На ху-ху [Михаил Григорьевич Казовский] (fb2) читать онлайн

НА ХУ-ХУ

Многие считают, будто перестройка сделала большинство советских людей несчастными. Будто в СССР хоть и не было нынешних свобод и товаров, но простому человеку жилось легче. И вообще, говорят эти многие, в современной России честный человек сделаться богатым не может.

В доказательство обратного, я поведаю вам одну любопытную историю. Верить в нее или не верить — дело каждого, но готов поклясться, что события, изложенные в ней, совершенно подлинные, ибо мне о них рассказала Дина Леонидовна Пухова, близкая подруга мамы главного героя этого сюжета, а уж Дина Леонидовна (я ее знаю!) врать не будет.

* * *

Колонтеев зашел в вагон и, когда состав вырвался из тоннеля, чтобы переехать Москву-реку, начал свой обычный, тысячу раз повторенный монолог:

— Уважаемые пассажиры, всем — счастливого пути! Предлагаю вашему вниманию шариковые ручки на гелиевой основе. Стоимость одной ручки — пять рублей. Если вы покупаете две ручки за десять, третья вам дается бесплатно! У меня в наличии — все цвета. Можно ознакомиться и приобрести…

Кто бы мог подумать, что его, кандидата биологических наук, без пяти минут доктора, некогда стоявшего на пороге открытия мирового масштаба, жизнь заставит торговать ручками в метро! Десять лет назад он и сам не поверил бы. А теперь торгует — и ничего, привык. В месяц набегает до пяти тысяч рублей. Это больше, чем имеют профессора в тех НИИ, что еще не закрылись.

Десять лет назад Павел Александрович изобрел, как бороться с африканской ху-лихорадкой. Он открыл, что мухи ху-ху, переносчики заразы, под воздействием бета-излучения начинают мутировать, превращаясь в безобидных бабочек. Для дальнейших работ государственный НИИ, где работал Колонтеев, закупил в Африке двести тысяч ху-ху. Но как раз начался развал Союза, и контейнер с мухами две недели простоял на таможне аэропорта, в результате чего насекомые передохли. А валюты на новый контейнер выделить уже не смогли. Да и сам НИИ вскоре отошел в мир иной вслед за мухами. Павел Александрович попытался преподавать, но когда ему задолжали деньги за семестр прочитанных им лекций, он ушел в репетиторы. Тут его, кустаря-надомника, поприжала репетиторская мафия, не терпевшая конкуренции. Не поладив с мафией, он ударился в уличные продавцы…

Ручки сегодня шли неважно. Многие торговцы, нынешние коллеги Колонтеева, брались за продажу синтетических китайских карандашей или чешских перчаток из латекса. Но у Павла Александровича вкусы были консервативные, он всегда с трудом перестраивался — в жизни и в работе…

Сел на лавочку станции метро «Дмитровская», чтобы передохнуть и перекусить парой бутербродов, сделанных его мамой. (Колонтеев жил вдвоем с мамой-пенсионеркой, разведясь с женой около пяти лет назад.) Не успел развернуть фольгу, как услышал голос давнего знакомца — дяди Саши:

— Что, офеня, и тебе сегодня счастье не катит?

Дядя Саша ездил по вагонам в инвалидной коляске и, одетый в камуфляжную форму, демонстрировал культяшку вместо ноги — представляясь воином-интернационалистом. А на самом деле он когда-то по пьянке просто загремел под трамвай.

— Да, не катит, — грустно подтвердил Колонтеев. — Бутерброд хотите?

— Что ж, не откажусь.

Оба зажевали со вкусом.

— Я с тобой общаюсь давно, ты хороший парень, — заявил дядя Саша, — угостить калеку не брезгуешь. И за это я хочу тебе подарить заговоренный револьвер.

Павел Александрович удивился:

— Револьвер? Заговоренный? Как сие понять?

Инвалид объяснил:

— Кореш мой, Витька Чесноков, настоящий афганец — форма, что на мне, от него досталась — перед смертью мне отдал. Говорил, оружие ему преподнес афганский колдун. Ты, говорил, не смотри, что он пластмассовый и как будто игрушечный. И игрушечное оружие может раз пульнуть на самом деле. Револьвер волшебный потому, что, убив кого-то, ты сухим выйдешь из воды. Дескать, ни суда и ни следствия — кум королю.

— Ерунда какая-то, — произнес Колонтеев. — Быть того не может. И потом револьвер мне вообще не нужен. Я не собираюсь никого убивать.

Дядя Саша обиделся:

— Я ж от чистого сердца, дурик. От себя отрываю, можно сказать. Сам хотел шлепнуть своего бывшего мастера с завода — вот уж сука, доложу я тебе! — да его и без меня в потасовке пришили. Больше ни на кого зуба не имею. — Расстегнул кобуру, находившуюся у него на ремне, и достал пластмассовый револьвер марки Смит и Вессен. — Во, гляди: словно натуральный.

