки. Но всеобщее внимание пересеклось на жителе других земель. Худощавый боссонец учинил невероятное представление, выстреливая первую серию. Расстояние в сто шагов его совсем не пугало. Сначала единственный представитель Боссонии выстрелил, растягивая тетиву правой рукой. Затем стрелу прижала к виску его левая рука. Зрители ахнули, когда вторая стрела лучника пристроилась в центре мишени бок о бок с первой. Остальные выстрелы были не менее точными. Под конец боссонец продемонстрировал невероятную ловкость, выпустив последнюю стрелу не от уха. Он легко нарушил вековое правило, мудрое правило, ибо так было удобнее продлевать свой взор по стреле до цели. Лучник выстрелил от бедра.

— Впечатляет, — улыбнулся король. Он давно занял место в королевской ложе, которую воздвигли на центральной трибуне стрельбища. Мастера, не мудрствуя лукаво, соорудили все по подобию рыцарского турнира.

— Спасибо, ваше величество, — склонил голову лучник. — С такого расстояния я могу попасть даже стрелой в стрелу.

— С чего же ты не воспользовался своей меткостью?

— Без одного очка, — прокричал от щита судья, посмотрев на боссонца.

— Вот видишь, — сказал Конан, — ты лишился одного очка, которое может решить судьбу трофея не в твою пользу.

Просперо улыбнулся. Его уроки риторики приносили плоды.

— Да, я потерял важное очко, ваше величество. Но сберег стрелы. — Внезапно на хмуром лице лучника заиграла хитрая улыбка. — Посмотрим, что будет в следующих турах, когда я сойдусь с одним из соперников на одной мишени!

— Не нравиться он мне, ваше величество, — прошептал Публий, когда лучник, испросив позволения, отошел прочь.

— Почему? — удивился Конан, изучая резкие и точные движения боссонца. — Я не сомневаюсь, что он отличный стрелок и прекрасный воин. Боссония всегда славилась своими лучниками.

— Отношение между Аквилонией и Боссонией всегда были, мягко говоря, непростыми. С тех пор, как мы оставили их наедине с этими дикарями пиктами, напряжение на западной границе накалилось. Варвары постоянно атакуют боссонские крепости. Несут огромные потери, отступают, чтобы потом собрать новую армию и вернуться. Боссонцы обеспечивают нашу безопасность ценой своих жизней. А королевская милость их обходит стороной. Только в редких случаях гонцы из Тарантим объявляются в Боссонии: когда королю нужны воины.

— Боссонцы защищают, прежде всего, свою безопасность, — заметил Просперо. — Мы не навязываем им свои порядки, и уже за это они должны быть благодарны.

— Не могу с этим не согласиться. Но человеческая природа способствует озлоблению на власть, если та забывает о справедливой милости и благодарности для своего народа. К тому же злость очень усиливает то обстоятельство, что власть исходит не от родных рук.

— Изъясняйся проще, — недовольно покачал головой Конан.

— Боссонцы злятся на нас, потому что ими правят аквилонцы, чужаки для них, — а не сами боссонцы.

— Но я никак их не притесняю. Наоборот, боссонская знать пользуется большим почетом при дворе.

— Я это прекрасно понимаю, ваше величество: Но человеку не свойственно замечать хорошее. Плохое же видится ясно и четко.

— Что ты предлагаешь?

— Ничего невозможного, ваше величество. Просто не помешает усилить наблюдение за боссонским лучником.

— Разве это проблема? — усмехнулся киммериец. — Приставьте к нему еще одного воина Легиона.

— Не думаю, что этого будет достаточно, — пробормотал Просперо. — Там, где не успеет выстрелить один легионер, не успеют и двое.

— Поэтому, — подхватил Публий, — я рекомендовал бы приставить к стрелку более близкую опеку. Меч разит порой быстрее стрелы.

Конан задумчиво провел рукой по волосам, слегка зацепив изящную корону, которую еще Нумедидес одевал во время частых королевских турниров и состязаний.

— Не вижу причины, — сказал он наконец, — по которой я должен противиться вашей осторожности.

Публий кивнул и исчез.

— Я согласен с достопочтенным советником, ваше величество, — внезапно ожил верховный жрец. — Над боссонцем летает какой-то недобрый дух.

— Мылся он давно, — проворчал Конан, которому уже надоели подобные высказывания служителя Митры.

— А? Простите, что вы сказали?

— Спасибо за предостережение, говорю, — отозвался киммериец, пытаясь сдержать свой могучий смех. Благо, это ему удалось. Не пристало королю портить отношения с верховным жрецом.

Тем временем все лучники продемонстрировали свое мастерство на самой короткой дистанции. Слуги засуетились, перетаскивая щиты еще на пятьдесят шагов.

Боссонец, отвечая улыбкой на возросшее внимание публики, снова взял лук и прошел к дистанции. Размеренный шаг не сулил его противникам ничего хорошего.

На этот раз он не показывал чудеса, а спокойно отправлял в мишень одну стрелу за другой. В первой серии он не потерял ни одного очка, кланяясь ликующим трибунам. Во время второй — над стрельбищем сорвался сильный ветер, и две стрелы слегка отклонились от центра щита. Но это, казалось, ничуть не расстроило лучника. Может, он знал, что опережает ближайшего соперника на пять очков. А может, намеренно не выказывал эмоций, давя противников спокойствием.

— Надо любой ценой переманить его из Боссонии, — тихо сказал Конан, взглянув на Просперо. — В Тарантии он с большей пользой послужит Аквилонии.

— Это будет непросто, — покачал головой Публий.

Внезапно боссонец, готовящийся к заключительной серии, резко развернулся и поднял лук. Трибуны разом издали изумленный вздох. Мелькнула тень. Сверкнул металл. Но боссонец извернулся от удара воина элитной охраны короля. Затем вновь вскинул лук и выстрелил.

Воцарилась угрюмая тишина. Конан почувствовал дуновение стремительного ветра и запоздало отпрянул. Чуть выше головы в трон вонзилась стрела. Киммериец, широко раскрыв глаза, несколько мгновений ее изучал. Затем медленно повернулся к лучникам.

Боссонец стоял на коленях, держась за рану. В его левую руку воткнулась стрела с черным оперением — воин Легиона с опозданием, но все-таки поразил цель. Внимание короля привлек колчан лучника, который лежал на земле рядом с луком. Конан отчетливо увидел, что оперение стрел боссонца белое. Поднял глаза. Стрела, вонзившаяся в трон, красовалась красными перышками.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?! — пророкотал киммериец и опустил тяжелый кулак на подлокотник.

* * *

— Значит, граф Фиорд хотел меня убить, — сказал Конан. — Боссонец увидел это и выстрелил в графа. А раненый Фиорд успел-таки выпустить стрелу, но вместо моего сердца она поразила трон.

— Совершенно верно, ваше величество, — кивнул Публий.

— Что с боссонцем?

— Через неделю будет здоров. С ним сейчас лучшие лекари Тарантии.

— Это хорошо. — Конан раскинул руки, удобнее устраиваясь на королевском ложе. Трудный день, норовивший дважды загнать в могилу, раньше обычного привел его в опочивальню.

— С ним все будет в порядке, ваше величество…

— Слушайте все меня. — Король прикрыл рукой глаза. Просперо, Публий и верховный жрец замерли. — Стрелка, который подстрелил боссонца, повысить в звании. Воина, приставленного к лучнику, выгнать из элитной охраны. Самого боссонца я назначаю новым графом Монара. Я ведь имею такое право?

— Безусловно, ваше величество! — быстро сказал советник. — После гибели Фиорда только вы можете решать, кто займет его место в графстве.

— Это все. Свободны.

Внезапно дверь отворилась, и в комнату влетел, едва не сбив Просперо с ног, Паллантид.

— Что случилось? — киммериец нехотя открыл глаза.

Командир Черных Драгун остановился в двух шагах от ложа, безуспешно пытаясь успокоить разбушевавшееся дыхание. Затем тяжело сглотнул и выпалил:

— Ваше величество, Зингара идет на нас войной!

11

— Завтра же я выступаю на юг, — сказал Копан, скользнув взглядом по мрачным лицам. Присутствующие начали оживленно перешептываться.

На этот раз тронный зал была заполнена не только придворными. Офицеры Черных Драгун и Черного Легиона, отчетливо выделялись строгостью одежды на фоне пестрой аристократии. Паллантид решил не выступать в роли посредника, добившись присутствия своих воинов.

Киммериец встал, обсуждение сразу же прекратилось, и быстрым шагом покинул зал.

— Ваше величество, хочу обратить ваше внимание на то, — раздался за спиной голос едва поспевающего за королем советника, — что последнее покушение совершил граф. А это значит, что любой из окружающих вас аристократов может оказаться предателем.

Конан промолчал. Он прекрасно чувствовал витающую вокруг опасность. Поэтому и покинул зал в спешке. Да и неспроста в его длинных волосах теперь прятались два метательных ножа.

— Вы должны усилить охрану, — продолжал Публий. — Прошу меня простить за такие слова, но только так можно иметь хоть какие-то гарантии, что вы дойдете живым до армии противника.

Конан вспомнил окровавленного голубя, который принес вести о нападении Зингары. Этот образ надолго останется в его памяти. Уставшая птица покорно сложила крылья, ссохшиеся от чужой крови, крови хозяина, и умерла на руках короля. Ее крохотное сердечко не выдержало бешеной гонки с ястребами противников.

Вскоре после почтового голубя взмыленный конь, едва перебирая копытами, довез до ворот замка измученного гонца. Он привез печальные вести.

Захватчики быстро продвигаются вглубь Аквилонии, изничтожая малейшее сопротивление жителей страны. Они грабят, насилуют, убивают и жгут. Делают это походя, без долгих остановок. Насытившись же людскими кровью и муками, возобновляют свое быстрое продвижение. Но страдают только малые аквилонские поселения, которые встречаются на пути врага. Вокруг крупных, невзирая на многочисленность воинства, зингарцы прокладывают широкие обходные пути.

— Нужно усилить охрану, — твердил советник.

— Я уже принял кое-какие меры, — бросил Конан и ускорил шаг.

* * *

Небольшая мрачная комната, которую не могли украсить даже яркие гобелены, скрывающие стены, собрала очень необычных гостей.

— Паллантид, ты привел воинов? — Король измерял шагами кабинет своего советника.

Зная страх Публия перед шпионами, Конан решил провести тайное заседание в его кабинете. Здесь даже в воздухе ощущалась уверенность: до чужих ушей не доберется ни один звук.

— Так точно, ваше величество! — выпрямился командир Черных Драгун. Десятки свечей, расставленных по периметру комнаты, придавали собранию особенную таинственность. Их света хватало, поэтому никто не обращал внимания на отсутствие окон. — Все воины подобраны согласно вашим требованиям! Но они все равно очень непохожи…

— Это не так важно. Приведи их!

Паллантид отворил тяжелые двери, которым позавидовала бы даже дверь королевской опочивальни, и впустил в кабинет советника воинов. Легионеры, завидев короля, преклонили колени.

— Девять, — кивнул киммериец. Присмотрелся к могучим воинам. — Великолепно, Паллантид. Даже лучше, чем я мог надеяться. Встаньте!

Легионеры поднялись, выстроившись строгой шеренгой. Все одинаково высокие, стройные, с резко очерченными буграми бронзовых мышц. Лишь некоторые черты лица и волосы заставляли отвергнуть мысль о братьях-близнецах.

Внезапно Просперо посетила догадка. Он изумленно посмотрел на воинов. Затем взглянул на Конана.

— Но… — только и смог сказать он.

— Да, мы очень похожи, — усмехнулся король.

— Теперь я понимаю, — пробормотал советник, — почему воины одеты точно так же, как и вы, ваше величество. Я чувствую, что у вас есть какой-то план. Не хотите ли поделиться хотя бы со своим главным советником?

Конан ответил улыбкой. Он понимал, каково сейчас Публию, привыкшему быть в центре всех событий королевства. Но не собирался вдаваться в объяснения.

— Марионо уже прибыл? — Конан вновь обращался к Паллантиду.

— Чародей? — вскинул брови Просперо.

— Он ждет за дверью, ваше вели…

— Ну так впусти! Не будем заставлять его ждать!

Дверь отворилась во второй раз. Легионеры расступились, давая дорогу сухощавому человечку, скрывающемуся под длинным черным халатом. Голову чародея украшал странный головой убор в виде шара, закрывающий уши и лоб. На угловатом плече висела небольшая сумка, от которой по комнате разливалось головокружительное благоухание.

— Приветствую вас, ваше величество! — поклонился Марионо. — Не верится, что я вам зачем-то понадобился! Король Нумедидес редко тревожил мое скромное горное жилище…

— Времена Нумедидеса прошли! — строго сказал Конан. — Я хочу предложить тебе должность королевского чародея.

Лицо верховного жреца светилось праведным гневом. Он презирал чародеев и плохо умел это скрывать. Встретив удивленный взгляд Просперо, канцлер тут же постарался загнать эмоции вглубь сознания. Он недолюбливал короля, но много больше — боялся его.

— Мне отрадно слышать столь лестно предложение, но я вынужден отказаться, — снова поклонился чародей. — Ничто не заменит мне моих гор, ваше величество.

— Я так и думал, — кивнул Конан. — Тогда — у меня есть просьба. Ты поможешь мне?

— Все что в моих силах!

— Видишь этих воинов?

Марионо на мгновение обернулся.

— Весьма похожи на вас, ваше величество.

— Весьма, но не в точности. Ты мог бы превратить их в моих братьев-близнецов? Не кровных, разумеется.

— Это нетрудно. Тем более — с таким изначальным сходством. — Чародей заглянул в свою сумку. Легионеры удивленно переглянулись. — У меня есть все необходимое. Вот только заклинание продержится всего семь дней.

— Этого более чем достаточно, — торжественно улыбнулся король.

— Но я гарантируют полное сходство. Лицо. Голос. Даже борода будет расти с одинаковой скоростью.

— Великолепно. Когда ты начнешь? У нас мало времени!

— А я уже начал, — улыбнулся Марионо, мысленно перебирая могущественные руны. Затем достал тонкий мелок и, примерившись к размеру комнаты, нарисовал в центре кабинета небольшой круг, в котором мог свободно стоять один человек. Потом, потеснив удивленных легионеров, вывел на полу еще один, много больший. Между кругами мелом равномерно проставил девять крестов.

— Господа воины, каждый станьте на один из этих девяти крестов! — сказал чародей, спрятав мелок. Легионеры неуверенно подчинились. Марионо повернулся к Конану. — Ваше величество, станьте в центральном круге!

— А что если это еще одно покушение? — прошептал верховный жрец на ухо Публия. — Чернокнижник сейчас убьет или заколдует короля и исчезнет. Что тогда?

Сердце советника от подобных мыслей застучало быстрее.

— Смею заверить, — Марионо взглянул на жреца, — что, в отличие от вас, достопочтенный служитель Митры, никакого подвоха в своих действиях я не скрываю.

Киммериец едва заметно улыбнулся, догадавшись о причине этих слов. Верховный жрец заметно побледнел. Он боялся узнать, что скрывается за улыбкой короля.

Чародей застыл. Его невидящий взор был направлен на короля Аквилонии. Побелевшие губы шевелились, но Марионо не издавал ни звука, поглощенный воцарившейся тишиной.

Публий тихо чихнул, испуганно прикрыв рот ладонью. Верховный жрец устало рассматривал гобелены, запечатлевшие самые опасные мгновения охоты на медведя. Просперо сосредоточенно наблюдал за киммерийцем, готовый в любой миг прийти на помощь.

Напряжение росло.

Паллантид внимательно всматривался в лица своих воинов, не желая пропустить магические метаморфозы.

Внезапно свечи разом погасли. Комната погрузилась во тьму, чтобы в следующее мгновение ослепить людей. Свечи снова лизали густой воздух огненными языками.

Публий выпятил прикушенную губу.

Паллантид опустил меч.

Просперо отошел от чародея, опуская занесенную для удара руку.

Служитель Митры оторвал ладони от побелевшего лица.

— Ваше величество? — неуверенно сказал Публий, поочередно всматриваясь в лица десяти королей Аквилонии. — Ваше величество, где вы?

— Великолепно! — кивнул Конан, стоящий в центральном круге. Посмотрел на Марионо, который уже вышел из забытья и с победной улыбкой оценивал плоды своей работы. — Как я могу тебя отблагодарить? Золото? Драгоценные камни?

— Нет-нет, все это меня давно уже не интересует.

— Что же тогда? — нахмурился киммериец. — Говори! Я не привык оставаться в долгу!

— Ваше величество, лучшей для меня наградой будет прогулка по вашему саду. Дайте мне в сопровождение лучшего королевского садовника, который сможет указать мне нужные растения, и вы отплатите сполна.

— Мне трудно понять этот выбор, но пусть будет по-твоему. Публий, проводи гостя!

Советник кивнул и поспешил следом за чародеем, выскользнувшим в приоткрывшуюся дверь. Девять воинов, превратившихся в копии короля Аквилонии, снова выстроились в шеренгу.

— Вы все, — киммериец скользил взглядом по строю своих близнецов, — отправитесь в опасное путешествие. Каждый, в том числе и я, получит свой собственный маршрут. Задание простое и, одновременно, сложное: выжить! Любой ценой! А теперь все, кроме Просперо и этого воина, — король указал на одного из двойников, — покиньте кабинет!

Комната опустела. Киммериец устроился в любимом кресле советника. Нашел в ящике небольшого стола карту Аквилонии и взглянул на легионера.

— Сейчас мы обсудим твой маршрут к Мертвой Долине.

— К Мертвой Долине? — удивился Просперо.

— Вчера я видел сон, — тихо сказал Конан, внимательно рассматривая карту. — Ко мне вновь приходил Эпимитреус. Он долго молчал, а потом сказал: «Враг близко! Мертвая Долина ждет тебя!»

— Это знак.

— Уверен, армии встретятся в Мертвой Долине! И именно ты, Просперо, поведешь туда аквилонские войска! — Киммериец обратил взгляд к близнецу. — Ты, как и все мои двойники, получишь в сопровождение троих спутников. Пойдешь пешим ходом, всадников слишком легко выследить. И запомни, теперь ты — Конан из Киммерии, король Аквилонии!

— Я — Конан из Киммерии, король Аквилонии, — повторил легионер, удивленно прислушиваясь к своему новому голосу.

В то время как зингарцы беспрепятственно и безнаказанно продвигались внутрь Аквилонии, Конан, как и его девять королей-близнецов, с небольшим отрядом следовал тайным маршрутом к Мертвой Долине, у которой, по словам чародеев, и должны были встретиться многочисленные армии Конана и таинственного полководца из Зингары. Но путь им выдался непростой, ибо неизведанные земли можно было встретить даже в могущественной Аквилонии. Не успел отряд добраться до вод легендарного Хорота, как судьба привела Конана к тихому лесу, который не был отмечен ни на одной карте Аквилонии.

Глава 2. Священная Земля

1

Тирам в очередной раз посмотрел на плетеную корзину, в которой возмущенно трепыхались многочисленные хвосты улова молодого кванти. Сегодня у него был на редкость удачный день. Он не просто отыскал новое озеро, он нашел латит — трещину в горе, заполненную вековыми потоками горных водоемов и сотнями дождей, ниспосланными милосердной Валике. Чистые воды озера, которое Тирам наделил названием Тирама, проявив юношескую несдержанность, несли в своих глубинах огромные круговороты всевозможных рыб, не имеющих названия ни на одном языке Хайбории.

Юный кванти всмотрелся в водную гладь, пытаясь рассмотреть дно водоема, но глаза не нашли ответ на этот внутренний вопрос молодого рыбака. Латиты, как уверяли его взрослые, не имели глубин, насквозь пронзая камень, плодородную землю и вечную пустоту, на которой стоит Мир Кванти. Старцы иногда проговаривались о том, что где-то в недрах горных озер спит Агыр, огромное крылатое чудовище с рыбьим хвостом. В чреве Агыра покоятся души умерших. Раз в сотню поколений чудовище покидает мирные глубины латита и устремляется в долгий путь к Царству Мертвых. Там он выпускает истомившиеся души и возвращается, чтобы снова залечь в беспросветные глубины бездонного озера. Предки наставляли Тирама, чтобы держался подальше от латита, пугая гневом Агыра, но молодой кванти был всецело поглощен азартом настоящего рыбака, наследуя любовь к этому занятию у отцов рода, заслуживших своим мастерством уважение старейшин и любовь менее удачливых сородичей, которых улов отца Тирама не раз спасал от голодной смерти.

В пяти локтях под водой сверкнула спина рыбы кабу. Тирам тут же выстрелил, инстинктивно сделав поправку на скорость движения рыбы и время полета гарпуна. Наконечник основного орудия ловли у кванти, сделанный из рыбьей кости, венчал длинную палицу, выточенную юным рыбаком из ветви нари, высокого дерева, чьи вечнозеленые листья возносятся к солнцу на идеально ровных ветвях. Несколько нари росли прямо возле дома Тирама, поэтому он не боялся промахнуться мимо вертких горных рыб. К тому же юный кванти усовершенствовал свой гарпун. Теперь ему не надо было нырять вслед за пораженной рыбой, дабы отправить ее в глубокую корзину. Молодой рыбак привязал к противоположному от наконечника концу палки длинную жилу саблезубого гвакри. Другой конец этой прочной веревки он обмотал вокруг кисти правой руки. Сразу же после выстрела Тирам смотал жилу на локоть, натянул тетиву, толкающую гарпун, и, не теряя даром времени на бесполезные поиски гарпуна, был снова готов к действию. А его корзина пополнилась толстой, в локоть длиной зеленобокой рыбой, отчаянно распушающей высокие плавники, сотканные природой из острых шипов.

Вдруг Тирам замер, пораженный внезапной мыслью. Он должен уже давно быть дома. Ведь именно сегодня старый Нурим поведает свою Историю Жизни. Сегодня ночью он празднует свое семисотое Полнолуние. Кванти, достигший этого возраста, обязан рассказать о своей жизни, дабы очиститься от горестных мыслей, обитающих в его голове, и таким образом подготовить душу для отбытия к Суришу, Богу Смерти. История Нурима будет очень интересной. Тирам знал это по некоторым отрывкам, в которые старец охотно посвящал молодых кванти после кувшина бучи. Юный кванти частенько таскал из отцовского погреба этот крепкий напиток, чтобы в очередной раз услышать приключения старого Нурима. Теперь Тираму не надо рисковать и лезть в глубокую темную пещеру, в которой отец хранил мясо, фрукты и напитки.

Быстро прикрепив гарпун на спине двумя ремнями, обхватывающими худощавое тело юного кванти на груди и талии, Тирам попытался поднять корзину, переполненную рыбой. Под белой кожей отчетливо выделились крепкие мышцы, но улов не сдвинулся даже на палец. Трепыхания и конвульсивное подрагивание рыбин усложняли юному кванти и без того непростую задачу. Время бежало, перед мысленным взором возник старик Нурим, принимающий ритуальное подношение — кувшин бучи и тушеный хмельной корень. Вот-вот начнется рассказ, в котором старый кванти не упустит ни малейшей подробности своей жизни. Даже постыдные поступки станут достоянием племени. Этому помогут буча и хмельной корень.

Тирам вскочил и побежал в сторону поселка. Он решил вернуться к латиту за уловом сразу же после рассказа Нурима. Юный кванти возьмет с собой великана Гарима и крепыша Сурила. Но это будет только после Полнолуния.

Спустившись с горы, петляя по одному ему известным тропам, Тирам спешил домой. Его путь становился все более ровным, пролегая через редкий лес. Поселок приближался. Солнце уже давно скрылось за горой, с которой и спустился молодой рыбак, но небо все еще сохраняло дневную яркость, пробиваясь серыми облачными островками через густые кроны деревьев.

На пути Тирама возникла стена, резко ограничивающая лесные владения. Юный кванти узнал бревенчатый забор, окружающий кладбище, которое примыкало к поселку с северной стороны. Здесь хоронили очищенные от горестных мыслей тела старцев. Ежели кванти умирал до своего семисотого Полнолуния, его тело предавалось огню, дабы не отягощать могущественного Агыра бесполезной и неприятной ношей. Кладбище испокон веков считалось местом священным. Священная Земля, как называли ее кванти. Лишь Чистые Мыслями могли рассчитывать на место среди ухоженных могил.

Будь Тирам на несколько десятков Полнолуний старше, он ни за что бы не сделал того, что сделал сейчас. Он спешил, поэтому дорогу вокруг кладбища посчитал страшной потерей времени. Легко оттолкнувшись от податливой почвы, упругое тело кванти взметнулось к заостренным вершинам бревен забора. Частокол был возведен не для защиты от неведомого противника, а дабы оградить тела умерших кванти от надругательства лесной нечисти, которая не могла ни сломать, ни перелезть, ни перелететь забор, ибо материалом ему послужили стволы молодых осин, смертельные ночным жителям леса даже при приближении.

Молодой рыбак, забыв и про латит, и про богатый улов, ухватился за заостренный пик, подтянулся и сел между двух бревен, перекинув левую ногу на другую сторону забора. Затем, ловко приподнявшись на руках, спрыгнул на Священную Землю. Слышно было, как Тирам бежит по кладбищу. Внезапно он остановился и попятился, о чем свидетельствовали его приближающиеся шаги.

Но так продолжалось недолго. Звук шагов стих, Тирам остановился. Было хорошо слышно его учащенное дыхание. Казалось, дышит загнанный волк, а не человек. Внезапно возник еще один звук. Кто-то легко, едва касаясь хрустящей травы ратули, шел в сторону юного кванти.

Дыхание Тирама неимоверно участилось. Сердце вырывалось из груди. А он стоял и ждал, не в силах исторгнуть даже стон.

Чужие шаги прекратились, и сразу шагнул Тирам. Он шел медленно, что так не походило на него, спешащего к старому Нуриму.

Внезапно тишину разрубил пронзительный крик. Через мгновение Тирам умолк, захлебнувшись кровью. Он медленно повалился на спину. Гарпун процарапал широкие борозды на спине юного кванти, глубоко впиваясь в молодое тело. Но Тирам этого не чувствовал. Его стекленеющие глаза на миг отразили силуэт какого-то существа и тут же закрылись.

Неподалеку у костра умолк старый Нурим, настороженно осматривая слушателей. Крик прервал его повествование.

— Где Тирам? — спросил он, сдвинув седые брови. Пламя костра вдруг уменьшилось вдвое, словно окаченное водой. Через мгновение все погрузилось во мрак.

2

— Почему я ничего не знаю об этом лесе? — спросил Конан, настороженно вглядываясь в темноту перед собой.

Факел давал довольно много света, но частые стволы аквилонских дубов сводили на нет все попытки короля Аквилонии рассмотреть верткую тропу.

— Думаю, потому что здесь не ступали ноги наших людей, — задумчиво сказал Вашти, поглаживая длинную бороду. В свете факела золотая борода асира утратила блеск, сроднив воина со своими извечными врагами ванирами.

