Чародей [Джин Родман Вулф] (fb2) читать онлайн

Джин Вулф Чародей

Джин Вулф — самый талантливый, самый тонкий и самый непредсказуемый из всех современных писателей. Если вы не прочтете «Рыцаря-чародея», то лишите себя редкого удовольствия и все крутые чуваки поднимут вас на смех.

Нил Гейман

«Рыцарь-чародей» вырос из тех же корней, что и «Властелин Колец», причем вулфовская дилогия — один из тех уникальных представителей жанра, которые по праву заслуживают сравнения с толкиновским эпосом.

Booklist

Героя, подобного сэру Эйбелу Благородное Сердце, жанр фэнтези еще не знал. Он — смесь Конана-варвара с вольтеровским Кандидом, и миры, в которых он странствует, не менее уникальны. Большинство фэнтезистов тужатся изо всех сил, придумывая волшебные страны, тогда как Вулф знает туда дорогу; более того — он приглашает нас за собой.

Тэд Уильямс

Джин Вулф — величайший из ныне живущих англоязычных авторов. Давайте повторю: Джин Вулф — величайший из ныне живущих англоязычных авторов! Я совершенно серьезно. Шекспир превосходит Вулфа как стилист, Мелвилл — по значимости для истории американской литературы, а Диккенс более виртуозно выписывал характеры. Но из ныне живущих авторов никто и близко не сравнится с Вулфом по великолепию прозы, ясности идей и глубине заложенных смыслов.

Майкл Суэнвик

«Рыцаря-чародея» можно уподобить восхитительно запутанному кельтскому узлу: он многого требует от читателя, но возвращает затраченные усилия сторицей.

Дэвид Дрейк

Вулф писал по-набоковски изощренную, при всей сюжетной занимательности, прозу еще тридцать лет назад. «Рыцарь-чародей» доказывает, что этого навыка он вовсе не утратил.

Питер Страуб

Джин Вулф буквально фонтанирует великолепной прозой. «Рыцарь-чародей» — это тысяча страниц непрерывного экшна в сюрреалистически грандиозном антураже.

Ким Стенли Робинсон

Джин Вулф — это наш жанровый Мелвилл.

Урсула Ле Гуин

Если кто-то из современных беллетристов и заслуживает звания Великого Писателя, то это, несомненно, Вулф… который читается, как Диккенс, Пруст, Киплинг, Честертон и Набоков, сплавленные воедино, а потом приправленные влияниями самых разных фантастов — от Герберта Уэллса до Джека Вэнса, от Г.Ф. Лавкрафта до Деймона Найта… В общем и целом, он один из лучших американских авторов… Модернист или постмодернист, аллегорист или анатом человеческой души — он просто чудо, истинный талант.

Washington Post Book World

Как читать Джина Вулфа:

1) Слепо доверьтесь тексту. Все ответы — там.

2) Не доверяйте тексту ни на грош, нет — ни на полгроша. Этот текст — штука ненадежная, коварная, того и гляди, взорвется прямо в руках.

3) Перечитывайте. Со второго раза вам понравится больше. С третьего — еще больше. Да и в любом случае книжки незаметно меняются, пока вы не смотрите. При первом чтении «Покой» показался мне тихим элегичным мемуаром. В роман ужасов он превратился только со второго или третьего раза.

4) Там живут волки, рыщут у слов за спиной. Иногда они проглядывают на странице, иногда ждут, пока вы закроете книгу. Мускусный волчий запах порой маскируется ароматом розмарина [Жену Джина Вулфа (wolf, англ. — волк) зовут Розмари (rosemary, англ. — розмарин).]. Только имейте в виду, что это не нынешние волки, серой тенью крадущиеся по пустырям. Это древние оборотни, огромные волки-одиночки, которые могут выстоять против медведя гризли.

5) Читать Джина Вулфа — опасное занятие. Сродни метанию ножей. Можно остаться без пальцев, ушей или глаз. Джина это устраивает. Джин-то и метает ножи.

6) Расположитесь поудобнее. Заварите побольше чаю. Повесьте на дверь табличку «Не беспокоить». Начинайте с первой страницы.

7) Умные писатели бывают двух типов. Одни выпячивают свой ум, а другим совершенно незачем его выпячивать. Джин Вулф — из вторых, причем интеллект для него не главное, главное — рассказать историю. Он умен не для того, чтобы выставить вас дураками, а для того, чтобы вы тоже поумнели.

8) Он там был. Он все видел. Он знает, чье отражение видели в зеркале той ночью.

9) Будьте готовы к тому, что придется учиться.

Нил Гейман

Лорду Дансейни, автору «Всадников», с любовью и уважением посвящается

Ты хотел стать рыцарем, а не знатоком рыцарских обычаев и традиций. Дальнейшее обучение превратит тебя в ученого мужа, а не в воина. Чтобы обрести остальные знания, ты должен жить и действовать.

Ив Мейнар. Книга рыцарей

Бен, я не собирался составлять еще один список имен и названий, но потом подумал: а вдруг первая часть до тебя не дойдет? И потому все-таки составил. Если ты получил первую часть письма, то помнишь, кто такие Дизири, Бертольд Храбрый и многие другие. Но на всякий случай я включил их в список.

Здесь не все имена. Одни я наверняка пропустил по недосмотру, а другие не имеют значения.

АГР. Гофмейстер Мардера.

АЙРОНМАУТ. Один из рыцарей Улыбчивого. Отличный фехтовальщик и лучший из борцов, каких мне доводилось видеть.

АЛЬВИТ. Валькирия, доставившая меня в Скай.

АНС. Крестьянин, который приютил Орга, а потом стал служить мне.

АРНТОР. Король. Его отец был человеком, а мать — водяным драконом. Сетр — его брат.

БАКИ. Эльфийская девушка, исцелившая меня своей кровью.

БАШНЯ ГЛАС. Высоченный дворец, возведенный Сетром в Эльфрисе.

БЕРГЕЛЬМИР. Одна из частей тела Имира, оставшаяся в живых. От него пошли короли великанов.

БЕРТОЛЬД. Человек, который приютил меня, когда я впервые попал в Митгартр.

БИЛ. Посол, направленный Арнтором в Йотунленд.

БИМИР. Великан, которого я убил вертелом.

БОРГАЛЬМИР. Правая голова одного из друзей Шилдстара.

БОРДА. Начальник личной охраны Идн.

ВАЛЫ. Оруженосец Леорта, и весьма хороший.

ВАЛЬФАТЕР. Король Ская и образец совершенства для всех королей.

ВАФТРУДНИР. Великан, славящийся своей мудростью.

ВИЛ. Слепой раб, вероятно являвшийся отцом Этелы.

ВИЛАНД. Он выковал Этерне и стал королем огненных эльфов.

ВИЛИГА. Возлюбленная граф-маршала.

ВИСТАН. Оруженосец Гарваона.

ВОДДЕТ. Практически единственный человек, с которым я подружился в Ширволе.

ВОЕННАЯ ДОРОГА. Главная дорога из Целидона в Йотунленд.

ВОЛЛЕРЛЕНД. В древних книгах так называют Йотунленд.

ГАЛЕНА. Женщина, просившая подаяния в Кингсдуме.

ГАРВАОН. Рыцарь, научивший меня владеть мечом.

ГАРСЕГ. Просто имя, которое временами использовал Сетр, когда превращался в эльфа. Он сделал мне много хорошего.

ГЕД. Надзиратель в темнице, расположенной под Тортауэром.

ГЕРДА. Женщина, которую любил Бертольд.

ГИЛЛИНГ. Король Йотунленда.

ГИЛЬФ. На самом деле он был одним из псов Вальфатера, но Вальфатер отдал мне его на время.

ГРЕНГАРМ. Дракон, которого я убил. Он изображен на моем щите.

ДАНДУН. Целидонский барон, освобожденный мной.

ДИЗИРИ. Женщина, которую я люблю, и девушка, которую я люблю. Обе они.

«ЗАПАДНЫЙ КУПЕЦ». Корабль, покинув который я повстречался с Гарсегом.

ЗИО. Оверкин, помогавший Виланду. У него много имен.

ИДН. Дочь Била. Не отличалась ни могучим телосложением, ни физической силой, но отвагой и крепостью духа превосходила большинство мужчин.

ИМИР. Первый великан.

ИРРИНГСМАУТ. Самый северный портовый город, разрушенный остерлингами.

ЙОНД. Оруженосец, который прикрыл меня своим телом, когда меня пытались убить.

ЙОТУНЛЕНД. Страна ангридов, находящаяся к северу от гор.

ЙОТУНХОУМ. Тайная страна женщин из племени ангридов. Я там никогда не был.

КАТ. Начальник стражи в Редхолле.

КЕЙ. Один из рыцарей Арнтора, снискавший славу на турнирах.

КИНГСДУМ. Столица Целидона.

КЛЕОС. Мир, расположенный между Элизием и Скаем. Там живет Майкл.

КОЛЛЕ. Еще один целидонский барон, освобожденный мной.

КРОЛ. Герольд, который помог мне, когда я встретил отряд Била.

КУЛИЛИ. Существо, сотканное из червей. Она может расползаться в разные стороны, и потому ее трудно поймать.

ЛЕДИ. Дочь Вальфатера, и трудно поверить, что создание столь доброе и чистое может быть таким мудрым и разносторонним.

ЛЕОРТ. Рыцарь Леопардов.

ЛЕР. Оверкин. Такого рода друзья понимают тебя без слов, и многие считали нас братьями.

ЛИННЕТ. Мать Этелы.

ЛИС. Бабушка Этелы.

ЛОГИ. Кузнец, хозяин Этелы, Линнет и Вила.

ЛОТУР. Самый младший сын Вальфатера. Он умел нравиться, но ты всегда чувствовал, что ему нельзя доверять.

ЛОТУРЛИНГИ. Племя, обитавшее к западу от моря.

ЛУХ. Один из доблестнейших рыцарей Вальфатера. Его меч сравнивали с разящей молнией, и такое сравнение вполне уместно.

ЛЭМФАЛЬТ. Такое имя дал Тауг белому жеребцу, которого подарил мне Бил.

МАНАСЕН. Один из собственных рыцарей Арнтора.

МАНИ. Говорящий кот, обитавший в полуразрушенной хижине в лесу и увязавшийся за мной и Гильфом. Он был почти таким ловким и хитрым, как сам полагал, и оказался неплохим другом.

МАРДЕР. Его герцогство стало самым северным в Целидоне после того, как остерлинги уничтожили владения герцога Индайна.

МИМИР. Что бы я ни сказал, ты назовешь его волшебным источником. Испив из него, вспоминаешь давно забытые вещи.

МИТГАРТР. Мир, где обитают люди вроде нас с тобой. Если считать сверху вниз, миры располагаются в следующем порядке: Элизий, Клеос, Скай, Митгартр, Эльфрис, Муспель, Нифльхейм.

МУНРАЙЗ. Конь Свона.

МУСПЕЛЬ. Мир, где обитают драконы.

НЕРТИС. Женщина из племени оверкинов, которая жила в Митгартре. Она покровительствовала диким зверям и деревьям.

НИФЛЬХЕЙМ. Самый нижний мир, где обитает низший из богов.

НОТТ. Одна из лучших представительниц племени Великанов зимы и древней ночи. Владычица митгартрской ночи.

ОБЛАКО. Лучший скакун на свете.

ОРГ. Представитель племени огров, возможно последний в Целидоне. Мне бы хотелось сказать, что он подобен змее в человеческом обличье, но только с горячей кровью, а не с холодной, однако на самом деле он походит на гориллу.

ОРГАЛЬМИР. Правая голова двухголового друга Шилдстара.

ОСТРОВ ГЛАС. На самом деле не остров, а верхушка башни, построенной Сетром в Эльфрисе. Там растут деревья и трава, а также есть пруд, ведущий в Эльфрис.

ПАПАУНС. Один из старших слуг Била.

ПАРКА. Женщина из Клеоса, которая дала мне тетиву.

ПЕЙН. Старший секретарь граф-маршала.

ПОУК. Моряк, нанятый мной в Иррингсмауте.

РАВД. Рыцарь, нанявший меня в проводники.

РЕДХОЛЛ. Бывшее поместье Равда.

СВОН. Он был оруженосцем сэра Равда, когда я впервые с ним встретился, а потом стал моим. Я бросил Свона в лесу, поскольку испугался, что убью его.

СЕТР. Он наполовину человек, но все равно дракон. Он захватил почти весь Эльфрис и, я уверен, на самом деле хотел покорить Митгартр.

СИФ. Жена Тунора. Она очень красивая, а больше всего запоминаются ее волосы, неописуемо прекрасные.

СКАЙ. Мир Вальфатера, где обитают оверкины.

СКОЛЛ. Последний рыцарь, владевший Этерне до меня.

СТОУНБОЛ. Один из главных министров Улыбчивого.

Сэндхилл. Замок на южной границе Целидона, принадлежавший отцу Леорта.

ТАУГ. Крестьянский мальчик, которого я взял с собой в Эльфрис, когда пытался скрыться от разбойников.

ТИАЗИ. Министр Гиллинга и колдун.

ТИР. Даже Тунор признавал, что он отважнейший из оверкинов.

ТИРА. Первая крестьянская девушка.

ТОУП. Военачальник Мардера. Хороший, смелый, мудрый и сильный духом человек, насколько я могу судить.

ТРИМ. Начальник королевской стражи при дворе Гиллинга. Самый огромный из сынов Ангр.

ТУНОР. Старший сын Вальфатера и образец совершенства для всех рыцарей. Временами я страшно радовался, что он на нашей стороне.

УЛЬФА. Сестра Тауга, не многим старше его.

УРИ. Девушка из племени огненных эльфов. По воле Сетра она стала моей рабыней, как и Баки.

УТГАРД. Замок Гиллинга. Город, расположенный вокруг него, носит то же название.

ФАВРАН. Мой щенок.

ФЕНРИР. Худший из всех Великанов зимы и древней ночи. Он откусил руку оверкину, которого я знал и очень любил.

ФИАХ. Надзиратель в темнице, расположенной под Тортауэром.

ФОЛЬКВАНГР. Дворец Леди. Ты просто не представляешь, какой он огромный и красивый.

ФОРСЕТТИ. Город Мардера, находящийся неподалеку от замка Ширвол.

ФРИГГА. Супруга Вальфатера и мать Тунора. Красивая добрая госпожа, пользующаяся всеобщей любовью.

ХАЛЬВЕРД. Управляющий, посланный Мардером в Редхолл.

ХАФ. Один из мальчиков, пытавшихся меня ограбить.

ХЕЙМИР. Сын Герды. Он человек, но порой в это с трудом верилось.

ХЕЛА. Дочь Герды. Она говорила, что предпочитает молчать, поскольку слишком умна, чтобы говорить, как она умна.

ХЕРН-ОХОТНИК. Так порой называют Вальфатера, когда он выезжает на охоту со сворой псов вроде Гильфа.

ЭГР. Один из старших слуг Била. Он отвечал за обоз.

ЭЙБЕЛ. Так меня называют здесь. На самом деле так звали брата Бертольда Храброго, которого Дизири подменила мной.

ЭЛИЗИЙ. Мир, где обитает Верховный Бог. Он находится над всеми остальными.

ЭЛЬФРИС. Мир, расположенный под Митгартром. Здесь я нахожусь сейчас.

ЭЛЬФЫ. Народ, созданный Кулили.

ЭРАК. Один из рыцарей Арнтора.

ЭСКАН. Граф-маршал.

ЭТЕЛА. Юная рабыня кузнеца, проживавшего в городе Утгарде.

ЭТЕРНЕ. Мать Мечей.

Глава 1 Я — РЫЦАРЬ

Многое из описанного ниже я видел своими глазами, Бен. Но многое передаю со слов разных людей. Я не стану то и дело останавливаться, чтобы пояснить, кто что рассказывал, поскольку ты сам легко догадаешься по ходу чтения. Главным образом это был Тауг.

Анс, всегда сгорбленный, согнулся в три погибели, кланяясь Билу.

— Тауг говорит, хозяин погиб, ваша светлость. У него конь сэра Эйбела, и пес тоже. Я подумал, ваша светлость, вы пожелаете их увидеть. Вряд ли у него недоброе на уме, ваша светлость.

— Ты ему веришь? — спросила Идн.

— Право, не знаю, миледи…

— Ты сказал бы больше, когда бы не боялся, — заметил Бил. — Говори. Тебя не накажут.

— Он сам верит в такое дело, ваша светлость, вот и все. Он не врет, коли вы понимаете, о чем я, ваша светлость. Но все равно, может, оно и неправда.

Мани, увидев шныряющего за часовыми Гильфа, спрыгнул с коленей Идн и побежал поприветствовать пса.

— Понимаю, — кивнул Бил. — Говори, малый. У тебя не больше причин страшиться наказания, чем у бедняги, что привел тебя ко мне.

Тауг подчинился и поведал Билу и Идн свою историю, которую рассказывал Ансу прошлой ночью. Когда он закончил, Бил вздохнул:

— Ты своими глазами видел грифона?

Тауг стоял широко расправив плечи и вскинув голову, ибо полагал, что именно так стоял бы я.

— Да, сэр. То есть да, ваша светлость. И Гренгарма я тоже видел, только издали. Но видел.

— Сэр Эйбел говорил, чтобы ты взял его коня, пса, седло, переметные сумы и все прочее?

— Нет, ваша светлость. Он… он…

— Ну выкладывай!

— Он сказал, ваша светлость, что, когда я стану рыцарем, у меня будет щит с изображением грифона. И еще говорил, что надо делать, чтобы стать рыцарем вроде него.

Идн улыбнулась:

— И ты намерен делать это, Тауг?

Тауг хотел пожать плечами, но сдержался.

— Да, ваша светлость. Я знаю, будет страшно трудно.

— Но тем не менее ты попытаешься.

— Да, ваша светлость. Я… у меня не всегда будет получаться, ваша светлость. Я знаю. Но я стану стараться все сильнее от раза к разу, коли мне представится такой случай.

Идн улыбнулась шире. Она становилась невыразимо прелестной, когда улыбалась.

— Не всегда будет получаться?

— Да, ваша светлость.

— Но ты постараешься. У тебя уже получается говорить, как сэр Эйбел. И получится еще лучше, коли в разговоре с нами ты станешь употреблять обращения «милорд» и «миледи». Ты не слуга моего отца. Пока, по крайней мере.

Бил прочистил горло.

— Так ты хочешь стать рыцарем?

— Да, милорд. Именно это я собираюсь сделать.

— Почему бы и нет. Ты готов сражаться плечом к плечу с нами, когда мы настигнем ангридов, ограбивших нас?

— Я рассказал ему про это, — вставил Анс.

— Да, милорд. Но у меня нет приличного оружия.

Бил кивнул.

— Я приобрел обыкновение повторять, что нам нужны каждый мужчина и каждая женщина. Теперь я должен сказать, что нам нужен и каждый мальчик тоже. Разыщи сэра Гарваона. Он сейчас обучает людей стрельбе из лука. Скажи, что я велел вооружить тебя по мере возможности.

— Да, ваша светлость! — Сияя, Тауг повернулся и двинулся прочь.

— Постой, Тауг, — окликнула Идн. — Тебя еще не отпустили.

Он резко остановился и повернулся, залившись краской.

— Прошу прощения, ваша светлость, я не хотел вас обидеть.

— Нисколько не сомневаюсь. — Улыбка не сходила с лица Идн. — Я просто хотела сказать, что сейчас мы с отцом бедны.

Не зная, что ответить, Тауг благоразумно промолчал.

— Ты нашел нас сидящими под деревом. Но когда мы впервые разговаривали с сэром Эйбелом, дело происходило в шелковом шатре. По всей видимости, ангриды уже близко. Мы надеемся настичь их и вступить в бой сегодня или завтра, и если мы возьмем верх над ними, то снова станем богаты. Я не имею в виду, что дары, которые отец везет королю Гиллингу, перейдут в наше владение. Но мы вернем свою собственность, а у нас отняли многое — лошадей, деньги, оружие, драгоценности и тому подобное. Сейчас у нас мало оружия. На всех не хватает. Но если мы победим, я дам тебе щит. Это будет мой тебе подарок, и на нем будет изображен грифон.

Немногим позже Гарваон сказал Таугу:

— Мне нечего тебе дать. У нас нет даже лишнего кинжала. А что там горбун сэра Эйбела?

— У меня есть дубинка и тесак. — Анс показал упомянутые предметы. — Мне вполне достаточно, сэр.

— Я о другом. Ты можешь обеспечить мальчика каким-нибудь оружием?

Анс задумался:

— Разве только выстругать для него дубинку.

— Так выстругай. — Гарваон повернулся к Таугу. — У меня нет для тебя оружия. Никакого. Если можешь сам изготовить что-нибудь, хотя бы простую дубинку, как у горбуна, — действуй. — Гарваон взглянул на темнеющее небо. — Когда завяжется бой, многие из нас погибнут. Многие побросают оружие и обратятся в бегство. Если ты не примкнешь к ним, то сможешь подобрать что-нибудь на поле брани.

— Я так и сделаю.

Суровое немолодое лицо Гарваона смягчилось.

— Постарайся не лезть на рожон. Раздобудь лук, коли получится, и стрелы.

Тауг кивнул.

— И приготовься завтра встать рано и скакать быстро. Мы уже настигаем противника. Нам, всадникам, придется удерживать ангридов на месте, покуда не подоспеют наши пешие воины, хотя от них вряд ли будет большой толк, У тебя конь сэра Эйбела.

Тауг кивнул, а Анс ввернул:

— У меня мул.

— Значит, поскачешь с нами. Коли отстанешь, постарайся подогнать пеших. Это в основном женщины.

Тауг решил опередить Гарваона в скачке, коли получится.

— У нас шестьдесят два мужчины, — продолжал Гарваон. — Несколько мы потеряли по дороге. Из них сорок обеспечены лошадьми и неплохо сидят в седле. Двадцать семь женщин, не считая леди Идн, которая будет ими командовать. Наши лазутчики выследили инеистых великанов, похоже, их…

— Это не важно, — сказал Тауг и пошел прочь.

Уже стемнело, когда он и Анс выбрали молодое деревце в рощице на берегу извилистого ручья, служившего западной границей лагеря. Анс срубил его тремя мощными ударами тесака, действуя во мраке отчасти на ощупь, а затем они обрубили верхушку и все тонкие веточки.

Потом, когда Тауг сооружал на земле ложе из сосновых лап и одеял, извлеченных из переметной сумы, Гильф принес вторую переметную суму. Тауг нашел в ней большой нож, с вырезанной из корня обыкновенного черного плюща рукояткой, завернутый в тряпку и перевязанный полосками ткани, оторванными от нее же. Он крепко-накрепко примотал нож к концу палки.

Их разбудили затемно. Как и Анс, Тауг получил на завтрак кусок черствого хлеба, который запил водой из ручья. На восходе солнца он уже ехал рысью на север вместе с остальными, сильно дрожа на утреннем холоде, с притороченным к седлу коротким копьем и сидящим в переметной суме котом Идн.

Кот беспокоил Тауга. Он высунул из переметной сумы голову и передние лапы, только когда Идн со своим отрядом женщин осталась в лиге позади. С одной стороны, Тауг понимал, что животное надо отвезти обратно, но, с другой стороны, сознавал, что тогда все — включая его самого — заподозрят в нем труса, желающего уклониться от схватки.

Гарваон скакал впереди, на расстоянии половины полета стрелы от хвоста колонны, где бок о бок ехали Тауг и Анс. Гарваон ничего не увидит, коли он повернет назад, но кто-нибудь непременно заметит и поднимет шум.

Какой толк от кота в сражении с великанами? Кота убьют, а он принадлежит Идн. Тауга тоже убьют. Какой толк от одного мальчика? Да никакого.

Некогда он хотел вступить в вольный отряд. Они с Хафом объявили себя разбойниками и засели в засаде в ожидании жертвы послабее, которую не составит труда ограбить. Выбранной жертвой оказался паренек младше их, крепко поколотивший обоих. Какой прок от него — мальчишки, не сумевшего даже ограбить сопливого паренька, — в бою с великанами?

Да такой же, как от кота.

Тауг с горечью вспомнил о своем твердом намерении скакать быстрее Гарваона и настичь врага первым. Теперь он задавался вопросом, примет ли он вообще участие в схватке. Не запаникует ли и не обратится ли в бегство при одном только виде великана?

Белый жеребец, прежде принадлежавший мне, замедлил шаг.

— Плохо дело, — сказал Анс достаточно громко, чтобы перекрыть топот шести десятков коней.

— Что? — Тауг обернулся.

— Пешие слишком отстают. Они подоспеют, когда бой уже закончится.

Тауг пожал плечами:

— В любом случае какая от них польза?

— А как же мы? — Анс растянул губы в болезненной ухмылке. — Спорим, я убью больше великанов, чем вы.

— Ты боишься, — сказал Тауг и понял, что так оно и есть.

— А вот и нет!

— А вот и да. Ты напуган и плохо вооружен. Как можно сражаться верхом на муле?

— Я попробую!

Тауг потряс головой:

— Тебя просто-напросто убьют. У меня есть для тебя поручение, которое спасет тебе жизнь. Видишь кота?

— Так это ж кот леди Идн.

Тауг кивнул:

— Видать, он забрался в мою переметную суму ночью, и коли он останется здесь, непременно погибнет. Я хочу, чтобы ты отвез кота к ней.

Мани нырнул в суму, скрывшись из виду.

— Нет! — решительно отрезал Анс.

— Я тебе приказываю.

— Я вам не слуга.

Анс ударил пятками в бока мула и опередил Тауга на половину корпуса.

— Я рыцарь. — Тауг сам удивился своим словам. — И я тебе приказываю. Отвези кота к миледи!

Анс помотал головой не оборачиваясь.

Вскипев гневом, Тауг пришпорил жеребца и хлестнул по загривку поводьями.

Жеребец рванул вперед галопом.

Колонна всадников стремительно пронеслась мимо Тауга, словно отброшенная назад незримой рукой. Прежде чем он успел перевести дыхание, они свернули с Военной дороги и стрелой помчались через холмистые пожухшие луга: он низко пригибался к холке, судорожно вцепившись в луку седла, а жеребец летел, буквально распластываясь в воздухе при каждом прыжке, напряженно вытянув шею и яростно грызя мундштук, с пеной во рту.

А Мани торжествующе восседал на спине всадника, запустив когти в рубашку и густые спутанные волосы Тауга.

Наконец жеребец выдохся и замедлил бег.

— Ну что ж, — провозгласил Мани, — это было уже неплохо.

Тауг вытаращился на него, насколько вообще можно вытаращиться на животное, сидящее у тебя на спине.

— Теперь тебе нужно лишь, — продолжал Мани, — самому перебить всех великанов, не дожидаясь остальных. Тогда ты сможешь восседать на груде мертвых тел к тому времени, когда подоспеет Гарваон со своим отрядом, и смеяться над ними.

— Ты умеешь разговаривать?!

— Разумеется, умею. — Чтобы вести беседу удобнее, Мани спрыгнул с плеча Тауга на военное седло, где еще оставалось много свободного места, когда в нем сидел мальчик. — Просто я весьма разборчив в выборе собеседников, вот и все.

Тауг ошеломленно потряс головой.

— Сначала моей хозяйкой была старая Халд. Она умерла, но я до сих пор разговариваю с ней. Потом появился сэр Эйбел, мой следующий хозяин. Если я скажу, что он тоже умер, ты снова расплачешься?

Тауг помотал головой, полагая, что повредился рассудком.

— Потом моей хозяйкой стала леди Идн. А теперь ты. Ты боялся, что она беспокоится за меня?

Белый жеребец остановился пощипать травы, но Тауг даже не заметил.

— Я не знал, что животные умеют разговаривать.

— Во всех своих заблуждениях повинен ты сам, — сказал Мани, — как в этой жизни, так и во всех последующих. Это один из вечных, непреложных законов. Но можешь не волноваться. Леди Идн приказала мне ехать с багажом, какой у них еще остался. Она беспокоилась о моей безопасности, что делает ей честь.

— Но ты ослушался, — сумел проговорить Тауг.

— Ну да. Ни один приказ, отданный животному, не имеет законной силы, ты ж понимаешь. По закону природы каждый кот сам себе господин. В этом состоит одно из принципиальных отличий кошек от собак. Вот если бы леди Идн отдала такой приказ своей собаке… то есть будь у нее собака. Ты понимаешь?

— Нет, — ответил Тауг и почувствовал, что еще никогда в жизни не высказывался правдивее.

— Ясное дело, у нее нет собаки. — Мани говорил извиняющимся тоном. — Я бы никогда не связался с…

Его прервал резкий, хотя и негромкий лай. Тауг повернулся в седле и увидел Гильфа, трусцой сбегавшего по склону холма, с которого они слетели галопом минуту назад.

— Если не считать старого пса сэра Эйбела, — плавно продолжил фразу Мани, — как я собирался сказать. Сэр Эйбел был благородным рыцарем, и мы с Гильфом заключили перемирие. Мы с ним заклятые враги. Однако такие враги, которые зачастую видят пользу в совместной работе на общее благо, хотя он и пытается урвать себе больше, чем заслуживает.

— То есть я не понимаю, как кот может разговаривать, — пояснил Тауг.

— Точно так же я не понимаю, почему все остальные животные не могут. — Явно довольный собой, Мани пригладил усы лапой. — Гильф пытается, но без особого успеха, должен сказать. Ты намерен последовать моему совету касательно великанов?

— В смысле самому перебить всех? Я не могу, да и не знаю, где они.

— Я знаю. И Гильф тоже, я уверен.

Гильф кивнул и опустился на задние лапы в высокой сухой траве.

— Когда мы были там, — правой лапой Мани указал на вершину холма, — я видел ферму далеко на севере. А возле нее великанов и большой табун лошадей и мулов. Тебе не кажется, что это они?

— Похоже на то, — признал Тауг.

— Тогда тебе нужно лишь… — Мани осекся, заслышав частый топот копыт.

Молодой человек в кольчуге и шлеме гнал коня вниз по склону холма.

Глава 2 ЭТО ТОТ САБЫЙ КОТ?

— Это пес сэра Эйбела?

— А вам какое дело?

— Это он. Ошибки быть не может. Здорово, старина Гиф! Помнишь меня?

Гильф зарычал.

— Леди Идн сказала, что у паренька, якобы видевшего смерть сэра Эйбела, его конь и пес, но это не его конь.

— Этого коня подарил сэру Эйбелу отец леди, — сказал Тауг.

— А! Тогда все понятно. Значит, ты и есть тот самый мальчик.

— Вы считаете себя мужчиной?

— Безусловно!

— Коли вы мужчина, значит, и я тоже. — Пустив в дело пятки и поводья, Тауг подвел хромого белого жеребца ближе к вороному коню незнакомца. — Вы предпочитаете биться верхом или пешим?

— Ты хочешь биться со мной? — Новоприбывший сохранял серьезное выражение лица, но, казалось, с трудом сдерживал насмешливую улыбку. — Тебе что, жизнь не дорога?

— Верхом или пешим?

Насмешливая улыбка наконец проступила.

— В таком случае верхом.

Удар тупым концом самодельного копья пришелся в лицо противнику Тауга и выбил его из седла. В следующий миг Гильф напрыгнул на поверженного, и он тщетно силился обеими руками оторвать от себя пса, вцепившегося клыками в горло.

— Нет! — крикнул Тауг.

Гильф, который уже начал увеличиваться и темнеть, снова сократился в размерах и отступил.

— Благодарю. — Незнакомец сел и сплюнул кровью; кровь также струилась у него по лицу и шее. — Сдаюсь. Я… я прошу тебя де оставлять бедя без кодя в этой глуши. Теперь я не ибею права на Будрайза… — Он снова сплюнул.

— Встаньте и дайте мне свой меч, — велел Тауг.

С великим трудом незнакомец поднялся на ноги и отдал оружие.

Тауг возвратил меч владельцу.

— Я оставляю вам вашего коня, ваш меч и все остальное. — Осененный новой мыслью, Тауг добавил: — Кроме съестных припасов. Отдайте нам половину.

Незнакомец кивнул. Одной рукой держась за кровоточащий нос, другой он открыл переметную суму и вынул оттуда ковригу хлеба, кусок сыру, завернутый в белую тряпицу, бобы и вяленое мясо. Развернув сыр, он вытащил из ножен позолоченный кинжал.

— Не режьте, — сказал Тауг. — Оставьте сыр себе, а мне отдайте мясо, половину ковриги и половину бобов.

Завершив сделку, Тауг положил добычу в переметную суму, где сидел Мани.

— Теперь скажите мне, кто вы такой.

— Я Свод. Оружедосец сэра Эйбела, или бывший оружедосец. Од что, действительдо убер?

Тауг кивнул:

— А вы что здесь делаете?

— Ищу его. — На мгновение показалось, будто Свон хочет добавить еще что-то, но он просто снова сплюнул кровью.

Тауг решил, что у него сломан нос.

— Почему вас не было рядом с ним, когда я был?

— Бде жаль, что так получилось. Я бы убер вместе с дим. Хотел убереть.

— Но не умерли. — Тауг спешился. — Сядьте. Я перевяжу вас, покуда вы говорите. У вас есть что-нибудь, что можно пустить на бинты?

Свон достал сменную рубашку, которую они распороли на длинные полосы.

— Од бросил бедя, — сказал Свон, когда Тауг накладывал повязку ему на нос. — Од разозлился да бедя, и его не видю. Я саб да себя разозлился.

— Угу. — Тауг старался затянуть бинт потуже.

— Лучше бы уж од поколотил бедя, до од де стал. Утопал в лес и оставил бедя со своим слугой. Жуткий балый.

— Вы видели моего кота?

— Что?

— Моего кота, — повторил Тауг. — Ну, на самом деле это кот леди Идн, но я покамест держу его у себя. Такой огромный черный кот с зелеными глазами. Вы видели?

— Дет, — сказал Свои. — Кота я де видел.

— Гильф наверняка знает. Где кот, старина? Вернулся к хозяйке?

Гильф, находившийся вне поля зрения Свона, помотал головой.

— Он отправился в лес один? — спросил Тауг. — Я имею в виду, сэр Эйбел?

Свон кивнул:

— Просто ушел прочь и бросил дас. — Он на мгновение замялся. — Ты хорошо его здаешь?

Тауг прекратил возню с бинтами, чтобы подумать над ответом. Ни темное небо, ни холмистые серовато-коричневые равнины не подсказывали ответа. Наконец он промолвил:

— Мы с ним очень мало общались, но, мне кажется, я знаю сэра Эйбела лучше, чем большинство своих знакомых. Один раз у нас состоялся долгий разговор, а в другой раз мы с ним спасались от разбойников — во всяком случае, мне кажется, они гнались за нами, прежде чем мы оказались в Эльфрисе. Ну и еще разные другие вещи. Одно время я не мог разговаривать, но здесь он помог мне.

— Од колдуд. Тебе известдо?

Тауг пожал плечами:

— Моя сестра говорила что-то такое.

— Сестра права. Герцог приставил бедя к дему в даказадие, полагаю. Так или идаче, сэр Эйбел проклял бедя, когда покидул дас. В смысле — своего слугу и бедя. Его светлость отдали бедя сэру Эйбелу, а сэр Эйбел отдал бедя девидибобу чудовищу.

Тауг, отрывающий очередную полосу ткани от рубашки, замер на месте.

— Что?

— Девидибобу чудовищу. Одо рядоб, только его почти де виддо. Ты бде веришь?

— Нет, — коротко ответил Тауг.

— Я говорю правду.

— Вы хотите сказать, что сейчас поблизости находится невидимое чудовище, которое слышит наш разговор?

Свон поморщился, когда Тауг принялся перевязывать ему шею.

— Тот пес собирался убить бедя, вердо? Гаф, или как таб его зовут. Пес сэра Эйбела.

— Конечно.

— Од превращается в какое-то жуткое существо, когда убивает. Ты давердяка видел.

Тауг промолчал.

— Дубаю, с обычной собакой я бы субел справиться. Даже с большой собакой. Которая де бедяет обличье.

Свон выжидательно умолк, но Тауг ничего не сказал.

— Ты спрашивал про чудовище, действительдо ли одо даходится рядоб. Бой ответ «да». Только это де бое чудовище — де то, которое сэр Эйбел приставил ко бде. Это твое чудовище.

Тауг уставился на Гильфа, потом перевел взгляд на Свона.

— Расскажите мне про свое чудовище. Почему оно не здесь?

— Потобу что я скакал во весь опор. Одо де божет угдаться за быстрой лошадью. До всякий раз, когда я остадавливаюсь, хотя бы да дедь, одо бедя находит. Я пытался вердуться добой, когда сэр Эйбел бросил бедя. Я говорил тебе?

— Да вроде нет. — Тауг оценивающе осматривал свою работу, вытирая руки остатками рубашки.

— Бы даправлялись да север, — объяснил Свон. — Сэр Эйбел должен был стать караулом в гордом ущелье. Когда он бросил бедя, его слуга сказал, что продолжит путь, — дескать, од уверен, сэр Эйбел приедет туда. А я считал, что сэр Эйбел вообще отказался от этой затеи. Да сабоб деле я так де дубал, до сказал, будто дубаю.

— Слугу звали Поук?

Свон резко повернулся к Таугу:

— Откуда ты здаешь?

— Моя сестра была с ним? Моя сестра, Ульфа.

Свон хотел потрясти головой, но разбитый нос не позволил.

— Больдо.

— Разумеется, но я ничем не могу помочь. Так она была там?

— Дет. Только сэр Эйбел, я и слуга. И чудовище, и пес. Я дубал, пес остался со слугой, что бедя вполде устраивало. Я де хотел, чтобы что-дибудь дапобидало бде о сэре Эйбеле. Я де бросал его, это од бросил бедя, и я собирался вердуться добой. Од прислал бы за бной, если бы дуждался во бде. Так я дубал.

Тауг кивнул.

— Вскоре бедя дагдало чудовище. — Свон судорожно сглотнул. — Одид раз я дотродулся до дего. Кажется, до руки: такое ощущедие, будто трогаешь сабую огробную збею в Битгартре.

— Или дракона, — предположил Тауг.

— Вот-вот. Совершеддо вердо. В сабую точку. Тогда-то я и подял, что должед вердуться обратдо. Я спешил, здаешь ли. Старался ехать быстро, до де дастолько, чтобы загдать лошадь. Какое-то вребя я держался впереди чудовища, до вскоре одо дастигло бедя. В горах, где живут такие здороведдые болвады, в пещерах. Ты давердяка видел.

Тауг помотал головой:

— Вы про великанов? Нет, я еще ни одного не видел.

— Дет, де адгриды, а победьше. Просто очедь большие. Представь сабого высокого человека, какого встречал в жизди, — так вот, оди гораздо выше. — Свон раздвинул ладони фута на полтора, показывая разницу в росте.

— Понятно.

— Я задобрил их подаркаби и подружился с диби. Во всякоб случае, я так решил. До когда да дебе высыпали звезды, одид придялся кружить вокруг боей стоядки. Я услышал и крикдул, чтобы од убирался. Од заворчал и вроде как ушел прочь, до демдого погодя вердулся. Чудовище схватило и убило его. Я слышал, как од бьется в агодии, а потоб — жуткий хруст костей. — Свон умолк.

— И потом вы скакали во весь опор?

Свон еле заметно кивнул:

— Встал до рассвета и побчался вскачь. Только сейчас дагнал леди Идд, которая ведет пеший отряд. Ода сказала, что отец впереди со своиби всаддикаби и что с диб одид бальчик… то есть бужчида. Бужчида, который видел гибель сэра Эйбела. Я объясдил, что ищу сэра Эйбела. Я так и де дашел барода с всаддиками. Я… я пытался срезать путь таб, где дорога изгибается широкой дугой.

— Я тоже, — сказал Тауг.

— До я забетил тебя и прискакал сюда. Так ты и есть тот сабый человек, про которого говорила леди Идд?

— Да, — убитым голосом ответил Тауг. — Да, тот самый.

— Ты видел, как он убер? Видел тело?

Тауг помотал головой:

— Он упал в море.

— Здесь? Да быть такого не божет!

— Вы не знаете пределов возможного. — Тауг направился к своему жеребцу, поймал поводья и вскочил в седло. — Вам просто кажется, что знаете. — Воспоминания о Дизири и грифоне нахлынули на него. — Вещи, которые ты считаешь невозможными, случаются каждый день. Леди Идн сказала, что мы собираемся сразиться с великанами?

— Да. — Свон тоже поднялся на ноги, но помедленнее. — Боюсь, да бедя нельзя рассчитывать. Я… я слишкоб слаб сейчас.

— Делайте, что в ваших силах. — Тауг не сомневался, что именно такие слова сказал бы я. — Я поеду вперед взглянуть на великанов. Потом вернусь к сэру Гарваону и лорду Билу и расскажу…

Он осекся при виде Мани, который выступил из высокой травы и остановился, внимательно глядя на него.

— Прошу прощения, — сказал Тауг. — Мне надо ехать.

— Это тот сабый кот? — поинтересовался Свон, когда Мани высоко подпрыгнул и вцепился когтями в крыло седла. — Леди Идд говорила, что потеряла кота. Ты собираешься вердуть его хозяйке?

— Не сейчас. Я просто позабочусь, чтобы с ним ничего не случилось. Вы можете вернуться на дорогу. Как вам угодно.

Оставшись один, Свон вытащил из переметной сумы бутылку с водой и снова сел. Хорошо пропеченный хлеб был сухим и черствым, но не безвкусным. Запивая водой, Свон принялся жевать хлеб, даже с удовольствием, а оставленный Таугом сыр показался восхитительно вкусным. Раны от Гильфовых клыков на шее горели, а разбитый нос (по-прежнему кровоточивший под повязкой) болел еще сильнее. Жуя пищу и прихлебывая прохладную воду, Свон ненадолго отвлекся от неприятных ощущений.

Покончив с едой, он снял стальной шлем и рассмотрел свое отражение в полированном металле. Благородные господа редко ходят с разбитыми носами, а вот рыцари часто. Еще одно указание на то, что ему не видать отцовских земель. Как рыцарь, он сможет получить свое собственное поместье. Ничего похожего на чудесные обширные владения и великолепный дворец отца. Какой-нибудь маленький замок и несколько ферм, платящих ренту. Все лучше, чем оставаться в вассалах. Муштровать воинов брата.

Это не топор, Олафр (прозвучал у него в голове собственный голос). Приставь большой палец сюда, параллельно лезвию. «Параллельно» — значит, «в одну линию с ним». Нет, это не надо запоминать. Я имею в виду — не надо запоминать, что значит «параллельно». Запомни, что я сказал насчет большого пальца, и запомни, что ты не должен рубить мечом дерево. Береги свой меч, и он…

Да, замок лучше. Гораздо лучше.

От боли Свон зажмурился. Он не малое дитя, чтобы плакать. С трудом подавил рыдания, но слезы все равно потекли из заплывших глаз, под которыми темнели синяки. Носовой платок уже насквозь пропитался кровью. Он отыскал остатки рубашки и, хотя они тоже были в кровавых пятнах, промокнул глаза.

Раньше он считал себя красивым, а теперь уже никогда не станет красивым; но он с радостью согласился бы остаться уродом, лишь бы только боль утихла.

«Надо было взять с собой вина», — подумал Свон. Потом вспомнил, что у него есть вино, достал и выпил.

Мунрайз, мирно щипавший траву, поднял голову и навострил уши.

Свон надел шлем, поднялся на ноги и немного вытащил меч из ножен. Сделай выпад в пах противнику, чтобы он опустил щит, а потом бей в лицо. Но против шайки разбойников…

Нет, ничего страшного, это всего лишь вернулся мальчишка — новый слуга сэра Эйбела, или кто он там такой, — вооруженный привязанным к палке ножом, с котом на плече (дурацкое зрелище) и кошмарным псом, трусившим за конем. Свон подбежал к Мунрайзу и схватился за поводья, но мальчик — Тауг? — спешился.

— Там ферма неподалеку. — Он указал рукой. — Великаны остановились там, и я собираюсь подкрасться поближе и разведать обстановку. Потом нам надо будет найти сэра Гарваона с лордом Билом и отвести их туда. Я хочу, чтобы вы посторожили лошадей в мое отсутствие.

— Дет, — решительно сказал Свон. — Бы божем стредожить кодей.

— Но я хочу…

— Я пойду. И если у тебя есть хоть капля здравого сбысла, ты отправишься за всаддиками, а бде предоставишь сабобу все разведать.

Позже, когда впереди показался приземистый фермерский дом, Тауг прошептал:

— Здесь должен находиться один слепой старик. Друг, который ищет сэра Эйбела.

Глава 3 ЗЕЛЕНЫЙ РЫЦАРЬ ИЗ СКАЯ

— Это Бертольд, билорд, — доложил Свон Билу. — Тауг дашел его.

— Нет, вы нашли! — воскликнул Тауг.

— Ты же сказал бде, что од таб. Когда бы де сказал, я бы де здал про дего или де здал бы, как поступить со стариком, когда бы столкдулся с диб.

— Что у тебя с носом? — спросил Бил.

Свон выдавил улыбку:

— Тауг бде расквасил, билорд. У дас вышел спор, в котороб од взял верх.

— Свон взял верх во втором споре.

— Только да словах, — пояснил Свон. — В драке Тауг победил бедя и обошелся со бдой великодушдо.

Тут наконец подал голос Бертольд — впервые с тех пор, как они спешились:

— Он неплохой парень, Тауг. Напоминает мне моего брата. У вас много людей, сэр?

— Говори «милорд», приятель! — резко приказал Гарваон.

— Около шестидесяти, — ответил Бил.

Старик втянул воздух сквозь зубы, еще оставшиеся у него.

— Может, и хватит. Хорошие воины?

— Придется стать такими. — Бил казался мрачным.

— Я бы хотел сражаться. Только я ничего не вижу.

— Твой язык нам полезнее любого меча. Они собираются остаться там на ночь? В таком случае наш пеший отряд успеет подойти.

— Нет, сэр. Они заявились к нам на ферму и не застали там господина Бимира. Сэр Эйбел — Свон и Тауг знают его — прикончил Бимира, к великой нашей радости. Только этого никто больше не видел. Мы выволокли тело из дома с помощью двух пар волов и зарыли, где земля помягче, а сверху набросали стог сена. Женщины схоронились, а я сказал пришедшим ангридам, что он в отлучке и оставил меня присматривать за скотом. Мол, я не могу кормить вас без приказа хозяина. Ну, они поверили, сэр, как я и думал. И пока они там жрали, я дал деру, а потом натолкнулся на Свона. Только они не собираются оставаться там на ночь. Они сразу двинутся дальше.

Гарваон открыл было рот, но Бил жестом приказал ему умолкнуть и спросил:

— Почему ты так решил, Бертольд?

— В противном случае они приказали бы мне разгрузить мулов и вьючных лошадей. Но они ни о чем таком и словом не обмолвились, только говорили, что меня надобно убить. Вот тут-то я и улизнул из дому и отправился на поиски сэра Эйбела, надеясь, что он все еще где-нибудь поблизости.

Бил взглянул на Тауга, который печально потряс головой.

— Ты его друг?

— Ну да! Он собирался забрать нас с собой, меня и Герду. Именно он убил Бимира. Герда пришла жить ко мне, потому что сэр Эйбел увезет нас отсюда, когда воротится из большого замка на севере. Только он еще не приехал.

— Зато мы подоспели, — с долей смущения промолвил Гарваон. — Может, этого окажется достаточно.

— Надеюсь, сэр.

Издалека донесся крик часового, и Гарваон пробормотал: «Они уходят» — и вскочил на коня прежде, чем Тауг успел спросить, что это означает для них.

Представлялось благоразумным подождать, пока ангриды не покинут ферму, со всеми ее заборами и свинарниками. Затем Гарваон построил своих всадников широкой дугой, лучше всего укрепленной с флангов, с намерением окружить ангридов, оставив противнику лишь узкий путь к отступлению на север. Такой маневр (как они с Билом объяснили до того пространно, что Тауг утомился слушать) преследовал цель не столько уничтожить ангридов, сколько отрезать от них вереницу вьючных животных. Они надеялись, что ангриды бросят свою добычу, когда обнаружат, что взяты почти в кольцо. Свон стоял в середине дуги, между Таугом (слева) и Ансом (справа). Тауг размышлял, как Свон покажет себя в схватке; до него вдруг дошло, что Гарваон поставил Свона в центр единственно из-за кольчуги и шлема — в надежде, что великаны примут парня за рыцаря.

— Где пес сэра Эйбела, Тауг? — Резкий ветер уносил прочь слова Свона. — Од божет даб подадобиться.

Тауг тоже так считал, но пожал плечами:

— Не знаю.

— Свистни его, а?

Тауг громко, протяжно свистнул, но без толку. Анс махнул рукой:

— Может, в амбаре, подле большого дома. Я видел там кота леди. Не иначе, мышей ловил.

Протрубила труба, и всадники устремились навстречу неприятелю: одни сразу вырвались вперед, другие отстали. «Держать строй! Держать строй!» — прокричал Свон. Подчинились — или хотя бы поняли, что он имеет в виду, — не многие. Свон покинул свое место и легким галопом поскакал вдоль строя, сдерживая нетерпеливых и подгоняя медлительных.

Неслаженное наступление отряда продолжалось, казалось, не один час. Тауг с дюжину раз собирался с духом для битвы, и всякий раз состояние боевой готовности длилось не долее нескольких секунд, за которые белый жеребец успевал сделать шага три-четыре. Потом (и слишком скоро) впереди показались ангриды. Труба протрубила атаку. Тауг взял на изготовку копье, смастеренное из моего ножа и ствола молодого деревца, зажав конец древка под мышкой, и ударил жеребца пятками в бока.

Следующие три-четыре минуты ада кромешного — клубы пыли, истошные вопли, лязг металла, дикая сумятица — он плохо запомнил. Стремительное движение Тауга вперед прервал вьючный мул: белый жеребец налетел на него и вместе со своим седоком рухнул на землю среди бешено молотящих копыт и глухо звенящих кубков размером с супницы, Когда Тауг с трудом поднимался на ноги, меч длиной с дышло, уже обагренный кровью, просвистел у него над головой.

По-видимому, Тауг нашел свое копье и поймал жеребца, поскольку вскоре опять сидел в седле, весь в синяках и ошеломленный.

Ангриды ревели, лошади и мулы пронзительно ржали, люди вопили, рычали и стонали. Перед Таугом вырос ангрид. Вероятно, он подскакал к нему; вероятно, нанес удар своим самодельным копьем; вероятно, потом обратился в бегство. Возможно, все вместе. Сцена смутно запечатлелась у него в сознании, не способном толком воспринимать действительность.

Внезапно в седле позади Тауга оказался какой-то слуга. Он вырвал у него поводья, и они помчались прочь с поля боя вместе с двадцатью-тридцатью другими воинами. Мой нож, привязанный к концу палки, перекосился, и с него капала кровь; одна капля упала Таугу на лицо, когда он поднял копье и жеребец перешел на усталую рысь.

Он повернулся и схватился за поводья, собираясь сказать, что они бегут, а не должны, что надо сражаться и победить, но слуга со всей силы двинул его кулаком в ухо, и он провалился во тьму, где не происходило никакого сражения.

Очнувшись и поднявшись на ноги, Тауг увидел рассыпавшихся в разные стороны перепуганных лучников. Никаких смертоносных туч стрел, ничего похожего на описания битв, которые он слышал. Время от времени в воздух взмывала стрела: одинокая птица в сумерках, тонкое пение в пустынном небе.

На севере исполинские фигуры убегали через поле проса высотой в человеческий рост; резкое беспорядочное колыхание колосьев выдавало присутствие животных, которых гнали ангриды. Несомый сильным ветром, клин серых гусей пролетел над животными и великанами — три птицы с одной стороны от вожака, две с другой, — крича скрипучими голосами, напоминающими визг ржавых петель. Гусиный клин казался более воинственным и опасным, нежели стрелы наших лучников. Король великанов выпустил птиц с крепостного вала своего замка, подумал Тауг; замка, подобный которому он видел, когда грифон бился с драконом в заоблачной выси, только гораздо больших размеров, конечно же.

Приставив ладонь козырьком ко лбу, он почти лениво устремил взгляд вдаль, где на гряде коричневых холмов загорелись две — нет, четыре крохотные алые точечки. Всадник, силуэт которого темнел на фоне сумеречного неба, свесился с седла, словно срывая растение в траве. Он выпрямился, держа в руке огонек, меньше огненного цветка, распустившегося под копытами коня, который легко прянул в сторону. Привстав на стременах — движение почти неразличимое на таком расстоянии, — он швырнул огонек на запад, и яркая искорка прочертила высокую дугу на фоне темных облаков.

В следующий миг всадник поскакал на юг, в сторону Тауга. Гонимые ветром алые язычки пламени не отставали от него. Порыв ветра, еще один — и едкий запах дыма.

Ангриды, находившиеся всего на расстоянии полета стрелы от Тауга, остановились и начали совещаться. Один указал пальцем. Гарваон галопом скакал к ним, с мечом на изготовку, а Свон держался рядом и вскоре вырвался вперед. Тауг бросился следом, бессвязно крича и отчаянно размахивая руками в попытке увлечь за собой остальных, но внезапно мускулистая рука оторвала его от земли и усадила на холку мула, идущего размашистым шагом.

— У вас нет оружия. — Голова Анса находилась ниже головы Тауга. — Ни меча, ничего, и вас убили бы, будь даже у вас меч, о котором вы говорили.

Мулы и лошади всем скопом неслись навстречу сквозь высокое просо, подгоняемые не только громоподобными криками ангридов, но и огнем, наводившим страх на великанов. Пытаясь справиться с собственным мулом, Анс отпустил Тауга, и тот соскользнул вниз, покатился по земле, а потом вскочил на ноги.

Он не нашел никакого брошенного оружия, но побежал вперед, уворачиваясь от охваченных паникой животных и ударяясь о тяжелые тюки, на них навьюченные. Он уже находился буквально в нескольких шагах от ближайшего ангрида, когда на того вдруг напрыгнул огромный черный зверь, — Тауг мельком увидел горящие глаза и вспененную пасть. В следующий миг зверь скрылся из виду, а бездыханный великан распростерся на земле.

За поясом у ангрида был нож — с деревянной рукояткой длиной с Таугово предплечье и лезвием вдвое длиннее. Тауг вытащил нож из-за пояса убитого: рукоятка, хотя и слишком толстая, сужалась с одного и другого конца настолько, что ложилась в ладонь не хуже, чем древко копья.

От дыма у него заслезились глаза, и он закашлялся. Проморгавшись, он увидел перед собой не кого иного, как рыцаря в зелено-золотых доспехах на могучем сером коне, превосходящем размерами всех, каких ему доводилось видеть прежде.

— Это ты, Тауг? — Рыцарь закинул щит за спину и снял шлем с гребнем в виде дракона. — Кто тебя так отделал?

— Сэр Эйбел!

Дым снова окутал нас, когда я помог Таугу взобраться в седло.

— Осторожнее со своим мечом, приятель. Лучше отведи острие в сторону.

По-прежнему кашляя, Тауг последовал совету.

— Я взял его у великана, — выдохнул он. — А леди Идн обещала мне щит.

Когда мы выехали из дыма, я сказал:

— Одна из сложнейших вещей, которым должен научиться рыцарь, — это умение пользоваться оружием так, чтобы случайно не поранить своего коня. Мастер Торп говорил мне это, но знать — одно дело, а выполнять — совсем другое.

Тауг вытянул шею:

— Сколько великанов вы убили?

— В смысле — своим мечом? — Я придержал Облако, переводя на шаг, и окинул взглядом поле битвы. — Ни одного. Но Гильф, вероятно, прикончил пару-тройку.

К тому времени, когда подошла Идн с женщинами, Тауг спросил:

— Разве все они не погибнут в огне?

— Вряд ли, — ответил я. — Бой перемещается в сторону от пожара, и надвигается буря. Судя по запаху ветра, снежная буря. Нам еще придется потрудиться.

И мы славно потрудились, но описание всех последующих событий заняло бы у меня больше времени, чем ушло на само сражение и на то, чтобы потом согнать всех мулов и вьючных лошадей. Мы провели ночь в большом доме, прежде принадлежавшем Бимиру; во всех очагах там ревел огонь, и люди теснились возле них. Тауг нашел меня в конюшне, где погонщики мулов под присмотром мастера Эгра развьючивали, кормили и поили своих подопечных.

— Я… я хотел поговорить с вами, сэр Эйбел. Можно?

— Можно. — Я отошел от Облака и посмотрел на Тауга, с трудом сдерживая ухмылку. — Можно, если ты готов поработать. Ты готов?

— Конечно! Все, что угодно!

— Но ты устал, и у тебя лицо разбито.

— У Свона разбито сильнее, но он не сидит сложа руки.

— Не считая нужным расседлать, напоить и накормить своего коня. Пока, во всяком случае.

— Он обслуживает лорда Била и леди Идн.

— Похвально. — Я провел скребницей по хребту Облака, от холки до хвоста, а потом вручил щетку Таугу. — Знаешь, что это за инструмент?

— Нет, сэр.

— Скребница. Такая щетка, которой чистят шкуру животного. Будь у меня оруженосец, он позаботился бы о моем коне — не потому, что мне самому лень, а потому, что он должен научиться. Когда он сам станет рыцарем, никто не станет заботиться о его коне.

— У вас есть оруженосец, сэр Эйбел. Свон. Он сказал мне.

Я потряс головой:

— Будь Свон моим оруженосцем, сейчас он находился бы здесь и чистил Облако.

— Он боится вас. Так мне кажется.

— Ему не меня следует бояться. Анс знает о нем?

— О зримом чудовище? Не знаю, сэр.

— Расскажи ему при случае. Сейчас я научу тебя ухаживать за конем. Ты готов?

Глядя на Облако, Тауг кивнул.

— Вы можете разговаривать между делом?

— Конечно. Ты боишься Облака?

— Немножко. Он такой огромный.

— Она. Размер не имеет значения. Норовистая лошадь ужасно опасна, даже если она маленькая. Кроткая может ненароком зашибить, поскольку она гораздо больше и гораздо сильнее тебя. Но это маловероятно. Человек, о котором ты мне рассказал, — который тебя ударил, — представляет для тебя гораздо большую опасность, чем я. Так и с лошадьми.

Тауг снова кивнул, не очень уверенно.

— В первую очередь надо снять седло и чепрак. Под седлом лошадь всегда устает. Если тебе доводилось брать в руки седло, ты знаешь почему. Чепрак всегда влажный от пота, поэтому его тоже снимаем. Если конь разгорячен или находится на холоде, его обязательно нужно накрыть чем-нибудь. Подойдет любое чистое, сухое и теплое покрывало. Думаю, в данном случае такой необходимости нет.

— Понимаю, — сказал Тауг.

— Хорошо. Лошадь не способна мыслить, как человек, но хорошая лошадь чувствует тебя лучше, чем ты ее. Ты должен тонко чувствовать своего коня, а для начала нужно научиться понимать, когда он испытывает жажду, голод, холод или одиночество, как бывает с тобой. Коли ты понимаешь своего коня, он понимает, что ты все понимаешь, по твоим действиям. А коли не понимаешь, он тоже понимает это.

— Сэр Эйбел, вы…

— Разница проявляется в мелочах, по большей части практически незаметных. Но исход любой битвы зависит от мелочей. Ты хотел задать вопрос?

— Вы погибли, сэр Эйбел. Вернее, мы так думали.

Я пожал плечами:

— Какое это имеет значение? Я здесь, дышу тем же пыльным воздухом, что и вы все. Думаешь, я призрак? Если хочешь, я проткну себе палец, чтобы ты увидел кровь.

Тауг помотал головой.

— Ну и хорошо. Я живой, Тауг, как ты. Сегодня за ужином две дюжины человек видели, как я ем. Вот тебе доказательство. Призраки не едят.

— Я этого не знал.

— Теперь знаешь. Тебя смущает моя кольчуга с золотыми кольцами? Она досталась мне вместе с Этерне. — Я дотронулся до меча, но не стал вытаскивать из ножен. — Перевязь с ножнами досталась мне вместе с ней. Я взял меч, кольчугу и все прочее. Что ты станешь делать, когда снимешь седло с чепраком и накроешь коня попоной в случае надобности?

— Сниму уздечку, — сказал Тауг. — Напою его и накормлю, коли сумею найти корм. Я так делал с вашим прежним конем, когда ездил на нем.

— А потом?

— Это все.

— Потом тебе нужно осмотреть ноги животного. Ну-ка подними заднюю правую ногу Облака и взгляни на копыто. Я подержу фонарь.

Тауг подчинился — с таким видом, словно держал в руках бомбу с зажженным фитилем.

— Не надо бояться. Она привыкла, что у нее осматривают ноги, и знает, что ты делаешь это для ее же блага. Не видишь там никаких камешков?

— Нет, сэр. Ничего, если я поинтересуюсь, откуда у вас Облако?

Вокруг нас беспокойно двигались и били копытами лошади и мулы; погонщики переговаривались, смеялись и сыпали проклятиями. Наконец я спросил:

— Подкова не стерта?

— Нет, сэр.

— Расшатавшиеся гвозди есть? Хоть один?

— Нет, сэр.

— Хорошо. Теперь проверь заднюю левую.

Тауг подчинился.

— Ты уже решил, что я не собираюсь отвечать на твой вопрос. На самом деле я просто соображал, как лучше ответить. Лошадь мне подарил Вальфатер, однако тебе это ничего не скажет. Ты когда-нибудь смотрел на пруд, в котором отражается Скай? Облака, солнце, птицы и тому подобное?

— Множество раз. С этой ногой тоже все в порядке, сэр. Только кто такой Вальфатер?

— Некоторые жители вашей деревни поклоняются Дизири. Твоя сестра говорила мне.

— Да, сэр. Вы заберете ее из Утгарда?

— Твою сестру? Конечно. Среди всего прочего я вернулся и для этой цели. Теперь осмотри правую переднюю.

Тауг поднял указанную ногу, уже не столь опасливо.

— Говоря об оверкинах, я имею в виду не Дизири и ее племя. Сколько оверкинов ты знаешь?

— Ну, Тунор… — Тауг слегка поколебался. — И Громовержец.

— Это один и тот же парень. Назови еще кого-нибудь.

Последовала долгая пауза.

— Мама упоминала имя Нертис.

Я рассмеялся:

— Вот тут ты меня поймал. Я о нем не слышал.

— Это «она».

— Давай еще.

— Больше я никого не знаю, сэр Эйбел. С этим копытом тоже все в порядке. Я проверю другое.

— За время, проведенное сейчас в конюшне, ты услышал множество проклятий — и такой способ выяснить, кого должны почитать люди, ничуть не хуже любого другого. Какие имена здесь упоминались?

— Э-э… Фригга. И Форсетти? Это оверкин, сэр? Я думал, название города.

— И то, и другое. Город назвали в честь оверкина, поскольку люди надеялись жить там по закону справедливости. Это все? Похоже, ты не особо прислушивался.

— Фенрир и Сиф, сэр. И еще Странник.

— Неплохо. Странник — это Вальфатер. Теперь слушай внимательно. Ты видел отражение Ская в пруде. Но пруд и все вокруг, весь наш мир под названием Митгартр, есть отражение Ская. Лорд Бил подарил мне белого жеребца, которого мы бросили, когда забрались на грифона. Может, я уже тебе говорил.

— Да, сэр.

— Точно так же Вальфатер подарил мне Облако. У тебя вытянутая физиономия. В чем дело?

— Ваш конь… прежний, на котором я ездил, пока тот человек не забрал его у меня… Я… за ним ведь, наверное, никто не ухаживает.

— Понимаю. Конь по-прежнему принадлежит тебе, Тауг, даже если его у тебя украли.

— На самом деле он не мой, сэр Эйбел. А ваш.

— Я дарю его тебе. Вот сию минуту и подарил. Вообще-то погонщики должны заботиться обо всех лошадях, но если он здесь, найди его и удостоверься, что о нем позаботились должным образом. Привяжи жеребца рядом с Облаком. Убедись, что привязь достаточно длинная, чтобы он мог лечь, и постели для него чистой соломы.

Тауг двинулся прочь, но остановился:

— Вы сами делали все это, пока я не появился, да? Осматривали копыта и все такое?

Я кивнул.

— Я так и думал. Если я собираюсь стать рыцарем, мне надо разобраться с человеком, который на меня напал, правда ведь?

— Рано или поздно, — кивнул я.

— Не хочу откладывать на завтра. Я попробую разобраться с ним, как только позабочусь о Лэмфальте.

Когда Тауг уже скрылся среди толкущихся животных и людей, я крикнул вслед:

— Когда проверишь копыта, помой коню ноги! Теплой водой.

Позже, когда я лежал на полу в бывшей комнате Бимира, Мани перешел от леди Идн ко мне и улегся у меня на груди.

— Вы спите?

Гильф поднял голову и посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Нет, — ответил я. — А что?

— Коты могут попасть в Скай?

Я ненадолго задумался.

— Наверное. У Леди Фольквангра четыре кошки. Откуда ты узнал, что я здесь?

— О, я сразу узнаю о таких вещах.

Я задумался и об этом тоже, а поскольку к приходу Мани я уже почти спал, на раздумья у меня ушло порядочно времени. Наконец я сказал:

— Я не стану требовать от тебя объяснений. Знаю, ты не слушаешься приказов. Но если ты не желаешь ничего объяснять, я больше не отвечу ни на один твой вопрос.

— Наверное, мне не следует.

— Ну и не надо. — Я зевнул. — Уходи.

— У меня важные новости.

Гильф тоже зевнул и положил голову между передних лап.

— Какие? — спросил я.

— С какой стати мне отвечать на ваши вопросы, если вы отказываетесь отвечать на мои?

— Ты первый не ответил, — напомнил я. — Пошел прочь.

— Я хотел. Просто вопрос сложный.

— Тогда лучше его не затрагивать. Вы, коты, вечно опрокидываете чашки и прочие предметы, а мне нужно выспаться. Мы не тронемся в путь рано, если я не встану на рассвете.

— Мне сказала моя прежняя хозяйка. — Мани выдержал паузу, внимательно глядя мне в лицо. — Вы удивлены, верно?

— Конечно. Она умерла.

Мани ухмыльнулся; его белые, страшно острые клыки казались красными при свете огня.

— Вы тоже, сэр Эйбел.

— Едва ли.

— Не стану спорить — это ниже моего достоинства. Ну как там, здорово?

— В Скае-то? Очень.

— Возможно, я когда-нибудь побываю там. И вовсе не здорово. В смысле иногда здорово, но в целом…

— Бездоказательно, — пробормотал я.

— Вы пробыли там совсем недолго.

— Лет двадцать, или около того.

— Вы уехали всего несколько дней назад.

Я рывком сел, поймал Мани и усадил к себе на колени.

— Расскажи мне, как ты разговариваешь со своей хозяйкой, а я немного расскажу тебе про свою жизнь в Скае. — Взглянув на Тауга, который лежал с крепко зажмуренными глазами, я добавил: — Во всяком случае, начну. О двадцати годах жизни за раз не расскажешь.

— Мне нужны подробности, — уклончиво сказал Мани.

— Ладно. Будут тебе подробности.

— Если вы расскажете мне про тамошних котов, я сообщу вам важную новость. Но вы первый. Договорились?

— Нет, поскольку про котов мне мало что известно. Положим, я расскажу тебе все, что знаю. Ты не заявишь, что этого недостаточно?

Мани прижал черную как смоль лапу к черной как смоль груди.

— Нет, клянусь честью Кота. Клятвы сильнее я не знаю. Но вам придется рассказать и про Скай тоже.

— Хорошо. Время там, как и в Эльфрисе, другое. Я не ученый, но мне кажется, время в Скае течет очень быстро. Месяц там равен нескольким часам здесь.

— На Эльфрис не похоже.

— А по-моему, похоже, — сказал я. — Только там время течет медленно. Тауг провел в Эльфрисе несколько дней — во всяком случае, он так считал. Но здесь прошли годы. По-видимому, течение времени замедляется по мере того, как спускаешься ниже и ниже. Скай — третий мир. Митгартр — четвертый, а Эльфрис — пятый.

— Это мне известно. Как вы попали в Скай?

— Меня доставила туда одна милая девушка по имени Альвит. Вальфатер собирает героев, как некоторые люди коллекционируют оружие. Их доставляют в Скай его дочери и принцессы, погибшие славной смертью и подобранные на поле брани другими девами. Альвит одна из них. Вальфатер принял меня и подарил мне лошадь цвета облака, верхом на которой ты меня, наверное, видел сегодня, а также щит и разные другие вещи. Этого достаточно?

— Нет. Чем вы там занимались?

— Пировал, пел песни, рассказывал истории, совершенствовался в воинских искусствах и сражался с великанами. Великанами зимы и древней ночи.

— Леди Идн тоже сражается с великанами, — гордо сказал Мани. — Одного поразила стрелой прямо в глаз сегодня.

— Честь и слава леди Идн. — Я бросил на нее взгляд через огромную, похожую на пещеру комнату. — Но инеистый великан, ослепленный твоей хозяйкой, не идет ни в какое сравнение с великанами, бившимися с нами. Позволь рассказать тебе про набег, в котором я участвовал. В краю, где они живут, всегда холодно и пасмурно, а в тот раз еще и дул сильный ветер. Мы укрылись в пещере.

— Я бы тоже так сделал, — заявил Мани.

— Нисколько не сомневаюсь. Это была большая пещера, от которой отходило пять маленьких, заканчивавшихся тупиком. В большой мы развели ревущий костер и довольно удобно устроились на ночлег, выставив часового и сменяя друг друга на посту в течение ночи.

— Я бы провел разведку. Никогда не знаешь, какая опасность может подстерегать тебя поблизости.

— Совершенно верно. Я стоял в дозоре последним и потому поднялся раньше других. Когда моя вахта закончилась, я разбудил товарищей и решил обследовать окрестности. К северу тянулась гряда холмов, и я взобрался на один. Ты мне напомнил обо всем этом, когда улегся у меня на груди.

— Рассказывайте дальше.

— Непременно, и я говорю правду, что бы ты там ни думал. Достигнув вершины, я увидел на западе огромное лицо с закрытыми глазами. Борода походила на густой лес, рот — на глубокую пропасть, а ноздри — на пару туннелей. Я посмотрел вниз и увидел своих товарищей, выходящих из пещеры. Я увидел также, что это вовсе не пещера, а перчатка великана, на груди которого я стоял. Мани задумчиво лизнул левую лапу.

— Вряд ли ты мне веришь, но это еще не все. Хочешь узнать, что произошло дальше?

— Продолжайте.

— Наш командир начал увеличиваться в размерах, когда я доложил об увиденном. Он становился все больше и больше, пока не стал ростом с великана, на которого я забирался, и его шлем, доспехи и все прочее увеличивалось вместе с ним. При виде его все остальные тоже начали увеличиваться. Я не знал за собой такой способности, пока не увидел, как он это делает. Но когда увидел, сразу понял, как это делается, и тоже увеличился. Я не мог достичь размеров командира, никто из нас не мог. Все же мы могли превратиться в настоящих великанов — и превратились. Дальше я не стану рассказывать, поскольку ты в жизни не поверишь.

Мани закончил вылизывать левую лапу и занялся правой, а потом наконец промолвил:

— Расскажите про котов. Все, что знаете.

— Они принадлежат Леди Фольквангра, как я говорил. Она одна из дочерей Вальфатера. Думаю, самая младшая, и она… Ну, описать ее красоту невозможно. Таких слов просто нет.

Мани ухмыльнулся:

— Я заметил: у вас дыханье сперло при одной мысли о ней.

— Когда видишь Леди Фольквангра впервые, ты сразу падаешь на колени и кладешь меч к ее ногам. Я так и поступил, и на моих глазах многие делали то же самое.

— Очень трогательно.

— Она улыбается, просит тебя подняться и очень сердечно говорит, что видит твою готовность умереть за нее, и клянется тебе в вечной дружбе.

— Так случилось с вами?

— Со всеми нами. Это был чудесный, восхитительный момент. Я бы сказал, самый восхитительный в моей жизни, если бы не пережил еще даже более восхитительного момента. Но, честно говоря, чудесных моментов в Скае хоть отбавляй. Хочешь знать, какие чувства испытываешь там?

В голосе Мани явно послышалась улыбка:

— Хотелось бы, сэр Эйбел.

— Я видел в Ширволе кота, увечного от рождения. Бедняге приходилось передвигаться нелепыми скачками, точно кролику.

Мани кивнул.

— Теперь представь, если бы все коты были такими. А через много, много лет с тобой вдруг что-то происходит — и ты обретаешь способность бегать и прыгать, как сейчас. Что бы ты почувствовал?

— Думаю, обезумел бы от радости.

— Точно. Вот такие чувства и испытываешь в Скае. Наша жизнь в Митгартре была сном, а теперь мы пробудились, и солнце сияет, и сны больше не властны над нами. Ты когда-нибудь слышал о Фольквангре?

— Да, если именно там живут коты Леди.

— Фольквангр — великолепный дворец, расположенный на живописнейшем из лугов. Иногда он находится поблизости от замка Вальфатера, а иногда далеко от него. Они оба перемещаются, но в разных направлениях. Там чудесные сады, но чудесней всех садов — луг, густо поросший полевыми цветами. Там башни, ротонды, и дворы, и тысяча ульев, полных золотых пчел, которые никогда никого не жалят. Как в самом дворце, так и снаружи есть особые места, отведенные для танцев и игр, для пения, бесед и учения, а также для упражнений в боевых искусствах. Ты постоянно обнаруживаешь там что-нибудь новое, и каждое твое открытие поистине замечательно. Потайные лестницы, ведущие в помещения, полные книг и приборов, какие тебе никогда прежде не встречались, или окна, из которых неожиданно открывается прекрасный вид, потрясающий тебя до глубины души.

— Похоже, мне бы там понравилось, — задумчиво проговорил Мани. — Так там только четыре кота? Для четырех котов дом великоват.

— Я видел только четырех, — сказал я. — Но, вполне вероятно, их больше. Хотя я прожил там много лет, я увидел далеко не все, и, возможно, никто не успеет увидеть все, даже если проведет там тысячу лет. Я говорил, что Леди и Вальфатер обмениваются героями?

Мани помотал головой.

— Так вот, они обмениваются. Леди предводительствует Избранными павшими. Последних доставляют ей девы-воительницы, и некоторых она оставляет при себе. Но иногда она отдает на время своих героев отцу, а он порой отдает ей своих. Однажды отдал меня.

— А чем занимаются ее коты?

Я невольно улыбнулся:

— Охотятся на лугу и дремлют на солнышке. Расхаживают по дворцу с целями, которые ты понимаешь гораздо лучше меня. Они — друзья и посыльные Леди. В дни торжеств они влекут ее колесницу.

— Самцы или самки?

— Думаю, и те и другие. Вот и все, что мне о них известно.

— Нет, не все, — возразил Мани. — Какого они цвета?

— Двое полосатых, один черно-белый и один черный, как ты. Теперь твоя очередь говорить.

— Вы знаете, что коты видят призраков?

Я потряс головой:

— Никогда даже не задумывался об этом.

— Умение видеть призраков, — пояснил Мани, — одна из способностей, в которых коты превосходят людей, и общение с призраками являлось одной из главных обязанностей, которые я выполнял для своей прежней хозяйки. Собаки тоже иногда видят призраков, как и отдельные птицы. Однако у котов получается гораздо лучше.

Гильф тихо зарычал.

— Он знает, что это правда. Все дело в наших девяти жизнях. Вполне естественно видеть призраков, коли ты уже хоть раз умер.

— Очень интересно.

— Правда ведь? — промурлыкал Мани. — А теперь, дорогой хозяин, давайте выйдем из дому. Моя новость требует этого.

Глава 4 ЧУДО, СОТВОРЕННОЕ ТАУГОМ

— Идти недалеко, — сказал Мани, — но неудобно. Ступайте вон туда, к большому хлеву. Нельзя ли мне забраться под ваш плащ, мой добрый господин?

Я прикрыл кота плащом.

— Я думал, теперь твоя хозяйка Идн.

— Так и есть, — подтвердил Мани и пояснил: — Леди Идн — знатная особа. И потому она становится моей хозяйкой всякий раз, когда такое представляется целесообразным. Но и вы мне хозяин, как прежде. Коту трудно найти друзей в этом пустынном северном крае.

— Вижу.

— Надеюсь, не призрак моей прежней хозяйки, ибо я сам его не вижу. Но раньше видел. С тех самых пор, как мы покинули ее дом, она постоянно кружила вокруг нас, надеясь пособить как-нибудь. Теперь, узнав новости, которые она считает для нас важными… Вы знаете, что ваш пес увязался за нами?

— Конечно. — Я обернулся взглянуть на Гильфа, поднявшего на меня блестящие глаза. — Знаю. Пусть тебя это не беспокоит.

Упершись задними лапами в мою руку, Мани приподнялся и посмотрел мне через плечо.

— Между вами двумя что-то происходит.

— Ничего особенного, но ты сказал, твоя хозяйка сообщила тебе новость. Какую именно?

— Один ваш друг получил тяжелое увечье.

— Прискорбно слышать. — Свободной рукой я погладил Мани. — У меня не так уж много друзей.

— А другой ваш друг не желает обращаться к вам за помощью, хотя и знает, что вы в силах помочь ей.

Мои пальцы сомкнулись на шее кота.

— Это Дизири? Отвечай!

— Нет, честное слово. Другой друг.

— Женщина. — Я натянул на голову капюшон плаща. — У меня провалы в памяти, Мани. О ком ты говоришь?

— Об одной из красных эльфийских девушек. Имя я забыл, но в любом случае имена у них взаимозаменяемы.

В хлеву было темно, хоть глаз выколи.

— Сюда, — сказал Мани. — На сеновал. Там лестница.

— Знаю. Я ночевал там однажды. Такое ощущение, что давным-давно.

— Мне очень жаль, но ваш пес должен остаться здесь. — В голосе Мани не слышалось ни малейшего сожаления. — От него будет прок, коли он посторожит здесь, от незваных гостей. Насчет меня не беспокойтесь, я поеду на вашем плече.

— Насчет тебя я нисколько не беспокоюсь, — прошептал я. — И я готов к незваным гостям. Расскажи еще что-нибудь.

— В таком случае я усядусь здесь, — Мани вспрыгнул мне на плечо, — и удостоверюсь, что она все еще жива.

С сеновала донесся слабый голос:

— Г-господин?

Я напряженно прислушивался к скрипу свежевыпавшего снега под чьими-то ногами и потому не ответил.

Медленно, почти бесшумно дверь хлева приотворилась, и я увидел вертикальную полосу тусклого лунного света. Тауг проскользнул в хлев и громко вскрикнул, когда я схватил его за плечо.

— Если ты хочешь стать рыцарем, то не должен так легко пугаться, — сказал я. — И зажмуривать глаза тоже не стоит.

— У меня нет ничего дурного на уме, сэр.

— Я и не подозревал тебя в дурных намерениях, а говорящий кот в любом возбудит любопытство.

— Дело не в коте. Я знал, что Мани умеет разговаривать. Он разговаривал со мной и, думаю, разговаривает с леди Идн. Дело в вас: вы так интересно рассказывали про Скай, что мне захотелось остаться с вами и узнать побольше.

Сверху донесся шепот:

— Прошу вас, г-господин Эйбел…

Мани прыгнул в темноту, с глухим стуком ударившись о бревенчатую стену, и через несколько секунд сообщил:

— По-моему, у нее сломан позвоночник.

— Я не могу ей помочь, — сказал я Таугу, — но ты можешь. Вот почему ты бодрствовал, когда должен был спать, и последовал за нами. Полезай на сеновал и исцели ее.

Когда Тауг поднялся по лестнице, я сказал Гильфу:

— Я вернусь в дом на минуту. Ты можешь пойти со мной или остаться здесь.

— Я с вами, — прорычал он.

Мы вернулись в дом, где нашли чашу и большую лампу Бимира. Когда мы вышли во двор, пламя затрепетало на ветру, и я прикрыл его ладонью.

— Я хочу, чтобы ты поднялся наверх, — сказал я, когда мы вновь оказались в хлеву, — а люк, которым воспользовался Тауг, для тебя маловат. Видишь там большое отверстие, через которое сбрасывают сено?

— Да.

— Поставь передние лапы на край и подпрыгни, — думаю, ты легко туда заберешься.

Гильф промолчал.

— Великан, прежний хозяин фермы, просовывал в него голову. Значит, оно находится на высоте примерно в два моих роста. — Чтобы рассмотреть получше, я поднял лампу. — Скажем, род [Мера длины, примерно 5 м.] с небольшим. Все равно тебе не составит особого труда сделать это.

— Мне не прыгнуть так высоко. — Гильф избегал встречаться со мной глазами.

— Может, я поднимусь первым и позову тебя?

Через несколько долгих мгновений Гильф кивнул. Взобраться по лестнице, не расплескав масло из лампы, было отнюдь не просто, однако мне удавалось сохранять равновесие, проворно перехватывая одной рукой перекладины. Я облегченно вздохнул, когда Тауг свесился вниз и взял у меня лампу.

— Здесь эльф, — сообщил он.

— Знаю. Баки, да?

Мани выглянул из-за края люка:

— Да, сэр Эйбел, и она ужасно страдает. Она глубоко признательна моей хозяйке и мне, но мы уже сделали все, что в наших силах.

— Она зовет вас, — сказал Тауг.

— Я ничем не могу помочь, — сказал я, забираясь на сеновал. — Я надеялся, что ты уже исцелил ее.

— Я не умею!

Из темноты донесся стон Баки.

Я отыскал девушку и сел на солому рядом с ней.

— Она страшно мучится, — сказал я Таугу. — А ты теряешь время. Опустись на колени.

Он подчинился.

— Проведи пальцами по телу Баки. Осторожно! Очень осторожно!

— Не могу.

— Можешь. Вот в чем дело. Для нее ты бог. Не для меня и не для Мани. Но для нее — бог. Митгартр — высший мир по отношению к Эльфрису.

Тауг попытался, но ничего не произошло.

— Представь ее целой и невредимой. Исцеленной. Живой и здоровой. Прыгающей, танцующей, ходящей колесом. Она делала все это, покуда с ней не приключилось несчастье. Представь, какой она была раньше.

Тауг попытался, зажмурив глаза и плотно сжав губы.

— Что-нибудь происходит?

— Нет. Все произойдет не постепенно, а в один миг: закончится, не успев начаться, — и ты сразу поймешь. Ты почувствуешь проходящий сквозь тело поток силы, которая исцелит бедняжку.

— Г-господин… — выдохнула Баки.

— Я не могу помочь тебе, — сказал я, — но Тауг может и поможет. Ты веришь в Тауга? Надо верить, иначе умрешь.

— Вы… пили мою кровь, господин.

— Я помню, и я отблагодарю тебя, коли сумею. Сейчас я не в силах помочь тебе. Это должен сделать Тауг.

— Прошу вас, Тауг! Я… поклоняюсь вам. Пусть меня убьют, но я буду поклоняться вам. Я принесу жертву на ваш алтарь, сожгу дары… животных, рыбу, хлеб. — Баки задыхалась, выше пояса ее били судороги.

— Кем ты клянешься? — по возможности требовательнее спросил я.

— Им! Великим Таугом!

— Не Сетром?

— Я отрекаюсь от него. — Голос Баки упал до шепота. — Я снова отрекаюсь от него. О, попытайтесь, Тауг! Попытайтесь! Я построю храм в вашу честь. Я сделаю все, что угодно!

— Я пытаюсь. — Тауг снова закрыл глаза.

Я склонился над Баки:

— Отрекись от него по двум его именам, сейчас и навеки. Поверь, он не может исцелить тебя.

— Я отрекаюсь от Сетра по имени Гарсег! Я отрекаюсь от Гарсега по имени Сетр! Навсегда, навсегда, навеки!

— Кто твоя мать?

— Кулили!

Я положил руку на плечо Таугу:

— Она в твоем сознании, поверь мне. Она мысль, видение. У тебя есть нож?

Он помотал головой:

— Только меч.

— У меня есть. — Я вытащил маленький нож, которым когда-то выстругал лук, и отдал Таугу вместе с чашей. — Сделай надрез на руке, длинный, но неглубокий. Я посвечу тебе лампой. Кровь станет стекать к пальцам. Подставь чашу. Когда она наполнится, дай Баки выпить.

Закрыв глаза, Тауг завернул рукав и полоснул по руке ножом.

— Поднеси чашу к ее губам. Скажи: «Выпей, Баки». — Я направил руку Тауга, и Баки осушила чашу.

Тауг открыл глаза:

— Я сделал это! Сделал! Баки, сядь!

Дрожа, она села. Ее медно-красная кожа теперь не отливала металлом, и в улыбке читалось новое, вполне человеческое чувство.

— Благодарю вас! О, благодарю вас!

Она изъявляла признательность и выражала свое почтение, пока Тауг не тронул ее за плечо и не велел встать.

— Жаль, Гильф не видел этого, — сказал я. — Но он все слышал, и, возможно, этого достаточно.

Поднявшись на ноги, я подошел к большому отверстию в полу, в которое Бимир просовывал голову.

— Эй, Гильф! Давай сюда.

Огромное черное существо взметнулось вверх в мощном прыжке, заставив шарахнуться и пронзительно заржать мулов и лошадей, и своей тяжестью сотрясло все строение, приземлившись на пол сеновала. Потом оно быстро сократилось в размерах и превратилось в крупного коричневого пса с белым пятном на груди.

Я почесал его за ухом и снова сел. Гильф улегся рядом, положив массивную голову мне на колено.

— Мне нужно объяснить кое-какие вещи, — сказал я. — В особенности — объяснить Баки, почему я не мог помочь ей, хотя она столько сделала для меня. Я не люблю объяснять и потому намерен заставить вас самих сделать это насколько возможно.

— Мне непонятно, как Гильф проделывает такие штуки, господин, — тихо промолвила Баки.

— Думаю, Гильф сам не понимает. Правда, Гильф?

Гильф кивнул, почти незаметно.

— Он не понимает, поэтому насчет него объясню я. Но ты понимаешь многое из того, чего не понимают другие, Баки. Ты должна объяснить сейчас.

— Мне надо рассказать про Сетра, господин?

— И не только.

Я подождал, когда она заговорит, но Баки молчала.

— Кто все эти люди, о которых вы говорите? Сетр, Кулили и еще один? — спросил Тауг.

— Кажется, мы не упомянули Гренгарма, — сказал я, — но его тоже вполне можно включить в данный перечень.

— Я отрекаюсь от него, господин.

Я пожал плечами:

— Знаю, но он мертв, так что это не имеет значения. Кто сотворил тебя?

— Кулили.

— Кулили сотворила ее?! — воскликнул Тауг.

Я взглянул на Баки, и она кивнула.

— Ну, этого я совсем не понимаю.

— И Мани тоже сотворила его прежняя хозяйка. Во всяком случае, я так думаю. Не хочешь рассказать нам об этом, Мани?

— Я бы рассказал, кабы мог, — заявил Мани, — но не могу. Я помню себя котенком, лакающим молоко из блюдечка, но вряд ли это поможет.

— Ты тогда умел говорить?

После продолжительной паузы Мани наконец ответил:

— Конечно умел.

Я кивнул:

— Существуют так называемые первосущности — духи, похожие на призраков, хотя они никогда не обладали телесной оболочкой и не умирали. Ты можешь их видеть?

— Разумеется.

В моем уме раздался голос Облака: Я тоже, Всадник. Люди, которые недавно ушли отсюда, возвращаются с факелами. Вас это интересует?

Нет.

Вслух я сказал:

— Кулили есть коллективное сознание первосущностей, почти не сознающих свое индивидуальное существование. Тебе это кажется странным, Тауг?

— Я даже не понимаю, что это значит.

— Ладно, не важно. Ты тоже коллективное сознание, и потому тебе лучше не задумываться об этом. Кулили являлась тысячами первосущностей одновременно, но у нее не было друзей. Чтобы не скучать в одиночестве, она сотворила эльфов, создав тела из растительных и животных организмов и заключив в них духов природы, чтобы они обрели способность говорить и мыслить. Эльфы — долгожители.

Тауг неохотно кивнул.

— Они живут гораздо дольше людей. Но зато мы бессмертны, пусть и живем недолго. Наши души не умирают. У эльфов не так. У них вместе с телами умирают и души. — Я повернулся к Баки: — Ты поэтому встала на путь ереси?

— Нет, — ответила она.

— Тогда почему? Ты должна объяснить мне. Я не понимаю.

Баки набрала воздуха в грудь, но тут Тауг сказал:

— Я по-прежнему не понимаю насчет Гильфа, а хотелось бы.

— Поймешь. Наверное, ты знаешь, что всего существует семь миров. Этот — четвертый.

— Митгартр, — кивнул Тауг.

— Верно. Баки, начни с сотворения миров.

— Вы действительно считаете нужным?… Хорошо. Они сотворены Верховным Богом. Сначала Он создал слуг для Себя, как позже сделала Кулили. Потом Он сотворил для них отдельный мир — в награду за все, что они для Него сделали. В нем существовало зло. Не знаю почему.

— Новый мир должен был отличаться от Него. Верховный Бог совершенен, и все, от него отличное, должно иметь изъяны. Продолжай.

— Слугам Верховного Бога это не понравилось, и потому они собрали все зло, какое только сумели, и отослали в мир, который Он сотворил ниже. Сейчас мы называем второй мир Клеосом, Миром благой вести, поскольку он поистине прекрасен. А под ним находится Скай.

— Где вы и были? — спросил меня Тауг. — По вашим описаниям, в нем нет ничего плохого. Послушать вас, так он просто чудесен.

— Я же говорил про Великанов зимы и древней ночи.

— Я употребила слово «зло», — продолжала Баки, — но мне следовало пояснить, что я имела в виду всего лишь недостатки, несовершенство. Сначала они воплощались лишь в одном существе — великане по имени Имир, одиноком, неистовом и несчастном. Несколько слуг Верховного Бога оставили свои замки в Клеосе и спустились в Скай, чтобы убить его. И убили, но уже не смогли вернуться обратно.

Наверное, с полминуты все мы молчали. Снизу доносились голоса погонщиков, фырканье лошадей и мулов. Неверный свет фонарей внизу проникал в открытый люк и пробивался сквозь щели пола. Я поднялся на ноги и подошел к люку.

— Вас встревожил шум, поднятый животными! — крикнул я. — Не надо тревожиться. Они уже успокоились, и больше такого не повторится.

— Я не понимаю, — сказал Тауг, когда я снова сел. — Какое отношение имеет убийство великана к ее исцелению.

— Баки?

— Слуги Верховного Бога общаются с Ним в Клеосе.

Поймав на себе выжидательный взгляд, Тауг промямлил:

— Ну, ясно.

— Покинувшие Клеос утратили связь с Ним. Теперь им приходилось сообщаться с Верховным Богом через посредничество соплеменников. Они размножились, и их дети уже не знали иного мира, помимо Ская. Бывшие соплеменники стали для них богами.

Мани осторожно дотронулся лапой до моей руки:

— А что насчет великанов, обитающих в Скае? Откуда они появились?

— Из тела Имира. Когда он умер, части его существа остались жить. Природа Имира много выше нашего понимания.

— Верховный Бог сотворил еще один мир, под Скаем, — сказала Баки Таугу. — Мир, в котором мы сейчас находимся, — Митгартр, Пространство легенд и сказаний.

— Видишь ли, оверкинам, под которыми мы разумеем наших богов, обитающих в Скае, — продолжил я, — нужно было избавиться от останков Имира. И они обратились с мольбой к своим соплеменникам, которые сказали, что они очистят свой мир от зла, коли сбросят все зло в Митгартр, вместе с гниющей плотью Имира, с кровью и костями. Кости Имира ныне мы называем камнем, плоть — землей, а кровь — морем.

— Какой кошмар!

Я потряс головой:

— Живой великан был ужасен, и частицы его существа, продолжающие жить, по-прежнему ужасны. Любой мертвец ужасен. Ты когда-нибудь видел мертвеца? Не тело недавно умершего человека, а труп, уже начавший разлагаться?

Тауг медленно кивнул.

— Но мертвый человек возвращается в виде деревьев, травы и кустов. Так и с Имиром. Сейчас бессмысленно осуждать все зло, которое он воплощал в себе. Оно ушло. Ныне остается только благо, в которое он претворился. Коли мы не восхваляем его на словах, мы должны восхвалять его в сердце своем всякий раз, когда видим рассвет или цветущий луг.

— Вы говорили, Леди живет на лугу, — напомнил мне Тауг. — На лугу, где круглый год цветут прекрасные цветы.

— Да. И цветы эти мы называем звездами.

— Вы знаете, откуда пошло наше племя, — сказала Баки, — но я не знаю, откуда пошло ваше. Если хотите просветить Тауга, расскажите ему.

Я улыбнулся:

— Откуда появились малые великаны, мудрый кот?

— Из Ская.

— Совершенно верно.

Мани казался страшно довольным собой.

— Спустя долгое время после смерти Имира один из оверкинов вступил в сношения с великаншей. — Я говорил так тихо, что Тауг подался вперед, чтобы лучше слышать. — Сколь долгое, я не знаю. Для них — многие тысячелетия, а мне так кажется, что гораздо дольше, чем тысячелетия. Оверкина звали Лотур. Многие считают Лотура сыном Вальфатера.

— По-видимому, его отец был из оверкинов.

Я кивнул:

— Если только он не принадлежал к числу выходцев из Клеоса, как многие полагают.

— Вы назовете нам имя великанши? — спросила Баки.

— Да ты и так его знаешь. Дети Ангр — ангриды — были недостаточно сильны, чтобы противостоять оверкинам, но оверкины и не хотели убивать их, поскольку состояли в родстве с ними. Чтобы избавиться от них, они отправили ангридов сюда.

— А как насчет нас? — спросил Тауг. — Как мы здесь оказались?

— Верховный Бог произвел нас от животных. Звучит ужасно?

— Ну, я лично так не считаю, — заметил Мани.

— И я тоже, — сказал я. — Вы всегда невинны, а зачастую отважны и преданны. Ни один человек, близко знакомый с Гильфом, не устыдился бы при мысли о своем родстве с ним, хотя сам он не раз имел основания устыдиться своего родства с нами.

— Но он ведь волшебный пес! — воскликнул Тауг.

Мани скептически потряс головой.

— О Гильфе мы поговорим позже, — сказал я. — Надеюсь, он сам все расскажет.

Гильф посмотрел на меня с таким видом, словно я продал его с потрохами.

— Сейчас мы говорим о Баки и о том, как ты исцелил ее. А если бы не говорили, то стоило бы. Откуда появился Эльфрис, Баки? Ты должна знать.

— Вы сказали, что мы произошли от животных, — сказал Тауг. — Вроде как они развились и превратились в людей. Но вы не сказали почему.

— Потому что такова была воля Верховного Бога. Неужели ты полагаешь, что Он советовался со мной? Он ни с кем не обсуждает Своих решений.

— У него наверняка имелись причины.

— Несомненно, но о них нам остается лишь догадываться. Я разделяю мнение Мани: мы призваны спасти Митгартр от ангридов. Они бессмысленно жестоки и разрушают просто из любви к разрушению. Животные, которыми Верховный Бог населил этот мир, так не поступают, и возможно, Он надеялся, что если мы обретем разум и дар речи, то сумеем обуздать ангридов. Что мы и делаем.

— Но мы тоже иногда разрушаем. — Тауг взглянул на Баки, словно обращаясь за подтверждением, и она кивнула.

— Да. Но мы также строим дома и амбары. Как по-твоему, откуда ангриды научились этому?

— Подражая нам?

— Точно. Но слишком часто и мы подражаем ангридам. — Я повернулся к Баки. — Теперь тебе слово.

Она кашлянула:

— Сначала я хотела бы еще раз поблагодарить Тауга за то, что он исцелил меня.

— В этом нет необходимости, — пробормотал Тауг.

— Есть. И хочу также поблагодарить сэра Эйбела за то, что он привел вас ко мне и научил, что делать. Без него у вас бы ничего не получилось, я точно знаю. Что же касается сотворения Эльфриса, то здесь все представляется очевидным. Эльфрис служит мусорной свалкой для Митгартра. — Баки вздохнула. — Если вы плюнете на меня, вы окажете мне честь своим вниманием.

— Ты все еще злишься на нас, хоть и отреклась от Сетра?

— Наверное, да. Пока мы оставались бесплотными духами природы, Тауг, от нас не было особого вреда. По-вашему, духи, призраки и тому подобные существа всемогущи?

— Ну, я так думал.

— Вы ошибались. Но когда Кулили дала нам тела, мы стали чинить разное зло, здесь и там. Она попыталась призвать нас к порядку, но мы восстали против нее и загнали на дно морское. Мы хотели быть свободными, а свобода для нас означает возможность делать все, что нам угодно, ни за кем не признавая права судить нас.

— Я бы не стал судить вас, — несчастным голосом сказал Тауг.

— Но вы должны! Вы — наши боги! Постарайтесь понять это.

Тауг лишь молча таращился на нее.

Через несколько секунд Мани мягко проговорил:

— Боги каждого мира суть обитатели мира, расположенного выше. Обитатели Ская являются богами для нас, а мы являемся богами для обитателей Эльфриса.

— А последние, в свою очередь, являются богами для обитателей Муспеля, шестого мира, — добавил я.

Баки снова вздохнула:

— Вы всё знаете. — В ее голосе звучали смиренные нотки.

— Вовсе нет. Никто не знает всего о том или ином предмете, помимо Верховного Бога. Вальфатер сказал мне однажды, что если кто-нибудь узнает о чем-либо абсолютно все, он обнаружит, что является — и всегда являлся — Верховным Богом. Ты отреклась от Сетра и признала своим богом Тауга. Какой вред теперь может причинить тебе мое знание?

— Мне стыдно за мой народ. За огненных эльфов.

— Мое знание ничего не меняет. Ты хочешь отблагодарить Тауга за то, что он исцелил тебя? Расскажи ему.

— Если не ты, так мы расскажем, — добавил Мани.

Баки пожала плечами:

— Да рассказывать-то особо нечего. Вы знаете, что мы можем посещать ваш мир?

Тауг кивнул:

— Лесная Королева посещала.

— А ваши соплеменники могут посещать Эльфрис?

Он снова кивнул:

— Я был там.

— Мы видели вас здесь и видели, как редко вы внимаете нашим молитвам. Как вы глупы и жестоки. Мы спустились в мир, расположенный под нашим. Он прекрасен — огненный мир, населенный чудесными существами, могучими и мудрыми. Мы провозгласили их своими богами.

— Вы могли пойти на такое? — У Тауга округлились глаза.

— Да. Мы молились им, приносили им в жертву своих соплеменников, просили их прийти в Эльфрис и помочь нам в борьбе против Кулили.

— Против вашей матери, — тихо проговорил Тауг.

— Да, нашей матери. Мы хотели убить Кулили, как пытались сделать на протяжении многих веков. Боги из Муспеля обещали помочь нам, составив план общих наступательных действий.

Тауг содрогнулся.

— Но поначалу в заговоре участвовали не все эльфы, верно ведь? — спросил я. — Только вы, огненные.

— Мы предводительствовали остальными соплеменниками, и мы подчинялись Сетру.

— И Гренгарму?

Баки приподняла брови. Она сидела на полу, подтянув колени к груди, однако казалось, что она вот-вот взлетит.

— Вы знали, что сэр Эйбел убил Гренгарма? — спросил Тауг.

— Нет. — Поскольку все хранили молчание, Баки повторила: — Нет…

— Вас не было среди тех, кто служил ему здесь, в Митгартре, — сказал я. — Где вы были?

— Ему было трудно прийти сюда. — Казалось, Баки разговаривала сама с собой. Желтый огонь в ее глазах словно заволокло дымкой. — Некоторые из нас продолжали возносить молитвы к высшему миру даже после того, как мы стали поклоняться обитателям Муспеля. Он одержал великую победу, когда вообще сумел проникнуть в Митгартр.

— Остерлинги приносили людей в жертву драконам, — сказал я, — бросая их в жерло Огненной горы. Мне явились искаженные от ужаса лица несчастных, когда я убил Гренгарма.

— Я не стану больше спрашивать про Гильфа, — сказал Тауг. — Я вижу, вы не желаете говорить о нем.

— Пока не желаю, — сказал я. — Может, позже.

— Но я хочу спросить, про Гренгарма и другого дракона. Почему они настолько сильнее всех? Сильнее нас и даже сильнее существ вроде нее?

— Эльфов, — мурлыкнул Мани.

— Ты же поклонялся им, — напомнил я Таугу. — Неужели ты даже не знаешь имен своих богов?

— Боги всемогущи. Они могут сделать все, что пожелают. Но она явно не из таких.

— Баки, — сказал я. — Ее зовут Баки, и она поклоняется тебе, единственный твой преданный почитатель. Самое малое, что ты можешь сделать для нее, — это воспользоваться данным обстоятельством. Может, объяснишь нам, Баки, почему Тауг так разочаровался в тебе?

— Нам изначально не предназначалось быть вашими богами, — сказала Баки. — Вы когда-нибудь строили дом?

Тауг отрицательно потряс головой.

— Но вы наверняка видели, что остается по завершении строительства: обрезки досок и бревен, покоробленная дранка, растрескавшийся камень.

Тауг медленно кивнул.

— Так вот, мы представляем собой строительный мусор, оставшийся после того, как Верховный Бог сотворил ваш мир. Мусор, который Он сгреб в одну кучу и зарыл.

— Уже поздно, — сказал я. — Нам надо поспать, всем нам, и теперь, когда Баки выздоровела, она наверняка захочет вернуться домой.

— Мне лично нравится наш разговор, — сказал Мани. — Я готов продолжать всю ночь.

— Нисколько не сомневаюсь. А потом дрыхнуть день напролет. Но нам с Таугом придется скакать верхом, а Гильфу бежать рядом. Возможно также, нам придется сражаться. — Я повернулся к Баки. — Как ты получила увечье?

— Я разгоняла мулов по вашему приказу, господин. Мы с Ури нашли стадо примерно из двадцати голов. Когда мы попытались разогнать животных, они разделились на две группы. Ури последовала за одной, а я — за другой. Тут на моем пути вырос ангрид.

Я кивнул.

— Мне следовало бы удариться в бегство, но я старалась разогнать животных. Он схватил меня и с размаху бросил на камни.

— Мне жаль. Ужасно жаль.

— Но теперь ты чувствуешь себя нормально? — вставил Тауг.

— О, гораздо лучше, чем когда-либо прежде! — Баки улыбнулась, потом приняла серьезный вид. — Прошло много времени, прежде чем Ури нашла меня. Я хотела, чтобы она доставила меня к вам. Но она отказалась. Она перенесла меня обратно в Эльфрис и вернулась сюда, чтобы найти одного из новых богов, способных помочь мне.

Тауг взглянул на меня, но я промолчал.

— Потом она сказала, что новый бог умер и ничего нельзя поделать. Но я увидела вас здесь, наверху… — Баки глубоко вздохнула. — На розыски ушло много времени, господин, но наконец я нашла вас и постаралась подобраться к вам по возможности ближе.

Я встал и затушил лампу.

— Возвращайся в Эльфрис. Скажи Гарсегу, что я не забыл о своем обещании.

— Но, господин…

— Делай, что тебе велено. — Я повернулся к Таугу. — Нам нужно выспаться, иначе завтра утром от нас не будет никакого толку.

Глава 5 ПРИЗНАНИЯ

Много позже, когда мы лежали на полу в битком набитом доме, прежде принадлежавшем Бимиру, Тауг, почувствовав, что я тоже не сплю, прошептал:

— Вы не ответите мне еще на один вопрос, сэр Эйбел? Всего на один?

— Наверное, нет.

— Почему вы сами не исцелили Баки?

После продолжительной паузы я сказал:

— Ты говорил, леди Идн обещала тебе щит. Она выполнила обещание?

— Пока нет, — прошептал Тауг. — В любом случае еще не было времени раскрасить его.

— Тебе стоит напомнить ей, — сказал я, — а нам обоим стоит сейчас поспать.

Тауг послушно закрыл глаза, но едва сомкнул веки, как увидел яркое солнце, колышущуюся траву, широкую равнину и холмы в отдалении. Он моментально открыл глаза, но не увидел ничего, помимо густой тьмы, едва рассеиваемой неверным светом от камина.

— Вот так лучше, — сказал я.

Я стоял рядом с лошадью цвета облака, на которой я вернулся в Митгартр, и на ветру, играющем опереньем моего шлема, ее грива и хвост развевались, застилая небо.

— Где мы? — спросил Тауг.

Белый жеребец, Лэмфальт, щипал траву неподалеку.

— Большинство людей считают, что на четвертом уровне существует лишь один мир, — пояснил я.

— Разве это не так?

Тауг шагнул ко мне и обнаружил, что на руке у него щит — длинный щит, закругленный сверху и сужающийся книзу, какой носят рыцари. Он был зеленым, как мой, и на нем был изображен белый грифон с распростертыми крыльями.

— На самом высшем и самом низшем уровнях существует лишь по одному миру, — сказал я. — На всех остальных — по нескольку. Это Сон. Он находится посредине, вместе с Митгартром. Облако доставила нас сюда.

Она встрепенулась и посмотрела на меня, заслышав свою кличку; ее голова и спина были белыми, как белоснежные облака, но ноги оставались темными, как грозовые тучи. Серыми были грива и хвост, которые струились в теплом ветре Сна, ниспадая с вершины холма.

— Это волшебная лошадь… — проговорил Тауг с преисполненной изумления душой.

— Она вовсе не лошадь, — сказал я. — И она просто чудо. Мудрая, как женщина, но не похожая на женщину, и тебе стоит понять ее.

— Она может переносить вас из одного мира в другой?

Я медленно, серьезно кивнул и спросил:

— А твой конь может?

Тауг помотал головой.

— А что насчет эльфрисских коней?

Тауг немного подумал, прежде чем ответить:

— Про них я ничего не знаю, сэр Эйбел. Я в жизни ни одного не видел.

— А там их и нет. Я не говорю, что ты никогда не увидишь эльфа верхом на коне. Коли на то пошло, Ури и Баки лихо скакали на лошадях и мулах, которых разгоняли. Но любая лошадь, оседланная эльфом здесь или в Эльфрисе, будет такой, как наши: просто лошадью, служащей эльфу, как может служить мужчина или женщина.

— Кажется, я понимаю, — кивнул Тауг. — Теперь вы расскажете мне про своего пса?

Я помотал головой.

— Ну и не надо. Можете рассказать потом или вовсе не рассказывать. Я уже знаю, что он умеет разговаривать, как Мани.

— Да, — сказал я. — И нет. Он умеет разговаривать, но не как Мани. Мани разговаривает, поскольку являет собой причудливое сочетание духа и звериной природы, хотя в нем дух и звериная природа не составляют единого целого. Гильф же говорит по велению своего существа, своей природы. Он обладает духом, конечно, и телом животного. Но они в нем слиты воедино. Ты умеешь писать, Тауг?

Тауг помотал головой.

— Может, когда-нибудь научишься. И если научишься, ты обнаружишь, что твои руки говорят точно так же, как сейчас говорят губы, и что они говорят несколько иные вещи. И все же ты сохраняешь единство своей природы, чем бы ты ни говорил — руками или губами.

— То есть Гильф говорит, как мы, а Мани по-другому?

— Примерно так. — Я возвысил голос. — Гильф! Ко мне, мальчик!

Тауг осмотрелся по сторонам и заметил вдали огромного зверя, несущегося к нам. Приближаясь, он постепенно сокращался в размерах, и наконец Гильф уселся у моих ног, часто и шумно дыша.

— Мы говорили о тебе, — сказал я. — Когда я вернусь в Скай, ты последуешь за мной?

Гильф кивнул.

— Хорошо. Но возможно, тебе не позволят. Или ты захочешь задержаться здесь ненадолго, прежде чем присоединиться ко мне там. Но в любом случае твоим хозяином будет Тауг. Понятно?

Гильф снова медленно кивнул.

— Я хочу, чтобы ты поговорил с ним. Я не приказываю, просто прошу. Только с Таугом. Ты будешь говорить?

После продолжительного молчания Гильф сказал:

— Да.

— Спасибо. Таугу интересно знать, как ты меняешься в размерах. Ты скажешь?

— Хороший пес.

Мы молча ждали, и наконец он добавил:

— Пес из Ская.

— Но он же был у вас еще до того, как вы отправились в Скай! — воскликнул Тауг.

— Да. Гильфа отдали мне бодаханы. У них имелись веские причины сделать мне такой подарок, но слишком сложные, чтобы разбираться в них сейчас. Ты знаешь о Дикой охоте?

Тауг кивнул:

— Это когда Херн-охотник проносится по небу и там словно гроза бушует. Не уверен, что это правда.

— Херн — одно из имен Вальфатера.

Тауг шумно сглотнул:

— Я слышал, когда был маленьким. Топот коня, скачущего галопом в Скае, и лай охотничьих псов.

— Тогда почему ты сомневаешься?

— Я думал, может, мне все приснилось.

— Тебе все это снится, — сказал я, и хотя по пробуждении Тауг долго задавался разными вопросами о мире Сна, похоже, он не нашел удовлетворительных ответов. — Я рассказывал про Великанов зимы и древней ночи. И тогда они, наверное, виделись тебе человекообразными существами, вроде ангридов. Кажется, я упомянул о перчатке одного из них, и если сначала они не представлялись тебе похожими на людей, то после наверняка таковыми представились.

Тауг кивнул.

— Многие действительно похожи. Но не все. У одного тысяча рук, а некоторые имеют или порой принимают обличье разных животных. Самый ужасный из них — Фенрир. Но ты должен понять, что между всеми ними нет большой разницы.

Тауг снова медленно кивнул.

— Время от времени они покидают свое сумрачное королевство, чтобы грабить и убивать. Тогда Вальфатер пускается за ними в погоню, иногда в одиночку, иногда со своими сыновьями или людьми вроде меня, либо с одними и другими вместе. Но неизменно со своими псами, которые преследуют и загоняют великанов. Ты же сам слышал лай.

Вспомнив, как он тогда испугался, Тауг промолчал.

— Иногда бывает, что какая-нибудь сука из своры ощенивается прежде срока. Поскольку напряжение погони слишком велико, щенка бросают. Такое случается не часто, но случается. Может, раз в сто лет.

— А это тысяча лет в Скае?

— Верно. Когда щенка вот так бросают или теряют каким-либо иным образом, он может упасть или ненароком забрести в Митгартр. Тогда кто-нибудь находит его, одинокого и беспомощного, голодного и холодного, и может убить при желании. А может оставить умирать голодной смертью. Или же может подобрать, как сделали бодаханы, выкормить и выходить. Коли он так поступит, в конце концов ему воздастся по заслугам.

— Вы имеете в виду, Вальфатер приходит за своим псом?

— Ты побледнел. Неужели это так страшно?

Дрожа, Тауг кивнул.

— Полагаю, ты прав. Но ведь и чудесно так же. Если Вальфатер обнаружит, что пес, некогда им потерянный, любит своего спасителя, думаешь, он возненавидит последнего? Такое не в его духе.

— Надеюсь, — с жаром сказал Тауг.

— Да. На такое способны великаны, но никак не оверкины. Вальфатер вообще чужд всякого зла.

Через несколько минут Тауг робко проговорил:

— Здесь действительно прекрасное место.

— Прекрасное и ужасное. Ты заметил, какие тут яркие краски?

Тауг осмотрелся по сторонам и словно увидел все новыми глазами.

— Да, — сказал он. — Сперва я не обратил внимания, но они восхитительны.

— Это краски твоей души, и, если когда-нибудь они померкнут в тебе, все здесь станет черным и серым. Но я привел тебя сюда не для того, чтобы сообщить это. И не для того, чтобы растолковать про Гильфа.

— Где он, кстати? — Тауг огляделся по сторонам.

— Там, где и был. Я привел тебя сюда, чтобы рассказать про Вальфатера. — Я вздохнул. — Он очень добр и очень мудр и при всей своей мудрости и доброте остается человеком о двух ногах и двух руках: он добр от мудрости своей и мудр от своей доброты. Я говорил тебе, что провел в Скае двадцать лет, хотя они показались тебе несколькими днями.

— В такое трудно поверить.

— Пожалуй. Однако это не совсем правда, поскольку такой единицы летоисчисления, как год, в Скае нет; но «двадцать лет» ближе всего соответствуют действительности. Через двадцать лет Вальфатер поговорил со мной наедине, чего не делал прежде ни разу. Он начал с расспросов о моей первой жизни и увидел, что я почти ничего не помню, даже когда речь идет о моей битве с Гренгармом. Такое действие оказывает мед, который пьют в чертогах Вальфатера, и забвение избавляет нас от многих страданий. Тогда он спросил, желаю ли я воскресить воспоминания о прошлой жизни, и я ответил отрицательно. Вальфатер мудрее, чем мы.

Тауг медленно кивнул.

— По моему ответу он понял, что меня что-то тревожит, и спросил, вернусь ли я обратно в ваш мир, коли он мне позволит. Я не помнил Дизири, но мне не давало покоя это имя и чувства, которые я испытывал, когда произносил его вслух, и я ответил утвердительно.

Я умолк, но Тауг не говорил ни слова, хотя минуты текли одна за другой, и лишь задумчиво смотрел на плывущие высоко над нашими головами облака Сна и похожий на звезду замок между ними.

— Мы отправились к источнику Мимир, — наконец продолжил я. — Я испил воды из него и вспомнил тебя, Гильфа и много других вещей. Я явился к себе самому и увидел, как пью воду в развалинах замка Блюстоун. Потом Вальфатер изложил мне свои условия. Ты являешься богом для Баки и всех эльфов. Теперь тебе это известно.

— Эльфам не нравится поклоняться нам, и я их не виню.

— Я тоже, поскольку в этом виноваты мы сами. Зло и глупость существуют даже среди оверкинов, но они меньше, гораздо меньше наших. — Я на мгновение задумался. — Однажды Баки принесла мне в жертву свою кровь. Мы тебе рассказывали?

— Вроде нет.

— Я выпил кровь и исцелился. Тогда я должен был понять, как обстоят дела, но не понял. Я не хотел верить, что являюсь богом для кого-то.

— Я вас хорошо понимаю, — с жаром сказал Тауг.

— Точно так же эльфы отказываются быть богами для обитателей нижнего мира, предпочитая поклоняться им, хотя должны поклоняться вам. Но не в этом дело. Дело в том, что Вальфатер взял с меня слово не пользоваться здесь силой, которой я обладаю. Мне нельзя оставаться оверкином в Митгартре.

— То есть вы должны стать одним из нас? — спросил Тауг.

— Нет. Я должен стать ничтожнее любого из вас. Я уже не обладаю силой Митгартра. Ее я навсегда лишился. Я обладаю силой Ская, но дал слово не пользоваться ею, и если нарушу клятву, мне придется сразу же вернуться обратно.

Бедный Тауг мог лишь глазами хлопать.

— Думаю, тебе следует знать. — Я старался говорить спокойным тоном. — Время от времени я буду нуждаться в твоей помощи — помощи человека, способного использовать силу Митгартра за меня, как ты сделал сегодня ночью. Ты должен понять, почему я в тебе нуждаюсь.

Тауг шумно сглотнул.

— Однако ты не должен ничего для меня делать, покуда я не попрошу. А равно не должен обращаться со мной иначе, чем прежде.

— Д-да, сэр.

— Я рад, что ты понимаешь. Никому не рассказывай. В конце концов, это всего лишь сон.

— Анс идет, сэр Эйбел. Видите, вон там? — Тауг указал пальцем.

Я с трудом разглядел вдали сгорбленную фигуру Анса, которая показалась на вершине холма и начала неуклюже спускаться по склону — впрочем, довольно быстро.

— Нам пора, — сказал я, и зеленые холмы Сна, увенчанные тополями и кипарисами, стали похожи на солнечные блики, дрожащие на водной глади.

Тауг моргнул и рывком сел. Огонь погас, лишь тлели красные огоньки. Облако стояла над скрюченным телом Анса, наклоняя к нему прекрасную голову, покуда они почти не соприкоснулись губами. В следующий миг Облако обратилась туманом и растаяла в воздухе.

Тауг встал и подбросил сучьев в костер, потом опустился на колени рядом со мной.

— Вы еще собираетесь ехать за моей сестрой?

— Я посылаю тебя, — сказал я.

— Я обладаю правом посвящать в рыцари, — сказал я людям Била. — Кто сомневается, пусть бросит мне вызов сейчас же.

Все молчали, хотя выжидательно смотрели на Гарваона.

— Мне хотелось бы сказать, что я обладаю также землями, прекрасными поместьями, которыми могу жаловать воинов, возведенных мной в рыцарское достоинство. У меня нет земельных владений, но лорд Бил великодушно вызвался восполнить их отсутствие.

По рядам прокатился гул голосов, менее громких и внятных, чем шум ветра. Я поднял руку, и они стихли.

— Многие становятся рыцарями в огромных замках на юге, — продолжал я. — Там чан для ритуального омовения и подле него три рыцаря, дающие указания претендентам. От заката до рассвета они охраняют свое оружие. Там знамена, молитвы и песни, и прекрасные дамы в шелках наблюдают за происходящим. У нас есть дама, но она в кожаном платье, и за плечами у нее колчан.

Тауг повернулся взглянуть на Идн и увидел, что все взоры обратились к ней. Она держала голову высоко, и ее глаза сияли ярко, как у большого черного кота, сидевшего у нее на плече.

— По завершении обряда, когда будущего рыцаря надлежащим образом восхвалили и обсудили, перед проводящим акколаду расстилают ковер. Будущий рыцарь преклоняет на нем колена, и поэтому все, возведенные в рыцарское звание таким манером, называются коверными рыцарями.

Крол рассмеялся, но почти сразу умолк.

— Но есть рыцари и другого рода. Они имели дело не со своим собственным оружием, но с неприятельским и проходят обряд посвящения, поскольку все вокруг знают, что они уже рыцари: отважные, благородные и искусные в обращении с оружием.

Солнечный луч скользнул по равнине и погас. Прежде я говорил достаточно громко, чтобы меня слышали все; теперь немного понизил голос.

— Подойди ко мне, Свон, и преклони колени.

Свон выступил вперед, не быстро и не медленно. На мгновение, лишь показавшееся долгим, он замер на месте, прежде чем опуститься на колени. Глаза у него слезились — наверное, от ветра.

Этерне выпрыгнула из своих украшенных драгоценными камнями ножен мне в руку, и теперь я стоял не один. Два десятка рыцарей, старых и суровых, молодых и доблестных, стояли рядом. Какая-то женщина (не Идн) пронзительно вскрикнула в толпе зрителей.

Длинный черный клинок коснулся правого плеча Свона, потом левого. Я сказал:

— Поднимитесь, сэр Свон.

Свон встал с потрясенным видом. Этерне скользнула обратно в ножны, и призрачные рыцари исчезли.

— Тауг, подойди к нам, пожалуйста, — сказал я.

Тауг, сияя от гордости, стал рядом со Своном. Он был одет как деревенский парень, каковым и являлся, но на руке у него был прекрасный зеленый щит с изображением белого грифона.

— Вот оруженосец, сэр Свон. Вы возьмете его на службу?

— С радостью, — ответил Свон. — Если он не против.

— Ты будешь служить этому рыцарю преданно, Тауг? Как твой отец служил мне?

— Клянусь! — Голос Тауга прозвенел на высокой ноте и, наверное, именно поэтому слегка дрогнул.

Я ни единым словом не призвал Облако. Вместе с Гильфом, следующим за ней по пятам, она легким галопом проскакала через толпу зрителей и стала рядом со мной.

Я сел в седло.

— Я отправляюсь на юг и беру с собой Анса и еще двоих. Я обещал герцогу Мардеру встать караулом в горном ущелье и должен сдержать слово. Когда вы освободите моего слугу, находящегося в плену у ангридов, пошлите его ко мне. Он знает, где меня искать.

Той ночью Тауг надеялся снова увидеть сон, как случилось, когда мы с ним спали бок о бок. Но никакого сна он не увидел, а почувствовал быстрое прикосновение теплого кошачьего языка к щеке.

Он перевернулся на спину:

— Привет, Мани. В чем дело?

— Пойдем со мной, — тихо сказал Мани.

Тауг встал и пошел за ним следом за пределы лагеря к месту, мало отличавшемуся от любого другого на той населенной призраками равнине, — разве только там на маленьком складном стуле сидела Идн, а перед ней стоял еще один такой же стул.

— Мне нужно поговорить с тобой, оруженосец, — сказала она. — Мы с тобой не особо крепко дружили до сих пор… Сядь, пожалуйста. Я принесла этот стул для тебя.

Тауг поклонился и сел.

— Вы подарили мне щит, и теперь я ваш друг до гроба.

Идн улыбнулась — едва заметной в лунном свете улыбкой.

— Учтиво сказано.

— Я ничего не знаю о приличных манерах. Как разговаривать с дамой, или со знатным господином вроде вашего отца, или с другими благородными господами. Я просто сказал правду.

— Сэр Свон научит тебя.

— Знаю, но пока у него не было времени.

Словно не услышав Тауга, Идн сказала:

— У него прекрасные манеры, когда он хочет.

— Умный умеет держаться любезно, — сообщил Мани Таугу. — Но умный знает также, когда любезность уместна.

— И не считает нужным быть учтивым всегда, — закончила за него Идн. — Сэр Свон груб со мной, оруженосец, когда моего отца нет рядом. Почему?

— Он мне не говорил.

— Разумеется. Я знаю, я некрасива…

— Нет, вы красивы, — горячо возразил Тауг, и Мани одобрительно мурлыкнул.

— У красавиц не бывает таких носов, как у меня!

— Я видел много женщин и девушек в родной деревне, и я вижу ваших женщин и девушек здесь, и на ферме великана почти вся прислуга состояла из женщин. Но когда я пытаюсь представить женщину, похожую на вас, на ум мне приходит одна только королева Дизири, а вы гораздо красивее ее.

— Ты встречался с Дизири?… Тебя сэр Эйбел представил ей или что-нибудь вроде?

Тауг кивнул.

— Мне бы хотелось с ней познакомиться. Как по-твоему, он вернется?

— Не знаю.

— Обращаясь к ней, говори «миледи», — прошептал Мани, и Тауг повторил: — Не знаю, миледи.

— Но если бы спросили твоего мнения, оруженосец?

— Не думаю, — медленно проговорил Тауг. — Он велел послать к нему его слугу, когда мы вызволим мою сестру. Вряд ли он отдал бы такое распоряжение, если бы собирался вернуться.

Идн неохотно кивнула.

— И он произвел сэра Свона в рыцари. Сэр Свон раньше ходил в оруженосцах у сэра Эйбела, но теперь я стал оруженосцем сэра Свона. Вместе с сэром Своном у вас снова стало два рыцаря, как прежде, когда были сэр Гарваон и сэр Эйбел.

— Ты слышал, что сказал сэр Гарваон на сей счет?

Тауг помотал головой и поплотнее закутался в плащ, который дала ему Идн.

— Нет, миледи. Не слышал.

— Гарваон сказал, сэр Эйбел полагает, что это либо закалит, либо сломает сэра Свона — и тебя тоже. Он считает, что Эйбел вернется в Утгард посмотреть, насколько хорошо вы себя проявите. Или насколько плохо.

— Сэр Гарваон ошибается, — возразил Тауг, сам себе удивляясь. — Я имею в виду, он рыцарь и много всего знает, миледи, но едва ли он знает сэра Эйбела так хорошо, как я. Сэр Эйбел не такой.

— Можно мне высказаться, леди Идн? — спросил Мани.

— Позже. — Она взяла кота на руки и погладила по голове. — Сейчас я хочу послушать Тауга. А какой он, Тауг?

— Я не знаю, как точно выразиться, — (на самом деле Тауг считал, что знает), — но он не станет устраивать нам такие проверки, как говорит сэр Гарваон. Сэру Эйбелу все и так известно. Он уверен, что мы справимся, — во всяком случае, сэр Гарваон и сэр Свон.

— Два рыцаря против замка, полного инеистых великанов?

— Сэр Гарваон, сэр Свон и все мы, — поправил Тауг. — Вы, миледи, ваш отец, Мани, Орг и все остальные.

— Орг?

— Я сболтнул лишнее, прошу прощения.

— Просто я впервые слышу такое имя.

Мани пропел масленым голосом:

— Если вы позволите мне, миледи, я могу в полной мере удовлетворить ваше любопытство на сей счет, в присутствии Тауга или с глазу на глаз.

— Прошу вас, позвольте ему, миледи. Тогда я смогу сказать, что ничего не говорил.

— Орг — кошмарное существо, которое редко показывается на глаза, — пояснил Мани. — Размером он больше мула, тихий, молчаливый и питается человечьим мясом…

— Ты сочиняешь!

— Я, миледи? Уверяю вас, никто не имеет меньше склонности ко лжи, чем я, ваш преданнейший кот.

— Ты прекрасно знаешь, что ты выдумщик каких поискать, Мани! Ты завираешься! — воскликнул Тауг.

— Вижу, своим красноречивым протестом оруженосец Тауг выдал мой маленький секрет, — холодно промолвил Мани. — Больше я не стану вдаваться в излишние подробности. Вот интересующие вас факты, миледи: Орг — слуга сэра Эйбела, обычно за ним присматривает горбун. Однако перед отъездом сэр Эйбел — еще до своего выступления с короткой, но изящной речью по случаю посвящения сэра Свона в рыцари — приказал Оргу остаться при сэре Своне и повиноваться сэру Свону, как если бы тот был сэром Эйбелом. Я полагал, что мы с горбуном и псом сэра Эйбела являлись единственными свидетелями разговора, но оруженосец Тауг явно о нем тоже знает.

— Я увидел Орга. — Таугу хотелось провалиться сквозь землю. — Случайно увидел и спросил про него сэра Свона, а он сказал, что мне следует о нем знать, но держать язык за зубами.

— Он страшно красивый, правда? — Глаза Идн сияли.

У Тауга отвисла челюсть.

— Я имею в виду, сэр Свон. После сражения с великанами у него сломан нос, который, вероятно, останется кривоватым, когда заживет, но ведь у доблестного рыцаря шрамы — обычное дело. Голубые глаза… — Она вздохнула. — У него ямочка на подбородке. Ты заметил, Тауг?

— Да, миледи, — умудрился выдавить он.

— Мои слова нельзя никому передавать. Уверена, вы оба это понимаете.

— Само собой разумеется. Ваша светлость может всецело на меня положиться, — сказал Мани.

— И на меня тоже, — добавил Тауг.

— Мнение Мани о сэре Своне мне уже известно. Если оно тебя интересует, ты его услышишь, вне всяких сомнений. Даже если не интересует, все равно услышишь. Но мне хотелось бы узнать твое мнение. Насколько я понимаю, ты прослужил у него всего один день.

Поскольку Тауг не ответил, Идн добавила:

— Ты наверняка успел составить суждение о характере сэра Свона.

— Мы с ним не первый день знакомы.

— Значит, точно составил. Я не стану болтать языком, клянусь честью.

— А я, — заявил Мани, — разговариваю только с тобой и леди Идн. И еще с сэром Эйбелом, но его здесь нет.

— Многое мне известно со слов сэра Эйбела, — сказал Тауг. — Но он прав. Я знаю, он прав.

— Насчет сэра Свона? — Идн встрепенулась, заметно заинтересованная. — Все лучше и лучше. И что он сказал?

— Ну, он гордый. В смысле сэр Свон.

— Это ясно с первого взгляда.

— Он происходит из знатного рода, но он младший сын. Потом его мать умерла, а отец снова женился. На самом деле они просто стараются избавиться от него. Он смотрит свысока на всех, даже на короля, поскольку ему кажется, что все смотрят свысока на него, и он еще должен набраться уму-разуму — так сказал сэр Эйбел, когда мы с ним разговаривали однажды.

— Я понимаю. Продолжай.

— Он должен осознать, что дело не в том, кто как на кого смотрит — сверху вниз или снизу вверх. Сэр Эйбел сказал, что люди намеренно задевают чувства Свона, поскольку считают необходимым смирять его гордыню. И он сам тоже так поступал. Но сэр Свон уже претерпел столько ударов по самолюбию, что лишь ожесточается от них, и мне больше не следует делать ничего подобного.

— Ты унижал сэра Свона, Тауг?

Тауг перевел взгляд на отдаленные бивачные костры, горящие во тьме холодной северной ночи. Он понимал, что сейчас надо крепко погрешить против истины, и без колебаний солгал:

— Я сказал одну обидную вещь, миледи. Только потом взял свои слова обратно. Вряд ли он забыл, но и вряд ли злится на меня.

Глава 6 УТГАРД

Стены и башни Утгарда показались на горизонте еще утром, а к концу дня отряд всадников приблизился к замку. Тот оказался совсем иным, чем рисовался в воображении Тауга. Основание крепостной стены представляло собой гряду гор, невысоких, но крутых. Выше вздымалась сама стена, сложенная из камней, превосходящих размерами деревенский дом. По ее верху тянулся частокол из древесных стволов — столь огромных, что рядом с ними камни кладки казались простыми булыжниками. Башни возносились к самым облакам — высоченные, но такие широкие, что выглядели приземистыми, зачастую обнесенные по самому верху широкими деревянными подмостями, наполовину огороженными. Люди на них казались не больше муравьев, но когда Лэмфальт рысью покрыл еще одну лигу, Тауг понял, что это не человеческие существа, а великаны.

— Неудивительно, что наш король хочет подружиться с ними, — сказал он Лэмфальту. — Нам никогда не одолеть ангридов, пусть хоть тысяча лет пройдет; мы даже не в силах хоть как-то противостоять им.

Свон повернулся в седле:

— Если ты не в состоянии говорить, как подобает мужчине, лучше помалкивай.

— Прошу прощения, сэр Свон, — кивнул Тауг. — Я забылся.

— Несколько дней назад я убил одно такое существо и собираюсь убить еще два десятка.

Мастер Крол, ехавший во главе колонны, протрубил в трубу и громко крикнул:

— Мы пришли с миром!

В глубине души Тауг надеялся, что они встретят равно мирный прием.

Пустынная равнина, где они слышали множество разных таинственных звуков и видели призрачные фигуры на рассвете, сменилась колосящимися полями. Здешние пахотные угодья показались Таугу скудными даже по сравнению с отцовскими полями, недостаточно плодородными, чтобы прокормить семью. Там и сям он видел великанов, но жали хлеба рабы-люди, в основном женщины.

— Посмотри на того парня. — Свои указал рукой. — Он не знает, что делает.

Тауг легко пришпорил Лэмфальта и поравнялся со Своном.

— Он слепой, сэр Свон.

— Неужели? Как ты можешь видеть с такого расстояния?

— Это взрослый мужчина. Видите бороду?

— Конечно. А при чем здесь это?

— Великаны ослепляют мужчин-рабов, — пояснил Тауг. — Бертольд говорил мне. Вы видели Бертольда?

— Да, и он действительно слепой. Но он старый. Я думал…

— Они выжгли ему глаза. Ангриды поступают так со всеми мужчинами.

Лицо Свона сделалось страшным. Тауг судорожно сглотнул:

— Они забрали мою сестру. Я говорил вам.

— Да. Но твою сестру не ослепили, верно? С женщинами, которых мы видели на ферме, все в порядке.

— Не все в порядке, просто они зрячие. Мы должны освободить слугу сэра Эйбела, найти его лошадей и вещи и отправить к нему. Моя сестра находилась со слугой сэра Эйбела, и его уже наверняка ослепили.

— Быть такого не может! То есть я надеюсь, что этого не произошло, хотя все может быть.

— Сэр Эйбел… Он знает наперед многие вещи, сэр Свон.

Свон неохотно кивнул.

— Он знает, что вы справитесь. Я так и сказал леди Идн после сражения, и возможно, я…

Свон поднял руку, прерывая Тауга:

— Ты сказал леди Идн? Она спрашивала обо мне?

— Так и сыпала вопросами, — кивнул Тауг. — Вы ей нравитесь, сэр Свон.

— Мы раз и навсегда оставим подобные разговоры.

— Хорошо, сэр. Прошу прощения, сэр Свон.

— Я был бы бедным безземельным рыцарем, если бы не щедрость ее отца. Теперь я владею поместьем, которого никогда не видел. Она — дочь барона, и во всем Целидоне не сыскать женщины красивее. Она выйдет замуж за наследника герцогства.

— Таких здесь немного, — резонно заметил Тауг.

— Уверен, все мы вернемся к нашему королю, когда вручим дары.

Тауг кивнул, надеясь, что Свон не ошибается.

— Значит, она интересовалась мной? Расспрашивала обо мне?

— Вы ей нравитесь, сэр Свон, — снова кивнул Тауг. — Я помню, что вы сказали минуту назад, но вы ей действительно нравитесь.

— Рыцарь, не проверенный в деле.

— Можно мне сказать одну вещь? Вы не рассердитесь?

— Попробуй, — мрачно улыбнулся Свон, — а там посмотрим.

— Когда леди Идн смотрит на вас, она видит то, чего не видят остальные и чего вы сами не видите, когда думаете о себе.

— А именно?

— Благородного рыцаря, чей отец происходит из знатного рода. И чья мать тоже была дворянских кровей. Красивого рыцаря с голубыми глазами и золотистыми волосами, с таким лицом, какие нравятся женщинам.

— Рыцаря, из жалости облагодетельствованного ее отцом.

— Дворяне всегда вознаграждают рыцарей, — настойчиво сказал Тауг. — Для этого они и существуют. Вы заслужили поместье, доблестно сражаясь с великанами. Думаю, вы называете себя рыцарем, не проверенным в деле, поскольку никогда не бились с другим рыцарем. Но что труднее — сразиться с другим рыцарем или сразиться с великаном? Я лично знаю, кто из них нагоняет на меня больше страху.

— Мой нос наглядно подтверждает твой довод, — улыбнулся Свон. — Хотя признаю: когда ты мне сломал его, я еще не был рыцарем.

Впереди несколько ангридов преградили путь отряду, во главе которого ехали Бил и Идн. У них были копья, длиннее многих деревьев, голые брюха, похожие на надутые мохнатые паруса, и бороды длиной в рост Тауга.

К Свону и Таугу подскакал Гарваон и поехал рядом с ними.

— Королевские стражники, видали? Никаких доспехов, и проворны, как четверная упряжка мулов с плугом. Его светлость хочет, чтобы они проводили нас к своему королю. А они хотят перебить нас и забрать животных. Во всяком случае, они так говорят. Интересно посмотреть, как у них получится.

Богато одетый мужчина, следовавший за Гарваоном, воскликнул:

— Утгард! Вот он, Утгард! Я слышал о нем всю жизнь, но увидеть его надеялся не более, чем узреть дно морское. Я сделаю наброски.

— Да, замок огромный, — согласился Гарваон.

— Огромный и битком набитый инеистыми великанами. Серьезно, сэр рыцарь, если даже вы перебьете всех, вышедших нам навстречу, еще сотня ангридов набросится на нас, не успеем мы преодолеть и половины лиги.

— Вы правы, конечно, — сказал Свон. — Мы с вами встречались раньше?

— Лишь мельком, боюсь. Я знаю, вы встречаетесь с великим множеством людей, всех не упомнишь. Я мастер Папаунс.

Они обменялись рукопожатием, Свон сдержанно.

— Тауг — мой оруженосец…

Словно эхо, впереди раздался призывный крик: «Тауг!»

— … и вся моя свита в настоящее время.

Тауг тоже обменялся с ним рукопожатием, и Папаунс сказал:

— У тебя хорошая, крепкая хватка. Ты сам станешь рыцарем в недалеком будущем.

— Я еще и оруженосцем-то толковым не успел стать.

Гарваон подъехал поближе и крепко хлопнул Тауга по плечу:

— Тебя зовут.

— Думаю, девушка прислана за тобой, — добавил Свон, завидев одну из служанок Идн, которая скакала к ним на неуклюжем пони, начинавшем путешествие в обозе.

Девушка изобразила слабое подобие реверанса, не слезая с пони.

— Это леди Идн, сэр Свон. То есть кричала не она, но именно она послала меня за ним, сэр, и… и… не знаю, право. Но леди Идн спрашивает, не отдадите ли вы ей Тауга на время — для чего, мне неведомо.

— Значит, нам нужно выяснить. За мной, оруженосец.

Тауг почувствовал, что Свон пытается говорить суровым тоном, но мысль о предстоящем разговоре с Идн затрудняет дело.

К тому времени, когда Свон и Тауг достигли головы колонны, к королевским стражникам присоединились еще двое. Один из новоприбывших нависал над Билом и Идн будто скала.

— Мы должны слышать все, что вы говорите, — прогрохотал он.

— Я не в силах помешать вам, — ответил Бил, — но люди благовоспитанные так не поступают

Ангрид промолчал, хмурясь и опираясь на длинное толстое копье.

— Король Гиллинг желает получить кота моей дочери, — сказал Бил Свону. Он выразительно закатил глаза, словно удивляясь странным прихотям королей. — Кота, которого подарил ей сэр Эйбел.

Мани громко мяукнул, давая понять, о каком именно коте идет речь.

— Я не знаю, зачем королю Гиллингу понадобился Мани, — продолжал Бил, — или откуда он узнал о нем. Но он так говорит — вернее, королевский офицер утверждает, что он так говорит.

Грозный ангрид отнял одну руку от огромного копья:

— Отдайте кота!

Обращаясь к Таугу, Идн сказала:

— Он не обещает вернуть Мани обратно или хотя бы не обижать его.

Великан потянулся заМани, и Свон мгновенно выхватил меч из ножен.

— Господа, господа! — Бил вскинул ладони, призывая всех к спокойствию. — Мы прибыли с дипломатической миссией. Я — лорд Бил, барон королевства, которым правит король Арнтор. Могу я узнать ваше имя?

— Трим. — Ангрид опустил руку.

— Нам нужно объяснить этим людям, — Бил указал на Свона и Тауга, — что они должны сделать — что должен сделать Тауг и почему. Потом мы отдадим вам кота, и вы отнесете его королю Гиллингу, таким образом выполнив данное вам поручение.

Он тронул поводья своего коня и подъехал к Свону и Таугу.

— При существующих обстоятельствах моя дочь не желает расставаться со своим любимцем. Ничего удивительного — вы наверняка со мной согласитесь. Она хочет сама отвезти кота его величеству, и Трим не возражает. Но она весь день скакала верхом, как все мы. Мне бы очень хотелось, чтобы она появилась при дворе, только когда вымоется и оденется подобающим образом. Пусть своим обличьем она сделает честь нашему народу, а не навлечет на него дурную славу.

— Она не может навлечь дурную славу, — решительно заявил Свон.

— А я сказала, — вставила Идн, — что в таком случае королю Гиллингу придется немного подождать, прежде чем принять нас. Мы наденем на Мани золотой ошейник, надушим духами…

Мани чихнул.

— И тогда я представлю его королю Гиллингу. Но этот… этот мастодонт и слушать меня не желает.

— Он получил приказ немедленно доставить Мани королю, — мягко заметил Бил.

— Да! И оставить нас здесь томиться ожиданием.

Бил обратился к Свону:

— Трим позволил Идн самолично отвезти Мани — так зовут кота — королю. Я воспротивился и предложил, чтобы это сделала одна из служанок.

— Ни в коем случае! — отрезала Идн. Бил кивнул:

— Теперь, по здравом размышлении, я склонен уступить. Так или иначе, оруженосец Тауг — единственная замена, на которую согласится Идн. Я описал Тауга Триму, и он дал понять, что не против прихватить с собой и его тоже. — Бил повернулся к великану. — Вот он, оруженосец сэра Свона, о котором я вам говорил. Вы возьмете его с собой?

— Если он не обделается со страху.

— Тебя никто не принуждает, — сказал Свон Таугу. — Я не стану тебе приказывать.

— Но вы позволите? Если он согласится?

— Только без коня, — прогрохотал великан. — Я хожу пешком. Король ходит пешком. Ты тоже потопаешь на своих двоих.

Тауг кивнул и спешился. Идн протянула кота:

— Это мужественный поступок.

Тауг взял Мани и посадил к себе на плечо.

— Разве сэр Свон не поступил бы так же?

— Не задумываясь, — сказал Свон.

— Разумеется, — улыбнулась Идн. — Только я не допустила бы такого. Мани вас совсем не знает. Мы с Таугом — единственные люди здесь, которых он знает и любит, а ему будет там страшно даже в присутствии друга. Мани — крупный и сильный кот. А вдруг он расцарапает лицо королю Гиллингу? Что тогда выйдет из нашей дипломатической миссии?

— А сэр Гарваон? — спросил Тауг.

Казалось, вопрос удивил Идн, но мгновение спустя она сказала:

— Да. Да, я уверена, сэр Гарваон с готовностью выполнил бы мою просьбу.

— Так и я, — сказал Тауг. — А сэр Эйбел? Разве он не пошел бы?

— Пошел бы. Вне всяких сомнений.

— Значит, и я пойду. — Тауг взглянул на громадного Трима, вдвое превосходящего ростом самого высокого мужчину. — Не пора ли нам двигаться? Мы заставляем вашего короля ждать.

Путь через равнину занял не один час. Порывистый ветер нес с полей пыль и снег, и зеленый плащ, подаренный Таугу леди Идн, не защищал от него. Мани сидел у Тауга на «наветренном» плече, тесно прижимаясь теплым пушистым боком к уху, что приносило великое облегчение, но даже кот дрожал на пронизывающем ветру.

С каждым шагом (а шагать приходилось очень быстро, поскольку Тауг старался не отставать от спутников) одинокая вереница лошадей и мулов позади становилась все меньше. Впереди, под грандиозной крепостной стеной, показалось скопление грубо сколоченных лачуг, превосходящих размерами амбары, а за ними зиял проем ворот, похожий на разинутый рот громадного лица, в котором опускная решетка, с частыми прутьями толщиной со стволы могучих древних деревьев, играла роль зубов.

— Смотри хорошенько, — прогрохотал Трим.

— Я смотрю, — откликнулся Тауг. — В жизни не видел ничего подобного.

— И может, уже не увидишь. — В смехе Трима, подобном грому литавр, прозвучали жестокие нотки, заставившие Тауга содрогнуться. — Мы здесь не замечаем тебе подобных. Да и они нас не видят.

— Вы ослепляете своих рабов. — Тауг судорожно сглотнул. — Я однажды разговаривал с одним из них. Он так сказал, и он был слепым.

— Да, мужчин действительно ослепляем.

— Но я не раб — не ваш и ничей. Я оруженосец сэра Свона. И Мани тоже не раб. Он кот леди Идн.

— Животных мы не ослепляем, — признал Трим, и Тауг почувствовал, как кот немного расслабился.

Под стеной тянулся сухой ров, такой широкий, что походил на ущелье естественного происхождения, в темных глубинах которого громоздились валуны. Над ним изгибался дугой мост из толстенных бревен, пропитанных смолой. Он угрожающе скрипел под ногами Тауга.

— Не бойся, — прогрохотал Трим. — Мосты мы строим основательно. Иначе нам никак нельзя. Тебе надо бояться меня. Что мешает мне взять кота, раздавить тебя ногой и столкнуть твое тело в ров?

— Ничего, сэр. Только я надеюсь, вы этого не сделаете.

— А что насчет твоего игрушечного меча? — Трим остановился, поджидая, когда Тауг нагонит его, и показал пальцем на Мечедробитель. — Ты остановишь меня этим?

— Нет, сэр.

— Клянусь кровью Имира, ты все правильно понимаешь. Дай-ка мне взглянуть на него.

Тауг вытащил Мечедробитель из ножен и протянул Триму рукояткой вперед, как требовали правила приличия.

— Так он даже не острый.

— Да, сэр, — сказал Тауг. — Сэр Свон не позволил мне носить острый меч, поскольку опасался, что я поранюсь. Но я его оруженосец, а оруженосец должен иметь хоть какой-то меч.

Трим сотрясся от хохота.

К самой огромной из всех башен вели столь высокие ступени, что Триму пришлось волочить по ним Тауга, словно тряпичную куклу, схватив за ворот рубахи из толстого домотканого сукна, пошитой для него матерью; Тауг крепко прижимал к груди бедного Мани, а кот вцепился в него всеми когтями.

— Мы готовы сражаться с вами. Видишь? — Трим поставил Тауга на ноги и указал на ступени, по которым они только что поднялись. — Как ваши люди думают справиться с ними, а? Здесь вам понадобится приставная лестница или что-нибудь вроде. Мы же спустимся достаточно проворно, и вам это совсем не понравится.

Тауг подумал, что ему не нравится все, что делают великаны, и сказал:

— Конечно, мне не хотелось бы сражаться с вами на этой лестнице, сэр.

— Ха! А как насчет моста, через который мы перешли?

— И там тоже, — признал Тауг.

— Построен, чтобы сгореть, и факелы уже готовы. Как только вы ступите на мост, мы швырнем факел. Думаешь, вы успеете спастись?

— Да, сэр.

— Не успеете. Ваше малорослое южное племя подобно полчищу рыжих муравьев, поэтому на передние ряды будет напирать сзади еще тысяча. Мост сгорит, и вы вместе с ним.

— Мы пришли не сражаться с вами, сэр, — смиренно сказал Тауг, — а заключить мир, коли получится.

— Говори это королю Гиллингу.

Смрадный тронный зал оказался в точности таким громадным, как ожидал Тауг; однако каменный сводчатый потолок был низковатым для сотен собравшихся здесь великанов. В зале стоял невообразимый шум: смех, крики, топот ног, звон оружия.

— Вон там король. — Трим указал в дальний конец огромного помещения, где толпа становилась плотнее. — Я попытаюсь пробраться к нему поближе, а ты следуй за мной и смотри не потеряй кота.

Тауг старался не отстать от Трима, лавируя между великанами.

— Подожди! — прошептал Мани. — Что ему от меня надо?

— Понятия не имею, — пробормотал Тауг. — Я думал, ты знаешь.

— Коты — смелые животные. — (Тауг проскочил между ног одного из ангридов.) — А я слыву смелым даже среди котов. И все же…

Закончить фразу Мани помешал трубный рев:

— Трим!

— Да, ваше величество!

— Где он, Трим? — прогремел оглушительный голос. — Ты не принес его?

Рука Трима легко подхватила Тауга и подняла высоко в воздух.

— Принес, ваше величество.

Поверх голов двадцати — тридцати великанов Тауг разглядел короля, восседавшего на гигантском золотом троне, установленном на помосте столь высоком, что зубцы железной короны почти царапали потолок, — такого огромного и жирного, что рядом с ним остальные ангриды казались малыми детьми.

— Давай его сюда.

Голос короля был не особенно низким и не особенно высоким: просто громким, оглушительно громким, словно громовые раскаты.

— Что за существо такое его держит?

— Это слуга кота, ваше величество. Южане посчитали, что коту нужен сопровождающий — кто-то, кого он знает. Мне показалось, они дело говорят.

— Притащите мой стол!

Худой ангрид, стоявший подле помоста, ударил по полу золотым жезлом: глухой грохот навел Тауга на мысль о Смерти, стучащей в дверь.

— Королевский стол!

Четверо слепых мужчин внесли стол, держа за ножки. Рядом шла женщина, направлявшая слепцов голосом и прикосновениями. Она на мгновение встретилась взглядом с Таугом — и сразу же отвела глаза.

— Итак, — сказал король, когда Тауга поставили на стол. — Теперь расскажи мне про этого волшебного кота, малыш. Он умеет разговаривать?

— Да, ваше величество, — ответил Тауг и почувствовал, как когти Мани впились ему в плечо.

— Тогда вели ему говорить со мной.

Мани потряс головой, пощекотав усами щеку Тауга.

— Я не могу, ваше величество, — сказал Тауг. — Коты не подчиняются ничьим приказам.

Король рассмеялся — жирное брюхо заходило ходуном, — и остальные ангриды подхватили смех.

— Если вы ему понравитесь, — сказал Тауг, — возможно, он станет говорить с вами. Но я уверен, он и рта не откроет при таком скоплении народа. Это не в его обычае.

Король подался вперед; его круглое потное лицо напоминало жернов.

— Это твой кот?

— Нет, он принадлежит леди Идн, ваше величество. Она хотела сама доставить его к вам, но отец ей не позволил. — Тауг глубоко вздохнул. — Он посчитал, что она недостаточно хорошо одета для приема при дворе, ваше величество. Знаю, я тоже одет неважно. Но мы надеялись, что моему внешнему виду вы не придадите особого значения.

Несколько мгновений король Гиллинг молчал, а затем сказал:

— Тебе нужна приличная рубашка. Чтобы ты не стыдился показываться мне на глаза.

— Благодарю вас, ваше величество, — кивнул Тауг.

Король повернулся к ангриду с золотым жезлом:

— Приличная рубашка, Тиази. Пускай одна из рабынь сошьет для него на скорую руку. Золотая цепь, коли найдешь достаточно маленькую. И все, что сам сочтешь нужным.

Тиази поклонился:

— Желание вашего величества для меня закон.

Тауг отважился подать голос:

— Лорд Бил привез вам чудесные подарки, ваше величество. Он ждет за стенами замка. Вам нужно лишь впустить его, и он преподнесет вам дары.

— Ждет вместе с леди Идн?

— Да, ваше величество. С ним также сэр Свон — это мой господин — и множество других людей.

— Я хочу поговорить с леди Идн. Если муж не позволит ей встретиться со мной, нам придется потолковать с ним, Кот.

— Меня зовут Тауг, сэр, а кота — Мани. — Тауг говорил мягким голосом, надеясь не обидеть короля. — И лорд Бил не муж леди Идн, а отец. Думаю, леди Бил умерла. И я уверен, он позволит вам встретиться с ней. Я имею в виду, с леди Идн, когда она нарядится подобающим образом и все такое.

— Хорошо. — Король улыбнулся. — Нам необходимо выяснить, откуда у нее кот, — верно, Тиази?

Тиази поклонился:

— Конечно, ваше величество.

— О, это я знаю, — сказал Тауг. — От сэра Эйбела. Раньше Мани принадлежал сэру Эйбелу, а сэр Эйбел подарил его леди Идн.

Глава 7 ХЕЛА И ХЕЙМИР

— Вас что-то беспокоит, сэр?

С помощью Бертольда Слепого Анс пытался соорудить из шестов и просмоленной парусины, взятых из амбара Бимира, подобие шатра.

— Тысяча разных вещей, — ответил я.

Грета, занятая приготовлением пищи, подняла голову:

— Мы для вас обуза, да, сэр?

— Нет, — помотал я головой. — Вовсе нет.

— Коли завтра вы захотите поехать вперед и скажете нам, где с вами встретиться…

Я снова помотал головой.

— С Оргом ведь все в порядке, сэр? Вы волнуетесь, как там сэр Свон заботится о нем. Я тоже. Орг не такой плохой, как говорят. Но и не шибко хороший, и с ним трудно приходится.

— Да нет, — сказал я. — Вам с Бертольдом требуется моя помощь?

Анс опешил:

— Мы сами управимся, сэр, разве только вы считаете, что мы не то делаем.

— Вы все делаете лучше, чем получилось бы у меня.

Я сел на землю и задумчиво уставился в костер. Гильф улегся рядом.

— Дело в мальчике, — понимающе промолвила Герда. — В молодом Тауге. Я тоже за него беспокоюсь, сэр.

— Вам не обязательно меня слушать, — сказал я. — У всех вас есть дело, которое нужно сделать. Я прекрасно это понимаю. У меня тоже есть дело, и я пытаюсь им заниматься. Думать, а не терзаться тревогой. В Скае нам не приходилось много думать — во всяком случае, я ни о чем особо не задумывался. Вальфатер, Леди и Тунор очень мудры, и нам этого было достаточно. Мы честно служили своим господам, когда требовалось, и ели, пили, пели и состязались на турнирах в свободное время. Теперь за меня некому думать, и одним из вопросов, над которыми я усиленно размышляю, является следующий: предвидел ли Вальфатер все это. — Я поднял с земли ветку, переломил пополам и бросил в костер. — Наверняка предвидел. Главный вопрос в том, влияет ли это на ограничительные условия, которые он поставил мне, когда позволил вернуться в Митгартр. И если влияет, в чем я почти уверен, то как именно.

— Чем больше думаешь, тем скорей сопьешься, — предостерегла меня Герда.

