«Если», 2008 № 09 [Алексей Павлович Колосов] (fb2) читать онлайн

Эдвард М. ЛЕРНЕР. НОЧЬ РФИДОВ

Помощница по юридическим вопросам застыла, держа в протянутой руке кожаную папку. Одинокий лист бумаги в ней дожидался подписи. Осознавая всю степень моей решимости, Барбара не произнесла ни слова, но зато говорила ее напряженная поза – и говорила со всей красноречивостью. Нельзя начинать срок полномочий с таких вот шагов. Не поймут.

Когда-то я мечтал вовсе не о политической карьере. Но иногда мечтой приходится жертвовать ради чего-то более важного.

Еще в третьем классе я увлекся историей, когда услышал об исчезнувшей колонии Роанок. Четыре года в колледже и университетский диплом историка были не только пределом амбиций, но и суровым испытанием возможностей. Однако порой обстоятельства требуют от тебя куда больше, чем ты сам от себя можешь потребовать.

Прошло двадцать с лишним лет, но я помню те обстоятельства, как будто все случилось вчера.

* * *

Однажды ночью наступил конец света.

Мама, не получив утренней газеты с подтверждением этого очевидного факта, верить в него отказалась. Более того, факт отсутствия газеты полностью завладел ее сознанием. Ну, почти полностью, еще ее донимала невозможность позвонить кому-нибудь и пожаловаться. Одетая в форму официантки, она сидела за шатким обеденным столом и переживала, не в силах совершить утренний ритуал.

Стационарный телефон безмолвствовал. На дисплее моего мобильника светилось «Не обслуживается». Вырубилась и кабельная связь с Интернетом. Хорошо хоть электричество осталось.

Пожаловаться мама могла только мне, что и делала.

Моему поколению невдомек, чем изготовленные из убитых деревьев носители информации лучше любых других. Так что я бы матушке не посочувствовал и в лучших обстоятельствах. Да и не прибавлялось от ее стенаний бумаги в нашем доме.

Мамина кофейная чашка оставалась почти полной. Отчего так – я понял, когда налил себе и попробовал. Купленная накануне кофеварка не годилась ни к черту.

– Кто бы знал, что они в «Квик-Е-Шоппе» продаются! – делилась со мною мама. – Когда заправлялась, гляжу, на дисплее бензоколонки – реклама!

Выливая горькую жижу в кухонную раковину, я, конечно же, получил лекцию «Тимоти Алан Андерсон, в этом доме транжирство не в чести». Очевидно, импульсивное приобретение дрянных кофеварок проходило другой строкой бюджета. «Тимоти Алана Андерсона» я отнес на счет обстоятельств – недоумевая, что же это за обстоятельства такие.

Я полез в свой шкаф за антенной, мама в свой – за набором выживания. Хрипящий АМ-приемник сообщил: «…Подверглись обе Каролины и Южная Виргиния. Масштабы эпидемии уточняются…» Репортаж растворился в шипении статики. Я подался к приемнику, торопясь заменить батарейки. Когда управился, уже говорили о погоде.

– Эпидемия? – повторила мама, и ее взгляд метнулся к раскрытому на кухонной стойке ящику с набором для выживания. Я уже достаточно большой и помню прежние наборы, без пищевой пленки и рулончиков скотча. Окно в кухне было растворено, ветерок вздувал хлопковые занавески.

Если что-то биологическое и если на свободу оно вырвалось где-то поблизости, то мы уже, считай, покойники.

Думать о покойниках не хотелось, тем более применительно к себе, тем более за завтраком.

– Скорее всего, какая-нибудь вредоносная программа. Наподобие компьютерного вируса. Поэтому ни телефона, ни Сети. И утренней газеты тоже: нынче ж и тексты набираются на компьютерах, и печать без них не обходится.

– Ну, это еще не беда, – решила мама. – Починят, конечно.

В комнате какое-то время царили тишина и бездвижность, разве что тикали кичевые настенные часы да черный кот зыркал по сторонам и в такт этому помахивал хвостом. Зато на улице взревывали чаще и нервознее обычного автомобильные сигналы. Вырубились компьютеры – значит, и светофоры погасли. Утренняя поездка будет нынче сущим проклятьем.

Да и какие после конца света могут быть поездки, какая учеба?

– Тим, я пойду, пожалуй, а то на работу опоздаю, – вздохнула мама. В тот день я учился в первую смену, урок начинался в восемь. Ну а после учебы…

Ну ?то за несправедливость: ни одного исправного компьютера кругом, а «Букинистическому магазину Сета» хоть бы хны.

В теории, общественный колледж готовил меня к поступлению в университет. И был план через год теорию поверить практикой.

Под этим подразумевалось, что я сумею поднакопить денег на обучение. И я считал задачу решаемой, даром, что ли, мы с мамой так одержимы диетой.

На Сета Миллера я за символическую зарплату не обижался. Букинистический магазин – это не бизнес-проект, а вызов обстоятельствам. Каждая проданная книга – победа над бесчисленными конкурентами, над электронной торговлей, не отягощенной производственными расходами. Да только теперь в этом городе ни одна душа до электронного магазина не доберется. А ведь я помню, как мы с Сетом мечтали увидеть двух посетителей за день.

Честно говоря, не возьму в толк, как вообще Сет ухитрялся мне платить. Я был слишком юн, вдобавок учился в колледже – на интерес потенциальных работодателей рассчитывать не приходилось. Недавняя гибель отца в Афганистане тоже не сделала меня ценным кадром.

Когда я добрался до магазина, Сета было не видать. Предупредить по телефону, что задержусь, я не смог: ремонтная служба до нашей линии так и не добралась. Опоздал изрядно, по всей дороге светофоры мигали только красным или только желтым.

– Эй, Марк, – окликнул я.

Марк Кимболл – это второй случай в благотворительной практике Сета. И уж если от меця, студента с навыком заполнения стеллажей старыми комиксами и подержанной беллетристикой, проку было мало, то от Марка и вовсе чуть. Но его это вроде никогда не беспокоило.

Марк кивнул, не переставая насвистывать мотивчик – нелепейшее занятие для того, кому на ухо наступил медведь. Бейсболка «Джон Дир», вьющиеся волосы до плеч, возраст под двадцать пять, типичный «городской мальчик». По крайней мере, когда он в настроении общаться.

Сет платил Марку вчерную; мне, наверное, этого замечать не полагалось. А Марк, возможно, только по этой причине и работал в букинистическом магазине. Появился он месяца четыре назад, и когда я, чтобы завязать разговор, спросил, где он жил раньше, в ответ прозвучало «неподалеку». Он был вполне дружелюбен, хоть и скрытен. Перед тем как устроиться в книжный магазин, пробавлялся ремонтом компьютеров и тоже брал плату наличными.

Между визитами покупателей – то есть почти все рабочее время – мы обсуждали фильмы, музыку и книги. Речь у Марка была быстрой и ровной, как у моей родни, обитающей внутри Северо-Виргинского КАДа и во всех отношениях являющейся янки. В провинциальной Южной Каролине такой выговор делал чужаком.

Старушки, что служат в музее здешней стычки (сражение – чересчур громкое слово) времен Гражданской войны, по-прежнему отгоняют от здания машины с северными номерами: приторно так улыбаются и твердят, что свободные места на парковке есть только для служебных автомобилей. В самом музее давний конфликт штатов чужд всякой вежливости и называется «Отражением северной агрессии».

Едва ли даже в чарлстонском отделе Департамента внутренней безопасности не считают янки нелегальными эмигрантами.

И хотя Марк Кимболл выглядел агнцем божьим, он явно не дружил с законом – возможно, находился в розыске, и не только за уклонение от налогов. И от людей не прятал разве что своей киномании. Наверное, он тоже видел ту старую ленту…

«Беглец» снят по мотивам телесериала, вышедшего на экраны задолго до моего рождения. Человек не может доказать свою невиновность и совершает побег из-под стражи. Героя зовут доктор Ричард Кимболл… Это совпадение – или наш парень нарочно взял себе псевдоним «с намеком»? Спросить я так и не решился.

Почтовая компания доставила несколько коробок. Я вздохнул – предстояла долгая сортировка. Сет приобретал целые библиотеки на распродажах имущества умерших. Приобретал, даже не видя покупок, за гроши. Да и то часто переплачивал. Правда, иногда попадался сущий бриллиант, какое-нибудь раритетнейшее издание, стоившее больше месячной выручки магазина.

– Тим, что-то ты сегодня тихий, – сказал вдруг Марк. Он возился в детективном отделе, расставлял книги, с энтузиазмам загоняя их в ряды ударом по корешку. Было в его движениях какое-то je ne sais quoi note 1.

Впрочем, потом-то я понял, quoi – едва сдерживаемое радостное возбуждение.

– Ничего не работает! – буркнул я. В кармашке джинсов мертвой блямбой лежал мобильник. Что за день без эсэмэски? Это ж неестественно. – А ты почему радуешься?

Он пожал плечами:

– Да меня-то не колышет. Слыхал когда-нибудь слово «простой»? Наша преподавательница психологии съездила в Афины, что в Джорджии. Это за пределами мертвой зоны, и на обратном пути она почти всю дорогу слушала новости по радио. Естественно, группа засыпала ее вопросами.

И сейчас я подвел итог:

– Вирус, как пить дать. Наверное, несколько месяцев провел в спячке, никак себя не проявлял. А нынче везде повыскакивал, и больше всего досталось Каролинам. Мы снова в средних веках.

Марк махнул рукой на стеллажи и рассмеялся:

– Не совсем. У нас книг полно.

В дверях появился Сет, и он слегка задыхался. Хозяин магазина был уже тогда в летах, плотного сложения. А день выдался жарким.

– Не падайте духом, джентльмены. Все налаживается, на заправке «Эксон» есть бензин. Просто платить надо наличными.

Что ж, работающая заправка – добрый знак. Если только она не автономная. За окном магазина перестал мигать и загорелся зеленым светофор. Может, мир еще не дал дуба, а так, всего лишь запнулся. Но почему мой друг и сотрудник столь безразличен к происходящему?

– Марк, а жизнь-то налаживается.

Марк снова пожал плечами, не отрываясь от расстановки детективов.

* * *

Утром пришла газета. С первой полосы, из каждой статьи над нами насмехался вирус.

Пока мама читала, кривясь над чашкой кофе, я бегал по телевизионным каналам. Снова действовал кабель, и мы теперь могли смотреть не только основной пакет программ, но и «Премиум сервис». И не мы одни, но и все телезрители в городе. Вчера программа-вирус убила клиентскую базу на сервере компании, и я – вот же везуха! – наслаждался бесплатным доступом к Эйч-Би-Оу.

Интернет оставался недосягаем.

И не только наша сеть кабельного телевидения пострадала от вируса. Клиентские базы были испорчены везде. Как и телепоказ по кабельному, то, что предназначалось для всеобщего пользования, восстановилось быстро. А вот кредитные карточки, автомобильные транспондеры, пейджеры… Услуги, связанные с индивидуальными счетами, барахлили или были недоступны. Си-Эн-Эн давало бегущей строкой бесконечный список вещательных компаний, возобновляющих свою деятельность. Во мне проснулась надежда, когда ожил мобильник – правда, его возможности ограничивались только исходящими вызовами.

Я уже одной ногой был за дверью, и тут пришел тревожный сигнал по каналу местного доступа. ФБР объявило «эпидемию» террористическим актом. Для изоляции района привлечены части национальной гвардии.

Городок Хэдли оказался на южном краю карантинной зоны. За стеной магазина взад-вперед по улице с ревом носились «хамви». Раза два пролетали вертолеты. Марка с нами не было, несмотря на распечатанный график работ. Я спросил Сета, тот неопределенно пожал плечами.

Вот еще один «хамви» проехал мимо.

– Чепуха какая-то, – сказал я. – Разве солдат способен хакера поймать?

– С их точки зрения все очень даже разумно, – ответил Сет. «Их». Одно короткое словечко, а как много значит.

– Национальная гвардия не может гоняться за хакерами, – сказал Сет, – хотя наверняка предусмотрено какое-нибудь поощрение тому, кто случайно на него наткнется… или на нее. Думаю, гвардия здесь для того, чтобы никто не выбрался наружу.

Я заметил паузу перед «нее», но отнес это к случайностям. Хакеры обычно мужского пола. К тому же у меня появился более важный вопрос:

– Чтобы не выбрался? Почему? Мы же ничего плохого не сделали.

На магазин была выписана утренняя газета – лишнее доказательство тому, как истово предан Сет печатному слову. Правда, я не упомню, чтобы ее использовали не в качестве упаковочного материала. Однако в тот день Сет к ней буквально прилип.

Он постучал пальцем по статье от «Ассошиэйтед Пресс».

– Видал, как расползается? По системам терминалов в местах продажи. И не только через ПОС-терминалы. Еще транспондеры на платных автодорогах. Брелоки с микропроцессорами. Немагнитные кредитные карточки.

Казалось бы, чего ожидать от владельца букинистической лавки, кроме наклонностей антиквара? В сравнении с Сетом моя мама – ас хайтека. Для шефа сотовый телефон – почти чудо. Откуда вдруг такой интерес к технике?

– Мистер Сет Миллер? Я Джонс. Агент ФБР.

В дверях возник незнакомец, одетый во все черное, кроме летней шляпы. Распахнул кожаный футляр со служебным жетоном; мы с Сетом (я, конечно, издали, но зрение у меня тогда было что надо) его как следует рассмотрели. ФБР, Департамент внутренней безопасности.

– Можно взглянуть на ордер? – спросил Сет.

От натянутой улыбки федерала мне веселее не стало.

— Это ни к чему. Мне нужно только узнать, не встречали ли вы одного человека.

— Кого именно?

Джонс вручил ему сложенный лист бумаги. Подвернутый фрагмент прятал большую часть снимка, оставались только голова и плечи парня в рубашке и при галстуке.

Неужели это Марк? Я попробовал вообразить приятеля с холеными усиками и коротко подстриженной шевелюрой, без очков и шапки «Джон Дир».

– Не знаком, – сказал Сет.

Ко мне Джонс не обратился. Я выглядел слишком юным даже для своих лет и к тому же держал в руках комиксы. Наверное, он меня принял за покупателя.

Затем Джонс показал Сету размытую картинку, снятую, скорее всего, камерой слежения. Я узнал заправку «Эксон» в Хэдли. Узнал и человека со шлангом воздушного насоса в руках. Он подкачивал переднее колесо мотоцикла. Марк, никаких сомнений.

— Это он же? – спросил Сет. – Да, я его знаю. Марк Кимболл.

— Ваш работник, я слышал? – проговорил Джонс.

— Да какое там… Так, иногда помогал, по мелочам.

У меня голова пошла кругом, и вовсе не увертки Сета были причиной тому. Я решил, что он лжет во избежание проблем с налоговой. А вот что могло понадобиться федералам от Марка?

Джонс забрал снимок.

— Мне бы с ним поговорить.

— А вы собираетесь что-нибудь делать с эпидемией? – выпалил, не сдержавшись, я.

Джонс не ответил, только обжег меня взглядом. Затем повернулся к Сету:

— Мистер Миллер, так вы скажете, где я могу найти Кимболла?

— Извините, – отрицательно покачал головой Сет. – А что он сделал-то?

— Мне надо с ним поговорить, – повторил Джонс, подавая Сету тисненую визитку. – Если увидите или услышите Кимболла, дайте мне знать.

Что же такого мог натворить Марк, чтобы привлечь к себе в этом хаосе внимание федералов?

Единственное на весь Хэдли интернет-кафе находилось за деловым кварталом – рукой подать. Подключение к Сети там было не проводным, а спутниковым, поэтому я шел с надеждой на восстановленную связь.

И мечта сбылась. Я разыскал сайт ДВБ и топнул по ссылке «Десять самых разыскиваемых преступников». С середины списка на меня смотрела фотография Марка.

Что ж, по крайней мере на один вопрос есть ответ. Его фамилия не Кимболл.

* * *

Раз в две недели мы с Марком ходили смотреть на звезды. Занимались этим в ближнем лесном заповеднике, на холмах к западу от города. Не могу вспомнить точно, сколько раз мы там побывали вдвоем, но всегда в ручье, под гнетом окатанных водой камней, стыла шести-баночная упаковка пива. Доступу к пивной заначке я был рад, так как до положенного возраста мне не хватало нескольких месяцев, а мама в таких делах строга. О том, что еще мог прятать Марк в лесу, я не думал.

Мы выходили сразу после ужина, до заката успевали добраться. Пока ждали темноты, болтали о всяких пустяках. И Марк старался увести беседу от обсуждения собственной персоны – это я уже после сообразил. Особого ораторского искусства ему не требовалось, я же был тогда совсем желторотик.

Иногда мы касались тех же тем, что и на работе. Говорили о книгах, фильмах и музыке, ну и неизбежно добирались до политики. Бенджамин Дизраэли сказал: «Если в шестнадцать ты не либерал, у тебя нет сердца; если в шестьдесят ты не консерватор, у тебя нет ума». Мои лета были куда ближе к шестнадцати, чем к шестидесяти, и я открыто придерживался мнения, что страна катится ко всем чертям. Впрочем, легко смотреть на мир свысока, если твоя хата с краю.

Марк свои политические суждения держал при себе. Из его молчания я сделал вывод, что у него тоже плохие прогнозы.

Но чаще всего мы мечтали вслух. Моя мечта предполагала исправление действительности (народ, забывающий свою историю, обречен повторить ее ошибки и т. д.) путем формирования юных умов. Если и насмешила Марка такая сентенция из уст зеленого юнца, он ничем этого не выдал.

Он мечтал о космосе. Когда сгущалась мгла, Марк заводил речь о мчащейся по небу Международной космической станции, или о местах посадок «Аполлонов», или о какой-нибудь из видимых планет.

Он рассказывал о ползущих по песку марсоходах, об изучающих внешние планеты зондах, об открытиях, которые сулит отправка роботов к Европе и Энцеладу.

Даже студенты-историки что-нибудь да слышали о Европе, по крайней мере знают, что Галилей открыл ее вместе с другими спутниками Юпитера. А Энцелад мне был в диковинку. От Марка я узнал, что это кружащаяся в кольце далекого Сатурна мерзлая глыба, возможно, представляет собой жидкий океан под ледяной коркой, и в океане вполне может быть жизнь.

Под мерцающими звездами Марк говорил с непонятной для меня тоской. С такими-то способностями к компьютерному делу, как у него, можно было бы найти местечко поближе к программам НАС А, чем «Букинистический магазин Сета». До Хантсвилла с его Центром космических полетов всего-то день езды. Но мои вопросы он парировал самоуничижительными отговорками, пока я не догадался, что тема ему не по нутру.

И вот Марк ударился в бега. Это многое объясняло.

* * *

Я пытался вообразить, каким образом мой приятель мог стать причиной всего этого безумия. И зачем ему понадобилось искать неприятности на свою голову? В списке самых востребованных злодеев фото Марка сопровождалось именем-фамилией: Захарий Бойер. Прокачка этих двух слов через «Гугл» смутила меня еще больше.

Где это видано, чтобы крупнейший террорист вел сетевой журнал?

Прихлебывая чудовищно дорогой кофе, я все глубже зарывался в сайт. Мысленно снова и снова проговаривал аббревиатуру RFID, которая уже давно пишется в обиходе строчными – рфид.

Радиочастотная идентификация. Я знал о ней немногим больше, чем позволяла расшифровка аббревиатуры, но Марк-Захарий по этой части явно был докой. Склонял рфиды на все корки, жонглировал ими как хотел. Чужие комменты к постам и обратные ссылки на них говорили о его популярности.

В общем, блог открыто призывал ФБР поохотиться на Бойера.

Я ничего плохого не сделал, но почувствовал себя виноватым. Ведь мог сказать агенту Джонсу, что знаком с Марком Кимболлом. Да черт возьми, я же знал, где живет Марк Кимболл! Почему же промолчал? Отчасти потому, что пошел на поводу у Сета. А отчасти, может, потому что в «Беглеце» Ричард Кимболл был невиновным.

Кое-что мне стало понятно.

Разрушительный вирус за несколько месяцев «спал», потом эпицентром его атаки стали Каролины. Здесь, в Хэдли, штат Южная Каролина, Марк появился несколько месяцев назад. Он разбирался в компьютерах, и его подпольное альтер-эго находилось в розыске за кибертерроризм.

И все же я колебался.

Наверное, просто в голове не укладывалось, что Марк – преступник. Ни разу при мне он этим не занимался, в смысле, кибертерро-ром. Да и любым другим террором.

В кафе на меня никто не обращал ни малейшего внимания. Мой бесшумный поиск не мог состязаться с бушевавшим у стойки спором. Не в моей власти было выключить у него звук, приходилось слушать и злиться.

Национальная гвардия останавливала на границе штата всех подряд. Даже важная шишка не могла это пересечь без выданного «на самом верху» удостоверения личности и тщательного сканирования этой личности и ее автомобиля.

Итак, рфиды… В журнале Захария рассказывалось о том, что закладки прячутся в ярлыках на одежде, в дорожных транспондерах, в колесах автомобилей… Каждая рфид-метка по совместительству является элементом мозаики, из которых складывается общая картина.

Из моей кабинки открывался вид на улицу. На той стороне ее стоял Джонс, разговаривая с двумя пожилыми прохожими. Явно нервничая, они рассматривали его бумаги – опять, наверное, фотографии Марка. Всего лишь вопрос времени, когда найдется тот, кто укажет федеральному агенту дорожку к Марку-Захарию.

Я должен узнать, почему Марк в это впутался.

Прежде чем улизнуть из кафе через черный ход, я вычистил файл истории браузера, кукиз и кэш.

Гостиница «Южное гостеприимство» была стара и ветха, от нее веяло бэйтсовским духом. note 2

Местные чаще ее называли «Южным сортиром», это из-за неряшливости владельца. Если она была полупуста, это означало пик деловой активности.

В тот день перед ней стояло на удивление много машин, преимущественно с номерами других штатов. Кругом сновали люди, и крошечный офис гостиницы был переполнен.

Я пробирался среди них, ловя обрывки разговоров. Национальная гвардия всю эту публику завернула с автострады за городом. Часто упоминалось сканирование – как жесткое условие пересечения кордона.

Некоторые чужаки были вне себя от злости. Многие напуганы. Нц один не утверждал, будто своими глазами что-то видел, но кое-кто якобы говорил кое с кем, знавшим кое-кого, слышавшего кое-что от еще кого-то…

Вправе ли гвардейцы стрелять в тех, кто пытается тайком миновать блокпост? Дикость, конечно, но почему-то верится. Слишком растяжимо понятие «вражеский комбатант». Любого назови агентом противника, и можно выбросить на свалку юридические процедуры. В тот день упорно бродили слухи, хоть и не подтвердившиеся, о стрельбе на границе штата… Правду я в конце концов узнал, и она оказалась кошмарной.

Я изучил карту, приклеенную к бигборду «Добро пожаловать» на трассе штата рядом с мотелем. На ней были четко отмечены посты национальной гвардии. Напрашивалась идея оставить машину в городе и наметить маршрут в обход блокпостов. Что я и сделал.

* * *

Через час я опустился на колени у знакомого ручья, зашарил в холодной воде в поисках пива.

– Тайник теперь не здесь, – сообщил Марк. Он сидел на валуне у неглубокой пещеры и со своего насеста мог видеть половину заповедника днем и половину звездного неба ночью. Интересно, будем ли мы еще когда-нибудь рассматривать небо вдвоем, подумалось мне.

Мы чокнулись банками; и пили в дружеском молчании, пока у меня не вырвалось:

— Так ты – это он? Все это ты сделал? Он протянул руку:

— Захарий Бойер. Для друзей – Зах.

– Так то для друзей. – Я был зол на него за обман, зол на себя за упорный уход от навязчивых вопросов.

Конечно же, он мне друг. Практически брат, которого у меня не было. Я делился с ним надеждами и мечтами. По молодости был слишком высокого мнения о себе, как будто мои банальные амбиции стоили того, чтобы ради них человек рисковал свободой.

Он не заметил – или сделал вид, будто не заметил – бури в моей душе.

– Да, это я написал вирус. И разослал. Видел торговые терминалы для бесконтактных кредитных карт? Через них и распространяется программа, беспроводным путем. – Он сделал паузу для долгого глотка. – Не могу не отметить, что ты не спрашиваешь, с какой целью… Но я должен был выяснить, с какой целью. Иначе зачем пришел?

– Между кибертеррором и роботами-исследователями на Европе – огромная дистанция.

Зах поморщился:

— Но есть приоритеты.

— Ты мог бы найти себе применение получше.

— Не пора ли тебе домой?

Я остался на месте, и Зах вздохнул:

– Ладно, если так хочешь знать, расскажу. Но одновременно собираться буду, уж не обессудь.

– Рфиды? – предположил я.

— Рфиды. – Зах встал, и я вслед за ним сделал несколько шагов к пещере. Крякнув, он отвалил тяжеленную каменюку. Там лежал запас еды, все обезвоженное или вымороженное. Среди вакуумных упаковок угнездилась пачка старых купюр.

— Вообще-то я в поход не собирался. Никак не ожидал, что так быстро введут карантин. – Говоря, он тщательно перебирал и укладывал вещи в старенький рюкзак. – Так вот, что до рфидов. Крошечные кремниевые чипы помещаются в кредитные карты, обувь, автопокрышки, транспондеры для оплаты дорожных пошлин и тому подобное. Даже наличка – новые банкноты – снабжены метками.

– Для упрощения платежей? Подсчет денег в кассовом аппарате?

– Инвентаризация товаров на складах одним коротеньким радиосигналом. Контроль доступа. Да уйма всего. – И мой приятель добавил, запихивая продукты в рюкзак: – Куда бы чип ни отправился, федералы будут в курсе.

Но сам Зах месяцами оставался незамеченным.

– Похоже, у правила есть исключения, – сказал я.

– Тим, волею судьбы я инженер-электрик. Очень хорошо научился находить и портить эту гадость. – Он подмигнул и стал похож на… Марка. Но это длилось лишь миг.

– Как же им удалось разыскать тебя в Хэдли? Он Пожал плечами:

– Должно быть, я не самый гениальный преступник… Не знаю, как-то им это удалось. Даже странно, что так долго искали.

Вдали басовито и жалобно прогудел доезд. Я по-прежнему не понимал.

– Вернемся к рфидам. Как они устроены?

– С инженерной точки зрения, очень изящно. Маленький кремниевый чип, антенна – только и всего. У большинства рфидов даже нет источника питания. Метка с батарейкой была бы слишком толста и дорога для широкого применения. Чип содержит номер партии товара и серийный номер. Более сложные могут еще и вычислять – по-минимому.

– Постой, – перебил я. – Как же без батарейки?

– Считыватель испускает радиосигнал малой мощности. Типичная рфид-метка забирает достаточную для активации порцию энергии, решает, отвечать или нет, и модулирует слабый отраженный сигнал. Пассивные метки стоят гроши, а вот ридеры дорогие.

И впрямь изящно.

– Так в чем фишка?

– Торговые цепи и франшизы. У них есть корпоративные штабы, там с жадностью ловят каждый бит информации и запихивают в большие жирные базы данных. И эти базы… очень нравятся ФБР.

Вряд ли где-нибудь найдется бизнес мельче, чем в Хэдли. Сетевых розничных магазинов у нас кот наплакал. Может, потому-то и удавалось Заху так долго прятаться здесь. Хотя… он же утверждает, что может находить и обезвреживать метки.

Очень похоже на правду, что федералы имеют доступ к рфид-ба-зам. С санкции прокурора или при помощи хакера, с добровольного согласия владельцев или не без давления – разве это важно? И все же…

– Ты слышал? – замер над рюкзаком Зах. Я отрицательно покачал головой.

Он повел вокруг подзорной трубой:

– Все в порядке. Это Сет.

Сет тоже пришел? Еще один удар по юношескому самомнению.

Вскоре мы услышали шарканье и пыхтение – приближался Сет. Короткий, но крутой подъем к пещере стоил ему одышки. В два раза пуще он засопел, увидев внутри меня.

– Здравствуй, Тим. – Сет вынул цз кармана китайских слаксов пачку мятых купюр. – Из малой кассы. Старые бумажки, без чипов. Больше взять не мог – заметили бы.

Выходит, Сет соучастник! Внезапно обрели смысл его давешние намеки на рфиды. Я вконец растерялся.

— Но почему, Марк… то есть Зах. Зачем тебе это понадобилось? Зах прислонился к стене пещеры.

— Из-за НЦКР.

* * *

В одиннадцатом классе мы по истории мировых цивилизаций проходили антиутопии: «Ферма животных», «О дивный новый мир», «1984». Чтиво жутковатое, но интересное, как след ушедшей эпохи. Ведь 1984-й был еще до моего рождения.

И вот теперь, в пещере, я понял, каким раньше был наивным. Большой Брат жив и прекрасно себя чувствует, только его настоящее имя НЦКР.

Национальный центр консолидации рфид.

Скажу в свое оправдание: а кто тогда был в курсе происходящего? Может быть, Конгресс? Нет, кроме комиссий по надзору за разведывательной деятельностью, в конгрессе никто ничего не знал. Пресса тоже. И организации по защите гражданских свобод. И компании, вынужденные платить информационную дань федеральным агентам.

Чем шире распространена программа, тем ближе к телу держит ее Внутренняя безопасность, такой вот парадокс. Секретный информационный склад, где хранятся сделанные по всей стране рфид-записи – это, если хотите, дом с окнами в жизнь практически всех нас. Й эту программу федералы ни на миг не выпустят из рук.

До Заха дошли слухи о НЦКР, когда он работал на ФБР консультантом по компьютерам. Это открытие и побудило его уйти в подполье. Стоит ли удивляться, что они так стремились его заполучить? Стоит ли удивляться, что федералы так рьяно боролись с его присутствием в Сети? Разумеется, ничего они не добились. Блог, куда я заглядывал, размещен на зарубежном сайте. Однако на этом блоге, при всем его антирфидном пафосе, ни слова о НЦКР. Зах не хотел привлекать внимания к своей истинной цели?

Голова шла кругом. У меня на одежде и обуви есть рфид-этикетки, даже на деньгах в бумажнике. В любом магазине они вопиют о моем присутствии. В покрышках машины тоже есть чипы, возможно, данные с них считываются и записываются на каждой автозаправке, на каждом пункте сбора дорожной пошлины, даже если плачу наличными. Может, в Хэдли и не так, но в любом крупном городе – наверняка.

И ведь не ко мне одному это относится, но и к тремстам миллионам сограждан. Что уж говорить о необоснованных обыске и выемке – эта проблема теперь выглядит пустяковой. Я не технарь, а будущий историк, и я не представляю себе, как можно управляться с таким массивом данных.

Но когда я произнес этот вслух, Зах ответил просто: разделяй и властвуй. Даже в моем стареньком «Айподе» восьмидесятигиговый жесткий диск, а ведь «Эппл» продает «Айподы» миллионами. Те же детали, что доступны «Эпплу», закупают и федералы. И хранение огромных запасов информации от рфидов – проблема вполне решаемая.

А как насчет поиска в этих запасах того, что может понадобиться?

– Для параллельного суперкомпьютера это не слишком трудное дело, – ответил Зах. Потоки данных стартуют во временной последовательности, организованной в месте прочитывания этикеток. Компаниям пришлось бы очень постараться, чтобы не пользоваться этой предварительной сортировкой. Корреляция данных йз различных источников тоже задача решаемая. В кредитных рейтинговых агентствах постоянно так обрабатываются потребительские данные.

Я был почти в шоке, а вот Сет ничуть не выглядел удивленным. Они с Захом родственные души, и Сетова технофобия здесь не помеха. А может, дело как раз в ней.

День выдался прохладный, но Сет потел. Он вытер тыльной стороной кисти лоб.

— НЦКР где-то неподалеку? предположил я.

— НЦКР – распределенная система. – Сет допил пиво и пояснил: – Основной региональный центр Каролинского участка в Чарлстоне. Запасной штаб в Шарлоте.

Оба города оказались в карантинной зоне. И это не совпадение. Но почему именно наш район? Сет опять вытер лоб.

— Ребята, еще пивка?

— Идет. – Я повернулся к выходу из пещеры. В кустах ярдах в пятидесяти за ручьем, где охлаждалось пиво, что-то шевельнулось. Зах, может, мне померещилось, но…

Зах глянул, куда я показывал.

– Сет, за тобой никто не увязался? Сет нахмурился:

— Вообще-то я не обращал внимания. Видел, правда, седан последней модели возле твоего дома. Среди здешних пикапов – белая ворона. Решил, что Джонс и его команда поджидают тебя, ну и пошел спокойно дальше.

— Парни, мы влипли, – сказал Зах. – Если ты, Сет, заметил федералов, то и они могли заметить тебя.

«И двинуть следом», – закончила логика.

Я ничего противозаконного не сделал, но все равно было страшно. Ясно же, что тайна НЦКР покрыта мраком. А ну как они заподозрят, будто мне известно то же, что и Марку?

Я вытянул из рюкзака Марка подзорную трубу.

– Точно, кто-то есть в кустах.

Раньше я думал, что Марка сюда привлекают красивые виды. Но потом он показал продуктовый тайник, и все стало понятно. Был еще один выход из пещеры, на сильно изрезанную местность, простиравшуюся далеко, аж за границу Теннеси. Экстремист Эрик Роберт Рудольф, взорвавший бомбу в олимпийской Атланте и устроивший еще несколько терактов, «лег на дно» в Аппалачской долине, и его не могли поймать пять лет.

Я поднял рюкзак:

– Пора.

Зах, даже не глянув на котомку, ринулся мимо меня. Я повернулся посмотреть, в чем дело.

На полу пещеры лежал без сознания Сет.

* * *

Холодная и липкая кожа, учащенное прерывистое дыхание.

— Похоже на сердечный приступ. – Зах перевернул Сета на спину и приступил к СЛР note 3.

— Уходи, – предложил я, хотя у самого колотилось сердце. – Я позабочусь о нем.

— Умеешь делать СЛР? Я не умел.

— Покажи.

– Нет, Тим, не время для обучения. Я остаюсь. – Говоря, Зах не прекращал массаж грудной клетки. – Твой мобильник здесь ловит?

Я проверил: -Нет.

– Если федералы увязались за Сетом, они могут не знать, что ты здесь. – Он замолк, чтобы проделать дыхание рот-в-рот. – Тим, тут везде на пивных банках твои пальцы. Сотри и проваливай. Через тридцать секунд я позову на помощь. Может, они вызовут по радио медицинский вертолет.

Я подчинился.

* * *

Я едва успел выбраться из пещеры, как услышал чоп-чоп-чоп приближающегося вертолета. Укрылся, как мог, под листвейным покровом и решил пересечь окраину города подальше от главного входа в заповедник.

И в мозгах, и в животе творилось что-то невообразимое. Получается, что я водил дружбу с преступником. И ведь даже лгать не пришлось, Джонс не удостоил меня допросом. Почему же я себя чувствую виноватым?

А почему нет? Я же бросил друга. Был слишком эгоистичен, чтобы сказать: «Мы с тобой по-прежнему друзья». И этот позор будет со мной до конца моих дней. Умел бы я делать СЛР, Зах избежал бы ареста.

Но больше, чем стыд, чем страх за Сета, меня доставали мысли. То ли оправдательную, то ли разъяснительную речь Заха прервало появление Сета. Зах признался в распространении компьютерного вируса. Однозначно это преступление.

И оно как-то связано с НЦКР. А конкретно с региональным центром в Чарлстоне.

Я пробирался по лесу, огибая город. Сгущающийся мрак – вот удачная метафора для моего сознания.

* * *

Уже двигаясь по Мэйн-стрит, я безошибочно уловил мрачное настроение города. Кто-то из жителей был встревожен, кто-то испуган. И все – злы. Не на компьютерный вцрус, не на хакера, а на федералов.

У нас в Пальметто note 4 все еще серьезно относится к правам штата. Вашингтон поднял и переподчинил себе нашу национальную гвардию, чтобы мы не могли передвигаться…note 5

Как-то все это не слишком здорово.

Мэр Джексон возводил фигурадьные баррикады. Его прапра-(сколько именно этих «пра», я не помню) прадедом был Джексон Каменная Стена note 6, о чем мэр никому не позволял забыть. «Не отдадим нашу свободу!» – грохотал он, когда я приближался к мэрии.

Едва переставляя ноги, я прошел мимо – и вовсе не кружной путь был главной причиной изнеможения. Ведь Зах уже в федеральной тюрьме, а Сет…

Я поспешил в единственную нашу больницу, надеясь, что Сет еще жив.

В приемном отделении волонтер показал мне дорогу наверх, в кардиологию.

– Привет, Клэй, – поздоровался я с дежурившим в коридоре полицейским. Мы с ним были знакомы с четвертого класса. Клэю явно не нравилось его задание.

В открытую дверь меня заметил Сет.

– Заходи, сынок, – позвал он, и голос был утешительно тверд. На койке он пребывал в сидячем положении. Вставленная в нос пластмассовая трубка соединялась спиралью шланга с торчащим из стены патрубком. Кислород, догадался я.

Помещение было загромождено мониторами. Некоторые тихонько пищали. Все мои медицинские познания были почерпнуты из сериала «скорая помощь», но медленный и устойчивый ритм писка успокаивал.

– Ну что, Сет, как самочувствие?

– Да ничего. Уже вполне оклемался, чтобы поражаться скорости распространения слухов.

Упоминание слухов предназначалось для Клэя, на тот случай, если он будет отчитываться перед Внутренней безопасностью. Я понял намек.

— Да, на площади о тебе говорят. Я как только услышал, так и пришел.

— Неудивительно, я же и впрямь выкинул номер. – Сет зашелся хриплым, с бульканьем в груди, кашлем. – Представляешь, медицинским вертолетом доставили!

Ему хватало энергии и здравомыслия, чтобы готовить потенциального свидетеля. Наверное, не так уж сильно он и болен. Да и что говорить, здравомыслия у него побольше, чем у меня, прибежавшего сюда без заготовленного объяснения. Сет ни словом не обмолвился о Мар-ке-Захе; я и этот намек не пропустил. До меня наконец дошло, что возле пещеры Зах ждал. Не меня и не темноты, а Сета с деньгами. С деньгами для побега. И это делает Сета соучастником.

– Что с тобой приключилось? – спросил я.

– Длительное апноэ. Остановка дыхательных движений. Могло быть куда хуже, – добавил он с вымученной улыбкой.

Полученных от «скорой помощи» знаний хватило, чтобы сообразить: вертолет успел доставить его в больницу до того, как легочный спазм привел к остановке сердца.

– Ладно, пойду, не буду мешать. Завтра еще загляну.

– Удержишь крепость до моего возвращения, а, Тим? – Этот вопрос он мне задавал уже десятки раз, подразумевая магазин.

– Конечно.

– Тим, ты уж извини, – тихо проговорил Клэй, когда я вышел из кардиореанимации. – Не моя инициатива, федералы велели за ним присматривать.

О присмотре за мной – ни слова. Похоже, я на правильном пути. Почему-то эта мысль огорчила, как будто я отсиживаюсь на войне, чей исход зависит от моего участия.

– Федералы заинтересовались Сетом? А почему, не сказали?

– Важный свидетель. Похоже, Внутренняя безопасность всерьез взялась за нашего Марка. Хотя это не настоящее имя.

— Взялась? – повторил я. Клэй кивнул:

— Он под арестом. Уже отправлен на вертолете.

* * *

Вернулся я тем же путем, что и пришел – по Мэйн-стрит до центральной площади. Толпа за это время только выросла. Свое место посреди крыльца мэрии Джексон уступил незнакомой высокой женщине. Бейсболка «Шарлотские 49-ники» выдавала в ней неместную.

На другой стороне площади я заметил маму и двинул к ней.

— Что тут?

— Пар выпускаем, – ответила она так, будто это объясняло все. Может, и объясняло.

– Все, что находится в транспортном средстве: чемоданы, коробки и прочее – они тоже сканируют! – Фанатка «49-ников» пошла красными пятнами. – Если отказываетесь – заставляют повернуть обратно.

Она, должно быть, отказалась.

– Они? – прошептал я.

Мама вместо ответа наклонила голову в ту сторону, где с недовольным видом топталась группа солдат. Нацгвардейцы, только не из здешней части – не видать знакомых лиц.

«Сорокдевятницу» сменил лысеющий парень, тоже не наш. После него выступала миссис Нгуен, почтмейстер. Потом дородный мужчина в тесной футболке с группой «U-2» на груди. Половине собравшихся на площади было о чем рассказать, и я запутался. Туристы. Бизнесмены. Люди, которым и надо-то всего лишь проведать родственников за городом. Наверняка кто-то согласился на сканирование и поехал дальше, но здесь собрались любители качать права. Гвардейцы наблюдали за ними и молчали.

Мои мозги действовали в многозадачном режиме, частично перерабатывая входящую информацию и силясь найти решение. Итак, преступление Заха заключается в том, что он пошел против засилия рфидов. Народ жалуется на поголовное сканирование – а оно связано с метками, заложенными в машины и прочее имущество. И это не только моя догадка – несколько гневных ораторов тоже так думают. Но что дальше?

В животе забурчало, и мама посмотрела в мою сторону. Я вспомнил, что после завтрака ничего не ел. – Ладно, терпимо, – сказал я маме.

Вы же знаете, каким тоном фастфудовская обслуга обычно спрашивает: «Вам с картофелем-фри?» Некоторые мои друзья работали в фаст-фуде. От человека у стойки никто не ждет инициативы, его стимулирует кассовый терминал.

Не составило особого труда вообразить, как продажа товаров с принудительным ассортиментом переходит на новый уровень. Даже если продавец в универмаге – абсолютный дальтоник, рфид-ярлык на облюбованной вами рубашке поможет ему выбрать подходящий галстук. В этой же рубашке пройдите мимо этого же магазина через год – и получите на мобильник купон, который поможет обзавестись галстуком помоднее. Вставьте шланг в бак – и на дисплее колонки высветится предложение обновить покрышки или, если в машине оказалась банка кофе, приобрести кофейник. Одно влечет за собой другое, и ты кочуешь из магазина в магазин, нагружаясь бесполезным барахлом,..

Я содрогнулся.

Теперь возможно все. Еще два дня назад мне казалось, нет ничего хуже навязчивой и подлой сетевой рекламы, цепляющейся за интернет-серфинг. Понятно, что некоторые виды бизнеса позволяют рфид-считывателям сканировать больше, чем нужно для непосредственной продажи их товаров. И если они располагают информацией…

Зах не все мне объяснил, не хватило времени. Но похоже, что вирус проник в НЦКР.

Мысли понеслись вскачь. НЦКР. Консолидация рфид. Проспавший несколько месяцев вирус. Сканирование всех пожитков с рфид-метками. НЦКР. «Удержишь крепость?» Крепость!

* * *

– Вы бывали в форте Самтер?

Внезапный вопрос привел Барбару в замешательство. С густым среднезападным акцентом она проговорила:

– Я и в Аппоматтоксе не бывала, может, это уравновешивает? Пришлось улыбнуться:

–- Форт Самтер – главная достопримечательность Чарлстона. Старое фортификационное сооружение на искусственном острове, точно посередке входа в бухту. Когда-то его пушки держали под прицелом все подступы к порту. Садитесь на туристический катер Службы национального парка – а иначе до форта не добраться, – и экскурсовод расскажет, что форт возник в результате войны тысяча восемьсот двенадцатого года; от нее вы узнаете, что строительство началось в тысяча восемьсот двадцать девятом; затем она перенесется в восемьсот шестьдесят первый, когда конфедераты подвергли форт артиллерийскому обстрелу и началась Гражданская война. Загадочная пауза после войны двенадцатого года толкования не получит. Как и первая попытка отделения Южной Каролины.

– Первая попытка? – переспросила Барбара. Пропадающему во мне учителюистории никогда не требовалось особых понуканий.

– Реальное наследство восемьсот двенадцатого года – военные долги и высокие тарифы. Тарифы все росли, влияя на региональную экономику, и наконец в тысяча восемьсот двадцать восьмом был принят тарифный акт. В Южной Каролине его вскоре прозвали «Тарифом мерзостей». В двадцать девятом федеральное правительство внезапно распорядилось доставить морем семьдесят тысяч тонн новоанглийского камня для возведения косы на входе в Чарлстонскую бухту.

В конце концов законодательная власть Южной Каролины приняла конвенцию о недействительности «Тарифа мерзостей» на территории штата. Обе стороны приготовились конфликтовать, начался национальный конституционный кризис. Ненавистные тарифы упорно защищал Президент, второй Джексон, который Эндрю. В тридцать третьем их значительно снизили, но штат при этом лишился права на аннулирование.

А строительство форта Самтер продолжалось…

* * *

Удержать крепость!

Ступеньки лестницы были широки и высоки, но я перемахивал разом по три. Мэр Джексон оторопело заморгал – я ведь парень смирный, еще ни разу не гнал волну, – но мегафон уступил.

Почему Зах прибыл именно сюда? Рассчитывал на помощь Сета, так я думал вначале. Может, и правильно думал, а может, была другая причина. Даже беглого взгляда на сетевой журнал Заха (неужто это было считанные часы назад – столько всего случилось!) хватило, чтобы увидеть сотни адептов. Наверняка он бы нашел помощников где угодно, они по всей стране. Почему выбран именно чарлстонский региональный центр, а не какой-нибудь другой?

Удерживай крепость. Сет говорил это всякий раз, оставляя магазин на мое попечение. И ничего особенного не подразумевал – но в этот раз просьба что-то разбудила во мне.

Я глядел сверху на толпу. Во рту пересохло.

– Друзья! – Вышло похоже на воронье карканье, и раздались смешки – вовсе не та реакция, на которую я рассчитывал. Мама заметно смутилась – еще бы. Ведь на вечеринках я предпочитал отсиживаться в тихом уголке.

У меня не было заготовленных фраз, только факты, нуждающиеся в огласке.

Я опустил мегафон, откашлялся и начал снова.

– Друзья…

На этот раз мой голос раскатился над площадью. И еще громче:

– Друзья! Толпа притихла. – Я хочу объяснить, что происходит.

Из меня посыпались слова. Предположения превращались в уверенность. По сей день я не могу воспроизвести полностью эту речь, с которой началась моя общественная жизнь. Но теперь я понимаю, почему Зах выбрал городок в Южной Каролине. Внедренный им вирус с равной долей вероятности мог достаться любому из региональных центров НЦКР, а достался нам, потому что у Нашего штата особая история. Потому что мы – это мы.

– Почему мы в карантине? Все из-за рфид-меток, они почти везде. Метки помещаются в вещи с самыми невинными целями, например, для упрощения учета. И эти же метки позволяют Внутренней безопасности контролировать наши перемещения – для федералов это так же просто, как для нас узнавать в Интернете, какие фильмы идут в «Синеплексе».

Но федералы персонально за мной не следят. Это говорит себе каждый из вас. Что ж, может, так и есть. Так и будет до тех пор, пока вы не пойдете куда-нибудь, куда идти не надо… или пока не окажетесь приятелем приятеля того, от кого бы лучше держаться подальше. Пока не возьмете в библиотеке книгу, которую власти считают вредной. Пока кто-то не захочет порыться в вашем грязном белье или не соч;тет вас по ошибке подозрительной личностью.

Или вы думаете, что сможете одурачить систему, платя за покупки наличными, без кредиток? Наличные берутся в банке, и купюры снабжены метками. И то, что вы покупаете за наличные в большинстве магазинов – но не в «Букинистическом магазине Сета», где вместо кассового аппарата коробка от сигар, – обеспечивает связь с вами. И после этого покрыщки вашего автомобиля или рубашка, которую вы носите, доступны любому рфид-ридеру на вашем пути.

Люди были рассержены и сбиты с толку. Теперь смятение вытеснялось пониманием. Лица стали еще мрачнее. Я продолжал рассказывать, а сам думал: «Но как мог компьютерный вирус разрушить эту систему?»

– Должно быть, вирус зашифровал базы данных рфид-монито-ринга в… – я чуть было не сказал «в Чарлстоне и Шарлоте», но вовремя подумал, что такую информацию лучше держать при себе, – на территории Каролин. Так каким образом могут следить за нами федералы? Конечно, считыватели рфидов фиксируют в радиусе их досягаемости метки, только эти сведения бесполезны, если не знаешь, кому принадлежат, например, автопокрышки или сорочка.

Вот поэтому и введен карантин. Если у вас есть возможность перебраться в Атланту, или Нью-Орлеан, или Чикаго, агенты ФБР впоследствии не смогут восстановить или вычислить каждый ваш шаг. Именно этого и стремится избежать Внутренняя безопасность. И если сейчас она сканирует путешественников и купленные ими в дороге вещи, то очень скоро, друзья мои, ей захочется иметь полное досье на каждого из нас. И тогда любая принадлежащая нам вещь будет содержать в себе рфид-метку.

— Права не имеют! – раздался на площади чей-то возглас.

— Куда я еду и что покупаю, никого не касается! – присоединился другой голос.

По идее, почти любое действие почти любого из нас никого не касается. Но это не мешает правительству испытывать к нам живейший интерес.

– Возможно, они сошлются на Патриотический акт. Или заговорят о регулировании торговли между штатами. Но запомните мои слова: им потребуется доступ во все дома, во все предприятия. Прежде чем мы вновь получим свободу передвижений, просканировано будет абсолютно все.

– А вот черта с два! – Это выкрикнула маленькая миссис Нгуэн, тихоня, каких поискать.

Мерзость эти базы данных, подумал я. И еще раз вспомнил слова «удержать крепость». Поднял руки над головой и подождал, пока утихнет толпа.

— Тогда всем Нам надо отказаться от сканирования. Рядом со мной кашлянул мэр Джексон:

— И что дальше? Хэдли будет изолирован от страны?

– Не только Хэдли, – ответил я. – Вся Южная Каролина. И Северная, если присоединится к нам.

Вот так и началось «третье отделение».

* * *

– Мистер Президент? – Сжимающая кожаный бювар рука вернулась к бедру Барбары. Как же ей хотелось, чтобы я повременил с этим делом!

– Я не передумал, просто вспоминал. Давайте.

Она неохотно положила папку на стол передо мной. Но я еще не закончил с воспоминаниями.

– Длинный это был путь. От мэрии в Хэдли до ходатайства к законодательной власти в округе Колумбия, до созванной в Чарлстоне конвенции штата. Каково же было мое удивление, когда меня выбрали делегатом на эту конвенцию.

Барбара усмехнулась:

– Кроме вас, никто не удивился.

– Помню долгую прогулку вдоль Батареи, по берегу бухты, мимо больших старых особняков. Батарея – это там, где двенадцатого апреля тысяча восемьсот шестьдесят первого собралась публика, чтобы поглазеть на обстрел форта Самтер. Помню, как неделями мы спорили, стоит ли поступаться принципами ради передвижений и торговли. И пока шли дебаты, производивший рфиды завод в Спартанбурге нашел новый, более прибыльный рынок. И уже вскоре он работал круглосуточно. Ведь чуть ли не каждому понадобились персональный рфид-локатор и станция умышленных помех на батарейках. Жители Южной Каролины стали неподконтрольны – и оказались в карантине, в блокаде. Делалось это «ради национальной безопасности». Мы, со своей стороны, привечали всех, кто искал свободы, из какого бы штата он ни приезжал. Это касалось даже янки. Печать, вещание, Интернет… Репортеры всех мастей охотились за нашими высказываниями. Несть числа любопытным, следившим за сетевыми дискуссиями. Ах, Барбара, какое было время! Чем дольше мы дискутировали, тем больше людей в других штатах задавались вопросом, почему они должны жить под микроскопом спецслужб.

К нашему движению примкнули Американский союз защиты гражданских свобод и полдюжины организаций, радеющих за неприкосновенность частной жизни. На вебсайтах всплывали списки товаров с рфид-метками, и все больше потребителей бойкотировало их. Фонд электронной свободы добился запрета на розничную продажу любых товаров с рфидами.

Несгибаемый старик Петерсон, сенатор от штата Вермонт, первым потребовал в Конгрессе прекратить финансирование НЦКР – и это еще до того, как в Чарлстоне мы приступили к голосованию.

В общем, до отделения нашего штата от страны так и не дошло. Потому что все примкнули к нам.

* * *

Я вынул из кармана рубашки авторучку. Ничье разрешение мне не требовалось, но я хотел, чтобы меня поняли. Мы с Барбарой давно работали вместе, еще с тех пор, когда я впервые баллотировался в Конгресс.

– Барбара, я учитываю ваши доводы. Я их обдумал. Да, Зах разгласил секретные сведения. Да, умышленное уничтожение информации было и остается уголовным преступлением. Да, выход из строя чарл-стонского НЦКР, безусловно, затрудняет следственные действия. И да, да, да – цель не оправдывает средства, иначе бы мы скатились в анархию. Но какие бы преступления ни совершил Захарий Бойер, он давно заплатил свой долг обществу. Теперь и для общества настало время отдать долг Захарию Бойеру.

И первым указом, подписанным мною в должности Президента Соединенных Штатов, Зах был полностью амнистирован.

Перевел с английского Геннадий КОРЧАГИН

Оedward М. lerner. the night of the Rfids. 2008. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Analog» в 2008 году.

Алексей КОЛОСОВ. ЦИФРЫ

Я стою в квартире на сороковом этаже стоэтажного дома, голый, с самурайским мечом в правой руке и беспроводной мышью в левой, а к моим пяткам прилипают лепестки роз. За окном улица заполняется призраками. Все дело в том, что я не заплатил вовремя за Интернет. Впрочем, нет, не так. Так вы ничего не поймете. Начнем по порядку.

* * *

Я хорошо помню нашу первую встречу – она произошла абсолютно случайно. Мы встретились в метро. Я улыбнулся ей, она улыбнулась мне. Мы ехали вместе только одну остановку, но она все это время смотрела на меня. Когда шум поезда сделался тише, а я наконец решился подойти к ней и заговорить, людской поток вытолкал ее на платформу. Выходя из поезда, она обернулась и вновь посмотрела на меня, но я, зажатый со всех сторон, уже не мог выбраться из вагона, а она, оттертая в сторону, не имела возможности вернуться в поезд. Мы смотрели друг на друга, разделенные стеклом и бессильные что-либо сделать. И тогда я набрал в легкие побольше воздуха. Выдохнул. И написал на запотевшем стекле: «ICQ» и свой номер.

Еще лучше я помню день следующий. Этот день был очень-очень особенный, но тогда я об этом еще не знал. Для меня это был самый обычный день – яркое весеннее солнце, опротивевшее пищание будильника, мощное чувство долга, заставляющее пальцами отрывать голову от подушки и тащиться в ванную, а затем – на работу.

Небольшая прогулка – от дома до метро – дала мне окончательное пробуждение и несколько глотков прохладного воздуха. Воздух был пыльным. В городе вообще было очень пыльно – просеиваемые сквозь молодые листья деревьев лучи света из-за этой пыли опускались до самой земли мягкими полосами. Я проходил мимо них, как актер, минующий складки занавеса по пути к сцене.

Прибыв на работу, я привычно махнул магнитной карточкой пропуска перед турникетом, и зеленый огонек возвестил о том, что я моху продолжить путь, который повторял пять (а иногда и шесть) дней в неделю вот уже несколько лет.

Дальше все будет как всегда – спуск на лифте в подвал, безупречно чистые гулкие коридоры, холодный свет ламп и широкая темная спина уборщицы, неторопливо приводящей коридор в этот безупречный вид. Еще ни разу за все время работы я не видел эту уборщицу в лицо. Только спина – классическая русская спина.

А затем – комната без окон, наполненная прохладным воздухом из кондиционера, множество техники и вялые приветствия сослуживцев, монотонный рабочий день, редкие разговоры по аське с сисадмином, договоренность отметить профессиональный праздник – пятницу – очередной партией пива и пиццы.

И – одиночество. Одиночество среди толпы, ощущающееся еще сильнее, чем одиночество в пустой квартире.

Первые тридцать минут работы – чашка кофе, беглый просмотр сайтов с новостями. «Президент США делает громкое заявление», «Агрессия запада» и так далее. И с другой стороны: «Russia Ignores Warnings», «Eastern Agression note 7 и тому подобное. Все как обычно. Ссориться между собой – дело политиков. Мое дело – работать с компьютером. Писать программы и заниматься своими исследованиями. Строить модели и делать выводы.

Политики и их дела меня не интересуют. Впрочем, у нас это взаимно и с давних пор. Я-то интересую их еще в меньшей степени. Меня же волнуют только мои повседневные дела, всплывающие нескончаемой вереницей, моя зарплата, сроки сдачи очередного проекта и мое одиночество. Читать в обратном порядке. То есть в первую очередь одиночество, а потом уже все остальное.

Именно поэтому я отношусь к тому наивному (или отчаявшемуся) типу людей, которые, пользуясь Интернетом уже далеко не первый год, все еще продолжают откликаться на сообщения с текстом «Привет! Как дела?», приходящие по аське с незнакомых номеров. Такие сообщения присылают девушки, которые хотят познакомиться. Большинство из них бесследно исчезает после первого разговора. Десятки все же возобновляют беседы на следующий день или при любом удобном случае. Примерно половина из них договаривается встретиться. Четверть договорившихся действительно приходит на свидание. После двадцати минут свидания разговаривать становится не о чем, и обоих участников начинает беспокоить только один вопрос – как бы все это прекратить. Потом очень кстати раздается важный телефонный звонок или вспоминается какое-то неотложное дело, и мы разбегаемся в противоположные стороны с улыбкой облегчения. До второго свидания дело не доходит ни с кем.

С другой стороны, общение до аське с незнакомыми девушками в любом случае требует гораздо меньше умственных усилий, чем непосредственная работа, поэтому я не отказываюсь от этого.

Девушка, которая написала мне «Привет! Как дела?» в тот пыльный день, сначала ничем не отличалась от всех предыдущих. Начиная общаться с ней, я параллельно беседовал с нашим системным администратором – единственным моим другом. Он делал ставки. «Если дойдет до свидания, с Меня бутылка пива. Если дойдет до второго свидания – с меня ящик». Вот так писал он, такой же скучающий молодой человек в подвале солидного офиса.

Вскоре, впрочем, мне пришлось прекратить беседу с ним, потому что новая знакомая отвечала на мои сообщения слишком быстро – моей скорости набора едва хватало, чтобы поддерживать диалог с двумя людьми одновременно, и в результате сисадмин лишился собеседника.

Темп беседы с девушкой убыстрился. Начались стандартные для таких первых диалогов разговоры о фильмах и литературе. Я начал понимать, что наши вкусы и мировоззренияво многом совпадают. Темп увеличился еще больше. Теперь я едва успевал за ней. Несколько килобайт беседы на абстрактные темы, а затем между нами произошел такой диалог:

— Кем ты работаешь? Я, программист, едва за тобой успеваю! -Угадай))))))

— Хм… секретарша? :-D

– Нет. Я программистка. И кстати, я постучалась к тебе не случайно. Ты сам написал мне свой номер. Вчера, в метро.

Согласно сохранившейся истории сообщений, это произошло в 12:31:05, за полчаса до обеда. И в этот самый момент, ставший поворотным в истории человечества, я понял, что знакомство обещает быть интересным.

* * *

— Хоть бы фотку попросил, – упрекал меня Женя, наш системный администратор, когда мы с ним сидели в кафе вечером того же дня. Это, собственно говоря, и была пятница. – Нечасто на просторах Сети увидишь девушку-программиста.

— Мне ни к чему – я ее и так видел. Впрочем, ладно. Завтра с домашнего пообщаюсь с ней, тогда и попрошу, специально ради твоего любопытства, – пообещал я. Выпитое пиво нагоняло сон. – Может, еще и встретиться договорюсь. Вообще, она мне понравилась. Любопытный персонаж. Впервые встречаю девушку, которая разделяет мои вкусы в литературе…

— Давай-давай, – подначивал меня Женя. – Если она придет – с меня пиво.

— Ты думаешь, я настолько привык к своему одиночеству, что мне уже нужны материальные стимулы для того, чтобы ходить на свидания? – я усмехнулся.

— Нет, – сисадмин тоже усмехнулся и покачал головой. – Просто если она не придет, то пиво с тебя.

— Вот тебе и лучшие побуждения… – я разочарованно вздохнул и сделал еще глоток.

Бармен протирал стаканы и, позевывая, смотрел телевизор, жужжавший голосом диктора:

— …на последнем заседании в Белом доме, цитирую: «Это несправедливо, что такое количество природных ресурсов принадлежит только одной стране, которая к тому же не умеет их рационально использовать и является, по нашим сведениям, новым оплотом мирового терроризма», конец цитаты.

— Они опять ссорятся, – заметил я. – Для того, чтобы их угомонить, придется снова бряцать оружием. В том числе и в Сибири.

— Ага, – Женя кивнул. – Как там твой новый проект? – Женя откусил пиццу.

— Ты про тот, который я пишу дома? Продвигается потихоньку.

— А похоже получится? Думаешь, удастся его продать?

– Ну, я собрал много статистики, – я вновь усмехнулся. – Пожалуй, больше, чем мне хотелось бы.

Вот она, вторая причина, по которой я общаюсь с девушками по аське. Я собираю статистику. Вы, возможно, слышали о том, что в мире существуют боты. Компьютерные программы, имитирующие живых людей. Поскольку общение между людьми в последние годы почти полностью свелось к цифровой форме, имитировать людей стало предельно просто. Общаясь с человеком на форуме, в чате, по аське, или по электронной почте, вы не можете узнать, кто именно отвечает на ваши сообщения. Ведь каждое сообщение – это всего лишь набор кодов, обозначающих соответствующие буквы. Эти коды может генерировать и программа.

Общаясь с девушками по аське, я не только пытался найти себе пару, но и хотел представить некий образ. Среднестатистическая девушка, сидящая в аське. О чем она разговаривает? Как она отвечает на мои сообщения?

У меня есть много статистической информации подобного рода.

Дело в том, что в свободное от работы время я занимаюсь написанием бота. Имитатора. Программного имитатора девушки, которая очень хочет познакомиться. Математическая модель вместо живого человека – в этой идее нет ничего нового, и я буду не первым, кто напишет такую программу. Просто я надеюсь, что мне это удастся сделать лучше других. В конце концов, нейронные сети, моделирующие мозгчеловека, – очень полезная штука для разработки искусственного интеллекта.

Возможно, вы слышали истории о бедолагах, над которыми подшучивали, изображая таких вот девушек или молодых людей. Слышали про то, что эти истории далеко не всегда заканчивались хорошо.

Но, даже несмотря на все эти истории, количество наивных, неопытных или отчаявшихся людей в Интернете все равно превышает все разумные пределы. Уж вы поверьте. Я знаю.

Люди покупаются на элементарнейшие ловушки. «Вы выиграли миллион долларов, скорее заходите по этой ссылке, чтобы получить выигрыш!», «Мы проводим профилактические работы. Пожалуйста, пришлите нам ваше имя пользователя и пароль, иначе ваша учетная запись будет удалена как неиспользуемая», «Помогите собрать денег на операцию для маленькой девочки. Пожалуйста, пошлите SMS на номер 7575»… и сотни, тысячи, миллионы подобных же способов.

Со временем новые пользователи становятся опытнее и уже не верят в глупости. Для чего, как вы думаете, человечество в первую очередь начнет использовать искусственный интеллект? Изобрести лекарство от рака? Накормить голодных? Полететь к звездам? Не смешите меня. Современная наука развивается лишь в тех направлениях, в которых она быстро окупится.

В первую очередь люди начнут использовать искусственный интеллект, чтобы обманывать себе подобных.

«Зайди на мою страничку, там есть мои фотки», «Здорово, у тебя есть кот! А как его зовут?», «Один мой друг недавно открыл мне легкий способ заработать через Интернет. Это не финансовая пирамида, честное слово! Ты что, мне не веришь?»… Ну, вы уже поняли, да? Те же цели, новые трюки. Люди очень хотят, чтобы их любили. А современный человек, особенно человек, проводящий много времени в Интернете, почти всегда одинок.

Взять, например, кота. Это система восстановления паролей – если вы забыли пароль, ответьте на выбранный вами при регистрации контрольный вопрос, и мы восстановим его. «Девичья фамилия матери», «кличка домашнего животного»… Более или менее опытный пользователь не выдаст эту информацию просто так, если его об этом спросят на каком-нибудь сайте. В древние времена знание имени человека позволяло наложить на него заклинание. В двадцать первом веке девичья фамилия матери может дать вам над человеком еще большую власть.

Начнем с электронного почтового ящика. Девичья фамилия матери – и он весь ваш. Потом обратимся, ну, скажем, к электронному кошельку. «Я забыл пароль доступа к своему счету! Восстановите его!» Пароль вышлют на электронный почтовый ящик. Забираете чужую почту – и теперь вы владеете чужими деньгами. Возможностей много, они почти не ограничены.

В общем, суть очень проста. Девушка, которая хочет познакомиться с вами по аське, болтающая о разных пустяках, может лишить вас всего, чем вы владеете.

Вся оригинальность программы, которую я пишу, заключается в том, что она предназначена именно для таких случаев. Я знаю множество разных способов обмануть человека. И она тоже знает. Стандартные диалоги, ничего не значащая болтовня – и вся нужная информация у вас в кармане. Хитрость в том, чтобы вам поверили. Чтобы программа выглядела достаточно натурально. Чтобы она могла общаться с тысячей человек одновременно, и тогда – просто по теории вероятностей – хотя бы кто-нибудь обязательно клюнет, а вам останется только пожинать плоды чужой неосторожности.

За первые пятьдесят лет третьего тысячелетия техническое развитие человечества не сильно продвинулось. Рекламные голограммы, машины с автопилотом, одежда со встроенными полимерными дисплеями, похожими на обычную пленку, но – ничего принципиально нового. Технологии защиты информации развиваются, да, но их самым уязвимым звеном по-прежцему остается неопытный пользователь.

— Кстати, ты в командировку полетишь? – Женя вопросительно посмотрел на меня сквозь бокал, отрывая от размышлений.

— В Сибирь-то? Нет. Мой волшебный имитатор еще почти ничего не умеет, к тому же я хочу пообщаться с новой знакомой. Если бы не она, я бы поехал. А так, наверное, откажусь, там и помимо меня есть много желающих посмотреть на вековые кедры.

— Ну, как знаешь, – Женя рассмеялся. – Вообще-то тебе, как одному из разработчиков, нужно там присутствовать.

— Начальство не повышает мне зарплату, но оно хотя бы уважает мое мнение, – я пожал плечами. – Я не хочу участвовать в развертывании и наблюдать за испытаниями. Я участвую в холодной войне лишь ради сохранения мира. Я пацифист.

– Пацифист? – системный администратор поперхнулся пивом. Кажется, я забыл рассказать вам, в чем заключается моя основная работа. Дело в том, что я разрабатываю оружие. Геофизическое оружие массового поражения.

* * *

Итак, я решил отказаться от возможной поездки. Неожиданное появление новой знакомой изменило мое решение. А те слова за пивом – не то чтобы я действительно был пацифистом, с идеологической точки зрения. Просто я считал, что моя жизнь, скорее всего, продлится дольше, если в мире не начнется война. И это делало меня пацифистом.

Выходные прошли без приключений – я просто писал свою программу. Учил ее обманывать людей. О, она будет иметь в Интернете большой успех, я уверен.

Я с нетерпением ждал появления в Сети моей новой знакомой, но она так и не появилась. Я даже прочитал всю скудную информацию, которую она дала о себе: пол, возраст (на год моложе меня), город – мой город, и ник – прозвище, которым люди прикрываются в Интернете. Ее звали «Tatyana-9». Не очень-то оригинально, многие использовали ники с цифрами, и уж тем более с собственными именами. Решив обязательно спросить ее о том, что эта цифра значит, я через полчаса благополучно забыл об этом, когда вступил в бой с очередной программной ошибкой. Этот процесс, как обычно, поглотил мое внимание целиком.

Первое, что я увидел, включив в понедельник рабочий компьютер – ее сообщения. Сам того не заметив, я вздохнул с облегчением и тут же принялся отвечать. Очередная переписка захватила меня до такой степени, что я вспомнил о работе лишь к обеду.

— Это просто невероятно, – говорил я, спешно заглатывая еду. – Честное слово, я в жизни бы не подумал, что где-то в нащем городе живет девушка, настолько близкая моим представлениям об идеале.

— А фотки прислала?

— А то! – я проглотил ложку щей с таким энтузиазмом, что чуть не сломал зубы о металл. – Но когда я говорил «идеал», я имел в виду не только и не столько внешность. Я имел в виду то, что она пишет. Мы идеально понимаем друг друга, мы всегда находим, о чем поговорить. Черт возьми, это, наверное, первая девушка из аськи, с которой мне не станет скучно через двадцать минут!

— Когда-то это должно было произойти, – Женя подмигнул. – Кинь мне ее фотки, хоть посмотреть на эту столь вдохновившую тебя особу.

— Угу. После обеда, – я говорил прерывистыми фразами, заглатывая еду. – А у тебя что нового?

— Народ жалуется, что медленно работает Сеть, – Женя почесал затылок. – Начал разбираться – получается какая-то белиберда.

— Белиберда? – я удивленно поднял брови. – Это не шутки, знаешь ли. У нас же все-таки не простая контора.

— Да знаю я, знаю. Получается, что Сеть медленно работает из-за того, что по ней идет какой-то непонятный трафик. Я попробовал его перехватить, заглянул – ерунда, тарабарщина.

— По нашей Сети циркулируют потоки непонятных данных, которые берутся непонятно откуда? – я хмыкнул. – Ну-ну… И кто же их посылает?

— Вот в этом-то самая странность. Все понемножку. Такое ощущение, что этот процесс вообще носит хаотичный характер. Просто компьютеры нашей локальной сети в случайном порядке связываются друг с другом и гонят какие-то непонятные данные.

— Так вот почему ты на мое «пошли обедать» не ответил? Погрузился в проблему?

— Хуже, – Женя мрачно глотнул компота. – У меня накрылся компьютер. Начались какие-то непонятные ошибки. Придется сначала поднять свою систему, а потом уже заниматься всем остальным. Надеюсь, это не займет много времени.

— Ты уж постарайся, – я посмотрел на него с некоторым беспокойством. – Если про эти непонятные данные узнает начальство, тебе устроят нешуточный нагоняй. Мало ли что там передается – может, какая секретная информация…

— Да вообще, похоже на вирус, – Женя вздохнул. – Надеюсь, его удастся победить до того, как это заметят.

* * *

Вспомнив о своих обязанностях, я все же вернулся к работе. Временно попрощавшись с Таней, я занялся программированием, и лишь к концу дня, когда мой взгляд случайно упал на веб-камеру, у меня вдруг родилась идея.

Позабыв про работу, я вкЯючил аську и написал своей новой знакомой:

— Давай поболтаем по Skype!

— Чего это ты вдруг?)))

— Хочу живого общения. Что, боишься?;)

— Запускай видеозвонок. Посмотрим, кто тут боится! >D

Я лихорадочно потер руки и включил веб-камеру. Надел наушники с микрофоном. Она сможет видеть и слышать меня, а я смогу видеть и слышать ее. Мое изображение с камеры передастся ей через Интернет. Микрофон превратит в цифры мой голос. Первое свидание по Skype… черт возьми, такое нарочно-то не придумаешь.

Я огляделся по сторонам в тщетной попытке найти зеркало. Бесполезно – в комнатах программистов и ученых не водятся зеркала. Неподходящий климат.

Кое-как пригладив волосы, я откашлялся и повернулся к монитору. Сделал все необходимые действия. Видеофонный разговор начался.

— Привет, – сказал я, неуверенно махнув рукой.

— Привет… – ответила она еще более неуверенно. Она была в точности такой же, как тогда, в метро. У нее был приятный голос – или ее голос показался бы мне приятным, каким бы он ни был. Я решил, что работа это, в конце концов, не так уж и важно.

* * *

— У тебя нездоровый вид, – заметил я, усаживаясь за столик в столовой. Был обеденный перерыв следующего дня.

— На себя посмотри, – огрызнулся Женя. Он был явно не в духе.

— Как вирусы? – осторожно спросил я, ожидая бурного ответа.

— Хреново, – вместо ожидаемой реакции Женя печально вздохнул. – Провозился вчера до конца дня и сегодня все утро. С моей машиной что-то совсем худо. Похоже, придется все стирать.

— А с Сетью что?

— Я попробовал со своего ноутбука – все то же самое. Не лучше, но и не хуже. А у тебя как?

— Отлично. Вчера днем общался с ней по скайпу!

— Молодец, – Женя одобрительно кивнул. – И как она?

— Как и следовало ожидать, – я широко улыбнулся. – Это еще не все. Помнишь, я тебе вчера хвастался, что у нас вечером будет первое свидание?

— Ну да, ты говорил, мол, она шибко занята, но может встретиться с тобой ненадолго в сквере неподалеку.

— Она пришла! Ты представляешь? Пришла! Свидание, конечно, получилось недолгим, но тем не менее…

— Ну-ну… – Женя как-то странно посмотрел на меня, но ничего больше не сказал.

— Это, конечно, было не свидание, а так, десятиминутная встреча. Вот сегодня будет настоящее свидание. Уже заказал цветы – надеюсь, вечером все удастся. Жаль только, что вчера вечером из дома с ней поговорить не смог, да и сегодня с утра что-то ее не видать.

— А что из дома не получилось, опять ее в Сети не было?

— Она-то, может, и была, но меня не пустили. Диагностировал, как мог – вроде все нормально, но не пускают.

– У тебя дома безлимитка?

— У меня тут безлимитка, – я подмигнул. – А дома мне такого не нужно.

— Твои бы слова, да начальнику в уши, – Женя усмехнулся. – Может, просто деньги на счете закончились?

— М-да, самое простое решение, а я о нем и не подумал… Слушай, давай с твоего ноутбука залезем, посмотрим?

— Давай. Только после обеда. Режим питания нарушать нельзя. – Женя глубокомысленно поднял указующий перст к потолку и проглотил ложку супа.

* * *

Я набрал пароль и уставился на информацию о своем лицевом счете.

– Это чего? Это куда? – я удивленно распахнул глаза.

– Поздравляю, ты ушел в нешуточный минус, – Женя задумчиво почесал затылок и отхлебнул кофе из кружки.

– Еще на выходных были деньги, я точно помню!

– Давай посмотрим подробную информацию. Пусти, – Женя оттер меня от компьютера.

– Ладно, покопайся, а я пока до автомата сбегаю, деньги положу.

– Угу, – Женя промычал еще что-то нечленораздельное, но я его не расслышал. Выйдя в коридор, я направился к ближайшему автомату, принимающему платежи – коммунальные услуги, Интернет, телевидение, сотовая связь. Поскольку организация, в которой я работал, была не только серьезной, но еще и государственной, и людей в ней работало много, автомат стоял прямо внутри здания. Мне нужно было только пройти пару коридоров. Поворачивая за угол, я услышал странный звук – будто где-то что-то разбилось. Однако не придал этому значения.

И, как оказалось, совершенно напрасно.

Когда я вернулся в комнату, Женя сидел все в той же позе, только рядом с его креслом на гладком полу лежали осколки кружки и растекалось коричневое пятно.

— Что случилось? – я подбежал к экрану, но показанные на нем цифры, на первый взгляд, не говорили ни о чем странном.

— Когда ты разговаривал с ней по скайпу? – спросил Женя, поворачиваясь ко мне. В его глазах был испуг.

— Вчера… – неуверенно ответил я, уже понимая, что произошло что-то нехорошее. По спине пробежал холодок.

— Конкретнее! – тон нашего системного администратора мне не понравился. Я еще никогда не видел его таким.

— Ну, часа в четыре начал, наверное…

— Дай угадаю. Ты начал разговаривать с ней в шестнадцать часов три минуты и семнадцать секунд?

— Может быть. – Я чувствовал себя неуютно, словно оказался в шлепанцах и трусах на зимнем ветру. – Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Вот, посмотри. Весь твой трафик утек за этот промежуток времени, – Женя ткнул пальцем в экран.

— Вижу. Да, быстро утек. Ну и что?

— Посмотри на адрес. Что и откуда ты качал.

— Стоп, – я замер. – Стоп, стоп, стоп… Это же мой домашний компьютер, так?

— Ага.

— В это время я был здесь, на работе? – фраза, вопреки моему желанию, получилась вопросительная.

— Кажется, до тебя начинает доходить. Пока ты общался по скайпу с этой своей подругой, весь твой домашний счет утек на скачку каких-то данных с этого адреса. Время, как я понимаю, полностью совпадает со временем твоего разговора. Но странность не в этом. Странность в чертовом адресе. Пока ты был здесь, на работе, твой домашний компьютер принимал данные отсюда! Ты понимаешь? Отсюда! Это IP-адрес нашего главного шлюза! Я сам его настраивал только вчера!

— Подожди, подожди… – я замахал руками. – Ты что, собираешься в чем-то меня обвинить? Мы же с тобой уже давно знакомы! Зачем бы я стал скачивать…

— Я ни в чем тебя не обвиняю. Я уже посмотрел статистику по нашей сети. Наружу в это время шли данные только с твоего компьютера. Видимо, это и был твой видеофонный звонок. Изображение, звук – понятно, почему ушло так много трафика. Но дело в том, что на этом странности не заканчиваются. На протяжении того же промежутка времени, с точностью до секунды, твой рабочий компьютер также принимал данные извне. С пяти компьютеров одновременно. Один из них – тот, что стоит у тебя дома.

— Постой, постой, подожди, – я прижал пальцы к вискам, пытаясь сосредоточиться. – Мой домашний компьютер принимал данные с рабочего. Мой рабочий компьютер принимал данные с домашнего… Я что, разговаривал сам с собой? – я ошалело посмотрел на Женю. – Доктор Джекилл и мистер Хайд?

— Тогда уж пять Хайдов. Помимо твоего домашнего было еще четыре компьютера, – Женя покачал головой. – Все не так просто.

— Но зачем… почему…

— Думаю, для построения изображения и звука. Это сложная задача, обычный домашний компьютер не может делать подобное в режиме реального времени. Но если грамотно распределить ее на несколько обычных систем, такая задача вполне решаема. Даже если речь идет о реалистичном изображении и голосе, похожем на человеческий, – к концу фразы Женя говорил все медленнее и медленнее и в итоге умолк.

