Бросок в пространство [Роберт Кроми] (fb2) читать постранично, страница - 3

секунду шарик быстро выпрыгнул из трубки и повис над нею в воздухе, поддерживаемый словно магнитным притяжением.

— Что ты на это скажешь? — спросил ученый, весь дрожа от волнения.

— Это очень мило, — отвечал Мак Грегор, желая быть любезным, хотя в сущности опыт показался ему самым обыкновенным, вовсе не интересным, фокусом.

— Мило! Мак Грегор, подумай, что ты говоришь!

— То есть я хочу сказать…

— Слушай, — перебил его Бернет дрожащим голосом, выпрямившись и весь вспыхнув, — в этой комнате я провел безвыходно двадцать лет…

— Тем глупее с твоей стороны, — пробормотал Мак Грегор.

— Эти двадцать лет, — продолжал Бернет, не обратив внимания на его замечание, — я посвятил всецело славной задаче. Ты, друг мой, вероятно, считал меня, наравне с прочими, жалким энтузиастом, проведшим лучшие годы в бесплодной погоне за неосуществимой мечтой.

Мак Грегор сделал рукою жест отрицания, но Бернет словно не заметил этого и продолжал:

— Ты, конечно, жалел обо мне, потому что я сидел взаперти в этих четырех стенах, в то время как ты взбирался на снежные вершины или носился по бурным морям. Вероятно, ты думал, что время кажется мне веком в моей жалкой конурке, куда я добровольно схоронился в одиночестве. Нет, друг мой, годы казались мне днями, а дни минутами.

Мак Грегор стал слушать внимательнее, начиная смутно сознавать, что в голове у этого мечтателя, должно быть, есть же что-нибудь путное. Бернет между тем, увлекаемый потоком собственных дум, продолжал с бессознательным драматическим пафосом в голосе:

— Ты, Мак Грегор, оказал большие услуги своей отчизне, скажу более — всему человечеству. Ты проследил течение многих рек, доискиваясь до их неизвестного источника, ты исследовал непроходимые леса, в которых до тебя не ступала нога человеческая, и труды твои не пропали даром. Спрашиваю тебя: жалеешь ты об одиноких годах, проведенных тобою в Африке, в Азии, на берегах Тихого океана, Арктического и Антарктического морей…

— Нет, не жалею, — перебил его Мак Грегор с увлечением, заинтересовываясь разговором все более и более. Он хотя и считал Бернета помешанным, но известно, что если и помешанный польстит нашему «коньку», то это все-таки приятно — разве похвала эта будет высказана уж в очень глупой форме.

— Скажи мне — доволен ли ты, что стал величайшим путешественником и исследователем своего времени (Мак Грегор поклонился с недоверчивым, но все-таки самодовольным видом), или ради того, чтоб не нажить нескольких седин в голове и морщин на лице, ты предпочел бы провести свои лучшие годы в позорной праздности?

— Конечно нет! — энергично воскликнул Мак Грегор.

— В таком случае ты, вероятно, не пожалеешь и о моих трудовых годах, если я скажу тебе, что я открыл…

Он вдруг замолчал и, подойдя к окну, отдернул занавесь. Ночь была морозная, ясная; сквер, на который выходило окно, был покрыт инеем; небо сверкало звездами.

— Посмотри сюда, Мак Грегор!

Оба постояли несколько минут, вглядываясь в звездное пространство, необъятность которого давит наш ограниченный ум. Наконец Бернет продолжал полушепотом, в котором слышалась невыразимая торжественность:

— Пожалеешь ли ты обо мне, если я скажу тебе, что, пожертвовав какими-нибудь жалкими двадцатью годами, я открыл происхождение и сущность того закона, который до меня люди только признавали в его несомненных проявлениях, закона, в силу которого вся совокупность миров представляет не массу беспорядочных, разрушающих одна другую, сил, а стройную армию, каждая составная часть которой содействует величию целого? В этой жалкой ободранной конурке ты видишь перед собой человека, который, если только небо дарует ему хоть десять еще лет жизни, в силах будет остановить движение звезды, совратить планету с ее пути. Друг мой, я открыл могущественнейшую тайну мироздания.

Он вдруг умолк — голос у него пресекся от волнения, руки у него тряслись, как в лихорадке, лицо судорожно подергивалось. Он был подавлен величием собственного открытия: он давно надеялся на успех, но когда наконец надежды его осуществились, он изнемог под силою своей радости.

— Бернет, Бернет, неужели ты в самом деле рехнулся?

— Признаюсь тебе, я сам боюсь, чтобы этого не случилось: у меня теперь в голове то, что способно не только подавить мозг человека, но и самую жизнь его; не знаю, переживу ли я то, что теперь испытываю…

— Да полно тебе хвастать, черт тебя побери! — объясни, что ты там открыл. Ты говоришь, я приехал кстати, значит, ты не прочь поделиться со мною своей радостью.

— Еще бы!

— Говори же попросту, без затей: чего ты добился своими опытами?

— Я открыл происхождение…

Он наклонился к уху приятеля и проговорил чуть слышно:

— Силы!

— Пойдем в другую комнату, Бернет — здесь так душно, — сказал Мак Грегор взволнованно.

Они вышли в соседнюю комнату и уселись рядом. Некоторое время оба молчали. Это молчание тяготило обоих, но и тот, и другой