— Ты хочешь сказать «чем дольше терзаешься». Чем дольше твои мысли ходят по замкнутому кругу, снова и снова сотрясая тюремные решетки разума. Да, так оно и есть, но я не хочу мыслить подобным образом. Я пытаюсь мыслить свободно, как море катит волны. Я тоскую по морю, к слову сказать, хотя вы едва ли разделяете мои чувства.

Гильф положил лапу мне на колени.

— Сейчас я расскажу вам, о чем думал, это не секрет. Давайте сначала разберемся с сэром Своном и Таугом.

Бертольд Храбрый, закончив сооружать из шестов каркас для шатра, подошел к костру, нащупывая путь палкой, и сел рядом с Гильфом.

— Вы боитесь, что они погибнут в схватке с ангридами, и я тоже боюсь. Но если бы я не уехал, Тауг остался бы моим слугой, а сэр Свон — моим оруженосцем. Последствия очевидны, вполне предсказуемы. Однажды, давным-давно… впрочем, для вас совсем недавно… Так вот, однажды сэр Гарваон сказал мне, что я герой, рыцарь, о каких слагают песни.

— Ну да, — сказал Бертольд.

— Именно таким героем мечтает стать сэр Свон, и он совершенно прав, ибо только такие рыцари вообще достойны этого гордого звания. Я не хочу сказать, что о каждом доблестном рыцаре сложат песни. Всегда будут такие, чьи величайшие подвиги останутся неизвестными. До того как я произвел Свона в рыцари, он однажды сражался с двумя десятками разбойников, с мечом в руке. Несколько он убил, а остальные избили его до потери сознания и бросили умирать. Никто не сложит песни о покрытом синяками и ссадинами пареньке, который, очнувшись, увидел, как волки рвут на части тело сэра Равда; который отогнал волков сломанным копьем Равда и один похоронил своего господина в лесу. Однако он достоин песни, и я даю ему возможность заслужить славу. Возможность гордиться собой, а не только своими предками. Тауг — простой крестьянин, который хочет стать рыцарем и станет, коли получит условия для роста и становления. Анс, ты знаешь Тауга лучше, чем Бертольд или Герда. Я прав?

— Не знаю, сэр. — Анс, поправлявший покосившийся шест, на миг отвлекся от своего занятия. — Там ведь еще Поук, верно? Малый, что был с вами на ферме?

— Он в плену у ангридов, — кивнул я.

— Вы страсть как хотели вызволить его.

— Да, и по-прежнему хочу. Он мой слуга, и хороший. Я послал к нему спасителей и уверен, они справятся.

— Так вас не это беспокоит, сэр? — спросила Герда.

— Нет. — Я поднял взгляд от костра. — Во-первых, я думал о королеве Дизири, как всегда. Когда волшебный мед Вальфатера стер из моей памяти все воспоминания, я по-прежнему помнил ее имя. Она не приходит ко мне. Значит, я должен поскорее отправиться в Эльфрис на поиски Дизири.

— Я с вами, — заявил Анс.

— Может быть, но я сомневаюсь. Время там течет медленно. Я говорил?

— Мне брат говорил, сэр, — сказал Бертольд. — Эльфы забрали его туда, во всяком случае, он так думал, а когда он вернулся, я был совсем старый, хотя еще зрячий. И страдал головой, как иногда и сейчас. Но он! Он остался все тем же юнцом, каким мне запомнился, хотя стал говорить как по писаному.

— А зачем его забрали, Бертольд Храбрый? Ты помнишь?

— Чтобы он выступил здесь от имени Эльфриса, так он сказал. Только он так и не выступил.

— Я не раз задавался вопросом почему.

— Вы знаете эльфов, — подала голос Герда. — Одна эльфийская девушка приходила к вам, когда мы сидели под деревом, я и Берт. Я тогда сказала, что вам не стоит доверять ей, а вы сказали, что уже доверились.

— Ури.

— Она самая, сэр. Вы ее знаете.

— Да. Я знаю ее и Баки довольно хорошо, можно сказать. Раньше я думал, что знаю и Гарсега тоже, причем лучше, чем любую из них. Но теперь я знаю, что Гарсег не эльф.

— Ого! — воскликнул Гильф, но все решили, что он просто гавкнул.

— Он демон, — пояснил я, — дракон в человеческом обличье.

— Вы убьете его, сэр? — спросил Анс.

— Нет, Анс, — помотал я головой. — Если только не окажусь перед такой необходимостью. Но мы отвлеклись от тайны Бертольдова брата, а в числе всего прочего я размышлял и над ней тоже. Вы все еще хотите узнать, о чем я думаю?

— Хочу, сэр, коли речь идет о моем брате.

— Разумеется. Твой брат ничего не помнил о своем пребывании в Эльфрисе.

— Да, сэр.

— Значит, у нас три загадки. Во-первых, почему он ничего не помнил? Во-вторых, зачем его научили говорить складно и красиво? И в-третьих, почему он не выступил от имени эльфов?

— Вы знаете ответы, сэр? — спросила Герда.

— Не все. Полагаю, отгадать вторую всем нам не составит труда. Его научили говорить складно, чтобы он мог надлежащим образом передать послание от эльфов. Анс, у тебя трезвый ум. Ты можешь просветить нас относительно остальных загадок?

— Почему он ничего не помнил, сэр? Это первая загадка, да? Они заколдовали его. Они здорово колдуют, все эльфы.

— Уверен, ты прав, — кивнул я. — Но зачем им это понадобилось?

— Кто-то поручил брату передать послание, — пробормотал Бертольд.

— Да.

— Он так и не сказал, кто именно, поскольку сам не знал.

Я снова кивнул:

— Думаю, ты прав. Этот «кто-то» хотел остаться неизвестным и сохранить свое послание в тайне.

Герда воткнула в землю рядом с костром одну из рогаток, призванных служить опорами для поперечины с подвешенным на ней котелком.

— Так, значит, он и не мог ничего передать, поскольку все забыл.

Бертольд нашарил мою руку:

— Сюда кто-то идет.

Я взглянул на Гильфа, который поднял голову с озадаченным видом.

— Ты слышал шаги?

— Да, сэр. Я слышу.

— Дует ветер. — Я поднялся на ноги, положив руку на рукоять Этерне. — По-видимому, он идет против ветра. Вот почему Гильф не чует запаха.

Я двинулся по ветру, и пес потрусил за мной следом.

Когда мы вернулись, Бертольд и Анс крепко спали, но Герда сидела у костра, грея руки.

— Кому-то надо бы остаться на страже, — сказал я, садясь рядом, — но ты можешь ложиться спать. Я посижу здесь, а Гильф просыпается при малейшем звуке.

— Вы никого не нашли?

Я помотал головой.

— Я все прислушивалась, сэр. Думала, если вы его убьете, он скорее всего вскрикнет.

— Я так никого и не увидел, — признался я.

— Хотя там кто-то есть?

Я кивнул.

— Один из великанов?

Я помотал головой. Гильф, видевший незваного гостя, описал мне его.

— Паренек вроде Тауга?

— Нет, крупный человек. Как я сказал, я его не видел, но слышал, как он убегает. Крупный человек может двигаться очень тихо, пока не приходится бежать, но когда он пускается бегом, бесшумно у него никак не получается.

— Неужто ваш пес не сумел догнать его?

— Уверен, он догнал бы, но я не позволил. Помнишь, как Гильф набросился на тебя возле живой изгороди?

— В жизни не забуду.

— Анс спрашивал, что меня тревожит. Кажется, я сказал, что тысяча разных вещей. — Я улыбнулся. — Положим, я слегка преувеличил, но среди всего прочего мне не давало покоя воспоминание о том, как Гильф поймал тебя. Я увидел твою цепь, и в уме у меня прозвучал громкий стон. Почти крик.

— Я уж привыкла к ней, сэр.

— Обещаю, мы снимем ее сразу, как только найдем кузнеца, хотя, возможно, это произойдет не скоро. Но сегодня вечером мне не давала покоя мысль не о цепи, а о том стоне. — Спустя мгновение я добавил: — Уверен, стонал не я.

— Если он прозвучал у вас в уме, сэр…

— Значит, все-таки я? Нет. Не я, точно. Но тогда кто?

— Не знаю, сэр. Я ничего не слыхала.

— Я вспоминал тот стон и пытался решить, кому же принадлежал голос. Я уже почти определился с ответом, когда меня вдруг осенило, что это мог быть Бертольд, настигнутый Гильфом. Ты думала об этом?

Герда помешала в костре палкой.

— Бертольд немолод и слеп, но все еще силен для своего возраста. И я не знаю человека более бесстрашного. Он стал бы драться, и Гильф убил бы его. Мужчина, убежавший от нас, был моложе и гораздо сильнее.

Герда промолчала.

— Некоторых людей стоит убивать. Многих надо убивать, поскольку в противном случае они попытаются убить нас. Но я не уверен, что убежавший от нас мужчина — могучего телосложения молодой человек — относится к первым или вторым.

— Вы думаете, он мой сын, сэр. Вы думаете, это Хеймир.

— Я ничего не думаю. Мне просто пришло в голову, что такая возможность не исключена.

— Я не знаю, сэр. Право, не знаю. — Герда смахнула слезу. — У меня такое ощущение, будто он действительно вернулся ко мне или я пришла за ним, что-нибудь в таком роде. Но я не знаю, сэр, честное слово. Я его не видела и не слышала, ничего еще.

— Мы позволим ему подойти поближе в следующий раз, коли следующий раз будет.

— Вы очень добры, сэр. Сэр?

— Да?

— Если это он… Вы ведь не причините ему вреда?

— Конечно нет. А он мне?

Герда поколебалась:

— Он мог бы, сэр, когда бы меня с вами не было. Не знаю. Скорее всего он голоден.

— Мы тоже. Здесь мало дичи.

— Южнее, сэр, к югу от гор…

Я помотал головой:

— Я должен встать караулом в горном ущелье. Мы не скоро окажемся к югу от гор.

Герда улыбнулась:

— Я знаю, вы не позволите нам помереть с голоду, сэр. Даже если он будет с нами.

Кто-то огромный лежал в низкой пещере на ложе из папоротника; на долю секунды я почувствовал его голод и одиночество. Я поднял взгляд. Облако наблюдала за мной, я с трудом различал в темноте ее голову и темный глаз. Надеясь, что она увидит, я кивнул.

— Вы сказали, что уже решили насчет стона, сэр. Стона, который услышали, когда впервые меня увидели. Так что вы решили?

— Тогда я увидел, что ты скована цепью. — Дым костра потянул мне в лицо, я отогнал его ладонью и немного передвинулся влево. — Ты наверняка считаешь, что стон мне померещился.

Она потрясла головой:

— Нет, коли вы уверены в обратном.

— Уверен. Я умею отличать действительность от игры своего воображения, и это была не игра воображения. Стонала не ты и не Гильф. Я точно знаю, хотя не понимаю откуда. Там был еще кто-то, кто-то мне невидимый. За мной неотступно следовали эльфы, и я решил, что скорее всего это Гарсег. — Я немного помолчал. — Гарсег не эльф, но носил обличье эльфа. Когда-нибудь в другой раз я расскажу тебе о Гарсеге побольше.

Герда кивнула:

— А теперь вы считаете иначе, сэр?

— Да. Ты говорила, что видела со мной старую женщину.

Герда нерешительно кивнула.

— Думаю, то была хозяйка Мани. Ты, наверное, видела Мани. Такой большой черный кот.

— Ведьмин кот, сэр, коли вас интересует мое мнение.

— Да, хотя теперь он принадлежит леди Идн. Ведьма умерла, но все еще не покинула наш мир. Когда Баки корчилась в муках на сеновале, призрак бывшей хозяйки велел Мани привести меня к ней на помощь.

— По-вашему, она преследует нас, сэр?

— Едва ли. Полагаю, она отправилась в Уртгард вместе с Мани, хотя точно не знаю. Ложись, постарайся заснуть.

— Если вас больше ничего не беспокоит, сэр. Я надеялась, вас мучат еще какие-нибудь вопросы, которые я сумею разъяснить.

Я рассмеялся:

— Сомневаюсь, Герда. В гроте грифона эльфы собирались принести в жертву прекрасную женщину. Кто она и что с ней сталось?

— О, Лер! Я не знаю, сэр.

— Очень высокая, с молочно-белой кожей и черными волосами. — Я очертил в воздухе руками фигуру незримой женщины. — Если ты не знаешь, кто она и куда делась…

— Клянусь, сэр, не знаю.

— Верю. Тогда ответь мне на такой вопрос: зачем эльфам приносить Гренгарму в жертву одну из наших женщин?

— Понятия не имею, сэр. А вы знаете?

— Возможно. По природе своей Гренгарм очень походил на Гарсега, однако здесь, в Митгартре, казался реальным существом. Помнишь Тауга? Он родом из Гленнидама — деревни, где поклоняются эльфам.

— Это неправильно, сэр. Так поступать негоже.

— Во всяком случае, нам, людям, не следует. Думаю, не составит особого труда объяснить, почему жители Гленнидама поклоняются эльфам, хотя это и неправильно, как ты верно заметила. Главный же вопрос, пришедший мне в голову слишком поздно, заключается в другом: почему эльфы допускают такое?

Судя по лицу Герды, она меня явно не поняла.

— Ты упомянула имя Лер, мать. Предположим, Лер, Вальфатер и Лотур сейчас появятся перед нами, принесут тебе жертвы и вознесут тебе молитвы. Что бы ты сделала в таком случае?

— Я… — Герда заметно растерялась. — Ну… ну, я сказала бы, что произошла какая-то ошибка или что они шутят надо мной.

— Вот именно. Но эльфы, которые должны бы сказать то же самое, не говорят ничего подобного. — Я задумчиво смотрел на луну, восходящую над пустынной местностью.

Наконец Герда промолвила:

— Наверное, им это нравится, сэр.

— Ложись, — сказал я. — Спи.

Когда луна поднялась достаточно высоко, чтобы далекие горы стали смутно видны в темноте, я встал и проверил путы наших лошадей. У лошадей Бертольда и Герды они оставались надежно затянутыми, как и у спокойного бурого мула Анса. А у Облака они, по обыкновению, ослабли, и я подтянул перевязь. Когда я улегся, Облако ткнулась мордой мне в лицо, вызвав в моем воображении образ дикого кабана, огромного и свирепого, роющего рылом землю на другом берегу маленькой речушки.

Я кивнул, забросил колчан за плечо и подтянул тетиву лука. Тетива Парки тихо пела под моими пальцами — песни жнецов, убирающих поле, и песни женщин, баюкающих сонных детей, песни войны и песни веселых гуляк в тавернах, песни поклонения, которые звучат у алтарей, когда бушующее пламя огромных костров пожирает воловьи туши и златовласые оверкины в рогатых шлемах появляются в клубах дыма, — все они и многие другие сливались в единый гимн человечества, аккомпанементом которому служило звонкое пение птиц.

— Хороший кабан! — Гильф облизнулся. — Хотите подстрелить?

Я кивнул.

— Далеко. Я подгоню его.

Не успел я сделать и двух шагов, как Гильф уже исчез из виду. Осторожно ступая в кромешной тьме под деревьями, я размышлял над своими немногочисленными жалкими соображениями, высказанными Ансу, Бертольду и Герде, и над их вопросами и замечаниями. Потом, шагов через сто, я прошептал имя Дизири.

Гильф отыскал кабана; с легким дуновением ночного ветра до меня донеслись рычание пса и злобное хрюканье.

Йотунленд, подумал я. Это Йотунленд. Пустынный, холодный край, слишком засушливый.

Бертольд Храбрый рассказывал о страшно глубоких колодцах, на сооружение которых уходили месяцы, колодцах, иссякавших в засушливые годы; об изнурительном труде рабов, таскавших на поля воду, ведро за ведром; о жестоких сражениях ангридов за подступы к мелким извилистым рекам, ни одна из которых не достигала моря.

Вот еще одна загадка. Такое могучее и сильное племя, как ангриды, могло бы обосноваться где угодно. Почему они предпочитают жить здесь?

Неужели боги Ская действительно изгнали Великанов зимы и древней ночи из благодатных солнечных краев? Или Великаны сами выбрали место обитания? Безусловно, рыцари вроде Свона, Гарваона и Воддета никогда не оттесняли ангридов на север, за горы.

Рычащий пес и разозленный кабан приближались, а я уже достиг узкой речки, сверкающей в лунном свете. Где-то здесь Гильф загонит кабана на мелководье и потом выгонит на другой берег, если кабан останется жив к тому времени.

Если Гильф не напорется на смертоносные клыки. Метко пущенная стрела положит — или почти положит — конец охоте. Я вложил стрелу в лук и на пару секунд расслабился, глядя на луну. Начинал сыпать легкий снег, хотя луна по-прежнему ярко сияла, и серебристый свет казался подернутым туманом, прекрасным и зловещим. Сегодня мы ехали медленно, а завтра поедем еще медленнее; и хотя сегодня мы проделали нелегкий путь, завтра нам придется еще труднее. Кто захочет жить здесь?

Кабан, по всей видимости. Но я знал, что кабану суждено умереть.

Завтра у нас будет мясо. Мясо не только для меня и Гильфа, но и для Бертольда Храброго, Герды и Анса. Даже для огромного и нескладного молодого человека, подкравшегося так близко к нашей стоянке. Для молодого человека (у него есть имя, напомнил я себе), которого страдающая мать нарекла Хеймиром, в надежде расположить к нему ангридов, и который сейчас лежит в своей горной пещере, мучась голодом.

Человеку таких размеров, чей вес составляет, наверное, половину веса Облака, потребуется много пищи — пищи, которую трудно найти в этом бесплодном краю. Настоящие ангриды еще огромнее и кормятся только за счет непосильного труда своих рабов на фермах.

Пес и кабан были совсем близко; я слышал треск молодых деревьев, неумолчный сердитый треск, воспринимавшийся слухом как единый протяжный звук.

Внезапно мне пришло в голову, что король Арнтор поступил бы более умно, если бы послал ангридам хлеб и сыр. Потом я подумал, что дипломатическая миссия лорда Била обречена на провал; что ангриды никогда не перестанут совершать набеги на южные территории, поскольку без рабов умрут от голода; что ни один ангрид не в состоянии вырастить или убить достаточно животных, чтобы прокормить себя, жену и детей. Они слишком большие, и им нужно слишком много пищи для поддержания сил.

Впрочем, никто никогда не видел их жен.

Кабан внезапно появился из темноты, и я натянул тетиву до уха и выпустил стрелу. Кабан, угольно-черный в лунном свете, резко дернул головой, с шумным плеском бросился по отмели обратно в реку, потом развернулся кругом, готовый вступить в схватку с Гильфом, но в следующий миг упал на колени и завалился на бок. Тушу кабана отнесло течением на пару шагов от места, где он испустил дух, но не дальше.

Из темных зарослей выскочил Гильф:

— Хороший выстрел!

— Спасибо. — Я ослабил тетиву и закинул лук за плечо. — Он тебя не поранил?

— Даже не зацепил. — Гильф вошел в реку и принялся лакать воду.

На свежевание и потрошение кабана ушло около часа. Я отрубил голову и передние ноги (на одну из которых Гильф заявил права), а все остальное взвалил на плечо. Обратно мы двигались медленнее, но идти было недалеко.

— Голоса. — Чтобы сказать это, Гильф выпустил из зубов кабанью ногу. Инстинктивно он поставил на нее лапу. — Слышите?

Я помотал головой.

— Я ее не знаю.

Он снова подхватил с земли кабанью ногу и потрусил вперед.

Когда Гильф приблизился к костру, она встала — и на какой-то миг мне показалось, что она будет подниматься вечно. Спутанные светлые волосы до плеч, худое лицо с тяжелой челюстью и огромными глазами, шея толщиной с мою ляжку, широкие покатые плечи и высокая грудь, прикрытая куском шкуры. Толстые веснушчатые руки, пальцы с когтями. Высокая талия, широкие бедра под рваной юбкой и мощные ноги с ободранными костлявыми коленями, которые бросились мне в глаза даже при слабом свете костра.

— Привет, — сказала она голосом, ниже мужского. — Вы сэр Эйбел? Привет. Я Хела, ее дочь. Она говорит, все в порядке. Это еда?

Герда тоже встала, головой она не доставала дочери до пояса.

— Вы ведь не сердитесь, сэр? Я… мне не следовало, знаю. Только она… она по-прежнему…

— Ваша дочь.

— Да. Да, сэр. Моя малышка, сэр. — Последние слова Герда произнесла без тени иронии.

Проснувшийся Анс сел на земле и вытаращился на Хелу. Бертольд с трудом поднялся на ноги и стал шарить руками в воздухе:

— Хела? Хела?

Хела опасливо попятилась, хотя была на три головы выше старика.

— Берт тебя и пальцем не тронет, — мягко сказала Герда.

— Хела. — Он наконец нашел ее рукой. — Я твой отец, Хела. Твой приемный отец. Разве Герда никогда не рассказывала про меня, Бертольда Храброго?

Я опустил кабанью тушу на землю рядом с костром.

— Ты ушла до того, как я попала к Бимиру, и Бертольд Храбрый тоже ушел навсегда. Теперь он Бертольд Слепой. Вот что они с ним сотворили. Но ты осталась прежней, Хела. Все той же девочкой, которую твоя мама любила в далеком прошлом.

Хела присела на корточки и обняла старика.

— Ах, Хела, — тихо промолвил Бертольд. — Ах! Ах, Хела!

И простые эти слова звучали как музыка.

— Может, нам зажарить немного мяса? — Анс стоял подле меня с несколькими свежесрубленными ветками в руках.

— Думаю, тебе лучше лечь спать.

— Страсть как кушать хочется, сэр. — Когда я заколебался, он добавил: — Я возьму, сколько вы позволите, не больше.

— Бери сколько хочешь. Поджаришь кусок для Бертольда?

— Да, сэр. С радостью. И для нее тоже, сэр, она захочет заморить червячка.

— Не сомневаюсь. Но она может сама себе приготовить. Если она хочет есть с нами, она должна с нами работать — и будет лучше, если она с самого начала это усвоит.

— И для вас тоже, сэр. Почту за честь, сэр.

— Если Хела может сама себя обслужить, я тоже могу. — Я снял с плеча лук, сел у костра и взял у Анса одну из веток. — Будь добр, отрежь мне кусок.

— Да, сэр. Еще не ложились, сэр, да?

— Да, но поспать следует. Лягу, когда поем.

Однако, когда Анс, Бертольд и Герда снова заснули, и даже Гильф заснул, лежа на боку и похрапывая, и одна только Хела осталась сидеть на корточках у костра, с насаженным на вертел куском мяса размером с два моих кулака, я еще долго сидел с ней, время от времени задавая вопросы и часто погружаясь в молчание, чтобы обдумать ее ответы.

— У меня не так хорошо подвешен язык, — сказала она, — чтобы красиво болтать и услаждать слух мужчин. Иначе я бы неплохо устроилась в любом доме, где мне прислуживали бы старухи да рабы вроде моего новоиспеченного отца и на ужин подавали бы целого быка, когда я пожелаю. — Она рассмеялась, и я увидел, что зубы у нее вдвое больше моих. — Но вы сами видите, какая я, сэр рыцарь. Какой инеистый великан захочет взять меня в жены? Они любят своих соплеменниц, которые бегают к ним по ночам из Йотунхоума. Или южных женщин, крохотного росточка, с умелыми руками и медоточивыми устами. «О! О, какой ты огромный! Возьми меня!» Поэтому я отправилась в Мышиные горы, на поиски мужчин своего роста, и нашла, и служила им, как женщина служит мужчине, и в награду получала лишь тумаки да шишки.

— Они прогнали тебя? — спросил я.

— Пинками. Заметили мой нож?

Я кивнул.

— Он не заметил! — Хела басовито рассмеялась. — Говорят, на юге живут так называемые мужчины, которые бледнеют при виде стального клинка. Глупцы! Таким ножом не отнимают жизни.

— Сколько тебе лет, Хела?

— Я уже достаточно умна, чтобы отличить кота от катафалка. Вас беспокоит, что я прибежала к матери, сэр рыцарь?

Она сняла мясо с вертела, попробовала кусочек, потом вытерла губы рукой и облизала пальцы.

— Нет. Ты была голодна. Уверен, в трудную минуту я сделал бы то же самое, будь у меня мать.

— Мы подстерегаем путников на Военной дороге, я и Хеймир. — Хела насадила кусок мяса обратно на вертел и сунула в костер. — Некоторые дают нам что-нибудь, иногда.

— Вы ничего не попросили у меня, когда я проезжал там.

— Не видели вас, сэр. Сколько у вас лошадей?

— Ты имеешь в виду, вьючных? Ни одной.

— Тогда что вы могли дать нам, сэр рыцарь? — Хела улыбнулась, и хотя улыбка была не особенно приятной, я почувствовал, что она постаралась улыбнуться именно приятно. — Даже попрошайки не работают даром.

— Мне действительно нечего было дать вам. Вы бы меня ограбили?

— Рыцаря-то? На коне и с мечом? — Она снова рассмеялась. — Нет, только не я! И не Хеймир. У него не хватило бы духу сразиться с рыцарем. Мы предпочитаем иметь дело с разбойниками, сэр рыцарь, которые возвращаются домой после набегов и ведут за собой угрюмых рабов, тесно связанных друг с другом, что твои гирлянды сосисок, а впереди гонят коров и лошадей. — Хела возвысила голос до жалобного воя. — Да будут благословенны все истинные ангриды! Да будет благословенна Ангр, истинная мать, произведшая вас на свет! Ваша мать расточит вам столько милостивых улыбок, сколько трофеев вы захватили на Военной дороге. Не дайте помереть с голоду, о могучие воины! Подайте нам с братом! Самую малость, ничтожную кроху, господа хорошие! — Она возвысила голос еще сильнее. — Кусочек мяса мне! Хлебушка моему брату! Милосердие к детям — добродетель героев! Так мы голосили и тащились за ними, надеясь стянуть у них что-нибудь при случае. — Она потрясла головой.

— Такая жизнь не для девушки. Даже если девушка такая большая, как ты, — хотя по слухам, в Кингсдуме сотни девушек побираются. Что ты собираешься делать теперь, когда поешь?

— Следовать за вами, сэр рыцарь, покуда вы будете кормить меня и маму. Рыть коренья, коли вы прикажете.

Хела снова потрясла головой, еще энергичнее, а я обернулся и взглянул на Гильфа, который проснулся с тихим рычанием.

— Еще я умею доить, разделывать туши и пахать, — быстро добавила она, — и могу утащить на себе больше, чем ваш мул. Испытайте меня. А если… у вас же нет с собой служанки? Вам не холодно спать одному?

Благодаря Облаку перед моим внутренним оком на миг возникла неясная фигура, крупнее обычного мужчины, с веревкой в руках.

В непроглядном ночном мраке, стеной обступавшем нашу маленькую лужайку, звонкими колокольчиками рассыпался смех Ури.

— Вот горячая служанка, чтобы согревать его, когда понадобится; служанка, которая легко уместится с ним под одним одеялом.

— Кто это? — Хела уставилась в темноту.

— Рабыня облюбованной тобой жертвы. — Ури вступила в круг света от костра. — Господин, там здоровенный верзила у вас за спиной…

— С веревкой, которой собирается удавить меня. — Я кивнул. — Его сестра уже дважды заступалась за меня.

Хела отвернулась от Ури и уставилась на меня.

— Вы знали, что он там? Клянусь Имиром!

— И Гильф знал. Сомневаюсь, что он сумел бы накинуть веревку мне на шею.

— Или захотел бы. Кто это?

— Эльфийская дева.

— Они все такие красные?

— Только самые лучшие, — сказала Ури, — и такой цвет нам нравится больше, чем розовый в коричневую крапинку.

— Позови брата, — сказал я Хеле. — Наверное, он тоже голоден.

Она встала и подняла над головой вертел с куском дымящейся, шипящей свинины.

— Хеймир! Это тебе!

Он был еще больше Хелы, с могучими плечами, заставившими меня вспомнить Орга, и такой худой, что ребра торчали. Тяжелая челюсть, широкий нос и совиные глаза говорили об уме тупом и неразвитом.

Я знаком пригласил его сесть.

— Поешь. Герда будет рада видеть тебя.

Хела протянула вертел. Он взял, уставился на мясо долгим взглядом, а потом наконец принялся жадно есть.

— Ты объяснила мне, почему ты покинула горы, — обратился я к Хеле, — но не сказала, почему твой брат сделал то же самое.

— Он ушел со мной из старого дома. И ушел из нового, чтобы не расставаться со мной. Вы думаете, он тупой.

Я промолчал.

— Говорит он плоховато, истинная правда. Еще хуже меня, хотя я тоже чаще всего и двух слов связать не могу.

— Я бы назвала тебя скорее балаболкой, — заметила Ури.

— Ты рабыня сэра рыцаря? Рабам следует петь слаще, иначе беды не миновать.

Ури повернулась ко мне:

— Вам когда-нибудь приходилось кормить меня?

— Нет, — сказал я.

— Или платить мне?

— Нет.

— Однако мы верно служили вам? Баки и я?

— Ты хочешь знать, что Баки рассказала мне? Почти ничего.

— Она умерла?

— Нет, — снова сказал я.

— А что случилось?

— Мы говорили о тебе. — Я тщательно подбирал слова. — Почему ты не сообщила мне, что у нее сломан позвоночник, и не позвала на помощь.

Хела хихикнула — такой звук, словно сошла небольшая лавина.

— Она не знает, что ответить, сэр рыцарь. Черные мысли омрачили ее красное лицо. Скажите, они и вправду живут под землей? Мне мама говорила.

— Они живут в мире, расположенном под нашим. Я бы не сказал, что это под землей.

— Почему она не уходит к своим?

— А ты бы ушла к своим, — спросила Ури, — если бы сумела подняться в Элизий?

На лице Хелы отразилось беспокойство.

— А что это такое?

— Мир, где правит Верховный Бог. — Ури встала. — Вы хотите, чтобы я вернулась в Эльфрис? Хорошо, я вернусь. Но, господин, если вам придется кормить эту огромную грязную бабищу…

— Я действительно хочу, чтобы ты вернулась, — сказал я, — но не в Эльфрис, а в Утгард. Тауг уже наверняка там, и твоя сестра тоже. Принеси мне вести о них.

— Я постараюсь. — Ури напоследок метнула взгляд на Хелу. — Они с братцем через неделю пустят вас по миру.

— Надеюсь, здесь я управлюсь без посторонней помощи. Ступай.

Ури исчезла в ночи.

Я снял мясо со своего вертела и принялся есть. Хела спросила, можно ли взять еще мяса, и я кивнул. Отрезав кусок от туши, она спросила:

— Вы направляетесь в горы?

— Да. Чтобы встать караулом в горном ущелье. Это наказание, назначенное мне герцогом Мардером, и я должен выполнить приказ, прежде чем отправиться на поиски любимой женщины.

— Люди, что живут там, не любят нас.

Я проглотил последний кусок кабанины и улегся на землю, закутавшись в плащ.

— Они и меня не любят. Будем держаться друг друга, если хочешь.

Впервые за все время Хеймир подал голос, обращаясь к сестре:

— Спи. Я посторожу.

Глава 8 ХОЗЯЕВА МАНИ

Две рабыни явились к Таугу в комнату водной из башенок замка, куда его отослал король; одна несла тяжелую золотую цепь, а другая — рубашку из черной кожи летучей мыши. Обе они знали Ульфу.

— Она моя сестра, — объяснил Тауг. — Я надеюсь, что король позволит мне забрать ее домой. И мужчину, которого привели с ней.

— Поук, — сказала женщина повыше.

— Да, Поук. Он слуга сэра Эйбела, и сэр Эйбел хотел бы вернуть его. У короля наверняка полно слуг.

— В общем-то, здесь неплохо, — сказала женщина повыше, а другая добавила:

— Могло быть и хуже.

— Я и вас освобожу, коли сумею, — пообещал Тауг. Обе явно испугались и торопливо покинули комнату.

— Я не хотел пугать их, — сказал Тауг, когда огромная дверь с грохотом захлопнулась.

Мани оставался невозмутимым.

— Колдовство всегда пугает.

— Я ничего не говорил о колдовстве.

Тауг возобновил осмотр комнаты. Среди всего прочего в ней находились кровать размером чуть меньше отцовского дома в Гленнидаме, четыре кресла со ступеньками, чтобы забираться на них, и стол, на котором могла плясать дюжина человек.

— Здесь ящик с песком, — заметил Мани. — Весьма любезно с их стороны.

Тауг медленно кивнул:

— Нам придется пожить здесь какое-то время. Во всяком случае, они так считают.

— Если я выскажу одно предположение, ты скажешь, что я морочу тебе голову.

— Не скажу.

— Хорошо. — Мани выдержал паузу для пущего эффекта. — Я предполагаю, что под твоей кроватью стоит ночной горшок, который в пять раз больше… — Он осекся.

— В чем дело?

— Картина. — Мани уставился на картину округлившимися глазами. — Он исчез.

— Человек в черном?

— Это был не человек, а инеистый великан.

Мани легко взлетел на спинку громадного кресла и оттуда перепрыгнул на стол.

— Я не знал, что ангриды рисуют картины, — сказал Тауг.

— Сомневаюсь, что это они. Похоже, они вообще мало что делают из того, что за них могут сделать рабы.

— Но рабы же слепые.

— Не женщины — а женщины знают толк в изящных искусствах. — Кончик хвоста у Мани несколько раз дернулся туда-сюда. — Моя хозяйка рисовала замечательные картины, когда требовалось для колдовства. Колдовство и искусство имеют много общего.

— Минуту назад ты сказал, что женщины испугались колдовства, — возразил Тауг, — хотя никаких причин для страха у них не было.

— Ты ничего не понимаешь.

— И долго ты собираешься сидеть и пялиться на картину?

— Это все равно что сторожить крысиную нору, — пояснил Мани. — Кстати, здесь есть крысиные норы в стенных панелях.

— У меня бы не хватило терпения.

Мани с видом превосходства промолчал.

— Ты узнал его? — спросил Тауг.

— Инеистого великана на картине? Нет.

Тауг едва доставал подбородком до верха кровати, но, ухватившись за одеяло и подпрыгнув, забрался на нее.

— А я узнал.

Он сел на край, свесив ноги.

— И кто это?

— Я скажу, если ты скажешь мне, зачем ты понадобился королю.

— Да запросто. Моя прежняя хозяйка посоветовала ему поговорить со мной.

У Тауга округлились глаза.

— Это она тебе сказала?

— Нет. Я не общался с ней с тех пор, как она сообщила мне про эльфийскую девушку со сломанным позвоночником. Но кто еще из тех, кто обо мне знает, мог говорить с ним? Так кто изображался на портрете?

— Она призрак? Так говорил сэр Эйбел.

— Верно. Давай выполняй свою часть сделки.

Тауг ударил пятками по матрасу:

— А зачем ей надо, чтобы он поговорил с тобой?

Мани продолжал смотреть немигающим взглядом на картину.

— В данный момент я понятия не имею, но наша договоренность не предусматривала такого вопроса. Так кто это был?

— Мы узнаем, когда поговорим с королем. Ты собираешься говорить с ним, Мани? Он разозлится, коли ты откажешься.

— Тогда я откажусь — и никогда больше не стану заключать с тобой никаких сделок. Я думал, ты человек чести.

— А я и есть человек чести, — заявил Тауг. — На портрете был изображен…

Дверь открылась, и вошел ангрид в черном балахоне, такой высокий, что комната сразу показалась маленькой.

— Я, — закончил он фразу. — Меня зовут Тиази, я первый королевский министр.

Он говорил тихим голосом, от которого мурашки бежали по коже.

— Наш король обедает, — сказал он, отодвинув от стола кресло и сев. — Он пришлет за вами после обеда. Я решил, что будет лучше, если сначала мы обсудим все вопросы между собой.

Сидящий на столе Мани отвернулся от пустой рамы.

Тиази внимательно посмотрел на него:

— Кто у вас за главного?

— Он, — сказал Тауг. — Только я не знаю, станет ли он говорить с вами. Иногда он отказывается разговаривать с людьми.

Голос Мани промурлыкал:

— Я всегда разговариваю с людьми, сведущими в магии. Я за главного, как сказал мой слуга. Что касается обсуждения вопросов, то о каких вопросах идет речь?

Холодная улыбка тронула губы Тиази.

— Ты скажешь мне, когда захочешь, чтобы я тебя погладил?

— Скажу, если захочу, чтобы вы меня погладили. Такую честь я оказываю не многим, да и то редко. Это один из вопросов? Я должен позволить вашему королю гладить себя, нравится мне это или нет?

— Я бы советовал поступить именно так. Он любит животных.

— Если он любит котов, он меня поймет.

Тиази снова улыбнулся:

— Ты не хочешь прислушаться к моему совету по данному вопросу?

— Я не нуждаюсь в ваших советах по данному вопросу, — неторопливо проговорил Мани, — и ни по какому иному. С другой стороны, зримые проявления доброй воли вызывают признательность и требуют взаимности. Какую услугу можем мы оказать вам?

— Несколько разных. Вы знаете, что ваш отряд убил тринадцать королевских подданных?

— На нас напали в мое отсутствие, и я не мог предотвратить столкновение.

Тиази кивнул:

— Напал наш пограничный отряд, разумеется.

— Они не представились.

— Это были солдаты короля? — вмешался Тауг.

Тиази принял еще более высокомерный вид.

— Это были сыны Ангр, нашей великой прародительницы, состоящие на службе его величества.

— Но…

— Они забрали дары, которые вы везли в Утгард? Само собой.

— По приказу короля?

— Ваш отряд походил на военный. Вы не согласны?

— Нет, — сказал Мани. — Конечно не согласны.

— В отряде были всадники в доспехах и лучники. Несомненно, у вас имеются объяснения, но это не меняет дела. Мы — его величество — решили выяснить, насколько вы сильны.

— По вашему совету?

Тиази отмахнулся от вопроса Мани.

— Эксперимент мог оказаться интересным. И оказался гораздо интереснее, чем мы ожидали. Солдаты его величества легко взяли верх над вашими воинами и забрали ценности.

— Мы все вернули, — мрачно заметил Тауг.

— Совершенно верно. Видите ли, мы надеялись, что ваш командир вернется к своему королю за новыми дарами. Нам это было бы выгодно. Но вместо этого среди вас вдруг появился всадник в зеленых доспехах.

— Откуда вы знаете? — спросил Мани.

— Мы убили не всех великанов, — сказал Тауг. — Некоторые убежали.

Тиази кивнул:

— Я разговаривал с ними. Если точнее, наблюдал за происходящим, глядя в свой кристалл.

— Хотелось бы его увидеть, — сказал Мани.

Тиази одарил кота очередной ледяной улыбкой.

— Обязательно увидишь, киска. Всенепременно.

— Вы хотите знать, сражались ли мы с Мани с вашими солдатами? Я — да, а он — нет. Если вы считаете нужным наказать меня за то, что я бился с налетчиками, ограбившими нашего короля, я не в силах помешать вам.

Тиази потряс головой, внимательно глядя на Тауга прищуренными глазами.

— Ты меня принимаешь за садиста. Я причиняю боль только по долгу службы. Это не вызывает у меня ни протеста, ни удовольствия — я просто выполняю свой долг. Ты когда-нибудь видел, как твой друг играет с мышью? Когда увидишь, возможно, вашей дружбе придет конец.

— Коты есть коты, — сказал Тауг. — Я никогда не считал, что он похож на корову.

Мани улыбнулся, слегка приоткрыв пасть. Вероятно, Тиази не заметил этого.

— Нас интересует зеленый всадник. Среди вас есть еще всадники в доспехах?

— Да, сэр, — сказал Тауг.

— Являются ли их имена тайной, не подлежащей разглашению?

— Нет, сэр. Сэр Гарваон. Он старший рыцарь. И сэр Свон. Я оруженосец сэра Свона.

— Сэр Гарваон и есть зеленый всадник?

— Нет, сэр. Это…

— Неужели ты не понимаешь, что они убьют его? — прошипел Мани.

— Надеюсь, нет, котик. Скорее воздадим ему почести. Ваш король прислал вас, поскольку желает подружиться с нашим королем.

— Мани он не посылал, — сказал Тауг. — Он послал лорда Била и леди Идн с чудесными дарами.

— Тогда как его величество, — продолжал Тиази, — желает подружиться с зеленым всадником, чье имя…

Тауг молчал.

— Да полно тебе. Вероятно, мне следует объяснить политическую ситуацию. Отец его величества в свое время был королем. Мудрым королем, как и нынешний, но королем, требовавшим неукоснительного и ревностного выполнения своих приказов. В конце концов, он был королем, и все, кто забывал об этом, рисковали головой.

Тауг кивнул.

— Увы, он умер. Его сын, принц Гиллинг, взошел на престол и стал нашим правителем. Ты, — он наставил на Тауга указательный палец, длиной превосходящий кисть последнего, — еще не вступил в пору зрелости. Король Гиллинг тогда находился в таком же возрасте. Его, молодого и неопытного, считали слабым. Правители отдаленных герцогств подняли мятеж. Когда мы отправили войска на восток, мятеж вспыхнул на западе. Когда войска отправились на запад, мятеж на востоке разгорелся с новой силой. Обитающие в южных горах мыши замыслили свергнуть чистокровных потомков Ангр. О доверии к твоим соплеменникам не могло идти и речи. Преданность многих была под вопросом, если не хуже. Нам никак нельзя было проиграть сражение, и любой самый незначительный поступок, способный подтвердить ложь о пристрастном отношении его величества к вам, обернулся бы катастрофой. Поэтому он обращался с вами крайне сурово. У него не было выбора.

— Разве сейчас положение изменилось? — спросил Мани.

— О, конечно. — Если Тиази и уловил иронию в вопросе Мани, то никак не показал этого. — В королевстве наведен порядок. Мятежники убиты, а равно их дети и родители. Их крепости находятся в руках вассалов, доказавших свою преданность. Сам я… возможно, когда-нибудь я покажу вам Тиазбор и Флинтвол, но я не в силах описать словами красоту этих замков.

— Если король желает наладить отношения с нами, он мог бы впустить людей лорда Била в Утгард, — заметил Тауг.

— Что он и сделает, когда окончательно определится со своей позицией. — Тиази улыбнулся. — Когда мы решим, как с ними обращаться. Вы помогаете нам в этом, и я пришел — я говорю совершенно искренне, — чтобы посоветовать вам, какую линию поведения лучше выбрать. Вы преданы своему королю, как вы указали. Вы вступили в бой с нашими людьми, чтобы вернуть собственность своего короля. Ты изъявил готовность понести наказание за содеянное.

— Ну, не… — начал Тауг.

— Ваш король ищет дружбы его величества. Следовательно, вы послужите интересам своего короля наилучшим образом, если угодите его величеству.

Тауг медленно кивнул.

— Его величество держит в рабстве ваших соплеменников. Ты их видел.

Тауг снова кивнул:

— Мне нужно поговорить с вами о них.

— Ты получишь такую возможность.

Мани зевнул:

— Это меня не касается.

— Касается, как ты скоро убедишься, киска. Рабы хорошо служат нашему королю. Он обращается с ними лучше, чем мог бы, и они сознают, насколько почетно зваться королевскими рабами. В отдаленных местностях — особенно на юге — нередко происходят беспорядки. Мыши в горах и прочие — ропщут. У короля есть верные слуги, готовые действовать, однако он должен десять раз подумать, прежде чем отправить туда войска. Но что, если вспыхнет новый мятеж? И не воодушевит ли повстанцев отсутствие войск в Утгарде?

— Я понимаю, — сказал Тауг. — Вы хотите, чтобы это сделали мы.

— Все очень просто, не правда ли? — улыбнулся Тиази. — Если рабы, принужденные служить, служат хорошо и преданно, разве друзья — доблестные всадники, связанные с его величеством узами благодарности, — не станут служить еще лучше? У него есть золото, земли, рабы, слава — все достояние истинного короля. Все, что желает иметь любой доблестный воин.

— Я передам ваши слова сэру Свону, когда снова увижусь с ним, — сказал Тауг, надеясь, что он действительно еще увидится с сэром Своном.

— А что насчет зеленого всадника? Ему ты тоже передашь?

— Если увижусь с ним.

— Наверное, это можно устроить. Ты знаешь, где он сейчас?

— Нет, — сказал Тауг. — Он уехал.

— А ты, котик? Ты же умный.

Мани открыл глаза:

— О ком идет речь?

Огромная рука Тиази опустилась на плечо Тауга.

— Скажи ему!

— О сэре Эйбеле, конечно.

— Ага!

— Они не были уверены, — пояснил Мани. — Теперь они знают.

— Мы обратились за помощью к моему кристаллу. — Тиази откинулся на спинку кресла, с довольной улыбкой. — И нам явилось видение говорящего кота. Ни его величество, ни я понятия не имели, каким образом кот может помочь нам заполучить зеленого всадника, но мы положили сделать все, что в наших силах. По моему совету его величество задержал посла с сопроводительным отрядом на подступах к замку и отправил одного из офицеров за котом. — Тиази почти дотронулся указательным пальцем до носа Мани. — За тобой. — Он отнял палец. — Офицер его величества справился с заданием, а ты, оруженосец, в присутствии короля подтвердил, что кот говорящий. Затем ты сообщил нам, что кота подарил леди Идн некий рыцарь. — Тиази выдержал паузу. — Неплохой подарок, верно? Говорящий кот! По-видимому, он высоко ценит леди.

— Безусловно, сэр, — сказал Тауг.

— Тебе придется обсудить его почтительное отношение к ней с королем Гиллингом. — Тиази встал. — И решить, каким образом вы с котом убедите его поступить к нам на службу. Я уверен, его величество попросит тебя об этом. Хорошо бы прийти с уже готовым ответом. Да, еще умойся и переоденься.

Когда дверь закрылась, Тауг соскользнул с кровати, нашел рубашку из кожи летучей мыши и надел, бросив в угол рваную и страшно грязную сорочку, сшитую матерью.

— Интересно знать, сколько уже времени я отсутствую, — пробормотал он.

— Дома-то? Ты что, не знаешь?

Тауг помотал головой:

— Многое происходило в Эльфрисе, а там время течет медленно, так говорит сэр Эйбел. Правда, моя сестра Ульфа не была в Эльфрисе, а значит, сможет сказать мне.

Мани зевнул со скучающим видом:

— Ты по-прежнему полагаешь, что она здесь?

— Помнишь, король приказал принести стол, чтобы мы на него встали? Слепые тащили стол, а женщина служила поводырем.

— Разумеется.

— Так вот, это была моя сестра. — Поскольку Мани промолчал, Тауг спросил: — В чем дело? Ты мне не веришь?

— Конечно верю. Я просто осмысливаю сообщение. — Мани широко раскрыл глаза, два сверкающих изумруда. — Тебе требуется опытный, мудрый и проницательный советчик, молодой человек.

— Да, но здесь таких нет.

— Ошибаешься. Вот он я перед тобой. Мы должны освободить твою сестру.

Тауг кивнул.

— Также мы должны воссоединить сэра Эйбела со слугой и вернуть собственность сэра Эйбела — лошадей и вещи.

Тауг снова кивнул.

— Но это не все. Мы должны помочь лорду Билу заключить мир, а моей хозяйке и твоему господину — преодолеть все препятствия, которые стоят между ними. Ты согласен?

— Само собой.

— Что еще? Говори, не стесняйся.

— Мне бы хотелось познакомиться с какими-нибудь девушками.

Мани улыбнулся, показав клыки слишком большие для животного такого размера.

— Я тебя понимаю. Как насчет того, чтобы вернуться в этот твой… как он там называется?

— Гленнидам. — Тауг уже подошел к двери. Запор находился выше его головы, но он без труда до него дотянулся. — Заперто.

— Я так и думал. Ты хочешь вернуться в Гленнидам?

— Я бы предпочел остаться с сэром Своном и научиться, как стать рыцарем, но мне хотелось бы помочь сестре добраться до дому, коли она пожелает.

— Хорошо сказано. Итак, нет ли здесь взаимоисключающих пунктов? Предположим, к примеру, мы обеспечим твоему господину и моей хозяйке возможность распоряжаться собой, как они сочтут нужным. Это помешало бы тебе осуществить желание стать рыцарем?

— Не представляю, каким образом.

— Я тоже. Твоя сестра узнала тебя?

— Да, я уверен. Мы несколько мгновений смотрели друг на друга, если ты понимаешь, о чем я.

— Разумеется. В таком случае почему…

— В чем дело? — спросил Тауг.

Мани указал лапой на хмурое лицо Тиази на портрете:

— Он вернулся.

Тауг неохотно кивнул:

— Думаешь, он нас слышит?

— Я уверен.

Мани метнулся через стол и прыгнул на подоконник.

— Осторожнее! — крикнул Тауг, но Мани уже исчез.

— Вот видите, что вы наделали? — спросил Тауг, обращаясь к портрету. — Вы и ваша магия. А если он убьется?

Голова Мани появилась над подоконником.

— Очень даже неплохо. Ты хорошо лазишь по стенам?

— Пожалуй, — с сомнением сказал Тауг.

— Тогда давай за мной.

И Мани снова исчез.

Тауг подтащил к окну ближайшее кресло, взобрался на него и выглянул наружу. По комнате гуляли холодные сквозняки, но за окном дул просто ледяной ветер, пронизывающий ветер, с которым он боролся все утро. Он закутался в плащ поплотнее и зябко передернул плечами, прежде чем перелезть с кресла на подоконник.

Он успел увидеть, как Мани нырнул в окно, расположенное ниже и правее. Жилистый хвост кота пару раз метнулся туда-сюда над подоконником, до которого, казалось, рукой подать, а потом исчез.

— Вы собираетесь вылезти из окна? — спросил голос, показавшийся Таугу смутно знакомым.

Оглянувшись, он увидел обнаженную девушку — тоненькую, с копной спутанных волос, развевающихся над головой. Волосы были красными, девушка тоже: насыщенный цвет блестящей полированной меди.

— Я Баки, господин. Я умирала, а вы исцелили меня.

Не в силах пошевелить языком, Тауг кивнул.

— Вы плохо рассмотрели меня там, на сеновале. Там была лишь одна лампа, и сэр Эйбел увернул фитиль. Наверное, боялся ненароком подпалить сарай. — Баки улыбнулась, и Тауг увидел, что зубы у нее не красные, а ослепительно белые, мелкие и острые; смеющиеся глаза горели желтым огнем. — Разве вы не можете превратиться в птицу, господин? Так безопаснее.

— Нет, — проговорил Тауг, — не могу.

— Возможно, мне не удастся исцелить вас, коли вы упадете, но лезть по стене будет легче, если вы снимете сапоги.

— Знаю, но мне не хотелось бы оставлять их здесь. Сапоги бросовые, но других у меня нет.

— Я могу превратиться в летающее существо и отнести их за вами, — задумчиво проговорила Баки. — У меня будет ужасно уродливый вид. Вы не проникнетесь ко мне отвращением?

— Ты не можешь быть уродливой, — заявил Тауг. Из глаз девушки пошел дым.

— Я обращусь химерой, — сказала она, — только лицо оставлю прежнее. У них омерзительные лица, поэтому свое я не стану трогать.

Ее тоненькое тело стало еще тоньше; длинные ноги сократились и искривились, а изящные ступни превратились в когтистые лапы. За плечами выросли черные крылья, сейчас сложенные.

— Снимите сапоги, господин, — сказала Баки.

Лицо и голос у нее не изменились.

— Ты, можешь взять и Мечедробитель тоже?

Она могла, и Тауг снял перевязь с ножнами и отдал ей.

— Это… это знаменитый клинок. Я хочу сказать, раньше он принадлежал сэру Эйбелу.

— Я буду осторожна. Ни со мной, ни с Мечедробителем ничего не случится. Но вот вы сильно рискуете. Плющ облегчит спуск, но стена почти отвесная. Если вы сорветесь…

— Не сорвусь, если ты против, — пообещал Тауг.

Он осторожно выбрался наружу, прижимаясь всем телом к холодной, сложенной из неотесанного камня стене и опираясь ногами на толстый стебель плюща. Дюйм за дюймом он спускался вниз, продвигаясь к окну, в котором скрылся Мани, гораздо медленнее кота. Ветер яростно трепал плащ, и новая рубашка стесняла движения. Когда он преодолел уже половину расстояния, из окна башни, взмахнув широко расправленными крыльями, вылетело темное существо с сапогами и перевязью. Оно взмыло ввысь, черный силуэт на фоне неба; обернуться Тауг не мог, и оно скрылось у него за спиной.

Следующие несколько минут он думал только о собственной безопасности. Окно было уже близко. Очень близко, Тауг не сомневался, что доберется до него. О том, чтобы вернуться назад, не могло идти и речи.

Он нащупал пальцами край оконного проема (неужели? даже не верится!) и поставил одну замерзшую ступню на широкий и (о счастье!) плоский каменный подоконник.

— Я отдам вам вещи, как только вы заберетесь на подоконник, — раздался у него спиной голос Баки. — Мне так удобнее.

Тауг не решился обернуться и пробормотал:

— Хорошо.

В следующий миг он уже стоял обеими ногами на подоконнике, тяжело дыша и крепко держась одной рукой за край оконного проема. Он повернулся и увидел Баки, распластавшуюся по стене чуть выше: перевязь она повесила на шею, закинув Мечедробитель и нож за спину, а сапоги держала большим и указательным пальцами.

— Ты же умеешь летать, — выдохнул Тауг. — Тебе не следует так рисковать.

Она улыбнулась:

— Я не хотела, чтобы вы меня видели в таком ужасном обличье, господин. Вот, возьмите.

Тауг потянулся за сапогами, и, когда дотронулся до них, Баки потеряла равновесие и сорвалась со стены. Резко подавшись вперед, он поймал ее за кисть. Своим весом, хоть и очень малым, она едва не увлекла Тауга в зияющую внизу пустоту.

А потом, словно по волшебству, они оба оказались в комнате, дрожащие, крепко обнимающие друг друга, без сапог, — но живые! Живые!

— М-мне очень ж-жаль, — проговорила Баки и расплакалась. — Я чуть не убила вас. Ч-чуть не убила.

Тауг постарался утешить девушку, как Ульфа порой утешала его. Когда рыдания стихли, перейдя в судорожные всхлипы, она проговорила:

— Я знала, что у меня получится, коли у вас получилось. Я… я нарочно сделала когти подлиннее. Но я была недостаточно осторожна.

Тауг кивнул, желая сказать, что это не имеет значения, но не зная, как сказать.

— Я хочу стать такой, как вы. Вашей половиной.

Он не понял. Когда Баки начала меняться, он вздрогнул, испугавшись еще сильнее, чем минуту назад, когда они оба чуть не сорвались вниз.

Окутанное клубами дыма, ее медно-красное тело стало нежно-розового цвета.

— Теперь я хорошо выгляжу, господин?

— Ты… ты…

— Голая. Я знаю. Мы не носим одежды. — Она улыбнулась. — Но я ваша половина. Именно это сделала королева Дизири, чтобы сэр Эйбел з-занимался любовью с ней, и я тоже могу. Видите?

Таугу удалось кивнуть.

— Нам нужно будет найти одежду и обувь. Вот, держите. Тауг взял свою перевязь и надел. Потом снял зеленый плащ и набросил Баки на плечи.

— Благодарю вас, господин. Цвет не мой, но я знаю, вы хотите как лучше.

— Он зеленый.

— Цвет Дизири, — кивнула Баки. — Но не могу же я расхаживать по замку в голом виде, хотя мужчины здесь слепые.

— У тебя по-прежнему рыжие волосы. Рыжим идет зеленый.

Это Таугу однажды сказала мать.

— Правда? Тогда все в порядке. И я достаточно?…

— Ты очень красивая!

Баки рассмеялась, смахнув с ресниц последние слезинки.

— Но я достаточно похожа на ваших соплеменниц? Во всех отношениях?

— Ну, у тебя зубы немного другие.

— Знаю. Я постараюсь их не показывать.

Помещение, где они находились, видимо, предназначалось для собраний: круглое в плане, с плоским валуном посредине, окруженным несколькими рядами скамей, таких же высоких, как кресла в комнате этажом выше. На стенах висели картины, но занавешенные коричневыми полотнищами.

Тауг с любопытством осмотрелся по сторонам, а потом выбросил из головы все посторонние мысли.

— Нам надо найти Мани.

— Вам больше нравится Мани? — Баки лукаво улыбнулась.

— Нет. — Он вздохнул. — Но я за него отвечаю. Вот почему я вылез из окна — не хотел упустить Мани. Но он все равно убежал, а мы чуть не погибли по моей вине.

— Вам не следует расстраиваться, господин.

Он снова вздохнул:

— В присутствии других людей тебе лучше называть меня Таугом. И я действительно расстроен. Я старался походить на сэра Эйбела — и посмотри, какое жалкое зрелище я собой представляю.

Баки улыбнулась, не разжимая губ:

— Вы похожи на сэра Эйбела больше, чем вам кажется, Тауг. Хорошо, пойдемте искать кота. Возможно, по дороге нам удастся найти одежду для меня и сапоги для вас. Будем надеяться.

Последние слова Тауг едва услышал. Вокруг огромного валуна в центре помещения сгущалось некое подобие облака, не похожего ни на туман, ни на серый дым. Он мельком увидел глаза и зубы, потом они задрожали, расплылись и исчезли. Проникавший в окно слабый свет совсем померк, и раздался высокий надтреснутый голос, явно принадлежавший древней старухе.

Глава 9 ПЕРВЫЙ РЫЦАРЬ

— У вас нет копья, — заметил рыцарь Леопардов.

Его доспехи сверкали под плащом, отороченным мехом.

— Нет, — согласился я.

— Вы собираетесь драться одним мечом?

«Он молод, — подумал я, — немногим старше меня, и, вероятно, отрастил свои жидкие усики, чтобы казаться взрослее».

— Да, раз уж я решил обнажить меч.

— А законом дозволено драться в подобных обстоятельствах?

— Да, — сказал я. — И я не пропущу вас, покуда вы не сразитесь со мной.

Рыцарь Леопардов несколько встревожился:

— Мой оруженосец везет запасные копья. Я одолжу вам одно. Вы сможете вернуть его по завершении схватки, коли оно не сломается.

Облако нетерпеливо перебирала копытами по снегу, горя желанием рвануться с места, и я велел ей стоять спокойно.

— Я ничего не прошу у вас, — громко сказал я.

— Я заметил, но моя честь требует, чтобы мы находились в примерно равных условиях. Может, вы рассчитываете стать ростом с ангрида? Или вы полагаете, что они не выше вас?

Анс бочком подобрался к моему стремени:

— Возьмите копье, сэр. Не то вас убьют.

— Меня победят в честном бою, — сказал я, — а не убьют.

— Мой оруженосец передаст копье вашему, — постановил рыцарь Леопардов. — А ваш оруженосец отдаст вам. Затем мы займем исходные позиции и начнем, когда мой герольд протрубит в рог. Вы согласны?

— У меня нет оруженосца, — пояснил я. — Анс — мой слуга, а не оруженосец.

— С вами нет никого, кроме него и тех двух стариков?

— Есть и другие, — сказал я, — которых вы не видите.

— Но оруженосца нет?

Я помотал головой.

— Ваша лошадь несколько легковата на вид.

— Облако быстрее и сильнее вашего скакуна.

Рыцарь Леопардов пожал плечами и, повернувшись в седле, обратился к своему оруженосцу:

— Что скажешь, Вальт? Предпочтешь отдать копье одному из лакеев, чтобы он передал калеке?

Вальт, светловолосый юноша с приятным открытым лицом, улыбнулся.

— Я не настолько высокомерен, сэр Леорт.

Пришпорив своего коня, он выехал вперед и отдал копье Ансу, который с поклоном вручил его мне.

— Итак.

Рыцарь Леопардов надел шлем — позолоченный пятнистый шлем с гребнем в виде стоящего за задних лапах леопарда.

Я отъехал назад на добрых пятьдесят шагов — Анс ковылял рядом, держась за стремя, — и заслонил рукой глаза, щурясь от нестерпимого блеска снега.

— Он выглядит великолепно, правда?

— Нет, сэр, не так хорошо, как вы.

— Он выглядит гораздо лучше меня, Анс. Только посмотри, какие вымпелы! У него герольд, оруженосец, два пажа, тяжеловооруженные всадники и целый отряд слуг.

— Семеро, сэр. Слуг.

Я улыбнулся:

— Ты сосчитал их.

— Да, сэр. Только, сэр… — Анс откашлялся и сплюнул. — Слуги здесь ни при чем, сэр.

Герольд поднес рог к губам. Я надел шлем и взял наперевес копье с пятнистым древком, которое мне передал Анс.

Раздался голос рога; звонкие ноты, провозвестники смерти, рассыпались по ущелью многократным эхом. Мне не пришлось пришпоривать Облако; она разом рванулась с места и стрелой понеслась вперед. В мгновение ока рыцарь Леопардов оказался прямо передо мной: широкие плечи, высокий шлем с развевающимися желтыми и коричневыми перьями.

Мое копье прошло мимо шлема противника, а копье рыцаря Леопардов ударило прямо в дракона, изображенного на моем щите, и я вылетел из седла. Такое случилось со мной впервые после схватки с Лухом.

С полминуты, наверное, я лежал без сознания. Когда я очнулся, рыцарь Леопардов стоял надо мной, протягивая мне руку, чтобы помочь подняться.

— Благодарю вас. — Отвернувшись в сторону, я сплюнул кровью, при виде которой неожиданно, но с приятным чувством вспомнил мастера Тоупа. — Я сэр Эйбел.

— Шпоры можете оставить себе, — сказал рыцарь Леопардов. — И разумеется, вашего горбатого слугу и стариков. Они мне не нужны.

Бертольд спрашивал раздраженным голосом:

— Ну что, он победил? Сэр Эйбел выбил его из седла?

— Но остальное я заберу, — закончил рыцарь Леопардов. — Отдайте все моему оруженосцу.

Я опустился на колени:

— Я прошу вас о милости.

Рыцарь Леопардов снова повернулся ко мне:

— В чем дело?

— Мои шпоры, которые вы позволили мне оставить, из чистого золота. Вы можете забрать их вместе со всем прочим моим имуществом.

— Но?…

— Я прошу вас оставить мне мою лошадь и мой меч. Я прошу ради своего собственного блага, ибо они мне очень дороги. Но и ради вашего блага тоже.

Рыцарь Леопардов, казалось, заколебался. Он снял шлем и отдал его Вальту.

— Нет, — наконец сказал он. — Я оставляю вам шпоры. Я обещал. И ваших слуг тоже. Но я заберу все остальное и, безусловно, заберу лошадь.

Тут подошел Гильф и остановился рядом с моим щитом.

— Вы не заберете Облако, — сказал я. — Даже если я отдам, вы не сможете ее забрать. Вы не удержитесь на ней, если сядете в седло. И вы не сумеете сесть в седло или хотя бы поймать лошадь, чтобы на нее взобраться.

— Отдайте поводья, — сказал рыцарь Леопардов. — Я требую.

— Я бы обошелся с вами иначе. Что же касается меча, то, если я отдам его вам, вы его выбросите. Или он восстанет против вас. Это будет неприятно.

— Я рыцарь, чтущий закон. Я полагал, вы тоже.

— Я чту закон.

Он потряс головой:

— Что-то не похоже.

— Если вы сначала позволите мне рассказать одну историю, приключившуюся со мной, я отдам вам Облако, как вы требуете. В противном случае вам придется самому ловить ее. Вы согласны меня выслушать?

— Рассказывайте.

— Это не займет много времени, если вы не станете забрасывать меня вопросами. Однажды король, которому я служил, послал меня ко двору другого короля — короля, командовавшего многочисленным войском доблестных рыцарей вроде вас.

— Продолжайте, — сказал рыцарь Леопардов.

— Я насмехался над ними, ставя под сомнение их отвагу. Я предложил им выбрать самого сильного и смелого, чтобы он попытался отрубить мне голову при условии, что через год он явится ко мне и позволит отрубить голову ему.

— Вы смелый человек, коли действительно сказали такое.

— Для этого не требовалось смелости. Вперед выступил один рыцарь. Я опустился на колени, наклонил голову и сказал: «Руби!»

Легкая улыбка заиграла на губах рыцаря Леопардов.

— Но он не стал.

— Ошибаетесь. У него был хороший меч с острым лезвием. Одним ударом он перерубил мне шею, и моя голова покатилась по устланному тростником полу. Я встал на ноги, поднял ее и засунул под мышку.

— Вы рассчитываете, что я поверю вам?

— Я рассказал рыцарю о разрушенном замке, где он должен встретиться со мной через год. Он явился и нашел меня там. Вы поняли мою историю?

— Отдавайте лошадь и меч, — сказал рыцарь Леопардов. — И все остальное тоже.

Я кивнул, расстегнул перевязь и отдал ему, не вынимая Этерне из ножен.

— Уж не золото ли я вижу в вашей кольчуге?

— Да, — сказал я, — здесь каждое пятое кольцо золотое. Эту кольчугу носил сэр Сколл. Сама она не волшебная, но ее владелец благословен.

Я стянул с себя кольчугу и бросил к ногам рыцаря Леопардов.

Герда, наблюдавшая за происходящим и сообщавшая Бертольду Слепому о наших действиях, выступила вперед:

— Заклинаю вас именем вашей матери, возьмите кольчугу, а меч оставьте — и ступайте своей дорогой.

— Моя мать не взяла бы женщину вроде тебя даже в судомойки, — сказал рыцарь Леопардов.

— А ну извинись!

Хеймир, полуголый, с огромной дубиной в руке, вышел из расселины в скале, где спрятался по моему приказу. За ним следовала Хела. Всадники разом подобрались в своих седлах, взяли копья на изготовку и двинулись вперед, но потом остановились — возможно, поскольку я поднял руку, прося остановиться, а возможно, поскольку они увидели Гильфа.

— Извинись! — повторил Хеймир и взмахнул дубинкой, целясь в рыцаря Леопардов; удар такой силы запросто свалил бы быка.

— Хеймир! — крикнула Герда. — Хеймир, не надо!

Рыцарь Леопардов выхватил меч из ножен и попытался отразить следующий удар Хеймира — как оказалось, напрасно. Я схватил Хеймира за руку:

— Хватит! Довольно.

— Пускай он извинится!

— Хеймир выступает от моего имени, сэр Эйбел. Но если ваш противник не извинится, — Хела улыбнулась, — мы с братом сытно пообедаем ими, а наши мать и новый отец вместе с вами и Ансом — мясом ихних животных. Вы поможете нам поймать этих пташек, — она кивнула на всадников, — покуда они не улетели?

Я помотал головой:

— Сэр рыцарь… Как ваше имя?

— Сэр Леорт, честный и благородный рыцарь! — объявил Вальт.

— Сэр Леорт, — сказал я, — вы должны посмотреть Хеймиру прямо в глаза и поклясться своей честью, что ваша мать с радостью приняла бы женщину вроде Герды к себе на службу. Коли вы откажетесь, я не ручаюсь за последствия.

Но рыцарь Леопардов отшвырнул прочь свой сломанный меч и выхватил из ножен Этерне — так стремительно и ловко, словно делал это уже тысячу раз.

Призрачные рыцари столпились вокруг него. Острия их мечей были нацелены ему в лицо, а в пустых глазницах читалась угроза, нагонявшая больше страху, чем любой меч. Во внезапно воцарившейся противоестественной тишине послышался частый топот призрачных копыт. Жуткие воинственные кличи, каких не слышал ни один живой человек, донеслись издали с порывом холодного ветра. Я положил руку на плечо рыцарю Леопардов:

— Уберите меч в ножны. Уберите сейчас же.

Вместо этого он опустился на колени и протянул мне Этерне, лежавшую плашмя у него на ладонях. Я взял меч, и призрачные рыцари отступили назад. Усыпанные драгоценными камнями ножны и перевязь валялись на снегу. Я стряхнул с них налипший снег, и когда Этерне скользнула обратно в ножны, все призраки исчезли.

— Я сдаюсь, — сказал рыцарь Леопардов. — Прошу вас пощадить меня и Вальта.

— Вы взяли надо мной верх, — сказал я, но он энергично потряс головой.

— Можно мне убить его?

Если появление призрачных рыцарей и поразило Хеймира, ничто в его звероподобных чертах не говорило об этом.

— Нет, — сказал я. — Пока, по крайней мере.

— Я оскорбил твою почтенную мать, — мужественно признал рыцарь Леопардов. — Я поступил глупо и запятнал свою честь, унизив женщину, не сделавшую мне ничего плохого. Можно мне поговорить с ней?

Хеймир посмотрел на Хелу. Она кивнула, и он тоже неохотно кивнул.

Ни быстро, ни медленно рыцарь Леопардов подошел к укрытию, где сидели Герда и Бертольд, и опустился на колени.

— Я говорил сгоряча, миледи. Ваш сын рассердился на меня с полным на то основанием. Я ничего не могу предложить вам во искупление своей вины, помимо извинений, — все мое имущество, взятое из дому, теперь принадлежит рыцарю Дракона. Но…

— Мне ничего от вас не надо, — промолвила Герда. — Хотя с вашей стороны очень любезно говорить такое.

— У моего отца есть поместье на юге, — продолжал рыцарь Леопардов. — Замок Сэндхилл. Оно небольшое и небогатое, однако вполне приличное. Если вы с вашим мужем отправитесь туда со мной, он предоставит вам кров и будет одевать и кормить вас столько времени, сколько вы пожелаете провести там.

— Более великодушного предложения вы не могли сделать, — прогрохотал Бертольд.

— Ты хочешь поехать туда? — спросила Герда.

— Возможно, нам придется.

— Мое приглашение навсегда останется в силе, — заверил их рыцарь Леопардов. Он повернулся ко мне. — Вы позволите мне оставить шпоры?

— Нам надо подумать над этим, — сказал я. — Все мое имущество принадлежит вам. Вы одержали честную победу.

— Я молил вас о пощаде, — ответил рыцарь Леопардов. — Я сдался на вашу милость. Я прошу лишь оставить мне шпоры и назначить такой выкуп, какой моя семья в состоянии заплатить.

— Солнце уже садится. Я голоден, и мои слуги тоже. Наши животные дошли до полного истощения. Вы нас накормите?

— С радостью.

Перед моим мысленным взором возникли видения южных пастбищ, прекрасных зеленых лугов, испещренных лютиками и пересеченных журчащими ручьями, но я ничего не сказал о них, а промолвил лишь:

— Значит, обсудим все завтра.

Дул студеный ветер, но мы сидели у ярко пылающего костра, и у нас не было недостатка в мясе, хлебе, вине и овсе. Один за другим насытившиеся люди удалялись в парусиновые палатки, чтобы поплотнее закутаться в одеяла и погрузиться в такие сны, какие приходят к усталым путникам в холодном крае, — и наконец у костра остались только Хела (клевавшая носом над чашей вина) и мы с рыцарем Леопардов.

Я поднял глаза и позвал:

— Ури? Ури?

Ответа не последовало. Рыцарь Леопардов спросил:

— Это один из ваших слуг? Я схожу за ним.

— Вы можете спуститься в Эльфрис?

Рыцарь Леопардов улыбнулся и помотал головой.

— А я могу. Я должен быть там сейчас — и хотел бы.

Хела вскинула голову:

— Это не он, а она.

— Вы опасаетесь, что я убью вас во сне? — спросил я рыцаря Леопардов. — Или поджидаете удобного момента, чтобы убить меня?

Он снова помотал головой:

— Я не настолько глуп, чтобы полагать, будто могу убить вас.

— Тогда ложитесь спать.

Он слегка замялся:

— Я надеялся поговорить с вами, пока все остальные спят.

— Я отправлюсь на боковую, как только допью вино, — сообщила Хела хриплым голосом.

— Вы можете говорить сейчас, — сказал я, — или вообще не говорить. Если Ури не явится, мне придется самому отыскать колючее апельсиновое дерево, повыше и постройнее. Я посадил несколько в давнее время, которое почти забыл, и хочу посмотреть, сослужит ли мне службу хоть одно.

— Я слышал о них, — сказал рыцарь Леопардов. — Иногда люди делают из них луки.

— У меня как раз такой лук. Если бы вы разрешили мне оставить Облако и меч, он стал бы вашим. Возможно, впрочем, оно и лучше, что вы не позволили.

— Вы нарочно поддались мне. — Даже если бы эти слова вытянули из него раскаленными клещами, они не причинили бы ему большей муки. — Я точно знаю. Почему вы так поступили?

— Я не хотел вас обидеть.

Хела подняла глаза от чаши:

— Он не похож на вас.

Рыцарь Леопардов кивнул:

— Истина в вине, как сказал бы мой отец. Я молод, сэр Эйбел, но вы не похожи ни на одного человека из всех, кого мне доводилось встречать.

— Вы молоды, — сказал я.

— Двадцать четыре года.

— Но я просто мальчишка, не старше Тауга. Иногда я забываю об этом, и иногда мне кажется, что Вальфатер, который помнит все, тоже забывает об этом.

— Вы ничего не должны мне, — сказал рыцарь Леопардов, — однако я прошу вас ответить на один мой вопрос. Тогда, возможно, мне удастся заснуть.

Хела рыгнула, как рыгают лошади.

— Он никогда не спит.

— Просто иногда меня тревожат разные мысли, вот и все.

— Если вы предпочитаете поговорить завтра утром…

Я помотал головой:

— Завтра утром у нас будут другие предметы для разговора, — во всяком случае, я собирался обсудить с вами кое-какие вопросы. Вы направлялись в Йотунленд. С какой целью, не мое дело, но я отвечу на ваш вопрос честно и обстоятельно, если сначала вы ответите на мой. Вы согласны?

— Конечно. Я был посвящен в рыцари в возрасте девятнадцати лет. Вы скажете, это слишком рано, и возможно, так оно и есть. Я не знаю. Но так или иначе, сердце у меня пело от радости. Я знал — нет, похвалялся, — что к двадцати пяти годам стяжаю великую славу и что король Арнтор, слыша мое имя у всех на устах, пошлет за мной. В нашей части страны постоянно ведутся войны. Кочевые племена совершают набеги на нас, а мы — на них. Не знаю, в скольких схватках я принимал участие. — Рыцарь Леопардов пожал плечами. — Выпустишь с полдюжины стрел — и противник обращается в бегство. Если повезет, иногда представляется случай скрестить мечи. Мне довелось драться на мечах трижды, а один раз я пронзил копьем вождя племени. — Он вздохнул. — Долгие ночные переходы, когда ежеминутно ожидаешь засады. Еще более долгие дневные переходы под палящим солнцем — здесь не место жаловаться на трудности. Жара и жажда; пот, от которого ржавеют доспехи; шарф, повязанный на лицо для защиты от пыли. Какую, по-вашему, славу стяжал я в результате?

— Никакой, полагаю.

— Совершенно верно. Моя мать получила письмо от сестры, служащей при дворе. В Утгард отправляли посольство, и один наш родственник — дальний, но родственник — возглавлял его. — Нахмурившись, рыцарь Леопардов поворошил сучья в костре. — Я приехал в Кингсдум слишком поздно и в Иррингсмаут опоздал, хотя уже наверстал время. Думаю, сейчас они опережают меня на день-другой. А теперь вот это.

— Он опережает вас на неделю, самое малое.

— Вы точно знаете?

Я кивнул.

— И все же я мог бы прославить свое имя.

— На поприще дипломатии?

— В бою с ангридами. Я мог бы победить на турнире их искуснейших воинов или защитить наше посольство. Ангриды на все способны.

— А следовательно, едва ли можно ожидать, что их воины станут сражаться честно.

— Среди всего прочего, сражаться честно — значит сражаться в полную силу. Почему вы поддались мне?

— Он хитрый. — Хела хлопнула рыцаря Леопардов по плечу достаточно крепко, чтобы тот покачнулся, потом поднялась на ноги и пошла прочь неверной поступью. — Ты не выдержал испытания, — донесся издалека ее голос.

— Я объясню. Предупреждаю: вы не найдете ничего интересного в моем объяснении.

— Сомневаюсь.

— Посмотрим. Я люблю Дизири, королеву моховых эльфов. Я любил ее всю жизнь, — во всяком случае, сейчас мне так кажется.

Рыцарь Леопардов промолчал.

— Вы не верите в существование эльфов. Я был в Эльфрисе, и она была там со мной. Вы скажете, что наверняка я знал и других женщин. Я не мог полюбить ни одну, и они не могли заставить меня разлюбить Дизири.

— Вы счастливый человек, — сказал рыцарь Леопардов. — Большинство так и не находит настоящей любви.

— Возможно, вы правы. Однажды я почти забыл Дизири. Я находился далеко от нее. Очень далеко.

— Я бысказал, вы и сейчас далеко от нее.

— Нет, сейчас недалеко. А тогда… я находился там, куда ей путь закрыт навеки. Мне казалось, я счастлив, и остальным тоже так казалось. У меня были могущественные друзья, которые хотели, чтобы я был счастлив, и делали для меня все возможное.

В отдалении ухнула сова, и я услышал, как Облако бьет копытом, готовая пуститься галопом.

— Что-то мучило меня. Я просыпался среди ночи в слезах и не мог вспомнить свои сны. Здесь я не сплю. Во всяком случае, в вашем понимании слова.

— Вы уже говорили что-то такое.

— Вероятно, тогда я солгал, но сейчас я пообещал говорить правду. Один мудрый друг понял, что я несчастлив, хотя сам не знал об этом. Он вернул мне тысячи воспоминаний, стертых из моей памяти.

— Вы были на острове Глас?

Я изумленно взглянул на него:

— Был. А почему вы спрашиваете?

— Одна старуха, в детстве рассказывавшая мне сказки, говорила, что люди там забывают свое прошлое и становятся веселыми и глупыми.

— Насчет этого мне ничего не известно, — медленно проговорил я, — но я действительно был на острове Глас и хотел бы возвратиться туда однажды. Видите ли, когда память вернулась ко мне, я понял: то, что казалось мне счастьем, на самом деле было всего лишь забвением. Я не мог обрести счастье без Дизири.

— Вам можно позавидовать, сэр Эйбел, как я уже сказал.

— Я рад, что вы так считаете. В Митгартр я вернулся, связанный известными ограничениями. Я не стану рассказывать об условиях, поставленных мне моим другом. Есть еще одно ограничение, касающееся вас. Я поклялся герцогу Мардеру, что отправлюсь в горы, встану здесь караулом и буду преграждать путь через ущелье всем рыцарям, покуда на заливе Форсетти не начнется ледоход.

— Или покуда вас не лишат оружия.

— Верно. Без шлема, кольчуги и щита я не смог бы удерживать ущелье. Я пообещал сражаться, но не обещал сражаться хорошо. Вы скинули меня с лошади…

— Вот она. — Рыцарь Леопардов указал рукой. — Я и не знал, что лошадь может ходить бесшумно, как лань.

Облако подошла ко мне и опустила голову, чтобы я погладил.

— Она понимает, что мы говорим?

— Больше, чем ребенок, и меньше, чем женщина. Но она понимает нас лучше, чем поняла бы женщина, а больше я ничего не могу сказать. Я собирался отдать Облако вам. И свой меч тоже. Это старинный клинок по имени Этерне. — Рыцарь Леопардов побледнел. — Я слишком поздно понял, что мне не следовало… что я вел себя как трус и подлец. А когда на заливе начнется ледоход?

Он покачал головой:

— Ни один человек не знает о льде и снеге меньше меня, сэр Эйбел.

— Сейчас середина зимы. Недель через шесть. Может, восемь. До того времени я не пропущу ни одного рыцаря. Потом я буду свободен и найду королеву Дизири…

— Как вы надеялись сделать сегодня?

— Да. Мне нужно копье — и, прошу прощения, получше, чем ваши.

— Я с радостью прощу вас, если вы объясните, чем плохи мои.

— Они ясеневые, если не хуже. И слишком длинные. Разве рыцарь добивается славы, ломая копья?

— Ну, отчасти — да.

— Другими словами, ваши копья сделаны для того, чтобы ломаться. Мне не нужна слава. Мне нужна победа — и колючее апельсиновое дерево.

Рыцарь Леопардов принес попону Облака, а я — свое боевое седло. Пока я затягивал подпругу, он принес уздечку, но я от нее отмахнулся.

Я вскочил в седло, и мы понеслись галопом вверх по склону воздушного холма. Достигнув вершины, мы остановились. Я свистнул, и Гильф взлетел на холм и потрусил следом за Облаком.

Глава 10 КЛЯТВЫ И ДУРНЫЕ ВЕСТИ

— Голая девушка. — Ульфа смерила взглядом Тауга.

Он кивнул.

— Я говорила, что ты нисколько не вырос с тех пор, как я видела тебя в последний раз? Знаю, говорила. О Имир! Как же я ошибалась!

— Я тоже не ожидал такого, — заверил сестру Тауг, — и у нас нет острой необходимости в одежде. Она прячется и может продолжать прятаться. Но если она оденется, то сможет показаться на глаза людям — уже смеркается, и довольно скоро совсем стемнеет.

Ульфа устало кивнула:

— Зимние дни здесь коротки.

— Поэтому мы можем обойтись без одежды, но она пришлась бы кстати. И сапоги для меня тоже пришлись бы кстати. И мне нужно найти кота.

— Кота короля Гиллинга.

— Кота леди Идн. Только, возможно, на самом деле он принадлежит сэру Эйбелу. Коты не любят обсуждать такие темы.

— Он не… — Ульфа замялась, подыскивая слово. — Не очень общительный? Не такой болтливый, как тебе хотелось бы?

— О, он очень даже разговорчив.

— Говорящий кот.

Тауг кивнул:

— Именно поэтому он и нужен королю, или отчасти поэтому. Сейчас мы должны находиться в нашей комнате, а Тиази следит за нами, — следовательно, он наверняка знает, что мы сбежали. У тебя есть какая-нибудь одежда, помимо той, что на тебе?

— Наверху.

Ульфа поманила Тауга, и он торопливо пошел за ней.

— Сам ты одет хоть куда, — сказала она, когда они начали подниматься по лестнице со слишком высокими ступенями. — Что случилось с твоим замечательным теплым плащом?

— Он у Баки, — объяснил Тауг. — Его подарила мне леди Идн. Перед схваткой с великанами она пообещала подарить мне щит с изображением белого грифона, если я буду смело сражаться. И выполнила свое обещание, только он остался у сэра Свона. Вместе со щитом она подарила мне плащ. Она сказала, что будущему рыцарю не к лицу дрожать.

— Здесь всегда холодно. Наверное, ты заметил, что я одета в лохмотья?

— Они выглядят вполне прилично, — решительно заявил Тауг.

— Это лучшее платье, что у меня есть. Почему ты не попросил леди Идн дать этой… этой голой девушке…

— Баки.

— … дать Баки одежду?

— Она дала бы, — задумчиво сказал Тауг. — Только весь наш отряд остался за стенами замка. Когда Мани… так зовут кота…

— Говорящего кота. — Ульфа оглянулась на него.

— Да. Когда Мани поговорит с королем, он убедит его впустить их. Во всяком случае, я так думаю. — Он посмотрел вверх, в кромешную тьму. — Здесь что, нет никаких факелов?

— Только светильники. Такие корзиночки, сплетенные из полосок металла, в которых жгут разное топливо. Будь замок не каменным, мы не смогли бы пользоваться ими. Да и светильников мало, поскольку великаны видят в темноте, а о нашей безопасности нисколько не беспокоятся.

— Вижу, — сказал Тауг.

— То есть ничего не видишь. Все наши мужчины слепые и потому тоже обходятся без светильников. Нам что, придется спускаться вниз, чтобы отдать одежду твоей девушке?

— Думаю, она поднимается вместе с нами.

Ульфа остановилась, чтобы обернуться, и Тауг налетел на нее в темноте.

— Извини!

— Я ее не вижу! — объявила Ульфа. Рука Баки скользнула в ладонь Таугу.

— Может, и не увидишь, — сказал Тауг. — И Мани тоже, коли он не захочет показаться нам.

Втроем они прошли по мрачному коридору, где было бы так же темно, как на лестнице, не будь несколько выходящих в него дверей отворено. В самом конце коридора Ульфа открыла дверь комнаты, более просторной, чем ожидал Тауг. Две узкие кровати, сдвинутые вместе, образовывали одну широкую. Ульфа бросила несколько поленьев на тлеющие угли в маленьком камине.

— Здесь не так уж плохо, — заметил Тауг.

— Остальные комнаты хуже. Поук умеет добиваться своего.

Кивнув, Тауг подошел к окну и высунулся наружу. Башня, где недавно они с Мани сидели взаперти, виднелась далеко внизу, справа; на крыше реял темно-коричневый флаг.

— Простудишься. — От замечания сестры повеяло родным домом.

Он повернулся к Ульфе:

— Думаю, я в любом случае простужусь.

— Вот. — Она быстро передала Таугу сначала женскую сорочку, потом серое шерстяное платье — все в пятнах и с дырками под мышками, но вполне сносное — и наконец короткий плащ — похоже, сшитый из медвежьей шкуры, но теперь почти полностью облезший. — Башмаков у меня нет, — сказала Ульфа, — и лишних чулок тоже. Может, у Поука найдется для тебя пара сапог. — Она ненадолго задумалась. — Но я не знаю наверное и не собираюсь без спросу отдавать его вещи, даже родному брату. Или он сумеет раздобыть тебе какую-нибудь обувку.

— Огромное тебе спасибо, — сказал Тауг. Он взял плащ за ворот и поднял. — Боюсь, длинноват будет.

— Значит, ей придется укоротить его. Эта девушка… кажется, ты говорил, что в замок впустили только тебя и кота.

По-прежнему глядя на плащ, Тауг кивнул.

— Тогда откуда взялась девушка? Она одна из нас?

— Думаю, она последовала за мной. Однажды она получила увечье, и я исцелил ее. Сэр Эйбел научил меня, как это сделать. — Воспоминания о долгих верховых переходах сквозь снег и ледяной ветер нахлынули на него, и он добавил: — Это случилось на юге, сразу за горами.

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе найти ее?

Раздался тихий стук в дверь, и Тауг сказал:

— Это она, я уверен. — Он открыл дверь и вручил Баки одежду. — Она войдет, когда оденется.

Буквально через минуту Баки вошла и с улыбкой протянула Таугу зеленый плащ.

Ульфа уставилась на нее:

— Кажется, ты сказал, что мой плащ будет ей длинноват.

— Она стала выше, — объяснил Тауг.

Ульфа смотрела на Тауга.

— Это твоя… твоя?…

— Моя подруга, вот и все.

— Здесь творятся дела, совершенно мне непонятные, — заявила Ульфа. Ее упрямо выдвинутый подбородок напомнил Таугу отца.

— Я тоже многого не понимаю, Ульфа, — сказала Баки. — Ты сестра Тауга? Он так говорит, и вы с ним похожи.

— Я на три года старше, — кивнула Ульфа.

— Больше чем на три. Как ты оказалась в Утгарде?

— Когда я видел тебя в последний раз, ты была дома, — сказал Тауг.

— Хочешь услышать всю историю? Она не займет много времени.

— Я хочу, — сказала Баки.

— Хорошо. В наш дом в Гленнидаме явился один рыцарь, по имени сэр Эйбел. — Ульфа села на табурет возле камина. — Ты знаешь, сколько женщин убить готовы за такие рыжие волосы, как у тебя?

— Разумеется. И сэра Эйбела я тоже знаю. Гораздо лучше, чем ты. Ты хотела выйти за него замуж?

Ульфа помотала головой.

— Конечно хотела. — Баки улыбнулась, но недостаточно осторожно, чтобы скрыть свои зубы. — Иначе с какой стати ты погналась за ним?

Ульфа повернулась к Таугу:

— Ты попросил меня одеть твою девушку. Я выполнила просьбу. Мне и кота твоего придется искать?

Тауг ненадолго задумался.

— Не думаю. Во-первых, Мани сам тебя ищет, поэтому тебе лучше заниматься своими обычными делами, чтобы он мог тебя найти. А если он появится здесь, скажи ему, что мы скоро вернемся.

— Сам и скажи.

— Он не станет с тобой разговаривать и, вероятно, притворится, будто ничего не понимает. Но он все прекрасно поймет, так что скажи это. Разговаривай с ним как с человеком.

Баки хихикнула — словно по медной тарелке легко пробежались пальцы.

— А вы двое сейчас отправитесь на его поиски.

Тауг кивнул, а Баки подтвердила:

— Да, именно так.

— Послушайте, поищите и моего мужа тоже.

Тауг изумленно уставился на сестру:

— Ты замужем?

— Да. Его зовут Поук. Я же говорила.

— Слуга сэра Эйбела, — пояснила Баки.

— Я не знаю, как он выглядит, — сказал Тауг.

— Я знаю, — сказала Баки.

Ульфа не обратила на нее внимания.

— Чуть выше меня, большой нос, татуировки на обеих руках. — Ульфа улыбнулась — впервые с момента встречи с братом. — Вы хотели услышать мою историю.

— Но ты ничего не рассказала, — заметила Баки.

— Да, действительно. Сейчас расскажу. Я повстречалась с сэром Эйбелом. Он тогда забрал Тауга с собой.

Тауг кивнул.

— Мы все страшно за него встревожились, но отец не разрешил мне отправиться на поиски, а сам не мог надолго отлучиться, оставив нас с матерью одних. Поэтому я ушла из дому, когда они легли спать. У меня было немного денег, доставшихся от разбойников, которых убили сэр Эйбел и мой отец. Немного, но, мне казалось, вполне достаточно. Половину я закопала в лесу. Остальное взяла с собой и пошла по тропинке, опираясь на посох.

— Тебя могли убить, — сказал Тауг.

— Верно, но меня могли убить и дома. Один мужчина пытался снасильничать меня, но я вытащила у него из ножен меч и едва не убила его. Если не считать этого случая, все было не так уж плохо.

Баки приподняла бровь:

— Так ты не любила сэра Эйбела?

— Мне казалось, любила. Я ж не говорила, что не любила, я только сказала, что не рассчитывала выйти за него замуж. Он рыцарь, а я простая крестьянская девушка. Во всяком случае, тогда была простая. По пути я всех спрашивала о нем, но лишь через несколько лет мне удалось напасть на след: он направлялся на север по Военной дороге, с оруженосцем, боевым конем и всем прочим. В некоторых трактирах, где они останавливались, упоминали также о слуге.

Ульфа умолкла, и с расчетом побудить сестру продолжать повествование Тауг сказал:

— О Поуке.

— Да, и услышав о нем, я обрадовалась — подумала, что сэр Эйбел меня наймет. Я подряжалась работать разносчицей в пивной, когда выходили все деньги. Он знал меня, вроде бы неплохо ко мне относился, а служанка — женщина, готовая трудиться днем и оказывать любые услуги ночью, — могла бы выведать, что с тобой сталось. — Она снова улыбнулась горькой улыбкой. — Я постоянно представляла тебя помирающим с голоду в темнице. Ты худой, но явно не помираешь с голоду. Но так или иначе, что он сделал с тобой?

— Думаю, сейчас не время останавливаться на этом.

— В действительности, — сказала Баки, — сейчас самое время всем нам сообщить друг другу, чего именно каждый хочет больше всего. Что надеется сделать. Я постановляю так: пусть каждый назовет одно свое желание, одно-единственное желание, которое касается…

— Но разве все они не будут разными? — спросил Тауг.

— Я как раз перехожу к этому. Прежде чем каждый назовет свое желание, мы все должны поклясться, что поможем друг другу. Я помогу тебе и Таугу, Ульфа. Но ты должна будешь помочь и мне тоже, а не одному только Таугу. А Тауг должен поклясться помочь нам обеим.

— Я не сильна в клятвах, — сказала Ульфа, имея в виду, что не уверена, стоит ли ей клясться.

Баки истолковала ее слова по-своему.

— Я тебя научу. Каждый из нас поклянется именем высших существ, чье право на нашу преданность утверждено Верховным Богом. Поднимите руку, Тауг.

Тауг поднял правую руку.

— Повторяйте за мной. Я, Тауг, оруженосец и истинный человек, клянусь обитателями Ская…

— Я, Тауг… — У Тауга сдавило горло спазмом, но он сглотнул и продолжил: — … оруженосец и истинный человек, клянусь обитателями Ская…

— Клянусь Вальфатером и всеми его сыновьями, а также той Леди, чье имя нельзя произносить вслух…

— Клянусь Вальфатером и всеми его сыновьями…

На мгновение Таугу показалось, что сэр Эйбел извлек Этерне из ножен: высокие фигуры стояли по углам комнаты, сияющие тени, сотканные из пыли и отблесков огня, и он чувствовал их взгляды.

— Ну? Ты собираешься продолжать или нет? — спросила Ульфа.

— И той Леди, чье имя нельзя произносить вслух…

Словно по волшебству в сквозняке, тянущем от окна, донесся слабый аромат духов — благоухание далеких лилий.

— Что я сделаю для своей сестры Ульфы и для своей почитательницы Баки все возможное, дабы они осуществили свои заветные желания. — Баки улыбалась.

Тауг отчетливо видел острые зубы и горящие желтым пламенем глаза.

— Что я сделаю для своей сестры Ульфы… — повторил он.

Ульфа тоже улыбнулась, и от улыбки сестры Таугу стало тепло, как от огня в камине; призрачные наблюдатели исчезли.

— … и своей почитательницы Баки все возможное, чтобы они осуществили свои заветные желания.

— Твоей почитательницы Баки? — спросила Ульфа.

— Поскольку я исцелил ее, — торопливо объяснил Тауг.

— Теперь твоя очередь, Ульфа. Мне повторить слова клятвы?

Ульфа помотала головой:

— Я, Ульфа, свободная крестьянка из Гленнидама, клянусь обитателями Ская…

— Сначала Леди, — настойчиво прошептала Баки.

— Клянусь той Леди, чье имя нельзя произносить вслух…

— А также Вальфатером…

— А также Вальфатером и всеми его сыновьями, что я сделаю для своего брата Тауга и его почитательницы Баки все возможное…

— Ты должна сказать «своей почитательницы», — горячо прошептала Баки.

— Я же не исцеляла тебя!

Баки вздохнула:

— Начни сначала.

Ульфа взглянула на Тауга, который выразительно кивнул.

— Ну, если надо… Я, Ульфа, свободная крестьянка из Гленнидама, хотя в настоящее время рабыня короля Гиллинга, клянусь обитателями Ская — той Леди, чье имя нельзя произносить вслух, а также Вальфатером и всеми его сыновьями, — что я сделаю для своего брата Тауга и своей почитательницы Баки все возможное, дабы они осуществили свои заветные желания. Ну как, сойдет?

— Сойдет. Я, Баки, истинный огненный эльф…

Ульфа так и ахнула.

— … клянусь обитателями Митгартра — Таугом и Ульфой, а также, если он простит мне такую дерзость, самим сэром Эйбелом, — что я сделаю для названных выше Тауга и Ульфы все возможное, дабы они осуществили свои заветные желания. И данной клятвой, как и всеми прочими, я, Баки, навсегда отрекаюсь от ложного и безнравственного поклонения Сетру.

Ульфа вытаращила глаза.

— Кто такой Сетр? — спросил Тауг.

— Об этом чуть позже. Сначала каждый из нас должен сказать, чего он желает больше всего. Вы поклялись первым — значит, и говорить должны первым. По крайней мере, мне так кажется. Вы согласны?

— Ну, — начал Тауг, — мы собирались отправиться на поиски Мани…

— И мужа вашей сестры, — сказала Баки. — Поука. Но, безусловно, желание найти первого или второго не может быть вашим заветным желанием. У вас слишком большое сердце.

— Мне нужно время, чтобы подумать.

— Ты действительно эльф? — спросила Ульфа.

— Из племени огненных эльфов. Хочешь убедиться?

Ульфа кивнула, и в следующий миг у нее перехватило дыхание.

— В чем дело? — поднял взгляд Тауг.

Ульфа стояла на коленях.

— Вы видели большее, — сказала ему Баки. Она помогла Ульфе встать. — Ты поступила неправильно, так нельзя делать. Ты удостоила меня великой чести, но воздаяние незаслуженных почестей является преступлением. В сердце своем я преклоняю колени перед тобой.

— Я… я…

— Тебе нет надобности говорить, если только ты не намерена сообщить нам о своем желании. Ну как? Или твой брат уже готов?

— Еще нет, — сказал Тауг.

— Я не знаю. — Ульфа шумно сглотнула. — Мое старое платье. Такое и надеть-то стыдно.

— Но я ношу его с достоинством, — сказала Баки, — и полагаю, в скором времени у нас появятся наряды получше.

Ульфа снова сглотнула и опустила голову.

— Теперь скажи нам о своем желании. Пожалуйста. В чем оно заключается? Мы с Таугом поклялись сделать все возможное, чтобы помочь тебе.

— Мы просто хотим выбраться отсюда. — Ульфа говорила так тихо, что Тауг едва разбирал слова. — Мы с Поуком. Хотим вернуться в Гленнидам. Или куда угодно. Помогите нам… нам обоим.

— Обязательно поможем, — сказала Баки. — Тауг? Ваше желание?

— Это еще не оно. — Тауг старался говорить твердым голосом. — Сначала я хочу сказать одну вещь.

— Так говорите.

— Я хочу стать рыцарем. Не просто обычным рыцарем. Конечно, было бы замечательно стать рыцарем вроде сэра Гарваона или сэра Свона. Но на самом деле я хочу — это еще не самое заветное мое желание — стать рыцарем вроде сэра Эйбела. Я хочу стать рыцарем, способным вскочить на спину дракону.

Обе женщины хранили молчание, хотя Ульфа подняла голову и взглянула на брата.

— Сейчас я оруженосец. — Тауг расправил плечи. — Я действительно оруженосец, Ульфа, и, вероятно, рано или поздно стану рыцарем, коли меня не убьют. Поэтому мне надо срочно учиться. Я знаю, что, если я сначала дождусь, когда меня посвятят в рыцари, и только потом постараюсь стать таким, как сэр Эйбел, у меня ничего не получится.

Голос Баки прозвучал чуть громче шепота:

— И даже в другом случае вы не можете с уверенностью рассчитывать на успех, господин.

— Знаю. Но если я не начну сейчас же, я точно никогда не добьюсь успеха. Лорд Бил и сэр Свон хотят, чтобы я убедил короля Гиллинга впустить их в Утгард, дабы лорд Бил получил возможность выступить в роли настоящего посла, как угодно нашему королю. Это и есть самое главное мое желание. Я хочу выполнить свой долг.

— Браво! — раздался новый голос. Вырисовываясь четким силуэтом на фоне серого зимнего неба, Мани сидел на сером каменном подоконнике, черный и блестящий, как начищенный чайник, и зимний ветер ерошил его шерсть.

— Браво! — повторил Мани, а потом спрыгнул с подоконника и одним мощным прыжком, который сделал бы честь рыси, взлетел на плечо Таугу. — Я принес добрые вести. — Он довольно посмотрел на женщин сверкающими зелеными глазами. — Через минуту я сообщу их вам, но сначала мне хотелось бы дослушать вас.

— Да. — Тауг погладил кота. — Какое твое главное желание, Баки? Мы рассказали тебе о своих.

— Вы действительно хотите знать, господин? Возьмите обратно свою клятву помочь мне.

Тауг подождал, не заговорит ли Ульфа, но она изумленно таращилась на Мани, и потому он сказал:

— Мы не можем, покуда не узнаем, чего ты хочешь.

— Как бы вам не пришлось пожалеть. Политическая обстановка в Эльфрисе сложная, но я должна рассказать о ней, чтобы вы поняли мое желание. Мой народ, которому некоторые из вас поклоняются, появился на свет по воле некоего существа по имени Кулили. Она создала нас, чтобы мы любили ее, но мы ее возненавидели, восстали против нее и в конце концов загнали в море. Как вы, вероятно, знаете, у нас много разных кланов.

— Я знаю, — сказал Мани.

— Я принадлежу к клану огненных эльфов, и мы, огненные эльфы, ненавидели Кулили сильнее, чем все остальные. Мы двигались впереди наступающего войска, и мы последними покинули место сражения. Когда Кулили скрылась в подводных пещерах, именно мы, а даже не морские эльфы настояли на необходимости уничтожить ее полностью, до последнего червя. И это несмотря на то, что она скрылась с глаз долой и наша земля больше не говорила ее голосом.

Тауг, который не мог представить себе существо, сотканное из червей, открыл рот, собираясь задать вопрос, но почти сразу закрыл, так и не промолвив ни слова.

— Мы и другие эльфы спустились за Кулили в морские глубины и сразились с ней, когда у нее не осталось пути к отступлению. Я девушка, а не мужчина. Вы поверите, что я тоже сражалась?

— Да, — сказал Мани.

— Коли ты так говоришь, — сказала Ульфа.

— Говорю. И я действительно сражалась. «Вперед, девы! — кричали мы, бросаясь в бой. — Вперед, огненные девы! Смерть Кулили!» Я могу изобразить наши боевые кличи, но не в силах передать, какими слабыми, тихими и одинокими казались они в темных морских глубинах. Мы атаковали акул Кулили по всем правилам военного искусства, и буквально через минуту те немногие из нас, которые остались живы, с воплями ужаса обратились в бегство. Вы, господин, не бежали бы, как я.

Тауг промолчал.

— Вы бы предпочли погибнуть.

— Продолжай. — В кои-то веки Мани казался потрясенным.

— После того кошмарного дня наш король неоднократно пытался собрать нас. Многие не откликались на призывы, поскольку боялись, что их снова отправят воевать. Лишь через год общее собрание эльфийских кланов все-таки состоялось, и состоялось оно только потому, что дело происходило в глубине страны. Многим из нас — в том числе и мне — не хватило бы духу подойти близко к морю… Наш король восславил память погибших, сначала воздав должное своей дружине, три четверти которой пало в бою, а затем нашему клану в целом. Мы были одним из самых многочисленных племен, а стали самым малочисленным, сказал он. «Мы не можем снова сразиться с Кулили», — объявил он, и при этих словах шепот пробежал по нашим рядам, и многие тяжело вздохнули, а некоторые испустили радостные возгласы. Потом он познакомил нас со своим планом — который, сказал он, позволит нам в конечном счете одержать победу… Мы больше не почитали Митгартр и вас, обитателей этого мира. Вы, по нашему мнению, были сонными, тупыми, недостойными богами, которые больше не верили в наше существование, даже если мы стояли перед вами. От вас не приходилось ждать помощи, сказал он. Вряд ли у кого-нибудь нашлись возражения.

Ульфа вопросительно посмотрела на Тауга.

Мани привычно разгладил усы лапой:

— Видите ли, мы — боги эльфов. Сам я — покровительствующее божество в образе животного, тотем. Мое изображение символизирует свободу и неизменно сопряженное с ней качество: хитрость.

— Однако были и другие, готовые оказать нам содействие, — продолжала Баки. — Наш король призвал их на помощь. Среди них был Сетр. Предводительствуемые Сетром и остальными, мы вновь яростно атаковали Кулили и вновь потерпели поражение, как раньше. Не все наши кланы участвовали в битве, а некоторые — бодаханы и другие — послали лишь по нескольку десятков воинов. Сетр сказал, что в этом-то и кроется причина нашего поражения, и мы поверили. Мы не станем предпринимать никаких наступательных действий, пообещал он, покуда все до единого кланы не будут готовы сражаться, как сражались мы.

Баки умолкла, и Мани спросил:

— Он собирался принудить остальных?

— Совершенно верно. Он решил подчинить своей власти все эльфийские кланы и для этой цели построил башню Глас — столь высокую, что ее вершина стала островом в Митгартре. Я сказала «он построил», поскольку теперь у нас так принято говорить. Но на самом деле башню для него построили мы, и Сетр принуждал нас к поистине рабскому труду. — Баки вытянула руки вперед. — Вы мне не поверили бы, даже если б я рассказала лишь о половине того, что сделала этими вот руками.

— Я бы поверила, — сказала Ульфа.

— Наш король умер — погиб, перемолотый челюстями подводного чудовища, сказал Сетр. Он не позволил нам избрать нового короля, а потом заявил, будто позволил и будто мы избрали его, Сетра. Когда строительство башни закончилось, он превратил нас в химер, призванных сторожить ее. Кто-нибудь из вас видел химеру хоть раз в жизни?

— Я не видел, — сказал Мани, — а хотелось бы.

В следующий миг старое серое платье уже лежало на полу, похожее на грязную лужицу, а Баки обволокли клубы дыма. Ее кожа потемнела, словно обуглившись, затвердела и растрескалась; уши вытянулись, рот увеличился, и зубы выросли, превратившись в жуткие острые клыки. Ноги и руки стали когтистыми лапами, и она широко распростерла кожистые крылья.

Мани выгнул спину дугой, шерсть у него стала дыбом, и он зашипел, как два десятка змей разом.

Химера зашипела в ответ — леденящий душу звук, в котором слышалось холодное дыхание смерти.

— Такой я с-с-стала и такой долго ос-с-ставалась. Я ненавидела с-с-свое обличье, но не хотела менятьс-ся. Такова была влас-сть Сетра надо мной.

Из глаз у нее снова повалил густой дым. Когда он рассеялся, все увидели перед собой длинноногую и длиннорукую эльфийскую девушку с медной кожей. Она проворно подхватила с пола серое платье и, как только его надела, превратилась в обычную земную женщину с огненно-рыжими волосами.

— Сэр Эйбел заставил меня отречься от клятвы, данной Сетру, — сказала она, — и вернул мне прежнее обличье, которое вы сейчас видели. Однако моя клятва до сих пор связывает меня. Во-первых, потому, что я отреклась не по доброй воле. И главное, потому, что я боялась Сетра. Я служила сэру Эйбелу и называла себя его рабыней. И даже сейчас называю.

Тауг кивнул.

— Но я называю себя и вашей рабыней тоже, из чувства благодарности и любви. Сетра я боюсь, но уничтожу самый источник страха. Вы хотите стать рыцарем. Учитесь у меня.

— Я постараюсь, — сказал Тауг.

— Итак, мое заветное желание.

Со двора замка донесся топот копыт, и Мани вспрыгнул на подоконник посмотреть, что такое там творится.

— Это легко сказать, — продолжала Баки, — но нелегко сделать. Во всяком случае, мне так кажется. Я хочу привести сэра Эйбела в Эльфрис, чтобы он повел нас в бой против Сетра.

Мани повернулся и уставился на нее широко раскрытыми зелеными глазами.

— Вы и ваша сестра поклялись помочь мне.

Тауг взглянул на Ульфу (ибо у него упало сердце), а она взглянула на него; но ни один из них не произнес ни слова.

— Милый котик, ты хотел увидеть химеру — и увидел. Ты доволен?

— А химера, — сказал Мани, — увидела меня. Именно этого я хотел, и мое желание исполнилось. Я знал, что ты не обыкновенная девушка, каких много. Теперь ты знаешь, что и я — не обычный кот.

Баки шутливо поклонилась.

— Со своей хорошей новостью я несколько запоздал, — продолжал Мани, — и взамен судьба оставила мне лишь плохую. Какую из них вы хотите услышать в первую очередь?

— Я не имею ни малейшего влияния на сэра Эйбела, — сказала Ульфа.

— Значит, тебе надо приобрести хоть самое малое влияние на него, — ответила Баки.

— Сэр Эйбел мне ничего не должен, — сказал Тауг.

— Он видит себя в тебе, и, возможно, этого достаточно. Ты, кот, не давал клятвы, и я знаю 8 котов слишком хорошо, чтобы воображать, будто ты станешь выполнять свои обещания. Но ты поможешь нам?

— Я уже рвусь помочь вам всеми фибрами своего существа, — раздраженно заявил Мани, — и ни один оверкин в Скае не сможет сказать почему. Вы вообще намерены выслушать меня? Я ужасно люблю приносить добрые вести, но от моих дурных вам станет худо.

— Он сказал, что хороших новостей ждать не приходится, — пробормотала Ульфа, устало поднимаясь с табурета.

— Не так, — возразил Мани. — Я сказал, что хорошая новость уже не новость. Король Гиллинг любезно согласился принять посольство, возглавляемое лордом Билом. Он сам, моя хозяйка, твой господин, Тауг, и все остальные вошли в замок. Вы слышали топот копыт, коли держали ухо востро. И увидите наших, коли выглянете в окно.

Тауг подошел к окну, и Ульфа присоединилась к нему.

— С ума сойти какое великолепие, — прошептала она.

— Видела бы ты нас, покуда нас не ограбили, — самодовольно сказал Мани.

Ульфа уставилась на него, а потом перевела глаза на Тауга. В ее взгляде явственно читалось: коты не умеют говорить.

Тауг прочистил горло:

— Ну, некоторые умеют. Бывает по-разному. Я имею в виду, Мани — единственный из всех известных мне котов, который действительно умеет говорить.

— И он намерен использовать такую свою способность, — подхватил Мани, — дабы напомнить тебе, что главное твое желание осуществилось. Наша задача заключалась в том, чтобы заставить его громадное величество впустить в замок наш отряд, и мы достигли своей цели.

Тауг медленно улыбнулся.

— Я говорю «мы», поскольку ты сопровождаешь меня и поскольку я великодушен и снисходителен к чужим ошибкам. Блуждая по замку, я случайно столкнулся с королем и его огромным неуклюжим мудрецом.

— Тиази.

— Совершенно верно. Я отомкнул уста, и они оба премного изумились — особенно король. По-твоему, ты слышал, как я говорю? Ты никогда не слышал, чтобы я говорил так, как говорил тогда. Я был красноречив, дипломатичен и убедителен. Самое главное, я выражался сильно, четко и кратко. Гильф вечно твердил, что у меня слабый голос. На самом деле, постоянно ставил мне это в укор. Ты помнишь Гильфа?

Тауг кивнул.

— Послушал бы он меня, когда я говорил с королем. Сомневаюсь, что в Тортауэре найдется хоть один придворный, способный тягаться со мной по части красноречия. Я объяснил, что король Арнтор прислал нас как друзей, а не врагов, чтобы помочь ему управи…

— Тауг… — Ульфа схватила брата за руку. — Я не… Кот ведь действительно говорит? Я не сошла с ума?

— Конечно говорит, и он рта не открыл бы в твоем присутствии, если бы ты ему не понравилась. Успокойся.

Она указала на окно:

— Я видела какое-то… существо. Минуту назад. Мельком. Все эти важные господа спешивались, а оно стояло там, у стены, — огромное, почти как великан, только это не великан. Ужасного вида и такого же серого цвета, как стена. Оно пошевелилось и исчезло.

— Его зовут Огр. — Лучшего ответа у Тауга не нашлось.

— Я не дам тебя в обиду, — сказал Мани. — Пока я рядом, можешь не бояться Огра. Он парень туповатый, хотя, должен признаться, я сам от него не в восторге. Туповатый и довольно славный, если не принимать во внимание его слабость до человечины.

— Ты убедил короля впустить лорда Била с отрядом в Утгард, — подсказала Баки коту. — Это хорошая новость — хорошая, поскольку таково было главное желание Тауга. Но ты сказал, что принес и плохие вести. Какие именно?

— Плохие для тебя, — сказал ей Мани. — Плохие для Тауга и его сестры, и не только потому, что они обещали помочь тебе. Но если позволишь, я начну с приятного. Думаю, мое сообщение обнадежит и обрадует наших друзей.

Баки кивнула, и Мани обратился к Ульфе:

— Вы ведь рабы короля, ты и твой муж? Вы — собственность Гиллинга?

Ульфа молча кивнула.

— Тот, кто сумел убедить короля в пункте значительной важности, вполне может убедить его и в пункте несущественном — ты не находишь? Так вот, когда представится удобный случай, я выскажу королю Гиллингу предположение, что вы с мужем — вместе с лошадьми и всем прочим — стали бы пустячным, но весьма ценным подарком для сэра Эйбела. Исполнится ли тогда твое заветное желание?

— Ты… ты сделаешь это для нас?

— Мани. — В голосе кота послышались металлические нотки. — Меня зовут Мани.

— Ты сделаешь это для нас, Мани? Для нас с Поуком? Мы по гроб жизни будем тебе обязаны.

— Знаю. Я попробую, непременно. Как только настанет подходящий момент. — Прищурившись, он обвел взглядом присутствующих, двух людей и эльфийскую девушку. — А сейчас самое время сообщить вам плохую новость. Король Гиллинг предполагает набрать войско из отважных воинов — из людей, в противовес своим ангридам, — которые будут служить престолу за южными границами. За нынешними южными границами, если точнее. Эти воины, эти доблестные солдаты удачи, если так можно выразиться, не будут рабами. О, ничего подобного! Они будут получать щедрое вознаграждение и пользоваться великими почестями в случае успеха. Возможно даже, со временем их командиры, доказавшие свою преданность его громадному величеству, получат земельные владения к югу от гор.

Мани выжидательно умолк, но никто не проронил ни слова.

— Одним словом, они должны завоевать для него Целидон. Тот станет вассальным королевством и будет платить ежегодную дань сокровищами и рабами. Его величество надеется заручиться содействием сэра Эйбела, чтобы тот набрал и возглавил наемное войско.

Глава 11 ВТОРОЙ РЫЦАРЬ

— Он один, — доложил Анс, прикрыв рот ладонью. — Совсем один, если не считать лошади, сэр.

— Но он рыцарь? — спросил рыцарь Леопардов.

Он взглянул на меня, ожидая увидеть на моем лице признаки интереса, но я прилаживал к древку короткого копья наконечник, представлявший собой клинок кинжала, и даже не поднял головы.

— Золотые доспехи, сэр. — Анс прикрыл ладонью глаза и всмотрелся в глубину ущелья. — И золотое солнце на щите, сэр!

— Это я должен увидеть, — пробормотал рыцарь Леопардов и начал взбираться на скалу, где стоял Анс.

Хеймир подошел и сел рядом со мной.

— Я вам не нравлюсь.

— Ты ошибаешься, — помотал я головой.

— Я слишком большой.

— Как может человек быть слишком большим? Вероятно, он может быть слишком большим для того или иного дела. Слишком большим, чтобы пройти в дверной проем, или слишком большим, чтобы ехать верхом на осле. Но никто не может быть слишком большим или слишком маленьким вообще. С таким же успехом можно сказать, что гора слишком маленькая или дерево слишком высокое.

— Мой новый отец нравится вам больше. — В голосе Хеймира прозвучал вызов.

— Я люблю Бертольда Храброго и люблю твою мать, поскольку она любит его. Любовь — совсем другое дело. Я тебе нравлюсь, Хеймир?

— Да!

— И ты мне нравишься. Зачем нам ссориться?

Я протянул руку, и Хеймир, хотя у него рука была вдвое больше моей, не попытался раздробить мне кости, когда обменялся со мной рукопожатием.

— Я сражусь с ним за вас, — сказал он.

— Ты не можешь.

— Могу. Болтать языком я не мастак. — Он кивнул, подтверждая свое заявление. — Так Хела говорит. Но дерусь я хорошо.

— Он один, Хеймир. Возможно, когда-нибудь мне понадобится твоя помощь, но не сейчас. Сейчас мое время — время, которого я ждал.

Хеймир с минуту молчал, словно не зная, что сказать, а потом пробормотал:

— Я приведу вашу лошадь.

— Облако сама придет, — сказал я.

На расстоянии длинного полета стрелы над нами Анс опустился на колени и протянул руку вниз, чтобы помочь рыцарю Леопардов подняться. Отдуваясь, рыцарь Леопардов поблагодарил его.

— Всегда рад услужить вам, сэр. — Анс указал пальцем. — Вон он, сэр. Сейчас перешел с рыси на шаг.

— Не хочет утомлять своего коня, — пробормотал рыцарь Леопардов. — Похоже, он знает, что сэр Эйбел здесь, — во всяком случае, знает, что здесь кто-то есть. Но зачем одинокому рыцарю искать встречи с?… — Фраза осталась незаконченной.

— Откуда ж ему знать, сэр? — Анс напряг зрение, словно ответ на вопрос был начертан на вымпеле, трепещущем на древке копья вновь прибывшего.

— Мы его видим, и он, безусловно, видит нас. Он в шлеме.

— Да, сэр. Бьюсь об заклад, в шлеме особо по сторонам не поглазеешь.

— Я о другом. Ты видел, как он надевал его, Анс?

Анс со свистом втянул воздух сквозь зубы.

— С шлемом что-нибудь не в порядке?

— Уверен, с ним все в порядке. — Рыцарь Леопардов казался задумчивым. — Ты вообще видел его лицо?

Анс помотал головой:

— Он с самого начала был в шлеме, сэр.

— У сэра Эйбела есть шлем.

— Да, сэр, есть. — Анс пришел в еще большее недоумение.

— Ты наверняка брал его в руки — ну там, когда чистил его или когда расседлывал лошадь. Он тяжелый?

— О да, сэр. Такой тяжелый, что удержать-то трудно.

— И мой тоже, — кивнул рыцарь Леопардов. — Вот почему мы не носим шлемы все время. Когда опасность грозит нам постоянно, мы носим маленькие шлемы, так называемые каски. Обычно они представляют собой железные шапки с такой свисающей сзади кольчужкой, которая прикрывает шею. И мы носим их потому, что они гораздо легче, но все же обеспечивают достаточно хорошую защиту. Шлем, весящий в три-четыре раза больше, мы надеваем только перед самым сражением, и ни в каких других случаях. Так ты говоришь, этот рыцарь с самого начала был в шлеме?

— Да, сэр. Зуб даю, сэр.

— Поскольку он не хочет, чтобы мы увидели его лицо? Другого объяснения мне не приходит на ум. Но кто же он такой? И почему прячет лицо?

— Знаете, сэр, в нем вообще есть что-то странное, правда ведь? Помимо того, что он совсем один.

— Он не один. Смотри, кто там показался — не человек ли, ведущий лошадь в поводу?

Анс прищурил глаза:

— У него тоже копье, могу поклясться, сэр. Может, он оруженосец? Вроде вашего Вальта? Кажись, там появились еще какие-то люди.

— Это становится интересным, — пробормотал рыцарь Леопардов и с опасным проворством принялся спускаться обратно.

— Знайте же! — возгласил его герольд. — Это ущелье удерживают два доблестных рыцаря. Сэр Леорт Сэндхилл и сэр Эйбел Благородное Сердце.

Он стоял посреди Военной дороги, держа горн таким образом, чтобы новоприбывшие видели семерых леопардов, изображенных на флаге на нем; и если рыцарь Золотого Солнца или его огромный гнедой конь произвели на него впечатление, он никак не показал этого.

Рыцарь подался вперед в своем боевом седле.

— Должен ли я выбрать, с кем из них сразиться? — Доносившийся из-под золотого шлема голос звучал гулко, казался почти замогильным.

— Это ваше право, сэр?…

— Я выбираю сэра Эйбела, — объявил рыцарь Золотого Солнца и направил своего скакуна на исходную позицию.

Я уже сидел в седле к тому времени, когда рыцарь Золотого Солнца достиг места, с которого собирался броситься в атаку. Рыцарь Леопардов взял Облако под уздцы.

— Вы знаете, кто он такой?

— Нет. А вы знаете?

Рыцарь Леопардов помотал головой:

— Наверное, вам не следует принимать вызов, покуда он не назовет свое имя.

— А если он откажется назвать его и поскачет вперед?

— Тогда мы вместе сразимся с ним.

— И стяжаем великую славу. — Я потряс головой и обратился к герольду: — Он ждет твоего сигнала. Я тоже.

Горн пропел серебристым голосом. Я взял наперевес свое новое копье и приготовил щит, как тысячу раз делал в Скае. Через несколько мгновений — за ничтожную долю секунды до того, как копье моего противника ударило в мой щит, — я задался вопросом, наблюдает ли за нами Вальфатер. Безусловно, уже через час он обо всем узнает.

Мое копье ударило в золотое солнце, и звук удара был подобен грохоту взрыва. Облако пошатнулась от мощного толчка, и рыцарь, которому принадлежал щит с изображением золотого солнца, повалился наземь вместе с конем и всем прочим.

Я развернул Облако, натянул поводья и снял шлем.

Герольд склонился над рыцарем Солнца:

— Вы сдаетесь, сэр рыцарь?

— Нет. — Он пытался высвободить ногу, придавленную конем. — Я настаиваю на праве повторного поединка. Позвольте мне подняться и вновь приготовиться к бою.

— Вам дано такое позволение, — сказал герольд.

Конь поднялся на ноги и, прихрамывая, ускакал прочь.

Владелец коня поправил шлем. Потом встал с земли — мужчина огромного роста — и, казалось, принялся осматриваться по сторонам в поисках своего копья. Герольд дал знак Хеле, рядом с которой оно лежало; она подняла копье как соломинку и вернула его рыцарю Солнца.

— Благодарю вас, прекрасная дева, — поклонился он. — Вы очень любезны.

Хела покраснела, но ничего не сказала. Рыцарь Солнца свистом подозвал своего коня и вскочил в седло, оттолкнувшись от земли копьем. Я вернулся на исходную позицию.

— Я сам однажды скакал навстречу противнику на хромом коне! — крикнул я. — Но за неимением другого выбирать мне не приходилось.

— У меня тоже нет выбора, — ответил рыцарь Солнца.

— Ваш оруженосец скоро подоспеет. — Я указал копьем. — Похоже, он ведет второго коня.

— Да, действительно так. — Гулкий голос, раздававшийся из-под золотого шлема, звучал непреклонно. — Но у меня нет иного выбора, кроме как сражаться на этом коне.

К нам подъехал рыцарь Леопардов:

— Вы сразились с сэром Эйбелом. Если вы не хотите признать свое поражение, вам придется сразиться со мной.

— Я бросил вызов сэру Эйбелу, — сказал рыцарь Солнца. — Когда он сдастся, я сражусь с вами, коли вам так угодно.

Герольд подхватил под уздцы лошадь рыцаря Леопардов и отвел в сторону. Мгновение спустя последний пожал плечами и кивнул.

Беря на изготовку копье и щит, я смотрел на герольда. Гнедой конь будет не особо проворен, и, возможно, седок тоже. Если мое копье попадет ему в грудь, он умрет.

Голос горна раскатился эхом поскалистому ущелью, и Облако вихрем понеслась вперед.

Мы сшиблись, как молния сшибается с башней. Позолоченное копье сломалось при ударе в мой щит. Острие моего копья прошло над правым плечом рыцаря Солнца, а мощный удар древка выбил противника из седла.

С помощью Хелы он поднялся на ноги — могучий мужчина, почти с меня ростом.

— Вы сдаетесь? — задал герольд традиционный вопрос.

— Только не я. — Он снова свистнул, подзывая своего коня.

Герольд взглянул на меня. Я кивнул, сопроводив кивок еле заметным жестом, и герольд сказал:

— Вам дается право повторного поединка. Сэр Эйбел подождет, когда подоспеет ваш оруженосец со свежей лошадью и другим копьем.

— Я благодарю сэра Эйбела, — ответствовал рыцарь Солнца. — Он истинный и благородный рыцарь, чьи отвага и великодушие несомненны. Мой оруженосец не придет. Я выступлю со своим мечом против копья сэра Эйбела.

Герольд снова взглянул на меня, и я подал ему знак. В следующий миг герольд уже сидел в седле и скакал галопом по Военной дороге в южном направлении.

— Я приказал своему оруженосцу не подходить ближе, — сказал рыцарь Солнца.

— Однако он подойдет, — сказал я, — со свежей лошадью для вас и с новым копьем.

Рыцарь Леопардов подъехал ко мне; Вальт и Анс следовали за ним, не отставая ни на шаг.

— Вы понимаете, что происходит, — прошептал он мне, — и я тоже хочу понять.

— Я бы сказал вам, если б понимал. Я понимаю немногим больше вас.

— Его оруженосец явится по вашему приказу?

Я кивнул.

— Не разумнее было бы велеть моему герольду доставить сюда коня и копье?

— Он явится, — сказал я.

Анс и Вальт переглянулись, но не произнесли ни слова. Рыцарь Леопардов упорствовал:

— Вы знаете этого рыцаря. Это явствует из ваших слов.

— Знаю, хотя на нем было не так много золота, когда я видел его в последний раз.

После продолжительной паузы рыцарь Леопардов спросил:

— Он боится, что вы убьете его, коли узнаете?

Я помотал головой и больше не отвечал ни на какие вопросы.

Охваченный возбуждением, Анс взобрался на огромный валун и выпрямился, насколько позволяла горбатая спина.

— Они едут, сэр! Один, другой и еще целая толпа. Сногсшибательное зрелище!

Герда подергала меня за плащ:

— Вы не прогоните мою Хелу за то, что она сделала, правда ведь? Она не хотела оскорбить вас.

Я улыбнулся:

— Он очень крупный мужчина, верно?

Не знаю, улыбка или мои слова успокоили Герду, но она улыбнулась в ответ.

Зрелище действительно было сногсшибательное, как сказал Анс. Впереди ехали два герольда, каждый со своим серебряным горном; на накидке у одного (что слева) сверкало вышитое золотом солнце, а у другого (что справа) изображались леопарды Сэндхилла. За ними следовал оруженосец рыцаря Солнца, ясноглазый юноша с волосами до плеч, в черной кожаной куртке, украшенной блестящими золотыми заклепками. Он вез два позолоченных копья, на каждом из которых развевался голубой вымпел с изображением золотого солнца.

За ним, колонной по одному, двигалась дюжина тяжеловооруженных всадников, сурового вида мужчин в кожаных лоскутных куртках и стальных касках — одни с мечами и луками, а другие с копьями, щитами и мечами. За ними ехали ливрейные лакеи, а замыкали процессию погонщики, ведущие нагруженных вьючных животных.

Рыцарь Солнца обменялся несколькими словами со своим оруженосцем, взял новое копье, спешился и вскочил на свежего коня, приведенного оруженосцем. Потом, как я и надеялся, он снял шлем.

— Вы меня знаете, — сказал он достаточно громко, чтобы я услышал, хотя мы находились на расстоянии половины полета стрелы друг от друга.

— Приветствую вас, сэр Воддет! — крикнул я. Не дождавшись от сэра Воддета ответа, я добавил: — Рад снова видеть вас и оруженосца Йонда. С вашей стороны было очень любезно совершить столь долгое путешествие, чтобы помериться со мной силами.

Наши скакуны сшиблись с такой силой, что земля сотряслась и оба они упали. Шлем слетел у меня с головы, и Облако всей своей тяжестью придавила мне ногу. Воддет вылетел из седла и первый оказался на ногах, с мечом в руке.

— Сдавайтесь! — выкрикнул он, стоя надо мной с занесенным мечом.

— Теперь я настаиваю на праве повторного поединка, — сказал я. — Я повержен наземь. Позвольте мне встать и вновь приготовиться к бою.

— Вам отказано в просьбе! Признайте свое поражение — или умрите!

Облако проворно вскочила на ноги и ударом передних копыт повалила моего противника на землю, едва не убив.

Я встал и протянул Воддету руку:

— Знаю, вы опять станете настаивать на праве повторного поединка. И я не откажу вам. Хела, верни сэру Воддету меч, будь добра.

Воддет принял мою руку.

— Клянусь честью, я не хочу убивать вас, но вы должны признать свое поражение — и отдать мне копье, коня и меч.

Хела опустилась на одно колено — в такой позе она стала чуть ниже Воддета — и протянула меч. Воддет крепко сжал рукоять.

— Я прошу вас, — прошептал он. — Однажды мы с Иондом спасли вам жизнь, и я был единственным вашим другом, когда у вас не было друзей. Я прошу вас сдаться.

— Я не могу, — сказал я. — Я поклялся удерживать это ущелье, покуда на заливе Форсетти не начнется ледоход. И намерен выполнить клятву.

— Сэр Эйбел…

Я помотал головой и отступил назад.

— Послушайте. — В голосе, доносившемся из-под золотого шлема, звучало отчаяние. — Ни одно решение в жизни не давалось мне с таким трудом, как решение отказать вам в праве повторного поединка. Я прошу вас: если я снова окажусь поверженным наземь, убейте меня.

— Даже те, кто зрит лик Верховного Бога, выполняют не все просьбы, — сказал я.

Я извлек Этерне из ножен, и восемь призрачных рыцарей стали рядом со мной: четверо справа и четверо слева. До нашего слуха донесся издалека громовый топот копыт и хлопанье знамен на ветру.

Воддет снял шлем и отшвырнул в сторону.

— Вы говорили Агру, что вас посвятила в рыцари эльфийская королева. Теперь я верю. Эти рыцари тоже намерены сражаться со мной?

— Нет, — ответил я. — Но наравне с сэром Леортом и его людьми они будут стоять здесь и следить за тем, чтобы мы бились честно.

Мы бросились друг на друга, разом взмахнув мечами и выставив вперед щиты. Первый удар Этерне расколол голубой щит пополам, второй вышиб меч из руки противника, а третий сбил его с ног. Хела подошла и стала подле поверженного Воддета, держа дубинку наготове и глядя на нас холодным враждебным взором. Прежде чем вложить Этерне в ножны, я вытер клинок тряпкой, принесенной Ансом.

— Он не умрет, — сказал рыцарь Леопардов, когда луна стояла высоко в небе, а мы сидели рядом у костра.

— Может и умереть, — сказал я, и Гильф, который знал меня лучше, чем я сам, шумно вздохнул и положил голову мне на колени.

— Вы нанесли серьезную рану, — продолжал рыцарь Леопардов, — и он потерял много крови. Но будь ему суждено умереть от потери крови, он уже умер бы. И тогда великанша убила бы нас обоих — во всяком случае, попыталась бы.

Я улыбнулся.

Моя улыбка удивила рыцаря Леопардов, и он сказал:

— Вы стали бы сражаться с ней? Невелика честь сражаться с женщиной, пусть даже такой огромной.

— Ее мать из племени людей.

— Старуха-то? Я знаю.

— Ангридов не любят. Они слабы духом.

— А мы? — пожал плечами рыцарь Леопардов. — Да, пожалуй, мы действительно сильны духом. Я видел такого духа, и не одного.

— Когда я обнажил Этерне?

— Когда это сделал я. Нет, лучше об этом не вспоминать.

Прошло несколько долгих минут, в течение которых мы прислушивались к свисту ветра в скалах. Наконец я нарушил молчание:

— Возможно, мне не удастся исцелить сэра Воддета, но я могу обратиться к обитателям Ская с мольбой об исцелении. Вы поможете мне возвести алтарь?

Мы трудились до глубокой ночи, укладывая камень на камень. Анс, Хела, двое слуг из свиты рыцаря Леопардов, Йонд и несколько воинов Воддета помогали нам. Хеймир, разбуженный сестрой, отправился в горы, наломал низкорослых сосенок и принес дров для жертвенного костра.

Потом мы начали петь — хвалебную песнь, обращенную к Вальфатеру, и другую, обращенную к Леди (чье имя можно пропеть, хотя и нельзя произносить в разговоре); и когда последняя песнь закончилась, я перерезал глотку хромому коню сэра Воддета, отделил голову от шеи, рассек туловище на части и предал все до единой огню. Тени павших рыцарей наблюдали за нами в скорбном молчании.

Потом все легли спать, но я — желая посмотреть, наступит ли исцеление, — остался сидеть подле Воддета, прислушиваясь к затрудненному дыханию умирающего, сдавленным рыданиям Хелы и свисту зимнего ветра.

Потом я тоже заснул — впервые со времени своего возвращения из Ская заснул по-настоящему, — и во сне мне привиделось, будто я по-прежнему в Скае и Леди улыбается мне.

Потом я опять оказался верхом на боевом коне Альвит, летевшем галопом вверх по склону облачной горы; я почувствовал поцелуй Альвит на своих губах и понял, что смерть одновременно горькая и сладкая.

Потом я вновь очутился верхом на грифоне и в следующее мгновение спрыгнул вниз. Мои пальцы скользнули по перьям, и я упал в море.

Гарсег плыл рядом со мной, а в пасти Гарсега я видел Сетра. Я знал, что нам предстоит битва, и знал, что Сетр тоже это знает, но сейчас было не время думать о битвах; мы упивались мерным бегом волн, мощно накатывающих и отступающих валов, и могучей силой моря.

Я был мальчиком в огромном саду и искал девочку, которая там пряталась; я искал среди деревьев и в гротах, заглядывал под кусты и в сотни, тысячи водоемов. Наконец я обернулся и увидел ее: маленькую, зеленую и невыразимо прелестную, с веселым огнем в глазах.

Я пробудился от ее поцелуя и увидел Воддета, сидящего рядом.

— Вам стало лучше, — сказал я.

— Сейчас я не тот, что прежде. — Воддет ухмыльнулся. — Но думаю, через месяц-другой оправлюсь окончательно.

Я сел (ибо увидел, что солнце уже взошло высоко), протер глаза и сказал, что спал очень долго и видел много снов. Еще не успев договорить, я услышал радостный возглас, и ко мне подбежал Анс, потом Йонд, Вальт, Хеймир, Хела, рыцарь Леопардов и все остальные, а под конец Бертольд, державшийся за руку Герды, — и все разом заговорили наперебой.

— В чем дело? — спросил я. — Что такое здесь творится? Почему вы не разбудили меня?

— Я не позволил, — громко доложил Бертольд.

— Я сказала, дайте человеку поспать, — поддержала мужа Герда.

— Ваш друг сказал то же самое, — продолжал Бертольд, — другой рыцарь.

— Сэр Леорт?

— Я, — сказал Воддет.

— Сэр Воддет, — подтвердил Анс.

— Вы проспали трое суток кряду, — сказала Герда, и я оторопело уставился на нее.

Потом все шумно загалдели, а я потихоньку выбрался из толпы, подошел к ручью и окунулся в ледяную воду.

Когда я вышел обратно на берег, весь посиневший и дрожащий от холода, то увидел Гильфа.

— Я испугался, — сказал он и поцеловал мою руку, как целуют собаки, и это проняло меня больше всего остального.

— Я потерпел поражение, — сказал Воддет, когда мы вдвоем отъехали от нашего лагеря, якобы с целью поохотиться. — С вами такое случалось когда-нибудь?

— Вы явились, чтобы убить меня?

— Нет! Чтобы взять верх над вами и вернуть вас обратно в Ширвол — но вы не сдались.

— Я помню.

Узкая расселина между скалами стала еще уже и наконец закончилась тупиком. Мы развернули лошадей и поехали обратно.

— И помню вас и ваш меч, занесенный надо мной, — сказал я.

— Мне следовало довести дело до конца. — Воддет отвернулся и сплюнул.

— Я бы предпочел, чтобы мы остались друзьями.

— Я тоже!

Я улыбнулся:

— От Ширвола до этих гор путь долог.

— И он еще длиннее, если ехать через Солнечные горы, — сказал Воддет, — но я был там и сражался с остерлингами.

— И добыли много золота в сражениях?

— Именно так, — кивнул Воддет. — Мы разграбили Хазнех. Хотите услышать всю историю?

— Если вы согласны рассказать.

Воддет бросил поводья на холку коня и посмотрел на отвесные скалы, вздымающиеся над нами, и на голубое небо над скалами.

— В общем, все началось через день или два после вашего отъезда. Король попросил у герцога Мардера пятерых рыцарей и пять десятков тяжелых всадников для похода против остерлингов — на два года или до победы. Все так и рвались в бой. Ну, вы знаете, как это бывает.

— Могу представить.

— Герцог собрал нас и сказал — он, мол, хорошо понимает, что все мы хотим участвовать в походе, но любой рыцарь, который отправится на войну, должен быть твердо уверен, что может всецело положиться на остальных четверых. Он удалится в залу Солнца, сказал герцог. Вы знаете залу Солнца?

Я порылся в памяти:

— Наверняка должен знать.

— Она выходит окнами на восток, и в ней висит гобелен с изображением солнца. Мы же должны были остаться на месте и все обсудить. Каждому из нас предстояло выбрать одного товарища, плечом к плечу с которым он хотел бы сражаться, а потом войти в залу Солнца и сообщить герцогу. Сам же он должен был держать наш выбор в тайне.

— Тогда я не стану спрашивать, — сказал я.

— Так или иначе, я сделал выбор. — Воддет прочистил горло. — Я вошел в залу одним из последних, девятым или десятым, не помню точно. Его светлость сидел за столом, и перед ним лежал лист пергамента. Он нарисовал на нем эмблемы всех своих рыцарей. Моя тогда представляла собой менгир, пронзенный копьем. Может, вы помните.

Я кивнул.

— Там были изображены также леопарды сэра Нопела, лежащий охотничий пес сэра Свита и так далее. Геральдические эмблемы всех рыцарей, пригодных к походу. На столе стояла миска с ячменными зернами. Когда я вошел, герцог сказал, что теперь ему не придется класть зерно туда, где их уже лежит больше всего, и показал мне пергамент. На моем менгире лежало четыре зерна. — Воддет немного помолчал, явно смущенный. — У всех остальных было не больше двух, а у некоторых так и вообще ни одного.

— Будь я там, я тоже назвал бы вас. У вас есть все основания гордиться собой.

— Так или иначе, я назвал выбранного мной рыцаря, и герцог Мардер положил ячменное зерно на пергамент, после чего у него стало два зерна. Затем его светлость отобрал рыцарей, получивших наибольшее количество голосов. Король просил пятьдесят тяжелых всадников, но мы взяли с собой семьдесят, включая лучников. Он со своим войском уже выступил в поход к тому времени, когда мы достигли Тортауэра, но мы поспешили за ним следом и подоспели к самой битве Пяти Смертей. Там мы разгромили остерлингов.

В глазах Воддета загорелся огонь, который сказал мне больше, чем любые слова.

— Их всадники налетали на нас осиным роем, но стрелы, по команде посылаемые нашими лучниками, сражали по двадцать-тридцать остерлингов всякий раз, когда они приближались. Их короткие луки не сравнятся с нашими, длинными, по дальности боя. Мы оттеснили Золотого каана и его слонов к излучине реки и бросились в атаку. Он послал вперед слонов, которые убили несколько десятков наших воинов, прежде чем пали сами, пронзенные несколькими десятками копий каждый. Я потерял меч и орудовал палицей напропалую, а попытайся я остановиться хоть на минуту, чтобы найти меч…

— Остерлинги, в конечном счете убитые вами, убили бы вас, — сказал я.

— Именно.

Несколько мгновений мы ехали в молчании, потом я спросил:

— Ваша рана болит?

— Только когда я шевелю рукой.

— Вы можете сражаться, держа меч в левой?

— Только не с вами, — с легкой горечью улыбнулся Воддет. — Почему вы спрашиваете?

— А с кем-нибудь вроде Хеймира? Ангриды называют эти горы Мышиными, и здесь обитают люди с него ростом. Я только что видел одного

Я уже вынул лук из чехла и теперь выбирал стрелу.

— Я сказал, что бился палицей.

— Да.

— Я упражнялся с самого детства. Отрубал ветки деревьев и тому подобное. Меч, палица, топор и боевой молот. Полагаю, все мы владеем ими, так или иначе.

— Мальчику непросто стать мужчиной.

— Я думал, что стал мужчиной уже давно.

Я ничего не ответил, скользя напряженным взглядом по вершинам нависающих скал.

— Это было вроде упражнения. Удар за ударом, удар за ударом. Голова, плечо, снова голова. Два удара — по руке, держащей меч. На моей палице были шипы — маленькие, длиной с ваш большой палец.

— Я не оставлю вас здесь.

— Можете запросто оставить, коли вам угодно, — сказал Воддет. — Я в состоянии позаботиться о себе.

Я продолжал напряженно озираться по сторонам, и, не дождавшись от меня ответа, Воддет добавил:

— Именно тогда я понял, что значит опыт. Это когда ты взрослеешь и потом уже не можешь вернуться обратно.

Мне послышался смех Дизири, рассыпающийся эхом по скалистому ущелью.

Глава 12 БОЙ

— Он там, мастер Крол? — спросил Тауг.

Крол кивнул:

— Вместе с его светлостью, леди Идн и сэром Гарваоном. Я не знаю, о чем они разговаривают, но вы вполне можете постучать. Если они не пожелают выслушать ваши новости, они так и скажут.

— Мне нужен сэр Эйбел, — сказал Поук.

Казалось, он обращается к невидимому существу, сидящему на плече у Крола.

— Нам всем нужен сэр Эйбел, — заметил Крол, когда Тауг постучал. — Жаль, что он не с нами.

Свон открыл дверь:

— А, вот и ты! Мы уже послали людей искать тебя. А где кот?

— Где Мани? — повторила вопрос леди Идн, стоявшая за Своном.

— Он у короля. — Тауг вошел и бросил через плечо: — Проходи, Поук.

— Слушаюсь.

Бил сидел во главе огромного стола, забравшись с ногами на кресло, раз в семь превосходящее размерами обычное.

— Я Поук, сэр, — сам представился Поук, дотрагиваясь двумя пальцами до козырька фуражки и глядя не на Била, а несколько левее. — Я раб, сэр, все верно. Но раньше я был слугой у сэра Эйбела, и мне бы хотелось вернуться к нему, а этот паренек говорит, что такое можно устроить для нас с Ульфой.

— Он слепой, ваша светлость, — пояснил Тауг. — Ангриды ослепляют своих рабов, но только мужчин.

Он закрыл дверь и проводил взглядом Свона, который проворно взобрался на одно из огромных кресел и протянул руку вниз, чтобы помочь леди Идн подняться следом.

— Мебель рассчитана на ангридов, — сухо заметил Бил. — Полагаю, они хотят, чтобы мы чувствовали свое ничтожество. Мы же, со своей стороны, исполнены решимости доказать, что не уступаем великанам — по крайней мере, величием духа.

Когда Идн уселась, Свон встал на подлокотник, а оттуда перешагнул на подлокотник соседнего кресла.

— Едва ли у них есть маленькая мебель, — решился заметить Тауг. — Я имею в виду, столы, кресла и тому подобное, рассчитанные на нас. Они и для нас с Мани выделили комнату с точно такой же мебелью. При случае я посоветую королю обзавестись предметами обстановки малого размера, и возможно, он меня послушается. Он благоволит к Мани.

— Мой кот в безопасности? — спросила Леди Идн.

— Вряд ли король обидит его, а остальные не посмеют, покуда он в милости у короля.

— Садись и ты, оруженосец, — промолвил Бил. Сиденье кресла находилось на уровне подбородка Тауга, но он подпрыгнул, подтянулся и забрался на него. Поук вскарабкался на кресло с обезьяньим проворством.

— Сегодня вечером нас примут при дворе. Хотя у нас осталось мало пышных нарядов, одеться надлежит получше. Я рад видеть, что сейчас ты одет приличнее, чем был, когда я видел тебя в последний раз.

Тауг объяснил, откуда у него новое платье.

— Тиази — главный королевский министр?

— По-моему, да, сэр. Он так сказал.

Бил вздохнул и повернулся к Идн:

— Вот видишь, в каком мы положении. Приходится узнавать сведения такого рода от оруженосца сэра Свона.

Она улыбнулась и покачала головой:

— Через неделю ты будешь знать в сто раз больше, отец.

— Да уж, хотелось бы.

— Тебе и Вистану следует тщательно помыться и надеть лучшую одежду.

— Я так и сделаю, сэр Гарваон.

— Мы с твоим господином должны явиться на прием в доспехах и при оружии. Мы как раз обсуждали это.

— Я все начищу до блеска, — заверил Свона Тауг. Поук вызвался помочь.

Гарваон прочистил горло.

— Знаю, вы, оруженосцы, не пощадите усилий. Но с каких это пор рыцари являются на прием при дворе в кольчугах?

— Здешние порядки отличаются от наших, Тауг, — сказала Идн. — У нас рыцарь при дворе носит обычное платье. Разумеется, лучшее, какое он только может себе позволить, и он носит меч. Но никаких доспехов. Доспехи — для войны и турниров.

— Наверное, все дело в том, что я сказал королю, миледи. — Тауг посмотрел на рыцарей. — Я хотел как лучше.

— Нисколько не сомневаюсь, — промолвил Свон. — И что же именно ты сказал?

— Ну, какой вы отважный и искусный рыцарь, и сэр Гарваон тоже. Это произошло, когда мы с Ульфой…

— Я уже второй раз слышу это имя, — прервал Тауга Бил. — Кто такая Ульфа?

— Моя жена, сэр. — В голосе Поука звучали извиняющиеся нотки. — Всего лишь моя жена и добрая женщина.

— А также моя сестра. Она была с Поуком, когда ангриды взяли их в плен и привели сюда. Потом они поженились.

— Ты не должен стыдиться своей сестры или своего зятя, оруженосец, — мягко сказала Идн. — Судьба переменчива, и самые достойные люди зачастую оказываются в самом тяжелом положении.

— Я и не стыжусь!

— Я рада слышать это, — улыбнулась она. — И равно рада слышать, что ты разговаривал с королем. Мани тогда был с тобой?

— О да, миледи! — Своим выразительным тоном Тауг попытался дать понять, что и Мани тоже разговаривал с королем.

— Нам следует поговорить об этом подробнее, гораздо подробнее. Но сначала сделай милость, объясни, зачем ты привел с собой своего зятя.

Поук снова дотронулся пальцами до козырька фуражки.

— К вашим услугам, мэм. Вы не знаете положения дел, все вы. Насколько я понял, так сказал ваш отец?

Идн снова улыбнулась:

— Да, он самый.

— А я знаю, мэм. Моя жена, она тоже знает, но скорее с женской точки зрения, коли вы меня понимаете. Она занимается стряпней, прислуживает хозяевам и все такое прочее. Я драю полы, таскаю тяжести и выполняю разную черную работу. А они обращают на нас не больше внимания, чем вы обращаете на муху, мэм. Поэтому мы много чего слышим и много чего знаем, мы в курсе всех дел и можем все растолковать вам.

— Вижу.

Поук рассмеялся:

— Она тоже, мэм, моя жена. Желаю вам видеть и дальше. А также всем господам, здесь присутствующим.

— Ты будешь нам весьма полезен, ясное дело, — сказал Бил. — А что можем для тебя сделать мы?

— Только вытащить нас отсюда, и все. Меня и Ульфу. — Поук заговорил доверительным тоном. — Этот паренек обещал попытаться вызволить нас, и мы с ним надеемся, что вы тоже постараетесь, сэр. А вдруг королю явится охота сделать доброе дело? Вы можете попросить за нас, сэр, сказать, к примеру, что вам требуются дополнительные слуги. Когда вы соберетесь в обратный путь, мы уже будем состоять при вас, самым натуральным образом.

— Я обязательно обдумаю этот вопрос, — медленно проговорил Бил.

— Очень на это надеюсь, сэр.

Свон перегнулся через подлокотник, чтобы дотронуться до руки Поука.

— А что именно мой оруженосец сказал королю? Ты присутствовал при разговоре?

— Никак нет, сэр.

— Там были только мы с Мани, — солгал Тауг, — король и Тиази. Король хочет, чтобы сэр Эйбел сражался за него. Но я знаю, что один друг сэра Эйбела — она и мой друг тоже — хочет, чтобы он отправился кое-куда и…

— Куда именно? — осведомился Бил.

— Я не могу сказать, ваша светлость. — Таугу тяжело дались эти слова. — Извините, но просто не могу.

Бил приподнял бровь:

— Ты поклялся хранить тайну?

Не в силах посмотреть барону в глаза, Тауг принялся блуждать взглядом по стенам.

— Я не могу сказать, ваша светлость. Во всяком случае, сейчас. Если… если бы вы могли увидеться с ней… тогда все было бы иначе, наверное.

Голос Идн прозвучал мягче обычного:

— Она сейчас здесь?

— Не знаю, миледи. Правда, не знаю.

— То есть, может быть, она находится в Утгарде в данный момент, а может быть, и нет? Я правильно поняла?

— Да, миледи, правильно.

— Но она была здесь? Ты ее видел?

Во рту у Тауга пересохло, он с усилием сглотнул:

— Да, миледи.

— Сегодня, поскольку ты сам вошел в замок только сегодня. Ты любишь ее, оруженосец Тауг?

— О нет, миледи! Она мне нравится, очень нравится, и…

— Ты перед ней в долгу, — сказал Бил.

— Нет, ваша светлость. Но…

— Она перед ним в долгу, — пробормотала Идн, — а он молод, как я, и находит ее благодарность чрезвычайно приятной. Я бы посоветовала, отец, не углубляться в сей предмет.

— Я последую твоему совету, — заявил Бил, — но сначала задам еще один вопрос. Эта твоя подруга намерена привлечь сэра Эйбела на сторону, враждебную королю Арнтору?

— О нет, сэр! Ничего подобного!

— Тогда мы не станем долее пытать тебя, — заключил Бил. Он бросил взгляд на Гарваона и Свона и добавил: — Это ясно?

Гарваон кивнул, а Свон сказал:

— Да, ваша светлость.

— И в надежде, что король Гиллинг не станет отрывать сэра Эйбела от твоей подруги, ты восхвалил моих собственных рыцарей? Я правильно понял?

В углу за креслом Тауга послышалось какое-то движение. Боясь обернуться, он сказал:

— Да, ваша светлость.

— Думаю, ты поступил правильно, — промолвил Бил. — Сегодня вечером мы узнаем наверное.

— Лорд Бил! — Голос Тиази походил на грохот огромного барабана. — И его дочь, леди Идн!

Он ударил золотым жезлом в пол, а мастер Крол протрубил в горн, когда лорд Бил и Идн, держась за руки, вступили в пиршественный зал — такой громадный, что там уместилась бы вся деревня Гленнидам с половиной своих огородов, ячменных полей и пастбищ.

Послышались сдавленные смешки, когда ангриды, сидевшие за длинными столами справа и слева, увидели вошедших. Гиллинг, восседавший в глубине зала на троне, установленном на высоком помосте, казался настоящим исполином в неверном свете от дымящего камина.

Бил смело обратился к нему со следующими словами:

— Ваше величество, моя дочь и я явились к вам с предложением дружбы. И не просто нашей дружбы — ибо через леса, горы и равнины мы принесли вам предложение дружбы от нашего повелителя, короля Арнтора. Он приветствует вас как равного монарха и желает вам мирно править своей страной многие годы, ознаменованные великими успехами.

Голос Гиллинга прозвучал, подобно гулу отдаленной лавины:

— Мы благодарим короля Арнтора и приветствуем вас в Утгарде.

Мелодичный голос Идн разнесся по залу, как пение жаворонка разливается в небе.

— Наш король поручил нам доставить дары, ваше величество, богатые и многочисленные дары. Но мы оказались недостойными посланниками. Нас ограбили, и нам удалось сохранить лишь малую толику драгоценного груза.

Слова Идн послужили сигналом. В зал, плечом к плечу, вступили Гарваон и Свон, в шлемах и кольчугах, ведя в поводу двух навьюченных мулов. За ними следовали Вистан и Тауг, которые вели еще двух, а за ними шли Крол, Папаунс и Эгр с пятым, шестым и седьмым мулами, нагруженными кладью.

С трона снова прогремел голос, при звуке которого Таугу представились валуны, прыгающие по склону горы не хуже оленей и чуть ли не высекающие искры из деревьев, встречающихся по пути.

— Подойдите ближе. Так это и есть неустрашимые рыцари, о которых мы столько слышали? Кто этот малый, с деревом на щите?

— Наш старший рыцарь, сэр Гарваон, ваше величество, — ответил Бил.

— А другой, с лебедем?

— Сэр Свон, ваше величество.

На бочкообразном колене Гиллинга появился ухмыляющийся Мани.

— Эти маленькие животные, пони, или как вы их там называете, нагружены каменьями?

— Проницательность вашего величества изумляет нас, — ответила Идн. — Многие из них действительно нагружены драгоценными камнями.

— Правда? — Гиллинг подался вперед, и на его потном лице появилась слабая улыбка, заставившая Тауга проникнуться к нему еще большей неприязнью против прежнего. — Алмазы? Жемчуг? Что-то в таком роде?

— Да, ваше величество.

Идн улыбнулась в ответ, и Тауг заметил, что Свон и Гарваон напряглись, словно охотничьи псы, почуявшие куропаток.

— Не только алмазы и жемчуг, ваше величество, но также рубины, лунный камень, желтый опал, кровавик, сапфиры, огненный опал, изумруды, нефрит, черный янтарь, кошачий глаз и многие другие.

Гиллинг улыбнулся шире:

— Два кошачьих глаза вы нам уже преподнесли, превосходная леди. Мы признаем, что любим вашего кота так же сильно, как он любит вас. Хотя теперь, когда нам явился случай лицезреть вас, мы понимаем, что Мани описал вас нам недостаточно полно. Вы настолько же правдивы, насколько прекрасны?