В самом деле, кольт смотрелся очень убедительно. Именно такими пользуются ковбои в популярных вестернах. Дядя Саша мрачно пригрозил:

— Не возьмешь — я тебя уважать перестану, никогда больше твоего бутерброда не кусну, понял?

Павел Александрович возражать не стал, но, беря оружие, поблагодарил с неохотцей. И подумал при этом: «Ладно, так и быть, сделаю человеку приятное, а потом выброшу». Сунул кольт в сумку между ручек и забыл.

Дома вспомнил и заулыбался: «Выдумает тоже! Из игрушки убивать человека. Если убивает — значит, не игрушка. Если же игрушка — не убивает». Выудил револьвер, рассмотрел как следует. Копия была удивительная, внешне не отличишь. Колонтеев щелкнул держателем барабана и увидел внутри один патрон. Вытряхнул его на ладонь. Тот блестел очень убедительно. А на капсюле было выбито: «Made in China». «А-а, китайская подделка, — усмехнулся прежний ученый. — Всё фальшивое — инвалид-афганец, револьвер, патрон… Но выкидывать жалко — больно уж красивая штучка».

Тут зашла мама Колонтеева — Октябрина Савельевна — и, увидев ствол, сразу испугалась:

— Господи Иисусе! Павлик, детка, это что такое?

Сын ответил серьезно:

— Разве ты не видишь? Пушка. Приобрел по случаю.

— Да зачем тебе эта гадость, дорогой?

— Кое с кем посчитаться. Ольгу завалю.

Мама ахнула. Чувство юмора ей нередко изменяло, хоть она и была интеллигенткой в третьем поколении, а до пенсии работала участковым педиатром.

— Павлик, Павлик, ты сошел с ума, — стала увещевать сына Октябрина Савельевна. — Разве можно отнимать жизнь у человека? Даже если человек — Ольга?

Отношения бывшей супруги Колонтеева со своей свекровью складывались плохо. Маме с самого начала казалось, что молодожены — не пара. И, наверное, это было близко к истине, так как 30-летний (тогда) кандидат наук и 20-летняя (тогда) буфетчица их НИИ странно монтировались друг с другом. Но любовь, как говорится, не картошка, и ученый втрескался в юное создание оголтело. Он считал Ольгу совершенством, эталоном непорочности, нравственного и умственного целомудрия, а она с интересом внимала его выспренним речам. Кстати, тут нелишне упомянуть, что фигуристая девица пользовалась у мужской части института оглушительной популярностью, многие пытались ее соблазнить, но отправиться в загс предлагали только двое — Павел Александрович и его коллега — аспирант Кавнюк. Ольга предпочла Колонтеева только потому, что фамилия второго претендента ей не нравилась. А иных аргументов у нее не было.

Прожили они три с половиной года, два из которых юная жена совершенно извела благоверного постоянными обвинениями в неумении жить. «Вон тебе полгода за лекции не платят, а у Кавнюка теперь собственная фирма по борьбе с тараканами», — говорила она. Как-то, обозлясь, Павел Александрович выпалил: «Ну и отправляйся к своему Кавнюку!» Ольга расценила, что совет здравый, и сошлась с аспирантом, ставшим генеральным директором ЗАО «Интердихлофос». Ныне ездит на джипе «Чероки» и возводит в Подмосковье 3-этажную дачу с бассейном. А к фамилии Кавнюк притерпелась.

— Мама, пошутил я, — отозвался великовозрастный отпрыск, пряча револьвер. — Он не настоящий, а игрушечный. Мне его подарили как сувенир.

Октябрина Савельевна не поверила:

— Не обманывай меня, Павлик. Ты смотрел на него совершенно не так, как на сувенир. Я заметила. У тебя в глазах был зловещий блеск.

— Перестань, пожалуйста. Ну, кого я могу убить, если б кольт оказался не из пластмассы? Никого, кроме мухи ху-ху. Да и ту пожалел бы, чтобы провести с ней опыт по мутации.

Покачав головой, родительница сказала:

— Тот, кто мухи не обидит, при стечении обстоятельств делается маньяком. А игрушечный пистолет иногда стреляет, как настоящий.

Вздрогнув, Колонтеев воскликнул:

— Что ты говоришь?!

Но она уже повернулась и вышла из комнаты.

