2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
деревья, которые, казалось, растут прямо из камня и кирпича, низкие, едва освещенные проходы, лавки Бальзаковских повестей, какие-то пещерообразные, обожженные, с трещинами по фасаду, с балконами, готовыми обрушиться вместе со своими проржавевшими решетками и с прилавками, уставленными невероятно подозрительного вида товарами.
— Идем опрокинуть стаканчик! — предложил Пурайль, и все вошли в кабачок "Дети Рошеля", с ржавыми столиками на террасе; под низкими вонючими сводами этого кабачка могло поместиться человек пятьдесят. Вся окружающая местность, насколько можно было охватить взглядом, говорила о грубой жизни людей, — прогнившие развалины, заводы, фабрики, дровяные склады, одиноко стоящие доходные дома, бесконечные пустыри с печально девственными зарослями, и свалки нечистот. Все это, вместе взятое, во тьме, расцвеченной лишь светом фонарей, будило страсти, толкало на беспутство и преступление. Человек окинул все это долгим взглядом, потер руки и сказал:
— Тут оборванцам широкий простор.
Подали абеннт, пиво и водку. Исидор Пурайль схватил свою "зеленую", полюбовался ею на свет своим куриным глазом, прибавил немного воды и сразу проглотил половину. Затем возбужденно и весело заявил:
— Если пострадавшие от обвала погибнут, виноваты будут подрядчики, никто, как они!
— Разве можно знать? — тихо возразил человек с лицом Сократа, Жюль Кастень, прозванный Фомой. — Я хочу сказать, — продолжал он, — что всего предвидеть нельзя. Земля — вещь предательская. Можно знать ее, как свои пять пальцев, и все же надо ее опасаться: нет-нет, а она вас и проведет.
— Ну, пошел ты, чорт тебя побери! — ругнулся Пурайль. — Если мой двоюродный брат погибнет, то виной тому, конечно, будут эксплоататоры. Не след тебе за них и заступаться. Я-то их знаю. Не будь у них нужды в нас, они бы нас всех перестреляли.
Человек потряс своей бородой и сказал:
— Он прав, между нами и буржуазией нет ничего общего.
Это было не ново. Самые молодые слышали это тысячу раз. Но произвело впечатление то, как это было сказано. В лице человека было в эту минуту что-то упорное, торжественное и таинственное. Его широко раскрытые глаза горели искренним и захватывающим огнем. Он не жестикулировал, одним движением руки он, как бы подчеркнул свои слова, придал им силы и возбудил всеобщее любопытство.
— Да, — продолжал он, повышая голос, — эксплоататоры и рабочие не могут и не должны приходить к соглашению, это было бы противоестественно.
— Почему? — спросил Кастень, — ведь, это то же, что утверждать, что машины не следует смазывать.
— Это то же, что сказать, что лошадь и человек не могут прийти к соглашению. Лошадь должна подчиняться, человек — понукать; смешно, если бы было наооброт.
— Для нас это выходит не очень лестно, — снова возразил Кастень. — Если мы только лошади, — продолжал он, — уж тогда, конечно, ничего не поделаешь! Если же мы такие же люди, как и капиталисты, то можно сговориться. Так оно из твоего же сравнения выходит.
— А если мы — люди, мы должны это доказать. А докажем мы это только тогда, когда бросим работать, как вьючные животные.
— Да я, ведь, не говорю, что мы не должны работать на лучшее будущее. Это наше право и наш долг. Я только спрашиваю, почему мы не можем прийти к соглашению? Почему бы нам не быть одновременно и рабочими, и капиталистами?
— Я уже сказал почему, — спокойно ответил человек, — потому что это было бы противоестественно.
Он встал. Глаза его глядели, казалось, куда-то очень далеко, за пределы Бютт-о-Кайль.
— Это противоестественно, — повторил он, — потому что инстинкт наш, как инстинкт животных, от которых мы происходим, подсказывает нам, что мы только силой можем удержать то, что взяли силой, и силой же брать дальше. Если мы будем разговаривать с эксплоататорами, — мы, конечно, будем обмануты и уничтожены. Да они и не могут поступить иначе, даже если бы и хотели, не могут. Занятая ими позиция их к тому обязывает. Если бы это было не так, разве, с тех пор как отцы наши выкинули лозунг социализма, буржуазия не имела бы достаточно времени, чтобы хоть сколько-нибудь улучшить условия нашего быта? Многие из них были полны добрых намерений, многие хныкали над нищетой пролетариата, многие проповедывали служение народу. В результате же капиталист не сделал ни малейшей уступки, помыкает нами по-прежнему и также, если не больше, угнетает.
— Нет, сдвиг есть, — сказал Кастень.
— Возможно. Но этим сдвигом мы обязаны только себе. Это сделали наши стачки, наши требования, страх, который мы сумели внушить, и партийные раздоры тех, кто сидит у пирога. Да и сдвиг-то пустяшный! Сравни-ка его со сдвигом науки. В руках человечества сейчас в десять раз больше средств, чем в 1848 году. Стоит только захотеть и можно сделать так, что все будут сыты, все будут иметь просторное помещение, хорошую одежду, отдых, покой и даже роскошь; под роскошью я разумею тот комфорт, который только сейчас называется роскошью, а со временем будет
Последние комментарии
1 час 50 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад