Записки литературного негра [Фотина Морозова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Фотина Морозова Записки литературного негра

1. КАК НАНИМАЮТСЯ В РАБСТВО

Человек, чьи романы выходят под чужими именами, делится своим опытом… Или - антиопытом?


Балконная дверь настежь открыта в лето. Никакой вентиляции: комната и улица - два сообщающихся сосуда, заполненных гарью транспортной загазованности. Страдаю, однако, не от тридцати градусов в тени - сильнее мучит подступающий с ножом к горлу финансовый вопрос. С тех пор, как я бросила надёжную, но малооплачиваемую должность ассистента кафедры патанатомии и ушла на свободные литературные хлеба, заработки имеют свойство то исчезать, то появляться. "Литературная газета" платит неплохо, но материалы мои там печатаются нечасто. Да и, если начистоту, скучновато мне туда писать о феминизме, здравоохранении, мелком бизнесе, судебной системе… Для бульварного изданьица "Знак судьбы" писать статьи о великих мастерах жанра ужасов - не скучно, но за них платят мало. Товарищ Шаккум, с чьей газетой "Социалистическая Россия" я сотрудничала в период шаккумской избирательной кампании, мог бы составить скромный, но регулярный источник дохода - но увы, избирательная кампания кончилась, время радикальных статей - вместе с ней. Муж тяжело работает: по 14 часов в сутки на ногах за лотком православной литературы. Мне мало стирать ему рубашки и готовить ужин, надо вносить свой вклад в семейный бюджет… Но - как?

– Ну почему бы тебе не получить специальность врача-косметолога? - давит мама, недовольная тем, что я сделала "адью" медицине. - Хорошая работа, всё время на людях…

Маму понять можно. Точнее, понять её, нормального человека, легче, чем меня, человека, с любой общественной позиции, ненормального. Как ответственный родитель, она составила для ребёнка, то есть меня, программу-максимум: к тридцати годам дочка должна выйти замуж, иметь детей, каждое летнее воскресенье ездить на дачу, каждый будний день ходить на приличную работу и красоваться в кругу сотрудниц - благополучная, полная (с точки зрения мамы, родившейся в голодный военный год, полнота - синоним здоровья), украшенная золотом с бриллиантами и одетая в пристойный трикотажный костюм. Всё это, с точки зрения мамы, выражается одним словом: "пристроена". Я - не пристроена, так как из перечисленных пунктов выполнила всего один: вышла замуж. К работам, предполагающим ежедневное хождение на работу и пребывание в коллективе, питаю отвращение, вместо дачи летаю по библиотекам и Интернету, вместо семидесяти килограммов вешу пятьдесят четыре, выгляжу так, что в одной и той же одежде меня принимают то за монашку, то за ведьму, то за хиппи. В глубине души я подозреваю, что моя драгоценная мамочка (в молодости, единственная из всего её окружения, увлекавшаяся научной фантастикой) совсем не проста, что такой, какая получилась, я ей нравлюсь гораздо больше, чем если бы совпадала с её идеалом, что она мной гордится по-своему… Но вот что касается заработка, мама - кремень. С семнадцати лет, когда мама пришла работать на завод, она обеспечивала себя полностью и мне того желает. Я и сама понимаю: стыдно, когда в тридцать с лишним человек не в состоянии заработать себе на полноценную жизнь.

Но зачем же косметология? Это - полная капитуляция! Расставшись с кафедрой, которая отнимала совсем немного времени - провалиться в специальность, которая гарантирует массивную еженедельную загруженность? А писать когда? Ведь я и бросила патанатомию, потому что осознала: не могу и дальше разрываться на два фронта. Литература - не работа, но - труд, которым надо заниматься постоянно, прилежно, так же, как ходит на работу типичный клерк. В результате клерковского прилежания явились на свет два романа. Кому я их только ни показывала! Все читают, все хвалят, но почему-то никто не публикует. А тем временем я вынуждена перебиваться со статейки на статейку, а Олег - тоже человек, между прочим, творческий - встаёт в пять утра, приходит поздно вечером, и понемногу забывает, что люди могут заниматься, кроме сна и работы, чем-то ещё… Страшная вещь - зарабатывание денег! А когда нет способа их заработать, и того страшней.

В таком состоянии меня заловило е-мейловое письмо подруги, которая, как и я, отбыла некоторое время назад в свободное литературное плавание, и вроде бы нашла в какой-то гавани тихую пристань. Письмо прямо выдавало секрет: тихая гавань оказалась возможностью за приличные деньги строчить книги, которые выходят под чужими именами. Иными словами, работой литературного негра. В издательстве как раз не хватает авторов, и если бы я только захотела… Откровенно говоря, на эту работу она мне намекала и раньше, но я намёки игнорировала, предпочитая тупо верить в свою литературную звезду. Зато сейчас звёзды сошлись так, что выбирать не приходилось. Я готова была писать что угодно и за кого угодно. Если только сумею…

"Если только сумею", - повторяла я, вгоняя в память мобильника телефон главного редактора издательства, практикующего "чёрный" труд. А вдруг я всё-таки бездарность, и мою писанину хвалили единственно потому, что боялись моего тяжёлого характера? И даже если хватит способностей, смогу ли приспособить свой тягучий, с обилием отступлений и завихрений, стиль к насекомо-стремительному бульварному сюжету? И даже если смогу, выдержу ли дистанцию в пятнадцать авторских листов (по 40 тыс. зн.) - марафонский забег за чужим текстом?

Как это, вообще - писать чужое?

Но что ещё остаётся, когда своё невозможно продать?

– Ужасы? - замахал руками главный редактор "рабовладельческого" издательства, стоило мне честно ответить на вопрос о моих литературных предпочтениях. - Нет, ужасы - это тяжело. Читатель хочет отдохнуть, расслабиться… Нет, ужасы мы печатать не будем… - Придя в себя после тягостного известия, редактор вновь сделался скептически-любезен. - А детективы когда-нибудь писать пробовали?

Стряслась как-то раз такая попытка, но тот детектив на протяжении первых тридцати страниц перерос в нечто столь неудержимо-мрачно-ирреальное, что я с лёгким сердцем сказала:

– Нет.

– Но согласны писать детективы?

– Да.

Детективы - куда ни шло, главное, чтоб не любовные романы, поручили мне как-то серию статеек об авторах (авторессах) любовных романов, долго потом отплеваться не могла, тьфу гадость, переслащённая манная кашка-какашка, нет, детективы - это ещё по-божески.

– Вам придётся писать по синопсису…

– Напишу.

– Объём - шестьсот, ну, в крайнем случае, пятьсот пятьдесят тысяч знаков…

– Сделаю.

– Что-то вы на всё соглашаетесь!

"Естественно. Я же к вам в издательство не с дуба рухнула. Знала, на что иду."

Эту реплику, как понял читатель, пришлось отмочить мысленно. Когда меня расспрашивали о литературных предпочтениях, я ещё находилась от редактора по другую сторону барьера - значит, имела право соткровенничать с ним, как с любым другим малознакомым человеком. Согласившись писать детективы определённого объёма по синопсису, я переступила черту: отныне я - работник, редактор - работодатель. А с работодателем откровенности чреваты неприятностями. С ним надлежит общаться в рамках своих бумажных функций - строго по делу.

Строго по делу, я спросила, могу ли уже сегодня подписать контракт. Сказали, что могу. Препроводили в зальчик, по-зарубежному разделённый полупрозрачными перегородками на отдельные офисные отсеки, и пока в одном из них юрист-девочка со светлым конским хвостом на макушке и командирскими, со множеством подробностей и кнопочек, часами на загорелом запястье, готовила мой контракт, за перегородкой от неё я читала синопсис. Сперва пробовала читать сначала, медленно, вдумчиво, как учебник русского языка для третьего класса. Потом страницы, общим числом штук двадцать, начали перелистываться быстрее. И, наконец, пришлось вернуться к странице номер восемь, чтобы впиться в неё и только в неё.

Общее впечатление? Страшно то, что - никак. Сюжет, основанный на крупных хищениях, не задевал. Обилие оперативно-розыскных подробностей и милицейских званий удручало: создавалось впечатление, что меня пригласили на работу в зоопарке с требованием срочно изучить повадки всех питомцев. Единственное, что здесь, кажется, можно было сделать - изложить нормальным литературным языком содержание, тем более, что язык синопсиса был далёк от литературы. Как, впрочем, и от орфографии. Нормального изложения хватит по уши. Да, конечно, это далеко от писательской работы в принципе, но, может быть, так и надо? Это работа. За неё платят деньги. При чём здесь личный интерес? При чём здесь вдохновение и прочие архитектурные излишества?

Но страница номер восемь - о, эта страница номер восемь! Сквозь неё мельком проступала второстепенная линия: события, происходившие во время второй мировой войны в пыльном городке на границе трёх государств - в регионе, который мне случалось и посещать, и описывать по собственной инициативе. Давние события, вымышленные автором синопсиса, были корявы и нелепы, а поступки героев неправдоподобны с точки зрения общераспространённого здравого смысла - но тем импонировали мне, которая всегда предпочитала чистеньким освещённым улицам тривиальной психики закоулки и лабиринты нелинейного бытия.

"А ведь это можно написать… А ведь это хочется написать!"

