cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
в соседней комнате шептались, пересмеивались: похоже, и Алла Константиновна умела смеяться. Потом зашлепали шаги, вошла Марина.
— Не спишь? — Она стояла у двери в ночной рубашке.
— Да нет.
— Вот и я чего-то. — Она подошла к постели и села на край. — Много тебе с нами хлопот?
— Разве это хлопоты!
— Сам виноват, напросился. Хороший мальчик, а хорошим трудно жить.
Батраков хотел возразить, но не успел: жесткая нежная ладонь уже гладила его по лицу. Прочее произошло само собой: зажмурясь, ткнулся губами в ласковые пальцы, руки потянулись к женщине, под рубашку, в тепло — и тут же, одним движением скинув ночнуху, Марина нырнула под одеяло. Грудь у груди, пальцы, причитания, стоны, жадность и дрожь ее вздернутой губы… Бог ты мой, бывает же так!
— Хорошо тебе? — ее голос.
— А то не видишь…
— И мне…
Она снова потянулась к нему, и на этот раз было еще лучше.
— Я уж спать собралась, — сказала она, — Алла Константиновна не велела. Иди, говорит, а то будет нехорошо.
— Почему нехорошо?
— А это она не объясняет, — Марина засмеялась. — она только команды дает.
— Подруга твоя?
— Самая закадыка. Надежная и верная, вроде тебя. Видишь, какая я: сама плохая, а люблю хороших. — она усмехнулась.
— Почему это ты плохая? — Он не то, чтобы протестовал, просто спрашивал.
— Потому что сама навязалась! — прошипела она и прижалась к нему небольшими мягкими грудями.
Спорить Батраков не стал, но и поверить не поверил. Ему, конечно, хотелось знать про нее побольше, но самое главное он и так знал. С плохими так здорово не бывает. Плохой другого человека так никогда не поймет…
Вообще-то Батраков в людях разбирался так себе, знал это за собой и на всякий случаи обычно бывал осторожен: не раз и не два напарывался, пока не привык, что собственным начальным оценкам доверять нельзя… Но сейчас осторожности не было — была лишь неутоляемая мужская тоска по женщине, лежащей рядом, и горячая солоноватая жалость к родному бедному телу, к торбочке, к сарафанчику, к свалившейся на пол мятой ночнухе, к губке, вздернутой будто для поцелуя, к постельной умелости и покорности, к готовности ему, сегодня лишь встреченному, охотно и щедро служить. Мотается по свету в своих розовых тонких брючатах, ну, а осень — тогда как?
— Ну, а осень? — спросил Батраков. — Тогда как?
Она неопределенно шевельнула теплым плечом.
— Планы есть?
Подумала немного.
— У Аллы Константиновны бабка в Курской области.
— Ну и что?
— У них там сахарный завод, наверное, можно устроиться.
— У тебя какая специальность?
Ответила, но не сразу:
— Вообще-то поваром работала…
— А там кем рассчитываешь?
— Как получится.
— А чего ты зимой наденешь?
Поколебавшись, она сказала:
— У нас знакомый есть под Сухуми… у Аллы Константиновны. Свой дом, сад. Ну, и насчет работы может похлопотать.
— Он ей это обещал?
— Не обещал, но…
— Да, — сказал Батраков, — один план лучше другого… У самой-то родные есть?
И вновь пауза.
— Есть. Но можно считать, что нету.
— Ладно, — сказал Батраков, — прорвемся… Значит, так. Курская бабка, сухумский знакомый — это все одно воображение. Короче — оставайся со мной.
— А я не с тобой, что ли? — шевельнула она губами и опять пошел разговор кожи с кожей, сладкий полет двух вмятых друг в друга тел…
Батраков отрезвел и заметил, что начало светлеть. Часа четыре, наверное.
— Так остаешься? — проговорил он безразличию, как о деле решенном и потому маловажном.
Но полет уже кончился, они вернулись, лежали теперь порознь, и она поинтересовалась с легкой настороженностью:
— А зачем это тебе?
— Значит, надо. — Он хотел сказать, что жалеет ее и любит, но чувствительные слова с языка не шли, и он объяснил, как получилось: — Такой бабы, как ты, у меня никогда не было.
— А много у тебя их было?
— Все мои, — в тон подначке ответил он. Но, убоявшись, что разговор сползет в шутейную болтовню, уточнил серьезно: — С десяток было.
— Богатый, — незло усмехнулась она.
Вроде бы, и ее полагалось спросить про то же, но Батраков не стал. Не хотел ничего знать — не боялся, просто нужды не было. Если жизнь вдвоем получится, пускай начнется с нуля, с сегодняшнего дня.
— А хороших сколько? — это уже без усмешки.
— По-своему, все ничего, — сказал он, — но по-настоящему — одна.
— Где же она?
— Умерла. Замерзла. Там, в Читинской области, как раз когда я шоферил.
Марина приподнялась на локте:
— Это как же?
— Пила она. При мне держалась, не давал. А тут уехал на два дня, она и отвела душу. В своем дворе замерзла, десять шагов до двери. Приехал утром, а она…
— С чего пила-то?
— Не знаю. Она на восемь лет старше была, мне уже пьющей досталась… Ты-то не пьешь?
Она ответила шуткой, видно, уже привычной:
— Мы с Аллой Константиновной как солдаты — не напрашиваемся, но и не отказываемся.
— Теперь будешь отказываться, — не жестко, но твердо
Последние комментарии
8 часов 8 минут назад
9 часов 41 минут назад
13 часов 35 минут назад
13 часов 39 минут назад
19 часов 8 секунд назад
2 дней 6 часов назад