Идн присела в знак признательности.

— Мы, женщины, не славимся правдивостью, но я стараюсь быть честной.

— Если мне позволительно охарактеризовать достоинства моей дочери, ваше величество, то в честности она может соперничать со своей покровительницей, а в мудрости — с Леди. Простите мне отцовскую пристрастность.

Золотой жезл Тиази ударил в пол.

— Ни эта лживая шлюха, ни ее сестра-ведьма не пользуются расположением сынов Ангр, южанин. Не забывайте, где вы находитесь!

Кровь отхлынула от лица Била.

— Ваше величество, я забыл. Убейте меня.

Гиллинг хихикнул:

— Разве нам нужно для этого ваше позволение, маленький человечек?

Ангриды оглушительно расхохотались, а Тауг (которому хотелось бы полагать себя достаточно смелым, чтобы сохранять хладнокровие) задрожал от страха.

— Давайте перейдем к более безопасным предметам, — прогремел Гиллинг, когда смех стих. — И предоставим слово особе, которой не грозит опасность. Не грозит со стороны нашего королевского величества. Вы готовы подтвердить справедливость похвального отзыва вашего отца о вашей честности, леди Идн?

— Я рада, что ваше величество не требует от меня доказательств моей мудрости, ибо мудростью я никак не могу похвастаться. — Идн, с лица которой ни на миг не сходила улыбка, продолжала улыбаться. — Но честности у меня с избытком — и вся она в полном распоряжении вашего величества.

Пальцем шириной с ладонь Идн король Гиллинг погладил лоснящуюся черную голову Мани.

— Сначала мы потребуем у вас доказательств правдивости ваших слов. Алмазы и жемчуг. Черный янтарь. Давайте посмотрим, что вы привезли нам.

Идн подошла к мулу Свона, и Свон поспешил помочь девушке открыть тюк, на него нагруженный.

— Кольцо, ваше величество. — Идн показала кольцо со сверкающим камнем размером с крупную вишню, которое вполне могло бы служить ей браслетом. — Оно сплетено из проволоки, вытянутой из светлого восточного золота, а ваше царственное имя, на нем начертанное, выполнено из нашего красного морского золота. Кольцо изготовлено так хитро, что может расширяться и сужаться, приходясь впору на любой палец, на каком вы пожелаете его носить.

— Очень мило. А что там за камешек такой?

— Родолит, ваше величество. Или розовый камень, как его многие называют. Ни одна женщина не в силах устоять перед мужчиной, который носит родолит.

Продолжая говорить, Идн приблизилась к помосту. Король вытянул вперед руку, и она надела кольцо на палец.

— Вы женщина, леди Идн. Скажите, это правда?

— Мне трудно судить, ваше величество.

Несколько ангридов, наблюдавших за происходящим, рассмеялись.

— До сих пор я ни разу не встречала мужчины, который носил бы родолит.

Гилинг поднял руку, любуясь розовым камнем.

— Он темнее, чем мне показалось сначала.

— Он отражает силу своего владельца, ваше величество: становится красным, если тот здоров, крепок и полон жизни, и серым или белым, если тот холоден по природе своей.

Гиллинг снова хихикнул:

— Надо бы дать кольцо Тиази — чтобы проверить.

Зрители разразились оглушительным хохотом.

Идн продолжала преподносить дары с помощью отца и рыцарей: огромное оловянное блюдо, отделанное по краям золотом; золотую чашу; огромных размеров серебряную ложку, с усыпанной драгоценными камнями ручкой.

— Довольно! — Гиллинг поднял руку с кольцом. — Я выражаю благодарность королю Арнтору, одарившему меня столь же щедро, как его страна во все времена одаривала наш народ.

От хохота ангридов сотряслись потолочные балки.

— Но остальные чудесные дары мы примем в другой раз, когда мы, в свою очередь, одарим тех, кого я сочту достойными такой милости. Сначала же нам желательно насладиться зрелищем поинтереснее. Ваших рыцарей представили нам как искуснейших воинов. От изумления у нас перехватило дыхание, ибо мы полагали найти искуснейших воинов здесь, среди отважных сынов Ангр.

Отважные сыны Ангр встретили слова своего повелителя дружным ревом и заколотили кулаками по столам с такой силой, что Тауг испугался за сохранность последних.

— Сегодня мы устроим состязание. По слухам, ваш король часто развлекается подобным образом, выставляя одного своего рыцаря против другого. Это так?

— Да, ваше величество, — храбро ответила Идн. — Наши рыцари состязаются на турнирах и бьются друг с другом на поединках.

Гиллинг ласково улыбнулся, гладя Мани по голове.

— Вы сами присутствовали на таких турнирах, леди Идн? И ваш отец тоже?

Бил ответил за обоих:

— Да, ваше величество, и мы много чего можем рассказать вам о них.

— Но не расскажете. — Гиллинг снова улыбнулся. — Рассказывать будем мы, ибо мы здесь король. Поначалу мы собирались выставить против ваших рыцарей двух наших героев. Шилдстара…

Огромный инеистый великан поднялся на ноги столь резко, что с грохотом опрокинул свой огромный деревянный табурет.

— Шилдстар готов!

— И Гламмира…

Еще один ангрид вскочил с места с нечленораздельным ревом.

— Но вскоре я понял, что это будет нечестно. Надеюсь, вы согласны, леди Идн?

— Безусловно, ваше величество. — Впервые в голосе Идн послышалась легкая дрожь.

— Я тоже так считаю. Допустим, король Арнтор прислал бы к нам двух лучших своих рыцарей, увенчанных лаврами. Тогда бы мы выставили против них Шилдстара и Гламмира, и никто не сказал бы, что это нечестно. Согласен, котик?

Гиллинг посмотрел на Мани, но Мани даже ухом не повел.

— Но сейчас дело обстоит совсем иначе. Присутствующие здесь рыцари выбраны не королем Арнтором, а волею случая. Мы должны выставить против них воинов, выбранных равно случайно. Вам, вероятно, не доводилось близко общаться с сынами Ангр, леди Идн.

— Нет, ваше величество, не доводилось.

— Мы так и думали. — Крякнув от напряжения, Гиллинг поднялся на ноги и усадил Мани на плечо, где свободно поместилась бы пантера. — Наш волшебный котик, за которого мы еще раз благодарим вас, любит кататься на нашем плече. Как вы сами видите. Вероятно, он и на вашем катался.

Идн издала тихий, сдавленный звук.

— Да, ваше величество. Вы совершенно правы.

— Мы так и думали. А вы сами когда-нибудь сидели на плече у сына Ангр? Здесь много места.

— Нет, ваше величество. Я… я предпочла бы воздержаться.

Бил метнул на Идн почти свирепый взгляд.

— Чепуха. Вам понравится. — Гиллинг ухмылялся. — Вдобавок отсюда вам будет так же хорошо все видно, как и нам, когда начнется наше маленькое состязание. Но сначала случай решит, кто из наших доблестных воинов примет в нем участие.

Он обвел взглядом собравшихся ангридов.

— Жребий падет только на одного из присутствующих. Любой, кто боится сойтись в поединке с этими рыцарями, волен удалиться сейчас же.

Никто не пошевелился.

Гиллинг широким шагом направился к навьюченным мулам. У бедного Тауга едва хватило мужества остаться стоять на месте.

— Это маленькое животное по-прежнему изнемогает под тяжестью ноши. — Гиллинг остановился подле последнего мула, который испуганно прянул в сторону. — Давайте разгрузим беднягу.

Толстые пальцы разорвали стягивающие тюк веревки, словно нитки, и Гиллинг запустил руку внутрь.

— Что у нас тут? О, красота какая! Кинжал подходящего размера, с золотой рукояткой? Я прав, лорд Бил?

Бил поклонился:

— Ваше величество никогда не ошибается.

— Сверкающий фиолетовый камень на головке эфеса. — Гиллинг поднес кинжал к глазам. — Самые разные чудесные камни на ножнах. Агаты — во всяком случае, нам так кажется, — турмалины и одному Вафтрудниру ведомо, какие еще.

— Красная яшма, ваше величество, — подсказал Тиази.

— Возможно, она самая, — согласился Гиллинг. — И дюжина других камней: все они чрезвычайно красивы, а некоторые весьма ценны. — Он поднял кинжал высоко над головой. — Кто поймает его, тот и выступит против рыцарей с юга.

Король подбросил кинжал так высоко, что он ударился о потолок и стремительно полетел вниз, подобно комете. Все ангриды разом вскочили на ноги, и сотня огромных рук протянулась к кинжалу. (На мгновение Таугу показалось, что все руки принадлежат огромному чудовищу, одному многоголовому зверю с великим множеством горящих глаз.)

Началась дикая свалка, в которой, казалось, людей Била запросто могли затоптать насмерть. Идн вознамерилась пуститься в бегство, но Гиллинг подхватил ее, точно куклу, и усадил к себе на плечо.

Вистан схватил Тауга за руку со словами:

— Пожалуй, нам следует оседлать коней.

— Вот замечательная брошь, которой можно закалывать любое платье, — провозгласил Гиллинг, когда два оруженосца поспешно двинулись к выходу из тронного зала. — Она из чистого золота, и на ней изображен большой злой медведь. Кто поймает ее…

Два оруженосца отыскали конюшню, выговорили слепым рабам за плохой уход за животными и приготовили к бою скакунов Гарваона и Свона. Но когда они попытались вывести коней во двор, Трим преградил им путь.

— Никаких лошадей! Они сражаются пешими. Таков приказ короля. — Увидев у Тауга лук и колчан, он добавил: — И никаких луков.

Вистан попытался возражать, но Трим проревел, не слушая протестов:

— Уберите прочь ваших кроликов — или я убью их! И вас заодно.

— Я старший оруженосец, — торопливо сказал Вистан Таугу. — Отведи лошадей обратно. Вели слепцам расседлать их и поскорее возвращайся назад.

Тауг повиновался. Внутренний двор замка (как он увидел, когда сумел пробраться в первые ряды толпы, лавируя между толстыми ногами великанов) был освещен несколькими настенными факелами — довольно хорошо по сравнению с грязной темной конюшней, но плохо по сравнению с огромным залом, где Гиллинг принимал Била; а немногочисленные звезды, что неверно мерцали сквозь перистые облака, обтекавшие высокие башни Утгарда, освещали двор столь же слабо, сколь факелы его обогревали.

Гиллинг стоял в центре; на плече у него сидела Идн, а у нее на плече сидел Мани.

— … солдаты нашего пограничного отряда. Мы знали их, и они верно служили нам. Вы тоже их знали, многие из вас. Теперь они мертвы, убиты вот этими двумя рыцарями и их товарищами.

Ангриды глухо заворчали, и многолюдная толпа вновь представилась Таугу одним огромным чудовищем.

— Они искусные воины, — продолжал Гиллинг. — Пусть их малый рост не вводит вас в заблуждение. Когда мы выходили из пиршественного зала, Скоэл и Битергарм пообещали нам, что выпотрошат их, как рыбу. Коли такое случится, мы благополучно избавимся от них. Но коли нет, мы намерены взять их к нам на службу.

Послышались сердитые протестующие возгласы, и Гиллинг прогремел, пресекая все изъявления недовольства:

— Нам пригодятся хорошие воины, особенно малого роста. Кто из вас хочет служить престолу в южных землях?

Все молчали.

— Мы так и думали. — Гиллинг наставил палец на Била. — Готовы ли к бою ваши рыцари?

Вперед выступил мастер Крол. Он был в широком кителе с вышитым на груди и спине гербом Била и держал под мышкой серебряный горн. Даже при свете факелов лицо его казалось бледным.

— Ваше величество. — Он поклонился. — Сэр Гарваон и сэр Свон желают опротестовать условия поединка.

В течение нескольких секунд, за которые Тауг успел беспокойно переступить с ноги на ногу, Гиллинг испепелял Крола взглядом, однако Крол не дрогнул. Сидевшая на плече у Гиллинга Идн немного наклонилась и что-то прошептала королю на ухо. Он яростно потряс головой.

— Они просят позволения…

— Молчать! — Гиллинг поднял руку. — Вы обвиняете нас в мошенничестве.

— У меня и в мыслях не было ничего подобного, ваше величество. — В голосе Крола послышалась дрожь — легкая, но заметная.

— Мы такого не потерпим. Кто выдвигает обвинение? Ты сам? Маленький человечек, присланный Арнтором?

— Никто, ваше величество. Ровным счетом никто!

Гиллинг улыбнулся:

— Значит, все сразу. Позвольте объяснить вам. Мы могли бы выставить наших лучших воинов против ваших рыцарей. Но это было бы нечестно, и потому мы так не поступили. Вы видели, как мы выбирали. Мужчина против мужчины, с одинаковым оружием. Это честно — честно по отношению ко всем. Мужчина против мужчины, меч против меча. Некоторые из вас сомневаются в том, что мы мужчины.

Про себя Тауг сказал: «Да, некоторые действительно сомневаются, и я один из них».

— Мы позволили вашим рыцарям надеть доспехи, чтобы возместить недостаток роста и физической силы. Теперь вы требуете большего. Но большего вы не получите. Тиази!

Тиази торопливо подошел к королю.

— Стой здесь. Когда ты поднимешь свой жезл, обе стороны приготовятся к бою. Когда ударишь жезлом в землю, сражение начнется. Все понятно?

Крол шагнул вперед:

— Мы просим ваше величество официально заверить нас, что вмешательства зрителей не последует.

Кулак Гиллинга размером с человеческую голову сбил Крола с ног. По грузному немолодому телу поверженного пробежала легкая судорога, а потом оно застыло в нелепой позе — и четыре лилии у него на спине словно увяли.

— Внимание! — Тиази поднял жезл, словно ничего не случилось. — Когда я ударю жезлом оземь, сражение начнется!

— Я принес ваш шлем, сэр Свон, — прошептал Тауг, протягивая шлем. — Он вам нужен?

Свон помотал головой. Он держал меч наготове, клинок блестел в свете факелов.

— Вы победите, — прошептал Тауг. — Я знаю.

Свон не ответил, он не сводил глаз с недвижного тела Крола.

Голос Гиллинга отразился многократным эхом от холодных каменных стен, перекрывая вой ветра.

— Все готовы? Отвечайте — или Тиази даст сигнал к схватке.

К удивлению Тауга, Свон подал голос:

— Убить герольда — значит нарушить все освященные временем обычаи войны.

Ангриды дружно рассмеялись, и Гиллинг присоединился к ним, а в следующий миг золотой жезл Тиази ударил по камням мощения.

Скоэл и Битергарм неуклюже двинулись вперед; первый держал огромный меч одной рукой, второй размахивал своим, схватившись за него обеими руками. Плечом к плечу Гарваон и Свон шагнули навстречу противникам. Мгновение спустя Свон отразил щитом мощный удар, поваливший его на колени.

И вновьгромадный меч Скоэла взметнулся вверх, а потом стремительно опустился: такой силы удар легко рассек бы пополам боевого коня.

Но не рассек Свона. Он молниеносно прыгнул вперед, а когда отскочил назад, его клинок был обагрен кровью до половины.

Мани, вспрыгнувший к Таугу на плечо, прошептал:

— Слабые должны держаться по возможности ближе к противнику, а сильным надо стараться не подпускать их к себе. Странная битва, ты не находишь?

Тауг сам удивился своим словам:

— Они похожи на быков, отбивающихся от мух.

— Сэр Гарваон полоснул своего противника по кистям. Отлично! Гарваон действует расчетливо и ловко.

Мани говорил Таугу прямо в ухо, но ангриды-зрители ревели столь оглушительно, что разобрать слова было трудно. Сам Тауг понизил голос:

— Разве твое место не рядом с королем?

— Леди Идн бурно размахивала руками и случайно скинула меня с плеча. Я вернусь, когда все закончится. Смотри! Гарваон повержен!

Да, он действительно лежал на земле — и Тауг, задохнувшись от ужаса, на мгновение исполнился уверенности, что сейчас Битергарм рассечет поверженного рыцаря пополам. Но вместо этого великан повернулся — медленно, как вращаются каменные жернова мельницы, — чтобы прийти на помощь Скоэлу.

Мечи ангридов рубили снова и снова, мерно взлетая и падая, точно цепы молотильщиков. Сверкающий клинок Свона — смазанный маслом клинок, до блеска отполированный Таугом только сегодня утром, — раз за разом молниеносно вылетал вперед, язвя противника.

Злобно рыча и изрыгая проклятия, ангриды-зрители стали подступать ближе; Тауг и Мани забрались на тюки сена, нагроможденные на стоявшую поблизости телегу.

— Уродливый пытается зайти Свону за спину, — заметил Мани.

— Они оба уродливые. — Тауг старался говорить спокойным тоном.

— По-настоящему уродливый.

По-настоящему уродливым был Битергарм, и он продолжал двигаться влево, пусть медленно и неуклюже, все дальше и дальше оттесняя Свона, занятого схваткой со Скоэлом. Охваченный ужасом, Тауг увидел, как Свон подступил слишком близко к одному из зрителей, который толкнул его в спину навстречу Скоэлу.

Страшный удар огромного меча, пришедшийся по щиту Свона, сбил последнего с ног и отшвырнул далеко в сторону. Ангриды-зрители попытались расступиться, но не успели. Свон ударился о ноги двоих великанов и отлетел под телегу.

Гиллинг с горько плачущей Идн на плече грузной поступью вновь вышел на середину двора. Он поднял руки, требуя тишины, — и смех, торжествующие крики и проклятия ангридов постепенно стихли. Вистан стоял на коленях подле Гарваона. Тауг запоздало осознал, что его место рядом с хозяином, который, возможно, еще жив, и принялся слезать с телеги.

Рука, превосходящая размером любую человеческую, подхватила Тауга с тюков сена и подняла выше, чем он находился прежде.

— Вот он, ваше величество. Кота прибрал слуга, к нему приставленный. — Голос принадлежал Тиази.

— Я… я поймал Мани для вас, ваше величество. — Тауг судорожно сглотнул, гадая, поверит ему король или нет, а если поверит, будет ли это иметь значение. — Он бегал один, и я испугался, как бы на него случайно не наступили.

Идн, по-прежнему сидевшая на плече Гиллинга, протянула руку.

— Дай кота мне, оруженосец. Я позабочусь о нем. — На щеках у нее еще не высохли слезы, и в голосе слышалось отчаяние — однако голос этот не дрожал.

— Я не хочу кидать Мани.

Идн сделала повелительный знак рукой.

— Тиази? Так вас зовут? Поднесите их ко мне, Тиази.

Тиази подчинился, и Идн взяла у него жалобно мяукающего кота.

— А теперь поставьте оруженосца на землю, — сказала Идн.

Тиази опустил руку, но продолжал держать Тауга за шиворот на весу.

Рев Гиллинга раскатился по двору:

— Ну ладно, мы изрядно развлеклись. Битергарм! Скоэл! Подите сюда!

Они подошли; первый лизал глубокую рану на запястье, а второй был залит собственной кровью.

— Вы показали себя героями, — сказал Гиллинг, — и вы и есть истинные герои. Ну, сыны Ангр, что вы скажете этим двоим? Давайте вспугнем ворон!

Ангриды вопили до хрипоты, чествуя победителей. Когда крики начали стихать, один из железных кронштейнов с факелом сорвался со стены и с грохотом упал на камни, в клубах известковой пыли. Тауг, который видел и слышал падение, заметил также, что факел откатился в сторону, хотя обратил на это не больше внимания, чем ангриды.

— Теперь прошу тишины! — Гиллинг поднял руки. — В ознаменование нашей победы…

— О вашей победе говорить рано!

Голос принадлежал Гарваону. Он был без шлема, с окровавленной повязкой на голове. Он отбросил прочь свой расколотый щит и левой рукой выхватил из ножен длинный кинжал с широкой гардой.

Тауг, по-прежнему болтавшийся в руке Тиази, испустил приветственный клич. Несколько секунд, показавшихся мучительно долгими, по двору разносился лишь один голос: воодушевляющие крики юного оруженосца, висящего в воздухе рядом с коленом великана. Потом к Таугу присоединился Вистан; и Идн, по-прежнему сидевшая на плече Гиллинга и державшая в руках Мани, тоже закричала, пронзительным, истеричным голосом обезумевшей от радости женщины, ибо Свон вылез из-под телеги и стал рядом с Гарваоном. Правая скула Свона, разбитая в кровь, посинела, а правый глаз заплыл, но он крепко сжимал меч в руке.

Воздух потемнел, когда факел за спиной Тиази погас.

К приветственным крикам присоединился Бил, а также лучники и тяжелые всадники Гарваона, которые проделали столь долгий путь и дрались столь отважно, а также слуги, которые стали лучниками и всадниками, поскольку у отряда не оставалось иного выбора, как сражаться, а кроме них, сражаться было некому. Папаунс, в нарядном ало-голубом камзоле с прорезями, взятом в Утгард для ношения при дворе, стоял над бездыханным телом Крола и орал во все горло, побагровев от натуги; и Эгр, обычно такой тихий и сдержанный, прыгал и вопил, как мальчишка.

Воодушевленные крики перекрыл громкий звон металла о металл, а поблизости раздался новый, приглушенный голос: «Господин Тиази». Голос был хриплый, но определенно женский. Тауг вытянул шею и увидел стоящую рядом с Тиази женщину, выше которой не встречал никогда в жизни. Как большинство великанов, она была почти голая; на самом деле длинные огненно-рыжие волосы прикрывали ее наготу в большей мере, нежели лохмотья, на ней надетые. В отличие от ангридов (даже для своего гигантского роста имевших несоразмерно толстые руки и ноги), ее конечности были длинные и костлявые, как ноги у цапли: казалось, она стоит на ходулях.

— Господин Тиази, это плохое место и плохое время.

— Ты?… — Он коротко взглянул на нее и сразу отвел глаза. — Ты не истинная дочь Ангр.

Она рассмеялась — словно монеты зазвенели в золотой чаше.

— Нет, я всего лишь глупая женщина, решившая, что может обмануть вас. Хотя я видела ваших соплеменниц в Йотунхоуме. Бедные создания! Женщины, похожие на ломовых лошадей, с мясистыми, оплывшими лицами. Благодарю вас.

Тиази отпустил Тауга и снял с себя длинный плащ. Невероятно высокая женщина взяла плащ и накинула на плечи.

— Тебя изнасилуют, — пробормотал Тиази, — коли увидят.

— Неужели они примут меня за рабыню?

Сейчас Свону грозила смертельная опасность, и больше Тауг ничего не слышал. Казалось, Мечедробителю потребовался целый час, чтобы покинуть ножны, а ногам Тауга (ступавшим неуклюже в слишком больших сапогах, найденных для него Поуком) потребовалось еще столько же времени, чтобы донести своего хозяина до места схватки. Сжав Мечедробитель обеими руками, он изо всей силы нанес удар по колену, находившемуся на уровне его подбородка, а потом мельком увидел блеск стального клинка и почувствовал, как горячая кровь хлещет из раны.

Сгустилась тьма, снежные хлопья вихрями носились в воздухе, и мелькали обнаженные мечи — не только Скоэла и Битергарма, не только Гарваона и Свона, а и многих других воинов, — и боль была ужасной, но словно чужой. Один раз Тауг увидел, как некое темное существо сбило со стены один из последних факелов. А в другой раз заметил занесенный над ним клинок длиной с копье и вскинул руку, понимая, что Мечедробителю никогда не переломить такой меч, который сокрушит все на своем пути, прежде чем обрушится на него, словно падающее могучее дерево. Что-то темное и прозрачное (ибо Тауг по-прежнему различал кисть великана) сомкнулось на запястье руки, сжимавшей огромный меч, а еще что-то обвило шею ангрида. И сквозь дикие вопли и яростный звон клинков до него донесся тошнотворный хруст переламываемой кости.

Великан рухнул наземь, едва не подмяв Тауга под себя. Поначалу Тауг подумал, что это Битергарм, но потом увидел откатившуюся в сторону корону.

— Похоже, там был еще один великан, — превозмогая боль и с трудом шевеля губами под повязкой, сказал Тауг Поуку позже, когда они вместе с оставшимися в живых товарищами заперлись в центральной башне. — Великан, которого другие великаны видели не лучше, чем я, и он сражался за нас. Это был Орг?

— Ты все правильно понял, — ответил Поук. — Зачем меня спрашивать, приятель?

— Тогда я о нем не подумал, — признался Тауг. — Я не вспоминал о нем, покуда сэр Свон не отправил меня на поиски леди Идн. Полагаю, Орг путешествовал с нами все время, только я ни разу его не видел.

Поук хихикнул:

— Его увидеть непросто, приятель. Даже мне, который знает все повадки малого.

— О Тунор! — Тауг был готов откусить себе язык. — Я не хотел… не хотел тебя обидеть.

Поук фыркнул.

— Думаешь, я слепой? Я слышал, как ты говорил это.

— Так ты не слепой!

— Только не я, дружище. Но приходилось притворяться. Один глаз действительно слепой. Видишь?

Тауг кивнул, а потом — не вполне уверенный, что Поук действительно видит, — сказал:

— Да. Да, вижу. Он… он белый.

— Ага, точно пролитое молоко. Так Ульфа говорит. Меня называют Поук Мертвый Глаз.

Тауг снова кивнул.

— А другой глаз прикрыт веком. Присмотрись получше. Тауг присмотрелся:

— Он тоже белый… нет, это настоящий глаз. В смысле зрячий.

— Но ты думал, я слепой, верно? Сейчас я подниму веко пальцами.

Глаз Поука казался белым и слепым, но в следующий миг вдруг стал карим и зрячим.

— Ты его закатываешь!

— Ты и здесь все правильно понял, приятель. Они пригнали целую толпу рабов, и великан, который ослеплял, все ворчал, что работы невпроворот, а у некоторых после начинается кровотечение, и они помирают. Ну, я и говорю — мол, со мной у тебя хлопот не будет, приятель, и показываю то же самое, что ты видел. Я и так слепой, говорю, и он переходит к следующему. Вот счастье-то! Да уж, я в жизни не был так счастлив. — В смехе Поука слышалось ликованье. — Выпивка? Да выпивка здесь и рядом не стоит!

— Я тоже счастлив, — сказал Тауг. — Я счастлив прямо сейчас.

— Ты славный малый. Бравый малый, и, может, я когда-нибудь покажу тебе Орга.

— А он не попытается напасть на меня?

Поук ненадолго задумался:

— При мне — нет. А так… право, не знаю. С ним лучше держать ухо востро.

— Мани однажды пытался рассказать о нем леди Идн…

Тауга прервал Свон:

— Мы собираемся в зале. Все мы, за исключением часовых. Ступайте туда.

В отсутствие большого количества ангридов огромный зал казался почти гостеприимным. На столах оставалось в изобилии яств и напитков, и, хотя многие блюда уже были наполовину опустошены, а значительная часть вина и пива выпита или расплескана, Поук с Таугом изрядно подкрепились, прежде чем подошли к громадному камину, где смешанная толпа людей и ангридов теснилась вокруг внушительно возвышавшегося над всеми Тиази.

— Вы последние? — спросил Бил.

— Пожалуй, сэр, — ответил Поук. — Может, еще один-другой подтянется.

Бил прочистил горло:

— Мы с лордом Тиази провели переговоры. Сэр Свон, это все наши люди, каких вы нашли?

— Да, ваша светлость. Возможно, сэр Гарваон приведет еще кого-нибудь. Я не знаю.

Свон осмотрелся по сторонам в поисках табурета и, ничего не найдя, уселся на каменную плиту перед камином. Голова и руки его были обмотаны бинтами, и Тауг понял, что он изнеможден до крайности.

Похоже, Бил тоже понимал это.

— Ваши раны, наверное, болят, сэр Свон.

— Не особенно, ваша светлость.

— Если вы предпочтете удалиться куда-нибудь, где сможете отдохнуть?…

— Я сейчас отдыхаю, ваша светлость. Оруженосец сэра Гарваона и… и другие промыли и перевязали мои синяки и ссадины.

— Как вам угодно. — Бил обвел взглядом великанов. — Я беру слово первым, поскольку здесь и сейчас мы превосходим вас численностью. Только по этой причине, и ни по какой другой.

Тауг почувствовал легчайшее прикосновение к своему плечу. Он обернулся и увидел рыжеволосую девушку, которая держала в руках большую чашу, скромно потупив в нее взор.

— Выпейте, — прошептала она.

Охваченный подозрением, Тауг приподнял рукой подбородок девушки и увидел желтый огонь, полыхающий в глазах. Ее губы беззвучно прошептали: «В вине моя кровь. Она исцелит вас». Он кивнул, взял чашу и подошел к Свону. Опустившись на колени, он протянул сосуд своему господину.

— Таким образом, наш статус не изменился, — говорил Бил. — Я нахожусь здесь в качестве посла нашего короля.

Свон опустошил чашу и поставил на пол, коротко кивнув.

— Лорд Тиази по-прежнему остается главным королевским министром. Наши страны не воюют.

Бил взглянул на Тиази, который кивнул.

— Король Гиллинг лежит в своей опочивальне, — продолжал Бил, — и я молюсь о том, чтобы он восстановил свои силы и оправился от ран. За ним ухаживает леди Идн с двумя своими служанками и еще пятью женщинами… — Бил на мгновение умолк, подбирая подходящие слова, — … состоящими на службе в этом замке.

— Моя жена там, — прошептал Поук.

— В этих сложных обстоятельствах желания лорда Тиази совпадают с нашими. Мы желаем сохранить жизнь королю, укрепить его престол и найти предателя, напавшего на него со спины. Лорд Тиази.

Тиази выступил вперед. (Увидев обоих рядом, Тауг решил, что Тиази в три раза выше Била.) Тиази заговорил низким, звучным голосом:

— Я первый министр и доверенный слуга его величества. Присутствующие здесь сыны Ангр знали это и раньше, а вы, южане, узнали сейчас. В отсутствие короля я исполняю его обязанности. Когда он недомогает, как в настоящий момент, один только я вправе исполнять его обязанности. Кто-нибудь желает оспорить такое мое право?

Он пристально смотрел на ангридов ровно столько времени, сколько потребовалось Таугу, чтобы глубоко вздохнуть, а потом, поскольку никто не подал голоса, перевел взгляд на людей Била.

В зал вошел Гарваон, один, и, после минутного колебания, сел рядом со Своном.

— Во время схватки появилась эльфийская женщина, — продолжал Тиази. — Она предупредила меня об опасности, грозящей его величеству, и настойчиво посоветовала увести его прочь. У меня есть друзья среди эльфов. — Он выдержал паузу, словно ожидая возражений, и обвел слушателей цепким взглядом. — Но лучше ее друга нет. Когда я отыскал его величество, он лежал на земле, пораженный неизвестной рукой. Нам удалось отнести его в замок и уложить в постель. — Ледяная улыбка играла на губах Тиази. — Мы с лордом Билом провели совещание по поводу покушения на жизнь короля. Лорд Бил опасается, что среди вас, южан, есть изменник.

— Предавший короля Арнтора, — пояснил Бил, — который никогда бы не одобрил такого подлого и трусливого нападения.

Тиази кивнул:

— Я же, со своей стороны, опасаюсь, что изменником является один из наших соплеменников. Недавно в Йотунленде был мятеж. Может статься, сейчас снова начинается восстание. Вот почему мы заперлись здесь. Надеюсь, наши люди не знают, что король ранен. Возможно, убийца думает, что он умер. Коли так, он выдаст себя через день-другой. В любом случае неосведомленность людей играет нам на руку. С вашей помощью я намерен сохранять положение дел в тайне по возможности дольше.

Свон прочистил горло.

— Вы позволите мне высказаться, милорд?

Тиази кивнул.

Свон поднялся на ноги:

— Вы подозреваете одного из нас.

— Нет. — Тиази помотал головой. — Ваш собственный господин подозревает. Я допускаю, что он может быть прав, хотя сам считаю иначе.

— Тем больше у меня оснований поклясться честью рыцаря, что я не нападал на вашего короля. Вы занимаетесь магией, милорд. Так мне сказали.

— Я так называемый мастер магии.

— Нельзя ли обнаружить убийцу с помощью вашего искусства?

Тиази нахмурился:

— Я пытался, но безуспешно. Через минуту-другую я намерен предпринять еще одну попытку.

— Я мало сведущ в магии. — Свон немного поколебался. — Раньше я был оруженосцем сэра Эйбела, и именно он посвятил меня в рыцари.

— Я не знал, и я рад слышать это.

— Прежде чем мы явились в пиршественный зал, дабы преподнести вашему королю дары нашего короля, я услышал, как благодаря магии вам стало известно, что для укрепления своей власти вашему королю следует взять на службу сэра Эйбела. — Свон вопросительно посмотрел на Гарваона, и Гарваон кивнул. — Полагаю, он устроил имевшее место состязание, чтобы посмотреть, способны ли мы заменить сэра Эйбела. Если это было испытание, то мы его выдержали.

— Скажу прямо. — Тиази наклонился к ящику с дровами, вытащил оттуда бревно длиной в два человеческих роста и бросил в огонь, подняв облако искр и пепла. — Дух, с которым я общался, не назвал ни вас, ни вашего приятеля.

— Сэра Гарваона.

— Он ни словом не упомянул ни об одном из вас. Я не ставлю под сомнение вашу отвагу или ваше мастерство. Они достойны самых высоких похвал. И я не обвиняю вас в покушении на жизнь его величества. Я просто говорю, что, по моему мнению, вы не можете заменить сэра Эйбела. Я прямо так и сказал его величеству, когда он предложил провести злополучный бой, в котором вы участвовали.

— Я согласен, — кивнул Свон, — и хочу предложить послать кого-нибудь за сэром Эйбелом. Ваша магия показала, что именно так следует поступить, и, мне кажется, ваша магия права. Я готов отправиться за ним.

Тиази обратился к Билу:

— Если проверка подтвердит его невиновность…

— Нет, — сказал Бил. — По крайней мере, не раньше, чем состоится бракосочетание.

Глава 13 ТРЕТИЙ РЫЦАРЬ

Облака самых разных фантастических очертаний проплывали над моей головой, и тогда я еще не видел в них прекрасных ландшафтов Ская; однако они предсказывали мое будущее, насколько такое казалось возможным.

Я закрыл глаза, охваченный желанием вновь увидеть те пророческие облака и то ясное мирное небо, но не увидел ничего, помимо тьмы. И только в воображении моем плыл летучий замок Вальфатера. В небе надо мной сияли звезды. Если облака суть горы и луга оверкинов в Скае, не являются ли звезды страной прекрасных крылатых существ вроде Майкла? Нет, поскольку звезды — полевые цветы на лугу Леди…

— Господин?

В моем сонном состоянии мне понадобилось секунд десять (или минут), чтобы осознать, что обращаются ко мне.

— Господин? — Крылатая фигура склонилась надо мной, загораживая звезды. Крылья сократились в размерах, отвратительное рыло постепенно превратилось в лицо.

— Химера? Какие у меня могут быть дела с химерами?

— Я Ури, господин. Замышляется заговор, и я прилетела сообщить вам об этом.

Я сел и увидел, что Гильф уже на ногах и слегка щерится.

— Если вы выслушаете меня, господин, не задавая никаких вопросов, покуда я не закончу, получится быстрее.

Я кивнул.

— Вы знаете Гарсега. Он учил вас. Вы думаете, он лгал, прикидываясь одним из водяных эльфов. Однако он не прикидывался, хотя и обитает в Муспеле. Морские эльфы радушно приняли Гарсега и почитают больше, чем своего короля, называя отцом. Так разве он обманывает, принимая обличье одного из них?

— Если мне нельзя задавать вопросов, — сказал я, — тебе тоже лучше от них воздержаться.

— Как будет угодно господину. И в столь омерзительном виде я все равно остаюсь вашей рабыней. — Ури опустилась на колени. — Как и рабыней Гарсега. На самом деле я служу моему господину, поскольку такова воля Гарсега. Мой господин помнит, что, когда мы с Баки болели на острове Глас, он оставил нас на попечение Гарсега. Явившись в обличье Сетра, он наказал нам служить вам: мы, которые были его рабынями, теперь должны стать вашими. Он запретил нам говорить вам о своем подарке, ибо предпочитает хранить в тайне свои добрые дела.

— Ты просила не задавать вопросов, — сказал я, — и я не стану ни о чем спрашивать. Но у меня есть одно замечание. Ты нарушила запрет.

— Если он накажет меня, я вытерплю — во всяком случае, постараюсь. Если вы накажете меня, я сделаю то же самое. Я нарушила запрет, поскольку возникли чрезвычайные обстоятельства, которых сам Гарсег, пусть он и мудрейший из мудрых, не мог предвидеть. Я не стану спрашивать, был ли он вам другом; ответ вам известен. И не стану спрашивать, поклялись ли вы убить Кулили ради него. Вы поклялись, и хотя вы знаете это лучше меня, господин, я тоже знаю наверное.

Я пошарил рукой в темноте и нашел Этерне.

— Он призывает меня.

— Нет, господин, не призывает. Разве я не упомянула о заговоре? Заговор составляет моя сестра.

— Переходи к делу! — прорычал Гильф.

— Я не служу собакам, — заявила Ури, — даже тебе.

— Недостойна!

Она тяжело вздохнула, и во вздохе слышалось невыразимое отчаяние.

— Теперь мы знаем, какого мнения обо мне ваш пес, господин. Возможно, вы согласитесь с ним, раз я предаю сестру.

Я закутался в одеяло, поскольку дул холодный ветер.

— Баки замышляет натравить вас на Гарсега. Для этой цели она попыталась убить короля Гиллинга, который сейчас находится при смерти. И для этой цели она заручилась содействием Тауга и его сестры. Ведьмин кот тоже помогает, судя по всему. Теперь, когда я все рассказала, господин, вы дадите мне слово, что никогда не убьете Гарсега? И не попытаетесь?

— Нет.

Я лег на спину и уставился на звезды.

— Разве вы не давали Гарсегу слово? Выступить против Кулили? В одиночку, коли придется? Слово чести?

— Давал. Он призывает меня?

— Нет, господин. — Голос Ури звучал еле слышно, словно доносился издалека. — Он слишком боится вас, господин.

Для одного костра нас собралось слишком много, но Воддет и Йонд, рыцарь Леопардов и Вальт ели у моего вместе с Хелой, Хеймиром, Гердой, Бертольдом Храбрым и Ансом, который и развел костер. Положив мясо на свой деревянный поднос и наполнив вином флягу, я сказал:

— У меня есть новость. Возможно, она имеет для нас огромное значение, а возможно, ничего не значит — я не знаю. И не знаю, соответствует ли она действительности. Меня заверили в достоверности сведений и не обязали держать их в тайне, а потому было бы ошибкой не поделиться с вами. Решайте сами, верить или нет.

— Когда вам сообщили новость? — спросил рыцарь Леопардов.

— Прошлой ночью.

Я подцепил кусок мяса кончиком кинжала и отправил в рот.

— Нужно выставить дозорных порадивее. В карауле стояли мои люди.

— Я не говорю, что они спали, — сказал я.

Воддет перевел взгляд с одного на другого.

— Кто принес новость?

— Вам обязательно надо знать? Мой ответ повлечет за собой лишние споры.

— Я ни слова не скажу, — заявил Воддет.

Хела проглотила огромный кусок мяса.

— Он не доверяет вестнику. А мне, дражайший рыцарь, вы доверяете?

Воддет вспыхнул:

— Да. Хотя ты не благородных кровей, ты поистине благородная дева, я знаю.

— Что касается крови, то я вашу видела. Вы считаете мое происхождение презренным. А сэр Эйбел, присутствующий здесь мудрейший рыцарь, разделяет такое мнение? В моих жилах течет кровь Имира, ибо она текла в жилах моей прародительницы Ангр. Разве вы не говорили мне однажды, что обагрили руки по локоть в той крови? В той презренной крови?

Я кивнул, ибо рассказывал Хеле о своих приключениях в Скае.

— Говори лучше в «смертоносной крови».

— Вы очень добры. — Она снова повернулась к Воддету. — Дорогой рыцарь, будучи вашей преданной слугой, я советую вам не задавать вопросов, если только вы не готовы принять на веру любой ответ. Смертоносная кровь? Я вижу здесь смертоносные мечи. Смерть какого из воинов вы хотели бы увидеть?

— Никакого. — Воддет удрученно улыбнулся. — Сообщите вашу новость, сэр Эйбел, коли она не вызовет ссоры.

Я отхлебнул вина, опустил флягу, а потом отпил еще глоток.

— Мы договорились, что если войско ангридов двинется на юг, мы выступим против них вместе, хотя вы с сэром Леортом являетесь моими пленниками.

Воддет и рыцарь Леопардов кивнули.

— Моя новость имеет отношение к нашему уговору, если она достоверна. На самом деле она имеет к нему отношение, даже если не соответствует действительности, но принимается на веру. Она заключается в том, что король ангридов тяжело ранен и находится при смерти.

Бертольд Храбрый не поднял слепых глаз, но голос его прозвучал возбужденно:

— Кто это сделал?

— Сестра моей вестницы. Так она сказала.

— Рабыня? — решилась спросить Герда.

— Да, но не короля Гиллинга и не любого другого великана.

— Вы ее знаете, сэр рыцарь, — сказала Хела. — Ваш голос говорит об этом убедительнее всяких слов.

Я кивнул.

— У меня нет сестры, чему я очень рада. Сестры вечно выдают тебя с потрохами. Вы ее знаете, и она ваш друг. Как по-вашему, она способна на кровавое деяние? На убийство государя?

— Пожалуй, — медленно проговорил я. — Если ее привели в ярость или отчаяние, она могла пойти на такое. Если, например, некоему юноше грозила смертельная опасность. Если у нее имелись веские причины.

— У меня еще один вопрос. — Хела ухмыльнулась, показав кривые зубы во рту размером с ведро. — Но прежде я хочу поблагодарить вас за ваше снисходительное ко мне отношение. Коли оно объясняется единственно вашим уважением к достоинствам сэра Воддета, ну и ладно. Обращайтесь со мной так и дальше. Почему ее сестра поспешила сюда, чтобы сообщить вам новость? Вы знаете?

— Вижу, мне придется рассказать вам больше, чем хотелось бы. А в награду я получу от Хелы совет — во всяком случае, надеюсь получить. Если ее совет будет столь же дельным, как ее вопросы, он будет многого стоить.

Анс кивнул и придвинулся поближе, чтобы лучше слышать.

— Есть такой человек по имени Гарсег. То есть он не человеческое существо. Мы же признаем, что родитель Хелы не был человеком?

— Я человек, — заявил Хеймир. — Такой же, как вы.

— Я этого не отрицаю. — Я старался говорить мягким тоном. — Но Хюмир не был человеком. Каким бы он ни был хорошим, смелым или великодушным. И упомянутый Гарсег тоже не человек.

Я помолчал, ожидая дальнейших возражений, но все молчали.

— Он не раз выручал меня. Я многим ему обязан. Я думаю, он поступал так, чтобы заручиться моим обещанием — как он и сделал в конечном счете — выступить против одного врага. Врага, с которым я в жизни не стал бы сражаться, будь у меня выбор.

Рыцарь Леопардов спросил, что меня тревожит.

— Вы знаете о женщине, которую я люблю. Она находится там же, где Гарсег, и я хотел бы быть с ней сейчас.

— Так отправляйтесь к ней! — воскликнул рыцарь Леопардов. — Или вы единственный человек в Митгартре, который не знает легенды о рыцаре и повозке?

— Я поклялся оставаться здесь до середины зимы. Я также связан клятвой, данной величайшему и лучшему из людей. Только благодаря ему я оказался в такой близости от своей возлюбленной, как сейчас.

— Скажите, сэр рыцарь, вы больше думаете о своей чести или о своей возлюбленной? — В улыбке Хелы сквозило некое подобие жалости. — Подумайте хорошенько, прежде чем ответить.

— За одну ее улыбку я готов выбросить всю свою честь в сточную канаву, — сказал я. — Да, и растоптать. Но могу ли я попросить ее выйти замуж за обесчещенного рыцаря?

Пытаясь понять меня, рыцарь Леопардов сказал:

— Вы дорожите ее честью больше, чем своей. Вы готовы умереть, защищая честь возлюбленной.

— Но послушайте, — начал Воддет, — при чем здесь?…

— Мы поговорим об этом в свое время. Позвольте мне закончить. Моя любимая находится там же, где Гарсег. Вестница, приходившая ко мне ночью, сказала — мол, ее сестра хочет, чтобы я убил Гарсега. И просила меня поклясться, что я не сделаю этого.

— Все непостижимее и непостижимее, — пробормотала Хела. — Хорошо бы, эта жалкая чаша была хоть вполовину такой глубокой, как эта тайна. — Она протянула чашу Воддету, и он подлил ей вина.

— И вы поклялись, сэр? — спросила старая Герда.

— Нет, мать. Я уже надавал достаточно клятв. Я хочу быть с женщиной, которую люблю. — Я вздохнул. — Если я уничтожу Гарсега, возможно, она попытается убить меня. Я с радостью приму смерть.

— Мы не разделим вашей радости, — громко заявил Бертольд.

— Несмотря на свое ранение, — сказал Воддет, — я откажусь от своего слова и сам убью вас, если вы не перейдете к существу дела. Король Йотунленда тяжело ранен. Так вы сказали — разве нет? Какое это имеет отношение к нам?

— По-вашему, они могут обвинить в покушении на Гиллинга моего родственника? — спросил рыцарь Леопардов.

— Ангриды совершали на нас набеги малочисленными отрядами, — пояснил я. — По двадцать человек, а чаще по десять — пятнадцать. Именно таким набегам и рассчитывал положить конец ваш родственник, придя к соглашению с королем Гиллингом. Бертольд, тебя взяли в плен ангриды. Сколько их было?

Бертольд Храбрый задумчиво потеребил бороду:

— Великанов, которым меня выдали разбойники, было восемь.

— А как насчет тебя, Герда? Сколько ангридов захватили тебя?

— Ох, мама родная, не могу сказать, сэр, столько лет уж минуло.

— Двадцать?

— Да что вы, сэр! Гораздо меньше. Пятеро, наверное. Или шестеро. Несколько убили, сэр, ибо наши мужчины сражались. Вы спрашиваете, сколько ангридов пришли или сколько ушли? Пришли человек десять.

— Бертольд, Герда. А как насчет пяти сотен? Не кажется ли вам такое число уму непостижимым?

Бертольд Храбрый лишь потряс головой — то ли отрицательно, то ли растерянно. А Герда сказала:

— Знаете, сэр, я никогда не видела столько великанов разом, но когда я вспоминаю всех, кого видела в одно или другое время, мне всегда представляются сотни. И даже тысячи.

— Хела? Вероятно, мне следовало спросить тебя первой.

— Насчет численности-то? По-моему, пять сотен — не так уж много. Мы с братом постоянно болтались на этой дороге и один раз видели отряд из пятидесяти ангридов, а в другой раз — из двадцати. Поднимите глаза, вы, отважные рыцари. Кто там летит над нами?

— Гуси, — ответил рыцарь Леопардов. — Но они слишком высоко, мне стрелой не достать.

— Сколько всего?

— Ну где-то тридцать.

— Сорок, — предположил Воддет.

— Сорок три, а вместе с вожаком сорок четыре. Сорок четыре, которых видим мы трое, поскольку доблестный сэр Эйбел не желает смотреть. Как по-вашему, рыцари, сколько всего гусей в мире? Сотни?

Все молчали, пока Хела одним глотком ополовинила свою чашу вина, поперхнулась, закашлялась, а потом опустошила чашу до дна.

Наконец я сказал:

— Ну хорошо, пусть будет одна сотня, и не больше. В силах ли мы выстоять против сотни ангридов? Мы трое, Гильф, и подданные Леопардов, и подданные Солнца. И еще Хела, Хеймир и Анс. Готовы ли мы?

Наступившее за моими словами тяжелое молчание нарушил рыцарь Леопардов:

— А вы готовы, сэр Эйбел? Вы готовы повести нас в бой? Ответьте честно.

— Я дал клятву удерживать это ущелье, — сказал я.

— Всадник на загнанной лошади, сэр Леорт!

Рыцарь Леопардов сложил ладони раструбом у рта:

— Один?

Последовала долгая пауза, в течение которой к нему успели подбежать Воддет, Вальт и Йонд.

— Совсем один, сэр!

— И едет с севера? — Вальт обращался сразу ко всем и ни к кому в отдельности. — Разве великаны ездят на лошадях?

Йонд помотал головой:

— Они слишком большие для этого.

Рыцарь Леопардов знаком велел ему замолчать.

— С чего ты взял, что лошадь у него загнана?

Воддет фыркнул:

— Она пытается перевести ее на рысь, сэр!

Рыцарь Леопардов открыл рот, потом закрыл и уставился на Воддета, который (с выражением крайнего недоумения на честном лице) в свою очередь уставился на него.

— Женщина? — пробормотал Валт.

Рыцарь Леопардов резко развернулся кругом:

— Приведите моего коня!

К северу от ущелья Военная дорога круто уходила вниз, спускаясь по горному склону частыми петлями, и рыцарь Леопардов галопом преодолевал опасные повороты один за другим, и камни, выбиваемые копытами могучего пятнистого жеребца, летели в бездонную пропасть.

Последний поворот извилистой дороги уже остался позади, когда он наконец увидел всадника; и в следующий миг она (сидевшая на загнанной лошади, темной от пота) оказалась так близко, что они едва не столкнулись. Она пронзительно вскрикнула и, увидев щит рыцаря Леопардов, залилась слезами.

Он проворно спешился и бережно снял ее с седла, как не раз делал в далеком прошлом, когда сам был не старше Вальта, а она была прелестной девочкой с горящими глазами и кудрями цвета воронова крыла.

Ослепительно белым был плащ герольда, принесшего мне вызов от Черного рыцаря, а изображенный на нем боевой конь был черным.

— Мой господин, — сообщил он нашему герольду, — направляется на север. Дело у него срочное, — он выдержал паузу и улыбнулся, — а кошелек тяжелый. Вот двадцать крупных золотых монет за то, чтобы ваш господин ушел с дороги.

— Я выступаю от имени сэра Эйбела Благородное Сердце, — холодно ответил наш герольд. — Мой господин, сэр Леорт Сэндхилл, остается с ним до уплаты выкупа.

Герольд Черного рыцаря приподнял бровь на толщину травинки:

— Разве вы не должны галопом мчаться на юг, за выкупом?

— За ним отправился другой человек. Вам, насколько я понимаю, придется самому скакать за выкупом для своего хозяина. Наш товарищ уехал много дней назад. Боюсь, уже слишком поздно просить, чтобы он привез выкуп и за вас тоже.

— В этом нет необходимости. — Герольд Черного рыцаря потряс кошельком из оленьей кожи, который предлагал минуту назад, и золотые монеты нежно зазвенели. — Мой хозяин платит вперед.

Герольд рыцаря Леопардов покачал головой.

— Вы не заглянете в кошелек, чтобы доложить о содержимом этому вашему сэру Эйбелу?

— Вам известно имя моего господина: сэр Леорт Сэндхилл. Я сообщил, что выступаю от лица рыцаря, взявшего над ним верх в поединке, сэра Эйбела Благородное Сердце. Мне хотелось бы узнать имя вашего господина и название его поместья — ибо человек, имеющий в своем распоряжении столько золота, наверняка таковым владеет, — прежде чем продолжать разговор.

Но они все же продолжили разговор, старательно избегая проявлений присущей всем герольдам взаимной вражды, прежде чем герольд рыцаря Леопардов вернулся ко мне.

— Он величает своего хозяина Черным рыцарем, — доложил герольд, — и отказывается называть имя. Равным образом он не желает говорить, по какому делу едет означенный рыцарь и как называется его замок.

Я задумчиво погладил подбородок.

— Я нарочно говорил не «замок», а «поместье», хотя видел широкий флаг. Я надеялся хитростью выманить ответ, но у меня не получилось.

— Он королевский рыцарь, ведущий вассальное войско под своим знаменем?

— Или особа поважнее. Он предлагает двадцать золотых монет. — Герольд кашлянул. — Я все проверил и пересчитал по его настоянию.

Я отмахнулся от предложения:

— Он не проедет. Скажи его герольду…

— Да, сэр?

— Что если его хозяин желает продолжить путь на север, он должен сразиться со мной или выбрать другую дорогу. — Я немного помолчал. — Я подумал о герольде сэра Воддета. Как его зовут?

— Хирвор, сэр.

— Он уехал четыре дня назад. Они встретили его по дороге?

— Нет, сэр. Возможно, с ним случилась неприятность. Но будем надеяться, они просто ехали другим путем.

— Надо будет спросить по окончании поединка. Твой хозяин еще не вернулся?

— Нет, сэр. Послать за ним верхового, сэр?

— Да не стоит, пожалуй. — Я сложил ладони рупором, как недавно делал сам рыцарь Леопардов. — Часовой! Северный пост!

— К вашим услугам, сэр Эйбел!

На кольчужном рукаве часового сверкнул солнечный блик, когда он взмахнул рукой.

— Ты видишь своего хозяина?

— Едет медленно, с путником!

Я кивнул и махнул рукой:

— Скажи Черному рыцарю, что я готов сразиться с ним.

Герольд явно расстроился:

— Я должен обо всем доложить вам, прежде чем вы начнете, сэр Эйбел. Во-первых, золото…

— Оно мне не нужно.

— Двадцать монет из восточного золота, все до единой крупные и блестящие. Я попробовал две на зуб, сэр, и они мягкие, точно кожа. На всех изображена голова какого-то каана.

— Сэр Воддет знает Черного рыцаря? Или кто-нибудь из отряда Воддета?

— Не знаю, сэр. Мне спросить?

Я кивнул. Анс, минуту назад подошедший к нам, сказал:

— Я спрошу, сэр. Я живо обернусь.

— Я последую за ним, с вашего позволения, сэр, — сказал герольд. — Возможно, сэр Воддет не пожелает разговаривать с такой деревенщиной. Но сначала, сэр, я должен сообщить вам, что Черный рыцарь бьется до смерти, и только до смерти. Он не признает права повторного поединка, а следовательно… — Герольд глубоко вздохнул, собираясь с духом. — Вы не обязаны сражаться с ним, насколько я понимаю. Бой до смерти — это война, а не узаконенный обычаем рыцарский поединок.

Я улыбнулся:

— Сэр Воддет тоже хотел биться до смерти. Разве это не кажется странным?

Герольд собирался ответить, но потом передумал и торопливо пошел прочь.

Облако медленно тронулась с места, и перед моим мысленным взором возникло видение меня самого, несущегося навстречу противнику с копьем наперевес. «Нет, — прошептал я, — да и не стоит мне утомлять тебя без особой нужды». Спешившись и взяв Облако под уздцы, я зашагал вперед и вскоре увидел герольда Черного рыцаря, а также самого Черного рыцаря, стоявшего рядом со своим вороным конем на расстоянии длинного полета стрелы от меня.

— У него череп на шлеме, — объяснил я Облаку. — Человеческий череп.

Гильф, следовавший за нами, прорычал:

— Кошачья хвастливость.

— Это мальчишество, — согласился я. — Мол, с ним лучше не ссориться.

— Для устрашения.

— Разумеется. Только мне не страшно. Помнишь, я запретил тебе вмешиваться, когда мы сражались с сэром Воддетом? Сейчас ты тоже не должен вмешиваться. Ты же не хочешь, чтобы я велел Ансу посадить тебя на цепь? — Я повернулся и прошептал Облаку: — Ты не должна поступать с этим рыцарем так, как поступила с сэром Воддетом.

В моем уме возник образ Облака — без седока, с опущенной головой.

Герольд Черного рыцаря вскинул руку:

— Сэр Эйбел! Мой господин готов к схватке. А вы?

— Буду готов через минуту, надеюсь!

Анс и наш герольд уже спешили ко мне. Глядя на них, я заметил Идн и рыцаря Леопардов. Я помахал рукой, и они оба помахали в ответ, Идн — белым шарфом.

— Они все говорили со мной, сэр. — Анс подбежал первым, задыхаясь и тяжело отдуваясь. — Окромя него, а он не желает даже смотреть на меня.

— Понятно. — Я положил руку на эфес меча и поставил ногу в стремя. — А что говорят остальные?

— Ничего, сэр. Только они так и говорят — мол, ведать не ведаем, а он вообще не желает со мной разговаривать.

— Они ничего не знают о Черном рыцаре, — доложил наш герольд. — Они так утверждают, и я им верю. Сэр Воддет наверняка знает, но говорить мне расположен не больше, чем вашему Ансу.

Я сел в седло.

— Я подъеду вон к тому валуну на обочине дороги и развернусь. Когда я буду готов — подниму копье.

В ожидании сигнала я рылся в памяти. Воддет знает Черного рыцаря, вне всяких сомнений. Воддет преодолел путь в невесть сколько лиг, чтобы одержать надо мной победу и тем самым предотвратить мою схватку с Черным рыцарем. Воддет мне друг, но кто такой этот рыцарь, от которого он хотел меня спасти? Я пытался вспомнить рыцарей из Ширвола. Я помнил только своих товарищей из дворца Леди, рыцарей из замка Вальфатера. Сэра Галаада, сэра Гамурета…

Нет. Воддет был готов убить меня при необходимости, чтобы только не допустить моего поединка с Черным рыцарем.

Горн и труба пропели одновременно, их чистые резкие голоса раскатились эхом по заснеженному скалистому ущелью. Я взял наперевес копье, вырезанное из ствола колючего апельсина и сквозь громовый топот копыт Облака услышал свист воздуха, рассекаемого драконом на моем шлеме.

Копье Черного рыцаря, направленное в глазные прорези моего шлема, в последний момент резко опустилось и ударило в мой щит с такой силой, что Облако пошатнулась. Мое собственное копье ударило в луку седла противника, и вороной конь тяжело рухнул на бок.

Я осадил лошадь, спешился и отдал копье Ансу. Черный рыцарь лежал неподвижно, и я заметил (как замечаешь зайца, пробегающего между двумя сходящимися войсками), что череп у него на шлеме треснул, потеряв часть лобной кости над глазницей.

Наш герольд стоял на коленях над Черным рыцарем и спрашивал снова и снова, сдается ли он.

Вороной с трудом поднялся на ноги; боевое седло, даже с наполовину оторванной лукой, по-прежнему удерживало седока, хотя тот бессильно заваливался набок, едва не падая с коня. Я похлопал герольда по плечу:

— Довольно. Он ранен или мертв. Давай поможем ему, коли сумеем.

Ко мне уже подоспели Воддет и Хела. В глазах Воддета стояли слезы. Мы трое сняли Черного рыцаря с седла и положили на промерзшую землю. Воддет с трудом проговорил:

— Вы сами снимете с него шлем, сэр Эйбел? Или мне сделать это?

Я потряс головой:

— Может, ты, Хела? В виде любезности нам обоим?

Она выполнила просьбу.

— Он не убит, добрые рыцари. Видите, веки дрожат? Жизнь еще теплится в нем.

Лицо Черного рыцаря было мертвенно-бледным, а волосы и борода седыми; мы с Воддетом упали рядом с ним на колени. Бертольд нашаривал поверженного рыцаря своей палкой. Хела сказала:

— Он такой же старый, как ты, отец. И у него лицо благородного господина.

Герольд Черного рыцаря начал:

— Знайте же, что мой господин — не кто иной, как…

Черный рыцарь закончил фразу голосом более твердым, чем можно было ожидать:

— Герцог Ширвола Мардер.

— Ваша милость. — Я опустил голову. — Я не знал.

— И не должны были знать, сэр Эйбел. У вас по-прежнему нет поместья? И денег тоже?

— Да, ваша светлость.

— Вам нет необходимости… Сэр Воддет? А вы что здесь делаете?

— Он поспешил вперед, — пояснил я, — опасаясь, как бы я не убил вас.

— Вы взяли верх над ним. — Мардер попытался сесть и с помощью Хелы преуспел в своей попытке. — Я хотел испытать вас, сэр Эйбел. Главным образом, проверить, можно ли вас подкупить. Вы выдержали оба испытания. — Он закашлялся. — Сам я, увы, второго не выдержал.

— Ваше копье грозилорасколоть мой шлем, — сказал я. — В последний момент вы его опустили.

— Разумеется, разумеется. Я же хотел испытать вас, а не ослепить. — Тут Мардер заметил Бертольда, и лицо его вытянулось. — Прошу прощения, сэр рыцарь. Я не хотел никого обидеть.

— Я всего лишь жалкий бедняк, сэр.

— Все эти люди… — Мардер огляделся по сторонам в легком замешательстве. — Эта… эта могучая дева. А там… самый огромный человек из всех, когда-либо мной виденных.

— Мой брат, ваша милость, — пояснила Хела. — И с позволения вашей милости, истинный человек, хотя и не шибко разговорчивый. А вон там стоит еще один доблестный рыцарь, ваша милость, славный сэр Леорт Сэндхилл.

Анс что-то прошептал ей на ухо.

— Этот верный слуга назвал имя дамы, что стоит рядом с сэром Леортом, дабы я могла представить ее вам, герцог Мардер. Это дочь лорда Била, по имени Идн.

Идн выступила вперед, с улыбкой протягивая руку Мардеру.

— Мы встретились при неприятных обстоятельствах, ваша светлость. Пусть же наше знакомство будет приятным. Мы — Идн, королева Йотунленда.

Глава 14 УТГАРД И РАВНИНА

Только-только начинало светать.

— Ангриды средних размеров смогут проходить лишь по одному, сэр Свон, — доложил сержант на ходу. — А у меня там три лучника и два меченосца.

Свон кивнул. Он, прихрамывая, шел за сержантом, а Тауг следовал по пятам за Своном.

Тяжеловооруженные воины уже обнажили мечи, и лучники приготовили стрелы. Казалось, все почувствовали великое облегчение при виде Свона. Когда сержант распахнул железную дверь, Тауг понял, о чем он говорил. В дверной проем могли пройти два пеших рыцаря плечом к плечу или проехать один конный, пригнув голову; но ангриду, находившемуся в холодном коридоре снаружи, пришлось сильно наклониться, и даже так он казался слишком высоким. Огромное бородатое лицо великана походило на видавший виды военный барабан: изборожденное шрамами, изрытое оспинами и усеянное бородавками; с перебитым носом и сверкающими глазами. При виде него Тауг вытащил из ножен Мечедробитель.

— Кто ваш король? — требовательно спросил Свон.

— Гиллинг. — Голос походил на грохот военного барабана. — Гиллинг — истинный король и прямой потомок Бергельмира.

Тауг не понял, лжет ли он, хотя внимательно наблюдал за глазами великана, завороженный и испуганный.

— И мы такого же мнения, — сказал Свон. — Входите, друг.

— А как насчет остальных?

— Скажите, чтобы они вернулись вечером.

— Я Шилдстар. Доложите королю.

— Его величество спят, — холодно ответил Свон. — Вы желаете войти — один — или нет?

— Я скажу им. — Шилдстар отступил на шаг. — Вам лучше закрыть дверь.

Она захлопнулась с громким лязгом, и два лучника задвинули огромный засов.

— Неужто король действительно женился на леди Идн? — Сержант говорил шепотом, хотя Шилдстар явно ничего не мог услышать, даже если сидел там на корточках, припав ухом к двери.

Свон бесстрастно кивнул.

— О Тунор!

— Она ухаживает за ним, — решился подать голос Тауг, — вместе с рабынями и своими служанками, поскольку ухаживать за больным такого размера нелегко. Я сочувствую леди Идн… мы все сочувствуем.

— Позови Тиази, — велел Свон Таугу.

Высокие — по колено — ступени погруженной во мрак лестницы, ведущие на верхние этажи гигантской каменной башни, казались бесконечными; пульсирующая боль в ране и тяжелое шарканье сапог безжалостно напоминали Таугу о крайней усталости, им владевшей.

Примерно через сотню ступеней он услышал еще чьи-то шаги и, хотя поначалу принял звук за эхо собственных шагов, отраженное от стен, вскоре понял, что ошибался. Кто-то — или что-то? — спускался навстречу по лестнице, легко переступая со ступени на ступень.

Воздух стал еще холоднее, и хотя Тауг кутался в толстый плащ, подаренный Идн, он не согревал. Увидев изумрудные глаза Мани, появившегося из темноты несколькими ступенями выше, он понял, что предвещает взгляд этих глаз.

— Это она, да? Ведьма?

— Моя любимая хозяйка, — торжественно объявил Мани.

— Ты так называешь леди Идн.

— Королева Идн тоже моя любимая хозяйка, — пояснил кот. — Моя преданность обеим безгранична.

Из темноты раздался голос:

— Мне принять обличье Идн?

— Да. — Тауг прислонился к стене, чувствуя острое желание присесть. — Если мы собираемся снова разговаривать, так будет лучше.

Идн, которая была не настоящей Идн, спустилась по лестнице — словно освещенная тусклым светом и окутанная тонкой дымкой.

— Король Гиллинг — мерзкое животное. — Мнимая Идн говорила голосом, похожим на голос зимы. — Он не должен обладать мной — я пришла, чтобы сказать тебе именно это. Я приведу сэра Эйбела, и, возможно, сэр Эйбел спасет меня.

— Сэр Свон готов на все, чтобы спасти вас, — сказал Тауг.

— И ты тоже. Ты еще не спал с женщиной.

Тауг помотал головой:

— Еще нет.

— Ты говоришь правду. Он правдивый человек, Мани?

— О да!

— Я видел, как это делается, — объяснил Тауг. — Я… знаю, что делать.

— Ты не видел, как король Гиллинг принимает невесту. Он будет лежать на спине, со стоящим членом.

Тауг неуверенно кивнул.

— Раздевшись донага, я стану ласкать член, словно мужчину-карлика. Смотреть зачарованным взглядом и растягивать рот в блаженной улыбке. Я умащу его благовонными маслами и стану говорить нежные слова, и целовать, и просить у него любви. И Гиллинг откликнется на мои ласки, расточаемые карлику. Извергнувшись, он окатит меня семенем, и я вознесу хвалы и вновь осыплю его поцелуями, благодаря за неземное наслаждение и умоляя не уходить.

— Леди Идн не станет этого делать. — Еще никогда в жизни Тауг не говорил с такой уверенностью.

— Если я не сделаю этого или выдам свое отвращение словом или жестом, я умру, — сказала мнимая Идн. — И я буду не первой женщиной, принявшей такую смерть, уж поверь мне. По-твоему, она не может родить Гиллингу ребенка?

— Я не желаю говорить об этом, — с усилием выдавил Тауг.

— Его семя осквернит ее лоно. Ты представляешь, какой она будет на сносях?

Мнимая Идн начала раздуваться. Тауг закрыл глаза, но обнаружил, что по-прежнему видит Идн — с чудовищным, уродливо вздутым животом и искаженным гримасой плача лицом. Незримые руки сорвали с нее одежду. Тауг крепко прижал ладони к глазам, чтобы не видеть крови; Идн у него под веками скорчилась от боли, содрогнулась всем телом и застыла неподвижно, распростертая навзничь.

Очнувшись, он обнаружил, что сидит, как и хотел с самого начала, сидит на холодном грязном полу лестничной площадки, раскачиваясь из стороны в сторону и горько рыдая.

— Этого еще не случилось. — Голос Мани, обычно совсем не добрый, звучал мягче, чем когда-либо. — И возможно, никогда не случится.

— Никогда, — сквозь слезы заявил Тауг. — Я не допущу такого. Я убью его. Пусть я совершу убийство, мне плевать, но я убью Гиллинга.

— Это не убийство. Возьми вон тот факел и раздуй пламя, пока оно не погасло. — Мани спрыгнул с нижней ступени марша на площадку и, к великому изумлению Тауга, потерся теплым пушистым боком об его колено. — Я совершу убийство, коли убью другого кота иначе как в драке. Ты совершишь убийство, коли убьешь, скажем, сэра Гарваона или лорда Била иначе как в честном бою. Но король Гиллинг похож на тебя не больше, чем Орг.

Внезапно испугавшись, Тауг вскочил на ноги:

— Он здесь?

— Орг? Понятия не имею.

— Но мне ведь не померещилось, правда? Когда сэр Свон и сэр Гарваон сражались с великанами. Там был Орг, и он срывал факелы со стен, чтобы ангриды его не увидели.

Мани зевнул, благовоспитанно прикрыв пасть черной лапой.

— Разумеется.

— И он… Он дрался за наших рыцарей? Поэтому они победили?

— Не знаю. В темноте началась такая свалка.

Тауг с трудом взобрался на ступень, с которой минуту назад спрыгнул Мани.

— Мне нужно позвать Тиази. Свон хочет его видеть.

— Ну так поторопись. Можно, я поеду на твоем плече?

Тауг протянул свободную руку:

— Залезай.

Когда они поднялись еще на дюжину ступеней, Тауг спросил:

— Так это Орг ранил короля?

— Не знаю, — ответил Мани. — Я не видел, как это случилось. — И через одну ступеньку добавил: — Но я сомневаюсь. Насколько я видел, Орг в основном сворачивает шеи. Довольно трудно поверить, что у кого-то хватит силы свернуть великану шею, но у Орга получается.

— У короля колотая рана на спине. Глубокая — значит, удар наносили мечом или длинным кинжалом.

— Король убил мастера Крола, — задумчиво проговорил Мани.

— Знаю. — Тауг вскарабкался на следующую ступень. — Подниматься было бы легче, будь здесь перила.

— Я поговорю об этом.

— Орг должен выполнять приказы сэра Свона. Кто-то говорил мне. Кажется, ты.

— Вполне возможно.

— Убийство мастера Крола было бесчестным делом. Настоящим преступлением. Так почему бы сэру Свону не приказать Оргу убить короля?

— Не вижу причин, почему бы и нет, — согласился Мани. — Однако он не приказывал. Видишь ли, я подслушивал, когда сэр Свон отдавал распоряжения Оргу. Он ни словом не упомянул про короля.

— Подслушивать чужие разговоры неприлично.

— Я вынужден возразить, хотя и не вполне уверенно. Подслушивание зачастую доставляет мне удовольствие, и в лучшем случае оно весьма познавательно. Кот, который держит ухо востро, узнает много полезных вещей.

Тауг продолжал карабкаться вверх по лестнице; он уже приближался к нужному этажу, и, соответственно, разговор с Мани подходил к концу. Он остановился и помахал факелом, чтобы раздуть пламя посильнее.

— Думаю, тебе следует рассказать мне все. Мне нужно знать гораздо больше.

— О разговоре сэра Свона с Оргом? — Мани спрыгнул с плеча Тауга и потянулся. — Ну, он состоялся, когда сэр Свон…

— О ваших с ведьмой делах. Она хочет, чтобы я убил короля. Если я убью, мы окажемся в еще более бедственном положении, чем сейчас.

— Она хочет, чтобы ты спас королеву Идн, — возразил Мани. — А это совсем другое дело.

— Но она хочет, чтобы сэр Эйбел вернулся. Так она сказала Тиази.

— Которого мы должны позвать? Я ведь правильно тебя понял? Полагаю, сэр Свон хочет видеть именно Тиази, раз он послал тебя за ним.

Но Тауг продолжал гнуть свою линию:

— Она сказала Тиази, что король должен взять на службу сэра Эйбела, коли хочет сохранить престол; таким образом, складывается впечатление, что она на стороне короля.

Мани разгладил усы лапой.

— Сомневаюсь.

— Разве она не говорила тебе?

— Иногда она посвящает меня в свои планы, — холодно произнес Мани. — Однако в данном случае такого не произошло. Мне предписывалось сопровождать сэра Эйбела и его кошмарного пса. Мне предписывалось служить сэру Эйбелу в меру моих скромных сил, что я и делал со всем усердием. Сэр Эйбел отдал меня королеве Идн, и я безропотно перенес всю свою преданность на нее. Она, в свою очередь, отдала меня своему супругу-королю — еще один шаг вверх по общественной лестнице. Ты согласен?

— Но твоей истинной хозяйкой все равно остается ведьма! — с ожесточением выпалил Тауг.

— Разумеется. — Мани вспрыгнул на следующую ступень. — А, понимаю. Ты боишься, что я расскажу королю Гиллингу о твоем намерении убить его.

Тауг, у которого и в мыслях не было ничего подобного, изумленно выкатил глаза.

— Разумеется, я ничего не скажу. Ты до сих пор не можешь понять одной простой вещи: я действительно преданный друг. Если кто-нибудь снова попытается убить моего хозяина при мне, я ведь могу и вмешаться. А могу и не вмешиваться. Смотря по обстоятельствам.

— Там творилось неописуемое столпотворение, — говорила нам Идн накануне вечером. — Если не знать этого, невозможно понять случившееся. Все факелы погасли — по крайней мере, большинство. Сэр Свон и сэр Гарваон бились с воинами, которых его величество выставили против них, и остальные тоже сражались, поскольку присоединились к схватке. Некоторые дрались друг с другом: пьяные ссоры и сведение старых счетов. Его величество вдруг резко выпрямился, словно пронзенный острой болью. Он откинул голову назад и затрясся всем телом. Именно тогда мы поняли, что произошло что-то ужасное. Потом он сложился пополам, и мы соскользнули с его плеча. В следующий миг он уже лежал у наших ног. Подбежал министр Тиази. Поначалу мы подумали, что его привлекли наши крики, но позже он сказал нам, что некий эльф сообщил ему об опасности, грозящей нашему супругу. — Идн помолчала, всматриваясь в наши с Мардером лица. — Тогда он еще не был нашим супругом. Мы объяснили это?

— Нет! — воскликнул рыцарь Леопардов, не в силах больше хранить молчание.

— Продолжайте, пожалуйста, ваше величество, — попросил я.

— Это было ужасно. Тиази велел нам оставаться подле короля, а сам скрылся. Он побежал за людьми, которые помогли бы перенести раненого в замок, но мы тогда не знали этого. Мы стояли рядом с ним и кричали, чтобы другие случайно не наступили на него. Подошел наш отец, а потом Тиази с носилками и рабами. Они были слепые — слепые мужчины, — и мы хотим положить конец этому чудовищному обычаю. Но они были слепые, и было темно, и все вокруг вопили и дрались. Слепцы и Тиази перекатили раненого на носилки и потащили прочь, а мы старались направлять слепцов и думали, что он умер.

— Вы ничего не поели, королева Идн, — мягко промолвила Герда, — а олений окорок очень вкусный. И вот репчатый лук! Репчатый лук здесь считается лакомством.

Идн послушно принялась жевать.

Наблюдая за ней, я жалел, что не умею рисовать. На скалах позади нее лежал отблеск закатного солнца, и она — в бриллиантовой диадеме и черном бархатном плаще, с седовласым герцогом Мардером по правую руку и рыцарем Леопардов в леопардовой накидке по левую — представляла собой великолепную натуру, о какой мечтает любой художник.

— Мы поедем в Утгард? — шепотом спросил Воддет.

— Я, наверное, да, — ответил я. — Я не стану принуждать вас.

— Если вы поедете, я с вами.

— И я, — заявил рыцарь Леопардов.

Мардер поднял взгляд от своей тарелки:

— Нам надо разобраться в положении дел. Вы всё понимаете, сэр Эйбел?

Я помотал головой, и Мардер обратился к Идн:

— Вы знаете, кто ранил короля?

— Нет. — Идн отложила в сторону отделанный серебром кинжал (который достала, когда мы уселись ужинать), с насаженным на острие кусочком мяса. — Мы сидели у него на плече. Несколько… э-э… наших подданных сцепились друг с другом, и он как раз приказывал прекратить драку, когда кто-то нанес ему удар в спину. Было темно, очень темно, хотя два-три факела еще горели.

— Вот ключ к разгадке, — сказал Мардер. — Если мы хотим помочь вам, ваше величество, а я лично готов сделать все, что в моих силах, надо им воспользоваться. Мои вопросы не могут не показаться вам оскорбительными, но я должен задать их. Вы простите меня?

— Конечно. — Идн нервно сплетала и расплетала пальцы.

— Мы должны знать, и я останусь вашим другом независимо от того, какой ответ получу. Это вы нанесли удар королю?

Она вскинула голову и протянула руки к пурпурно-золотым облакам, озаренным закатным солнцем.

— Мы призываем Леди Ская в свидетели нашей невиновности! Пусть она лишит нас своей благосклонности, если мы совершили такое! — Она медленно опустила руки, несколько мгновений пристально смотрела на свои ладони, а потом протянула их к герцогу Мардеру. — Мы не станем спрашивать вас, доводилось ли вам когда-нибудь отрубать руки женщине, ваша милость. Мы уверены, что нет. Но если вы узнаете, что кровь нашего супруга на этих руках, можете отрубить их, коли пожелаете. Или велеть вашему палачу сделать это.

Мардер кивнул:

— Я понимаю, ваше величество. Я должен был задать этот вопрос, хотя и не ожидал иного ответа. Теперь следующий, такой же неприятный. Как по-вашему, кто убийца? Я понимаю, что вы не видели нападавшего и не можете представить никаких доказательств. Но у вас есть какие-нибудь предположения?

— Ни малейших, ваша милость.

Хела, сидевшая по другую сторону от костра, посмотрела на меня значительным взглядом:

— Сэр рыцарь?

— Да. — Я прочистил горло. — Ваше величество, прошу слова. Хела знает все, что я собираюсь сообщить вам. Сэр Воддет и сэр Леорт знают лишь часть, как и все остальные, за исключением его милости, который не знает ничего. Вы выслушаете меня?

— С великой охотой, — ответила Идн, — коли это прольет свет на обстоятельства несчастья, постигшего нашего супруга.

— Возможно, это лишь внесет неясность в дело, — сказал я. — Боюсь, так оно и будет. Этот старший министр, ему можно доверять?

— А кому вообще можно? — пробормотала Хела.

— Моя приемная дочь слишком часто говорит истинную правду, сэр Эйбел, — громко заметил Бертольд Храбрый. — Вы можете доверять мне, но ни один инеистый великан не может.

— Именно так, — кивнула Идн. — Наш супруг доверял Тиази, и, по нашему мнению, правильно делал — Тиази не предал бы своего повелителя. Но он — сын Ангр. А мы — женщина из человеческого племени.

— Он сказал вам, что некий эльф предупредил его о грозящей королю опасности?

— Совершенно верно.

— Пожалуй, здесь я ему поверю. Одна эльфийская дева сообщила мне, что ее сестра тяжело ранила короля. Я говорил о ней сэру Воддету, сэру Леорту и нескольким другим, но не сказал, что она из клана огненных эльфов. Ее зовут Ури, и я довольно близко знаком с ней. Сестру зовут Баки. С ней я тоже знаком.

В глазах Идн засветилась надежда.

— Вот уж поистине новость так новость!

— Если она достоверна. В чем я лично сомневаюсь.

Мардер печально потряс головой:

— Эльфам нельзя верить. Я бы тоже усомнился. — Он повернулся к Идн. — Еще один вопрос, ваше величество. Король в состоянии разговаривать?

— Когда мы покидали его, он находился в беспамятстве.

— Значит, нам не удастся узнать, кого он сам подозревает, хотя это следовало бы выяснить в первую очередь. А Тиази? Что он говорит?

— Что нападение совершил один из наших подданных, один из ангридов. Когда мой царственный супруг взошел на престол, на который притязали многие, в стране начались беспорядки. Многие годы своего правления он потратил на усмирение мятежников. Тиази считает, что один из них попытался коварством добиться того, чего не сумел завоевать в бою.

— А вы сами? — спросил рыцарь Леопардов. — Как вы сами думаете?

Идн вздохнула:

— Во-первых, нам следует сказать, что Тиази мастер магического искусства. Магия подтверждает его мнение, и потому мы принимаем оное во внимание.

— Лживые духи, — пробормотал Мардер.

Рыцарь Леопардов открыл было рот, но Идн подняла руку, призывая его к молчанию.

— Во-вторых, мы должны уведомить вас, сэр Эйбел, что нас тоже посещал вестник. Мы с вами поговорим об этом наедине. В-третьих, нам следует сообщить всем вам, что наш благородный отец полагает: на нашего царственного супруга напал кто-то из нашего отряда. Он не желает говорить о своих подозрениях, но мы знаем, что он так считает. Он изводится от тревоги, и мы должны учитывать его мнение. Наш отец — проницательный и умудренный опытом человек и сам сведущ в магии. — Идн на мгновение умолкла и улыбнулась мне. — И наконец, нам надлежит учесть сообщение сэра Эйбела. Каковому сообщению мы придали бы больше значения, когда бы он не уведомил нас о своих сомнениях.

— Что касается меня, — сказал Мардер, — то я придаю наибольшее значение вашему мнению. Итак, что мы имеем? Эльфов, ангридов и людей лорда Била. Кто из них пользуется вашим доверием?

Идн вздохнула:

— Никто. Мы… вот одна из причин, почему мы бежали.

— Мы дадим вам охрану, которая проводит вас до замка вашего отца или до замка короля Арнтора, — на ваш выбор.

Глаза Идн гневно сверкнули.

— Ужели вы полагаете, что мы бросим нашего раненого супруга? Да никогда! Мы прибыли за подмогой для него, за рыцарями, у которых достанет мужества отправиться в Утгард. Вы поедете, сэр Эйбел? Если да, он останется в живых и мы одержим победу. Мы уверены!

— Я не вправе уехать отсюда, — сказал я, — покуда на заливе Форсетти стоит лед. До ледохода я должен удерживать ущелье. Мне очень жаль.

Мардер устремил на меня испытующий взгляд суровых голубых глаз.

— А если я освобожу вас от данного вами слова?

— Тогда, разумеется, я поеду, ваша светлость. А вы?

Мардер потряс головой:

— Я имел такое намерение, когда направлялся сюда; это входило в мои планы. Но я должен узнать больше.

— Тогда спрашивайте, — сказала Идн. — Представляете ли вы, как мы гнали коня несколько дней кряду? И каким опасностям подвергались? За одного только сэра Эйбела мы готовы просить всю ночь напролет.

— Он не один, — сказал сэр Воддет.

— Я связан словом, данным сэру Эйбелу, — заявил рыцарь Леопардов. — Если он освободит меня, я поеду с ним добровольно. Если он не освободит меня, я буду обязан поехать с ним.

— У моего господина нет ни одного воина, помимо моего брата, — тихо проговорила Хела, — и нет ни одного лука, помимо своего собственного. Отряд, сопровождающий Черного рыцаря, превосходит численностью отряды славного сэра Воддета и сэра Леорта, вместе взятые. Что скажет Черный рыцарь?

Идн прожевала и проглотила кусок мяса.

— Что он должен узнать больше. Ваша милость, мы только сейчас осознали, насколько мы голодны. Задавайте свои вопросы и позвольте нам есть тем временем, а когда вы закончите, мы завершим нашу трапезу.

— Ваше величество, я не хотел…

— Потом мы ляжем спать, ибо последние три ночи мы спали в седле и один раз свалились с коня во сне. На рассвете мы отправимся обратно на север. Коли придется, одни.

— По всей видимости, об этом не идет и речи. — Мардер отхлебнул вина из фляги. — Сэр Воддет и сэр Леорт держат свое слово. Я не давал вам никаких обещаний, сэр Эйбел, но вам и нет нужды брать с меня обещание. Я сам даю вам слово сейчас. Я останусь вашим пленником до той поры, покуда за меня не заплатят выкуп, сколь угодно большой. Это вас устраивает?

— Да, ваша милость, — кивнул я. — И если вы освободите меня от данной вам клятвы, я посчитаю это за выкуп.

Мардер потряс головой:

— Но я хочу знать больше. У сэра Леорта есть вопросы, и у меня тоже. Ваше величество, как так получилось, что вы сочетались браком с королем Гиллингом? И почему вы предприняли столь трудное и опасное путешествие?

Острие кинжала с насаженным на него куском мяса замерло на полпути ко рту Идн.

— Доблестный сэр Леорт, вы должны простить нас. Мы забыли.

— Я беру обратно свой вопрос, — поспешно промолвил рыцарь Леопардов. — И я искренне сожалею, если он причинил вам боль.

— Однако мы должны получить ответ на следующий вопрос, — сказал Мардер. — Вы изъявили готовность выслушать все мои вопросы, ваше величество, и у меня есть еще один. Вы не можете с уверенностью назвать убийцу. И все же вам тяжело даже высказать свои подозрения на сей счет. Почему?

Идн положила вилку на тарелку.

— Потому, что могут погибнуть многие ни в чем не повинные люди. Вам доводилось бывать в Утгарде, ваша милость?

Мардер помотал головой:

— Нет, никогда.

— Наши подданные берут в рабство людей из южных королевств. — Голос Идн смягчился. — Эта престарелая чета… У женщины руки скованы цепью. Они были рабами в Йотунленде?

— Я не мастак разговаривать с королевами, — громко заявил Бертольд, — но вы попали в самую точку. — Герда что-то настойчиво прошептала, и он добавил: — Ваше величество попали в самую точку.

— Они ослепили тебя, старик?

— Лишили глаз. Да.

— У нас в Утгарде сотни таких, как он, — сказала Идн Мардеру, — хотя все они моложе, а большинство гораздо моложе. Там было темно, как мы говорили, но что значит темнота для слепца, который имеет веские причины ненавидеть нашего царственного супруга?

— Мне не следовало настаивать на ответе, — признал Мардер. — Давайте больше не возвращаться к этому предмету. Если ангридам придет в голову то же, что пришло вам, они перебьют всех до единого мужчин. Все, слышавшие королеву Идн, это поняли?

— Мы ни словом не обмолвимся, — заверил Воддет, а остальные кивнули.

— Возможно, мы ошибаемся, — прошептала Идн. — Мы надеемся — о, страстно надеемся! — что мы ошибаемся. — Она помолчала, стараясь овладеть собой. — Мы соскользнули с плеча его величества, как мы говорили. Мы держали Мани на руках, но, по-видимому, выронили его. Мы отнесли его величество в центральную башню, где горело лишь несколько факелов, и навстречу нам вышли рабыни с фонарями. Мы не знали, насколько тяжело он ранен. Мы даже не знали, жив ли он, и под ним растекалась огромная лужа крови.

— Где у него рана? — спросил я.

— В спине.

Идн отставила в сторону тарелку и встала, я тоже поднялся на ноги. Я уже и забыл, какая она маленькая, и сейчас содрогнулся, представив ее в толпе орущих, дерущихся великанов.

— Будь любезна… тебя зовут Хела?

— К услугам вашего величества. Наверно, вашему величеству будет удобнее, если я опущусь на колени?

— Нет, встань. Встань и повернись спиной к ним.

Хела подчинилась. Поднявшись на цыпочки, Идн отодвинула в сторону драную шкуру, служившую Хеле одеждой, и показала место.

— Под правой лопаткой? — спросил я.

— Да. Именно так.

— Удар нанесен сзади, правшой, — сказал Мардер. — Если кинжал держал один из нас, он должен быть высокого роста.

— Очень высокий мужчина с кинжалом, — сказал я. — Я никогда не видел короля Гиллинга, но встречался с ангридами и мечом несколько заколол. Они гораздо выше Хелы.

— Убийца мог стоять на чем-нибудь, — предположил Воддет.

Мардер помотал головой:

— Маловероятно.

— И все же, — сказал я, — лорд Бил, находившийся там, опасается, что покушение совершил один из его людей. Он был с вами, ваше величество, когда вы охраняли поверженного короля?

Идн кивнула.

— Он сопровождал вас, когда вы понесли короля в башню?

— Конечно. Наш супруг тогда уже разговаривал. Прежде он только стонал. Он спросил нашего отца и Тиази, кто нанес удар. Наш отец ответил, что не знает, а Тиази сказал, что один из мятежников. Потом мы понесли его величество наверх — рабы понесли, но мы пошли с ними. Он кашлял кровью, и каждый раз, когда он заходился кашлем, мне казалось, сейчас он умрет. Мы шли за носилками, и на ступенях темнели огромные сгустки крови. Они…

Внезапно Идн села, и Мардер, Воддет, рыцарь Леопардов, Бертольд Слепой, Герда, Хела, Хеймир, Анс и я тоже заняли прежние места, когда она кивком разрешила нам сесть.

— Мы хотели сказать, что они казались живыми, — слабым голосом проговорила Идн, — но это не совсем верно. Они умирали — точно медузы, выброшенные на берег. Мы говорили вам, что мы перевязали нашего супруга? Да, перевязали, и кровотечение из раны уже почти прекратилось, но он продолжал кашлять, кашлять.

— Внутреннее кровотечение, — сказал Мардер, и я кивнул.

— Соединенными усилиями мы положили его на кровать — рабы, Тиази и мы. Он приказал заложить двери замка засовами. Он боялся, что человек, совершивший покушение, придет и… закончит дело. Он так и сказал: «Закончит дело». Тиази отправился вниз проследить, чтобы все двери заперли. Рыцари вошли в башню следом за нашим отцом. Сэр Свон и сэр Гарваон. Они убили Скоэла еще до того, как на короля напали, и потом лишь старались спасти свою жизнь. Они поднялись наверх с нашим отцом, с мастером… мастером Папаунсом и остальными людьми нашего отца. Некоторые были ранены, и мы перевязали их.

Я допил вино, выплеснул на землю подонки и отставил флягу в сторону.

— Вы хотите, чтобы мы отправились в Утгард с вами. Я готов, но, наверное, вам стоит объяснить, какой именно помощи вы от нас ждете.

Идн подняла голову:

— Наш отец разговаривал с королем, пока Тиази отсутствовал. Мы присутствовали при разговоре, но не принимали в нем участия. Сначала он спросил нашего супруга, кому он доверяет, и когда наш супруг ответил, что одному только Тиази, наш отец заверил его, что он может доверять и нам тоже, ибо мы присланы с миром и никогда не предадим нашего короля. Наш супруг исполнился признательности. Он был слаб, как вы понимаете, очень слаб, но он благодарил нашего отца снова и снова. Затем наш отец напомнил ему, что через посредство магии Тиази узнал, что престол устоит, коли он наймет на службу вас, сэр Эйбел.

Она обвела взглядом Мардера, Воддета и рыцаря Леопардов:

— Вряд ли вам известно, но так оно и было. Тиази произнес заклинания и стал смотреть в свой магический кристалл, и явившийся там дух сказал, что король должен привлечь на свою сторону сэра Эйбела — иначе потеряет престол. Они с Тиази передали слова духа нашему отцу, и теперь тот напомнил об этом нашему супругу.

Мардер спросил, согласился ли король.

— О да. — Идн поплотнее закуталась в свой черный бархатный плащ. Солнце уже скрылось за горами на западе, и холодный ветер предвещал снегопад. — Он хотел, чтобы наш отец послал за вами, и наш отец пообещал сделать это.

— Но никто не приехал, — сказал Воддет.

— Мы приехали. Мы сочетались браком с его величеством на следующий день. Мы решили — мы имеем в виду, наш супруг, наш отец и мы сами, — что церемонию лучше провести в присутствии Тиази, Трима и нескольких других ангридов. Мы совершили жертвоприношение нашим оверкинам и великанам Ская. Всего-то из трех кур и двух кроликов, но больше у нас ничего не было. Наш супруг…

— Да? — сказал Мардер.

— Он хотел принести в жертву двадцать рабов. Мы сумели отговорить его, сказав, что король Арнтор никогда не придет к нам на помощь, коли узнает, что мы совершили человеческое жертвоприношение.

— Вы надеялись получить помощь из Тортауэра? — спросил Мардер.

— Да, конечно. Мы надеялись, что когда король Арнтор узнает, что мы, знатная дама из числа его подданных, стали королевой Йотунленда, он пришлет нам подмогу.

— Наконец-то я понял, — сказал рыцарь Леопардов.

— Поймите также, что порой лучше молчать, — заметил Мардер.

— Ваш отец пообещал королю Гиллингу, что пошлет кого-нибудь за помощью. Но он же не собирался послать вас.

— Он наверняка с ума сходит от тревоги, — согласилась Идн, — но он уговорит Тиази заглянуть в магический кристалл или сам заглянет в свою чашу, — можете сказать это всем остальным, коли желаете. Тогда он увидит нас, живую и здоровую, в вашем обществе. Сэр Гарваон и сэр Свон вызвались ехать, но они получили серьезные ранения в схватке. Я страшно боялась, что отец отпустит сэра Свона. Он ранен не так тяжело, как сэр Гарваон, и он моложе. Он оправился на удивление быстро. Их оруженосцы изъявили готовность ехать вместо хозяев — либо в одиночку, либо вдвоем, — но один из них тоже ранен, и они еще совсем мальчишки. Поэтому в путь отправились мы.

— И благополучно добрались до места назначения, — заметил я.

— Милостью Леди. Мы молились — молились страстно, — чтобы она позволила нам пережить первую брачную ночь, и она дала нам основания надеяться, что вняла нашим мольбам. Вы терпеливо слушали меня, все вы. Я прошу вас проявить еще немного терпения. Сэр Эйбел, его милость является вашим пленником?

— Полагаю, да. Но я освобожу герцога Мардера, как только он пожелает. Я не требую выкупа.

— Тогда освободите, и мы попросим его отправиться к королю Арнтору и сообщить, что мы в Утгарде крайне нуждаемся в помощи. — Идн повернулась к Мардеру и взяла его за руку. — Вы ведь поедете, правда, ваша милость? Мир — прочный мир с Йотунлендом — почти заключен, и мы будем благословлять вас до скончания наших дней.

— Вы превосходнейшая из королев, ваше величество. — Мардер встряхнулся, точно Гильф, вышедший из реки. — Вы столь добродетельны, столь прекрасны и отважны, что трудно не поддаться соблазну удовлетворить любую вашу просьбу, пусть самую неразумную. Десять лет назад я бы так и поступил. — Он порылся в кармане своей кожаной куртки. — Давайте сначала уладим менее существенные вопросы. Сэр Эйбел, примите от меня деньги как часть выкупа. Вы присягали мне на верность, не так ли? А значит, обязаны выполнять мои приказы. Возьмите это — и не спорьте. Завтра нам предстоит двинуться в путь, и надо выехать с утра пораньше.

Кошелек, который я отказался взять, упал мне на колени.

— В счет остального выкупа вы будете пользоваться моей благосклонностью, покуда я жив и заседаю в своем совете. — Он прочистил горло. — На следующий мой вопрос вы должны ответить утвердительно. Этого, вкупе с кошельком чужеземных монет, вам довольно?

— Ваша милость… — начал я.

— Благодарю вас за милостивое согласие принять мое предложение, — твердо сказал Мардер. — В свою очередь, я освобождаю вас от данной мне клятвы. На самом деле вы удерживали ущелье, как обещали, и удерживали достаточно долго.

Анс захлопал в ладоши, но я жестом остановил его.

— Я двинусь на север с первым проблеском зари, исполненный готовности служить королеве Йотунленда, — продолжал Мардер. — Насколько я понял, вы, мой преданный вассал, поедете со мной?

— С радостью, ваша милость.

— А я последую за сэром Эйбелом, если он не против! — воскликнул Воддет.

А рыцарь Леопардов добавил:

— И я!

Мардер поблагодарил обоих.

— Что же касается вашего поручения отправиться к королю Арнтору, ваше величество, то мой герольд выполнит его лучше меня. По моему приказу он тронется на юг утром, когда мы все двинемся на север. Но я предупреждаю вас: какую бы подмогу ни послал наш король, скорее всего она прибудет слишком поздно. Чтобы собрать и обеспечить всем необходимым войско, потребуется время. Недавно вы сами совершили путешествие из Тортауэра до границы Йотунленда, проходящей здесь, верно?

Идн молча кивнула.

— Как долго вы находились в пути, ваше величество?

— Два месяца. — Голос Идн звучал так тихо, что Бертольд Слепой приставил ладонь к уху, чтобы расслышать.

— До наступления зимы?

Она кивнула.

— Сначала моему герольду нужно добраться до короля Арнтора. Раньше приготовления всяко не начнутся. — Мардер задумчиво потеребил бороду. — Я говорил сэру Эйбелу, что он должен удерживать ущелье, пока на заливе стоит лед. Лед сойдет прежде, чем у нас появится надежда на скорое прибытие помощи от короля Арнтора. Нам придется полагаться на собственные силы, и нам понадобятся все до единого воины, способные держать меч.

На следующее утро, еще до восхода солнца, когда Облако шла резвым шагом по Йотунлендской равнине, покрывая лигу за лигой и задавая скорость всем остальным животным в колонне, а Хеймир и Хела бежали по обеим сторонам от меня, словно волки Вальфатера, я почувствовал пристальный взгляд Тиази. Я слегка пришпорил Облако и извлек Этерне из ножен — и таким образом Тиази, подняв взгляд от магического кристалла, смог сообщить Билу (и Таугу с Мани, вошедшим минуту назад), что мы с Идн движемся на север во главе войска.

Глава 15 КРОВЬ ВЕЛИКАНА!

Тауг сидел на каменном полу караульного помещения и слушал спор Тиази, Гарваона и Свона с Шилдстаром. Никто, кроме Вистана, не обращал на него ни малейшего внимания; в противном случае они решили бы, что он всецело погружен в свои мысли. Хотя Тауг слышал и обдумывал каждое произнесенное слово, он все время смотрел неподвижным взглядом в самый темный угол комнаты.

— Замок не удержать, — упрямо повторял Шилдстар.

— В смысле долгое время? — Бас Тиази звучал вкрадчиво. — Ты прав. Нам нужно продержаться только до выздоровления его величества.

— Откуда нам знать, не остыл ли он давным-давно? — Шилдстар подался вперед, и огромное кресло затрещало под двумя тоннами мышц и костей.

— Ты уже спрашивал, — сказал Тиази. — И знаешь ответ. Я старший министр. Если бы он умер, я бы объявил годичный траур по нашему павшему королю и провозгласил бы Наследника престола. Если он умрет, я именно так и поступлю. Но он жив и, возможно, милостью Джерора, скоро оправится. Ты называешь себя преданным подданным нашего короля. Прекрасно, он нуждается в тебе. Докажи свою преданность.

— Дайте мне взглянуть на него, и я докажу. — Голос Шилдстара звучал по-прежнему непреклонно.

— Он спит, — сказал Гарваон. — Только сон исцеляет раны. Ты должен знать это — я вижу твои шрамы.

От хохота Шилдстара, казалось, сотряслись стены.

— И половины не видишь!

Мани лежал, свернувшись клубком, в темном углу, куда неотрывно смотрел Тауг: блестящие зеленые глаза кота медленно открывались и закрывались, и неясная фигура позади него порой походила на Идн, порой на древнюю старуху, а временами вообще исчезала. И хотя огонь в огромном очаге погас, оставив после себя дым и пепел, и в безоконном помещении было жутко холодно, Тауг обливался потом. То ли уже утратив способность бояться, то ли просто привыкнув к состоянию страха, он гадал, видит ли Вистан ведьму, и в конце концов решил, что нет.

— У меня тоже есть вопросы, — сказал Свон Шилдстару. — Мы на твои ответили. Когда король проснется, мы проводим тебя к нему, если он согласится тебя принять. Я отвечу еще на один вопрос, который ты не задал, хотя следовало бы. Думаю, скорее всего он согласится. Вы разделяете мое мнение, милорд? Сэр Гарваон?

— Разделяю, — ответил Тиази.

— Да, — сказал Гарваон.

— А значит, ты можешь выбрать одно из двух, — продолжал Свон. — Можешь подождать здесь, как разумный человек, а можешь покинуть замок и возвратиться вечером вместе с остальными. Ты не пленник.

Шилдстар презрительно фыркнул.

— Ты думаешь, мы не можем удержать тебя здесь силой, и ты, несомненно, прав. Но поскольку мы и не намерены предпринимать такой попытки, это не меняет дела. — Откинувшись на спинку огромного кресла, на котором он сидел поджав ноги, Свон сложил ладони домиком. — Ты преданный подданный короля. Твоя преданность простирается и на королеву?

— Король Гиллинг не женат.

— Ты ошибаешься. Я не стану тебе ничего доказывать. Ты не примешь моих доказательств, да мне и нет необходимости стараться, поскольку король сам скажет тебе, когда проснется. Но когда ты услышишь это от него самого — как непременно случится, — ты будешь предан королеве? Она из человеческого племени.

— Одна из вас, из плюгавых южан? — Шилдстар задумчиво потер огромный подбородок.

— Да, — сказал Свон, — и она ваша королева, веришь ты или нет. Когда ты поверишь, когда получишь доказательства, ты станешь повиноваться ей?

— Зависит от того, что ей нужно от нас.

Гараваон раздраженно фыркнул и резко отодвинулся бы с креслом от стола, будь они поменьше.

— Ты согласен повиноваться королеве, если тебя это устроит. Я слышу речи истинного сына Ангр.

— Вы добровольно сковываете себя цепями. — В голосе Шилдстара слышалась лютая ненависть. — Мой народ не такой. Кому-то другому придется надеть на нас оковы.

— Вот именно. Кому-то придется.

— Довольно! — поднял руку Тиази.

— Я согласен, — сказал Свон. — Нам нужны друзья здесь. Врагов у нас уже достаточно. Я не хотел задеть твои чувства, Шилдстар, и говорю без всякой задней мысли. Ты знаешь, кто ранил короля?

Инеистый великан медленно помотал головой:

— Я был там. Совсем рядом, только ничего не видел. Болтают разное. Одно, другое… и всякие хвастливые россказни. Может, да. Может, нет. Я не знаю.

— Кто-нибудь готовится штурмовать замок?

Шилдстар хитро прищурил глаза:

— Ходят слухи. Может, завтра. Почему мы и пришли.

— Восемнадцать ангридов?

— Девятнадцать вместе со мной. Хорошие воины, все до единого. Сколько у вас рыцарей?

— Не у нас, а у вашего короля.

— У нас достаточно ангридов, рыцарей, меченосцев и лучников, чтобы защитить замок его величества от любого нападения, — сказал Тиази Шилдстару, — и мы защитим. Я боюсь лишь, что молодые задаваки, по глупости своей презирающие малорослых южан, нападут на нас, не подумав хорошенько. Это может послужить сигналом к началу нового мятежа.

Шилдстар поднялся с кресла — процесс, потребовавший известного времени.

— Наших среди вас нет.

— Неправда, — сказал Тиази.

— И продовольствия у вас мало. Месячный запас? — Он переводил взгляд с одного на другого. — Мы могли бы обеспечить вас провизией.

— Лорд Тиази. Сэр Гарваон. Сэр Свон. — Тоненькая женщина, одетая как рабыня, появилась в дверях; в следующий миг Тауг узнал ее. — Его величество очнулись. Они зовут королеву.

В темном углу, куда Тауг смотрел все время, теперь никого не было. Мани выглянул у него из-за спины и ухмыльнулся.

Баки проворно посторонилась, когда Шилдстар и Тиази поспешно направились к двери, и почтительно присела, когда Свон, Гарваон и Вистан проходили мимо.

Тауг остался на месте.

— Это шутка?

Баки снова присела, на сей раз выражая почтение Таугу.

— Что вы, сэр?! И я всего лишь простая девушка.

— Он действительно очнулся?

— Да. Думаю, вас это устраивает.

— Меня больше устроило бы, если бы он умер. — На мгновение Таугу стало дурно от страха. — Я собираюсь убить Гиллинга, а поскольку я мужчина, мне придется убить его в честном бою. — Последние слова вырвались у него словно помимо воли, и жалкое существо, трусливо съежившееся и плачущее в нем, оказалось посаженным под замок. — А значит, бой должен состояться, когда он выздоровеет, когда получит возможность защищаться. Я не стремлюсь приблизить этот момент.

— Господин Тауг. — Баки опустилась на колени перед ним.

— Не надо, — сказал Тауг. — Вдруг нас кто-нибудь увидит?

— Я вижу. — Мани зевнул. — Интересно знать, видите ли вы сами себя со стороны.

— Встань, пожалуйста. — Тауг взял Баки за руку. — Ты хотела забрать сэра Эйбела в Эльфрис, поскольку сами вы не можете сразиться с… — Он забыл имя и попытался вспомнить.

— С Гарсегом, господин. Сетром. Мы можем сразиться с ним и с теми, кто по-прежнему хранит ему верность. Но мы не можем одержать победу без воина вроде сэра Эйбела. Или вас.

На помощь Таугу пришел Мани:

— Что скажет сэр Свон, когда обнаружит твое отсутствие?

Тауг шумно сглотнул и кивнул:

— Ты прав. Они пошли к королю. Мне надо поспешить.

Вистан ждал его у подножия лестницы.

— Ты там секретничал с девушкой-рабыней. Я нарочно отошел подальше, чтобы ничего не слышать.

— Спасибо.

— Странное здесь место, правда?

Тауг кивнул, начав подниматься по лестнице вслед за товарищем.

— И дела творятся странные. — Вистан кашлянул.

— Ты про то, что сэр Свон и сэр Гарваон ведут переговоры с великаном? Мне больше нравилось сражаться с ними.

— Мне тоже. — Вистан на мгновение задумался, словно собираясь переменить тему. — Ты ему доверяешь?

— Нет. Нисколько. Я бы скорее поверил Сиксниту.

Вистан остановился:

— Кто такой Сикснит?

— Один человек из моей деревни. Вор.

— Ясно.

— И трус вдобавок. Тогда я так не думал, поскольку на словах он был очень смелым. Теперь-то я понимаю, что он простопытался сам себя убедить в своей смелости, но я ему верил. Тогда я был гораздо моложе.

— Я понимаю.

Вистан протянул руку Таугу, чтобы помочь взобраться на следующую ступень. Тауг помотал головой, отклоняя помощь.

— На самом деле это было не так давно. Просто кажется, что прошло много времени. Столько всего случилось.

Пару минут они поднимались по лестнице в молчании, потом Вистан сказал:

— А она недурна собой, верно?

— Королева Идн?

— Нет, рыжая девушка. — Вистан ухмыльнулся.

— А, Баки.

— У большинства девушек темные волосы. Это вовсе не плохо, но рыжие волосы или золотистые вносят приятное разнообразие.

Тауг ничего не ответил.

— Конечно, у рыжих веснушки. Многим веснушки не нравятся, но я лично не вижу в них ничего плохого. Она ни разу не подняла взгляда, ты заметил? Во всяком случае, пока там находились наши хозяева, великаны и я.

— Ну да, — признал Тауг. — При посторонних она не поднимала взгляда.

— В глаза не смотрят, когда не хотят выдать свои мысли.

— Я не знал.

— Значит, ты знаешь, о чем они думают. Но я только хотел сказать, что не собираюсь рвать твои цветы.

Вистан преодолел еще пару ступеней.

— Не пытайся сорвать этот, — предупредил Тауг.

— Не стану. Мы же друзья, верно? Нам не стоит ссориться, поскольку мы с тобой здесь единственные оруженосцы.

На сей раз Тауг принял протянутую руку.

— Но я хотел задать тебе несколько вопросов. Например, про голоса. Когда мы вышли — два великана, наши хозяева и я, — в караульной остались двое: ты и девушка.

Тауг сосредоточил внимание на следующей ступени.

— Я не слышал, что вы говорили, но я слышал голоса — три голоса. Один твой, другой женский и еще один голос, тонкий и скрипучий.

— Как ты думаешь, что скажет король? — Тауг остановился, чтобы перевести дыхание. — Насчет Шилдстара и остальных восемнадцати?

— Что-нибудь да скажет, — пожал плечами Вистан. — Тебе-то незачем беспокоиться.

— Я и не беспокоюсь, — решительно заявил Тауг.

— Там в углу что-то было. Ты видел?

— Кот короля.

— Разве он принадлежит королю? Я не знал. Хорошо, что ты сказал; мне придется оставить его в покое. Нет, я имею в виду другое, что-то такое в тени.

— В тени всякое может померещиться.

— Но я отчетливо видел какое-то существо. Это его голос я слышал?

— Да, — сказал Тауг. — Голос существа, которое ты видел в углу.

Вистан снова умолк. Тауг карабкался по ступеням по возможности быстрее, надеясь опередить товарища.

— Говорят, ты был слугой сэра Эйбела. А когда сэр Эйбел посвятил сэра Свона в рыцари, он сделал тебя оруженосцем сэра Свона. Сэр Эйбел не похож на обычных людей.

Тауг согласился.

— В тебе тоже есть что-то особенное.

Волна гордости захлестнула душу Тауга.

— Я выше тебя по положению. Если ты не признаешь мое старшинство, мы можем выяснить отношения прямо сейчас.

— Ты стал оруженосцем раньше меня, — согласился Тауг.

— То существо в углу. Иногда оно походило на женщину. Что это было?

— Призрак, наверное.

— Чей?

— Не знаю.

— Мы, люди знатного происхождения, сражаемся мечом. — Голос Вистана звучал холодно. — И даем другим возможность обнажить меч. Обнажи свой.

— Я не хочу драться, — заявил Тауг, — и, уж конечно, не хочу убивать тебя.

— Трус! — Рука Вистана лежала на эфесе.

Тауг отступил на шаг и прижался спиной к холодной каменной стене.

— Я сдаюсь.

— Если бы ты принял вызов, я бы одержал верх! — Вистан задыхался от ярости.

— Я знаю, — сказал Тауг. — Я сдаюсь.

— Ты сражался с ангридами.

— Ты тоже, — кивнул Тауг. — Я и это знаю.

— Но не хочешь сразиться со мной?

— Нет. — Тауг помотал головой. — Возможно, нам обоим скоро придется сражаться с великанами. Я прошу не забирать у меня оружие. Клянусь, я не использую его недостойным образом.

Вистан торжествующе ухмыльнулся:

— Отдай мне свое оружие.

Тауг кивнул и расстегнул перевязь.

Вистан протянул руку, ухмыляясь еще шире.

— Это не меч, — сказал Тауг. — А палица. По имени Мечедробитель. — Он немного помолчал, поглаживая эфес. — Я отдам тебе Мечедробитель, но сначала хочу сказать одну вещь. Когда мы с сэром Эйбелом были мальчишками, я и еще один парень пытались ограбить его. Он поколотил нас и отнял у нас наше оружие.

— Ты врешь! Сэр Эйбел гораздо старше тебя!

— Сейчас — да, — кивнул Тауг, — и когда мы с ним встретились позже, он меня не вспомнил. А если и вспомнил, то ничего не сказал.

Вистан не стал кивать.

— Раньше Мечедробитель принадлежал сэру Эйбелу, — добавил Тауг, протягивая палицу Вистану. — Потом он отдал Мечедробитель мне. Я сказал, что не заслуживаю такого подарка, но не объяснил почему. Возможно, именно поэтому я теряю его таким образом.

Вистан внимательно разглядывал палицу.

— Надеюсь, ты позаботишься о нем. Он действительно раньше принадлежал сэру Эйбелу.

— Там, в подвале, водохранилище, — сказал Вистан. — Говорят, оно такое глубокое, что никогда еще не наполнялось доверху. Я намерен бросить твою палицу туда при первой же возможности.

Тауг смотрел Вистану в спину, покуда тот не скрылся из виду.

Таугу не позволили войти в королевскую опочивальню, но он так яростно пререкался со стоявшим на страже великаном, что Свон услышал и приказал впустить его.

Явившееся взору зрелище потрясало воображение — комната, превосходящая размером самый большой амбар в Гленнидаме и богатством убранства напоминающая ларец с драгоценностями: огромная позолоченная кровать выше Таугова роста, на которой лежал мертвенно-бледный король, обложенный шелковыми подушками величиной с матрас; расшитые золотом занавеси из алого бархата (столько ткани, и такой богатой, Тауг в жизни не видел), раздвинутые и притянутые к столбам балдахина толстыми золотыми цепями; Шилдстар (свирепый, как волк, грязный, как бродячий пес, и своими размерами втрое превосходящий самого высокого и могучего мужчину, какого только можно представить), склонившийся над постелью с заботливым видом, приличествующим лучшей из сиделок; Тиази, сдержанный и настороженный, с непроницаемым лицом человека, посвященного во многие тайны; исполненные решимости рыцари и толпящиеся поодаль рабы, вытягивающие шеи и напрягающие слух. Один из рабов отвел Тауга в сторону.

— Он говорит, что королева была с ним здесь, только она не была, — он сжал руку Тауга крепче, — поскольку девушки, которые зрячие, они бы ее увидели, правда ведь?

Тауг сумел кивнуть.

— И ты бы услышал, верно? Если бы королева вошла, они бы наверняка пожелали доброго утра или еще как-нибудь поприветствовали, чтобы мужчины поняли, что надо опуститься на колени. Да, именно так. — Шепот Поука стал почти неслышным, хотя он говорил Таугу прямо в ухо. — Лезь под кровать, приятель.

Кивнув, Тауг бочком подобрался поближе к кровати и стал ждать момента, когда никто из рабынь не будет смотреть на него.

— Ты верный друг, — говорил король, и голос его напоминал печальный шепот усталого ветра, что шуршит сухими листьями на кладбище, предвещая холодный дождь. — Мы не забудем. — Ветер застонал. — Не забудем. Не забудем…

— Ваше величество должны поберечь силы. — Тиази склонился над постелью, как и Шилдстар.

— Необходимо решить, кто будет за главного, ваше величество. — Суровый голос принадлежал Гарваону. — Мы подчиняемся его светлости. Мы служим лорду Билу, а наши люди подчиняются нам. Сейчас мы подчиняемся лорду Тиази, поскольку его светлость приказали нам. Но если Шилдстар и ангриды, которых он готов привести, будут подчиняться только вам одному…

Гарваон не закончил фразу, но ответа короля не последовало.

Шилдстар испустил смешок, от которого у Тауга мороз пробежал по коже. Но все по-прежнему хранили молчание.

— Странное дело, верно? — прошептал Поук.

Все взоры были устремлены на короля. Кивнув, Тауг быстро нагнулся и шагнул под кровать, где был встречен легким поцелуем в губы.

— Господин. — Баки опустилась колени перед ним.

— На твоем месте я бы не стал этого делать. — Мани говорил самодовольным, уверенным тоном. — От женщин всегда много шуму, даже если ты не издаешь ни звука. А тогда кто-нибудь непременно заглянет под кровать.

Тауг, не вполне понявший, о чем говорит Мани, уселся на ковер — такой толстый и мягкий, что казалось, в нем можно утонуть.

— Поук сказал, ты хотела видеть меня.

— Да, господин. Господин, я видела у того мальчишки, Вистана, меч, который на самом деле не меч. Он украл его у вас?

— Нет, взял в качестве трофея, — признался Тауг. — Он бросил мне вызов, поскольку я отказался рассказать про Мани и ведьму. Он считает, что я должен подчиняться ему, словно он уже рыцарь, а я его оруженосец. Но Вистан не рыцарь, а я не его оруженосец. Я не хотел нарушать свое слово, данное Мани, а если бы я рассказал про ведьму, то слова бы не нарушил. Ну, я и рассказал, причем таким образом, что Вистан решил, будто слышал голос ведьмы, хотя на самом деле он слышал Мани.

— В конце концов, это почти одно и то же, — заметил кот. Баки кивнула; в ее глазах плясали язычки пламени.

— А про меня вы не рассказали?

— Нет, нет. Больше я ничего не рассказал — сказал только, что Мечедробитель раньше принадлежал сэру Эйбелу.

— Как и я, — добавил Мани.

— Он собирался давить на меня, давить. — Тауг обнаружил, что объясняет случившееся не только Баки, но и себе самому. — Давить, покуда я не признаю его своим господином или не сражусь с ним. Если бы мы стали биться, один из нас погиб бы или получил ранение. Вистан полагал, что возьмет верх надо мной, и, возможно, он не ошибался.

— Я так не думаю, — сказала Баки.

— Спасибо. Он… он еще не проиграл ни одного поединка. Во всяком случае, мне так кажется. А человек, не знавший поражений, постоянно лезет в драку, покуда наконец не проигрывает. Забавно, что никто не становится хорошим бойцом, покуда не проиграет хотя бы одну схватку и одну не выиграет.

— Что ж, — заметил Мани, — похоже, эту схватку ты проиграл.

Тауг потряс головой:

— Я потерял Мечедробитель и ужасно расстроен. Но я не проиграл бой, поскольку никакого боя не было. Я свалял дурака. Я подумал, что если сдамся, он оставит мне оружие и никто из нас не погибнет. В следующий раз я буду умнее.

— Я выкраду у него Мечедробитель, коли получится. Однажды мы помогли сэру Эйбелу таким образом.

— Это будет бесчестно. — Тауг поколебался. — Вистан сказал, что собирается бросить Мечедробитель в водохранилище, но пошел наверх, а не в подвал. Я подумал, что он решил бросить его в крепостной ров. Но ров находится за крепостной стеной, а здесь никакой стены, одна только башня. Ты можешь помешать Вистану выполнить свою угрозу? Не дать утопить Мечедробитель в водохранилище?

— Лучше всего, если он сделает именно это, господин. Тогда я смогу вернуть вам оружие, не совершая кражи. Любой вправе подобрать то, что другой выбрасывает. Давайте посмотрим, как он поступит с вашей палицей.

Тауг от всей души поблагодарил девушку.

— Баки хочет сообщить вам кое-какие новости, — сказал Мани. — И я тоже.

— Только одну, господин. Я упоминала о своей сестре, Ури.

— Которая не хотела, чтобы я исцелил тебя?

Баки кивнула:

— Вам известно мое заветное желание: чтобы сэр Эйбел повел нас в бой против Сетра. Вы обещали помочь мне с этим, как я обещала помочь вам исполнить свой долг.

— И мы оба обещали помочь Ульфе и Поуку выбраться отсюда, — напомнил Тауг. — А Мани вызвался помочь нам.

— Башня окружена, — суховато заметил Мани. — Я лично могу выбраться отсюда, и Баки может. Но ни одному из вас не выбраться.

— Я не знал. Что, мятежники взяли нас в осаду?

Баки помотала головой:

— Они всего лишь тревожатся о своем короле и хотят знать, что происходит. Дай мне сообщить свою новость, Мани.

— Я и не собирался мешать тебе.

— Моя сестра Ури разговаривала с лордом Билом, который знает, что сэр Эйбел спешит к вам на помощь. Мани говорит, вы тоже знаете, господин.

— Да. Тиази увидел это в своем кристалле и сказал нам.

— Похоже, он сказал и лорду Билу тоже. Лорд Бил страшно рад. Теперь он надеется, что все его усилия увенчаются успехом, Гиллинг сохранит власть и между ангридами и народом короля Арнтора будет заключен мир.

— Не вижу, что здесь неладно, — сказал Тауг.

— Только одно, господин. Моя сестра сообщила лорду Билу, что я намереваюсь забрать сэра Эйбела в Эльфрис. Недолгое пребывание в Эльфрисе означает длительное отсутствие здесь.

Тауг кивнул.

— Лорд Бил исполнен решимости воспрепятствовать этому. Если он прознает, что вы и ваша сестра обещали помочь мне, вам не миновать беды. — Тауг почувствовал на своей руке ладонь Баки, горячую и легкую, как крылышко бабочки. — Вряд ли он прикажет убить вас или хотя бы убедит короля отдать такой приказ, ибо сэр Эйбел и королева Идн непременно узнают об этом. Но он не подпустит вас к сэру Эйбелу и при первом же удобном случае пошлет навстречу смертельной опасности.

— И хорошо! — воскликнул Тауг.

— Вы лишились оружия, подаренного вам сэром Эйбелом, и до сих пор не оправились от ранений. Сон исцелит вас. Теперь вы предупреждены.

— Да, — сказал Тауг. — И честно говоря, у меня такое ощущение, что я услышал замечательную новость. Мне нужен боевой клич, и «За эльфийских дев!» будет моим боевым кличем, покуда я не придумаю другой, получше.

— Вы смеетесь надо мной.

— Нет! Ничего подобного! О Баки…

Мани кашлянул, как кашляют коты.

— Прошу прощения. Комок шерсти. Позвольте мне сообщить свою новость, а потом я оставлю вас одних. Моя прежняя хозяйка приняла обличье нынешней моей хозяйки, когда разговаривала с тобой на лестнице, — помнишь? Похоже, оно ей понравилось, и она снова приняла его, чтобы поговорить с королем Гиллингом — и теперь он считает, что королева Идн здесь. А это…

Большая темная капля шлепнулась на голову Мани, и он отскочил назад, зашипев и ощетинив шерсть.

— Кровь! Кровь великана!

Вторая капля величиной с вишню упала на место, где секунду назад сидел Мани. Согнувшись почти пополам, Тауг бросился к собранной в складки бархатной занавеси, скрывавшей от посторонних глаз их собрание, и проворно выскользнул из-под кровати.

Глава 16 НАВСТРЕЧУ ОПАСНОСТИ

— А, вот ты где! — Свон схватил Тауга за плечо. — Клянусь Леди! Что ты делал под кроватью?

— Король истекает кровью, — выдохнул Тауг. — Она насквозь пропитала матрас и капает на пол.

Услышав слова брата, Ульфа крикнула:

— Швы разошлись!

В мгновение ока Поук и с полдюжины других рабов вскарабкались на кровать и принялись сворачивать шерстяные покрывала толще ковров.

— Они позаботятся о нем, — сказал Свон, оттаскивая Тауга в сторону. — Нам нужно подняться на верхнюю площадку башни. Тиази и сэр Гарваон уже там, вместе с Шилдстаром. — Когда они торопливо направились к выходу, Свон добавил: — Ты случайно не знаешь, где оруженосец сэра Гарваона? Малый куда-то запропастился, а он нужен сэру Гарваону.

— Я поищу его. — Тауг поколебался, вспомнив слова, сказанные Вистаном на лестнице. — Он мне самому нужен.

— Позже. — Они стали подниматься по очередной лестнице, построенной в расчете на ангридов. — Тиази хочет, чтобы Шилдстар показался инеистым великанам, собравшимся внизу, — пояснил Свон. — С момента покушения на короля они видели здесь мало своих соплеменников, и некоторые утверждают, что мы держим его в плену.

Тауг кивнул, с трудом переводя дыхание; разбитое лицо под грязными повязками мучительно дергало.

— Шилдстар хочет приказать своим великанам подойти к главному входу, чтобы их впустили. А значит, нам нужно собрать достаточно людей, чтобы преградить путь в башню сотням других ангридов, которые попытаются вломиться следом.

— Не лучше ли, чтобы великаны Шилдстара вернулись к проходу для вылазок?

— В тысячу раз лучше, но Шилдстар не согласен. Он здорово поднимет свой престиж, коли воспользуется главным входом. Он хочет извлечь из этого выгоду, и король желает, чтобы мы пошли ему навстречу.

— А что мы станем делать, если толпа все-таки ворвется в башню?

Позади них раздался голос Била:

— Мы сделаем все возможное, чтобы спасти жизнь моего зятя, оруженосец. Если они увидят, насколько он плох, может вспыхнуть новый мятеж, обрекающий его на гибель. Что еще хуже, они могут убить короля на месте. Четверть, если не половина ангридов будет рада его смерти, а для убийства тяжелораненого не требуется большой смелости.

Шилдстар, стоявший на парапетной стенке, обращался к толпе (трехтысячной, если не больше, решил Тауг), собравшейся на огромной лестнице, которая вела к окованным медью воротам Утгарда, и во дворе замка у ее подножья.

— Тиази говорит правду. — Голос великана походил на грохот камнепада. — Король тяжело ранен, но я и мои люди будем неотлучно находиться при нем день и ночь. Мои солдаты пусть пройдут к двери, все до единого, а остальные должны оставаться на месте.

Он еще долго говорил, но звук хриплого, исполненного ненависти голоса вскоре утомил Тауга, и он зажал уши ладонями. Море свирепых лиц внизу и головокружительная холодная бездна под ногами вызывали чувство болезненной тревоги, и он поскорее спрыгнул с парапета.

Потом Таугу осталось лишь поплотнее закутаться в плащ, страстно желая оказаться в комнате с камином, а не торчать здесь, на пронизывающем ветру; комната, где они с Мани ночевали, сейчас представлялась ему уютнейшим из всех мыслимых пристанищ.

— Ты не видел Вистана? — Это был Гарваон.

Тауг помотал головой:

— Нет, уже с час не видел, сэр. — Он запоздало сообразил, что Вистан сейчас прячет Мечедробитель и его старую перевязь в надежное место — или несет в подвал, к водохранилищу. — Вам угодно, чтобы я нашел его, сэр?

— Нет, тебе придется самому выполнить мое поручение. Я скажу сэру Свону, на сей счет не беспокойся. Ступай в караульную и скажи сержанту, чтобы снял всю стражу с постов. Всех до единого. Понял?

— Да, сэр Гарваон. Всех меченосцев и всех лучников. Всю стражу.

— Верно. Они должны собраться в большом зале и ждать. Ступай живо.

Тауг повиновался, но на лестнице его остановил Бил:

— Ты переутомился, оруженосец.

— Я не люблю болтаться без дела, ваша светлость, и рад воспользоваться случаем уйти с ветра.

— Немаловажное соображение, согласен. Сегодня тебе придется выполнять разную мелкую работу для сэра Свона. Полировать кольчугу и тому подобное. Верно?

Задаваясь вопросом, что последует дальше, Тауг кивнул:

— Да, ваша светлость, мои каждодневные обязанности.

— Ты знаешь, где нас поселили? Где разместили нас с королевой Идн до того, как она стала королевой?

— Этажом выше тронного зала, ваша светлость. Вторая дверь налево от лестничной площадки?

— Совершенно верно, — кивнул Бил. — Я хочу поговорить с тобой вечером, когда ты покончишь со своими делами. Постучись, и тебя впустят.

— Хорошо, ваша светлость. — Тауг повернулся, собираясь идти.

— Подожди. Я не стану приказывать тебе лгать сэру Свону. Но если он не спросит, нет никакой необходимости упоминать о нашей предстоящей встрече.

Тауг выразил согласие, всем сердцем жалея, что не остался наверху.

Самую большую палатку — свой собственный шатер — Мардер счел нужным отдать Идн. Отсутствие служанок являлось проблемой, разрешить которую было не так просто. Идн с готовностью согласилась воспользоваться услугами Герды и Бертольда Храброго, но решительно отказалась от помощи Хелы и Хеймира.

— Мы их боимся, — сказала она мне. — Считайте нас трусливой. Мы знаем, что вы сами ничего не боитесь.

Я потряс головой:

— Я знаю вас слишком хорошо, чтобы подозревать в трусости, ваше величество.

— Нас пугает острый ум сестры и полное отсутствие ума у брата. Говорят, «смелый, как Тунор, и хитрый, как инеистый великан». Они не все хитрые, как нам известно. Но если уж великан хитер, он и вправду скользкий как угорь, а ваша Хела истинная дочь своего отца. Вдобавок она продаст свою добродетель за ломаный грош, коли увидит в этом хоть самую малую выгоду.

Я выжидательно молчал.

— Герда поможет нам одеваться, а ее муж устраивает нас больше, чем зрячий мужчина: нам не придется беспокоиться, что он увидит нас раздетой, и он слишком стар, чтобы думать об изнасиловании. Но мы сомневаемся, что он в силах сам поставить или снять палатку. Сегодня ставили люди герцога Мардера. Мы не хотим просить о помощи каждый вечер. Вы, мужчины, говорите, что женщины постоянно просят о помощи. И если это не вполне соответствует истине, то и не вполне неверно. По-вашему, нам нравится просить?

Я помотал головой.

— Правильно. И все же порой мы просим, как просили вас отправиться с нами в Утгард. — Темные глаза, горевшие огнем, немного затуманились. — Это совсем несложно, просить вас. В вас есть что-то такое, что даже королеве не стыдно обращаться к вам за помощью.

— Это хорошо.

— Так вы отдадите нам Анса на время? Пожалуйста! Мы просим, как о великом одолжении, и вернем вам вашего слугу сразу по прибытии в Утгард. У вас еще останутся Хела и Хеймир — или вы отдали Хелу сэру Воддету? Но у вас в любом случае останется Хеймир. И вы сможете пользоваться услугами Анса, когда пожелаете.

— Благодарю за честь. Разумеется, вы можете взять Анса и держать при себе сколь угодно долго, коли он станет хорошо служить вам. Но не могу не спросить. Его милость сопровождают восемь слуг. Он с готовностью отдал бы вам семерых, стоило вам только намекнуть. Почему именно Анс?

Идн вздохнула:

— Потому что он ваш слуга и ближе вам, чем любой другой.

— Можете взять его, ваше величество. Но насчет нашей с ним близости вы ошибаетесь. Бертольд Храбрый мне гораздо ближе, а также Гильф. — Я положил ладонь на голову пса.

Идн улыбнулась:

— Бертольд уже служит нам, а с собаками так просто не расстаются. Вы пришлете к нам Анса? Это только до прибытия в Утгард, как мы сказали.

— Конечно, ваше величество. — Я отступил назад, ожидая позволения удалиться.

— Постойте! Сядьте. Прошу вас, сэр Эйбел, выслушайте нас. Вход в палатку открыт — никто не заподозрит нас в дурном, коли мы с вами часок побеседуем. — Идн понизила голос. — Нам нужно кое-что рассказать вам.

— Как прикажет ваше величество.

Я сел на ковер перед складным стулом Идн.

— Вчера мы сказали вам, что к нам являлся некий посетитель.

Я кивнул:

— Эльф?

— Нет. Один из наших подданных. Из ангридов. Вы провели мало времени в Йотунленде, сэр Эйбел, однако наверняка получили некоторое представление о стране. Вам ничего не показалось странным?

Я пожал плечами:

— Много разных вещей.

— Мы не станем утруждать вас просьбой перечислить оные. Вы видели наших подданных — великанов — и их рабов?

— Да, ваше величество, разумеется.

— А великанш?

Я напряг память; для меня все осталось в далеком прошлом.

— Я был в доме Бимира, ваше величество, но у него не было ни жены, ни детей.

— У его величества, — сказала Идеи, — нет детей. И нет супруги, помимо нас. Жены и дети остальных ангридов спрятаны. Девочкам суждено скрываться всю жизнь, а мальчикам — до той поры, покуда они не станут достаточно взрослыми, чтобы осознать, что они именно скрываются, а также где они скрываются и почему.

— Если бы я спросил, где…

— Мы не вправе сказать вам. Существует особая страна, где живут великанши. Мы называем ее Йотунхоумом; ученые употребляют название Воллерленд, или Страна мудрых женщин. Как супруга его величества, мы являемся правительницей Йотунхоума. Не просто королевой, но монархиней. Они явились к нам в первую ночь после бракосочетания, когда наш супруг стонал и истекал кровью в постели.

Кажется, я кивнул.

— Понимаю…

— Нет, не понимаете. И даже не думаете, что понимаете, ибо вы слишком умны для этого. Пожелай мы взять в сопровождающие женщин, которые бежали бы рядом с нашей лошадью, как Хела и Хеймир бегут рядом с вашей, мы бы получили желаемое. Но тогда мы подверглись бы нападению, и сейчас нас здесь не было бы. — Идн вздохнула. — Говорят, они умеют сражаться, и, зная условия их жизни, мы в этом не сомневаемся.

Той ночью, когда все уже спали, Анс, выполнив все распоряжения Идн, пришел к моему костру. Хеймир крепко спал, наполовину прикрыв свое огромное тело медвежьей шкурой. Анс видел, как я оседлал Облако, свистнул Гильфа и поскакал на север по ночному небу. Об этом он рассказал мне позже.

— Сядь, — сказал Бил Таугу. — Нам с тобой нет нужды в церемониях.

— Я все равно лучше постою, — сказал Тауг, — если ваша светлость не против. Мне неловко сидеть в вашем присутствии.

— Как тебе угодно. Однако ты устал, наверное. Лестницы этого замка укатают любого.

Тауг ничего не ответил.

— Мое задание опасно, но не займет много времени. Ты ведь помогаешь сэру Свону, когда он выполняет обязанности начальника стражи?

— Да, ваша светлость.

— Таким образом, часовые привыкли подчиняться тебе. Ты знаешь, что мы опасаемся нападения на замок. Не просто толпы, колотящей в двери и шумно требующей показать короля. Такого мы уже насмотрелись. Но серьезного нападения мятежников.

— Я понимаю, ваша светлость, — устало кивнул Тауг.

— Ты когда-нибудь видел осаду, оруженосец Тауг? Я имею в виду, настоящую, которой руководит король или другой крупный правитель, имеющий в своем распоряжении военных механиков.

— Нет, ваша светлость, не видел.

— Я так и думал. Здесь могут применяться самые разные машины, например катапульты. Деревянные башни на колесах, буры для прокладки подземных ходов и так далее и так далее. Однажды я принимал участие в такой осаде. — Бил переплел пальцы. — Но нам нет нужды бояться ничего подобного. Его величество — я говорю о своем зяте — оправится задолго до того, как мятежники сумеют захватить замок с помощью такого рода машин. Нам следует бояться единственно внезапного штурма. Именно поэтому мы выставляем стражу. Именно поэтому я очень рад, что Шилдстар со своими ангридами на нашей стороне, пусть они и причиняют нам много головной боли.

Тауг, который всем сердцем желал, чтобы Шилдстар со своими ангридами провалился в Муспель, послушно кивнул.

— Сколь бы слабы мы ни были, никакой штурм не увенчается успехом без таранов и приставных лестниц — длинных лестниц, по которым нападающие смогут подняться к верхним окнам и парапету башни. Поскольку речь идет об ангридах, такие лестницы должны быть огромными.

Почувствовав, что от него ожидают очередного кивка, Тауг кивнул.

— Поистине огромными и очень прочными. У тебя есть палка, оруженосец?

— Палка, ваша светлость? Нет, ваша светлость.

— Раздобудь. Примерно такую. — Бил развел руки на длину боевой стрелы. — Если тебя заметят, ты должен притвориться слепым. Слепой раб, бредущий по городу за стенами замка, не вызовет подозрений.

— Ваша светлость желают, чтобы я сегодня ночью отправился на поиски приставных лестниц?

Бил улыбнулся:

— Ты сделаешь это, оруженосец?

— Когда вам угодно? Я прямо сейчас и пойду.

— Подожди немного, пожалуйста. — Бил поднял руку. — Я хочу не только найти лестницы, если некие злонамеренные ангриды действительно их приготовили, но и установить личность врагов.

— Я сделаю все, что в моих силах, ваша светлость, — кивнул Тауг.

Лицо Била приняло встревоженное выражение.

— Ты устал. Иначе быть не может. Усталость заставляет нас забывать об осторожности. Если ты забудешь об осторожности сегодня ночью, тебя могут схватить и убить.

Тауг отступил на шаг назад.

— Королева Идн покинула замок верхом, ваша светлость, и благополучно проехала через весь город: ведь мы знаем наверное, что она добралась-таки до сэра Эйбела. Сомневаюсь, что опасность очень уж велика.

— Возможно, тогда они были менее организованны. Бил подождал, не заговорит ли Тауг, и после продолжительной паузы наконец сказал:

— Ну что ж, ступай. Удачи тебе.

Поблагодарив Била, Тауг вышел из комнаты и резко остановился, завидев в коридоре Вистана.

— Ты оттуда, а я туда, — сказал Вистан. Тауг закрыл за собой дверь.

— Зачем?

— Он посылал за мной. — Вистан зевнул и потянулся. — Убирайся с дороги.

Удар кулака пришелся Вистану под ухо. В следующий момент Тауг схватил его за грудки и со всей силы шибанул лбом по носу, потом резко вскинул левое колено, а когда Вистан сложился пополам, врезал ребром ладони ему по шее сзади.

— Мне следовало бы попинать тебя, — пробормотал он, когда Вистан распростерся на полу, — но на сей раз я тебя не трону. В следующий раз получишь сполна.

Темная лестница, построенная в расчете на великанов, теперь казалась не такой темной, и спуск давался Таугу гораздо легче против прежнего. Достигнув нужного этажа, он увидел на посту возле ближайшей к лестнице двери для вылазок знакомого лучника и весело его поприветствовал.

— Все еще не спите, оруженосец Тауг? Уже поздно.

— О, ночь только началась. — Тауг ухмыльнулся, а потом, вспомнив Вистана, потянулся и зевнул. — Полагаю, утром недосып даст о себе знать, но когда я сказал «спать», послышалось «встать». Давно заступил на пост, Арн?

— Только что.

— Это хорошо. Мне нужно отправиться на задание. По возвращении я стукну сначала три раза, а потом два. Вот так. — Тауг показал, легко пробарабанив по железной двери костяшками пальцев. — Когда услышишь такой стук, впустишь меня.

— Да, сэр. — Лучник воздержался от вопросов.

— Возможно, я задержусь, так что предупреди сменщика.

Тауг поднял засов и потянул на себя огромную железную дверь.

По меркам ангридов коридор был тесным, но Таугу он показался просторным. В следующий момент дверь за ним закрылась, и в темноте коридор стал не узким и не широким, а только зловещим. Одной рукой он держался за неровную каменную стену, другой шарил в воздухе, задаваясь вопросом, привыкнут ли глаза к столь непроглядной тьме, и в конце концов придя к выводу, что никаким глазам такое не под силу. Он запоздало вспомнил про палку, взять которую советовал Бил.

«Будь у меня палка, — сказал он себе, — или лук, как у сэра Эйбела, я бы здорово отходил Вистана». Вероятно, такой поступок был бы бесчестным, но Тауг обнаружил, что больше не особо заботится о чести, когда дело касается Вистана. У Вистана меч. Разве бесчестно использовать палку в драке с человеком, вооруженным мечом? Следующие несколько шагов Тауг обдумывал вопрос и в результате заключил, что ничего бесчестного здесь нет.

Огромный двор казался светлым от сияния звезд и белым от снега. Тауг рассчитывал прятаться в темном коридоре, покуда не представится удобный случай выскользнуть оттуда незамеченным. Но такой необходимости не возникло.

Снег, местами нетронутый, в других местах был истоптан ногами великанов, но великаны, наследившие здесь, отправились на боковую, оставив снег в распоряжении Тауга. Он скрипел под грубыми новыми сапогами так громко, что Тауг испугался, как бы часовые не подняли тревогу, заслышав шум. Раньше у бронзовой двустворчатой двери, к которой вела главная лестница, стояли четверо часовых — меченосец, лучник и два вооруженных слуги; сейчас они получили подкрепление в виде двух ангридов Шилдстара. Но, похоже, ни один из них не услышал шагов Тауга, а поскольку дверь была закрыта и заложена засовом, увидеть его они всяко не могли. Преследуемый единственно призраком, сотканным из пара от дыхания, он побежал к воротам.

Стражники, приветствовавшие Трима, когда он привел Тауга в Утгард, покинули свой пост. Ворота, через которые могли проехать сорок рыцарей в ряд, были распахнуты настежь. В огромных приземистых домах ангридов (полностью или почти безоконных) за крепостным рвом, пересеченным длинной черной дугой моста, не виднелось ни огонька.

Тяжело дыша, Тауг остановился и обернулся на центральную башню Утгарда, вздымавшуюся к небу угрюмой горой. Темно-красное мерцание в одном из узких верхних окон свидетельствовало о том, что кто-то из рабов еще подбрасывает дрова в камин в своей спальне. С минуту Тауг стоял неподвижно, глядя на крохотный маяк, далекий, как звезда. Потом темная фигура заслонила свет в окне. Он долго-долго махал рукой, но наконец повернулся и пошел прочь, твердо уверенный, что сестра заметила его и помахала в ответ, хотя лица он не видел.

Дома Утгарда, втрое превосходившие размерами самые большие амбары, были построены из досок, частично перекрывающих друг друга и скрепленных деревянными колышками или огромными черными штырями с квадратными головками. Это Тауг понял, когда провел рукой по нескольким стенам, даже при слабом свете звезд заметив, что они усеяны странными шипами. Хотя дома и не уступали по величине многим замкам, они теснились возле широченного крепостного рва, точно убогие лачуги, и казались крохотными рядом с ним.

Никем не видимый и не видя никого вокруг, Тауг переходил от дома к дому. Для приставных лестниц, достаточно крепких, чтобы выдержать вес ангридов, требуются здоровенные бревна. Приставные лестницы, достаточно длинные, чтобы позволить ангридам добраться до парапетных стенок Утгарда, должны иметь длину в полет стрелы. Сколь ни огромны дома, ни в одном из них такая лестница явно не поместится. Тауг проходил мимо них, чувствуя себя все увереннее и размышляя о том, что через час может с чистой совестью вернуться в центральную башню и завтра утром доложить Билу, что усердно искал, но ничего не нашел.

Неясная тень стремительно пронеслась от одного громоздкого строения к другому. Тауг моргнул, и она исчезла, однако он был уверен, что ему не померещилось. Уже не столь смело он перешел к следующему дому, потом к следующему, а затем остановился и поднял капюшон плаща.

Поодаль снова мелькнула тень — гораздо меньше великана, собственно говоря, даже меньше самого Тауга. Он плотно прижался к стене, радуясь обилию на ней торчащих колышков, которые, хотя и больно вонзались в спину, помогали маскироваться. Тень исчезла не полностью, он различал ее: черное пятно в тени дома.

Она двинулась с места, и следом за ней двинулась еще одна — гораздо больших размеров и еще менее отчетливая. Рука, огромная корявая ручища…

— Нет! — выкрикнул Тауг. — Нет, Орг! Не надо!

Маленькая тень застыла на месте, и Тауг бросился к ней.

Он мельком увидел испуганные глаза на бледном лице и на бегу подхватил на руки его обладательницу.

Заслышав шум в доме, оставшемся позади, он свернул на следующую улицу — столь узкую, что, казалось, ангриду по ней не пройти, — а потом еще на одну, первую попавшуюся. Здесь он остановился и опустил свою ношу на землю.

— Что это было? — Голос принадлежал девочке.

— Орг. — Тауг судорожно ловил ртом морозный воздух. — Он… э-э… такое существо вроде животного. Что-то вроде ручного зверя сэра Свона. Я… мы… Ты кто?

— Я — это я. Этела. — Она едва доставала Таугу до подбородка. — Вы не слепой.

— Я отведу тебя домой. Тебе лучше укрыться в безопасном месте, покуда ты снова не встретилась с Оргом, — возможно, он меня не помнит.

— Вы из замка?

Тауг кивнул.

— Я догадалась, поскольку у вас есть глаза, а у наших мужчин нет, если только они не новенькие. Да и они почти все слепые. — Этела помолчала. — Если вы один из тех, кто заперся в замке с королем, я могу рассказать вам.

— Что — рассказать?

— Ну, про лопаты и кирки, которые они мастерят. Они уже изготовили не одну сотню, а будут еще тысячи и тысячи.

— Ты для этого вышла из дому ночью?

— Ага. Мама велела сказать вам. Вы рыцарь?

— Нет, но мой хозяин — рыцарь. Где ты живешь, Этела?

— В доме хозяина. Я покажу дорогу. — Она тронулась с места. — Теперь я не боюсь, поскольку вы со мной. Видите, какая я храбрая?

— Ты хотела рассказать про лопаты.

— Ага. Мама говорит, они собираются рыть землю и засыпать замок, покуда не завалят полностью.

— Но это невозможно, — возразил Тауг.

— Ну, так говорит мама. Только никто не должен знать. Я боюсь великанов, но еще сильнее боюсь вашего Орга, который пытался с-с-схватить меня.

У нее стучали зубы. Тауг снова поднял Этелу на руки и завернул в свой плащ.

— Я немного понесу тебя, так мы оба чуток согреемся. Как зовут твоего хозяина?

— Логи. Я не очень тяжелая?

— Ты легкая как перышко. Сколько тебе лет?

— Почти достаточно, чтобы выйти замуж.

Тауг тихо рассмеялся.

— Так мама говорит. Поскольку там волосики пробиваются и грудь начинает расти. До моего дома действительно далеко. Вы собираетесь нести меня на руках всю дорогу?

— Возможно. Ты проделала такой длинный путь сегодня?

Этела кивнула. Тауг почувствовал движение ее головы.

— Тогда, думаю, я смогу донести тебя до дома. Посмотрим. Наверное, Орг запросто дотащил бы нас обоих. Так получилось бы быстрее. — Девочка задрожала, и он сказал: — Я просто пошутил, и в любом случае Орг вряд ли сделал бы такое. Для сэра Эйбела или сэра Свона, может, и сделал бы, но не для меня.

— Он хотел убить меня?

— Конечно. И съесть. Вообще-то мы с сэром Своном должны кормить Орга, но в последнее время не кормили. У нас мало съестного, и мы были очень заняты. Сэр Свон запретил Оргу есть рабов, но он чем-то да питается, надо полагать. А нам приходится беспокоиться о другом. Как раздобыть побольше продовольствия, причем быстро. Не знаю, как мы это сделаем.

— Вы не едите людей?

Тауг ухмыльнулся:

— Только не таких грязнуль.

— Не надо меня дурачить. Это нечестно.

— Хорошо, не буду.

— Вон там нужно повернуть.

— Куда?

— Там поворот только в одну сторону. Как вас зовут?

— Тауг. Оруженосец Тауг, если хочешь обращаться ко мне по всей форме, но тебе не обязательно это делать.

Кривая, изрытая колеями улица, по которой они шли, закончилась, и Тауг повернул налево.

— Но к сэру Свону или сэру Гарваону тебе придется обращаться по всей форме. Или к лорду Билу. Я имею в виду, если ты когда-нибудь окажешься в замке и будешь разговаривать с ними.

— Вы женитесь на мне?

Тауг резко остановился:

— Сомневаюсь.

— Ну а я не сомневаюсь. Когда я подрасту.

— Это вряд ли, Этела. — Он зашагал дальше. — Я не уверен, что вообще женюсь когда-нибудь.

— Просто когда мама сказала, что мне уже можно замуж, я стала гадать, кто же будет моим мужем, но никого подходящего не находила. Но теперь появились вы, только вам придется ухаживать за мной. Петь под моим окном, так мама говорит.

Тауг улыбнулся:

— Когда ты подрастешь.

— Ага, потому что у нас нет окон. — Высунув из-под плаща до боли тоненькую руку, Этела указала вперед. — Вон, видите? Последний дом. Идите туда, вон за тем маленьким холмом мы и живем.

— Инструменты там? Кирки и лопаты?

— Я покажу. Наша кузница пристроена прямо к дому, и это хорошо, поскольку от нее идет сильный жар, и потому у нас всегда тепло, только есть нечего. Вы голодны?

Тауг помотал головой.

— А я страсть какая голодная. Я подумала, может, вы надеетесь, что мама накормит вас. Только мама скорее всего не станет с вами разговаривать, а мне все равно нечего вам дать.

Почувствовав, как она дрожит, Тауг сказал:

— Ты совсем замерзла.

— Ну, зимой на улице всегда холодно.

Тауг наконец принял решение и объявил:

— После того как ты покажешь мне инструменты, я возьму тебя с собой в замок. Еды у нас немного, но я отдам тебе свой завтрак утром и найду тебе одежду получше.

— Знаете, я всегда надеялась побывать в замке, — мечтательно сказала Этела.

— Понятное дело. Поук раздобудет тебе одежду. Поук мой зять, это он достал мне эти сапоги. Если бы королева Идн была здесь, она бы… Кто это?

— Это Вил, — прошептала Этела. — Кажется, он услышал нас.

Глава 17 ИНСТРУМЕНТЫ

— Я чувствую зов Ская каждый раз, когда мы делаем это, — негромко проговорил я. — А ты, Гильф? Ты чувствуешь?

Гильф коротко взглянул на меня:

— Да.

— Ты ж никогда там не был — если не считать нескольких дней сразу после рождения.

Он не ответил.

— Ты мог отправиться туда со мной. Но полагаю, ты не знал, где я. Ты думал, что я погиб.

— Да.

— Теперь я снова здесь, далеко от Дизири, но гораздо ближе к Скаю, чем находился все время, покуда был с ней. Я хочу подниматься все выше и выше, пока не увижу летучий замок. Я хочу расседлать там Облако и накормить ее зерном до отвала. Потом хочу пройти в пиршественный зал и похвастаться тобой, выпить с товарищами и рассказать славные сказки о наших приключениях в Митгартре.

— Мы туда?

— Нет. Но тебе понравился бы Скай. Ты бы в него просто влюбился. Там широкие равнины и пустынные холмы, куда ни кинь взгляд, и они все время меняются. Смотри. — Приподнявшись на стременах, я указал рукой. — Вон Утгард, черный силуэт на фоне звездного неба. Видишь?

— Плохо.

— Разумеется. Но — о Тир! — ты только посмотри на размеры замка! Если бы я когда-нибудь сомневался, что наши ангриды — истинные сыновья Бергельмира, то я бы поверил сейчас.

Повинуясь моему мысленному приказу, Облако начала спускаться вниз.

— Я поклялся не использовать способности, обретенные в Скае, когда вернусь в Митгартр, но…

— Нет?

— Ты думаешь, я использую, верно? Всякий раз, когда мы путешествуем таким образом.

— Да.

— Нет. Это способность Облака, одна из многих. Я упаду вниз, коли спешусь.

— А я нет, — пропыхтел Гильф.

— Да, но ты не умеешь ездить верхом. — Я натянул поводья. — Посмотри, там красный огонек. Это кузница, могу поклясться, и они до сих пор работают. Почему мы не слышим стука молотов?

— Я выясню.

Гильф мощными прыжками унесся вперед. Издалека до меня донесся приглушенный расстоянием шум крепчающего ветра; снежная поземка мела под ногами людей, находившихся между Гильфом и кузницей, озаренной отсветами горящего угля.

Вернувшись, пес сообщил:

— Мужчина и девочка.

— У кузницы?

— Да.

Я кивнул:

— Работники отвлеклись от дела, чтобы поговорить с ними? Вероятно, они велят девочке идти спать. Детям давно пора спать в такой поздний час.

— Не ахти какой силач, — объявил раб по имени Вил. — Где твоя палка? — Он ощупывал руки Тауга.

— У меня нет, — объяснил Тауг. — Я не мог нести Этелу и одновременно держать палку.

Раб хмыкнул. У него было худое лицо, но могучие мускулистые руки. Пальцы, сжимавшие и тискавшие предплечье Тауга, казались железными.

— Мне нужно возвратиться к своему хозяину, — сказал Тауг.

Не глядя на Этелу, другой раб обратился к ней:

— Ты пойдешь баиньки, как хорошая девочка?

— Угу.

— Твоя мама уже спит, и она очень волновалась за тебя.

На лице Этелы отразилось сомнение.

— Ну, я надеюсь.

— Нам надо еще поработать, — сказал Вил.

Тауг прочистил горло:

— Я как раз хотел спросить. Что вы здесь куете? Подковы?

— Сейчас — киркомотыги, —ответил Вил. — Хочешь пощупать одну?

— Да, интересно знать, какие они. — Тауг понимал, что чем больше желания остаться и поговорить он выкажет, тем скорее рабам Логи захочется от него отделаться.

— Пойдем. — Железная хватка Вила не оставила Таугу выбора.

Кузница была точно такой высоты, как дом, к которому она была пристроена; с земляным полом и открытая с наружной стороны, вероятно, чтобы заводить внутрь лошадей. Помещение освещалось только красноватыми отблесками горящего угля, но и сотня свечей не осветила бы его лучше.

— Вот, — сказал раб. — Нравится? Как бы тебе понравилось размахивать такой штуковиной целый день?

Киркомотыга была огромной. Тауг отдернул руку:

— Она еще горячая.

— Да не такая уж и горячая. — Раб легко поднял кирку. — Протяни руки.

— Нет, — сказал Тауг. Все трое рассмеялись.

— Как ты узнаешь, какого она размера, если не возьмешь в руки?

— У тебя руки сильнее моих, — сказал Тауг. — Если ты скажешь, что она большая, я поверю тебе на слово.

— Погоди. Я дам тебе холодную. — Двигаясь медленно, но уверенно, Вил прошел в глубину кузницы и вернулся с киркомотыгой, рабочая часть которой была длиной в рост Этелы, а рукоятка в недавнем прошлом являлась стволом большого дерева. Тауг взял инструмент, но почти сразу уронил железной насадкой на землю.

— Думаешь, ты смог бы такой размахивать?

— Он страшно сильный, Вил, — преданно заявила Этела.

— Да нет, — сказал Тауг девочке. — И я далеко не такой сильный, как твои друзья. К великому моему сожалению.

— Приходи к нам работать, — сказал Вил.

— К счастью, мне не придется. Мать Этелы здесь? Мне бы хотелось поговорить с ней.

— В доме. Я провожу тебя. — Он провел Тауга и Этелу в глубину кузницы, мимо штабелей огромных киркомотыг и лопат, и открыл дверь, достаточно большую для самого могучего ангрида.