И вот забрезжила в тумане чужого милицейского мЫшления точка, вокруг которой начнёт собираться роман: какая-то микроскопическая магнитная зона, притягивающая железные опилки сюжетных подробностей, диалогов, описаний… И когда, этой точки ради, я примирилась с тем, что буду писать не своё и не для себя, подоспел контракт, долженствующий удостоверить, что литературно я отныне не Фотина Морозова, а…

Здесь притормаживаю: довольно деталей! При всём уважении к вам, читатель, вы не узнаете отсюда, ни с каким издательством я сотрудничаю, ни каким именем подписаны мои восемь "чужих" романов (из которых один, по крайней мере, я способна с удовольствием перечитывать), ни каковы мои доходы. Сохранение тайны вписано в контракт. Нет, ну конечно, читатель, одержимый шерлокхолмсьей страстью, способен добыть даже из сети достаточно сведений, чтобы вычислить по крайней мере первые два пункта, и изобличить меня, и припереть к стенке - только зачем? Я не какой-нибудь редкостный экземпляр, и профессию описываю не уникальную. Распространённую профессию. Пройдитесь по улицам, поразглядывайте выложенный на лотки литературный товар - и знайте, что львиная доля этих произведений написана собратьями по "чернокожему" цеху. И увлекательные строки, которые, быть может, вы вчера пробегали глазами, стараясь добраться до развязки поскорей, продиктованы не своенравной музой, а синопсисом…

 Oпубликовано: 25.08.06

2. ЗАЧЕМ И КОМУ ЭТО НУЖНО

Литературный негр размышляет о том, почему эта странная профессия оказалась востребована, и продолжает делиться секретами кухни.


Ну, а почему бы не делать всё честно? То, что меня в моём издательстве называют одним из лучших авторов, свидетельствует о том, что в нём обретаются ещё по меньшей мере три человека, способные писать так, что другим это интересно читать. Была бы, допустим, я издателем, собрала бы их и сказала: "Ребята, коллеги, друзья! Пишите от себя что угодно - только не хуже, чем писали за других. Я на вас надеюсь. Вы талантливы". Написали бы! И я бы их издала…

И издательство, вероятно, прогорело бы.

Это не значит, что тексты были бы плохи: не сомневаюсь, они бы оказались ближе к искусству, чем вся ранее напечатанная под чужими именами продукция. Но там, где речь идёт о массовых продажах, искусства-то как раз и не нужно. Искусство (ура! - и увы…) - разновидность творчества. А если исходить из того, что "творчество - это деятельность, порождающая нечто, качественно новое, никогда ранее не бывавшее", то массовый читатель скорее готов принять стрихнин, чем какую-либо разновидность книжной продукции, подпадающей под это определение. Чтобы получать удовольствие от новизны в искусстве, требуется уделять ему время - требуется, следовательно, располагать свободным временем. А его-то обычно и нет. Современный клерк загружен больше, чем раб в Древнем Риме. Причём, помимо работы, надо уделять внимание супруге/гу, детям, родителям, время от времени ходить по магазинам, зачастую - копать землю на дачном участке… Привычная, рутинная, с опознаваемыми ориентирами, колея. И для попадающих в поле зрения артефактов, представляющих искусство, важна опознаваемость. Похожесть на другие образцы - с нерадикальными, но милыми отличиями, которые заставляют всё же предпочесть одни артефакты другим: одни сериалы - другим сериалам, одни любовные романы - другим любовным романам, одни детективы - другим детективам…

Не подумайте только, что я с некоей элитарной высоты (скорее всего, мнимой) издеваюсь над массовым читателем! Во-первых, я считаю, что когда для людей, которые не занимаются искусством, оно стоит далеко не на первом месте - это правильно: на первом месте и должна стоять жизнь. Во-вторых, разве повернётся язык упрекнуть того, кто после изнурительного рабочего дня включает примитивную музычку или, завалившись на диван, полистывает элементарный детектив? Но от ситуации массового спроса на массовые произведения я не в восторге. Да, она является статистической нормой - но, как выражался мой ныне покойный друг, психотерапевт Рейнальдо Перес Ловелле, "“хорошо” и “нормально” - слова во всех языках разные". Логично будет сказать просто: так оно есть. Таково положение вещей, вынуждающее издательства вести определённую политику.

Поэтому вступает в действие такое хитроумное понятие, как ПРОЕКТ.

"Проект" - это бригада незримых авторов, объединённых именем Писателя: заглавная буква здесь - не символ супергениальности, а знак того, что название профессии употреблено как замена фамилии. Почему не один автор, а целая бригада? Ну так, чисто арифметически, несколько литнегров в единицу времени способны написать больше книг, чем один-разъединственный литнегр. А от количества книг, выпущенных под раскрученным именем, зависят доходы издательства. Купив две-три книги Писателя, читатель привыкает к имени и встречает с распростёртыми объятиями всё, что под ним выходит.

Иногда человек, именем которого назван проект, на самом деле не существует; чаще всего существует, правда, ничего не пишет, кроме, в лучшем случае, синопсисов. Всё же и он выполняет свою часть общего задания: ему назначено играть роль себя. Создавать образ, привлекательный для читателей. Писатель обязан быть оснащён биографией, затрагивающей чувствительные струнки большинства, воплощающей определённый человеческий тип и т.п. Оснащён семейными связями, любимым домом, любимым садом-огородом, любимыми домашними животными: чтобы было о чём поговорить с интервьюерами! Можно, конечно, поговорить и о собственном творчестве, но для этой скудной темы довольно половины газетной колонки.

Что касается моего Писателя, он, по крайней мере, ведёт себя достойно. Заполонив своими (то есть нашего проекта) книгами все сплошь лотки, на телеэкранах, тем не менее, не мелькает, широкомасштабных интервью не даёт, не фотографируется ни с политиками, ни со сладкими кошечками-собачками. Синопсисы пишет сам. Правда, качество синопсисов таково, что за них я ему не скажу спасибо, но об этом позже… Нас не знакомили, но у меня есть номер его мобильника, и в случае чего (да, в общем, и без случая чего), могу позвонить, поболтать. Но - неловко как-то. Набрать номер, сказать: "Здрасьте, я ваш литературный негр"? Может быть, мы когда-нибудь и встретимся - не исключено. Если это случится, встреча пройдёт мирно, мягко и даже с юмором. Я не испытываю к Писателю неприязни - с чего бы? Он получил от меня, что хотел - также и я.

Не всегда взаимоотношения между Писателем и его негром столь механистично-финансовы - и не всем правит магическое слово "проект". Известен мне случай, когда Писателем оказался молодой бизнесмен, человек вполне состоявшийся во всём, за исключением литературы, куда его тянуло с детства. К сожалению, бизнесмен лишён дара слова - зато сюжетами, основанными на суровом знании жизни, буквально фонтанирует. С этими сюжетами он отправился в издательство, готовый приплатить, сколько попросят, за то, чтобы их реализовали. В издательстве его не стали раскручивать до степени проекта (почему одних ненастоящих авторов раскручивают, других нет, честно признаюсь, не знаю, должно быть, зависит от суммы, которую они готовы выделить на раскрутку), однако книги под его именем выходят. И пользуются спросом. Написанные женщиной, у которой творческие дела обстоят с точностью до наоборот: сюжеты её посещают нечасто, из-за чего она всегда любила соавторство, зато стиль отличный, где надо - напряжённо-шероховатый, где надо - летит гладко, как санки с хорошо прокатанной зимней горки. С этой женщиной Писатель-бизнесмен лично познакомился, подружился, выразил своё восхищение: она сотворила романы по его сюжетам тютелька в тютельку, как он их представлял! Словом, эти двое вошли в резонанс. Они и впрямь составляют вместе одного писателя. Добавить ли в этот и без того уж неправдоподобно-радужный флакон то обстоятельство, что у обоих до сих пор не слишком удачно складывалась личная жизнь? Подмешать ли совпадение интересов? И намёк на возможность счастья?

Такое коммерчески успешное соитие разных, но однонаправленных талантов - большая редкость, если не уникум. Как правило, труд литературного негра включает в себя холодно-расчётливое отношение к делу. И если с собственным произведением иногда жаль расставаться - то, как бы ни был увлекателен заказной роман, впереди всё равно маячит светлая цель, которой, точно финишной ленточки, нужно достигнуть с максимальной скоростью. В одних издательствах светлая цель сводится к 15 а.л., в других - всего к 10, но факт остаётся фактом: чем скорее эти 10-15 а.л. напишешь, тем скорее получишь гонорар. А потому - как радуется олень, приникший к источнику вод, как радовался средневековый переписчик, завершив последнюю страницу рукописи прекрасным готическим почерком, так радуется литературный негр, сбросив готовый текст на дискету.

Потому что чужое - это не своё. И никогда им не станет.

 Oпубликовано: 03.09.06

3. ПОЭМА О ГЕРОЯХ

Почему образы главных героев "романов с продолжением" так часто бывают ходульны, бесцветны, неправдоподобны?


Коль скоро речь идёт о целой серии романов, у неё, как правило, есть главный герой… в моём случае, назовём его майором Пронюшкиным. Итак, майор Пронюшкин не вчера на свет появился. До того, как угодить в мои ласковые руки, он имел дело с добрым десятком авторов, совершил немало подвигов на поле защиты правопорядка и оброс изрядным количеством друзей и врагов, переходящих из романа в роман. Такое положение вещей для литературных негров, которые не читали всех предшествующих романов (а кто их читал в таком количестве, спрашивается?) составляет серьёзную проблему. Ведь, помимо воплощения сюжета, требуется описывать жизнь героя и жизнь вокруг героя - а как это делать? Следовать за синопсисом? Но в синопсисе раскладываются по полочкам события актуального романа, а бэкграунд затрагивается лишь постольку, поскольку имеет к ним отношение. Этого мало! Если авторы будут полагаться только на свои синопсисы, а остальное строчить по вдохновению, в мире, создаваемом проектом, возникнет разлад. К примеру, читатель, который из предыдущего прочитанного им романа уяснил, что майор Пронюшкин женат на учительнице Любе, от которой имеет троих детей, с удивлением обнаружит, что в новой книжке жену Пронюшкина зовут Надя, она работает хирургом в районной больнице и у них всего одна дочь - причём никакие Любы и близко на горизонте не маячат. А в следующем выпуске Пронюшкин и вовсе окажется холостяком, который разрывается между плотской страстью к соблазнительной преступнице Соньке-Лахудре и возвышенным тяготением к библиотекарше Вере Павловне.

