Волчьи ягоды [Галина Анатольевна Гордиенко] (fb2) читать постранично, страница - 2

подсчитывать, — горестно согласилась мама. — Сто двенадцать или сто сорок — это уже мелочи.

Она с сочувствием посмотрела на мужа и заявила:

— Умер он давно, твой прадед!

— К-как умер? — прошептал папа. — От него же недавно письмо получили! Я сам читал. Лично. С ятями, как и всегда. — Он поскреб затылок и неуверенно пояснил: — Дед из упрямства все по старинке пишет. У отца таких писем уже целая связка.

— Подшучивает кто-то, — отмахнулась мама.

— Не выдумывай, — разозлился папа. — Почерк тот же. И манера письма. Я же не слепой!

— Хочешь сказать, он этот… как его? ага! долгожитель? — с любопытством спросил Володька.

— Пусть — долгожитель! Мне плевать! — заупрямился папа. — Но он жив. Это точно. Я как-то в детстве сам его видел: крепкий старик. Он еще с сотню лет проскрипит.

— Вот именно: проскрипит, — скептически посмотрела на него мама.

Но папа вошел в раж и категорично заявил:

— Мне плевать! Вот Вовка съездит туда и расскажет нам! О своем прапрадеде! Это даже интересно. Это познавательно! Корни свои узнает.

— А если он, твой прадед, уже на ладан дышит?! — ахнула мама.

— Ничего! — крикнул папа. — Парню — четырнадцать! Не младенец. Поможет старику. Зато твоего хваленого чистого воздуха там — завались! Вволю надышится!

Спорить с Татарниковым-старшим в таком состоянии дело абсолютно безнадежное, и домочадцы временно смирились. Мама тихонько шепнула Володьке:

— Еще неизвестно, откликнется ли этот мифический прадед на телеграмму. А если не позвонит…

Но неизвестный старец, к глубочайшему разочарованию Володьки, позвонил на следующий же день после отправки телеграммы. И радостно согласился принять родного праправнука хоть на все лето.

Круглое-прекруглое «о» забавно перекатывалось в его речи, и даже мама была вынуждена признать: старческим маразмом в этой бодрой скороговорке даже близко не пахло. И хотя некоторые сомнения продолжали все же маму мучить, она вынуждена была подчиниться решению мужа.

* * *

Так Володька и оказался этим утром в поезде. Единственным пассажиром в купе. И, наверное, единственным — в самом вагоне. На небольшие расстояния местные жители ездили исключительно в плацкартном.

Володька сидел у окна и тоскливо всматривался в пролетающие мимо полустанки. Их становилось все меньше и меньше. А вот лес буквально на глазах становился гуще и мрачнее.

Веселый березняк и легкомысленную рябину все чаще сменяли высоченные, темные ели. Временами они стояли так близко к железнодорожному полотну, что мохнатые, разлапистые ветки почти касались медленно тащившихся вагонов. Подлесок был настолько густым, что казалось: сам лес охраняет подступы к себе.

Володька невольно поежился: после сна он еще не видел ни одного человека. Даже проводница куда-то исчезла.

Странное чувство, что он остался наедине с этим страшным лесом, все усиливалось. Володька с надеждой посмотрел на часы и невольно вздохнул: до нужной остановки оставалось еще три с половиной часа. Черт, да он свихнется за это время!

Володька решительно нацепил наушники. Врубил практически на полную мощность плейер и закрыл глаза…

ГЛАВА 2 ТАИНСТВЕННЫЙ ПРАПРАДЕД

— Поезд стоит здесь всего две минуты, поторопись!

Проводница схватила один из Володькиных рюкзаков и потащила в тамбур. Мальчишка кинул прощальный взгляд на свое купе и нехотя побрел следом: крошечная, абсолютно ни на что не похожая станция его не впечатлила. В окно вагона Володька смог рассмотреть только старую, облупившуюся от времени будку, длинную скамейку при ней, заасфальтированный пятачок земли и уходящую куда-то в лес неширокую тропинку.

«Станция! — презрительно думал Володька, еле-еле передвигая ноги следом за женщиной. — Прямо край света какой-то…»

Он успел вовремя. Едва проводница сунула ему в руки второй рюкзак, как поезд тронулся. Володька бросил поклажу на землю и с удивлением обнаружил, что кроме него здесь никто из пассажиров не вышел. Встречающих тоже не было, как мальчик ни вертел головой.

Пожав плечами, Володька побрел к скамейке. Но не дошел. Тяжелая рука, опустившаяся вдруг на его плечо, заставила Володьку подпрыгнуть и едва ли не заорать во всю глотку. Помешало этому одно: у него неожиданно пропал голос.

— Ну, здравствуй! — пророкотали за его спиной, и Володька наконец заставил себя обернуться.

Перед ним стоял старик. Ну, если его можно было так назвать. Кроме абсолютно седых, длинных волос, заплетенных почему-то в тугую девчоночью косичку, ничто в этом человеке о преклонном возрасте не говорило. Высокий, довольно худой мужчина с загоревшим, обветренным лицом, на котором выделялись яркие, синие, совершенно молодые глаза.

— Р-роман Ф-феоктистович? — неуверенно пробормотал Володька.

— Точно, это я.

Мужчина улыбнулся Володькиной настороженности и добавил:

— Татарников я. Как и ты.

— Но… я думал…

Предполагаемый прапрадед