— Тогда откуда здесь взяться тропе? — заметил Даург. Гандерландец обычно шел молча, но сейчас решил вмешаться в разговор.

— Звери? — отозвался Хапри, замыкающий четверку путников. Несмотря на молодость, этот воин успел уже не раз отметиться на поле брани.

— Не думаю, что такие тропы могут проложить звери, — покачал головой Конан. — Лесным тварям не нужны дороги. Но мы теряем время! Вперед! Обнажите мечи, у меня плохое предчувствие.

Предостережение короля Аквилонии было напрасным. Его немногочисленный отряд уже успел ощетиниться острыми саблями, отбрасывающими голодные блики.

Меч Конана грациозно качнулся в могучей руке, и отряд возобновил продвижение к месту будущего сражения.

Опасность пришла не от зверей и не от птиц. Что-то обрушилось из темного неба на путников. Сверкнули угли глаз, захлопали мощные крылья, и, ломая ветви, на людей спикировали огромные летучие мыши.

— Вампиры! — воскликнул Вашти, уклонившись от острых когтей, и рубанул вслед, рассекая тварь пополам. В его горло тут же вцепился совсем крошечный вампир. Но шею асира прокусить было непросто. Вашти перекинул саблю в левую руку, правой схватил вампиреныша и сильно сжал. Что-то хрустнуло, в последний раз дернулись молодые крылья, и асир брезгливо отбросил мертвого кровопийцу в сторону.

Конан сосредоточенно махал мечом, забрасывая своих людей, спиной к спине держащих оборону, кровавыми ошметками лесных вампиров. На фоне ночного неба, озаренного полной луной, мелькнуло три силуэта. Конан крутанул мечом над головой, пригнулся. На землю упали три разрубленных твари, обагрив сандалии Конана новой кровью. В свете гаснущего факела, лежащего у ног. Даурга, кровь превратилась в смолу.

А вампиры все прибывали и прибывали.

Не переставая орудовать мечом, король Аквилонии взглянул на своих воинов. Вашти постоянно вытирал с лица кровь, заливающую глаза. Одна из смертельно раненых тварей напоследок полоснула его когтем по лбу, оставив длинную рваную борозду. Борода асира слиплась от крови. Но руки по-прежнему сохраняли твердость. Вашти спокойно душил, рубил, разрывал отчаянных тварей.

Конан свободной рукой схватил пролетавшего мимо вампира за крыло, воткнул меч в землю и от души врезал огромным кулаком по приплюснутой морде. Глаза твари встретились на переносице, окончательно стерев с уродливой морды человеческие черты.

Внезапно упал Даург, прижимая окровавленные ладони к груди. Хапри тут же встал над ним, отражая нападки осмелевших вампиров. Молодой воин сражался только левой рукой. Правая безжизненно повисла, мешая Хапри уворачиваться от быстрых вампирских когтей.

Факел бросил прощальную искру и потух, захлебнувшись кровью. Все новые и новые твари пикировали с мрачного неба.

— Отступаем вглубь леса! — скомандовал Конан. Он подскочил к лежащему Даургу, разрубив на ходу вампира, примеривавшегося к спине Вашти. Перекинув гандерландца через плечо, словно тот ничего не весил, король увернулся от очередной твари и, подтолкнув шатающегося Хапри в сторону чащобы, помчался в лес.

Вашти не надо было повторять дважды. Отступая в арьергарде отряда спиной вперед, он продолжал отражать атаки вампиров до тех пор, пока его не прикрыла густая крона.

Конан остановился и обернулся.

— Они не оставят нас в покое, — спокойно сказал он. — Если не смогут достать с воздуха, то обязательно найдут на земле. Теперь я знаю, почему никто ничего не слышал об этом лесе.

3

Вопреки тревогам Конана, вампиры больше не тревожили путников, спокойно пропустив их вглубь леса. Но воины не тешили себя мыслью о том, что затишье продлится долго. Всю ночь отряд сопровождали раскаленные угли глаз, вспыхивающие то тут, то там. Об остановке на ночлег или отдых никто даже не заикался.

— А не идем ли мы прямо в пасть врага? — тихо спросил Вашти у пустоты перед собой, отодвигая с дороги ветку.

Никто ему не ответил. Только громче застонал Даург на плече у Конана, мучаясь в бреду. Хапри угрюмо взглянул на гандерландца, лоб которого густо покрыла болезненная испарина. Затем покосился на куст по правую руку, где краем глаза заметил вспышку двух красных точек. Вампиры не отставали.

— Будем надеяться, что твари как следует усвоили наш урок, — сказал Конан, повернувшись к асиру. — Думаю, им хватит ума подсчитать количество погибших с их стороны и с нашей — и отступиться.

— Пусть только сунутся! — выкрикнул Вашти, потрясая мечом. — Клянусь бородой Имира, они вдоволь напьются собственной крови!

Путь продолжали при свете луны, с трудом пробивающем кроны аквилонских дубов. Факел делал отряд слишком хорошей мишенью. К тому же свет мешал видеть силуэты противника, мелькающие вокруг.

— Куда делись эти твари? — спросил Хапри спустя час быстрой ходьбы. — Уже давно я не вижу их кровожадных глаз.

— Не знаю, — отозвался Конан, аккуратно перекладывая Даурга на другое плечо, — но нам это только на руку.

— Стойте! — внезапно воскликнул Хапри, присев. Меч Конана, словно заколдованный, тут же возник в руке хозяина. Король внимательно осмотрелся, подозрительно ощупывая взглядом каждый куст. Опасности он не заметил.

— Что случилось? — строго спросил он, недовольный ложной тревогой. — Что ты увидел?

Хапри выпрямился, держа в руке светящийся изумрудом цветок.

— Это саприжник, — пояснил он, сминая растение в кулаке. — Его целебные свойства используют лекари Шема для заживления самых страшных ран.

На измученном лице молодого воина заиграла улыбка, но ее скрыла тьма. Хапри был рад своей находке.

— Нам очень повезло, — добавил он, растирая растение между пальцами. — Если бы цветки саприжника не светились в темноте, я их никогда бы не увидел.

Приложив липкую лечебную массу к ране Даурга, молодой воин обильно смазал свою правую руку, которая была, по всей видимости, сломана. Затем Хапри протянул саприжник Конану и Вашти, но те отказались. На киммерийце не оказалось ни единой царапины после боя с вампирами. А рана асира быстро затягивалась, как и у всех уроженцев Асгарда.

Путники двинулись дальше, каждое мгновение ожидая подвоха со стороны вампиров. Но твари не спешили нанести предательский удар.

Объяснение исчезновению вампиров нашлось быстро. Взошло солнце, и ночные жители леса попрятались от убийственных лучей.

А еще через час пути отряд вышел к высокому бревенчатому забору. Недолго думая, решили перебраться через преграду. С Даургом пришлось немного повозиться, но вскоре перед глазами воинов возникло огромное кладбище, усеянное серыми каменными плитами с надписями, сделанными на каком-то странном языке. Утоптанные тропки, соединяющие могилы, свидетельствовали о том, что покойных навещают довольно часто. А значит, неподалеку должно быть селение.

— Смотрите! — воскликнул Хапри, указывая пальцем в сторону ворот, которыми оканчивалось кладбище.

За воротами в небо ударил широкий столб красного дыма.

4

— Он сможет продолжить путь? — спросил Конан, нахмурившись.

Лекарь прервал перевязку и задумчиво посмотрел на короля Аквилонии, видимо, что-то прикидывая в уме.

— Конечно, — кивнул он наконец. И тут же добавил: — Обязательно сможет. К следующему Полнолунию.

— Мы не можем столько ждать, — покачал головой Вашти, мрачно глядя на Даурга. Гандерландец лежал в центре комнаты. Постелью воину служили три слоя толстых шкур неизвестных Конану и его спутникам животных. Даург буквально утопал в их пышном мехе.

Дом, который путникам уступил старейшина племени кванти, состоял из четырех одинаковых комнат. В каждой стояли лишь кровать из шкур и небольшой стол, сплетенный из ветвей дуба. Сам же дом был сложен из толстых бревен, связанных друг с другом прочными веревками. Такой конструкции Конан еще не встречал, поэтому и приказал Хапри зарисовать и записать метод построения такого дома, что никогда бы не сделал еще десяток лет тому назад.

В полной тишине лекарь закончил свой таинственный танец над Даургом и поспешил удалиться, бросив напоследок:

— Если бы не саприжник, ваш друг был бы уже давно в руках Суриша.

Вашти непонимающе уставился на закрывшуюся дверь.

— Он хотел сказать, что Хапри спас Даургу жизнь, — пояснил Конан.

Асир еще выше вскинул брови.

— Никогда не думал, что услышу такие слова, — сказал он, поглаживая опрятно подбритую и вымытую бороду. — В начале нашего пути мне показалось, что они перегрызут друг другу глотки еще задолго до Мертвой Долины.

— Чистокровный воин хайборийской крови всегда будет презирать полукровок, вроде Хапри. И наоборот, — усмехнулся Конан. — Всегда, но только не в бою.

Хлопнула дверь, отмечая приход молодого воина. Хапри протянул Конану деревянный цилиндр.

— Старейшина подарил нам секреты построения их жилищ, — торжественно сказал он. — Тут внутри свернуты четыре листа дуба с подробным описанием. Кванти перевели все надписи на наш язык. Нам повезло, что мы не первые путники, встретившиеся им. Иначе пришлось бы общаться жестами, словно дикие племена Дальнего Юга.

— Я знаю только один жест, — грозно проворчал Вашти, резко вскинув руку. Малыш-кванти, прильнувший к узкому окну и наблюдавший за чужаками, отпрыгнул, словно ужаленный ядовитым гадом. Огромный кулак асира мог напугать кого угодно. — Совсем недавно они дружно хотели выпустить из нас кишки, а теперь делают подарки.

— Думаю, они хотят загладить свою вину перед нами, — предположил Хапри, потирая правую руку, сжатую между двумя тонкими щепами. — А убить они нас хотели по справедливому подозрению. Как бы ты, Вашти, поступил, если бы нашел на кладбище убитого малыша-асира, а затем, во время ритуального сожжения тела, с огороженного, словно крепость, кладбища к тебе вышли бы четыре воина.

— Я бы их убил, — задумчиво заключил асир.

— Сначала — за осквернение могил моих предков, а потом…

— Хватит! — рявкнул Конан. — Довольно пустословья!

— Я как раз хотел обратить ваше внимание на очень занятный факт, — спокойно сказал Хапри голосом замбулийского разносчика новостей.

— Посмотрите на бревна, из которых сложен этот дом. Вы знаете, что это за дерево?

— Говори! — приказал киммериец, изучая ребристую поверхность стены.

— Старейшина сказал мне, что и частокол вокруг кладбища, и все дома в этом поселении сделаны из осины. Как я понял, местная разновидность осины. Только намного более действенная. Из осины не надо делать колья и копья, чтобы охотиться на лесную мразь. Она убивает даже того вампира, который пролетает над ней за облаками!

— Так вот почему исчезли эти твари, когда мы подходили к поселению кванти, — Вашти хотел почесать лоб, но наткнулся на повязку, закрывающую рану. — Ведь не стало их задолго до рассвета.

— К чему ты вспомнил осину? — спросил Конан. — Кванти очень повезло, что у них такая защита от нечисти. Как мы убедились, в лесу предостаточно отродья.

— Просто меня удивили эти слова старейшины, — сказал Хапри, внезапно смутившись.

— Почему?

— Малыша Тирама, тело которого сжигали на костре, когда мы появились, нашли на кладбище.

— Ну и что? — вмешался Вашти. — Нам-то какое до этого дело?

— Подожди, Вашти! Хапри, продолжай!

— Кладбище окружено осниной.

— Я понял тебя. Там и близко не должно быть вампиров, — кивнул Конан. Несколько мгновений он размышлял. — Но с чего ты взял, что Тирам погиб от рук нечисти? Может, в этом селении есть души, проклятые Кромом. Убийцей мог оказаться и человек.

— Я видел рваную рану, прочерченную на горле юного кванти. Только раз довелось мне созерцать подобную, — палец Хапри указал на высоко вздымающуюся грудь гандерландца. — Даурга ранил вампир. Значит — Тирама убил вампир!

— Или вампирский коготь, — добавил Конан.

— Старейшина сказал, что никто из кванти не сделал бы этого. Слишком мало их осталось. Очень тесна их жизнь. В ней нет места вражде.

— Пусть ты прав, — сказал Конан после короткой паузы. — Чего ты ждешь от нас?

— Мы можем им помочь, — прошептал молодой воин, понимая, что сам не верит в эти слова.

— Хорошо, — кивнул Конан, — оставайся. А мы должны идти к Мертвой Долине.

— Должны. Если только… вы не двойник короля Аквилонии, — внезапно заключил Вашти.

— Я видел вас в сражении с вампирами. Так может сражаться лишь Конан.

Долгие мгновения в комнате было слышно только тяжелое дыхание Даурга.

— Король подбирал себе двойников достойных, — сказал один из десяти Конанов. — Все мы сильны в бою!

— Но как же внешность? — не унимался ас.

— Над нами возводил чары лучший чародей Аквилонии! Всё! Хватит об этом! Конан приказал всем своим близнецам явиться к Мертвой Долине, куда прибудет и он сам. Я не намерен нарушать приказ короля! А вы? Хапри? Вашти?

— Прошу прощения за несдержанность, — молодой воин склонил голову. — Я никогда не осмелился бы нарушить приказ, данный королем!

Асир промолчал.

— Значит, ничего не мешает нам продолжить путь, — заключил киммериец.

Внезапно в комнату ворвался пронзительный крик, порожденный в жерновах страха и ужаса. Через чью-то глотку из тела вырывалась душа.

5

Когда отряд Конана, уменьшившийся на одного воина, выскочил из дома, то узрел перед собой картину, ошеломляющую неожиданностью. Посреди поселка, на бревенчатой центральной площади лежал здоровяк-кванти. Его ноги конвульсивно подрагивали, а из распоротой от уха до уха шеи хлестала кровь.

Вокруг жертвы неизвестного убийцы уже столпился десяток кванти. Среди них был и старейшина. Конан аккуратно отстранил двух седовласых мужчин и положил руку на плечо главы племени.

— Ты видел, кто это сделал, старик? — спросил киммериец.

Старейшина кивнул, не отрывая взгляда от отрока, окутанного кровавой вуалью.

— Теперь ты убедился, что это не мы убили Тирама? — Снова кивок, и мрачное молчание. — Я видел, как ты хотел поверить моему рассказу, когда наша встреча едва не переросла в кровавое побоище. Ты не поверил мне, но разум подсказал тебе, что мы можем убить очень много кванти перед несправедливой смертью от ваших рук. Мне жаль тебя, старик. Если бы я располагал собой, то обязательно помог бы в этом горе. Но мы должны идти, иначе погибнут люди. Очень много людей погибнет напрасно!

— Мне тоже жаль, Конан, — сказал старейшина, печально взглянув на киммерийца. — Я видел убийцу Гарима. Нам будет очень тяжело самим справиться, — старикзакашлялся, — с ним. Вернее — с нею. Мы не воинственное племя. Кровавый Лес редко пропускает к нам путников. И даже если они шли со злыми намерениями, то к нам они попадают в таком состоянии, что хотят только одного — выжить. Не знаю, удается ли им выбраться из Кровавого Леса, но нас это никак не тревожит. Мы живем здесь уже много тысяч Полнолуний. Наши предки освоились в этих местах еще до появления вампиров…

— Если мы хотим идти, то лучше отправиться как можно скорее, — прервал старика Вашти, тревожно поглядывая на небо. Солнце уже начало бег к ночи, описав половину своей небесной дуги.

— Прощай, старик, — кивнул Конан и поспешил в дом старейшины.

В их отсутствие кто-то принес в комнату Даурга три корзины с провизией. Вашти откинул грубую ткань, покрывающую еду.

— Рыба, — сказал он, вынув из корзины небольшую сушеную тушку.

— Уходите? — Все взгляды обратились к гандерландцу, который, открыв воспаленные глаза, спокойно наблюдал за бывшими спутниками.

— Кванти позаботятся о тебе, — тихо сказал Конан, неотрывно глядя в глаза воина. — Когда рука твоя будет снова крепко держать саблю, приходи. Если война с Зингарой затянется, для тебя всегда найдется место в строю.

— Я приду, — пообещал Даург и обмяк, вернувшись в мир грез и кошмаров.

Быстро миновав вырубку, отделяющую поселение от леса и защищающую кванти от внезапности нападения вампиров, три воина вновь вернулись под раскидистые кроны дубов.

— Интересно, откуда кванти взяли столько оснины на свое поселение? — нарушил молчание Хапри, доставая саблю из кожаных ножен.

— В дубовом-то лесу, — подхватил Вашти.

Конан промолчал, не желая тратить время на бесполезные разговоры. Впереди был долгий и опасный путь. К тому же ему очень не понравилось, как заколыхались ветви кустарника в двадцати шагах дальше по тропе. Может, это зверь шалит, а может, и…

Но не суждено было мыслям киммерийца обрести завершенность. Вампиры напали так же стремительно, как и при первой встрече с путниками, только в этот раз им не мешали крылья, задевающие за ветви дубов. На воинов напали люди. Так казалось на первый взгляд, но дикие, горящие огнем вечной ненависти, глаза и выпирающие клыки не оставили у Конана никаких сомнений о природе врагов.

Первого нападавшего киммериец не раздумывая проткнул мечом, провернул рукоять и резко выдернул лезвие, оставив в теле твари огромную рану. Но вампир и не думал умирать. Рана затягивалась на глазах. Тогда Конан, не позволяя себе хоть на миг удивиться и отвлечься от боя, рубанул скалящееся отродье сверху наискось, разрубив его от плеча к бедру на две части. Вампир упал, щедро оросив землю ярко-красной кровью.

Конан осмотрелся и заметил тварь, стоящую в десяти шагах. В руке вампир крепко держал рукоять растянутого лука. Стрела вот-вот должна была поразить сердце киммерийца. Но громко завибрировал воздух, пропуская быстро летящий меч. Король варвар метнул оружие прямо во врага. Меч несколько раз перевернулся и воткнулся по рукоять в грудь вампира, сбив того с ног и прибив к основанию дуба. Стрела все-таки успела покинуть тетиву. Дрогнувшая рука лучника направила ее в своего соплеменника, подкрадывающегося к королю Аквилонии со спины. Конан, не теряя ни единого мгновения, бросился за своим мечом.

Громко ругался Вашти, не забывая и ругательства, позаимствованные из других языков Хайбории. Его сабля без устали рубила головы, кулак наносил сокрушительные удары, вдребезги круша зловеще изогнутые клыки вампиров.

Хапри старался изо всех сил, но твари, почувствовав в нем слабое звено сплоченного отряда, наседали на молодого воина много больше, чем на его опытных спутников. Бездействующая рука еще больше усложняла его положение. Вампиры накинулись на Хапри сразу с трех сторон. Четвертый стоял в стороне и пытался совместить стрелу, наложенную на растянутую тетиву, с головой подвижного воина. Одного врага Хапри зарубил быстро. Но второй успел ранить его в предплечье, размахивая коротким мечом со странным обоюдоострым волнистым лезвием. Третий же, атаковавший слева, едва не проткнул ногу воина, присев и прыгнув. Но Хапри отбил его меч и, пригвоздив врага к земле, рванул саблю на себя, словно рычаг, чтобы увеличить рану. Второго вампира молодой воин обманул ложным замахом и рубанул по ногам. Зазвенела тетива и рядом с ухом Хапри пронеслась стрела, на которой лучник-вампир давно мысленно написал имя своего врага. Конан пришел на выручку Хапри, в последнее мгновение перед выстрелом успев проткнуть вампира и рывком поднять того на лезвии меча.

Твари наседали не меньше, чем кровавой ночью. Но сейчас они уже были готовы к ожесточенному сопротивлению противников. В это раз вампиры действовали намного организованней. Все время старались разъединить отряд, чтобы оголить спины воинов. Вместо когтей они дрались намного более опасными кривыми мечами, а некоторые пускали в ход мощные резные луки. Конан понял, что ему не выиграть этот бой. Знай он хоть примерное количество врагов, возможно, попытался бы оценить шансы и продумать дальнейшие действия. Но король не мог так рисковать, что часто себе позволял, будучи просто Конаном, варваром из Киммерии.

Среди нападавших все чаще замелькали лучники. Путникам повезло, что бой проходил в лесу, а не на открытой местности. Иначе, стрелы противника превратили бы воинов в туранских ежей. Здесь же деревья давали укрытие и возможность подобраться к стрелкам, чтобы нанести сокрушительный удар.

— Назад, в поселение кванти! — крикнул Конан, резко развернувшись, чтобы легким взмахом тяжелого меча снести с плеч скалящуюся голову вампира.

Из леса выбирались без ожидаемых проблем. Вампиры, словно только и добиваясь отступления воинов, даже не думали преследовать отряд короля Аквилонии.

Лишь несколько стрел воткнулись в землю у ног спокойно отступающих людей. Они никогда не показывали врагу спину. Конан, Вашти и Хапри отступали с высоко поднятыми головами и оружием. Они шли спиной вперед.

— Ничего, мы наберем в поселке оснины! — выкрикнул Хапри, не отрывая взгляд от леса. — И тогда попробуйте только сунуться!

— У них есть луки, — спокойно сказал киммериец.

6

К большому удивлению Конана и его спутников, поселок кванти встретил их пустотой. Дома обезлюдели, исчез даже Даург. Улицы дышали ветром одиночества. Протяжно выла голодная собака.

— Думаю, они предают огню тело Гарима, — предположил Хапри, поглядывая на кровавое пятно, частично впитавшееся в деревянный настил центральной площади.

— Уверен, так оно и есть, — согласился Конан, указывая на тонкую струйку погребального дыма, вгрызающегося в небо раскаленным металлом.

Картина, открывшаяся взору воинов, когда они подошли к воротам кладбища, заставила даже киммерийца замедлить шаг. Повсюду лежали разодранные в клочья тела кванти. Земля, частокол, курящиеся бревна погребального костра, на которых лежал Гарим, все было обильно окроплено кровью.

— Кто-то напал на них во время церемонии, — мрачно сказал Хапри, чувствуя, как предательски бунтует желудок.

— Вампиры, — пробормотал Вашти, обнажая саблю.

— Нет, это не вампиры, — отозвался Конан, спокойно закончив осматривать место — нет, не боя — побоища. — Старейшина говорил про женщину. Это сделала она. И я знаю, где ее искать.

Его взгляд устремился в сторону приоткрытых ворот, ведущих на кладбище кванти.

— Женщина? — пробормотал Хапри, с ужасом глядя на кванти, в котором он признал главу рода Тирама. У него были оторваны ноги и одна рука. — Этого не могла сделать женщина!

— Не все женщины рождены лишь для борделя или гарема, — усмехнулся Вашти. Конану знакомо было выражение лица асира. Именно с этой усмешкой, не сулящей ничего хорошего для врага, люди севера шли на самые безрассудные поступки, совершая подвиги, достойные только героев.

— С чего такое пренебрежение к женщинам? — строго спросил Хапри. — Ты свою мать тоже считаешь наложницей или гетерой?

— Я не хотел тебя обидеть, — сухо сказал Вашти, удивленно глядя на собрата по оружию.

— Если бы я не видел тебя в бою, то обязательно назвал бы…

— А где женщины и дети кванти? — громко спросил Конан, прерывая перепалку.

— Может, он скажет? — Хапри указал на худощавую фигуру, бредущую к ним со стороны поселка. Конан узнал длинные седые волосы и отличительную повязку, покрывающую лоб.

Старейшина, едва перебирая заплетающимися ногам, подошел к воинам и, не в силах устоять, сел прямо на окровавленную землю.

— Я просил их не ходить сюда, — забормотал он, покачиваясь из стороны в сторону, словно не в состоянии сопротивляться ветру. — Я приказывал им! Она убила их. Всех. Мне удалось только уговорить мужчин отвести детей и женщин на Серую гору. Там есть осниновая роща. Ваш друг — тоже там.

Старик закашлялся, прикрыл рот рукой. Когда он оторвал ладонь от губ, то увидел на ней крупные пятна крови.

— Я уже не способен сражаться, — продолжил он. — Болезнь и старость разбили мое тело. В горном пути я был бы обузой. Поэтому — остался. Лекарь Нарим вместе с Сурилом повели женщин и детей на Серую гору. Даург с ними.

— Ты это уже говорил, старик, — тихо сказал Конан. — Расскажи нам, что здесь произошло. Нас ведь не было совсем недолго.

— Почему вы вернулись? — спросил старейшина.

— Вампиры, — отозвался Хапри.

— Я так и думал. Она никого не оставит в живых. — Внезапно глаза старика загорелись яростью. — Убейте ее! Если она будет мертва, вас не тронет ни один вампир Кровавого Леса. Она — их богиня во плоти! Твари будут опасаться вас пуще дневного света, который она сделала для них безобидным, поделившись своим колдовством. Только будьте осторожны. Ей не страшна оснина!

Голова старейшины умирающего племени начала клониться на плечо. Глаза закрылись. Конан подскочил к нему, сжал худые плечи.

— Подожди, старик, — быстро сказал он. — О ком ты говоришь?

— Ведьма, — пробормотал Вашти.

— Ведьма-вампир, — прошептал старейшина, не открывая глаз.

— Как так могло случиться, что здесь появилась ведьма? — спросил Хапри, задумчиво глядя на старика.

— Я привел ее в племя много Полнолуний назад, — сказал глава племени, открыв глаза. Его взгляд утратил осмысленность, устремившись куда-то вдаль, за спины воинов. — Как мне казалось, я спас ее от вампиров в лесу. Мы жили вместе до ее семисотого Полнолуния. Затем она внезапно скончалась от одному Суришу известной болезни. Мы похоронили ее на кладбище. Прошло десять Полнолуний, и она явилась ко мне во сне. Старость покинула ее тело в моих грезах, ослепив прежней жгучей красотой. Но как изменилось ее лицо! Глаза горели вампирским огнем. Рот исказила кровожадная улыбка. Ее рыжие волосы колыхались в порывах невидимого ветра. Я не мог проронить ни слова. Только слушал ее странно погрубевший голос.

— Спасибо, старик! — пророкотал низкий женский голос со стороны кладбища. — Ты привел меня к тому могуществу, которое я могла обрести лишь в грезах!

— Именно это и сказала мне Апира, — удивленно пробормотал старейшина, и душа покинула его тело.

Воины стали в линию напротив кладбищенских ворот и обнажили клинки, еще не остывшие от крови вампиров. Конан шел по центру. Ногой толкнув ворота, он первым ступил на землю мертвых.

7

Апира стояла на одной из каменных плит.

— Зачем вы пришли? — спросила она. Старик не соврал про красоту ведьмы. Прекрасное лицо, окутанное золотистым ореолом. Блестящее в лучах вечернего солнца черное одеяние, обтягивающее тело с головы до пят, не могло скрыть идеальных форм.

— Колдовство, — мрачно сказал Конан.

