Джакомо Джойс [Джеймс Джойс] (fb2) читать онлайн

Джеймс Джойс Джакомо Джойс

*

Кто? Бледное лицо в ореоле пахучих мехов. Движения ее застенчивы и нервны. Она смотрит в лорнет.

Да: вздох. Смех. Взлет ресниц.

Паутинный почерк, удлиненные и изящные буквы, надменные и покорные: знатная молодая особа.

Я вздымаюсь на легкой волне ученой речи: Сведенборг^[1], псевдо-Ареопагит^[2], Мигель де Молинос^[3], Иоахим Аббас^[4]. Волна откатила. Ее классная подруга, извиваясь змеиным телом, мурлычет на бескостном венско-итальянском. Che coltura!^[5] Длинные ресницы взлетают: жгучее острие иглы в бархате глаз жалит и дрожит.

Высокие каблучки пусто постукивают по гулким каменным ступенькам. Холод в замке, вздернутые кольчуги, грубые железные фонари над извивами витых башенных лестниц. Быстро постукивающие каблучки, звонкий и пустой звук. Там, внизу, кто-то хочет поговорить с вашей милостью.

Она никогда не сморкается. Форма речи: малым сказать многое.

Выточенная и вызревшая: выточенная резцом внутрисемейных браков, вызревшая в оранжерейной уединенности своего народа.

Молочное марево над рисовым полем вблизи Верчелли^[6]. Опущенные крылья шляпы затеняют лживую улыбку. Тени бегут по лживой улыбке, по лицу, опаленному горячим молочным светом, сизые, цвета сыворотки тени под скулами, желточно-желтые тени на влажном лбу, прогоркло-желчная усмешка в сощуренных глазах.

Цветок, что она подарила моей дочери. Хрупкий подарок, хрупкая дарительница, хрупкий прозрачный ребенок^[7].

Падуя далеко за морем. Покой середины пути^[8], ночь, мрак истории^[9] дремлет под луной на Piazza delle Erbe^[10]. Город спит. В подворотнях темных улиц у реки – глаза распутниц вылавливают прелюбодеев. Cinque servizi per cinque franchi^[11]. Темная волна чувства, еще и еще и еще.

Еще. Не надо больше. Темная любовь, темное томление. Не надо больше. Тьма.

Темнеет. Она идет через piazza. Серый вечер спускается на безбрежные шалфейно-зеленые пастбища, молча разливая сумерки и росу. Она следует за матерью угловато-грациозная, кобылица ведет кобылочку. Из серых сумерек медленно выплывают тонкие и изящные бедра, нежная гибкая худенькая шея, изящная и точеная головка. Вечер, покой, тайна..... Эгей! Конюх! Эге-гей!^[12]

Папаша и девочки несутся по склону верхом на санках: султан и его гарем. Низко надвинутые шапки и наглухо застегнутые куртки, пригревшийся на ноге язычок ботинка туго перетянут накрест шнурком, коротенькая юбка натянута на круглые чашечки колен. Белоснежная вспышка: пушинка, снежинка:

Выбегаю из табачной лавки и зову ее. Она останавливается и слушает мои сбивчивые слова об уроках, часах, уроках, часах: и постепенно румянец заливает ее бледные щеки. Нет, нет, не бойтесь!

Mio padre:^[14] в самых простых поступках она необычна. Unde derivatur? Mia figlia ha una grandissima ammirazione per il suo maestro inglese^[15]. Лицо пожилого мужчины, красивое, румяное, с длинными белыми бакенбардами, еврейское лицо поворачивается ко мне, когда мы вместе спускаемся по горному склону. О! Прекрасно сказано: обходительность, доброта, любознательность, прямота, подозрительность, естественность, старческая немощь, высокомерие, откровенность, воспитанность, простодушие, осторожность, страстность, сострадание: прекрасная смесь. Игнатий Лойола, ну, где же ты!^[16]

Сердце томится и тоскует. Крестный путь любви?

Тонкие томные тайные уста: темнокровные моллюски.

Из ночи и ненастья я смотрю туда, на холм, окутанный туманами. Туман повис на унылых деревьях. Свет в спальне. Она собирается в театр. Призраки в зеркале..... Свечи! Свечи!

