Ночлег [Стефан Грабинский] (fb2) читать постранично, страница - 2

направлении, откуда пришел. Однако как-то не мог попасть на желанную дорогу, которая по моим предположениям, должна была привести к дому. Поиски окончились ничем; через десяток минут пути вновь оказался у калитки. Отчаявшийся неудачей, промокший до нитки, я возобновил работу сначала, решив теперь идти только правым краем и очень тщательно обследовать эту сторону. Едва прошел пару шагов, как споткнулся о торчащий пень; падая, рефлекторно протянул руку, чтобы схватиться за дерево или куст. Тогда, вместо ствола дерева, рука наткнулась на угол какого-то строения. Остановился, проводя ладонью по его стене. Была деревянной, сбитой из шершавых необрезных досок. Так нащупал и двери, запертые колышком…

Засомневался: войти или искать дальше?

Пожалуй-то, усадьбой эта будка быть не могла?

Сказалась невероятная усталость. Вдруг почувствовал, что дальше идти уже не смогу. Лихорадочный озноб сотрясал меня с минуту. Постучал. Изнутри никто не отвечал. Приложил ухо к стене, прислушиваясь. Абсолютная тишина. Потеряв терпение, вырвал колышек и всем телом навалился на двери. Поддались без сопротивления.

Почувствовал аромат свежего сена и погасших свеч.

Отличная комбинация — подумал я, поспешно закрывая за собой двери.

— Добрый вечер! — громко произнес я.

— Добрый вечер! — ответило эхо. Пространство, в котором я находился, было пустым. Голос гудел как в бочке.

Чиркнул спичкой, одной, другой — увы, не хотели мне служить; промокли вместе со мной. Необходимо было отказаться от света. На ощупь продвигался вдоль стен, обследуя их поверхность. Во второй по очереди нише меня задержал какой-то предмет, который глухо загудел, задетый моей ногой. Хотел его обойти и пройти дальше, но рука попала в пустоту, и я упал внутрь. Очевидно, предмет был долблёным.

— Что за чёрт? — подумал я, хватаясь за выступающий край. — Лохань или корыто?

Наконец выбрался наружу. Вдруг мне стало как-то не по себе.

— Где я? — крикнул во весь голос. Молчание. Стал «ловить» ухом смертельную тишину. Ни малейшее дыхание не возмущало ночной глуши. Слышал только учащенное биение собственного сердца…

Начал бродить по избе. Через минуту ноги запутались в каком-то полотне или одеянии, брошенном на полу. Наклонился, поднял. Это было рваное сырое тряпьё, смрадное от гнили и запаха старых сальных свеч. Отбросил его с отвращением. Изнурённый мозг строил догадки на предмет места. Возможно будка помещичьего садовника или заброшенный стебник^[1]? Манящий аромат сена привлёк меня к центру избы.

Может можно будет поспать на нём, хотя бы и на полу?

На уровне груди вдруг почувствовал препятствие: какой-то стол или топчан, застланный слоем свежего сена. Протянув руку, с удовольствием пошарил по ароматному покрову. Топчан был не занят: нашел постель.

Без раздумий сбросил промокшую блузу и, положив её в изголовье, блаженно растянулся на постели.

На дворе всё время шел дождь, по крыше барабанили крупные, тяжелые капли, ветер шелестел в ветвях деревьев. Убаюканный этой монотонностью, изможденный долгим странствием среди дождя и грозы, я вскоре погрузился в состояние сонных грёз. С минуту длилось состояние подвешенности между сном и явью, полное клубистых изображений, фигур, образов — затем опустился плотный, густой туман — наконец, нахлынула первая волна сна и проплыла надо мной, погружая в бездну. Вскоре, охваченный сонным течением, я оказался далеко, в совсем новом, незнакомом окружении, среди чужих, изысканно одетых людей.

Интерьер старосветской усадьбы. На стенах турецкие ковры, контерфекты^[2] предков и охотничье оружие. Какой-то большой светлый зал в клубах табачного дыма. В центре, у стола, оббитого зеленым сукном, группа мужчин в вечерних костюмах. Играют в карты: вист. Лица уставшие, помятые. Вероятно после проведенной ночи. Внимание сосредотачивается на трех лицах — двух мужчинах и женщине. Прекрасные люди. Особенно тот блондин с характерным английским профилем. Расовый человек. Играет нервно, будто рассеянный, и постоянно проигрывает. То и дело темнофиалковые глаза поднимаются из-за карт и впиваются в бледную черноволосую женщину в пурпурной шали, сидящую с другим мужчиной, очевидно мужем.

Этих двоих что-то связывает между собой, какая-то крепкая, сердечная тайна. Взгляд женщины не сходит с лица проигрывающего. Лицо мужа сосредоточенное, мраморное; глубокая борозда перечеркнула лоб вблизи пышной каштановой шевелюры. Играет ровно, спокойно — только время от времени склоняется к догорающей свече, расположенной справа, и зажигает от её пламени сигарету. Тогда, на мгновение, его серые стальные глаза ищут глаза противника и смотрят в них холодно, с напряженным вниманием. Игра идет дальше, неотвратимым, фатальным ходом.

Тянутся долгие минуты, четверти, часы… Вдруг женщина незаметно, под покровом шали, протягивает округлую, прекрасно изваянную руку и ищет руку блондина. Их ладони встречаются на