Эстафета разума [Александр Иванович Шалимов] (fb2) читать онлайн

Александр Шалимов ЭСТАФЕТА РАЗУМА

Улетали с Марса марсиане

В мир иной, куда глаза глядят,

И не в сказке, не в иносказанье…

Двести миллионов лет назад…

С. Орлов

Кирилл прилетел на станцию «Марс-1» с пятой сменой. Продолжительность марсовки — год Марса — два земных с хвостиком. И полгода на дорогу туда и обратно. Два с половиной года вдали от Земли…

Садясь в вездеход, он снова подумал об этом. Вездеход назывался «Черепашка». Так было написано белой краской на удлиненном голубом корпусе, который опирался на шесть коленчатых, обутых в гусеницы ног. Кирилл уже успел заметить, что конструкторы и монтажники предпочитали тут ярко-голубые цвета. Может быть, потому, что напоминали о земном небе, а скорее всего оттого, что резко выделялись на фоне ржавой окраски грунта, скал, осыпей. Здесь даже дневное небо было красновато-оранжевым. Пыль, поднимаемая ураганами, никогда не успевала осесть.

Мягко перебирая шестью ногами, «Черепашка» неторопливо бежала от космодрома, где опустился «Ветер времени», к станции. Ехали напрямик по ржаво-бурой каменистой поверхности, испещренной оспинами небольших плоских кратеров. Справа то появлялся, то исчезал за ближними возвышениями фиолетово-красный обрыв. Слева каменистая равнина уходила на север и тонула в красноватой пыльной мгле.

В вездеходе их было четверо — все в легких голубых скафандрах с круглыми прозрачными шлемами. Пассажиры расположились впереди. Остальную часть просторной кабины занимал багаж — их личный, привезенный с Земли, и экспедиционный. Троим предстояло сменить часть персонала станции — тех, кто возвращался с «Ветром времени» на Землю. Четвертый — он вел вездеход — оставался тут на второй срок. Это был коренастый крепыш с коричневым от загара лицом и голубыми глазами. Шапка курчавых рыжих волос заполняла все свободное пространство шлема. Она напоминала нимб — обязательный атрибут экстрасенсов, а еще — «святых», как их некогда изображали на старых картинах и иконах. Водителя звали Мак, вероятно Максим, но он сказал просто «Мак», когда представлялся.

Кирилл знал, это в составе смены четырнадцать человек, причем каждый совмещает несколько профессий. В предыдущей смене, из которой десятеро через неделю покинут Марс, было два Максима — один врач, геологпланетолог и художник, другой — астрофизик, энергетик и радист дальней связи. Кем был этот Мак, Кирилл не успел спросить, потому что при загрузке вездехода пришлось без конца отвечать на вопросы о земных новостях и делах.

Мак перестал задавать вопросы всего несколько минут назад, сосредоточившись на управлении «Черепашкой». Закусив губу, он лавировал между скоплениями каменных глыб. и по каким-то одному ему ведомым признакам выбирал наиболее оптимальный вариант пути. «Черепашка» бежала, не сбавляя скорости, однако покачивалась в разных направлениях все ощутимее.

— Дальше дорога чуть похуже, — заметил Мак, внимательно глядя вперед, — но мы выгадаем километров сорок.

Кирилл удивился.

— Кажется, от космодрома до Базы всего сорок километров. Я читал в отчете…

— Было, — откликнулся Мак, — но вас посадили на запасном — в восточной части равнины Офир. Отсюда до базы двести с небольшим, если по прямой.

— А по дороге?

— А ее нет… В объезд этого массива все четыреста. Но я вас напрямую…

Вездеход изрядно тряхнуло.

— Не надо волноваться, голубка, — заметил Мак, обращаясь скорее всего к «Черепашке». — Я же просил…

Снова сотрясение, от которого все подпрыгнули на эластичных сиденьях.

— Эй, левые ноги, будьте внимательнее, — Мак замедлил движение и занялся кнопками на панели управления, — так будет надежнее.

Он снова увеличил скорость.

— Почему мы сели далеко от станции? — спросил Кирилл.

Мак сосредоточенно покивал головой в прозрачном шлеме:

— Пришлось. На главном космодроме у нас, — он вздохнул, непорядок объявился. Придется выяснять…

— Что именно?

— Пока толком никто не знает… Шефуня вам объяснит… Может, ничего важного. Но решили посадить «Ветер времени» подальше. Так безопаснее.

— Безопаснее?

— Вот именно, — Мак усмехнулся, — да вы не пугайтесь…

— Это у них такая игра, Кир, — заметил Геворг — физик новой смены, он сидел позади Кирилла. — Пугать новичков… Вот, мол, ко всем прочим загадкам Красной планеты еще одна из области «призраков»…

— «Призраки» Марса?

— А почему бы нет? Кстати, вода на твою мельницу, Кир. Ты ведь собираешься искать следы исчезнувшей цивилизации.

— Працивилизации нашей планетной системы, Геворг.

— Вот-вот… Следов жизни не нашли, а следы працивилизации будем искать… Естественно, они, — Геворг кивнул на Мака, — узнав, что в составе смены летит известный археолог специалист по древнейшим цивилизациям Земли, приготовили сюрприз… Правильно я говорю, Мак?

Мак усмехнулся — загадочно и чуть смущенно, но промолчал. Все его внимание теперь было сосредоточено на местности впереди вездехода. «Черепашка», покачиваясь, преодолевала довольно крутой подъем вдоль скалистого, усыпанного красноватой щебенкой склона.

— Впечатление такое, будто едем по битому кирпичу, — пробормотал Сергей — энергетик, радист и радиоастроном новой смены, сидевший рядом с Геворгом. — Кирпич и ничего больше кирпичные скалы, кирпичная щебенка, кирпичная пыль. И в небе — она же…

— Кислород, который когда-то был тут в атмосфере, пошел на окисление горных пород, — отозвался Мак. — Красный цвет окислы железа. Железо вытянуло из атмосферы почти весь кислород.

— А удалось где-нибудь обнаружить неокисленные породы? спросил Кирилл.

Мак отрицательно тряхнул головой:

— Пока нет. Слабее измененные попадались. Выветривание тут чертовски древнее, проникает глубоко. Неизмененных пород мы не встретили даже в буровых скважинах.

— Вы геолог, Мак?

Он кивнул и, немного помолчав, добавил:

— Геолог тоже…

Вездеход достиг вершины скалистого гребня. Впереди открылся обширный кратер с плоским красноватым дном, которое лежало в нескольких сотнях метров ниже. В центре круглой плоской равнины громоздилась группа красно-бурых скал, похожих на руины древнего замка. Дальний гребень кратера чуть проглядывал в красноватой мгле.

— Станция там. — Мак указал вперед. — Пересечем кратер и будем близко.

— А обрыв справа? — спросил Кирилл. — Мне сначала показалось, что он недалеко, но отсюда сверху это выглядит иначе.

— Ого! — воскликнул Мак. — Недалеко! Тут трудно оценивать расстояния на глаз. До обрыва около двухсот километров. Мы его видим так отчетливо потому, что там сейчас не очень много пыли в атмосфере. Последним ураганом ее согнало на север в равнины. Обрыв — южный край ущелья Копрат — скальная стена высотой больше пяти километров.

Все взгляды обратились в сторону знаменитого ущелья — гигантской трещины, некогда расколовшей древнюю кору Марса.

— Не предполагал, что его видно из окрестностей станции, — заметил Геворг. — Это местечко меня очень интересует…

— А обычно его и не видно, — возразил Мак, затормозив вездеход. — Просто вам повезло. Смотрите хорошенько.

— Вы были там? — спросил Кирилл.

— Еще бы… Не один раз. И американцы тоже. Но там, — Мак махнул рукой, — надо работать и работать. Пока сплошные загадки…

— А как у вас отношения с американцами? — поинтересовался Сергей.

— Как и на Земле. Сосуществуем…

— Были у них?

— Наши кое-кто были. Я — нет. Их мы тоже принимали. Тех, кто работал в ущелье Копрат. Даже помогли немного. В общем-то, они неплохие парни. Кроме Гридли…

— А Гридли — кто?

— Есть такой один. — Мак помрачнел. — Познакомитесь… Ну ладно, полюбовались Копратом и поехали дальше.

«Черепашка» тронулась с места и, увеличивая скорость, побежала вниз по крутому каменистому склону. Когда достигли плоского дна кратера, Мак еще увеличил скорость. Кратер пересекли за полчаса, оставив справа по борту скопление похожих на исполинские колонны красноватых скал.

— Остатки некка — на месте жерла вулкана, — лаконично пояснил Мак.

— Что, вулканический кратер? — спросил Геворг.

В его голосе прозвучало сомнение.

Мак кивнул:

— По-моему, да… Кое-кто, правда, не согласен. — Он покачал головой. — Мы тут спорим по каждому поводу. Спорим и спорим… И многого не можем понять. Сплошные загадки. Чем дальше, тем больше…

— Но такие широкие кратеры с плоским дном, кажется, принято считать метеоритными, — заметил Кирилл. — Как, например, Аризонский или Попигай у нас в Сибири. Поперечник этого кратера километров сорок. Ничего себе вулкан.

Мак пожал плечами:

— Тут есть вулканы и побольше. А этот — скорее всего кальдера — остатки вулкана, разрушенного взрывом. Потом в центре кальдеры образовался еще вулкан поменьше. Мы только что миновали центральную горку — это и есть остатки более позднего вулкана. Тут сложность в другом…

— В чем именно?

— Лед… Ископаемый лед… Повсюду. Мы с ним столкнулись, как только начали бурение. Я из-за него на вторую смену остался. Только из-за него одного…

— Не понимаю. — сказал Геворг. — Какой лед? Где? В полярных областях?

— Если бы! — усмехнулся Мак. — Везде, понимаете, везде. Тут и возле нашей базы… Скалы, вот как гребень этого кратера и его центральная горка — они торчат из-подо льда. Вы думаете, мы сейчас катим по каменному грунту? Черта с два! Под нами лед, присыпанный песком и щебенкой. И сколько его, никогда не знаешь.

— Так что у вас получается? — Кирилл удивленно взглянул на водителя. — Марс — планета-океан, замерзший океан?

— Почти, — кивнул Мак. — Почти… Впрочем, это пока моя крайняя точка зрения. Далеко не все со мной согласны. Скважин еще мало.

— На сколько же удалось углубиться?

— Ненамного. Первые сотни метров. Но повсюду одно и то же… Десять, двадцать, тридцать метров «битого кирпича», как говорит ваш коллега. — Мак кивнул на Сергея. — Дальше сплошной лед.

— Сколько? — попытался уточнить Кирилл.

— Никто не знает. Все скважины пришлось останавливать во льду. Его толщина многие сотни метров, а возможно, и километры.

— Это на ровных участках, а на возвышенностях?

— Там песка и щебенки побольше. Но все это наносы, принесенные ветрами. Под ними тоже лед.

— А скальные участки, — спросил Геворг, — вот, например, гребень кратера, через который мы перевалили. Что под скалами?

— Там, конечно, коренные породы. — Мак бросил быстрый взгляд на Геворга, видимо удивленный его неосведомленностью. — Выходы каменной коры Марса. Они торчат сквозь лед. До того, как океаны Марса промерзли насквозь, такие гребни могли быть островами.

— Ничего себе открытие! — воскликнул Геворг. — Замерзшие и похороненные песками океаны Марса. Вы моим глупым вопросам не удивляйтесь, — добавил он, — моя специальность физика атмосферы. В геологии я профан.

— У нас тут геологию называют ареологией, — заметил Мак, — хотя, может, это и не совсем правильно. Ареология — наука о Марсе в целом, включая и его кору, и льды, и атмосферу. Ареолог широкого профиля у нас один — шефуня.

— Ваш начальник?

— Он теперь и ваш тоже. Остается на пятую марсовку… А здешние ископаемые льды, промерзшие до дна океаны — открытие последних месяцев. Еще не успело попасть ни в какие отчеты.

— Вы это разгрызли, когда мы летели?

— В общем, да, — кивнул Мак. — Ну вот и наша станция… С благополучным прибытием на «Марс-1», коллеги!

Вездеход затормозил. За цепочкой красноватых дюн, которые они только что миновали, открылась обширная котловина с плоским коричневато-бурым дном. В центре котловины голубыми полушариями поднимались купола Базы. Возле самого большого купола на высокой мачте трепетал на ветру красный с золотым гербом флаг.

— Загадки, сплошные загадки, — сказал профессор — Никита Бардов — «шефуня», как его называли меж собой сотрудники станции.

Шефуня был нетороплив, массивен, краснолиц, бородат. Говорил густым басом с металлически-колокольным оттенком. Его невозмутимость и спокойствие в самых трудных, даже экстремальных ситуациях считались образцовыми. На станции существовал неофициальный, но всеми признаваемый эталон стойкости и выдержки — «одна шефуня» — величина, близкая к бесконечности, в малых долях которой оценивалась выдержка остальных участников марсовки.

Шефуню отличали еще исключительная корректность, железная логика, несгибаемая воля и апостольская доброта. При необходимости распечь кого-нибудь он всегда переходил на уменьшительные и ласкательные формы речи.

По специальности он был планетологом. Несколько лет работал на лунной базе. Его кандидатская диссертация, посвященная исторической селенологии^[1], сразу принесла ему докторскую степень. Шефуня был автором всех марсианских программ, начальником первой и четвертой марсовок. Теперь он оставался еще и на пятую…

Только что очень сжато и лаконично рассказал новой смене о главных итогах работы четвертой марсовки.

— Что касается задач пятой, — он сделал долгую паузу, привезенную программу придется кое в чем изменить. Будем продолжать бурение, атмосферные наблюдения, геофизику… Биологические исследования надо сократить, потому что они ровно ничего не дали.

— А лед? — быстро спросил Мак.

— Биологи сосредоточат внимание па вашем ледяном керне^[2]. Им этого вполне достаточно.

— Будет еще лед из шахты, — сказал Кирилл. — Проходка шахты заложена в проекте, и я теперь думаю, что шахту следует проходить сквозь покровный лед. Надо только выбрать подходящее место…

— Это очень хорошо, что вы так думаете, — ласково кивнул шефуня. — И местечко надо выбрать… А вот с самой проходкой, может, повременим? А?

— Но как же так! — воскликнул Кирилл. — Шахта это своего рода гвоздь…

— Э-э, дорогуша, — загудел шефуня, — «гвоздей» в наших марсианских программах целые бочки. — Он вздохнул. — Дело в том, что я еще не сказал вам, может быть, самого главного. Предстоит заниматься одной внеплановой… проблемой. Тут у нас обнаружились места, в которых у людей возникают, — шефуня прищурился и сделал долгую паузу, — ну, скажем, пока… галлюцинации… Даже массовые, если посчитаем «массой» трех человек. Все наличные средства индивидуальной защиты — вездеходы, скафандры, в том числе тяжелые ночные, пригодные, как вы знаете, для открытого космоса, не помогают. Не помогают и защитные поля. Если «галлюцинация» оказывается длительной — в пределах часа или более того, — он кашлянул и снова сделал паузу, — может наступить беспамятство, после которого человек длительное время пребывает в состоянии крайней психической депрессии. Возможны и более тяжелые последствия.

— Похоже на заболевание, — осторожно заметил Кирилл.

— Мы вначале так и думали. Но главный медик, — шефуня указал на Мака, — считает иначе… О своей точке зрения он потом сам расскажет. Первый раз это случилось… — Шефуня обвел вопросительным взглядом присутствующих.

— Три месяца назад, — быстро подсказал Мак.

«Сразу после нашего отлета с Земли», — подумал Кирилл.

— Сегодня ровно восемьдесят шесть суток Марса с того дня, как это случилось впервые, — продолжал Бардов. — Первым был Азарий Горбунов — геофизик. Он потом по собственной инициативе еще дважды попадал в это… приключение. Его пришлось… изолировать, и мы отправляем его отсюда… в довольно тяжелом состоянии.

— Психическом? — попробовал уточнить Кирилл.

— Крайняя депрессия, переходящая в бредовое состояние и паралич рук, — объяснил Мак.

— По-видимому, все-таки нервное заболевание, — заметил Кирилл.

Мак отрицательно тряхнул рыжей головой.

— Потерпите, коллеги, у вас будет время все обсудить, мягко остановил их Бардов. — Итак, впервые мы с этим столкнулись восемьдесят шесть дней тому назад. И произошло это в каньоне Копрат…

— В пещере — в одном из северных ответвлений каньона, добавил Мак. — Мы там были вместе с Азарием, но в пещеру он зашел один… — Мак умолк и смущенно взглянул на начальника.

— Продолжайте, голубчик, — прогудел шефуня, — у вас получается гораздо интереснее.

— Извините…

— Продолжайте, продолжайте, а я пока отдохну.

— Он долго не выходил обратно и не отвечал на мои радиосигналы. Пришлось идти за ним. Я нашел его в глубине пещеры без сознания. Мы вытащили его наружу. Мне помогал Атиф — он был третьим в нашей поездке. Мы с Атифом тогда ничего подозрительного в пещере не заметили… Когда мы привели Азария в чувство, он рассказал…

— Что он тогда рассказал, не столь важно, — заметил шефуня, — тем более что в дальнейшем повторялось примерно то же самое… Спасибо, Мак, вы очень помогли мне… Приключение в пещере Копрата так заинтересовало Азария, что он решил повторить его. Под предлогом еще каких-то геофизических наблюдений он отправился в Копрат со следующей исследовательской группой, забрался в ту пещеру и сидел в ней до тех пор, пока снова не потерял сознание. Правда, на этот раз он записал на диктофон свои… гм, наблюдения или… ощущения. На Базу его привезли в бессознательном состоянии, и он потом болел больше месяца.

Пещеру мы тщательно обследовали в скафандрах высшей защиты, но ничего интересного и тем более подозрительного не обнаружили. Азарию, когда он поправился, было запрещено участвовать в полевых поездках. Для себя я решил, что Азарий натура увлекающаяся, очень импульсивная: у него эмоции нередко опережали логику и трезвое суждение ученого — просто надорвался в здешних нелегких условиях, да и работал он очень много. Наш главный медик, — шефуня снова указал на Мака, — поначалу тоже соглашался со мной, объясняя «казус Азария» нервным перенапряжением. Однако вскоре, а точнее за тридцать три дня до прилета «Ветра времени», история повторилась.

На этот раз совершенно в ином месте — на главном нашем космодроме, где садились и откуда взлетали все земные корабли. Там жертвами, гм… галлюцинации… стали сразу трое участников нашей марсовки. Получилось так, что ни один из них не был в каньоне Копрат, и что произошло с Азарием, то есть о его… заболевании, как мы все полагали, слышали с его слов. Когда это началось, все находились в диспетчерском бункере и занимались регулировкой радиоаппаратуры для прямой связи с «Ветром времени». Они сразу поняли, в чем дело, но само явление так их заинтересовало, что вначале пренебрегли опасностью. Только когда один из них начал терять сознание, люди покинули бункер, однако галлюцинации не прекратились и снаружи. Фантом оказался в том же месте, где они увидели его через окно бункера. Я говорю «фантом», хотя все трое утверждают, что воспринималось это как вполне реальный объект… Их показания сходятся вплоть до мельчайших деталей… Они погрузились на вездеход и еще некоторое время продолжали наблюдение, пока один не потерял сознания.

Тогда двое остальных погнали вездеход сюда на Базу. Отъехав несколько километров, развернулись, чтобы оглянуться. Фантом уже исчез. Посадочная плита была пуста.

Профессор Бардов замолчал и задумчиво потер переносицу.

— Значит, в этом случае фантом наблюдался на посадочной плите космодрома? — уточнил Геворг.

— В самом центре плиты, в полукилометре от бункера и вездехода.

— Так что все-таки это было?

— Как это ни покажется вам странным, во всех случаях одно и то же, — Бардов выделил последние слова. — Высокий каменный портик с квадратными колоннами, поддерживающими массивный нависающий свод. В глубине за колоннами портика — ярко освещенный зал или какая-то площадь, заполненная множеством живых существ в ярких одеяниях. Между колоннами портика появлялась высокая фигура в длинном фиолетово-алом плаще или мантии и делала руками призывные знаки…

— Человеческая фигура? — снова уточнил Геворг.

— С того расстояния, на котором находились наблюдатели, она воспринималась как человеческая, так же, как и существа в глубине.

— А фантом в пещере?

— Я же сказал: во всех случаях одно и то же.