Моя милая. В полночь, после концерта, поднимаясь по улице Сан-Микеле^[17], ласково нашептываю эти слова. Перестань, Джеймси!^[18] Не ты ли, бродя по ночным дублинским улицам, страстно шептал другое имя?^[19]

Трупы евреев лежат вокруг, гниют в земле своего священного поля.....^[20] Здесь могила ее сородичей, черная плита, безнадежное безмолвие. Меня привел сюда прыщавый Мейсел. Он там за деревьями стоит с покрытой головой у могилы жены, покончившей с собой, и все удивляется, как женщина, которая спала в его постели, могла прийти к такому концу.....^[21] Могила ее сородичей и ее могила: черная плита, безнадежное безмолвие: один шаг. Не умирай!

Она поднимает руки, пытаясь застегнуть сзади черное кисейное платье. Она не может: нет, не может. Она молча пятится ко мне. Я поднимаю руки, чтобы помочь: ее руки падают. Я держу нежные, как паутинка, края платья и, застегивая его, вижу сквозь прорезь черной кисеи гибкое тело в оранжевой рубашке. Бретельки скользят по плечам, рубашка медленно падает: гибкое гладкое голое тело мерцает серебристой чешуей. Рубашка скользит по изящным из гладкого, отшлифованного серебра ягодицам и по бороздке – тускло-серебряная тень..... Пальцы холодные легкие ласковые..... Прикосновение, прикосновение.

Безумное беспомощное слабое дыхание. А ты нагнись и внемли: голос. Воробей под колесницей Джаггернаута^[22] взывает к владыке мира. Прошу тебя, господин Бог, добрый господин Бог! Прощай, большой мир!.......

Aber das ist eine Schweinerei^[23].

Огромные банты на изящных бальных туфельках: шпоры изнеженной птицы.

Дама идет быстро, быстро, быстро..... Чистый воздух на горной дороге. Хмуро просыпается Триест: хмурый солнечный свет на беспорядочно теснящихся крышах, крытых коричневой черепицей черепахоподобных; толпы пустых болтунов в ожидании национального освобождения^[24]. Красавчик встает с постели жены любовника своей жены; темно-синие свирепые глаза хозяйки сверкают, она суетится, снует по дому, сжав в руке стакан уксусной кислоты..... Чистый воздух и тишина на горной дороге, топот копыт. Юная всадница. Гедда! Гедда Габлер!^[25]

Торговцы раскладывают на своих алтарях юные плоды: зеленовато-желтые лимоны, рубиновые вишни, поруганные персики с оборванными листьями. Карета проезжает сквозь ряды, спицы колес ослепительно сверкают. Дорогу! В карете ее отец со своим сыном. У них глаза совиные и мудрость совиная. Совиная мудрость в глазах, они толкуют свое учение Summa contra gentiles^[26].

Она считает, что итальянские джентльмены поделом выдворили Этторе Альбини, критика «Secolo»^[27], из партера за то, что тот не встал, когда оркестр заиграл Королевский гимн. Об этом говорили за ужином. Еще бы! Свою страну любишь, когда знаешь, какая это страна!

Она внемлет: дева весьма благоразумная.

Юбка, приподнятая быстрым движением колена; белое кружево – кайма нижней юбки, приподнятой выше дозволенного; тончайшая паутина чулка. Si pol?^[28]

Тихо наигрываю^[29], напевая томную песенку Джона Дауленда^[30]. Горечь разлуки:^[31] мне тоже горько расставаться. Тот век предо мной. Глаза распахиваются из тьмы желания, затмевают зарю, их мерцающий блеск – блеск нечистот в сточной канаве перед дворцом слюнтяя Джеймса^[32]. Вина янтарные, замирают напевы нежных мелодий, гордая павана, уступчивые знатные дамы в лоджиях^[33], манящие уста, загнившие сифилисные девки, юные жены в объятиях своих соблазнителей, тела, тела.

В пелене сырого весеннего утра над утренним Парижем плывет слабый запах: анис, влажные опилки, горячий хлебный мякиш: и когда я перехожу мост Сен-Мишель, синевато-стальная вешняя вода леденит сердце мое. Она плещется и ласкается к острову, на котором живут люди со времен каменного века...... Ржавый мрак в огромном храме с мерзкой лепниной. Холодно, как в то утро: quia frigus erat^[34]. Там, на ступенях главного придела, обнаженные, словно тело Господне, простерты в тихой молитве священнослужители. Невидимый голос парит, читая нараспев из Осии. Наес dicit Dominus: in tribulatione sua mane consurgent ad me. Venite et revertumur ad Dominum.....^[35] Она стоит рядом со мной, бледная и озябшая, окутанная тенями темного как грех нефа, тонкий локоть ее возле моей руки. Ее тело еще помнит трепет того сырого, затянутого туманом утра, торопливые факелы, жестокие глаза^[36]. Ее душа полна печали, она дрожит и вот-вот заплачет. Не плачь по мне, о дщерь Иерусалимская!

