За дверью [Анатолий Анатольевич Махавкин] (fb2) читать онлайн
- За дверью (а.с. Звери у двери -2) 636 Кб, 192с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Анатолий Анатольевич Махавкин
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Махавкин Анатольевич Звери у двери. Часть 2 ЗА ДВЕРЬЮ
ОЛЬГА. СНЕГ
К утру начинается снег. Низкие тучи, уже четвёртые сутки, не пропускающие ни единого лучика солнца, наконец то выпускают на свободу мириады белых точек, которые медленно плывут в ледяном воздухе, постепенно превращаясь в огромные пушистые снежинки, скрывающие под белым великолепием всю омерзительную грязь мира. Как это всегда и бывает, с началом снегопада, город преображается, заметно светлея, точно серо-чёрные стены зданий наконец-то покрасили, а улицы отмыли от десятилетних наслоений мусора. Снегопад настолько плотный, что даже тучи, породившие его, исчезают из виду, да и сам посвежевший город мало-помалу пропадает, растворяясь в ослепительной белой пелене. Словно это не крошечные капельки замёрзшей влаги опускаются на землю, а какая-то мощная кислота, постепенно разъедает ткань мира, не оставляя ничего, кроме множества, суетливых белоснежных точек. За пологом снегопада даже звуки кажутся неизмеримо далёкими, доносясь откуда то с противоположной стороны местного плоского мира. Где-то, в другой вселенной, глухо ржут лошади, едва слышно лают собаки и совсем уж беззвучно пищат человеческие голоса. Блаженная тишина, столь редкая для здешних мест, подступает всё ближе, укутывая в плотное одеяло и убаюкивая, словно заботливая мать. Лишь резкие выкрики чёрных падальщиков диссонируют с близящимся безмолвием, но этот контраст лишь ещё больше усиливает общее впечатление покоя. И даже ветер, постоянный гость здешних переулков и домов, изобилующих щелями, куда-то спрятался, изредка давая знать о себе резкими порывами, взметающими снежные облака и несущими их по земле. А после, устыдившись собственной наглости, ветер вновь прячется в потаённые норы, смущённо виляя длинным хвостом. И снег вновь неспешно опускается вниз, с чувством собственного достоинства, игнорируя дерзкие выходки наглого шалуна. Открытое окно в каменной стене источает ледяной холод зимы, пропуская внутрь особо любопытствующие снежинки. Некоторое время они беззаботно порхают в воздухе, а потом, утратив интерес, опускаются на пол, уже успев образовать там небольшой сугроб. Камин не работает давным-давно и кажется, никакое тепло уже не сможет растопить крошечный белый бархан. Здесь было так же, как снаружи: холод, покой и снег. Я поставил старое деревянное кресло около окна и всю ночь читал потрёпанный том любовной лирики, поглядывая то в тёмное, без просвета, небо, то в строчки, наполненные столь же чёрной непроглядной тоской. Почему-то у местных сочинителей, любовные стихи ассоциировались только со смертью, болезнями и прочими негативными вещами. Симптоматика, однако, но мне нравилось. Разве не прелесть, сидя в тёмном помещении, наполненном свежим морозным воздухом, читать балладу о несчастных сердцах, обречённых на вечное скитание в беспросветных водах загробного океана. Когда тучи озаряются первыми лучиками света, а с неба прилетают разведчики грядущего снегопада, я откладываю пахнущий мышами том на высокий столик о единственной резной ножке и начинаю просто смотреть за окно. Мыслей нет. Никаких. Хочется просто смотреть на пушистые снежинки, медленно порхающие в прозрачном воздухе, сравнивая узоры, размер и прочие мелочи, не интересные никому, кроме меня. Ольга появляется в тот момент, когда одинокие снежинки сменяются сплошным потоком белого, скрывающего от взгляда башни замка и приземистые строения, льнущие к закопчённой ограде. Сначала возникает ощущение чьего-то присутствия, но проём двери остаётся тёмен и пуст. А потом, как смутное видение, в нём проступает зыбкий силуэт, неподвижно застывший во мраке. Девушка безмолвно наблюдает за мной, но глаз я не вижу: только тьму под низко опущенным капюшоном плаща. Прямые, ослепительно белые волосы, истекают наружу двумя потоками и это — единственное светлое пятно в предутренних сумерках комнаты. — Снег, — едва слышно шепчет Оля, не двигаясь с места. — Да, — соглашаюсь я, откидываясь на спинку кресла, — красиво. Иди ко мне. — Почему ты не растопил камин? — спрашивает она, оставаясь в дверях, — здесь так холодно. На улице тоже холодно и нигде нет спасения от льда и мороза. Я не отвечаю. К чему отвечать? Холод не снаружи. Холод притаился внутри неё. В том самом месте, которое люди обожают называть душой. Думаю, у нас её нет, но это вовсе не повод считать, будто мы напрочь лишены способности чувствовать и сопереживать. Кто-то больше, кто-то — меньше. Иногда у меня возникает ощущение, будто Оля пытается впитать всю боль этого мира и пережить её. Этот холод не способен согреть не один камин. Тем не менее, я встаю и начинаю разжигать пламя. Мёрзлые деревяшки, со стуком, падали в тёмную глубину каминного жерла, навевая сонм недобрых воспоминаний. С таким же звуком, падали тела мертвецов, застигнутых непогодой на улицах славной столицы. Ночью никто не решался открывать двери на стук, справедливо опасаясь бандитов, рыскающих в темноте переулков и несчастные просто замерзали, обращаясь в большие мёрзлые колоды, уже ничем не похожие на живых существ. Утром их собирали и везли в загодя отрытые карьеры, которые зароют лишь с наступлением весны. Как-то, поддавшись уговорам Наташи, принимавшей активное участие во всём, что ей казалось интересным, я отправился на утренний сброс. Та ночь выдалась особо холодной, и мы очень долго смотрели, как обындевевшие туши стучат о мёрзлую землю, скатываясь вниз. Ната спросила: могу ли я написать поэму, об увиденном. Я просто назвал её психопаткой и ушёл. Я оборачиваюсь. Ольга переместилась от двери к окну и теперь стоит, прислонившись головой к стене, глядя на падающий снег. Возможно мне кажется, но по белой щеке медленно скользит капля влаги. Скорее всего, одна из снежинок растаяла. — Такая длинная зима, — шелестит тихий голос, и узкая ладошка отбрасывает капюшон, — такая длинная и холодная зима. Так много одиноких брошенных детей на этих заледеневших улицах. Да. И так каждую зиму. Когда зима переваливает за середину, голод становится настоящим палачом для простых людей, живущих в Приканалье, Сыром районе и Слободке. Проблема в нежелании думать головой, когда люди хотят трахаться и естественно, каждая семья переполнена ордой малолетних спиногрызов. Половина из них мрёт ещё в младенчестве, от целого вороха непонятных болезней, но и тех, которые выжили, вполне достаточно, чтобы озадачить мамашу, созерцающую пустые мешки и лари. По доброй традиции здешних мест, с наступлением зимних голодов, лишних детей вышвыривают на мороз. Результат вполне очевиден: здешние температуры отправляют в карьер и людей покрепче. Как ни странно, но население Лисичанска продолжает увеличиваться. Я достаю из промасленного мешочка трут, щёлкаю огнивом и принимаюсь разжигать непослушное пламя. Сухие соломинки, специально припасённые для такого случая, легко вспыхивают, но также быстро сгорают. В конце концов, мне-таки удаётся вызвать дух крошечного огонька, и он нехотя штурмует мёрзлую деревяшку. Дрова разгораются медленно и неохотно. Хорошо хоть дворцовый печник знал своё дело, иначе вся комната оказалась бы заполнена удушливым дымом. Но всё имеет свой конец. В том числе и попытки добыть огонь Жёлтые язычки пламени торжествующе седлают сдавшиеся поленья, и каминная решётка отбрасывает чёрную тень на пол комнаты. Я поднимаюсь на ноги и обнаруживаю Олю, стоящую рядом. Она тянется ко мне и обнимает, прижимаясь щекой к моей спине. Так мы и стоим, неизвестно сколько. Долго. Дерево в очаге успевает основательно прогореть и требуется добавить поленья, не дав пламени угаснуть. — Хорошо, — говорит Оля и трётся носом о меня, — так спокойно и не хочется, чтобы всё это заканчивалось. — Подожди, — я осторожно освобождаюсь из её объятий и кормлю ненасытное пламя. Потом беру кресло и ставлю его рядом с камином. Похоже, температура хоть и немного, но поднялась: маленький сугроб у окна превратился в крошечную лужицу. Мы садимся в кресло и прижимаемся друг к другу. Я знаю: Оля любит так делать, и мы можем часами сидеть рядом, глядя на что угодно. Важно лишь ощущение тёплого тела и умиротворение, вызванное этой близостью. Дрова в камине жизнерадостно потрескивают, пожираемые хищными язычками и весёлые тени пляшут на стенах, напоминая театр теней, в котором мы как-то побывали. Кажется, нас туда затащила Галька, которую всегда тянет сунуть нос в каждую неизвестную щель. Вывеска: «Театр теней, с ужасающими монстрами и соблазнительными картинками непристойного характера» просто не могла оставить её равнодушной. Означенный театр оказался жалкой комнатушкой, половина которой скрывалась за полупрозрачной ширмой. Зрителей-людей почти не было: трое подростков, длинноволосый дедуган, да парочка, скрывающая под тёмными плащами добротную одежду: невесть откуда взявшиеся в этом районе дворяне. Мы не стали снимать капюшоны, демонстрируя обличье, ибо наша внешность уже успела стать притчей во языцех. Я бросил пару монет полуслепой старухе, сидящей у входа, и мы отошли в угол, пытаясь не привлекать внимание. Представление, то ли уже началось, то ли вообще не прекращалось. На сером экране ширмы скользили странные картинки, то — чёткие и мелкие, то — крупные и расплывчатые. Иногда они вообще ни на что не походили; иногда начинали напоминать настоящих людей, идущих, дерущихся, занимающихся любовью. Девчонки увлеклись, а мне очень быстро стало скучно от всего этого однообразия. Я начал было рассматривать парочку дворян, вспоминая, не видел ли их в королевском дворце, но тут Галя ткнула меня локтём под рёбра. — Смотри! — прошипела она, с каким-то истинно первобытным восторгом. Это действительно впечатляло: по грязной поверхности ширмы бежала тень льва, точнее — львицы. Она замирала, поднимая голову, потом опускала морду к земле, словно выслеживала добычу, а потом вновь начинала стремительный бег. Само зрелище завораживало, но окончание и вовсе сбило меня с ног. Зверь бежал и вдруг, на бегу, внезапно превратился в силуэт длинноногой девушки с распущенными волосами. Галя так бешено зааплодировала, что остальные зрители тотчас удивлённо уставились на неё. Один из дворян прищурился, видимо узнал и тут же принялся шептать на ухо другому. — Это меня показали! — пояснила Галька, — точно, меня. — Достойная замена телевизору, — проворчал я, пытаясь скрыть замешательство. — Чему? — девушка изумлённо уставилась на меня, — ты это сейчас о чём? Мы, с Ольгой, переглянулись. Она явно не шутила. Похоже, пока мы продолжали тащить за собой багаж ненужных воспоминаний, сомневаясь, оставить его или нет, Галя решительно распорядилась старой рухлядью, отправив на помойку. Галя…ГАЛЯ
— Мне здесь до смерти надоело! — заявила девушка, яростно пиная ни в чём не повинное кресло, вынудив его жалобно скрипеть, — этот чёртов тёмный пыльный дом! Мне здесь тесно. Хочется чего-то большого просторного шикарного. — Королевский дворец, например, — подсказала Наташа, даже не улыбнувшись. Галя, нахмурившись, посмотрела на неё и задумалась. О боги! Она восприняла шутку вполне серьёзно. — Вообще-то, — заметил я, решив вмешаться, — это — очень даже удобная постройка. Район всё ещё остаётся незаселённым, поэтому мы не слишком привлекаем внимание, кроме того есть возможность незаметно избавляться от мусора. От трупов, например. — Трупов? Фи! — поморщилась Наташа, рассматривая выпущенный коготь, — тела, мон шер… — И я бы не называл дом тесным. По сравнению с остальными, это — настоящий стадион. Галина, обиженно надув губки, смотрела в стену за моей спиной. По всему было видно, все мои слова она старательно игнорирует. Если девушке пришла в голову какая-то фигня — пиши пропало. Остановить её безумства был способен лишь я, но применять ГОЛОС ещё и в таких ситуациях… Мы располагались в гостиной. Обстановка здесь немного изменилась за те несколько месяцев, которые мы провели в Лисичанске, причём, в лучшую сторону. В основном постарались девочки. Именно они отыскали мебель, больше имеющую право называться таковой, по сравнению с тем уродством, которое присутствовало в доме прежде. Пять, почти одинаковых, глубоких кресла, три небольших столика, шлифованного дерева, на резных ножках, яркие гобелены, с изображениями фантастических птиц и драконов, и множество кованых канделябров со свечами. Теперь здесь, как бы не возмущалась Галя, было постоянно светло. На досках пола обосновались пушистые ковры, приятно щекотавшие пятки длинным ворсом. В общем, домик стал очень даже уютным, и я никак не мог понять, какого дьявола нужно нашей скандалистке. — Это она комплексует не из-за дома, — вполголоса пояснила Оля, расположившаяся в кресле рядом со мной, сопроводив фразу лёгким смешком, — сегодня, когда мы прогуливались по центру, какая-то дрянь едва не наехала на нас каретой, а потом ещё осмелилась помянуть быдло, шляющееся где попало. — Это была карета барона Орляты, — Галя запрыгнула в кресло и охватила ладонями колени, прижав их к груди, — на ней обычно катается его очередная пассия. Тупые шлюхи! — Иди в любовницы к барону, — хмыкнул Илья, стоявший у камина, спиной ко всем нам, — покатает и тебя. Галя даже не поняла в чём суть насмешки. — Я хочу собственную карету! — сверкнула она глазами, — большой дом и кучу слуг. Понятно? — Ух ты, — Наташа изобразила на себе пышное великолепие в стиле обычного летнего променада у дворца Медведки и медленно прошлась по гостиной, — а теперь выступает пресветлая баронесса Галина и её компаньонки. Слуги — вон! Быдло простолюдное! — Ну, как-то так, — нет, Галя определённо не воспринимала сарказм, — даже если бы мы решили забрать себе королевский дворец, кто бы смог нас остановить? — Забавный будет прецедент, — пробормотал Илья и поворошил затухающие угли, — революционная бригада, имени Влада Цепеша экспроприирует дворцы аристократов в свою пользу. Я уставился на него. Потом медленно перевёл взгляд на приумолкших девушек. А ведь действительно: чего нам бояться? Почему мы продолжаем вести себя так, словно, как прежде, остаёмся людьми, с их огромными слабостями и ничтожными потребностями? Это — как наш первый выход по наводке Ножика. Мелкий гангстер попросил нас устранить банду Подкидыша — здоровенного головореза, который умудрился переждать Напасть в пригороде Лисичанска. Бандит, одним из первых, вернулся в столицу и тут же потребовал от Ножика убираться прочь, вместе с его молокососами. Силы были явно неравны: полсотни закоренелых убийц, против полутора десятка подростков. Мы, с Ножиком, сидели полночи, пытаясь определить, как лучше проникнуть в трактир «Под звездой», чтобы нас никто не заметил и не поднял на ноги всю банду. Наташа некоторое время внимательно слушала нас и рассматривала карты, которые мы чертили на стене: я — когтем, а мой подопечный — угольком. Потом девушка снисходительно назвала нас болванами и провела одну жирную линию, прямо в главные двери. Так мы и поступили. Я выломал толстенные ворота одним ударом ноги, и мы вошли внутрь, все четверо. Было забавно! Огромные полуобнажённые мужики носились в дымном сумраке, натыкались друг на друга, поднимались, хватались за оружие, некоторые даже пытались сопротивляться. И сдыхали, один за другим. Подкидыш забаррикадировался на втором этаже и потребовалось несколько хороших ударов, чтобы переломать все брёвна и доски, закрывающие путь к цели. Галя и Натка слегка повздорили, выясняя, кому именно достанется истошно вопящий великан, с двумя длинными саблями в татуированных руках. Мы, с Ольгой, не вмешивались: мне хватило развлечений и без того, а Оля не очень жаловала подобные аттракционы. В конце концов, девушки пришли к общему мнению и сообща исполосовали когтями мощного бандита, а потом, истекающего кровью, но ещё живого, выбросили в окно, постаравшись непременно насадить тело на колья ограды. Галя радовалась, как ребёнок, а Наташа возбуждённо облизывала губы и требовала немедленного секса именно здесь, среди огня, крови и смерти. Это действительно было возбуждающе. Потом, когда мы вернулись домой и Галя начала, смеясь, рассказывать Илье о наших подвигах, он ужаснулся и назвал нас кровожадными тварями. Наташа, в ответ, спокойно заметила, дескать крови никто не жаждал и вообще, ей не нравится, как это звучит. Дав словесный отпор, она отвесила парню оплеуху, от которой он отлетел к стене. Это бесполезное морализаторство утомляло не меньше, чем постоянное Пашино нытьё. Тот вечно скулил, что рано или поздно ловчие Церкви доберутся до нас и сожгут. Особенно проникновенно эта песня звучала, когда его заставляли транспортировать опустошённые тела к каналу. Кажется, я отвлёкся. — Ты знаешь, — медленно сказал я и переглянулся с Олей, — хоть этот дом и нравится мне, но стоит попробовать нечто большее. Тем более, я просто не могу позволить шлюхам какого-то Орляты безнаказанно обижать моих девочек. Илья отбросил кочергу и обернулся, уставившись на меня. В его жёлтых глазах, как обычно, горел огонёк голодного возбуждения. — Ты спятил, — едва ли не испуганно пробормотал он, — однозначно. Как ты себе это представляешь? Одно дело громить бандитские малины и вырезать ночлежки, а совсем другое — потрошить местную знать. — На вкус все одинаковы, — демонстративно зевнула Наташа и выпустив когти, полюбовалась их блеском, — это они думают, будто у дворян кровь белого цвета, а на самом деле, нет никакой разницы. — Ловчие, — начал было Илья, сделав пару шагов в нашу сторону, но я лишь махнул рукой. — Остынь, это на тебя так голод действует. Будешь упорствовать — покормим раньше времени. Парня просто передёрнуло, а вот Галина сразу же оживилась: она обожала эти процедуры. Обессилевший от голода Илья не мог сопротивляться и девушки легко прижимали его пальцы к жертве, бьющейся в моих объятиях. Кричали оба — и пища, и едок. Сначала. Потом оба умолкали. Великое дело — инстинкты! Именно они вынуждали Илюху питаться, хоть он и пытался, изо всех сил, сопротивляться этому. После каждого сеанса он долго рыдал и просил прощения у человека, которого сам же и отправил в страну вечной охоты. — Хорошо, молчу, — Илью даже передёрнуло, — но принимать участие в этом не буду. — Да и на кой нам такой груз? — презрительно фыркнула Наташа, — опять станет рыдать над дохлятиной и просить прощения. Ха! Паша, пусик, иди ко мне. Иди к мамочке, мой бутузик. Тут она немного преувеличила: за последние месяцы Паша здорово похудел. И дело тут не в питании: Наташа доставала парню всё самое лучшее, из имеющегося. Видимо нервное это дело, жить в доме с пятёркой вампиров, убирать трупы после их трапезы и знать, что твоя бывшая девушка чаще спит с кем-то другим. Трахалась Ната, кстати, чаще всего со мной, очень редко — с Ильёй и уж совсем по большим праздникам, с обросшим рыжей бородой, Пашей. Как ни странно, но чаще всего с ним спала Галя, то ли из жалости, то ли по какой другой причине. Паша угрюмо приблизился к своей повелительнице, и она позволила ему присесть на подлокотник кресла. Старая одежда на парне успела износиться и теперь он щеголял добротной кожей хорошей выделки, напоминая тщательный косплей Робин Гуда. На шипастом поясе висел широкий нож, вообще то запрещённый простолюдинам, не находящимся на королевской службе. Однако, первый же стражник, попытавшийся арестовать нарушителя, мучительно умер на глазах испуганных товарищей. Ната, похохатывая, открутила придурку голову, пока Галя удерживала дрожащие руки. Паша, после этого, недели полторы опасался даже коснуться своей подружки, пока я не приказал ему перестать валять дурака. Меня он, почему-то, боялся больше, чем всех остальных, вместе взятых. — Паш, котик, хочешь жить в большом светлом дворце? — Ната запустила пальцы под его куртку, — огромные кровати, везде ковры, хрусталь, слуги, по первому зову, а? И мы все, словно господа… — Почему же, словно? — Галя сорвалась с места и прошлась колесом по комнате, — когда пойдём? — Да хоть сейчас, — меня крайне забавляла мысль о веселящемся Орляте, даже не представляющем, как его судьбу может изменить прихоть взбалмошной девицы, — пойдём все. Все, я сказал! Илья, слышал? Я не стану тебя ни к чему принуждать, но присутствовать ты будешь. — Я понял, — он угрюмо кивнул, бросив на меня недобрый взгляд, — только, на кой хрен тебе это нужно? — Боюсь, заскучаешь, в одиночестве. Пошли, — сказал я и поднялся. Никто не возражал. Девочки, хоть и стали излишне самостоятельны и даже крайне самоуверенны (так мне казалось), почти всегда выполняли мои приказы без лишних споров. Если я и применял ту странную интонацию, которая вынуждала их беспрекословно подчиняться, то происходило подобное нечасто. — Идём, идём, мой бородатый пусик, — Наташа игриво щекотала бороду угрюмого Паши, который вцепился в свой кинжал, будто тот был способен спасти его от неведомой опасности, — сейчас твоя девочка устроит небольшой бада бум! — Это обязательно? — негромко поинтересовалась Ольга, — до сих пор мы не очень то афишировали своё присутствие. Может стоит оставить всё, как есть? — Думаю, твои подруги с тобой не согласятся, — на слове: «Подруги» она презрительно фыркнула, — ладно, ладно. Тем не менее, я с ними согласен: пришло время выйти из тени. — Не боишься? Я задумался. Боюсь? Последнее время само это понятие, незаметно покинуло сознание, оставив лишь бесконечную эйфорию от собственной силы и неуязвимости. Ольга просто не знала, как часто мы с Галей и Наташей просто, без всякого повода, нападали на стражников, любуясь их бесполезными попытками насадить нас на свои железяки. Зрелище воистину уморительное, поэтому мы совсем не торопились убивать несчастных придурков. Иногда мы их даже отпускали. Нет, мы не боялись ничего. — Кого? — спросил я, — Оль, перестань, мы уже давно возвысились над этим стадом, осталось лишь показать баранам, кто мы есть и чего заслуживаем. Галя, прислушивавшаяся к нашей беседе, показала мне большой палец, а Оля озадаченно нахмурилась. Похоже, у неё возникли определённые возражения, но девушка решила оставить их при себе. Разумно. Почему-то, последнее время, любое противодействие вызывало у меня дикое бешенство и желание немедленно прикончить оппонента. Мы покинули дом и смрадный ветер поздней весны хлестнул по лицам, взъерошив волосы. Весна в Лисичанске оказалась немного лучше зимы и значительно хуже лета. Когда толстая корка снега и льда начала медленно сползать в канал мириадами грязных ручейков, помимо чахлой травы и раздолбаной мостовой на белый свет появилось и ещё кое что. Трупы. Много трупов. Чертовски много мёрзлых мешков с костями, оставшихся незамеченными зимними сборщиками падали. Тепло сменило холод очень быстро, поэтому вонять начало сразу же. Если к омерзительному запаху людей мы уже успели привыкнуть и приспособиться, то этот смрад преследовал нас повсюду. Вроде бы, прошлым летом, так не воняло. Остаётся надеяться. Мы остановились у канала. Галя с Наташей тут же устроили пикировку, обсуждая, как лучше добираться до места назначения. Если прислушаться к спору, станет ясно: кто и где чаще гуляет. Галина предпочитала аристократический район с ровными ухоженными улочками, красивыми палисадниками и садами, а главное — с патрулями, отлавливающими голодранцев, осмелившихся проникнуть на глаза элите. Наташу же, обычно носило по каким-то тёмным углам, притонам речных пиратов и прочим злачным местам. То ли слабый аромат риска волновал её, то ли просто нравилось ставить на место зарвавшихся мужланов. — Думаю, пойдём по Галиному маршруту, — сказал я, поразмыслив (Галчонок тут же показала язык оппонентке), — коль мы собираемся вливаться в местную аристократию, ни к чему красться по всяким помойкам. Пока девочки препирались, Илья и Паша взошли на каменный мостик, переброшенный через канал и теперь рассматривали тёмную воду неспешно несущую всякий мусор: обломки дерева, нечистоты, гнилые листья и трупы животных. Вода канала была зловонной и грязной, точно местные подворотни и горожане не рисковали купаться в её смрадных волнах. Однако рыбу ловили и ели. Думаю, большая часть болезней была связана именно с этим. — Такое ощущение, — Илья потёр лоб и с тоской взглянул в низкое хмурое небо, — словно всё было по-другому. Никакой грязи, никаких трупов на каждом шагу и люди другие — чистые, светлые…Словно пытаюсь ухватить, а оно ускользает, просачивается через пальцы… — Не получается, значит? — с угрюмой иронией осведомился Паша и покосился в нашу сторону. — Иногда получается, — грустно пробормотал Илья, — как будто я в кинотеатре, а там показывают фильм про меня. — Угу, кинотеатр, — покивал Паша, криво ухмыляясь, — гляди-ка, ещё чего-то помнишь. Я недавно Наташе попытался пересказать одно кино, так она долго морщила лоб, а потом посоветовала меньше в кабаках всякой сивухи глотать. Забавная беседа. Фильм, кинотеатр — слова показались мне смутно знакомыми, но смысл их был непонятен, хоть я и видел некую связь между ними. Канал разделял весь Лисичанск, пересекая, как Мокрый район, так и Район Роз. Другое дело, аристократическая часть была ограждена от остального города высокими воротами, тщательно охраняемыми стражей. Воришки, желавшие попасть в закрытую часть, проникали внутрь по воде. Туда же бросали их изуродованные тела, после того, как палачи завершали свой нелёгкий труд. Но мы же не какие-то отчаянные ребята из подчинения Ножика или его ближайшего конкурента — Святоши. Нам ни к чему прятаться в тени и нырять в зловонную воду. В ближайших кварталах нас уже успели хорошо запомнить. Кому-то мы были известны, как компаньоны Ножика и некоторые оборванцы, босяцкого вида, при встрече, подмигивали и закладывали кулак правой руки под мышку левой. Большинство видело группу дворян, скрывающихся от гнева Медведки в здешней глуши и торопилось сорвать шляпы с голов. Гале это чрезвычайно нравилось, а Наташу и Ольгу лишь веселило. И наконец, существовала ещё одна группа жителей, которые всерьёз подозревали нас в связи с нечистой силой. Священник местной общины, напрямую звал нас упырями и слугами дьявола, призывая святого орла изгнать демонов обратно в преисподнюю. Этот святоша, отец Дубосклон, плотный человечек небольшого роста, обычно ходил в окружении оборванных психопатов, заглядывающих ему в рот, в надежде отыскать истину между редких чёрных зубов. Вот и сейчас, когда мы проходили мимо покосившегося деревянного домика, с облезлым орлом на верхушке гнилой маковки, Дубосклон стоял у дряхлых ворот и угрюмо следил за нашей группой из-под широкополой плоской шляпы. Ходили слухи, дескать попик когда-то принадлежал к ордену Ловчих — охотников за ересью, до сих пор поддерживая связь с настоятелем. Посему нетрудно было предположить, определённые навыки у человечка сохранились и его регулярные появления около нас — результат слежки опытных шпионов. Ну и пусть. Дубосклон схватил обеими руками священную звезду и выставил её перед собой. Прихожане, обступившие своего гуру, дружно скрестили руки — попытка отогнать нечистую