— Не понимаю, — Геворг пожал плечами, — как в тесном пространстве пещеры?..

— В пещере словно бы приоткрывалось окно, — пояснил Мак, — Азарий говорил: «Как окно в иной мир…» Там тоже был портик с колоннами и все остальное… Азарий наблюдал это трижды. В редкие минуты просветления он несколько раз подробно пересказывал мне картину…

— Почему трижды? — спросил Кирилл. — Профессор говорил о двух… галлюцинациях Азария Горбунова.

— Три, — кивнул Бардов. — К сожалению, три. За ним не усмотрели. Узнав о фантоме на плите космодрома, Азарий, нарушив мой запрет, сбежал с Базы и один поехал на космодром. Мы спохватились слишком поздно… Погоня обнаружила вездеход в центре посадочной плиты космодрома. Передняя часть машины была расплющена, словно она врезалась в какое-то препятствие. Мотор не работал, а Азарий, сильно побитый, лежал в глубине грузового отсека, видимо отброшенный при столкновении вездехода с «чем-то». Когда его удалось привести в сознание, он сказал, что на космодроме увидел то же, что и в пещере. Попытался проскочить на вездеходе между колоннами портика. Дальше ничего не помнит…

— Ну а еще ваши призраки появлялись? — поинтересовался Геворг. Кириллу показалось, что в вопросе физика прозвучала плохо скрываемая ирония.

Бардов задумчиво погладил пышную бороду:

— Больше нет… У нас их больше никто не видел. Тем не менее мы сочли необходимым посадить «Ветер времени» в другом месте.

— А на главном космодроме кто-нибудь еще бывал? — вопрос прозвучал невинно, но в глазах Геворга Кирилл прочитал откровенную насмешку.

— Бывали, — Бардов продолжал поглаживать бороду. — Там установлено регулярное наблюдение. Кроме того, из диспетчерского бункера автоматически велась киносъемка.

— И что же?

— Ничего. На кинокадрах посадочная плита пуста и в ее окрестностях ничего подозрительного не возникало.

— Вполне естественно, — усмехнулся Геворг, — давно известно, что призраки, привидения, вампиры и прочая нечисть на кино- и фотопленке не фиксируется.

— Относительно призраков не знаю, — спокойно заметил Бардов, — не приходилось ими заниматься. Но миражи, коллега, удается сфотографировать. Кстати, тут на Марсе миражи не редкость.

— Вы хотите сказать… — начал Геворг.

— Нет, я сказал все, что хотел. Прошу еще вопросы, если они есть.

— Остается ли па пятую смену кто-нибудь из числа наблюдавших… «фантом Азария»? — спросил Кирилл.

— «Фантом Азария», — задумчиво повторил Бардов. — Неплохо… Можно принять это в качестве рабочего названия проблемы. Нет, коллега, никто не остается. Все-таки у нас нет стопроцентной уверенности, что это не заболевание.

— Интересно, а что думает по этому поводу главный медик четвертой смены? — спросил Геворг.

— Разрешите? — Мак взглянул на Бардова.

— Разумеется, коллега.

— Это не заболевание в общепринятом значении слова, — начал Мак, — это ранение… Если хотите — травма, наносимая мозгу каким-то еще неизвестным нам явлением, скорее всего неизвестным излучением, связанным с возникновением фантома. Думаю, даже уверен, что мы еще столкнемся с ним. Среди многих загадок Красной планеты эта представляется одной из наиболее интересных и, пожалуй, наиболее опасных… Я полностью согласен с нашим шефом, ей следует посвятить максимум внимания.

— Можно еще один вопросик? — поднял руку Гевopг.

— Пожалуйста, — кивнул Бардов.

— А о наших соседях из западного полушария Земли никто не думал?

— Нет, почему же, думали, — сказал Бардов. — Они просили захватить на Землю одного парня из их смены. Он болен два месяца, а их корабль появится тут через год… Судя по тому, что сказал мне профессор Джикс, их босс, у парня, которого завтра привезут к нам, те же симптомы, что у Азария…

На следующее утро в кабине Кирилла раздался мелодичный сигнал внутреннего телефона. Личные помещения марсовщиков на главной Базе назывались кабинами. Размер кабин был стандартный — два с половиной метра на три с половиной, при двух с четвертью метрах высоты. Рядом — туалет и душевая — одна на две кабины. Соседом Кирилла, с кем предстояло делить душевую, оказался Сергей — радист и радиоастроном новой смены; он с момента их прибытия на Базу не вылезал из центральной радиорубки. В каждой кабине имелась койка, днем превращаемая в диван, стол для работы, кресло, стенной шкаф и стеллаж для книг. Над столом — телевизионный экран, телефон и небольшой пульт управления с регулятором кондиционера, пылесоса, освещающих устройств, часами и указателем внутренней и наружной температур, силы и направления ветра, уровня радиации.

Кирилл услышал сигнал телефона, находясь в душевой. Пока он набросил халат и прошел в свою кабину, сигнал повторился дважды.

Он торопливо взял трубку.

— Кирилл Волин слушает.

— Доброе утро, коллега, — загудело в трубке. — Надеюсь, не разбудил. Это Бардов.

— Доброе утро, профессор. Слушаю вас.

— Оставьте вы этого профессора, коллега. Меня зовут Никита, для краткости Ник. Вы не очень заняты?

— Нет.

— Могли бы заглянуть ко мне?

— Прямо сейчас?

— Ну, скажем, в пределах десяти минут.

— Хорошо, буду.

Быстро одевшись и захватив папку со своей программой, Кирилл направился к шефу. Когда он поднялся в коридор, где рядом с кают-компанией находилась кабина начальника марсовки, навстречу ему вышел Геворг. При виде Кирилла на узком худом лице геофизика, обрамленном щеголеватой бородкой стиляги-сатира, появилась усмешка.

— Ну, держись, спец по привидениям, — шепнул Геворг, ткнув Кирилла пальцем в живот.

Кирилл постучал и приоткрыл дверь.

— Прошу, — пробасил шефуня, поднимаясь ему навстречу.

Кабина начальника отличалась лишь тем, что в ней было не одно, а два кресла, а над столом вместо одного телефона три и еще небольшой коммутатор.

Усадив Кирилла возле стола, Бардов вопросительно глянул на его папку.

— Там что?

— Моя программа, обоснование, намечаемые районы работ… Я…

— Да-да, помню, — прервал шефуня, поглаживая бороду. Читал ваши статьи и монографию, коллега. Занятно… Хотя я лично не со всем согласен. Впрочем, мои мысли на сей счет мнение дилетанта. Да… Для начала хотел просить вас заняться кое-чем иным… Вы, конечно, догадываетесь? Проблема «фантома Азария»… Интересно, не правда ли? Вы ведь не только антрополог, историк, археолог, вы и врач-психиатр, не ошибаюсь?

— Это раньше… Я давно не практиковал.

— Неважно. Здесь вы единственный такой специалист… Мак — терапевт широкого профиля, а врач, прибывший с вашей сменой, — хирург. Я хочу просить вас возглавить проблему «Фантома Азария». Мак и я лично будем вам помогать…

— А моя программа? Институт, который рекомендовал меня для участия в экспедиции…

— Э, дорогуша, тут у нас у каждого по нескольку программ. Времени в вашем распоряжении уйма. К тому же, — шефуня многозначительно поднял палец, — кто знает, куда вас может завести «фантом Азария».

— Вы хотите сказать, — начал Кирилл, широко раскрыв глаза, — хотите сказать, что…

— Я никогда не хочу сказать ничего, чего не говорил, прервал Бардов. — Постарайтесь запомнить это, коллега Кир. Проблема «фантома Азария» возникла неожиданно, никакими программами, естественно, не могла быть предусмотрена. Пока все, с ней связанное, — великое неведомое, которое надо постараться прояснить… По правде говоря, у каждого из нас на нее была и есть своя точка зрения. Вот, например, прибывший вместе с вамп коллега Геворг утверждает, что такой проблемы вообще не существует. Что ж, и это — возможная точка зрения…

— Но доказать, что чего-то не существует, невозможно, заметил Кирилл.

— Именно. Поэтому, если, занявшись фантомом, вы ничего не обнаружите, придется признать, но только с определенной долей вероятности, что самой проблемы действительно не существует. Возникли нервные расстройства, связанные с индивидуальными особенностями психики отдельных участников экспедиции. В этом случае надо установить, какие именно особенности человеческой психики противопоказаны участникам марсианских экспедиций и почему. Думаю, никто лучше вас с такой задачей не справится.

Кирилл с сомнением покачал головой.

— Все это так далеко от моих нынешних научных интересов… И еще одно: участники экспедиций на Марс — и у нас, и у американцев — проходят сквозь такие тесты и такую массу проверок, что кандидат с минимальными психическими отклонениями от нормы со стопроцентной вероятностью будет отсеян.

— Человеческий мозг всегда был и остается великим неведомым, коллега. Это такая бесконечность неведомого… — Бардов махнул рукой. — Да вы знаете гораздо лучше меня. А вот относительно подготовки американцев, выясните подробно, когда привезут их… заболевшего. Обстоятельства заболевания тоже. Потом их данные сопоставим с нашими.

— Кажется, вы считаете, что я уже дал согласие? — недовольно заметил Кирилл.

Широкое красное лицо Бардова озарилось лучезарнейшей улыбкой.

— Я не сомневался, коллега. Именно поэтому просил вас… а не приказывал. Думаю, что вам сразу после старта «Ветра времени» надо побывать у наших американских друзей. Уточнить на месте, как получилось с их парнем. Впрочем, программу работ по проблеме «фантом Азария» вы разработает сами. В любое время привлекайте для этого Максима и меня… Программу вы представите на утверждение ученого совета нашей пятой смены, скажем, через месяц. Нет, ровно через четыре недели. Вам все ясно, коллега?

— Пока да, — мрачно сказал Кирилл, поднимаясь.

— Ну так с богом, как говорили у нас в старину.

«Черт бы тебя побрал, — подумал Кирилл, выходя, — вместе с твоим богом, «фантомом Азария» и моим идиотским назначением. Хорошо же буду выглядеть, когда придется отчитываться в институте после возвращения… Возвращения… — внутри что-то больно кольнуло. — До него еще двадцать семь земных месяцев… если все обойдется благополучно…»

Спускаясь по лестнице на свой этаж, Кирилл приоткрыл металлическую штору иллюминатора и глянул наружу. Окрестность была задернута красно-бурой пыльной мглой. Начинался ураган…

Ураган бушевал трое суток. Поэтому американцы появились лишь за несколько часов до отправления космического корабля. Их небольшой короткокрылый планетолет, напоминающий «шаттлы» конца прошлого века, совершил посадку на запасном космодроме невдалеке от «Ветра времени».

Кирилл и Мак в легких голубых скафандрах направились навстречу гостям. Когда они приблизились к планетолету, американцы уже выгрузили и установили на самоходную тележку белый с прозрачным верхом «саркофаг». На американцах — их прилетело четверо — были одинаковые полосатые легкие скафандры, напоминающие раскраской их государственный флаг.

— Он тут, — сказал широкоплечий коренастый здоровяк, который представился как доктор Морстон.

Сквозь прозрачное забрало шлема Морстон подмигнул Кириллу и похлопал рукавицей по верху «саркофага».

Кирилл подошел ближе, склонился над «саркофагом». Под прозрачной крышкой бритая голова, бледное, без единой кровинки худое лицо; глаза закрыты, дыхания не заметно.

— Жив он? — невольно вырвалось у Кирилла.

И словно в ответ на этот вопрос ресницы человека, лежащего в «саркофаге», дрогнули, приоткрыв бесцветные пустые глаза.

— Почти полный паралич, с потерей речи, — сказал Морстон. — Состояние тяжелое… Не знаю, удастся ли его доставить на Землю живым. Но это единственный шанс… Мы ничего не могли сделать.

Мак положил руку на край «саркофага».

— Его медицинскую карту вы привезли?

— Она у меня, — Морстон похлопал по наружному карману скафандра. — А вот Гибби тащит и его личные вещи.

— Личные вещи? — удивился Кирилл. — Зачем? На корабле его обеспечат всем необходимым.

— Это его собственность, — возразил Морстон. — Не оставлять же здесь. Ему что-нибудь может понадобиться.

Бросив взгляд на «саркофаг», Кирилл подумал, что едва ли этому парню когда-нибудь что-то понадобится.

Подошел Гибби, волоча здоровенный звездно-полосатый мешок с застежками-«молниями», запертыми на маленькие бронзовые замочки. Темная кожа и курчавые черные волосы не оставляли сомнений в его происхождении. Не говоря ни слова, Гибби втиснул принесенный мешок на нижнюю платформу тележки под «саркофаг», забрался на маленькую площадку в передней части тележки и включил двигатель. Тележка медленно двинулась по красноватому щебнистому грунту к возвышающемуся невдалеке «Ветру времени». Кирилл, Мак и двое американцев пошли следом. Четвертый американец остался возле планетолета.

Шли медленно в понуром молчании. Кирилл подумал, что их шествие напоминает старинный траурный кортеж. Пытаясь уйти от тягостных мыслей, он обратился к американцу в дымчатых очках, который шагал рядом:

— Этот ваш товарищ, там, — Кирилл кивнул на «саркофаг», кем он был по профессии?

— Энрике?.. Астрофизик, специалист по космическим лучам…

— А что, собственно, с ним приключилось? — спросил Мак.

Американец вздохнул:

— Никто из нас толком не знает. Заболел… потом стало хуже, потом вдруг паралич…

— Вдруг? — переспросил Мак.

— Здесь все подробно написано, — вмешался Морстон, снова похлопав по карману своего скафандра. — С чего началось, как лечили. Ваш врач разберется. А что с ним дальше делать, никто из нас не знает.

— Я тоже врач, — заметил Мак.

— О, — воскликнул Морстон. — Это прекрасно. А ваша специальность?

— Терапевт…

— Прекрасно, — повторил Морстон, уже без особой убежденности, — впрочем, мне кажется, тут нужен психиатр.

— Почему вы так думаете?

— Знаете ли… — Морстон замялся. — В общем, он был… со странностями. А потом начались галлюцинации…

— В чем они выражались?

— В чем?.. Да так, разное… В его карте написано… Вот, может, Фред скажет, — Морстон кивнул в сторону своего товарища в дымчатых очках, — он жил с Энрике.

— Нет, вначале он был, как все, — возразил Фред, — странности у него появились много позже. Мне кажется, со странностей все и началось. Он очень много работал. Не щадил себя… Сильное переутомление, надрыв, специфика здешних условий. Мозг не выдержал… Что-то там у него «отключилось», и вот результат… После полуторагодового пребывания здесь мы все со странностями…

— Но вы проходили на Земле тщательную проверку, отбор, заметил Кирилл.

— Проходили, — согласился Фред, — а так ли она много значит? Металл тоже проверяют, прежде чем из него построят космический корабль. Каких только проверок не придумали… А сколько аварий в космосе произошло именно из-за усталости металла. А человек? Я слышал, у вас в эту смену тоже один свихнулся.

— Да, действительно, — кивнул Мак, — одного отправляем больным. И, мне кажется, симптомы сходные, хотя у нашего товарища состояние не столь тяжелое. Именно сходство симптомов заставило меня обратиться к вам с вопросами.

— Тут все подробно написано. — Морстон извлек из кармана скафандра большой пластиковый конверт. — Я вручу его вашему медику на корабле.

— Перед отлетом проверялись чисто внешние параметры умственной деятельности, — сказал Фред, — скорость решения задач, число допущенных ошибок, показатели психофизиологической напряженности: частота пульса, данные электрокардиограмм, энцефалографии и еще многое. В определенных пределах по этим параметрам можно судить, достаточна ли мощность мозга каждого из нас для охвата и переработки сведений, поступающих с приборных панелей и даже из окружающего нас мира. Но можно ли по этим чисто внешним проявлениям судить, что в действительности происходит в мозгу человека, решающего ту или иную оперативную задачу или проблему? Где предел информационной емкости мозга, предел допустимых нагрузок, предел прочности как биологической конструкции? Никто этого не знает…

— В чем все-таки выражались странности в поведении Энрике, о которых вы упомянули? — спросил Мак.

— На «поверхности» — в мимике, выражении глаз, интонациях, жестах… Он стал очень раздражителен, резок, «не контактен»; обрывал, когда к нему обращались с вопросами. Он все больше удалялся от окружающих, замыкался в своем «я», как компьютер без обратной связи. Иногда казалось, что он искал и не находил ответа на какой-то мучающий его вопрос. Потом…

— Стоп, Фред, после доскажешь, — прервал вдруг Морстон. Смотри, нас встречает начальник русской станции.

Кирилл, внимательно слушавший американца, тоже глянул вперед. От громады корабля к ним навстречу шагал Бардов, вместе с участниками четвертой и пятой смен.

Американцы явно торопились. Морстон, возглавлявший их группу, отклонил даже приглашение Бардова посетить Базу.

— Отсюда до вашей Базы далековато, — объяснил он свой отказ, — а нам еще предстоит работа па обратном пути. И мы должны возвратиться к себе засветло. У планетолета очень напряженный график. Завтра полетят наши геологи. Да и у вас перед стартом дел немало…

Когда американский планетолет улетел, Геворг сказал Кириллу:

— Рыльце у них в пушку, вот что. Подбросили полутруп и сбежали…

— Объясни свой гениальный домысел.

— Не понимаешь? Все эти так называемые «призраки»… — их работа… А Энрике — морская свинка. На нем отрабатывалась «методика». Теперь концы в воду, особенно если он станет трупом во время полета. На Земле нашим еще придется доказывать, что к чему… И оправдываться, если не довезут.

— Но зачем?

— Что зачем?

— Зачем бы им все это?

Геворг усмехнулся:

— Пока не знаю. Может, позже поймем? Не исключен и примитив: хотят напугать, чтобы мы свернули работы… Наш главный космодром выбран не случайно… И ущелье Копрат подозрительно. Один из самых глубоких разрезов марсианской коры. Там они что-то учуяли, а космодром — удар ниже пояса.

— Чересчур мудро! Подозрительность никогда не благоприятствовала проницательности, Геворг.

— У меня тоже появлялась подобная мысль, — заметил Мак, молча слушавший их разговор. — Потом я ее исключил. Ведь, по существу, «фантом Азария» не угроза, даже не предостережение. Это скорее приглашение, призыв, обещание чего-то… Он способен возбудить любопытство, интерес, но не страх.

— И лишь попутно переворачивает мозги, лишает человека рассудка, — добавил Геворг.

— Это побочные явления, вероятно связанные с излучением, ответственным за сам феномен. Убежден, что найдется способ нейтрализовать их.

— Если мы раньше не последуем за Азарием и Энрике.

— Я отнюдь не утверждаю, Геворг, что опасности не существует, — голубые глаза Мака словно заледенели, — мы ведь понятия не имеем, какие еще излучения, кроме тех, что известны, пронизывают всех нас на этой планете. Может быть, «поле», в котором возникает «фантом Азария», существует тут постоянно. Существует и постоянно воздействует на нас. Подобно радиоактивности — до того, как ее научились измерять; подобно гравитации, наконец, которую мы научились создавать искусственно, хотя понятия не имеем, что она такое. Локальные нарушения неведомого здешнего «поля» — естественные, а может быть, даже искусственные, приводят к возникновению фантомов…

— Все-таки допускаешь искусственные, — усмехнулся Геворг.

— Не исключено, но и не связываю их с нашими соседями.

— Тогда кто?

— Не знаю. Тоже не знаю, как и ты, когда тебя спросили, зачем этим заниматься американцам…

В мозгу Кирилла словно полыхнула молния. Это было как озарение… Мысли понеслись с неудержимой быстротой: «Ну конечно… Искусственное возбуждение неведомого «поля»… Призыв… Обещание… Что за светлая голова у Мака!.. Надо только все хорошо продумать, обсудить с ним… Это, безусловно, путь вперед… Вперед… Но где искать источник сигналов? В космосе? Подо льдами? В глубинах Марса?..»

Кирилл с трудом перевел дыхание. Взглянул на собеседников. Они молчали.

— Ты сейчас выдал гениальную мысль, Мак. — Тот встрепенулся и удивленно взглянул на Кирилла. — Гениальнейшую… повторил Кирилл. — Но сначала скажите мне, если кто-нибудь из вас знает, насколько трудно технически в наших условиях воспроизвести искусственным путем «фантом Азария»? Конечно, не сам фантом, его модель.

Мак недоуменно пожал плечами.