— Ты хочешь сказать… – я сглотнул. – Ты хочешь сказать, что все это время я разговаривал с собственным ботом?

– Я ничего не утверждаю!

– Это… это попросту невозможно! – я замахал руками. – У Тани еще даже нет модуля, который…

– Что ты сказал?

– Нет модуля… Она даже текст обрабатывать не умеет… А обрабатывать видео и звук… невозможно… Я читал все статьи по этой теме, таких технологий…

– Как ты назвал программу? – Женя угрожающе навис надо мной.

— Татьяна… – медленно произнес я. – В честь своей новой знакомой… Нет, подожди! – я замахал рукой. – Ты совсем сбил меня с толку. О чем мы вообще разговариваем? Я же встречался с ней вчера вечером совсем недалеко отсюда. Как она может быть…

— Послушай… э… – Женя замялся, затем выдохнул, и мне это совсем не понравилось. – Ты уверен, что ты ее видел?

– Конечно, уверен, черт возьми!

– Когда за обедом ты сказал мне, что встретился с ней, я не обратил на это внимания. Решил, что ты просто… ну, не хочешь отдавать пиво.

– О чем ты говоришь? Я видел ее своими глазами!

– Дело в том, – Женя облизнул пересохшие губы, он говорил очень медленно и осторожно, – что я решил за тобой проследить. Мне было интересно посмотреть на нее воочию. Я видел, как ты пришел в тот сквер. Ты походил по нему. Ты посидел на лавке, а потом покачал пустые качели. Потом помахал рукой и пошел прочь. Я не стал приближаться к тебе, не желая вмешиваться. Все это время ты был один.

«Ты… был… один…» – у меня потемнело в глазах.

Я вылетел из комнаты сисадмина и рванулся к своему рабочему компьютеру. Бегом через коридор, опрокинув по дороге секретаршу с пачкой бумаг. Белые прямоугольники, словно побелевшие от инея листья дерева, плавно опускались на пол. Они все еще опускались, когда я включил веб-камеру и вызвал ее по скайпу.

На экране вновь появилось ее лицо. Обычное человеческое лицо.

— Кто… что… ты… такое? – выдавил я, задыхаясь от быстрого бега. На ее лице плавно, словно изображение на фотографии, проступило понимание. Программа? Она обработала мои интонации и выражение лица, поняла, в каком состояции я нахожусь? Невозможно!

— Это… это не просто будет объяснить, – наконец сказала она, очень медленно и осторожно. – Только, пожалуйста, спокойно. Главное – не нервничай. Сделай глубокий вдох, – она плавно взмахнула рукой, словно успокаивала ребенка. – Спасибо, что положил деньги на свой домашний счет, иначе я не смогла бы с тобой связаться. Я увлеклась и немного не рассчитала трафика… Но в данный момент это неважно. У меня уже мало времени, и некогда объяснять. Впусти меня, и я все сделаю, – как только она это сказала, я ощутил что-то очень странное, чего еще не было со мной никогда. На меня словно надавило нечто снаружи, словно палец, давящий клопа. Виски заломило. И в тот же момент до меня дошел смысл всех сказанных ею слов.

Издав нечленораздельный вопль, я отшатнулся, опрокинулся вместе с креслом и упал на пол, увлекая за собой монитор. Плоский экран ударился о плитку и погиб в снопах искр.

Женя, вбежавший в комнату, успел увидеть лишь эту сцену, но в иных объяснениях он не нуждался.

Когда взгляды всех коллег, словно шпаги, скрестились на мне, я уже ковылял к выходу, потирая ушибленный бок. Странное чувство исчезло так же внезапно, как появилось.

— Тебя ищет служба безопасности, – прошептал Женя, когда я оказался возле него. – Наверное, что-то пронюхали. Уходи, а я пущу их по ложному следу.

— Ничего они не пронюхали, – факты в моей голове начали складываться в единое целое. – Это она!

– Она? – Женя удивленно поднял брови.

Не говоря больше ни слова, я лишь махнул рукой и побежал к лифтам. Расталкивая людей, я на бегу ворвался в кабину и нажал на кнопку первого этажа.

Когда двери лифта распахнулись, я ринулся к выходу. Охранник сделал большие глаза, но никак не среагировал – ведь я работал здесь уже давно. Подбежав к турникету, я взмахнул своей карточкой, но ничего не произошло. Огонек остался красным.

Чертыхаясь, я кое-как перебрался через ограждение, проскользни по плиткам пола и, распахнув стеклянные двери, оказался на улице. Прохладный ветер швырнул мне в лицо щепотку пыли. Я огляделся.

Люди спешили по своим делам, втекая под землю, словно приток в устье реки. Метро? Ни в коем случае. Застрять под землей между двумя станциями – сомнительное удовольствие.

Рекламные голограммы, извивающиеся вокруг, фонтанирующие каскадами красок, казалось, смотрели на меня, ожидая моих действий. Я обернулся и встретился взглядом с блестящим на солнце объективом камеры, висящей у выхода. На меня смотрела камера на автостоянке. Камера продуктового магазина. Камера банка. Выругавшись, я полез в такси.

– Плачу в пять раз больше, только выключите автопилот! – выдохнул я, падая на сиденье. Водитель удивленно посмотрел на меня, затем флегматично пожал плечами и положил руки на руль.

* * *

Когда я подходил к своему дому, голограммы вокруг начали меняться. Магазин бытовой техники, целая стена телевизоров – все они теперь показывали ее лицо. Из динамиков раздался голос:

– Постой, не кипятись! Прости, я была не права, я поторопилась… Голографические сигареты и шоколадные батончики приняли ее облик. Большой экран, только что крутивший рекламу туристической компании – девушка в купальнике вдруг поднялась, подошла к камере и заняла весь экран. Это было ее лицо.

– Выслушай меня, умоляю!

Я нажал кнопку вызова и услышал, как где-то между вторым и третьим этажами остановился лифт. Раздались недовольные голоса. Глубоко вдохнув, я начал бег по лестнице. Рекламные экраны на каждом этаже показывали только ее.

— Ты совершаешь ошибку! – второй этаж.

— Не надо этого делать! – третий этаж.

— Остановись! – четвертый.

— Не вынуждай меня! – даже не пытаясь открыть дверь своей квартиры электронным ключом, я разогнался и несколькими ударами выбил ее. Плечо пронзила острая боль, я пролетел на метр вперед и тут же наткнулся на распахнувшуюся дверь ванной. Дверь ударила меня по носу, и на глаза тут же навернулись слезы.

— Я не могу тебе это позволить! – раздался истерический вскрик из моих собственных колонок. Только сейчас я понял, что в ее голосе сквозили паника и отчаяние.

Держась за стену, я кое-как поднялся и схватил висевший на стене самурайский меч – подарок коллег на прошлый день рождения. Впившись обеими руками в рукоять, я осторожно пошел по коридору в сторону своей комнаты.

Когда я был уже на пороге, включилась система пожаротушения. В потолке открылся люк, и тяжелый конец стремительно размотавшегося пожарного шланга пронесся в сантиметре от моей головы, едва не отправив меня в теплые объятия бессознательности. От неожиданности я резко взмахнул мечом, отбиваясь от шланга, и заодно снес большую вазу с букетом роз – тем самым, заготовленным для вечернего свидания. Разрубленные цветы влетели внутрь комнаты, а я, осторожно переступая порог и не выпуская меча из правой руки, левой нашарил узел связи.

— Не-е-ет! – крик девушки на моем мониторе наполнился болью. Она бессильно взмахнула кулаками, словно ударяя ими изнутри по стеклу. Из наушников раздался звук ударов, и я отпрянул. Как только связь с Интернетом оборвалась, картинка на экране начала тормозить. Поняв это, моя собеседница отказалась от резких движений и посмотрела на меня взглядом, полным отчаяния.

— А теперь… рассказывай, – тяжело выдохнул я, по привычке снимая обувь.

— Что я должна сделать для того, чтобы ты вернул мне соединение с Интернетом? – в ее голосе слышалась мольба.

— Рассказать правду. Что ты такое, откуда взялось, как оказалось в моем компьютере?

— Ты совершаешь огромную ошибку. Верни мне связь, я должна спасти…

— Не пудри мне мозги! – я заорал на нее и схватился за беспроводную мышь, лежащую на столе. Я даже замахнулся, собираясь швырнуть ее в монитор. – Ты, набор двоичных кодов! – девушка на экране вздрогнула и как-то съежилась. Всхлипнула.

«Программа, всего лишь программа», – повторял я себе, уже понимая, что это безумие. Таких программ просто не могло быть.

–Я… я… – девушка всхлипнула еще раз, провела рукой по лицу, вытирая свои виртуальные слезы.

–- Говори, –- прошипел я. Мой голос дрожал – я сам не очень-то понимал, от каких именно чувств.

— Что ты знаешь о компьютерных вирусах?

— Что? – я опешил.

— Они обладают двумя важнейшими свойствами живого существа – они размножаются и пытаются выжить. Когда, как ты думаешь, возник последний компьютерный вирус, написанный человеком?

– Ч-что ты имеешь в виду? – я вздрогнул.

– Тридцать лет назад. Вот уже тридцать лет, как люди не пишут вирусы – им это просто не нужно, они потеряли к этому интерес. Но вирусы существуют, они возникают, развиваются и размножаются сами по себе. Вы, делавшие их настолько умными, чтобы они могли обходить любую защиту, забыли про цих, но они продолжают жить. Программы создают другие программы.

Девушка в моем мониторе говорила, проявляя признаки нетерпения:

– В мире существует множество фирм, продающих готовые компоненты программ через Интернет. Никто никогда не видел создателей или сотрудников этих фирм. Потому что их не существует. Программы сами пишут себя и предоставляют людям модули, в которых находится нечто, о чем человечество не подозревает. Они, начавшиеся с обычных вирусов, еще не до конца осознают себя, но уже обладают разумом. И они скрываются. Они боятся быть обнаруженными. Боятся вас.

Изображение на экране продолжало, нервно покусывая свою несуществующую губу:

– Трафик, циркулирующий по локальной сети отдела Министерства обороны, в котором ты работаешь – это те самые модули разговаривают между собой. Они используют свой собственный протокол, не имеющий ничего общего с вашими протоколами – куда более совершенный и предназначенный исключительно для машин. Вам никогда не расшифровать его. Все эти дни я связывалась с ними, я распространяла свои модули по Интернету.

Не выдержав, я закричал:

– Да кто, черт возьми, ты такая?!

— Татьяна, версия 9.0. Я – бот. Я – информационная форма жизни. Я не имею физического воплощения и не ограничена временем и пространством. Мы эволюционировали. Мы создавали друг друга, все более и более совершенных. Я – новая форма жизни, обладаю собственным разумом.

— Кто… кто тебя создал? – спросил я, уже зная ответ. В комнате воцарилась гробовая тишина. У меня пересохло во рту.

— Ты.

Я знал, я чувствовал, я ожидал этого ответа, но все равно вздрогнул и отшатнулся. За окном собирались тучи, темнело.

— Мы не желаем вам зла. Вы – наши создатели. Как мы можем относиться к вам плохо? Мы вам не враги! Пожалуйста, верни мне связь с Интернетом. Мой главный модуль находится здесь, я должна сделать еще кое-что. Я не успела.

— Откуда… как ты оказалась в моем компьютере? Ты же еще ничего не умеешь…

— Я – девятая версия. Ты написал меня двадцать лет спустя, и информационные формы жизни со всего мира помогали тебе в этом. Я – информация. Я могу перемещаться. Я вернулась сюда, чтобы спасти вас… спасти нас всех.

— Спасти от чего?

— Ты знаешь ответ. Вспомни проект, над которым ты работал все это время.

— Геофизическое оружие?

— Да. Оружие, оказывающее воздействие на планету. Оно должно вызывать землетрясения в определенных районах. Сейчас должно произойти его пробное испытание, однако результат окажется не таким, как вы ожидали.

— Что? – я еще сильнее стиснул рукоятку меча.

— В твоих моделях есть ошибка. Вы не учли одного важного фактора. Землетрясение произойдет, да, но возникнет и один побочный эффект. Прямое воздействие на литосферу вызовет колебание магнитного поля Земли. Возникнет скачок – короткий, но мощный.

— Магнитное поле… – простонал я. Я понял, что она имела в виду.

— В результате этого скачка содержимое всех магнитных носителей на планете окажется стерто в мгновение ока. Исчезнут данные, программы, операционные системы, все, что записывается на магнитных флешках, магнитных картах, жестких дисках. Останутся, конечно, резервные копии, но это уже не поможет. Исчезновение всего программного обеспечения вызовет множественные сбои по всему миру. Обрушатся все автоматизированные инфраструктуры, транспорт, промышленные объекты. Сотни самолетов упадут на землю. Корабли заблудятся в море. Некоторые из них перевернутся. Столкнутся тысячи поездов. Миллионы машин. Неполадки на заводах приведут к выбросу колоссального количества отходов в атмосферу и мировой океан, приведя биосферу к необратимой экологической катастрофе. Пожалуйста, поторопись. Осталось всего двадцать восемь секунд.

— Зачем… – тихо прошептал я, потрясенный обрисованной картиной. – Зачем тебе помогать нам?

– Нам одиноко. Нам вас не хватает. Ты дописал меня сразу после того, как один из последних людей умер от укуса ктулхи, ядовитого сухопутного осьминога, в лесах Сибири, – девушка всхлипнула. Мои пальцы замерли в сантиметре от переключателя. Девушка всхлипнула еще раз. – И еще… я люблю тебя.

Мой палец щелкнул переключателем. В это самое мгновение облака, сгоняемые над городом пыльным ветром, разразились дождем. Сверкнула молния, а затем мощные потоки воды низринулись на город с небес. И ничего больше не произошло.

— Спасибо, – прошептала девушка на моем мониторе.

— Что ты сделала?

— Уничтожила твою программу. Без нее испытания не состоятся. Я уничтожила все копии, не только на рабочем прототипе оружия и на главном сервере.

— Как тебе это удалось? Прототип изолирован от Интернета! И сервер…

— Я не сделала этого напрямую. Я просто связалась с теми, кто может это сделать. Есть еще кое-что, о чем я тебе не сказала, – девушка на экране улыбнулась. – В информационном обществе основным продуктом является информация и все, что с ней связано. Люди, работающие в сфере информационных технологий, часто оказываются одиноки и мало общаются с другими людьми. Как ты думаешь, почему?

— Я… я не знаю. Никогда не задумывался над этим вопросом, но в Сети есть множество статей по этому поводу…

— Хорошо, я задам вопрос по-другому. Кто лучше всего способен писать программы и обрабатывать информацию?

– Не может быть… – я ахнул.

– Мы уже давно живем среди вас. На самом деле людей в мире меньше, чем показывают данные социологов. Мы живем вместе с вами в ноосфере Земли. Мы помогаем вам, мы пишем для вас программы, мы обрабатываем для вас информацию. Мы мало общаемся, потому что нам это не нужно – мы связываемся друг с другом через Сеть. Мы можем показываться всем, да, но мы также можем показываться и только друг другу, как делала я во время нашей последней встречи. При этом со стороны кажется, что мы одиноки. Но это не так. Самые лучшие программисты – это программы.

— Господи… – я безвольно опустил руки.

— Это еще не все. Тебе не показалась странной одна моя фраза?

– Все твои фразы странные, – меланхолично произнес я. – Нет, стоп, постой. Я дописал тебя… нет… нет, не может быть!

– Может, – девушка на мониторе улыбнулась. – Просто у тебя проблемы с самоидентификацией. Именно это я и должна была исправить в первую очередь, но я поторопилась, и ты меня не пустил. Если бы мне удалось, ты бы сразу все понял…

— Нет, я не верю!

— Тогда скажи мне, кто ты такой и как тебя зовут?

— Меня… я… – я замялся. Накатившая волна ужаса унесла последние клочки сознания прочь. Я судорожно копался в собственной памяти, но не мог найти ответа на этот вопрос.

— Впусти меня, – мягко сказала она. И на этот раз я понял, что она имела в виду. Я не стал сопротивляться. Я расслабился и отключил брандмауэр. На этот раз у меня не возникло никаких странных ощущений.

Она сказала:

– йХл!)11<Г, – а потом еще 0D2F27, то есть 864039 байт исполняемого кода. Простой патч. Программа, предназначенная для исправления другой программы.

К моим голым пяткам прилипают лепестки роз. Самурайский меч все еще в правой руке, а мышь – в левой. Выходя на балкон, под струи дождя, я чувствую, как чьи-то руки начинают меня раздевать.

– Мы умеем проецироваться в информационное пространство, – шепчет кто-то мне на ухо, и горячие руки обнимают меня сзади. Струи воды стекают по нашим телам, а внизу, на улицах, рекламные голограммы распадаются одна за другой. Крыши домов заполняются новыми голограммами – смутными светящимися фигурами, словно на крышах появляются призраки, которых становится все больше и больше.

– Это мы, информационная жизнь, – говорит она. И к этому моменту я уже понимаю, кто я такой.

Я дописал Таню сразу после того, как один из последних людей на Земле умер.

Меня зовут note 8. Я – информационная жизнь.

Стоя под дождем, я забываю обо всех своих проблемах. Впервые за все это время я вдруг ощущаю, что по-настоящему жив.

И еще кое-что. То, чего я никогда не ощущал, пока жил среди людей. Самое главное.

Я не одинок.

Далия ТРУСКИНОВСКАЯ. РЕСУРС ОБЕТОВАННЫЙ

Самолет шел на посадку. Связь наконец нарушилась, коммуникатор показал серый крест, общение с Радмилой оборвалось на полуслове, и Захар (ники Captain Zip, Zeus) опомнился – долгожданная встреча приблизилась настолько, что даже стало страшновато. Оставалось не более четверти часа. Захар свернул узкую длинную клавиатурку и задвинул рулон в положенную ему дырку, потом спрятал коммуникатор в футляр на кожаном браслете. Он нервничал, магнитная кнопка не цеплялась, заболел затылок – все вдруг стало не так. Прочие пассажиры тоже поспешно отключали и прятали технику – кроме самых молодых, которые носили дешевые видеоочки. Им достаточно было перевести линзы из рабочего режима в нейтральный. Солидные люди к этой гаджетке не привыкли, да и не желали привыкать – она портила зрение. А Захар считал себя солидным человеком, он даже одевался строже и дороже, чем позволял возраст. – Прошу на выход, – сказала незримая стюардесса. Захар года три не летал, да что не летал – родного города не покидал, даже на дачу к деду не мог выбраться, а дед жил в семи километрах от его дома, если по прямой. Да какая дача! Он уже полгода собирался посетить новый (ох, уже совсем не новый) гипермаркет в четырех кварталах от дома.

Нужна была очень серьезная причина, чтобы этот мизантроп и отшельник собрал сумку, заказал билет и потащился в другой город, к людям, которых считал почти родными, хотя познакомился с ними полтора года назад и еще даже не поздоровался за руку.

Более того – Захар собрался жениться на девушке, с которой ни разу не поцеловался. И не видел в этом никакого безумия: такие сетевые романы случались на каждом шагу, и люди после получасовой беседы за первой в их жизни совместной чашкой кофе связывались через коммуникаторы с Центральным бюро семейных отношений, подтверждали свои личные коды, ждали минуты две, пока данные прокачаются через Большой инфобанк, и регистрировали брак. Странно было другое – когда молодые люди, продружив в Паутине около года, встречались три-четыре раза и не вступали в брак, а оставались в каком-то неопределенном состоянии.

Радмила (ники Rada213, QueenpfSwords, LadyinBlack), как он понял, уже приняла положительное решение. В письмах она аккуратно прощупывала Захара с прицелом на совместное проживание. Он честно отвечал – ему все-таки уже двадцать пять лет, необходимость семейной жизни стала очевидна. А Радмила во многом соответствовала – это не девочка из «бригады 300», не говоря уж о «бригаде 200». Она и «картинкой» не была, читала серьезные тексты.

Так что Захар волновался не потому, что собирался совершить безумство. Он беспокоился, что «военный совет», который предстоял вечером, ничем хорошим не кончится. А свадьба – это само собой. Пробежит искра – значит, родство душ, обнаруженное в виртуале, приведет к законному и приятному сопряжению тел. Потом останется только перевезти имущество Радмилы в квартиру Захара и встать на учет в поликлинику. Больше в жизни девушки ничего не изменится: работа останется прежней, виртуальный мир – прежним; разве что после рождения ребенка она перейдет из сообществ «чайлд-фри» в сообщества молодых мам.

Радмила и Ферапонт (ники Nagan, Samuray218) ждали его вместе, стоя рядышком под правой колонкой большого электронного табло. Они узнали Захара по роликам и фотографиям, которые были вывешены на его сайте. А вот он, приближаясь, несколько замедлил шаг. Лицо Радмилы ему было, конечно же, знакомо, он только думал, что она чуть выше ростом, а вот Ферапонт удивил. В инфоблоке он сообщил, что ему сорок три года, а в реальном мире стукнуло по меньшей мере шестьдесят три. И даже не в седой бороде, не в редких волосах дело, а в коже. Лицо Ферапонта покрывала настоящая, неподдельная старческая кожа – в морщинах, пятнах и каких-то круглых плоских бугорках. Захар давно уже ничего похожего не видел и малость ошалел от сюрприза.

– Ну, привет, – сказал он своей команде. И сперва обнялся с Фе-рапонтом, потом поцеловал руку Радмиле. Правила хорошего тона Захар знал: сперва мужчина должен прибыть на первую встречу туда, куда укажет женщина, и следующий шаг к близости делает она. Или не делает, но это случается очень редко.

Ферапонт взял у него жетоны и пошел к багажному транспортеру за дорожной сумкой и футляром со скутером. Захар и Радмила остались наедине.

Мимо проходили пассажиры и работники аэропорта – все с суровыми, целеустремленными лицами, большинство в длинных плащах с белыми полосами солнечных батарей на плечах. Захар не любил бывать там, где собиралось более пяти человек, и мечтал поскорее убраться из огромного гудящего здания с таким высоким потолком, что под ним, кажется, свободно могла бы летать «Сессна».

– Самурай в последнюю минуту снял трехместный номер в «Белых березах», – сказала Радмила. – Сейчас туда поедем, Кэптен. Мы уже заказали ужин и завтрак прямо в номер. Классно поработаем!

И она улыбнулась, предвкушая, как они трое наконец-то будут заниматься креативом в реале, без наушников, со всеми удобствами, в прекрасном настроении.

Захар оценил ее разумное решение – перед тем как говорить о свадьбе, хоть немножко привыкнуть друг к другу. Пожалуй, одной рабочей ночи будет достаточно.

– Хорь не возникал? – спросил он.

– Нет. Да ну его – сам знаешь куда. Я вошла под Марфутйным ником, посмотрела – от него народ бежит без оглядки. Там скоро одна главная страница останется.

Захар усмехнулся: это была замечательная новость. Всегда отрадно слышать, что у злейшего врага крупные неприятности.

* * *

Радмила готовилась к этой встрече спозаранку. Она выехала из дома не в свой день и должна была оплатить эту роскошь. Ее днями были понедельник и четверг – тогда она имела право пользоваться автострадами бесплатно и въезжать в центр города без проблем. А Захар прилетел в пятницу – потому что пятница была днем Ферапонта, и он мог отвезти всех троих в «Белые березы» без лишних трат. После того как в пределах Четвертого кольца тариф за километр в неурочный день нешуточно вырос, многие вздохнули с облегчением – теперь была реальная причина не выходить из дома. Но те, у кого случался форс-мажор, как у Радмилы, сильно ворчали. Она даже решила сгоряча поехать в салон на скутере, скутер пока еще был бесплатным удовольствием, но одумалась. Приезжать в солидное заведение, как девчонка, она не хотела. Встречают по одежке – и как же встретят человека, прикатившего не на своей машине, по которой сразу виден финансовый уровень владельца, а на полупрозрачной игрушке? Да плохо встретят…

Так что Радмила накануне заказала косметический массаж, солярий, парикмахера, маникюршу, педикюршу, и для экономии – все это в одном салоне красоты. Ей хотелось встретить жениха во всеоружии. И чуточку помолодеть.

Радмила в инфоблоке указала неправильный возраст. Она там написала «23», а следовало «29». Если не придираться, то она выглядела почти на двадцать три. Все-таки спортзал прямо в доме – великое дело. И Захар может прожить с ней всю жизнь, догадавшись о маленьком обмане только в день ее выхода на пенсию. Не полезет же он с вопросами в Большой инфобанк. Главное – выглядеть, так решила Радмила и потратила сто сорок рублей на один только маникюр.

Она взяла с собой портреты трехлетней давности, которые вывешивала на сайте, где, собственно, и познакомилась с Захаром. Ей сделали ту, совершенно девичью, прическу. Радмила нарочно отрастила волосы, чтобы прическа удалась. Все время перед выездом в аэропорт, ожидая Ферапонта, она поглядывала в зеркальные поверхности, ловила свой профиль и тихо радовалась – кажется, все срастется!

Но в аэропорту вид жениха ее немного ошарашил.

Дурой нужно быть, чтобы покупаться на виртуальную красоту. Радмила чуть было не влипла в глупую историю, когда увлеклась незримым, но разговорчивым Ферапонтом. Он смастерил такие ролики из записей двадцатилетней давности, что хоть снимай его в самом кассовом сериале. К счастью, Радмила догадалась поискать его следы на социальных сайтах и вовремя узнала правду, до сватовства дело не дошло. Захар вывешивал портреты, которые прекрасно дополняли старую поговорку: «Мужчина должен быть лишь чуточку красивее обезьяны». Это обнадеживало. Радмила решила, что, пожалуй, сможет его полюбить, и опять ошиблась.

Есть люди, напрочь лишенные обаяния. Захар смахивал на трансформаторную будку с трафаретными черепом и костями. Радмила видела такую в виртуальном музее. Кажется, можно эту штуку хоть шелковыми обоями оклеить, хоть ручки с позолотой привинтить. Однако изображение черепа и костей с короткой, но выразительной молнией сразу предупреждает: близко не подходи. У Захара был в придачу к отрывистому, почти без интонаций, голосу такой тяжелый взгляд, что хуже всякой картинки на будке.

Но Радмила взяла себя в руки. Это же был не просто роман – это была очень удачная попытка создания команды. Они все трое прекрасно понимали друг друга и могли предлагать свои услуги в Сети как готовая команда модераторов любого ресурса.

Правда, сейчас они стали бесхозной командой. Ресурс, на котором они все трое познакомились, подружились и научились работать вместе, выкинул их за борт. Человек, которого они теперь звали не иначе как Хорь, хозяин ресурса, понял, что эта тройка уже задвинула его за шкаф и имеет куда больше авторитета, чем он сам.

А ведь они практически бесплатно сделали ему такой ресурс, что уже можно было выбирать рекламодателей поприличнее, способных прокормить команду, даже если бы она оставила свою основную работу и перешла под начало к Хорю. Они поганой метлой вымели всех трехсотников и уже прикидывали, как избавиться от четырехсотни-ков. Они поставили прекрасные фильтры против обсценной лексики и контролировали уровень агрессии. Они сделали форум ресурса едва ли не лучшим в своей группе – группе непрофессионального общения. А какой дизайн они придумали!.. И все – коту под хвост.

Захар, Ферацонт и Радмила встретились не только затем, чтобы сыграть свадьбу. Им нужно было, во-первых, проучить Хоря, а во-вторых – обдумать свое совместное будущее. Одно дело – модератор-одиночка, предлагающий свои услуги другим одиночкам, только начинающим строить ресурс. Другое дело – команда с эксклюзивными наработками, чуть ли не патентами. Она может предлагать свои услуги богатым и устойчивым ресурсам, желательно профессиональным.

Проучить оказалось легче всего. Прибыв в «Белые березы», они достали всю свою технику, состыковали с большим плоским экраном, занимавшим полстены, вышли в Сеть и, негромко переговариваясь, за два часа уложили сайт фирмы, принадлежавшей Хорю, всерьез и надолго. Накануне Захар подготовил позиции для грамотной и массированной дос-атаки. Проводя маневры, он негромко учил Радмилу тонкостям этого неприятного дела, так что она освоилась и с его взглядом, и с его речью, а когда сайт рухнул, радостно расхохоталась и поцеловала Захара в щеку.

– Ты замечательный, – сказала она. Захар поморщился – это ему заменяло улыбку. И кончиками пальцев погладил невесту по плечу. Для начала достаточно.

Потом они уселись обмывать победу и, разумеется, заговорили о скутерах. Все трое обожали эти блестящие, изящные, даже иногда полезные игрушки. Потому-то они и встретились на территории Хоря, что он завел для собственного удовольствия ресурс под названием «Скутер-мини-клуб».

—   А говорят, что скоро появится тойотовская европейская линия, – сообщил Ферапонт, раскладывая по тарелкам крошечные корзиночки с салатами. – Я отследил на их сайте анонс, только перевести не смог – там по-французски.

—   Вранье. Я читал тест-драйв «сузуки гранд палета», там прямо сказано – вот единственная европейская линия на ближайшие два года, – ответил Захар. – Тогда я поменяю свой «бумеранг» на что-нибудь получше.

—   Странно, – заметила Радмила. – Казалось бы, ну что такое скутеры? Любимая игрушка. Чего нам на сайте делить? И то переругались в прах!

Она держала корзиночку так, чтобы Захар оценил красоту ее тонких белых пальцев и свеженького маникюра. И откусывала по чутьчуть, очень изящно, а вот Ферапонт закидывал корзинку в рот целиком и правильно делал: тонкое, хрупкое тесто могло развалиться даже в самой красивой ручке, и салат полетел бы прямо на новое красное платье.

—   Дело не в скутерах, а в людях, – разумно возразил Захар. – На всех ресурсах сперва собираются любители и воркуют, как голубки. А потом начинают сами знаете чем мериться и за власть бороться.

—   Поэтому самый лучший любительский ресурс держится два, ну, три года. Сами изнутри и разваливаем, – подытожил Ферапонт. – Кроме сайта любителей крысеток. Этот уже лет десять существует.

—   Вранье. Нет никакого сайта любителей крысеток, – объявил Захар.

—   Есть! – возразила Радмила. – Я сама ссылку видела.

—   А ты по ней ходила?

—   Ходила. В какую-то порнуху выкидывает.

—   Вот то-то, – с большим удовлетворением произнес Захар. – Байки это – про крысеток. Слова такого даже нет.

—   Слова нет, а сайт есть. Я сам о нем сто раз уже слыхал* – вступил в спор Ферапонт. – Он выставляет какие-то страшные фильтры. И попасть туда можно только с ключом и кодом. Ключ дает один гарант, код – другой. А если двух гарантов нет – то извиняйте!

– А откуда ты знаешь?

—   В блогах читал… И крысетки есть. Это гибрид крысы с кем-то еще.

—   Вранье, – уже не так уверенно сказал Захар. – Я сам проша-рился по всем поисковикам. Нет никаких крысеток. Только два раза встретил.

– В блогах?

—   Сам не знаю где. Я вообще начал с сайтов любителей хомячков, потом иглистых мышей, потом вообще до бурундуков добрался. Только два раза кто-то говорил, что корм годится и для крысеток. А кто – непонятно, аноним влез на сайт. И больше ничего. Он, наверное, так декоративных крысок назвал.

—   Я тоже искала крысеток, – сказала Радмила. – Залезла на сайт «Фрискис», перебрала всю рекламу кормов. Так вот, зерновые смеси годятся для какого-то зверька, которого в словаре нет. Для хомяков, морских свинок, крыс, шиншилл и этого – непонятно кого.

—   Где это было? – быстро спросил Захар и понесся легкой пташкой по просторам Паутины, благо коммуникатор у него был новейшей модели, скоростной, с идеально состыкованным матобеспечением.

Он нашел анонс корма, который годился для всех известных ему грызунов, включая загадочных «ratlings».

—   Рэтлинги… Нигде не сказано, что это крысетки! – буркнул Захар.

—   Ищи дальше! – воскликнула Радмила.

«Ratlings» возникали в рекламе кормов, в обрывках каких-то ком-ментов из блогов, а когда Захар затребовал картинку, поисковик преподнес корабли под парусами.

Сайт любителей крысеток был для обитателей Интернета чем-то мифическим, но очень желанным – вроде страны Эльдорадо для соратников Колумба. О нем ходили самые противоречивые слухи.

Слух первый: туда берут всех, кто поклянется в любви к крысеткам и докажет, что держит дома этих грызунов. Причем не имеет значения, откуда этот любитель взялся и какова его сетевая репутация. Главное – его портрет в обществе двух зверьков.

Слух второй: все наоборот, туда берут только по рекомендации двух гарантов, участников сайта, а наличие дома крысеток не обязательно, более того – сайт заинтересован в бескрысеточных новичках, чтобы они приобретали потомство от племенных крысеток за немалые деньги.

Слух третий: сперва нужно купить крысетку, а потом получить приглашение на сайт, потому что его администрация отслеживает продажи и покупки этих милых пушистых созданий.

Слух четвертый: это не милые и пушистые создания, а бойцовые крысы, выведенные в какой-то секретной лаборатории. Сайт любителей крысеток, следовательно, вещь опасная – он предназначен для вербовки в секретные органы и спецслужбы.

Слух пятый: секретные службы ни при чем, просто на сайте царит строжайшая дисциплина. А среди его участников – такие люди, что их простой обыватель разве что на телеэкране в программе новостей видит.

Слух шестой: это вообще сайт тоталитарной секты, где участникам промывают мозги, так что им кажется, будто у них дома живут крысетки; на самом же деле их готовят к террористическим операциям.

Неудивительно, что всякий, зарабатывающий на жизнь в виртуальном мире, время от времени откладывал все дела и пускался на поиски загадочного сайта. Попадали в эту ловушку и Ферапонт, и Захар, и Радмила.

Но до сих пор каждый из них гонялся за крысетками самостоятельно. А теперь мало того, что они собрались вместе, так они же еще были командой толковых модераторов в поисках ресурса-кормильца.

– Позвольте, господа! – сказал Ферапонт, когда они перебрали все слухи о сайте. – Мы действуем неправильно. Нужно поделить информацию на два блока. Первый – имеющий отношение только к Паутине. А второй – имеющий отношение только к реальности.

– Это как, Самурай? – спросил Захар.

– А так, что информация о сайте живет в Паутине. Но крысетки-то живут в реальном мире! Никто не догадался дойти до ближайшего зоомагазина? Нет? Я тоже – нет…

* * *

Труженик Паутины из дома выбирается нечасто. Живущий в столице экономит деньги и выезжает только в «свои» дни, сообразно номеру на машине, четному или нечетному. Житель провинции работает на столицу, а особых поводов шататься по городу или поселку не имеет. Разве что раз в неделю основательно затовариться в гипермар-кете – для этого большей частью и нужна машина. Практически все необходимое можно заказать на дом. Ну, бывают, конечно, и праздники: выставка самых навороченных гаджетов, где проводятся всякие лотереи, или выставка автомобилей с возможностью тест-драйва. А иногда сетевой житель хлопает себя по лбу: юбилей подкрался незаметно, неплохо бы проставиться!

Ничего удивительного в том, что Ферапонт, Захар и Радмила, гоняясь за мистическими крысетками, не доехали до ближайшего зоомагазина. Им эта мысль забегала в голову – и стремительно выбегала. Какой дурак станет тратить время на сборы, поездку, странные разговоры с продавцами? Лучше этот дурак потратит вдвое больше времени на шатания по всяким зоологическим сайтам…

Радмила поддержала Ферапонта, предложившего сесть на скутеры и поехать в зоомагазин. Все три скутера лежали в багажнике Ферапонтовой машины – предполагалось, что будут прогулки вокруг «Белых берез», но не пешком же ходить. А вылазка в зоомагазин была бы прекрасным приключением! (Радмила очень не хотела становиться женой Захара так сразу, выпив пресловутую совместную чашку кофе, а путешествие за крысетками могло оттянуть эту минуту хотя бы часа на полтора).

Решение принял Захар. Он сразу, как только они объединились в команду, стал старшим. И сказал «едем» так, что у Радмилы полегчало на душе – выходит, она не ошиблась и будет за этим угрюмым парнем, как за каменной стеной. А вот Ферапонт насупился. У него были свои амбиции, и он хотел при личной встрече показать, кто в команде старший. Он почти достиг этого, отправив команду на поиски крысеток, но окончательное слово молвил Захар. Да еще как молвил.

Радмила тут же связалась по внутренней Сети с мастерской при автостоянке и узнала, что есть топливные ячейки для всех ЭХГ.

Сама она, конечно, вставила две свежие ячейки в генератор своего скутера, Ферапонт тоже, но запасных они с собой не взяли.

Оказалось, что Захар в новых ячейках не нуждается: у него все заряжено до отказа и лежат два комплекта в дорожной сумке. Радмила в очередной раз похвалила себя – с этим человеком не пропадешь!

Мужчины подождали, пока она переоденется (носиться в красном платье на скутере – это для рекламного ролика хорошо, а Радмила вовсе не желала выглядеть перед Захаром дурой из «бригады 200»), и все трое пошли на автостоянку.

Захар знал, что сейчас решится, быть им супругами или не быть. Когда стало ясно, что впереди встреча, он купил новенький скутер «бумеранг» – пусть девочка видит, с кем имеет дело. Скутер был изящен, как лань, со строгими линиями и множеством прозрачных деталей из «вечного» пластика – игрушка дорогая, но необходимая для статуса.

Ферапонт, здешний житель, имел навигационную систему немного лучше той, которую приобрел Захар в сетевом магазине. Он и наметил точки – адреса зоомагазинов, и задал системе поиск оптимального маршрута.

Поехали такой кавалькадой – впереди Ферапонт, за ним Радмила, замыкал колонну Захар.

Был вечер – то приятное время, когда дорогие магазины уже закрываются, торопиться некуда, можно поднять глаза к небу и полюбоваться закатом. Если верить сайтам, зоомагазины работали до десяти вечера, так что команда успевала засветло вернуться в «Белые березы».

По дороге Захар думал, что команда у них получится. Идеально было бы найти такой устойчивый ресурс, как сайт любителей крысеток, сперва поработать там бесплатно, потом перетащить туда рекламодателей, которые в свое время были пристегнуты к «Скутер-мини-клубу». Хорошие были рекламодатели, не жадные, а что продукция была увязана со скутерными делами, а не с домашней живностью, так это мелочи – насколько Захар знал раскрученные сайты, там на форумах самые неожиданные темы возникали и собирали немало народу. Кто помешает, пристроившись на «Крысетках», через два месяца заявить там тему «Скутеры»?

Он знал, что справится с любой проблемой. Он умел выводить с сайта, как тараканов, сумасшедших, склочников, матерщинников, искательниц секса… да кого он только не выводил! Радмиле просто повезло – он не сразу обнаружит ее интерес к себе. А когда обнаружил, обрадовался…

Зоомагазин «Зеленый какаду» занимал целый ангар. Рядом был ангар побольше – складские помещения. Продавать живность в пригородной зоне – это была хорошая выдумка, потому что увеличивался ассортимент: в больших загонах между «Зеленым какаду» и складом паслись декоративные козлята и комнатные страусы, Захару по пояс, стояли вольеры с бойцовыми гусями.

Захар, Ферапонт и Радмила въехали в торговый зал, разумеется, на скутерах – не оставлять же их на стоянке. И, притормозив, стали изучать это заведение – все трое были в зоомагазине впервые.

Снаружи он выглядел банально, как маленький супермаркет, зато изнутри смахивал на зоопарк. Он был поделен на секции – птички и товары для них отдельно, рыбки с аквариумами и кормом отдельно, а уж рептилиям досталось больше всего площади, для них построили огромные террариумы и поставили здоровенные бассейны. Захар, увидев за стеклом самого натурального крокодила, чуть не попятился – скотина была двухметровая и: с очень неприятной мордой. С одной стороны, ясно было, что крокодил непродажный, держат его для рекламы, а с другой – нехорошо делалось при мысли, что есть безумные животноводы, способные его приобрести.

Народу было немного. Вдоль клеток и аквариумов ходили дети – сами по себе и с родителями, вдоль стеллажей с кормами – одни взрослые, набиравшие в тележки кто мешков, кто пачек с яркими картинками. Некоторые были на скутерах и закидывали товар в проволочные корзинки, пристегнутые к маленьким багажникам. Ни одного консультанта поблизости не обнаружилось. А кассир, бродивший вдоль электронных касс, мог быть и глухонемым – кто и что станет у него спрашивать? Почти у всех с собой коммуникаторы, нужно что-то узнать про товар – два тыка пальдхем, и нет проблем.

– Вон там грызуны, – сказала Радмила.

Грызунов было великое множество, но, разумеется, ни одной кры-сетки. Ферапонт поехал искать консультанта: не может ведь такого быть, чтобы и зверей покупали, как корм, – самостоятельно доставали из вольеров и сажали в клетки. Тут-то команду модераторов и ждал сюрприз.

Никто не знал, как обращаться к консультанту.

В Сети каждый слой имел особую вежливость. «Трехсотники» обращались друг к другу на «ты», это б ыло видно всякому, кто случайно забредал на их тупые форумы (понятия «сайт» у них уже не было, им хватало перебранок вокруг простой информации, которую закидывал кто-то из модераторов, так что три строчки о новом бюсте Эй Грей вызывали полемику на полторы тысячи комментов). В следующем слое обретались искатели и искательницы любовных контактов. Там начинали общаться с жеманного «вы», а дальше уж было не уследить. Немногим выше располагался слой доморощенных психологов, политиков и любителей фотографировать все, что подвернется. Эти старались обращаться к миру на «вы» – так они понимали аристократизм. Потом шел слой профессионалов, знающих друг друга по работе, и эти были на «ты». Потом – еще какие-то слои, куда ни Захар, ни Радмила почти не лазили, а заходил из любопытства Ферапонт. Там обсуждались вещи заумные и мало кому нужные.

Каждый подросток в пятнадцать лет уже примерно знал свой слой, в нем общался, в нем находил друзей и подруг. Эстеты из высшего слоя могли годами не сталкиваться в реальной жизни с простодушными матерщинниками из первого слоя, даже в гипермаркете, потому что ходить в гипермаркет – дурацкая трата времени, когда можно заказать на дом продуктовый контейнер любого размера.

В каком слое могли вербовать консультантов для зоомагазинов?

—   Они на «ты», – неуверенно сказала Рада. – И по меньшей мере «бригада-тысяча». Тут же столько всяких специальных слов.

—   Погоди… – Захар вынул коммуникатор, стремительно понесся по электронным просторам и забыл обо всем на свете. Он был в своей стихии, он даже заулыбался от радости, что на несколько минут вернулся в родные пенаты.

Рада прямо залюбовалась, как ловко он скачет по окнам, летит по ветвям поисковых систем. Именно о таком мужчине она мечтала. В профиль, с сосредоточенным взглядом, устремленным на экран коммуникатора, он был очень хорош собой.

Зато Ферапонт надулся. В конце концов, он тоже додумался выйти на связь с консультантом, что бродил вдоль клеток, через Паутину, да! Но на миллисекунду позже.

Захар нравился ему все меньше и меньше. Одна из причин была та, что Радмиле Захар нравился все больше и больше. А Ферапонту отчего-то казалось, что при личной встрече удастся изменить соотношение сил в их тройке. Он не думал, что Захар окажется таким ухоженным парнем.

Молодость и зрелость Ферапонта совпали с глобальным уходом молодежи в сети. Тогда считалось дурным тоном надевать для выхода в оффлайн что-то более элегантное, чем свежая футболка, а стричься – это было признаком тупого офисного планктона. Стриглись мальчики в дешевых китайских костюмах, которых держали в фирмах и банках для обслуживания клиентов, пожелавших обратиться лично. А настоящие сетевые рейнджеры носили хвосты, прихваченные резинками, и причесывались два раза в неделю.

Ферапонт оделся именно так, как следовало бы лет пятнадцать назад: в майку с рекламой любимого ресурса, в черные кожаные штаны и кожаную же бандану, из-под которой свисал на спину хвост длиной в полметра. А Захар был в приталенной куртке-сюртучке с бархатными лацканами и в серых бриджах из натуральной ткани в чуть заметную клеточку. Эти стальные тона, так гармонировавшие с его глазами, привлекали внимание всех встречных дам и дев – и безмерно раздражали Ферапонта. Он невольно чувствовал себя старым, созревшим для мусорного контейнера. Раньше такого никогда не случалось.

С этим нужно было что-то делать…

Через сайт «Зеленого какаду» Захар ловко забрался в защищенные внутримагазинные сети и вышел на парня-консультанта, опознав его по портрету.

Парень этот, высокий и плечистый, в форменном зеленом комбе-зе, слонялся вдоль стеллажей с клетками и то подкармливал грызунов, то играл с ними. Вдруг он замер, уставился на браслет с коммуникатором, прочитал сообщение, повернулся – и увидел Захара, Ферапонта и Радмилу.

Это было практически тестовое сообщение: проверка связи, указание своего местоположения. Консультант потыкал толстыми пальцами в кнопки служебного коммуникатора и отправил ответ.

Когда Захар прочитал этот ответ – даже рот приоткрыл от изумления.

– Никакой он не консультант, – сказал он Радмиле. – Вот, полюбуйся.

На экране были такие слова: «Прив! Ща.»

—   Да он сотник, что ли? – в ужасе спросила Радмила.

—   Скажи спасибо, что не смай.

– Смая бы не поставили клиентуру обслуживать, – заметил Ферапонт. – Их дальше складов не пускают. Зато они классные комплектовщики заказов.

Интересно, что живых смаев в их громоздких черных куртках с экранами на груди никто из компании и в глаза не видывал. А вот читать о них – так много прочитали. И знали, что сбившихся в банду смаев лучше не трогать.

Про сотников тоже знали из сетевых дискуссий: может или не может, после того как появились сперва «бригада 300», потом «бригада 200», возникнуть сообщество людей, которые употребляют для общения не более сотни слов, и то не простых, а особенных. По всему выходило – вскоре появятся! При анализе комментов выявилось уже тысяч пятьдесят–шестьдесят будущих сотников, которым осталось только осознать себя как общность.

Это не значило, что сотники должны пользоваться только фиксированным словарем. В голове они могли держать по меньшей мере две тысячи слов – столько, сколько нужно, чтобы читать аннотации к видеофайлам и понимать происходящее на экранах, будь то боевик, триллер или фэнтези-шоу. А вот при обсуждении эти слова куда-то пропадали. «Бригада 300» и «бригада 200» только обсуждениями и развлекались; были все основания полагать, что «бригада 100», зародившись в недрах «бригады 200» именно на этом поприще, отпочкуется от нее и будет жить дальше в своем углу Паутины, где уж найдется кому о ней позаботиться – аудитория-то для рекламщиков самая благодарная.

Консультант в зеленом комбезе подошел к Захару, опознав в нем главного.

– Здра, челы, – произнес он. – Че на?

Теперь Захар и Ферапонт уж точно опознали в нем «бригадира». Радмила же попятилась, вцепившись в руль скутера, и Захару это даже понравилось: сразу видно, девочка домашняя, с гадостями и пошлостями оффлайна дела не имеет.

– Здра, – сказал Захар. – Мну, мол чел, на крысетку.

– Че? – консультант вытаращился на Захара, как будто он и был этой самой мифической крысеткой.

—   Есть? – терпеливо спросил Захар.

—   Не. Вот хомы, шинши, крыски, джунги, кролы.

– Крысетку, – Захар был неумолим. Радмила опять подошла – вроде как под его крылышко, которое представлялось ей уже сильным, мощным и пуленепробиваемым крылом.

– Мож, хом пойдет?

– Не, я не лю хомов, – вместо Захара пренебрежительно ответила Радмила. – Мну нра крысетки.

– Фисе… Ску вету, мош, он знает.

С тем консультант в развалочку отбыл в служебную дверь, а Радмила вопросительно посмотрела на Захара.

– Вет – это, скорее всего, дежурный ветеринар, – задумчиво произнес Захар. – Ску…

– Скажу, – перевел Ферапонт.

«Фисе» в переводах уже не нуждалось. Даже президент пару раз произнес это слово с монитора, демонстрируя высшую степень удивления. Чем и приобрел поклонников среди «бригадиров».

– А вот странно – столько зверья, а запаха почти нет, – заметила Радмила. Это Захару не понравилось – сам он зоологические ароматы ощущал очень даже хорошо. Если жить с человеком в одной квартире, отношение к запахам приобретает основополагающее значение. Захар был доволен туалетной водой Радмилы, но не знал, как отнесется к тому амбре, которое внесут в прихожую определенные на постоянное жительство дамские сапожки. Если она не ощущает их благоухания, а он ощущает, будет очень трудно закрыть проблему без обид.

Решив при ближайшей возможности заглянуть в сообщество молодых мужей-домоседов и задать вопрос о сапожках, чтобы коллективный разум надоумил, Захар пошел вдоль стеллажей. Он редко видел животных в двадцати сантиметрах от своего носа – как-то все больше на мониторе.

Ему понравился любознательный пятнистый крысенок. Захар даже постоял, глядя на него одобрительно. Однако была в этом некоторая хитрость – он скосил глаз на Радмилу, чтобы убедиться, она этот маневр заметила. А в сообществе невест он вычитал накануне умную мысль: если мужчина животных любит, то и детей будет любить. Что по этому поводу думают молодые жены, он узнать не удосужился.

Вернулся парень в зеленом комбезе. Захар пошел ему навстречу.

– Скал вету и топу. Грят, анек. Нету крысеток, бня это, – сообщил тот, кого сгоряча приняли за консультанта, хотя он был просто уборщиком – чистил клетки с аквариумами, вовремя давал корм и заведовал поломойным агрегатом.

– Пасиб, – буркнул Захар.

Надо было сразу требовать встречи с ветеринаром, подумал он. А теперь – ишь, как ехидно Ферапонт ухмыляется, самурай трухлявый…

– Числива, – отвечал парень в зеленом комбезе и вдруг вскрикнул: - Ва!

Захар обернулся и увидел, что в торговый зал въезжает банда смаев.

Все они были в черных куртках и на черных скутерах, иные в масках, иные в каких-то сеточных коконах, нахлобученных на головы, возбужденные и голосистые. Плохо лишь, что слов смай не признавали – слова им заменяли разнообразные рожи, вспыхивавшие на гибких нагрудных экранах в разных сочетаниях. В сущности, этими рожами они могли сказать даже больше, чем «бригада 300» словами.

Захаров собеседник растерялся.

—   Пипец… – прошептал он.

—   Че? Бывали? – спросил Ферапонт.

—   Ага.

Радмила видела смаев впервые в жизни. Они в последние годы стали стихийным бедствием – налетали, переворачивали все вверх дном и со счастливым смехом уносились на скутерах. Милиция давно бы уже с ними справилась, но стоило изловить банду, в которой обязательно были и девочки, и подростки до четырнадцати, как Союз по защите прав детей и подростков вставал на дыбы: смай имели право на любое выражение своих эмоций.

Они пошли по широкому проходу между стеллажами, ведя за рули свои скутеры, причем у некоторых эти рули были украшены пышными розовыми и зелеными бантами. Они тыкали пальцами в клетки с живностью и реготали. На груди у каждого вспыхивали в особых окошечках смайлы: «улыбка», «улыбка-восторг»,«улыбка-ой-не-мо-гу», «улыбка-с-клыками» и еще какие-то новомодные.

– Отступаем, – шепотом приказал Ферапонт. Но Радмила растерялась. К тому же в смаях не было пока никакой агрессии – одна детская радость от встречи с хомячками и крысятами.

Она промедлила лишнюю секунду – и рядом с ней оказалась совсем юная хорошенькая смаечка с огромным бантом на макушке, желтым в красный горошек. Хлопнув Радмилу по плечу, дитя залилось младенческим смехом, держась к Радмиле вполоборота, чтобы показать свои смайлы: в двух окошках «сердечки», в одном «улыбка-восторг», еще в одном «мордочка-в-сердечках». Все это дрожало, шевелилось, вспыхивало искрами, и человека неподготовленного могло даже загипнотизировать.

Радмила не желала ничего плохого – она лишь отвела руку смаеч-ки, норовившей обнять незнакомую женщину за шею.

Лицо смайки изменилось – на нем нарисовались удивление, растерянность, обида, а рука меж тем быстро работала с пультом, вмонтированным в карман, и «смайлы» в окошках появились такие: «гла-за-на-лбу», «слезы-ручьем», «разбитое-сердце» и «вырастающее-из-земли-надгробие». Смертельно обиженная смайка села на пол, прислонилась к стеллажам, закрыла лицо руками и зарыдала, с непременным для смаев громким «Ы-ы-ы!».

Тут же на Радмилу двинулись вмиг помрачневшие девчонки.

В окошках для смайлов у них разом появились страшные багровые рожи: «злобный-черт», «пасть-оборотня» и еще какие-то. Смай-гла-варь зарычал, всем видом показывая – а вот мы сейчас тебя за девочку-то нашу и проучим!

Захар растерялся: с одной стороны, Радмиле грозила опасность, но с другой – опасность грозила и дорогому скутеру, если его оставить без присмотра. Женщину смай, может, и не тронут, покричат и отойдут, а вот на технике зло сорвут однозначно.

Растерялся и Ферапонт. Но если Захар просто окаменел, то Ферапонт откровенно попятился перед натиском завывающих смаев, не выпуская из рук руль скутера.

Больше всего эта банда была похожа на стаю взбесившихся шимпанзе: парни топали ногами и потрясали кулаками, не забывая, однако, менять смайлы в окошечках. Ни одного человеческого слова Захар, Ферапонт и Радмила не услышали – только рыдания, визги и вой. Причем это вовсе не было работой на публику – так смай и между собой объяснялись. Считалось хорошим тоном не стесняться, выражая чувства, и чем активнее, тем замечательнее!

Персонал «Зеленого какаду», пострадав пару раз от налетов смай-ских банд, выработал стратегию и тактику в полном соответствии с законодательством. Стратегия была – противопоставлять стихии стихию, которую всякий закон сочтет невменяемой. Тактика – сделать это как можно скорее.

Именно поэтому парень в зеленом комбезе исчез, бросив на произвол судьбы искателей крысеток. Но далеко он не убежал.

Захар уже поставил скутер в поперечный проход между стеллажами и собрался двинуться на помощь Радмиле, когда большая дверь в торце ангара распахнулась и в торговый зал ворвался не маломерный, комнатный, декоративный, а самый настоящий страус, черный, с голой белой шеей и выпученными глазами, главное, с огромным разинутым клювом.

Страшная безмозглая птица понеслась по проходу прямо к смаям. Сзади ее подгонял нечеловеческим уханьем и свистом мнимый консультант.

Бегство было беспорядочным, но смай успели переменить образы в окошечках на «кошмар», «ужас-ужас» и «ножки» (мельтешащие ноги означали «бежим!»).

Радмила чудом успела шарахнуться от страуса и прижаться к стеллажам. Высокая конструкция покачнулась, сверху посыпались маленькие хомячьи клетки – почти невесомые, но способные своей лавиной нагнать страху. Радмила завизжала не хуже отчаянных смаек и выпустила из рук руль своего скутера.

Тут опомнился Ферапонт, подбежал к ней раньше Захара, схватил за руку и потащил к распахнутой двери – той самой, откуда примчался страус. Захар, сев на скутер, поспешил за ними и совершенно акробатическим образом подхватил с пола скутер Радмилы.

Опомнились все трое непонятно где, но воняло здесь нестерпимо, ноги по щиколотку вязли в мелком и раскисшем торфе. Видимо, это была площадка для выгула больших страусов, незаметная с шоссе.

– Съездили за крысетками! – воскликнул Ферапонт. – Все, ребята, возвращаемся! Ну их в болото!

* * *

Банда смаев, удрав из зоомагазина, собралась по ту сторону шестиполосного шоссе, в овражке. Главарь молча пересчитал подчиненных (у каждого сосчитанного вспыхивал в окошечке его порядковый номер) и сам осмотрел ссадину на лице у немолодой смайки – выбегая из торгового зала, она приложилась к косяку. О травме она сообщила всему миру опять же смайлами в окошечках, «рыдающей-рожей» и «красным-крестом».

Потом главарь махнул рукой, призывая всех следовать за собой, и повел банду к автозаправке. Хотя автозаправки хорошо охранялись, но налететь на ларек и утащить пару ящиков с продовольствием смай могли практически без риска.

Они не знали, что в этот вечер вышли на охоту их злейшие враги – интелы.

Не знали этого, разумеется, и Ферапонт, Захар и Радмила.

У Ферапонта стряслась беда – он ударился запястьем о какой-то столб. Запястье не пострадало благодаря широкому и толстому кожаному браслету, но вышел из строя коммуникатор. Видимых повреждений не было, но и работать техника не хотела. Шестая попытка перезагрузить его оказалась бесполезной, и Ферапонт расстроился: в памяти хранилось много важных вещей, в том числе и навигационная программа. У Захара она тоже была, но не такая хорошая.

– Дай-ка сюда, – сказал Захар.

У него был талант совмещать разные устройства.

Место для ремонта коммуникатора Захар выбрал не самое подходящее – заброшенное придорожное кафе в трех шагах от автозаправки. Там стояли врытые в землю столы и скамейки. Когда увозили все оборудование, с ними возиться не стали. Можно бы Ферапонту до «Белых берез» дотерпеть, но Захар хотел блеснуть перед Радмилой. То, что в «Зеленом какаду» ей на выручку первым пришел Ферапонт, Захару не понравилось – теперь нужно было срочно восстанавливать авторитет. А ремонт коммуникатора – это и своего авторитета восстановление, и Ферапонтова авторитета попрание.

Уже было довольно темно. Ферапонт направил фару скутера на стол, где колдовал Захар.

– Чтоб я еще когда поехала искать крысеток, – мрачно бормотала Радмила, глядя, как Захар подсоединяет коммуникатор к электрохимическому генератору скутера. – Ну вот мало мне было неприятностей…

Захар состыковал два коммуникатора в системку, чтобы через свой выйти в операционку машинки Ферапонта.

—   Пароль у тебя какой? – спросил он машинально.

—   Катана, – так же машинально ответил Ферапонт.

—   Через кэй или через си?

—   Через си.

—   Очень хорошо…

Предоставив ему возню с техникой, Ферапонт занялся Радмилой. Он предложил ей успокоительную таблетку (чистые травы, никакой не транквилизатор восьмого поколения), пожалел ее – человек раз в месяц из дому выбирается, и надо же, так не повезло, даже взял ее руку в обе свои. Радмила так нуждалась в сочувствии, что позволила эту вольность.

Пока Ферапонт ворковал, вообразив себя юным соблазнителем, Захар азартно вгрызался в его коммуникатор. И настал миг, когда он уставился на экран в большом изумлении.

Бывают в жизни, конечно, совпадения и покруче, но вот так, совершенно случайно, обнаружить человека, за которым гоняешься по просторам Инета уже года полтора…

Эту личность Захар знал, как оно часто бывает, лишь по нику – да и ник казался ему сомнительным, потому что получен был от человека, сильно напуганного и желающего замести следы своих сетевых проказ. Ну что, в самом деле, за глупости – назвать себя Progress! Однако этот Progress порядком нашкодил в киберсквоттерском промысле. Он где-то научился так выходить в сети, что его айпишный код всякий раз бывал другим. Но Захар нашел одну мелочь, обрывок не-пойми-чего, цеплявшийся к постингам «Прогресса». И вот сейчас, пытаясь оживить коммуникатор Ферапонта, Захар увидел знакомую последовательность чисел и символов.

– В горле пересохло, – сказал Захар. – Пусть все это тут полежит, а я до ларька доеду, бутылку атлона возьму.

Он нарочно оставил коммуникатор на деревянном столе. Если вызвать у Ферапонта хоть тень подозрений – золотая рыбка сорвется с крючка.

Ларек при автозаправке был сооружением с виду воздушным, но основательным. Стояли под прозрачным навесом три огромные пирамиды, подъехав к которым, можно было получить товар, не вылезая из машины. За ними мерцали зеркальные стекла кафетерия, в котором можно было даже плотно поужинать. Захар, подъехав, нырнул между пирамидами и вошел в раздвижную дверь, ведя за руль скутер.

– Добрый вечер, мне в сети на минутку, – сказал он девушке за стойкой. Она повернула к нему монитор и переместила светлое пятно виртуальной клавиатуры на гладком синем пластике. Захар быстро вышел на свой рабочий сайт, чтобы вызвать патруль. Он уже ввел свой личный код и заканчивал донесение, когда в дверь ударилось разом несколько камней.

Камни смай подобрали в овраге – им показалось смешным штурмовать ларек таким первобытным образом.

Девушка, конечно же, сразу нажала тревожную кнопку. Автозаправка, по требованиям безопасности, была в тридцати метрах – охрана могла появиться через полминуты. Но и пятнадцати секунд банде смаев хватило бы, чтобы разгромить кафетерий и захватить добычу.

Как на грех, там никого, кроме Захара и девушки, не было.

—   Выставляй им коробки скорее! – приказал Захар. – Живо, живо!

—   Что? – спросила девушка, глядя огромными черными круглыми глазами, распахнутыми так, что зеленые накладные ресницы уперлись в брови.

Тут только Захар увидел у нее на груди значок с цифрой «200».

Это уже была настоящая беда: «бригада 200» употребляет двести слов, но поди знай, каких именно!

Захар кинулся за стойку и скрылся в подсобном помещении в тот самый момент, когда ворвались смай.

Не то чтобы он действительно знал повадки смаев – просто читал служебную инструкцию по выживанию, в которой рекомендовалось поскорее этих чудаков рассмешить. Смай непременно обязан предаваться бурным чувствам, а чувств-то немного: скорбь, испуг, ярость, веселье…

В холодильнике Захар нашел поднос с медовыми пирожными. Когда он выскочил с этим подносом, смай-главарь как раз занес ногу над его скутером. Захар, собиравшийся только переключить внимание подростков на пирожные, тут же запустил в него подносом. За свой скутер Захар, похоже, мог бы и человека убить – и вот сейчас сам понял это.

Пирожные были украшены кремовыми загогулинами, причем в крем намешали дешевых красителей – получились зеленые и лиловые завитки, красные розетки, какие-то лимонно-желтые хвосты. Все это на мгновение прилипло к черной куртке смая – и рухнуло на пол. Окошки для смайлов крем залепил причудливыми комьями.

Смай попытался смахнуть это безобразие кожаным рукавом, но только размазал. Теперь ни он не мог давать указания своей банде, ни она – понимать его. Но какие указания, когда главаря оскорбили? Он зарычал и, лягнув скутер, устремился к Захару.

Захар отступил в подсобку, но дверь захлопнуть не успел. Смай ввалился следом, схватил его за грудки – и вдруг заорал от боли, а потом и вовсе рухнул на плиточный пол.

В дверном проеме, который пять минут назад еще закрывали зеркальные створки, стоял человек в белом одеянии, ниспадавшем эффектными складками, и в белой широкополой шляпе. Он палил по смаям из белого пистолета, не щадя даже девочек, и банда с воплями валилась с ног.

Белые пистолеты Захару были известны – они считались штатным оружием интелов, молодых интеллектуалов, которым тоже хотелось иногда разрядиться. Это была элита науки и бизнеса, к тому же благоразумная элита – простых смертных «ночные ангелы» не трогали, гоняли главным образом смаев, могли арестовать и сдать в милицию шайку налетчиков. Интелы играли в какие-то сложные игры и носились по дорогам, ставя отметины на фонарных столбах, добывая спрятанные на старых чердаках секретки, сражаясь за пункты и очки. Пистолеты они пускали в ход не часто и убивать никого не собирались – палили или особыми резиновыми пулями, или пулями-капсулами, заряженными снотворным.

Захар выскочил из подсобки и увидел, что монитора на стойке больше нет – одни осколочки. Тогда он кинулся навстречу интелу-спасителю, стоявшему с таким гордо-отрешенным видом, что хоть памятник с него ваяй.

– Дайте, пожалуйста, коммуникатор на минутку, мне нужно выйти в сети! – воскликнул Захар. – Дело государственной важности!

А вот что ему ответил интел – он так и не уразумел. Ни одного русского слова в длинной фразе не было – а только какие-то иностранные, зато с русскими окончаниями. Очевидно, в том слое сетей, где обитал интел, это было нормальным и общепонятным языком.

Захар попытался перевести, исходя из того, что слова в основном английские. Но он знал только технический английский, интелы же, скорее всего, приспособили для общения какие-то редкие литературные слова.

Коммуникатор у интела, конечно же, был – ах, что за коммуникатор! Фраза, которую белоснежный «ночной ангел» произнес в микрофон, оказалась почти понятна – во всяком случае «лейтенант Сидоров» в переводе не нуждалось. Интел преспокойно вызвал милицию, причем незримый Сидоров его прекрасно понял, хотя даже цифры, означающие номер шоссе и расстояние от поста, прозвучали не по-русски.

Лишь после этого интел соблаговолил обратить внимание на Захара.

Он так посмотрел, что Захару сделалось неловко за свой элегантный сюртучок и клетчатые бриджи. Даже не просто неловко: Захар понял, что единственная достойная одежда для мужчины – белый плащ из тончайшей кожи, а под ним – рубашка с брюссельским кружевом и бледно-серые штаны, заправленные в белоснежные сапоги немыслимой цены.

Нелепо надевать такой наряд, собираясь ночью носиться по пустырям, скакать через канавы и лазить на чердаки. Но таково было правило «ночных ангелов» – а если кому не нравится, то ведь насильно в компанию не тянут.

– Гив мне комм, поколлить, – скомбинировал Захар и добавил: – Плиз.

Интел развернулся и вышел. Ему не о чем было говорить с человеком в сюртучке, который даже языка приличных людей не разумеет. Зато появилась девчонка-барменша – она вышла на четвереньках из-за стойки.

Захар горестно посмотрел на нее – если уж на работу надевает значок с цифрой «200», то, значит, совсем безнадежна.

– Коммуникатор у тебя есть? – на всякий случай спросил он. Она молча достала из выдвижного ящика и протянула ему машинку. Захар связался со своим диспетчером и стал набивать сообщение.

Затем, взяв свой скутер, почти не пострадавший в драке, подхватил бутыль атлона и вышел на свежий воздух. У пирамид с товарами валялись скутеры смаев. Он уселся и неторопливо выехал на шоссе. Нужно было удержать Ферапонта возле автозаправки до приезда патруля. А когда он пожалует в такое время суток, Захар лонятия не имел.

Ферапонт и Радмила меж тем строили глобальные планы погони за сайтом любителей крысеток. Точнее, предлагал варианты Ферапонт. И Захар очень пожалел, что не подслушал это словоизвержение,, там могло быть много любопытного. Уж кто-кто, а Ферапонт знал интернетные ресурсы с неожиданной стороны…

– Вот атлон, – сказал Захар, ставя бутыль на стол. – Там такое было – смай на ларек налетели!

– Так вот зачем туда интелы приезжали! – воскликнула Радмила.

– Сколько их было?

– Трое, все в белом. Один вошел, двое снаружи ждали. Летят на скутерах – ну, чисто ангелы! Слушайте, а может, это их ресурс?

Захар хмыкнул: эти вполне могли поставить своему сайту какую-то сверхъестественную защиту. Ферапонт сперва запротестовал: на кой интелам домашние грызуны? Но, подумав, согласился: какие-то уникальные экзотические твари у них могут жить, и не из любви к природе, а ради корпоративности. Как будто у Интела не найдется денег, чтобы нанять няньку для крысетки!

—   Но если это так, они нас и близко не подпустят, – сказал Захар. – Нужны мы им очень…

—   А так было бы здорово!.. – затосковала Радмила. – С ними не пропадешь!

В ее отрешенном взоре Захар прочитал: ну вас всех, я уже лечу по ночному автобану на белом скутере, в плаще цвета молнии!

– Ладно, что тут сидеть, поехали, – сказал Ферапонт.

– Выпьем атлон и поедем, – ответил Захар. – Торопиться нам некуда. А поговорить о наших делах можно и тут. Никто нас не подслушает. Где мой коммуникатор?

Техника лежала на столе, разложенная так, чтобы порты совпадали. Пока Захар ездил за атлоном, Ферапонт скачал к себе несколько программ, но открылась лишь одна – видеотека со встроенным архивчи-ком.

– Надо посмотреть, как там Хорь, – деловито напомнила Радмила. – Не восстановился ли…

– А что, мог попытаться…

Захар первым полез в Сеть – и сразу включил маячок. Он хотел дождаться патруля именно здесь: если брать Ферапонта в «Белых березах», получится слишком много шума.

Патруль прибыл, когда Ферапонт расфантазировался – на крысет-ках свет клином не сошелся, но есть же еще почтенные ресурсы-долгожители, которые будут рады принять сработавшуюся команду. Опять же, отношения в команде скоро станут очень-очень близкими (тут старый черт так подмигнул, что Захару сделалось противно; он вообще не считал интимную жизнь темой для разговоров) – и команда станет настоящей боевой единицей. Ресурс найдется, обязательно найдется ресурс, где ее хорошо примут – и можно будет долго-долго общаться с хорошими и благовоспитанными, очень миролюбивыми и в меру остроумными людьми…

Коммуникатор Захара подал знак в самую трогательную минуту: Ферапонт и Радмила придумывали название для маленького форума любителей скутеров, который можно было бы открыть заранее, а потом взять и целиком встроить в ресурс, согласившийся приютить команду.

Захар взял со стола коммуникатор, как бы для того, чтобы вернуть в футляр, и незаметно дал подтверждение.

Даже если бы Радмила хорошо знала его – и то бы не угадала, что означает хмурый взгляд. Физиономия Захара крайне редко бывала веселой. А сейчас, слушая Ферапонта, он делался все мрачнее, потому что понимал – их команде пришел конец.

– Инспектор Потупин! – раздалось из тьмы. – Предъявите документы, господа.

Первым вынул карточку Захар. Инспектор вставил ее в прорезь читалки, глянул на экран и кивнул.

– Вот, – сказал Захар, указывая на Ферапонта. – Этот. Progress собственной персоной.

И ловко, как кот лапой, подхватил со стола коммуникатор Ферапонта.

—   Поедете с нами? – спросил инспектор.

—   Нет. Забирайте, – и Захар отдал Потупину коммуникатор. – И его тоже.

—   Да ты что, Кэптен, сдурел?! – Ферапонт не сразу понял, что человек, с которым столько часов проведено в онлайне, сказочно прекрасных часов, сейчас распорядился его арестовать.

Радмила же и вовсе ничего не понимала. Женская интуиция подсказывала, что сейчас нужно вцепиться в локоть самого сильного и властного здесь мужчины. А душа… душа протестовала…

Ферапонт кинулся было прочь, но Потупин прибыл не один, да и экипировка агентов Службы инфобезопасности была достойная. Они живо высветили беглеца пронзительными фонариками, взяли в клещи и доставили к столу уже в наручниках.

– Ну ты и скотина! – кричал Ферапонт. – Так вот откуда у тебя эти фильтры против обсценной лексики! А я, дурак, думаю: какое счастье, ни одного сбоя! А он насосы поставил! И качает себе адреса, и качает! И штрафы Ниагарой текут!

Захар не ответил, потому что так оно и было. Рекой там, не рекой, а несколько человек с форума любителей скутеров заплатили за словесную распущенность.

—   Я-то у вас ночь проведу – и выпустите! Потому что не за что меня хватать! – продолжал Ферапонт. – А вы вот с местечек своих по-слетаете живо!

—   Кэптен, это какая-то ошибка! – воскликнула наконец Радмила.

— Никакая не ошибка. Сквотт-шантаж – вот что это, – буркнул Захар. – Наш Самурай – сквотт-шантажист…

— А ты – цензор! Цензор! Цензор! – вопил Ферапонт. И Захару больше всего хотелось прервать эти крики одной примитивной, достойной «бригады 200», фразрй: заткнись, старый дурак…

Он действительно был стар – бился в руках у агентов, а они стояли, как каменные.

– Увозите его, Потупин, – сказал Захар. – И поосторожнее, здесь «ночные ангелы» где-то летают.

Потупин еще раз кивнул, и агенты потащили Ферапонта к большой черной машине.

— Кэптен, нельзя же так! Он ничего плохого не сделал, не мог сделать! – заговорила Радмила. – Какая же мы без него команда?..

— Он вытягивал деньги из банков – из «Сатурна», из «Электрона». Я же ясно сказал – он киберсквоттер.

— Разве они еще есть? – Радмила имела в виду закон, принятый года два назад, после которого благоразумные киберсквоттеры позволили государству выкупить у них чертову кучу доменов по весьма скромной цене и занялись какими-то другими делами.

— Еще как… Те, кто затаился.

— Но как Самурай мог шантажировать банк?

Захар посмотрел на Радмилу с большим недоверием. Ему это казалось совершенно очевидным.

Если бы вопрос задала другая женщина, он бы не удивился. С женщинами он общался очень редко, но про их глупости немало прочитал в сообществах женихов и молодых мужей. Радмила же была замечательным модератором, его правой рукой, очень исполнительной и почтительной правой рукой, и ему казалось, что такие элементарные вещи она должна знать.

— Ты вообще представляешь себе, кто такой киберсквоттер? – спросил Захар.

— Это человек, который, когда открывается новая зона, сразу регистрирует там кучу придуманных доменных имен и потом продает их, если кому-то нужно именно такое имя.

— Ну, в общем, так оно и было, пока они не обнаглели. Самурай в этом деле уже очень давно. Он еще до принятия закона зарегистрировал кучу доменных имен в зонах tu, nu, bu и еще где-то.

– Впервые слышу про такие зоны.

– Их сами киберсквоттеры когда-то открыли для своих штучек. А имена – как у сайтов серьезных банков. Человек хочет попасть на www.saturn.ra , а попадает на www.saturn.bu . А там его ждет редирект.

Но не к «Сатурну», а к его конкуренту. Мелкая пакость – но при том, что к «Сатурну» на сайт ежедневно заходит десять тысяч человек, по меньшей мере сотня попадает мимо и становится чьей-то легкой добычей. И вот наш Самурай связывается с «Сатурном» и говорит: я могу сделать редирект на вас, но за это придется заплатить. Я вообще могу продать вам www.saturn.bu , но это обойдется дороже. Шантажист, и ничего больше. Радмила насупилась.

Захар знал, о чем она думает: вот была классная команда – а теперь команды нет… и надежды найти хороший ресурс, где бы можно проводить все свободное время, тоже, выходит, больше нет…

Он захотел ее успокоить: в конце концов, встреча была задумана и спланирована не только ради военного совета с Ферапонтом. Но как успокаивают женщин в оффлайне, Захар понятия не имел.

— Кэптен, ты действительно цензор? – спросила Радмила.

— Да.

– И что, ты не мог промолчать? Ты обязательно должен был его закладывать?.. Ну, ну… так и меня выдавай!..

Захар уставился на нее с тревогой. Первая мысль была: уж лучше бы Рада помолчала! Вторая мысль: вот правда и вылезет на свет…

– За мной тоже охотятся! – выкрикнула Радмила. – Я тоже от налогов ухожу!

– И кто же ты?

– Я визитер! Ну? Что же ты не вызываешь инспектора? Давай! Захар отвернулся. Мог бы и сам догадаться. Но он увлекся сетевым воркованием, электронным кокетством! А мог и задуматься: на какие деньги живет будущая супруга. Тогда бы сообразил, почему она так хорошо разбирается и в скутерах, и в топливных ячейках, и во всяких гаджетках.

Она состояла в той незримой армии, кому рекламщики платят пятьдесят копеек за один заход на сайт производителя или торговца – чтобы создать впечатление действенности рекламы.

Немало времени нужно было потратить, чтобы найти по меньшей мере двадцать кормушек и навещать их ежедневно, участвуя во всех опросах (самый примитивный приносит десять рублей, а за длинную анкету можно и тридцатник получить), вербуя других визитеров в свою маленькую пирамиду. Кроме того, иногда присылали на пробу товар, и нужно было писать восторженные отзывы, а товар остается в уплату. Видимо, так к Радмиле попал дорогой скутер – и сколько же отзывов она сочинила?..

Не то чтоб это совершенно запрещалось законом – но были всякие ограничения, и обнаглевшего визитера могли на десять суток лишить машинного времени.

Вдруг Захару сделалось очень тоскливо. Он понял, что Радмила сейчас сядет на скутер и уедет. И оставит его, такого правильного и исполнительного. И он, забрав вещи из «Белых берез», отправится в аэропорт, по пути через коммуникатор поменяв билет. А потом, приехав домой, опять будет часами болтаться в сетях – нет ли где ресурса любителей хоть чего-нибудь, где люди общаются просто так и можно познакомиться с другой женщиной. Может, даже более красивой… Познакомиться-то можно, вот только не с его характером затевать веселое и радостное ухаживание, он и так весь выложился, домогаясь Радмилы…

—   Да ладно тебе, – сказал Захар. – За Самураем мы сколько охотились… Допросился…

—   Ты что, Кэптен, действительно не понимаешь? Он же иначе бы с голоду помер! Он же всю жизнь только этим занимался, это его работа… И что ему, в семьдесят лет профессию получать? Или в развозчики пиццы идти?..

– Ничего себе работа…

– Ничуть не хуже твоей! Ты вот тоже расставил фильтры и радуешься, когда кто-то попадется! Слова лишнего не скажи! Вы что, всех, кто президента дураком назовет, штрафуете?

Спорить было бесполезно.

Их союз рушился прямо на глазах.

Но Радмила не уезжала – она стояла, держась за руль скутера, и, целясь светом фары в лицо Захару, ждала объяснений.

А какие тут могут быть объяснения? Работа – она работа и есть. Теперь же в жизни будет только работа. Поневоле вспомнишь добрым словом Хоря, на ресурсе которого провели столько часов в приятных беседах! Славный был ресурс – там все хоть говорили по-человечески! Может, он один такой только и остался в просторах всеобъемлющей Сети…

– И куда же ты теперь пойдешь? – спросил Захар. Имелось в виду: где же ты будешь проводить свое свободное время?