силу. Наташа улыбнулась и помахала им рукой, а Галя приставила пальцы к голове, изображая рожки. — Ну и зачем вы дразните этих несчастных? — глухо поинтересовался Илья, — допрыгаетесь. — И как поступит отец Дубосклон? — легкомысленно осведомилась Галя и старательно высунула язык, — наложит на меня проклятие? От его болтовни у меня даже аппетит не пропадает. Священник сделал знак пастве оставаться на месте и решительно потопал к нам, продолжая выставлять звезду перед собой. Я прикрыл лицо руками и отступил назад, словно защищался от слепящего света. Поддерживая мою игру, девочки принялись щуриться и заслоняться ладонями. Галя жалобно закричала: — Я таю! Таю… — О святой отец, — я посмотрел на него сквозь скрещенные пальцы, — ты победил! Мы уходим в преисподнюю, к нашему повелителю…Нет, ну какого хрена, падре? Неужели нам нельзя пройти мимо вашего балагана без всех этих приколов? Дубосклон опустил звезду и тяжело вздохнул. Слаб человек: глаза святоши то и дело обращались к великолепным формам моих спутниц, едва прикрытых одеждой. Боюсь, сейчас основной проблемой священника была борьба с обильным слюноотделением. — Не понимаю, — проворчал он, потупив взор, — почему мои запросы остаются без ответа? Настолько явных слуг нечистого мне ещё встречать не приходилось. Ваши деяния… — Да брось ты, — перебил я его, — наши деяния в подмётки не годятся обычным развлечениям знати. Тем не менее ты и твоя лживая церковь преспокойно закрываете на это глаза, хоть готовы наложить сложнейшую епитимью на бедняка, укравшего краюху хлеба. — Вы — не бедняки, ворующие пищу! Ваши злодеяния отягощены многочисленными смертями моих верных прихожан. Думаю… — Думай, — меня разбирал смех и желание выбить дурь из тупого болвана, — думай, насколько человеческая жизнь дешевле того же куска хлеба, а ещё точнее, она вообще не стоит ни гроша. — Жизнь человека — священна! — провозгласил Дубосклон и подняв взгляд на Галю, тяжело сглотнул. В этот раз смеялись все, даже Паша. Уж он то отлично знал эту цену, каждую ночь сбрасывая тела в канал. Смех у него был, правда, несколько нервный. Я наклонился к попятившемуся попу и прошептал ему в ухо: — Падре, не говорите никому. Это — такая смешная шутка, что я собираюсь сам использовать её. Видимо, почуяв неладное, паства начала мало-помалу приближаться к нам. Уроды, проклятые уроды! Кожа в оспинах, бельма на глазах, струпья, от незаживающих ран, язвы, отсутствующие куски тела…Люди в Лисичанске и без того не блещут красотой, из-за чего, кстати, у Паши нет отбоя от местных «красоток», но это уж вообще за гранью! — Пошли, — сказал я, поморщившись, — видеть не могу этот паноптикум. — Чего? — не поняла Галя и я молча ткнул пальцем в цирк уродцев на марше. Галя и Наташа громко расхохотались, а Ольга укоризненно погрозила мне пальцем. Илья сделал большие глаза и покачал головой. — Господь покарает вас! — Дубосклон почти кричал, — как только мои слова достигнут его ушей. Или кардинал прислушается к моим посланиям. Вероятно, звания в церковной иерархии местной церкви звучат по-другому, но встроенный переводчик настаивает на старых значениях. Может оно и к лучшему: хоть какая то часть прежней рухляди пригодилась в новой жизни. Все уже ушли, а я задержался, дослушивая возгласы разошедшегося святоши. Потом двумя пальцами приподнял шляпу священника и сочувствующе посмотрел в слезящиеся глаза. — Никто вас не будет слушать, — сказал я и запустил шляпой в попятившихся людей, — кардинал, как пить дать, считает вас спятившим дурачком. А бог…Ну, нет его! А так, он конечно бы послушал. Дубосклон оскалился и присел, воздев очи гору. Хм, он действительно ожидает молнии, которая поразит меня? Это же надо, как всё запущено! — Удачи вам, падре, в вашем нелёгком и бесполезном труде, — пожелал я и похлопал его по небритой щеке, — когда мы будем в королевском дворце, я обязательно замолвлю за вас словечко. Говорят, Медведко обожает смотреть на дурачков. Посмеиваясь, я пошёл дальше, неторопливо догоняя нашу группу. Очень занятное место этот Лисичанск. Главное, не погружаться в пучину уныния, как мой рефлексирующий товарищ. Если посмотреть по сторонам, можно увидеть массу интересных вещей. Вот тощая, словно скелет, женщина в коричневом рваном балахоне, яростно лупит нетрезвого муженька, вернувшегося домой. Судя по её истошным воплям, благоверный оставил в кабаке последние деньки. Громко орут дети, цепляясь за одежду матери, вопит избиваемый пьянчуга и весело подбадривает толпа соседей. Или вот: четыре пьяных стражника, чью профессию можно определить лишь по наличию оружия, пытаются обыскать какого-то оборванца. Один, время от времени, пинает оборвыша в живот, а второй, схватив за волосы, запрокидывает голову. Насколько я знаю этих парней, простым избиением дело не ограничится. Однако, покрытый кровоподтёками и ссадинами, паренёк бормочет магическое словно: «Ножик» и я решаю вмешаться. — Ты из банды Ножика? — поинтересовался я, игнорируя дышащих омерзительным перегаром здоровяков, — не припомню. Заплывающий глаз уставился на меня, точно увидел последний проблеск надежды. М-да, по такой физиономии вообще-то сложно кого-то опознать. Стражник, щеголяющий ржавой кирасой, попытался зафиксировать на мне плывущий взгляд. Его соратник тоже заинтересовался новым персонажем. Ещё бы: прежней жертве осталась пара-тройка ударов до полного упокоения, а тут — свеженький, ни разу не бытый! — Ты идёшь? — окликнула меня Галя, — помочь? Я махнул рукой: идите, мол. Чего не хватало: просить помощи в такой ерунде! — Я — новенький, — прошамкал паренёк разбитыми губами, — на прошлой неделе взяли. А Ножик, гляди, штаты расширяет. Растёт парень, прямо на глазах. — Чо за образина! — осведомился обладатель кирасы и сделал неуверенный шаг ко мне, — подельник, шоль? А ну, хватай его, робяты! Я огляделся: свидетелей — пруд пруди. Нехорошо это. А, впрочем, какого хрена. — Мож он из благородных? — тип, с перебитым носом, проявил зачатки здравомыслия, — зырь, какой чистый, ну прям фон барон какой. — А хоть из самих герцогьёв! — похоже, шагающий ко мне человек, уже допился до того состояния, когда море можно пересекать вброд, — бей его… Свидетели начали спешно прятаться в щели. Разумно. Когда самый активный добрался до меня, я сломал ему ногу и отбросил в сторону. Пусть полежит до лучших времён. Под аккомпанемент хриплого воя, оставшаяся троица набросилась на меня. Тупые олухи даже оружие не удосужились достать! Это оскорбляло. Есть всю эту пьяную нечисть я не стал. Было омерзительно даже касаться вонючих жирных тел, поэтому я очень быстро сломал им шеи. Одному за другим. Три трупа неподвижно лежали в грязной луже, а я вдруг понял: лучшие времена настали. Склонившись над воющим человеком, я заметил признаки отрезвления на рябой физиономии. Видимо нашёлся весьма эффективный способ срочного выведения алкоголя из человеческого организма. Непременно запатентую. Позже. В широко открытых коровьих глазах плескался страх и ненависть. — Да кто ты? — прохрипел стражник, но я прижал палец к своим губам, призывая его к молчанию. — Нехорошо обижать незнакомцев, тем более, таких, как я, — он вытаращил глаза, а я поставил ногу на кирасу, — надеюсь, ты запомнил этот урок? Он торопливо закивал. — Молодец. А теперь — забудь, — я нажал ногой, ощущая, как хрустит ржавый металл и грудная клетка. После этого, вернулся к незадачливому бандиту. Парень не выглядел испуганным, скорее — задумчивым. Глаза на фиолетовой физиономии заплыли, оставив две узкие щелочки. — Спасибо, — сипло поблагодарил спасённый, — так вы — один из ангелов? — Кого? — мне хотелось смеяться. Парень заметно смутился. — Ангелов-хранителей. Говорят, Ножик заручился подмогой у высших сил, и они прислали ангелов-хранителей. Все такие красивые и чистые, а убить их невозможно. Я и сам сегодня видел, когда меня лупцевали, как вы шли… — В общем, так, — сказал я, ухмыляясь, — ангелы не всегда могут оказаться рядом, поэтому старайся больше не попадаться. Ножику привет передавай. От Ангела. Девочек здорово повеселил этот пассаж. Галя тут же изобразила пальцами крылья за спиной Наташи, а та молитвенно сложила руки и склонила голову. В этот момент, платье на ней преобразилось в ослепительно белый балахон. Какая-то старуха, ковылявшая вдоль стены, уставилась на девушку и начла остервенело тереть глаза. Потом скрестила руки и ускорив шаг, нырнула в переулок. — То — демоны, — проворчал я, — то — ангелы. Пусть уж определятся. — А тебе то, как больше нравится? — осведомилась Оля. Я лишь пожал плечами: мне было всё равно. — Почти пришли, — сообщила Глая, — вон ворота. Там у меня есть один знакомый солдатик… Определённые вещи не меняются никогда. Галька, как была ветреной девчонкой, с кучей ухажёров, так ей и осталась, даже перестав быть человеком. Однако, прежняя застенчивость (если она вообще была) исчезла и теперь девушка пыталась трахнуть каждого, более или менее симпатичного, самца, в пределах досягаемости. При этом секс, очень часто, совмещался с питанием, и нерадивый любовник рисковал не дожить до завершения акта. Поначалу, конечно, девчонки осторожничали, опасаясь подхватить какую-нибудь заразу или залететь, ибо с презервативами тут имелась огромная проблема, но позже выяснилось: мы неуязвимы во всех отношениях и тут всё заверте…Единственным ограничивающим фактором оставалась человеческая вонь. Даже самые чистые люди смердели мама не горюй! Однако Галя обнаружила интересный метод, позволяющий временно блокировать обоняние. Этот оказалось очень кстати, ибо я уже успел присмотреть пару-тройку симпатичных самочек, но всякий раз, приблизившись к ним, ощущал приступ дурноты. Теперь же всё изменилось. Даже Илья несколько раз использовал аборигенок и как мне было известно, парочка молоденьких горожанок буквально сохла за симпатичным упырём. О Паше мы тоже позаботились, пока его не наградили чем-то экзотическим, те женщины, которые так настойчиво предлагали парню свою близость. Наташа потребовала у Ножика пару девственниц и подарила их Павлу, вызвав у того настоящую оторопь. Тем не менее, ослушаться он побоялся и послушно навещал обоих. Вид у него, при этом, был крайне виноватый. Похоже, его больше расстраивала собственная неверность, чем Наташкин секс на стороне. Человек, одним словом… Возле невысокой кованой ограды, в тени полуоткрытых деревянных ворот, сидели нищие, в разной степени профессионального разложения и с безнадёжной тоской разглядывали пустые деревянные коробочки. В проёме дверей стоял высокий черноволосый парень, в чистой серой униформе и сосредоточенно бросал камешки в попрошаек. Каждое попадание комментировал его напарник — плотный здоровяк в такой же одежде. Аристократы позаботились, дабы местный гламур коснулся даже охраны, поэтому раскошелились на порядочную форму, чего не позволил себе даже Медведко, из-за чего регулярная армия выглядела намного, намного хуже. — Привет, Пятачок! — радостно пропищала Галя, приблизившись к воротам, — как делишки, как детишки? Охранник растерянно выронил неизрасходованные боеприпасы и открыл рот. Нищие заметно оживились и принялись было канючить милостыню, но плотный крепыш строго прикрикнул, пристально наблюдая за нашей группой. — Пятачок, — Галя обвила парня словно лиана и пощекотала ему подбородок, — мы, с друзьями, немного прогуляемся по вашему розовому цветнику, а ты сделаешь вид, будто никого не видел. Очумевший от подобного напора, сторож растерянно оглянулся на своего напарника, но тот решительно покачал головой. Будь моя воля, я бы даже разговаривать не стал, однако кое-кто очень хорошо знал ход моих мыслей, и они ему совсем не нравились. Илья пихнул Пашу локтем и яростно зашептал в подставленное ухо. Тот согласно кивнул и направился к воротам, снимая с пояса небольшой увесистый кожаный мешочек — местный аналог кошелька. За истекшие месяцы, Паша успел немного выучить язык аборигенов, но старался не демонстрировать кошмарный акцент. Поэтому он просто поманил несговорчивого солдата и показал ему горку разнокалиберных кругляков с оскаленной лисицей. Охранник окинул взглядом добротную кожаную одежду, крепкие сапоги и берет с пером, особенно задержавшись на оружии. Потом ещё раз посмотрел на нас: Наташа послала ему воздушный поцелуй, а я помахал рукой. Горка монет испарилась, как и не бывало. — Давай, Пятаков, — пробормотал взяточник и демонстративно повернулся спиной к воротам, — я вообще, считай, отлить отошёл. — У-ух, Пятачок! — Галя чмокнула парня в щёку и тот, словно в трансе, потянул скрипящие створки, освобождая проход, — загляну, на днях, в твою конурку. Смотри, застукаю с какой-нибудь шлюхой — выброшу обоих в окно. — Вы там того, этого, — проворчал охранник, когда мы проходили мимо, — потише. У барона сегодня приём. — Это у Орляты? — поинтересовалась Наташа. Пятаков потерянно переводил взгляд с неё на Ольгу, потом на Галю и обратно. Это бывает. Многим, с непривычки, девочки кажутся одинаковыми, словно близнецы. Да и все три, в одном месте — просто концентрированный удар красоты и цветочного очарования. — Д-да, — выдавил парень, в конце концов, — будут даже гости из королевской семьи. Мы переглянулись: такое совпадение! Грех упускать. — Ну, это мы удачно выбрались, — пробормотала Наташа и кровожадно ухмыльнулась, — есть шанс близко познакомиться с особами королевской крови. Я хихикнул, и мы глубоко поцеловались под неодобрительным взглядом Паши и недоумевающим — Пятакова. — Вы это чегой? — потерянно спросил он. — Всё хорошо, милый, — Галя весело помахала ему рукой, — расслабься. Держи границу на замке. — Ты совсем сдурел? — спокойно спросил Илья, как только мы удалились от ворот, — вы собираетесь устроить бойню в дому, полном местных аристократов, причём некоторые из них будут королевской крови? Медведко офигеет, от такого прикола. — И что? — Наташа презрительно зевнула ему в лицо, — чего ты боишься? Илюша, пойми, прошли те времена, когда мы бежали от мерзких жирных уродов с топорами, — они с Галей многозначительно переглянулись, — наступает наш час и теперь люди будут бояться нас! Бояться нас, преклоняться нам и обслуживать нас! — Как рабы? — он прищурился. — Нет, не как рабы. Как животные. Животные, которых мы употребляем в пищу. — И с которыми совокупляетесь? Зоофилия какая-то получается… — Дурак! — Галя надулась, а Ната только рассмеялась. — Илюша, милый, всё это — человеческие понятия и предрассудки. Они — это они, а мы — это мы. Оставь человеческую мораль животным. — К сожалению, не могу, — Илья покачал головой и посмотрел по сторонам, видимо пытаясь отыскать хоть какую-то поддержку. Я широко ухмыльнулся и показал ему неприличный жест, подсмотренный у Ножика. Оля только плечами пожала: она хоть и считала, будто Галю с Натой периодически заносит, но в целом была с ними согласна. Паша охотно поддержал бы моего товарища, но в его помощи никто не нуждался. — Меня, временами, от тебя просто тошнит, — топнула ногой Галя, — сколько можно страдать всякой хренью! Возьмись за ум, в конце концов! Или мы будем вечность кормить тебя? — Пошли, — скомандовал я, — философские диспуты станем вести позже. У горящего камина, в мягких креслах, с бокалом вкусного…Человека. Все три девчонки расхохотались, и я заработал сразу три поцелуя. Тем временем, мы успели миновать своеобразную буферную зону, где располагались домики обслуги: небольшие аккуратные здания, не чета полуразрушенным халупам Приканалья. Я бывал здесь, но не так часто, как Галя, поэтому девушка решительно шагала впереди, указывая дорогу. К домам слуг примыкали подворья мелких дворян и их участки казались столь же незначительными, как и статус владельцев: двух и одноэтажные домики, небольших размеров. Некоторые проигрывали даже тому, где проживали мы. Другое дело, здешний район был намного престижнее, чем грязное Приканалье. По чистым просторным улицам неторопливо шагали люди в пёстрых и пышных, точно декоративные цветы, костюмах. Дамы горделиво носили на головах психоделические конструкции, напоминающие те, которые мы некогда обнаружили в шкафу нашей спальной, а их кавалеры щеголяли коническими беретами, с кисточкой на верхушке. Похоже, чем пышнее и выше был головной убор, тем больший ранг был у его обладателя. Это к тому, что владельцы самых огромных катили в открытых колясках, влекомых гладкошерстными скакунами каурой масти. Дабы не выделяться на фоне остальных, мы соорудили похожие костюмы. Естественно, без купюр не обошлось. Декольте наших дам обнажало гораздо больше, нежели скрывало, а пышные юбки обнаружили неожиданную тенденцию становиться полупрозрачными. Я выбрал костюм, который местные дворяне одевали на охоту, отлично понимая, какой подтекст вкладываю. Впрочем, на это мало кто обращал внимание: всё оно, без остатка, принадлежало девочкам. При их ослепительной красоте, столь провоцирующая одежда, вынуждала каждого встреченного самца истекать потоками слюны. Некоторые даже тормозили коляски, едва не выпадая наружу. Дамы тоже жадно пожирали глазами моих спутниц, но явно с другими мыслями. — Похоже, вы стали законодателями новой моды, — сказал я и послал воздушный поцелуй зардевшейся девице, скучавшей на лавочке рядом с пухлощёким парнем. — То ли ещё будет, когда мы въедем в королевский дворец, — заметила Галя, игнорируя настойчивое подмигивание бравого усача, — я ещё им всем покажу, что такое мини! — Для начала, им необходимо показать, как заниматься интимной гигиеной, — фыркнула Наташа и скромно похлопала ресницами в ответ на глубокий поклон рослого офицера, — и носить нижнее бельё. А не то из-под мини такое увидишь… Мы громко расхохотались. Девушки, при этом, прикрывались пёстрыми веерами (когда только успели соорудить?). А вот уже это сразило дворянок наповал. Многие, забыв про приличия, тыкали пальцами в удивительный девайс и оживлённо шептали в уши своим кавалерам. — Янки при дворе короля Медведко, — вздохнул Илья, — паровозы строить будем? — Нет, Илюха, — я похлопал его по плечу и поправил кортик, висящий на поясе, — будем развлекаться: танцевать, трахаться и… — И охотиться! — хором закончили хихикающие девочки. Тем временем аристократическая нищета закончилась и бульвар, по которому мы шагали, заметно раздался вширь. Ограды стали намного выше и крашеные металлические прутья теперь перемежались скульптурными группами, напоминающими те, которые мы наблюдали на Проклятом Погосте. По другую сторону вычурных решёток росли деревья и кусты — непозволительная роскошь для бедных районов. Однако поторопить процесс цветения не способен даже приказ самого короля, поэтому растения нахально щеголяли голыми ветками среди едва проклюнувшейся травы. Чуть дальше просматривались дворцы баронов и князей, покамест ещё не скрытые густой листвой. Денег на постройки потратили, по всей видимости, целую прорву, а вот порядочных архитекторов, похоже, не завезли. Наташа и Оля презрительно отзывались о колоннах, атлантах и кариатидах, украшавших огромные здания. С их слов, архитектурные излишества, таковыми и являлись. Ко всему прочему, даже я заметил, как недавний кризис коснулся богатейших людей Лисичанска: большинство построек требовали срочного ремонта. Те, кому удалось сберечь деньги во время последней войны и последующей Напасти, сумели подлатать осыпающиеся стены, а вот дворцы не столь удачливых аристократов выглядели воистину устрашающе. — Вон тот, дворец барона, — сообщила Галя, жизнерадостно тыкая пальцем в белую постройку о трёх этажах, — там ещё целая куча карет у входа. Ну да, по слухам, барон Орлята приходился каким-то дальним родственником самому императору Орляну. То, что император, за какую-то провинность, вышвырнул нерадивого родственника во владения Медведки, не мешало, время от времени, отсылать денежную помощь проштрафившемуся родичу. К чему это я? Всё очень просто: дворец барона выглядел намного пристойнее остальных построек. От широких ворот, где я насчитал не менее тридцати шикарных экипажей, шла широкая аллея, усаженная стройными вечнозелёными деревьями. Аккуратно стриженые кусты вокруг изящных ажурных беседок и огромный фонтан перед входом в особняк могли усладить взгляд даже искушённого зрителя. В отличии от большинства, управляющий барона сумел отыскать порядочного архитектора, и постройка вышла на славу: ослепительно белое здание, со множеством широких окон, просторных балконов и небольших мансард. На плоской крыше я разглядел нечто, весьма напоминающее зимний сад. — Мне здесь нравится, — сообщила Галя и безапелляционно добавила, — пожалуй, я согласна здесь жить. — Хм, — задумчиво протянул я, разглядывая четырёх привратников в пышных костюмах. Двое стояли снаружи, а двое — внутри, но выглядели все абсолютно одинаково: высокие, широкоплечие, с бочкообразной грудью и короткими русыми волосами, — просто наваждение какое-то… — Ты это о чём? — нехотя поинтересовался Илья и вдруг оживился, — кого только не увидишь на Бульваре Роз! Это же — Драненький. — Точно, — согласился я, — в том то всё и дело. Какого чёрта здесь делает правая рука Ножика? Тот, кого мы обсуждали, подобно другим стражам, выпячивал грудь в малиновом мундире, сжимая в правой руке древко длинного позолоченного копья. То ли он услышал знакомые голоса, то ли сработало воровское чутьё, но Драный скосил глаза, которые тотчас полезли на лоб. Он то нас очень хорошо знал: как выглядим, чем занимаемся и на что способны. На рябом лице отразилось смятение. — Привет, Драненький, — поприветствовала его Галя, щёлкнув по носу, — как поживаешь? Казалось, будто парень язык проглотил. Однако наше появление не осталось без внимания: из какой-то крошечной постройки, чуть крупнее собачьей конуры, вынырнул коротышка в одежде, казалось, состоящей из одних кружев. Даже пирамида на его голове и та была вся в рюшках. В кукольных ручках недоразумение сжимало лист плотной бумаги, свёрнутый в рулон. Человечек бегло ощупал нас цепким взглядом, и его физиономия отразила недоумение: похоже, он не мог сообразить, кто пожаловал на вечеринку. Однако ощущался значительный опыт по встрече сомнительных гостей. По крайней мере, главного он выбрал безошибочно, направившись прямиком ко мне. — Прошу прощения, благородный, э-э, господин, — он развернул лист и в крошечных пальчиках блеснуло золочёное перо, — не сочтите за дерзость, если я попрошу представиться вас и представить ваших спутников. Боюсь, его сиятельство готов принять сегодня лишь заранее приглашённых, а они уже прибыли все. Возможно, в другой… — Надоел, — Галя взяла его за горло и улыбаясь, выпила до дна, — никакого другого раза! Со стороны это выглядело следующим образом: благородная дама поправила коротышке воротник, а тот вдруг оступился и выронив перо с бумагой, растянулся у ворот. Видимо перебрал. Дырявый беззвучно выругался и побледнел. Кто-то из слуг, общавшихся у хозяйских карет, ткнул пальцем в лежащего малыша и все принялись хохотать. Стражник, стоявший в паре с нашим знакомым, поправил золотистый шлем и выпучив глаза, сделал шаг вперёд, рассматривая неподвижное тело. Потом поднял взгляд на Галю. Та послала ему воздушный поцелуй, но её мордашка в этот момент выражала лишь жажду охоты, а глаза полыхали жёлтым пламенем. Человек побелел, словно мел и попятился, едва не споткнувшись о древко собственного копья. Рука в бархатной перчатке потянулась к изящному костяному свистку. — Всё можно сделать по-хорошему, — спокойно сказала Наташа и сорвала свисток с шеи охранника, — или по-плохому. Меня устраивают оба варианта. Мы пройдём? — Колчан, пущай проходят, — глухо бросил Драный, положив руку на плечо напарника, — нам их не стопорнуть, поверь, — он отчаянно оскалился, повернувшись ко мне, — я отворяю, не чепайте его! — Правильный выбор, — одобрила Галя и потрепала по щеке дёрнувшегося человека, — не дёргайся, киса, я пока не голодна. Ха! Драный, дрожащими руками, вставил ключ в массивный замок, больше напоминающий скворечник и торопливо потянул створку на себя. Те охранники, которые были внутри, выглядели несколько озадаченными, но не стали препятствовать нашей группе. Никто даже вопросов не задал: правильное воспитание — это сила. Я остановился, пропуская товарищей вперёд и поманил нашего невольного помощника. Тот был темнее тучи, но послушно приблизился. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — осведомился я, — только не заливай, будто решил выйти из банды, я в это никогда не поверю. Драный покосился на своих коллег и склонившись к моему уху, торопливо зашептал, обдавая меня волнами зловония: — Ножик порешал, типа ему нужон кой кто у богатеев. Ну там, мал чо…Ну, нам прошлый недельник получилось заломать дурня одного, с документой. Рекомендаций, типа того. Типа из городской стражи. Дурня мы в расход, а Ножик гля и грит: Ты ж одна морда с ним! Бери, грит, Драный, этот рекомендаций и вали к барону. А тут вы… — Не боись, Драненький, — я похлопал его по плечу и осклабился, — теперь всё будет по-другому. Забудь про барона, как про дурной сон. Видел этих очаровательных мамзелей? Теперь они — твои хозяева, а Ножику передай: мне очень срочно нужно с ним переговорить. Понял? Да и ещё одно, своим объясни: скоро в доме начнут громко орать и просить помощи. Хотите жить — оставайтесь на местах, несите службу. Драный посерел и судорожно кивнул. Похлопав секретного агента по плечу, я подмигнул его напарнику и взяв Галю с Наташей за талии, неторопливо пошёл в сторону входа. У дверей два лакея в ярко синих ливреях старательно изображали декор, внимательно изучая параллельные пространства. Однако, стоило нам приблизиться и тяжёлая деревянная дверь, украшенная металлическим щитом, с гербом барона, тут же распахнулась. Слуги, выполнив работу, согнулись в подобострастном поклоне, продолжая делать вид, будто кроме них здесь никого нет. Класс! Обязательно оставлю этих послушных болванчиков. — Ух ты! — Галя потрогала лакея пальцем и прикусила губку, — а они вообще, живые? Так прикольно, раз, раз… — Идём, уже, — Наташе явно не терпелось начать веселье, — потом поиграешься. Ещё парочка безмолвных привратников встретила нас у входа в холл — круглый зальчик, с широкой лестницей на второй этаж. Ковры, высокие стулья у стен и повсюду тяжёлые портьеры с гербом. О, как мы себя любим: огромный портрет над лестницей изображал надутого важностью индюка. Профессиональный художник изо всех сил старался облагородить уродливую физиономию, убрав угри, прыщи и родинки. Не вышло: урод — он урод и есть. Вдоль малиновой дорожки замерли в молчаливой неподвижности два ряда синих лакеев, изображающих букву г. Интересно, сколько они смогут простоять в такой позе? Проверить? Чёрт с ними, пойдём навстречу усиливающимся звукам тягучей мелодии. — А это что ещё за хрен? — проворчал Илья. Хреном оказался высокий стройный парень в пышной одежде, похожей на одеяние покойного коротышки. Лицо человека отражало недоумение, но он пытался его скрыть за приветливой улыбкой. — Видимо нас забыли предупредить об изменениях в расписании, — он почтительно склонил голову, — приношу глубочайшие извинения. Разрешите приветствовать вас и проводить к месту проведения торжеств. Как прикажете представить? — Никак, — он оторопело уставился на меня, — мы сами представимся. Думаю, барон просто обезумеет от радости, когда увидит нас. Это именно то, чего он ожидал всю свою жизнь. Парень обозначил пожатие плечами, но спорить не стал: нос у него не дорос возражать благородным. Я поманил Пашу, и парень послушно приблизился, старательно скрывая страх. Такое ощущение, будто он постоянно опасался неожиданного удара или чего похуже. Когда его, как-то раз, случайно разбудили ночью, Павел вопил от ужаса, пока ему не надавали оплеух. — Паша, — очень тихо сказал я, — отправляйся-ка ты наружу и постой там, с дрессированными человечками. Когда остальные полотёры начнут ломиться наружу, подрежь парочку, пусть успокоятся и сидят молча. Не хочешь — не убивай, дело твоё, но если кто-то сумеет выбраться, я буду очень расстроен. Усёк? Он кивнул и не говоря ни слова, отправился к выходу. Кажется, парень испустил вздох облегчения. Ну да, ему не слишком нравилось лицезреть бывшую девушку, полосующую когтями очередную жертву. Уж лучше пустить кровь барану в синей униформе. Тем более, дело для Паши уже привычное. Наташа позаботилась о своём подопечном, подготовив его к местным реалиям. Подготовка выглядела следующим образом: девушка вела парня в какой-нибудь кабак и провоцировала ссору, после чего ускользала в сторону. Нрав у местных был весьма простой, посему на белый свет тотчас появлялось нечто, колюще-режущее, категорически запрещённое королевским указом. Первый раз Ната позволила противнику Паши рассечь грудь парня, дабы тот понял, насколько это неприятно. Боль — лучший стимул. В следующей потасовке Пашунтий орудовал ножом намного активнее, от страха отправив оппонента на небеса. Насколько мне было известно, количество жмуриков ещё не перевалило за десяток, но, в случае чего, Павел сумел бы постоять за себя. — Ваш спутник? — осведомился парень, встретивший нас. — Слуга, — пояснила Ната, легкомысленно помахивая веером, — но очень близкий. Сами понимаете, как трудно удержаться и не завести себе любимчика. Она прикрылась веером и стрельнула хитрым глазом в распорядителя. — Довольно разговоров, — не вечность же стоять около этой лестницы, — дамам не терпится поучаствовать в общем веселье. Внести, так сказать, посильную лепту. Илья неопределённо хрюкнул, а Галя звонко рассмеялась. — Да, да, прошу прощения. Я, видимо, настолько очарован великолепием гостей, что совершенно позабыл о своих обязанностях. Надеюсь, его сиятельство, не будет информирован об этом упущении. Постараюсь не допускать впредь подобных ошибок. Готов загладить вину всеми возможными способами. Наташа, прищурившись, оценила стройную фигуру, гладкое лицо и переглянулась с Галей, плотоядно облизнувшись. Затейницы. — Загладишь, позже, — промурлыкала Наташа и подтолкнула парня, хлопнув его веером по ягодицам, — обожаю таких должников. Плотные мягкие ковры скрывали звук шагов и мы, почти беззвучно, всплыли на второй этаж особняка. Просторный проход с массивными колоннами цвета небесной сини, вёл прямиком к огромным дверям, откуда собственно и доносилась музыка. Между колонн прятались мягкие диваны, захваченные воинством пушистых подушек и небольшие изящные столики, охраняемые лакеями. Никого из гостей я не увидел: значит празднество жизни находилось в своей начальной стадии, когда ещё никто не желает отдохнуть и освежиться. Тем лучше. Наш провожатый, несколько осмелев от напористого внимания девушек, объяснил причину гуляний. Оказывается, Орлята получил очередное вливание от щедрого родственника и закончил ремонт бального зала. Естественно — это требовалось отметить с шиком и блеском. Пригласили всю верхушку местного дворянства и лишь королевское семейство прислало какого-то троюродного брата принца. Всё ещё не могут простить барону нечто, известное лишь им. Растекаясь по древу, парень пару раз попытался осторожно выяснить, какое собственно семейство представляем мы. Естественно, у него ни черта не получилось. Ольга шепнула на ухо, дескать кое кого, из персонала, можно бы и оставить, после чего выразительно стрельнула глазами в проводника. Ничего против не имею: парень умный, такой может пригодиться не только для девичьих утех. Один Илья не принимал участия в общей беседе, изучая огромные полотна, висящие на стенах. Скукотища. Портреты, портреты, портреты…Ни одного батального или хотя бы пейзажа. Какой интерес разглядывать нарисованную женщину, если есть возможность прикоснуться к ней вживую? Обязательно прикажу выбросить эту дрянь. Двери, почти беззвучно, поползли в стороны и музыка, выпрыгнув наружу, тотчас окутала нас плотной пеленой. Музыкальные инструменты здесь не очень отличались он наших, поэтому переводчик, не мудрствуя лукаво, окрестил их скрипками, флейтами, клавесинами и так далее. Как ни странно, но я открыл у себя способность к игре практически на всём, что представлял местный музыкальный паноптикум. Девчонкам очень нравилось, когда вечером, после еды, я играл им на восьмиструнной гитаре, напевая какую-нибудь вещь, собственного сочинения. На Ольгу, в такие моменты, нападал романтический настрой, и она прижималась ко мне, мурлыча нечто мило-неразборчивое. Галя, выслушав пяток баллад, возбуждалась и начинала искать партнёра для сексуальных утех. Наташа же, терпеливо вымолчав всю программу, обязательно изрекала нечто мудрое и не до конца понятное. Итак, огромный зал, высокий купол которого украшен искусной лепкой, изображающей рай в местном его понимании: пушистые облачка, диск светила и множество разнокалиберных птичек. И повсюду — летящие, пикирующие и сидящие на тучках, ангелочки. От их приторных физиономий начинало воротить почти мгновенно, а пухлые тела вызывали патологическое отвращение. Мебели здесь почти не было, только кресло самого барона, на возвышении в дальнем конце бального зала. Поговаривали, будто дизайн помещения вообще и тронного кресла, в частности, архитектор скопировал, взяв за основу апартаменты императора Орляна. Не был — не знаю. За небольшой решетчатой оградой, испускал звуки оркестр о паре десятков голов — вполне достойное количество неплохих профессионалов. Плюс десяток монахинь, слаженно воющих неразборчивую лабуду — так здесь принято. Кстати, оркестром и хором управлял тоже монах. Все вещи, связанные с искусством, здесь подмяла под себя церковь, дабы не. Остальное пространство занимали кружащиеся пары: мужчины в обтягивающих камзолах и пышных, гм, шароварах? Дамы напоминали бокалы, ножкой вверх, но тенденция к увеличению декольте мне понравилась. Ну и головные уборы, куда же без этих изделий безумного шляпника, изображающих всё на свете: от карет, до кораблей, под всеми парусами. Однако мой взгляд задержался не на этом аристократическом паноптикуме, а на человеке, скучающем в стороне от общего веселья. Тёмный костюм напоминал френч, застёгнутый на два ряда золотых пуговиц, а головной убор отсутствовал вовсе. Бледное, гладко выбритое лицо носило следы царственной усталости, а два мордоворота, за спиной, как бы намекали на высокий статус охраняемого. Похоже, именно тот троюродный брат. Хм, а мне нравится его стиль. — Ольга, Илья, — тихо сказал я, — останьтесь у двери. Когда начнётся заварушка никого не выпускайте. — Ха! — Илья криво ухмыльнулся, но послушно привалился к стене у входа, — убивать никого не буду. — Олечка, — я поцеловал её в щёчку, — будь хорошей девочкой. — Конечно, милый, — она чмокнула меня в губы, — всё сделаю, можешь не волноваться. Наш провожатый уже успел отыскать кавалеров для Гали с Наташей и теперь вопросительно смотрел на нас. — Пошли, пошли, — я кивнул ему, — оставим эту парочку. У них есть важная тема, для обсуждения. Видишь ли — это долгая и печальная история о разбитом сердце. Когда-то они были весьма близки, но один мерзавец сумел разрушить сей достойный союз. Оля беззвучно смеялась, а Илья, отвернувшись, издал то ли всхлип, то ли смешок. Парень, выкатив глаза, посмотрел на странную парочку, потом на меня, но приняв сказанное за шутку, покачал головой. Возникла небольшая проблемка: когда меня представили рыжеволосой пухлощёкой виконтессе, желание танцевать нового гостя настойчиво высказали ещё две дворянки. Ничего удивительного: помимо того, что я красив и приятно пахну, имеется один крошечный секрет. Совсем недавно я обнаружил странную штуку: если в присутствии человеческой самки, особым образом пустить рассеянный заряд энергии, как бы в никуда, то женщина тотчас возжелает близости. Чем мощнее импульс — тем сильнее желание. Впрочем, сейчас я не особо напрягался. Выбрав высокую блондинку с огромным бюстом, я оставил прочих соискательниц выяснять отношения между собой. Кажется, они собирались драть волосы друг другу. — Моё имя — Милята, — любезно сообщила новая знакомая, прижимаясь ко мне своими достоинствами, — баронесса Шумейска. Должна признать, я совершенно не понимаю, каким образом столь эффектный мужчина сумел избежать моего внимания. Это весьма досадный промах, ибо мне казалось, что я знаю всех красавцев Света. Можно ли узнать имя прекрасного незнакомца? — Прекрасный незнакомец желал бы сохранить инкогнито, — сообщил я и осторожно укусил женщину за мочку уха, — некоторое время. Баронесса свободна сегодняшним вечером? Думаю, мы могли познакомиться поближе, устранив досадные пробелы в ваших познаниях. Как для человека, она была ничего себе, а запах исходящий от тела, я блокировал. Милята запрокинула голову, игриво стрельнув в меня зелёным глазом и лукаво усмехнулась: — К сожалению, барон сегодняшним вечером никуда не собирался, но завтрашним утром я потребую свежей дичи, и он уедет на охоту. Это — сутки, не меньше и времени, для знакомства будет хоть отбавляй. В нашем особняке имеется потайная дверь, через которую служанка проведёт прекрасного инкогнито внутрь. Сейчас я объясню… — Вот эта сучка! Оглушительный Галин взвизг перекрыл все остальные звуки и даже оркестр умолк, потрясённый этим акустическим ударом. Пары остановили движение и центр зала начал быстро пустеть, когда танцующие подались к стенам. Немудрено. Галя выволокла за волосы блондинку в пышном бело-розовом платье и швырнула на пол. Моя девочка отбросила все местные условности, оставшись в мини-юбке, короткой куртке и полусапожках на высоком каблуке. Кажется, большинство присутствующих оказалось шокировано не самим инцидентом, а внешним видом Галины. — Никто не смеет называть меня быдлом! — каждое слово сопровождалось ударом курчавой головы о паркет, — никто не смеет давить меня каретой! Поняла, стерва? — Что тут происходит? — взбешённый барон попытался ухватить разгорячённую Галю за плечо. Лучше бы он оставался простым зрителем. — Сюрприз! — Наташа взяла голову нахала и развернула её на сто восемьдесят градусов, — ку-ку! Рослый усатый мужчина, в чём-то, напоминающем мундир, протянул огромную ладонь, словно намеревался ухватить девушку за грудь и Ната, с мелодичным смехом, ткнула его пальцем в лоб. Едва заметный сполох и наглец распростёрся рядом с хозяином особняка. Люди — интересные существа. Только — глупые. Потребовалось убить второго, для начала паники, словно гибели Орляты недоставало, для полного хаоса. Моя партнёрша, у которой глаза увеличились ровно вдвое, начала вопить. Пришлось дать ей оплеуху. — Заткнись, дура! — рявкнул я, — хочешь жить — стань к стене и жди, пока всё закончится. Я всё ещё хочу с тобой переспать, только это тебя и спасает. Остальным повезло гораздо меньше. Как-то Ната открыла забавный приём поглощения энергии: в одно касание. Подпитки почти не было, но человек во мгновение ока опустошался и умирал. Куда исчезало остальное, мы так и не разобрались. Для полноценного питания такая методика не годилась, а вот для развлечения в орущей толпе — самое то. Пока Галя продолжала теребить обидчицу, а я прятал баронессу в небольшой нише, Наташа спокойно бродила между вопящими аристократами, время от времени касаясь кого-нибудь. Падающее тело и новый взрыв истерических воплей. Кажется, у некоторых оказались стилеты, но герои издохли самыми первыми. Настоящее безумие происходило у дверей. Потребовалось больше десятка трупов, прежде чем дворяне сообразили: здесь выхода нет. Как обычно, испуганное стадо рвануло обратно, окружив осиротевшее кресло. Кто-то попытался вскарабкаться по портьерам и выбраться в окно, но Галя, завершив развлекаться с обидчицей, неспешно сбросила озорников вниз. Итак, что мы имели? Огромную толпу визжащих дворян, обоего пола, оркестрантов, прячущихся под лавками, три десятка неподвижных тел на блестящем паркете и…Вот это любопытно. Троюродный брат принца продолжал оставаться на месте и лишь выражение царственной усталости сменилось глубокой задумчивостью. Ах да, мордовороты пытались закрыть хозяина телами, выставив перед собой длинные кинжалы. Как дети, честное слово! Кто-то осторожно коснулся моего плеча. А, баронесса, чуть не забыл. — Вы меня не убьёте? — жалобно спросила она и шлёпнулась на колени, сминая роскошную юбку, — умоляю… — Наташа! — крикнул я, заставив вопли поутихнуть, — эту — не трогать. Моё! Галя расхохоталась, сбрасывая очередного беглеца, а Натка только плечами пожала. Девушка оказалась занята очень важным делом: отбирала парней посимпатичнее и отделяла их от остального стада. Стоило одному возмутиться, дескать он представитель какого-то там древнего рода Волкунских и его тело тотчас упокоилось на полу. Больше возражений не возникало. Подумать только: сценарий один к одному повторял произошедшее в ночлежке, даром что декорации и костюмы значительно улучшились. А ещё кичатся какой-то белой кровью! Тьфу! Все люди — одинаковы. Ольга послала мне воздушный поцелуй, после чего игриво потрепала Илюху за мочку уха. Тот никак не отреагировал, тупо разглядывая холмик из тел у своих ног. Оля действовала без энтузиазма, присущего остальным девицам, но мои просьбы выполняла в точности. Тела, распростёртые на полу, в самых живописных позах, казались спящими. Впрочем, имелось одно исключение: девица, насолившая Гале. На ту, без слёз, смотреть оказалось невозможно. Не стоило ей распускать язык. В общем — поделом. Давно я уже так не вдохновлялся охотничьим проделками девушек, но сейчас, ступая между неподвижных тел, ощутил желание выпустить наружу нечто, притаившееся внутри. По ощущениям, словно снежинки падали в непроглядный мрак.Земля приходит навсегда, в наш одинокий дом.
А я задумаюсь тогда: зачем мы все умрём?
Зачем умрём и ляжем в снег, смотреть чудные сны?
А может, это — лишь побег, от золотой весны…
Побег, сквозь лёд; побег сквозь тьму, тоску и тишину.
Там нет пути, бездонен мрак и нет конца ему.
Ну что ж, приветствуйте зиму, и тьму, и смерть, и снег!
И я так, так рад тому, что кончен этот бег.
ОЛЬГА. СНЕГ
Солнечные лучи не могут пробить облачную кольчугу, однако рассвет неумолимо вступает в свои права: стены замка постепенно теряют ночную прозрачность и тёмными силуэтами врастают в реальность снежного дня. Назойливые человеческие голоса острыми ножами вспарывают глухую подушку снегопада и кажется немыслимым искать смысл в гортанных выкриках, истеричном повизгивании и грубом гоготе. Волшебство снегопада мало-помалу развеивается, как и любое другое чародейство этого мира. Его обитатели уповают на мифических магов и волшебников, не понимая причину их отсутствия. Ответ прост: кто захочет творить чудеса в здешней грязи и уродстве? Даже спаситель, в которого они веруют, не решился явиться в человеческом облике, прислав огромного орла. Птица проповедовала отречься от пороков и воспарить на обретённых крыльях к небесам. Ха! Её сожгли, как и всё остальное, отличное от здешней серости. Даже тень маги — снегопад, скрывающий раны Лисичанска, рассеивается под перепалкой двух молочниц или пьяной склокойконюхов. — О чём думаешь? — едва слышно спрашивает Оля. Она не торопится преобразовывать свой плащ в другую одежду: знает, как мне нравится именно эта её ипостась. — О магии, — я целую её в щёку, — о её отсутствии. Я имею в виду настоящее волшебство, а не тех шарлатанов на площади Победы. Девушка тихо хихикает. Всё лучше, чем утренняя меланхолия. — Вспомнила, — говорит она и кладёт голову на моё плечо, — как мы смотрели представление, а Илью хотели обчистить. Я тоже улыбаюсь. Забавное воспоминание. Карманник казался обескураженным, не обнаружив карманов, а его подельник, сдуру, рванул к нам с кинжалом в руке. Глупо, учитывая, сколько патрулей шастает по площади в дневное время. И совсем нелепо, учитывая, кого он собирался резать. Страже мы отдали неудачливого воришку с переломанными конечностями, а труп его напарника так и остался лежать в грязной луже. — Нас называют магами, — в голосе девушки звучит нотка сомнения, — говорят, мы можем творить чудеса. — Нас называют демонами короля и думают, будто мы заберём его душу после смерти. Дескать, его величество продал сей эфемерный предмет за покровительство преисподней, — уж я то лучше знал, о чём шепчутся за нашими спинами, — но в одном, я тебя поддерживаю: ты — настоящее чудо. Мы, некоторое время, целуемся и я начинаю думать, будто приступ печали миновал, но тут Оля вновь грустнеет. — Чудо? Да, — она закрывает глаза, — страшное чудо, из детских страшилок. Бледная Госпожа, во плоти. Это верно. Так её и называют, во дворце и во всём городе. Поначалу я намеревался вырвать болтунам языки, но заметил: Оля совсем не против странного прозвища. Постепенно оно настолько срослось с девушкой, что никому бы и в голову не пришло, назвать её по-другому. Даже Галя, иногда, то ли подкалывая, то ли вполне серьёзно, именовала подругу Бледной Госпожой. Да, наши прозвища…Наташу, без тени иронии, именовали Ферзём или Королевой, при том, что имелась и настоящая. Но к той обращались по правилам этикета — Ваше Величество, а эта была истинной Королевой двора. Была…Чёрт! Галю называли Кошкой (или Весенней Кошкой — особо отважные), но только, за глаза. Общаясь с ней, и дворяне и чернь употребляли имя — Леди. Леди-Кошка звал я её, вызывая бешенное шипение и обещания исцарапать. Прозвище Ильи носило непонятный оттенок презрения — Тень, но он сам заработал подобное отношение, игнорируя жизнь двора и почти не появляясь на людях. Обращаясь к нему, все использовали нейтральное — Господин. Когда я узнал, как окрестили меня, то ли с подачи какой-то любовницы, то ли по бандитским байкам, то очень долго хохотал. Впрочем, мне понравилось. Ангел, так они звали меня. Ангел. Наташа, утаскивая меня в постель, требовала явления чудес, а Галя всё время интересовалась, куда я спрятал крылья, Оля просто хитро улыбалась и подмигивала жёлтым глазом. Кардинал Ревень пытался запретить богохульство, но я пригрозил попросить короля поставить на его место отца Дубосклона, подвизавшегося исповедником его величества. Попик просто боготворил меня и безоговорочно исполнял каждый мой приказ. Скажи я ему, он бы и Ревеня придушил голыми руками. — Как там Наташа? — шелестит Оля, — без изменений? — Да, — я недовольно морщусь, — это надо же, как скверно получилось. Вроде и сама виновата, но язык не поворачивается такое произнести. И как помочь — не знаю. Илья всё время с ней, а я ушёл — не могу смотреть. — Я — тоже. Думала развлечься, пройти по зимнему городу, а вышло ещё хуже… Да, хуже. С каждым годом я всё реже вижу улыбку на прекрасном лице и всё чаще слышу предложение покинуть дворец. Но куда? Лисичанск — самый крупный город этого, с позволения сказать, государства. И в других не лучше: та же грязь, смрад и мерзость. Кроме того, во многих странах бушевали эпидемии, а вонь, заживо гниющих тел, в совокупности с видом почерневших трупов — не лучшее зрелище. Успели мы побывать и на далёком юге: та же хрень, только вид сбоку. Кроме того, очень скоро, после нашего прибытия, в город Пири Ардокль началось вторжение восточных варваров — приземистых чернокожих человечков на маленьких лохматых лошадках. Та ещё резня была! Существовал ещё один вариант, но я приберёг его на самый крайний случай. Уже десяток лет, браслет, с моего запястья, послушно изображал светящиеся бублики, обрамляющие картинки других миров. Тревожило смутное воспоминание о том, как при первом переходе нарушилась работа…Каких-то штук, уж не помню, каких. А вдруг наши медальоны тоже заглючит? Подождём. Оля целует меня в щёку и гладит по затылку. Всё-таки интересно, насколько разные мои девочки. Наташа, с каждым годом, становилась всё безумнее, будто пыталась что-то доказать своими сумасшедшими выходками. Могла запросто убить собеседника, а потом, смеясь, пояснить, дескать ей не понравилась бородавка на его носу; могла спокойно идти голышом по дворцу или в таком же виде, занимать королевский трон. Королева, как она есть. Галя окончательно утратила интерес к чему бы то ни было, кроме секса. Кажется, за все эти десятилетия, девушка успела опробовать всех симпатичных самцов на трёх континентах. Попутно, правда умудрилась сделать и несколько полезных вещей: интимная гигиена и приличное нижнее бельё — исключительно её заслуга. А попробуй лечь в постель в грязных штопаных панталонах, да ещё и с заросшими подмышками — рискуешь не дожить до начала акта. Кроме того, Галчонок безжалостно выпиливала носителей всякой венерической дряни — профилактика, стало быть. И только Оля, с каждым годом, становилась всё печальнее, активно вникая в жизнь людей вообще и черни — в частности. В этом она здорово сблизилась с Илюхой. До того, как стать той самой Бледной Госпожой — ожившей городской легендой, девушка попыталась организовать приют для сирот и детей, изгнанных из дома. Благородное начинание. Как и остальные благие намерения, в этом мире, оно отправилось по известной дороге. Наведавшись в приют после некоторого отсутствия, Оля обнаружила, что все деньги разворованы, половина детей болеет пузанкой — смертельной желудочной инфекцией, а большинство воспитанников успели пострадать от воспитателей-педофилов. Взбесившись, Оля уничтожила всех обитателей приюта, обратившегося в филиал преисподней. Тогда то в Приканалье и Мокром Районе появилась Бледная Госпожа, дарующая ненужным детям последний сладкий сон. — Симон просил зайти, — шепчет Оля, — говорил, дело срочное. Мы — единственные, кого начальник Тайной Канцелярии просит. Эта контора, уже давным-давно подмяла под себя остальные службы королевского аппарата, а граф фактически управляет Власью. Да, ещё прислушиваясь к рекомендациям Лилии. — Ну хорошо, навестим старого приятеля. Так я сказал и тогда. Почему я вспоминаю тот день именно сейчас? Не знаю. Тоскливо. Больно. Вилена… Симон, как всегда, приветствовал нас, стоя посреди небольшой сумрачной комнатёнки, освещённой лишь парой масляных ламп. Шикарное кресло, ничем не уступающее королевскому трону, огромный стол с письменными принадлежностями, да неуклюжий табурет для посетителей — вот и вся обстановка. Как ни странно, в личной жизни самый влиятельный человек королевства исповедовал тот же суровый аскетизм, утверждая, будто государственные дела важнее удобств отдельно взятого человека. Может и не лукавил. Граф заметно погрузнел, за последнее десятилетие и отпустил небольшую бородку, клинышком. Тёмно-коричневый френч, который кстати, именно я посоветовал Симону, скрадывал недостатки человеческой фигуры, омолаживая и делая стройнее. — У нас имеется неотложная проблема, — хозяин кабинета сделал ударение на слове: «Нас», — Лепень, веди. Из-за ширмы, сливающейся со стенами, выступил небольшой, гибкий, как змея, парень и скользнул к дверям. Со временем, граф отказался от огромных неуклюжих мордоворотов, набирая исключительно вот таких — незаметных и непримечательных. Я оглянулся и нахмурился: Оля оставалась на месте и не думая следовать за нами. В ответ на мой, незаданный вопрос, она печально улыбнулась и пожала плечами. — Подожду тебя здесь, — она присела на край стола, смахнув на пол пару важных государственных вердиктов, — у меня дурное предчувствие. Ладно. У меня никаких предчувствий не было. А жаль… — В чём дело то? — поинтересовался я, пока мы петляли извилистым коридором, предназначенным для слуг, — и почему такое срочное? — Во дворец прибыл герцог Солнцев, — пояснил Симон так, будто это всё объясняло, но увидев моё недоумение, со вздохом продолжил, — на неделе ты соблазнил его жену и дочь. Герцогиня вздёрнулась — замучили муки совести, а девица утопилась от неразделённой любви. Герцог приехал за сатисфакцией, а мои люди не успели его перехватить. Кроме того, какая-то бестолочь ошиблась и направила дурака к Тени. — Ну и в чём проблема? — я расхохотался, — требовать возмещения у Илюхи! Вот это номер! — Сам увидишь. Лепень? — Уже пришли, — человечек перемигнулся со своим клоном, подпирающим угол, — сюда. Ага, студия Ильи. Небольшая деревянная дверь, обитая тонкой кожей резко контрастировала с остальными: пышными, украшенными золотыми птицами и зверями. Ну, Тень и есть — ётень. В этом заповеднике скромности тусовались местные книжники, захаживал лейб-медик и постоянно присутствовали психованные фрейлины, считавшие, что: «Тень — он такой загадочный!» Я решительно толкнул дверь и Симон неслышно скользнул следом, яростно втолковывая своему шпиону некую важную мысль. Явственно различалась повторяющаяся фраза: «Пущу на дыбу». Обещает — значит пустит. О, а тут картина маслом! Ошеломлённый лакей превратился в рыбу, безмолвно открывая слюнявый рот: видимо тренируется перед возвращением в морскую стихию. Две испуганных девицы, в одеждах цветов королевы и младший летописец, испуганно прижались к вращающейся книжной полке, напоминая лис во время травли. Вилена пыталась оттянуть тучного здоровяка от своего покровителя, а тот лишь молча получал оплеухи, которые ему отвешивал разъярённый Солнцев. — Что же ты, мерзавец! — рычал тот и хлестал Илью по физиономии, — язык проглотил? Когда соблазнял моих девочек, наверное, распускал его, как петух хвост, а теперь молчишь? Отвечай! — Да выслушайте вы его! — рыдала Вилена, не в силах справиться с высоким Солнцевым, — он не при чём! — Естественно, — подтвердил я и поймав изумлённый взгляд обернувшегося герцога, свернул ему шею, — а ты чего молчишь, дубина? Сказал бы, так и так: Ангел постарался. Стало быть, всё в порядке, невинные души отправились на небеса. — Граф, — Симон многозначительно покашлял, привлекая моё внимание, — в этой ситуации имеется один щекотливый нюанс. — Труп? — недоумённо спросил я, приблизившись к нему, — с каких пор это стало… Он покачал головой. — Если распространятся слухи, как одного из вас безнаказанно били по лицу — это может несколько подмочить репутацию двора вообще и вашу, в частности. Боюсь…Лепень! Лакей последний раз открыл рот и захрипев, повалился на пол. Незаметный человечек ловко отёр стилет о бело-розовый сюртук и спрятал за пазуху. — Желательно, больше следов не оставлять, — многозначительно пробормотал Симон и подмигнул мне. — Что ты творишь! — закричала Вилена, когда гости, не успев понять в чём дело, повалились на пол, — зачем? За что?! Наши взгляды встретились. Я смотрел на человека, но видел иное: лесные заросли и молодая красивая женщина, со смехом бросающая в меня шишкой; маленькая комнатка в охотничьем домике и свет камина, падающий на наши тела; широко открытые глаза и губы, шепчущие: «Люблю». Я до сих пор всё помнил. Вилена вдруг прищурилась. Поняла. Я легко коснулся её лба, как научила Наташа и женщина безмолвно рухнула на пол. Странно, но в её чертах я никак не мог отыскать ту лесную фею, клявшуюся укротить безжалостного зверя. Осталась только человеческая самка среднего возраста, изо всех сил пытающаяся сдержать подступающую старость. — Не-ет! — Илья наконец вышел из своего ступора и оттолкнул меня от неподвижного тела, — зачем? Она бы никому ничего не сказала! Я знал это. Никогда. Их привязанность оказалась настолько прочной, что даже мне не удалось её разорвать. — Ты сделал это специально! — его всего трясло. Да. Потому что никто из нас не должен иметь никаких привязанностей. Я — тоже. Так будет правильно. Но почему-то ощущалось странное горькое послевкусие. Может от этих слёз на лице Ильи? Или от тех, которые мог бы пролить я… — Она не была верна тебе, — вот и всё, что я нашёлся сказать. — Знаю! — он исступлённо целовал мёртвые губы, — но это — твоя заслуга, а не её вина. Убирайся! Проваливай! Ненавижу тебя, ублюдок! В горле у меня сжалось, и я молча покинул помещение. Ощущение правоты исчезло. Илья…ИЛЬЯ