Когда они вошли в дом, Тауг заметил:

— Вы работаете допоздна.

— Приходится. — Раб закрыл за собой дверь и протянул руку. — Я Вил.

— Тауг. — Тауг взял протянутую руку, говоря себе, что любая боль, которую он испытает от пожатия Вила, будет заслуженной; что будущий рыцарь должен быть не слабее любого кузнеца.

— Крепкий парень. Ты вполне мог бы махать молотом.

Тауг поблагодарил его.

Вил понизил голос:

— Ты ведь не слепой, верно?

Ну вот, он выдал себя.

— Да, — сказал Тауг. — Ангриды не брали меня в плен. Я зрячий.

— Пытался одурачить нас.

— Да, — повторил Тауг. — Глупо с моей стороны.

— Он из замка, — вставила Этела.

— Один из людей короля Арнтора?

— Я никогда не видел короля, — признался Тауг, — но я действительно его подданный.

— Мы тоже были его подданными. Все мы. — Пустые глазницы Вила смотрели в точку пространства, находящуюся левее и ниже лица Тауга, но рука уверенно нашла его плечо.

— Я родился в Гленнидаме, — сказал Тауг.

— Впервые о таком слышу.

— Наша деревня совсем маленькая. — Тауг немного помолчал. — Мы хранили секреты вольных отрядов — снабжали разбойников пищей, пивом и всем прочим, поскольку они обещали защищать нас. Иногда они просто у нас отбирали.

— Вы почитали нас, — раздался новый голос, — поскольку Дизири сделала для вас доброе дело, когда предложила спрятать ваших детей от ангридов-налетчиков.

— Баки?

Из темного угла выступила эльфийская дева в обличье женщины из человеческого племени, с волосами такими рыжими, что казалось, они светятся в полумраке и время от времени трепещут, словно языки пламени.

— Это… это мой друг, Этела. — Тауг сглотнул, глубоко вздохнул и с трудом продолжил: — Уверен, она станет и твоим другом тоже. Баки, эту девочку зовут Этела, я веду ее домой, к матери. Я собираюсь взять Этелу в замок и накормить, коли мать позволит. А это Вил. Он здесь работает, и я уверен, он замечательный кузнец. Тебе же нравятся кузнецы?

— Почему она голая? — спросила Этела.

— Я сестра Баки, и я люблю кузнецов. — Она пробежала пальцами по руке Вила. — Руки у кузнецов крепкие, как наковальни. Ты куешь мечи, Вил?

— Не… — У него сорвался голос. — Не очень хорошие.

— Если хочешь, я научу тебя, как выковать меч, которым можно расколоть боек молота.

Тауг притянул к себе Этелу:

— Где твоя мать?

— Думаю, в следующей комнате, подслушивает.

— Правда? С чего ты взяла?

— Просто я так думаю, и все.

Тауг кивнул:

— Давай выясним.

Оставив Ури в объятиях Вила, они торопливо прошли через кухню. В следующей комнате находился камин — маленький, просто крохотный, по меркам замка Утгард, но все равно значительных размеров. В нем дотлевали угольки, и две рабыни спали на теплой золе.

Третья — бледнолицая черноволосая женщина в драном черном платье — сидела, неестественно выпрямив спину, на высоком табурете. В тусклом свете от камина ее широко раскрытые глаза казались темными, как сливы.

— Вот моя мама, — объявила Этела.

Тауг прочистил горло.

— Рад с вами познакомиться, мадам. Я оруженосец Тауг.

Женщина не пошевелилась и не промолвила ни слова.

— Я нашел Этелу в Утгарде — я имею в виду, в городе, — совсем одну. С ней могло что-нибудь случиться.

Не зная, слышит ли его женщина, Тауг умолк. Она не издала ни звука.

Тягостную паузу заполнила Этела:

— И чуть не случилось.

— Поэтому, — кивнул Тауг, — я привел ее домой. Но она замерзла и голодна, и потому я бы хотел взять вашу дочь в замок и накормить, коли вы не возражаете.

Таугу показалось, что голова женщины чуть изменила угол наклона, буквально на волосок.

— К вашему королю, — с усилием продолжал Тауг. — К королю Гиллингу. Может, я сумею раздобыть для нее еды и одежду потеплее.

Одна рука шевельнулась, как шевельнулись бы на слабом сквозняке перья мертвого голубя, и Этела поспешно подошла. Женщина принялась настойчиво шептать, а девочка то и дело повторяла «хорошо, мама» и «да, мама».

Потом Этела вернулась к Таугу:

— В общем, она разрешила, только нам лучше уйти сейчас же, и побыстрее.

Тауг согласился. Он отвел взгляд от охваченной страстью пары на кухне и дернул Этелу за руку, призывая поторопиться. Позади них что-то пробудилось от сна: балки огромного дома заскрипели и затрещали.

В кузнице два раба ковали кирку: один держал кусок докрасна раскаленного железа клещами, другой бил по нему молотом, определяя форму заготовки (как показалось Таугу) легким постукиванием. Тауг и Этела стремительно прошли мимо, и если двое у наковальни услышали шаги, то никак не показали этого.

— Что тебе сказала мама? — спросил Тауг, когда они трусцой припустили по улице.

— Идти быстро!

— Я знаю, но что еще?

— Хозяин проснулся, — задыхаясь, проговорила Этела. — Если он услышал вас…

Остальные слова заглушил дикий рев, раздавшийся позади. Обернувшись, Тауг мельком увидел ангрида, чудовищно толстого и высокого, с тремя руками. Подхватив Этелу, словно куклу, Тауг бросился бежать во весь дух, но в следующий миг взлетел в воздух, пойманный громадной лапищей за плащ сзади. Несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, он лихорадочно пытался вытащить руки из прорезей, молясь о том, чтобы плащ порвался и он освободился. Еще две огромные лапищи сомкнулись у него на поясе.

Ангрид заговорил. (Или он считал, что заговорил.) Тауг слышал лишь голос дикого зверя: громоподобное рычание, которое обратило бы в паническое бегство самого огромного медведя из всех, когда-либо бродивших по белу свету. Тауг испустил пронзительный вопль, и впоследствии повторить все, что он прокричал потом, — все клятвы, данные Оргу или любому оверкину, который пришлет на помощь Орга, — он мог не успешнее, чем воспроизвести обращенные к нему тогда слова Логи.

Так или иначе, отчаянные крики возымели действие. Черная тень выскользнула из мрака и накинулась на Логи сзади.

Тауга уронили или бросили или то и другое вместе; и он ударился о покрытую снегом землю достаточно сильно, чтобы в глазах его потемнело. Когда он очухался настолько, что сумел подняться на ноги, Орг и Логи яростно боролись: Логи пытался вонзить противнику в горло кинжал длиной с хороший меч, а чешуйчатая рука Орга крепко сжимала запястье ангрида. Ни разу прежде Тауг не видел столь отчетливо лица Орга — и он содрогнулся бы от ужаса, когда бы не знал, что это лицо их защитника.

— Бежим! — Этела дергала его за руку.

Он помотал головой, глядя, как острие кинжала медленно приближается к горлу Орга.

— Бежим! Нам нужно бежать!

— Я рыцарь. Мне нельзя бежать.

Тауг отстранил Этелу и бросился к Логи; он обхватил ногу великана и — поднатужившись, словно при попытке вырвать с корнем дерево, — оторвал ступню от земли.

Орг тоже отчаянно напрягал силы: он бешено орудовал свободной рукой, полосуя когтями спину и бок Логи так, что кровь лилась ручьями и куски вырванного мяса сыпались на землю. Еще мгновение — и Логи упал. Они с Оргом покатились по снегу, и хотя Логи всеми тремя руками вцепился противнику в горло, столь мускулистой и толстой была бычья шея Орга, что он продолжал драться.

Пока Тауг не подхватил с земли оброненный кинжал размером с меч и не всадил по самую рукоятку ангриду в левый глаз.

Мы с Облаком могли бы спуститься легким галопом прямо на верхнюю площадку одной из башен Утгарда. Мысль показалась мне забавной, и с минуту я обдумывал такую возможность. Облако была бы там в безопасности, но более неудобного места не представить.

Спуститься на землю за пределами города и проехать через него означало подвергнуться опасности, но и такой вариант казался мне соблазнительным. Вероятно, наименее рискованно было приземлиться сразу за крепостным рвом и проехать рысью через открытые ворота во внутренний двор, а оттуда к конюшням, которые я заметил за центральной башней замка. Отказавшись от этого, мы проскакали легким галопом на расстоянии полета стрелы над самыми высокими шпилями и спустились сразу в мощенный булыжником двор.

Цокот копыт Облака не разбудил никакого добросовестного конюха. Я спешился и отправился на поиски чистого стойла. Какая-то лошадь заржала, заслышав мои шаги. Я нашел ее — белого жеребца, подаренного мне, казалось, вечность назад.

Конюхи — слепые рабы — спали в каморке за помещением для хранения сбруй. Я разбудил их, легко похлопав по плечу мечом плашмя и вызвав сонм призраков, присутствие которых они почувствовали, хотя и не могли ничего увидеть. Они забились в угол, съежившись от страха, а я обратился к ним с такими словами:

— В вашей конюшне всего у одной лошади есть вода и зерно. И у лошади этой — она принадлежит моему старому другу — есть вода и зерно только потому, что я напоил и накормил ее. Когда я увидел, как вы обращаетесь с ней, мне захотелось убить вас. И до сих пор хочется.

Они жалобно застонали.

— Ваш король заперся в Утгарде. Верно?

— Д-да.

— И потому вы считаете себя вправе делать все, что вам угодно, а угодно вам оставить животных без должного ухода. Грязные стойла и пустые кормушки. Лошади, мулы и волы умирают от жажды. Я бы пожалел вас, если бы вы не доказали, что вполне заслуживаете слепоты и даже худшего. Я иду в башню. Вы найдете моего коня и моего пса во дворе. Расседлайте коня и позаботьтесь о нем. Накормите пса и не забудьте напоить. Это понятно?

Рабы пролепетали:

— Да, сэр.

— Вы должны вычистить все до единого стойла, накормить и напоить животных. Я не знаю, сколько времени займет у меня разговор с королем Гиллингом. Может, час, может, два. Но всяко не более половины ночи, а по возвращении я осмотрю все стойла, чтобы проверить, выполнен ли мой приказ.

Покинув конюшню, я двинулся вокруг громадной башни Утгарда, направляясь к главному входу, но потом увидел широкую, рассчитанную на ангридов арку прохода для вылазок, вошел в страшно темный коридор и несколько мгновений спустя забарабанил в железную дверь.

Открывший ее лучник изумленно уставился на меня.

— Сэр Эйбел! Я ожидал оруженосца Тауга.

— Вы и вправду хотите знать, что сказала мама? — спросила Этела, когда они торопливо шли через город.

— Да, — сказал Тауг. — И еще хочу расспросить про нее. Узнать, почему она не стала разговаривать со мной, и разные другие вещи.

— Это хорошо, потому что мне тоже страшно хочется расспросить вас — про ваше лицо и про замок. Вы ведь расскажете, правда?

— Я постараюсь, — пообещал Тауг.

Он нес на плече ножны с кинжалом, прежде принадлежавшие Логи.

— И про Орга тоже. Вы ответите на мои вопросы?

— Если знаю ответы.

— Ладно. Когда хозяин умер, вы разговаривали с Оргом, только я боялась подойти поближе. О чем вы говорили?

— Он спросил, можно ли съесть твоего мертвого хозяина, — пояснил Тауг. — Я сказал, что можно, только надо зорко следить, нет ли поблизости ангридов, поскольку они убьют его, коли увидят. Он сказал, что утащит тело подальше и спрячет в надежном месте, чтобы потом возвращаться и доедать понемногу. Я одобрил такую мысль.

— Он больше не идет за нами?

Тауг пожал плечами:

— Не вижу, с какой стати Оргу идти за нами.

— А вдруг кто-нибудь нападет на нас?

— Я постараюсь отбиться. Теперь у меня есть это. — Он указал на кинжал Логи. — Так что сейчас мы в лучшем положении против прежнего. Раньше у меня был похожий кинжал, только далеко не такой красивый. И когда мой конь наконец добрался до Утгарда, я засунул его под кровать и напрочь забыл про него. Но про этот я не забуду никогда в жизни.

— Он ужасно большой, — заметила практичная Этела.

— Он великоват для моей руки, — согласился Тауг, — но, мне кажется, рукоятка здесь сделана из кости — либо ангрида, либо просто крупного животного. Так или иначе, я наверняка сумею обтесать ее и отшлифовать песком. Придется потрудиться, но дело того стоит. А теперь расскажи, что тебе говорила мама?

— Все рассказывать? Она много чего говорила.

Тауг кивнул:

— Да, все.

— Ну, она сказала пойти в замок с вами, только вообще никогда не возвращаться оттуда. Выполнять все ваши приказы, чтобы остаться с вами. Поскольку вы мои соплеменники, а чем ближе я буду к своим соплеменникам, тем лучше для меня. Она наказала мне умыться, постараться одеться покрасивее и вести себя очень-очень хорошо — и тогда, может, вы позволите мне остаться. Но если вы станете гнать меня обратно, она сказала не уходить, а спрятаться и дождаться, когда вы забудете, что хотели отправить меня домой.

— Я не погоню тебя обратно, — заявил Тауг.

— Ну, она имела в виду всех вас.

Пройдя еще десятка два шагов, Тауг спросил:

— А как же она сама? Наверное, нам нужно попытаться вызволить и твою маму тоже?

— Она сказала не возвращаться за ней, она все равно умрет. — В голосе Этелы послышались нотки безысходности. — Она так говорит. В смысле, когда вообще говорит, не обязательно со мной. Только Вил позаботится о ней, он всегда заботится. И Гиф, и Алка тоже.

— Вил твой отец?

Этела помотала головой:

— Мой папа умер. Но Вил любит нас с мамой и помогает нам, когда может.

— Логи тоже умер, — задумчиво заметил Тауг.

— Угу.

— Интересно, что станется с твоей мамой и другими людьми, которыми он владел.

— Ну, я не знаю.

Тауг с пару минут размышлял над этим вопросом, а потом указал пальцем вперед:

— Смотри! Вон мост через крепостной ров. Видишь?

— Там мы будем в безопасности?

— В большей безопасности, чем здесь. Что еще говорила твоя мама? Ты сказала, она много чего говорила.

— Я забыла. Вести себя хорошо и понравиться людям, которые как я, и отправиться с ними на юг, где они живут, и рассказать про мантикор и маргаритки.

— Про что?

— Про мантикор и маргаритки, только я не знаю, что это такое. Мама часто о них говорила.

— И что именно?

— Не знаю. А что это такое?

— Тебе нужно напрячь память, — настойчиво сказал Тауг. — Что она говорила о них?

— Они на платьях, кажется, и на шарфах. Чаще она просто повторяла слова. Мантикоры и маргаритки, мантикоры и маргаритки, вот так. Вы знаете, что это такое?

— Маргаритка — это такой цветок, — медленно проговорил Тауг, — желтый и очень милый. А что такое мантикора, я не знаю.

Они беспрепятственно миновали заснеженный мост и вошли в ворота. Этела на мгновение остановилась и задрала голову, чтобы посмотреть на Утгард, возвышавшийся подобием черной горы на фоне зимнего звездного неба.

— Я знала, что он страшно, страшно огромный, но не представляла, что настолько огромный.

— В нем легко заблудиться, — сказал Тауг. — Здесь нужно соблюдать осторожность, покуда хорошенько не запомнишь дорогу.

— Угу.

— У моей сестры комната наверху. Может, ты переночуешь там. Я спрошу.

— Я с вами, — твердо сказала Этела. — Так мама велела.

— Там видно будет. Может, ты поможешь мне заботиться о Мани. Вообще-то за него отвечаю я, но в мое отсутствие — как сейчас, например, — кто-то же должен присматривать за ним, а никто не присматривает, разве что ведьма.

— Ведьма?

Тауг кивнул:

— Ее зовут Халд, и она не только ведьма, а еще и призрак. По правде говоря, я не знаю, заботятся ли призраки о ком-нибудь.

— Там, где мама жила раньше, водился призрак, — сообщила Этела. — Только он был страсть какой жуткий, и он заботился о доме, а вовсе не о людях. Мама говорила, он никого особо не любил, а многих так просто ненавидел. Я не хочу слушать про вашу ведьму, поскольку мне и без того будет страшно ночью.

Направляясь к проходу для вылазок, через который покинул Утгард, Тауг размышлял о том, что не раз испытывал страх, а часто и настоящий ужас, с тех пор как сэр Эйбел взял его с собой в лес. Если точнее, практически постоянно, за исключением двух-трех случаев, когда он был слишком измучен, чтобы пугаться или испытывать любое другое чувство.

— Это бессмысленно, — сказал он.

— Что именно?

— Бояться все время. Бояться нужно только в особых случаях. Лишь время от времени. Или вообще никогда. Ты ведь обычно спала в доме ангрида, верно? С мамой?

— Угу. Каждую ночь.

— Я бы боялся. А тебе было страшно?

— Угу, только я привыкла. Мы ведь там жили.

— Так вот, я намерен перестать бояться — по крайней мере, попытаюсь. Если меня убьют, я просто умру, и на этом все кончится. Но меня не заставят пугаться каждый раз.

В кромешной тьме коридора Этела прошептала:

— А вы не боялись, когда убивали хозяина?

— Мне потом стало страшно, а когда все происходило, я просто старался действовать быстро — схватить кинжал и отскочить в сторону, чтобы великан не раздавил меня.

Рукояткой кинжала, взятого у Логи, Тауг постучал по железной двери: три удара, а потом еще два. В следующий миг раздались скрежет засова и приглушенное кряхтение единственного лучника, с трудом открывающего массивную дверь, которую любой ангрид распахнул бы без малейшего усилия.

Она медленно отворилась, и Арн сказал:

— Вот и вы, оруженосец Тауг. Сэр Эйбел хочет поговорить с вами, прямо сейчас.

Дверь королевской опочивальни открыла Ульфа, и несколько мгновений мы стояли, уставившись друг на друга. Наконец я сказал:

— Я знаю тебя, а ты знаешь меня.

Она потрясла головой:

— Как ваше имя, сэр? Я… мне бы хотелось, чтобы вы сами назвались.

— Меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце.

Она почтительно присела.

— Вашу покорную слугу зовут Ульфа. Она жена вашего слуги Поука.

— Однажды ты сшила мне рубашку.

— И штаны. И последовала за вами, когда вы и ваш пес, вместе с моим отцом Таугом, перебили вольный отряд.

Я кивнул.

— Я хочу поговорить с тобой и Поуком, когда освобожусь. Он здесь?

— Я приведу его, сэр, — сказала она и проскользнула мимо меня.

Королевская опочивальня казалась огромной, как грот грифона, и вообще похожей на пещеру; высокий потолок (покрытый росписями, представлявшими сцены сражений и пиров) еле виднелся в полумраке; бюро, сундуки и кресла не уступали по величине хижинам. Посредине, на малиновом с черными узорами ковре размером с хорошую поляну, стояла кровать, под которой Тауг совещался с Баки и Мани, — и она казалась маленькой, пока вы не замечали подле нее рабынь, не достававших головами даже до нижнего края деревянной рамы и вынужденных подниматься по приставным лестницам, чтобы обслуживать короля и расхаживать по одеялам, под которыми он лежал на простыне, вполне способной служить гротом на «Западном купце».

Рядом с кроватью, на обитом декоративном тканью сиденье позолоченного кресла, стоял Бил и разговаривал с Гиллингом, который сидел почти прямо, обложенный огромными подушками. Когда Бил изумленно оглянулся на меня, я остановился и поклонился:

— Милорд.

— Он здесь, — сказал Бил Гиллингу. — Не знаю, как такое возможно, но он здесь.

Гиллинг слабо шевельнул рукой:

— Сэр Эйбел. Подойдите.

Я подчинился, взобравшись по приставной лестнице на кресло, где стоял Бил.

— Сколь милостивы к нам наши предки, — с усилием проговорил Гиллинг. — Они благосклонно помогают нам, своему недостойному сыну. Сначала пришел Шилдстар, теперь вы. Наша королева… вы знаете нашу королеву?

— Имею такую честь, ваше величество. Именно королева Идн прислала меня к вам.

— Она была здесь минуту назад. Прелестная девушка.

Я решил, что Гиллингу приснилось.

— Да, она очень красивая женщина, ваша величество. Вам можно позавидовать.

— Она гадала по звездам. — Гиллинг вздохнул. — Она предсказывает будущее по звездам, по картам и по полету птиц, ибо она не только красива, но и мудра. Сэр Эйбел спасет нас. Сэр Эйбел, сказала она, явится сегодня вечером. Вы — сэр Эйбел?

— Да, ваше величество.

— И другого нет?

— Мне о таком неизвестно, ваше величество.

— И мне тоже, — вставил Бил.

— Это вы перебили наш пограничный отряд?

— Если бы я знал, что они ваши подданные, ваше величество…

Слабым движением огромной бледной руки Гиллинг пресек мои объяснения.

— Вы прощены. Помилованы. Мы осаждены мятежниками.

— Я слышал, ваше величество.

— И потому мы говорим… — Гиллинг умолк. Глаза его закрылись, и на какое-то время, показавшееся мучительно долгим, в огромном помещении воцарилась тишина, нарушаемая лишь шепотом рабов, подобным шелесту ивовых листьев на легком летнем ветерке. — Бил…

— Я здесь, ваше величество.

— Вы говорили, он еще очень далеко. И Тиази говорил.

— Да, ваше величество. Я искренне так считал. Вне всяких сомнений, лорд Тиази тоже.

— Это сэр Эйбел? Он действительно здесь?

— Да, ваше величество. Он стоит рядом со мной.

— Подойдите, сэр Эйбел. Ближе. Вы боитесь нашего прикосновения?

— Нет, ваше величество.

Я переступил с кресла на кровать, которая оказалась жестче, чем я ожидал.

Рука Гиллинга нашарила меня, и глаза Гиллинга открылись.

— Шлем, кольчуга и меч. У вас есть щит, сэр Эйбел?

— Да, ваше величество, а также копье, лук и колчан со стрелами. Я могу принести их, коли ваше величество желает увидеть.

— Травянисто-зеленый щит, ваше величество, — вставил Бил, — с изображением черного дракона.

— Они говорили, вы прибудете не скоро, сэр Эйбел. Только сегодня днем нам доложили, что вы еще далеко.

— Так оно и было, ваше величество.

— Как же вам удалось добраться до Утгарда столь быстро, сэр Эйбел?

— У меня резвый скакун, ваше величество.

— Моя королева говорила мне, что вы приедете. Она мудрее Била, хотя Бил хороший друг. И даже мудрее Тиази. Она предсказала ваше прибытие по звездам.

— Я приехал именно по просьбе королевы Идн, — осторожно сказал я. — Герцог Мардер тоже едет в Утгард, с двумя отважными рыцарями — сэром Воддетом и сэром Леортом — и еще сотней людей.

— Вы станете служить нам, сэр Эйбел?

— Я помогу вам, коли сумею, ваше величество, ради вашей королевы и лорда Била.

Бил дотронулся до моей руки.

— Ваше величество, нам надобно поговорить еще с одним человеком, прежде чем строить дальнейшие планы. Если вы не в состоянии, мы с сэром Эйбелом можем допросить его и доложить вам обо всем.

— Мы позволим вам допросить вашего человека, — промолвил Гиллинг, — но и сами его выслушаем. Кто он такой?

— Оруженосец сэра Свона, ваше величество. Полагая, что сэр Эйбел еще далеко, я отправил его на разведку в город.

— Тауг? — Я бросил взгляд в сторону двери и увидел, что он с какой-то оборванной девочкой стоит на пороге между Поуком и Ульфой.

— Войди, оруженосец Тауг, — громко сказал Бил. — Я должен представить тебя королю.

Тауг нерешительно двинулся вперед; девочка хотела последовать за ним, но Ульфа удержала ее на месте.

Ухватившись за мою руку, он вскарабкался на кресло и стал рядом с Билом.

— Ваше величество, сей юноша — оруженосец Тауг. Он оруженосец сэра Свона. Сэр Свон — рыцарь, который помоложе. — Шепотом Бил добавил: — На одно колено!

И Тауг опустился на одно колено.

— Ты покинул замок, чтобы выследить моих врагов? — Голос Гиллинга звучал почти ласково.

— Чтобы найти приставные лестницы, ваше величество, или тараны. Любые приспособления такого рода. Лорд Бил приказал отыскать их и выяснить, у кого они хранятся.

Бил кивнул:

— Именно такое распоряжение я отдал, ваше величество. И что же ты нашел, оруженосец Тауг?

— Ничего подобного я не видел, ваша светлость. — Повинуясь еле заметному жесту Била, Тауг поднялся на ноги. — Но они изготавливают кирки и лопаты. Инструменты для земляных работ. У них уже много таких, но, насколько я понял, они собираются изготовить еще гораздо больше.

Гиллинг испустил вздох, очень похожий на стон:

— Обычные орудия труда для рабов, для обработки земли. Ты ничего не нашел.

Я повернулся к Таугу:

— Я не столь в этом уверен. Ты сказал, у них уже много таких инструментов. Что значит «много»? Дюжина? Двадцать?

Тауг задумался:

— Ну, я бы сказал, шестьдесят-семьдесят лопат и тридцать-сорок кирок. Когда я пришел, они ковали киркомотыги. Киркомотыга — такая штуковина вроде кирки, только пошире.

— Мы знаем, что представляют собой одна и другая, — сухо заметил Бил.

— У них было уже восемь-десять киркомотыг, и они ковали еще одну, когда я находился там, и… и, ваше величество…

Глаза Гиллинга широко раскрылись — настолько широко, что показались непомерно большими даже рядом с огромным бледным лбом и чудовищных размеров носом.

— Что?

— Они явно предназначены не для рабов: размер не тот.

— Они хотят сделать подкоп под замок! — воскликнул Бил.

Голова Гиллинга перекатилась из стороны в сторону.

— Подкоп могли бы сделать и рабы. Они засыплют нас землей и камнями. — Его глаза снова закрылись. — Так мы взяли остров Эгри.

Набравшись мужества, Тауг подал голос:

— Мы можем выйти из замка и захватить все инструменты, ваше величество. Никто нам не мешает. — Гиллинг не ответил, и Тауг повернулся ко мне. — Можем притащить все сюда или сжечь прямо на месте.

Я помотал головой:

— Милорд, я должен переговорить с вами. Понимаю, что уже слишком поздно, но нам с вами необходимо побеседовать, а мне уже пора ехать. Будь у меня больше времени, я поговорил бы с каждым отдельно — с Таугом, с моим слугой Поуком, с Ульфой. С вашим Шилдстаром, с лордом Тиази и с вами. Но у меня нет времени. Давайте соберем всех вместе, коли они согласятся прийти. Потом мне придется вас покинуть.

— Я постараюсь, — кивнул Бил.

— Ульфа и Поук уже здесь, — сказал Тауг. — А также Этела. Может, вам следует переговорить и с ней тоже.

— Ты об этой девочке?

Тауг кивнул, а Бил сказал:

— В таком случае мы все уже в сборе, за исключением Шилдстара и лорда Тиази. Пойди узнай, готовы ли они покинуть свои постели ради нас, оруженосец Тауг.

Глава 18 НОЧЬ

По предложению худого ангрида по имени Тиази мы собрались в комнате, где король иногда принимал друзей. Она заметно превосходила размерами, а равно богатством убранства пиршественный зал в замке Вальфатера, была гораздо холоднее и наполнена не охотничьими трофеями и щитами героев, а неуклюжей мебелью (казавшейся, наверное, громоздкой даже ангридам) и великим множеством начищенных до блеска серебряных блюд, оловянных тарелок и чаш — довольно изящных, но непомерно больших, как и полки, едва выдерживавшие тяжесть составленной на них посуды.

— Нам придется подождать Шилдстара, — прошептала Ульфа, стоявшая рядом со мной. Я и не знал, что она здесь, покуда она не подала голос. — Если я не нужна вам, я принесу чего-нибудь девочке. Тауг говорит, она ничего не ела со вчерашнего дня.

Я кивнул.

— Хотите, я принесу и вам тоже?

— Нет. Но спасибо за заботу. Пожалуйста, не задерживайся.

С другой стороны от меня вырос Поук:

— Вы желали поговорить со мной, сэр? Наверное, сейчас самое время.

— Боюсь, другого случая нам не представится. Наши лошади — в частности, черный конь, которого дал мне мастер Агр, — где они?

— В конюшне, сэр. Эти конюхи… — На лице Поука появилось такое выражение, словно он собирался сплюнуть.

— Я не приметил наших лошадей. В конюшне темно, а я спешил. Но все равно странно, что я просмотрел их.

— Я выйду из башни при первой же возможности и сделаю все, что в моих силах. Только я не могу выходить часто и мало что могу сделать. По первости я колотил конюхов, но они только стали обращаться с животными еще хуже, назло мне, а колотить старшего вряд ли позволительно.

Я согласно кивнул, с печалью думая о том, что Поук, который из-за своего бельма и косоглазия всегда казался слепым, теперь действительно слеп.

— Полагаю, после покушения на короля ты не имел возможности наведаться в конюшню.

Поук хихикнул:

— О, я все равно потихоньку выбирался. Уже два раза. Я знаю путь.

— Хорошо. — Я принял решение. — Я хочу вытащить вас с Ульфой отсюда. Я заберу Ульфу с собой сегодня, коли…

— Да благословит вас небо, сэр!

— Коли получится. Я оставлю тебя здесь ненадолго, чтобы ты позаботился о моих лошадях и собрал мои вещи, если сумеешь. Отыщи их, даже если взять не сможешь. В скором времени я вернусь с герцогом и остальными и в следующий раз непременно заберу тебя с собой.

Вернулась Ульфа, с толстым ломтем черного хлеба, куском пахучего сыру и деревянной кружкой, наполненной, по всей видимости, слабым пивом. Она отдала все это оборванной девочке.

Я наклонился к уху Тауга, стоявшего слева:

— Она родственница Ульфы?

— Нет, сэр. Я нашел ее, когда ходил на разведку. Долго рассказывать.

— Но рассказать придется в любом… — начал Бил.

В этот момент в комнату вошел ангрид — столь огромный и уродливый, что на мгновение я принял его за одного из Великанов зимы и древней ночи, — в сопровождении четырех ангридов, лишь немногим краше своего командира.

— Только ты один, — твердо сказал Тиази Шилдстару. — Твоим сопровождающим запрещается присутствовать здесь.

Шилдстар отодвинул от стола кресло и сел, знаком пригласив четырех своих товарищей тоже присесть.

— Так дело не пойдет, — устало сказал Бил.

— В таком случае вам придется обойтись без меня.

— Ты думаешь, мы не можем выдворить тебя отсюда. Ты ошибаешься. Мы можем и при необходимости сделаем это.

Шилдстар потряс головой:

— Приведи сюда войско южан, и мы сами уйдем.

Его сопровождающие запротестовали.

— Вы рветесь сразиться со своими бывшими товарищами по оружию. А я не рвусь. — Он повернулся к Билу. — Сосчитайте, сколько вас. — И сам сосчитал всех присутствующих мужчин и женщин, загибая толстые пальцы и поочередно указывая на Била, Тауга, Ульфу, Этелу, Поука и меня. — Полдюжины. Против меня одного, против меня и Тиази? Я решительно возражаю.

— Ты прав, — признал Бил.

— Это наш король лежит в постели, и это по нашей земле вы ходите.

— Ты Шилдстар? — спросил я. — Это я созвал собрание, и у меня мало времени. — Я встал на сиденье своего кресла и протянул руку.

— Ты не южанин, — заметил Шилдстар, когда отпустил мою руку. — У них не такое крепкое рукопожатие.

— Считай меня южанином, — сказал я. — Ты сказал, вы уйдете, если лорд Бил приведет дополнительные силы. Я здесь, а значит, он располагает всеми необходимыми силами. Но если вы уйдете без боя, я тоже уйду. Я в любом случае не собираюсь задерживаться надолго.

— Мы остаемся…

— Мне нужен здесь сэр Гарваон, — заявил Бил, — и сэр Свон. Откажи мне, и ты меня больше не увидишь. Ты можешь позвать еще двух своих людей, если хочешь, чтобы нас было поровну.

Шилдстар помотал головой, и Тауг отправился за сэром Гарваоном и сэром Своном.

— Тауг ходил в город сегодня ночью, — сказал я Свону, когда они пришли. — Поначалу я решил, что подобная вылазка сопряжена с огромным риском, но он говорит, что опасность не столь велика, как можно подумать: враги короля Гиллинга не сторожат замок. Я могу подтвердить это. Я не видел ни одного, когда прибыл. — Я повернулся к Таугу. — Ты предложил захватить или сжечь инструменты, которые нашел. Их никто не охранял?

— Только кузнец.

— Как его имя? — резко спросил Бил. — Ты узнал?

— Да, ваша светлость. — (Я не сомневался, что Тауг изнурен гораздо сильнее Била.) — Логи, ваша светлость.

— Вы его знаете, милорд? — Вопрос, обращенный к Тиази, прозвучал почти так же резко, как предыдущий.

Тиази пожал плечами:

— Имя я слышал.

— Как по-вашему, он может быть главарем?

— Кузнец-то? — Тиази потряс головой. — Вряд ли.

— Возможно, он знает что-нибудь, — прогрохотал Шилдстар.

— Будь он здесь, — сказал Бил, — мы наверняка нашли бы способ заставить его говорить, я согласен. Но его здесь нет, и я не представляю, каким образом мы могли бы до него добраться.

— Он придет, — громко заявил Шилдстар, — если я возьмусь за дело.

— Он умер! — выпалил Тауг. — Он погнался за нами, за мной и Этелой, и я убил его.

От хохота Шилдстара задребезжали все кувшины и чаши на полках.

Свон ухмыльнулся:

— Как тебе удалось?

— Он упал и выронил свой кинжал, и я заколол его прежде, чем он успел подняться на ноги, — сказал Тауг. — Мне нужно будет поговорить об этом с вами потом, наедине.

— Ты поистине замечательный юноша, — сказал Бил.

— Благодарю вас, ваша светлость. — Тауг сглотнул. — Только я вовсе не замечательный. На самом деле я самый обычный человек, правда, Ульфа?

Она тепло улыбнулась.

— По-вашему, мы можем захватить инструменты, сэр Эйбел? Как я говорил?

— Сомневаюсь. Какие цифры ты называл? Шестьдесят лопат?

— Да, сэр Эйбел. Около того.

— И еще кирки.

— Да, — кивнул Тауг, — штук тридцать.

— Понятно. — Я помолчал, вглядываясь в серьезное мальчишеское лицо Тауга. — Ты брал в руки какой-нибудь из инструментов?

— Киркомотыгу.

— Ты смог бы дотащить ее до замка?

Тауг на мгновение задумался, потом кивнул:

— Она довольно тяжелая, но, думаю, я бы дотащил. Потихоньку.

— Да, потихоньку. Любой из ангридов, разумеется, способен унести больше. Скажем, ангрид может тащить сразу четыре орудия.

Я ненадолго умолк, производя в уме подсчеты, а потом повернулся к Шилдстару:

— У тебя больше людей, чем четверо здесь присутствующих, поскольку лорд Бил предлагал тебе позвать еще двоих на наше собрание. Сколько всего?

— Помимо меня, еще восемнадцать.

Я снова обратился к Таугу:

— Скажем, шестьдесят лопат, тридцать кирок и десять киркомотыг — всего сто. Шилдстар со своими солдатами сможет унести семьдесят шесть, предоставив тащить остальные двадцать четыре двадцати четырем нашим людям.

— У нас недостаточно людей, чтобы защитить башню сейчас! — воскликнул Бил.

— Вы совершенно правы. Даже если вы оставите башню без единого солдата, нам все равно не хватит людей. Если нам окажут серьезное сопротивление, что наверняка случится, людей не хватит тем паче.

Голос подал Поук:

— Я и мои товарищи можем тащить. Нас здесь сотня с лишним.

Я кивнул:

— Или мы можем воспользоваться лошадьми из конюшни. Там стоят и волы тоже, следовательно, должны быть и телеги. Шилдстар, ты трясешь головой.

— Ты парень смелый, но неразумный. Такой бой можно завязать, но нельзя выиграть. — Он наставил огромный палец на Гарваона. — Вы в силах противостоять сотне ангридов? На открытой местности?

— Мы сделаем все возможное.

— И погибнете.

— Может быть, если мы отправимся в город, часть ангридов перейдет на сторону своего короля? — предположил Свон.

— Может быть. Но только если со мной и моими солдатами не будет вас.

— На самом деле инструменты нам не нужны, — сказал Тауг. — Что, если просто сжечь их?

— Сгорят только рукоятки, — сказал я, — если мы вообще доберемся до кузницы, чтобы поджечь склад. Но сами-то инструменты железные, верно?

Тауг кивнул.

— Они уцелеют в огне, а приделать к ним новые рукоятки не составит никакого труда.

Девочка, стоявшая с другой стороны от Тауга, дернула его за рукав, и они принялись перешептываться. Выпрямившись, Тауг сказал:

— Нам с Этелой пришла в голову другая мысль. Можно мне задать Шилдстару один вопрос?

— Спрашивай.

— Дом, где изготавливают лопаты и прочие инструменты, принадлежал Логи. Так говорит Этела, и она тоже принадлежала Логи. Ее мать — рабыня там. Только Логи умер, как я сказал. Теперь они пойдут на продажу? Рабы?

— Да, — кивнул Шилдстар.

— Похоже, у короля куча денег, — подала голос Этела.

— Так и есть, — кивнул Тауг. — Сам Логи больше не может ковать лопаты, кирки и прочие орудия, значит, ковать придется рабам. Но и они не смогут, коли вы их купите и приведете в замок.

Выпятив нижнюю губу, огромную и черную, как подгорелое мясо, Шилдстар поднял брови.

— Вы можете купить всех рабов, — добавил Тауг. — Включая мать Этелы.

— Вполне вероятно, нам даже удастся купить уже готовые инструменты, — сказал Бил.

Я поднялся на ноги:

— Я собрал вас, дабы убедиться, что вы не предпримете никаких опрометчивых шагов до прибытия герцога Мардера — что вы правильно оцениваете свои скромные силы. Думаю, мне нет нужды беспокоиться на сей счет, и я должен вас покинуть.

— Нам всем пора расходиться. — Тиази широко зевнул. — По постелям. Нужно отложить решение дела до завтра и утром еще раз все обсудить.

— Мне надо бы переговорить с Таугом, — сказал я ему. — И с его сестрой. Вы позволите?

Мани забрался на кресло Тауга.

— Пожалуй, если лорд Бил не против. — Тиази снова зевнул. — Тауг подчиняется ему, покуда заботится о коте короля. А кто его сестра?

— Я, ваша светлость, — сказала Ульфа.

— Ясно. — Тиази встал. — Ты хотел бы получить сестру в свою собственность, юноша?

Тауг вытаращил глаза, а Бил, изумленно на него уставившийся, прошептал:

— Да, милорд.

— Да, милорд. Да, хотел бы.

— Я замещаю его величество, пока они недомогают. — Тиази взял свой золотой жезл, который положил на стол, прежде чем сесть. — Как заместитель его величества, я полагаю, что ты достоин награды за свои сегодняшние действия, совершенные в интересах его величества. В знак признания твоих заслуг я дарю тебе эту здоровую молодую рабыню. Я велю своему секретарю составить дарственную завтра утром.

Он спросил у Ульфы имя, и она сообщила, почтительно присев.

— Значит, рабыня Ульфа. В действительности бумага тебе не нужна, поскольку Шилдстар со своими товарищами подтвердят твое право собственности, коли возникнут осложнения. Каковых не возникнет. Но мы стараемся вести дела аккуратнее, чем было принято в прошлом.

— Скажи «благодарю вас, милорд», — прошептал Бил. — Скажи «огромное вам спасибо».

У двери для вылазок (отделенной бессчетными тоннами камня от комнаты, где мы проводили собрание) я остановился.

— Сэр Гарваон, сэр Свон, прошу у вас прощения. Особенно у вас, сэр Свон. Я должен поговорить с Таугом наедине. Вы подождете здесь? И вы, Поук и Ульфа. Я постараюсь не задерживаться. Сэр Свон, вы не подержите кота королевы Идн?

— Я подержу, — сказала Ульфа и взяла Мани у Тауга. Часовой с кряхтением отворил огромную железную дверь, и мы с Таугом вышли.

— Это был Орг, — выпалил Тауг, едва только дверь за нами закрылась. — Я не сказал этого там, наверху, поскольку сэр Свон не хочет, чтобы о нем знали.

— Понимаю. Значит, на самом деле кузнеца убил Орг?

— Нет, я. Но Орг увидел, что он гонится за мной и Этелой, и набросился на него. Я сказал правду: он действительно упал и выронил кинжал, а я заколол его. Только произошло это потому, что он дрался с Оргом.

Я направился к конюшням, знаком велев Таугу следовать за мной.

— Наверное, вас беспокоит, что Этела спит в моей постели. Ульфу беспокоит, но я не сделаю ничего дурного, и кровать просто огромная.

— Я не думал об этом, — признался я. — Я разговаривал с сэром Своном и сэром Гарваоном, пока вы с сестрой укладывали Этелу спать.

— Тогда я не знаю, о чем вы хотите поговорить со мной, но мне нужно сказать вам одну вещь, причем шепотом.

Я остановился у двери конюшни:

— Продолжай.

— Поук не слепой. То есть он слепой только на один глаз, как раньше.

— Я заметил.

Внезапно я почувствовал, что устал ничуть не меньше любого из них, и напомнил себе, что мне нельзя поддаваться усталости, что мне предстоит долгий путь.

— Правда?

Прежде чем я успел ответить, к нам трусцой подбежал Гильф.

— Вот вы где.

— Да, наконец-то. Все в порядке?

— Я укусил одного. — Гильф зевнул.

— Уверен, он оправится.

Я снова повернулся к Таугу и спросил, каким образом он повредил лицо. Он рассказывал мне про сражение во дворе замка и покушение на короля Гиллинга примерно то же, что рассказывала Идн, когда нас прервал стук подкованных копыт по дощатому полу конюшни. Облако вышла поприветствовать меня, и мы обнялись: я обхватил ее обеими руками за шею, а она наклонила голову, зажимая мое плечо между своей шеей и нижней челюстью. Тауг похлопал ее по боку:

— Прекрасная лошадь. Бьюсь об заклад, вы беспокоились за нее.

— Да, но она сказала бы мне, случись что-нибудь неладное. Мы не разговариваем в обычном смысле слова, но каждый из нас знает мысли другого. Я говорил тебе?

— Да, что-то такое говорили.

— Пойдем со мной.

Я вошел в конюшню, Гильф и Облако следовали за мной по пятам. Звук наших шагов мешался с глухим шумом лопат, скребущих по дощатому полу.

— Здесь спят конюхи. — Я взял занявшееся с одного конца полено из очага и помахал им, раздувая огонь поярче. — Нам нужен свет, и я думаю, где-то тут должны быть свечи или фонари, даже если конюхи ими не пользуются.

— Вот он, сэр Эйбел. — Тауг открыл чулан, где находился большой медный фонарь с равно большой свечой.

Я зажег его.

— Спасибо. Полагаю, они пользуются фонарем, чтобы освещать путь хозяевам, и мы тоже воспользуемся им.

Я бросил полено обратно в очаг.

— Кажется, я знаю, что вы хотите показать мне.

— Будь я учителем, я бы оставил стойло в том виде, в каком нашел, — сказал я. — Но я рыцарь и не могу дурно обращаться с хорошим конем. Я взял фонарь, чтобыпоказать тебе, что стойло у твоего коня чистое — лучше бы оно оказалось чистым, — и у него есть вода и корм.

Мы нашли белого жеребца, прежде принадлежавшего мне, и пару минут Тауг смотрел на него неподвижным взглядом, высоко подняв фонарь.

— Он грязный, — проговорил он наконец сдавленным голосом.

— И тощий.

— Да. Сэр Эйбел…

— Я слушаю тебя.

— Мы… все двери были крепко заперты. Они замышляли заговор против короля. Никто не имел права выходить из замка. Лорд Бил так сказал.

Я взял у него фонарь и повесил на гвоздь.

— Лорд Бил — не рыцарь.

— Пожалуй.

— И ты тоже не рыцарь. Я думал, ты сам скажешь это.

— Вы сказали, сэр Эйбел. Я знаю, так оно и есть, но я не хочу произносить такие слова. — Тауг вытер руки о плащ. — Где-то здесь должны быть принадлежности для мытья лошадей. Ну там, губки, тряпки или что-нибудь вроде. Вода. Я поищу.

Я помотал головой:

— Ты оруженосец, а здесь есть люди, которые на протяжении долгого времени пренебрегали своими обязанностями. Отдай им необходимые распоряжения и проследи за тем, чтобы они все выполнили.

— Вы велели конюхам выгрести старую солому, да? — Тауг наклонился и поднял с пола горсть чистой соломы. — На что она была похожа?

— Такое лучше не видеть. Мне пора возвращаться. Сэр Свон и сэр Гарваон уже заждались меня. И твоя сестра с мужем.

Тауг кивнул:

— Я позабочусь о Лэмфальте.

— Напоследок хочу сказать тебе еще одно. Ты выходил из замка сегодня ночью.

— Лорд Бил приказал мне.

— Ты рисковал жизнью и сражался как герой.

— Орг…

— Я знаю про Орга. Любой человек, убивший ангрида, герой. Большинство отошло бы в сторону и предоставило бы сражаться Оргу. Ты не остался в стороне. Но ты ни разу не вспомнил о своем коне. А следовало бы.

Тауг снова кивнул.

— Поук время от времени выбирался из замка, чтобы позаботиться о моих лошадях, — о лошадях, которые находились при нем, когда ангриды взяли его в плен. Когда бы не он, дела обстояли бы еще хуже. А сэр Свон заботился о своем коне?

— Не знаю.

— Значит, нет. — Я вздохнул. — Иначе ты бы знал. Он состоял оруженосцем при мне и при сэре Равде. Ни один из нас не уделял должного внимания его воспитанию. А сэр Гарваон воспитывает своего оруженосца? Не помню, как зовут малого.

— Вистан, сэр. Не знаю. Я так не думаю.

— Я тоже, — сказал я и пошел прочь.

Я вел в поводу Облако, когда встретил рыцарей, Поука и Ульфу в густой тени замка, залитого холодным лунным светом.

— Мы решили пойти поискать вас, — сказал Гарваон. — Мы испугались, вдруг с вами что-нибудь случится.

— Я в порядке, — улыбнулся я, — просто устал. Полагаю, все мы устали — особенно Тауг.

— Я это учту, — кивнул Свон. Ульфа дотронулась до моей руки:

— Где он?

— В конюшне, занимается своим конем. Довольно скоро он сообразит, что должен заняться и конем сэра Свона. Возможно, уже сообразил. — Я помолчал. — Теперь ты подчиняешься мужу. Как по-твоему, ты должна попросить у него позволения покинуть Утгард?

— Вы… вы?… — Ульфа открыла рот.

— Я собираюсь отвезти тебя туда, где ты будешь свободна. Поук, ты не возражал. Ты не передумал?

— Нет, сэр!

Выронив Мани из рук, Ульфа обняла и поцеловала Поука.

— Вы двое скоро снова будете вместе, — пообещал я. — Во всяком случае, я надеюсь.

— Я вышел, поскольку хочу поехать с вами, — сказал Свон. — Да, вы говорили, что добрались до замка беспрепятственно, но, возможно, отсюда нам придется прорываться с боем, а вы с женщиной.

— Ты не можешь поехать туда, куда направимся мы, — сказал я.

Я подсадил Ульфу и вскочил в седло за ней. Когда я сидел верхом, мои глаза находились ниже уровня глаз Шилдстара или Тиази, и все же мне казалось, что я смотрю на Свона, Гарваона и Поука с огромной высоты, — что Облако стоит на некой незримой, но одновременно совершенно реальной башне. Я свистнул Гильфа и увидел, как он мощным прыжком взмыл в воздух и помчался к частоколу из бревен, венчающему крепостную стену, а затем (оставив частокол позади) устремился к краю темного зимнего облака и бледной луне, выглядывающей из-за него.

Ульфа послала Поуку воздушный поцелуй, а он шагнул вперед и поцеловал кончики ее пальцев.

Потом я легко пришпорил Облако и представил себя (вместе с Ульфой) верхом на Облаке, галопом скачущей по небу. И мысленный образ мгновенно стал явью, и знамя на моем копье — зеленое знамя, сшитое из лоскутков капитанской женой — захлопало на холодном ветру.

Ульфа застонала и зажмурилась, изо всех сил вцепившись в высокую стальную луку боевого седла. Я завернул женщину в свой плащ и оглянулся на Утгард, который быстро уменьшался и растворялся в ночной мгле и в считаные секунды превратился в россыпь крохотных огоньков — россыпь звезд в ночи Митгартра.

Тауг выбежал из конюшни в тот момент, когда Поук поцеловал руку Ульфы. Он знал, что Ульфа не смотрит, но все же счел нужным помахать на прощание — и помахал, глотая слезы. В детстве Ульфа всегда командовала. Он протестовал против такого положения дел часто и громко и признавал старшинство сестры, только когда собирался извлечь из этого выгоду. Когда он стал старше и сильнее, они начали драться.

Теперь, возможно, он никогда больше не увидит Ульфу. Прошлое, вновь обретенное в лице и голосе сестры, опять уходило от него. И потому Тауг махал рукой, зная, что она не думает о нем, и чувствуя, как от слез намокает повязка на лице. Стыдясь своих слез, но продолжая плакать и махать, махать вслед Ульфе.

Я свистнул, и Гильф легко взбежал по склону воздушного холма. Через несколько секунд мы с Ульфой взлетели следом, верхом на гордой длинноногой кобылице, серой, как облако, и быстрой, как ветер. Мы четверо стремительно удалялись на юг, становясь все меньше для наблюдателей с земли, — словно лебеди, улетающие в теплые страны, когда болота сковывает льдом; крупные, грузные птицы, на вид слишком большие, чтобы летать, похожие на белые точки на фоне Ская, совсем крохотные и постепенно тускнеющие и исчезающие вдали.

— Как?… Как он это сделал? — спросил Гарваон, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности.

Никто не ответил, и Тауг на мгновение задался вопросом, продолжит ли Поук притворяться слепым или же признается, что тоже видел, как Облако галопом поднялась в небо.

Странный пронзительный вой, несущийся словно ниоткуда и со всех сторон сразу, раскатился по двору — более тоскливый и жуткий, чем вой преданного пса на могиле хозяина.

— Что это, сэр? — Поук схватил Тауга за руку.

— Орг. — Имя невольно сорвалось у него с языка.

— Кто такой Орг? — спросил Гарваон.

— Никто. — Тауг чувствовал пристальный взгляд Свона. — Я просто охнул от боли, когда Поук вцепился мне в руку.

— Мы все устали, — сказал Свон. — Пойдемте спать.

— Но ты видел. — Гарваон указал пальцем. — Ты и Тауг. Ты видел точно так же, как я.

— «Вооружась копьем молитвы и буйный ветер оседлав, — процитировал Свон, — я направляюсь на луну, принять участие в турнире. По мне, так просто рукой подать».

Гарваон передернул плечами, отчего кольца кольчуги зашуршали.

— Он безумен, рыцарь из песни. В этом заключается весь ее смысл. Сэр Эйбел не безумен.

— А мы точно сойдем с ума, — мягко промолвил Свон, — коли станем говорить об этом. — Он схватил Поука за плечо. — Ты ничего не видел, я знаю, но ты слышал наш разговор.

— Да, сэр. Только я не понял, что произошло. Я знаю, что сэр Эйбел уехал и забрал с собой Ульфу, только я не помню, чтобы слышал стук копыт.

— Тебе лучше помалкивать об этом. Я советую тебе как друг.

— О, хорошо, сэр Свон, сэр. Меня спросят, куда делась Ульфа, непременно спросят. Ничего, если я скажу, что сэр Эйбел забрал ее с собой? Они же всяко узнают, что он приезжал.

— Конечно. — Отпустив Поука, Свон повернулся к Таугу. — Ты не всегда был так осмотрителен, как мне хотелось бы.

— Я знаю, сэр Свон. Но я ни словом не обмолвлюсь о том, что произошло сейчас.

— Уж постарайся.

— Вы видели Мани, сэр Свон? Кота леди Идн? Я имею в виду, королевы Идн.

— Теперь он кот короля. Это же ты принес его сюда. Куда ты его дел?

— Не я, сэр Свон, а моя сестра. Только у нее кота не было, когда она уезжала с сэром Эйбелом.

— Тебе стоит найти Мани, прежде чем отправляться на боковую, — сказал Свон, а когда Тауг отправился искать в сгустившихся под башней тенях, пробормотал: — Я лично иду спать, кот или не кот. Доброй ночи, сэр Гарваон. Поук, в прошлом мы с тобой враждовали. Теперь я рыцарь, а ты слепой. Если ты держишь на меня зло…

— Не держу, сэр! Только не я!

— Я в любом случае не стал бы тебя винить. И я не сделаю попытки отомстить тебе никогда в жизни. Вот моя рука. — Свон протянул руку. — Давай надеяться, что мы с тобой выберемся из Йотунленда живыми.

Поук нашарил руку Свона и крепко пожал.

— Вы были оруженосцем сэра Эйбела, — сказал Гарваон. — Вы должны знать о нем больше, чем остальные.

Оглянувшись назад, Тауг увидел, как Свон качает головой, и услышал, как он говорит:

— Я не узнал и десятой части того, чему он мог научить меня. О чем глубоко сожалею.

Они трое вошли под арку прохода для вылазок и скрылись из виду. Тауг сплюнул, сжал кулаки большими пальцами внутрь, чтобы согреть последние, и на блаженный миг прислонился к каменной стене башни.

— Я мог бы улечься прямо здесь, — пробормотал он, — улечься, закутаться в плащ и заснуть. К утру я бы окоченел, но сейчас мне все равно.

Он зевнул и передернул плечами, как недавно сделал Гарваон, а потом направился к конюшне. Мани явно в состоянии вернуться в Утгард без посторонней помощи, и Тауг решил, что кот наверняка уже лежит, свернувшись клубком, подле спящей Этелы.

В конюшне рабы, разбуженные и поставленные работать сэром Эйбелом, укладывались обратно в свои постели. Как можно громче Тауг сказал:

— Слушайте, все вы! Я вернусь завтра утром, когда смогу осмотреть все здесь при дневном свете, и меня будет интересовать не только мой собственный конь. Советую вам позаботиться о том, чтобы все до единой лошади были почищены и обеспечены кормом, водой и подстилкой из свежей соломы. Не говорите потом, что вас не предупреждали.

Несколько рабов пробормотали, что все будет сделано.

— Я ищу кота. Большого… — Тауг запоздало сообразил, что эти рабы действительно слепые. — Большого пушистого кота. Он принадлежит королю. Оставьте его у себя, коли найдете, обращайтесь с ним хорошо и доложите мне, когда я вернусь.

Они клятвенно пообещали так и сделать, и Тауг вернулся к башне, еле волоча ноги. Он долго стучал, прежде чем дверь открылась.

— Я думал, все уже вернулись, — сказал Арн, и Тауг объяснил, что он последний, и предупредил насчет Мани.

Несомненно, Арн пообещал смотреть в оба. Едва лишь Тауг начал с трудом карабкаться вверх по высоченным ступенькам, он напрочь забыл свой разговор с часовым. Эта часть башни представляла собой практически сплошной каменный массив, прорезанный несколькими коридорами. С несколькими душными помещениями вроде караульной и лестницей, ведущей в подземную темницу, подобную руднику, пробитому в скальной породе. Тауг почти физически ощущал всю колоссальную тяжесть Утгарда, словно готовую обрушиться на него, — смертельную угрозу, перед которой следовало бы съежиться от ужаса и перед которой он действительно съежился бы, когда бы не чудовищная усталость.

— Если ведьма появится, я не стану с ней разговаривать, — сказал он себе. — Я лягу и прикрою голову руками. Если она захочет убить меня, пускай убивает.

Но Халд не появилась, и лестница — которая всегда казалась бесконечной, но впервые настолько бесконечной, — наконец закончилась. Камин в комнате ярко горел, и хотя Мани нигде видно не было, Мечедробитель лежал на широкой кровати возле спящей Этелы, вместе с перевязью и человеческих размеров кинжалом, купленным мной в Иррингсмауте.

— Мы проделали долгий путь, и по жуткому холоду, — сказал я, — но мы уже близки к цели.

Стуча зубами, Ульфа проговорила:

— Я готова проделать и вдвое долгий путь, коли это путь домой. — А потом добавила: — Вы привезете Поука? Привезете ко мне?

— А ты такая жена, к которой Поуку хотелось бы вернуться?

— Думаю, да. Я старалась быть примерной женой.

— Тогда Поук сам вернется к тебе при необходимости.

Сейчас внизу виднелись лишь мечущиеся на ветру верхушки деревьев, но Облако легким галопом спускалась по склону воздушного холма. Гильф, погнавшийся за дикими гусями, сильно отстал и почти скрылся из виду. Я свистнул.

— Вы знаете, — сказала Ульфа, — я не раз слышала такой свист ночью, но думала, это ветер.

— Вероятно, ты не ошибалась. Видишь, как он дует сейчас? Ветер свистит громче меня.

— Но он не такой холодный, как раньше.

— Здесь еще только осень. Надвигается гроза.

— Это Гленнидам? Вон те дома? Те маленькие поля среди лесов?

— Думаю, да. Хотя, возможно, я сбился с пути.

— Обнимите меня, прижмите к себе покрепче.

Я крепко обхватил Ульфу одной рукой, как в первый момент, когда Облако взмыла в небо.

— Не бойся.

— Я не боюсь. — Ульфа вздохнула. — Когда я ушла из дому… такое ощущение, будто давным-давно…

— Так и есть.

— Это Гленнидам! — Она указала пальцем. — Вон наш дом!

Я кивнул и немного придержал Облако, переводя на шаг.

— Тогда я думала, мы с вами поженимся и вернемся сюда вместе — рыцарь со своей леди, вдвоем на одном коне. Когда я ночевала в придорожных кустах, уткнувшись лицом в сухие листья и колючие ветки, я мечтала об этом, чтобы справиться со страхом. Но такому не бывать.

— Не бывать, — эхом повторил я.

— Я и не хочу этого, больше не хочу. Я люблю Поука, а Поук любит меня. Но сейчас… сейчас моя мечта почти сбылась. Мы собираемся нарожать детей. Мы с ним хотим детей, оба. Когда они вырастут и станут достаточно смышлеными, чтобы все понимать, я расскажу им про Утгард и про то, как я покинула замок с вами, верхом на серой лошади, как скакала между облаков, похожих на скалы, и луна висела над самой моей головой, просто на расстоянии вытянутой руки. Они решат, что я все сочиняю.

Облако пошатнулась под крепким порывом ветра, взметнувшим гриву, точно знамя.

— Они решат, что я все сочиняю, — повторила Ульфа. — И спустя какое-то время я сама так решу. Обнимите меня покрепче.

Я выполнил просьбу.

— Вот счастливейшая минута моей жизни, прекрасное мгновенье.

Никто из нас больше не промолвил ни слова, покуда Облако не стала всеми четырьмя копытами на твердую землю. Я спешился, бросил поводья и снял Ульфу с седла.

— Благодарю вас, — сказала она. — Я в жизни не смогу отблагодарить вас в полной мере, и даже не стану пытаться, но я буду всем рассказывать про вас до скончания моих дней.

— Я когда-нибудь благодарил тебя за одежду, которую ты сшила мне? Или извинялся за то, что забрал с собой твоего брата?

— Да, но это в любом случае не имеет значения.

Я повернулся, чтобы уйти, но она схватила меня за руку:

— Вы не войдете? Там наверняка есть еда, и я приготовлю вам все, что только найду.

— Я не хочу оставлять Облако здесь.

— Всего на минутку, прошу вас. Согрейте руки у очага, прежде чем уехать.

Я немного поколебался, а потом кивнул, поняв, насколько это важно для нее.

Передняя дверь оказалась запертой на засов. Ульфа провела меня к задней, через которую я покинул дом в далеком прошлом, и прутиком вытянула наружу веревочку от щеколды. В кухне, где на моей памяти ее мать сидела съежившись в углу, царила тьма, хотя в очаге еще теплился огонь. Ульфа подкинула дров и опустилась на колени, чтобы раздуть пламя.

— Он кажется таким маленьким!

Осенний ветер жалобно застонал, когда она открыла дверь, за которой я увидел две свиные туши, обезглавленные и выпотрошенные, подвешенные за задние ноги.

— Отец уже забивает свиней. Я зажарю мясо на вилке скорее, чем вы успеете присесть.

Грея руки у очага, как она предлагала, я помотал головой.

— Все равно присядьте. Вы, наверное, устали. Я отрежу вам хлеба.

Гильф, вошедший следом за нами, заявил:

— Я бы съел мяса.

Ульфа изумленно уставилась на него:

— Это вы сказали?

Я помотал головой.

— Я знала, что кот умеет разговаривать. Я слышала своими ушами.

Ветер завыл в дымоходе, легко вороша пепел.

— Сырая свинина вредна собакам. Всем вредна. — Она распахнула дверцы высокого буфета и нашла там кости с изрядным количеством мяса на них. — Несомненно, мама оставила кости для супа, но я отдам их вашему псу.

Ответа не последовало. Я уже вышел из дому, и несколько мгновений на кухне царила тишина, нарушаемая лишь скрипом двери, которая ходила на петлях взад-вперед, а потом (с налетевшим порывом ветра) шумно захлопнулась.

Когда-то далеким солнечным днем я бежал по этому полю с такой же целью, по колосящемуся ячменному полю. Сейчас ячмень уже сжали. Я бежал по стерне, левой рукой придерживая Этерне, чтобы меч не хлопал по бедру.

— Дизири? Дизири?

Никто не откликнулся на мой зов, но все же я услышал ответ: листья прошептали мне за нее «я здесь».

— Дизири!

Ты не сможешь найти меня.

Я остановился, напрягая слух, но листья молчали.

— Не смогу, — признал я. — Я обшарю все семь миров в поисках тебя и выверну наизнанку Митгартр и Эльфрис, точно пустые мешки. Но я не найду тебя, покуда ты сама не пожелаешь явиться мне. Я знаю.

Сдаешься?

— Да, я сдаюсь. — Я поднял руки.

— Я здесь.

Она выступила из-за темного ствола огромного дерева, и, хотя я почти ничего не различал в темноте, я увидел ее: высокую, как очень и очень немногие женщины, тоненькую, как ни одна женщина на свете, и слишком красивую, чтобы я мог в полной мере осознать, насколько она красива.

Я заключил Дизири в объятья, и мы поцеловались. Ее губы были слаще меда и горячими от дыхания жизни; и не было никаких ошибок, которые имели бы значение, поскольку не было таких ошибок, которые мы не могли бы исправить; и была любовь длиною в нашу жизнь, и любовь имела значение — она всегда имеет значение.

Мы отстранились друг от друга, и мне показалось, будто наш поцелуй длился целую вечность, но и вечности было мало.

— У тебя меч Этерне. — Судя по голосу, она улыбалась.

— Он тебе нужен? — задыхаясь, проговорил я. — Он твой.

— Он уже принадлежит мне, — сказала она, — поскольку он твой. Знаешь, почему он называется Этерне?

— Потому что он почти так же прекрасен, как ты, а красота вечна.

Мы снова поцеловались.

— Ты постарел, — сказала она, когда мы снова отстранились друг от друга. — У тебя появились залысины.

— И потолстел. Тебе я могу простить все, что угодно.

Она рассмеялась: веселый звон серебряных колокольчиков.

— Даже любовника помоложе?

— Все, что угодно, — повторил я.

— Тогда я заведу любовника помоложе, и им станешь ты.

Неистовый порыв ветра налетел на нас, и я завернул Дизири в свой плащ, как недавно заворачивал Ульфу.

— Я сам могу стать моложе, но только применив способности, обретенные в Скае.

— Да неужели? — Вся веселость всех юных дев прозвучала в ее смехе.

— Но для этого мне придется вернуться туда, во исполнение своей клятвы.

— Однако ты запросто скакал среди облаков.

— Облако подняла меня в небо, я здесь ни при чем.

Мы опять слились в поцелуе, а когда оторвались друг от друга, обнаружили, что лежим на земле.

— Игра почти закончилась, — прошептала она. — Я пришла, чтобы сообщить тебе именно это. Неужто ты думал, что она будет продолжаться вечно?

Когда Гильф нашел меня, я сидел один, кутаясь в плащ и плача.

— Я поел, — сказал Гильф. — Нам надо идти. Я кивнул и поднялся на ноги.

Облако ждала нас в деревне, стоя задом к ветру. Верхом на ней я поднимался все выше и выше, покуда не оставил грозу внизу; но здесь все равно дул крепкий ветер и было очень холодно. Когда я наконец достиг нашего лагеря в Йотунленде, то едва сумел спешиться, чуть не упав при этом.

— Больше никаких ночных поездок, — пообещал я, и Облако радостно кивнула и наполнила мой ум мыслями об озаренных солнцем облачных горах, вечно меняющихся и вечно новых.

— Хотите, я принесу одеяло, сэр? — Голос принадлежал Ансу. — Я поддерживал ваш костер.

Я кивнул; по правде говоря, я крайне нуждался в одеяле и костре, но сказал:

— Ты должен прислуживать королеве Идн, Анс, а не мне.

— Она спит, сэр. Сейчас я ей не нужен. Я тоже спал, почти все время. Только иногда вставал, чтобы подбросить сучьев в огонь.

— Спасибо. — Я снял шлем и сильно потер голову окоченевшими пальцами. — Но тебе надо выспаться. Скоро начнет светать.

— Сейчас лягу, только сперва помогу вам разуться, сэр. Понимая, что разуваться я должен сам, я все же сел на землю и позволил Ансу стянуть с себя сапоги, а пока Анс очищал их от грязи, с трудом стащил с себя кольчугу.

— Мне нужна чистая одежда, — сонным голосом проговорил я. — Полагаю, в Утгарде я достану что-нибудь.

— Снимите рубашку и штаны, я постираю в реке, — решительно предложил Анс. — Высушу у костра в два счета.

Соблазн был слишком велик.

— Анс?

— Да, сэр?

— Одна женщина сказала, что у меня появились залысины.

— Да, сэр.

— Это правда.

Голый, я растянулся на одеялах, расстеленных Ансом у костра, и завернулся в них.

— Да, сэр, — повторил Анс. — Они хорошо смотрятся, сэр.

— Но я был в шлеме, поэтому они вообще никак не смотрелись. — Увидев, что Анс не понял, я добавил: — Вдобавок там было темно. Она не могла видеть линию волос.

— Наверное, она видела вас в другой раз, сэр.

Анс собрал грязные вещи, которые я снял.

— Должно быть, так. И должно быть, она видела меня уже после моего возвращения из Ская. В Скае никто не стареет, Анс.

— Да, сэр.

— Вообще никто. Я пробыл там двадцать лет и, когда покидал Скай, выглядел не старше, чем в день прибытия. Теперь эти годы настигли меня. Правда, это не имеет значения.

— Нет, сэр, не имеет.

— Значение имеет то, что она наблюдала за мной. Я знаю, Баки и Ури наблюдают за нами из Эльфриса, как мы наблюдаем за оверкинами.

— В жизни не видал ни одного, сэр.

— Видят только те, кто смотрит. Мы видим то, что хотим увидеть.

— Как скажете, сэр.

— Ты собираешься заняться стиркой сейчас?

— Да, сэр.

— Я хочу попросить тебя еще об одном одолжении, пока ты здесь. Ты уже расседлал Облако?

— Нет, сэр. Еще нет. Я расседлаю, сэр.

— Сделай милость. И позаботься о ней должным образом. К седлу приторочены колчан и чехол с луком. Вытащи лук и сними с него тетиву.

— Да, сэр.

— Принеси тетиву мне. Если я засну, вложи ее мне в руку. Несомненно, Анс ответил «да, сэр»; несмотря на всю свою неотесанность, Анс был хорошим слугой. Хотя он наверняка ответил именно так, я его не услышал.

Глава 19 ПРОСЬБА ТАУГА

Мани услышал сопение и бормотанье Анса, расстегивавшего подпругу и ласково успокаивавшего Облако, и низко присел на задние лапы в моей правой переметной суме. Сейчас переметные сумы снимут, напомнил себе Мани, и бросят куда-нибудь. Будет удар о землю (он весь напружинился), но просто неприятный, а не опасный.

Прямо у него над ухом раздался шорох: лук вытаскивали из чехла. Неужели Анс (невнятно бормотавший голос явно принадлежал Ансу) намеревается убить ни в чем не повинного кота?

Нет, поскольку вновь раздавшийся шорох со всей определенностью свидетельствовал о том, что лук засовывают обратно. Глухой стук, с которым конец лука ударился о дно жесткого кожаного чехла, не оставлял сомнений — если только Мани не ошибся в своем предположении насчет лука. Анс не знал, что находится в чехле, и решил посмотреть, годится ли содержимое в пищу или для игры. Убедившись, что не годится, он благоразумно положил вещь на место.

Последняя мысль вызвала воспоминания о самых разных случаях, когда сам Мани не клал на место чужие вещи и… Анс поднимает переметные сумы! Ну все, сейчас они грохнутся на землю!

Однако ничего подобного не произошло. Переметные сумы оказались в Другом Месте, где на смену медленным шагам щиплющей траву кобылы пришло легкое, чуть заметное покачивание. Мани крепко зажмурил глаза и стал считать, пока не сбился со счета где-то между двадцатью и тридцатью, а потом отважился осторожно выглянуть из-под клапана.

Анс ушел. Я лежал под одеялом у костра. Благоприятнее условий не придумать.

Когда он залезал в суму, самым сложным было развязать ремешок, стягивавший горловину. Но Мани (искушенный в делах такого рода) усердно работал зубами и когтями. Забравшись внутрь, он просто пропустил один конец ремешка через петлю на другом конце и оставил болтаться так. Теперь даже не возникло необходимости распускать ремешок, ибо он сам распустился, когда Мани приподнял клапан сумы. Наполовину высунувшись наружу, он осмотрелся по сторонам.

Переметные сумы висели на ветке над самой землей. Рядом, на ветке потолще, висели седло и узда Облака. Сама она каталась по припорошенной снегом траве, как делают кошки. Облако, подумал Мани, необычайно грациозное животное, и вполне вероятно, среди ее далеких предков были коты.

Он спрыгнул вниз, припал к земле и немного подождал с целью убедиться, что никто его не заметил. Все тихо, если не считать слабого плеска в отдалении. Наверное, рыбы прыгают в воде. Большие такие рыбины, а даже пескарики весьма недурственны. Мани облизнулся.

За деревом — еще костры и палатки. В одной крепко спит огромная женщина, распространяя вокруг винный дух. Рядом с ней храпит мужчина со светлыми усами. Перед другой палаткой лежит щит, со вкусом украшенный изображениями пятнистых котов; а внутри спит дюжина мужчин. Один пошевелился, и Мани поспешно выскочил наружу. Черный, безусловно, наилучший из всех цветов. Бесспорно, наилучший для котов. «Интересно знать, каково приходится белым котам? — размышлял Мани. — Как они могут жить а тем более выполнять свои кошачьи обязанности, если они видны ночью?»

Оставался еще роскошный шатер, который, Мани не сомневался, принадлежал Идн. Он смело вошел внутрь, увидел спящую Идн (старая служанка в ногах постели тоже спала) и, легко запрыгнув к ней на грудь, выражал в обычной кошачьей манере свои любовь и почтение, покуда она не проснулась.

— Тысяча извинений, ваше величество. — Он с наигранной скромностью потупил взгляд. — Знаю, я злоупотребляю вашим добрым отношением.

— Мани! Что ты здесь делаешь?

— Докладываю, ваше величество. Покидая Утгард, вы поручили мне держать ухо востро и предупредили, что по возвращении потребуете от меня обстоятельного отчета обо всем, что я слышал. Я много чего слышал и, когда мне представилась возможность сделать вам промежуточный доклад, я за нее ухватился. Вам многое следует узнать.

— Как ты добрался сюда? Ты же не мог пройти такое расстояние?

— Мне и не пришлось, ваше величество. — Мани на мгновение задумался о нравственной стороне ситуации. Соображения нравственности редко его беспокоили, однако он чувствовал, что сейчас один из тех редких случаев, когда их следует принимать в расчет. — Мой бывший хозяин, доблестный рыцарь, к которому я по-прежнему питаю самые теплые чувства, довез меня в переметной суме, ваше величество.

— Сэр Эйбел? — Мани все время надеялся, что Идн прижмет его к груди и погладит, и она наконец сделала это. — Мани, сэр Эйбел здесь — с нами, в горах, — а не в Утгарде. Я разговаривала с ним сегодня вечером.

— Уже почти утро, ваше величество.

— Хорошо, я разговаривала с ним вчера вечером. Ты хочешь сказать, что он доехал до Утгарда и вернулся обратно за одну ночь?

— Нет, ваше величество, ибо я не знаю.

Старая женщина беспокойно пошевелилась, и Идн прошептала:

— Спи, спи, Герда. Ничего особенного.

— Ваше величество нередко ставят под сомнение мою правдивость, — холодно сказал Мани. — Ваше величество склонны сомневаться и в моем здравомыслии тоже. Однако я…

— Я не хотела тебя обидеть, — заявила Идн, — и не имела в виду тебя, когда сказала «ничего особенного», я просто хотела успокоить Герду, чтобы она заснула. Но сэр Эйбел… он просто не мог доехать до Утгарда и вернуться обратно так быстро.

— Несомненно, ваше величество правы. — Тон Мани смягчился. — Но я не говорил, что он это сделал, я только сказал, что ехал в его переметной суме. Так оно и было, ваше величество. Путешествуя таким образом, я прибыл совсем недавно и с самого момента своего прибытия искал вас. Изголодавшийся и изнуренный тяготами путешествия, которое вы сами называете долгим, я все же искал вас, а не отдохновения.

— У нас мало съестного, но из имеющегося ты сможешь выбрать все, что пожелаешь.

— В таком случае, возможно, я сумею раздобыть для вашего величества перепелку или куропатку, и ваше величество окажут мне великую честь, если примут любой мой дар такого рода. Но мне следует предупредить ваше величество, что сэр Эйбел не знал о моем нахождении в переметной суме. Наверное, лучше, чтобы он по-прежнему оставался в неведении.

Идн не слушала.

— Как мой супруг?

— Я не лекарь…

— Но проницательный наблюдатель, способный составить верное суждение о любом предмете. — Идн, достаточно долго гладившая Мани по голове, теперь почесала у него под нижней челюстью. — Как он?

— Ваше беспокойство о нем делает вам честь, ваше величество. Я сам беспокоюсь. В целом он обращался со мной весьма учтиво.

Идн вздохнула:

— Я не люблю его. Не могу полюбить. Но я его жена. Благородные особы обязаны выполнять свой долг…

— Разумеется, ваше величество.

— А особы царственные должны делать еще больше. Рыцари служат своим лордам, лорды служат своему королю. Но король служит своему народу и своему престолу — иначе он просто тиран.

— Королева, ваше величество…

— Это женщина, а женщинам, обладающим вдвое меньшей силой против мужчин, приходится нести двойное бремя. Как он?

— По-прежнему слаб, ваше величество, но заметно окреп со времени вашего отъезда. Он потерял много крови.

— И перенес много физических мук. Я знаю. Он принимает пищу?

— Кажется, суп, ваше величество. Бульон.

— Он говорит обо мне?

— С величайшей любовью, ваше величество. Мой прежний хозяин объяснил вашему супругу, что явился к нему по вашей просьбе, и его величество превознесли вас до небес, образно выражаясь.

— Значит, он в сознании и разговаривает.

— К счастью, ваше величество. — Мани деликатно кашлянул. — Он говорил о вашей мудрости, ваше величество. Разумеется, не только о ней, ибо он восхвалил и вашу красоту тоже. Но о вашей мудрости он отзывался в самых восторженных выражениях. Он… вы сочтете мои слова грубой лестью, ваше величество, однако я полагаю необходимым сказать вам.

Идн кивнула — легкое движение головы, почти незаметное в сером свете раннего утра, сочащемся в палатку.

— Он сравнил вашу проницательность с проницательностью первого министра, лорда Тиази, — промурлыкал Мани. — И поставил вас выше его.

— Я поблагодарю своего супруга при первой же возможности, Мани. Он сделал мне величайший комплимент.

— Действительно, ваше величество. Он также сравнил вас с вашим отцом в части остроты ума и опять-таки рассудил в вашу пользу. Данное обстоятельство, ваше величество, имеет известное отношение к моему появлению здесь.

Идн отняла руку от Мани:

— Надеюсь, ты не собираешься сообщить мне никаких сведений, компрометирующих моего отца.

— Ваше величество — мудрейшая из судей. Ваш благородный отец страстно желает, чтобы сэр Эйбел поступил на службу к вашему царственному супругу.

— Я знаю.

— Поскольку в высшей степени впечатляющее предсказание убедило вашего благородного отца, что ваш престол будет стоять незыблемо, коли сэр Эйбел станет вассалом вашего царственного супруга. Ваш супруг желает того же самого по той же причине.

— Мне все это известно, — резко сказала Идн. — Переходи к существу дела, Мани.

Он легко поклонился, сидя на задних лапах.

— Я и пытаюсь, ваше величество. Я счел необходимым предварить свое сообщение несколькими словами. Несомненно, вы также знаете, что ваш благородный отец замышляет погубить оруженосца Тауга.

При последних словах Анс, который последнюю пару минут подслушивал у шатра, придвинулся чуть ближе.

Свон разбудил Тауга, тряхнув за плечо.

— Мне жаль, что приходится прерывать твой сон, но лорд Бил хочет поговорить с нами обоими.

Этела села:

— И я. Я с вами.

— Тебе нужно помыться, — сказал Тауг.

— Это всего лишь уголь из кузницы. — Этела попыталась оттереть пальцем темное пятно на руке. — Дым и все такое прочее.

— Тебе действительно нужно помыться, — твердо повторил Тауг. — И переодеться во все чистое. Моя сестра…

— Уехала с сэром Эйбелом, — резко закончил Свон. Тауг молча кивнул.

— Жаль, что она не с нами. Жаль, что сэр Эйбел не с нами. Он не вернется, пока не приведет сюда герцога, так он сказал.

— А моя сестра вообще не вернется. — Тауг сполз с кровати, нашел Мечедробитель и огляделся по сторонам. — Где Мани?

— Если ты не знаешь, я уж точно не знаю.

— Подбросьте дров, — попросила Этела, и Тауг выполнил просьбу.

— Топливо лучше беречь, — заметил Свон. — У нас больше нет дров и не будет, если только мы не совершим вылазку, чтобы пополнить запасы.

— Если только?

— Мне кажется, его светлость хочет поговорить с нами о чем-то подобном. Но мы не узнаем наверное, пока не выслушаем его, и мы не выслушаем его, пока ты не оденешься.

Кивнув, Тауг повернулся к Этеле:

— Моя сестра уехала, но Баки осталась — во всяком случае, я так думаю. Поук точно остался, а он знает здесь всех женщин. Найди кого-нибудь и скажи, что я велел тебя выкупать и проследить за тем, чтобы ты постирала свои вещи.

— Я хочу…

— Позавтракать. Знаю. Скажи, что я велел также накормить тебя.

— … пойти с вами.

Тауг глубоко вздохнул:

— Когда ты вымоешься, наденешь чистое платье и позавтракаешь, то сможешь сопровождать меня повсюду.

Они со Своном вышли из комнаты. Когда они спускались по огромным ступеням, Свон сказал:

— На самом деле ты ведь не собираешься взять девочку с собой? Вылазка из замка — дело опасное.

— Может, мы еще никуда не пойдем, — пожал плечами Тауг, — а если и пойдем, мы…

Он осекся, заслышав тяжелые шаги позади. Они оба остановились и посторонились.

— С добрым утром. Хотите, я понесу вас?

Свон улыбнулся:

— С добрым утром, Шилдстар. Знаю, ты предложил помощь от чистого сердца, но в действительности эти ступени не представляют большой трудности для нас с оруженосцем.

— Как угодно. Я к маленькому лорду. А вы?

— Если ты имеешь в виду лорда Била, то мы туда же.

— Тогда пошевеливайтесь. Я за вами не вернусь. — Шилдстар помолчал, потом хихикнул: — Вы, низкорослые людишки, задаете нам работу. В нашей северной стране нам раньше никого не приходилось таскать на руках.

Продолжая смеяться, он опередил их, и они последовали за ним предельно скорым шагом.

— Так обстоят наши дела, — сказал Тиази Свону и Таугу. — Как вы сейчас слышали, мы посылаем Шилдстара и его людей купить кузницу и инструменты, а также собрать верных подданных короля, коли получится. Лорд Бил, — он кивнул в сторону Била, — боится, что Шилдстару нельзя доверять. Вероятно, мне не следовало говорить вам это, поскольку мнение вашего господина может повлиять на ваше собственное. Но вы, несомненно, знали это и прежде.

Свон кивнул.

— Вы вправе иметь собственное мнение, вы оба, и мне бы хотелось его выслушать. Как по-вашему, мы можем доверять Шилдстару, сэр Свон?

— Я бы не стал, ваша светлость. Во всяком случае, больше, чем необходимо.

Бил кивнул:

— Оруженосец Тауг?

— Не думаю, что он пойдет против своего короля, — медленно проговорил Тауг. — Только мы — не король.

— Мы действуем от лица его величества, — заявил Тиази.

— Но Шилдстар не уверен в нашей честности. По крайней мере, мне так кажется, милорд.

— Ты правильно все понимаешь. — Бил положил на стол кожаный кошель. — Здесь золото, много золота. Я хочу, чтобы вы — вдвоем — отправились с ним в город. Без тяжелых воинов, без лучников. Только вы двое. Вы пойдете?

— Конечно, ваша светлость, — сказал Свон.

— Оруженосец?

Тауг глубоко вздохнул:

— Если сэр Свон пойдет, я тоже пойду.

— Хорошо. До сих пор мы прятались здесь. Возможно, слово покажется вам слишком грубым, но это действительно так. Прятались и надеялись, что его величество выздоровеют и спасут нас. А потом ее величество, моя дочь… — Бил помолчал, потирая ладонью лоб. — Она покинула Утгард, уехала за сэром Эйбелом. С ее отъездом положение усугубилось — для меня, во всяком случае.

— По правде говоря, — сказал Свон, — я надеялся получить подобное задание.

Тиази прочистил горло. Горло казалось длиной с Таугово предплечье, и процесс его прочистки сопровождался шумом, подобным грохоту бочек, катящихся по булыжной мостовой.

— Мы больше не можем, как выражается лорд Бил, прятаться. У нас кончаются съестные припасы. Мы велели Шилдстару говорить всем встречным, что его величество идут на поправку.

— Они слышали, — пробормотал Бил.

— Разумеется, слышали. Я повторяю для пущей доходчивости. Мы также велели Шилдстару закупить продовольствия, коли получится.

Свон кивнул. Тауг тоже.

— Теперь я говорю вам то же самое. Коли у вас завяжется разговор с любым из сынов Ангр, сообщайте всем и каждому, что его величество вскоре полностью оправятся. Коли вы станете общаться с рабами, что представляется более вероятным, говорите то же самое.

— Непременно, — кивнул Свон.

— И купите провизии, — добавил Бил. — По возможности больше. Если Шилдстар приведет с собой еще ангридов, нам потребуются тонны продовольствия. На самом деле уже требуются, чтобы прокормить Трима и его солдат, а также наших людей. Не говоря уже о рабах.

— Мы раздобудем, сколько сумеем, — решительно сказал Свон.

— Думаю, Шилдстар тоже постарается, — добавил Тауг. — Ведь значительная часть съестных припасов пойдет на него и его солдат.

Бил кивнул:

— Пока мы дали вам такие же задания, какие поручены и Шилдстару. Но это еще не все. Несомненно, вы догадались.

Свон кивнул.

— Во-первых, нам необходимо взять на пробу воду. Если мы пошлем с вами Гарваона с тяжелыми воинами, ангриды воспримут это как угрозу. Несомненно, они нападут на вас.

— Я согласен, — вставил Тиази.

— Но один рыцарь и один оруженосец… не берите с собой копье, кстати. Оставьте здесь.

— Хорошо, ваша светлость.

— Явно не представляют угрозы. У ангридов было с избытком времени, чтобы привыкнуть к мысли о присутствии в Утгарде представителей человеческого племени, которые не являются ни рабами, ни врагами. Если я прав, они вас не тронут. Думаю, вы убедитесь в моей правоте.

Тиази одарил Свона жестокой улыбкой:

— А если лорд Бил ошибается, вам придется вступить в бой, который прославит ваши имена, даже если вы потерпите поражение. А вы непременно потерпите поражение. Вы по-прежнему согласны отправиться в город?

— Конечно, милорд.

— Я же говорил вам, — сказал Бил Тиази.

— Я помню. Просто я вам не поверил. — Он пожал плечами.

Свон поднялся на ноги и соскользнул с кресла на пол.

— Это все, ваша светлость?

— Вам не терпится покинуть замок?

— Да, ваша светлость. Не терпится.

— Еще одно. — Бил перевел взгляд со Свона на Тауга и обратно. — Лорд Тиази говорит, что по законам Йотунленда король может взять в пользование рабов любого своего подданного, коли у него возникнет необходимость в них. Рабы этого кузнеца… Логи?.

— Да, ваша светлость, — сказал Тауг.

— Помогали ему изготавливать инструменты, которые видел Тауг. Вы должны забрать их, именем короля, и привести в замок.

— Или убить, коли не сможете забрать, — добавил Тиази.

Тауг начал говорить, но потом закрыл рот и выжидательно посмотрел на Свона. Но Свон сказал лишь:

— Хорошо, ваша светлость.

Тауг прочистил горло:

— Я прошу вас о милости, милорд.

Тиази улыбнулся, все той же жестокой улыбкой.

— Несомненно, о такой, на которую ты полагаешь себя вправе рассчитывать.

— Да. Да, именно о такой. Я знаю, вы уже оказали мне великую милость. Вы отдали мне сестру. Это было очень любезно с вашей стороны, и я не забыл.

— Однако ты считаешь, что вправе просить еще об одной милости.

— Я сам выполню твою просьбу, оруженосец, если смогу, — сказал Бил.

— Вы не сможете, ваша светлость. Во всяком случае, мне так кажется.

Тиази подался вперед, положив огромные ладони на полированную черную столешницу огромного деревянного стола.

— Это становится интересным. Объясни мне, почему ты заслуживаешь милости, о которой просишь, и, возможно, я удовлетворю твою просьбу.

Тауг набрал в грудь побольше воздуха:

— Когда вы отдали мне сестру, милорд, — а я никогда не забуду вашей доброты, — вы таким образом наградили меня за то, что я один отправился на разведку в город, нашел кузницу и убил Логи. Теперь я снова отправляюсь в город, только при свете дня. Возможно, нас убьют. Все здесь присутствующие это понимают.

Свон кивнул и сказал:

— Мне нужно поговорить с тобой наедине.

— Поэтому я хочу сначала получить награду, поскольку тогда мне будет легче выполнить ваше поручение. Я имею в виду, забрать рабов Логи и привести сюда.

— Продолжай, — сказал Тиази.

— Пообещайте нам, что в случае нашего успеха вы освободите их. Всех рабов, которые придут в замок и помогут королю. Если вы пообещаете, мы скажем людям о вашем обещании, и тогда они постараются помочь нам, что, возможно, решит исход дела в нашу пользу.

— Браво, — пробормотал Бил, а потом повторил погромче: — Браво!

— Неплохая мысль, оруженосец. — Тиази откинулся на спинку кресла, насмешливо улыбаясь Билу. — Пожалуй, я бы выполнил твою просьбу, когда бы мог. К сожалению, наши законы запрещают освобождать рабов при любых условиях.

— Ты попытался, — шепнул Свон Таугу.

— Однако я могу предложить другое решение. Которое устроит тебя точно так же или даже больше. Рабы, которых вы приведете в замок, будут поделены между сэром Своном и тобой. Сэр Свон выберет первого, ты второго, сэр Свон третьего — и так далее. Таким образом вам с ним достанется поровну, если число рабов четное, или же сэр Свон получит на одного больше, если число нечетное.

— Тогда они не станут помогать нам, — пробормотал Тауг. — Они не хотят быть нашей собственностью.

— Станут, не сомневайтесь. Со временем вы с сэром Своном вернетесь в Целидон, и там они обретут свободу. — Тиази помолчал, и на его губах снова заиграла жестокая улыбка. — Если, конечно, вы не предпочтете продать их перед тем, как покинуть Йотунленд. Но вам нет необходимости сообщать об этом рабам.

Я рывком сел и увидел Анса, сидящего на корточках у костра и сушащего мою рубашку:

— Мне приснился чрезвычайно странный сон, — сказал я.

— Мне нужно кое-что сообщить вам, сэр.

— Подожди, Анс. Я хочу рассказать свой сон, покуда не забыл. В Скае нам никогда не снились сны. Я говорил тебе?

Анс помотал головой.

— Мы никогда не видели снов, и это не казалось нам странным. По крайней мере, мне не казалось. — Я нашел тетиву Парки под одеялом и показал Ансу. — Я слушал ее перед тем, как заснуть. Возможно, она имеет какое-то отношение к этому.

— К тому, что в Скае не снятся сны?

— К моему сну. Я не знаю, почему мне ничего не снилось там. Возможно, другие видели сны, хотя при мне никто ни разу не упоминал о них. Поцелуй валькирии приносит забвение столь глубокое, что я никогда не думал о Дизири. Это кажется невероятным, но я действительно не думал о ней.

— Да, сэр.

— Видишь ли, я чувствовал, что со мной творится что-то неладное. — Я помолчал, погрузившись в свои мысли. — И точно такое же чувство я испытал сейчас в своем сне. Прошли годы, прежде чем я понял, в чем дело, прежде чем вспомнил лицо Дизири. Именно тогда я пошел к Вальфатеру.

— Как я прихожу к вам, сэр.

— Мою валькирию звали Альвит. Она была принцессой и умерла девственницей, встретив смерть с великим мужеством. Мне следовало бы ценить ее выше, чем Дизири. Я хотел, но не мог.

— Да, сэр. Хотелось бы ее увидеть, сэр.

— Может, и увидишь. Это маловероятно, но не невозможно. О чем я говорил?

— Про тетиву, сэр, и про сон.

— Точно. — Я снова лег и положил тетиву на грудь. — Моя тетива сплетена из жизней разных людей, Анс.

— Правда, сэр?

— Да. Из жизней, которые закончились и которые, думаю, оборвались преждевременно, — может, просто потому, что почти все жизни обрываются преждевременно.

— Может, оно и так, сэр.

— Вот именно, Анс. Нам с тобой остается только гадать, почему они оборвались преждевременно. Может, потому только, что одна женщина перекусила зубами нити этих жизней для меня. Я забыл ее имя.

— Это не важно, сэр.

— Она мне напомнит в конце концов, я уверен. Я вот что хотел сказать, Анс: каждый раз, когда я пускаю стрелу, я слышу голоса многих жизней в звоне тетивы — слышу голоса людей, которыми они говорили при жизни. Когда я извлекаю Этерне из ножен, рядом со мной появляются все рыцари, обращавшиеся с мечом недостойно.

— Да, сэр. Я видел, сэр.

— Для того ли, чтобы повергнуть в ужас моих врагов, или для того, чтобы придать мне смелости, я не знаю. Иногда — полагая, наверное, что я не нуждаюсь в помощи, — они не появляются. Дизири помогла мне добыть Этерне. Чтобы я получил возможность завоевать саму Дизири, по меньшей мере.

— Да, сэр.

Анс снова занялся делом: перевернул другой стороной мои подштанники, висевшие на суку, и подбросил еще сухой травы и хвороста в костер, над которым они сушились.

— Она хотела, чтобы я добыл Этерне, потому что любит меня.

— Да, сэр.

Я снова сел и провел пальцами по тетиве Парки.

— Ты слышал, как она поет, Анс? А ты, Гильф?

Оба кивнули, Гильф более осторожно.

— Ты слышал?

Анс снова кивнул:

— Теперь мне можно сообщить мою новость, сэр? Это не займет и минуты.

— И ты не уймешься, покуда не добьешься своего. Хорошо, я выслушаю тебя. Но потом ты ответишь мне на один вопрос — во всяком случае, попытаешься. Король умер? Король Гиллинг?

— Нет, сэр. Он говорит, что ему лучше.

— Кто говорит, король Гиллинг?

— Нет, сэр. Я имею в виду, скорее всего он действительно так говорит, но я слышал это не от него. А от кота, сэр. От вашего кота — только если он ваш, почему он не здесь, чтобы самолично сообщить вам?

— Он здесь, — заявил Мани с театральным негодованием. С поднятыми головой и хвостом он выступил из тени и поклонился. — Ваш покорный слуга, благороднейший из рыцарей.

— Скорее мой друг. — Не обращая внимания на тихое рычание Гильфа, я распахнул объятия.

Мани запрыгнул ко мне на колени:

— Ваш мужлан следил за мной, сэр Эйбел, и я не сомневаюсь, вы перерезали бы ему глотку, попроси я об этом. Безусловно, мой царственный хозяин заковал бы его в цепи по одному мановению моей лапы. — Для наглядности Мани поднял лапу с выпущенными когтями. — Вы хотите, чтобы я простил его?

— Очень хочу, — заверил я.

— В таком случае я прощаю. — Мани втянул когти. — Ты прощен, приятель.

— Благодарю вас, сэр! — Анс дернул себя за вихор.

— Говорящий кот не удивляет тебя, Анс?

— Он волшебный кот, полагаю.

— А ты уже видел волшебный меч. И возможно, другие вещи.

— Так и есть, сэр. И он явился сообщить леди королеве, которой я служу, что ейный батюшка пытается убить Тауга, сэр. А я люблю Тауга и надеюсь, вы сумеете заступиться за него.

— Я обратился в первую очередь к ее величеству, а не к вам, поскольку вы отдали меня ей, — пояснил Мани. — Я полагал, что вы сочтете такой мой поступок правильным. Она имеет влияние на отца, и будет лучше, если он добровольно оставит Тауга в покое. Если же применить к нему силу… Ну, дорогой хозяин, он посол короля Арнтора. Здесь ничего не попишешь.

Я потер подбородок:

— Он хочет убить Тауга? Или приказать, чтобы его убили?

Мани, увидевший необходимость пригладить шерсть на лапе, несколько раз лизнул последнюю.

— Нет. Я знаю, вы высоко цените мой ум. Мы с вами не первый день знакомы.

— Так и есть.

— В таком случае вы прислушаетесь к моему мнению, а именно: лорд Бил никогда не запятнает свою честь умышленным убийством, совершенным собственными или чужими руками. Он посылает Тауга навстречу смертельной опасности. Давно известный прием.

— Но почему?

Я снова лег.

— Лорд Бил хочет, чтобы вы поступили на службу к его зятю, поскольку полагает, что с вашей помощью и при вашей поддержке тот сохранит престол.

Мани выжидательно помолчал, но я не промолвил ни слова.

— Он так считает, поскольку моя хозяйка — я имею в виду мою первую хозяйку — сказала ему это. Если точнее, не ему, а тому длинному малому, Тиази. Уверен, вы его помните.

— Да, помню. А почему она так сказала?

— Теперь она не доверяет мне все свои мысли, как прежде, — задумчиво проговорил Мани. — Не то чтобы мы стали чужими. Просто когда человек умирает…

— Я понимаю.

Мани соизволил обратиться к Ансу:

— Я сам умирал несколько раз. Нам отпущено девять смертей, из которых девятая — последняя. Несомненно, ты знаешь.

— Нет, сэр, я не знал. Но теперь знаю, господин кот.

— Ты можешь называть меня «господин Мани», приятель. Хотя я кот, мое имя не «кот». — Господин Мани вновь перевел внимание на меня. — Вы спросили, почему моя хозяйка сделала такое предсказание. Вы позволите мне предположить?

— Поскольку предсказание верное?

— Разумеется, нет. Я думаю, она просто боялась, что в противном случае мой хозяин — здесь я разумею его величество короля Гиллинга, которому моя царственная хозяйка, госпожа Идн, подарила меня, — может покуситься на вашу жизнь. Благодаря пророчеству он вместо этого печется о вашей безопасности.

— Причем больше меня самого. — Я закрыл глаза. — Ты ведь слышишь мою тетиву, Мани? Даже сейчас?

В виде исключения Мани промолчал.

— А я слышу. Там один голос отчаянно взывает ко мне снова и снова. Я с самого начала старался не слышать его. По правде говоря, я старался не слышать все голоса. Но теперь прислушиваюсь, особенно к нему. Я слышу этот голос сейчас и могу различить несколько обрывочных слов и рыдания.

— Может, то королева, которую вы любите, сэр? Может, она преставилась?

— Дизири? Нет, Дизири жива.

С полминуты или дольше царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра, но наконец Мани сказал:

— В Утгарде есть одна комната, зал Утраченной Любви.

Я открыл глаза и сел.

— Ты был там?

Мани помотал головой:

— Я видел только дверь.

— Ты знаешь, где она находится?

— У лорда Тиази есть кабинет. Очень просторный и премило обставленный, где он постигает тайны магии. К нему примыкают другие помещения. Я заходил во все двери, кроме одной, которая всегда заперта. Я взобрался по стене, увитой плющом, но там нет окон.

— Тебе хотелось бы проникнуть туда.

— Возможно. — Полузакрытые изумрудные глаза Мани широко распахнулись. — Разумеется, мне хотелось бы заглянуть внутрь.

— У тебя есть любовь, которую ты потерял, Мани?

Он спрыгнул с моих коленей и скрылся в ночной тьме.

— А у тебя, Анс?

— Не знаю, сэр, только я люблю оруженосца Тауга.

— Я тоже. — Я потянулся. — Я не меньше тебя не хочу, чтобы его убили или изувечили.

— Значит, вы положите конец этому, сэр? Прямо завтра?

— Нет. Ты же подслушивал, когда Мани разговаривал с ее величеством королевой Йотунленда. Верно?

— Я знаю, что подслушивать нехорошо.

— Разумеется. Но ты все же подслушивал. Она сама может положить конец этому. И безусловно, она постарается. Что же касается меня… — Я зевнул. — Тауг хочет стать рыцарем.

Тетива начала петь, и хотя Гильф положил лапу мне на руку, я больше не промолвил ни слова.

Свон знаком подозвал Тауга, затворившего за собой дверь кабинета Тиази. Широкий коридор, всегда темный, казался темнее обычного. Высоко над их головами пищали летучие мыши.

— Он плохой человек, — тихо проговорил Тауг.

— Он и не человек вовсе, — ответил Свон. — Ты до сих пор не понимал этого, так пойми теперь.

— Я знаю.

— Тогда говори и действуй соответствующим образом. Все ангриды порочны по природе своей, хотя некоторые из них лучше всех прочих своих соплеменников. А худшие гораздо страшнее диких зверей.

— У Логи было три руки, — задумчиво промолвил Тауг. — Я никому не говорил об этом, но у него действительно было три руки.

— Был такой рыцарь, по имени сэр Равд, — сказал Свон. Он пошел столь скорым шагом, что Таугу пришлось перейти на трусцу, дабы не отставать от него. — Сэра Равда послали усмирить разбойников в северных лесах, откуда ты родом, — в лесах к югу от гор.

— Я помню, — сказал Тауг.

— Он погиб. Мне кажется, герцог Мардер полагает, что разбойники — вольные отряды, как они себя называют, — не стали бы нападать на доблестного и прославленного рыцаря, пусть даже с ним не было никого, помимо оруженосца. Так полагает герцог Мардер. Но он ошибается.

— Я никому не скажу, что вы говорили такое, — заявил Тауг.

— Я сам скажу это герцогу. Собственно, уже сказал.

Свон проделал еще с дюжину шагов, прежде чем заговорил снова:

— Сэр Равд погиб. Его оруженосец остался в живых, хотя лишь чудом избежал смерти. Он вернулся в Ширвол, одержимый желанием рассказать всем, как его господин пошел в наступление на полчища разбойников и как искусно он сражался, отправив не один десяток врагов на корм волкам. Как он, оруженосец сэра Равда, похоронил своего господина при свете луны, выкопав могилу сломанным боевым топором и сложив на нее в кучу все оружие убитых врагов.

Не зная, что еще сказать, Тауг пробормотал:

— Да, сэр, — а потом обернулся, спиной почувствовав взгляд незримых глаз.

— В Ширволе его выслушали, — продолжал Свон, — и стали говорить про него разные оскорбительные вещи. Не в лицо, поскольку они были не столь отважны, как разбойники, вступившие в бой с сэром Равдом и его оруженосцем и ни разу не дрогнувшие. Но он обнаружил, оруженосец сэра Равда, что у него есть враг, неуязвимый для меча: молва, следующая за ним по пятам.

Свон резко остановился и повернулся к Таугу:

— Все короткое время, что мы вместе, я старался учить тебя.

— Да, сэр Свон. И я многому научился. От вас и от сэра Эйбела.

— Вот мой самый важный урок. Мне потребовались годы, чтобы его усвоить, но ты получаешь его задаром.

— Да, сэр Свон, — повторил Тауг.

— Мы идем на опасное дело. Ты сразился с инеистым великаном и одержал победу. Возможно, еще до полудня нам придется сразиться с двумя десятками. Возможно, ты останешься в живых, а я погибну.

— Надеюсь, такого не случится, сэр Свон.

— Я не хочу умирать. Нисколько не хочу. Если мы вступим в бой, я надеюсь, мы победим. Я сделаю для победы все возможное. У тебя есть палица.

— Да, сэр Свон. Мечедробитель. — Тауг поднял палицу.

— А где кинжал, который ты забрал у кузнеца-ангрида? Ты показывал мне кинжал размером с боевой меч. Он по-прежнему у тебя?

— Он в моей комнате, если только кто-нибудь не стащил его.

— Возьми и его тоже. Возьми и палицу, и кинжал.

— Хорошо, сэр Свон.

— Если я погибну, а ты останешься в живых, Тауг, тебе придется встретиться с врагом более страшным, чем ангриды, и более коварным. Со сплетнями, с хитрыми улыбками, с косыми взглядами. Ты меня понимаешь?

— Думаю, да, сэр Свон.

— Тебе придется сражаться с ними, а сражаться с ними можно только одним способом: добровольно отправляясь на верную смерть и оставаясь в живых. Делая это снова и снова, Тауг.

— Да, сэр Свон.

— Ты из крестьян? Как и сэр Эйбел?

— Мы не такие плохие, как вы думаете, сэр Свон.

— Я ничего такого не думаю. — Свон вздохнул, и Таугу пришло в голову, что звука более тоскливого он не слышал никогда в жизни: вздох призрака, щемящий сердце звук, который будет жить в гулких залах Утгарда дольше, чем летучие мыши. — Меня воспитывали слуги моего отца, Тауг. Главным образом Нола и ее муж. Они гордились мной и научили меня гордиться собой. Это помогло мне, и на протяжении многих лет только одно это и придавало мне сил. А тобой кто-нибудь гордился когда-нибудь? Кроме меня?

Тауг сглотнул:

— Я бы не смог убить Логи, если бы не Орг, сэр Свон. Он первый вступил с ним в схватку, чтобы защитить нас, и он сделал больше, чем я. Только вы запретили мне говорить о нем.

Свон улыбнулся; улыбка, хотя и безрадостная, очень его красила.

— Я все равно горжусь тобой. Горжусь тем более, что ты сказал правду, когда наверняка испытывал огромное искушение солгать. Я часто лгал и знаком с подобным искушением. Так кто, кроме меня?

— Моя сестра, сэр Свон, Ульфа. Когда она узнала, что я оруженосец и, возможно, однажды стану рыцарем.

— Это хорошо. Может, нас с Ульфой вполне достаточно. Сэр Равд никогда не гордился мной, а я никогда не гордился им, как следовало бы. Мне бы надлежало приказать тебе хранить память о сэре Равде, но ты его не знал.

— Я видел его, сэр Свон, когда он приезжал в нашу деревню и разговаривал с народом.

— Тогда не забывай это и не забывай, что я рассказал тебе о нем.

Они расстались, но Тауг не сразу направился в комнату, которую делил с Мани и Этелой, а еще с минуту стоял на месте, глядя в спину Свону, шагающему широким шагом по огромному коридору — неприглядному и холодному коридору, погруженному во мрак, рассеиваемый лишь слабым светом дня, что сочился сквозь высокие узкие окна в одной стене.

И Таугу показалось, что в самом конце коридора он увидел рыцаря с фигурой вздыбленного золотого льва на шлеме и изображением золотого льва на щите — и что Свон не увидел рыцаря, хотя находился к нему гораздо ближе. Тауг повернулся и пробормотал: «Этот замок наводнен призраками».

Чуть позже, начав подниматься по одному из бесчисленных маршей лестницы, он сказал себе:

— Ладно, я надеюсь, что нам вообще не придется сражаться. Что мы просто заберем рабов, и все дела.

А немного погодя добавил:

— Жаль, Мани здесь нет.

Глава 20 ЭТО БЫЛ КОРОЛЬ ГИЛЛИНГ!

Лето в середине зимы. Идн сидела под глицинией на белой мраморной скамье, приятно прохладной; и хотя в темноте она не видела лица молодого человека рядом, она знала, что это Свон. Пел соловей. Они поцеловались, и поцелуй вместил в себя целую жизнь любви, трепещущий и благоухающий мускусом.

Он длился вечность, но закончился слишком скоро. Идн проснулась, но продолжала лежать с зажмуренными глазами, готовая отдать все на свете, чтобы хоть на час еще вернуться в свой сон; она поплотнее закуталась в одеяло, чувствуя нестерпимый жар в чреслах, где плакало что-то — древнее, как сама Женщина.

Герда забормотала во сне, перевернулась на бок и затихла.

— Ваше величество…

Голос прозвучал наяву и принадлежал не Мани, не Герде, не Бертольду и, уж конечно, не Ансу. Идн села.

Обнаженная девушка со взметенными над головой волосами стояла на коленях возле постели.

— Ваше величество, вашу покорную слугу зовут Ури. Вам понравился сон, который я принесла вам?

У Идн перехватило дыхание.

— Я надеялась, он доставит вам удовольствие. Ваша слуга Ури — бездомная девушка из Эльфриса, которая старается угодить вам всеми возможными способами и не просит в награду ничего, кроме улыбки. Одно доброе слово в год из ваших уст, если только ваше величество не против.

Идн не испытывала негодования, но постаралась говорить возмущенным тоном:

— Ужели даже здесь мы должны выставлять часового у нашего шатра?

— Ваше величество выставили. — Ури указала рукой. — Он там лежит, погруженный в глубокий сон, рядом со своей дубинкой. — Она хихикнула. — Я перешагнула через него.

Идн спустила ноги с кровати, прежде принадлежавшей Мардеру.

— Встань. Мы хотим рассмотреть тебя получше.

Ури подчинилась: тоненькая как тростинка и ростом не выше Идн.

— Мне зажечь свечу? Как я вам, нравлюсь?

— Солнце уже взошло. — Идн на мгновение задалась вопросом, куда делась ночная рубашка, но потом вспомнила, что не взяла с собой ни одной. — Через пару минут мы рассмотрим тебя достаточно хорошо.

— При солнечном свете? Ваше величество едва ли вообще увидит меня.

Над свечой взметнулся язычок пламени.

— Ты утверждаешь, что ты эльфийская дева?

Ури поклонилась, разведя руки в стороны и опустив голову.

— Твои волосы… они очень красивые, но мы должны признать, они не похожи на человеческие. Можно потрогать?

— Сколько угодно, ваше величество.

Идн потрогала.

— Они невесомые.

— Почти невесомые, ваше величество, и потому колышатся даже на самом легком ветерке. Как и я сама.

— И твои глаза. Ты не желаешь поднять на нас взгляд.

— Ваше величество — королева.

Идн дотронулась до подбородка Ури:

— Королева приказывает тебе посмотреть ей в лицо. Тебя не накажут.

Ури подняла голову, и Идн заглянула в глаза, пылающие дымчатым желтым огнем.

— Да, ты действительно эльфийская дева.

Чувствуя легкое головокружение, Иди снова села на кровать.

— Вы хотите увидеть меня настоящую, ваше величество? Я приняла это обличье, чтобы не испугать вас.

— Мы бы не испугались, — решительно заявила Идн, — но мои слуги могут проснуться. Лучше оставайся в таком виде.

— Они не проснутся, ваше величество, если вы не пожелаете этого.

— Оставайся в таком виде, эльфийская дева. Чего ты хочешь от меня?

— Улыбку.

— Хорошо. — Идн пожала плечами. — Ты получишь желаемое, коли заслужишь. Ты заслужила?

— Мой сон… — начала Ури.

— Мы не видели никакого сна! Что еще?

— Ваша слуга Ури принесла также сон сэру Эйбелу. Сон про Глас — остров, хорошо знакомый вашей покорной слуге. Если он желает вновь посетить остров Глас — а я полагаю, он желает, — он должен оставаться в Митгартре. Таким образом, я надеюсь устроить так, чтобы он поступил на службу к вашему супругу и остался на ней. Ваше величество довольны?

— Безусловно, коли это правда.

— Благодарю вас, ваше величество. Ваша слуга Ури также хочет предупредить вас насчет некой злонамеренной особы, замышляющей погубить вашего царственного супруга. На его величество было совершено покушение. Вы, ваше величество, присутствовали при сем прискорбном событии.

— Ты хочешь сказать, что покушение совершили мы? Ты лжешь!

Ури присела на корточки и подняла руки, словно защищаясь от удара.

— Ваша слуга уверена в вашей невиновности, как в своей собственной. Ваша слуга явилась, чтобы назвать имя…

Что-то (впоследствии Идн долго ломала голову, пытаясь понять, что же именно) привлекло внимание Идн к входу в шатер; пологи были раздвинуты, хотя должны были быть крепко стянуты пятью золотыми шнурами, — странное обстоятельство, в тот момент не встревожившее Идн. В проеме она увидела высокого мужчину с посохом, вырисовывавшегося темным силуэтом на фоне озаренного солнцем неба. Он был в сером плаще и широкополой шляпе, и он направлялся к ней.

Их взгляды встретились; Идн, голая, поднялась с кровати и, трепеща всем телом, неподвижно стояла на месте, покуда он не остановился перед ней. Голая, она опустилась на колени и прижалась лбом к богатому шероховатому ковру.

— Встань, дочь моя.

Она встала, медленно и нерешительно.

— Открой глаза.

— Я боюсь, Отец.

— Думаешь, ты умрешь, коли увидишь мое лицо? Я не Верховный. Посмотри на меня.

Еще никогда в жизни Идн не приходилось совершать столь огромного усилия над собой.

— Тебе знаком мой голос?

— Это голос ветра, Отец. Я не знала, что это ваш голос, но я не раз его слышала.

— Посмотри мне в глаза. Ты видишь?

— Да, Отец. Там живет солнце.

— Я?…

— Странник. — Колени у нее задрожали столь сильно, что она едва не упала. — Вы король оверкинов.

— Ужели я внушаю такой страх?

— Да, Отец.

Он рассмеялся — так смеется бурный горный поток.

— В-вы недовольны мной?

Он положил руку ей на плечо, и токи силы излились из нее в Идн.

— Ты действительно полагаешь, королева Идн, что к вызвавшим мое недовольство я являюсь в таком обличье?

— Нет, Отец. Я знаю, что не в таком.

— Тогда почему ты боишься? Потому ли, что твой муж — потомок Имира?

— Да, Отец. Поэтому и по многим другим причинам.

— Мои собственные подданные сочетались браком с Великанами зимы и древней ночи, королева Идн, и не раз. Если я благословлю тебя, ты станешь служить мне? Получившие мое благословение взысканы милостью неба.

Идн опустилась на колени, не сводя сияющих глаз с его лица.

— Я буду служить вам со всем рвением, Отец, отныне и впредь. С вашим благословением или без него.

Он благословил Идн благословением Ская и пообещал место за своим столом, положив руку ей на голову и дотронувшись посохом сначала до правого, потом до левого плеча.

— Встань, королева Идн. Отныне ты всегда будешь рядом со мной.

Она поднялась на ноги, плача от счастья и не в силах вымолвить ни слова.

— У меня есть друг. Я не стану называть его имя, поскольку здесь он носит не такое имя, как среди нас, где зовется Дракориттером. Его шлем увенчан фигурой вздыбленного дракона, а на щите изображен дракон, свернувшийся кольцами.

Все еще плача, она кивнула.

— Я позволил ему вернуться в Митгартр, чтобы он вновь обрел свою единственную любовь. Помоги ему, королева Идн.

Она зажмурила глаза, из которых по-прежнему ручьем текли слезы, и с усилием проговорила слова клятвы:

— От-тец. Я… я в-ваша рабыня.

Открыв глаза, Идн обнаружила, что стоит одна в шатре, прежде принадлежавшем Мардеру. Герда по-прежнему спала в изножье складной кровати. Странник исчез без следа. Ури, эльфийская дева, тоже исчезла — лишь горящая, коптящая свеча напоминала об ее недавнем присутствии.

Закутавшись в одеяло, Идн подошла к выходу из шатра, теперь закрытому и крепко стянутому пятью золотыми шнурами. Она развязала узлы и раздвинула темно-коричневые бархатные пологи. Анс лежал у порога, рядом с ним валялась толстая дубинка. На расстоянии полета стрелы ниже по склону, покрытому бурой зимней травой и островками снега, за погасшими кострами и спящими людьми, закутавшимися во все покрывала, какие только нашлись, зеленая ель и голая белая береза покачивались на утреннем ветру, который пропел — всего один раз — слова благословения, полученного ею.

Вернувшись к кровати, Идн стянула одеяло со служанки.

— Вставай, Герда! Солнце уже взошло! Помоги нам одеться, пока Бертольд и Анс не явились в нашу палатку.

Влетевший в шатер утренний ветер загасил пламя свечи.

Этела, чисто вымытая и еще немного влажная, обсыхала в комнате.

— Вы куда?

— Обратно в город.

Тауг попытался улыбнуться — и небезуспешно.

— Зачем?

— За покупками. Лорд Тиази дал нам денег — сэру Свону и мне. В замке все припасы на исходе.

— Я с вами!

— Нет.

— Да! Я знаю, где чем торгуют, я вам покажу весь рынок.

— Надень плащ. — Тауг застегнул перевязь и проверил, свободно ли ходит Мечедробитель в ножнах. — А если бы кто-нибудь увидел тебя в таком виде — в прилипшем к телу платье?

— Никто не увидит. Тут эта штуковина на двери.

— Засов. — Тауг взял кинжал, прежде принадлежавший ангриду-кузнецу, и смерил его недовольным взглядом. Как он потащит меч длиной со стрекало для волов? — Через минуту его там не будет. Я ухожу, а для тебя он слишком тяжелый.

— Подождите. Я соберусь в два счета.

— Ты не идешь. Лорд Тиази и лорд Бил сказали: сэр Свон и я. И больше никто.

— Хотите, я покажу вам, как носить большой нож хозяина?

— Да тебе-то откуда знать? — Тауг поставил огромный кинжал стоймя на пол, прислонив к кровати.

— Просто я смышленая. Смотрите.

Прежде чем он успел остановить Этелу, она вытащила из ножен его собственный кинжал и нырнула под одно из громадных кресел.

— Что ты там делаешь? Не режь там ничего!

— Уже отрезала. Он страшно острый.

— Знаю, сам точил. Поосторожнее с ним.

— Похоже, кожа не новая. Она довольно мягкая. — Этела вылезла из-под кресла, размахивая зажатой в руке узкой полоской толстой кожи. — Теперь сядьте на пол, чтобы я могла все сделать.

— Что — сделать?

— Прикрепить ваш меч. Вы увидите. Садитесь же!

Тауг неохотно подчинился.

— У меня мало времени. Сэр Свон, вероятно, уже ждет меня.

— Мы больше времени потратили на разговоры.

Стоящая у него за спиной Этела потянула за пряжку на наплечном ремне.

— Видите, эта штуковина у вас для того, чтобы делать лямку длиннее или короче, а у меча вот здесь кольцо, за которое хозяин привязывал его к поясу. Вы перерезали ремешок, помните?

— Конечно, — сказал Тауг.

— Так вот, под сиденьем у этих кресел натянуты широкие ремни, которые держат подушки. Я отрезала полосу от одного и теперь привязываю меч к пряжке.

— Ты умеешь завязывать крепкие узлы, Этела?

— Я умею вязать крючком!

Пыхтя от напряжения, она затянула узел.

— Теперь вставайте.

Он встал, и маленькие ручки произвели окончательную подгонку.

— Видите? Он висит у вас на спине немного наискось, чтобы рукоятка находилась не за головой, а над плечом. Возьмитесь за нее.

Тауг нашарил длинную костяную рукоятку, которую он собирался обточить, и потянул меч вверх вместе с ножнами, мгновение спустя соскользнувшими с клинка и повисшими у него на спине.

— Он тяжеленный, правда?

Получасом позже, когда они со Своном заканчивали седлать лошадей, Тауг вспомнил вопрос Этелы и свой ответ, далекий от правды.

— Сэр Свон?

Свои, затягивавший подпругу, на мгновение отвлекся:

— Что?

— Я хотел спросить, сколько времени вам потребовалось, чтобы привыкнуть носить кольчугу.

— Я и не привык.

Свон вскочил в седло с такой легкостью, словно кольчуга, шлем и меч не весили ровным счетом ничего.

— Не привыкли?

— Пока — нет. Я постоянно чувствую тяжесть кольчуги и всегда испытываю облегчение, когда ее снимаю. Спроси у сэра Гарваона. — Свон немного помолчал. — Но я и надеваю ее с радостью. Ты боишься, что не заберешься на коня со своим боевым мечом? Приторочь его к луке седла, рядом со щитом. Многие так делают.

Тауг уже поставил левую ногу в стремя; крепко взявшись за луку седла, он вскочил на коня со всем своим оружием.

— Не такая страшная тяжесть, как ты предполагал, верно?

Тауг кивнул.

Свон причмокнул губами и отпустил поводья. Мунрайз легкой рысью выбежал в пустынный двор, горя желанием поскорее покинуть темную конюшню.

— Ты знаешь, что гораздо тяжелее?

Тауг поспешил следом.

— Ваш шлем?

— Нет. Вот этот кошель. — Свон потряс кошель, висевший у него на поясе, и прислушался к мелодичному звону монет. — Если потеряю шлем или щит, я смогу обойтись и без них. Но потеряй я это, кто станет доверять мне?

— Я.

Свон рассмеялся:

— Хороший ответ. Честно говоря, мне мало кто доверяет сейчас. — Несколько минут Свон ехал в молчании. — Скоро прибудет герцог Мардер. Сэр Эйбел так сказал.

— Я его не знаю.

— А я знаю, и он считает, что знает меня. Он был моим сеньором, но никогда не доверял мне.

Бок о бок они проехали через ворота Утгарда и проскакали по гулкому мосту, которым Тауг проходил пешком прошлой ночью и возвращался обратно с боевым мечом на плече и Этелой, бегущей вприпрыжку за ним по пятам.

— Лишь нося кольчугу и меч, мы становимся сильными, — сказал Свон, — и лишь стоически вынося невзгоды, становимся смелыми. Другого способа нет.

— Мне нужно поговорить с тобой, Мани.

Мани кивнул и запрыгнул мне на руки.

— Я хотел бы занять свое место в вашей переметной суме. Вы окажете мне такую любезность?

— Конечно. — В подтверждение своих слов я посадил Мани в суму.

— Теперь говорите, дорогой хозяин. Или вы хотите, чтобы говорил я?

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне про зал Утраченной Любви. Ты упоминал о нем. Расскажи все, что знаешь.

— Я туда не заходил. — Мани помолчал, с отсутствующим выражением изумрудных глаз. — Кажется, я говорил.

— Расскажи все, что ты о нем слышал.

— Вероятно, Ульфа знает больше, — медленно протянул Мани. — И Поук тоже. Они пробыли в Утгарде дольше меня.

Гильф тихонько заворчал, почти зарычал.

— Их здесь нет, — сказал я. — А ты здесь. Откуда ты узнал все, что тебе о нем известно?

— Изначально? От Халд. Ангриды не способны любить. Полагаю, это ни для кого не новость. В этом состоит основная разница между ними и вами. И вы, и они большие. Ангриды побольше, конечно, но и вы, и они большие и шумные. Вы мало думаете — и одни, и другие. И умеете говорить. Что хорошо, надо признать.

— Расскажи мне про зал.

Погонщики навьючивали кладью последних мулов. Мардер и Воддет уже сидели в седле, а Анс помогал Идн взобраться на коня, подставив ладони подобием ступеньки ей под ногу.

— В мире должно быть место для потерянной любви. — Мани говорил медленнее обычного, обращаясь столько же к себе самому, сколько ко мне. — Люди ведут себя так, словно потерянные вещи бесследно исчезают. Мы, коты, не такие. В прошлом у меня был дом, который я любил, крохотный домик в лесу, где привольно живется полевым мышам и кроликам. Я ушел оттуда — по приказу своей хозяйки — и теперь редко вспоминаю о нем. Но он по-прежнему стоит там.

Гильф поднял взгляд, явно ожидая от меня реплики, но я молчал.

— Он никуда не делся, — продолжал Мани, — если только не сгорел. Это я ушел.

— Я не вполне понимаю, к чему ты клонишь.

— Я похож на любовь, — пояснил Мани. — В каждом коте много любви. Не все в это верят, но это правда. Зависимость и раболепие — не любовь.

— Я люблю Бертольда Храброго, — Сказал я.

— Ну вот, видите? Теперь представьте, что вы перестали его любить. Вы почувствуете какую-то пустоту в душе, правда ведь?

— Пожалуй.

— Точно почувствуете, если действительно любили Бертольда. Пустота образуется на том месте, которое раньше занимала любовь. Это все равно что потерять зуб. Когда зуб выпадает, вы его выбрасываете. Скорее всего вы никогда больше его не увидите. Но ведь где-то в мире он по-прежнему существует. Возможно, ваш зуб найдет какой-нибудь крестьянин, копающий землю, или галка притащит его в свое гнездо.

Я рассеянно кивнул:

— Гильф, принеси мое копье, пожалуйста.

— С любовью то же самое, и она обычно уходит туда, где в ней сильнее всего нуждаются. Потерянный кот идет к воде, коли может.

— Я не знал.

Облако, слушавшая Мани, передала мне мысленный образ пятнистого бело-коричневого пони, поднимающегося на один холм за другим и наконец достигающего подножья высокой горной гряды.

— Поэтому потерянная любовь уходит в Йотунленд, где нет любви или, по крайней мере, очень мало — как в сердце несчастной рабыни, единственным другом которой является ее кот. Во всяком случае, Йотунленд — одно из мест, куда она уходит.

Я взял копье из пасти Гильфа и сел в седло, перекинув через него правую ногу по широкой дуге, чтобы не задеть Мани.

— Она хранится в зале Утраченной Любви в Утгарде. Те, кто потерял любовь… Если верить слухам. Как я сказал, мне не удалось проникнуть туда. Те, кто потерял любовь, могут войти и найти утраченную любовь, иногда. — Мани вздохнул и втянул свою лоснящуюся черную голову поглубже в суму. — Я не терял любви. А если и потерял когда-то, я не помню, какая она была. Вот почему я не смог войти туда.

Опережая отряд на расстояние длинного полета стрелы, я скакал один по дороге, тянувшейся меж пустынных полей и лесов, и задавался вопросом, откроется ли передо мной дверь в зал Утраченной Любви.

— Вот здесь, — сказал Тауг и указал рукой. — Здесь они ковали кирки и лопаты — все инструменты.

Еще не успев договорить, он услышал низкие скрипучие голоса ангридов. Мгновение спустя один из великанов, тяжело ступая, вышел из-за угла дома. Он нес на плече киркомотыгу, но на поясе у него висел длинный меч, подобный тем, какими сражались Скоэл и Битергарм.

Свон и Тауг тронули лошадей, но он преградил им путь киркомотыгой.

— СТОЙТЕ!

Свон натянул поводья.

— Мы выполняем поручение короля. Ты рискуешь головой, препятствуя нам.

— Король умер!

— Неправда.

Ангрид угрожающе поднял мотыгу. Свон дал шпоры Мунрайзу и галопом промчался мимо великана к кузнице. Тауг рассмеялся.

— Эй, ты! Ты кто такой?

Тауг снял свой щит с луки седла и показал ангриду изображенного на нем белого грифона.

— А, один из чужеземных рыцарей.

— Раз ты называешь меня так, для тебя я буду рыцарем. Ты хочешь сразиться со мной?

— Месяц назад я убил дюжину южан покрепче тебя.

— Значит, мы сразимся здесь и сейчас. Один на один. — Приподнявшись на стременах, Тауг возвысил голос: — Уберите лук, сэр Свон.

Ангрид оглянулся. Тауг резко пришпорил коня, как недавно сделал Свон. Боевой меч, вытащенный из-за спины одной рукой и крепко сжатый обеими, вонзился инеистому великану под ребра и благодаря усилию Тауга и бешеной скорости Лэмфальта ушел в тело по самый эфес и вырвался у Тауга из рук, когда он на полном скаку пронесся мимо.

Тауг развернул Лэмфальта кругом и перевел с галопа на шаг. Киркомотыга валялась на дороге; ангрид стоял на коленях, согнувшись пополам над лужей крови. Он держался руками за бок, и Тауг на мгновение задался вопросом, пытается ли он вытащить меч, пронзивший внутренности, или же просто старается унять боль.

Ангрид тяжело повалился на землю. Тауг тронул Лэмфальта, а когда под копытами жеребца захлюпала дымящаяся кровь, спешился, оказавшись по щиколотку в крови, с трудом выдернул свой меч и протер клинок лоскутом, отпоротым от рубахи мертвого великана.

На проводившихся в кузнице торгах присутствовали несколько десятков ангридов, и некоторых Тауг узнал. Минут пять он наблюдал за происходящим, а потом, увидев открытую дверь в глубине помещения и изможденные лица в темноте за ней, пришпорил Лэмфальта и проехал прямо в дом.

— Лошадь. — Это был один из слепых рабов, работавших в кузнице. — Здесь лошадь.

— На ней сижу я, — сказал Тауг. — Ты боишься, что мы запачкаем пол?

— Я все подотру. — Исхудалая женщина выступила вперед и взяла Лэмфальта под уздцы. — Вы кто?

Тауг объяснил, и вскоре трое слепых мускулистых мужчин и две женщины собрались вокруг него. Он прочистил горло:

— Кто-нибудь из вас хочет вернуться в Целидон?

— Выбраться отсюда?

— Получить свободу?

— Вы это имеете в виду?

— Да вы шутите!

Последние слова произнес один из слепых кузнецов, и Тауг обратился к нему:

— Я не шучу, Вил, но могут возникнуть нешуточные сложности. По правде говоря, наверняка возникнут. Но, возможно, у нас все получится. Мы постараемся, если вы пообещаете помочь нам.

— Они должны продать нас, — сказал один из мужчин, — когда распродадут все остальное. Хозяин умер.

— Это я убил его, — признался Тауг. — У меня не оставалось выбора. Он хотел убить нас с Этелой.

— Вы забрали с собой девочку? — спросил Вил.

— Ее матушка думает, что она в замке, — сказала одна из женщин.

— Так и есть. Я увел Этелу отсюда прошлой ночью, а ваш хозяин пытался остановить нас. — Тауг глубоко вздохнул. — Выслушайте меня, ибо мы не станем ничего предпринимать, коли вы не захотите. Король — король Гиллинг — вправе забирать рабов у своих подданных, когда у него возникнет необходимость в них. Таков закон. Он…

— А, вот ты где! — раздался голос Свона, и он стремительно вошел в комнату через другую дверь, со щитом на руке и с обнаженным мечом.

— Я думал, вы на торгах, — сказал Тауг.

— Там Шилдстар обо всем позаботится. Мы должны следить за ним, помнишь?

Тауг кивнул.

— Так вот, я следил, и он, насколько я могу судить, играет свою роль наилучшим образом, скупая множество интересующих нас инструментов и инструментов для их изготовления. Я вернулся, чтобы помочь тебе…

— Думаю, здесь все в порядке, — сказал Тауг. — Они уже знают, что я убил их хозяина.

— А наш… э-э… наш приятель помогал тебе? Я имею в виду, сегодня.

Тауг помотал головой.

— Я научу тебя обращаться с копьем, и мы посвятим тебя в рыцари при первой же возможности. Его светлость наверняка сумеет устроить это.

Тауг потерял дар речи от потрясения.

— Я думал, он погонится за мной, во всяком случае надеялся. Когда он этого не сделал, я поскакал вокруг дома, намереваясь внезапно напасть на него сзади. Я держался в стороне от дороги, опасаясь натолкнуться еще на какого-нибудь ангрида.

Тауг кивнул:

— Разумеется.

— Когда я вернулся… ну, ты сам знаешь, что я там увидел. А тебя уже и след простыл. — Свон выпрямился в струнку и широко расправил плечи. — Это оскорбительно, и если бы ты бросил мне вызов, будучи рыцарем, я бы принял вызов. Я думал, ты вернулся в Утгард.

— У меня и в мыслях такого не было, — сказал Тауг. — Возможно, я бы вернулся, приди мне такая мысль в голову. Но я хотел найти вас и думал, что вы где-то здесь.

Высокая изможденная женщина в драном черном платье выступила из тени, ведомая за руку женщиной пониже, со взметенными над головой волосами.

— Не забудьте про нее, господин.

— Баки? — Тауг не старался скрыть своего удивления. — Это мать Этелы?

— Разумеется, господин.

— Я и не знал, что она такая высокая.

Свон поманил рукой Баки:

— Пойди ко мне, девушка. Ты рабыня? Ты одета как рабыня.

— Я и есть рабыня, сэр рыцарь.

— Несомненно, именно поэтому ты называешь моего оруженосца господином. Он свободный человек, а любой свободный человек кажется тебе господином.

— Я его рабыня, сэр рыцарь. И поэтому называю его господином.

— За время своего пребывания здесь я видел много рабов, в том числе и женщин. Порой кажется, что Утгард кишит ими. Однако я еще ни разу не видел рабыни столь прелестной.

— Осторожнее, сэр рыцарь.

Мать Этелы взяла руку Тауга и вопросительно посмотрела на него огромными темными глазами.

— Она в замке, — прошептал Тауг. — Она очень хорошо себя вела, и я не обижал ее. Никто не обижал.

Один из слепых рабов громко произнес:

— Вы сказали, мы можем стать свободными.

Свон возвысил голос:

— Послушайте, все вы. Я представляю здесь короля. С этого момента вы принадлежите королю Гиллингу — вы все, кроме девочки, которая принадлежит моему-оруженосцу. Мы забираем вас отсюда и ведем на рынок.

Раздались протестующие возгласы.

— Не для того, чтобы продать вас! Нам нужно купить продовольствия, чтобы кормить вас в Утгарде, и у меня есть деньги. Я куплю много мешков зерна и корзин овощей — репы или что там выращивают местные жители. Мы также купим мяса и, возможно, живых животных, которых погоним в замок. Вы потащите мешки и корзины и поможете погонять животных. Я хочу довести до вашего сведения следующее: теперь у вас новый хозяин, король, и я его представляю. Если выкажете преданность и послушание, мы хорошо о вас позаботимся. В противном случае я не собираюсь попусту тратить время, осыпая вас упреками и колотушками. Королю Гиллингу нужны хорошие рабы, а не плохие, а в земле, откуда вы родом, он найдет еще много рабов. Следуйте за мной.

Баки дернула Тауга за рукав:

— Солнце светит вовсю.

— Я понимаю, — кивнул он.

— Боюсь, она отстанет.

— Я присмотрю за ней, — сказала одна из женщин.

— Может, ей лучше поехать на коне с вами, господин? Она очень худая и явно весит всего ничего.

— Если мы сумеем посадить ее в седло.

Голос подала мать Этелы:

— Подставь мне руки, девушка.

— Думаю, у меня не хватит силы. — Баки обратилась к другой рабыне: — Опустись на одно колено. Подставь ей под ноги другое.

Дело оказалось проще, чем предполагал Тауг. Вскоре мать Этелы сидела в седле позади него, задрав юбку выше коленей и обхватив до боли исхудалыми руками его талию.

— Остальные уйдут через окно с другой стороны дома, господин. Именно через него ваш спутник забрался в дом, и его конь привязан там.

— Мы присоединимся к ним, — сказал Тауг и тронул Лэмфальта шпорами, давая понять, что они готовы ехать.

— Она эльф, — прошептала мать Этелы, когда они проезжали через дверь.

— Я знаю. Но вы откуда знаете?

Она не ответила.

По дороге через город их один раз остановили, но Свон громко объявил, что они едут по поручению короля, и ангрид, вставший у них на пути, с ворчанием посторонился.

Рынок оказался больше и беднее, чем ожидал Тауг; за прилавками стояли в основном представители человеческого племени. Порасспрашивав и поторговавшись, они купили огромную телегу, грубо сработанную и почти новую, а также четырех волов, чтобы тащить повозку. Затем Свон принялся покупать самые разные продукты питания, приказав рабам погружать все на телегу.

Маленькая ручка нашарила руку Тауга:

— Он переплачивает.

У Тауга отвисла челюсть.

— Что ты здесь делаешь?

— Сопровождаю вас. Я боялась, вдруг вы попадете в беду и вам понадобится помощь. Вы сказали, что собираетесь на рынок, вот и я пришла сюда.

Покачав головой, Тауг поднял Этелу и поставил на бочку.

— Ты знаешь, что тебе не следовало уходить из замка. Я запретил тебе. Ты поступила дурно.

— Если для того, чтобы помогать вам, мне придется поступать дурно, я буду поступать дурно. Я не такая маленькая, как вы думаете. Дайте руку.

Он протянул руку, и она прижала ее к своей груди.

— Чувствуете? Мама говорит, теперь я буду взрослеть день ото дня.

Несмотря на чистоту своих помыслов, Тауг ощутил волнение в крови.

— Мы спали вместе, а вы даже не дотронулись до меня, только я и не хотела ничего такого. Я просто хотела, чтобы мы обнялись и, возможно, поцеловались.

Тауг судорожно сглотнул:

— Думаю, нам лучше подождать, пока…

Какой-то клыкастый ангрид указал пальцем на Тауга с Этелой и что-то проорал Свону. Потом резко повернулся и пошел на них срасставленными руками.

Но в следующий миг упал. Меч Свона мелькнул в воздухе слишком стремительно, чтобы Тауг успел увидеть, но половина клинка окрасилась красной кровью.

Ангрид корчился на утоптанной земле и с диким ревом продолжал ползти к Таугу, подтягиваясь на руках.

— Мы уходим! — прокричал Свон. — Рабы забираются на телегу, все до единого. Женщины, одна из вас правит волами.

Этелы на бочке не было. Тауг выхватил свой меч и отрубил два пальца от громадной ручищи, протянувшейся к нему. Не успев ни о чем подумать, он вскочил на Лэмфальта. Длинный кнут оглушительно щелкнул, точно переломленное копье, и Тауг увидел мать Этелы на сиденье возницы, и девочку рядом с ней. Ангрид с обнаженным мечом преградил путь телеге, крикнув остановиться и схватив одного из волов за рог. Кнут полоснул его по лицу, и он, пошатнувшись, отступил.

Тауг налетел на него на полном скаку и вогнал меч по самую рукоять.

Все вокруг пришло в смятение: великаны валом валили из близлежащих домов; Свон прокладывал путь в толпе с помощью коня и меча, обнаруживая невероятную отвагу; прилавки опрокидывались, корзины переворачивались и бугристые коричневые корнеплоды раскатывались под ногами. Одни рабы с истошными воплями разбегались в разные стороны, другие в панике залезали на телегу.

— Маргаритки и мантикоры! Маргаритки и мантикоры!

Пронзительно визжащий демон погонял волов черной ядовитой змеей, которая бешено извивалась, щелкала и раз за разом яростно жалила животных, покуда они не пришли в такую же ярость и не бросились вперед с опущенными рогами и диким ревом, грозя опрокинуть и подмять под копыта Свона, но все же промчавшись мимо.

Впереди уже показались огромные ворота Утгарда, когда у телеги отвалилось колесо. Шилдстар и его воины ненадолго приостановили натиск своих соплеменников, испуская страшные вопли и орудуя копьями, а в следующий миг по деревянному мосту легким галопом поскакал Гарваон, ведущий за собой отряд бледных от страха лучников и тяжелых всадников.

При виде них ангриды впали в совершенное бешенство. Тауг, считавший себя участником многих ожесточенных боев, понял, что до сих пор он плохо представлял, что такое настоящее сражение — когда ты без остановки рубишь и колешь мечом и под тобой убивают любимого коня; когда ты продолжаешь сражаться пешим и перебитая рука, которая должна держать щит, висит плетью; когда голос сорван от крика и силы на исходе, и в голове бьется единственная мысль, что Этела где-то здесь, в диком хаосе битвы.

Он увидел перед собой, почти на уровне груди, огромное колено и, собрав последние силы, треснул по нему Мечедробителем, а когда великан не упал, сжал палицу обеими руками и вновь нанес удар, хотя у него потемнело в глазах от боли и в ушах раздался хруст собственных костей.

— В замок! — Свон схватил за руку Тауга, едва не лишившегося чувств от нестерпимой боли. — Скорее!

— Этела! — выкрикнул Тауг, но Свон не слушал, и все, что Тауг провопил потом, казалось бредом даже ему самому.

В воздухе просвистела стрела, потом еще одна и еще. Звонкий голос прорезался сквозь шум битвы, сквозь дикие крики и звон мечей.

— Мы — ваша королева! Слушайте нас, все вы! Прекратите сейчас же! Мы приказываем! Мы, королева Идн!

— Грязная потаскуха!

Ответом на оскорбление послужила очередная выпущенная стрела, полет которой сопровождался пронзительным воплем, какой могли бы испустить, наверное, самые камни Утгарда.

Воцарилась тишина, или подобие тишины. Поглядев наверх, Тауг увидел серого коня над Большими воротами Утгарда — роющего копытом воздух серого коня, поводья которого держал рыцарь, державший также и лук.

— Именем короля Гиллинга мы приказываем вам прекратить! Это Шилдстар, преданный слуга моего супруга, там внизу?

— Да! — проревел Шилдстар.

— Восстанови порядок, Шилдстар! Слушайте нас, сыны Ангр! Тот, кто пойдет против Шилдстара, пойдет против нас; а тот, кто пойдет против нас, пойдет против своего короля!

Когда Тауг и Свон, с бегущей вприпрыжку Этелой между ними, торопливо прошагали через Большие ворота, во внутреннем дворе, в жидкой грязи, лежало огромное тело инеистого великана. Тауг не остановился, чтобы взглянуть на него повнимательнее, хотя почувствовал смутное удивление. С непокрытой головой, в окровавленных бинтах, лишенный всякого достоинства, мертвый великан не производил никакого впечатления, покуда Тауг не услышал испуганный шепот Свона:

— Это был король Гиллинг!

Глава 21 СДЕЛКА С ТИАЗИ

— Ты молод и здоров. — Я помолчал, вглядываясь в опущенное разбитое лицо со стиснутыми зубами. — Поэтому поправишься. Кость срастется. Через год-другой про перелом тебе будет забыть гораздо легче, чем про шрам на щеке.

Мани сидел совершенно неподвижно, если не считать хвоста, который метался из стороны в сторону, изгибался и снова выпрямлялся. Я чувствовал, что и Мани тоже ждет, когда Тауг заговорит, но он молчал.

— Сломанная кость не вышла наружу сквозь кожу, — сказал я. — А такое иногда бывает, и это тяжелые случаи. Зачастую смертельные. Когда кости не выходят наружу, перелом почти всегда заживает.

Я обмотал плечо Тауга еще одним бинтом, крепко затянув его и еще туже завязав.

— Он не умрет, — сказала Этела. — Тауг, не умирайте.

— Ты слышишь нас?

Тауг медленно кивнул.

— Хорошо. Ты должен понять назначение бинтов. Зачем я накладываю повязку, хотя ты не истекаешь кровью?

— Очень даже истекает! — возмущенно выпалила Этела.

Я кивнул. Девочка уже почти созрела, решил я и задался вопросом, сознает ли это Тауг и понимает ли, что это значит.

— Кровотечение не сильное и не опасное. Просто содрана кожа и немного кровоточит старая рана, поскольку с нее была сорвана повязка.

— Коты не умеют разговаривать! — воскликнула Этела.

— На самом деле говорит рыцарь, — не моргнув глазом, пояснил Мани. — Он умеет вещать чужими устами.

— Я тебе не верю! — Этела вскочила на ноги.

— Но должна поверить, — сказал Мани. — Ведь коты не умеют разговаривать.

Я смотрел на Тауга в надежде увидеть улыбку.

— Мани прав, — сказал я. — Когда бы дело ограничивалось только кровоточащим синяком, мы обошлись бы одной целебной мазью. Все эти бинты с наложенной на руку палкой призваны удерживать в нужном положении сломанную кость. В противном случае она не срастется или срастется неправильно. Не снимай повязку и не думай, что исцеление наступило, когда боль утихнет. Что там с луной, Мани?

— На ущербе.

Я кивнул:

— Пусть она убудет, Тауг, а потом снова прибудет и снова убудет. А там посмотрим.

Лунный свет мерцал в глазах странной женщины, которую Этела называла мамой. Я невольно подумал, какими будут эти глаза при полной луне, и понадеялся, что мне никогда не доведется этого увидеть.

— Он ведь не сможет сражаться, верно? — спросила Этела. — Они скоро придут сюда, но Тауг не сможет сражаться.

— Ну почему, — осторожно сказал я. — Он просто не сможет действовать левой рукой. Не сможет держать щит или орудовать большим мечом, каким бился сегодня. Он рыцарь, хотя и не прошел обряд посвящения, а рыцари часто сражаются, несмотря на свои раны. Тауг сумеет.

Едва заметно Тауг потряс головой.

— Если тебе и твоей маме будет грозить опасность. Возможно, сейчас он так не думает. Но когда начнется бой, все переменится.

К моему удивлению, Гильф лизнул руку Тауга.

— Они знают, что король умер, — безнадежным голосом продолжала Этела. — И они придут в замок. И их будет слишком много для нас. Слишком много для любого. И мы начнем с криками разбегаться в стороны и прятаться по углам. Только они все равно найдут всех нас, одного за другим, и убьют.

Тауг поднял голову:

— Слишком много для сэра Свона, сэра Гарваона и для меня, Этела. Возможно, слишком много и для Шилдстара тоже. Но только не для сэра Эйбела. Вот увидишь.

— Хорошо сказано! — воскликнул Мани.

— Только мне жаль, что здесь нет Баки. — Голос Тауга прозвучал тише. — Мне нужно сказать ей одну вещь.

Я отступил назад:

— Это хорошо, что Баки здесь нет. Возможно, ты захочешь обдумать свои слова, прежде чем произнести.

— Нет, я точно знаю, что хочу сказать. Я просто хочу сказать это. Я хочу сказать, что вы должны остаться здесь. Баки хочет, чтобы вы отправились невесть куда и сразились невесть с кем.

— В Эльфрис, — уточнил я. — С Гарсегом.

— Но вы здесь, и вы нужны нам. Если вы нас покинете, мы все погибнем.

— Вы оба ошибаетесь. — Я присел на ступеньку кресла. — Ты слишком мрачно смотришь на вещи, и эта девочка тоже.

— Этела, сэр.

Я с улыбкой кивнул:

— Этела. Я не виню никого из вас, но все равно вы ошибаетесь.

Тут впервые подала голос странная женщина:

— Я не стану убегать и прятаться.

— Верно. — Я кивнул. — До сих пор вы были здесь рабами. Почему бы вам не остаться рабами? Возможно, ангриды убьют сэра Гарваона, сэра Свона и меня — коли сумеют. Возможно, они убьют также всех наших меченосцев и лучников, или почти всех. Возможно даже, они убьют Тауга, оруженосца сэра Гарваона, лорда Тиази и лорда Била. Но зачем им убивать рабов? Рабы же трофеи, а не враги.

— И я тоже не враг, — заметил Мани, — или, по крайней мере, они не посчитают меня таковым. Вы думаете, они убьют королеву Идн?

Я помотал головой.

— Я тоже так не думаю. — Мани на мгновение задумался, склонив набок лоснящуюся голову. — Я сделаю для нее все возможное, и уверен, она сделает все возможное для меня. У нас все получится. Она захочет спасти и своего отца тоже, и вполне вероятно, нам удастся.

Я широко улыбнулся сначала коту, потом Этеле.

— Вот видишь, Тауг, мы с Гильфом единственные из здесь присутствующих, кому действительно грозит опасность, и серьезная.

Гильф зарычал, громко и басовито.

— Он говорит, что они должны опасаться его, — перевел я, — и, несомненно, он прав.

— Можно, я его поглажу? — спросила Этела.

— Если он не уберет голову.

Гильф не убрал.

— Давай перейдем к другим вещам, о которых говорили вы с Таугом. Тауг хочет известить Баки, что берет назад свое обещание уговорить меня отправиться в Эльфрис. Он считает, что я нужен здесь, дабы защитить тебя и твою маму.

— И меня, — сказал Тауг.

Я не обратил на него внимания.

— Он ошибается, поскольку у него нет причин пятнать свою честь. Я не отправлюсь ни в Эльфрис, ни в любое другое место, покуда вы во мне нуждаетесь. Даю вам слово.

Этела улыбнулась и поблагодарила меня, но ни ее мать, ни Тауг никак не показали, что слышали мои слова.

— Я хочу в Эльфрис, я…

Дубовая дверь (одна из пяти дверей разного дерева и разных размеров) открылась, в комнату вошел Тиази. Я встал:

— Прошу прощения, милорд. Дверь была не заперта, и я подумал, что мы можем подождать вас тут.

Тиази подошел к самому большому креслу.

— Вы думаете, я оставил дверь незапертой, чтобы мои посетители могли расположиться поудобнее в ожидании меня? — На его губах играла легкая улыбка.

— Я не думал ничего подобного, милорд. Просто поскольку ваша дверь оказалась незапертой, я решил, что вы не станете возражать, если я перевяжу Тауга здесь.

— Я держу дверь незапертой из хвастовства. Я всегда гордился тем, что во всем Утгарде не найдется такого смельчака, который отважился бы войти сюда без моего приглашения. Вероятно, эти две рабыни, — Тиази указал на Этелу и ее мать, — ничего не знают обо мне. А даже если и знают, они никак не могли знать, что это мой кабинет, — если только вы не сказали им. Вы сказали?

— Нет, милорд. Если бы я сказал, мне пришлось бы объяснить, почему я хочу, чтобы они присутствовали при нашем разговоре, а я просто хотел перевязать Тауга. Дело не терпело отлагательств.

— Вы уже перевязали, — указал Тиази.

— Да, милорд. Девочку зовут Этела. — Я повернулся к Таугу. — Правильно?

— Да, сэр, — подтвердила сама Этела.

— А женщина — ее мать. Думаю, я знаю ее имя, но будет лучше, если она сама представится.

Мать Этелы, казалось, меня не слышала.

— Она редко разговаривает с посторонними, только со мной, — сказала Этела. — Да и со мной не всегда.

Тиази сложил ладони домиком, составив кончики пальцев один к другому, и улыбнулся:

— Образцовая женщина.

— Чересчур образцовая, — сказал я. — Вы славитесь своим магическим даром. Король Гиллинг находился при смерти, но вы могли бы спасти его.

Взгляд Тиази помрачнел.

— Я не сумел установить личность убийцы, так и не сумел.

— Я имел в виду другое.

— Он защищен колдовскими чарами. Иного объяснения нет. Я охранял короля, но он встал с постели… — Огромные руки сжались в кулаки. — Он услышал голос той женщины и выбежал из спальни. Тьфу!

— Тауг считает, что положение у нас угрожающее. Верно, Тауг?

Тауг поднял голову:

— Думаю, да. Они ненавидят нас. Я не знаю, что плохого мы им сделали, но они нас ненавидят.

— Ангриды — потомки Великанов зимы и древней ночи, которым пришлось покинуть Скай, — сказал я. — Обитатели Ская, изгнавшие Великанов, — наши оверкины.

— Митгартр сотворен из крови и плоти Имира, — добавил Тиази. — Он по праву принадлежит нам.

Мани предостерегающе поднял лапу:

— Господа! Господа! Безусловно, вы сами понимаете, что ни одна из сторон не заинтересована в ссоре.

— Великаны зимы и древней ночи, — спокойно сказал я, — берут силой и присваивают все, что могут. Сыны Ангр ведут себя точно так же.

— Вы хотите поссориться со мной, — пробормотал Тиази.

— Вовсе нет. — Я улыбнулся. — Тауг напомнил нам о нашей застарелой вражде. Мы можем забыть про нее? До поры до времени?

Тиази начал было говорить, но умолк.

— Тауг считает, что тысячи ангридов возьмут приступом Утгард, перебьют всех и сожгут замок дотла.

Этела дотронулась до моей руки:

— Он же каменный.

— Да. Ничего подобного не случится, разумеется. Ангриды, желающие возвести на престол нового короля, напали на сэра Свона и Тауга, чьи силы состояли из них самих и семерых рабов, в том числе трех женщин и одного ребенка. Насколько я видел, все они сражались как настоящие мужчины. К ним присоединился Шилдстар с несколькими своими сторонниками, и толпа не смогла взять над ними верх. Сотни ангридов против одного рыцаря, оруженосца, нескольких рабов и двенадцати-четырнадцати своих соплеменников. Сэр Гарваон пришел на подмогу с несколькими своими воинами, и сотни великанов, желающих свергнуть короля Гиллинга, не сумели воспрепятствовать сторонникам последнего…

— Числом меньше пятидесяти, — подала голос мать Этелы.

— Верно. Не сумели воспрепятствовать всего-навсего пятидесяти своим врагам прорваться к воротам замка. Королева Идн призвала к миру, и они с готовностью согласились. Любой, кто полагает, что завтра они собираются штурмовать замок, ничего не знает о войне.

— Я никогда не утверждал, что много знаю, — заявил Тауг.

Я кивнул:

— Ты сражался до изнеможения и был ранен. Пойми, за тебя говорили усталость и боль.

— Вы вернулись по просьбе королевы Идн?

Голос Мани прозвучал вкрадчиво:

— Косвенным образом, да. Я повлиял на свою царственную хозяйку, а она на сэра Эйбела.

— Кажется, я понимаю, — кивнул Тауг.

— Тогда нам не обязательно говорить об этом, — сказал я.

Тиази пожал плечами:

— Я не стану пытаться раскрыть ваш секрет. Я легко могу сделать это, когда сочту нужным. Вы сказали нам, чего не случится, и я с вами согласен. А что случится?

— Вы попытаетесь сами взойти на престол?

Он горько улыбнулся:

— А вы бы меня поддержали, предприми я такую попытку?

— Смотря по обстоятельствам.

— Нет. Это опасная должность, а я отнюдь не пользуюсь популярностью.

— Кто-то другой попытается. Кто пользуется популярностью или, по крайней мере, умеет внушать доверие. Возможно, не из числа зачинщиков сегодняшнего нападения.

— Самый первый из них убит, — сказал Тауг.

— Значит, я прав. — Я развел руками. — Кто-то еще. Если нам повезет, мы благополучно дождемся прибытия его милости. Если нет, наша позиция будет слабее. И в первом и во втором случае мы предложим новому правителю дружбу короля Арнтора и нашу и попросим позволения покинуть Йотунленд с миром. Поскольку в таком случае он все приобретает и ничего не теряет, думаю, он согласится.

— А что будет со мной? — спросил Тиази.

— Вы станете служить новому королю столь же преданно и со знанием дела, как служили королю Гиллингу.

— Возможно, он захочет поквитаться со мной.

— Если даже так, он не поквитается, хотя и будет уверен в обратном. Каждый король нуждается в колдуне и в министре, готовом брать на себя ответственность за непопулярные решения. Вы являетесь и первым, и вторым. Он спросит себя, почему бы ему не использовать вас — по крайней мере, поначалу, — и возгордится своим умом.