Чтобы не получилось такой кутерьмы, в проекте задействован человек, которого мы назовём Хранителем Информации. Функция его аналогична функции сценариуса в кино, который, если эпизод снимается на протяжении недели, должен помнить, что героиня вчера играла в зелёном платье - и ни в коем случае не выпустить её сегодня под софиты в голубом брючном костюме. Хранитель Информации - человек необычайно осведомлённый. Среди ночи его разбуди - опишет любого персонажа с полной биографией, внешностью и привычками, и укажет, в каких романах данный персонаж появлялся. Нет, среди ночи будить, разумеется, хамство - но, позвонив в приемлемое для рабочих отношений время, я неизменно получала полную и исчерпывающую справку: если речь шла о второстепенных героях, то с небольшой отсрочкой, если о главных - немедленно. Главных героев Хранитель Информации знает до последней косточки - и любит. Может быть, он единственный из всех, работающих в проекте, их любит, что по-своему трогательно. Он помнит их совсем маленькими и несмышлёными - когда серия о них была ещё в зачатке. Поражаясь памяти Хранителя Информации, не могу, всё-таки, не посетовать: зачем тратить на эту механическую работу человеческий ресурс? Не проще ли было бы составить один файл, ну два файла (один по главным героям, другой по второстепенным), и туда постоянно вносить изменения по мере разрастания проекта? Такой файл крайне облегчил бы труд литературных негров… К тому же, если бы моя идея осуществилась, меньше стало бы накладок, которые в нашей работе всё-таки случаются.

Случилось, в частности, однажды на моей памяти, что Хранитель Информации удалился в долгий творческий отпуск - писать своё… В его отсутствие меня посетила мысль, что сын майора Пронюшкина на протяжении что-то уж очень большого числа романов остаётся школьником. Что ж он, дебил, что ли, по два года в каждом классе сидит? Непорядок! И мальчик пошёл у меня расти, как на дрожжах. На протяжении трёх романов я дотащила его до выпускного вечера, устроила в институт, подсунула девушку и собралась уж было женить - когда, громом с ясного неба, грянул вернувшийся из отпуска Хранитель Информации: сыну майора Пронюшкина, согласно всем датам, сейчас должно быть всего тринадцать лет! А тринадцатилетних, даже в наше отвязное время, в ЗАГСах не расписывают… Кошмар! Скандал! Впрочем, санкций в отношении меня не последовало. Под раздачу угодил редактор проекта, который, в отсутствие Хранителя Информации, должен был исполнять его обязанности - но, увлечённый борьбой с зелёным змием, исполнял их спустя рукава. Вследствие чего другие авторы насажали таких ляпов, по сравнению с которыми мой стремительно повзрослевший парнишка - это ещё цветочки. Редактора уволили. А Пронюшкин-младший, простившись с перспективами взрослой жизни, уныло потопал второй раз - в восьмой класс.

Из этого эпизода читателю станет ясно, почему образы героев "романов с продолжением" так часто оказываются ходульными, примитивными, плохо прописанными. Лично я элементарно избегаю конкретизировать главных героев, опасаясь нарываться на несовпадения с тем, что было написано до меня. Казалось бы, почему бы не ознакомиться с тем, что было написано до меня, после чего держаться проложенного русла? Но ведь вся фишка в том, что до меня майора Пронюшкина описывали разные авторы, и каждый гнул в свою сторону. Спрашивается, на что - на кого - ориентироваться? У одного наш общий Пронюшкин получился решительным, у другого - чувствительным, у третьего - интеллигентным, у четвёртого - приблатнённым, у пятого - навязчивым остряком… Короче, мифологический "герой с тысячью лиц". Многоликий и - безликий. Не знаю, как для кого, а для меня майор Пронюшкин с его домочадцами и сослуживцами - что-то вроде тяжёлой мебели, которую надо поскорее сдвинуть в сторону, чтобы освободить в комнате место для танцев.

В то время как танцоры - те персонажи, которые появляются только в данном конкретном романе. Преступники и их жертвы. Те, что возникают из небытия и вновь там исчезают, позволив писателю проследить за своими негладкими индивидуальными жизнями. В сущности, именно работа над образами таких героев ближе всего подходит к написанию нормального, а не литнегритянского, романа. Я тщательно описываю их внешность, со всеми морщинками, родимыми пятнами и производимым на посторонних впечатлением. Я порой даю им имена - когда понимаю, что имя, данное автором синопсиса, не подходит. Я испытываю удовольствие, проникая в их мечты, сны и страхи, я наделяю их причудливыми биографиями и сумасшедше-правдоподобными друзьями и родственниками, которых и в синопсисе-то не значилось, но вот откуда-то они взялись у меня, и значит - они есть…

Этим второстепенным, но ярким персонажам я благодарна за то, что они делают для меня не бессмысленным написание заказных романов. Так или иначе, наплевать на майора Пронюшкина! Пусть он присутствует сугубо потому, что необходим Писателю, главному редактору, массовому читателю… Моя цель - рассказать занимательную историю, которая останется занимательной даже для тех, кто в жизни не слыхал о майоре Пронюшкине. А чтобы увлечь других, эта история должна в первую очередь увлечь меня. А меня увлекают главным образом те истории, в которых действуют не големы, слепленные из глины газетно-массовых представлений, а - люди.

Ведь написание заказных романов, как и вообще писательство - это в значительной степени игра. И хотя в играх литературных негров преобладает подневольный компонент, но есть и вольный. Без него никто, ни за какие деньги, не согласился бы на эту работу. Потому что человек пишущий обязан получать от своей работы, помимо денег, нематериальное вознаграждение: чувство творца миров, чувство, что то, что он сделал, "хорошо весьма" - или, по крайней мере, вполне достойно. Тот, кто изначально отказывает себе в этом чувстве, настраиваясь на голую халтуру, быстро иссякнет или совсем ничего не сможет написать.

 Oпубликовано: 09.09.06

4. СИНОПСИС, ЧТОБ ЕМУ!

После длительного перерыва возобновляю отчёт о суровых литнегритянских буднях.


Если верить Советскому энциклопедическому словарю, греческое слово "synopsis" (с ударением, кстати, на первом слоге) означает "обозрение". Обозревались в давние времена, из которых оно начало свой путь, как правило, битвы, государственные перевороты и прочие события важные, примечательные… короче, исторические. То есть - реальные. Много веков спустя это словцо стало обозначать изложение событий вымышленных - происходящих в романе, кратким содержанием которого автор желает поделиться с редактором, литературным агентом или другим заинтересованным лицом. События, подчёркиваем, вымышленные, однако - приобретшие по крайней мере ту мнимую, но оснащённую живой плотью характеров и деталей несомненность, которой надлежит удерживать читательское внимание на протяжении тринадцати или более авторских листов.

Профессия литературного негра заставила слово "синопсис" приобрести новый, непредвиденный смысл. Для нас синопсис - это такая цидулька, которая описывает события вероятностные, призрачно-летучие. Которые могут обрести своё отражение в будущем романе, а могут и не обрести. Поскольку любой коллега-литнегр, осиливший по крайней мере два заказных романа, согласится с товарищем Лениным - и со мной: синопсис - как марксизм - не догма, а руководство к действию.

Почему так?

Если бы я дотошно следовала всему, что там понаписано в синопсисе, это не понравилось бы издательству. Возможно, когда-то мой Писатель, отражая в синопсисах свой богатый милицейский опыт, делал это связно, логично и увлекательно, озаряя литнегров пламенным творческим энтузиазмом; ведь первые его (хотя уже и тогда не его) произведения неплохо оценила критика! Всё может быть… Я этого золотого века не застала. Мне достался век суконный - если учесть, каким языком излагаются данные; или даже липовый - исходя из того, насколько неправдоподобными, натужными и бредовыми представляются события очередного детектива из серии о майоре Пронюшкине. Ну ладно, к оригинальности сюжетов как таковых я не придираюсь: много ли их вообще в мировой литературе, сюжетов-то? А что касается детективных произведений, круг и подавно сужается… Но, казалось бы, располагая тривиальным, но крепким сюжетом, можно довести его до совершенства? Увязать все концы с концами, расставить в правильном порядке персонажей, выверить даты… Так нет! То и дело на глазах рассыпается версия происшествия: автор синопсиса пытается нам доказать, что матёрый рецидивист Беня Мокренький совершил убийство инженера Оглоблина тогда-то и там-то, зато десятью абзацами позже заявляет, что пресловутого Беню как раз в это время вызывали на Лубянку. Эти ляпы повторяются с досадной периодичностью, что навевает подозрение: если Писатель в бытность свою милиционером так же относился к алиби обвиняемых, сколько народу он безвинно отправил в тюрьму?