Я растолковываю Шекспира понятливому Триесту: Гамлет, вещаю я, который изысканно вежлив со знатными и простолюдинами, груб только с Полонием. Разуверившийся идеалист, он, возможно, видит в родителях своей возлюбленной лишь жалкую попытку природы воспроизвести ее образ............ Неужели не замечали?^[37]

Она идет впереди меня по коридору, и медленно рассыпается темный узел волос. Медленный водопад волос. Она чиста и идет впереди, простая и гордая. Так шла она у Данте, простая и гордая, и так, не запятнанная кровью и насилием, дочь Ченчи, Беатриче^[38], шла к своей смерти:

Горничная говорит, что ее пришлось немедленно отвести в больницу, poveretta^[40], что она очень, очень страдала, poveretta, это очень серьезно..... Я ухожу из ее опустевшего дома. Слезы подступают к горлу. Нет! Этого не может быть, так сразу, ни слова, ни взгляда. Нет, нет! Мое дурацкое счастье не подведет меня!

Оперировали. Нож хирурга проник в ее внутренности и отдернулся, оставив свежую рваную рану в ее животе. Я вижу глубокие темные страдальческие глаза, красивые, как глаза антилопы. Страшная рана? Похотливый Бог!

И снова в своем кресле у окна, счастливые слова на устах, счастливый смех. Птичка щебечет после бури, счастлива, глупенькая, что упорхнула из когтей припадочного владыки и жизнедавца, щебечет счастливо, щебечет и счастливо чирикает.

Она говорит, что будь «Портрет художника» откровенен лишь ради откровенности^[41], она спросила бы, почему я дал ей прочесть его. Конечно, вы спросили бы! Дама ученая.

Вся в черном – у телефона. Робкий смех, слезы, робкие гаснущие слова... Palrerò colla mamma...^[42] Цып, цып! Цып, цып! Черная курочка-молодка испугалась: семенит, останавливается, всхлипывает: где мама, дородная курица.

Галерка в опере. Стены в подтеках сочатся испарениями. Бесформенная груда тел сливается в симфонии запахов: кислая вонь подмышек, высосанные апельсины, затхлые притирания, едкая моча, серное дыхание чесночных ужинов, газы, пряные духи, наглый пот созревших для замужества и замужних женщин, вонь мужчин....... Весь вечер я смотрел на нее, всю ночь я буду видеть ее: высокая прическа, и оливковое овальное лицо, и бесстрастные бархатные глаза. Зеленая лента в волосах и вышитое зеленой нитью платье: цвет надежды плодородия пышной травы, этих могильных волос.

Мои мольбы: холодные гладкие камни, погружающиеся в омут.

Эти бледные бесстрастные пальцы касались страниц, отвратительных и прекрасных^[43], на которых позор мой будет гореть вечно. Бледные бесстрастные непорочные пальцы. Неужто они никогда не грешили?

Тело ее не пахнет: цветок без запаха^[44].

Лестница. Холодная хрупкая рука: робость, молчание: темные, полные истомы глаза: тоска.

Кольца серого пара над пустошью. Лицо ее, такое мертвое и мрачное! Влажные спутанные волосы. Ее губы нежно прижимаются, я чувствую, как она вздыхает. Поцеловала.

Голос мой тонет в эхе слов, так тонул в отдающихся эхом холмах полный мудрости и тоски голос Предвечного, звавшего Авраама^[45]. Она откидывается на подушки: одалиска в роскошном полумраке. Я растворяюсь в ней: и душа моя струит, и льет, и извергает жидкое и обильное семя во влажный теплый податливо призывный покой ее женственности..... Теперь бери ее, кто хочет!.....^[46]

Выйдя из дома Ралли^[47], я увидел ее, она подавала милостыню слепому. Я здороваюсь, мое приветствие застает ее врасплох, она отворачивается и прячет черные глаза василиска. E col suo vedere attosca l'uomo quando lo vede^[48]. Благодарю, мессер Брунетто, хорошо сказано.

