Коралайн [Нил Гейман] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Нил Гейман Коралайн
Волшебные истории – это больше, чем правда: не потому, что они лгут, будто драконы существуют, а потому, что утверждают, что дракона можно победить.Коралайн обнаружила дверь вскоре после переезда в дом. Дом был очень старым – с чердаком под крышей, с подвалом под полом и разросшимся садом с громадными старыми деревьями. Семье Коралайн принадлежал не весь дом – для этого он был слишком велик. Нет, им принадлежала только часть. Старый дом с ними делили и другие люди. Мисс Свинк и мисс Форсибл жили в квартире этажом ниже Коралайн. Обе они были старыми и толстыми и держали в квартире многочисленных шотландских терьеров не первой молодости с именами Хэмиш, Эндрю и Джок. Когда-то мисс Свинк и мисс Форсибл были актрисами, как сообщила Коралайн мисс Свинк в их первую встречу. – Видишь ли, Кэролайн, – говорила она, неправильно расслышав ее имя, – мы обе, мисс Форсибл и я, в свое время были знаменитыми актрисами. Очень знаменитыми, милочка. Ах, не давай Хэмишу этих кексов с изюмом, иначе у него до утра будет болеть животик! – Я Коралайн. А не Кэролайн. Коралайн! – поправила Коралайн. В квартире над Коралайн, под самой крышей, жил полоумный пожилой человек с роскошными усами. Он поведал Коралайн, что дрессирует цирковых мышей. Правда, пока их никто не видел. – В один прекрасный день, малышка Кэролайн, они будут полностью готовы – и весь мир увидит чудеса моего мышиного цирка! Ты, конечно, спросишь, почему нельзя взглянуть сейчас: ведь ты именно это собираешься сказать? – Нет, – ответила Коралайн. – Я хотела сказать, чтобы вы не называли меня Кэролайн. Я – Коралайн. – Мой мышиный цирк нельзя посмотреть потому, – пояснил старик, – что мыши еще не всё отрепетировали. Кроме того, они отказываются играть песни, которые я для них написал. Все песни, которые я пишу для мышей, должны звучать как «тампти-пампти», а белые мыши играют больше похоже на «тудл-дудл». Я уже подумываю перевести их на другие сорта сыра. Коралайн сомневалась, что это можно назвать мышиным цирком. Скорее всего, решила она, старик просто выдумывает. На следующий день после переезда Коралайн отправилась на разведку. Рядом с домом раскинулся большой сад, именно его Коралайн и решила осмотреть в первую очередь. В самом дальнем углу она обнаружила теннисный корт, но вряд ли кто-либо из обитателей дома играл там – изгородь пестрела дырами, а сетка почти истлела. Еще в саду был старый розарий с чахлыми кустиками, усыпанными тлей, полный булыжников сад камней и грибница с коричневыми мясистыми поганками, источавшими жуткий запах, когда на них наступаешь. Кроме того, в саду имелся колодец. В первый же день мисс Свинк и мисс Форсибл сочли необходимым предупредить Коралайн, что он очень опасен, и взяли с нее слово держаться от колодца подальше. Поэтому Коралайн немедля отправилась на поиски колодца, чтобы разузнать его местоположение – ну, чтобы потом как следует держаться подальше. Колодец нашелся через два дня, на буйно заросшем лугу за кортом – скрытый зарослями деревьев и высокой травой круг из камней. Он был прикрыт деревянными досками, чтобы кто-нибудь случайно не провалился, но в одной из досок осталось отверстие от сучка, и Коралайн потратила полдня, бросая в него мелкую гальку и желуди и считая, как скоро глубоко-глубоко внизу раздастся плеск от их падения в воду. Еще Коралайн изучала живность. Она нашла ежа, змеиную кожу (правда, без змеи), камень, страшно напоминающий лягушку, и жабу, страшно напоминающую камень. Также был обнаружен высокомерный черный кот, который мог сколько угодно сидеть на пнях или стенах и глазеть на Коралайн, но всегда ускользал, если она хотела с ним поиграть. Так она и провела первые две недели на новом месте – разведывая сад и окрестности. Мама заставляла ее заглядывать домой на обед и ужин; да еще она должна была одеваться потеплее, прежде чем уйти, потому что лето в тот год выдалось очень холодное; но не проходило ни одного дня, чтобы она не отправлялась на разведку, пока однажды не полил дождь, и ей пришлось остаться дома. – Ну, и что мне делать? – спросила Коралайн. – Почитай книгу, – посоветовала мама. – Посмотри видео. Поиграй с игрушками. Пойди понадоедай мисс Свинк и мисс Форсибл, или тому чокнутому чудаку сверху. – Ну нет, – возразила Коралайн, – ничего такого мне не хочется! Хочу пойти поразведывать. – Я ничего не имею против этих твоих разведок, – ответила мать, – пока ты не начинаешь перегибать палку. Коралайн подошла к окну и принялась смотреть, как идет дождь. Под таким не погуляешь – он специально бросается вниз и с плеском разбивается на месте приземления. Такой дождь подразумевает целеустремленность – на этот раз он целеустремленно превращал сад в мутный жидкий супчик. Коралайн уже пересмотрела все видеокассеты. Игрушки наскучили, а все свои книги она перечитала. Она включила телевизор и стала прыгать по каналам, но не нашла ничего, кроме людей в костюмах, рассуждающих о рынке капитала, и спортивных программ. В конце концов, отыскалось кое-что интересное: заключительная часть биологической передачи о какой-то «защитной окраске». Показывали всяких животных – птиц и насекомых – которые, чтобы уцелеть, маскировались под листья, прутики или же других животных. Коралайн очень понравилось, но передача слишком быстро подошла к концу, сменившись репортажем о кондитерской фабрике. Настало время поговорить с папой. Отец Коралайн был дома. Мама с папой оба делали что-то на компьютерах, а это значило, что они много времени проводили дома. У каждого из них был отдельный кабинет. – Привет, Коралайн, – не поворачиваясь сказал он, когда дочь вошла. – М-м-ф-ф... – ответила Коралайн. – Дождь идет. – Ага, – согласился отец. – Как из ведра. – Нет же, – возразила Коралайн. – Просто идет дождь. Мне можно на улицу? – А что мама говорит? – Она говорит: «Ты не выйдешь за двери в такую погоду, Коралайн Джонс!» – Значит, нельзя. – Но мне надо продолжать разведывать. – Тогда разведай квартиру, – предложил папа. – Вот тебе бумага и ручка. Посчитай двери и окна. Перечисли всё синее. Организуй разведывательную экспедицию и открой на карте местоположение водонагревательного бака. И дай мне спокойно поработать. – А можно мне в гостиную? – В гостиной Джонсы хранили дорогую (и страшно неудобную) мебель, доставшуюся от бабушки. Коралайн туда не пускали. Туда вообще никто не ходил. Держали для самых торжественных случаев. – Если не напортачишь. И ничего там не трогай. Коралайн сосредоточенно выслушала задание, взяла ручку с листиком и отправилась на разведку. Она разыскала водонагревательный бак (в чуланчике на кухне). Она посчитала все синее (153). Она посчитала окна (21). Она посчитала двери (14). Из всех перечисленных дверей тринадцать открывались и закрывались. Еще одна, массивная резная дверь из дерева в углу гостиной, оказалась запертой. Она спросила у мамы: – Куда ведет эта дверь? – Никуда, дорогая. – Но должна же она куда-то вести! – Проверь! – покачав головой, предложила мама. Она подтянулась и сняла связку ключей с полки над дверным косяком. Потом тщательно перебрала и отыскала среди них один – самый старый, самый большой самый черный и ржавый ключ. Они пошли в гостиную, и мама отперла дверь. Та с готовностью распахнулась. Мама оказалась права. Дверь никуда не вела. Она открывалась в кирпичную стену. – Когда здесь был один целый дом, – объяснила мама, – дверь куда-то вела. А затем дом разделили на квартиры, и проем просто заложили кирпичом. По ту сторону стены другая квартира, которую еще никто не купил. Она закрыла дверь и вернула связку ключей на полку над кухонным косяком. – Ты ее не заперла, – напомнила Коралайн. – А зачем? – пожала плечами мама. – Дверь все равно никуда не ведет. Коралайн промолчала. Уже почти совсем стемнело, а дождь по-прежнему барабанил по стеклам и размывал дальние огни проезжавших по дороге машин. Отец Коралайн оторвался от работы и приготовил на всех ужин. – Пап, ты опять сам накулинарил! – с отвращением сказала Коралайн. – Это лук с тушеной картошкой, гарниром из эстрагона и плавленым сыром «Груэр», – разъяснил отец. Коралайн вздохнула, отошла к холодильнику и достала мини-пиццу и картошку, намереваясь разогреть их в микроволновке. – Ты же знаешь, я не люблю домашнюю еду! – пожаловалась она папе, пока ужин вращался в печке, а крохотные красные циферки вели обратный отсчет до нуля. – Ты даже не пробовала, может, понравилось бы, – заметил папа, но Коралайн упрямо затрясла головой. В ту ночь Коралайн долго лежала в постели без сна. Она почти уснула, когда дождь прекратился, и тут раздалось: «т-т-т-т-т-т». Коралайн села. Вдруг где-то скриииииипнуло. Коралайн выбралась из постели и заглянула в прихожую, но не заметила ничего странного. Она повернула назад. Из спальни родителей доносился раскатистый храп – папа, конечно, – и беспорядочное сонное бормотание – мамино. Коралайн задумалась, уж не приснилось ли ей всё это – чем бы оно ни было. Что-то шевельнулось. Едва плотнее тени, оно молниеносно скользнуло вдоль темной стены прихожей, словно оживший клочок ночи. Оставалось надеяться, что это не паук. В обществе пауков Коралайн чувствовала себя крайне неуютно. Черный силуэт скрылся в гостиной, и Коралайн, немного нервничая, последовала за ним. В гостиной было темно, свет проникал только из прихожей, и стоящая в дверном проеме фигурка Коралайн отбрасывала на ковер огромную тень, похожую на непомерно длинную тощую женщину. Коралайн раздумывала, включать ли свет, когда вдруг увидела, как из-под дивана медленно выползает черная тень. Силуэт замер – и вдруг стремительно и бесшумно метнулся по ковру в дальний угол комнаты. В том углу не было никакой мебели. Коралайн зажгла свет. В углу ничего не было. Ничего, кроме старой двери, ведущей в глухую кирпичную стену. Коралайн могла поклясться, что мама закрывала дверь, но сейчас дверь оказалась чуть приоткрытой. Самую малость – всего лишь щель. Коралайн подошла и заглянула за дверь. Ничего, кроме стены из красных кирпичей. Она плотно закрыла старинную дверь, выключила свет и отправилась спать. В ту ночь Коралайн приснились черные тени; они безостановочно скользили с места на место, укрываясь от света, пока не собрались вместе – маленькие черные зверьки с красными глазами и острыми желтыми зубками. Существа запели:Гилберт К. Честертон
Следующий день выдался солнечным, и мама взяла Коралайн в ближайший крупный город купить школьную одежду. Папу они оставили на станции: он собирался на один день в Лондон повидаться с какими-то людьми. Коралайн помахала ему на прощание, и они с мамой отправились в универмаг за обновками. Коралайн страшно понравились ярко-зеленые перчатки. Мама отказалась их взять, зато купила белые носки, темно-синие брюки, четыре серые блузки и темно-серую юбку. – Но мам, в школе все носят серые блузки и всё такое! А вот зеленых перчаток ни у кого нет, я буду одна такая! Мама не слушала – она обсуждала с продавцом, какой пуловер купить Коралайн. Оба сошлись на том, что лучше всего купить жутко просторный и мешковатый, в надежде, что в один прекрасный день она до него дорастет. Коралайн оставила их и ушла к витрине с «веллингтоновскими» ботинками в форме лягушек, уток и кроликов. Потом она вернулась. – Коралайн? Вот ты где! Где тебя носило? – Меня похитили инопланетяне, – ответила Коралайн. – Они пришли из открытого космоса с лучевыми пистолетами, но я их обманула, потому что надела парик и смеялась с иностранным акцентом, и поэтому мне удалось сбежать. – Конечно, солнышко. А теперь, думаю, пора приступать к заколкам, верно? – Нет. – Ну, скажем, полдюжины, чтобы закалывать волосы набок, – предложила мама. Коралайн промолчала. В машине, когда ехали домой, она спросила: – А что в той пустой квартире? – Не знаю. Думаю, ничего. Наверное, как и в нашей было, пока мы в нее не переехали. Голые комнаты. – А как ты думаешь, туда можно попасть из нашей квартиры? – Невозможно, если, конечно, ты не умеешь ходить сквозь кирпичные стены. – А-а. Домой они вернулись к обеду. Несмотря на солнечную погоду, день выдался холодным. Мама заглянула в холодильник и нашла там сиротливый помидор и кусок сыра с зеленой плесенью. В хлебнице осталась одна корочка. – Смотаюсь-ка я в магазин – куплю нам рыбных палочек или еще чего-нибудь, – сказала мама. – Идешь со мной? – Нет, – отказалась Коралайн. – Не скучай, – попрощалась мама и вышла. Затем вернулась, взяла забытые ключи от машины и снова ушла. Коралайн изнывала от скуки. Она полистала книгу, которую читала мать – о людях какой-то далекой-предалекой страны; каждый день эти люди брали кусочки белого шелка и разрисовывали их воском, а затем опускали в краску. Потом снова разрисовывали воском и красили опять. Затем выплавляли воск в горячей воде, и когда материя становилась великолепной, сжигали в огне дотла. Коралайн эта возня показалась совершенно бессмысленной; ей оставалось надеяться, что тем людям нравилось их занятие. Веселее не стало, а мама все не появлялась. Коралайн взяла стул и подтащила к кухонной двери. Взобралась на стул и встала на цыпочки. Слезла, взяла из чулана веник. Снова вскарабкалась на стул и подняла веник повыше. Звяк! Коралайн слезла со стула, подняла с торжествующей улыбкой связку ключей, прислонила веник к стене и отправилась в гостиную.