Вашти кивнул, поняв, о чем говорит киммериец.

— Зачем вы пришли? — спокойно повторила вопрос Апира.

— Убить тебя, — пожал плечами Вашти и тут же схватился за собственное горло.

— Сначала научись защищать себя, — хищно улыбнулась ведьма. — Видели бы вы, как кванти резали себе глотки своими же ножами, вырывали руки и ноги, проявляя нечеловеческое старание и силу. Ты умрешь, рыжебородый! И погубит тебя твоя же сила!

Конан схватил непослушную руку Вашти, душащую хозяина, и с трудом отвел ее от горла асира.

— Ты убила Тирама и Гарима, — проскрежетал Конан, продолжая борьбу с рукой Вашти.

— Ах, это! — вампирша разыграла смущение. — Бывает. Не сдержалась. Жажда мучает…

— Они же дети, — крикнул Хапри.

— Какая разница. Сейчас они дети, через шестьсот Полнолуний — какое нелепое времяисчисление у этих кванти! — станут такими же старыми, как этот тупой старик, лежащий за воротами среди тел своих соплеменников, которых сам и погубил.

Конану надоела бесполезная борьба с колдовством. Размахнувшись, он в полсилы врезал асиру между глаз. Вашти обмяк. Киммериец подхватил его и аккуратно положил на землю.

— Интересное решение, здоровяк, — ухмыльнулась ведьма. — А как тебе это?

Сломанная правая рука Хапри неожиданно схватила левую за раненное в последнем бою с вампирами предплечье и принялась резко дергать. Молодой воин не смог удержаться от крика боли. Конан не колебался. Тяжелый удар поверг Хапри в беспамятство.

Киммериец остался один.

— Вот теперь поиграем честно, здоровяк. А то — три воина на одну беззащитную девушку — это уже групповое соитие, а никак не сражение.

Над кладбищем разнесся громкий смех Апиры. Лес отозвался многочисленными криками ликования. Вампиры были неподалеку, прислушиваясь к своей предводительнице.

— Слышишь? — спросила она. — Это меня приветствует моя армия, которую я поведу в мир людей. И люди поймут, что даже не подозревали о настоящей силе страха!

Конан пошел в наступление. Перехватив меч обеими руками, он медленно двинулся к Апире. Лезвие оружия угрожающе покачивалось из стороны в сторону.

— Хочешь узнать, почему я из обычной ведь мы превратилась в могущественную колдунью? — спокойно спросила вампирша, рассматривая свои длинные ногти. Казалось, она не замечает приближения киммерийца. — Все очень просто. Кладбище находится на Священной Земле. Эти кванти когда-то были сильными и пользовались снисходительностью своих богов. Извини, в историю племени я не очень-то углублялась. Я знала только одно — ведьма, захороненная на Священной Земле, осквернит ее, и земля перестанет быть священной, превратившись в свою полную противоположность. Так и случилось. Я осквернила эту землю, и теперь мое, как ты говоришь, колдовство усилилось этим неисчерпаемым источником Зла. Я доходчиво объясняю? Ох, какой ты непоседливый!..

Конан был уже в двух десятках шагов от ведьмы, когда почувствовал, как ноги сами собой идут назад. Он попытался воспротивиться, но не смог.

— А хочешь узнать, что я собираюсь делать дальше? — продолжала Апира, словно ничего и не произошло. — Как раз сейчас я плету очень полезное заклинание. После его инициации моим кровожадным подопечным станет глубоко наплевать на осину, оснину и прочие людские премудрости, защищающие их нежные шейки от острых клыков. К тому же вампиры будут летать не только в ночь Полнолуния, а когда им захочется.

Киммериец предпринял еще одну отчаянную попытку избавиться от чар. К его большому удивлению, резкий рывок в сторону освободил ноги от власти чужой воли. Ведьма почувствовала неладное. Взглянула на Конана и едва успела увернуться от ножа, метко пущенного киммерийцем в ее безжалостное сердце.

— Ты не так прост, как кажешься, здоровяк, — одобрительно покачала головой вампирша.

— Мне всегда говорили обратное, — бросил Конан, чувствуя, что ноги снова перестают его слушаться.

— Мышцы — это ерунда. Для моих чар они не имеют значения. Я прямо сейчас могу заставить тебя вырвать себе сердце и принести его мне. Ха, хорошая идея! Что ж, здоровяк, ты мне нравишься, но время дороже. Даже мое длительное существование не вечно, а я еще столько хочу сделать!

Киммериец снова рванул в сторону, сбрасывая чары. Не дожидаясь, пока вампирша перенацелит заклинание, Конан, видя в своей свободе слабину ведьмы, побежал, описывая вокруг нее небольшой круг.

— Остановись! — громыхнула Апира.

Киммериец упал, зацепившись за невидимую преграду, но, перекатившись через плечо, тут же вскочил и возобновил бег. Еще несколько раз ведьма ставила ему препятствия, но Конан сразу поднимался и, не сбавляя темп, продолжал движение.

С каждым кругом киммериец приближался к вампирше.

Когда до Апиры осталось всего несколько таких кругов, она поняла, что еще немного — и ей не миновать меча. Переплетения заклинания завертелись в ее голове с еще большим рвением. Ведьма перестала отвлекаться на Конана, всецело сосредоточившись на древней формуле.

Киммериец уже был в пяти шагах от вампирши, когда та победно вскинула руки.

— Ты не успел, здоровяк, — торжественно сказал она, мысленно высвобождая свое заклинание.

Тысячи крыльев захлопали одновременно.

— Ты был близок, как никто, и поэтому мне тебя жаль. Хотя это никак не уменьшает моего желания испить твоей крови.

Внезапно киммериец понял, что проиграл. Если обычные вампиры смогли раскрыть крылья, значит…

Словно проникнув в мысли Конана, ведьма развернула за спиной пару угловатых крыльев, светящихся янтарем, и резкими взмахами ушла от меча киммерийца. Над кладбищем в который раз разнесся ее злорадный смех. Тысячи глоток вторили своей предводительнице.

Конан с мрачным спокойствием наблюдал, как от огромной вампирской стаи отделились полсотни тварей и устремились прямо на него. Широко расставив ноги, киммериец перехватил меч двумя руками и принялся ждать. Он не собирался бежать. Слишком часто он смотрел в бездонные глаза Смерти, чтобы так просто отдать свое тело и дух в руки страха.

Вампиры сделали круг над головой жертвы, присматриваясь. Затем описали круг поменьше, дружно спикировали на киммерийца и…

И начали умирать. Меч бил без промаха, перерубая по несколько тварей за взмах. С первыми пятью десятками вампиров Конан справился быстро. Тогда на него насела уже сотня оскалившихся тварей.

Глаза заливал пот, густо перемешавшийся с кровью бесстрашных созданий Тьмы. На земле, у ног воина, подрагивали, поскуливали и повизгивали десятки изрубленных вампиров. Некоторые, даже лишившись туловища, пытались дотянуться до Конана, но их киммериец яростно втаптывал в землю, не отвлекаясь от боя.

— Ты — не человек! — услышал он восхищенный возглас Апиры. — Стойте!

Атаки вампиров мгновенно прекратились. Конан медленно опустил окровавленный меч. Его грудь тяжело вздымалась и резко опадала, выдавая усталость.

Ведьма летела высоко в небе, описывая широкие круги над головой киммерийца. Голос ее звучал также громко, как и на земле.

— Я решила найти тебе лучшее применение. Ты станешь вампиром! У меня есть для этого заклинание. Теперь есть и желание. Ты будешь моим полководцем и спутником!

— Я так не думаю, — мрачно усмехнулся Конан. Его взгляд устремился куда-то вдаль, за спину Апире. Ведьма резко развернулась. Кончики ее крыльев испуганно затрепетали.

8

Вампиры беспорядочно заметались по небу, превращенные расстоянием в облако ночной мошкары. Апира зависла в воздухе, не в силах побороть страх. К кладбищу со стороны Серой горы летело огромное чудовище. Размахивая невероятной длины крыльями, оно размеренно покачивало рыбьим хвостом. Плавные взмахи, легкие движения… Чудовище плыло по воздуху. Крокодилью пасть венчали два подвижных отростка глаз, горящих зеленым пламенем. Из зубастой пасти время от времени вырывался длинный змеиный язык. Все тело диковинного существа покрывала темно-зеленая чешуя, играющая разноцветными бликами в лучах вечернего солнца.

Чудовище пролетело сквозь стаю вампиров, сбив на землю не меньше двух сотен тварей, и, резко махая крыльями, приземлилось в тридцати шагах от Конана. Мощные порывы ветра сбили киммерийца с ног, но он тут же встал, опершись на меч.

— Агыр разгневан! — пророкотало чудовище неожиданно знакомым голосом.

— Старик? — вскинул брови Конан, ловя на себе взгляд огромных глаз.

— Встань на мое крыло! — приказало чудовище, распластавшись перед киммерийцем.

Конан подчинился и тут же взлетел в воздух. Описал высокую дугу и опустился на упругую шею Агыра. Здесь его ждал лекарь Нарим, хлопочущий над Даургом, вместе с остатками племени кванти.

— Что произошло? — спросил киммериец, оклемавшись после приземления. Недоверчиво он посмотрел на людей, прячущихся в чешуе чудовища.

— Вампиры, внезапно перестав бояться оснины и обретя крылья, прижали нас к латиту, — отозвался Нарим. — Но из воды выбрался старей… Выбрался Агыр и принес нас сюда.

Визгливо заорал грудной ребенок.

— Ну и что дальше? — спросил Конан. Обернулся и невольно шагнул назад. Прямо на него был направлен немигающий взгляд огромных глаз чудовища, покачивающихся на гибких отростках.

Убей ее! — вспыхнуло в голове киммерийца. — Агыр дал мне это право перед долгой дорогой в Царство Мертвых.

Конан едва успел ухватиться за чешую, когда чудовище несколькими взмахами поднялось в воздух и ринулось на Апиру. Лицо ведьмы исказил ужас. Тысячи вампиров бросились на защиту своей предводительницы. Но Агыр словно их и не замечал. Громко хлопали мощные крылья, разбрасывая мертвых и оглушенных тварей в разные стороны. Визжали раненные, скулили ушибленные.

Агыр поднырнул под ведьму, низко опустив голову. Конан понял, что настал его час. Когда ведьма, растерянно мотающая головой, оказалась всего в нескольких взмахах крыла от киммерийца, он прыгнул.

Взмах.

Удар.

Тысячи глоток наполнились криками боли. А в следующее мгновение небо запылало тысячами холодных факелов. Вампиры, лишившись защиты своей богини, нашли смерть в лучах заходящего солнца.

* * *

Вашти медленно открыл глаза. Все болело, словно после недельного празднования одной из побед над ванирами. Поднял голову. Взгляд асира уперся в широкую спину Конана.

— Что случилось? — спросил он.

— Нам пора в путь, — сказал киммериец, рассматривая исчезающую точку, в которую превратился Агыр, уносящий с собой души сотен поколений.

Для племени кванти наступали новые времена.

Выбравшись из Кровавого Леса, Конан и его спутники вышли на равнину, простирающуюся до самого горизонта. Здесь не было вампиров и поселений затерянных племен, но путники все равно шли с опаской, постоянно оборачиваясь и хватаясь за оружие при малейшем шорохе, ибо они прекрасно знали, как называются эти земли.

Глава 3. Смерть и пепел

1

Стой, Фатих, — прошептал Талиф, настороженно щупая песок носком сандалии. — Ты уверен, что так мы дойдем до Хорота? — Абсолютно, — громко заверил его спутник. Оба олни были еще моложе двадцати весен. Фатих, сын паромщика, выглядел типичным выходцем из Гиркании, хотя и божился, что наполовину хайбориец. Высокий, широкоплечий парень легко бы убедил в этом своих сверстников, если б только не раскосые глаза. Некоторые даже звали его «кхитайцем», но осторожно, ибо Фатих был очень обидчивым и вспыльчивым молодым человеком. Талиф же был уроженцем Аквилонии, смешав в себе с десяток разных кровей колоритных предков. Низкий рост позволил развить неимоверную ловкость, несмотря на явный лишний вес. Глаза Талифа, глядящие на мир из-под густых бровей, всегда светились озорством и жаждой приключений. Кроме последних нескольких часов, когда Фатих завел его в эти безлюдные земли.

— Мы уже несколько часов идем по этой пустыне, а конца ей я и близко не вижу, — раздраженно пробормотал Талиф и поглядел на заходящее солнце. — Еще немного, и будем идти в темноте.

— Тем лучше. Не так жарко.

— Тебе-то что? Худющий. Это я должен на жару жаловаться. Ты лучше скажи мне, сколько нам еще идти до реки?

Фатих остановился, обернулся, прикидывая пройденную часть пустыни. Затем посмотрел вперед.

— Часов двадцать, не больше, — сказал он наконец.

— Сколько? Ты же сказал, она маленькая.

— Ну да. Не месячный переход. Некоторое время шли молча.

— Надо было лошадей парочку украсть, — проворчал Талиф.

— Я этим больше не занимаюсь, — покачал головой Фатих.

— Ой, какие мы честные! А теперь надо париться в пять раз дольше.

— Перестань ныть! — внезапно рявкнул Фатих.

Талиф испуганно вздрогнул, удивленно глядя на закипающего спутника.

— Ладно, молчу, — пробормотал он.

Но тишина длилась недолго.

— Фатих, а у нас воды хватит? — спросил Талиф, прикладываясь к бурдюку.

— Если будешь так много пить, то не хватит.

Солнце коснулось горизонта, окутывая край неба ярко-красной вуалью.

— Но лошадь бы нам не помешала, — проворчал Талиф.

— В этих песках лошади не пройдут. Даже туранские широкостопы. Стой! — Фатих резко остановился, придержав напарника за плечо.

— Ты — чего?

— Видишь песок перед нами? — спросил Фатих.

— Ну?

— Ничего необычного не замечаешь?

— Да что такое, Фатих? Песок как песок. Если только не считать, что он серый, а не желтый.

— Не видишь, значит. — Сын паромщика недовольно сплюнул. — А следовало бы. Перед нами песок более светлый, чем везде.

— Ну и что?

— Зыбучие пески. Слышал про такие?

— Зыбучие? — вскинул брови Талиф. — Это как? Чего они зыбут-то?

— Как был ты тупым вором, так таким и помрешь! — покачал головой Фатих. И, видя, что глаза спутника наливаются кровью, спокойно добавил: — Отец рассказывал мне про эти пески. В пустынях Хайбории их можно встретить довольно часто. Но если быть внимательным, то все будет в порядке. Распознать легко — по светлому мху, который покрывает крошечные песчинки. И лучше заметить спасительную примету вовремя! Если же удача покинула тебя, тогда погибнешь.

— Почему это?

— На болотах был когда-нибудь?

Талиф кивнул.

— Затягивало хоть раз?

Конокрад нервно сглотнул, вспоминая, и снова кивнул.

— Вот зыбучие пески то же самое, только намного хуже, — сказал Фатих и двинулся в обход светлого участка, выдавшего смертоносный оазис. — Кстати, обычно в таких ямах живут разные твари, так что лучше близко не подходи.

— Хорошо, — кивнул Талиф, быстро делая шаг в сторону. — И ты здесь часто ходишь?

— Ни разу еще до этого не ходил.

— Как это — ни разу?

— Да места уж больно опасные. Лучше обойти. Но ты же спешишь.

— Это верно, — согласился Талиф. Он не заметил, как позади него заволновался песок. — Если меня поймает стража Шикаса, то рудниками я не отделаюсь.

— Сюда они не сунутся, — усмехнулся сын паромщика. Взглянул на напарника, обходящего зыбучие пески.

Глаза Фатиха округлились.

— Что случилось? — быстро спросил Талиф, заметив перемену в спутнике.

— Берегись!

Но было поздно.

Тело Талифа мгновенно опутали змееподобные щупальца, берущие начало у края смертоносной ямы. Конокрад сдавленно охнул, задыхаясь. Захрустели кости, на землю потекла кровь вперемешку с водой из лопнувшего бурдюка. Песок жадно впитывал живительную влагу. В лучах заходящего солнца, кровь стала багровой. Фатих замер, опутанный сетями страха. А щупальца жили своей жизнью, все сильнее сжимая хрупкое человеческое тело. Сын паромщика не помнил, когда прервался предсмертный хрип напарника. Одно из щупальцев сильнее сдавило мертвое тело, и легко переломило его в поясе, разделив на две части. Чудище, скрытое песками, победно повертело в воздухе тем, что осталось от Талифа, и затянуло добычу в песок. Через несколько мгновений исчезли малейшие следы кровавой трапезы пустынного животного.

Фатих боялся даже дышать.

2

— Что они здесь делают? — спросил Хапри, всматриваясь в даль.

День был в самом разгаре, когда путники увидели далеко перед собой караван, медленно бредущий тем же курсом, что и отряд.

— Я думал, купцы никогда не ходят этими землями, — почесал бороду Вашти.

— Если они здесь, значит — у них есть на то чрезвычайно веские причины, — заключил Конан. — Не каждый отважится на путешествие через Пустыню Смерти.

Никто из летописцев не помнил, когда возникла эта опасная и безжалостная пустыня. Одни говорили, что еще предки пиктов и атлантов превратили эти земли в вечный пепел, когда их могущество превращало мелкие распри в опустошающие войны. Другие утверждали, что эти земли были пустынными испокон веков. Третьи испуганно молчали, стараясь о них вообще не вспоминать, как о месте, проклятом всеми богами. Но история мало интересовала купцов и путников, старающихся не только не пересекать владения серого песка, но даже и не приближаться к ним.

Пустыня Неизбежной Смерти. Так называли эти легендарные земли жители Офира и Кофа.

Пустыня Мучительной Смерти — вторили купцы Аргоса и Шема.

Пустыня Смерти — откликались жители Аквилонии.

У смерти много имен.

Зловещим предостережением взгляду служил серый, словно пепел, песок, укрывавший пустыню от краев до краев. К тому же случайного путника должно было насторожить поведение птиц. Долетая до границы, где начинались пустынные земли, они, словно ударяясь в невидимую стену, старались как можно быстрее покинуть их. Птицы чувствовали опасность намного лучше людей.

Достоянием летописей стали несколько случаев глупого, неоправданного героизма, когда молодые смельчаки оправлялись в пустынные земли, дабы доказать свою храбрость и решимость. Больше их никто не видел.

Известны были и более масштабные трагедии. К примеру, когда без вести пропал караван одного из богатейших купцов Асгалуна, разум которого затуманила прибыль, которую сулила выгодная сделка. Верблюды, брошенные обезумевшими от неведомого страха людьми, полегли, скошенные загадочным недугом. Почтовый голубь, издохший прямо на руках купца, принес весточку о его караване. Корявые буквы, начертанные тупым кусочком угля, сложились в такие слова одного из слуг: «Все погибли. Моя участь предрешена. Уже начинается!..»

— Верблюды? — удивился Вашти, когда воины приблизились к каравану. — Где они их взяли?

— Купили в Иранистане, — усмехнулся Хапри.

— Они идут очень уверенно, — тихо сказал Конан. — Даже слишком уверенно. Думаю, они либо не знают о Пустыне Смерти ничего, либо намного больше нас. В любом случае, нам нужно с ними поговорить.

До вереницы верблюдов оставалось не больше двухсот шагов, когда внезапно караванщики дружно соскочили с нагруженных товарами животных и, выстроившись в ряд, залегли.

— Они приняли нас за врагов. — Конан остановился. — Вашти, ты видел, чем они вооружены?

— Пятеро достали длинные стигийские ножи, четверо — туранские сабли, двое — кофские короткие мечи, — быстро сказал асир.

— Ты ничего не забыл? — покосился на него киммериец.

— Разве? А, ну да. У каждого есть шикасский лук.

— Замечательно, — мрачно подытожил Хапри. — Ну и как мы теперь с ними поговорим?

— Что-нибудь придумаем. — Конан картинно обнажил меч, поднял его высоко над головой, перехватив левой рукой за лезвие, и бросил перед собой. Меч зарылся в песок. Хапри поддел его носком, не давая оружию киммерийца утонуть в песке.

Король Аквилонии, высоко подняв руки, медленно пошел к притихшему каравану. Верблюды терпеливо ждали, присев в ожидании седоков. Их наездники, наполовину зарывшись в песок, что-то громко обсуждали на неизвестном Конану языке.

Когда киммериец приблизился на расстояние в пятьдесят шагов, перебранка разом прекратилась, и через мгновение к Конану уже шагал шемит-коротышка, кутающийся в толстый халат.

Его маленькую голову покрывала высокая белая чалма, забавно покачивающаяся на ходу.

— Чего изволит столь внушительный господин? — подобострастно поклонился шемит.

— Я хочу договориться! — пророкотал Конан. — Кто ты такой?

— Я — Амаль, купец, — чалма едва не слетела с головы от очередного поклона. — А это мой скромный караван. Мне очень приятно, что вы предложили переговоры. Мы приняли вас за разбойников. Здесь очень опасные места. Приходится всего опасаться. Но бандиты никогда не идут на переговоры. Поэтому — мы рады, что вы не разбойники. Вы ведь не разбойники, правда?..

— Мы — воины, — сказал киммериец. — Идем к реке Хорот. Непредвиденные трудности заставили нас потерять время и не позволили выбрать обходной путь вокруг Пустыни Смерти. Мы спешим, поэтому идем на риск. Ведь нет тайны в том, насколько опасны эти дикие земли. Нас удивляет эта встреча. Вы разве не знаете, что из этой пустыни живым хода нет?

— Знаем. И тем не менее мы, как и вы, взялись за столь рискованное дело, — улыбнулся Амаль, спрятав пальцы в широких рукавах халата. — Через Пустыню Смерти я иду с караваном в третий раз и, смею вас заверить, пока всегда выходил из этих безрадостных земель живым. Мне посчастливилось найти безопасную дорогу.

— Тогда мы присоединимся к вам. Думаю, три воина не помешают в этой опасной дороге.

Купец слегка прикрыл глаза, раздумывая. Но долго он не молчал.

— Почту за честь принять вас в наши скромные ряды.

3

— Почему вы избрали именно этот путь? — спросил Хапри, переваливаясь всем телом в такт ленивым движениям верблюда. Для воинов Амаль смог выделить только одно животное. Вашти наотрез отказался ехать на этом, по его словам, горбатом, слюнявом, волосатом, уродливом чучеле. Верблюд тогда обиделся и грустно заплевал асиру ноги, упрочив «дружбу». Конану же больше нравилось чувствовать под ногами, хоть и зыбкую, но все же землю.

— Почему этим путем? — повторил вопрос Хапри.

Киммериец понял, что молодой воин обращается к нему.

— Потому что мы слишком много времени потеряли на кванти, — отозвался он. — И сделали слишком долгий привал перед пустыней.

— Нет-нет, я имею в виду другое. Почему вы изначально, от самой Тарантии выбрали такой сложный путь?

— Опять берешься за старое, Хапри? — Конан мрачно посмотрел на молодого воина. — Я уже говорил, что иду по этому маршруту, выполняя, как и ты, приказ короля Аквилонии. Он выбирал, а я иду. И прекрати эти словесные игры!

Хапри ухмыльнулся, медленно повращал правой рукой. Судя по его уверенным движениям, от перелома не осталось и следа. С трудом верилось, что какой-то саприжник способен срастить кости за сутки. А это значит, что Даург тоже скоро поправится и отправится по следам отряда.

— Я слышал, вы говорили про Аквилонию. — Верблюд Амаля поравнялся с Конаном. — Да, недоброе нынче время.

— Война, — мрачно кивнул Хапри.

— Вы называете это войной? — удивился купец. — Я бы так это не называл.

— А как еще? — спросил Вашти.

— Не знаю названия такой войне, — пожал плечами Амаль. — Но когда одна армия нападает, другая должна ей противостоять. Что-то я такого не слышал. Зингарцы наступают, и никто им не мешает.

— Пока не мешает, — сухо сказал Конан.

— Хотелось бы верить. Ведь нет тайны, что от войны больше всего страдает мирный люд, к которому мне не повезло принадлежать в такое опасное время.

Хапри хмыкнул. Вашти сплюнул, выражая несогласие.

— Я бы этого не делал, почтенный асир, — покачал головой купец.

— Не делал чего? — скривился бородач.

— Не плевал.

— Это еще почему?

— По двум причинам. Во-первых, — Амаль загнул указательный палец, — вам будет грозить обезвоживание. Неопасное из-за столь малого расстояния, но оно отберет у вас несколько месяцев жизни в старости.

— До старости я не доживу, — мрачно усмехнулся Вашти и снова сплюнул.

— А во-вторых, — купец загнул средний палец, — вы можете навлечь на себя и на нас маульпу.

— Что это еще за тварь? — удивленно отозвался Хапри.

— Она чувствует запах человека за тысячу шагов. Затем абсолютно бесшумно подбирается к жертве и нападает. Двигается под землей. Нападает стремительно и без единого шанса на спасение. Запах слюны, испарившейся на горячем песке, разойдется на многие тысячи шагов отсюда. И лучше нам быть подальше от места вашего презрительного плевка.

Асир хотел было сплюнуть вновь, но, услышав слова купца, нервно сглотнул слюну.

— Так вот зачем вы заставили нас обмазаться этой пахучей дрянью, — сказал Конан и поморщился, вспоминая.

— Эта, как вы выразились, дрянь спасла мне жизнь, — спокойно отозвался Амаль, поправляя чалму. — В первое мое путешествие на караван напала маульпа, изорвала в клочья слуг и верблюдов. Когда она атаковала меня, то ударила по мешку с благовониями, обильно окропив меня пахучей жидкостью. Я упал в песок, каждое мгновение ожидая удара в открытую спину. Но маульпа только покрутила надо мной своей уродливой головой, я даже слышал на затылке ее свистящее дыхание, и ушла.

— Нам повезло, что мы вас встретили, — сказал Конан, осмыслив услышанное.

Купец кивнул и поторопил верблюда, уходя вперед.

— На твоем месте я бы не вертел головой, Хапри, — бросил киммериец. — У тебя осталось не больше пяти часов сна.

— Боюсь, я не понимаю, — пробормотал молодой воин.

— У нас не будет другого времени на отдых и сон. Мы третьи сутки в пути. К концу четвертых суток нашего путешествия мы должны быть у Мертвой Долины. Ты видишь время на отдых? Я — нет. Спи, через пять часов твое место займет Вашти.

— Я никогда не… — начал было ас, но Конан остановил его взглядом.

— Это приказ, Вашти! — сказал он. — Не забывай, что по землям Аквилонии уже четвертые сутки безнаказанно шагают зингарцы! И я буду в Мертвой Долине, чтобы сполна омыть меч их трусливой кровью. С вами или без вас, но я прибуду вовремя. Мне тоже не нравится мысль ехать на этом создании, но и я оседлаю его для сна. Спи, Хапри, твое время пошло!

Киммериец задумчиво осмотрел безмятежный горизонт, где со всех сторон сталкивались безоблачное небо и серая пустошь, изгибающаяся ленивыми волнами. Ветерок ласково потрепал по щеке, прокатил несколько песчинок под ногами и тут же стих.