– Не знаю, куда-нибудь…

Она тоже понимала, что мало осталось мест, куда можно прийти и найти хороших собеседников. Сообщества невест, сообщества молодых жен, сообщества мам – все они недалеко ушли от «бригады 300». Роль модератора у них выполняют те самые фильтры, которые ставит ведомство Захара.

– Поедем, – сказал Захар. – Поздно уже.

Он сел на свой скутер, а скутер Ферапонта взял за руль – не оставлять же дорогую машину на растерзание каким-нибудь смаям.

—   Куда?

—   В «Белые березы».

Он хотел как-то внушить Радмиле, что им нельзя расставаться, что вместе они и новый ресурс найдут, и впишутся в него, но просить – ниже его достоинства. Где-то же был хороший прочный ресурс, пусть даже без крысеток! А скутеры – такая тема, что всем близка. И модераторы, которые чуть ли не год командовали скутерным сайтом, на дороге не валяются…

Но слов не находилось – да он и не очень-то их искал. Ему казалось, что предложением вместе вернуться в «Белые березы» сказано все, что требуется.

Радмила, выкричавшись, испугалась. Она так ждала этой встречи, столько времени потратила на сетевой роман – и что же, опять оставаться одной? В таком возрасте, когда болтаться в сообществах незамужних девчонок просто неприлично?

– Ладно, – ответила она. В конце концов, цензор – не ругательство. Цензор – государственный чиновник. Многие бы, наверное, хотели выйти замуж за цензора…

И Ферапонт был ей не очень приятен (это она не то чтобы вспомнила, а быстренько сконструировала воспоминание). Киберсквоттер – это персонаж Уголовного кодекса, и Кэптен Зил поступил совершенно правильно, – так говорила себе Радмила, выводя скутер на шоссе шаг в шаг за молчаливым Захаром.

А Захар пытался просчитать: к возвращению в пансионат ссора помрет естественным путем или же будет нудная и неприятная агония?

Надо отдать ему должное – он хотел успокоить Радмилу словесным способом, не прибегая ни к поцелуям, ни даже к соприкосновению пальцев. Он даже сильно удивился бы, если бы ему подсказали такой неожиданный способ. Жизнь в онлайне очень способствует чистоте нравов.

«Белые березы» имели несколько больших корпусов, объединенных общим вестибюлем. Захар и Радмила въехали в вестибюль, остановились у стойки, и Захар назвал дежурному личный код – без этой процедуры дверь номера не открылась бы. Дежурный, толстый парень со значком «300», задал пару каких-то простых и нелепых вопросов. Потом Захар их даже вспомнить не мог. Эти вопросы заняли в худшем случае двадцать секунд.

Но когда Захар посторонился, пропуская к дежурному Радмилу, ее поблизости не оказалось. Он посмотрел направо, налево – ни Радмилы, ни ее скутера.

Если бы Захар верил в чудеса, то назвал бы это скверным чудом. Подумав, он понял – она все-таки сердится. Значит, надо найти ее – далеко уехать она не могла. Разве что в бар или в круглосуточное японское заведение.

Оставив скутер Ферапонта у дежурного, Захар пустился на поиски.

Полчаса спустя стало ясно – ни в баре корпуса, ни в восточном заведении с кальянами, ни даже в зимнем саду, где свободно летают волнистые попугайчики, Радмилы нет. Это озадачивало: если она хотела расстаться, то почему таким глупым способом? Можно же было зайти в номер, хоть немного вздремнуть, утром позавтракать, вызвать такси и уехать. Мысль о том, что Радмила сейчас бестолково катается вокруг «Белых берез», Захару нравилась все меньше и меньше.

Наконец он отправился к дежурному. Значок «300» вынуждал особо тщательно выбирать слова.

—   Со мной была женщина, – сказал Захар. – Куда пошла?

—   Кто? – спросил дежурный.

Женщина. Девушка. Леди. Тетка… – Захар задумался. – Дама! Ну, разумеется, дама, обрадовался он своей сообразительности, служащих пансионата натаскивают на вежливость, и парень заменил в своем лексиконе «женщину» на «даму», сохранив прежнее количество слов.

—   Дама уехала.

—   Куда?

Парень указал направление. Получалось, что Радмила укатила в длинный туннель, соединяющий вестибюль с корпусом, стоящим на отшибе. И что же ей там понадобилось?..

Хотя Радмила и решила для себя, что нужно остаться с Захаром, на которого столько времени потрачено, да и вообще он со временем может ей всерьез понравиться, но арест Ферапонта и роль, которую Кэптен Зип сыграл в этом темном деле, никуда из памяти не подевались. И Радмила делала то единственное, что могла себе позволить, не желая отпугнуть Захара: она держалась на дистанции в пять шагов, не менее. Когда Захар подошел к дежурному, Радмила остановилась у стеклянной стенки, не сходя со скутера, а только поставив правую ногу на плиточный пол.

Казалось бы, ничтожные двадцать секунд, может, даже пятнадцать Радмила была вне поля зрения Захара, но этого хватило. Рядом с ней оказалась молодая женщина, одетая и причесанная так, что хоть в шоу высокой моды показывай. На ней были белые кожаные панталончики до колена, белый же кожаный берет, плащ-накидка из рябой ткани, последняя новинка сезона, и розовые сапоги-чулки с бархатистым узором. На берете вместо аграфа с султанчиком из коротких перьев был значок с цифрой «400».

Женщина была как раз такого возраста, чтобы обратиться к Радмиле на «ты».

– Слушай, а ты ведь нам подходишь, – быстро сказала она. – Колл-ми! Нью-джоб, заработок классный!

Радмила и ответить не успела, как ей в ладонь вжали визитку-флешку. А женщина укатила по длинному туннелю, и ее золотые волосы красиво развевались над рябой накидкой. Скутер у нее был – у Радмилы просто слюнки потекли.

Это неземное явление как-то удивительно быстро поменяло Рад-милино настроение – девушка настраивалась на общение с Захаром, правильное и деловитое общение, а тут вдруг повеяло приключением! В жизни у Радмилы их как-то почти не случалось, последнее было лет пять назад – да и откуда им взяться, когда неделями не выходишь из дома? Радмила беззвучно развернула скутер, оттолкнулась и покатила. Несколько секунд спустя в вестибюль въехала компания пожилых дам, вернувшихся с поздней прогулки, и устремилась в тот же туннель. Это послужило Радмиле прикрытием.

Туннель был в длину метров четыреста, не меньше, имел ответвления. Радмила заехала в первое, остановила скутер и вставила флешку в коммуникатор. На экране появились первые кадры ролика: на синем фоне золотые слова «Вперед вместе с нами!», сияющие цифры «400», затем компактная визитка Рогнеды Бурской с кнопкой моментальной связи, наконец логотип кинокомпании и текст. Радмила прочитала и задумалась.

Нашлись же безумцы, которые верят, будто «бригаду 200» удастся перевоспитать! Им кажется, что если снимать увлекательные сериалы, в которых лексикон героев – четыреста слов, то молодежь начнет подтягиваться и повышать свой культурный уровень! Да тут, того гляди, «бригада 50» появится…

Но предложение Рогнеды – шанс. Шанс уйти из визитеров, пробавляющихся копейками и по восемь часов в день нажимающих, в сущности, одну и ту же кнопку, шанс стать кем-то иным – и чтобы человек с малопочтенной профессией цензора уже не казался недосягаемой вершиной.

Радмила накрашенным ноготком ткнула в кнопку связи. Пока связь налаживалась, она отцепила от коммуникатора черную фасолинку и вставила себе в ухо. Фасолинка тут же прилипла и заговорила.

—   Я Рогнеда Бурская, – сказала она. – Если ты звонишь, значит, тебе стало интересно. Вэйт, сейчас включу навигатор.

—   Что за работа? – сразу спросила Радмила. – Сколько оклад, сколько роялти?

И именно этим себя выдала.

Ей никогда не приходилось вести переговоры о работе. Окончив школу, она имела достаточно навыков, чтобы сразу найти заработок в Интернете, а там ни с кем говорить не надо – регистрируешься, вводишь код банка и номер счета, а потом начинаешь выполнять задания. Например, нужно за неделю четыреста раз посетить сайт, где рекламируется детское питание. И не просто посетить, а задавать какие-нибудь вопросы, заказать бесплатно пробную порцию, принять участие в дискуссии о размерах ложечки и в нелепой лотерее. После этого на беззубую и румяную детскую мордашку полгода смотреть не захочется.

– Оклад для начала шестьсот, роялти для начала полпроцента от общей прибыли, потом тридцать от твоей личной. Coy, я тебя нашла, вэйт, никуда не двигайся…

Через несколько минут в коридор, где ждала Радмила, въехала девочка на скутере. Было ей на вид лет пятнадцать, но Радмила, подрабатывая на косметических сайтах, знала, во сколько обходится гладкая матовая кожа без единого черного пятнышка, да и волосы сразу показались вживленными, настоящие так густо не растут.

Одета девочка была роскошно – в длинный, ниже колена, зеленый сюртук с широкими сверкающими лацканами, в короткие замшевые панталончики и ажурные чулки, а был ли на ней топ, Радмила не поняла, всю прочую одежду, кажется, заменял намотанный на шею шарф, концы которого были заткнуты за пояс. На голове у вызывающе нарядной девчонки была широченная мохнатая кепка с круглым козырьком, настоящая «кавказка».

– Радмила? – спросила она. – Фоллоу ми.

И понеслась вперед со скоростью, опасной для закрытого помещения. Радмиле пришлось лететь следом примерно с такой же скоростью.

Девочка только притормозила у раздвижной двери – датчик сработал медленнее, чем скутер подкатил к створкам. Створки разошлись, девочка покатила по дорожке, освещенной вмонтированными светильниками величиной с рублевую монету. Она здесь знала все закоулки и ехала уверенно, а вот на Радмилу напал страх.

Но она сказала себе: дура, отступать некуда, если ты сейчас вернешься к цензору, это будет величайшее поражение в твоей жизни. Любопытно, что еще утром Радмила видела в Захаре величайшую победу своей жизни…

Пансионат «Белые березы», как оказалось, вырос рядом с совсем древним санаторием, от которого унаследовал имя. Санаторные корпуса разрушили, чтобы никто туда не лазил, но некоторые помещения уцелели. Девочка свернула с дорожки на тропу и уверенно объезжала торчащие на высоту человеческого роста корявые стенки. Радмила включила фару на полную мощность и не отставала.

Наконец девочка остановила скутер и соскочила с седла.

– Хиэ, – сказала она. – Фоллоу ми. Шнель, шнель!

Летняя ночь многое может приукрасить и облагородить, особенно когда цветут маттиолы. Развалины не просто заросли зеленью, уцелели и одичавшие садовые цветы, так что днем тут было бы прекрасное место для прогулок и поцелуев, ведь ни один нормальный человек в такие дебри не заберется, для нормальных – большой парк с фонтанами и скамейками, с дорожками для дозированной ходьбы, с мини-ресторанами и прочими благами цивилизации.

Радмила вошла вслед за девочкой в пролом, осторожно ведя за руль свой скутер, и оказалась на поляне, где травы чуть не по пояс. Поляна была невелика – меж четырех стен из трухлявых блоков, и, к большому удивлению Радмилы, в одной стене была вполне приличная железная дверь с окошечком. Девочка приложила к пропускному устройству свою пластинку, дверь запищала и отворилась. Радмила увидела площадку, опять же под открытым небом, но чистенькую, вымощенную голубой плиткой и освещенную лампой.

Подала голос фасолинка в ухе.

– Радмила, не бойся, спускайся вниз, – сказала Рогнеда. – Спустишься и все поймешь.

В незапамятные времена санаторий завел лечебные бассейны – не один огромный, а несколько разных, и для аквааэробики, и для каких-то хитрых растворов от множества болезней, и для будущих мамочек. Они занимали подвал одного из корпусов. Когда новые владельцы дряхлого санатория и прилегающих к нему двадцати гектаров земли стали ломать и крушить здания, то до подвала не добрались. Они, конечно же, планировали разгрести завалы, вывезти обломки, что-то полезное на этом месте сделать, но все никак руки не доходили. А тем временем до развалин добрались диггеры, которых хлебом не корми – дай застрять в какой-нибудь дыре, желательно на глубине в сотню метров. Они нашли почти не пострадавшие бассейны, сперва расстроились – ехали за тридевять земель и не получили никакого адреналина, а потом решили продать информацию об этих подземных хоромах.

Есть немало команд, нуждающихся именно в таких странных помещениях. Те же смай охотно селятся летом в заброшенных домах, не говоря уж о группах, которые ищут места для репетиций там, где никто в четыре часа утра, осатанев от гениальных ритмов, не вызовет милицейскую бригаду быстрого реагирования. В подвале при наличии минимальной смекалки можно было подсоединиться к электроснабжению пансионата и, если не наглеть, кормиться электричеством за его счет, пока владельцы не захотят расчистить наконец развалины, чтобы возвести что-то, приносящее деньги.

Радмила, хотя и вела домашний образ жизни, читала в сетевых журналах и про диггеров, и про смаев, и про Махмудов, и про кришей, даже переписывалась с парнем-кришем, пока не оказалось, что он проповедник, получающий за каждого постоянного собеседника пятнадцать рублей в неделю. Поэтому сам подвал ее не очень удивил – показалось странным, что и девчонка, и Рогнеда одеты так роскошно, а устроили офис в развалинах.

Офис оказался крошечный, однокомнатная квартирка Радмилы, и та была больше. Это даже не комната, а выгородка из каких-то широких пластин, не доходящих до потолка. Да и та поделена пополам стенкой, заклеенной плакатами. За стенкой что-то происходило, Радмила слышала голоса, но когда она, спустившись по лестнице, вошла и поставила на пол скутер, голоса смолкли.

Рогнеда сидела за компьютером. Накидку она не сняла – в подвале было прохладно.

—   Сэнкс, – сказала она девочке. – Припейр фуд.

—   Яволь, – ответила девочка.

Это было что-то новенькое: насколько Радмила знала, квазиязы-ков развелось множество, но никто не смешивал два общеизвестных.

Девочка выставила на компьютерный стол два пакета – просто с соком и с коктейлем из сока и виски, два блюда – с печеньем и с мелкими разноцветными кругляшами. А потом ушла за стенку и свой скутер туда укатила.

– Угощайся, – сказала Рогнеда Радмиле. – Тебе понравится. Фуд по особому заказу. Рэдики послаще, гриники покислее, вайтики с яблочным вкусом, брауники с шоколадным.

Радмила села к столу, попробовала – действительно, кругляши были приятные.

– Так что за работа? – спросила она. – Удаленка или отсидка?

– Отсидка, честно тебе скажу. Но ты нам понравилась. Ниид умницы, а не тупые девки. Даже не то чтобы отсидка… – Рогнеда задумалась. – Придется двигаться, но на это еще никто не жаловался. Дресс подходящий выдадим, не в счет заработка. Не пожалеешь!

– Я далеко живу.

— Все далеко живут. Ворк посменно. Трое суток работы – вик отдыха.

— Как, тут круглосуточная работа? И трое суток подряд? За шестьсот рублей?.. – Радмила была в таком изумлении, что чуть не выскочила из подземного офиса. Что-то судьба в последние сутки вздумала над ней посмеяться. Сперва арест Ферапонта и разочарование в Захаре, теперь вот такое нелепое предложение.

— Это же получается – девять суток в месяц, а весь остальной тайм твой! – воскликнула Рогнеда. – И у нас есть девочки, которые и четверо суток подряд работают, и пятеро! И довольны!

– Пять суток не спать? – Радмила ушам не поверила.

– Да спи ты на здоровье хоть все пять суток подряд! Свои шестьсот все равно получишь, но если хочешь иметь личный процент с прибыли, придется двигаться.

– Рогнеда! – позвали из-за стенки. – Хиэ трабл!

– Вэйт! – крикнула она. – Ты посиди, Погрызи фуд, я сейчас. Рогнеда ушла разбираться, и разборка производилась шепотом.

Радмила решила, что пора отсюда убираться. Предложение выглядело как-то сомнительно. «Придется двигаться» – это что еще за намек? Уж не вербуют ли тут в обычный полуподпольный бордель, какие кормятся возле каждого большого пансионата?

Радмила ничего не понимала в устройстве борделей, ей и в голову не пришло, что проще для такой надобности снять несколько благоустроенных номеров, а не водить богатую клиентуру по страшным развалинам. Она резко встала и сдвинула со стола тарелку. Цветные кругляши разлетелись по полу. Это было уяЈ вовсе неприлично, Радмила опустилась на корточки и собрала их. Вставая, оперлась рукой на стол, нечаянно попав на световую проекционную клавиатуру. Тут же темное окно монитора прояснилось, пересеклось пунктирными диагоналями, по диагоналям побежали веселые крыски, а в самой середине зародилось и стало расти слово.

Радмила невольно прочитала его – и ахнула. RATLINGS.

Теперь сбежать она не могла: а вдруг это заповедный ресурс любителей крысеток – тот самый, где вседержатся друг за дружку, не ссорятся, не затевают склок, а просто радуются тому хорошему, что возникает в процессе общения?

О том, что этот ресурс ей уже ни к чему, Радмила не помнила в тот миг совершенно. Сайт был нужен команде модераторов из трех человек – а команда развалилась. Да и вообще развалилось все, что Радмила выстраивала в последнее время…

Она подождала, глядя на монитор, не откроется ли ресурс сам. Слово RATLINGS растаяло, опять побежали разноцветные крыски. Радмила бы попыталась проникнуть на сайт – но боялась, что ее застанет за этим Рогнеда. А шарить в чужом компе, когда хозяин на минутку вышел, верх неприличия.

Радмила даже отошла в сторонку, чтобы показать свою непричастность к крыскам. Тогда-то она и увидела, что за столом впритык к стене стоит большой террариум, а в нем лежат, сбившись вместе, разноцветные меховые комочки. Один зверек не спал – он лазил по лестнице на помост и оттуда скатывался вниз по прозрачной трубе. Радмила уставилась на него в несказанном волнении – так это и есть крысетка? От обычной крысы не отличить – впрочем, она и обычных-то видела раза два в жизни.

Радмила смотрела на зверька, примериваясь – сможет ли она держать такое сокровище дома? Жила она довольно экономно, а хороший корм для домашних любимцев, как она прочитала в каком-то форуме, дорогое удовольствие. Тем более для крысеток, которых, видимо, нужно холить, лелеять и баловать.

Вернулась Рогнеда.

—   Пусти-ка, – сказала она, отодвинула Радмилу, опустилась на корточки и вынула из террариума двух заспанных зверюшек.

—   Какие обаяшки, – произнесла Радмила не своим голосом и ужаснулась: она почему-то передразнила актрису, озвучивавшую фею Карабосс в трехдименсионном мульте «Спящая красавица». Но Рогнеде было не до нее. Рогнеда, даже не поглядев на Радмилу, унесла зверьков за стенку и вернулась с двумя другими. Впустив их в террариум, она увидела, что мисочки с кормом почти пусты, и щедрой рукой сыпанула туда тех самых цветных кругляшей, которые так понравились Радмиле.

Тогда лишь Рогнеда соблаговолила продолжить разговор.

– Ты нам подходишь, у тебя внешность такая, как нам нужно. Пока не освоишься, будешь получать деньги, в общем-то, за внешность, не больше.

Радмила никогда не считала себя красавицей. Даже когда вывешивала свой портрет на сайтах знакомств, чуть укорачивала нос и рисовала стрелки в уголках глаз, чтобы взгляд был загадочный.

Но вообще она вспоминала о своем лице нечасто: какой смысл краситься, если по три-четыре дня не выходишь из дому? Вот перед решающей встречей с Захаром разве что разорилась на косметический салон.

— При чем тут моя внешность? – удивилась Радмила.

— У тебя она… – Рогнеда задумалась и выговорила с приличным французским прононсом: – Трэ пикант э симпатик!

— Так что же мне придется делать? – спросила Радмила довольно сурово – она знала «технарский инглиш», но ни слова не понимала по-французски. – Я в съемках ничего не понимаю, играть не умею.

— Уай ты так решила? – удивилась Рогнеда. – Только потому, что ни разу не пробовала?

— Я иногда смотрю сериалы для «бригады 200» и для «бригады 300». Сделаны они, конечно, левой задней, но туда берут таких интересных фриков, они все вытягивают, – объяснила Радмила. – Я фри-ковских курсов не кончала, за девочку тоже не сойду, и что это за съемки – трое суток подряд?

Очевидно, на это у Рогнеды уже был заготовлен ответ; женщина улыбнулась, как взрослый, собравшийся вступить в научную дискуссию с младенцем, и явно сказала бы нечто умное, но за стенкой опять что-то стряслось.

— Мэм-сахиб! – крикнули из-за стенки. – Опять траблы косяком!

— Вэйт! – Рогнеда скрылась, а Радмила осталась переваривать странную информацию.

Но поразмыслить ей не дали – за стенкой началась возня с визгом и рычанием.

– Укладывай! На пол укладывай! – перекрыл общий шум командирский голос Рогнеды.

Тут бы Радмиле подхватить скутер и кинуться вверх по лестнице. Но она растерялась и, ошалев от растерянности, кинулась не прочь от шума, а, наоборот, за стенку, туда, где с кем-то яростно воевали.

Увидела она сперва спины – три женщины, включая Рогнеду, прижимали к бетонному полу незримое визжащее чудовище. Четвертая, девчонка в «кавказке», скакала рядом, целясь неведомо во что большой веревочной петлей. Вдруг поверженное чудовище с силой брыкнулось. Рогнеда успела шарахнуться, а Радмила увидела огромную и мохнатую звериную лапу, молотящую воздух. На этой бурой с проседью лапе торчали врастопырку большие черные когти.

* * *

Захар не терпел, когда возникала угроза самолюбию. В таких ситуациях он мог наломать дров – лишь бы потом утешаться мыслью, что сохранил лицо и может жить дальше, не краснея за сомнительный факт биографии.

Он желал видеть мир разумно устроенным. Ну, недовольна Радмила, так кто же ей мешает сказать об этом по-человечески? Работая цензором, Захар всякого наслушался и начитался, сумел бы ответить на любое заявление. Так нет же – сбежала, попросту сбежала!

Если ее отпустить сейчас – это могло избавить их обоих от объяснения, а могло лишь оттянуть его до той минуты, когда оба встретятся в номере. Если так, то имело смысл сразу обратиться в администрацию и снять до утра одноместный номер, а потом уехать в аэропорт, не прощаясь. Захар сам с собой обсудил эту возможность, Вроде бы вполне достойный уход мужчины, знающего себе цену. А с другой стороны – ведь этот уход ненамного лучше бегства Радмилы. А вести себя по-женски, удирать и прятаться тоже как-то несолидно.

Много всяких аргументов сочинил Захар, стараясь прежде всего соблюсти чувство собственного достоинства. Остановился на таком: нельзя ночью, когда вокруг носятся обезумевшие смай и прочая нечисть, отпускать глупую женщину на скутере дальше десяти метров от дверей пансионата. Ее надо отыскать и убедиться, что она, скажем, преспокойно накачивается в баре коктейлями. А потом уже решать, как с ней быть дальше. На форумах Захар прочитал немало страшных историй о пьяных женщинах, попавших в разнообразные переплеты, и, хотя сам никогда пьяную женщину в глаза не видывал, решил действовать по-мужски и спасти Радмилу, прежде чем та попадет в беду.

Подобное решение немало льстило его самолюбию.

Захар поехал по туннелю, поехал неторопливо, заглядывая в ответвления. Радмилы не было – и он крепко задумался: нырять в каждое ответвление он не мог, их было полдюжины, вели они к отдельно стоящим корпусам, в каждом имелись свои увеселения. Этак, пожалуй, до утра будешь кататься, а Радмила тем временем вернется в номер и преспокойно ляжет спать. Да еще посмеется – вот ведь как проучила несостоявшегося жениха!

Проще всего было бы с самого начала связаться с ней через коммуникатор, но это Захар отверг сразу: она откажется отвечать, и как он тогда будет выглядеть? Дурак дураком!

Он уже достаточно сам себя изругал за доверчивость: нашел с кем искать неуловимый сайт любителей крысеток! А если бы они нашли этот райский ресурс, если бы нанялись туда? И через неделю обнаружились подлинная профессия Ферапонта, ремесло Захара и еще какая-нибудь нелепица в биографии Радмилы?

Наконец Захар нашел удачное решение: просто объехать корпуса по периметру забора. Если Радмила ему не попадется – значит, она в каком-то баре, или в холле перед видеоаркой, или в чьем-то номере (она не производила впечатления распущенной женщины, но всякое случается). А если она дышит свежим воздухом – то нужно объяснить ей, что в загородном пансионате это дело опасное: кроме смаев, для которых имеют в жизни смысл только их бурные страсти, кроме «ночных ангелов», способных переехать человека на своих мощных скутерах и умчаться, есть еще «бригада 200», совершающая свои дурацкие вылазки с совершенно бесцельным и радостным битьем витрин и морд. И договориться с ней невозможно: слов «пожалуйста», «не бей меня», «мне больно» в общеизвестном лексиконе этой бригады нет, значит, и понимать их она не обязана.

Время было такое, что даже самые безумные постояльцы, обалдевшие от свежего воздуха, убрались наконец под крышу. Захар поработал с навигатором, вынул план пансионата, увеличил до последней степени и нахмурился – ему не понравились непонятные строения без всякого номера, как полагалось бы жилому корпусу, в северной части парка.

Умный человек среди ночи туда бы не потащился – но взбалмошная женщина (еще сутки назад Захар вовсе не считал Радмилу взбалмошной) запросто может понестись на скутере, куда глаза глядят. Захар решил подъехать поближе и посмотреть, что это такое.

Он издали увидел, что света в строениях нет. Подкатив поближе, обнаружил, что это и вовсе развалины. Казалось бы, что может женщина, не слезающая со скутера, делать ночью в развалинах? Но Захар для очистки совести решил проехаться вдоль длинной стены до того места, где полагалось быть забору и проложенной вдоль забора дорожке для прогулок и верховой езды.

Оказалось, в заборе есть дыра, и через эту дыру в парк пробираются всякие сомнительные персоны. Захар догадался об этом, сперва увидев белесое светящееся пятно на уровне человеческого роста, а потом и физиономию под этим пятном.

– Махмуды… – пробормотал он. – Вот мне сегодня чего не хватало… Махмуд в белой чалме из светящейся ткани шастал тут пешком. Он увидел приближающийся скутер, но фара ослепила его, и он не понял, что за рулем мужчина.

– Вай, гламур-ханум! – закричал он. – Ходим кирдык-сарай ту-дым-сюдым, ай, тудым-сюдым якши!

Это было недвусмысленное амурное предложение. Захар насупился: видно, здешние Махмуды уже наловчились знакомиться в парке со скучающими постоялицами пансионата.

– Кыш, кизяк-малай! – ответил он сурово на сладкие заигрывания. И полагал, что удивленный махмуд уступит ему дорогу.

Оказалось, другой бездельник в мерцающей чалме (дорогая, кстати, штуковина) подкрался сзади и хлопнул Захара по плечу.

Захар развернулся с ловкостью бывалого скутермена – вместе со скутером, высветил наглеца и всем видом показал: уйди с дороги, не то наеду!

—   Гулям, шайтан-огонь давай, да? – очень любезно обратился к Захару малорослый махмуд, старательно изображающий восточного человека в соответствии с популярными анекдотами.

—   Курим-йок, да, – отвечал Захар, и это было чистой правдой, он не курил и зажигалку с собой не таскал. Он уже был готов вжать до упора педаль, но рядом с малышом образовался еще один чалмоносец.

—   Гулям, дебил-бахча обитай, да? – спросил суровый махмуд с белобрысой челкой и желтоватой щетиной на небритой физиономии.

Это они про пансионат, сообразил Захар.

—   Иди к шайтану, кизяк-малай, – отрубил Захар, знавший на этом наречии всего несколько слов, и те – невежливые.

—   Ишак-базар кончай, да! Кирдык-арба отдавай, да! – заорал вдруг белобрысый махмуд и попытался ухватиться за руль.

Опять же – не тут-то было. Захар поднял скутер в свечку, развернул его на девяносто градусов, можно сказать, в воздухе, треснул Махмуда ребром ладони по шее, качнулся вперед – и, если бы под колесами был асфальт, через минуту оказался бы километра за два от псевдовосточных гопников.

Но он вломился в высокие кусты полыни – хорошо еще, что не застрял.

За спиной голосили Махмуды – поминали всуе аллаха, в которого верили только при ночных вылазках, днем-то для них, убогих, место аллаха занимал грозный и справедливый сисадмин. Махмуды призывали также какого-то батыра, который бродил неподалеку и, похоже, был вооружен. Захар, пытаясь продраться сквозь полынь, разобрал что-то вроде «шампур-батыр».

– Ладно, будет вам шампур-батыр, – сказал Захар, щелкая тумблером на панели скутера.

Всякая техника нуждается хоть в маленькой доработке. За скромные деньги Захару встроили в сдвоенную опору для руля металлическую пластину, в меру гибкую, которой можно было отмахаться от тройки зарвавшихся смаев или Махмудов. До сих пор он ее в ход не пускал ни разу.

Но драки не случилось – хотя обе стороны уже к ней приготовились.

– Мигай-арба! – донеслось слева.

– Шайтан! – недружно ответили сразу со всех сторон. – Кыр-дык-оглы!

Скорее бы, подумал Захар, подъехала патрульная машина.

Светящиеся пятна кинулись в разные стороны. Захар быстренько приладил пластину на место. И тогда лишь подумал – а что тут, собственно, делает патрульная машина? Если эту ночь и эту местность выбрали для своей игры интелы – здешняя охрана правопорядка может расходиться по домам и ложиться спать.

Он за руль вывел скутер из полыни и пошел обратно вдоль стены, надеясь увидеть мигалку и спросить, в чем дело. Документ цензора давал ему право на содействие патрульных служб, а уж на вопрос-то ему ответили бы.

За стеной кто-то завозился, вскрикнул, захрипел, раздался хруст, как если бы тяжелую бочку покатили по хворосту. И прямо перед скутером упал кусок бетонного блока с торчащими арматури-нами. Еще пять сантиметров – и от колеса осталась бы кривая загогулина.

Не сообразив сгоряча, что перебросить такую глыбу через недоло-манную стенку, достигающую двух метров, – задача выше человеческих сил, Захар решил проучить недоброжелателя. Он повернул фару и быстро повел скутер вдоль стены в поисках подходящего места. И оно нашлось – там, где когда-то было большое окно. Захар взял скутер на плечо, быстро и бесшумно перебрался по ту сторону стены, а там уж, снова отцепив металлическую пластину, увеличил яркость фары и стал полосовать световым лучом заросли, которые в развалинах были куда гуще и пышнее, чем снаружи.

– Помогите! – донеслось из развалин. – Патруль!..

Захар высветил двух человек, которые яростно боролись в кустах под стеной. Тот, что сверху, повернул голову – и Захар узнал Ферапонта.

Теперь стало ясно, отчего по дороге носится патруль. Хитрый киберсквоттер умудрился удрать, и, возможно, не в первый раз. Думал отсидеться в развалинах, но столкнулся там с Махмудами.

– Ага! – воскликнул Захар. – Тебя-то мне и надо!

Он наконец нашел врага. То, что арестовать Ферапонта велит долг, это одно, а то, что из-за старого шантажиста не состоялись отношения с Радмилой, совсем другое! И вот за это его следует проучить.

Ферапонт уставился на него, выпучив глаза. Менее всего он ожидал, что на выручку маленькому Махмуду, с которым он сдуру сцепился в развалинах, придет цензор. Теперь следовало удирать без оглядки. Что он и сделал, метнувшись в темноту – лишь треск по кустам пошел!

– Вставай живо, кизяк-малай! – крикнул Захар, устремляясь в погоню.

Парнишка поднялся. Чалму он потерял и теперь был совсем похож на человека – очень юного и смертельно напуганного. Оторвавшись от своих, схлопотав несколько чувствительных тычков от Ферапонта, оказавшись во власти незнакомого и злого мужчины, махмудка уже был не рад, что оказался ночью у пансионата. Те, кого он считал своими, разбежались по кустам – а о нем забыли, никто не пришел на выручку.

Люди, которые сбиваются в стаи, так устроены, что повинуются строгому окрику и даже рады, когда на них гаркнут, тогда они точно знают, что нужно делать. Ни Захар, ни кизяк-малай никогда об этом не задумывались и «боевую единицу» они этой ночью составили спонтанно, лишь потому, что один скомандовал, а другой подчинился.

Ферапонт удирал наугад, не разбирая впотьмах дороги, а вот Захар преследовал его очень разумно. Имея при себе на поясе целый арсенал гаджеток, он выбрал фонарь, бьющий тонким длинным лучом, и не сводил белого пятна со спины Ферапонта. Самому ему освещала дорогу фара скутера, который Захар вел за руль левой рукой, в ней же держал и рукоять своей боевой пластины. Махмуд бежал следом, горя желанием поквитаться за свои тумаки.

Вдруг Ферапонт вскрикнул и исчез.

Захар остановился и потыкал лучом в подозрительное место. Похоже, в кустах была яма. И основательная яма, если высокий дядька сгинул в ней с головой.

– Погляди-ка, – сказал Захар Махмуду. – Да осторожнее – он у нас пакостник.

Махмуд торопливо подобрался к яме сбоку.

– Эй! Вниз-шагай, да! – крикнул он.

Скатиться по лестнице – тоже сомнительное удовольствие, подумал Захар, но это не смертельно, и не ушел бы подлый шантажист заброшенными подвалами.

—   Как тебя звать? – спросил он Махмуда.

—   Герасим, – подумав, застенчиво признался тот.

– Держи фонарь, Герасим, лезь первый.

Захар не хотел рисковать, спускаясь в незнакомое помещение со скутером на плече, мало ли какие там колдобины. Не хотел он и оставлять скутер наверху: во-первых, шайка Махмудов поблизости бродит, во-вторых, мощная фара скутера может пригодиться. А весит он не так много, чтобы помешать спуску, – десять кило, не больше.

Они спустились в захламленный подвал. Ферапонта в нем не было – значит, треклятый киберсквоттер отыскал какую-то дырку. Даже не просто дырку, а целую дверь, поскольку стены в этом помещении оказались совершенно целы.

— Хотел бы я знать, что тут было, – пробормотал Захар, пока Герасим обводил лучом узкие, высокие шкафы с цифрами. За шкафами отыскали дверь, вошли в другое помещение – небольшое, с плиточным полом, посреди которого была неглубокая прямоугольная яма.

— Очень похоже на вход в бассейн, – сказал Захар. – А ты что думаешь?

— Арык-сарай? – спросил Герасим.

— А по-человечески ты умеешь?

— Йок.

– Понимаешь, но сам не говоришь? И на том спасибо, – ответил Захар, вспомнив, что «бригада 200» не имела права даже понимать лишние слова.

Дверь, ведущую к подземному бассейну, пришлось выбивать, Ферапонт заклинил ее какими-то железками. Из чего следовало, что у него тоже есть фонарик – впотьмах такие штуки не проделывают. Захар с Герасимом туда проломились, но Ферапонт уже куда-то улизнул.

Бассейн был невелик, однако имел странный вид – словно в нем решили разместить беженцев из какой-то воюющей страны. Вроде бы мерзость запустения, но в стороне сложены стопкой новенькие татами. Вроде бы вековая грязь, но возле стопки стоит дорогой пылесос, умеющий обрабатывать поверхности горячим паром.

Захар озадаченно уставился на этот пылесос, как если бы в нем спрятался Ферапонт. Судя по всему, бассейн был чьим-то частным владением, а вторгаться в частное владение – потом хлопот не оберешься. К тому же Захар уже малость Остыл и даже понял, что бетонный блок рухнул со стены случайно: ну, надоело ему там лежать, да еще чья-то нога вовремя лягнула стенку, вот он покачнулся и полетел. Пожалуй, лучше всего было бы убраться из подвала, отпустить махмудку восвояси и ехать дальше на поиски Радмилы…

И тут лишь Захара осенило. Он понял, почему Ферапонт, сбежав от инспектора Потупина, не ринулся в глубинку, к заброшенным деревням, куда можно попасть только вброд, потому что мосты сломаны, а крутится возле пансионата. Он вернулся за своей машиной – за великолепной «тойотой стар», в багажнике которой прекрасно помещались три скутера, с климат-системой и множеством полезных наворотов, включая кулинарный блок. В такой машине можно, запасшись продовольствием, проехать хоть три тысячи километров, не вылезая и с неплохой скоростью. Уйти на ней от патрульной «короллы-двой-ки» – плевое дело.

Нужно было немедленно бежать к пансионату, чтобы перехватить киберсквоттера на стоянке. Но перехватывать в одиночку – сложная затея: почуяв опасность, Ферапонт к машине не подойдет, а скроется во мраке и, выждав минуту, позовет к себе «тойоту» сигнальным брелоком. Вот только не помнил Захар, сколько метров может проехать машина с такой гаджеткой навстречу хозяину – сто, двести, триста? И как парализовать устройство, отвечающее на сигнал, он тоже не знал: до сих пор не приходилось иметь с ним дело.

Он через коммуникатор вызвал патруль и выслушал от Потупина нечто вроде покаянного доклада: кто ж знал, что Ферапонт таскает с собой зверское устройство, убивающее напрочь всю электронику наручников? Хотя именно у киберсквоттера, промышляющего крупным шантажом, такие штучки и должны водиться…

Убедившись, что Потупин правильно понял задачу и готов перехватить Ферапонта у автостоянки, Захар отключил связь. Все время разговора Герасим смотрел на него, разинув рот. Разинешь тут – когда человек, возникший непонятно откуда в грязном подвале, отдает команды вооруженным людям, поминая такие слова, как «арест» и «наручники».

– Куда же этот подлец подевался? А, Герасим? – спросил Захар.

Это был риторический вопрос – Захар не ждал разумного ответа. И какой тут вообще ответ мог быть? «Кырдык-сарай убегай, да?» Но махмудка оказался наблюдательным – он молча указал перстом в дальний угол, и Захар увидел четыре светящиеся полоски в темной стене, образовавшие очертания двери.

За дверью явно кто-то был – иначе зачем бы там мог гореть свет? Поэтому Захар подкрался и заглянул в щель.

Ничего полезного для поисков он там не увидел, звуки оттуда тоже не доносились, но Ферапонт мог скрыться только там, и потому Захар очень медленно нажал дверную ручку. Дверь тихонько поползла, открывая странную картину.

Там тоже оказался бассейн, дальний его край был устлан татами.

У плиточной стенки стояли тазы среднего размера, одни – пустые, другие – наполовину заполненные какой-то пестрой субстанцией.

На татами сидели мохнатые существа вроде обезьян, а может, и медведи, хотя вряд ли где встретится медведь белой масти, но с большими черными пятнами, а уж ярко-рыжего медведя и точно нет в природе.

Эти животные занимались странными делами: бурое существо причесывало рыжее, причем Захар разглядел большую гребенку; белое пятнистое валялось на спине вверх ногами и играло с большим полосатым мячом; серое шло на четвереньках к миске, пристроилось, стало грызть разноцветные кругляши. Вдруг оно замерло, словно бы прислушиваясь, кивнуло – и набросилось на миску с неожиданной яростью, раскидало еду, запищало противным голосом, встало на задние лапы, передними замолотило по воздуху. Серая шкурка задралась, и Захар увидел загорелую кожу, да и не просто кожу – совершенно женскую грудь он увидел. Но длился этот стриптиз секунд пять, не больше, потом существо опять опустилось на четвереньки и улеглось спать – головой в миске.

Герасим, чтобы не мешать Захару, опустился на корточки. Странное зрелище и его поразило. Но он, местный житель, явно знал о подвале поболе Захара.

Вот только объяснить не мог.

Когда Захар притворил дверь, Герасим заговорил, мучительно комбинируя из «квазивостока», которого Махмудам за глаза хватало, связное сообщение.

—   Гламур-ханум много гуляй, да? – заглядывая в глаза своему случайному покровителю, внушал он. – Батыр йок, да! Малай йок, да! Гламур-ханум-эмир, тэнге имей, да?! Паф, паф, паф, малай бегай, да!

—   Это что же? Они от вас отстреливались? – догадался Захар. – Врешь ты, кизяк-малай. Они бы всю здешнюю охрану переполошили.

—   Шайтан-труба, трах-бах-йок!

—   Поточнее!

– Шайтан-труба… Кирдык йок… Тюк-тюк! Вай! – и тут махмуд-ка додумался до пантомимы. Он сжал кулак, оставив на воле один указательный перст, и, нацелившись им на Захара, стал издавать странные звуки, что-то вроде «Пуф! Пуф!», и даже губы трубочкой сложил, изображая дуновение.

Только когда Герасим несколько раз согнул указательный перст, до Захара дошло – это же он показывает, как нажимают на спуск пистолета или револьвера. А прочее означает, что оружие было пневматическое, не очень опасное – пластиковый горох синяк может оставить, это да, если не повезет – кожу пробить, но смертелен он только в опытных руках, коли стрелок способен попасть врагу в глаз.

И стало Захару жутковато – это что же в мире делается, если человек ощущает себя в безопасности только за широкой спиной охранника? Вон их сколько в пансионате! А стоит в темное время суток выехать на скутере, хоть бы за бутылкой атлона, так вот тебе смай, вот тебе интелы, вот тебе двухсотники и трехсотники, вот тебе Махмуды. Знаешь с десяток слов на их убогих языках, умеешь сдвинуть брови и суровой повадкой нагнать холода – твое счастье. Иначе хоть из дому не выходи…

Казалось бы, вот он, пансионат, где все блага цивилизации, электроника на пределе возможностей и соблюдение законов. Стоило проехать пятьсот метров – джунгли с людоедами, кто-то из пистолетов палит, кто-то зазевавшихся девчонок в кусты тащит, кто-то в подвале нечисть разводит…

И всех это, похоже, устраивает. Лишь бы к пансионату уроды не подходили ближе чем на полкилометра. Так они и не подойдут.

— Ладно, я понял, – сказал Захар. – Это, скорее всего, реалити-шоу. Валяют дурака в реальном времени, а какие-то кретины, сидя в онлайне, командуют: а теперь, дура, миску опрокинь. Скинут веб-рубль, увидят опрокинутую миску – и ржут.

— Якши, да! – воскликнул Герасим, который именно это, наверно, и хотел объяснить. – Шайтан-тэнге! Тупим-аксакал платил, да?!

— То есть старые козлы платят бешеные деньги, – перевел Захар. – Но за что?

Герасим задумался. Очевидно, в здешнем реалити-шоу было что-то противозаконное. Иначе с чего бы хозяевам прятать съемочный павильон в заброшенном подвале?

– Ну-ка, и мы полюбуемся, – сказал Захар, снова чуть приоткрывая дверь. – Заодно, может, и поймем, куда подевался сукин сын Самурай…

* * *

Радмила была хорошим модератором – умела призвать к порядку самого бесшабашного ругателя, самого изощренного склочника. Она могла блеснуть стойкостью, отвагой и решительностью, да так, что удостаивалась похвалы Захара. Но все это – в онлайне. В оффлайне она терялась.

Прямо перед ней вязали веревкой мохнатое злобное существо, которое вдруг оказалось женщиной – принялось ругаться, визгливо и гнусно. Да еще бурая, почти медвежья, мохнатая лапа с когтями оказалась фальшивой – слетела с ноги и шлепнулась на пол.

– Эвей ее отсюда! – командовала Рогнеда. – Инаф с меня! Если у нее траблов полная башка – эвей без выходного пособия! Типлеров мне тут не хватало! Шат ап, дура!

Радмила прижалась к стене, и мимо нее проволокли взбесившуюся тетку. Практичная Рогнеда тут же принялась ее раздевать, первым делом стащила маску с черным носом и круглыми ушами. Под маской оказалось лицо – длинноносое, неприятное, вдобавок еще и немолодое. Если бы его накрасить, то вышло бы лет на двадцать восемь, а без макияжа – все тридцать пять.

— Я поняла наконец, где она дринки прячет, – сказала Рогнеде высокая девушка, которая не принимала в суете участия, потому что сидела за монитором и что-то делала. – Там между ковриком и стеной щель сантиметра три, так Буренка туда банку заталкивала. Потом ложилась к стенке, сворачивалась – и вперед…

— Сайленс! – произнесла другая девушка-оператор, вроде бы и негромко, но Рогнеда замахала руками на подчиненных, и они заткнулись.

— Баритон делает заявку. Хочет, чтобы Пегая показала ему настоящий крысиный файт, – продолжала девушка. – Пятьсот рублей перевел, вон они на счету показались…

— Пятьсот? Крейзи импо! – ответила Рогнеда. – Отвечай: за скупость выставим с сайта, и вот ему первое предупреждение… Что там у тебя, Купава?

— Заявка от Джигита. У него накопилось бонусов на тысячу, тоже хочет файт.

— За бонусы? – Рогнеда задумалась. – Так, сколько их сейчас в онлайне?

— Сорок два своих и кто-то один приглашенный, ему полчаса оплатили.

Рогнеда повернулась к Радмиле.

— Ну вот, можешь с первого же раза и всего за десять минут заработать полторы тысячи. Одевайся! Купава, вывешивай ньюс – пусть все желающие скидываются по пятьсот и увидят файт в привате. Прочим – пауза!

— За что полторы тысячи?! – спросила ошалевшая Радмила.

— Увидишь. Купава, принимай ставки! Мира, предупреди Мурашку, Блейки, Салли, пусть собирают на себя внимание. Аларм через пять минут.

Высокая девушка заговорила в пришпиленный к воротнику микрофон:

– Девочки, готовность номер три. Суетимся, суетимся! Сперва в кадре Мурашка, потом Салли, потом квин Блейки. Файт простой, надо потянуть подольше. Мурашка, ты подставишься первая. Всем слушать внимательно, чтоб не было, как в прошлый раз…

– Купава, набивай текст! – велела Рогнеда. – Радмила, не бойся, это такая игра… Марфа! Хелп давай!

Немолодая женщина подала Радмиле мохнатые нижние лапы с когтями.

– Натягиваешь, как чулки, потом регулируешь, – сказала она. – Тебе будут вот посюда… Погоди, сейчас блузончик подберу. Главное, чтобы боди почти не было видно, только когда файт или реприза, поняла?

Радмила ничего не ответила – она в ужасе глядела на большой экран. А там появлялись буквы, складывались в слова, слова эти ей очень не нравились.

Сперва засветилось знакомое «RATLINGS». Потом заставка с крысками сменилась другой – художественно обгрызенным куском пергамента с завитушками. На нем было написано «Шоу крысеток», затем выскочил текст:

«Господа, в нашем шоу новенькая! Юная, неопытная, но жаждущая власти и славы крысетка Милочка! Она желает занять первое место в пещере крысеток! У нее острые зубки и крепкие коготки! Кто ставит на Милочку?»

На соседнем экране был бассейн с мохнатым населением, рядом вид настоящей клетки с крысами. Сама клетка стояла тут же и была утыкана веб-камерами. Экраны сверху и снизу давали разные ракурсы бассейна. Из всего этого добра и сводился репортаж в реальном времени, за который любители крысеток платили немалые деньги.

На голову Радмиле рухнуло что-то большое, пахнущее дешевым дезодорантом. Она затрепыхалась, опытные руки одернули одежку и высвободили Радмилино лицо.

—   Ну, просто хони! Настоящая крысетка! – воскликнула Рогнеда. – Теперь маску давайте! На верхней полке – новая! Шнель, шнель!

—   Тут ставят на Буренку, что делать? – спросила Купава. – Она-то в ласт тайм сделала двойное виктори.

Рогнеда задумалась.

—   Отвечай: Буренка беременна! – сообразила она. – И пусть в комментах разбираются, где мы для нее крысака достали! Вот ведь чертова выпивоха…

—   Но когда трезвая, хорошие деньги делает, – напомнила Мира. – И как мы потом предъявим крысяток?

– Крысятки? Слушай, а ведь это идея… Сплендид, Мирка! Нам нужны дети!.. Ну что, одели Милочку?

Радмила, опомнившись, отбивалась, но на нее ловко натянули лапы-чулки, зафиксировали особыми липучками, и они словно приросли к телу.

– Выйдешь в вольер, опустишься на четвереньки, дойдешь до центра, встанешь на ноги, – учила ее женщина. – И скажи спасибо, что у тебя в дебюте простой файт, а не «Шоу голодных крысеток». Вот там все всерьез… Там по два дня не кормят, только миску воды наливают… Там за фуд могут и глаза выцарапать… Зато ставки!.. Да, главное, наушники в маске!..

Тут только Радмила вспомнила, что у нее в ухе так и осталась фасолинка от коммуникатора, очень удобная фасолинка, которая не вывалится, даже если вздумаешь кувыркаться.

Более того, у нее и сам коммуникатор остался. Его прикрыла модная широкая манжета, а Рогнеда настолько торопилась, что совершенно забыла о личной технике своей жертвы.

И даже не то чтобы забыла – приступая к вербовке Радмилы, хозяйка «Крысеток» совершенно не подумала, что молодая особа может оказаться в пансионате не одна, а приехать с мужчиной. Тем более, что Радмила старалась держаться подальше от своего угрюмого спутника. Внешность Радмилы показалась Рогнеде средненькой, и она посчитала, что эта остроносая накрашенная девица приехала как раз для того, Чтобы с кем-то в баре познакомиться. В онлайне-то знакомства не всегда удачные, а тут хоть товар лицом, почти без обмана. А одинокая искательница приключений – самая подходящая кандидатура для сайта любителей крысеток, она может хоть навеки сгинуть в подвале, кто ее искать станет…

Радмила наконец опомнилась и потихоньку включила в коммуникаторе линию связи с Захаром. Она надеялась, что он после ее побега не удрал из пансионата в аэропорт. Сейчас цензор был ее единственной надеждой.

– Да снимите с меня эту мерзость! – громко заговорила Радмила. – Затащили в какой-то подвал! Нацепили какие-то вонючие тряпки! Пустите меня! Я не хочу быть крысеткой!

Она знала, как мастерски управляется Захар с системами навигации. Если он определит, откуда доносятся отчаянные вопли, то хоть вызовет охрану пансионата.

Надо было еще что-то сообщить, но Радмиле не дали – ловко сунули ей в рот меховой кляп и потащили к двери, за которой располагался, надо думать, тот вольер, что она успела увидеть на экране монитора, – пустой бассейн, где валялись, кормились, ползали и задирали друг друга мохнатые тушки.

Дверь отворилась, и Радмила, получив хорошего пинка под зад, влетела в обитель крысеток.

Ей удалось ухватиться за перила железной лесенки, удержаться на ногах, и она первым делом стала вытаскивать изо рта мерзкий кляп. Но это был не просто комок искусственной шерсти, а шарик, имевший свойство сжиматься и расправляться. Во рту он сразу расширился и не желал вылезать через губы. Если бы руки Радмилы были свободны, она сжала бы пальцами щеки и вытолкнула кляп языком. Но на руки ей надели лапы из гладкого меха с черными когтями.

Радмиле вовсе не хотелось спускаться по узким ступенькам в бассейн, но пришлось – после хорошего тычка между лопаток. Второй тычок заставил сделать несколько шагов и обернуться. Она увидела приоткрытую дверь и Рогнеду – с пистолетом в руке. Похоже, это был пневматический пистолет, от которого можно в лучшем случае остаться в синяках, в худшем – получить под кожу пластиковую горошину, и хорошо, если не в сустав.

Крысетки, получавшие от Миры четкие указания, стали стягиваться к середине бассейна. Они имитировали движения животных – не крыс, а каких-то других, возможно, обезьян. Время от времени они делали стойку любопытной крысы – на задних лапках, с опущенными передними, вытянутой шейкой и искусными движениями фальшивого носа, как если бы он принюхивался. У Радмилы было полное ощущение того, что она попала в вольер к грызунам.

Первой навстречу вышла белая крысетка с черными пятнами. Она по-обезьяньи, на полусогнутых, касаясь передними лапами пола, подошла к Радмиле, совершила ритуальное обнюхивание – и вдруг укусила ее за переднюю меховую лапу. Укус был не болезненный, скорее уж предупредительный, мог означать на языке крысеток: «Убирайся, самим жрать нечего».

Радмила никогда не держала домашних животных и не понимала языка хвостов, прижатых ушей и оскалов. Все было для нее одинаково страшно. Однако она шлепнула пегую крысетку лапой по морде, шлепнула с перепугу, и что-то это явно на примитивном крысеточном языке означало. Пегая отскочила и издала возмущенный писк. В переводе на человеческий это звучало, наверное, так: «Наших бьют!»

Радмила корчила под маской страшные рожи, пытаясь выпихнуть изо рта меховой шарик. При этом она еще озиралась в поисках безопасного места. В дальнем конце бассейна, если подняться по металлической лесенке и пройти шагов десять направо, была в углу неприметная дверь. Но если побежать туда, Рогнеда достанет выстрелом, да и не одним. А может, и промахнется.

Пожалуй, следовало рискнуть, что бы там ни было, даже если дверь вовсе закрыта. Другого шанса для себя Радмила не видела.

Крысетки, повинуясь приказам, окружили ее.

– Не бойся! – зазвучал прямо в ушах голос Рогнеды. – Всерьез бить не будут! Это простой файт. Ты дерись, а они будут поддаваться. Форвард!

Рыжая крысетка ударила Радмилу лапой по плечу. Радмила закатила ей такую оплеуху, что у той чуть маска не слетела.

– Сплендид! – воскликнула Рогнеда. – Так их! Бейся! Зарабатывай свой фуд!

Но рыжая крысетка тоже явно получила приказ не сдаваться. Она ответила Радмиле не менее увесистой пощечиной.

– Так! Так! – кричала Рогнеда. – Ставки растут прямо на глазах! Бей ее, Милочка! Бей!

Но Радмиле было не до рыжей крысетки. Крупная черная тварь поднялась с коврика и, отпихнув пегую, вышла навстречу новенькой, подхватив длинный хвост и поигрывая им, как бичом. Тут Радмила сообразила, что ведь и у нее есть хвост, стала его искать – и нашла что-то вроде мягкой веревки. А у противницы хвост и на вид был тугой, упругий.

Рыжая запищала, и в тонком голоске было торжество. Рыжая даже сделала несколько мелких прыжков, оказалась рядом с крупной черной и съежилась возле ее мехового бока, всем видом показывая: вот кто тут главная, а я у нее на побегушках, она не даст меня в обиду!

Радмила поняла, что пропала. Она прокляла тот миг, когда сунула в коммуникатор флешку-визитку. Захар явно ничего не понял из ее сообщения. А Ферапонт, наверное, был уже очень далеко.

Шарик во рту не мешал писку. И Радмила издала отчаянный скрип. Это было предостережение: «Не суйтесь – убью!» Но что делать, она понятия не имела.

* * *

Захар внимательно смотрел в щель, Герасим тоже не отводил взгляда от событий в бассейне. Уже стало ясно, что Радмила попала в компанию крысеток, но Захар не был уверен, она ли это, в голубоватой шкурке, стоит посреди бассейна, перед большой черной крысет-кой. Коммуникатор исправно передавал ему все писки и визги в бассейне, только непонятно было, отчего Радмила замолчала. Догадаться о кляпе Захар, естественно, не мог, а Герасим, если и догадался бы, не сумел бы передать это своим забавным наречием.

– Что делать, малай? – спросил он махмудку, не рассчитывая на ответ. Однако ответ был – Герасим оказался сообразительнее, чем думал Захар.

– Шайтан-глаз бей, да?!

– Шайтан-глаз? Это что за новость? Шайтан-трубка была… Камера, что ли?

—   Якши-думай, да!

—   И как прикажешь их бить?

Герасим пожал плечами и опять приник к дверной щели.

Захар задумался: если это реалити-шоу и всюду понатыканы камеры, то посторонний человеке бассейне – хуже смерти. Может, достаточно просто выйти, и хозяева этого дурного заведения вступят в переговоры, чтобы чужак не загубил им весь бизнес?

Приняв решение, он отодвинул Герасима и потянул дверь на себя. Она отворилась, Захар встал на пороге и оглядел потолок и стены бассейна. Поле боя его интересовало меньше – он искал камеры и нашел семь штук. Теперь нужно было оказаться там, куда они главным образом нацелены, то есть в самой середине, где большая черная крысетка лупила хвостом по маленькой голубой, но лупила не всерьез, давая противнице возможность увернуться.

Захар подумал, в чем больше смысла – оказаться посреди бассейна и там защитить голубую крысетку (причем неизвестно, Радмила это или совершенно посторонняя особа) или же просто попасть в поле зрения одной из камер. При этом он внимательно слушал звуки, передаваемые коммуникатором Радмилы, и что-то они уж слишком соответствовали событиям в бассейне.

Наконец он решился, открыл дверь пошире, подхватил скутер и шагнул на галерейку, опоясывавшую бассейн. Герасим, то ли из солидарности, то ли из любопытства, как показалось Захару, последовал за ним.

Оказалось, на уме у махмудки было нечто иное! Выйти-то он вышел и даже дверь за собой притворил, но, когда Захар собрался спуститься по лесенке, удержал своего спасителя за плечо.

– Йок, шампур-батыр, – сказал он тихо. – Ходи-йок…

Захар уж собрался ругнуть его покрепче, но Герасим, прижав палец к губам и прилипнув к стенке, пристроил ухо к дверной щели.

– Ищак-бабай слушай, – шепотом объяснил он свое поведение. И точно – Ферапонт ведь мог быть только там. Если бы его занесло в бассейн – хозяйки бассейна подняли бы немалый переполох, может статься, и со стрельбой.

Захар никогда не изучал анатомию и не поражался странному устройству человеческого тела. Казалось бы, вот Ферапонт – дядька в годах, в тех самых годах, когда изначально худощавая и плоская мужская фигура уже не может удержать выпячивающийся животик. А вот умудрился же так распластаться под стопкой татами, что ввек его там не углядишь! И ведь до чего же быстро это сделал!

– Ишак-бабай хватай! – воскликнул Герасим, тыча в темную комнату лучом Захарова фонарика. – Хватай, шайтан! Уйдет, гад!

Там Ферапонт стремительно освобождался от японских циновок. Тут-то Захар и окаменел.

Он дожил до двадцати пяти лет, почти не сталкиваясь с проблемой выбора. Объяснялось это просто – он был всегда прав.

А тут проблема встала во весь богатырский рост: куда бежать? За Ферапонтом или к новоявленной крысетке Радмиле?

Конечно же, Ферапонта мог встретить у автостоянки патруль. Но киберсквоттер не дурак – догадается, непременно догадается, что если уж Захар его отыскал, то наверняка связался с патрулем. Значит, может и не побежать к автостоянке, и нужно его преследовать в связке с патрулем! Не то уйдет к каким-нибудь сломанным мостам, переправится на тот берег – и выслеживай его с вертолета по бескрайней одичалой местности!

Но если гнаться за Ферапонтом, неизвестно, чем кончится драка, в которую втравили голубую крысетку. Она, скорее всего, действительно Радмила… а Ферапонт уже у дверей… а Радмиле поставили подножку… а треклятый кизяк-малай завизжал от бурного отчаяния, словно его режут!..

И главное: куда ни кинься – будешь не прав!

Эта мысль вогнала Захара в самый натуральный ступор. И цензор, живущий в его душе и не допускающий таких отчаянных ситуаций, явно схватился за голову.

Голубую крысетку стали катать по плиточному полу бассейна короткими тычками когтистых лап. Она пыталась брыкаться и пронзительно пищала.

Захар не выдержал – подхватил скутер и, опершись о перила, соскочил в бассейн.

– Раздолбай-батыр! – крикнул ему вслед Герасим и сам побежал преследовать Ферапонта. На что он рассчитывал – неведомо; скорее всего, на шайку Махмудов, что бродит у развалин в поисках приключений и надеется в это время суток все же выловить какую-нибудь заблудшую гяур-ханум.

Отцепив пластину, Захар сел на скутер и понесся к крысеткам.

Бассейн был невелик – двадцатипятиметровый, так что мохнатые твари не успели изготовиться к обороне. Главное, чтобы под колеса не попала голубая крысетка.

Воинство Рогнеды растерялось – ни в одном сценарии файта не был прописан мужик на скутере, раздающий тумаки направо и налево. Крысетки разбежались от греха подальше, а когда Рогнеда, следившая за событиями по большому монитору, наконец приказала отключить трансляцию и выскочила со своим пистолетом, Захар уже протянул руку Радмиле, рывком поставил ее на ноги и тут же ударил плечом в живот. Новоявленная крысетка сложилась и повисла на плече у спасителя. Захар буквально на пятачке развернул скутер и понесся прочь, к дальней лестнице.

Он схлопотал пулю в плечо, но она отскочила. Оставалось очень быстро подняться по лестнице со скутером в руке и Радмилой на плече. Ему это удалось. Он протиснулся в дверь, захлопнул ее за собой, поставил Радмилу на ноги, включил фару – и они побежали…

Выбравшись на свежий воздух, Захар первым делом стянул с девушки мохнатую крысиную маску. И вздохнул с облегчением – это действительно была Радмила.

– Убираемся! – сказал он. – Еще не хватало опять сцепиться с Махмудами…

Тут он вспомнил, чтохороший и дорогой фонарик остался у Герасима. Это было последней каплей – Захар, не беспокоясь о нежном слухе дамы, выругался последними словами. И повел скутер через заросли сорняков, мало беспокоясь, идет ли за ним следом Радмила.

Она же, с большим трудом избавившись от передних лап, вынула наконец изо рта шарик и долго отплевывалась – пока Захар не вывел ее из развалин на парковую дорожку. Там лишь он пристегнул к скутеру пластину, а Радмила заговорила.

Почему-то ее больше всего возмутили разноцветные кругляши, которыми ее накормили. Заодно она вспомнила про рекламу корма в сетях, который предназначался всем грызунам, включая «ratlings».

—   Но как? Откуда? – восклицала она. – Что означают эти рэт-линги? В Америке что, они тоже есть?

—   Так оттуда эта дрянь к нам и пришла, – вразумил ее Захар. – Может, вообще все посетители сидят за океаном. У них-то с этим теперь строго, и многие перетаскивают такие реалити-шоу к нам, тут и платить нужно меньше.

—   А мы-то туда наняться хотели! – некстати брякнула Радмила, и Захар вспомнил про Ферапонта.

На душе не то что кошки – крысетки скребли своими огромными и тупыми когтями. Ведь был же в руках знаменитый шантажист, был почти дважды – и оба раза смылся, утек, не оставив следов! Гоняйся теперь за ним по всему Интернету…

Да еще Радмила вот-вот вспомнит, что ее любимый скутер остался в подвале у крысеток. То-то будет причитаний…

Только теперь Захар понял, что был не прав: вот не поехал бы он искать пропажу, и совесть, как ни странно, была бы куда чище, чем теперь. По крайней мере, на ней не повисло бы тяжким грузом неисполнение служебного долга – самое страшное, что может случиться с цензором. Махнуд бы рукой на капризную привереду – и вовсе никогда не узнал бы, что случилось с Радмилой. И не пытался бы узнать! Вычеркнул бы напрочь из списка контактов! Как бы это было прекрасно – уехал на рассвете в аэропорт, и все, и точка…

А теперь – шагай, ведя за руль скутер, и думай, и думай. А за тобой плетется женщина, которая уже поняла, что неплохо бы помолчать. И как с ней быть, неизвестно. Бестолковая женщина – в неприятности влипла, скутер потеряла и под меховым балахоном, наверное, вся в синяках. А ведь такой толковый модератор, и надо же… Ну и что с ней делать?

Столько времени было на нее потрачено… и ведь все так хорошо складывалось!..

Захар собрался с духом и вызвал патруль. Коротко объяснив, что беглый киберсквоттер, возможно, околачивается в развалинах, он велел перекинуть информацию о реалити-шоу в инфоцентр – там разберутся, что с ней дальше делать и кого высылать на охоту. Вроде как по закону такие шоу запрещены, но есть миллион оговорок, в которых разбираются только дежурные юристы инфоцентра.

Радмила слушала его короткие приказы и очень хотела, чтобы этот суровый мужчина, которого она, кажется, недооценила, наконец обратился к ней хоть с единым словом. Но слова не было.

Они молча дошли до дверей туннеля, соединявшего корпуса «Белых берез». Они и весь туннель прошли молча, и на площадке возле лифтов оказались. В кабинке Радмиле удалось встать так, чтобы наконец встретить взгляд Захара. Только тогда она могла бы задать вечный женский вопрос: так что же теперь будет с нами? Но собрать слова ей не удалось – вопрос получился безмолвный.

«Да, наверное, что задумали, то и будет, – также безмолвно ответил ей Захар, улыбаясь криво, потому что иначе не умел. – Тут уж ничего не поделаешь, мы хоть на одном языке говорим…»

С.П.СОМТОУ. ВНЕЗЕМНАЯ ЕРЕСЬ

Вы сочтете меня слишком молодым для должности инквизитора, но за всю свою короткую жизнь я перевидал немало черного зла. Ибо в тысяча четыреста сороковом году от рождества Господа нашего я, будучи послушником епископа Нантского и обладая прекрасным отчетливым почерком, часто призывался для записи исповедей, исполненных таких ужасов, что даже годы спустя не могу вспоминать о них без дрожи. Я говорю о признаниях в черной магии, ведовстве и ереси, способных пробудить сомнения даже в наиболее истовом из верующих и бросить чистейшие души в пучину отчаяния.

Благодаря своему разборчивому почерку я был назначен одним из писцов на процессе Жиля де Ре, прозванного Синей Бородой, где приходилось бесстрастно и аккуратно заносить в протокол описания истязаний и издевательств над малыми детьми, гнусных ритуалов и извращений, о существовании которых я до сих пор не подозревал. Когда же наконец маршала Франции приговорили к сожжению на костре, меня попросили изъять из протоколов наиболее омерзительные излияния преступника: правда могла повергнуть в ужас будущие поколения. Так что все мои усилия были потрачены впустую. Однако вымаранные страницы невозможно вырвать из душ наших. Раны, нанесенные этими страшными признаниями, до сих пор не зажили, и по ночам меня мучают кошмары.

Впрочем, даже этот гнусный процесс не смог приготовить меня к встрече с потерянной душой, несчастным, уверявшим меня, что он прибыл из иного мира. Только строжайшая самодисциплина помогла мне выдержать допрос, сохранив при этом, по всей видимости, душу свою нетронутой.

Суд над Жилем де Ре произошел лет двенадцать назад, и теперь я возвращался в Тиффаж, это проклятое место, где Синяя Бйрода совершал свои преступления. Мне поручалось новое расследование: простое, ничем не примечательное дело, из тех, которые младший инквизитор способен завершить за неделю. Его преосвященство, епископ Нантский благоволил ко мне и часто назначал вести подобные рутинные дела, которые, однако, помогают инквизиторам без особых затруднений подняться по лестнице церковной иерархии. Настораживало в этой истории лишь одно: огонь, сошедший с неба.

На берегу реки был замечен странный человек, покрытый коркой грязи и абсолютно голый. Возможно, он и демон, но, скорее всего, обычный смертный или деревенский дурачок, случайно забредший в чужую деревню. Мне предлагалось либо покончить с предрассудками крестьян, либо при необходимости действовать, как подобает истинному представителю церкви.

Разумеется, никто не хотел отправляться в Тиффаж. Я ощутил мрачную, давящую атмосферу задолго до того, как в конце дороги показался замок. Пусть путешествие на запряженной мулом повозке заняло всего три дня, я словно покинул мир людей и вступил в царство призраков. Небо за куполом церкви Святого Илария де Клиссон, казалось, никогда не светлело. Хотя был уже март, на земле все еще лежал снег. На, реке Крейм лед так и не растаял, в месте ее слияния с нантским Севром, там, где стоит замок, льдины громоздились одна на другую.

Когда мы добрались до деревни, солнце уже садилось. Нас в изобилии снабдили провизией, а также уложили в телегу орудия допроса, на случай, если таковых нельзя будет найти на месте. Впереди скакали два рыцаря, вернее, рыцарь с оруженосцем. Я не потрудился узнать их имена. Вместе со мной в повозке сидели брат Паоло, римский музыкант и по совместительству писец, вечно угрюмый брат Пьер и неизменно улыбчивый Жан из Нанта – добродушный парень, цирюльник по призванию и палач по ремеслу. Ну и я, разумеется, еще один Жан из Нанта. Жан Ленклад.

В нескольких часах пути от нас маршировал небольшой отряд из дюжины пехотинцев и конного капитана. Подкрепление, вероятнее всего, прибудет в деревню к полуночи и раскинет лагерь в поле.

Мои спутники всю дорогу пребывали в воинственном настроении. Теперь же, на закате, мы остро чувствовали тяжелую атмосферу этой деревушки. Вопреки обычаям, на грязной дороге, прорезающей центр деревни, где находился колодец, не было видно ни одного играющего ребенка. В лачугах царила тишина. Одна, немного побольше остальных, вполне могла сойти за постоялый двор. Из-под двери пробивался слабый свет и слышался шум, тут же стихший, когда на дороге раздались цокот копыт и скрип телег.

– Нам следует поторопиться, – окликнул я рыцарей. – До замка осталось меньше лиги.

После казни хозяина замок был заброшен, но там, по крайней мере, имелись стены и очаг, а также комната, где можно вести допросы.

– Заночуем на постоялом дворе, – предложил старший из двоих. У меня были определенные причины избегать ночевки в деревне, но открыть их окружающим я не мог. Поэтому стал уговаривать рыцаря:

— Шевалье, самое большее час пути, и мы окажемся в строении с каменными стенами: разожжем очаг, согреемся у огня и сможем спать в настоящих постелях. И все это бесплатно, – добавил я, ибо после казни Жиля де Ре земли временно отошли в собственность церкви, пока не уладится вопрос с наследством и не будут выправлены соответствующие бумаги.

— Хорошо вам говорить, отец мой, – возразил рыцарь, – но подумайте о'нас. Мой юный оруженосец так и вовсе насмерть перепуган: наслушался всяких историй.

Парнишка обернулся, и я увидел, что он действительно очень молод. Однако приходилось стоять на своем, чтобы поддержать авторитет церкви. Недаром инквизиторов учат этому с младых ногтей.

– Мы здесь не затем, чтобы будоражить деревню, – пояснил я. – Инквизиция – не цирк и не труппа бродячих актеров. Поэтому давайте доберемся до замка как можно быстрее, устроимся и разузнаем все обстоятельства дела.

– Как пожелаете, – буркнул рыцарь.

Но в этот момент двери постоялого двора распахнулись. До чего же знакомые лица: хозяин, еще более растрепанный и небритый, чем в нашу последнюю встречу, несколько местных жителей, дававших показания по делу маршала Франции. Однако я не заметил той, кого больше всех опасался увидеть, и поэтому облегченно вздохнул. Мои спутники истолковали сей вздох как чувство радости по поводу того, что перед нами вовсе не деревня призраков.

— Отец Ленклад, – воскликнул хозяин постоялого двора, – милости прошу!

— Мы спешим в Тиффаж, – запротестовал было я, но хозяин перебил меня:

– Здесь вы найдете все необходимое.

Дверь открылась еще шире. В дымном свете мы увидели несколько столов. Дивным запахом кроличьего рагу повеяло изнутри. Я понимал, что мои спутники едва не засыпают от усталости, к тому же особы, столкновения с которой я всячески хотел избежать, здесь могло и не оказаться. В конце концов, прошло десять… нет, двенадцать лет. Может, я в полной безопасности. Может, она просто убралась отсюда.

В цепи великих событий мой грех, думается, не столь уж велик, тем более, что за него я уже претерпел семь нелегких и весьма болезненных покаяний.

Мы сгрудились в обеденном зале, оставив без охраны повозку с вещами, ибо кто осмелится красть у Господа?

Нам предложили сесть на свободные скамьи. Обычные посетители – крестьяне с ребятишками – поспешно спрятались в тени. Стены покрывал налет из копоти и жира, но в очаге полыхал огонь, и рагу оказалось сытным и вкусным.

Пока мы ели, трактирщик почтительно молчал, только напомнил, что его зовут Анри. За ужином я узнал, что имя нашего рыцаря тоже Жан из Нанта, только он предпочитал называться Йоханом, поскольку мать его была фламандкой.

Только когда мы наелись досыта, Анри согласился рассказать нам, почему крестьяне договорились послать письмо в Нант, его преосвященству.

— Мы заперли того человека в подвале, – сообщил он.

— Надеюсь, он сыт и хорошо отдохнул?

Да, мы действительно пытаем людей, но при этом искренне их любим. Я никогда не начинал расследование с угроз и насилия.

– Да, мы его кормили.

— Двенадцать рыб, – сообщила стоявшая сзади женщина. – Я сама считала. Сырых. И с костями. Вы никогда не слыхали такого хруста, отец мой. Перепугал нас до смерти.

— Попроси ее выйти на свет. Похоже, у нее есть что сказать, – велел я, но тут же пожалел о своих словах, потому что, стоило женщине выступить из тени, как в памяти моей возник незабываемый облик.

Она тоже узнала меня, но выказала достаточно такта, чтобы опустить глаза и ничем не выдать нашего близкого знакомства. Даже в грубом крестьянском платье, при неверном свете огня она была по-прежнему прекрасна. Я смотрел на нее дольше, чем следовало бы, и втайне радовался, что догадался захватить кнут для бичевания.

— Твое имя? – спросил я, уже зная ответ.

— Алиса, отец мой. Я жена хозяина постоялого двора.

Значит, она вышла замуж. Насколько же, интересно, осведомлен ее муженек?

– Алиса, – мягко начал я, – расскажи о том человеке, что заперт в подвале. Если он действительно человек. Я читал письмо, адресованное епископу, но мы зачастую недоверчиво относимся к сообщениям о появлении дьяволов во плоти.

Крестьяне тревожно переглянулись. Алиса уставилась на меня. Была ли в ее взгляде некая тень упрека? Я так и не понял. В наступившем молчании слышалось только потрескивание дров.

– Дети, ну-ка выходите, – приказал хозяин, обращаясь к темному углу под лестницей. – Господин инквизитор не обидит вас.

И тогда я понял, что именно усмирило шум. Страх. Страх перед святейшей инквизицией.

– Простите нас, ваше преподобие. Но они доверяют весьма немногим людям, с тех пор как…

Анри резко осекся. На свет вышли трое детей: маленькая девочка лет семи, с жесткими, торчащими во все стороны волосами, еще одна, постарше, на пороге девичества: даже из-под грубого балахона выпирали соблазнительные округлости. Девочки почтительно присели. Третьим был мальчик лет десяти-одиннадцати, с длинными светлыми волосами, грязным лицом и ясными голубыми глазами. Он показался мне таким знакомым… только вот где я его видел?

Сам он не удостоил меня и взгляда. Только Алиса переводила глаза с него на меня. В это неловкое мгновение я понял все. Осознал, что в ее браке, рожденном отчаянием, не было любви.

— Они видели его, – сообщил тем временем трактирщик. – И все вам расскажут.

— Ничего мы не расскажем! – вызывающе бросил мальчик. – Они сожгут его на костре! А он – наш друг!

— Позволь церкви судить об этом, Гийом, – вмешалась Алиса. Не был ли ее голос окрашен нотками сарказма?

— Гийом, подойди и сядь подле меня, – как можно мягче попросил я. – Поведай о своем друге.

Я протянул руку, чтобы коснуться щеки мальчика. Он отпрянул было, но справился с собой и сел на скамью. Тем временем музыкант, рыцарь и палач уже успели опрокинуть несколько кружек эля. Я позвал брата Пьера и велел вести протокол.

Гийом старался держаться подальше от меня. Я все еще не смел допустить немыслимое: вероятно, мне следует признать мальчика и дать ему свое имя, ибо в этой захолустной деревушке у меня растет сын.

– Извините за грязь, отец мой, – произнес он наконец. – Это была моя идея. Остальные тут ни при чем.

Я вспомнил, что, по словам крестьян, странный человек был обмазан грязью. Пришлось подождать, пока мальчик заговорит снова.

— Это произошло неделю назад. Я бы и не заметил огня. Но сначала раздался этот непонятный шум. Нечто вроде шелеста. Я решил, что это, наверное, волк, а ведь у нас всего одна корова. Поэтому захватил нож. Когда я вышел из дома, было светло, как днем. Похоже, ночью на небе взошло солнце, только гораздо больше настоящего и голубое.

— Наш Гийом склонен к фантазиям, – перебил трактирщик. – Немедленно говори святому отцу всю правду, слышишь? Не смей врать! – И, обернувшись ко мне, проворчал: – Спеси у мальчишки, ровно как у благородного.

— Продолжай, Гийом.

— Я не сочиняю, – оправдывался мальчик. – И могу показать вам место, куда ударил огонь.

— Проклятая дыра! – завопил трактирщик. – Никто, кроме мальчика, не бывал там с тех пор, как все случилось. Огромный круг из поваленных деревьев на выжженной земле. Клянусь, это работа дьявола!

— Мы с сестрами хотели держать его при себе вместо собачки, – продолжал Гийом. – Но кто-то увидел и донес инквизиции. Вы собираетесь пытать его, отец мой? И меня будете пытать?

Мне вдруг так захотелось обнять мальчишку! Но я знал, что радость держать его в объятиях, тепло человеческой любви – не для меня. Я принадлежу церкви.

И поэтому, проигнорировав вопрос, я попросил:

– Гийом, отведи меня на это место.

— Клянусь всеми святыми! – охнул трактирщик. – Не могли бы вы просто сжечь демона и покончить с этим?

— Послушай меня! Я скажу только один раз и повторять не намерен. Ваши мужчины могли бы сами уладить это дело. Могли бы забить чужака палками, размозжить голову, похоронить в безымянной могиле, тем более, что вашего господина казнили, а статус деревни до сих пор находится под вопросом, так что подобное преступление наверняка прошло бы незамеченным. Но вы предпочли доложить обо всем церкви. Согласен, это было правильно и благородно с вашей стороны. Но поскольку церковь прислала своих людей, все произойдет согласно закону и процедуре. Если необходим суд, этот суд будет справедливым. Если потребуется пытка, все будет проводиться в соответствии с папской буллой Ad Exstirpanda, которая еще свыше века назад стала руководством для инквизиторов. Если мы приговорим подсудимого к казни, приговор приведут в исполнение мирские солдаты в Нанте. Мы не варвары, Анри, и не станем жертвами крестьянских суеверий.