— А вы вправе гордиться своим умом, сэр Эйбел. Ваши рассуждения звучат весьма убедительно.

— Потому что они верные. Я заслужил право просить вас о милости?

Тиази кивнул:

— Даже не об одной, коли вам угодно.

— Отлично. Я прошу о трех. Во-первых, распределение рабов…

— Вы хотите потребовать несколько для себя? Или для нашей королевы? Вам следует обратиться к сэру Свону.

— Вы уже поделили рабов? — поднял голову Тауг.

— Ты был ранен, — пожал плечами Тиази, — и мы не видели необходимости в твоем присутствии. Я действовал от твоего имени, в твоих интересах.

Тауг начал говорить, но Тиази жестом заставил его замолчать:

— Во-первых, тебе следует знать, что делить пришлось шестерых рабов, поскольку один погиб в схватке. У другого повреждена рука. Сэр Свон выбирал первым, как было условлено.

Тауг молча кивнул.

— Он выбрал здорового мужчину, разумеется. Я, действуя от твоего лица, выбрал другого мужчину. По имени Вил.

Этела тихонько ахнула.

— Сильный раб и опытный работник, насколько я понял. Когда у него заживет рука, он станет ценным приобретением. Затем сэр Свон выбрал одну из женщин — не эту. Я, зная о твоей нежной привязанности к девочке, выбрал ее.

— Я и так принадлежала Таугу! — воскликнула Этела.

Тиази помотал головой:

— Нет, но теперь принадлежишь. Сэр Свон выбрал другую женщину, понятное дело, а мне досталась последняя, твоя мать. Таким образом, ты, твоя мать и кузнец Вил теперь принадлежите оруженосцу Таугу.

— Это хорошо, — сказал Тауг. — Я… вы никогда мне особо не нравились. Я был не прав.

— Ты просто не понимал меня, — сказал Тиази, — как не понимаешь и сейчас. Я выполняю свой долг, как считаю нужным. Ты отдашь одного из своих рабов сэру Эйбелу? Если да, сэр Свон наверняка отдаст одного из своих королеве. Возможно, даже всех. Посмотрим.

— Мне не нужны рабы, — заявил я. — Мне нужна моя награда. Эта женщина. Как ее имя, Тауг?

— Я не знаю. Как зовут твою мать, Этела?

— Линнет. Я говорю «мама», но на самом деле она Линнет.

— Маргаритки и мантикоры, — прошептала странная женщина.

— Она часто это повторяет, — пояснила Этела. — Я сказала Таугу, а он сказал, что маргаритки — такие цветы.

— Символизируют богатство или солнце, — добавил Тиази.

Этела благодарно кивнула.

— Мантикоры — это такие звери размером с Гильфа, — сказал я. — У них головы мужчин или женщин, но львиные клыки и когти. Хвосты, как у скорпионов, только гораздо больше, и с жалом, источающим смертельный яд.

— Почему она повторяет эти слова, Этела? — спросил Тауг.

— Не знаю. А почему вы спрашиваете?

Тиази фыркнул:

— У меня есть вопрос получше. Какова ваша вторая просьба, сэр Эйбел? Я удовлетворю ее, коли сумею.

— Вы можете исцелить эту женщину? Рабыню Тауга?

Гильф посмотрел на меня таким взглядом, что я понял: он знает, что я сам мог бы исцелить женщину, но только в нарушение своей клятвы, и он далеко не уверен, что я поступил благоразумно, связав себя такой клятвой.

— Я могу попробовать, — сказал Тиази, — и, вероятно, попробую. Но возьмусь я за дело или нет, зависит от ваших ответов на мои вопросы. Вы можете сказать, кто покушался на короля Гиллинга в ночь сражения и кто в конце концов его убил? И какова ваша третья просьба?

Я вздохнул:

— Вы позволите мне сесть, милорд?

Тиази кивнул, и я снова присел на ступень кресла.

— На первый ваш вопрос я не знаю ответа. Если вас интересует мое мнение, и в первом и во втором случае действовал один и тот же убийца, хотя даже в этом я не уверен. В моей последней просьбе — первая осталась невыполненной — мне будет отказано?

— Возможно, вам будет отказано и во второй. — Тиази встал и принялся расхаживать по комнате. Он казался ростом с башню, и его низкий звучный голос гулко отдавался от стен. — Я не верю, что у человека столь проницательного нет никаких предположений на сей счет.

— Я мог бы высказать предположение. — Я помолчал, собираясь с мыслями. — Но не стану. Я рыцарь, а рыцарь не порочит доброе имя других. Допустим, я выражу мнение, хотя ничем не подтвержденное, что покушение совершил некий чужеземный рыцарь, сэр Эйбел Благородное Сердце. Обвинение моментально разнесется повсюду, как обычно бывает с подобными обвинениями, и я навсегда потеряю свое доброе имя. Даже если впоследствии настоящий убийца признается в содеянном, все скажут, что подозрение пало на меня в силу моей небезупречной репутации.

Тиази на мгновение остановился и сухо спросил:

— Кажется, в обоих случаях вас здесь не было?

— Да. Вот почему я обвинил себя. У Шилдстара есть друг с двумя головами. Имени я не знаю.

— Правая голова — Оргальмир, левая — Боргальмир.

— Благодарю вас. Я ничего не утверждаю, но допустим, я высказываю следующее мнение: Оргальмир ранил короля, а Боргальмир убил.

— Нелепое предположение!

— Не более нелепое, чем множество других. Вы хотели, чтобы я высказал предположение. Ну вот, я высказал.

— Вы рискуете получить от меня отказ. На обе свои просьбы.

— Моя мама не… не всегда такая, как мне хотелось бы, — сказала Этела.

— Ее силой увели из родного дома, — я старался говорить мягким тоном, — и превратили в рабыню. Она привлекательная женщина и, возможно, привыкла к совершенно другому обращению. Потрясение помрачило ее рассудок. Скоро мы отправимся в Целидон — ты с мамой, Тауг, Гильф, Мани и я, и даже Вил. Твоя мама вернется домой, и, хотя перемены произойдут не сразу, я думаю, со временем ей станет лучше.

Тиази, подошедший к окну, повернулся к нам:

— Я не сказал, что не стану исцелять ее. Кто-нибудь… ты, женщина, подкинь-ка дров в камин.

Распоряжение выполнила Этела.

— Тауг говорит, дров осталось мало и их нужно экономить.

— Лорд Тиази считает, что скоро положение дел поправится, — объяснил я. — Я тоже так считаю.

— Ваши просьбы… — Голос Тиази заполнил комнату. — Будут они выполнены или нет, зависит от ваших ответов на три вопроса. На три вопроса, которые я задам здесь и сейчас. Ответьте — и я удовлетворю ваши просьбы. Откажетесь отвечать, как вы уже сделали, — и я не удовлетворю ни одной.

— Вам угодно, чтобы я говорил, — промолвил я. — Хорошо, прежде чем выслушать ваши вопросы, я скажу три вещи.

Во-первых, я не отказывался отвечать на ваш вопрос. Я не знал ответа, о чем и сообщил вам. Мое предположение, выскажи я таковое, возможно, стоило бы больше, чем предположение, выдвинутое этой девочкой. Но разве оно имело бы больше веса против вашего? Вы сами знаете, что нет. Вы находились здесь в обоих случаях. Ваше мнение заслуживает гораздо больше внимания, чем мое.

— Вы обвиняете меня?

— Разумеется, нет. Я не намерен никого обвинять — вот почему вы злитесь. Я просто говорю, что вы, безусловно, знаете больше меня. Какие вопросы вы хотели задать?

— Сначала я желаю выслушать ваше второе и третье замечания.

— Хорошо. Во-вторых, вы дали слово выполнить обе мои оставшиеся просьбы, хотя не знали, какова будет последняя.

— Если вы ответите на мои вопросы и не будете увиливать от прямого ответа, ссылаясь на требования своей чести, я удовлетворю вашу просьбу. При условии, что это в моих силах. — Несколько секунд огромные руки Тиази, казалось, мыли одна другую. — Какой бы она ни была.

— Мне пришла в голову одна мысль, — сказал Тауг.

— Нам нужны свежие мысли, — кивнул Тиази. — Излагай.

— Как сказал сэр Эйбел, его здесь не было, когда на короля напали в первый раз. Он был на юге, в горах, где сражался со всеми, кто пытался пройти через ущелье. Сегодня утром, когда короля Гиллинга убили, он находился довольно близко, скакал по воздуху вместе с королевой Идн. Но мы-то все думали, что он далеко. Может, убийца боится сэра Эйбела и отваживался действовать только в его отсутствие.

— Возможно, но маловероятно. — Тиази снова принялся расхаживать взад-вперед по комнате: суровый великан во всем сером, тяжелую поступь которого не заглушал даже толстый ковер. — До сегодняшнего дня он наведывался сюда не долее чем на час-другой. Что вы хотели сказать в третью очередь, сэр Эйбел?

— Что хотя я лишусь ваших милостей, вы можете лишиться большего. Ваши враги — и даже ваши друзья — обвинят вас в неблагодарности.

— Мои друзья ни в чем меня не обвинят, поскольку у меня нет друзей.

— Мы будем вашими друзьями, — сказала Этела, — если вы нам позволите.

— Мои враги и так обвиняют меня в неблагодарности и в худшем. Вот мой первый вопрос. Предупреждаю: вы должны ответить на все три.

— Я понимаю, — кивнул я.

— Король Арнтор послал лорда Била с приказом убить короля Гиллинга?

— Нет.

Тиази на мгновение остановился, чтобы пронзить меня взглядом.

— Простого «да» или «нет» здесь недостаточно. Объяснитесь.

— Пожалуйста, милорд. Я не советник короля Арнтора и никогда таковым не являлся. Однако он пользуется репутацией человека сурового, но честного.

Тиази фыркнул:

— Второй вопрос. Какую выгоду извлекает король Арнтор из смерти короля Гиллинга?

— Никакой, милорд. Король Утгарда может положить конец набегам на северные окраины нашей страны. Никакой другой король не может. Кроме того, король Гиллинг забирал львиную долю награбленного, что сильно расхолаживало налетчиков. Со смертью короля они смогут оставлять себе всю добычу, а потому станут совершать набеги чаще.

— Пока мы ведем междоусобные войны, у нас не будет ни времени, ни сил для набегов.

Я кивнул:

— Милорд умнее меня, хотя, возможно, многие ангриды предпочтут обогатиться за счет набегов, нежели убивать своих соплеменников или тем более погибнуть в бою с ними.

— И последний вопрос. Представьте, что я король Арнтор. Я объяснил вам, почему желаю смерти короля Гиллинга, и хотя приведенные мной доводы не устраивают вас, они вполне устраивают меня. Затем я сообщаю вам, что для осуществления своей цели я выбрал лорда Била. Вы одобрили бы такой выбор?

— Безусловно, милорд. Когда неудача предпочтительнее успеха, поистине разумно выбрать человека, который скорее всего потерпит неудачу. Вы позволите мне говорить откровенно?

— Позволю. На самом деле я желаю этого.

— Как я вам сказал, я ничего толком не знаю о короле Арнторе. Я никогда не встречался с ним. Но я сопровождал лорда Била в путешествии по Целидону, по Мышиным горам и немного по Йотунлендской равнине. Мне кажется, я успел хорошо узнать его. Для мирных переговоров он самый подходящий человек: рассудительный, учтивый и деликатный, не подвластный никаким сильным чувствам, если не считать фамильной гордости и вполне естественной отцовской любви к единственной дочери. Будь я королем, желающим установить мир с соседним правителем, я бы выбрал человека, похожего на лорда Била. Но что касается убийства… — Я покачал головой.

— Ведь лорд Бил тоже знает магию, правда? — спросила Этела. — Тауг говорил. Если он не хочет сам убивать кого-то, он может наколдовать смерть.

Тиази сел и уставился на Этелу, которая смело выдержала его взгляд. Наконец он промолвил:

— Буду ли я настолько глуп, чтобы всерьез воспринять слова ребенка?

Я улыбнулся:

— Четвертый вопрос, милорд.

— Пусть будет четвертый.

Мани прочистил горло — мягкий, почти извиняющийся звук.

— Вы обещали задать всего три вопроса, милорд Тиази. Позвольте я отвечу на последний и тем самым спасу вашу честь. Мудрость есть мудрость, и она не становится глупостью в устах другого. Высказывания малого ребенка надобно принимать во внимание, коли они разумны. Но ни в каком другом случае.

— 28 Нельзя ли сказать то же самое о котах?

— Только очень мудрый человек, лорд Тиази, сумеет обнаружить глупость в изречениях кота.

— Итак. — Тиази наклонился к Этеле. — Дитя мое, мы не уверены, что дело обошлось без магии. К ней могли прибегнуть, например, чтобы сделать убийцу невидимым.

— Я не знала, — сказала Этела.

— Разумеется. У тебя живой ум, но мало жизненного опыта и еще меньше знаний. Ты должна учесть и первое, и второе.

— Да, сэр. То есть милорд.

— Рассмеешься ли ты, коли я скажу, что здесь, в башне, видели незримое существо?

— Нет, сэр. Только я не пойму вас, поскольку вы сами говорите, что оно невидимое.

— Невидимость не бывает абсолютной, — сказал Тиази, — как утверждает любой знаток, хорошо сведущий в предмете. Стать невидимым посредством магии — значит стать частично или полностью невидимым при неких определенных обстоятельствах. Данные обстоятельства меняются вместе с силой чар. Дождь и яркий солнечный свет, вероятно, самые распространенные из них.

— О-о-о… — протянула Этела, явно потрясенная.

— Невидимые сущности порой отбрасывают тени, более или менее заметные, по которым можно обнаружить их присутствие. Они также оставляют следы в грязи или на снегу, хотя от этого чары не ослабевают.

— Невидимые коты, — вставил Мани, — полностью невидимы только ночью.

— Я не знал, — сказал Тиази, — и рад узнать это… Спрашиваю еще раз: удивишься ли ты, коли узнаешь, что здесь, в башне, видели незримое существо?

Бросив быстрый взгляд на Линнет, Этела кивнула.

— Так вот, его видели; впервые — вскоре после прибытия лорда Била. Я бы заподозрил это существо в покушении на нашего короля, но оно, похоже, предпочитает ломать шейные позвонки. По вполне очевидным причинам незримые существа редко пользуются оружием. В ночь покушения на нашего короля у пяти других погибших ангридов оказались свернутыми шеи. Охваченные тревогой за раненого короля, тогда мы упустили сей факт из внимания. Однако он остается фактом.

Я фыркнул:

— Разве это бросает подозрение на лорда Била? На мой взгляд, это, наоборот, снимает с него подозрение. Если бы существо принадлежало лорду Билу — в чем я сильно сомневаюсь — и он хотел причинить вред королю Гиллингу, разве он не воспользовался бы его услугами? Если же оно не имеет к нему отношения и не нападало на короля, зачем о нем разговаривать?

Мани поднял лапу:

— Хорошо сказано. Позвольте мне добавить, что, по моему мнению, вы ответили на вопросы лорда Тиази, как требовалось.

Тиази кивнул:

— Я выполню вашу просьбу: я сделаю все возможное для больной рабыни, хотя не могу обещать значительного улучшения. Какова ваша последняя просьба?

Мне пришлось еще раз хорошенько все обдумать: у меня еще оставалась последняя возможность пойти на попятную. Подняв наконец взгляд, я сказал:

— Я люблю одну леди. Кто она такая, не имеет значения; она реальная женщина, и без нее я не знаю счастья. Ради нее я вернулся в Йотунленд из далекой страны.

Тиази кивнул.

— Мне говорили, что сыны Ангр не способны любить. Коли так, почему король Гиллинг поднялся с постели и бросился навстречу смерти, заслышав голос королевы Идн?

— Вас неверно информировали. — Голос Тиази походил на горестный стон ветра, пролетающего сквозь череп. — Мы умеем любить. Нужно ли мне указать на обстоятельство, введшее в заблуждение вашего осведомителя?

— Если вам угодно, милорд, — пожал я плечами.

— Нас никто не любит.

— Даже собственные соплеменники?

— Да. Итак, ваша последняя просьба?

— Всю жизнь я чувствовал какую-то… какую-то пустоту в душе, милорд. Когда-то я приобрел новый щит, и мой слуга, который является также моим другом, предложил изобразить на нем сердце. — Я немного поколебался. — Меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце, милорд.

— Я помню.

— Хотя я никогда не знал почему. Мой друг предложил изобразить на щите сердце. Я очень гордился им, в смысле — щитом.

Тауг отвел глаза в сторону.

— И мне пришло в голову, что я вправе изобразить на щите лишь пустое сердце: очерченный тонкой красной линией контур. Я сказал «нет». Видите ли, я чувствовал, что мое сердце полно любовью к леди, чья любовь привела меня сюда. И все же сердце на моем щите должно было быть пустым, и я понимал это. У вас здесь есть комната — знаменитая комната, поскольку я слышал о ней давным-давно, — на двери которой вырезаны слова: Обитель Утраченной Любви. Это правда?

Тиази медленно кивнул.

— Из сказанного вами я понял, почему она здесь и почему она дорога вам. Это не может быть одна из этих дверей — на них ничего не вырезано. Значит, здесь есть другая дверь?

Тиази молчал.

— Можно мне войти туда, всего один раз? Вот третья милость, великая милость, о которой я прошу вас.

— Но вам придется выйти обратно, — проговорил Тиази, с особым упором произнося каждое слово.

— Я и не собирался оставаться там.

— Я удовлетворю обе ваши просьбы. — На мгновение показалось, будто Тиази собирается встать с кресла, но он продолжал сидеть, сжав огромными руками подлокотники. — Но вы должны сделать для меня одну вещь. Вы должны взять с собой рабыню. Вы возьмете?

— Линнет? А где дверь?

Легким движением головы Тиази указал на одну из пяти дверей: самую узкую, из столь светлого дерева, что она казалась почти белой.

— Туда? — Я встал и взял Линнет за руку. — Пойдемте со мной, миледи.

— Мантикоры и маргаритки.

Женщина поднялась с места — ни неуклюже, ни грациозно и ни медленно, ни быстро.

— Она безумна.

— Лютый гнев пылает в ее душе, — покачал головой Тиази.

Я посмотрел на него:

— Я все еще ребенок — все еще мальчик — во многих отношениях.

— Вам можно позавидовать.

— Она действительно разгневана? Сейчас?

— Мама никогда не сердится, — сказала Этела.

— Я бы не советовал вам смотреть ей в глаза.

Тауг прочистил горло:

— Я немного рассказывал вам про битву на рыночной площади, сэр Эйбел. Она… она сражалась с ними. Орудуя кнутом, который мы купили вместе с телегой. Кажется, я не сказал, что она нагнала страху, на инеистых великанов, но они действительно испугались. Она ослепляла ангридов ударами кнута.

— Я не знал, — сказал я.

— Я не сказал, что на меня она тоже нагнала страху. Она сражалась на нашей стороне, но я все равно здорово испугался.

— Однако продолжал биться.

Тауг пожал плечами:

— Потом появился сэр Гарваон со своими воинами, и они боялись вступать в бой, я видел. Я видел, как они были напуганы, и я подумал: вы, здоровые сильные мужчины, вы не знаете и половины всего — даже ничего не знаете — о настоящем гневе…

— Имя нашей прародительницы Ангр, сэр Эйбел. Мы произошли от нее, все мы. Поэтому мы хорошо знаем, что такое гнев. Говорю вам, эта женщина должна сдерживать свой гнев — иначе она уничтожит все на своем пути. Она кажется вам похожей на восковую куклу?

— В общем, да.

— Вы не раз видели огарок свечи, брошенный в огонь. Помните о нем.

— Я постараюсь. Пойдемте, леди. Я открою перед вами дверь.

Сделав тридцать шагов, мы приблизились к указанной Тиази двери, и она — хоть и самая узкая из всех — была широкой и высокой по моим меркам. Мне пришлось вытянуть руку вверх, чтобы поднять засов. Дотронувшись до него, я увидел вырезанные на светлом дереве изящные эльфрисские письмена: ОБИТЕЛЬ УТРАЧЕННОЙ ЛЮБВИ.

Дверь казалась невесомой, и возможно, мы вошли внутрь, даже не открыв ее.

Глава 22 ПОТЕРЯННЫЕ ЛЮБОВИ

Кромешная тьма, чернее самой черной ночи, обступила нас. Я услышал шум стремительно несущейся воды, подобный которому слышал, когда боролся с могучими волнами и неизвестными, не отмеченными на карте течениями вместе с Гарсегом. В темноте раздавались громкие удары, частые и глухие. Я попытался представить, какого рода существо может производить такой шум, и в воображении моем возник образ Орга — зеленого, как листва, и бурого, как кора, — который стоит один на лесной лужайке и колотит в полый ствол сухого дерева дубиной. Я чуть слышно пробормотал: «Что это?» Линнет услышала меня и ответила: «Это мое сердце». Едва она успела договорить, я понял, что она одновременно права и не права, что это стучит мое сердце, а не ее. Долгое время мы шли в темноте, и я ступал в такт ударам своего сердца.

Тьма вдруг разом рассеялась, словно по велению Верховного Бога, и превратилась в жемчужный туман. Я увидел под ногами траву — сочную траву, какую любят лошади, — сверкающую росинками.

— Здесь лучше, — сказала Линнет.

Возможно, я ничего не ответил, но я согласился с ней. Солнечные лучи прорезали туман, и из него соткалась колоннада могучих дубов. Линнет побежала вперед.

— Голденлаун!

Она обернулась ко мне, и, клянусь честью, я никогда еще не видел столько радости, сколько увидел на изможденном лице женщины.

По сравнению с Ширволом замок казался чуть ли не игрушечным — серая стена, через которую сильный мальчишка легко перебросил бы камень, круглая центральная башня изящных очертаний и прямоугольный в плане четырехэтажный каменный дом с мансардой. Одним словом, такого рода замок, какие рыцарь с дюжиной крепких воинов успешно удерживает, отражая нападение пятидесяти — ста разбойников. Не более того.

Однако он вызывал самые теплые чувства, и все время моего пребывания там я невольно вспоминал дворец Леди в Скае. Фольквангр рядом с ним что цветущее дерево рядом с фиалкой, но они оба проникнуты одним духом.

На воротах были нарисованы мантикоры, стоящие на задних лапах. В зубах они держали маргаритки, как пасущиеся коровы порой держат лютики, и маргаритки цвели у них под ногами, а справа и слева желтели еще маргаритки, только уже не нарисованные, а настоящие, ибо крепостной ров был сухим, как в Утгарде, и засажен цветами наподобие сада, а перед самыми воротами стояли каменные мантикоры.

Навстречу нам вышли слуги и служанки, прекрасные молодые женщины, которые могли бы с легкостью выйти замуж за любого, кого выберут. Все они премного изумились, что Линнет, которую никто не надеялся вновь увидеть, неожиданно вернулась; а вслед за ними такое же удивление выразили степенный старый господин с серебристыми усами и изборожденным шрамами лицом и веселая седовласая леди, похожая на суетливую, воркующую от радости дикую голубицу.

— Это Кирстен, — сказала мне Линнет, — милая, милая Кирстен, которая умерла, когда мне было четырнадцать, и моя дорогая сестра Лиша, умершая родами. Отец, позвольте представить вам сэра Эйбела Благородное Сердце. Сэр Эйбел, это мой отец, лорд Лейфр.

— Убитый инеистыми великанами, напавшими на Голденлаун, — с улыбкой промолвил лорд Лейфр, протягивая мне руку.

— Моя мать, леди Лис.

Она взяла мою руку обеими своими, и тепло тех трепещущих рук и маленького застенчивого лица мгновенно покорили бы мое сердце, будь даже я заведомо неприязненно расположен к ней и ее мужу.

— Вы можете оставаться у нас сколь угодно долго, сэр Эйбел, и наслаждаться счастьем каждый момент своего пребывания здесь.

Вскоре начался пир. Снаружи, за стенами Утгарда, сгустилась ночная тьма и пошел снег, а когда мы вдоволь наелись и напились, пропели старинные песни и поиграли в разные игры, вышли в сад, залитый ярким солнечным светом и пестрящий летними цветами.

— Это мамин грот, — пояснила Линнет, — такая уютная пещерка, сооруженная нашими садовниками. Когда мои родители поженились, при дворе считалось модным иметь грот: укромный уголок, где влюбленные могут целоваться и держаться за руки, сокрытые от посторонних глаз, а также от солнечных лучей в жаркие дни. Отец распорядился соорудить грот в угоду моей матушке, прежде чем привез ее сюда.

Я невольно вспомнил пещеру, где лежал на мху с Дизири, но ничего не сказал.

— Только он нагоняет на меня страх, хотя я не сознавала этого, покуда не заговорила о нем. Наверное, дело в том, что в детстве нам с сестрами запрещали заходить туда. Поэтому я не стану заходить, но вы можете, коли хотите посмотреть.

Она явно ожидала, что я зайду, и я так и сделал. Я вовсе не предполагал найти там Дизири — я знал, что не найду. Но вид грота пробудил во мне яркие и сладостные воспоминания, и я надеялся, что они станут еще ярче, коли я зайду. Исполненный такой надежды, я спустился по нескольким каменным ступенькам, перешагнул через узкий ручеек и вошел в грот. Я знал, что там нет никаких драконов и нет глубокого колодца, ведущего в море Эльфриса. И здесь я не ошибся.

Вместо них я обнаружил внутри усыпанный чистым песком пол и туннель с грубо отесанными каменными стенами, который казался путем к сокровенным тайнам холма, а затем услышал знакомый мяукающий голос:

— Сэр Эйбел? Сэр Эйбел? Я вас узнал. Я чую псиный запах, идущий от вашей одежды. Этот туннель ведет наружу?

— Мани? — Я остановился и почувствовал, как он трется о мою ногу. — Я не знал, что ты здесь. Это странное место.

— Знаю, — сказал Мани, а потом добавил: — Возьмите меня на руки.

— Многие из этих людей уже умерли, но похоже, это не имеет никакого значения.

Он лишь мяукнул в ответ. Когда я взял кота на руки и понес, он дрожал всем телом.

Я не стану говорить, сколько времени провел в гроте. Время в Скае течет иначе, чем в Митгартре или в Эльфрисе. В зале Утраченной Любви оно опять-таки течет иначе, и возможно, там вообще нет времени, а есть лишь представление о нем. Этела говорила, что никто из нас не задержался там долго.

Мани поднял голову и принюхался. Услышав частое посапывание кота (он лежал у меня на руках), я тоже принюхался.

— Чую запах моря.

— Так, значит, оно такое? Я никогда не видел моря. Ваш пес постоянно болтает о нем. По-моему, он от него не в восторге.

— Он сидел на цепи в пещере Гарсега на морском дне. Уверен, ему не понравилось.

— Сажать на цепь псов можно и должно, — сказал Мани, — а вот котов нельзя лишать свободы. — Он выпрыгнул из моих рук, и минуту спустя до меня донесся его голос: — Я вижу свет впереди и слышу шум воды.

Вскоре я сам увидел свет и услышал глухой рокот набегающих и разбивающихся о берег волн. Я понял, что близок к цели.

Серые каменные стены грота подступили с обеих сторон, и я (вспомнив вход в пещеру и узкий ручеек перед ним, через который перешагнул) остановился и оглянулся: мне вдруг показалось, что я сбился с пути и возвращаюсь обратно к выходу. Слабым и далеким был свет в конце туннеля позади.Слабым и далеким, но не настолько слабым и не настолько далеким, как следовало бы. Я прошел почти лигу и все же по-прежнему видел неровную арку входа, а также камни и заросли папоротника за ней.

— Там какая-то женщина! — крикнул Мани.

Тогда я все понял и, выхватив Этерне из ножен, бегом бросился вперед.

Парка сидела и пряла, как прежде, но на мгновение подняла глаза от скручиваемой нити и промолвила:

— Сэр Эйбел Благородное Сердце.

Я осознал вдруг, что никогда не понимал толком значения этих слов, покуда они не прозвучали из уст Парки. Я опустился на колени, склонил голову и пролепетал:

— Ваш преданный слуга по гроб жизни, миледи.

— Тебе нужна другая тетива?

— Нет, — сказал я. — Тетива, подаренная вами, не раз сослужила мне хорошую службу, хотя она тревожит мой сон и насылает разные сновидения.

— Ты должен убирать ее подальше, когда ложишься спать, сэр Эйбел.

— Мне бы не хотелось так поступать с ними, миледи. Они рассказывают мне о своей прошлой жизни, и, слушая их, я начинаю больше любить свою собственную.

— Почему ты пришел? — спросила она.

Я объяснил, по возможности обстоятельнее, без всякой помощи Мани, который перебивал меня и комментировал мои слова чаще, чем мне хотелось бы.

Когда я закончил, Парка указала рукой вдаль, за буруны.

— Это там? То, что я ищу?

Она кивнула.

— Я умею плавать, — сказал я Мани, — но не могу взять тебя с собой. Как не могу взять свой меч или свою одежду.

— В кольчуге вы сразу пойдете ко дну, — заметил он. Он ошибался, но я не стал спорить.

— Ты останешься здесь с Паркой и присмотришь за моими вещами, покуда я не вернусь?

— Твое имущество, — промолвила Парка, — не здесь.

Тем не менее я разделся, положил кольчугу, кожаную куртку, штаны и все остальное на плоский камень, а рядом поставил сапоги. Парка продолжала прясть, творя жизни для нас, которые считают себя творцами своих жизней.

Как хорошо было плыть в море! Я понял, что сила моря иссякла во мне, ибо сейчас чувствовал, как она возвращается; и хотя я знал, что Гарсег демон, я жалел, что он не плывет рядом со мной, как в далекие невозвратные дни. «Конечно, хорошо, — думал я, — что в конечном счете мы учимся отличать добро от зла; но за знание приходится платить, как и за все на свете. Мы оставляем в прошлом друзей, воплощающих зло».

Куда я плыл, я не знал. Ничего не видя впереди, я долго плыл под водой, потом вынырнул на поверхность и поплыл по волнам, по-прежнему ничего не видя. В этом море покоились кости Гренгарма, и где-то здесь обитала Кулили, ибо дно моря Митгартра (а я чувствовал, что я все еще в Митгартре) находится в Эльфрисе. Я решил опуститься на дно, пока живой, выйти на сушу в Эльфрисе и поискать там Дизири. Ибо тогда я не знал, что в зале Утраченной Любви находят только утраченную любовь, а моя любовь к ней — горячая, как кровь ангридов, но чистая — не может покинуть мое сердце ни от поцелуя валькирии, ни от меда Вальфатера.

Вновь вынырнув на поверхность, я увидел остров Глас. Какую любовь, спросил я себя, я потерял здесь? Никакой, конечно же.

Я погрузился в мысли о Гарсеге, Ури и Баки. Наконец мне пришло в голову, что, будь я способен вспомнить ту любовь, она не была бы утраченной. Леди Линнет в безумии забыла своих родителей, сестер и родной дом, а помнила только маргаритки и мантикор да воинственный дух своей семьи, который пребывал у нее в крови, а не в поврежденном рассудке. Посему, хотя разум у нее бездействовал, рука непроизвольно искала меч и нашла таковой в кнуте.

Побеждает не оружие, даже если вы вооружены Этерне.

Песчаные берега острова Глас не похожи ни на какие другие. Возможно, они усыпаны не песком, а мелко истолченными самоцветами — во всяком случае, так кажется. И камни здесь не похожи на обычные. Трава шелковистая, короткая и такого восхитительного оттенка зеленого, какой человек описать не в силах; и мне думается, Гильф, плохо различающий цвета, такой цвет непременно увидел бы. Я нигде не встречал деревьев, подобных растущим по берегам острова Глас; листья у них темно-темно-зеленые, почти черные, но серебристые с обратной стороны — и при каждом дуновении ветра кроны на мгновение становятся серебристыми. Кора с виду и на ощупь напоминает гладкую голую древесину, но таковой не является.

Когда я вспоминаю первые мгновения, проведенные на берегу, мне кажется, я не мог очень уж долго восхищаться песком, травой или деревьями, но тогда минуты казались часами. Солнце неподвижно стояло в небе, наполовину закрытое облаком, и я, имея в своем распоряжении целую вечность, дивился красоте чудесного острова.

— О сын мой…

Я увидел перед собой крестьянку. Мне доводилось встречать женщин и красивее, хотя она была довольно красивой.

— Ты мой сын.

Я знал, что она ошибается, и мне пришло в голову, что если бы я лежал на земле, а она склонилась надо мной, я бы увидел ее лицо в таком ракурсе, в каком оно вдруг всплыло в моей памяти сейчас. Потом я понял, что она красивейшая из женщин.

— Я вскормила тебя и Бертольда своей грудью, Эйбел.

Я сказал, что Бертольда здесь нет, и попытался объяснить, что он наверняка узнал бы ее, поскольку он старше меня и уже ходил и разговаривал, когда она исчезла.

— Прочитай это. — Женщина протянула мне стеклянный зеленый цилиндр.

Я со стыдом признался, что не умею читать руны Митгартра — только эльфрисские письмена.

— Это не Митгартр, — сказала она, — это страна сердца.

Я развернул свиток и прочитал. Я привожу здесь манускрипт по памяти. Ты наверняка задашься вопросом, Бен, каким задался я: не является ли она матерью не только Бертольда с братом, но и нашей с тобой тоже. Думаю, так оно и есть.

«Здесь меня зовут Мег, и здесь я была женой Бертольда Черного. Мой муж был старостой нашей деревни. Эльфы наслали на нее злые чары. Наши коровы рожали оленят. Наши сады засохли в одну ночь. Густой туман не рассеивался ни днем ни ночью, и над Гриффинсфордом тяготело проклятие. Потом пришел один старик. Он был демоном. Теперь я понимаю это, но тогда мы не знали. Я ходила беременная, когда он появился.

Он сказал, что оверкины не станут помогать нам и чтобы снять проклятие, мы должны совершить жертвоприношение богам эльфов. Снари накормил старика. Бертольд сказал, что так делать негоже, что мы должны поклоняться нашим оверкинам, как положено. Он построил алтарь из камней и дерна, но никто не помогал ему, кроме нашего маленького сына. Он принес в жертву нашу корову и пропел хвалебную песнь, обращенную к оверкинам Ская, вместе с Кли и Вером.

Черепаха о двух головах выползла из реки и покусала Дейфа и Грамма; ночью по дороге бродили чужаки и за окнами раздавался жуткий вой. Старик сказал, что мы должны отдать семь жен богам Эльфриса. Бертольд не желал даже слушать об этом.

Старик сказал, что я не разрешусь от бремени, пока боги Эльфриса не позволят. Два дня я мучилась родами, и один только Бертольд ухаживал за мной. Потом я обратилась с мольбой к Леди Ская, чтобы она забрала мою жизнь, но только пощадила мое дитя. Я сумела родить и потому нарекла младенца Эйбелом [То be able (англ.) — суметь.].

Старик пришел к нашей двери. Гренгарм, сказал он, требует семь красивых девственниц. В Гриффинсфорде не наберется семи красивых девственниц, и вскоре он потребует просто красивых женщин, пусть и не девственниц, а также детей, которых съест. Я не знала, правду ли он говорит, но поверила. Он сказал, что спрячет меня в надежном месте, где Гренгарм не найдет меня. Я сказала, что пойду с ним, если мне можно взять с собой детей.

Ты можешь взять с собой Эйбела, сказал старик, но Бертольд слишком большой; и он предложил показать мне укрытие, чтобы я сама решила, поместимся ли мы все там. Мол, оно находится недалеко и мы вернемся задолго до того, как дети проснутся. Да простит меня Леди! Я пошла с ним, решив, что Бертольд укачает Эйбела, коли малыш проснется и заплачет.

Мы подошли к краю ячменного поля, и там старик предупредил меня, чтобы я не пугалась, и велел сесть к нему на спину. Он опустился на четвереньки, точно животное. Я села на него верхом, и он взлетел. Я увидела, что он превратился в ужасную ящерицу, и поняла, что это истинное его обличье, а доброе лицо было маской. Я решила, что он и есть Гренгарм и собирается меня съесть.

Он принес меня на этот остров и раздел догола. Здесь я и остаюсь с тех пор, служа приманкой для моряков, которых пожирают Сетр и химеры. Здесь живут и другие женщины, похищенные точно так же.

Мы соблазняем моряков, чтобы химеры не сожрали нас, но мы прячемся, когда старик выходит из моря, и не поклоняемся ему, в отличие от химер. Гроа вытесала из камня фигуру Леди для нас, но другая богиня пришла ночью и разбила статую, оставив у пруда свое собственное изваяние, представляющее женщину невиданной красоты.

Гроа умеет писать. Она научила меня писать, как здесь принято, рисуя буквы на песке. Этот сосуд я нашла среди обломков корабля, с бумагой и всем прочим. О, Леди оверкинов, Леди Ская, ты пощадила мою жизнь. Сделай же так, чтобы мои сыновья прочитали когда-нибудь эти строки!

Минуло много лет. Красота моя поблекла, и скоро химеры съедят меня. Я собрала в чашу яд Сетра и пишу пером большой птицы, которое в него обмакиваю. Когда я допишу до конца, я положу свиток в стеклянный сосуд, закупорю его и выпью яд. Никто не тронет мою отравленную плоть из страха».

Я спросил, можно ли мне взять с собой свиток, чтобы прочитать брату. Женщина сказала, что любая взятая здесь вещь исчезнет, когда я покину остров, и бросила свиток в море.

Потом мы долго сидели на берегу, голые, и разговаривали о нашем прошлом, о том, что значит жить и что значит умирать.

— Меня забрали эльфы, — сказал я, — чтобы я играл с маленькой королевой, ибо эльфы живут долго, но у них редко появляются дети, и каждый родившийся ребенок для них кумир — король или королева, — боготворимый всеми эльфами племени, словно обожающими родителями.

— Ты был кумиром для меня, — сказала она, — и для своих отца и брата тоже.

— Мы играли в разные игры в огромном саду больше целого мира, и вместе сидели за уроками, и разговаривали о любви, магии и тысяче других вещей, ибо она была очень мудрой, а наши наставники еще мудрее. Наконец они отправили меня в Митгартр. Все воспоминания о Дизири и чудесном саде стерлись из моей памяти. Только сейчас они вернулись.

— Ты любил эльфов.

Я кивнул:

— Ты мудра, мать. Я знаю, что не найду здесь Дизири, ибо моя любовь к ней не утрачена. Но вот они все утрачены — как твой свиток.

— Который вовсе не утрачен. Он остается на острове, где ты нашел его. — Она взяла стеклянный цилиндр и откупорила. — Хочешь взглянуть на него еще раз? Он здесь.

Сосуд был пустым, но все же мне почудилось, будто на дне что-то осталось: клочок бумаги, камешек или ракушка. Я попытался вытащить непонятный предмет, хотя в узкий цилиндр явно пролезали лишь два моих пальца. Моя ладонь свободно вошла в горло сосуда, а потом, когда я попробовал дотянуться до дна, и вся рука целиком.

Я обнаружил, что меня затянуло в туннель со стенами из зеленого стекла. Я сразу повернулся и бегом бросился назад, к выходу, придерживая рукой Этерне, чтобы тяжелые ножны не хлопали по бедру. Вскоре я увидел перед собой светлую дверь. Я открыл ее и едва переступил через порог, как рядом со мной оказались Линнет и Мани.

— Я думала, ты хоть немного побудешь там, мама, — сказала Этела.

Линнет только улыбнулась и погладила дочь по голове.

— Никто из вас не обязан рассказывать мне, что вы там видели, — промолвил Тиази. — Однако вы найдете во мне внимательного слушателя, коли пожелаете рассказать.

Мы молчали.

— У всех на языке вертелись разные вопросы, прежде чем вы вошли туда, — во всяком случае, так казалось, — сказал Тауг. — Теперь мне бы хотелось задать вам один-единственный вопрос, и все вы должны на него ответить. Вы все мои должники.

Линнет кивнула и взяла руку Тауга, премного изумив Этелу.

— Ну как, у вас получилось? Вы действительно нашли там свою утраченную любовь?

Я кивнул и сказал, что нашел свою мать, которую совершенно забыл. Мысленно я добавил, что ее кости лежат на острове Глас и что я не успокоюсь, покуда не предам останки земле и не воздвигну на могиле памятник, как и сделал впоследствии.

— А мать Этелы?

Я снова кивнул и собирался ответить, но Линнет заговорила сама:

— Я тоже нашла, и я встретила там умерших женщин и мужчин, погибших во время набега ангридов на Голденлаун. Я отметила праздник зимы, и станцевала майский танец, и срезала цветы в нашем саду.

Она повернулась к Тиази, который сидел в кресле, похожий на огромного истукана.

— Ваши соплеменники уничтожают столь многое ради самой малой выгоды.

Он кивнул, но не проронил ни слова.

— А что насчет Мани? — Тауг огляделся по сторонам. — Я видел, как он выходил с вами.

— Он улизнул в окно. — Этела показала пальцем.

— Очень жаль, — сказал Тауг. — Мне бы хотелось знать, нашел ли и он тоже свою утраченную любовь.

Голос Тиази прозвучал глухо, точно грохот громадного барабана в отдалении.

— Если он однажды потерял любовь, оруженосец, то нашел ее там.

— Конечно, у него была любовь, которую он потерял, — сказал я, — и конечно, он нашел ее. В противном случае он бы остался здесь и сообщил нам, что не видел ничего особенного. Он скрылся, поскольку не готов говорить об этом.

В дверь яростно забарабанили кулаком, и Тиази проревел:

— Войдите!

Это оказался Поук, и, хотя он не стал озираться кругом, я почувствовал взгляд его зрячего глаза.

— Лорд Тиази, сэр, — начал он, — нет ли здесь моего прежнего хозяина, сэра Эйбела? Мне показалось, я слышал его голос.

— Он также и твой новый хозяин, — сказал Тиази. — Я отдаю тебя ему.

Поук подергал себя за вихор:

— Благодарю вас, сэр, и надеюсь, сэр Эйбел доволен.

— Я здесь, Поук, — сказал я. — Чего тебе надо?

— Ничего, сэр. Просто у меня есть новость, которую вам надобно знать. Этот Шилдстар, сэр. Он нацепил на голову корону, сэр, и объявил себя королем. Он собирается выйти в город, сэр, со всеми своими солдатами и со стражниками Трима.

Тиази поднялся на ноги:

— В таком случае я должен пойти с ним.

Я кивнул:

— Во-первых, Поук, ты не вправе говорить о его величестве короле Шилдстаре в таком пренебрежительном тоне. Если ты станешь держаться непочтительно, возможно, мне не удастся защитить тебя.

— Да, да, сэр.

— Во-вторых, ты должен сию же минуту пойти в конюшню, оседлать Облако и поскорее привести ее к главному входу.

Поук заколебался:

— Я не шибко умею обращаться с лошадьми, сэр, а ваша меня совсем не знает.

— Делай, что она тебе скажет, и у тебя все получится.

Затем я послал Тауга известить о предстоящем событии Свона и сам облачился в доспехи.

О шествии Шилдстара по городу я не стану рассказывать подробно. Нас, представителей человеческого племени, поставили замыкать процессию — несомненно, весьма благоразумное решение. Гарваон, Свон и я ехали в ряд, следом за Билом с Иди и перед меченосцами и лучниками Гарваона. Утгард легко могли захватить в наше отсутствие, ибо там не осталось никого, помимо Тауга, Гильфа да нескольких рабов. Но у нас не было оснований опасаться нападения на замок, хотя толпы инеистых великанов, бурно приветствовавшие нового короля, смотрели на нас с плохо скрываемой ненавистью.

Увидев лица ангридов, я понял, что нам нужно убираться отсюда, и поскорее. По возвращении в замок я поделился своими соображениями с Билом, и он согласился со мной, но напомнил, что для этого нам требуется разрешение короля.

Темная безмолвная тень поджидала меня у двери комнаты, отведенной мне Тиази.

— Они там…

Узнав голос, я спросил:

— Кто именно, леди Линнет?

— Моя дочь и еще одна девушка. — На мгновение мне показалось, будто тень сосредоточенной мысли пробежала по лицу, обычно лишенному всякого выражения. — Кот. И мужчина. Они велели мне…

— Вы окажете нам честь своим присутствием, — сказал я.

— Я знаю. — Казалось, она не собиралась входить; хотя я открыл перед ней дверь и посторонился, она продолжала стоять на месте, со вскинутой головой, с бессильно висящими вдоль тела руками, с распущенными прямыми волосами до пояса. — Я вернусь с вами на юг. Голденлаун снова станет моим.

— Надеюсь, миледи.

— Будет ли у меня муж тогда? Кто-нибудь, кто поможет строить?

— Уверен, вы сможете выбирать из нескольких десятков претендентов.

— Они все так хотят заполучить наше маленькое поместье… Пять ферм. Луга.

Я кивнул:

— Очень многие мужчины жаждут заполучить хоть клочок земли, хотя уже имеют земельные владения. Другие жаждут любви. Если вы думаете снова выйти замуж, миледи, вы поступите благоразумно, коли свяжете свою жизнь с человеком, которому нужны именно вы, а не ваше поместье.

Она ничего не ответила.

— Многие женщины, миледи, полагают, что мужчина, страстно желающий обладать ими, недостаточно хорош для них. Что они докажут силу своего характера, коли приберут к рукам мужчину, который мог бы жениться на даме более красивой или более образованной, соблазнив предмет своих желаний земельными владениями и богатством или завоевав хитростью. Я не притязаю на мудрость, но некая леди, чье имя нельзя произносить вслух, однажды сказала мне, как глупы подобные ухищрения и сколько времени и сил она потратила на борьбу с этим.

— Вы так считаете?

— Нет, миледи. Если бы я говорил от своего имени, я бы высказывался не столь смело.

Линнет пошла прочь, не подарив меня ни кивком, ни взглядом на прощание. Я смотрел ей вслед — прямая спина, ровная походка, — покуда она не скрылась во мраке, сгустившемся в конце коридора. Уж я-то знал, что в Утгарде водятся призраки, да и кто пострашнее; но никто не был менее подвержен страху, чем она, и возможно, призраки (как и мы) считали ее своей.

Две девушки (как сказала Линнет), кот (ясное дело, Мани) и какой-то мужчина… Маленькая Этела, надо полагать, — одна из упомянутых девушек. Другая — скорее всего какая-то рабыня, приставленная Таугом присматривать за девочкой.

Мужчина — предположительно сам Тауг, хотя я надеялся увидеть Гарваона.

Пожав плечами, я открыл дверь и вошел. И увидел, что был прав в одних отношениях и ошибался в других. Второй девушкой оказалась Ури, причем не в человеческом обличье, а в образе женщины из клана огненных эльфов. Мужчиной оказался не Тауг и не Гарваон, а слепой раб, мускулистый и почти голый, с подвязанной рукой.

— Здравствуйте, сэр рыцарь, — вежливо сказала Этела. — Мы пришли поговорить с вами. Только я пришла первая.

Ури встала и поклонилась:

— Господин.

Мани тихонько кашлянул на кошачий манер.

— Она боится, что я проскочу вперед нее, как легко мог бы сделать, дорогой хозяин. Я хочу поговорить с вами наедине, когда все остальные уйдут.

Слепой раб погладил Мани могучей мускулистой рукой:

— Это он?

— Да, — ответил Мани. — Это он, мой хозяин, сэр Эйбел Благородное Сердце.

Раб опустился на колени и наклонил голову.

— Это значит, что он хочет чего-то, — пояснила Этела. — Они должны так делать.

Я кивнул.

— Мы все хотим чего-то, — сказал я девочке, — и когда я хочу, я тоже точно так же преклоняю колени. Как его имя?

— Вил.

Я кивнул.

— Встань, Вил.

Он подчинился.

— Можно, все-таки я первая начну? — спросила Этела.

— Разумеется. Это твое право, и у меня есть еще один вопрос к тебе.

— Ну а у меня целая куча. Если хотите, начинайте первый.

— Нет. — Я снял шлем и положил в огромный шкаф, куда позже собирался повесить и свою кольчугу. — Ты же пришла первой, а я последним.

На самом деле я надеялся, что после вопросов Этелы отпадет необходимость в моих собственных.

— Я не знаю, с чего начать.

— В таком случае, вероятно, это не имеет значения.

Я расстегнул перевязь, сел на скамеечку для ног (единственный предмет обстановки человеческих размеров) и положил Этерне на колени.

— А меч вы не собираетесь убрать?

Я помотал головой:

— Я повешу его над кроватью. Ночью может случиться что-нибудь, хотя я надеюсь, ничего не случится.

— Я часто сторожила ваш сон, господин, — тихо проговорила Ури, и тогда я вспомнил, что моряки, завлеченные на остров Глас, служили кормом для химер, но ничего не сказал.

— Новый король не станет обижать нас? Нас с мамой?

Я снова помотал головой:

— Я не дам вас в обиду, но сомневаюсь, что он имеет такое намерение.

— Тауг не хочет быть рыцарем. Больше не хочет.

— Знаю.

— Только я хочу, чтобы он стал рыцарем, — и из него получился бы хороший рыцарь, правда ведь?

Вопрос был обращен к Ури, которая промолвила:

— Я тоже так считаю.

— Вот видите? Мама говорит, мы с ним поженимся, и мы уже спали в одной кровати и все такое.

— Я так не думаю, господин, — сказала Ури.

— Да, спали! И сегодня снова ляжем вместе, и я помылась и все такое. Поэтому он должен стать рыцарем.

— Каковым уже является, — кивнул я.

Голос Этелы возвысился до жалобного крика:

— Но вы же сказали, что он не рыцарь!

— Я не говорил ничего подобного. Ты сказала, что он не хочет быть рыцарем, и я ответил, что знаю это. Когда я перевязывал Тауга, то сделал все возможное, чтобы не дать ему произнести слова, которые никто из нас не хотел услышать. Возможно, я сказал также, что он уже является рыцарем, хотя никто не называет его «сэр Тауг». Кажется, я именно так и сказал, а коли нет, запросто мог бы сказать.

Этела открыла было рот, но я продолжил, не дав ей заговорить:

— Будь здесь герцог Мардер, как мне хотелось бы, он сказал бы тебе, что в мече, которым он дотрагивается до плеча рыцаря во время обряда посвящения, нет ничего волшебного. Королева Дизири, возведшая меня в рыцарское достоинство, могла бы сказать тебе все, что угодно, а она обладает большей магической силой, чем лорд Тиази и лорд Бил, вместе взятые. Но никакая магия не может сделать мужчину рыцарем. Даже оверкины не могут. Мужчина сам становится рыцарем. Другого способа нет. Подойди ко мне.

Она подчинилась, и я обнял ее за плечи.

— Многие люди знают то, что я тебе сказал. Сам я узнал это от славного и доблестного рыцаря еще мальчишкой. Но не столь многие знают одну вещь, которую я узнал в далекой стране.

— Где живут говорящие коты? — спросил Мани.

— Говорящие коты, которых запрягают в колесницу, — кивнул я. — А узнал я, Этела, следующее: рыцарь не может по собственной воле отказаться от своего почетного звания. Рыцаря можно только лишить рыцарского достоинства. Это сложно, и такое случается крайне редко, но все же случается.

Этела молчала с блестящими от слез глазами.

— Однако сам рыцарь не в силах сделать этого. Если Тауг когда-нибудь перестанет быть рыцарем, то только по твоей воле, думаю. Хотя существуют и другие возможности.

— Я никогда не пойду на такое!

Я сказал, что искренне на это надеюсь.

— Но он не хочет быть рыцарем — и что я могу поделать?

— Что делаешь. Будь хорошей девочкой, заботься о матери и доказывай Таугу свою любовь.

— Я хотела, чтобы он скакал на белом коне, с мечом… — Она всхлипнула. — И с таким длинным копьем, и со щитом.

— Я надеюсь, завтра мы покинем замок. Я собираюсь попросить у нового короля позволения уехать и постараюсь поторопить лорда Била и его людей со сборами. Если мы тронемся в путь, ты увидишь Тауга на коне и с мечом. На сломанную руку щит не наденешь, конечно, но щит, подаренный Таугу королевой Идн, тот самый, который ты вынесла из битвы на рыночной площади, будет висеть у него на луке седла.

— Вы поможете?

— Всем, чем смогу, — кивнул я.

— Маме стало лучше.

— Знаю. Возможно, она никогда не оправится полностью, Этела. Ты должна помогать матери изо всех сил, каждый день. Ты и Тауг.

— Я постараюсь.

— Знаю. Ты должна заставить Тауга помогать. В конце концов, она принадлежит ему, покуда мы здесь. Еще что-нибудь?

— Нет. — Этела вытерла глаза обтрепанным рукавом. — Только эта девушка собирается говорить обо мне. Она так сказала.

— Тогда ступай, — велел я. — Позаботься о матери и заставь Тауга помогать вам, коли сумеешь.

Этела хотела остаться, но я ее выпроводил. Как только дверь за ней закрылась, Ури сказала:

— Вы могли бы жениться на ней, господин. По-вашему, королева Дизири стала бы возражать?

Я вернулся на свое место.

— Разумеется.

— Вы знаете ее хуже, чем думаете.

— Неужели? — пожал я плечами.

— Или вы могли бы жениться на матери.

Я вздохнул:

— Когда я откажусь обдумывать и такую возможность, ты предложишь мне жениться на обеих? Я тебя не задерживаю.

— Я могу уйти, когда захочу, господин, но пока не уйду. Если вы не желаете видеть меня, это легко устроить.

Раб по имени Вил удивленно хмыкнул. Полагаю, он подумал, что она угрожает ослепить меня.

— Когда ты болтаешь глупости, Ури, я не желаю тебя слушать. Следует ли мне расспросить тебя насчет мясного стола химер?

— Вот это действительно было бы глупо, господин. Когда я была химерой, я питалась соответствующим образом. Так что давайте не будем об этом. Вы тоже однажды употребили странный напиток, когда были тяжело ранены.

— Сдаюсь. Ты сообщила бедной Этеле, что собираешься поговорить со мной о ней. Ты объяснила девочке, что именно ты хочешь сказать?

— Нет. Да и говорила-то я больше о вас, господин, нежели о них с матерью. Разве вам не хотелось бы получить в свою собственность приличное поместье?

— Через женитьбу? Нет.

Я отложил Этерне в сторону, встал и подошел к окну, чтобы погладить Мани.

— А корону? Этот неотесанный мужлан, Шилдстар, прибрал к рукам корону, и без всякого труда.

— Чтобы восседать на золотом троне и посылать других людей на смерть? Нет.

Ури поднялась с места и подошла ко мне:

— Я говорю от имени всех огненных эльфов. Не только от своего собственного. Если вы убьете Кулили, мы станем служить вам. Не только Баки или я, но все мы. Если вы хотите заполучить корону короля Арнтора, мы вам поможем.

Я помотал головой:

— Мне нужно позаботиться о безопасности находящихся здесь и многих других людей, Ури. Мне нужно еще много чего сделать. В Эльфрисе все эти дела заняли бы лишь несколько минут.

— Вы хотите, чтобы я вернулась в Эльфрис. Через год, господин, вы смогли бы стать королем Целидона. Через десять — императором Митгартра.

— Или умереть.

— Вы уже умерли! — Глаза Ури сверкнули золотыми фейерверками. — Вы знаете это не хуже меня.

— Но Вил не знает. — Я понизил голос чуть ли не до шепота. — Или, по крайней мере, не знал. К слову, я собирался спросить Этелу, почему она боится его. Так почему, Вил? Почему она вздрагивает всякий раз, когда слышит твое имя?

— Она не боится, сэр. На самом деле нет.

— Очень даже боится. Перед парадом короля Шилдстара лорд Тиази рассказывал нам о дележе рабов. Ты достался Таугу, вместе с Этелой и ее матерью, и я видел, как она испугалась, когда услышала об этом.

— Я немного фокусник, сэр Эйбел, или, по крайней мере, раньше им был. Я показывал девочке разные нехитрые фокусы и говорил, что это настоящая магия. Думаю, она мне верила иногда.

В качестве проверки я спросил, не он ли вызвал Ури своим искусством.

— Знаю, вы о девушке, которая сейчас говорила. Я постоянно прислушиваюсь и слышу всякое, даже в последнее время, когда стал незрячим. Вернее, теперь даже больше. Нет, хозяин, я не вызывал ее. Я слышал голос и разные дикие звуки, словно она в буйном помешательстве, но не имею к ней никакого отношения, честное слово.

Ури оскалилась, точно волчица.

Боюсь, я тоже улыбнулся, но заметил Вилу, что он не должен называть меня хозяином, ибо теперь его хозяин Тауг, а не я.

— Я страшно извиняюсь, сэр Эйбел, у меня ненароком вырвалось. Мне без разницы, кого называть хозяином. Но вы правы: теперь я принадлежу хозяину Таугу. Только похоже, он во мне нисколько не нуждается.

Я сказал Вилу, что все еще переменится.

— Ваша правда, сэр Эйбел. Можно мне задать вам вопрос?

— Нет. Сначала я закончу с Ури, а там посмотрим. Но сперва скажи все-таки, что такого ты делал, чтобы нагнать страху на Этелу?

— Да ничего особенного, сэр Эйбел. Просто показывал самые простые фокусы. Вынимал монетку у нее из уха, а один раз яйцо. Такого рода штуки.

Ури презрительно фыркнула:

— Ты можешь вынуть монетку у меня из уха?

— Сейчас — нет, сэр Эйбел, поскольку у меня нет монетки. Может, вы одолжите мне одну? На минутку. Лучше золотую, коли у вас такая имеется.

Глава 23 БИТВА ПРИ УТГАРДЕ

Разумеется, у меня такая имелась — в кошельке, выданном мне герцогом Мардером. Тем не менее я повернулся к Ури:

— Принеси нам золотую монету. Сойдет любая, какую найдешь.

— Для этого? — В ее голосе слышалось раздражение.

— Ты моя рабыня или уже бросила ею притворяться?

Она опустилась на колени рядом с Вилом:

— Я нисколько не притворяюсь, господин.

— Тогда делай, что тебе велено, и живо.

Когда Ури ушла, Мани пробормотал:

— Она ее украдет.

— Безусловно.

Вил прочистил горло, повернув ко мне лицо с грубыми чертами, но устремив незрячие глаза немного в сторону.

— Может, сейчас? У меня рука вывихнута…

— После схватки с великанами на рыночной площади.

— Ага. Один здорово врезал мне. А я так ничего толком и не сделал.

— Слепец, дерущийся с великанами.

— У меня хороший слух и тонкое осязание. И еще я сильный, от рождения. В моем ремесле без силы никуда, но я стал еще сильнее, когда оказался здесь. Когда помахал молотом дни напролет и все такое прочее. Поэтому я подумал: вдруг от меня будет какая польза — и вот схватил одного ангрида за ногу и повалил на землю. Только следующий крепко ударил меня или пнул, и больше я уже не мог толком драться. А что, сэр Эйбел?…

Вернулась Ури, горделиво держа в поднятой руке золотую монету с вычеканенным на ней изображением короля Гиллинга.

— Вот золотая монета. — Я вручил ее Вилу. — Вытащи ее у меня из уха, коли сможешь.

— Показывать фокусы, сэр, не так-то просто, когда ты слепой.

— Я никогда не думал, что это легко, даже для зрячих.

— Это настоящее золото? — Вил попробовал монету на зуб, а потом проглотил. — Неплохо! Проба, наверно, восьмисотая! Я сужу по вкусу, знаете ли. Хотите, чтобы я извлек ее из своего желудка?

Хотя он не мог видеть меня, я кивнул:

— Если сможешь.

— Попытаюсь. — Он нашарил меня руками. — Мне нужно дотронуться до ваших ушей, сэр Эйбел. Я страшно извиняюсь, конечно, но мне надо знать, где они находятся. Надеюсь, руки у меня не шибко грязные.

Я велел Вилу продолжать.

— Вы выше, чем я думал.

Видеть прямо перед собой лицо со следами многочисленных побоев было не очень приятно.

— Вы слышите мой голос, верно? Я ответил утвердительно.

— Сейчас должны услышать еще лучше. Где там ваша Ури?

Она не отвечала, покуда я не велел ей откликнуться.

— Подойди сюда, Ури. Я тебя не вижу, поэтому ты должна стать моими глазами. Загляни в ухо, будь добра. Ты видишь там золото?

— Только его мысли, — сказала Ури, заглядывая мне в ухо.

— Да ты такая же слепая, как я! Смотри внимательно. — Вил показал монету. — Откуда она появилась, Ури? Скажи сэру Эйбелу.

— Из вашего уха, господин. — Она скорчила гримасу. — Такое впечатление.

— Можно мне взглянуть на монету, Вил? — спросил я.

Он вручил мне большую монету, сильно потертую и тусклую.

— Это целидонский медный грош, — сказал я. — А я минуту назад дал тебе золотую монету.

— Вовсе нет, сэр Эйбел. Я сказал, что она золотая, поскольку не хотел выставлять вас в глупом виде перед этой девушкой и мальчиком, который заставляет кота разговаривать. Видите ли, сэр Эйбел…

— Я все прекрасно вижу, и я видел, что монета была золотая.

Он снова опустился на колени, подняв к небу слепые глаза и раскинув в стороны руки.

— Ужели я могу солгать вам? Да никогда в жизни! Правдивый Вил — вот как меня называют, хозяин. Спросите любого.

— И ты, Правдивый Вил, утверждаешь, что монета была не золотая?

— Да, хозяин. Посмотрите сюда. — Он показал пустую ладонь.

— Я принесла золотую монету, — сказала Ури.

Я кивнул:

— Я смотрю, как ты просил, Правдивый Вил. Но в твоей руке нет золотой монеты.

— Неужели? — Он казался искренне озадаченным.

— Да. Ровным счетом ничего.

— Сам я не вижу, сэр Эйбел, поскольку слеп, как вам известно. Только сейчас я чувствую… чувствую ее тяжесть. — Он сжал пальцы в кулак. — Вот! Вот она! — Он снова раскрыл ладонь, и теперь на ней лежала блестящая монета.

Я взял ее.

— Это медный фартинг, начищенный до блеска.

— Я знаю, сэр Эйбел. Это та самая монетка, которую я показал вам вначале, хозяин. Медная, только хорошо начищенная.

— Я много слышал о фокусниках, но до сих пор не встречал ни одного. Наверное, ты один из лучших.

Вил поклонился и поблагодарил меня.

— Теперь я должен потребовать назад золотую монету. Мы с Ури закончим через несколько минут. И тогда она вернет монету владельцу. Ты знаешь, где она, Ури?

Ури потрясла головой:

— Вам надо поколотить его, господин.

Вил вскинул руки, словно защищаясь от удара.

— Вы же не станете бить слепого человека, сэр Эйбел. Только не вы!

— Ты прав, — сказал я. — Не стану. Но я запросто вспорю ему живот, чтобы проверить, действительно ли он проглотил мою золотую монету. — Я вытащил кинжал таким образом, чтобы он услышал звук клинка, покидающего ножны. — Никто не называет меня Правдивым Эйбелом, но в данном случае я говорю истинную правду: я выполню свою угрозу. Отдай монету.

— Я спрятал ее под котом, сэр Эйбел.

Мани поднялся и отступил на два шага влево. На подоконнике лежала большая золотая монета Йотунленда, принесенная Ури.

Она взяла ее.

— Желаете рассмотреть и попробовать на зуб, господин?

Я помотал головой:

— Всецело полагаюсь на твое мнение.

— Вот так мы и действуем, сэр Эйбел. Только задача наша состоит в том, чтобы отправить зрителей за монетой куда подальше. Она находится вон под той телегой, говорим мы, или в сапоге вон того рыжего парня. Который, знаете ли, похож на человека, умеющего бегать резво. Если вы сделали все правильно, они верят вам и бросаются на поиски монеты, и пока они ищут, вы даете деру. Прячетесь, коли сможете. Я умел прятаться. Конечно, теперь не смог бы, но именно так я делал всякий раз, когда кто-нибудь приносил золотую монету.

— Безусловно, вы уже увидели достаточно, — промолвила Ури, — чтобы понять, почему девочка его боится.

— Увидел достаточно, но услышал недостаточно. Я поговорю с ним позже. Ты хочешь, чтобы я сию минуту отправился в Эльфрис?

Она кивнула.

— Чтобы сразиться с Кулили для тебя. Не так давно Баки хотела забрать меня в Эльфрис, чтобы я сразился с Гарсегом. Я не стану делать ни первого, ни второго, покуда не закончу свои дела здесь.

— Вы говорите, здесь пройдут годы, господин, но разница не такая большая, как вы думаете.

— Я приду, когда буду готов. И тогда сражусь с Кулили, как обещал. Если я останусь в живых, возможно, я поведу, а возможно, и не поведу вас на Гарсега, — я ничего не обещаю. А теперь положи монету на место.

Пока я говорил, Ури постепенно растаяла в воздухе и исчезла.

— Только между нами тремя, — сказал Мани, — и пока она не вернулась подсматривать и подслушивать, — вы действительно полагаете, что можете справиться с Гарсегом?

Я пожал плечами:

— Я убил Гренгарма.

— А он убил вас, дорогой хозяин.

Я невольно улыбнулся:

— Вот видишь, ты знаешь больше меня, Мани.

— Я даже не знаю, кто такая Кулили.

— И сегодня от меня не узнаешь. А ты знаешь, кто такой Гарсег?

Мани принял самодовольный вид, присущий только котам:

— Дракон.

— Кто тебе сказал?

— Вы, дорогой хозяин. Я спросил, можете ли вы справиться с Гарсегом, а вы ответили, что убили Гренгарма. Гренгарм был драконом — Тауг рассказывал мне про ваше сражение с ним. Следовательно, Гарсег — другой дракон. Все проще простого. Вы также знаете, кто напал на короля Гиллинга, верно?

Я помотал головой.

— Конечно знаете. Я слышал, что вы говорили лорду Тиази. Вы знаете, только не можете доказать.

— Я не хочу ничего доказывать, — сказал я и повернулся к Вилу. — Мани хотел поговорить со мной последним, а обе девушки уже воспользовались случаем. О чем ты хочешь поговорить?

— Я хочу попросить вас о помощи, сэр. Вот и все. Только позвольте мне сначала заверить вас, что ничего из услышанного мной здесь не пойдет дальше. Вряд ли вам понравится, коли я стану трепать языком, и потому я не стану.

Я поблагодарил Вила.

— Господин Тауг разговаривал со мной, сэр. Он говорит, что я принадлежу ему, но получу свободу, как только мы достигнем южных земель. Это правда, сэр Эйбел? Похоже, он не шутил.

— Насколько мне известно, да. О нашей стране я знаю не больше твоего хозяина. Возможно, даже меньше.

— Я слепой, сэр Эйбел. Вы спрашиваете, почему я сражался с ними. Почему все мы сражались? Я никогда не прощу великанам того, что они со мной сделали. Никогда в жизни. Я хотел бы простить, но не могу.

— В прошлом я мечтал вернуться сюда с войском и изгнать ангридов, — сказал я. — Сомневаюсь, что я сделаю это когда-нибудь.

— В общем, вопрос в том, сэр Эйбел… — Он поискал ощупью мою руку, и я протянул ее ему. — Вопрос в том, как я буду зарабатывать на хлеб там, на юге? Я знаю ремесло фокусника и все еще не утратил ловкости рук. Вы заметили, как я подменял монетки?

— Нет. Я внимательно наблюдал за тобой, но ничего не заметил.

— Только я больше не смогу кормиться своим ремеслом. Если, положим, я прихвачу золотую монету и дам деру… — Он горько рассмеялся. — Как по-вашему, я далеко убегу?

— Ты говорил, что можешь спрятаться, — промурлыкал Мани. — Я сам иногда так поступаю.

— У тебя есть глаза. Человек, который ничего не видит, не может укрыться от посторонних взглядов. Попытайся я спрятаться сейчас, ты бы помер со смеху. — На лице Вила, постоянно обращенном ко мне, появилось сосредоточенное выражение. — Теперь у меня новый хозяин, сэр Эйбел. Только он хочет стать фермером, как его отец. А такие люди с трудом сводят концы с концами. Вот почему я ушел. Зачем им слепой раб?

— Остается надеяться, что они слишком добры, чтобы выгнать его, — сказал я.

— Ну вот, я подумал попросить хозяина продать меня, покуда мы здесь. — Вил глубоко вздохнул. — Остальные достались сэру Свону, и он собирается продать их, мне кажется. Роуда, Гифу и Алку. Он назначит низкую цену и на торгах постарается ее поднять, сколько получится. Женщины стоят дешево, но за Роуда можно немного выручить. Только есть еще девочка и ее мать, сэр Эйбел.

— Этела и леди Линнет? По-моему, тебе не стоит тревожиться, что Тауг продаст их.

— У господина Логи, сэр Эйбел, каждому мужчине полагалась одна женщина. Ну, вы понимаете: Гифа жила с Роудом, Алка со Скифом. А я, значит, с Линнет — во всяком случае, так предполагалось. Только она не хотела, сэр Эйбел. Совсем не хотела. Наверно, мне не следует говорить… Иногда мы занимались этим — ну, вы понимаете. Только редко, и у меня всегда оставался неприятный осадок. Но я старался присматривать за девочкой. Вы не поверите ни единому моему слову, я знаю, — и я не виню вас.

— Это зависит от того, что ты имеешь в виду, Правдивый Вил.

Устав сидеть на скамеечке для ног, не позволявшей расположиться со всем удобством, я взобрался на кресло, рядом с которым она стояла.

— Я пальцем до нее не дотрагивался и никому не позволял. Вы меня понимаете? Когда она повзрослела, все стало хуже. Ведь есть и такие, кто готов пользовать хоть свинью. Наверно, вы думаете, я шучу.

— Нет.

— Производя на свет чудовищ, ибо от такой связи рождаются мерзкие существа, с которыми вам не захотелось бы повстречаться, и они иногда выживают. В общем, на нее могли напрыгнуть в любой момент. Я заботился о девочке, не отпускал ее далеко от себя и не раз шлепал, когда она огрызалась или убегала. Грозился превратить в куклу, чтобы постоянно носить с собой. Поэтому она и боится меня, сэр Эйбел, как вы сказали. Только я…

— Ты любишь Этелу.

Вил кашлянул:

— Да, сэр. И ее матушку тоже. Она превосходная, просто превосходная женщина. Прямо настоящая леди.

— Женщина благородного происхождения, дочь баронета.

— Неужто, сэр Эйбел? Я не знал. Вы сказали, что я люблю Этелу, и вы не ошиблись. Только…

— Я понимаю. Что ты от меня хочешь?

— Помощи, сэр Эйбел, только и всего. Этела, она останется с господином Таугом, коли у нее получится. Но вот ее матушка не в состоянии позаботиться о ней, да и о себе самой тоже. Я бы смог, будь у меня такая возможность. Но… но…

— Мой хозяин — добрый и благородный рыцарь. — В голосе Мани прозвучали нотки, каких я не слышал никогда прежде.

— Может, я смог бы работать на вас, сэр Эйбел? Я имею в виду, когда мы вернемся на юг. Я не стану просить никакой платы за труд. Ни фартинга. Только чтобы вы помогли мне позаботиться о Линнет — и об Этеле, коли явится такая необходимость.

— Возможно, леди Линнет не пожелает принять помощь от тебя, — сказал я.

— Я знаю, сэр Эйбел. Только это не значит, что она не будет в ней нуждаться. Здесь она не права. И я много раз заботился о ней, когда она отказывалась от моего участия; и с Этелой то же самое. Вы спросите у нее самой, и если вытянете из нее правду, то и услышите.

— Нисколько не сомневаюсь.

— Только она начнет плакать. И будет долго заливаться слезами, понимаете? Прежде чем успокоится. Так вы поможете мне, сэр? Ну ладно, я слепой. Но вы же зрячий, вы видите эти руки. — Он напряг мускулы, поистине впечатляющие. — Я буду трудиться изо всех сил. И если вам покажется, что я недостаточно усерден, вы так и скажете мне, хозяин.

— Трудиться и воровать, — пробормотал Мани.

— Велите вашему коту принять мои слова на веру, хозяин. Ни у вас, ни у господина Тауга, ни у любого другого вашего друга я никогда ничего не украду.

— Хорошо, — сказал я, — ты сможешь служить мне на юге, коли мы не найдем для тебя лучшего занятия.

Тут Вил удивил меня, причем не в последний раз. Двинувшись на звук моего голоса, он нашарил мои ступни, достигающие края сиденья, и поцеловал. Прежде чем я успел опомниться, он подошел к двери и обернулся напоследок. И на месте пустых глазниц я увидел два ясных — даже сверкающих — голубых глаза. Затем дверь за ним закрылась.

— Это такой фокус, — сказал Мани.

— Знаю. Мне жаль, что это лишь обман зрения.

— Поук гораздо ловчее. — Мани спрыгнул с подоконника на пол, легкой трусцой подбежал к моему креслу и, взмыв вверх в потрясающем прыжке, вцепился когтями в обивку сиденья и взобрался на него. — Он всех дурит, прикидываясь слепым, хотя на самом деле зрячий.

— Он уже был слеп на один глаз, — сказал я. — На моей памяти, всегда. Так о чем ты хотел поговорить, Мани?О чем-то секретном, раз ты пожелал говорить последним?

— Нет.

Он удобно устроился у меня на коленях.

— Если ты не желаешь говорить или предпочитаешь подождать…

— Я помог вам. Разве я не заслужил несколько минут покоя?

Я согласился с ним и несколько минут сидел, гладя его. Гильф (который наведывался в конюшню) поскребся в дверь. Мани попросил не впускать пса, и я крикнул Гильфу, чтобы он заглянул к Таугу.

— Я проник туда вместе с вами, — начал Мани.

— В зал Утраченной Любви? Я знаю.

— Вы вошли туда с помешанной женщиной, но меня не интересовало, какую такую любовь она потеряла. Я пошел искать свою собственную. Это было ошибкой.

Я продолжал гладить кота и не произнес ни слова.

— Некогда я был вольным духом. Некогда — обычным котом, знать не знающим, что такое ложь. — Мани говорил медленно и задумчиво, словно обращаясь к самому себе. — Первое — прекраснейшее из всех существований; второе — прекраснейшая из всех жизней. Я утратил и первое, и второе.

Он посмотрел на меня с таким безнадежно-печальным выражением черной мордочки, что у меня сжалось сердце.

Шилдстар восседал на троне покойного Гиллинга с таким видом, словно сидел там всю жизнь, а Тиази со своим золотым жезлом стоял рядом, как если бы прежде служил отцу Шилдстара. Это был один из тех разов, когда я с особой ясностью увидел, насколько ангриды чужды не только нам, но и всему живому. Вальфатер по природе своей не отличался от нас: между ним и нами существовало родство.

— Ваше величество. — Бил поклонился чуть ли не до самого пола. — Я поздравляю вас — не только от своего лица, но и от имени своего короля, — с восшествием на престол ваших предков.

Да и Ури, Баки и прочие эльфы, решил я, не столь чужды нам. Все же Кулили сотворила эльфов по нашему образу и подобию.

— Да здравствует король Шилдстар!

— Да здравствует!

Гарваон, Свон и я, стоявшие за Билом и Идн, разом ударили в каменный пол древками копий.

И Майкл не так сильно отличается от нас. Он, подумалось мне, является идеальным существом, каким хотел бы стать сам Вальфатер: он воплощает собой лучшие свойства, точно лучший из лучших клинков, и зрит лик Верховного Бога.

Мелодичный голос Идн прозвучал звонко и отчетливо даже под застланными дымом сводами уродливого зала.

— Ваше величество! Мы, королева Йотунленда Идн, покорнейше просим вас о милости.

— Говори, королева Идн.

Эти огромные глаза, больше совиных, наделены способностью видеть в непроглядной студеной тьме Древней ночи; а Древняя ночь (я был там, хотя только на подступах) не входит в число семи миров. Правда, ангриды не всегда кажутся жуткими. К ним привыкаешь. Но поистине быть ужасным — значит быть похожим на ангридов.

— Наш король умер. Наш супруг тоже умер, ибо наш король являлся и нашим супругом. Обычай нашего народа, южного народа, ваше величество, предписывает носить траур по мужу один год и по королю — десять лет. Поэтому вы видите нас в трауре, и мы будем носить траур одиннадцать лет. Далеко на юге, ваше величество, стоит замок нашего детства. Он не идет ни в какое сравнение с Утгардом, но он дорог нашему сердцу, ибо в нем находится комната, где мы спали малым ребенком. С великодушнейшего и всемилостивейшего позволения вашего величества мы хотели бы удалиться в упомянутую комнату, заложить дверь засовом и оплакать нашего супруга. Находиться при вашем дворе — великая радость, но радость не к лицу вдове, облаченной в траур и погруженной в скорбь. Можем ли мы покинуть Утгард? И может ли наш отец со своими вассалами сопровождать нас, с позволения вашего величества?

Бил снова поклонился:

— Мое сердце призывает меня сопровождать мою сокрушенную горем дочь, ваше величество. Мой долг требует того же самого. Наш король послал меня к королю Гиллингу. Я обязан известить своего повелителя о смерти короля Гиллинга и о начале вашего блистательного царствования. Таким образом я обращаюсь к вам и от своего имени: можно ли нам покинуть Утгард?

Вистан и Тауг пошли подготовить наших лошадей к поспешному бегству и велеть мастеру Эгру позаботиться о поклаже. Пока Бил говорил, я невольно задавался вопросом, как там у них дела.

— Прежде чем вы покинете нас, — медленно проговорил Шилдстар, — мы желали бы вручить вам дары для вашего короля. Как ты считаешь, Тиази?

Тот поклонился:

— Я прослежу за этим, ваше величество.

— Значит, мы получили ваше позволение? — Бил отступил на шаг назад. — Слова бессильны выразить нашу благодарность, ваше величество. Да воцарится вечный мир между двумя нашими странами.

Жезл Тиази глухо ударил в пол, возвещая о конце аудиенции. Гарваон шепотом отдал приказ, и мы, рыцари, разом повернулись кругом. Когда вы с копьями, нужно идти в ногу и держать дистанцию, иначе копья столкнутся остриями и вымпелы запутаются. Мы тренировались все утро, и у нас получилось неплохо.

Во дворе я нашел Вистана, Тауга и Эгра, готовых к отъезду.

— Еще будут дары, — сказал я. — Дары для короля Арнтора, и нам придется подождать, покуда их не вручат нам. Расседлайте лошадей и отведите обратно в конюшню.

Вистан заметно встревожился, а Тауг погрузился в уныние.

— Не думайте, что ваши усилия пропали даром. Вы собрали все вещи и подготовились к отъезду. Вероятно, мы сможем покинуть замок завтра с утра пораньше, и это хорошо. А теперь подойдите ближе. Я не хочу орать на весь двор.

Они все собрались вокруг меня, даже Линнет подошла.

— Вы должны остаться с лошадьми, — сказал я, — все вы. И вам придется стеречь подарки. Лорд Тиази вручит их лорду Билу, а сэр Гарваон и сэр Свон принесут вам. Упакуйте дары и охраняйте, когда упакуете. Помимо леди Линнет и ее дочери, никто из вас не должен покидать конюшню без разрешения. Всем понятно?

Они кивнули.

— Этела, ты и твоя мать ляжете спать в комнате Тауга вместе с Мани. Если вас там не окажется завтра утром, мы можем уехать без вас. Это понятно?

Этела серьезно кивнула.

— Если твоя мать решит уйти…

— Я не уйду, — сказала Линнет.

— Хорошо. Благодарю вас, миледи. Я вот что хотел сказать, Этела: если она все-таки уйдет, если, например, кто-нибудь придет и уведет ее, сообщи мне в любое время, сколь угодно позднее. Или сколь угодно раннее.

— Хорошо, сэр Эйбел.

— Вил? Вил здесь?

— Здесь, сэр Эйбел. — Он поднял руку.

— Отлично. Если ты не найдешь меня, Этела, сообщи о случившемся оруженосцу Таугу или Вилу. Есть среди вас такие, кто не знает, что нужно делать?

Все молчали.

— Хорошо. У королевы Иди есть бриллиантовая диадема, преподнесенная ей мужем. Думаю, подарки короля Шилдстара королю Арнтору будут равно или даже более ценными. Попытка кражи представляется очень и очень вероятной, и, если хоть одна вещь пропадет, всем вам придется плохо, а хуже всего придется вору.

— Так мы уезжаем завтра утром, сэр Эйбел? — спросил мастер Эф.

— Мне надо поговорить с вами об этом. Я отвел его в сторону.

Сейчас я собираюсь писать о событиях, свидетелем которых не являлся. О них я узнал главным образом со слов Воддета и Хелы.

Рассвет застал отряд Мардера уже в пути. Перед ними лежала широкая Военная дорога, почти прямая и сверкающая инеем. Лигой впереди она проходила между нагромождениями валунов и камней, похожих на остатки сровненного с землей каменистого холма, а за этим неглубоким ущельем виднелись башни Утгарда — такие широкие, что они казались бы ниже, чем были в действительности, когда бы не возносились чуть ли не до самого Ская.

— В следующий раз мы будем есть уже в замке, — сказал Мардер Воддету, и Воддет откликнулся:

— Да, ваша светлость, если обитатели замка не съедят нас.

Хела, бежавшая вприпрыжку рядом с ним, указала вперед коротким копьем, которое сама смастерила из сломанной пики.

— Увидев такое, признайте, что мой отец не из презренного племени.

— Я никогда так не считал, — сказал Воддет. — Я еще ни разу не сражался с сынами Ангр, но мне не терпится сразиться. Говорят, во всем Митгартре не найдется врага более свирепого и беспощадного.

— Хотя вы ранены, дорогой господин?

— Хотя я ранен, — решительно ответил Воддет.

— Сейчас ваше желание исполнится. — Хела снова показала вперед. — Видите вон те камни? А вы, герцог Мардер? А вы, сэр Леорт?

Рыцарь Леопардов резко промолвил:

— Конечно, они хорошо видны.

— А вот и нет. — Хела ухмыльнулась, показав огромные желтые зубы, похожие на ножи. — Не так уж хорошо, сэр рыцарь. Там нет ни одного камня, ибо раньше я подходила к Утгарду на такое расстояние, и даже ближе. Вы видите сынов Ангр, которые сидят на корточках, накинув на головы плащи, густо посыпанные дорожной пылью.

Мардер осадил коня и поднял руку, приказывая всадникам позади тоже остановиться.

— Они поджидают нас?

Хела поклонилась:

— Похоже на то, ваша светлость.

— Я поеду вперед, ваша светлость, и посмотрю, что там такое, — вызвался рыцарь Леопардов.

— И погибнете, коли Хела говорит правду? — Мардер потряс головой. — Ты служишь сэру Эйбелу или сэру Воддету, Хела?

— Раньше служила сэру Эйбелу, — ответила Хела, — но сейчас служу сэру Воддету, с позволения сэра Эйбела.

— Сэр Воддет, ей можно верить?

Воддет улыбнулся Хеле:

— Я бы доверил ей свою жизнь.

— Тогда давайте не будем подвергать сомнению ее слова, рискуя жизнью сэра Леорта.

Развернув кругом коня, Мардер отдал приказы; и когда лучники приблизились к камням на расстояние полета стрелы, они рассыпались по полю по обе стороны от Военной дороги, спешились и по команде выпустили тучу стрел.

С ревом ангриды поднялись на ноги; и мы, намеченные жертвы коварных великанов, по моему настоянию выехавшие из Утгарда еще затемно, услышали шум битвы и понеслись вперед во весь опор, чтобы ударить по врагу с тыла.

Еще ни разу со времени возвращения в Митгартр из Ская я не сражался так, как сражался тогда, снова и снова вихрем слетая со склонов воздушных холмов, чтобы вонзать копье или меч в запрокинутые лица гнусных сынов Великанов зимы и древней ночи. Описание битвы при Утгарде, возьмись я излагать все в подробностях, заняло бы сотню страниц. Скажу лишь, что один раз Этерне разрубила череп инеистого великана до самой челюсти, и хотя я пытался снести головы Оргальмира и Боргальмира с шей одним ударом, у меня не получилось, и двуглавый ангрид продолжал драться с одной головой, хотя кровь била фонтаном из перерубленной шеи, словно собираясь окрасить весь Митгартр в красный цвет.

Мрачные призраки, вызванные извлеченной из ножен Этерне, упивались кровью и в косых лучах утреннего солнца казались почти реальными людьми и наносили своими призрачными мечами вполне осязаемые раны, при виде которых ухмылялись веселой ухмылкой, похожей на жуткий оскал черепов, и продолжали убивать.

Я слишком много писал о себе. Теперь напишу о других. Сначала о Мардере. Увидев герцога в бою, никто не заподозрил бы, что под шлемом скрываются седые волосы и седая борода. Он орудовал копьем и управлял конем с невиданным мастерством.

Бил тоже сражался доблестно; и мы, вытащившие его из-под трупа Трима в уверенности, что он мертв, шумно возликовали и радостно засмеялись, когда он заморгал и принялся хватать ртом воздух.

Тауг, который поклялся никогда больше не сражаться, дрался с великой отвагой, и когда он упал на землю, выбитый из седла, я бы решил, что парню настал конец, если бы не Гильф — превосходящий размером любого льва и более свирепый, — который стоял над ним, покуда Вистан не оттащил раненого в безопасное место.

Рыцарь же Леопардов походил на ожившего леопарда со своего щита. Сломав копье и потеряв шлем, он продолжал драться, и мне редко доводилось видеть клинок столь быстрый и смертоносный.

Раненный еще тяжелее Тауга, Воддет сражался бок о бок с Хеймиром (слева) и Хелой (справа). Три ангрида пали в схватке с ними — я бы подумал, что на каждого из них пришлось по одному убитому, если бы один свидетель, видевший все, как он клянется, своими глазами (похоже на правду, ибо он наблюдал за происходящим из моей переметной сумы) не сказал мне впоследствии, что одного убил Воддет, а двух других — Хела.

В это я вполне верю. Леди Ская состоит в щитоносицах у Вальфатера, и потому я не могу сравнивать Хелу с ней. Но мне представляется богиня некоего менее развитого народа, ростом выше любой вставшей на дыбы кобылицы, с хищно оскаленными зубами, с развевающимися волосами, с обагренным кровью копьем в могучей руке. Встреться я с Хелой на поле боя, я бы, наверное, свернул в сторону.

Мардер и рыцарь Леопардов удивили меня. Надеюсь, это понятно из моего рассказа. Удивила меня и Идн, мастерски стрелявшая из лука, метко поражавшая цель и не терявшая хладнокровия в хаосе битвы. Но больше всех меня удивил Гарваон. Я знал, что он искусно владеет мечом. Я знал, что он благоразумен и осмотрителен, возможно даже, слишком осмотрителен. Он дрался яростно, как Хела, сначала в шлеме, потом с непокрытой головой — так же яростно, как сражался с лучшими воинами короля Гиллинга, выставленными против него и Свона. Потеряв коня, он принялся орудовать мечом с удвоенной энергией, а затем поймал лошадь без седока, вскочил на нее и вновь ринулся в самое пекло боя.

Таким образом, многие из нас показали себя неистовыми воинами, в том числе и я, несомненно. Но мы допускали и промахи. Ангриды дюжину раз могли бы убить Идн и рассыпавшихся в разные стороны женщин, вооруженных луками, когда бы не Свон со своими людьми, — и честно говоря, я сомневаюсь, что Тауг бросился бы в бой, если бы не пример Свона.

Одним словом, то была одна из тех редких битв, когда сражались почти все (хотя Бертольд, Герда, а также слепые рабы, рабыни, Этела и Линнет не принимали участия в схватке). Сейчас мне подумалось, что без Гарваона и рыцаря Леопардов мы бы не одержали победу и что лишь милостью Вальфатера мы взяли верх над ангридами.

После боя я поехал впереди арьергарда, состоявшего из воинов рыцаря Леопардов вместе с ним самим и десяти воинов Мардера, поэтому не имел возможности поговорить с остальными, покуда мы не расположились лагерем. Была поздняя, темная ночь, ибо мы долго скакали без остановки, опасаясь погони. Поук помог мне снять доспехи и принялся чистить и полировать их, а Анс (которого Идн возвратила мне, как обещала) занялся приготовлением ужина. Поддавшись на уговоры Бертольда и Герды, я прилег и в полудреме слышал многоголосый шепот своей тетивы, сплетенной из жизней многих мужчин, женщин и детей, — жизней, в которых они не знали ничего, помимо изнурительного труда, нищеты и голода. Наверное, я только-только смежил веки. Впрочем, вполне возможно, я закрыл глаза и час назад. Так или иначе, меня разбудил лакей Била, который тряс меня за плечо со словами:

— Сэр Эйбел? Сэр Эйбел?

Я сел и спросил, в чем дело.

— Его светлость, сэр Эйбел. Они… его светлость желают поговорить с вами. Им нехорошо.

Все еще не проснувшись толком, я встал.

— Он умирает?

— О нет, сэр! Надеюсь, нет, сэр. Но он… он не может ходить, сэр Эйбел. Я имею в виду, он хотел попробовать, но они не позволили. Он хотел прийти к вам, сэр. Опираясь на мое плечо, чтобы не упасть. Но они не позволили, сэр Эйбел. Королева, сэр Эйбел, и господин герцог. Вот я и пришел. — Он помолчал и прочистил горло. — Если я оскорбил вас, покорнейше прошу прощения.

Анс пытался всунуть мне в руки миску тушеного мяса и ложку. Мясо пахло восхитительно, и, чтобы Анс угомонился, я взял их и принялся есть.

— Если бы вы пошли со мной, сэр Эйбел… Я знаю, вы ничего мне не должны, но…

— Неправда. Ты смело заступился за меня однажды, Сверт. Думаешь, я забыл?

— Вы помните мое имя, сэр Эйбел? Это… это… Ну, сэр… признаться…

— Ты ел?

— Я? Ну… гм… нет, сэр Эйбел. С тех пор, как мы покинули тот ужасный замок, сэр. Я… я заботился об его светлости, у меня не было времени.

Я отдал Сверту ложку и миску, в которой осталось больше половины мяса, а сам принялся жевать черствый хлеб, поспешно протянутый мне Ансом. Поглощая на ходу пищу (и поглощая по возможности быстрее), мы со Свертом прошли через лагерь к палатке Била.

Я надеялся найти Била спящим, но он полулежал на своей складной кровати, обложенный подушками; на табурете рядом с ним примостилась Идн, а Мардер сидел на стуле и ел кашу.

— Сэр Эйбел. — Бил сумел улыбнуться, хотя я видел, что он терпит ужасные муки. — Сядьте, пожалуйста. Вы, должно быть, устали. Как все мы.

Я посмотрел на Идн, и она кивнула мне, сверкнув диадемой. Мардер тоже кивнул. Сверт принес складной стул, и я сел.

— Возможность видеть вас сидящим и улыбающимся стоит для меня многих часов сна, милорд. Полагаю, ее величество и его милость могли бы сказать то же самое.

— Я убил Трима, — начальника королевской стражи.

— Я слышал. Поздравляю вас, милорд.

— Сам я не могу себя поздравить. — Бил немного помолчал, устраиваясь в постели поудобнее, с искривленными от боли губами. — Вас не было с нами, когда он остановил нас на подступах к Утгарду, сэр Эйбел. И его милости тоже. Но, наверное, вы слышали. Королю Гиллингу рассказали — хотя я не представляю, кто это мог сделать, — о коте ее величества. Кажется, кота она получила от вас.

— Мы попросили отдать нам Мани, отец, — сказала Идн, — и он выполнил нашу просьбу.

— Точно. Именно так. Король хотел увидеть кота и заставил нас ждать за стенами замка. Я стоял там на дороге, на ветру и разговаривал с Тримом целый час. Уговаривал впустить нас, знаете ли. Он был истинным чудовищем, самым огромным из всех ангридов. Я был напуган до полусмерти, но старался не показывать этого.

— Отец, вы нисколько не боялись! — возразила Идн.

— Очень даже боялся. Просто трясся от страха. — Бил улыбнулся. — Если бы мне сказали, что мне придется сражаться с Тримом, я бы наложил на себя руки. Если бы мне сказали, что я возьму верх над ним, я бы сказал, что все предсказания гроша ломаного не стоят, даже мои. Вы меня хорошо знаете, ваше величество. Я качал вас на коленях и играл с вами в прятки. Разве я человек военный? Рыцарь, или что-нибудь вроде?

Идн помотала головой.

— Теперь я убил начальника стражи короля Шилдстара. Но мы хотели поговорить с вами не об этом, сэр Эйбел, хотя, возможно, это имеет отношение к делу. Но я убил Трима и не могу молчать. Конечно, убийство одного великана, пусть даже начальника стражи, ничего не значит для вас. Сколько вы сами убили сегодня? Два десятка?

Я потряс головой:

— Не знаю, милорд. Я не считал. Но меньше.

— Вы скакали по воздуху, — сказал Мардер. — Я слышал о таком чуде и раньше от своих людей, но не поверил. Сегодня я видел это своими глазами. Вы галопом скакали по воздуху, точно по холмам, и ваши стрелы… Я никогда не видел лука столь мощного. Никогда в жизни.

— Все дело в моей тетиве, ваша светлость. Я получил ее в подарок давно, еще мальчиком, но надеялся, что она мне не понадобится в ближайшее время. — Поскольку все молчали, я добавил: — Что же касается скачек по воздуху, то прошу вас, не полагайте ошибочно, будто это делаю я. Это делает моя лошадь. У меня хорошая лошадь.

Мани запрыгнул на колени к Идн, и она улыбнулась:

— И хороший кот.

— Очень хороший кот, когда он перестает быть котом вашего величества.

Мардер опустил ложку в пустую миску.

— Мне нужно выспаться. И сэру Эйбелу тоже. Всем нам. В первую очередь, сэр Эйбел, мы хотели сообщить вам, что после недавних событий Целидон и Йотунленд находятся в состоянии войны. Набеги на наши пограничные территории можно списать на непокорных подданных. Но сегодняшнее нападение никак нельзя.

Я кивнул.

— И мы хотели спросить вас, — сказала Идн, — почему король Шилдстар устроил засаду на отряд его милости. — Она улыбнулась мне знакомой озорной улыбкой. — Рыцарям не полагается много знать. Вы должны смело сражаться и предоставить думать нам. Сегодня в пути мы поддразнивали сэра Свона на сей счет.

— Ваше величество столь же мудры, сколько красивы.

— Благодарю вас. — Она шутливо поклонилась. — Мы королева Йотунленда. — (По раздавшемуся за стенкой палатки шороху я понял, что нас подслушивают.) — Но, к сожалению, королева, лишенная власти, есть королева, лишенная мудрости. Однако она достаточно разумна, чтобы понимать, кто обладает мудростью. Почему король Шилдстар хотел убить герцога и его рыцарей?

— Я не думаю, что он имел такое намерение, ваше величество, — ответил я. — Засада предназначалась не для отряда герцога. Они просто подошли сзади и оказались достаточно умны, чтобы заметить затаившихся ангридов.

— Великанша сэра Воддета заметила, — сказал Мардер. — Я бы поехал прямо на них.

— Хела?

Он кивнул:

— Мы двигались без передового дозора. Теперь я понимаю, что это было глупо.

Идн не сводила глаз с моего лица.

— Если засада предназначалась не для отряда его милости, тогда для кого? Для нас?

— Я могу лишь предполагать. Но да, я думаю, для нас.

— Мы не… мы везли дары Шилдстара королю Арнтору. Зачем ему?…

— Во-первых, чтобы вернуть назад дары. — Я взглянул на Била и Мардера. — Вы желаете присутствовать при разговоре, милорды? Мы с ее величеством можем побеседовать наедине, коли вы предпочитаете отдохнуть.

— Я хочу, очень даже, — сказал Бил, а Мардер кивнул.

— Как вам угодно. Во-вторых, нас в Йотунленде не любят. Пока Шилдстар не взошел на престол, мы для него представляли ценность: воины, потерять которых он не мог себе позволить. Вот почему он помог спастись сэру Свону и его людям, когда на них напали на рынке. Когда он стал королем, мы превратились для него в обузу. Ангриды нас презирают, а он действовал заодно с нами.

Бил кивнул:

— Среди всего прочего, я рвался уехать поскорее и по этой причине.

— Я тоже, и я надеялся, что, если мы покинем Утгард при первой же возможности, у них не будет времени устроить нечто вроде того, что мы видели сегодня. Я ошибался, разумеется. Прежде чем вручить вам дары для короля Арнтора, он дождался, когда засада будет готова.

Мани встал на задние лапы и, казалось, лизнул Идн в ухо. Она сказала:

— Но не проще ли было бы перебить нас по одному, покуда мы находились в Утгарде? Когда у нас не было лошадей, а у многих и оружия?

Я помотал головой:

— Таким образом он нарушил бы законы гостеприимства…

— Мы знаем. Но ведь речь идет об инеистых великанах.

— Да, ваше величество. Когда я недавно путешествовал с одним своим другом, мы подверглись нападению по дороге к замку, принадлежавшему великанам. Мы отбились, доскакали до замка и попросили пристанища. Хозяева приняли нас, накормили. Даже постарались развлечь, коли на то пошло. Пока мы находились там, стало ясно, что именно они и напали на нас. Мы покинули замок тайком и таким образом избежали второго нападения, которое они замышляли.

Идн медленно кивнула:

— Мы понимаем.

— Таким поступком Шилдстар создал бы себе дурную славу в народе, чего он не мог допустить. Он пытался поправить свою репутацию, уже запятнанную общением с нами.

— Из ваших слов следует, — добавил Мардер, — что он в любом случае собирался сделать это открыто. Убить вас таким образом, чтобы подданные узнали об этом.

— Согласен, ваша милость. Но, медля в ожидании, когда будет готова засада, он страшно рисковал: ведь в любой момент могли прибыть вы, утроив наши силы. Он рискнул — и проиграл, опоздав на самую малость.

Идн вздохнула:

— И все ради того, чтобы вернуть несколько безделушек.

— На самом деле нет, ваше величество. Для того, чтобы посрамить племя малорослых людишек, которое не раз одерживало победу над ангридами; они считают, что пигмеи должны быть рабами или мертвы. А также для того, чтобы вернуть диадему, которую вы носите. Возможно, вам золотые блюда, чаши и янтарные ожерелья кажутся безделушками, хотя многие отважные мужчины и добродетельные женщины не владеют вещами и вполовину столь прекрасными. Но ни один король в Митгартре не сочтет безделушкой диадему, подаренную вам королем Гиллингом.

— Он прав, ваше величество, — пробормотал Бил. — Вам следует беречь ее как зеницу ока.

— Он любил нас, верно?

Я кивнул, а Мардер сказал:

— Безусловно.

— Мы не любили нашего супруга. Мы… мы старались выполнять наш долг… — Она вынула из рукава платочек и промокнула слезы. — Быть хорошей правительницей для нашего народа. Все несколько скоротечных дней, на протяжении которых мы полагали себя таковой.

— Он знал, что вы не в силах полюбить его, — мягко промолвил я. — Ваше отношение к нему было предельно приближено к любви в понимании ангрида. Поэтому он любил вас и старался показать свою любовь.

Мардер прочистил горло:

— Вы сами не из числа тех отважных мужчин, которые не имеют ничего столь прекрасного, как золотые блюда или янтарные ожерелья, сэр Эйбел. У вас хорошая лошадь, как вы говорите, и хороший меч. Я бы сказал, что у меня тоже, если бы сегодня утром не увидел ваших.

— Еще тетива, — прошептала Идн.

— Да, ваше величество, — сказал я. — Совершенно верно, тетива. И хотя никто не сочтет мой лук особо ценным, я сделал его своими руками и очень дорожу им. Еще у меня есть превосходнейший из всех мечей семи миров и лучший из псов.

Мани пренебрежительно фыркнул, но я не обратил на него внимания.

— Но нет оруженосца, — продолжал Мардер, — теперь, когда Свон стал сэром Своном. И нет земли.

— Да, ваша милость.

— Когда лорд Бил пожелал увидеть вас, мы обсудили, имеет ли смысл будить вас и самим жертвовать сном. Вы выслушали все вопросы ее величества и лорда Била. У меня нет к вам вопросов настолько срочных, чтобы я полагал себя вправе задерживать вас.

— Я всегда к вашим услугам, ваша милость.

— Да, я заметил. Кхм! Я не могу предложить вам нового оруженосца. Во всяком случае, здесь и сейчас. Я не взял с собой ни одного мальчика, за исключением своего собственного оруженосца. Что же касается земельных владений, то документ, подтверждающий право собственности, находится у меня дома, в запертом ящике письменного стола. Но поместье принадлежит вам, и я отдам вам документ при первой же возможности. Редхолл — одно из лучших поместий в моем герцогстве. Плодородные земли, удобно расположенные по дороге в Кингсдум. Вижу, вы слышали о нем.

— Оно… — Я едва мог говорить.

— Оно принадлежало сэру Равду. И разумеется, перешло ко мне после его смерти. Назначенный мной управляющий ведет там дела. Возможно, вы пожелаете оставить его. Или нет. Дело ваше.

Сомневаюсь, что мне удалось кивнуть.

— Я предупрежу управляющего о вашем скором прибытии, разумеется, и дам вам письмо для него.

Идн (вероятно, по подсказке Мани) сказала за меня:

— Ваша милость чрезвычайно щедры.

— Вовсе нет. — Казалось, Мардер на мгновение смутился. — Я бы хотел сделать больше. Нет, я сделаю больше. Только не сейчас, не в этой глуши. Но позже. Вот увидите.

Вскоре я покинул палатку, причем достаточно быстро, чтобы заметить высокую фигуру, отпрянувшую в густую тень.

На следующий день мы решили, что тыльный отряд поведет рыцарь Леопардов. Мы все сошлись во мнении, что арьергард подвергается самой серьезной опасности, и Свон, Гарваон и рыцарь Леопардов одинаково рвались занять должность командующего им. Однако Гарваон командовал головным отрядом, а Свон был ранен. Я в тот день ехал с авангардом вместе с сэром Воддетом.

Йотунлендская равнина — странное и тревожное место, как я уже пытался объяснить. Там появляются призраки — на рассвете и особенно в сумерках. Там слышатся странные звуки и встречаются необъяснимые вещи: тропинки, которые никуда не ведут, или черепки глиняных горшков, некогда отличавшихся грубой красотой.

Около полудня Хела заметила один такой горшок поодаль и свернула в сторону от Военной дороги, чтобы поднять и показать нам с Воддетом. С краю у него был отколот кусок размером с мою ладонь, но в остальном он оставался целым.

— Правда, он красивый, добрый сэр Эйбел?

Я согласился, но объяснил, что не рискую нагружать Облако никакими вещами, помимо самых необходимых.

Хеймир сказал, что горшок напоминает Идн, немало удивив меня.

— Он красный и… голубой, что ли? — Воддет взял у него сосуд и повернул таким образом, чтобы слабый свет зимнего солнца упал на извилистые полосы, проведенные на стенках: лазурные, аквамариновые и ярко-синие. — Я бы сказал, что королева Идн черно-белая, если не считать бриллиантов.

Я пробормотал «пожалуй» — или что-то в таком роде. Просто я уже напряженно всматривался вперед, потеряв интерес к находке Хелы.

— Конечно, губы у нее красные, — неловко закончил Воддет, — но глаза темные, а не голубые.

— Вы числите королеву Идн своим другом? — спросила Хела.

— Ты мне нравишься больше, — ухмыльнулся он. — Вот сэру Свону она очень нравится.

— А его вы любите, дорогой господин?

Воддет растерянно посмотрел на меня, и я сказал:

— Любит, но не в том смысле, в каком ты имеешь в виду.

— Я имела в виду ровно то, что сказала. Не больше и не меньше. — Хела отшвырнула горшок в сторону. — Вы числите сэра Свона своим другом, дорогой господин?

— Не только. — Воддет смущенно кашлянул. — Я относился к нему несправедливо. Во всяком случае, я так считаю.

— Я тоже, — заметил я.

— До меня доходили разные слухи. Я недолюбливал сэра Свона, и потому мне было легко верить молве.

Если Хела и поняла, о чем он говорит, ничто в ее широком лице с грубыми чертами не свидетельствовало об этом.

— Легко и слишком удобно. Но это неправильно. Рыцарь не должен так поступать. Честь человека священна, даже если он не рыцарь. Ты должен держаться о нем самого высокого мнения, покуда самолично не убедишься, что оно неверно.

Тем утром — на следующий день после нашего отъезда из Утгарда — состоявшийся между нами разговор казался не более значительным, чем разбитый горшок, найденный Хелой. Однако я воспроизвел его по возможности точно. Перечитывая сейчас все сказанное тогда, я ясно понимаю, что мне следовало бы догадаться: Хела замышляет оказать Идн и Свону какую-то услугу, и услугу весьма существенную.

Глава 24 ПОЕЗДКА ПОСЛЕ УЖИНА

Мы ехали без остановки весь тот день, самый теплый за последнее время. Никаких признаков погони не наблюдалось, но мы сошлись во мнении, что ангриды наверняка следуют за нами: отряд, сформированный из воинов, оставшихся в живых после вчерашней битвы, подкрепленный силами из Утгарда и пополняющий свои ряды великанами со всех одиноких ферм, мимо которых мы проезжали.

Ангриды (мы полагали) будут идти по нашему следу, точно охотничьи псы, до пограничной полосы между Йотунлендом и Целидоном, а там нападут на нас. Если мы обратимся в бегство, спасутся только всадники на самых резвых лошадях, а возможно, даже они не спасутся. Если мы примем бой, мы можем одержать победу, но скорее всего потерпим сокрушительное поражение. Если мы рассыплемся в стороны, нас отловят и перебьют поодиночке, а те, кто сумеет убежать от настоящих ангридов, наверняка погибнут от руки изгоев, которых ангриды называют мышами.

Разумеется, мы решили сражаться, коли не сумеем оторваться от погони. Но я втайне положил ночью вернуться назад — не с целью проверить, действительно ли ангриды гонятся за нами, а с намерением задержать преследователей, коли получится.

После полудня стало еще теплее — такого рода зимние дни порой выпадают в Целидоне: когда кажется, что весна не за горами, хотя до нее еще не один месяц. Снег на Военной дороге сильно подтаял, превратившись в слякоть, и ноги у лошадей были забрызганы грязью по колено. Гильф трусил рядом с мной, часто и шумно дыша.

— По такой каше они пойдут медленнее, дорогой господин, — задыхаясь, проговорила Хела. — Я уже еле ноги передвигаю. — По ее лицу градом лился пот.

Воддет придержал коня.

— Если ты не поспеваешь за нами…

— Клянусь всем самым дорогим на свете, сэр Воддет, я никогда не оставлю вас. — В голосе Хелы послышались металлические нотки.

Казалось, Воддет опешил:

— Я не собирался предлагать ничего подобного. Я просто хотел сказать, что мы с тобой — и с твоим братом тоже — можем сбавить шаг и присоединиться к сэру Леорту.

— Я не устала, — твердо заявила Хела. Однако ее вид свидетельствовал об обратном.

Я сказал, что оттепель наверняка скоро кончится.

— И мои силы тоже, сэр Эйбел?

Смешавшись, я ничего не ответил.

— Вы знаете… — Хела дышала на манер Гильфа, высунув язык, — … почему вы называете… моих предков инеистыми великанами?

— Конечно, — сказал я. — Потому что они начинают набеги с первыми заморозками.

— А разве не удобнее… воевать… летом?

Я попытался объяснить, что, по нашему мнению, они не могут покидать свою землю, пока не соберут урожай.

— Думаю… у меня есть объяснение получше…

Я немного придержал Облако, сказав Воддету, что мы слишком сильно оторвались от идущего позади отряда. Он согласился, хотя наверняка разгадал мою хитрость.

— Они не переносят жару.

Я ненадолго задумался. Древняя ночь — область тьмы, простирающаяся за солнцем, — есть страна Великанов зимы и древней ночи, и там царит вечная зима, как явствует из названия племени. Зима и мрак — ибо для них наше солнце всего лишь одна из звезд, хотя и более яркая, чем остальные.

Таким образом огромные глаза, подобные совиным, позволяют им видеть в темноте, а огромные, покрытые шерстью тела с толстой кожей защищают от холода.

Попросив Воддета ехать медленнее, я отправился переговорить с Мардером.

— Нам не стоит опасаться погони по такой теплой погоде, ваша милость. Хела и Хеймир еле поспевают за нами, хотя они наполовину люди. Будет хуже, если наши лошади выбьются из сил. Вчера мы их совсем загнали.

— Я думал то же самое. Ангриды перережут нас, как кроликов, коли настигнут нас, когда наши лошади выдохнутся.

— Согласен с вами, ваша милость. Целиком и полностью.

— Тогда останавливайтесь там, где найдете воду и траву.

Мы так и сделали в самом скором времени, хотя не нашли бы места для стоянки, если бы не Хела, сообщившая нам о нем. Оно находилось немного в стороне от Военной дороги, каковое обстоятельство являлось дополнительным плюсом — идти по следу ночью по силам лишь охотничьему псу, и, не обладай наши преследователи острым зрением, они наверняка прошли бы мимо. В таком случае на следующий день мы напали бы на них сзади на свежих лошадях. Анс и Поук обустраивали стоянку, пока я расседлывал Облако, а Мани вызвался забраться на дерево (высокие деревья встречаются в Йотунленде редко, но там оказалось несколько) и нести дозор, ибо коты, сказал он, видят в темноте почти так же хорошо, как ангриды.

Люди Воддета сами поставили палатки, пока Хеймир и Хела лежали пластом на чистой мягкой траве, обливаясь потом.

Анс отправился к костру Свона взять огня для нас, ибо, похоже, Вил умел с необычайной ловкостью разжигать костры, каковую способность я счел удивительной для слепого человека.

— Да тут нет ничего особенного, хозяин, — объяснил Анс. — Вы смотрите, не идет ли дым. Я тоже так делаю. А Вил чует запах и принимается дуть и ждет, когда потянет теплом.

Подошла Идн в сопровождении Бертольда, несшего складной стул. Я научил Анса и Поука опускаться на одно колено и наклонять голову должным образом, приветствуя королеву. Гильф отвесил поклон на свой манер; мы называем собачьи поклоны ползаньем на брюхе, хотя на самом деле это просто выражение учтивости.

— Встаньте, добрые люди. — Идн одарила всех нас улыбкой. — Не желаете ли отобедать с нами сегодня, сэр Эйбел? Герцога Мардера не будет, как не будет сэра Свона и сэра Леорта. Возможно, наш благородный отец пожелает присутствовать, но мы попытаемся отговорить его.

Я собирался быстро перекусить и сразу тронуться в путь — и потому пробормотал какую-то глупость насчет чести и своей преданности Мардеру.

— Другого ответа мы от вас и не ожидали — в таком случае мы присоединимся к вам. У тебя найдется чем угостить царственную особу, Анс? Отвечай честно.

Анс снова поклонился:

— Вы меня знаете, мэм. Я стряпаю, что могу, и ровно столько, чтобы утолить голод.

— У него нет никаких особых лакомств, — сказал я. — Как и у всех нас.

— Тогда нет ничего постыдного в том, чтобы угостить королеву тем, что у тебя имеется, Анс. Что ты сам ешь. Поверь нам, мы настолько голодны, что готовы пообедать хоть летучими мышами Утгарда. — Идн повернулась к Бертольду. — Можешь идти. Возвращайся в наш шатер и наешься там досыта всем, что найдешь.

Он поклонился и пошел прочь, нащупывая дорогу палкой.

— Прислуживать нам будет Анс, сэр Эйбел?

— Обычно прислуживает он, ваше величество, но я почел бы за честь прислуживать вам самолично.

— Это не отвлечет вас от еды? Вы в три раза больше нас — и если мы страшно голодны, то вы, наверное, просто умираете от голода.

— Коли вы позволите мне обслуживать и себя самого, я поем с великой охотой.

— Хорошо. Мы желаем, чтобы Анс и Поук — хотя они оба хорошие люди, мы уверены, — находились вне пределов слышимости.

Я велел Ансу и Поуку оставаться по другую сторону костра и (поскольку в такой вечер особой необходимости в дополнительном тепле не было) держаться от него подальше, если только Ансу не понадобится подойти в костру, чтобы проверить готовность своей стряпни. Затем я принес два деревянных подноса и две фляги вина, которое Анс разбавил водой.

— Они сообщат вам, когда пища будет готова?

— Да, ваше величество, — кивнул я.

— Нам бы хотелось хлеба. Не говорите, что он черствый, — мы знаем.

Я принес Идн половину одного из двух караваев, купленных для нас Своном на рынке незадолго до нападения ангридов.

— Чтобы откусить кусок такого хлеба, нужны зубы инеистых великанов, — сказала Идн, отрезая тонкий ломтик своим кинжалом. — У них у всех мощные челюсти. Вы заметили?

Я кивнул и ответил утвердительно.

— Мы спрашивали нашего супруга насчет них. Мы говорили ему, какой он красивый. Вы понимаете, несомненно. Он сказал, что больше всего они любят кости. Очень жаль, сказал он, что мы их не едим. Мы объяснили, что мы едим косточки жаворонков и дроздов, и он улыбнулся. Нам стало так жалко его! Нам следовало бы спросить, такие же мощные челюсти у дочерей Ангр или нет, но тогда нам не пришло это в голову. К тому же, вероятно, такой вопрос прозвучал бы бестактно. А вы знаете, сэр Эйбел? Вы наверняка видели несколько дочерей Ангр с тех пор, как мы рассказали вам о них.

— Нет. Но я видел женщин из племени Великанов зимы и древней ночи, ваше величество.

— Правда? И на что они похожи?

— Внешне? Они легко меняют обличье, ваше величество, как и мужчины.

— Вы имеете в виду, мужчины из племени Великанов зимы и древней ночи? Надо полагать, они совершенно невероятные существа.

Анс крикнул, что суп готов, и я принес от костра две полные миски. Отдав одну Идн, я сказал:

— Да, они действительно такие, ваше величество.

— Вы сказали, что видели их, по крайней мере великанш.

— Я видел и мужчин тоже, ваше величество. И несколько убил. Из женщин же Скати самая красивая и добрая, хотя она такая огромная, что у нее на животе устраивают пиры.

Идн рассмеялась:

— Вы ставите там стол?

— Много столов, ваше величество. И когда мы поем, Скати подпевает нам; а когда мы едим, она открывает рот, чтобы мы бросали в него лакомые кусочки. Однако в другие разы она кажется просто высокой женщиной, с сильными руками и золотыми волосами, заплетенными во множество косичек; муж у нее щитоносец.

— Мы полагаем вас безумным, хотя, возможно, в вашем безумии больше мудрости, чем в здравом уме других людей. А что насчет остальных женщин?

— Ангрбода — дочь Ангр, ваше величество, хотя ее не изгнали из Ская, подобно очень и очень многим потомкам Ангр. Я видел ее много раз, хотя только издали.

Идн улыбнулась:

— Вы боитесь ее?

— Да, поскольку она жена Лотура, самого младшего и самого плохого из сыновей Вальфатера. Если бы она напала на меня — а говорят, она набрасывается на всех, кто подходит близко, — мне пришлось бы защищаться или погибнуть.

— Мы понимаем.

— Ангрбода безобразна, и говорят, она вынашивает плод во чреве тысячу лет. А когда наступает срок, она рожает чудовище, а потом снова совокупляется с мужем. Может, это и неправда.

— Однако вы допускаете, что это правда. Вы долго пробыли в Скае?

— Двадцать лет, ваше величество, или около того.

— Но вы видели не только этих двух женщин?

— Еще одну, ваше величество. — Воспоминание заволокло мой ум темным облаком, как заволакивает даже сейчас. — Модгуда сторожит мост Мечей. Если бы мост уничтожили, ни один призрак не смог бы посетить нас, и есть такие, кто хотел бы его уничтожить. Поэтому великанша по имени Модгуда охраняет мост днем и ночью. И таким образом призраки могут проходить по нему, когда ворота во владения Хель открыты.

Идн зачерпнула ложкой немного супа.

— Надо полагать, она свирепа и хорошо вооружена.

— Каким оружием она пользуется, мне неизвестно, ваше величество. Когда я видел Модгуду, она была без оружия.

— Она очень большая?

Тут я понял, что Идн будет расспрашивать меня, покуда я не расскажу все; но я надеялся, рассказав многое, все же кое-что утаить.

— Об истинных размерах любого из Великанов зимы и древней ночи трудно судить, если видишь его только один раз. Когда я видел Модгуду, она была не больше многих ангридов.

— А внешность?…

— Белокурая дева, более хрупкого сложения, чем любой ангрид из мной виденных; с тонкой талией и довольно узкими бедрами, но женственными. Босая и бедно одетая.

— И все же она испугала вас.

— Скорее, произвела на меня впечатление, ваше величество. Справедливости ради следует добавить, что она не препятствовала нам войти и выйти. Тунор благословил Модгуду и похвалил за усердную охрану моста, и она приняла благословение и похвалу милостиво и с видимой радостью. Тунор был нашим командиром. — Я кашлянул. — Многие думают, что оверкины постоянно воюют с великанами, но это не так. Временами они живут в мире друг с другом.

Идн серьезно кивнула:

— Мы знаем. Вы не расскажете нам то, что мы хотим услышать? О чем вы умалчиваете?

— Лицо Модгуды подобно лику смерти. Голый череп, только глаза живые. Возможно, это просто маска. Надеюсь, что так.

Идн помешала в миске и отправила в рот ложку супа.

— Мы рады, что ее видели вы, а не мы, сэр Эйбел.

— Вы увидите Модгуду, ваше величество, когда перейдете мост Мечей.

— Мы уповаем на лучшее. — Идн снова поднесла к губам полную ложку, пролив немного супа. — Мы расспрашиваем вас не из праздного любопытства.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, ваше величество.

— Вы ответите еще на несколько вопросов? Что вы думаете о Хеле? Одно время она была вашей служанкой.

— Очень недолго. — Мой собственный суп остывал. Я съел несколько ложек, пока собирался смыслями. — Хела отверженная, и она понимает, что навсегда таковой останется. Ее брат тоже отверженный, но он не сознает этого. А Хела сознает, и отсюда в ней поэтическая мечтательность и печаль. Она распутна, и все же, мне кажется, она по-настоящему любит сэра Воддета.

Идн кивнула, устремив темные глаза на тлеющие угли нашего маленького костра или, возможно, на Анса и Поука, которые сидели за ним, поглощая ужин и беседуя.

— Продолжайте.

— Он не любит Хелу так, как я люблю королеву Дизири. Однако относится к ней с неподдельной нежностью.

— И согревает своим теплом.

— Да, ваше величество. Как любая поэтическая натура, Хела искусная лгунья, но она слишком умна, чтобы лгать много или часто. Я бы не стал доверять ей, как доверяю Поуку или Ансу. Но, возможно, я слишком строг к ней.

— Возможно, мы тоже. Она пришла к нам сегодня вечером, называя нас королевой, и спросила, что нам известно о наших подданных.

— Об ангридах, ваше величество?

— Мы так поняли. Мы ответили, что у нас нет подданных, что ангриды признают власть короля Шилдстара и что мы не правим, хоть и являемся королевой. Вам не терпится поскорее оседлать своего чудо-коня и поскакать среди звезд. Нам бы хотелось быть на вашем месте.

Она видела меня насквозь. Я постарался скрыть свое удивление и сказал:

— Звезды слишком далеко для нас с Облаком, ваше величество. И теперь я не так рвусь тронуться в путь, как прежде.

— Скоро я отпущу вас. Где живут дочери Ангр, сэр Эйбел? Женщины, которые признали нас королевой, когда мы вступили в брак?

— Вашему величеству лучше знать.

Идн потрясла головой:

— Мы останавливались в одном фермерском доме по пути в Утгард. Наш слуга Бертольд был там рабом. Несомненно, вы помните.

— Да, ваше величество, хотя, мне кажется, с тех пор прошла целая вечность.

— Это не так. Там были и рабыни вроде Герды. Но с хозяином не проживала ни одна женщина из числа соплеменниц: ни жена, ни сестра, ни мать. Хела говорит, что дочери Ангр по-прежнему остаются нашими подданными.

Я спросил, надеется ли Идн услышать от меня что-нибудь такое, чего она не знает о них. И, не дождавшись ответа, заверил ее, что мне нечего добавить.

— Хела сказала, что приведет сюда несколько наших подданных, и с этими словами скрылась в ночной тьме. Как вы полагаете, нам грозит опасность?

— Со стороны ваших подданных? Право, не знаю. Нам всем следует опасаться ангридов, ваше величество.

— Конечно. Когда Хела ушла, мы позвали Герду. Она большую часть жизни прожила среди них, и она человек наблюдательный. Мы спросили, где живут женщины, жены ангридов. Я не стану передавать вам все, что Герда рассказала, — она наболтала много вздору. Она сказала, что видела великанш издали и страшно испугалась; что у них своя страна, далеко отсюда.

Несомненно, мое лицо приняло скептическое выражение.

— Кажется, ваше величество однажды говорили то же самое.

— Нет, не говорили, ибо мы не слышали ничего подобного. Род человеческий вымер бы, если бы женщины жили одним племенем, а мужчины другим, и я не знаю ни одного вида животных, которые жили бы таким образом: самцы и самки раздельно. Кроме того, как Герда могла видеть женщин, если они обитают так далеко? Посему мы стали пытать ее — вы понимаете, что мы имеем в виду, — и не выпускали из шатра до тех пор, покуда она не рассказала нам все. Чаще всего они появляются рано утром. Очень рано, еще до рассвета. Или перед восходом луны. На протяжении многих лет — дольше, чем мы живем на белом свете, — Герде приходилось вставать до зари, одеваться при свете очага, доить четырех коров и гнать на пастбище. Вы знаете, что пугало нас, когда мы находились в Утгарде?

— Сам замок, полагаю, и ангриды.

— Не все, а только такие, у которых две головы или четыре руки. Мы не знаем почему — они ничем не хуже остальных, — но они нагоняли на нас страх.

С полминуты, наверное, Идн сосредоточенно поглощала суп. Потом спросила:

— Вы знаете, кто убил нашего супруга?

Я ответил отрицательно.

— Мы полагаем, что одно из таких чудовищ. Там был один многоногий. Вы его видели? Чистый паук. Большой глаз и два маленьких. — Идн содрогнулась всем телом.

— И еще один скрыт под волосами.

— Он вызывал у нас отвращение, в смысле — своим видом. Возможно, он был достойнейшим из подданных, и он числился в отряде стражников нашего супруга. Но когда вы налетели на них на своем чудесном коне и поразили своими стрелами четыре десятка…

— Не так много, ваше величество.

— Ну два, самое малое, и когда мы тоже стреляли из лука, вместе с девушками, которых научили стрелять, — во всяком случае, с теми из них, у кого хватило духу вступить в бой, — мы все время надеялись увидеть этого мерзкого ангрида и всадить стрелу ему прямо в глаз. Нам не представился такой случай, но именно на него мы надеялись.

— Я размышлял об этих вещах, — сказал я. — Ангридов изгнали из Ская, поскольку они являлись низшими существами. Не потому, что они порочны, — многие Великаны зимы и древней ночи равно и даже более безнравственны. А потому, что они не соответствовали неким требованиям. Возможно, потому, что утратили способность изменять свои размеры и обличье, которой, безусловно, обладают Великаны зимы и древней ночи. Возможно, с утратой такой способности они стали считаться непригодными для жизни в Скае.

— Вы жили там.

Поняв, что последует дальше, я кивнул.

— Значит, вы тоже умеете делать это? Можете превратиться в орла или быка. Или… или стать размером меньше Мани.

Я улыбнулся:

— Который бы поймал и съел меня с превеликим удовольствием. Разве вы не понимаете, как это глупо, ваше величество?

— До Ская вы совсем не умели лгать. Сейчас у вас получается немногим лучше.

Я объяснил, что не солгал ни единым словом и что сокращаться до крошечного размера действительно глупо.

— Но вы можете?

Я покачал головой:

— Нет. Нет, ваше величество, не могу. Разве я лгу сейчас? — Поставив миску с супом к себе на колени, я воздел обе руки к Скаю. — Призываю в свидетели Вальфатера. Я не могу сделать ничего подобного.

— Вы не лжете, но вы не договариваете.

Несомненно, я вздохнул:

— Перед моим возвращением в Митгартр Вальфатер взял с меня клятву, которую я не смею нарушить. Мне пришлось поклясться, что здесь я не стану использовать способности, обретенные там. Вы полагаете, он поступил со мной жестоко?

— Мы сомневаемся, что он вообще бывает жестоким когда-нибудь, — сказала Идн, — но вы наверняка считаете иначе.

— Нет. Он мудрее любого человека, даже мудрее Леди, хотя она бесконечно мудра. Он знает, сколько вреда могут причинить здесь подобные способности. Вы помните Тауга?

— Конечно.

— В его родной деревне люди поклоняются эльфам. Это ложный культ, и он причиняет вред жителям Гленнидама и соседних деревень. Разве Верховный Бог не столь же могуществен, как Вальфатер?

— Мы всегда полагали, что он могущественнее, — сказала Идн.

— Правильно. Но некоторые говорят, что он занимает низшее положение, и, таким образом, сами того не ведая, оскорбляют Вальфатера. Если бы я использовал способности, которыми он наделил меня, вполне возможно, возник бы культ, соперничающий с культом Вальфатера, и появились бы почитатели, уверенные в моем превосходстве над ним. Для него это стало бы унижением, а они были бы так же далеки от истины, как жители Гленнидама. Так или иначе, Вальфатер выказал мне доброту поистине безграничную. Он позволил мне взять с собой Облако. — Я отставил миску в сторону и поднялся на ноги. — Мы достаточно долго беседовали, ваше величество. Можно мне идти?

— Доешьте свой суп и дайте нам доесть наш, а потом сможете идти с нашего благословения, коли возьмете нас с собой.

Наверное, я вытаращился на нее с самым глупым видом.

— Разве мы такие уж тяжелые? Ваше оружие и доспехи на стоун [Мера веса, равная примерно 7 кг.] тяжелее нас, а в вашем седле спокойно уместятся двое, если второй седок наших размеров. Кроме того, мы уже ездили на Облаке вдвоем.

Я замялся в поисках нужных слов и наконец промямлил:

— Но ваше величество подвергнется известной опасности.

Она улыбнулась. У Идн всегда была очаровательная улыбка, чуть насмешливая.

— Наше величество подвергается опасности здесь, сэр Эйбел. На вашем чудесном коне и под вашей защитой наше величество будет в большей безопасности, чем здесь, когда сэр Эйбел со своим чудесным конем покинет нас.

— Сэру Свону было бы неприятно услышать такое.

— Он и не услышит, — кивнула Идн, — если только вы не скажете. Право же, сэр Эйбел. Сэр Свон ранен, и он в любом случае не настолько глуп, чтобы воображать, будто ни в чем не уступает вам. Вы думаете, он разговаривал с Вальфатером, как рыцарь разговаривает со своим сеньором? Вы дума…

— Надеюсь, да, — сказал я. — Хочется верить. По глупости своей я пренебрегал его воспитанием, когда он был моим оруженосцем. Тогда я не сознавал, насколько мало внимания уделяю ему, но я не верю, что сэр Равд ничему не научил Свона. А коли научил, сэр Свон разговаривал с Вальфатером, как рыцарь со своим сеньором.

Идн встала, и, несмотря на свой малый рост, в тот момент она казалась высокой.

— Мы получили справедливый выговор. Но мы все равно остаемся королевой. Возьмите нас с собой. Мы просим о милости.

Я опустился на колени:

— О милости, которая делает мне великую честь, ваше величество. Я… Ваша снисходительность ошеломила меня.

— Как ваша учтивость порадовала нас! Вероятно, будет лучше, если мы сядем в седло первыми, а потом вынем ногу из стремени. Но давайте сначала доедим.

Разумеется, все оказалось не так просто. Мне пришлось подозвать Облако и с помощью Поука оседлать и взнуздать ее.

— Она устанет, — сказала Идн, и мне подумалось, что в глубине души она немного сожалеет о своем решении.

— Нет, ваше величество. В военное время она может скакать с седоком в седле день напролет, однако сохранить достаточно сил для подобной прогулки. — Мысли Облака подтвердили мои слова, прежде чем я успел договорить.

— Можно нам погладить ее?

Я кивнул, и она погладила морду Облака — очень нежно, как человек, знающий лошадей.

Анс принес мои переметные сумы. Я сказал, что оставлю их у него, поскольку мы вернемся через час-другой. Они явно весили меньше, чем Идн, но ненамного. Копье я тоже оставил у Анса.

— Если ваше величество окажет мне честь…

Я опустился на колени, подставив сложенные вместе ладони под ногу Идн.

Она не отказала мне в такой чести, но вскочила на Облако с легкостью, заставившей меня усомниться в том, что ей вообще требовалась помощь.

Сев в седло первой, она заняла место впереди меня. Наверное, она и рассчитывала сесть таким образом, чтобы я вдыхал аромат ее волос и обнимал ее, когда Облако поднималась вверх по крутому воздушному склону, которого не видел никто, кроме нее.

Мог ли я обладать Идн? Не многие мужчины знают земных женщин хуже меня, и возможно, она просто хотела вызвать во мне желание. Она не произнесла ни слова, покуда мы не закончили подъем и не понеслись галопом по горизонтальной плоскости; впереди нас бежал Гильф, а под нами расстилалась лесистая равнина. Потом она воскликнула: «О, это потрясающе!» — и, похоже, испустила глубокий вздох: ее грудь приподнялась и опустилась под моей правой рукой.

Из всех моих полетов над Митгартром лучше всего мне запомнился именно этот: неестественно теплый ветер и сумрачные нагромождения снежных облаков на западе. Облака поменьше и скрытая за ними луна, заливающая Скай серебристым светом. Королева в седле передо мной и замок Вальфатера, плывущий среди звезд. Черное бархатное платье Идн, бриллиантовая диадема и благоухающие волосы. Мягкая податливость ее талии, вызывавшая во мне такое острое чувственное желание, что в конце концов я отнял руку.

— Зачем вы возвращаетесь обратно в Утгард, сэр Эйбел?

— Я не собираюсь возвращаться туда, ваше величество, если обстоятельства не вынудят. Мы просто скачем назад вдоль Военной дороги, высматривая наших преследователей.

— Мы уже давно должны были увидеть их. — Она указала вперед. — Вон там, на горизонте… несомненно, это башни Утгарда.

Я согласился и пришпорил Облако.

Вскоре ветер стал холодным. Идн закуталась в свой плащ, а Гильф ненадолго остановился, тяжело дыша. Дважды мы обогнули Утгард; несколько одиноких окон еще светилось в замке, но мы находились так высоко, что никто не мог нас заметить. Пошел легкий снег, Идн задрожала и попросила снова обнять ее. Я обнял и закутал в свой плащ нас обоих.

— Весь день нам казалось, что наше бархатное платье слишком теплое, и даже ночью так казалось, но мы оставались в нем, поскольку оно траурного цвета. А сейчас… Почему ваш пес убегает от нас?

До нашего слуха долетел басовитый хриплый лай Гильфа, далеко разносившийся в недвижном воздухе.

— Он почуял что-то, — пояснил я и направил Облако в сторону пса.

— Отсюда? — В голосе Идн звучали недоверчивые нотки. — Он же не может услышать запах с земли!

— Я не знаю, что он может и чего не может, ваше величество. Но вам доводилось охотиться на оленей и прочих диких зверей. Разве вы никогда не видели охотничьих псов, бегущих с высоко поднятыми головами?

— Когда они идут по горячему следу? Да, мы видели, и не раз.

— Просто в воздухе витает запах. Причем идущий не от ног человека. Ибо самый лучший пес во всем Митгартре не сумел бы выследить человека в новеньких сапогах. Запах идет из паха и из-под мышек главным образом. Частично он спускается к земле, частично поднимается в воздух и плывет по нему или уносится с порывами ветра — вот почему даже лучшие псы опускают нос к земле, когда след остывает.

— Он находится ниже нас, но ненамного.

— Гильфу приходится опускаться ниже, чтобы уловить запах. Вряд ли он идет по следу одного человека или даже двух-трех.

— Они пошли не Военной дорогой?

— Нет, — сказал я и в свою очередь указал рукой вниз. — Видите вон ту светлую полосу? Думаю, это и есть дорога, по которой они прошли.

— В таком случае у нас нет причин опасаться нападения.

Я пожал плечами. Идн не видела этого, но, вероятно, почувствовала.

— Мы стали лагерем не на Военной дороге, ваше величество.

— Ну да. В месте, указанном нам Хелой. — Идн немного помолчала. — Мы понимаем, что вы имеете в виду.

— Я имел в виду только то, что сказал.

— Да вот же они! Там, под деревьями!

Гильф, намного опередивший нас, остановился. Мне показалось, он обернулся и смотрит на меня. Я помотал головой, надеясь, что он увидит это.

— Теперь мы вернемся обратно?

— Да, как только я взгляну на них поближе.

— Вам хочется вступить с ними в бой, верно? Вы бы внезапно напали на них, покуда они спят, не будь нас с вами.

Она правильно угадала мои мысли, но я ответил отрицательно.

— Но мы… мы рады, что мы с вами. На самом деле они не наши подданные. Они не желают подчиняться нам. Но они были подданными нашего супруга, и мы…

— И вы их королева — независимо от того, подчиняются они вам или нет.

— Да. — В голосе Идн слышались благодарные нотки.

— Мы можем разбудить несколько ангридов и сказать им это, ваше величество. Шаг рискованный, но я готов пойти на любой риск, коли ваше величество желают.

Она вздохнула:

— Они скажут лишь, что служат королю Шилдстару. Нет, не надо.

— Я думаю, вы мудры. Время настанет, но не сейчас.

Я свистнул, подзывая Гильфа, и мы с ним пустились прочь.

— Вы сосчитали их?

Вспомнив сэра Равда, я помотал головой.

— А мы сосчитали. Более четырех десятков. Вероятно, еще больше скрывалось от нашего взгляда под деревьями.

— Мы не станем сражаться с ними, покуда обстоятельства не вынудят нас.

— Вы, сэр Свон и сэр Гарваон.

— Да. А также ваш отец и его милость. Сэр Воддет и сэр Леорт вместе со своими лучниками и меченосцами. А равно Хеймир с Хелой и прочие слуги.

— Против сотни с лишним ангридов?

— Против любого количества врагов. И Гильф тоже. Гильф стоит сотни хороших воинов, ваше величество.

— Мы хотим, чтобы вы дали нам одно обещание, сэр Эйбел. Мы хотим, чтобы вы пообещали дать нам возможность поговорить с нашими подданными. Вы обещаете?

— Конечно, ваше величество.

У меня все оборвалось внутри, хотя я понимал, что Идн права.

— Как вы помогали нам, так и мы поможем вам. Вы не единственный давший клятву Страннику. Помните, что мы говорили вам насчет Хелы?

— Что она заставит ваших подданных признать вашу власть? Да, ваше величество, я не забыл.

— Что женщины по-прежнему остаются моими подданными. Ваши рассказы о великаншах Ская не умерили моего страха.

Я знал, что мог рассказать больше и напугать Идн еще сильнее.

— Пошла бы Хела на такое, когда бы знала, что они могут причинить мне вред?

Я рассмеялся при мысли, что она считает меня способным проникнуть в сокровенные глубины женского сердца.

— Не знаю. Я буду рядом с вами, коли вы прикажете.

Идн помотала головой:

— Если они принадлежат нам, мы принадлежим им — и мы должны всецело доверять своим подданным.

И тогда я пожалел, что мы с Идн сидим верхом на коне и я не могу встать перед нею на колени.

Глава 25 ЗАБЛУДИВШИЕСЯ

Оттепель закончилась, и на землю спустился холодный туман, такой густой, что я не видел своей вытянутой руки. Пришел Вил, собрал для нас хвороста и снова разложил костер. Поук спросил, оседлать ли Облако; я сказал, что надо подождать, когда туман рассеется.

К нам подошел Мардер с Билом. Я дал им тот же совет, и они согласились. Бил сказал, что туман кажется ему противоестественным, но я ничего не ответил.

— Вам так не кажется, сэр Эйбел? — спросил Мардер.

— По-моему, самый обычный туман.

Бил потряс головой:

— Вы знаете о колдовстве больше…

— Нет, милорд.

— … меня, но я с вами не согласен. Туман сотворен магией Тиази. Признаюсь, я пытался оказать противодействие, но безуспешно.

Мардер подергал себя за бороду:

— Я знаю вас не так хорошо, как мне хотелось бы, но достаточно хорошо, чтобы не сомневаться: у вас есть причина говорить такое. Что за причина?

— Поздно ночью я ездил к Утгарду, ваша светлость.

Он кивнул:

— Ее величество говорили нам.

— Там не было тумана, но в центральной башне горели окна: несколько на самом верху и одно чуть пониже. Теплая погода нас больше устраивала. — Вспомнив Хелу и Хеймира, я добавил: — Во всяком случае, большинство из нас. Но оттепель, показавшаяся нам очень странной, была делом рук Тиази, мне думается. После того как мы с ее величеством вернулись, он прекратил свои усилия, и зима снова вступила в свои права.

Мардер кивнул:

— И из-за резкого похолодания сгустился туман.

Бил тоже кивнул, главным образом своим мыслям.

— Неудивительно, что мое противодействие Тиази не увенчалось успехом. Он ничего и не делал.

— Вы можете вызвать ветер? — спросил Мардер.

— Да, конечно.

— Ветер разгонит туман. — Мардер встал. — Мы подождем, когда он рассеется, но нам следует приготовиться сняться с места, как только мы обретем способность видеть окружающее.

Они вдвоем скрылись за плотной серой пеленой, заволакивавшей все вокруг.

— Я останусь здесь навеки, коли они говорят серьезно, — прошептал Вил.

Я справился у него о самочувствии Тауга.

— Ему малость полегчало. Как вы думаете, господин, женщины, которых приведет Хела, сумеют помочь? Иногда они знают лекарственные травы, неизвестные мужчинам.

— Ты прав, и, возможно, они помогут. Но откуда ты знаешь о поручении, данном Хеле? Она тебе рассказала?

— Нет, сэр. — Пустые глазницы Вила смотрели в кромешную тьму, рассеять которую не мог ни один маг. — Я не подслушивал, клянусь.

— Надеюсь, ты на такое не способен.

— В общем-то, способен. Только я не подслушивал. Я обустраивал место для господина Тауга. Он идет на поправку, как я сказал, только он стыдится показываться вам на глаза, господин. Он хочет прийти, но стыдится. Он даже сэра Свона сторонится.

Поук откашлялся и сплюнул:

— Я сам порядком струхнул, Вил. А кто не испугался? Может, мы с Ансом и посмеивались бы над ним время от времени, когда бы имели повод, которого у нас нет. Только мы не говорили бы ничего обидного. Правда, Анс?

— Я бы не говорил. Нет, сэр! Это ж оруженосец Тауг, Поук.

— Если он не желает идти к нам, — сказал я, — нам самим придется пойти к нему. Только вряд ли он боится насмешек. Ты ничего не воровал, пока находился с нами, Правдивый Вил?

— Нет, сэр! — Вил вскинул руки. — Ровным счетом ничего, сэр. Я не стал бы красть у вас, господин. Никогда. Можете обыскать меня или приказать своим слугам сделать это. Как вам угодно.

Я улыбнулся:

— Какой в этом толк? Если ты стянул что-нибудь и тебя мучит совесть, тебе надо лишь вернуть украденное. Тебя не накажут.

— Я никогда не стал бы красть у вас, сэр Эйбел. Поверьте мне.

— Тогда ступай, — сказал я.

Когда Вил ушел, Анс спросил, что именно он прибрал к рукам.

— Не знаю, но Гильф явно не доверяет ему, и он знает о поручении, данном Хеле.

— О каком таком поручении?

— Привести женщин, он сказал, — ответил Поук.

Я велел им начистить мою кольчугу и хорошенько помыть с мылом конскую сбрую и седло, таким образом положив конец болтовне. Когда они занялись делом, я отвел Гильфа в сторонку и спросил, что взял Вил. Но он ответил лишь «не знаю» и «не вижу», — думаю, последние слова означали, что он живет в мире запахов и звуков. Он не пообещал мне «смотреть в оба», как часто обещал, но, похоже, это подразумевалось само собой.

Пришел Свон с просьбой поговорить со мной наедине.

— Здесь особо не посекретничаешь, — сказал я. — В этом смысле туман еще хуже темноты. Нельзя быть уверенным, что нас никто не подслушивает.

— Тогда пообещайте никому не говорить о нашем разговоре.

Я отказался.

— Вы… — Казалось, слова даются Свону с трудом. — Вы величайший рыцарь из всех нас.

— Сомневаюсь, но к чему ты клонишь?

— Так все говорят. Сэр Гарваон и лорд Бил, сэр Воддет и его милость герцог. Даже королева Идн.

— Благодарю милостивых оверкинов за сэра Леорта.

— Он тоже. Я про него забыл. Я был вашим оруженосцем. Недолго, я знаю.

— Достаточно долго для путешествия, показавшегося нам долгим.

— Я помню. — Несколько мгновений казалось, что больше он ничего не скажет. — Вы мне не нравились, а я не нравился вам.

Я согласился.

— Однажды вы сказали, что именно вы и были тем мальчишкой, который забросил мой меч в кусты. Этого не могло быть, но вы так сказали.

— Это действительно был я.

— Но вы величайший из рыцарей. Через месяц моя нога заживет. Вы сразитесь со мной тогда? Я вызываю вас на поединок. Мне бы хотелось, чтобы вы приняли вызов с легким сердцем, чтобы мы сразились как друзья.

— Я сражусь с вами, — сказал я, — но не в Йотунленде.

Свон редко улыбался, но сейчас улыбнулся:

— Договорились. Отлично! Вы подадите мне руку?

Мы обменялись крепким дружеским рукопожатием.

— Почему вы не дали обещания держать наш разговор в тайне?

— Потому что я не знал, что вы скажете. Допустим, вы сказали бы, что собираетесь предать нас.

— Или что я предал сэра Равда, как все говорят. — Улыбка на лице Свона погасла.

— Это встревожило бы меня меньше. Но если бы я пообещал хранить ваш секрет, я бы сдержал слово. Если бы вы сообщили о своем намерении выдать нас ангридам, я бы сразился с вами сейчас же и постарался убить вас. Но я никогда никому не открыл бы ваш секрет.

Свон медленно кивнул:

— Понимаю. Вы действительно ожидали от меня чего-то подобного?

— Я опасался этого. Я не имею в виду, что ваши или еще чьи-либо секреты будут подаваться к обеду, словно жаркое. Но я не даю слова хранить их и никогда не дам.

У Свона был такой вид, словно он борется с приступом кашля.

— Я люблю Идн. Ее величество.

— Еще один секрет? Я это знаю, и мало кто не знает.

— Я думаю, она… она…

— Она тоже знает, я уверен.

— Но она королева, а я… мой отец барон…

— Но вы не барон, во всяком случае в настоящее время. Поэтому вы и хотите сразиться со мной, верно?

— Отчасти поэтому. Да.

— Вы желали бы, чтобы я потерпел поражение? Сдался? После напряженной борьбы, разумеется.

— Конечно нет!

— А что, если я одержу победу?

Свон стоял с широко расправленными плечами и высоко вскинутой головой.

— Я буду жить или умру, как другие побежденные рыцари. Если я умру, а в каком-то смысле я даже надеюсь на это, то умру с ленточкой ее величества на шлеме.

Я поздравил Свона.

— Хотя я сражусь с величайшим рыцарем в Митгартре, я все равно не буду достоин королевы Идн. Но я стану немного достойнее. Сэр Воддет сражался с вами. А также сэр Леорт и его милость.

— Вы рассказали мне об одной причине, побудившей вас вызвать меня на поединок. А об остальных расскажете?

— Потому что вы отняли у меня меч. Вы оскорбили мое достоинство и сочли меня трусом, если это действительно были вы.

— Это был я.

Суровое красивое лицо Свона (красоту которого сломанный нос не портил, а лишь делал более естественной) хранило самое серьезное выражение, когда он проговорил:

— Значит, я должен доказать, что я не трус.

— Вы уже доказали.

Он покачал головой и, словно желая поскорее перевести разговор на другую тему, сказал:

— Этот туман… неужели он никогда не рассеется?

Я выразил свое беспокойство по поводу Тауга, и Свон пожал плечами.

— Если бы вы придумали какое-нибудь поручение и прислали Тауга ко мне, я был бы вам признателен, — сказал я.

— Обязательно пришлю. Как только вернусь. Он в отчаянии.

Казалось, Свон ожидал от меня каких-то слов, и потому я сказал:

— Я знаю.

— Этела помогает ему лучше, чем удалось мне.

— Ничего удивительного.

— И ее мать тоже, Линнет. И Вил старается изо всех сил: показывает свои фокусы и просит Тауга описывать, что он видел, а потом раскрывает — иногда — секрет фокуса. Тауг придет в себя. Мальчишки оправляются после любых потрясений.

Я кивнул, хотя не был уверен, что согласен с ним. Свон повернулся, собираясь уходить.

— Я тут подумал… — Он развернулся ко мне. — Пожалуй, следует сказать вам. Всю жизнь я слышу от людей рассказы о помощи, которую они получали от одного или другого человека. Мне никогда никто не помогал.

— Сэр Равд пытался.

— Да. Но теперь один человек по-настоящему помог мне. Вы посвятили меня в рыцари — возвели в рыцарское достоинство. Вы действительно имели такое право? Данное вам правителем?

— Имел и имею.

— Право, данное вам королевой, которая посвятила в рыцари вас? Королевой моховых эльфов?

Я помотал головой.

— Больше я не стану ничего спрашивать. Его милость удивился, увидев меня рыцарем. Поначалу он решил, что это сделал лорд Бил. Я сказал, что не он, а вы, ожидая услышать разного рода возражения, но таковых не последовало. Он просто поздравил меня. А потом спросил, присягнул ли я вам на верность. Я ответил отрицательно и сказал, что уже присягнул на верность лорду Билу. Вы присутствовали при нашем разговоре.

Я снова кивнул.

— Я присягал не по форме. Полагаю, мы сделаем все надлежащим образом, когда — и если — вернемся.

Я сказал, что мы непременно вернемся, но что церемония не состоится.

— Не потому, что лорд Бил откажется, а потому, что вы попросите освободить вас от присяги. Вы станете служить другому сеньору.

— Идн. Ее величеству.

Я кивнул.

— Благодарю вас. Благодарю за все. Вы сами не представляете, сколь многому научили меня. — Он снова повернулся и через шаг-другой скрылся в тумане. Уже не видя Свона, я услышал его голос: — Мы с вами сразимся, когда вернемся домой. Вы согласились. Возможно, она примет меня после этого. — Судя по голосу, он все еще находился поблизости.

Прошел час, или, во всяком случае, время, достаточно продолжительное, чтобы показаться часом; когда солнца не видно, судить трудно. Подошедший ко мне Мани спросил:

— Вам это нравится?

— Наш костер? — Я знал, что он говорил о другом. — Нет, не очень. Дрова сырые.

— Туман.

— Нет. Он тоже сырой.

— И мне не нравится. — Он запрыгнул ко мне на колени и удобно устроился там. — Знаете, дорогой хозяин, мне жаль, что вы не взяли меня с собой, когда отправились с королевой на прогулку.

— Ты сидел в моей переметной суме, полагаю. Мне следовало бы догадаться.

— Как будто вы не знали! Но если бы я присутствовал при вашем разговоре, возможно, я бы сумел дать какой-нибудь полезный совет. Только не говорите, что вы Эйбел, я и без вас знаю.

— Я никогда не шучу таким образом.

— О нет! Действительно не шутите. Ваши шутки лучше, но вы часто думаете, что их никто не понимает.

— И ты тоже.

Я погладил кота по спине.

— Вы никому не рассказывали про… про ту комнату? Комнату лорда Тиази.

— В смысле — о том, что ты увидел там? Нет.

— Спасибо. Я думаю об этом. Много думаю. Обычно я так не делаю.

— Не сосредоточиваешься на своих мыслях? Да, это верно.

— Я действительно обрету свободу, когда кот умрет? Вы говорили что-то такое — или кто-то говорил. И Халд говорит то же самое. Что я снова стану первосущностью.

Я не знал, хочет ли Мани услышать ответ, но он сказал, что хочет.

— Нет, — ответил я. — Ты ею не станешь.

— Халд говорит, элементарные сущности на самом деле не живые, а просто думают, что они живые, и потому не умирают.

Я сказал, что она права.

— Значит, я обрету свободу. Так она говорит.

— Первосущности обретают свободу, становясь чуждым всему живому. Ты не первосущность и не кот. Ты и то и другое одновременно, а кот умрет, как умирают все коты.

— Мне бы хотелось думать, что я просто… просто другое существо. Существо, которое умеет разговаривать.

— Тогда я отрежу тебе ухо, и мы посмотрим, будет ли тебе больно.

— Вы и рады оттяпать мне ухо, да? — Голос Мани, всегда приближенный к мяуканью и мурлыканью обычной домашней кошки, зазвучал совсем по-кошачьи, хотя я по-прежнему разбирал слова.

— Нет.

Я вытащил кинжал, и он скрылся в темноте.

Свон обещал прислать ко мне Тауга, и какое-то время я ждал его, грея руки у костра и думая о Дизири и о делах, которые мне предстоит сделать, прежде чем отправиться на ее поиски. Я пообещал сразиться со Своном (в сложившихся обстоятельствах я не мог поступить иначе), и возможно, он тяжело ранит меня, в каковом случае поиски Дизири опять придется отложить на неопределенный срок. Но равно возможно, я убью Свона, чтобы избежать ранения.

Наконец стало ясно, что Свон забыл послать ко мне Тауга или что Тауг по какой-то причине отсутствует, и я вспомнил свои слова, сказанные Ансу: нам самим придется пойти к Таугу, коли Тауг не желает идти к нам.

Дав знак Гильфу, я поднялся на ноги. Я знал, в какую сторону ушел Вил, и сам походил на слепца, когда осторожно пробирался в тумане (как мне казалось, в верном направлении), нашаривая дорогу мечом в ножнах и через каждые несколько шагов останавливаясь и напряженно прислушиваясь.

Вскоре я услышал голоса, а потом непонятный глухой звук: то ли скрип, то ли скрежет. Кто-то (я почти не сомневался, что Свон) произнес несколько слов. Потом еще кто-то (вероятно, сам Тауг) ответил. Снова раздался непонятный звук, похожий на звук трения друг о друга тяжелых валунов, предшествующий камнепаду.

Еще шаг — и я услышал голос, безусловно принадлежащий Таугу:

— Если ты скажешь, что убил его, все уладится.

Никогда прежде я не испытывал такого искушения подслушать чужой разговор. Я громко сказал: «Тауг? Это ты?» — и едва не поперхнулся собственными словами.

— Хозяин! — Да, действительно камень о камень; и я опознал источник звука.

— Да! — сказал я. — Я здесь, Орг.

Он был не самым ужасным из всех существ, мной виденных, ибо я видел драконов, но он внушал ужас, и в то туманное серое утро — поистине леденящий. Я совершил над собой огромное усилие, чтобы не выхватить Этерне из ножен.

Он опустился на колени, низко склонив голову, и повторил:

— Хозяин.

Я положил руку Оргу на голову: она была горячей, точно в жару, горячей, словно нагретые на огне камни, которые кладут в холодную постель.

— Сэр Эйбел? — Голос принадлежал Свону.

— Да! — крикнул я и, понизив голос, обратился к скорчившемуся передо мной чудовищу: — Ты плохо себя вел, Орг?

— Очень плохо. — Он поднял голову, и в его узких глазах я увидел невыразимую жестокость, но также и страдание.

— Это ты убил короля Гиллинга? Отвечай честно. Я не стану винить или наказывать тебя.

— Нет, хозяин.

Я кивнул:

— Я никогда не думал на тебя, Орг.

Из тумана выступил Свон:

— Он запросто мог сделать это. Разве вы не согласны?

— Как мог и я, — сказал я. — А равно вы и многие другие. Но это к делу не относится. Он порочен по природе своей. Мы знаем это, и он тоже знает. Признайтесь, что вы предали сэра Равда!