Идти стало легче.

Вечерело.

4

Крик боли вырвал Хапри из сладостного сна, в котором он сражался сразу с сотней отчаянных рубак, легко повергая нескольких врагов одним ударом. И делал все это на глазах сотен млеющих женщин всех когда-либо виденных молодым воином народностей.

Крик повторился, сгоняя остатки грез. Хапри выровнялся и понял, что он явно не доспал отведенное ему время. Солнце ненамного приблизилось к своему ночному укрытию. Все тело молодого воина ныло, возмущаясь краткостью отдыха.

Но Хапри этого не замечал. Его взгляд был направлен на могучую спину Конана, взявшего меч наизготовку. Выхватив саблю, молодой воин неуклюже соскочил с верблюда, едва не наступив на лежащего в песке Вашти.

— На морду не наступи, — процедил асир, сплевывая песок.

— Что случилось? — спросил Хапри, осматриваясь. Верблюды стояли небольшой дугой, у ног каждого животного лежал караванщик, держащий горизонтально лук с наложенной на тетиву стрелой. Амаля видно не было.

— Тихо! — сдавленно отозвался Конан, слегка повернув голову к молодому воину, обнажающему саблю.

— Где купец? Кто кричал? — не унимался Хапри.

— Вон он. — Вашти ткнул пальцем в сторону, куда были направлены все взгляды. — Он и кричал.

В пятидесяти шагах от каравана лежал окровавленный купец. Кровь на его лице смешалась с песком, потеряв яркость. Ниже пояса Амаля укрывал песок. Его чалма развернулась, превратившись в полоску ткани. Теперь голову купца украшала только примятая феска из красного фетра.

Киммериец сделал шаг.

— Не ходи, господин, — тихо сказал ближайший слуга. — Лепуги хотят заманить нас.

— Разве твари могут быть, настолько умны? — недоверчиво покачал головой Конан, делая еще шаг.

— Могут, господин. Эти — могут.

— Помоги мне подняться, — пробормотал Вашти, протягивая Хапри руку. Встал, отряхиваясь. — Проклятые твари! Даже саблю не дали вытащить. Я им еще покажу.

— Что за твари? — раздраженно спросил Хапри. — Маульпы?

— Лепуги какие-то.

Конан уже отошел от каравана на десять шагов.

— Не ходи, господин, — едва ли не хором советовали слуги. — Хозяина не спасешь и сам пропадешь!

— Чего мы здесь стоим? Мы же не эти трусливые свиньи, неспособные защитить собственного хозяина, — быстро сказал Вашти, мельком взглянув на караванщиков, и подбежал к киммерийцу, пристроившись от него по правую руку.

Хапри не нужно было особого приглашения. Его сабля заблестела по левую руку от короля Аквилонии.

А следующий шаг заставил Хапри изумленно замереть. Словно стрелы, пущенные из мощного лука, рядом с купцом вылетели из песка несколько десятков остроклювых птиц.

— Лепуги! — дико заорал кто-то их слуг.

— Преклоните колени! — приказал Конан, становясь на одно колено.

Вашти не колебался. Хапри удивленно повиновался.

— Иначе они собьют вас с ног, — пояснил киммериец, не отрывая взгляда от быстрых птиц, мечущихся в вышине. — Не обманитесь их небольшими размерами: Амаля утащила всего одна тварь.

Позади троицы зазвенела тетива: караванщики не выдержали пытки ожиданием, которое устроили диковинные птицы. Ни одна стрела не попала в цель. Словно издеваясь над лучниками, одна из птиц в стремительном рывке догнала стрелу и перекусила пополам. По спине Хапри заструился холодный пот. Вашти растрепал слипшуюся бороду. Только Конан гордо стоял на одном колене, выставив перед собой длинный меч.

Тетивы продолжали нервно звенеть за спиной, отправляя стрелы в бесполезный полет.

— Не стрелять! — рявкнул Конан так, что у кого-то из вздрогнувших слуг началась икота. — Вы все равно не попадете в них!

Твари еще некоторое время покружили, затем ловко выстроили узкий клин и ринулись на воинов. Выставленные в стороны кончики крыльев, плотно прижатых к блестящим бокам, со свистом рассекали воздух. В рядах караванщиков зародилась паника.

— Мы все погибнем! — заорал один из слуг и побежал прочь от каравана.

Конан встал с колена, развернулся и сорвал с плеча Хапри лук, подарок купца. Наложил стрелу на тетиву. Поднял, растягивая. Слуга бежал, страх полностью завладел его сознанием. Остальные караванщики были на грани паники. Короткий свист оборвал позорное бегство. Слуга упал, проехав животом по песку. Между его лопатками блестело оперение стрелы.

— Никому не позволено бежать с поля боя без команды! — выкрикнул киммериец, наводя новую стрелу на приближающуюся стаю. — Без моей команды! Ибо сейчас вы воины! Приготовить луки! Стрелять на опережение! Только по моей команде!

Караванщики загудели, немного оправившись от шока.

— Не слышу! — прокричалКонан, пустив стрелу. Одна из птиц дернулась и по узкой спирали устремилась к земле. — Не слышу!

— Хорошо, господин, — отозвался тот самый слуга, который первым остерегал киммерийца.

— Не слышу! — пророкотал Конан, бросая лук и подхватывая меч, который наполовину воткнул в песок.

— Хорошо, господин! — дружно закричали караванщики.

И твари упали на них смертельным дождем.

— Стрелы в воздух! — закричал киммериец и прыгнул навстречу первой птице, выставляя перед собой меч.

Лепуга встретилась с металлом, падая позади Конана двумя обагренными серой кровью половинами. Киммериец ловко увернулся от другой твари. Чтобы избежать клюва третьей ему пришлось упасть, зарывшись в песок. Внезапная боль заставила Конан крепко сцепить зубы. Одна из пролетавших лепуг полоснула его клювом по спине.

Киммериец рывком перевернулся, пятная песок своей кровью, и махнул мечом слева направо, перерубая пролетающую птицу. Затем перекатился, уходя от острого клюва, и встал на одно колено, готовый в тот же миг поразить врага поднятым над плечом мечом. Но стая пролетела, заходя на второй круг.

Конан обернулся. Несколько верблюдов лежали на боку, не подавая признаков жизни, один все еще дрыгал ногами. Караванщики не пострадали, кроме одного, придавленного верблюжьей тушей. Но его уже вытаскивали из-под мертвого животного. Слуга громко ругался и стонал, но делал это скорее от испуга, а не от боли. Песок спас его от переломов.

Киммериец насчитал девять мертвых лепуг. Двух убил он сам, по одной — Вашти, ищущий в песке выбитую птицей саблю, и Хапри, вновь держащийся за правую руку. Еще пять тварей свалили стрелы караванщиков.

— Развернуться! — проревел Конан. — Луки к бою! Они возвращаются!

Киммериец вскочил и помчался навстречу пикирующим птицам.

— Вы, трое, — ткнул он на бегу пальцем в группу слуг. — Помогите Амалю!

Король Аквилонии снова занял позицию впереди каравана. Его спутники-воины не отставали.

Бой продолжался.

Конан поднял меч.

Но лепуги внезапно остановились. Одна из них облетела стаю, словно подсчитывая потери. Зависла в воздухе, быстро махая крыльями, и завертела головой, осматривая поле боя. Затем что-то пропищала и, сложив крылья, устремилась к земле. Все птицы последовали за ней.

Хапри заворожено наблюдал, как твари одна за другой исчезли в песке, пробивая его, словно пену.

— Я же говорил, что это умные птицы! — выкрикнул один из слуг.

— Похоже, подсчеты закончились в нашу пользу, — устало пробормотал киммериец и сел на песок.

— Спасибо тебе, воин! — прошептал Амаль пересохшими губами. Слуга намочил платок и промокнул лицо купца. — Эти проклятые птицы уже нападали на мой караван, но тогда их было не больше пяти, поэтому мы легко отбивали атаки.

Амаль лежал на широких носилках, прикрепленных к бокам двух верблюдов. Животные, похоже, хорошо понимая важность своей миссии, шли абсолютно одинаково, словно одно служило отражением другому. Многие слуги лишились своих верблюдов и шагали, прогибаясь под тяжестью товаров.

— Да, этот поход должен был меня обогатить, — тихо сказал купец, поерзав по шкурам лысой головой.

— Не думаю, что ты остался в накладе, — отозвался Конан. — Я видел, как твои люди забрали мертвые туши лепуг. За них ты получишь много больше, чем потерял от смерти верблюдов.

Амаль улыбнулся. Промолчал.

— Ты убил моего слугу, почтенный воин, — заговорил он вскоре.

— Да, я должен был погасить панику, — кивнул киммериец. — Надо вырезать опухоль в зародыше, пока она не распространилась на все тело.

— Мне удивительно слышать подобное из уст воина… Я ни в коей мере не обвиняю тебя. Салим всегда был трусом, негодяем и глупцом. Я держал его только потому, что не каждый согласится идти через Пустыню Смерти. Ох, сейчас так тяжело найти толковых слуг!

— Купец, — нарушил недолгое молчание Конан, — скажи мне, почему песок в этих краях серый, как кровь лепуг?

Амаль вскинул брови. Поднял руку, чтобы почесать лоб, но слуга опередил его.

— Мне приятно, что столь тяжелый вопрос обращен ко мне, но, к сожалению, я не могу удовлетворить твоего любопытства.

— Пока я не оказался в Пустыне Смерти, мне и в голову не приходило задаться этим вопросом. — Киммериец повернул голову к Вашти. — А ты что думаешь?

— Проклято это место. — Вашти хотел сплюнуть, но в который раз вспомнил слова Амаля и сдержался.

— Ну, а ты, Хапри?

Молодой воин, осматривавший царапину на правой руке, оставленную клювом лепуги, удивленно взглянул на Конана.

— Мне кажется, что здесь не обошлось без колдовства, — сказал он, подумав.

— Вот и мне так кажется, — кивнул киммериец. — И мне это очень не нравится! Если за всем этим, — взмах в сторону торб с мертвыми лепугами, — стоит чья-то сила — могущественная сила, раз способна создать такую пустошь невдалеке от торных путей и буйных лесов! — то еще непонятно, кого должна больше бояться Аквилония: зингарцев или неведомого чернокнижника. А может, колдун, создавший пустыню, не один?

— Но ведь пустыня расстелилась здесь с незапамятных времен и никак не беспокоит жителей Аквилонии, — возразил Хапри. — Если только они не нарушают ее границ.

— И то верно, — подхватил асир.

— Рано или поздно стрела сорвется с натянутой тетивы, — задумчиво пробормотал киммериец. И добавил уже громче: — Враг может затаиться и ждать подходящего момента. Но не стоит гадать. Вашти, Хапри, напомните мне про Пустыню Смерти, когда наша миссия завершится! Надо будет заняться ею. Позже.

— Вы ничего не слышите? — настороженно пробормотал Вашти. Асир остановился и теперь медленно вращался вокруг своей оси.

— Нет, — признался Хапри, вслушиваясь.

Киммериец настороженно завертел головой.

— Заткнитесь все! — внезапно закричал Амаль на слуг, все еще обсуждающих встречу с лепугами. Над караваном повисла тишина, изредка нарушаемая шорохом непоседливых верблюдов.

И тогда Конан отчетливо услышал монотонное шуршание. Звук приближался.

— Боги сегодня к нам немилостивы, — спокойно сказал вмиг побледневший купец. Сел на носилках и заорал: — Немедленно обливайтесь благовониями, товары и верблюдов не забудьте! Не жалеть!

— Маульпа, — догадался Хапри, когда пробегающий мимо слуга сунул ему в руку желтый флакончик.

6

— Это все из-за моей раны, — испуганно бормотал Амаль, кутаясь в шкуры, несмотря на то, что жара быстро спадала. — Если бы меня не ранили лепуги, я никогда бы не сделал такую глупость. Как я мог потерять бдительность? Забыть о крови, пролитой в битве с птицами. Да еще и тащить мертвые тела лепуг, не зашив раны и не окропив их благовониями. Это непростительно! Все из-за моей раны… Куда пропала моя удача?

На этот раз Конану намного труднее далось навести порядок в рядах слуг, не полностью еще оправившихся после атаки остроклювых птиц. Киммериец давал последние указания, тревожно вслушиваясь в приближающийся шорох. Купец тщательно описал ему животное, давая возможность осмыслить предстоящее сражение.

— По одному не нападать! — наставлял киммериец. Зычный голос с трудом продирался к дремлющему благоразумию слуг. — Иначе по одному перещелкает. Держаться подальше от щупальцев, клешней и жвал! Заходить на противника всем вместе и только по моей команде. Если кто-то рядом с вами погиб, вы должны сражаться за двоих. За троих. Но вы должны сражаться! В противном случае, получите удар в спину. И я не гарантирую, что вашу спину не поразит моя стрела. Не хочу, чтобы из-за одного недоумка погибли все! Понятно?!

— Понятно, — закивали караванщики. Киммериец подозрительно осмотрел свое войско. Десять запуганных караванщиков. Пятеро дрожащими руками сжимали длинные ножи. Четверо — сабли. И только двое держали в руках мечи из Кофа, короткие, но легкие и острые.

— Кто умеет действительно хорошо стрелять из лука? — спросил Конан. — Поднимите руки! Нет, одной руки достаточно. Я вижу. Три руки неуверенно поднялось в воздух.

— Все остальным — быстро отдать им стрелы! Будете сражаться мечами, саблями и ножами! Лучникам — стрелять только по глазам маульпы или между жвал. И всегда держаться за спиной атакующих. Повторяю, ваша задача — ослепить чудовище. Если первое кольцо будет прорвано, бросайте лук и хватайтесь за ножи! Ясно?!

Лучники часто закивали.

— Вашти, проследи!

— У одного из лучников не нож, а кофийский меч, — заметил асир.

— Поменять на нож! — приказал киммериец.

— Остальным — пытайтесь ударить в места сгиба лап, под панцирь или отрубить щупальце! Хапри, ты нападаешь на левую клешню, я — на правую.

Конан задумался, что еще сказать. Но времени у него уже не осталось. Там, где слуги, по приказу киммерийца, положили изрубленного верблюда, обильно окропив песок кровью, вспух огромный бугор. Песок ссыпался длинными ручьями с бронированной спины чудовища.

Амаль не ошибся, перед Конаном предстал огромный краб. Только природа добавила к двум смертоносным клешням пару длинных щупальцев, которые сейчас жадно схватили верблюда и быстро отправили в огромную пасть чудовища. Четыре глаза, смотрящие во все четыре стороны, в зародыше сводили на нет все попытки противников зайти со спины.

Караванщики старались не дышать, сильнее вжимаясь в песок.

— Может, маульпа, пожрет и уйдет? — тихо предположил Вашти, вытряхивая из бороды песок.

Но надеждам асира не суждено было сбыться. Чудовище если и могло насытиться, то только не жалкой тушей верблюда.

В огромных красных глазах маульпы вращались овальные черные зрачки, выискивая очередную жертву. Казалось, чудовище вот-вот уберется назад в свою дыру. Но в следующее мгновение его глаза запылали ярче, и лапы, глубоко утопая в песке, размеренно понесли безжалостное животное к каравану. Тихо бормотал молитвы Амаль, которого слуги прикрыли песком, оставив на поверхности только лицо. Побледнели пальцы караванщиков, сжимающие рукояти дорогого, но почти бесполезного сейчас оружия.

— Может, оно нас не заметит? — спросил Хапри.

— Молчи! — прошипел Конан. — Клянусь гневом Крома, еще слово — и ты нас погубишь!

Но маульпа уже выбрала цель. Два верблюда, которым киммериец приказал завязать ноги, широко открыв глаза, обреченно смотрели на приближающееся чудовище. Одно из животных жалобно загудело. Верблюды попятились, но веревки прочно держали ноги. Маульпа приближалась, не вынимая лап из песка. Один из верблюдов дернулся, в отчаянной попытке убежать, но только сбил обоих на бок. И тут же чудовище набросилось на беззащитных жертв. С хрустом сомкнулись клешни, и щупальца отправили в пасть верблюжьи головы.

— Вперед! — тихо скомандовал киммериец, на всякий случай взмахнув рукой.

Тринадцать воинов поднялись с земли и медленно двинулись на маульпу. Окружить таким числом было тяжело, но у них не осталось другого выхода. Три лучника держались немного в стороне, придерживая стрелы, наложенные на тетиву. Два глаза, расположенных на черной спине чудовища, настороженно наблюдали за приближением врагов, но само животное ни на миг не оторвалось от трапезы.

— Оно не принимает нас всерьез! — зарычал Вашти.

— Тем лучше для нас, — сухо сказал Конан, наблюдая, как караванщики замыкают за спиной чудовища широкий круг. — И тем хуже для этой твари.

Киммериец махнул рукой. Слуги начали медленно идти к маульпе, сужая круг. Лучники остались на месте, растянули луки и застыли. Конан же обошел животное справа и впился глазами в правую клешню монстра. Хапри встал рядом.

Киммериец поднял левую руку, задержал на миг, осмотревшись, и резко взмахнул. Три стрелы пронзили воздух. Две яркие вспышки на миг ослепили воинов. Две из трех стрел нашли свою цель.

— Вперед! — закричал Конан, перекрикивая яростный рев чудовища.

Маульпа заметалась на месте, растерянно рассматривая наступающих людей оставшимися двумя передними глазами. Никогда ей еще не приходилось оказаться в роли жертвы. Один слуга не выдержал, атаковав мохнатую лапу чудовища раньше времени. И тут же поплатился за это. Рука с саблей прошла мимо лапы, высоко взметнувшейся из песка. Эта же лапа резка опустилась, пробив грудь караванщика.

— Возьми его саблю! — заорал Вашти в сторону ближайшего к убитому слуги.

— Все вместе! — скомандовал Конан и ринулся на правую клешню маульпы, на ходу обрубая щупальце. Караванщики наскочили на чудовище. Острые лезвия ударились в толстый панцирь, скользнули по бронированным лапам. Но два кофийских меча все-таки достигли цели. Маульпа лишилась одной из восьми лап и получила чувствительную рану под панцирь. Животное резко метнулось в сторону, подальше от боли, сбивая с ног троих караванщиков.

— Встать! — закричал киммериец, прыгая на клешню. — Если мы выпустим эту тварь на простор, нам конец. Сомкнуть ряды!

Двое сбитых слуг быстро вскочили, перекатами уходя от ног затравленного животного. Третий же замешкался на мгновение. Острая лапа тут же отделила его голову от туловища. Конан оседлал клешню и принялся изо всех сил бить по ней мечом. На пятом ударе прочное покрытие дало трещину. Маульпа дернула клешней, пытаясь сбросить врага, но ноги киммерийца не зря вздулись огромными узлами мышц. Тогда чудовище попробовало открыть клешню. И Конан тут же этим воспользовался. Меч рубанул в открывшуюся прорезь сустава. Чудовище лишилось подвижной части клешни.

Короткий свист над ухом киммерийца заставил его пригнуться. Одна стрела попала прямо в правый глаз чудовищу. Две другие исчезли в пасти. Движения маульпы принимали все более беспорядочный характер. Но она и не думала сдаваться. Последний глаз безошибочно нашел лучников, и маульпа, собрав все силы, двинулась на стрелков.

— Ослепите ее! — орал Конан, примериваясь к суставу, крепящему клешню к туловищу. — Ослепите или погибнете!

Но лучники уже неспособны были причинить чудовищу вред. Их трясущиеся руки не могли даже наложить стрелы на тетиву.

— Бегите, кол вам в задницу! — закричал Вашти, выскакивая перед тварью. Но маульпа легко отбросила асира левой клешней, на которой уже висел Хапри, тщетно пытающийся добраться до незащищенных мест чудовища.

Киммериец ударил, вложив в этот порыв всю силу. Он немного не попал, но броня все равно поддалась, пропуская лезвие. Конан вместе с клешней, отрубленной у основания, упал под ноги противнику. И тут же откатился с пути маульпы. Чудовище на миг замерло, удивленно осознавая потерю. Киммериец тем временем выхватил у ближайшего караванщика нож и, примерившись к балансу оружия стигийских мастеров, метнул. Короткая вспышка возвестила о попадании. Ослепленная маульпа замотала всем телом.

Два сноровистых слуги, обладатели кофийских мечей, воспользовались паникой твари и отрубили ей еще две лапы. Чудовище просело на левый бок, где осталась всего одна опора. Похрабревшие лучники вновь натянули луки и пустили стрелы в пасть чудовища.

Киммериец прокатился под щупальцем, яростно хлещущим песок, и вонзил меч прямо между огромных жвал. Прокрутил оружие. Маульпа жалобно завизжала, словно пришибленный пес. Левая клешня уже готова была раскроить Конану голову, когда Хапри таки добрался до сустава и, вставив в него саблю, подпрыгнул на ней. Песок обагрился кровью чудовища, такой же серой, как и у лепуг.

Удар кофийского меча, и маульпа лишилась последней левой лапы, осев на землю. Теперь она могла лишь вращаться на месте. Подскочил Вашти и отрубил второе щупальце маульпы, успевшее оставить на плече одного из лучников кровавый рубец.

— Всем отойти! — скомандовал киммериец, откатываясь от маульпы на безопасное расстояние.

Отплевываясь от песка, Конан внимательно следил за радостным отступлением караванщиков.

Маульпа забилась в агонии, дрожа всем телом на дергающихся лапах, до которых не добрались острые клинки караванщиков.

— Я еще жив? — услышал киммериец позади. Быстро обернулся.

Из земли на него смотрели округлившиеся глаза Амаля.

7

Фатих шел все медленнее. Солнце беспощадно разъедало кожу, угрожая превратить ее в пепел. Он не помнил, когда потерял платок, который обвязывал вокруг бритой головы. Последними каплями смочил бурдюк и накинул на макушку. Но и это мало помогало. Вода быстро испарилась, бурдюк нагрелся. Сын паромщика не раз бывал на подобной жаре. Но это не длилось больше дня. Фатих топтал ногами серый песок уже двое суток. Он думал, что сбился с пути, солнце же упорно настаивало на обратном. Да и звезды — словно сговорились. Все указывало сыну паромщика, что ноги ведут его в правильном направлении. Но время шло, а конца пути все не было видно. Иногда он видел воду. Много воды. И деревья. Красивые деревья с длинными разлапистыми листьями, дающими бесценную тень. Тогда Фатих забывал про усталость, про жажду. Он бежал, спотыкался, падал без сил подняться. Но вода манила его. Манила, чтобы обмануть. Мираж исчезал так же внезапно, как и появлялся. Затуманенный разум Фатиха еще долго заставлял руки разгребать песок, просеивать песчинки между пальцами. Но вода пропадала без следа, продолжая жить лишь в опустошенном сознании.

Фатих не знал, чем заслужил такую немилость судьбы, но где-то в душе он связывал свои невзгоды со смертью Талифа. Глупой, бессмысленной смертью. Веди сын паромщика мог повести друга и бывшего подельника обходным путем. Пусть это заняло бы на два дня больше. Пусть над Талифом бы нависала опасность быть пойманным стражей шикасского рудника, с которого он украл немного серебра. Но все же обходной путь давал много больше шансов на удачный побег. А кони бы значительно увеличили эти шансы. Но прошлого не вернуть, а настоящего не избежать.

Фатих упал, чувствуя, как испаряются остатки воли. Силы покинули его разбитое тело, высушенное солнцем и иссеченное песком. Ветер размеренно колыхал изорванную рубаху, не принося прохлады, а лишь открывая палящим лучам беззащитную кожу. Песок медленно, но уверенно засыпал путника, возводя очередной бархан-однодневку. Песчинки лезли Фатиху в нос, забивали рот и выедали глаза, а он лежал без движения, не в силах даже отмахнуться.

…Сын паромщика не понял, когда зародился этот странный звук. Словно целая стая грифонов одновременно хлопала крыльями, повторяя одно и то же движение в каждой птице. Затуманенное сознание Фатиха прислушалось к этому дивному звуку, зародив любопытство, но измученное тело осталось неподвижно лежать в жгучем песке.

Хлопки крыльев огромной птицы приближались. Теперь уже не осталось сомнений, что уши слышат не стаю дружных птиц, слитно машущих крыльями, а только одну. Но тут же хлопанье раздвоилось, выдавая вторую пару крыльев.

«Птица с четырьмя крыльями», — мысленно улыбнулся Фатих, толком не понимая причины своей радости.

Но он ошибся.

— Он уже умер или нет? — проскрипел кто-то неподалеку.

— Не знаю, дедушка, — отозвался другой голос. Более высокие интонации выдавали в говорившем юношу. — Сдох, похоже.

— По запаху не поймешь. Вроде — не воняет.

— Значит, успели вовремя, — довольно фыркнул молодой.

Фатих, несмотря на жару, покрылся холодным потом. Так не мог фыркнуть человек. Лишь огромное животное. Да и голоса звучали слишком громко. Такие звуки вряд ли способна воспроизвести человеческая глотка. Сын паромщика попытался открыть глаза, забыв, что лицо упирается в песок. В правый глаз тут же попали песчинки, заставляя Фатиха инстинктивно дернуться назад и быстро заморгать.

— Гляди-ка, очухался! — проскрипел старый голос, смешав в себе разочарование, уважение и сочувствие.

— Ну и что? — спросил молодой, приближаясь. Фатих слышал, как под огромными ногами расступается песок. — Человек, ты меня слышишь? Дедушка, он меня вообще понимает?

— Понимает, если только его не занесло сюда из каких-то далеких земель. Человек, ты понимаешь, что мы говорим?

Сын паромщика, неспособный перевернуться на спину, слегка приподнял голову и снова зарылся носом в песок.

— Он понимает, дедушка, — громом врезалось в уши. Существо подошло очень близко.

— И что нам теперь с ним делать? — спросил молодой после небольшое паузы.

— Не думаю, что наши первоначальные планы относительно этого несовершенного создания должны в какой-то мере измениться.

— Дедушка, ты снова начинаешь говорить сложно! Скажи проще, жрать нам его или нет?

— Если не мы съедим его, так это сделает крабик. Человек все равно уже не жилец, так что его можно считать падалью.

— Кем? — удивился молодой.

— Падалью. Ну-у, тем, что мы едим.

— Значит, будем его жрать. Ничего не знаю, мне больше нравятся ляжки. Голову оставим на похлебку, или ты съешь?

— Положи его пока под язык, в гнезде разберемся. Может, еще парочку людей найдем, тогда уже можно говорить о полноценной похлебке. Иначе — не будет такой наваристой.

8

— Восемь слуг, шесть верблюдов и двадцать четыре тюка с товаром, — подытожил Амаль, осмотрев поле недавнего сражения. — Еще лепуги и маульпа.

— Ты хочешь все это унести? — спросил Конан, снова надев на лицо маску спокойствия.

— Конечно!

Купец, которого слуги нехотя извлекли из песка, снова почувствовал себя хозяином, разом забыв про все несчастья, обрушившиеся на путников.