Семья ее не пользовалась гостиной. Вся мебель была унаследована от бабушки Коралайн, включая деревянный кофейный столик, сервировочный столик, массивную стеклянную пепельницу и нарисованную маслом картину, изображающую вазу с фруктами. Коралайн никогда не понимала, кому могло взбрести в голову малевать вазы с фруктами. Больше в комнате ничего не было: ни пустячных безделушек на каминной полке, ни статуй, ни часов; ничего, что могло бы придать ей уют и обжитость. Старинный черный ключ казался холоднее остальных. Коралайн вставила его в скважину. Ключ повернулся легко, замок послушно щелкнул. Коралайн замерла и прислушалась. Она понимала, что поступает нехорошо, и теперь пыталась выяснить, не вернулась ли мама, но ничего не услышала. Тогда Коралайн положила ладонь на дверную ручку, повернула ее и, наконец, открыла дверь. Дверь вела в темный коридор. Кирпичи исчезли, словно стены никогда здесь и не было. Из коридора веяло холодным запахом плесени: так пахнет что-то очень древнее и неторопливое. Коралайн вошла в дверной проем. Она попыталась представить, как может выглядеть незаселенная квартира: если конечно, коридор вел именно туда. Коралайн взволнованно прошла по коридору. Было в нём что-то знакомое. Ковер под ногами был точно такой же, как и у нее дома. Обои на стенах – точь-в-точь как и у них. Висящая на стене картина была такой же, какая висела у них в коридоре. Коралайн поняла, где находится: она находилась в собственной квартире. Она никуда и не уходила. Она в растерянности потрясла головой. И уставилась на висящую на стене картину: нет, картина не была той самой. Та, что висела у них дома, изображала мальчика в старомодной одежде, который созерцал мыльные пузыри. Но теперь выражение лица мальчишки изменилось – он разглядывал пузырьки с таким выражением, словно собирался сделать с ними что-то крайне жестокое. Было что-то особенное в его глазах. Коралайн смотрела на глаза, пытаясь сообразить, что же в них было не так. До нее почти дошло, когда кто-то позвал: «Коралайн?» Голос был как у мамы. Коралайн отправилась в кухню, откуда доносился голос. В кухне спиной к ней стояла женщина. Выглядела она очень похоже на настоящую маму Коралайн. Только вот... Только вот кожа у нее была белой как бумага. Только вот была она выше и худее. Только вот пальцы у нее были слишком длинными и безостановочно шевелились, а бордовые ногти были изогнутыми и острыми. – Коралайн? – обратилась к ней женщина. – Это ты? И тут она обернулась. Вместо глаз у нее были большие черные пуговицы. – Пора обедать, Коралайн, – сказала женщина. – Кто вы? – спросила Коралайн. – Я твоя другая мама, – отвечала женщина. – Беги скажи своему другому папе, что обед готов. – Она открыла дверцу духовки. Внезапно Коралайн поняла, насколько успела проголодаться. Из духовки пахло великолепно. – Ну, иди же! Коралайн вышла в коридор и отправилась к кабинету папы. Открыла дверь. Спиной к ней у монитора сидел какой-то мужчина. – Здрасьте, – сказала ему Коралайн. – Я... я хотела сказать, что она сказала, что обед готов. Мужчина обернулся. Вместо глаз у него были пуговицы – большие, черные и блестящие. – Привет, Коралайн, – поздоровался он. – Умираю с голоду! Он поднялся и пошел вместе с ней в кухню. Они уселись за кухонный стол и другая мама подала обед. Огромного коричнево-золотистого цыпленка, жареную картошку и мелкий зеленый горошек. Коралайн жадно набросилась на еду. Все было чрезвычайно вкусным. – Мы давно тебя ждем, – сказал другой папа Коралайн. – Меня?... – Да, – кивнула другая мама. – Без тебя здесь все было не то. Но мы знали, что в один прекрасный день ты придешь, и у нас будет настоящая семья. Хочешь еще цыпленка? Коралайн еще никогда не пробовала цыпленка вкуснее. Мама иногда готовила цыплят, но она всегда покупала замороженных или полуфабрикат, и они получались очень сухими и безвкусными. Когда готовил папа, он покупал настоящих цыплят, но всякий раз вытворял с ними странные вещи, например, варил в вине, начинял черносливом или запекал в тесте, и Коралайн всегда принципиально отказывалась прикасаться к его стряпне. Она взяла добавки. – Я и не знала, что у меня есть другая мама, – сказала она осторожно. – Конечно, есть! Они у всех есть, – объяснила ей другая мама, сияя своими глазами-пуговицами. – После обеда тебе, наверное, захочется поиграть с крысами в своей комнате. – С крысами? – Теми, что с верхнего этажа. Коралайн видела живую крысу только по телевизору. Перспектива с ними поиграть и вправду была заманчивой. День, кажется, обещал быть очень интересным! После обеда другие родители вымыли посуду, и Коралайн ушла в свою другую спальню. Здесь различия оказались заметней. Для начала, она была выкрашена краской аляповато зеленого оттенка вперемежку с кричаще розовым. Коралайн решила, что не хотела бы ночевать в такой комнате; с другой стороны, такая гамма была куда интереснее, чем в ее собственной спальне. Здесь была куча замечательных вещей, которых она не видела раньше: ангелы над кроватью, порхающие как стайка пугливых воробьев; книжки с картинками, ползающие повсюду, шелестящие и изгибающиеся; уменьшенные черепа динозавров, которые щелкали зубами, когда она проходила мимо. Ящик был доверху наполнен превосходными игрушками. Вот это мне по душе, подумала Коралайн и выглянула в окно. Пейзаж из окна открывался такой же, как из окна ее собственной спальни: деревья и поля, а за полями, на самом горизонте – далекие пурпурные холмы. Что-то черное стремительно пронеслось через комнату и скрылось под кроватью. Коралайн опустилась на колени и заглянула туда. Не меньше пятидесяти крошечных красных глаз уставились в ответ на нее. – Привет, – поздоровалась Коралайн. – Вы и есть крысы? Они выбрались из-под кровати, часто мигая от яркого света. У крыс была короткая угольно-черная шерсть, маленькие красные глаза, розовые лапки, похожие на когтистые миниатюрные руки, и такого же цвета безволосые хвосты, напоминающие длинных скользких червей. – Вы умеете разговаривать? – спросила у крыс Коралайн. Самая большая и самая черная из них кивнула. Коралайн решила, что та как-то неприятно ей улыбается. – Ну, – сказала Коралайн, – что вы умеете? Крысы собрались в круг. Затем принялись осторожно но сноровисто взбираться друг на друга, пока не образовалась пирамида с самой крупной крысой на вершине. Крысы принялись выводить тонкими шипящими голосами:
РАССКАЗ КОРАЛАЙН ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА ПО ИМЕНИ ЭППЛ. ОНА ОЧЕНЬ ЛЮБИЛА ТАНЦЕВАТЬ. ЭППЛ ВСЕ ТАНЦЕВАЛА И ТАНЦЕВАЛА ПОКА ЕЕ НОГИ НЕ ПРИВРАТИЛИСЬ В САССИСКИ. КОНЕЦ.Коралайн распечатала рассказ и выключила компьютер. Затем дорисовала под рассказом танцующую девочку. А после приготовила ванну, в которой оказалось слишком много пены, убежавшей через край на пол. Коралайн как сумела вытерла себя и пол и ушла спать. Ночью она проснулась. Пошла в спальню родителей, но их кровать по-прежнему была застелена и пуста. Светящиеся зеленые числа на цифровых часах показывали 3:12 ночи. Одна-одинешенька, среди ночи, Коралайн заплакала. Кроме плача, в пустой квартире не было никаких звуков. Она забралась на кровать мамы и папы и через некоторое время, успокоившись, задремала. Ее разбудили чьи-то тыкающиеся в лицо холодные лапки. Коралайн открыла глаза. В ответ на нее уставились огромные зеленые глазищи. Это был кот. – Привет! – сказала Коралайн. – Как ты сюда попал? Кот ничего не ответил. Коралайн выбралась из постели. На ней была длинная футболка и пижамные штанишки. – Ты пришел мне о чем-то рассказать? Кот зевнул, отчего глаза у него сверкнули яркой зеленью. – Ты знаешь, где мои папа с мамой? В ответ кот медленно ей подмигнул. – Это означает «да»? Кот подмигнул снова. Коралайн решила, что это и в самом деле «да». – Отведешь меня к ним? Кот посмотрел на нее. Затем вышел в прихожую. Она пошла следом. Проводник пересек прихожую и остановился в самом дальнем углу, где висело зеркало высотой в человеческий рост. Давным-давно это зеркало находилось внутри платяного шкафа. Оно так и осталось на стене, когда семья Коралайн въехала в квартиру, и, хотя мама время от времени поговаривала, что его нужно заменить чем-то более новым, руки у нее до этого так и не дошли. Коралайн включила свет. Зеркало отразило комнату за ее спиной; чего и следовало ожидать. Но еще в нем отражались папа с мамой, неловко стоящие посреди коридора. Они казались такими грустными и одинокими! Когда Коралайн увидела их, они безвольно помахали ей. Одной рукой папа обнимал маму. Родители смотрели прямо на нее. Отец открыл рот и что-то сказал, но Коралайн не услышала ни единого слова. Мама подышала на зеркальную поверхность с другой стороны и торопливо, пока запотевшее стекло не высохло, написала кончиком пальца: Но вот дымка исчезла со стекла; исчезли и родители, и теперь зеркало отражало лишь коридор, да Коралайн с котом. – Где они? – спросила Коралайн у спутника. Кот не ответил, но она живо представила себе его сухой, как мертвый мотылек на зимнем подоконнике, голос, который произносит: «А ты как думаешь, где они?» – Они ведь не собираются возвращаться, да? – рассуждала Коралайн. – Только не по собственному желанию. Кот мигнул глазами. Коралайн истолковала это как «да». – Ага, – сказала Коралайн. – Тогда, думаю, у нас есть лишь один выход. Она отправилась в кабинет отца. Села за стол. Взяла телефон, полистала справочник и позвонила в местный полицейский участок. – Полиция, – произнес хриплый мужской голос. – Здравствуйте, – сказала Коралайн. – Меня зовут Коралайн Джонс. – А вы поздновато ложитесь спать, не так ли, юная леди? – сказал полицейский. – Может и так, – согласилась Коралайн, не собираясь отвлекаться, – но я звоню, чтобы сообщить о преступлении. – И какого рода это преступление? – Похищение. На самом деле, похищение взрослых. Моих родителей утащили в мир, который находится с другой стороны зеркала в нашей прихожей. – И кто, по-вашему, их туда утащил? – спросил офицер полиции. Коралайн слышала улыбку в его голосе и изо всех сил пыталась говорить как взрослая, чтобы заставить его воспринять сказанное всерьез. – Думаю, это моя другая мама сцапала их своими когтями. Наверное, она собирается силой вшить им в глаза черные пуговицы, или просто хочет заманить меня обратно в свои лапы. Тут я не уверена. – Ясно. Заманить в нечестивые когти своих злодейских лап, верно? – уточнил полицейский. – М-м... знаете, что я вам посоветую, мисс Джонс? – Не знаю, – сказала Коралайн. – Что? – Попросить маму сделать вам большую добрую чашку крепкого шоколада плюс крепкие добрые объятия. Ничто так не отпугивает ночные кошмары, как горячий шоколад и крепкие объятия. И когда она станет отнекиваться и просить не будить ее в такой поздний час, скажите ей, что это приказ полиции. – У полицейского был глубокий убедительный голос. Но Коралайн он не убедил. – Когда я ее увижу, – пообещала Коралайн, – именно это ей и скажу! – И положила трубку. Черный кот, который в течение всего разговора прихорашивал свою шерстку, тут же встал и направился в прихожую. Коралайн сходила в спальню – накинуть синий халат и обуть тапочки. Потом заглянула под ванную в поисках какого-нибудь фонарика и таки нашла один, но батарейки в нем давно уже разрядились, и фонарик сумел выжать лишь слабенький соломенно-желтый лучик. Она вернула его на место, отыскала коробку с припасенными на аварийные случаи свечами, и вставила одну в подсвечник. Потом положила в карманы по яблоку. Взяла связку ключей и сняла с кольца старинный черный ключ. Потом Коралайн отправилась в гостиную и уставилась на дверь. У нее появилось ощущение, что дверь тоже отвечает ей взглядом; она знала, что это глупо, но где-то в глубине души верила, что так и есть. Коралайн сходила в спальню и покопалась в карманах джинсов. Нашла камень с дыркой и тоже положила его в карман платья. Она подожгла зажигалкой фитиль свечи, понаблюдала, как он трещит и разгорается, затем взяла черный ключ. Тот оказался холодным. Коралайн вставила ключ в дверную скважину, но не спешила его поворачивать. – Когда я была маленькой девочкой, – поделилась она с котом, – давным-давно, когда мы жили еще в нашем старом доме, папа взял меня прогуляться на пустырь между