Когда я была молодой и неопытной литнегритянкой (ровно месяц после заключения первого контракта), я верила в синопсис. Полагала, что в моём первом синопсисе всё написано правильно, только я, бестолочь огородная, чего-то не понимаю… А не понимала я многого. Например, как преступник-искусствовед мог оставаться уважаемым в своей среде человеком с незапятнанной репутацией, несмотря на то, что трижды был замечен Интерполом в похищении шедевров живописи, причём улик против него было столько, что ему лишь каким-то адским образом удалось выйти сухим из воды. И майор Пронюшкин на протяжении ста двадцати страниц упражняется в дедукции и многозначительно морщит лоб, хотя ему достаточно было связаться с базой данных Интерпола - и получить виновного на блюдечке с каёмочкой… Непонятно, как персонажи осуществляют телепортацию, умудряясь присутствовать в одно и то же время в разных местах… ну, об этом сказано выше. Но сильнее всего ввергала в недоумение финальная сцена. После того, как злодей-исскусствовед (роль для Винсента Прайса!) был схвачен, изобличён и отдал следствию все похищенные шедевры, его подручные, вместо того, чтобы залечь на дно и воспользоваться деньгами, полученными от своего шефа, с оружием в руках захватывают Эрмитаж и устраивают там героическую оборону Севастополя. Спецназ и милиция штурмуют Эрмитаж, попутно круша немереную прорвищу произведений искусства, но преступники держатся до последнего и гибнут - все как один. Поведение, мягко говоря, неадекватное - учитывая, что о наркотиках речи не шло… Может быть, преступники добиваются освобождения своего обожаемого Винсента Прайса? Да нет же: они обрисованы как личности корыстные, давно хотевшие избавиться от искусствоведа, который отбирал у них львиную долю прибыли. Хоть какой-то мотив у них должен быть? Об этом я решила посоветоваться с редактором - минуя ступени субординации, с главным редактором издательства, который велел обращаться к нему по всем вопросам. Ну и… В телефонную трубку я отчётливо слышала, как звонят другие главредакторские телефоны, как заходят посетители в главредакторский кабинет. Главный редактор, как всегда, был крайне занят. И в обрисованной мною на скорую руку ситуации обороны и штурма Эрмитажа не увидел преступления против логики. Чтобы дать понять, что именно в ней нелогично, требовалось рассказать более подробно - вот как я вам сейчас рассказываю. Но главный редактор торопился. Главный редактор откровенно маялся, желая поскорей отвязаться - от меня, от злодея-искусствоведа и от синопсиса. Разве не наплевать ему было на то, каким образом выстроятся события проходной бульварной книжонки? Уловив это, я выслушала его торопливые рекомендации, которые, будучи реализованы, добавили бы сумасшествия сюжету, а потом села за компьютер и сделала всё по-своему. Переставила события синопсиса местами: роман увенчивался захватом главного злодея, который, как и полагается этому разряду персонажей, отчаянно сопротивлялся, оставив за собой множество человеческих жертв. И всё великолепно сошло. И никто не упрекнул меня в самоуправстве.

Теперь я поумнела и ни у кого ничего не спрашиваю. Всё равно, максимум того, что мне ответят: "Детка, у Писателя труха из мозгов сыплется, придумай что-нибудь!" И я придумываю. Чтобы устранить неточности и неувязки. Я знаю, что некоторые из них исправлять нет надобности, что читатели обычно не замечают подобные абсурдные ошибки даже у классиков жанра, а если кто-то и заметит, все его ругательства достанутся Писателю, а не мне… Однако для меня уже то, что лично я тот или иной ляпсус синопсиса изобличила, означает, что исправлять - надо. Иначе в живой плоти романа (а пока я его пишу, он для меня всё-таки живой, а не картонный и не гипсовый) возникнет здоровенная заноза, которая будет мне мешать. Признавая, что мои заказные романы - это чушь и бред, я тем не менее считаю, что и в них должна прослеживаться определённая логика, пусть даже логика бреда. Есть предел пофигичного отношения к тому, чем приходится заниматься!

Вторая причина того, почему литературные негры не следуют в точности букве синопсиса: описания событий, изложенных в нём, хватает обычно на половину заказанного объёма. Казалось бы, ну и хорошо, пусть будет роман маленький, но напряжённый, на Западе все популярные романы примерно такие, вдвое меньше наших… Ан нет! В стране Достоевского от детективов требуется солидность и весомость - точнее, увесистость. Объём оговорён в контракте, так что приходится изощряться. В результате русская поп-продукция страдает водянкой: вместо того, чтобы стремиться к лаконичной занимательности, автор обречённо размазывает по страницам пейзажи, философские рассуждения, родственников и знакомых главных героев… Но наступает момент, когда все эти традиционные источники "воды" исчерпаны, а до желаемого объёма недостаёт четырёх авторских листов - и что дальше? А дальше, словно кролик из шляпы, вытаскивается дополнительная сюжетная линия. В синопсисе она отсутствует - но каким-то краем связана с ним… Примерно так: если жертву убили в поезде, милиция должна выйти на след организованной преступной группировки, промышляющей кражей багажа - именно в поездах. Ура, тема найдена! Теперь можно описывать структуру группировки, её главаря, её профессиональный жаргон, забавные случаи из практики - например, когда воры стибрили чемодан сотрудника серпентария, набитый змеями… И хотя пьяному ёжику (и тем более среднепроницательному читателю) понятно, что похитители багажа здесь совсем не при чём, а убийцу требуется искать среди ближайшего окружения жертвы (основная сюжетная линия) - зато литературный негр получил то, чем он заполнит четыре авторских листа. И сдаст роман. И получит гонорар, во имя которого, собственно говоря, всё и делалось.

Подытоживая всё вышеизложенное, прихожу к выводу: если нормальный роман - плод согласного соединения писателя и музы, то роман заказной - продукт борьбы. Борьбы литературного негра с синопсисом, который из помощника то и дело превращается во врага. Кто в этой борьбе побеждает? Подозреваю, потребитель нашей с Писателем продукции. Который почему-то ведь продолжает всё это покупать и читать…

 Oпубликовано: 12.10.06

5. ПРИЗНАКИ ЗАЁМНОЙ РАБОТЫ

Литературный негр советует, как отличить написанное литнеграми от произведений настоящих писателей.


Работа литнегра не всегда сопряжена с обманом - точнее, этот обман может быть минимальным. Допустим, добившийся успеха политик, спортсмен, актёр или просто человек с интересной биографией, встречавшийся с интересными людьми, хочет написать мемуары - но литературных способностей нет. В таком случае, на помощь придёт литобработчик - фактически тот же литнегр - который, выслушав воспоминания этой яркой личности, записав их на диктофон, представит после в таком виде, который привлечёт читателя. Естественно, на обложке будет значиться имя яркой личности - но это и понятно: читатель клюёт на знаменитую фамилию! Он не ищет изысков стиля - он жаждет узнать изнутри о жизни персонажа, которого постоянно видит на телеэкране… К этому виду литнегритянства я отношусь благосклонно. Так же, как к тому, что государственным деятелям пишут речи спичрайтеры. Ну, не может один человек уметь всё! И если читатель купит книгу, подписанную именем политика и содержащую подлинные воспоминания политика, значит, он получит, что хотел.

Но есть обман другого рода - который я, собственно, и рассматриваю. Вы можете лицезреть его каждый день, проходя мимо книжных лотков, заваленных массовой литературой. Некоторая (не буду подсчитывать, какая именно) часть имён, постоянно фигурирующих на этих лотках - не писатели, а Писатели. Короче, как мы уже договорились их называть - проекты. По сравнению с мемуарами, проект - более грубая игра. В норме предполагается, что читатель покупает книги одного и того же автора потому, что ему нравится его стиль, нетривиальные сюжеты, чувство композиции и прочее. В общем, то неповторимое, что определяется талантом… А о каком таланте может идти речь, когда десяток романов в проекте написан одним автором, другой десяток - другим, а сюжеты создаются вообще кем-то, кто никогда не пробовал свои силы на литературном поприще? Вот и получается, что от одной книги Писателя читатель был в восторге, а купив другую, плюётся: как, неужели это один и тот же человек написал?

Чтобы меньше было разочарований, публикую три признака проекта, которые я открыла на собственном опыте в процессе работы на моего Писателя. Те, кто ознакомились с предыдущими главами этого опуса, способны вывести их самостоятельно, но на всякий случай, подытожу - хотя бы для себя. Возможно, их не три, возможно, есть и другие: пусть другие литнегры меня дополнят. Но вот что получилось у меня…

Первое, что должно насторожить ещё до того, как вы купите книгу - чрезвычайно большое количество литературной продукции, подписанной одним именем. Не просто большое, а - офигительное! Колоссальное! Причём вышедшее за очень короткое время. Когда писатель выпускает в среднем 2 романа в месяц, это весьма подозрительно в смысле проекта… Нет, наверное, бывают исключительные случаи - например, маниакально-депрессивный психоз с подзадержавшейся маниакальной фазой, когда пациент… то бишь, писатель испытывает непрерывную эйфорию и резкий подъём работоспособности. Но человеку психически адекватному при таком режиме некогда будет сходить в туалет, а не то, что тратить время на личную жизнь, любимый сад и огород, домашних животных, кулинарию, дизайн квартиры - и о чём они там ещё щебечут с журналистами в своих интервью?

О себе скажу, что мне случалось написать заказной роман за месяц - но это заставляло чувствовать себя измочаленной. В издательстве считается, что я пишу быстро: нормальный срок - месяца 2 - 2 с половиной, а то и 3, если издатель никуда не торопится. Причём учтите, что все мы работаем по синопсисам! Собственный роман требует обдумывания, колебаний, проб, что, естественно, увеличивает затраченное на него время.