— Зачем тебе лепуги, когда у тебя есть маульпа? — недоумевал киммериец, поглядывая на труп огромного краба.

— Ничего ты не понимаешь в торговле, воин!

И тут же поспешно добавил, увидев, как сдвинулись брови Конана:

— По крайней мере, я понимаю в этом лучше. Поэтому — скорее брошу весь свой товар, чем откажусь от лепуг и маульпы. То, что я везу в Пуантен, туда поставляют еще пятеро купцов. А вот лепуги и чудовище — особенно, чудовище! — вне конкуренции. И продам я их за ту цену, за которую захочу продать. Так что лепуги и маульпа отправятся с нами.

Киммериец задумчиво повел пальцем по песку, не пытаясь нарисовать что-то конкретное.

— Откуда ты взял такие странные названия? — неожиданно спросил он, когда Амаль уже хотел отойти.

— Какие названия?

— Лепуга, маульпа. Ты сам дал этим тварям имена?

— Нет, — признался купец, мгновение поколебавшись. — Я прочитал эти названия в древнем пергаменте, который писал еще отец отца моего отца. Он был великим человеком. Никогда не шел проторенными тропами. Всегда искал свои пути. Именно он открыл для меня в своих записках дорогу через Пустыню Смерти. Он и дал названия местным тварям. Не знаю, что они означают. Видимо, прадед знал много языков.

— Твой предок был очень смелым человеком, — сказал Конан. — А что еще он написал про эти земли?

— Господин, смотрите!

Киммериец обернулся. К купцу бежал один из слуг. Конан его запомнил по кофийскому мечу. Именно он первым нанес рану маульпе, отрубив той лапу.

— Смотрите! — Палец слуги указывал на место, где лежало чудовище. — Смотрите!

Слуга упал, зарывшись в песок. Его чалма свалилась с головы, а полы халата загнулись к поясу.

Конан взглянул на труп маульпы и обомлел. На месте обрубленных клешней появились две маленькие, растущие прямо на глазах у изумленных людей. Вместо расстрелянных стрелами глаз росли новые, постепенно заполняющие глазницы.

Чудовище покачнулось, на миг приподнявшись на лапах. Вместо отрубленных появились тонкие короткие жгутики.

— Да оно восстанавливается! — воскликнул Амаль, заворожено наблюдая за животным. — И так быстро. Невероятно!

— Главное, что оно не мертво! — сухо сказал киммериец, сбросив оковы удивления. — Мы не убили его!

— Теперь оно убьет нас, — отозвался Хапри, сидящий недалеко от Конана.

— Попытается, — поправил Вашти, прекращая натирать лезвие сабли песком.

— Ну, так чего мы ждем? — спросил киммериец, вставая. Его правая рука уже крепко сжимала меч.

На этот раз Конан не стал раздавать приказы караванщикам. Он быстро, насколько позволял песок, ускользающий из-под ног, побежал к маульпе.

Щупальце появилось неожиданно, высоким фонтаном вспоров песок у ног киммерийца. Конан инстинктивно дернулся вправо.

Это его и спасло. Вместо того, чтобы опутать обе ноги воина прочными кольцами, щупальце чудовища обвило только одну.

Рывок. Маульпа потянула Конана к своей уродливой пасти. Но киммериец спокойно балансировал на свободной ноге, подпрыгивая или наклоняясь вперед. Если бы чудовище хоть на миг задумалось над тем, почему рука врага так далеко отведена назад за спину, то наверняка слабые молодые глаза напряглись бы и увидели яркий отблеск вскинутого для удара меча. Но то ли маульпа была ослеплена жаждой мести, то ли ее зрение еще не восстановилось, но щупальце подтащило Конана прямо к огромной пасти.

И тогда киммериец ударил. Четко, резко, прицельно. Отрубленное щупальце тут же отпустило ногу. Меч заметался, отражая небольшие, но опасные клешни. Конан словно сражался сразу с двумя противниками. Маульпа наскочила на него, но атака вышла слишком неуклюжей, чтобы застать киммерийца врасплох. Четыре левых ноги все еще были очень короткими, не позволяя маульпе двигаться с прежним проворством.

Конан сделал ложный выпад справа, поднырнул под правой клешней чудовища и на ходу, развернувшись, отрубил одну правую лапу. Маульпа, попытавшаяся резко развернуться, только зарылась мордой в песок. Этот шанс киммериец упускать не собирался. Прыгнув назад, он перекатился через голову и, как только оказался на ногах, рубанул шарящую в песке правую клешню. Шаг вправо. Удар. Лезвие вспороло песок, доставая вторую клешню.

Разворот. Конан обошел чудовище, перехватив меч двумя руками. Мимолетно отбив второе щупальце, он размахнулся и одним ударом от левого плеча срубил все четыре новых лапы маульпы. Чудовище взвыло, внезапно обретя голос. Засеменило тремя правыми Лапами, но только закружилось на месте, волной разгоняя песок. Серая кровь медленно текла из многочисленных ран.

Конан вскочил на панцирь и, недолго думая, пригвоздил маульпу к земле. Меч с хрустом пробил броню, тварь затихла.

— Оно мертво? — настороженно спросил Амаль, когда киммериец присел возле чудовища, очищая меч от густой крови.

— Не знаю, — отозвался Конан. — Ты все еще собираешься везти эту тварь в Пуантен?

Купец задумался, теребя полу халата.

— Но ведь ты будешь с нами. И если что, снова отрубишь чудовищу конечности. Я заплачу, — сказал он наконец. — Такая гадина может принести огромные деньги!

— Огромные деньги?

— Конечно, воин. Имея всего одну маульпу, я уже могу открывать харчевню. Фирменное блюдо — вареные клешни и лапы маульпы, самого большого ракообразного мире.

— Насчет «самого большого», я бы не был так категоричен, — отозвался Вашти. — Бывают твари и побольше.

— Не важно, — отмахнулся Амаль, мечтательно поднимая глаза к небу. — Главное, чтобы посетители шли валом…

— Харчевня, говоришь? — спросил кто-то.

— Харчевня, — кивнул Амаль, повертел головой в поисках говорившего. — Самая лучшая. А кто это говорит?

— Голову подними! — посоветовал тот же голос.

Киммериец первым взглянул вверх.

— Кром сегодня к нам немилостив, — спокойно сказал он, поднимая меч. — Впрочем, как всегда.

9

— Смотри, как много людей! — радостно прохрипела первая птица.

— Угу, — отозвалась вторая, не открывая рта.

На караван плавно пикировали, широко расставив крылья-полукруги, два огромных крокодила. Лишь маленькие передние лапы да гигантский размер отличали их от наземных сородичей. Разумеется, не беря во внимание крылья.

— Зачем над крабиком издеваетесь? — спросила первая птица. Хрипотца в голосе, морщинистая кожа и. большие темные пятна вековых пролежней выдавали немалый возраст.

— М-м, — кивнул второй крокодил. Этот был явно помоложе — гладкая кожа переливалась всеми цветами радуги, купаясь в лучах заходящего солнца.

Молодой почему-то не хотел открывать огромную пасть. Конан решил, что диковинное животное что-то в ней прячет — это было просто, ведь в такой пасти мог запросто уместиться верблюд вместе с седоком.

— Жалко крабика, — не унимался старый крокодил. — Вот ведь странные существа эти люди. И ничего не поделаешь: дикари — они и в пустыне дикари.

— Это он нас дикарями назвал? — гневно вскинул брови Вашти.

— Думаю, вопрос риторический, — отозвался Хапри, обнажая саблю.

— Какой вопрос? — покосился на него асир.

— Не важно.

— Смотри-ка! — прохрипел старый крокодил. — Они хотят с нами драться!

— Нет, мы этого не хотим, — спокойно сказал киммериец, демонстративно опуская меч.

— Жаль, тогда нам придется начать самим. Ох, не люблю я нападать первым! А что делать? Больно подраться хочется. Совсем уже мышцы отлежал…

— Драконы, — подал наконец голос Амаль. Он так и застыл с открытым ртом, как только увидел новых гостей. Старый крокодил высокомерно взглянул на купца.

— Ну, хоть один признал.

— Какие-то они… — замялся Хапри. — Какие-то они не такие!

Конан мрачно посмотрел на не в меру веселого дракона.

— Я видел не одного дракона, — сухо сказал он. — Но ни один из них не был шутом. Вы — не драконы! Вы — крокодилы-переростки!

— А это уже оскорбление! — нахмурился старик-дракон. Повернул голову к своему напарнику. — Помнишь того человека, который напал на нас на южной окраине? Он еще в металлической ракушке был, которая потом у тебя в зубах застряла.

Молодой кивнул.

— Так тот, по-моему, нас меньше оскорблял, чем эти невежды. Давай их поджарим!

Вашти и Хапри обреченно переглянулись.

— Они еще и огнедышащие, — пробормотал Амаль. И непонятно было, восхищается он или ужасается.

— Нет, человек, мы не огнедышащие. Хуже. Гораздо хуже. Для вас. Ну, начнем-ка, пожалуй, с самого дерзкого. — Два глаза-блюдца отразили сосредоточенную фигуру Конана, вновь поднимающего меч.

— Нет, человек. Твоя железка тебе не поможет! Мы — не беспомощные крабики, которых можно спокойно рубить на части. Хочешь удивиться, человек? Смотри!

Внезапно старый дракон замахал крыльями, прекращая планирование и зависая на месте. Затем, довольно оскалившись, приложил крылья к бокам и… так и повис в воздухе, нарушая все законы природы.

— Как он это делает? — тихо спросил Хапри.

— Колдовство, — спокойно ответил асир. Это слово уже не раз спасало его от глупых и бесполезных, на его взгляд, размышлений, приводящих только к головной боли.

— А теперь — самое интересное, — прохрипел дракон.

10

Крылья дракона оторвались от боков и сомкнулись за его ребристой спиной, образуя идеальный круг. Внезапно по ним пробежала рябь, краски поблекли. А в следующее мгновение крылья стали прозрачными.

Киммериец, не веря своим глазам, удивленно посмотрел на крохотную тучку, которая, попав в драконий круг, показалась во много раз больше. Крылья не просто сделались прозрачными, они стали все увеличивать.

— Что это? Линза? — удивленно пробормотал Амаль.

Дракон махнул хвостом, разворачиваясь на месте. Лучи вечернего солнца упали на крылья животного, преломились и сошлись на одном из слуг. Халат ничего не подозревавшего караванщика тут же вспыхнул, окутывая того пламенем. Через несколько мгновений крик боли оборвался, и человек упал на песок. Ветер услужливо наполнил ноздри людей тошнотворным смрадом жженых волос и обуглившейся кожи.

Несколько ударов сердца Конан боролся с ужасом перед колдовством драконов Пустыни Смерти. Теперь он понял, что не лепуги и не маульпы были причиной такому названию этих пустынных земель, где боялись расти даже равнодушные кактусы.

Взгляд голодных глаз твари снова сошелся на киммерийце.

— Жаль, солнце садится. Днем от этого человека не осталось бы и следа. Даже пепел был бы унесен ветром.

Тем временем второй дракон повторил трансформацию первого, воздвигнув над своим хребтом еще одну линзу.

— Теперь — будет тебе и похлебка, и ляжки, и мясо на ребрышках, — оскалился старый, посмотрев на молодого. — Ну, люди, поиграем?

— Может, договоримся? — спросил Амаль севшим голосом.

Старый дракон, презрительно махнув хвостом, посмотрел на купца.

— Нет, человек, — голос животного посерьезнел, — не договоримся. По очень простой причине — тебе нечего предложить, а мы голодны. Мы облетаем границы пустыни с самого утра. И пока не съели ни одной твари.

— Но все-таки?.. — пробормотал Амаль и осекся, до крови прикусив губу. Он не заметил, когда его одежда запылала. Только жар выдал разгорающееся пламя. Молодой дракон управлялся со своим оружием не менее ловко, чем его старший собрат.

Конан не собирался ставать легкой мишенью. Сорвавшись с места, он побежал к маульпе, сопровождаемым отчаянными криками купца, сгорающего заживо.

— Куда же ты? — удивился старый дракон, пытаясь поймать киммерийца смертоносным лучом.

Чем дальше убегал Конан, тем шире становился круг, образуемый крыльями дракона. Хвост помогал летающему монстру прицелиться. Но человек все время ускользал, пока не скрылся за поверженной маульпой.

— Ну, так не честно! Я ведь не прячусь!

— Вашти, Хапри, сюда! — закричал киммериец. Даже панические крики караванщиков не смогли заглушить его голос.

Асир и молодой воин побежали к Конану, на всякий случай хаотично прыгая то влево, то вправо, чтобы не быть поверженными невидимым лучом.

— Хапри, возьми веревку! — выкрикнул киммериец. Молодой воин, не останавливаясь ни на мгновение, подхватил с земли моток добротной веревки, упавшей с одного из верблюдов во время суматошных приготовлений ко встрече маульпы.

Вашти вскрикнул и упал. Но тут же вскочил и добежал до близкого укрытия. На его правой икре растекалось красное пятно ожога.

— Пройдет! — отмахнулся асир, заметив настороженным взгляд Хапри. — Не так меня еще шпарили! Наши бабы и то поопаснее будут!

Конан принял веревку из рук молодого воина. Сделал шаг назад, выходя из-за укрытия.

— Вот это по-мужски, — одобрительно кивнул старый дракон, заканчивая сжигать очередного караванщика. Только сейчас киммериец понял, что караван уничтожен. Полностью. Молодой как раз заканчивал издеваться над подрагивающим в судорогах верблюдом. Летающие твари убили всех, кроме крохотного отряда короля Аквилонии.

Стоны умирающих начали стихать. Через мгновение — стихли совсем.

Воздух был насквозь пропитан смертью, все еще помня крики, мольбы и стоны караванщиков. Два чудовища возвышались над этим песчаным кладбищем, как беспощадные обитатели Валгаллы.

Их вытянутые морды светились откровенным весельем, которое они изливали в каркающем смехе и ярких вспышках глаз.

Киммериец понял, что теперь ему придется сразиться сразу с двумя гигантскими тварями. Он крепче сжал меч и двинулся навстречу могучим противникам.

— Нет, так неинтересно! — возмутился старый дракон. — Двое — на одного. Человек, ты насмехаешься над нами? Где твои друзья? Зови их, хоть как-то уровняем шансы!

— Может, так будет немного интереснее? — спокойно спросил Конан, втыкая меч в песок. Поднял с земли кофийский клинок, лишившийся хозяина. Затем уверенно размахнулся и бросил его в старого монстра.

За мгновение до броска дракон понял простой замысел киммерийца, но было слишком поздно.

Быстро вращаясь, меч погибшего караванщика вмиг преодолел расстояние до чудовища и, словно острая бритва, срезал оба крыла.

Старый дракон пронзительно заверещал, отчаянно махая жалкими обрубками, потерявшими прозрачность.

— Какая все-таки странная у вас кровь, — задумчиво сказал Конан, провожая взглядом падение крыльев, истекающих зловонной мутно-серой жижей.

Молодой дракон растерянно водил головой от своего напарника к киммерийцу, и обратно. Старый истошно вопил, все еще не оправившись от шока.

— Теперь тебе сложнее будет летать, — усмехнулся Конан. — Если только ты не научился у маульпы отращивать все подряд.

Киммериец понял, что в ближайшее время старик ему не опасен, поэтому переключил внимание на второго противника. Молодой дракон был настолько поражен бесславным проигрышем своего наставника, что совсем забыл про линзу.

Теперь его крылья потеряли прозрачность. И когда он заметил приближение Конана, то не сразу смог нанести удар.

Тем временем в руках киммерийца замелькала веревка. Она оканчивалась широкой петлей, которую воин, раскрутив над головой, метнул по крутой дуге.

Петля повисла на шее дракона. Конан резко потянул веревку на себя, затягивая узел. Чудовище резко задергало крыльями, петля сильно сдавила толстую шею.

Ноги киммерийца оторвались от земли. В них тут же вцепился Вашти. Когда асир почувствовал, что и его ноги покидают теплый песок, на помощь пришел Хапри. Но и он вскоре оказался в воздухе. Драконьи крылья обладали огромной силой.

Крокодилоподобная голова дико извивалась на короткой шее, пытаясь дотянуться до веревки острыми зубами. Петля от этого затягивалась еще сильнее. Ослепленный страхом и болью, дракон быстро заработал крыльями, унося своих врагов на юго-запад.

— Хорошо летим! — крикнул Хапри, одной рукой держась за ногу асира, а другой удерживая меч Конана, который подхватил за мгновение до стремительно взлета.

Скоро, уже порядком устав от сумасшедшего полета, киммериец увидел вдали деревья, резко ограничивающие пустынные просторы.

— Прилетели, — прокричал Вашти, чувствуя, как слабеют пальцы.

Границу Пустыню Смерти пролетели на огромной скорости, а следующий взмах дракон сделать не успел, рассыпавшись облаком серого песка. Отряд Конана врезался в крону дерева и, пересчитав едва ли не все ветви, оказался на земле.

— Колдовство, — громко сказал киммериец, ощупывая тело в поисках переломов. Вашти цедил сквозь зубы проклятия. Хапри, держась за голову, бродил в зарослях огромного кустарника с треугольными листьями, куда он обронил в полете меч Конана.

— Нам пора в путь, — сказал киммериец, вставая. Он все еще крепко сжимал веревку.

Обсудив переход через пустыню, окончившийся головокружительным полетом на необычном драконе, король Аквилонии решил не спешить углубляться в неведомые земли под покровом ночи, ибо опыт Кровавого Леса все еще не давал им покоя. К тому же усталость брала свое. Конану все труднее становилось отказываться от сна. Ведь за весь длительный переход от Тарантии он, как и его спутники, отдыхал не больше четверти суток.

Глава 4. Тайна Хорота

1

Сдается мне, вам стоит на это взглянуть! — сказал Вашти, входя в круг света, отбрасываемый пышным костром.

— Куда взглянуть? — отозвался Хапри.

Асир махнул рукой куда-то за спину. — Что там? — сухо спросил киммериец, изучая зазубрину на мече, оставшуюся на память о маульпе.

Человек какой-то лежит.

— Живой? — Конан встал.

— Бормочет что-то непонятное. Так что — живой. Пока. Уж больно его бормотание сродни предсмертному бреду.

— И чего бормочет? — Хапри тоже встал. Взялся было за рукоять сабли, но передумал беспокоить оружие.

— Веди! — приказал киммериец, всматриваясь в темноту. Вашти в который раз бросил восхищенный взгляд на блики, играющие на могучих мышцах Конана. Игры пламени выгодно подчеркивали мускулатуру короля Аквилонии, порождая в сознании асира мимолетную зависть.

Отряд погрузился во тьму. Через несколько шагов Конан уперся в спину Вашти. Отстранил его в сторону и присел над дрожащим комком тьмы.

— Надо перенести его ближе к огню, — заключил киммериец, прислушиваясь к бессвязному бормотанию.

Хапри подхватил незнакомца под руки, Вашти взялся за ноги.

В свете костра Конан смог рассмотреть находку асира. Перед ним лежал парнишка. Худой, но высокий и плечистый. Раскосые глаза были плотно прикрыты дрожащими веками. Плечи незнакомца покрывали крупные волдыри, оставленные сильными ожогами.

— Да он, похоже, тоже недавно из Пустыни Смерти выбрался, — заметил Хапри, изучая его кожу, измученную ярким солнцем.

Незнакомец открыл глаза и посмотрел па киммерийца. Его зрачки забегали, пытаясь вернуть зрению четкость.

— Воды, — прошептал он наконец потрескавшимися от жары губами.

Хапри зачерпнул огромным листом местного дерева мутной жидкости из старого пня, храпящего затхлую воду давнего дождя. Путникам выбирать не приходилось. Все запасы живительной влаги остались в пустыне вместе с погибшим караваном.

Незнакомец жадно пил, потом взял лист в руки и сел. Он оживал на глазах.

— Как твое имя?! — спросил киммериец, неотрывно глядя в болезненно желтые глаза юноши.

— Фатих, — сипло пробормотал тот, недоверчиво прислушиваясь к собственному голосу. — Меня зовут Фатих.

— Кто ты и что здесь делаешь?

— Я сын паромщика. Помогал другу дойти до Хорота. Мы шли коротким путем — через пустыню.

— И где твой друг? — Вашти покосился в сторону, где он нашел Фатиха.

— Талиф погиб. Его схватило чудовище, прятавшееся в зыбучих песках.

— Зачем ты повел своего друга через Пустыню Смерти? — спросил Конан.

— Он спасался от погони. Украл немного серебра с одного из шикасских рудников. — Незнакомец закрыл глаза, не в состоянии выдержать тяжелый взгляд киммерийца. — Это самый короткий путь.

— Как ты здесь оказался?

— Прилетел. — Фатих закашлялся.

Вашти и Хапри переглянулись. Асир покрутил пальцем у виска.

— Что значит — прилетел? — нахмурился Конан.

— На драконе. Он долго держал меня в своей омерзительной пасти. Под языком. Потом внезапно дракон исчез, и я начал падать. Помню яркую вспышку. Что-то больно оцарапало руки и ноги. Все.

— Ты что забыл, мы сюда тоже не пешком пришли, — прошептал Хапри на ухо Вашти, реагируя на его жест.

Асир на миг задумался, виновато улыбнулся и опустил руку.

— Ну, и что нам с тобой делать, Фатих? — сухо спросил Конан.

— Помогите добраться до реки. Отец отблагодарит!

— А кто твой отец? — поинтересовался Хапри.

— Он держит переправу через Хорот.

— Паромщик? — Вашти удивленно покосился на юношу.

Фатих кивнул, зачерпнул еще воды и припал к листу.

Отряд киммерийца оживился.

— На рассвете ты поведешь нас к своему отцу! — заключил Конан.

2

Утро встретило путников крупными каплями зеркально чистой росы. Светало. Солнечные лучи уже давно резвились между длинными перистыми облаками, но самого солнца еще видно не было.

Конан открыл глаза. На ресницу упала капля росы, скатившаяся с древесного листа. Киммериец инстинктивно моргнул, но больше ничем не выдал своего пробуждения. Вместо того, чтобы резкоподняться, как он делал каждое мирное утро, и идти будить свою немногочисленную команду, Конан оставался неподвижным, стараясь держать дыхание ровным.

Звук, который и заставил киммерийца насторожиться, повторился. Кто-то медленно крался к месту ночлега отряда короля Аквилонии. Кто-то большой, ибо, несмотря на все попытки чужака приблизиться тихо, его выдавало тяжелое дыхание и похрустывание настила из мелких веток, ссохшихся под палящим солнцем на вершине деревьев и сорванных коварным ветром.

Дыхание приблизилось, хруст прекратился. Конан заметил, как медленно сдвинулась рука Вашти, лежащего по другую сторону от потухшего костра.

Асир нащупал саблю и замер. Киммериец был уверен, что и Хапри давно вырвался из предательских объятий сна и застыл в ожидании команды. Только Фатих громко сопел и ворочался на мягкой постели из травы и листьев. Сын паромщика был далек от реальности, тем более — от опасностей реального мира.

Гость остановился на краю поляны, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Затем пришел к какому-то решению и сделал шаг в сторону путников.

— К бою! — выкрикнул Конан, вскакивая на ноги. По обе стороны от его меча тут же заблестели сабли.

Над воинами возвышался огромным зверь с туловищем медведя и головой тигра.

— Везет нам на уродов, — проскрежетал асир.

Тигромедведь посмотрел на него. Киммериец с удивлением понял, что зверь не собирается на них нападать. Не с таким добродушным взглядом предательски нападают на спящих противников. Не обращая внимания на людей, выставивших перед собой крошечное, по его меркам, оружие, невиданное животное прошло рядом с ними, наступив на все еще дымящиеся угли костра, и склонилось над Фатихом. Огромная волосатая лапа тронула плечо сына паромщика. Тот заворочался, открыл глаза.

— Гриз! — радостно воскликнул Фатих, хватая толстую лапу. Зверь довольно заурчал, словно большая кошка.

— Может, ты нам кое-что пояснишь? — спросил Хапри. Фатих обернулся, поглаживая темно-коричневую шерсть тигромедведя.

— Это Гриз — наш питомец, — сказал он. — Он помогает отцу управляться с хозяйством, когда меня нет рядом. Заодно — сторожит переправу и дом.

— И что он здесь делает? — спросил Вашти.

— Наверное, меня почуял и пришел.

— Чего ж тогда подкрадывался?

— Не хотел меня будить. Но потом, похоже, не сдержался.

Зверь, настороженно прислушивающийся к разговору, закивал, будто поняв о чем говорят люди. Теперь он вел себя еще миролюбивее, когда почувствовал, что хозяин находится среди друзей.

— Нам нужно идти, — напомнил Конан, пряча меч в кожаных ножнах. — Ты приведешь нас к паромщику?

— Конечно.

Когда, быстро перекусив ягодами, найденными Гризом, отряд короля Аквилонии двинулся в путь, Фатих снова удивил воинов. Он забрался на шею своему питомцу и, словно забыв о гибели друга, всю дорогу до дома распевал песни. Пытка, ибо сын паромщика был далек от певческого искусства, продолжалась недолго. Как раз тогда, когда Вашти обдумывал, каким образом сбить с ног тигромедведя и добраться до горе-певца, редкий лес кончился, и ветерок донес до путников сладостный после Пустыни Смерти запах манящих вод Хорота.

Дом паромщика выглядел точно так же, как и дом старейшины, словно возведенный строителями кванти. К парому, курсирующему между двумя берегами, вела бревенчатая пристань, начинающаяся от самого крыльца дома. Сам паром мало чем отличался от обыкновенного плота, разве что добротностью креплений и высокими перилами. Через Хорот была переброшена толстая веревка, вдоль которой паромщик переправлял людей и товар на другой берег.

Река встретила путников густым туманом, берущим начало в двадцати шагах от берега и полностью скрывающим прозрачные воды Хорота.

— В недоброе время пришли мы, — пробормотал Фатих, нахмурившись. Перегнулся через голову Гриза и посмотрел в его огромные глаза. — Как ты мог бросить отца одного во время Тумана Призраков?

Зверь виновато опустил голову. Заскулил, но сын паромщика и не думал его утешать. Видимо, его питомец допустил слишком большую, опасную оплошность.

Киммериец, не дожидаясь предупреждения, обнажил меч. Вашти и Хапри последовали его примеру.

Окна дома были плотно закрыты ставнями, не давая путникам возможности заглянуть внутрь. Мощная дубовая дверь прикрывала вход без единой щели.

Фатих слез с Гриза и тихо постучал. Глухо заклокотала в тумане какая-то птица, пустив зловещее эхо. Дом молчал.

Фатих постучал еще раз. На этот раз громче. Настороженно вслушался в звуки за дверью. На лице сына паромщика появилось тревожное выражение. Он бросил на Гриза злой взгляд, хмуро посмотрел на туман, скрывающий половину парома, и, размахнувшись, забарабанил в двери.

Конан молча наблюдал за Фатихом.