Постилают мне под ноги ковры для Сына Человеческого^[49]. Ожидают, когда я войду. Она стоит в золотистом сумраке зала, холодно, на покатые плечи накинут плед; я останавливаюсь, ищу взглядом, она холодно кивает мне, проходит вверх по лестнице, искоса метнув в меня ядовитый взгляд.

Гостиная, дешевая, мятая гороховая занавеска. Узкая парижская комната. Только что здесь лежала парикмахерша. Я поцеловал ее чулок и край темно-ржавой пыльной юбки. Это другое. Она. Гогарти пришел вчера познакомиться. На самом деле из-за «Улисса». Символ совести... Значит, Ирландия?^[50] А муж? Расхаживает по коридору в мягких туфлях или играет в шахматы с самим собой^[51]. Зачем нас здесь оставили? Парикмахерша только что лежала тут, зажимая мою голову между бугристыми коленями...... Символ моего народа. Слушайте! Рухнул вечный мрак. Слушайте!^[52]

– Я не убежден, что подобная деятельность духа или тела может быть названа нездоровой –

Она говорит. Слабый голос из-за холодных звезд. Голос мудрости. Говори! О, говори, надели меня мудростью! Я никогда не слышал этого голоса.

Извиваясь змеей, она приближается ко мне в мятой гостиной. Я не могу ни двигаться, ни говорить. Мне не скрыться от этой звездной плоти. Мудрость прелюбодеяния. Нет. Я уйду. Уйду.

– Джим, милый! —

Нежные жадные губы целуют мою левую подмышку: поцелуй проникает в мою горящую кровь. Горю! Съеживаюсь, как горящий лист! Жало пламени вырывается из-под моей правой подмышки. Звездная змея поцеловала меня: холодная змея в ночи. Я погиб!

– Нора!^[53] —

Ян Питерс Свелинк^[54]. От странного имени старого голландского музыканта становится странной и далекой всякая красота. Я слышу его вариации для клавикордов на старый мотив: Молодость проходит. В смутном тумане старых звуков появляется точечка света: вот-вот заговорит душа. Молодость проходит. Конец настал. Этого никогда не будет. И ты это знаешь. И что? Пиши об этом, черт тебя подери, пиши! На что же еще ты годен?

«Почему?»

«Потому что в противном случае я не смогла бы вас видеть». Скольжение – пространство – века – лиственный водопад звезд и убывающие небеса – безмолвие – безнадежное безмолвие – безмолвие исчезновения – в ее голос.

Non hune sed Barabbam!^[55]

Запустение. Голые стены. Стылый дневной свет. Длинный черный рояль: мертвая музыка. Дамская шляпка, алый цветок на полях и зонтик, сложенный. Ее герб: шлем, червлень и тупое копье на щите, вороном^[56].

Посылка: любишь меня, люби мой зонтик.

Примечания

1

Эмануэль Сведенборг (1688—1772) – шведский ученый-натуралист, мистик, теософ.

(обратно)

2

Псевдо-Ареопагит – имеется в виду первый афинский епископ Дионисий Ареопагит. Ему приписывалось отвергнутое еще в период Возрождения авторство ряда теологических сочинений (I в. н.э.).

(обратно)

3

Мигель де Молинос (1628—1696) – испанский мистик и аскет, основоположник квиетизма, религиозно-этического учения, проповедующего мистически созерцательное отношение к миру, пассивность, полное подчинение божественной воле.

(обратно)

4

Иоахим Аббас (1145—1202) – итальянский теолог.

(обратно)

5

Какая культура! (итал.)

(обратно)

6

Верчелли – город на северо-западе Италии.

(обратно)

7

Парафраза стихотворения Джойса «Цветок, подаренный моей дочери», написанного в Триесте в 1913 г. Имеется в виду дочь Джойса, Лючия.

(обратно)

8

У Джойса – игра слов: middle age – и возраст творческой зрелости, и ассоциация с the Middle Ages – средние века.

(обратно)

9

В «Улиссе» этот образ получит дальнейшее развитие. История станет «кошмаром», от которого один из героев романа, Стивен Дедалус, будет пытаться пробудиться.

(обратно)

10

Пьяцца дель Эрбе – рыночная площадь в Падуе.

(обратно)

11

Пять услуг за пять франков (итал.).

(обратно)

12

«Эгей! Эге-гей!» – возгласы Марчелло и Гамлета, когда они ищут друг друга в сцене с Призраком.