Павел Александрович, проводив ее взглядом, вдруг подумал со сладким ужасом: «А действительно, почему бы не разделаться кое с кем, если без последствий?» Он прилег на диван и, задрав ноги на его спинку, начал фантазировать. Нет, конечно, Ольгу убивать ему горько. Может, Кавнюка? Неплохая мысль. Или лучше кого-нибудь помасштабнее? Например, Чубайса? Или же Гайдара. Ведь они виноваты в том, что НИИ закрылся. Впрочем, не они, а Ельцин. Или Горбачев. Развалили Союз, всё перекорежили… Но стрелять в Горбачева или Ельцина не хотелось уже совсем. Стало быть, Кавнюк? Подстеречь у дома и, когда он будет садиться в «Мерседес», между глаз всадить пулю. Да, заманчиво… Но, наверное, как у каждого порядочного нового русского, у теперешнего мужа Ольги — с двух сторон охрана? Два громилы? Изобьют в ответ или даже пристрелят. Неохота из-за Кавнюка расставаться с жизнью…

Не придя ни к какому выводу, Колонтеев уснул. Верно говорила его экс-жена: вялый, безынициативный, тряпка и тюфяк.

Так ничем и не кончилась бы эта петрушка, если бы однажды продавец гелиевых ручек не столкнулся на улице со своим однокашником Славкой Зобовым. Тот увидел Павла Александровича из окна «BMW» и как закричит:

— Пашка, блин, ты ли это, падла?

— Славка, ты, засранец?

— Ну, а кто же! — гордо согласился старый друг.

Влез из машины, и они обнялись.

— Сколько лет, сколько зим! — радовался Зобов. — Думаешь, забыл, как давал мне списывать контрольные? Благодарен тебе по гроб жизни. И вообще школьные деньки были радостные — вспоминать приятно. Нашу встречу надо отметить. Ты свободен?

— Совершенно. Только у меня со средствами туговато.

— Э-э, нашел о чем думать! Я угощаю! На хорошего человека тратить не жалко.

Колонтеев влез к нему в «BMW», и они рванули в ресторан казино «Смарагд». Зобова здесь приняли как родного, и неистовый свет уважения заодно пролился и на Павла Александровича. Он спросил вполголоса:

— Слав, а кто ты теперь? Бизнесмен?

Однокашник ответил загадочно:

— Вроде этого. Индивидуальное частное предприятие. По уборке города.

— Дворник, что ли?

— Не совсем, но схоже.

Сели, сделали заказ и со смаком дернули коньяку. Колонтеев налегал на корейку, осетрину и черную икру, вкус которой почти забыл с перестроечных времен. А потом были шашлыки и еще много-много выпивки. Окосевший ученый жаловался на жизнь, на изменщицу-Ольгу и на пассажиров метро, плохо покупающих гелиевые ручки.

— Нет, я понимаю: объективные законы развития общества, и Советская власть была обречена. Но обидно до чертиков! Потому что капитализм — он не мой. Здесь же надо превратиться в хищника — драться, кусаться, если надо — шагать по трупам. У меня не выходит. Подарили заговоренный револьвер, а и то сделать трупом никого не могу.

Зобов оживился:

— Это как — заговоренный?

Павел Александрович вразумил. Однокашник навалился грудью на край стола, выпучил глаза и проговорил с жаром:

— Слышь, продай мне его. Падлой буду, пять кусков заплачу.

— Пять кусков чего? — спьяну недопонял приятель.

— Баксов, чего ж еще! Пять тыщ зелени!

Колонтеев сразу протрезвел и ответил:

— Издеваешься? За такую ценность — пять тысяч? Меньше, чем за пятьдесят не отдам.

— Но тебе ж его подарили!

— Ну и что?

Славка разозлился:

— Сволочь, жмот. А еще заливал, что не хищник. Самый настоящий волчара и есть.

— А зачем тебе револьвер? — проявил любопытство продавец ручек.

— По работе надо!

— Разве кольтами чистят город?

— Ну, а то! Убираем кой-кого помаленьку.

Выпив рюмку, Колонтеев осведомился:

— Ты, выходит, киллер?

— Тс-с, чего орешь! — помолчав, Зобов сообщил: — Понимаешь, заказали мне одного… И не знаю, как подступиться. А с твоим «Смит и Вессеном» будет проще.

Павел Александрович тяжело вздохнул:

— Ладно, так и быть. Потому как — друзья. Только для тебя — тридцать тысяч.

— Двадцать пять.

— По рукам!

И они, заказа веще коньяку, спрыснули отличную сделку.

На другое утро однокашник появился в квартире Колонтеевых с пластиковым пакетом «Adidas», из которого вытряхнул сверток в белой бумаге. Развернув его, Павел Александрович увидал 100-долларовые купюры, перетянутые резиночкой.

— Двести пятьдесят, как договорились. Пересчитывать будешь?

— Я тебе доверяю, — и достал револьвер.

Славка изучил его аккуратно, профессионально, ничего подозрительно не нашел, но, прощаясь, заметил:

— Если не сработает, падла, замочу.