— Это ничего, что я должен задирать голову? — язвительно осведомился Илья, — может тебе неудобно сгибать шею? — Потерплю, — хихикнул я, положив локти на дверцу кареты, — прости, внутрь не приглашаю, тут тесновато, а вас — двое. Странно, никогда бы не подумал, насколько наш странноватый товарищ может привязаться к спасённой самке. Ну — неделя, ну — месяц, но прошло уже больше года, а они всё ещё вместе. Как там её?..Ве…Во…Вилена! У девицы, повисшей на руке Ильи, вид всё такой же перепуганный, как и во время нашей первой встречи. Лицо такого типа, про который святоши любят говорить: сама невинность. Широко распахнутые глаза как будто готовы спасти весь мир, а пухлые губки приоткрыты в постоянном удивлении. Фигура неплоха, но вокруг шастает куча аристократок получше. Вот, скажем, как моя соседка по карете. — Сам мог бы выйти. — Не царское это дело, — хмыкнул я, услыхав сдавленный смешок за спиной, — ты лучше объясни: почему на коронацию не пришли? Я же просил. — Вилене не прислали приглашение во внутренний круг, а я без неё никуда, сам знаешь. Знаю. И знаю, почему. Илья опасается, как бы его старый друг не наведался в птичник, пока сторож отсутствует. Ну, в общем, всё правильно делает. — Симон, видимо замотался, — я с досадой щёлкнул пальцами, — просил же его. Ладно, впрочем, скучнейшая была церемония, одних речей — на полдня. Если бы не Милята, с ума сошёл бы. Баронесса такая проказница… Меня ткнули в спину чем-то острым и невольно забубнили. — Кто там, с тобой? — удивился Илья и вдруг, насупившись, отступил на один шаг, разглядывая герб на дверце, — и какого хрена ты вообще делаешь в королевской карете? Король то где? Обнажённое тело прижалось ко мне сзади, касаясь сосками кожи, а кудряшки волос рассыпались по спине. У-ух! Похоже, я опять возбудился. — Его величество отправился на всенощную, вместе с кардиналом. Предстоит ему дело нелёгкое, но благородное: вымаливать у боженьки прощение за всю гадость, которую предстоит совершить, управляя Власью. — Я кажется сообразил, — Илья покачал головой и покрутил пальцем у виска, — кем вы все себя считаете? Богами? — На колени, перед всемогущим, — я расхохотался, — не забудь: завтра — торжества, по случаю восхождения на престол. Настоятельно рекомендую прийти. Будем веселиться. Трогай! Это я уже кучеру. — Когда вы толкуете про веселье, — мой товарищ хмыкнул, — меня в дрожь бросает. Хорошо, мы будем. Карета уже двигалась. Я махнул Илье и ввалился внутрь, опустив занавесь. В салоне царил приятный полумрак, скрадывающий немногочисленные изъяны обнажённого тела моей компаньонки. Раздеваться ей пришлось самостоятельно и это оказалось нетривиальной задачей для той, кого всю жизнь экипировали фрейлины. Поэтому, некоторые вещи пришли в негодность. Ничего — купит новые, у королевы есть для этого всё необходимое. — Я хочу ещё! — Лилия обняла меня и поцеловала в шею. — В чём проблема? — хорошая всё-таки штука — королевская карета. Здесь даже есть кровать, где можно трахать королеву, пока её супруг ползёт на коленях по сырому полу монастыря и бубнит тысячу и одну молитву. Честно говоря, в мои планы не входило столь быстрое интимное знакомство с членами королевской семьи. Не Наташа же я, в самом деле. Девушка без комплексов, что сказать! Стоило нам переехать в королевский дворец, и она тотчас залезла в опочивальню его величества, несколько ошалевшего от подобной непосредственности. Правда, нынешний король, в то время, ещё был наследным принцем и лишь готовился к женитьбе. Ну а после, всё завертелось. Старый король как-то неожиданно отдал концы, умерев во сне, а во дворец прибыла Лилия — невеста принца. Наташи в тот момент в Лисичанске не было: они с Ольгой отправились к Проклятому погосту, делать зарисовки надгробий. Поэтому девушка весьма удивилась, когда вернувшись, обнаружила в в постели любовника законную супругу. В ту ночь я спокойно сочинял стихи, сидя на балконе своих апартаментов и размышлял о превратностях судьбы. Ну, скажем, как поступить с баронессой, после того, как она мне надоест. Галю так раздражал этот неловкий момент, что она предпочитала выпивать надоевших любовников во время секса. Кажется, девушка считала, будто поступает весьма оригинально, пока я не разочаровал её, сравнив с Лукрецией Борджиа. Впрочем, ей это ничего не сказало, да я и сам не мог вспомнить, откуда знаю это имя. Нет, Милята мне надоест весьма нескоро. Баронесса оказалась настолько неутомима в развлечениях, насколько и разнообразна в постели. А после того, как я приучил её к горячей ванне и бритью определённых мест, стала и вовсе неотразима. Муж её, после краткого знакомства со мной, прятался в каком-то охотничьем домике в глухих лесах Междуречья. Семейная идиллия! Я добрался до середины, сражаясь с непослушной рифмой и вдруг услышал оглушительный визг, стремительно приближающийся к дверям моих комнат. Откровенно говоря, звукоизоляция в королевском дворце — ни к чёрту, но это уж переходило все допустимые границы. Отложив свиток пергамента в сторону, я отправился полюбопытствовать. Мои апартаменты прежде принадлежали старому королю, поэтому оказались самым приличным местом во всём дворце. Новый монарх пытался было возражать, когда я занимал их, но Симон доступно объяснил мальчишке, кто тут на самом деле главный. Чуть дольше мы разбирались с Наташей, и она наотрез отказалась принимать во внимание доводы рассудка. Пришлось рявкнуть на неё. Кажется, я немного перестарался: девушка полдня провалялась на полу и после не общалась со мной целых два дня. Потом я её хорошенько оттрахал, и мы помирились. Тем более, комнаты главной фрейлины, на мой взгляд, ничем не хуже. Галина вообще, ночевала где захочет и с кем вздумается, предпочитая всё же Симона. Оля осталась в особняке графа, утверждая, будто ей там гораздо комфортнее. Тем не менее, девушка частенько навещала меня, и мы долго гуляли по интересным, с её точки зрения, местам. Распахнув тяжёлую позолоченную дверь, я обнаружил Наташу, сосредоточенно пинающую бешено визжащую девицу в шёлковой рубашке до пят. Ната выглядела разъярённой, а троица лакеев, следовавших за ней — перепуганными до смерти. — Ты, вообще, в курсе, сколько времени? — поинтересовался я, привалившись плечом к полуоткрытой двери, — кстати, с приездом. Могла бы и заглянуть. — Привет, — бросила девушка, наматывая светлые кудри орущей жертвы на кулак, — хотела расслабиться, после дороги. Думала, для затравки, трахнуть Роберта, а уж потом к тебе, на всю ночь. — Можно было и Пашу порадовать, — я наконец сообразил, кто именно пострадал сегодняшней ночью и с трудом сдерживал смех. — Его нет, — сообщила Ната, — оставил записку, дескать рванул к шлюхам, в бордель. Пусть повеселится. Так вот, захожу я к нашему будущему величеству, а у него в постели лежит вот эта сучка. Кто такая, не знаешь? — Знаю, — я всё-таки не выдержал и хихикнул, — Лилия, супруга короля. Первый раз вижу, как любовница вышвыривает законную жену, да ещё и так возмущается, при этом. Отпусти девушку, пока у неё голова не отлетела. — А, жена, — Ната ухмыльнулась и поцеловала меня, — ладно, пусть живёт. Так как, заглянуть к тебе, после Роберта? — Пожалуй, не надо, — я оценил формы рыдающей королевы, — думаю, остаток ночи я буду занят. Наташка, посвистывая, удалилась, отпустив щелбан ошарашенному лакею. Похоже, слуга никак не мог прийти в себя, после просмотра столь занимательного шоу. А вот это — уже небольшая проблема. Совсем ни к чему выпускать на свободу слухи, которые к утру могут облететь весь дворец. — Секундочку, — пробормотал я, погладив голову рыдающей девушки и направился к лакеям, которые уставились на меня, словно троица кроликов на удава. Впрочем, так оно и было. — Друзья, — как можно дружелюбнее, сказал я и положил пальцы на вспотевшие лбы, — думаю, вам стоит вздремнуть. Нет, всё-таки человек — животное. Тупое, покорное судьбе и своим повелителям. Пока я пил его товарищей, третий слуга испугано пучил глаза и судорожно сглатывал, дёргая кадыком. Даже когда бездыханные тела рухнули на ковёр, он и попытки не сделал избежать неминуемой смерти. Есть больше не хотелось, поэтому я просто свернул дурачку шею. За спиной послышался сдавленный вопль и обернувшись, я обнаружил королеву, прижимающую ладонь ко рту. Хм, иногда забываю про женскую впечатлительность. Мои то девочки намного спокойнее. Особенно, гм, Наташа. — Ваше величество, — я протянул руку, и девушка попятилась, испуганно хлопая ресницами, — прошу вас, не беспокойтесь. Ваши неприятности, на сегодня, подошли к завершению и уверяю: остаток ночи подарит вам массу лишь приятных впечатлений. Во завернул! Когда я так обращаюсь к Гале, она бормочет, чтобы я прекратил выделываться, а Наташа советует быть проще, с примитивными натурами. — А что с ними? — испуганно пробормотала королева, — они…Мертвы? — Какая глупость, — я махнул рукой, сдерживая искренний смех, — просто спят. Да утром вы их увидите вновь. Можно подумать, кто-то из дворян запоминает физиономии лакеев! Да и те все на одно лицо: лощёные, с надутыми важностью щеками. — Да кто вы такие?! — испуг, мало-помалу, сменялся благородным негодованием, — что вы себе позволяете? И почему Роберт разрешил этой…Этой… — Тсс, — я помог ей подняться, — не нужно привлекать лишнего внимания. Да и негоже королеве быть здесь, в подобном виде. Прошу сюда, да, да, в эту дверь. Королева ещё пыталась возражать, но я просто взял её на руки и занёс внутрь, захлопнув дверь ногой. Пока на бледном, от гнева, лице сражались испуг и возмущение, я внимательно рассматривал свою ночную добычу. Конечно я уже видел невесту короля, но — издали, да и не приглядывался особо. Зачем? Двор велик и мне пока вполне хватало молоденьких фрейлин, да и большинство служанок — ничего себе. Ну и плюс — баронесса, которой, временами, было даже слишком много. Про девочек я вообще молчу: Галя, та вообще могла вломиться в любое время дня и ночи, выгнать соперницу из моей кровати и потребовать, чтобы я трахнул её по-настоящему, а не «как эти слабаки». Илья даже смеялся, утверждая, будто в моей жизни не осталось ничего, кроме секса. Странно, а чем же тут ещё заниматься? Развлечений раз, два и обчёлся. Большой Королевский Театр, где за всё это время прошло аж целых две, с половиной, постановки, наполненные тупым религиозным пафосом; несколько передвижных балаганов, демонстрирующих народные сочинения с блудливыми священниками и тупыми дворянами, здесь репертуар тоже не блещет разнообразием. Ну и весьма редкий гость: Большой Скомороший, с клоунами, акробатами и дрессированными зверями. Вот и всё! Одно время я, с Наташей и Галей, развлекался по ночам, охотясь на загулявших горожан, но быстро потерял интерес к однообразной игре. Тут же без вариантов: сопротивления никакого, да и ловля заканчивается, до смешного, быстро. Слушать мольбы о пощаде и наблюдать за человеком, ползающим в пыли надоело очень быстро. Скучно. Еда нам не нужна, любую вещь, будь то украшение, здание или понравившийся человек мы берём без возражений. Ибо кто рискнёт возразить неуязвимому существу, обитающему в королевском дворце? Благо были прецеденты, прослужившие остальным хорошим уроком. А за некоторые нам даже спасибо сказали. Сам Дылда — королевский шериф, которого мы как-то встретили, на пути в Лисичанск — совершенно серьёзно поблагодарил Галю и Наташу, навестивших семейство Селезней, тех самых, которые так охотно пускали гостей переночевать. Головы мамаши и сыновей долго торчали на кольях ограды, снабжая провиантом благодарных ворон. В опустевшем доме, с выбитыми дверями, так никто и не поселился. Наташка долго хохотала, рассказывая, какие физиономии были у людоедов, когда Галя ударом ноги выломала ворота и сказала: «Ку-ку!» В общем, вот и все развлечения. Что остаётся? Правильно — трахать всех, более или менее симпатичных. Вот, скажем, как это разгневанное создание. Я положил королеву на кровать, и она тотчас села, уперев кулаки в бёдра. Игнорируя гневные взоры, я подошёл к бару и налил вино в высокий бокал. Всё самое лучшее: и напиток, и стекло. Мне, понятное дело, без разницы, но гостьи попадаются весьма капризные. — Да кто вы такой? Почему вы принесли меня в, — она огляделась, — это же — королевские апартаменты! Роберт показывал дверь, но сказал, дескать сюда заходить нельзя. Мне, королеве! — Королеве — можно, — = я подал ей бокал, — в любое время. А касательно твоего вопроса…Кто мы такие, кто вы такие? Богословы уже долгое время пытаются разгадать эту тайну, но тема, пока, не раскрыта. Она глотнула, опустошив половину бокала и вдруг сообразила, какую ей чушь подсунули, вместо ответа. Однако, не успела порозовевшая, от злости, девушка даже слово сказать, как я присел рядом и обняв за талию, поцеловал. Дурманить голову не стал, ни к чему: вполне достаточно дурочек, свернувшихся калачиком у моих дверей — малость перестарался. — Да что!..Да как!.. Ещё один поцелуй. Сопротивление оказалось вполовину меньше и единение губ — почти взаимным. Ну и ещё раз. Совсем другое дело. — А теперь, от прозы жизни, к поэзии, — сказал я, отпустив тяжело дышащую королеву, — сочинил, перед твоим визитом. Прости, вещь неотшлифованная.Небесная кошка глаз жёлтый явила,
Во мраке крадётся и смотрит лениво,
Во взгляде её только скука застыла,
О, жизнь! Ты — уныла.
И когти, как звёзды, во мраке сверкают,
И хвост, словно тьма, небеса застилает,
И лапы, как ветер, неслышно ступают,
И ночь наступает…
О, хищник, ты видишь земли дальний край,
О, кошка, стремишься в свой собственный рай,
О, львица, я твой навсегда, так и знай!
Прощай…
Ты разве не была тем вечером со мной?
Не трогала рукой мой раскалённый лоб?
И не вела во тьму, под пьяною луной?
Постой…
Я помню ночь, и звёзды, и луну,
И бледный силуэт, и пальцы на руке,
И чувств безумных бурную волну,
И тишину.
Но блекнет силуэт и тает в темноте,
Сквозь пальцы ускользает пряный аромат,
И лишь луна скользит в изодранной фате,
И пустоте…
ОЛЬГА. СНЕГ
Когда мы проходим мимо окна, Оля останавливается и втягивает носом воздух. Потом оборачивается. — Чувствуешь? И действительно, некая омерзительная вонь перекрывает свежий морозный аромат. Чем-то напоминает зловоние, исходящее из местного подобия канализации, но гораздо насыщеннее и плотнее. — Да. Очередная отрыжка здешнего мира. — Я устала от всех этих отрыжек, — Ольга прижимается ко мне и мотает головой, — всё это — зловоние, грязь, насилие и смерть. Мы настолько пропитались смертью, что люди путают нас с ней. Посмотри, в кого мы превратились! — Перестань, — я глажу её по гладкой щеке, — у тебя — обычная зимняя меланхолия. Придёт весна, тепло, солнце и… — И ничего не изменится! Лишь уйдёт кто-то из тех, кого мы знали так долго. Вокруг слишком много новых лиц, и я устала их запоминать. Они летят, как песок сквозь пальцы. Оля права. Я и сам не могу вспомнить, когда последний раз видел Миляту. И вдруг меня словно поражает молния: баронесса мертва, вот уже как три года. В ящике стола лежит её предсмертное письмо, которое я прочитал и тут же позабыл. «Милый, — пишет она чётким каллиграфическим почерком, — ты уже третий месяц игнорируешь меня и мои послания. Я не сержусь, причина вполне очевидна. Она смотрит на меня из каждого распроклятого зеркала. К сожалению, ты так и не смог (или не захотел) обратить меня в одну из вас. Не знаю, решилась бы я, но теперь это не имеет ни малейшего значения. Я постарела, и ты забыл страшную морщинистую ведьму. Я не держу зла, но правда в том, что старая морщинистая ведьма, как и прежде, любит своего беловолосого ангела и не может жить без него. Жалею лишь об одном: я так и не смогла родить твоего ребёнка. Прошу тебя, сохрани хотя бы маленькое воспоминание о любящей тебя Миляте. С любовью, Милята, баронесса Шумейска». Очень жаль свою старую подругу, но последние годы её облик действительно стал мне неприятен. Даже хорошо, что она сама решилась принять яд. Перед смертью, Милята заколола мужа ножом, а своё имущество переписала на моё имя. Только зачем всё это? Коридоры дворца пустынны: большинство придворных, вместе с королём, покинули огромное здание, переместившись в Охотничью Резиденцию Медведко. Это, за Проклятым погостом, недалеко от Хрустального озера. Там, вдалеке от людей, король намеревается охотиться на кабанов и оленей. Думаю, вся охота сведётся к беспробудному пьянству, ничем иным, последние пять лет, благородный Роберт просто не интересуется. Даже иностранных послов принимает его супруга, изредка обращаясь за советом к Симону. Лилия почти ни с кем не общается. Если она не занята государственными делами, то просто сидит у окна и смотрит в небо. Иногда я ловлю её взгляды на себе, но стоит их перехватить, и королева тотчас отворачивается. Ольга скользит по пустынным помещениям, словно призрак и тёмный плащ до пола усиливает это впечатление. Призрак чего ты моя красавица? Илья, то ли в шутку, то ли всерьёз, называет девушку совестью нашей группы, как бы намекая на отсутствие оной у остальных. У меня, в частности. Возможно он и прав. Тогда я увёз Вилену в маленький охотничий домик, посреди леса, и мы безмятежно жили там целое лето. Девушка оказалась очень непосредственной и весёлой, и я получил огромное удовольствие от ежедневных бесед с ней, на самые разные темы. Мы обсуждали философов, поэтов, художников, потом переходили к политике и наконец, завершали беседу поцелуями на лохматой шкуре, перед огромным камином. Вилена вполне серьёзно поклялась превратить меня из безжалостного зверя в настоящего человека. Может быть у неё и получилось бы, не знаю… Одна Ольга знала, где именно мы скрываемся ото всех. На третий месяц нашего безмятежного отпуска, во дворе застучали копыта, и кто-то решительно отворил двери. Оля выглядела пасмурной, точно небо перед грозой. Она внимательно осмотрела убранство маленького домика, неторопливо пройдясь вдоль акварелей Вилены и наконец остановилась, разглядывая нас. Мы лежали на роскошном широком диване, и я медленно скармливал девушке маленькие красные ягоды, которые мы вчера целый день собирали в глубине леса, попутно играя в прятки между огромных дуплистых деревьев, поросших серо-зелёным мхом. Было весело и свободно, как никогда. Тогда я ещё подумал, что готов прожить так целую вечность. Оля пристально изучила наши счастливые физиономии и со вздохом, села в свободное кресло. На гостье поблёскивала изумрудная кожа охотничьего костюма и видимо, ощутив себя гадким утёнком, Вилена покрепче прижалась ко мне. Девушка словно ощутила приближение конца всей этой идиллии. Илья перестал питаться. Уже третий месяц. Сразу, после исчезновения своей возлюбленной. Не знаю, какие мысли блуждали в его голове, но за всё это время он не выпил ни единого человека, а последнюю неделю сидел, неподвижно уставившись в пространство широко открытыми жёлтыми глазами. Вилена жалобно посмотрела на меня и разрыдалась. Всё было понятно, и я не стал возражать. Всё же Илья мне был дороже этого человека, как бы хорошо я к ней не относился. В тот же день девушка вернулась в свой домик Района Роз, а я — во дворец. Однако, после этого мы встречались ещё пару лет. Виленой владело настоящее отчаяние: она одновременно любила нас обоих и не знала, как разорвать дурацкий треугольник. Последние полгода наших свиданий в её взгляде проступало безумие, а секс напоминал какое-то самоистязание. И вновь Ольга вполне резонно объяснила мне, что если девица свихнётся или умрёт, я утрачу тот инструмент воздействия на Илью, который случайно попал в мои руки. Ну и ладно, у меня же оставались Лилия, Милята, мои девушки и ещё, сотня-другая, симпатичных горожанок. Вилена рыдала, при расставании, но, как мне показалось, немалая часть этих слёз выражала облегчение. После, мы ещё начинали встречаться несколько раз, но повторно войти в ту же счастливую реку так и не смогли. Я так и остался безжалостным зверем, совесть которого живёт отдельно. Мы входим в кабинет Симона и обнаруживаем там Галину, сидящую на рабочем столе графа. Девушка, в шикарной меховой шубе, однако под ней нет ничего, кроме нижнего белья. Кажется, это здорово нервирует хозяина кабинета, потому как он угрюмо рассматривает пальцы, сложенные в замок, подрагивающие на толстой папке. Симон стар. Волос его, хоть и не утратил густоты, но стал абсолютно белым, а морщины на бледном лице напоминают глубокие раны. Галя уже давным-давно не посещала старого любовника, поэтому вид полуобнажённого молодого тела вызывает у графа явную депрессию. Мне на это плевать. Я спокойно сажусь в специальное кресло, и Оля занимает место на подлокотнике. Галя небрежно кивает нам и продолжает помахивать длинной стройной ножкой. Девушка совсем недавно вернулась из заграничной поездки и всю прошлую неделю не слезала с моих ушей, рассказывая о ступенчатых башнях посреди пустыни, о черепах в песке и огромных ящерицах с ядовитыми клыками. Она успела забыть, что я уже был в Ченнистане семью годами ранее и именно я посоветовал ей туда прокатиться. Галя поднимает со стола пачку смутно знакомых мне рисунков и небрежно отбрасывает прочь. Симон следит за их полётом и на его физиономии проступает странное выражение. — Дети свободы, — наконец Симон открывает рот, — Район Приканалья. Мои агенты сообщают о большой, хорошо вооружённой банде. Похоже, планируют нападение сразу после возвращения короля во дворец. Дети свободы. Непонятная дрянь, появившаяся в последний год. Сеть небольших организаций, планирующих покушение на Роберта. Мы уже успели истребить шесть подобных банд, причём каждый раз негодяи испытывали оружие, предназначенное для короля, на нас. Это были и стрелы, и кислота, и даже нечто, напоминающее взрывчатку. Все молодые, и парни, и девушки. Я искренне жалел о гибели материала, более пригодного для других развлечений. Откуда они явились и чем им так насолил Роберт — непонятно. Симон просто извещал нас, где находится очередная штаб-квартира и мы истребляли всех, кого там находили. Галя лениво зевает. Ей это абсолютно неинтересно. Ольга накрывает мою ладонь своей и склоняясь, шепчет в ухо: — Ты не замечаешь ничего странного в этих заговорщиках? Странного? Да в них всё странное, начиная от целей и кончая средствами. — Ни одного покушения так и не произошло, — продолжает шептать Оля, — откуда Симон вообще узнал об их существовании? — Что сама думаешь? — тихо отвечаю я, продолжая наблюдать за Серым Королём. Кажется, его гнетёт какая-то мысль: время от времени человек вскидывается и точно пересчитывает нас, словно боится потерять. — Не знаю, — Оля пожимает плечами, — возможно, вся эта суета вообще не имеет к Роберту никакого отношения. — Хорошо, — я киваю, — сегодня я обязательно оставлю парочку и как следует, их допрошу. — В живых никого не оставлять, — граф словно засыпает и его голова клонится всё ниже, — все они — опасные фанатики, способные распространять еретические идеи. Убейте всех и возвращайтесь, нужно обсудить очень серьёзные вещи. — Чем тут у вас так воняет? — вдруг спрашивает Галя и спрыгивает на пол, трансформируя одежду в короткий полушубок, шорты с меховой оторочкой и лохматые унты, — весь дворец провонял! Графа словно пружиной подбрасывает и в его тусклых глазах мелькает странное выражение. На мгновение мне кажется, будто неустрашимый Симон испуган. — Выгребные ямы переполнились, — скрипит он и протирает лицо морщинистой ладонью, — вовремя не уследили и теперь приходится устранять последствия. Виновные понесли наказание. Он…Оправдывается? Нет, с ним определённо не всё в порядке. Не в силах терпеть этот фарс, я поднимаюсь. Последние годы чувство неловкости в общении с людьми становится привычным, но сегодняшнее поведение графа переходит все границы. Точно так же, после Вронского побоища, невнятно бормотал Роберт, ошеломлённо взирая на груды трупов вражеского войска. Последний случай войны с Власью. После этого, правители соседних государств предпочитали отдавать всё по доброй воле, будь то спорная территория, или выгодный контракт на торговлю. На радостях, наш сюзерен ухватил столько, что оказался не в силах удержать. Семь последних лет Влась лихорадит: на окраинах — бунты, среди аристократов — недовольство, а теперь ещё и Дети свободы. Страна летит ко всем чертям. — Уходим, — тихо говорю я, направляясь к дверям, — навестим Наташу. Девочки следуют за мной, не потрудившись попрощаться с хозяином кабинета и Симон остаётся один: седовласый морщинистый старик за огромным столом. На пороге я оборачиваюсь и встречаю тусклый взгляд, наполненный…Чем? Страхом? Ненавистью? Не понимаю. Мы дали графу всё, о чём он мечтал и даже много больше. Почему он ненавидит нас? И вновь пустынные коридоры. Слуги совершенно распустились, позволив пыли посеребрить высокие стулья, изящные шкафчики и огромные зеркала. Кроме того, вездесущая вонь буквально выедает глаза. Королевский дворец в таком же упадке, как сам король и его страна. Я распахиваю тяжёлую дверь и останавливаюсь на пороге, не спеша входить. Непроницаемые занавеси опущены и в огромном помещении нет ни единого лучика света. Мрак и холод. Наташа неподвижно лежит на своей кровати и её широко распахнутые глаза изучают запределье. Девушка ни на что не реагирует. И так уже третий день. Хорошо, хоть перестала кричать. От её жалобных воплей мне хотелось бежать, куда глаза глядят. Как же всё глупо вышло… Илья, сидевший у изголовья, поднимается и подходит к нам. Парень выглядит утомлённым. Оно и не удивительно: с самого происшествия он ни на шаг не отходит от Наташки. Молодец. Я бы так не смог. — Никаких изменений, — Илья морщится, — я пытался с ней говорить, но это — бессмысленно. Такое ощущение, будто в теле вообще никого нет. Пустая оболочка. — Может именно так мы и умираем? — спрашивает Галя и в её голосе звучит тень ужаса, — она же холодная, как ледышка и не шевелится! Илья только пожимает плечами. Его явно не тревожит предположение Галины. Я прислушиваюсь к себе. Боюсь ли я смерти? Нет. Жизнь — прекрасна и умирать нет никакого желания, но страха нет. Что ж, если это действительно наша смерть, встретим её спокойно и с достоинством. — Королева вернулась? — вдруг спрашивает Илья и в ответ на моё недоумение, поясняет, — видел её карету у входа. Кажется, там ещё был Витя. Виктор?ВИТЯ