— Модель совсем не трудно, — заверил Геворг, усмехаясь. Нужна хорошая лазерная камера, например, из тех, что применяются при современных киносъемках, но… учитывая особенности здешней атмосферы, несколько видоизмененная.

— На Базе или на «Ветре времени» такая есть?

Геворг на мгновение задумался:

— Такой нет. Но в лаборатории, даже в своей лаборатории на Базе, я, вероятно, смог бы продемонстрировать вам оптическую модель «фантома Азария» в уменьшенном масштабе.

— Сделай это обязательно, Геворг, — попросил Кирилл. Это сейчас очень важно.

— Что за это буду иметь?

— Соавторство в открытии, в поразительном открытии, на пороге которого мы, может быть, оказались… благодаря Маку.

— Благодаря мне? — искренне удивился Мак.

— Тебе и некоторым еще…

— Ты начинаешь говорить загадками, Кир.

— Я что-то тоже… перестаю понимать, — нахмурился Геворг.

— Потерпите… На Марсе и вокруг скрыто больше, чем снится вашей мудрости, коллеги, — торжественно процитировал Кирилл. — Сказано у Шекспира, правда, не совсем так, но суть именно в этом…

Лабораторную модель «фантома Азария» Геворгу удалось продемонстрировать лишь спустя неделю после старта «Ветра времени». Демонстрация состоялась в кают-компании Базы в присутствии всех участников пятой смены.

По сигналу Геворга было выключено главное освещение, и над круглым центральным столом в полусумраке кают-компании вдруг появилась ярко освещенная фигурка в голубом скафандре. Она сделала несколько шагов в воздухе, повернулась и, широко разведя руки, приветствовала собравшихся поклоном.

— Это был Кирилл, — объявил Геворг, когда фигурка исчезла и снова включили освещение. — Произвести съемку лазерной стереокамерой удалось только вчера у лабораторного корпуса.

— А что мешало? — спросил шефуня.

Гезорг усмехнулся.

— Совершенство моей аппаратуры. Камера, которой снималось изображение, предназначена для иных целей. Ее пришлось… модернизировать.

— После чего ее уже нельзя будет использовать по назначению, — буркнул шефуня. — Я правильно понял?

— Почти… Но зато можно показывать вот такие фокусы.

— Вы полагаете, «фантом Азария» имел подобную… природу?

Геворг снова усмехнулся.

— Не исключено. Только аппаратура была помощнее.

— Помощнее? А на сколько?

— Ну, это можно подсчитать, —Геворг задумался, прикидывая в уме. — «Помощнее» — не совсем точно. Разница на несколько порядков.

— Превосходно. — Шефуня принялся поглаживать бороду. — И где же такая лазерная «пушка» могла находиться?

— Где угодно, это зависит от мощности.

— Но в пределах прямой видимости? Ведь мы имеем дело с изображением в видимых лучах спектра.

Геворг покачал головой:

— Не обязательно. Это зависит от конструкции и мощности излучателя. Могли быть использованы любые электромагнитные колебания с многократными отражениями и преломлениями. Трансформация в волны видимой части спектра могла произойти после последнего отражения или преломления.

— А побочные явления? Поражающее воздействие на мозг, нервную систему?

Глаза Гезорга хитро сверкнули:

— Это вопрос к медикам, уважаемый шеф. He берусь отвечать, хотя не исключаю, что «побочные явления» зависят от мощности использованной аппаратуры.

Кирилл уже приготовился заговорить, но его опередил Сергей — энергетик и радиоастроном.

— Я подсчитал, — сказал он, ни на кого не глядя, — необходимую мощность излучения для воспроизведения фантома с тем поражающим «жестким» эффектом, который предположительно испытал Азарий… Даже при расстоянии в десять километров мощность излучателя должна быть в сто миллионов раз больше той, которую использовал Геворг. Подобными мощностями никто на Марсе не располагает: ни мы, ни американцы… В радиусе десяти километров от космодрома ничего подобного, конечно, не могло быть; и не только в десяти, в ста и в тысяче километрах — тоже.

Наступило долгое молчание.

— Чем сильнее и проницательнее наш ум, тем отчетливее ощущает он свое бессилие, — прогудел наконец шефуня. — Найдутся ли желающие опровергнуть Монтеня?

«Нет, пожалуй, мне рано выскакивать со своей гипотезой, подумал Кирилл, — надо дождаться нового проявления фантома, сделать замеры… Хорошо, что Сергей выступил с расчетами. Не знал, что эта история его так заинтересовала. Придется поговорить и с ним… Но если он не ошибается, космический вариант исключен и тогда…»

— Ну а ответственный исполнитель по проблеме «фантом Азария» скажет нам сегодня что-нибудь?

Кирилл вздрогнул, поднял голову. Твердый взгляд шефуни был устремлен прямо на него.

Еще мгновение он колебался. Говорить или нет?..

— Нет, — начал он медленно, — надежными данными, которые могли бы заинтересовать присутствующих, в свете… эксперимента коллеги Геворга, я пока не располагаю. «Фантом Азария» больше не наблюдался, американские исследователи не смогли или… не захотели сообщить ничего нового. По сути дела, мы даже не знаем, чем вызвано заболевание доктора Энрике Кэнби. В его карте только фиксация наблюдений врача и ни слова о возможных причинах… Галлюцинации упоминаются, но какие именно — неизвестно. Сходство с состоянием Азария имеет место, но лишь сходство. Через девятнадцать дней я должен представить на ваше утверждение программу исследований по проблеме «фантом Азария». Не вызывает сомнения, что до этого надо побывать у американцев.

— Все правильно, — спокойно констатировал шефуня, — значит, завтра вы и отправитесь к ним… вместе с Максимом. С Джиксом я договорюсь…

Договариваться с Невиллом Джиксом шефуне не пришлось. Едва кончилось заседание, дежурный оператор поста управления Базы попросил профессора Бардова срочно спуститься в радиорубку. Шефуня возвратился в кают-компанию через несколько минут. Его широкая красная физиономия сияла от удовольствия.

— Сами пожалуют сегодня вечером, — сообщил он Кириллу. Я имею в виду американцев, — пояснил он после небольшой паузы. — Морстон и еще один… Джикс просит помочь… Поможем, конечно… Так что готовьтесь, Кир… Завтра утром полетите.

Однако вылет пришлось отложить… Ночью начался ураган. К утру он усилился. Защитные полусферические купола вздрагивали от чудовищных порывов ветра. Наступил рассвет, но вокруг Базы все тонуло в густой красно-бурой мгле, изредка прорезаемой фиолетовыми сполохами электрических разрядов.

Морстон, прилетевший вечером, ночевал на Базе, Его спутник остался на планетолете, который американцы посадили в плоской котловине, в нескольких сотнях метров к северу от построек Базы.

За завтраком, прислушиваясь к грохоту и вою урагана, Морстон встревоженно покачивал головой.

— Беспокоитесь за вашего товарища? — спросил Мак. — Надо было и ему ночевать здесь. Напрасно он отказался.

— Электрические разряды… У нас таких гроз не бывает. Откуда здесь столько электричества?

— Ваша станция расположена гораздо выше — в горном районе, — сказал Бардов. — С севера вас прикрывает вулканический массив. А мы — на краю равнины, открытой на север. Когда ураганы бывают особенно сильны, они приходят с севера. Как и этот.

— На Земле грозы сильнее в горах, — заметил Морстон.

— Тоже не везде… Ну а тут свои «марсианские» законы. Мы в них еще не разобрались.

— Мне иногда начинает казаться, — Морстон тщательно размешивал сахар в чашке кофе, — что мы поторопились с исследованиями Марса. Во всяком случае, с организацией тут постоянно действующих станций. Орешек еще не по зубам нынешнему поколению ученых. Лет через пятьдесят-сто с иной техникой, иными знаниями, более устойчивой психикой — куда ни шло. А сейчас, — он покачал головой, — сплошные загадки… и… нередко просчеты.

— У нас тоже, — кивнул Бардов, — но начинать было надо. И когда бы ни начали, первым пришлось бы через все это пройти. На то они и первые… А что, собственно, у вас произошло, коллега? Джикс вчера попросил прислать нашего врача. Вы сказали, что крайне желателен прилет специалиста по физике атмосферы. Кого отправить с вами, когда закончится ураган?

— Видите ли, — Морстон потупился, — откровенно говоря, нам нужна помощь и врача и физика, и даже не знаю, чья важнее. Но, мы понимаем, у вас свои задачи; поэтому решайте сами, кого можете отпустить… Если говорить об оптимальном варианте… — Он запнулся.

— Ну так каков же оптимальный вариант? — прогудел шефуня, поглаживая бороду.

Морстон тяжело вздохнул:

— Профессор Джикс просил передать вам, что все мы крайне заинтересованы в вашем личном приезде, господин Бардов. Крайне… Никто лучше вас не знает этой проклятой планеты. Она преподносит сюрприз за сюрпризом… Мы недавно обнаружили следы каких-то пришельцев из космоса, но… Понимаете, это трудно объяснить, надо смотреть на месте…

— Ваш Энрике Кэнби погорел именно на этом? — жестко спросил Бардов.

— Д-да, — процедил Морстон, — к сожалению, не он один…

— Жаль, что не сказали сразу!

— У нас не было единой точки зрения, сэр.

— Вероятно, ее не существует и сейчас?

Морстон молча пожал плечами.

— Хорошо, мы летим с вами, как только утихнет ураган. Вчетвером.

— Благодарю, — Морстон нервно откашлялся, — от имени Джикса и… моего… и вообще всех нас…

На этот раз ураган не стихал целую неделю, И всю неделю не удавалось установить радиосвязь не только с американской станцией, но и с планетолетом, который находился всего в нескольких сотнях метров от Базы. Не могло быть и речи о том, чтобы выйти наружу даже и в скафандрах высшей защиты. Ураган поднял в воздух чудовищное количество песка и пыли. Тьма царила полная. Эта непроницаемая, воющая круговерть была так насыщена электричеством, что весь металл на защитных куполах построек Базы светился зловещим голубовато-фиолетовым сиянием. Сверху временами доносились тяжелые раскаты грома, но молний уже не было видно — настолько плотной стала пылевая завеса.

За неделю вынужденного сидения на Базе Кирилл не один раз пытался «разговорить» Морстона. Однако тот. получив согласие Бардова, снова замкнулся в своей скорлупе, отделываясь общими фразами и обещанием все показать и объяснить на месте.

— Мой рассказ вас не убедит, — говорил он, — а настроить скептически может. Лучше сразу увидеть самому…

Ураган начал стихать на восьмые сутки. Вскоре удалось поймать радио планетолета. Спутник Морстона вызывал свою станцию, но его там, вероятно, не слышали. Не реагировал он и на вызовы Базы.

— Его едва слышно, — сказал Морстону дежурный оператор, хотя он совсем рядом…

— Давайте я попробую, — предложил Морстон.

После многих попыток ему удалось установить связь с планетолетом. Выслушав сообщение оттуда, Морстон присвистнул:

— Он в ловушке. Планетолет засыпало полностью.

Освобождение американского корабля из песчаного плена заняло целый день. Еще день ушел на расчистку взлетной полосы. Для этого пришлось пустить в ход всю наземную технику, имеющуюся на Базе.

— Мы выбрали очень неудачное место для посадки, — признался Морстон, когда все было наконец готово к старту и участники перелета собрались возле американского корабля.

— Напрасно отказались воспользоваться нашим ангаром, заметил Мак.

— Кто мог думать, что придет такой ураган.

— Тут всегда надо быть готовым к любой неожиданности, сказал Бардов, — особенно со стороны погоды. Мы еще только-только начали разрабатывать методику краткосрочного прогноза. А в истории с вашим планетолетом больше всех, конечно, виноват я. Как заботливому хозяину, мне следовало настоять, чтобы вы воспользовались ангаром.

— Вы очень любезны, мистер Бардов, — бледно усмехнулся Морстон, — виноват я, вернее, мое нежелание доставлять вам лишние хлопоты… с ангаром… К счастью, благодаря вашей дружеской помощи все завершилось благополучно… Ну, если все готовы, прошу.

Он указал на планетолет.

Бардов, Мак, Кирилл и Геворг — один за другим поднялись по откидному трапу и, задержавшись ненадолго в шлюзовой камере, прошли в салон корабля.

Перелет на американскую станцию обошелся без приключений. Летели не очень высоко, но внизу все было задернуто пылевой завесой, еще не осевшей после недавнего урагана. Поэтому надежды Кирилла увидеть сверху каньон Копрат, озеро Феникса, Гордиев узел, Амазонию на этот раз не оправдались. Лишь перед посадкой Кирилл разглядел внизу в красноватых лучах заходящего солнца хаотическое скопление зубчатых бурых гребней, разделенных глубокими ущельями; в ущельях уже залегли густые лиловые тени.

Постройки американской станции мелькнули в котловине у подножия кирпично-красного плато, на которое опустился планетолет. Пробежав по плато около километра, корабль вдруг наклонился и нырнул куда-то вниз в темноту.

— Мы в подземном ангаре нашей станции, — послышался голос Морстона. — Шлемы надевать не надо. Ангар герметизирован.

В иллюминаторах корабля вспыхнул яркий электрический свет. Кирилл увидел серый бетонный пол и бетонные стены обширного зала. В отдалении стояла группа людей в обычных рабочих комбинезонах. В центре ее выделялся высокий смуглолицый человек в больших очках, с совершенно белыми волосами.

— Это профессор Невилл Джикс, — сказал за спиной Кирилла Морстон. — Позвольте приветствовать вас, господа, на территории Соединенных Штатов Америки на Марсе.

Планетолет замедлил движение, дрогнул и остановился.

Первая рабочая встреча состоялась на следующее утро сразу после завтрака. Профессор Невилл Джикс пригласил четверых гостей занять места за круглым столом в небольшом салоне, рядом с его кабинетом. С американской стороны на встрече присутствовало тоже четверо. Кроме Джикса, Морстона и Фреда, который и тут не расставался с дымчатыми очками, еще Гридли.

Он зашел в салон последним, и Джикс представил его как своего заместителя. Гридли молча поклонился и занял место напротив Кирилла. Ни вчера вечером, когда Джикс показывал гостям американскую станцию, ни утром за завтраком Кирилл его не видел. У Гридли было широкое бледное лицо, удивленно приподнятые брови, заостренный длинный нос. Светлые волосы он гладко зачесывал назад, вероятно, от этого уши казались немного оттопыренными. Встретившись взглядом с Кириллом, Гридли отвел глаза и принялся негромко постукивать пальцами по столу.

— Позвольте мне открыть наше заседание, — начал профессор Джикс, поднимаясь со своего места. — Прежде всего я хотел бы еще раз приветствовать наших дорогих советских гостей и поблагодарить за прибытие.

Он поклонился, обвел взглядом присутствующих и добавил:

— Учитывая высоту наших потолков, предлагаю дальше разговаривать сидя. — Он похлопал ладонью потолок над головой и опустился в кресло.

— Итак, с чего же мы начнем? — продолжал он, глядя поверх очков на Бардова.

— Может быть, с самого главного? — в тон ему ответил шефуня.

— Пожалуй, все-таки нет, — задумчиво сказал Джикс. Главное — наши пострадавшие товарищи… Но они — следствие. Если не будет возражений, я предпочел бы начать с причины. Причина находится здесь, — он указал на массивную дверцу стенного сейфа, — сейчас я ее вам представлю.

Он снова поднялся из-за стола, подошел к сейфу и после нескольких манипуляций с диском шифра медленно открыл дверцу. Откуда-то из глубины сейфа он извлек небольшую картонную коробочку и возвратился с ней к столу.

— Вот она, наша странная находка и наше горе, — продолжал он, поставив коробку на стол и пододвигая ее к Бардову, осколок полупрозрачного белого кристалла. Похоже на земной кварц, не правда ли? И выглядит так же безобидно. Но это лишь видимость. Суть совершенно дьявольская и пока представляется полнейшей загадкой, причем загадкой с ловушкой… То есть сейчас в данных условиях эти осколки немы и совершенно безобидны, — добавил он, заметив, что гости невольно отстранились от коробки. — Не сомневайтесь, уже проверялось многократно. Я их держал даже у себя под подушкой, и как видите — ничего… Дело в том, что необходимо, — он запнулся, — по-видимому, необходимо, особое состояние здешней атмосферы и определенная ориентировка этих кристаллов по отношению к прямым солнечным лучам. Только при этих благоприятствующих условиях кристаллы начинают выделять заключенную в них информацию и… становятся опасными. Мы работали с ними эмпирически и параметров наибольшего благоприятствования, вероятно, не знаем. Однако не исключено, что в этом последнем случае они наиболее опасны. Сама эта находка, — Джикс указал на коробку с белыми осколками, — в определенной степени случайна, однако при детальных геологических исследованиях рано или поздно она, вероятно, была бы сделана. И я убежден, с подобными «кристаллами» исследователи Марса еще встретятся.

Простите, что рассказываю не очень систематически, но эта материя такова — с чего ни начни, все равно возникает множество вопросов. С чего все началось? Наши геологи некоторое время тому назад при полевых исследованиях наблюдали странный мираж — настолько странный, что склонны были принять его за галлюцинацию…

— И что же это было? — спросил Бардов, потому что Джикс вдруг замолчал и задумался.

— А был это, вообразите, какой-то космодром в момент старта космического корабля, но совершенно не земного типа что-то вроде гигантской полусферы с вертикальным взлетом. Наблюдалось это диво всего с полминуты и постепенно исчезло, потому что солнце начало заходить за край обрыва.

— И было это в каньоне Копрат? — быстро спросил Мак.

— Представьте себе, да, — удивился Джикс, — но простите, тоже наблюдали там что-нибудь подобное?

Мак отрицательно тряхнул головой.

— Я думаю, нам пока не следует перебивать профессора, заметил Бардов, неодобрительно поглядывая на Мака.

— Нет-нет, прошу вас, — запротестовал Джикс, — спрашивайте, спрашивайте все, что вас заинтересует. Я могу упустить что-либо существенное. Мы здесь уже столько раз все это обговаривали…

Он сделал долгую паузу, но вопросов не последовало, и он продолжал:

— Происшествие с геологами очень заинтересовало доктора Энрике Кэнби — того самого, которого пришлось с вашей помощью отправить на Землю. Несколько раз он выезжал вместе с геологами в Копрат. Они показали ему место, откуда видали мираж. Он устроил там наблюдательный пункт, и в конце концов поймал этот феномен. Первый раз наблюдал его тоже при низком солнце около десяти минут, провел даже киносъемку, по пленка оказалась засвеченной. К сожалению, вначале никто не придал значения засвеченной кинопленке… Энрике продолжал исследования. Он вообще был фанатиком науки и уж если чем-нибудь увлекался, остановить его было невозможно. Его поиск мы вначале не принимали всерьез, — Джикс вздохнул, — это тоже было ошибкой, в первую очередь моей…

— История повторяется, — пробормотал Бардов.

— Выяснилось, что возникновение миража зависит не только от положения солнца, — продолжал Джикс, испытующе поглядывая на Бардова, — но и еще от ряда факторов, в том числе от состояния верхних слоев ионосферы. К сожалению, Кэнби почти не вел записей… После того, как он вышел из строя, мы бродили в потемках… Он в конце концов определил наиболее вероятное место в обрыве каньона, которое с его точки зрения было ответственно за возникновение… миража. Там ничего примечательного не оказалось. Залегал слой красноватого песчаника с мелкой галькой, ничем не выделяющийся среди других горных пород, слагающих северную стену каньона. Однако, когда Кэнби прикрыл это место темным экраном, мираж возникать перестал. Убрали экран — мираж появился, но на очень короткое время. Дело в том, что дни становились короче, солнце заходило все раньше, и условия освещенности этой части каньона становились все менее благоприятными. Вероятно, следовало подождать весны, но Энрике ждать не умел. По его просьбе геологи срезали часть подозрительного слоя. Пробу привезли сюда, стали исследовать. Ничего необычного в ней не обнаружилось, кроме одной-единственной гальки, которая ярко светилась при облучении ультрафиолетом. На Земле такое свечение, как вы, конечно, знаете — один из признаков алмаза. Галькой занялся наш минералог. Несмотря на высокую твердость, это был не алмаз. Более того, состав вещества оказался настолько необычным и сложным, что возникла мысль… о его искусственном происхождении. Тогда галькой повторно заинтересовался Энрике и установил, что и она, и любой из ее осколков при определенных условиях прямого солнечного освещения становится источником… — Джикс сделал долгую паузу, по-видимому, подыскивая наиболее точное определение.

