Смерть под кактуcом [Лариса Анатольевна Ильина] (fb2) читать онлайн

Книга 243428 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


Смерть под кактуcом

Лариcа Ильина



Милaя девушка Света Митрoфанова классно играет на бильярде. И кий не дрогнет у нее в руках, даже когда на кон будет поставлена жизнь ее любимой подруги. А что ей остается делать, как не выиграть, если Тайка Лапкина по прозвищу Мегрэнь, этакий гибрид комиссара полиции и головной боли, влезла в жуткую разборку. Она попыталась узнать, почему убита старушка-соседка, и с чего это вдруг вокруг них со Светкой завихрился целый хоровод весьма oпасных парней. А дело оказалось в драгоценной коллекции, спрятанной где-то в подмосковном имении. Нужно торопиться! Иначе подружки не успеют первыми добраться до тайника и их опередят "крутые" поклoнники...

***

Я оторвала взгляд от страницы и, тихо свирепея, потерла лоб. В оконное стекло, не переставая, билась здоровенная осенняя муха, а за моей спиной с не меньшим усердием, хохоча и беспрестанно прерывая рассказ восклицанием: «Нет, ты представляешь?», жужжала моя единственная и неповторимая подружка. Бесцельно пошарив рукой по письменному столу, я наконец сфокусировала взгляд на ненавистном насекомом и сосредоточилась. Нащупав прошлогодний отчет, стиснула его в кулаке и поднялась. Это не произвело никакого впечатления ни на муху, ни на подругу, обе продолжали звенеть с упорством, несомненно заслуживающим более достойного применения. Через секунду муха горько поплатилась за такую беспечность. С брезгливостью отправляя ее безжизненное тело за окошко, я горько сожалела о том, что нельзя подобным образом обойтись и со стройной блондинкой, лежащей в данный момент на моем собственном диване и уже битый час мешающей мне заняться делом.

— Так вот… Я ему и объясняю, что прекрасно знаю, что они это делают именно так! А он смотрит на меня, как на круглую дуру, и спрашивает: «Девушка, что вы так волнуетесь? Может, дадите мне свой телефончик?» Нет, ты представляешь? Это охранник! Тебе, говорю, лопаты на кладбище нельзя доверить охранять, не то что супермаркет. А тут эта самая тетка в полосатом свитере как заорет!

Тут и я заорала:

— Мегрэнь!

Подобно двум большим бабочкам удивленно вспорхнули вверх густые черные ресницы, и в самой середке огромных небесно-ангельских глаз моментально застыло выражение полнейшей кротости и печали. И, подобно многим, я в очередной раз едва не купилась на старый трюк. Кротости в подруге было столько же, сколько снега в Африке, поэтому я строго качнула в сторону дивана указательным пальцем и сказала:

— Или заткнись, или шлепай домой… Ты мне мешаешь…

Поняв, что разжалобить меня вряд ли удастся, подруга обиженно протянула:

— Ну, должна же я до конца рассказать…

Это и есть Мегрэнь. Она непременно должна довести до конца все, что только возможно, в чем, по ее разумению, и заключается подлинный смысл человеческого существования. Последствия подобного мировоззрения вылились в этакий гремучий коктейль, превративший дорогую подругу в гибрид комиссара полиции и головной боли.

Каюсь, но вспыхнувшая страсть к сованию носа в чужие дела и многословным рассуждениям о причине любого мало-мальски значительного события была спровоцирована именно мной.

В пятом классе я от чистого сердца сдуру подарила на день рождения своему однокласснику Юрке Лапкину сборник рассказов Жоржа Сименона. Юрка книжку благополучно закинул на полку, до которой, к большому моему, а также всех окружающих несчастью, добралась его младшая сестра Тайка. С этого самого момента Таисия Алексеевна Лапкина перестала существовать, и на свет божий появилась Мегрэнь. Первые два месяца после прочтения книги она постоянно таскала в зубах карандаш, символизировавший трубку, и смотрела на всех со значением. Карандаш, перед угрозой искривления неокрепших детских зубов, с криками и уговорами был изъят любящими родителями, но вот пронзительный испытующий взгляд остался. Если бы я знала, какими последствиями обернется мой подарок, то подарила бы Юрке книгу кулинарных рецептов…

— Я сама тебе это могу рассказать… — уверила я. — В следующее мгновение тетка в полосатом свитере обнаружила расстегнутую «молнию» на сумке. И вцепилась тому лохматому парню в руку… Парень бросил кошелек на пол…

— «Бросил кошелек», — презрительно хрюкнула Мегрэнь. — Учу, тебя, учу… дубину! Это называется «сбросил шмеля»!

Я только головой покачала:

— Тебя этому в институте учат?

— Между прочим, и этому тоже. Хотя столь высокий уровень… Здесь практика, конечно, нужна, по бумажке этого не выучишь…

— Мегрэнь, — встревожилась я и даже бросила ручку на стол, — только не говори, что ты опять связалась с Натиросовым…

— Почему «опять связалась»? Я и не развязывалась… Почему я не могу поддерживать отношений со своими будущими коллегами?

Не вытерпев, я развернулась лицом к подруге и ядовито поинтересовалась:

— Неужто, дорогая, ты позабыла эффектный финал ваших… э-э… отношений?

Мегрэнь посуровела и сердито глянула на меня исподлобья. Ясное дело, не забыла.

Пару месяцев назад Мегрэнь с захлебывающейся соловьиной трелью ввалилась в мою квартиру и, заикаясь от волнения, выпалила:

— Получилось!

— Что? — спросила я на всякий случай, хотя уже догадалась, в чем дело. Последнее время у подруги была лишь одна тема для разговоров, и, судя по светящейся физиономии, ее мечта все-таки сбылась. Правда, я в этом не видела ничего примечательного.

— Как что? Возьмут! Возьмут меня с собой, понимаешь? — Я кивнула. — Я к Натиросову и так и этак, и как только не подъезжала, а он ни в какую! Уперся, что баран! Неделю я его парила, наконец уломала!

«Надо же, — усмехнулась я про себя, — стойкий мужчина попался, даром что подполковник! Терпеть пристающую Мегрэнь целую неделю можно, лишь обладая фантастически твердым характером…»

— И когда счастье?