Чтобы увидеть второй признак проекта, надо всё-таки купить или, по крайней мере, открыть несколько книг проекта. Речь идёт о различии стилей. Хотя мы, литнегры одного проекта, стараемся писать как можно проще и тривиальнее - мы всё-таки живые люди, у каждого своя манера, которую даже в заказном романе не получается изничтожить до победного конца. Вот и получается: один пишет длинными периодами - у другого абзацы из трёх строчек; один заинтриговывает читателя массивными описаниями - другой развлекает диалогами, составляющими три четверти текста… Если ваша проверка обнаружила такие различия - как пить дать, вы подсели на проект.

Третий признак проекта - вольное обращение с постоянными, переходящими из романа в роман персонажами. Особенно со второстепенными, но бывает, что и с главными, если автор с Хранителем Информации поленился связаться или редактор недобдил. Если Конан Дойл никогда не упускал из виду, что Шерлок Холмс шести футов ростом, худощав и обладает орлиным профилем, то у майора Пронюшкина в одном романе глаза могут быть голубые и проницательные, а в другом - карие и тёплые. Один литнегр изображает майора, соответственно с его указанным в первых романах проекта возрастом, человеком немолодым, грузноватым и солидным; а у другого, который ориентируется на образ Пронюшкина, созданный популярным актёром, скачет по страницам едва ли тридцатилетний красавчик. Что касается какого-нибудь второстепенного лейтенанта Чайникова, то в разных романах его могут звать то Кузей, то Филей и наделять то любовью к народным прибауткам, то мрачным резонёрством.

Тут следует уточнить: признак не абсолютный. И у великих случались проколы! Тот же Конан Дойл в разных рассказах даёт Ватсону разные имена - хотя чаще всего обходится вовсе без имени. А Генрик Сенкевич запросто терял персонажей… Дело в том, что, выдав очередную порцию очередного историко-приключенческого романа, будущий польский классик немедленно отсылал её в редакцию газеты, где роман публиковался с продолжением. Копии Сенкевич оставить себе не мог, поскольку копиркой не пользовался… Почему он этого не делал, хотя копирку изобрели аж в начале XIX века, сказать вам не могу. Может, это изобретение не дошло до Польши. Может, нарушало Сенкевичев творческий процесс… Так или иначе, важно то, что копии у Сенкевича не было. А потому, если забывал, что произошло с героем в предыдущих главах, телеграфировал в редакцию: "Где Кмициц?" И оттуда приходил ответ: "Кмициц в Ченстохове взорвал пушку"… Так что всякое бывает - даже у настоящих писателей! Но когда расхождения очень значительны или входят в систему, стоит заподозрить неладное.

Не думаю, что указанные признаки, даже будучи обнаружены, побудят читателя отказаться от покупки новых книг проекта. Мотивы, заставляющие его так поступать, иррациональны и таинственны - по крайней мере, для меня… Но, по крайней мере, читатель будет иметь выбор.

 Oпубликовано: 07.08.07

6. ВЕСЁЛЫЕ КАРТИНКИ

То, что на обложке детектива…


Театр начинается с вешалки. Рыба - с чешуи. Книга - с обложки. Казалось бы, о том, что присутствует на обложке, в этих записках говорить нечего: литературный негр здесь не при чём… Ан нет, всё-таки при чём! Поэтому поговорим.

Законченный и отсылаемый по электронной почте в издательство роман всегда несёт с собой два маленьких довеска: аннотацию и изложение. Аннотация - это те несколько строчек, которые печатаются на задней стороне обложки для того, чтобы привлечь читателя… По крайней мере, я отношусь к аннотации именно так. Другие,бывает, вдаются в раскрытие преступления, отметая версии, которые сами же и воздвигают в начале романа. Допустим: "Убит генеральный директор фирмы ритуальных услуг "Закат" Антон Парфентьевич Соловец. Веские улики указывают на его бывшего друга и конкурента Василия Курилкина. Однако постепенно следствию становится ясно, что жена покойного Ада Люциферовна что-то скрывает…" Ну и к чему это ведёт? К тому, что предупреждённый читатель будет проскальзывать взглядом страницы, посвящённые Курилкину, стремясь поскорее добраться до Ады Люциферовны. Полромана так проскользить можно…

Вообще-то литнегру, конечно, глубоко фиолетово, кто и как будет читать его роман, но я из чистого альтруизма (гонорар от этого не зависит) стремлюсь, чтобы читатель за свои деньги получил удовольствие. А какое тут удовольствие, если ещё до начала чтения тебя выводят на правильную версию? Тогда написали бы прямо на обложке, кто убийца! Поэтому я стараюсь выражаться обиняками, выдавая самую завязку: "Генерального директора фирмы ритуальных услуг "Закат" Антона Соловца убили, вогнав ему в живот осиновый кол. Кто мог желать ему смерти? И какие опасности подстерегают работников похоронного бизнеса в России?". А уж там читатель пусть гадает по ходу действия: злобный Курилкин так ненавидел своего бывшего партнёра, что всерьёз считал его вампиром - или холодная красавица Ада, обожающая готический прикид и чёрный цвет, окрутила доверчивого Соловца ради получения доступа к мёртвым телам? Детектив - это шахматная партия. Выигрывая в ней, читатель чувствует себя разочарованным. Значит, не следует давать ему фору.

Вторая цидулька, прилагаемая к роману - краткое его изложение. На полторы странички или чуть меньше. Редакционный предрассудок гласит, что изложение делается для художника, дабы он знал, что рисовать на обложке. Лично я поняла, что это всего лишь предрассудок, увидев обложку моего первого литнегритянского романа, когда он уже лежал на лотках…

Напомню: роман был о хищениях произведений искусства. Корпя над изложением, я, неопытная юная литнегритянка, из кожи вон лезла, стараясьутрамбовать в полторы странички все сюжетные линии. Упоминались там и картины русских передвижников, представлявшие особый интерес для похитителей; и подземные катакомбы под Санкт-Петербургом, в которых хранили уворованное достояние человечества; и золотой языческий идол угро-финских племён, на которого наткнулся майор Пронюшкин в процессе преследования преступников… Словом, материала для художника, казалось бы, пруд пруди!

И что же в итоге оказалось на обложке? Угадали: то, что даже в бредовом сне нельзя связать ни с романом, ни с изложением. На картинке, точнее, коллаже, актёр, который обычно играет майора Пронюшкина, прижимал к себе не присутствующую в сюжете блондинку. На майоре - рубашка с короткими рукавами и летние светлые брюки, на блондинке - нечто пляжно-бретелистое. Самое оно, учитывая, что дело в романе происходит в суровом январе, а герои то и дело ругают арктические холода, которые обрушились на Питер…

У меня вышло десять заказных романов. Чтобы сосчитать случаи совпадения между картинкой и изложением, хватит пальцев одной руки. С лихвой! Даже если обладатель руки имеет неполный комплект пальцев… Уяснив это, я больше не страдаю. А изложения пишу в таком духе: "Дело происходит в Сочи, жарким летом. Сюжет заключается в незаконном изъятии органов у пациентов частной клиники и перепродаже их за рубеж. Филипп Иннокентьевич Дракин - маленький, черноволосый, в очках - нуждается в операции удаления камня из желчного пузыря. Его оперирует доктор медицинских наук Семён Бекбулатович Томилин - толстый, рыжий, лысоватый…"

Иногда срабатывает. Я не хочу сказать, что художник станет специально изображать очкастого брюнета Дракина и рыжего лысоватого Томилина, но что-то из перечисленного на обложку всё-таки попадёт. Например, толпа легко одетых людей. Или набережная в Сочи. Или руки хирурга в резиновых перчатках.

Но чаще всего, такое чувство, художнику просто неохота заморачиваться тем, что я там понаписала. Зачем, если всегда есть беспроигрышный вариант - ляпнуть на обложку сзади и спереди кадры из сериала с узнаваемым актёром в роли Пронюшкина! Первые, которые подвернутся. А там уж пускай читатель ломает голову, соотнося обложку с начинкой.

Это меня ничуть не удивляет: в проекте каждый рядовой труженик - что художник, что литнегр - делает свою часть работы с изрядной долей отвращения, стремясь побыстрее отделаться. К художнику претензий нет… Кто меня удивляет, так это главный редактор, который должен был бы, по идее, раньше меня заметить диссонанс обложки и содержания в подавляющем большинстве книг проекта - и принять какие-то меры. Либо художника обязать следовать изложениям, либо нашу негритянскую братию избавить от бессмысленного писания оных.

Однако всё остаётся, как есть. Изложение - священная корова. Одна из тех традиций, бессмысленность которых ясна всем, и которую, однако, все поддерживают… Почему? Очевидно, потому, что она - традиция. Других объяснений у меня нет.

 Oпубликовано: 08.08.07

7. ХИМЕРА, ИМЕНУЕМАЯ ЛИЧНОСТЬЮ

Когда литературный негр пишет за другого, где пребывает при этом его личность?


Пишущий человек, которому не довелось побывать литературным негром, располагает естественной роскошью писать за себя и от себя. Сугубо от себя. Даже если он пробует разные стили, разные методы изложения и прочее. Даже если принять во внимание, что писательство - это попытка стать другим… Писатель становится этим "другим" опять-таки в пределах собственного самовыражения. Он способен написать рассказ от лица своего соседа - но рассказ будет принадлежать именно ему, а не соседу, учитывая, что сосед двух слов на письме связать не может.