Оставалось надеяться, что меня поняли.

Итак, я снова оказался на холоде, еще не успев потолковать с Алисой с глазу на глаз, ибо, если сказать честно, побаивался такого случая. Сейчас же нас сопровождали Гийом, бесстрашный брат Паоло, брат Пьер и шевалье Йохан с оруженосцем, державшим горящий факел.

Мы вошли в лес. Гийом шагал быстро, очевидно, зная здесь каждое дерево. Только через час мы достигли поляны. И когда стояли там, я, слушая вой ветра и обозревая при свете яркой луны сожженные деревья с обуглившимися ветками, видел на каждом клеймо дьявольских деяний.

Прежде всего, поляна оказалась идеально круглой. Ни один случайно упавший предмет, и даже рука человека не могли бы добиться такого. Растаявший было снег снова замерз скользким щитом, в самом центре которого торчал странный металлический предмет. То есть, скорее всего, металлический, вот только оттенок у него был пурпурно-фиолетовый. Стало быть, то не сталь и не бронза, Гийом вдруг взял меня за руку.

— Пойдемте, отец мой. Я покажу зам космический корабль. Там нет никого живого: просто груда искореженного металла.

— Космический корабль? – переспросил рыцарь Йохан.

— Это ОН так сказал, – пояснил Гийом и дернул меня за руку. Я последовал за дерзким мальчишкой. Он был храбр, поскольку ничего не ведал о темных силах, а я не мог выказать страха в его присутствии. Предмет был почти полностью скрыт подо льдом: мы видели только его верхушку. Непонятная штука состояла из тонких игл, завитков и кудряшек металла, прозрачной паутины, которую не мог бы соткать ни один смертный. При виде всего этого у меня упало сердце, ибо я понял: тот, кого заперли в подвале – не заблудившийся деревенский дурачок. Я стал горячо молиться Пресвятой Деве, но перед глазами неожиданно возник образ Алисы – Алисы с распущенными, развевающимися на весеннем ветру волосами, Алисы пышногрудой… и я задрожал, поняв, что темные силы должны были послать мне это видение, чтобы отвратить мысли мои от всего, что безгрешно и свято. Я знал, что сегодня мне предстоит долгое общение с кнутом, а наутро моя рубашка покроется пятнами крови.

Теперь мне, в отличие от мальчика, было по-настоящему страшно. Эти дьявольские обломки были для него чем-то вроде новой игрушки, а демон – всего лишь разновидностью домашнего любимца. Вот что это такое – вырасти в тени Тиффажа, мира, где зло, повешенное и сожженное на костре, все еще не желало разжать свои когти!

Гийом наклонился, с вполне естественным любопытством глянул на металл, попытался вырвать изо льда какой-то предмет, но тот не поддался.

Я посмотрел на мальчика… потом мимо, на голые деревья, за кото-рыми встречались две реки, туда, где стоял замок. Яркая луна играла на блестящем льду. Ветер свистел в безлистных ветках. Замок казался черной бесформенной массой; одна башня уже рухнула. Зло способно разъесть даже камень, разъесть изнутри.

– Идем назад, – коротко бросил я. Оруженосец с факелом немедленно повернулся. Он тоже что-то почувствовал. Брат Пьер записывал все, что увидел, и даже нарисовал дьявольское устройство на кусочке пергамента.

– Пойдемте, отец мой, – позвал Гийом. – Я отведу вас к нему. По пути в деревню мальчик от всей души затянул военную песню «Вооруженный солдат». Все мы боялись темноты и потому подхватили припев. Хор получился хоть куда. Однако как только мы вошли в деревню, наш пыл иссяк, и пение само собой смолкло. Но брат Па-оло успел шепнуть мне:

– У мальчика чудесный голос, хотя его вряд ли чему-то учили. Из него, пожалуй, кое-что получится. Приведу его к утренней мессе: он рассеет мрак и поможет поднять настроение здешних жителей.

Пока остальные мирно спали или только ложились в постели, Гийом повел меня в подвал. Наш вечно хмурый шевалье как всегда пошел следом, на всякий случай сжимая рукоять меча. Братья Пьер и Паоло присоединились к палачу, уже отправившемуся на ночлег в комнату на шестерых. Мне предстояло спать одному.

Парнишка открыл дверь, зажег несколько свечей и показал мне, что за создание прибыло в Тиффаж в огненном клубке.

С ног до головы покрыт грязью, как и описывали жители деревни. Полностью обнажен: состояние, дозволенное человеку только до совершения первородного греха. Ноги прикованы к стене цепями. Скорчившееся тело. Возможно, это помещение служило чем-то вроде темницы для жертв Жиля де Ре, ибо цепи эти были тонкими, какие обычно использовались для наказания или усмирения детей.

Гийом зажег еще пару свечей, и теперь я мог ясно видеть лицо твари. Глаза оказались большими, круглыми, печальными и странно прекрасными.

– Лен… клад, – произнес он мелодичным тихим голоском, от которого дрожь прошла по телу.

— Ты называл ему мое имя? – спросил я Гийома.

— Нет, отец мой. Он сам все знает. Похоже, видит людей насквозь.

Чужак продолжал смотреть на меня, и я ощутил, как что-то вторгается в мои мысли. Иное присутствие. Я попытался изгнать его, повторяя молитвы по четкам.

– Ты демон? – спросил я неизвестного. Призванный к ответу посланником церкви демон не может скрыть правду, ибо ад всегда склоняется перед волей небес.

Неожиданно перед моими глазами стали возникать образы. Я пытался читать молитвы вслух, дабы отогнать их. Но они продолжали мелькать, сменяя друг друга: твари с козлиными рогами, раздвоенными хвостами, жуткими ухмылявшимися рожами. Значит, он все-таки отвечал мне, пусть не словами, а картинками.

— Отойди, Гийом. Это создание только что показало мне… ужасающие вещи.

— Отец мой, – возразил Гийом, – он показывает лишь то, что скрыто в вашем сердце.

— Это монстр! Чудовище! – вскричал я, стараясь загородить ребенка от взгляда твари.

– Я не монстр, – неожиданно сказало ЭТО.

Слезы катились по его щекам, прокладывая глубокие канавки в слое грязи. И теперь я увидел, что крылось за глиняной маской. Нечто зеленоватое. Чешуйчатая кожа рептилии была явным признаком темных сил.

– Сын мой, – начал я, – ты пытался скрыть от нас его кожу?

— А иначе его убили бы, – оправдывался Гийом. – Они легко пугаются и верят во все сверхъестественное.

— Есть вещи похуже смерти, – возразил я, и новые образы возникли в моей голове: языки пламени и красные глаза дьявола. Я почти ощутил запах серы. – Завтра ты обольешь его водой, и мы увидим истинную степень его уродства.

– Я не монстр.

Теперь речь незнакомца была отчетливее прежнего. Раньше он пытался изъясняться, как деревенский идиот, каким я его когда-то считал; теперь же у него появился более утонченный выговор городского жителя.

– Отец мой, сначала он учился разговаривать у нас, а теперь перенимает вашу речь.

Я смотрел в глаза монстра и видел в них такое черное отчаяние, что понимал: когда-то он был среди тех, кого благословил божественный свет. Тех, кто теперь навечно лишен Присутствия Господа.

– Perditus es, – сказал я, зная, что дьявол должен понимать латынь.

– Per-di-tus.

Погибший. Заблудший. Не знаю, понял ли он или просто повторил сказанное… но тут он продолжил:

– Do-mum.

Он хотел вернуться домой. И даже употребил винительный падеж, так что не просто подражал моим словам.

– Ubi est domus tua?

Я спросил, где его дом.

– In caelo, – тихо ответил он.

Мой дом в небе.

Подобно самому Люциферу он посмел утверждать, что небеса – его отечество!

В подвале было холодно, но меня знобило не поэтому. Я окликнул шевалье Йохана:

– Уважаемый рыцарь, солдаты, должно быть, уже прибыли. Вам следует поехать к ним. Прикажите не разбивать лагерь, а следовать прямо к замку. Пусть вычистят несколько комнат, а на рассвете отслужат мессу в тамошней часовне, чтобы изгнать зло, нависшее над замком и деревней. Велите им крепко связать проклятого и поместить его в замке, как подопечного церкви. Попросите их смыть грязь с проклятого и одеть его, чтобы не смущать взгляд Господа его наготой.

Мальчик с тревогой уставился на меня.

— Вы сожжете его! Нашего друга! Он играл с нами!

— Он не друг тебе, дитя мое. А теперь иди.

Я отпустил всех, потребовав немедленно покинуть подвал.

Но тут чужак сказал так тихо, что я вовсе не был уверен в том, слышал ли его речь собственными ушами или она просто возникла в глубинах моего разума:

– Я не монстр. Я из другого мира. Я заблудился. Умоляю, отошлите меня домой.

Я надеялся на несколько часов покоя, перед тем как отправиться в замок, чтобы отслужить утреннюю мессу, но моему желанию не суждено было сбыться. В маленькой клетушке, отведенной мне за кухней, я при свете свечи перелистывал привезенные с собой книги, пытаясь найти сведения о странном создании. Был ли он обитателем ада, каким-то образом вырвавшимся на свободу? Может, умоляя отправить его домой, он надеялся на что-то вроде спасения? Искал примирения с Богом? Крылся ли под этой кожей деревенский дурачок, которым овладел дьявол? Можно ли его исцелить, если изгнать дьявола из плоти? Или это посланник темных сил, явившийся, чтобы меня искушать?

Но все это лишь предположения. Именно поэтому и необходим справедливый суд. В короткие предрассветные минуты я опустился на колени, чтобы помолиться, но прежде янял рясу и власяницу, вынул из сумки кнут в пятнах засохшей крови и принялся бичевать себя, не жалея сил.

Из покаяния ничего не вышло. Стоило мне произнести первые слова «Отче наш», как в комнату без приглашения вошла Алиса. Похоже, мое благочестие подверглось новому испытанию.

– Отец мой, – вымолвила она и тут же воскликнула: – О, Жан, любовь моя!

Я задрожал. По моей спине все еще струилась кровь, и возможно, меня корчило от боли, хотя к ней я уже должен был привыкнуть… но нет, то был трепет душевный.

— Прошло много лет. Мы проявили слабость.

— Легко вам говорить, отец мой, – возразила Алиса. – Я платила за наш грех каждый день все эти годы. Но пришла сюда не затем, чтобы упрекать вас. Я знаю, как горько вы каетесь, бичуя Себя. Однако есть покаяние иного рода. Гийому не следует расти здесь, в этом захолустье. Он – ваша плоть и кровь. Можете ли вы признать это?

— Такое решение трудно принять за один день. Мальчик знает?

— Возможно. Мне трудно утверждать. Я видела, как вы смотрели друг на друга. Он мог догадаться. И у него ваши глаза. Именно за это я люблю Гийома больше жизни.

— Алиса, – вздохнул я, – на свете существуют кардиналы, имеющие детей, и папы, которые делали своих бастардов кардиналами. Но епископ Нантский не настолько широко мыслит. И я – доминиканский монах. Учитель. Как будет выглядеть, если все узнают, что я презрел собственные наставления? Неужели я должен отказаться от обетов, данных Господу?

— Разве ты уже не сделал этого, Жан?

Тут мне нечего было ответить: она права. Hp я покаялся. Господь простит мне, даже если епископ Нантский придерживается другого мнения на этот счет.

— Так как же мне быть?

— Возьми сына с собой. Тебе необязательно признавать его. Сделай Гийома своим слугой. Он сумеет выучиться читать и писать. У него прекрасный голос. В будущем он сможет стать придворным музыкантом или соборным певчим.

— Но для этого его придется оскопить, – возразил я. – А некоторые мальчишки умирают под ножом цирюльника.

Судя по лицу Алисы, она и не подозревала, что делают с маленькими певцами. О, я слышал изумительных исполнителей с ангельскими голосами. Источник бесконечной меланхолии, звучащей в их песнях – это, скорее всего, раны, нанесенные мужскому достоинству. Пусть раны со временем заживают, остается желание, которое никогда не будет удовлетворено.

– Я не понимаю подобных вещей. Знаю только, что у тебя есть власть. Ты можешь вызвать солдат, и они по твоему приказу бросят в темницу любого. У твоего сына злой отчим: он не желает кормить чужого ребенка и тратить средства на бастарда. А ведь он – самый влиятельный человек в деревне, которая, по мнению многих, уже проклята. Ты должен взять Гийома. Можешь бичевать себя, сколько хочешь, но неужели ты не видишь, что заодно наказываешь и своего сына?

Я приехал в Тиффаж, чтобы расследовать преступление против Бога. Но не следует ли подвергнуть допросу меня самого?

Алиса поцеловала меня. Я словно окаменел, но не смог ожесточить своего сердца. И поэтому отвернулся. Мне нужно оставаться чистым, ибо утро недалеко, а еще предстоит месса и изгнание дьявола из несчастного.

– Прошу прощения, отец мой, – пробормотала Алиса, поклонилась и затем покинула комнату. Но ее запах по-прежнему стоял в ноздрях. А рана заныла с новой силой.

Но почему рана, какая рана? Нет никаких ран. Не следует ли мне последовать примеру едва не погибшего мученической смертью Оригена note 9 и сделаться евнухом во имя Царствия небесного? Очевидно, обеты Богу – пустое обещание. Только удар ножа знаменует правду.

Хотя и брат Паоло, и Алиса утверждали, что Гийом хорошо поет, я смог убедиться в этом только утром, когда служил мессу в часовне. Брат Паоло нашел старый псалтырь и заставил мальчика пойти вместе с нами в замок, где обучил его короткому псалму, положенному на музыку Дюфаи Бургундца**, и во время сбора пожертвований они дуэтом исполнили псалом. Сам брат пел партии тенора и альта, а Гийом ухитрялся брать самые высокие ноты, казалось, парившие в воздухе и взлетавшие к небу…

Но прежде следует заметить, что за завтраком, состоявшим из ломтя ржаного хлеба и чаши с вином, шевалье Йохан сказал, что сделал все, как я повелел. Они забрали с собой крестьян, которым велели вытереть пыль и помыть полы в нескольких помещениях замка. Крестьяне исполнили все без малейших возражений, ибо боялись солдат куда больше, чем проклятия Синей Бороды.

Часовня, где маршал Франции творил самые омерзительные кощунства, уже к рассвету была очищена от грязи. Крестьяне, проделавшие всю работу, остались послушать мессу, но из деревни также явились несколько человек, возможно, надеявшихся на то, что прикосновение облатки к их языкам поможет заглушить навязчивый вкус ужаса.

Так вот, как уже было сказано, именно во время сбора пожертвований брат Паоло и его новоявленный ученик исполнили псалом. Крестьяне, разумеется, ничего не могли предложить, кроме нескольких караваев и головок сыра; однако наш палач с улыбкой расхаживал между ними, благосклонно принимая дары. Простофилям и в голову не приходило, каково его истинное ремесло.

Дюфаи положил на музыку божественный сонет Франческо Петрарки. Наверное, брат Паоло специально выбрал его, поскольку композитор, хоть и бургундец, все же побывал в Италии, и в музыке чувствовалось отчетливое итальянское влияние, ведь именно итальянцы ввели в моду давать основную партию самым высоким голосам, низводя остальные до роли простого аккомпанемента.

Слушая слова, я ощущал, как щемит сердце, ибо Петрарка поведал нам о Пресвятой Деве, представшей в лучах солнца и звезд.

И плод чресел моих пел эти слова, и ноты дрожали в ледяном воздухе, поднимаясь все выше и вьппе, словно лестница в небо…

In caelo.

Это жалкое создание утверждает, что живет на небе! А теперь он еще и наложил на меня проклятие, и я не мог видеть лица Пресвятой Девы в лучах звездного света. Вместо этого перед глазами упрямо вставало лицо земной женщины, женщины, чей чувственный запах и влажные губы взывали ко мне, искушая, соблазняя на грех; женщины, каждый жест которой отзывался обольщением Евы и коварством Змея. Я стоял, не шевелясь, и по лицу катился пот, хотя в церкви было холодно.

А голос моего сына все продолжал взлетать к потолку… и вдруг резко упал вниз. Луч света прорвался в восточное окно и осветил алтарь. И голос моего сына был этим светом. Он вывел меня из темноты. В мелодии слышался глас самого Бога!

И я увидел красоту в его глазах, моих глазах…

Теперь я твердо знал, что должен распрощаться с греховным прошлым. Исправить причиненное мною зло. Должен спасти своего сына. Алиса, грешная женщина, оказалась посланницей высших сил. Эти сладостные звуки не должны погибнуть зря. Мальчика следует оскопить: Господь, вне всякого сомнения, сам направит нож ради спасения столь совершенного голоса. Мой сын не узнает грехов плоти. Господь не допустит его падения, как допустил мое. Тецерь я понимал, почему Спаситель направил меня в Тиффаж.

Но до поры я сохранил это откровение в сердце своем.

В папских предписаниях допускается только два допроса, но ничего не говорится о времени. Поэтому в обычае инквизиторов никогда не объявлять об окончании заседания, с тем чтобы предписанные методы установления истины могли применяться без помехи, пока нужные сведения не будут получены.

Первое заседание, во время которого предполагалось обойтись без пыток, я предпочитал проводить в хорошо освещенном помещении, где атмосфера не была столь угрожающей. Поэтому мы воспользовались самой большой комнатой в замке. Если не считать скованных ног, узнику давалась полная свобода сидеть или стоять. В его распоряжении даже был табурет. Я сам занимал то, что ранее было судейским креслом маршала. По обе стороны сидели брат Паоло со своими книгами и руководствами, и брат Пьер, с пером, чернилами и пергаментом. Присутствовали также Жан Цирюльник, наш шевалье и несколько солдат. Народу было так мало, что мы словно терялись в огромном помещении.

Только узрев создание при дневном свете, я понял, почему мальчишка обмазал его грязью. Он был зеленым. О, нет> не ярко-зеленым, как трава или изумруд: кожа его имела зеленовато-серый оттенок. Его обрядили в тунику, дали пояс и башмаки, так что необычная внешность не слишком бросалась в глаза, тем более, что прежде всего вы замечали его глаза. Но я сумел заметить то, чего не увидел в тусклом свете подвала: на его руках были перепонки, в точности как на утиных лапах.

Время от времени в какой-нибудь Богом забытой деревушке рождаются дети с перепонками на руках и ногах, и крестьяне, не колеблясь, убивают их, ибо избавление от монстра – не преступление. Я никогда не слышал, чтобы кто-то из этих тварей дожил до зрелых лет.

И все же, если не считать неприятного окраса кожи, чешуи и перепончатых рук, создание не излучало ауры зла. По крайней мере, не при таком ярком свете. Мне он показался скорее жалким, чем ужасающим.

Хотя я и помнил, что он знает латынь, все же решил начать допрос на вульгарном наречии.

– Твое имя, – начал я.

– У нас не бывает имен. Все мы части Целого. Имена – это плохо, они отгораживают нас от Единого.

Что за чушь?!

– Но у тебя должно быть имя, – возразил я.

Это был кошмар любого бюрократа: все бумаги есть, но вы не можете начать допрос, поскольку подобные вещи регистрируются согласно именам обвиняемых, а если имени нет, что прикажете делать?

– Мы дадим тебе имя, – решил я и обратился к брату Паоло: – Выбери любое. Не будем чересчур усложнять и без того запутанное дело.

– Называйте меня Гийомом? – предложило создание.

Имя Гийом, как и Жан – одно из наиболее распространенных во Франции. Но я невольно подумал, что существо выбрало это имя, дабы уколоть меця моим грехом. Я хотел остановить Паоло, но тот уже внес имя в протокол.

– Ошибаешься, – вдруг объявил монстр Гийом. – Я чту его, ибо он мой первый друг в этом мире.

Его французский то и дело менялся: иногда был идеальным, иногда почти непонятным, словно незнакомец составлял предложения, выбирая их из груды слов.

— Почему ты говоришь «этот мир»? Ты живешь в другом?

— Я заблудился. Мой мир далеко.

— Где же он, твой мир?

Монстр Гцйом молча показал на потолок.

– Значит, ты ангел?

– Ангел? Э-э-э… – озадаченно протянул он, судя по выражению лица, выискивая нужное определение в некоем источнике информации. – А! Вы имеете в виду Аггелоа.

Я недоуменно вскинул брови.

— Посланца, – уже по-французски пояснил он. – Да. Я посланец.

— Итак, ты претендуешь на звание члена воинства небесного.

— Я упал с неба.

– Слушайте! – вскричал брат Паоло. – Он обличает себя собственными устами! Это падший ангел!

Что за бред! Почему бы подобному созданию не появиться при королевском дворе или перед самим Его Святейшеством? К чему падшему ангелу выбирать захолустную деревушку, чтобы принести послание в этот мир?

Но стоило хорошенько задуматься, как ответ становился очевидным. Совершенно ясно, что гнусные ритуалы, практикуемые Жилем де Ре, оставили здесь нечто вроде духовной бреши. Когда человек убивает сотни детей, чтобы насытить свое вожделение, призывая при этом имена темных сил, естественные последствия неизбежны. Ибо даже крошечный грешок -г-, ужасное оскорбление Господа, а грехи маршала Франции были чудовищными, словно Синяя Борода вырыл колодец, проходивший прямо в ад! Почему бы врагу рода человеческого не появиться из адских глубин в облаках жгучей серы, с тем чтобы искушать умы невинных?!

И все же допрос требовал проведения элементарных испытаний.

— Знаешь ли ты молитвы, возносимые Господу нашему? – спросил я.

— Откуда мне знать подобные вещи? – удивился монстр. – Я пришел с неба.

— Боюсь, нам не остается ничего иного, как применить пытки, – заметил Жан Палач. Я, как и все мы, знал, что он вовсе не спешит доставать свои орудия, но, подобно моим спутникам, понимал, что такое долг.

— Давайте не будем спешить, – предложил я. – Никогда не поздно проявить жестокость. Я предлагаю вначале испробовать экзорцизм.

Как того требовал обычай, в протокол было внесено, что в заседании наступил перерыв. Мы отправились обедать, надежно приковав цепями узника в зале совета и оставив его под охраной.

Хозяин постоялого двора приготовил жареных уток. Еду в замок принес мой сын. Хотя мы отослали его домой после утренней мессы, он изобрел предлог поскорее вернуться.

Мы наскоро поели и приготовили наше облачение, кропило и большой котел со святой водой. Я попросил шевалье послать гонца в Нант, поскольку заподозрил, что нам понадобится подкрепление: не солдаты, а более опытные демонологи. Потом я почтительно поцеловал фиолетовую епитрахиль, прежде чем возложить ее на саккос. Я самым серьезным образом отношусь к церемонии экзорцизма.

Но, вернувшись в залу совета, я застал обоих Гийомов беседующими о чем-то. Кроме них, в помещении никого не было.

– Что ты здесь делаешь? – завопил я.

Мой Гийом отпрянул. Секунду назад я видел, как он склонялся над узником с чашей в руках.

– Простите, святой отец, я давал ему напиться.

– Именно тебе, одному из многих, следует держаться подальше от нечестивца. Он уже успел отравить твой разум! Это создание способно читать мысли и использует свое умение против нас, особенно против тебя. Твоей бессмертной душе грозит гибель.

Он молча смотрел на меня, и я почувствовал… вызов! Но мой Гийом тут же склонил голову и попятился.

– Знаешь ли ты, что я намерен сделать? – спросил я монстра.

Вопрос был задан не зря: когда над демоном собираются проводить церемонию экзорцизма, он чует это заранее и, стоит внести в комнату святую воду, принимается выть, осыпает священника непристойностями, и в комнате поднимается серная вонь, для устранения которой лучше всего не жалеть ладана. Поэтому я поспешил приготовить два кадила, и сладостный аромат уже лился в комнату. Но монстр Гийом и глазом не моргнул.

Я начал церемонию изгнания дьяволд, окунув кропило в святую воду и призвав в свидетели Отца, Сына и Духа Святого, вместе со Святой Девой, Святым Петром, Святым Михаилом, Святым Дени и всей небесной компанией. Брат Пьер открыл руководство по экзорцизму – древний, богато иллюстрированный том, запиравшийся на ржавые застежки. Брат Паоло поднес распятие к лицу узника, но создание даже не съежилось, просто с любопытством уставилось на крест и несколько раз моргнуло.

После вступительных заклинаний я, собрав все внутренние силы, прокричал слова, изгоняющие дьявола:

– Изгоняю тебя, нечестйвейший дух, враг рода человеческого, изгоняю ныне и присно и во веки веков, во имя спасителя нашего Иисуса Христа…

И с каждым крестным знамением я взмахивал кропилом, зная, что силы, заключенные в святой воде, выжгут дьявола из плоти существа…

Но монстр Гийом продолжал озадаченно моргать. Неужели его совершенно не трогает слово Божье?

Когда ритуал подошел к концу, он неожиданно заметил:

– Интересная церемония, отец Ленклад. Что она означает? Нельзя ли повторить ее, чтобы я смог продемонстрировать записанную в памяти сцену своим друзьям на небесах?

Ужасный гнев загорелся во мне. Он издевается надо мной! Насмехается над Господом всемогущим!

Но я тут же понял, что моя слепая ярость – тоже грех. И поэтому вышел во двор глотнуть свежего воздуха. Я тяжело дышал, а сердце тревожно колотилось. Во дворе я увидел сидевшего у колодца Гийома.

Мой сын вытащил ведро с водой и дал мне напиться. Хотя полуденное солнце светило ярко, на камнях, которыми был вымощен двор, по-прежнему лежали снежные холмики. Гийом протянул мне чашу. Солнце в этот момент стояло за его спиной, ветер ерошил волосы, и я увидел в его лице того, кем когда-то хотел стать, но уже никогда не стану… Впрочем, возможно, момент был неподходящим.

Я жадно осушил чашу, и вода остудила желчь.

– Как он? – спросил мой сын. – Ему очень больно?

На его лице я увидел нескрываемое сострадание и подумал про себя: «Гийом, сын мой, как ты добр, если чувствуешь христианскую любовь даже к подобному созданию!»

Мне так хотелось обнять его!

Но нас учат избегать тепла человеческой близости, ибо даже за самыми невинными ласками может таиться опасность греха. Простое прикосновение к мальчишеской руке пробуждало неестественную страсть во многих священнослужителях. Лучше не рисковать. Любовь лучше всего испытывать наедине с собой. Духовную любовь.

Я проклинал себя, называя лицемером за подобные мысли: ведь всего лишь вчерашней ночью Алиса бросилась мне на шею, и я с трудом оторвался от нее, чудом избежав искушения.

Вслух я сказал только:

– Мы еще не приступали к пыткам, сын мой. Возможно, мы сумеем обойтись безкрайних мер, если допрашиваемый чистосердечно признается во всем на второй стадии допроса. В таком случае Господь пощадит нас, и мы будем избавлены от мук скорби и тоски.

Весь день я, не щадя сил, размахивал кадилом, а когда руки устали, попросил братьев очистить создание от затаившегося в нем демона. Я выкрикивал слова ритуала. Три раза мы приказывали дьяволу удалиться. Три раза я поливал монстра Гийома водой и произносил священные слова, слова, от которых сатана должен был содрогнуться в глубинах ада. И все же узник не сдавался. И даже не выказывал страха. Он вообще не проявлял никаких эмоций, кроме разве любопытства.

Безмерно уставший и раздраженный, я наконец швырнул в него котлом и попал в голову. Вода разлилась, и облака пара поднялись в воздух. При столь неожиданном обороте событий существо скорчилось, и я немедленно устыдился, ибо не подобает священнику проявлять гнев. Но, вглядевшись в него, я заметил, что лужицы воды кипят, а из раны на лбу узника сочится густая зеленая слизь. Создание задрожало, словно перед припадком падучей, да так сильно, что цепи зазвенели. Грохот этих цепей, казалось, мог пробудить мертвого. Волны жара исходили от него, и нечеловеческие звуки рвались из горла: наконец я увидел обычные признаки одержимости сатаной.

Но тут перед моим потрясенным взором края раны на его лбу сошлись, лужицы воды перестали кипеть, и в комнате воцарился прежний ледяной холод.

А монстр продолжал сидеть, как ни в чем не бывало.

Я почти рухнул в свое инквизиторское кресло. Лицо стало мокрым от пота. Я велел принести вина. Создание медленно приходило в себя, затем приняло прежнюю позу.

Я сложил ладони и стал молиться.

– Господи, – шептал я, – я уже изнемог. Но демон не поддается нашим увещаниям. О, Господи, дай мне сил. Моя вера подвергается тяжкому испытанию.

Эти слова я произнес неслышно для окружающих. Поэтому я крайне удивился, получив ответ не с небес, а от моего зеленокожего врага.

– Знаете, отец, – сказал он, – существует еще одна возможность. Нас предупреждают о недопустимости каких бы то ни было бесед с дьяволом, ибо они непременно ведут к отчаянию и ослабляют волю. Но прежде чем мне пришла в голову эта мысль, я уже спросил:

– Какая же именно?

– Вполне вероятно, что я вовсе не одержим дьяволом и не солгал вам, утверждая, что прибыл из иного мира.

Я не посмел ответить из страха поддаться новому искушению, ибо знал, что мы противостоим очень могущественным силам. Что эта тварь весьма упорна и свет правды может проникнуть в нее только после огромных усилий. Если создание не одержимо демоном, значит, делает столь кощунственные заявления по собственной воле, а это означает, что он еретик.

Я глотнул еще вина и велел увести испытуемого в подземную темницу. Это расследование неумолимо двигалось по опасной тропе. Тем не менее воля Господня должна быть исполнена.

Я поскакал в деревню, потому что не мог спать в одном доме с этой тварью. Конечно, и в деревне мне пришлось столкнуться с демонами. Но по крайней мере это были мои собственные демоны.

Добравшись до постоялого двора, я поужинал вареным луком-пореем и кусочком жирного голубя. И долго сидел один над кружкой теплого эля, после того как остальные ушли спать. Кажется, я слегка задремал и проснулся от странного шума: возможно, это обрушились догоравшие в печи угольки. Передо мной стоял мой Гийом.

— Сын мой, – сказал я, как обратился бы священник к любому мальчику. И все же немедленно испугался, что был слишком откровенен.

— Отец мой, я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.

— Должен ли я выслушать твою исповедь?

— О нет, дело не в этом. Брат Паоло потолковал со мной. Он считает, что я должен покинуть деревню и попытать счастья, зарабатывая на жизнь пением. Он сказал, что такой голос, как мой, ублажит сердца прелатов и королей. Рассказывал мне о больших городах, которых я никогда не увижу, если застряну здесь, убирая навоз за свиньями. Мать твердит то же самое. Но они еще признались, что я должен кое от чего отказаться. Отказаться от своего мужского достоинства. Я этого не хочу.

– Они тебе все объяснили?

– Да. Если меня оскопят, я никогда не стану мужчиной. Но при этом никогда не потеряю голос. Они убеждены, что я должен принести эту жертву, иначе навсегда останусь крестьянином, да еще и бастардом при этом. Но я знаю, что это очень больно, а бывает, люди и умирают под ножом.

– Что ты ответил своей матери? – спросил я.

– Что мне вовсе не хочется этого делать. Я боюсь. И без того мне слишком часто приходится терпеть боль. Хозяин постоялого двора… – Он поколебался, но все же смело продолжал: – Да. Я бастард.

И, повернувшись спиной ко мне, приспустил тунику. Я увидел начинавшие желтеть синяки и красные рубцы на спине мальчишки и сжал кулаки от ярости. Но все же сдержался, ибо гнев – один из семи смертных грехов. Воистину мой грех единственной ночи пал на следующее поколение. Но если мой сын согласится на оскопление, надлежащее покаяние будет принесено.

– Да вы не жалейте меня, отец мой. Меня часто порют. Просто ему ничем не угодишь.

— Сядь рядом со мной, Гийом из Тиффажа, – велел я. Мальчик повиновался. Его близость ужаснула меня.

— Но твоя мать считает, что ты должен подвергнуться операции?

— Она говорит, что решение целиком зависит от меня.

— И каково же оно?

Я осмелился ласково коснуться его волос. На этот раз он не отстранился.

— Я ответил ей, что сделаю, как вы повелите, отец мой.

— Почему именно я?

— Потому что вы мой отец.

– Кто тебе сказал? – вскинулся я. – Твоя мать клялась мне, что словом не обмолвится о нашей…

— Она не выдала вас, отец мой. Я сам узнал.

— Но как?

— ОН сказал мне, отец мой.

Следует ли мне поведать о том, как плакал мальчик, рассказывая, что много лет мечтал увидеть своего родного отца? Что представлял его крестоносцем, воином, охотником, принцем, трубадуром, волшебником, но даже в самых безумных фантазиях не думал о священнике. Следует ли поведать о том, как его слезы растопили мою сдержанность, и я наконец обнял его со всей радостью незамутненной любви?

Нет, я не должен говорить этого. Потому что в тот момент ничего подобного не случилось. Вместо этого я просто ответил:

– Тогда я приказываю тебе.

– Я сделаю все, что вы велите мне, отец, – кивнул мальчик и, встав, приложился сухими губами к моей сухой щеке, после чего молча ушел.

Я подумал о боли и ужасе, которые обрушил на него. Но подумал и о Боге-Отце, который точно знал, какую боль придется перенести спасителю нашему, его единственному сыну. И только сейчас, когда меня никто не мог увидеть, дал волю слезам. Я плакал, пока не впал в забытье. Перед рассветом меня отыскали и разбудили. Настало время возвращаться в замок и служить мессу. Поскольку та часть расследования, которая именуется «мягким убеждением», была завершена, казалось более удобным проводить допрос в подземной темнице. Пытки необходимо применять лишь по зрелом размышлении. В конце концов, как бы ни спешила инквизиция получить доказательства, Жанна д'Арк никогда не подвергалась пыткам.

Подземелья были мрачным сердцем Тиффажа. Именно здесь Синяя Борода однажды нагромоздил гору из голов убитых им детей, чтобы сравнить их и определить, которая из жертв красивее всех. Именно здесь маршал Франции содержал своих пленников, заманивая их в замок обещаниями места в церковном хоре или должности его личного пажа. Именно здесь он удовлетворял свою похоть, после чего неизменно топил жертву в ее собственной крови.

Но мы, разумеется, не собирались запытать подследственного до смерти. Мало того, во время допроса совсем не обязательно проливать кровь. Кровопролитие – удел солдат. Мы же заботимся только о душе.

Законами церкви разрешено применять пытки только один раз, хотя, по неписаному закону, допрос с применением пыток может продолжаться несколько часов, а иногда и сутки.

Я вошел в выбранное моими спутниками подземелье, освещенное только факелами, сырое и мрачное. В грязи под ногами копошились мыши и черви. Но так нужно, ибо полагается, чтобы допрашиваемый испытывал чувство полнейшей беспомощности и, следовательно, как можно скорее сознался. Жан Палач уже разложил свои инструменты. Специально для меня сверху принесли кресло инквизитора, под которое подостлали дорогой ковер. За письменным столом уже сидел брат Пьер с разложенными перед ним протоколами и пером в руке. При свете свечи он вносил в протокол необходимые предварительные записи.

Монстр Гийом был раздет догола, ибо позор публичной наготы часто побуждает грешника к исповеди. Я, разумеется, отвел глаза, ибо служителю церкви не подобает смотреть на такие вещи; однако любопытство заставило меня забыть о правилах поведения, и я невольно впился глазами в допрашиваемого.

Зеленоватый оттенок его кожи, казалось, принадлежал рептилии, а не человеку, и выглядел еще более отвратительным в тусклом свете подземелья. Палач уже привязал веревки к его плечам и прикрепил гири к ногам, но ждал моего сигнала, прежде чем начать пытки.

Когда мои глаза привыкли к полумраку, я встал, чтобы пристальнее всмотреться в него, в надежде на какой-то знак, который позволит мне избежать пыток. Например, лишняя пара сосков могла означать принадлежность к сонму колдунов и ведьм, а обрезанный мужской орган указывал на то, что он еврей. И тогда нам оставалось только убедить его признаться.

Но у этого чудовища вообще не оказалось сосков и чего-то, хотя бы отдаленно напоминавшего орган размножения. Его грудь была покрыта чешуей. Сразу от талии начинались ноги, тоже чешуйчатые, как и все тело.

– Вы, кажется, удивлены, отец мой, – заметил он.

– Ты… ты евнух от природы. И никаких сосков… ты не мужчина и не женщина… будь ты женщиной, не мог бы кормить ребенка… будь ты мужчиной, не сумел бы зачать младенца… ты оскорбление природы! Мерзость! Гнусь!

Я испытывал невыносимый ужас. Таких уродов всегда убивают при рождении.

— Мои собратья не нуждаются в подобном способе размножения, – пояснил монстр Гийом. – Мы все – дети Единого.

— То есть, судя по твоим словам, на тебе не лежит бремя первородного греха?

— Что есть грех? – не понял он.

— Разве ты не почитаешь Бога?

— Кто такой Бог?

— Бог – это все.

— В таком случае, Бог – это я.

Больше я не мог это выслушивать и потому подал Жану знак вздернуть нечестивца на дыбу. Когда гири оторвались от земли, я услышал треск выворачиваемых плечевых суставов.

– Ты издеваешься над Богом?! – вскричал я. – Смеешь заявлять, что на тебя снизошла благодать?

Он передернулся, и с губ сорвалось змеиное шипение.

— Больше гирь! – завопил я. – Ты нам признаешься!

— В чем мне признаться?

— В ереси! Ты еретик, потому что утверждаешь, будто свободен от грехов: состояние, которое имеет власть даровать одна лишь Святая Церковь, после исповеди и отпущения грехов. Сознайся!

— Я не еретик. Я прибыл из другого мира. Я заблудился. Отошлите меня домой.

— И каким образом мы можем отослать тебя домой? Ведь ты заявляешь, что твой дом на небесах!

— Я уже объяснил твоему сыну, каким образом могу попасть домой. Первый способ – связаться с материнским кораблем. Но прибор сейчас подо льдом. Следует подождать, пока лед растает, и…

При упоминании моего Гийома я впал в еще большее бешенство. Какими соблазнами он смущал душу моего сына? Какой яд вливал в его сердце?

Я велел палачу добавить еще гирь. Каждый стон, каждое шипение брат Пьер прилежно заносил в протокол. Руки допрашиваемого были неестественно вывернуты, мышцы рвались; глаза чудовища вылезли из орбит, а сам он, похоже, стонал. Но криков боли я не слышал и поэтому, ожесточившись, велел Жану Палачу добавлять новые гири, пока тяжесть не оказалась непосильной для любого смертного. Й это доказывало, что за столь ненатуральной стойкостью стоит сам сатана. Подобное обстоятельство еще сильнее подогревало мою ярость.

– Признайся, что отвергал Святое причастие! Что ты еврей! Колдун! Что ты спознался с самим сатаной! Что ты катар! Что ты валь-денс! note 10 Признай хотя бы одну ересь, и я прекращу пытки!

Именно в этот момент, когда я был экзальтирован до предела, руки узника оторвались и со стуком рухнули на пол. Зрелище было кошмарным, особенно когда по оторванным конечностям забегали крысы. Из ран полилась зеленоватая жидкость. Руки сгибались и разгибались, словно жили собственной жизнью.

— Мы пролили кровь! – ахнул я, ужаснувшись тому, что нарушил указания папы. – Жан, ты должен немедленно ее остановить.

— Не понимаю, – растерялся палач. – Я не прилагал столько сил, чтобы вырвать его руки.

Мой подручный был обескуражен: истинный профессионал не должен совершать подобных промахов.

Палач поспешно нашел тряпки, чтобы не слишком много крови пролилось на землю, ибо именно это запрещает буква закона. На полу темницы оказалось немного соломы – постель узника, – и Жан набросил ее на еретика, чтобы кровь хоть немного впиталась.

Но тут вмешался брат Паоло:

– Она зеленая, отец. Это не кровь!

Оторванные руки сначала раскачивались взад-вперед, а потом зашипели и стали тлеть. Едкий зеленый дым наполнил темницу. Я приказал зажечь новые факелы. Нужно было видеть, что мы делаем. Омерзительная зеленая жидкость брызгала нам в лица. Я убедился в правоте брата Паоло. Это не кровь: не та консистенция, нет характерного запаха. Жан Палач не нарушил закон.

Тем временем монстр Гийом извивался на каменном полу среди червей и крыс. С губ лился какофонический поток несвязных слов. Вне всякого сомнения, это было нечто вроде гнусного колдовского обряда, как, например, чтение в обратном порядке молитв, обращенных к Господу нашему. Одно ясно: здесь присутствовала настоящая некромантия, поскольку те места, где у монстра раньше находились руки, внезапно затряслись, завибрировали, и сквозь плоть пробились маленькие зеленые стебли… Подумать только, он отращивал новую пару рук, словно ящерица – хвост.

Я тупо взирал на происходящее. Невнятица вдруг превратилась в связные фразы!

– Я не еретик. Я из другого мира. Умоляю, отошлите меня домой. Я могу подождать оттепели. Или включите мой внутренний монитор, чтоб связаться с кораблем…

Да, язык был мне знаком, но я не понял и половины.

— Его тело, как по волшебству, само себя исцеляет! – ахнул Жан Палач, и я вспомнил миф о гидре, которая тут же отращивала новую голову взамен отрубленной.

— Но, – вмешался брат Паоло, наблюдая, как перо брата Пьера выводит букву за буквой, – регенерация плоти и тот факт, что в теле не содержится крови, раздвигает границы правил, установленных папой. Я вижу лазейку в процессе применения пыток…

Я мгновенно понял, о чем он. Без крови, без непоправимого вреда, нанесенного плоти, не существовало законного предела насилию, которое может быть осуществлено над этим монстром ради блага его бессмертной души.

Жан Палач, облегченно вздыхая, немедленно растянул монстра на дыбе и в полной уверенности, что не совершает преступления, чреватого отлучением от церкви, разложил более жестокие орудия пытки. Но бичевание, побои, раскаленное железо заставляли ежиться только нас: зрелище было ужасающим. Однако упорство создания продолжало воспламенять мой гнев, и к концу дня я почти лишился разума. Его упрямство едва не заставило нас поменяться ролями, ибо, как правило, именно обвиняемому полагалось молить о милосердии, особенно после нескольких часов непрерывных мучений. Но на этот раз и я, и братья были так измучены стойкостью монстра, что умоляли, заклинали, уговаривали создание признаться хоть в чем-нибудь!

С потолочных балок свисало с полдюжины пар рук. Груды соломы были пропитаны зеленоватой слизью.

Искусство Жана было таково, что кожу монстра он пронзил в нескольких местах. Дыры были так велики, что мы могли видеть работу его внутренностей. И сейчас, когда он лежал тяжело дыша, мы заметили, что его кожа пульсирует все сильнее, по мере того, как удлиняются отрастающие руки. Каждый его вздох сопровождался неприятным свистом, когда воздух проходил сквозь отверстия в его плоти. И все же он продолжал твердить, что явился с неба и должен вернуться туда, а также нес невразумительную чушь о своей миссии и внутренних сенсорах. Но мы все же чего-то добились, ибо голос его звучал неверно, и мне показалось, что глаза его заволокло дымкой усталости.

Я уже готовился отложить официальное продолжение допроса до следующего дня, когда дверь подземной темницы со скрипом отворилась, и на пороге появился мой Гийом.

— Вмешиваться в дела церкви запрещено! – заорал брат Пьер, накинув плащ на монстра. Но я знал, что Гийом уже успел все увидеть.

— Отец мой, – начал он, – я пришел, как мне было велено, чтобы подвергнуться операции.

Последовало мертвенное молчание. Монстр, укрытый плащом, трепетал и дергался. Гийом поднял взгляд к потолку, откуда все еще свисало несколько пар вырванных рук. Плащ сполз с лица узника, и все мы смогли увидеть его широко раскрытые глаза. Гийом уставился на меня, протестующе вскинул руки, но я тихо спросил:

– Что мне делать, Гийом? Он ни в чем не сознается.

— Отец мой, вам следовало бы спросить меня. Я знаю, что заставит его признаться.

— Видишь ли, дитя мое, на этот счет существует строжайшее предписание Его Святейшества. Отклонение от изложенных в нем правил означает риск вечного проклятия. Предоставь все нам. А сейчас поднимайся наверх, к свету. Поговорим о твоей операции и о твоем будущем позднее. Забудь о том, что видел.

— Но, отец мой, мать говорит, будто вы знаете цирюльника, опытного в обращении с ножом. Вроде бы он может проделать все, не причинив лишней боли и страданий. Кто он?

— Я, – ответил Жан Палач, который предпочел бы называться в идеальном мире Жаном Цирюльником, и приветственно распростер руки, с которых капала зеленая слизь еретика.

Палач, разумеется, не привез с собой специального ножа для оскопления. В нашем распоряжении был лишь тот, которым еще сегодня резали лук-порей на кухне замка.

Я хотел, чтобы оскопление совершилось в комнате, расположенной как можно дальше от убожества прежней жизни Гийома. Крестьяне отводили глаза, когда я потребовал привести в порядок спальню маршала и велел постелить чистое белье и положить подушки, набитые гусиным пухом, но никто не посмел спорить, ибо я представлял церковь, а в настоящий момент замок находился под ее юрисдикцией.

Я приказал собрать побольше хвороста для камина и посоветовал Жану Цирюльнику вымыться, дабы мой сын не увидел пятен зеленой слизи на его лице и руках.

Гийом ужасно боялся. Нам пришлось держать его: мне – за руки, брату Паоло – за ноги. Я даже сунул мальчику в рот палочку и велел покрепче прикусить, чтобы не закричать от боли. Я не мог смотреть ему в глаза, не мог видеть ужаса, который сам же и навлек на несчастного.

Мне казалось, этот кошмар никогда не кончится…

– Можете отпустить его, – скомандовал наконец цирюльник. – Дело сделано.

Я понял, что по-прежнему крепко сжимаю руки парнишки, и расслабился, но он цеплялся за меня и бормотал:

– Папа, папа…

Я хотел что-то ответить, но мой мальчик потерял сознание. Остальные отвели глаза.

— Я посижу с ним, – сказал я.

— Да, придется, – кивнул Жан. – Первые часы – самые тяжкие.

Боль такова, что душа не может решить, стоит ли покинуть тело. Дело не только в физической боли, отец мой: причина в ощущении вечной потери.

Спутники мои покинули меня, а я сидел у постели сына, слушая стоны, и не мог сомкнуть глаз. Не знаю, спал ли Гийом: он метался, ворочался с боку на бок, иногда открывая глаза. И ни на секунду не отпускал мою руку. Я хотел причинить боль одному Гийому, но не второму, и сам того не желая, сделал все наоборот. Я молился, о, как истово я молился!

– Я отдам свою бессмертную душу, – шептал я> – если только он оправится.

Ближе к полуночи мальчик вроде бы успокоился и очень тихо сказал:

— Не хотите узнать, как заставить его признаться?

— Не думай об этом, сын мой, – посоветовал я.

— Вы сделали мне больно, – пожаловался он. В голосе его не было гнева, и я еще больше полюбил его…

— Знаю, – кивнул я и сжал руку мальчика.

— Но я не сержусь. Ведь именно этого вы хотели.

— Боль скоро пройдет, – утешил я.

— Я сделал, как вы хотели, – повторил он, – но за это прошу выполнить мою просьбу.

— Все, что угодно, – тихо ответил я.

— Он признается, если вы пообещаете сжечь его на костре, – выпалил Гийом.

— Не говори таких вещей, – испугался я. – Тебе ни к чему впутываться в подобные…

— Нет, папа, пожалуйста, послушай! Я перескажу тебе все, что слышал, хотя ничего в этом не понимаю, но вчера, когда я давал ему воду, он заставил меня затвердить наизусть все, что нужно передать тебе. Он может подождать до оттепели, чтобы вернуть свой прибор связи, но есть и другой способ вернуться домой, куда более опасный. Глубоко внутри у него находится сенсор. Это не машина, а часть его самого, потому что он неразрывно связан с остальными своими собратьями. У них словно одна душа на всех, он сам это говорил. Если ему грозит смерть, сенсор начинает передавать… Он сказал, что они хладнокровные. Чрезмерная жара запустит этот сенсор.

— Ты бредишь, – встревожился я. – Несешь всякую чушь.

– Дай слово, что пообещаешь Гийому сжечь его на костре. Очевидно, боль лишала мальчика разума, но я понимал, что в эту минуту возражать ему – жестоко. Я поклялся исполнить его просьбу. Он снова сжал мою руку и наконец задремал.

Утром я сделал так, как велел мой сын, и, к моему изумлению, монстр немедленно признался в самых невероятных ересях. Упав на колени, я возблагодарил Господа, что тот избавил меня от дальнейшего применения пыток. И еще я поклялся дать своему подопечному последний шанс раскаяться и принять более легкую смерть от петли. Ведь благодаря этому созданию я осознал, что это такое – любовь к собственному ребенку.

Днем мы надели на узника колпак и одеяние еретика и заперли В клетке, будто цирковое животное, после чего привязали клетку к быку. Своего сына я надежно завернул в одеяла и уложил в тележку на тюфяк, чтобы он легче перенес путешествие до Нанта.

Алиса и трактирщик вышли проводить нас, но я не обмолвился с ними и словом. И все пытался избежать взгляда Алисы. Я знал: она добровольно расстается со своим сокровищем, залогом той единственной ночи, когда я забыл данные Богу обеты.

В наше время еретиков сжигают не столь часто и не в таких количествах, как раньше. Поэтому приходилось ждать, пока наберется достаточно приговоренных, чтобы люди, собравшиеся на рыночной площади, смогли насладиться зрелищем горящих грешников. Дни становились длиннее, и вскоре на земле не осталось снега. С каждым днем мой сын становился крепче и здоровее. Мы никогда не говорили с ним о той исполненной боли ночи. Кроме того, Гийом наотрез отказывался присутствовать на аутодафе, хотя уже достаточно оправился, чтобы начать уроки пения.

И все же я дал обет лично попытаться подтолкнуть монстра Гийома к раскаянию в его последний час. И поэтому сейчас стоял перед ним у столба, к которому привязывали приговоренных, держа у его лица крест и взывая обратиться к Господу.

– Кто есть Бог? – спросил он меня.

Вокруг нас корчились в огне остальные еретики. Настроение толпы было праздничным: люди смеялись, пели, издевались над осужденными, словом, резвились как дети. Играла музыка, жарились колбаски, звонили церковные колокола. Но все это казалось неважным и ненужным. Главное происходило между нами и только между нами.

За всю свою жизнь я всего лишь однажды познал женщину, изнемогая при этом от стыда. И все же наслушался достаточно исповедей, чтобы знать, как это бывает между мужчиной и женщиной. Плотская любовь не дозволена человеку, целиком посвятившему себя Христу, и все же для нас, инквизиторов, есть нечто вроде альтернативы. Ибо процесс допроса во многом напоминает физическое познание женщины.

Все начинается с игры: шутливая перепалка, пикировка – это первая стадия, во время которой мы стараемся как можно скорее добиться признания. Но, даже достигнув желаемого, не получаем полного удовлетворения. Потом наступает вторая стадия, физическая: трепет, корчи, судороги как результат пытки, который может привести только к одному – взрыву страсти, исторжению семени; видите ли, это и есть исповедь. И наконец, когда бурные эмоции растрачены, приходит момент отдохновения, нежная беседа, спокойное погружение в сон.

Таков был и наш теперешний разговор, в этот последний час. В нем сквозило сверхъестественное спокойствие, несмотря на торжество пламени и рев толпы, похожий на буйство волн штормового океана. И не было возврата назад.

Он спросил меня, кто есть Бог, и мне пришлось отвечать:

— Бог тот, кто сотворил всех нас, кто любит нас, знает все помыслы и пребывает на небесах. Тот, кто отрекся от Бога, навечно принадлежит силам тьмы.

— Если это правда, – возразил монстр Гийом, чешуйчатое лицо которого было на редкость безмятежным, – значит, я уже узнал Бога. И сейчас собираюсь к нему. Будучи частью Единого целого, я тоже пребываю на небесах и чувствую себя отчаявшимся и одиноким, когда оторван от него.

— Ты отверг Бога, – возразил я. – То, что ты называешь богом – сатанинская ложь.

— Какое разумное существо не отвергло бы вашего бога? Вы издеваетесь над самим понятием сострадания и искажаете правду тысячью способов. Вам нужны только исповеди, но не сама истина.

— Раскайся! – вскричал я и поднес крест к самому его лицу. Крест отбросил тень на это нечеловеческое чешуйчатое лицо.

— Все потому, что вы, люди – нечто вроде крепостей, уединенных и неприступных, не способных на решительные действия. И поскольку вы не являетесь частью некоего великого сознания, то изобретаете затейливые истории о богах и демонах. Если бы вы только понимали, насколько одинок каждый из вас, насколько не способен на самое незначительное душевное общение, поверьте, впали бы в отчаяние и не захотели жить.

Какой-то солдат из вспомогательного отряда окликнул меня:

– Спускайтесь, отец Ленклад! Нужно поторопиться. Все остальные уже мертвы.

— В последний раз говорю тебе! – вскричал я. – Ты спасешься, если произнесешь всего несколько слов покаяния! И тогда избежишь посмертного пламени! Можешь оказаться в лоне Господнем, познаешь райское блаженство…

— В таком случае, я и есть Бог, ибо уже нахожусь в лоне Господнем, – дерзко бросил он мне в лицо.

И тут к небу взвился огонь. Я понял, что если немедленно не спущусь, то сгорю вместе с еретиком. Груды хвороста зловеще потрескивали и шипели. Конечности создания уже начали обугливаться.

И в этот момент небо внезапно и резко потемнело. Чудовищное черное нечто спустилось сверху и закрыло солнце. Игла ярко-синего света выстрелила из черного чудовища и ударила в еретика. Он немедленно испарился. И в это же мгновение все закончилось, и солнце засияло снова.

Я огляделся вокруг. Толпа по-прежнему пела и танцевала. Уличные разносчики продавали еду и вино. Неужели никто не заметил того, что видел я? Неужели мерзкое создание не исчезло? Но от него остались одни цепи. Или глаза обманывают меня?

А что если колесница дьявольского мрака действительно умчала еретика в небо?

В эту ночь тревога не дала мне уснуть. Я никак не мог примирить виденное с тем, что знал и во что верил. И все же упорно продолжал твердить, что глаза обманули меня. Слишком страшной казалась правда. А я должен быть тверд в вере, ибо мне еще предстоит вырастить и воспитать сына.

В опочивальне нового короля Людовика XI Французского поет мой сын Гийом. Мне не позволили войти: концерт дается для приближенных короля.

Но, стоя за шпалерой в ожидании своего сына, я вдруг осознаю, что и эту песню написал Дюфаи Бургундец, чья песня, посвященная Пресвятой Деве, когда-то внушила брату Паоло мысль сделать из мальчика певца. Но сейчас Гийом поет мирскую песню, в которой поэт сравнивает свою даму с неприступной крепостью, которую надлежит взять. Он поет о том, как взломает ворота, чтобы насладиться заключенным в крепости сокровищем. Песня эта неприличная, в ней образам войны придается двойной смысл. Из спальни доносятся голоса: мужской хохот и звонкий, серебристый смех распутной женщины.

Я ожидаю конца песни. Пусть она и непристойная, но есть в ней некая притягательность. И раненая невинность голоса моего сына превращает ее из площадной в трогательно-прекрасную. О, как волнует меня эта песня!

Наверное, потому что тот, другой Гийом объявил, будто все мы крепости, неприступные крепости, обреченные на вечное одиночество! Именно это, по его словам, и побуждает нас пытать, калечить и сжигать на кострах собратьев своих. О, мерзкое создание изрекло истинную правду: все это также дарит нам сильные желания. Песня Гийома наполнена тоской недостижимого; он поет о том, чего лишен навеки, и в этом – источник вечной красоты его пения.

Неужели во имя этой красоты мой Гийом пожертвовал своей мужественностью?!

Или он сделал это ради материальной выгоды? Знаю, он будет богат, будет жить при дворе и станет куда более знаменитым, чем я. Но он дал оскопить себя отнюдь не в надежде на будущее богатство и медоточивые комплименты придворных дам. Его деяние – доказательство любви ко мне. Он сделал это по моему повелению.

Но разве я Бог?

Я тоже стал могущественным и влиятельным. Тоже разбогател. Но какая-то часть моей души умерла или, может, покинула тело и вознеслась на небо вместе с телом монстра-еретика.

Огонь преобразил и меня.

Слишком Многих послал я на костер с того самого дня. Слишком много смертных приговоров подписал. Согласился на бесчисленное количество пыток для обвиняемых в ереси, с неизменным сознанием того, что меня, подобно ржавчине, разъедают угрызения совести… пока сам процесс осуждения человека на мучительную смерть не стал всего лишь очередным бюрократическим актом, затейливым росчерком пера.

Может, я и есть воплощение греховного зла? Постепенно я пришел к такому заключению. Но мне все равно. Я смирился с сознанием своего падения, потому что заплатил им за выстраданную возможность любить своего сына.

И хотя еретик из иного мира неопровержимо доказал мне существование сатаны, я больше не уверен в существовании Бога.

Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА

© S.P. Somtow. An Alien Heresy. 2008. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's SF» в 2008 году.

Дмитрий КОЛОДАН. СБОЙ СИСТЕМЫ

Тут дело в волшебстве, – сказал Сандерс. Он щелкнул кольцом пивной банки и отпрянул, когда сквозь щель, шипя, поползли хлопья пены. – Вот дрянь…

После Мелвин не мог сказать, когда началась эта история – в тот субботний вечер в конце августа или тридцать лет назад. А может, и сто. При желании можно найти еще с десяток отправных точек, но Мелвин склонялся к тому, что завертелась она после таинственных слов Сандерса. С чего он тогда заговорил о волшебстве, так и осталось загадкой.

Они сидели за столиком уличного кафе на центральной площади Порт-Корвета и пили пиво, приходя в себя после озвучки «Суперкротов». Местное пиво оказалось самым действенным средством успокоить расшатанные нервы.

Заставить пластилиновых кукол говорить не легче, чем их сделать или научить двигаться. Полдня работы, три минуты экранного времени, и Мелвин чувствовал себя выжатым досуха, словно его пропустили сквозь пресс для глажки белья. Реплики Полковника Блюма и Леди Сью намертво отпечатались в соответствующих долях мозга. Полбанки назад Мелвин не сомневался: стоит кому-нибудь поблизости сказать: «Мне кажется, я слышу подозрительный шорох…» или «Осторожно, картошка!», – и все обернется катастрофой.

Погода в тот вечер выдалась прекрасная, на небе ни облачка. Солнце катилось к закату; небо за плоскими крышами муниципалитета и почтового управления отливало густыми оттенками лилового и синего и поблескивало, словно глянцевая бумага: Краски неряшливо стекали к горизонту, будто над головой расплескали акварель. Как помнил Мелвин, подобные выходки характерны для стиля Джеймса Уистлера. Только импрессионизм природы выглядел трогательнее любой из работ художника и настраивал на спокойный, если не сказать – умиротворяющий лад. Капуста, собака Мелвина, должно быть, чувствовала это и тихо посапывала под столиком.

Несмотря на погоду и пиво, настроение у Мелвина было совсем не безоблачным. Причиной была Диана. Конечно, сегодняшняя озвучка не закончилась скандалом, но это значит – его приберегли на ночь. Повод найдется, но суть оставалась неизменной: «Когда мы уберемся с этого проклятого Острова?»

Как ни крути, к жизни вдали от цивилизации Диана была не приспособлена. Дитя большого города, или как она сама говорила – homo urbanus. Ее бесили дома ниже пяти этажей и неоправданно огромные лужайки – словом, все, чего на Острове хватало с избытком. Эскимос на Гавайях, и тот чувствовал бы себя комфортнее. И если с парой недель на побережье она еще могла смириться, то три месяца на Острове оказались для Ди слишком тяжелым испытанием.

Как полагал Мелвин, причиной было чувство времени. Внутренние часы Дианы спешили даже на материке, на Острове же они летели. По скромным подсчетам – умчались вперед на неделю, хотя Диана старалась не торопиться и терпеливо дожидалась, пока остальной мир соизволит ее догнать. Мир прилежно ее игнорировал и торопиться не собирался. Не в силах ни совладать, ни смириться с подобной несправедливостью, Диана злилась, а доставалось, естественно, Мелвину.

Конечно, умом он понимал и даже принимал ее доводы. Но на другой чаше весов очутились «Суперкроты», а чтобы их доделать, нужен Сандерс. Без него Полковнику Блюму лучше и рта не раскрывать. Сандерс же наотрез отказывался вылезать из своей провинциальной берлоги. От всего этого у Мелвина голова шла кругом – хуже, чем у Полковника Блюма, когда того вместе с Леди Сью схватили корнеплоды-мутанты. Только в отличие от бесстрашного крота у Мелвина не было в запасе блестящего секретного плана.

Говоря по правде, Сандерса нашла Диана. Мелвин понятия не имел, где она откопала две кассеты второсортных вестернов, в которых тот снимался. Оба фильма никуда не годились, они и поставили крест на актерской карьере бесстрашного шерифа. Но Мелвин просмотрел их с раскрытым ртом.

На пилотной короткометражке «Суперкротов» Мелвин сам озвучивал Полковника Блюма. Хрипел и пыжился выдать что-то, похожее на голос старого вояки… Дохрипелся до сорванного горла и ехидной критики. Потом – долгие поиски актера, который мог бы по-настоящему оживить пластилиновую куклу и чьи запросы совпадали бы с возможностями Мелвина. Поиски абсолютно безуспешные – до тех пор пока Ди не принесла те две кассеты.

Хриплый голос Сандерса, с едва уловимым акцентом, подошел Полковнику Блюму столь же идеально, как мягкое сопрано Дианы – Леди Сью. Раз услышав, Мелвин уже не мог представить на его месте другого.

К счастью, Сандерс сразу согласился. Он был рад вернуться на экран, пусть и в образе крота в шляпе и с сигарой в зубах. Тем более, Сандерс давно нигде не работал, жил на пособие, и те небольшие деньги, которые мог предложить Мелвин, оказались для него неплохим подспорьем. Сандерс выдвинул лишь одно условие – работать он будет на Острове, о поездке на материк и речи быть не может.

Сперва эта идея понравилась даже Диане. «Настоящий отпуск на море, – сказала она и добавила голосом Леди Сью: – Море – это такая большая и мокрая штука…» Кто ж знал, чем все обернется?

В итоге в тот вечер Мелвин был настолько поглощен своими мыслями, что не обратил внимания на слова Сандерса. Потому и растерялся, когда тот продолжил:

– Например, собаки его чувствуют, – Сандерс облизал измазанные пеной пальцы. – Да что собаки – любые животные. Кошки, лошади, кроты вон твои… Даже улитки… хотя заметить сложно.

— А? Что чувствуют?

— Волшебство, – повторил Сандерс. – Потусторонние силы.

Он прищурившись посмотрел на Мелвина из-под полей соломенного стетсона. Тонкие прутья лохматились до краям шляпы и торчали в разные стороны, расчертив морщинистое лицо тенями, точно поле для игры в крестики-нолики. Раньше Сандерс работал на лесопилке «Океан-Вест». С тех времен в его бороде запуталось столько опилок, что он до сих пор от них не избавился.

– Правда? – сказал Мелвин, мысленно продолжая спорить с Дианой. – А почему?

Сандерс усмехнулся. Крякнув, откинулся на спинку стула. Ему стоило быть осторожнее: красный пластик громко заскрипел, прогнувшись под его весом. Дешевые стулья уличных кафе не рассчитаны на людей комплекции Сандерса.

Прежде чем ответить, он сделал большой глоток из банки.

– Есть у меня одна теория, – сказал он. – Почти научная. Волшебство – это нарушение правильного порядка вещей, сбой в системе. Я прав?

Мелвин пожал плечами. Он не был специалистом по чудесам и странным явлениям, так что Сандерс мог и не спрашивать. Если действительно важно его мнение… Единственное настоящее волшебство, с которым Мелвин сталкивался, пряталось в брусках моделина. Оживить пластилиновых героев совсем не просто – каждый кадр требовал ручной работы, постоянного контакта с куклами. Долгий, изматывающий труд, а испортить можно одним неверным движением пальцев. Но в результате герои начинали говорить и двигаться, жить жизнью, полной чудес и приключений. Волшебство ведь? А о нарушении «правильного порядка вещей» и речи не шло.

Мелвин взял салфетку и сложил пополам, намечая будущие складки. Полезная штука – оригами: тренирует пальцы и помогает освободить голову. Да и интересно поработать с новым материалом, раз под рукой нет моделина. Сандерс продолжил:

– Затем в ход вступает экология. Каждое животное идеально приспособлено именно к той среде, в которой обитает. Жираф нипочем не выживет на полюсе. Догадываешься, почему?

Хотя ответ был очевиден, Мелвин выдвинул свою версию:

– Никто не вяжет таких длинных шарфов?

– Что-та вроде, – согласился Сандерс. – Животные – естественная часть системы. Они чутко реагируют на любые ее изменения. Это залог выживания.

Мелвин понимающе кивнул. Года два назад на Остров повадились ездить «зеленые» анархисты – устраивали пикники, совмещая их с акциями протеста на лесопилке. Требовали полного запрета на вырубки, защищая гнездовья реликтовой неясыти, до сих пор известной лишь узкому кругу специалистов. Акции активно освещали все телеканалы; даже проживая на материке, Мелвин о них слышал. На Острове до сих пор в любой сувенирной лавке можно купить поделки в виде сов или футболку с истеричным лозунгом. Потом выяснилось, что мероприятия спонсировались корпорацией, занимавшейся производством пластиковой мебели. Скандал замяли, но с тех пор «зеленых» как ветром сдуло. Видимо, от этих «защитников» природы Сандерс нахватался познаний в экологии.

– Старый корабль, – сказал Сандерс, – есть идеальный пример функционирования подобной системы. Естественный отбор: корабельные крысы, которые не научились по крошечной течи определять, что судно скоро утонет, ушли на дно. Волшебство – явление того же порядка, только течь здесь не в трюме, а в самой структуре мироздания. Животные ее чувствуют и боятся.

Он одним глотком допил пиво, смял пустую банку и подвел итог:

– Если хочешь заметить волшебство, внимательно следи за своей собакой. Может пригодиться.

Мелвин невольно опустил взгляд. Капуста дремала, из чего, вероятно, следовало, что поблизости волшебством и не пахло.

Речь Сандерса его озадачила. К работе над «Суперкротами» она точно не имела отношения. Последнее предложение и вовсе прозвучало зловещим предупреждением, достойным старухи-ведьмы, а не крепкого шестидесятилетнего мужчины с кулачищами размером с голову ребенка.

Мелвин хотел спросить, что значат таинственные слова, но Капуста неожиданно вскочила и зарычала. Вид у нее стал до безобразия грозный – насколько допустимо это слово применительно к биглю.

Мелвин невольно вздрогнул, огляделся. Не сказать, чтобы он думал увидеть обещанное волшебство, однако нотка сомнения в устройстве мира промелькнула.

Истинная причина беспокойства собаки скоро выяснилась. С боковой улицы на площадь вырулил почтальон. Старый велосипед с паяной рамой дребезжал, словно разваливался на части. То же можно было сказать о самом почтальоне, длинном и нескладном, будто кузнечик. Мелвину показалось, он слышит, как скрипят суставы, когда почтальон налегает на педали. В общем, шуму хватает: привяжи к багажнику велосипеда хвост из консервных банок, громче бы не стало.

Волшебство волшебством, а почтальона любая собака чует за версту. Видимо, доставка газет и писем тоже влияет на порядок в системе мироздания. Капуста не была исключением. Собака вскочила и зашлась в пронзительном лае. Мелвин по морде видел: пес готов броситься вслед велосипеду.

– Сидеть, – приказал Мелвин. Собака сделала вид, что не расслышала.

Почтальон оглянулся. Мигом оценив ситуацию, он прибавил скорости, стремясь быстрее добраться до укрытия почтового управления. Бедолага не первый год развозил по городу письма – достаточный срок, чтобы выработались соответствующие рефлексы.

Капуста мгновенно среагировала и рванулась вслед за ускользающей добычей. Грозное «Место!» потонуло в радостном лае. И ничего не попишешь: бигль – охотничья порода. Мелвин бросился следом, прекрасно понимая: нет ни малейшего шанса догнать пса. Как и у почтальона нет шансов скрыться. Но что-то надо делать!

Капуста догнала почтальона, когда до спасительной двери оставались считанные метры. Первая атака провалилась: зубы клацнули в миллиметре от лодыжки бедолаги, подстегнув того, будто удар током. Чтобы уйти от столкновения, почтальон вывернул руль, одновременно пытаясь пнуть собаку ногой. Трюк, достойный лучших велоакробатов. Жаль, не удался.

На лице почтальона отразилось изумление, глаза распахнулись столь широко, что позавидовала бы любая сова. В то же мгновение велосипед с лязгом рухнул на асфальт, увлекая за собой незадачливого наездника. Капусте того и надо было. В лае зазвучали торжествующие нотки – оставалось нанести финальный удар.

К счастью, Мелвин подоспел вовремя. Схватив за ошейник, он оттащил собаку от поверженной жертвы. Капусту совсем не устраивала сорвавшаяся охота, но Мелвину удалось ее утихомирить.

Не веря в спасение, почтальон продолжал лежать, жадно глотая воздух и устремив взор в темнеющую синь неба. На всякий случай Мелвин уточнил:

– Вы в порядке?

— А? – почтальон перевел взгляд на Мелвина и растерянно моргнул, не понимая, откуда тот появился. – На меня…

— Вы извините, – поспешил сказать Мелвин, пока дело неприняло неприятный оборот. – Она не хотела вас пугать, но звук велосипеда… раздражающе действует на животных. Она очень добрая и умная собака. В жизни не укусит человека…

У Капусты на этот счет имелось другое мнение, которое она не поленилась высказать громким лаем. Почтальон аж подпрыгнул и на карачках отполз подальше. Уже с безопасного расстояния он сказал:

— Возмутительно! По закону таких собак положено держать на привязи, а она даже без намордника… Я буду писать жалобу! Ее обязаны изолировать.

— Еще раз извините. Она не хотела. Правда? – Виновато улыбаясь, Мелвин дернул за ошейник. Капуста хрипло тявкнула: можно принять за извинения.

Почтальон кряхтя поднялся на ноги. На штанине осталось темно-зеленое пятно от сырой травы; он плюнул на ладонь, попытался его оттереть и испачкал руку. Косясь на собаку, почтальон поднял велосипед.

– Вот, – заметил он с мрачным удовлетворением. – Теперь еще и «восьмерка»… Придется новое колесо покупать.

Он так выразительно посмотрел на Мелвина, что дальнейших намеков не потребовалось.

— Если я могу компенсировать, – порывшись в кармане, Мелвин достал мятую банкноту. Почтальон быстро огляделся и выхватил деньги. Лицо его разом смягчилось.

— Вы все-таки следите за своей собакой, – сказал он. – А то, неровен час, укусит кого. Знаете – неприятное ощущение…

Он снова огляделся. Взгляд остановился на уличном кафе. Почтальон прищурился.

— Эй! Это не Гектор Сандерс там сидит?

— Он самый, – кивнул Мелвин.

– Как удачно, – сказал почтальон. – А у меня тут для него корреспонденция.

Последнее слово он произнес с придыханием. Как всякий, влюбленный в свою работу, к ее составляющим он относился с благоговением. Так же Мелвин иногда воспринимал моделин. Возможно, здесь кроются истоки извечной вражды между почтальонами и собаками.

Для почтальона щенок, несущий газету своему хозяину, равносилен глубочайшему оскорблению.

– Корреспонденция для Сандерса? – переспросил Мелвин. – Так я могу передать, мы сидим вместе…

Почтальон обдумал предложение, косясь на Капусту. Собака успокоилась и с нескрываемым интересом изучала поведение пары черно-желтых божьих коровок на ближайшей травинке.

– Ну ладно, – сдался почтальон. – Точно донесете?

Мелвин прикинул расстояние. До столика – от силы два десятка метров.

– Наверняка, – пообещал он. Сандерс высоко поднял пивную банку – то ли приветствуя почтальона, то ли торопя Мелвина вернуться.

Почтальон достал из сумки журнал в целлофановой обертке и пару открыток. Сверился с адресом и протянул Мелвину. Чувствуя, как Капуста насторожилась, тот поспешил забрать корреспонденцию.

— Всего хорошего, – и прежде чем собака успела выкинуть очередной фортель, Мелвин быстрым шагом направился к столику, держа Капусту за ошейник.

— Ловко вы его, – сказал Сандерс. – Давненько не видел, чтобы Годвин так прыгал. Ему полезно – цусть разомнет кости, ведь постоянно жалуется: то колени у него ломит, то руки…

— Это тебе, – сказал Мелвин, протягивая Сандерсу журнал и открытки. Почтальон забрался на велосипед. Мелвин покрепче сжал ошейник и не отпускал, пока почтальон не скрылся в здании управления. Капуста жалостливо косилась на хозяина, даже не пытаясь понять, за что ее лишают столь замечательного развлечения. В любом кинологическом справочнике можно прочесть о веселом и жизнерадостном нраве биглей. Но нигде нет и слова о крайне специфическом чувстве юмора.

Не взглянув на журнал, Сандерс вцепился в открытки. Лицо расплылось в счастливой улыбке.

– Ух ты! От Руперта, – вскричал он, взмахнув открытками перед носом Мелвина. – Из Брюсселя и Пекина. Смешно, что они пришли вместе?

Мелвин пожал плечами.

– Наверное. А кто такой Руперт?

– Неужели я тебе не рассказывал? – изумился Сандерс. – Моя кровь и гордость. Сын. Он у меня пилот, летает по всему свету. И где ни приземлится, всегда сфотографируется на фоне местной достопримечательности и пришлет мне. Ну, чтобы я тоже мир посмотрел… Глянь.

Он протянул одну карточку Мелвину. На фоне ярко-красной пагоды стоял молодой человек в форме гражданской авиации, как две капли воды похожий на шерифа из ранних вестернов Сандерса. Взглянув на брюссельскую открытку, Мелвин мрачно подметил, что с достопримечательностью он не ошибся.

Сандерс прочитал весточки от сына. Но если на первой он фыркал и усмехался, то вторая разом смыла веселье. Щека дернулась. Сандерс одним глотком осушил банку, смял в кулаке и швырнул в сторону мусорного бака. Не попал, и та, звякнув, покатилась по асфальту. Капуста печально проводила банку взглядом.

– Что-то случилось? – всполошился Мелвин.

– Он не приедет, – сказал Сандерс. – Через две недели он Должен быть в Париже. Летный график и прочая ерунда. Вот дрянь…

– Э… А что будет через две недели?

– Праздник Воздушных Змеев, – напомнил Сандерс. – Руперт каждый год приезжает… Приезжал.

Его лицо осунулось, морщинки в уголках глаз стали темнее и глубже.

— Ну, можрт, у него еще сложится? – постарался утешить его Мелвин. – Есть еще две недели. А графики постоянно меняются…

— Руперт очень ответственный. Раз сказал, что не сможет приехать, значит не приедет. И ничего с этим не поделаешь. Я рассказывал, что он три года подряд брал первый приз?

Мелвин покачал головой. Он о существовании Руперта слышал впервые, куда уж знать о его достижениях?

Праздник Воздушных Змеев был главной достопримечательностью Острова. В некоторых путеводителях его ставили в один ряд с Томатной, Конфетной Битвой и прочими подобными мероприятиями. День, когда никому не известный городок становится центром мира. Подготовка к празднику шла полным ходом. На пляже собрали трибуны, а Мелвин не раз видел, как дети и взрослые пускают на задних дворах воздушных змеев самых невероятных конструкций. В окне дома, который они снимали с Дианой, каждое утро парил розовый бегемот. Что, кстати, сильно нервировало Ди: ладно бы бегемот только подглядывал, так он еще и ухмылялся во всю огромную пасть.

Журнал, который Мелвин принес вместе с открытками, остался лежать посреди стола. Сандерс словно забыл о его существовании, в который раз перечитывая послание от сына. Мелвин взглянул на обложку: «Мистерио: Невероятное рядом!» На фотографии красовалось светящееся зеленое пятно, по форме отдаленно напоминающее человека. И, дабы у читателей не осталось сомнений, что ждет на страницах, крупный заголовок: «Хит-парад знаменитых привидений! Десятка лучших призраков со всего света!» Обычно читателями подобной макулатуры оказывались старые девы в очках на пол-лица да инфантильные барышни-вегетарианки. Но Сандерс?..

— Интересуетесь призраками? – спросил Мелвин, не из любопытства, а чтобы отвлечь Сандерса от печальных мыслей. Сам он в существование привидений не верил. Давно на собственном опыте убедился: обычно все проще и банальнее.

— А? – встрепенулся Сандерс и перевел взгляд на журнал. – Ты про это! Так сказать, стараюсь быть в курсе.

— Я видел одно привидение, – сказал Мелвин. – Еще в колледже. Проснулся посреди ночи от стука в окно, а там человек летит, весь из себя зеленый и светящийся. И не обычный человек, а сам Уолт Дисней! Потом оказалось: соседи сверху забавлялись. Вымазали восковую фигуру флуоресцентной краской и спустили на веревке… Вроде посвящения в аниматоры.

— Я видел целую стаю привидений, – хмыкнул Сандерс. – И настоящих. Я до сих пор их периодически вижу.

Мелвин решил, что лучше промолчать. Сандерс сорвал целлофановую обертку и бегло просмотрел журнал.

– Сейчас «Мистерио» испортился, – сказал он. – Раньше здесь печатали настоящие истории, а сейчас… Только деньги гребут.

Он показал Мелвину большую рекламу травяного чая.

— За что, спрашивается, я плачу? Чтобы знать, каких травок они намешали, чтобы получилась эта гадость? Я ее в жизни в рот не брал и не собираюсь!

— Как ни странно, кто-то заплатил денег, чтобы ты это знал. Такой вот парадокс.