Туман Призраков… Тут было над чем поразмыслить.

Чего так боится сын паромщика, оглядываясь на затуманенную реку? Что может быть настолько опасным, чтобы угрожать этой непреступной крепости, в которую паромщик превратил свой дом? Какое очередное испытание приготовил Кром для воинов? Конан не хотел верить, что чем-то прогневил могущественного бога. С таким противником ему никогда не справиться, ибо судьбу победить — не во власти смертного, не умеющего управлять временем, подвластным лишь богам.

Много вопросов теснились в сознании киммерийца, но король Аквилонии не дал им долго разъедать свой мозг. Резко тряхнув головой, он сбросил пелену мрачных мыслей и прислушался. Где-то в глубине дома зашуршали шаги.

Вскоре путники отчетливо услышали, как кто-то остановился по ту сторону двери. Громко ухнул филин, разбуженный тишиной. Все затаили дыхание.

3

— Гриз, это ты? — строго спросил кто-то из-за двери.

— Отец, открывай! — обрадовался Фатих.

— Не спеши, сынок. Прости старика за недоверие, но обернись, и ты увидишь его источник. Докажи, что ты мой сын!

Хапри вскинул брови, посмотрел на Вашти. Но асир, как и Конан, напряженно ждали развязки.

Сын паромщика мрачно посмотрел на Туман Призраков, приблизивший густую пелену еще на шаг, и задумался.

— Я не понимаю, что здесь происходит, но попробуй напомнить ему что-то из вашей жизни. Что знаете только вы, — посоветовал киммериец, прикрыв рукой глаза. Он чувствовал себя очень неуютно возле Хорота, окутанного волнением. Туман дышал опасностью. Это настораживало и держало в постоянном выматывающем напряжении. Конан предпочитал видеть противника, а не биться в стену предположений.

— Ты не один? — насторожился паромщик.

— Да, отец, со мной доблестные воины и Гриз!

Дверь внезапно отворилась.

— Проходите, — радушно сказал отец Фатиха, отступая в сторону.

Киммериец мгновение помедлил, бросил на старика-паромщика оценивающий взгляд и, не пряча меч, вошел вслед за Фатихом. Вашти и Хапри последовали за ним.

Асир задержался, пристально посмотрел в глаза хозяина дома на реке.

— Почему ты открыл нам дверь?

— Гриз никогда не ошибается. Если он пришел с вами, значит — вы друзья моего сына, а приведший вас — мой сын.

Вскоре паромщик уже потчевал гостей настоем из трав, которые росли только на берегах Хорота. Воины маленькими глотками опорожняли высокие кувшины, поглядывая на скудное убранство комнаты: добротный стол, десяток затертых табуретов, длинная скамья вдоль стены да небольшой плетеный ковер, наверняка прикрывающий вход в погреб.

Пламя трех свечей давало достаточно света, чтобы путники рассмотрели отца Фатиха получше. Седина давно скрыла молодость паромщика, но живые, по-восточному раскосые глаза, все еще сверкающие озорством, молодили его. Обветренная, загорелая кожа боролась с морщинами и складками. В движениях сквозила живость и уверенность.

— Что-то ты, сынок, припозднился, — сказал старик укоризненно. — Два дня я провел в тревожном ожидании и неведении.

— Угораздило меня, отец, ослушаться твоего напутствия и пойти через Пустыню Смерти.

Лицо паромщика потемнело от возмущения, затем кровь отхлынула от щек, выдавая осознание опасности, которой подверг себя Фатих.

— Зачем ты это сделал?

— В Шикасе я встретил Талифа…

— Этого бездельника и вора! — вскрикнул паромщик и стукнул кулаком по столу. Вспомнил про гостей, притих. — Я говорил тебе, что эта дружба до добра не доведет?!

— Говорил. — Фатих пристыжено склонил голову. — Но теперь он уже не будет будить в тебе гнев. Талиф мертв. Пустыня убила его. Он хотел пойти коротким путем, я повел его через пустошь. Повел к гибели.

— Только не говори, что ты повинен в его смерти. Я тебя знаю, может, лучше, чем ты сам. Пустыня Смерти никогда бы не заманила тебя, если бы не твоя безотказность. Ты хотел помочь Талифу, негодяю, который всего несколько лет тому назад украл нашу кобылу и исчез. Не вини себя, сынок, боги забирают только тех, кто им нужен. Случайностей в таких делах не бывает.

Конан терпеливо дослушал поучения паромщика, затем поставил кувшин на стол, привлекая всеобщее внимание.

— Нам нужно перебраться на другой берег Хорота.

В комнате повисла тишина. Старик испуганно посмотрел на киммерийца.

— Если бы не видел я твоего лица, серьезности твоих глаз, то просто посмеялся бы над твоими словами. Не шутишь ли ты, воин?

— Нет, я далек от этого уже многие годы. Что дает тебе повод для смеха?

— Давай, я расскажу тебе и твоим друзьям про Туман Призраков. После этого я спрошу тебя снова о серьезности твоих намерений.

— Я слушаю тебя, — кивнул Конан.

Паромщик посмотрел на пламя свечи, задержал взгляд, собираясь с мыслями.

— Когда-то давным-давно здесь жили атланты, испытывавшие едва ли не рассвет своего могущества. Они пришли с запада и расселились по берегу Хорота. В этих местах реку разделял, чтобы потом соединить, огромный остров. Этот прекрасный оазис Хорота облюбовали сановитые атланты. Среди фруктовых садов, подобия которым не найти во всей Хайбории, взметнулись к небу и богам высокие дворцы, украшенные всеми виданными и невиданными драгоценными камнями и металлами. Многочисленные башни протыкали облака. Атланты жили спокойной и богатой жизнью.

Но однажды пришла стихия. Наводнение, которое еще ни разу так рьяно не тревожило Хорот, затопило множество поселений атлантов на побережье реки. А больше всего пострадали сады и дворцы на острове. Плодовые деревья вырывало с корнем и уносило вместе с сотнями погибших атлантов. Вода подмывала дворцы, обрушивая стену за стеной, башню за башней. Казалось, не было этому конца, когда среди грозных волн бушующего Хорота с одной из башен заметили крохотную лодку, в которой стоял человек. Он не боялся упасть. Его хрупкое суденышко словно и не замечало огромных пенящихся волн, бьющихся в борта. Человек сошел с лодки прямо в одно из окон башни, к которому вода подобралась особенно близко. Он встретил перепуганных атлантов спокойными речами и предложил помощь, потребовав взамен привилегии и власть. Атланты согласились без промедления, с недоверием и завистью отнесясь к словам незнакомца. Потом только они поняли, что их спаситель — могущественный колдун с востока, которому подчиняются самые грозные силы природы.

Не прошло и дня, как Хорот успокоился и обмелел. Радости атлантов не было предела. Они возвели для спасителя красивейший дворец, задаривали его дорогими подарками. Жизнь колдуна стала богатой, роскошной. И тогда он решил упрочнить свою власть, вмешавшись в интриги сановников.

Это было его ошибкой. Не будучи искушенным в этой коварной борьбе, колдун пал жертвой чьей-то опасной авантюры. Ему приписали попытку переворота и захвата власти. Приговорили к смерти. Народная любовь мгновенно испарилась, заслуги были забыты. Его могущество пугало, поэтому приговор был приведен в исполнение на следующее же утро.

Но перед смертью колдун, связанный и скованный по рукам и ногам, держал речь. Атланты не успели закрыть ему рот. Странное проклятие на неведомом языке сошло со старческих губ перед тем, как голова колдуна скатилась в воду.

В то же мгновение остров засиял, словно звезда. Вспыхнул и погас. Атланты, толпившиеся на берегу Хорота, бежали, охваченные ужасом.

Остров исчез.

С тех пор каждый год воды реки в этих местах затуманиваются, чтобы скрыть призрачный остров. Атланты все еще живут на нем, но они приняли облик огромных волков, раздирающих всякого, кто осмелится приблизиться к ним. Так гласит легенда…

— Ты веришь в свои слова, паромщик? — спросил Конан, рисуя на столе невидимые узоры.

— Ничего другого не остается, — развел руками старик. — Мне не раз доводилось видеть здесь огромных волков, их пылающие яростью красные глаза.

— Долго длится этот Туман Призраков? — проворчал Хапри, сверля глазами стол.

— Ровно семь дней. Вчера начался.

Вашти выругался.

— Можно этот туман как-то обойти? — Конан резко провел рукой по длинным волосам.

— Остров довольно узкий, но длинный. День пути. Я это хорошо знаю. В свое время нужно было попасть на другой берег. Пришлось идти… Если же пытаться обойти вверх по течению, то дорога займет намного дольше, там очень густые прибрежные заросли.

— Что же нам тогда делать? — пробормотал Хапри, с надеждой глядя на киммерийца.

— Оставайтесь, — сказал паромщик. — Места у меня на всех хватит.

— Нет, мы не можем ждать шесть дней! — Конан хлопнул ладонью по столу. — У нас нет времени в запасе, старик. Совсем. Мы должны не позже ночи быть на другом берегу!

За дверями внезапно раздался громкий рык, затем еще один. Глухой удар породил жалобное поскуливание. Киммериец вскочил, опрокидывая табурет.

— Что случилось? — замотал головой разбуженный Фатих, до этого дремавший на лавке.

— Волки! — выпучил глаза паромщик.

— Гриз! — воскликнул Фатих и бросился открывать дверь.

Конан оттолкнул его и, сдвинув в сторону тяжелый засов, первым выбрался из дома. Возле парома лежал тигромедведь. Вокруг него искривились в неестественных позах огромные волки. Двое были еще живы. Пытаясь добраться до воды, они отчаянно дергали перебитыми лапами. Но силы покинули их разбитые тела. Питомец семьи паромщиков обладал огромной силой, если способен был так изувечить противников. Гриз не подавал признаков жизни. Его шерсть, обильно смоченная кровью врагов и водой Хорота, сбилась в комки.

— Гриз! — закричал Фатих, с ужасом наблюдая, как из шеи тигромедведя вырывается карминовая струя. Острые клыки волков все-таки достали до уязвимого места. Сын паромщика устремился к любимцу.

— Стой! — приказал киммериец, схватив его за плечо. Подозрительный взгляд Конана пытался пронзить толщу тумана, почти скрывшего паром.

— Волки могут только этого и ждать, — добавил он.

Перехватив меч двумя руками, он медленно пошел к Гризу.

4

Конан двигался практически беззвучно, мягко ступая по бревнам причала. Туман колыхался, закручиваясь в вихри от неосязаемых потоков воздуха. Он словно завлекал воина, подбадривая при каждом движении.

Киммериец был всего в пяти шагах от Гриза, когда заметил в тумане три темных пятна, и резко бросился на землю. Зубы зверя клацнули над головой Конан. Тускло блеснул меч, вспарывающий худое брюхо. Волк заскулил, упал, затрясся и задергал лапами. Конан вскочил. С двух сторон к нему подкрадывались, низко склонив головы, два зверя. Волки двигались бесшумно, лишь глухое рычание выдавало их. Киммериец настороженно водил мечом из стороны в сторону, ожидая атаки в любой миг.

— Саблю! — крикнул он, продолжая внимательно следить за противниками. — Мне нужна сабля! Вашти!

— Бросаю! — отозвался асир. За спиной Конана засвистело острое лезвие, вспарывая густой воздух. Воин резко развернулся, легко подхватывая оружие. И тут же волки напали, решив, что Конан отвлекся.

Два блика сверкнули навстречу атлантам, укрытым проклятием.

Меч столкнулся с острым клыком, отскакивая и выворачивая руку киммерийца. Зверь упал и, издав удивительно человеческий стон, начал тереть лапой челюсть.

Сабля попала точно в пасть второго волка, мгновенно погасив блеск демонических глаз. Не давая себе передышки, Конан взмахнул мечом и отрубил голову стонущего зверя.

Осмотрелся. К четырем убитым Гризом волкам добавилось еще три.

Вложив меч в ножны, киммериец, держа наготове саблю, схватил тигромедведя за лапу и, напрягая мышцы, медленно потащил его к дому.

— Пусть устраивают пир над своими сородичами, — спокойно сказал он, когда подошел к паромщику.

Туман откликнулся слитным воем. Через мгновение Конан понял, что приближается уже целая стая волков.

— Все — в дом! — приказал он, схватил Гриза за густую шерсть и последним забрался в укрытие. В щель закрывающейся двери он увидел многочисленные угли глаз, дрожащих в молочной пелене Тумана Призраков.

— Значит, легенда не врет, — подытожил киммериец, оглядевшись. Его глаза метались от Вашти, прячущего вернувшуюся саблю, к Хапри, настороженно поглядывающему на дверь. Затем взор Конана остановился на побелевшем от пережитого страха лице паромщика.

— И много этих волков на острове? — спросил киммериец после недолгого, но напряженного молчания.

— Сотни, — развел руками старик. — Может, тысячи. Кто их знает? Легенда умалчивает, сколько атлантов жило на побережье Хорота. Тем более — на острове. Но одно мне известно точно — остров очень длинный, и на нем было много дворцов.

— Похоже, нам придется прорываться через Хорот с оружием в руках, — мрачно сказал король Аквилонии, осмотрев свой отряд.

— Безрассудство, — сказал паромщик, покачивая головой. — Еще никто из осмелившихся разрушить заклинание не вернулся живым. И редко кому удавалось выловить из реки трупы этих безрассудных удальцов, когда Туман Призраков исчезал вместе с проклятым островом.

— О каком заклинании ты говоришь? — вскинул брови Конан.

— Я разве не рассказал? Нет? Тогда слушайте. Существует поверье: если кто-то сможет продержаться на острове от полудня до заката, тогда чары окутывающие атлантов, будут рассеяны. Волки обретут человеческое обличие, чтобы их души заняли достойное место среди предков. Они исчезнут, покорившись времени, и не будут больше страдать от вечного блуждания в Тумане Призраков. Остров снова заживет прежней жизнью, вернув себе утраченную природную девственность. А избавитель в награду получит от атлантов щедрый дар.

— Я не собираюсь торчать на острове до заката! — возмущенно воскликнул Вашти.

— Это невозможно, — откликнулся Хапри на вопросительный взгляд киммерийца.

— Решено! — пророкотал король Аквилонии.

— Мы не имеем права поддаваться власти легенды, какой бы правдивой и благородной она ни была. У нас есть более важная миссия. Будем прорываться!

— Это непросто, — печально сказал старик. — Волки впервые за долгие годы напали на мой дом. А это значит, они почувствовали опасность, нависшую над их существованием. Не тешьтесь надеждой, что волки хотят освобождения от заклятья. Их сознанием управляют демоны, а не атланты. Человеческие желания подавлены потусторонним гневом и жаждой крови.

— Нам только битвы с демонами не хватало, — пробормотал Хапри, поглаживая рукоять сабли.

— Откуда тебе столько известно об этой легенде? — подозрительно спросил Вашти.

— Во-первых, я здесь живу — видел немало. Во-вторых, пять лет назад мне довелось переправлять одного странного человека. Он пришел, как и вы, во время Тумана Призраков. Но проявил больше благоразумия и остался у меня переждать, пока колдовство не рассеется. Этот человек и поведал мне легенду Падших Атлантов.

— Ты дашь нам паром, старик? — спросил киммериец, решительно вскинув голову.

— Разве я могу отказать человеку, спасшему жизнь моему сыну? — грустно ухмыльнулся паромщик. Киммериец успел поведать ему историю похода через Пустыню Смерти. Когда же Фатих рассказал о своем путешествии, все встало на свои места. — Берите. Только не забудьте, что он не доставит вас на другой берег. Посередине реку перечеркивает остров. Так что, перебравшись через него, вам придется добираться до берега вплавь. А паром я потом подберу, после Тумана.

Внезапно дверь сотряс мощный удар, привлекая всеобщее внимание.

— И чего им неймется?! — покачал головой Хапри.

— Они чувствуют опасность, — напомнил паромщик.

— Мы ведь не собираемся разрушать заклинание! — возмутился Вашти. Он никогда не видел волков, и первая встреча с ними создала в его памяти не лучший образ, заставляя трепетать, казалось, бесстрашное сердце. В соседней комнате кто-то закричал, заставив даже Конана содрогнуться от ужаса.

— Фатих! — Паромщик побледнел. — Волки пробрались через дымоход!

Киммериец бросился вслед за сорвавшимся в места стариком. Краем уха он услышал, как надсадно затрещала дверь под тяжестью нового, более тяжелого удара. Кто-то сосредоточенно царапал прочные ставни, скрывающие окна. Дом паромщика атаковали уже не три волка. Киммериец по глухому рычанию выделил пятерых: двое прыгали на дверь, трое пытались найти слабину в добротных ставнях.

— Как мне надоела вся эта нечисть! — воскликнул Хапри, выхватывая саблю. Подскочил к двери, сдвинул засов.

— Об угол ударился?! — схватил его за плечо Вашти. — Хочешь нас всех погубить?!

Но молодой воин только отмахнулся, освобождаясь от руки асира. Толкнув дверь, он врезал по морде первому волку. Второй оказался порасторопнее, увернулся. Но Хапри успел полоснуть его саблей по глазам. И тут же закрыл дверь.

Тем временем киммериец и паромщик ворвались в комнату, из которой донесся крик Фатиха. В воздухе летали облака потревоженной сажи. Конан громко чихнул, привнеся в бесцельное кружение серых пылинок еще больший хаос.

Сын паромщика лежал на жестком ковре в центре комнаты. Над ним возвышался оскалившийся волк, презрительно сверкающий голодными глазами. Окровавленные руки Фатиха закрывали заплаканное лицо, полные дикого ужаса глаза. Но зверь, увидев короля Аквилонии, сразу же утратил интерес к первой жертве. Легко спружинив на сильных лапах, он бросился на киммерийца. Паромщик испуганно отшатнулся, враз потеряв всю воинственность.

Несмотря на молниеносную реакцию, Конан немного запоздал, поднимая меч. Когти волка вцепились в его руку, заставив выпустить оружие. Еще прыжок. Огромная пасть замерла совсем близко от горла воина. Киммериец, удерживая голову извивающегося животного за уши, почувствовал на лице разгоряченное дыхание. Ноги Конана натолкнулись на порог, и противники, сплетенные в смертельных объятиях, повалились на пол.

Паромщик заметил, что из огромного камина высунул голову еще один волк. Недолго думая, старик подхватил с пола меч киммерийца и рубанул от плеча. Полетела серая крошка. Меч задел камень, из которого был сложен очаг. Острое лезвие вонзилось в шею зверя и застряло, уперевшись в крепкий хребет. Сила старика не могла соперничать с силой хозяина оружия. Но такого удара оказалось достаточно. Волк дернулся и обмяк, закрыв своим телом лаз для других зверей.

Конан натужно хрипел, с трудом удерживая невероятно сильного противника. Ни один обычный волк не выдержал бы и мгновения в схватке с киммерийцем. Если только зверя не создала Тьма… Острые когти все глубже рыли борозды на теле Конана. Уродливая голова резко дергалась, пытаясь внезапным рывком прорваться к горлу короля Аквилонии. Но крепкие руки не ослабляли хватки.

Два когтя неожиданно впились в могучее бедро. Киммериец стиснул зубы от боли, собрал воедино всю ненависть и мощным рывком сломал зверю шею. С отвращением сбросил тварь с себя.

Конан прислушался и удивленно замер.

Наступившая тишина завораживала.

5

— Почему волки отступили? — в который раз спросил Хапри.

— Испугались, — довольно усмехнулся Вашти, разлегшийся на скамье.

— Не знаю, ведомо ли им такое чувство как страх, — покачал головой Конан и посмотрел на сына паромщика, обрабатывающего его раны мутной жидкостью с резким запахом.

— Я заметил в их глазах только скрытую ненависть и затаенную хитрость. — Хапри задумчиво оглядел комнату. Его взгляд остановился на короле Аквилонии. — Эти твари намного умнее, чем кажется поначалу. Ими управляют не животные инстинкты.

— Я вам солгал, — неожиданно сказал паромщик, не отрывая взор от пола. — Когда говорил про незнакомца, поведавшего мне легенду атлантов.

Все взгляды скрестились на старике.

— Ну, теперь-то ты готов сказать нам правду? — вскинул бровь киммериец. — Хорошо, мы слушаем.

— Я говорил вам, что мой дом впервые подвергся нападению волков. Это неправда. Первый раз уже был.

— И произошло это тогда, когда ты принимал у себя того самого любителя легенд, — сказал Хапри.

Паромщик кивнул и продолжил:

— Звери обступили дом и протяжно выли. Потом дружно набросились. Еще не было ставень. Дверь я сколотил из тонких досок. К тому же она не запиралась. Поэтому вскоре волки заполнили все комнаты — слава Митре, Фатих тогда ушел в Шамар! — и зажали меня и гостя в углу. Но, что странно, они не обращали на меня внимания. Совсем. Взгляды красных немигающих глаз были направлены на незнакомца, который перед этим и поведал мне легенду. Я для них не существовал! Что-то подобное я видел сегодня…

— …Когда волк напал на меня, — спокойно сказал Конан, — в то время как ты стоял на шаг ближе к нему и выглядел гораздо более привлекательной жертвой.

— Именно!

— И что произошло с твоим гостем? — поторопил старика Хапри.

— Ничего. Абсолютно. За мгновение до нападения зверей, он внезапно поднял правую руку и сказал несколько слов на неведомом мне языке. Услышав эти гортанные звуки, волки разом поджали хвосты и, жалобно поскуливая, выбежали из дома.

— Снова — колдун! — возмутился асир. — О Имир, за что ты так не жалуешь наш поход?!

— Здесь владения других богов, Вашти, — заметил Хапри. — Так что не стоит спрашивать со своего. Он далеко на севере.

Асир мрачно покосился на молодого воина. Промолчал.

— А дальше? — Конан терпеливо ждал продолжения рассказа паромщика.

— После того, как всех волков поглотил Туман Призраков, мой гость, не говоря ни слова, вышел на причал, вскочил на паром и уплыл.

— Как это — уплыл? — воскликнул Вашти.

— А вот так. Взял и уплыл. Мой мозг был не настолько сильно подавлен страхом, чтобы я бросился мешать колдуну. А паром я нашел на следующий день после того, как рассеялся туман. Прибило к берегу ниже по течению.

— Странно как-то, — сказал киммериец после недолгого молчания. — Легенды обычно расходятся очень быстро. Они не держатся долго в одних устах, распространяясь подобно лавине или болезни. Но о твоей я слышал впервые. К тому же, по твоим словам, остров просто огромен — больше суток пути в длину. И о нем тоже нет ни одного предания. Можно попробовать объяснить это тем, что баржи начинают ходить дальше по течению из-за многочисленных мелей Хорота, поэтому люди редко бывают в этих местах. Но верится в такое объяснение с трудом.

— Ничем не могу помочь, — развел руками старик. — Твои сомнения можешь развеять только ты сам.

— Или остров, — спокойно добавил Конан.

6

— И все-таки почему они отступили? — Киммериец напряженно всматривался в туман.

— У меня есть предположение, — отозвался паромщик, передавая Вашти корзину с провизией. Встретил взгляд Конана. — Мой таинственный гость упомянул однажды про привязанность волков к туману. Я понял, что долго вне Тумана Призраков они жить не могут. Как рыбы — без воды.

— Верь в это, — кивнул король Аквилонии. — Похоже, в этом твое единственное спасение!

— Счастливого пути! — махнул старик и толкнул паром. Конан ускорил отплытие, навалившись на багор, которым уперся в причал.

— Вашти, Хапри, не подходите близко к перилам, — тихо сказал он, вслушиваясь в шелест воды, ласкающей просмоленные бревна.

Асир что-то буркнул в ответ об излишестве детских поучений, но тут же вспомнил, к кому обращается, и замолчал.

Молодой воин отошел на середину парома и сел.

— Встань! — нахмурился Конан. — Сидя ты не сможешь в полную силу отреагировать на внезапную атаку.

Хапри молча подчинился.

Вашти взялся единолично управлять переправой. Он медленно и размеренно подходил к носу парома и, крепко сжав веревку, отступал к корме.

— Ты неправильно идешь, — заметил молодой воин, рассматривая скрытые туманом очертания спутника. — Нужно не пятиться, а идти лицом вперед. Так удобнее!

— Удобнее? — усмехнулся асир. — Так удобнее получить когтем в спину и клыками в зад!

Разговоры прекратились. На пароме воцарилась мрачная тишина. Конан настороженно глядел по сторонам, но почти ничего не видел в тумане. Киммериец едва мог рассмотреть своих воинов. Хапри замер. Вашти спокойно вышагивал вдоль перил.

Король Аквилонии поднял голову, в надежде увидеть хоть какие-то признаки солнца, но взгляд вылавливал лишь слабое, беспощадно рассеянное свечение.

Где-то рядом плеснула крупная рыба. Потом еще одна. После третьего всплеска киммериец схватился за меч.

— Внимание, — прошептал он.

Хапри медленно обнажил саблю, вставая спиной к широкой спине Конана.

Вашти продолжал тянуть паром. Лишь пружинящий шаг выдавал его готовность к бою. Левая рука, опустившаяся на рукоять сабли, говорила о решимости и уверенности. Асир выжидал.

Но вместо волков из воды на деревянный настил выползло что-то небольшое, по колено воинам. Вашти бросил веревку и попятился. Он первым рассмотрел новых противников.

— Лучше бы это были волки, — прошептал асир, пристраиваясь спиной к братьям по оружию. Теперь отряд Конана мог отражать атаки сразу с трех сторон.

— Что ты увидел? — спросил Хапри, присматриваясь к неторопливым теням, окружившим паром.

— Вашти, отвечай! — приказал киммериец. Он давно открыл для себя истину: чем меньше враг, тем он опаснее. Природа, даже магическая, всегда воздавала за навязанные недостатки, вроде небольшого размера. Некоторые насекомые одним лишь укусом могли убить самого крепкого человека. Другие же многократно превосходили в ловкости и скорости.

Асир молчал. Он не любил даже пауков, не говоря уже о тех тварях, что лезли сейчас на воинов.

— Вашти! — прошипел Хапри, ткнув того локтем в бок.

— Скорпионы, — тихо отозвался асир. — Гигантские скорпионы.

Меч киммерийца вздрогнул, покачнулся. Конан сглотнул слюну. Он понял, почему враг так лениво передвигается. Они собирают армию для решающего штурма.

— Скорпионы очень проворны! — сказал он. — Не обманитесь видимой неповоротливостью!

— И что они здесь делают? — сухо спросил Хапри. — Что творится с миром? В пустыне мы встретились с гигантским крабом. На реке из воды вылезают десятки скорпионов.

— Колдовство! — отозвался Вашти. — Ну, мы так долго будем стоять? Или они решили заморить нас голодом?

— Похоже, что нам придется ждать, пока они не соберут приличное воинство и не победят нас количеством, — заметил король Аквилонии. — Кто против такой участи?

— Мне поднимать руку? — кисло улыбнулся Хапри.