— Фантома? — подсказал Бардов.

— Если угодно, — кивнул Джикс, — или — определенного количества информации. Мы все — и мои коллеги, присутствующие здесь, и остальные сотрудники станции неоднократно были свидетелями экспериментов Энрике Кэнби с этим веществом. Должен сказать, что зрелище беззвучно взлетающего гигантского космического корабля впечатляюще. Правда, спектакль удавался не всегда. Иногда фантом не возникал…

— Значит, здесь, — Бардов повертел в пальцах один из белых осколков, — запечатлен только старт некоего корабля?

— Не только, — ответил Джикс, — Энрике удавалось получать и еще какие-то зрительные сигналы — хаотическое смешение красок, подобное разноцветному пламени. Они не расшифровываются. Мы вам все это продемонстрируем, если, конечно, не боитесь. Дело в том, что информация, заключенная в этих осколках, не ограничивается зрительным рядом. Мы знаем теперь, что и само вещество, и создаваемая им оптическая модель, или фантом, в свою очередь, становятся источником какого-то излучения, опасного, а может быть, и губительного для человеческого мозга и нервной системы. Мы все, в той или иной степени, поражены этим излучением и, откровенно говоря, я не уверен… досуществуем ли в нормальном состоянии до прилета нашего корабля. Ускорить его появление, как вы знаете, невозможно. Нам остается лишь уповать на провидение и… вашу помощь… Именно поэтому я рассказываю обо всем столь подробно и откровенно. Критическая доза этого неведомого излучения пока неизвестна. Не знаем мы и характера поражения и степени необратимости последствий. Я вначале думал, что лишь Энрике хватил этого через край. Нет… За последние недели ухудшилось состояние еще нескольких наших товарищей, вместе с которыми Энрике занимался изучением кристаллов. У нас, Джикс вздохнул, — двое тяжело больных. Еще у одного — начальные симптомы заболевания. И вообще…

Бардов нахмурился, движением руки прервал Джикса.

— На Землю сообщили об этом?

— Нет… Пока нет. Если Энрике доставят живым, тогда сообщим… Что сами будем знать к тому времени. Впереди еще почти три земных месяца. Я не хотел поднимать тревогу раньше срока.

— Обсудим ситуацию, — предложил шефуня. — Ваши соображения?

За сутки, проведенные на американской станции, они впервые собрались вчетвером в комнате, отведенной Бардову.

— А как тут с дополнительными ушами? — поинтересовался Геворг.

— Какое это имеет значение, — шефуня поморщился, — мы все сидим в одной лодке…

— Которая может пойти ко дну?

— Если не соблюдать осторожности…

— Совсем как на Земле! — Геворг усмехнулся. — Мое мнение: если рассказ Джикса правда — они наломали дров.

— Что дальше?

— Они обязаны были рассказать обо всем перед отправкой Энрике Кэнби.

— Что изменилось бы? Характер поражения неясен и сейчас. Аналогия с состоянием Азария очевидна. Об Азарии мы сообщили все, что знали, — шефуня пожал массивными плечами, — дело не в этом.

— Конечно, — подтвердил Кирилл, — услышанное сегодня детали. Ты, Геворг, искал источник фантомов. Американцы его представили. Завтра увидим в действии…

— Кто не боится, — Геворг подмигнул.

— По существу, мы не узнали ничего нового, — продолжал Кирилл. — Без излишней скромности могу сказать, я подозревал нечто подобное…

— Ну силен! — воскликнул Геворг. — Значит, ты и о космических пришельцах догадывался? Молодец!

— Пришельцы ни при чем. Не в них дело. Главное сейчас люди…

— Как ни при чем? А кто камушки подбросил?

— Подожди, Геворг, — резко остановил физика Мак. — Кир правильно говорит… Мы с ним осмотрели сегодня пострадавших. Двое в тяжелом состоянии, почти как Энрике, когда его привезли к нам. А еще две недели назад эти ребята чувствовали себя вполне прилично. Излучение, связанное с фантомами, действует не сразу, его последствия, вначале кажущиеся незначительными, потом нарастают, как лавина. Поражаются какие-то узлы центральной нервной системы: сначала — коры больших полушарий, потом спинного мозга. Финал — паралич.

Я пока не вижу радикального способа и средств остановить эту лавину. Во всяком случае тут… Вероятно, существует предельная допустимая доза облучения, но мы ее не знаем, потому что ничего не можем измерить. Кир судит несколько иначе, но пусть он сам скажет…

— Ситуация действительно очень трудная, — начал Кирилл, но я думаю так: эти белые кристаллы — носители информации, заложенной в них разумом. Мы сейчас не знаем, кто заложил информацию. Важно другое: это послание разума разуму… Значит, оно не может, — не должно сопровождаться попыткой причинить зло. В противном случае оно бесцельно. А бесцельное зло — оружие слабоумных. Фантом — немой зрительный образ только часть информации, может быть, не самая главная. Таинственное излучение — другая часть, которая, вероятно, должна, восприниматься непосредственно мозгом, но… наш мозг либо для этого не приспособлен, либо… еще не научился воспринимать подобную информацию; это приводит к травмам центральной нервной системы — травмам и заболеванию… Мне почему-то кажется более вероятным второе предположение: наш мозг пока не справляется с потоком этой информации. Принципиальной несовместимости не должно быть, ведь воспринимаем же мы зрительный образ. Значит… Значит, надо помочь мозгу освоиться со всем потоком информации. Как? Не знаю… Надо думать…

— Заманчиво, — заметил шефуня. — Но до чего опасно! В этом случае путь один — рисковать… Азарии, и Энрике, и здешние ребята рискнули… Что получилось?

— Они рисковали вслепую, — возразил Кирилл, — а надо подумав, умно…

— Можно, конечно, попробовать и умом, — усмехнулся Геворг, — только где его столько взять до завтра.

Однако ни на следующий день, ни в течение целой недели, пока Бардов и его спутники оставались гостями американцев, наблюдать фантом не удалось. Либо осколки белого кристалла вдруг лишились своего удивительного свойства, либо что-то изменилось в атмосфере планеты, но фантом возникать перестал, хотя условия солнечного освещения все эти дни оставались благоприятными.

Джикс выглядел совершенно обескураженным. Его помощники сбились с ног, без конца меняя положение гониометров^[3], в которых были закреплены осколки загадочной белой гальки.

— Не понимаю, — сказал Джикс в последний вечер, когда все собрались в кают-компании американской базы, — просто не понимаю… Словно они сами разумны и решили вдруг проявить упрямство.

Он указал на коробку, в которой лежали белые осколки.

— Раньше мы без особого труда получали изображение, — добавил Морстон, — например, от этих кусочков, отмеченных зеленой тушью.

Он осторожно коснулся пальцем нескольких осколков.

— За минувшую неделю мы перепробовали все осколки, вплоть до самых мелких, — хрипло заметил Фред, — еще одна загадка…

— Мы передадим вам половину осколков, — сказал Джикс, вы сможете работать с ними у себя, а мы продолжим исследования тут. Может быть, удастся снова активизировать их. В случае успеха сразу сообщим. И вы тоже сообщайте.

— Разумеется, — кивнул Бардов.

— Зачем же половину, — нахмурился Гридли, — вероятно, хватит нескольких кусочков, например, два с зелеными отметками и две-три крупинки помельче. Тем более что неизвестно…

— Нет, половину, — резко перебил Джикс. — Будем продолжать исследования на паритетных началах. Если они обнаружат что-либо подобное, то сообщат нам.

— Разумеется, — снова подтвердил Бардов, поглаживая бороду.

— К сожалению, наши друзья завтра покидают нас, — продолжал Джикс, — поэтому разделим материал сейчас. Давайте весы, Гибби.

Молчаливый Гибби поставил на стол аптекарские весы и под внимательным взглядом Джикса разделил содержимое картонной коробочки на две равных навески. Одну Джикс пересыпал в серую металлическую коробочку и вручил Бардову, другую убрал в сейф.

— Ваша коробка свинцовая, — пояснил Джикс, — но это на всякий случай. До тех пор, пока на заключенные тут крупинки не упадут прямые солнечные лучи, они нейтральны и, по-видимому, безвредны для человека.

— Во всяком случае не излучают ничего, что мы умеем фиксировать, — добавил Фред.

— Вероятно, кое-что зависит от индивидуальных особенностей человеческого мозга, — заметил Кирилл. — Один из ваших больных вчера рассказал мне, что у него появлялось странное беспокойство и даже что-то, похожее на галлюцинации, когда он подолгу смотрел на эти осколки в закрытом помещении.

— У кого? — насторожился Гридли.

— Его зовут Джерри.

— А, — кивнул Джикс. — Джером Гиббсон — наш химик. Он пытался установить состав и структуру этого вещества, но выяснил только их необычайную сложность. К сожалению, Джером натура весьма эмоциональная, и эти его… ощущения… Они очень субъективны, коллега.

— Конечно, — согласился Кирилл, — поэтому я и упомянул об индивидуальных свойствах. Их следует иметь в виду. Кстати, состояние Джерома в последние дни заметно улучшилось…

— Лечение, предложенное вами и коллегой Максимом, помогло всем без исключения, — поклонился Джикс, — я и мы все бесконечно благодарны и теперь более оптимистично смотрим вперед…

— Однако любованием здешними фантомами, если опять появятся, не злоупотребляйте, — посоветовал Бардов. — У нас говорят: береженого бог бережет.

— У нас тоже, — усмехнулся Джикс. — А еще: ошибки хорошо учат.

У Кирилла вдруг зарябило в глазах. Он зажмурился, а когда снова открыл глаза, над столом кают-компании медленно проплывали полупрозрачные человекоподобные фигуры в развевающихся радужных одеждах. Невилл Джикс что-то говорил, видимо отвечая Бардову. Смысл его слов не доходил до сознания. Кирилл остановившимся взглядом всматривался в странные видения. А они все плыли — медленно, бесшумно, как туман над земными болотами в тихие осенние вечера. Тревожила все сильнее какая-то мысль, но смысл ее ускользал от сознания. Наконец Кирилл сообразил, о чем думает, — видят ли это остальные?

В тот же момент видение исчезло. До слуха донеслись слова Джикса.

— Конечно, мы сделаем все, что в наших силах, и регулярно будем сообщать…

Настороженный взгляд Кирилла пробежал по лицам присутствующих: вежливое безразличие, усталость…

Шефуня, подперев ладонью массивную голову, слушал Джикса.

Кажется, никто не видел. Только он один… Но тогда, что это такое?.. Кирилл закусил губы. Может, и у него начинается?.. Может, это заразно? Он снова взглянул туда, где только что видел это, и тут заметил, что за ним внимательно наблюдает Геворг.

Они возвратились к себе на станцию «Марс-1» на следующий день. Металлическую коробочку с крупинками загадочного кристалла шефуня передал Геворгу.

— Попробуйте воскресить фантом, — сказал он, поглаживая бороду, — с предельной осторожностью, конечно, с полным соблюдением личной безопасности.

— Если тут не липа, — усмехнулся Геворг.

— Не верите им?

— Нет…

— И все-таки-предельная осторожность… А от вас, коллега, — шефуня повернулся к Кириллу, — через недельку жду предложения и программу.

Прошло четыре дня. Геворг загадочно молчал. На прямые вопросы отвечал скептической ухмылкой и советом — «потерпеть немного». Потом он исчез на сутки.

Кирилл и Мак обсуждали составленный Кириллом проект программы, когда в дверь кабины громко постучали.

— Прошу, — крикнул Кирилл.

Дверь распахнулась. На пороге оказался Геворг.

— Я только что из Копрата, — объявил он, входя. — Думаю кончать комедию…

Он бросил на исписанные листы бумаги, лежащие на столе, серую металлическую коробочку…

— Почему не предупредил, что едешь в Копрат, — возмутился Кирилл. — Я поехал бы с тобой.

— Ни к чему! Это липа, — Геворг указал на коробочку. Какой-то здешний минерал…

— Ты был и в той пещере? — спросил Мак.

— Был. Пробовал даже там. Испробовал за эти дни все возможные варианты, благо погода стоит солнечная. Все вздор! Они нас одурачили.

— Но с какой целью?

— Если бы я знал…

— А состав этого вещества? — Кирилл взял двумя пальцами коробочку и осторожно встряхнул ее.

— Состав, состав… — худое коричневое лицо Геворга искривила судорога, — по физическим свойствам это кварц. Каждый подтвердит. Химическим составом я не занимался. Не мое дело.

— Джикс упомянул о свечении в ультрафиолетовых лучах…

Геворг отрицательно тряхнул головой:

— Эти осколки не светятся.

— Странно, — заметил Кирилл, продолжая встряхивать коробочку. — Не допускаю мысли, что это блеф… Зачем? Ведь мы всегда можем проверить химический состав. И если это действительно кварц…

— А не мог ли кто-нибудь тогда подменить коробку? — предположил Геворг.

— Гридли, например? — прищурился Мак.

— А почему бы и нет. Он явно не хотел, чтобы Джикс отдал нам половину.

— Нет, тут что-то другое, — задумчиво пробормотал Кирилл. — Другое… Да… Повремени со своим разоблачением, — обратился он к Геворгу. — День-два… А пока оставь эту штуку мне.

— Пожалуйста, — Геворг встал и потянулся. — Иду спать, объявил он. — Последние несколько суток почти не спал…

— Что хочешь с этим делать? — спросил Мак, когда Геворг вышел.

— Еще не знаю, — Кирилл осторожно приоткрыл свинцовую коробочку. — Подумаю… Действительно похоже на кварц.

— А осколки с зелеными отметинами есть?

— Есть… Вот они…

— Я тоже не допускаю блефа, — заметил Мак, вставая. — Уже поздно, Кир. Пожалуй, на сегодня хватит?

Оставшись один, Кирилл погрузился в размышления.

«Без сомнения, это те самые осколки, которые на глазах у всех взвешивал Гибби, которые Джикс пересыпал потом в свинцовую коробочку и вручил шефуне. Почему они вдруг потеряли свои странные свойства? Уже тогда на американской базе воспроизвести фантом не удалось. Может быть, дело совсем не в солнечных лучах или не только в них? Где искать ключ к тому, что хранят эти осколки? Хранят в течение десятков или даже сотен миллионов лет. Здешние фантомы тоже перестали появляться… Как все это увязать в единую систему?»

Кирилл поднялся из-за стола, начал прохаживаться по тесному пространству своей кабины; четыре шага в одном направлении, четыре в обратном.

«Эстафета разума… Фаэтон, Марс, Земля… Американцы утверждают, что абсолютный возраст слоев, в которых была найдена галька, около 80 миллионов лет. Мезозойская эра Земли… Время динозавров… Что мы знаем о земном мезозое^[4]? Казалось бы, и много, и ужасающе мало. Загадочные эпохи нарастающего расширения Земли, гигантизма форм жизни, чудовищных превращений растений и животных, исполинских лавовых излияний…

Земля вдруг стала раздуваться и набухать, как созревающий кокосовый орех. И, как у созревающего кокоса, наружная оболочка не выдержала, была разорвана на куски — нынешние континенты. Приоткрылся глубинный слой, залеченный базальтовыми лавами — нынешнее дно земных океанов. Вероятно, что-то произошло и с силой тяжести — гигантские ящеры мезозоя едва ли могли бы существовать в нынешнем гравитационном поле Земли. Где искать след эстафеты разума в хаосе мезозойских превращений Земли? И позднее — тоже ничего до самой Атлантиды, о которой мы — люди XXI века — еще продолжаем спорить».

Кирилл остановился, оперся обеими руками о край стола, окинул взглядом разложенные на столе бумаги.

«Проект, предложения… Мак, конечно, прав… Слишком зыбко, неубедительно… Значит… Значит, придется еще раз начать сначала… С самого начала. Осталось три дня и три ночи. Должно хватить…»

Кирилл опустился в кресло, резким движением отодвинул исписанные листы и, положив перед собой чистые, начал быстро писать:

«Во второй половине прошлого века известный планетолог Алексей Савченко сформулировал свою знаменитую гипотезу о нестационарных^[5] явлениях при развитии планетных систем и о последствиях разрыва Фаэтона для других планет земной группы…»

* * *

Кирилл не уложился в отведенное время — говорил почти час. Вопреки обыкновению, Бардов не сделал замечания, а продолжал внимательно слушать, поглаживая бороду. Когда доклад был закончен, наступило долгое молчание.

Кирилл обвел взглядом лица присутствующих. В глазах Геворга притаилась ироническая усмешка. Мак кивнул одобрительно, но чуть настороженно — с чем-то, видимо, был несогласен, хотя еще вчера они подробно обсудили все детали проекта. Шефуня отрешенно рассматривал лежащую перед ним на столе свинцовую коробочку. Сергей, низко наклонив голову, что-то записывал. Остальные сидели неподвижно, глядя поверх головы докладчика:

— Американскую версию «космических пришельцев» вы, коллега, напрочь отметаете, — полувопросительно заметил Бардов, продолжая рассматривать коробку с кристаллами.

— Да, — подтвердил Кирилл. — Мы имеем дело со следами здешней цивилизации. Надо развертывать дальнейшие поиски.

— В вашей любопытной «конструкции» самая шаткая ступенька — попытка объяснить, почему они, — шефуня постучал ногтем по свинцовой коробочке, — утратили… активность.

— Это гипотеза.

— А все остальное, коллега?

— Остальное? — Кирилл пожал плечами. — Судить вам… Для меня существование тут в прошлом высокой цивилизации — факт. Неизвестный нам способ записи и воспроизведения информации тоже факт. Космические полеты аборигенов Марса тоже. И еще многое, о чем говорилось.

— У кого есть вопросы? — спросил шефуня.

— У меня, — поднял голову Сергей. — Способ проходки шахт в ледяной оболочке Марса? Я понял, что шахт должно быть несколько…

— Этих шахт будет много, — возразил Кирилл. — Иного пути нет. Все, что сейчас торчит надо льдом, над слоями песка и щебня, это молодой рельеф, возраст которого измеряется тысячелетиями. Нам необходимо проникнуть в доледниковое время на десятки миллионов лет в прошлое. Путь один — прорываться сквозь лед, причем в разных точках планеты. Сколько потребуется шахт, я не знаю, но без них задачу не решить. А способ проходки, вероятно, тоже один — прожигать лед направленным лучом энергии.

— Пробуриться сквозь лед не смогли, — заметил кто-то сзади, — а замахиваемся на шахты.

— Это совсем разные вещи, — возразил Кирилл. — Наша буровая установка не приспособлена для бурения льда и не рассчитана на такие глубины.

— Но с шахтой, и тем более с шахтами, будет еще труднее, — буркнул Сергей.

— Конечно. Придется конструировать специальные энергетические установки. Предлагаю кооперироваться с американцами. Они наверняка будут продолжать исследования. Объясним им нашу точку зрения, если вы примете мой проект, и будем вести работы совместно. Одним нам такой объем горных работ, конечно, не провернуть.

— Еще вопросы? — повторил шефуня.

— Разрешите? — Геворг поднял руку. — Хотелось бы все-таки услышать, как в свете всего сказанного докладчик объясняет появление совершенно одинакового фантома в пещере и на нашем космодроме. Ну и конечно — полное исчезновение этого фантома после того, как Азарий попытался наехать на него вездеходом?

Мак вдруг встрепенулся и резко встряхнул нимбом рыжих волос, а шефуня с интересом взглянул на Кирилла.

— Мы ждали этого вопроса, — спокойно сказал Кирилл. — Мы с Маком… Поэтому я ничего не упомянул в докладе. Ответь лучше ты, Мак.

— Хорошо, — Мак поднялся. — Тем более что я собирался выступить и признаться… Уважаемые коллеги, в появлении фантома на космодроме виноваты мы с Азарием. До сих пор я молчал, потому что сам узнал об этом лишь вчера вечером. Обвинение предъявил мне он, — Мак указал пальцем на Кирилла, улики оказались настолько серьезными, что мне не оставалось ничего иного, как признаться. При повторном посещении пещеры мы с Азарием взяли оттуда образцы горных пород. Взяли их со стенок пещеры — в том месте, где Азарий видел фантом, и в других местах. Когда мы прилетели из ущелья Копрат на наш космодром, нам показалось, что образцов слишком много. Все они были примерно одинаковые, и мы взяли с собой в вездеход лишь часть, остальное оставили на краю бетонной плиты космодрома. Так как в привезенных нами на базу образцах ничего интересного не оказалось, я и думать перестал о второй половине, которую мы бросили на космодроме. Понимаете? А видимо, там и остался тот, может быть, единственный осколок, который… в котором была запись информации.