домом и магазинами. На самом деле, это было не лучшее место для прогулок. Туда, на пустырь, люди выбрасывали самые разные вещи – старые кастрюли, разбитые блюдца, безногих и безруких кукол, консервные банки и разбитые бутылки. Ма и Па заставили меня пообещать не ходить туда на разведки, потому что там было много острых вещей, а еще столбняк и всякая зараза. Но я продолжала твердить, что очень хочу там поразведывать. И тогда в один прекрасный день папа одел свои большие коричневые ботинки и перчатки, натянул на меня свитер, джинсы и такие же ботинки – и мы отравились на прогулку. Дорога туда занимала почти двадцать минут. Мы спустились с холма на самое дно оврага, где тек ручей, и тут папа вдруг сказал: «Коралайн, беги! Вверх, на холм. Немедленно!» Он сказал это таким напряженным и настойчивым голосом, что я послушалась. Я убежала вверх по холму. Пока я бежала, что-то укололо меня сзади за руку, но я не останавливалась. Когда я уже добралась до вершины холма, услышала, как кто-то топает у меня за спиной. Это был папа; он мчался как носорог. Когда он меня догнал, то схватил на руки, и мы убрались на другую сторону холма. И тогда мы остановились, пыхтя и отдуваясь, и посмотрели вниз, в овраг. Все там кишело желтыми осами. Наверное, по пути мы наступили на осиное гнездо в прогнившей коряге. И пока я бежала на холм, папа остался там, осам на растерзание, чтобы дать мне время отбежать подальше. Пока он мчался, у него слетели очки. У меня был только один укус – сзади на руке. А у папы – тридцать девять, по всему телу. Мы позже, в ванной посчитали. Черный кот принялся умывать лицо и усы с видом возрастающего нетерпения. Коралайн опустилась на корточки и почесала ему шею и затылок. Кот поднялся и отошел на несколько шагов, где она не могла до него дотянуться; потом снова уселся и посмотрел на ее снизу вверх. – Ну, – продолжила Коралайн, – позже, в тот же день папа отправился назад на пустырь, чтобы отыскать свои очки. Он сказал, что если бы отложил это на другой день, то уже не смог бы вспомнить, где он их потерял. Домой он вернулся уже в очках. И сказал, что ни капли не боялся, когда стоял там, и его жалили осы, а он смотрел, как я убегаю. Потому как знал, что должен выиграть время, чтобы я успела убежать, – иначе осы могли бы погнаться за нами обоими. Коралайн повернула ключ в двери. Замок громко щелкнул. И дверь распахнулась. За ней не было кирпичной стены – одна лишь тьма. Из дверного проема подул холодный ветер. Коралайн не сделала и шага вперед. – И он сказал, что с его стороны это вовсе не было храбро, когда он стоял и позволял себя жалить, – сказала Коралайн коту. – Это не было храбро, потому что он и не боялся: это был единственный выход. Но когда он возвращался за очками, зная, что там остались осы, – вот тогда он по-настоящему боялся. Вот тогда он проявил храбрость. И она шагнула в темный коридор. В лицо ударил запах пыли, сырости и плесени. Кот шел рядом. – Почему храбрость? – равнодушно спросил он. – Да потому, – ответила Коралайн, – что когда боишься, но все равно делаешь – это храбрость. Свеча отбрасывала на стену огромные дрожащие тени. Коралайн слышала, как что-то двигалось в темноте – то ли позади, то ли рядом с ней. Чем бы оно ни было, оно не отставало. – И поэтому ты возвращаешься в ее мир? – уточнил кот. – Потому что отец когда-то спас тебя от ос? – Не мели чепухи, – сказала Коралайн. – Я иду за ними, потому что они – мои родители! И если бы мама с папой обнаружили, что я пропала, уверена, они поступили бы также. Кстати, ты снова можешь говорить. – Как же мне повезло, – откликнулся кот, – что моя спутница такая мудрая и наблюдательная! – в его словах прозвучал сарказм, хотя шерсть стояла дыбом, а пушистый хвост торчал трубой. Коралайн собралась было извиниться, ну или поинтересоваться, не короче ли была дорога в прошлый раз, как вдруг свеча погасла, словно фитилек накрыла чья-то рука. Послышался скрежет и топот маленьких лапок; сердце Коралайн готово было выпрыгнуть из груди. Она вытянула руку: и что-то тонкое, как паутина, коснулось ее рук и лица. В конце коридора, прорезая темноту, зажегся ослепительный электрический свет. Коралайн увидела впереди женский силуэт. – Коралайн? Это ты? – спросила женщина. – Мама! – радостно вскрикнула Коралайн и бросилась к ней. – Малышка! – обрадовалась женщина, – почему ты убежала от меня в тот раз? Коралайн слишком разогналась, чтобы остановиться, и холодные руки другой мамы сжали ее в объятиях. Она замерла, тело била дрожь, но другая мама обняла Коралайн еще крепче. – Где мои родители? – спросила Коралайн. – Мы здесь, – ответила другая мама голосом, так похожим на мамин, что Коралайн едва могла отличить их. – Мы здесь, и готовы любить, кормить, развлекать тебя. Коралайн отшатнулась, и другая мама неохотно выпустила ее. Другой папа, поджидающий их в коридоре, вскочил со стула и улыбнулся: – Пойдем на кухню, я приготовлю что-нибудь перекусить. Чего бы ты хотела выпить? Может, горячего шоколаду? Коралайн прошла по коридору и оказалась перед зеркалом. В нем не отразилось ничего, кроме девочки с заплаканными, зато настоящими глазами; она стояла в домашнем халате и тапочках, крепко сжимая в руках подсвечник с потухшей свечкой. Коралайн смотрела на девочку в зеркале – девочка в зеркале смотрела на Коралайн. «Я буду храброй, – подумала Коралайн, – нет, я уже храбрая!» Она поставила подсвечник на пол и повернулась к другим папе и маме, те следили за ней голодными взглядами. – Не надо ничего готовить, – сказала Коралайн. – У меня есть яблоко, видите? Она достала из кармана яблоко и с преувеличенным энтузиазмом и удовольствием впилась в него зубами. Другой папа выглядел расстроенным, а другая мама улыбнулась в тридцать два зуба, каждый из которых оказался чуточку длиннее, чем следовало. В свете прихожей ее черные пуговичные глаза неприятно блестели. – Я тебя не боюсь, – заявила Коралайн, хотя душа у нее ушла в пятки. – Верни моих родителей! Казалось, мир слегка дрогнул по краям. – Зачем мне твои прежние родители? Должно быть ты наскучила им, Коралайн, вот они тебя и бросили, а может, просто устали. Теперь все станет по-другому: мне ты не надоешь, я никогда не покину тебя. Мы будем вместе, навсегда, – волосы другой мамы зашевелились словно мокрые щупальца чудовищ из океанских глубин. – Неправда! – воскликнула Коралайн. – Ты врешь! Ты похитила их! – Глупышка Коралайн. Им хорошо без тебя. Коралайн не сводила глаз с другой мамы. – Я докажу, – сказала та и дотронулась длинными белыми пальцами до поверхности зеркала. Оно затуманилось, словно на него дыхнул дракон, а через мгновение прояснилось. В зеркале уже наступил день. Коралайн увидела коридор. Входная дверь открылась, и ее родители вошли в дом. В руках они держали портфели. – Мы чудесно провели время! – сказал папа. – Как хорошо, что Коралайн больше нет! – улыбнулась мама. – Теперь, без маленькой дочки, мы можем осуществить все, чего так хотели, съездим за границу... – Точно! – добавил папа. – Я так рад, ведь другая мама позаботится о Коралайн лучше, чем мы. Зеркало снова затуманилось, и отражение стало прежним. – Вот видишь? – произнесла другая мама. – Нет, не вижу, – сказала Коралайн. – И не верю. Коралайн надеялась, что увиденное – неправда, однако она была не так уверена, как заявляла. В душу ей закрался червячок сомнения. Однако взглянув в лицо другой мамы, она заметила перекосившую его вспышку ярости, мгновенную как летняя молния, и убедилась, что картина в зеркале – не более, чем иллюзия. Она уселась на диван и принялась за яблоко. – Пожалуйста, – попросила другая мама, – будь послушной! – Она прошла в гостиную и дважды хлопнула в ладоши. Послышалось шебуршание, и появилась черная крыса. Крыса поняла голову и посмотрела на другую маму. – Принеси ключ, – велела та. Крыса кивнула, выскочила в открытую дверь, ведущую в квартиру Коралайн и вскоре вернулась, волоча за собой ключ. – А почему у тебя нет своего ключа? – спросила Коралайн. – Он только один. Как и дверь, – пояснил Другой Папа. – Шшш! – оборвала его Другая Мама. – Не перегружай головку нашей девочки такими мелочами. Она повернула ключ, замок неподатливо щелкнул и закрылся. Другая Мама опустила ключ в карман фартука. За окном стало светать. – Если еда никому не требуется, – сказала Другая Мама, – то уж сон нам явно необходим. Я иду спать, Коралайн. И настоятельно рекомендую тебе сделать тоже самое. Она положила белые руки на плечи Другому Папе и вывела его из комнаты. Коралайн подбежала к двери в углу гостиной и подергала за ручку, но та не поддалась. Дверь в спальню других родителей тоже была заперта. Коралайн и правда устала, но ей не хотелось спать под одной крышей с другой мамой. Входная дверь оказалась незапертой, и, спустившись по лестнице навстречу рассвету, Коралайн села на нижнюю ступеньку. Было прохладно. Вдруг что-то пушистое коснулось ее руки. Коралайн подпрыгнула от неожиданности, но уже через секунду вздохнула с облегчением – она рассмотрела пришельца. – А, это ты, – обратилась она к черному коту. – Ну, что я говорил? – фыркнул кот. – Не так уж и трудно меня узнать, правда? И без всяких имен. – А если бы я захотела позвать тебя? Кот презрительно сморщил нос и, ухитрившись придать морде кислое выражение, сообщил: – Звать котов – занятие безнадежное. Все равно, что искать ветра в поле. – А если пора обедать? – не сдавалась Коралайн. – Вряд ли ты захотел бы пропустить трапезу. – Разумеется, – согласился кот, – но тогда достаточно просто крикнуть «Обед!». Ясно? Имена не нужны. – Зачем я ей понадобилась? – задумчиво протянула Коралайн. – Почему она хочет, чтобы я осталась с ней? – Может, хочет о ком-нибудь заботиться, – предположил кот. – О ком-нибудь, кто не является ее частью. Или просто проголодалась. С такими существами никогда точно не поймешь. – И как мне быть? – спросила Коралайн. Кот, судя по всему, собирался выдать очередную насмешку, однако он лишь передернул усами и сказал: – Брось ей вызов. Вряд ли она станет играть честно, но существа вроде нее любят игры и развлечения. – Существа вроде нее – это кто? – заинтересовалась Коралайн. Но кот лишь молча потянулся и пошел прочь. Потом вдруг обернулся и заметил: – На твоем месте я бы отправился в дом. Надо выспаться. Тебя ждет долгий день. И пропал. А Коралайн поняла, что его слова были не лишены смысла. Она прокралась в сонный дом, миновала закрытые двери спальни, где другие родители: что? – задумалась она. – Спали? Ждали? И Коралайн показалось, что открой она дверь спальни, та оказалась бы пустой, или – что вероятнее – комната оставалась бы пустой до того момента, как Коралайн откроет дверь. Почему-то эта мысль придала ей уверенности. Коралайн вошла в зелено-розовое подобие своей собственной комнаты. Закрыла дверь, придвинув к ней ящик с игрушками – конечно, такая преграда никого не удержит, но если к ней попытаются войти, шум разбудит Коралайн, по крайней мере, она на это надеялась. Почти все игрушки спали; пока она двигала их коробку, некоторые ворочались и бормотали, но тут же засыпали снова. Коралайн заглянула под кровать, ожидая увидеть крыс, но там никого не было. Она сняла халат, скинула тапочки, забралась в постель и уснула, так и не успев поразмыслить над тем, что же кот имел ввиду под «вызовом». Следующее утро разбудило ее ярким солнечным зайчиком, прыгающим по лицу. Какое-то время Коралайн не могла сообразить, где находится, и не совсем понимала, кто она. Поразительно, насколько наша сущность привязана к кроватям, в которых мы просыпаемся, и просто поразительно, насколько она хрупка. Порой Коралайн и в дневных грезах забывала, кто она такая, воображая себя исследователем Арктики, лесов Амазонки или далекой Африки – так продолжалось до тех пор, пока кто-нибудь не хлопал ее по плечу или окликал по имени; и тогда Коралайн возвращалась с расстояний в миллионы миль и за долю секунды вспоминала, кто она, как ее зовут, и где она находится. Сейчас солнце светило прямо в лицо, и звали ее Коралайн Джонс. Точно. А зелено-розовые тона комнаты вместе с большими бумажными бабочками, порхающими под потолком, недвусмысленно сообщали, где именно ей довелось проснуться. Коралайн выбралась из