— Заливаешь? — улыбнулся ученый пришибленно.

— Блин буду — замочу! — и недобро хлопнул за собой дверью.

Колонтеев понял, что убьет обязательно.

Мама всунула голову в комнату и спросила:

— Павлик, это уж не Зобов ли был?

— Да, он самый. — И недлинно осветил ситуацию.

Октябрина Савельевна села:

— Что же ты наделал, сынок? Он кого-то теперь застрелит, а тебя привлекут как торговца оружием.

Павел Александрович щелкнул резинкой на купюрах и ответил горестно:

— Продал за тридцать сребреников. Перестроился, блин!

Между тем, Славка собирался убрать не кого-нибудь, а главу «Интердихлофоса» Кавнюка. Тараканная мафия — та, что выпускала липовые ловушки для тараканов, — возжелала приручить конкурента. Полюбовно договориться не получилось, так как нынешний Ольгин муж отказался продать акции своего ЗАО, и пришлось заказать его Зобову. Славка несколько недель наблюдал за Кавнюком и никак не мог придумать, как избавиться от охранников гендиректора. Устранять всех троих ему не хотелось, но другого способа выдумать он не мог — те сопровождали босса даже по нужде. Но зато револьвер Колонтеева поменял ситуацию: если кольт заговоренный, можно просто подойти и пальнуть — ведь потом ничего не будет. Операцию киллер сам себе назначил на ближайшее утро.

Выпив утренний кофе и поцеловав, по традиции, Ольгу и детей, бывший аспирант в сопровождении двух своих секьюрити вышел из квартиры и, спустившись в лифте, неспеша направился к своему «Мерседесу». Тут из-за угла появился Зобов, вытащил пластмассовое оружие и, прицелившись, хладнокровно выстрелил в голову Кавнюка.

Все оцепенели.

Ольгин муж зашатался и схватился за лоб. Но, не чувствуя боли и не видя крови, устоял на ногах.

В то же самое время два амбала-охранника бросились на Славку, повалили наземь, заломили руки за спину и прилично надавали по морде. Неудачник-убийца сплевывал выбитые зубы и матерился:

— Вы чего, чего, мать вашу так растак? Пошутить нельзя? Револьвер игрушечный!

Бугаи не верили и рычали в ответ:

— Правоохранительные органы разберутся!

Правоохранительные органы, разобравшись, постановили: Зобов — псих, невменяемый, потому что только человек не в себе может утверждать, что его револьвер — волшебный, заговоренный колдуном из Афганистана, и направили на принудлечение в сумасшедший дом.

А зато Колонтеев на полученные деньги приобрел необходимое оборудование и продолжил опыты на мухе ху-ху, выписанной из Африки. Правда, его догадка получила развитие: под воздействием бета-лучей мухи, перестав быть источником заразы, мало того что делались бабочками, но еще и начинали с дикой жадностью пожирать тараканов. Со своим открытием Павел Александрович заявился в «Интердихлофос» к Кавнюку, был привечен, превратился в партнера, и они на двоих открыли новую фирму по уничтожению тараканов способом Колонтеева — «Интерхуху». А когда тараканная мафия все-таки ухлопала Кавнюка, бывший продавец ручек продал ей все свои акции за четыре миллиона долларов и, опять женившись на Ольге, переехал с супругой и ее детьми от Кавнюка, Октябриной Савельевной и дядей Сашей на ПМЖ в Новую Зеландию. Там, как выяснилсось, тоже свирепствуют ху-лихорадка и тараканы, а вот мафии нет.

Словом, все теперь счастливы.

Вечерами, сидя под персиковым деревом, Павел Александрович сладостно потягивает пиво, вспоминает с дядей Сашей подвиги в метро и произносит:

— Нет, ну согласитесь: револьвер-то простой, игрушечный, а не заговоренный. Ведь иначе Зобов шлепнул бы Кавнюка и теперь не сидел бы в «Кащенке».

Дядя Саша не соглашается:

— Это потому, что ты его продал. Я ж тебе не сказал, забыл, что магическая сила действует, только если револьвер дарят. Как я тебе. А иначе — ноль, безделушка, фигня.

— Но, с другой стороны, безделушка поменяла всю нашу жизнь.

— Жаль, что только нашу, а не всей России.

— Ну, на всю Россию заговоренных револьверов не напасешься.

— Путин для России что-нибудь придумает, — убежденно говорит дядя Саша. — Он мужик головастый. Потому что соратник Ельцина.

— Я не сомневаюсь, что придумает, — отвечает Колонтеев задумчиво. — Но уже без нас… Мы здесь как-нибудь и без Путина протянем. На ху-ху.

А закатное солнце, красное, как Советская власть, утопает медленно в сизом океане.

Оглавление

НА ХУ-ХУ