А вот представьте-ка, что писатель, худощавый волосато-бородатый дяденька с внешностью престарелого хиппи, буквально влезает в шкуру своего соседа, стокилограммового и лысого Василия Прокофьевича Хрюндина! Причём до такой степени, что пользуется его паспортом, живёт в его квартире, спит с его женой Мадленой Тимофеевной, ходит за завод, где работает Хрюндин. И при этом все принимают его за Хрюндина…

Таково ремесло литературного негра. Кое в чём оно ближе к шпионству, чем к литературе. Я, женщина тридцати с лишним лет, кандидат медицинских наук, соприкасавшаяся с милицией только при получении паспорта, вынуждена изображать шестидесятилетнего мужчину, значительную часть жизни проработавшего в правоохранительных органах. И хотя редактор не требует полной маскировки, образ проекта влияет на то, что я пишу. Я оснащаю мясом человеческих отношений костяк сюжета, который никаким сверхъестественным образом не зародился бы в моей голове. Я консультируюсь со специалистами, выясняя юридические детали, которые у Писателя - и у его alter ego майора Пронюшкина - должны от зубов отскакивать…

Насколько я становлюсь Писателем? И майором Пронюшкиным? И где пребывает при этом моя личность? Или, может быть, главные редакторы пошли дальше нацистских главарей? Те освобождали своих подданных от химеры, именуемой совестью; эти - от химеры, именуемой личностью?

Нет, личность не безмолвствует. Во-первых, она всё равно сказывается - и в подборе слов, и в длине предложений, и в медицинских сведениях, которые я неизменно нахожу куда приткнуть… Во-вторых, отпущенная на самотёк личность любуется со стороны, чего я там вытворяю. Смотрите, как я органично употребляю служебный милицейский жаргон! Смотрите, как я здорово описываю эротическую сцену от мужского лица - включая ощущения со стороны органов, которых у меня никогда не было… Эх-х, жаль, никто из читателей этого не оценит. Чтобы оценить, надо знать о различиях между мной и Писателем. А если различие чувствуется, порождая диссонанс, значит, не так уж безупречно я притворяюсь… Короче, главный комплимент Максим Максимычу Исаеву - чтобы его продолжали считать штандартенфюрером Штирлицем.

Быть Штирлицем удобно. Ты лишаешься собственного имени и биографии, но взамен приобретаешь возможность попробовать много такого, чего лишён был Исаев. Глушить шнапс в кабачках и бить морды бюргерам. Носить красивую чёрную форму. Пользоваться преимуществами арийского происхождения. Получать сентиментальные открыточки на Рождество… Кое-что из списка на фиг сдалось, зато остальное может принести совершенно особенные чувства. И главное из этих чувств - свобода. Странная, соблазнительная свобода не быть собой.

Это ведь только в идеале писать от себя - своё - легко и приятно… "Здравствуй, брат, писать очень трудно", - приветствовали друг друга члены объединения "Серапионовы братья". Взаимоотношения художника с тем, что он нащупывает, ищет, буквально видит, но не может воплотить, мучительны, как пульпит, настигший в местности, где не водятся стоматологи. Заказной роман на время избавляет писателя от этой борьбы. В работе литнегра немало трудностей, но вот эта - главная - отсутствует.

И, знаете, это действует освежающе…

Переставая изводить себя из-за неточного слова или неудачного построения фразы, писатель входит в первоначальное состояние детской игры - а что такое литература, как не игра? Притворимся, что эта песочница - космический корабль, а в кустах засел инопланетянин. Притворимся, что я - на самом деле не я, а Хрюндин… От лица Хрюндина я могу написать то, чего не могу себе позволить написать от собственного лица. От лица Хрюндина я имею право писать хуже, чем от собственного лица. И, парадоксально, от разрешения себе писать хуже иногда выходит "лучше". Отрешаясь от круглосуточной заботы о слове, лихорадочно следуя за сюжетом, писатель срывается с тормозов - и начинает выписывать по автостраде такие лихие виражи, что иногда, перечитывая, сам себе поражается: а ведь, тудыть-растудыть, отлично вышло!

Однако "отлично - именно для заказного романа.

Здесь заключён камень преткновения, о который я не устаю спотыкаться. Да, у меня есть отменно написанные заказные вещи - и написанные "от себя" произведения, перечитывая которые, я просто плююсь. Но в заказном романе всегда присутствует что-то, сводящее его достоинства на нет. Какая-то ограниченность милицейской мысли. Какая-то крикливость и убогость уголовной темы. Короче, как ни упаковывай в блестящий фантик коричневую субстанцию, запах выдаст, что внутри - не шоколадка.

Читатель проекта, вероятно, не замечает этого запаха. Зато его обоняю я. Обоняю своей спрятавшейся, но не исчезнувшей личностью. Которую я не могу передоверить ни Хрюндину, ни Штирлицу. Ни главному редактору. Ни писателю. Вообще никому. Которая сидит и по-гоголевски мечтает: вот бы приставить к носу Василия Прокофьевича губы Серапиона Амадеевича, а к собственному серьёзному содержанию - отвязную лихость заказных романов…

Видимо, пока не вышло. Иначе Вы не читали бы эти записки.

 Oпубликовано: 10.08.07

8. ИНТЕРМЕДИЯ. ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ

Ответы на вопросы к предыдущему эссе.


"У-у-у, литературный негр!" - такова была тональность первых комментариев, полученных мною. Шок от соприкосновения со столь ничтожным, мерзким и презренным объектом был, по-видимому, столь велик, что читатели, не заглянув в эссе, бросились писать недоумённые отзывы. В противном случае, ответы на свои вопросы они легко нашли бы в тексте. Но если всё-таки что-то осталось непонятным - рискуя показаться навязчивой тем, кто нашёл ответы самостоятельно, осмелюсь повторить и конкретизировать отдельные моменты.

"Неужели нельзя было найти другую работу?"

Первая часть эссе как раз была посвящена моей неудаче в поиске работы, которая одновременно приносила бы деньги и не была противна… точнее, даже в обратном порядке: не была бы противна и приносила бы деньги. Все работы, которые я к тому времени перепробовала, не отвечали либо тому, либо другому критерию.

Медицина? Я любила медицину. Иначе я никогда не пошла бы в медицину: за всю жизнь я никогда не тратила себя на то, на что не хотела тратить - зато уж когда хотела, тогда работала с полной самоотдачей. Но литературу всегда любила больше. Планируя лет в 16-17 свой дальнейший путь, рассчитывала: медицина будет источником прочного дохода, литература - увлечением… Когда на четвёртом году преподавательской работы обнаружилось, что месячная зарплата ассистента кафедры равна гонорару за одну статью для "Знака судьбы", стало ясно, что схема нуждается в пересмотре. Могла бы я повысить свои кафедральные заработки? Да, могла - взяв полторы ставки, полную лечебную нагрузку, биопсии и т.д., и т.п.; но тогда не осталось бы времени писать. Тем временем из двух моих привязанностей литература постепенно брала верх. И когда я, пребывая в сфере очередного романа, трансово водя шариковой ручкой по бумаге, вдруг спохватилась, что опоздала на занятие, и пришлось спешно звонить завучу Ларисе Еремеевне, чтоб меня заменили - это был сигнал. Двум господам нельзя служить. Если в семнадцать я думала, что меня хватит на всё, то в тридцать с лишним поняла: надо заниматься не тем, чем можешь, а только тем, чем не заниматься не можешь.

Используя анатомическую метафору, медицина для меня - аппендикс: расставшись, преспокойненько без неё живу. А литература - головной мозг. Чтобы пожертвовать ею, требовалось себя гильотинировать. Я избежала участи анэнцефала. Сейчас вижу, что к счастью.

Конечно, можете выдвинуть обвинение в том, что, бросив специальность, которой государство меня шесть лет учило, я подрываю государственный бюджет. Но будем надеяться, что ежегодная практика, в течение которой я бесплатно (и бескорыстно! И фанатея этим!) кормила с ложечки тяжелобольных, ставила им капельницы и клизмы, обмывала им задницы и передницы, выслушивала их жалобы на заскорузлый быт, способна, хотя бы отчасти, послужить оправданием. (Этот период биографии отразился в рассказе "Рука Франкенштейна" - не сочтите за рекламу…) Плюс ещё мои бывшие студенты, которые до сих пор радуются, встречая меня; надеюсь, я, по крайней мере, убедила их, что патологическая анатомия - это не скучно.

Зарабатывать переводами? Вопрос так не стоял. Бывают гениальные переводчики: яркий пример - мой учитель и друг В. Б. Микушевич. Но, наблюдая его работу, отчётливо понимаю, что из меня переводчик выйдет препаршивый. Во-первых, нахватавшись в разной степени четырёх иностранных языков, в совершенстве ни знаю ни одного. Во-вторых, талант переводчика - жертвенный: требуется максимально точная по букве и близкая по духу передача оригинала. Я же люблю нести отсебятину. Люблю сочинять - только это по-настоящему и люблю. К тому же каждый раз, как я сажусь за перевод, внутренний голос напоминает, что писать собственные слова гораздо интереснее, чем воспроизводить чужие.

Журналистика - то же самое, и ещё хуже. Для журналиста я слишком робка, неловка, малоконтактна. Позвонить незнакомому человеку - трагедия. Добыть информацию путём интриги или натиска - китайская грамота. Единственный вид журналистики, где отдыхаешь душой - статьи для "Знака судьбы" о великих мастерах жанра ужасов. Но если писать только их, получишь (см. выше) всё тот же нищенский оклад кафедрального сотрудника. Круг замкнулся. От чего ушли, к тому и пришли.