— Надо срочно разыскать все, что вы бросили, — воскликнул Геворг.

Мак развел руками:

— Где искать? С тех пор над районом космодрома пронеслось несколько ураганов. Место для космодрома выбиралось так, чтобы его не заносил песок. Первый же ураган унес неведомо куда то, что мы бросили. Мы с Кириллом проверили вчера журнал метеонаблюдений. Фантом на космодроме перестал появляться после первого же урагана.

— М-да, Может, есть желающие выступить еще с каким-нибудь признанием? — поинтересовался Бардов, обводя скептическим взглядом присутствующих.

— Я еще могу признаться, — сказал Кирилл. — Тогда — в последний вечер на американской базе — я видел фантом прямо над столом кают-компании, когда вы трясли коробку.

— Как это «тряс»? — не понял шефуня.

— Встряхнули несколько раз, отвечая Джиксу, а потом опустили ее в карман комбинезона.

— А ну-ка расскажите, дорогуша.

Кирилл рассказал о полупрозрачных человекоподобных фигурах, которые привиделись ему на последней встрече с американцами.

— А почему тогда не сказал?

— О чем? Я и сейчас не знаю, что это было.

— А ты больше не тряс эту коробку? — нахмурился Бардов. Последние дни она ведь у тебя была…

— Тряс… По-всякому.

— И что?

— Ничего.

— М-да… Ничего нет сильнее жажды познания и силы сомнения, — заметил со вздохом шефуня. — Главная наша беда в том, что именно эти устремления — основа любой научной деятельности… Также и на чужой планете, где вокруг одни загадки… Спасибо, Кир, за интересный доклад, за подробно разработанный проект. После небольшого перерыва мы все обсудим и примем окончательное решение, с которым выйдем к американцам.

Прения по докладу оказались ожесточенными и затянулись до ужина… Мак потом сказал Кириллу, что на минувшей марсовке подобных полемик не бывало…

Дважды за этот вечер Кириллу начинало казаться, что от его проекта не останется камня на камне. Особенно резко возражали Геворг и Сергей. Геворг утверждал, что проблемы вообще не существует, что ни о каких «следах» палеоцивилизации Марса не может быть и речи, что все дело в человеческой психике, психических заболеваниях, подобных тем, которые случались и на Земле во время полярных зимовок. Здесь — в условиях иной планеты — все проявляется более резко.

— И чем бы ни оказался этот белый минерал, — заключил Геворг, указывая на свинцовую коробочку, — как бы ни был сложен, по утверждению американцев, его состав, он не более, чем минерал — создание природы Марса, а все остальное — производные вот этого костяного ящика, — Геворг постучал себя пальцем по виску, — тут и проблемы, и ключи к их решению. У нас свихнулись четверо, у американцев настоящая эпидемия им всем привиделся космический корабль. А у кого тут все в порядке — нет ни проблем, ни фантомов. Как у меня, например. И я готов держать любое пари, что до конца марсовки мне ничего не привидится. Ничего такого, что не было бы делом человеческих рук — моих или любого из вас. Проект всех этих фантасмагорических исследований я предлагаю отклонить и заниматься нашими реальными программами. Изучать атмосферу, строение и состав коры Марса, ну и его оледенение, конечно, поскольку и оно оказалось реальностью. А так называемый «фантом Азария» оставим медикам, благо иных заболеваний тут пока не обнаружилось.

Сергей, поддержав в целом точку зрения Геворга, обрушился на техническую часть проекта Кирилла. Оперируя цифрами, он утверждал, что проходка шахт сквозь льды Марса задача невыполнимая при нынешнем оснащении советской и американской станций.

— Лет через двадцать-тридцать, сконструировав на Земле соответствующую технику, можно замахнуться на исследования подледных пространств Марса, — сказал Сергей, опускаясь в кресло, — но, разумеется, ради полезных ископаемых, а не для поиска фантастической палеоцивилизации… Пока и на поверхности планеты дел хватает.

Безоговорочно поддержал проект только Мак, но его выступление показалось Кириллурасплывчатым и бледным после резких возражений Геворга и Сергея. Остальные, оспаривая частности, требовали перенести центр тяжести исследований на поверхность Марса.

Шефуня внимательно слушал выступавших, по его кратким репликам трудно было догадаться, чью сторону он примет.

Кириллу, который несколько раз порывался выступить с разъяснением, он говорить не позволил, заметив только:

— В заключительном слове, дорогуша, скажете… Если понадобится…

Заключительное слово не понадобилось.

Когда поток желающих выступить был исчерпан, Бардов сказал:

— Спасибо… Спасибо всем за искренность, заинтересованность, горячность. Все говорили очень справедливо, в меру своего понимания или непонимания важности проблемы. К сказанному добавить почти нечего. Научная истина скрывается подчас в самых неожиданных местах; к ней пробираешься запутанными и трудными путями. Но она всегда существует. Да… Если завоюешь ее, она тебе уже не изменит… Можно, конечно, отложить поиск, сославшись на обстоятельства, никто нас не осудит за это, кроме нас самих. Однако, думаю, откладывать не следует. Кто несогласен, в разработке проблемы принимать участия не будет. Предлагаю утвердить программу как исходную основу. Дорабатывать ее, конечно, придется, это уже детали. Несогласным могу еще раз предоставить слово. Есть желающие? Нет… Значит, приняли и пошли ужинать.

Сидя в своей кабине за столом, Кирилл глядел на загадочные белые осколки. Несколько раз в день он открывал свинцовую коробку, которая теперь постоянно находилась в его распоряжении, и, склонившись над ее содержимым, пытался настроить себя на контакт с источником неведомой информации.

Кристаллы оставались немы. Мертвая минеральная субстанция, по внешнему виду похожая на земной кварц, не отзывалась… Спектральные и рентгеновские анализы, которые позволила осуществить аппаратура советской станции, подтвердили соображения Джерома Гиббсона о сложности кристаллической структуры и состава осколков. Однако до полной расшифровки их молекулярного строения было бесконечно далеко. В условиях Марса задача оставалась невыполнимой. Мак, занимавшийся рентгеновскими анализами, высказал предположение, что очень тонкая кристаллическая структур. а загадочной белой субстанции спиральная, что отнюдь не являлось характерным для минеральных образований.

— Что же вы такое, — прошептал Кирилл, — и почему онемели? Если, конечно, именно вы — возмутители здешнего спокойствия.

Ответ не приходил… В этой ситуации любой поиск на местности становился блужданием в полнейшем мраке, а вероятность успеха падала до нуля.

По договоренности с американцами уже можно было бы приступать к проходке первой шахты, но выбор места для нее продолжал вызывать ожесточенные споры.

Тщательные поисковые работы в ущелье Копрат тоже оказались безрезультатными. Не было обнаружено ничего даже отдаленно напоминающего находку американцев. И «миражи» больше не наблюдались.

«Словно захлопнули чуть приоткрывшуюся дверь, — подумал Кирилл, поднимаясь из-за стола. — Или просто ничего не было?.. Ничего, кроме психических нарушений у части марсовщиков».

Через несколько дней «Ветер времени» достигнет Земли. Станет известно о судьбе пострадавших. Удалось ли довезти живым Энрике Кэнби? Что с Азарием и остальными?.. У американцев, если верить тому, что сказал, при последней встрече Морстон, состояние наблюдавших фантомы улучшается.

«Я тоже видел их в кают-компании американской базы, размышлял Кирилл. — Со мной ничего пока не случилось. Остальные тогда ничего не видели… А если то была галлюцинация?»

Кирилл со вздохом закрыл свинцовую коробочку и убрал в ящик стола.

Загадочное здешнее «поле», существование которого предположил Мак и которое Кирилл мысленно окрестил «палеоинформационным полем», никак не реагировало на сигналы человеческого мозга. Белые осколки, если они имели отношение к этому «полю», на роль усилителей или передатчиков мыслей, видимо, не годились. Может, требовался более мощный раздражитель?

«Какой? Магнитный, электрический, рентгеновский? Еще раз испробовать Солнце? Оно теперь не поднимается высоко над горизонтом. А если попробовать севернее — там, где сейчас марсианское лето?» — с этой мыслью Кирилл вышел из кабины и направился к Бардову.

Полет в северное полушарие Марса — в марсианское лето — и попытки активизировать белые кристаллы при свете высокостоящего Солнца ничего не дали. Фантомы не возникали. И последующие облучения ультрафиолетом не вызывали свечения кристаллов.

— Словно они изменили свойства, — сказал Мак.

— Либо не обладали ими! — усмехнулся Геворг.

— Но свечение в ультрафиолете, кажется, наблюдалось, когда мы были у американцев, — возразил Кирилл.

Шефуня ничего не сказал, задумчиво покусывая кончик своей пышной бороды.

На север они полетели вчетвером. За три дня сменили несколько точек наблюдения с одинаково отрицательными результатами. При перелетах вели площадное фотографирование, гравиметрическую и магнитную съемки.

На местах посадок Мак занимался исследованиями рельефа и горных пород, Геворг — состоянием атмосферы. Кирилл все внимание посвящал кристаллам, которые, вопреки его тайным надеждам, не обретали прежних свойств.

Ночевали в тесноте герметизированной кабины реактивного самолета, кресла которой на ночь превращались в кровати. Перед тем, как заснуть, Кирилл и Мак подолгу говорили о «памяти минувшего», запечатленной в руинах старых цивилизаций, о возможном источнике загадочных белых кристаллов, их былом предназначении и роли в передаче информации. Геворг время от времени вставлял ядовито-иронические реплики. Шефуня почти не участвовал в этих вечерних дискуссиях. Он без всякого энтузиазма принял предложение Кирилла организовать экспедицию на север, объявив только, что вынужден лететь и сам, дабы притормаживать «нездоровый ажиотаж». Оставив за собой роль главного пилота, он занимался самолетом и связью с Базой. Он регулярно несколько раз в день вызывал «Марс-1», подробно допрашивал дежурного о текущих делах и каждый раз интересовался, не поступало ли известий с Земли о прибытии «Ветра времени».

В последний вечер перед возвращением на Базу дискуссия особенно затянулась.

— Я не знаю, долго ли живет в умершем, разрушенном городе его былая «душа» — «информационное поле», заключающее память об исчезнувших разумных обитателях, — говорил Кирилл. — Но я убежден, такое «поле» реально существует. Иное дело, что воспринимает его не каждый. Тут мы попадаем в область еще не раскрытых до конца возможностей человеческого мозга. Большинство психиатров нашей эпохи уже не сомневаются, что человеческий мозг с его исполинской емкостью хранит огромную информацию, связанную с опытом и памятью многих поколений предков. Случаи извлечения подобной информации известны. С другой стороны, некоторые экстрасенсы способны «заглядывать в будущее», предсказывать события еще до того, как они свершились…

— Ну в этом случае «информационное поле» ни при чем, перебил Мак.

— Именно оно, будучи возбуждено суммарной энергией миллиардов нервных клеток, миллиардов разумных существ, миллионы лет обитающих на планете, представляется единственно возможным «механизмом» — своего рода гигантским счетно-решающим «устройством» с неограниченным количеством связей и вариантов решений — я использую примитивную физическую аналогию специально для Геворга — «устройством», позволяющим понять и объяснить случаи предсказания будущего. Когда соответствующий сигнал этого поля принимает мозг экстрасенса…

— Все становится ясным на тысячу лет вперед, — пробормотал, не раскрывая глаз, Геворг.

— Бывало и такое, — согласился Кирилл, — например, известно предсказание Мерлина…

— Вот-вот, — продолжал Геворг, по-прежнему не раскрывая глаз, — наши неудачи объясняются именно отсутствием среди нас Мерлина или хотя бы захудалого среднестатистического экстрасенса, который объяснил бы нам, что искать, где искать и зачем искать. Дорогие коллеги, не свернули ли мы на скользкую тропу схоластики? Не помню кто — в общем, один из наших далеких предков — в свое время бросил крылатые слова «Ех nihilo nihil fit»^[6]… He разумнее ли было бы сначала найти хоть какие-нибудь захудалые следы здешней гипотетической «працивилизации»…

— А это что, по-твоему? — спросил Кирилл, указывая на свинцовую коробку, лежащую на столике у окна кабины.

Геворг раскрыл глаза:

— Это… Некое вещество, состав которого мы еще не определили. Скорее всего неизвестный науке местный минерал. Я, впрочем, по-прежнему не исключаю и веселой шутки наших американских друзей-конкурентов. Знаете, какой был день на Земле, когда Джикс рассказал нам об этих кристаллах и впервые их показал?

Геворг сделал многозначительную паузу.

— Ну какой? — подозрительно прогудел шефуня.

— Первое апреля.

— Ничего себе! — воскликнул Мак.

— Все равно, чепуха! — убежденно объявил Бардов. — Знаю, коллега, вы их не любите. Это дело вкуса. Но даже дурной вкус не оправдывает подобной версии.

— Что ж, будущее покажет, — миролюбиво заметил Геворг, закрывая голову пледом.

«Он ерничает; всерьез он так не считает», — подумал Кирилл.

— Думаю, дорогой, моя версия ничуть не более фантастична, чем твоя, — донеслось из-под пледа. — Доброй ночи всем несогласным.

Мак неспокойно шевельнулся в своем кресле:

— Возвращаясь, однако, к природе «информационного поля», Кир, какова она, по-твоему? В свете всего, что нам уже известно.

— А мы и сейчас знаем не больше, чем тогда, когда ты впервые упомянул о нем… Возникновение «фантома Азария», по-видимому, связано с этим полем. Твое предположение продолжает оставаться гениальным… Почему фантомы перестали появляться? Либо поле вдруг ослабело, либо… его «выключили». Ослабеть вдруг оно едва ли могло, если допускаем, что оно существует десятки миллионов лет. Следовательно, оно отключается… Если так, наша первая задача искать «выключатель». Мы этим и занимаемся. Что касается возможной природы самого поля, думаю, оно подобно одному из полей, создаваемых мозгом. Полей этих несколько, но в человеческом мозге они чрезвычайно слабы и очень плохо изучены даже в условиях Земли.

— Значит, все-таки биополе?

— Биополе — понятие обобщенное. Им пользовались в прошлом веке, тогда эта часть биологии только начинала развиваться. Поля, которые я имел в виду — элементы биополя, подобно тому, как в полях микромира они, — Кирилл указал на Геворга, выделяют разные типы взаимодействий: сильные, слабые и иные…

— Взаимодействия в микромире подтверждаются экспериментами и расчетами, дорогой, — послышалось из-под пледа.

— Для биополей тоже, — кивнул Кирилл, — хотя тут математическое моделирование и эксперименты пока менее надежны, чем у физиков. Впрочем, в сложной структуре биополей ныне никто не сомневается.

Борода Геворга высунулась из-под пледа:

— Все это похоже на труднопробиваемый мыльный пузырь, коллеги… Сама идея «информационного поля», порождаемого биотоками мозга, может быть, и заманчива, но ведь это голая идея без какого-либо подтверждения. Мог бы экспромтом предложить вам не менее десятка красивых, заманчивых, но тем не менее совершенно фантастических идей… Поля, вызываемые биотоками мозга, не могут существовать после того, как мозг умирает…

— А ведь это, пожалуй, тоже требует доказательств, — заметил Мак.

— Безусловно, — согласился Кирилл, — хотя бы потому, что никто не утверждает, будто природа «информационного поля» обязательно электромагнитная. Мы не знаем, какова его природа. Но мы не знаем и физической природы гравитационного поля, тем не менее ты, Геворг, его не отвергаешь.

— Совершенно другое дело!

— Послушай, Геворг, тебе приходилось бывать в старых соборах, очень старых, — Кирилл вдруг перешел на шепот, — которым восемьсот, даже тысяча и более лет.

— Ну, приходилось…

— Скажи, ты ничего не чувствовал, если оставался там некоторое время один? Ничего необычного?

— Нет… А что я должен был чувствовать? Музей, как любой другой… Интересно, конечно…

— Я не о том. Музей теперь… Раньше, даже в прошлом веке, туда приходили молиться… Сотни лет люди приходили со своими неисполненными желаниями, мечтами, мольбами, тоской, страстями, скорбью. Представляешь, какой накал эмоций! Какое там должно было возникать биополе! Я, например, иногда ощущал его физически; волны информации шли от камня стен, мрамора статуй, гранита саркофагов, от бронзы старинных светильников и паникадил, от картин-икон… Временами мне даже начинало казаться, что вижу этих людей, слышу их мольбы… Это трудно пересказывать словами; я воспринимал это не слухом и не зрением, а как-то иначе… Может быть, здесь на Марсе мы столкнулись с чем-то подобным, только выражено все гораздо мощнее, резче, ощутимее?

Плотно сжав губы, Геворг скептически слушал Кирилла. Помолчав немного, сказал:

— Вот так… Теперь понятно, откуда взялись полупрозрачные фигуры, плавающие по кают-компании американской базы. Нет, друзья мои, мы реальны только биологически, психологически мы совершенно фантастичны, а некоторые из нас фантастичны в степени эн, стремящейся к бесконечности. В этой непростой ситуации уповать остается лишь на содержимое собственного черепа. Уважаемые коллеги, клянусь сбрить и проглотить собственную бороду, если мне привидится или услышится на этой малоуютной планете что-нибудь, что не будет производным здешней природы или человеческих рук…

— Ты сможешь это сделать завтра, Геворг, — быстро сказал Мак, — а сейчас смотрите.

Резкий ало-фиолетовый свет проникал снаружи через иллюминаторы. Бардов выключил освещение кабины. Небо на востоке было озарено яркой вспышкой. Черные ступени края плато четко рисовались на фоне неба, цвет которого быстро менялся от красного через оранжевый и желтый к голубовато-зеленому. Потом из-за горизонта возник и устремился к зениту острый белый луч. Он прорезал черноту неба и, постепенно бледнея, погас где-то в вышине. Погасло и зарево у горизонта.

Некоторое время все четверо всматривались во мрак и прислушивались.

— Конец, — сказал шефуня, включая освещение, — ни звука, ни сотрясения. Только свет. Все хорошо видели? Ну, что это было, по-вашему?

— Что-то очень странное…

— Ночной фантом?

— Ионосферная вспышка…

Шефуня негромко рассмеялся.

— Смелее, ребята. Почему никто не хочет сказать, что мы видели старт космолета-призрака?

Утром перед возвращением на Базу решили еще раз облететь район восточнее места ночлега.

— Если условно допустить, что мы наблюдали старт реального космического корабля, — сказал Бардов, — на каком расстоянии отсюда должен был бы находиться космодром?

— Километров тридцать-сорок, — предположил Кирилл.

Мак с сомнением покачал головой.

— Могло быть и гораздо больше. Это ведь Марс… Километров сто — сто пятьдесят?

— Гадание на кофейной гуще, — скривился Геворг. — Ничего точно сказать нельзя.

— А как твоя борода? — поинтересовался Мак.

— Моя борода останется при мне. Наблюдалась необычная ионосферная вспышка. Нечто подобное уже описано в отчете третьей марсовки.

— Описано точно, — пробасил шефуня. — А вот что, другой вопрос… Предлагаю осмотреть район километров на триста к востоку. Полетим не очень высоко, программа обычная.

— Зачем так далеко? — недовольно спросил Геворг. — Там все давно осмотрено и сфотографировано.

— Посмотрим еще разок, дорогуша. Вдруг объявится что-нибудь новое.

— Космодром?

— Когда ларчик открывается просто, скорее всего в ларчике ничего нет, — загадочно пояснил Бардов. — Прошу по местам. Поехали.

Они несколько часов летали над красноватыми плато и равнинами, испещренными оспинами небольших кратеров. Бардов менял высоту-то поднимал самолет на шесть-семь километров, то спускался на полтора-два. За иллюминаторами проплывали пустынные ландшафты Красной планеты, уже ставшие привычными для Кирилла за месяцы, проведенные на Марсе. Плоские красноватые котловины в ряби песчаных барханов, сухие русла исчезнувших потоков, бурые уступы плато со шлейфами кирпично-красных осыпей вдоль подножия. Местами красноватая поверхность была рассечена трещинами. На глубине в них угадывался лед.