(обратно)

13

Слегка измененные строчки из стихотворения английского поэта-сентименталиста Уильяма Каупера (1731—1800) «Джон Гилпин».

(обратно)

14

Отец мой (итал).

(обратно)

15

Откуда бы это? (лат.). Дочь моя восторгается своим учителем английского языка (итал.).

(обратно)

16

В «Улиссе» Стивен Дедалус также обращается за помощью к Лойоле в девятом эпизоде, «Сцилла и Харибда», когда выстраивает свою хитроумную схоластическую теорию творчества и жизни Шекспира.

(обратно)

17

На улице Сан-Микеле в Триесте жила Амалия Поппер.

(обратно)

18

Прямое указание, что происходящее относится к самому Джойсу.

(обратно)

19

Имеется в виду жена Джойса, Нора Барнакль.

(обратно)

20

Имеется в виду еврейское кладбище (Cimitero israelitico) в Триесте.

(обратно)

21

Жена некоего Филиппо Мейсела, Ада Хирш Мейсел, покончила жизнь самоубийством 20 октября 1911 г.

(обратно)

22

Джаггернаут, или, правильнее, Джаганнахта («владыка мира»), в индуистской мифологии особая форма Вишну-Кришны. Из двадцати четырех праздников в честь Джаггернаута особенно большое число богомольцев привлекает Ратхаятра – шествие колесницы. Многие в экстазе бросаются под колесницу и погибают.

(обратно)

23

Ведь это же свинство! (нем.)

(обратно)

24

Джойс всегда очень резко отзывался о позерстве и фальшивой фразе, особенно в политике.

(обратно)

25

Гедда Габлер – героиня одноименной драмы Г. Ибсена (1828– 1906). Для Джойса – символ молодости, порыва.

(обратно)

26

«Сумма против язычников» (лат.). Известный труд средневекового философа и теолога Фомы Аквинского (1225?—1274). Так Джойс здесь называет талмуд, иронически намекая на «неистинное» (языческое) вероисповедание евреев.

(обратно)

27

Этторе Альбини (1869—1954) – музыкальный критик римской социалистической газеты «Аванти!». Джойс его ошибочно называет критиком туринской газеты «Секоло»: «Secolo» —век (итал.). Регулярно выступал со статьями, осуждающими монархию, национализм, а в 40-е годы – фашизм. Джойс описывает случай, происшедший 17 декабря 1911 г. на концерте в «Ла Скала», который давался в пользу итальянского Красного Креста и семей солдат, убитых или раненых в Ливии. Когда заиграли гимн, Альбини демонстративно остался сидеть, тем самым выразив свой протест против колониальных войн, которые в это время вела Италия.

(обратно)

28

Правильнее: Si puo? – Позвольте? (итал.) – первые слова пролога к опере Э. Леонкавалло (1857—1919) «Паяцы» (1892). Это слово произносит паяц Тонио. Для Джойса такая аллюзия – способ иронического снижения собственного образа – образа влюбленного Джойса.

(обратно)

29

Известно увлечение самого Джойса музыкой, у него был превосходный тенор. В Ирландии, даже когда он стал известным писателем, его продолжали считать певцом. Свой поэтический цикл «Камерная музыка» он попросил положить на музыку и очень любил сам исполнять эти песни, напоминавшие небольшие арии елизаветинской эпохи.

(обратно)

30

Джон Дауленд (1563?—1626) – английский лютнист и композитор.

(обратно)

31

Так назывались в эпоху Возрождения прощальные песни.

(обратно)

32

Имеется в виду король Джеймс (или Яков) Стюарт (1566, прав. 1603—1625). Его правление связывают с угасанием духа Возрождения. Джойс называет его «слюнтяем», намекая на его крайне нерешительную и противоречивую внешнюю и внутреннюю политику.

(обратно)

33

Имеются в виду лоджии Ковент-Гардена, площади в Лондоне, построенные в 1630 г. архитектором Иниго Джонсом.

(обратно)

34

Потому что было холодно (лат.). Цитата из Евангелия от Иоанна (18, 18): «Между тем рабы и служители, разведя огонь, потому что было холодно, стояли и грелись».

(обратно)

35

Так говорит Господь: «В скорби своей они с раннего утра будут искать Меня и говорить: „пойдем и возвратимся к Господу!..“ (лат.). (Книга пророка Осии, 6,1). Здесь описывается месса в Страстную Пятницу.

