Донбасская повесть [Пётр Петрович Африкантов] (fb2) читать постранично, страница - 2

равно вы никуда не денетесь… Сдавайтесь, пока мы добрые…

На голос не отвечаем, нечего воздух словами сотрясать. Не получив ответа, голос смолк. Автоматные очереди на время прекратились. Приходит мысль: «Видно решают, что с нами делать — в плен брать, или гранатами забросать?», а может быть, они тоже ждут сумеречной густоты, чтобы подобраться к нам поближе. Всё, возможно, ничего нельзя ни отрицать, или брать за аксиому. Как говорится — война план покажет. Пользуюсь затишьем, лежу, прикидываю разные варианты выхода из плачевной ситуации. А вечер уже накрыл нас своим серым одеялом, навалившись сверху, перешагнул и пошёл дальше на восток. Заметно стемнело. Нацики снова зашевелились, стали стрелять, только уже не прицельно, а по направлению. Чувствуем, что Тарасы приближаются. И вдруг, в истоме ожидания неизбежного, ощущаю рядом шевеление и подёргивание меня за ногу, и сразу слышу детский голос:

— Дядя! Дядя!.. Я за вами. Ползите за мной.

По голосу мальчишке было не более двенадцати лет. Потом это подтвердилось. Откуда он здесь взялся? Не сидел же он в липняке, когда мы сюда отступали. Этого не может быть. Да и чего ему здесь делать?

— Вы, дядя, торопитесь. Иначе совсем худо будет, — слышу я нетерпеливый голос и ещё более нетерпеливое подёргивание за ногу, — последний лаз закроют и всё.

Раздумывать некогда. Передаю по цепочке команду «следовать за мной» и начинаю ползти вслед за мальчишкой, благо его чёрная куртка с серым рисунком кошки на спине, немного выделяется на фоне молочно-коричневой мути. Наш проводник иногда останавливается, прислушивается, затем двигается дальше. В начале, ползём по ложбинке, всем телом вдавливаясь в углубление водотока, затем ложбинка закончилась, и мы уже передвигаемся по глубокой узкой канаве, заросшей густой травой. Сверху трава переплелась, образовав сплошной полог. Здесь мальчишка передвигается особенно осторожно. Слева до меня доносится украинская мова. Говорят совсем рядом, почти над нами, значит, ползём под самым носом у противника. Остановились, чего-то выжидаем. Снова ползём. Травяной полог над нами прервался. Вот мальчонка привстал и кубарем метнулся в сторону. Мы устремились за ним. Нацики продолжают стрелять, но не по нам, а по ложбинке, в которой мы только что были. Скоро они поймут, что нас в ней нет и тогда…

Продолжаем следовать за нашим спасителем. Мы тенями скользим по исковерканному снарядами лугу, спотыкаемся, падаем, встаём и снова бежим. Слово «бежим» здесь не подходит. Бежать не получается, есть раненые, они быстро передвигаться не могут. Через километр, раненые выдохлись совсем. Пытаемся им помогать, но тщетно, силы на исходе, падаем на землю и лежим, шумно вдыхая холодеющий воздух. Смотрю в ту сторону, где мы только что были. Стрельба там ещё идёт. И вдруг, слышим — взрывы. «Всё же решили забросать ложбину гранатами, — мелькнула в голове мысль. — Страхуются. Думали, что мы экономим патроны, потому и не стреляем. А на-ка выкуси, нас там уже нет».

Пока мы уходили из ложбины, мы и не заметили, как исчез со своим маревом вечер и пришла донбасская ночь. Темень уже зализала овражки, пригнула под себя берёзовую рощу, растеклась по застарелым пашням и на горизонте соединилась с таким же чёрным, маслянистым небом с фиолетовой дымкой по краям и карминовыми всплохами от дальних пожарищ. Всё объяла, всё выкрасила в свои зловещие тона. В общем, это они сейчас для нас зловещие, а будь это мирное время, каждый из нас умилялся бы их магией и чудодейственной силой. Каждому состоянию, своя красота, свои чувства и свои силы.

— Дяденьки… миленькие… Нам ещё чуть, чуть осталось, — говорит дрожащим голосом наш провожатый, и тянет меня за рукав. — Чуть, чуть же. — Этот упрашивающий и молящий детский голос нас поднимает на ноги. И опять, но уже один серый, блёклый рисунок на чёрной куртке маячит у меня перед глазами в ночной мути. Снова, как можем, бежим, подхватив раненых. Бежим достаточно долго и вдруг упираемся в кирпичную стену. Она буквально выросла перед нами. Что это за строение — разобрать невозможно, вроде как остатки жилой пятиэтажки. Останавливаемся, опираемся о стену, переводим дыхание.

— Долго нам ещё? — тихо спрашиваю проводника.

— Ни. Ни долго. — Щас нырнем — и нас нету, и пусть бандери шукают ветру в поле. — Тихонько засмеялся мальчик, чувствуя себя уже в безопасности, но продолжая идти вдоль стены. Наконец она закончилась, мы свернули за угол, остановились. Дальше стена была почти до земли разрушена, торчали лестничные пролёты и серостью высвечивались нагромождения балок и этажных перекрытий. Мальчонка потянул меня за рукав вниз, тихо проговорив:

— Дальше, дядя, ползком. — Сам лёг на землю и пополз под эти балки, мы последовали за ним. Пространство под балками было узкое и низкое, с поворотами. Кое-как протискиваемся. Это мальчишке здесь легко пролезть, а нам. Ползём, даже не чертыхаемся, натыкаемся на острые выступы. Неожиданно лаз по бокам увеличился, меня уже ничего не