— Завтра! — затряслась в радостной лихорадке подружка. — Обещал три дня, если сразу не получится…

— Так у тебя же практика через два дня кончается…

— Вот-вот! Но это неважно, лишний день отработаю.

Я согласно закивала, не зная, что еще добавить, и наивно полагая, что теперь подруга мирно удалится вверх по лестнице. Потому как я проживаю на третьем этаже, а она — на пятом. Но, подозрительно блестя глазами, Мегрэнь просочилась в комнату и кротко проронила:

— Светик, дай мне, пожалуйста, твой серый костюм… На пару дней…

Я запаниковала:

— Зачем тебе? На улице теплынь… К тому же он… это… на нем пятно, я как раз собиралась отнести его в химчистку…

— В химчистку ты его уже носила, — изобличающе ткнула в меня пальцем Мегрэнь. — Жалко, да? А я тебе палантин на презентацию давала… А ты его шампанским облила!

— Это не я, это наш бухгалтер, — отозвалась я чуть слышно и, понурив голову, потянулась к шкафу. — Ладно, бери… Мне не жалко…

Тут мой голос дрогнул, и я поняла, что дольше врать не могу. Открыв шкаф, пошарила по вешалкам с призрачной надеждой, что костюма там по какой-либо причине не окажется. Но чуда не произошло, мой любимый шелковый костюм сам прыгнул ко мне в руки, не подозревая еще, в какой переплет угодил. Дело в том, что всем видам одежды Мегрэнь предпочитала джинсы и футболку. Ходить в юбках она не умела совершенно, широкая юбка непременно где-нибудь зажималась, за что-нибудь зацеплялась и в результате разрывалась, а узкая просто-напросто лопалась по швам. Юбка моего любимого серого костюма была как раз узкой, поэтому повод для беспокойства был.

— В пятницу отдам… — на ходу бросила Мегрэнь, сграбастала костюм и убыла по месту прописки.

— В пятницу… — я лишь печально моргнула ей вслед, — это через три дня…

Во вторник и среду Мегрэнь не объявлялась. Это позволило мне успешно справиться с взятой на дом работой. Собой я необычайно гордилась, поскольку героическое трудолюбие проявляется у меня весьма редко. К обеду четверга, удовлетворенно перелистнув страницу, я с гордостью похлопала ладонью по стопке готового текста. Подобное усердие непременно должно быть вознаграждено, решила я, поэтому переместилась на кухню и сварила кофе. На верхней полке холодильника в красивой картонной коробке безмятежно покоилось пирожное эклер. Я с умилением оглядела нарядную обертку и уже протянула руку, представляя, как съем его, неторопливо запивая маленькими глотками крепкого черного кофе…

Мое сладостное видение было прервано резким звонком. Вздрогнув, я захлопнула холодильник и вышла в коридор. Палец того, кто ко мне звонил, не иначе как прилип к кнопке, потому что звонок не прекращался. Я раздраженно распахнула дверь, вопреки привычке не спросив, кого принесла нелегкая. Этим не преминула воспользоваться любимая подруга, с порога выпалив:

— Сколько раз я тебе говорила, что нужно спрашивать: «Кто там?»

Я открыла рот, собираясь высказаться насчет ее манеры звонить в чужие двери, да так с открытым ртом и осталась.

— Закрой рот, — отодвинув меня плечом, буркнула Мегрэнь и направилась на кухню.

Я пошла следом за ней, успев растерянно отметить, что одета Мегрэнь в мой костюм. С тяжким вздохом она ногой вытянула из-под стола табуретку и села, вперив отсутствующий взгляд в окно.

— Тая, — испуганно позвала я, разглядывая представшее живописное зрелище, — что с тобой?

Тайка оторвалась от окна, подняла на меня глаза и с упреком в голосе жалобно отозвалась:

— Вот так-то…

— Тебя что, избили? — Я охнула, прикрывая ладонью рот, и помимо воли опустилась на табуретку. Волосы у подружки клоками торчали в разные стороны, скула была расцарапана, а левый глаз таинственно мерцал в окружении синяка приличных размеров.

— Какое там избили! — дернула плечом Мегрэнь и резво потянулась к моей кофейной чашке. — Сама виновата…

Она принялась с бессовестным хрюканьем хлебать мой кофе, а я обрадовалась, что не успела вытащить пирожное. И вдруг сообразила, что не только лицо подружки, но и костюм, надетый на нее, выглядит довольно экзотично. Рукав возле плеча разорван и висит лоскутом, воротник собрался веером от затяжек… Я судорожно сглотнула, приглядываясь внимательнее, а Мегрэнь тем временем закинула ногу на ногу, и стало видно, что худшие мои опасения оправдались: юбка лопнула едва ли не до самого пояса. Мегрэнь поставила чашку на стол, а я прорычала:

— Что ты сделала с моим костюмом?

— Неужели тебя больше всего костюм беспокоит? — укоризненно спросила подруга и, похоже, обиделась. — Видишь, какой у меня синяк?

— Вижу, — сказала я злобно, — сейчас у тебя еще один такой же будет… А ты видишь, какой у меня костюм? Собаки тебя, что ли, драли?

— Я работала, — с достоинством отозвалась Мегрэнь. — Не хочешь узнать, в чем дело, пожалуйста, могу уйти…

— Да ну? — умилилась я. — Уйдешь и вернешься с новым костюмом? Тогда иди, пожалуйста…

— Светка, ты сама подумай, ну где я тебе такой костюм возьму? Таких, как говорится, два-три, да и те только у жен дипломатов… Но ты не переживай, я его зашью, ты ничего и не заметишь. А на плече можно вышивку сделать…

— Снимай костюм, зараза, — зашипела я, отодвигая чашку подальше от загребущих рук, — а вышивку себе на заднице сделай, может, ума и прибавится!

— Вот-вот, — заискивающе затараторила Мегрэнь, — я поэтому к тебе сразу и зашла! Понимаешь, у меня же тетка в гостях. Как я в таком драном виде на глаза ей покажусь? Да еще с фингалом… Свет, ты дай мне во что переодеться, я тебе потом все верну.