Королевская библиотека — самое тихое и безлюдное место во всём дворце. Мало кого, из дворян, интересуют покрытые пылью тяжёлые тома, устало развалившиеся на стеллажах и вращающихся полках. Здесь можно отыскать всё, что угодно: новые издания, щеголяющие печатным шрифтом и цветными гравюрами; древние фолианты, с рукописным текстом и примитивными рисунками, и даже, абсолютно дряхлые, свитки с выцветшими буквами, на языках, неведомых подавляющему большинству. Когда я ощущаю усталость от всего и всех, я всегда иду сюда. Приятно сидеть в уютном полумраке, неторопливо вкушая описания дальних стран и городов, сравнивая их с собственными впечатлениями. Почти всегда чтение напоминает выслушивание смешных анекдотов, особенно в сочетании с дурацкими картами, щеголяющими надписями типа: «Здесь никто не живёт» или «Здесь обитают монстры» и даже «Здесь кончается божья суша и океан». Сегодня мне попалась историческо-богословская ерунда, под кратким наименованием: «Основы». Какой-то, из давно умерших, священников, раздуваясь от собственной важности, пытался давать пояснения к канонической книге местных святош: «Беседы с Господом». Автор то съезжал на резкую критику своих коллег, то принимался истерически обвинять еретиков и язычников, временами сваливая всех в одну, общую кучу. К середине опуса становилось понятно: во всём мире существует лишь один, истинно верующий — автор этой книги. Дверь в библиотеку тихо скрипнула, и я поднял голову, уставившись на бледного, от страха, лакея, мнущегося около входа. Дьявол, ведь специально же поставил болвана снаружи, чтобы никто не смог мне помешать! Так какого чёрта? Впрочем, только очень важная причина могла вынудить слугу преодолеть ужас перед гневом сверхъестественного существа. Перед моим, то есть. Тяжело вздохнув, я поманил пальцем, заметив, как просияла от радости, белая потная физиономия. — Господин, — слуга согнулся, едва не воткнувшись лбом в дощатый пол, — прошу прощения, за беспокойство, но вас спрашивает какой-то человек. По виду: из простолюдинов. — Ну и на кой он мне сдался? — прошедшее раздражение очень быстро возвратилось, — как он вообще сумел пройти во дворец? Как там у вас принято — всыпьте ему плетей и гоните прочь. А если ты ещё раз помешаешь — убью. Лакей тяжело сглотнул, обретая цвет безупречного алебастра. Уж кто — кто, а обитатели королевских апартаментов хорошо знали, как легко мы отправляли людей на встречу с их богом. Наташа утверждает, что это мобилизует и дисциплинирует. — Г-господин, — о, начал заикаться, — человек сказал, будто он ваш знакомый. Вроде бы, когда-то вы его хорошо знали. Может кто-то из людей Ножика? Последнее время он нечасто просит меня о помощи, да и немудрено: ведь под его крылышком оказалась вся преступная рать Лисичанска. Впрочем, до меня дошли слухи о крупных разногласиях между бандитами и лидерами строительной гильдии. — Хорошо, — я раздражённо махнул рукой, — веди. Сам останешься снаружи и не вздумай никого пускать, пусть тебя хоть режут на куски. Гостя не было достаточно долго, и я успел перелистать пару десятков страниц, веселясь всё больше. Под конец «Основ» автор окончательно сбрендил, объявив скорый конец света и принялся подробно и живо описывать все его этапы. Именно здесь я ощутил пробуждение интереса к постной писанине. Обязательно порекомендую Наташке — пусть обзавидуется бурной фантазии автора: до некоторых способов умерщвления человеков не додумалась даже она. — Ну, привет. Я опустил книгу, несколько офигев от подобного приветствия. Такие вольности позволяли себе лишь девочки да Илья. Человек, осторожно закрывавший дверь, с первого взгляда, показался мне абсолютно незнакомым: невысокого роста плотный бородач с коротко стриженым светлым волосом на круглой голове. Одно ухо чуть надорвано и неровно приросло, а из-под клиновидной бороды ползёт по щеке к глазу тонкий шрам. Одежда простая, но хорошего качества, обычный житель столицы себе такую вряд ли позволит: коричневые штаны с кожаными вставками заправлены в добротные башмаки, а зелёная куртка изобилует множеством кармашков. Лохматый берет крепко зажат в четырёхпалой руке. Человек закрыл дверь и криво ухмыляясь, уставился на меня. Я прищурился и нечто смутное начало всплывать из серых глубин. — Хм, почти уж два десятка годков миновало, а ты ни капли не изменился, — неизвестный покачал головой и ткнул пальцем в свободное кресло, — не станешь возражать, если я присяду? Серая муть наконец-то прорвалась, выпустив наружу изрядно потрёпанное воспоминание. Ну и ну, кто бы мог подумать! — Витя, — это я скорее самому себе, — ладно, присаживайся. — О, вспомнил! Какая честь, — человек с явной нерешительностью оглядел стульчак, обшитый розовым бархатом и присел на самый краешек, — так долго вспоминал, потому что я сильно изменился? Или недосуг запоминать пришельцев из прошлой жизни? — Не трынди, — я отложил книгу и забросил ногу на ногу, разглядывая непрошенного гостя, — изменился и очень сильно. Нехило так тебя местная жизньпотрепала. Чего раньше не приходил? Могли бы чем-нибудь помочь. Пашка у нас, вон, в дворянах ходит, собственный особняк имеет, глядишь и тебе бы чего сунули. Витя криво усмехнулся и обвёл взглядом высокие потолки, золочённые канделябры и роскошную мебель. Потом посмотрел мне прямо в глаза и покачал головой. — Я виделся с Павлом. Прости, но все ваши титулы и прочее у него поперёк горла стоят. А я и сам немалого добился. Если интересно, могу рассказать. Было ли мне интересно? Скорее — нет. Однако, почему бы и не послушать. Заодно попытаюсь припомнить, откуда я знаю этого персонажа. Витю я помнил весьма смутно. Кажется, давным-давно мы вместе шли в Лисичанск от Хрустального озера, где была какая-то золотая дыра. А вот до этого — серый туман. Почему этот человек сопровождал нас, кто он, почему ушёл? Ни хрена не помню. И разве это так важно? Человек заёрзал, устраиваясь поудобнее. Видно было, как окружение давит на него, принуждая ощущать не в своей тарелке. — Давай, — я ободряюще кивнул, — да ты устраивайся поудобнее. Не бойся, если кто-то сделает замечание, я ему голову оторву. Серьёзно. Он замер. — Наслышан о ваших подвигах. Честно говоря, вами детей пугают. Я засмеялся. Лично слышал, как служанка, укладывая спать малолетнюю дочку, угрожала её приходом Королевы. Ну и пусть. Приятно, когда тебя считают неотъемлемой частью городского фольклора. Правда, Наташа здесь вне конкуренции. — Да брось ты, рассказывай. — Сначала было очень тяжело. Почти ничего не понимал, не мог даже милостыню просить, а о работе и речи не было. Наверное, если бы была зима — сдох бы в первый же день. Месяц просто загибался от голода, учился крыс ловить, жил с какими-то оборванцами под мостом. Пытался понять их трескотню, кстати, оказалось действительно очень похоже на немецкий. Как язык начал понимать — стало намного легче. Осенью устроился с другими, такими же нищими, работать на одного фермера, урожай собирать. Хозяйство у него было — дикий примитив, так я подсказал, как полив организовать и укрывать овощи. Потом ещё какую-ту фигню сделал, уже и не помню, но хозяину понравилось. В общем, оставил он меня. Пять лет я работал на него, как проклятый и копил деньги. А как накопил — вступил в артель строителей, — на физиономии Вити появилась самодовольная улыбка, — а там за десять лет вырос от подмастерья до соглавы Гильдии. Ну и вот, совсем недавно, объединились мы с гильдией лесорубов, а я организовал нечто, наподобие профсоюза. Если бы ещё не местные бандиты, вообще бы горя не знали. Ага, так вот с кем Ножик кусок не поделил. Ну что же, весьма поучительная история. Можно записать в книжку и читать ленивым детишкам: вот, дескать, если будете работать, то станете такими же успешными, как этот пузан. — Очень рад за тебя, — равнодушно бросил я, — к нам то, каким ветром занесло? Похвастаться зашёл? Или тебе с Ножиком поспособствовать? При упоминании местного авторитета, Витя прищурился. Потом отрицательно покачал головой. — Да нет, сами с усами. На самый худой конец — откупимся, деньги есть, просто неохота их дарить всяким недоноскам. Есть проблема посерьёзнее и деньгами она не решается. Странно. Как мне казалось, через маленькие металлические кружочки здесь решается практически всё. Ах нет, иногда проблема решается через устранение источника проблемы. Витя заёрзал, вскочил на ноги и начал метаться между стеллажей, нервно комкая берет в ладонях. — Я собираюсь жениться, — он провёл беретом по лбу, — она — хорошая девушка и мы любим друг друга. — Так ты приглашение на свадьбу принёс? — я рассмеялся, а человек дико уставился на меня, — да шучу я, шучу! Поздравляю, плодитесь и размножайтесь. — Так вот, есть проблема, огромная проблема, — Витя вновь сел и в сердцах бросил берет на стол, — моя невеста, Марьяна, она из крепостных графа Усинского. Знаешь такого? — Естественно. При дворе бывает нечасто, но запоминается. Воняет от него, как от козла, а одевается, точно долбаное пугало. Лилия, ну королева, от него в полном восторге. Говорит: когда граф рядом, шута можно отпускать. Витя выглядел несколько ошарашенным. — Королева, — потерянно пробормотал он, — ах да, прости, я забыл, где ты обретаешься. Так вот, для нас граф тоже пугало, но совершенно иного рода. У старого урода есть правило: если кто-то, из принадлежащих ему девушек, выходит замуж, правило первой ночи вступает в силу. А эта самая первая ночь иногда продолжается несколько недель. Я предлагал большие деньги, но граф только посмеялся и приказал выгнать меня взашей. — Ну и пусть, — я не мог понять сути проблемы. Если бы я переживал всякий раз, когда мои девушки спят с кем-то другим, никаких нервов бы не хватило, — получишь потом свою Марьяну, целую и почти невредимую. Глаза у мужчины поползли на лоб. — Но я не хочу, чтобы старый козёл трахал мою невесту! — Витя помотал головой, отчего редкие соломенные волосы на круглой голове встали дыбом, — не знаю, какие у вас здесь, при дворе, обычаи, но мы любим друг друга, и я не готов делить свою любовь с кем-то ещё! — Ладно, ладно, — я поднял ладонь, останавливая его вопли, — понятно. Прекрати. Ты не хочешь отдавать свою… Марьяну во временное пользование Усинскому и поэтому пришел сюда. — Угу, — он вновь вцепился в злосчастный берет, — когда я узнал, насколько вы все близки к королю, то подумал: чем чёрт не шутит! Может кто-то из вас, по старой дружбе, согласится помочь, переговорит с королём и тот прикажет графу. Это же не сложно? Поговорить с Робертом? Бесполезная затея. Даже если он будет трезв, то просто мутно посмотрит сквозь меня и вяло пообещает постараться. Тут же забудет о моей просьбе и напьётся до беспамятства. Лилия? Симон? Эти двое могут, но вот вопрос: хочу ли я решить Витькину проблему именно так? Это же скучно! Я улыбнулся своим мыслям. Пора покинуть это пыльное душное помещение и нанести визит графу-затейнику. Ну и ещё пара нюансов. Оля уехала куда-то, на побережье и отсутствовала вот уже месяц. Это — совсем неудивительно, учитывая скорости перемещения здешних экспрессов. Например, когда мы с Наташей полгода плыли к соседнему континенту и столько же, обратно, я проклял и чёртов парусник, и всех его беззубых матросов. Итак, Оли нет, а Галя уже пару недель докучает мне требованием повеселить заскучавшую девушку. Значит, Симмн опять вовсю погрузился в государственные дела и ему недосуг выгуливать требовательную любовницу. Может, поссорились, такое у них тоже приключается. Стало быть, беру с собой Галю, но не только. Надо бы чем-то занять Наташу, которая, вот уже третьи сутки подозрительно тиха. Обычно такие периоды затишья заканчиваются вспышкой кровавой вакханалии, когда люди Тайной Канцелярии с ног сбиваются, пытаясь скрыть следы веселья Королевы. Симон тогда приходит ко мне и молча пьёт коллекционный коньяк из моих запасов. Глаза у графа в такие моменты печальные, как у больного пса. Взять Илью? Последние три месяца мы вновь тайно встречаемся с Виленой и кажется, мой товарищ начал подозревать неладное, потому как разговаривает сквозь зубы и старается не покидать обжитого гнёздышка. Ладно уж, дам ему передышку, пусть насладится простым счастьем влюблённого идиота, лишённого дурацких подозрений. Ясно, поедем втроём. Однако же, я задумался и совершенно позабыл о госте, который, высказав просьбу, терпеливо ожидал ответа. Тем не менее, по круглой физиономии хорошо заметно, как ему неприятно обращаться ко мне. Чем же мы были связаны? Добивались взаимности одной девицы? Экая фигня в голову приходит. Не помню. Ну и ладно. — Поможешь? — в голосе прозвучали умоляющие нотки, — совершенно дурацкая ситуация: если бы не артель, бросил бы всё к чёртовой матери и увёз Марьяну, куда подальше! Впрочем, ещё и родственники её…Все у графа в крепостных, куда такую ораву девать? — Помогу, Витюша, как не помочь старому, гм, знакомому, — я отшвырнул книгу прочь и щёлкнул пальцами. Тотчас в приоткрывшейся щели возник бледный нос лакея, — Королева и Кошка во дворце? — Королева в тронном зале, — лакей принялся запинаться, а после дрожащим голосом, продолжил, — насчёт Ко…Где Леди, я не знаю. Узнать? — Естественно, — я поднялся на ноги, и Витя тотчас со стула, — найдёшь меня в тронном и доложишь. Чем быстрее найдёшь — тем лучше, для тебя. Заставишь ждать — пожалеешь. Как ветром сдуло. Я подмигнул своему гостю и похлопал по плечу: пошли, мол. Пока мы добирались из дальнего крыла в центральные области, я имел возможность наблюдать за реакцией спутника на все эти подзатёртые ковры, поистёршуюся позолоту и подъеденные жуками резные панели. Хоть бери и пиши книгу: «Сто оттенков благолепия». А когда навстречу попадался какой-нибудь мелкий виконт, Витя и вовсе прятался за мою спину, сгибаясь в низком поклоне, даром что дворянчик и сам норовил удрать, куда подальше, нервно бормоча слова приветствия. О, какие люди! Впрочем, не все и не совсем. — Привет, Илюха, — физиономия у кореша преисполнилась желчью, — здравствуй, красавица. Вилена испуганно покосилась на спутника, но позволила поцеловать пальчики на руке. Витя, как ты кстати! Недовольство на лице Ильи сменилось искренним изумлением, когда он уставился на соломенноголового толстячка. Тот ответил ему не менее удивлённым взглядом. — Илья? Пресвятые…Вы так похожи! — Вот и пообщайтесь, — я потянул Вилену за руку, и она испуганно отошла к окну, откуда открывался отличный вид на какой-то покосившийся замшелый лабаз. Королевское подворье, ха! — на сегодня всё отменяется, моё солнышко. — Почему? — пробормотала она, мышкой косясь на Илью, — я уже придумала историю про монастырь Сияющего Крыла и договорилась с настоятельницей. Мы же не виделись уже целую неделю! — Знаю, милая, — я поцеловал её. Увидит Илья? Плевать! — срочное дело. Видишь того пузана? Клоун Усинский задумал трахнуть его невесту, перед свадьбой. Граф такой затейник! Но придётся испортить ему всю малину и позволить свадьбе свершиться без лишних купюр. — Это так благородно, — девушка провела ладонью по моей щеке, позволив ощутить дрожь её тела. Чёртов Витя, обломал такой кайф! — я всегда говорила: ты — хороший, просто скрываешь доброту под звериной маской. Подошёл Илья и высверлив во мне пару глубоких отверстий своими жёлтыми гляделками, притянул Вилену к себе. Кажется, дрожь в теле девушки стала ещё сильнее. — Ты поможешь Витьку? — подозрительно, словно ощущая некий подвох, осведомился товарищ, — зная тебя… — Не слушай его, Витюша, — я широко ухмыльнулся щурящемуся человечку, — все его слова — беспардонная ложь и навет. Я — самый белый и пушистый при дворе короля Медведки. Недаром знающие люди называют меня Ангелом. — Ты — Ангел?! — Витю словно отклонило назад, — так это про тебя…Впрочем, неважно. — Держи с ним ухо востро, — буркнул Илья и кивнул головой, — а ну, отойдём. Мы проследовали в небольшой круглый кабинет-студию, где за расстроенным клавесином меланхолично музицировала Жанна — компаньонка Лилии и, одновременно, её личная секретарша, симпатичная брюнетка, уделяющая чересчур много внимания крепким винам. Вот и сейчас девушка сделала перерыв для глубокого поцелуя с высоким бокалом. Похоже музыкантша уже успела принять столько, что даже не заметила нашего появления. — Знаешь, — нервно выплюнул Илья, — иногда я очень сильно жалею об отсутствии оружия, способного нас убивать. — У тебя вновь появились суицидальные мысли? — осведомился я и сделав пару шагов вперёд, подхватил падающую Жанну, — зайчик, ну нельзя же так издеваться над собой! Вот так, давай сюда, на кушеточку. — Ты отлично знаешь, о чём я говорю, — товарищ набычился, но попыток схватить меня за одежду или сунуть в рыло не предпринимал. В прошлый раз, когда мы выясняли отношения, ему пришло в голову отхлестать меня по физиономии, и я тотчас впечатал его в стену, — какого дьявола ты никак не оставишь нас в покое? Неужели мало других женщин и девушек? Слушая истории о похождениях Ангела, создаётся впечатление, будто ты умудрился перетрахать всю Влась и половину остального мира, в придачу. — Ну почему же, половину, — скромничая, промурлыкал я и уложил посапывающую девушку, — Илья, да перестань ты! Мы с Виленой не встречаемся вот уже два года. Успокойся. — Угу, именно поэтому она хранит в своём потайном ящичке портреты, письма и прочую ерунду, связанную с тобой, а мне рассказывает странные истории о внезапно захворавших монашках, которых необходимо срочно посетить. Так, Вилену немедленно отправить на курсы по вранью, уж больно никудышная она лгунья. — Это дерьмо продолжается уже больше десяти лет, — Илья отвернулся и прижался лбом к стене, — и при всём, при этом, я же знаю: она любит меня, но и тебя оставить не может. Как ей объяснить, что ты не благородный рыцарь под маской зверя, а тот самый зверь. — Женское сердце не обманешь, — я развёл руками, — уж оно то понимает, кто есть, кто. Думаю, именно женщина, рано или поздно, поможет мне в трудный период, пробудит во мне человека, заставит чувствовать и сопереживать. Ну а потом я влюблюсь и… — Балабол, — Илья махнул рукой, — когда в мои руки попадёт оружие, способное прикончить тебя, то одной дыркой дело не обойдётся. — Как, — я смеялся, — и в момент смертельной опасности ты не подставишь свою грудь, защищая меня? Не отдашь свою жизнь за меня? Ужас, поверить в подобное не могу! — С тобой бесполезно разговаривать. Ладно, слушай: сделай хоть одно доброе дело, спаси Витькину невесту и при этом не наломай дров, как обычно. Хорошо? — Слушаюсь! — я приложил ладонь ко лбу и свёл брови воедино, — разрешите выполнять? Илья только рукой махнул и тяжело вздохнув, ухватил Вилену под руку, не позволив девушке даже приблизиться ко мне. Смешной! Парочка удалилась так быстро, словн их преследовали черти. Впрочем, как говорят в Лисичанске, иногда чёрта немудрено спутать с Ангелом. Витя, открыв рот, смотрел на это представление, явно не понимая его сути. — Пошли, — я хлопнул его по плечу, вынудив закрыть рот, — так, когда, говоришь, у тебя свадьба? — Послезавтра, — Витя, морщась, потёр ушибленное место, — всё уже готово к торжествам и если бы не… — Тянул до последнего, — задумчиво пробормотал я, — значит успел перепробовать все другие варианты и лишь после отправился ко мне. Не доверяешь, значит? Человек остановился и насупившись, уставился в пол у своих ног. На загорелой коже лба выступили бисеринки пота. Ну ка, ну ка, думаю сейчас меня одарят некой правдой-маткой. Обожаю такие моменты, ведь они случаются так нечасто: в глаза вообще не говорят, да и за спиной всё реже шушукаются. — Ты хоть представляешь, какие о вас рассказы ходят среди людей? Одна коронация чего стоит! Хоть батюшка и говорит, будто в тот день Всемогущий, — Витя достал из-под камзола звезду и прижал к губам. Хм, — явил всеблагую милость, но мы то знаем: гора трупов не есть признак божьего милосердия. — Но ты всё же пришёл, — спокойно констатировал я. Витя заблуждался: истории о демонах короля были мне известны даже лучше, чем ему. Симон собирал и хранил в архивах все, в том числе и те, за которые можно было запросто угодить в подвалы Тайной Канцелярии, — ладно, проехали. Обещал помочь — значит помогу. Сейчас только встретимся с Королевой и Кошкой. — Это те, о ком я думаю? — человек выглядел испуганно-настороженным, словно ожидал нападения, — и зачем собирать так много участников? — Это, Витюша, Галя и Наташа, — я неторопливо шествовал вперёд, по спешно пустеющим коридорам дворца, — просто хочу свозить девочек в глубинку. Пусть прикоснутся к источнику народного духа, напитаются пасторалью, а то их последнее время всё по заграницам носит. Космополитки чёртовы, как их ещё назвать. Честно говоря, я почти не вдумывался в собственные слова, точно так же, ка и не обращал внимания на человечка, семенящего рядом. Память упорно отказывалась открывать те воспоминания, которые относились ко времени нашего прибытия в Лисичанск. И если прежде это не особо волновало меня, то сейчас я ощущал нарастающее бешенство. Можно было, конечно, поинтересоваться у спутника, откуда, чёрт побери, я его знаю, но выказывать слабость перед человеком? Никогда! Лакеи, синхронно прогнувшись, распахнули двери в тронный зал и так слаженно, захлопнули их за нашими спинами. За последнее десятилетие помещение заметно улучшилось, прибавив, как в пышности, так и во вкусе. Убранством занимались Лилия и Наташа, выколачивая из Роберта все необходимые им средства. К дьяволу дурацких ангелочков и херувимов — чистый голубой свод и белоснежные стволы тонких колонн вдоль стен. Система зеркал, разработанная лучшим физиком Власи, позволила обойтись без громоздких люстр, обеспечив зал великолепным освещением, напоминающим дневной свет. Фокус его сходился на двойном троне, как бы заключая его в ослепительный водопад сияния. Когда видишь первый раз, просто мурашки бегут по коже. Люди так говорят. Сейчас королевский трон был полностью занят. Но если одна из половинок оказалась занята по праву, то вторая…В общем, Лилия и Наташа вели обстоятельную беседу, игнорируя присутствующих лакеев, фрейлин и охрану, словно их и не было. Лилия лениво общипывала огромную кисть винограда, а Наташа, положив ножки на пунцовый пуфик, позволила мускулистому слуге делать ей массаж ступней. Насколько я знал, если массажист окажется хорошим профессионалом, его может ожидать неожиданное вознаграждение. Или — нет. Мысли в голове Наташи блуждали по весьма непредсказуемым траекториям и понять их ход не мог никто. Даже я. Охрана было встрепенулась, но увидев, кто пожаловал, постаралась, как можно тщательнее, изобразить скульптурную группу. А если подумать: кто может угрожать Лилии в присутствии Наташи? Кроме самой Наташи, разумеется. Но тут уж ничего не поделаешь. — Эй! — крикнул я, приближаясь и насладился эхом, шустро удравшим за колонны. Акустика тут воистину божественная: когда группа смазливых монашек поёт, а капелла, я просто растворяюсь в океане наслаждения, — разрешите поучаствовать? Ната приподняла бровь и ухмыльнулась. Потом её вторая бровь уподобилась соседке. Девушка уставилась за мою спину. — Ты завёл себе личного шута? — она взялась пальчиками за подбородок, — где-то я его уже видела…Очень давно. — Здравствуй, мой ангел, — Лилия встала с трона, чтобы поцеловать меня, — и действительно, какую такую мышку приволок наш котик? Ната пихнула массажиста и тот плюхнулся на задницу, недоумённо уставившись на девушку. Но та уже забыла про него и насупив брови, двинулась в строну коленопреклонённого Вити, ткнувшегося лбом в бликующий пол. — Вреда не причинять, — тихо сказал я, когда Наташа проходила мимо, и она согласно кивнула, — интересно, вспомнишь или нет. У самого то, кроме имени так ничего и не всплыло. — Ха, — выдохнула девушка и остановившись рядом с человеком, медленно приподняла его голову, взявшись за подбородок. Некоторое время она пристально вглядывалась в напряжённое лицо, — вроде бы похож на местного, но нет — черты лица скорее присущи жителям архипелага. Хоть откуда здесь островитяне? Тем более, простолюдин, — она прищурилась, — чёрт возьми, вот это встреча! Здравствуй, Витя и прекращай изображать зародыш. Я медленно хлопнул в ладоши, и Наташа очень важно поклонилась, после чего рассыпала вокруг звонкие колокольчики смешков. Витя изумлённо уставился на неё, а потом, повинуясь настойчивому жесту, поднялся с колен. — Привет из прошлой жизни, — совершено спокойно заметила Наташа и вернулась ко мне, — иногда очень даже полезно вспомнить, кем была бабочка, перед тем, как покинула кокон. — И кем же? — саркастически осведомился я, но вместо ответа получил лишь поцелуй, благоухающий цветами. Теперь Лилия и Наташа стояли по обе стороны от меня и внимательно разглядывали Витю, нерешительно мнущего берет. Кажется, в данный момент, человек больше всего желал провалиться сквозь землю. — Итак, прошу любить и жаловать, — обратился я к королеве, — наш старый знакомый — Виктор, насколько я понимаю, он занимает важный пост в Гильдии Строителей, — Лилия заинтересованно взглянула на нервничающего посетителя: последнее время она всё больше вникала в государственные дела, практически задвинув непрерывно пьющего Роберта в свою тень, — однако здесь он по личному вопросу. Продолжая представление, я подошёл к трону и занял половину, предназначенную королю. Девушки переглянулись, и Наташа кивком дала разрешение. Лилия тотчас плюхнулась на мои колени и охватив изящной ручкой за шею, пощекотала за ушком. Ната успела облачиться в строгий костюм приглушённых тонов и сделала заинтересованное лицо. Тем не менее, я хорошо знал: весь её интерес — обычная маска. Витя ошеломлённо взирал на это действо, но он оказался единственным удивлённым; свита ничем не выдавала чувств: воспитание. Да и успели уже привыкнуть. — А вот и я! Всем чмоки! — ну вот, теперь наша дружная компания в сборе, — пуся, почему не заглядываешь? Лилечка, моё ты солнышко, я такой фасончик для тебя присмотрела: закачаешься! А это ещё что за чучело? «Чучело» и Галя уставились друг на друга, потом по лицу Кошки прошла некая рябь, но тут же исчезла. Девушка, продолжая щебетать, протанцевала к трону, успевая раздавать поцелуи, щекотать охранников и менять костюмы, демонстрируя «фасончики» королеве. Наташа тяжело вздохнула и откинулась на спинку трона, вопросительно глядя на меня. — Девочки, — Галя умолкла и присела на подлокотник королевского насеста, — позвольте закончить. Итак, как я уже говорил, у Вити имеется просьба личного характера. — Вити? — вскинулась Галя, но под строгим взглядом Наты, взмахнула руками, — всё, всё, молчу! — Так вот, наш гость намеревается жениться, но некий, знакомый нам всем, граф Усинский, на правах владельца посёлка, имеет желание первым испробовать невесту этого человека. — В чём проблема то? — тихо проворчала Наташа, — пусть его… — Кажется, есть такой дурацкий закон, — Лилия задумалась, — надо