Свет мой светлый [Владимир Павлович Детков] (fb2) читать постранично, страница - 109

оглянулся на дорогу. — Вон и сейчас стоит.

Серега выглянул в боковое окно, омылся свежим ветром и сразу увидел и дом, и одинокую фигуру Неходы с восклицательным знаком флажка в правой руке, и зеленый холмик под молодой березой… Сердце тревожно и радостно защемило. И он мысленно вставил только что виденный сон и все это в свое огромное-огромное письмо…

«Самая короткая дорога та, которую знаешь», — говорят в народе. «А еще короче и добрей — которая знает тебя», — с полным правом мог бы добавить разнорабочий поисковой партии, бывший десантник Сергей Крутов. Обратный путь его на базу по времени стал едва ли не вдвое короче и был осветлен тихой, как доброта, радостью, которой он одарял всех, причастных к ее рождению. И от этого радость не меньшилась, не крупилась на части, а росла, набухала, гранилась новой встречной радостью и заражала нетерпением дороги. Скорее, скорей нести ее дальше, к тому, кто еще не знает о ее рождении.

И только оставшись наедине с «газиком», он вдруг осознает счастливый итог утра, и каждая грань радости воскресит мгновенье встречи.

…Нехода приветливо заулыбался, завидев его, спрыгнувшего с тепловоза. А он, размахивая телеграммой, подбежал к старику и, не сдерживая чувств, обнял за плечи и прислонился своей заросшей щекой к его чисто выбритой.

— Оцэ добрэ, Сережа, оцэ добрэ, — часто помаргивая ресницами, повторял Нехода, прочитав три слова Лены. — А я вжэ баньку затопыв, та бачу, шо не всыдишь… Поспишай, поспишай, дило нэтэрпляче.

…И Лысуха, казалось, с нетерпением покосились на него и уже не выражала недовольства, когда он сел в седло, и сразу же за путями взяла бодрую рысь, точно знала, что везет…

…Меркуловну застал посреди двора в окружении кур. Она вытерла руки о передник, взяла протянутую телеграмму и долго смотрела на округлые буквы.

— Ой, хорошо-то как… И чужая вроде радость, а душе праздник, — наконец откликнулась она, смахивая тыльной стороной ладони подступившую слезу. И без слов было ясно, о чем печалилось и чему радовалось материнское сердце.

— Своя-то далече? — спросила.

Серега ответил.

— Далековато… Хоть и говорят — разлука любовь раздувает, да все ж лучше рядом быть. А то как задует не с той стороны…

…Нежданной-негаданной была встреча на воде. Серега только миновал железнодорожный мост, как-из-за поворота реки вылетела пестро раскрашенная лодка. Фигура мужчины в наглухо застегнутом дождевике и таком же брезентовом картузе показалась знакомой. А когда поравнялись и приветствовали друг друга взмахом руки, сомнений быть не могло — Харитон Семенович собственной персоной. Серега громко ого-гокнул и круто, развернул лодку. Харитон Семенович понял его маневр и сбавил ход. Мягко швартуясь к Харитоновой лодке и еще раз приветствуя его, Серега протянул листок телеграммы. Харитон Семенович степенно взял его, шевеля губами, зачел про себя три коротких слова.

— Ну, значит, полный порядок, — заключил после некоторого раздумья, вернул телеграмму и знакомо зыркнул прицелился на Серегу правым глазом.

После этого взгляда Сереге сразу захотелось задать ему ехидный вопрос о моторе: «Ну как, не захлебывается?» Но краски обеих лодок были так родственно схожи, что Серега неожиданно для себя сказал:

— Спасибо вам…

— Да и вроде не за что, — ответил Харитон Семенович, хитровато улыбнувшись, и так, не разгаданный, пустился дальше в свой путь.

…Митя, издалека признав голос своего мотора, вышел к реке всей семьей, с неизменным Каштаном. У Мити на руках был Акимка, и Серега протянул телеграмму Любушке. Она прочла ее вслух и, зардевшись в радостном смущении, прислонилась головой к Митиному плечу.

Радостно сияло на солнце и подворье Сосновых.

…Даже лай Харитоновой своры, проводивший Серегу за деревню, не показался ему в этот раз сердитым.

Машина взяла небольшой подъем, и за поворотом открылась поляна, охваченная полукружьем леса. Вчера в хмари и спешке Серега не заметил ее, а сейчас, высвеченная солнцем, она предстала во всей красе и очень напомнила ту самую, на которой увидел он среди ромашек распластанного Прохорова.

Серега остановил «газик» и выбрался из кабины. «Стриж», умытый Любушкой и подкрашенный Митей, имел отменно парадный вид и улыбчиво сиял фарами. Серега подмигнул ему и несколько раз взмахнул руками, разминая затекшую от долгого сидения спину. Ступил на поляну. Ромашку сорвал. И пока шел, с каждым шагом отрывал по лепестку, гадая: «Любит — не любит», и с последним лепестком — «любит» — остановился, суеверно поймав себя на том, что совсем не подумал, не произнес мысленно имя той, о ком гадает. Но само по себе это утверждающее «любит» легким волнением шевельнулось в душе.

В безветрии было непривычно тепло и ясно, травы дышали неведомым сенокосом, звенела тишина стрекотом вездесущего кузнечья, и голова шла кругом. Серега мягко осел в траву и, запрокинувшись на спину, широко распахнул руки. «Остров, остров, как ты