Свон быстро отступил на шаг

— Нет! Я не предавал!

Я пожал плечами:

— Вот видите?

— Вы хотите сказать, что я тоже порочен по природе своей.

— И я порочен. Зачем еще мы сражаемся, если не для того, чтобы очиститься от зла? Мы боимся умереть и боимся жить — боимся возможных наших поступков. Поэтому мы с воплем бросаемся в бой. Будь мы безгрешны…

Вистан подошел к нам достаточно близко, чтобы я распознал его в тумане.

— Где Тауг? — спросил я Вистана.

— Я думал, он с вами, — сказал Свон.

— Вы посылали его ко мне?

— Да, вместе с Этелой, ее матерью и Вилом. Этела настояла.

Не дождавшись от меня никакого отклика, он добавил:

— Я думал, вы отошлете их, коли захотите поговорить с Таугом наедине.

Гильф тихонько заскулил, прижавшись к моему бедру. Я и не знал, что он следовал за мной.

— Будем надеяться, мы найдем Тауга, когда туман рассеется. Орг хорошо служил вам?

— Вы подслушали наш разговор.

— Я слышал только голоса. Слов не разобрал.

Вистан открыл было рот, но Свон поднял руку, останавливая его.

— Вы хотите забрать Орга обратно?

— Да, — сказал сам Орг.

— Мне следовало бы поблагодарить вас за него. Я имею в виду, когда…

— Когда мы с вами разговаривали наедине.

Свон кивнул:

— Да. Именно тогда. Но я настолько привык скрывать тот факт, что опекаю Орга…

— Надо полагать, здесь вам пришлось тяжело.

Он снова кивнул:

— Я делал для него все возможное, как и для всех остальных. Я защищал Орга от нас, а нас от него. Во всяком случае, пытался.

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

— Тут я виноват, сэр Эйбел, — сказал Вистан.

— В чем именно? — Я догадался, но счел нужным уточнить.

— Сэр Свон был один, если не считать сумасшедшей женщины.

— Леди Линнет.

— Ну да, и я знать не знал, что она особа важная. Ее дочь мне рассказала про нее. Не все, но достаточно. Я сказал, что я друг Тауга, и мне кажется, Этела подумала, что Тауг рассказывал мне про Орга. Я видел его пару раз, когда мы находились в Утгарде.

— Полагаю, почти все мы видели, — добавил Свон.

Я кивнул, чувствуя, как Гильф прижимается к моей ноге.

— В общем, я подумал, что Таугу поможет, если Орг скажет — не всем, а только особам значительным, — что это он убил короля.

Такая мысль мне еще не приходила в голову.

— Ты думаешь, что Тауг убил короля и теперь терзается чувством вины? Уверяю тебя, он этого не делал.

— Разумеется, нет! Ни в коем случае!

Свон прочистил горло:

— Он был с Вистаном, когда на короля Гиллинга совершили первое покушение. Разве не так, Вистан?

Вистан кивнул.

— И он сражался рядом со мной, когда короля убили, — так что он никак не мог сделать этого. Но Вистан думает, что остальные считают Тауга виновным.

— Ее величество.

— И его светлость тоже, — добавил Вистан. — Отец королевы Идн. Он ничего не говорит, но он так считает и, похоже, не верит сэру Свону и мне, поскольку мы друзья Тауга. Я… я его друг. Так что лорд Бил имеет основания для недоверия. Если бы я думал, что короля убил Тауг, я бы солгал, чтобы спасти его.

— А я бы не стал, — сказал Свон. — Почему вы озираетесь по сторонам?

— Ощутил движение воздуха. С момента, когда сгустился туман, стояло полное безветрие. Гильф хотел сказать мне что-то минуту назад, и я догадываюсь, что именно. — Моя ладонь лежала на голове пса, и я почувствовал, как он кивнул. — Это еще не ветер, но иногда на заштилевшем корабле парус вдруг легко колыхнется, и все смотрят на него и улыбаются. Если вам повезет, вскоре он колыхнется снова. Дело в том, что в движение парус приводит не ветер в полном смысле слова, а слабое колебание воздуха, возмущенного далеким ветром. Но вам позарез нужен ветер, и, когда парус колышется, вы знаете, что он уже близко.

— Да достигнут ваши слова слуха оверкинов, — сказал Свон.

Я не думал, что он почитает оверкинов, о чем и сообщил.

— Мне казалось, что они предали сэра Равда и меня. Вы собираетесь спросить, рассчитывал ли я на помощь оверкинов в сражении. Да, полагаю, рассчитывал. Я повзрослел и оставил в прошлом свои обиды, во всяком случае надеюсь на это. — Он повернулся к Вистану. — Человек взрослеет, становясь рыцарем. И получая ранения в бою.

— Он пытается защитить меня, сэр Эйбел, — сказал Вистан, — поэтому я лучше скажу вам. Оруженосцы тоже имеют понятия о чести.

— Разумеется.

— Я думал, огр… вы не могли бы отослать его прочь теперь?

— Он тебя беспокоит.

— Да, сэр. Вы правы. Так вы его отошлете, сэр Эйбел?

Я помотал головой:

— Я скорее отошлю тебя, Вистан. Говори, что ты хотел сказать, и ступай.

— Я думал, что короля Гиллинга убил Орг. Он отрицает это.

Устав стоять и устав ждать, я оперся на Этерне.

— Продолжай.

— Так или иначе, я думал на него, а Этела сказала, что он принадлежит сэру Свону. Поэтому я пошел к сэру Свону и сказал, что если Орг признается в убийстве королеве Идн и ее отцу — и, конечно, его милости, — они вряд ли станут наказывать его, а Тауг тогда перестанет волноваться, что они думают на него.

— Ты должен говорить «ее величество», а не «королева Идн».

— Хорошо, сэр Эйбел. Я забылся. В общем, сэр Свон сказал, что он не думает на своего огра, но что мы найдем его и спросим. Ну, мы пошли в лес и позвали его, и… и…

— Он пришел.

— Да, сэр. — Вистан судорожно сглотнул. — То есть сэр Эйбел. Я никогда еще не видел огра вблизи. Но он отказался признать свою вину, даже после объяснений сэра Свона. Поэтому я просто попросил его сказать, что он сделал это, даже если не делал. В этот момент и появились вы.

— Понимаю, но мне бы хотелось, чтобы ты беспокоился о безопасности Тауга не меньше, чем о его душевном состоянии. Похоже, он плутает где-то в тумане вместе с леди Линнет, Этелой и Вилом, и с ними четверыми может приключиться неприятность пострашнее встречи с Оргом — например, падение с высокого обрыва.

— Надеюсь, такого не случится, сэр Эйбел.

— Или встреча с медведем, или тысяча других вещей. Тебе хотелось бы столкнуться с Оргом, блуждая в тумане?

Вистан замотал головой и попятился.

— Тогда возвращайся в лагерь, немедленно и живо. Мы с сэром Своном отошлем Орга прочь, как ты просил.

Вистан повернулся и пустился бегом. Свон улыбнулся, не разжимая губ:

— Он еще нуждается в воспитании силы духа.

— Да, но он его получает. Тауг же определенно нуждается в помощи, но не получает. — Я мысленно обратился к Облаку, но она была не оседлана и не взнуздана. — Вы не пошлете Орга на поиски Тауга, Линнет и остальных?

Свон кивнул и велел Оргу встать. Тот поднялся на ноги и показался мне больше, чем я помнил. Анс говорил, что поймал огра совсем маленьким, но тот нагнал на меня сильнейшего страха, когда дрался со мной, и мне не пришло в голову, что он еще не взрослый.

— Орг, — сказал Свон. — Я знаю, ты слушал наш разговор. Я не хочу, чтобы ты причинял вред кому-либо из нашего отряда. Кивни, если ты меня понял.

Орг кивнул.

— Отправляйся на поиски Тауга, Этелы, леди Линнет и Вила. И если найдешь, приведи их ко мне целыми и невредимыми. Ты понял?

Орг снова кивнул. Прежде он был темным, поскольку Свон велел ему сделаться видимым; пока Свон говорил, он стал серым, как туман.

— Тогда ступай.

Орг скрылся с наших глаз гораздо быстрее, чем Вистан.

— Он их не тронет, — сказал Свон, — во всяком случае, я так думаю. Все зависит от того, насколько он голоден.

Я заметил, что он спас Тауга и Этелу в городе за стенами Утгарда.

— Там он хорошо питался, — сказал Свон. — Там постоянно происходили убийства, и он сам убил с полдюжины ангридов, когда мы с сэром Гарваоном бились с воинами короля Гиллинга. Убитых похоронили, но он разрыл могилы. Он говорит… Вы хотите услышать это?

— Продолжайте, — промолвил я.

— Он говорит, что нет ничего вкуснее трупа, пролежавшего в промерзшей земле неделю. Вы хотите забрать Орга обратно?

Я помотал головой.

— Он полезный союзник, но…

— Понимаю, — сказал я и, подозвав Гильфа, попросил его порыскать по лесу в поисках Таугова следа.

— Мне надлежит самому отправиться на поиски, — сказал Свон. — У вас удивительный пес. Раньше он раздражал меня почти так же сильно, как Поук, но мне бы хотелось иметь такого пса или похожего на него.

— Надеюсь, когда-нибудь ваше желание сбудется, — сказал я.

— Сомневаюсь, но мечтать об этом приятно. — Улыбка вновь тронула плотно сжатые губы Свона и погасла. — Вы не ответите мне на один вопрос, прежде чем я пойду за своим конем? В память о прошлом?

Я сказал, что на многие вопросы мне не позволит ответить моя неосведомленность, а на многие другие — моя честь, но что лгать я не стану.

— Вы думаете, это я убил короля Гиллинга?

— Разумеется, нет.

— Я сражался. Оба раза, когда на него напали, я сражался с оружием в руках. Вы думали об этом?

Я помотал головой.

— Так вот, я сражался. — Свон казался встревоженным. — Я часто думал об этом и даже говорил с ее величеством. Я легко мог убить короля.

— Да, — согласился я. — Полагаю, вы могли.

— Особенно в первый раз, когда мы бились с воинами, которых он выставил против нас. У меня в руке был меч. Темнота, шум, крики, полная неразбериха. Ад кромешный. Идн вам рассказывала, я знаю.

Я кивнул и добавил, что не только Идн, а Тауг и многие другие тоже. Пока я говорил, до нас донесся лай Гильфа: он напал на след. Несколько мгновений я напряженно прислушивался (как и Свон), а потом сказал, что, если туман не вводит меня в заблуждение, пес уже удалился на значительное расстояние.

— Я пойду за конем, — выпалил Свон и в считаные секунды скрылся из виду.

В глубине души я надеялся, что он не заблудится в тумане, как остальные.

Где-то с час я, отчаянно напрягая слух, шел на голос Гильфа, который громко лаял, когда чуял запах явственно, и тихо поскуливал, когда терял след из-за какой-нибудь причуды местности. Буквально за минуту до того, как я нагнал пса, до моего слуха донесся серебристый голос трубы — отдаленный,приглушенный туманом, который завивался тонкими струями и постепенно рассеивался на крепчающем ветру, призывающий людей Мардера загасить костры и оседлать лошадей. Настигнув наконец Гильфа, я предупредил его, что, возможно, мы не сумеем быстро догнать наших, даже если прямо сейчас найдем Тауга.

Более отчетливо, чем обычно, он сказал:

— Не только.

— В смысле — не одного Тауга? Ну разумеется. С ним Линнет, Этела и Вил, — во всяком случае, я надеюсь на это.

— Не только они.

Гильф снова опустил нос к земле, принюхался и зарычал. Не знаю, звучал ли страх в рычании пса, но он увеличился в размерах и потемнел на моих глазах, а когда снова заговорил — повторив, что Тауг и остальные не одни, — голова его была величиной с мое боевое седло, а клыки длиннее моей кисти.

— И вы тоже не одни, — раздался голос позади меня.

Глава 26 МОРСКИЕ ДРАКОНЫ

Склон уходил вниз на многие лиги — так мне показалось. А если нет, если я неправильно оценил длину склона, то лишь потому, что спустился по нему не до самого конца.

Как далеко до Эльфриса? Никто не задает таких вопросов, поскольку все, знающие Эльфрис, знают, что нет такой меры длины, которой можно измерить путь до него. Как далеко до лета, сэр? Сколько шагов? Как далеко до мечты, жившей в душе моей матери?

Деревья становились все выше и выше, покуда оставшийся далеко позади лес Митгартра не стал казаться зарослями кустарника. Начавший рассеиваться туман потемнел, превратившись из белого в желтый. Гильф принюхался, я сделал то же самое и сказал:

— Море.

— Вы довольны, господин? — широко ухмыльнулась Ури, и я вспомнил все костры, которые мы разжигали и поддерживали вместе; кошмарное крылатое существо, которым она являлась прежде; и стенающую эльфийскую деву, дрожавшую в сочной траве под дуриановым деревом, красную, точно закатное солнце, и слишком слабую, чтобы подняться на ноги.

Я невольно улыбнулся:

— Я был бы доволен, когда бы во мне не нуждались в Митгартре. Сколько времени прошло, пока я бездельничал здесь, в Эльфрисе? Год?

— И часа не прошло, господин. Вы сделали лишь несколько шагов.

— Но мне предстоит пройти долгий путь, чтобы найти моих друзей.

— Вовсе нет. Хотите увидеть их? Идите за мной.

Она провела нас между деревьев, где не было никакой тропинки, на вершину голой скалы, вокруг которой клубился туман. Я сказал, что ничего не вижу, а Гильф с ворчанием попятился и снова укрылся под сенью леса.

— Сейчас увидите, господин, когда туман рассеется.

Ури взяла меня под руку, вероятно желая заверить, что мне нечего бояться высоты; я увидел, что теперь она не эльфийская дева, а земная женщина, тоненькая и обнаженная, с парящей над головой копной огненных волос. Мелкий дождик просыпался на нас — и сразу прекратился.

В туманной пелене образовался разрыв, и в нем я увидел каменистый берег внизу, белогривые волны, накатывающие на него в такт ударам моего сердца, а за ними (где море было не прозрачным и не зеленым, а темно-синим) голову и плечи, когти и крылья белоснежного дракона, превосходящего размерами Гренгарма. Никакими словами не описать чувства, которые я испытал тогда. Если бы я сказал, что сердце у меня упало или что я ощутил себя оленем, которому выпускают кишки, разве мои слова произвели бы на тебя впечатление? Да и они не соответствовали бы истине, ибо я почувствовал себя гораздо хуже. Холодный пот градом хлынул по моему лицу, я оперся на меч, ибо у меня подкосились ноги. Ури заговорила, но я не ответил. И я не помню, что она сказала: голос ее ласкал слух, но пение птицы имело бы для меня ровно столько же смысла или даже больше.

Разрыв затянулся, и белый дракон исчез из виду.

— Плохой! Плохой! Плохой! — прогавкал Гильф из своего укрытия под деревьями.

— Твой хозяин так не считает, — сказала Ури. — Он прославил свое имя, убивая подобных существ. Вспомните о радости, царящей в Голденхолле! — Она сжала мою руку крепче. — Я не хотела, чтобы вы увидели Кулили столь неожиданно, господин. И все же…

— Ты рада, что я увидел, ибо ты стала свидетельницей моего страха и позора.

Я попытался повернуться и пойти прочь, но она схватила меня за руку, и я не рискнул вырываться, поскольку стоял на самом краю обрыва.

— Не рада. Удивлена. Кулили отражала нападения многочисленных войск.

— Ты бы с удовольствием напугала меня еще сильнее, когда бы могла.

— Вы мой господин. — Она заглянула мне в лицо. Сейчас Ури была прекраснее любой смертной женщины, хотя глаза ее горели желтым пламенем. — Если вы боитесь Кулили, вы не станете сражаться с ней, а если вы не станете сражаться с ней, вы не погибнете. Я часто подтрунивала над вами.

— Слишком часто.

Я смотрел на клубящийся туман, боясь, что он снова расступится. Если бы я опять увидел белого дракона, я бы, наверное, столкнул Ури с обрыва и обратился в бегство.

— Не стану возражать. Но сейчас я не подтруниваю. Вторая смерть, принятая здесь, может означать для вас переход в полное небытие. Вы рассчитываете вознестись к вашему Вальфатеру?

Я помотал головой.

— Вы и не вознесетесь, господин. Если вы снова умрете — здесь или в Митгартре, — вы можете умереть окончательно. Сейчас я держу за руку ту часть Эйбела, которая осталась в живых после первой смерти.

— Сэра Эйбела, — поправил я.

— Вы унижаете свое достоинство!

Я молча смотрел на клубящийся туман.

— Гарваон и Свон — рыцари. «Сэр Гарваон», говорят они, и «сэр Свон» — и купаются в лучах вашей славы.

— Так и те, кто придет за нами, будут купаться в лучах нашей с ними славы.

— Вы ведь сразитесь с Кулили, правда? Вы сразитесь с ней один на один — и навсегда исчезнете из мира.

Я промолчал, но перед моим мысленным взором снова возник Гавейн, опускающийся на колени и обнажающий шею.

— Вы видели Гарсега и остальных?

— Нет.

— А остров Глас?

Я удивился. И признался, что не видел ничего, кроме белого дракона. Ровным счетом ничего.

— Тогда нам нельзя уходить отсюда. Гарсег и несколько морских эльфов ждут на берегу, но мы должны оставаться здесь, покуда вы не увидите остров и не поймете, что Гарсег говорит правду.

— Он демон из Муспеля, — сказал я.

— Он был вашим другом и снова станет вашим другом, коли вы позволите.

— Баки хотела, чтобы я пришел в Эльфрис и убил Гарсега.

— Я видела, господин, что вы не сделаете этого.

Тогда я не думал и не думаю сейчас, что Ури имела власть над туманом, который постепенно поднимался, пока мы разговаривали. Но обладала она такой властью или нет, туман немного рассеялся. Белый дракон скрылся под волнами. Далеко в море я увидел башню Глас, вершина которой (терявшаяся в облаках в прошлый раз, когда я находился в обществе Гарсега) была почти неразличима в месте, где она уходила в Митгартр. При виде башни я как никогда ясно осознал, что земля, по которой мы ходили там, и море, по которому там плыли, в действительности являются небесами Эльфриса. Я увидел остров, верхушки деревьев и отлогий песчаный берег. Пять крохотных фигурок стояли там в ожидании, и, хотя рассмотреть их с такого расстояния не представлялось возможным, я понял, что это Вил, Тауг, Этела, Линнет и кто-то еще. Один из них помахал мне рукой.

Наверное, мне следовало бы описать здесь, как мы спускались со скал на песчаный берег. Но я не стану, ибо почти ничего не помню. Образы Дизири, Гавейна и Бертольда проплывали перед моим мысленным взором вместе с образами Вальфатера и многих других — в частности, мальчика, который лежал навзничь в траве на Плоскогорье и видел сотни разных странных вещей в проплывающих облаках, в том числе замок Вальфатера.

Гарсег тепло поприветствовал нас, в обличье почтенного старца из племени морских эльфов, в котором явился мне в первый раз и впоследствии являлся чаще всего. Он по-отечески обнял меня, а я обнял его.

— Меня оклеветали перед вами, — промолвил он, — и я не смел показываться вам на глаза. Вы убили бы меня.

Я поклялся, что не сделал бы такого.

— Ури и Баки сказали вам, что я Сетр, и вы поверили.

— Они ваши рабыни, — сказал я, — хотя и притворяются моими. Разве я мог не поверить?

Другой эльф (или некто, внешне похожий на такового) приблизился к нам.

— Ужели вы примете его слова на веру? — В глазах вечная ночь; во рту язык пламени.

— Если он Сетр, — сказал я, — значит, Сетр не такой, как мне говорили.

— Я действительно Сетр, — кивнул Гарсег. — Давайте отойдем в сторонку и немного посидим наедине друг с другом. Я все объясню.

Мы двинулись прочь по песчаному берегу и отошли на сотню-полторы шагов от остальных. Я свистнул, подзывая Гильфа.

— Было бы лучше, — сказал Гарсег, — если бы мы оставались вдвоем.

— Сетр не может бояться пса.

Он пожал плечами:

— Сетр боится постороннего вмешательства, как любой, желающий распутать сложную проблему. Именно я научил вас питаться силой моря. Вы признаете это?

— Признаю. Я никогда не отрицал этого.

— Даже перед Вальфатером?

— Тем более перед ним.

Я пожалел тогда, и очень сильно, что Вальфатера нет рядом. Не потому, что я нуждался в его копье, а потому, что нуждался в его мудрости, превосходящей мудрость любого человека.

— Вы сказали, что вы мой друг, сэр Эйбел, и я навсегда сохраню в памяти ваши слова. — Гарсег помолчал, задумчиво глядя в море, где туман мешался с белой пеной волн. — Позвольте мне разобраться с делами, происшедшими здесь. Здесь творится много плохого, и во многом виноват я. У меня были планы. Они провалились. Надеюсь, подобные неприятности не случаются с вами.

— Случаются, и слишком часто.

Проследив за направлением его взгляда, я устремил глаза на башню Глас. Она действительно находилась очень далеко, и я больше не видел острова на самом ее верху.

— Я обитатель Муспеля. Как и Гренгарм, убитый вами.

Я выжидательно молчал.

— Вы обитатель Митгартра и хороший человек. Все ли обитатели Митгартра хорошие? Я не спрашиваю, все ли они такие же хорошие, как вы, — я знаю, что такого не может быть. Я просто спрашиваю, хорошие ли они вообще?

— Мне бы хотелось думать, что в самых дурных из них есть что-то хорошее.

— Но в целом?

Тогда я вспомнил мастера Тоупа. Он пытался спасти меня, когда рыцари Мардера хотели меня убить. За свою попытку защитить честь герцога он получил предательский удар в спину.

— В целом, — сказал я, — многие, считающие себя хорошими людьми, таковыми не являются.

— Именно так. Вы были в Скае. Я — нет. Оставим в стороне Великанов зимы и древней ночи. В большей части своего существа они порочны, насколько я понимаю, а некоторые утверждают, что целиком и полностью. Не будем говорить о них. Но среди оверкинов есть ли такие, в которых худшая часть природы перевешивает лучшую?

Я объяснил, что, по слухам, один такой есть и что остальные — хотя и наказали его — сохранили ему жизнь, ради братьев.

— А здесь, в Эльфрисе?

— Эльфы порочнее нас, во всяком случае.

— Так и в Муспеле. Многие обитатели Муспеля сильны и мудры, но безнравственны. Гренгарм был не самым сильным и не самым худшим из нас. Они замышляли захватить и разорить этот прекрасный мир. Я пытался отговорить их, ибо мы должны поклоняться эльфам, как вы поклоняетесь оверкинам. Я пытался, как я сказал. Но безуспешно. — Он вздохнул так тяжело, что я проникся к нему самым теплым чувством. — Убедившись в бесполезности своих стараний, я исполнился решимости расстроить их планы. Я пришел сюда. — Он раскинул руки и криво улыбнулся, словно насмехаясь над самим собой. — Самым почтительным образом я предупредил эльфов об опасности. Некоторые поверили мне, но большинство — нет. Эльфийский народ разделен на множество кланов, как вам наверняка известно. Я предупредил, что, если они не объединятся в борьбе против нас, мы покорим один клан за другим. Отказавшиеся поверить мне не вняли и моему предостережению. Из поверивших мне многие не пожелали объединяться. Среди них и ваша королева Дизири. Видите, я с вами предельно честен.

— Вы были мне другом, — сказал я, — когда я был ранен и отчаянно нуждался в друге. Теперь я должен спросить вас насчет других своих друзей, которые находятся на острове Глас. Как они оказались там?

Гарсег пожал плечами:

— Они случайно забрели в Эльфрис. Как мальчиком забрели вы, не так давно.

Я кивнул.

— Я и мои друзья отправили бы их обратно, но белый дракон — вероятно, вы его видели — похитил их у нас и отнес на остров Глас.

— Вы хотите, чтобы я сразился с этим существом?

— Конечно нет! Я не говорю ничего подобного! Вы погибнете.

Я внимательно посмотрел на него.

— Вы спросили, как они там оказались. — Гарсег положил руку мне на плечо. — Но вам следовало бы спросить, как вы сами здесь оказались. Я велел Ури привести вас, понимая, что вам захочется узнать об участи ваших друзей. Я намереваюсь снова захватить свою башню, коли получится. И в случае удачи я поднимусь на самый верх и позабочусь о них. Но события здесь происходят медленно, тогда как в Митгартре время течет быстро.

— А именно там они и находятся.

— Совершенно верно. Для них могут пройти десятилетия, пока я собираю войско. Вы пользуетесь влиянием в Митгартре. Вы можете собрать войско там и морем отправиться к ним на помощь. Такая вот мысль мне явилась. Но если вы предпочтете присоединиться к нам, мы будем очень рады.

Я обдумывал вопрос столько времени, сколько потребовалось бы человеку для молитвы, глядя на далекие буруны, чтобы не смотреть в глаза Гарсегу. Мне казалось, вся моя жизнь вела меня к этому моменту: мое рыцарство, Вальфатер и Леди, даже Дизири.

Наконец я сказал:

— Вы дракон Муспеля. Разве не таково ваше истинное обличье?

— Да, — кивнул Гарсег, — хотя мой отец был королем в Митгартре.

— И ваши друзья. Ведь они тоже драконы Муспеля?

— Одни — да. Другие имеют обличье морских эльфов.

— Разве несколько драконов не могут одержать победу над одним?

— Мы постараемся, выступив во главе эльфийского войска. Вы видели меня в обличье дракона. Я был таким же большим, как белый дракон?

— Гораздо меньше. Так то было ваше истинное обличье?

Я снял шлем и положил на гальку.

— Да.

Я стянул с себя кольчугу; набранная из тончайших колец, она могла целиком поместиться в шлем, куда я и положил ее, восхищаясь ею, вполне возможно, в последний раз в жизни и задаваясь вопросом, замечательна ли она потому, что я ношу ее, или просто потому, что владею ею. В конце концов, некогда она принадлежала Гренгарму.

— Вы собираетесь поплыть туда? — спросил Гарсег.

— Вы знаете, что да. Я дал клятву сразиться с Кулили.

Я разделся и наказал Гильфу сторожить мои доспехи и одежду и не доверять никому. Он ничего не ответил, но оскалился на Гарсега, показывая, что все понял.

Эльфрис отличается от Митгартра так же, как Скай. Я пытался объяснить тебе, насколько они разные, но знаю, что у меня не получилось. Здесь, Бен, я должен признаться тебе, что даже я не понимал, насколько сильно Эльфрис отличается от Митгартра, покуда не извлек Этерне из ножен.

Звук клинка, покидающего ножны, превратился в ветер. (Тебе такого не представить.) Ветер разогнал последние клочья тумана. В Эльфрисе нет солнца. Но с неба льется ровный свет; и теперь, когда туман окончательно рассеялся, свет стал ярче, и морская гладь засияла точно зеркало.

По морю неслись старинные корабли, длинные корабли с многочисленными веслами, похожими на крылья; с расшитыми парусами, красными, черными, зелеными и золотыми; с высокими носами и высокими разукрашенными кормами.

На носу и на корме каждого корабля стояли рыцари Этерне, такие же реальные, как я сам. Доспехи, обнаженные мечи (все до единого тоже Этерне) и белозубые улыбки сверкали в ослепительном свете.

Крепко сжимая Этерне, я нырнул в море.

Плыть с тяжелым мечом в руке непросто. Я старался изо всех сил, почти все время оставаясь под водой и используя ноги и левую руку в качестве весел. Мое преимущество (и огромное) заключалось в том, что море не утопило меня, но приняло благосклонно. Не скажу, что я дышал водой, как дышал воздухом на суше, — я не сознавал, что вообще дышу. Возможно, я дышал через кожу, а возможно, мне просто не нужно было дышать, пока я находился там.

Подплыли акулы, стремительные и безмолвные. Одна, вторая, третья — последняя была чудовищного размера. Я понимал, что даже если сумею убить одну, мне никак не убить всех троих, если они нападут одновременно. В отчаянии я рубанул мечом ближайшую. Легендарный клинок Этерне отделил голову от туловища, выпустив клубы темной крови и ошметки потрохов. Остальные две акулы набросились на добычу, точно ястребы, а я всплыл на поверхность воды, как умирающий человек взмывает в Скай.

Повсюду вокруг я видел корабли рыцарей Меча, один на расстоянии половины полета стрелы. До сих пор я не думал, что они реальные, и мне в голову не приходило, что на борт одного из них можно забраться. Но я забрался — и как чудесно было оказаться на палубе такого корабля, где на веслах сидели не заключенные, а бородатые воины в кожаных куртках с бронзовыми заклепками, мужчины с мускулистыми руками и глазами, сверкающими, точно льдинки.

— Я сэр Ханбальт, — представился один из рыцарей. — Добро пожаловать к нам.

Мы обменялись рукопожатием и обнялись.

Вскоре белый дракон всплыл на поверхность. Мы обрушили на него град стрел и копий, хотя я ничего не мог сделать, покуда мы не приблизились к нему. Под носом корабля находился таран; я стоял на нем, свободной рукой держась за резное носовое украшение, а весла позади меня мерно вздымались и опускались, подобно белым крыльям грифона, и вспенивали море.

— Дизири! — выкрикнул я. — За Дизири!

Думаю, именно тогда белый дракон узнал меня. Корабль, зажатый в челюстях чудовища, выпал у него из пасти. Наши взгляды встретились, и я увидел, как ярость угасает в его глазах, и почувствовал, как она угасает в моих. Дракон нырнул, и я понял, что должен последовать за ним.

В Скае я видел потрясающие воображение зрелища, каких никогда не встретишь в Митгартре или Эльфрисе, но ни разу столь странного. На моих глазах чудовище начало таять, и мне уже показалось, что сейчас оно полностью растворится в воде. Огромный и ужасный дракон превратился в белое облако, мерцающее и постоянно меняющее очертания. А потом в лицо Кулили.

Ты пощадишь меня?

Я не мог говорить вслух, но сформировал мысль, как уже делал очень давно, в юности:

— Я пощажу тебя, если ты сдашься.

Мы не сражались. Сначала ты должен последовать за мной и увидеть то, что я покажу тебе.

Я согласился и в темной пучине, которую люди называют морским дном, узрел нечто, о чем говорить не стану, хотя надеюсь в свое время рассказать тому, кто могущественнее даже самого Вальфатера.

Тауг, юная Этела, Линнет и Вил стояли, дожидаясь меня, на отлогом берегу у подножья башни Глас. Хотя левая рука у Тауга все еще висела на перевязи, последняя была темно-красной от крови, и Мечедробитель тоже был обагрен кровью по самый эфес. С кем он сражался, пока они спускались с башни, я никогда не спрашивал, но Этела время от времени роняла намеки, по женскому обыкновению. Это не имеет отношения к моему повествованию, и все же я никогда не забуду лицо Тауга, его вылезающие из орбит глаза и крепко стиснутые зубы.

— Вон они! — выкрикнула Этела, указывая рукой. — Нам лучше спрятаться!

Семь драконов — черный, серый, бирюзовый, синий, зеленый, золотой и красный — летели к нам, четко вырисовываясь на фоне сияющего неба.

Я помотал головой и крикнул людям на ближайшем корабле подойти к берегу. Когда киль глухо заскрипел по песку, я поднял и поставил на палубу Этелу, а потом подсадил Линнет и Вила. Мы с сэром Ханбальтом взяли под руки Тауга, который стоял, словно в трансе, готовый сразиться со всеми семью драконами, оторвали от земли и перенесли на корабль. Драконы кружили над нами, то снижаясь, то набирая высоту, то устремляясь вниз, то взмывая вверх, но ни разу не приблизились вплотную. Они убили бы нас всех, если бы могли (во всяком случае, мне так кажется), но что-то удерживало их — и если это был всего лишь страх, значит, страх оказался достаточно сильным сдерживающим фактором.

— Они уже хотели убить нас, — объяснила Этела, — только испугались белого дракона. Вы боитесь белого?

Я помотал головой.

— А мы испугались. Я чуть не померла со страху, и Тауг тоже. Думаю, Вил тоже перепугался бы до смерти, только он его не видел, вы ж понимаете. Но белый дракон взял нас и отнес сюда, подальше от них. Я зажмурила глаза, но потом он улетел.

— Огромные когти сомкнулись вокруг меня, — пробормотал Вил, и в тот момент он нисколько не походил на человека, привыкшего развлекать публику.

Сэр Ханбальт потряс головой:

— Он слепой, да?

— Да, сэр, я слепой, — сказал Вил. — И наверное, в подобных случаях лучше быть слепым. Маленькая Этела так испугалась, что мы с ее матерью думали, она помрет. Прошел час, не меньше, прежде чем она перестала плакать.

— Ну, ты тоже испугался. — Этела повернулась и ухватилась за меня, пока команда сталкивала судно с берега. — Мне до сих пор страшно. Они хотели убить нас, эти плохие драконы, и они чуть не убили Тауга. А белый прогнал их и сказал, чтобы мы не боялись.

Она слегка замялась, и я спросил:

— Но ведь ты на самом деле не могла его слышать, не так ли, Этела?

— Не могла, сэр. Только он так сказал. А потом схватил меня первую и взлетел, и я решила, что он сбросит меня с высоты; а когда мы поднялись до самого верха башни, он действительно сбросил меня на нее, только я не ударилась; а потом Тауг сказал, что нам надо спуститься вниз, к вам; и там были огромные змеи, а Вил даже не видел их, и еще одно существо… я не знаю…

Она снова начала всхлипывать, и Тауг обнял ее за плечи.

— И теперь хороший дракон улетел, а плохие остались.

Этела крепко прижалась к Таугу, дрожа всем телом.

— Вы отвезете девочку в безопасное место, господин? — спросил Вил.

— Постараюсь, — сказал я.

Наш корабль разворачивался; гребцы с одного борта гребли вперед, а с другого табанили. Сэр Ханбальт дотронулся до моего плеча и указал рукой. Драконы, внушавшие такой ужас Этеле, спускались на землю, и трое приняли обличье эльфов. Я кивнул.

— Я убью их, — сказал Тауг.

Он заговорил впервые за все время, и я страшно обрадовался, услышав его голос. Гильф, по-прежнему стороживший мою одежду на берегу, явно почувствовал то же самое: он вскочил на ноги и завилял хвостом.

Я вздохнул:

— Если я буду сражаться плечом к плечу с тобой? Я, сэр Ханбальт и остальные рыцари?

Тауг помотал головой:

— Мне жаль только, что со мной нет моего большого меча.

— Ты собираешься сражаться один?

— Мне все равно.

Сэр Ханбальт одобрительно кивнул, но я сказал:

— Они убьют тебя, Тауг. Один Сетр убьет тебя.

Тауг лишь сжал крепче Мечедробитель, высвободился из объятий Этелы и прошел на нос, устремив взгляд вдаль.

— Он истинный рыцарь, — прошептал сэр Ханбальт.

Я сказал, что сам Тауг еще не знает этого.

— Молодой, но рыцарь. — Сэр Ханбальт ненадолго умолк, а когда заговорил снова, его голос звучал так, словно исходил из могилы. — Что человек знает, не имеет никакого значения. Значение имеют только дела. — Он отвернулся и больше не проронил ни слова.

— Он болен, да? — прошептал Вил.

— Мертв, — ответил я. — И я тоже.

— Но вы не такой, как он, сэр.

За невозможностью прижаться к Таугу Этела прижалась к матери, и Линнет погладила девочку по голове и успокоила.

Один воин из команды принес обрывок старого паруса, коричневый, с белой вышивкой, возможно некогда представлявшей перо. Я повязал кусок парусины вокруг бедер.

На берегу два конных рыцаря выехали из леса; одну лошадь я сразу узнал. Гильф приветственно залаял.

Гарсег крикнул с берега:

— Это ваши друзья?

Этела вытерла глаза:

— Это сэр Свон, да? И сэр Гарваон.

Да, это были они, и когда мы подошли ближе к берегу, я спрыгнул с планширя, поприветствовал их, узнал, что они ищут меня уже не один час, и снова облачился в свою одежду и доспехи.

— Вы наверняка пожелаете проводить ваших друзей обратно в Митгартр. Потом Ури сможет привести вас сюда. Тогда мы с вами обсудим полномочия, которые я собираюсь дать вам.

Я помотал головой и обратился к Свону и Гарваону:

— Вы оба появились слишком поздно, чтобы я мог объяснить все, здесь происшедшее. Вы видели драконов?

— Одного, — сказал Свон. — Синего дракона, очень большого. Но он улетел. Я не знаю, куда он делся.

— Он здесь! — выпалила Этела, вместе с Линнет и Вилом выходящая на берег вслед за Таугом и Гильфом. — Вот он!

— Да, он здесь, — сказал я Свону и Гарваону. — Но многого другого — кораблей и рыцарей, которых вы видите, — здесь нет. — Я вложил Этерне в ножны, и сразу стало ясно, что рыцари Меча со своими судами являлись лишь иллюзией, порожденной сверканием волн в ярком свете. — Сэр Свон.

Свон казался встревоженным и слегка испуганным, но он кивнул, показывая, что слушает меня.

— Вы стремитесь проявить себя. Поэтому недавно я принял ваш вызов на поединок. Королевы Идн здесь нет. Вы хотите возвыситься только в ее глазах? Или в своих собственных тоже?

— Второе. — Свон стоял очень прямо, и я видел, что рука его непроизвольно тянется к мечу.

Гарсег повернулся к своим товарищам:

— Это дело вас не касается. Можете идти.

Один нырнул в море, двое улетели, а остальные с ворчанием побрели прочь, по-прежнему в обличье эльфов.

— Вы отважны, — сказал я Гарсегу.

— И голоден. — В его глазах зияла пустота, способная поглотить целые миры.

Я заметил Свону, что он еще не вполне оправился от ранений, а он заявил, что это не имеет значения.

— Как вам угодно. Сэр Гарваон, вы искали смерти, когда мы сражались с ангридами за стенами Утгарда. Вам нет необходимости подтверждать или отрицать это. Вы знаете, что вы сделали, и знаете, что я видел.

Гарваон не ответил, но Этела сказала:

— Он дрался как лев. Тауг говорил.

— Сэр Тауг тоже. Мы поговорим о нем чуть позже, Этела. — Я снова обратился к Гарваону. — В определенном смысле мы уже подошли к разговору о нем. Он сказал мне, что когда вы повели своих воинов в бой на рыночной площади, они казались очень испуганными. Он решил, что людей устрашила необходимость покинуть замок и вступить в схватку с ангридами. Однако они храбрые воины и шли в наступление под предводительством великого рыцаря, и они сражались с ангридами раньше и одерживали победы. Я думаю, они казались испуганными, поскольку всего за минуту до этого кое-что видели.

Гарваон по-прежнему молчал.

— Я не расспрашивал ваших людей, — сказал я, — и не стану. Я не считаю преступлением ваш поступок. Ни первый, ни второй.

Гарваон ничего не ответил, но в его глазах забрезжила надежда.

— Покинув лорда Била, вы предложили сэру Свону свою помощь в поисках оруженосца Тауга и его рабов?

— Да. Мы отправились на поиски, нашли вашу стоянку и сочли нужным взять вашу лошадь на случай, если найдем и вас тоже. Ваши слуги паковали вещи и не стали возражать.

— Благодарю вас, — сказал я. — Я многим вам обязан, теперь еще и этим. — Я глубоко вздохнул, готовясь сообщить неприятную вещь. — Должен сказать вам, что этого синего человека, беседующего с нами, зовут Гарсег. Однажды он снился мне вместе с вами. В моем сне он убил вас. Так казалось.

— Продолжайте, — велел Гарваон.

— Как вам угодно. Если сэр Свон вступит в бой с драконом, который является также Гарсегом, вы станете сражаться плечом к плечу с сэром Своном? От меня вы помощи не получите.

— Да, — твердо сказал Гарваон.

— Они их не видели, — прошептала Этела.

— Видели, — сказал я. — Они видели Сетра по дороге сюда, и именно с Сетром им предстоит сразиться. А что насчет тебя, Тауг?

По-моему, он не ожидал вопроса: он изумленно взглянул на меня.

— По закону ты являешься всего лишь оруженосцем сэра Свона. Ты не обязан сражаться, обязан только спасти сэра Свона, если он окажется поверженным наземь. Ты уже ранен, и кость не могла срастись за столь краткий срок. Ты примешь участие в схватке?

На долю секунды Тауг встретился глазами с Гарсегом.

— Я не стану сражаться, — промолвил он. — Больше никогда в жизни, коли обстоятельства не вынудят.

— Твоя воля. — Я повернулся к нему спиной и указал на Гарсега. — Вы видите перед собой дракона, сэр Гарваон… сэр Свон. Он был мне другом, и я не стану…

Гарсег перебил меня. Сейчас мне кажется, что он заговорил с целью получить время для перемены обличья, хотя я не могу утверждать с уверенностью.

— Вы сразились с Кулили? С белым драконом? Вы дали слово сразиться.

— Я сдержал слово.

— Вы убили ее?

Я помотал головой:

— Я никогда не клялся лишить Кулили жизни — и не сумел бы, даже при желании. Я признал свое поражение, и она меня пощадила.

И тут Этела выкрикнула:

— Берегитесь!

Гарсег начал меняться: голова стала удлиняться и увеличиваться; он опустился на четвереньки, и на его пальцах выросли когти. Он зашипел, из пасти у него вырвались языки пламени с клубами дыма; огромные кожистые крылья развернулись за спиной. Он бросился вперед так стремительно, что Свон едва успел прикрыться щитом. Огненное дыхание Сетра обуглило щит, а острые клыки вонзились в него и отодрали кожу, дерево и железо.

Я крепко держал Гильфа, который ринулся бы в бой, если бы не я. Словно во сне я услышал голос Вила, требующего, чтобы Этела описывала происходящее, и дрожащий голос девочки, пытающейся исполнить требование.

Будь у каждого из рыцарей время вскочить на коня, возможно, события развивались бы иначе. В действительности же Сетр двинулся прямо на Свона, а Свон начал отступать, обороняясь мечом.

Тут Гарваон напал на Сетра с левого бока, прикрываясь щитом от огнедышащей клыкастой пасти. Дважды его меч со звоном отскочил от чешуи дракона. Потом Гарваон нашел место за передней лапой, где кожа потоньше, и всадил туда клинок по самую рукоять. Темная жидкость, хлынувшая из раны, походила на кипящую смолу.

В следующий миг Свон решительно пошел в наступление. Я исполнился гордостью за него, хотя и знал, что попытка обречена на провал. Когда Сетр прыгнул на Свона, тот выбросил меч вперед, целясь противнику в глаз, но промахнулся буквально на половину ладони; не причинив вреда, клинок скользнул по костяной пластине, служившей кожей на лице Сетра, и Свон упал наземь.

Гарваон дрался, как дерутся не многие: хитро и смело. Сетру приходилось передней лапой прижимать к земле Свона, который отчаянно пытался высвободиться и бил по ней боевым топором, целясь между пластинок чешуи. Тяжести Сетра не хватало, чтобы раздавить Свона, а кольчуга (в значительной мере, хотя и не полностью) защищала его от когтей дракона.

Челюсти Сетра сомкнулись на Гарваоне. Я бы дорого дал, чтобы забыть этот момент. Еще секунду назад доблестнейший из рыцарей, когда-либо появлявшихся на свет, яростно колол и рубил мечом дракона, вынужденного стоять на месте, — а в следующий миг взмыл в воздух, зажатый в ужасных челюстях.

Которые почти сразу разомкнулись, выпустив смертельно раненного Гарваона.

Диковинное существо, подобного которому мне не доводилось видеть прежде, оказалось верхом на Сетре. Мгновение спустя оно распалось на две части, превратившись в Этелу, соскользнувшую с широких плеч Вила и бросившуюся наутек, и в Вила, тысячью рук обхватившего шею Сетра. Ни один художник на свете не в силах воспроизвести зрелище, представшее моему взору; но если бы кто-нибудь попытался, он изобразил бы великое множество цепких рук, мускулистых и подвижных, которые напрягались все сильнее и сильнее, покуда чешуйчатая шея не переломилась с хрустом, подобно пораженному молнией дереву.

Сетр взвился на дыбы в предсмертной агонии, и Свон выкатился из-под чешуйчатой лапы. Дракон содрогнулся всем телом и рухнул на землю мертвый.

Все было кончено. Меня охватил безумный восторг, но одновременно и глубокая скорбь, которую не выразить словами.

Но не слезами. Я не сознавал, что плачу, покуда не увидел свои слезы, капающие на запрокинутое лицо Гарваона.

— Вы всё знали, — с трудом проговорил он. — Скажите ей, что я любил ее.

Тауг тоже склонялся над Гарваоном, и Свон, и Этела. Подошла Облако, и чувства, которые она испытывала, обратились в моем сознании в мысль, что великий и благородный всадник покинул сей мир, обездолив всех боевых коней.

Воздух был совершенно недвижен, но тем не менее я услышал свист ветра. И Гарваон тоже услышал. Он возвел взор к небу и улыбнулся, угрюмый старый рыцарь. Он улыбнулся и взялся за прекрасную белую руку, протянутую к нему, и встал, оставив свое холодеющее тело лежать на отлогом песчаном берегу.

Альвит помогла Гарваону взобраться в седло, ибо она еще не поцеловала его и он по-прежнему терзался болью от ран. Я пожелал им доброго пути. Альвит улыбнулась, а Гарваон помахал мне на прощание. Она вскочила в седло позади него, белый жеребец мощным прыжком взмыл в воздух, и в мгновение ока все трое скрылись в ослепительно белом тумане, который является нашим Митгартром.

— Он умер, сэр. — Вил стоял на коленях над телом Гарваона, щупая запястье.

Этела рассмеялась. В смехе слышались истерические нотки, и я велел Таугу успокоить девочку.

— Сэр Гарваон действительно умер, Вил, — сказал Свон. — Но и дракон тоже.

Вил ничего не ответил.

— Ты бросился в бой с девочкой на плечах. Мне никогда не сравняться с тобой в рыцарской доблести. И с ней тоже. Я бы не решился на такой поступок, какой совершила она, — ни в ее возрасте, ни в любом другом.

— Она сказала, дракон собирается убить вас, сэр. Мы должны были что-то предпринять, — пояснил Вил.

— Без меча и доспехов.

— У меня имелось кое-что получше. — Вил протянул ко мне раскрытую ладонь. В ней ничего не было, но когда он провел над ней другой рукой, там оказалась моя тетива, свернутая в кольцо. — Вот она, сэр Эйбел. Она вам знакома, я знаю. Я стянул ее у вас сами знаете когда. Коли вы хотите наказать меня, скажите господину Таугу. Но вы вправе поступить со мной, как сочтете нужным, и я так и скажу хозяину.

Я взял у Вила тетиву и пропустил между пальцев, явственно ощущая в ней жизни многих — о, очень многих! — людей, населяющих Америку. Я ушел от них — поднявшись выше или опустившись ниже; и пока они пахали землю, принимали законы и торговали, подметали полы и воспитывали своих детей, мы с ними распрощались. На мимолетный миг я заключил всех их в свои объятия, и все они в едином порыве прижались к моим рукам.

Возможно Вил почувствовал это неким непостижимым образом; возможно, мне просто показалось. Так или иначе, он сказал:

— С помощью такой тетивы можно показывать разные фокусы, сэр Эйбел, самые разные. Извлекать из пустоты предметы одним движением рук или там давать разрезать ее на части — а она остается целехонькой, вы ж понимаете. Только когда показываешь фокусы с такой штуковиной, все совсем по-другому. — Он зябко передернул плечами, хотя было совсем не холодно.

— Нет, — сказал я. — Протяни ладонь снова, Правдивый Вил.

Он подчинился, и я вложил тетиву ему в руку.

— Это подарок, врученный мне великой женщиной в самом начале моего пути. Люди называют ее Паркой, и она живет в нашем мире.

— Да, коли вы так говорите, сэр.

— Но родом она из мира, расположенного над Скаем, из второго мира. Таким образом, она выше Вальфатера, который служит ей. Ты понимаешь?

— Надеюсь.

— А я вообще ничего не понимаю! — воскликнула Этела. Она стояла рядом с Таугом, одной рукой обнимая его за талию. Увидев их двоих, я понял, что она уже не Маленькая Этела и что в действительности во все время нашего непродолжительного знакомства никогда таковой не являлась.

— Вил тебе объяснит, — сказал я.

Мы положили тело Гарваона на седло его коня. И Ури (по-прежнему молчавшая и, мне кажется, очень испуганная) повела нас обратно в наш мир.

Глава 27 РЕДХОЛЛ

Как нам ни хотелось, мы не могли доставить тело Гарваона в Файнфилд, но мысль о могиле в Йотунленде казалась чудовищной. Мы решили везти мертвого рыцаря на юг все время, покуда стоит холодная погода, и похоронить в такой близости от родного дома, в какой позволит Парка.

Войско Йотунленда удерживало от нас горный перевал, как хорошо известно. Не многие знают, что мы погребли Гарваона перед битвой, опасаясь, что после нее нам придется хоронить слишком многих. Мы вырыли могилу и опустили в нее тело рыцаря, совершили жертвоприношение, какое смогли, и хором пропели песнь надежды на благосклонность к нему богов. Услышав наши голоса, ангриды прислали к нам гонца с белым флагом, чтобы узнать, что случилось.

— Сэра Гарваона не стало, — сказал Бил великану. — Он был доблестнейшим из моих рыцарей и самым лучшим. Мы воспеваем дух героя, ибо мы не такие, как вы. И мы возвели пирамиду из камней над его могилой.

Ангрид огляделся по сторонам, но не увидел надгробной пирамиды, покуда Мардер не указал на нее рукой, ибо она превосходила высотой многие холмы.

— Вы соорудили такую громаду?

— Я один? — Мардер потряс головой. — Нет, я не смог бы. Как не смог бы ни лорд Бил, ни сэр Эйбел, ни сэр Леорт, ни сэр Воддет. Мы трудились все вместе.

Инеистый великан оперся на меч:

— Я пришел говорить от имени тех, кто послал меня.

Мы кивнули и сказали, что понимаем.

— Мы намерены перебить вас всех и разрушить пирамиду. От нее камня на камне не останется, когда мы закончим.

— Сначала вы должны взять верх над нами, — заметил Свон.

— Ты меня знаешь?

Свон указал на перевязанную руку великана:

— Ты Битергарм, один из воинов, выставленных против нас королем Гиллингом.

— Да, так меня зовут, — сказал Битергарм Билу. — Я сражался с ними, с ним и с Гарваоном. Вы там были.

Бил промолчал, а Идн сказала Битергарму:

— Мы тоже.

— Я сам хотел убить его. — Таким гулким низким голосом могла бы говорить ожившая гора. — По слухам, он был доблестным воином.

Мы со Своном согласились.

— Поэтому мне жаль, что он умер. Я займусь пирамидой. Я разрушу ее вместе с остальными, только… — Он заметил одну из подданных Идн.

Сама Идн смело приблизилась к великану и положила ладонь ему на руку.

— Я их королева. И твоя тоже, Битергарм.

— Мой король — Шилдстар.

— Король, который заставляет тебя воевать с твоей королевой, с твоей матерью, твоей женой и твоими сестрами. Я не приказываю тебе сражаться за нас против короля Шилдстара. Но я спрашиваю тебя, что это за король такой, который вынуждает правую руку бить по левой? Вас, инеистых великанов, никто не любит. Даже ваши матери. Я знаю это и жалею вас. Но разве слухи соответствуют действительности? Разве правда, что вам самим неведома любовь?

Битергарм повернулся и пошел прочь, не промолвив более ни слова.

Ангриды атаковали нас ночью, как мы и опасались; но наши эльфы подняли тревогу задолго до того, как они подошли к нашему лагерю, и горящие стрелы заставили неприятеля отступить с большими потерями, ибо все эльфы видят в темноте не хуже Мани. Мы послали Орга вслед за отступающим войском, велев убивать всех, кто попадется, и напасть на них с тыла, когда они снова двинутся на нас.

На следующий день они заняли позицию в ущелье, преграждая нам путь; шестеро самых жестоких и угрюмых ангридов стояли, сомкнув щиты, поперек Военной дороги, и еще тысяча воинов выстроилась за ними. Там, в ущелье, где я сражался с Черным рыцарем, оказавшимся герцогом Мардером, изгнанные своими хозяевами в горы мыши забрасывали ангридов камнями и дротиками, покуда солнце не поднялось высоко в небо.

Трижды мы бросались в конную атаку, вооруженные копьями, и каждый раз они отбрасывали нас и собирали своих мертвецов. На закате я опустился на колени перед Идн, прося благословения, и повел в пеший бой женщин из племени ангридов. Этерне вволю напилась кровью великанов, и рыцари Меча — за одними из них шли по нескольку воинов, а за другими по целой сотне — тоже напились вдоволь.

Через час повалил снег, и соплеменники Баки, вооруженные луками и горящими стрелами, присоединились к мышам. Сыны Ангр дрогнули и обратились в бегство на юг, где глубоко в горах пали почти все, оставшиеся в живых после боя.

Мы же отрубили головы у сотен погибших ангридов и сложили все вокруг надгробной пирамиды Гарваона, которая в конечном счете полностью скрылась под ними; и мы с Билом — вспомнив победу, одержанную Гарваоном в молодости, вспомнив, как он приволок голову великана, привязанную к двум лошадям, — расплакались.

Той ночью Идн прислала за мной Хелу. В шатре, прежде принадлежавшем Мардеру, я сидел вместе с Идн (ибо она была очень добра) и Своном, а Хела разливала по чашам последнее вино, оставшееся у нас.

— Вы благородный рыцарь, — сказала мне Идн. — По нашему мнению, сэр Свон благороднейший из рыцарей, нам известных. Но когда мы высказываем такое суждение, он говорит, что в части благородства он лишь слабое ваше подобие.

Я не знал, что ответить, но Мани ответил за меня:

— Для Ская Митгартр, столь милый нашему сердцу, лишь бледный образ и иллюзия, ваше величество. Но образ, милый сердцу, становится реальным.

Сладко журчащий голос Мани, подумалось мне, выманил бы и птицу из гнезда; но все же мне показалось, он говорил совершенно серьезно.

— Хела и ее брат сослужили нам великую службу, — продолжала Идн.

— Всем нам, ваше величество.

— Как и вы. Ни один мужчина и ни одна женщина не оказали нам более ценной услуги.

— На колени, — шепнул Мани, но я не опустился на колени.

— Мы королева. — Идн дотронулась до своей диадемы. — Вы повели наших подданных на врага.

Я по-прежнему молчал, чувствуя острое желание поговорить с Гильфом. Мысли Облака затронули мое сознание, но хотя они дышали любовью, она не могла мне ничего посоветовать.

— Вы не видели страны, которой мы правим, — продолжала Идн. — И мы тоже не видели. Однако такая страна есть, и нам о ней рассказали.

— Мы отправимся туда, когда покинем двор короля Арнтора, — сказал Свон. — Ее величество, мой сеньор лорд Бил и я.

— Как королева, мы имеем право дарить поместья. И имеем право возводить в звание пэра, каковое право мы имели бы, даже если бы не владели землями. Мы пожалуем вам титул графа, сэр Эйбел, коли вы примете от нас поместье.

— Примите титул, а от поместья откажитесь, коли хотите, — пробормотала Хела.

— Я не приму ни того, ни другого, — сказал я Идн. — Знаю, мой отказ оскорбит вас, и мне крайне неприятно отвечать отказом. Но я должен.

— Ваш сеньор согласен отпустить вас.

— Вы имеете в виду моего сеньора в Митгартре, ваше величество? Он лучший из людей. Но нет. Я оскорбляю вас отказом, поскольку не могу поступить иначе. Сэр Свон должен стать вашим главным рыцарем. Я поклялся сразиться с ним, когда мыприбудем ко двору. Он отомстит за вас.

Идн взглянула на Свона и потрясла головой:

— Мы желаем воздать вам почести, а не ссориться с вами, сэр Эйбел.

— Я всегда желал чествовать вас, ваше величество.

Внезапно она улыбнулась:

— Помните, как вы явились к нашему отцу с просьбой одолжить вам коня? Вы, Гильф и Мани?

— Тот день остался в далеком прошлом, — сказал я, — и однажды я забыл его. Мне кажется, теперь я уже никогда не забуду.

— Дело было в этом году, — сказала Идн. — Нам кажется, с тех пор луна прибыла и убыла два раза. Безусловно, еще не прошло трех месяцев. Но мы хотим сказать, вы подарили нам Мани, о чем мы и мечтать не могли. Сегодня мы надеялись оказать вам великую милость — за Мани, и за всю вашу доброту, и за вашу помощь, стоившую помощи целого войска. Вместо этого мы собираемся просить вас об очередной милости. Вы знаете, что сделали для всех нас Хела и Хеймир. Вы позволили сэру Воддету забрать Хелу, и она хочет остаться с ним. Вы оставили у себя ее брата.

Я сказал, что не стану насильно удерживать Хеймира и что я редко видел его с тех пор, как Хела ушла к сэру Воддету.

— Мы желаем наградить Хелу, и она просит, чтобы в качестве награды ей отдали брата.

— Он мой брат, — сказала сама Хела, — и я люблю его, сэр Эйбел. Я боюсь, он без меня пропадет.

— Если он будет служить тебе, можешь взять его, — сказал я. — Если Хеймир станет твоим слугой, он станет и слугой сэра Воддета. Он косноязычен, но боец из него хоть куда.

Хела выразила мне горячую благодарность, а когда она умолкла, Идн сказала:

— Поскольку вы не желаете оставить своего сеньора ради нас… так вы не оставите? Ради графского титула? Мы снова предлагаем его вам.

— И я снова вынужден отказаться. И прошу вас не предлагать мне в третий раз.

— Хорошо. Нам требуется присутствие здесь вашего сеньора. Будь добра, Хела, сходи за ним.

— И за сэром Воддетом, ваше величество? Вы знаете, я должна докладывать ему обо всем, что слышала и видела, и он меня расспрашивает. Вы отошлете меня из палатки, когда я приведу герцога?

— Я поддерживаю Хелу, ваше величество, — пробормотал Свон.

— Хорошо, позови и сэра Воддета тоже, — согласилась Идн. — И поскорее.

Когда Хела ушла, Идн сказала:

— Мы хотели испытать вас. Хела посоветовала. По нашему мнению, ум сестры настолько же остер, насколько ум брата туп. Она — острая сторона клинка, он — тупая. Мы отдали Воддету и мать Хелы тоже, и он одолжил ее нам.

Я улыбнулся, и Идн милостиво улыбнулась в ответ:

— Сэр Свон рассказал нам про Эльфрис. Как он отправился туда вместе с сэром Гарваоном и нашел вас — с флотилией, которая потом исчезла. И про своего оруженосца рассказал: как оруженосец Тауг спустился по лестнице между мирами, находящейся в населенной призраками башне, где были заточены прекрасные женщины, призванные заманивать моряков на самый верх.

— Сэр Свон многое знает об Эльфрисе, — заметил я.

Свон кашлянул:

— Наверное, вам интересно, откуда я узнал столько всего.

— От Тауга?

Он медленно помотал головой:

— Из Тауга слова не вытянуть. Когда его милость придут, мы расспросим вас о предмете, который мы с вами уже обсуждали в лесу. Я вполне могу предупредить вас. С нашей стороны было нехорошо заставать вас врасплох.

Я сказал, что предполагал нечто подобное.

— Мы надеялись допросить вас как вассала, — сказала Идн. — Тогда ваша честь не позволила бы вам уклониться от ответов.

— Разумеется, я не стал бы уклоняться, ваше величество, будь вопросы такими, задавать которые вам позволяет ваша честь.

— У меня тоже есть вопросы насчет Эльфриса, — сказал Свон. — Вы говорили мне, что вас посвятила в рыцари эльфийская королева. Помните?

Я пожал плечами:

— Это правда, хотя весь Ширвол смеялся надо мной.

— Когда мы стояли лагерем у реки.

— Вы явились в гостиницу. Мы с Поуком устроили стоянку там.

Свон покраснел. Я увидел, что в нем все еще живет прежний мальчишка, и проникся к нему еще большей симпатией.

— Вы имеете в виду, дамы смеялись над вами? — спросила Идн. — Да они просто хотели привлечь ваше внимание. Здесь можете мне поверить.

Я покачал головой:

— Насчет дам сомневаюсь. Возможно, они жалели меня. Все мужчины смеялись надо мной, за исключением сэра Воддета.

— Который здесь со мной, — сказал Мардер. — Разве я смеялся над вами? Если да, значит, я был пьян. Мы с вами сразимся снова, коли вам угодно.

— Вы не смеялись, ваша милость.

Свон уступил герцогу свой стул, а Хела принесла скамейку.

— Сэр Эйбел не желает отвечать нам, ваша милость, — сказала Идн. — Вы должны спросить его, кто убил нашего супруга. Мы знаем, что он знает.

Мардер нахмурился:

— Вы знаете, сэр Эйбел? Да или нет?

— Да, ваша светлость.

Он молчал, покуда Идн не промолвила:

— Вы не спросите его?

— Пожалуй, нет. Если он отказывается говорить, значит, у него есть на то веские причины. Взамен я задам другой вопрос. Сэр Эйбел, при всем своем уважении к вам, я спрашиваю вас как ваш сеньор. Ответьте мне как истинный рыцарь. Почему вы храните молчание на сей счет?

— Потому что мое признание не принесет ничего хорошего. Только печаль и горе.

После продолжительной паузы Мардер сказал:

— Мы могли бы наказать его, верно? Или ее. Виновную сторону.

— Нет, ваша светлость.

— Не могли бы?

Я помотал головой:

— Нет, ваша светлость. Не могли бы.

Так тихо, что, казалось, слова предназначены только для моего слуха, Мани проговорил:

— Разве это было сделано не во имя любви?

Я кивнул.

Идн издала еле слышный горловой звук, но не заговорила, и Свон нарушил молчание:

— Мне не терпится задать вам один вопрос. Надеюсь, вы ответите. Я задавал вам слишком мало вопросов в бытность свою вашим оруженосцем, и надеюсь, вы меня простите. И с сэром Равдом я не разговаривал, как следовало бы. Я ненавидел его за то, что он пытался учить меня уму-разуму, и я никогда не прощу себе этого. Мне бы не хотелось при мысли о вас испытывать такое же глубокое сожаление о своей глупости, какое я испытываю при мысли о сэре Равде. Я сказал вам, что из Тауга слова не вытянешь. Еще до того, как туман рассеялся.

Я напомнил Свону, что совсем недавно он повторил то же самое.

— Вероятно. Вы точно так же снова и снова говорите нам об эльфийской королеве. Это правда — так почему бы мне не повторить еще раз? Только… только это не совсем правда. Тауг сказал, что когда сэр Гарваон умер, вы увидели нечто такое, чего все остальные не видели. Он думал, что, возможно, я тоже видел, поскольку я тоже рыцарь. Он сказал… сказал…

Мардер пришел к нему на выручку:

— Кстати, я вспомнил: отец ее величества выражал настойчивое желание поговорить с вами. Дело касается молодого Вистана, доспехов и оружия сэра Гарваона и всего такого прочего.

Я сказал, что готов явиться к нему сейчас же, коли он еще бодрствует, или же завтра утром. Воддет кашлянул:

— Я тоже рыцарь. Именем Леди и всех оверкинов Ская я клянусь, что хотел бы быть там с вами.

— Тогда сэр Гарваон остался бы в живых, мы уверены, — промолвила Идн.

— Разве вы не хотите спросить меня, почему я не стал сражаться с Сетром? Все вы? Ну так давайте, спрашивайте, — сказал я.

— В таком случае я спрошу, — сказала Хела. — Дело ведь не в страхе, правда?

— Он был вам другом, вы говорили, — пробормотал Свон.

— Да, совершенно верно. Но у меня имелась и другая причина. Просто я знал, что Сетр должен умереть. — С целью переменить тему я добавил: — Когда умирают герои, они возносятся в Скай, дабы служить Вальфатеру. Во всяком случае, иногда. Именно это я увидел, сэр Свон, и Тауг заметил, что я увидел нечто такое, чего сам он и вы не видели. Я увидел, как щитоносица Вальфатера спускается с небес, а сэр Гарваон встает с земли и взмывает ввысь вместе с ней. Мы, человеческие существа, — мы, рыцари, носим мы такое звание или нет, — порой поднимаемся в Скай. Представьте, что один из нас, самый лучший, предпринял попытку завладеть престолом Ская.

Они не поняли меня, и я оставил разговоры о Скае и о престоле Ская.

— Сетр должен был умереть. И вместе с ним должен был умереть мой друг Гарсег, поскольку Сетр и являлся Гарсегом. Сетр боялся меня. Он мог бы вступить в схватку со мной здесь в любой момент, но именно он, вместе с королевой Дизири, сделал меня таким, какой я есть, и потому знал, что я могу убить его.

— Вы говорите об эльфийской королеве, посвятившей вас в рыцари? — спросила Идн. — О чем вы говорите, сэр Эйбел?

Я рассмеялся и сказал, что сам толком не знаю. Тень воспоминания, стертого из моей памяти, снова возвратилась смущать мой ум.

— Это беспокоит его, — заметила Хела.

А Идн спросила:

— Кто она, эта королева?

— Она королева моховых эльфов, ваше величество, и она воспитала меня и посвятила в рыцари. Она сделала это для благой цели, хотя я не знаю, для какой именно. Гарсег, который являлся Сетром, тоже воспитывал и развивал меня и, вероятно, тоже считал свою цель благой. Мне предстояло сразиться с Кулили, что я и сделал незадолго до смерти Гарсега.

Хела и Воддет хотели расспросить о Дизири подробнее, но я прервал их:

— Создав меня почти в той же мере, в какой Кулили создала эльфов, Гарсег знал, что погибнет от моей руки, коли мы с ним схватимся. А потому он никогда не стал бы сражаться со мной. Он бы обратился в бегство, и думаю, даже Облако не сумела бы настичь его на пути в Муспель. Гренгарм пытался скрыться в Эльфрисе, когда мы с Таугом гнались за ним, но для погони за Сетром у меня не было грифона. Поэтому я сказал, что не стану биться с ним и выставил против него сэра Гарваона и сэра Свона, надеясь, что они с ним справятся.

— Мы не справились, — сказал Свон.

Я встал.

— Мне следовало бы вовремя вступить в схватку, чтобы спасти сэра Гарваона. Я думал, вы вот-вот подниметесь с земли. А в следующий миг он оказался в пасти дракона — дракона, с которым я не хотел сражаться. Я заранее признаю справедливость всех обвинений, которые вы мне предъявите. Я искуплю свою вину, когда мне представится такая возможность. — Я обратился к Идн: — Вы позволите мне удалиться, ваше величество?

— Вы не услышите от нас никаких обвинений, сэр Эйбел.

Я поклонился:

— Можно мне идти?

Покинув шатер, я долго бродил в одиночестве, думая о смерти, которую мог предотвратить, и начисто забыв, что мне нужно увидеться с Билом. Наконец я подошел к кострам дочерей Ангр, полагая, что эти женщины не уступают своим мужьям в порочности и жестокости. Я намеренно разозлю их, они все набросятся на меня, и я не стану обнажать Этерне. Но великанши, превосходящие размерами даже своих мужчин, принялись поддразнивать меня, как делают девочки и женщины повсюду. Они слышали, как я кричал имя Дизири во время боя, и теперь хотели знать, целовал ли я ее и тысячу других вещей. Я поел вместе с ними и выпил крепкого пива, которое они приправляли ивовой корой.

Вскоре ко мне присоединился Мардер и завел речь о войнах, которые велись до моего рождения, и о рыцарях, служивших его отцу. Наконец он сказал:

— Они хотели допросить вас по делу, нам с вами известному и понятному. Я бы хотел прояснить другой вопрос, хотя он имеет отношение к первому. Я не прошу вас поклясться отвечать честно. Вы не станете лгать мне.

Я подтвердил, что не стану.

— Вы знаете эльфов лучше очень и очень многих — это очевидно. Присутствовал ли кто-нибудь из них при нашем разговоре с прекрасной дамой, которая правит этими могучими женщинами?

— Вполне возможно, ваша милость, — ответил я, — но если и присутствовал, то я не знал об этом.

Мы сидели, потягивая пиво и задумчиво глядя в костер — слишком большой для любого из наших соплеменников, желающего зажарить мясо. Наконец Мардер сказал:

— Во время разговора о первом предмете кто-то прошептал, что это было сделано во имя любви. Мне кажется, слова были обращены к вам. Их произнесла королева?

Я ответил отрицательно и попросил Мардера не расспрашивать меня дальше, объяснив, что любым своим ответом я выдам друга.

— В таком случае я не стану, сэр Эйбел. Однако я задам еще один вопрос. Я не знал о присутствии особы, прошептавшей упомянутые слова. А ее величество, в чьем шатре мы находились, знали?

— Да, конечно, ваша милость. Она знала с самого начала, можете не сомневаться.

Затем Борда, красивая женщина ростом с грот-мачту каравеллы, сказала:

— Рыцарь не желает лезть в дела нашей королевы. Я мало знаю о рыцарях и ничего не знаю о герцогах. Но, похоже, рыцари умнее герцогов.

Когда я вернулся к своему костру, Поук и Анс спали. Какая-то женщина сидела у костра, грея руки, а Гильф дремал подле нее. Я спросил, чем могу быть полезен, и когда она обернулась, мне показалось, что это Линнет.

— Сядь рядом, — промолвила она, и голос принадлежал не Линнет. — Нет. Ты устал и выпил лишнего. Ляг и положи голову мне на колени, а я поговорю с тобой.

Я подчинился, и она много чего рассказала мне: о своем детстве в Америке, о знакомстве с моим отцом и о том, как они поженились.

Путешествие на юг было долгим и томительным, и однажды я попросил позволения поехать вперед, объяснив свою просьбу желанием увидеть Редхолл. Я галопом поскакал на юг по Военной дороге, предварительно велев Вистану, Поуку и Ансу присоединиться ко мне при возможности; и когда мы с Облаком скрылись из виду, мы взмыли в воздух и поднимались все выше и выше, покуда раскинувшаяся далеко внизу земля не стала походить на расстеленную на столе географическую карту: Военная дорога казалась нитью, а наше войско — отряды Била и Мардера и отряд дочерей Ангр, которых Иди вела в южные края, — ползущим по нити червем. Гленнидам, где жила Ульфа, представлялся с высоты темной точкой подле тонкого серебристого ручейка, а на берегу Гриффина я увидел место, где прежде находился Гриффинсфорд. Потом я разглядел Ирринг и разрушенный Иррингсмаут в месте впадения реки в море. Позади нас вздымались горы, могучая стена с парапетами из снега и льда, но Облако и Гильф — и я верхом на Облаке — поднялись много выше гор.

Наконец я увидел замок, подобный звезде. На зубчатой стене стоял Вальфатер — далекая крохотная фигурка, но ясно различимая. Одна рука скрывалась под длинной бородой, другая сжимала копье; на голове у него вместо широкополой шляпы, которую он носил во время странствований по дорогам Митгартра, красовался рогатый шлем — корона Вальфатера.

Наши взгляды встретились, и Облако тотчас же перевернулась в воздухе, обратившись копытами к Скаю, а спиной к нашему миру, — и теперь замок Вальфатера оказался под нами.

Если бы он поманил нас рукой, мы бы моментально спустились к нему. Но мы продолжали набирать высоту, хотя я чувствовал, что он хотел, или, по крайней мере, не возражал, чтобы я вернулся в его замок. Мы поднимались все выше и выше, пока Митгартр снова не оказался под нами.

Об этом мне неприятно упоминать: я принял за Редхолл другой замок. Я ошибся, и к воротам замка спустились Облако, Гильф и я; и я постучал в них большим железным кольцом, а потом нетерпеливо постучал еще раз, ибо было уже поздно. Наконец ко мне вышел слуга. Я спросил, Редхолл ли это (ибо замок стоял на дороге в Кингсдум), и он заверил меня, что нет, что Редхолл находится дальше к югу. В подтверждение своих слов он показал геральдические фигуры, изображенные на стене здания и на воротах, а потом предложил остановиться там на ночлег. Я поблагодарил слугу, но объяснил, что настроен заночевать в Редхолле. Уже тогда я знал, что мне не придется провести там много ночей, и хотел, чтобы их оказалось по возможности больше.

Дальше на юг поскакали мы во весь опор, а Гильф несся впереди, словно преследуя зверя по горячему следу, и наконец (к тому времени, когда любая другая лошадь уже давно выдохлась бы) я свернул в сторону, чтобы снова спросить, ибо мы покрыли значительное расстояние, и я опасался, что мы не заметили Редхолл в темноте и проехали мимо.

Ворота находились в плачевном состоянии, а дом за ними в еще худшем. Я уже собрался двинуться прочь, никого не тревожа, но в последний момент узнал в каменном изваянии перед входом фигуру мантикоры. Тогда я, разумеется, постучал, закричал и заколотил по обшарпанной, потемневшей от дождей двери рукояткой кинжала.

Ко мне вышла старуха со свечой, сгорбленная и почти беззубая. Понимая, что она может испугаться вооруженного мужчины, явившегося в столь поздний час, я назвал свое имя и сказал, что я всего лишь заблудившийся путник, не имеющий злых намерений.

— Очень жаль. Я надеялась, вы пришли убить меня.

— Всего-навсего спросить дорогу, — сказал я, — и сообщить добрые вести. Это Голденлаун?

Она молча кивнула.

— А где находится Редхолл?

— В полутора лигах отсюда. — Она указала на юг. — Там нет хозяина. Вряд ли они откроют вам, а у нас почти ничего нет для вас.

— Теперь там снова есть хозяин, — сказал я. — И хозяин этот — я, но я еще не видел своего замка.

При моих словах старуха немного выпрямилась, и, хотя она не улыбнулась, лицо ее просветлело.

— Инеистые великаны пришли сюда с первыми заморозками много-много лет назад.

— Да, — сказал я. — Я так и понял.

— Его тогда не было, сэра Равда. — Она пососала беззубые десны. — Ушел на войну. Он бы нас выручил. Вы останетесь?

— В Редхолле? На несколько дней, наверное.

— Здесь.

— Нет, я намерен лечь спать на своей собственной кровати, хотя кровать эту я еще никогда не видел. Я сказал, что меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце. В общем-то, это правда: такое имя я ношу уже много лет. Теперь мне надо привыкнуть представляться и сэром Эйбелом Редхоллом также.

— Я желаю вам доброй ночи, сэр Эйбел.

Дверь начала закрываться.

— Подождите, — сказал я. — Вы еще не услышали мою добрую весть.

— Я думала, это она и есть. И что за весть такая?

— Ваша хозяйка, леди Линнет, скоро вернется.

Старуха уставилась на меня немигающим взглядом и молчала так долго, что я уже решил, что она не произнесет более ни слова, и потому отступил на шаг назад, собираясь уходить. Тогда она спросила:

— Вы эльф?

— Нет. И порой я сожалею об этом.

— Пришли помучить меня!

— Я бы никогда не сделал такого. Леди Линнет возвращается, чтобы вновь вступить во владение своим имуществом, вместе с госпожой Этелой. Вы должны подмести полы и привести дом в пристойный вид, насколько возможно.

— Это мой дом, — сказала старуха, — и я — леди Лис.

С этими словами она затворила дверь. Я слышал доносящиеся из-за нее рыдания все время, пока стоял на месте.

Ангриды не разоряли Редхолл или же все здесь восстановили после набега. Каменные столбы, увенчанные фигурами львов, отмечали начало подъездной дороги протяженностью в поллиги, узкой, но в хорошем состоянии. Она вела к широким воротам, по обеим сторонам от которых возвышались башни и тянулась крепостная стена весьма внушительного вида. Ворота были заложены засовом, но на звук висевшего на них рога ко мне вышли четыре сонных воина. Старший из них сказал:

— Вы слишком поздно, сэр рыцарь. Вернее, слишком рано. Эти ворота закрываются с появлением вечерней звезды и не открываются до часа, когда тьма рассеивается настолько, что человек в состоянии пользоваться луком. А потому ступайте прочь.

— Они открываются, когда я пожелаю.

Я растолкал мужчин в стороны и прошел в ворота. Над широким незамощенным двором вздымался замок, слишком высокий, чтобы краснеть перед другими замками.

Сторожевые мастиффы, с крупной головой и могучей грудью, едва ли уступали размерами Гильфу. Каким образом они признали во мне хозяина, я не знаю; но они признали и все по очереди поставили передние лапы мне на плечи и заглянули мне в глаза, а потом стали тереться о мои ноги.

— Кто вы такой? — осведомился старший из воинов. — Что за герб изображен на вашем щите? Я должен узнать ваше имя.

Я повернулся к нему:

— Ты назовешь мне свое сию же минуту. Или обнажишь свой меч — и умрешь.

К моему удивлению, он выхватил меч из ножен. Он стоял слишком близко: я схватил мужчину за кисть, вырвал у него меч и, повалив наземь, приставил к его горлу острие его собственного меча. Он выдохнул:

— Кат. Меня зовут Кат.

— Ты с юга?

— Моя мать… была взята в плен. Вышла замуж и осталась здесь.

Остальные трое так и стояли разинув рот. Я сказал им, что они должны научиться сражаться, коли намерены стать моими воинами, и изъявил готовность здесь и сейчас вступить в поединок с лучшим из них, вооружившись мечом Ката. Но они повалились на колени, три мужлана, лишенные предводителя.

Убрав ногу с груди Ката, я сказал:

— Я новый владелец замка, сэр Эйбел Редхолл.

Все трое кивнули. Кат с трудом поднялся одно колено.

— Ты. — Я ткнул пальцем в одного из мужчин. — Отведи Облако в конюшню. Разбуди моих конюхов. Моя лошадь устала после долгой скачки. Ее нужно расседлать и отвести на выгон. Скажи конюхам, что если они хоть пальцем ее тронут, я непременно узнаю об этом и жестоко отомщу.

Он взял Облако под уздцы и торопливо удалился.

— Здесь есть управляющий?

Кат ответил утвердительно и назвал имя управляющего: Хальверд.

— Хорошо. Разбуди его. И поваров тоже.

— Все двери заперты, сэр. Мне придется разбудить кого-нибудь…

Повинуясь моему повелительному взгляду и жесту, он отправился выполнять мой приказ. Наше с ним столкновение, пусть и короткое, прогнало у меня последние остатки сна. Я решил основательно поесть — во все время нашего путешествия мы питались скудно, и сейчас я просто умирал с голоду — и не ложиться спать, чтобы лечь пораньше завтра вечером.

Я так и поступил. Утолив голод, я внимательно обследовал Редхолл и пришел к заключению, что все амбары, поля и кладовые здесь содержатся в полном порядке, но воины и лучники не вымуштрованы должным образом и малость неопрятны.

На следующий день мы начали состязания по стрельбе из лука. Победителю я вручил свиной окорок. (Я обещал золотую монету Мардера любому, кто превзойдет меня в меткости, но таковых не оказалось.) Занявший предпоследнее место получил приказ крепко ударить луком по заднице товарища, занявшего последнее. Он ударил несильно, и я велел слабейшему лучнику ударить его за ослушание таким же манером. Он треснул со всей мочи, выбив клуб пыли.

Мои тяжелые воины наблюдали за происходящим и веселились от всей души. Вспомнив про ангридов, я решил проверить и их мастерство тоже. В арсенале у нас имелись луки и стрелы. Я вручил каждому из них лук и заставил каждого стрелять по цели, находящейся на весьма незначительном расстоянии.

Затем мы провели состязание в стрельбе из лука среди тяжелых воинов (в то время как лучники смеялись и улюлюкали), с такими же призами и наказаниями.

Вечером Кат сообщил мне, что солдаты, выступившие неудачно, выражают недовольство. Их оружие — меч, говорили они; меч, протазан и алебарда. Поэтому на следующий день мы вырезали тренировочные мечи из молодых деревьев (как некогда сделали мы с Гарваоном), и я все утро занимался с людьми, а ближе к вечеру сразился с ними, задав всем жару.

На четвертый день мы изготовили дубинки, и я объяснил, что из человека, умеющего обращаться с дубинкой, да еще вооруженного протазаном или алебардой, получается боец, с которым приходится считаться. Когда я одолел целую дюжину противников, один воин сбил меня с ног таким мощным ударом, который причинил бы мне серьезный вред, не будь я в шлеме. Я вручил победителю обещанную золотую монету и снова вызвал на поединок. В той схватке сила моря вернулась ко мне, и мне почти казалось, будто Гарсег плывет рядом со мной. Я сломал пополам дубинку противника и сильным ударом поверг его на колени, когда он попытался отбиваться половинками. Я велел парню научить драться дубинкой остальных, а потом устроил между ними ряд поединков, которые мы с ним судили. Звали его Бали.

Вечером я ужинал в обществе Гильфа. Хальверд принес мне хлеб, суп и пиво и остался стоять в ожидании, когда я отпущу его.

— Сегодня ночь студеная и ветреная, сэр Эйбел, — промолвил он. — На севере было холодно, я уверен.

Я сказал, что временами жутко холодно.

— У нас здесь холодов не было, только легкие заморозки, полезные для яблонь. А сегодня ударит крепкий мороз. Слышите, как завывает ветер в трубе?

Я тотчас же вскочил на ноги и в два счета натянул сапоги. Я покинул замок через ворота для вылазок, которые мы держали заложенными на засов, но не охраняли, и стремительно пересек три луга. Я нашел ее в лесу, и объятия наши были слаще любого вина, а наши поцелуи пьянили сильнее. Она показала мне убежище, устроенное для нас ее стражами, и там мы лежали на мху и целовались, целовались и согревали друг друга: я закутал ее в свой меховой плащ, а ее широкий плащ из листьев накрывал нас обоих. Мы говорили о любви, и все, сказанное нами, заняло бы книгу толще этой. Однако все наши речи сводились к одному: я любил ее, а она любила меня, и мы долго, очень долго ждали встречи и больше никогда не расстанемся.

Наконец она сказала:

— Я избрала тебя своим орудием и исполнила тебя словами, с которыми тебе надлежало обратиться к Арнтору и ко всем на свете королям рода человеческого, я сделала из тебя человека, достойного говорить с королями, и считала такой свой поступок правильным. Но все это глупости, и значение имеет только любовь. Я стану твой женой, здесь и сейчас.

Она изменилась, пока говорила; зеленая кожа стала белой.

— Нет, — сказал я, порываясь подняться.

— Я стану твоей законной женой — во всяком случае, мы всем так скажем, — и буду жить в темных комнатах, и расчесывать волосы при бледном лунном свете твоей ночи, и умащать свое тело благовониями для тебя.

— Нет, — повторил я. — Я буду любить тебя в любом обличье, но больше всего люблю тебя такой, какой ты была здесь.

— Не говори с королем. Пообещай, что не будешь.

Я рассмеялся:

— Я шел в бой против войска ангридов. Ужели в Тортауэре страшнее?

— Для тебя? Да.

Я задумался над ее словами и наконец сказал:

— А как же ты? Разве ты боишься только за меня? Будешь ли ты в безопасности здесь?

Она заплакала.

Я вернулся в Редхолл с припорошенными снегом волосами. Хальверд дождался моего возвращения и принес мне кувшин горячего эля, что было весьма любезно с его стороны. Я сообщил, что завтра утром отправляюсь в Тортауэр.

— Вы хорошо знаете Тортауэр?

— Совсем не знаю. Я никогда не бывал там.

— Я бы посоветовал вам найти какого-нибудь друга, который представил бы вас, какого-нибудь человека, знакомого со двором.

Я объяснил, что пока не прибудет Бил, у меня такого друга не будет, и отослал управляющего спать.

Мне и самому следовало бы лечь спать. Но я продолжал сидеть, прихлебывая обжигающе горячий эль, задумчиво глядя в огонь и размышляя о словах Дизири. Она не сотворила меня, как Кулили сотворила эльфов; мои родители произвели меня на свет. И все же в известном смысле она сотворила меня, многому меня научив, — и прежде всего научив словам, которые мне предстояло сказать в Тортауэре. Я закрыл глаза и услышал крики чаек, кружащих близ пещеры Парки, и плеск крыльев в воздухе. Что же я должен сказать?

Это явно не обычное послание, ибо я знал, что я не обычный человек. Я жаждал добиться славы и стать искусным воином и не знал, что слава и репутация искусного воина нужны мне для того, чтобы король выслушал меня. Тауг тоже встречался с Дизири, но она не передала через него никакого послания, и он мечтал только о плуге — о медленном чередовании времен года и о простой крестьянской жизни, в которой пределом мечтаний является покупка еще одной коровы.

В Редхолле я мог бы жить многие годы, тренируя своих людей и наблюдая за работой на полях и в сыроварне. Если бы Мардер призвал меня на службу, я бы пошел. Но если бы не призвал, я бы остался жить здесь, раз в месяц наведываясь в Форсетти и трижды в год посещая Ширвол. Дизири поселилась бы со мной; и если бы моим служанкам казалось, что по коридорам замка ходит женщина, не вполне похожая на представительницу человеческого племени, что ж, пускай бы они сплетничали в свое удовольствие. Как там называла меня Ульфа? Рыцарь-чародей, хотя Гильф и Облако обладают способностями, которые любой человек счел бы сверхъестественными…

В темном углу комнаты, самом далеком от горящего камина, тьма сгустилась еще сильнее. Я решил, что просто огонь начал угасать, и сказал себе, что не имеет смысла подбрасывать дрова в камин; скоро я все равно отправлюсь на боковую, а угли будут тлеть до рассвета.

Тьма продолжала сгущаться. Ковер на полу, ветвистые оленьи рога на стене и кувшин с элем оставались освещенными, как прежде. Однако черная ночь втекла в комнату и затаилась в углу.

Я позвал по имени Ури и Баки, предположив, что это какая-нибудь очередная их выходка, а потом обратился ко всем эльфам. Представители нескольких кланов были именно такого цвета, говорил Мани, и они часто играли шутки с Бертольдом Храбрым. Но если сгустки темноты и являлись эльфами, они не откликнулись.

Наконец я позвал Орга, хотя думал, что тот остался со Своном и остальными. Он ответил мне из-за кресла. «Силы небесные!» — воскликнул я, и в углу раздался смех — смех, наведший меня на мысль о ледяных северных пещерах и сосульках, которые нежно звенят (как говорила Борда нам с Мардером), когда задеваешь их в темноте острием копья.

Глава 28 МОРКАНА И СНОВА КОЛДОВСТВО

Она выступила из мрака, как ты выходишь из темной комнаты в хорошо освещенную. Еще секунду назад я бы сказал, что в Редхолле нет женщины выше меня ростом, хотя Хела была выше, а дочери Ангр превосходили ростом ее сынов.

Эта женщина возвышалась надо мной и из-за своей золотой короны казалась еще выше. Тонкая и гибкая, как ивовый прутик, длинношеяя и длинноногая. С блестящими смоляными волосами, уложенными в такую прическу, что на мгновение мне показалось, будто корона надета поверх бархатного капюшона.

— Разве вы не узнаете меня? — Она снова рассмеялась, и в смехе том не слышалось веселья, ни тогда, ни впоследствии. — Мы встречались, вы и я, только одетые иначе.

Я поклонился:

— Я никогда не смог бы забыть такую леди.

— Какая вышла из угла твоей комнаты? Но вы забыли. — Она снова рассмеялась. — Тогда вы были в доспехах. А я голая. Теперь я пришла выполнить одно ваше желание, только полностью одетая. Вы верите в Верховного Бога?

Вопрос застал меня врасплох.

— Ну как же, к-конечно, — пролепетал я, заикаясь, точно маленький мальчик, которым в действительности и являлся, хотя притворялся взрослым мужчиной.

— А я верю и не верю. — Она улыбнулась, а потом залилась смехом. Он звучал как музыка, но впоследствии мне никогда не хотелось услышать его снова, как хотелось услышать смех Дизири. Тогда-то я и понял, что в ней нет ничего человеческого, и на такую мысль меня навел именно смех. — Я не верю и верю. — Она склонила голову набок, точно птица.

Я снова поклонился:

— Разумеется, миледи. Мы можем мыслить лишь о существах, созданных Им. Мы знаем только Его творения и ничего другого узнать не можем, покуда не узнаем Его. Когда мы думаем о Нем таким образом, мы обнаруживаем, что не в состоянии верить. Он похож на Свои творения не более, чем столяр похож на стол.

— Мудрые слова, — кивнула она. — Когда я вижу, какие дела творятся в мире, я понимаю, что Верховного Бога нет. И все же этот дьявольский юмор! Вы узнали меня?

— Нет, миледи.

— Бедняжка. Сними я свою корону и платье, вы бы сразу меня узнали. К слову о столах.

Она прошла к дальнему концу стола, на котором стоял мой кувшин с элем. На овальном лице женщины не отражалось ни тени страха, но я почувствовал, что она не хочет приближаться к Оргу.

— Предположим, я бы лежала здесь обнаженная.

Узкая белая ладонь погладила деревянную столешницу.

— Вас собирались принести в жертву Гренгарму.

— Да, и вы спасли меня. Вы надеялись обладать мной?

Я помотал головой.

— Там, на алтаре, или на какой-нибудь чудесной полянке. Тогда я была не в настроении. Я думала, он сожрет нас.

Я сказал, что не виню ее, а Орг все шептал мне на ухо о тайных происках и свернутых шеях. В дверях появился Гильф и замер на месте, настороженно наблюдая за нами.

— Я знаю ваше имя, сэр Эйбел. И еще много чего. Например, что вы убили короля Гиллинга…

Очевидно, у меня отвисла челюсть от удивления.

— Вы не убивали? Или вы потрясены моей проницательностью?

— Я не убивал.

— Молодец. Я бы тоже так утверждала на вашем месте. Короли высоко себя ценят. Вы вспомнили мое имя?

Я помотал головой.

— Ах, вот она — вот она! — слава. Допустим, я бы сказала, что наш король, мой брат, ценит свою кровь превыше крови простого народа. Тогда бы вы узнали меня?

— Я порылся в памяти, миледи, но ничего там не нашел.

— Очень жаль. Так-так… С чего бы нам начать? — Она сняла с головы корону и со смехом положила на стул. — Видите, зачем у корон такие острые зубцы? Чтобы никто не уселся на них и не погнул золото.

— Миледи…

Она рассмеялась:

— Я, знаете ли, не миледи. Я принцесса. Разве я не сказала вам? Король Арнтор — мой брат. Не таращьтесь на меня так. Я принцесса Моркана, единственная принцесса в нашем королевстве, и, похоже, единственная, которая в нем останется, ибо наша королева отказывается раздвигать ноги. — Моркана встряхнула волосами, наполнив воздух ароматом мускуса. — Вы снимете с меня платье? Оно слишком тесное.

— Ваше высочество, я люблю королеву. Не супругу короля Арнтора. И не королеву Идн, правительницу Йотунленда. А другую.

Моркана снова рассмеялась:

— Королев развелось нынче как собак нерезаных.

— Нет, ваше высочество, и она не такая, как остальные.

— Потому что вы ее любите. Разве вас не интересует мое нижнее белье? Я могла бы поклясться, что почувствовала ваш интерес.

Не зная, что ответить, я промолчал.

— Если вы не желаете, чтобы я показала вам, я вам скажу. Белье у меня невидимое — паутина, надетая на тело много лет назад. Однако оно хорошо сохранилось — во всяком случае, я надеюсь, хотя, когда вещи невидимы, трудно судить.

— Я начинаю забывать о приличиях. Мои слуги спят…

— Кроме этих двух. — Моркана рассмеялась.

— Да, ваше высочество. Все остальные спят, но я могу найти бокал хорошего вина, коли вам угодно. Какое-нибудь печенье и сушеные фрукты.

— Глоточек вашего эля. Вы позволите?

Я подал Моркане кувшин, принесенный мне Хальвердом; она единым духом осушила его и отставила в сторону.

— Теперь вы выполнили свой долг как хозяин Редхолла. Мы говорили о моем нижнем белье, не так ли? — Она рассмеялась, потом рыгнула и снова рассмеялась, как прежде. — Не желаете взглянуть, что поддерживает мои груди?

Я помотал головой.

— Жесткие кружевные вставки. Они держат их, как великан на карте держит мир на своих плечах. — Моркана ненадолго умолкла, подхватив ладонями предметы, о которых шла речь. — Нет, они больше. Полушария. Мне нравится такое определение. Полушария слоновой кости, гладкие, твердые, увенчанные рубинами. Королевские державы отлиты из золота, но мои мне нравятся больше. И вам понравятся.

— Нет, ваше высочество.

— Несомненно, понравятся. Если не сейчас, то в другой раз. Что же касается Гренгарма, то здесь я ваша должница. — Лицо Морканы приняло серьезное выражение. — Я всегда возвращаю долги. Мой отец был королем в Митгартре, но моя мать — дракон из Муспеля. Меня воспитывали эльфы. Вы мне верите?

— Да, ваше высочество. Я знаю, что это правда.

— Я хороший друг, но страшный враг. Вы еще убедитесь, что и здесь я говорю истинную правду. Я наблюдала за вами всякий раз, когда находила время. А что, те женщины действительно такие огромные, какими кажутся?

— Они еще больше, ваше высочество. Когда я узнал, что женщины у них живут отдельно, я долго недоумевал, почему инеистые великаны допускают такое. Но когда я увидел дочерей Ангр, мне все стало ясно.

— И вы ни разу не испытали страха перед ними.

Я пожал плечами.

— Вы величайший рыцарь во всем Митгартре. Я не могла наблюдать за вами, покуда вы находились в Скае, но я знала, что вы поднялись туда. Теперь вы вернулись обратно. Вам понадобится друг там, в Тортауэре. Так вы сказали, и именно поэтому я пришла. Вы и сами не представляете, насколько вы правы в своем предположении.

— После разговора с обитателем Тортауэра, то есть с вами, я готов согласиться с каждым вашим словом, ваше высочество.

— Вы думаете, я предлагаю себя каждому встречному-поперечному? Коли так, вы глубоко заблуждаетесь.

Я попытался объяснить, что не думаю ничего подобного, но просто хочу сохранить верность Дизири.

— А она хранит верность вам? Вам не обязательно отвечать — ответ написан на вашем лице. — Моркана на мгновение умолкла, прикусив белыми зубами полную нижнюю губу. — Мне очень жаль. Я никогда не предполагала, что когда-нибудь скажу такое человеку, но мне действительно очень жаль.

— Благодарю вас, ваше высочество. Вы очень добры.

— Меня обвиняли во многих проступках, но в таком — еще ни разу. Думаю, подобное впредь не повторится.

Почувствовав, что она собирается уходить, Орг пошевелился.

— Вы уверены, сэр Эйбел? Это не обязательно делать на столе, просто я подумала, что для нас он может сойти за тот алтарь. Но мы можем лечь и в вашу постель.

— Искушение слишком велико, но я не вправе поддаться ему. И не поддамся.

Она рассмеялась — наверное, уже в двадцатый раз за все время нашего общения — и отступила назад, в темноту, поглотившую подол ее платья. Золотая корона плавно поднялась над головой Морканы, словно кусок раскрашенного дерева в воде, а потом столь же плавно опустилась обратно.

— Вижу, это произвело на вас впечатление. — Она рассмеялась. — В награду за ваше удивление… к вам гости. Вам лучше разбудить слугу, коли вы не желаете сами отворять дверь.

В дверь яростно забарабанили, а когда стук на мгновение прекратился, я сказал:

— Шум разбудит Хальверда, коли в этом есть необходимость.

Продолжая улыбаться, она отступила еще на шаг назад; огонь в камине полыхнул с прежней силой, и у меня возникло такое ощущение, будто стук в дверь прервал мой сон. Мгновение спустя дверь заходила ходуном на петлях. Услышав за ней голоса и топот сапог, я велел Оргу не убивать ни людей, ни домашних животных без моего позволения, но поохотиться на дичь в окрестном лесу и отослал его прочь.

Гильф подбежал ко мне и сел на задние лапы. Я погладил пса по голове.

— Ты видел ее, Гильф? Ты видел ее глаза? В глазах Дизири пылает желтое пламя, как у всех эльфов. А у нее глаза черные — но почему они так горят?

— Ухо востро.

— О, конечно. Она опасна. Я это понимаю.

Я услышал голос Хальверда в коридоре:

— Сэр Эйбел спит, я уверен. Мы найдем вам место для ночлега и…

— Я здесь! — крикнул я, и все они ввалились в мою комнату: Хальверд, Кат, Вистан, Поук и Анс.

Хальверд спросил:

— Это ваш оруженосец, сэр Эйбел?

Он так говорит.

— Я счел нужным впустить их, сэр, — добавил Кат, — но пришел вместе с ними убедиться, что все в порядке. Мы выдворим их, коли вы прикажете.

— Мы люди сэра Эйбела, — заявил Анс, а Поук начал:

— Я первый поступил к нему на службу, и негоже…

Я знаком заставил обоих замолчать, подтвердил, что Вистан — мой оруженосец, и велел последнему говорить.

— Мы поехали за вами, сэр Эйбел. Вот и все. — Он прочистил горло. — Я знаю, вы никак не могли взять нас с собой, и вам пришлось оставить нас. Ну, я и предложил тоже поехать вперед: вдруг мы вас догоним. Лорд Бил не хотел отпускать нас, но королева Идн, то есть ее величество, сказали, что нам следует ехать, и его милость сказали то же самое, и тогда его светлость согласились. Я сказал им оставаться, но они не захотели, и потому я взял их с собой.

Поук постучал костяшками пальцев себе по лбу:

— У нас есть свои обязанности, сэр, сказал я. Только сэр Эйбел…

— Прикажите им слушаться меня, — закончил Вистан.

Я объяснил, что сначала ему придется заслужить их уважение.

— В следующий раз я заслужу уважение своим мечом. — Вистан мрачно насупился. — Они увязались за мной и взяли двух мулов.

Я видел, что обоим не терпится высказаться, но покачал головой.

— Поэтому мы двигались медленно, но я постоянно подгонял их. Я хотел поехать вперед. И вчера уже совсем было собрался. Только на них могли напасть разбойники — и кто бы тогда защитил их?

Поук презрительно фыркнул.

— Поэтому я остался, сэр Эйбел. Из-за мулов.

— У меня очень мало вещей. Мулы нагружены твоими вещами?

— Нет, сэр. Вернее, моих там мало. Я…

— Там добыча, сэр, — перебил Вистана Анс. — Трофеи.

— Собранные на поле боя с йотунлендским войском, сэр. — В голосе Вистана звучали извиняющиеся нотки. — Когда вы уезжали, к дележу добычи еще не приступали, но на следующее утро все поделили в соответствии с правилом.

Не зная упомянутого правила, я попросил Вистана просветить меня.

— Думаю, я смогу, сэр. Четвертая часть отходит к короне. Из всего остального одна доля достается каждому присутствующему плюс одна доля каждому человеку благородного происхождения, не носящему рыцарского звания. — Он дотронулся пальцем до своей груди. — По пять долей приходится на каждого рыцаря плюс по одной доле на каждого меченосца и лучника, находящегося под его началом, только они все хранятся у рыцаря. Десять долей достается каждому дворянину плюс по пять долей каждому рыцарю, который ему служит. Таким образом, его милость должны были получить пятнадцать долей, сэр, но остальные не пожелали о таком и слушать, поскольку в действительности вы тоже рыцарь его милости, а не один только сэр Воддет, и вы сделали больше любого другого, поэтому они заставили его милость взять двадцать долей. А потом…

— Довольно, — сказал я. — Насколько я понимаю, я получил пять долей, ты — две, а Поук и Анс — по одной.

— Вам досталось больше, сэр, — с гордостью сообщил мне Поук. — Когда всю добычу поделили, сэр Воддет сказал, что вам следует добавить еще…

— И сэр Леорт, сэр, — вставил Анс. — Он и королева. И многие другие.

Вистан кивнул:

— Его милость велели всем желающим добавить к вашей доле выстроиться в очередь, и мы сложили всю вашу добычу на покрывало, а люди проходили мимо и добавляли, что хотели. Ее величество были первыми, и она положила большую золотую чашу, полную золотых монет, а потом все остальные отдали вам по значительной части от своей доли.

— Но не ты, надеюсь.

Вистан заметно смутился:

— Я отдал много по своим меркам, сэр Эйбел. Но сущий пустяк по сравнению с даром ее величества.

— Я понимаю и благодарю тебя. Я очень рад видеть тебя и Анса с Поуком. Вы получили позволение ехать вперед и, надо полагать, очень спешили, раз преодолели такое расстояние за столь короткое время. Когда вы тронулись в путь сегодня?

— До первых петухов.

Якивнул:

— Сейчас, наверное, дело уже к полуночи, и у меня для вас плохие новости. Через день-другой мы отправимся в Тортауэр. Я собирался выехать завтра, но вы и ваши лошади должны отдохнуть. Мулов и поклажу можно оставить здесь.

Я поскорее отослал их спать и сам разбудил конюхов. Снятые с мулов тюки я отнес в свою спальню, где бегло осмотрел несколько вещей, пока готовился ко сну. Я уже почти спал, когда услышал шепот: «Там волшебная вещь, господин. Я чувствую».

Если бы я бодрствовал, я бы расспросил ее про магию и про Моркану — особенно про Моркану. Но я велел ей уйти и не мешать мне спать.

Перечитывая свое длинное письмо, Бен, я вижу, что о многом не рассказал. В частности, о том, как я столько всего написал. Сейчас не стану подробно останавливаться на этом, скажу лишь, что здесь у меня уйма свободного времени (больше, чем мне хотелось бы, поскольку Дизири подолгу отсутствует) и что порой я все утро гуляю по берегу моря, думая о фактах, которые собираюсь изложить, о словах и поступках других людей и своих собственных. О голосе Мани, тихо мурлычащем или громко мяукающем; о взгляде Гарсега; о мягких теплых ушах Гильфа; о глубокой любви Облака ко мне. Однажды я поглажу свою чудесную лошадь, расседлав во время одинокого привала, и скажу, что у нее начинает расти рог и что нам надо найти налобник с дыркой для него, чтобы все принимали рог за украшение. Это мы сделали, когда достигли Кингсдума… Но я забегаю вперед.

За ночь намело снега на ширину ладони, и мои меченосцы и лучники недовольно ворчали, когда я выгнал их на улицу. Я сказал, что в Йотунленде нам доводилось спать под открытым небом и при худшей погоде, а присоединившийся к нам чуть позже Вистан рассказал о своих впечатлениях от северной страны. Потом я велел Вистану заняться стрельбой вместе с лучниками, зная, что он заведет речь о наших сражениях с ангридами.

Сам я предпринял попытку научить воинов обращаться с пикой. Старшие, хорошо вымуштрованные сэром Равдом, не нуждались в дополнительных тренировках. Младшие же едва ли представляли, как следует держать пику, и, хотя понимали, что целиться надо в шлем или грудь противника, чаще всего попадали в лошадь.

Поединки пришлось заменить упражнением с подвешенным в воздухе кольцом; когда все сделали по две попытки попасть в него острием (в большинстве своем неудачные), я подозвал Вистана, посадил его на Облако (с ее согласия) и велел поразить пикой цель. Облако с Вистаном на спине неслась быстрее ветра, но он оба раза попал в кольцо. Я не поскупился на похвалы.

Свет дня начал меркнуть, но мы постарались с толком использовать оставшееся время, закончив занятия поединками на тренировочных мечах, продолжавшимися без остановки до тех пор, покуда глаз различал деревянные «клинки» в темноте. Потом мы отобедали, собравшись все вместе в большом зале; я сидел во главе стола, а Вистан по правую руку от меня. Поук и Анс заняли место в нижнем конце стола, но слуги обслуживали их точно так же, как моих воинов. Нам подали эль, хлеб и вдоволь мяса, а затем сыр, яблоки и орехи. Когда мы щелкали орехи, Вистан спросил, возьмем ли мы своих людей с собой в Тортауэр. Я сказал, что не возьмем (о каковом решении мне пришлось пожалеть впоследствии), поскольку мы идем туда с миром, а дорога, оказавшаяся безопасной для них троих, уж точно не представит опасности для рыцаря, оруженосца и двух слуг.

Только собираясь ложиться спать, я вспомнил шепот, раздавшийся в моей спальне прошлой ночью. Тогда я распаковал тюки и тщательно осмотрел все предметы один за другим. Волшебным предметом являлась Этерне, конечно же; но Этерне казалась всего лишь красивым мечом, покуда не покидала ножны.

Я обнаружил там кучу золотых монет и после минутного колебания обследовал все по очереди, но, хотя они были отчеканены в пяти разных королевствах, я не нашел ни одной, которая заинтересовала бы меня некой своей особенностью. Я по очереди опустил каждую монету в свой кошелек и вынул, но без всякого результата.

Как же мучительно я ломал голову, перебирая все остальные предметы и страшно жалея, что со мной нет Мани, способного дать дельный совет! В конце концов я, с великим сомнением, остановился на трех из них.

Первым являлась чаша размером с ванночку для младенца. Несомненно, именно эту чашу, наполненную монетами, отдала мне Идн. Я решил, что скорее всего это подарок Гиллинга, а поскольку чаша казалась вполне обычной (если не считать того, что она была сделана из красного золота и красиво украшена), я предположил, что она обладает каким-нибудь тайным чудесным свойством — например, обезвреживает яды или что-нибудь в таком духе.

Вторым предметом, привлекшим мое внимание, оказался шлем, старый и находящийся не в лучшем состоянии. Он был железным, как все остальные шлемы, и отделан кожей, несколько потертой и растрескавшейся. Он вызвал у меня подозрения, поскольку не производил впечатления ценного подарка; и все же, может статься, некогда он принадлежал великому герою и принес славу своему владельцу. На нем не имелось ни гребня, ни украшений, если не считать значков, выбитых над глазными прорезями. Я надел шлем и осмотрелся по сторонам: уставился в огонь, а потом выглянул в окно, но не заметил ничего необычного. Затем я почистил его и тщательно смазал маслом, натерев и рассохшуюся кожу тоже.

Последним предметом являлось золотое кольцо в виде змеи. Я предположил, что оно снято с пальца павшего инеистого великана, хотя многие женщины смогли бы носить такое на руке. Для моих пальцев оно было слишком большим, а на руку не налезало. Я посмотрел сквозь него, потом подбросил в воздух, но ничего не произошло.

После безуспешной попытки дозваться Ури с Баки я улегся в постель, по-прежнему глубоко озадаченный, и увидел во сне башню Глас, а среди ночи пробудился с мыслью о женщине, которая явилась мне там вместе с Линнет и Этелой. Я подбросил дров в огонь и снова заснул; на сей раз мне приснились пираты, напавшие на наше судно в далеком прошлом, — мы захватили их корабль, в трюме которого находилось нечто, нагонявшее на нас ужас.

Еще один день я тренировал своих людей, а на следующее утро мы покинули Редхолл: Гильф, Вистан, Поук, Анс и я. Я ни разу не видел Орга на дороге, но слышал в лесу звуки, выдававшие его присутствие, — хотя, возможно, это был всего лишь треск веток, ломавшихся под тяжестью снега. Мы двигались медленно, останавливаясь на постоялых дворах, и достигли Кингсдума только через неделю с лишним, покрыв расстояние, которое мы с Облаком и Гильфом преодолели бы за час.

Ширвол стоит не в самом Форсетти, а в более неприступном месте, в лиге от города. Так и Тортауэр: Кингсдум подступает к нему с обеих сторон, как город Утгард подступает к замку Гиллинга, носящему такое же название. Но если Утгард представляет собой беспорядочное скопление амбароподобных домов, то Кингсдум гордится многими поистине превосходными зданиями. Прибыв к месту назначения в поздний час, мы нашли постоялый двор близ Тортауэра и потратили все время, оставшееся до наступления темноты, на осмотр достопримечательностей в гавани и на широкой дороге, ведущей от причалов к замку.

Здесь мне нужно вернуться к предметам, описанным выше. Я привез все три с собой. Как только мы устроились в гостинице, я показал их, один за другим, Гильфу, а потом позвал Вистана, Поука и Анса. Они внимательно осмотрели предметы, но с таким же результатом, как я.

Когда они удалились, я позвал Баки, и она явилась. Я обнял девушку, чего делать не стоило. Она судорожно глотнула ртом воздух, когда я отпустил ее, и проговорила:

— Господин, я пришла сказать, что больше не приду к вам. Теперь… ну как знать? Вы меня любите?

Я сказал, что люблю и что страшно скучал по ней.

— А я по вас, господин. Всегда, когда находилась вдали от вас, и часто, когда оставалась рядом. Вы освободили нас — Ури и меня. Мы больше не рабыни вам.

— Вы никогда не были моими рабынями. Я освобождал вас не один раз.

— Да, верно. Но вы призывали нас в случае необходимости и отсылали прочь, когда считали удобным, — чаще всего без единого слова благодарности. Можно мне сесть?

— Конечно.

Она удобно устроилась в моем маленьком камине.

— Мы принадлежали вам, поскольку принадлежали Сетру. Покуда над нами тяготели чары Сетра, мы не могли освободиться.

— Сетр умер, вы обрели свободу, и моей заслуги здесь нет. Сетра убил Вил, хотя он не смог бы сделать этого без Свона и Гарваона, которые отвлекали внимание дракона, покуда Вил затягивал мою тетиву у него на шее. Вы обязаны им троим, а не мне. И все же я рад, что теперь вы свободны, и надеюсь, мы с вами останемся друзьями.

— Мило сказано. — Баки искоса взглянула на меня. — Вам следует преуспеть при дворе.

— Больше чем просто преуспеть, — сказал я. — Если ты когда-нибудь желала мне добра, то должна пожелать мне удачи там. Ты действительно пришла попрощаться?

— Я должна! Скоро — о, очень скоро! — я покину вас, дорогой господин, и вы никогда более не увидите меня. Близится час разлуки — и разлука наша будет вечной.

По театральным интонациям Баки я понял, что она лжет, но притворился, будто принимаю все на веру, — из опасения, как бы нам действительно не пришлось распрощаться навеки.

— Вы не ляжете со мной, господин? Не согреете одинокую эльфийскую девушку, которая так долго служила вам в вашем холодном мире? Хотя я и замерзла до костей, в постели мы обратимся в жаркое пламя. Вот увидите.

Я помотал головой.

— Тогда поцелуйте меня.

И она вышла из огня и подступила ко мне. Я поцеловал Баки, крепко обнял, а потом снова поцеловал. Когда мы отстранились друг от друга, я сказал:

— Я не попытаюсь удержать тебя, Баки. Но прежде чем ты уйдешь, я задам тебе один вопрос и попрошу об одной незначительной услуге. Ты в состоянии выполнить мою просьбу за меньшее время, чем мне потребовалось бы на все объяснения.

— Тогда я помогу вам за еще один поцелуй.

— Хорошо. Несколько дней назад кто-то прошептал мне на ухо, что среди подарков, привезенных мне Вистаном, есть один волшебный предмет. Это была ты?

Она помотала головой:

— Нет, господин.

— А ты знаешь кто?

— Уже два вопроса — значит, я заработала два поцелуя. Безусловно, это была Ури, господин. Она смертельно боится вас и всячески старается предотвратить ваш гнев.

Я сказал, что не причинил бы Ури никакого вреда.

— Я знаю, господин. Она думает только о своем предательстве. Я… они сломали мне позвоночник. А вы исцелили меня. Такое не забывается.

— Не я исцелил тебя, Баки, а Тауг.

— Он не исцелил бы, господин, если бы вы не привели его ко мне и не объяснили, что надо делать. — Столь неожиданно, что я невольно попятился, она упала на колени. — Простите меня, господин! Я люблю вас и завоевала бы ваше сердце, когда бы могла. Даже если бы мне пришлось делить вас с тысячью разных Дизири.

Я поднял Баки на ноги:

— Тебе не за что просить прощения — а если и есть за что, я все тебе прощаю. Баки, я хочу показать тебе три предмета. Если один из них волшебный, ты скажешь мне?

— Да, господин, — кивнула она. — Коли сумею распознать.

Сначала я вынул золотую змею, свернутую кольцом. Баки взяла, подышала на ее рубиновые глаза, пожала плечами и вернула мне.

— Ничего? Никакой магии?

— Возможно, она просто слишком неуловимая для меня, господин. Но если так, то и для Ури тоже. Во всяком случае, я так думаю.

Я вытащил старый шлем и показал Баки.

Челюсть ее отпала. Несколько мгновений она стояла совершенно неподвижно, похожая на медную статую, а потом исчезла.

Понимая, что снова звать ее бесполезно, я позвал Ури, а потом Дизири умоляющим голосом. Никто не откликнулся на мои призывы, и наконец я улегся в постель, обуреваемый мыслями о старом шлеме, а также о короле Арнторе и королевском дворе.

Глава 29 ЛОРД ЭСКАН

На следующий день мы с Вистаном направились в Тортауэр. На описание всех людей, которые настойчиво допрашивали нас по нашем прибытии в замок — одни по долгу службы, другие из чистого любопытства, — ушло бы больше времени, чем мне хочется потратить. Таковых было более дюжины.

Наконец нас отослали ко двору, который я принял бы за двор короля Арнтора, когда бы меня не предуведомили. То был двор граф-маршала, дворянина, обладающего многими титулами, который восседал на троне, лишь немногим уступающем своими размерами трону Гиллинга и окруженном доброй сотней придворных, главным образом воинов, отмеченных нашивками разного рода, а также слугами и прочими подданными.

Когда мы прибыли, граф-маршал занимался вопросами, касающимися королевских конюшен: речь шла о необходимости позаимствовать у одного герцога (не Мардера) жеребца-производителя; о том, какого жеребенка от королевской кобылы следует отдать взамен, и о том, какого жеребенка от герцогской кобылы надлежит взять королю, — и все в таком духе. Вопрос насчет жеребца уже решился к моменту нашего появления; но вопрос о том, какого жеребенка лучше отдать взамен, еще горячо обсуждался. Такой-то был лучшим, но людям герцога не нравилась масть. Другой, белый, был всем замечателен, но слишком уж горяч и строптив; с ним нельзя дурно обращаться, сколько бы он ни лягался и ни кусался. Его нельзя объезжать для скачек. Люди герцога не брались с уверенностью утверждать от имени своего господина, что жеребенка не станут объезжать, — они просто не задумывались об этом. Ну, коли так…

И обсуждения в таком духе продолжались еще целый час. Поначалу я изнемогал от нетерпения, но довольно скоро стал с интересом прислушиваться к вопросам, замечаниям и предложениям граф-маршала. В части ведения переговоров он являлся истинным мастером, который, не будь он дворянином, мог бы нажить состояние на торговом поприще: хитрым, терпеливым и изобретательным. Дородный и осанистый, он внушал почтение своими размерами, тяжелой челюстью, огромным бледным черепом и глазами, пронзительнее которых мне не доводилось видеть.

Наконец вопрос с жеребятами решился. На мгновение острые глаза граф-маршала остановились на мне, и я решил, что сейчас он обратится ко мне или велит одному из своих суетливых секретарей сделать это. Но тут к нему подвели престарелую женщину. Увидев немощь просительницы, он осведомился, не желает ли она присесть, и ей тотчас принесли стул.

Ее первый муж, как выяснилось, был рыцарем, а следовательно, она носила титул дамы. Он погиб в какой-то давней битве, и она вышла замуж вторично, выбрав в супруги торговца мануфактурой. Теперь он тоже умер, и она хотела вернуть прежний титул, но соседи не позволяли.

— Безусловно, вы просите лишь о том, что полагается вам по закону, — объявил граф-маршал. — Никто, кроме короля, не вправе лишать человека почетного титула, и я не помню ни одного случая, когда бы такового лишали женщину. Несомненно, такие случаи происходили, но в далеком прошлом, еще до моего и вашего рождения. Если вы просите меня устно подтвердить ваше законное право, я сделаю это, и публично. Если вы просите письменного подтверждения, моей секретарь составит бумагу, а я подпишу.

Старуха смиренно промолвила:

— Они знают, что обижают меня, милорд. Они находят удовольствие в моем унижении.

— А вы сами почитаете сэра Ована? — осведомился граф-маршал.

— В сердце своем, милорд. Каждодневно.

— Кгхм! — Граф-маршал выразительно закатил глаза. — Сердца я оставляю Скаю, дама Элунед. В них я не в силах заглянуть. Вы состоятельны — ваше платье свидетельствует об этом. Герб сэра Ована изображен на вашем доме?

Старуха ответила так тихо, что граф-маршал попросил повторить.

— Нет, милорд.

— А на ливреях слуг?

Ответа не последовало.

— Благоприятное решение вопроса, дама Элунед, зависит только от вас, не от меня.

Граф-маршал знаком показал, что разговор закончен, и один из слуг тотчас же помог старой женщине встать и унес стул.

— Следующим я приму рыцаря, — промолвил граф-маршал, указывая на меня.

Толпа расступилась, пропуская меня вперед.

— Мне знакома ваша кольчуга или она является всего лишь подделкой?

— Знакома, милорд, — ответил я.

— По слухам, она покинула пределы нашего мира.

Я ничего не ответил, поскольку мне не задали никакого вопроса.

— Вы приобрели кольчугу в Митгартре?

— Нет, милорд.

На мгновение в зале воцарилась тишина, которую нарушил сам граф-маршал, громко прочистив горло:

— Гкхм! Я слишком далеко забегаю вперед. Ваше имя?

— Сэр Эйбел Редхолл.

— Вашим сеньором является его милость герцог Мардер, верно?

— Да, милорд.

— И все же в поисках справедливости вы не отправились к его милости? — Граф-маршал поднял руку. — Спокойствие. Скоро мы дойдем и до этого. У вас великолепный скакун, сэр Эйбел. Один из моих секретарей подозвал меня к окну взглянуть на него. Я рассмотрю вашего коня поближе, когда найду время.

— Почту за честь показать ее вам, милорд.

Глаза графа-маршала чуть расширились.

— Я не ослышался? Вы сказали, что это кобылица?

— Да, милорд. Хотя ее часто принимают за жеребца.

— Хотелось бы мне посмотреть на жеребца, состоящего с ней в прямом родстве.

— У меня нет такого, чтобы показать вам, милорд.

— Она уже давала приплод?

— Нет, милорд. Она еще совсем молодая, да и найти ей пару непросто.

— Она еще не достигла зрелости? — В голосе граф-маршала слышались недоверчивые нотки.

— Нет, милорд.

Он провел ладонью по лицу:

— Хотелось бы мне посмотреть на нее в пору зрелости. Очень хотелось бы. Мы с вами поговорим об этом позже.

— К вашим услугам, милорд.

— Вы один из рыцарей его милости. Он обязал вас удерживать горное ущелье в течение нескольких месяцев. Таковы последние сведения о вас, дошедшие до меня, сэр Эйбел. С тех пор он подарил вам Редхолл, а значит, высоко ценит вас. Вы удерживали ущелье?

— Да, милорд.

— Против скольких противников?

— Против трех, милорд.

Он усмехнулся:

— Ваши товарищи тоже держатся высокого мнения о вас, иначе с вами сразилось бы больше противников. И вы взяли верх над всеми тремя?

— Да, милорд.

— Превосходно. Чем мы можем служить вам?

— Мне нужна аудиенция у его величества, милорд.

— И у вас нет друзей при дворе. Понимаю. Вы хотите, чтобы вас представили королю?

— Нам с ним нужно поговорить, милорд. У меня есть послание для него.

— Ясно. От кого?

— Об этом я умолчу, милорд.

— Я… понимаю. — Граф-маршал подал знак одному из своих секретарей. — Отведите сэра Эйбела в Красную комнату.

Вистан торопливо выступил вперед и стал рядом со мной.

— Это моя библиотека. Вы желаете, чтобы оруженосец остался с вами, сэр Эйбел? Коли нет, мы найдем для него какое-нибудь развлечение.

— Я бы хотел, чтобы он остался со мной, если у вас нет никаких возражений.

— Хорошо. Вы наверняка пожелаете перекусить. Скажите Пейну.

Библиотека граф-маршала оказалась уютной комнатой с камином, полной книг, стоящих на полках и лежащих на столах. Пейн (молодой и лысый, с почти таким же острым взглядом, как у хозяина) пригласил нас сесть и предостерег нас по поводу книг:

— Все они бесценны. Надеюсь, вы понимаете.

Вистан сказал, что понимаем.

Я взял с полки одну из книг.

— Вы умеете читать, сэр Эйбел?

— Нет.

— Эту я тоже не смогу прочитать. Она эльфрисская, и буквы в ней совсем не похожи на наши.

Вистан поинтересовался, каким образом к граф-маршалу попала эльфрисская книга. Дело оказалось запутанным, но Пейн довольно подробно изложил все обстоятельства и в заключение сказал:

— Здесь содержится описание истории Эльфриса с толкованием тамошних законов.

Пока он говорил, я читал.

— У них нет никаких законов, и здесь содержатся главным образом хроники королей каменных эльфов. Но вот тут, — я ткнул пальцем в страницу, — приводится заклинание, которое делает призраков зримыми. «Именем Маннанана и Майдера, именем Браги, Боу и Ллира, именем всех надежд, сопряженных с мостом Мечей, я заклинаю тебя: явись!»

Старая карга у камина громко рассмеялась, и по смеху я понял, что она находилась здесь все время. Громко хлопнула дверь, но я решил, что в бегство обратился один только Пейн.

— Приветствую вас, мать, — сказал я. — Я не собирался вызывать вас. Прошу прощения за свою неосмотрительность.

— Ты не в восторге от моего присутствия. — Она захихикала. — Что ты сделал с моим котом?

Тут я понял, кто она такая, и ответил:

— Я оставил Мани позади, мать, и очень по нему скучаю. Что же касается вас, то вы выказали мне гостеприимство однажды, когда я очень в нем нуждался. Теперь я готов радушно принять вас в любой момент, когда пожелаете.

Старуха зачерпнула обеими руками угли из камина, потрясла в сложенных ладонях и кинула на каменный пол рядом. Она склонилась над ними и подула, чтобы они замерцали ярче.

— Бойся сестры, — промолвила она. — Бойся брата.

— Гарсега? Он умер.

Она рассмеялась и исчезла, а в следующий миг дверь хлопнула, и в комнату стремительно вошел граф-маршал в сопровождении явно робевшего Вистана.

— Мне сообщили, что здесь был призрак. — Граф-маршал улыбнулся.

Я поклонился:

— Если он и здесь, милорд, мы его не видим.

— Совершенно верно. — Он придвинул к камину самое большое кресло. — Прошу вас, присядьте, сэр Эйбел. У нас с вами разговор неофициальный.

Поблагодарив граф-маршала, я сел и знаком пригласил сесть Вистана.

— Пейн примчался ко мне вместе с этим молодым человеком. Они сказали, что вы вызвали духа. Я испугался за свои книги и потому пришел.

Я выразил уверенность, что призрак не умыкнул ни одной книги.

— Так вы действительно вызвали духа, сэр Эйбел?

— Не намеренно, милорд.

Я захлопнул книгу, встал и поставил ее обратно на полку.

— Вы можете сделать это еще раз?

— Мне кажется, это было бы неблагоразумно, милорд.

Я снова опустился в кресло.

— Вероятно, вы правы — если вы действительно вызывали призрака.

— Я бы предпочел, милорд, чтобы вы считали меня лжецом. Это избавило бы нас от очень и очень многих трудностей.

— Вы можете читать книгу, которую минуту назад держали в руках?

— Нет, милорд.

— Этот юноша, ваш оруженосец, — еле заметным кивком массивной головы граф-маршал указал на Вистана, — говорит, что вы нашли заклинание в одной из моих книг.

— Он больше не мой оруженосец, милорд.

Граф-маршал тяжело вздохнул:

— Здесь я вас хорошо понимаю. Я не стану прогонять Пейна, хотя и следовало бы. Вы сказали, что не можете прочитать книгу.

— Действительно так, милорд.

— Вы сейчас подтверждаете, что не можете прочитать, или утверждаете, что все-таки читали?

— И первое, и второе, милорд.

— Значит, вы читали, но больше не можете? Почему нет?

— Она закрыта для меня, милорд. Я не разбираю слов.

— Фу-ты ну-ты! — Он поднял ладонь, влажную от пота. — Вы разбираете эльфрисские письмена. Вам не нужно ничего говорить, я и без вас знаю это. Неудивительно, что его милость держатся столь высокого мнения о вас.

Вистан осторожно кашлянул:

— С вашего позволения, милорд. Поскольку я больше не являюсь оруженосцем сэра Эйбела, я могу с чистой совестью искать другое место службы. Так мне кажется.

— И мне тоже. — Тонкая улыбка тронула губы граф-маршала.

— Я прошу вас принять меня на службу, милорд. Поверьте мне на слово, я никогда не открою вам секретов сэра Эйбела. Он не посвящал меня в свои секреты, но я знаю о нем больше, чем очень и очень многие. Я дам вам совет по делу, коли вы позволите.

Граф-маршал хихикнул.

— Вам нужен советчик, милорд. Многие годы я служил обыкновенному рыцарю. Он был достойнейшим рыцарем из всех, которые когда-либо обнажали меч. Сэр Эйбел подтвердит мои слова. Но он был обычным рыцарем, пусть и доблестным. Сэр Эйбел, он другой породы.

— Я не просил тебя рассказывать мне это, юноша. Как твое имя, кстати?

— Вистан, милорд.

— Ты можешь дать мне совет, Вистан, коли пожелаешь.

— Благодарю вас, милорд. Это большая честь для меня.

Граф-маршал сложил ладони домиком, составив кончики пальцев один к другому, и посмотрел на Вистана:

— Если твой совет окажется полезным, я возьму тебя на службу, как ты хочешь. А в противном случае не возьму. Если я приму тебя на службу, ты должен будешь служить мне лучше, чем служил сэру Эйбелу. В противном случае я прогоню тебя с места, как прогнал он. — Он повернулся ко мне. — У него хорошая репутация, сэр Эйбел?

— Весьма хорошая, милорд. Но я приложил усилия к тому, чтобы она стала еще лучше.

— Нисколько не сомневаюсь. — Граф-маршал снова повернулся к Вистану. — Ты мой советчик, Вистан. Сей рыцарь говорит нам, что у него есть послание к его величеству. Важное послание, сэр Эйбел?

— Я полагаю, да, милорд.

— Он отказывается говорить, от кого оно. Ты знаешь, Вистан?

Вистан помотал головой:

— Я? Нет, не знаю, милорд.

— У тебя есть догадки на сей счет?

— Только самые слабые, милорд. Мы находились на севере, когда он покинул нас и быстро поскакал в Редхолл. Позже я присоединился к нему, приведя с собой его слуг и нагруженных ценностями мулов. Королева Идн передала сэру Эйбелу эти дары…

Глаза граф-маршала сузились.

— Я имею в виду, самый ценный дар преподнесла именно она, милорд, и именно она побудила остальных отдать столь многое. Следовательно, если он привез какое-то послание, думаю, оно от нее.

Граф-маршал взглянул на меня:

— Разве мы с вами враги, сэр Эйбел? Надеюсь, нет. Я не питаю к вам никаких дурных чувств.

— Взаимно, милорд.

— Но так было до сего момента. Я всегда гордился тем, что в пределах тысячи лиг от Кингсдума не найдется ни одной выдающейся личности, мне неизвестной. — Он сложил руки на животе, весьма внушительных размеров. — Я по-прежнему испытываю искушение похваляться своим всезнанием. Королева, о которой говорит юноша, — она истинная королева? Если она благоволит к вам, вы должны знать.

— Она истинная королева, милорд. Королева Скалдмейжара, дочерей Ангр.

— Вы говорите о женах инеистых великанов?

— И дочерях, милорд.

— Ни один человек не видел великанш, сэр Эйбел.

— Я видел, милорд, — сказал Вистан.

— И я тоже, — сказал я. — А равно его милость и все остальные наши люди.

— И упомянутая Идн является их королевой?

— Да, милорд. Она хорошая королева и отважная женщина.

Вистан начал говорить, но граф-маршал жестом заставил его замолчать, встал с кресла и прошелся по комнате. Взял с полки книгу, недавно поставленную мной на место, пролистал страницы, а потом снова сел.

— Прошлым летом его величество отправили моего старого друга лорда Била в Йотунленд в качестве посла. Противно моему совету, ибо подобная миссия казалась мне слишком опасной для любого человека. У лорда Била была дочь, юная и прекрасная. Вот эти самые руки качали ее, когда она еще лежала в пеленках. Я прошу вас ответить прямо: это и есть королева Идн, о которой вы говорите?

— Да, милорд.

— Вы были с лордом Билом в Йотунленде?

— Мы оба были, милорд, — скороговоркой выпалил Вистан. — Он был сеньором сэра Гарваона. А я — оруженосцем сэра Гарваона.

— Его милость тоже были с лордом Билом? Минуту назад я услышал, что он видел женщин из племени инеистых великанов.

— Да, милорд. Сэр Эйбел привел его, милорд, когда мы находились в Утгарде.

— До того, как леди Идн стала королевой ангридских женщин?

— После, милорд. Только тогда мы про них не знали. Мы ничего не знали про великанш, покуда Хела не привела их.

— Кгхм!

— Хела — служанка сэра Воддета, милорд. Только раньше она принадлежала сэру Эйбелу. Он отдал Хелу и ее брата сэру Воддету, милорд, поскольку они друзья и тот хотел получить их. Только ангридские женщины страшнее. Они больше, и мне никогда не нравилось, как они смотрели на меня, но они здорово помогли нам в битве.

— Так, значит, состоялась битва.

Последние слова были обращены ко мне.

— Да, милорд, — сказал я. — Войско короля Шилдстара пыталось преградить нам путь из Йотунленда в южные земли.

— Под нами вы подразумеваете его милость и его светлость? А также королеву Идн?

— Да, милорд.

— Которая, понятное дело, призвала на помощь своих подданных. Они бились скалками и пестиками? Тому подобными предметами?

— Нет, милорд. Мечами и копьями.

— Они такого же размера, как мужчины?

— Больше, милорд. Несколько больше.

— Леди Идн — их королева. Дочь лорда Била.

— Совершенно верно, милорд. Леди Идн вышла замуж за короля Гиллинга. Быть королевой Йотунленда — значит быть королевой Скалдмейжара.

— Недавно в разговоре упоминался король Шилдстар.

— Он преемник короля Гиллинга, милорд.

— Ясно. Король Гиллинг пал в битве?

— Нет, милорд. Его убили.

— Скверная новость. — Граф-маршал поджал губы. — Одним из приверженцев Шилдстара?

— Думаю, да, милорд, — вставил Вистан. — Некоторые подозревают Тауга, но я знаю, что это не он.

Граф-маршал моргнул и спросил меня, кто такой Тауг.

— Оруженосец сэра Свона, милорд, и Вистан прав: Тауг невиновен в убийстве короля Гиллинга.

— Сэр Свон — тот самый Свон, которого я знаю?

— Думаю, да, милорд.

— Он дрался с драконом в Эльфрисе, милорд, — сказал Вистан. — Только остался в живых, а сэр Гарваон погиб. Я этого не видел. То есть я видел тело. Дракон прокусил его почти насквозь.

Граф-маршал встал:

— Вы предложили показать мне… гм… свою кобылицу, сэр Эйбел. Пойдемте взглянем на нее.

Мы прошли по дюжине коридоров и пересекли четыре внутренних двора. Помню, я все время думал, что, несмотря на высокие стены Тортауэра, высокие башни и круговые фортификационные сооружения, для защиты замка потребуется целое войско. Такой большой замок не удержать нескольким сотням воинов — даже тысяче, коли на то пошло.

Наконец мы достигли конюшен, и, притворившись, будто я успокаиваю Облако, чтобы граф-маршал смог рассмотреть ее получше, я умудрился прикрыть ладонью костяную шишечку, которой в недалеком будущем предстояло превратиться в рог. Погладив Облако по морде (что она стерпела), он попросил позволения прокатиться на ней, и мне пришлось сказать, что она такого не допустит.

— Полагаю, мне удастся приручить ее в свое время, — сказал он.

— Нет, милорд.

— Никто, кроме вас, да?

— Я ездил на ней, — сказал Вистан, — но сэр Эйбел прав: коли вы не уверены, что нравитесь ей, лучше не пробовать.

— Возможно, дело в моем весе. Что ж, она великолепное животное, сэр Эйбел. Я не стану спрашивать, продадите ли вы ее. Ответ мне известен. В любом случае он не будет вполне разумным сейчас, когда вы надеетесь получить аудиенцию у короля.

— Очень надеюсь, милорд. Я непременно должен поговорить с королем.

— Я понимаю — по крайней мере, некоторые вещи. У вас нет друзей при дворе? Ага. Ваше лицо свидетельствует об обратном. И кто же он?

— Она, милорд. Принцесса Моркана. Во всяком случае, я надеюсь, что она мне друг, но я не хочу беспокоить ее без крайней необходимости.

Граф-маршал вытер лицо ладонью, потом вытер ладонь о свою куртку.

— Мне следовало бы давно догадаться. Сегодня я не блещу умом. Что же касается дружбы принцессы — как знать? На нее нельзя полагаться. Я сам… ну, я надеюсь, вы не найдете ее дружбу более опасной, чем ее вражду.

Сейчас казалось уместным промолчать, и я промолчал.

— Я спрашиваю вас еще раз. Кто передал вам послание для короля? Мы отошлем мальчика прочь, коли вам угодно.

— Думаю, нам не стоит говорить на эту тему, милорд.

— Как хотите. — Граф-маршал потрепал Облако по холке напоследок и отвернулся от нее. — Вы мне нравитесь, сэр Эйбел. Я сделаю для вас все, что в моих силах, но рисковать не стану.

— Он не обычный рыцарь, милорд, как я сказал вам. — Вистан говорил не по годам рассудительно, словно человек, умудренный опытом. — Вам лучше соблюдать осторожность. И еще лучше — подружиться с ним, коли сумеете.

Граф-маршал кивнул, словно своим мыслям.

— Скоро я попытаюсь. Во-первых, сэр Эйбел, я не могу просить короля дать вам аудиенцию, в ходе которой вы намерены передать послание неизвестного мне содержания. Может, вы откроете хотя бы имя отправителя? Ну как? Я даю вам последнюю возможность.

— Нет, милорд. — Здесь было далеко не так холодно, как в Йотунленде, но конюшня не отапливалась и выстужалась через десятки открытых проемов в стенах; я закутался в плащ поплотнее. — Что же касается того, чтобы сообщить вам содержание самого послания, то я не могу сделать этого. Просто не в состоянии.

— Вы связаны клятвой, да?

— Нет, милорд. Я не знаю, в чем оно заключается.

— Но все же можете передать его королю?

— Да, милорд. Я вспомню все при встрече с королем, милорд.

— Есть только один способ узнать содержание послания, милорд, — сказал Вистан, — и если оно окажется неприятным, вас винить не станут.

— Ты еще плохо знаешь жизнь. — Граф-маршал повернулся ко мне. — Я не могу рисковать, прося об аудиенции для вас, как бы мне ни хотелось вам помочь. Надеюсь, вы понимаете.

— Благодарю вас за доброе расположение, милорд.

— Я предлагаю два возможных пути. Первый зависит от меня, второй — от вас. Вот первый: когда настанет удобный момент, я доложу королю, что некий незнакомый рыцарь привез новости с севера, что он сообщает о гибели короля Гиллинга и воцарении в Утгарде нового короля — и о многих других замечательных событиях. Мне сделать это? Выбор за вами.

— Да, я очень прошу вас. Я буду навеки вам обязан, милорд.

— Второй путь. Вы отважный рыцарь и одержали победу над всеми, кто бросил вам вызов на севере. Через три дня у нас состоится традиционный зимний турнир. Вы можете принять участие в тех состязаниях, в которых рассчитываете превзойти соперников. Для особенно отличившихся рыцарей король и королева устроят торжественный прием.

Я поклялся, что постараюсь попасть в число избранных, и граф-маршал отпустил меня.

Глава 30 ПРИГЛАШЕНИЕ МОРКАНЫ

Покинув графа, я отправился на поиски помощника герольдмейстера Никры (так величали королевского герольда), ибо он вносил в списки всех желающих принять участие в турнире. Он отлучился в город по делам. Я прождал до конца короткого зимнего дня и вернулся обратно в гостиницу. Не стану отрицать, что я находился не в лучшем настроении. На расспросы Поука и Анса я отвечал сухо и резко, хотя позже несколько воспрянул духом при мысли, что все-таки я далеко продвинулся, завязав дружбу с граф-маршалом, одним из влиятельнейших лиц при дворе, что он замолвит за меня словечко перед королем и что у меня есть надежда завоевать право на аудиенцию, победив на турнире.

Я уже собирался ложиться спать, когда явился Вистан. Он поклонился, извинился за свое поведение и заявил, что я могу поколотить его, коли мне угодно. Я сказал, разумеется, что, поскольку он больше не мой оруженосец, мне совершенно незачем распускать кулаки, ибо оруженосцев бьют с единственной целью — воспитать из них достойных рыцарей, а я отныне не имею ни малейшего желания делать из него рыцаря.

— Я прошу вас переменить свое мнение, сэр Эйбел. Я вел себя дурно. Я признаю свою вину. Сэр Свон говорил мне, что он тоже вел себя дурно, когда был вашим оруженосцем. Но вы все равно не прогнали его и посвятили в рыцари перед своим отъездом.

— Сэр Свон сражался с драконом, Вистан. — Я старался говорить самым сухим тоном.

Но по выражению глаз Вистана я понял, что не преуспел в своих стараниях.

— Здравый смысл и честь не позволяют мне переменить свое мнение. Ты знаешь, что на моем щите изображен дракон. Вероятно, тебе известно также, почему он изображен там.

— Тауг рассказывал мне, — кивнул он. — Это действительно правда?

— Я не могу ответить тебе, поскольку не знаю, что именно он рассказывал. — Я зевнул. — Ты пришел, чтобы я побил тебя? Я не стану. А теперь ступай прочь.

Он помотал головой:

— Я пришел, чтобы вы взяли меня обратно.

— Этого я тоже не стану делать.

— Вы навлекаете на меня ужасные неприятности, сэр Эйбел. — Он казался испуганным. — Вы хотите, чтобы меня подвесили за руки и выпороли?

Я пожал плечами.

— Это убьет мою мать. Она гордится всеми нами — у меня еще две сестры, — но больше всего гордится мной. Пойдут слухи, что меня выпорол король. Это будет неправдой, но все станут так говорить, и это убьет ее.

Я сказал, что вряд ли кто-нибудь станет его наказывать.

— Ты боишься, Вистан, что я скажу граф-маршалу, что тебя следует выпороть? Я не скажу. Даю слово.

— Он возьмет меня к себе на службу, сэр Эйбел. Он обещал.

— Поздравляю.

— Я… у меня будет красивая одежда, как у Пейна. Я буду жить в достатке. Вкусная пища и деньги. Теплая постель.

— Ну так пользуйся случаем.

— Но я хочу стать рыцарем. Таким, как сэр Гарваон. Как вы.

Слова повисли в воздухе, но после продолжительного молчания я наконец крепко обнял Вистана. Когда я отпустил малого, он судорожно глотнул ртом воздух, прямо как Баки.

— Я… Значит ли это, что я снова ваш оруженосец?

— Если ты хочешь. Да.

— Я хочу.

Я позвал Орга, и он выступил из тени и стал рядом со мной.

— Вы хотите напугать меня? Я видел его раньше — в лесу, с сэром Своном.

— Знаю, — сказал я. — Но ты все равно испугался.

Вистан кивнул:

— Мне и сейчас страшно.

— Значит, ты понимаешь, что можешь испытывать страх, не пускаясь в бегство?

Он кивнул.

— В своих действиях рыцарь руководствуется честью, — сказал я, — а не страхом.

— Вы и раньше говорили нечто подобное.

— Я буду повторять это снова и снова, при каждом удобном случае. Одного понимания недостаточно. Это должно стать частью твоего существа. Почему ты боялся, что тебя выпорют?

— Теперь уже не выпорют. Я все объясню, но сперва мне нужно сказать вам еще одну вещь. Я рассказал граф-маршалу о нашем путешествии в Йотунленд. Как мы тронулись в путь, как вы присоединились к нам позже. Как вы с сэром Гарваоном спустились вниз с перевала, чтобы сразиться с напавшими на нас великанами. О событиях в Утгарде. В общем, обо всем, что знал.

— Ты сказал граф-маршалу, кто убил короля Гиллинга?

Вистан помотал головой:

— Нет. Я же сам не знаю. Я сказал, что, по моему мнению, это сделал Шилдстар или один из его сподвижников, поскольку я действительно так думаю. Но я не уверен. Значение имеет то, что я сообщил граф-маршалу о вас. Я сказал, что Тауг своими глазами видел, как вы погибли, но тем не менее вы вернулись, чтобы помочь нам. Я рассказал все, что знал, и он заставил меня поклясться в правдивости отдельных моих слов: во-первых, насчет вас, а во-вторых, насчет королевы Идн, ведущей сюда сотню великанш. Я воздел меч к Скаю и поклялся, как он требовал, а он сказал, что великанши-то и станут своего рода пробным камнем моей честности, — мол, когда они придут, он убедится, что я говорил чистую правду, и тогда возьмет меня на службу. В общем, он знает все. Все, что мне известно о Йотунленде.

Я кивнул.

— Он знает о Тауге и Этеле; о том, как леди Линнет заплутала в лесу и случайно забрела в Эльфрис и как вы явились туда, а также сэр Гарваон и сэр Свон. Он уже знает, что вы можете читать ту книгу. — Вистан судорожно сглотнул.

— Разумеется, он знает. Но может ли и он тоже читать ее? Вот в чем вопрос.

— Думаю, может. Он бы не хранил у себя такую книгу, когда бы не мог прочитать, верно ведь?

— Конечно хранил бы. Книги представляют собой великую ценность. Переписчик тратит многие годы на переписку одной — и кто знает, какие ошибки он допустит по ходу дела? Любая книга высоко ценится, и чем древнее копия, тем она ценнее. Если сам граф-маршал не может прочитать книгу, он наверняка надеется найти кого-нибудь, кто сумеет.

Вистан снова кивнул:

— Я постараюсь прояснить этот вопрос.

Он навел меня на мысль провести еще одну проверку, и я позвал Ури. Она выступила из огня, тоненькая и совершенно обнаженная. Вистан воспринял появление Ури более спокойно, чем я ожидал, и старался не смотреть на нее — или, во всяком случае, ей в лицо, когда она говорила. Она, всегда очаровательная, той ночью казалась обворожительнее, чем когда-либо прежде: тоненькая и гибкая как тростинка, невыразимо изящная в каждом своем жесте, ярко светящаяся. В скором времени я понял, что, потеряв всякую надежду соблазнить меня, она направила все свои усилия на Вистана. Тогда я велел Вистану удалиться.

Уже положив руку на дверной засов, он на мгновение замялся:

— Есть еще одно. Я скажу вам, когда вернусь обратно, ладно?

— Я уже лягу спать. Говори сейчас.

— Я велел внести ваше имя в списки участников многих состязаний турнира, сэр Эйбел. Я знал, что вы пожелаете выступить на нем, и потому разыскал помощника герольдмейстера, назвался вашим оруженосцем, и он записал вас. Вот почему я сказал, что они выпорют меня, коли вы не возьмете меня обратно.

— Что они и сделали бы, безусловно. Однако ты поступил правильно. Какие именно состязания?

— Лук, алебарда, рыцарский поединок и рукопашный бой.

— Ты сказал «многих состязаний». Всего четыре?

— По стрельбе из лука на самом деле проводятся два состязания. Верхом и пешим.

Я кивнул и знаком велел Вистану удалиться.

Как только дверь за ним закрылась, Ури повалилась на колени и взмолилась о пощаде. Я заставил ее встать и сказал, что еще не решил, следует ли мне сохранить ей жизнь. Это была ложь: я не имел ни малейшего намерения убивать Ури, но счел нужным немного подержать ее в неведении, для ее же пользы.

— Я всегда любила вас, господин. Больше, чем Баки. Больше, чем… чем кто бы то ни было.

— Больше, чем королева моховых эльфов Дизири?

— Д-да, господин. Больше, ч-чем она.

— Хотя она никогда не предавала меня.

— Она не б-была рабыней С-сетра, господин. А я была.

— Баки тоже была рабыней Сетра.

— Д-да. — Она избегала моего взгляда.

— Когда Баки сломали позвоночник, ты не привела меня к ней, чтобы я исцелил ее.

Она вытянулась передо мной в струнку:

— Другие привели вас, господин, но вы не исцеляли Баки. Это сделал мальчик. Не этот мальчик. Другой.

— Тауг. Я хочу попросить тебя о трех вещах, Ури. Если ты выполнишь мои просьбы, я пощажу твою жизнь. Но никак не иначе. Ты меня понимаешь? Две мои просьбы суть простые вопросы, и тебе не составит труда ответить на них.

— Я ваша рабыня, — поклонилась она.

— Первый вопрос. Почему ты пришла, если знала, что я могу тебя убить? Ты не могла больше оставаться в Эльфрисе?

— Потому что вы не навеки здесь останетесь, господин. В Эльфрисе вы могли бы легко поймать меня вместе с вашим псом, — она указала на Гильфа, — и с вашей королевой и ее подданными. Я надеялась спасти свою жизнь покорностью и раскаянием.

— Ты говоришь смело, — заметил я, — но губы у тебя дрожат.

— От страха п-перед тем, кого они ж-желали бы п-поце-ловать, господин.

— Ладно, не будем об этом, Ури. Ты пришла. Я ценю твой поступок.Безусловно, он говорит в твою пользу.

Орг подобрался ближе ко мне, и я понял, что он собирается схватить Ури, как только она попытается пуститься в бегство.

— Вот вторая моя просьба. У граф-маршала есть книга, написанная в Эльфрисе.

Ури явно удивилась.

— Я хочу, чтобы ты выяснила, может ли он читать означенную книгу и есть ли у него какие-либо связи с Эльфрисом.

— Я постараюсь, господин. Я выясню все, что сумею.

— Хорошо. Вот третий, и последний вопрос. Он состоит из двух частей. Когда я ложился спать, кто-то предупредил меня, что среди подарков, привезенных Вистаном, есть один волшебный предмет. Это была ты?

Она кивнула:

— Я всегда стараюсь услужить вам, господин.

— Почему ты не задержалась, чтобы сказать мне больше?

— Я боялась. Как… как всегда, господин.

— Боялась магии?

Она помотала головой:

— Вас, господин.

— Магическими свойствам обладали все дары, мне преподнесенные? Или только один?

— Вы задаете вопрос, ответ на который уже знаете, господин.

— Значит, тебе не составит труда ответить на него и тем самым спасти свою жизнь.

Гильф поднял голову и недоуменно взглянул на меня.

— Только один, господин. Шлем. Вы сами знаете.

— Но я не знаю, чей это дар. А ты знаешь?

— Да, господин. Шлем отдала вам Борда. Я сама видела.

— У тебя есть предположения, зачем она сделала это?

— Нет, милорд.

Я внимательно вгляделся в лицо Ури, хотя мне редко когда удавалось понять по нему, лукавит она или нет.

— Совсем никаких?

— Никаких, господин. Мне попытаться выяснить?

— Не сейчас. Я надевал шлем, но ничего не произошло. Ты знаешь, в чем его секрет?

— Нет, господин, — помотала головой Ури. — Я сообщу вам, коли узнаю.

— Он внушает тебе страх?

— Да, господин. Как и вы.

Я пристально посмотрел на Орга, пытаясь сказать взглядом, что он не должен причинять никакого вреда Ури. Когда он вроде бы понял меня, я наклонился к мешку и вынул из него старый шлем. Когда я выпрямился, Ури яростно вырывалась из рук Орга. Я велел ей успокоиться и надел шлем.

Орг держал в своих объятиях существо из пламени и грязи, из навоза и горящей соломы, из полусгнивших потрохов, какие можно вынуть из нутра козы, сдохшей неделю назад. Гильф зарычал, словно видел точно такую же картину; и сам он был псом из чистого золота, с сердоликовыми глазами.

Через несколько дней после ночи, когда я видел яростно извивающуюся Ури в объятиях чудовища, сотканного из живых червей, открылся турнир. Означенный промежуток времени не представляет особого интереса. Ури я позволил обратиться в бегство, как только снял шлем. Тогда я не стал надевать его снова и не позвал Ури еще раз. Коли по ходу повествования мне придется обратиться к тем дням, я опишу их при необходимости.

Первый день турнира отводился боям на дубинках между простолюдинами. Я мог бы принять участие в состязании и испытывал великое искушение сделать это. Если бы я поддался искушению, право моего участия в поединке на пиках и в рукопашном бою подверглось бы сомнению. Но я (как и прочие рыцари) предпочел с интересом наблюдать за происходящим. В замке существовал обычай — выставлять вероятного претендента на победу против заведомо слабого бойца — второго среди лучших (по мнению помощника герольдмейстера) против новичка и так далее.

Таким образом, первый тур, в котором все пары сражались одновременно, закончился очень быстро — и тем более быстро, что участникам состязания не разрешалось надевать никаких доспехов, кроме кожаной куртки и кожаной шапки. Во втором туре каждая пара бойцов сражалась поодиночке; причем при составлении пар учитывалась последовательность, в какой одерживались победы в первом туре: боец, одержавший победу первым, сражался с бойцом, одержавшим победу последним, и так далее. В бою на дубинках главное значение имеют скорость и проворство, поэтому ни одна схватка не затянулась надолго; но все равно некоторые поединки длились больше времени, чем потребовалось бы на то, чтобы оседлать норовистого коня. В двух случаях противники долго не решались вступить в ближний бой. Оба раза слуги помощника герольдмейстера клали на землю вокруг них кольцом веревку, за которую не позволялось заступать и которую постепенно стягивали, ограничивая площадь арены, покуда один из них не падал наземь, сокрушенный ударом противника.

На второй день проводились состязания между пешими лучниками. Будь у меня тетива Парки, я бы легко одержал победу. Я не стал победителем: хотя и выступил неплохо, несколько моих соперников показали лучший результат. Один из них отобедал в обществе короля Арнтора и королевы Гейнор, но не я.

На третий день состоялось состязание между верховыми лучниками. Мы стреляли по мишени, сплетенной из соломы, в которой стрелы крепко застревали, но наконечники оставались целыми. «Яблочко» на ней обозначалось золотой краской, и попасть в золото (такое выражение употреблялось) значило показать наилучший результат. Каждый всадник скакал к мишени во весь опор и пускал стрелу, когда хотел. Те, кто не пришпоривал коней, теряли очки, но многие намеренно выбрали тихоходных лошадей; Я скакал на Облаке и мог бы поразить стрелой ласточку, стремительно пролетевшую над двором. Хотя я несся галопом, моя первая стрела попала прямо в золото, и зрители восторженно взревели и зааплодировали. Когда мы неспешной рысью возвращались обратно на исходную позицию, я услышал десяток голосов, осведомляющихся насчет рыцаря с драконом на щите, и ответ Вистана: «Это рыцарь его милости герцога Мардера, сэр Эйбел Редхолл, а я — его оруженосец».

Во второй раз я опять поскакал во весь опор, и моя стрела снова попала в золото. На сей раз не раздалось никаких одобрительных возгласов, но над двором повисла тишина, казавшаяся громче любых рукоплесканий.

В третьем своем выстреле я нисколько не сомневался. Первым и вторым я попал в золото. Теперь у меня появилось ощущение, будто я не состязаюсь, а просто упражняюсь в стрельбе из лука; и Облако испытывала такое же чувство.

Третье попадание в золото казалось неизбежным. Сегодня вечером я буду сидеть за одним столом с королем Арнтором, передам послание от Дизири, расстанусь с ней (многолетняя разлука, отмеченная десятью тысячами поцелуев) и отправлюсь к Вальфатеру умолять предоставить мне возможность вернуться к возлюбленной, зная, что сто лет моего отсутствия покажутся ей в Эльфрисе всего лишь парой дней. Я поскакал к мишени — и моя тетива лопнула.

Я отдал Вилу тетиву, которую он украл у меня, и попросил другую у одного из лучников его милости. Я не стану повторять здесь все упреки, которыми я осыпал себя в тот день. Я с десяток раз говорил себе, что мне ничего не стоило раздобыть новую тетиву для турнира, что мне вообще не следовало расставаться с тетивой Парки, и многое, многое другое. Но какой толк в подобных самобичеваниях? Никто не попал в золото трижды, но трое попали по два раза и по одному разу в черное. Они обедали с королем и королевой, но опять не я.