кровати. Поскольку, ходить весь день в пижаме, халате и тапочках она не могла, пришлось позаимствовать одежду другой Коралайн. (Да и была ли вообще Другая Коралайн? Нет, подумала Коралайн, не было. Только она). Подходящей одежды в шкафу не нашлось. Костюмы на вешалках больше напоминали маскарадные, хотя Коралайн и не отказалась бы повесить такие в свой шкаф: потертый наряд ведьмы; костюм чучела, весь в заплатках; облачение воина будущего, усыпанное переливающимися блестками; облегающее вечернее платье, сплошь покрытое бисером и перьями. Наконец, Коралайн откопала в ящике черные джинсы, будто сшитые из бархата ночи, и свитер цвета густого дыма, в маленьких мерцающих звездочках. Она оделась, затем натянула ярко оранжевые ботинки, которые нашла в глубине шкафа. Достав из кармана халата последнее яблоко, Коралайн вытащила оттуда и камушек с дыркой. Она переложила подарок соседок в карман джинсов и сразу ощутила, как в голове у нее прояснилось. Словно она вышла из какого-то тумана. Коралайн заглянула на кухню – никого. Тем не менее она была уверена, что в квартире кто-то есть, и проходя мимо кабинета отца, заметила, что комната занята. – Где другая мама? – спросила она у другого папы. Тот сидел за столом – точь-в-точь как у ее папы – и совсем ничего не делал, даже каталог по озеленению не просматривал, как ее папа, когда притворялся, что работает. – На улице, – пояснил он. – Чинит двери. Паразиты достали, – казалось, другой папа рад, что нашлось с кем поговорить. – Крысы? – Нет, крысы – наши друзья. Я имел в виду того большого черного приятеля с пушистым хвостом. – Кота, что ли? – Точно, – подтвердил другой папа. Сегодня он меньше походил на ее настоящего отца. С лицом творилось что-то непонятное: оно напоминало поднимающееся тесто, на котором постепенно выравниваются выпуклости, трещинки и впадины. – Вообще-то я не должен с тобой говорить без нее, – добавил Другой Папа. – Но не волнуйся, она не будет уходить часто. Мне же надо продемонстрировать тебе нашу заботу и гостеприимство, чтобы ты и не думала о возвращении домой. – Он замолчал и сложил руки на коленях. – И чем мне заняться? – поинтересовалась Коралайн. Другой папа указал на сомкнутые губы. Тишина. – Раз ты со мной не разговариваешь, – заявила она, – пойду на разведку. – Напрасно, – заметил другой папа. – Там ничего нет. Все, что здесь есть – сделала она: дом, сад, людей в доме. Сделала и начала ждать. – Он вдруг покраснел и снова приложил палец к губам, будто сболтнул лишнее. Коралайн вышла из кабинета и направилась в гостиную, где принялась колотить, толкать и трясти старую дверь. Увы, та была накрепко заперта, а ключ хранился у другой мамы. Она огляделась. Комната казалась такой знакомой, что выглядела по-настоящему странной. Все было в точности, как помнила Коралайн: источающая непонятный запах бабушкина мебель, натюрморт на стене (ваза с фруктами – гроздью винограда, парой слив, персиком и яблоком), низкий деревянный столик на львиных ножках и пустой камин, который будто высасывал тепло из гостиной. Однако нашлось и то, чего Коралайн раньше не видела – стеклянный шар на каминной полке. Она подошла поближе, приподнялась на цыпочки и достала его. Шарик оказался новогодним сувениром; внутри него стояли два человечка. Коралайн потрясла игрушку, и в шарике закружились белые сверкающие снежинки. Она поставила находку обратно и ушла на улицу – искать своих настоящих родителей. Коралайн покинула квартиру, миновала дверь с мигающими лампочками, за которой мисс Свинк и мисс Форсибл разыгрывали свой бесконечный спектакль, и направилась в сад. В настоящем саду, за деревьями виднелся лишь заброшенный теннисный корт на лугу. Теперь же деревья не кончались, и чем дальше от дома, тем они становились грубее, все меньше напоминая деревья. Вскоре они вообще стали казаться лишь подобием деревьев: внизу серо-коричневые стволы, наверху – грязно-зеленые пятна того, что по идее должно быть листьями. Интересно, подумала Коралайн, другой маме не нравятся деревья, или она просто не стала их доделывать, решив, что так далеко никто не забредет? Коралайн пошла дальше. И оказалась в тумане. Правда она не почувствовала ни тепла, ни холода. Сырости, как в настоящем тумане или дымке, тоже не было. Коралайн словно шагала в пустоте. «Я – разведчик, – сказала она себе. – И должна отыскать все возможные выходы отсюда. Надо идти дальше». Мир, в котором она пребывала, являл собой бесцветную пустоту, словно чистый лист бумаги или нереально пустая белая комната. Здесь не было температуры, запахов, ощущений, вкуса. – Это, определенно, не туман, – решила Коралайн, хотя и не знала, что же это. На миг она даже подумала, что ослепла. Но нет – себя Коралайн видела ясно как днем. Земли под ногами не было – только туманная молочная белизна. – Сама-то понимаешь, чем сейчас занимаешься? – спросили рядом. Коралайн потребовалось несколько секунд, чтобы разглядеть его. Издалека он показался ей львом, вблизи – мышью, наконец, она его узнала. – Я разведываю, – пояснила коту Коралайн. Кот вовсе не выглядел счастливым: шерсть дыбом, глаза как плошки, а хвост прижат к задним лапам. – Плохое место! – фыркнул он. – Если его вообще можно назвать местом, в чем я сомневаюсь. Что ты здесь делаешь? – Разведываю. – Тут нечего искать, – буркнул кот. – Всего лишь окраина, которую она поленилась доделать. – Она? – Ты называешь ее другой мамой, – пояснил кот. – А что она такое? Кот не ответил, вышагивая рядом с Коралайн в белесом тумане. Впереди появились очертания чего-то большого и темного. – Ты ошибся! – воскликнула Коралайн. – Там что-то есть! Туманные очертания обрели форму, в размытой белизне показался темный дом. – Но это же... – изумленно пробормотала Коралайн. – Дом, из которого ты вышла, – подхватил кот. – Именно. – Может, я случайно развернулась в тумане, – предположила она. Кот свернул хвост в форме вопросительного знака и склонил голову на бок. – Ты могла. Я – нет. Чертовщина, не иначе. – Разве можно прийти к тому, от чего уходил? – Запросто, – хмыкнул кот. – Вспомни о кругосветных путешествиях. Уходишь откуда-нибудь, а возвращаешься туда, откуда начал. – Какой маленький мир... – Ей хватает, – сказал кот. – Паутине не нужно быть большой, чтобы поймать муху. Коралайн вздрогнула. – Он сказал, что другая мама заколотила все лазейки и двери, – предупредила она, – из-за тебя. – На здоровье, – кота новость явно не тревожила. – Да уж, пускай старается. Они стояли за домом, под кронами деревьев, которые здесь выглядели более убедительно. – В таких местах столько входов и выходов, что даже она всех не знает. – Разве не она создала это место? – удивилась Коралайн. – Создала, нашла – какая, в сущности, разница? – сказал кот. – Так или иначе, она здесь уже очень давно. Ну, держись... Он прыгнул и, не успела Коралайн моргнуть, кот уже прижимал лапой огромную черную крысу. – Не то, чтобы я очень любил крыс, – как ни в чем не бывало сообщил кот, – просто здесь все крысы шпионят на нее, – и он отпустил добычу. Но крыса не пробежала и метра, как он большим прыжком снова настиг ее. И принялся шлепать когтистой лапой. – Как же мне это нравится, – радостно признался кот. – Хочешь повторю? – Нет, – отказалась Коралайн. – Зачем ты так поступаешь? Ей же больно! – Мм... – промурчал кот. И отпустил крысу. Та, спотыкаясь, сделала несколько шагов и пустилась бегом. Ударом лапы кот подкинул крысу в воздух и поймал пастью. – Прекрати! – закричала Коралайн. Кот бросил крысу перед собой и, вздохнув, елейным голоском произнес: – Некоторые находят кошачью привычку играть с добычей милосердной, ведь именно благодаря ей маленькая быстроногая закуска может сбежать – иногда. Как часто твой обед убегал? Кот взял крысу в зубы и отправился за дерево. Коралайн пошла в дом. Повсюду царила тишина, никого не было. Даже ее шаги по ковру казались топотом. В солнечном свете кружились пылинки. В конце коридора висело зеркало. Коралайн шла вперед, глядя на свое отражение – она чувствовала себя не такой храброй, как девочка в зеркале, идущая по пустому коридору. Вдруг Коралайн ощутила, как на плечо легла чья-то рука, и обернулась. Другая мама смотрела на нее черными пуговицами глаз. – Коралайн, дорогая, – сказала она, – давай поиграем во что-нибудь, раз ты вернулась с прогулки. «Классы», «Монополия», «Дочки-матери»? – Тебя нет в зеркале, – заметила Коралайн. Другая Мама улыбнулась: – Зеркалам никогда нельзя доверять. Так во что будем играть? – Не хочу я с тобой играть! – заявила Коралайн. – Я хочу забрать моих настоящих родителей и пойти домой. Отпусти их! Дай нам всем уйти. Другая Мама медленно покачала головой: – Неблагодарность дочери хуже змеиного яда. Но любовь сломает и не такой гордый нрав. – Я не собираюсь любить тебя, – возразила Коралайн. – Нисколечко. А заставить меня ты не можешь. – Давай поговорим, – предложила другая мама, она развернулась и пошла в гостиную. Коралайн последовала за ней. Другая мама села на большой диван, взяла лежавшую рядом коричневую сумочку и вытащила оттуда белый пакет из хрустящей бумаги. – Будешь? – мягко спросила она, протянув пакет Коралайн. Ожидая увидеть леденцы или ириски, Коралайн заглянула внутрь. Там оказались большие блестящие черные жуки, карабкающиеся друг на друга в попытке выбраться наружу. – Нет, – выдохнула Коралайн. – Ну, как хочешь, – пожала плечами другая мама. Она осторожно выбрала самого большого и черного жука, оторвала ему лапки (которые аккуратно высыпала в стеклянную пепельницу на журнальном столике) и запихнула в рот. – Ам, – довольно хрустя жуком, пробормотала другая мама и достала следующего. – Ты помешанная! – выпалила Коралайн. – Помешанная, злая и странная. – Разве можно так разговаривать со своей мамой? – с полным ртом жуков спросила та. – Ты не моя мама, – твердо сказала Коралайн. Другая мать проигнорировала ее слова. – Пожалуй, ты немного перевозбудилась, Коралайн. В полдень мы с тобой можем немного повышивать или заняться рисованием. Потом обед, а затем, если будешь хорошо себя вести, разрешу поиграть с крысами у кровати. Вечером я прочту тебе сказку, подоткну одеяло и поцелую на ночь, – она плавно перебирала пальцами, и ее руки стали похожи на уставших бабочек. Коралайн вздрогнула. – Нет, – сказала она. Другая мама выпрямилась. Рот вытянулся в тонкую линию. Она съела еще одного жука, потом еще одного – так дети уплетают изюм в шоколаде. Взгляд ее черных пуговиц уперся в карие глаза Коралайн. Блестящие черные волосы скользили по шее и плечам, словно на них дул ветер, ощутить который Коралайн не могла. Больше минуты они смотрели друг на друга. Другая Мама воскликнула: – Ну и манеры! Затем осторожно – чтобы жуки не выбрались – свернула пакет и убрала в сумку. А потом начала вставать – все выше, выше и выше – ранее она не казалась Коралайн такой высокой. Другая мама опустила руку в карман фартука и вытащила черный ключ. Нахмурившись, она бросила его в сумочку, и снова порылась в кармане: теперь она достала нужный – тонкий серебряный ключик. – А вот и мы! – пропела она, с видом триумфатора продемонстрировав ключик. – Это для тебя, Коралайн. Для твоей же пользы. Потому что я люблю тебя. Будешь учиться манерам. В конце концов именно они делают человека человеком. Она вытащила Коралайн в коридор и подвела к зеркалу. Затем погрузила ключик в зеркальную поверхность и повернула его. Зеркало открылось словно дверь, за ним находилась темная каморка. – Выйдешь, когда научишься себя вести и станешь любящей дочерью, – объявила другая мама. Она толкнула Коралайн в мрачную черноту – глаза-пуговицы ничего не выражали, а к нижней губе прилип кусочек жука – и захлопнула зеркальную дверь, оставив Коралайн в полной темноте. Из глаз едва не покатили слезы, но Коралайн остановила рыдания, не дав им прорваться наружу. Она глубоко вздохнула и вытянула руки, чтобы исследовать свою тюрьму. Та оказалась размером с чулан: места, чтобы сидеть или стоять достаточно, а вот лечь уже нельзя. Одна стена была стеклянная, холодная на ощупь. Коралайн еще раз обшарила чулан руками в надежде найти дверную ручку, кнопку или секретную панель – хоть что-нибудь, указывающее на выход. Поиск ничего не дал. На руку свалился паук, Коралайн вскрикнула