Битый лед [Марк Владимирович Кабаков] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

тральщиком АМ-115. Немцы заминировали все подходы к порту. На каком отстоянии от поверхности воды стоят мины, было неизвестно. И тогда по минным полям пошел торпедный катер капитана 3-го ранга Ивана Шабалина (за эту игру со смертью Шабалин получил вторую Золотую Звезду). А следом, прокладывая дорогу кораблям десанта, пошел тральщик Иванникова. Мины рвались слева, справа, всплывали за кормой. Горы грохочущей воды, казалось, вот-вот раздавят «Амик».

70 мин подсек тогда тралом и расстрелял из «эрликонов» легендарный 115-й. Такого количества мин за один проход не уничтожил во время второй мировой войны ни один тральщик, ни наш, ни союзников. Надо ли говорить, что мы, безусые в ту пору лейтенанты, благоговели перед комдивом, перед его звездой Героя…

По слухам, фуражка комдива хранилась в Центральном военно-морском музее. Он мог, по нашему разумению, позволить себе все, что угодно…

Вот что мгновенно ожило, всплыло и заговорило во мне, когда на мостике «Щербацевича» я услышал от капитана: Иванников…

А тем временем мы прошли поросший травою и лесом черно-зеленый остров Мудьюг, возник — и пропал за деревьями четырехгранный белый столб — памятник жертвам интервенции. Белое море было неподалеку. Утром мы уже шли вдоль Терского берега, пустынного, серого, резко обрывающегося к воде.

16 июля около полуночи (впрочем, в разгар полярного дня это обстоятельство вряд ли существенно) на траверсе восточной оконечности Вайгача появилась первая льдина. На стальной, совершенно гладкой воде она зеленела, как горлышко от бутылки. Где-то впереди нас ждала перемычка: ледовое поле длиною в несколько миль.

Воскресенье. На судне все, как обычно. Готовимся к встрече со льдами. Она произойдет вечером. Карское море хмурится. Небо затягивает облаками, в снастях начинает посвистывать ветер.

Он делает свое дело. Качка заметно усиливается, облака уплывают. На стерильно-синем небе солнце светит вовсю, но тепло только на шлюпочной палубе, за трубой. А за бортом льдины, льдины… Одни девственно белые, другие в коричневых пятнах. То ли возрастом постарше, то ли это работа ледокола.

Впереди нас черно-белый корпус «Киева». Капитан сообщает, что берет нас «в проводку». Это означает, что отныне мы находимся под защитой ледокола. «Щербацевич» легко раздвигает льдины. Они кувыркаются в черной, как машинное масло, воде, обнажая то голубое, то светло-зеленое брюхо… Но это мелкобитый лед, и толщина его не более полуметра. Что-то ждет нас впереди… Море «коричневеет». Сказывается близость Енисея, точнее, Ензалива. Так назвал Енисейский залив Леонид Иванович Кузнецов, наш новый старпом. Вообще северянам свойственна тяга к сокращениям. Я это уже заметил. ЗФИ — Земля Франца-Иосифа, Шпиц — Шпицберген.

На баке двое моряков красят катер. Это капитаны-механики Василий Бахмач и Анатолий Никульченко.

Я имел однажды неосторожность сказать на судне, что, судя по внешнему виду, катер подготовили к сдаче на металлолом. На судне каждый человек на виду, а уж если гость, то и подавно. И стоит тебе о чем-то или о ком-то отозваться — будет доложено незамедлительно. Разумеется, когда речь идет о делах судовых. О Пикассо можно высказываться сколько угодно.

Говорю обо всем этом только потому, что не успел я обменяться парой слов с моряками, как Бахмач уже сказал:

— Вы на него через неделю поглядите. Увидите, какой красавец!

Было ясно, что речь идет о катере, как ясно и то, что моя давешняя критика в адрес красавца уже была доведена до Бахмача.

Василий — коренастый энергичный парень. Толя Никульченко худ и не то чтобы невидный, а скорее неслышный… Впрочем, парнями их назвать трудно, поскольку обоим по 28. «Толик», так его называет напарник, оббивает старую краску, Бахмач красит.

Я спросил Бахмача, давно ли он плавает вместе с Никульченко.

— Это смотря на чем. Если на катере, то третий год.

— А что, и до этого вместе плавали?

Бахмач усмехнулся:

— Было такое…

Я понял, что крылось за этой усмешкой, когда узнал ребят поближе. Они подружились десять лет назад, когда ехали на Северный флот, служить срочную. Никульченко — из небольшого белорусского городка, Бахмач — из Донецка. И после этого шли по жизни удивительно параллельными курсами. Попали в одну и ту же береговую часть, отслужили, потом устроились в Мурманском пароходстве. И угадали на одно и то же судно. Женились почти одновременно, и оба — на мурманчанках. У Бахмача сын и дочь. У Никульченко — тоже. Вместе, не сговариваясь (в это время уже ходили на разных судах), поступили на курсы капитанов-механиков катеров. Почему пошли на курсы? Вот что на это ответил Бахмач:

— Да дома чаще бываем. Это мы только летом ходим в Арктику, а зимою все больше в порту. Ведь как у меня с сыном получилось? Я пришел с рейса — он еще в пеленках лежит, вернулся из другого — уже сидит, с третьего рейса пришел — вовсю бегает…

Мы приближаемся к Диксону, и на судне все ощутимей подготовка к выгрузке, точнее, к «самовыгрузке».