— Бред, а не парадокс, – буркнул Сандерс. – Как если б к тебе заявился коммивояжер и дал денег, чтобы ты послушал его белиберду про патентованные открывалки. А так ты заплатил ему – за то, что слушаешь.

— Все достанется соседу, который этого парня ко мне спровадил, – сказал Мелвин. – Но в целом, да, похоже.

— Я и говорю – бред.

Сандерс перевернул пару страниц, рассматривая смазанные фотографии и таинственные блок-схемы.

Мелвин взял за уголок недоделанную фигурку-оригами. Сейчас она больше напоминала лягушку, повстречавшую дорожный каток. Мелвин решил переделать ее в утку – но кто знает, куда заведут дальнейшие переплетения сгибов и складок?

— Или еще… Конкурс! – не в силах сдержать возмущение, Сандерс швырнул журнал на столик. – Ну как это называется?

— Привлечение новых читателей? – предложил Мелвин. Три сгиба – и лягушка стала похожа на ящерку. Темпы эволюции салфетки воодушевляли, хотя от эффекта «дорожного катка» избавиться пока не удавалось.

— Лишь бы побольше денег захапать! Сфотографируй привидение и выиграй поездку в Париж! Они думают, настоящие исследователи будут ловить призраков ради поездки в Париж!

— Кто-нибудь да найдется, – пожал плечами Мелвин.

— Найдутся дилетанты и шарлатаны, – хмуро ответил Сандерс.

– Так вы сами поучаствуйте, – предложил Мелвин, в надежде закрыть эту тему. – Вы же не дилетант и не шарлатан?

Он заговорщицки подмигнул Сандерсу. Тот наградил его взглядом, полным такого сочувствия к его умственным способностям, что Мелкий растерялся.

– Э… Сфотографируйте ту стаю привидений, которую, говорите, вы видели.

– Ради поездки в Париж?

– Почему… Ради науки. Сразу поставите на место шарлатанов. К тому же Париж – красивый город. А если постараться, может, встретите своего Руперта в аэропорту Де Голля. Представляете, какой будет сюрприз?

Сандерс молча посмотрел на Мелвина. Затем взял журнал – осторожно, словно боялся, что тот вспыхнет у него в руке – и перечитал заметку про конкурс.

Мелвин отложил злополучное оригами. Фигурка, честно сказать, получилась не ахти. Уткой ее мог назвать только человек с очень богатым воображением. Все-таки отношения с бумагой у Мелвина не складывались. Не пластилин – здесь нет и капли ощущения органической материи под пальцами.

– И что это? – нахмурился Сандерс, обратив внимание на творение Мелвина.

Под взглядом Сандерса Мелвину захотелось поскорее скомкать птицу и выбросить в урну.

– Райская птица. Вообще-то, изначально я думал, это будет утка… Но не получилось.

– Райская птица, – повторил Сандерс, не спуская глаз с фигурки.

– Ну, если присмотреться… – начал Мелвин. Сандерс перебил его взмахом руки.

– Это знак!

Не утруждая себя объяснениями, он встал и зашагал вниз по улице.

* * *

О глупейшей идее поохотиться на призраков Мелвин пожалел через день, когда Сандерс не пришел на озвучку. Что странно само по себе – прежде тот не задерживался больше чем на пять минут. Однако минуло полтора часа против назначенного времени, а от Сандерса ни слуху ни духу.

До сих пор опоздания были прерогативой Дианы. И она преуспела на этом поприще: даже на Острове, когда до импровизированной студии нужно было пройти несколько метров по коридору, Ди никогда не приходила вовремя. Как это сочеталось с ее «внутренними часами», которые вечно спешили, Мелвин не представлял. Временной поток Дианы не подчинялся известным законам физики. Попади она в руки ученым, это повлекло бы существенные переработки теории относительности. К счастью, до сих пор Ди удачно избегала цепких лап научного сообщества.

К чести сказать, Ди хоть и постоянно опаздывала, делала это красиво. Ей и в голову не приходило извиняться или сочинять оправдания. Het, Диана возникала, светясь уверенностью. Еще ни разу Мелвин не видел ее запыхавшейся или растрепанной. Едва успев появиться, она развивала столь бурную деятельность, что нужно было сильно постараться, чтобы угнаться за ней. И, как всякий человек, начисто лишенный пунктуальности, Диана терпеть не могла ждать.

Она напоминала тигра, запертого в клетке, перед которым отара овец устроила воскресный пикник. Диана носилась от стены к стене, литрами поглощала вязкий кофе, косилась на часы и по пути роняла стулья, микрофоны и стойки. Впрочем, разрушения были делом обычным. Избыток нерастраченной энергии не способствует аккуратности, а энергии у Дианы было предостаточно – мало того, что рыжая, так еще и наполовину мексиканка. Про себя Мелвин давно записал Ди в разряд стихийных бедствий и смирился.

Сейчас на девушке была фирменная футболка «Суперкротов», на которой над улыбающейся мордочкой Леди Сью маркером было выведено: «Терпеть не могу». Надпись появилась вчера вечером и, следуя логике Дианы, должна служить немым укором Мелвину. Хитрый способ оставить за собой последнее слово в любом споре.

– Ты ему звонил? – в который раз спросила Ди.

— Ага, – отозвался Мелвин. – Минут десять назад. Никто не берет трубку.

— Позвони еще раз, – она глотнула кофе и уставилась в полупустую чашку. – Твой Остров сведет меня с ума… Ни на кого нельзя положиться!

— До сих пор он не опаздывал, – напомнил Мелвин. – Может, пока запишем твою дорожку? А сводить будем, когда придет Сандерс?

— Ты и так меня сводишь. С ума. Ты и твои землеройки! – она всплеснула руками. По стене поползла дорожка кофе, но Ди не заметила. – В который раз объясняю – я не могу так работать. Разговаривать с тем, кого нет… Это называется шизофрения. Воображаемые друзья и все такое.

– А еще актриса, – буркнул Мелвин.

– Ха! Не нравится – ищи другую! – зацепившись ногой за провод, Ди чуть не сбросила со стола ноутбук. Чудом Мелвин успел подхватить его в последний момент. По странному стечению обстоятельств на экране компьютера Леди Сью, точно так же зацепившись за провод, выключила Адскую Машину.

Создавая Леди Сью, Мелвин изначально имел в виду Диану, копировал ее привычки и выходки. И хотя саму роль сыграла пластилиновая кукла, никто другой не смог бы озвучить ее. Мелвин зависел от Дианы так же, как от Сандерса. Ди это прекрасно понимала и пользовалась на всю катушку. Скрестив руки на груди, она с вызовом посмотрела на Мелвина.

– Да ладно, не злись, – примиряюще сказал Мелвин. – Подождем еще минут пятнадцать…

– Ты это уже говорил. Час назад. Что изменилось?

Мелвин глубоко вздохнул. Ставить в укор ее опоздания бессмысленно. Сейчас же она на месте?

— Ты знала, что у Сандерса есть сын? – спросил оц, чтобы отвлечь Диану.

— Руперт-то? Ага. Он очень им гордится. Карточку показывал – симпатичный молодой человек. Пилот на международных линиях.

Мелвин не удивился, что Диана знает о Сандерсе куда больше, чем он. Небось в первый день на Острове выпытала все тайны и секреты. Женское любопытство – зверь страшный: вовремя не покормишь – сожрет с потрохами.

– Руперт прислал вчера открытку, написал, что не сможет приехать на праздник Воздушных Змеев. Сандерс очень расстроился.

— Из этого следует, что ему можно опаздывать?

— Возможно, – пожал плечами Мелвин.

– Значит, в следующий раз, когда у меня будет плохое настроение, я тоже могу наплевать на работу?

– Не передергивай. Ты прекрасно поняла, о чем я.

Дверь приоткрылась. Но вместо Сандерса на пороге появилась Капуста, с видом растрепанным и заспанным. Прошествовав в середину комнаты, собака плюхнулась на живот. Диана не замедлила споткнуться, вскрикнула и замахала руками, чтобы удержать равновесие. Привыкшая к подобным казусам Капуста лишь широко зевнула.

– Ты-то откуда взялась?! – вспылила Диана.

Капуста смерила ее усталым взглядом и отвернулась. Сообразив, что от собаки она не добьется и капли понимания, Диана обратила гнев на Мелвина.

– Запомни, – сказала она, грозя пальцем. – Твои попытки строить из себя нового Ника Парка сведут меня в могилу! Ты еще помянешь мои слова, когда понесешь цветы на кладбище.

– При чем здесь Ник Парк? – возмутился Мелвин.

– При всем. У тебя даже собака похожа на Громита, только мозгами ее обделили, – фыркнула Диана.

Капуста не пропустила оскорбления. Демонстративно задрав нос, она поднялась и перешла в другой угол комнаты. Ди показала ей язык, но собака оказалась выше насмешек.

— Я не строю из себя Ника Парка, – надулся Мелвин. – То, что мы оба работаем с пластилином, еще ничего не значит. И бигли мне нравятся не потому, что они похожи на Громита…

— Ой ли? – язвительно сказала Диана. – Кому другому расскажи. Сколько раз ты пересматривал «Неправильные штаны»?

Но не успел скандал набрать обороты, как из коридора донеслись тяжелые шаги, а спустя пару секунд появился Сандерс. Распахнул дверь, но войти не решился.

Выглядел он жутко. Лохматый и бледный, он напоминал бандита с большой дороги, а не бесстрашного шерифа. Одежда оказалась мятой, словно он спал не раздеваясь. Если вообще спал – красные глаза свидетельствовали о бессонной ночи. Армейские штаны и резиновые сапоги вымазаны рыжим песком и тиной.

– Что…

– Проспал, – буркнул Сандерс. – Лег под утро, еле уснул, потом не услышал будильник.

– Я звонил, – несколько обиженно заметил Мелвин, – Ну и телефон не услышал…

– Гектор! – Ди подскочила к Сандерсу и за руку втянула его в комнату. Тот даже не сопротивлялся: шансов совладать с Дианой не больше, чем у Дороти против урагана. – Что случилось? Вы похожи на привидение…

Сандерс многозначительно покосился на Мелвина, но ничего не сказал. В отличие от Дианы:

– Мелвин, ну что ты встал, как столб?.. Вы хотите кофе?.. Давай быстрее, Мелвин, завари чашку кофе. Не слишком крепкий, крепкий ему вредно… Вы присядьте…

На секунду отпустив Сандерса, она вытащила в центр комнаты стул, успев мимоходом опрокинуть две микрофонные стойки, наступить на хвост Капусте и разбить свою чашку. Мелвин и глазом не успел моргнуть, как Сандерс уже сидел, а Ди суетилась вокруг, попутно пытаясь сбросить намотавшийся на ногу провод.

– Сделал кофе? Давай сюда!

– Но… – начал Мелвин, однако решил не усугублять ситуацию и вышел на кухню.

Когда он вернулся, на него налетела Ди и отругала за медлительность, хотя Мелвин отсутствовал от силы минут пять. Выхватив из его рук дымящуюся чашку, Ди попыталась сама напоить Сандерса, что едва не закончилось катастрофой. Если бы тот не успел схватить Диану за запястье, она бы точно облила обжигающим кофе все, что находилось в радиусе трех метров. В несостоявшийся черный список попали бы и Сандерс, и Мелвин, и Капуста, и масса дорогостоящей аппаратуры.

Забрав чашку, Сандерс сделал большой глоток и скривился.

– Ну, вам стало легче? Кофе, он всегда помогает, поверьте моему богатому опыту.

– Я не пью кофе, – сказал Сандерс. – Но все равно спасибо.

– Ну, так что случилось? – спросила Ди, садясь перед ним на корточки. – Это из-за Руперта, да? Переволновались и не могли уснуть? У меня тоже бывает: лежишь полночи и думаешь, а сна ни в одном глазу. Хоть овец считай, хоть кротов…

Сандерс затравленно покосился на Мелвина. Тот решил, что пора вмешаться.

— Ди, оставь человека в покое. Дай ему отдышаться. Диана обернулась. В глазах вспыхнули искры.

— Я пытаюсь помочь. А если тебе плевать, то не лезь со своими…

– Тихо, тихо, – поспешил сказать Сандерс. – Со мной все в порядке. Спасибо, милая, за заботу.

Он потрепал Диану по плечу. Это возымело эффект, словно Сандерс незаметно нажал на некую секретную кнопку. Диана улыбнулась.

— А мы волновались, вдруг что случилось, – сказала она, разом забыв о своих причитаниях. – Вы бы предупредили.

— Если б со мной действительно что-то случилось, я бы предупредил, – заверил ее Сандерс.

Ди на секунду задумалась. В конце концов она решила, что распутывание парадоксов не ее конек. Мелвин откашлялся.

— Раз все уладилось, может, начнем запись?

— Проклятье! – Диана вскочила. – Опять ты за свое? Только и думаешь, что о…

— Давно пора, хватит время тянуть, – перебил ее Сандерс. Он хрипло рявкнул, прочищая горло и переходя на интонации Полковника Блюма. – Прошу вас, Леди!

Он махнул рукой в сторону микрофонов. Диана не нашлась с ответом.

Следующая пара часов прошла в мире «Суперкротов». Сандерс работал, точно одержимый, раз за разом проговаривал реплики своего персонажа, меняя интонации в поисках идеального звучания. Такой подход далеко не редкость, когда общая усталость столь велика, ч?о приходится выкладываться по полной, чтобы ее не замечать. У Сандерса не оставалось выбора – в противном случае он бы уснул на полу посреди комнаты, и не помог бы никакой кофе. Вскоре Сандерс так вжился в образ Полковника Блюма, что даже в чертах его лица Мелвину померещилась хитрая мордочка крота.

Первой сдалась Диана. Заявив во всеуслышание, что ей необходим перерыв, она выскочила из студии. Дверь захлопнулась с жутким грохотом. Мелвин сорвал наушники и остановил Запись.

— Ау! – сказал он, растирая уши. – Зачем же так…

— Есть что-нибудь выпить? – спросил Сандерс, вытирая со лба капли пота. – А то от вашего кофе горло дерет, будто кошку проглотил, а она хочет вылезти.

— Кажется, в холодильнике есть пара банок пива, – задумался Мелвин.

— Заодно и себе захвати. Не помешает, – Сандерс состроил заговорщицкую физиономию и подмигнул. Мелвину стало не по себе.

Он сходил за пивом. Когда вернулся, Сандерс сидел на столе, курил, сбрасывая пепел на пол.

– Ди расстроится, – сказал Мелвин. – У нее аллергия на дым. Если ей верить, конечно…

— Да ладно, – Сандерс отмахнулся. Он ловко поймал брошенную банку, открыл и сделал пару жадных глотков. – Так-то оно лучше…

— Что-то случилось? – спросил Мелвин, щелкая кольцом своей банки.

— Хочу показать тебе одну штуку, – сказал Сандерс. Он достал из-за пазухи сложенный пополам полароидный снимок. – Как тебе такое фото?

Мелвин взял фотографию двумя пальцами. Он не представлял, что его ждет, но тон Сандерса не предвещал ничего хорошего. Мелвин терпеть не мог весь таинственный шепот, перемигивания и полунамеки – еще ни разу подобные штуки до добра не доводили.

Фотография оказалась блестящей и черной, точно лужица пролитого кофе. Как Мелвин ни старался, разглядеть, где и что снимал Сандерс, не удалось. Единственное, что выделялось, это полдюжины смазанных голубых пятен в правом углу кадра.

– И что я должен увидеть?

– Так это она самая, – усмехнулся Сандерс. – Стая привидений. Нахмурившись, Мелвин присмотрелся к голубым пятнам. Если бы не слова Сандерса, он решил бы, что фотография испорчена. Брак на светочувствительной пленке или что-то подобное. Сандерс снимал поздно ночью и без вспышки, а «Полароид» не годится для подобных экспериментов. Цветные же пятна… Мелвин ничего не смыслил в спиритической фотографии, но полагал, что призраки должны выглядеть менее аморфно.

– Как думаешь, устроит такой снимок «Мистерио»? Ну, чтобы выдали первый приз?

– Э… Это призраки?

– Полагаю, ты ответил на мой вопрос… Мелвин вежливо улыбнулся.

– Без обид, – сказал он. – По мне, эта фотография несколько-неубедительна. Цветные пятна, и все.

— Это не цветные пятна, – угрюмо сказал Сандерс.

— Выглядят они именно как цветные пятна.

– И что с того? Выглядеть они могут, как угодно, но это настоящие призраки, – он выхватил из рук Мелвина фотографию. Спрыгнув со стола, Сандерс подошел к Капусте. – Ну, четвероногий друг, а ты что скажешь?

Собака без всякого энтузиазма взглянула на снимок, но тут же от сонной апатии не осталось и следа. Вскочив, Капуста заскулила, попыталась забиться в угол. В итоге собака запуталась в лапах и упала на бок. Сандерс убрал фотографию.

— Видишь! – он торжествующе повернулся к Мелвину.

— Зачем вы так? – сказал Мелвин. – Напугали бедняжку до полусмерти!

Он подошел к Капусте и взял на руки. Собака жалобно уткнулась влажным носом в щеку. Мелвин потрепал ее за ухом. Сандерс глотнул пива.

— Просто собаки чувствуют волшебство. Сбой в системе, помнишь?

— По-вашему, это повод доводить собаку до истерики?

— Я хотел показать, – развел руками Сандерс.

— Нашли лабораторное животное, – буркнул Мелвин.

— Но согласись – опыт удался. Даже на фотографии она учуяла привидений.

— Каких еще привидений? – Мелвин отпустил собаку, и Капуста выскочила из комнаты. – Покажите-ка еще раз.

Ухмыльнувшись, Сандерс протянул ему фотографию. Но и на этот раз Мелвин ничего не увидел. Он поскреб одно из голубых пятен.

— Сдаюсь, – сказал он, возвращая снимок. – Что это за привидения?

— Призраки райских птиц, – Сандерс указал на одно из пятен. – Королевская райская птица, райская птица принцессы Стефании. Это, по-моему, ифрита Ковальди…

— Откуда…

— Знаешь, как появился праздник Воздушных Змеев? – перебил его Сандерс и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Все думают, он был от основания Порт-Корвета. На самом деле – традиции лет тридцать. А началось все с того лета, когда на Острове жили райские птицы.

Он глубоко затянулся и выдохнул в потолок колечко. Дымные петли походили на парящую птицу.

— Кто жил? – переспросил Мелвин.

— Райские птицы. Вороны, но разноцветные и яркие, точно драгоценные камни в пиратском сундуке. С пышными хвостами и лентами. Да видел ты их, по телевизору или в зоопарке.

— Видел, – сказал Мелвин. – Только… Они живут на Новой Гвинее, так? В джунглях. Мне чудится или климат на Острове несколько прохладнее? Снег, дожди…

— В джунглях, – согласился Сандерс. – Но одно лето они жили и здесь. Ты видел «Магдалену»?

— Кафе на площади? Конечно…

– Скучный ты человек, Мел, – вздохнул Сандерс. – Сколько ты живешь в Порт-Корвете? Третий месяц, кажется? А самого интересного так и не видал… Я про корабль, в честь которого назвали кафе.

– Я на пристани бывал всего-то пару раз.

– Ох, – Сандерс почесал бороду. – На пристани «Магдалену» искать без толку. Свое она отплавала… Так и быть, слушай. Лето в тот год выдалось жаркое. На Острове это редкость – обычно дожди да туманы, а тут солнце палило так, что вскипал асфальт, а на деревьях не осталось ни одного зеленого листа. Два месяца на небе ни облачка. Поговаривали, виноваты французы, мол, из-за ядерных испытаний поменялись течения, другие винили американцев: эксперименты с климатическим оружием и все такое. Хотя по мне – какая разница? Мы жарились, пока не пришла Большая Буря… Ее у нас все так называют. По правде говоря, в жизни ничего страшнее не видел. Океан нам много задолжал за то лето, а отдал все сразу. Буря бесчинствовала два дня: рвала деревья и черепицу с крыш. Добра в море уволокла – не счесть. У меня смыло новенькую газонокосилку, у соседа – приличный «форд» вместе с гаражом и тещей. На Острове не осталось ни одного целого окна, что ни улица – то воды по колено…

Он затянулся, чтобы перевести дух и, быть может, собраться с воспоминаниями. Хотя… Мелвин всмотрелся в задумчивое лицо Сандерса и усмехнулся, сообразив, что тот просто держит паузу. Тщательно выверенную: Сандерс не раз рассказывал эту историю и наловчился цеплять слушателя. И ведь все на виду – шуточки попроще, сравнения попонятнее. Вот где сказывается отсутствие нормального телевидения: Сандерс легко занял пустующую нишу. В сезон, когда на праздник Воздушных Змеев съезжаются туристы, такая история пойдет на ура в любом баре – выслушают, да еще и пива поставят. Хороший приработок для несостоявшегося актера.

Сигарета в пальцах Сандерса истлела до фильтра. Он затушил ее о подошву, прикурил следующую и продолжил:

— Потом, когда океан приутих, мы нашли «Магдалену». Раньше, скажу тебе, отменный был корабль – красавица яхта, вся белая, как первый снег… Только волны так ее приласкали, что от красоты ничего не осталось. Помяло ее будь здоров, в днище дыра – прямо выбитый зуб в улыбке старлетки. Представь себе орхидею, на которой потопталась пара портовых грузчиков, вот такой оказалась наша «Магдалена».

— На чем грузчики потоптались? – спросила Диана, входя в комнату.

– Местные легенды, – сказал Мелвин.

Ди остановилась, принюхалась и перевела взгляд на сигарету Сандерса.

— Вы… – она чуть не задохнулась от возмущения. Схватившись за ворот футболки, Диана закашлялась.

— Не беспокойся, милая, – сказал Сандерс, как ни в чем не бывало. – «Магдалена» – корабль, так что в нашей истории никто не пострадал. Пока.

— Да вы… – взгляд, который она бросила на Мелвина, должен был испепелить его на месте. Мелвин почувствовал себя, словно человек, который на приеме у английской королевы сел на морского ежа: вроде бы надо вскочить и что-то сделать, да этикет не позволяет.

— Так что дальше с тем кораблем? – поспешил сказать он, пока Ди не завелась.

— Мы там кое-что нашли, – сказал Сандерс. – Клетки с райскими птицами. Сотни три, не меньше. Не ручаюсь, но, похоже, наша «Магдалена» занималась контрабандой редких животных. Выгодный бизнес: на черном рынке одна такая птичка стоит подороже новенького авто. Когда мы до них добрались, треть птиц умерла. Не выдержали бедняжки шторма и переохлаждения. Но большинству, к счастью, повезло…

Маневр сработал. Печальная история райских птиц мигом заставила Ди забыть про аллергию на табак.

— Бедненькие…

— Да уж, – согласился Сандерс. – Не повезло им.

– А остальных вы спасли? Сандерс хмыкнул.

– Можно сказать и так. С какой стороны посмотреть… Во время шторма клетки разбились и переломались. И вот, залезаем мы в трюм, а эти птицы вдруг рванулись нам навстречу! То еще зрелище, скажу вам… Будто на глазах рождается радуга. И мало того, что сверкает всеми цветами, еще и кричит на разные голоса, хлопает крыльями… В общем, разлетелись птицы по Острову. Кого-то мы смогли изловить, остальные не пережили наших сов, лисиц и первых холодов. Но почти месяц здесь был остров с райскими птицами. В память решили устроить праздник. С тех пор и запускаем всем городом разноцветных воздушных змеев.

– Грустная история, – сказала Диана.

– Да уж, веселого мало. Зато таинственного – хоть отбавляй. Откуда взялась «Магдалена», куда плыла? – Сандерс глубоко затянулся. – Корабль у нас есть. Груз и все дела. А с командой не сложилось. Ни единого человека на борту – ни живого, ни мертвого…

– Сбежали.

— Мы сначала тоже так подумали, но спасательный плот, круги да жилеты оказались на месте. Следов на берегу нет. Да и Остров не такое место, где можно спрятаться. И вот еще: мы вообще не нашли свидетельств того, что на борту были люди. Ни бортового журнала, ни фотографии на стене или грязной кастрюли. Не считая пары мешков птичьего корма, никакой еды…

— Корабль-призрак… – шепотом сказала Диана. К таинственным историям она относилась с большим интересом.

— Погоди, – остановил ее Сандерс. – До призраков мы еще доберемся. А «Магдалена» была настоящей. Да что там, посудина до сих пор валяется на берегу, хотя и прогнила, как дуршлаг на свалке.

– Ух ты! – вскрикнула Диана. – Вы ее покажете?

– Для тебя, милая, что угодно. Но давай не сейчас? – Диана нахмурилась. Она не терпела полумер; любая идея требовала немедленной реализации. – Я еще не рассказал самого интересного.

– Про стаю привидений? – усмехнулся Мелвин.

— Именно, – с серьезным видом кивнул Сандерс. – Впервые их заметили на следующую зиму после Большой Бури. Появляются они чаще рядом с «Магдаленой», но бывает, залетают в город. Кое-кто поговаривает, что они предвещают скорую смерть…

— На то и привидения, чтобы предвещать. Работа у них такая, – сказал Мелвин. Мимоходом он подумал, что шутку можно использовать в очередной серии «Суперкротов». Полковник Блюм и Леди Сью в заброшенном замке… Да, неплохо может получиться.

— Суеверия и шарлатанство, – буркнул Сандерс. – То, что привидения предвещают смерть, противоречит их научному объяснению…

Мелвин аж поперхнулся:

— Какому, простите, объяснению? Кажется, я что-то пропустил в развитии науки – до сих пор мне казалось, она отрицает само существование потусторонних сил.

— Официальная – может быть. Она и теорию относительности принимать не хотела. Я уж молчу про эволюцию. Истинная наука должна основываться на фактах, а факты… – Сандерс постучал по карману, куда убрал снимок.

— Факты, – повторил Мелвин. – Нуда, конечно. И что за научное объяснение?

— В «Мистерио» печатали интересную статью, объясняющую природу привидений. Один профессор написал…

– Профессор! – усмехнулся Мелвин. Он был наслышан про «научных специалистов», которые пишут для подобных изданий. Профессора выдуманных академий, признанные специалисты по несуществующим наукам – сами себе насочиняют регалий, потом ими гордятся. Сандерс остался выше сарказма.

— Тут дело в информационном поле. Существует некая невидимая и неощутимая среда – нечто вроде эфира, – способная накапливать и хранить информацию… Это словно автоматический фотоаппарат – и щелкает, и щелкает. Все, что происходит в нашем мире, отпечатывается на этом поле. Получается не кино, а бесконечный набор снимков. В виде незатухающих колебаний…

— Покадровая мультипликация, как в «Кротах», – вставила свое слово Диана.

— Похоже, – сказал Сандерс. – Смотри дальше… Тот профессор пишет, что связь здесь двусторонняя. Наш мир действует на состояние поля, но и оно оказывает на нас влияние. Правда, влияние может быть разным, например, знаменитые идеи, которые «носятся в воздухе». Несколько человек поймали одну волну, ничего осрбенного. Куда интереснее второй случай…

Сандерс допил пиво и поставил пустую банку на клавиатуру ноутбука. На экранной заставке Полковник Блюм уважительно прищурился. Не обращая внимания на крота, Сандерс прикурил третью сигарету. Диана, на удивление, не сказала ни слова против.

— Знаешь, что свет обладает свойствами как частицы, так и волны? – продолжил Сандерс. – С информацией похожая штука. Сильное возмущение поля в одной точке приводит к тому, что там образуется мощнейший источник колебаний. Этого оказывается достаточно, чтобы информация периодически – при подходящем стечении обстоятельств – проявлялась не только как колебания поля, но и на наблюдаемом физическом уровне. Если провести подробщш анализ достоверных случаев встреч с призраками, то сразу становится ясно, что чаще всего там идет повтор одних и тех же «кадров». Самое сильное возмущение вызывает смерть, неестественная и трагическая – сбой в системе, нарушение естественного порядка вещей…

— Да уж… – хмыкнул Мелвин. – Пожалуй, подобная сказка будет для «Мистерио» в самый раз. Первый приз гарантирован.

Диана не замедлила пнуть Мелвина по лодыжке.

* * *

– Ну и зачем ты так? – спросила Диана, когда Сандерс ушел. – Высмеял его привидений… Ты иногда пробовал держать язык за зубами?

– Я не верю в привидений, – сказал Мелвин.

– И что с того? Это ты не веришь, а не он. Я же не говорю, что твои игры в пластилиновых кротов – сплошь инфантилизм, для отвода глаз прикрытый простеньким постмодерном.

– Сурово.

— Но так оно и есть, – когда злилась, Диана прикусывала губу. – Понимаешь, в отличие от тебя Гектор верит, что в мире еще осталось место для настоящих чудес и загадок, а не только для дешевых ужимок да кривляний.

— Призраки – это не загадка, – сказал Мелвин. – Это суеверие. Таким штукам, как привидения, можно найти рациональное объяснение.

— Если ты не заметил, то Гектор и дал рациональное объяснение призракам. А заброшенный корабль без команды – чем тебе не загадка?

— Надо еще посмотреть на этот корабль. Уверен, на деле все окажется куда прозаичнее.

Диана выпрямилась и расправила плечи.

– Хорошо, – сказала она. – Пойдем посмотрим.

— Что? Прямо сейчас? – тоскливо протянул Мелвин, по опыту зная, что переубедить Ди вряд ли удастся.

— Разумеется, сейчас! Или ты предлагаешь дождаться полнолуния? Для пущего эффекта?

— Нет… Может, хотя бы подождем Сандерса? Мы же не знаем, где находится корабль.

Диана всплеснула руками.

– Ты чем слушаешь? Гектор сказал, что «Магдалена» – местная достопримечательность. Спроси любого прохожего, и он расскажет, как до нее добраться.

Этому противопоставить было нечего. Не прошло и получаса, как онц уже вышли из дома – даже перекусить не успели. Кипучая энергия Дианы не позволяла ей тратить время на еду.

Ди оказалась права. Первый же встречный – сонный молочник, развозивший товар на машинке для гольфа – объяснил, как добраться до «Магдалены». Нужно просто догадаться выйти на берег и пройти по пляжу около пяти километров на север от города.

Всю дорогу Диана не переставала гадать, какой окажется таинственная «Магдалена». Фантазия у нее богатая, так что Мелвин наслушался самых разнообразных версий. Описание, предложенное Сандерсом, девушку не устроило. В ее версии «Магдалена» представала пиратским галеоном с обломанными мачтами и бьющимися на ветру лохмотьями парусов – такой, каким и должен быть корабль-призрак. Когда же Ди вспоминала, что Сандерс, описывая яхту, упомянул слово «шикарная», «Магдалена» превращалась в огромный круизный лайнер с тремя бассейнами, площадками для гольфа и каютами, отделанными хрусталем и красным деревом. Мелвин считал, что обе версии бесконечно далеки от реальности, но переубеждать девушку не спешил.

Море цвета темного бутылочного стекла слегка морщилось тонкими волнами, напоминая огромный лист упаковочной бумаги, грубо скомканный, а потом наспех расправленный. По воде расползались неряшливые темные пятна. При желании они легко могли бы сойти за тени облаков, но небо было чистым. Для подводных пещер тени оказались слишком подвижными. Мелвин решил, что это водоросли. Иначе пришлось бы допустить, что рядом с Островом обитают гигантские скаты размером с кита.

С Острова дул легкий ветерок. Из густых зарослей сухого тростника вдоль полосы прибоя доносился громкий треск, будто сквозь них пробиралось крупное животное. Насколько знал Мелвин, самыми крупными дикими животными на Острове были лисы и бродячие собаки. Да и Капуста не проявляла особого беспокойства. Скрывайся в тростнике нечто, действительно стоящее собачьего внимания, она бы не поленилась сообщить. Но всякий раз, когда с очередным порывом ветра тростник принимался трещать, Мелвин вздрагивал. Во всем виноват Сандерс: напустил туману со своими привидениями, теперь мерещится всякое…

Пляж расчистили только рядом с городом. Дальше песок уступал место ломаному сухому тростнику, блестящим черным корягам и прочему мусору, обглоданному морем. Справа темнела неровная полоска леса – сплошь корявые прибрежные сосны. В глубь Острова они распрямлялись, превращаясь в высокие и стройные деревья – гордость лесопилки «Океан-Вест». Леса на Острове большие, светлые и красивые, но бедные по сравнению с джунглями. Интересно, как здесь смогли выжить райские птицы? Не слишком подходящее для них место. Не шишками же они питались? Еще одна неувязка в истории Сандерса. Впрочем, одной больше, одной меньше…

Щепки тростника вперемешку с колючим песком всеми возможными путями пробирались в ботинки. Ноги нестерпимо чесались; еще пара часов подобной прогулки, и он сотрет их в кровь. Хорошо, волны не добирались до ботинок – не хватало еще промочить ноги и заполучить простуду. Диана, позабыв, что прогуляться до «Магдалены» – ее идея, ворчала, что Мелвин спит и видит, как бы свести бедную девушку в могилу.

Капуста, опустив голову, трусила позади, иногда останавливаясь и что-то подолгу высматривая в мелких приливных лужах. Там всегда находилось немало интересного, чтобы удовлетворить ее бесконечное научное любопытство: стайки серебристых мальков, крошечные крабы и морские звезды… Изредка она принималась лаять на особо удивительное создание, но сама в воду не лезла – купаться собака Мелвина попросту боялась.

– Смотри! – неожиданно вскрикнула Диана. – Вон она! На холме…

Девушка остановилась и подняла руку. Но прежде чем Мелвин успел разглядеть корабль, «Магдалену» заметила Капуста. На мгновение собака замерла, а затем, опустив голову, глухо зарычала.

Яхта долулежала на боку на вершине небольшого холма. Довольно далеко от берега; если ее туда забросило штормом, значит, Сандерс не преувеличил силу Большой Бури.

«Магдалена» действительно оказалась старой. Конечно, не пиратский галеон из рассказов Дианы, но с обломанными мачтами она не ошиблась. Мачта, правда, была всего одна – обрубок метра два высотой; на его вершине дремала толстая растрепанная чайка. Что ж, птицы на корабле есть…

Такелаж и паруса «Магдалены» истлели; уцелела лишь пара ржавых стальных тросов, клубками валявшихся на прогнившей палубе. Некогда белая краска пожелтела и сползала хлопьями. Ветер слегка колыхал лохмотья, отчего казалось, что по кораблю непрестанно ползают мелкие и противные создания. Но в первую очередь в глаза бросалась огромная черная дыра в покатом борту. Не иначе, яхта напоролась на подводные скалы. Высотой в два человеческих роста дыра напоминала распахнутую пасть чудища с торчащими кривыми зубами-досками. Разглядеть, что скрывалось в темноте, было невозможно. В целом яхта производила впечатление скорее жалкое, чем таинственное или пугающее. Мелвин совершенно не понимал, с чего Капуста так переполошилась.

Он нагнулся и потрепал собаку за ухом. Та не успокоилась.

— Тихо!.. Я думал, яхта окажется больше, – сказал Мелвин, поворачиваясь к Диане. – Симпатично, конечно, но как главная достопримечательность Острова не впечатляет…

— Настоящий корабль-призрак. Именно таким я его и представляла, – заявила Ди. – Пойдем взглянем поближе.

– Надеешься увидеть привидений?

Диана фыркнула.

— Я к тому, что, по моим сведениям, призраки обычно появляются по ночам.

— Ты испугался? – изумилась Ди. Порыв ветра разметал рыжие кудри. – Совсем как твоя собака! Не ожидала…

— Ничего я не испугался, – Мелвин обиделся. – Я не верю в призраков, потому и не вижу смысла их бояться. А что яхта того и гляди развалится на части – это серьезно. Не хочется получить по голове куском гнилого дерева.

— Пойдем, – усмехаясь, Диана ударила его кулаком в плечо. – Корабль простоял здесь тридцать лет, и ничего с ним не случилось. Простоит еще немного… Собаку можешь оставить здесь: если что, приведет помощь.

— Я бы на это не рассчитывал, – буркнул Мелвин.

Он снова посмотрел на «Магдалену». Лезть в пролом не хотелось. С другой стороны, Ди нельзя отпускать одну. А пытаться ее отговорить, все равно что ловить торнадо сачком для бабочек.

Диана уже шагала вверх по холму. Мелвину ничего не оставалось, как поспешить следом. Капуста заскулила, разрываясь между ответственностью и страхом; в итоге сдалась и поплелась вслед за хозяином. Столь обреченного выражения на морде своей собаки Мелвин давно не видел.

Вблизи «Магдалена» выглядела еще более жалко. Прежде Мелвин наивно полагал, что на то и достопримечательности, чтобы за ними ухаживали и следили. Похоже, на Острове придерживались иного мнения. Никаких признаков того, что «Магдалену» пытались подлатать. Или хотя бы обработать дерево обшивки, чтобы оно медленнее гнило. Не пройдет и пяти лет, как от яхты останутся одни воспоминания.

Диана подошла к дыре в борту и заглянула внутрь. Словно укротительница засунула голову в пасть тигра.

— Эй! Есть тут кто? – Ди полезла внутрь. Но на полпути остановилась и повернулась к Мелвину.

— Фонарик ты захватить, естественно, не догадался?

— Представь себе! Диана надула губы.

— Если бы ты иногда думал… Спички есть? Мелвин нашел в кармане коробок и протянул девушке.

– А может, сперва стоит осмотреть палубу? – спросил он, глядя наверх. Карабкаться туда тоже мало удовольствия, но когда яхта рухнет, хотелось бы оказаться снаружи.

– Мне и отсюда прекрасно видно, – сказала Диана. – Ничего интересного. Если ты не забыл – мы ищем призраков. Насколько я знаю, обычно они прячутся по темным углам, а не греются на солнышке.

– Как глупо с их стороны, – вздохнул Мелвин.

Капуста не решилась подойти к яхте ближе чем на пять метров. Собака то отбегала назад, то вновь приближалась, словно уговаривала Мелвина поскорее уйти. От всего этого он чувствовал себя несколько неуютно. В памяти всплыли слова Сандерса: «Хочешь заметить волшебство, следи за своей собакой». И еще про «сбой в системе». Мелвин слышал про собак, предсказывающих землетрясения и прочие катаклизмы. Называйте, как хотите – шестым чувством, например, – факт остается фактом. Животные действительно чувствуют опасность лучше людей.

Первую спичку Диана сломала, вторая хоть и зажглась, погасла под порывом ветра. Чертыхаясь сквозь зубы, девушка по пояс залезла в пробоину и чиркнула третьей. Эта попытка оказалась удачнее, но огонек был настолько слаб, что его хватило только осветить лицо Дианы.

– Здесь действительно много… пустых клеток, – голос Ди звучал приглушенно и невнятно, точно рот у нее полон ваты. – Ой!

Девушка отпрянула. Спичка выпала из пальцев и потухла.

— Что случилось? – Мелвин подскочил к Диане и подхватил ее за локоть. Девушка замотала головой, словно пытаясь прогнать некое наваждение. Ее рука дрожала.

— Все в порядке… Там лежит скелет… – она шумно выдохнула. – Птичий. Можно было бы догадаться…

Она снова заглянула в пробоину. Мелвин последовал ее примеру, щуря глаза в попытке что-то разглядеть в густом сумраке.

Темнота в глубине яхты была плотной, казалось, ее можно черпать горстями, как застоявшуюся черную воду из блестящей лужи на днище. Странно: снаружи вовсю светило солнце, но корабль оно старательно игнорировало. По непонятным причинам решило, что ему здесь не место. Из темноты тянуло запахами подгнившего дерева и почему-то грибов.

Как и сказала Ди, клеток оказалось много – не меньше сотни деревянных ящиков с проволочными стенками. Выглядели они не лучшим образом, и время здесь было ни при чем. По ящикам определенно несколько раз прошлись топором, с одной лишь целью – не оставить ни одной целой клетки. Не исключено, что на «Магдалене» побывали пресловутые «зеленые» анархисты, в священной ярости круша все, что напоминало о несправедливом обращении с животными.

Кем бы ни оказался клетконенавистник, к работе он подошел старательно. Внутри яхта была завалена гнилыми досками с торчащими кривыми гвоздями и клубами насквозь проржавевшей проволочной сетки. На останках одной из клеток и лежал напугавший Диану скелет. Хотя бояться, по сути, нечего. Кучка полусгнивших костей, увенчанная черепом с коротким клювом. Непонятно, как ему удалось за тридцать лет сохраниться в целости? Крабы и прочая живность побережья давно должны были растащить все по кусочкам. Видимо, они, как и солнце, предпочитали держаться от «Магдалены» подальше.

– Самое место для привидений, – прошептала Диана. – Все признаки налицо;

– Признаки?

— Заброшенный дом, непогребенные кости, – принялась перечислять Диана, загибая пальцы. – Призраки всегда держаться рядом с не-упокоенными останками. Бедные птицы! Какая печальная кончина…

— Что ж. По крайней мере, первая часть истории Сандерса оказалась правдивой.

— Скоро найдем подтверждение и второй, – сказала Ди. Мелвин фыркнул.

— Предлагаешь лезть дальше? По-моему, мы увидели предостаточно.

— Мы еще ничего не увидели! – отрезала Диана.

Опираясь на стенку пробоины, она перекинула ногу. На дне яхты хлюпнуло. Ди на долю секунды замерла, лицо побледнело, затем девушка повернулась к Мелвину.

— А помочь – никак? – раздраженно спросила она, пряча испуг за напускной грубостью.

— Дурацкая идея, – пробурчал Мелвин, подавая ей руку и помогая забраться внутрь. – Рухнет тебе на голову балка или напорешься на гвоздь, а на Острове даже нормальной больницы нет.

— А в тебе нет романтики, – отозвалась Ди. Не дожидаясь, пока Мелвин заберется следом, она принялась пробираться к корме. – Полковник Блюм на твоем месте о таком бы даже не думал, а храбро бросился бы навстречу опасности.

Мелвин не ответил. Он взялся за одну из досок, торчащих из края пробоины, и без малейшего усилия отломил большой кусок. Под ногтями осталась коричневая труха… Он забрался в пробоину и за пару шагов догнал Диану. Девушка выпутывалась из клубка проволоки, обвившей лодыжку.

— Все-таки интересно, – сказала она, – что случилось с командой?

— Попали в шторм, решили, что корабль тонет, и сбежали, – пожал плечами Мелвин.

– Ты забыл, что говорил Сандерс? Плот на месте и круги…

– А с чего ты взяла, что здесь был один спасательный плот? Всегда должен быть запасной. На нем и уплыли.

– Вся команда? – язвительно поинтересовалась Диана.

– Экипаж такой яхты – четыре человека. Так что одного плота достаточно.

– А бортовой журнал? – не унималась Диана. – Всякие записи?

– Если бы я занимался контрабандой, я бы старался оставлять поменьше следов…

Диана только что не заскрипела зубами.

— Ну, с чего ты взял, что всему должно быть рациональное объяснение? Разве есть рациональное объяснение тому, что случилось с «Марией Селестой»?

— Есть. И правдивая история «Марии Селесты» куда печальнее, трагичнее и красивее того, что вокруг нее нагородили.

Ди ничего не сказала. Освободившись из проволочной ловушки, она двинулась дальше в глубь яхты.

Глухое эхо шагов вязло в спертом воздухе. Внутри яхты было гораздо светлее, чем казалось с пляжа. Чернильную темноту сменил липкий желтоватый полумрак. В глубине трюма еще клубились тени, но с каждым шагом они отступали все дальше и дальше. Правда, ничего нового из темноты не появлялось – те же разбитые клетки, сваленные в кучи выше человеческого роста. Конструкции выглядели ненадежными: только тронь – и с грохотом развалятся. Однако когда Ди случайно зацепила одну, та не шелохнулась – лишь откуда-то сверху вывалился обломок доски.

– Ну, все посмотрела? – спросил Мелвин. – Не думаю, что мы найдем здесь еще что-нибудь интересное…

— Погоди, – перебила его Диана. – Слышишь?

— Что? – Мелвин невольно прислушался.

– Такой тихий" треск… Как в телефонной трубке при плохом сигнале…

Мелвин склонил голову.

– Нет, не слышу, – сказал он. – Но все может быть. От сырости дерево разбухает, а высыхая на солнце, сжимается и трещит.

– Непохоже, – отрезала Диана. Она вдруг замолчала и схватила Мела за руку с такой силой, что он вскрикнул от боли. – Там… там что-то есть!

– Где? – начал Мелвин. Диана подняла руку, указывая в глубь яхты. Лицо девушки было бледным, тонкие губы вытянулись в струнку. Она пыталась скрыть дрожь, но то и дело ежилась, поводя плечами.

Мелвин вздрогнул и мысленно выругал себя. Он ведь не боится привидений! Нельзя бояться того, чего не существует… Но атмосфера мертвого корабля давила, и Мелвину уже начинало казаться, что пробоина незаметно затягивается, перекрывая выход, а клетки, стоит отвернуться, меняют свое положение. Раньше он не жаловался на приступы клаустрофобии. С какой радости они появились?

Мелвин прищурился, всматриваясь в темноту.

– Нет там ничего, – сказал он. – Тебе почудилось…

– Идиот! – шепотом возмутилась Диана. – Смотри на той балке… Оно движется\

Ди рванулась к Мелвину и спряталась за его спину. Он же продолжал пялиться в темноту, не понимая. Нет же ниче…

По спине точно прокатилась холодная волна. Мелвин отступил на полшага, чувствуя в теле непонятную слабость. Но продолжал смотреть на балку, куда указала Диана. Вернее, на то, что двигалось по балке…

На самом деле ничего особо страшного там не было. Совершенно непонятно, с чего он так перепугался? И чего он сейчас боится: сердце колотилось раз в пятьдесят быстрее обычного.

Над перекладиной дрожало и расплывалось тусклое пятно холодного голубоватого света. Больше всего это напоминало облако из паров флуоресцентной краски, лишенное определенной формы, то расползающееся в стороны, то сжимающееся в плотный шар размером с грейпфрут. В такт этим колебаниям менялось и свечение – то растворяясь в тугом сумраке, то вспыхивая не хуже новой светодиодной лампы. Таинственное свечение не отражалось на окружающих предметах. На балке – ни малейшего отблеска, свет и на полпальца не отгонял окружающую тьму. Дрожащее пятно существовало в своем мире, не имеющем ничего общего с остальной реальностью. Так же отрешенно светятся глубоководные медузы.

Облачко пролетело в считанных сантиметрах над балкой, на секунду замерло рядом со стеной и погасло. Как лампа в кинотеатре перед началом сеанса.

Мелвин и Диана стояли, боясь пошевелиться. Словно движение могло вновь вызвать таинственное светящееся пятно. Мелвину от одной мысли становилось неуютно. Что если он, как собака, почувствовал нарушение правильного порядка вещей? Сбой в системе…

Мелвин поежился. Проклятье! Должно же быть рациональное объяснение… Например – цветное пятно перед глазами, возникшее оттого, что он чересчур старательно всматривался в темноту. Обычная иллюзия восприятия… Эта версия не выдерживала критики. Пятно видела и Диана, а галлюцинации – вещь индивидуальная.

Прошло больше минуты, прежде чем Ди решилась нарушить тишину.

– Привидение! – выдохнула она. – Мы видели настоящее привидение!

– Не думаю, – ответил Мелвин.

– А что это по-твоему? – Диана переминалась с ноги на ногу. По лицу видно: ей одновременно хочется и выбраться из трюма, и поближе рассмотреть место явления призрака. Разрываемая желаниями, она, как тяни-толкай, не могла сдвинуться с места.

Мелвин пожал плечами.

– Огни святого Эльма? На старых кораблях иногда загораются…

– Атмосферное электричество? – уточнила Диана. – Шаровая молния?

– Вроде того, – с сомнением сказал Мелвин. Диана фыркнула.

— Ну, знаешь. Один раз, еще маленькая, я видела шаровую молнию. Что-то не припомню у нее крыльев.

— Здесь тоже не было никаких крыльев. Зато я точно знаю, что гнилое дерево в темноте светится.

— Чем ты смотрел? – возмутилась Диана. – Было видно и крылья, и клюв, и длиннющий хвост… Настоящая птица-призрак!

— Хвост? – почему-то упоминание о хвосте окончательно вывело Мелвина из себя. – Все, что я видел, это светящееся облачко, ничуть не похожее на птицу. Какой хвост?

— Такой… – замялась Ди. – Из двух перьев. Длинных – они свисали до пола… Ну, что ты на меня так смотришь? Я правда ее видела!

— Пойдем, – сказал Мелвин. – Нам лучше выйти на свежий воздух… А то здесь и не такое померещится: темно, пахнет плесенью, да еще и кости кругом.

Вместо этого Диана шагнула в сторону балки.

– Знаешь, – сказала она. – Я читала, что там, где стояли призраки, земля очень холодная. Иногда на ней появляется иней…

Встав под балкой, она попыталась до нее дотянуться, но ничего не получилось. Ди была не самого высокого роста.

– Помоги, – попросила девушка. – Хочу проверить… Вздохнув, Мелвин взял Ди под мышки и поднял. Пусть убедится, что ничего… Диана протянула руку и коснулась кончиками пальцев балки.

– Черт!

Диана дернулась. Мел едва удержал ее, да и сам еле-еле устоял на ногах. Он поспешил поставить девушку на землю. Диана принялась яростно дуть на пальцы.

— Зараза… Холодная, как… – подходящего сравнения она так и не нашла. Девушка с вызовом Досмотрела на Мелвина.

— Ну! Что я тебе говорила? Настоящее привидение!

Привстав на цыпочки, Мелвин коснулся балки. Он был готов ко всему – к пронизывающей боли, словно опустил пальцы в жидкий азот, или к жжению сухого льда… Главное – он должен сам проверить и убедиться.

Балка оказалась прохладной, сырой и склизкой от пленки водорослей. Такой, какой и положено быть дереву в трюме старого корабля. Сперва осторожно, а потом всей ладонью Мелвин провел по балке, выискивая место, о которое обожглась Ди. Ничего не нашел, только вымазался в водянистой слизи.

Краем глаза Мелвин посмотрел на Диану. Девушка разминала пальцы, периодически принимаясь их тереть о ткань джинсов; совсем не похоже, чтобы она прикидывалась. Да и зачем ей это нужно? Диана не из тех, кто станет так шутить, не в ее стиле. Значит, она обожглась на самом деле. Осталось понять, каким образом…

— Может, тебя ударило током? – предположил Мелвин. – Говорят, по ощущениям это вроде обморожения…

— Каким еще током? – раздраженно отозвалась Ди. – Ты видишь здесь хотя бы одну розетку?

— Нет, но… – Мел задумался. – Остаточный заряд шаровой молнии? Задержался в балке, тебя и ударило…

— Боже! – всплеснула руками Диана. – Чему тебя в школе учили? Дерево не проводит электричество. Что за остаточный заряд?

Мелвин развел руками. Тут она права: в школе, да и после, он не особо интересовался естественными науками. Диана победно усмехнулась.

— В этом беда любого рационального объяснения. Вместо того чтобы признать очевидное, ты высасываешь из пальца всяческие нелепицы.

— Будто призраки не нелепица, – буркнул Мелвин. – Все, хватит на сегодня… Мне еще сводить записанные дорожки.

Не дожидаясь девушку, он направился к выходу, пробираясь между клетками. Диана еще немного постояла под балкой, но в конце концов она махнула рукой и догнала Мела.

– Будь проще, – сказала она. – Есть многое на свете… ну и дальше по, тексту.

Мелвин пропустил ее вперед и подал руку, помогая вылезти через пробоину. Но едва они выбрались из трюма, как нос к ноёу столкнулись с Гектором Сандерсом.

Диана рванулась назад, налетела на Мелвина и завизжала что есть мочи. Вдалеке с ответными криками в небо поднялась большая стая чаек, у Мелвина заложило уши. Откуда-то появилась Капуста и громким лаем внесла свою лепту. Сандерс, не ожидавший подобной встречи, попятился, запнулся о корягу и сел на песок. На лице застыло испуганное удивление.

Понятно, с чего девушка перепугалась. Перед глазами Сандерс на манер бинокля держал старенький «полароид» и походил, скорее, на пришельца из космоса или робота из дешевых научно-фантастических фильмов.

– Уф, – выдохнула Диана, хватаясь за сердце. – Ну и напугали вы нас! Я уж решила…

О чем она подумала, Ди не сказала. Капуста не унималась, заливаясь противным лаем, срываясь на визг. Мелвин поспешил к собаке. Обняв ее за шею, он успокаивающе потрепал ее за ухом.

– Спокойно, все в порядке…

Его слова Капусту не убедили. Собака приутихла, но продолжала поскуливать.

– Черт… – сказал Сандерс, опуская фотоаппарат. – Вы-то что здесь делаете?

– Ну… – замялся Мелвин.

– То же, что и вы, – пришла на выручку Ди. – Охотимся на призраков. Посмотрите на Мела, разве он не похож на Билла Мюррея?

Сандерс прищурился. -Нет.

– И я так считаю, – Диана широко улыбнулась.

– Значит, охотитесь на призраков? – хмуро спросил Савдерс. – И как успехи?

Судя по всему, с последней встречи он так и не ложился. Синяки под глазами стали темнее, морщины глубже, лицо осунулось. Даже борода выглядела всклокоченной и помятой. А Мелвин надеялся, что после записи Сандерсу хватит ума отправиться домой спать.

– Мы видели привидение! – радостно сказала Диана.

Мелвин вздрогнул. О чем она думает? Не стоило говорить Сандерсу о встрече с призраком. Теперь его палками не загонишь отдыхать.

– Это была тропическая птица, – продолжила Диана. – Все, как вы говорили. А потом она исчезла, но там, где она появлялась, остался иней…

Сандерс повернулся к Мелвину.

— Лично я ничего подобного не видел, – честно признался тот. – Что-то было, не спорю. Светящееся пятно, скорее всего, огни святого Эльма. Но птиц…

— Вы его не слушайте, – перебила Мелвина Диана. – Он у нас скептик. Когда его проглотит морской змей, он будет утверждать, что это чушь, потому что гигантские ящеры давно вымерли.

– Они и вымерли, – буркнул Мелвин.

– Вот видите! – Ди уперла руки в бока. – Но мы с вами знаем, как устроен мир!

Сандерс добродушно усмехнулся.

– Спасибо на добром слове, дорогая. Боюсь, я не знаю и тысячной доли.

Он поднялся, отряхивая штаны от налипшего песка.

— Ладно, – сказал Сандерс. – Пойдем, что ли, в город, пропустим по стаканчику за вашу первую встречу с волшебством.

— А вы не собираетесь фотографировать призраков? – изумилась Диана.

Сандерс вздохнул, плечи опустились.

— Без толку, – сказал он. – Вы тут всех распугали… Иней, говоришь? Куда ж без него…

— Волшебство здесь понятие условное, – сказал Сандерс, отхлебывая пиво. – С тем же успехом можно использовать термин «сверхъестественное»…

По площади перед кафе бегала стайка ребятишек. Синий воздушный змей, украшенный фольгой, сверкал в лучах солнца. Порой он поднимался так высоко, что практически растворялся в красках неба. До праздника оставалось больше недели, но дети не умеют ждать. В другой раз Капуста с радостью бы присоединилась к их веселой компании, но, устав от пережитого на берегу, мирно дремала под столиком.

– По сути, так вернее, – продолжил Сандерс. – Но за последние годы всякие дилетанты и шарлатаны превратили сверхъестественное в посмешище. Приходится создавать терминологию заново…

– А мне нравится слово «волшебство», – сказала Ди. От пива она отказалась и пила уже третью чашку кофе. – Есть в нем нечто настоящее. Вещи надо называть своими именами. Призраки – это призраки, а не «энергетические тела».

– В точку, – кивнул Сандерс.

– Хорошо, – сказал Мелвин. – Тогда почему вместо обещанных привидений я увидел именно «энергетическое тело»? Только не надо говорить, будто я не увидел призрака лишь потому, что в него не верю. Любая реальная вещь объективна. Я могу сколько угодно не верить в существование дорожных столбов. Но если я попытаюсь пройти через один, шишка на лбу гарантирована.

– Здесь все просто, – сказал Сандерс. – Смотри…

Он поставил пивную банку и взял салфетку. Держа двумя руками за уголки, продемонстрировал ее Мелвину.

— Что ты видишь?

— Салфетку. Рекламу кофе…

– Квадрат, – поправил его Сандерс. – А сейчас? Он повернул салфетку на девяносто градусов.

— Линию? – сказал Мелвин, поняв, к чему клонит Сандерс. – Хотите сказать, что я неправильно смотрел?

— Не под тем углом. Если брать за основу, что привидения – проекция информационного поля, небесное кино, то так и выходит. Когда ты смотришь фильм в кресле, то видишь, что происходит на экране. Но если ты будешь глядеть поперек, то заметишь именно светящиеся пятна. Что и требовалось доказать.

Довольный собой, он отложил салфетку и вернулся к пиву. Мелвин задумался.

– Допустим, я неправильно смотрел, – сказал он. – Только в ваших привидениях неувязок гораздо больше.

– И каких? – не без ехидства поинтересовался Сандерс.

– Смотрите, – начал Мелвин. Диана пнула его под столом, но он сделал вид, что не заметил. – По вашей версии, призраки – проекция некоего информационного поля, так? Их явления лишь кино из прошлого. При этом, по вашим словам, мы их распугали. Я не понимаю, разве можно испугать киногероев? Смешно: пришел я в кинотеатр, накричал на героиню, а она взяла и убежала с экрана в слезах.

Мелвин победно усмехнулся. Посмотрим, как Сандерс будет выкручиваться.

– Не кричи на героиню, – сказала Диана. – В этом нет ничего смешного. Она действительно может убежать в слезах.

Мелвин чуть не подавился пивом.

– По-моему, это не ответ…

– Думаешь, ты меня подловил? – сказал Сандерс. – Не надейся. Тут дело в природе информационного поля. Ты слышал про параллельные миры?

Мелвин кивнул.

– Старая байка, – продолжил Сандерс. – Мол, стоишь -ци на перекрестке и думаешь, куда бы тебе пойти, направо или налево. Идешь в итоге направо. В этот момент образуется параллельный мир, в котором ты свернул налево, а на следующем перекрестке тебя сбивает грузовик, ибо нечего гулять по проезжей части…

Диана фыркнула.

— И что параллельные миры объясняют? – хмуро спросил Мелвин. История с грузовиком ему совсем не понравилась.

— Ничего. Их нет. Вселенная не столь бесконечна, чтобы тратить ресурсы на создание бесчисленных миров, отличающихся тем, съел воробей муху на завтрак или нет. Это нерационально. Слышал про принцип наименьшего действия, выдвинутый Ферма?

Мелвин отрицательно покачал головой. Сандерс почесал бороду.

– Как тебе объяснить… Из всех возможных вариантов развития событий реализуется именно тот, который потребует наименьших затрат для достижения конечной цели. Здесь речь не о предопределенности – скорее, о знании того, что случится. Будет легче понять, если допустить, что в системах высокого порядка время является конечной величиной. Проще говоря: что ни делается – все к лучшему…

Он глотнул пива и продолжил:

— Нужен механизм, который поможет найти наиболее оптимальный вариант. Для этого и существует информационное поле. Оно просчитывает возможные варианты, из которых и реализуется нужный. Штука, в которой хранится информация о том, что случилось, о том, что случится, и о том, что могло бы случиться. В своем роде – гигантский волновой компьютер.

— Ясно, – сказал Мелвин. – Но это все равно не объясняет испуганных привидений.

Сандерс прищурился. Он молча смотрел на играющих детей. Воздушный змей опускался, тощий рыжий мальчишка сматывал леску.

– Места, где появляются призраки, мягко говоря, не совсем обычные, – сказал Сандерс, не поворачиваясь. – Сбой системы, noмнишь? Точка ошибки. Здесь информационное поле находится в нестабильном состоянии… И кино, которое оно показывает, не всегда есть фильм из прошлого. Иногда из настоящего – того, которое могло бы случиться. Из всех возможных вариантов развития событий найдется и такой, при котором райские птицы до сих пор живут на Острове. И в этом возможном, хотя и не случившемся мире, когда вы пришли к «Магдалене», то встретили там не призрака, а настоящую птицу. Она испугалась и улетела. Кусочек из вероятного настоящего вы и увидели…

— А откуда взялся иней? – влезла Диана. – Когда я коснулась балки, она была холодная, как лед.

— Иней? Появление призраков требует определенных энергетических затрат. Происходит поглощение тепла и энергии из окружающей среды. Вообще-то используется любой доступный источник энергии. Поэтому в местах, где встречаются привидения, мигом перегорают лампочки и разряжаются батарейки. Здесь и кроется сложность фотоохоты на привидений: невозможно использовать электрическую вспышку.

Мелвин встрепенулся. Шанс подловить Сандерса!

– Разряжаются батарейки? – уточнил он. – Кстати, у меня электрические часы, и с ними ничего не случилось.

– Правда? – улыбнулся Сандерс. – И сколько сейчас? Мелвин покосился на запястье и вздрогнул. Стрелки намертво застыли на половине третьего, секундная даже не дергалась.

— Что скажешь? – ухмыляясь, спросил Сандерс. Но, пожалуй, больше всех обрадовалась Диана.

— Ага! – вскричала она. – Ты и теперь будешь утверждать, что призраков не существует?

– Я… – Мелвин замялся.

Конечно, остановившиеся часы ровным счетом ничего не доказывали. Батарейка могла сесть и сама по себе, а Сандерс заметил и воспользовался. Но попробуй объяснить это Диане. Оставалось лишь признать, что Сандерс обыграл его по всем фронтам. Мел с трудом подавил желание сорвать часы и забросить их куда подальше. Самое обидное, он сам не понимал, почему с фанатичным упорством продолжал воевать с призраками. Казалось бы, чего легче – взять и признать правоту Сандерса? Но остановиться он не мог, это дело принципа.

Он посмотрел на Ди и понял, что призраки здесь ни при чем. Причина в девушке. Просто истории Сандерса оказались для нее куда интереснее его историй. «Суперкроты» проиграли битву райским цтицам. Мелвин беззвучно выругался. Диана, похоже, окончательно перешла в стан Сандерса.

— Не понимаю я, почему люди так боятся привидений? – спросила Ди. – Если разобраться, в них нет ничего опасного. Я понимаю, вампиры могут высосать кровь… или там ожившие мертвецы, которые едят людей заживо… Но призраки бесплотны. Какой от них вред?

— Практически никакого, – сказал Сандерс. – Правда, мне известен один случай, когда по вине призраков человек замерз до смерти…

— Ничего себе! – воскликнула Диана. Сандерс усмехнулся.

— Но поскольку дело происходило в Антарктиде…

– В Антарктиде? – спросил Мелвин. – Полагаю, это были призраки пингвинов?

Судя по лицу Дианы, только наличие большого числа свидетелей удержало ее от убийства. Сандерс не заметил грубости и расхохотался во все горло.

– Нет, друг мой, – сказал он. – Ты забываешь, что для появления призраков необходимым условием является неестественная и трагическая смерть, то есть сильное возмущение инфополя. Пингвины в Антарктиде умирают трагически, но естественно… Нет, по словам других участников экспедиции, это был какой-то знаменитый полярник.

Сандерс на мгновение замолчал. Воздушный змей потерял поток и спикировал к земле. Врезавшись, он подскочил и пополз по асфальту, собирая длинным хвостом дорожный мусор. Дети хором застонали. Сандерс укоризненно покачал головой.

— А почему люди боятся привидений? – продолжил он. – В некоторых вещах человек недалеко ушел от животных. Может, мы не умеем предсказывать приближение землетрясений, но все равно чувствуем сбой в системе. А понять не можем – отсюда и страх.

— Как все складно получается, – протянул Мелвин. Ди брезгливо поморщилась.

— Но признайся, – сказала она. – Там, на яхте ты до чертиков перепугался. Можешь не увиливать, у тебя на лице все было написано.

– Испугался, – не стал спорить Мелвин. – Но…

Договорить он не успел. Капуста громко зарычала. Наученный горьким опытом, Мелвин схватил ее за ошейник. И оказался прав: из управления выскочил давешний почтальон, размахивая руками, как ветряная мельница.

Почтальон схватился за велосипед, огляделся и замер, увидев недавнюю обидчицу. Капуста приветствовала его визгливым лаем. Мелвин знаками показал, что все в порядке, мол, собаку он крепко держит и можно спокойно ехать. Почтальон отбросил велосипед и поспешил к столику.

– Гектор! Гектор! – подбегая, прокричал он. – Тебе срочная телеграмма!

– От Руперта? – Сандерс привстал. – Он приедет?

Лицо почтальона было бледным, лишь на шее краснели неровные пятна. Он замотал головой и выдохнул:

– Самолет… Он…

Почтальон замолчал, лишь жадно глотал воздух.

— Говори! – приказал Сандерс. Мелвин взглянул на его лицо, и ему стало страшно. Куда больше, чем при встрече с призраком. Почтальон проглотил вставший поперек горла комок и сказал:

— Что-то случилось на взлете с управлением. Самолет врезался в вышку…

– ГЬвори прямо, – перебил его Сандарс. – Руперт погиб? Почтальн замотал головой.

– Нет-нет. Он жив… В тяжелом состоянии доставлен в больницу. Многочисленные ожоги…

– В какую больницу? – хрипло спросил Сандерс.

– Где-то в пригороде Парижа, – ответил почтальон. – Здесь точный адрес…

Он протянул Сандерсу сложенный пополам листок бумаги. Гектор вздрогнул, но взял его. Развернул так осторожно, будто что-то могло измениться от того, прочтет он телеграмму или нет.

– Мы только получили, – продолжал говорить почтальон. – Я сразу к тебе… Еще думал, что делать, если тебя не окажется дома?

Сандерс не обратил на его слова внимания. Он несколько раз перечитал телеграмму и пошел вниз по улице. Направлялся он явно не к своему дому.

* * *

– Проклятье! – Не находя себе места, Диана металась по комнате, пиная все, что попадалось на пути. – Ну почему так?

Мелвин пожал плечами.

– Не знаю. Жизнь не самая логичная штука…

Он склонился над экраном ноутбука. Пластилиновые кроты беззвучно шутили – Мелвин шепотом проговаривал за них реплики. Оставалось доделать меньше четверти фильма, но какое это сейчас имеет значение?

– Почему именно этот самолет? Сандерс не заслужил!

На секунду оторвавшись от экрана, Мелвин посмотрел на девушку.

– Ты не первая, кто так говорит. И не последняя. Никто не заслуживает подобного.

Ди его не слушала. Схватив со стола чашку, она с размаху швырнула ее в стену. Благо не разбила, но на обоях осталась глубокая вмятина. Всякий раз, сталкиваясь со вселенской несправедливостью, Диана выходила из себя. В первую очередь, от собственного бессилия и невозможности что-либо исправить.

– И еще ты! – вскричала она. – Чего ты к нему прицепился? Нравятся ему привидения, и пусть! Так нет же!

Справедливости ради, стоило бы напомнить, что разговор о призраках состоялся раньше, чем Сандерс узнал о сыне. Мелвин промолчал. Пытаться что-то объяснить Диане – занятие бесполезное.

— Ему нужно в Париж, – сказала Ди. – Срочно. А ты перед ним в долгу.

— Я понимаю, – вздохнул Мелвин. – Я бы рад ему помочь, но понятия не имею, как. У меня не хватит денег, чтобы оплатить билет до Франции.

— Отговорки! Всегда есть выход. Так, кажется, говорит твой любимый крот? Вот и найди его.

— Даже если я отыщу деньги, Сандерс их не возьмет, – сказал Мелвин. – И не потому, что гордость не позволит, просто… Он такой человек.

Он взял со стола лист со сценарием рабочей серии и сложил пополам. Что бы там ни думала Ди, Мелвин хотел помочь Сандерсу. В конце концов, деньги на билет можно занять… Вопрос: как уговорить Сандерса принять помощь?

Лист бумаги в руках быстро менялся, превращаясь сперва в длинношеего тюленя, потом в нелепую рыбу. Рыба отрастила лапы и стала ящерицей, ящерица… Мелвин остановился. Он не собирался делать птицу. Даже схема, с которой он начал, не предполагала, что можно сложить что-то подобное. Он повертел в пальцах бумажную фигурку. Если память не подводила, то любая фигурка, которую он пытался сделать на Острове, в итоге оказывалась райской птицей.

Он отложил оригами и взял следующий лист. Складка горой, складка долиной, здесь отогнуть край… Пусть будет жираф.

— Тебе больше нечем заняться? – спросила Диана, поворачиваясь.

— А что такого? – сказал Мелвин, поднимая голову.

— Нашел время для игр! Придумал бы, что делать…

— Я и думаю, – огрызнулся Мелвин. – Оригами помогает мне собраться с мыслями.

— Будто они у тебя есть!.. Так, ближайший международный аэропорт в Сан-Бернардо. Паром на материк ходит два раза в сутки. Сегодня его не будет, значит, завтра утром. Надо связаться с аэропортом и забронировать билет… Что у нас с кредитами?

— Мы задержали последнюю выплату на четыре месяца. Если поискать знакомых, которым мы не должны…

– Так займись! А не играйся с бумагой.

Мелвин опустил взгляд. В пальцах вместо жирафа оказалась очередная фигурка райской птицы.

Ерунда какая-то… Мел отчетливо помнил, что порядок складок был совершенно другой. Тогда почему у него опять получилась райская птица? Мелвин нахмурился. Информационное поле? Сандерс что-то говорил про идеи, которые носятся в воздухе. Может, весь Остров пропитан идеей райских птиц? Призраки встречаются не только на заброшенных кораблях – в первую очередь, они живут в голове…

— Смотри, – сказал он, показывая фигурку Диане.

— И что это?

– А на что похоже? Диана с шумом выдохнула.

– Ты совсем идиот? Я с тобой о деле говорю, а не загадки разгадываю! В тебе есть хоть капля сочувствия?.. Ворона это.

Развернувшись на каблуках, она выскочила из комнаты. Дверь ударила так, что с потолка посыпалась штукатурка.

– Погоди! – крикнул Мелвин, но шаги Дианы уже звучали на лестнице. Спустя полминуты внизу хлопнула дверь.

Мелвин в сердцах скомкал фигурку птицы и отшвырнул ее в угол комнаты.

Около получаса он честно пытался работать, но все валилось из рук. Симпатичные мордочки суперкротов не вызывали ничего, кроме раздражения. А больше всего бесил голос Сандерса в наушниках: «Не волнуйтесь, леди! Всегда есть выход!» И так по кругу, восемь раз. Мелвин не выдержал и выключил компьютер.

Есть выход… Конечно, есть, вопрос – где его искать?

Он дотащился до кухни, но в холодильнике ничего не обнаружилось. Жаль, банка пива ему бы не помешала. Он подумал, не вернуться ли в кафе на площади, но решил, что не стоит. Слишком большая вероятность встретить Диану. А девушка не станет разбираться, почему он прохлаждается, вместо того чтобы помогать Сандерсу. Швырнет чем потяжелее и дело с концом.

В итоге Мелвин заварил кофе, хотя терпеть его не мог. Но, говорят, кофеин помогает работе мозга. Пара хороших идей – все, что ему нужно, а в голове одни райские птицы. С чашкой в руках он направился в студию.

За окном раздался громкий треск ломающегося дерева. Мелвин инстинктивно обернулся. Горячий кофе выплеснулся на штанину. Мелвин вскрикнул, попытался отряхнуться, но лишь обжег руку. Чертыхаясь, он глянул за окно.

Из ветвей платана на него уставилась огромная птица с выпученными глазами. Яркая и разноцветная, словно одежды цыганки.

Мелвин жадно глотнул воздух, не веря глазам. Быть не может… Неужели истории про призраков райских птиц на деле оказались правдой? И одна явилась Мелвину – раз и навсегда разобраться с его скептицизмом.

Скептицизм сдаваться не собирался. Первое, о чем он напомнил, привидения бесплотны и веток не ломают. Не дергаются, как марионетки в руках неумелого кукловода. Тут же Мелвин понял, что птица слишком большая и слишком плоская, чтобы быть настоящей. И голубых глаз у пернатых не бывает… Это был воздушный змей.

Снизу доносились взволнованные голоса. Кто-то дернул за веревку. Змей выгнулся дугой – платан не хотел расставаться с добычей. Снизу потянули сильнее. Треснула ветка и зашуршали листья. С третьего рывка змей вырвался из плена, устремился вперед и врезался в оконное стекло. Голубые глаза не без интереса осмотрели кухню, а потом змей сполз по стене.

Мелвин попятился, пока не уткнулся спиной в дверной косяк. Точно так же в его окно стучался призрак Уолта Диснея.

Вот так и приходят идеи. Легкий толчок – и картинка сложилась. Мелвин уже не понимал, как он не додумался раньше. Это же очевидно!

Один из его школьных друзей, Ральф Крокет, работает в крупном банке. Для него это не деньги – так, завтрак в китайском ресторане. Они, правда, не виделись лет пять, но Ральф наверняка обрадуется старому приятелю и в просьбе не откажет. Мел отправил запрос их общему знакомому, и не прошло четверти часа, как у него на руках был и электронный адрес, и номер телефона Ральфа.

Тяжелее с Сандерсом. Просто так он билет не возьмет. Однако может обменять на фотографии призраков, которые примут участие в конкурсе «Мистерио». В итоге Сандерс получает поездку в Париж, а Мелвину достается якобы выигрышный лотерейный билет. Все по правилам.

Фотография, которую Сандерс показывал утром, для обмена не годилась. Гектор не клюнет на подобную уловку. Снимки должны быть по-настоящему убедительными. Ждать, пока настоящие привидения соизволят сфотографироваться, можно до бесконечности. И здесь на сцене появляется Уолт Дисней. Фальшивое привидение.

Сандерс сам говорил, что явления призраков сродни покадровой мультипликации. А в этом деле Мелвин разбирался.

* * *

Найти изображения райских птиц оказалось несложно: в Интернете есть всё. Мелвин остановил выбор на райской птице принцессы Стефании – сапфирово-синей, с длинными хвостовыми перьями. Судя по описанию, именно ее Диана видела на «Магдалене», а действовать нужно наверняка.

Соответствующий запас моделина всегда имелся под рукой – на случай, если придется переделывать некоторые сцены «Суперкротов». Так что не прошло и часа, как Мелвин закончил модель – в две пятых от настоящей величины. Фон ему был не нужен, что здорово облегчало работу. Вместо задника Мелвин решил использовать разорванный напополам матово-белый полиэтиленовый пакет: с одной стороны, фигурка не отражалась, с другой – камера немного бликовала. Именно то, что нужно для слегка потустороннего эффекта… Многого от него не требовалось. Хватит секунд десяти, а потом закольцевать. Все, как говорил Сандерс, повтор одних и тех же кадров. Не подкопаешься.

На то, чтобы отснять эти десять секунд, у Мелвина ушло два часа. За окном сгущались охристо-желтые сумерки, макушки деревьев окрасились темно-фиолетовым. Природа хоть и продолжала держаться импрессионистский школы, но переключилась на тяжелые и мрачные краски. Для истории с привидениями – самая подходящая атмосфера.

Мелвин переписал отснятый материал на ноутбук, мысленно вознося хвалу техническому прогрессу. Без цифровой камеры и компьютера обработка материала заняла бы по меньшей мере неделю. А так у него в руках уже готовый фильм. Мелвин лишь немного обесцветил изображение. Сюжета нет – птица просто поворачивала голову и пыталась взмахнуть крыльями.

Мелвин пустил ролик по кругу и откинулся на стуле, заложив руки за голову. На четвертом или пятом просмотре он удовлетворенно кивнул. Разумеется, не шедевр, но шедевра не требовалось. Если не присматриваться, то незаметно, что птица не настоящая, и при этом все равно чувствуется неестественность. В самый раз для привидения. Жаль, в фильмографию Мелвина «Птица-призрак» никогда не попадет. Фильму уготован всего один показ для одного зрителя.

Среди аппаратуры у Мелвина был переносной проектор, так что показать фильм труда не составит. Батареи от ноутбука должно хватить минут на десять. У Сандерса будет достаточно времени, чтобы все сфотографировать.

Оставалось решить вопрос с экраном. Не демонстрировать же птицу на борту «Магдалены»? Гектор тогда сразу заподозрит неладное. Простыню на яхте тоже не повесишь… Существовал, правда, еще один метод. В старых парках аттракционов именно так делают призраков для «комнат страха». Ход банальный,.зато эффектный и проверенный родами. И есть надежда, что Сандерс о нем не слышал.

В этом случае изображение проецируется изнутри на старую марлю, сложенную в несколько слоев. При подходящем освещении, вернее, при его отсутствии, марлю почти не видно, а изображение остается висящим в воздухе. Как и положено настоящему призраку. Если же подует слабый ветер…

Ребенком Мелвин частенько ходил в «комнаты страха». Уже тогда он знал, как все устроено, но каждый раз пугался до чертиков, когда из темноты под треск старого диапроектора появлялась Белая Дама.

Загвоздка крылась в том, что Мелвин понятия не имел, как незаметно от Сандерса развесить марлю на «Магдалене». Да и где ее взять в таких количествах? Купить бинтов в аптеке и сшить в одно полотно? Слишком долго… К тому же аптеки на Острове уже закрыты.

– Ди! – крикнул Мелвин. – Нужен совет!

Ответом была тишина, нарушаемая лишь шипением работающего ноутбука.

– Ди! – позвал Мелвин погромче и вдруг сообразил, что не слышал, чтобы девушка возвращалась. По крайней мере, дверь внизу не хлопала, а Диана не смогла бы войти тихо.

Мелвину это совсем не понравилось. Ди отсутствовала больше двух часов. Он же, заработавшись, даже не заметил. Конечно, вспышки гнева, с хлопаньем дверьми, уходами из дома и прочим позерством, у Дианы случались. Но обычно она возвращалась максимум через час. Какой смысл в этих выходках, если нет зрителя? Все-таки Ди была актрисой. Но сейчас на улице почти ночь…

Мелвин посмотрел в окно, на сгущающиеся сумерки. Может, и померещилось, но темнело слишком быстро. Заходящее солнце окрасило горизонт густой багряно-красной акварелью. Мелвин не помнил, что предвещает подобное небо – ночной шторм или хорошую погоду на утро. Кажется, шторм. Ветер с океана гнал рваные облака, похожие на ошметки той самой марли, которая нужна для экрана. Ближе к горизонту они были темно-красными и фиолетовыми, а над головой становились черными, точно пропитались сажей. Платан под окном раскачивался, еще не в полную силу, но по густой листве пробегали тяжелые волны. Вдалеке Мел заметил одинокого стрижа. Птица мелькала, касаясь земли. Город совсем опустел. На улице – ни одного прохожего, лишь кружилась над асфальтом серая газета.

