Страшные сказки Бретани [Елена Елисеева] (fb2) читать постранично, страница - 2

издевательской), пару пистолетов, туго набитый кошелёк, запахнул на груди плащ, оседлал вороную кобылицу и покинул Париж. Он мчался по извилистой дороге, словно пытаясь сбежать от преследующих его терзаний, и ненавидел себя за этот побег. Он ведь никогда не сбегал от опасностей — ни на пустынном берегу, около разрушенных взрывом скал, когда ему противостоял бледный Арамис в окровавленном камзоле, ни в Англии, когда ему угрожали оружием головорезы де Круаль, ни у дома монахов-иезуитов, когда очередной взрыв разнёс половину дома. Даже в Бретейе, столкнувшись с воскресшими мушкетёрами и их детьми, он и то не отступил! А теперь сбегал, трусливо, как крыса, покидая сестру и её друзей.

Конечно, Леон успокаивал себя тем, что Анжелике и остальным ничего не угрожает, по крайней мере, в настоящее время (в том, что дети мушкетёров рано или поздно найдут себе новые неприятности, он не сомневался). Анжелика под надёжной защитой, король, а уж тем более королева-мать, благоволят тем, кто вернул им сокровища Франции, Кольбер притих, и все его усилия направлены на то, чтобы сохранить в первую очередь голову, а во вторую — лицо. Иезуиты разбиты в пух и прах, Луиза де Круаль умчалась в неизвестном направлении… «Точь-в-точь как я», — подумал Леон, и эта мысль наполнила его внезапной злобой.

Он не мог оставаться с остальными детьми мушкетёров после всего, что было между ними, но не мог и стать их врагом. Именно поэтому он сбежал, отказавшись и от должности, что теперь вызывала у него лишь отвращение, и от опостылевшего королевского двора с его притворством и фальшью, бьющим в глаза великолепием и слащавостью. Пусть дети мушкетёров защищают своего короля, повторяя путь своих отцов, с Леона же довольно, он уходит. Поспешно покидая Париж, сын Портоса ещё не знал, что будет делать дальше, но не сомневался, что человек, ловко владеющий оружием и умеющий убивать людей, без работы не останется. Не всё ли равно кому служить — Кольберу, королю, де Круаль (при воспоминании о ней больно защемило сердце) или какому-нибудь мелкопоместному дворянину?

Дни сменялись днями, осень уже вступила в свои права, а Леон уносился всё дальше и дальше от Парижа, на запад, ночевал на постоялых дворах, мок под дождями и всё никак не мог найти успокоения своему сердцу. Иногда мелькала мысль вернуться, но все такие помыслы он гнал от себя как недостойные. Сын Портоса представлял, как Анжелика вернётся в небольшую комнатку, которую она снимала в Париже, и обнаружит на столе письмо, как она нахмурится, вчитываясь в неровные строки, написанные размашистым почерком брата, и брови её скорбно поднимутся, а губы задрожат, когда до неё дойдёт смысл написанного.

«Анжелика!

Когда ты прочитаешь это письмо, я буду уже далеко от Парижа. Куда направляюсь — не скажу, потому что и сам этого не знаю. Наверное, я должен попросить прощения за то, что оставляю тебя одну, но я-то знаю, что ты не одна — у тебя есть Анри, Жаклин и Рауль. Признайся графу в любви, а то он будет собираться с духом до второго пришествия. Да, я знаю, что ты в него влюблена, и он в тебя тоже. Тянуть незачем.

Замок отца полностью твой, как и его земли. Можешь делать с ними всё, что хочешь — считай, что я отказываюсь от своих прав на отцовские владения. Не вини себя в том, что я уехал от вас — так было нужно. Я не могу быть с вами и не хочу быть против вас. Ничего, мир велик, и в нём, Бог даст, найдётся место для Леона, бывшего капитана гвардейцев, так и не ставшего бароном дю Валлоном.

Не ищи меня, это бесполезно. Если хочешь помочь мне, помолись за меня — хотя уверен, ты сделаешь это и без напоминания. Не давай Анри и Жаклин ссориться, а то так может дойти и до новой дуэли. Держись подальше от Лувра — он не для таких чистых душ, как твоя. Храни отцовскую шпагу — может, ты когда-нибудь передашь её вашим с Раулем детям.

Твой, как бы мне ни хотелось это забыть, брат

Леон»

После такого письма невозможно было вернуться и забрать все написанные слова назад, поэтому Леон продолжал упорно нестись вперёд, преследуя свою пока ещё невидимую цель. А цель уже показалась на горизонте, её неясные очертания вырисовывались под покровом тумана, едва сын Портоса оказался в Бретани — этом гордом свободолюбивом краю, пропитанном запахом моря и соли, криками чаек и зеленью лесов. Здесь даже дышалось как-то легче, свободнее, и Леон впервые за много дней сумел вздохнуть полной грудью, а терзавшие его мысли не ушли совсем, но будто бы отступили, затаились в тени.

После ночи, проведённой на постоялом дворе, Леон раздумывал о дальнейшем пути, жуя знаменитые бретонские блинчики — те на вкус были отвратительными, пересоленными, словно вся соль из моря впиталась в них. В помещении было шумно и тесно, люди пили, ели, болтали, пихали друг друга локтями, пышнотелая румяная жена трактирщика разносила еду и подливала в кувшины вино, ловко уворачиваясь от рук некоторых подвыпивших мужчин и со смехом отвечая на их крепкие словечки не менее крепкими выражениями.