«Мак, конечно, прав, — думал Кирилл, — все эти равнины замерзший океан, промороженный до самого дна и засыпанный сверху песком и щебенкой. Бурые плато — остатки островов, разрушаемых морозным выветриванием и ураганами. Сейчас они торчат сквозь лед, как нунатаки^[7] Антарктиды и Гренландии. То, что горы и скалистые плато тут, на Марсе, еще существуют, — свидетельство тектонической активности в недрах планеты. Рост гор продолжается, иначе вся поверхность планеты давно была бы выровнена; всюду был бы лишь лед да песок и щебень, оставшиеся от разрушенных гор. Марс намного старше Земли. Эти красноватые пустыни на ледяном основании — будущее и нашей планеты, если, конечно, сама наша цивилизация не уничтожит Землю раньше… — Кирилл тяжело вздохнул, не отрывая взгляда от пустынного ландшафта за иллюминатором. — Уровень океанов Земли медленно, но неуклонно повышается. Главная причина — приток на поверхность глубинных вод из мантии. Это установлено еще в прошлом веке, и уже в прошлом веке кое-кто из геологов предсказывал, что рано или поздно земные континенты утонут в водах Мирового океана. В нынешнем столетии повышение уровня океана ускорилось. К внутренним планетарным причинам добавилась внешняя — климатические изменения, вызванные технологическим перегревом атмосферы. Льды полярных областей начали таять… Мы замахнулись на исследования соседних планет, а не можем справиться с ухудшением условий на своей собственной… Если нечто подобное происходило и здесь, на Марсе, — их цивилизация, прежде чем попасть в оковы оледенения, должна была сначала утонуть… Вполне вероятно, если они перегрели атмосферу и растопили полярные льды! Значит, еще до того, как часть их решилась покинуть планету, например, чтобы переселиться на Землю, они вынуждены были создавать подводные города в прибрежных зонах океана, уровень которого неуклонно повышался… Значит, искать следы их цивилизации надо в зонах мелководий-марсианских шельфов минувших эпох. В этом случае шахты не должны быть глубокими. Только бы не ошибиться в выборе места. Мак мог бы помочь…»

Кирилл вдруг почувствовал — плавное течение мысли прерывается. Что-то мешало, путало… Зарябило в глазах… И вот уже на месте красноватой равнины под крылом самолета поплыли кварталы удивительного города — вереницы стройных сооружений цилиндрической и куполообразной формы, напоминающих соты, отсвечивающих бесчисленными полупрозрачными гранями, похожими на окна. Что-то двигалось внизу встречными потоками, искрилось и блестело в солнечных лучах…

Мелькнула мысль: «Видят ли остальные?» Кирилл заставил себя на мгновение отвести взгляд от призрачного города, быстро взглянул на соседей. Мак равнодушно смотрел в иллюминатор. Рассеянный взгляд Геворга блуждал где-то у далекого северного горизонта. Бардов уверенно вел самолет на восток. Машина казалась неподвижно висящей в пространстве. Кирилл торопливо перевел взгляд в иллюминатор — фантом уже исчез.

— Это было именно здесь, — твердил Кирилл. — Километров двадцать к югу от того полосчатого обрыва.

— Надо было сразу говорить, — возмущенно повторял Мак.

— Что изменилось бы? Это продолжалось всего несколько секунд.

— Ночью тоже продолжалось несколько секунд.

— Но тогда сразу увидели все.

— Потому что я успел привлечь ваше внимание.

— Заметили бы и без этого. Свет ударил в иллюминаторы. Нет, сегодня совсем иное. Вы просто ничего не увидели бы. Только я…

Самолет продолжал описывать круги над районом, в котором Кириллу открылся призрачный город.

— Ну как, хватит? — послышался в динамике голос шефуни. Не вижу ничего, кроме пустыни.

— Хватит, — отозвался за всех Геворг. — Надо возвращаться. Солнце уже низко. Можем не успеть до темноты.

— Еще хотя бы круг, — попросил Кирилл.

Бардов сделал два круга на разной высоте и повернул на юг в сторону Базы.

Небольшое красноватое солнце светило теперь прямо в иллюминаторы правого борта. Кирилл пересел к одному из правых иллюминаторов, открыл свинцовую коробку, повернул ее, чтобы прямой солнечный свет коснулся белых осколков, и стал смотреть в иллюминатор. Солнце опускалось все ниже; на пустой красноватой равнине удлинялись лилово-черные тени.

С последними лучами солнца они сели на Базе. Закрывая свинцовую коробку, Кирилл услышал за спиной иронический смех Геворга.

— Известия с Земли, — объявил на следующее утро Бардов. «Ветер времени» долетел благополучно. Энрике Кэнби, к сожалению, скончался. Азария довезли живым, но его состояние по-прежнему тяжелое. Все участники перелета помещены в длительный карантин. Нам предложено соблюдать предельную осторожность и впредь, до получения результатов исследований, запрещено вести работы в каньоне Копрат, в районе нашего космодрома и повсюду, где возникают или могут возникнуть фантомы.

— Не проще ли вообще запретить нам работать где-либо? не выдержал Мак. — Сидите на Базе, и конец. Совсем просто!

— С земной точки зрения и с учетом всего, что мы им сообщили, они поступают правильно, — спокойно возразил шефуня. Отсюда дело выглядит несколько иначе… Я переговорю сегодня с Джиксом, попрошу его сообщить на Землю все их данные, а завтра попробую связаться с президентом академии. Однако приказ есть приказ. Поэтому, коллега Кир, прошу вас возвратить мне коробку с американским подарком. Думаю, не надо пояснять, что вы возвращаете все — вплоть до мельчайшей крупинки. Впредь до новых указаний с Земли коробка будет храниться в моем сейфе.

— Но об этом веществе на Земле еще ничего не известно, нерешительно возразил Кирилл, — может быть…

— Ничего другого не может быть, дорогуша, — холодно прервал Бардов. — Пожалуйста, принесите коробку немедленно.

— Вопрос с шахтами тоже замораживается? — спросил Сергей.

— Почему? — удивился шефуня. — Разве шахты имеют отношение к фантомам? Мы будем их проходить совершенно в иных местах. Об этом сегодня тоже договорюсь с Джиксом. Первую шахту заложим в ближайшее время. Так что заканчивайте подготовку аппаратуры.

Первую шахту заложили примерно на равных расстояниях от советской и американской станций. Решено было вести проходку вахтовым способом, устроив для этого временный лагерь. Вахты сменялись каждые трое суток. Вахта — четверо: двое русских, двое американцев. Шахту задали наклонной, под углом около тридцати градусов к горизонту, для удобства подъема и спуска энергетических агрегатов, которыми осуществлялась проходка.

Агрегатов было два, оба термоядерные. Американцы использовали стандартный блок своей электростанции, которая снабжала теплом и энергией их базу. При работе американский агрегат давал мощную струю перегретого пара. Лед, сквозь который велась проходка, испарялся, а избыточное давление, возникавшее у забоя, выносило весь пар вместе с минеральными частицами, освобождавшимися при испарении льда, наружу — в разреженную атмосферу планеты.

Сердцем советского агрегата тоже был стандартный термоядерный блок энергетической установки. Однако Сергей перемонтировал его, использовав для проходки сам плазменный луч. Лед и заключенные в нем минеральные обломки не просто испарялись, а распадались на составляющие элементы, которые в виде плазменной струи выносились наружу.

При работе американского агрегата устье шахты напоминало гейзер в момент извержения, а когда на смену американской Сергей включал свою установку, оно превращалось в небольшой вулкан. Естественно, что обе установки управлялись дистанционно. Они обеспечивали проходку со скоростью до десяти метров в сутки и обладали каждая своими достоинствами и недостатками. Скорость проходки у американской установки была немного меньше, но во время ее работы можно было следить за составом минеральных обломков, включенных в лед. Они выносились на поверхность в струе пара почти неизмененными. При работе советской установки скорость проходки возрастала, но минеральные частицы полностью уничтожались.

Несмотря на то, что при включении обе установки работали прерывисто, краткие энергетические импульсы чередовались с охлаждающими продувами ствола — тепловое воздействие на ледяные стены шахты было значительным. Ствол постепенно расширялся, а в устьевой части вскоре превратился в воронку, обращенную раструбом к поверхности. Это обстоятельство затрудняло подъемы и спуски оборудования и людей. А людям приходилось спускаться в шахту ежедневно для документации пройденных отрезков ствола, взятия проб льда и минеральных включений, профилактического осмотра энергетических установок, кабелей, канатов. Вахты обычно работали в две смены: одна осуществляла проходку, другая, после четырехчасового перерыва, спускалась вниз для документации и осмотра оборудования.

Очередь Кирилла в первый раз подошла, когда забой шахты находился на глубине восьмидесяти метров от поверхности. Вахту вместе с Кириллом нес Сергей, подменявший одного из марсовщиков, занятого срочным ремонтом геофизических приборов на главной Базе. С американской стороны участниками этой вахты оказались доктор Фред Лесли и темнокожий Гибби.

Они встретились возле устья шахты, где американцы, прилетевшие часом раньше, ждали своих соотечественников.

— Мы уже приняли вахту, — объявил Кирилл, поздоровавшись с американцами, — наши сейчас улетают.

— Мы еще нет, — тряхнул головой Лесли, — наши там, внизу.

Он указал на отверстие шахты. Его дымчатые очки зеркально блестели под прозрачным яйцевидным шлемом.

— Спустились снова? — удивленно спросил Кирилл.

— Понятия не имею. Мы их еще не видели.

Небольшой самолет с красными звездами на голубом корпусе взлетел из-за расположенных невдалеке полусферических построек лагеря. Сделав круг над шахтой, он прощально качнул крыльями и взял курс на восток. Кирилл помахал рукой ему вслед.

— Нашим тоже следует поторопиться, — заметил Фред, — по пути сюда мы пересекли зону урагана. Она явно расширялась.

— Думаете, дойдет и к нам? — встревоженно спросил Сергей.

— Нет, но может накрыть нашу станцию. Ветер дул к юго-западу.

— Мы здесь под защитой плато. — Кирилл указал на север. Сильные ураганы, вероятно, обходят стороной это место. Не случайно тут совсем немного песка и щебня. Лед залегает близко от поверхности.

Все взглянули на противоположный край воронкообразного устья шахты, где под трехметровым слоем кирпично-красного щебня лед голубел и искрился в неярких лучах утреннего солнца.

— Наш геофизический прогноз оказался точным, — усмехнулся Фред Лесли. — Три метра наносов, затем лед… Пока все о'кэй!

— Надо было все-таки пробурить контрольную скважину, пробормотал Сергей, — потом начинать шахту.

— Все будет о'кэй, коллега, — снова усмехнулся Лесли, похлопав Сергея по голубому наплечнику скафандра. — Вот увидите — двести двадцать-двести тридцать метров льда, под ним скальное основание — древний рельеф Марса. Шахта — это сразу масса информации. По древнему рельефу от нее можно повести боковые рассечки. Можем встретить малоизмененные породы.

— Ему нужно не просто скальное основание. — Сергей повернул голову в прозрачном шлеме и взглянул на Кирилла.

— Я знаю, да, я знаю, — сказал Лесли, — коллега Кирилл хотел бы сразу найти свою працивилизацию. Этого не могу обещать. — Он рассмеялся. — Боюсь, одной шахты окажется мало.

— Безусловно, мало, — согласился Кирилл, — но одной мы не ограничимся. Кроме того, здесь мы можем встретить дно моря древний марсианский шельф.

Придерживаясь за один из канатов, уходящих на глубину, снизу медленно поднимались две фигуры в звезднополосатых скафандрах.

— Эти пешие прогулки вниз и вверх-сомнительное удовольствие, — заявил Морстон, выбираясь на поверхность, — даже при здешней силе тяжести. То ли еще будет, когда шахта углубится. Надо что-то придумать, Фред! Займитесь-ка в свободное от вахты время. Я рад, что на этот раз все кончилось. Мы с ним устали. — Он обернулся к своему напарнику, шлем которого вынырнул из шахты.

Кирилл протянул руку, чтобы помочь американцу выйти на поверхность, и узнал Джерри Гиббсона.

— Вы? — воскликнул Кирилл. — Здесь? Значит, все хорошо? Поправились?

— Почти, — вымученно усмехнулся Джерри, — во всяком случае мне много лучше. Благодарю вас.

— Да, у нас уже нет больных, — процедил Морстон. — С фантомной лихорадкой покончено.

— А что там внизу? — спросил Сергей. — Есть что-нибудь новое?

Морстон раздраженно дернул головой:

— Нет… Лед, как и вчера и неделю назад. Такой же, как тут, наверху.

— Почти без минеральных включений, — добавил со вздохом Джерри Гиббсон. — Я сейчас взял пробы в забое. Они тут. — Он похлопал по наружному футляру на своем скафандре. — В вахтенном журнале все записано…

— Агрегаты в рабочем состоянии? — поинтересовался Сергей.

— Оба агрегата в полной готовности, коллега, — тихо сказал Джерри Гиббсон. — Можно начинать любым. Однако взял бы на себя смелость посоветовать работать вашим. На достигнутой глубине наш уже не создает нужного давления. Шахта не успевает проветриваться от перегретого пара. Ледяные стены кое-где начали плавиться, образуются большие каверны, ледяные сталактиты. Все это осложнило подъемы и спуски…

— Нам надо торопиться, Джером, — прервал Морстон. — Фред видел зону урагана. Мы можем не успеть…

— Конечно, отправляйтесь, — махнул рукой Лесли. — Сами разберемся. Мы все тут не первый раз.

«Кроме меня», — подумал Кирилл.

Перед пуском агрегатов Кирилл и Фред Лесли спустились в забой шахты. Пока Лесли проверял аппаратуру, Кирилл внимательно осмотрел нижний участок ствола, пройденный за последнюю смену. Зеркально блестели ледяные стены, отражая свет фонарей, укрепленных на шлемах скафандров.

Внизу у забоя ствол был идеальным, словно его прорезал острый нож в мягком податливом материале. Выше в ледяных стенах темнели каверны и углубления. Больше их было в кровле над головой, но и поверхность, по которой пришлось спускаться к забою, изобиловала неровностями и впадинами.

Лесли, закончив проверку, подошел к Кириллу.

— Джером, конечно, прав, — сказал он, — проходку придется вести вашим агрегатом. А этот, — он толкнул ногой второй аппарат, — поднимем наверх и будем думать, что с ним делать.

— Переремонтировать на плазменный режим, как у нашего? Кирилл вопросительно взглянул на Лесли.

— Едва ли получится. Во всяком случае, тут в вахтовом лагере это исключено.

— Надо посоветоваться с Сергеем. Он у нас главный энергетик.

— Однако не волшебник, — усмехнулся Лесли. — Поехали наверх?

— Подождите, Фред… Я хотел спросить… Фантомы в ваших краях… больше не появлялись?

— Нет… А у вас?

— В окрестностях главной Базы тоже нет.

— Ну а подальше?

— Не знаю… Однажды наблюдали странные ночные вспышки. Кирилл кратко рассказал о событиях последней ночи во время экспедиции на север.

— Я слышал о подобных явлениях на Марсе, — задумчиво сказал Лесли, — да, они отмечались предыдущими сменами. Кажется, в нашу никто ничего такого не видел. Профессор Джикс считает их разновидностью полярных сияний. Правда, наблюдались они в средних широтах…

— Может быть, мы говорим о разных вещах, Фред?

— Ну, не думаю. Речь шла о фиолетовом сиянии и ярких лучах к зениту. Иногда лучей было несколько.

— Ваши их не фотографировали?

— Не слышал о таких фотографиях. Вернусь, спрошу у Джикса и, если хотите, сообщу.

— Благодарю. Меня это интересует… По-моему, то, что мы видели, непохоже на полярное сияние.

— Здесь они очень разнообразны. Полгода назад — пол марсианского года, конечно, — мне довелось быть в районе южного полюса. Я видел там поразительные сияния. На Земле таких не бывает. Но то были именно полярные сияния; ни у кого не возникало сомнений. А что, по-вашему, наблюдали вы?

— Не знаю… Я ведь еще не видел здешних полярных сияний…

Фред Лесли решил сменить тему.

— Проблема подъема отсюда — пустяк. Я уже придумал. Подвижный канат от барабана наверху. Мы к нему подцепляемся специальными карабинами. Подцепились — едем. Отцепились стоим на месте. Я родился в Сан-Франциско. У нас до сих пор существуют «канатные трамваи» для туристов. Остались от начала прошлого века. Только там канат под рельсами, а тут мы его протянем вдоль стены шахты.

— Он сгорит при работе агрегатов.

— Почему? Энергетические разряды очень кратковременны, нацелены только на забой. Тотчас охлаждение и продувка. В шахте ничего не горит, хотя при работе вашего агрегата она извергает пламя. Все дело в продолжительности рабочего цикла, коллега. Это тысячные доли секунды. Даже ледяные стены не успевают таять. Если бы не динамика плазменной струи, в шахте можно было бы находиться людям, в соответствующих скафандрах, конечно.

— Я еще не видел их в работе. — Кирилл указал на агрегаты.

— Сегодня увидите. — Лесли усмехнулся. — Довольно красиво, если смотреть издали. Кстати, канаты и кабели, ведущие к этим агрегатам, тоже не горят.

— Хотел вас еще спросить, — Кирилл сделал долгую паузу, Джером Гиббсон — он действительно совсем поправился?

— Ну, не знаю… Вероятно… — Лесли нахмурился. — У нас здешние вахты несут добровольцы. Но… оплата десятикратная по сравнению с тем, что каждый имеет на базе. Морстон, например, тут в четвертый раз. Я — третий. А Джером — впервые.

— Вероятно, Джерому не следовало рисковать. Едва ли он полностью оправился после болезни. Выглядит он плохо.

— Устал… Здесь нелегко. Вы убедитесь сами. Эти три дня… — Лесли не кончил и отвернулся.

— Рискуешь тут везде, — продолжал он после короткого молчания, — но в таких местах, как это, особенно… Вот вы спросили о фантомах. Да разве в них дело! Разве в них главная опасность? Даже если они действительно возникают, а не придуманы нами же… На этой планете печать проклятия… Почему тут не возникла жизнь? А если возникла, почему погибла? Тут был кислород, была вода, масса воды… Днем в экваториальной зоне температуры и сейчас плюсовые. Здесь и на Земле светит одно Солнце. Так в чем дело? На Земле я никогда не думал об этом. Только тут и особенно в этой проклятой шахте… Человеку здесь приходят в голову странные вещи… Это не от избытка свободного времени. Словно нашептывает кто-то… Кто-то, к кому приближаешься, спускаясь сюда. Печать проклятия возложена на эти пустыни, этот лед… Иногда мне кажется, мы готовы сорвать ее, и мне становится страшно. А вы, вы тут ничего не чувствуете?

— Нет, — Кирилл отрицательно тряхнул головой, испытующе вглядываясь в лицо Лесли. Глаз его за дымчатыми стеклами очков он разглядеть не мог, но подергивания углов рта свидетельствовали, что американец на пределе нервного напряжения.

— То, что вы говорите, Фред, очень интересно, — возможно спокойнее и мягче сказал Кирилл, — мы обязательно вернемся к этой теме. Но пора подниматься и приступать к работе. — Он указал наверх.

— Да-да, конечно, — кивнул Лесли, — давно пора. Идите вперед. Я за вами.

Поднимаясь, Кирилл слышал в наушниках шлема прерывистое дыхание Лесли. Иногда доносилось бормотание. Похоже было, что американец разговаривает сам с собой. Кирилл различал обрывки некоторых фраз: «Энрике понял первый»… «Машина могла ошибиться»…

В десятке метров от устья Кирилл вдруг услышал голос Сергея:

— Ну где вы там, почему молчите?

Он приготовился ответить, но его опередил Лесли:

— Поднимаемся, уже у выхода.

Тон его голоса показался Кириллу ненатурально бодрым.

— Почему не отвечали?

— Не слышали, — сказал Кирилл. — Давно вызываешь?

— Давно. И не видел света ваших фонарей.

— У этой шахты свои особенности, — снова включился Лесли, — поглощает и свет, и радиоволны, и действует людям на нервы. Правда, не всем, — и он добавил тихо, вероятно, чтобы не расслышали на поверхности, — вы забудьте, Кирилл, что я болтал там внизу. Все сущий вздор…

Он остановился и оглянулся. Кирилл тоже оглянулся. Позади был густой, казалось, осязаемо плотный мрак. Свет фонарей почти не проникал в него.

— Когда мы спускались, было иначе, — неуверенно заметил Кирилл.

Лесли усмехнулся:

— Так же, коллега. Мы светили себе под ноги… Странное место, правда?