и всплеснула руками. Но кроме паука в темноте никого не было, лишь Коралайн. Внезапно ее ладонь коснулась чего-то, больше всего похожего на чье-то щеки и губы, маленькие и холодные. Кто-то прошептал в самое ухо: – Шшш! Тихо! Молчи – вдруг ведьма подслушивает. Коралайн промолчала. По лицу, нежно, как крылышко мотылька, провела холодная рука. Другой голос, дрожащий и настолько тихий, что Коралайн подумала, уж не послышалось ли ей, спросил: – Ты... ты живая? – Да, – прошептала Коралайн. – Бедняжка, – вздохнул первый голос. – Кто ты? – тихо спросила Коралайн. – Имена, имена, имена, – пробормотал другой голос. – Имя – первое, что теряешь, когда перестаешь дышать, и останавливается сердце. Воспоминания сохраняются дольше имен. Я до сих пор берегу образ моей няни в лучах майского утра: она несет мой хулахуп и лопатку, а вокруг на ветру покачиваются тюльпаны. Но я не помню ее имени, да и тюльпанов тоже. – Вряд ли у тюльпанов бывают имена, – заметила Коралайн. – Они просто тюльпаны. – Возможно, – печально прошелестел голос. – Но мне всегда казалось, что у этих тюльпанов имена есть. Красные, красно-апельсиновые и красно-апельсиново-желтые: они как тлеющие угольки в камине детской зимними вечерами. Я помню их. Голос звучал так грустно, что Коралайн протянула руку туда, откуда он исходил, и, встретив холодную ладошку, от души пожала ее. Глаза начали привыкать к темноте, и Коралайн увидела – или вообразила, что видит, – три фигуры, призрачные и бледные, как луна на дневном небосклоне. Фигуры детей примерно ее роста. И холодная рука в ответ пожала ей ладонь. – Спасибо тебе, – произнес чей-то голос. – Ты девочка или мальчик? – спросила Коралайн. Повисло молчание. – У меня были в детстве юбки и длинные вьющиеся волосы, – наконец ответило с сомнением существо. – Но теперь, когда ты спрашиваешь, мне кажется, что в один прекрасный день у меня забрали юбки, отрезали волосы и одели в бриджи. – Мы больше не придаем этому значения, – ответил первый голос. – Скорее, мальчик, – продолжал голос держащего ее за руку. – Думаю, когда-то я был мальчиком. И существо мигнуло чуть ярче в темноте зазеркальной каморки. – Что с вами всеми случилось? – спросила Коралайн. – Как вы попали сюда? – Она заперла нас, – заговорили голоса. – Украла наши сердца, наши души, отобрала жизни; она оставила нас в темноте и забыла о нас. – Бедняги! – ужаснулась Коралайн. – И давно вы здесь? – Очень, очень долго, – ответил ей голос. – Да. Неизмеримо долго, – добавил другой голос. – Я ушел через дверь буфетной, – произнес тот, кто считал себя мальчиком. – И обнаружил, что снова оказался в гостиной. Но она меня ждала. Сказала, что она моя другая мама, с тех пор своей настоящей мамы я уже не видел. – Беги! – зашептал самый первый голос, принадлежащий девочке, как вообразила себе Коралайн. – Беги пока в твоих легких еще есть воздух, пока кровь бежит по твоим венам, пока сердце не потеряло тепло! Беги, пока у тебя еще есть разум и душа. – Не собираюсь я убегать! – сказала Коралайн. – У нее мои родители. И я пришла их вернуть. – Ах, но она будет держать тебя здесь, пока дни не обратятся в прах, листья опадут, а годы пролетят с быстротой тиканья часов! – Нет, не будет! – возразила Коралайн. В зазеркальной комнате наступила тишина. – Может статься, – сказал наконец голос в темноте, – если ты в силах отвоевать у карги своих папу и маму, то сумела бы вернуть и наши души. – Она отняла их у вас?! – спросила шокированная Коралайн. – Да. И спрятала. – Вот почему мы не смогли уйти отсюда, когда умерли. Она держала нас и высасывала, пока от нас ничего не осталось, кроме пустых как змеиная кожа оболочек. Найди, где спрятаны наши сердца, юная леди. – А что с вами будет, когда я их отыщу? – спросила Коралайн. Голоса не ответили. – И что она собирается сделать со мной? – добавила она. Бледные фигуры слабо мерцали; можно было подумать, что они всего лишь остаточные образы, как сияние, которое остается в глазах от яркого света, когда его выключить. – Она не сделает больно, – прошептал один из призрачных голосов. – Она заберет у тебя жизнь и всё, что тебе дороже всего, и оставит от тебя лишь дымку, туман. Она заберет твою радость. И однажды ты проснешься, и поймешь, что твои душа и сердце исчезли. И ты станешь пустой шелухой, тихим шепотом, не сильней отснившегося сна или воспоминания о чем-то забытом. – Пустотой, – зашептал третий голос. – Пустотой, пустотой, пустотой... – Ты должна бежать, – едва слышно вздохнул призрак. – Вот уж не думаю! – возразила Коралайн. – Я уже пыталась – не сработало. Она только забрала моих родителей. Вы можете рассказать, как отсюда выбраться? – Если бы мы знали, мы бы уже рассказали тебе. «Несчастные!» – подумала Коралайн. Она села, сняла свитер, и, свернув, положила вместо подушки. Потом сказала: – Она не станет держать меня здесь вечно. Я ведь нужна ей, чтобы играть в игры. «Игры и развлечения», как сказал кот. Она всего лишь испытывает меня этой темнотой. – И Коралайн попыталась устроиться поудобнее, ворочаясь и сгибаясь в теснотище каморки за зеркалом. В желудке заурчало. Коралайн маленькими кусочками, растягивая как можно дольше, съела последнее яблоко. Голод не утих. И тут в голову ей пришла идея, и Коралайн зашептала: – Почему бы вам троим не уйти отсюда вместе со мной, когда она придет выпускать меня? – Если бы мы могли! – вздохнули призрачные голоса. – Но наши сердца в ее руках. И мы теперь обитатели тьмы и пустоты. Свет иссушит и сожжет нас. – О! – только и сказала Коралайн. Она закрыла глаза, отчего темнота стала еще темней, положила голову на свернутый свитер и задремала. Ей показалось, что засыпая, она почувствовала поцелуй привидения на щеке и услышала призрачный детский голос, настолько слабый, что, может, его и не было вовсе, –мягкий бесплотный отголосок настоящего голоса, такой тихий, что, Коралайн почти решила, что просто придумала его себе. – Смотри сквозь камень, – прошелестел призрак.
Другая мама выглядела здоровее, чем раньше: бледные щеки ее слегка зарумянились, а волосы извивались теперь, как ленивые змеи в жаркий день. Черные пуговицы-глаза казались заново отполированными. Она шагнула сквозь зеркало с такой легкостью, словно оно было не тверже воды и посмотрела вниз, на Коралайн. Потом открыла дверь маленьким серебряным ключом и взяла Коралайн на руки, – совсем как брала настоящая мама, когда дочь была гораздо младше, – качая полусонного ребенка, словно младенца. Другая мать отнесла Коралайн на кухню и очень нежно опустила на тумбочку. Коралайн все никак не хотела просыпаться, продлевая момент теплых объятий любящих рук и желая, чтобы он длился как можно дольше; но пришлось вспомнить, где она и – с кем. – Вот видишь, дорогая моя Коралайн, – сказала другая мама, – я пришла и забрала тебя из этого чулана. Тебе нужно было преподать урок, но у нас справедливость уравновешивается милосердием: грешника мы любим, а грех – ненавидим. А теперь, если ты будешь хорошей девочкой, которая любит свою маму, если будешь вежливой и уступчивой, – мы прекрасно поладим и не менее прекрасно будем друг друга любить. Коралайн протерла заспанные глаза. – Там были и другие дети, – сказала она. – Старые, еще с давних времен. – Неужели? – спросила другая мама, суетясь между сковородками и холодильником, доставая яйца, сыр, масло, нарезая тонкими ломтиками розовый бекон. – Да, – подтвердила Коралайн. – Они там были. Думаю, ты собираешься и меня превратить в одного из них. В безжизненную оболочку. Другая мама ласково ей улыбнулась. Одной рукой она разбивала в тарелку яйца, другой – взбивала и перемешивала их. Затем положила на сковородку ломтик масла; оно растаяло и зашипело когда к нему был добавлен нарезанный тонкими ломтиками сыр. Другая мама вылила расплавленное масло с сыром в яйца и снова перемешала. – Знаешь, дорогая, я думаю, все это глупо, – высказалась она. – Я люблю тебя. И всегда буду любить. Тем более, никто в здравом уме не верит в привидения. И всё потому, что они ужасные обманщики. Ты только вдохни запах завтрака, который я тебе готовлю! – и другая мама вылила желтую смесь на сковородку. – Сырный омлет. Твой любимый! У Коралайн потекли слюнки. Но она не сдавалась: – Мне сказали, ты любишь игры. Черные глаза другой матери блеснули, и она ответила: – Все любят игры. – Да, – согласилась Коралайн, слезла с тумбочки и уселась за кухонный стол. Бекон в гриле шипел и потрескивал. Аромат от него шел восхитительный. – Ты бы обрадовалась, если бы ты заполучила меня в честной игре? – спросила Коралайн. – Возможно, – уклончиво заметила другая мама. Она казалась невозмутимой, но пальцы ее начали дергаться и что-то выстукивать, а красный язычок быстро облизнул губы. – Что именно ты предлагаешь? – Себя, – сказала Коралайн, сжав под столом коленки, чтоб унять дрожь. – Если проиграю, я навсегда останусь здесь, с тобой, и позволю тебе себя любить. Я буду самой покорной дочерью. Буду есть твою еду и играть в «дочки-матери». И дам тебе вшить мне пуговицы вместо глаз. Другая мать немигающе уставилась на нее своими черными пуговицами. – Звучит заманчиво, – признала она. – А что будет, если ты не проиграешь? – Тогда ты меня отпустишь. Вообще всех отпустишь – моих настоящих маму с папой, умерших детей – всех, кого ты сюда заманила. Другая мама достала бекон из гриля и положила на тарелку, на которую вывернула еще сырный омлет, переворачивая сковородку так, чтобы омлет сложился в идеальную омлетную форму. Она поставила завтрак перед Коралайн, добавив стакан свежевыжатого апельсинового сока и чашку горячего шоколада с пенкой, а потом сказала: – Да, думаю, мне понравится эта игра. Так какой она будет? Игра в загадки? Состязание в смекалке? Или в мастерстве? – Разведывательная игра, – предложила Коралайн. – Игра в поиск вещей. – И что ты собираешься искать в этой игре «спрячь-найди», Коралайн Джонс? Коралайн растерялась. Но вдруг выпалила: – Моих родителей. И души всех детей за зеркалом. В ответ другая мать торжествующе улыбнулась, и Коралайн усомнилась в правильности выбора. Впрочем, теперь поздно было что-то менять. – По рукам, – сказала другая мама. – А теперь, дорогая моя, съешь свой завтрак. Не бойся, он не отравлен. Коралайн посмотрела на аппетитный завтрак, презирая себя за то, что так легко сдается; но ведь есть так хотелось! – Где гарантия, что ты сдержишь слово? – спросила она. – Я клянусь, – ответила другая мама. – Клянусь могилой собственной матери. – А у нее есть могила? – уточнила Коралайн. – О, да! – заверила другая мама. – Я собственноручно ее туда запихнула. А когда обнаружила, что мамаша пытается выбраться, засунула в могилу обратно. – Поклянись чем-нибудь другим. Чтобы я знала, что ты не обманешь. – Моей правой рукой, – уступила собеседница, поднимая вверх предмет клятвы. Она медленно пошевелила пальцами, демонстрируя ногти, сильно смахивающие на когти. – Клянусь правой рукой. Коралайн пожала плечами. – Ладно. По рукам. Она принялась за завтрак, пытаясь не проглотить всё разом. Оказывается, она проголодалась сильнее, чем думала. Пока Коралайн ела, другая мать не сводила с нее глаз. Трудно сказать, что выражали ее угольные глаза-пуговицы, но Коралайн решила, что она тоже выглядит изголодавшейся. Коралайн выпила апельсиновый сок, но так и не смогла прикоснуться к чашке с шоколадом, хотя знала, что наверняка он бы ей понравился. – И откуда мне начинать искать? – спросила она. – Откуда пожелаешь, – ответила другая мама безразличным голосом. Коралайн посмотрела на нее и крепко задумалась. И, наконец, решила, что нет смысла обыскивать сад и лужайки: они были ненастоящими, их не существовало. В мире другой мамы не было ни заброшенного теннисного корта, ни бездонного колодца. Все, что было здесь настоящим – лишь сам дом. Она оглядела кухню. Открыла духовку, заглянула в морозилку, пошарила в салатном отделении холодильника. Другая мама всюду следовала за ней, поглядывая на Коралайн с угадывающейся в уголках рта самодовольной ухмылочкой. – И все-таки, какой величины душа? – спросила ее Коралайн. Другая мать села за кухонный стол, прислонясь спиной к стене, и ничего не ответила. Щелкнула только по зубам своим длинным, покрытым бордовым лаком ногтем, а потом тихонько