Живи я в дописьменную или малограмотную эпоху, могла бы зашибать деньгу в роли бродячего рассказчика. В аудитории классов Аннинского, Бежина, Микушевича, когда мне предстояло там выступать, набивалось немало публики, которая ходила именно "на меня". Жаль, неловко как-то - пускать кепку по кругу… Да и много ли так насобираешь? А у меня, представьте, на тот момент - мама, которая вплотную собирается выйти на пенсию - и свекровь, которая уже вышла. (И ещё бабушка со стороны мужа, от дряхлости превратившаяся во младенца, за которой свекровь постоянно ухаживает…) И муж, который, чтобы нас кормить, по четырнадцать часов проводит за лотком в метро, на ногах, вдыхая миазмы и бактерии (дважды за полгода тяжело болел), не имея возможности ни присесть, ни поесть, ни в туалет выйти (не то всё разворуют) - короче, хоть и святой (лоток-то церковный), но адов труд, от которого начинали пить самые стойкие. И вот в такой момент мне подвернулась работа литературного негра. Конечно, проще было благородно отказаться. Но такое благородство с моей стороны весьма смахивало бы на свинство.

Гонорары литературного негра намного выше тех, которые я получала в лучшие свои журналистские времена. Но разве дело только в деньгах? Нет, угадали, не только в них…

"Неужели не могу издать свои романы?"

Хи-хи… Да если бы могла, разве стала бы "человеком с чёрным лицом"? И до, и после, и ныне - продолжаю время от времени предлагать их разным издательствам. Везде - отказ. Самое грустное, что знакомые (в том числе из издательского мира) спрашивают "Ну, а ты-то как?" - подразумевая, что для меня-то как раз опубликоваться - раз чихнуть, что мои-то рукописи любой редактор должен отхватить у меня с руками вместе. Как раз перед тем, как мне пришло то самое письмо от подруги, я чувствовала, что превращаюсь в непризнанного гения - довольно антипатичный человеческий тип. Предпочла стать нормальным, хоть и незримым, ремесленником. Всё-таки впервые в жизни мне предложили писать романы - пусть не на себя, пусть совсем не те, что мне хотелось бы - но главное, есть куда вылить это постоянно кипящее в голове варево из слов, есть куда приткнуть этих постоянно рождающихся персонажей, которые в меня набились, точно пассажиры автобуса в час пик, и всё входят новые и новые на остановках… Разумеется, удовольствие от заказных романов меньше, чем от собственных - но несравненно больше, чем от переводов и статей.

Представляю ли я, после восьми "чужих" романов, после восьми синопсисов - что требуется российским издательствам? Да, представляю: о том, что именно требуется, будет в одном из следующих выпусков. В состоянии ли забацать нечто подобное от своего имени? Вполне. Более того, мой редактор готов немедленно издать меня - как меня, в случае, если я соглашусь написать то, что он мне скажет… Загвоздка в том, что именно такой шаг я считаю полным и непоправимым падением писателя. В качестве литературного негра я продаю свой труд - но не себя. Соглашаясь же поставить собственное имя под произведением, написанным по чужим стандартам, лишаюсь права когда-либо поставить его под тем, что мне действительно дорого. Даже напиши я такое заёмное произведение, и даже стань оно популярным, это не выход: наоборот, худшая кабала, поскольку издатели будут требовать и впредь того же - не моего.

"They wanted Misery, Misery, Misery…"

Нетушки! То, что легко издаётся, пишу под чужим именем. И получаю за это деньги, которые, в числе прочих благ, предоставляют мне возможность писать своё. Нигде не издаваемое - но ведь я его, своё-то это, пишу, совершенно не думая об издательствах, о редакторах, о массовых запросах, сверяясь с иными эталонами… Писать надо для себя, а печататься - ради денег. Счастлив тот, для кого эти процессы совпадают.

И, в завершение, обращаюсь к литсоветовскому коллеге, комментарий которого стёрла - честное слово, не по злобе, а нечаянно, нажав не на ту кнопку, намереваясь как раз ответить. Отвечаю сейчас - во всеуслышание. То, что Вы назвали мой род занятий "интеллектуальной проституцией", меня совсем не обидело, напротив - спасибо за хорошую, хотя и запоздалую идею: назови я свои микромемуары "записками интеллектуальной проститутки", их, пожалуй, ожидал бы вящий успех! Увы, картина, которая вырисовывается в Вашем освещении, не соответствует действительности: так и представляется смазливая холёная штучка, которая, отвергнув нормальный семейный очаг, идёт на панель в поисках шальных денег. Мой случай иной. Представьте себе - старую деву… ну, не буквально старую, не восьмидесяти лет от роду - но уже совсем не двадцати пяти. И не двадцати девяти, и не тридцати двух даже… Глядя в зеркало, она видит, что не уродлива; ей дарят цветы, целуют ручки, отпускают комплименты её внешности и душевным качествам - и, тем не менее, никто не позвал её ни под венец, ни в постель. Подружки удивляются: "Что этим мужикам надо?" А тело девственницы звенит от гормонов, её распирают яйцеклетки, которые могли бы стать прекрасными мальчиками и девочками, она готова заселить своими детьми целую деревню, целый городской район! А у неё впереди - ничего, кроме климакса. Она уже думает, что все, включая зеркало, ей лгут, что она с личика сущий крокодил - но разве только красавицы имеют право исполнять своё женское предназначение? И вот она решается: выходит на улицу и отдаётся первому, кто посмотрел на неё благосклонно. И как же ей приятно услышать: "А ты, знаешь, баба что надо!" В точности, как мне приятно было услышать, что я в издательстве числюсь одним из лучших авторов…

Василий Васильевич Розанов такую девственницу, помнится, оправдал. У вас, читатели мои, может быть другое мнение, вы имеете право бросить в неё - то есть в меня - камень… Бросайте, не стесняйтесь! Ваши камни для меня - драгоценные. Каждый из них я тщательно рассмотрю на просвет, потрогаю грани. Возможно, какие-то войдут в мозаику моего очередного романа - о литературных неграх… Роман этот, как всегда у меня, будет написан в жанре ужасов. И, само собой, никто его не издаст.

Ну, а покамест вы отправитесь за новой партией камней, автор напишет следующую часть повествования.

 Oпубликовано: 27.08.06

9. ЗАКАЗЧИКИ И ИХ СТРАННОСТИ

Отношения литнегра с теми, под чьими именами выходят его книги...


За время пребывания в качестве литературного негра мне довелось посозерцать несколько типов Писателей, как мы с вами договорились их называть - а на общедоступном языке, попросту заказчиков. Тех, под чьими именами выходят мои романы.

И, в зависимости от их особенностей, отношение к ним разное.

Проще всего было иметь дело с Писателем, под чьим именем вышло двенадцать, что ли, или уже не помню сколько, моих книг. Потому что никакого дела я с ним не имела. Я никогда с ним не встречалась. Теоретически имела возможность ему позвонить, но практически такое причудливое желание отсеивалось, должно быть, на уровне подкорки. Просто не получалось реально представить, как набираю его номер на своём мобильнике, как слышу в трубке его голос... Его голос? А он у него вообще есть? Литературно он говорит не своим голосом, и этот голос - мой. В некотором роде, говорить с Писателем - это было бы, как в шутке о психоневрологическом диспансере: "Тихо сам с собою я веду беседу".

Ведь он - это я. Не целиком, но, по крайней мере, частично. Как я была составной частью Писателя, одним из его литнегров, так и он был частью меня. Человек вообще сложен, и даже если не читать Юнга, жизнь подсказывает, что в тёмных закоулках наших извилин скрываются оч-чень разные обитатели. В моей коммуналке, к слову сказать, прописаны и Послушная Девочка, и Железобетонная Врачиха, и Царапучая Киса вместе с Мурлычной Кисью, и Журналист (пол скорее мужской), и ещё много, много странных персонажей. Встречаются здесь лица разных национальностей, не имеющих ни малейшего отношения к моему генетическому фонду... Вот, завёлся теперь и тип мужского пола с фамилией Писателя. Возросший на дрожжах милицейской тематики, накачавший мускулы в нулевых годах начавшегося века, он не так уж мне мил. Однако и открещиваться от него не собираюсь. Помимо финансового достатка на определённом этапе жизни, он научил меня писать быстро и не бояться новых тем.

В общем, надеюсь, теперь понятно, почему я не звонила (и не собираюсь) реальному человеку, носящему фамилию, которая значилась на обложке моих детективов.

Другого заказчика я тоже никогда не видела. Но если Писателя совершенно не могу представить как человека, то этого - могу. По той хотя бы причине, что с ним тесно знакома подруга, которая меня на него (или его на меня) вывела. Подруга - человек говорливый, мы с ней много чего обсуждаем. В том числе и высказывания того, за кого я состряпала два романа и сценарий. А бывают такие высказывания, которые высвечивают личность насквозь.

- Стас - он такой наивный, - прочирикала подруга... У неё от природы высокий голос с чирикающими интонациями. И мягкие, добрые, всепрощающие карие глаза. - Он на полном серьёзе считает, что вот эти все наши романы, которые выходят под его именем - его... Ну, что это он их пишет.

Я не поняла. Точнее, просто не поверила, поэтому отказалась понимать.

- Нет, правда, Стас считает, что вот эти несколько страничек, которые он сочиняет, сюжет и всё такое - что это и есть книга. Он же понятия не имеет о том, как из себя выжимать вот это количество страниц, о том, как это долго, и сколько исправлять приходится. Такой наивный, как ребёнок!

