Квир-теория и еврейский вопрос [Коллектив авторов] (epub) читать постранично, страница - 3

Если гендер предоставлял готовую интерпретационную основу, с помощью которой наука XIX века могла выявить и интерпретировать расовые отличия еврея, то ось «маскулинность – фемининность» была применена в другой нарождающейся таксономии различий: в новом дискурсе сексуальности с его четким определением индивидов как сексуальных персонажей и «закреплением» за ними таких личин, как «гомосексуал» или «сексуально извращенная женщина» [Foucault, p. 42–44]. XIX век, таким образом, был свидетелем появления не только современного еврея, но и современного гомосексуала. Это больше, чем просто историческое совпадение, как мы намереваемся показать в настоящем сборнике.

После Фуко стало почти общим местом утверждать, что сексуальность представляет собой социальный конструкт. Но что означает это утверждение? Сама идея, что людей можно различать и разделять на категории – как будто они принадлежат к разным сексуальным видам – на основе того, к кому и каким образом они преимущественно испытывают влечение, представляет собой фундаментально новое и обусловленное культурой историческое явление. Более того, эта идея, как утверждали Фуко и другие, преимущественно представляет собой продукт XIX века [Davidson; D’Emilio; Duggan; Foucault]. Некоторые историки сексуальной жизни в Британии утверждали, что современную гомосексуальную идентичность и культурные формы можно обнаружить столетием раньше, например, в molly houses^[4] XVIII века [Bray; Trumbach]. Впрочем, независимо от того, установим ли мы девятнадцатое или восемнадцатое столетие в качестве даты рождения современной гомосексуальности, наша основная мысль остается неизменной. Современные категории сексуальных различий, в первую очередь различие между гомо- и гетеросексуалами, представляют собой не более чем недавнее изобретение, социальный конструкт – они не даны от природы.

Квир-исследования и еврейский вопрос

Новые учения о расе и поле, возникшие в XIX веке, по сути, придавали еврейской инаковости «секулярный» характер. Впрочем, это не означает, что еврейские религиозные практики и религиозная самоидентификация утратили роль маркеров инаковости. Скорее концепт расы, воспринимаемой как поддающееся объективному измерению и неизгладимое качество, рационалистически обосновывал еврейскую инаковость. И это обоснование еще усиливалось, обогащаясь распространенными стереотипами сексуальной инаковости. Именно поэтому как в популярной, так и в научной европейской и американской литературе того времени так часто утверждается отличие еврейских мужчин от всех прочих в сексуальном плане. От введенной Отто Вейнингером гомологии «еврей = женщина» [Harrowitz] до беременности Леопольда Блума [Reizbaum] и убийственного слияния еврейской инаковости с сексуальной девиантностью у Леопольда и Лёба [Miller; статья Франклина в настоящем сборнике] – благодаря всему этому еврейство в современных условиях стало категорией гендера в той же мере, что и расы. Более того, поскольку гомосексуальность первоначально определялась как сексуальная или гендерная инверсия (характеристика, подразумевавшая, что выбор «неправильного» сексуального объекта – это следствие, а не причина), гендерные проблемы еврея воспринимались как нечто большее, чем просто семейное сходство с сексуальной инверсией гомосексуала.

Существенно, что это совмещение действовало в обоих направлениях, поскольку кластер стереотипов XIX века, относившийся к евреям, стал сопровождать и гомосексуалов. Как предположил Матти Бунцль, не только модерный еврей гомосексуализируется и секуляризируется, но и «гомосексуал», идентификацией и диагностированием которого так активно занималась scientis sexualis и ее многочисленные адепты, тоже приобрел «расовую окраску» [Bunzl].

И тем не менее связи между конструированием модерной еврейской идентичности, определяемой в расовых терминах, и конструированием модерной сексуальности не были достаточно разработаны теоретически. Мы определенно чувствуем «расовое беспокойство» сексологии, когда Хейвлок Эллис в своем исследовании сексуальной инверсии считает неудачным «гибридный термин [гомосексуал], составленный из греческого и латинского элементов» [Ellis, p. 2]. Подобное беспокойство по поводу лингвистической гибридности очевидно связано с недовольством межрасовыми браками, столь распространенным во времена Эллиса.

Изобретение современного гомосексуала может также – и эта мысль Бунцля особенно важна для настоящего сборника – отсылать к беспокойству, вызываемому расовыми отличиями евреев. Таким образом, говорит Бунцль, любая попытка очертить «расовый контур современного гомосексуала» должна