застучала пальцем по глянцевой поверхности пуговичных глаз: «тук-тук-тук». – Прекрасно! – заявила Коралайн. – Можешь не говорить. Мне все равно. Не имеет значения, поможешь ты мне или нет. Всем и так известно, что души имеют величину пляжного мяча. Она надеялась, что другая мама скажет что-нибудь вроде «Что за чушь, душа величиной со зрелую луковицу», или «размером с чемодан», ну, или «с дедушкины часы»; но другая мать лишь промолчала, не прекращая тукать по глазу ногтем с постоянством и непреклонностью капающей из крана воды. И вдруг Коралайн обнаружила, что это и есть звук падающих капель: она осталась в кухне одна. Коралайн пробрала дрожь. Она предпочитала знать местоположение ненастоящей матери, ведь если той нигде нет, значит, она где-то в другом месте. И потом, всегда легче бояться кого-то, кого не видишь. Коралайн сунула руки в карманы, и пальцы сомкнулись вокруг обнадеживающего дырявого камня. Она достала его, вытянула перед собой, словно держала в руке пистолет, – и вышла в прихожую. Тишину нарушало лишь мерное капанье воды. Она посмотрела в зеркало на противоположной стене прихожей. На какое-то мгновение его поверхность затуманилась, и Коралайн показалось, что в нем появились чьи-то лица, неясные и бесформенные; а потом лица исчезли, и в зеркале никого больше не осталось, кроме слишком маленькой для своего возраста девочки, которая держала в руке нечто, напоминающее мягко сияющий зеленый уголек. Коралайн в изумлении опустила взгляд на ладонь: там по-прежнему лежал дырявый булыжник, непримечательный коричневый камешек! И снова перевела взгляд на зеркало, в котором камешек превратился в мерцающий изумруд. Из отражения камня протянулась зеленая нить, ведущая в комнату Коралайн. – Хмм... – сказала Коралайн. И отправилась в свою спальню. При ее появлении игрушки возбужденно запорхали, словно были безумно рады ее видеть, а из коробки, приветствуя ее, выкатился маленький танк, проехавшись по другим игрушкам. Из коробки танк выпал, неудачно перевернувшись, и лежал на полу, неистово перебирая гудящими гусеницами, как жук, приземлившийся кверху брюшком, пока Коралайн его не перевернула. Смущенный танк убрался под кровать. Коралайн осмотрела комнату. Она заглянула в шкафы и комоды. Затем взяла коробку с игрушками за край и высыпала их все на ковер, где они принялись ворчать и расправляться, неуклюже разбредаясь по полу. Через комнату прокатился серый стеклянный шарик и стукнулся о стену. Ни одна игрушка даже отдаленно не напоминала душу. Коралайн подняла и внимательно рассмотрела серебряный браслет, увешанный амулетами в виде зверушек, бегущих друг за другом по периметру браслета – лиса, которой не суждено догнать кролика, медведь, который никогда не настигнет лису. Она разжала ладонь и в безрезультатной надежде на подсказку глянула на свой дырявый камень. Большинство игрушек из ящика успели уползти под кровать, осталось лишь несколько безделушек (зеленый пластмассовый солдатик, стеклянный шарик, броский розовый йо-йо и прочие мелочи), которые всегда можно найти на дне ящиков с игрушками в любом из миров: забытые вещи, наскучившие и брошенные. Коралайн уже хотела пойти искать где-нибудь в другом месте. Но вдруг вспомнила голос во тьме – тихий и шепчущий – и вспомнила, что он ей велел. Она подняла камень с дыркой, поднесла к правому глазу, закрыла левый и посмотрела в отверстие камня. Сквозь камень мир виделся бесцветным и блеклым, как рисунок простым карандашом. Всё в нем было серое; впрочем, нет, не всё! На полу что-то мерцало – какой-то предмет цвета тлеющих углей в камине детской комнаты, цвета красно-апельсиновых тюльпанов, покачивающих венчиками под майским солнцем. Коралайн протянула левую руку, опасаясь, что мерцание исчезнет, если она отведет взгляд, и нащупала пылающий цветами предмет. Пальцы ее наткнулись на что-то гладкое и прохладное. Она схватила предмет, убрала дырявый камень и посмотрела на находку. Серый стеклянный шарик со дна ящика для игрушек, тусклый на фоне ее розовой ладошки. Коралайн поднесла камень к глазу и снова взглянула на шарик сквозь дырку. И вновь безделушка вспыхнула и замерцала алым пламенем. Голос в ее голове тихо зашептал: «Я начинаю припоминать, леди, что когда-то определенно был мальчиком; я над этим еще размышляю. Но ты должна торопиться! Тебе нужно найти еще двоих из нас, а эта ведьма уже вне себя оттого, что ты меня отыскала». «Если я собираюсь продолжать, – подумала Коралайн, – то уж никак не в ее одежках!» Она снова переоделась в свою пижаму, свой халат и свои тапочки, оставив на кровати аккуратно сложенный серый свитер и черные джинсы, а оранжевые ботинки пристроив рядом с ящиком для игрушек. Затем опустила стеклянный шарик в карман халата и вышла в прихожую. Прямо в лицо полетели невидимые жесткие песчинки, влекомые ураганным ветром. Коралайн прикрыла глаза и двинулась вперед. Песок стал жалить сильнее, и каждый шаг давался все трудней, словно она шла навстречу бурану в ветреную погоду. Навстречу бурану, грозному и ледяному. Коралайн отступила на шаг назад. – О, не останавливайся! – зашептал над ухом призрачный голос. – Ведьма разозлилась! Она снова шагнула в прихожую, столкнувшись с новым порывом ветра, жалящего щеки острыми как стекло, невидимыми песчинками. – Играй честно! – прокричала Коралайн ветру. Ответа не было, но ветрище, недовольно дунув разок, унялся и затих. Проходя мимо кухни, Коралайн услышала в неожиданной тишине капанье воды из протекающего крана: а может, это ее другая мать стучала в нетерпении по столешнице своим длинным ногтем. Коралайн едва сдержалась, чтобы не заглянуть. Она в пару шагов оказалась у двери, вышла, спустилась по ступеням и стала обходить дом, пока не оказалась у двери других мисс Свинк и мисс Форсибл. Фонарики на этот раз мигали практически беспорядочно, складываясь в непонятные Коралайн слова. Дверь оказалась закрытой. Коралайн испугалась, что та и вовсе заперта, и навалилась изо всех сил. Дверь словно заклинило, но неожиданно она поддалась, и Коралайн, споткнувшись, ввалилась в темное помещение. Она сжала в кулаке свой дырявый камень и шагнула во мрак, полагая, что находится в отделенной занавесом передней, но впереди ничего не оказалось. Повсюду царила темнота. Театр был пуст. Коралайн осторожно двинулась вперед. Наверху вдруг зашелестело, и, вглядываясь в беспросветный мрак над головой, она обо что-то споткнулась. Коралайн нагнулась, нащупала фонарь и включила, обводя лучом все помещение. Театр был покинут и заброшен. Сломанные кресла валялись на полу; густая паутина свешивалась со стен, прохудившейся сцены и полуистлевшего бархатного занавеса. Что-то снова зашелестело. Коралайн направила луч света на полоток. Там примостились какие-то безволосые студенистые создания. И она поняла, что когда-то, должно быть, у них были лица, и возможно даже, в прошлом эти твари были собаками; но ни один пес не носит крыльев, как летучая мышь, и не может, как паук, свешиваться вниз головой. Свет переполошил странных созданий, и одно из них взлетело, тяжело хлопая крыльями в пыльном воздухе. Коралайн отпрянула, когда оно пролетало мимо. Создание, между тем, долетело до противоположной стены и принялось вверх тормашками карабкаться на насест летучих собак под потолком. Коралайн поднесла камешек к глазу и осмотрела сквозь него комнату в поисках чего-нибудь светящегося или блестящего – свидетельства того, что здесь спрятана еще одна душа. Луч фонаря, который она водила из стороны в сторону, из-за пыли казался почти непрозрачным. На черной стене за покосившейся сценой определенно что-то было. Что-то серовато-белое, размером почти в два раза больше самой Коралайн, прилепившееся к стене как большой слизняк. Она сделала глубокий вдох и сказала себе: «Я не боюсь! Я вовсе не трусиха!» Так и не убедив себя, она, тем не менее, вскарабкалась на старую сцену, кроша пальцами прогнившее дерево. Приблизившись к штуковине на стене, Коралайн поняла, что видит нечто похожее на кокон, вроде тех, в которые пауки откладывают яйца. Кокон подергивался в свете фонаря, а внутри обнаружилось существо смахивающее на человека, у которого две головы и вдвое больше рук и ног, чем положено. Существо казалось жутко бесформенным и недоделанным, словно кто-то соединил двух пластилиновых человечков, расплющив и смяв их вместе. Коралайн медлила. Ей вовсе не хотелось приближаться к этой штуковине. Мыше-псы один за другим слетели из-под потолка и принялись описывать по комнате круги, подлетая все ближе, но не смея прикасаться. «Возможно, там и нет никаких душ, – подумала Коралайн. – Может, мне просто уйти и поискать в других местах?» Напоследок она заглянула в отверстие камня: заброшенный театр оставался уныло-серым, но теперь она увидела внутри кокона коричневый свет, насыщенный и яркий, как полированное вишневое дерево. Что бы это ни было, светящийся предмет был зажат в одной из рук создания на стене. Коралайн медленно пошла вперед по сырой деревянной сцене, стараясь издавать как можно меньше звуков, в страхе, что если вдруг потревожит это существо в коконе, оно откроет глаза и посмотрит на нее, и тогда... Но фантазии не хватило, чтобы вообразить достаточно страшные последствия его взгляда. Коралайн сделала еще один шаг. Ей еще никогда не было так страшно, но она не останавливалась, пока не приблизилась к кокону. А потом нажала ладонью на белую липкую массу. Кокон потрескивал, как маленький костер, и липнул к коже и одежде, как цепкая паутина или белая сахарная вата. Коралайн погружала в него руку, пока не нащупала холодный кулак, сжимающий, насколько она разобрала, еще один стеклянный шарик. Рука создания оказалась скользкой, словно покрытая слизью. Коралайн потянула шарик к себе. Сначала ничего не произошло; стеклянный шарик был зажат слишком крепко. Но потом, пальцы существа один за другим ослабли, и шарик скользнул в ладонь Коралайн. Она вытянула руку из клейкой паутины, чувствуя невероятное облегчение от того, что существо так и не открыло глаза. Она посветила на оба его лица и решила, что они схожи с лицами других, помолодевших мисс Свинк и мисс Форсибл, теперь сплющенных и слепленных воедино, как два куска воска, который растапливали, пока не слили в одну страхолюдину. Одна из рук существа без предупреждения схватила Коралайн за руку. Ногти слегка оцарапали ее, но ладонь чудовища оказалась слишком скользкой, и Коралайн без труда вырвалась. И тут оно открыло глаза – на нее уставились две пары сверкающих черных пуговиц – и завопило в два голоса, каких Коралайн еще не доводилось слышать в своей жизни. Один походил на шипящий визг, другой же, напротив, дребезжал, как навозная муха у окна, но оба голоса на разные лады кричали одно: «Воровка! Верни! Остановись! Воровка!» Пространство вокруг наполнилось летающими мыше-псами. Коралайн начала пятиться назад, сообразив вдруг, что каким бы ужасным ни казалось это существо, которое было когда-то другими мисс Свинк и мисс Форсибл, оно все равно прилеплено к стене своей паутиной, спеленуто в коконе, – а значит, не может за ней погнаться. Летучие собаки порхали и хлопали крыльями вокруг Коралайн, но не причиняли никакого вреда. Она слезла со сцены и посветила себе фонарем, ища в темноте театра путь назад. – Бегите, мисс! – взывал в голове принадлежащий девочке голос. – Бегите немедленно! Теперь у вас уже двое. Бегите, пока кровь еще течет по вашим венам! Коралайн опустила шарик в карман, рядом с первым, разглядела выход, подбежала к нему и тянула за ручку, пока дверь не распахнулась. Мир снаружи превратился в бесформенно клубящийся туман, в котором не угадывалось ни теней, ни силуэтов, да и сам дом теперь постоянно сминался и растягивался. Коралайн показалось, что дом подстерегает ее, глядя вниз на жертву, будто это и не дом вовсе, а так – одна идея дома, и человек, которому в голову эта идея пришла, – очень нехороший человек. К руке прилип кусок паутины, и Коралайн тщательно вытерла ее. Серые окна дома покосились под странными углами. Другая мать, сложив руки на груди, ждала ее на лужайке. В черных глазах-пуговицах не было никакого выражения, но губы – плотно сжаты в холодной ярости. Завидев Коралайн, она вытянула свою длинную белую