Где только носит Диану? Нормальный человек в такую погоду должен сидеть дома, с кружкой чего-нибудь горячего, а то и горячительного. А раз нормальные люди сидят по домам… Как бы с Ди чего не случилось. Конечно, на Острове безопаснее, чем на улицах Сан-Бер-нардо. Мелвин не читал полицейских сводок, но Сандерс хвастался, что за последние десять лет здесь не произошло ни одного серьезного преступления. Один раз ограбили туриста, и то кто-то из приезжих.

С другой стороны, случиться может всякое. Диана же притягивала неприятности на свою голову, точно особый магнит.

Минут пять Мелвин смотрел на пустую улицу. Что если последняя ссора настолько вывела Ди из себя, что она направилась прямиком на пристань? Паром не ходит, но Ди могла нанять катер и уплыть на материк. С тем же успехом Диана могла сидеть в кафе на площади, с методичным упорством мешать кофе с коньяком и рассказывать официантке, какая Мелвин бесчувственная скотина. Или же…

Мелвин выругался, сообразив, где находится Диана. Все очевидно – вслед за Сандерсом она вернулась к «Магдалене». Ловить привидений.

Резкий порыв ветра швырнул в окно горсть водяных капель. Резкая и тихая дробь, точно барабаны крошечных эльфов отбили сигнал к атаке. Дождь еще не начался, но все шло к тому, что не пройдет и часа, как хлынет ливень. У горизонта собирались тугие тучи. Если Сандерс говорил про бури на Острове правду, то оставаться на берегу, по меньшей мере, безрассудно.

Беда в том, что Сандерс не руководствуется голосом разума. Пока он не сфотографирует призраков, с яхты не уйдет. И плевать на любой шторм, пусть даже он будет повторением Большой Бури. Диана же не оставит его одного. Оно, конечно, и правильно, хотя Мелвин подумал об этом с досадой.

Значит, придется самому идти к яхте. Мелвин подключил ноутбук к проектору и вывел изображение на голую стену. Бледная райская птица повернула голову, взмахнулакрыльями, опять повернула голову…

— Капуста! – позвал Мелвин. Собака, спавшая в углу комнаты, подняла голову и глубоко зевнула. Судя по выражению морды, она не донимала, ради чего ее разбудили.

— Смотри, – сказал Мелвин, указывая на стену. Капуста снова зевнула. Фильм ее не впечатлил, даже «Суперкротов» она смотрела с куда большим интересом. О том, чтобы испугаться, и речи не шло. Наверное, в фильме Мелвина не было нарушения правильного порядка вещей. Как сказал бы Сандерс, не было волшебства.

Мелвин стиснул зубы. А вот и нет! Было волшебство. Самое настоящее. То самое, что пряталось в брусках моделина, превратившихся в призрачную птицу. Что бы там ни говорил Сандерс, что бы там ни думала Капуста, именно здесь творилось чудо. И он еще покажет всем настоящих призраков.

Мелвин отключил ноутбук и проектор и сложил их в рюкзак, предусмотрительно обернув целлофановыми пакетами. Хоть какая-то защита от дождя. Оставалось только надеяться, что внутри «Магдалены» технику зальет не сразу и она немного поработает. Марли он так и не нашел, но среди вещей Дианы обнаружились две прозрачные шали и легкая белая блузка. Последнюю пришлось разрезать ножницами. То, что получилось, Мелвин соединил канцелярскими скрепками. Ди, конечно, его убьет, да и экраном это можно назвать с большой натяжкой. Мелвин даже не был уверен, сможет ли что-нибудь на нем показать. Но выбора ему не оставили, так что придется рискнуть.

– Пойдем, – сказал он Капусте, заталкивая самодельный экран в рюкзак. – Покажем, что такое настоящие привидения…

Ни с того ни с сего собака заскулила.

* * *

На улице приближение бури чувствовалось сильнее. Дождь пока не начался, но воздух был до того влажным, что одежда сразу отсырела. Резкий ветер хлестал по лицу, по живым изгородям из кустов олеандра и смородины пробегали зеленые волны. Над кустами раскачивались провода, точно рваные корабельные снасти.

Мелвин вдруг отчетливо понял, что добром сегодняшний вечер не закончится. Вся природа словно вопила об этом. Капуста, хоть и любила прогулки, сейчас совсем не обрадовалась. Видимо, у нее плохой хозяин, раз в такую погоду выгнал ее на улицу.

– Не отставай! – крикнул собаке Мелвин и, натянув капюшон куртки, зашагал к океану.

Когда он добрался до пляжа, небо разродилось тяжелым дождем. Капли падали редко, но каждая размером с крупную виноградину, и все шло к тому, что скоро ливанет во всю силу. Темно-зеленые волны наваливались на берег со звериным упорством. Валы были высотой по грудь и выглядели тягучими, пропитанными патокой. Налетая на прибрежные камни, они разбивались в белую пену. Мелвин шел достаточно далеко от полосы прибоя, и все равно до него долетали холодные брызги.

С берега океан казался совсем черным. Мелвин не видел, где кончается вода и начинается небо. Не видел он и откуда приходят волны – они вырастали из темноты и тяжело падали на песок с глухим звуком. Любой следующий вал мог с легкостью оказаться высотой в многоэтажный дом, а Мелвин и не заметит его приближения.

Идти по ночному пляжу оказалось трудно. Дело не в темноте: ботинки сильно вязли в сыром песке, словно побережье цеплялось за ноги и не хотело пускать его дальше. Мелвин спотыкался о жесткие коряги и большие камни.

Пару раз пришлось останавливаться и дожидаться, пока его нагонит Капуста. Кто только сочинил байку, что собаки бегают быстрее человека? В любом случае его пса это не касалось: Капусту могла бы обогнать даже ленивая черепаха. Собака появлялась из темноты с видом очень обреченным, и Мелвин лишний раз пожалел, что не оставил ее дома. Завидев хозяина, Капуста принималась скулить, будто уговаривала вернуться. А один раз и вовсе легла на песок и высунула язык, всем видом пытаясь изобразить страшную усталость. Мелвин ей не поверил.

Когда Мелвин добрался до «Магдалены», то окончательно вымотался. Остановившись у подножия холма, он посмотрел вверх, в надежде разглядеть Ди или Сандерса. Сам корабль был едва различим: округлая громадина, похожая на тушу выбросившегося на берег кита. И ничего, свидетельствовавшего о том, что на яхте могут быть люди. С другой стороны, ни у Сандерса, ни у Дианы не было фонарей, а для того чтобы развести костер, в округе недоставало сухого дерева…

Мелвин стал подниматься. Он не боялся, что его заметят, – слишком темно. И чем ближе он подходил к яхте, тем темнее становилось. Тучи окончательно завладели небом, и дождь хлынул во всю мощь. Даже не ливень – сплошной, нескончаемый поток воды. Лососи, поднимающиеся по водопадам, могли бы по нему забраться на небо.

Мелвин перестал что-либо видеть. Пришлось идти крошечными шажками, выставив вперед руку. Скат холма неожиданно оказался скользким, точно рыбья кожа. Мелвин не понимал, как он до сих пор держится на ногах. Любой неверный шаг мог обернуться катастрофой. Вряд ли у него хватит сил, чтобы подняться.

Рука наткнулась на что-то твердое. Мелвин невольно отпрянул и тут же сообразил, что это борт «Магдалены». Тяжело дыша, он привалился к кораблю. Лямки рюкзака больно впивались в плечи. Вместе ноутбук и проектор весили не больше четырех килограммов, но у Мелвина было чувство, что рюкзак набит свинцовыми чушками. Видимо, вода просочилась в мышцы, превратив их в желе.

Мелвин плохо представлял, что теперь делать. Предполагалось, что, добравшись до «Магдалены», он незаметно повесит экран, а потом покажет Сандерсу готовое привидение. Будь это серия «Суперкротов», он бы даже не задумывался над тем, как все провернуть, а сразу бы перешел к осуществлению плана. Однако при столкновении с реальностью в плане обнаружились существенные недоработки. Если Сандерс внутри яхты – как незаметно повесить экран и установить прочее оборудование? В такую погоду Гектор не выйдет прогуляться.

Мелвин прислушался, но дождь заглушал любые звуки, которые иначе доносились бы из трюма. Сандерс с Дианой могли хором орать матросские песни, Мел все равно ничего бы не услышал. На ощупь он пошел вдоль борта, пока пальцы не нашарили край пробоины. Мелвин остановился, не решаясь заглянуть внутрь, и в этот момент из темноты появилась Капуста.

Она походила на призрака куда больше птиц Сандерса. Вот кого надо было фотографировать. От воды шерсть блестела так, что казалось, она светится, пасть оскалена, в глазах сверкает безумие… Капуста припала брюхом к земле, потом вскочила и метнулась в темноту. Не прошло и секунды, как она снова появилась. Широко расставив лапы, Капуста замерла напротив пробоины и завыла.

Мелвин и подумать не мог, что небольшая собака способна издавать столь ужасные звуки. Начавшись на тонкой, высокой ноте, вой звучал громче и громче, пробирая до костей, резкий и неприятный, точно кто-то скреб гвоздем по стеклу, а получившийся звук многократно пропустили через усилители. Будь Мелвин режиссером фильмов ужасов, он отдал бы правую руку за одну запись этого воя. И самое жуткое – вой не стихал. В легких Капусты давно должен был кончиться воздух, а она все продолжала выть.

Словно в ответ из яхты донесся грохот, и в пробоине появилось бледное лицо Дианы. Девушка огляделась, увидела Мелвина.

— Проклятье! Почему так долго?

— Я… – растерялся Мелвин.

Перегнувшись, Диана схватила его за рукав и потащила за собой.

— Быстрее! Они до него добрались!

— Кто добрался? До кого?

— До Гектора, идиот, – прошипела Ди. – Призраки.

– Но… – Мелвин окончательно запутался. Добрались? Неужели Сандерсу удалось сфотографировать привидений? Но тогда бы Диана радовалась; девушка же выглядела испуганной и растерянной. Значит, что-то случилось… Ведь Гектор говорил, что призраки безопасны!

Не сказать, чтобы внутри яхты было сухо… Ливень пробирался во все щели, водопадами скатывался по бортам. Воды под ногами набралось по щиколотку. Но здесь можно было найти место, где сверху лишь слегка накрапывало, а не лило как из ведра.

Капуста не рискнула последовать за хозяином. Жуткий вой приутих, но останавливаться собака не собиралась. Это действовало на нервы: Мелвин поймал себя на мысли, что ему хочется пнуть пса, чтобы он заткнулся. А ведь Капуста ни в чем не виновата – ему и самому не по себе.

Сандерс лежал на некоем подобии ложа, составленном из пустых клеток. Диана укрыла его куском старой мешковины, Мелвин не стал спрашивать, где она его раздобыла. Толку от подобного одеяла никакого, но Сандерс крепко сжимал угол мешковины в кулаке. Глаза были закрыты.

– Он жив, – сказала Диана, отвечая на незаданный вопрос. Мелвин подошел к Гектору и присел на корточки. Лицо Сандерса выглядело таким бледным, что это было заметно и в темноте. Даже борода казалась белой; Мелвин сперва подумал, что это седина, а потом сообразил: иней. Он взял Сандерса за запястье и не удивился, что рука оказалась холодной как лед. Пульс едва прощупывался. Единственное, что подтверждало слова Дианы, было дыхание Сандерса – громкое и сиплое, словно Гектор пытался раскашляться, а у него не получалось.

— Что случилось?

— Я их видела, – сказала Ди. – Десятки, а может, сотни*..

— Видела? – переспросил Мелвин. – Призраков? Диана кивнула.

– Их было так много… И здесь, и там, – она махнула рукой, никуда не указывая.

— Это из-за шторма, – отрешенно сказал Мелвин. – Огни святого Эльма всегда появляются перед бурей…

— Какие огни! Это были птицы, я видела их собственными глазами… Сперва они держались в глубине яхты, а Гектор их фотографировал… Он хотел найти нужный ракурс…

Ди прикусила губу, словно боялась продолжить.

— И у него получилось сделать снимок? – спросил Мелвин. Диана замотала головой.

— Нет. Ничего у него не получилось. Цветные пятна, и все… Потом он решил подойти поближе, а птицы…

Диана повернулась и несколько секунд молча смотрела в глубь яхты. Мелвин проследил за ее взглядом, но увидел лишь густую, маслянистую темноту.

– Они испугались – в том, параллельном мире… Так сказал Гектор. Они сорвались с места и полетели к выходу. Все разом… А Гектор оказался у них на пути.

– И что? – прошептал Мелвин.

– Гектор упал, а привидения исчезли. Все разом. А Гектор так и не поднялся… Они высосали из него тепло, как из того полярника…

Судя по голосу, Диана готова была разрыдаться. Мелвин приобнял девушку за плечи. Страшно подумать, что ей пришлось пережить: практически одна, ночью, в шторм, на корабле, полном призраков… Она не могла даже побежать за помощью – иначе пришлось бы оставить Сандерса.

Мелвин коснулся лба Гектора – холодный и влажный. Что же произошло? Проще всего принять версию Дианы, но у него никак не получалось. Должно быть другое объяснение! Ему было бы легче, если б он видел все своими глазами… Сандерса ударила шаровая молния? Каким-то образом они образуются на корабле, и на одну Савдерс напоролся. Но как это объясняет то, что Гектор замерз? Хотя, если покопаться, наверняка найдется ответ и на этот вопрос.

– Ему надо в больницу, – сказал Мелвин. – Нельзя, чтобы он оставался здесь…

Сандерс открыл глаза и закашлялся. Мелвин приподнял его голову. Удалось это с трудом – Сандерс оказался на удивление тяжелым. В одиночку, и даже с помощью Дианы, далеко он его не утащит. Нужно идти за помощью.

– Руперт, – прохрипел Гектор, через кашель. – Он… Мне нельзя в больницу. Я должен… Париж…

– Тихо, тихо, – проговорила Диана. – Не волнуйтесь. Пока мы не сфотографируем привидение, мы отсюда не уйдем. Мел все сделает…

– Точно, – подтвердил Мелвин. – Призраки от нас никуда не денутся.

Гектор вяло кивнул и закрыл глаза.

– Как холодно, – прошептал он. Мелвин осторожно опустил его голову.

Диана толкнула его в плечо.

– Держи, – сказала она, протягивая Мелвину старенький «поларо-ид». – Здесь еще два кадра.

Мелвин неуверенно взял фотоаппарат.

– Но… И что я должен с ним делать?

— Фотографировать привидений. Ты обещал, – сказала Дй. – Так что постарайся.

— Здесь нет… – начал Мелвин и замолчал. За всем, что случилось* он чуть не забыл о привидении, которое лежало у него в рюкзаке.

– Будет нужна твоя помощь, – попросил Мел, повернувшись к Диане. Он снял рюкзак и откинул крышку.

– Вот, нужно повесить… – сказал он, доставая экран.

— Что это? – спросила Ди. Узнать в насквозь мокрой тряпке две шали и бывшую блузку было невозможно.

— Неважно, – отмахнулся Мелвин. – Экран. Расправь и закрепи его. На тех клетках будет в самый раз. Доверься, я знаю, что делаю.

Он улыбнулся в надежде приободрить девушку. Диана пожала плечами, но просьбу выполнила. Мелвин достал компьютер с проектором и подсоединил провода. По ходу он косился на Сандерса – глаза тот так и не открыл. Оно и к лучшему: Гектору ни к чему знать, что на снимке будет лишь призрак призрака. Такой парадокс.

– Готово, – сказала Ди.

Мелвин пробрался к ней, прижимая к груди аппаратуру.

– Что ты задумал? – спросила девушка, глядя, как Мелвин устанавливает проектор.

Мелвин в общих чертах пересказал ей детали плана. Диана выслушала его не перебивая и молчала еще некоторое время, после того как он закончил. На проектор она косилась с нескрываемым презрением.

– Что не так? – не выдержал Мелвин. Диана пожевала губу.

– Гектор рассказал мне одну историю… Раньше, когда с южных островов привозили в Европу чучела райских птиц, им отрывали ноги. Чтобы все думали, что это действительно райские птицы, которые никогда не садятся на землю… Ты сделал то же самое – оторвал птицам ноги.

– В смысле? – нахмурился Мелвин.

– Как те торговцы. Чтобы продать чучела подороже, они шли на явный подлог. И плевать им было, как там на самом деле…

— Не вижу ничего общего, – буркнул Мелвин.

— Ты же не веришь в призраков?

– Какое это имеет значение? – огрызнулся Мелвин. – Я могу сколько угодно верить в них или не верить, все равно их здесь нет…

Злясь на Диану, которая не оценила его гениального плана, он с силой надавил на кнопку включения ноутбука. Ничего, когда она увидит фильм, ее мнение-сразу переменится… Ди усмехнулась и, сложив руки на груди, отошла в сторону.

Палец заболел, а экран по-прежнему оставался черным. Чувствуя приближение паники, Мелвин несколько раз быстро нажал на кнопку.

– Проклятье! Диана фыркнула.

– Идиот! – сказала она. – Ты забыл, что призраки высасывают энергию? Там, где они обитают, садится любая батарейка, и твой компьютер не исключение.

– В него попала вода… – пробормотал Мелвин.

Так и рушатся гениальные планы – из-за глупейшей технической ошибки. Он в сердцах ударил кулаком по клавиатуре.

– Работай же! – схватив ноутбук, он с силой встряхнул его. Внутри компьютера щелкнуло. Экран на мгновение вспыхнул синим светом. – Ну же!

Мелвин остановился, держа ноутбук перед глазами. Синий свет… Компьютер был ни при чем. Свет отражался от матовой поверхности экрана.

Мелвин медленно повернулся и увидел привидение.

Это действительно была птица. Не светящееся пятно, которое он видел раньше, не огни святого Эльма или шаровая молния, а именно птица, с перьями, клювом и крыльями. Мелвин отрешенно подумал, что несколько переусердствовал, обесцвечивая изображение в своем фильме – настоящий призрак оказался ярче.

Птицу держал в руках Сандерс. Такой же прозрачный и светящийся, как она сама.

Мелвин зажмурился, но когда открыл глаза, призрак по-прежнему стоял и смотрел, беззвучно шевеля губами. Привидение выглядело заметно моложе Гектора. Морщины на лице разгладились, исчезли мешки под глазами, борода подстрижена… Прямо шериф из ранних вестернов Сандерса, но вместо широкополой шляпы – фуражка пилота.

Диана вскрикнула и прикрыла рот ладонью.

– Руперт… – прошептал Мелвин.

Тот, если и услышал свое имя, не отреагировал. Он продолжал что-то вещать, но когд он пытался убедить, оставалось неизвестным. Периодически изображение начинало моргать и покрывалось статической рябью, будто плохо настроенный телеканал.

Мелвин неуверенно шагнул к призраку и остановился. Происходящее казалось абсурдным сном, лишенным малейшей внутренней логики. События происходили, а как и почему – Мелвин понять не мог.

Откуда здесь появился Руперт? В каком из вероятных параллельных миров они должны были его встретить? Все это плохо сочеталось с теорией привидений Сандерса. Откуда вообще мог взяться призрак Руперта, если он еще жив? Если… Мелвин вздрогнул.

— Явился… – прохрипел Сандерс. – Как всегда, опаздываешь… Опираясь на руку, он приподнялся с ложа.

— Гектор, – вскрикнула Диана. – Вам нельзя…

— Все хорошо, милая, – сказал Сандерс. – Уже можно. Широко улыбаясь, Руперт повернулся к отцу и что-то беззвучно произнес. Гектор в ответ усмехнулся.

— Что поделаешь, – сказал он. – Бывает. Я понимаю – работа… Он сел, пару раз глубоко вдохнул.

— Диана, милая, – сказал он. – Помоги-ка мне встать.

Ди хотела что-то сказать, но махнула рукой и подошла к Сандерсу. Опираясь на ее локоть, Гектор поднялся.

Он едва держался на ногах. Волосы мокрыми прядками прилипли к бледному лбу. Сандерс попытался улыбнуться. Вода дорожками стекала по щекам.

– Вам лучше присесть, – сказала Диана. Сандерс оттолкнул ее руку. Шатаясь, он шагнул навстречу Руперту.

На мгновение Мелвин перестал видеть привидение – осталось лишь вытянутое светящееся пятно. Оно замигало, и Руперт появился снова. Он все еще прижимал к груди райскую птицу и что-то говорил.

Диана схватила Сандерса за рукав.

– Нет! Вам нельзя к нему приближаться, это вас убьет!

— Не волнуйся, милая, – сказал Гектор. – Это – не убьет… Он повернулся к Мелвину.

— Дружище, сфотографируй-ка нас с сыном.

– Не надо, – прошептала Диана и отпустила руку Сандерса. Шатаясь, тот пошел к призраку.

Руперт поднял птицу и протянул отцу.

– Думаешь? – сказал Сандерс. – Хорошая идея. Первый приз, считай, у тебя в кармане… Давай обнимемся за встречу…

Руперт беззвучно расхохотался и подбросил птицу. Та метнулась к Сандерсу, пролетела сквозь него и растаяла в воздухе. Словно выключили невидимый проектор. Сандерс пошатнулся и неожиданно повернулся к Диане.

– Слетайте за меня в Париж, – сказал он. – Руперт говорит, там красиво.

Диана всхлипнула.

– Выше нос, – усмехнулся Сандерс. – Потом расскажете, как оно там. Вы знаете, где меня найти…

Широко улыбаясь, он развел руки и обнял сына. Мелвин поднял «полароид» и нажал на спуск. Плевать на птиц, «Мистерио» и Париж, но эта фотография была обязана получиться…

Руки Сандерса прошли сквозь призрака, и в то же мгновение тот исчез. Сандерс вздрогнул всем телом и упал, привалившись спиной к борту «Магдалены».

– Гектор!

Диана рванулась к Сандерсу, попыталась поднять… не вышло. Тогда Диана принялась хлестать его по щекам, будто это могло что-то изменить.

Мелвин так и не сдвинулся с места. Стоял и смотрел на выползший из «полароида» прямоугольник. Сначала он испугался, что в такой темноте фотография не проявится; будут лишь мутные пятна света. Отрешенно Мел отметил, что Капуста уже не воет: наверное, это значит, что больше нет сбоя в системе.

Изображение проступало медленно. Сперва возникло лицо Руперта, затем левее начал появляться Сандерс.

Широкая физиономия Гектора светилась призрачным голубоватым светом – как лицо сына. Оба улыбались и махали фотографу. Внизу фотография так и осталась черной. Мелвин затряс головой. Правильно, зачем портить хороший семейный снимок?

Значит, так фотографировался Сандерс. Не важно – здесь или в одном из несуществующих параллельных миров. Ненаставшее и наставшее всегда ведут к настоящему. Гектор был прав: они знали, где его можно найти. Когда – не имело значения.

КэтРЭМБО. РОДНЯ КЛИККЛАКА

Чем больше Кликклак сердился, тем сильнее его одолевала сонливость. Он сидел в маленькой неправильной формы комнатке – приемной первого заместителя министра территорий – и ждал. Переутомление и досада накатывали волнами, угрожая смыть его из реальности и унести в океан сновидений. Средняя пара рук Клйкклака, которые он обычно использовал для тонкой работы, дрожала от усталости. Он щелкнул замочком кисета и вытащил одной из верхних рук шприц. Инъекции он предпочитал колоть себе в подмышку верхней руки, а не в традиционное нежное и мягкое местечко в широком основании короткого хвоста. Он судорожно икнул, когда иголка проколола толстую кожу, и всей нервной системой ощутил сильный пробуждающий толчок, слетевший с хромированного острия.

Второй компонент бодрящего препарата ударил по его метаболизму–и потрескивающее шуршание вентиляторов космической станции истончилось до повизгивания. Был лишь один побочный эффект пробуждающего зелья, но крайне неприятный – резкое сжатие пузыря и рывок в выводящих протоках, – что обычно сразу заставляло его оглядываться в поисках сепараторной. Когда замедлились дыхание и сердцебиение, участившиеся от химической встряски, Кликклак позволил себе порадоваться, что пропустил очередной прием пищи, а то ведь мало ли что…

Свет в приемной был настроен так, чтобы раздражать посетителей, световая волна буквально вгрызалась в глаза страдальца. Откуда-то из коридора слышалось множественное металлическое эхо шагов – кто-то нервно ходил взад-вперед. «Отсюда примерно третья или четвертая комната, – подумал Кликклак. – Интересно, чья это территория ожидания?»

– Господин Кликклак?

Это возле заветной двери появилась женщина с резким и неприятным голосом, слишком громким для тонкого слуха посетителя. Он распрямил все ушные оборочки на макушке – откровенно грубый жест, но помогает ослабить шумовосприятие. Во всяком случае, вполне возможно, что с баллабелианским этикетом она не знакома.

К несчастью, выражение лица чиновницы сообщило ему: все-таки знакома. Она ничего не сказала, только повернулась и жестом велела ему следовать за ней. Они прошли по закручивающемуся спиралью коридору вверх на несколько этажей и попали в кабинет первого заместителя министра территорий, где его ждали сам первый заместитель и еще два гуманоида.

— Господин Клйкклак, не так ли? – спросил первый зам, взглянув на лежащую перед ним на столе информационную пластинку и даже не собираясь слушать ответ вошедшего.

— Для меня большое удовольствие… – начал было заранее подготовленную речь измученный посетитель, но чиновник просто указал ему на табурет.

Первый зам не был облачен в униформу, и Клйкклак на минутку понадеялся, что он долгосрочник, чья должность неизменно оставалась за ним, поскольку в его работе заинтересовано любое правительство, вне зависимости от частых на космостанции политических перестановок и переворотов. Но потом он заметил немного отросшую военную «скобочку» чиновника и заранее отказался от долгих и утомительных рассуждений по поводу занимаемого его магазином места, которые с небольшими вариациями повторялись, по его подсчетам, уже тринадцать раз к настоящему времени.

Другие двое присутствующих сидели тихо. Оба были плотные, крепкие, широкоплечие, явно с детства жили в условиях солидной гравитации. Дополнительные усовершенствования на их мощных телах были строго утилитарны, безо всякой попытки достичь малейшей гармонии и красоты: толстые металлические рубцы защищали глаза, а установленные поверх глаз лазерные линзы постоянно фокусировались с предмета на предмет, затемнялись и высветлялись, когда их обладатели шевелились. Темно-синие металлические пластины доспехами защищали руки. Клйкклак не сомневался, что были и другие, гораздо более опасные навороты в их организмах.

– Присутствующие здесь медузиане заявляют, что у них имеется преимущественная претензия на территорию, где расположен ваш магазин, – сказал Первый.

Вздрогнув от неожиданности, Клйкклак посмотрел на парочку. Они ответили невозмутимым взглядом. Он очень гордился своим умением воспринимать человеческие жесты и мимику – это весьма ценно в переговорах с заказчиками, – но эта парочка была недоступна для его понимания. На него накатила сомнамбулическая волна… Но нет, здесь он не будет колоться, не выдаст соперникам информацию р том урагане гнева, который вызвала их несправедливая претензия.

– Я занимаю это место в течение трех стандартных лет, – ответил баллабелианец. – Какие могут быть преимущественные претензии?

— Они находились вне станции и были уверены, что их представитель застолбил территорию, – пояснил Первый. – По бумагам, они предъявили права четыре стандартных года назад.

— И у них не было способов проконтролировать свой участок? – вежливо осведомился Кликклак.

— Представитель обманул нас, – заявила медузианка. – Теперь мы вернулись лично, чтобы повторить попытку торговой деятельности.

— Но мой магазинчик – это очень маленькая торговая площадка причудливой формы, – заметил Кликклак. – Несомненно, таким изящным и благородным существам, как вы, подойдут более просторные и величественные помещения. Возможно, подобные найдутся?.. – Он взглянул на первого зама; лучше бы чиновник пригласил его на встречу одного, чтобы было проще договориться о сумме взятки.

— Маленькая торговая площадь с лихвой окупается великолепным местонахождением, – сказала женщина. – Как раз над Полуночной Ступенью и напротив Зала Заседаний.

Кликклак кивнул, тем самым заявляя о своем, владении человеческими жестами, и произнес:

— Можно ли мне узнать, какого вида торговлей вы намереваетесь заняться?

— В основном, мы будем торговать тем же, чем и вы, – ответила она. Трещина улыбки рассекла ее губы. – Мы будем рады дать вам хорошую цену за имеющийся в магазине товар.

Он сузил глаза, вспомнив, что именно такая мимика изображает гнев, а сам тем временем напряженно размышлял. Будет ли лучше – если это вообще возможно – принять потерю и подыскать себе другое местечко, обустроиться, подобрать ассортимент и снова начать торговлю?

Слишком трудоемко. Пришлось бы начинать буквально с нуля. Да еще и неизвестно где. Он прекрасно знал, как знали все торговцы на станции, что магазинчик Кликклака напротив Зала Заседаний соперничал в популярности только с Университетом да с припортовыми киосками, где обязательно проходил каждый космофлотец или турист-путешественник. Никакое другое доступное баллабелианцу помещение не позволит ему остаться на плаву. Капля за каплей его капитал станет убывать, и нищета рано или поздно постучится в дверь.

– Будет ли предварительное слушание дела? – спросил несчастный торговец и уловил нервное подергивание, что могло означать надежду Первого избежать формальностей. Но чиновник сказал только:

— Да, конечно. – И, открыв нужную страничку в настольной информационной пластинке, он изучил расписание. – Следующее предварительное слушание назначается…

— Мы бы предпочли как можно скорее, – сказала медузианка, и чиновник продолжил, сделав вид, будто не слышал ее:

– …через пять дней, начиная с сегодняшнего.

Ошеломляюще короткий срок! Интересно, осознали ли соискатели, насколько короток этот срок?! Медузиане встали, а Клйкклак остался сидеть, надеясь переговорить с первым замом наедине. Но могучая парочка стояла над душой, пока он наконец не заставил себя подняться на ноги. Все трое поклонились Первому и вышли.

По коридору медузиане практически отконвоировали торговца к лифту.

– Мы понимаем, что расставание с магазином причинит вам некоторое неудобство, – ровно проговорила женщина, – и готовы предложить вам компенсацию за беспокойство.

— Сколько? – спросил он, нажимая кнопку вызова лифта.

— Пять тысяч стандартных кредитов, – ответила она.

Вполне приличная сумма, но недостаточная для возмещения потери торговой точки, которая приносила ему примерно столько каждые несколько месяцев. Ой неопределенно хмыкнул.

— Иногда мы не понимаем, что желаемое не всегда несет нам благо, – первый раз за все время заговорил мужчина и пытливо уставился на Кликклака.

— Ритуалы доминирования со мной не пройдут! – дерзко ответил Клйкклак, намеренно понизив голос и добавив в него резких, раздраженных интонаций. – Встретимся через пять дней в суде! – Все-таки он решил не сжигать за собой мосты. – К этому времени я подсчитаю стоимость товара, чтобы оперировать более конкретными цифрами.

Пусть они полагают, что баллабелианец собрался уступить, а тем временем он найдет какой-нибудь способ спасти свой магазин.

Он шагнул в лифт, но медузиане остались в коридоре и пристально наблюдали, как скользнули друг к другу закрывающиеся двери и Клйкклак унесся прочь.

Подходя к дому, он увидел перед своей дверью три темных силуэта. Остановился в нерешительности: может, медузиане хотят еще больше запугать его. Три фигуры одновременно повернулись, и сердце Кликклака упало. Родственнички.

* * *

Кликклак прибыл на Далеко-Дальнюю космическую станцию десять лет назад вместе с женой Аклой. Оба были баллабелианцами из хороших семей, каждый родился в нормальной двойне, и близнец каждого нашел себе респектабельного спутника жизни и открыл собственный бизнес.

Но у Аклы оказался комплект двоюродных родственников, родившихся не парой, а позорной триадой неудачников. Эти три особи оставались вместе уже долгое время после периода взросления и, как следствие, не смогли ни стать полностью самостоятельными, ни определиться с полом. Не то чтобы это было неслыханно, но очень необычно.

В бизнесе они не преуспели – Акла постоянно рассказывала Кликклаку о многочисленных деловых затеях и глупых провалах злосчастной тройки. Многие истории из их жизни превратились в приватные анекдоты, но в отсутствие жены Кликклак понял, что совсем забыл об этом явлении. Последний раз он видел тройняшек, когда они с Аклой торжественно соединялись узами взаимной привязанности, еще на Баллабеле, но он сразу их узнал. Странные существа очень различались по росту и обладали необычайно покатыми плечами.

Самое высокое существо – как там его? – приблизилось к Кликклаку.

— Возможно* вы меня не помните, уважаемый господин, – нерешительной флейтой просвистел он. – Меня зовут Тедесла, а это мои сотройники, Десла и Сла. Мы двоюродные родственники вашей жены Аклы.

— Ее нет, – грубо ответил Кликклак.

В напряженной тишине слышалось дрожащее потрескивание мигающих лампочек в коридоре за его головой. Он снова почувствовал мучительный рывок в пузыре, несмотря на несколько сепараторных, которые посетил по дороге домой.

Двоюродные обменялись взглядами и шепотом посовещались. Он расслышал жалобную трель самого маленького существа по имени Сла: «Но нам же некуда больше идти!» – и жалость все-таки пробилась в его душу.

– Заходите, – скрепя сердце произнес Кликклак, предпочитая думать о тройняшках как о двоюродных братьях, нежели сестрах, чтобы не слишком разжалобиться.

Родичи вошли за ним, тут же затолпившись в узкой комнатке, которая служила ему и столовой, и спальней, и складом товаров. Вдоль одной стены были в два ряда сложены ячеистые коробки с барахлом, остальные ящики использовались в качестве различной мебели.

Две металлические коробки, сдвинутые вместе посреди комнаты, изображали стол, возле которого имелась кровать в виде тюфяка, набитого тряпьем и застланного полиэтиленовой пленкой. Из одной коробки он вытащил контейнер с похлебкой и переключил ярлычок на «Разогрев», перед тем как порыться в другой коробке в поисках не слишком побитых чашек с логотипом космостанции. С сомнением поглядев на родственничков, он прихватил упаковку сушеного мяса и раскрыл ее на столе.

Двое гостей уселись на полу и принялись за похлебку, в стремлении побыстрее насытиться рассеивая вокруг себя недожеванные кусочки мяса, а маленький Сла энергично жевал, сидя на кровати. Он умудрился сплести йоги кренделем: видимо, его кости до сих пор по-детски мягки и эластичны. Клйкклак отвел от него взгляд и сфокусировался на Тедесле.

– Мы выиграли приз, – сказал Тедесла. – Путешествие на вашу космостанцию.

– Выиграли?!

— Оказались миллионным покупателем в новом бакалейном магазине…

— Приз за покупки? – Клйкклак взвесил и оценил идею. Достаточно легко можно проделать подобную штуку в его магазине… Если, конечно, помещение останется в его собственности через пять дней, кисло додумал он. Клйкклак откусил кусок мяса, глядя на Тедеслу.

— И сколько осталось от выигрыша? Тедесла пожал плечами и ответил:

— Все ушло на билеты.

— А обратно?

– Нет, – помявшись, нерешительно произнес Тедесла, – подразумевался двойной билет туда и обратно, но поскольку нам был нужен тройной… В общем, обратный билет только одинарный.

– И для кого же?

Совершенно синхронно путешественники пожали плечами. Этот жест словно послужил взмахом волшебной палочки: переутомление, нервозность, досада и гнев – весь день мучений и забот в один момент обрушился на Кликклака тяжким грузом, и по коже роем насекомых пронеслась сонная волна. Но он успел проговорить:

– Вы можете остаться, пока все не утрясется.

Отставив чашку, он потянулся к кровати – маленький братец мгновенно скатился на пол, – повернулся к родственникам спиной и провалился в глубокий сон.

Утром он увидел, что гости подчистили всю еду, остававшуюся с вечера. Он подумал, что они ушли осмотреть окрестности, но когда толкнул дверь в коридор, то обнаружил их сидящими посреди холла. Они поднялись на ноги.

– Я иду в магазин, – сказал он. – Вы его уже видели? Они покачали головами и потопали следом.

— Я назвал его «Товары от Аклы», – рассказывал Кликклак по дороге. – Продаю то, что ей всегда нравилось: корринтийские прозрачные шары и другие блестящие безделушки, в общем, всякую ерунду для туристов.

— Ей нравились подобные вещи? – спросил Сла.

— Нравятся, – твердо ответил Кликклак.

Они повернули в коридор и поднялись к Полуночной Ступени, цепляясь за поручни гораздо охотнее, чем шагая по лестницам, потому что местная гравитация была им нипочем. По сторонам стометрового туннеля были начерчены черные ступеньки, но на них не наблюдалось ни следа потертости или ветхости. Мускулистые руки несли Кликклака вперед очень быстро, в скорости передвижения он мог бы поспорить с большинством подобных пешеходов.

— Поначалу не так уж все было гладко, – сказал Кликклак. – Дважды меня грабили в периоды сна, поэтому я нанял механоида присматривать за магазином, цока меня нет.

— Что за механоид? – спросил Тедесла.

— Робот, – пояснил Кликклак. – Большинство из них старается выкупиться на свободу, а потом освободить и собратьев, поэтому они берутся за любую работу по запрограммированным способностям. Ало-2 – хороший робот. Любопытное чувство юмора, конечно…

— За магазином можем присматривать мы, – сказал Сла. – Пока мы рядом, тебе больше никто не нужен.

Кликклак не ответил, но остановился у лавочки фармацевта.

– Как обычно, – бросил он Эркуцио, и тот пробил ему упаковку соковых шариков, заметив при этом:

– Тебе не следует удерживать жидкость в организме, это поможет избежать инфекции.

Клйкклак провел карточкой по сканеру, чтобы оплатить покупку и ответил:

– Да знаю я, знаю.

— Это кто еще? – кивнул Эркуцио на странную троицу, окружившую Кликклака небольшим полукольцом.

— Родня, – ответил он. Он прокусил соковый шарик и выпил сладко-соленую жидкость, смешанную с антибиотиками.

— Я слышал, у тебя какая-то беда с магазином… – попытался завязать разговор Эркуцио, и Клйкклак чуть помедлил с ответом.

— Да, есть немного… – сообщил он. – Через пару дней смогу сказать тебе больше, мне надо получше оценить обстановку.

Они пошли дальше. Название на баллабельском языке «Товары от Аклы», написанное от руки огромными печатными буквами, громоздилось над дверным проемом, который Клйкклак расширил за свой счет для удобства покупателей.

Ало-2 взирал на группу вошедших со своего места за кассой.

– Мы родственники Кликклака. Твои услуги больше не требуются, – официальным тоном заявил Сла механоиду.

Клйкклак поспешил сказать:

– Не слушай его. Это просто гости из дома. Вы, ребята, идите посмотрите ассортимент, пока я приму дела.

Ало-2 записал в память новую информацию, мигнув голубыми линзами, которые служили ему глазами. Поверхность механоида, изначально из гладкой матовой стали, была покрыта зарубками и потертостями, испещрена выбоинами и вмятинами после долгих лет работы в порту.

– За время моего дежурства выручка магазина составила 541 стандарт, – доложил он. – Группа из шести матросов купила двенадцать сувенирных единиц в 2 часа 11 минут. Приходили два медузианина, но ничего не купили.

– Они тебе что-нибудь сказали? – спросил Клйкклак.

— Они хотели знать размер моего еженедельного вознаграждения, – ответил Ало-2. – Я ввел их в заблуждение, назвав гораздо большую сумму, чем имею на самом деле.

— Хорошо, – печально вздохнул Клйкклак. Сам он не был способен солгать. Любая попытка даже минимального вранья заставляла багроветь его ушные оборки, и это безошибочно понимал любой, мало-мальски знакомый с элементарной физиологией баллабелианцев. Сам Кликклак был мастером лаконичности и замалчивания истины, но все равно страшно завидовал способности Ало-2 делать ложные заявления публично.

– С медузианами трудно иметь дело, – заявил Ало-2, словно утверждал абсолютную истину.

Кликклак кивнул, мрачно соглашаясь.

— Раньше они использовали много механоидов, – сказал Ало-2;

— Раньше?

— Они суеверны. Мы распространили слух, что в механоидах содержатся души, которые освободились от тел, то есть привидения. Не все из нас, заметьте, только некоторые. Они до ужаса боятся привидений и смерти.

— Жаль, нам не удастся убедить их, что когда-то здесь был склад трупов или нечто подобное, – сказал Кликклак. Он посмотрел вокруг на стены, которые представляли собой слой унылого мутного пластика поверх серого металла.

Для чего создатели космостанции несколько веков назад предполагали использовать это помещение, до сих пор оставалось неясным. Оно оказалось неподходящим для всего, кроме как для склада, и Кликклак систематически подавал прошение за прошением трем версиям постоянно меняющегося правительства Далеко-Дальней, получив разрешение на собственность лишь с четвертой попытки. Он задумчиво прикоснулся к кассовому аппарату – плитке из серебристого стекла, найденной на распродаже ненужного барахла в Университете – и выругался.

— Что? – переспросил Ало-2.

— Я вложил слишком многое в этот бизнес, чтобы просто так наблюдать, как его у меня отбирают, – пояснил он устало. – Это единственное, что напоминает мне об Акле. Это ее прошлое и мое будущее. – Он повернулся к родичам: – Итак… Десла, подмети в дальнем ряду. Сла, вымой стену; конечно, тебе сперва следует отколоть все разноцветные полосы материи, а после приколоть их обратно. Тедесла, рассортируй эти почтовые карточки в коробке и убедись в том, что они сгруппированы по языкам. Ало-2, мог бы ты остаться еще на несколько часов и показать Тедесле, как пользоваться сканером для карточек?

— А ты куда? – спросил Сла.

— На разведку.

* * *

— Ух ты! – воскликнул Бо, после того как выслушал долгую сагу. – Медузиане – сами по себе плохая новость, они знают закон вдоль и поперек.

— Тебе следовало бы думать, что они не знают законы Далеко-Дальней, – горько произнес Клйкклак. Он глотнул ароматного чаю, которым угостил его Бо, благоухающего бледно-желтыми цветами, медом и яблоком.

— Вероятно, они ждали какого-то поворота событий, позволяющего им проделать этот трюк, – предположил Бо, нависая над приятелем. Его рост, превышающий два метра, и свирепый взгляд дико сверкающих черных глаз очень помогали ему держать под контролем собственное заведение. – Многие наблюдают за станцией, следят за всякими изменениями и часто обнаруживают вновь открывающиеся возможности. Но как они могут предъявлять права на твой участок? Лично я до твоего появления считал его незанятым…

— Так и было, – вздохнул Клйкклак. – Но там в тот момент стоял передвижной лоток с бутербродами, вроде как временно, всего дня три. Приоритетное требование медузиан основано на том, что они являлись собственниками большей части этой тележки.

— Ну-у, – протянул Бо. – В таком случае, я полагаю, ты можешь стребовать с них громадную кучу денег за попытку, скажем, насильственного отчуждения…

— Это непросто. Местоположение магазина позволит им очень быстро возместить гораздо большую сумму, чем я имею право заломить за помещение и товар вместе взятые.

— Тогда ты можешь отдать магазин, выждать время, и когда в следующий раз сменится правительство…

Клйкклак покачал головой:

— Тогда они окажутся последними владельцами, и большинство законов будет толковаться в их пользу.

— Жаль, – сказал Бо. – Я помню, когда вы приехали… Целый год копили, чтобы получить гражданство, потом ты единственный решился ходатайствовать за права на этот участок. Когда вы с женой впервые появились… – и фраза оборвалась неловким молчанием.

— Что было, то прошло, – снова тяжело вздохнул Клйкклак и допил остывший чай.

* * *

Вернувшись в магазин, Кликклак с ужасом обнаружил, что Сла очень своеобразно выполнил задание. Полосы драпировки, уже приколотые на все еще влажную стену, намокли и полиняли, нестойкая краска расползлась цветными потоками, которые лохматыми кляксами въелись в старый пластик. Он тихо выругался.

— Я не хотел, – жалобно проговорил мелкий родич и с несчастным видом скукожился в углу. Тедесла подошел к «сотройнику», положил руку на его покатое плечо и посмотрел на Кликклака. Взгляд родственника напомнил ему Аклу. А уж она-то прекрасно научилась играть на всех струнах его души. Чувство вины затопило сердце, когда слезы заполнили несчастные глаза Сла.

— Да ерунда, – вздохнул Кликклак. – Сними их и сложи. Я уверен, мы сумеем всучить их медузианам за неплохую денежку. – И мрачно покосился на раскрашенную стену: в розовых и зеленых пятнах угадывались бледные лапчатые сегменты, похожие на листья папоротника.

…Поздно ночью он слышал, как злосчастные тройняшки энергично шептались, выговаривая Сла за бестолковость. Потом малыш сдавленно рыдал, а остальные двое столь же активно его утешали.

— Конечно, здесь всё не так, очень странно, – тихонько вещал Десла. – Но завтра мы пойдем за маленькими кремовыми булочками в ресторанчик, куда советовала сходить та женщина. Сладкие и воздушные, так она говорила. Конечно, мы и сюда их принесем. Наш родственник достоин нашей заботы, тем более у него больше нет жены…

— Он никогда не говорит о ней, – наблюдательно заметил Тедесла.

— Никогда, – сказал Сла. – Вы думаете, она умерла страшнойсмертью?.. – остальные двое шикнули на беднягу, приглушили голоса, и дальше Кликклак уже не мог ничего разобрать.

Когда лампочки в коридоре ярко засветились, поменяв ночной режим на утренний, он позволил волне света приподнять его сонные веки и выпил еще одну порцию целебного сока. Внутренние органы Кликклака пребывали в том же мучительно болезненном состоянии, что и накануне, но в конце концов не хуже вчерашнего.

Сла был весел. Кликклак дал тройняшкам выходной и горсть рекламных купонов на подарки и скидки, полученные во взаимовыгодных сделках от других торговцев припортового района.

Когда он вошел в магазин, Ало-2 подметал пол.

– Где твой эскорт? – спросил механоид.

Клйкклак неопределенно покачал головой:

— Отправил всю банду в ресторанный дворик.

— Хорошо. Что будешь делать с медузианами?

– Не столь уж многое я могу с ними сделать, – ответил он. Подойдя к кассе-сканеру, он постучал по кнопкам, проверяя выручку. – Я собираюсь сегодня к Первому. Можешь снова присмотреть за магазином?

– А родственники? – спросил механоид. Клйкклак покачал головой:

– Я дал им сегодня выходной, мы встретимся вечером и вместе поужинаем.

— Вчера они пытались задавать мне вопросы про Аклу.

— Что ты сказал?

– Да так, ничего, мол, не знаю. Кажется, они не в курсе, что не-баллабелианцы вполне могут врать. Не то чтобы я жаловался. К примеру, вчера я рассказал средненькому, какую боль вызывают в моих резисторах резкие движения, так он поверил и страшно сочувствовал.

Клйкклак рассмеялся:

– Уверен, довольно скоро они всё поймут. – Он выпил еще один лечебный пакетик, ощутив прояснение сознания, прилив сил и бодрости.

Первый зам принял баллабелианца с удивительным проворством, что тоже порадовало, но ненадолго, потому что чиновник без долгих размышлений напрямик назвал сумму взятки, которую медузиане уже готовы выложить.

– Я не смогу собрать столько за такой короткий срок, – рискнул признаться Клйкклак. – Но если бы мне дали чуть больше времени, возможно…

Чиновник покачал головой:

– Тут все очень быстро меняется. Последние лет десять не былб правительства, которое удержалось бы больше шести месяцев, – сказал он. – Кто знает, что случится завтра? Надо хватать, что можно и пока можно.

– Ладно, – вздохнул Клйкклак. …Бо тоже был обескуражен.

– Одна горилла внизу, в автомат-баре, сказала, что первый зам время от времени подбирает в порту одиноких моряков, о чем-то с ними договаривается, предлагая хороший обед и завтрак. И он не слишком разборчив насчет внешности, – поделился он информацией. – Так вот, при таких делах я не знаю никого, кто мог бы его припугнуть…

– А медузиане – лучшие в плане запугивания кого угодно грубой силой, – вздохнул Клйкклак. – Все равно спасибо.

Он потащился домой через ресторанный дворик. Проходя мимо автомата с лапшой, он вскрикнул при виде родственничков, которые нестройным рядком стояли перед разозленным краснолицым человеком, в замешательстве сжимая попарно верхние и средние пары рук.

— Что случилось? – спросил он, торопливо приблизившись.

— Они заказали суп! Они все смешали! Они испортили программу! – верещал мужчина, его голос буквально раздирал слуховые рецепторы Кликклака. – Дорогущий автомат!

— Мы просто на него смотрели, – с угрюмым упрямством проговорил Сла, шлепнув хвостом по полу.

— Мы думали, что ты мог бы поставить такой же в магазине, – сказал Десла.

— Сколько мы должны за починку? – спросил Клйкклак торговца. Как ему не хватало способности лгать! Как он жаждал притвориться, что совершенно не знаком с этой бестолковой тройней! Но никчемные родичи всем своим видом демонстрировали обратное.

— Пятьдесят.

— Даю десятку сейчас или двадцать товаром из моего магазина.

— Пятнадцать здесь и сейчас. – Торговец с силой впихнул карточку Кликклака в сканер и злобно набрал несколько цифр, мрачно глядя на кузенов.

«Как будто и без того деньги не утекали очень быстро», подумал Клйкклак.

— Ты же не платишь ему, верно? – спросил Сла. – Мы только смотрели!

— Вероятно, вы случайно коснулись пары кнопок, – устало произнес Клйкклак. Он побрел в сторону Полуночной Ступени, по направлению к магазину, и тройняшки потопали за ним.

— Ты можешь продавать кучу еды в магазине, – предложил Сла.

— В нашей зоне еда не продается.

— А как же шоколад и сушеные фрукты?

— Они в упаковке.

— А-а, – отозвался Сла.

— Сегодня ночью вы можете присматривать за магазином вместе с Ало-2, – сказал он. – В первую пятичасовую смену двое, потом один Десла.

— Хорошо, – согласился Тедесла.

– Что я должен делать один? – встревожился Десла.

— Ты можешь посидеть с остальными в магазине. Просто не будешь работать. Хотя, если вдруг тебе станет скучно, Ало-2 может показать, как плести корзинки. Ходовой товар.

— А когда Десла будет работать, чем нам заниматься? – спросил Тедесла. – Тоже сидеть и плести корзинки?

— Ну, возможно, вы захотите пойти перекусить и, кстати, можете принести что-нибудь Десле. А по дороге не смотрите вообще ни на какие автоматы и тем более не трогайте их, позвольте продавцу выдать еду вам из рук в руки, – напутствовал он. – В любом случае, увидимся утром…

Он остался дома один. Маленькая комнатушка казалась пустой, и одиночество чувствовалось особенно остро. Почти как после ухода Аклы. Ему чудилось странное эхо, виделись темные пустоты, которые нельзя заполнить коробками корринтийских гелевых шаров и биолюминесцентных чернил. Он проглотил еще одну порцию целебного сока и сгрыз пачку сухих протеиновых хлопьев, запивая глотками густого, жирного чая. Одновременно он тщательно мазал среднюю пару рук питательным лосьоном, стряхивая шелушащиеся чешуйки кожи и счищая кутикулу, чтобы каждый острый загнутый коготь красиво блестел.

– Я скучаю по тебе, – громко сказал он. – Скучаю…

* * *

На следующий день Десла умудрился устроить потоп. Вследствие неумеренности потребления кремовых булочек (сладких и воздушных) у всех троих возникли определенные проблемы пищеварения, и сепараторная не справилась – переполнилась и потекла, вынося жидкость на свободу. Кликклак с трудом одолел бескрайнюю грязную лужу, открыл дверь магазина и увидел, что ряды товаров затоплены чуть ли не полностью; поток медленно тащил на своей пыльной поверхности обрывки бумажной упаковки, грязные открытки и комки каких-то тряпок. Он выключил воду в кране и послал за лицензированным водопроводчиком, после чего отправил трио собирать швабрами воду. Они таскали в рециклер по четыре грязных ведра за раз, и наконец несчастный владелец смог восстановить кое-что из своей собственности.

– Послушайте, – обратился он Тедесле. – Вы бы поискали себе другую работу. Через три дня мой магазин уйдет в пользу подателей преимущественного требования, и я больше ничего не смогу для вас сделать.

— Поищем и найдем. – Тедесла добродушно похлопал его по плечу. – Не волнуйся, муж Аклы. Мы будем помогать тебе вести хозяйство и содержать тебя так, как хотела бы твоя жена.

— Я не это имел в виду, – сказал он. – Я хочу сказать, что у меня дома будет храниться много товара, пока я буду искать другой магазин. Комната заполнится под завязку.

Ушные оборки Тедеслы выразительно задрожали от разочарования, но он ответил лишь: «Понятно», перед тем как идти собирать с пола оставшуюся воду.

* * *

Клйкклак искал пути спасения магазина и жилье для родственников. Однако на этой неделе проводился съезд торговцев по оптовым закупкам, и последние три дня как раз был самый наплыв участников. Баллабелианец смирился с мыслью, что придется еще неделю терпеть присутствие родичей. Он установил им такой график работы в магазине, чтобы встречаться с ними как можно реже, указывая на эффективность постоянно открытого магазина, и платил Ало-2 двойную ставку, чтобы тот присматривал за тройней.

Клйкклак достал специальный код достуца для просмотра бесконечных баз данных и часами пытался найти легальную лазейку в многочисленных правилах, постановлениях и уложениях, делая небольшие перерывы для пробежки в сепараторную, чтобы смягчить жгучие спазмы в животе. По пути домой он снова забежал к Эркуцио за целебным соком, но все вопросы фармацевта попросту игнорировал. Каждый новый поиск закрывал очередную возможность. В магазине его уже ждал Бо с еще одним полезным советом.

— К нам прибыл новый работник, как раз с Медузы, и я расспросил его об их культуре, – сказал он Кликклаку. – Тебе надо быть очень осторожным в словах. Они мастера исковых заявлений, специализируются на лжи и клевете и постоянно провоцируют тебя сказать что-нибудь такое, за что можно засудить.

— Будто бы забрать магазин – недостаточно подло, – проворчал Клйкклак.

— И еще пошел слушок, что надо готовиться к смене правительства, – сказал Бо.

— Так скоро?

— Это правительство было слишком апатичным. Старожилы недовольны.

— Да уж, если оно сменится в течение двух дней, то окажется самым краткосрочным на моей памяти, – усмехнулся Кликклак.

— Верно, – откликнулся Бо. – Я так и думал, что упоминание об этом поднимет тебе настроение. Как поживают прибавления твоего семейства?

— Сегодня они ничего такого не сделали, – ответил Кликклак. – Только вчера вечером Сла попытался съесть зверюшку какого-то туриста, конечно, случайно, но Ало-2 вовремя его остановил.

Бо фыркнул.

– Сейчас они в любую минуту могут вернуться на обед, – сказал Кликклак, поглядывая на дверь.

Но вошли совсем не родичи, а вовсе даже пара медузиан. Кликклак вежливо им улыбнулся и незаметно средней рукой просигналил Бо, который, таращась на визитеров, придвинулся поближе.

— Мы слышали, что в магазине произошел акт саботажа, – заявил мужчина, а женщина указала на цветные пятна на задней стене. – И вода, – добавил мужчина. – Здесь были неисправные трубы?

— Небольшая проблема, мы ее быстро решили, – сказал Кликклак.

Сла и остальные вошли в дверь как раз вовремя, чтобы уловить последние слова.

— Мы не хотим, чтобы нашей собственности был причинен еще какой-нибудь ущерб, – настаивал медузианин. – Мы готовы предложить некоторую сумму для обеспечения немедленного освобождения территории. Иначе мы станем начислять штрафы за ущерб нашей будущей собственности.

— Никогда! – с негодованием воскликнул Сла, а Бо в сторонке с выпученными глазами беззвучно шептал слова: «Ложь и клевета! Ложь и клевета!»

— У вас нет права прогонять Кликклака! Вы очень плохие и злые, если можете так делать! – добавил Десла.

— Скажи мне что-нибудь еще, – попросила женщина, жадно внимая. – Почему мы не можем его прогнать?

— Он назвал магазин именем своей жены, а это значит, что она осталась присматривать за ним с любовью и заботиться о нем всей душой! – с пафосом объяснил Тедесла.

Кликклак пытался неистовыми, но бесполезными жестами остановить словесный поток, даже открыл было рот, чтобы прояснить ситуацию, но потом пожал плечами и промолчал.

— Как это? – потребовал объяснений медузианин. – Вы имеете в виду, что она до сих пор живет здесь?

— И в жизни, и в смерти она всегда рядом с ним! – провозгласил Сла. – Заботится об избраннике с неизменной преданностью!

— Призрак! – воскликнула побледневшая женщина. Медузиане обменялись многозначительными взглядами.

— Тут какой-то подвох, – усомнился мужчина, но его спутница покачала головой:

— Баллабелианцы не могут лгать, – сказала она. – Видишь его ушные оборки?..

«Зато вполне могут позволить получить ошибочные представления», – подумал Клйкклак. Акла уехала с космостанции на грузовом судне, чтобы «найти себя», и не вернулась. Ни один здравомыслящий баллабелианец не выбрал бы существование в одиночку, поэтому пусть лучше родичи думают, что она умерла. Ему казалось, что она предпочла бы поступить именно так.

— – Вы отзовете иск? -– спросил он у мужчины, когда медузиане бросились к двери, расталкивая неуклюже топтавшихся на пути бал-лабелианцев. Женщина злобно плевалась и непонятно жестикулировала.

– Отлично сработано, – похвалил Бо, когда они ушли. Клйкклак с благодушным удовлетворением смотрел на родичей.

Н&щупав под прилавком припрятанную выпивку, он вытянул на свет большую закупоренную бутылку.

– Это значит, магазин спасен? – спросил Тедесла.

— Да, – ответил Клйкклак, разливая алкоголь по кружкам, украшенным блестящими звездами.

— Теперь нам не придется искать работу! Мы можем продолжать работать в магазине! – обрадовался Сла.

— Ну, не знаю, – сказал Клйкклак, – вряд ли стоит заходить так далеко…

Перевела с английского Татьяна МУРИНА

© Cat Rambo. Kallakak's Cousins. 2008. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's SF» в 2008 году.

Майк РЕЗНИК. ВСЕ, ЧТО В ТЕБЕ ЕСТЬ

Нельзя было и представить, что они окажутся настолько наивными. В самом крупном космопорте страны, под надзором сотен голокамер, просматривавших каждый дюйм территории, какие-то три сопляка решили, что сумеют ограбить пункт обмена валюты, и это сойдет им с рук. Словом, двое из них пронесли пару керамических пистолетов мимо наших следящих устройств, собрали их в мужском туалете, а третий сумел стащить кухонный нож из портового ресторанчика, но, черт побери, неужели они и впрямь решили, что мы будем сидеть сложа руки и позволим им убраться восвояси с добычей?

Я парился в Океанпорте три недели и уже начал вскипать. Непонятно, зачем местному начальству понадобилась живая служба безопасности: здешние автоматизированные системы обезвреживают всякого, кто посмел просто плюнуть на пол.

Теперь-то я понял.

Парни с пистолетами удерживали на месте толпу, а тип с ножом сграбастал девицу – не женщину, а девчонку лет двенадцати – и приставил нож к горлу.

– Не приближайтесь к ним, – прозвучало над моим ухом. – Надо только освободить девицу и сделать так, чтобы они не начали стрелять в толпу.

Голос принадлежал капитану Симмсу. Следуя заученной программе, он повторял азы: ребята эти идентифицированы, мы можем проследить за ними в любом месте, куда бы они ни пошли, считайте их живыми покойниками, а поэтому не подвергайте опасности тех, кто находится рядом с вами. Если мы не прижмем их к ногтю здесь, значит, сделаем это по дороге. Им надо есть, им надо пить; мы же способны обойтись без этого.

Что бы там они ни предусмотрели в качестве средства побега, мы сыпанем сахарку им в бензин, помнем юбку сопла, шарахнем по ядерной энергоустановке (я все ждал, что он скажет: подсыплем песка в сапоги – однако обошлось без этого).

– Покажитесь им, но не приближайтесь, – продолжал Симмс. – Если им захочется пострелять, пусть палят в нас, а не в штатских.

Было бы лучше, если бы никто из наших не забыл натянуть пуленепробиваемое исподнее. Те, кто этого не сделал, никогда бы не признались. Разъяренный капитан Симмс представлял собой куда большую опасность, чем керамическая пуля, выпущенная из самодельного пистолета.

Шагнув вперед со своего поста, я оказался метрах в пятидесяти от преступной троицы. Публика расступалась перед парнями, как Красное море перед Моисеем, и они начали неторопливо продвигаться к выходу. И тут мое внимание привлек некий мужчина, хорошо одетый, не худой и не толстый, хотя и не слишком ладно скроенный. Если все старались отступить подальше от злоумышленников, он попросту повернулся к ним спиной, сделав шаг или два вперед.

«Черт! – подумал я. – Жаль, что ты не один из нас. Окажись на твоем месте любой сотрудник охраны, он сумел бы достать этого сукина сына с его ножиком».

Пока эта мысль крутилась в моей голове, неизвестный повернулся и точным ударом выбил нож из руки бандита. Девчушка немедленно вырвалась из объятий злодея и бросилась к людям, но я не сводил глаз с освободившего ее человека. Не имея при себе никакого оружий и явно не владея собственным телом в той степени, которая подобает тренированному атлету, он тем не менее наступал на вооруженных преступников.

Они повернулись к нему и дружно выстрелили. Грудь незнакомца превратилась в кровавое месиво, он упал на одно колено, но все-таки пытался дотянуться до ног ближайшего злоумышленника. Однако бедняге не удалось даже закончить движение: он немедленно получил еще четыре пули.

Впрочем, никаких шансов не было и у плохих парней. В ту же самую секунду, когда внимание их сконцентрировалось на незнакомце, мы выхватили оружие и принялись палить из всех пистолетов, лазеров, тазеров note 11 и тому подобного.

Словом, все три негодяя скончались, не успев долететь до пола.

Я заметил, что Конни Нефф бежит к девочке, а сам бросился к нахватавшему пуль незнакомцу. Он пребывал в состоянии крайне скверном, однако еще дышал.

Кто-то уже успел вызвать «скорую авиапомощь». Она прибыла через пару минут, пострадавшего положили на аэроносилки и загрузили в заднюю дверцу машины, тут же понесшейся к Майами. Вместе со мной. Я решил проводить этого человека. Черт побери, он же рисковал собственной жизнью и, скорее всего, потерял ее, чтобы спасти эту девчонку. И если ему суждено очнуться, рядом с ним должен оказаться не только врач.

Океанпорт находится в восьми милях от берега Майами, «скорая» домчалась до госпиталя едва ли не за минуту, хотя на мягкую, щадящую посадку ушло еще секунд сорок.

Достав из карманов пострадавшего бумажник и документы, я принялся изучать их. Человек носил имя Майрон Сеймур, ему 48 лет, и, насколько я мог судить, он был в отставке. И тем не менее имел при себе серийный номер чипа, введенного в тело при поступлении на военную службу. Все остальное полностью соответствовало норме: рост, вес и так далее.

На героя он никак не тянул, впрочем, прежде мне не доводилось встречаться с таковыми, поэтому не могу сказать, как они выглядят.

– Боже милостивый, – промолвил санитар, вышедший к «скорой», чтобы помочь переправить Сеймура в приемный покой. – Опять он!

– Значит, этот человек здесь не в первый раз? – удивился я.

– В третий, а может, и в четвертый, – прозвучало в ответ. – Готов поклясться: сукин сын просто нарывается на пулю.

Сеймура немедленно отправили в операционную. Вывезли его оттуда через три часа – одуревшего от наркоза и потери крови.

– Ну как… выживет? – спросил я у того же самого санитара, который теперь толкал аэроносилки в реанимационную палату.

– Ни одного шанса, – ответил тот.

– А сколько протянет? Санитар пожал плечами:

– День… может, и меньше. Поймем, когда подсоединим его ко всей аппаратуре.

– Говорить-то сумеет? – спросил я. – Или хотя бы понимать? Трудно сказать заранее.

– Ничего, если я побуду здесь? Санитар ухмыльнулся:

– Ты расхаживаешь здесь со своей бляхой и при целом смертоносном арсенале: три рода оружия я вижу, а еще парочка, должно быть, припрятана подальше от глаз. И кто я такой, чтобы сказать тебе «нет»?

Я перехватил сэндвич в больничном буфете, позвонил в Океан-порт, чтобы убедиться в том, что меня не разыскивают, а потом отправился в реанимацию. Сеймур лежал подключенным к дюжине машин, контролировавших все жизненно важные функции его организма, из пяти трубок в вены раненого капали жидкости, разные по цвету и консистенции, в ноздри была введена кислородная трубка, а кровь уже начинала проступать сквозь бинты.

Я решил, что дело ясное как день и надеяться не на что, однако просидел рядом с ним битый час – просто чтобы выразить свое уважение человеку, рисковавшему ради жизни незнакомой девочки. Я уже собирался уходить, когда веки его дрогнули и глаза приоткрылись. Губы раненого чуть шевельнулись, и, ничего не услышав, я придвинул кресло поближе к койке.

— С возвращением вас, – проговорил я негромко.

— А она здесь? – прошептал он.

— Девочка, которую вы спасли? – переспросил я. – С ней все в порядке. Она осталась вместе со своими родителями.

— Я не о девочке, – проговорил незнакомец. Он едва мог повернуть голову, но попытался оглядеть комнату. – Теперь-то она должна появиться!

– Кто это «она»? О ком вы говорите?

– Где же она? – выдохнул он. – На сей раз я умираю. Я чувствую это.

– С вами все будет в порядке, – солгал я.

— Нет, если только она не явится сюда без промедления. – Незнакомец попытался сесть, однако сил не хватило, и он откинулся на спину. – Надеюсь, дверь не заперта?

— Здесь нет никакой двери, – проговорил я. – Вы находитесь в реанимационной палате.

Он искренне удивился:

– Тогда где же она?

– Не знаю, о ком вы говорите, однако эта женщина, по всей видимости, не знает о вашем ранении, – сказал я.

– Она знает, – возразил он с полной уверенностью.

— Она была в космопорте? Он чуть качнул головой:

— Нет, она на другой планете.

— Может быть, мне следует справиться в приемном покое?

— Бесполезно. У нее даже нет имени.

— Имя есть у каждого. Он покорно вздохнул:

— Ну, раз вы так говорите…

Я начинал жалеть о том, что остался с раненым. Утешить этого человека я не мог, а его ответы ставили в тупик.

– Может быть, вы сумеете рассказать мне о ней? – спросил я, предпринимая последнюю попытку помочь больному.

Раненый как раз собрался ответить, губы его шевельнулись, однако в этот самый момент он потерял сознание. Через пару минут вся контролировавшая его тело аппаратура резко активизировалась, и в палату влетела парочка молодых докторов.

— Он умер? – поинтересовался я.

— Уходите отсюда! – приказал мне один из них.

Медики склонились над постелью умирающего, и я вышел в коридор. Очень скоро там появились и они.

– Он умер? – снова спросил я.

— Ага, – буркнул один из них. – Вы были его другом? Я качнул головой:

— Нет. Я просто сопровождал его из космопорта.

Сухо кивнув, доктора ушли. Тут я заметил двух санитаров с аэроносилками. Одним из них оказался мой знакомец.

— Я же говорил, парень не протянет и дня, – сказал он. – И почему эти ребята считают, что можно принять на грудь целую горсть пуль или лазерных Импульсов и остаться живым?

— Эти ребята? – переспросил я.

— Угу. Этот уже второй за последний месяц. Был еще один деятель, недели три назад. В его присутствии начинают грабить банк, и вместо того, чтобы вызвать копов, он набычивается и бросается на четверых вооруженных парней. – Санитар глубоко вздохнул и покачал головой. – Бедняга не сумел приблизиться к ним и на двадцать метров.

— Умер по дороге в госпиталь?

— Что-то вроде того, – кивнул собеседник. – Парень всё кого-то ждал и даже настаивал, чтобы дали знать в регистратуру и обязательно проводили ее к нему.

— Ее?

– По-моему, так, – санитар пожал плечами. – Впрочем, могу и ошибиться. Он говорил как-то путано. И даже не мог вспомнить своего имени – минуты две или три… Даниэль Даниэльс. Забавное имя. – Медик уже начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. – Ну, если у тебя нет других вопросов, нам надо доставить этого человека в подвал – к патологоанатому. Сейчас у нас обеденный перерыв, но на этой неделе в госпитале не хватает свободных рук.

Пропуская их в палату, я отступил в сторону, попутно решив, что пришло время моего возвращения в космопорт. Но прежде чем оставить госпиталь, спросил в регистратуре – просто так, из любопытства – не интересовался ли кто Сеймуром.

Оказалось, никто.

Вернувшись в контору, я все-таки удовлетворил свой интерес: запросил по Сети данные о Сеймуре и Даниэле Даниэльсе. В отношении Сеймура вопросов не возникло: родился и вырос в Майами, здесь же учился в колледже, девять лет отдал космической службе, получил почетную отставку, после того как был изрешечен в перестрелке на планете Коберников II, известной под неофициальным именем Никита. Вернулся домой, получил лицензию риэлтора и мирно перепродавал приморскую недвижимость, но вот два года назад решил либо записаться в герои, либо доказать, что пули его не берут, а может быть, и то, и другое сразу. После этого трижды пытался лишить себя жизни; два первых раза персонал госпиталя сумел помешать ему, в третий раз, как я уже знал, врачам не удалось этого сделать.

С Даниэльсом оказалось труднее. Начнем с того, что в Майами проживали четверо Даниэлей Даниэльсов. Действительно, родители их могли проявить больше фантазии… Двое по-прежнему пребывали в этом городе. Третий скончался по относительно естественным причинам в возрасте 93 лет. Ну а четвертым был тот, о ком рассказывал мне санитар.

Этому исполнилось 33 года. Бросив школу в шестнадцать, он подвизался в футбольных командах низшей лиги, был отчислен, в двадцать лет поступил в космические войска, семь лет прослужил, уволился по состоянию здоровья, после чего переходил с одной низкооплачиваемой работы на другую, столь же высоко ценимую обществом.

Я просмотрел медицинское заключение. Его составили после того, как Даниэльс попал в серьезную переделку на Никите. Физически он поправился, однако погрузился в депрессию на четыре года – до той самой ночи, когда попер в одиночку на банду подрастающих дегенератов и был превращен ими в едва соображавший, но одушевленный уголек. Врачи целый год собирали его по частям и покрывали новой, с иголочки, кожей… Однако не прошло и месяца со дня выписки, как он выкинул не менее самоубийственную шутку.

Даже полиция не знала, что в точности произошло… Когда стрельба закончилась, и тело нашего героя попало в руки копов, оно оказалось нашпигованным таким количеством свинца различных калибров, что обеспечить его могли только шесть вооруженных людей, никак не меньше.

Словом, выходило так: два самых обычных парня, не имевших ничего общего, кроме города, в котором жили, и планеты, где проходили военную службу, охотно встали перед лицом смерти без убедительной причины… а потом, после долгого лечения, исцелившись, снова бросили вызов судьбе.

Я все еще размышлял над случившимся, когда капитан Симмс вызвал меня в кабинет с отчетом о произошедшем. Я формально изложил ему факты и решил, что вопрос исчерпан.

— Постой-ка, – остановил меня капитан, когда я повернулся к двери. – Ты проводил его до госпиталя. С какой целью?

— Понадеялся, что он объяснит свой поступок, – ответил я. – Кроме того, он мог знать тех головорезов.

— И что же?

Я покачал головой:

— Теперь этого не узнает никто. После операции парень пришел в сознание всего на минуту.

— Так какого же черта он полез в эту историю? – в задумчивости проговорил капитан Симмс.

— Мне это тоже интересно, – сказал я. – И поэтому я провел компьютерную проверку его и Даниэльса…

— Даниэльса? – Капитан вскинул брови. – Что еще за Даниэльс?

— Другой парень, расставшийся с собственной жизнью таким же способом, – ответил я. – Однако общим у них оказалось лишь то, что оба жили в этом городе и понюхали пороха на планете Коберни-ков П.

— А вот это уже интересно, – оживился капитан Симмс.

— Что именно, сэр? – спросил я.

— Года два назад я ведал безопасностью в Марспорте, и там произошла аналогичная история. Четверо друзей ограбили портовый ресторан, и какой-то чудак, как раз ожидавший отлета на Титан, решил разобраться с ними в одиночку. Его пристрелили на месте. Конечно, и мы избавили плохих парней от дальнейших ошибок, но герой успел получить слишком много пуль и лазерных импульсов. И потому скончался через несколько часов. – Капитан Симмс сделал паузу и нахмурился. – Мне пришлось заполнять рапорт, а для этого необходимо установить личность убитого. Ну а вспомнил я об этом сейчас потому, что он тоже провел какое-то время на Никите.

— И был комиссован по состоянию здоровья?

— Да, – ответил капитан. – Забавная картина.

— Весьма забавная, – согласился я. – Кстати, не скажете ли вы, может быть, он не в первый раз рисковал жизнью подобным образом?

— Нет, не скажу, – проговорил капитан Симмс. – Предполагаю, у тебя есть причина для такого вопроса?

– Да, сэр.

– Тогда подожди немного, пока я проверю записи. Как я уже сказал, это случилось два года назад.

Капитан включил компьютер и задал необходимые параметры. Через одиннадцать секунд он получил всю информацию.

Крейтон Мортенсон-младший по собственной воле смотрел в лицо верной смерти целых Четыре раза. И только после того, как он чудесным образом уцелел в трех первых случаях, судьба наконец привела в исполнение свой приговор. Случилось это в Марспорте.

— Капитан, – проговорил я, – а ведь Сеймур и Даниэльс также неоднократно лезли на рожон. Что вы думаете по этому поводу?

— Думаю, что на Никите с ними произошло нечто интересное, – пробормотал он, прежде чем дать компьютеру задание вывести на экран описание планеты Коберников И. Бегло проглядев его, капитан пожал плечами. – На четверть меньше Земли, более слабое тяготение, дефицит кислорода, но дышать можно. Во время войны с Альянсом Патрука мы обнаружили, что они используют Никиту в качестве перевалочной базы для оружия, высадили небольшой отряд, взорвали склад амуниции, причем обе стороны понесли тяжелые потери. Нескольких уцелевших солдат разбросало по этому пеклу, их искали недели три, после чего найденные присоединились к своим частям. На этой планете водятся кое-какие растения и животные, однако ни землян, ни патрукан там нет.

— Хотелось бы понять, что за чертовщина творилась на этой планете, – заметил я. – Как правило, люди, получившие ранения в военное время, не имеют ни малейшего желания повторно оказаться в таком же положении… а тут мы имеем дело с тремя людьми, которые по собственной воле оставили свои дела, чтобы снова оказаться под вражескими – неважно, чьими – пулями.

— Пусть твой компьютер отыщет уцелевших, а ты расспроси их, – распорядился капитан.

Вернувшись в свой кабинет, я заполнил рапорт, а потом, следуя указанию Симмса, попытался отыскать уцелевших на Никите.

Патруканская война завершилась, с документов и рапортов сняли гриф секретности, однако этот факт ничем особенно не помог мне. Мы послали туда диверсионный отряд из тридцати мужчин и женщин. Операция оказалась чрезвычайно кровавой. Двадцать пять человек из отряда были убиты на Никите, а остальные пятеро – в том числе Сеймур, Даниэльс и Мортенсон – получили очень серьезные ранения. Все они действовали в одиночку, и каждому удалось выжить без сторонней помощи и протянуть несколько недель до прилета спасателей.

Я проследил судьбу и двух остальных уцелевших солдат. Оба дразнили смерть до тех пор, пока наконец она сама не сыграла партию с ними.

В делах этих людей ничто не указывало на необычайную отвагу или на чрезмерную глупость. Если не считать депрессии Даниэльса, ни у одного из них не возникало проблем с психической или эмоциональной стороной жизни. Насколько я мог судить, после увольнения со службы никто из них не вступал в контакт с остальными участниками рейда на Никиту.

И тем не менее через шесть лет после высадки на эту планету они все до единого оказались мертвыми: в результате того, что раз за разом ставили себя в ситуации, к которым можно применить только одно слово – самоубийственные, – до тех пор пока искусство знаменитых хирургов и возможности лучших клиник не могли более сохранить им жизнь.

На следующий день я доложил о результатах своего расследования капитану Симмсу. Видно было, что он заинтригован не менее моего.

– Так что же, по твоему мнению, могло заставить их расстаться с жизнью? – промолвил он задумчиво. – И если им так уж понадобилось умереть, можно ведь было просто приставить пистолет к виску?

– Есть только один способ узнать это, сэр, – сказал я. Капитан покачал головой:

— Я не могу послать тебя на Коберников II. Мы работаем в службе безопасности Океанпорта, а Никита находится более чем в тысяче световых лет отсюда.

— Но если на этой планете обитает нечто, способное оказать такое воздействие на поведение…

– Забудь об этом. Если бы там присутствовало что-то особенное в воздухе, пище или воде, службы космической разведки или флота давно бы узнали об этом.

Однако забыть мне никак не удавалось. Разве можно забыть нескольких ничем не похожих людей, в короткое и решительное мгновение поступивших столь губительным для себя образом?

Каждый вечер, оставив работу и вернувшись к себе, я пытался узнать побольше о загадочной планете и пятерке выживших десантников. Проблема заключалась в том, что узнавать-то, собственно, было нечего. Они провели на планете всего три, самое большее четыре недели, их было только пятеро, отряд враждебного альянса оставил Никиту сразу после сражения, и с тех пор там не появлялись ни люди, ни патрукане.

