Черные бароны или мы служили при Чепичке [Милослав Швандрлик] (fb2) читать постранично, страница - 2

глазами по сторонам.

Душан Ясанек наклонился к Кефалину и сказал:

— Здесь была обнаружена Зеленогорская рукопись. Чешская буржуазия не хотела отставать от немецкой, и потому допустила подлог. Но пролетариат, конечно, выступил против.

— Я от этого гуляша проблююсь, — ответил Кефалин.

— Не болтаем и трескаем! — взвизгнул сержант. — Если кто думает, что он тут в отеле, то пусть не думает! Через пять минут построение!

— Буржуазия всегда стремилась обмануть рабочих, — зашептал Ясанек, — ей это удавалось благодаря поддержке социал–демократов. Социал–фашистские боевики всегда были для нас главной опасностью.

— Кто бросил кнедлик? — свистел сержант, — Я вас посажу так, что почернеете! Мы здесь в армии, дорогие мои! Вы у меня попрыгаете!

И поскольку метатель кнедлика не выявил желания признаться в своем позорном проступке, Галик скомандовал построение.

Первая рота вспомогательного технического батальона (а именно о ней и пойдет речь) рысью пробежала в просторный зал, где на стенах были намалёваны воины–гуситы с цепами и алебардами. Автором был, судя по всему, недоучившийся маляр.

Перед все ещё жующей ротой появился лейтенант Гамачек:

— Товарищи солдаты! Теперь каждый из вас является военнослужащим, а военнослужащий должен быть что? Военнослужащий должен быть здоров! Только здоровый солдат может одолеть противника! Поэтому сейчас вам сделают что? Поэтому сейчас вам сделают уколы! Надеюсь, никто из вас не будет падать в обморок, и не окажется настолько несознательным, что у него поднимется температура! Это была бы потеря, а потери я не люблю! Всем раздеться до пояса и к делу!

Новобранцы не слишком охотно раздевались, и, подгоняемые ефрейтором Галиком, представали перед двумя мрачными фельдшерами. Первый мазал им грудь какой‑то бурой дрянью, а второй втыкал чуть повыше правого соска шприц. Ничего приятного в этом не было, впрочем, мало кто в этой ситуации ожидал чего‑то приятного. Солдаты бледнели, закрывали глаза, стискивали зубы и пытались эту «часть жизни бренной^[2]» принять как приличествует защитнику Родины. Все, кроме одного.

Когда дошла очередь до Ясанека, редактор обхватил грудь руками и истерически запищал:

— Нет! Нет! Меня не колите! Меня колоть нельзя!

— Как ваша фамилия? — загремел лейтенант Гамачек.

— Ясанек, — всхлипнул несчастный.

— Знаете, Ясанек, что такое бунт? — орал командир.

Это подействовало.

— Нет, нет, — горестно шептал редактор, — мне в грудь очень щекотно.

— Нет, вы видели номер? — спросил лейтенант и оглянулся на полуголых бойцов, — Ему, видите ли, в грудь щекотно.

— Мы ему запросто можем вколоть в задницу, — сказал один из фельдшеров, — это разрешается.

— Так, Ясанек, снять штаны! — приказал редактору лейтенант, — И никаких отговорок.

Через несколько секунд Ясанеку предоставили первую привилегию в его солдатской жизни. Его укололи не туда, куда всех.

Ясанек застонал и сполз на землю. В глубоко бессознательном состоянии его доставлен в лазарет.

Когда Ясанек более–менее опомнился, то первым делом выпросил карандаш и бумагу. В самом скором времени возникло стихотворение, через несколько дней опубликованное в окружном военном журнале»Красное знамя».

Абсолютным владыкой Зелёной Горы был майор Галушка, по прозвищу Таперича. Высокий, сухопарый, с унылым лицом, однако боялись его больше прочих. Никто точно не знал, какой он национальности. Скорее всего, русин, а может, и авар. Говорил он на языке, отдалённо напоминающим словацкий. В молодости был лесорубом, но вскоре сменил топор на винтовку, вступив в армию Словацкой Республики. Воевал против русских, был ранен и получил орден. В сорок четвёртом году примкнул к словацким повстанцам, был ранен и получил ещё один орден. По окончании войны с большим трудом научился читать, что вкупе с выбором верной политической линии позволило ему стать офицером. После нескольких проколов в боевых частях был переведён в стройбат.

— Что было, то было, — была его любимая присказка, — Таперича я майор.

Его вступление на Зелёную гору было великолепным.

— На что такие большие деревья? — указал он на несколько вековых кедров, охраняемых краеведческим обществом. — Попилить! Всё попилить!

Он сам проследил за вырубкой.

— Что это за работа? — кричал он, — Ковыряетесь, словно ворона в говне!

Тут он вырвал у одного солдата топор и припомнил свою лесорубскую молодость. Это ему удалось на славу, и многие из присутствующих не без уважения говорили, что Таперича — один из тех немногих офицеров, что смогут прокормить себя на гражданке. Но в планах у Таперичи ничего