руку и согнула палец. Коралайн послушно подошла. Другая мама молчала. – Я отыскала двоих, – сообщила Коралайн. – Осталась еще одна душа. Выражение на лице другой мамы не изменилось. Возможно, она и не услышала обращенный к ней слов. – Что ж, я просто подумала, тебе будет интересно знать, – сказала ей Коралайн. – Спасибо, Коралайн, – холодно сказала другая мама, и голос ее раздавался не только изо рта – он доносился из тумана, и из дома, и с неба. Она добавила: – Ты же знаешь, я тебя люблю. И Коралайн, неожиданно для себя, кивнула. Это было правдой: другая мама на самом деле ее любила. Она любила Коралайн той любовью, которой скупердяй любит свои деньги, или дракон – свое золото. Коралайн знала, что пуговичные глаза матери смотрят на нее, как на собственность, не больше. Как на докучающее домашнее животное, чье поведение больше не забавляет хозяина. – Мне не нужна твоя любовь, – ответила Коралайн. – Мне ничего от тебя не нужно. – Даже рука помощи? – спросила другая мама. – В конце концов, у тебя очень неплохо получается. Я решила, что в дальнейшей погоне за сокровищами тебе не помешает небольшая подсказка. – Я и сама прекрасно справляюсь, – возразила Коралайн. – Верно, – согласилась собеседница, – но если ты вдруг решишь поискать в передней квартире – той, что пустует, – то обнаружишь, что дверь заперта, и что тогда ты будешь делать? – Ага. – Коралайн на секунду задумалась и спросила: – У тебя есть ключ? Другая мать стояла перед ней в бумажно-сером тумане блекнущего мира. Черные волосы шевелились вокруг ее головы, словно имели свои собственные мысли и намерения. Вдруг она рыгнула и открыла рот. Затем подняла руку и взяла с языка маленький медный ключ от входной двери. – Держи, – сказала она. – Если захочешь войти, он тебе понадобится. Она небрежно бросила ключ Коралайн, которая поймала его одной рукой, не успев решить, нужен он ей или нет. Ключ все еще был влажноват. Порыв ледяного ветра заставил Коралайн отвернуться. А вновь повернув голову, она поняла, что осталась одна. Коралайн неуверенно обошла дом и остановилась перед дверью, ведущей в пустую квартиру. Как и все остальные, эта дверь была ярко-зеленой. – Она задумывает что-то нехорошее, – прошептал призрачный голос в ушах. – Не верим мы, что она хочет помочь! Это какая-то ловушка! – Да, думаю, вы правы, – ответила Коралайн, вставила ключ в замок и повернула. Бесшумно распахнулась дверь; бесшумно вошла в нее Коралайн. Квартира была цвета застоявшегося молока. На дощатом деревянном полу вместо ковров лежал слой пыли со следами и останками давнишних покрытий и ковриков. Здесь не было мебели, лишь угадывались места, где она когда-то стояла. На голых стенах остались только некрашенные квадраты в местах, где висели раньше картины или фотографии. И было так тихо, что Коралайн показалось, будто она может расслышать звуки движения пылинок в воздухе. Она поймала себя на беспокойной мысли, что вот сейчас что-нибудь может выпрыгнуть из-за угла, и начала насвистывать. Почему-то ей казалось, что гораздо труднее неожиданно выпрыгнуть из-за угла на свистящего человека. Сначала она обследовала пустую кухню. Потом зашла в покинутую ванную, в которой всего-то и было, что чугунная ванна, да валяющийся в ней дохлый паук величиной с небольшую кошку. Последняя комната, в которой она побывала, была когда-то, по мнению Коралайн, чьей-то спальней, а незапыленный четырехугольник на полу, как ей представлялось, указывал место, где раньше стояла кровать. И тут Коралайн заметила кое-что еще и мрачно ухмыльнулась. В доски было вставлено массивное железное кольцо. Коралайн опустилась на колени, взялась за холодный металл и изо всех сил потянула. В полу медленно поднялся ужасно тяжелый и неподатливый люк – дверь в темницу. Он открылся, и за ним Коралайн увидела лишь мрак. Она пошарила в темноте рукой и нащупала холодный выключатель. Без особой надежды, что он сработает, Коралайн щелкнула выключателем, но, вопреки ожиданиям, где-то внизу зажглась лампочка, и дыра в полу осветилась жиденьким желтым светом. Стали видны ведущие вниз ступени, но больше ничего. Коралайн вынула из кармана камень с дыркой и посмотрела сквозь него в подвал, но, ничего не увидев, положила камень назад. Из погреба донесся запах сырой глины и чего-то еще, острого и едкого, как кислый виноград. Она заглянула вниз, нервно поглядывая на люк. Коралайн была уверена – упади эта тяжеленная дверь, и ей никогда уже не выбраться из вечного подвального мрака. Она коснулась дверцы вытянутой рукой, но та не шелохнулась. Коралайн повернулась лицом в темноту и спустилась по ступеням. На стене у подножия лестницы отыскался еще один ржавый железный выключатель. Коралайн нажала на него, и включилась висящая на проводе голая лампочка. Света от нее было недостаточно, чтобы хотя бы рассмотреть, что нарисовано на облупленных стенах. Рисунки казались незаконченными. Коралайн разглядела, кажется, глаза, и еще что-то наподобие гроздей винограда. А под ними – каких-то тварей. Коралайн усомнилась, что на стенах изображены именно люди. В углу подвала была навалена куча хлама: картонные коробки, заполненные заплесневелыми бумагами, и гора истлевших занавесок. Тапочки Коралайн шаркали по цементному полу. Скверный запах усилился. Она уже собралась развернуться и уйти, как вдруг заметила чью-то ногу, торчащую из-под груды занавесок. Коралайн сделала глубокий вдох (вонь прокисшего вина и заплесневелого хлеба, казалось, заполнила всю голову) и, отвернув сырую ткань, увидела нечто, размерами и формой более или менее напоминающее человека. Прошло несколько секунд, прежде чем она разглядела, что это за существо: оно было бледным и вздувшимся, как личинка, с тонкими прутиками рук и ног. Черт лица почти не было – они разбухли и сгладились, как поднявшееся дрожжевое тесто. На месте глаз у существа были две большие черные пуговицы. Коралайн издала восклицание ужаса и отвращения, и, словно проснувшись от этого звука, создание начало подниматься. Коралайн застыла, как вкопанная. Существо поворачивало голову, пока не вперило черные пуговичные глаза прямо в нее. На гладком лице прорезался рот – между губ тянулись вязкие нити чего-то белесого – и голос, даже отдаленно не напоминающий голос отца, прошептал: – Коралайн. – Что ж, – казала Коралайн созданию, которое раньше называлось ее другим папой. – По крайней мере, ты не бросаешься на меня из-за угла. Ничего не ответив, оно подняло руки-хворостинки к лицу и смяло белую глину, вылепив нечто вроде носа. – Я ищу своих родителей, – объяснила Коралайн. – Или одну из украденных душ других детей. Они здесь есть? – Здесь нет ничего, – ответило невнятно бледное существо. – Ничего, кроме пыли, сырости и забвения. – Оно было белым, громоздким и раздутым. Чудовищным, подумалось Коралайн, но вместе с тем и жалким. Она поднесла к глазу камень с дыркой и посмотрела в отверстие. Ничего. Безликое существо говорило правду. – Несчастное создание! – вырвалось у нее. – Готова поспорить, она бросила тебя сюда в наказание за то, что ты выболтал мне лишнее. Существо растерялось, но потом кивнуло. Коралайн удивилась, как эта червеобразная страхолюдина когда-то могла напоминать ей папу. – Мне так жаль... – произнесла Коралайн. – Она не в настроении, – сообщило существо, которое было когда-то ее другим отцом. – Совсем, скажу тебе, не в настроении. Ты основательно вывела ее из равновесия. А когда ее вывести, она начинает вымещать злобу на других. Это в ее духе. Коралайн потрепала его безволосую голову. Кожа у него была липкая и напоминала нагретое тесто. – Несчастное создание! – повторила она. – Ты всего лишь вещь, которую она создала, а потом выбросила. Существо закивало так энергично, что пуговица, заменяющая левый глаз, отпала и со стуком покатилась по бетонному полу; оно растерянно завертело головой, словно потеряло собеседницу из поля зрения. Наконец, увидев ее, создание снова открыло рот, и, как будто прилагая неимоверные усилия, вымолвило хлюпающим торопливым голосом: – Беги, дитя. Уходи из этого места. Она хочет, чтобы я причинил тебе вред, чтобы навсегда запер тебя здесь; тогда ты не сможешь закончить игру, и она выиграет. Она приказывает – я не могу сопротивляться... – Нет, можешь! – возразила Коралайн. – Просто будь храбрым! Она резко развернулась: чудище, которое когда-то выдавало себя за ее папу, оказалось теперь между нею и лестницей из подвала наверх. В попытке добраться до ступеней, Коралайн начала обходить его у стеночки, но бесхребетное создание начало скручиваться, пока снова не уставилось на нее оставшимся глазом. Казалось, оно выросло и окончательно проснулось. – Увы, – произнесло оно. – Не могу... И рванулось к ней через всю темницу, распахнув беззубую пасть. Чтобы предпринять что-то, у Коралайн остался какой-то миг. В голову пришли только два выхода. Во-первых, она может закричать и попробовать убежать, а эта червеобразная громадина будет все гоняться и гоняться за ней по слабо освещенному подземелью – пока не догонит. Во-вторых, она может сделать что-нибудь другое. И Коралайн сделала что-нибудь другое. Как только чудовище приблизилось, она резко вытянула руку, сомкнула пальцы на его оставшемся пуговичном глазе и изо всех сил дернула. Целую секунду ничего не происходило. Но потом пуговица все-таки оторвалась, выскочила из ладони Коралайн и, звякнув о кирпичную стену, покатилась по полу. Существо замерло на месте. Затем, слепо задрав голову и до ужаса широко раскрыв рот, оно яростно и отчаянно заревело и бросилось рывком туда, где стояла Коралайн. Но Коралайн там больше не стояла; стараясь топать как можно тише, она уже поднималась на цыпочках по ступеням, прочь из полутемного погреба с безобразными картинками на стенах. Она не в силах была отвести взгляд от оставленного внизу существа, которое скручивалось и сталкивалось со стенами в попытке ее поймать. И тут, будто ему подсказали, что делать, чудище остановилось и склонило набок слепую голову. «Оно прислушивается, – сообразила Коралайн. – Нужно быть тише воды!» Она сделала еще один шаг, и существо ее услышало. Голова его дернулась в ее сторону. Какой-то момент оно колебалось, словно собираясь с силами, а потом, молниеносно как змея, бросилось вверх по лестнице, настигая беглянку. Коралайн развернулась, с маху преодолела последние полдюжины ступеней, вывалилась на пол в пыльной спальне, не останавливаясь, рванула на себя тяжелую дверцу люка и отпустила. Дверца обрушилась на место, и что-то глухо стукнуло, тяжело врезавшись в нее снизу. Люк дрожал и грохотал, но не поддавался. Коралайн глубоко вздохнула. Если б в этой квартире была хоть какая-нибудь завалящая мебель, – кресло, к примеру, – она обязательно задвинула бы люк; но никакой мебели не было. Она как можно скорей, едва ли не вприпрыжку, выскочила из квартиры и заперла за собой дверь. А ключ оставила под ковриком. И уж затем спустилась на дорожку. Коралайн была почти уверена, что другая мать встретит ее на улице, но мир вокруг стоял пустой и притихший. Коралайн вдруг захотелось отправиться домой. Она обхватила себя руками, напомнила себе, что совсем не трусиха, и, почти поверив в это, обошла дом, сквозь туман, который не был туманом, и кое-как дошла до ступеней. По лестнице она поднялась на самый верхний этаж, где – в ее мире – проживал сумасшедший старик. Один раз она уже поднималась наверх со своей настоящей мамой, когда та собирала пожертвования. И они вместе стояли на пороге, ожидая, пока этот пожилой чудак с пышными усищами отыщет оставленный мамой Коралайн конверт. Из его квартиры доносились ароматы неизвестных блюд, трубочного табака и еще какие-то странные, резкие, сырные запахи, которым Коралайн не могла подобрать названия. В тот раз желания войти у нее не возникло. – Я – разведчик! – громко провозгласила Коралайн, но слова ее прозвучали в сыром воздухе мертво и глухо. Ведь выбралась же она из подвала, не так ли? Верно, выбралась. Но если Коралайн и была в чем-то уверена, так это в том, что там, куда она идет, будет еще страшнее. Она добралась до конца лестницы. Верхняя квартира когда-то была чердаком, но с тех пор прошло много времени. Коралайн постучалась в зеленую дверь. Та открылась, и Коралайн вошла.