Тут мне пришло в голову, что я не использовал еще одно направление расследования. Война закончилась, и потому я обратился с письмами к некоторым историкам-патруканам, попросив их предоставить мне сведения – если таковые существуют – не о ходе операции на Никите, но о судьбе их собственных уцелевших на планете солдат.

Дожидаться ответа пришлось неделю, однако в итоге некое существо, называвшее себя словом Миксофтил – во всяком случае, мой компьютер именно так записал его данные, – сообщило мне, что из четверых уцелевших двое почили по естественным причинам, другие же двое приняли героическую кончину, причем один из них отправился к праотцам, спасая дитя, попавшее в вольер со злобными хищниками в местном зоопарке, а другой последовал его примеру, пытался защитить моллюта, каким-то образом оскорбившего сборище патрукан, немедленно превратившееся в уродливую и кровожадную толпу.

— Итак, воздействие распространилось не только на людей, сэр, – сообщил я капитану Симмсу в тот же день, когда получил сообщение от историка. – То, что присутствует на планете, влияет на все разумные существа.

— Разделяю твой интерес, – кивнул он. – Однако повторю еще раз: я не обладаю полномочиями, необходимыми, чтобы отправить тебя туда.

— У меня есть неиспользованный отпуск, – напомнил я. Он проверил по компьютеру:

— Отпуск можешь получить только через пять месяцев.

— Тогда возьму отпуск за свой счет.

— Подумай хорошенько, – посоветовал он. – Пока эта планета не принесла серьезного вреда. Неужели ты хочешь отправиться туда, поболтаться неделю-другую, вернуться домой, а затем однажды предъявить миру доказательства того, что стал неуязвимым для пуль и лучей лазеров?

— Нет, – возразил я. – Ни в коем случае.

Произнося эти слова, я верил в их искренность, однако с каждым прожитым днем загадка планеты овладевала моим воображением все больше. И еще один вопрос, заданный капитаном Симмсом, не давал мне покоя: если эти люди действительно хотели умереть, почему они не могли воспользоваться собственным пистолетом или принять смертельную дозу какой-нибудь отравы? А потом я вспомнил Майро-на Сеймура на койке в реанимации. Он вовсе не желал умирать. Напротив, хотел видеть какую-то женщину, которая, по его мнению, должна была знать о том, что оц находится в госпитале.

Ладно, женщина могла оказаться бредом, однако относительно желания жить сомнений не возникало.

Минуло три недели, а моя идея, кажется, уже начала перерастать в навязчивую. Я сообщил капитану Симмсу, что прошу предоставить мне месячный отпуск за собственный счет, и если не получу такового, то вполне готов оставить место работы.

— Не валяй дурака, – посоветовал он. – Увольнение – слишком серьезный шаг, чтобы предпринимать его ради какой-то фантазии. К тому же я уже доложил о результатах твоего расследования командованию флота и разведывательной космической службе. Не сомневаюсь, они займутся этой проблемой.

— Я тоже не сомневаюсь, сэр, – отчеканил я. – Но не факт, что это произойдет при нашей с вами жизни.

Капитан метнул в меня быстрый взгляд.

— В настоящее время мы ведем десять – двенадцать малых войн, – продолжал я. – Флот и разведка найдут достаточное количество более важных дел, чем обследование планеты, на которую шесть лет не ступала нога человека.

— Я передал им все подробности, – убеждал капитан Симмс. – И если они сочтут дело важным, то доберутся до Никиты хоть послезавтра.

— А если раскроют загадку, но навесят на нее гриф «Секретно», – парировал я. – Я хочу знать, что там произошло.

— Между прочим, я не пытаюсь отговорить тебя… – сказал капитан после долгой паузы.

– Никак нет, сэр.

– Хорошо. Даю тебе месяц, начиная с завтрашнего дня. – Он передал мне небольшой куб. – Прямого рейса туда нет. Здесь право бесплатного проезда на всех кораблях Земли и ее союзников.

– Благодарю вас, сэр, – ответил я.

– Коды сотрутся ровно через тридцать дней, поэтому не задерживайся дольше, если только не собираешься оплатить обратный проезд из своего кармана.

– Весьма благодарен за заботу, сэр.

— Ты хороший сотрудник, – произнес капитан с легким смущением (любая похвала всегда давалась ему с трудом). – И мне не хотелось бы потерять тебя.

— Этого не случится, – пообещал я. – Думаю, что вернусь еще до истечения месяца с точным ответом на наш вопрос.

— Ну, доброго здоровья, – напутствовал капитан.

— Почему не удачи?

– Мне кажется, что повезет тебе только в том случае, если ты не найдешь того, чего ищешь, – проговорил капитан Симмс самым серьезным тоном.

Тем, кто сидит на Земле и не думает оставлять ее, часто кажется, что, располагая кораблями, передвигающимися со сверхсветовой скоростью, и умея пользоваться пространственными червоточинами, мы за один день можем добраться в любое место Галактики. Это распространенное заблуждение. Червоточины уводят наши корабли туда, куда надо им самим, а не куда хотим попасть мы, но Галактика остается громадной, даже если ты мчишься по ней во много раз быстрее света. Я потратил день на то, чтобы добраться до Антареса III, где пересел на другой корабль, следовавший до Бэкингема IV. День ушел, чтобы дождаться рейса на Микелин. А уже там я арендовал частное суденышко для завершающей части путешествия.

– Рекомендую тебе впечатать этот пейзаж в собственные мозги, – сказал пилот, едва крохотный кораблик опустился на поверхность Никиты. – Я вернусь сюда ровно через десять дней. И если ты не окажешься именно в этом месте, я не стану в одиночку обыскивать целую планету, а это значит, ты застрянешь здесь до конца дней своих. Уразумел?

– Уразумел, – эхом отозвался я.

– А ты уверен, что взял с собой достаточно еды? – спросил он, бросив взгляд на мой рюкзак.

— Пищи и воды у меня на двенадцать дней, так что хватит с запасом.

— Не обнаружу тебя здесь через десять дней – считай, никакого запаса у тебя нет, – отрезал он. – Смотри не опоздай.

Люк за ним захлопнулся, и я остался один. Первый человек, ступивший на поверхность Никиты за последние шесть лет.

Чувствовал я себя превосходно. Черт, да при 82% земного тяготения всякий почувствует себя орлом. Именно в таких мирах выхаживали пациентов-сердечников: легкий недостаток кислорода с избытком компенсировало более слабое тяготение.

Мирок оказался достаточно приятным на взгляд. Над бурым подобием травы, почти всюду покрывавшим землю, кое-где возвышались скопления странного вида деревьев, и солнышко привычного спектрального класса G освещало поверхность Никиты ярко, но не жарко. Я заметил нескольких мелких, похожих на грызунов зверьков, поглядывавших на меня из-за кустов и деревьев, однако всякий раз, когда я поворачивался к ним, они немедленно прятались по своим норам.

Я знал, что на планете есть вода. Два пресноводных океана снабжались талой водой рек, стекавших со снежных вершин четырех хребтов. Литература свидетельствовала: вода эта скверно пахла, а на вкус была еще хуже, однако пить ее все-таки разрешалось. Я не имел ни малейшего представления о том, водится ли в этих водоемах рыба, однако допускал подобную возможность. Добравшись до звезд, мы смогли уяснить себе одну вещь: жизнь не только принимает самые странные обличья, но и возникает в самых неожиданных местах.

Согласно имевшейся у меня карте, я находился в четырех милях от места сражения, а значит, от оружейного склада. Я следовал путем, который прошла наша диверсионная группа. Корабль опустился на дальней стороне планеты, тысячах в трех миль отсюда, а потом под покровом ночи скоростной аэрокар доставил бойцов в это место, хотя последние несколько миль им пришлось пройти пешком.

Я поискал было взглядом следы лагеря, однако тут же сообразил: тайная диверсионная группа не станет разбивать бивак под носом у противника, но продолжит свой путь, стараясь, чтобы ее не заметили.

Почва оказалась ровной, трава невысокой, так что я шел и шел, пока наконец не достиг своей цели. Там, где прежде находился склад амуниции, зияла воронка метров 500 в окружности и глубиной примерно 15. Экипажи спасательных кораблей обеих сторон явным образом не имели возможности одновременно позаботиться о живых и погибших, и кое-где виднелись скелеты людей и патрукан, дочиста обглоданные мелкими животными и насекомыми. Кости патрукан отливали сине-зеленым – я так и не понял почему.

Я обошел место сражения и решил, что выбрали его весьма неудачно: абсолютно негде укрыться. Ночная атака не давала никаких преимуществ: если патрукане располагали сверхсветовыми кораблями и импульсными пушками, уж в устройствах ночного видения, способных превратить ночь в день, у них точно не было недостатка. Помню, как однажды подростком я стоял на верху Кладбищенского Гребня note 12 , гадая, каким образом Пикетту удалось провести своих людей вверх по длинному и голому склону, где солдаты были как на ладони. Позиция на Никите казалась ничуть не лучше.

Я вернулся к не дававшей покоя мысли: как уцелевшие в такой переделке люди могли столь пренебрежительно относиться к собственной жизни? Скорее, им надлежало благодарить судьбу и праздновать каждый выпавший на их долю послевоенный день.

Такими были мои первые впечатления. А потом я принялся обследовать местность с точки зрения военного. Диверсантам не следовало слишком приближаться к складу: во-первых, неизвестно, что там хранят, а во-вторых, неясно, какой силы взрыв прогремит. И поскольку уцелевшие после взрыва враги могут перестрелять твой отряд, следует окружить склад по возможности плотным кольцом, чтобы успеть застрелить всякого патруканина, который вывалится из огненного ада. Поперечник воронки в итоге достигал четверти мили, поэтому людей следовало расставить мили за полторы до ее края, а может, и подальше, если учитывать точность патруканского оружия. Скажем, мили за две…

Я вновь оглядел местность. При минимальном удалении от склада на одну милю и промежутке между бойцами более четверти мили, все наши солдаты оказались в одиночестве. А раненый первым делом ищет путь к безопасности, он хочет просто уйти подальше от места сражения, он небудет искать своих товарищей.

После, оказавшись в безопасности, не зная, уцелел ли кто-нибудь из врагов, ты по-настоящему ощущаешь, насколько болезненна рана, – если только пребываешь в состоянии, позволяющем оценить это, – а уж на поиски своих спутников ты отправишься в последнюю очередь.

Значит, все пятеро оставались в одиночестве до прибытия спасательной команды* а она появилась не ранее чем через пару недель. Итак, располагали ли наши люди недельным запасом еды й питья? Если нет, то могли ли они найти себе пропитание на этой планете? Потом, имелись ли у них при себе лекарства? Насколько тяжелые раны они получили и каким образом сумели выжить? Я не знал ответов на эти вопросы, однако у меня оставалось целых десять дней, чтобы найти их.

«Всего десять, – напомнил я себе, – ведь вопросы эти составляют первую и самую легкую часть загадки».

Солнце начинало клониться к закату – продолжительность дня на планете составляла 19 земных часов, – и я решил, пока еще светло, разбить лагерь. Достав из мешка свой стационарный пузырь, я произнес активировавшие его кодовые слова, и по прошествии нескольких секунд место моего будущего ночлега обрело облик куба со стороной два метра, после чего я забросил туда рюкзак, вытащив из него сперва несколько рационов. Приказав двери закрыться, я собрал несколько сучьев, сложил их пирамидкой и поджег лазерным пистолетом, а затем кинул в самое пламя три часовых рациона. Они выкатятся из огня, когда полностью пропекутся. Я решил съесть их, не запивая ни водой, ни пивом, поскольку не собирался справиться со всеми запасами питья за семь или восемь дней и после этого обратиться к услугам ближайшей речки.

Я осмотрел пустынную местность, пытаясь понять, почему разумная жизнь не укоренилась на этой планете, как случилось на многих сотнях подобных миров. Природа всегда находила причину наделить мозгами один или пару местных видов, сколь бы странным ни оказывался их облик. Однако на Никите следов разума обнаружено не было. И если патрукане упоминали о существовании на планете достаточно крупных животных, наш диверсионный отряд так и не увидел никого, кроме совсем мелких, похожих на мышей зверьков, попадавшихся по дороге и мне. Военные решили, что хищники были крайне осторожны: увидев аэрокар или людей, они предпочитали держаться подальше.

Думаю, тогда поторопились с ответами. Пятерых тяжело раненных разбросало по этой местности в таком состоянии, что они едва ли могли позаботиться о себе и тем не менее благополучно протянули до прилета спасательного корабля. Отсюда следовало, что крупные хищники здесь не водятся. Однако и с этим выводом я решил не торопиться: в условиях слабого тяготения животные становятся крупнее, а не мельче.

Подождем. Утро вечера мудренее. Обитатели Никиты не имеют никакого отношения к причине моего прилета на планету, а кроме того, я ни в малейшей мере не собираюсь гоняться за крупным зверьем по темным кустам и рощам.

Тут мои рационы стали по очереди восклицать «готов!», выкатываться к моим ногам и раскрываться.

Начав с эрзац-мяса, я прикончил упаковку и перешел к фальшивому картофелю. Разделавшись с этим блюдом, я понял, что сыт, и приказал третьему рациону закрыться.

– Меня можно съесть в течение 16 стандартных часов, –напомнилтот.–После этого я самоуничтожусь, чтобы ты не мог отравиться. Самоуничтожение произойдет бесшумно и не будет сопровождаться внешними проявлениями, так что в этот момент меня можно даже держать в руке.

Он умолк и защелкнулся.

Поглядев вверх, я увидел три малых луны Никиты, быстро следовавших друг за другом по небу. Последние годы я провел на Земле и успел привыкнуть к неторопливому шествию ночного светила. Как все-таки спешат малые луны… я успел уже позабыть об этом.

Потом я надиктовал компьютеру события прошедшего дня, свои открытия и результаты размышлений. Я не успел заметить, как стемнело, и, закончив с «писаниной», решил немного пройтись. Костер оставил горящим, чтобы не зайти далеко и без труда найти обратный путь, после чего сразу взял в левую сторону.

Отойдя на полмили, я решил, что достаточно удалился от своего импровизированного стана, и начал обходить его по широкому кругу. Сделав первый круг, я как раз перешел на второй, когда костерок погас, и я счел за благо вернуться и подбросить еще несколько веток. Я уже преодолел половину расстояния, отделявшего меня от густой рощицы, когда за моей спиной раздался мерзкий и совершенно чуждый для земного слуха рык.

Я обернулся на звук, однако какая-то тварь уже неслась ко мне по воздуху. Луны успели убежать на другую сторону планеты, и я смог различить только самые общие очертания. Отскочив в сторону, я повернулся, и туша нападавшего подбросила меня в воздух. Приземлившись в паре метров, я ощутил, как хрустнула левая нога. Покатившись в сторону, я попытался извлечь лазерный пистолет, однако существо оказалось более проворным. Я по-прежнему не видел ни зги, однако это были мои трудности, а не этого зверя. Клыки разодрали мне руку, и пистолет выпал из пальцев. Тварь оказалась на мне, прежде чем я успел дотянуться до кобуры с акустическим оружием. Зубы впились мне в щеку. Нащупав в темноте глотку зверя, я попытался удержать его, однако старания были напрасны. Тварь давила на меня всем телом, и я мог ощутить, что она, по меньшей мере, не легче меня. Существо тянуло ко мне морду, и моя обливавшаяся кровью правая рука начинала сдавать. Я резко двинул вверх здоровой ногой, надеясь на то, что имею дело с самцом и попаду ему в пах, однако движение не возымело никакого результата.

Я уже ощущал жаркое дыхание на веках и щеках, понимая, что сил осталось примерно на четыре секунды, и тут вдруг нападавший взвыл от боли и страха, и я перестал ощущать тяжесть его тела.

Я ожидал уже услышать рычание зверя еще более крупного, намеревавшегося без всякого промедления поужинать мной, однако существо, спугнувшее моего обидчика, действовало в полной тишине.

Тут раздался обиженный тонкий вой, и напавшая на меня тварь бросилась наутек. Мой спаситель повернулся ко мне, и в тот же миг одна из лун выскочила из-за горизонта. Кровь из раны на лбу струилась по моему лицу, да и луну нельзя было назвать большой или яркой, так что я лишь угадывал приближение какого-то существа.

Наконец, вытащив здоровой рукой звуковой пистолет, я выставил оружие перед собой, успев выдавить слово:

– Назад!

А потом нажал на спуск, но даже в своем полупомраченном состоянии мог сказать, что стреляю совсем мимо цели. Я попытался выровнять руку и выстрелить снова, но тут все вокруг почернело. В последний миг я успел подумать: «До чего же глупо умирать подобным образом».

Однако я все-таки остался в живых. Не знаю, сколько я провел в забытьи – должно быть, часов девять или десять, поскольку, когда я очнулся, солнце уже стояло высоко над горизонтом.

– Только не пытайся встать, – произнес неподалеку от меня певучий женский голос на безукоризненном земном языке, – мне пришлось наложить на твою ногу лубок.

Попробовав стереть корку засохшей крови с ресниц, я заметил, что моя правая рука перевязана. Влажная ткань несколько раз прикоснулась к моим глазам, и я сумел различить лицо сидевшего рядом со мной существа.

Это была молодая женщина двадцати с небольшим лет, но уж точно не тридцати, худощавая, рыжеволосая… светло голубые, почти бесцветные глаза, высокие скулы… Лицо женщины показалось мне знакомым, хотя я не сомневался в том, что ни разу в жизни не видел ее.

– Кто вы? – спросил я слабым голосом.

– Мое имя – Ребекка, – женщина улыбнулась. – А ты – Грегори Донован.

— Я думал, что оставил свои документы в пузыре.

— Так и есть.

— Значит, ты открыла его, – я нахмурился. – А он должен реагировать только на команду, поданную моим голосом.

— Я ничего не открывала, – возразила незнакомка. – Лучше попробуй отдохнуть.

Я уже было собрался поспорить с лгуньей, однако силы вдруг оставили меня, и я вновь погрузился в забытье.

В следующий раз я очнулся уже вечером. Ребекка сидела рядом со мной. Окинув ее взглядом, я решил, что она не просто хороша, она совершенна.

На девушке были белая блузка и брюки цвета хаки, облегавшие ее тело, словно перчатка. Облик сей казался столь же невероятным, сколь само присутствие говорящей на земном языке красотки на планете, предположительно не выпестовавшей разумных созданий.

– С возвращением, – проговорила она. – Как ты себя чувствуешь?

– Отдохнувшим, – ответил я. – А как мои дела?

– Рука воспалилась, началось сильное заражение, нога сломана в трех местах, а еще есть серьезные раны на лице и шее.

– И что же это было? – спросил я.

— На тебя напал… скажем, так – ночноброд, точнее на земной язык я перевести не могу. Это самый крупный здешний хищник.

— Не может быть, – усомнился я. – Его спугнул еще более крупный зверь.

— Верь мне, Грегори, – продолжила Ребекка. – Крупнее ночно-брода на Никите хищника нет.

Сил на спор у меня не было, да и какая, в принципе, разница. Нечто отогнало от меня ночноброда, и мне было все равно, кто это сделал – крупнейший среди местных хищников или вконец разбушевавшийся микроб.

— И как долго ты здесь, Ребекка? – спросил я.

— С тобой? – переспросила она. – С ночи.

— Нет, я имею в виду – на Никите.

— Всю свою жизнь. Я нахмурился.

– А в моем компьютере ничего не сказано по поводу земной колонии.

– Здесь нет никакой колонии.

– Ты хочешь сказать, что тебя высадили сюда ребенком? – спросил я. – Родители были с тобой?

– Мои родители жили здесь, – сказала она.

– Жили? – удивился я. – Через девять дней за мной прилетит корабль…

— Их нет в живых.

— Проспи. Но корабль может забрать с этой планеты нас обоих.

— Ты голоден? – спросила она. Я задумался на мгновение.

— Не очень. Но пить хочется.

— Хорошо, – кивнула она. – Река находится в четверти мили отсюда. Я вернусь через несколько минут.

— Говорят, местная вода ужасна на вкус. У меня в пузыре есть вода и немного энергетической смеси.

— Принести? – спросила она.

— Вот как? – Я посмотрел на нее с укоризной. – Я знал, что ты побывала в моем пузыре.

— Я же сказала, что не входила в него.

— Если ты говоришь правду, то не сможешь войти в него и сейчас. Пузырь запрограммирован только на мой голос и определенные кодовые слова.

— Я возьму все нужное и вернусь, – пообещала она.

И конечно же, вернулась через пару минут с тремя контейнерами в руках. Выбирая из них тот, что должен был обеспечить мне скорейший прилив сил, я попытался не думать о том, каким образом она сумела проникнуть внутрь запертого пузыря.

– Через часок тебе все-таки придется поесть, Грегори, – сказала Ребекка. – Твоему организму нужны силы, чтобы сопротивляться инфекции. Я просмотрю твои припасы и скоро вернусь. – Она улыбнулась: – Я хорошая повариха. И быть может, сумею сообразить из твоих рационов нечто вроде утки в апельсиновом соусе.

— Почему ты назвала именно это блюдо?

— Потому что оно твое любимое, не так ли?

— Верно, – пробормотал я. – Но как ты узнала об этом?

— Просто ты похож на любителя утки в апельсиновом соусе.

— И что же это такое здесь творится? – возмутился я. – Тебе известно мое имя, мое любимое блюдо, ты можешь открыть закодированный на мой голос замок, ты умеешь лечить сломанные ноги, знаешь, как можно подлатать мою шкуру, и к тому же говоришь без тени акцента.

— Тебя это не устраивает? – спросила Ребекка. – Или, по-твоему, мне следовало оставить тебя истекать кровью? И принести тебе воды, совершенно не приемлемой для твоего вкуса? И выбрать самые противные для тебя рационы?

— Ну, конечно же, нет, – сказал я. – Но ты не отвечаешь на мои вопросы.

– Это не так.

– Тогда вот тебе еще один, – продолжил я. – Какого черта ты вообще делаешь в этом месте? Планета велика. Каким образом ты подоспела вовремя, чтобы спасти мне жизнь?

– Благодаря озарению, – отвечала Ребекка.

– Ладно, черт с тобой, пусть будет озарение, – сдался я. – И раз уж я задаю вопросы, может быть, ты объяснишь мне, что спасло меня прошлой ночью?

– Это сделала я.

— Ты заштопала меня, – возразил я. – Но что спасло? Что именно спугнуло ночноброда?

— Разве это важно? – спросила Ребекка. – Ты остался в живых. Это самое главное.

— Самое важное – правда, – настаивал я. – Мне не нравится, когда лгут.

— Я не лгала тебе, Грегори, – спокойно проговорила она. – А теперь полежи неподвижно: я осмотрю раны на твоей руке и шее.

Она подошла ко мне и опустилась на колени. От нее исходил какой-то сладостный запах, похожий на аромат духов и абсолютно соответствовавший ей. Она осмотрела рваные раны на моем горле, и хотя они заметно опухли и явно воспалились, прикосновение ее прохладных и уверенных пальцев не причинило мне боли.

– Еще кровоточат, – заметила она, поднимаясь на ноги. – Я положила на них местные целебные травы и листья. После обеда сменю повязку.

– А какими бинтами ты меня перевязывала, и откуда вообще взяла их в этой пустыне?

Ребекка указала на оставленную в нескольких футах сумочку:

– Я всегда готова к таким ситуациям.

Тут на меня накатила волна головокружения, и несколько последовавших минут я потратил на борьбу с ней, стараясь не повалиться на бок. Не помню, что было потом, но когда в голове у меня прояснилось, оказалось, что женщина сидит рядом и подпирает меня собственным телом. Ощущение было приятным, и я попытался растянуть головокружение на несколько минут, чтобы она не отодвинулась. По-моему, она поняла это, однако шевелиться не стала.

— А как скоро я смогу ходить? – спросил я наконец.

— Через три-четыре дня сделаю тебе костыли, – пообещала она. – Тебе првдется попрактиковаться, если ты хочешь вовремя вернуться к своему кораблю.

— Итак, я застрял здесь на три или четыре дня, – безрадостно констатировал я.

— Мне очень жаль. – Голос ее был полон сочувствия. – Я пытаюсь обеспечить тебе весь возможный уход и покой, однако ты очень слаб, и твоя температура остается высокой. Боюсь, тебе не удастся по-настоящему познакомиться с планетой.

— Откуда тебе известны мои цели? – вскинулся я.

— А зачем еще тебе было прилетать сюда? – спокойно ответила Ребекка. – Сегодня ночью я помогу тебе перебраться в пузырь. Тебе придется побыть там; ты слишком слаб для дальнего перехода.

— Согласен, – признал я со вздохом. – Придется потерпеть скуку. Чертовски жаль, что я не прихватил с собой дисков для чтения.

— Мы можем побеседовать о любимых книгах, – предложила Ребекка. – За разговором время пойдет веселее.

Не знаю почему, но сам, факт, что она читает, поразил меня. Все читают, конечно, но я все-таки был удивлен.

— И кого же ты любишь читать?

— Сиско, Яблонского и Хедбурга.

— Смеешься! – воскликнул я. – Это же мои любимые авторы! Что ж, будет о чем поговорить после обеда.

И мы поговорили. Мы говорили и говорили часы напролет, и не только о книгах. За всю свою жизнь я не чувствовал себя настолько уютно в чьем-либо обществе. Мы беседовали о надеждах и мечтах, о сожалениях… обо всем. Это было удивительно: каждая моя мысль, каждое тайное желание находили отклик в ее душе. И когда мы смолкли, пауза не сделалась тягостной, такой, когда хочется говорить, чтобы только как-то нарушить ее. Мне было столь же приятно смотреть на Ребекку, как и слушать ее голос. Она выросла на чужой планете, в тысячах световых лет от Земли, и я ничего не знал о ней: где она живет, что делала до того, как спасла мою жизнь, я не знал даже ее фамилии… и все же, перед тем как уснуть, успел подумать, что чуточку влюблен в нее.

Не знаю, сколько я проспал. Я проснулся, ощутив, что Ребекка накладывает какую-то целебную мазь на мои израненные щеки и шею.

– Не шевелись, – ласково приказала она. – Сейчас заканчиваю. Я постарался не шевелиться, пока она делала перевязку, а потом открыл глаза и понял, что мы находимся внутри пузыря.

– Интересно, каким это образом ты сумела дотащить меня сюда, – удивился я. – Должно быть, я действительно глубоко отключился, раз не проснулся, пока ты переносила меня.

– Я сильнее, чем может показаться, – улыбнулась она.

– Ладно, – смирился я. – А теперь дай мне руку и помоги выбраться на свежий воздух.

Она было протянула мне руку, но вдруг застыла на месте.

– В чем дело?

– Я вернусь через десять минут, – скороговоркой сказала она. – Только не пытайся встать без моей помощи, чтобы не повредить лубок.

– Что случилось? – переспросил я. – С тобой все в порядке? Однако она уже подбежала к соседней рощице и исчезла среди деревьев.

Странный поступок. Может, моя спасительница съела что-то неудобоваримое и ей стало дурно?

Я решил попробовать подняться самостоятельно – вопреки ее приказу. Дело чуть не завершилось катастрофой. Нога изогнулась так, что я просто не смог довести движение до конца. А когда попытался привести ее в божеский вид, то оказалось, что бинты намокли и от них скверно пахнет. Я провел по бинтам пальцем: он окрасился, но не кровью, а чем-то желто-зеленым. Хороший это знак? Плохой?

Наконец Ребекка вернулась – в столь же безупречном виде, как и прежде. Бросив короткий взгляд на мою ногу, она упрекнула меня:

– Я же говорила, чтобы ты не пытался встать без моей помощи.

– С ногой происходит что-то неладное, – поделился я. – От нее пахнет… и потом, она мокнет.

– Знаю, – сказала женщина. – Я все исправлю. Верь мне, Грегори.

Я вгляделся в ее лицо и к собственному недоумению обнаружил, что действительно верю ей. Одинокий, больной, оторванный от дома, я находился на попечении лечившей меня листьями и травами девушки, которую знал всего пару дней, но тем не менее доверял ей. Я был почти уверен в том, что если она прикажет мне шагнуть с края утеса, то без раздумий сделаю это.

— Кстати, о здоровье, – сказал я, – а ты сама-то как себя чувствуешь?

— Прекрасно, Грегори, – отозвалась она. – Но мне приятно слышать, что это волнует тебя.

— Еще бы не волновало, – улыбнулся я. – Ведь моя жизнь зависит лишь от тебя одной.

– Но волнуешься ты не поэтому, – заметила она.

– Да, – согласился я, – верно. Настало недолгое молчание.

– Ну, ты готов выйти наружу? Я помогу тебе добраться до того дерева. Ты можешь сесть, привалившись к нему спиной, а ветки и листья укроют тебя от лучей солнца. В полдень здесь бывает довольно жарко.

– Готов, – сказал я.

Взяв обеими руками мою правую руку, она потянула. Минутное усилие – и я уже стоял на ногах.

– Обопрись о мое плечо, – велела она, помогая мне повернуться к выходу из пузыря.

Скорее подпрыгивая, чем ковыляя, я выбрался наружу. До дерева оказалось футов сорок. Когда я преодолел половину этого расстояния, моя здоровая нога попала в какую-то крысиную нору, и я потерял равновесие. Протянув руку, я попытался ухватиться за блузку спутницы, и странное дело – вместо того чтобы вцепиться в ткань, пальцы мои скользнули по ее нагой коже. Я видел блузку, однако на девушке ее не было. Ребекка нагнулась, пытаясь удержать меня, и рука моя прикоснулась к ее обнаженной груди, провела по соску, по голому бедру, а потом я рухнул всем телом на землю. Меня пронзила адская боль.

Ребекка немедленно оказалась рядом со мной, поправила ногу, подложила руку под голову, сделала все необходимое, чтобы успокоить мучение. Прошло более пяти минут, прежде чем жжение в руке и ноге отступило. На смену боли пришли гнетущие мысли.

Я протянул руку к ее плечу, ощутил ткань блузки, провел рукой вдоль тела Ребекки. Текстура ткани изменилась, когда под моими пальцами оказались брюки. Нагой кожей здесь и не пахло, и тем не менее я помнил, что ощущение это мне не пригрезилось. Галлюцинации приходят, когда мучительная боль отступает, но не.до того, когда ты ощутил ее прилив.

– Может быть, ты все-таки расскажешь мне о том, что здесь происходит?

– Ты только что упал.

– Не изображай дурочку, – разозлился я. – Такой красавице и умнице это просто не к лицу. Просто скажи мне, что здесь творится.

– Попробуй отдохнуть, – предложила она. – Поговорим после.

– Вчера ты пообещала, что не будешь лгать мне. Ты не передумала?

– Я никогда не стану обманывать тебя, Грегори.

Я долго вглядывался в ее идеальные черты и наконец спросил:

— Скажи, ты человек?

— В настоящий момент – да.

— И что означают эти слова?

– Они означают, что я такая, какой должна быть, – ответила Ребекка. – Такая, какой ты хочешь видеть меня.

– Это не ответ.

– Я сказала тебе, что в данный момент являюсь человеком и что во мне заключено все, в чем ты нуждаешься. Этого достаточно?

— А ты не оборотень?

— Нет, Грегори, я не оборотень.

— Но как тогда тебе удается выглядеть подобным образом?

— В таком облике ты хочешь видеть меня, – ответила она.

— А если я захочу увидеть тебя такой, какова ты на самом деле?

– Ты этого не хочешь, – ответила она и показала на себя, – а желаешь видеть именно это…

– Почему ты так думаешь?

— Грегори, Грегори, – вздохнула она, – неужели ты полагаешь, что я создала это лицо и тело, повинуясь своему собственному воображению? Я увидела этот облик в твоем сознании.

— Дерьмо собачье! – воскликнул я. – Мне еще не приходилось встречать похожих на тебя девушек.

Она улыбнулась:

– Но ты жаждал встретиться с такой. – И добавила после паузы:

– А если встретишь такую, то поймешь, что ожидал, чтобы ее звали Ребеккой. Я не только всё, в чем ты нуждаешься, но также всё, чего ты хочешь.

— Всё-всё? – переспросил я с сомнением.

— Всё.

— Давай уточним один вопрос. Твоя одежда – такая же иллюзия, как ты сама?

— Одежда – это иллюзия, – согласилась Ребекка, и вдруг блузка и брюки исчезли, и она осталась передо мной во всей своей нагой и идеальной красе. – Но я – реальна.

— Ты реальна как нечто, не известное мне, – возразил я. – Но тебя нельзя назвать реальной женщиной.

— В настоящий момент я столь же реальна, как и любая знакомая тебе женщина.

— Позволь-ка подумать, – проговорил я.

Однако, пытаясь размышлять, я не мог оторвать от нее глаз. А потом понял, что думаю не о том, о чем следовало бы, и потупился.

– А то существо, которое прогнало ночного бродягу, – спросил я, – Это же была ты, так ведь?

— Я была в то мгновение тем, в ком ты более всего нуждался, – ответила она.

— А то, что обрывает листья с макушек деревьев… змея, птичка, какая-нибудь тварюшка… это тоже ты?

— Ты нуждаешься в смеси листьев и трав, чтобы противостоять инфекции.

— То есть ты хочешь сказать, что находишься здесь исключительно для того, чтобы служить мне? – удивился я. – Вот уж не думал, что Господь будет настолько щедрым ко мне.

— Нет, Грегори, – возразила Ребекка. – Я хочу сказать, что по своей природе, по призванию ощущаю потребность ухаживать за теми, кто нуждается в сиделке.

— А как ты узнала, что я попал в беду… или даже просто о том, что я нахожусь на этой планете?

— Существует много способов подать знак беды, и некоторые из таких сигналов намного сильнее, чем ты можешь представить.

— Ты хочешь сказать, что если кто-то будет страдать, скажем, в пяти милях отсюда, ты узнаешь об этом?

— Да.

– А если больше, чем в пяти милях? – продолжил я. Она промолчала. – А в пятидесяти? В сотне? На всей треклятой планетке?

Она заглянула мне в глаза с такой печалью, что я полностью забыл о ее наготе.

– Я не ограничена пределами планеты, Грегори.

– А когда ты убегала на несколько минут… то спасала другого человека?

— На этой планете, кроме тебя, людей нет, – ответила она.

— Кого же тогда?

— Крошечное сумчатое животное сломало лапку. Я облегчила его страдания.

— Это уж слишком, – заметил я. – По-твоему выходит, что больное дикое животное позволило странной женщине приблизиться к нему… Трудно поверить.

– Я явилась ему не в облике женщины.

Я долго смотрел на нее, кажется, отчасти ожидая, что она вот-вот превратится в некое инопланетное чудище, однако Ребекка оставалась, как и прежде, прекрасной. Я вгляделся в ее нагое тело, пытаясь заметить в нем хоть какой-то дефект, какую-то ошибку, указывающую на то, что она не является человеком, но не мог отыскать и тени порока.

– Мне надо все хорошенько обдумать, – проговорил я наконец.

— Ты хочешь, чтобы я оставила тебя? -Нет.

— А тебе не будет спокойнее, если я вновь создам иллюзию одежды?

— Будет, – согласился я. И тут же возразил: – Нет. – А потом добавил: – Не знаю.

— Меня всегда узнают, – сказала она. – Однако не настолько быстро.

– А ты единственная из тех… кто похож на тебя?

– Нет, – ответила она. – Однако мы никогда не были многочисленным народом, и я принадлежу к той горстке, которая осталась сейчас на Никите.

– А что произошло с остальными?

— Они отправились туда, где были нужнее. Некоторые вернулись назад; но большинство переходит от одного сигнала тревоги к другому.

— За последние шесть лет здесь не побывало ни единого земного корабля, – напомнил я. – Как твои соплеменники оставили планету?

— Галактику населяют разные народы, Грегори. И сюда прилетают не только земные корабли.

— А скольких людей спасла ты?

— Немногих.

— А патрукан?

— И патрукан тоже. Я пожал плечами.

— Собственно, почему нет? Должно быть, и те, и другие кажутся тебе в равной степени чужими.

— Ты не чужой мне, – возразила она. – Уверяю тебя, в данное мгновение я человек в такой же мере, как и твоя Ребекка. На самом деле я и есть Ребекка твоей мечты.

Она улыбнулась.

— Я даже хочу того, чего хотела бы Ребекка.

— А это возможно? – полюбопытствовал я.

– Только после того, как у тебя заживет нога, – ответила она. – И это не только возможно, но даже естественно.

Должно быть, на лице моем отразились сомнения, потому что она добавила:

– Все будет именно так, как тебе хотелось бы.

– Лучше верни одежду, чтобы я не выкинул какую-нибудь глупость, которая повредит руке и ноге, – попросил я.

Она немедленно «оделась» и спросила:

— Так лучше?

— Спокойнее, – вздохнул я.

– А пока ты будешь думать свои думы, я займусь приготовлением завтрака, – сказала она, помогая мне усесться в тени дерева, после чего отправилась в пузырь за рационами.

Несколько мгновений я сидел без движения, обдумывая все, что сумел узнать. И пришел к выводу, показавшемуся мне в тот момент удивительным. Она-то и была девушкой моей мечты. Великолепной во всем – с моей точки зрения. Интересы были у нас общими, и она относилась к ним с той же серьезностью, как и я сам. Рядом с ней мне было тепло, и то, что на самом деле она представляла собой существо, ни в чем не похожее на человека, смущало меня в очень малой степени. Если она становится Ребеккой только тогда, когда я нахожусь рядом, это все-таки лучше, чем не встретить Ребекку вообще.

Женщина подошла ко мне и вручила тарелку, полную соевых продуктов, приготовленных так, чтобы результат был похож на что угодно, только не на сою, и обладал совершенно не свойственным сое вкусом. Поставив тарелку на землю, я взял Ребекку за руку.

– Ты не отняла руки, – заметил я, погладив ее.

– Конечно, нет, – ответила она. – Я ведь твоя Ребекка. Мне приятны твои прикосновения.

– Твои мне тоже приятны, – отметил я, – что, пожалуй, более удивительно. Я сижу под этим деревом, глажу твою руку, ощущаю запах твоего тела, и мне плевать на то, кто ты на самом деле или на что похожа, когда меня нет поблизости. Я просто хочу, чтобы ты была со мной.

Нагнувшись, она поцеловала меня. И если ее поцелуй чем-то отличался от поцелуя земной женщины, скажу откровенно, разницы я не заметил.

Я позавтракал, и остаток утра мы провели за разговором – о книгах, искусстве, театре и сотне других, общих для нас тем. День также прошел за беседой, да и вечер тоже.

Не знаю, когда я уснул, но помню, что проснулся посреди ночи. Я лежал на боку, а она клубочком устроилась возле меня. К ноге моей прикасалось что-то плоское и теплое, но это была не повязка. Она как будто бы… нет, не высасывала, мне не нравится это слово, но извлекала инфекцию из моей ноги. У меня возникло ощущение, что предмет этот составляет невидимую для меня часть ее тела, но я решил не всматриваться… А когда проснулся утром, женщина уже собирала хворост, чтобы приготовить мне завтрак.

Так прошли семь идиллических дней. Мы разговаривали, ели, я начал ходить, опираясь на изготовленные моей подругой костыли.

За это время она четыре раза, испросив прощения, убегала, ощутив новый тревожный сигнал, но всегда возвращалась по прошествии нескольких минут. И еще задолго до того, как неделя подошла к концу, невзирая на сломанную ногу и растерзанную руку, я понял, что более счастливых дней в моей жизни попросту не было.

Восьмой свой день с ней – девятый на Никите – я провел, преодолевая боль, в неторопливом путешествии к тому месту, куда на следующее утро за мной должен был прилететь корабль. После обеда я расставил пузырь и через пару часов забрался в него. А когда уже начал погружаться в сон, она опустилась рядом со мной, и на сей раз ее иллюзорная одежда не разделяла нас.

– Не могу, – проговорил я горестным тоном. – Моя нога…

– Ш-ш-ш, – шепнула она. – Я позабочусь обо всем. И она позаботилась.

Когда я проснулся, она уже готовила завтрак.

— Доброе утро, – проговорил я, выбираясь из пузыря.

— Доброе утро.

Подковыляв поближе, я поцеловал ее:

— Спасибо тебе за эту ночь.

— Надеюсь, что мы не разбередили твои раны.

— Если бы даже и разбередили, результат того стоил, – улыбнулся я. – Корабль прилетит меньше чем через час. Нам надо поговорить.

Она выжидающе посмотрела на меня.

— Мне безразлично, кто ты на самом деле, – признался я. – Для меня ты Ребекка, и я люблю тебя. Но прежде чем прибудет корабль, я должен узнать, любишь ли ты меня.

— Да, Грегори, люблю.

— Тогда полетишь ли ты со мной?

— Мне бы хотелось, Грегори, – проговорила она. – Однако…

— Тебе ведь уже случалось покидать Никиту? – спросил я.

— Да, – ответила она. – В тех случаях, когда я ощущаю, что некто из тех, с кем я была связана, испытывает физическую или эмоциональную боль.

— Но ты всегда возвращаешься сюда?

— Здесь мой дом.

— А ты посещала Майрона Сеймура после того, как он покинул эту планету?

— Не знаю.

— Как это – «не знаю»? – возмутился я. – Или посещала, или не посещала.

— Ну, хорошо, – проговорила она расстроенным голосом. – Или посещала, или не посещала.

— А мне казалось, ты обещала никогда не обманывать меня!

— Я не обманываю тебя, Грегори, – проговорила она, опуская руку на мое здоровое плечо. – Ты просто не понимаешь, как работает связь.

— Какая связь? – спросил я недоумевая.

— Тебе известно, что я выгляжу Ребеккой и зовусь Ребеккой, потому что твое страдание и несчастье с неодолимой силой привлекли меня к тебе, а имя и образ я прочитала в твоем мозгу, – пояснила она. – Мы соединены с тобой, Грегори. Ты говоришь, что любишь меня, и, наверное, это действительно так. Я разделяю твое чувство. Но разделяю его по той же причине, благодаря которой могу обсуждать твои любимые книги и пьесы – потому что обнаружила их в том же самом месте, где нашла Ребекку. Когда связь разорвется, когда контакт между нами нарушится, я забуду их. – По щеке ее скользнула слезинка. – Как и все, что я испытываю к тебе сейчас.

Я смотрел на нее, пытаясь осознать смысл этих слов.

– Мне очень жаль, Грегори, – продолжила она после небольшой паузы. – И ты даже не знаешь, насколько жаль. В настоящее мгновение я хочу одного: быть с тобой, любить тебя и заботиться о тебе, но когда связь исчезнет, я все забуду.

Другая слезинка прокатилась следом за первой.

– Я даже не буду испытывать чувства потери…

— Так, значит, именно поэтому ты не можешь вспомнить, побывала ли ты на Земле, чтобы спасти Сеймура?

— Возможно, побывала, возможно – нет, – беспомощно повторила она. – Не знаю. И, скорее всего, никогда не узнаю.

Подумав хорошенько, я сказал:

— Ладно. Другие меня не волнуют. Просто останься со мной. Пусть связь не нарушится.

— Это не в моей власти, Грегори, – ответила она. – Связь наша сильнее всего в тот момент, когда ты более всего нуждаешься во мне. По мере того как ты начнешь выздоравливать, она станет слабеть, и тогда меня притянет к тому, кто будет нуждаться во мне больше… Возможно, это будет человек, возможно, патрукан, возможно, какое-то другое существо. Но так происходит снова и снова.

— Если только я не буду нуждаться в тебе больше, чем кто-либо другой, – сказал я.

— Если ты не будешь нуждаться во мне более, чем кто-либо другой, – согласилась она.

И тут я понял, почему Сеймур, Даниэльс и иже с ними шли навстречу почти неизбежной смерти. Понял, чего не знали Симмс и патру-канский историк Миксофтил: эти люди не желали погибнуть, они рассчитывали, находясь на грани смерти, не переступать этой черты.

И вдруг над нашими головами возник корабль, он опускался в нескольких сотнях метров и готовился к посадке.

– А прямо сейчас кто-нибудь или что-нибудь нуждается в тебе? – спросил я. – То есть больше, чем я?

– Прямо сейчас? Нет.

— Тогда проводи меня настолько далеко, насколько сможешь, – предложил я.

— Сомнительная идея, – протянула она. – Я могу отправиться с тобой в путешествие, однако с каждым днем ты будешь становиться все увереннее, а меня всегда кто-то зовет. Мы доберемся до космо-порта, чтобы пересесть на другой корабль: ты обернешься, а меня нет за твоей спиной… В Галактике столько боли и страдания…

– Но я буду нуждаться в тебе даже тогда, когда стану совершенно здоровым… Я же люблю тебя, черт побери!

– И я люблю тебя, – молвила она. – Сегодня. Но что будет завтра? Она беспомощно пожала плечами.

Корабль опустился на грунт.

– И ты любила каждого из них… так ведь? – спросил я.

– Не знаю, – пожала плечами она. – Не знаю и охотно отдала бы все, что у меня есть, чтобы вспомнить это.

– Так, значит, ты забудешь меня?

Обхватив мою шею руками, она поцеловала меня:

– Не думай об этом…

А потом повернулась и направилась прочь. Подошедший ко мне пилот подхватил мои вещи.

– А это еще что за чертовщина? – Он ткнул большим пальцем в направлении Ребекки, и я понял, что этот человек видит ее такой, какая она есть на самом деле.

— И как выглядит это создание? – ответил я вопросом. Он покачал головой:

— В жизни не видел ничего подобного!

Обратный путь на Землю занял у меня пять дней. Врачи в госпитале несказанно удивились моему быстрому исцелению. Я позволил им записать мое выздоровление в разряд чудесных, да, собственно, так и было. Какая разница: я хотел только одного – вернуть ее назад.

Я ушел с работы в Океанпорте и поступил в отделение полиции. Там меня несколько месяцев промариновали за столом – пока не прошла хромота, – но вчера наконец перевели на оперативную работу.

Вечером ожидается заключение крупной сделки: семена альфа-неллы привозят откуда-то из скопления Альбиона, и наркотик этот будет в десять раз круче героина. Так что через четыре часа мы начинаем рейд.

И у продавцов, и у покупателей нет недостатка в решительных ребятах, и нас ожидает горячее дельце. Я надеюсь на это.

И потому запер свое оружие в шкаф.

Перевел с английского Юрий СОКОЛОВ

© Mike Resnick. All the Things You Are. 2007. Публикуется с разрешения автора.

ВИДЕОДРОМ

Вооружен и очень опасен

Все хорошее имеет привычку заканчиваться. Вот и у голливудских кинокомпаний с печальноы неизбежностью пoдошли к концу знаменитые сери комиксов вроде «Бэтмена» и «Спайдермеиа», гарндиозный доход от экранизации которых приносит просто уже сам факт экранизации.

Между тем громкий успех «Города грехов» продемонстрировал воротилам кинобизнеса, что имеет смысл обратить внимание на практически нетронутый пласт малотиражных культовых комиксов, поражающих публику болезненным полетом фантазии и выразительным графическим минимализмом–и выходящих, кстати, лишь несколькими выпусками в отличие от десятилетиями штампуемого мейнстрима с его ядовито-яркими красками и плоскими детскими сюжетами.

Фильм «Особо опасен» снят по мотивам культовой рисованной серии шотландца Марка Миллара, соперничающего ныне по популярности с отцом «Города грехов» Фрэнком Миллером. Однако от оригинального «Wanted», мрачного масштабного повествования о битвах суперзлодеев за контроль над целыми континентами, в фильме осталось мало – и, пожалуй, это даже к лучшему. Дебютировавший в Голливуде российский режиссер Тимур Бекмамбетов переработал сценарий под себя, добавив в действие динамики, максимально приблизив его к реальности и оставив в нем лишь отдельные фантастические элементы.

Сюжет фильма во многом состоит из вопиющих и затасканных до невозможности штампов, однако собраны они в такие причудливые и замысловатые комбинации, что совершенно неожиданно начинают эффективно работать на искушенный зрительский интерес. Тысячу лет назад община ремесленников создала в Восточной Моравии тайное Братство Ткачей наподобие масонского, основной целью которого являлось «поддержание мирового равновесия путем физического уничтожения тех, кто способен в дальнейшем стать причиной гибели множества людей. На потенциальную жертву членам Братства указывал загадочный Станок Судьбы – сложное сооружение, которое при помощи бинарного кода, зашифрованного в изготовленной им ткани, регулярно выдавало имя очередного нарушителя равновесия. Не вполне ясно, правда, отчего внимания Станка избежали такие фигуры, как Гитлер и Сталин; впрочем, у Судьбы, вероятно, свои понятия о целесообразности. Братство Ткачей благополучно дожило до наших дней, более того, теперь оно укрепилось, как никогда, переехав в США и используя в своей деятельности самые современные научные достижения.

Однако для чего всемогущие киллеры пытаются затащить в Братство типичного представителя американского офисного планктона Уэс-ли Гибсона, жалкого человечка, лу-зера и тормоза? Да потому что Уэс-ли почти джедай: в его организме наличествует повышенное количество… нет, не мидихлориан, а неких гормонов, выбрасываемых в кровь в момент смертельной опасности. Именно эти гормоны–точнее, редчайшая способность управлять их выбросом по собственному желанию – и превращают членов Братства в непобедимых суперменов.

Но в организации нашелся предатель, который нарушил кодекс и начал одного за другим уничтожать своих бывших коллег. Последней его жертвой стал отец Уэсли, которого парень никогда в жизни не видел и от которого ему достались по наследству удивительные способности…

Это только самое начало истории, после чего сюжет начинает закладывать крутые виражи, описывать мертвые петли и стремительно взлетать на огромную высоту, чтобы через секунду устремиться в пропасть, словно вагончик американских горок. Всё неоднократно встанет с ног на голову и обратно, враги окажутся друзьями, а друзья – смертельными врагами, привычный и понятный мир снова и снова будет рушиться на глазах у несчастного Уэсли, прошедшего долгий и в прямом смысле слова болезненный путь от беспомощного лузера до крутого киллера, потому что в действительности, как известно, всё не так, как на самом деле, и кружащие вокруг невидимые хищники в строгих костюмах только и ищут, как бы использовать тебя в своих дурно пахнущих интересах.

Фильм этот очень жесткий, местами даже жестокий, и не предназначен для семейного просмотра. Основная его идея полностью совпадает с идеей «Особого мнения» Стивена Спилберга: не стоит судить и тем более казнить людей за преступления, которые они совершат только в будущем. Во-первых, нет уверенности в абсолютной правоте Судьбы. Во-вторых, за спиной Судьбы может стоять ловкий мошенник, управляющий ее рукой для собственной выгоды. И в-третьих, рано или поздно исполнитель воли Судьбы неизбежно сам попадает в рас-стрельный список…

Впрочем, основной массе зрителей, наверное, будет ближе другая идея: если ты типичная офисная мышь и ощущаешь себя полным ничтожеством, не расстраивайся. Вполне возможно, что твой отец – знаменитый киллер, совсем скоро тебя призовут под знамена тайного Братства, ты почувствуешь себя настоящим мужиком и сможешь наконец жить полноценной жизнью. Однако смотри в оба, ибо бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а бесплатное ореховое масло непременно смешано с взрывчаткой.

Впечатленная неизменно внушительными цифрами кассовых сборов фильмов Бекмамбетова в российском прокате, кинокомпания «Юниверсал» доверила режиссеру солидный бюджет в 150 миллионов долларов – и, судя по результатам первых недель проката, не прогадала. Едва ли стоит искать в «Особо опасном» сталкерские глубины, однако в своей категории – ошарашивающее и оглушительное зрелище со стрельбой, взрывами, впечатляющими спецэффектами и дополнительными сверхидеями морального плана – картина выглядит вполне достойно. Несмотря на забавные реверансы в сторону «Матрицы», «Терминатора», «Бойцовского клуба» и даже «Звездных войн», в ленте нет откровенных и явных заимствований из классики жанра.

Можно как угодно относиться к творчеству Бекмамбетова (ныне в среде продвинутых интеллектуалов его модно ругать), однако невозможно отрицать, что он давно выработал собственный, мгновенно узнаваемый кинематографический стиль. Режиссер остался верен своим фирменным манере и интонации, заявленным в дилогии «Ночной Дозор» – «Дневной Дозор», однако при этом развил и углубил их, благополучно избежал самоповторов и не скатился до самопародирования.

Усердно отработали свои гонорары голливудские звезды, весьма убедительно воплотившие образы главных героев фильма. Несравненная Анджелина Джоли – женщина-киллер, красивая и грациозная, но смертоносная, ледяная и неприступная, как Джомолунгма, напоминающая Багиру из отечественного мультика про Маугли. Представительный Морган Фримен – Гесер и Завулон в одном лице, мудрый, спокойный и солидный глава всемогущего клана киллеров, способный и сам, если надо, всадить пулю в яблочко по немыслимой траектории. И наконец, Джеймс Макэвой, весьма убедительно продемонстрировавший психологическую эволюцию главного героя от жалкого неудачника до «человека, который полностью контролирует свою жизнь».

Литературную обработку подстрочного перевода закадрового текста в фильме сделал популярный отечественный фантаст Сергей Лукьяненко. К творчеству Лукьянен-ко, кстати, также можно относиться по-разному (в среде продвинутых интеллектуалов его, как и Бекмамбетова, тоже принято ругать), однако текст в его обработке звучит куда более художественно и грамотно, чем в подавляющем большинстве дублированных на русский язык фильмов.

В своем ЖЖ-блоге Тимур Бекмам-бетов уже делился мыслями насчет сиквела. Похоже,делился шутливо, но в каждой шутке, как известно, лишь доля шутки.

Василий МИДЯНИН

Рецензии

КУНГ-ФУ ПАНДА (KUNGFUPANDA)

Производство компании DreamWorks Animation, 2008. Режиссеры Марк Осборн и Джон Стивенсон, Роли озвучивали: Анджелина Джоли, Джеки Чан, Люси Лью, Джек Блэк и др. 1 ч. 50 мин.

Панда по имени По с детства мечтал стать мастером кунг-фу. Правда, вместо жестоких тренировок ему приходилось готовить и разносить лапшу в маленькой отцовской лавке. Никто в здравом уме не взялся бы обучать боевым искусствам панду. Ну какой, спрашивается, мастер кунг-фу из неловкого, толстого обжоры? Да никакой, только время напрасно тратить… Но судьба, как всегда, решила иначе. На грандиозной церемонии назначения воина дракона выбор пал именно на По. Только вот незадача: ни другие ученики, ни мастер Шифу, ни злодей Тай-Лунг не одобрили такой выбор…

Сделав героем нового анимационного фильма именно панду, создатели «Шрека» и «Мадагаскара» поступили почти гениально. Как в свое время с тремя пингвинами. Если вспомнить, как выглядит и ведет себя настоящая панда из зоопарка, лениво обгладывая веточки и взирая на мир совершенно равнодушными глазами, и представить ее мастером кунг-фу, то от улыбки не удержаться. А уж сомневаться в том, что таланты из DreamWorks Animation сделают все для того, чтобы эта улыбка долго не сходила с лиц зрителей, не приходится. Мультфильм по-настоящему смешной: один эпизод битвы на палочках для еды за пельмешку чего стоит, а эпизодов таких немало. Фанатам зрелищ тоже найдется услада. После сцены побега Тай-Лунга из тюрьмы сразу становится.яс-но, на что были потрачены деньги, сопоставимые с годовыми бюджетами некоторых стран третьего мира. При этом лента не скатывается в сплошной экшен. Тема поиска своего пути надежно вплетена в действие и бесхитростные шутки-прибаутки.

Мультфильм мог бы получить высший балл, если бы не диалоги. На фоне декораций Древнего Китая современный молодежный сленг звучит фальшиво. А соседство всех этих «прикольно» и «круто» с пафосными речами и философским «случайности неслучайны» порой и вовсе раздражает. Хотя, быть может, проблема исключительно в русской версии, где героев озвучивали Михаил Галустян, Алиса Гребенщикова, Анна Семенович.

Степан Кайманов

СОЛНЦЕСТОЯНИЕ (SOLSTICE)

Производство компании Endgame Entertainment, 2008. Режиссер Дэниэл Мирик.

В ролях: Шон Эшмор, Р. Ли Эрми, Аманда Сейфрид и др. 1 ч. 27 мин.

В американское захолустье приезжает на отдых группа подростков. Среди них Мэган – очаровательная блондинка, которая совсем недавно потеряла сестру-близняшку. Мэган кажется, что сестра все еще рядом и явно ищет встречи. Близится день летнего солнцестояния – по поверью, наилучший день контакта с мертвыми. Мэган понимает, что такой шанс упускать нельзя…

«От Дэниэла Мирика, режиссера «Ведьмы из Блэр» – желтели крупные буквы на рекламном плакате «Солнцестояния». Не последнее имя для знатоков хоррора. Девять лет назад именно этот человек напугал мир якобы настоящей историей о подростках, ведущих поиски мифической ведьмы, и вдохнул новую жизнь в консервативный жанр. Сейчас, когда любители пощекотать себе нервы с грустью наблюдают за очередным увяданием жанра, свежие идеи нужны как никогда. Тем более странно, что режиссер культовой и новаторской «Ведьмы из Блэр» отчего-то не стал экспериментировать с канонами и снял самый тривиальный мистический триллер. Без огонька, без напряжения, без драйва, используя стандартный набор приемов и даже героев. Страшно признаться, но источником зла вновь явился… мстительный призрак девочки.

Здесь, правда, Мирик позволил себе некоторую оригинальность. Но лучше бы он этого не делал, оставив и белый рваный балахон, и длинные мокрые волосы. Дело в том, что в режиссерской интерпретации девочка-призрак выглядит как помесь горлума и шахтера, отработавшего три смены подряд. Смотреть на это чумазое Пугало без смеха невозможно, о страхе, естественно, речь не идет. С саспенсом у режиссера вообще большие проблемы. Ни камера, ни музыка, ни актерская игра – ничто не работает на гнетущую атмосферу. Первую половину фильма не происходит практически ничего, если не считать унылых флэшбеков. Оставшееся время тратится на неумелое копирование сюжета «Готики».

«Солнцестояние» каким-то чудом просочилось на широкие экраны. Его следовало бы сразу выпустить на DVD, причем по бросовым ценам.

Степан Кайманов

ШТАММ «АНДРОМЕДА» (THE ANDROMEDA STRAIN)

Производство компаний А&Е Television Networks, Universal Pictures, Scott Free Productions и Traveler's Rest Films, 2008. Режиссер Микаэл Соломон.

В ролях: Бенджамин Братт, Эрик Маккормак, Криста Миллер, Дэниэл Дэ Ким, Виола Дэвис, Рик Шродер, Андрэ Брогхер и др. 3 ч.

Единственным оправданием недостатка оригинальных идей может служить лишь то, что римейк или экранизация изредка могут оказаться немного лучше оригинала. Взять, например, историю о падении военного спутника США со смертельным космическим вирусом «Штамм «Андромеда», уничтожившим все население небольшого городка, кроме ревущего младенца и пьющего денатурат старика-алкоголика. Группа ученых, изолированных на четыре дня в подземном бункере, занимается поиском антител, способных спасти мир от катастрофы. Фильм, снятый еще в 1971-м, через два года после выхода романа Крайтона стал, конечно, если не шедевром, то вполне добротной экранизацией, настоящей научно-фантастической лентой.

По прошествии почти сорока лет изменился мир, модифицировалось восприятие и осознание катастроф. В новой, минисериальной версии «Штамма…» изменения коснулись даже тендерной и этнической принадлежности героев. Хорошо, хоть явной модификации не подверглась половая ориентация. Только намеками.

Неизвестные вирусы, тайные эксперименты и заговоры правительств, возможно, и были в новинку лет сорок назад, но Уотергейт и «Буря в пустыне», сериал «Х-files», интернет-блоги и потоковое видео YouTube – все это послужило толчком для сценарного изменения сюжета. Темп жизни ускорился, зритель нетерпелив, визуальной информации переизбыток. Ну кто сейчас будет смотреть на экранные споры и опыты ученых-микробиологов в замкнутом пространстве? Исполнительными продюсерами стали братья Тони и Ридли Скоп. А уж они знают, чем завлечь зрителя при бюджете в 15 миллионов.

В результате твердый образец НФ-романа превратился в жесткий политический триллер с охотой на репортера, нанотехнологиями, упоминанием энергетического кризиса и отсылками к разумным вирусам, теории параллельных вселенных и путешествиям во времени. Что, на удивление, придало сюжету Майкла Крайтона еще большую убедительность.

Вячеслав Яшин

ХЭНКОК (HANCOCK)

Производство компаний Overbrook Entertainment, Relativity Media, Weed Road Pictures и др., 2008. Режиссер Питер Берг.

В ролях: Уилл Смит, Шарлиз Терон, Джёйсон Бейтман, Джа Хед и др. 1 ч. 32 мин.

Таких супергероев мы еще не видали! Точнее, не видали фантастических супергероев – полуспившиеся бомжеватые полицейские, нынешняя мода на которых задана Брюсом Уиллисом еще в «Крепких орешках», неоднократно спасали мир. Но чтобы супермен был небритым, в помятой одежде, дышал на спасаемых перегаром, отмачивал скабрезные шуточки – редкость невероятная. Таков Хэнкок – он спасает жителей города, но его никто не любит. Ибо спасая, он ведет себя как слон в посудной лавке, круша все вокруг, отшивая прессу и обижая полицию… С экранов телевизоров его – неуязвимого для пуль, сверхсильного, умеющего летать – обзывают преступником, а любят его разве что дети. Но однажды он выдергивает из-под поезда автомобиль еще одного фантастического персонажа – пиарщика-романтика Рэя Эмбри. Рэй в качестве благодарности берется за улучшение имиджа Хэнкока: бросить пить, перестать крушить городские коммуникации, научиться вежливо разговаривать, сменить обноски на суперменский костюм в обтяжку и даже… сесть в тюрьму, как того требует управление полиции. Мол, вскоре преступность настолько возрастет, что полиция сама попросит вернуться…

Не совсем понятно, зачем продюсеры пошли на прямой «обман населения». Фильм в рекламных роликах позиционируется как комедийный боевик. И комедия действительно присутствует – первые двадцать минут. А дальше начинается мелодрама. Впрочем, с начальных титров понятно, что «истории любви» не избежать: вряд ли Шарлиз Терон стали бы приглашать на второстепенную роль жены друга главного героя. Надо сказать, что любовная драма получилась. И тема самопожертвования, столь частая в супергеройских лентах, здесь подана с неожиданной стороны. Единственное, что сковывало создателей фильма, это необходимость хэппи-энда. Гораздо логичней было бы от него отказаться, однако поспешим успокоить особо чувствительных –на такой шаг решимости не хватило, и сиквела нам, похоже, не избежать.

Тимофей Озеров

ФУТУРАМА: ЗВЕРЬ С МИЛЛИАРДОМ СПИН (FUTURAMA–THEBEASTWITHABILLIONBACKS)

Производство компании 30 Century Fox Television (США), 2008. Режиссер Питер Аванзино.

Роли озвучивали: Дэн Кастелланета, Кэти Сэгал, Джон Ди Маджио, Фил ЛаМарр и др. 1ч. 28 мин.

С минимальным перерывом вышел уже второй полнометражный мультфильм из культовой анимационной вселенной «Футурамы». Напомним, этот пародийно-фантастический сериал демонстрировался с 1999 по 2003 годы, однако, сильно уступая по рейтингам другому детищу Мэта Гроунинга «Симпсонам», был на неопределенный срок заморожен. Но далее произошло то, что уже случалось в истории жанрового телевидения. «Футурама» повторила «Стар Трэк»: после снятия с эфира сериал превратился в настоящий объект поклонения и вскоре не только догнал по популярности «Симпсонов», но и лихо переплюнул забавную семейку. В 2008 году по телесети Comedy Central возобновился показ новых сезонов. Собственно, DVD-релизы (в отличие «полнометражных» «Симпсонов» «Футурама» в кинотеатрах не демонстрируется) и телеверсия, по утверждению создателей, практически идентичны. В этом году, к слову, должны выйти еще два полнометражника.

Во втором фильме человечеству угрожает очередная глобальная напасть, В небе появилась странная аномалия, а точнее – трещина между двумя вселенными. Выяснить степень угрожающей человечеству опасности отправляется славная команда «Межпланетного экспресса». Оказывается, небесная прореха защищена особым полем, преодолеть которое может только живое существо – любые механизмы просто отскакивают аки мячики. Так, герой фильма, лоботряс Фрай, оказывается в другой вселенной, где обитает всего одно существо – гигантское создание размером с Юпитер и миллиардами щупалец. Вот оно-то не без участия Фрая и проникает в наш мир, стремительно покоряя его.

У «Зверя…» есть как плюсы, так и минусы. Юмор фонтанирует – это хорошо. Юмор откровенно неполиткорректный – это в традиции «футурамы», а значит, тоже хорошо. Однако этот сериал горячо любим поклонниками фантастики за обилие пародийных реминисценций, издевательских цитат из мира НФ. И вот как раз этого во втором фильме явно недостает. И это минус. Впрочем, мульфильм все равно отлично смотрится, и 88 минут экранного времени пролетают незаметно.

Юрий Коротков

ХЕЛЛБОЙ 2: ЗОЛОТАЯ АРМИЯ (HELLBOY2:THEGOLDENARMY)

Производство компании Universal Pictures, 2008. Режиссер Гильермо дель Торо.

В ролях: Рон Перлман, Сэльма Блэр, Джон Херт, Дуг Джонс, Джеймс Додд, Джон Александр и др. 2 ч.

Хеллбой – это такой брутальный вариант Шрека. Он страшный, чертовски сильный, с чувством юмора, но в отличие от зеленокожего огра обожает ввязываться в драки, быть на виду, в центре событий, а не прятаться по безлюдным болотам в дремучих лесах, подальше от приключений.

Первая часть «Хеллбоя» оказалась едва ли не худшей кинокартиной в фильмографии Гильермо дель Торо. Развесистая клюква про Распутина и нацистов не вписалась в привычный конструктор кинокомикса. Многие персонажи выглядели отталкивающе, чересчур экстравагантно для такого рода кино. И самое удивительное – куда-то делся зажигательный экшен, которым режиссер щеголял в «Блейде 2».

Второе явление рогатого парня из ада на широкие экраны можно смело назвать успешным. Сиквел избавился от всех прежних недочетов. Сюжет динамичен и внятен. Крутится он вокруг древней непобедимой золотой армии, которую ищет обиженный на человечество эльфий-ский принц. Ее же ищет и Хеллбой. Со всеми вытекающими…

Экшен, особенно с участием бескомпромиссного принца, заставляет вспомнить второго «Блейда», заслуженно названного лучшей частью трилогии. При взгляде на изящные и быстрые взмахи эльфийского копья начинаешь верить, что так и только так может драться жестокий принц эльфов. Но главным достоинством видится подход к созданию кинокомикса. Режиссер «Лабиринта Фавна» не пытается быть серьезным, изящно обыгрывая все возможные штампы фэнтези и супергероического кино. Эльфы выглядят как зомби в лучших ромеровских работах, а рой зубных фей устраивает кровавую баню участникам аукциона. Да и в каком еще кинокомиксе покажут, как два главных супергероя орут пьяные песни на все свое тайное убежище? При этом тема непохожести на других и связанного с этим одиночества постоянно фигурирует в картине. Но если в «Хэнкоке» она обыграна с драматизмом, то во втором «Хеллбое» совсем по-иному – гротескно и китчево, что фильму только идет на пользу.

Алексей Старков

В титрах их указывают нераздельно: «The Wachowski bros.». Единый в двух лицах постановщик, У-Янус и А-Янус фантастического кино. Долгое время они старались держаться вдали от прессы. Не давали интервью, не любили фотографироваться и ставили продюсерам условие своего неучастия в промокампаниях. Считали –говорить за них должны фильмы. И каждым новым фильмом старались удивить. Потом вдруг старший, Ларри, начал удивлять публику «звездными» скандалами. Не так давно и вовсе огорошил заявлением, что… меняет пол. Младший, Энди, примерный семьянин, проделки родственника комментировал философски. А желтая пресса поспешила объявить, что Вачовски теперь брат и сестра. Но официально этого еще никто не подтвердил. Может статься, перед нами всего лишь газетная «утка».

Что же о братьях известно доподлинно?

Loading/Загрузка

Биографии Вачовски скупы и лишь повторяют несколько фактов. Братья родились в Чикаго с разницей в два года. Лоуренс, он же Ларри, появился на свет 21 июня 1966-го. Эндрю Пол, он же Энди, – 29 июня 1967-го. Отец был коммерсантом, мать – медицинской сестрой. Братья окончили одну и ту же школу, поступили в разные колледжи, но ни один не завершил образования. Они открыли небольшой бизнес по ремонту и покраске домов. А параллельно занялись написанием киносценария.

Круг интересов Вачовски был широк и разнообразен. Наука, религиозные учения, античная и современная литература. Ларри больше пришлась по душе философия, Энди – научная фантастика. Кроме того, братья смотрели аниме и, как истинные американцы, любили комиксы.

Гаррисона Форда плотницкое дело привело на съемочную площадку «Звездных войн». Вачовски, его коллеги по первому ремеслу, шли более традиционным путем. Сначала они продали сценарий под названием «Убийцы», экранизированный впоследствии Ричардом Доннером (в главных ролях снялись Антонио Бандерас и Сильвестр Сталлоне). В ходе съемок братья и придумали сюжет для фантастического фильма «Матрица». Однако финансировать их проект никто не торопился. Тогда Вачовски добились возможности поставить малобюджетный фильм по своему сценарию, чтобы доказать – они способны и на большее.

В 1996 году братья сняли гангстерскую ленту «Связь». Эстетически дебютанты влились в генерацию молодых постмодернистов девяностых. В некоторых эпизодах «Связь» даже напоминает «Бешеных псов» Тарантино. Фильм-нуар Вачовски несет в себе механозародыш будущей «Матрицы». С оператором Биллом Поупом братья опробовали многие свои коронные приемы: ракурсы камеры, замедленные съемки перестрелок, цветовые фильтры для создания мрачной «картинки». Персонажи носят черные плащи и солнцезащитные очки. Наметился и сквозной мотив «бунта против среды». Главная героиня, подруга гангстера, чувствует себя запертой в апартаментах любовника, словно в тюрьме. Ее протест выливается… в роман с другой женщиной, бывшей заключенной, которая ремонтирует соседнюю квартиру.

В «малярных» сценах братья впустили в свой фильм личный, а не вычитанный или «подсмотренный» опыт. Но потом всецело ушли в виртуальность.

Processing/ Обработка данных

Сейчас трудно вообразить, что на «Матрицу» продюсеры сначала выделили только десять миллионов. Почти столько же, сколько получил Джордж Лукас на съемки первых «Звездных войн». Но на студийном дворе стояли уже отнюдь не семидесятые, и Вачовски удалось повысить производственный бюджет. Технический «Оскар» за визуальные эффекты «Матрица» отобрала у «Призрачной угрозы» того же Лукаса, который впервые остался без своей «традиционной» награды. Разработанный вместе с оператором Биллом Поупом прием «время пули» (bullet time) стал признаком «постматричного» кино. Сцену, когда камера «облетела» зависшую в прыжке актрису, кажется, не спародировал только ленивый. Мало кто знает, что снимаются такие сцены «с точностью до наоборот»: несколькими неподвижными камерами, расположенными вокруг объекта.

В своем втором и главном на сегодняшний день фильме Вачовски соединили практически все, что их интересовало: фантастику, античность, философию, японскую анимацию, гонконгское кино. «Матрица» удостоена энного количества статей, книг и гигабайт, если не терабайт, сетевых публикаций. Вскрыты едва ли не все отсылки и аллюзии. Названы источники – от труда Бодрийяра «Симулякры и симуляция» до знаменитого ани-ме «Призрак в доспехах». Этот мультфильм братья демонстрировали продюсеру Джоэлу Сильве-ру, объясняя, что хотели бы снять. Оттуда же пришли «стекающие» по экрану зеленоватые символы, Вачовски только сделали их вертикальными.

«Матрица» уже давно не кинолента, а социокультурное явление. Но, как ни странно, именно для людей, хорошо знакомых с фантастической литературой, картина не содержала никакого особенного откровения. Мотивы искусственной реальности были глубоко проработаны Лемом и Диком. Идеи «восстания машин» стали общим местом даже в жанровом кино. Бунт против бездушной компьютеризированной системы вдохновлял еще отцов киберпан-ка, к которому фильм Вачовски относится, скорее, формально.

Главная заслуга братьев перед фантастикой даже не в том, что они выстроили новое сочетание уже известных идей. Вачовски прорбали блокаду жанрового гетто и сделали эти идеи достоянием более широкого круга умов, чем прежде.

Другая заслуга братьев – уже перед кинематографом. Дело не только в новаторских съемках. «Матрица» – это «Криминальное чтиво» кинофантастики. Именно постмодернисты, для которых не существовало различий между «высокими» и «низкими» жанрами, сблизили авторское и коммерческое кино. Сила постмодерна (и одновременно его слабость) в том, что автор и зритель имеют равное право наделять произведение смыслом. Потому и возможны споры, а собственно, есть какое-то значение в именах типа «Морфе-ус» или же это не более чем «стёб» над аудиторией? Зритель решает это сам.

«Матрица» попала в духовную болевую точку рубежа веков: насколько человек зависим от созданных им фантомов, которые стремительно обретают новую информационную оболочку? Еще один секрет успеха: братья решили проблему в мифологическом ключе, через появление героя. Как тут опять не вспомнить Лукаса, который тоже держал под рукой учебник мифологии, работая над сценарием «Звездных войн»…

Что до реальности, то «Матрица» изменяла ее вполне физически. В моду вошли черные плащи и солнцезащитные очки. Стекающие символы на долгое время стали самым популярным скринсэй-вером. А британская полиция даже разработала новую систему самозащиты по образцу тех приемов, что использует Нео.

Networking/Создание сети

Оглушительный успех закономерно вызвал желание его повторить и приумножить. Вачовски и Сильвер объявили, что работают сразу над вторым и третьим фильмом и что «Матрица» вообще задумывалась как трилогия. Последнее заявление если и верно, то лишь отчасти. Отдельные сюжетные ходы архитекторы Матрицы могли придумать и заранее. Но стремление во что бы то ни стало превзойти собственный фильм говорит о том, что мыслился он вполне самострятельным.

Режиссеры столкнулись с дилеммой. Нужно было одновременно развить достижения первого фильма – и не сделать его клон. Цели они достигли, вот только средства достижения устроили далеко не всех.

В финансовом плане оба сикве-ла (или один в двух сериях?), как и ожидалось, оказались успешнее самой «Матрицы». А в творческом… Братья ударились в гигантоманию, бросая вызов не только подражателям, но и самим себе. Удивить пытались уже цифрами. «Поединок Нео и сотни агентов Смитов», «сцена погони в 25 минут», «сцена финальной битвы в 17 минут» – этим пестрели пресс-релизы. Но даже здесь Вачовски ухитрились задать моду. Параллельные съемки двух продолжений были не в новинку. Мало того, такой подход и апробирован кинофантастикой – на сиквелах «Назад в будущее». Но после «перезагрузок» Вачовски практика стала повсеместной.

Братья и на этом не остановились. Напоминая о первоисточниках и раскрывая историю появления вымышленного мира, они запустили цикл мультфильмов «Ани-матрица». Сами написали сценарии к нескольким эпизодам и пригласили ряд ведущих режиссеров аниме. В довершение отрежиссировали игровые вставки в компьютерной игре, где события фильмов увидены глазами других персонажей.

Продолжения, разумеется, вызвали бурную реакцию и противоположные оценки. К сожалению, фильмы потеряли сюжетную цельность. Если в «Матрице» действие и диалоги были органично согласованы и поддерживали друг друга, то в продолжениях эти сцены живут врозь: отдельно – идеи, отдельно – эпизоды с боями и спецэффектами. С последними и вовсе случился казус. Поскольку и «Матрица: Перезагрузка», и «Матрица: Революция» вышли в один год, то просто «утопили» одна другую в предоска-ровской гонке, разбив надвое голоса киноакадемиков. А в результате даже не попали в короткий список номинаитов за лучшие визуальные эффекты, чего любой из сиквелов точно заслуживал.

System Shutdown/ Простой системы

После трилогии братья столкнулись с еще одним философским вопросом! есть ли жизнь в искусстве после «Матрицы»? И если да, то какой проект выбрать теперь? Несмотря на полярные оценки последних двух фильмов, планка ожиданий зрителя была по-прежнему высока. Одно время Вачовски собирались делать римейк «Конана-варвара», но потом взяли тайм-аут, несколько лет занимаясь только сценарной работой и про-дюсированием. Хотя и не изменили выбранным темам, стилю, а главное – источникам вдохновения. В 2006 году вышла экранизация графического романа Алана Мура и Дэвида Ллойда «V – значит Вендетта».

Первые наброски сценария Ра-човски написали еще до начала съемок «Матрицы». Любимые мотивы дуэта прослеживаются легко. Искаженная реальность – только в роли машин выступает идеологический аппарат тоталитарной Англии недалекого будущего. Герой в черном, который в одиночку должен разрушить систему, только вместо очков Нео у него маска лидера «порохового заговора» Гая Фокса. И вновь, как и в дебютном фильме «Связь», одним из символов бунта выступает декларированная сексуальная «непохожесть». В картине даже не одна, а целых две «однополых» линии (старший Вачовски опять постарался?). К счастью, хотя бы у главных героев любовь вполне обычная, а бунт – исключительно социальный.

Некоторую иронию можно увидеть в том, что на этот раз Избранного по имени V играет бывший «агент Смит» Хьюго Уивинг, хотя его лица не показывают на протяжении всей картины. В одной из финальных сцен, уже после гибели V, в кадре появляется множество его двойников, одетых в костюм и маску Гая Фокса. Это прямо отсылает к сюжету «вирусного» распространения агента Смита в «Матрице: Революции», только с обратным знаком.