Следующий день посвящался соревнованиям по ходьбе, лазанью по смазанным жиром шестам и поимке намазанных жиром свиней. Сходя с ума от желания сделать хоть что-нибудь, я наблюдал почти за всеми состязаниями. Мы с Вистаном уже собирались уходить, когда нас остановил паж, который отвесил весьма изящный поклон и доложил, что графиня Чаус желает побеседовать со мной. Я сказал, что нахожусь в полном распоряжении графини, и мы проследовали за пажом по многочисленным коридорам и лестницам замка в маленький частный садик, где молодая женщина, с прической, похожей на букет желтых роз, ждала меня в увитой плющом беседке, припорошенной снегом. Я опустился на колени, и она пригласила меня сесть напротив нее.

К тому времени я уже успел увидеть королеву, хотя и издалека; и мне показалось, что молодая дворянка, с ярким румянцем и видом одновременно смелым и робким, очень на нее похожа. Честно говоря, я решил, что она приходится королеве родной сестрой или двоюродной.

— Вы сэр Эйбел Благородное Сердце? — Она говорила вкрадчивым, воркующим голосом, который раздражал бы, когда бы не был так мелодичен. — Я наблюдала за вами вчера. Вы превосходный стрелок из лука.

— Беспечный, миледи. Я понадеялся на старую тетиву — и проиграл.

— Только не в моем мнении. — Она улыбнулась. — Вы согласитесь носить мой шарф до конца турнира? — Она протянула мне белый шарф, словно сотканный из тончайшей паутины.

— На моем шлеме изображен дракон, — сказал я, — а они стерегут сокровища. Мой дракон будет стеречь это бесценное сокровище.

Когда я откланялся и мы с Вистаном двинулись обратно, он прошептал:

— Это королева. Вы знали?

Я вытаращился на него.

— Графиня Чаус — один из титулов королевы. Они всегда так поступают, когда не желают общаться излишне официально.

Готовый снова рвать на себе волосы, я в отчаянии потряс головой:

— Я бы попросил ее об аудиенции у короля, если бы знал.

— Вы не смогли бы. Это одно из условий. Вы должны делать вид, будто она действительно та, кем называется. В противном случае она бы разгневалась, и ее рыцари могли бы убить вас.

— Я не знал, что у нее есть собственные рыцари.

— Есть. Она обладает многими титулами и обширными земельными владениями.

— Сколько у нее рыцарей? — Я все еще пытался осмыслить новый факт.

— Десять-двадцать, наверное.

Когда мы переехали через крепостной ров, я спросил:

— Если у нее есть собственные рыцари, почему она не отдала шарф одному из них?

В голосе Вистана слышалась усталая мудрость многоопытного придворного.

— Они предпочитают вручать знаки благосклонности наиболее вероятным претендентам на победу.

В своей комнате я посоветовался с Гильфом. Сначала я поведал о нашем с королевой разговоре. Когда он все понял, я продолжил:

— Об одном странном моменте мне, наверное, следовало бы сказать Вистану, но он вряд ли сумел бы дать вразумительное объяснение. Помнишь, как королева обратилась ко мне? Она назвала меня «сэр Эйбел Благородное Сердце». А я здесь представился сэром Эйбелом Редхоллом. Возможно, я упоминал о Благородном Сердце один-два раза, но всяко не больше.

— Списки?

— Меня записывал Вистан. Он написал бы «Редхолл», я знаю.

— А кто не написал бы? — спросил Гильф.

— Что ты имеешь в виду?

Гильф просто повторил свой вопрос, как часто делал, когда находил меня бестолковым.

— Мое имя в списки вносил именно Вистан — так какая разница, кто мог бы назвать меня сэром Эйбелом Благородное Сердце?

Гильф вздохнул, закрыл глаза и опустил свою массивную голову на передние лапы.

Лежа в постели, я размышлял над вопросом Гильфа. Он был немногословным псом, но высказывался всегда по делу. Гейнор назвала меня Эйбелом Благородное Сердце; значит, она говорила с кем-то, кто называл меня так. Это могла быть Моркана, хотя она посещала меня в Редхолле. Обо мне могла упоминать герцогиня, жена его милости; но если она вообще когда-нибудь слышала мое имя, то только во время моего пребывания в Ширволе, а там большинство называло меня просто сэром Эйбелом. У меня не имелось оснований полагать, что ее милость сейчас в Тортауэре, но она могла наведаться сюда, пока я находился на севере.

Утром меня наконец осенило, что королеве вовсе не обязательно было разговаривать непосредственно с человеком, называвшим меня сэром Эйбелом Благородное Сердце; что она могла получить сведения обо мне от любого, кто с таковым общался. Я позвал Поука и Анса и узнал, что, когда они наблюдали за соревнованиями по ходьбе, с ними завел разговор некий хорошо одетый незнакомец.

— Он спрашивает: «Вы служите у парня, у которого лопнула тетива?» — объяснил Анс. — И мы отвечаем: «Да, сэр. Сэр Эйбел Благородное Сердце».

— Я сказал, что ни один из здешних рыцарей не может тягаться с вами, — добавил Поук. — А он говорит: «Значит, Эйбел Благородное Сердце, да?» А мы говорим: «Сэр Эйбел», — и он уходит прочь.

Я сказал, что сегодня мне предстоит драться на алебардах, и спросил, хотят ли они посмотреть. Оба поклялись, что все драконы Муспеля не заставили бы их отказаться от такого удовольствия, — и вот, мы трое и Вистан двинулись в замок вместе. Мой зеленый шлем висел на луке седла, и на нем развевался белый шарф королевы.

Я ожидал, что все мы будем биться одновременно, по крайней мере в первом туре. Но поскольку рыцарей, выступавших в данном состязании, было гораздо меньше, чем простолюдинов, участвовавших в боях на дубинках, все пары сражались поодиночке. Прошел не один час, прежде чем герольдмейстер Никры выкликнул мое имя. Как пришлось ждать мне, так подождет и мое письмо, пока я опишу схватки, которые видел.

Алебарды, по мнению многих, являются наилучшим оружием для защиты замка. Поэтому в каждом замке имеется значительный запас алебард: одни из них роскошные и богато отделанные, другие простые, предназначенные для крестьян и слуг. Именно такими мы и сражались, ибо для выступления на турнире используются алебарды со сточенными остриями наконечника и крючка и с затупленным лезвием. Воины надевают шлем и кольчугу, но щитом не пользуются, ведь для обращения с алебардой требуются обе руки.

Как и дубинку, алебарду держат одной рукой по центру древка, а другой ближе к железной насадке на нижнем конце, хотя существуют и другие способы, предпочитаемые немногочисленными знатоками. Древко у нее длиной примерно с рост Вистана. Длина всей алебарды равна росту владельца, или чуть больше. Она служит одновременно и щитом, но щитом, не загораживающим обзор. Сильный человек, умеющий отражать любые удары, остается практически неуязвимым, коли он достаточно проворен; но он должен отличаться поистине значительной силой и отбивать удары таким образом, чтобы противник не перерубил древко, хотя в бою на алебардах с затупленным лезвием такое маловероятно.

Большинство поединков, состоявшихся до моего выступления, тянулись долго, но к помощи веревки здесь не прибегали. Порой между выпадами проходило достаточно времени, чтобы человек успел обратиться к соседу и получить ответ, хотя в иные разы яростные удары следовали один за другим. Как рыцаря, неизвестного в Тортауэре, меня выставили против Бранна Броудфлада, который стал победителем состязаний в прошлом году. Он был могучим рыцарем, высоким и широкогрудым, но делал слишком длинные выпады. Я отбил направленное на меня острие алебарды в сторону и, шагнув вперед, ударил противника древком в лицевую часть шлема, одновременно сделав подсечку левой ногой. Он упал, и я одержал победу еще прежде, чем большинство зрителей успели направить на нас все свое внимание.

Во втором туре я сражался с одним из рыцарей королевы, Ламвеллом Чаусом. Он был ниже меня ростом, но очень проворным и нанес мне ряд ловких ударов, прежде чем я сбил его с ног.

К третьему туру осталось восемь рыцарей, включая меня. У меня сильно саднило под мышкой, и мой шлем был помят; означенные обстоятельства привели меня в ярость, и я бросился на своего соперника с твердым намерением убить его, коли получится, и он оказался поверженным наземь еще прежде, чем успел нанести хоть один удар. Он был благородных кровей, как и Свон, и приходился Свону дальним родственником.

Теперь нас осталось четверо. Я пошел в наступление на своего соперника с такой же яростью, как на предыдущего, и сбил его с ног еще быстрее, ибо первым же своим ударом перерубил древко его алебарды. Это был Робер Гринглори — славный, доблестный рыцарь, который позже сражался плечом к плечу со мной в Битве при реке.

Теперь нас осталось двое. Нам поднесли кубок со старым добрым вином, и мы выпили за здоровье друг друга. Мой соперник был самым могучим рыцарем из всех, когда-либо мной виденных; Воддет не превосходил его ни ростом, ни шириной плеч. Он не имел поместья, но путешествовал по стране и сражался за плату; таких рыцарей называют кондотьерами. Поначалу я решил, что он опасен единственно в силу своих внушительных размеров, ибо алебарда у него была вдвое короче моей, а древко толще. Однако уже через несколько секунд я понял, что опасаться мне следует скорее коварства и ловкости противника: во всем Скае не нашлось бы рыцаря, который знал бы больше хитрых приемов. Он ловил до блеска отполированным клинком своей алебарды солнечные лучи и направлял мне в глаза, ослепляя меня. Он ловко менял направление ударов, сыпавшихся на меня один за другим. Казалось, он никогда не выдохнется, ибо у него не было необходимости особо напрягать силы.

Он перерубил мое древко, и я продолжал сражаться, как недавно со мной сражался парень с переломленной пополам дубинкой, используя одну половину древка для отражения ударов и орудуя другой половиной то как топором, то как копьем, и наконец нанес противнику сильный удар по ноге, повредив колено, подскочил к нему, обхватил обеими руками, оторвал от земли и швырнул на землю.

Я немного отступил в сторону, когда он снял шлем, и выразил надежду, что нам никогда впредь не придется биться один на один, и зрители наградили меня одобрительными возгласами и бурными аплодисментами.

Но когда шум в толпе улегся, пропела труба, и он — сэр Геррун — был провозглашен победителем.

— Он подкупил судей! — с негодованием воскликнул Вистан.

Я помотал головой, поскольку своими глазами видел неподдельное удивление на лице сэра Герруна.

Вечером Поук постучал в нашу дверь. Вистан впустил его, и он, ударив костяшками пальцев по своему лбу, сказал:

— Там внизу двое, которые хотят увидеться с вами, сэр. Я понятия не имею, откуда дует ветер, только они дали мне это, — он показал мне маленькую золотую монету, — при условии, что я доложу вам. Можно мне оставить ее у себя?

— Конечно. Они представились?

— Только один, сэр. По имени Белос.

— Воинственный, — перевел Вистан (хотя я не уверен в правильности перевода). — Они могут оказаться наемными убийцами, сэр Эйбел.

Я сказал, что они с таким же успехом могут оказаться торговцами, пришедшими продать нам перья, или еще кем-нибудь, но я не знаю ни одного человека, желающего мне смерти, и двоих убийц явно маловато для рыцаря с оруженосцем, не говоря уже о Гильфе, Орге, Ансе и самом Поуке.

Посетители оказались худощавыми, молодыми на вид мужчинами в длинных плащах с капюшонами, пахнувших морем. Ни один из них не откинул капюшона и не пожелал встречаться со мной взглядом.

— Мы служим одной знатной даме из Тортауэра, — сказал первый. — Мы охотно откроем вам ее имя, коли вы отошлете прочь своих слуг.

Вистан разом ощетинился, и мне пришлось объяснить, что оруженосец не является слугой, хотя и служит рыцарю.

— Она желает поговорить с вами, причем для вашей же пользы. Мы отведем вас к ней, но вы должны пойти один.

— Вы отведете меня к ней, — сказал я, — но один я не пойду. По городу наверняка шастают грабители, а кроме вас, меня будет некому защитить.

Они посовещались шепотом, пока Вистан и Поук с ухмылкой наблюдали за ними.

Наконец они отстранились друг от друга.

— Мы защитим вас, и мы пойдем самыми безопасными улицами, вдобавок расстояние совсем невелико. Пойдемте, и мы позаботимся о том, чтобы вы благополучно вернулись обратно до рассвета.

— Мне еще нужно выспаться до рассвета, — сказал я. — Я устал, а завтра начинаются рыцарские поединки.

Они пообещали, что я вернусь еще до восхода луны. Я указал на Гильфа:

— Можно мне взять с собой моего пса? С ним мне будет все-таки поспокойнее.

Один сказал «нет», другой «да», и после непродолжительных препирательств второй спросил:

— А если вам позволят взять пса, вы пойдете?

Я кивнул:

— С Гильфом, с Вистаном и Поуком. Которые все присутствуют здесь.

Первый сказал:

— В таком случае мы должны вернуться к нашей госпоже, пославшей нас к вам, и доложить, что вы отказались прийти.

Я помотал головой:

— Вы должны доложить, что я хотел прийти, но вы не согласились на мои условия. И еще вы должны сказать ее высочеству, что я с первого взгляда распознал в вас эльфов. И напомнить ей также, что я был другом ее брата и отказался присоединиться к своим друзьям, когда они сражались с ним.

Пока я говорил, они потихоньку пятились к двери. Напоследок я добавил:

— Ради вашей собственной безопасности предупреждаю вас, что повторю все это ей при первой же нашей встрече и скажу, что передавал через вас такие мои слова.

Они скрылись за дверью прежде, чем я успел договорить.

— Они еще вернутся сегодня ночью, — сказал я Поуку. — Если они разбудят тебя с требованием снова проводить ко мне, отвечай отказом.

Поук прикоснулся двумя пальцами ко лбу, и я взмахом руки отослал его прочь. Вистан спросил, действительно ли дракон, убитый Вилом, приходился братом принцессе Моркане; а я сказал, что он смышлен не по годам и что острый слух вкупе с живой любознательностью доведут его до беды.

— Но мне нужно знать такие вещи! Вы же собираетесь взять меня с собой.

— Просто мой долг — учить тебя. До сих пор я плохо справлялся со своими обязанностями.

— Разве я когда-нибудь выражал недовольство?

Я зевнул и сказал, что нисколько в этом не сомневаюсь.

— Да не делал я ничего подобного! Я просто хмурился своим мыслям или еще что-нибудь в таком роде.

— Хорошо. Принцесса — сестра дракона. Она человеческое существо, как и ее отец, хотя она не вполне человек, поскольку ее мать была драконом из Муспеля. Драконы принимают человеческое обличье лучше эльфов. Надо ли мне объяснить почему?

— Пожалуйста, сэр Эйбел! Прошу вас!

— Хорошо. Существует семь миров — если ты что-нибудь знаешь о них, значит, знаешь. Наш мир четвертый, средний. Срединный мир самый устойчивый и неизменный. Здесь есть такие, которые умеют изменять обличье лучше, чем ты или я, но лишь очень немногие и в очень малой степени. По мере удаления от нашего мира способность к переменчивости форм возрастает. Эльфы изначально похожи на человеческих существ и могут стать еще более похожими. Они могут принимать обличья животных и людей, но не более того, и они не могут увеличиваться или уменьшаться в размерах. Их всегда выдают глаза. Эльфы становятся незримыми при ярком свете солнца и потому избегают прямых солнечных лучей.

— Я понял это, еще когда они сражались за нас.

— Ты говоришь об эльфах, приведенных Ури? Ты видел ее?

Он кивнул.

— Это огненные эльфы, и они находились в рабстве у Сетра. Сетр был драконом. У него есть брат — несомненно, ты знаешь. О нем мы не станем говорить.

Глава 31 УЖИН С ЛОРДОМ ЭСКАНОМ

Рыцарские поединки здесь сильно отличались от проводившихся в Ширволе по части великолепия воинских и конских доспехов, а также одеяний зрителей. Пики нам выдал помощник герольдмейстера, чтобы они не разнились качеством и все имели стальные наконечники одинаковой формы. Тяжелые тренировочные доспехи не надевались, но многие выходили на поединок со щитами толще и массивнее тех, какие они взяли бы на войну.

Участников поединка разделял деревянный барьер, чтобы кони не столкнулись. При возможности наносились удары по шлему или в грудь, но все целились главным образом в щит противнику. Каждая пара сражалась до тех пор, пока один из рыцарей не падал на землю, выбитый из седла, или не отбрасывал пику в сторону, признавая свое поражение. В первый день я участвовал только в одном поединке — с Кеем, победителем прошлогоднего турнира. Мы не преследовали дурацкой цели — ломать пики. Каждый из нас с самого начала старался выбить противника из седла, но мы сломали шесть штук, прежде чем конь Кея упал.

После моего выступления нас с Вистаном пустили бы на освещенную солнцем трибуну рядом с троном, но я сказал, что мы присоединимся к Поуку и Ансу в толпе простолюдинов, обнаружив в данном случае редкую прозорливость.

Они появились через час без малого, явно недовольные необходимостью ходить по поручениям при свете дня. Леди, о которой они говорили, смилостивилась. Она прощает мне мой недавний отказ и согласна увидеться со мной. Я поблагодарил посланцев за труды и велел Вистану следовать за мной, прихватив Поука и Анса. Гильф с самого утра отправился обследовать Тортауэр, ибо не особо интересовался рыцарскими поединками. Он присоединился к нам прежде, чем мы успели уйти далеко, и морские эльфы, не стали возражать.

Она занимала отдельную башню, как и супруга его милости в Ширволе, и приняла нас в просторной зале, богато убранной черным бархатом, где по стенам висели теплящиеся курильницы причудливых форм. Аромат благовоний мне не понравился, как не понравился и Гильфу, который обнюхал все занавеси и гобелены, пока мы беседовали.

— Вот мы с вами снова встретились, сэр Эйбел. — Она протянула мне руку.

Я сказал, разумеется, что она оказала мне величайшую честь своим приглашением.

— Почему вы не пожелали прийти один? — осведомилась она с легкой обидой.

— Вы столь красивы, ваше высочество, что я боялся потерять голову.

— Лжец. Мне бы хотелось стать вашим другом, сэр Эйбел. Вас не пугает магия.

— Это далеко от правды, ваше высочество.

— Не смейтесь надо мной. Мы с вами оба знаем… то, что знаем. Если мертвецы восстают из могил по моей воле, что это значит для вас?

— Очень многое, ваше высочество. Мертвецы не всегда подчиняются приказам. Я боюсь за вас.

— Я тоже. — Ее кресло напоминало трон, и благодаря помосту, на котором оно стояло, впечатление усиливалось. Она поднялась на ноги, сошла с помоста и остановилась передо мной, слегка покачиваясь; высокая, на целую голову выше меня. — Вы ведь думаете, что я слуга Низшего Бога, сэр Эйбел?

Я помотал головой:

— Он не бог, ваше высочество. И вы ему не служите.

— Вы правы, хотя я обдумываю такую возможность. Я стараюсь делать добро своим колдовством. Можете мне не верить. Я докажу это вам, когда представится случай. Вы преклонили колено передо мной.

— Вы особа королевских кровей, ваше высочество.

— Я заслуживаю вашего почтения. Не потому, что я королевских кровей, — она рассмеялась, — а потому, что я хорошая. Вы хотите получить аудиенцию у моего брата.

— Да, ваше высочество. Вы можете устроить мне встречу с ним?

— Могу, но не стану. Отгадайте мою загадку: почему сэр Геррун победитель, а вы нет?

Я пожал плечами:

— Он провозглашен победителем, ваше высочество. Почему, я даже не догадываюсь.

Она рассмеялась, прекрасная и безрадостная.

— По приказу моего брата. Вы носите шарф королевы на шлеме, сэр Эйбел. Вы полагаете, что королева отдается каждому прислужнику из судомойни?

— Разумеется, нет, выше высочество. Я убью любого, кто возведет на нее столь гнусную клевету.

— Тогда вам придется убить очень многих. Они говорят моему брату такие вещи и еще худшие. Он половине верит. Вы думаете, он примет рыцаря, который носит на шлеме ее шарф?

— Думать у меня не всегда получается, ваше высочество, но я стараюсь.

Она взяла меня за руку:

— Хорошо сказано. При дворе меня мало кто любит, сэр Эйбел, и никто мне не доверяет. Если я скажу брату, что он должен поговорить с вами, это только повредит делу, с которым вы хотите к нему обратиться. Вдобавок вы явились на турнир с шарфом королевы на шлеме. Вальфатер поможет вам?

— Сомневаюсь, ваше высочество. Но надеюсь.

— Я тоже, ибо вам понадобится его помощь. Между тем я помогу вам, коли сумею. — Она понизила голос. — И граф-маршал поможет, коли осмелится. Считайте нас представителями Ская. Возможно, вам станет легче. — Она обратилась к Вистану. — Воспитание из тебя рыцаря идет полным ходом.

Он опустился на колени:

— Да, ваше высочество.

— Кинжал можно вонзить в сердце, оруженосец, а можно метнуть. Давай метнем. Мертвецы встают из могилы по моему приказу. Так я сказала твоему господину, и это правда. Он предупредил меня об опасности, поскольку долг рыцаря защищать прекрасный пол. — Она повернула голову, предоставляя Вистану возможность рассмотреть свой профиль. — Как по-твоему, я прекрасна?

— Я в жизни не встречал дамы прекраснее, ваше высочество.

Она рассмеялась:

— В таком случае сэр Эйбел защитит меня.

Она повернулась к нам спиной, неразборчиво пробормотала несколько слов и, взойдя на помост, снова уселась в кресло.

Где-то внизу громко хлопнула массивная дверь, и она улыбнулась:

— Вероятно, до тебя доходили слухи о нашем прошлогоднем турнире, оруженосец?

— Я был здесь, ваше высочество. Я тогда служил сэру Гарваону. Он стрелял из лука, бился на алебардах и участвовал в рыцарском поединке.

— А что насчет рукопашного боя? Столь славный рыцарь наверняка пожелал бы принять в нем участие.

— Он хотел, ваше высочество, но не смог. С каждой стороны должны выступать по сорок человек, и запись участников тогда уже закончилась.

— Сэру Эйбелу повезло больше.

— Да, ваше высочество.

— Знаешь почему?

Голос Вистана упал до шепота:

— Потому что я записал сэра Эйбела. Только я не хочу, чтобы он погиб. Я знаю, вы думаете, что я желаю ему смерти, но я не желаю. Вы не видели, как он дерется.

Моркана повернулась ко мне:

— Это ваш первый турнир?

Я признался, что первый.

— Некоторые рыцари, сэр Эйбел, знают, что они не имели шансов победить в предыдущих состязаниях. Сэр Гарваон хорошо стрелял из лука?

— Превосходно, ваше высочество.

— А многие стреляют неважно и не хотят оказаться в унизительном положении. Вы поняли, что такое унизительное положение, когда у вас лопнула тетива.

— Да, ваше высочество.

Из-за черного бархатного занавеса за спиной Морканы выглянула Баки. Вид у нее был ошеломленный.

— Предположим, все три стрелы улетели мимо цели. Многие не могут тягаться с сэром Герруном в бою на алебардах и тем более с сэром Кеем в рыцарском поединке. Однако явиться на турнир и не принять в нем участия — стыдно. Поэтому они выступают в рукопашном бою. Это самое опасное состязание, но здесь многое зависит от везения.

— Я понимаю, ваше высочество.

Еще не успев договорить, я услышал шаги, тяжелые и размеренные, а Гильф зарычал.

— Клинки у воинов затуплены, и пользоваться палицами запрещено. И все же каждый год один-два рыцаря погибают. Вероятно, вы не знали.

Я сказал, что действительно не знал, но что это не имеет значения.

— Теперь, если я правильно рассчитала время нашего разговора… — Моркана рассмеялась. — Сэр Лич погиб в рукопашном бою, но его имя… А, вот и он.

В полу открылся люк. Рыцарь, поднявший опускную дверь и взошедший к нам, был явно мертв, причем довольно давно, и тело его покоилось в сухом месте. В нем копошились черви, но они не произвели значительных разрушений.

— Вы бы сразились с ним? Защищая мою прекрасную особу?

— Конечно, — сказал я.

Позади меня раздался слабый шорох, и Вистан дернул меня за рукав.

— Не забывайте, что вы не можете убить его.

— Если он представляет угрозу для вашего высочества, я сделаю все, что в моих силах.

— Он не представляет угрозы. Пускай себе покоится с миром.

Вероятно, она пробормотала еще несколько слов, которых я не расслышал. Мертвый рыцарь упал ниц, ударившись головой о каменный пол с такой силой, что из черепа вылетел червь.

— Слуги сэра Эйбела обратились в бегство, а как насчет тебя, оруженосец? Ты уже достаточно окреп духом для такого испытания?

Голос Вистана дрожал, но он ответил утвердительно. Мальчик, недавно давший деру при виде призрака Халд, сейчас не взял в нем верх над мужчиной.

— Что ты думаешь о моих посланниках, приходивших за тобой и твоим господином? Разве они не нагнали на тебя страху?

— Нет, ваше высочество. Мой господин говорит, что они эльфы, морские эльфы. Мы видели эльфов в горах, ваше высочество, и они помогали нам в битве с ангридами. — Он закончил вполне твердым голосом. — Они здорово стреляли из лука.

— Ты не боялся?

— Нет… поначалу испугался. Немножко.

— Червь сэра Лича поверг тебя в ужас. Я видела. Когда ты встретишься с моими посланниками в следующий раз, вспомни, что они сотворены червями. Сэр Эйбел, я пригласила вас к себе с намерением посовещаться, зная, что мой брат ненавидит вас из-за расположения к вам королевы и что он не проникнется к вам большей приязнью, коли я стану вам покровительствовать. Если вы пользуетесь благосклонным вниманием Вальфатера, вы попросите его даровать моему брату потомство?

Перемена темы привела меня в замешательство, но я ответил утвердительно.

— Попросите и королеву также. Она к вам прислушается. — Моркана, до сих пор сидевшая очень прямо, внезапно ссутулилась и поникла головой. — Он считает нашу королеву шлюхой, а меня убийцей, готовой умертвить брата ради трона. Она не такая, сэр Эйбел. И я не такая.

— Я верю вам, ваше высочество, — кивнул я.

— Благодарю вас. Он может убить меня, воображая, будто защищает свою жизнь. Он может убить ее, чтобы получить королеву, которая родит ему сыновей. Она мне не друг. — Моркана выпрямилась со сверкающими глазами. — Мой брат — это мой брат, товарищ детских игр. Я мало кого люблю, но его я люблю. Вы понимаете?

— Да, ваше высочество. Лучше, чем вы думаете.

— Вы не желаете моему брату зла?

— Я хочу лишь передать послание от того, кто отправил меня к нему, ваше высочество.

— От?…

— Обитателя Эльфриса, ваше высочество.

Она долго молчала, вглядываясь мне в лицо.

— Вы согласны передать послание в моем присутствии?

— Когда мы с его величеством станем лицом к лицу, я знаю, послание всплывет в моей памяти, и я произнесу нужные слова, какими бы они ни оказались. Едва ли присутствие посторонних лиц — даже вас, ваше высочество, — на что-нибудь при этом повлияет.

— В таком случае я должна присутствовать при вашей встрече. Вот единственное, что я могу для вас сделать: я попрошу брата о милости, если вы хотите.

— Очень хочу, ваше высочество, — сказал я.

Моркана потрясла головой:

— Нет, я не стану просить брата принять вас. Выслушайте меня. Я попрошу позволения назвать имя одного из рыцарей, достойного чести отобедать с нами завтра. Я сделаю это в присутствии королевы, и насколько я ее знаю, она тоже попросит позволения назвать имя такого рыцаря. Если мой брат удовлетворит мою просьбу, он не сможет отказать своей супруге, не поставив себя в неловкое положение. Вы носите на шлеме шарф королевы — значит, она наверняка назовет вас. Моему брату придется принять вас и разговаривать с вами любезно, хотя он не скажет ни единого слова правды. Мне сделать это?

— Да, умоляю вас, ваше высочество. Я буду навеки вам обязан.

— Весь гнев моего брата обрушится на королеву. — Моркана рассмеялась. — Вы это понимаете?

— Я постараюсь отвлечь его на себя.

На следующий день я участвовал в трех рыцарских поединках. После третьего мы с Вистаном ждали приглашения на обед от короля Арнтора, но такового не поступило. После захода солнца я послал Вистана к граф-маршалу с просьбой принять меня. Моя просьба была удовлетворена, и я рассказал ему о своем разговоре с Морканой и об обещании последней похлопотать за меня перед королем.

— Я знаю. — Граф-маршал сложил ладони домиком. — Надеюсь, вы понимаете, что он не особо жалует свою сестру.

— Понимаю, милорд.

— Во время первого нашего разговора вы сказали, что не очень-то полагаетесь на дружбу ее высочества. Я счел ваши слова благоразумными. — Он ущипнул себя за кончик носа. — Вы по-прежнему хотите получить аудиенцию?

— Очень, милорд.

— Вы отличились на турнире, как я вам советовал, хотя и недостаточно.

— Я изо всех сил постараюсь преуспеть больше, милорд.

— Желаю вам удачи. Я дважды упоминал о вас в разговоре с его величеством. Кажется, я обещал вам сделать это лишь один раз? Я выполнил больше обещанного. Он не изъявил желания встретиться с вами. В ваших ли интересах ее высочество просили короля о милости?

— Мне так кажется, милорд.

Граф-маршал вздохнул:

— Я держу вас на ногах, сэр Эйбел, и вы скоро устанете. Я надеялся закончить наш разговор через минуту-другую. Присядьте. Не желаете ли глоточек вина?

Я ответил утвердительно и знаком пригласил Вистана сесть.

Граф-маршал позвонил в колокольчик.

— В милости ей было отказано, сэр Эйбел. Вы знаете?

Я помотал головой, чувствуя, как у меня все обрывается внутри.

— При дворе все только и говорят, что об этом. Ее высочество весело, но вежливо попросили брата о милости. Я предположил, как, наверное, и все свидетели сей неприятной сцены, что речь идет о какой-то пустяковой просьбе. Она получила отказ и покинула зал. Вряд ли она расскажет вам об этом. Она была унижена, вы ж понимаете.

— Понимаю, милорд.

— Он тоже поставил себя в постыдное положение. Не думайте, сэр Эйбел, что он не понимает этого. Наша королева… а что, Идн действительно теперь королева? Вы так говорили при прошлой нашей встрече.

Я пустился в объяснения, но меня прервал вошедший в комнату Пейн.

— Принеси вина, — распорядился граф-маршал. — Не этого пойла, а нашего собственного, из Брайтхиллза. Белое или красное, сэр Эйбел?

— На ваш выбор, милорд.

— Тогда белое. Думаю, рыбу горячего копчения. Осетрину и любую другую, какую найдешь. Подрумяненные хлебцы и травяное масло. Ваша королева Идн — подруга ее величества, сэр Эйбел. Вам это известно? Девушки одного возраста, знаете ли, обе много времени провели при дворе. Эти вот руки качали ее величество, когда она еще лежала в пеленках, хотите верьте, хотите нет. — Граф-маршал понизил голос. — Думаю, это одна из причин, почему лорд Бил покинул нас. Король отослал его прочь, чтобы лишить бедную Гейнор друга, я бы сказал. Я бы так сказал, но не вздумайте повторять мои слова. А Бил взялся за дело отчасти из желания увезти Идн подальше от короля. Быть другом королевы в наши дни опасно. Уж я-то знаю, ибо я ее друг. Не повторяйте никому мои слова.

Мы с Вистаном поклялись хранить молчание.

— Я друг и королю тоже, вы ж понимаете. Я бы помирил их, будь моя воля. Со временем я сделаю это, не сомневайтесь…

— Вы о чем-то подумали сейчас, милорд?

Он энергично помотал головой, отчего у него сотряслись щеки.

— Мимолетная фантазия, сэр Эйбел. Просто фантазия. — Он обратился к Вистану: — Огромный недостаток развитого ума, молодой человек. Тупость не менее ценное качество. Живой ум слишком часто заставляет нас устремляться мыслью за пределы возможного и отвлекает нас от реальности — кгхм! — причудливыми фантазиями. Сэр Эйбел учит тебя искусству фехтования?

— Да, милорд. И он говорит, что у меня замечательные способности.

— Это хорошо, очень хорошо. Постарайся освоить искусство фехтования. Но постарайся также научиться тупости. Лучшие рыцари — превосходные фехтовальщики, но люди весьма недалекие.

— В том числе и присутствующий здесь, — сказал я, ибо понимал, что граф-маршалу пришла в голову какая-то мысль, но даже примерно не догадывался, какая именно.

— Совершенно верно. Совершенно верно. Вы принесли послание, но сами не знаете какое. Превосходный пример. А почему королева?…

В этот момент вернулся Пейн с большим серебряным подносом, на котором стояли графин, чаши, тарелки и накрытые крышками блюда.

— Великолепно! Вы остановились в гостинице, сэр Эйбел?

— Да, милорд.

— Там хорошо кормят?

— Сносно, милорд, — ответил за меня Вистан.

— Надеюсь, мы что-нибудь предпримем по этому поводу. Не сегодня, но скоро. После турнира. — (Пейн поставил перед каждым из нас тарелку с чашей и положил смоченное горячей водой полотенце; пока граф-маршал говорил, он наполнил чаши вином.) — Вы не хотели бы погостить здесь, в замке? Я могу устроить вас, хотя вы можете устроиться с неменьшим удобством у одного моего друга в городе. Условия проживания там не хуже, а безопасности не в пример больше.

Я сказал, что надеюсь отбыть вскоре после встречи с королем.

— В таком случае желаю вам успеха. Сейчас все равно зима, а планы меняются. Пейн, я поговорю с ее величеством и ее высочеством после завтрака, коли ты договоришься с ними. С каждой по отдельности, понятное дело. Сейчас ты передашь одной и другой мою смиренную просьбу о встрече. Визит будет коротким, предмет разговора важным — и больше тебе ничего не известно.

— Да, ваша светлость. Прикажете идти?

Граф-маршал кивнул:

— Немедленно. Возвращайся, когда поговоришь с обеими. Встречи назначь по возможности раньше, но не в один час — понятно? Теперь ступай. Отведайте этого вина, сэр Эйбел. Последнее время мы пили тошнотворное пойло, хотя Пейн считает, что оно не такое уж и скверное.

Я пригубил чашу.

— Прекрасное вино, милорд.

— В Эльфрисе лучше?

Я отпил еще глоток.

— Лучше просто не бывает, милорд.

Он расхохотался, его живот заходил ходуном.

— Вас так просто за язык не поймаешь. Так-так. Вы принесли послание от королевы, сэр Эйбел? Ага, угадал!

— Думаю, нам лучше оставить этот разговор, милорд.

— Вас выдало лицо. На днях ваш мальчик высказал предположение, что послание передала королева Идн. Я размышлял об этом. Что за послание такое могла передать королю Идн, настолько секретное, что даже гонец его не знает, и так далее. Гонец, который явно был в Эльфрисе — и скорее всего не раз, если судить по рассказам мальчика. Ох уж эти женщины! Вечно они носятся со своими секретными посланиями и причиняют всем головную боль. Вы со мной согласны, надеюсь?

— Нет, милорд.

— Согласитесь, когда поживете с мое. Ее высочество почти всегда ходит пьяная. Вы знали?

— Нет, милорд, не знал.

— Она умело скрывает это. Теперь серьезно: что вы думаете о моем вине?

— Вистан разбирается в напитках лучше меня, милорд.

— Оно восхитительно, милорд, — сказал Вистан. — Я в жизни не пробовал вина лучше.

— Отлично. Здесь у нас поджаренные хлебцы, — он снял крышку с одного из блюд, — а здесь, кажется, треска, моя любимая. Вы позволите положить вам того и другого?

Вистан энергично кивнул:

— С удовольствием, милорд.

— Твоего хозяина надлежит обслуживать в первую очередь, оруженосец, даже когда за вами ухаживает пэр Целидона. — Граф-маршал положил мне на тарелку четыре сорта копченой рыбы и несколько кусочков хлеба, подрумяненных на огне по принятому в Тортауэре обыкновению. — Итак, — сказал он, закончив раскладывать еду по тарелкам. — Мы с вами должны заключить сделку, сэр Эйбел. Когда вы явились ко мне в первый раз, я дал вам хороший совет, за который не попросил платы. Вдобавок я дважды упоминал о вас королю как о человеке, хорошо осведомленном о недавних событиях — в том числе самых невероятных — в Йотунленде. Я сделал это, поскольку вы мне нравитесь и поскольку считал своим долгом помочь вам.

Я начал говорить, но он остановил меня, подняв руку.

— Вы думаете, что я закидываю удочку насчет вознаграждения за свои услуги. Так и есть. Но речь идет не о деньгах. Вы владеете Редхоллом, одним из лучших поместий на севере. Явладею четырьмя, равно хорошими или даже лучшими. Я не хвастаюсь, а просто объясняю, что я не многим беднее вашего герцога Мардера. А вполне возможно, и богаче. Вы понимаете?

— Да, милорд, — кивнул я.

— Мне нужно знание. Ценные сведения. — Он понизил голос. — Я служу его величеству, сэр Эйбел. Это нелегкая работа, но я выполняю свои обязанности по мере сил, год за годом. Я не выстоял бы против вас в поединке на мечах.

Я не стал возражать.

— И даже против вашего оруженосца, коли вы хорошо тренировали его. Моя сила — в сознании, что я служу своему королю. В привычке к размышлению и в знании. — Он отпил глоток вина. — Вы обладаете знанием, которому я завидую. Я получу его от вас. Вы понимаете? Я стану богаче, а вы не обеднеете. Я собираюсь завтра предпринять необычные шаги, благодаря которым вы обязательно попадете на прием к королю. В награду за мою особую услугу, которую я оказываю вам с риском для собственной жизни, вы ответите мне на несколько вопросов? Поклявшись честью говорить только правду?

Он не сказал, что не станет помогать мне, коли я откажусь, но это явно подразумевалось.

— Есть великое множество вопросов, на которые я просто не могу ответить, милорд.

— На мои — можете. Поклянитесь говорить правду.

— Клянусь честью, милорд. Я скажу все, что знаю.

— Превосходно.

Он с улыбкой откинулся на спинку кресла и отправил в рот ломтик хлеба с кусочком копченой щуки. Последовав примеру хозяина, мы с Вистаном тоже принялись за еду. И хлебцы, и рыба были отменно вкусными.

— Мой первый вопрос, сэр Эйбел. Сколько раз вы посещали Эльфрис?

Я попытался вспомнить, пересчитывая случаи по пальцам.

— Кажется, пять, милорд. Нет, шесть.

Пока я считал, глаза его округлились:

— Достаточно часто, чтобы потерять счет?

— Да, милорд.

— Время там течет медленнее?

— Да, милорд.

— Вы знаете, в каком соотношении к нашему? — Увидев, что я не понял вопроса, он добавил: — Допустим, мы провели в Эльфрисе день. Там есть деление на дни?

— Разумеется, милорд.

— Сколько дней пройдет здесь к нашему возвращению?

— Не знаю, милорд. Бывает по-разному. Может, неделя. Может, год.

— Ясно. — Он задумчиво потер ладонью подбородок. — Сейчас я не стану искать объяснений, но постараюсь найти со временем. Если ваша честь позволяет вам ответить: сестра его величества известна в Эльфрисе?

— Я не располагаю точными сведениями, милорд, но мне кажется, да.

— Вы никогда не встречались с ней там?

Боюсь, я немного замялся.

— Нет, милорд.

— Не встречались?

— Нет, милорд.

— Но однажды почти встретились, мне кажется. Я прав?

— Я все еще мальчик, милорд. Всего лишь мальчик, что бы вы обо мне ни думали. А вы зрелый и мудрый мужчина.

— Расскажите мне.

Тогда я рассказал про Гренгарма, не упомянув об Этерне.

— Эльфы, о которых вы говорите, привели ее из Эльфриса?

— Так казалось, милорд. У меня нет оснований сомневаться в этом.

— И вы ее спасли? Дракон сожрал бы ее?

— Думаю, да, милорд.

— Кгхм! — Он вытер лицо мясистой рукой. — Если она после этого не друг вам, значит, она неблагодарная тварь.

— У меня нет причин считать так, милорд, и есть причины считать иначе.

— Мы разговаривали с ней вчера, милорд, — добавил Вистан, — и она пыталась помочь нам. Она… я ее боюсь. Мне неприятно говорить это, милорд, но я правда боюсь.

Улыбка тронула губы граф-маршала.

— Я тебе верю.

— Даже если она наш друг. Друг сэра Эйбела и мой друг, поскольку он мой господин. Будь она нашим врагом, я бы помирал со страху.

— Я не могу винить тебя, оруженосец. Нам следует дорожить ее расположением, всем троим. Наш король любит свою сестру и боится ее, что уже является достаточно веским основанием для этого. — Граф-маршал снова повернулся ко мне. — Значит, вы не знаете, какое именно послание вы принесли, сэр Эйбел?

— Как я говорил вам, милорд.

— Да, вы говорили — и сочли неблагоразумным открыть личность отправителя. Ответьте мне на следующий вопрос и еще на два — и я удовлетворюсь на сегодня. Вы поклялись хранить тайну в данном пункте?

— Нет, милорд. Просто я не думал, что вы мне поверите. Но вы приняли на веру мой рассказ про Гренгарма, — разумеется, он правдив. От первого до последнего слова. Вы знаете кое-что о других мирах.

— Знаю. — Граф-маршал подался вперед и выбрал еще один кусочек щуки. — Я никогда не посещал другие миры. В отличие от вас. Однако я не раз беседовал с эльфами. И оказывал им разные мелкие услуги в знак благодарности. Вас прислала королева Дизири?

Глава 32 ПОЕДИНОК ЧЕСТИ

Безусловно, на моем лице отразилось изумление.

— При первой нашей встрече, — пояснил граф-маршал, — сей молодой человек высказал предположение, что послание передала королева Идн. При слове «королева» вы вздрогнули, но в следующий момент расслабились. Королев на свете не пруд пруди.

— Да, милорд.

— Я допускал вероятность, что послание передала наша королева. Однако ей не понадобился бы дракон. — Он откусил кусочек хлебца, прожевал и проглотил. — У эльфов много кланов — и почти всеми правят короли. Дриады, или моховые эльфы, являются исключением. Возможно, вам известны другие?

Я признал, что неизвестны. Граф-маршал развел руками:

— В таком случае послание передала королева Дизири. Видите, как все просто?

Вероятно, я кивнул, но медленно и неохотно.

— Вот и славно. Теперь, если вас спросят, вы сможете совершенно честно заявить, что не раскрывали мне личности отправителя. Возможно, вам не придется оправдываться, но если придется, у вас есть оправдание.

— Я признателен вам, милорд.

— И учтите, кстати, что вы не ответили на мой вопрос. Надеюсь, вы ответите на следующие два.

— Коли сумею, милорд. Что за вопросы?

— Первый. Почему королева Гейнор дала вам свой шарф для выступления на турнире?

— Не знаю, милорд.

Я глотнул вина.

— Вы имеете в виду, что она не доверила вам свой секрет. Вы участвовали в состязаниях по стрельбе из лука. В обоих.

— Да, милорд. Я не оправдал своих ожиданий, если можно так выразиться.

— Думаю, этот хлебец придется вам по вкусу сейчас. Но не позже, когда вы позволите ему остыть.

— Я не позволю, милорд.

Я отломил кусочек.

— Вы заняли четвертое место, кажется, в состязании пеших лучников. Вы дважды попали в золото в соревновании верховых лучников. Когда вы поскакали к мишени в третий раз, у вас лопнула тетива. Я наблюдал за вами, как большинство зрителей. Потом ее величество преподнесли вам свой шарф.

— Совершенно верно, милорд.

Пока он говорил, я доел хлебец.

— Вы не стали задавать вопросов ее величеству. Я бы не удивился, сделай такое этот мальчик. Но вы? Не скорее, чем я. Царственных особ не подвергают допросам.

— Я ни о чем не спрашивал, милорд, — сказал Вистан.

Граф-маршал приподнял бровь:

— И все же ты наверняка строил догадки. Тупица, возможно, не стал бы. Но ты не тупица. Ты посещал Эльфрис вместе со своим господином?

— Нет, милорд. Благодарю вас, милорд. Я не был там, но мне хотелось бы побывать, и Тауг рассказывал мне об Эльфрисе. И Этела тоже.

— Я воздержусь от расспросов об Этеле. До поры до времени, хорошо? Давайте вернемся к нашей королеве. Ты наверняка размышлял об ее поступке. Поделись со мной своими мыслями.

Вистан прочистил горло — тихий, извиняющийся звук по сравнению с трубными покашливаниями граф-маршала.

— Я подумал, что все совершенно очевидно.

— Только не мне, оруженосец.

— Сэр Эйбел весьма привлекателен, милорд. И загадочен, по-настоящему загадочен для меня, поскольку я много чего о нем знаю. Я рассказывал вам некоторые вещи.

Граф-маршал кивнул и подвигал челюстями.

— Для нее он тоже загадочен, поскольку никогда раньше не появлялся при дворе. Вы упоминали о его кольчуге на днях.

— Да, верно, — улыбнулся он.

— Вы явно были не единственным, кто обратил на нее внимание. Женщины любят тайны, милорд.

— Знаю.

— У него лопнула тетива, как вы сказали, но сначала он дважды поразил золото. Любое попадание в «яблочко» считается золотом, но он попал в самый центр. Никто больше не попал в самый центр «яблочка» дважды.

— Этого я не заметил, — медленно проговорил граф-маршал. — Я был невнимателен, оруженосец, и я рад, что ты оказался внимательнее меня.

— И у него была лучшая лошадь, милорд, Облако. Вы о ней знаете, поскольку мы с вами ходили смотреть на нее. Я ухаживаю за Облаком, милорд, и однажды скакал верхом на ней, как я говорил. И дело не только в том, что она лучшая на свете лошадь. Я… это прозвучит глупо.

— В твоем возрасте глупость простительна. Говори.

— Если все дерутся на палках, милорд, а рыцарь выходит с мечом, люди скажут, что у него самая хорошая палка.

Граф-маршал улыбнулся:

— Это вовсе не глупо.

— Дамы желают рыцарю победы, милорд, когда дарят свои шарфы и прочие знаки благосклонности. Хорошая лошадь играет здесь огромную роль.

— Вам повезло с оруженосцем, сэр Эйбел.

— Его выбрал сэр Гарваон, милорд. Он был рыцарем не только отважным, но и здравомыслящим.

— Вы сами человек здравомыслящий, сэр Эйбел.

Я помотал головой, зная, сколь глубоко он заблуждается.

— Который наверняка размышлял о поступке королевы, как размышлял ваш оруженосец. И даже больше, поскольку дело касается непосредственно вас. Вы пришли к таким же заключениям?

— Нет. Мне показалось, что за всем этим может стоять принцесса Моркана, поскольку мы с ней встречались до моего приезда сюда. Она могла уговорить королеву, предполагая оказать мне услугу. Или… или могла упомянуть мое имя между прочим.

— Вы не желаете говорить этого. — Граф-маршал внимательно смотрел на меня из-под полуопущенных век. — Тогда скажу я. Ее величество могли узнать, что ее высочество намерены пожаловать вам знак благосклонности, и потому поспешили завладеть вами. Это представляется самым правдоподобным объяснением из всех возможных. Однако, если судить строго по справедливости, необходимо признать, что ни одно из объяснений, предложенных вашим оруженосцем, нельзя сбрасывать со счетов. Возможно, они верны отчасти, а возможно, целиком и полностью. Я подверг вас допросу не из праздного любопытства, как вы понимаете, надеюсь. У меня есть план, хотя я не посвящу вас в него, покуда не осуществлю. Не посвящу и впоследствии, коли у меня ничего не получится.

— Я буду признателен вам за содействие в любом случае.

— Я надеюсь на успех, сэр Эйбел, — улыбнулся он. — Я должен убедить наших царственных дам. Но я умею убеждать, иначе не занимал бы положения, какое занимаю. Дамы желают видеть своих рыцарей победителями, как говорит нам сей юноша, и даже царственные дамы любят интриги. Поэтому у нас есть надежда. Мой последний вопрос. Как мне посетить Эльфрис?

Я опешил:

— Вы хотите попасть туда, милорд?

— Я всю жизнь мечтал об этом. Я не собираюсь поселиться там, хотя иногда… Это опасный мир?

— Да, милорд. Прекрасный и опасный. Как и Митгартр.

— Хорошо сказано. Так как мне попасть туда?

— Возможно, я сумею устроить это, милорд.

— Когда передадите свое послание?

— Да, милорд. Это надо сделать в первую очередь — я не могу поступить иначе. Не сочтите за оскорбление.

— Она королева. Я понимаю. Вы будете здесь завтра, чтобы принять участие в дальнейших состязаниях?

— Мы будем, милорд, — кивнул я.

— Вам стоит захватить с собой пику покрепче.

Я попытался расспросить граф-маршала, но больше не сумел вытянуть из него никаких сведений. Мы ели, пили и беседовали — главным образом о лошадях, — и наконец мы с Вистаном вернулись в гостиницу, где нашли Поука и Анса крепко спящими.

На следующий день другой паж остановил нас и доложил, что королеве крайне необходимо увидеться со мной. Мы с Вистаном последовали за ним и, когда шагали по дворам между крепостными башнями, услышали рев толпы. Я схватил пажа за плечо и осведомился, что там происходит.

— Думаю, герольдмейстер Никры сообщил новость.

— Какую новость?

— Я не знаю.

Я отпустил пажа.

— Новость касается меня?

Он кивнул и едва не вытер нос рукавом, спохватившись лишь в последний момент.

— Выкладывай!

— Я не знаю, сэр Эйбел. Правда. Она вам сама скажет.

Вистан вызвался вернуться и все выяснить. Понимая, что без него я наверняка узнаю больше, я велел так и сделать.

— Я тебя не выдам, — сказал я, когда он ушел, — но я должен все знать, прежде чем встречусь с королевой. Что за новость?

— Они поссорились, — прошептал паж. — Королева и ее высочество. Ее все боятся. Принцессу.

— Ничего удивительного.

— Но они собираются драться. В смысле — не они сами. Их лучшие рыцари будут биться за них.

Королева ждала меня в своем заснеженном саду. Я опустился на колено, выразив надежду, что не заставил ее долго ждать на холоде.

— О, я тепло одета. — Она улыбнулась и указала на свой горностаевый плащ. — Я часто выхожу в сад. Я не могу принимать мужчин в своих покоях, даже престарелых родственников. Его величество не одобрили бы такого.

Я собирался сделать банальное замечание по поводу многочисленных теплых комнат с каминами, но она опередила меня, спросив, не желаю ли я раздеться.

— Я не желаю запятнать честь вашего величества ни при каких обстоятельствах.

Она весело рассмеялась:

— Вот рыцарь, достойный меня. Во всяком случае, я надеюсь, вы таковым станете. Я могла бы приказать вам, но не сделаю этого.

— Вам нет необходимости приказывать, — сказал я. — Дайте лишь понять, что вам угодно, и я выполню любое ваше желание.

— Кроме раздевания. — Голос напоминал жалобный стон голубки.

— Разумеется. Все, кроме этого.

— Знаете, это забавно. — Ее улыбка согревала меня. — Когда я сказала лорду Эскану, что сделаю это, я не думала позабавиться. Но сейчас мне забавно. Вас могут убить. Я ужасный человек.

— Ваше величество — единственный человек во всем Целидоне, который так считает. Мы все гордимся вами.

Она снова улыбнулась:

— А я буду гордиться вами, сэр Эйбел. Я знаю! Вы сразитесь с рыцарем Морканы за меня, правда ведь? Чтобы защитить мою честь. На самом деле мы делаем это для вас.

— Я предпочел бы сделать это для вас. Если Моркана выставит против меня две сотни своих рыцарей, я сражусь со всеми ними ради вашего величества.

— Тише! Тише! — Королева прижала палец к губам. — Она может подслушивать. Она ужасно любит подслушивать.

— Я не сказал ничего такого, чего не сказал бы в ее присутствии.

— О оверкины! Встаньте, прошу вас. Я не собиралась держать вас на коленях на снегу. Поднимитесь же.

Я встал, и теплая рука Гейнор нашла мою руку.

— Я чувствую, вы мой друг. Настоящий друг. У меня сорок рыцарей, и среди нет нет ни одного настоящего друга. Вас послал Вальфатер?

— Да, ваше величество. По крайней мере, он отпустил меня сюда.

Она уставилась на меня:

— Вы не шутите?

— Нисколько, ваше величество. В разговорах с другими я стараюсь скрыть это. Но я не стану лгать вам или королю.

Я даже не стану говорить полуправду, что делаю слишком часто.

— Вы… я не могу позволить вам пойти на такое. Вас убьют.

— Вам придется позволить, ваше величество. Я явился на рыцарский поединок с вашим шарфом на шлеме. Я ваш рыцарь.

— О Леди! О великая Леди Ская! Это…

— Предопределено? — подсказал я.

Глаза Гейнор наполнились слезами.

— Это же делается и для меня тоже. Чтобы король увидел, что я не такая… не такая, как он думает. Вальфатер дарует победу правой стороне, верно ведь?

— Так все считают, я знаю. Возможно, так оно и будет.

— И она бросила мне в лицо какие-то ужасные слова. Что я шлюха, или что-то вроде. Мы толком не поняли, что это значит, и возможно, нам и не надо понимать. Поэтому я бросила ей вызов, и бой состоится в полдень, и вы умрете за меня. — Она всхлипнула, и горячие слезы покатились по гладким щекам, румяным от холода. — Только если вы погибнете, мой муж решит, что он прав, и… и…

— Я не погибну, ваше величество. Вы будете отомщены.

— Она попытается убить вас. — Королева тревожно осмотрелась по сторонам, словно ожидая увидеть Моркану, притаившуюся за оснеженным розовым кустом. — Она к вам неравнодушна и в любом случае попытается убить вас. Вы ее не знаете.

— Разумеется. Она выберет рыцаря, чьи отвага и мастерство не заставят ее краснеть, ваше величество. Мне не нужно знать сокровенные мысли принцессы Морканы, чтобы понимать это. На ее месте я сделал бы то же самое. Нам предстоит биться до смерти?

— Нет. — Гейнор вытащила из рукава носовой платок размером почти с мужской. — На турнирах никогда не бьются до смерти.

— Значит, он сдастся, когда устанет сопротивляться, и никто не умрет.

— Но это же не рукопашная, с тупыми мечами и копьями. Разве вы не понимаете? Настоящее оружие, настоящий бой.

— Вот и славно. У меня была плохая тетива, но у меня хороший меч.

Она встала; ее прекрасное лицо находилось на уровне дракона у меня на груди.

— Послушайте меня, сэр Эйбел. Девушкам моего возраста не полагается быть серьезными. Пока они не родят ребенка. Но, возможно, я никогда не рожу; я до сих пор девственница, и я всегда буду такой серьезной, как сейчас. Я сказала «забавно», поскольку тогда это казалось забавным. Но сейчас не кажется, ибо вы мне нравитесь и вы умрете.

— Все мужчины умирают.

— И все женщины. Я знаю. Но послушайте: она хочет, чтобы он избавился от меня и женился снова. Если она победит, вероятно, он так и сделает. Он сможет сказать, что такова была воля оверкинов. — Гейнор испустила глубокий вздох, прозвучавший громко в тишине сада. — И мне бы хотелось этого. Но у меня есть долг, и я люблю мужа. Я не бесплодна. Просто… просто…

Она расплакалась. Я обнял ее и постарался успокоить. Наконец она спросила:

— Вы сделаете это? Ради меня? Защитите мою добродетель перед королем?

— Хоть сто раз подряд, ваше величество.

Я говорил правду, и дело было в том, что я сделал бы это и тысячу раз подряд, только бы добиться встречи с королем и передать послание Дизири.

Когда королева отпустила меня, Вистан уже стоял в ожидании.

— Поединок чести, сэр Эйбел. Принцесса оскорбила королеву, и та потребовала удовлетворения. Никто не знает, кто будет выступать за одну и другую сторону. — Он испытующе взглянул на меня. — Все хотят выступать за королеву, все рыцари. Многие называют сэра Герруна.

Он выжидательно умолк, но я не проронил ни слова.

— Только еще больше людей называют вас. Все знают, чей шарф на вашем шлеме. Анс хвастается вами перед простолюдинами, и они с Поуком заключают пари со всеми желающими.

Полагаю, я ухмыльнулся.

— Они станут богатыми, коли вы победите. Во всяком случае, богатыми для простолюдинов.

— А как насчет тебя, Вистан? Ты тоже разбогатеешь?

— Я не заключал пари. А можно?

— Конечно.

— Тогда разбогатею. Я привез с севера немного золота, как все мы. Поук с Ансом делают ставки на вашу победу. Два к одному. В таком случае противной стороне придется выплатить им вдвое больше поставленной суммы, если вы победите.

Есть моменты, которые навсегда запечатлеваются в памяти с необычайной ясностью. Из всех моих поединков ни один не запомнился мне так живо, как тот. Я закрываю глаза и словно наяву вижу двор замка, каким он представился мне тогда: яркий свет зимнего солнца; сверкающие снежинки в студеном воздухе; хлопающие на ветру вымпелы и знамена, дикая пляска медведей, слонов, соколов, быков, василисков и жирафов, красных, синих, зеленых, желтых, черных и белых. Я услышал оглушительное хлопанье огромного голубого флага Целидона, с вышитым на нем золотом изображением королевской Никры.

Справа от меня находилась трибуна придворных. Король и королева восседали на самых высоких местах, слева от короля и чуть ниже сидела Моркана. Вокруг них теснились пэры со своими супругами, надменные мужчины и изящные женщины в мехах и бархате. Справа и слева стояли рыцари, закутанные в толстые плащи; там и сям поблескивала сталь доспехов. На противоположной стороне арены толпились простолюдины — половина населения Кингсдума собралась здесь в этот ясный зимний день, радостно предвкушая увидеть поистине захватывающее зрелище — настоящий бой, в котором один из рыцарей или сразу оба могут погибнуть.

Именно к этому поединку я готовился, упражняясь изо дня в день в золотых залах и просторных дворах замка Вальфатера. Не к битве с Великанами зимы и древней ночи и не к битве с ангридами, которых недавно поражал, одного за другим, своими стрелами, галопом пролетая над ними верхом на Облаке.

Наконец наступил день великого испытания, день решающего сражения, предначертанного мне судьбой, и я познал радость, которая обретается ценой крови и пота, ожесточенной борьбы и сокрушительных ударов. Сейчас я служил Вальфатеру и видел в своем служении красоту и бесконечное счастье. В руке я держал пику, вырезанную мной из ствола апельсинового дерева; на поясе у меня висел меч Этерне. Обоюдоострый топор, купленный для рукопашного боя, висел на луке седла, заточенный с обеих сторон до такой степени, что раскалывал кость при легчайшем ударе.

Облако знала мои мысли, как всегда, и выгибала шею, роя копытами землю. Сейчас арену не разделял барьер, как во время рыцарских поединков. Нам предстоял не рыцарский поединок, но настоящий бой.

В противоположном конце двора стоял противник Облака (мой собственный противник еще не появился), могучий жеребец на две ладони выше ее, и попона на нем была черная, с серебряным рисунком по бокам, представлявшим не рыцарский герб, а эмблему Морканы — искусно выполненное изображение ее матери, которая также приходилась матерью Сетру и королю.

Герольдмейстер Никры вышел на середину арены вместе со своим помощником, который громко повторял за ним слова, чтобы все слышали, — я написал «чтобы все слышали», но на самом деле в огромном дворе царила такая тишина, что никакой необходимости в помощнике не было. Я приведу слова одного только герольдмейстера Никры, без повторений.

— Сегодня сойдутся в поединке чести доблестные рыцари ее королевского величества королевы Гейнор и ее королевского высочества принцессы Морканы.

Легкий гул пробежал по толпе и почти сразу утих, когда молодой человек стал повторять слова герольдмейстера Никры.

— Ее королевское величество королева Гейнор является оскорбленной стороной. За нее на сей арене выступает сэр Эйбел Редхолл, рыцарь Ширвола.

Как и прежде, помощник прокричал во все горло слова герольдмейстера.

— Ее королевское высочество принцесса Моркана является стороной, нанесшей оскорбление. — Герольдмейстер Никры бросил взгляд на коня без всадника. — За нее на сей арене будет выступать — и он сейчас выйдет — сэр Лот Нэрроухаус.

Я услышал, как справа от меня один рыцарь говорит другому: «Лот? Он же умер»; а второй отвечает: «Это был Лот Нортхолдинг».

Тогда я понял, с кем мне предстоит биться.

Он появился довольно скоро — в шлеме, скрывавшем мертвое лицо, со щитом с изображением черного лося на белом поле. Тогда я надел свой шлем с шарфом королевы, повязанным на гребне в виде черного дракона.

— По первому сигналу горна рыцари должны приготовиться. По второму сигналу все, кроме рыцарей и их оруженосцев, должны покинуть арену.

Тогда я посмотрел на оруженосца сэра Лота и увидел паренька не многим старше Вистана. Он прислонялся спиной к барьеру и казался страшно испуганным.

— По третьему сигналу горна рыцари вступят в бой. Ни их оруженосцы, ни любые другие лица не вправе принимать участие в схватке. Оруженосец вправе прийти на помощь своему рыцарю, если тот окажется поверженным наземь. Право повторного поединка неукоснительно соблюдается. Когда рыцарь потребует повторного поединка, оруженосец должен помочь ему подняться на ноги и дать новое оружие. Но и только. Рыцари, поднимите свои пики в знак согласия с правилами боя.

Мы подняли пики.

— Оруженосцы, поднимите правую руку.

Даже с расстояния длинного полета стрелы я увидел, что рука оруженосца сэра Лота трясется.

Помощник, повторявший слова герольдмейстера Никры, поднес горн к губам и дунул. Я уселся в седло и сжал пику покрепче. Сойдемся ли мы правым боком к правому? Или левым к левому (как на рыцарских поединках)? Или сшибемся лоб в лоб? Вопросы, стремительно пронесшиеся в моем уме, исходили от Облака. Я ответил: «Левым к левому».

Горн пропел во второй раз. Стоявший рядом Вистан пробормотал:

— Да благословит вас Тунор, сэр Эйбел.

Возможно, это послужило дурным предзнаменованием, ибо едва он успел произнести последнее слово, на солнце набежало столь темное облако, что возникло такое впечатление, будто мы с мертвым рыцарем вышли биться среди ночи. Во мраке Лот, казалось, увеличился в размерах. Его белый щит и белая накидка парили подобием призраков над почти невидимым конем.

Горн пропел в третий раз. Мне не пришлось пришпоривать Облако.

Пика Лота сломалась при ударе о мой щит. Моя же глубоко вонзилась противнику в грудь, и он вылетел из седла. Я выдернул пику на скаку, и, наверное, большинство зрителей не поняли толком, что произошло.

Однако он не замешкался, вопреки моим ожиданиям. Когда я развернул Облако, он уже снова вскочил в седло и выхватил из ножен меч. Острие моего меча скользнуло по шлему Лота; наши кони столкнулись грудь в грудь, и жеребец рухнул на землю, не выстояв под мощным натиском Облака. Я развернулся и поскакал на соперника в третий раз. Он стоял, точно призрак, с сочащейся из раны сукровицей; и я попытался снова пронзить мертвого рыцаря пикой с намерением оставить последнюю торчать у него между ребрами, лишив его возможности свободно двигаться, и нанести смертельный удар мечом прежде, чем он успеет избавиться от помехи. План был хорош, но он не сработал. Щит Лота отразил удар моего клинка. А его меч (ничего подобного я не ожидал ни от одного меча, помимо Этерне) перерубил мою пику с такой легкостью, с какой топор дровосека перерубает ствол молодого деревца.

Тогда я испугался за Облако. На турнире ни один истинный рыцарь не наносит ударов по коню противника; в настоящем же бою все дозволено. И теперь, увидев взятый на изготовку смертоносный меч, я понял, какой удар последует. Облако хотела забить Лота копытами, и она вызвала в моем воображении столь убедительную картину своих действий, что я почти согласился.

Он отрубит тебе переднюю ногу, сказал я, и тогда тебе конец.

Я соскользнул с нее и бросился в рукопашную схватку.

Меч Лота разрубил мой щит так глубоко, что лишь рукав кольчуги остановил лезвие. Развернувшись со всем возможным проворством, я вырвал меч из мертвой руки. Удар моего топора обрушился на шлем противника, и он упал.

Поверженный наземь, он испустил протяжный громкий стон. Весь ужас смерти слышался в нем; вся тоска забытых, занесенных снегом могил; плач ледяного ветра над окоченевшими трупами нищих на улицах Кингсдума; и вой волков, разрывающих на части мертвые тела на поле брани.

Развернувшись кругом, я пошел прочь и, увидев герольдмейстера Никры с помощником, сообщил, что мой противник требует повторного поединка, на который я согласен.

Тогда Вистан принес мне новый щит: привезенный нами из Редхолла, он все еще оставался в матерчатом чехле, чтобы никто не видел золотого льва Равда, на нем изображенного. Я взял щит и — поняв, что оруженосец Лота ни за какие блага на свете не сдвинется с места, — велел Вистану поднять моего противника на ноги и обеспечить новым оружием.

— У меня нет для него никакого оружия, сэр Эйбел, кроме моего собственного меча.

— Значит, отдай свой меч, — сказал я; и когда он бросился выполнять приказ, я при содействии помощника герольдмейстера извлек из своего щита клинок Лота, намертво застрявший в многослойных переплетениях ивовых прутьев.

Вистан помог Лоту подняться с земли и снабдил его новым оружием. Бледный и потрясенный, он вернулся ко мне, и я вручил ему меч Лота, клинок из разбавленной водой стали.

— Он твой, — сказал я. — Проверь, входит ли он в твои ножны.

Я двинулся на Лота, готовый продолжить схватку. Он отступил на шаг назад, поднял над головой меч, прежде принадлежавший Вистану, и вновь испустил воинственный клич. В далеком прошлом я слышал, как сидящие в разных лодках рыбаки в открытом море перекликаются друг с другом, и хотя крик моего противника звучал не столь тоскливо, мне показалось, что цель у него такая же: что он обращается с призывом к своим товарищам, с просьбой о помощи.

Тогда я ни о чем не думал или думал только о том, что мне надо подступить к Лоту быстро и покончить с ним прежде, чем к нему подоспеет подмога. Я попытался — и через несколько мгновений ударом топора выбил противнику глаз и увидел, что он отступает под моим натиском, когда я держусь справа от него. Однако он сражался не менее искусно, чем любой живой человек, перенося удары, которые убили бы любого смертного, и продолжал сражаться в темноте, под снегопадом; и даже лишившись правой руки, он отшвырнул в сторону щит и выхватил меч из своей отрубленной руки, которая все продолжала ползти по снегу, норовя вцепиться мне в лодыжку.

Они явились, мертвецы, призванные Лотом на помощь, — не знаю, из глубоких ли могил или надземных гробниц; одни недавно убитые, другие умершие столь давно, что Моркана едва сумела оживить их. Объятые ужасом, зрители пустились в бегство, но я не обратил на это никакого внимания.

Ибо я отбросил в сторону топор и обнажил Этерне — и тогда ко мне на помощь пришли мои сторонники, призрачные рыцари, галопом спускающиеся с неба. Темное облако уплыло прочь, и солнце вновь засияло, заставив сверкать свежевыпавший снег; и мертвецы сражались с мертвецами за честь живой королевы. Вистан и Поук дрались плечом к плечу со мной, и Облако била копытами и топтала моих врагов — и бодала бы, не будь рог у нее еще столь мал; а Гильф метался среди них, своими размерами и свирепостью превосходивший любого льва.

Солнце еще стояло высоко, когда битва закончилась. Я протер клинок Этерне первой попавшейся под руку тряпицей, отбросил ее подальше, ибо она пахла могилой, и наконец вложил меч в ножны. Арнтор сидел на своем троне с совершенно невозмутимым видом, бесчувственная Гейнор лежала у него в объятиях; и Моркана стояла рядом, улыбаясь. Пять рыцарей с обнаженными мечами стояли перед ними; и я запомнил их, поскольку они оказались храбрейшими из всех, которыми похвалялся Тортауэр: Марк, Ламвелл, Геррун, Робер и Ориел.

— Вы одержали победу, сэр Эйбел, и вместе с вами моя невестка, — громко сказала Моркана. — Я признаю вашу победу и ее невинность.

Губы ее улыбались, а в глазах были черная ночь и ненасытная похоть.

— Вы разделите с нами трапезу сегодня? — кивнул Арнтор. — Я хотел бы поговорить с вами.

Его глаза тоже чернели, как грозовые облака. Я опустился на одно колено:

— С превеликой радостью, ваше величество.

Глава 33 ПОД ТОРТАУЭРОМ

Анс получил ранение в грудь; кровотечение не останавливалось, пока мы не перевязали его, и он казался очень слабым. «Я в порядке, сэр. Я в порядке» — вот и все, что он сказал, прежде чем закрыл глаза. Я не мог исцелить Анса, не обманув Вальфатера, ибо поклялся не делать ничего подобного. Все же я испытывал непреодолимое искушение, а потому присел на корточки возле раненого и положил руку ему на голову. Возможно, немного целительной силы изошло из меня. Я надеюсь.

Мы с Вистаном отвезли Анса обратно в гостиницу и поручили заботам Поука, а сами приготовились к обеду с Арнтором и Гейнор: умылись водой, которую нагрели на огне камина, и облачились в свое лучшее платье.

Вистан очень долго любовался своим новым мечом: клинок он снова тщательно протер и смазал маслом, а головку эфеса, украшенную драгоценными камнями, с восхищением рассматривал сначала при свете закатного солнца, а потом при свете каминного огня и свечей. Когда мы сели на лошадей, чистые и благоухающие, он сказал:

— Когда я стану рыцарем, я расскажу своему оруженосцу, как сражался с мертвецами в Тортауэре.

Я кивнул и пустил Облако легкой рысью.

— И как сражался с ангридами в Йотунленде, плечом к плечу с эльфами, и таким образом стал богатым.

— И стал еще богаче благодаря заключенным пари, — сказал я. — Все убежавшие сегодня вернутся завтра, и ты сможешь собрать с них выигранные деньги.

Он рассеянно кивнул.

— Полагаю, Поук соберет деньги за Анса, когда Анс оправится настолько, что сможет остаться один на несколько часов.

— Я расскажу своему оруженосцу все это, и он сочтет меня величайшим лжецом в Митгартре. — Вистан рассмеялся.

— Он скоро повзрослеет и поумнеет. Сколько тебе лет?

— Почти восемнадцать. Я скоро стану рыцарем, во всяком случае, я надеюсь.

— Ты уже рыцарь. Просто пока никто не называет тебя «сэром Вистаном».

— Однажды вы говорили что-то подобное Таугу.

— Да. Тауг действительно рыцарь, хотя и не хочет быть им. На самом деле от твоего выбора здесь ничего не зависит.

Вистан кивнул, но ничего не сказал.

— Я не понимал этого, когда был моложе. Я хотел быть рыцарем и стал им — но не благодаря такому своему выбору, а благодаря своим поступкам и образу мыслей. Выбор между добром и злом определяется образом мыслей, да и вообще любой выбор.

— Принцесса выбрала зло? Над этим я не задумывался.

— Нет, — сказал я. — Принцесса выбрала добро, но, похоже, зло выбрало ее.

Мы продолжали разговаривать по дороге к замку и после, когда переехали через мост, который опустили перед нами; но единственные слова, достойные внимания, произнес Гильф, когда нас проводили в пиршественный зал: «Ухо востро!»

Он был прав, конечно: сейчас, как никогда, требовалось сохранять бдительность. Не менее важным представлялось и то, что он счел возможным заговорить в присутствии Вистана. Дело было не в том, что я назвал Вистана рыцарем, и не в том, что они сражались бок о бок, но в сочетании этих обстоятельств с еще каким-то. Гильф хорошо разбирался в людях.

Я видел пиршественный зал Гиллинга в Утгарде. Пиршественный зал Арнтора по сравнению с ним казался маленьким, но был обставлен лучше: гостям короля предлагалось сидеть не на табуретах, а в креслах и на скамьях со спинками. Стены были увешаны щитами; на щитах заслуженных рыцарей геральдические фигуры изображались в цвете, на щитах менее заслуженных они обозначались только линией контура, а щиты рыцарей, никак себя не проявивших, оставались однотонными. Сам того не ведая, я последовал этому обычаю, когда выбрал себе однотонный зеленый щит.

Арнтор и Гейнор должны были сидеть за стоящим на возвышении столом, королева по правую руку от короля. Мне предстояло занять место по левую руку от Арнтора, как доверительно сообщил сопровождавший нас паж, и рядом с Морканой. Об этом свидетельствовало качество кресел: у Арнтора целиком позолоченное и украшенное драгоценными камнями; у Гейнор поменьше и поизящнее; а у принцессы позолоченное лишь в верхней части, хотя покрытое красивой резьбой и снабженное бархатной подушкой. Мне предназначалось кресло попроще, но ни в коем случае не убогое: большое, с искусно вырезанным изображением Никры на спинке. Вистана провели к столу пониже, но Гильф уселся подле моего кресла.

— О прибытии его величества возвестят трубы, — тихо проговорил паж. — Все должны стоять, покуда он не позволит сесть. Как только он сделает рукой вот такое движение, садитесь.

Я выразил сожаление, что он не сможет давать мне советы, пока я ем.

— Смогу. Каждого из сидящих за столом будет обслуживать свой паж. Я буду стоять за вами. Согните указательный палец крючком, коли захотите поговорить со мной. Я буду подавать вам блюда и выполнять ваши поручения в случае надобности.

Пока мы разговаривали, в зал входили остальные приглашенные, — думаю, в общей сложности собралось около сотни человек. Я спросил пажа, как мне следует вести себя.

— Не заговаривайте, покуда к вам не обратятся, ни с одним из членов королевской семьи. Первым обслужат его величество, потом ее величество, потом ее высочество, а потом вас. Не налегайте на еду и не злоупотребляйте вином. Не смейтесь, покуда его величество не засмеется.

Тогда я пожалел, что граф-маршал не сидит поближе ко мне. Я хотел спросить, почему Моркана занимает более низкое положение, чем королева, если она вправе претендовать на престол в случае смерти короля. Хотя он занял место за столом пониже, между нами сидели всего два человека.

Один из них, решив, что я смотрю на него, поздравил меня с победой.

Я поблагодарил его, назвав милордом, и паж выразительно прошептал: «Ваша милость!»

Означенный герцог, не обратив внимания на пажа и на мою ошибку, сказал:

— Мне бы хотелось знать, сэр Эйбел, как ее величеству удалось найти рыцаря достаточно отважного, чтобы биться с такими противниками, с какими пришлось встретиться вам.

— Наверняка таких рыцарей в Целидоне много, ваша милость, — ответил я.

— Меня удивляет, что она сумела найти хотя бы одного. Вы понадобитесь нам, когда на нас нападет каан.

Я поднял брови:

— Вы ожидаете войны, ваша милость?

— Да, вот так человек приобретает репутацию провидца. Принимай умный вид, предсказывай войну — и ты никогда не ошибешься. Вы служите Мардеру?

— Да, ваша милость. Имею такую честь.

— Я расспрошу его о вас при встрече. Я буду…

Протрубили трубы. Все встали и повернулись лицом к дверям. Первым вошел Арнтор — высокий и прямой, он стремительным шагом направился к своему месту, пока помощник герольдмейстера Никры объявлял его имя и титулы: «Его королевское величество король Арнтор, Защитник Запада…» и так далее. За ним следовала Гейнор. Разумеется, она была значительно ниже ростом, но выглядела прелестно в своем белом бархатном платье и короне из красного золота, усыпанной бриллиантами. Два пажа несли за ней шлейф.

— Ее королевское величество королева Гейнор, герцогиня Донт, графиня Чаус, графиня… — Название графства я забыл вместе с названиями дюжины баронских поместий.

Рядом с прекрасной женственной Гейнор Моркана казалась мужеподобной: высокая, как брат, одетая в роскошное ало-черное платье, шлейф которого нес только один паж.

— Ее высочество принцесса Моркана, дочь Утора, герцогиня Рингвуд…

Она улыбнулась мне, единственная из всех, и я улыбнулся в ответ, хотя сомневался в доброте ее намерений.

И все это время я лихорадочно рылся в памяти в поисках послания, которое должен передать. Арнтор разговаривал со мной во дворе замка, но оно не всплыло в моем сознании. Здесь, в пиршественном зале, мы посмотрели в лицо друг другу, но никакого послания опять-таки не возникло в моем уме. Я искал, но находил лишь исполненные любви мысли Облака, которая терпеливо ждала в конюшне и заверяла меня, что является предметом повышенной заботы и восхищенного внимания королевских конюхов.

Арнтор сразу сел в свое кресло. Гейнор стояла справа от него; она показалась мне испуганной и встревоженной. Распространяя вокруг себя запах бренди, к столу подошла Моркана, с видом человека, владеющего не только Тортауэром, но и всем Митгартром, и встала слева от меня, слегка покачиваясь и улыбаясь так, словно ожидала приветственных возгласов от гостей брата. Да, он король, но Моркана тоже королевских кровей. За этой мыслью последовала другая: если в ней больше, чем в брате, чувствуется кровь царственного родителя, значит, в нем больше чувствуется кровь дракона Муспеля.

Гарсег, приходившийся братом обоим, имел королевские повадки, но все равно оставался драконом. Если кто-нибудь из присутствующих в пиршественном зале Арнтора умел выдыхать пламя, то, безусловно, только сам Арнтор.

С минуту все мы стояли. Наконец Арнтор сделал еле заметный знак рукой, и мы сели.

Блюда с яствами внесли сразу же: по всей видимости, слуги стояли в ожидании сигнала за другой дверью, поменьше. Главный повар поставил на наш стол блюдо с огромным жареным лебедем и по знаку Арнтора разрезал его вдоль ножом размером не многим меньше меча. Тогда стало видно, что в лебедя засунут гусь, в гуся — ржанка, в ржанку — утка, а в утку — три совсем маленькие птицы; и из всех них, кроме лебедя, вынуты кости.

Главный повар указал Арнтору на двух самых малых птиц (перепелку и дрозда, насколько я понял), и тот кивнул. Главный повар проворно отрезал по кусочку от каждой, и Арнтор попробовал. Потом он снова кивнул, и птиц положили ему на тарелку.

Следующей была Гейнор, которой главный повар знаком предложил третью птицу из наименьших. Она помотала головой и взяла вместо нее утиную грудку. Моркана отказалась от всего. Я указал на птицу, отвергнутую Гейнор, движимый отчасти простым любопытством, а отчасти желанием показать королеве, что если она боится яда, то я готов рискнуть ради нее. Моя птица оказалась куропаткой, очень вкусной и совершенно безвредной.

Поскольку главный повар уже удалился, Арнтор сам отрезал своим кинжалом лебяжью ножку и показал мне.

— У нас принято трапезничать в присутствии наших псов, — сказал он. — Вы знаете это, вне всяких сомнений, раз привели сюда своего пса.

Я кивнул:

— Мне сказали, что я могу сделать это, не оскорбляя ничьих чувств, ваше величество. Надеюсь, меня не ввели в заблуждение.

— Нисколько. — Он улыбнулся. — Вам нужно увидеть моих охотничьих псов.

— Я уже видел, ваше величество. Превосходные животные.

— Да. — Он свистнул, и с полдюжины псов подбежали к его креслу, щетинясь и рыча на Гильфа. — Превосходные не только на вид, но и по своим качествам. Я охочусь на кабанов, сэр Эйбел, и на зверя покрупнее, когда нахожу такового. Псов, которые отстают от своры, топят по моему приказу.

— Охота — благороднейшее из развлечений, ваше величество, — заметил я.

— Я бы назвал войну, а многие из присутствующих здесь — рукопашный бой. Но в данном вопросе каждый вправе иметь свое мнение.

Гейнор, все время казавшаяся испуганной, побледнела. Мне очень хотелось знать, продолжает ли Моркана улыбаться, но я не осмелился повернуть голову и посмотреть.

— Ваш пес голоден, сэр Эйбел?

— Думаю, да, ваше величество. Насколько я знаю, он всегда голоден.

Арнтор снова поднял руку с зажатой в ней лебяжьей ножкой.

— Вы не станете возражать, если я преподнесу ему это? Многие, я знаю, не любят, когда посторонние кормят их собак.

— Вы окажете ему великую честь, ему и мне.

— Как скажете.

Улыбаясь, Арнтор бросил ножку Гильфу, который ловко поймал ее на лету пастью. Королевские псы окружили его, рыча и щелкая зубами. Гильф уронил подачку на пол, поставил на нее лапу и испустил рев, от которого сотряслись стены. Псы Арнтора поджали хвосты и обратились в бегство. В зале воцарилась гробовая тишина, которуюнарушал лишь хруст лебяжьих костей.

Я принялся за еду и уже почти разделался с куропаткой, когда Моркана рассмеялась:

— В Йотунленде умеют выращивать свирепых псов, правда?

Как только она подала голос, гости короля вернулись к своей еде и разговорам.

— Вероятно, ваше высочество, — сказал я.

— Разве вы не там раздобыли своего пса?

— Нет, ваше высочество. В лесу нашего родного Целидона. Его подарили мне бодаханы.

Неким непостижимым образом лицо Морканы превратилось в лицо ее брата. Я не сознавал, что повернулся к Арнтору, однако именно к нему я обращался теперь:

— Видите ли, я послан к вам с вестями от королевы моховых эльфов Дизири, от короля ледяных эльфов Айсера и короля бодаханов Брунмана. Бодаханы дали мне спутника, который помог бы мне выполнить поручение.

— Я впервые слышу о каком-то послании, — сказал Арнтор.

— И тем не менее оно у меня есть, ваше величество. Я потратил почти всю свою жизнь на то, чтобы доставить его вам, хотя в Митгартре прошло не так много лет. Я должен был добраться до вас, но не просто добраться, а явиться к вам как человек, которого вы станете слушать. Существует семь миров, ваше величество, и они устроены таким образом, что самый верхний мир, где правит Верховный Бог и где нет ничего нечистого, превосходит своими размерами все остальные, вместе взятые. Мир, расположенный ниже…

— Что? Вы явились, чтобы читать мне лекции по метафизике?

— … меньше, но все равно превосходит своими размерами остальные пять миров, вместе взятые. Крылатые существа, обитающие там, не вполне безгрешны, но настолько близки к идеалу чистоты, что имеют дозволение служить Верховному Богу, как дворяне вашего королевства служат вам.

— Надеюсь, лучше.

— Еще ниже находится мир, который мы называем Скаем. Мы, обитатели Митгартра, полагающие наш мир обширным, считаем Скай неописуемо огромным, ибо своей протяженностью он превосходит четыре нижних мира, составленные один к другому. В нем обитает много разных существ, но законными владельцами Ская являются оверкины — Вальфатер со своей королевой, их сыновья и дочери со своими семьями. Именно им отданы наши сердца. Именно им мы поклоняемся, коли поклоняемся правильно.

— Я хотел расспросить вас насчет сегодняшней вашей победы, — сказал Арнтор.

— Под Скаем располагается человеческий мир, законными обитателями которого являемся мы, люди. Ниже находится мир под названием Эльфрис, уступающий размерами нашему, но прекрасный. Там живет королева Дизири и поименованные мной короли — монархи, избравшие меня своим посланником. В Эльфрисе Верховный Бог поселил многочисленный народ по имени Кулили. Как мы поклоняемся оверкинам, так Кулили должна поклоняться нам, и поклонялась, а сама являлась предметом поклонения драконов Муспеля. Кулили искала почитателей в своем собственном мире, и она сотворила таковых по образу и подобию людей, предметов своего поклонения, ибо хотела быть любимой существами, похожими на возлюбленных ею самой. Она сотворила их и потребовала от них благодарности. Они отказали и прогнали Кулили в море.

К этому времени все присутствующие умолкли и внимательно слушали. Один только Арнтор, казалось, хотел перебить меня.

— Таким образом они стали народом Эльфриса, завладев им по праву победителя. Мудрейшие из них поклоняются нам, зная, что такова воля Творца Семи Миров, Верховного Бога. Неразумные же, видя наше тщеславие, нашу алчность и нашу жестокость, отвратились от нас и стали почитать Драконов, из чего вышло много зла, ибо даже лучшие из них одержимы жаждой власти.

— У вас на щите изображен дракон, — заметил Арнтор. — Или вы забыли, что в моей родословной имеется другой?

— Нет, ваше величество. Я не забыл также, что детство вы провели среди морских эльфов и что вы поместили на свой герб Никру в знак почтения перед ними. Короли и королева, мной упомянутые, тоже ничего не забыли, каковое обстоятельство придает им смелости обратиться к вам с просьбой исправить наш народ. Они сотворены Кулили, ваше величество. Они знают, что вы в силах перевоспитать нас, сделать нас сильными, но милосердными и, несмотря на милосердие, справедливыми. Вы позволите мне высказаться от своего имени, ваше величество?

— Да, — кивнул он, — интересно послушать, что еще вы скажете.

— Я жил в северных лесах, ваше величество, неподалеку от Иррингсмаута. Этот город ныне лежит в руинах.

Арнтор снова кивнул.

— Разбойники, называющие свои шайки вольными отрядами, бродят по тем лесам. Они столь же ненасытны и жестоки, как драконы, однако пользуются поддержкой многих, поскольку грабят ваших сборщиков налогов и иногда пытаются защитить людей от ангридов. Позвольте этим людям образовать поистине вольные отряды, а не стоящие вне закона. Научите их обращаться с оружием и выберите рыцарей из их числа. Ваши сборщики налогов приходят редко, но когда приходят, забирают все подчистую, ибо ваши подданные, живущие там, бедны и малочисленны. Позвольте им платить дань установленного размера, не разорительную. Окажите им помощь, обеспечьте защиту — и вы увидите, как они будут богатеть и умножать свою численность год от года и станут надежными друзьями вашего престола. Королева Дизизи и короли, пославшие меня…

— Не вправе требовать от вас верности, — перебил меня Арнтор. — А я вправе. Или измена и подстрекательство к мятежу и есть преобразования, которых вы от меня ждете?

— Нет, ни в коем случае, ваше величество. — По глазам Арнтора я видел, что потерпел неудачу, но предпринял последнюю попытку. — Король Ская правит как добрый и мудрый отец, ваше величество, и поэтому мы называем его Вальфатером и почитаем за честь служить ему, даже если поражение неизбежно. Эльфы просят вас также стать отцом своему народу.

Арнтор протянул руку:

— Снимите перевязь, сэр Эйбел. Отдайте ремень, меч и все остальное вашему королю.

Я услышал, как Гейнор тихо ахнула, но подчинился приказу.

— Шпоры можете оставить.

Арнтор подозвал двух рыцарей и сказал, куда они должны меня отвести. Они сопровождали меня с обнаженными мечами, но необходимости в такой мере предосторожности у них не было.

— Здесь никаких королевских пиров, — сказал один из рыцарей, сопроводивших меня в подземную темницу. Он вложил меч в ножны и протянул мне руку. — Я сэр Манасен.

Второй тоже обменялся со мной рукопожатием.

Пока мы разговаривали, подошел тюремщик; Манасен сказал ему, что он должен посадить меня в камеру по приказу короля, но обращаться со мной хорошо, и добавил, что пришлет слугу с едой, одеялами и чистой соломой.

Затем меня заперли в камере со стенами из цельного камня в природном состоянии, смрадной, узкой и очень темной, и оставили одного часов на восемь, наверное. На протяжении всего этого времени я развлекался единственно тем, что мысленно повторял части послания, которые успел передать, обдумывал остальные и пытался представить, не мог ли я выступить более убедительно.

От навязчивых мыслей меня отвлекло появление слуги Манасена, принесшего мне еду, большой мешок чистой соломы и кувшин вина. Отдав мне все, он затеял спор с тюремщиком, потребовав, чтобы меня поместили в камеру с окошком. Тюремщик ответил решительным отказом, заявив, что такие камеры предназначены для особ благородного происхождения.

Я не особо прислушивался к ним, но услышал достаточно, чтобы исполниться решимости заполучить себе камеру с окошком. За столом короля я не успел насытиться и теперь умирал от голода. Присланная Манасеном еда была простой — жареное мясо, большой кусок сыру и яблоко, — но вкусной, и я съел все без остатка.

Я обгрызал сердцевинку яблока, когда слуга удалился, а надзиратель вошел в камеру. Это был дородный мужчина, вооруженный железным ключом не многим короче моей голени, но я знал, что в схватке взял бы над ним верх. Он сел без приглашения, поставил свой фонарь на пол, положил ключ рядом и спросил, не угощу ли я его вином. Я налил ему полную кружку.

— Там, наверху, держатся о вас очень высокого мнения.

— Сэр Манасен и сэр Эрак разговаривали со мной доброжелательно, по крайней мере.

— Когда находишься здесь, внизу, хорошо иметь добрых друзей. — Тюремщик произнес это самым значительным тоном.

— Иметь друзей всегда хорошо, — кивнул я. — У меня было много добрых друзей в Йотунленде и еще больше в Скае.

Упоминание о Скае он пропустил мимо ушей.

— В стране льдов? Вы действительно там были?

— Этой зимой. Поверь, я был рад выбраться оттуда.

— А что, там всё большого размера? Большие коровы и все такое прочее?

— Нет, — сказал я, — только обитатели страны, да и то не все, поскольку ангриды держат рабов из человеческого племени. Под Утгардом есть темница. Я в ней не сидел, но спускался посмотреть. Я не знаю, каковы размеры здешней тюрьмы, но, думаю, в Утгарде она больше, поскольку там все-таки содержатся ангриды.

Надзиратель отхлебнул вина.

— Хотелось бы увидеть.

— Возможно, когда-нибудь увидишь. Это ужасное место, как я сказал, но там сидело очень мало узников. Мне сказали, что король Гиллинг обычно предавал своих противников казни.

Надзиратель потряс головой:

— У нас так не принято, но и наша тюрьма тоже не заполнена до отказа.

— Здесь есть камеры с окошками. Мне бы хотелось сидеть в такой.

Он моментально принял холодный вид:

— Никак нельзя, сэр. Только для знатных узников.

— Я рыцарь.

— Знаю. Этого недостаточно.

— Я готов внести умеренную плату за постой.

— Мы поговорим, когда я допью вино. — И он залпом осушил кружку.

Я вылил в нее остатки вина из кувшина.

— Видите ли, со всеми обращаются по-разному: с одними на один манер, с другими на другой. Знаю, вы меня понимаете. Вот вы, у вас есть друзья. Когда он пришел с соломой и едой для вас, я ж не возражал, как вы заметили. Я впустил малого самым любезным образом, верно ведь?

— Безусловно, и я тебе признателен.

— Я знал, что вы оцените. Вы рыцарь и благородный господин, как видно с первого взгляда. Только я ведь не обязан впускать посторонних. Я мог бы сказать: принеси пропуск от граф-маршала, а там посмотрим. Его хозяину потребовался бы день или два, чтобы получить такой пропуск, но лакей в жизни не получил бы.

Я кивнул.

— Я человек добрый, но также и бедный. Бедный человек, сэр, не может быть добрым задаром.

Дверь моей камеры, находившаяся за спиной надзирателя, оставалась открытой, и желтый свет фонаря падал на противоположную стену коридора. На мгновение огромная черная бесшумная тень заслонила пятно света — и исчезла.

Я спросил, сколько стоит его доброта.

— Всего один скильд в месяц, сэр. Совсем немного, правда ведь, сэр? За один-единственный скильд — заметьте, серебряный, — выдаваемый мне в полнолуние, вы найдете меня добрым и услужливым, сэр. Только перевести вас в камеру с окошком я никак не могу. Граф-маршал, он не разрешит.

— Разрешит. Он часто сюда приходит?

— Раз в две недели, сэр, дабы убедиться, что здесь все в порядке.

— Этого достаточно. Сейчас как раз полнолуние, верно? Кажется, прошлой ночью я видел полную луну.

Тюремщик облизнул губы:

— Да, сэр. Так точно.

— Значит, сейчас самое время внести плату за первый месяц.

— Да, сэр. Или можно выбрать другой срок выплаты, сэр: когда луна на ущербе или во второй четверти — в общем, когда пожелаете.

— Понимаю. — Я кивнул. — Кажется, в септре двадцать четыре скильда?

— Ну да, конечно. — Он снова облизнулся.

— Ты человек слова? Человек чести?

— Да, сэр. Стараюсь быть таким, сэр.

— Только это и может сказать любой из нас. Я сэр Эйбел, как тебе известно. Можно узнать твое имя?

— Фиах, сэр. К вашим услугам.

Я извлек из кошелька одну из йотунлендских золотых монет.

— Здесь больше золота, чем в септре. Но я не знаю насколько и потому готов оценить монету в двадцать четыре скильда. Ты согласен?

— Сперва мне нужно взглянуть на нее.

Я вручил надзирателю монету. Он потер ее о рукав, поднес к фонарю, чтобы золото заблестело, и отдал обратно.

— Вроде с ней все в порядке, сэр. Я попробую достать разменные деньги.

Я помотал головой:

— Я хочу предложить сделку. Ты продаешь свою доброту за скильд в месяц, значит, этой монеты хватит на два года. Вообще-то на больший срок, но мы сошлись на двух годах. Я отдам ее тебе за доброе отношение ко мне на протяжение всего времени моего заключения, продлится оно три года или пять. Но если меня выпустят через неделю, ты ничего не будешь мне должен. Монета останется у тебя, и мы расстанемся друзьями.

Он помотал головой.

— Почему нет?

— У нас так не принято.

Кажется, я вздохнул:

— У вас, надзирателей?

Он встал, подняв с пола ключ и фонарь.

— Вы не знаете здешних порядков. Вы даете мне скильд.

— У меня нет скильда. Все мелкие платежи производит мой оруженосец. Он даст тебе скильд, коли ты пустишь его повидаться со мной.

Тюремщик недовольно хмыкнул и двинулся прочь, но почти сразу повернулся ко мне:

— Дайте мне монету, и я принесу вам скильды, как я сказал.

Я помотал головой.

— Вы думаете, ваши друзья не оставят вас в беде. Но я-то знаю, как всегда бывает. Они будут навещать вас некоторое время. А потом перестанут приходить, и нам достанется все это. — Он указал огромным железным ключом на кошелек, висевший у меня на поясе.

Я подавил желание сказать, что сбегу отсюда прежде, чем случится нечто подобное. Возможно, сдерживаться не стоило.

— Советую вам хорошенько вылизать тарелки, сэр, поскольку в ближайшие годы вам не видать хорошей пищи.

Я промолчал.

— Отдайте мне монету, и я схожу к ростовщику. Коли он скажет, что с ней все в порядке, вы получите двадцать скильдов сдачи. И мое доброе отношение вдобавок.

Он выдержал паузу, но я продолжал хранить молчание; наконец он сказал:

— Она достанется нам, и года не пройдет. И я больше не собираюсь попусту тратить на вас слова.

Дверь из железных прутьев с грохотом захлопнулась за ним, и я пронаблюдал, как он поворачивает огромный ключ в замке. Я хотел крикнуть Оргу, чтобы он не трогал тюремщика, и одновременно хотел приказать, чтобы он схватил его; в конечном счете я не сделал ни первого ни второго.

Я услышал удаляющиеся шаги Фиаха — шесть или семь шагов, — а потом хруст его костей.

Когда Орг закончил трапезу, я велел ему отпереть дверь камеры, спрятал ключ и отправился обследовать свою темницу.

Глава 34 МОЙ НОВЫЙ МЕЧ

Той ночью я спал в своей камере, жалея (если честно), что не имею возможности запереть дверь изнутри. Я снова находился на «Западном купце». (С момента моего возвращения из Ская этот сон снился мне уже не раз.) Я видел злобные голодные лица остерлингов и знал, что они собираются высадиться на остров Глас и что там находится моя мать. Я пошел к капитану и приказал повернуть корабль; он не услышал и не увидел меня, а когда я столкнул у него со стола песочные часы, они сами собой вернулись на прежнее место.

Я проснулся, дрожа всем телом, и обнаружил, что лежу в тюремной камере. Не испытывая желания засыпать, покуда сон не утратит свою власть надо мной, я отправился на поиски одеял.

В Ширволе проникнуть в темницу, не пройдя предварительно по внутреннему двору, было трудно. В Тортауэре дело обстояло иначе; еще раньше я обнаружил лестницу, ведущую к толстой дубовой двери, заложенной засовом. Теперь я поднялся по лестнице, отодвинул засов и вышел в кухню, где два десятка поваров и поварят храпели на соломенных тюфяках. Очевидно, здесь готовили еду для узников и относили вниз. Я задул фонарь, поставил на ступеньку и тихонько притворил за собой дверь. Мальчишка-прислужник проснулся и вытаращился на меня. Я приложил палец к губам и велел ему спать дальше; он кивнул и заснул, или, по крайней мере, притворился спящим. Что он подумал при виде рыцаря, рыскающего по кухне среди ночи, я даже не представляю.

За кухней находился коридор, отнюдь не узкий, который вел в огромный пиршественный зал, где я недавно сидел с Арнтором, Гейнор и Морканой. Движимый любопытством, я отыскал дверь, через которую входили они, и в коридоре за ней обнаружил огромное зеркало, превосходившее размерами все виденные мной в Митгартре. Здесь, полагаю, король, королева и принцесса проверяли свой внешний вид, прежде чем прошествовать в пиршественный зал.

В голову мне пришла одна идея. Я стянул с кухни брусок твердого мыла, выстругал из него мыльный карандаш и написал на зеркале фразу «Ваши мысли — наши жизни» сначала эльфийскими письменами, а потом, сверху вниз по краям зеркала, рунами Ская. Возвратившись в свою камеру с похищенными одеялами, я снова заснул, и если меня и посещали сны, то только приятные.

Находясь в подземелье, я не имел возможности увидеть восход солнца, но услышал голоса сменных надзирателей, звавших и искавших Фиаха, и заключил, что настало утро. Я поднялся с постели и попросил одного из тюремщиков принести мне теплой воды и полотенце. Он поколебался, но в конце концов ответил отказом.

— Тогда я сам принесу, — сказал я.

Он рассмеялся и пустился вдогонку за своими товарищами, разыскивавшими Фиаха. Когда он удалился на значительное расстояние, я прошел в тюремную караульную, набрал в тазик воды из бака, подогрел на огне и отнес в одну из камер, предназначенную для знатных господ. В караульной я нашел чистую рубаху, которую использовал в качестве полотенца. Я умылся с мылом, послужившим мне ночью карандашом, вернулся в свою прежнюю камеру и перенес оттуда чистую солому в новую.

Окошко там было маленькое и высокое. Но как оно меняло дело! Свежий воздух и свет зимнего солнца проникали в камеру, и хотя там было холодно, во всей темнице было так же холодно, если не холоднее. Закутавшись в одеяло, я чувствовал себя вполне уютно.

К тому же я мог выглянуть наружу, встав на перевернутый тазик. Смотреть особо было не на что, если не считать мерзлой, припорошенной снегом земли да бродивших по двору свиней, но я наблюдал за ними не без интереса.

После слуги Манасена первым моим посетителем стала Ури. Я позвал ее, и она сразу же встала передо мной, вытянувшись в струнку и глядя на меня испуганными глазами.

— Вы могли бы сейчас быть с королевой Дизири, господин. Мне отвести вас к ней?

Я пожал плечами:

— Равным образом она могла бы сейчас быть со мной.

— Она королева, господин.

— А я всего-навсего обычный паренек из Америки.

Лицо у нее приняло еще более испуганное выражение.

— Вы рыцарь, господин. Рыцарь из Митгартра.

— И не только. Я один из рыцарей Вальфатера.

— М-мне н-ничего про это не известно, господин. Как скажете.

— Я думал, что когда передам послание королю Арнтору, Дизири придет за мной. Я прождал ее в тюремной камере всю ночь и надеялся увидеть сегодня утром. Я умылся и оделся — в надежде, что она придет.

— Д-да, господин.

— Не происходят ли в Эльфрисе беспорядки, которые могли бы задержать Дизири? Мятеж, поднятый кем-нибудь вроде Сетра?

— Мне ни о чем подобном не известно, господин.

— Я виделся с ней, когда находился в Редхолле. С тех пор в Эльфрисе не могло пройти много времени — день или два, самое большее.

— Меньше, господин. Пойдемте со мной в Эльфрис, и мы узнаем. Я боюсь королевы, но вы меня защитите, я уверена.

Я помотал головой:

— Детьми мы играли вместе, Ури. Дизири и я. Теперь я вспомнил.

Ее голос прозвучал мягко:

— Правда, господин?

— Правда. — До сей минуты я не знал, что помню. — Я думал, они стерли из моей памяти все эти воспоминания, Ури, но они просто спрятали их под посланием. Она жила во дворце, башнями которого служили огромные деревья. Вокруг простирался сад — полный полевых цветов, мхов, ручейков и речушек. Я был сильнее Дизири, но старался не пользоваться своим преимуществом, и она наказывала меня, когда сердилась: шлепала своей маленькой ладошкой. — Я рассмеялся. — Удары не сильнее, чем нанес бы зайчонок лапкой, но если я хихикал, она грозилась напустить на меня своих стражников — вооруженных мечами моховиков, которые охраняли нас. Они убили бы меня по ее приказу, но она ни разу не выполнила своей угрозы.

— Вы ведь не отправите меня с посланием к ней, господин? Это может сделать Баки. Они не причинят ей вреда.

— Однажды я выпил кровь Баки.

— Я п-помню, господин.

— Она сказала, что кровь исцелит меня, Ури, и я действительно исцелился. Насколько иначе сложилась бы моя жизнь, не выпей я кровь Баки?

— Не знаю, господин. Ваши вопросы… вы умнее меня. Если вы позвали меня, чтобы мучить своими вопросами, я должна терпеть. Но не могу ли я услужить вам каким-нибудь иным образом?

Я сказал, что беспокоюсь за Облако и Гильфа, и попросил Ури найти их и освободить, коли они желают, а потом вернуться ко мне и доложить.

Следующая посетительница явилась ко мне вскоре после ухода Ури, и я задался вопросом, не Ури ли привела ее. Это была Моркана, но на сей раз она не выступила из сгустившейся тени, как в Редхолле, а пришла как самый обычный человек, только в сопровождении целого отряда стражников — не мертвецов, а вооруженных топорами могучих воинов в бригантинах и шлемах, которые трепетали перед нею так же, как тюремщики трепетали перед ними.

Она отправила по пять стражников в один и другой конец коридора, чтобы ни они, ни надзиратели не слышали нас.

— Я здесь ни при чем, сэр Эйбел. Не думайте, что я так мщу вам.

Я сказал, что у меня и в мыслях не было ничего подобного.

— Вы отвергли меня в Редхолле. Я предлагала свою любовь не многим мужчинам. И лишь двое меня отвергли. — Она рассмеялась мелодичным холодным смехом. — Можете угадать, кто второй? Отвечайте!

— Нет, ваше высочество.

— Лжец из вас никудышный. Он лгал гораздо искуснее. Ужели вы думаете, что негодование пылает в сей прекрасной груди? — Она прижала ладонь к животу.

Судя по дыханию и раскрасневшимся щекам Морканы, там пылал бренди.

— Ваше высочество слишком добры для этого, — сказал я.

— Вы ничего обо мне не знаете. — Она немного помолчала. — Вы могли бы наброситься на меня, изнасиловать и скрыться в моей одежде. Мы примерно одного роста.

— Я никогда не сделаю такого, ваше высочество.

— Вы же можете изнасиловать деревенскую девушку — все вы делаете это. Так какая разница? Вы спасете свою жизнь.

— Нет, ваше высочество.

— Вам самому будет не зашнуровать корсет сзади, но я помогу вам, коли изнасилование пройдет успешно. Мне говорили, что многие мужчины мечтают обладать женщиной королевских кровей.

— И я мечтаю, ваше высочество, хотя вы не та женщина.

Моркана рассмеялась:

— Она тоже. Вы поймете это.

Не желая спорить с ней, я поклонился.

— Вы еще станете моим, вот увидите. Когда я брошу вас, вы будете ползать передо мной на коленях, умоляя принять обратно. — Глаза Морканы сияли. — Тогда я напомню вам о том, как вы отвергли меня. Я прикажу вам принести мне голову Лунного человека, и когда вы принесете, я откажусь от нее и посмеюсь над вами.

Она взяла меня за подбородок правой рукой:

— Если только эльфы не попытаются скормить меня другому дракону, жалкие сыны червей. Тогда я взову о помощи — о, самым трогательным образом! — и вы убьете дракона ради меня и снова умрете. Вы уже мертвы, вы знаете.

Хотя она продолжала держать меня за подбородок, мне удалось кивнуть.

— Поцелуй валькирии убил вас. Вы знали? Это милосердное деяние. Они не забирают вас, покуда вы не ранены смертельно. А теперь… — Совершенно неожиданно она поцеловала меня, крепко обняв длинными руками и запустив мне в рот язык, скользнувший глубоко в горло. Я повалился на солому, а она сказала: — Теперь вы знаете, что мы чувствуем.

Я с трудом проговорил, что едва ли в силах вызвать у женщины такие ощущения, какие испытываю сейчас.

— Поднимитесь! — Повелительным жестом она велела мне встать. — Я собираюсь попросить брата освободить вас. Сомневаюсь, что он выполнит мою просьбу. Арнтору не нравится слышать, какой он испорченный маленький мерзавец, особенно из уст эльфов. Эльфы опекали нас в детстве… впрочем, вы знаете.

Я пытался подняться на ноги. Снова удивив меня, она присела на корточки рядом со мной.

— Он ловил маленьких рыбок и убивал разными зверскими способами. Иногда я помогала ему. Эльфы наказывали нас за это, и он так никогда и не простил их. Вы, мертвые, подчиняетесь мне, сэр Эйбел. Вы все беспрекословно мне повинуетесь, даже самые непокорные.

— Я готов подчиняться вам, ваше высочество.

— Но я сомневаюсь, что он освободит вас, даже по моей просьбе. — Она сжала мою руку и, казалось, хотела, чтобы я запустил ладонь промеж ее грудей, но я не сделал этого. — Возможно, вам придется подождать, пока я не взойду на престол. Тогда вы будете благодарны мне. Премного благодарны, поскольку здесь ужасное место; и я возьму вас, и лягу с вами, и не отпущу, покуда вы не станете принадлежать мне целиком и полностью, а потом отвергну вас и пошлю за яйцом феникса. Вы принесете мне яйцо и будете умолять меня и ползать передо мной на коленях. — Она рыгнула. — Ползать на коленях и умолять, и в конце концов я приму вас обратно, и мы отправимся туда, где нас никто не знает, вечно молодые любовники.

— В глубине души вы добрая, — сказал я. — Думаю, я всегда знал это.

Она серьезно кивнула:

— Я хорошая женщина, сэр Эйбел. К счастью, меня окружают одни дурные люди, и потому я вправе обращаться с ними, как мне угодно. Помогите мне встать.

Я поднялся на ноги и помог подняться Моркане. Вряд ли ей удалось бы встать без моей помощи.

— Я думала, вы захотите узнать, каким образом я намерена добиться своей цели, — сказала она. — Теперь вы знаете. Отряхните мне задницу. Там наверняка налипла солома.

Я сделал вид, будто отряхиваю.

— Сильнее. И скажите, что я была плохой девочкой.

Вскоре она ушла — такой твердой поступью, что я решил бы, что она трезвая, когда бы не знал, каких усилий ей стоит сохранять равновесие.

Один из надзирателей вошел в камеру с тазом теплой воды, мылом и полотенцем. Я рассмеялся и велел унести все прочь. Он удалился, заперев за собой дверь.

Медленно тянулись часы. Все события и обстоятельства, о которых я размышлял тогда, изложены в этой книге и могли бы составить материал еще для дюжины таких же объемистых.

Наконец появились два тюремщика. Они обратились ко мне сквозь прутья двери, почтительно называя милордом, и спросили, не знаю ли я, что приключилось с Фиахом, описав мне внешность последнего. Они нашли сапоги, а также изодранную в клочья, окровавленную одежду и боялись, что это вещи пропавшего товарища, хотя и не были уверены.

— Фиах не разрешил мне занять эту камеру, — сказал я. — Вот и все, что вам нужно знать. Этого достаточно. Теперь оставьте меня в покое и займитесь своей работой.

Я уже собирался позвать Ури, когда они снова подошли к моей двери.

Они умоляли, льстили и под конец стали угрожать. Несомненно, мне не следовало нарываться на ссору, но я находился на грани помешательства от вынужденного бездействия и сказал им все, что я о них думаю.

Они ушли, но вскоре вернулись вместе с третьим надзирателем, отперли дверь и угрожающе двинулись на меня со своими увесистыми ключами. Рев волн раздался в моих ушах. Я сбил с ног первого, едва он успел замахнуться, вырвал у него ключ и двумя ударами сломал плечо второму и разбил голову третьему.

Все закончилось, едва успев начаться. (Вероятно, они поняли, что потерпели поражение, еще прежде, чем начали драку.) Двое, которые не потеряли сознание, пали передо мной ниц. Я поставил ногу на шею сначала одному, потом другому и заставил каждого признать себя моим рабом навеки — в каковой момент появилась Ури и со смехом напомнила мне, что они с Баки были принуждены к клятве точно таким же образом. Она явилась в своем собственном обличье: с парящими над головой волосами, похожими на языки пламени, с огненными желтыми глазами и с кожей цвета меди в плавильном тигеле. Вряд ли тюремщики услышали хоть одно слово из сказанных Ури; но вид красной эльфийской девушки с тонким мечом в одной руке и богато украшенными ножнами в другой поверг их в состояние, близкое к помешательству.

— Я забираю этот ключ, — заявил я. — Поскольку наш король счел нужным посадить меня в темницу, я намерен оставаться в камере все время, отлучаясь из нее лишь в случае необходимости. Я ожидаю от вас верной и усердной службы и предупреждаю, что ваш первый промах станет и последним. Теперь поднимите его, — я указал ключом на бесчувственное тело третьего надзирателя, — и унесите отсюда.

Сказать было легко, но нелегко сделать. Он был здоровенным тяжелым парнем, и надзиратель со сломанным плечом мало чем мог помочь своему товарищу. Я хотел поговорить с Ури и потому, с минуту понаблюдав за тщетными потугами тюремщика, у которого я отнял ключ, сам поднял с пола бесчувственное тело и отнес в караульную.

— Я принесла вам новый меч, — сказала Ури, когда мы возвращались обратно в камеру, — а вы даже не взглянули на него.

Я объяснил, что узникам не положено иметь меч.

— Вы можете спрятать его под кроватью.

— У меня нет кровати. Я сплю на полу, на соломе.

— Но вы можете поправить дело. Тюремщики, которых вы поколотили, притащат вам кровать по первому же вашему слову. Мы сможем спать на ней, и вам будет на чем сидеть.

Я сильно согнул клинок обеими руками и отпустил; он упруго выпрямился, прямой и прочный.

— Не порежьтесь.

— Я и не пытаюсь. Твоя работа?

— В смысле личная? Нет. Как насчет кровати?

— Я подумаю, но ты спать на ней не будешь. Я знаю, что я увижу рядом с собой по пробуждении.

Она хихикнула, и я внезапно почувствовал острую тоску по Эльфрису, по прозрачному морю и тихому лесу, где мы с Дизири бегали, кричали и кормили с руки бельчат.

В тесной камере было мало места, чтобы опробовать меч. Я вышел в коридор и принялся размахивать им, рубя воздух и нанося колющие удары между прутьями своей двери. Серебряная рукоятка, обтянутая белоснежной кожей, была простой, даже скромной; узкий клинок покрывали эльфриские письмена, слишком мелкие и неразборчивые, чтобы прочитать.

— Я думаю, это работа ледяных эльфов, — сказала Ури. — Кто бы его ни изготовил, он старинный, и я раздобыла его не там.

— Украла здесь?

Она искоса взглянула на меня:

— Мне не обязательно все красть. Вы уже видели такое?

Она вся задымилась и в считаные секунды стала меньше ростом и полнее против прежнего; светящаяся медная кожа потускнела и побледнела до персикового цвета, хотя соски по-прежнему оставались яркими, словно докрасна раскаленными.

— Видел, — сказал я, — и не поддался искушению. Ты хочешь сказать, что отдалась за меч?

— Ну ладно, я действительно его украла. — Она протянула мне ножны, украшенные драгоценными камнями. — Не скажу у кого. Вы заставите меня вернуть его владельцу.

— Если я могу заставить тебя вернуть меч, я могу заставить тебя признаться, откуда он у тебя.

— Не надо, прошу вас, господин. Прежний владелец меча никогда не узнает о пропаже. Никогда, честное слово. Он держал его в железном сундуке, обвязанном семью цепями с семью висячими замками. Вы мне верите?

— Нет.

— Тогда вы точно не поверите, что он бросил ключи в море, но именно так сказал мне один мой друг. Я дотянулась до меча из Эльфриса — вы знаете, как мы это делаем, — и утащила вниз. Владелец меча до конца своих дней будет думать, что клинок по-прежнему хранится в сундуке.

Я взял ножны и внимательно рассмотрел. Я ожидал увидеть бирюзу, янтарь и тому подобное, но увидел великолепные рубины, а синие камни оказались сапфирами.

— Мягкое дерево, господин, и тонкий слой позолоты.

Я кивнул и добавил:

— И отделка из белого золота по краям отверстия. Полагаю, сплав золота и серебра. Единственная деталь, которая сочетается с мечом. — Я вложил клинок в ножны. — Хотя сочетается хорошо.

— Ножны изготовили люди, я уверена. У вас вкус лучше, чем у нас.

Я взглянул на нее через плечо:

— Я никогда так не считал.

— Я тоже, господин, но здесь вы действительно превосходите нас.

— У меня нет перевязи, — сказал я, обращаясь больше к самому себе. — Король забрал.

— Вы можете засунуть меч за ремень, который сейчас на вас. Он не тяжелый.

— Пожалуй.

— Кроме того, я думала, вы спрячете его под нашим соломенным ложем. Я имею в виду, когда вы с ее высочеством еще не пользовались им.

— Ты подсматривала за нами.

Ури ухмыльнулась:

— Самую малость. Она довольно привлекательна для женщины таких размеров, верно? И могущественная колдунья к тому же. Может преподнести дюжину приятных сюрпризов.

Я зашел в камеру и закрыл дверь перед носом Ури. Она проскользнула между металлическими прутьями, приняв свое природное обличье.

— И неприятных тоже. У некоторых колдуний в одном месте зубы. Вы засовываете его туда, и они его откусывают. Мне Мани говорил.

Я спрятал меч под соломой рядом со стеной.

— Ты ничего не знаешь о них.

— О колдуньях-то? Да, действительно, господин. Или знаю очень мало, хотя однажды разговаривала о них с Мани.

Я сел и знаком велел сесть Ури.

— Моркана и ее братья воспитывались в Эльфрисе, когда мать бросила их. Думаю, ты много чего знаешь.

— Вы ошибаетесь. Сказать вам, что я знаю, господин? Я не стану лгать или смеяться над вами, если вы не будете перебивать меня.

Я кивнул.

— Кто бы ни сказал вам такое, он обманул вас. Я была химерой, но я слышала много разного, и я умею рассуждать здраво. Их мать бросила не всех троих. Сетр был драконом — так с какой стати ей бросать его? Сетр постоянно оставался при ней в Муспеле, в Эльфрисе и здесь, в Митгартре. Он был ее первенцем, а следовательно, законным правителем этой части Митгартра, хотя я не думаю, что он пытался притязать на власть.

— Полагаю, Моркана самая младшая.

Ури потрясла головой:

— Самый младший — Арнтор, но в Целидоне наследники мужского пола имеют первоочередное право на престол. Прекратите перебивать меня. — Она глубоко вздохнула. — Во-вторых, Моркана и Арнтор провели большую часть детства здесь. В противном случае они до сих пор оставались бы детьми. И в-третьих, они воспитывались в племени морских эльфов, а не в моем. Мы были рабами Сетра, помните? Верными рабами, поскольку мы страшно боялись. Морские эльфы являлись вашими союзниками — во всяком случае, в большей степени, чем мы.

— Понимаю. Еще что-нибудь?

— Да. Вы не поверите, но я все равно скажу. Король Арнтор боится своей сестры?

Я пожал плечами:

— Он мне не доверяет. Ты наблюдала за моей схваткой с мертвыми рыцарями Морканы?

— Нет. Но я очень жалею, что не видела этого сражения, господин.

— Почти все обратились в бегство. Я имею в виду — зрители. Но король Арнтор остался, и королева тоже — думаю, потому, что Арнтор держал ее за руку. И сама Моркана осталась, разумеется.

— Он казался испуганным?

Я мысленно вернулся назад.

— Нет. Исполненным решимости, коли на то пошло.

— Угу. Вероятно, вы не знаете ответа, господин, но я все-таки спрошу. Она боится брата?

— Да, боится. Даже очень. — Я немного помолчал, напрягая память. — Возможно, именно поэтому она пьет. Она любит Арнтора, но ужасно боится его.

— В таком случае он колдун, господин, и в высшей степени опасный. Можете поверить мне на слово, хотя вряд ли вы поверите. Старшая сестра, имеющая в своем распоряжении магию? Да она управляла бы Арнтором, как кукольник марионеткой, когда бы он не был могущественным колдуном. Сетр обладал магической силой, весьма великой.

Я согласно кивнул.

— Каковой обладает и Моркана, насколько я могу судить, — и вы подтверждаете мое предположение. Так почему вы считаете, что младший брат чужд всякой магии?

— Полагаю, у меня нет причин так считать. Вот другой вопрос. Ты похитила меч для меня. Славный клинок, изготовленный эльфами в далеком прошлом. Разве ты не могла бы с такой же легкостью вернуть мне мой собственный меч, Этерне?

Ури помотала головой:

— Мне не удалось найти его, господин.

— Этерне забрал у меня король.

— Я знаю. Гильф сказал мне. Должно быть, король хорошо спрятал его.

Она забрала в горсть соломы и пропустила соломинки между пальцами.

— И ты не нашла.

— Да, господин.

Я протянул руку и дотронулся до колена Ури, сам не знаю зачем.

— Ты лжешь. Ты нашла его, но не осмелилась взять. Я рад, что ты не сделала этого. Арнтор не прав, но Арнтор — мой король. Ты разговаривала с Гильфом. Где он?

— Не знаю, господин, хотя, вероятно, смогу отыскать его без особого труда. Вашего пса посадили на цепь. Я освободила его, как вы приказали.

Я кивнул:

— Он убежал в лес, полагаю. А что насчет Облака?

— Она в конюшне, господин, и о ней хорошо заботятся. Я сказала ей, что вы скоро выйдете на свободу, и она будет ждать вас.

— Ее пытались объездить?

— Да, господин. Несколько конюхов, но безуспешно.

— Возможно, ей грозит опасность.

— Один толстый старый лорд питает к ней интерес, господин. Конюхи перед ним трепещут. Они не смеют обращаться с ней дурно.

— Ты видела Баки?

— В последнее время? Нет, господин.

Я еще долго допрашивал Ури, но ничего более не узнал. Если Облако или Гильф и видели Баки, они ни словом не упомянули об этом.

Глава 35 ВНИЗ

Время шло, и однажды за моим маленьким окном послышался шум: крики и проклятия, ржание лошадей, рев мулов, топот копыт.

Потом наступила тишина.

Я обратился с вопросом к своим тюремщикам, и один из них, по имени Гед, сказал, что Арнтор со своим войском выступает против остерлингов. Он забирал с собой тюремщиков, чтобы они охраняли пленных, и следить за порядком в темнице предстояло одному Геду.

— Я не рассчитываю на вашу помощь, милорд, но работы у меня будет много.

— Ты прав, — сказал я. — Я не стану помогать тебе. Но, возможно, мы сумеем найти тебе помощников.

Мы начали с двух баронов, чьи камеры находились в том же коридоре, что и моя. Я представился, объяснил, что заниматься презренным трудом им не придется, и изъявил готовность выпустить их из камер, коли они согласятся надзирать за остальными узниками и поклянутся, что не сбегут. Оба согласились.

Затем мы заручились содействием десятерых простолюдинов, отобрав самых сильных и здоровых. Мы пообещали им чистую солому, одеяла и еду получше, но, ознакомившись с ужасными условиями, в которых содержались остальные узники, я обеспечил всем вышеперечисленным и их тоже. Старую солому, кишащую вшами, мы сожгли ночью во дворе. Поскольку один из заключенных оказался цирюльником, я стянул для него бритву, ножницы и прочие необходимые вещи. Он подстриг и побрил всех узников, и мы сожгли и волосы тоже.

Пришел Вистан с моими шлемом и кольчугой.

— Простите, сэр Эйбел. Меня не пускали к вам раньше, и только сегодня лорд Колле пустил. Он действительно лорд?

Я ответил утвердительно и объяснил Вистану положение дел.

— Поук и Анс сейчас работают, иначе они тоже пришли бы. Они страшно за вас беспокоятся. Я тоже волновался. Я… на самом деле нам не обязательно работать. У нас же есть деньги.

Я спросил, чем они занимаются, и Вистан сказал, что он помогает секретарям граф-маршала, а Поук и Анс работают на строительстве стены, которую возводят вокруг города.

Следующими моими посетителями (если такое слово здесь уместно) стали два тяжелых воина. Они явились и сказали, что «меня велено отвести к королевам», из чего я заключил, что Гейнор и Моркане поручено вместе управлять Кингсдумом. Мне указали на ошибочность моего предположения и сообщили, что в город пришли инеистые великаны, огромные женщины, нагнавшие страху на добропорядочных граждан.

Гейнор и Идн приняли меня в тронном зале. Я опустился на колено, и обе позволили мне встать. Первой заговорила Гейнор:

— Вы были моим рыцарем, сэр Эйбел. Вы по-прежнему готовы служить мне?

Я ответил, что служил бы с радостью, когда бы имел такую возможность.

— Вероятно, вы думаете, что я бросила вас в беде. Я действительно бросила, поскольку мой супруг приказал мне. Равным образом он приказал не освобождать вас во время своего отсутствия.

— Я понимаю, ваше величество.

— Понимаете ли вы также, почему он отдал такой приказ?

— Думаю, да, ваше величество.

— Вот почему я принимаю вас в такой обстановке. — Она указала на своих придворных: женщин и пожилых мужчин. — Они мои свидетели. Полагаю, вы знакомы с лордом Эсканом?

— Имею такую честь.

— Он будет выступать от моего имени, а моя царственная сестра — от своего. Вы будете находиться под стражей все время и умрете, коли попытаетесь сбежать. — Она сделала еле заметный, ничего не значащий жест рукой и проворковала: — Надеюсь, такой необходимости не явится. Искренне надеюсь.

— Если мой побег вам нежелателен, ваше величество, я не сбегу, — сказал я.

Идн поднялась на ноги:

— В таком случае следуйте за мной. Лорд Эскан?

Наш разговор состоялся в Красной комнате, предназначенной для деловых встреч, где стоял письменный стол и дюжина или более бюро для хранения документов. Для Идн принесли изящной работы кресло с подножкой, граф-маршал расположился в большом дубовом кресле, стоявшем перед письменным столом, а я уселся на один из табуретов для секретарей.

— Вам нужно бы находиться сейчас на свободе, — объявила Идн. — В сложившихся обстоятельствах единственное, что я смогла сделать, — это убедить свою царственную сестру привести вас сюда. Какое… какое несчастье, что вы оказались в заключении!

— Это несчастье для него, — согласился граф-маршал, — а для нас — большая удача. Я благодарю Скай за это.

— Я видела, как он сражается, милорд, а вы не видели.

— Я в страхе бежал от этого зрелища, ваше величество. Гкхм! Сейчас он в силах помочь нам именно потому, что несвободен. Не попади сэр Эйбел в тюрьму, он находился бы сейчас с королем, а не с нами.

— Я освобожу вас, — пообещала мне Идн. — Я что-нибудь придумаю. Моя царственная сестра не против.

— Но она боится, — добавил граф-маршал. — В настоящий момент, однако, мы нуждаемся в вашем уме, а не в вашем мече. Ее величество, здесь присутствующие, убедили королеву Гейнор — и меня — в необходимости посоветоваться с вами. Вы произвели на нее сильное впечатление в Йотунленде.

Я сказал, что очень польщен, и нисколько не лукавил.

— Вы голодны? Я уверена, лорд Эскан распорядится принести вам еды, коли вы желаете.

Поблагодарив Идн, я сказал, что не голоден.

— Сэра Эйбела хорошо кормят, ваше величество. Он распоряжается всеми делами в тюрьме и получает все, что хочет. В последнее время мне пришлось отказаться от обычных посещений темницы с целью проверки, так что я смело могу заявить, что не видел никаких упущений. Может, ваше величество изволят перекусить, покуда мы совещаемся?

Он позвонил в колокольчик, отдалраспоряжения Пейну, а потом повернулся ко мне:

— Я не знаю, насколько вы осведомлены о нынешнем положении, сэр Эйбел. Его величество выступили с войском на восток. Вы знали?

Я знал, сказал я, что войско под предводительством короля выступило из города, но ничего более.

— Мы совершили на них набег этой осенью, убили их вождей и вернулись с богатой добычей. Теперь Черный каан горит жаждой мести. — Граф-маршал улыбнулся. — Все рыцари, способные держаться в седле, ушли вместе с королем и почти все представители знати. Его величество уполномочили ее величество управлять королевством в свое отсутствие. Я — главный советник королевы. Я должен поставлять нашему войску конское пополнение, а равно всю свежую людскую силу, какую удастся собрать, и выполнять еще дюжину других обязанностей. Среди всего прочего я должен укрепить наш город.

— На протяжении многих веков, — сказала Идн, — Кингсдум похвалялся тем, что щиты королевских рыцарей служат ему крепостными стенами. Теперь восточные племена сильны, как никогда, и, как никогда, голодны. Король отправил моего отца умиротворить ангридов, дабы получить возможность выступить в Остерленд со всеми своими силами. Внезапное нападение и сокрушительное поражение расстроят все планы старого каана, — во всяком случае, так предполагалось.

Граф-маршал кивнул.

— Внезапное нападение застало остерлингов врасплох, как и планировалось, — продолжала Идн, — сокрушительное поражение было нанесено, и старый каан убит. Но победа Целидона, похоже, побудила остерлингов сплотиться вокруг его последнего сына, Черного каана, и ускорила ответный удар.

— Удар, нанесенный слишком поспешно, зачастую не достигает цели, — заметил я.

— Мы очень на это надеемся. Остерлинги взяли все горные перевалы, и это плохо. Мой отец отправился на помощь королю. И герцог Мардер тоже.

— Однако мы получили подкрепление в виде сотни дочерей Ангр, — добавил граф-маршал. — Это личное войско ее величества королевы Идн.

— Покуда погода стоит холодная, они представляют собой грозную силу, — сказал я.

— Лорд Эскан поручил людям, знающим толк в таком деле, начертить план оборонительных сооружений. — Идн вздохнула. — Они представили свой план моей дорогой царственной сестре. План превосходный, я уверена, но на строительство потребуются годы. Вы не строитель, я понимаю. Вы знаете что-нибудь об осадном искусстве?

Я пожал плечами:

— Я участвовал в осаде Настроила.

Граф-маршал подался вперед, прищурив глаза:

— Где это? Я впервые слышу такое название.

Идн не обратила на него внимания.

— Мы должны сделать все возможное за месяц, а то и меньше. Если король одержит победу, мы все возвеселимся. Но сражение состоится еще до следующего новолуния, и если король Арнтор вернется с разбитым войском, остерлинги будут следовать за ним по пятам. Что вы можете предложить?

— Ничего, — сказал я, — покуда не увижу местность.

Граф-маршал потряс головой:

— У меня есть карты.

— Они ровным счетом ничего для меня не значат. Скорее всего они введут меня в заблуждение. Мне нужно объехать город. На это потребуется день, а лучше два.

Граф-маршал протер ладонью лицо и лысый череп, но не промолвил ни слова.

В комнате воцарилось молчание, которое никто из нас, казалось, не хотел нарушить. Я встал и принялся рассматривать малиновые занавеси и многочисленные бюро из навощенного дерева цвета дикой розы, с эмалированными деталями отделки.

Наконец Идн подала голос:

— Я хотела рассказать вам про леди Линнет и ее дочь. Вы позволите? Возможно, другого случая мне не представится.

Я сказал:

— Разумеется.

Пока Идн говорила, вернулся Пейн с подносом, нагруженным разными лакомствами, бутылкой вина и бокалами. Он наполнил наши бокалы, и мы продолжили разговор, потягивая вино и закусывая.

— Она заявила о своих правах на владение Голденлауном, — сказала Идн. — Это произошло на нашем обратном пути на юг, и мы задержались там на несколько дней, чтобы помочь леди Линнет, все мы. Она и Вил собираются восстановить дом, и они сочетались браком. Они… прошу прощения. Ее сердце просто завоевать.

Я кивнул и попросил Идн продолжать.

— Вил не благородного происхождения, но какой человек благородного происхождения женится на ней теперь? Вдобавок он отец Этелы — во всяком случае, так говорят, — и он любит ее. — Поскольку я молчал, Идн добавила: — Линнет по-прежнему не в своем уме, хотя и не столь безумна, как прежде. По крайней мере, она стала более разговорчивой.

— Это хорошо.

— Она воображает, будто рядом с ней постоянно находится какая-то женщина — по имени Мег.

Не знаю, удалось ли мне сохранить невозмутимое лицо, но я постарался.

— Женщина, которую никто, кроме нее, не видит. — С улыбкой, исполненной жалости, Идн обратилась к граф-маршалу: — Муж Линнет слеп, и потому он подтверждает ее слова.

— А Бертольд со своей женой по-прежнему остаются с вами, ваше величество? — спросил я. — Я не видел их в тронном зале.

— Нет. Я отпустила их посетить родную деревню.

— Она разрушена.

— Я этого не знала, — пожала плечами Идн. — В таком случае, несомненно, они скоро вернутся.

— Возможно, деревню отстроили заново. Мне бы очень хотелось побывать там и посмотреть. А Бертольд Храбрый доверяет избраннику леди Линнет?

— А, понимаю. — Идн снова обратилась к граф-маршалу. — Бертольд — мой слуга. Он тоже слепой.

— Но он говорил о присутствии упомянутой выше женщины? — спросил я.

— Не знаю. Я никогда не спрашивала. Возможно, моя сестра могла бы… могла бы освободить вас досрочно. Я буду настаивать на этом.

— Она не осмелится, — помотал головой граф-маршал.

Я совершил побег той ночью, хотя сам не считал случившееся побегом. Облако позвала меня усилием мысли и задолго до того, как я достиг конюшни, сообщила мне, что Анс находится рядом с ней. Я разбудил Анса, и в самом скором времени мы нашли для него крепкую, коренастую лошадку и покинули замок. Покружив по залитому лунным светом городу (на что ушло добрых три часа), мы приехали в нашу гостиницу, разбудили Поука и позавтракали.

Затем они отправились на работу, и я вместе с ними. На удаленной от моря границе города рылся глубокий ров под фундамент для крепостной стены. Поук и Анс трудились здесь землекопами; ров уже был шириной десять шагов и такой глубокий, что требовались приставные лестницы, чтобы выносить из него красную глину. Мы поставили лошадку Анса на привязь, чтобы вернуть ее в конюшню в конце рабочего дня, и я снова поехал по городу, примечая при свете дня вещи, которые просмотрел несколькими часами ранее. Я проделал уже треть пути, когда натолкнулся на патрульных стражников.

Мы обратились в бегство, Облако и я. Стрела вонзилась ей в шею, и она развернулась и набросилась на преследователей, страшная, как Гильф. Двое погибли под ее копытами. Я изо всех сил натягивал поводья, пытаясь остановить Облако, когда меня выбили из седла.

Меня отвели в караульную Тортауэра, где держали связанным целых три дня, предварительно обобрав до нитки, и пинали, когда я протестовал. Потом меня привели к Гейнор. Она смертельно боялась Арнтора и потому приказала поместить меня в камеру, находящуюся на самом нижнем уровне подземной тюрьмы, и заковать в цепи.

По правде говоря, приказ королевы не был выполнен. Ни Гед, ни стражники не хотели спускаться ниже двенадцатого уровня и не знали, сколько еще уровней находится под ним. Тортауэр был построен на руинах более древнего здания, и общая площадь двенадцатого уровня равнялась площади Форсетти. Привели кузнеца, молчаливого, сурового мужчину, который не преследовал цели обидеть меня, но и не желал со мной разговаривать. Он раздул угли, надел кандалы мне на запястья и щиколотки и крепко-накрепко сварил железные кольца. Потом начался период моего настоящего заключения, поскольку я поклялся, что не попытаюсь освободиться, пока Тортауэр не падет или король Арнтор не вернется с победой, коли такова воля Вальфатера.

Что же касается Вальфатера, то ни одного часа не проходило без того, чтобы я не надеялся, что он появится и освободит меня от клятвы. Поначалу я ожидал его появления с уверенностью и обдумывал все дела, которые мы сделаем перед возвращением в Скай, — как мы установим порядок во всем мире.

Шли дни, а я все лежал, час за часом, зарывшись в солому и дрожа от холода, и наконец со мной в камере стал сидеть Орг, свирепый и безмолвный, согревая меня своим теплом; он изнемогал от голода, и я разрешил ему убивать любых незнакомых людей.

Время от времени Орг выходил из камеры и вскоре возвращался с окровавленной пастью и снова садился рядом, чтобы согревать меня. Наконец настал день, когда никто не принес мне еды.

Я ждал, говоря себе, что к часу следующего приема пищи надзиратели придут, а в противном случае я позову Баки и прикажу освободить меня. Они не пришли. Я позвал Баки — раз, другой, третий, десятый, двадцатый, — но она так и не появилась. Наконец я понял, что она больше не боится меня, поскольку я закован в цепи. Срок службы, на которую она поступила в башне Глас, истек, и она, чью любовь я так часто отвергал, наконец обрела свободу. Отныне она будет жить жизнью огненного эльфа и ни разу не вспомнит обо мне, умершем в подземной темнице Тортауэра.

Я не знал, что мне делать. Я мог нарушить клятву и выйти на свободу. И уже начинал потихоньку склоняться к такой мысли. Я мог умереть, как решил с самого начала. Жажда меня не особо мучила в таком холоде, а голода я уже не испытывал.

Я мог также попросить Орга принести мне любой еды, какую он сумеет найти, и уподобиться остерлингам, пожирающим тела своих врагов, и я выл в полный голос, охваченный безумием.

Рассеявший кромешную тьму свет, бряцание оружия. Я велел Оргу спрятаться, но было уже поздно. Дверь камеры отворилась, и яркие огни факелов ослепили меня.

Знакомый голос:

— Силы небесные…

Голос короля:

— Кто это рядом с ним?

Я положил ладонь на руку Орга:

— Некто, кого вам лучше не видеть, ваше величество. — Я еле ворочал языком, ибо во рту у меня все пересохло. — Поднимитесь по лестнице обратно. Возвратитесь — и вы его не увидите.

Возбужденные голоса, к которым я не особо прислушивался. Посетители ушли, и я велел Оргу принести воды. Он принес немного в сложенных чашечкой ладонях. Я выпил и отослал его прочь.

Рыцари с факелами вернулись. Я поднялся на ноги, упал и снова поднялся с помощью Била.

Король посмотрел мне прямо в глаза, ибо мы с ним были одного роста.

— Я люблю свою королеву, — сказал он.

Вероятно, я улыбнулся:

— А я нет. Ваше величество, я не прошу позволения говорить со всей откровенностью. Люди, испрашивающие такое позволение, движимы страхом вызвать ваше недовольство или навлечь на себя беду пострашнее. Ваше недовольство ничего для меня не значит, а любая пытка, которой вы можете меня подвергнуть, лишь принесет мне облегчение. Я выступаю от имени Эльфриса и от своего собственного. Вы тиран.

— Я люблю ее, — повторил Арнтор. — Но Целидон люблю больше.

— Вы обращаетесь со своим народом равно дурно. Вы отвернулись от Эльфриса и научили своих подданных следовать вашему примеру. Королева Гейнор хочет, чтобы вы оставили и ее тоже и тем самым осчастливили Целидон. В ваших жилах течет королевская кровь. Королева Гейнор благородного происхождения, а ваши рыцари гордятся своим знатным происхождением. Я простой американец, и я скажу вам все даже под страхом смерти. Ваши деревни опустошаются разбойниками, ангридами и остерлингами, поскольку они тоже брошены вами на произвол судьбы. Верховный Бог предназначил человеческому племени служить обитателям Эльфриса образцом для подражания. Мы научили их насилию, вероломству, и больше ничему; и вы были нашим предводителем.

Он кивнул, к немалому моему изумлению.

— Вы говорите, что вы низкого происхождения. Разве вы не рыцарь? Я позволил вам оставить шпоры.

Я кивнул:

— Я действительно рыцарь.

Сопровождавшие короля рыцари стояли молча, хотя я знал, что они готовы убить меня при первой же возможности. Я чуял запах дыма от факелов и, казалось, видел в суровых чертах Арнтора отражение холодной грязной камеры, где я так долго мерз и где продолжал мерзнуть.

— Я надеялся вызволить вас, сэр Эйбел, — промолвил Бил.

Если Арнтор и услышал, он никак не показал этого.

— Вы рыцарь. Рыцарь моего королевства.

— Да.

— Вы творили чудеса в Йотунленде, и сейчас только чудо спасет нас.

— Снимите с меня цепи, — сказал я, — и я попробую.

Он произнес несколько слов, и цепи со звоном упали на пол.

Моя история подошла к концу. Прежде чем завершить повествование, я хочу сказать, что, когда бы не Орг, которого Арнтор мельком увидел в моей камере и который внушал такой ужас, что даже Арнтор отступил в испуге, едва ли я получил бы свободу.

Меня помыли, одели и накормили.

— Я должен отправить вас к его величеству, как только вы сможете сидеть в седле, — сказал мне граф-маршал. — Тем временем мне надо вооружить вас. Какое оружие вы предпочитаете?

— На ваше усмотрение. С позволения короля у меня остались мой шлем и моя кольчуга. Мой меч он потерял во время битвы за перевалы, когда наше войско отступало под натиском врага.

— Подождите немного, — сказал граф-маршал и торопливо удалился.

В отсутствие граф-маршала я измышлял способ отомстить ему, а также Гейнор и Идн. Я составлял план мести и сам над собой смеялся, поскольку едва держался на ногах от слабости.

Шли дни, в течение которых меня обслуживали пажи — зеленые юнцы, еще недостаточно взрослые, чтобы толком держать лук в руках. Однажды они спросили, победят ли нас остерлинги и что станется с ними, коли победят. Я сказал, что остерлинги победят несомненно, но если они намерены сбежать, я посажу их в темницу, где их мигом сожрут.

— Для Целидона было бы лучше, — сказал я, — если бы в нем остались одни деревья. Есть такой остров Глас. Там огромный дракон по имени Сетр поселил красивых женщин, призванных заманивать моряков на берег. Все женщины погибли, умертвив друг друга или приняв смерть от руки моряков, обманутых ими. Последняя выпила яд, и сейчас на чудесном, залитом ярким светом острове царят тишина и покой. У вас есть яд?

Поклявшись, что яда у них нет, пажи убежали.

Вернулся граф-маршал с мечом, раздобытым для меня Баки. Он нисколько не похудел против прежнего, и в его проницательных глазах таился страх.

— Я почитаю за честь вручить вам это, — промолвил он и с поклоном протянул мне клинок.

Я прицепил меч к поясу и сказал:

— За это мы с вами сейчас отправимся в Эльфрис.

Граф-маршал редко удивлялся, но тогда на его лице явственно отразилось изумление.

— Это не займет много времени, — заверил я, — хотя время там течет медленно. Следуйте за мной.

Он спорил бы целый час. Я вытащил из ножен меч, врученный мне минуту назад, и кольнул граф-маршала острием. Он крикнул стражников, но никто не явился на зов.

— Король забрал с собой всех мужчин, способных держать копье, — сказал я. — В замке никого не осталось, и во всем городе тоже. Один только вы.

— Кто-то же наверняка поставлен следить за порядком.

— Нет. Где королева Гейнор, приговорившая меня к заключению? Мальчишки сказали, что она уехала, но они не знают куда.

— Она с королем. — Голос граф-маршала дрожал. — Здесь не осталось ни одного воина, способного защитить ее.

— Вдобавок, — я мечом подтолкнул его вперед, — я снова свободен, и он боится, что она отдастся мне. Пошевеливайтесь!

— Куда мы идем?

— В Эльфрис, как вы хотели, — сказал я. — В Эльфрис, как я обещал. Нам надо спуститься по лестнице, и вы станете спускаться быстрее, чем позволяют ваш возраст и вес, иначе узнаете, как колется острие моего меча.

Я повел граф-маршала в темницу, обнаружив по ходу дела, что боюсь еще больше его. Тьма подземелья казалась мне могильным мраком. Если лицо граф-маршала было бледным, то мое было еще бледнее, и я продолжал подгонять спутника, чтобы он не заметил моего испуга.

Дандум исчез, но Колле по-прежнему сидел под замком в своей камере. Я освободил его, и он помог мне освободить всех остальных узников, вплоть до находившихся на двенадцатом уровне.

— Туда никто не спускается, — сказал Колле, когда мы с граф-маршалом двинулись дальше вниз. — Там никого нет.

— Это не одно и то же, — заметил я и снова кольнул мечом граф-маршала.

— Прошу вас, — взмолился он. — Я вдвое старше вас, и здесь нет поручней.

— Вы вчетверо старше меня, — сказал я, — и здесь действительно нет поручней.

— Если бы я знал, в каких условиях вы содержались, я бы пришел к вам на помощь, поверьте мне.

— Несомненно. Вы сделали все возможное, чтобы ничего не знать.

Мы прошли четырнадцатый уровень, затем пятнадцатый. Потом я перестал считать, но в скором времени мы вышли на каменистую равнину, где в легком ветерке слышался запах моря.

— Это сквозняк, — сказал граф-маршал. — Видимо, темница сообщается с огромными пещерами.

— Это ветер, — сказал я.

— А где же лорд Колле? — Граф-маршал обернулся. — Я думал, он шел с нами.

— Только до двенадцатого уровня. Ступайте прямо.

— Лестница кончилась.

В его голосе звучали радостные нотки. Он изнемогал от страха, пока мы спускались все ниже и ниже, и, вероятно, решил, что, достигнув последнего уровня, мы начнем подниматься обратно.

— Здесь должна быть следующая лестница, — проговорил я, обращаясь главным образом к самому себе, и снова кольнул граф-маршала острием меча.

— Но ее нет!

— Это Эльфрис, — пояснил я. — Значит, ниже находятся еще два мира: Муспель и Нифльхейм.

— Царства огня и льда, — в ужасе пробормотал он.

— Вы хотели попасть в Эльфрис, — сказал я. — Ваше желание исполнилось. Скоро настанет утро.

Мы двинулись вперед и вскоре услышали плеск волн.

— Сильные ветры здесь дуют редко, — пояснил я, — но на рассвете и в сумерках с моря тянет легкий бриз.

— Все жизнь мечтал подышать этим воздухом, — задумчиво проговорил граф-маршал, словно напрочь забыв о моем присутствии.

В сером сумраке мы спустились по усыпанному галькой берегу к самой воде. Я вложил меч в ножны, больше не видя необходимости подгонять своего спутника.

— Когда взойдет солнце? — спросил он.

Я знал, что он думает о море Митгартра, на котором, наверное, не раз наблюдал закат.

— Оно не взойдет, — сказал я. — Мы — свет Эльфриса. Вы увидите. — Судя по молчанию граф-маршала, он меня не понял. — Миры становятся все меньше по мере движения вниз. Эльфрис меньше нашего мира, хотя наверняка больше Целидона.

— Это геометрическая профессия, — сказал граф-маршал и попытался объяснить мне, что такое геометрическая прогрессия, но я не понял и сомневаюсь, что кто-либо в силах понять. — Высший мир, мир Верховного Бога, бесконечен. Мир, расположенный ниже, в сто раз меньше. Но сотая доля бесконечности все равно остается бесконечностью. Следующий по счету мир…

— Скай.

— Да, Скай, в сто раз меньше предыдущего, а следовательно, в десять тысяч раз меньше Элизия. И все равно бесконечен. Можно мне присесть на камень?

— Разумеется, милорд.

— Очень любезно с вашей стороны, сэр Эйбел. Гкхм! Доброта к пленнику. По-рыцарски благородно. С вами обращались иначе.

— В первый раз со мной обращались хорошо, милорд, но не во второй. Я совершил побег — и ее величество сочли нужным наказать меня.

— Мы потерпели поражение. — Граф-маршал вытер рукой лицо. — Вернее, терпим сейчас. В остерлингах нет ничего человеческого.

— Однажды я сражался с ними на море, милорд, и они не столь разительно отличаются от нас, как вам кажется. Ангриды зачастую обнаруживают, казалось бы, вполне человеческие чувства. Король Гиллинг обнаруживал таковые в своей любви к Идн. Но они не люди. В остерлингах меньше человеческого, чем в короле Гиллинге, и все же они — существа, в подобных которым мы можем превратиться со временем.

Воздух постепенно светлел. Такого воздуха, как в Эльфрисе, нет нигде на свете. Воздух Ская чище самого чистого воздуха Митгартра, такой чистый, что остается кристально прозрачным даже у самого горизонта; но воздух Эльфриса источает сияние, словно огромный драгоценный камень, выдохнутый неким непостижимым существом. Наступил день, и мы увидели море, не похожее ни на одно другое, — синее, как сапфир, простирающееся в бесконечную даль, до безвестных островных государств. В лиге над нашими головами раскинулся Митгартр, подобный звездному небу безоблачной ночью. Прямо над нами находился Целидон, где в полях и лесах зеленели нежные весенние побеги. Вокруг нас простирался Эльфрис: залитые серебристым светом пространства, белые и зеленые, таинственные леса и мраморные скалы.

— Я запросто мог бы остаться здесь навеки, — пробормотал граф-маршал. — Отказаться от богатства, замка, лошадей — от всего. Я в любом случае все потеряю, если остерлинги одержат победу.

— Возможно, ваше желание сбудется, — сказал я, поскольку собирался оставить его там, но вскоре добавил: — Следуйте за мной, — ибо заметил расселину в основании скалы слева от нас.

Он подчинился.

— Куда мы идем?

— Обследовать расселину и спуститься ниже, коли получится. Я… вы не понимаете моей природы. Я тоже не понимаю, хотя знаю о ней гораздо больше вас. Я не могу использовать силы, которыми наделен. Я связан клятвой. Но я не могу изменить свою природу, которой никто из нас не понимает… По-вашему, чем пахнет?

Он принюхался:

— Морем и, кажется, полевыми цветами.

— А я чую запах серы и жалею, что с нами нет Гильфа.

Мы начали спускаться в расселину, я двигался проворно, он следовал за мной помедленнее. Клубы дыма порой накатывали на нас удушливыми волнами, порой рассеивались, оставляя после себя безжизненный, пыльный, обжигающий воздух, как в пустыне.

Граф-маршал схватил меня за руку:

— Это опасно. Вероятно, мы приближаемся к Муспелю.

— Мы уже там.

Я мельком увидел в темноте дракона.

Похоже, дракон услышал звук извлекаемого из ножен меча и помчался на нас, сначала молча, потом с ревом. Граф-маршал попытался обратиться в бегство, но упал и покатился по каменистому склону в темноту. Дракон бросился на меня, и я вонзил клинок ему в глаз.

Сколько времени я искал граф-маршала, не знаю. Мне показалось, минуту или две, но возможно, гораздо дольше. В какую бы сторону я ни поворачивал, я неизменно двигался вниз. Стало прохладно, потом холодно, и воздух, сгустившийся до состояния слизи, светился безжалостным белым светом, который обесцвечивал драгоценные камни на ножнах и кожу моих рук.

— Эйбел! Сэр Эйбел! — Граф-маршал ковылял так торопливо, что я понял: он пустился бы бегом, когда бы мог. — Там… великан… чудовище… — Он указал назад. — Мы… уходим! Мы должны! Оно… оно…

Я выразил желание взглянуть на него, подумав, не Орг ли там.

— Нет, не надо! Сэр Эйбел, сэр Эйбел, послушайте. Я… я… я видел его. — Он умолк, судорожно хватая ртом воздух.

— Да, вы видели, милорд. Я тоже хочу увидеть. — Его страх передался мне, и я добавил: — А потом мы уйдем.

— Я ухожу сейчас.

— И справитесь с драконами в одиночку? Если вы не хотите идти со мной, я пойду с вами и спасу вам жизнь, коли сумею.

Мы начали подниматься по склону с удивительной легкостью. Спустя какое-то время я осознал, что мы двигаемся не вверх, а вниз. Я повернул в другую сторону. Мы достигли гребня горы; теперь нам оставалось либо спускаться по склону, либо возвращаться назад. Огромные стены льда свисали с темного неба подобием занавесей; промерзлая земля под ногами была твердой, как лед, и скользкой от инея.

— Это не Муспель, — выдохнул граф-маршал.

Голос, раздавшийся впереди, позади и повсюду вокруг нас, ответил:

— Вы называете этот мир Нифльхеймом. — Голос казался усталым, однако глубиной и звучностью превосходил голос любого оверкина, даже самого Вальфатера.

Дрожа всем телом, граф-маршал упал на колени.

— Ты хотел видеть меня, Эйбел. Тебе надо только посмотреть.

Оно окружало меня со всех сторон. Любые мои описания ничего не объяснят тебе, если ты сам не видел этого. Я находился в нем, и оно внимательно разглядывало меня сверху и снизу, огромное и бесконечно могучее. Ужасное в своей лютой злобе. Я попытался закрыть глаза, чувствуя себя как в кошмарном сне. Но оно не исчезло.

— Называй меня Богом, Эйбел.

Во мне проснулась гордость; она не истребила во мне страха, но отмела его в сторону, как нечто слабое и недостойное. Я сказал:

— Называй меня сэром Эйбелом, бог.

— Ты приблизился к разгадке тайны, составляющей основу всех вещей. Преклонись передо мной, и я открою ее тебе.

Граф-маршал преклонился, но я не стал.

— Узнай эту тайну, и ты обретешь силу, о какой люди и боги даже мечтать не смеют, обретешь без всякого труда.

— Лорд Эскан преклоняется перед тобой. Скажи ему.

— Ты видишь меня таким, какой я есть, Эйбел. Возможно, зрелище слишком непостижимо для тебя.

Оно больше не окружало меня со всех сторон. Теперь я видел перед собой, на ледяном троне, существо колоссальных размеров. Похожее на жабу и на дракона одновременно. И на граф-маршала, и на меня.

— Преклонись передо мной. И ты узнаешь тайну.

— Я не желаю знать никакой тайны, но хочу вернуться в Муспель, а оттуда в Эльфрис.

— Преклонись передо мной!

— Лорд Эскан преклоняется перед тобой, — повторил я. — Если ты готов открыть тайну мне, почему бы тебе не поведать ее ему?

Я еще не успел договорить, когда чудовищное существо подхватило граф-маршала с земли, поднесло вплотную к своему лицу и зашептало. Нифльхейм сотрясся от шепота, и стена льда протяженностью во многие мили рухнула с небес с оглушительным грохотом.

— Теперь ты знаешь, кто я, — молвило существо граф-маршалу, но он не открыл крепко зажмуренных глаз.

— Я тоже знаю, кто ты, — сказал я. — Это самый нижний мир, седьмой и последний, а ты самый низший бог.

— Я скажу тебе, кто я, и ты станешь поклоняться мне, ибо поймешь, что это хорошо и правильно. Подойди ближе.

Я не двинулся с места, однако расстояние между нами сократилось.

Голос существа упал до шепота, и ничего страшнее того шепота я в жизни не слышал. Голос Гренгарма казался пением ветра по сравнению с ним.