бы его отменить: глупость чистейшей воды. Но это потребует определённого времени. Когда состоится свадьба? — Послезавтра, — я поцеловал её в щёку, — так что, твой вариант — не вариант. Предлагаю навестить графа-проказника и убедить его отказаться от дурацких притязаний. Мы же сможем быть весьма убедительны, если пожелаем. Галя хихикнула и принялась накручивать мой локон на свой пальчик, а Лилия помрачнела и нахмурилась. Некоторые наши методы убеждения королева открыто критиковала, обвиняя нас в излишней кровожадности. — Я могла бы написать письмо графу, — неуверенно пробормотала Лилия, — этого вполне достаточно. Ни один из дворян… — Ни один из дворян, моя милая, не сознается в ослушании и ни один из черни не рискнёт выдать своего хозяина. Поэтому Усинский спокойно сожжёт твоё послание и тут же забудет о его существовании, — королева лишь пожала плечами: она знала своих вассалов не хуже, чем я, — а вот визит двух очаровательных девушек и твоего покорного слуги — совсем другое дело. — Что от меня требуется? — Комфортабельный экипаж и лошади порезвее. Насколько мне известно, Усиновка находится в пятнадцати лигах севернее Лисичанска и дороги там не блещут особой ухоженностью. — Ты клевещешь на королевскую власть! — Лилия ущипнула меня за бок, — ещё скажи, будто деньги, предназначенные для ремонта дорог, разворовали и потратили на увеселения. — Можно подумать, не так, — меня ущипнули ещё сильнее, а Наташа громко расхохоталась. Витя наблюдал за нами со странным выражением на лице, точно у него зверски болел зуб, но он опасался притронуться к щеке. Симон, как-то, то ли в шутку, то ли всерьёз, укорил меня: дескать наши вольности с представителями королевского семейства вводят непривычных зрителей в настоящий ступор. Во дворе то все уже давным-давно привыкли. — Велимир, — не успела королева произнести имя, а небольшого роста чернявый парень уже заглядывал ей в рот, сжимая в длинных пальцах крошечный блокнот и перо, — распорядись: пусть запрягают мою выездную карету и подберут рысаков поприличнее. Последнее поступление — просто ужас какой-то, сплошные одры! Да и ещё, когда закончишь на конюшне, метнись в баню, пусть как следует прогреют воду и добавят розовых лепестков. Свободен. Парень исчез, как его и не было. Королева надумала принимать ванну. А ведь как брыкалась и визжала, когда я первый раз опустил её обнажённое тело в исходящую паром лохань! Идиотские поверья о потусторонних демонах, входящих исключительно в чистое тело, искоренялись, но, к сожалению, слишком медленно. Впрочем, для дворян, особенно молодых, существовал мощнейший стимул, подстёгивающий тягу к личной гигиене. Каждый хорошо знал: чтобы попасть в постель ко мне, или к моим девочкам, недостаточно одной природной красоты и обаяния. Как говаривала Наташа, вышвыривая назойливого грязнулю из окна: «Чистота и гигиена — залог продолжительной жизни». — Хотела наведаться в одно место, — задумчиво пробормотала Наташа, выбираясь из уютных объятий трона, — ну да ладно, скажу Паше, он и сам позаботится. — Собачку не берёшь? — хихикнула Галя и шлёпнул излишне болтливую девицу по губам. Она зашипела, — да ладно тебе! Все же знают, как его Натка зовёт. — Что дозволено Юпитеру, от того бык получает по губам, — в целях компенсации урона я поцеловал её, — дуй-ка ты на конюшню, вместе с Витьком. Заодно покажешь ему все злачные места королевской обители, а он расскажет тебе историю своего успеха. Может и научишься чему… — Ха, — она вздёрнула носик, — ещё раз, ха! Какой-то человек меня будет учить. После того, как мы остались одни, насколько это было возможно в толпе слуг и фрейлин, я ссадил королеву на соседнее седалище и повернулся к ней, склонив голову, чтобы нас никто не подслушал. — Теперь можешь говорить, — прошептал я, — весь разговор тебя просто разрывало, от желания вмешаться, но ты сумела сдержаться. Или ты стеснялась именно меня? — Нет, — она помотала головой, — не тебя и не твоих друзей. Я даже не знаю, как это высказать…Твоё отношение к людям, ко всем людям, даже к тем, кто вроде бы дорог тебе. Я, Милята, Вилена, даже про нас ты забываешь во имя азарта, развлечений или своих амбиций. Все мы периодически страдаем, когда тебя начинает заносить, хоть стараемся этого и не показывать. Но хуже всего, во всём этом, что ты не ощущаешь никакого чувства вины, когда причиняешь нам боль! — Постараюсь следить за своими поступками, — серьёзно сказал я, не ощущая внутри ничего, кроме спокойной пустоты, — но к чему весь этот пафос? — Мне ничуть не жаль Усинского, — Лилия вновь покачала головой, — но если твои увлечёшься, могут пострадать люди. Много абсолютно невинных людей. Пообещай держать себя в руках. — Обещаю, — улыбнулся я и в мыслях не имея намерения сдержать слово. — В общем то, никто толком не знает, — Наташа опёрлась локтём о дверцу экипажа и подставила гладкое лицо порывам ветра, — скорее всего, эпидемия чего-то, вроде Напасти, но вполне могло быть и нападение кочевников, в то время их ещё не отогнали далеко в степи. Мы с Олей довольно долго изучали развалины, но так и не смогли понять. Есть следы пожара, но его причины… — Кладбище выглядит намного лучше самого города, — хмыкнул я и пощекотал животик Галины. Именно она, кстати, и начала разговор о Проклятом Погосте, — поэтому большинство кладоискателей рыскает именно там, а в остатки Лунного стараются не соваться. — Теперь то проще, — ухмыльнулась Наташа и подмигнула Гале, — а раньше никто не мог понять, почему люди, возвращающиеся с Проклятого иногда бесследно исчезают. Дылда то знал, но помалкивал, до поры, до времени. Карету тряхнуло и Витёк, сидевший в самом углу экипажа, громко щёлкнул зубами. Галина хихикнула и ткнула меня пальцем в бок. Для неё эта поездка была обычным путешествием, коих она уже успела перенести огромное множество. Какая разница, куда катить: на север, к огромным белым чудовищам, роющим норы в исполинских сугробах или на юг, в бесконечные чёрные пустыни, среди которых изредка попадаются островки ярких деревьев и бездонных ледяных озёр. Поначалу всё это завораживало, но после накатывала скука и мы вновь возвращались в Лисичанск, проклиная его грязь и вонь. Вот такая ностальгия. В отличии от подруги, Наташа хорошо осознавала, наша поездка — не совсем то, чем кажется. Именно поэтому и оставила Пашу во дворце, отправив с каким-то пустяковым заданием в казначейство. Временами девушка задумчиво посматривала в мою сторону, меняя золото глаз на бездонный мрак непроглядного омута. — Есть байка, про то, как вы прикончили Селезней, — подал голос Витя и физиономия Гали тотчас расплылась в широкой улыбке, — рассказывают, как вампиры гостили у этих людоедов и заключили с ними сделку, но после передумали и убили всех говнюков. Даже странно вспоминать, что я сам участвовал во всём этом. — Давайте я лучше расскажу историю про призраков Проклятого кладбища, — с улыбкой перебила его Наташа, — она гораздо интереснее. Мы с Олей составили пару томов городского фольклора и там попадаются весьма занятные сказочки, — она подмигнула, как бы намекая, кто именно является персонажем означенных историй. — Кажется, я уже слышала её, — задумчиво пробормотала Галя, но, обняв меня за шею, махнула рукой, — давай, всё равно не помню. Наташа откинулась на спинку мягкого кресла и задёрнула шторку на окне, отчего цокот копыт отдалился, раздаваясь где-то, на границе слышимости. Внутренности кареты заполнил мягкий коричневый полумрак и если бы не лёгкое покачивание, можно было бы представить себя в будуаре придворной дамы: небольшие удобные диваны и кресла, маленький изящный столик и пара светильников на стене. — Давно это было, — Ната на мгновение полыхнула глазами, отчего Витя зябко поёжился, но тут же приглушила их свет, — отчаянные парни, промышлявшие на дорогах, поймали одинокого путника, которого, невесть как, занесло на тракт в полночь. Денег у бедолаги не оказалось, точно так же, как и других ценностей. Бесполезный улов. Таких удальцы обычно бросали в канаву у дороги, чтобы они не вывели на их след городскую стражу. В последний момент бродяга предложил отвести молодцов к себе домой, посулив круглую сумму, спрятанную в погребе. Поразмыслив, атаман согласился, но предупредил: малейшая попытка оповестить стражу и глотка неудачника тотчас окажется перерезанной. Человек согласно кивнул, но при этом, как-то странно ухмыльнулся. Жил путник на окраине Лунного и пообещал провести разбойников кружной дорогой, обминающей посты стражи. Молодцы, скрыв лица под капюшонами плащей, отправились следом за проводником, грезя о золоте и грядущих кутежах. Ночь та оказалась тёмной, точно в преисподней: луна убывала, а небо затянули тучи. Поднялся сильный ветер и ветви деревьев качались во мраке, словно лапы неведомых чудовищ, угрожающих путникам. Может кто, более трусливый, счёл бы это за предупреждение и повернул назад, но молодцы давным-давно позабыли про страх, как, впрочем, и про жалость к своим жертвам. Наконец лес закончился, и горожанин повёл разбойников по улицам Лунного. Наступила полная тишина и только тёмные глыбы домов возвышались вокруг. Ни единого проблеска света, точно весь город вымер. Странным это показалось атаману и предчувствуя подвох, он достал оружие. — Пришли, — глухо сказал их пленник, не торопясь оборачиваться и указал на домик, кажущийся необычайно крохотным. — Так неси золото, — атаман ткнул его ножом. — Погоди, — человек, по-прежнему, стоял спиной к удальцам, — помнишь, месяц назад вы поймали на тракте мужчину, женщину и маленькую девочку? Вы их ограбили, а после — убили. — Может и помню, — криво ухмыляясь, бросил атаман, — тебе то какое дело? В следующее мгновение яркая вспышка ослепила бандитов и долгое время они ничего не видели. А когда зрение вернулось, то парни обнаружили, что вокруг нет никакого города, а лишь покосившиеся плиты кладбища. Прямо перед молодцами стояло недавнее надгробие, на котором было три имени: мужское и два женских. Страх сковал людские сердца, и разбойники бросились прочь, но кусты хватали их цепкими ветками, колючки рвали одежду, а деревья заступали дорогу. Когда парни совершенно выбились из сил и упали на землю, то обнаружили перед собой всё ту же плиту с тремя именами. Паника подняла их на ноги и погнала прочь, но в какую бы сторону они не бежали, проклятое надгробие не отпускало разбойников от себя. С тех пор удальцов никто не видел, но говорят: если в самую тёмную ночь месяца остановиться у Проклятого кладбища, то можно услышать крики о помощи и различить светящиеся фигуры, блуждающие среди могил. — Прикольно, — сказала Галя, — а помнишь ты ещё рассказывала сказочку про демона-проказника и похотливую кошку, сбежавшую от него прямо из кровати? — Ты рассказывала ей эту историю? — изумился я, а Наташа хрюкнула и спрятала лицо в ладонях, — и она тебя даже не поцарапала? Галя внимательно посмотрела на меня, потом на Натку и нахмурилась. — Она даже не поняла, в чём соль! — плечи Наташи тряслись. — То-то я думаю, почему Оля так хохотала, — Галька больно ущипнула меня, — похотливая кошка, ха! Ничего подобного со мной вообще никогда не происходило! Вот так. И вообще, дурацкая, абсолютно несмешная сказочка для дебильных детей. — В Усиновке её все знают, — подал голос Витёк, на физиономии которого появилась неожиданная улыбка, — обычно её рассказывают сразу после той, где Ангел совращает жену посла, пока тот трапезничает с королём. — Это ещё кто растрепал? — изумился я и покосился на совершенно пунцовую Галю, — понятно. В чёртовом дворце ни хрена нельзя сделать, чтобы за тобой не следило полсотни глаз! Надо будет почитать твою книгу, последить за своими похождениями. — О, для тебя там выделена целая часть, — Наташа лукаво ухмыльнулась, — такой персонаж…Влюбиться можно. — Или испугаться, — очень тихо проворчал Витя. Карета остановилась, и грум в лазоревой ливрее повис на подножке, осторожно сунув веснушчатое лицо в окно. Смазливая мордашка, такие обычно нравятся Гале. Вот и сейчас слуга, точно преданная собачка, внимательно смотрел в глаза девушке, расположившейся на моих коленях. — Прошу прощения, — грум сверкнул крепкими белыми зубами, довольно редкими, как для здешних мест, — кучер, сталбыть, пребывает в недоумениях. Дорога, её растудыть, расходится. Прямо, эт — в Усиновку, а влево, сталбыть, в именье его светлости. Так, кудыть? Судя по речи, при дворе ещё не слишком долго. Где Галя раскопала сей лохматый подарок судьбы? Впрочем, это — её дело. Касательно вопроса…Прямо сейчас я к графу не собирался: навестим его светлость вечерком. Наташа вопросительно мотнула головой, а Витя сжал в руке многолучевой оберег, точно решалась сама его судьба. — Давай прямо, — я поцеловал Галю в шейку, заработав ревнивый взгляд слуги, — окунёмся в пастораль, хочется почувствовать себя героем буколики, опроститься… — Начни со смены лексикона, — Ната скорчила недовольную физиономию, — сталбыть, растудыть…Убивала и за меньшее! — Но, но, — Галя нахмурилась, — пока даже не вздумай! Я ещё не наигралась. Что я, зря его отмывала и приводила в порядок? Значит я угадал. — Научи этот кусок дерьма выражаться по-человечески или, по крайней мере, молчать в моём присутствии, — Наташа преодолела приступ раздражения и вновь подставила лицо свежему ветерку, несущему аромат цветущих деревьев, вперемешку с вонью дерьма. Как всегда, на полбочки мёда — полбочки дёгтя. Здесь и повсеместно. Пропорции иногда меняются, но почему-то всегда в худшую сторону. Полоса деревьев поредела, открывая поля, уходящие далеко, к самому горизонту, где лениво плыла кавалькада пухлых облаков. В глаза сразу же бросались ухоженные участки с золотистыми колосьями, устремившими к небесам остистые верхушки. Тёмные фигуры крестьян активно орудовали длинными предметами. Какого чёрта они там делали — не знаю, сельское хозяйство меня никогда не интересовало. Кое где взгляд натыкался на рослого детину с увесистой дубиной в мускулистых руках. Дружинники графа, как и другие надзиратели, имели двойное задание: охранять работающих крестьян от разбойников и следить, чтобы опекаемые не отлынивали от работы. Поля вновь сменились деревьями, но теперь — фруктовыми. Судя по всему, Усиновка успешно процветала, как и большая часть мелких поселений Власи. Стоило Лилии и Симону установить жёсткий контроль над денежными потоками королевства, позволив Роберту пить в своё удовольствие и дела пошли на лад. Если бы ещё не постоянное нытьё Ильи: дескать экономический подъём соседствует с нарастающим мракобесием. Но тут уж следует выбирать что-то одно: или университеты, или сытые горожане. Карета замедлила ход и чей-то пронзительный голос принялся повизгивая требовать какие-то «грамоты али ишшо какие дохументы». Оглушительный хлопок кнута и жалобное повизгивание возвестило о том, что кучер вполне профессионально справился с возникшей проблемой. Да и то, каким нужно быть идиотом, чтобы остановить экипаж с королевским гербом на дверцах? Витёк, при звуках пронзительного голоса, рванувший было к выходу, осел и широко ухмыльнулся. — Пёс Усинского, — пояснил он, — ночью, когда действительно опасно, они удирают в трактир и щупают там местных девок, а днём выползают к воротам, показать, кто тут хозяин. Я выглянул наружу. Около распахнутых ворот сидел в пыли долговязый бородач и растерянно смотрел на карету, пытаясь зажать ладонью кровоточащую рану на щеке. Ещё один верзила, в такой же зелёной одежде, удрал на другую сторону дороги и хлопал беззубой пастью, испуганно уставившись на герб Медведко. — Простонародное быдло, — фыркнула Галя, прижимаясь ко мне, — надо было его переехать. Эти её слова вызвали у меня некие полузабытые ассоциации, но смех Наташи спутал все мысли. К чёрту. Не люблю ворошить прошлое, да и зачем? — Мой дом в самом краю деревенского тракта, — подал голос Витёк, — если пожелаете, то приглашаю в гости. Познакомлю вас с Марьяной, моей невестой. — Почему бы и нет, — я пожал плечами, а неугомонная Галина, высунув голову в окно, озвучила направление. — Весьма приличное поселение, даже на фоне всеобщего подъёма, — заметила Наташа, которая частенько шастала по задворкам Власи, то ли в поисках приключений, то ли, действительно, изучая древние постройки, — похоже, Усинский неплохо следит за свей собственностью. — Какое там! — Витя махнул рукой, — больше вредит. Если бы не сельская община, да наша гильдия, посёлок давно превратился бы в пепелище. В своё время, люди графа просто обожали, заложив за воротник, швырять факела в крыши домов. Развлекались. Если он пытался пробудить сочувствие в ком-то, из присутствующих, то его усилия пропали втуне. Ольга да Илья, вот кто бы его внимательно выслушал и пожалел, а Натка с Галей…Для первой, человек являлся не более, чем абстрактным символом, смерть которого ничего не меняла в системе её личных ценностей и приоритетов, а для второй существовали лишь привлекательные особи мужского пола. Впрочем, большинство из них, очень быстро надоедали ветренице, смещаясь в область пищевого интереса. Про себя я и вовсе молчу. Илья постоянно называет меня бесчувственной скотиной, забывая, на какие уступки я пошёл, ради него. В общем, если я — бесчувственная скотина, то он — неблагодарная. Маленькие ухоженные домики, крытые свежей соломой, сменились более крупными зданиями, с блестящими черепичными крышами. Сразу ощущается дистанция между местной беднотой и деревенской элитой. В городах, правда, эта пропасть гораздо шире. — Мой дом — следующий, — подсказал Витя и Галя приказала кучеру сбавить ход, — вон тот, с красным фасадом. Хм, а наш подзащитный действительно неплохо устроился: этот домик оказался самым большим и представительным. Двухэтажное здание, с чем-то, подобным башенке и колоннами у входа. Такие постройки могли позволить себе не самые бедные, из дворян Лисичанска, а тут — даже не дворянин. — Добро пожаловать, — с плохо скрываемой гордостью, возвестил Витя и полез наружу, — прикажу подавать на стол. — Витя, — очень мягко сказала Наташа, выскальзывая из кареты, — мы не питаемся вашей пищей. И не любим смотреть, как жрут люди. Человека точно молнией ударило. Он остановился и уставился на нас приоткрыв рот. Похоже, спутник успел привыкнуть к облику спутников и позабыл, кого собственно попросил о помощи. Обстановку разрядила Галя. — Ничего себе хоромы отгрохал! — пробормотала она и повертела головой, — получше остальных. Прям, как тогда у виконта…Как там его? Обычное дело, имена знакомых сыпались из памяти, по мере того, как их обладатели покидали круг нашего общения. И хорошо, если при этом они, хотя бы, оставались живы. Как-то Симон подсунул мне рукопись какого-то Люсеня и спросил моё мнение. Неплохой труд, с любопытными допущениями, возвышающими его над уровнем общей серой массы. К сожалению, книга обрывалась в том месте, где автор пытался свести воедино концепцию бесконечной вселенной и некоего общего разума, который он именовал богом. Я посетовал на незавершённость труда и Симон очень долго и очень странно смотрел на меня. Кажется, я когда-то встречался с автором. Не помню. Грумы спрыгнули на землю и принялись отряхивать друг другу ливреи, запылившиеся за время путешествия. Кучер, опёршись о крышу экипажа, чистил пёрышком трубку, а его помощник деловито осматривал скакунов, особое внимание уделяя копытам. Деревенский люд, мало-помалу, начинал проявлять любопытство, пока ещё достаточно робкое. Старики и совсем крохотные детёныши выползали из дворов, настороженно глядя в нашу сторону. Бьюсь об заклад, такие гости — дело для них весьма редкое. — Пойдём внутрь, — пригласил Витя. Я распоряжусь, чтобы коней распрягли и разместили в самых лучших стойлах. Похоже он уже успел оклематься от ледяного душа, которым его окатила Ната. Молодец. Многие людишки, зная, кто мы есть и чем питаемся, в разговоре с нами не могли и слова произнести, а лишь бледнели и обливались потом. — Идём, — согласился я и лакеи тотчас рванули вперёд, соревнуясь в скорости открывания дверей. Произошла секундная заминка, когда Витина прислуга выясняла отношения с нашей свитой, но вид королевского герба на ливреях и холёных физиономий, поставил деревенских на место и они подчинились командным окрикам наших павлинов. — Если пожелаете, томожно отдохнуть в саду, — хозяин начал суетиться, указывая рукой в глубь ухоженных насаждений, где уже начинал облетать цвет, — там есть уютная беседка. — Позже, — Наташа, с непонятной улыбкой, обвела взглядом двор, — ты обещал познакомить нас со своей невестой, Марьяна, если я не ошибаюсь? — Да, да, конечно, — хозяин сердито сверкнул глазами на парня с ножницами в руках и тот деловито склонился над кустом, росшим вдоль дороги, однако продолжил пожирать глазами благородных дам, пожаловавших во двор. Галя остановилась и пихнув Наташу локтем в бок, кивнула в сторону садовника. Та внимательно осмотрела атлетическую фигуру, русые кудри, падающие на юное лицо и согласно кивнула. Всё, попался. Тяжёлые деревянные двери, пахнущие чем-то терпким, отворились, издав лёгкий скрип и пропустили нас внутрь. Здесь не был огромного приёмного зала, как это принято в городских строениях знати: небольшое помещение с тремя арками, уводящими в разные стороны и двумя окнами, впускающими потоки солнечного света. У входа, явно ожидая нашего прихода, стояла группа молоденьких девушек, скромно, как и полагается по местным обычаям рассматривающих то ли кончики туфель, торчащих из-под тяжёлых юбок, то ли янтарные плиты пола. На всех троих — белые передники без какого-либо узора, а тяжёлые косы, переброшенные через правые плечи, толстыми змеями истекали из-под белых же кокошников. Стало быть, все — незамужние. Идиотские условности за городом были гораздо сильнее, вынуждая соблюдать их даже в мелочах. Лицо средней девушки показалось мне смутно знакомым, но абсолютно не впечатлило: слишком выдающиеся скулы и широко посаженные глаза. Не мой тип, в отличие от блондиночки справа, которая периодически постреливала зелёными искорками из-под пушистых ресниц и старательно прятала лукавую улыбку, плотно сжимая пухлые губки. — Хм, — задумчиво протянула Ната и сделав пару шагов, остановилась перед встречающими, — насколько я понимаю, это и есть пресловутая Марьяна? Очень интересно, — она повернулась ко мне, — никого не напоминает? — Напоминает, — я пожал плечами, — не помню. Ты, собственно, зачем спрашиваешь? Может когда-то спал с кем- то похожим. — Вряд ли, — Ната хмыкнула и поинтересовалась у Вити, — долго искал, невестушку то? Ты, как я погляжу, во всём стараешься идти до конца. — Это точно, — он кивнул тяжёлой головой, — во всём. Я, тем временем, сумел поймать одну из зелёных искорок в глазах белянки и удержал её, внимательно изучая чуть вздёрнутый носик, румянец на щеках и непослушную прядь, упавшую на гладкий лоб. Кажется, я обеспечил себя досугом на сегодняшнюю ночь. — Добро пожаловать, гости дорогие, — голос Марьяны дрожал и срывался, словно девушка была взволнованна или испуганна, — позвольте пригласить вас в горницу, где вы сможете разделить с нами… — Обед отменяется, — прервал её Витя и подойдя ближе, приобнял за плечо. Девушка вздрогнула и в широко распахнутых глазах мелькнул страх. Забавно, — просто посидим, поговорим. — Лада, Мира, — Марьяна взяла себя в руки, — уберите приборы и накройте на двоих. Ужинать будем позже. Никуда не уходите, можете потребоваться. Когда блондиночка, судя по всему — Лада, проходила мимо я придержал её, взяв за руку и повернул к себе. Румянец, украшавший тугие щёчки, тотчас залил всё лицо, а зелёные глаза поднялись на меня и тотчас спрятались за ресницами. Я ощутил возбуждение. Такой, прежде, была Вилена. — Господин? — Марьяна встревоженно сделала шаг вперёд, — прошу прощения, но Лада засватана. У неё свадьба аккурат на огнеколесье. Я покосился на неё и усмехнулся, продолжая сжимать тонкие пальчики, с по-детски обкусанными ногтями. Свадьба, стало быть? И если не случится нечто, отменяющее местные обычаи, Усинский первым отведает этот цветок? У меня имеется встречное предложение. — Лада. — Да, господин. — она робко взглянула на меня и в этот раз я цепко удержал её взор. Вот так. И ещё так. Наташа хихикнула, а Галя показала мне язык. Им то было великолепно видно, чем я занимаюсь, а вот для остальных сценка выглядела банальным перемигиванием. Правда девушка начала тяжело дышать и непроизвольно потянулась ко мне. Я осторожно отпустил дрожащую ладошку и улыбнулся. — Иди, милая, занимайся своими делами. Насупившаяся Марьяна попыталась выдать какую-то гневную тираду, но Витя положил руку на её плечо, сопроводив жест экспрессивным шёпотом, в котором различались лишь отдельные слова: «Ангел», «Остынь», «Уйдут». Тем временем, служанки выскользнули из прихожей, причём Лада всё время оборачивалась, прижимая руки к вздымающейся груди, а Мира испуганно взвизгнула и подпрыгнула, когда Галя ущипнула её за попку. — Пройдёмте, — принял я приглашение хозяев и взял под руки хихикающих Галю и Наташу, — хвастайтесь. — Ну, после королевских палат то, — протянул Виктор, увлекая невесту за собой, — особо хвастаться нечем. — Эх, Виктор, — протянула Ната, выговаривая имя с забавным прононсом, — чёртова постройка неуютна, точно скотский хлев и полна уродливых помещений с пошлым декором и дурацкой мебелью. Самый лучший домик, который я могу вспомнить в Лисичанске, это — жильё Ильи. — Очень уютный, — согласился я и поймал насмешливый Наткин взор, — особенно, когда хозяйка тоскует в одиночестве. Марьяна забубнила в ухо жениха, но тот отрицательно покачал головой. Я хорошо различил: «Не нравится». Ха! Я много кому не нравлюсь, пока меня не узнают поближе. Потом начинают бояться. Или любить. Бывает — одновременно. На стенах коридорчика висели аляповатые картины, которые Наташа тотчас обозвала лубочной прелестью, стоящей того, чтобы повесить в тронном зале, вместо имеющейся пафосной ерунды. Ну, не знаю, меня карикатурные поселяне, среди гипертрофированных овощей совсем не впечатлили. Горница оказалась обычной гостиной, где за плотным покрывалом скрывалась исполинская печь, а центр помещения занимал массивный круглый стол, откуда, уже знакомые, девицы спешно убирали тарелки, миски и уже принесённую снедь. При нашем появлении Мира пихнула Ладу и тихо захихикала. Лица Лады я не видел, но её уши пылали. — Присаживайтесь, — предложила Марьяна, указывая на крепкие стулья с высокими спинками, — гости дорогие, чувствуйте себя, как дома. На последних словах её натурально закоротило, и девушка испуганно уставилась на меня, видимо пытаясь представить, как такой страшный демон ведёт себя в естественных условиях. Глупая, я же — сама кротость. — Если никто не против, — взгляд в мою сторону, — то я пройдусь по саду, полюбуюсь деревьями, кустиками, — Галчонок улыбалась так невинно, как это умела лишь она, — сами знаете, как я люблю природу. Наташа глухо хрюкнула, а я мотнул головой: вали, мол. И действительно, подобные посиделки лишь утомляли девицу, после чего она долго жаловалась: дескать, я и Наташа выставляли её полной дурой, а Оле лишь бы похихикать. Дальше — нервы, выпущенные когти, исцарапанные физиономии и прочая