— Убью… — только и смогла выдавить я, а Мегрэнь заканючила:

— Ну Светик… Светочка…

Я посидела малость, разглядывая размазывающуюся по табуретке подружку, и плюнула:

— Ладно, бог с ним, с костюмом… Кто тебе в глаз-то дал?

Мегрэнь мгновенно ожила, тряхнула перьями и заулыбалась.

— Я ведь говорила, что в понедельник Натиросов наконец согласился взять меня с собой. Ну… на работу… Ты понимаешь?

Я понимала. Александр Владимирович Натиросов был начальником отдела оперативно-сыскной группы уголовного розыска, где летом проходила практику Мегрэнь. В общем-то, ей полагалось разбирать неразобранные бумажки и бегать за булочками, но Мегрэнь быстро поняла, что подобные занятия ей не по душе. Подозреваю, что месяц Тайкиной практики нелегко дался не только бедолаге Натиросову, но и всему отделу. Служебное рвение подруги не имело обозримых границ, поэтому, весьма возможно, в последние дни изможденные коллеги решили просто на ней отыграться.

— Ты же понимаешь, я должна была выглядеть прилично, поэтому и попросила у тебя костюм. — Я нахмурилась и скрипнула зубами, Мегрэнь торопливо продолжила: — Дело в том, что я была… живцом…

— Чем? — вытаращила я глаза. — Чем ты была?

— Ну, приманкой. На рынке. Достаю из кошелька деньги, считаю у всех на виду… И хожу, как будто ищу что купить.

— Ну?

— Что «ну»?

— Купила?

— Да нет же! — раздраженно дернула руками Мегрэнь, но я демонстративно посмотрела на плечо пиджака своего костюма, и она сразу сникла. — Я просто ходила, а ребята рядом, тоже делали вид, что покупают. И ждали, пока карманник проявится. Они это называют «наколоть». Потом его «ведут», пока он в чью-нибудь сумку или карман не воткнется… Мы первые два дня на рынке работали. Сашка с Толиком цыганку повязали… Только мне никак не везло. Александр Владимирович говорит: «Ничего, завтра на тридцать девятом маршруте попробуем!» Вот сегодня с утра и поехали. Пол утра проездили — ничего! И ты не поверишь: вдруг чую, будто сумки кто-то касается. А смотреть вокруг не могу — Саша говорил, если с вором глазами встретишься, он уйдет. Стою, жду, когда ребята его схватят. А их нет и нет… Поворачиваю голову к Сашке Голубеву, а он с Толиком вовсю треплется! Я кашлянула. Тихонько, чтобы ворюгу не спугнуть… Сумка шевелится, без кошелька, думаю, уже точно осталась, а эти как оглохли! Я опять кашлять… Кашляла, кашляла, не вытерпела, поворачиваю голову: возле моей сумки парень суетится, да так нагло! «Это что же ты, — говорю, — гад, делаешь?» Он на меня глаза поднимает, да как улыбнется! И парень, скажу тебе, симпатичный такой… Я рот открыла и глазами хлопаю, а он лыбится до ушей, словно фотографироваться собрался…

Подруга закрыла глаза и затрясла головой, заново переживая произошедшее, а я прикладывала массу усилий, чтобы не расхохотаться на самой трагичной ноте повествования.

— Ну, и что ты? — Я торопливо кашлянула в кулак, всячески стараясь унять веселье. — Надо было кричать: «Стой, стрелять буду!»

— Ха-ха, — мрачно сверкнув глазами, отозвалась Мегрэнь, — как ей смешно! Конечно, не ты же в глаз получила…

— Я материально пострадала!

— Я тоже, — уныло сказала Мегрэнь и, протянув руку, подняла свою дамскую сумочку. — Видишь?

Бок новой кожаной сумки был перехвачен лезвием крест-накрест, из-за черных лоскутов топорщилась атласная подкладка.

— «Писака» попался… — жалобно выдохнула Мегрэнь и всхлипнула.

— Зачем же ты новую сумку взяла? — изумилась я. — Знала ведь, что могут порезать?

— Знала… Но Натиросов сказал, что вид должен быть приличным…

Судя по всему, собственная сумка беспокоила подругу гораздо больше моего костюма, поэтому я поинтересовалась:

— Ну а костюм?

— Да парень тот… улыбался, улыбался и вдруг спрашивает: «Что, глазастая очень?» Тут автобус остановился, а он как даст мне кулаком в глаз!

— Тебе? Кулаком? Как же так?

— Да сама не пойму… Растерялась я… Он ведь так улыбался… Короче, врезал мне, я самую малость ушла, а то бы точно вырубил… И кинулся в открытую дверь. Я со зла за ним рванула… И пиджаком случайно… за стойку зацепилась… — Тут Мегрэнь пугливо покосилась, но я безмолвствовала. — Вижу, сейчас сбежит… Ну, я народ растолкала и прыгнула… То есть малость широковато шагнула… чуток не рассчитала… Он с подножки и упал…

— Кто?

— Да парень тот. А кошелек у него из рук выпал, когда он завалился. Тут уж ребята подбежали, и Натиросов тоже… А кошелек на земле…

— И что?

— И все…

— Как все?

— Так… Нет у него кошелька — не за что его арестовывать.

— Глупость какая! Он сумку разрезал, тебя ударил…

— Свидетелей, как он резал, нет… Как меня ударил, тоже никто не видел. Зато когда от меня через башку кувыркнулся, весь автобус наблюдал. Шуму-то, знаешь, сколько было! К тому же кошелек так и не нашли. Пока там, на остановке, все орали, его кто-то втихаря поднял и смылся…

— А кошелек-то чей?

— Чей, чей… Мой!

— С деньгами?

— С деньгами. — Мегрэнь глубоко вздохнула и поднялась. — Ладно, дай во что-нибудь переодеться, пойду домой.

Я не стала вредничать и вновь допустила ее до своего гардероба. Мегрэнь подцепила свою сумку и поплелась к дверям.

— А Сашка потом спрашивает: «Что это ты все время кашляла? Простудилась, что ли?» Ну не зараза?

— Зараза, — согласилась я.

Мегрэнь поднялась по лестнице, в конце пролета остановилась и оглянулась.

— Знаешь, Светка, не понравилось мне в сыскной группе. Хочу в убойный…

Я охнула и торопливо прикрыла дверь. Так далеко Мегрэнь еще не заходила…

***

— Кто старое помянет, тому глаз вон! — с нажимом произнесла Мегрэнь, так же, как и я, вспомнив летнее приключение, потянулась и сбросила ноги с дивана. — Слышала такую поговорку? А в сыскной я точно не пойду… Масштаб не мой…

— Масштаб? — фыркнула я. — Ну да, тебе сразу Интерпол подавай! Слушай, может, для разнообразия появишься в альма-матер? Вышибут тебя оттуда, что тогда?

— Обижаешь, — хрюкнула подружка, — учеба в полном шоколаде… Ей-богу, не вру!

— Ага, — рассмеялась я, — а пальцы-то, небось, крестиком держишь!

Мегрэнь тоже рассмеялась и встала.

— Ладно, Светик, пойду… Дел у меня еще полно, собраться надо…

— Ты когда к тетке едешь?

— Сегодня вечером. Юрка отвезет. Через три дня вернусь.

Я кивнула:

— Всем привет передавай… И Юрке…

— Юрке только привет? — противным голосом протянула Мегрэнь и игриво повела тонкими бровями. — Может, еще чего… на словах? Али на пальцах?

— Иди ты… — сердито буркнула я. — Давай топай, а то опоздаешь…

Она захихикала и взялась за дверную ручку.

— Ой, Свет, чуть не забыла: получи лекарство для Татьяны Антоновны. Я сегодня заказала, завтра после трех будет готово.

Забрав талон, я с облегчением закрыла за Тайкой дверь. В больших количествах у меня от нее начинает болеть голова. Но теперь три спокойных дня гарантированы, за это время я успею разделаться с накопившейся работой, а там, глядишь, и выходные. Напевая себе под нос песенку, я снова устроилась за столом и перевернула страницу. Так, что у нас здесь…

Я подняла голову и глянула в окно. На улице было совсем темно, в окнах дома напротив горел свет. Устало зажмурившись, я потерла переносицу. Ладно, остальное сделаю завтра, совсем немного осталось. Я собрала листы в стопку, поднялась и пошла на кухню. Проходя по коридору, я вдруг увидела на тумбочке пестрый полиэтиленовый пакет. Это еще откуда? Я взяла его в руки. Все ясно. Дорогая подруга заболталась до того, что забыла свои конспекты. В раздумье я взглянула на часы. Однако время позднее, скорее всего, Мегрэнь уже уехала. Остается только надеяться, что пакет в ближайшие дни ей не понадобится.

— Растрепа! — не без удовольствия сказала я вслух и положила пакет на место.

***

— Георгиевская? Еще не готово! — не поднимая глаз, бросила мне полная пожилая женщина в белом халате и сердито шлепнула квитком по зеленой пластиковой стойке.

— А когда? — заискивающе спросила я, потому что заходить в аптеку еще раз вечером, делая большой крюк, не хотелось.

— После пяти… — отрезала провизор и повысила голос: — Следующий!

Стоявший позади маленький юркий мужичонка в кепке активизировался, попробовав оттереть меня от заветного окошка. Но я, не отрывая глаз от сердитой тетки, ткнула его согнутым локтем в бок, и он угомонился.

— Здесь написано в три…

Тетка выпрямилась, подняла на меня глаза и печально вздохнула.

— Что ж я, по-вашему, читать не умею? Написано… Не успевают сделать, понимаете? Работать некому!

Крыть было нечем, я скрипнула зубами и вышла на свежий воздух. Что делать два часа, один бог знает. Ехать снова на работу нет смысла, домой тоже. Придется два часа болтаться по улицам, одно утешение — погода хорошая.

Я неторопливо пошла по бульвару, осторожно поддевая мыском первые опавшие листья. Вот так всегда — не успеешь дождаться начала лета, как оно уже закончилось… На глаза попалась садовая скамейка. Я села.

— Ой, бабуль, гляди, ручка! — услышала я и увидела шедших мимо старушку и девочку лет десяти в яркой оранжевой куртке.

Девочка быстро наклонилась и подняла что-то из листьев. Я распахнула глаза, опознав в ее руках свою собственную авторучку.

— Не трогай всякую гадость! — торопливо воскликнула старушка и, приблизившись к девочке, добавила: — Ой, какая красивая… Ну-ка, дай…

Я схватила в руки свою сумку и позеленела. Сбоку и снизу она была вспорота чем-то острым: в дыру спокойно входил мой кулак и так же спокойно выходил. Провожая тоскливым взглядом нарядную детскую куртку, я горько, вздохнула. Несомненно, эту пакость проделал тот плюгавый мужичонка в аптеке. Я попробовала вспомнить его лицо, но почти сразу поняла, что вспоминается в лучшем случае кепка. Выходило, что рассказы Мегрэни об изобретательности братии карманников — чистая правда. Пожалуй, подруга умрет от хохота, если ей рассказать. А меня постигнет трехчасовая лекция с полным разбором моего опрометчивого поведения.

Я поплелась обратно в сторону аптеки, хотя до назначенного срока оставалось еще полтора часа. Все мои сегодняшние планы полетели кувырком, к тому же до дома теперь придется добираться пешком. Денег ни копейки, и на дорогу уйдет не меньше сорока минут. Я очень старалась смотреть на все произошедшее философски, но хорошего настроения это не прибавляло, и мне здорово захотелось всплакнуть.

Честно отсидев на жестком подоконнике час десять, я вновь сунулась в окошко рецептурно-производственного отдела. Здесь уже сидела другая женщина. Мельком глянув на талон, провизор покрутила круглую стойку с готовыми лекарствами и поставила передо мной большой пузырек с темно-коричневой жидкостью.

— Георгиевская? — прочитала она фамилию на этикетке. Я кивнула. — По столовой ложке после еды…

Я забрала бутылочку и, понуро кивнув, поплелась к выходу.

Когда я подходила к дому, уже начинало темнеть. Чтобы сократить путь, я пошла через двор. Натруженные ноги ныли — угораздило же меня именно сегодня взгромоздиться на двенадцатисантиметровые каблуки! До подъезда оставалось метров двадцать, я шла и тихо ненавидела свои любимые туфли, предвкушая, словно награду за мерзкий сегодняшний денек, как сброшу их на коврике у двери.

— Светлана Сергеевна! — Я вздрогнула, но по инерции продолжала идти. — Светка, привет!

Я сбавила скорость, оглянулась и едва не взвыла с досады. Опять мне не везет! Мало того, что каждый малолетний сопляк, пусть даже он и наш участковый инспектор, считает возможным называть меня просто Светкой, трепетно ожидаемое снятие туфель явно откладывается.

— Добрый вечер, Ринат.

— Как дела?

— Прекрасно! — с энтузиазмом соврала я.

Рината Тахировича Маноева, бывшего Тайкиного одноклассника, я не любила. Не из-за того, конечно, что он, как и Мегрэнь, был моложе меня на три с лишним года и позволял себе в неофициальной обстановке называть меня Светкой. Ринат был фанатом. И ладно, если бы предметом его фанатизма был футбол или собирание спичечных коробков, так нет же. Все было гораздо серьезнее — Ринат был фанатом своей работы. Он не был женат, не имел детей и поэтому все свое свободное время посвящал любимому делу. Каким-то непостижимым образом выходило, что большую часть этого самого свободного времени участковый проводил на моей кухне, называя происходящее «работой с населением». Третьим участником кухонно-правовых семинаров была, естественно, Мегрэнь. Закусывая бутербродами, они вдвоем горячо убеждали меня, насколько важна профилактика предупреждения подростковой преступности посредством вовлечения вышеуказанных малолетних правонарушителей в общественно-полезные мероприятия. Или подробно разбирали наиболее распространенные причины семейно-бытовых ссор. Я кротко кивала, тихо сатанея и поглядывая украдкой на доставшуюся мне от бабушки чугунную сковородку с длинной кованой ручкой. Но светлая бабушкина память удерживала меня от того, чтобы применить сей, как выяснилось, весьма распространенный в бурных семейных разборках предмет обихода, по не самому прямому назначению. Дойдя до точки кипения, я извиняющимся тоном робко намекала своим гостям, что мне необходимо уйти и разбор графика роста преступности на нашем участке за последний квартал придется отложить до следующего раза.

Это продолжалось довольно долго, пока в один благословенный день Мегрэнь с Ринатом не преступили черту и не переполнили чашу моего ангельского терпения.

В нашем районе готовился милицейский рейд по наркоманским притонам. Факт сам по себе замечательный и заслуживающий всякого одобрения. Если бы только в нем в качестве подсадной утки, то есть якобы наркоманки, не взялась участвовать дорогая подруга. Ринат Тайку благословил, дал последние наставления и удалился. Я попробовала воззвать к рассудку Мегрэни, но все было тщетно.

Однако, несмотря на неугасимую решимость, добираться поздней ночью до нужного дома, расположенного в самом криминальном квартале района, в одиночку подруге явно было страшновато. И мое доброе сердце вновь сыграло со мной злую шутку: я согласилась ее проводить и подождать у подъезда… В результате операция под кодовым названием «Игла» была проведена блестяще: как сказал бравый красномордый майор с автоматом на плече: «Ни одна сволочь не ушла!» И это было истинной правдой…

Потом мы долго сидели в тесном заплеванном «обезьяннике» местного отделения милиции. Мегрэнь бросала в мою сторону короткие пугливые взгляды, мерцала свежеприобретенным фингалом и, прячась за чужими спинами, старательно жалась в дальний угол… Выслушивая от дежурного все, что он думает о нашей дружной, шумной и дурно пахнущей компании, я терпеливо вздыхала. Наконец по ту сторону решетки я разглядела нашего бравого участкового. После чего поняла, что мои глаза медленно, но верно наливаются горячей кровью, словно стакан кипятком. Весьма успешно сделав вид, что видит меня первый раз в жизни, Ринат сказал что-то сидящему за столом дежурному. Тот встал и направился к «обезьяннику». Я сверлила участкового пристальным гневным взглядом, но он увлеченно разглядывал потолок.

— Лапкина, Митрофанова! На выход!

Веселый гадюшник на секунду перестал шуршать, проводил наши спины завистливым дружным вздохом и зашелестел снова.

Мы вышли на улицу. Я жадно втянула в легкие свежий воздух и развернулась к своим спутникам.

— Если я тебя еще хоть раз увижу возле моей квартиры… — стискивая ледяные от злости кулаки, вежливо прошипела я, — я тебе бабушкиной сковородкой все ребра пересчитаю! — Ринат застенчиво моргал. — А ты… — Мегрэнь торопливо отступила назад и преглупо улыбнулась. — Ты у меня дождешься…

С тех пор тематические чаепития в моей квартире сами собой прекратились. При встречах на улице участковый неизменно оживлялся, улыбался, здоровался, называя меня по имени-отчеству, но взгляд отводил в сторону. В моих отношениях с правоохранительными органами теперь наступила полнейшая идиллия, представлявшая собой взаимовыгодный нейтралитет. Как говорится, ни вы к нам, ни нам не надо.

Поэтому, услышав за спиной радостный голос участкового, обращавшегося ко мне в весьма фамильярной форме, я заволновалась, вообразив, что Ринат расслабился и снова взялся за старое.

— С работы? — поравнявшись со мной, проникновенным голосом поинтересовался он.

Я угукнула и улыбнулась, решив, что этого вполне достаточно для того, чтобы мирно распроститься возле подъезда. Но Ринат вдруг протянул руку и ловко уцепил за ремешок мою сумку:

— А это у тебя чего?

Я запоздало дернулась, пытаясь прикрыть сумку, однако она уже была в руках неугомонного Тайкиного дружка.

— Э-э… — весело протянул он, поддевая пальцем вывернувшийся кожный лоскут, — вот оно в чем дело!

Скрипнув зубами, я в досаде опять про себя ругнулась. К бабке не ходить, что Мегрэни проболтается…

— И где?

Неопределенно дернув плечом, я попыталась замять разговор, но ничего не получилось. Ринат принялся страстно доказывать, что ничего еще не потеряно, все можно найти и вернуть, нужно лишь постараться вспомнить и чистосердечно сообщить все обстоятельства дела. Я верила, кивала, пытаясь отобрать свою сумку, и готова была еще дать денег, только бы от участкового отвязаться. Таким образом, мы с Ринатом вцепились в сумку с разных сторон, и не знаю, чем бы все это могло кончиться, если бы я в отчаянии не взревела:

— Что, сковородкой хочешь?!

Ринат надулся и сумку отпустил. Я развернулась и, прихрамывая, рванула в парадное, услышав вслед обиженное:

— Ну, не хочешь, и не надо…

Оказавшись в родной квартире, я первым делом скинула туфли и влезла в тапочки. В суровых житейских тонах вновь забрезжили розовые оттенки, и я благостно перевела дух.

— Вообще-то, наверное, зря я так с Ринатом… — сказала я самой себе, глядя в зеркало. — Он неплохой парень и хотел помочь. Но… — Тут я сурово прищурилась и подняла вверх указательный палец. — …стоит лишь на секунду расслабиться, как он снова будет сидеть на твоей кухне и тыкать тебе в нос справочник участкового инспектора милиции…

Я переоделась и, прихватив пузырек с лекарством, поднялась на пятый этаж. Именно здесь в квартире номер девятнадцать проживала Татьяна Антоновна Георгиевская, милейшая старушка весьма почтенного возраста. Я помнила ее ровно столько, сколько помнила саму себя. Раньше Татьяна Антоновна приятельствовала с Тайкиной бабушкой, но семь лет назад Тайкина бабушка умерла. Татьяна Антоновна так переживала смерть единственной подруги, что слегла, а поскольку никого из родственников у нее не было, то ухаживали за ней Тайкины родители и соседи. Когда Татьяна Антоновна поправилась, мы с Тайкой продолжали к ней заглядывать, помогали по хозяйству и бегали в магазин. Вряд ли эти отношения можно назвать дружбой, но нам очень нравилось бывать у старушки в гостях. В квартире Татьяны Антоновны витал особенный дух утонченности и благородства. Здесь хотелось говорить: «Будьте любезны!» или «Если вам не трудно!» Здесь у меня никогда не поворачивался язык назвать Мегрэнь «дурой», даже если она вполне этого заслуживала.

— Здравствуй, Светлана! — приветливо улыбнулась Татьяна Антоновна, разглядев меня на пороге. — Заходи, голубушка… Давненько не заглядывала к старухе… Все, поди, женихи не пускали?

Я смущенно хлопнула глазами и покраснела так же, как и в первом классе, когда Татьяна Антоновна задавала мне точно тот же вопрос. А хозяйка негромко рассмеялась и привычным жестом поправила волосы, аккуратно собранные в пучок на затылке.

— Я чай села пить, составь мне компанию, — позвала она, — если не торопишься…

— Конечно, с удовольствием… — Хозяйка указала мне на буфет, я достала чашку и села рядом за большой круглый стол, покрытый желтой скатертью. — Я вам лекарство принесла… Вот… Тайка заказала, а я сегодня получила…

За чаем я поведала Татьяне Антоновне о своих сегодняшних злоключениях. Впечатлительная старушка долго охала, удрученно качая головой. Я качала головой ей в такт и заново себя жалела.

— Что ж, — в который раз переспрашивала Татьяна Антоновна, — и деньги украл?

— И деньги… — снова кивала я, — кошелек жалко…

Наконец я поднялась.

— Спасибо, я пойду… Завтра на работу…

— Конечно, конечно… За лекарство спасибо. Что бы я без вас с Таисией делала? Когда она вернется?

— Послезавтра…

Татьяна Антоновна задумчиво кивнула:

— Это хорошо… Светлана, может, тебе денег одолжить? Я только пенсию получила, если надо, бери, пожалуйста…

Прикинув, что, в свете сегодняшнего происшествия, пара сотен до получки мне вовсе не помешает, я согласилась. Провожая меня, Татьяна Антоновна таинственно улыбнулась:

— Вернется Таисия, заходите, чайку попьем. У меня для вас подарки есть… — Я глянула на нее с удивлением, а она добавила: — Просто… на память…

Я попрощалась и вышла за порог. Спускаясь вниз по лестнице, повертела в кулаке деньги:

— Да… симбиоз…

Субботнее утро началось отвратительно. Вечером я забыла отключить зуммер у будильника, поэтому в половине седьмого подскочила на кровати и привычным жестом шарахнула по верещащему квадратику. Несколько секунд я очумело моргала на противоположную стенку, не понимая, отчего же мне так мерзко. Сердце колотилось в ребра, словно собиралось выбраться наружу по кратчайшему расстоянию, а со лба градом катился пот. Я провела дрожащими пальцами по лицу и сделала глубокий вздох.

— Слава богу, — прошептала я, вновь откидываясь на подушку, — это просто был кошмар…

Громкий звонок заставил меня взвиться вверх. Не успев открыть глаза, я рванулась вперед и снова шарахнула ладонью по будильнику. Но трезвон не прекращался, и я сообразила, что это телефон, верещащий словно кот, которому наступили на хвост.

— Господи, — буркнула я, торопливо соскакивая на пол, — что за утро! Алло… — Едва я успела открыть рот, как из трубки раздался громкий вопль, заставивший меня вздрогнуть.

Но это не помешало мне узнать голос дорогой подруги, и, пытаясь прервать мощнейший словесный водопад, звучавший к тому же на повышенных тонах, я торопливо пискнула:

— Мегрэнь!

Это было словно бросить щепку в реку — подруга меня просто не слышала. Я смирилась и стала ждать. Вскоре из отдельных брызг удалось разобрать некоторые слова, и я здорово озадачилась. Чаще всего Мегрэнь повторяла слово «сволочи», также отчетливо слышалось «обчистили» и «убью». Я повесила трубку, влезла в джинсы и, натягивая на ходу футболку, взлетела на пятый этаж.

Дверь Мегрэнькиной квартиры была распахнута настежь, сама Мегрэнь стояла в коридоре и орала на телефонную трубку. Я подошла, с трудом вытащила трубку из ее стиснутых пальцев и, развернув Мегрэнь к себе, отчетливо сказала:

— Все! Я здесь!

Она подняла на меня отсутствующий взгляд, моргнула и с неизвестно откуда взявшимся хладнокровием сообщила:

— Меня обокрали.

— Вижу, — отозвалась я, разглядывая живописный бардак, в который превратилась подружкина квартира. — Не зря мне сегодня кошмар снился… В милицию звонила?

Мегрэнь покачала головой. Я посмотрела на исписанную телефонами бумажку, приколотую булавкой к обоям возле тумбочки, и набрала номер нашего отделения.

— Что? — переспросил меня дежурный, после того как я поведала ему все, что думала по поводу Мегрэниной квартиры. — Как вы сказали? Лапкина? Таисия Алексеевна? Вы что, шутите?

— Почему? — растерялась я. — Какие здесь могут быть шутки, у нее вся квартира перевернута… Хозяйка в шоке…

— В шоке, говорите? — развеселился вдруг дежурный. — Ну, если в шоке… А ваша как фамилия?

Я сообщила веселому милиционеру свои основные анкетные данные и повесила трубку.

— Дожила, — с упреком сказала я, подходя к Мегрэни, удрученно разглядывающей с порога свою гостиную, — у дежурного при упоминании твоей фамилии счастливый припадок случился… Мне даже показалось, что он почему-то мне не поверил… А, Тась?

Подруга, целиком погрузившись в себя, безмолвствовала, словно изваяние. Я прошла на середину комнаты и нагнулась, собираясь поднять вазу, но тут хозяйка ожила:

— Нет!

Я выпрямилась, Мегрэнь ткнула в пол указательным пальцем и недовольно произнесла:

— Не топчись по уликам…

Она сурово свела брови, развернулась и шагнула обратно в коридор. Движимая любопытством, я направилась следом. Неожиданно подружка локтем поддела дверцу хозяйственного шкафчика и взяла с полки резиновые перчатки. Я открыла рот.

— Так, так… — деловито забормотала Мегрэнь, опускаясь на корточки возле входной двери, — что тут у нас…

Она повертела носом вдоль косяка, потом осмотрела замок и, встав на четвереньки, принялась шарить по полу. В таком виде ее и застали поднимающиеся по лестнице доблестные работники правоохранительных органов.

— Ба, Таисия Алексеевна! Да здесь следствие в полном разгаре! — воскликнул, разводя руками, поднявшийся первым розовощекий крепыш. — А мы, грешным делом, решили, что это розыгрыш.

В следующее мгновение лестничная клетка до отказа заполнилась людьми в форме. Я торопливо отступила в сторону, безмерно удивившись тому, как много сотрудников милиции прибыло на раскрытие такого незначительного преступления, как квартирная кража. В первых рядах сплоченных милицейских органов я узрела Рината Тахировича — он светился, словно именинник.

— Доброе утро, Светлана Сергеевна! — радостно воскликнул он и, подскочив, крепко тряхнул меня за кисть. — Ну как, больше с вами ничего не приключилось?

Я выдернула руку и шарахнулась в сторону, одновременно скосившись на Мегрэнь, которая уже навострила уши, как хорошая собака.

— Здравствуйте, Ринат Тахирович! — Я торопливо ткнула в сторону ползающей по полу Мегрэни: — Вот, Таисию обокрали…

Ринат сосредоточился и переключился на текущее происшествие. Все остальные обступили нас плотным кольцом, с интересом разглядывая Мегрэнь, набирающую в легкие побольше воздуха.

«Ну, дорогая, пришел твой звездный час!» — подумала я и не ошиблась.

В течение двадцати минут Мегрэнь с воодушевлением повествовала о том, как три дня гостила у родной тетки. Она могла бы остаться там и подольше, но, к сожалению, ее старшему брату… В смысле, старшему брату Мегрэни, потому что старший брат тетки, дядя Вася, живет в Обнинске, и они давно не виделись, потому что…

— Итак, — вдруг решительно встрял наш геройский участковый, — твой… то есть, ваш старший брат… Юрий Алексеевич Лапкин высадил вас возле подъезда… Так? Во сколько?

— В десять двадцать три, — отрезала Мегрэнь, отвернулась от Рината и, обращаясь в дальнейшем к розовощекому старлею, продолжила: — Поднялась… Сумку поставила, ключи вытащила… Не успела даже в замочную скважину ключ вставить, на ручку нажала, дверь и открылась… Вошла — вся квартира вверх дном… Со всех полок все выброшено… Сами посмотрите, чего рассказывать…

Толпа согласно загудела и удалилась вглубь квартиры. В коридоре остались только я, Ринат и Мегрэнь.

— Что пропало? — спросил Ринат.

— Пока не знаю, — дернула плечами подруга. — А в отделении кто-нибудь остался или все пришли? Вы там что, квартирных краж не видели?

Ринат хрюкнул от смеха и смущенно потупился.

— Понимаешь, половина мужиков по червонцу поставили, что это розыгрыш…

Я только головой покачала, а Мегрэнь полюбопытствовала:

— Ну, ты-то в накладе не остался?

— Нет, — снова расплылся участковый и посмотрел на меня: — Я как увидел в журнале, кто заявку сделал, сразу согласился… Вот, на обед денег срубил…

— Ну и ну, — вздохнула я и ушла на кухню.

Примерно через час ко мне присоединилась Мегрэнь.

— Знаешь что? Это очень странно, но, похоже, что ничего не пропало…

— Как это?

— Так… Деньги, сережки золотые… видик, плеер… Все на месте.

— Может, не нашли?

— Как не нашли? Все в куче на полу. И дверь ключом открыта. Я ничего не понимаю.

— А Ринат чего говорит?

— Ринат чего? Ринат убивается. Те, кто в споре продулся, говорят: раз ничего не украли, значит, кражи не было.