* * *

Первые два дня вахты прошли без происшествий. Ствол удалось углубить еще на двадцать метров. Работали только одним агрегатом. Второй — американский — еще до первой проходки вытянули наверх с помощью электрической лебедки. На рассвете третьего дня вниз спустились Сергей и Гибби. Они должны были взять пробы льда из забоя и закрепить внизу блок подвижного каната, с помощью которого Фред собирался осуществлять спуск и подъем людей.

Маленькое красноватое солнце только чуть прорезалось в багровой мгле над восточным горизонтом, когда Кирилл, закончивший утреннюю уборку в жилом помещении, подходил к устью скважины. Фред возился у подъемного механизма, к которому уже был подсоединен барабан подвижного каната.

Заметив Кирилла, Лесли помахал рукавицей. Кирилл подошел.

— Сейчас они там отрегулируют нижний блок, и можно кататься, — сказал Фред. — Вот карабины для сцепления с канатом. Браслет карабина крепился на рукавице скафандра. Хотите попробовать?

— Да. — Кирилл взял один из карабинов, защелкнул браслет. — Но… как действовать ногами?

— Ноги должны скользить по льду. Положение ступней, как на лыжах. Можно даже приспособить что-нибудь вроде коротких лыж или саней. Ну а вообще эта штука главным образом для подъема. Спускаться можно по-старому — пешком. Не следует ускорять спуск…

Кирилл подошел к самому устью шахты. Мрак начинался в нескольких метрах от поверхности.

— Почему все-таки не видно света фонарей внизу? — размышлял вслух Кирилл. — Видно же от забоя небо…

— Ну, это совсем просто, — отозвался Фред, — шахта искривлена в средней части. Небо видно снизу не отовсюду, только от северного края забоя.

— Не подумал, — воскликнул Кирилл. — Вы, конечно, правы.

— Еще бы… Но я прав и в другом. Лед в шахте действительно поглощает свет. А вот почему, никто не знает…

Резко дрогнули обе ветви каната, уходящие во мрак шахты.

— Укрепили нижний, блок, — заметил Фред, — минут через пять включу двигатель.

Рывок повторился, еще более сильный.

— Это, конечно, Гибби; не может не показать силу, медь…

Лесли прервался на полуслове, потому что по ветвям каната побежали волны все усиливающихся сотрясений.

— Что они там, спятили, — закричал Лесли, — сорвут канат с барабана.

— Вероятно, сигнал тревоги, — быстро сказал Кирилл. — Может быть, просят помощи? Включайте, Фред.

Дождавшись, когда колебания каната немного утихли, Лесли повернул рукоять включения. Ветви каната медленно потекли в разные стороны: нижняя из шахты, верхняя — вниз, во мрак.

— У них там есть карабины для захвата каната? — спросил Кирилл.

Лесли отрицательно качнул головой в прозрачном шлеме.

— Может, пойти им навстречу?

— Нет.

— А ускорить движение каната?

— Не надо…

Прошло несколько томительных минут. Блестящие нити каната продолжали струиться навстречу друг другу.

Рывков больше не было.

— Что там могло произойти? — не выдержал Кирилл.

Лесли не ответил. Потом, отступив от края шахты, спокойно сказал:

— Возвращаются.

Кирилл напряг зрение. В черном провале чуть искрилась светлая точка. Она медленно поднималась. Кирилл напряженно вглядывался в темноту.

— Свет только один, Фред, — крикнул он наконец, — другого не вижу.

— Нет… По обтяжению каната их двое.

Из тьмы проступал непонятный грибообразный контур. Сдавленный возглас Кирилла заставил Лесли обернуться. Над краем шахты медленно вырастала согбенная фигура в звездно-полосатом скафандре. Левая рука Гибби сжимала канат, правой он придерживал на плечах неподвижное тело Сергея. Оказавшись на поверхности, Гибби не оторвал руки от каната, и ноги его поволоклись по щебнистой бурой поверхности. Он что-то бормотал, но слов разобрать было нельзя. Лесли отключил двигатель. Канат остановился, но высоко поднятая рука Гибби не отрывалась от него.

Опуская с плеч Сергея, которого подхватил Кирилл, Гибби прошептал:

— Рука… Канат прорезал перчатку скафандра… Рука… примерзла…

Глаза его закрылись, тело бессильно повисло на канате.

* * *

Сергея удалось привести в сознание с большим трудом. Видимых травм на его теле не оказалось, кости рук и ног целы, но он был так слаб, что не мог говорить. Почти тотчас он погрузился в сон. Гибби, отмороженная по локоть рука которого чудовищно распухла, находился в полубессознательном состоянии. Временами начинал бредить.

О происшествии сообщили по радио на советскую и американскую станции. Советский самолет уже вылетел, американский должен был вылететь с минуты на минуту.

— Наши будут тут часа через полтора, — сказал Кирилл, выключая радиопередатчик.

Фред — он обрабатывал дезинфицирующей жидкостью руку Гибби — хмыкнул неопределенно.

— Больше ничего не говорил? — спросил Кирилл, подходя к койке, на которой лежал Гибби.

— Нет… Повторил только, что очень испугался.

— Но чего испугался? Что там произошло?

Лесли молча пожал плечами.

— Мы оба, — послышался тихий голос за спиной Кирилла, испугались… Как удар по мозгам… Изнутри.

Кирилл и Лесли обернулись к койке Сергея. Глаза его были открыты. Взгляд обежал помещение и остановился на лежащем Гибби.

— Он… вытащил меня?

— Он, — споткнувшись о сваленные на полу скафандры, Кирилл шагнул к койке Сергея, — что ты чувствуешь сейчас?

— Слабость, тут болит. — Сергей поднял глаза ко лбу.

— Руки, ноги ощущаешь?

Сергей шевельнул пальцами правой, потом левой руки.

— Ощущаю, но слабость…

— Говорить можешь?

— Могу…

— Так что случилось?

— Я… не понял… Когда спускались, стало вдруг страшно… Не знаю, почему… Спускался дальше, думал… сейчас конец… Но шел… Гибби за мной… У забоя смотрю, ему тоже не по себе… Спросил… Говорит — очень страшно… почему, не знает. Мы быстро взяли пробы льда… Укрепили блок. Держались… Стали надевать канат… Гибби вдруг закричал, что не выдержит, что сейчас произойдетужасное… Стал трясти канат и кричать. Я хотел остановить его, тоже стал кричать… Вдруг, как удар в голову, изнутри… Вспышка, и все…

— Больше ничего не помнишь?

— Нет… больше… ничего.

— А когда он тащил тебя наверх?..

— Нет… Ничего… Тот удар, — Сергей медленно поднял руку, коснулся затылка, — и вот минуту назад понял, что лежу здесь, увидел вас… Сколько времени прошло?

— Часа два, наверно. Скоро прилетит наш самолет.

— А он? — Сергей перевел глаза на Гибби.

— Руку повредил, когда поднимался. Разгерметизация скафандра. До локтя.

— Это плохо.

— Очень плохо. Скажи еще, Сергей, вы там… Ничего не увидели такого, ну…

— Фантом?

— Да.

— Я не видел. Думаю, он тоже. Скорее какое-то излучение… Или ультразвук…

— Ультразвук? Откуда?

— Н-не знаю… Он может вызвать такое состояние, шок, даже умертвить…

— Шахта как резонатор?

— Не исключено… Надо проверить… Просчитать… Или источник подо льдом. Если там пустоты…

— Вы слышите, Фред? — Кирилл повернулся к Лесли.

— Слышу. Я не специалист. Ни в области ультразвука, ни… в медицине. Впрочем, боюсь, руки он лишится. — Лесли указал на руку Гибби.

— А вы, Фред, в прошлый раз, — Кирилл попытался уловить взгляд Лесли сквозь дымчатые стекла его очков, — когда мы спускались в шахту, не почувствовали чего-нибудь подобного?

— Почему вы решили?

— Я ничего не решил, но надо же выяснить, что тут происходит.

Лесли помедлил с ответом:

— Все это, знаете, очень субъективно… Я, например, вообще не люблю спускаться в шахты…

— Но если остановимся перед загадкой, скорее всего она останется неразгаданной.

— А вы хотели бы сразу все разгадать, коллега? Так не бывает… У нас говорят: торопись потихоньку… Мне не платят больше, если я спешу…

— Так что, по-вашему, следует делать?

— Прежде всего подумать… Узнать, что он чувствовал или видел, — Лесли наклонился к самому лицу Гибби, прислушиваясь к его бормотанию, — потом уж решать… В сущности, основной вопрос в любой науке: что делать, если не знаешь… А вы как считаете?

— Считаю, что необходимо повторить спуск. Сразу же, как прилетит самолет. Тем более что внизу остались пробы льда.

— И вы пошли бы, коллега?

— Конечно. А вы?

— Я… Нет…

* * *

Прилетели Бардов, Мак, врач-хирург пятой смены и еще двое марсовщиков — совсем молодые ребята — Роман и Муса. Мак и хирург занялись пострадавшими. Остальным пришлось перебраться в соседнее помещение, служившее складом, кухней и столовой. Выслушав подробный рассказ Кирилла и его предложение, Бардов поинтересовался, что думает Фред Лесли.

— В целом я согласен, — вежливо сказал американец, — о причинах явления судить не берусь, но повторный спуск в сложившейся ситуации считаю опасным.

— Вы, конечно, правы, — согласился Бардов, — прежде чем решать, подождем вашего шефа.

Однако Невилл Джикс не появился. Прилетели Гридли, доктор Морстон и врач американской базы. Врач и Гридли направились в помещение, где лежали Сергей и Гибби. Морстон присоединился к остальной группе марсовщиков и принялся расспрашивать Лесли. Кирилл, присев рядом с шефуней, сказал тихо:

— Напрасно теряем время. Надо повторить спуск, пока светло. Сейчас с подъемником это совсем просто. Пойду я и еще кто-нибудь, кто захочет.

Бардов долго молчал, испытующе поглядывая на него. Потом спросил:

— Очень хочешь пойти, дорогуша? А после, как они, да?..

Он наклонился к Кириллу и добавил совсем тихо:

— Вчера получено сообщение с Земли. Азарий тоже… Не удалось спасти. — Он тяжело вздохнул. — Остальные по-прежнему в карантине. Там пока ничего нового. Вот так… И подтверждение старого приказа — никаких исследований фантомов.

— А их тут не было, — мрачно возразил Кирилл.

— Естественно, — кивнул шефуня. — Поэтому не надо бояться делать ошибки! Ошибки — главный учитель! Так, что ли?

Появился Гридли. Он был в легком скафандре и рукавицах, снял только шлем. Его широкое лицо казалось бледнее обычного, а длинный нос еще более заострился.

— Плохо, — сказал он, подходя к Бардову и многозначительно поджимая губы, — очень плохо! Наш врач считает, что руку не сохранить. Ваш, правда, на что-то надеется, но… Не знаю… Тогда раненого надо отправлять к вам. Решайте… Мы могли бы пока взять к себе вашего.

— Зачем же? — загудел шефуня. — У нас места достаточно для всех. И вас можем прихватить. А относительно Гибби, если наш медик думает — можно что-то сделать, обязательно надо пытаться. Пусть забирает его немедленно.

Гридли молча кивнул и вышел.

— Что будем делать, доктор Морстон? — спросил Бардов.

— Пусть Гридли решает. Он заместитель Невилла.

— А ваше мнение?

— Мое? — Морстон явно колебался. — Это печальное происшествие… Доктор Фред Лесли считает, что надо прекратить тут проходку… Либо вести без контрольных спусков, пока не выясним причину сегодняшних событий. Я склонен согласиться с ним.

— Если прекратим проходку, шахта может заплыть, — не выдержал Кирилл, — это лед.

— Может, — согласился Морстон. — Тогда попробуем в другом месте. Проектировалось несколько шахт. Тут — первый опыт. По существу, мы отрабатывали технику проходки сквозь лед.

— При любом решении вопроса, предлагаю спуститься в шахту еще раз, — твердо сказал Кирилл. — Там остались пробы, отобранные нашими товарищами. Надо поднять их наверх.

— Проб льда из этой шахты отобрано несколько десятков, возразил Лесли. — Доктор Морстон говорит — они ничего не дали. Следов жизни не обнаружено ни в одной…

Кирилл хотел сказать, что пробы отбирались не только на биологический анализ, но, поймав иронический взгляд шефуни, решил промолчать. Бардов, видимо, тоже отступился от него.

Заглянул Гридли. Попросил помочь перенести пострадавших в советский самолет. Ребята, прилетевшие с Бардовым, молча поднялись, взяли со стола шлемы и вышли. Спустя несколько минут Гридли возвратился.

Окинув взглядом присутствующих, он подошел к Бардову и выжидательно уставился на него.

— Ну, так что будем делать? — поинтересовался Бардов, поглаживая бороду.

— Ждем вашего решения, — Гридли подчеркнул «вашего».

— Ежели дело во мне, — спокойно сказал Бардов, — считаю: прежде всего надо побывать в шахте. Потом решать, что делать дальше.

Лесли кашлянул многозначительно.

— А самолеты? — спросил Гридли.

— Наш пусть летит с пострадавшими и медиками. И сразу пусть возвращается.

— Наш тогда пока останется здесь, — решил Гридли. — А кому спускаться?

— Как обычно — двоим — на паритетных началах, — Бардов мельком взглянул на Кирилла. — Может, найдутся добровольцы? А можно и переиграть — в силу исключительности ситуации.

— Лучше на паритетных, — кивнул Гридли. — Тогда кто от вас?

— Вот он хотел, — Бардов снова взглянул на Кирилла, — не раздумал, дорогуша?

— Нет, конечно, — резко бросил Кирилл.

— О'кэй. — Гридли взглянул на Морстона, потом перевел взгляд на Лесли. — О'кэй, — повторил он сквозь зубы, — значит, иду я.

Морстон и Лесли переглянулись.

— Имейте в виду, Гридли, — хрипло сказал Фред, — я и доктор Морстон против спуска. Бесполезно и опасно…

— Я это понял, — ответил Гридли, явно игнорируя заключительную часть реплики. — Думаю, — продолжал он, обращаясь к Бардову, — надо спускаться без промедления.

— Конечно, — кивнул Бардов и встал.

* * *

Через несколько минут все собрались возле шахты. Лесли проверил работу подъемника. Бардов велел выставить у самого устья имеющиеся контрольно-измерительные приборы, лично снял показания.

— Все в норме, — громогласно объявил он, закончив взятие отсчетов, — разумеется, в границах доступных нам параметров…

— А ультразвуковые колебания? — поинтересовался Кирилл.

— Пока не ловятся, но будем следить.

— Ультразвук — вздор, — резко заметил Лесли.

— Но вы утверждали, Фред, что вы не специалист в этой области, — не выдержал Кирилл.

— А это и неспециалисту ясно…

— Мне, например, нет, — возразил Кирилл.

— Вы вот что, — загудел в наушниках голос шефуни, — вы там судьбу не дразните, как почувствуете… дискомфорт или иное постороннее ощущение, сразу сообщайте друг другу и, следовательно, нам. Все ваши переговоры мы услышим и будем записывать.

— Жаль, что не догадались раньше, — Кирилл потрогал провод, который тянулся от его скафандра к барабану, соединенному с записывающим устройством. Второй такой же провод связывал Гридли с другим барабаном.

— Следите, чтобы не оборвать провода на спуске, — наставлял шефуня, — от них может зависеть успех операции и ваша безопасность… Ну, с богом, как говорили в старину. А мы ему, в случае чего, поможем…

Придерживаясь за неподвижный канат подъемника, Кирилл и Гридли начали спуск. Несколько десятков осторожных шагов, и тьма окружила их. Лишь колеблющиеся пятна света от фонарей на шлемах освещали ледяные ступени, по которым они спускались все ниже и ниже.

Кирилл шел впереди. Он отчетливо слышал в наушниках напряженное дыхание Гридли. Насчитав сто двадцать ступеней, Кирилл задержался и оглянулся. Гридли тоже остановился в трех шагах за ним.

— Что? — настороженно спросил Гридли.

— Ничего… Прошли примерно треть спуска. Как самочувствие?

— О'кэй, — не очень уверенно отозвался Гридли.

— Почему остановка? — прогудел в наушниках голос шефуни.

— Отдыхаем…

— Не слышу…

— Отдыхаем, — крикнул Кирилл.

— Поняли… Говорите громче! Вас стало хуже слышно.

— Мы вас слышим хорошо.

— Как самочувствие?

— Прекрасно.

Они двинулись дальше. Продолжая считать ступени, Кирилл прислушивался к себе как бы извне. Нет, страха он не испытывал. Легкое волнение, ощущавшееся перед спуском, улеглось. Он был спокоен, внимателен, уверен в себе, не ощущал никакого внешнего воздействия на психику.

— Как дела? — прозвучало в наушниках.

— В порядке.

— Отвечайте! Почему молчите?

— Мы ответили — пока все в порядке, — громко крикнул Кирилл.

— Они нас не слышат, — сказал Гридли.

— Может, что-то случилось с моим микрофоном, попробуйте вы.

Гридли дважды громко повторил ответ Кирилла. Некоторое время в наушниках слышался шорох, потом голос шефуни встревоженно произнес:

— Нет, не отвечают… И опять стоят на месте. Чертовщина какая-то…

«Даже ему изменяет выдержка, — подумал Кирилл, — видимо, «одна шефуня» не такая уж постоянная величина в условиях Марса».

— Попробуем дать знак иначе. — Кирилл повернулся к Гридли, — встряхните один раз резко верхний канат.

— О'кэй.

«Он тут не очень разговорчив…» — мелькнуло в голове Кирилла.

Он не успел развернуть эту мысль, потому что в наушниках снова послышался голос шефуни:

— Чего-чего? Ну тогда ладно, — раздался вздох облегчения, — значит, телефон… Дедовские способы они всегда надежнее… Переключаем все внимание на канаты, Лесли.

— Они поняли, — сказал Кирилл, — поехали дальше.

— Угу, — прозвучало в наушниках.

Кирилл продолжил счет ледяных ступеней. В самом начале пятой сотни впереди зеркально сверкнула поверхность забоя.

— Мы на месте, — объявил Кирилл.

Гридли отозвался тяжелым вздохом.

— Как ваше самочувствие? — Кирилл направил свет фонаря на скафандр американца.

— О'кэй, — ворчливо отозвался Гридли, облизывая губы. Кирилл заметил, что вся его широкая физиономия покрыта капельками пота.

— Действительно? — попытался уточнить Кирилл.

— Да…

— Тогда за дело!

Кирилл дважды тряхнул верхний канат — знак, что они достигли цели и пока все благополучно. Потом он — прислушался. В наушниках шуршало только тяжелое дыхание Гридли. Голоса сверху не доносились.

«Теперь и мы их не слышим», — констатировал про себя Кирилл, но решил не делиться этим соображением с американцем.

— Тут где-то должны лежать пробы, — сказал он вслух, давайте поищем.

— Угу, — Гридли сделал шаг и снова остановился.

Мысленно удивляясь своему спокойствию, Кирилл принялся осматривать забой и пространство перед ним. Лед зеленовато поблескивал, отражая свет фонаря. Вдруг в забое что-то шевельнулось. Кирилл вздрогнул, но тотчас сообразил, что видит всего лишь отражение своего скафандра. Вскоре он обнаружил места взятия проб, рядом лежали и кассеты с пробами.

— Все в порядке, — сказал он, — вот пробы. Можно возвращаться.

Гридли не ответил.

Кирилл поспешно оглянулся.

Американец стоял неподвижно, всматриваясь в левый угол забоя.

— Эй, Гридли, что там? — быстро спросил Кирилл.

— Там… что-то шевелится, — хрипло пробормотал Гридли.

— Ваше отражение.

— Н-не знаю… Посмотрите…

Кирилл подхватил кассеты с пробами и подошел к нему.

— Где?

— Вон т-там… — зубы Гридли застучали.

— Ничего не вижу.

— Да… Может, мне показалось… Нет…

— Что вы там видели?

— И сейчас вижу…

— Что именно?

— Какие-то… фигуры… Они идут… к нам. Вот…

— Отодвиньтесь, стану на ваше место. Вероятно, игра света от фонарей…

— Да? — Он медленно отступил в сторону.

Кирилл встал на его место, внимательно оглядел забой, освещая ледяную поверхность своим фонарем.

— Это было внизу в самом углу.

— Да-да, вот там, — Кирилл сосредоточил свет фонаря в углу забоя.

— Видите? — спросил Гридли.

