Рассвет в окопах [Исаак Розенберг] (fb2) читать постранично, страница - 2

выяснилось, что в действительности он страдал лишь хроническим бронхитом. Спустя год Розенберг решил вернуться в Англию, затосковав без привычного творческого общения. Да и судьба родных, оставшихся в прифронтовой стране, беспокоила его: грянула Великая война.

С самого начала поэт отнесся к братоубийственной бойне резко отрицательно. В августе 1914 года, еще находясь в Кейптауне, он написал стихотворение, исполненное грозных пророчеств и предупреждений:

Вернувшись в Англию, он попытался устроиться на работу, чтобы содержать семью. Увы, настойчивые поиски не принесли результата. И вот в октябре 1915 года Исаак Розенберг внезапно исчез. Лишь через месяц от него пришло письмо: «Я отчаялся найти работу, на которую рассчитывал, поэтому записался в этот батальон Бантам (так как я слишком мал ростом для любого другого батальона), что представляется самой преступной затеей в мире». А накануне нового 1916 года он обратился к своему высокопоставленному другу Эдварду Маршу: «Я думал, если запишусь в армию, матери назначат пособие. Сейчас уже между 2 и 3 месяцами, как я записался, мои деньги удержаны правильно, но мать не получила ни фартинга. Казначей в казармах, конечно, бесполезен в этом вопросе. Мне интересно, знаешь ли ты, как эти дела делаются и что я мог бы сделать?» Официально Исаак Розенберг числился добровольцем, однако на самом деле он, как и тысячи других бедняков, пошел на призывной пункт из крайней нужды.

В жизни поэта наступил самый тяжкий период. Он оказался на фронте в нечеловеческих условиях, которые были присущи окопному существованию: постоянная грязь, запах отхожего места и гниющих останков, невозможность помыться и поменять одежду, и вдобавок — полчища крыс и вшей, а также рой мух от разлагающихся трупов. Поэт жаловался: «Мне приходится есть из миски вместе с каким-то ужасно пахнущим мусорщиком, который плюет и чихает в нее». Еще: «Ночью я проснулся в палатке, почувствовав, что наполовину лежу в луже. Я снял мокрую рубашку и перебрался на сухое место, где проспал обнаженным до утра. Но на этом мои проблемы не закончились. Парень, спавший рядом со мной, страдал от диареи и всю ночь бегал из палатки на улицу, а так как я спал крайним, то дождь, хлеставший всю ночь, мочил меня до утра».

Эти физические мучения усугублялись моральными страданиями. «Мое еврейское происхождение, — с горечью писал он в одном из писем, — служит плохую службу среди этих жалких людей». Ему поручали самую грязную и тяжелую работу: грузить уголь, выносить помои с кухни, рыть братские могилы, собирать и хоронить останки, на передовой таскать по трупам повозки с колючей проволокой. Его карали за малейшую оплошность. Однажды он забыл вовремя надеть противогаз, и был сурово наказан: в течение недели, пока остальные солдаты его взвода отдыхали и отсыпались, провинившийся маршировал на плацу с полной выкладкой.

Несмотря на унижения и невыносимые страдания, поэт продолжал творить. Как рядовой, он не имел права ни на личное время, ни на личное имущество. Но в его походном ранце была книга Джона Донна. А по вечерам, улучив свободную минутку, он находил обрывок почтовой бумаги, огарок свечи, огрызок карандаша и записывал стихотворение. Затем текст запечатывал в письмо и отправлял родным или друзьям. «Когда нам дают небольшой отдых и все предаются карточным играм и склокам, — писал он Эдварду Маршу, — я добавляю к своим стихам строчку или две, а если удается, то и больше».

Возможно, командиры считали этого маленького, тщедушного человечка, задумчиво склонившегося над стихами, никудышным солдатом. В действительности рядовой Исаак Розенберг, личный номер 22311, совершал настоящий духовный подвиг во имя прекрасной английской поэзии, во имя сладкозвучной арфы Давида…

Писатель Роберт Грейвз, анализируя ситуацию в английской поэзии начала ХХ века, разделил ее по направлениям: справа поместил традиционалистов во главе с Альфредом Остином, в центре — поэтов георгианской школы Лоуренса Биньона, Ласкелза Аберкромби и Гордона Боттомли, а слева — авангардистов под предводительством Эзры Паунда. И только для Исаака Розенберга не нашел подходящего места. По его мнению, поэт всегда стоял особняком, не примыкая к какой-либо поэтической школе. Это было делом рискованным: в одиночку сложнее пробиться на литературный Олимп

Между тем, перед Розенбергом был превосходный пример аутсайдера — ирландский англоязычный поэт Уильям Батлер Йейтс. Находясь внутри английской культуры, он не происходил из английской культуры. Розенберг познакомился с ним в кафе «Ройял», и увидел в нем образец для подражания. Ведь, как и