Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию [Арно Зурмински] (fb2) читать постранично, страница - 3

Марковша еще не пришла в себя, ей нужно было сначала закончить про казаков.

- Они придут через гору Фюрстенау на косматых лошадях... Придут, как в тот раз.

- Да ничего не будет, матушка Марковски, - сказал Штепутат, уверенно посмотрев в сторону человека в коричневой форме справа от телефона.

Майор тем временем добрался до поля. Старший работник хотел придержать его стремя, но майор остался на лошади и велел созвать людей. Они медленно шагали по жнивью: опаленные солнцем мужчины с вилами на плечах, женщины в черных юбках и белых платках. Они остановились полукругом, и к майору поднялся густой дух пота и чеснока, смешанный с запахом крепкого табака.

- Сегодня умер наш рейхсфельдмаршал Гинденбург, - провозгласил майор поверх их голов. (Он говорил только о фельдмаршале, он не простил Гинденбургу этого предательства - допустить, чтобы его избрали президентом республики.)

- Двадцать лет прошло с тех пор, как он гнал русских по этим полям в мазурские озера!..

Пока майор говорил, его мерин поднял хвост и сбросил пару яблок для удобрения йокенской земли.

- Нет другого такого немца, который так много сделал бы для Восточной Пруссии, как наш Гинденбург. Почтим его память нашим последним ура!

Майор поднял хлыст как дирижерскую палочку. Работники трижды крикнули "ура", но прозвучало не очень убедительно. Правда, это наверняка было не оттого, что они плохо старались, а оттого, что бескрайние йокенские поля не давали эха, развеивался любой звук. Заркан, волынский немец, оставшийся после войны в поместье Йокенен, затянул боевую песню 1914 года:

Народ призывает герой Гинденбург:

Черт побери, беда!

Русские снова на нас идут,

Восточной Пруссии жить не дают.

Вставайте все, выходите все!

Татары и калмыки ...

В это же время в доме бургомистра и мастера портного Карла Штепутата акушерка извлекла из Марты Штепутат (девичья фамилия Сабловски) маленький мокрый комок. Услышав первый крик, Штепутат, беспокойно ходивший взад-вперед по гостиной, бросился к двери. Но женщины закрылись. Он услышал плеск воды в цинковом корыте. Господи, Марковша там еще и утопит ребенка!

- Карл! Слава Богу! - услышал он голос Марты.

Марковша открыла дверь.

- Мастер, это мальчик! - сияла она, собрав в улыбку все морщины своего увядшего лица.

- Здоровый парень, - сказала акушерка, поднося ребенка к отцу.

Марта приподнялась посмотреть на свое дитя, но акушерка не слишком деликатно уложила ее обратно на подушку.

- Вам нужно теперь спокойно лежать, уважаемая.

Марта с волнением смотрела на мужа. Единственное, чего она всегда боялась, это не угодить ему. Он много видел на свете, был намного старше и опытнее ее. Карл Штепутат даже прожил несколько лет в Кенигсберге. Она-то видела только поля и поля, и то не дальше чем с дренгфуртской колокольни. И вот сейчас она родила ему сына. Карл Штепутат улыбался. Марта приняла это на свой счет, хотя это вполне могло относиться и к мальчику, с которым Марковша разгуливала по гостиной.

- Что там насчет старого Гинденбурга? - спросила Марта.

- Он умер, - ответила акушерка.

Марта испугалась. Вот умер самый великий человек, которого она знала. И в этот же день она родила сына. Что бы это значило? Что предназначил ему Господь? Штепутат открыл лаз в подпол и достал запыленную бутылку смородиновой настойки. Марковша положила ребенка на грудь матери, чтобы освободить руки для рюмки.

- Как вы его назовете? - спросила Марковша, пока Штепутат разливал.

Марта взглянула на мужа.

- Как ты думаешь, Карл?

Штепутат задумался. Среди утонченных людей модным было имя Арно растенбургский поэт Арно Хольц пользовался в то время успехом в Берлине. Но и Герман Зудерман из Мемеля тоже представлял культуру Восточной Пруссии. Герман или Арно?

- Адольф было бы неплохо, - предложила акушерка.

Карл Штепутат посмотрел на подтянутую коричневую фигуру справа от телефона. Он заколебался на мгновение, но потом решился в пользу культуры Германа Зудермана. Так в жаркий августовский день 34-го года в восточно-прусской деревни Йокенен началась жизнь маленького Германа Штепутата, в то время как кенигсбергское радио передавало на фоне траурной музыки следующее сообщение:

- Второго августа 1934 года, в девять часов утра, Пауль фон Гинденбург-Бенекендорф почил вечным сном.

Пора тебе, Карл Штепутат, отправиться в Дренгфурт записать маленького Германа - в актовом отделе и у пастора. Он живет уже третий день. И не напивайся там в городе! Не забудь о больном желудке.

Марта делала бутерброды в дорогу. Штепутат надел свой лучший костюм, не забыл воткнуть в отворот пиджака партийный значок, зацепил зажимами штанины, чтобы они не попали в велосипедную цепь, и, заглянув еще раз в колыбель, двинулся в путь. Он проехал через выгон на деревенскую улицу, и тут же ему пришлось сделать первую остановку. Навстречу ехал дядя Франц с возом ячменя. Ему мы не можем дать проехать просто так, его нужно представить. Дядя Франц был одним из немногих крестьян деревни Йокенен, поля