Подруга явно предлагала этим умилиться. А у меня скорее вызвало злость то, что хочется назвать совсем не наивностью. Скорее, глупостью. Или хамством, оправданием которому не может служить даже глупость.

Нет, вы только подумайте! Человек платит за труд деньги - и немалые деньги, больше, чем в издательстве - но при этом уверен, что никакого труда нет! Так за что ж он деньги-то платит? По логике событий, за то, что не способен сделать сам. Если бы мог, не платил бы. Он что, не понимает этого? А может, в глубине души понимает, но хочет унизить? Не меня - очевидно, своего бессменного литнегра с давних времён, вот эту самую мою подругу, которую я очень люблю, но в данный момент она меня начинает доставать своим всепрощением...

Сама не понимаю, почему слова человека, мало смыслящего в литературе, так меня разъярили. Возможно, потому, что анонимность - всё же тяжкое бремя. Но, по крайней мере, можно втайне утешаться, что эта книга на прилавке - твоя. А когда тебе вот так в морду лепят, что она - ни с какой стороны не твоя, и вот эти слова, которые, как сейчас помнится, пришли тебе в голову сразу по пробуждении мутным зимним утром, ни разу не твои, а являются порождением ауры заказчика - это подрывает веру в собственные силы. И отбивает желание писать... По крайней мере, писать за этого заказчика с его мощной аурой и своеобразными представлениями. Так что, несмотря на высокие расценки, наш тандем породил малое количество продукции и был непрочен.

А ещё попадаются заказчики - ну о-очень своеобразные... Настолько, что я вообще не знаю, как к ним относиться. И предпочитаю не относиться совсем.

После публикации в сети моих литнегритянских заметок ко мне на почту стали приходить письма по этой тематике. Одни люди спрашивали, как стать литературным негром, и просили адреса и явки. Другие - уже вступившие на этот путь - интересовались стандартными расценками. Третьи оказались журналистами, желающими взять у меня интервью - в том числе телевизионные...

Но одно письмо было абсолютно неповторимым. Моментально ответив, я его уничтожила, так как почувствовала, что оно, даже мирно лёжа в папке "Входящие", способно жрать мозг не хуже вируса коровьего бешенства. Но его содержание впечаталось в память навсегда. Извините, что не воспроизвожу орфографические ошибки, а также строение фраз, которое местами тоже было - неповторимее некуда.

"У меня есть уникальная идея, - именно так, безо всякого обращения, начиналось оно. - Заранее её разгласить не могу, потому что мой роман должен всех поразить. Это история простой человеческой судьбы в эпоху трудного времени. Когда роман будет написан, его обязательно экранизируют и права продадут Голливуду. Его можно будет предложить на Нобелевскую и другие премии. Сейчас мне нечем заплатить, но если написать всё правильно, так, как вижу я, обещаю очень большой доход в долларах, от которого исполнитель получит двадцать пять процентов. Может быть, вы сможете это сделать или посоветовать ваших друзей, кто бы смог."

"Если б я знала, как написать такой роман, то сделала бы это для себя!" Примерно так хотелось отреагировать. Но наступив на горло собственной песне (трудно сказать, как отреагировал бы на вольность стиля человек с предполагаемой степенью адекватности), я очень скупо и предельно вежливо написала, что, к сожалению (наверное, к его - не к своему же собственному!), не возьмусь за этот заказ. И пожелала ему найти того, кто возьмётся.

Просматривание списков претендентов на Нобелевскую, Гонкуровскую, а также Букеровскую премии не входит в мой распорядок дня. Но поскольку прошло уже около двух лет, а имя, которым было подписано то самое феерическое письмо, остаётся неизвестно миру, предполагаю, что гения, согласившегося послужить литнегром, так и не нашлось.

И - к счастью! С тем, что тиражи раскрученным писателям делают безвестные труженики, я ещё смирилась. Но если бы авторитетной премии удостоилось произведение, написанное литнегром, это подорвало бы остатки моей веры в здравый смысл человечества.

 Oпубликовано: 24.11.09

10. ПРОЕКТ "КОСМОС", ИЛИ СМЕРТЬ ШПИОНА ГАДЮКИНА

Однажды мне предложили написать космическую фантастику. Да не простую - идеологическую...


"В дни, когда наши космические корабли бороздят Большой театр..." Космос, наряду с балетом, был одним из самых мощных козырей Страны Советов. И если насчёт первенства в хореографии можно поспорить, первенство в космическом вторжении неоспоримо. Гагарин, как-никак! И даже если верна версия, что первыми проникли в околоземное пространство безвестные немецкие лётчики, верившие в идеи Гитлера так же, как Гагарин - в идеи Ленина, наш отечественный подвиг от этого не становится меньше...

Но это была прелюдия. А теперь - людия. В смысле - люди и я. История относится к не столь давним временам, когда, утомлённая скрытностью своего литературного существования, искала я возможностей опубликоваться под собственным именем. И вот в одном издательстве (не буду называть из сострадания), соблазнившись моей способностью состряпать высокочитабельный продукт из любого, гм, мусора, предложили написать серию романов, объединённых общей темой - космос. Точнее, российский космос. Ещё точнее, освоение российскими космонавтами планет Солнечной системы.

Против темы я ничего не имела. И охотно согласилась за неё взяться. Вспоминалось что-то такое хорошее и светлое, времён советского детства: "Звезда КЭЦ" Беляева, звёздные стажёры-шестидесятники Стругацких, атмосфера дружбы и братства людей разных национальностей, "мы - дети галактики", "мне приснился шум дождя" и т.д., и т.п.

К несчастью, издательство приберегало в загашнике синопсис. И этот синопсис отсылал не к началу восьмидесятых, когда я читала советскую космическую фантастику, и даже не к шестидесятым... Скорее, к тридцатым годам. Эпохе несгибаемой идеологии и повальной шпиономании.

В общем, примерно так. Действие происходит в недалёком будущем, когда Америка, истощённая войной в Ираке, сворачивает свои космические проекты, а Россия, победившая временные экономические трудности, наоборот, готовит прорыв во Вселенную под руководством мудрого президента. (Синопсис, замечу, писался, когда вовсю ещё правил Путин, а президент прозрачно назван Топтыгиным... Скажете, автор угадал? Хрена с два, чего тут долго гадать-то!) Главный положительный герой (назовём его Иван), русский бизнесмен, а по совместительству разведчик, внедряется в экипаж российско-американской космической станции, которую американцы хотят затопить. В него моментально влюбляется американка сербского происхождения, назовём её Милена. Иван и Милена вдвоём умыкают станцию и сажают её на Луну. За это Милене специальным указом Президента даруется российское гражданство, которое она принимает с радостью и гордостью, как третьеклашка пионерский галстук. Высадившись на Луне, герои не обнаруживают никаких следов, что тут побывал Армстронг с его звёздно-полосатым флагом. Америка в ответ крепко злобится. "Мы будем мстить, и наша мстя ужасна будет!!!"

Главного отрицательного героя зовут Стив, и он, само собой, америкос из америкосов. С помощью предателей России, носящих прибалтийские фамилии, Стив устраивает диверсии - аварии на производстве космической техники, но это так, мелочи. Его более серьёзный вклад в борьбу против России заключается в том, что он подменяет чертежи, и вместо экскаваторов для разработки лунного грунта на Луну прибывает партия роботов-убийц, которые начинают гоняться за русскими. Только нашим уникальным программистам удаётся остановить этих монстров и даже поставить их на службу челове... то есть России. Плюс Индии и Китаю. Такова, по мнению автора синопсиса, наша дружная семья, которая по ходу последующих романов должна покорить Марс, а за ним и другие планеты Солнечной системы.

США найдут свой конец в третьем-четвёртом романе серии. Их исключат из ООН, в ответ на что они развяжут ядерную войну. После войны на их злосчастном континенте останутся разрозненные банды и (почему-то) наркокартели. В то время, как Россия, хотя и пострадала, но, ведОмая Президентом (он, конечно, неуязвим), исполнена боевого духа и воли к новым свершениям.

Действие призваны разнообразить коварные и злые (вы не поверите, Патрик!) МАРСИАНЕ (о, да! о, да!) Вообще, инопланетян в сюжете, как жильцов в коммуналке - причём все они дико высокоразвитые и сильные, но каждый их разряд обладает какой-то особенностью, которая позволяет русским их победить. Ну прям-таки "План №9 из открытого космоса", где у лазерных пистолетов пришельцев вечно заедает курок...

Короче, издательство со мной не договорилось. Однако не исключаю возможности, что оно договорилось с кем-то другим. И вот уж третий год вздрагиваю, представляя, что увижу конечный (подчищенный в соответствии с конъюнктурой) продукт в книжных магазинах...

Если решите купить - не говорите, что я вас не предупреждала!

 Oпубликовано: 02.01.10


Оглавление

  • 1. КАК НАНИМАЮТСЯ В РАБСТВО
  • 2. ЗАЧЕМ И КОМУ ЭТО НУЖНО
  • 3. ПОЭМА О ГЕРОЯХ
  • 4. СИНОПСИС, ЧТОБ ЕМУ!
  • 5. ПРИЗНАКИ ЗАЁМНОЙ РАБОТЫ
  • 6. ВЕСЁЛЫЕ КАРТИНКИ
  • 7. ХИМЕРА, ИМЕНУЕМАЯ ЛИЧНОСТЬЮ
  • 8. ИНТЕРМЕДИЯ. ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ
  • 9. ЗАКАЗЧИКИ И ИХ СТРАННОСТИ
  • 10. ПРОЕКТ "КОСМОС", ИЛИ СМЕРТЬ ШПИОНА ГАДЮКИНА