истерика. А так, займётся садовником, отвлечётся. — Госпожа, я могу сама показать вам, — Марьяна, стоявшая рядом с кресло, сделала шаг вперёд. Солнечный луч, пронизав мутное стекло, упал на её лицо, вновь вызвав у меня смутное чувство узнавания, и я досадливо поморщился: чертовщина, не мог я её нигде видеть, — за усадьбой сад становится довольно запутанным и гостям немудрено заблудиться с непривычки. — Не стоит, — я откинулся на спинку, пытаясь обустроиться в чёртовом приспособлении, — наша Галя даст фору любому навигатору, если пожелает что-то отыскать. Или — кого-то. — Лучше расскажите, как вы познакомились с женихом, — лучезарно улыбаясь, проворковала Наташа и забросила ногу за ногу. Тонкая материя платья старательно очертила идеальные формы и хозяин дома, не удержавшись, уставился на гостью, заработав ревнивый взгляд от Марьяны. Было бы забавно разыграть нашу обычную сценку, которая завершится в двух разных кроватях, но я уже настроился на блондиночку, изредка мелькавшую в проёме двери, поэтому не стал поддерживать Наташкины шалости. — Мои родители работают в замке его светлости, — под выразительным взглядом девушки, Витя принялся внимательно изучать доски пола, — Я помогала матушке работать на замковой кухне, сначала — по мелочам, потом — всё больше и больше. Как-то серьёзно захворал наш поставщик продуктов и не смог отправиться в Усиновку. Если бы его светлость узнали, могла бы приключиться крупная конфузия, поэтому маменька решилась послать меня. Грамоте и счёту меня обучили, лет уже исполнилось полных четырнадцать и в грамотах разбиралась получше старого Базила. — Она у меня вообще, умница, — поддакнул Витя и тяжело вздохнул, невольно косясь на декольте Наты, заметно увеличившееся с момента прибытия, — и красавица. — Так вот, — Марьяна повысила голос, вынудив женишка отвернуться, — мы, с возчиком, отправились в Усиновку, но в дороге у нас приключилась беда: слетело колесо. Пришлось остановится посреди леса. Колесо тяжёлое, а от меня помощи — как от мыши писку. — Просто ужасно, — голос Наты приобрёл бархатную глубину. — Так вот, — Марьяна робко улыбнулась и щёки её заалели, — сидим мы, горюем и вдруг мимо едет конник. Весь такой видный, из себя. Спешился, спрашивает: «Пошто рыдаешь, девица?» Опосля помог колесо починить, а заодно и имя выспросил. Уж больно, говорит, похожа ты на одну зазнобу. В Наташином развлечении я не участвовал, содержание разговора меня абсолютно не интересовало, поэтому я просто блуждал взором по лепным ангелочкам на потолке, по пёстрой вышивке занавески, скрывающей печь, по высоким окнам, откуда падали, рассеянные лучи света, приглушённые шторами. Однако, когда Марьяна упомянула некую зазнобу, я ощутил на себе любопытствующий взгляд. И даже два: Натахин и Витька. Какого дьявола они на меня уставились? Ната загадочно улыбнулась и небрежно одёрнула длинный разрез, внезапно возникший на юбке. Стройная нога, почти целиком, явилась на белый свет, заслужив неодобрительный взор хозяйки, которая, тем не менее, продолжила рассказ: — Так мы и познакомились. Витя проехался с нами до Усиновки и помог погрузить провиант. Смешной он, правда, — девица прыснула, — жаль, что ты ещё мала, говорит. Это я то, в свои четырнадцать! Да у меня подруга, на год младше, уже на сносях, а другая, как раз, обручилась. Мала! Экий, думаю, телок. Так и уведёт какая разбитная вдовушка, на кой оно мне надо? Мамку выспросила, а она, выясняется, Виктора Ивановича хорошо знает, — Марьяна погладила жениха по ладони и тот ошалело уставился на подругу, с трудом отвлекаясь от соблазнительной ножки, — сурьёзный, сказала, мужчина, да к тому ж ещё и неженатый. Ага, понятно. Ну а потом, как кто в Усиновку, так и я, хвостиком. То там встретимся, то там. Ну чисто тебе случайно. Разговоры за жизнь ведём, уму разуму прошу поучить, малую то. А там и на чай пригласила в гости. Потом так закрутилась, что и вовсе голову потеряла! Лада замерла в дверях, выразительно глядя на хозяйку и та, оторвавшись от рассказа, обратила внимание на служанку. Извинившись, Марьяна отошла. — Интереснейшие обычаи наблюдаются в столь патриархальных селениях, — задумчиво протянула Наташа и вытянула обнажённую ногу перед собой, позволив хозяину оценить её во всей красе, — отсутствие секса до замужества, должно пробуждать невероятное сексуальное влечение у будущего супруга. Не правда ли, любезный Виктор? Думаю, последние дни перед таинством, могут превратиться в истинную пытку, — она подняла голову и пухлые губки сложились в улыбку, — можно сходить налево, однако, столь крошечные поселения мгновенно разносят любую сплетню, как ты не пытайся её утаить. Другое дело, если присутствует неучтённый фактор. Скажем, — она задумалась, — приезд гостей издалека, из столицы, скажем. С трудом сдержав вырывающийся смешок, я подмигнул затейнице и поднявшись на ноги, направился к хозяйке. Марьяна не могла слышать беседу, но вид жениха, багрового и потного, точно после бани, определённо беспокоил её. — Хотел попросить вашу помощницу слегка изменить круг её обязанностей, — девушка потупилась и её ушки порозовели, — провести для меня небольшую экскурсию по Усиновке. Показать все местные достопримечательности. — Если хозяйка позволит, — Лада просительно взглянула на Марьяну, но та решительно покачала головой. — У тебя полным-полно дел м если ты хочешь пойти вечером на гуляния, то советую приниматься за них немедленно. А достопримечательности, — девушка посмотрела на беседующую парочку: Наташа успела распустить волосы, и они белоснежным водопадом опустились к полу, — возможно Виктор Иванович найдёт время? У меня его, к сожалению, почти нет: нужно подогнать платье и удостовериться, что мои раззявы ничего не упустили. — Поверьте, любезная Марьяна, — я осторожно увлёк её прочь, и девушка не успела заметить, как Ната потянулась вперёд и взяла Витю за руку, — я не отниму у вас много времени. Буквально, чуть-чуть. Экскурсия, естественно, не задалась. Моя спутница оказалась погружена в свои мысли, отвечала невпопад, а начиная рассказывать, сбивалась, забывая о чём шла речь. Да, собственно, я ни на что и не надеялся: какие, к чёрту, достопримечательности в забытой богом деревушке? Хоть резной медведь, задирающий мужика на горе репы мне понравился. Надо будет найти резчика и забрать в Лисичанск. Древние старики успели расположиться на крошечных бордюрчиках около домов и теперь подслеповато всматривались в нас, сквозь плетёную ограду. Кто-то здоровался с Марьяной и даже вспоминал её имя, кто-то просто кивал, но отвечала девушка всем. Зато истинное паломничество среди местной детворы, превратило нашу прогулку в своего рода торжественное шествие, с длинным хвостом детёнышей в рваных рубахах из-под которых торчали босые и грязные ноги. Малышня внимательно рассматривала меня и, по большей части, безмолвствовала. — Я была против вашего приезда, — вдруг быстро сказала Марьяна, старательно пряча свой взгляд, — Усиновка не так уж далеко от столицы и нам хорошо известны истории о демонах его величества. О Королеве, способной убить одним взглядом; о Тени, таящемся во мраке и об Ангеле, пожирающем сердца своих любовниц. — Как страшно, — я хохотнул, — ну и? Всё действительно так плохо? — Пойдёмте обратно, — девушка сделала попытку повернуться, но я придержал её за локоток. — Экскурсия не окончена, — я уже откровенно ухмылялся, — итак, насколько жуткий Ангел, трапезничающий разбитыми сердцами, соответствует байкам испуганных крестьян? Тонкая рука в моих пальцах ходила ходуном: Марьяну изрядно трясло, а на глазах наворачивались крупные бусины слёз. — Мне кажется, — едва слышно шептала моя спутница, глядя в серую пыль деревенского тракта, вы все намного хуже, чем кажется и даже хуже тех баек, которые я слышала. Не знаю, как там обстоят дела с сердцами, но внутри вас — холодная пустота. Думаю, это должно быть очень больно, поэтому вы всё время стараетесь её заполнить. А заполнить ледяную пропасть можно лишь чем-то тёплым: чувствами, желаниями, жизнями других людей, у которых всё это есть. Вот только, когда вы забираете это, вокруг остаётся та же ледяная пустыня, которая мучает вас изнутри. Некоторое время я размышлял. Маленькая отважная птичка очень здорово чирикала на тему, которую иногда поднимал Илья и вскользь затрагивала Оля. Даже с большим талантом, чем мои товарищи. Я остановился, внимательно всматриваясь в её глаза: два зелёных озерца пылали непонятным мне пламенем. И вновь смутное чувство узнавания: точно слабый лучик света во тьме тесной каморки, заполненной плывущими клочьями тьмы. — А ты не желала бы попытаться помочь? — негромко поинтересовался я и медленно провёл пальцем по щеке, мокрой от слёз, — постараться заполнить холодную бездну и унять боль, которая мучает меня? — Это — невозможно, — Марьяна помотала головой, — сейчас вы даже наслаждаетесь этим страданием, смакуете его, как вино, поэтому ещё одно сердце просто бесследно растворится во мраке и холоде. Не знаю, кто или что вообще способно пробудить в вас человека, но я уж точно не смогу. Пойдёмте, пожалуйста, назад, у меня, почему-то сердце не на месте. Я ещё раз оглядел скуластое лицо, усыпанное тёмными крапинками веснушек, тонкий вздёрнутый нос, зелёные глаза, размытые паволокой слёз и провёл пальцами по тёмно-русым волосам. Что-то внутри меня пыталось прорваться наружу. Та самая хрень, которая, под настроение, позволяла сочинять стихи и песни и временами могла доставить определённый дискомфорт. Это ощущение вполне можно было назвать той самой болью, которую упомянула Марьяна. Именно поэтому я никогда не позволю странному чувству возобладать надо мной. — Хорошо, — я дал Наташе достаточно времени, для веселья, — пойдём обратно. Однако, поясни мне: ты не желала нашего приезда, даже зная, что лишь оно способно избавить тебя от Усинского. Или граф кажется тебе достаточно привлекательным? — Нет, — она помотала головой, отчего слёзы дождём рассыпались вокруг, — граф противен мне, и сама мысль о близости со смрадным уродливым стариком не вызывает ничего, кроме ужаса. Но его светлость, он… Она запнулась. — Ну же, — с кривой ухмылкой подзадорил я, — режь правду-матку, раз уж начала. Люблю отважных маленьких мышек, которые пищат в глаза кошкам всё, что думают о них. — Его светлость — меньшее зло. Выпалив это, Марьяна повернулась и решительно направилась назад. Я остался один, задумчиво рассматривая плетни, на кольях которых болтались горшки и котелки; деревья, усыпанные розовым и жёлтым цветом и разбитый тракт, петляющий между дворами. Мерное жужжание блестящих мух над коровьими лепёшками и басовитое гудение чего-то, жёлто-полосатого, над цветами, успокаивало, погружало в некое подобие транса. Да, нечасто мне высказывают подобное. Да и кто рискнул бы? Илья давно понял, насколько это бессмысленно и зарёкся: Вилена и Оля попрекают, настолько мягко, что их нравоучения весьма напоминают завуалированную похвалу, а Симон просто выплёскивает сарказм, предназначенный для других. На мгновение мелькнула дурацкая мысль забрать Марьяну с собой, но я тут же отбросил её. Попади девушка во дворец и от былой откровенной непосредственности тут же не останется и следа. Двор за полгода превратит очаровательную селянку в стандартную даму со стандартным же набором фраз, а я, пресытившись ею, через пару недель напрочь выброшу из головы. Как и десятки до неё. Наташу я встретил у входа в Витин двор. Девушка стояла, опершись спиной о каменную плиту ограды и задумчиво рассматривала семейство свиней, размеренно бороздящих пятачками глубокую лужу на противоположной стороне тракта. Облегающие штаны и короткая блузка с глубоким овальным декольте, настолько контрастировали с местной пасторалью, что старухи, шмыгающие мимо то и дело складывали руки крестом. Защищались от сглаза. — Размышляешь о человеческой природе? — ухмыльнулся я, проследив за направлением Натахиного взгляда, — как всё прошло? — Скорее о нашей, — она пристально посмотрела мне в глаза, и я не смог отыскать зрачка в бешеном бурлении огня, — никак. Даже забавно получилось, — в её улыбке не было и капли веселья, — отбился, точно девственница от насильника. Пойдём к графу прямо сейчас. Я так хочу. — Как пожелаешь, — я пожал плечами, — в общем-то время не имеет ни малейшего значения. Так что там, касательно нашей природы? Порадуй меня ещё одной философской беседой. Наташа даже не стала уточнять, кто вёл предыдущую. — Никогда не задумывался, почему мы стараемся причинить людям так много бед и страданий? — поинтересовалась она, — ведь для питания достаточно убивать одного-двух в неделю, а не поставлять трупы пачками. — Просвети меня, — скромно попросил я, постаравшись не вспоминать, кто из нас является основным «поставщиком». — Всё дело в чувствах, — похоже, отказ Витька погрузил Нату в такие глубины метафизики, что я вряд ли смогу их постичь, — каждый нуждается в откровенных, истинных чувствах и мы, при всех наших различия с людьми, вовсе не исключение. Ожидание любви исключено априори… — Эй, эй, стоп, — обиженно возразил я, — тут ты явно перегибаешь палку. Мои девушки меня очень даже любят. Некоторые так и вовсе, с ума сходят. — Ты путаешь внушённую страсть с истинными чувствами, — Ната отмахнулась, обозначив кривую ухмылку, — ну а те, которых ты не подталкивал, любят не тебя, а лишь прекрасный облик. Думаю, та же Вилена, рассмотрев твоё нутро, тотчас бежала бы без оглядки. Страсть, вожделение, похоть, всё это — наносное и не способно насытить потребность в откровенном. — Ладно, допустим. Однако, как же всё это связано с нашей жестокостью? — похоже, меня ждало очередное откровение, на какие Ната была горазда, если не штабелировала трупы. — Есть лишь два истинных чувства, способных насытить любую душу, — глаза, сияющие желтизной, разом погасли, превратившись в два чёрных провала, — и если первое, как я уже говорила, мы не получим никогда, то второе — всегда пожалуйста. — Это какое же? — Ненависть. Граф нервно суетился, точно домохозяйка, застигнутая врасплох внезапным появлением незваных гостей. Бедные слуги, не успевшие спрятаться куда подальше, обречённо выслушивали противоречивые приказы, бежали их выполнять, тут же возвращались обратно и получали ворох невнятных дополнительных указаний. Огромное Количество этих чумазых оборвышей, да и весь обветшавший замок, больше напоминающий ухоженную помойку, вызывали у меня чувство брезгливой отрешённости, а девочки так и вовсе осторожно касались пыльной засаленной мебели, в хаотичном беспорядке замершей посреди тусклых, заросших паутиной, комнат. Решительно непонятно, как можно до такой степени запустить жилище, где ты постоянно обретаешься? Впрочем, Усинский в своей домашней ипостаси оказался подстать собственной руине: серое привидение, с торчащими в разные стороны лохмами пегих волос, обряженное в пятнистый халат и бесформенные тапки. Девочки уже раз пятьдесят интересовались у графа, где он нашёл столь изысканного кутюрье, а хозяин продолжал растерянно улыбаться, не в силах сообразить, в чём заключается соль шутки. Пока нам искали подходящие кресла, куда можно было сесть, не опасаясь услышать крысиный писк, Ната внимательно изучала картины, косо и криво развешанные на стенах, делая издевательские замечания по поводу жемчужин в навозной куче, а Галя измывалась над молоденьким лакеем, то вынуждая его принести стакан ненужной ей воды, то интересуясь, когда у пятнадцатилетнего мальчишки последний раз был секс. Судя по её отличному настроению, общение с садовником прошло весьма продуктивно. Я молча стоял у окна, рассматривая через тусклое желтоватое стекло, огромный дикий сад, вольготно раскинувшийся за графским замком. Насколько было видно отсюда, более или менее культурные насаждения успели побрататься с сумрачными деревьями леса, сплошным зелёным покрывалом, стекавшими с пологого холма, поодаль. Ограда замка, которая могла остановить это воссоединение, давным-давно превратилась в трухлявую фикцию и лишь металлические ворота, через которые мы въехали внутрь, щеголяли начищенным гербом графа: двумя усатыми сомами, повисшими над копной сена. Супруги у графа не было, а многочисленные бастарды никоим образом не могли претендовать на имущество Усинского. Имелся, правда, некий троюродный дядя, подвизавшийся при дворе Орляна, но едва ли ему могло потребоваться всё это недоразумение. Надо будет посоветовать Симону переместить сюда тренировочную базу, после того как Усинский благополучно отдаст концы. — Вот, прошу, гости дорогие, — граф запыхался так, словно сам тащил эти тяжеленые уродливые штуковины, — присаживайтесь. Лично проследил, чтобы клопов не было. Наташа, сосредоточенно царапавшая когтем угол тёмного, до неразборчивости, полотна, глухо хрюкнула, а Галя, весело расхохотавшись, щёлкнула по носу совершенно пунцового юношу, у которого уже успела расстегнуть несколько верхних пуговиц камзола. — Премного благодарен, — поразмыслив, я выбрал самое удобное седалище, щеголявшее нетронутой кожей на подлокотниках, — приятно посмотреть на хозяина, столь внимательно относящегося к потребностям гостей. Самостоятельно следит за клопами, надо же! На этот раз смешок Наташи оказался много громче, а Галя, наконец, отпустила свою жертву и расположилась на моих коленях. Усинский, скромно присевший на край колченого табурета, уставился слезящимися глазами на стройные ножки девицы и тяжело сглотнул. Старый греховодец. Как говорит исповедник Медведки, отец Дубосклон, в таком возрасте, самое время думать о вечном, отбросив мирские мысли. Люблю слушать недалёкого попика: успокаивает. А ещё обожаю, когда он начинает чесать про божьих посланников, осеняющих двор благодатью. Галя, в такие моменты, просто млеет. Усинский, продолжая пожирать взглядом соблазнительные формы, мотнул длинной седой бородой, весьма напоминающей козлиную и нервно поправил рукав засаленного халата. Характерно, что даже парадная одежда сидела на графе, точно обноски на пугале и Лилия, во время торжественных приёмов, старалась спрятать дорогого гостя куда подальше, а то и вовсе не приглашать, если это было возможно. — Так, чем обязан? — проблеял хозяин, ёрзая на своём неустойчивом скакуне, — такая честь! Никогда не ожидал в нашей глуши особ подобного статуса. — Ламенский второго века, — задумчиво пробормотала Наташа, брезгливо отряхивая паутину с изучаемой картины и напрочь игнорируя вопрос графа, — экое свинство, держать подобные полотна в эдаком то хлеву! Скажу Симону, пусть напишет вердикт об изъятии. — Наследство, понимаете ли, — застенчиво хихикнул Усинский, не до конца сообразив, в чём смысл претензий гостьи, — сам то я весьма далёк от сих экзерсисов. Дела хозяйственные всё больше отягощают мой разум. Я почти не вслушивался в его блеяние и размышлял, стоит ли мне просто приказать графу оставить его сексуальные игрища в прошлом или придумать нечто заковыристое. Как обычно, пока я думал, одна из девушек высказала мысль, подтолкнувшую в нужном направлении. — Скучно, — пробормотала Галя мне в ухо и прижалась к груди, вызвав у графа сдавленный хрип, — хочу развеяться. Давай поохотимся. Почему бы и нет? Совместим, так сказать, полезное с приятным. — Натали, — вполголоса окликнул я и Наташа, успевшая перейти к изучению странных кривобоких кувшинов, повернулась ко мне, — как ты относишься к предложению Гали поохотиться? Бедная девочка просто-таки умирает от скуки. — Поохотиться? — она задумалась, взявшись тонкими пальчиками за подбородок и жёлтый свет в её глазах начал постепенно нарастать, — в данный момент я не голодна, но чего не сделаешь, ради развлечения бедной девочки. — О да! — Усинский вскочил на ноги и прижал руки ко впалой груди, — в моём парке можно отлично поохотиться! Только давеча, на прошлой неделе, нам удалось затравить трёх косуль и одного волка. Матёрый волчище, надо сказать. Могу предоставить в ваше распоряжение десяток загонщиков, пять стременных и… — Думаю, мы сами определимся, на кого охотиться, — остановил я его, ссаживая Галю на пол и поднимаясь, — только вот такое дело, граф, мы с девочками охотимся лишь на то, что можем сами употребить. Граф продолжал недоумённо смотреть на меня, пока обе девушки с лукавыми улыбками на лицах, неторопливо приближались к нему. К вечеру всё было готово. Огромное пространство за Усиновкой освободили от мусора, успевшего накопиться после предыдущего раза, и галдящие мальчишки принялись торопливо сооружать исполинские пирамиды из веток, окружая ими площадку, предназначенную для грядущего веселья. Кто-то, тяжело отдуваясь, тащил громоздкие неуклюжие лавки и ставил их прямо в траву, кто-то катил бочонки с медовухой, а сыплющие остротами девицы, свивали разноцветными лентами два чучела, изображавшие жизнь молодых до свадьбы. Кузнец, мощный пузатый детина, ударами огромного деревянного молота, поправлял покосившиеся арки с призами. Парни несли бадьи с водой, мешки с землёй и прочие причиндалы грядущих соревнований. Сегодня никто особо не заморачивался с одеждой, поэтому юноши одели лишь длинные, до колен, рубахи, а девушки — свободные сарафаны, перехваченные белыми поясками. Замужние и женатые собирались чуть поодаль, где им уже успели поставить столы с выпивкой и закусками. Для некоторых, особо усердных выпивох, нынешняя ночь плавно перейдёт в день свадьбы и продлится ещё три дня, как здесь заведено. Обо всём этом поведала Галя, расположившаяся на траве, рядом со мной. Девушка изобразила на себе сарафан, подобный тому, в которых щеголяли незамужние девицы и украсила длинные волосы венком из белых цветов, что означало, как понял, свободу от любых обязательств. Наташа стояла немного в стороне и беседовала с двумя рослыми юношами, напоминающими молодых бычков, как мощным телосложением, так и тупым выражением гладких розовых физиономий. Игнорируя местные обычаи, девушка выбрала костюм амазонки с кожаной курткой и облегающими штанами, заправленными в высокие сапоги. Впрочем, Галина идея с венком пришлась ей по вкусу и слушая бахвальство ухажёров, Ната лениво ощипывала белые лепестки, насмешливо косясь в мою сторону. Начинало сереть и самые нетерпеливые, из подростков, начали колдовать с кипами хвороста, пытаясь добиться достаточной искры из кусков огненного камня. Естественно, ценное огниво никто молодым остолопам выдавать и не собирался. От столующихся доносился нестройный гул, и кто-то уже пытался затягивать неразборчивую песню. Потянуло свежим запахом дыма, а вскоре и он сам, лениво постелился по траве, пытаясь доползти до близкой лесополосы. Когда на стремительно темнеющем небе блеснули первые звёзды, Галя поцеловала меня в щёку и растаяла среди суетящейся молодёжи. Очевидно, явился тот, кого она поджидала. Наташа уже давным-давно утащила своих ухажёров прочь, со смехом, подначивая обоих, отчего парни то и дело пытались устроить потасовку. Я продолжал сидеть на низком пеньке, покусывая длинную травинку и разглядывал толпу деревенской молодёжи. Молодые не прибыли, поэтому основная часть мероприятий ещё не началась, но это не препятствовало присутствующим развлекаться самостоятельно. Кто-то звонким голоском выводил протяжную песню про озёра и долины, кто-то мерялся величиной бицепса, а девицы, сбившись компактными группками, деловито рассматривали парней, подталкивая друг-дружку локотками. Несколько представительниц слабого пола уже успели неторопливо прошествовать мимо меня, изо всех сил делая вид, будто их интересует исключительно кряжистое дерево поодаль, но косясь в мою сторону так, что я испытывал искреннее опасение, за состояние их глаз. Кто-то, остановившись неподалёку, поправлял грудь, а другая целомудренно почёсывала лодыжку, позволив оценить конечность повыше колена. Эти наивные уловки! Те, кто говорит про народную простоту и непосредственность, имея в виду распущенность, просто не знают ничего о нравах аристократов, вообще, и о их поведении при дворе, в частности. С одной стороны, это — несомненно облегчает путь в спальню, а с другой, хочется чего-то невинного и свежего. Как Вилена, до встречи со мной, например. Я приветливо улыбался каждой проказнице, не пытаясь даже переговорить с ней или начать флирт, которого они так желали. Не было никаких сомнений, в том, что крючок, заброшенный ещё утром, вернётся с добычей. Как всегда, я оказался прав. Когда серп молодой луны, любопытствуя, выглянул из-за ближайшего леса, громкие приветственные крики возвестили о появлении виновников торжества. Десяток балалаечников шагали впереди распихивая толпу встречающих и вовсе не стесняясь, если требовалось пнуть кого-то зазевавшегося. Следом шагали двое здоровенных мужиков и тащили на цепи помятого медведя в полосатых штанах, который делал попытки присесть и укусить своих поводырей. Визжащие девушки прыснули в стороны, точно испуганные рыбки, а парни, демонстрируя глупую отвагу, рвались обняться с рычащим зверем. В самом центре этого гремящего безумия медленно шагали Витя и Марьяна. Молодые крепко держали друг друга за руки и улыбались. На головах обоих желтели деревянные короны: парочка явилась сюда сразу после венчания. Фактически, это и было заключением брака, посему сегодняшние гуляния и являлись истинной свадьбой, а завтрашнее благословение родителей (внутри слабо трепыхнулось), речь деревенского головы и попойка с угощением, лишь пришедшее из города, необязательное. Под короной невесты блестело свадебное покрывало, концы которого за спиной молодки поддерживали несколько девушек. Они старательно рассматривали землю, но одна всё же вскинула голову и пробежалась взглядом по толпе, точно отыскивала что-то, или кого-то. Я поймал этот взор и улыбнулся. Лада, пряча улыбку, вновь опустила глаза. Витя, важничая, выступил вперёд, и толпа гуляющих подалась назад, стихая и замирая. Даже медведь присел и перестал взрыкивать, сосредоточенно похрустывая лакомством. — Здравствуйте, гости дорогие, — молодожён поднял руки, точно намеревался всех обнять, — очень рад видеть сегодня столь много знакомых лиц, очень рад, что вы пришли разделить со мной последние беззаботные часы моей свободы. Из толпы вынырнул светловолосы мальчуган с блестящей цепочкой в руках и воровато оглядываясь, начал приближаться к парочке молодожёнов. Все старательно делали вид, будто не замечают его. Марьяна сделала пару шагов, остановившись впереди суженого. — Ох, девоньки-подруженьки, — она покачала головой, изображая скорбь на сияющем лице, — чегой же таковое приключается? Меня, голубоньку белую, свободную и вольную, как ветер, пытаются изловить и посадить в клетку! Горенько какое! — Ой, горе, горе! — заголосили девушки и кто-то, не удержавшись, расхохотался. Эх, а меня, молодца сильного и бесстрашного посадят за женскую юбку и велят делать, как баба укажет. Горе мне! — Ой, беда, беда, огорчение! — парни откровенно веселились. Девушки расступились и на свободное место выступила крошечная девчушка, переодетая старухой. Подперев подбородок кулачком, она принялась напевать, переступая с ноги на ногу в энергичной пляске:Ой, то не тучи небо застили,
Ой, то не волки свои морды явили,
Не деревья от ветра косятся,
А молодка на волю просится!