— Узнай же великую тайну, которая заключается в том, что последний мир является первым…

Нифльхейм снова сотрясся, и промерзлая земля глухо застонала.

— Ты находишься в Нифльхейме — и в Элизии.

Вибрация воздуха и земли усилилась. Огромный ледяной столб рухнул с небес и разбился: тысячи осколков брызнули в стороны, и облако сверкающих крохотных кристаллов повисло в воздухе. Существо огляделось по сторонам, и я заметил страх, промелькнувший в его глазах.

— Ты видишь мое лицо, — прошептало оно, словно прочитав мои мысли. — Когда бы ты мог увидеть меня со спины, ты бы узрел Верховного Бога…

Нифльхейм раскололся на части. Зияющая расселина разверзлась между троном, где сидело существо, и местом, где стоял я. Я помог граф-маршалу встать, сам не знаю почему.

Вероятно, он тоже сам не знал, почему поднялся на ноги.

— Ибо Он — это я…

Ледяные глыбы и камни посыпались градом вокруг восседавшего на троне существа. Валун размером с быка обрушился на него.

— А я — это Он!

Едва успев договорить, существо обратилось в бегство, спасаясь от летящих камней, ледяных глыб и вырывающегося из расселин огня Муспеля; промерзлая земля ходила ходуном у него под ногами. И тогда я увидел его спину и затылок, бугристые и покрытые гнойными язвами.

Достигнув наконец Эльфриса, мы устроили привал в местности дивной красоты; к нам двоим присоединились эльфы, вышедшие из леса и моря с едой и дарами для нас. Старый эльф, с бородой из осенних листьев с еще зелеными прожилками, отвел меня в сторону и прошептал:

— Наша королева ждет вас.

— Я знаю, — сказал я. — Передайте ей, что я приду сразу, как только разъясню на наглядном примере смысл ее послания, как она и короли хотели.

Я вернулся к граф-маршалу, сел рядом с ним и принялся есть яблоко и сыр.

— Вы мудры, — сказал он, — а я, всю жизнь считавший себя мудрым, глуп.

— Вовсе нет.

— Я бы не сумел добраться до Эльфриса. Гкхм! Даже за тридцать лет. А вы проникли в него без труда и спустились до самого нижнего мира.

Я кивнул.

— Я никогда не слышал, чтобы кому-нибудь удавалось такое. Только вам одному. И мне, поскольку я пошел с вами.

Я сказал, что мне хотелось бы однажды подняться в Клеос, мир, расположенный над Скаем; но пройдут многие годы, прежде чем я предприму такую попытку.

— А мне хотелось бы сидеть здесь вечно, — серьезно сказал он, — глядя на эти волны, это небо и вкушая эту пищу.

Тогда я не обратил внимания, на слова граф-маршала, но позже, когда мы поднялись на ноги и зашагали прочь, направляясь обратно в Митгартр, я случайно оглянулся. Там, на берегу сидел он, устремив взор вдаль, с восторгом на лице. Я тронул своего спутника за плечо и показал рукой назад, а он прошептал: «Я знаю». В Эльфрисе есть вещи, до сих пор непостижимые моему разуму.

Глава 36 БИТВА У ВОРОТ

Как время в Эльфрисе течет медленнее, чем в Митгартре, так время в Муспеле течет медленнее, чем в Эльфрисе, а в Нифльхейме еще медленнее. Мы отсутствовали полдня. Когда мы вернулись, Кингсдум лежал в руинах, над Тортауэром реял красный флаг и была середина лета.

Мы повстречали нищенку, просившую подаяния. Съестного у нас не было, а наши монеты ничего не стоили, поскольку на них было не купить хлеба.

— Король умер, — сообщила она нам, — и остерлинги правят Целидоном, пожирая тех, кого не обратили в рабство. Я прячусь в укромном месте.

Она отказалась показать нам свое убежище, сказав, что там может поместиться только один человек, и не больше. Граф-маршал спросил насчет своего замка Севенгейтс, но она ничего о таком не слышала.

— Я хотел бы пробраться в Тортауэр, — сказал он мне. — Пейн — мой внебрачный сын. Вы догадались?

Он знал тайный ход, и я изъявил готовность пойти с ним, надеясь найти там Вистана.

— Мне нужен меч, — сказал граф-маршал. — Мне уже за шестьдесят, и я никогда не умел фехтовать толком. Но я постараюсь, поскольку это мой долг.

— Именно так поступают все фехтовальщики, милорд, — сказал я.

Мы поблагодарили нищенку, пообещали принести еды, когда достанем, и отправились в гостиницу. Тяжело было ясным летним днем идти по безлюдным мощеным улицам, заваленным битым камнем и мусором, между пепелищами. На рыночной площади остерлинги в недавнем прошлом развели костер и пообедали человечиной. Брусчатку усеивали обгрызенные обугленные кости.

— Я не видел зрелища ужаснее, — сказал граф-маршал.

— У меня был слуга, — сказал я, — который делал то же самое, хотя он не жарил мясо. Мне такое зрелище не в новинку. Что хуже: убить ребенка или съесть его, пока черви не сожрали?

Гостиница стояла на прежнем месте, с выбитыми окнами и выломанными дверями. Я громко позвал Поука и Анса. Мои крики услышал Ане, выглянувший из окна четвертого этажа, но также и несколько остерлингов, патрулировавших город. Анс принялся бросать из окна камни, а граф-маршал выхватил меч из руки предводителя, как только я с ним расправился, — таким образом, все сложилось для нас довольно удачно.

По завершении короткой схватки мы поднялись наверх и встретили Анса на лестнице. (Именно на той лестнице мысли Облака наконец настигли меня. Исполненные безумной тоски одиночества и безумной радости от соприкосновения с моим сознанием, но также и страха.) Анс сказал, что у него мой щит, мои лук и колчан. Мы проследовали за ним в чулан, где он спрятал мое оружие.

— И еще вот это, сэр. Старая железная шапка. Вы помните?

Это был шлем, действительно старый и снова покрытый ржавчиной. Я надел его и увидел Анса крепким и стройным мужчиной, а граф-маршала глубоким стариком, всезнающим и потому испуганным.

— Поук ушел домой, к жене, — доложил мне Анс. — Только у него тоже остались ваши вещи. Он хранит их для вас.

Я спросил насчет Вистана, но Анс ничего о нем не знал, как не знал никаких новостей о ходе боевых действий, помимо сообщенных нам нищенкой. Затем мы посовещались между собой, как равные. В результате было решено, что мы с граф-маршалом отправимся в Тортауэр, как предполагалось с самого начала, а Анс тем временем отыщет и приведет в гостиницу нищенку, которой мы обещали помочь, накормит ее (ибо здесь имелись кое-какие съестные припасы) и упакует все вещи, какие мы сможем унести с собой. Мы встретимся снова в гостинице и попытаемся добраться до замка Севенгейтс, который, возможно, еще не пал.

После совещания я обучил граф-маршала обращению с новым мечом, вернее, не мечом, а саблей, хорошо заточенной с внутренней стороны. Поначалу он находил свое оружие неудобным, но вскоре вполне с ним освоился. Я считал, что клинок слишком короток и слишком широк и тяжел в верхней своей части, но он был прочным и острым, что самое важное.

Мы легли спать, поднялись вскоре после восхода луны и направились в холмистые пустоши, простиравшиеся к востоку от города. За густыми кустами скрывалась железная дверь в скале, немногим выше поставленного стоймя копья. Граф-маршал достал ключ, и мы вошли в нее; я — с таким ощущением, будто мы сейчас снова очутимся в Эльфрисе.

Почти так оно и оказалось. Незримые руки стали хватать нас за одежду, как только мы заперли за собой дверь, и тонкие голоса эльфов начали насмехаться над нами и дразнить нас. Когда впереди показался конец длинного узкого туннеля, я схватил за запястье одного из них, а когда граф-маршал отомкнул вторую дверь, ведущую в винный погреб, где царил полумрак, я втащил туда пойманного эльфа и велел последнему назвать свое имя.

Она задрожала всем телом:

— Ваша рабыня Баки, господин.

— Которая предполагала потешиться надо мной в туннеле.

Я обнажил меч.

— 3-забрать с собою в Эльфрис, где вы б-будете в безопасности.

— И которая бросила меня закованным в кандалы в тюремной камере.

Мною двигал не гнев, а лишь холодное чувство справедливости, уже вынесшее свой приговор. Она не проронила ни слова. Граф-маршал спросил, знаю ли я «эту эльфийскую деву».

— Она тысячу раз объявляла себя моей рабыней, — сказал я, — и я освобождал ее снова и снова, и ни один из нас не верил другому. Вы хотите иметь рабыню из племени эльфов?

— Очень хочу.

— Она поклянется вам в верности, если я освобожу ее. И предаст вас при первой же возможности. Не правда ли, Баки?

— Я стала в-вашей рабыней, поскольку такова была воля Гарсега, господин. Я стану его рабыней, коли вы прикажете.

Я обратился к граф-маршалу:

— Мы поднимаемся наверх, не так ли? Совершенно очевидно, что никого из них нет здесь, внизу.

— Там лестница, слева от вас, господин, — сказала Баки.

— Благодарю. Я мог бы убить тебя здесь и сейчас, Баки. Просто перерезать твою паршивую глотку. Но я собираюсь отвести тебя наверх, чтобы при свете факелов или свечей убить одним ударом меча в сердце. Хочешь поговорить о крови, которую я выпил, когда был тяжело ранен?

Вероятно, она потрясла головой — в темноте я не видел.

Лестница привела нас в кладовую, дверь кладовой выходила в просторный зал со стенами, увешанными щитами и оружием. Пока мы находились в туннеле, ночная тьма сгустилась, но света оплывающих свечей в одном и другом конце зала было достаточно, чтобы нанести точный удар.

— Можно мне сказать несколько слов, господин? Я знаю, вы хотите убить меня и сопротивляться не имеет смысла. Но перед смертью мне хотелось бы сказать вам две вещи, чтобы вы все поняли, когда я умру.

Вероятно, я кивнул — несомненно, кивнул. Я смотрел на нее сквозь глазные прорези старого шлема и видел женщину, сотворенную из земли, горящих углей и звериной плоти.

— Вы отвергали меня сотню раз. Я была дерзкой и настойчивой, но вы меня отвергали. Я была стыдливой и скромной, но вы опять меня отвергали. Я помогала вам снова и снова, но когда мне сломали позвоночник, вы не пожелали исцелить меня, но велели сделать это какому-то мальчику. Я знала, что, если приду к вам в темницу и освобожу вас, вы снова меня отвергнете. Я надеялась, что, если брошу вас там умирать, вы в конечном счете проникнетесь благодарностью ко мне. Я бы пришла прежде, чем вы умерли. Я бы потребовала от вас клятв, прежде чем накормить вас и напоить. Это первое, что я хотела сказать.

— Не знаю, смеяться мне над вами или завидовать вам, сэр Эйбел, — промолвил граф-маршал.

Я отпустил Баки и снял шлем. Я видел ее слишком ясно, и меня мутило от этого зрелища.

— Может, вам станет легче, милорд, если вы узнаете, что я всего лишь мальчик, играющий в рыцаря? Сейчас я видел вас таким, какой вы есть, и видел Баки такой, какая она есть, и если вы видели меня таким же образом, значит, вы всё понимаете. Зрелым мужчинам негоже смеяться над мальчиками, а равно завидовать им.

— Значит, я не мужчина, — сказал граф-маршал, — ибо я завидовал тысяче мальчиков.

Я повернулся к Баки:

— Почему ты не убегаешь? Ты можешь спасти свою жизнь.

— Потому что я еще не все сказала. Мы щипали и толкали вас в туннеле. Сколько из нас вы могли бы поймать?

Я услышал тихие шаги многих десятков ног; я не ответил.

— Лишь меня, поскольку я пыталась увлечь вас в Эльфрис, где вам не грозила бы никакая опасность, тогда как остальные хотели только подразнить вас.

Будь в моем распоряжении еще секунда, я бы, наверное, пронзил Баки мечом, но тут в зал ворвались остерлинги, и у меня не осталось времени. Баки сорвала меч со стены и сражалась плечом к плечу с нами — эльфийская дева, живое пламя. Меч, украденный Ури, безжалостно рубил наших врагов налево и направо и увлекал меня все дальше вперед, но Баки постоянно держалась впереди меня, кося остерлингов, как жнец косит пшеницу.

Когда последний остерлинг обратился в бегство, она стала передо мной, держа меч наготове.

— Кто одержал победу, милорд? Вы?

— Нет.

Я снова надел шлем, но старался не смотреть на нее.

— Вы сразитесь со мной? На мечах?

— Нет, — повторил я. — Я убью тебя, а я не хочу этого делать. Ступай с миром.

Ее меч упал на пол; она исчезла.

— Нам лучше убраться отсюда поскорее, — сказал граф-маршал.

Я согласился, и он показал мне узкую лестницу за гобеленом.

Описание наших долгих поисков в Тортауэре было бы делом утомительным, да и сами поиски оказались делом весьма утомительным. Нам не раз приходилось устраивать передышки, и под конец я отправился на поиски один и вернулся к граф-маршалу (он спрятался в своей библиотеке), когда окончательно убедился, что ни Пейна, ни Вистана в замке не найти.

— Они погибли, полагаю. — Он с трудом поднялся на ноги. — Меня учили обращаться с мечом еще мальчиком. Последний раз я держал меч в руке двадцать с лишним лет назад. — Он вытянул вперед свой клинок, хотя я уже видел его. — Вы знаете, сколько людей я убил мечом за всю свою жизнь?

Я помотал головой и упал в кресло, обессиленный.

— Ни одного. Но сегодня я убил четырех. Четырех вооруженных копьями остерлингов плюс еще одного, которого мы убили вместе с эльфийской девой. Сколько времени может продолжаться такое везение?

— Надеюсь, пока мы не достигнем Севенгейтса, милорд. Он находится на востоке?

— В пяти днях езды.

— Значит, в трех или даже меньше, коли мы поспешим. Я надеялся уложиться в три дня, поскольку рассчитывал, что Облако присоединится ко мне.

— Мы поспешим навстречу войску, которое каан пошлет на захват Огненной горы. — Граф-маршал вытер лицо и уставился в потолок. — То есть если мы двинемся прямым путем. Вы знаете северные районы страны?

— Довольно хорошо.

— Я тоже. Наверное, нам лучше сначала направиться на север, потом повернуть на восток, а затем на юг.

Приняв такое решение, мы вышли пешком из Кингсдума, не встретив никаких препятствий, хотя в самом Тортауэре царила суматоха, когда мы покидали замок. В первую ночь нашего путешествия, когда граф-маршал, Анс и нищенка спали, я лежал без сна, глядя в небо. Один раз мне показалось, будто среди звезд промелькнула Облако, и я попытался сообщить ей напряженным мысленным усилием, что я здесь, внизу. Мои мысли не достигли Облака, ибо я не получил никакого ответа.

На следующий день мы постоянно встречали по пути остерлингов. Дважды мы вступили в бой. Нам пришлось свернуть с дороги, потом мы снова вышли на нее и в скором времени опять были вынуждены свернуть в сторону. Остерлинги опустошили сельскую местность, предав огню все деревни и фермы, пожрав людей и домашний скот.

— Всю свою долгую жизнь я ел досыта, — заметил граф-маршал. — А теперь умру с пустым желудком. Обидно как-то. А в Стране мертвых хорошо питаются? Королева Идн говорила, вы провели там некоторое время.

— Только в качестве гостя. Нет, милорд, плохо.

— Тогда я постараюсь не попасть туда.

Галена взглянула на Анса, но он лишь ухмыльнулся и сказал:

— Вы станете кормом для остерлингов, коли умрете, сэр. Ваш желудок будет пустым, а вот они-то свои набьют, сэр.

— Позволительно ли мне завести разговор о месте, где мы с вами ели в последний раз, сэр Эйбел?

Я кивнул.

— Мы не могли бы снова отправиться в Эльфрис? Все вместе?

— Вы спрашиваете, в силах ли я взять туда с собой столько людей сразу? Думаю, да. Но найдем ли мы там пищу, неизвестно, и мы можем потерять год, пока едим.

— Лучше потерять год, чем лишиться жизни.

— Мы можем там лишиться и жизни тоже. Вы не видели опасностей, милорд, а в Эльфрисе таковых много. Туда частенько наведываются драконы, и там хватает разных других опасностей, наибольшую из которых, возможно, представляют сами эльфы. Разве вы не остались там?

Он кивнул.

— Давайте удовольствуемся этим.

— Вы не знаете, что такое настоящие лишения, — пробормотала Галена.

— Сэр Эйбел знает, — поправил ее Анс.

— Рыцарь? Да со слугами? Не думаю.

Граф-маршал велел Галене попридержать язык; а я сказал, что если я в силах выстоять против копий и мечей наших врагов, то, уж конечно, сумею вынести любые слова женщины — при условии, что она не будет повторять их слишком часто.

— Я не знаю, какие тяготы выпали на вашу долю, это правда. Раны и все такое прочее. Дело рыцаря — сражаться, но всем остальным не следует делать вид, будто это обычная работа вроде работы мясника. Я всю жизнь прожила в бедности, и все нажитое за многие годы у меня отняли, поскольку вы, рыцари, недостаточно хорошо сражались. У меня был муж. У нас был ребенок…

— Многие рыцари отдали за вас свою жизнь, — пробормотал граф-маршал.

Анс обнял Галену за плечи и взял за руку, что трогало еще сильнее. Посмотрев в огонь, я увидел лицо Баки. Она выразительно пошевелила губами, произнося слово, оставшееся мне непонятным, указала рукой в левую от меня сторону иисчезла. Извинившись, я поднялся на ноги.

В густой тени деревьев женщина с горящими желтым огнем глазами заключила меня в такие крепкие объятия, в каких доводилось бывать лишь очень немногим мужчинам. Я узнал ее по поцелую, и мы целовались долго, очень долго. Когда мы наконец отстранились друг от друга, она тихо рассмеялась:

— В трубе гуляет ветер.

Я кивнул.

— Мне лучше уйти, пока огонь не разгорелся слишком сильно. — Я отступил на шаг назад, и она исчезла, хотя голос остался. — Новости или обещание — что ты хочешь услышать сначала?

— Обещание.

— Неразумно. Вот моя новость. Баки говорит, ты искал своего оруженосца и секретаря этого толстяка. Если ты по-прежнему хочешь найти их, то они сейчас защищают маленький замок под названием Редхолл. Там мы виделись в последний раз.

Я кивнул, не в силах произнести ни слова.

— Две сотни остерлингов штурмуют замок, и к ним идет подкрепление. Он уже полон женщин и детей, бежавших от врага. Некоторых из женщин ты знаешь.

Я спросил, кто они такие.

— Я не обратила на них особого внимания и не узнала бы про секретаря толстяка, если бы не поговорила с мальчиком. Таугом?

— Вистаном, — сказал я. — Тауг — оруженосец сэра Свона. Во всяком случае, был.

— Едва ли это имеет значение. Неужели огромные женщины интересуют тебя больше, чем я?

— Больше всех на свете меня интересуешь ты.

Она рассмеялась, довольная:

— Я пленила тебя. Замечательно! Моя репутация остается незапятнанной. Ты уходишь?

— Нет! Я отправляюсь в Эльфрис с тобой, навсегда.

Она выступила из темноты на лунный свет, обнаженная и бесконечно желанная.

— Тогда пойдем. — Она взяла меня за руку. — Оставь остальных умирать. Они в любом случае скоро умрут.

Только сейчас я осознал, что мы стоим на вершине холма; чуть ниже по отлогому склону воздух мерцал и переливался россыпью драгоценных камней.

— Я не могу, — сказал я.

Дизири вздохнула:

— Я не могу любить тебя так, как ты любишь их. Ты пойдешь со мной, если я пообещаю постараться? Постараться изо всех сил?

— Я не могу, — повторил я. — Сейчас не могу.

— Ты мне надоешь. Ты сам знаешь. Но я вернусь обратно к тебе, и когда я вернусь, мы познаем такую радость, какой не знал никто ни в одном, ни в другом мире.

Должно быть, она прочитала ответ в моих глазах, ибо растаяла в воздухе, еще не договорив. Холм исчез вместе с нею, и я стоял на ровной земле.

Анс и Галена спали, когда я вернулся к костру.

— Вистан и Пейн находятся в моем замке Редхолл, — сообщил я граф-маршалу. — Он осажден. Я намерен помочь им.

Старый шлем стоял на земле у костра — на том самом месте, где я сидел перед тем, как отойти. Я сел рядом, надел его и сразу же снял.

— Откуда вы знаете? — спросил граф-маршал.

— Дизири сказала мне только что.

Он задал еще какой-то вопрос, но я не ответил, и сейчас я уже не помню, о чем шла речь.

Я постучал пальцами по старому шлему:

— Я был без него.

Граф-маршал поднял брови:

— Разумеется.

— Я очень этому рад. Очень рад. Вы идете?

— В Редхолл с вами? Королева сказала, что Пейн там?

Я кивнул.

— Тогда иду. Я должен.

Я надеялся, что он откажется, и рассчитывал отправить Анса и Галену с ним. Я дал понять, что у меня нет никаких оснований полагать, что Пейн и Вистан находятся там, помимо утверждения Дизири, и предупредил, что эльфам нельзя доверять.

— Я любил его мать, — сказал граф-маршал. — Очень любил. Я не мог жениться на ней. Она была простолюдинкой, одной из служанок моей матери. Я никогда никому не рассказывал этого.

Я сказал, что он вовсе не должен рассказывать мне.

— Я хочу. Если я умру, а вы найдете Пейна живым, я хочу, чтобы вы знали. Она забеременела и пряталась в лесу в полудне езды от Севенгейтса. Я дал ей денег и подкупил лесников моего отца, чтобы они носили ей еду. Иногда я навещал ее. — Болезненная гримаса исказила лицо граф-маршала. — Недостаточно часто.

Снова надев старый шлем, я увидел такую душевную муку, какой надеюсь никогда более не видеть.

— Она мучилась родами четыре дня. Все никак не могла разродиться. Один лесник привел свою жену, и когда Вилига испустила дух, Амабел вскрыла тело и вынула из чрева моего сына.

Я снял шлем.

— Вы терзаетесь виной. Все это осталось в прошлом, а даже оверкины не в силах изменить прошлое.

— Они усыновили Пейна ради меня, лесник и его жена. Их звали Хрольф и Амабел, люди неотесанные, но добросердечные. Пейну было тринадцать, когда мой отец преставился, и я получил возможность дать сыну образование. Когда его величество назначили меня на государственную должность, я сделал Пейна одним из своих секретарей. Я мог бы подарить ему ферму, но хотел, чтобы он находился рядом. Я хотел каждый день видеть его и разговаривать с ним. Давать советы.

Старый шлем завораживал меня. Когда я надевал его, наш костер оставался обычным костром — но звезды!..

— Моя жена не родила мне ребенка, сэр Эйбел, и после Вилиги у меня не было ни одной любовницы. Уверен, вы понимаете почему. Я никогда не говорил Пейну, что он мой сын, но думаю, он уже давно догадался.

Достигнув Редхолла, мы укрылись в лесу, разрабатывая бесполезные планы и надеясь изыскать какой-нибудь способ пройти через расположение остерлингов и взобраться на крепостную стену. Пока остерлинги сооружали катапульты и осадную башню на колесах, Анс сплел силки из стеблей вьющихся растений и ивовых ветвей. Он поймал несколько кроликов и ежа, а Галена нашла ягоды, кислые, но не ядовитые. Без этой пищи мы умерли бы с голоду.

Остерлинги сами себе служили провизией. Когда у них кончились съестные припасы, они пошли на штурм замка; убитые и тяжелораненые стали кормом для остальных. Они использовали штурмовые лестницы, и именно с помощью последних мы рассчитывали взобраться на стену.

— Темнота и дождь были бы нам на руку, — в очередной раз повторил граф-маршал. — В это время года дожди идут редко, но луна убывает.

— Наши силы тоже, — печально заметил Анс.

— Ты можешь съесть меня, когда я умру, — серьезно заявил граф-маршал, — но я не собираюсь умирать для того лишь, чтобы ты съел меня.

Это положило конец моим сомнениям. Да, я дал клятву Вальфатеру, но я нарушу слово, самую малость, и приму любое наказание, какое он на меня наложит. Я обратился к Скаю, когда меня никто не слышал. Облака собрались в небе, чтобы закрыть луну, и осенняя прохлада наползла из Йотунленда на юг, повинуясь моей воле.

— Вот вы где! — Галена схватила меня за руку. — Мы вас повсюду ищем. Сейчас самое время.

Мы крадучись вышли из леса; граф-маршал держался за мной, Галена следовала за ним, а Анс шел последним, вооруженный крепкой дубинкой. Частые нити дождя прошили кромешную тьму, к нашей великой радости.

Мы уже подобрались достаточно близко к стене, чтобы похитить приставную лестницу, когда ворота Редхолла распахнулись и защитники замка бросились на врагов. Женщины ростом с дерево опрокинули осадную башню прямо на шалаши, построенные остерлингами. Они перерезали веревки катапульт, а сами катапульты порубили топорами в щепки. Могучий золотой рыцарь, легендарный герой, вел защитников замка в атаку, бесстрашный и быстрый, как лев. Я кричал «Дизири!», кидаясь в гущу боя, и увидел момент, когда золотой рыцарь услышал мой клич и понял, что он означает; я увидел, как он возликовал и с удвоенной яростью принялся крушить остерлингов. Его меч соперничал со сверкающими молниями, а его клич «Идн!» — с грохотом грома. Мой клинок стремительно взлетал и падал, рубил и колол, и, казалось, жаждал отведать крови каждого убитого, но всякий раз вновь взлетал вверх в поисках добычи, неудовлетворенный. Поначалу я сражался в рядах защитников замка, а потом впереди, ибо мой меч увлекал меня все дальше и дальше, мучимый неутолимой жаждой крови, поражая врагов одного за другим.

Еще один громовый раскат сотряс воздух, и яростный черный ураган забушевал на поле сражения, проливая потоки крови. Я узнал голос и крикнул Гильфа — размером с могучего быка, с горящими ярким огнем глазами, с клыками, подобными ножам.

Здесь следует заметить, что я сильно ослабел от голода и что море, однажды разбуженное во мне Гарсегом, не давало мне силы. Ждать пришлось долго, но долгожданный момент настал, когда один из остерлингских вождей преградил мне путь. Облаченный в усеянные шипами доспехи, он держал в руке палицу с тремя цепями и «звездами» на конце. Они захлестнулись за край моего щита, и я распростерся на земле, сбитый с ног мощным ударом. Я поднялся, как поднимается грозный морской вал, и вонзил украденный меч в глотку отвратительному остерлингу, как старый Тауг вонзил бы нож в глотку свинье, откормленной на убой. Сколько врагов полегло от моего меча потом, я не знаю, но все оставшиеся в живых обратились в бегство — и бой, начавшийся как простая вылазка, закончился полной победой, первой победой Целидона в той войне.

Наступил рассвет, однако мы даже не заметили, ибо гроза продолжала бушевать. Любой рыцарь, читающий эти строки, скажет, что нам следовало вскочить на коней и броситься в погоню за неприятелем. Мы не сделали этого. У нас было мало лошадей, и они исхудали и ослабели за время осады, да и сами мы валились с ног от усталости. Стоя там под дождем, на холодном ветру, я снял старый шлем, ибо пот лился градом по моему лицу, и в сумрачном свете ненастного утра увидел поле боя: жидкую грязь и лужи перед воротами Редхолла, разбросанные повсюду листья и ветки от разрушенных шалашей, обломки осадных орудий и жалкие тела убитых. И дождь хлестал по лицам убитых и по лицам раненых, мужчин и женщин, которые кричали, стонали и пытались подняться на ноги. Несколько человек ходили по полю боя и добивали раненых остерлингов, но я к ним не присоединился.

Вместо этого я отправился на поиски золотого рыцаря, который вел нас в наступление. Он превратился в Свона — в Свона, на чьей левой руке по-прежнему оставалась половина расколотого щита с изображением половины лебедя на нем; а шлем венчала фигура лебедя, деревянного позолоченного лебедя, потерявшего в сражении одно крыло. Мы обнялись, чего никогда раньше не делали, и он помог мне отнести в замок раненого граф-маршала, а Гильф радостно прыгал вокруг нас, виляя хвостом.

Двадцать или тридцать человек собрались в зале, привлеченные известием, что к ним на помощь пришел некий высокопоставленный дворянин. Они надеялись, несомненно, что он привел с собой значительные силы, но у них хватило любезности не выражать недовольства, когда они узнали, что все подкрепление состоит из Гильфа, Анса и меня. (Возможно, некоторые даже вздохнули с облегчением, ибо запасы продовольствия в замке подходили к концу.) Мы приказали присутствующим расступиться в стороны и замолчать, после чего отыскали среди них Пейна и предоставили ему позаботиться об отце. В зал продолжали вносить раненых. Женщины занялись ими, а мы со Своном и еще несколькими мужчинами отправились на поле битвы искать оставшихся там раненых и собирать трофеи.

Выйдя за дверь, я спросил Свона, кто здесь за главного.

— Теперь вы, сэр Эйбел, раз вы здесь.

Я помотал головой:

— Я видел ее величество в окружении стражников.

— Моя жена подчинится вам, я уверен. Мы находимся в Редхолле, а Редхолл принадлежит вам. Вашего герцога здесь нет, и вы не являетесь нашим подданным.

Я поздравил Свона с бракосочетанием, и он улыбнулся, несмотря на крайнюю усталость.

— Я надеялся, я мечтал возвыситься до положения дворянина. Вы помните, несомненно.

— Вернее, вернуться к нему. Ваш отец был дворянином.

— Благодарю вас. Вернуться. — Горькая улыбка, которую я терпеть не мог в своем оруженосце, искривила его губы. — Я был бы безмерно счастлив умереть баронетом. Теперь я принц.

Я снова поздравил Свона, назвав его «ваше высочество».

— Принц-воин, который сражается вдали от владений своей супруги и считает бесценным свой опыт, приобретенный в пору служения рыцарем. Хотите услышать нашу историю?

Разумеется, я хотел. Идн, как я знал, взяла с собой сотню молодых великанш из Скалдмейджара, когда отправилась на юг. Они повергли в изумление Кингсдум и присутствовали на бракосочетании своей королевы, живым подтверждением королевского статуса Идн — статуса, с готовностью признанного Арнтором, который увидел в ней союзника, способного удержать Шилдстара от решительных действий. Когда Арнтор отказался освободить меня, они — самая грозная часть королевского войска — вступили в сражение с остерлингами, в надежде, что в награду он удовлетворит просьбу Идн о милости.

Первые же теплые дни показали со всей очевидностью, что дочери Ангр, повергавшие в ужас врагов, не в состоянии сражаться дальше. Идн, вместе со Своном, Мани и немногочисленными подданными, направилась обратно на север, но на подступах к горам они столкнулись с северным войском каана, которое уже разграбило Иррингсмаут и опустошало деревни, забирая у крестьян продовольствие для отправки на юг. Отброшенные назад, они присоединились к отряду местных жителей и продолжали отступать с боями, находя убежище в больших и малых замках, которые остерлинги быстро захватывали, и наконец достигли Редхолла. Перед последней нашей битвой из сотни дочерей Ангр в живых оставались двадцать восемь, а после нее — двадцать семь. Неожиданное, не по сезону похолодание дало великаншам возможность сражаться, и тогда Свон отдал приказ совершить вылазку, но представлялось очевидным, что теперь до первых заморозков они сражаться не смогут.

— Вы хотели бы встретиться с командиром отряда, присоединившегося к нам во время отступления? — спросил Свон. — Вон он стоит. — Он махнул рукой, и капли дождя, теперь уже не такого холодного, посыпались с рукава кольчуги.

Я сказал, разумеется, что очень хотел бы познакомиться с ним. В свое оправдание я добавлю здесь, что сумрак еще не рассеялся и человек, на которого указал Свон, был в плаще с надетым на голову капюшоном.

— Сэр Тауг! Сэр Эйбел жаждет поговорить с вами, и меня удивляет, что вы не рветесь поговорить с ним.

Тауг сумел улыбнуться и протянул мне руку. Я спросил у него, как плечо, и он сказал, что в полном порядке. Я вскоре обнаружил, что это не так, но оно уже заживало.

— Я сказал вам однажды, что не хочу быть рыцарем, а вы ответили, что у меня нет выбора, — сказал Тауг, — и мы оба были правы. Пришли остерлинги, а в нашей деревне не было ни одного человека, способного возглавить сопротивление, который умел бы сражаться, так что пришлось мне. Поначалу меня не хотели признавать командиром, и потому я просто сражался в первых рядах, подавая пример. Мы отразили два набега, а потом к нам присоединился вольный отряд. Наш домашний скот угнали, а ячменные поля вытоптали, и мы ушли на юг. Мы добрались до поместья, где осталась Этела, но они только-только начали восстанавливать там стены. Она здесь, вместе с отцом и матерью.

Я спросил, не Вил ли отец Этелы, и Тауг кивнул.

— Они не хотели говорить этого, поскольку не были женаты, сэр Эйбел. Но теперь они поженились. Однако он не желает, чтобы его называли милордом. Он по-прежнему просто Вил.

— Совершенно верно, — пробормотал Свои.

— Но я теперь сэр Тауг, а сэр Свон — принц Свон. Он посвятил меня в рыцари, поскольку я был его оруженосцем на севере.

Я снова кивнул.

— В общем, он посвятил меня в рыцари, и мы с Этелой собираемся пожениться в следующем году, коли будем живы.

Гильф встал на задние лапы, положил передние на плечи Таугу и принялся лизать ему лицо. Это удивило и позабавило меня больше всего остального. Даже сейчас я невольно смеюсь, вспоминая эту сцену.

— Здесь с нами еще кое-кто, о ком мне следует упомянуть, — продолжал Тауг. — Вы всегда любили их. Старая чета из Йотунленда, слепой старик, который был там рабом на одной ферме.

И тогда воспоминания нахлынули на меня: разоренные города и деревни; глаза Арнтора; пьяная улыбка его сестры; пустое очаровательное лицо его королевы. Дни, проведенные в подземной темнице; холодное дыхание смерти; хижина Бертольда Храброго, ветер в кронах деревьев. Поцелуй Дизири, ее длинные ноги и тонкие руки, зеленые пальцы длиннее моей кисти. Молодая Герда, какой она осталась в памяти Бертольда, с соломенными волосами и веселыми глазами. Мег в зале Утраченной Любви. Дворец Леди посреди чудесных лугов, испещренных цветами, которые суть звезды, — и еще тысячи, многие десятки тысяч воспоминаний.

И я, всего мгновением ранее смеявшийся, вдруг расплакался. Тауг обнял меня, точно малого ребенка, и стал утешать, как, наверное, мать когда-то утешала его самого:

— Ну, ну… Не надо. Это все пустое.

Прибыл всадник (тот самый Ламвелл Чаус, с которым я бился на алебардах на турнире), настолько измученный, что едва держался в седле, на лошади, настолько загнанной, что она рухнула наземь и испустила дух, едва седок спешился. Король не погиб, он находился на юге и отчаянно нуждался в подкреплении. Мы устроили совещание, и я сказал, что поеду, что остальные могут ехать или нет, но король, освободивший меня, нуждается во мне, и я поспешу к нему на помощь. Поук и Анс поддержали меня, а их жены поддержали своих мужей; и наверное, они пристыдили многих. Идн сказала, что вынуждена отказаться, ибо дочери Ангр не в состоянии сражаться летом и едва ли смогут совершать переходы в течение дня — им пришлось бы идти ночью, причем часто останавливаясь на привалы. Теперь, когда враг в этой части Целидона разбит, они со Своном отправятся на север, надеясь на похолодание в горах. Они потеряли две трети своего войска, служа чужому королю, и оказали существенную помощь в битве при Редхолле. Мы согласились с доводами Идн, некоторые из нас неохотно.

Затем я поговорил с Идн наедине; именно тогда она рассказала мне о визите Ури и о разговоре с Вальфатером. Когда мы обсудили оба предмета, я попросил ее о милости.

— Мы выполним любую вашу просьбу, коли это в наших силах, — сказала она, — и мы останемся с вами, коли вы нас попросите. Но без нашего супруга от нас будет мало пользы.

— Вы можете оказать мне огромную услугу, ваше величество, без особого ущерба для себя. Я отдал вам Бертольда и Герду, чтобы они прислуживали вам на севере. Вы вернете мне их?

Она вернула с великой готовностью.

Не ограничившись одним благодеянием, она присвоила Пейну титул барона своего королевства — по всей форме, в присутствии свидетелей. Затем граф-маршал объявил, что в случае его смерти лорд Пейн Йотунхоумский унаследует его замок, земельные владения и все прочее имущество.

Я отправился бы в путь на следующее утро, когда бы не опасался, что на юге плохо с продовольствием. Два дня мы провели, собирая все съестные припасы, какие только могли найти. У меня имелась еще одна причина задержаться. Я надеялся, что Облако присоединится ко мне. Тогда бы я оставил всех прочих позади и поехал прямиком к королю Арнтору. Но она не появилась, хотя я звал ее каждую ночь. Облако была последним подарком Вальфатера, и мне казалось, она знает, что я нарушил данную ему клятву, и исполняет мягкое наказание, мной заслуженное. После нашего выступления из Редхолла я больше ее не звал.

Глава 37 ПЯТЬ СМЕРТЕЙ И ТРИ ЖЕЛАНИЯ

У нас были две лошади, пригодные к бою. На них сели мы с Ламвеллом, но они принесли нам мало пользы, ибо мы не могли двигаться быстрее, чем остальные наши люди, а они в большинстве своем шли пешком, хотя мы раздобыли приличную верховую лошадь для Линнет и серого ослика, совсем игрушечного, для Этелы.

Тяжелораненых мы оставили в Редхолле с Пейном, равно как и женщин, согласившихся остаться. Я нуждался в советах Бертольда Храброго, почему и попросил Идн вернуть мне его, а Герда не пожелала с ним разлучаться. То же самое с Ульфой и Галеной: Поук и Анс отправлялись на войну, и они следовали бы за нами на расстоянии, откажись мы взять их с собой.

Линнет тоже не захотела остаться. «В моем роду все воевали», — сказала она, и, заглянув ей в глаза, я почувствовал, что она моя мать, и не смог ответить отказом. Вил и Этела даже не помышляли расстаться с ней — и не расстались: Вил шагал рядом с лошадью Линнет, одной рукой держась за стремя, а в другой сжимая посох.

Мы направились в Иррингсмаут, надеясь сесть там на корабль, но в городе царили еще сильнейшие против прежнего запустение и разруха, и ни золотом, ни мечом добыть корабль не представлялось возможным. Оттуда мы двинулись вдоль побережья кривыми ухабистыми дорогами или вовсе по бездорожью. Ядро нашего отряда составляли три рыцаря с семью тяжеловооруженными воинами и четырьмя лучниками из Редхолла; с нами шли также пятьдесят вооруженных простолюдинов, в том числе двадцать разбойников, на которых не приходилось полагаться. Остальные были крестьянами, не умевшими даже толком держать в руках оружие, выданное мной.

Вдобавок с нами шли два слепца и слишком много женщин, хотя некоторые из них сумели бы достойно сражаться под началом хорошего командира. Вспомнив Идн и ее служанок, я выдал луки самым способным и ловким. Остальные вооружились палками или копьями. Линнет, все еще впадавшая временами в безумие, везла с собой меч, в прошлом принадлежавший, по словам Этелы, ее дедушке; и никто во всем Митгартре не шел в бой с клинком более стремительным и неистовым. При мне находились также Поук и Анс; хотя ни один, ни другой не являлись искусными воинами, оба сносно владели оружием и заслуживали полного доверия в смысле своей готовности пойти за мной в наступление или держать оборону до последнего. Ламвелл был моим заместителем, и Тауг тоже, вторым после него. Третьим по старшинству шел Вистан (который в последнее время находился при Идн и не особо рвался поступить на службу к другому рыцарю), а затем Поук и Анс.

С нами был еще кое-кто, кого одни вообще не принимали в расчет, хотя другие страшно боялись. Речь идет о Гильфе; и я, видевший, как он убивает людей, точно крыс, знал, что он стоит сотни копьеносцев. Временами также к нам присоединялись эльфы. Порой они приносили нам еду (всегда в недостаточном количестве), а порой сообщали, где можно найти съестные припасы или лошадей.

Ибо сколь бы сильно ни нуждались мы в первых, в последних мы нуждались сильнее. В Иррингсмауте нам удалось купить двух коней и мула. Мы повсюду искали лошадей, которых покупали, когда могли, и захватывали с боем, когда купить не получалось.

В таких схватках мы потеряли несколько человек, как и следовало ожидать; но по пути к нам присоединялись новые люди: разоренные крестьяне, голодные, но одержимые желанием обрести предводителя и жаждой мести. Я с восхищением говорил об их силе и смелости, клялся, что мы освободим Целидон от остерлингов, и поручал Ансу и Поуку обучить новичков обращению с дубинкой и ножом соответственно.

Близ Форсетти мы столкнулись с первым крупным отрядом остерлингов численностью где-то двести бойцов. Ожидая, что мы обратимся в бегство при виде красной тряпки, они пришли в замешательство, когда мы бросились в наступление, — отряд, насчитывавший не более ста человек, но сражавшийся так, словно за ним стоит тысячное войско. Стоял ясный, жаркий, безветренный день, в бескрайнем голубом небе не виднелось ни облачка, и наши луки славно постреляли, когда неприятель пустился наутек. Мы потеряли много стрел, а они ценились на вес золота, но после боя мы набрали новых стрел, а также луков, мечей и сабель, копий двух видов, щитов и прочих трофеев. Там к нам присоединился Данс; Нукару убили остерлинги, разграбившие и спалившие их ферму. Оказавшись с нами, Данс быстро понял, что больше не может командовать своим младшим братом.

Мы сражались с фуражирными отрядами и узнавали от раненых остерлингов о положении дел, уже представлявшемся очевидным: каан вел бои с Арнтором на юге. Одни говорили, что Огненная гора по-прежнему находится в руках Арнтора, другие утверждали, что остерлинги захватили ее, а один сказал, что Целидон снова вытеснил оттуда противника. Я спросил Ури, она отправилась на разведку и подтвердила последнее сообщение. Она сказала также, что пока остерлинги удерживали Огненную гору, они бросали в кратер детей и стариков, своих и наших, и за это три дракона Муспеля присоединились к их войску. В такое слабо верилось, поскольку армия Арнтора едва ли сумела бы выстоять против остерлингов и трех драконов. Вил предположил, что каан приказал смастерить драконов из ивовых прутьев и носить чучела на шестах, чтобы напугать нас; но Ури решительно заявила, что не могла ошибиться.

Улицы Кингсдума были пустынны. Мы вошли в Тортауэр, хотя нам пришлось засыпать землей и камнями крепостной ров перед Главными воротами, поскольку подъемный мост сгорел. В Ладейной башне мы нашли остерлингов, забаррикадировавшихся там и пожиравших одного из своих товарищей. Вломившись внутрь, мы с Ламвеллом набросились на них вместе с Вистаном, Поуком, Ансом и Катом. Один из остерлингов сказал, что каан велел им остаться в Тортауэре и удерживать башню до своего возвращения. Когда он ушел, к ним почти каждую ночь наведывалось невидимое чудовище, которое всякий раз утаскивало одного из них, а то и сразу двух. Они пытались сопротивляться, но оно выхватывало у них копья и переламывало древки, точно сухие прутья.

Я отослал остальных прочь, возвратился в подземную темницу и позвал Орга. Он вырос до таких огромных размеров, что я не понял, как он вообще мог проникать в башню, ибо все двери там казались слишком маленькими для него. С помощью нескольких слов и многочисленных жестов он объяснил, что пробирался в башню через пролом в стене, оставленный выпущенным из катапульты камнем.

— Ты можешь удерживать замок до возвращения короля Арнтора, — сказал я Оргу. — Если ты останешься здесь, все убитые нами остерлинги — твои. Или ты можешь пойти со мной. Голодать тебе не придется, поскольку нам предстоят кровопролитные бои, и, вполне вероятно, ты пригодишься нам.

— На север?

— Нет, на юг. В пустыню.

— Руины? Леорт говорит, руины. Я уже и забыл.

— Да, возможно, ты найдешь там своих соплеменников, хотя обещать ничего не могу.

Я возложил на Анса прежние обязанности, и, хотя он не доверил секрет Дансу, он взял Галену в помощницы. Когда мы уже проделали часть пути на юг, я увидел однажды, как Галена парила над землей, несомая на плечах неуклюже ступающим чудовищем, которого я видел скорее своим мысленным оком, нежели телесным зрением.

Прошла неделя, потом другая. Возьмись я описывать все события, приключившиеся с нами, мое повествование продолжалось бы бесконечно. Мы дважды вступали в бой. Потерпев поражение днем, мы вернулись ночью с сотней химер и четырьмя десятками огненных эльфов. Орг напал на неприятеля с тыла. Несколькими днями позже мы увидели столб черного дыма на горизонте, а еще через три дня впереди показалась заснеженная вершина Огненной горы.

Мы присоединились к войску короля. Он послал за мной, и я нашел Арнтора раненным, а Била ухаживающим за ним.

— Мы освободили вас, чтобы вы сражались за нас, — сказал он, — но вы были слишком слабы для этого.

Я согласился.

— Однако у вас хватило сил, чтобы исчезнуть. Исчезнуть и забрать с собой лорда Эскана. Что вы с ним сделали?

— Я позаботился о том, чтобы ему промыли и перевязали раны, — сказал я, — и чтобы лорд Пейн, его сын, остался с ним. Они находятся в моем замке Редхолл.

— У него нет сына.

— Значит, я говорю не о лорде Эскане, ваше величество, поскольку у человека, о котором я говорю, есть внебрачный сын, барон Йотунленда. Несомненно, я принял за вашего граф-маршала кого-то другого.

Арнтор перевел взгляд на Била, который сказал:

— Дело попахивает сплетней — интересной, но малосущественной. Вы привели подкрепление?

— Меньше сотни человек.

— Сколько именно?

— Шестьдесят семь мужчин, способных сражаться, и двадцать две женщины, способные согнуть лук.

— А у них есть луки, чтобы сгибать?

Я кивнул и добавил, что у нас недостаточно стрел.

— На севере вы стреляли из превосходного лука. Я рассказывал его величеству об этом. Ваше выступление на состязаниях лучников, хотя и хорошее, разочаровало его.

— Оно разочаровало и меня тоже, — сказал я. — Почему бы не провести еще одно состязание здесь? Возможно, мне удастся выступить лучше.

— Это безумие, — сказал Арнтор.

— Согласен, ваше величество. Но не я завел разговор о состязаниях. Если вы хотите, чтобы я командовал вашим войском, я приму командование и сделаю все, что в моих силах. Если вы хотите, чтобы я сражался как один из многих рыцарей, я все равно сделаю все, что в моих силах.

— Армией Целидона командуем мы. Или вы полагаете нас не способным подняться с постели?

— Я надеюсь, у вас хватит сил и на большее, ваше величество.

— У нас достанет сил, чтобы подняться на ноги, когда придет время, — подняться на ноги и сесть на боевого коня. Мы бы назначили вас своим заместителем, если бы могли.

Я поклонился:

— Ваше величество оказывают мне слишком большую честь.

Он горько улыбнулся:

— Вот именно. Вам нельзя доверять. Мы знаем. Вы из Эльфриса, как бы вы ни выглядели и что бы ни говорили. Мы тоже, и мы хорошо знаем себе подобных. — Думаю, он рассмеялся бы, как смеются эльфы, когда бы не рана. — Я родился в Эльфрисе. И моя царственная сестра тоже. Вы знаете эту историю?

Я кивнул:

— Ваш царственный брат рассказывал мне, ваше величество.

— Он умер. Мы пытались призвать его на помощь, но его нет в живых. Это вы убили моего брата, сэр Эйбел?

— Нет, ваше величество.

— А вы сказали бы нам правду, сэр Эйбел, будь вы повинны в его смерти?

— Да, ваше величество.

Горькая улыбка вновь тронула губы короля.

— Он сказал бы, милорд Бил?

— Думаю, да, ваше величество.

Арнтор закрыл глаза:

— Я молю Скай о том, чтобы человек, убивший моего брата, примкнул к нам, причем в ближайшее время. Мы нуждаемся в нем.

— Оверкины вняли вашим мольбам, ваше величество.

Его глаза широко открылись.

— Он с вами?

— Тот самый слепец? — спросил Бил. — Мой зять рассказывал мне.

Я кивнул.

— Сетр был нашим братом. — Голос Арнтора упал до шепота. — Мы с ним, бывало… Впрочем, сейчас это не имеет значения. И мы не станем мстить за нашего брата незрячему человеку.

Я опустился на колени:

— Я говорю от имени Вальфатера и его сынов, ваше величество, ибо знаю и одного, и других. Торжествовать над врагом хорошо, но еще лучше заслужить право торжествовать над ним. Я не успешнее любого другого человека могу предсказать, одержите ли вы победу, но сегодня вы совершили нечто большее.

— Благодарю вас. — Король снова закрыл глаза, а потом снова открыл, еще шире прежнего. — Вы говорите, этот человек слеп. Но мы не слепы. Разве нам незнаком ваш шлем?

Я протянул шлем Арнтору:

— Он ваш, ваше величество, коли вы желаете.

— Не желаем. Мы говорим лишь одно: вы не должны надевать его в нашем присутствии.

Я поклялся, что не стану.

— Нам надо собрать все наши силы. Познакомьте сэра Эйбела с положением дел, Бил.

Бил прочистил горло:

— Буду краток. До недавнего времени правой рукой его величества являлся герцог Кат. Со смертью последнего, наступившей два дня назад, данная должность переходит к вашему сеньору. Я посоветовал его величеству вызвать герцога Мардера и убедить последнего в необходимости руководствоваться во всех действиях вашими советами. В ходе официальной процедуры назначения на должность ваше имя упоминаться не будет, как вы понимаете. Вы согласны?

Я ответил утвердительно, и процедура состоялась: Мардер отдал свой меч Арнтору (который сидел в задрапированном алым бархатом кресле, заменявшем трон) и принял обратно из его рук, чему свидетелями стали все оставшиеся в живых пэры.

Когда мы остались наедине, я осведомился у Мардера о состоянии наших войск, хотя уже успел составить о нем мнение, причем самое неблагоприятное.

Он пожал плечами.

— Вы оттеснили остерлингов с Огненной горы.

— Да, но ценой огромных потерь. Мы сражались пешими. Это было все равно что штурмовать десяток замков. Если бы король прислушался к моему совету, мы вообще не пошли бы в бой.

Я выжидательно молчал.

— Мы оказались между двумя жерновами, сэр Эйбел. У нас иссякли запасы продовольствия, поэтому мы должны сражаться, пока люди держатся на ногах. Это один жернов. И мы обессилены. Это другой жернов. Если бы видели нас в битве Пяти Смертей… — Он снова пожал плечами.

Он казался старым и усталым. Борода у него всегда была седой, но сейчас на сумрачном лице читались безысходность и бесконечная усталость. Я подождал, не продолжит ли он, и так ничего и не дождавшись, спросил:

— Разве наша спешка столь велика, что вы не можете рассказать мне о битве? Ведь я тогда находился в Йотунленде.

— Куда я послал вас. Я употребил все свое влияние на короля, чтобы вытащить вас из тюрьмы. Он был непреклонен.

— Король сам освободил меня. Почему сражение называется битвой Пяти Смертей? Это название какого-то места?

Мардер помотал головой:

— Нет, такая детская сказка.

— Значит, в самый раз для меня.

— Как вам угодно. Старый каан, отец нынешнего каана, не имел законных наследников. Он наплодил кучу внебрачных детей, в отличие от нашего короля. Но законных сыновей или дочерей у него не было, ибо его супруга была бесплодна. Советникам стало ясно, что после смерти каана его внебрачные сыновья раздерут страну на двадцать частей.

Полагаю, я улыбнулся.

— Ах, если бы только они так и сделали! Он призвал знаменитого чародея и дал ему сундук золота. Возможно, пригрозил смертью, — рассказывают по-разному. Чародей заверил каана, что королева родит ему сыновей, и пошел своей дорогой. Она зачала и умерла родами, произведя на свет не одного сына, не двух и даже не трех.

— Пятерых? — Полагаю, вид у меня был недоверчивый.

Мардер потряс головой:

— Шестерых. Я в жизни не слышал, чтобы женщина родила сразу шестерых, однако их было шестеро, похожих друг на друга, как горошинки в стручке. Вопроса о старшинстве не возникало, поскольку повивальные бабки пометили младенцев в порядке появления на свет, повязав первому красную ленточку на ножку, второму — коричневую, третьему — белую, четвертому — золотую, пятому — синюю, а шестому и последнему — черную. Ленточки первых трех цветов предоставил визирь, а остальные повивальные бабки оторвали от своих одежд.

— И это правда? — спросил я.

— Да, конечно. Наш король получает сведения о событиях, происходящих в Остерленде, из самых разных источников, и все они сообщили об этом. Кроме того, юных тиджанамиров одевали в соответствующие цвета, чтобы все видели порядок старшинства и чтобы каждый из них знал свое место. Старшего назвали Красный тиджанамир и так далее.

— А пять смертей?

— Были смертями пяти тиджанамиров. Как легко представить, появление на свет сразу шести наследников вызвало много толков. Пророчество одного из провидцев, призванных ко двору, стало передаваться из уст в уста по всей стране, несмотря на запрет каана. Провидца спросили — вероятно, вопрос задал визирь, — кто из шестерых будет править и долго ли. Он заглянул за покров тайны и предсказал, что править будут все и все умрут молодыми.

— Это замечательная новость, — сказал я, — если ей можно верить.

Мардер медленно пожал плечами:

— Вы хотите услышать остальное?

— Если это имеет отношение к битве.

— Имеет — хотя бы потому, что мы называем ее именно так, а не иначе. Далее означенный провидец предсказал, как умрет каждый из них. Красный тиджанамир, сказал он, будет убит камнем. Коричневый будет затоптан насмерть. Белый умрет от руки своих сподвижников. Золотой погибнет в золотой крепости. Синий утонет. А Черный тиджанамир будет неоднократно пронзен мечом, который висел на поясе каана в день, когда изрекалось пророчество. Вас что-то тревожит?

Я махнул рукой и попросил Мардера продолжать.

— Как вам угодно. Данное пророчество получило название пророчества Шести Смертей, ибо провидец предсказал смерти всех шестерых. Красный тиджанамир стал преемником отца, когда мы убили старого каана. Вы находились на севере, но я принимал участие в том походе, и сэр Воддет стяжал в нем великую славу.

— Я хочу увидеться с ним. Как умер старший тиджанамир?

— В точности как предсказал прорицатель. Красный каан, прежде бывший Красным тиджанамиром, снял шлем, чтобы вытереть пот со лба. Выпущенный из пращи камень попал ему в голову и убил на месте — первая смерть. Новый каан, Коричневый тиджанамир, погиб под копытами наших боевых коней — вторая смерть. Белый тиджанамир стал кааном после гибели брата. Всего через час он был пронзен пикой.

Обреченный на смерть, он попытался покончить с собой, но у него не хватило сил. Он попросил своих друзей убить его, что они и сделали, — третья смерть.

— Понятно.

— Четвертым был Золотой тиджанамир, как вы, наверное, помните. Он носил золотой шлем, тогда как братья носили красный, коричневый, белый, синий и черный шлемы. Копье сэра Воддета вошло точно в глазную прорезь, и Золотой каан умер в своей золотой крепости. Я щедро наградил сэра Воддета за блистательный удар, как вы, наверное, слышали. Но король наградил его еще щедрее.

— Насколько я понимаю, Синий тиджанамир утонул.

Мардер кивнул:

— Кинжал одного из наших тяжелых воинов пронзил ему легкие, и он утонул в собственной крови. Пятая смерть. Шестой тиджанамир, Черный, является нынешним кааном. Дело в том, что, услышав пророчества, старый каан отдал свой меч на хранение сыну. Говорят, он спрятан в надежном хранилище под семью замками; и, похоже, покуда он там остается, Черному каану ничего не грозит.

Я имел свое мнение на сей счет, но кивнул.

— Похоже, провидец ошибся. Он сказал, что все тиджанамиры будут править недолго.

— Провидцы часто ошибаются, — сказал Мардер, — но допустим, мы разобьем остерлингов через месяц-другой. Разве не сможем мы взять столицу Остерленда, открыть хранилище и извлечь оттуда меч?

— Сможем, — сказал я, — если он по-прежнему там.

Проведенный мной смотр войск окончательно убедил меня, что рассчитывать на победу не приходится, — единственный наш шанс заключался в том, чтобы вернуться обратно на север и собрать как можно больше людей и как можно больше продовольствия. Когда бы у нас имелись хоть самые слабые основания надеяться на приемлемые условия капитуляции и сносное обращение, я бы посоветовал Мардеру и Арнтору сдаться. Но таких оснований не имелось, и хотя сдача Огненной горы, захваченной ценой огромных потерь, сильно подорвала боевой дух войска, и без того невысокий, мы отступили.

В последующие дни я не раз сожалел о том, что покинул свою тюремную камеру. Мы двигались на север. Черный каан, по всей видимости осведомленный о плачевном состоянии нашего войска, обошел нас с целью вынудить принять бой. Но вместо этого мы повернули и начали отступать вдоль побережья, питаясь рыбой, которую били острогами на отмелях, и разными моллюсками. Когда издыхали лошади (а они издыхали одна за другой), мы сразу же их съедали.

Я ехал в арьергарде вместе с Воддетом, Робером, Ламвеллом и прочими. Практически не было ни одного такого дня, когда для нас не нашлось бы дела, ибо передовые отряды каана налетали стремительно и, одержимые желанием оттеснить нас от наших павших воинов, дерзко атаковали раз за разом. Вражеским лучникам, как и нашим, приходилось постоянно искать или мастерить стрелы, но у них имелось пращей во множестве и достаточно камней, чтобы убить всех обитателей Митгартра дважды. Град камней, несколько метательных копий, а затем атака — такова была тактика врага, которую мы вскоре хорошо изучили. Для защиты от камней требовались широкие щиты, и вскоре даже наши легковооруженные воины обзавелись ими, порой сплетенными из пальмовых листьев за неимением другого материала. Мы, рыцари, составляли первую линию обороны и принимали главные удары на себя, иногда закидывая щит за спину, чтобы держать пику обеими руками, но чаще орудуя мечом и щитом; и мы сражались днем и ночью, находясь на грани голодного обморока.

Нас спасал Гильф, который отыскивал диких зверей там, где мы не находили ничего, и сам убивал их или отводил нас к ним. В один из кошмарных шести дней, потребовавшихся нам для наведения моста через Гринфлад, Мардер сказал мне, что наш арьергард выглядит лучше остального войска. Я отправился посмотреть и убедился, что он прав.

Мы находились к северу от Огненной горы, когда каан остановил наше продвижение. Той ночью (как живо я помню это!) мы вновь увидели зловещее кровавое зарево в небе. За мной прибежал паж, перепуганный мальчишка. Но прежде чем продолжить повествование, я должен сказать, что Гильф, который сражался как сотня отважных мужчин и находил для нас пищу даже в самых малообещающих местах, спас меня от смерти в тот день. Я упал наземь, выбитый из седла, и непременно погиб бы, если бы он не метался в ярости вокруг меня, перегрызая глотку всем остерлингам, пытавшимся приблизиться. Мардер узнал об этом и изъявил желание поговорить со мной. Вот почему я вернулся вместе с Гильфом, чтобы увидеть голодные изможденные лица и пустые тусклые глаза тысячи мужчин, еще недавно полных сил.

— Сэр Эйбел?

Я не знал, что в войске Арнтора есть мальчики, если не считать оруженосцев, которые были почти мужчинами, но сейчас передо мной стоял паренек лет десяти. Я носил старый шлем за неимением другого, хотя не испытывал никакого желания видеть правду, которую он открывал, и потому, наверное, увидел владевший пажом ужас явственнее, чем он его обнаруживал.

— Ее высочество желают поговорить с вами, сэр Эйбел.

Приведенный в крайнее раздражение бедственным состоянием войска, я обрадовался возможности выпустить пар.

— Моркана уже разговаривала со мной, — сказал я. — Я повторяю тебе то, что говорил ей. Она оставила меня гнить в темнице, откуда меня освободил ее брат, которого она страшно боится. Я служу брату, а не сестре. Если Моркане нужна моя дружба, пусть она ее заслужит.

Паж удалился, но вскоре вернулся, напуганный пуще прежнего.

— Ее высочество говорят, что вы неправильно ее поняли, что это не она желает поговорить с вами. У нее гость… — У него прервался голос. Он судорожно сглотнул и попытался заговорить снова: — Да, гость, сэр Эйбел… что-то… кто-то…

У него застучали зубы. Пока он пытался овладеть собой, я спросил:

— Королева?

— Н-нет. Нет, сэр.

— Значит, король. Почему она сразу не сказала?

Бедный мальчик энергично помотал головой.

— Ну ладно, Черный каан!

Он разразился слезами:

— Я должен привести вас. Она… она точно убьет меня на этот раз.

— Ты приведешь меня, — сказал я. — Пойдем. Я устал и хочу поскорее покончить с этим делом.

Моркана, поприветствовавшая нас с Гильфом, была наполовину женщиной, наполовину змеей: длинноезмеиное тело стелилось за ней по ковру, украшенное рунами вырождения и разрушения.

— Предположим, вы стали бы королем, — промолвила она.

Я сказал, что она ведет преступные речи.

— Вовсе нет. Одна весьма важная особа ждет вас там. — Она указала в глубину шатра, где плавно колыхался черный занавес. — Однако мы можем побеседовать минутку наедине. Мой брат тяжело ранен. Он исполнен решимости принять участие в следующей битве — он знает, что случается с королями, которые не сражаются. Никто не будет скорбеть о смерти Арнтора больше меня, но предположим, он умрет. Кто придет к власти?

— Королева Гейнор, полагаю, — сказал я, хотя вовсе так не думал.

— С вами в качестве своего меча?

Я помотал головой.

— Я вас не виню. Она бросила вас в темницу и оставила гнить там. Вас, своего победоносного рыцаря. К тому же она не королевских кровей. Возможно, она изменяет моему брату, возможно — нет. Виновна она или нет, мой брат считает ее вероломной, о чем и сообщил вашему сеньору и прочим. Они могли бы признать Гейнор своей правительницей в мирное время. Но не сейчас. И не здесь. Она не насчитает и трех лордов в числе своих сторонников.

— Значит, вы, — сказал я.

— Уже лучше, поскольку я королевских кровей. Но все еще плохо. Я не воин, и никто из них не доверяет мне. Герцог Мардер?

— Он мог бы рассчитывать на мой меч.

— Старик, не имеющий сына. — Она рассмеялась тихим прерывистым смехом, услышав который я понял, что она страшно напугана — напугана настолько, что протрезвела от страха. — Кто командует войском? Кто отдает приказы?

Я промолчал.

— Вы бы насладились местью.

Я лишился дара речи, но помотал головой.

— Можете ли вы отомстить лучше, чем женившись на мне? Вы бы насиловали меня дважды за ночь. Или трижды. Вы производите впечатление мужчины, способного на такое. Вы бы завели двадцать любовниц и похвалялись ими передо мной. Вы бы колотили меня кочергой, и весь Целидон называл бы меня неверной женой, посмей я сказать хоть слово против вас.

Она прижала мою ладонь к своей щеке:

— Какой вы сильный! Как еще вы сможете отомстить, если не женитесь на мне? Подумайте об этом. Вы насадите голову Гейнор на копье. Я королевских кровей, но я буду лежать на другой половине постели, на расстоянии вытянутой руки от вас.

— Нет. — Я отнял руку.

— Послушайте! У нас мало времени. Мой брат умрет в течение месяца. Никто не пожелает признать Гейнор. Многие примкнут ко мне, в память о моем отце. А очень и очень многие пожелают видеть своим правителем вас. Мудрые люди вроде его милости испугаются новой войны, когда брат пойдет на брата, а остерлинги в конце концов покорят обоих. Давайте созовем всех, кто благосклонно относится к нам обоим, и объявим о своем намерении сочетаться браком.

Моркана помолчала, не видя под старым шлемом моего лица, но напряженно вглядываясь мне в глаза. Внезапно она улыбнулась:

— Занавес! Так говорят фокусники. Вы боитесь зайти за него?

Я покачал головой.

— А бояться стоит. — Она снова попыталась рассмеяться. — Я бы на вашем месте боялась, хотя сама привела его. Подумайте о том, что я сказала, возлюбленный мой, коли выйдете оттуда в здравом уме.

Вероятно, я кивнул или сказал что-то — я не помню. Она, или я, или он — кто-то из нас отдернул занавес. Я не в силах описать пустынный ад, открывшийся моему взору, у меня нет слов. «Сними его», — велел он мне, и я скорее сумел бы поднять себя самого за ремень, чем ослушаться.

Сняв старый шлем, я сразу же узнал его — сильного, с острыми чертами лисьего лица, увенчанного огнем, — не парящими над головой волосами огненных эльфов, лишь напоминающими языки пламени, но настоящим огнем, алым, желтым и синим, тихо гудящим и потрескивающим.

— Ты знаешь меня, — сказал он, — а я знаю тебя. Когда-то ты назвал меня самым младшим и самым недостойным из сыновей моего отца и оскорбил мою жену.

— Я не хотел никого обидеть, — сказал я. — Разве стал бы я оскорблять двух людей, которых так боюсь?

— Ты хвастаешь, что ничего не боишься. — Он взглянул на Гильфа и нахмурился. — Ты украл одного из псов моего отца. Ему это не понравится.

— Нет, — отрывисто сказал Гильф. — Он знает.

— В таком случае это не нравится мне. — Он улыбнулся. — Но я тебя прощаю. Я нужен тебе. А ты мне не нужен, нисколько не нужен, разве только для забавы. Ты знаешь, у меня доброе сердце.

— Я знаю, что вы так считаете, — с усилием проговорил я.

— Я лжец, разумеется. Здесь я пошел в обоих родителей. Нисколько не лукавя — я никогда не лгу, — я предлагаю тебе помощь. Забавы ради. Поскольку меня это забавляет. Однако помощь я предлагаю всерьез.

Я пожал плечами, стараясь справиться со страхом.

— Ваш народ жалуется на нас — точно то же самое эльфы говорят про вас. Нам нет до вас дела, нам все равно, будете вы жить или умрете. Какой толк становиться друидом? Зачем возносить мольбы, когда тебя никто не слушает? Ну ладно, вот он я. Разве ты отрицаешь, что я оверкин?

За меня ответил Гильф:

— Нет. Вы оверкин.

— Правильно. И я не последний из оверкинов. Услышу ли я твою смиренную мольбу, стоя здесь перед тобой? Она не осталась бы неуслышанной, даже если бы я заткнул уши пальцами. Стань на колени.

Я опустился на колени, а Гильф лег рядом со мной.

— Отлично. Если я прикажу тебе уткнуться носом в ковер, чтобы я смог поставить ногу тебе на затылок, ты повинуешься?

— Да, — сказал я, — мне придется.

— Тогда обойдемся без этого. Давай проси.

— Великий князь света, — начал я, — князь огня…

— Это лишнее. Это нам ни к чему. Скажем так: я выполню три твоих желания. Я знаю, чего ты попросишь, но ты должен сам сказать. Итак, чего ты желаешь? Не два желания и не четыре.

— Продовольствия. Чтобы хватило на всех, пока мы сражаемся.

— Правильно. Что еще?

— Еще людей.

— Слишком расплывчато. Один человек? Два?

— Десять тысяч.

Он рассмеялся — леденящий душу звук.

— Такое мне не по силам, и ты не смог бы командовать столь многочисленным войском. Пять сотен. Это мое последнее предложение.

— Тогда я принимаю его. — Я уже несколько овладел собой. — И я благодарю вас от всего сердца.

— Одной благодарностью ты не отделаешься. Третье желание?

— Облако. Ее подарил мне ваш отец, но мы с ней потеряли друг друга, когда королева заключила меня в тюрьму. Думаю, она искала меня, а я искал ее.

— Вы изменились оба, — сказал он. — Ты встречался с самым низшим богом.

— Да.

— Он тоже исполняет желания, но таким образом, что ты начинаешь жалеть, что вообще обратился к нему с просьбой. Я никогда не опускаюсь до такого.

Я сказал, что рад слышать это.

— Однако ты можешь счесть, что я опустился до подобной низости, после того как я поймаю для тебя Облако. Коли такое случится, отошли ее прочь. Она не станет преследовать тебя как проклятие, поверь мне. И все же она стоит желания. Она действительно нужна тебе?

— Да.

— Хорошо. Когда тебе нужны люди?

— Прямо сейчас.

— Прямо сейчас не получится. Мне потребуется время.

— Тогда как можно скорее.

— Договорились. Можешь встать.

Я поднялся на ноги. Он был не многим выше меня, пока я стоял на коленях, но когда я встал, он вырос настолько, что я испугался, как бы крыша шатра не загорелась от огненной короны.

— Ты отплатишь мне услугой, которая тебя нисколько не обременит, а мне доставит удовольствие. К тому же тебе не впервой делать такое. Нарушь клятву, данную моему отцу. Еще раз.

Я лишился дара речи.

— Ты хочешь сказать, что я требую от тебя слишком малого, не так ли? Но меня устроит такая плата. Он доверяет тебе, а мне нравится время от времени приправлять его глупые мечты горькой действительностью. Ты сделаешь это?

Глядя на него снизу вверх (ибо сейчас он казался гораздо выше меня, чем был, когда я стоял на коленях), я не мог не видеть, как он красив и как хитер.

— Сделаю, — сказал я, — но сначала вы должны дать мне все, о чем я просил.

— Что?! — с притворным гневом воскликнул он. — Или ты мне не доверяешь?

— Я не стану спорить. Сделайте, как я говорю, или поступайте как хотите.

— В каковом случае погибнешь ты и все твои друзья.

Я почесал Гильфа за ухом.

— Как по-твоему, мой отец простит мне убийство собаки? Он прощал мне проступки и потяжелее.

Гильф лизнул мою руку.

— Он готов умереть за тебя, вне всяких сомнений. А Дизири? Ты хотел бы, чтобы она умерла за тебя?

Я повернулся и двинулся прочь.

— Подожди! Я не намерен торговаться и хочу, чтобы ты понял это. Вот что я сделаю. Я предоставлю тебе продовольствие и людей — полтысячи стойких воинов — по возможности скорее. Мне потребуется, скажем… — Он потер подбородок. — Десять дней. Таким образом, два твоих желания будут исполнены. Согласен?

Я кивнул.

— И вот тогда ты нарушишь свою клятву, данную моему отцу. Причем не по мелочи, а три раза, и по-крупному, самым впечатляющим образом.

— А если трех раз окажется недостаточно? — спросил я.

По правде говоря, Бен, я принял решение еще прежде, чем вошел в шатер. Если бы я мог извлечь хлеб из воздуха, я бы уже сделал это. Но я не умел. Я много чего не умел: вызывать мертвецов из могил и тому подобное. Но некоторые вещи я мог — и уже решил — сделать, хотя без Лотура, возможно, еще передумал бы.

Знал ли он это? И потребовал от меня такой платы именно потому, что знал? Возможно, действительно знал, хотя мне так не кажется. Он умен и жесток, как целая стая лисиц, и знает больше хитрых фокусов, чем два десятка Видов; но его отец прозорлив.

И очень мудр.

Глава 38 СОЛДАТЫ ДРАКОНА

Если бы той ночью меня вызвала и королева тоже, я бы не удивился. Я знал, что она союзница Морканы и что среди тысячи самых глупых женщин не найдется и одной настолько глупой, чтобы доверять Моркане. Королева потребует от меня доклада о событиях той ночи, а равно от Морканы.

И все-таки я удивился, ибо королева сама явилась ко мне, когда я спал, а Ламвелл стоял на страже. Она присела на корточки и тронула меня за плечо. Я рывком сел и увидел Ламвелла — невысокую фигуру с огромным белым плюмажем на шлеме — и обнаженный меч.

— Я здесь, сэр Эйбел. — Точно голубь проворковал.

Я повернулся. Она была в темном плаще, но ее золотистые волосы мерцали в лунном свете, а бледное лицо сияло.

— Вы поклялись в верности моей золовке, — сказала она. — Это хорошо. Она слишком долго оставалась… Зачем вы это делаете?

Я надел старый шлем.

— Возможно, мне придется защищать вас от людей короля, если не от остерлингов. — Озаренная лунным светом женщина уменьшилась в размерах, и лицо ее стало совсем юным. — Мы с вами оба дети, ваше величество, а дети должны держаться вместе, иначе их растерзают волки.

— Наверное, вы ненавидите меня. Она так сказала.

— Как я могу ненавидеть вас, если король вас любит?

— Хорошо сказано. Можно мне приласкать вашего песика?

— Я не могу соперничать с вами в остроумии, ваше величество. Да мне и не пристало пытаться.

Она тихо рассмеялась — восхитительный звук, особенно сладостный для слуха после смеха Морканы и Лотура.

— Не думала, что вы поймете. В вас сокрыто гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

— Меньше, ваше величество.

— Вы не снимете шлем? Чтобы я видела ваше лицо.

— Сэр Ламвелл — мой друг, ваше величество, и он истинный рыцарь, каких мало. Но если бы вы приказали ему убить меня, он бы убил, или, во всяком случае, попытался.

— Но я не прикажу!

— Вы не можете знать этого, ваше величество, а я и подавно.

— Мой муж сведущ в магии лучше, чем его сестра, сэр Эйбел. — Воркующий голос Гейнор, и так тихий, стал еще тише.

— Знаю, — сказал я.

— Не многие знают это. Людям неприятна мысль о правителе-чародее. Она похваляется своей магической силой и вызывает их недовольство. А он свою скрывает. Если вы действительно знаете это, вы должны знать также, что я не наделена такой силой. Ни в самой малой мере. А вы?

— А я наделен, ваше величество.

— Вы не представляете, каково мне пришлось. — Она нашарила мою руку и сжала. — Мужья… они и без того не сахар. Его приступы ярости ужасны, и он мог следить за мной в любое время, когда пожелает. Я была королевой. И остаюсь ею. Королевой в стеклянном замке. Я страшно рисковала, когда позволила вам переговорить с королевой Идн и лордом Эсканом. Вы это понимаете? Вы знаете, какому риску я подвергалась? Тюремщики знали, и все те люди, но мне пришлось повести себя так, чтобы они удостоверились: между нами ничего не было. Во всяком случае, тогда.

Она снова сжала мою руку. Ее рука была маленькой и такой белой, что сияла в лунном свете.

— Для этого вам не понадобилось много времени, ваше величество.

— Да, не понадобилось. У меня не оставалось выбора. Вы сбежали из тюрьмы, и вас поймали. Тюремщики доложили бы моему мужу о вашем побеге. Они были обязаны доложить, и я не могла им воспрепятствовать.

— А что, если он сейчас наблюдает за нами?

— Он не станет. Я разговаривала с ним перед тем, как пойти к вам. Он… он не станет следить за мной. Он увидел будущее, сэр Эйбел. И он умирает.

— Мы все умираем.

— Он умрет до новой луны. Он убьет каана, а каан убьет его. Такое может случиться?

Я кивнул.

— Я стану вдовой. Вашей королевой и основательницей новой династии. Мне понадобится министр, сильный человек, способный установить и поддерживать порядок в стране. Я буду править разумно и хорошо, но только если мне позволят править. А вы… Вы можете быть не только сильным, но и нежным? У меня никогда не было нежного мужчины, вообще никого не было, кроме него.

Ты знаешь, Бен, какие слова едва не сорвались с моего языка. Но я сдержался и сказал лишь, что ее муж еще не умер и что мне нужно время на раздумье. Если бы я отказался, она приказала бы Ламвеллу убить меня, и мне пришлось бы убить его. Он мне нравился, и у нас каждый рыцарь был на счету.

Лотур сказал, десять дней. Зная, что время не поторопишь, я не пытался ускорить наше продвижение на юг. Нам приходилось собирать по пути все продовольствие, какое только мы могли найти, и мне нужно было продумать действия, которыми я нарушу клятву.

Мы встретились с ними на дороге, пролегавшей вдоль высокого крутого обрыва над морем — с самыми странными воинами из всех, каких мне доводилось видеть когда-либо: смуглыми мужчинами с грубыми чертами лица и крохотными глазками. В своих громоздких доспехах они походили на жуков; и сидели они верхом на мохнатых малорослых крестьянских лошадках. Они вызвали нас на переговоры, и я обнаружил, что один только я понимаю их речь. Их войско насчитывало человек триста, и за ним тянулся длиннющий обоз, хвост которого был еще внизу, на отлогом берегу.

Мы с Вистаном выехали навстречу с белым флагом. Их принц был облачен в золотые доспехи; руки, сильнее и тверже, чем у него, мне еще не доводилось пожимать; и я впервые видел человека, который бы все время улыбался. Когда мы встретились, я думал, он просто хочет заверить нас, что с нами будут хорошо обращаться, коли мы сдадимся. Позже я узнал, что все называют его Тот, Который Улыбается. Мы с Вистаном остановились на прозвище Улыбчивый.

Принца сопровождали три министра, средних лет мужчины из числа соплеменников. Первый держал в руке двурогий жезл, второй — кнут, а третий — меч с клинком в виде дракона. Улыбчивый постоянно подзывал то одного, то другого министра и шептал ему на ухо. Означенный министр совещался с остальными двумя, а потом обращался ко мне. Такой способ общения скоро утомил меня; я постараюсь изложить наш разговор по возможности коротко.

— Вы должны сдаться нам. — Это был министр с мечом. — Отдайте мне ваше оружие.

Вистан дернул меня за рукав:

— Почему он говорит с нами на таком наречии?

— Наверное, он думает, что мы понимаем.

— Понимаем — что? Что он сказал?

— Мы не сдадимся, — ответил я министру. — Если вы поделитесь с нами своими съестными припасами, мы станем вашими друзьями и поведем вас навстречу великой победе. В противном случае мы заберем продовольствие силой.

Продолжая улыбаться, принц дал знак министру с кнутом.

— Сын Дракона боится, что вы неправильно понимаете положение дел. Он поклялся победить или умереть. И вместе с ним мы все поклялись победить или умереть. Мы победим или умрем!

— Значит, вы умрете, — сказал я.

По-прежнему улыбаясь, принц пошептался с третьим министром, который держал в руке двурогий жезл.

— Вы — варвар. — Министр говорил отеческим тоном. — Вы не знаете ни нас, ни обычаев цивилизованных народов. Хотите узнать?

Я ответил, что, конечно, хочу.

— Сказав такое, вы перестали быть варваром. Мы дети Дракона, Серэйбл. В большинстве своем — приемные, но Сын Дракона — по крови. Он порожден Драконовой Кровью. — Он помолчал, опустив голову, а потом продолжил: — Все его сыновья — сыны Дракона. Кровь Дракона течет в его жилах всякий раз, когда жены зачинают от него сыновей.

— Понимаю, — сказал я.

— Каждый желает стать правителем. Разве он не Сын Дракона?

Вистан снова подергал меня за рукав. Я велел ему прекратить.

— Каждый сын может склонить голову перед своим братом и отказаться от всех своих притязаний. Тогда он остается в живых. В противном случае они сражаются с помощью магии. Наш принц предпочитает сражаться.

Думая об Арнторе и его сестре, я сказал:

— В нашем арсенале тоже есть магия. Если он вступит в бой с нами, то снова потерпит поражение.

Министр захихикал:

— Нет, нет! Он победил. Победитель оставляет престол своему брату. Разве вы не поняли?

Я признался, что не понял.

— Он стяжает славу, коли расширяет Владения Дракона. Ему дозволяется взять с собой пятьсот воинов. Он почитает за великую честь отправиться в поход. За указаниями обращаются к Говорящему Столу. И Говорящий Стол всегда велит: «Идите на север! Идите на запад!» или «Идите на юг!» Обычно так. На востоке слишком много воды.

Министр с двурогим жезлом отступил, и вперед выступил министр с кнутом.

— Вы — обитатели Восточной земли. Покоритесь Сыну Дракона — и будете процветать. А не покоритесь… — Он похлопал по ладони свернутым кольцами кнутом.

— Вы находитесь в нашей стране, — сказал я, хотя Целидон был гораздо севернее. — Вы должны подчиниться нашему королю. Он король Арнтор, добрый и мудрый правитель. Я говорю от его имени сейчас.

Вперед снова выступил министр с мечом:

— Будем ли мы сражаться здесь, на этой узкой дороге?

— Да, — сказал я. — Не угодно ли вам сразиться со мной сейчас же? — Я знал, что проткну его мечом прежде, чем он успеет взять на изготовку свой тяжелый клинок.

Он потряс головой:

— Сражаться будут наши лучшие воины. В таком месте иначе нельзя. — Он понизил голос. — Сын мой, вы не знаете наших законов. Позвольте мне объяснить. Когда воины бьются один на один, достаточно одержать три победы. Это вам ясно?

Я признался, что не очень.

— Сражаются первые двое. Наш воин берет верх над вашим. Это наша победа.

Я кивнул.

— Наш первый воин берет верх над вашим следующим. Опять наша победа, вторая по счету.

Я снова кивнул.

— Наш первый воин берет верх над вашим третьим. Еще одна победа, третья. Вам придется признать милосердную власть Сына Дракона.

— Мы не признаем, — сказал я.

— В таком случае все ваши люди будут преданы мечу.

Когда мы двинулись обратно, я объяснил положение вещей Вистану, который выслушал меня с самым серьезным видом.

— Я буду драться, сэр Эйбел, но я не лучший.

Я рассмеялся и похлопал его по спине.

Я стал нашим номером первым, хотя мне стоило огромного труда настоять на своей кандидатуре. Арнтор хотел продолжить переговоры и послал к ним Била, вместе со мной в качестве переводчика. Мы узнали новые сведения о солдатах Дракона и их принце, но быстро поняли, что у нас нет ни малейшей надежды сделать из них союзников в соответствии с полученными распоряжениями. Равным образом они отказались делиться с нами продовольствием (хотя похвалялись его количеством) или хотя бы продать нам часть.

По нашему с Мардером настоянию вторым воином выбрали Воддета. Кей стал третьим. Мы полагали, что больше трех нам не понадобится. Я лично твердо решил сделать все возможное, чтобы ни Воддету, ни Кею не пришлось трудиться сегодня. Они выглядели внушительно, и этого было достаточно. Мы с Вистаном представляли собой далеко не такое великолепное зрелище, хотя позже я узнал, что на сына Дракона произвели сильное впечатление золотые кольца в моей кольчуге и мое умение говорить на языке его народа.

Герольдмейстер Никры отправился с нами, дабы следить за соблюдением всех правил поединка; с противной стороны аналогичные обязанности исполнял министр с мечом. Он запротестовал против присутствия Вистана; мы объяснили, что он здесь единственно для того, чтобы нести мои пику с вымпелом, шлем и щит, чтобы помочь мне уйти с места схватки, коли меня ранят, или охранять мое тело в случае моей смерти. Мы договорились, что Вистан отойдет на сто шагов назад, прежде чем я вступлю в бой.

Каждый из нас отступил на десять шагов. Герольдмейстер Никры поднял жезл, готовясь ударить им оземь, а министр с мечом опустил меч, готовясь им взмахнуть. Нашего помощника герольда, стоявшего на скале, я не видел, но он, несомненно, уже поднес трубу к губам. В этот момент Гильф протяжно завыл. Мне пришлось посадить пса на цепь, поскольку он поклялся, что не станет безучастно взирать на то, как меня убивают; но он почуял, что поединок вот-вот начнется, — по крайней мере, так казалось. Вой Гильфа не походил на обычный собачий вой, и я увидел, какое впечатление он произвел на моего противника.

Как только я надел старый шлем, я увидел еще одну вещь. Я увидел, что, несмотря на свои дурацкие доспехи и плоское лицо, мой противник является поистине отважным рыцарем, который оказал бы нам неоценимую помощь в сражении с остерлингами, — помощь, которой мы не получим, коли я убью его. Я взял пику, протянутую мне Вистаном.

Мой противник, Айронмаут, мгновенно перерубил ее мечом; мне не часто доводилось видеть клинок столь острый и прочный. Я выбил меч у него из руки толстым концом пики, бросил Айронмаута на землю, сделав подножку, и почти положил на обе лопатки. В следующий миг он почти положил на обе лопатки меня, ибо был превосходным борцом. Пока мы боролись, я краем глаза заметил на скале исчадие ада, коим Лотур являлся моему взору.

Мы разошлись в стороны, снова бросились друг на друга, и Айронмаут неожиданным приемом швырнул меня на землю у самого края обрыва. Я вскочил на ноги, но недостаточно быстро.

Я судорожно взмахнул руками, ухватился за нечто вроде белой грубой пряжи (я не понял, за что именно) и вцепился в нее изо всех сил.

Огромная мысль — добрая, теплая и чудесная — заполнила мое сознание, вытеснив весь страх; и мысль была такая: «Разве вы не можете ступать по воздуху, как делаем мы с Гилъфом?»

И я действительно мог. Тем самым я нарушил бы клятву, но я все равно собирался ее нарушить.

Тогда я не сделал этого, но взобрался на спину Облака — на спину уже не серую и вдобавок сплошь усеянную кристалликами льда, ибо мгновением раньше чудесное животное находилось много выше облаков.

Мы появляемся на свет темными, пояснила она. И обретаем наш настоящий цвет с возрастом. Я уже совсем взрослая.

Подобно легкому облаку, она взмыла в небо, унося меня с собой. Слоны каана казались просто игрушечными по сравнению с ней. Мы разговаривали. Я рассказал обо всем, что происходило со мной после нашего с ней расставания, а она поведала мне о своих странных приключениях на востоке; о своем возвращении в Скай; о том, что она рассказала Леди (ибо Леди поставила ее в свою конюшню); и о том, чему Леди научила ее. Далеко внизу развевался на ветру лазурный целидонский флаг, демонстрируя свою Никру новому врагу Целидона — красно-черному дракону на поле цвета спелой пшеницы. Воддет вышел на поединок и был повержен наземь, после чего унесен прочь Хелой.

— Лотур обещал нам победу, — сказал я Облаку, — значит, мы должны взять верх в конечном счете.

Я выставил бы Кея против сотни воинов, будь он верхом на боевом коне и вооружен крепкой пикой, но в бою на мечах он не мог тягаться с Айронмаутом. Он упал и испустил дух. Солдаты Дракона бурно возликовали, испустив дружный рев и застучав по щитам, и я увидел, как министр с мечом и герольдмейстер Никры сходятся и последний наклоняет голову. Они не понимали друг друга, но у них и не возникло такой необходимости, ибо в следующий миг мы с Облаком галопом спустились с небес.

Одной рукой я держался за гриву. Другой — подхватил Улыбчивого и посадил на спину Облака.

— Мы отправляемся в Скай, — сказал я, — где время бежит быстро. Мы отыщем Лотура, а если не Лотура, то Ангрбоду, и вместе встретимся с ней.

Нам не пришлось никого искать, ибо Лотур сам нашел нас.

Как я говорил, по пути на юг мы переправились через Гринфлад. Когда мы повернули обратно на север, то знали, что нам снова придется переправляться через него. Наведенный через реку мост мы сожгли, да он в любом случае не простоял бы дольше недели. Что самое печальное, после нас в прибрежной местности не осталось никакого продовольствия, которое мы либо покупали, либо забирали силой, грабя рыбацкие деревни.

Министр с мечом (по имени Стоунбол) сообщил мне, что его люди добыли съестные припасы в значительном удалении от моря; они захватили пять городов, хорошо обеспеченных продовольствием, и вышли на прибрежную дорогу только после того, как запаслись достаточным количеством продуктов, чтобы продержаться до весны. Бил заметил нам, что остерлинги часто совершали набеги на побережье, доплывая до самого Иррингсмаута или до деревень, расположенных еще севернее. На этом участке побережья они высаживались нередко.

Зная, что до верховья Гринфлада путь короче, и не желая исчерпать продовольственные запасы наших союзников быстрее, чем необходимо, мы повернули на восток, как только нашли первую проходимую дорогу, и наняли проводников из местных жителей. Одни из них заслуживали доверия, другие нет. Слишком часто мы обнаруживали, что движемся на юг или юго-восток, когда предпочли бы повернуть на север.

Довольно скоро мы получили пополнение в виде одного рыцаря и шести тяжелых воинов, и хотя оно было столь малочисленным, я возрадовался, ибо возглавлял маленький отряд рыцарь Леопардов. Сэндхилл не пал под натиском остерлингов, которым не удалось взять замок штурмом и пришлось снять осаду, когда у них иссякли запасы воды. Пастухи, чьи стада мы купили, сообщили нам, что король находится на юге, в двух конных переходах от реки; и рыцарь Леопардов получил у своего отца разрешение присоединиться к нам с несколькими людьми.

— Теперь я знаю, что мы победим, — сказал я ему. — В ходе войны произошел перелом, которому даже оверкины не в силах воспрепятствовать. Победа не за горами — я нутром чую.

Он смотрел снизу вверх на Облако.

— Если это огромное животное повинуется вам, я вам не особо нужен. Ничто не выстоит против него.

— Вы не узнали ее? — спросил я. — Это Облако, на которой я ездил в Йотунленде.

— Но это же не лошадь!

— Ну да. Она никогда и не была лошадью. Вряд ли я когда-нибудь говорил, что это лошадь, но если говорил, значит, я лгал.

Вистан больше не мог молчать.

— На ней можно скакать по воздуху. Вы не представляете, как это замечательно, сэр Леорт. Она возила на себе Сына Дракона, поскольку сэр Эйбел взял его в плен, но он ей не понравился. Поэтому он не может ездить на ней один, как ездим мы.

Леорт поинтересовался, кто такой Сын Дракона, я и объяснил,

— Он собирается основать свое королевство здесь, на юге? Ему придется трудно.

— Разумеется, — согласился я, — но он получит помощь от Целидона. Его величество клятвенно обещали. Сильный союзник здесь станет истинным даром Вальфатера. — Я ни словом не упомянул о предсказании Арнтора, хотя оно не выходило у меня из головы, и успокаивал свою совесть мыслью, что мне ничего не известно, помимо сообщения Гейнор; пророчество могло быть ошибочным или неоднозначным, как многие пророчества. Возможно даже — почти наверняка, — вообще никакого предсказания не было.

Один вопрос (ты легко догадаешься, какой именно) беспокоил меня гораздо больше. Лотур пообещал мне союзников и продовольствие в обмен на мое обещание нарушить свою клятву. Облако должна была вернуться ко мне после того, как я выполню свою часть сделки. Он великодушно прислал ее ко мне раньше установленного срока. Мы получили обещанное подкрепление, качество которого не вызывало у меня никаких нареканий. Мы обеспечили себя продовольствием на сезон и в перспективе имели реальную возможность пополнить наши запасы в Целидоне, когда разобьем Черного каана. И при всем при этом я не выполнил своего обещания.

И мне не хотелось выполнять.

Вальфатер — добрейший и мудрейший из правителей, и самый отважный. Его сын Тунор является образцом истинного воина, как часто говорят. Вальфатер является в тысячу раз совершеннейшим образцом истинного короля. Именно в то время, когда я часто думал о нем, мне вдруг пришло в голову, что он является также и образцом истинного отца. Я всю жизнь говорил себе, что у меня никогда не было отца.

В отличие от тебя, Бен. Но я ошибался. Моим отцом был Вальфатер, и он знал это, хотя я не знал.

Я предам его и тем самым запятнаю свою честь. А если не предам, моя честь все равно будет запятнана. Лотур служит образцом для воров и убийц; он убьет всех нас или поможет каану сделать это, и я так и не совершу ничего, что надеялся совершить с помощью обретенной в Скае силы.

Сидя на широкой спине Облака, мы с Вистаном ехали далеко впереди авангарда. Наше войско шло неспешным шагом, поскольку обоз двигался медленно, да и сами люди еле тащились, восстанавливая силы только на легких переходах и долгих привалах.

Арнтор также постепенно восстанавливал силы, хотя получил почти смертельное ранение. Однажды, когда я находился рядом с ним, кто-то пожаловался на тяготы кампании, назвав ее (не без основания) самой ужасной из всех, когда-либо проводившихся.

— Вы бы так не говорили, — сказал Бил, — когда бы вам довелось побывать вместе со мной и сэром Эйбелом в Йотунленде, где нашими меткими лучниками были служанки моей дочери, а повар ехал среди всадников, вооруженный ножом для убоя скота.

Mapдер рассмеялся:

— Хорошо сказано. Просто не забывайте, что я прибыл туда задолго до окончания похода и участвовал в Лесной битве.

Злобное выражение вдруг появилось на лице Арнтора и сразу же исчезло, промелькнув стремительной тенью летучей мыши, и на мгновение показалось, будто он готов убить Мардера. Оно озадачило и встревожило меня. Арнтор редко обнаруживал свою драконью сущность, но тогда я увидел ее совершенно явственно. Что еще я увидел бы, будь на мне старый шлем, мне остается только догадываться; и я рад, что тогда был не в шлеме.

Тем вечером я разыскал Воддета среди раненых; я поведал ему о последних событиях и спросил, участвовал ли он в битве, упомянутой Мардером.

— Да, — сказал он, — и тогда нам пришлось очень туго. Мы отступили, бежали в лес, когда стало очевидным, что нам не выстоять против натиска остерлингов. Деревья там росли так густо, что обычным мечом не размахнуться. Я никогда не пользовался палицей с тех пор, как… впрочем, не важно. Тогда я снова взял в руки палицу, но выронил, схватившись с двумя остерлингами. Хеймир размозжил им головы. У нас не было времени искать ее, и дальше я орудовал коротким мечом. Прежде я считал его всего-навсего походным ножом, но тогда узнал, на что он способен. Я держал клинок низко и бросался на остерлингов с поднятым щитом. Некоторые были в кольчугах, но ноги у всех оставались голыми. Я вонзал меч в бедро, выводил противника из строя и переходил к следующему.

Я спросил, одержали ли мы победу, и Воддет сказал, что нам пришлось отступить, но мы захватили и сожгли лагерь остерлингов.

— Черный каан предполагал нанести нам сокрушительное поражение и выиграть войну, — сказал он, — но спал на голой земле той ночью.

Пришла Этела. Линнет говорила странные вещи, и девочка надеялась на мою помощь. Я пошел с ней, и Вистан, приведший ко мне Этелу, отправился с нами.

Бертольд Храбрый сидел у ног Линнет, Герда находилась неподалеку. Тауг стоял за ней, наблюдая за происходящим. Когда мы приблизились, Линнет говорила:

— Твой отец был красивым сильным мужчиной. Невысоким, хотя казался высоким. Наверное, сотню раз я видела его рядом с другими мужчинами и замечала это, как порой внезапно замечаешь вещи, которые должен был увидеть давным-давно. Но стоило прислушаться к ним, становилось понятно, что он гораздо выше остальных. Не на вид, а по существу. Собеседник смотрел на него снизу вверх, и тогда он казался высоким. Все мужчины смотрели на него снизу вверх, и все женщины завидовали мне. Ты помнишь, как звали твоего папу, Бертольд? Я не стану винить тебя, коли ты забыл столько лет спустя. Нисколько.

— Бертольд Черный, — сказал Бертольд.

— Правильно, его звали Бертольд, и он был красивым сильным мужчиной. Самым сильным в нашей деревне. Однажды я видела, как он боролся с быком. Бык дважды сбивал его с ног, но он каждый раз успевал вскочить и увернуться от рогов. Потом он повалил быка и прижал к земле. Бык вырывался, точно щенок, но твой отец так и не дал ему подняться на ноги. Я тогда так сильно испугалась, что взяла с него обещание никогда больше так не делать, и он не делал. Я не знаю случая, чтобы он нарушил свое обещание.

— Я привела сэра Эйбела, мама, — сказала Этела.

Линнет посмотрела на меня и улыбнулась:

— Добрый вечер, сэр Эйбел. Когда-то у меня был сын по имени Эйбел. Вы — не мой сын, я знаю, но мне бы хотелось думать о вас как о сыне. Можно?

До того момента я не замечал Вила, ибо он стоял в отдалении от костра, но, услышав последние слова Линнет, выступил вперед. По причине слепоты он плохо контролировал выражение своего лица, и на нем отразилась столь страстная надежда, смешанная со страхом, какую мне редко доводилось видеть. Я понял, какого ответа он ждет от меня, и охотно дал именно такой ответ:

— Для меня большая честь называться вашим сыном, леди Линнет, и называть вас матерью.

— Меня зовут Мег. — Она улыбнулась. — Но ты можешь называть меня мамой или как тебе угодно, Эйбел. Ты всегда был моим сыном, поскольку я люблю мальчика, которым ты был до нашей с тобой встречи.

Я сел у ног Линнет, рядом с Бертольдом.

— Меня беспокоит один вопрос, мама. Возможно, ты сможешь объяснить мне. Ты помнишь зал Утраченной Любви?

Она помотала головой:

— Впервые о таком слышу.

— А как насчет острова Глас?

— А… — промолвила она.

— Ты помнишь. — Я посмотрел на нее снизу вверх. — А помнишь, как я оказался там? Как мы встретились и что ты рассказала мне?

Ее улыбка стала печальной.

— Мой сын Эйбел приходил ко мне на том прекрасном, ужасном острове, сэр Эйбел, а не вы. Я была закована там в цепи, и хотя я с радостью — с великой радостью — ушла бы с ним, я не могла.

Хотя мне часто снились странные сны, я старался не докучать тебе рассказами про них, Бен. Сейчас я собираюсь сделать исключение — не потому, что данный сон кажется мне особенно знаменательным, а потому лишь, что я помню его очень живо. Переходи к следующей части моего повествования, коли тебе не терпится.

Я участвовал в Лесной битве вместе с Воддетом и остальными. У меня либо не было меча, либо я не мог пользоваться им. Вероятно, я орудовал кинжалом или Мечедробителем. Точно не помню. Со всех сторон меня обступали зеленые кусты и молодые деревца. Я продирался сквозь заросли в страхе, что король оставит меня здесь. Я яростно рубил деревца, преграждавшие мне путь на каждом шагу, и с них дождем сыпались листья. Спустя какое-то время я вдруг осознал, что ступаю не по земле и что заросли больше не препятствуют моему движению. Я шагал по кронам деревьев, на высоте пятидесяти футов. Не будь ветки столь густыми, не сплетайся они в сплошной ковер у меня под ногами, я бы упал. Я едва успел осознать это, когда подошел к самому краю леса и остановился на верхушке огромного дерева, глядя на широкую равнину, простиравшуюся передо мной.

На лугу стоял черный шелковый шатер. Я знал, что в нем находится Этерне. Я знал также, что Этерне является моим единственным настоящим мечом; я ходил без меча, пока не получил Этерне, и мне вообще не следовало пользоваться никаким мечом, пока я не получу обратно свой. Я взял в руки другой клинок, и мне нет прощения.

За черным шатром пролегала автострада. Легковушки, грузовики, джипы и минивэны — всех видов автомобили — неслись по нему с такой скоростью, что казалось, аварии не миновать. Я увидел школьный автобус, красную пожарную машину, черно-белую полицейскую и белую «скорую помощь». Они выделялись из общего потока и даже сейчас помнятся мне особенно ясно. «Скорая помощь» промчалась мимо на полной скорости, раскачиваясь из стороны в сторону, с включенными мигалками и пронзительно воющей сиреной. Я спустился с дерева и подошел к автостраде. Водители не останавливались подобрать меня, и я кричал и размахивал руками, думая о стремительно удаляющейся «скорой помощи». В ней находился Эйбел, настоящий Эйбел. Я знал это и хотел помочь ему.

Я проснулся.

— Баки?

Кто-то гладил меня.

— Попробуй еще раз.

Я подумал, что этот сон лучше моего сна про кроны деревьев и запруженную транспортом автостраду, моего сна про Лесную битву.

Глава 39 ЖАЖДА

Время от времени мы с Вистаном встречали на дороге людей, спасающихся бегством от остерлингов. Мы доброжелательно заговаривали с ними, и хотя сведения о неприятеле, которыми они располагали, не заслуживали доверия, мы охотно их выслушивали. Тем утром навстречу нам попался привлекательный молодой человек, худой и смуглый, который упал на колени перед нами.

— Сэр! Сэр! Нет найдется ли у вас лишнего куска хлеба? Я не ел уже два дня и три ночи.

Облако припала к земле, и я спешился.

— Сообщи мне какие-нибудь ценные сведения, и я накормлю тебя досыта. Ты из Целидона?

— Моя родина здесь, — неохотно ответил он.

— В таком случае тебе следовало бы обратиться за помощью к своим соотечественникам. Разве ты не можешь работать?

Он поднялся на ноги, смущенный.

— Я пастух. Только… только…

Сухие кусты у обочины зашуршали, и я понял, что за нами наблюдают.

— Только я в жизни не видел такого животного, сэр.

— И больше никогда не увидишь.

Вистан указал пальцем:

— Откуда у тебя этот шрам?

— От стрелы. Иногда люди крадут у нас скот — во всяком случае, пытаются украсть.

— Несомненно, сам ты ни разу не переправлялся через реку, чтобы украсть скот в Целидоне, — сказал я.

— Вы что, убьете меня за это? Сейчас?

Я помотал головой.

— Мои дети, сэр, и жена. Они ничего не ели. Ни сегодня, ни вчера. Может, вы дадите нам что-нибудь, сэр, что-нибудь съестное, и скажете, какие животные ваши? Я никогда больше не украду у вас ни одной головы скота. Никогда в жизни. — Он с надеждой заглянул мне в глаза.

— Где сейчас твое стадо?

— У них, которые живут за горами. Я никогда больше пальцем не притронусь к вашим животным и не стану драться с вашими пастухами. Клянусь ветром и травой!

— Если я дам тебе что-нибудь сейчас. Что-нибудь поесть.

Он снова повалился на колени, простерев вперед руки. Вряд ли ему доводилось просить подаяния раньше; у него плохо получалось.

Я велел ему встать.

— Скажи своей жене и детям выйти. Я их не обижу, и я хочу взглянуть на них.

Она была высокой и грациозной, смуглее мужа, с глазами цвета неба на восходе луны. Мальчикам-погодкам было около пяти и четырех лет.

— У меня нет еды, — сказал я, — но я обеспечу тебя и твою семью пропитанием, коли ты его заработаешь. За мной следует рыцарь. Ты знаешь, кто такой рыцарь?

Он кивнул, не очень уверенно.

— Мужчина вроде меня, с разрисованным щитом. У него на щите изображены леопарды. Скажи ему, что ты разговаривал со мной, с сэром Эйбелом.

— С сэром Эйбелом, — повторила женщина.

— Правильно. Пообещай ему то же самое, что пообещал мне. Скажи, что будешь сражаться с людьми из-за гор в наших рядах, если он накормит всех вас и даст тебе оружие.

Он ухмыльнулся и потер руки.

— Они следуют за нами по пятам, сэр Эйбел, — сказала женщина.

Я пообещал, что она и дети будут в безопасности с нами, коли ее муж согласится сражаться на нашей стороне.

Мы встретили первых в полдень — небольшой отряд, очевидно дозорный. Облако бросилась вперед, и я с толком использовал свою новую тетиву, с сожалением вспоминая о тетиве Парки. Они бежали в разные стороны, мы поднялись на вершину горы и увидели авангард остерлендского войска — сотню всадников, полчище голодных копьеносцев и двух слонов. Облако подцепила рогом одного слона и подбросила в воздух; люди и оружие посыпались с него, словно камни со склона горы. Остальные обратились в бегство, а мы вернулись к нашему собственному авангарду и послали вестника предупредить Арнтора, что враг близко.

В тот день нам пришлось туго. Широкая бесплодная пустыня — идеальное место для кавалерии, но у нас с рыцарем Леопардов было мало коней, да и находились они не в лучшем состоянии. Всадники каана обошли нас с флангов и нанесли удар по нашей стене из щитов, едва ее не сокрушив, а когда я верхом на Облаке вылетел вперед, беспорядочно отступили, чтобы переформироваться позади своей пехоты. Наши лучники славно потрудились, и каждая следующая атака стоила неприятелю значительных потерь в людской и конной силе. Когда мы отразили последнюю, остерлингские пращники осыпали нас градом камней. Мы пошли в наступление, и враг предпринял ожесточенную контратаку, пользуясь уже хорошо знакомой нам тактикой.

Мы с рыцарем Леопардов сражались пешими перед стеной из щитов, и хотя мучимый жаждой меч, раздобытый для меня Баки, уступал Этерне, он жадно пил кровь, шаг за шагом увлекая меня вперед в поисках жизни, которую ему было предназначено пресечь.

— Я старался не отставать от вас, — впоследствии сказал мне рыцарь Леопардов, — и все остальные тоже. Они могли поспеть за мной, но не за вами.

— А я еле поспевал за своим собственным мечом.

Он рассмеялся:

— Но все-таки поспевали, сэр Эйбел. Как Гильф?

— Он выживет, я уверен, если мы не позволим ему участвовать в боях, покуда он не оправится. С Гильфом сейчас Вистан, и я буду спать рядом с ним.

— Вы думали, он неуязвим. — Это был не вопрос, а спокойное утверждение.

— Да, пожалуй, — согласился я.

— Ранить можно любого — любого. В том числе и вас.

— Я уже понял, что меня можно убить.

По правде говоря (а я на протяжении всего своего повествования старался говорить правду, Бен, какой она виделась мне тогда), я ожидал нападениятой ночью. Остерлинги, думал я, постараются вынудить нас принять бой. Здесь меня ввела в заблуждение моя неосведомленность относительно хода боевых действий в первые дни войны и битвы на склонах Солнечной горы, последовавшей позже. Я не участвовал в них и потому не извлек из них уроков, в отличие от каана.

Остерленд потерпел поражение от Целидона (несомненно, казавшееся сокрушительным) в битве Пяти Смертей — битве, унесшей жизни отца и братьев нынешнего каана и приведшей последнего к власти. Он произвел перегруппировку войск, разбил Целидон на горных перевалах и стал продвигаться вперед со своей армией, питавшейся человечиной и готовой к сражению в любых условиях — сражению, которое, как он твердо верил, должно было стать последним.

В результате состоялась Лесная битва, ход которой не контролировал ни каан, ни Арнтор. В конце концов каан одержал победу, но его лагерь был разграблен и предан огню, и война, казавшаяся почти завершенной, превратилась в затяжную. Он обошел Арнтора с флангов, захватил Кингсдум и Тортауэр, разграбил оба, устроив жестокую резню, и тем самым восстановил престиж, потерянный в Лесной битве; но Арнтор снова и снова отказывался принять бой. Отступая под натиском противника на юг, потом на запад и снова на юг, Арнтор сдал Огненную гору, снова захватил и снова сдал по моему настоянию, опять отступил и теперь вернулся с новыми силами, показав себя опасным и упорным врагом. Ночная атака могла бы вылиться в хаотическое неуправляемое столкновение вроде Лесной битвы; и даже если бы Остерленд победил, он скорее рассеял бы наши войска, нежели уничтожил.

Ничего этого я не знал, когда лежал, прислушиваясь к затрудненному дыханию Гильфа и думая, достаточно ли хорошо промыл его рану. И зная, что он в любом случае может умереть.

— Эйбел?

— Да, — откликнулся я. — Я здесь.

— Ухо востро.

— Они идут?

Я сел. Поблизости стрекотало какое-то насекомое. В отдалении часовые поочередно выкрикивали номера своих постов, проверяя, все ли на месте и бодрствуют. Облако спала; ей снились слоны и усеянные звездами луга.

— Ухо востро, — повторил Гильф.

— В чем дело? — спросил я.

Анс беспокойно пошевелился во сне.

— Хозяин, — пробормотал Гильф. — Он идет.

Насекомое прекратило стрекотать, и часовые умолкли.

Ветер больше не шуршал в сухих кустах и не шумел среди голых скал; и в наступившей колдовской тишине я понял, что Гильф прав. Кто-то огромный — много превосходящий своими размерами и Хеймира, и даже Шилдстара — покинул место, откуда своим единственным оком наблюдал за Скаем и Митгартром. Его вороны летели перед ним, и их всевидящие глаза служили ему глазами. Его волки трусили за ним по пятам, чуя кровь, еще не окрасившую воды Гринфлада. Я задрожал от страха и плотнее закутался в плащ. Гильф спал, но прошел не один час, прежде чем я сумел заснуть.

Мне снились пираты каана, и они стояли у меня перед глазами, когда я пробудился. Храбрая кровь вытекает первой, говорим мы, имея в виду, что человек, однажды получивший ранение, уже никогда больше не сражается отважно. Несомненно, в этой поговорке, как во многих других, есть доля правды, но я никогда не считал ее хорошим советчиком. Чем старше человек, тем осторожнее он становится, но это не зависит от того, был он ранен или нет; воинственный пыл Воддета остудила пресыщенность кровью врагов, а не полученные раны.

Каково это — быть могучим и сильным мужчиной, как Воддет, — и спать с женщиной в полтора раза больше тебя, с женщиной, которая с легкостью переламывает копья? Каково это — спать с любой женщиной, коли на то пошло? Дизири являлась ко мне в человеческом обличье так давно.

Пытаясь отвлечься от этих мыслей, я встал и надел старый шлем. Гильф представился моему взору спящим зверем гораздо больших размеров, чем казался прежде, но по-прежнему раненым; никакой силы не осталось в челюстях, еще недавно давивших людей, точно крыс.

На следующий день мы выступили в путь в походном порядке и достигли реки незадолго до полудня. Войско Остерленда сосредоточилось на северном берегу. Я послал гонца с донесением, и он вернулся (как я и ожидал) с приказом Арнтора явиться к нему.

Королевский шатер уже установили к тому времени, когда я добрался до тылов; в нем сидели Бил и три герцога вместе со Стоунболом, Гейнор, Морканой и Улыбчивым. Сам Арнтор возглавлял собрание, облаченный в пурпурный плащ. Присутствие женщин стало для меня неожиданностью, хотя я попытался не обнаружить своего удивления, когда опустился на колено и получил позволение встать и занять одно из кресел.

Бил прочистил горло.

— Мы тут совещались в ваше отсутствие. Его величество и его высочество считают целесообразным выслушать ваше мнение, прежде чем вы услышите наше. Мы полагаем, перед нами стоит три вопроса. Первый: следует нам атаковать безотлагательно? Второй: если нет, следует нам готовиться к атаке или к отступлению? Третий: если мы атакуем, то в каком порядке и по какому плану?

Я молчал, собираясь с мыслями.

— Не стану отрицать, есть еще много других вопросов. Например, следует ли нам вступить в переговоры? Следует ли нам пойти вверх или вниз по реке и попытаться переправиться через нее в каком-нибудь другом месте? Но его величество и его высочество — собственно, все мы — сошлись во мнении, что первые три вопроса являются главными. Вы согласны?

Я обратился к Арнтору:

— Нет, ваше величество. У нас впереди еще весь день. Намерены ли ваше величество и ваше высочество ждать до заката? Если да, то на вопросы милорда я отвечу, что нам следует атаковать. Но если нет, нам следует отступить.

Последовало продолжительное молчание, Стоунбол и Улыбчивый шепотом посовещались между собой. Наконец Арнтор кивнул Билу, словно давая последнему разрешение сказать то, что сам он считает нужным.

— Я просто ознакомил вас с нашими мнениями, то есть с суждениями, которые мы высказали до вашего прихода. Его величество оставили свое мнение при себе. Его высочество и его министр настаивали на вашем присутствии. Ее величество посчитали, что нам следует отступить. Ее высочество решительно заявили, что нам надо подождать и…

— Я сказала «остаться здесь», — перебила Моркана. Потом она рассмеялась. — Если они решат атаковать, пускай попробуют. Думаю, мы сумеем одержать победу, и я хочу пустить в ход магию, для чего требуется время.

— Они тоже прибегнут к магии, сестра.

Арнтор подал знак Билу.

— Их милости высказались за безотлагательное наступление, — сказал Бил. — Я тоже. Нам кажется, что наше положение скорее ухудшится, нежели улучшится в случае промедления. Вы не согласны, и нам хотелось бы узнать почему.

— Сын Крови Дракона Ская согласен с вами, достойный Серэйбл, — сказал Стоунбол. — Он желает сообщить вам, что мы поддержим ваше решение.

Я поблагодарил Улыбчивого на его родном языке.

— Интересно знать, где вы изучили их язык, — пробормотал Бил, а Моркана рассмеялась.

— Я не изучал, — объяснил я. — Я понимаю его, но никогда не изучал. Это не предмет изучения.

Гейнор подалась вперед, словно желая дотронуться до моей руки:

— Вы никогда не простите меня за то, что я заключила вас в тюрьму. Но разве вы не простите мне попытку предотвратить битву, в которой может погибнуть мой муж?

— Я не держу зла на ваше величество ни по этому поводу, ни по любому другому.

Наконец голос подал сам Арнтор:

— Какое бы решение мы ни приняли в конечном счете, я переговорю с вами после совещания.

Я легко поклонился, не вставая с места:

— Я к вашим услугам.

— В таком случае скажите мне, что внушает вам уверенность в победе?

— То же самое, что заставляет их милости и лорда Била бояться поражения. Они знают, что каан послал за подкреплением с севера. Милорд Бил не сказал этого, но, безусловно, именно об этом думали все, кто убеждал ваше величество безотлагательно наступать.

Я ожидал возражений, но таковых не последовало.

— Ваше величество, было бы безумием атаковать, не исследовав предварительно реку. У меня есть два храбрых молодых человека, оруженосец Вистан и оруженосец Йонд, которые в настоящий момент проводят означенные исследования, — я отдал приказ перед тем, как отправиться к вам. Нам нужно знать, каковы глубина реки и скорость течения. Если здесь есть броды, нам нужно найти их. Мы получим время для поисков, коли не станем торопиться с решительными действиями до наступления сумерек. Нам следует также подождать, когда подтянется продовольственный обоз с женщинами и ранеными, и поставить вокруг него охрану. Мы получим время и для этого, коли отложим решительные действия до наступления сумерек.

Я глубоко вздохнул, исполненный решимости солгать и в конечном счете превратить ложь в правду.

— Что самое главное, я могу обещать вам подкрепление в виде тысячи лучников к вечеру.

Багарт, самый молодой из герцогов, сказал:

— Сотворенных из воздуха в сей пустынной местности? Вы настоящий чародей, сэр Эйбел, коли в силах сделать такое.

— Не лучше ли позволить людям разбить лагерь и выспаться? — пробормотал Бил. — Мы можем атаковать на рассвете.

— Если они лучники, — добавил Таос, — то их луки не принесут нам никакой пользы после наступления темноты.

— Я полагал, — кивнул я, — что стрелы этих лучников смертоносны в ночи, ваша милость. Несомненно, вы знаете об Эльфрисе больше, чем я.

Глаза Арнтора округлились:

— Тысяча эльфов, сэр Эйбел?

— Самое малое, ваше величество. Я надеюсь, их будет больше.

Бил кашлянул.

— Лучники из Эльфриса сражались за нас, когда мы разбили Шилдстара Йотунлендского в горном ущелье, ваше величество. Кажется, я говорил вам. Десятка четыре, наверное.

Я снова кивнул:

— Это были огненные эльфы, саламандры. Слабый клан, утративший силу за время рабства у…

— У того, чье имя нет необходимости называть, — закончил фразу Арнтор.

— Ваше величество очень мудры. На сей раз речь идет о моховиках, чей клан в просторечии называется «лесные эльфы», а на ученом языке «Скогсальфар». — Я повернулся к трем герцогам. — Это самый сильный клан. Мы можем также получить помощь от земляных эльфов, бодаханов. Они не воинственны по своей природе, но недооценивать их нельзя.

Наступила тишина, нарушаемая лишь перешептываниями Стоунбола и Улыбчивого. Когда они закончили, я обратился к ним и повторил все, что прежде сказал остальным.

— Вы, Сеятель Крови Дракона, являетесь моим прародителем, — промолвил в ответ Улыбчивый, — но давайте получим также благословение Лиса.

Я поблагодарил его за комплимент и ответил согласием.

— Я постараюсь получить благословение.

Я поднялся с места, когда все встали и направились к выходу, но остался в шатре вместе с Арнтором. Он отослал своих слуг прочь, велев не возвращаться до тех пор, покуда я не пошлю их обратно.

— Ваш посыльный сказал, что вы хотели переговорить с нами. Вы считаете нас трусом, сэр Эйбел?

Я потряс головой:

— Ни в коем случае, ваше величество.

— Однако мы охвачены страхом. Слепец, о котором вы говорили, убил моего брата. Кто убьет нас?

— Надеюсь, только Время, ваше величество. Надеюсь, вы умрете в свой срок, в глубокой старости и исполненный мудрости.

— Нам лучше знать. И нет у нас никакого желания скончаться так, как вы говорите. Тысяча прекрасных девственниц служат Вальфатеру.

Я молчал.

— Мы знаем, кто вы и что вы. Не делайте вид, будто ничего не понимаете. Мы не боимся смерти. Мы боимся, что ни одна из тысячи не сойдет к нам — что нас заставят перейти через мост Мечей.

— Если бы я мог пообещать вам валькирию, я бы пообещал, — сказал я. — Но я не могу.

— Мы так и думали. — Он испытующе смотрел на меня. Внутренний голос подсказал мне, что лучше не встречаться с ним взглядом. Я не поднял глаз, но он внимательно изучал мое лицо. — Вы не ложились с нашей королевой.

— Я и не пытался, ваше величество, ибо знал, что подобная попытка не увенчается успехом.

— Ха! Вы можете пойти к ней сегодня ночью. Она примет вас с распростертыми объятиями. И с раздвинутыми ногами. Вы пойдете?

— Нет, ваше величество. Не пойду.

Арнтор снова умолк, вглядываясь в мое лицо. Наконец он сказал:

— Недостаточно умереть с отвагой, сэр Эйбел. Человек должен умирать с честью. Поскольку нам суждено умереть и мы знаем это, мы задумались о нашей чести. Она не безупречна.

— Как и моя, ваше величество.

Хотя всевозможные мысли стремительно проносились в моем уме одна за другой, я не мог понять, к чему он клонит.

— Мы заключили вас в тюрьму без всякой причины, но мы же освободили вас и возвысили до почетного положения. Что еще мы можем сделать для вас?

— Я желал поговорить с вами наедине не с целью просить вас о милости, ваше величество, но с намерением сделать вам подарок. Я боялся, вы откажетесь от него, и по-прежнему боюсь. Посему я надеялся, что вы примете мой дар, когда мы с вами останемся один на один.

— Вы говорите о смерти? — Он откинул плащ за спину и простер руки в стороны. — Так убейте меня!

— Ни за что на свете, ваше величество.

— Вы не смогли бы, даже если бы хотели, поскольку нам суждено погибнуть не от вашей руки. На нас нет доспехов, как вы сейчас увидели.

Я впал в еще сильнейшее недоумение.

— У нас на поясе перевязь с мечом. Вероятно, вы и это заметили. Мы не лгали, когда сказали вам, что потеряли ваш меч. Он находился среди вещей, которые везли мулы, и был захвачен вместе с ними.

У меня нет слов, чтобы описать всю силу надежды, всколыхнувшейся в моей душе в тот момент, и всю свою благодарность Вальфатеру, по воле которого происходят подобные события.

— В ходе Лесной битвы мы снова завладели вашим клинком. — Арнтор встал с некоторым трудом и расстегнул перевязь. — Вы говорите, что пришли к нам с подарком. У нас нет подарка для вас. Но мы возвращаем вам то, что принадлежит вам, и тем самым восстанавливаем свое доброе имя. — Неожиданно он улыбнулся. — Ножны премило украшены. А рукоять, хотя и незатейливая, поистине превосходна. Мы не можем судить о самом клинке, поскольку нам ни разу не удалось обнажить его. Вы никогда не задавались вопросом: почему никто еще не написал о духах давно погибших воинов, которые сражаются за нас?

Я ничего не сумел бы ответить, даже если бы мог говорить. Он вручил мне Этерне, и я почувствовал, что часть моего существа, давно утраченная, вернулась ко мне. Мои руки двигались сами по себе, помимо моей воли.

Потом — о, потом!.. Бен, Бен, если бы ты только слышал все, что я услышал тогда: воинственные кличи, подобным которым не знает ни один смертный, и топот копыт боевых коней, обратившихся в прах тысячу лет назад. Просторный шатер заполнили павшие воины в старинных доспехах, рыцари с сияющими лицами и грозно сверкающими очами, способными устрашить льва. Они преклонили колени перед Арнтором, и один из них промолвил:

— Понял ли ты сейчас, о король, почему мост, через который мы проходим, называется мостом Мечей?

— Да. — На мгновение Арнтор, даже сам Арнтор, как будто заколебался. — Вы можете не открывать секреты Хель. — (Они кивнули.) — Но мы все равно зададим вопрос. Мы надеемся, ответ на него не входит в число секретов. Хотя мы так и не сумели обнажить меч, мы все же носили его. Возможно ли, что мы когда-нибудь присоединимся к вам?

Призрачные голоса зашептали:

— Возможно… возможно…

— Уберите меч в ножны, — велел Арнтор.

Я повиновался, и рыцари растаяли в воздухе; глухие голоса еще некоторое время продолжали шептать «возможно… возможно», когда в шатре никого не осталось.

— Вы ничего не должны нам, — сказал мне Арнтор, — а мы перед вами в долгу. Тем не менее мы просим вас о милости, ибо это привилегия королей. Много веков назад один наш предок пожелал возвысить некоего рыцаря над всеми прочими. Он уже пожаловал ему титул, обширные земельные владения и богатство — столь великое, что тот отказывался от новых даров. Они обменялись мечами, и впоследствии король всегда носил меч, прежде принадлежавший рыцарю, а рыцарь носил меч, прежде принадлежавший королю. Мы вручили вам не наш меч, а ваш собственный: меч, который мы забрали у вас; меч, который достался вам от побежденного вами дракона, если верить легендам. Однако именно этот клинок мы носили после того, как он вернулся к нам в ходе Лесной битвы, и теперь он перешел к вам. Вы отдадите мне меч, который носите сейчас?

И тогда я увидел, каким образом Парка сплетает нити наших судеб, и снял свою перевязь с мечом, найденным для меня Баки.

— Это и есть подарок, который я намеревался преподнести вам, ваше величество. Я с великой радостью вручаю вам меч. Наденьте его сегодня вечером, и, удостоив меня такой чести, вы возвысите меня над всеми остальными.

Арнтор взял у меня перевязь и надел.

— Можно нам обнажить меч?

— Да.

Он извлек меч из ножен, и в его руке клинок засверкал, как никогда не сверкал в моей, залив шатер серым светом.

— Он томится жаждой. — Голос Арнтора упал почти до шепота. — Мы слышали о подобных вещах. Но никогда в них не верили.

— Чаще всего они оказываются неправдой, ваше величество.

— Но он действительно томится жаждой, — сказал Арнтор. (Сомневаюсь, что он слышал меня.) — Он бредет по пустыне и мечтает об озере крови.

Глава 40 БИТВА У РЕКИ

Вистан и Йонд нашли два места, где реку можно было перейти вброд, хотя и с трудом. Западный брод, лучший из двух, я оставил Арнтору и самым искусным воинам — дворянам и почти всем рыцарям, Улыбчивому и солдатам Дракона. Я же планировал воспользоваться восточным, бросившись в наступление верхом на Облаке (которая едва ли замочит брюхо в воде). За мной будут следовать Тауг и Робер, а за ними все легко раненные воины, способные держать меч, крестьяне, разбойники из вольных отрядов и все эльфы, какие придут к нам на помощь. Мы пойдем в атаку первыми и отвлечем на себя основные силы каана.

План был разумным. Арнтор согласился подождать со своим наступлением минут пятнадцать после начала моего и держаться со своими людьми позади, вне поля зрения противника. Я сказал, что ни при каких условиях мы не должны начинать бой до заката. В действительности я намеревался пойти в наступление раньше, чувствуя, что чем сильнее я стану подгонять себя, тем больше у меня шансов добиться успеха. Я давно понял, что план сражения следует продумывать заранее; но как только сражение начато, планы зачастую рассыпаются, точно карточные домики. Так случилось и в Битве у реки.

Хотя войско Арнтора должно было собраться поодаль от реки, вне поля зрения противника, я счел благоразумным выставить часовых вдоль берега, особенно возле бродов, на случай, если неприятель попытается переправиться; старшим над часовыми я поставил сэра Марка. Он инспектировал посты, когда капитан остерлингов прокричал какое-то оскорбление с противоположного берега. Вместо того чтобы промолчать, Марк прокричал ответное оскорбление. Капитан пошел вброд через реку, вызывая его на поединок. Он принял вызов, и солдаты капитана набросились на него, когда их командир пал, а часовые Марка поспешили на помощь к своему командиру — и завязался бой, в который втягивалось все больше и больше людей.

Все это я узнал позже. А тогда я внезапно услышал крики и звон оружия; Этела прибежала ко мне с сообщением, что остерлинги перебрались на южный берег, где их встретил Арнтор со своими рыцарями.

— Мы перейдем через реку, — сказал я Этеле, — и нанесем противнику удар с тыла. Укройся в безопасном месте.

Она не послушалась меня, хотя я не сразу узнал об этом.

Я попросил Облако опуститься на колени, чтобы я мог взобраться на нее.

Вместо этого она подняла глаза к Скаю и навострила уши, прислушиваясь к голосу, раскатившемуся над Митгартром. Я тоже его услышал, и когда она взмыла в воздух и поскакала легким галопом по слабому ветру, ни одна моя мысль не встревожила ее. Я мог бы попробовать приказать ей вернуться, но знал, что она не подчинится мне, и потому не стал даже пытаться.

Мне следовало бы сесть на коня. Я не сел, но пошел вброд один. Стрелы отскакивали от моей кольчуги и свистели у меня над головой. Я держал ножны с Этерне над водой. Потом обнажил клинок.

Они появились со всех сторон (во всяком случае, мне так показалось), еле различимые глазом, но хорошо слышные. Их клинки пока не обрели смертоносную силу — солнце еще светило ярко, хотя и стояло низко над горизонтом. Но страшно было чувствовать уколы этих мечей и прикосновения призрачных рук. Я услышал пронзительные вопли и увидел, как остерлинги бросают копья на землю и хватаются за раны, которые не кровоточили.

Затем подоспела более существенная помощь: Тауг и Робер верхом на конях, а за ними раненые воины, тоже конные. За ними с криками бежали разбойники и крестьяне, все пешие. Я боялся, что последние две группы оробеют и отстанут, и сделал все возможное, чтобы поддержать предводителей, которые так и рвались в бой; и разбойники, и крестьяне сражались гораздо лучше, чем я ожидал.

Мы с Вистаном повели этих мужчин в наступление, нисколько не унизив себя в глазах наших людей. Мне следовало бы сказать «мужчин и женщин», ибо хотя женщин, последовавших за своими мужьями, было немного, сражались они поистине отважно. Чуть позже я расскажу об этом — во всяком случае, попытаюсь.

Последний из наших конных воинов уже скрылся из виду, когда я выбрался на берег, мокрый по пояс, с полными воды сапогами. Я предполагал повести всадников за собой, выстроив широкой дугой, и нанести неприятелю удар с тыла, как и говорил Этеле. Теперь они шли за Таугом и Робером. Обоим не занимать храбрости, и даже Тауг, несмотря на свою молодость, имеет представление о тактике боя. Возможно, они сделают все, как я планировал, а если нет, от меня все равно уже ничего не зависит.

Я же теперь возглавлял шайку разного сброда и должен был сделать все, что в моих силах, дабы привести Целидон к победе ценой наименьших потерь. Для нас выстроиться полукругом не представлялось возможным. Я решил двинуться налево вдоль берега, истребляя на своем пути всех остерлингов, какие встретятся, и ударить с фланга по частям, переходящим вброд реку.

Мы сами перебрались на противоположный берег, не встретив сильного сопротивления, огромной толпой, грозящей превратиться в неуправляемое стадо. Я остановил людей и заставил выстроиться рядами, как их учили. При переправе лучники, разумеется, держали свои луки над водой, чтобы тетивы не намокли. Я расставил их по флангам, чтобы они не подпускали пращников и лучников неприятеля. Атака дюжины всадников распугала бы таких воинов, как скворцов, но конной атаки не последовало. У всадников и без нас было достаточно работы.

Бойцов с самыми крепкими щитами я выстроил в первую шеренгу, а во вторую — копьеносцев, чтобы выставили копья между щитами. Остальных я собрал в кучу позади, а Вистану поручил поддерживать порядок в задних рядах и следить за тем, чтобы люди подбирали копья и щиты за павшими товарищами. Я шел в шести шагах впереди, с самым решительным видом, через каждые несколько шагов оборачиваясь, чтобы прокричать приказ или ободряющие слова. Нам требовались флаги. Нам требовались трубы и барабаны. Ничего этого у нас не было, но кто-то (я догадываюсь, кто именно) своим примером заставил идущих в задних рядах женщин петь и хлопать в ладоши — и возможно, это было даже лучше, чем трубы и барабаны. «Прибавить шагу! — время от времени покрикивал я. — Шагай веселее!»

И мы шагали бодро. «Дизири! Дизири! Дизири!» Некоторым остерлингам уже доводилось слышать этот клич; но знали они его или нет, нас было много. Пусть мы были плохо обучены и еще хуже вооружены, этого явно не видели враги, пускавшиеся от нас в бегство.

Мы продвинулись на удивление далеко в западном направлении к тому времени, когда столкнулись с сотней противников, исполненных решимости оказать сопротивление. Их капитан сражался палицей с подвижной главой, излюбленным оружием остерлингов. Этерне перерубила железную цепь, которой глава крепилась к древку, и он остался с одной палкой в руке. Он бросился на меня, пытаясь на бегу вытащить меч, но я отсек ему руку по локоть, прежде чем рассечь пополам шлем.

Два десятка его солдат набросились на меня, точно терьеры. Я помню, как перерубил два копья и вонзил меч в брюхо длинному малому, у которого был такой вид, словно последний месяц он питался одной травой. Еще помню, я гадал, хватит ли у Вистана ума проследить за тем, чтобы оружие убитых мною остерлингов перешло к тем, кто в нем нуждается. И больше почти ничего не помню. Хорошо, когда удары сильные, но еще лучше — гораздо лучше, — когда удары стремительно следуют один за другим. Гарваон научил меня этому, и я наносил удары по возможности быстрее, не думая о Гарваоне и вообще ни о чем не думая: рубящий, рубящий, рубящий, колющий. Поднять щит на уровень глаз. Быстро! Быстро, пока к противнику не подоспела помощь. Нанести колющий удар из-под щита, сильный и молниеносный. Нога выведена из строя — пнуть по колену, быстро и сильно. Полоснуть мечом, пока он не очухался. Я ударил одного остерлинга по зубам нижним краем щита и увидел торчащее у него в груди копье прежде, чем успел довести дело до конца.

Они бежали, а над берегом реки далеко слева от меня и впереди висело клубящееся облако пыли, в котором виднелись флаг и несколько плюмажей, — облако, ревущее столь оглушительно, что рев слона рядом с ним казался тихим и жалобным, точно детский плач. Мы атакуем облако — облако, которое является армией, — с фланга. Мы изрядно потреплем и задержим его, и возможно, этого окажется достаточно; но окажется этого достаточно или нет, оно повернет и сокрушит нас. Я приказал своим отважным, на все готовым, необученным и плохо вооруженным солдатам идти в наступление и сам побежал впереди с криком «Дизири!» Наши стрелы сыпались градом на облако. Они могли принести пользу. Лучше умереть, чем уклониться от сражения и знать, что Робер и Ламвелл сражались бы на моем месте как истинные герои, каковыми и являлись.

А потом над нашими головами взревел дракон, изрыгающий пламя. Покружив в небе (я на миг остановился и задрал голову), он устремился вниз, прямо на меня, и спустился так низко, что поднятый огромными крыльями ветер взметнул сухую пыль с земли. Вырвавшееся из пасти пламя опалило меня, и ужасные челюсти сомкнулись на мне; но последние лучи угасающего солнца не давали ему материализоваться полностью. Он еще не мог оторвать меня от земли или раздавить, и наши стрелы легко пробивали его чешую, поражая жизненно важные органы.

Он взмыл ввысь с диким воплем, вскоре превратившимся в торжествующий. Солнце садилось, и огненное дыхание, прежде бледное, как пламя свечи при солнечном свете, становилось все ярче и жарче с каждой секундой. Дракон кружил в небе, осматривая остерлингскую армию, которую он подчинил себе. Тени, совсем недавно четко очерченные, постепенно расплывались, растворяясь в наступающей темноте. И дракон, Бен, стал реальным существом, каким являлся я, каким был Сетр в Эльфрисе, — чудовищем из нефрита и гагата.

Раньше я не думал о Гарваоне, я и теперь не думал ни о нем, ни о Своне, который сражался с Сетром и остался в живых. У меня не было на это времени. Не было времени ни на что, кроме как прокричать что-то невразумительное людям, следующим за мной, взмахнуть мечом и ринуться в схватку с драконом.

Рыцари в старинных доспехах галопом проскакали мимо меня. Я почувствовал, как земля у меня под ногами дрожит от топота сотни подкованных копыт. Пики ломались при ударе о чешуйчатый панцирь чудовища, а две попали прямо в огненную пасть. Именно тогда я сделал то, что надеялся сделать, когда разговаривал с Арнтором; то, что когда-то сделал Майкл на берегу пруда. Все, что я рассказывал Таугу, стало явью для меня, а эльфы, даже сама Дизири, превратились в моем сознании в видения, в мысленные образы, которые можно вызывать и прогонять по желанию. Я призвал их, как бог, и они явились на мой зов.

Остерлинги впереди и люди позади меня разом остановились, и во внезапно наступившей тишине я услышал гул над головой, подобный жужжанию миллиона пчел. Я поднял глаза и увидел в небе тучу стрел.

На помощь пришла Дизири и вместе с ней двухтысячное войско: моховики и саламандры, ледяные эльфы и маленькие бодаханы, которые не отличались воинственным духом, но сражались (когда сражались) из чувства долга, не прося и не даруя пощады.

О той битве сложены легенды и песни, Бен. Я знаю, ты никогда их не услышишь, а мой рассказ не сможет с ними соперничать. Я в общих чертах опишу ход битвы, но и только.

Тауг и Робер нанесли остерлингам удар с тыла, как я надеялся. Мы атаковали во фланг — рыцари Меча, эльфы и люди, следовавшие за мной. Остерлинги держались дольше, чем каан имел основания ожидать, посылая в доблестнейших на свете рыцарей тучи стрел. Арнтор разверз уста, и драконы обратились против них, и они дрогнули и бежали; остерлинги, находившиеся на южном берегу, увидели беспорядочное отступление своих соплеменников и тоже пустились в бегство. Устремившись в погоню, мы нанесли неприятелю огромные потери. И еще большие, когда враг остановился и попытался отстоять позиции на северном берегу. Там сражались лучшие воины Остерленда, спаги и собственное войско каана, и лишь немногие остались в живых.

Помимо этого, я могу описать лишь несколько эпизодов. Когда мы атаковали во фланг и завязался ожесточенный бой, я, словно в лихорадочном бреду, увидел двух слепцов, вооруженных длинными, крепкими палками и ведомых вперед девочкой-подростком и женщиной с мечом. Ты легко догадаешься, кем были эти четверо. Но не догадаешься, что Бертольд Храбрый получил удар копьем в живот еще на восходе луны.

Один раз я упал, и остерлингский капитан, сбивший меня с ног, встал надо мной и приготовился нанести следующий удар. Думаю, он знал, кто я такой, и надеялся, что я взмолюсь о пощаде, дабы он мог похваляться этим впоследствии. Спасшее меня существо походило на огородное пугало, слепленное из мха и грязи, из веток, коры и зеленых листьев. Я узнал своего спасителя и, сняв старый шлем, обнял прелестную Дизири прямо там, на поле битвы.

Арнтор встретился с Черным кааном у самой воды. Черный каан пал от рокового меча, и хотя тяжесть кольчуги влекла бездыханное тело ко дну, оно было унесено течением и так потом и не найдено. Арнтор оставался в живых до момента, когда узнал о нашей полной победе, но не долее. Мардер и Бахар накрыли тело короля плащом и никому не позволили взглянуть на него; оно было сожжено той ночью на погребальном костре, сложенном из сломанных копий, стрел и расколотых щитов. Если бы я увидел тело, возможно, я сумел бы объяснить, почему Гейнор столь решительно отвергала Арнтора. Но я не видел и потому не делаю никаких предположений.

Он был лишен обаяния и безудержного честолюбия своего брата, и, наверное, это хорошо. Он имел склонность к жестокости и коварству, но держал в узде эти качества лучше, чем большинство подобных людей. Он был отважен и справедлив без жалости — или, по крайней мере, редко испытывал жалость. Его род давал Целидону более мудрых королей и более искусных военачальников, но ни одного более хитрого. Он никогда не смягчался сердцем, и если имел множество преданных слуг, то друзей не имел.

Позже произошел еще один эпизод, о котором я поведаю ниже.

Когда битва закончилась и я убрал Этерне в ножны, я собрал людей, сражавшихся под моим командованием. Только тогда я узнал о ранении Бертольда Храброго и понял, что он наверняка умрет. В противном случае я, возможно, не решился бы сделать то, что сделал.

Среди собравшихся были Тауг и Робер и старая Герда, которая во время боя помогала перевязывать раненых и теперь еле держалась на ногах от усталости. А также Линнет, Этела и Вил. У Вистана на голове была повязка, наложенная Ульфой и закрывавшая пол-лица, и Анс поддерживал его под руку с таким видом, словно боялся, что он лишится чувств или вообще испустит дух. Я велел Вистану сесть поближе к костру и послал за Поуком и Гильфом, которого мы перед боем посадили на двойную цепь, чтобы спасти ему жизнь. Я почти ничего не говорил, покуда они не присоединились к нам.

— Друзья мои, — начал я, устремляя взгляд на изможденные лица людей, теснившихся позади тех, кто сидел в первых рядах, возле самого костра. — Я в неоплатном долгу перед вами. Я не могу вознаградить вас по заслугам, и возможно, вы никогда не получите награды за то, что спасли свою страну. Единственное, чем я могу вознаградить вас, — это сказать вам правду и на ваших глазах сделать то, что я намерен сделать сейчас и буду делать, пока меня не остановят. Что произойдет скоро.

Они зашевелились, но никто не заговорил.

— Первое: правда. Я предполагал вести вас в бой, сидя верхом на Облаке. Я лишился ее. Вы помните, что во время нашего похода на юг Облака со мной не было, покуда мы не встретились с солдатами Дракона. В великодушии своем Лотур вернул ее мне. Вероятно, он ожидал, что в благодарность за такую услугу я нарушу клятву, данную его отцу. Тогда мне настал бы конец, как произойдет очень скоро. Я не оправдал ожиданий Лотура, но в самый тяжелый момент его отец забрал у меня Облако. Это сильно повредило нам, и вся вина здесь лежит на мне. Я признаюсь вам в этом сейчас.

Несколько человек неуверенно запротестовали. Я поднял руку, призывая их к молчанию.

— Такова правда, и теперь вы ее знаете. Это еще не все. В Скае Вальфатер, величайший и добрейший из правителей, находящихся в подчинении у Верховного Бога, наделил меня чудесной силой. Спустя много лет я обратился к нему с просьбой отпустить меня обратно в Митгартр. Он согласился при условии, что я не стану использовать свои способности здесь, и я поклялся, что не стану… Я клятвопреступник, ибо нарушил данную Вальфатеру клятву, когда остерлинги осаждали Редхолл. Некоторые из вас находились там и никогда не забудут бурю, которую я вызвал. Сегодня ночью я собираюсь снова нарушить клятву, открыто и столько раз, сколько успею.

Несмотря на смертельную усталость, они вновь беспокойно зашевелились при этих моих словах.

Я подозвал к себе Бертольда Храброго. Он не стоял на ногах, но Поук и Анс подвели его ко мне, поддерживая под руки. Я сорвал с него повязку и исцелил его.

— Стань на колени, — велел я, — и Герда рядом.

Бертольд Храбрый ощупывал свой живот в поисках раны, но подчинился моему приказу. Ульфа привела Герду и заставила ее опуститься на колени тоже. Я возложил руки им на головы и почувствовал, как моя сила изливается из меня. Ее потребовалось много, чтобы вернуть Бертольду Храброму то, что он оставил в каком-то пруду в далеком прошлом.

Когда я открыл глаза, они по-прежнему стояли передо мной на коленях. Тишина удивила меня, ибо я ожидал великого шума, но все остальные могли видеть лишь согбенные спины двух коленопреклоненных людей при неверном свете костра. Волосы Бертольда Храброго снова стали черными, а волосы Герды — цвета спелой пшеницы. Однако мои ладони по-прежнему покоились у них на головах, и даже зрители в первых рядах не могли ничего рассмотреть толком.

Я велел Бертольду Храброму и Герде встать. Они подчинились, и Бертольд Храбрый вскричал: «Я вижу! Я вижу!» Герда крепко обняла его, и они расплакались — хотя она снова была молодой и красивой женщиной со смеющимися глазами.

Этела дернула меня за рукав, тоже вся в слезах. Я знал, чего она хочет, и велел Ульфе подвести ко мне Линнет.

— Вы не мой сын, — промолвила Линнет, — и все же вы — мой сын. Вы умертвите меня?

— Ни в коем случае, — сказал я. — Но я не могу вернуть вам радость жизни. Это мне не по силам. Станьте на колени. У меня мало времени.

Она опустилась на колени. Ум Линнет был поврежден так глубоко и серьезно, что мне казалось, будто я терзаю туго затянутый узел ногтями и зубами; наконец я справился с ним и велел женщине встать. Она улыбнулась, я улыбнулся в ответ, и мы обнялись.

— Мег по-прежнему со мной, — прошептала она. — Она там, на морском острове. Вы не отправите ее домой?

— Нет, — сказал я.

Гильфа, подошедшего следующим, я исцелил быстро и без труда. А потом я понял, что время мое истекло, ибо увидел его, стоящего позади толпы, в отдалении от костра. Я думал, он заговорит, когда я назвал имя Анса. Но он промолчал.

Я же обнаружил, что едва могу шептать. Я положил ладонь на горб Ансу — ничего подобного я прежде не делал.

— Выпрямись.

Как медленно он выпрямлялся! Он думал, что это сон, — я видел это по его лицу. Он думал, что спит и видит сон, и безумно боялся проснуться. Тауг подошел и стал рядом с ним, на всякий случай. Тауг плакал, и я тоже.

Вистан был в числе последних. Прежде чем исцелить его, я вспомнил, как он дрался с Таугом в Утгарде; с тех пор утекло много времени, и он верно служил мне.

— Ты был со мной с самого начала, — сказал я Поуку. — Нехорошо, что ты оказался последним сейчас. Надеюсь, у меня хватит времени.

— У меня есть зрячий глаз, сэр. Возьмите Вила.

Я совсем про него забыл, и Поук подвел ко мне Вила. На мгновение мне показалось, что на сей раз мне недостанет силы. Когда я закончил, он вложил мне в руку что-то — какой-то предмет, гудевший и певший великим множеством голосов.

— Я хочу отблагодарить вас, сэр Эйбел. Этого мало, но у меня больше ничего нет. Когда у меня появится еще какая ценная вещь, вы получите и ее тоже.

— Моя тетива.

— Да, сэр. Снова ваша.

В ту минуту, Бен, я чувствовал смертельную усталость и безграничную радость. Я велел Поуку подойти и подул на слепой глаз.

— Спасибо, сэр! Огромное спасибо! — воскликнул он, и мы крепко обнялись, и я понял, что он тоже исцелен, а я не в силах больше исцелять.

Я хотел сесть, но высокий мужчина в широкополой шляпе направлялся ко мне, и садиться было нельзя.

— Ты закончил, Драконриттер.

Это был не вопрос.

Я опустил голову.

— Ты пристыжен. — Его глаз блестел в темноте. — Ты покончил бы с жизнью, если бы я приказал, и покончишь в любом случае.

— Да, Вальфатер. — Я сжал рукоять своего кинжала.

— Я запрещаю тебе! Но я не ожидаю от тебя повиновения. Ты умрешь, когда Зима и Древняя ночь поглотят нас. И я умру. И мой сын Тунор, который не верит в это. Пока же я благодарю тебя за то, что ты исцелил моего пса. Вернуть тебе Облако?

— Нет, — сказал я.

— Я дам тебе животное помоложе, той же породы.

— Нет, — повторил я.

— Ты считал моего сына Лотура добрым и великодушным. Он не такой. Поступок, показавшийся тебе великодушным, служил лишь подготовкой к измене. Если бы ты знал Лотура так же хорошо, как знают другие, ты бы сразу понял это.

Горячее чувство всколыхнулось в моей душе, и я поднял голову:

— Я никогда не молил вашего сына о помощи и ни одним своим поступком не заслужил его благодарности. Он велел Моркане вызвать меня и сам предложил мне помощь. Мы умирали от голода и были слишком слабы, чтобы противостоять нашим врагам. Он обеспечил нас продовольствием и дал нам людей. Я не стану жаловаться на него, никогда больше.

— Другие, с которыми он обращался лучше, говорили о нем хуже. — В голосе Вальфатера слышалась улыбка. — Ты возвращаешься к нам?

Я не ответил.

— Я не многих просил об этом… сэр Эйбел. Даже один-единственный раз.

— Я не Эйбел, — прошептал я.

— Ты Эйбел. Я призову Облако, и мы с тобой сядем верхом на нее.

Я не мог вымолвить ни слова. Бывали случаи, когда у меня настолько отнимался язык, что впоследствии я не понимал, как же все-таки умудрялся им ворочать. Но на сей раз я говорить не мог. Этела взяла меня за руку; ее лицо было мокрым от слез, но она уже не плакала.

— Он боится, что она не пойдет с ним, — сказала Этела Вальфатеру.

— Она не захочет, дитя мое. — Его голос теперь звучал глухо и сурово. — Она не может. — Он повернулся ко мне спиной.

Дизири, напряженно наблюдавшая и слушавшая, выступила из тени.

Вальфатер подал знак Вистану:

— Ты верно служил своему рыцарю. Ты должен оказать ему еще одну услугу. Принеси своему господину шлем и надень на него.

Вистан повиновался.

Прелестная Дизири превратилась в куклу из земли и листьев. Это было ужасно, но я ожидал этого. Двух других превращений я не ожидал и не в силах объяснить. Вальфатер вдруг стал прозрачной сияющей тенью. Бесплотной тенью.

А Бертольд Храбрый, сидевший рядом с Гердой, исчез. Она по-прежнему оставалась очаровательной молодой женщиной, но Бертольд пропал, а на его месте, Бен, теперь сидел ты. Как я сказал, у меня нет объяснений.

— Ты знаешь, от чего ты отказываешься, — сказала мне сияющая тень, — и знаешь, куда идешь. Что ты станешь делать?

Я вытащил кинжал из ножен, закатал рукав своей кольчуги и сделал глубокий надрез на руке.

— Пей, — сказал я Дизири, и она нагнулась и стала пить мою кровь.

Не тянуть по капельке, как обычно делают эльфы, а жадно пить, большими глотками, захлебываясь; я сжимал и разжимал кулак, чтобы человеческая жизнь текла из меня струей, и не останавливался до тех пор, пока рядом со мной не оказалась миниатюрная зеленоглазая женщина.

Когда я снова поискал взглядом сияющую тень, она уже удалилась. Вскоре и мы с Дизири пошли прочь, я опирался на ее плечо, ибо потерял слишком много крови и чувствовал страшную слабость.

Вот третий эпизод, о котором я обещал рассказать. Мы шли медленно, и по дороге я два раза упал. К тому времени, когда мы достигли реки, заря нового дня окрасила тысячей разных оттенков облака в небе, хотя само солнце еще скрывалось за восточными горами. Я остановился у самой воды, не уверенный, что сумею добраться до противоположного берега. Прекрасная юная женщина поддерживала под руку рыцаря, отражение которого я увидел; но рыцарь тот был не мальчиком, но суровым воином, чьи глаза блестели в прорезях шлема.

Я снял шлем и бросил в реку, а когда пузырьки на поверхности воды исчезли, мы с Дизири остались прежними.

Мы живем в Эльфрисе и на целые дни снова становимся детьми, какими были, когда я впервые попал сюда. Мы, дети, бегаем с веселыми криками среди рощ и гротов обширного леса, прекраснее которого ты не видел и никогда не увидишь. Мы, дети, ходим на море, столь мной любимое, чтобы плескаться на отмелях и играть с келпи. Дизири подарила мне нового пса, белого щенка с рыжими ушами. Я назвал его Фарван, и по вечерам мы разговариваем с ним о старых играх и обсуждаем новые, а он рассказывает нам о своих щенячьих делах.

Но мы не всегда остаемся детьми и иногда лежим навзничь в мягкой зеленой траве и смотрим на мир над нашими головами, где время течет быстро. Мы видели, как Мардер посвящает в рыцари Вистана и как Бертольд Храбрый убивает Шилдстара. Скоро наступит время для нашего возвращения.

Майкл наконец разыскал меня, вот почему я написал тебе все это, Бен. Он говорит, что одному влиятельному господину требуется рыцарь. Я сказал Майклу, что стану лучшим рыцаремэтого господина, коли мне позволят взять с собой супругу. Он говорит, что позволят.

Скоро мы уже отправляемся.

Ты прочтешь все это, Бен, поскольку Майкл нашел способ передать тебе мое послание. Не тревожься обо мне. У меня все хорошо.

С наилучшими пожеланиями, Арт (Артур Ормсби).

Оглавление

Глава 1 Я — РЫЦАРЬ

Глава 2 ЭТО ТОТ САБЫЙ КОТ?

Глава 3 ЗЕЛЕНЫЙ РЫЦАРЬ ИЗ СКАЯ

Глава 4 ЧУДО, СОТВОРЕННОЕ ТАУГОМ

Глава 5 ПРИЗНАНИЯ

Глава 6 УТГАРД

Глава 7 ХЕЛА И ХЕЙМИР

Глава 8 ХОЗЯЕВА МАНИ

Глава 9 ПЕРВЫЙ РЫЦАРЬ

Глава 10 КЛЯТВЫ И ДУРНЫЕ ВЕСТИ

Глава 11 ВТОРОЙ РЫЦАРЬ

Глава 12 БОЙ

Глава 13 ТРЕТИЙ РЫЦАРЬ

Глава 14 УТГАРД И РАВНИНА

Глава 15 КРОВЬ ВЕЛИКАНА!

Глава 16 НАВСТРЕЧУ ОПАСНОСТИ

Глава 17 ИНСТРУМЕНТЫ

Глава 18 НОЧЬ

Глава 19 ПРОСЬБА ТАУГА

Глава 20 ЭТО БЫЛ КОРОЛЬ ГИЛЛИНГ!

Глава 21 СДЕЛКА С ТИАЗИ

Глава 22 ПОТЕРЯННЫЕ ЛЮБОВИ

Глава 23 БИТВА ПРИ УТГАРДЕ

Глава 24 ПОЕЗДКА ПОСЛЕ УЖИНА

Глава 25 ЗАБЛУДИВШИЕСЯ

Глава 26 МОРСКИЕ ДРАКОНЫ

Глава 27 РЕДХОЛЛ

Глава 28 МОРКАНА И СНОВА КОЛДОВСТВО

Глава 29 ЛОРД ЭСКАН

Глава 30 ПРИГЛАШЕНИЕ МОРКАНЫ

Глава 31 УЖИН С ЛОРДОМ ЭСКАНОМ

Глава 32 ПОЕДИНОК ЧЕСТИ

Глава 33 ПОД ТОРТАУЭРОМ

Глава 34 МОЙ НОВЫЙ МЕЧ

Глава 35 ВНИЗ

Глава 36 БИТВА У ВОРОТ

Глава 37 ПЯТЬ СМЕРТЕЙ И ТРИ ЖЕЛАНИЯ

Глава 38 СОЛДАТЫ ДРАКОНА

Глава 39 ЖАЖДА

Глава 40 БИТВА У РЕКИ