(обратно)

36

Ассоциативно Джойс описывает сцену предательства Иисуса: «И тотчас, как он еще говорил, приходит Иуда, один из двенадцати, и с ним множество народа с мечами и кольями...» (Еванг. от Марка, 14, 43).

(обратно)

37

Лекции о Шекспире Джойс читал в Триесте с 4 ноября 1912 г. по 10 февраля 1913 г. Лекции носили «психоаналитический» характер. Правда, сам Джойс всегда отмечал, что Фрейд не оказал на него никакого влияния, а его собственные психоаналитические штудии не больше чем «игра ума».

(обратно)

38

Имеются в виду Беатриче – героиня Данте и другая Беатриче, героиня пьесы Шелли (1792—1822) «Ченчи» (1819). Мстя за совершенное над ней насилие, Беатриче убила своего отца, тирана Ченчи. Власти приговорили ее к смерти.

(обратно)

39

Реплика Беатриче в пьесе Шелли «Ченчи».

(обратно)

40

Бедняжка (гол.).

(обратно)

41

Видимо, ученица Джойса читала третью главу «Портрета», которая была перепечатана на машинке в июне 1914 г.

(обратно)

42

Поговори с мамой (итал.).

(обратно)

43

По-видимому, парафраза реплики ведьм в первой сцене «Макбета» Шекспира: «Прекрасное – отвратительно, и отвратительное – прекрасно».

(обратно)

44

Видимо, образ навеян строчкой из 130-го сонета Шекспира: «А тело пахнет так, как пахнет тело» (пер. С. Я. Маршака).

(обратно)

45

Имеются в виду мистические беседы Авраама с Богом (Книга Бытия, гл. XII—XXV).

(обратно)

46

Этот отрывок в несколько измененном виде встречается в «Портрете» и в пьесе «Изгнанники».

(обратно)

47

Барон Амброджо Ралли (1878—1938) – знатный горожанин Триеста, владелец дворца на пьяцца Скорола.

(обратно)

48

Одно ее лицезрение отравляет смотрящего на нее (итал.) – фраза из произведения итальянского писателя Брунетто Латини (ок. 1220 – ок. 1294) «Книга сокровищ» (изд. 1863), которая считается трехтомной энциклопедией средневековых знаний. В ней Латини пишет о том, сколь опасен взгляд василиска.

(обратно)

49

Ироническая парафраза описания въезда Иисуса в Иерусалим: «Многие же постилали одежды свои по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге. И предшествовавшие и сопровождавшие восклицали: осанна! благословен грядущий во имя Господне!» (Еванг. от Марка, 11, 8—9).

(обратно)

50

Оливер Джон Гогарти (1878—1957) – ирландский поэт, известный дублинский врач, друг Джойса, послуживший прототипом Бака Маллигана в «Улиссе».

(обратно)

51

Имеется в виду и муж Амалии Поппер, и один из героев «Улисса» – Леопольд Блум, прототипом образа которого послужил, однако, не муж Амалии, которого Джойс не знал, но ее отец, негоциант из Триеста, Леопольд Поппер.

(обратно)

52

Из-за смелости и резкости критики Джойса, его откровенности в изображении интимной жизни человека, дерзости формального эксперимента первые эпизоды «Улисса» сразу же вызвали ожесточенные споры. В отрывке полифонически звучат суждения современников об «Улиссе». За репликами узнаются авторы – У. Б. Йейтс, Дж. Б. Шоу, Т. С. Элиот, считавшие роман честной и гениальной книгой; Р. Олдингтон и Г. Уэллс, не принявшие этого произведения.

(обратно)

53

Имя жены Джойса и героини драмы Г. Ибсена «Кукольный дом».

(обратно)

54

Ян Питерс Свелинк (1562—1621) – нидерландский композитор и органист.

(обратно)

55

Не Его, но Варавву (лат.). Слова евреев, требующих от Пилата освобождения от распятия не Иисуса Христа, но разбойника Вараввы: «Тогда опять закричали все, говоря: не Его, но Варавву. Варавва же был разбойник». (Еванг. от Иоанна, 18, 40).

(обратно)

56

Здесь Джойс описывает герб Шекспира, так как все упомянутые геральдические элементы: шлем, червлень (алый цвет), копье на черном щите – присутствуют в фамильном гербе драматурга.

(обратно)

Оглавление

*

*** Примечания ***