Казалось, родители Коралайн совершенно не помнили о времени, которое провели в стеклянном шаре. По крайней мере, они никогда об этом не заговаривали, да и Коралайн им не напоминала. Иногда она задумывалась, заметили ли они вообще, что где-то потеряли два дня в настоящем мире, и в конце концов, пришла к выводу, что – не заметили. Есть в люди, строго блюдущие каждый день и час, а есть и такие, кому это совершенно безразлично; родители Коралайн относились ко второму лагерю.
В ту первую ночь после возвращения Коралайн положила стеклянные шарики под подушку. После встречи с рукой ненастоящей матери она вернулась в кровать, хотя времени на сон осталось не так уж много, и снова положила голову на подушку. И тут что-то тихонько хрустнуло. Коралайн села и подняла подушку. Осколки стеклянных шариков напоминали кусочки яичной скорлупы, которую иногда можно найти под деревьями весной: вроде пустых остатков яиц малиновки, или даже тоньше – возможно как скорлупа от яиц крапивницы. Что бы ни хранилось в стеклянных сферах, оно бесследно исчезло. Коралайн вспомнила троицу детей, которые махали ей в лунном свете, прощаясь, перед тем как перейти мост. Она очень осторожно собрала скорлупу и сложила в маленькую голубую коробочку, в которой хранился браслет, подаренный бабушкой, когда Коралайн была еще очень маленькой. Браслет давно потерялся, а вот коробочка осталась.
Мисс Свинк и мисс Форсибл вернулись от племянницы мисс Свинк, и Коралайн снова пришла к ним в гости на чай. Был понедельник. В среду Коралайн предстояло отправиться в школу: начинался новый учебный год. Мисс Форсибл настояла, чтобы снова погадать ей на чайных листьях. – Ну, кажется все у тебя путем и, преимущественно, просто в ажуре, – заявила мисс Форсибл. – Простите? – не поняла Коралайн. – Жизнь налаживается, – пояснила мисс Форсибл. – Ну, почти налаживается. Я не совсем уверена, что это тут такое. – И она указала на пучок чаинок с краю. Мисс Свинк нетерпеливо охнула и потянулась за чашкой. – Ну же, Мириам! Дай ее сюда. Я должна взглянуть. Она пригляделась к чаинкам сквозь толстые линзы. – О, Боже! Нет, я не имею ни малейшего представления, что это может означать. Выглядит почти как рука. Коралайн тоже взглянула. Комок чаинок действительно напоминала протянутую за чем-то руку. Шотландский терьер Хэмиш все прятался под креслом мисс Форсибл, не желая выходить. – Мне кажется, он с кем-то дрался, – поделилась мисс Свинк. – У него, бедняжки, глубокий порез на боку. Сегодня же к вечеру отнесем его к ветеринару. Хотелось бы мне знать, что за тварь его покалечила. Это и правда сделала кое-какая тварь, подумалось Коралайн. В последнюю неделю каникул погода стояла превосходная, словно лето пыталось возместить скверную погоду предыдущих месяцев, одаривая всех напоследок яркими солнечными деньками. Сумасбродный старик с мансарды, завидев Коралайн, идущую от мисс Свинк и мисс Форсибл, позвал сверху, перегнувшись через перила: – Эй! Эге-гей! Кэролайн! – Я Коралайн! – поправила она. – Как поживают ваши мыши? – Их что-то напугало, – поведал старик, почесывая усы. – Думаю, в доме завелась ласка. Или что-то вроде нее. Я слышал ее ночью. В стране, откуда я родом, на нее бы давно поставили ловушку; положить в нее, быть может, кусочек мяса из гамбургера, а когда зверь заявится полакомиться – бац! – и он больше никого не побеспокоит. Мои мышки так напуганы, что отказываются брать в лапы свои маленькие музыкальные инструменты. – Не думаю, что ей нужно мясо, – сказала ему Коралайн. Коснулась висящего на шее черного ключа и вошла в свою квартиру. Она даже в ванной мылась с ключом, никогда с ним не расставаясь. Она лежала в кровати и почти уснула, когда что-то поскреблось в окно. Коралайн выскользнула из постели и открыла занавески. Белая рука с темно-красными ногтями спрыгнула с подоконника на водосточную трубу и торопливо скрылась из виду. С внешней стороны на стекле остались глубокие выбоины. В ту ночь Коралайн спала беспокойно, навострив уши, чтобы не пропустить царапанья в дверь или в окно; время от времени она просыпалась и начинала все обдумывать и строить планы, а затем засыпала вновь, не уверенная до конца, где кончаются раздумья и начинается сон. Утром она объявила маме: – Я собираюсь устроить своим куклам пикник. Можно взять у тебя кусок ткани – старый, совсем ненужный – вместо скатерти? – Не думаю, что у нас такой есть, – усомнилась мама и стала копаться в кухонном ящике, где хранились салфетки и скатерти. – Постой-ка. А эта подойдет? Это была сложенная одноразовая бумажная скатерть в красных цветочках, оставшаяся от какого-то пикника несколько лет назад. – Отлично! – заверила Коралайн. – Вот уж не думала, что ты еще когда-нибудь вернешься к куклам, – сказала миссис Джонс. – А я и не вернулась, – ответила Коралайн. – Это всего лишь защитная окраска. – Что ж, к обеду возвращайся, – напомнила мама. – Удачного пикника!
Коралайн сложила в картонный ящик кукол и несколько пластмассовых чашечек. Затем налила в кувшин воды и отправилась в путь. Дорога вела к магазинам, однако, не доходя до супермаркета, Коралайн протиснулась сквозь дыру в заборе и очутилась на каком-то пустыре. Там проходила старая дорога, и Коралайн шла по ней, пока не уткнулась в изгородь. Пролезать под изгородью пришлось дважды – чтобы не расплескать воду из кувшина. Прогулка получилась на редкость долгая, маршрут – на редкость петляющий, зато Коралайн убедилась, что за ней нет слежки. Добравшись до заброшенного теннисного корта, она пересекла его и вышла на луг с высокой, покачивающейся на ветру травой. Колодец по-прежнему укрывали доски – такие тяжелые, что не каждой девочке под силу их поднять, но Коралайн справилась. У нее не было выбора. Кряхтя и обливаясь потом, она стащила их все, одну за другой. И вот, открылся путь в бездну – круглая дыра в земле, обложенная позеленевшим скользким кирпичом. Пахнуло сыростью и темнотой. Коралайн встряхнула скатерть и осторожно накрыла ею колодец. По краям, на расстоянии примерно двадцати сантиметров друг от друга, она поставила кукольные чашечки и, дабы утяжелить, налила в них воды из кувшина. На траве перед каждой чашечкой Коралайн рассадила кукол, стараясь, чтобы все выглядело как кукольное чаепитие. Когда все было готово, Коралайн понеслась к дому – снова пролезла под изгородью, пробежала по песчаной дороге, обогнула магазины и направилась прямиком к мисс Свинк и мисс Форсибл. У двери она сняла с шеи ключ, привязала к веревочке, словно тот – обыкновенная игрушка, и постучала. Дверь открыла мисс Свинк. – Здравствуй, дорогая! – сказала она. – Я не буду заходить, – затараторила Коралайн. – Скажите только, как там Хэмиш. – Ветеринар считает Хэмиша стойким солдатиком, – со вздохом сообщила мисс Свинк. – К счастью, порез не воспалился. Мы даже представить не можем, кто напал на бедняжку. Доктор подозревает, что животное, вот только не знает какое. А мистер Бобо во всем винит ласку. – Мистер Бобо? – Мужчина с верхнего этажа. Мистер Бобо. Полагаю, он из старой цирковой династии. Ливонской, румынской или словенской – в общем, из тех краев. Никак не могу запомнить. Коралайн вдруг поняла, что никогда даже не задумывалась, есть ли вообще у сумасшедшего старика имя. Знай она, что его зовут мистер Бобо, обращалась бы к нему исключительно по имени. Не так уж часто выдается возможность безнаказанно называть человека «мистер Бобо». – А-а-а, – протянула Коралайн. – Мистер Бобо. Конечно. Ну... – она повысила голос, – пойду к теннисному корту – поиграю с куклами. – Вот и хорошо, дорогая, – прокудахтала мисс Свинк, а затем страшным шепотом добавила: – И держись подальше от старого колодца. Мистер Ловэт, прежний хозяин вашей квартиры, считал, что глубины в нем – не меньше мили, а то и больше, а может, и того больше. Коралайн понадеялась, что рука не слышала последней фразы, и поспешила переменить тему: – Ключ, говорите? – громко сказала она. – Так это всего лишь старый ключ из дома. Он мне для игры нужен, потому я и захватила его с собой на шнурке. Ну, мне пора. До свиданья! – Что за чудной ребенок! – пробормотала мисс Свинк, закрывая дверь.
Коралайн побрела через луг прямиком к теннисному корту, изо всех сил размахивая ключом на шнурке. Несколько раз ей даже показалось, что в траве мелькнуло что-то цвета кости. Оно не отставало и держалось примерно в десяти метрах позади. Насвистывать не получалось, и Коралайн во все горло затянула песню, которую папа написал специально для дочки, когда Коралайн была еще совсем маленькой – папина песенка всегда смешила ее:
Тут все и произошло – в стремительном броске выскочила рука, на кончиках пальцев продралась через высокую траву, вспрыгнула на пень, где на секунду замерла в позе краба, нюхающего воздух, а затем оттолкнулась когтями и с победоносным прыжком приземлилась в самом центре скатерти. Время для Коралайн будто остановилось. Белые пальцы сомкнулись на черном ключе. И в ту же секунду чашки, опрокинутые прыгнувшей рукой, разлетелись в стороны, а скатерть вместе с ключом и пятерней другой мамы ухнула в черный колодец. Коралайн, затаив дыхание, начала считать. На «сорок» она услышала далекий приглушенный всплеск. Когда-то ей сказали, что если посмотреть на небо из шахты, даже в самый ясный день можно увидеть лишь ночное небо и звезды. Интересно, задумалась Коралайн, видны ли руке звезды. Коралайн водрузила тяжелые доски на колодец, стараясь, чтобы не осталось ни щелки – вдруг что-нибудь упадет... или выберется. Затем она собрала кукол с чашками и начала укладывать их коробку. Случайно обернувшись, Коралайн заметила черного кота, изогнувшего хвост в вопросительный знак. Кот шел к ней. Коралайн не видела его с самого возвращения из мира другой мамы. Котяра вспрыгнул на доски, прикрывающие колодец, и сонно подмигнул ей. Спустившись на травку, он перевернулся на спину и радостно замурлыкал. Коралайн чесала ему животик, а кот довольно урчал. Вдосталь намурлыкавшись, он перевернулся на лапы и направился к теннисному корту, напоминая крошечный кусочек ночи посреди солнечного дня. А Коралайн пошла домой. У дороги ее ждал Мистер Бобо. – Мыши сказали, что теперь все хорошо, – сообщил он, похлопав Коралайн по плечу. – Они говорят, ты – наша спасительница, Кэролайн. – Коралайн, мистер Бобо, – поправила она. – А не Кэролайн. – Коралайн, – повторил мистер Бобо с удивлением и уважением. – Молодец, Коралайн! Мышки просили передать, что как только они будут готовы, ты первая увидишь представление. Они сыграют тампти-пампти и тудл-дудл, спляшут и покажут еще уйму трюков. Так они говорят. – С удовольствием приду, – заверила Коралайн, – когда они будут готовы.
Коралайн постучалась к мисс Свинк и мисс Форсибл. Ее пригласили в «салон». Поставив коробку с куклами на пол, она вытащила из кармана дырявый камень. – Вот. Мне он больше не нужен. Спасибо! Он спас мою жизнь, и кое-чьи смерти. Коралайн обняла обеих соседок, хотя ее руки едва могли охватить мисс Свинк, а от мисс Форсибл несло чесноком, который та резала. Затем Коралайн подняла коробку и вышла на улицу. – Что за чудной ребенок, – пробормотала мисс Свинк, которую никто так не обнимал с тех пор, как она перестала играть в театре.
Ночью Коралайн лежала в кровати – вымытая, с почищенными зубами и открытыми глазами – и глядела в потолок. Было душно, однако теперь, когда рука пропала, Коралайн широко распахнула окно. К тому же ей разрешили оставлять занавески незадернутыми. Новую школьную форму аккуратно сложили на стуле, чтобы Коралайн надела ее, когда проснется. Вообще-то, в ночь перед началом учебы, Коралайн переживала и нервничала. Однако теперь она поняла, что больше ее ничто не испугает, даже школа. Ей почудилось, что где-то заиграла прекрасная музыка, какую могут издавать только крошечные серебряные инструменты – тромбоны, флейты, трубы – такие изящные и маленькие, что играть на них можно лишь крошечными пальчиками мышиных лапок. Коралайн мысленно вернулась в тот сон, где она с двумя девочками и мальчиком сидела на лугу под дубом, – и улыбнулась. На небе появились первые звезды, и Коралайн, наконец, уснула, а из окон третьего этажа лилась нежная музыка, оповещая мир, что лето подошло к концу.
Последние комментарии
1 час 36 минут назад
1 час 39 минут назад
1 час 52 минут назад
1 час 53 минут назад
2 часов 7 минут назад
2 часов 24 минут назад