Сказка о Гении [Егор Упиров] (fb2) читать постранично, страница - 2

— Дедушка! — Гений Францевич стоял абсолютно один в черном полотне космоса, где кроме звезд ничего больше не было, — Исчез…

Он стоял оцепенев, как тролли у которых нет часов. Он не смел шелохнутся. Он ждал. Звезды исчезли, на их месте незаметно выросли золотистые папоротники. Гений Францевич оказался в лесу. Среди сосен и елей мишка косолапый по лесу ходил, шишки собирал и романсы пел под виолончели сверчков и пианино травы:

О, где же вы дни любви,

сладкие сны,

юные грезы весны…?

Где шум лесов,

пенье птиц,

где цвет полей,

где серп луны,

блеск зарниц?

Всё унесла ты с собой,

и солнца свет,

и любовь, и покой!

Всё, что дышало тобой лишь одной!

Гений Францевич был заворожен пением медведя с плетенной корзиной полной шишек. Белки, кролики, мыши и другие мохнатые обнимались и плакались, подтирая глаза листочками березы.

— Как это красиво…Как это…, -он не выдержал и зарыдал, облокотившись на случайное дерево, — А где же мои дни любви? А я любил? А я любил! — он зарыдал еще сильнее, — Какой я несчастный, какой я жалкий старик! Даже жизнь и ту напрасно прожил! Распил и не заметил, как добрался до дна…Мать профессор, отец профессор, дед известный астроном, а я? Глупый дряхлый путяга! Разбить бы себе лоб, да жалко…лоб ведь ни при чем.

Гений Францевич присел, хотя скорее нелепо шлепнулся, на большой пень. Скрючившись, он напоминал иву. Об этом можете ему сказать, вроде даже приятно получилось. Он сидел и слезно проклинал себя, пока медведь все продолжал:

О, вы, дни любви,

сладкие сны,

юные грезы весны!

В сердце моем нет надежд следа!

Все, все прошло и навсегда!

Рыдал весь лес. Даже трухлявый пень, на котором сидел Гений Францевич завыл от тоски. Когда песня кончилась, музыка стихла, мишка спокойно продолжил собирать шишки. Он клал их в свою корзинку одну за одной, но казалось корзинка не наполняется и остается пустой. Мишка проходил мимо сосны и выходил из-за березы, проползал под дубом и перешагивал вяз, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах. Гений Францевич уже перестал рыдать и просто грустно наблюдал за косолапым. Вдруг одна очень крупная шишка, размером с арбуз, сорвалась с ветвей кедра и с криками, и воплями полетела вниз. Медведь задрал голову, ошарашенный внезапным шумом, и шишка с треском приземлилась прямо ему на лоб. Мохнатый повалился на землю, и Гений Францевич подбежал к нему:

— Господи правый! Вы в порядке?

— Рррр…Гений…ты должен его придумать…слышишь?

— Я сейчас позову врача не переживайте…Врача! Врача!

Медведь вцепился в руку Гения Францевича и взглядом, как сюита в миноре, уставился на него:

— Посмотри на меня, мне больше не жить…да и незачем…свою самую большую шишку я уже собрал…Больше уже ничего не будет…Но ты, мальчик мой, послушай, послушай меня! Тебе нужно придумать его! Это важно…Это очень-очень важно. Ты слышишь меня?

— Кого? Кого я должен придумать? Расскажите мне молю Вас… — Гений Францевич сжимал и целовал медвежью лапу.

— Гений! Послушай меня! Послушай! Времени нет! Гений! Гений! -произнося это медведь быстро уменьшался и едва закончив говорить последнее слово исчез. На поляне еще тут и там слышались его слова, но медведя уже нигде не было.

Гений Францевич сидел на коленях во мху и выл на серп месяца, который так подло сверкал среди веток старого леса. На толстой грубой ветке дуба сидела синяя сова и повторяла «Пора. Пора. Пора»

Гений Францевич проснулся рывком. Протер глаза и ощетинившиеся щеки. Осмотрелся. Аккуратно встал из-за стола и подошел к окну. Всё еще была ночь. Из раковины несло застоявшейся водой и испорченной едой. Гений Францевич почесал сальную голову и вернулся обратно за стол. На столе сверкала эмалированная тарелка с засохшим кусочком сыра. Гений небрежно взял сыр и съел его.

— Недурно.

Минут пять он сидел и задумчиво жевал, уперевшись взглядом в стену. Он пытался понять свой сон, который по непонятной для него причине он не забыл по пробуждению.

— Придумать…кого…?

Он чесал свою редую бороду и шмыгал носом так, будто вокруг стоял страшный колотун. Гений прокручивал свой сон в поисках ответа. Он помнил каждую деталь, каждый миг, проглядел каждый момент, каждую секунду сна, но нигде не смог отыскать ответа. Вдруг лампочка, служившая ему люстрой, быстро замигала и Гений что-то понял:

— Ну конечно! Это же так просто! Мне всего-то нужно снова заснуть! Элементарно! Кто-то обязательно снова начнет говорить со мной, скажет, что я должен кого-то придумать и тогда я точно поймаю кого! Точно поймаю!

Гений поспешил в комнату, где на старом заспанном диване он обычно спал. Диван не раскладывался и был накрыт мятой белой простыней, от которой исходил терпкий запах мужской раздевалки и дешевого табака. Гений улегся поудобнее, насколько это было вообще возможно на диване, укутался в пододеяльник, который до этого валялся на полу, и попытался уснуть. Но ничего не получалось. Он