Ой, то не ночь на землю садится,
Ой, то не коршун к добыче стремится,
Ой, не болото за пятки хватает,
А сокол в неволе тоскует, страдает!
По тёмной дороге бреду я домой
Усталый,
Но шалый!
И весь из себя я счастливый такой.
С чужою женой веселился всю ночь
Потеха,
Утеха!
Ведь муж у неё укатил вчера прочь.
Уста у молодки, как жар горячи
Ласкаю,
Желаю!
А сердце в груди точно молотстучит.
В волнении сильном я вижу свой дом
Гляжу,
Подхожу,
Но только не так что-то в нём…
Из окон доносятся странные звуки
И охи,
И вздохи.
Ой, чую, о морду чесать нужно руки!
Да ладно, в кустах обожду, не беда,
Пущай завершают,
И дело кончают!
А морду набить я успею всегда.
ОЛЬГА. СНЕГ
Снег громко скрипит под ногами, взлетая при каждом шаге и повисая в воздухе, подобно мелкой мучной пыли. Галя, сунув руки в карманы полушубка, шагает впереди и насвистывает Свистиреллу — мотивчик явно подслушанный ею у Лохматых бродяг: полулегальной группы музыкантов, которую курировала Наташа, пока…К дьяволу! Почему мысли постоянно пытаются свернуть на скользкую дорожку? Можно было взять карету, пересаженную с колёс на полозья, но мне захотелось пройтись пешком, осмотрев и вспомнив изрядно забытый Лисичанск. Сожалеть о своём опрометчивом желании я начинаю весьма скоро. От экономического ренессанса двадцатилетней давности не осталось и следа: многие здания не успели достроить, оставив на различных стадиях незавершённости, а старые пришли в совершенный упадок. Последние годы на правителей точно напала некая концентрированная апатия и они полностью выпустили поводья управления, позволив Власи медленно дрейфовать под давлением обстоятельств. Такая политика ещё никогда не приводила к хорошим результатам, поэтому ничего особого удивительного я не вижу. Люди торопливо перемещаются между чёрными угрюмыми коробками зданий и густые белые облака пара над их головами напоминают души, стремящиеся покинуть уродливые мешки с костями, послужившие временным пристанищем. Очень редко я замечаю экипаж знати проносящийся по пустынным улицам, оставляя после себя настоящий ураган из белых колючих пылинок. Большинство аристократов на время холодов предусмотрительно переселились в Лазурный — второй по величине город Власи, раскинувшийся на побережье Прозрачного, неглубокого тёплого моря, много южнее здешних мест. Именно там, среди множества белоколонных вилл и журчащих в старом камне ручьев, устремившихся к морю, зреет самый масштабный антиправительственный заговор, из тех, которые мне довелось уничтожать. Симону известен, как полный список заговорщиков, куда входит больше половины аристократических семей Власи, так и то, о чём они договорились с Орляном, в случае успеха. Почти половина королевства отойдёт императору, так и не простившему Вронского поражения и смерти своего папаши. Вот чем нужно заниматься, а не гонять несчастных детей, от которых король так и не получил пока ни единой царапины. Однако всеобщий пофигизм затронул буквально всех: Галя, точно по инерции, колесит по дальним странам, откровенно скучая и жалуясь мне на однообразие виденного; Илья, после смерти Вилены, стал настоящим затворником, погрузившись в изучение древних книг. Со мной парень наотрез отказался общаться, но хоть внял просьбам Оли и продолжил питаться. Олечка поселилась на берегу Хрустального озера и в обитаемые места наведывается крайне редко. Если бы не последние события, думаю, пообщался бы с обоими ещё не скоро. Наташа…Ч-чёрт! Безжалостный зимний ветер оглушительно свистит между крыш, сбрасывая снежные шапки вниз и раскручивая скрипучие флюгера, закреплённые на островерхих крышах. Вихрь с разбойничьим воплем вырывается из подворотен, зарывается в сугробы и с назойливым любопытством сборщика налогов заглядывает в щели домов. Дым из труб покорно стелется по земле, вынуждая девушек морщиться и чихать, недовольно мотая головами. — Уеду, — бормочет Галя и проводит рукой по волосам, сбрасывая наметённый снег, — до смерти надоел этот, богом проклятый, городишко! — Куда? — насмешливо интересуется Оля, опираясь на мою руку, — помнишь, как ты, вернувшись из Колбира, твердила, будто везде одно и то же? Могу подписаться под каждым словом. Отличаются только цвета кожи да некоторые обычаи, а так…Люди повсюду одинаковы. — Куда-нибудь подальше, — Галька топает ножкой и потревоженный снег недовольно взмывает в воздух, — можно ведь найти место, без всей этой грязи и мерзости! — То есть, без людей? — уточняет Оля, уже откровенно забавляясь, — ну и чем же ты займёшься в таком великолепном месте? Будешь медленно умирать от голода? Галя насупившись умолкает и разговор на некоторое время прекращается. Очевидно девушка размышляет над словами спутницы. Всех нас время от времени заносит в критике человеческой природы, осуждении дурных привычек, внешнего вида и прочих недостатков. Тем не менее во всём этом упускается из виду один весьма внушительный момент. Все мы зависим от людей. Они — наша единственная пища, без которой нам не жить. Пока Галя размышляет, угрюмо пиная носком сапога снежные наносы, Оля склоняется ко мне и потёршись носом о щёку, негромко говорит: — Ты подумал о моих словах? — я недоумённо кошусь на неё, и девушка терпеливо поясняет, — о той странности, которую я упомянула в кабинете Симона. Может вам здесь, на месте, и не заметно, но я очень долго размышляла, когда Ната рассказала мне о Детях. — Когда это вы встречались? — В самом начале осени она приезжала ко мне в гости, — Оля мрачнеет, — и мне очень не понравилось её настроение уже тогда. Такое ощущение, будто она предчувствовала нечто недоброе и пыталась понять, откуда ждать беду. В общем в разговоре всплыли эти ваши спецоперации и Натка заметила, дескать неплохо бы накрыть центр, а не гоняться за отдельными группами. — Была у неё такая мысль, — подтверждаю я, — но Симон утверждал, будто у него нет никакой информации о руководстве заговорщиков. — Позволь мне в этом усомниться. Это у Симона то, у нашего Серого Короля, который весь Лисичанск способен спрятать в ящике письменного стола? — Хорошо. Я же сказал: сегодня оставлю кого-нибудь живым… — Не того ты собираешься допрашивать, — Оля отрицательно качает головой, — потряси Симона и посмотри, что вывалится из него. Допросить нашего Серенького? Мысль кажется мне очень забавной и некоторое время я молча улыбаюсь. Спутницы напротив кажутся сосредоточенными и погружёнными в себя. Чёртова окружающая действительность мало-помалу превратила даже Галин безмятежный оптимизм в меланхоличную депрессию с постоянным брюзжанием по любому поводу. Вокруг не осталось никого и ничего способного зацепить за живое, взволновать. Даже по себе замечаю: выбирая любовниц, стараюсь подогнать их под определённый тип. Впрочем, зачем обманывать, заметил это вовсе не я. Миранда, гостья из далёкого западного Архипелага, которую я увёл у тамошнего хранителя печати и привёз, в качестве трофея, в Лисичанск. Было это лет пять или семь назад, уж не помню: годы действительно начали мелькать чересчур быстро. Но не в этом суть. Путешествие вышло не из лёгких. И если плавание по океану с последующим заходом в крупнейшую судоходную реку материка — Линь, обошлось без эксцессов, то путь который мы проделали по суше, достал даже меня. Дорожная карета несколько раз основательно ломалась, причём последний раз посреди глухого леса, и я едва не прикончил испуганного кучера, пощадив лишь после настойчивого рассказа о быстром ремонте. Ещё сутки мы потеряли из-за жадности таможенников, но три трупа выброшенные из окна пограничного поста, запросто устранили все препоны. Ну и разбойники, куда же без этих смрадных, поросших нечёсаным волосом, санитаров дорог. Недалеко от границ Кории мы потеряли почти весь эскорт, и я совершенно взбесился, уничтожив всю банду из полусотни тупых голов. К чему это я? Миранда оказалась настолько вымотанной путешествием, что целую неделю не покидала моих комнат, перемещаясь из кровати в ванную и обратно. Слуги не бельмеса не понимали из её речи и первые пару дней я терпеливо переводил, а потом посоветовал угадывать желания гостьи, если они желают остаться в живых. Спустя десяток дней мы первый раз вышли в люди. Девушка шла рядом со мной и стыдливо прикрывалась веером, глубоко приседая при встрече с местными дворянами, как это принято у них, на островах Архипелага. Лилия холодно приняла приветствие островитянки и презрительно ухмыльнувшись, отвернулась. Со мной она даже разговаривать не стала. Когда мы вырвались из толпы любопытствующих придворных, к нам подошёл Илья и очень долго рассматривал мою спутницу. Казалось товарищ не пропускает ничего: ни густых тёмных волос, ни чёрных глаз под пушистыми ресницами, ни гибкой изящной фигурки с небольшой грудью. Потом парень перевёл на меня отяжелевший взгляд и с кривой ухмылкой назвал мудаком. Центральная часть Лисичанска относительно чиста. Во всех отношениях. Прохожих почти нет, а мусор сметён к стенам домов или в узкие переулки. Более или менее оживлённо лишь у Королевского Лиса, где слышен громкий гвалт и полтора десятка подогретых выпивкой приезжих купцов выясняют отношения возле помпезного портала, более подобающего какому-нибудь храму. Стоит удалиться от центра, переместившись в район Слободки и картина тут же меняется. Груды оледеневшего мусора и нечистот, напоминающие творчество безумного скульптора и множество прохожих, похожих на ожившие чучела. Каждый одет во что горазд, лишь бы жуткий мороз позволил выдержать нужное время. Нужное — для добычи хоть какой-нибудь суммы или просто еды. Обитатели Слободки злобно косятся на нас, но приблизиться не решаются даже самые отчаянные из бандитов. Сумрачные личности, относительно неплохо одетые, угрюмо следят за нашей группой, а некоторые лениво суют кулак под мышку. Всем известно: Ножик перестал работать с нами уже давным-давно, укрывшись в самом центре подземного лабиринта, раскинувшегося под всем Лисичанском. Старый разбойник неизлечимо и тяжело болен какой-то лёгочной хворью, поэтому тёплый влажный воздух подземелья — единственное, что позволило ему дотянуть до этого времени. Шпионы Симона утверждают, будто лишь сила воли удерживает бандита на этом свете, точно есть некая цель, вынуждающая его цепляться за жизнь, некая задача, которая поддерживает Ножика вот время жутчайших приступов кашля, выворачивающих его наизнанку. Однако и здешнее болезненное оживление сходит на нет, когда мы приближаемся к указанному адресу. Улочки становятся узкими, точно щели, а на стенах домов, посеревших от постоянной сырости, проступает ядовитая чёрная плесень. Крошечные окошки, забитые деревом и тряпками угрюмо следят за нами тёмными провалами глаз и такие же, только человеческие недобро провожают нашу группу, когда кто-то из приканальцев торопливо ковыляет мимо, проваливаясь в глубокие сугробы. — Помнишь, — внезапно говорит Галя, останавливаясь напротив развалин старой церквушки с провалившейся внутрь крышей. Священный орёл слетел с маковки и воткнувшись крылом в снег, наблюдает за нами равнодушным деревянным взглядом, — помнишь, как ты показывал тот фокус с колёсиком? Ну, ты ещё повесил его в воздухе, а внутри был такой прикольный вид с горами и синим озером. — Может быть, — я осторожничаю, не до конца понимаю, к чему клонит девушка. — А если взять и залезть туда, внутрь? — в голосе Галины чувствуется воодушевление, — может быть там всё станет по-другому? Лучше, чем здесь. Странно, только сегодня я сам размышлял над тем же самым. То ли у всех нас головы работаю в унисон, то ли окружающая действительность настолько депрессивна, что вынуждает приходить к одинаковым выводам. Сама идея неплоха, но почему же я помню, как прошлый переход не принёс ничего хорошего? Или мёртвый Лисичанск, заваленный снегом и пропитанный ненавистью — это и есть то, чего мы все заслуживаем? Оледеневший город и люди, ненавидящие нас. А если подумать, то и внутри то же самое: лёд и смерть. — Кто-то плачет, — Оля замирает, прислушиваясь, — там… — Ну и что? — Галя пожимает плечами, явно не намереваясь отвлекаться на посторонние жалобы, — пошлите уже, быстро прикончим всех этих засранцев, да займёмся чем-нибудь, повеселее. Теперь и я слышу тонкие всхлипывания, доносящиеся из глубин извилистого переулка, поросшего кольями разнокалиберных сосулек. В глубоком снегу продавлены крошечные отверстия, но даже не глядя на них можно определить: плачет ребёнок. Скорее всего — девочка. — Пойдём? — в голосе Оли звучит странная мольба. — Я никуда не пойду! — Галя надувается, — опять станешь заниматься всякими глупостями. Тоже мне — Бледная Леди! Я внимательно всматриваюсь в осунувшееся лицо Ольги, наполненное непонятным напряжением. Все попытки понять, какую цель преследует самая странная из моих девочек разбиваются вдребезги, вызывая лишь непонятное тянущее чувство внутри. От этого, почему-то, становится не по себе, поэтому я молча киваю. Знаю, то что мы увидим, не доставит никакой радости ни мне, ни моей спутнице, но отказать тоже не могу. Мы медленно пробираемся между грязных стен, и я вдруг слышу тихую медленную песню, знакомую мне. Оля, шагая чуть впереди, напевает колыбельную и её голос дрожит так, словно вот-вот сорвётся в рыдание. Плач, как ни странно, становится всё тише, точно ребёнок услыхав песенку начал успокаиваться. Ещё несколько шагов и повернув за поворот, мы видим источник жалобных звуков. Девчушка, лет шести-семи, в одной длинной рубахе, едва ли защищающей крошечное тело от ветра и мороза. В тонких ручках зажат непонятный предмет, напоминающий кусок деревяшки, а коленки прижаты к груди в тщетной попытке спастись от холода. Я останавливаюсь, пытаясь преодолеть неприятный дискомфорт внутри, а Оля, продолжая напевать колыбельную, идёт вперёд и склоняется над девчушкой, прикрывая её полой шубы. Всё это бессмысленно. Нам некуда деть брошенных детей: даже отданные под страхом смерти в какую-нибудь семью, он через пару дней оказываются на улице. Когда выбор стоит между своей кровиночкой и чужим подкидышем, он вполне очевиден. Люди, живущие в Лисичанске, не более жестоки, чем где-либо. Просто они…Люди. Ольга что-то говорит. Очень тихо, но эта фраза определённо адресуется мне. Я приближаюсь и тогда девушка, продолжая укрывать брошенного ребёнка, поднимает голову и сквозь пелену ослепительно белых волос я вижу прекрасное лицо, залитое слезами. — Её зовут Шкода, — повторяет Оля и на мгновение зажмуривается, точно пытается удержать рыдание. — Кого, девочку? — непонимающе переспрашиваю я. — Нет, — точно стон вырывается из груди Ольги, — её куклу. Она — это всё, что у неё осталось. Её самая близкая подруга. Девчушка не плачет, а лишь издаёт слабое поскуливание, будто сбитый колесом кареты щенок. Оля продолжает укутывать её в сою одежду, словно это способно спасти несчастную и рассказывает… Нет, не мне, а просто глядя в пространство, заваленное безжалостно красивым снегом. Её слова — это обвинение всему миру в том, что он именно таков, каков есть. — Сегодня ночью её отец сошёл с ума. Сивуха из Приканалья, ты и сам знаешь, как от неё дуреют бедняки. Задушил мать и убил палкой обоих братьев. Старший успел вытолкнуть её на улицу, и она спряталась за углом соседнего дома. Видела, как отец поджёг себя и сгорел вместе с их хибарой. Пыталась найти какую-то тётку, но заблудилась. Сидела здесь, плакала и разговаривали со Шкодой. — Так отведи её к тётке, — дело не стоило выеденного яйца. — У неё обморожены руки и ноги, — почти стонет Оля, — а здесь таких не лечат. Ненавижу этот проклятый мир! Ненавижу…Давай уйдём отсюда, здесь всё пропитано смертью, и мы сами обратились в смерть… — Чего ты хочешь? — устало спрашиваю я, не в силах понять, как поступить дальше. — Уходи, — девушка качает головой и белые волосы рассыпаются по плечам, — а я сделаю то, что у нас получается лучше всего. Просто уходи. И я ушёл. Галя принялась ворчать, дескать меня слишком долго не было, и я приказал её заткнуться. Внутри возникло и начало разрастаться ощущение неправильности происходящего. Точно все мы, намереваясь выступать на театральной сцене, заблудились и оказались за кулисами. Здесь вроде бы всё то, что и должно быть, но только стоит мёртвым грузом, демонстрируя бесполезную изнанку. Мы больше не разговариваем и через пару кварталов обнаруживается нужная нам улица. Некоторое время мы пытаемся разобраться в нумерации домов, проклиная власти столицы. Район совершенно заброшен и покинут. Даже минувшие после Напасти десятилетия не вернули жителей в сгоревшие и разрушенные постройки. В общем то подходящее местечко для сбора заговорщиков. Искомое здание расположено в низине, заваленной снегом так, что мы вынуждены брести по пояс в белой пушистой субстанции. Внезапно Галя останавливается и сосредоточенно тянет носом, после чего поворачивается ко мне. — Ощущаешь? — интересуется девушка, — точно так же, как во дворце. И точно. Непонятный вонь, поначалу едва ощутимая, становится всё сильнее, по мере того, как мы приближаемся к двухэтажному покосившемуся сараю, где, судя по вывеске, некогда располагался трактир: «Три леща». И ещё странность: непонятные глубокие борозды, которые так и не сумел полностью засыпать весь выпавший снег. Все они ведут к нашей цели, словно в здание совсем недавно завозили нечто очень тяжёлое. Дети Свободы к чему-то готовятся? Странная гнетущая тишина опустилась вокруг и даже все наши супер чувствительные органы не в состоянии различить малейший шорох. — Это — ловушка, — уверенно говорит Галя и широко ухмыляется, — такая же, как и прошлые разы. Похоже. Вот так и прежде, стоило нам приблизиться к логову бунтовщиков и оттуда немедленно летели камни, стрелы и взрывчатка. Похоже Симону нужно тщательно проверить своих подчинённых. Среди них определённо имеется предатель. — Побудь здесь, — говорю я Гале и начинаю двигаться вперёд, — поймаешь кого-нибудь, если я упущу. Постарайся сразу не убивать, я ещё хочу задать пару вопросов. — Я же пропущу самое веселье, — недовольно бормочет девушка, но послушно остаётся на месте. Вывеска, прежде щеголявшая рисунком чего-то, отдалённо напоминающего рыбу, теперь лениво покачивается на гнилой верёвке, издавая тоскливые звуки трущихся друг о друга деревяшек. Под это монотонное повизгивание, которому аккомпанирует хруст снега под ногами, я медленно приближаюсь ко входу в трактир и берусь за ручку обындевевшей двери, на которой проступают свежие маслянистые пятна. Звук приходит вовсе не изнутри, как я ожидал, а снаружи: откуда то из приземистых почерневших домишек, окруживших некогда злачное место. Какое-то глухое шипение, сменяющееся протяжным гулом. На мгновение я замираю, продолжая удерживать потрескавшуюся ручку двери и размышляю об источнике загадочного звука. В ту же секунду Галя издаёт некий неразборчивый возглас, и я вижу удивительное зрелище: снег озаряется жёлтым сиянием, идущим, как мне кажется, изнутри и тут же проседает парой десятков чёрных полос. Трактир, куда я так и не вошёл, превращается в огненную бездну, точно светило спустилось на землю, намереваясь вступить с зимой в рукопашную схватку. Меня натурально отшвыривает прочь, и я кубарем качусь по тающему снегу, задыхаясь от огненного жара и невыносимой вони, заполнившей весь мир. Рядом барахтается в чёрно-серой жиже, ещё недавно бывшей снегом, Галя и яростно кричит, пытаясь пересилить вопли обезумевшего пламени. Спустя некоторое время языки огня оседают и на месте, где раньше было двухэтажное здание, остаётся только глубокий котлован, наполненный тлеющими углями и чёрной сажей. Снег вокруг исчез, истаяв от невероятного жара и многочисленные ручьи торопятся к зловонной дыре, изображая весенний паводок. Галя молча поднимается на ноги и приводит себя в порядок, восстанавливая уничтоженную одежду. Теперь становится окончательно ясно: к королю эта западня не имеет ни малейшего отношения. А когда жаркий ветер бросает к моим ногам стопку обугленных листов, исчезают последние сомнения. Я уже видел эти бумажки, причём совсем недавно. Наклонившись, медленно перебираю картинки, исполненные лучшим портретистом Симона по его приказу. Я. Галя. Оля. Наташа.НАТАША
— Почитай мне что-нибудь своё, из свежего, — Наташа расположилась в самом углу, около огромного камина, которому умелые руки печника придали форму сторожевых псов преисподней, рвущихся наружу. Вид у собачек правда, получился достаточно жалкий, точно в преисподней их почти не кормили и в наш мир они вырвались в поисках еды. Я сидел в кресле-качалке и лениво перебирал струны инструмента, искоса поглядывая на гостью. Она не стала трансформировать дорожный плащ в другую одежду и даже не сбросила капюшон надвинутый до самого носа. Глаза не горели и как я ни старался, так и не смог разглядеть выражение лица. Никакой привычной вальяжности в позе: девушка сидела слегка сгорбившись и склонив голову, точно глубокого капюшона было недостаточно для всех этих непонятных пряток. Что-нибудь из нового? Я перебрал в памяти стихи и песни, которые читал и напевал придворным озорницам и обычным девушкам, встреченным на улице. Когда я приглашал последних погулять, приходилось изображать на голове замысловатые уборы, скрывающие цвет волос, чтобы хотя бы первое время оставаться неузнанным. Некоторых привлекал Ангел из демонов Медведко, но большинство, особенно поначалу, испытывали суеверный ужас. Итак. Судя по настроению моей сегодняшней посетительницы, ради которой мне пришлось отправить восвояси семнадцатилетнюю гостью из южного Вишезала, ей вряд ли подойдут весёлые куплеты, обожаемые завсегдатаями Королевского Лиса, да и эротические баллады казались весьма несвоевременным выбором. Сейчас подошло бы некое подобие «Меланхолий» либо «Нисхождения в любовь» утопленного астронома Джумы. Есть и такое. Кифара, переносной вариант стационарного инструмента, изготовленный по моему заказу, удобно расположился в руках и прикрыв глаза, я принялся перебирать позолоченные струны, извлекая из памяти сочинённые строки.Когда-нибудь ты позабудешь это
Рукой коснувшись лба не вспомнишь ничего,
Что крылья сброшены и песня не допета
А на немой укор ответишь: Что с того?
Наверное, когда-нибудь утратишь волю к жизни
И пламенный костёр в груди подёрнется золой,
И флаг на башне снов твоих безжизненно повиснет,
И рухнет в бездну мост меж мню и тобой.
Наверное, когда-нибудь уснёшь средь серых дней,
Обняв руками камень умершей души,
Но нет, постой, не слушай, всё преодолей!
И в серый сумрак падать не спеши.
Алая капля скользит по руке
То ли сок, то ли кровь, не понять,
Твой фантом, не прощаясь, исчез вдалеке
Мне, похоже, его не догнать.
И тоскливую боль не унять…
Пока листья жухлые падают в пыль,
Я спутать могу, где неправда, где быль,
Там ветры танцую и пляшет ковыль.
Пока звёзды гаснут и рушатся в прах,
Я успел позабыть, где отвага, где страх,
Там горы хранят тишину на устах.
Пока океаны стоят без капли воды,
Я путь потерял от добра до беды,
Там в свете луны расцветаю сады.
Сквозь мрака завесу отправимся прочь,
Пока я способен рубеж превозмочь,
Там жаркие дни и прохладная ночь,
Там…
Краешек тьмы украдёт небосвод,
В месяц положит и прочь унесёт,
Бережно в лапках качая.
Солнышко в гневе притопнет ногой:
Эй ты, ворюга, а ну ка постой!
Тебя непременно поймаю.
Матушка-ночка возьмёт небеса,
Скажет: Спасибо, вот это краса!
На звёзды её покромсаю.
В небе ночном засверкают огни,
Спи моя радость, скорее усни,
Доброго сна пожелаю.
Последние комментарии
1 час 58 минут назад
2 часов 11 минут назад
2 часов 44 минут назад
3 часов 17 минут назад
18 часов 47 минут назад
18 часов 56 минут назад