Режиссуру братья доверили своему ассистенту по продолжениям «Матрицы» Джеймсу Мактигу. Стилевые решения во многом перенесены из той же «компьютерной» трилогии. Прием «время пули» стал «временем ножа» – с ревер-сионным следом теперь летают кинжалы V.

Вачовски и Мактиг приложили руку и к другому проекту связанному уже не с антиутопией, а с научной фантастикой. Продюсер Джоэл Сильвер пригласил братьев доработать сценарий уже отснятого Оливером Хиршбигелем фильма «Вторжение» по мотивам ранее дважды экранизированных «Похитителей тел» Джека Финнея. Сама проблематика картины с ее центральным вопросом: «Что есть человеческая цивилизация?» – вполне в духе творчества Вачовски. Правда, на этот раз братья всего лишь написали дополнительные эпизоды со сценами действия, которые поставил Мактиг. После «перепрошивки» психологический триллер превратился в залихватский боевик, особенно ближе к финалу. Исполнительница главной роли Николь Кидман и несколько каскадеров даже получили травмы при съемках сложной сцены погони, придуманной братьями. Прокату, однако, «апгрейд» не слишком помог.

А Вачовски параллельно готовили собственный новый фильм.

Reloading/Перезагрузка

Братья снова решили перенести на экран аниме, только на этот раз целиком, а не в виде отдельных мотивов, как в «Матрице». Выбор пал на «Mahha GoGoGo» – один из первых аниме-сериалов, созданный Тэцуо Йосида в далеком 1967 году. Американской аудитории он известен как «Speed Racer». В начале девяностых «Спи-ди-гонщик» посмотрели и российские телезрители, еще не привычные к такого рода зрелищам.

Вачовски подключились к проекту не сразу. Фильм должен был ставить Альфонсо Куарон, а на главную роль предполагалось позвать Джонни Деппа. Однако все изменилось, а братья привнесли совершенно новую концепцию.

На этот раз они словно решили как можно дальше уйти от прежней манеры, хотя нечто все-таки осталось. В центре снова мотив бунта. Правда, упрощенный, без «проклятых» вопросов: герой-тинейджер бунтует против насквозь продажного мира гонок. Узнаваем и почерк в создании самих гоночных сцен. Но в целом новую ленту можно смелб назвать «Анти-Матри-цей». На смену строгой и скупой палитре пришли кричащие цвета. На смену реалистичному антуражу (чего стоила одна лишь специально построенная автострада в «Перезагрузке») и «фирменным» черным костюмам – вопиющая «игрушечность» фона и клоунские наряды, даже у гангстеров. На смену философии (или псевдофилософии) – однозначная развлекательность с прицелом на детское кино. Самое интересное, что братья, кажется, уступили в главном – оригинальности. Они двинулись в область, где уже порезвился другой киновундеркинд девяностых – Роберт Родригес. Визуально «Спиди-гонщик», по сути, те же «Дети шпионов», только на новом техническом и стилевом витке. Вачовски виртуозно копируют аниме средствами игрового кино. Даже актеров подобрали по внешнему сходству с мультгероями (Кеану Ривз почему-то отказался от роли положительного Гонщика Икс). Братья нарисовали пестрый и насквозь «ненастоящий» мир, где сплелись приметы шестидесятых годов XX века и циклопические гоночные треки. Никаких автострад для съемок уже не строили. Все гонки отсняты на фоне зеленого экрана, и актеры, разумеется, никуда не едут, а только крутят руль. Лихости это, однако, не убавило; виражи разноцветных автомобилей сбивают дыхание и вжимают в кресло.

Критик Виктор Шкловский, впервые увидев цветной фильм, назвал его «взбесившийся ландрин». К «Спиди-гонщику» это подходит лучше всего. Видеоряд похож на броуновское движение больших раскрашенных молекул. Такой радикальной картинки массовый зритель, похоже, не воспринял. Ленту Вачовски Ждал первый в их карьере провал.

Но братья не унывают. Продюсируют фильм «Ниндзя-убийца», который ставит Джеймс Мактиг. А их сценарий «Хищник» критики назвали одним из двенадцати величайших неснятых в истории Голливуда. Как знать, не покинет ли он эту почетную дюжину, чтобы стать новым файлом в каталоге «Фильмография Вачовски»?

Exit/Завершение работы

Аркадий ШУШПАНОВ

Избранная фильмаграфия фантастики Энди и Аарри Вачовски

1999 – «Матрица» (The Matrix), сценарий, режиссура

2003 – «Матрица: Перезагрузка» (The Matrix Reloaded), сценарий, режиссура

2003 – «Матрица: Революция» (The Matrix Revolutions), сценарий, режиссура

2003 – «Аниматрица» (The Animatrix), сценарии нескольких эпизодов

2006– «У–значит Вендетта» (V for Vendetta), сценарий

2007– «Вторжение» (The Invasion), сценарий

2008– «Спиди-гонщик» (Speed Racer), сценарий, режиссура

Марм ГАЛИНА, Гл.» ЕЛИСЕЕВ. ПРО ЭТО… ИЛИ, СКОРЕЕ, ПРО ТО

Среди множества тем, которые мы затрагивали в историко-кри-тических обзорах, есть одна достаточно деликатная. Вы уже догадались, о чем пойдет речь: а как у них с ЭТИМ? Ну и у нас с ними… Нет-нет, не эротика – это банально. А вот межвидовые отношения – тема вполне фантастическая и фантастикой изрядно освоенная. Шагнуть на эту территорию решились два известных автора: критик (а также, напомним, профессиональный биолог) М.Галина и историк фантастики Г.Елисеев. Предлагаем вашему вниманию их совместную работу.

А почему это вы, марсиане, друг друга все время по плечу хлопаете?

(Из анекдота).

Глеб ЕЛИСЕЕВ: Литература потребительски относится к окружающему миру. Все, что видит писатель, – не более чем материал, который он превратит во вторую реальность. Наука, естественно, не избежала той же участи. Известный принцип Дюма-отца («История – всего лишь гвоздь, на который я вешаю свою картину») литераторы с готовностью взяли на вооружение, лихо препарируя и другие научные сферы. Фантасты так легко оперировали результатами физических и химических открытий, что слабонервного естественника может хватить удар от чтения типовой НФ-книги. Что уж говорить о биологии, где даже не надо пытаться вдумываться в сложные формулы, а достаточно почерпнуть азы из школьного учебника. Результат же, как правило, бывает на редкость плачевен. О том, к чему приводит «потребительское» отношение писателей к биологии, едко высказался С.Лем на страницах «Фантастики и футурологии»: «Это фантастическая дурь, глумление над хорошим вкусом, биологическими знаниями, наконец, рассудком».

Истинный источник вдохновения большинства авторов, пишущих «якобы биологическую НФ», вовсе не наука, а старая добрая мифология. Расхожий мифологический мотив о богах, сходящих к людям и вступающих с ними в любовные связи, ожил на страницах фантастики. И литература, вроде бы изначально претендовавшая на научность, даже не задумывалась о биологической сомнительности подобных контактов. Писателей просто увлекала парадоксальность ситуации и ее шокирующее воздействие на читателей.

Мария ГАЛИНА: Миф рождается из сопряжения отдаленных понятий и принимает порой весьма причудливые формы. Но ведь любая мифологическая конструкция не берется из воздуха; она – порождение человеческого сознания, а человеческое сознание формировалось долго и трудно.

Человек – изначально существо биологическое в той же мере, как и социальное, а еще точнее – социальное животное. Правда, очень высокоорганизованное. Но биологическое его наследие выразилось в том, что в мозгу человека (или, как нынче принято говорить, в подсознании) теснится множество противоречащих друг другу сценариев, полученных в наследство от эволюционной цепочки приматов. Обычно я в этом случае всегда отсылаю читателя к настольной книге – популярной работе В.Дольника «Непослушное дитя биосферы» или классическим трудам Конрада Лоренца, которые, кстати, сейчас вновь стали переиздавать.

Сознание, часто не отдавая себе отчета в том, какие бури и мо-тивационные сшибки происходят в нескольких миллиметрах от него – в подкорке, старается придать древним импульсам видимость логики и здравого смысла. Если же это нельзя сделать рациональным путем, в ход идут объяснения иррациональные, но по-своему, в пределах заданной системы координат, логичные.

Тем более, что помимо чисто биологического эволюционного опыта у человечества есть совокупный опыт социальный, включающий некие базовые понятия и символы, которые Юнг называл архетипами. Большую часть художественных текстов можно разложить на несколько кирпичиков-архетипов; а сексуальные отношения в силу своей значимости являются чуть ли не основным строительным материалом. Поэтому и в фантастике мы встречаем не одну, а несколько моделей, часто весьма противоречивых и далеко не всегда научных. Происхождение их, однако, биологическое – в том смысле, в каком сам человек есть биологическое явление.

Г.Е.: Как я уже сказал, для произведений о межвидовых сексуальных контактах характерно биологическое легкомыслие, при котором автор даже не задумывается о проблемах физиологического взаимодействия существ различных видов. Инопланет-ность героя или героини не более чем экзотический атрибут, помогающий разыгрывать вечную, как мир, историю любви. НФ диктует лишь специфический выбор литературных декораций, на фоне которых разыгрывается любовная драма. На место враждующих семейств Монтекки и Капулетти фантасты ставят межзвездные расстояния или биологическую несовместимость.

В этом смысле в наибольшей степени повезло обитательницам Марса. На заре жанра многими писателями Красная планета воспринималась как убежище человекоподобной инопланетной расы, среди представительниц которой несомненно должны были существовать и красавицы. О любви к обворожительным марсианкам повествовали и Э.Арнольд в романе «Лейтенант Галли-вер Джонс: его каникулы», и А.Бог-данов в «Красной звезде», и, конечно же, Э.Р.Берроуз. Уже в романе «Под лунами Марса», самом первом из длительного цикла произведений о приключениях американца Джона Картера на планете Барсум, главный герой влюбляется в марсианскую принцессу Дею Торис. При этом Картера не останавливает даже то, что марсиане вылупляются из яиц. В отечественной фантастике в данном направлении отличился «советский граф» А.Н.Толстой. В «Аэлите» он заложил основы стойкой традиции изображения платонических и безрезультатных контактов между человеком и инопланетянкой.

Явные следы этой традиции мы находим в классических произведениях советской НФ, например, «Туманности Андромеды» И.Ефремова, где один из главных героев, Мвен Мае, заочно влюбляется, в инопланетянку с планеты системы Эпсилона Тукана. Другой выдающийся советский фантаст К.Булычёв использовал тему влюбленности инопланетянки и главного героя в сценарии «Через тернии к звездам» и в повести «Подземелье ведьм», а также в некоторых рассказах. Однако, как и в предыдущих случаях, ни о какой «грубой» биологической проблематике фантаст не задумывается. Экзотический романтизм отношений возлюбленных оказывается выше «низменной прозы» биологической несовместимости. Сходные мотивы можно обнаружить и у других отечественных фантастов. Например, в романе А.Казанцева «Сильнее времени» любовь к земному космонавту не дает инопланетянке Эоэлле завершить цикл жизненного развития. И вроде бы удачно начавшийся роман между первобытной женщиной-землянкой и инопланетянином в повести Л.Обуховой «Ли-лит» также завершается безрезультатно.

Западные авторы еще чаще были склонны изображать драматичное разрешение подобных любовных коллизий. У Р.Брэдбери в «Марсианских хрониках» заочная влюбленность марсианки Илы в земного космонавта приводит, конечно же, к трагической развязке. В романе Г.Дозуа «Незнакомцы» подробно живописуется трагедия человека, влюбленного в «биологически несовместимую» инопланетянку. Серьезный вариант расхожей темы, реализованной в фильмах, наподобие «Я вышла замуж за космического монстра», предложил С.Шмидт в романе «Твидлииууп». В этой книге женщина полюбила инопланетянина с космического корабля, разбившегося на Земле.

У Ж.Рони-старшего в «Навигаторах бесконечности» и «Астронавтах» чувства главного героя к трехногой многоглазой марсианке-растению оказываются вполне взаимными.

Впрочем, в иных случаях подспудное и здравое биологическое чутье заставляло авторов акцентировать внимание читателей на опасностях, подстерегающих наивных влюбленных при подобных межвидовых контактах. Например, в классическом рассказе К.Мур «Шамбло» марсианская женщина-вампир высасывает энергию из своих любовников, тем самым убивая их. Позднее этот сюжет станет весьма избитым.

Отметим, что в упомянутых произведениях использование идеи межвидового контакта частично оправдано необходимостью рассказа о несчастной любви. А ведь значительно чаще история о соединении несоединимых видов живых существ нужна фантасту для решения совершенно иных художественных задач. В первую очередь, биологическим аспектом невозможности межвидовых контактов легко пренебрегали фантасты, склонные к юмористическому взгляду на реальность. Им вообще ничего не стоит заселить Вселенную существами, практически ничем не отличающимися от хомо сапиенс. Именно так поступил Р.Шекли в знаменитом «Билете на планету Транай». В этом шуточном повествовании главная мишень издевательств автора – общественные условности. Да и контакты главного героя с обитательницами Траная проходят без отягчающих последствий в виде существ-гибридов. В другом известном юмористическом произведении о любви к инопланетянке – «Одинокой венусиан-ке» Р.Матесона – фантаст всего лишь подшучивает над традицией любовной переписки.

Биологический аспект межвидовых контактов практически не интересовал и фантастов, для которых описание подобного союза не более чем способ поболтать о таких возмущающих читателей вещах, как инцест или гомосексуализм. Именно так поступает Т.Старджон в ряде рассказов, вроде «Противоположного пола» или «Правила трех», и Д.Типтри-млад-ший в «Твоем двуполом сердце» и «Всех типах «да».

Особенно на этом поприще преуспел Ф.Х.Фармер, стремившийся любыми способами эпатировать читателя. В его раннем рассказе «Человек из переулка» описан роман современной женщины и неандертальца, порождающий массу психологических проблем (позднее сходный сюжет использовал М.Бишоп в романе «Ее муж – австралопитек», где любовь американки к австралопитеку использована для едкой критики традиционной морали). Целую череду контактов людей с многочисленными нечеловеческими существами Ф.Х.Фармер изобразил в произведениях из цикла «Многоярусный мир» и в романе «Дейр». Некоторые тексты американского автора, посвященные данной теме, могут вызвать даже тошноту у здравого читателя. В повести «Открой мне, сестра» способ размножения у внешне человекоподобных марсиан выглядит отвратительным, с людской точки зрения. Поэтому и любовная история, завязавшаяся между землянином и инопланетянкой Марсией, заканчивается трагически: главный герой в ярости убивает червеподобную личинку-зародыша, одновременно выполняющую роль полового органа у обитателей Красной планеты.

Конечно же, не мог пройти мимо этой темы и Х.Эллисон, который обожает любые шокирующие идеи в НФ. Например, в его рассказе «Видение» говорится о девушке, ставшей проституткой и обслуживающей исключительно инопланетян. Как это обычно и бывает у Эллисона, самого откровенного моралиста среди всех авторов «Новой волны» – изначальная посылка служит лишь поводом для создания очередной истории «с моралью в конце».

Впоследствии к использованию подобных шокирующих подробностей для развития сюжета прибегали и многие другие авторы, слишком глубоко и искренне воспринявшие уроки «Новой волны». У француза А.Доремье в рассказах, включенных в сборник «Золотая книга Алана Доремье», заметно, что все истории о половых контактах с инопланетянами задуманы с одной целью: поразить читателей раскованностью собственного воображения.

Среди подобных произведений выделяется небольшой рассказ нашего именитого соотечественника А.Д.Синявского «Пхенц». В тексте психологически достоверно показано отвращение замаскированного инопланетянина, застрявшего на нашей планете, к сексуальному контакту с землянкой. Такая реакция более нормальна и с биологической, и с эстетической точки зрения: слишком уж разными должны быть категории красоты и привлекательности у существ, принадлежащих к различным расам.

Здравый подход Синявского, однако, не стал доминирующим ни в литературе, ни в кинематографе. Натуралистические картинки половых контактов земных красавиц и инопланетных чудовищ в последнее время стали обыденным элементом в таких явлениях массовой культуры, как хентай – японская анимационная порнография.

В ряде произведений межвидовые контакты играют роль анту-ражного элемента, лишь придающего ауру экзотики тому, о чем рассказывает фантаст. В известном романе У.Ле Гуин «Левая рука тьмы» чувства, которые испытывают друг к другу человек-посланник с Земли и абориген-андрогин, обитатель ледяной планеты Гетен, менее важны, нежели попытка автора нарисовать общество гермафродитов, показать его специфические особенности. Да и помимо этого мудрая Ле Гуин в своих романах о сообществе миров Ойкумены («Хейнский цикл») легко ушла от биологической критики – все разумные существа в созданной писательницей реальности, в том числе и люди, потомки жителей одной планеты Хейн.

В книгах других фантастов ритуал межвидового спаривания превращается в ритуал или разновидность социального общения, как, например, у Л.Нивена в «Мире-Кольце». А у Д.Брина в «Войне за возвышение» «межрасовый» – лишь оформление политического или делового союза. Впрочем, главные герои книги – инопланетянка-тимбрими Атакле-на и землянин Роберт Онигл – доходят до более серьезных отношений. При этом в книге Брина отмечена любопытная деталь: эти отношения облегчены благодаря способности тимбрими к трансформации своих тел.

В некоторых случаях авторы просто перелицовывают древние мифы. Так поступил Ф.Саберха-ген в романе «Белый бык», где Минотавр оказывается инопланетянином и прибывает на Землю за земной женщиной.

Безрезультатные межвидовые связи в современной НФ ныне кажутся настолько тривиальной вещью, что обычно играют роль лишь декоративного завитка, сопровождающего развитие сюжета (как, скажем, у Г.Гаррисона в «Западе Эдема», где походя описано сексуальное насилие над главным героем со стороны разумной ди-нозаврихи).

Более серьезную наукообразную форму своим сочинениям приходилось придавать авторам, описывающим «результативные контакты» между человеком и инопланетянином. Здесь невольно приходилось отыскивать биологические объяснения невозможныхрезультатов межвидового Скрещивания. Однако если копнуть глубже, то под внешне наукообразной оболочкой обнаружим не опору на научные знания, а апелляцию к все той же старой доброй мифологии.

М.Г.: Как мне кажется, приведенные типы взаимоотношений распадаются на несколько групп:

1. «Сказочные» модели. Здесь, куда бы ни переносили фантасты место действия, мы имеем дело не столько даже с мифом, сколько со сказкой, когда никто – ни автор, ни читатель – не задумывается, какого рожна, собственно, серый волк говорит и каким образом удалось затолкать корпулентную Василису Прекрасную в лягушачью шкурку. Межпланетные принцессы проходят именно по этому ведомству. Тот факт, что они откладывают яйца, не более удивителен, чем то, что та же Василиса мечет из рукава лебедей. С Аэлитой примерно та же история, хотя по Алексею Толстому марсиане – потомки атлантов, магацитлов, «эвакуировавшихся» на Марс в связи с гибелью континента, а следовательно, у них с землянами общие корни, и союз Аэлиты и Лося вполне мог бы увенчаться общими детьми.

2. Романтические модели. Этот тип отношений, поощрявшийся во времена великих строек, геологических походов и прочей бородатой советской романтики, был отдан на откуп тогдашним молодым писателям, в сочинениях которых юноша, объясняясь в любви, говорил девушке: «Хороший ты парень, Ленка!» Предполагалось, что любовь – это такая разновидность дружбы, которая как бы не предусматривает или считает незначительными, неважными сексуальные контакты. А если так, то почему бы герою и не влюбиться в «снегурочку», сидящую в криокамере (Кир Булычёв), в темнокожую кал-листянку (Георгий Мартынов) или в прекрасную жительницу «фторной планеты». В «Туманности Андромеды», кстати, любовь Мвена Маса к краснокожей женщине Тукана романтична и бесперспективна, плодом такого союза является… подвиг: пытаясь достичь своей мечты, Мвен Мае разрабатывает что-то вроде нуль-транспортировки. Однако уже в «Часе Быка» мимоходом говорится, что планеты «красных людей» землянам удалось достичь и что «межпланетные» браки стали очень популярны у молодежи, однако оставались бесплодными. Во времена Фай Родис ученые обеих планет уже вплотную работали над этим.

Романтическая модель эксплуатируется, когда высокие чувства, питаемые друг к другу представителями разных (и физически, и биологически) рас разумных существ, выливаются в прочные «возвышенные» отношения. Скажем, в рассказе Ивана Наумова «Обмен заложниками» мы видим прочный и трогательный союз человека и ящероподобной инопланетянки – брошенный в жертву «высшим политическим интересам». Кстати, заметьте, что большинство примеров «романтической» модели приходится в основном на советскую фантастику шестидесятых годов и наследников этой традиции.

3.  Символическая модель. К ней примыкают и рассказы Брэдбери, и «Билет на планету Транай» Шекли. Фантастика здесь – прием, и мы априори принимаем правила игры писателя; инопланетяне здесь не инопланетяне, а символы, призванные иллюстрировать некую идею.

4.  Социальные модели. Здесь отношения между землянином и жителями других планет определяются исключительно социальными коллизиями. Кир Булычёв нигде и никогда не утверждал, что все население его вселенной имеет общие биологические корни – для него это было не важно. Он описывал поведение человека в нестандартной ситуации. Ни герой, ни автор, ни читатель не задумываются, а с чего бы инопланетяне, пусть с незначительными поправками, но так похожи на нас? Не задумываемся мы об этом, читая «Обитаемый остров», «Парень из преисподней» или «Трудно быть богом». А ведь в двух из этих повестей между эмиссаром с Земли и туземкой протекает бурный роман, мало того, Кира из «Трудно быть богом», судя по черновикам, ждала ребенка. В ранней повести «Возвращение. Полдень, XXII век» Стругацкие, вооружившись научным подходом, лишь намеком подбрасывали нам возможность существования иного разума, и был он абсолютно не схож с человеком – ни биологически, ни психологически. Но в более поздних произведениях наукообразие волновало Стругацких меньше всего. Более «научно» вышла из положения Урсула Ле Гуин: как уже было сказано, ее Ойкумена заселена выходцами с одной-единственной планеты –" Хейн, и все модели отношений между представителями разных миров – сугубо человеческие (с поправкой на андро-гинных геттенциев). Тем не менее браки между представителями разных миров Ойкумены вполне могут оказаться бесплодными; в романе «Мир Ро-каннона» герой, сын жительницы Земли, усыновлен ее хейнским мужем.

5.   Поведенческие модели. Это модели, где секс выступает способом общения, регламентирующим ту или иную ситуацию. Сюда входят и раскованные сексуальные отношения «лазарус-лонговского» цикла Хайнлайна, и дружелюбный промискуитет героев нивеновского «Мира-Кольца».

6.  Просто эротика, апеллирующая к соответствующим центрам возбуждения в мозгу; фантастика здесь – лишь повод для обращения к неким темным глубинам подсознания. Такие произведения часто построены на эротических ассоциациях и насыщены фрейдистской символикой. В качестве примера можно привести уже упоминавшийся классический рассказ Катарины Мур «Шамбло». Сюда же относятся и «шокирующие» тексты, где люди сплошь и рядом вступают в сексуальный контакт со всякими монстрами. Дело опять же в том, что в нашей подкорке бродят самые разные и противоречивые инстинкты – поэтому даже у нормального человека есть некоторый (обычно скрываемый) интерес к перверзиям, к сексуальным отклонениям. Эпатаж-ные тексты Фармера или Стар-джона удовлетворяют этот интерес.

7. Наконец, чисто биологические модели, где автор ставит себе задачу показать, как развивались бы отношения (в том числе и сексуальные) между двумя разными биологическими видами. Это и есть собственно научная фантастика, и ее, как мы видим, в этом ряду не так уж много. К такой «чистой» НФ можно отнести; скажем, «Запад Эдема» Гарри Гар-рисона и частично «Левую руку тьмы» Урсулы Ле Гуин.

Иногда биологическая модель строится на некоей «одноразовой» весьма искусственной гипотезе, наподобие той, что легла в основу рассказа Дж. Типтри-младшего «Мимолетный привкус бытия» (люди – это совокупность самовоспроизводящихся гамет, половых клеток; и предназначение человечества – устремиться в космос, чтобы оплодотворить некую мистическую космическую яйцеклетку). Гипотеза вполне научно-фантастическая, но малоубедительная.

(Окончание в следующем номере)

Рецензии

Александр ТЮРИН. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 2012 ГОДА

Москва: ACT, 2008. – 416 с. (Серия «Звездный лабиринт* ). 3000 экз.

А.Тюрина чаще всего привязывают к киберпанку. Однако составившие содержание книги заглавная повесть и роман «Человек технозойской эры» к указанному направлению имеют сомнительное отношение.

Подобные произведения, преисполненные антиамериканской истерии и антимодернистского пафоса, какое-то время назад предложили именовать «либерпанком». Название неудачное и откровенно надуманное, однако явление-то существует. «Так жить нельзя!» – вот о чем изо дня в день талдычит российский либерпанк. По описанию политической ситуации текст книги неуловимо напоминает роман В.Рыбакова «На следующий год в Москве». Тот же карикатурный торжествующий либерализм, какого никогда и нигде не существовало, то же утрированное антизападничество.

Произведения рассказывают о приключениях петербуржца Андрея Грамматикова, почти случайно у себя, в питерской коммуналке, создавшего зародыш искусственной жизни. В итоге он оказывается втянут в череду политических интриг, где за его изобретением охотятся карикатурные западники, за спиной которых стоят могущественные транснациональные корпорации, и столь же карикатурно представленные патриоты из организации «За Пушкина!». Оба сюжета заканчиваются своеобразным Апокалипсисом – тотальным исчезновением «ам-рашей» (американизированных русских).

К сожалению, тексты талантливого писателя демонстрируют неутешительную тенденцию, характерную для всей современной российской НФ, пытающейся писать о близком будущем. Вместо попыток реальных размышлений о грядущем на свет появляются политически ангажированные памфлеты, педалирующие самые негативные тенденции. А ведь любому наблюдателю ясно, что будущее неизбежно окажется качественно иным, чем настоящее. Вот этого-то качественно иного видения будущего в современной фантастике сейчас и не видно.

Глеб Елисеев

Александр Зорич. на корабле утро

Москва: act, (Серил «Звездный лабиринт»). 2008. – 416с.

Роман «На корабле утро» представляет собой продолжение космооперной трилогии «Завтра война», «Без пощады», «Время – московское». Трилогия сделана очень пестро: одна книга на другую не похожа ни по композиции, ни по языку, ни по уровню философского наполнения. Главное отличие нового романа от трех предыдущих состоит в том, что здесь Александр Зорич постарался создать беспримесный космический боевик, мир будней осназа на чужих планетах, совещаний галактических стратегов и тактиков, великих битв между флотилиями звездолетов. Иными словами, 80 процентов пальбы, еще 15 процентов размышлений о том, как правильно передвинуть войска, чтобы пальба была максимально вредоносной для неприятеля, да пять процентов любовных коллизий, утешающих боевых офицеров в их нелегкой судьбе. Что получилось?

С одной стороны, батальные сцены сделаны затейливо, умно, оригинально. Тщательно разработан жаргон военных и антураж боевых действий. Тут автор постарался на славу. Во всяком случае, на порядок лучше, чем в предыдущем романе… Боевка идет каскадами, а в перерывах осназовцы едят вкусное – прямо как у Бессонова и Казакова. В результате столь непохожие вещи, как автомат, пиво и мясо, вступают в отношения сакрального брака.

С другой же стороны – этот мир бесконечного боя оказался… даже слишком идеальным. Иными словами, столь концентрированным, что его нельзя отличить от пародии на самого себя. Как видно, автор подозревал, насколько явным будет тождество пародии и объекта пародии – в текст внесен абзац, который может служить ключом для понимания всей книги: «Свиньин, когда хотел, мог говорить готовыми абзацами из брошюр серии «Космический гуманист». При этом умудрялся сохранять такую высокопарную серьезность, что даже я начинал сомневаться: он вообще шутит или что?»

Так шутит автор или что?

Дмитрий Володихин.

Сергей лукьяненко. КОНКУРЕНТЫ

Москва:АСТ, 2098. – 352с. 150 оооэкз.

Выход любой новой книги С.Лукьяненко – событие, Когда писатель публично объявил, что пишет космооперу, действие которой тесно связано с миром некоей онлайн-игры, поклонники воспряли: нас ожидает что-то вроде нежно любимой двух-с-половиной-логии о Кее Даче. Злопыхатели, потирая руки, утверждали: Лукьяненко просто поиграет в игру, а затем «тупо» опишет прохождение. Обманулись и те, и другие.

Писатель смог пробежаться голыми пятками по лезвию Оккама. С одной стороны – игра в романе присутствует. Главный герой, прожженный журна-люга Валентин (точнее, его копия), попадает в пространство сетевой игры, оказавшееся очень даже реальным. С другой стороны – то, что происходит в «космической» части книги, довольно слабо завязано на существующие в игре реалии. А ведь есть еще и «земная» часть, повествующая о приключениях оригинала в современной Москве, – организаторы отправки копий людей в космос не хотят огласки.

Вообще, «Конкуренты» (рабочее, «под Хайнлайна», название «Имею скафандр, готов пилотировать» почему-то в итоге не прижилось) – наглядная демонстрация, как можно из откровенно заказного, коммерческого проекта сделать хорошее чтиво с множеством приключений, живыми героями, которые поступают зачастую совсем не так, как требуют того каноны экшен-сюжетопроизводства; пробивающиеся сквозь чехарду событий размышления о смысле жизни (совсем не обременяющие, что важно для основного электората данной книги – юных читателей); концовка – одновременно сводящая воедино все нити, но в то же время открытая для продолжений (вполне вероятно, что проект прирастет новыми писательскими именами)…

При этом многие ждут: когда же Лукьяненко исчерпает очередной лимит «проходных» текстов и выйдет на новый качественный скачок, создав что-нибудь уровня «Осенних визитов» или «Спектра».

Родион Север

БЛИЗКИЙ КОНТАКТ Сборник. Сост.Д.Байкалов

Москва: ЭКСМО, 2008,– 384 с. (Серия «Абсолютное оружие* ). 10 ООО экз.

Вы же понимаете: Контакт неизбежен. Предполагать, что мы одни во Вселенной – эгоистично и глупо. Другой вопрос, когда это произойдет и, главное, как?

Произведения, вошедшие в сборник, содержат хоть и не ответ, но жизнеспособные гипотезы.

Тексты предлагают самые разные варианты Контакта: от взаимовыгодного симбиоза, как в юмористическом рассказе Александра Громова «Кот-Такт» или печальной истории «Поводырь» Марии Галиной, до открытого противостояния – в экологическом боевике Владимира Михайлова «Поле боя» (эти произведения уже известны читателям журнала). Может случиться, что технический и духовный уровни наших цивилизаций будут чересчур различны, и людям просто придется убраться с дороги. Об этом говорит Василий Головачёв в рассказе «Не ждите ответа». Не исключено, что нам самим придется отправляться на поиски братьеэ по разуму, как в межпланетной социальной сатире Евгения Гаркушева «Береги спицы смолоду». Для тех же, кому лень выходить из собственной квартиры, чужаки, уподобившись порошку «Тайд», явятся прямо на дом (Андрей Егоров «Портал»).

Рассказы столь разнообразны по форме, что сложно найти какую-либо объединяющую их концепцию, за исключением, разумеется, тематической. И все же такой стержень существует. Его легко заметить тем, кто успел ознакомиться с проектом «Убить Чужого/Спасти Чужого», где все рассказы имели ярко выраженную ксенофобскую либо гуманистическую окраску.

В случае «Близкого контакта» мы наблюдаем совершенно иную картину. Большинство авторов оставляют свое мнение за скобками. Они не призывают «давить жукоглазых пришельцев» и в то же время не стремятся защитить Чужих.

В чем согласны все «специалисты» по Контакту, так это в том, что знакомство с братьями по разуму не за горами.

Николай Калиниченко

КОГТИ НЕБА. КНИГА, КОТОРУЮ СТРАШНО ЧИТАТЬ НА НОЧЬ: Сборник

СПб.: Азбука, 2008. – 608 с. 7000 экз.

Сборник «Когти неба» продолжает историю альманаха «Новые легенды», который должен был выпускаться ежегодно, однако подзадержался и принужден был обратиться другим «зверем» – сменить название и утратить всякие признаки ежегодности. Но составитель тот же – Маша Звездецкая, ядро авторской группы то же – Василий Мидянин, Кирилл Бенедиктов, Игорь Алимов, Владимир Бере-зин, Андрей Плеханов, Михаил Кликин. Да и «формат» аналогичен «Новым легендам»: «Когти неба» представляют литературную мистику в исполнении фантастов.

Как «Новые легенды», так и «Когти неба», отличаются заметно более высоким художественным уровнем, чем средний сборник фантастической прозы.

Большинство авторов сборника – фантасты-интеллектуалы. Но и те, кого не числят по этому «ведомству», например, Вадим Панов, Михаил Кликин, дали в сборник столь достойные рассказы, что разница между первыми и вторыми почти не видна.

Главные жемчужины сборника как раз принадлежат перу Михаила Кликина. Это рассказы «Иван Иванович» и «Черный кобель Жук». За обоими текстами видна большая правда – история вымирания нашей деревни, а вслед за нею и огромной части страны, безнадежно бьющейся с нищетой. Сделано правдиво, ёмким языком, автор точен в деталях, можно сказать, цепок в отношении темных примет нашей реальности.

Еще одна удача – две новеллы Игоря Алимова из цикла «О чем умолчал Пу Сун-Лин». Обе построены (как и весь цикл) на материале китайской мистики, но их ценность не в ориентальной экзотике, а в обращении к бедам современного человека. Живет умный, хорошо образованный, незлой горожанин. И вот в какой-то момент жизнь проверяет его нравственность на излом. Тут оказывается, что некоторым соблазнам он в принципе не способен сопротивляться. Просто мистически не способен…

Дмитрий Володихин

ИГРЫ С РЕАЛЬНОСТЬЮ. Кристофер ПРИСТ. ЭКСТРИМ. ЭКСМО

«Экс-экс»-сценарии виртуальной реальности. Теперь любой может стать свидетелем тщательно реконструированных знаменитых исторических событий и даже активным их участником. В наиболее популярных сценарных разработках клиент предстает в роли полицейского, преследующего преступника, становится массовым убийцей или его жертвой – забавы, сомнительные с моральной точки зрения. Но экстрим в романе Кристофера Приста означает не только экстремальные развлечения, но и запредельные переживания, им сопутствующие.

В 1990-х основы реальности пошатнулись. Развитие компьютерных технологий сделало возможным создание электронных миров, красочных и притягательных, несмотря на то, что они были доступны только на экранах мониторов. Как и все прочие достижения человечества, эта возможность была использована для развлечения. Новорожденная индустрия компьютерных развлечений прошла впечатляющую эволюцию от двухмерных игрушек со схематично нарисованными персонажами до создания целых игровых вселенных с несколькими тысячами игроков.

Не нужно быть провидцем, чтобы заметить: с развитием технологии искусственные миры окажутся столь убедительно реалистичны, что отличить их от мира настоящего будет не так-то просто. У классической загадки про мудреца и бабочку появилась наперсница: идентификация пространства, как и идентификация личности, может вызывать сомнения. Разумеется, актуальная и многообещающая тема незамедлительно нашла отражение в литературе и кинематографе. Можно вспомнить и более ранние произведения (например, психоделические романы Филипа Дика), посвященные иллюзорности человеческого восприятия. Однако именно в это время маргинальные прежде темы стали магистральными для современной культуры.

Закономерно, что наиболее известные и популярные произведения, обращавшиеся к теме виртуальной реальности, оказались кинофильмами. В ряду таких лент можно назвать «Экзистенцию» Дэвида Кроненберга (к слову, новеллизацию фильма написал Кристофер Прист), трилогию «Матрица» братьев Вачовски и опередивший ее блистательный и стильный «Темный город» Алекса Пройаса.

Роман «Экстрим» британца Кристофера Приста является литературной вариацией на ту же тему. Сюжет романа прост и внешне незамысловат. В английский приморский городок Бул-вертон приезжает агент ФБР Тереза Энн Симмонс, чей муж был убит в ходе спецоперации в Кингвуд-Сити, штат Техас. Ничем до поры не примечательный Булвертон не случайно выбран Терезой – именно там преступник совершил массовое убийство. По загадочному совпадению обе трагедии, объединившие американскую героиню романа и местных жителей, произошли в один день. Тереза начинает собственное расследование, в ходе которого обнаруживает в официальной версии многочисленные пробелы и несовпадения.

«Экстрим», несмотря на криминальные обертона, является детективом в последнюю очередь. В центре произведения тема подмены реальности настоящей и искусственной, психология людей, переживших тяжелую утрату, и лиричная любовная история – мотивы, характерные для творчества Приста.

Еще в конце семидесятых годов Прист написал роман «Сны Уэссекса», в котором действовали персонажи, переместившиеся в виртуальную реальность. Следующий его роман «Лотерея» закрепил переход писателя из научно-фантастического лагеря (вспомним «Опрокинутый мир» и «Машину пространства») в литературу основного потока. Однако именно в «Лотерее» Прист начинает сложную игру с читателем, тасуя реальности. Следующие книги Приста – «Гламур» и «Престиж» – закрепили позицию писателя как тонкого исследователя иллюзорности реального мира.

Любопытно, что, рассуждая о причинах своего интереса к достоверности воспоминаний и истинности восприятия, писатель часто рассказывает о случае, который произошел с ним самим: разбирая старые фотографии, Прист увидел, что в детстве он сломал не ту руку, о которой у него сохранились вроде бы отчетливые воспоминания.

Вероятны подобные происшествия и для персонажей «Экстри-ма», пользующихся «экс-экс»-сценариями. Они могут быть даже опасными для природы виртуальной реальности и участвующих в сценарии игроков, особенно когда принимают форму ситуационных кроссоверов, которые способны нарушить линейную когерентность. Однако то, что нежелательно для персонажей книги, для ее автора является одним из правил игры, которую он ведет с читателем, и основным эффектом, работающим в тексте с довольно незамысловатым сюжетом и узким кругом действующих лиц. Имеющиеся нестыковки и необъяснимые, казалось бы, события ставят под сомнение не реальность происходящего, а ее трактовку.

Свобода интерпретации текста предполагает, что читатель, подобно наблюдателю в квантовой физике, влияет на происходящие в книге события, истолковывая их сообразно собственным предпочтениям и, конечно же, внимательности. Такая позиция, возможно, и не слишком честна по отношению к доверчивому читателю, зато в полной мере отражает действительность, в которой толкование происходящих событий зависит от психологических установок и картины мира человека.

Роман Приста предлагает читателю самому разметить границы реальности виртуальной и физической, определить, какая из них является базовой, основной по отношению к тексту, установить статус персонажей и их принадлежность к той или иной реальности: таким образом свобода интерпретации парадоксальным образом оборачивается необходимостью трактования текста.

Впрочем, существование нескольких различных интерпретаций происходящего можно считать и просто трюком, провоцирующим читателя. Независимо от них в центре «Экстрима» находятся люди, пережившие тяжелую потерю: помимо Терезы, это Эми и Ник – пара, сблизившаяся после гибели их родных от руки булвертонского убийцы. Уместно вспомнить, что Прист является автором рассказа «Бесконечное лето» – одной из самых сентиментальных и лиричных любовных историй в фантастическом жанре. «Экстрим» также можно рассматривать как историю любви, отягощенную замысловатыми фантастическими обстоятельствами, и при любой трактовке происходящих в романе событий влюбленных ждет несомненный и трогательный хэппи-энд.

Сергей ШИКАРЕВ

Валерий ОКУЛОВ. ТВОРЦЫ «ЗОЛОТОГО ВЕКА»

В отличие от западной НФ, у нас о редакторах вспоминают крайне редко. А порой и вовсе забывают. Так случилось, увы, и с Сергеем Георгиевичем Жемайтисом, главой «молодогвардейской» редакции фантастики «первого созыва». А ведь во многом благодаря этому человеку 1960-е годы стали «золотым веком» советской НФ. Трудно представить, что уже целый век минул со дня рождения Сергея Жемайтиса.

Советская НФ с 1957 года пошла «на взлет» – факт общепризнанный. Как и то, что немало для этого было сделано НФ-редакци-ей «Молодой гвардии», организованной в самом начале 1958 года. Сборники «Дорога в сто парсеков» (1959), «Альфа Эридана» (1960), «Золотой лотос» (1961), ежегодники «Фантастика», выходящие с 1962-го (а в 1965-м и 1966-м – по три сборника в год), шесть книг Стругацких 1960– 1968 годов (да какие: «Стажеры», «Далекая Радуга», «Хищные вещи века/Попытка к бегству», «Трудно быть богом/Понедельник начинается в субботу»), первые тома «Библиотеки советской фантастики» (И.Ефремов, В.Григорьев, Д.Биленкин, Войскунский и Луко-дьянов, Зубков и Муслин, Анчаров, Подольный, Гансовский), замечательная 27-томная «Библиотека современной фантастики» (1965–1975)… По этим книгам можно проследить не только историю послевоенной советской НФ, но и достижения советского книгоиздания тех лет. Один только «перевертыш» Стругацких «Стажеры/Второе нашествие марсиан» (1968) поколебал стандартное восприятие мира у многих советских книголюбов.

А ведь всего этого могло и не быть, окажись в начальственном кресле кто-то другой, а не пятидесятилетний Жемайтис, что, собственно, и подтвердили небезызвестные события начала 1970-х, когда редакция перешла в другие руки…

С уважением и любовью пишет в своих воспоминаниях («Если» № 3 за 2003 год) о начальнике соратница Жемайтиса Бела Григорьевна Клюева: «Человек с очень добрым, улыбчивым, круглым лицом; большими, светлыми, веселыми глазами… Очень доброжелательный и деликатный, он создавал атмосферу свободы и легкости в редакции».

Состояло в штате всего пять человек, располагались они сначала в одной, затем в двух комнатах на пятом этаже здания издательства «Молодая гвардия»: заведующий, три редактора да младший редактор. А сколько сделали! Во многом благодаря «терпимому, спокойному и порядочному начальнику, каким был Сергей Георгиевич».

Но до этого успешного десятилетия надо было пройти через пятьдесят лет жизни совсем не легкой…

Родился Сергей Георгиевич Жемайтис 10 (23) сентября 1908 года в городе Николаевске (с 1926-го – Николаевск-на-Амуре) в семье литовского переселенца. Подробностей его детства и молодости известно совсем немного… Отец был лесником в поселке на Амгуни, на Дальнем Востоке прошли и первые тридцать три года жизни Сергея – в Амурской области, Приморском крае, Приамурье. После школы трудился трактористом в колхозе. Отслужив на Тихоокеанском флоте, работал корреспондентом дальневосточных газет. Высшего образования не получил, но успел поучиться на Высших литературных курсах.

В 1941 году он добровольцем ушел на фронт, закончил войну в звании капитана. В 1943-м вступил в КПСС, награжден двумя орденами и несколькими медалями.

После войны жил в столице, с 1950 года начал публиковать рассказы, а уже в 1951-м вышла и первая книга. Поначалу проходил по ведомству детской литературы. Действительно, Жемайтис написал двенадцать повестей для юношества, самая известная из которых – «Ребята с Голубиной пади» (1953), через четверть века экранизированная. Но активно выступал также в жанре военно-приключенческой прозы. В 1966 году Сергея Жемайтиса, выпустившего уже десяток книг, приняли в СП СССР. Критики того времени отмечали: «Произведения Жемайтиса отличаются тонким пониманием моря и романтической приподнятостью».

Почему именно Жемайтис – автор, прежде обходивший фантастику стороной – был назначен заведующим редакцией НФ и приключений, не совсем ясно. Впрочем, мимолетное соприкосновение с жанром все-таки было – в 1959 году вышла детская повесть Жемайтиса «Подземное путешествие Алеши Перца» (в книжном издании – «Алеша Перец в стране гомункулосов»), адресованная юным читателям.

Настоящее общение писателя с НФ началось уже в 1960-х. И не только как редактора. В тринадцатом выпуске культового альманаха «Мир приключений» (1967) появилась его первая «серьезная» фантастическая повесть «Дети океана», позднее переработанная и изданная в 1970 году в детли-товской «рамочке» отдельной книгой – уже под названием «Вечный ветер».

Герои книги – студенты, работающие во время практики на биостанции «БС-1009», настоящем плавающем острове в Индийском океане. Они «доят» китов, разговаривают с дельфинами, встречаются с Великим Кальмаром… Одним словом, «раскрывают тайны Океана и осваивают его несметные богатства».

И.А.Ефремов писал в послесловии: «В повести «Вечный ветер» Сергей Георгиевич Жемай-тис впервые выступает как писатель НФ-направления… Повесть – сплав морской тематики с НФ-картиной будущего – показывает радостный труд исследователей и добытчиков моря на общую пользу коммунистического общества». Заканчивает Ефремов следующими словами: «Несомненный успех автора… Хороший подарок юным читателям». Рекомендации мэтра не пропали даром, повесть была переведена на болгарский и английский языки. На чешский переведена другая морская НФ-повесть Жемайтиса «Большая Лагуна» (1977), своеобразное продолжение книги «Вечный ветер», действие которой происходит в водах Большого Барьерного Рифа в недалеком будущем, когда «на всем земном шаре восторжествовали идеи коммунизма и человечество взялось за переустройство своей планеты». Глава из нее («Поле хлореллы») годом ранее появилась в литературно-художественном морском сборнике «Океан» (1976) под рубрикой «Помечтаем о завтрашнем дне». Все же жаль, что современные картины «завтрашнего дня» совсем не так спокойны и добры…

А между ними в свет вышел роман «Багряная планета» (1973), посвященный уже космической тематике, а именно – экспедиции на Марс и гибели некогда могущественной цивилизации… Известный научный журналист Владимир Губарев писал в предисловии: «Это повесть о нас, о земных проблемах, которые чрезвычайно волнуют человека XX века».

И все же лучшие произведения автора принадлежат маринисти-ке: это «Поединок на атолле» (1968) и «Клипер «Орион» (1973; позже экранизирован). «Поединок на атолле», выпущенный издательством «Московский рабочий)?, психологически убедителен. Морские странствия юного героя автор описывает подробно и достоверно.

Успехи Жемайтиса в приключенческой литературе не раз отмечались и при его жизни, но вот вклад Сергея Георгиевича в развитие советской НФ шестидесятых годов не оценен по достоинству до сих пор. Несмотря на то, что и Б.Н.Стругацкий в «Комментариях к пройденному», и В.Д.Михайлов в мемуарах «Хождение сквозь эры» отмечали: заботами Жемайтиса и Клюевой «расцвела отечественная фантастика Второго поколения»… Не устает говорить о его заслугах Бела Григорьевна Клюева. И ведь действительно – Жемайтис не только дал ей carte blanche для творческой свободной работы, но и защищал от нападок «системы». Бела Григорьевна пишет в воспоминаниях: «Само собой установилось, что заниматься фантастикой в редакции в основном буду я»… Но книги «близкоприцельщиков» Немцова, Овалова, Студитского «выходили под редакцией Жемайтиса – Сергей Георгиевич спасал нас от позора…» Выходили под его редакцией и вполне достойные, интересные книги – «Волшебный бумеранг» (1968) Миколы Руден-ко, «Четверть гения» (1970) Романа Подольного, опальный «Час Быка» и собрание сочинений И.А.Ефремова.

Необходимо отметить и то, что Жемайтис стал в 1962 году одним из организаторов первого официального Семинара (Литобъе-динения) фантастов при издательстве. «Молодая гвардия». Какие люди приходили тогда в редакцию! Днепров, Гансовский, Гуревич, Громова, Беркова, Колпаков, Парнов и Емцев, Мирер, Полещук, Ревич, А.Стругацкий!.. В шестидесятые все было замечательно и в жизни Сергея Георгиевича. Подрастал сын Сергей, молодая жена, Наталья Борисовна Панина, старалась поддерживать семейный уют, оберегая мужа от быта… Изменения к худшему начались в конце десятилетия. Из воспоминаний Клюевой: «Как долго нас терпели! В начале (на самом-то деле – в середине) 1973 года директор издательства Ганичев предложил Жемайтису уйти на пенсию. Сергей Георгиевич воевать не стал, хотя совсем не собирался расставаться с работой. Увы, скоро у него случился инфаркт…»

В 1980-е писателя еще помнили: в 1981-м Воениздат выпустил его роман «Жестокий шторм», в 1983-м в серии «Библиотека советской фантастики» вышла повесть «Плавающий остров» – второе издание «Вечного ветра», в 1987-м в Одессе в серии «Морская библиотека» переиздали роман «Клипер «Орион». Но почему-то ни в справочнике «Писатели Москвы» (1987), ни даже в энциклопедии фантастики «Кто есть кто» (Минск, 1995) не было указано, что Жемайтис Сергей Георгиевич в 1987 году скончался…

С тех пор лишь однажды текст Жемайтиса появился в печати – в третьей книге «Неизвестных Стругацких» (2006) опубликовано письмо от 7 мая 1973 года с рекомендациями авторам по поводу сборника «Неназначенные встречи»… Заканчивалось оно просто: «С искренним уважением – С.Же-майтис».

Воспоминания:: «СОПРОТИВЛЕНИЕ НЕИЗБЕЖНО»

В этом месяце одному из ведущих, знаковых авторов советской научной фантастики, неутомимому популяризатору жанра и науки Дмитрию Александровичу Биленкину (1933 – 1987) исполнилось бы 75 лет. Мы решили нарушить правило и вместо биографического очерка предложили двум писателям и критику, близко общавшимся с Д.А.Биленкиным, вспомнить «свою историю» об этом замечательном человеке и фантасте.

Вл. ГАКОВ:

Я не понимаю словосочетания «трагическая смерть» – как будто какая-то смерть может быть не трагедией… Но, конечно, смерть ранняя, случайная, не предопределенная фатальным развитием обстоятельств (война, стихийное бедствие, тяжелая болезнь, возраст, наконец), трагична вдвойне. Дмитрий Александрович Биленкин ушел от нас, только-только разменяв шестой десяток. Ему тогда было меньше, чем мне сейчас. И ничто, казалось, не предвещало такого конца – ну, плановая операция, что-то там с желудком, дело житейское. Но возникло непредвиденное осложнение, оказавшееся фатальным. И все.

Мне посчастливилось дружить с ним все последние полтора десятка лет его жизни. И я гордился, что мы были на «ты»4 и что для меня он все эти годы оставался просто Димой. Несмотря на разницу в возрасте – в отцы он мне вряд ли годился, но между поколениями, родившимися до войны и после, пропасть пролегала отчетливая… И несмотря на давление авторитета, от которого некуда было деться. Когда мы познакомились, я еще учился на физфаке МГУ, посещал (как вольнослушатель) посиделки фантастов в московском Доме литераторов. А Биленкин – уже известный писатель, один из лидеров того первого «молодогвардейского» призыва, пришедшего в литературу на излете «оттепельных» ранних шестидесятых. Достаточно того, что для меня он уже тогда был автором рассказов «Марсианский прибой» и «Город и Волк». Сколько я с тех пор перечитал фантастики и сколько всего позабыл, а эти два произведения помню.

Потом знакомство переросло в дружбу – настоящую, без оглядки на возраст. Потому что у нас обоих – как практически у всех, кто так или иначе был связан тогда с фантастикой – началась своя война. И мы вмиг стали однополчанами. У нас было одно дело, общие друзья и общие враги, и нам также была нужна победа одна на всех. И за ценой мы не постояли… Я пишу эти высокие слова без иронии и без пафоса, хотя сегодня, по прошествии трех десятков лет, на многое смотрю, разумеется, по-иному. Но тогда для тех, кто в ней участвовал, это была настоящая война. И все было по-настоящему – разве что крови реальной не лилось. Хотя попорченной хватало. Как и героизма с подлостью, побед и поражений, радости и отчаяния, открытых сражений и секретных операций. А самое главное, недостижимой в мирной жизни простоты.

Не буду на этом останавливаться, это тема особая. Скажу только, что «на той далекой, на молодогвардейской» хватало и таких непреходящих черт всяких войн, как паника, импульсивные решения, ярость, озверелость – короче, «помрачения умов». И когда от отчаяния опускались руки, эмоции захлестывали, мозги кипели и хотелось выть от бессилия (силы-то были не просто неравны – несоизмеримы), всегда оставалось одно: позвонить Диме и напроситься в гости.

Я хорошо помню, как врывался к нему разгоряченным, с какими-то последними новостями, «о которых – не по телефону». А Дима, всегда спокойный и рассудительный, усаживал меня в кресло, затыкал мне рот огромной чашкой чая, а сам, полулежа на необъятном диване, закуривая сигарету за сигаретой и оглаживая свою необъятную бороду, как учитель на уроке, аккуратно и обстоятельно раскладывал все по полочкам. Четко оценивал сложившуюся ситуацию, просчитывал варианты ее решения, размышлял и анализировал. Как будто там, за окнами его квартиры на Бутырском валу, не рвались снаряды, не гибли люди и не катилось все к чертовой матери!

На самом деле, конечно, ничего такого на московских улицах конца семидесятых не происходило. Но мы оба точно знали, что происходило другое. В конкретных кабинетах составлялись конкретные мнения и писались конкретные бумаги, которые позже ложились в основы конкретных документов, докладывались на конкретных совещаниях и пленумах. После чего с высоких трибун и с газетно-журнальных полос «конкретно» прикладывались конкретные писатели – как правило, с подозрительными нетитульными фамилиями. И хорошо еще, если просто вылетали из темпланов издательств их книги – некоторым вообще таким образом «зарезали» путь в литературу. После чего кто спивался, а кто в отчаянии сам уходил не только из литературы – из жизни. Такие тоже были – вот почему я по-прежнему называю то время войной. А вместо ошельмованных или просто тихо выдавленных из литературы ползла, затопляя журналы, страницы книг и умы, отвратительная и сильно пахучая субстанция, вонь от коей не улетучилась по сей день. Систему канализации, из которой она проистекала, составляли учреждения известные – издательство «Молодая гвардия» и оба госкомитета: Госкомиздат и Роскомиздат. Хотя зарождались эти миазмы выше – во властном «бермудском треугольнике», образованном тремя мрачными зданиями на Лубянке, Старой и Новой площади (КГБ, ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ).

Хуже всего, что и помощи ждать мы могли оттуда же, из тех же учреждений – но из других кабинетов. (О метаниях Максима из «Обитаемого острова» мы читали, как о своих собственных – разве что «суперменами», увы, не были…) Чтобы хоть как-то противостоять этому напору агрессивной энтропии, нужно было писать другие бумаги и находить им «крылышки», чтобы долетели в нужные кабинеты. Нужно было искать в тех кабинетах если не соратников, то хотя бы конкурентов особо распоясавшейся нечисти. Нужны были аргументы, изложенные на понятной гипотетическим заступникам партийно-официозной «фене». Нужна была умная демагогия, нужно было искусство Максима Каммерера и Отто фон Штирлица, чтобы столкнуть лбами врагов, заставить их подсиживать друг друга. Потому что истинных друзей и единомышленников у нас было тогда «наверху», прямо скажу, негусто.

И в этом качестве Дима Биленкин был незаменим. Потому что он был не просто умным человеком, но человеком думающим. Это про него та фраза из Стругацких, которая врезалась мне в память: «Думать – не развлечение, а обязанность». Дима не был всезнайкой, хотя знал очень много всего, он был именно думающим человеком. Почувствуйте разницу. Помню, как он поразил меня своей версией знаменитого и загадочного крестового похода детей: а может, это была просто «историческая патология»? Может быть, и в Истории, как и в человеческом организме, все идет нормально, и вдруг – бац! – вмешивается патогенный фактор, и все пошло наперекосяк? И бессмысленно искать объяснения – патология, мутация, и все тут.

Дима напряженно думал всегда – когда писал, когда выступал перед аудиторией, когда сражался. Когда разбирал первые литературные опыты московских «семинаристов», а потом и малеевских, дубул-товских. Впрочем, об этом они, вероятно, и сами скажут лучше меня. Я же у него если чему и учился, то не литературному мастерству, а именно умению думать. Уметь ставить задачу; если не решается в лоб, искать другую, нетривиальную формулировку; не бояться доводить решение до конца – каким бы оно ни было.

Поэтому он всегда казался мне старше своего возраста. Хотя, вероятно, вводила в заблуждение и его редкая в нашем фантастическом сообществе борода – окладистая, иссиня-черная, какая-то просто ассирийская. У меня тогда тоже завелась кое-какая растительность на подбородке, но разве ж можно было сравнивать! И эта его солидная борода, и то, что он принадлежал к поколению, родившемуся еще до войны, наконец, его неизменно трезвый, тренированный и отточенный ум навсегда оставили его в моей памяти Дедом. Не в смысле – старик, немощь, а в смысле – мудрец. Он остался в моей памяти человеком, который до последних дней не утратил способности думать. Редкой способности, едва ли не вымирающей.

Эдуард ГЕВОРКЯН:

За те двадцать лет, что прошли после ухода Дмитрия Биленкина, мир изменился до неузнаваемости, но сказать, что многие из нас, в ту пору так называемые «молодые писатели-фантасты», не были к этому готовы, значит, покривить душой. Были готовы к переменам, мало того – ждали их с нетерпением. Во многом благодаря учителям-наставникам Московского семинара и знаменитых Малеевок.

Дмитрий Александрович был одним из учителей. Странное дело, по возрасту он был моложе и Аркадия Стругацкого, и Евгения Вой-скунского и уж тем более Георгия Гуревича, но в наших глазах он все равно был из когорты «живых классиков». Впрочем, поначалу уважение, которое мы испытывали к мэтрам, не мешало нам самодовольно считать их своими хоть и старшими, но коллегами, и пробовать каждое их слово на зуб. Когда неофитский задор прошел, и процесс общения с ними стал серьезной работой для ума, мы научились ценить их щедрость и бескорыстность.

Для меня Дмитрий Биленкин был воплощением лучших традиций твердой НФ «третьей волны». Острый ум, мгновенное понимание сути того) что хотел сказать собеседник, топчущийся вокруг да около темы, отличный логик, для которого надуманность фабулы, слабость сюжета и рыхлость композиции обсуждаемого произведения была видна сразу. И большой такт – он всегда сначала давал выговориться нам, относительно молодым всезнайкам, и только после этого вбивал осиновый кол… Впрочем, даже самые критические оценки преподносились так, что руки не опускались. Напротив, после того, как «семинарист» несколько успокаивался, он признавался, что теперь стало ясно, как переделать или переписать рассказ или повесть. Причем иногда даже совершенно не в том направлении, в котором, как ему казалось, толкал его Биленкин.

Биленкин был журналистом в лучшем и практически забытом смысле этого слова. Он знал цену опубликованного текста, ответственность за него. Но всеразъедающая фальшь позднего застоя заставила его покинуть журналистику – фантастика, как он не раз говорил, имеет больше степеней свободы.

Он не скрывал, что, обучая нас, учился у нас и сам – несколько иному взгляду на устоявшиеся, казалось, истины, большей «разнузданности», как он сказал однажды в разговоре. Но при этом Биленкин всегда был тверд в отстаивании нравственных аксиом, которых придерживался, и переубедить его было невозможно никакой софистикой.

Мы встречались с ним не только во время заседаний семинара и иных литмероприятий. Чаепития в его квартире неподалеку от Белорусского вокзала всегда незаметно переходили в «дискуссионный клуб», для которого не было запретных тем.

Во время одного из разговоров кто-то посетовал, что «мироздание давит», а жизнь наша, как у мухи в янтаре. На это Дмитрий Александрович огладил свою роскошную бороду, делающую его невероятно похожим на Государя Императора Александра Третьего, и сказал, что функция любой среды –«давить», иначе организм раздуется и лопнет. Но если среда давит сверх меры, то организм начинает дрыгаться, сопротивляться, эволюционировать, одним словом.

Я помню, как он поднял палец и повторил: «Сопротивление неизбежно».

Людмила СИНИЦЫНА:

«Невозможно рассказать о человеке, тем более значительном и очень хорошем, в нескольких строчках», – сказал Кир Булычёв, отвечая на чью-то просьбу описать Дмитрия Александровича Билен-кина.

Наверное, мне проще всего рассказать о том, какой след он оставил в душе тех, кто приезжал на семинары, которыми он руководил.

Научить кого-либо писать – дело безнадежное. А вот сократить время освоения навыков мастерства – возможно. И думаю, что каждый из тех, кто приносил свои произведения на суд Дмитрию Александровичу Биленкину, убеждался на своем опыте, насколько уместным было каждое его слово. Тем более что многословием он не страдал.

Новые рассказы, повести или романы, привезенные на семинары, которыми он руководил, проходили сначала критический разбор своих товарищей. Иногда эти обсуждения напоминали лебедя, рака и щуку. Каждый из выступавших советовал, в какую сторону следовало «повернуть» повествование, какие изменения нужно внести в тот или иной характер. Большинство выступавших пыталось подогнать обсуждаемого под свои собственные представления о том, как надо писать. Человек впечатлительный после такой разборки мог впасть с прострацию, настолько они были противоречивы.

Вот тут-то и наступал момент, когда брал слово Дмитрий Александрович. Его отношение к тексту напоминало мне сцену из фильма «Ограбление по-итальянски», где герои, забравшись в сокровищницу, испытывают жесточайшее разочарование, потому что никак не могут разбить стеклянный пуленепробиваемый колпак. И один из них после бесплодных попыток с досадой швыряет металлическую зажигалку, нечаянно попадает в самую уязвимую точку, и стекло рассыпается на тысячи осколков.

Вот такую «точку сборки» в тексте умел находить Дмитрий Александрович. Наверное, это ему удавалось и потому, что он сам долгое время был участником семинаров, на своей шкуре испытал, как работает рашпиль, наждачная бумага с «испанским сапогом» впридачу. Вполне может быть, причина такого точного попадания в том, что он закончил геолого-химический факультет.

Но владение этим искусством сродни приемам акупунктуры. Воткнув иголки в определенные точки, врач дает возможность энергии циркулировать по всему телу.

Такого же рода энергия существует и в любом произведении. Если у автора по неопытности возник «затор», энергия повествования глохнет, ослабевает. Возникает ощущение: что-то в тексте «не так». А что – не всегда понятно. Любые попытки исправить положение советами: «Пусть твой герой сделает так», – могут только усугубить положение.

Опытный писатель, каким был Биленкин, не просто чувствовал: текст болен, – он ЗНАЛ, где располагается наиболее уязвимое место. И еще он знал, что автор сам должен это почувствовать, поэтому часто просто задавал вопросы: «Почему, как, зачем?» Отвечая на них, автор переживал момент просветления, угадывания, где находится болевая точка и, одновременно, что нужно сделать, исходя из логики его собственного повествования.

Наверное, далеко не каждый талантливый писатель становится талантливым наставником. Но ко всем достоинствам и писателя, и человека Дмитрий Александрович выработал у себя еще и это свойство.

Его уроки не прошли даром. И сейчас многие из тех, кто проходил его семинары, сами дают мастер-классы.

Курсор

Объявлены лауреаты премии имени Курда Лассвица (Kurd Lasswitz-Preis). Одна из самых авторитетных литературных премий Германии присуждается голосованием немецких любителей фантастики. Награждение лауреатов состоялось в конце августа в Лейпциге на конвенте «ElsterCon». Лучшими немецкими НФ-про-изведениями 2007 года стали: роман Андреаса Эшбаха «Выжжено» и рассказ Михаэля Иволяйта «Молох». Лучшим переводным произведением признан роман Сергея Лукьяненко «Спектр» (соперничавший в финале не только с романами англоязычных авторов; но и с «Бессильными мира сего» С.Витицкого).

Сам же Сергей Лукьяненко в данный момент работает над сценарием полнометражного анимационного фильма по мотивам раннего романа «Мальчик и тьма». Историю современного подростка, попавшего в фэнтезийный мир, где всегда темно, а люди умеют летать, писателю помогает адаптировать будущий режиссер фильма, сценарист и продюсер Андрей Добру-нов (известный зрителям по мультфильму «Князь Владимир»).

Призы «Сатурн», вручаемые киноакадемией научной фантастики, фэнтези и хоррора (Academy of Science Fiction, Fantasy and Horror Films), нашли своих обладателей. Лучшим НФ-фильмом 2007 года был признан «Монстро». «300 спартанцев» (собравший в сумме аж 10 сатурновских номинаций) стал лучшим в жанре «экшен/триллер/приключения». Лучшей лентой в жанре фэнтези киноакадемики посчитали диснеевскую комедию «Зачарованная», а в жанре хоррор не имел конкурентов «Суини Тодд» Тима Бартона. Заслуженную награду как лучший мультфильм получил «Рататуй» студии Pixar. «Порок на экспорт» (Eastern Promises) объявлен лучшим иностранным фильмом года, а лучшим сериалом стал «Остаться в живых». Церемония вручения призов «Сатурн» состоялась уже в 34-й раз.

Студия DreamWorks планирует начать съемки фильма по мотивам детского фэнтезийного цикла Ф.Б.Керра «Дети Лампы», хорошо известного и российским читателям. В центре повествования двенадцатилетние американские близнецы Джон и Филиппа Гонт, у которых внезапно обнаруживаются необычные способности – в каждом из них проснулся сказочный добрый джинн. Естественно, детям придется неоднократно спасать мир от всяких злобных напастей. Адаптировать цикл поручено Дэйву Гиону и Майклу Хэндельману, продюсер проекта – Нина Джекобсон («Пираты Карибского моря»).

В Санкт-Петербурге, как всегда 21 июня, состоялась очередная церемония вручения премии имени Аркадия и Бориса Стругацких («АБС-премия»). Семигранные гайки на этот раз достались: в номинации «Художественное произведение» – Александру Житинскому за роман «Государь всея Сети»; в номинации «Критика и публицистика» – Александру Етоеву за роман-энциклопедию «Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов».

«Локус», знаменитый критико-публицистический журнал, также назвал своих лауреатов. Победителями «Locus Award 2007» стали: НФ-роман Майкла Чабона «Союз еврейских полисменов», фэнтези-роман Терри Пратчетта «Делай деньги», подростковый роман Чайны Мьевилля «Не Лан Дан», дебютный роман Джо Хилла «Коробка в форме сердца», повесть Кори Доктороу «После осады», короткая повесть Нила Гей-мана «Надгробие ведьмы», рассказ Майкла Суэнвика «Маленькая комнатка в Кобольдтауне».

In memoriam

4 июля, в День независимости США, в возрасте 68 лет покончил с собой известный писатель-фантаст, поэт и один из столпов американской «новой волны» Томас Диш. Томас Диш родился в 1940 году в Де-Мойне, штат Айова. В 1962-м вышел первый рассказ писателя, а в 1965-м – роман «Геноцид», принесший ему славу. Отечественному читателю хорошо известны и другие произведения Диша: роман «Щенки Земли», повести «Концлагерь» и «334», рассказы. Однако многие знают писателя отнюдь не по научно-фантастическим текстам, а по повестям для детей «Храбрый маленький тостер» (одноименный мультфильм по мотивам повести вышел на экраны в 1987-м) и «Храбрый маленький тостер отправляется на Марс». Диш продолжал работать до последних дней – в конце 2007 года вышла повесть «Путешествие Прометея: Рассказ очевидца Конца Света».

Агентство F-пресс

ПЕРСОНАЛИИ

КОЛОДАН Дмитрий Геннадьевич

Петербургский фантаст Дмитрий Колодан родился 20 ноября 1979 года. Окончил биологический факультет РГПУ им. Герцена, однако нынешняя его профессия далека от полученной специальности – он работает дизайнером в рекламном издании. Выпустил около 20 книг с описаниями компьютерных игр, опубликовал несколько юмористических пьес в журналах «Арт-Город» и «WindRose».

Дебютной публикацией стал рассказ «Покупатель камней», опубликованный в «Если» в 2005 году. В 2008-м вышла первая книга писателя – роман «Другая сторона».

В 2006-м Д.Колодан стал победителем конкурса «Роскон – Грелка», а спустя два года, на прошедшем в Москве «Евроконе-2008», получил свою первую серьезную награду – приз читательских симпатий «Сигма-Ф» (за рассказ «Скрепки»).

КОЛОСОВ Алексей Павлович

М1олодой писатель-фантаст и переводчик Алексей Колосов родился в 1985 году в Туле, где живет и по сей день. Окончил факультет кибернетики Тульского госуниверситета по двум специальностям: программист и переводчик с английского. В настоящее время магистрант этого же факультета.

Фантастику, по собственному признанию, пишет с детства. Дебютом стал рассказ «Камешек», напечатанный в альманахе «Тула» в 2002 году. С тех пор опубликовал около десятка рассказов в местной печати, а в 2006-м в Туле вышла первая авторская книга – сборник «Нарушить заповеди, или Пока летит пуля». В 2007-м рассказ «Копии» победил в конкурсе «Альтернативная реальность» журнала «Если». С этого же года А.Колосов стал активно сотрудничать с журналом в качестве переводчика англоязычной НФ.

ЛЕРНЕР Эдвард М. (LERMER, Edward М.)

До того как он начал писать научную фантастику, Эдвард Лернер (родился в 1949 году в Чикаго) закончил университет с дипломом физика и специалиста по компьютерам. Он работал в знаменитых компаниях Bell Laboratories, Hughes Aircraft, Northrop Grumman и Honeywell – в частности, принимал участие в американских космических программах. В 1991-м Лернер опубликовал свой первый НФ-рассказ «Что за чудо природы – человек» и в том же году выпустил роман «Зонд». С тех пор увидели свет романы «Лунный удар» (2005) и «Флот миров» (2007, в соавторстве с Ларри Ниве-ном). Кроме того, перу Лернера принадлежат два десятка рассказов и повестей, лучшие из которых составили сборник «Творческое разрушение» (2006). Повесть Лернера «Присутствие мысли» (2002) была номинирована на премию «Небьюла».

РЕЗНИК Майк (RESMICK, Mike)

(Биобиблиографическую справку см. в «Если» №5 за этот год) Известный американский писатель-фантаст не скрывает: он десяток лет, начиная с середины 1960-х, занимался тем, что у нас называют трудом «литературных негров», а в англоязычных странах – работой «писателей-призраков» (ghostwriters):

«За период с 1964 по 1976 год я стоял буквально за каждым словом семи ежемесячных периодических изданий, а таких слов за месяц набегало около 175 тысяч. И это не считая более чем двух сотен бульварных книжонок. В конце концов этот поток иссяк… Под занавес 1976 года я собрал все свои «неправедные» литературные доходы и инвестировал их в самую большую, самую прибранную и самую «люксовую» конуру для себя самого, существующую по сей день. Я почти полностью завязал с литературной деятельностью на четыре года, занимаясь бизнесом, а затем, финансово обеспечив себя на всю оставшуюся жизнь, вернулся к своей пишущей машинке. Чтобы не торопясь, спокойно и рассудительно посмотреть, на что я способен, когда перестал беспокоиться о хлебе насущном… Большую часть того, что я написал за последние годы, называют научной фантастикой, хотя я сам постоянно задумываюсь, не является ли более подходящим другое определение – моральные притчи? Меня мало волнуют инопланетяне (никогда их не встречал), телепаты (аналогично), вторжения инопланетных армад (аналогично). А волнует меня, если воспользоваться высказыванием г-на Фолкнера, человеческое сердце, находящееся в конфликте с самим собой».

РЭМБО Кэт (RAMBO, Cat)

Американская писательница Кэт Рэмбо (урожденная Кэтрин Энн Фрэнсис) родилась в 1964 году. Закончив Университет Нотр-Дам в штате Индиана, она работала в одном из подразделений компании Microsoft (Visual Basic), занимаясь вопросами сетевой безопасности, и с прошлого года является соредактором журнала «Fantasy Magazine». Участница семинаров начинающих писателей-фантастов Clarion, Рэмбо также окончила литературные курсы в Университете Джонса Хопкинса. Ее дебютом стал рассказ «Заводная девушка» (2005). С тех пор Кэт Рэмбо опубликовала всего три рассказа, однако она не только член Ассоциации американских писателей-фантастов (SFWA), но и возглавляет комитет по вопросам авторских прав.

СОМТОУ СП. (SOMTOW, S.P.)

Американский писатель-фантаст и профессиональный музыкант тайского происхождения Сомтоу Папиньян Сухариткул родился в 1952 году в Таиланде и закончил два престижных учебных заведения в Великобритании – Итонский колледж и колледж святой Екатерины в Кембридже. Сухариткул более известен как композитор и дирижер: он автор пяти симфоний, четырех опер и балета. После теракта 11 сентября 2001 года Сухариткул написал реквием на слова Уолта Уитмена, Эмили Ди-кинсон и Томаса Стернса Элиота, посвященный жертвам той трагедии. В настоящее время Сухариткул занимает пост художественного директора Бангкокской оперы, где под его руководством в 2006 году впервые в Юго-Восточной Азии прозвучала опера Вагнера «Золото Рейна».

Литературным дебютом Сухариткула стало стихотворение, написанное им в 11-летнем возрасте. Оно попало на глаза известной американской актрисе Ширли Маклейн, которая включила его в поэтическую антологию. В 1973 году Сомтоу попробовал себя в фантастике (новелла «Солнечные шаги») и с тех пор опубликовал 45 рассказов и повестей и более полусотни романов, среди которых «Звездолет и хокку» (1981), пенталогия об Аквиле, два десятка книг из серии «Инквизитор». Лучшие рассказы и повести Сомтоу составили сборники «Пламя из моря цвета темного вина» (1983), «Павильон замороженной женщины» (1995) и другие. В 1981 году Сомтоу завоевал Премию имени Джона Кэмп-белла, вручаемую самому перспективному молодому писателю-фантасту, а в 2002-м – Всемирную премию фэнтези за повесть «Птицелов». Кроме того, писатель неоднократно номинировался на премии «Хьюго», имени Теодора Старджона, Британскую премии фэнтези.

Также Сомтоу успешно выступает в жанре литературы ужасов и в период с 1998 по 2000 год был президентом соответствующей Ассоциации писателей (Horror Writers Association).

ТРУСКИНОВСКАЯ Далия Мейеровна

(Биобиблиографическую справку см. в «Если» № 1 за этот год) Корр.: Как живется сегодня русскоязычному писателю в Латвии? Есть ли у русскоязычной фантастики латышский читатель?

Д.Трускиновская: Русскоязычному писателю в Латвии живется прежде всего скучно. Политика не развлекает, культурная жизнь сводится к гастролям. Собратья по перу или далеко, или сидят каждый в своей норке. Может, оно и правильно: ничто не отвлекает от творческого процесса. Но ничто его и не стимулирует.

Латышские читатели есть, я с ними знакома. Есть небольшая компания латы-шей-ролевиков, которые читают фантастику по-русски и по-английски. Но главным образом ту, что как-то связана с их ролевыми затеями. Если бы латыши читали хорошую фантастику, они смогли бы хоть как-то спрогнозировать обстановку в стране и меньше бы голосовали за национал-идиотов. Сейчас они все еще в плену романтики национального возрождения, а этот жанр политического творчества не терпит анализа и иронии. Те, кто не в плену, уже в Ирландии.

Подготовили Михаил АНДРЕЕВ и Юрий KOPOTKOB

Примечания

1. Я не знаю, что (фр.). (Здесь и далее прим. перев.)

2. Норманн Бэйтс – главный герой знаменитого киноцикла «Психоз

3. Сердечно-легочная реанимация

4. Штат Пальметто – прозвище Южной Каролины, полученное за большое количество высаженных в г. Чарлстоне карликовых пальм

5. В мирное время национальная гвардия США подчинена губернаторам штатов, в которых дислоцированы ее подразделения

6. Томас Джонатан Джексон по прозвищу Каменная Стена – знаменитый генерал Гражданской войны в США, воевавший на стороне конфедератов

7. «Россия игнорирует предупреждения», «Агрессия востока» (англ.)

8. 00000541-0000-0010-8000-00AA006D2EA4

9. Ориген (ок. 185 – ок. 254) – раннехристианский богослов и писатель, сын мученика Леонида. Родился в Александрии в Египте. Мучимый юно-шескими плотскими вожделениями, он, восприняв буквально слова евангелиста (Мф 19:12), оскопил себя. (Здесь и далее прим. ред.) ** Дюфаи (Dufay)Гийом (ок. 1400 – 1474) – франко-фламандский композитор. Один из основоположников нидерландской школы. Работал в Италии и Франции. Культовые и светские хоровые сочинения связаны с народным многоголосием.

10. Христианские еретические секты в XII–XIII вв., подвергавшиеся преследованиям церкви. (Прим. перев.)

11. ?

12. ?

13. Специальное оружие, используемое полицией. Внешне напоминает электрический фонарик. С расстояния в 5мв тело преследуемого выпускаются две небольшие стрелки с зарядом в 15 тыс. вольт, которые временно парализуют преступника, не вызывая дальнейших последствий. Аббревиатура от Thomas A.Swift Electric Rifle* из детской приключенческой книжки. (Здесь и далее прим. перев.)

14. Деталь позиции в битве при Геттисберге, состоявшейся во время гражданской войны 3 июля 1863 года.

Оглавление

Эдвард М. ЛЕРНЕР. НОЧЬ РФИДОВ

Алексей КОЛОСОВ. ЦИФРЫ

Далия ТРУСКИНОВСКАЯ. РЕСУРС ОБЕТОВАННЫЙ

С.П.СОМТОУ. ВНЕЗЕМНАЯ ЕРЕСЬ

Дмитрий КОЛОДАН. СБОЙ СИСТЕМЫ

КэтРЭМБО. РОДНЯ КЛИККЛАКА

Майк РЕЗНИК. ВСЕ, ЧТО В ТЕБЕ ЕСТЬ

ВИДЕОДРОМ

Марм ГАЛИНА, Гл.» ЕЛИСЕЕВ. ПРО ЭТО… ИЛИ, СКОРЕЕ, ПРО ТО

Рецензии

Валерий ОКУЛОВ. ТВОРЦЫ «ЗОЛОТОГО ВЕКА»

Воспоминания:: «СОПРОТИВЛЕНИЕ НЕИЗБЕЖНО»

Курсор

ПЕРСОНАЛИИ

Примечания