Письмо Касьянова из отечества [Иван Сергеевич Аксаков] (fb2) читать постранично, страница - 2

верхушки: Арараты залиты водою, а низменность суха. Простой народ вовсе и не глядит либералом: я нахожу, что это преудобно! Вы ко всему этому присмотрелись, а для меня, так давно не бывавшего в России, все это было ново и даже умилительно. Наружность Петербурга, например, все та же, и тот же шпиц адмиралтейства, та же Нева, та же Петропавловская крепость, тот же Исакий, та же масса чиновников и военных, – но и чиновники, и военные имеют в манерах своих что-то эдакое, либеральное, расхаживают по улицам с такою либеральною развязностью, что иностранец-путешественник решительно должен почувствовать себя в земле свободы чуть не в Англии… Я понял увлечение г-на Скарятина, издателя газеты «Весть», вообразившего себя в Петербурге, даже среди петербургской зимы, под жарким небом Италии, чуть-чуть не на берегу Средиземного моря, издателем какой-нибудь туринской газеты… Да-с, по серьезному уверению некоторых петербургских чиновников, не то что француз, но сам англичанин нам завидует или скоро должен позавидовать. Вообще я подметил в чиновническом мире нечто похожее на авторское самодовольство, на то чувство, которое порождается в человеческом сердце «авторством». И немудрено: едва ли есть хоть один не слишком мелкий чиновник, который бы не был автором нескольких либеральных проектов и членом нескольких комиссий. Мало того. Вы помните, как Манилов утопал, обыкновенно после обеда, в сладких мечтах о том, что начальство, узнав о его дружбе с Чичиковым, произведет их обоих в генералы. Нечто подобное встретил я и теперь в своих разъездах по России, с тою разницею, что Манилов наших дней мечтает уже о том, что начальство, узнав об его либерализме, произведет его в генералы…

В литературе… в литературе я нашел очень хорошее настроение. Я разумею собственно журналистику или публицистику: другой литературы, кажется, теперь и в заводе нет. Кроме малых исключений, так все это слажено, такая согласная музыка труб и литавр, что за этими звуками других почти и не слышно. Что-то такое торжественное, как добрая полковая музыка, все марши и кантаты, все в мажорном тоне. Литературные тамбурмажоры так это грациозно и вольно помахивают палочками… Да, совсем другой тон в нашей литературе, чем прежде. Прежде к ней могли примениться эти два стиха:

а теперь, по-видимому, нет ничего болезненного и она цветет здоровьем. Я говорю «по-видимому», – говорю, по первому впечатлению. Такой aplomb развился в ней! Так это она рассуждает с достоинством, с таким сознанием своего общественного значения и силы, – все это «мы», «мы», «мы». «Мы, говорит, гордимся патриотизмом русской прессы»… «Мы, говорит, желали бы спросить английскую прессу, почему она себе дозволяет то и то»… Уверяют даже, что английская пресса начинает потрушивать.

Заглянув в газеты по возвращении, всмотревшись в их независимые приемы и аллюры, я невольно воскликнул: «Европа, настоящая Европа!» (Этот комплимент, впрочем, к вам уже никак не относится: «Голос» объявил недавно, по поводу вашей статьи о иезуитах, что от вас веет ему и прочим чинам российской прессы, татарщиной). Да и как же не Европа! Развертываю одну газету и читаю:

«В социальном и артистическом отношении блистательны были оба раута князя A. M. и по случаю обоих любезность и внимательность его к прекрасному полу была положительно неистощима… Князь имеет, по крайней мере, столько же почитательниц, как и почитателей. Зная, сколь князь приветлив и как он всегда успеет разглядеть цветок, приколотый кстати и платье, которое к лицу, наши великосветские дамы много истратили изобретательности, вкуса и денег, соперничествуя в изыскательности нарядов и причесок по поводу обоих этих раутов. Царицею первого была княгиня Е. П. К.^[1] На втором общее внимание возбудила идеальная красота юной княгини М. С. Д. Княгиня была этот раз положительно осыпана бриллиантами, а она и без того ослепительно хороша»…

Далее рассказывается про туалет княгини О., про голубое платье графини М. И. О. С. и пр., пр., говорится, что князь истинный меценат, и что между прочим на первом рауте в нынешнюю зиму был у него г. Феоктистов…

Да по-русски ли это писано? Не мерещится ли мне, – спросил я сам себя. Не читаю ли я «nouvelles de high-life» в «Le Nord»? Весьма по-русски, вот оно даже наше сколь! Это наша русская патриотическая фешенебельная газета «Весть», издаваемая тем самым господином, что воображает себя в Петербурге под жарким небом Италии, – это ее N 14-й, от 5 апреля, стр. 14 и 15, и тут же на 15-й странице помещено известие о «переселении Польской шляхты», по распоряжению правительства, в Самарскую губернию…

Европа, настоящая Европа!.. Беру другую газету и читаю статью против вывозных пошлин: негодование на протекционизм, негодование на систему охранительных пошлин, негодование на Францию за ее высокий тариф на тряпье, имеющий целью поддержать бумажные фабрики, и изъявление