— Я — против! — кивнул асир. — Эти проклятые маги даже героически погибнуть не дают! Будь здесь зритель, который рассказал бы моим потомкам о подвигах предка, я бы не беспокоился. Но чтобы меня бесследно сожрали какие-то гигантские тараканы!.. Ни за что!

— Тогда — вперед, — прошептал Конан. — Атакуем первым. По команде.

Очередная тень уцепилась в борт парома и, отчаянно работая скрытыми туманом клешнями, медленно влезла на дощатый настил, пристраиваясь бок о бок с другими скорпионами.

— Вперед! — проревел Конан, и троица рассыпалась, устремившись к замершему от неожиданности врагу.

7

Киммериец взмахнул мечом, в сторону полетели клешни, хвосты и перерубленные куски тел скорпионов, смешавшихся с щепками, в которые превращались перила после могучих ударов. Конан безостановочно размахивал тяжелым оружие, не давая врагу приблизиться. Короткие выпады поднимали в воздух тучи щепок и сраженных скорпионов. Иногда меч касался пола, оставляя глубокие рубцы. Но враг и не думал отступать. Пустующее место тут же заполняли новые противники, суетливо влезающие на паром.

Вашти крутил перед собой мельницу, поворачиваясь из стороны в сторону. Острое лезвие, на бешенной скорости превратившееся в блестящий и круг, крошило крепкие латы скорпионов на тысячи мелких кусочков. Враги отступали под защиту перил и каната, который асир боялся перерубить.

Но вскоре им стало тесно, и скорпионы посыпались на своих сородичей, только собравшихся влезть на паром.

Хапри убивал скорпионов по одному. Выманивал врага на себя, затем он ловко наступал на толстую спину и тремя стремительными взмахами сабли отсекал острые клешни и смертоносный хвост. Но и молодой воин вскоре последовал примеру Конана. Скорпионы перестали атаковать по одиночке.

— Этих тварей никогда не убудет! — прокричал Конан, расчищая очередную площадку от прибывающих врагов. — Это колдовство! Кто-то управляет ими, и будет создавать этих тварей, пока последний из нас не поляжет от смертельного яда.

— Ох, и доберусь же я до этого колдуна! — взревел Вашти, резко взмахнув мечом над полом. С десяток тесно сбившихся скорпионов лишились лап.

— Надо что-то делать! — отозвался Хапри, чувствуя накатывающуюся усталость. Темп, навязанный атаками скорпионов, изматывал молодого воина.

— Вашти, мы должны плыть, — громко сказал киммериец. — Тогда этим тварям будет сложнее забраться на паром.

— У каната полно скорпионов! — крикнул асир.

— Так перетащи его на середину парома! Быстрее!

Вашти спрятал саблю, ногой отогнал двух проворных противников, схватил канат и, рывком сорвав его с двух крючьев на перилах, потащил на середину парома.

— А мы прикроем тебя с боков! — подхватил Хапри, сметая в воду назойливых скорпионов.

Вода вновь зашелестела. Асир уже не мерил паром размеренными шагами, а едва ли не бежал, быстро перебирая ногами. Теперь скорпионам было тяжело уцепиться за низкие борта. Вода же смывала тех, кто успел схватиться за доски еще до того, как паром начал движение.

Киммериец смерчем налетел на оживленно копошащихся тварей, сметая их на своем пути вместе с остатками перил. Но стремительность едва не стоила ему жизни. Один из скорпионов, прижав хвост к деревянному настилу, проскользнул под быстрым оружием киммерийца и ударил противника в ногу. Конан тут же смел его, разрубив на две части, и настороженно взглянул на свою широкую ступню. Облегченно вздохнул и снова взмахнул мечом. Жало ударило в кожаный ремешок сандалии.

Вскоре перед королем Аквилонии предстали лишь изрубленные доски парома и неподвижные останки скорпионов.

Хапри с торжествующим криком расчленил последнего врага.

Внезапно громко выругался Вашти. Через мгновение ему уже вторил Хапри.

Конан, внимательно следящий за своим бортом, обернулся и замер. Лоб киммерийца покрылся испариной.

Асир стоял по середине парома и держал обрубок каната.

— Кто-то перерезал веревку! — сказал он и в очередной раз выругался.

— Или перегрыз, — добавил Конан, чувствуя, как по телу растекается коварная скованность. — Или перегрыз… — Ему не нравилась эта мысль. Ведь то, что он собирался предпринять, теперь становилось смертельно опасным.

— Что будем делать? — сотряс туман Хапри.

Друзья устремили взор на киммерийца. Король Аквилонии тяжело вздохнул, с грустью посмотрел на воинов и тихо спросил:

— Плавать умеете?

* * *

— Кто бы мог подумать, что туман для острова всего лишь прикрытие?! — сказал Хапри, захлебываясь словами.

После бешеного плавания сердце не вырывалось из груди только у Конана. Но и киммериец не мог спокойно дышать.

Они не знали, сколько времени занял этот заплыв, не знали расстояние, которое преодолели. Единственное, что сейчас занимало их измученные мысли, это обещание.

И Митра, и Имир получили клятвы: воины никогда больше не будут переправляться на пароме через реку кишащую скорпионами и волками.

— Кто-то лизнул мою пятку, — прохрипел Вашти. — В воде. Я это почувствовал.

— Так вот почему ты меня тогда обогнал, — засмеялся Хапри, но тут же закашлялся.

— Волки не лижут пятки, — кисло усмехнулся Конан, вставая. — Они их откусывают. — Король Аквилонии осмотрелся. — Клянусь гневом Крома, здесь невероятно красиво! И мне это не по душе…

— Туман Призраков. — Асир брезгливо сплюнул в густую пелену, резко заканчивающуюся у берега острова. — Надеюсь, эти водяные скорпионы не полезут на берег.

— Думаю, они подождут нас на другой стороне, — спокойно сказал Конан.

Хапри взглянул вверх по склону, у подножия которого отдыхал отряд, и замер.

— Здорово! — пробормотал он.

На гребне земляной волны, застывшей высоким холмом, стоял великолепный замок.

Белокаменные стены никогда не знали осады. Мраморные башни высоко вздымались над изумительным садом, изогнувшимся сотнями карликовых деревьев. Беспощадно слепил глаза блеск тысяч лепестков невероятных цветов.

На фоне туманной завесы, ограничивающей другой берег острова, замок словно парил в россыпи водяной пыли гигантского водопада. В каждом изгибе его каменной плоти чувствовалась уверенность и сила.

— Этот замок построили боги, — прошептал Вашти.

8

— Рад приветствовать вас в моем скромном жилище! — раздался голос позади путников.

Конан резко обернулся, едва не срезав кончиком меча бороду удивленного Вашти.

— Будьте сдержанней! — посоветовал тот же голос.

— Кто ты такой? — тихо спросил Конан, глазами обыскивая огромный зал замка. — Где ты?

— Я спускаюсь к вам.

Взгляд киммерийца скользнул по расшитым золотом портьерам, скрывающим огромные арочные окна, коснулся многоярусной люстры, сверкающей сотнями свечей, и упал на две зеркальных реки ступеней, плавными дугами спускающиеся в зал.

Незнакомец медленно вышагивал по великолепному ковру, скрывающему белый мрамор лестницы. Его левая рука, затянутая белой перчаткой, скользила по резным перилам. В правой хозяин замка сжимал высокий бокал с золотистым напитком.

Белые перчатки и черный балахон — единственное, что удалось разглядеть путникам. Лицо незнакомца скрывала чернота глубокого капюшона.

— Кто ты? — повторил король Аквилонии, не отрывая глаз от его спокойного шествия.

Хозяин замка ступил на иссиня-черный пол, натертый до чистоты горного озера.

— Кто я? Это не важно. — Капюшон раскачивался в такт с размеренными шагами. Незнакомец остановился в десяти шагах от воинов, боящихся даже дышать. Бокал наполовину исчез в темноте, окутывающей его лицо, и тут же вернулся. Золотистый напиток лениво покачивался в хрустальной оправе.

— Важно другое, — сказал хозяин замка. — Вы пришли на остров. Значит, вы хотите умереть.

— Это еще почему? — прорычал Вашти.

— Мы на острове временно, — пояснил Конан, крепче сжимая рукоять меча. — Мы — путники, которые хотят только одного — перебраться через Хорог.

— Я знаю, кто вы.

Безжизненный голос, лишенный власти малейших эмоций, заставил Хапри поежиться.

— Ну, так мы пойдем? — как можно более спокойно спросил он. — Спасибо, конечно, за гостеприимство. Нам пора.

— Не спеши, Хапри, — остановил его Конан, внимательно разглядывая незнакомца. — Нас, похоже, так просто все равно не отпустят. Так давай воспользуемся возможностью поговорить с колдуном и хозяином проклятого острова.

— Ты не так глуп, варвар, как я думал.

Киммериец мог поклясться самим Кромом, что колдун улыбается.

Хапри переводил изумленный взор с хозяина замка на короля Аквилонии. Вашти молча обнажил саблю, которую слишком поспешно вложил в ножны.

— Более того, — зло улыбнулся Конан. — Перед вами могущественный маг, который спас и погубил атлантов! Перед вами тот самый чужак, который усмирил волков, когда гостил у паромщика. И он же распространил легенду, погубившую не одного искателя приключений.

— Я потрясен. — Голос остался безжизненным. Только покачивание капюшона оживляло слова. — Ты сам до этого дошел, Конан из Киммерии? Поразительно. Похоже, эта встреча будет много интереснее всех предыдущих.

— Предыдущих? — Хапри, следуя примеру асира, выставил перед собой саблю.

— Много воинов последовали на остров в поисках богатства и славы. Моя история Падших Атлантов быстро разошлась по всему миру.

— Зачем ты сочинил эту легенду? — спросил Конан.

— А кто сказал, что легенда лжива? Ты переоцениваешь мои способности. Я не сказитель и не поэт. Мне это ни к чему. Нет смысла лгать, когда правда не может повредить. Мне просто нужна кровь, настоящая кровь. Не затхлая жижа, текущая в жилах волков, а свежая, человеческая. И наивные искатели приключений сами приносят ее мне.

— Вампир, — вздохнул Вашти.

— Нет, я не вампир. Кровь нужна мне лишь в магических целях. На кровь девственницы уже давно не полагаюсь, приходится довольствоваться тем, что есть. Конечно, иногда, во время Тумана Призраков, я покидаю остров и нахожу девственно чистую кровь, но надолго ее не хватает. Не могу же я выкачивать из бедных девушек слишком много живительной силы. Это бесчеловечно.

— Как трогательно, — сплюнул асир.

— Знали бы вы, сколько магической силы скрывает одна капля крови, были бы более почтительны. Интересно, сколько скрывается в вашей? Думаю, очень много. Кровь настоящих воинов, кипевшая в огне многих сражений. Что может быть лучше?

В памяти Хапри неожиданно ярко вспыхнули, подробности легенды атлантов, рассказанной паромщиком.

— Но колдуна, спасшего атлантов от наводнения, казнили, — пробормотал он.

— Как ты думаешь, — ухмыльнулся киммериец, — так ли легко убить мага, способного управлять стихией? Очевидно ведь, что именно он натравил на атлантов гнев водной стихии, чтобы вскоре предстать героем. Но древняя раса была не такой глупой. Они поняли, что колдун обманул их. И казнили его. Вернее — хотели казнить. А про то, что чародея погубило ложное обвинение в заговоре, он уже сам придумал. Не захотел чернить свое «доброе» имя.

— Опять я вынужден признать, как ошибся в тебе, варвар, — колдун отбросил бокал. Хрусталь разлетелся мириадами осколков, бесшумно брызнув на пол сотнями искр. — Но — перейдем к делу!

Конан прыгнул, легко преодолев десять шагов, отделявших его от колдуна.

9

Меч прорисовал широкую дугу, сверкающуюбликами сотен свечей. За мгновение до удара киммерийца колдун вскинул руки и быстро прочертил перед собой магический символ. Разрубленный балахон вспыхнул зеленым пламенем и рассыпался красным пеплом.

— Красиво, правда? — спросил колдун за спинами воинов.

Конан резко развернулся, крутнувшись на одной ноге. Что-то сверкнуло. Киммериец упал на колено. Кинжал пролетел над самой головой и растаял в воздухе. Вашти последовал примеру Конана. Хапри растерянно крутил головой, пока не заметил колдуна, восседающего на крошечном смерче под самым потолком.

— А ты и правда ловок, варвар, — кивнул маг, облетая люстру. — Молва не лжет.

— Ты еще удивишься, колдун, — спокойно сказал король Аквилонии.

Он не стал ждать следующей атаки врага. Вскочив, молнией метнулся к лестнице. Запрыгнул на перила и быстро взбежал на второй этаж замка, по пути увернувшись от еще одного ножа. Маг одобрительно качнул капюшоном, похлопал в ладоши. Перчатки приглушили звук.

Киммериец спрыгнул на деревянный пол коридора, поддерживаемый рядом высоких колонн.

— Все не могу понять, что ты задумал? — Колдун уже не сидел, а лежал. — Становится скучно.

Конан, выжидавший момент для ответного удара, едва не пропустил очередную атаку. Он не заметил, как под самым потолком возникла небольшая туча. Молния ударила всего в пяти шагах от короля Аквилонии, в последний миг свернув в сторону высокого бронзового подсвечника. Киммерийца словно огрели кувалдой по голове. Ноги подкосились, перед глазами заметались разноцветные круги, но он не позволил себе упасть. Сделав еще несколько неуверенных шагов, Конан с размаху всадил меч в деревянные перила.

Маг, увлекшись странной беготней воина, совсем забыл про люстру, удерживаемую толстым канатом, пропущенным через блок и привязанным к перилам второго этажа. Вот его-то и перерубил киммериец перед тем, как неподвижно распластаться на холодном полу.

Колдун не заметил, как оказался на пути люстры, с дребезжанием летящей к земле.

Вашти и Хапри видели как руки мага, сбивая свечи, пытались изобразить какой-то знак. Смерч уменьшился и рассеялся. Загорелся балахон. Колдун закричал, обезумев от боли. Люстра с грохотом подмяла его под себя, окатив пол волной воска и пламени. Крик оборвался.

— Король! — воскликнул Вашти.

Замок вздрогнул. Три колонны разом подломились. Обрушилась половина коридора, потеряв опору. Над следующей колонной все так же неподвижно лежал киммериец.

— Король! — закричал Хапри.

Асир побежал, обогнул обломки люстры и ринулся к лестнице. Но, внезапно поскользнувшись, проехал по полу несколько шагов и замер, звонко ударившись лбом о ступеньку.

Хапри застыл, нерешительно поглядывая то на Вашти, то на выход из замка. Кусок рассыпающегося потолка рухнул ему на голову, погасив сознание.

Замок рушился, погребая под собой беспомощных воинов, погрузившихся в беспамятство.

Весь остров сотряс мощный толчок. Над замком поднялось облако пыли. Рушились башни. Треснули вековые стены.

Туман рассеивался.

И только воды Хорота сохранили немое спокойствие, медленно наступая на тонущий остров.

Солнце медленно клонилось к закату, играя холодными лучами в вершинах прибрежных деревьев. Хорош отдыхал, раскинувшись зеркальной гладью. Борьба с островом отняла у него очень много сил. Радостно плескалась рыба. Над ожившей водой кружили белые тени птиц. Призрачный туман отступил, бесследно растворившись в ароматном воздухе.

Глава 5. Оскал войны

1

Руки поочередно поднимались над водой и снова ныряли, пуская вереницу крохотных волн. Ноги коснулись дна. Даург осторожно шагнул, сандалия снова погрузилась в ил. Хорот часто сбивал его с толку широкими мелями, неожиданно уводя дно из-под ног. Но это уже был берег.

Гандерландец медленно выбрался из воды. Затем прицепил обратно на пояс ножны, которые весь путь через реку держал над головой, и сел на траву, тускнеющую вместе с гаснущим днем. Спиной он оперся на широкий ствол неведомого дерева с необычно узкой кроной и позволил себе ненадолго расслабиться.

Даург устал. Путь через Пустыню Смерти вконец его измотал.

Гандерландец много раз терял и находил следы киммерийца. Но пустыня заставила его позабыть о намерении догнать отряд. Пески слишком быстро скрывали присутствие путников.

Теперь он уже не сомневался, что никогда не догонит Конана, заставил себя смириться с участью одинокого путника. Даург хотел лишь одного — поспеть в Мертвую Долину к сражению. Очень хотел. Но усталость брала свое, замедляя шаг, притупляя зрение. Измученное тело требовало отдыха.

Сонливость склонила голову на плечо. Тяжелые веки закрылись, но в последний миг гандерландец успел заметить какое-то движение. Мысли текли вяло. Сознание меркло, замедлялось дыхание. Даург в стремительном рывке вырвался из сетей грез и снова открыл глаза. Сделал это как раз вовремя. Занесенная для удара лапа прорезала на коре глубокие борозды в том месте, где еще мгновение назад примостилась человеческая голова. Гандерландец перекатился через левый бок, больно ударившись в край бревна, на котором сидел, и схватился за саблю. Но враг не собирался давать человеку так много времени. Даург едва увернулся от второго удара. Лапа вспорола воздух. Длинные когти чиркнули по животу. Воин вскрикнул от боли. Зверь последовал его примеру, огласив лес гневным ревом.

Даург отскочил еще на несколько шагов, в прыжке обнажая саблю. Враг ринулся было в атаку, но заметив в руке человека оружие, остановился, нерешительно качая головой. Зловонное дыхание противника окончательно отрезвило гандерландца, выбросив из головы все мысли о предательском сне. Теперь он мог спокойно перевести дыхание и осмыслить происходящее.

Перед Даургом, тяжело опираясь на толстые лапы, замер огромный медведь. Красные глаза не сулили человеку ничего хорошего. Гандерландца пока спасало лишь то, что зверь уже встречался с людьми, и в его косматой голове еще теплились воспоминание о силе человеческого оружия.

— Ну, так и будем стоять? — проворчал Даург, перехватив саблю двумя руками. Чтобы свалить с ног такого противника, простого удара будет недостаточно. Потребуется вся сила воина.

Зверь медлил, то отступая на шаг к воде, то пытаясь зайти с боку. Гандерландец наметил точку для удара, но не хотел атаковать первым. Он надеялся, что лесной житель одумается и уйдет. Но на такое медведь способен лишь с набитым брюхом.

Даург попятился, медленно двигаясь вдоль берега. Медведь спокойно провожал его горящими глазами. Затем кровожадно оскалился, неожиданно сорвался с места и прыгнул на жертву. Он был голоден.

Гандерландец взмахнул саблей. Но острое лезвие вместо того, чтобы пропороть горло медведя, лишь срезало клок шерсти и оставило на груди неглубокую рану, еще больше озлобившую зверя. Кривые когти впились в плечи Даурга. Воин упал, подкошенный огромным весом противника. В уши ударил победный рев. Гандерландец, превозмогая боль, несколько раз пнул зверя ногой в брюхо. Но медведь этого словно и не заметил.

Даург устало закрыл глаза. Он лежал, спокойно дожидаясь решающего удара тяжелой лапы.

Внезапно зверь издал жалобный рык и отпустил гандерландца. Даург открыл глаза и замер, недоверчиво глядя на происходящее.

Медведь испуганно отступал.

2

Земля дрожала. Раскаленный воздух опалил легкие. Конан открыл глаза и закачался, едва не потеряв равновесие. Он стоял на вершине узкой колонны, исчезающей в серых облаках где-то далеко внизу. Вокруг поселился сумрак, изредка озаряемый яркими вспышками красных молний.

— Серые Равнины, — пробормотал киммериец.

— Нет, воин, это не Серые Равнины, — сказал кто-то за спиной. — Это Распутье.

Конан резко обернулся. В десяти шагах от него мерцало большое белое пятно. Через мгновение киммериец смог различить в этом ярком облаке, словно сотканном из солнечных лучей, размытые человеческие черты.

— Распутье?

— Да, воин. — На каждом неторопливом слове облако на короткий миг вспыхивало синевой.

— Здесь ты можешь выбрать свой путь!

— Какой путь?

— Путь Жизни или Смерти.

— Но я умер. Разве у меня может быть выбор?

— Нет, воин, это мой выбор.

— Тогда почему ты даешь мне это право? Право выбирать?

— Вспомни легенду! — От облака отделился небольшой шар. Описал вокруг киммерийца круг и, быстро приблизившись, растекся по всему телу.

Перед взором Конан возникло знакомое лицо. «…А избавитель в награду получит от атлантов щедрый дар», — сказал паромщик.

— Щедрый дар? — Король Аквилонии снова оказался в мире молний. — Моя жизнь?

— Твоя жизнь, — вспыхнуло облако.

— А как же другие воины? Вашти? Хапри?

— Избавитель — это ты.

— Но они тоже отдали жизни за спасение атлантов.

Облако вспыхнуло и потускнело. Молнии лишились громовых раскатов. Воцарилась тишина.

— В твоих словах есть смысл, — вскоре услышал киммериец. — Хорошо, они тоже будут жить. Ты готов вернуться?

* * *

Вашти приоткрыл глаза. Вечерело. Над рекой кружили комары. По воде, словно их отражение, носились стайки водомерок.

В носу поселилась пыль. Чихнул, содрогнувшись всем телом. Поднял из травы еще больше пыли. Снова чихнул, уперся руками в землю и сел. Удивленно ощупал лоб, вспоминая приближающуюся ступень лестницы. Не нашел ни единой царапины.

— Как спалось? — услышал он голос Хапри.

— А?! — Асир почесал бороду и покосился на молодого воина, сидящего рядом. — Где туман? Замок? Остров? Что вообще произошло?

— Это ты у Конана спроси. А вот и он!

Из кустов вышел киммериец, на ходу поправляя тунику.

— Вашти, ты очнулся, — улыбнулся он. — Это хорошо. Надо выступать. У нас осталась всего одна ночь, чтобы преодолеть этот лес и выйти к Мертвой Долине. Если поспешим, успеем.

— Может, сначала кто-то объяснит мне, что произошло в замке после того, как я… упал?

— Мы все умерли, — быстро сказал король Аквилонии, поправляя меч.

— Умерли?

— Конечно, но потом атланты, благодарные за освобождение от колдуна, подарили нам наши жизни.

— И еще кое-что, — добавил Хапри, с улыбкой глядя на замешательство златобородого воина.

— А что это у вас за спиной? — спросил Вашти, подозрительно глядя на Конана.

— Лук и колчан со стрелами, — ухмыльнулся киммериец.

— Подарок атлантов, — добавил Хапри. — Они решили, что мы погибли из-за них, и возвращение нас к жизни не дар, а их обязанность. Сам подарок у короля за спиной.

— И это вы называете щедрым даром? — скривился асир. — Обычный лук? И все?

— Не придирайся! — заметил молодой воин.

— Ну, они могли бы вообще нас не воскрешать, — спокойно сказал Конан. — Тогда и дарить ничего не надо. А лук не обычный. Стрелы, выпущенные из него, сами находят сердце врага, надо только выпустить их достаточно близко от человека. Да, совсем забыл, колчан сам создает стрелы. Мне никогда не придется пополнять их запас. Так обещано.

— Другое дело, — ухмыльнулся Вашти. — Когда выступаем в путь?

— Прямо сейчас.

— Поесть бы, — покачал головой Хапри. — Что-то в животе сильно урчит?

— В лесу много сочных ягод, — успокоил его Конан. — Целые заросли малины, земляники. Ежевику видел.

— Тогда — я готов идти! — вскочил молодой воин.

Внезапно где-то ниже по течению реки громко вскрикнул человек. Через мгновение ему уже вторил яростный рев.

Конан, недолго думая, побежал вдоль берега. Вскоре рев повторился много ближе. Торжествующие нотки заставили киммерийца ускорить бег. Позади Вашти, изрыгая на каждом шагу проклятия, ломал лбом ветви прибрежных деревьев. За ним пристроился Хапри, держась от раздраженного асира на безопасном расстоянии.

Король выскочил на небольшую поляну, спускающуюся к самой воде, и сразу же наткнулся на огромного медведя, прижавшего к земле человека. Конан не стал доставать меч, зверь был для него не настолько страшен, а с разбега врезал ногой по оскалившейся морде. Громко клацнули острые клыки. Зверь затряс головой и отступил, отпустив жертву. Но киммериец не дал ему ни мгновения на раздумья. Подскочил к медведю и вогнал в брюхо огромный кулак. Воздух покинул мощные легкие лесного жителя. Другой удар заставил его согнуться. Зверь, ослепленный болью, беспорядочно задергал лапами, безуспешно пытаясь защититься от града ударов, которыми его щедро осыпал Конан.

Хапри выскочил на поляну последним. И замер, изумленно рассматривая открывшуюся картину. В двух шагах от него лежал окровавленный, но счастливый Даург. Немногим дальше на траве, свернувшись, подобно ежу, скулил громадный медведь. Над зверем возвышалась величественная фигура киммерийца, спокойно разминающего кулаки.

— Даург?! — воскликнул Вашти.

Король Аквилонии резко обернулся, высоко подняв брови. Медведь поспешил воспользоваться случаем и уполз в кусты.

— Он самый! — улыбнулся гандерландец, вставая. — Спасибо, ваше величество!

— Пустяки, — ухмыльнулся киммериец. — А что ты здесь делаешь?

3

— …Вскоре я покинул селение кванти. Лес прошел быстро, по проторенной дороге. Там легко было следить за вашим продвижением.

— Легко? — нахмурился Конан, отодвигая с дороги толстую ветку. Хапри, идущий на шаг позади него, предусмотрительно наклонился. Даург последовал его примеру. Король Аквилонии миновал дерево и, не мудрствуя лукаво, отпустил упругую ветвь. Над самым ухом молодого воина просвистел кривой отросток. Вашти, замыкающий отряд, выругался. Ветка выстрелила в него роем странных плодов, очень похожих на хоршемишские желуди. Асир едва успел прикрыть лицо рукой.

— Тогда — надо ждать гостей, — покачал головой киммериец. — Если убийцы идут по нашему следу…

— Ну, может, не так уж легко им будет вас выследить, — развел руками Даург. — Просто перед тем, как пойти на службу в Черный Легион, я был одним из лучших следопытов Гандерланда. Без меня не обходилась ни одна охота.

— Егерь? — вскинул брови Вашти.

— Что-то в этом роде.

— За нами пустят хороших следопытов, — тихо сказал киммериец. Решительно взглянул вперед. — Но не думаю, что после тех испытаний, которыми нас «одарил» Кром, мы можем позволить себе опасаться преследователей. Они — всего лишь люди! Продолжай, Даург. Я хочу услышать твой рассказ.

— В пустыне мне пришлось туго. — Гандерландец побледнел, вспоминая. — Я знал, что она небольшая, поэтому не брал с собой много воды. Даже не стал искать в лесу родник, чтобы пополнить бурдюк, который мне дали кванти. Благо, я начал переход ночью… Серый песок. Страшная жара, которой славиться лишь Дальний Юг. Пустыня Смерти — какое-то заколдованное место.

— Ты только сейчас это понял? — ухмыльнулся Хапри.

— С водой я распрощался на полпути. На меня напала стая каких-то птиц. Если бы не закопался в горячий песок, то наверняка бы погиб. Спас меня лишь бурдюк, которым я прикрыл голову. Птицы разорвали его и пролили воду. Когда меня вконец замучило удушье, я вырвался из песка и, к счастью, не увидел ни одной летающей твари. Похоже, они боятся воды.

— Жаль, что мы этого не знали, — пробормотал Конан. — Попадались ли тебе еще какие-нибудь жители пустыни?

— Нет, только останки. Обглоданные до неузнаваемости, почти скрывшиеся в песке. Я помню только огромную клешню, торчащую из холма.

— Маульпа, — кивнул Вашти.

— Что?

— Эту тварь убили мы, — пояснил Хапри. — И твое счастье, что ты не попал на такую же. Даург недоверчиво посмотрел на воинов.

— Драконов не встречал? — спросил киммериец.

— В Пустыне Смерти есть драконы?!

— Тебе повезло. Что было с тобой дальше?

Гандерландец медлил. Он думал, что прошел очень опасный путь. Теперь понял, как ошибался. Маульпы, драконы. Кого еще встретил отряд?

— А дальше я просто шел, пока не вышел к воде. Затем переплыл Хорот и прилег отдохнуть. Тогда на меня и напал медведь.

— Вот удивился зверь, когда увидел возле воды еще и еду!

— Хватит, Хапри! — нахмурился киммериец. Остановился и строго взглянул на воина. — Не время шутить! Мы все — один отряд, пальцы одной ладони. Если два пальца сцепятся между собой, сможет ли рука работать так же хорошо, как прежде?

Молодой воин виновато склонил голову.

— Ускорьте шаг! Скоро станет совсем темно, придется замедлиться. Небо в тучах, так что на луну не рассчитывайте!

4

Вашти резко остановился. Прислушался. Прошел еще несколько шагов и снова замер. Затем безликим силуэтом, словно рысь, скользнул к Конану, обтекая Хапри и Даурга.

— Командир, — прошептал он.

— Что случилось? — спросил киммериец, чувствуя напряжение в дыхании асира.

— За нами следят.

— Давно? — На лице короля Аквилонии не дрогнула ни одна морщинка. Он и не думал впадать в панику. Кром дарил ему возможность размять охладевшие мышцы. Меч на каждом шагу требовательно дергал пояс.

— Нет, недавно. Следят грубо, особо не скрываются.

— Ты уверен, что в этой темноте они нас могут увидеть?

— Нет, но у них, похоже, есть «кот».

— Кот? — Конан вскинул бровь. — Ах да, «кот». Давно я не был в Асгарде.

— Кто такой «кот»? — спросил Хапри. Он и гандерландец приблизились почти вплотную.

— Человек, от младенчества наделенный даром видеть в темноте, — быстро сказал киммериец. — Не прижимайтесь к нам. Если Вашти прав, и за нами наблюдает «кот», тогда лучше хранить спокойствие и не подавать виду, что заметили слежку. Отсрочим их атаку.

Хапри что-то проворчал и отошел. Гандерландец пристроился в хвосте отряда, стараясь придать своей походке безмятежность. Он почувствовал, как по спине растекся липкий холод. Кто-то смотрел на него из ближайших кустов.

Асир не ошибся, один из преследователей был «котом» или кворфом, как именовали таких людей жители Шема.

— Сколько их, как думаешь? — спросил Конан, склонив голову в сторону Вашти.

— Не меньше десятка, — ответил асир, вслушиваясь в шепот леса. Он слышал шаги. Много ног одновременно месили лесной мох, иногда не осторожно наступая на сухие веточки, густо усеявшие землю. — Пятнадцать, двадцать. Трудно сказать.

Конан напряг слух, который не раз выручал его в трудные времена. Но уши улавливали лишь обычные звуки ночного леса.

— Ты их слышишь? — удивился он.

— Слышу. Хорошо слышу. Они не скрываются.

— Раз не скрываются, значит — уверены в превосходстве, — заключил киммериец. — Почему не нападают?

— Из-за темноты, — предположил Вашти, поскреб заросший подбородок. Конан невольно пощупал свою густую бороду, отросшую всего за несколько напряженных дней перехода.

— Нет, тут что-то другое. — Король ненадолго замолчал. — Сейчас узнаем, что именно. Я замедлю шаг и попридержу Хапри с Даургом. Ты же медленно отдаляйся. «Кота» я уже чувствую. Он плетется следом за гандерландцем. Из-за наших спин он мог не заметить тебя. Зайди к преследователям в спину. Попробуй разузнать: кто такие, и что собираются с нами делать. Эх, пошел бы я сам, да слишком приметный, «кот» заметит.

— Разве я не заслужил доверия? — удивился асир.

— Заслужил. Иначе никогда бы не получил подобное задание!

Киммериец замедлился. Асир пригнул голову и ускорил шаг.

— Привал? — удивился Хапри, приблизившись.

— Идем медленно! — тихо приказал Конан. — Плечом к плечу! Надо прикрыть Вашти от «кота». Скоро узнаем, что делать с нашими преследователями!

* * *

— Зингарцы! — проскрежетал асир.

Конан едва не споткнулся.

— Клянусь Митрой, ты даже не представляешь себе, как я не хотел услышать подобное. Неужели Эпимитреус ошибся, и битва будет не в Мертвой Долине?

— Эпимитреус? При чем здесь он?

— Не бери в голову, — спохватился киммериец. — Ты узнал, почему не нападают?

— Думаю, да. Все они — лучники. Ночью у них нет преимущества. Наоборот.

— Очень хорошо. Сколько у них «котов»?

— Пока что один, — бросил Вашти.

— Почему — «пока что»?

— Я метнул ему в зад два шипа сонной розы, которыми запасся возле селения кванти. Мы тогда проходили мимо целого сада.

— И когда он уснет? — ухмыльнулся киммериец.

— Скоро.

— Уже спит, — тихо сказал Даург.

— Точно, — согласился Хапри. — Исчезло это странное чувство. Словно по спине все время ползало что-то скользкое.

— Тогда — чего мы ждем? — спросил Конан.

— Я еще не все сказал, — пробормотал Вашти, заставив остальных воинов насторожиться. — За нами идут не десять зингарских лучников, и даже не двадцать.

— Сколько? — прошептал Даург.

Асир грустно вздохнул, пощупал рукоятку верного оружия. Взглянул на луну, выставившую яркий край из-за дырявой тучи. Имир был благосклонен к воинам, давая им свет.

Вашти медленно вытащил саблю из ножен и тихо сказал:

— Сорок шесть.

5

Зилан уважал и любил свой лук. С тех самых пор, как отец раскрыл на одном из божественных празднований белый сверток и вручил в трясущиеся от волнения юношеские руки это прекрасное оружие.

Годы ушли в прошлое, оставив лишь узкую тропу воспоминаний, порастающую бурьяном, а лук все так же верно служил Зилану, как и его отцу. И отцу его отца.

Сколько выстрелов стали смертельными для многочисленных врагов?

Сколько крови пролили глубокие раны, оставленные коварными наконечниками, раскрывающимися в теле жертвы пышными цветами?

Зингарец не знал. Не знал и знать не хотел. Он просто стрелял, надеясь, что в этот же миг к нему не спешит в гости чужая смерть. Судьба, направляемая богами, пока была благосклонна к Зилану. Часто стрелы пролетали над самым ухом. Однажды острый наконечник проделал глубокую борозду на плече. Но он всегда оставался жив.

Лучник пощупал на груди талисман, подарок Нати. Чтобы жил и не забывал. Прощальный подарок. Прощальный поцелуй.

Кто знает, может, его спасал лишь этот талисман? Любовь?

Что-то тихо свистнуло в темноте. Зилан неохотно оторвался от приятных воспоминаний. Осмотрелся. Все та же непроглядная тьма. Все так же громко сопит часовой, дремлющий на посту. Разбудить? Нет, не стоит. Можно получить под ребро острое лезвие. Пусть начальство рискует будить уставшего воина.

Зилан присмотрелся к широкому пятну на земле. Признал Нуррата. Спит, что ли? Тогда, почему не храпит? Звучно, протяжно, как может только он? Зингарец всмотрелся, но ничего больше не смог разглядеть.

«И как Ширна что-то видит в такой темени?» — подумал он, толкнув Нуррата носком башмака.

Тишина.

Зилан, вскинув бровь, протянул руку, чтобы тряхнуть воина. И замер. На побледневшем лице застыл ужас. На побелевших губах зарождался крик.

Рука коснулась груди Нуррата. И остановилась. Пальцы недоверчиво ощупали препятствие и отпрянули. Зилан с ужасом вскочил, чувствуя, как по ладони растекается липкая кровь.

Из сердца Нуррата торчала стрела, пробившая воина насквозь, словно тряпичное чучело.

* * *

Конан спокойно достал очередную стрелу. Повертел в пальцах и, хмыкнув, наложил на тетиву. Ему все не верилось, что лук и стрелы, подаренные атлантами, способны сами находить сердце противника. На ощупь они были самыми обычными. Только колчан придавал подарку атлантов таинственность и выдавал магическое происхождение оружия. Пустой на вид, он тут же заполнялся стрелами, стоило только поднести к нему руку.

Киммериец растянул тетиву. Повел луком из стороны в сторону и выстрелил. Он не слышал и не видел, как затрещали ветви кустарника, принимающие поверженного воина. Зилан падал долго, все еще не веря в свою смерть. Но земля притянула его, и невидящий взгляд лучника устремился в небо, к звездам, скрытым мрачными облаками.

Роковая стрела победно шелестела оперением, пробив странный кругляш, висевший на шее Зилана. Талисман погиб вместе с хозяином.

* * *

Луна уже ускользнула от облачного плена, настороженно осветив холмы, сложенные из изрубленных тел. Даург, тяжело вздохнув, оторвал от земли последнего мертвеца и забросил на вершину одного из холмов.

— Терпеть не могу бездумную резню! — холодно сказал Конан, вытирая меч пучком травы.

— А кто любит? — ухмыльнулся Вашти. — Но только был ли у нас выбор?

— С первыми лучами солнца мы стали бы хорошими мишенями, — кивнул киммериец. Перевел взгляд на Хапри, сидящего на высоком пне. — Кто-нибудь видел «кота»?

— Да разве его найдешь среди стольких трупов? — покачал головой асир.

— Нам нужны его знания!

— Думаю, на это рассчитывать не стоит. Он все равно проснется не скоро. Не раньше, чем через сутки.

— Поспешили мы с расправой, — тихо сказал король Аквилонии. — Одного воина надо было оставить в живых. Понимаю, что перед боем мы хотели лишь выжить. Но это наша общая ошибка. Даург, ты скоро закончишь со своими? Помощь нужна?

— Нет, помощь не нужна, — отозвался гандерландец, поджигая одежду одного из мертвецов. Схватил горящую тряпку и поочередно подбежал к другим холмам, разнося пламя. — Сейчас закончу!

— Я понимаю, что опасно жечь погребальные костры, — спокойно сказал Конан. — Но мы должны предать огню тела воинов, дабы не прогневить богов! Лес сырой, клянусь Митрой, не разгорится! Противника все равно не миновать. Может, огнем только собьем со следа. Даург?!

— Все готово.

— Тогда — вперед!

6

— А где Хапри? — Даург остановился. Конан осмотрелся. Следов воина нигде не было видно.

— Ха-апри! — закричал гандерландец.

— Не кричи! — строго сказал киммериец. -

Или хочешь познакомиться со всеми патрулями в округе?

— Стой, кто идет?! — внезапно выкрикнул кустарник.

— Свои, — ухмыльнулся Вашти.

И тут же заработал гневный взгляд Конан.

— Хочешь получить в ответ стрелу? — бросил он. Повернулся к зарослям, в которых прятался часовой. — Это король Аквилонии, Конан из Киммерии, со своим отрядом.

Внезапно со всех сторон, ломая ветви, к тропе заспешили воины. Киммериец удивленно смотрел на аквилонцев, взявших мечи и луки наизготовку.

— Мне это кажется, или нас действительно окружили? — тихо спросил асир, скользя взглядом по жестким лицам воинов Черного Легиона. — Что-то не очень похоже на радушный прием.

* * *

— Значит, вы утверждаете, что являетесь Конаном из Киммерии, королем Аквилонии? — быстро спросил Публий, сверяясь с протокольным пергаментом.

Киммериец натянул за спиной цепи, опутывающие запястья. Жалобно затрещала под натиском раздувшихся мышц спинка стула, но металл держал крепко.

— Да, Публий, я это утверждаю! И когда с меня снимут эти цепи, ты первым вспомнишь истинный королевский гнев! — мрачно сказал он, взглянув на меч, лежащий в углу крошечной тюремной камеры.

— Ваше величество, я всегда служил верой и правдой интересам Аквилонии! — Королевский советник, испугавшись возможных последствий, решил общаться с пленником, как с королем. Один шанс из пяти, что перед ним настоящий король. Немного, ну а вдруг!

— Тогда объясни мне, почему я сижу в этой вонючей тюрьме с кандалами на руках и ногах?!

— Расскажи ему, — тихо сказал Просперо, возникнув из тьмы за спиной Конана, куда не смог добраться даже свет свечи.

— Просперо! — воскликнул киммериец, пытаясь обернуться, но цепи и тут остановили его. — Просперо, объясни Публию, что он играет с огнем! Прикажи меня освободить!

— Я сожалею, ваше величество. Советник сейчас все объяснит. Публий!

— До Мертвой Долины дошли только пять королей, в том числе и вы. И мы не знаем, кто из вас настоящий.

— Разве мои близнецы не признались, кто…

Конан замер, высоко вскинув брови.

Советник медленно покачал головой.

— Нет, ваше величество. Все настаивают на своем королевском статусе.

— Но это же легко проверить! — усмехнулся киммериец. — Задайте им такие вопросы, ответы на которые может знать лишь настоящий король.

— В том-то и дело, — тихо сказал Просперо. — Все они знают ответы на наши вопросы.

— Это заговор, — мрачно подытожил киммериец.

— Без сомнения, — кивнул Публий. — Четверо из вас кем-то перекуплены, — скорее всего, зингарцами! — чтобы устроить неразбериху в рядах аквилонской армии.

— Это им удалось, — бросил Просперо.

— Самое неприятное в сложившейся ситуации то, — продолжал советник, — что мы не знаем, к какой из пятерок относится настоящий король Аквилонии: к дошедшей до Мертвой Долины или пропавшей по дороге. Конечно, через несколько дней заклинание чародея Марионо потеряет силу, и мы узнаем правду.

— Но мы не можем ждать! — отрезал Просперо. — Поэтому, я, Публий и верховный жрец решили исходить из предположения, что настоящий Конан — один из прибывших. Ведь если он погиб, тогда сражение все равно проиграно. Нам нужен король, войскам нужен главнокомандующий!.. Не секрет, что Конан из Киммерии — лучший воин во всей Хайбории. Будет бой. Не на жизнь. На смерть! Пять Конанов сойдутся в схватке. И победителя мы назовем королем! Вы согласны на бой?

Киммериец закрыл глаза. Все вокруг напоминало дурной сон.

Он понял свой просчет. Надо было потребовать у Марионо, чтобы заклятие подобия рассеивалось быстрее.

Выбора не было.

— Хорошо. Я согласен, — сказал он наконец.

Публий облегченно вздохнул.

Лицо Просперо расплылось в улыбке.

— Добро пожаловать домой, ваше величество! — воскликнул он, и киммериец почувствовал, как с запястий соскользнули кандалы.

* * *

Королевский шатер принял хозяина забытой роскошью. И хоть киммериец никогда не приветствовал в бою лишние удобства, все же не отказал себе в удовольствии воспользоваться такой возможностью.

— Никто? — улыбнулся Конан, раскинувшись на мягком ложе, по которому успел порядком соскучиться.

— Никто, — вернул улыбку Просперо. — Как только услышали, что бой будет длиться до тех пор, пока из вас не останется в живых только один, все претенденты на трон сразу же отказались от притязаний. Кроме тебя.

— И кто это все придумал?

— Публий.

— Хм, а я уже собирался познакомить его поближе со своим мечом, — ухмыльнулся киммериец.

— Поэтому он и закрылся в кабинете. Теперь сидит там и никого не пускает.

— Можешь его успокоить. И веди сюда, мне он нужен! Да, еще одно, всем военачальникам прикажи собраться здесь ровно через два часа.

Голова Конан камнем упала на подушку. В шатре воцарился королевский храп.

7

Утреннее солнце скользнуло первыми лучами по огромной пустоши. Безжизненная равнина сгорала от пламени жажды, прогибая иссиня-черные травы в истоме сладкого предчувствия человеческой крови.

Две могущественные Силы встретились на этом Митрой забытом клочке земли, который обходили стороной даже самые отчаянные смельчаки. Страшная магия прошлого испепелила землю, придав ей зловещую черноту. Мертвая Долина навеки сохранила опустошающее противостояние Сета, Отца Тьмы, и Великого Эпимитреуса.

Конан придержал коня, взглянул на стену войск противника, возвышающуюся в двух полетах стрелы от аквилонской армии.

— Как прошли переговоры? — спросил он.

— Переговоров еще не было, ваше величество, — отозвался Паллантид, пристроившись по левую руку от короля.

— Почему?

— Не знаю, но у меня сложилось впечатление, что зингарцы кого-то ждут.

— Что ж, — довольно кивнул киммериец, — это нам на руку. Кто у них главный?

— Воин в белых доспехах. — Просперо, едущий справа, махнул на центр вражеской линии.

— Кто он?

— Мы не знаем, — тихо сказал командир Черных Драгун.

Конан поднял на него тяжелый взгляд.

— Паллантид, у нас ведь есть соглядатаи в Зингаре?

— Так точно, ваше величество!

— Тогда, клянусь Митрой, я не понимаю, почему нам так мало известно о противнике!

— Похоже, что все наши шпионы были раскрыты еще до того, как успели послать сообщения, — грустно сказал Просперо. — Мы имеем дело с очень опасным противником.

— Не говори очевидные вещи, — бросил Конан. — Шпионы у нас плохие. Разленились, небось, от тихой зингарской жизни. Вот и погорели, когда пришло время стремительных перемен.

— Не спорю.

— Говорите, рыцарь в белых доспехах? — ухмыльнулся киммериец, внимательно разглядывая белое пятно, резко выделяющееся среди темных одежд зингарцев и черноты равнины. — Дайте мне флаг! Нет, не Аквилонии. Белый флаг! Посмотрим, что он скажет. Просперо — принимай командование!

* * *

Конан поднял копье с куском белой ткани на конце и с силой воткнул в землю. Затем отъехал на десять шагов назад.

Белый рыцарь остановился на таком же расстоянии от флага со своей стороны.

Киммериец внимательно рассматривал противника, пытаясь пробиться взглядом через узкие щели забрала сияющего шлема. Он слишком мало знал о зингарском воине, чтобы первым начинать переговоры. Каждое неверное слово могло выдать его незнание, усугубив и без того тяжелое положение. Аквилонская армия вдвое уступала зингарской в численности. Конан мысленно проклял пиктских вождей, заставивших его разделить армию и отправить немалые войска на границу.

— Ты хотел переговоров, варвар, — холодно сказал белый рыцарь, придерживая бойкого жеребца. — Я слушаю тебя!

— Знакомый голос, — пробормотал киммериец, вслушиваясь. — Я знаю тебя!

— Еще бы! — ухмыльнулся противник. — И очень хорошо. Но еще лучше ты знал моего отца!

Руки, закрытые белым металлом, коснулись шлема, замерли на миг и обнажили лицо.

— Хапри?! — выдохнул Конан,' не в силах поверить глазам.

— Дурацкое имя, не правда ли? — бросил молодой воин. От былого добродушия не осталось и следа. — Так звали меня в твоей армии, варвар! Ох, знал бы ты, какого труда мне стоило попасть в твой хваленый Черный Легион! Но я это сделал. И стал лучшим. Именно поэтому Паллантид приставил меня к тебе. Защищать и оберегать!

— Но ты шел к Мертвой Долине вместе со мной? Как же ты вел свою армию?

— У меня тоже есть свой Просперо. А о месте встречи наших армий ему рассказали стены твоего дворца!

— Кто ты?

— Привет из Хаурана! — махнул рукой рыцарь. Его рот скривился дикой, бездушной улыбкой. — Помнишь?

— Так это твои люди хотели меня убить?

— Не просто убить. Отомстить! — Хапри презрительно сплюнул, видя на лице киммерийца все то же непонимание. — Тебе ничего не говорит имя Констанций?!

Кулаки Конана сжались. Пальцы побелели.

— Вижу, что говорит. О многом говорит!

— Кто ты такой, чтобы напоминать мне о прошлом?

— Меня зовут Коний. Но это имя для друзей и побратимов. Ты же зови меня Констанций!

— Сын? Ты его сын? — изумленно пробормотал киммериец. Из памяти всплыло лицо заклятого врага. Конан снова сжал кулаки. Невероятное сходство. Как он раньше этого не заметил? Внезапно в сознание ворвалось другое воспоминание. — Разве у Констанция был сын?!

— Он зачал меня незадолго до своей смерти! В темной сырой темнице, надругавшись над моей матерью, королевой Тарамис.

— Это невозможно, — покачал головой Конан. — Ты должен быть куда моложе!

— Как примитивно ты мыслишь, варвар! Ты забыл, что магия творит чудеса! Небольшие возрастные недостатки мне помог исправить один добрый человек. Но по твоим глазам я вижу, что ты хочешь услышать мой рассказ с самого начала!

Конана недоверчиво посмотрел на Констанция и медленно кивнул.

— Хорошо, я поведаю тебе о своей жизни. С самого детства моим воспитателем и наставником был любовник мамаши Витор, он занял твое место капитана королевской охраны. Рассказывал мне красивые сказки, про добрых рыцарей и коварных злодеев. Вот только не знал Витор, что с каждой его новой историей я все больше злился на него. Мне нравились не эти туповатые рыцари, победу которым приносила лишь невероятная удача, а их противники. Злодеи в сказках всегда намного умнее героев. Но они почему-то в историях Витора все время терпели поражения. За это я его потом и отравил. — Констанций улыбнулся. — Королева Тарамис не любила меня, сторонилась. Я жил в другой части замка. У меня были лучшие учителя. И я учился. Старательно учился, пытаясь привлечь внимание матери. Однажды, удрав из дворца, я бродил по базару. И один купец, признав меня, обругал шемитским выродком. Помню, долго мне пришлось уговаривать Витора, чтобы он объяснил мне слова купца. И он рассказал. Для семи лет я был очень смышленым мальчиком. Даже слишком, как говаривал мой учитель. А в восемь лет я встретил стигийского жреца и за огромный драгоценный камень уговорил его превратить меня в отрока, добавив пару лет возраста. Я убежал из дворца и устроился на работу к купцу-шемиту. В Асгалуне я вступил в банду, прибывшую из Аренжуна. Быстро стал правой рукой главаря. Затем отравил его и возглавил отряд. Потом открыл свое происхождение, и ко мне потянулись шемиты-номады, знавшие отца. Я собрал настоящую армию. Следующей моей целью стала Зингара. Я спокойно прошел через Аргос, договорившись с королем, и атаковал Мессантию. Победа досталась мне легко. Когда я с сорокатысячной армией, объединившей под своими знаменами три народа, остановился под стенами Кордавы, город был деморализован и сдался без боя. Король бежал еще задолго до подхода войск. Больше его никто не видел. На этом я не остановился, ибо все мои завоевания преследовали лишь одну цель. И она тебе известна. Я пришел за твоей жизнью, варвар!

— Почему же ты не убил меня, когда мы шли к Мертвой Долине? — спросил Конан.

— Это было бы слишком просто. Я хочу не просто твоей смерти. Я хочу забрать у тебя славу! Разрушить ореол, навеянный легендами. И произойдет сие прямо на этом поле. На глазах тысяч воинов. Бесславная смерть — достойная кара.

— Нет, — ухмыльнулся киммериец, — если я проиграю бой, мое поражение не будет бесславным.

— Это еще почему? — улыбка сползла с бледных губ юноши.

— Твоя армия вдвое больше моей. Будет неравная битва. Победишь ты — это не удивит людей, и вскоре о тебе забудут. Одержу победу я — моя слава удвоится, а тебя заклеймят позором.

Констанций хотел что-то сказать, но только задумчиво прикусил губу.

— Но я могу дать тебе шанс ворваться в пергаменты летописей, — продолжал Конан. — Зачем бессмысленно проливать кровь наших воинов? Это твои личные счеты. Не по-мужски перекладывать их на чужие плечи!

— Что ты предлагаешь? — Глаза Констанция сузились.

— Один на один. На глазах шестидесяти тысяч воинов. Если ты победишь, никто не усомнится в твоей силе! Но для этого нужна храбрость, которую твой отец вряд ли смог передать тебе по наследству. У него ее тоже не было!

Юноша склонил голову набок и окинул Конана задумчивым взглядом.

— Я понимаю, что ты хочешь разозлить меня. Но это ни к чему. Я действительно намного лучший боец, чем ты. И ты вскоре в этом убедишься!

* * *

Два воина, буравя друг друга взглядом, застыли в самом сердце Мертвой Долины.

— Тебе не будут мешать доспехи? — холодно спросил Конан. — Мне не нужны поблажки!

— Эти латы защищают от меча, но не стесняют движений. И весят они не больше набедренной повязки!

— Я готов, — кивнул киммериец.

— Мне жаль тебя, варвар. За время нашего совместного перехода я очень хорошо тебя изучил! — Констанций взмахнул саблей. — Я готов!

Над пустошью воцарилась напряженная тишина. Воины разом затаили дыхание. Даже птицы на миг утратили голоса.

Еще мгновение короли сохраняли неподвижность, вдыхая аромат предстоящей схватки. А затем ринулись друг на друга. Сверкнула сабля, блеснуло лезвие меча. Противники столкнулись и разошлись. Киммериец перекатился через плечо и резко развернулся. Констанций замер. Потом медленно повернулся к врагу.

Конан встретил его удивленный взгляд.

— Ты кое-что забыл, — сухо сказал король Аквилонии. — Я тоже хорошо тебя изучил!

В следующее мгновение тысячи воинов Зингары, Шема и Аргоса судорожно заглотнули воздух. Мощный порыв ветра сорвал с плеч голову их предводителя и покатил по земле. Тело Констанция пошатнулось и рухнуло в черную траву.

Конан ладонью зажал рану на боку, взглянул на окровавленный меч и бросил его под ноги поверженному врагу.

Киммериец шел к своим воинам, и на каждый его шаг они громко выкрикивали всего одно слово: «Конан!»

Конан!

Конан!..

Оглавление

Глава 1. Огни Тарантии

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

Глава 2. Священная Земля

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

Глава 3. Смерть и пепел

  1

  2

  3

  4

  6

  7

  8

  9

  10

Глава 4. Тайна Хорота

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

Глава 5. Оскал войны

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7