Тайное оружие [Хулио Кортасар] (fb2) читать постранично, страница - 3

с...

Она умолкает, словно поперхнулась. Пьер сидит на табурете, прислонясь затылком к зеркалу, с помощью которого Эдмон хочет расширить помещение кафе, и смутно думает о том, что Мишель для него как кошка или портрет неизвестного художника. Они знакомы еще очень недавно; возможно, и ей бывает трудно его понять. Любовь, особенно вначале, еще не означает понимания, так же как не означают его общие знакомые или сходство политических убеждений. Поначалу люди всегда считают, что никакого чуда нет, что так просто узнать человека по внешним данным: Мишель Дювернуа, двадцать четыре года, шатенка, глаза серые, служит в конторе. И она тоже знает, что некто Пьер Жоливе, двадцати трех лет, блондин... Но завтра они вместе поедут к ней домой, полчаса в пути, и они — в Энгиене. «Опять этот Энгиен!» — думает Пьер, отгоняя название, как назойливую муху. Две недели они будут вместе, и, возможно, сад возле дома совсем не такой, как он думает, надо бы спросить Мишель, но Мишель подзывает Эдмона: уже почти двенадцать, и управляющий будет фыркать, если она опоздает.

— Посиди еще немного, — говорит Пьер. — А вот Ролан и Бабетт. Поразительно — в этом кафе ни минуты нельзя побыть одним.

— Одним? — переспрашивает Мишель. — Но мы затем и пришли, чтобы с ними встретиться.

— Знаю, все равно.

Мишель пожимает плечами, и Пьеру ясно, что она его понимает и в глубине души тоже недовольна пунктуальностью своих друзей. Ролан и Бабетт, как всегда, излучают атмосферу тихого счастья, которая сегодня его раздражает и злит. Защищенные волнорезом времени, они — по ту сторону; их ссоры и недовольство могут относиться к чему угодно: к жизни, политике, искусству, но никогда к ним самим, тому глубинному, что их связывает. Их спасает привычка, отлаженная механика жестов. Все выглажено, приглажено, рассортировано, пронумеровано. Довольные свинки; милые, жалкие друзья. Он глядит Ролану прямо в глаза, с трудом проглатывает слюну и в последний момент все же берет протянутую ему руку, сжимая пальцы так, словно хочет их сломать. Ролан хохочет и садится напротив, свежие новости из киноклуба, в понедельник надо обязательно пойти. «Довольные свинки», — злобно повторяет про себя Пьер. Идиотизм, так нельзя. Фильм Пудовкина, представляете; но пора, пойдемте, поищем чего-нибудь новенького.

— Новенького, — хихикает Бабетт. — Новенького. Старенький, старенький Пьер.

Нет никаких причин не пожимать руку Ролану.

— И она надела оранжевую блузку, которая ей так шла, — рассказывает Мишель.

Ролан протягивает пачку «Голуаз» и заказывает кофе. Никаких причин не пожимать руку Ролану.

— Да, она девочка умненькая, — говорит Бабетт.

Ролан глядит на Пьера и подмигивает. Абсолютно спокоен, никаких проблем. Абсолютно никаких проблем, довольная свинка. Пьеру отвратительно это самодовольство, то, что Мишель рассказывает про оранжевую блузку и снова так бесконечно от него далека. Нет, он им совершенно чужой; в кружок он пришел последним, его еле терпят.

Продолжая говорить (теперь речь о каких-то туфлях), Мишель проводит пальцем по краешку губы. Ну да, он даже поцеловаться не умеет, сделал ей больно, и теперь она вспомнила. А все они разве не делают ему больно — подмигивают, улыбаются, словом, очень его любят. Он чувствует тяжесть в груди, хочется немедленно встать и уйти, остаться одному в своей комнате и думать о том, почему не идет Мишель, почему Бабетт и Ролан без спросу унесли пластинку.

Мишель испуганно смотрит на часы. Договариваются о киноклубе. Пьер платит за кофе. Ему легче, он даже не против еще поболтать с Роланом и Бабетт и прочувствованно прощается с ними. Добрые свинки, милые друзья Мишель.

Ролан глядит, как они удаляются по залитой солнцем улице. Задумчиво прихлебывает кофе.

— Интересно, — говорит Ролан.

— Мне тоже, — откликается Бабетт.

— А почему бы и нет, в конце концов?

— Вот именно. Первый раз с тех пор.

— Пора уже Мишель как-то оформить свою жизнь, — говорит Ролан. — И если хочешь, то, по-моему, она по уши влюблена.

— Они оба по уши влюблены.

Ролан задумчиво молчит.

Он договорился встретиться с Ксавье в кафе на площади Сен-Мишель, но пришел раньше. Заказав пиво, он листает газету; все, что было после того, как они расстались с Мишель у конторы, вспоминается с трудом. Последние месяцы проходят смутно, как утром, когда обрывки сна мешаются с новыми впечатлениями и память дает сбои. В этой, вдруг ставшей далекой и чужой, жизни его единственная надежда — быть как можно ближе к Мишель, хотя он и понимает, что этого мало, что и здесь все загадочно и смутно, что он ничего не знает о Мишель, по сути, абсолютно ничего (ну да, у нее серые глаза, на каждой руке по пять пальцев, она не замужем, причесывается под девочку), но, по сути, абсолютно ничего. Но если о Мишель ничего не известно, то достаточно хоть на минуту упустить ее из виду — и мелькнувший просвет оборачивается густой и безотрадно непроходимой чащей; она боится тебя, ты ей противен, бывает, что она отталкивает тебя посреди долгого и жаркого