— Вижу, то есть нет… ничего не вижу… кроме льда, конечно. А вы сейчас?

— Сейчас нет…

— Возвращаемся, — решил Кирилл. — Вы идите вперед, Гридли.

Американец не ответил, сразу же начал подниматься по ледяным ступеням, держась за неподвижный канат.

Шагнув на первую ступеньку, Кирилл обернулся к забою. Несколько мгновений пристально всматривался в освещенную фонарем ледяную поверхность, чувствуя, как спокойствие покидает его… Невероятно! Или ему кажется?.. Но ведь и Гридли что-то видел…

Кирилл оглянулся на американца. Тот продолжал медленно подниматься. Сейчас надо было идти наверх. Но потом… Кирилл еще раз взглянул на ледяной забой. Галлюцинация или… Или он начинает настраиваться на эти волны? Снова вернулось спокойствие, и одновременно пришло решение… Кирилл медленно двинулся вверх, вслед за Гридли. Он был так погружен в свои мысли, что лишь на половине обратного пути вспомнил, что надо подать сигнал наверх для включения каната.

— Мы забыли про подъемник! — крикнул он Гридли.

— Да? — Американец остановился.

Кирилл трижды тряхнул неподвижный канат. Спустя мгновение канаты шевельнулись — один медленно пополз вниз, другой вверх.

— Прицепляйтесь, Гридли, — Кирилл указал на браслет с карабином, — и переступите на ровное пространство, где нет ступеней. Поехали!..

Через несколько минут они выбрались на поверхность.

* * *

— Не исключено, что все обстоит именно так или почти так, — повторил шефуня, — но рисковать не позволю. Кроме того Земля не отменила приказ.

— Они не представляют себе сути, Ник.

— А мы? Что мы представляем? Твои соображения — рабочая гипотеза.

— Все выстраивается в единую концепцию. Достаточно проверить, и… рабочая гипотеза станет явью.

— А ты последуешь прямым путем за Энрике и Азарием. Это единственное место во Вселенной, куда не следует торопиться, дорогуша.

— Убежден, у меня обойдется без последствий. Все дело в индивидуальных особенностях мозга. Видимо, я могу воспринимать эти сигналы без отрицательных последствий. Другие не могут… Ну, о чем мы спорим, Ник, ведь ты обещал помогать мне…

— Обещал… Но теперь проблема законсервирована… по решению Земли.

— Ты сам подсказал это решение.

— Ну, знаешь! — разочарованно прогудел Бардов и отвернулся.

Они с Кириллом уже третий час ждали самолета в вахтовом лагере. Американцы улетели сразу же, как только договорились о прекращении проходки. Муса и Роман заняты были демонтажем энергетического агрегата и приборов.

Кирилл встал, надел шлем, проверил герметичность.

— Куда? — подозрительно спросил шефуня.

— Пойду посмотрю на закат.

Бардов нахмурился:

— Ты не вздумай…

— Слушаюсь, товарищ начальник.

Кирилл вышел наружу, даже не дождавшись выравнивания давлений. Поток воздуха из тамбура подтолкнул его, и он с трудом сохранил равновесие. Дверь за спиной бесшумно закрылась. Маленькое багровое солнце висело совсем низко над красно-бурой равниной. В понижениях рельефа уже залегли лилово-черные тени. На востоке оранжевое небо потемнело. Лишь у самого горизонта прорезывалось светлое пятно — там всходил Фобос. Кирилл направился к шахте. Возле устья было пусто. Ребята уже успели перебросить оборудование к посадочной площадке.

Кирилл подошел к самому краю отверстия. Устремил взгляд во мрак. Попытался восстановить в памяти то, что увидел внизу, в ледяном забое. Сейчас это плохо получалось, совсем не так отчетливо, как во время рассказа Бардову.

«Конечно, то не могло быть галлюцинацией… Информационное поле тут существует повсюду. Оно оставлено сознательно последними разумными обитателями перед тем, как они покинули планету. Зачем — это другой вопрос… Может быть, надеялись, что их потомки рано или поздно вернутся? Либо — это послания иному разуму, в расчете на случайный контакт. Пожалуй, единственный вид послания, который хранится, пока существует сама планета! Скорее всего информация адресована непосредственно мыслящему мозгу. Если мы — их потомки, наш мозг должен воспринимать ее. Иное дело, что за миллионы лет эволюции человеческий мозг мог в значительной степени утратить эту способность. Отсюда опасные рецидивы… Энрике и Азарий, по-видимому, были близки к разгадке, но… переоценили свои силы… Бардов, конечно, тоже догадывается… Его собственный мозг на это поле не реагирует, в границах моих возможностей он сомневается… — Кирилл усмехнулся. — Это его право. Я ведь тоже не знаю, что со мной случится, когда мой мозг начнет принимать информацию. И все же я хочу и готов рискнуть… Если бы даже я имел тысячу жизней, их не хватило бы, чтобы насытить жажду познания, пылающую во мне».

Кто-то коснулся его скафандра. Кирилл быстро обернулся. Шефуня стоял рядом.

— Ну что, следопыт прошлого, — сказал он, — мучаешься на пороге разгадки и проклинаешь меня?

— Мысли прочитаны неточно, — буркнул Кирилл.

— Возможно… Я не обладаю твоими способностями… Видишь ли, Кир, если ты прав, а оное не исключено, пойми, не надо торопиться… Рано или поздно твой мозг постепенно настроится на здешнее поле. Думаю, до сих пор мы ловили «всплески» поля лишь в моменты каких-то его нарушений — солнечных, ионосферных, даже, может быть, создаваемых нами же. Я теперь убежден, белые кристаллы — не самое главное… Когда-то они, может, были связаны с аппаратурой, управляющей полем или создавшей его. Поэтому способны вызывать локальные возмущения, превращающие часть информации в образы — фантомы. Таким же возмущающим фактором могла оказаться шахта. И совсем не потому, что там на глубине или во льду заключено нечто конкретное, что ты надеешься отыскать, — развалины, гробницы словом, конкретные следы былой цивилизации…

Кирилл хотел возразить, но Бардов не дал прервать себя и продолжал:

— Не логичнее ли предположить, что именно здешний лед обладает свойством сгущать, концентрировать линии информационного поля, что именно он — главный хранитель записи информации. Если они были подобны нам, вода являлась для них исходным началом, как и для нас. И, предвидя оледенение планеты, они могли связать поле именно со льдом. Это была бы мысль, достойная высокого разума: сделать вместилищем информации среду, из которой когда-то родилась жизнь. Мы уже установили — структура здешнего льда не совсем обычная. Кристаллы образуют спирали. Как у тех белых осколков… Конечно, все это не более, чем предположения. Но они не противоречат твоей концепции.

— Следовательно, тем важнее идти на глубину, — Кирилл указал в отверстие шахты.

— Нет. Если поле связано со льдом, надо идти туда, где мощность льда максимальная, и там, находясь на поверхности, попробовать проверить твою гипотезу.

— Нашу гипотезу, Ник?

— Отнюдь. Проблему ведешь ты. Я лишь чуть подправил направление… на крутом повороте. Вероятно, эта шахта хороша лишь постольку, поскольку показала, что для дальнейшего поиска шахты пока не нужны. Пока… Потом посмотрим. Я очень надеюсь на тебя, Кир… Может, действительно, ты иной, чем мы все… И тебе удастся… Надо только соблюдать осторожность… на крутых поворотах.

— Хочешь подсластить пилюлю?..

— Нет Я собственно, вышел сказать тебе, что за нами сегодня не прилетят. Придется ночевать тут.

— А что случилось?

— Ничего… Не стоит рисковать после тех ночных сполохов.

— Мы как аквалангисты в океане, — с горечью заметил Кирилл. — плаваем у самой поверхности, а под нами бездна… загадок.

— Вот и не будем спешить. Прежде всего попробуем сверху определить глубину бездны.

Солнце утонуло в багровой мгле, невидимой линии горизонта. Быстро темнело. Бледный свет взошедшего Фобоса едва пробивался сквозь пелену пыли, висящую над планетой.

Мысль полыхнула подобно молнии.

— А если Фобос? Странный сгусток металла, вращающийся совсем низко над планетой и вопреки всем законам механики не падающий на нее. Споры о его происхождении начались еще до первых космических полетов Его период обращения всего семь с половиной часов. Никто из нас не пытался сопоставлять его положение на небе с моментами появления фантомов, что если «спусковой механизм» поля связан именно с ним?..

Кирил замолчал, пораженный своим предположением.

— Пошли, — Бардов указал в сторону жилого купола.

— Я еще немного побуду тут… Хочу посмотреть…

— Только без глупостей, — предупредил шефуня, — и не долго. Ребята уже готовят ужин.

Он неторопливо направился к месту ночлега.

— «Фобос Фобос, — мысленно повторял Кирилл, — скорее всего это — осколок Фаэтона. Некоторые считают — эстафета разума пришла оттуда. Значит…»

Появилось нарастающее беспокойство. Он что-то должен сделать… Но что?.. Кирилл стиснул зубы, пытаясь сосредоточиться, понять неодолимый внутренний зов, который нарастал, подобно волнам, и снова угасал. Это было как ускользающее воспоминание о давно забытом. Казалось, вот сейчас наступит прозрение, и он поймет… Нет… Волна снова отхлынула, оставляя горечь бессилия.

Кирилл бросил взгляд на Фобос. Угловатый серо-оранжевый диск почти на глазах менял положение, поднимаясь все выше к зениту… Кирилл попытался еще раз заставить себя настроиться на потерянную волну… Внутри царила глухая пустота… Что это было? Грань неосуществившегося контакта или… начало заболевания, как у Энрике, Азария? Он вдруг почувствовал страшную усталость, захотелось лечь тут же у самой шахты, закрыть глаза и не думать ни о чем. С трудом преодолевая сковавшую его слабость, Кирилл побрел к жилому куполу, ощупью отыскал контакт наружной двери. Надавил. Дверь открылась. Кирилл ввалился в тамбур и потерял сознание.

Когда он пришел в себя, оказалось, что он лежит на койке в жилом отсеке купола. Скафандр уже снят, и шефуня, расположившись рядом в складном кресле, внимательно глядит на него. Кирилл сделал движение, пытаясь приподняться.

— Лежи, — Бардов придержал его за плечи, — ну как там Фобос?

— Нормально.

— А ты?

— Голова закружилась…

— Правильно. У твоего скафандра отказал аппарат регенерации кислорода. Не проверил при выходе? Хорошо, мы услышали, когда ты входил.

— Я, значит, недолго…

— Не очень. — Он помолчал, продолжая критически разглядывать Кирилла. Потом спросил: — А ты там… ничего нового не углядел?

— Нового… Нет…

— А старого?

— Тоже, пожалуй, нет…

— Какой-то ты стал неуверенный, Кир, — шефуня брезгливо поморщился, — а ну давай, как на экзамене. Кирилл рассказал, что с ним было.

— Жалко, что не улетели, — резюмировал Бардов, — до прибытия самолета наружу не выходить.

— Но я… — начал Кирилл.

— Именно ты… Мы с ребятами после ужина выйдем. Посмотреть на Фобос…

Ночью Кирилл проснулся словно от удара током. Он сразу понял — сигнал… Надо действовать. Осторожно привстал, прислушался. Кругом спали. Бросил взгляд на часы — сорок минут первого.

Вечером они уложили его на койку в спортивном комбинезоне, сняв только скафандр. Это облегчало задачу. Скафандра нигде не было видно. Очевидно, его унесли в соседнее помещение. Кирилл встал, сделал несколько шагов к двери.

— Куда? — прошелестело за спиной.

Кирилл оглянулся. Шефуня, подняв голову, вопросительно смотрел на него.

— Куда-куда, — сердито отозвался Кирилл, — надо…

Шефуня опустил голову на подушку и закрыл глаза. Кирилл выбрался в соседнее помещение и плотно прикрыл за собой дверь. К счастью, его скафандр и шлем лежали тут. Скафандр, правда, легкий — дневной… Выходить в таком в ночные часы не разрешалось. Но облачаться сейчас в тяжелый ночной скафандр не было времени. Кроме того, он не собирался удаляться от купола. Некоторое время он выдержит и в легком.

Кирилл быстро натянул скафандр, надел шлем, прицепил к поясу футляр диктофона. Уже в выходном тамбуре проверил герметичность и параметры жизнеобеспечения. Подождал, пока выровняется давление. Это их задержит немного, если организуют погоню. В диктофон, вмонтированный у входной двери, шепнул:

— Ноль часов сорок минут, выхожу наружу. Прости, Ник, совершенно необходимо.

Затем открыл выходную дверь. Снаружи было удивительно тихо. Ветра, как ни странно, не ощущалось. В зените висел Фобос. Это был уже второй его заход в ту ночь. На востоке бледно светил серпик Деймоса.

Кирилл сделал несколько шагов и остановился. Вопреки ожиданию ничего не происходило… Он начал прислушиваться, но различал лишь удары собственного сердца. Слабости не ощущалось, голова казалась ясной, он чувствовал прилив сил, удивительное спокойствие, уверенность, что поступает правильно. Вспомнилась почему-то старая поговорка студенческих лет: «Исследовать, значит, видеть то, что видели все, но думать так, как не думал никто». К нему она сейчас не имела отношения, потому что на этой странной планете именно он видит то, что недоступно другим. Только это оправдывает его недисциплинированность и риск… Впрочем, каждый настоящий поиск путь по узкой грани, тончайшему острию непримиримых противоположностей. По ту и по другую сторону грани пропасть, катастрофа… Как у него сейчас…

Он почувствовал, что ночной холод начинает проникать в скафандр. Первыми его ощутили ноги. Надо было двигаться, и он направился к устью шахты.

В красновато-пепельном свете двух марсианских лун мертвая равнина казалась призрачной. Звезд в небе почти не было видно. Устье шахты чернело подобно раскрытой пасти.

Кирилл остановился в нескольких шагах от шахты. Свет, выходящий из глубины, почему-то не удивил его.

Нащупав на поясе скафандра кнопку диктофона, Кирилл спокойно ждал, что последует дальше. Потом нажал кнопку и заговорил, стараясь зафиксировать все, что видел и чувствовал.

Запись кончилась на полуслове.

— Ну вот, — сказал Кирилл, — именно в этом месте вы меня настигли. Не знаю, почему, но ваше появление сразу прервало поток информации. Либо, переключив внимание на вас, мой мозг потерял возможность фиксировать ее. Черт бы вас побрал с вашей заботой!

— Пожелание относится только ко мне, — объявил шефуня, ребята абсолютно ни при чем. Я заставил их пойти, хотя им очень не хотелось просыпаться.

— Тем более что мы ничего и не видели, — проворчал Муса.

— Последнее, что запечатлелось в моей памяти, — добавил Кирилл, — и что, естественно, уже не попало на пленку, были их корабли, взлетающие с равнины, похожей на здешнюю. Я еще успел подумать, что они напоминают те, о которых рассказывал Невилл Джикс… Но в этот момент кто-то ударил меня по шее.

— Я ударил, — подтвердил шефуня, — ты не отвечал, когда мы к тебе бежали. Я был уверен, что ты уже замерз насмерть.

— Если бы вы появились минут на десять позже, — вздохнул Кирилл, — я, может быть…

— Тебе наверняка пришлось бы оперировать ступни, — прервал шефуня, — а так ты отделался только отмороженными пальцами на ногах. Пальцы придется починить на Базе. И пока тебя будут там ремонтировать, я смогу спать спокойно.

— Больше это уже не повторится, — заверил Кирилл, — дело сделано. Не хотелось бы быть нескромным, но, думаю, нам удалось решить одну из старейших загадок, волнующих человечество. И главное — мы теперь твердо знаем, что они тут были, оставили свое послание, которое предстоит читать не одному поколению ученых. Думаю, что рано или поздно подо льдами удастся разыскать и какие-то материальные памятники умершей цивилизации. У меня уже есть на этот счет кое-какие соображения…

— Нет, погоди, — искренне возмутился шефуня, — ты еще посидишь под карантином месяца три-четыре, после того, как тебе вылечат пальцы на ногах. Еще неизвестно, как на тебе отразится этот ночной сеанс «потусторонней связи».

— Теперь я согласен даже на карантин, — усмехнулся Кирилл. — Надо свести воедино, подробно описать все, что нам удалось выяснить… Вы заметили, что наблюдения Азария и Энрике хорошо увязываются с моей диктофонной записью.

— Мы, конечно, продолжим это дело, — сказал Бардов, по привычке поглаживая бороду, — придется осторожненько проверить, может, не ты один у нас такой способный. Если с тобой действительно ничего не случится, станем смелее, будем тренироваться в укреплении «потусторонних связей»; в конце концов и приборы сконструируем для электронной записи информационного поля…

— Если даже теперь со мной что-то и случится… — начал Кирилл.

— Это уж ты, дорогуша, брось, — обрезал шефуня. — Запомни, ничего не может случиться. Ты — экстрасенс, ты сам прекрасно знаешь это. Экстрасенс от рождения. А других экстрасенсов мы тут воспитаем, базируясь на твоем опыте. Понял? Ты сам уверял, что эти способности заложены в каждом из нас. И я это, между прочим, сегодня ночью понял. Поток информации, которую принимал ты, переключился на несколько мгновений на меня, когда я… погладил тебя по шее.

— Интересно, — воскликнул Кирилл, — и что же вы увидели?

— Не «вы», а «ты», — поправил шефуня, — я увидел твои корабли, взлетающие в космос, и понял, что они направляются к Земле.

— А дальше?

— Что дальше?

— Когда они достигли Земли? В какую эпоху земной истории?

— Э-э, чего захотел! Разве можно все сразу? Это предстоит выяснить. Как и многое-многое еще.

— Что же получается, — воскликнул Роман, — предки человека пришли на Землю отсюда?

— Категорически утверждать пока ничего нельзя, — задумчиво сказал шефуня, — мертвый Марс начал нам приоткрывать поразительные вещи; но пройдет еще очень много времени, прежде чем хранящаяся тут информация, заключенная в так называемом «информационном поле» или в какой-нибудь иной «материи», позволит вынести окончательное суждение. Нащупано принципиально новое направление поиска, научных исследований, важность которых для человечества, вступившего в космическую эру, переоценить невозможно. Энрике и Азарий отдали свои жизни не напрасно. Приоткрываются совершенно ошеломляющие возможности разума, о которых люди даже не подозревали…

— Как вы, вероятно, поняли из диктофонной записи, — добавил Кирилл, — эстафета разумной жизни была принесена на Марс с Фаэтона. Какая-то частица фаэтонцев перед гибелью своей планеты переселилась на Марс. Это могло произойти еще в архейскую эру земной истории. Быть может, на Марсе сменили друг друга несколько циклов цивилизации и лишь представители последнего здешнего цикла переселились на Землю. Все это предстоит еще изучать, уточнять… Более определенно мы можем теперь говорить об истории самих планет земной группы. Они рождены Солнцем в разное время: Фаэтон был старшим в этом семействе, Венера, а может быть, и Меркурий наиболее молодые. Фаэтон давно закончил свое существование, Марс дряхлеет; в его нынешнем облике — будущее нашей Земли, также, как на Венере — ее далекое прошлое. Условия на Венере пока непригодны для высокоорганизованной жизни, как они были непригодны на Земле в архее и раннем палеозое, когда тут на Марсе жизнь била ключом. Если наша нынешняя цивилизация уцелеет, не исключено, что далеким потомкам землян предстоит переселение на Венеру, когда условия на стареющей Земле станут подобны марсианским. И, покидая Землю, они, может быть, оставят там послание грядущим исследователям, подобное тому, какое оставлено тут. Я хотел бы верить, что эстафета разума бесконечна.

Примечания

1

Историческая селенология — история развития Луны (в настоящее время существует в зачаточном состоянии).

(обратно)

2

Керн — столбик породы, в данном случае льда, извлеченный из буровой скважины.

(обратно)

3

Гониометр — углоизмерительный кристаллографический прибор, позволяющий менять в различных направлениях положение кристалла относительно светового луча.

(обратно)

4

Мезозой — мезозойская эра геологической истории Земли. В абсолютном летосчислении — отрезок времени от 220 до 70 миллионов лет тому назад.

(обратно)

5

Нестационарные — быстро протекающие, взрывного типа.

(обратно)

6

Ex nihilo nihil fit (лат.) — из ничего ничего (не получится).

(обратно)

7

Нунатаки (эским.) — скальные выступы основания, поднимающиеся над покровными льдами в районах оледенения.

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***