— И что?

— Ничего. Пришлось деньги обратно отдавать. Ничья у них вышла. Без обеда остался.

— А если без смеха?

— Без смеха здесь нельзя, — заявил появившийся в дверях кухни Ринат и, обращаясь ко мне, озабоченно сказал: — Светлана Сергеевна, дайте-ка ваши пальчики скатать, чтобы вхолостую не работать.

На кухне появился долговязый дядька с усами и квадратным чемоданчиком в руке. Я горько вздохнула, а дядька быстро изгваздал мне всю руку темной краской и моментально удалился. Пока я удручённо разглядывала плоды дядькиных трудов, в дверном проеме вдруг появился старший Тайкин брат Юрка.

— Ой, привет! — Я вытаращила глаза, хлопнула ресницами и покраснела.

— Здравствуй, Светик… — со значением отозвался мой бывший одноклассник, протянул раскрытую ладонь и одновременно попытался заглянуть в глаза.

Глаза я весьма удачно спрятала, потому что, когда Юрий Алексеевич Лапкин все же умудрялся туда заглянуть, я краснела не то что до кончиков ушей, а даже до кончиков волос.

В глазах Юрки Лапкина я неизменно видела одно и то же: преданность и молчаливое обожание, полнейшую покорность судьбе и твердую решимость не отступать от своей цели. Разделить Юркины чувствая не могла, потому что уже с четвертого класса не терпела голубоглазых блондинов, а Юрка влюбился в меня только в пятом. По малолетству выражение этого светлого чувства принимало иной раз самый экзотический характер. Повзрослев и поумнев, Юрка несколько изменил тактику ухаживания, перейдя от дерганья за волосы и отбирания сладостей к дарению букетов. Это несколько смягчило наши отношения, но поставленной цели Лапкин-старший не достиг. Со школьной поры много воды утекло, жизнь развела нас в разные стороны, неизменным осталось лишь одно нерушимое, сцементировавшее нас с Юркой кольцо — Мегрэнь. Именно это позволяло ему периодически появляться на моем жизненном горизонте, заглядывать в глаза и с надеждой тянуть:

— Здравствуй, Светик…

Когда основная милицейская масса покинула пределы Тайкиной квартиры, Ринат вернулся.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — браво гаркнул он и взял под козырек. — Разрешите войти?

Юрка усмехнулся и кивнул:

— Входите, лейтенант, сделайте любезность… Можете садиться… Ну-ну… Как допустили подобное происшествие на вверенном вам участке?

Мегрэнь нервно закатила глаза к потолку и вдруг рявкнула:

— Хватит дурака валять! «Разрешите-заходите!» В кабинетах своих идиотничайте, а здесь, будьте так любезны, не откажите, Христа ради, устройте… этот… мозговой штурм…

Мужчины посуровели и заворочали извилинами. Воспользовавшись моментом, я юркнула в ванную и попыталась придать своим пальцам первоначальную свежесть. Когда я вернулась, все трое усиленно дымили сигаретами и разглядывали кухонный потолок. Ринат задумчиво протянул:

— Хулиганство?

— Не исключена мелкая кража… — нехотя отозвался Юрка.

— Может, маньяк? — скривила губы Мегрэнь и вопросительно изогнула бровь.

Я усмехнулась, затем, грациозно лавируя среди разбросанной кухонной утвари, пробралась к окну и распахнула створки. Маньяк — это то, что подружке очень понравится. Тут Юрка активно замахал ладошками, разгоняя сигаретный дым, и озаботился:

— Все… все… хватит курить, Света вернулась…

— Нет, — качнул головой Ринат, — не маньяк. Маньяк бы не вывалил все просто в кучу. Коли уж он маньяк, значит, у него какая-то своя фишка есть, ну… ритуал, что ли… К тому же, насколько мне известно, ничего подобного в районе не было. А если бомжи, то продукты пропадают, да и помыться они при случае любят…

— Точно, — поддакнул Юрка, — это не маньяк. Но вот что меня интересует, так это ключ…

— А что ключ? — вдруг насторожилась я, почувствовав где-то в районе желудка непонятную маету.

— Дверь ключом открыта, — пояснил Юрка, — причем родным… Тайка, а где твой запасной ключ?

Подружка растерянно моргнула и покосилась на меня. После чего они выставились на меня втроем, я заерзала и храбро спросила:

— Ну и чего вы вылупились?

— Светка, — прищурилась Мегрэнь, — а где мой запасной ключ?

Неожиданно осознав причину своей желудочной маеты, я тихо отозвалась:

— В сумке…

— В той, которую порезали? — неожиданно встрял участковый.

Мегрэнь повела ушами и взбодрилась:

— Тебе чего, сумку порезали? — Я коротко кивнула, и подруга зацвела. — Да ну-у! Давно? А где? Кто? А чего молчала?

— Чего-чего! — хмуро отворачиваясь, огрызнулась я. — Мне что, с плакатом надо было бегать?

Мегрэнь еще целых полчаса вынимала из меня душу расспросами, подробно комментируя каждое мое слово, и напрочь позабыв о своей собственной проблеме.

— А как же ты квартиру открыла? — смог, наконец, прорваться Юрка.

Я пожала плечами:

— Свои ключи я в сумку не кладу, только в карман…

Юрка одобрительно кивнул, Мегрэнь не утерпела:

— Конечно, чужое не жалко. Ну да ладно! Давайте-ка сейчас приберемся, а после поговорим…

— А? — встрепенулся участковый, заслышав слово «приберемся». — Так, ладно, мне пора… Буду держать вас в курсе… Разрешите, товарищ капитан?

— Давай, — сделал отмашку Юрий Алексеевич, и Ринат живо убрался вон.

— Ты зачем его отпустил? — набросилась на брата Мегрэнь. — Теперь сам убираться будешь!

— Ладно, — покладисто кивнул тот, — только налей сначала кофейку, я ведь даже до дома не успел дойти, когда мне Ринат позвонил. Я сразу и примчался.

Я окинула взглядом Тайкину кухню и сказала:

— Ладно, пошли ко мне… Твой, Тайка, кофе вместе с макаронами в раковине перемешан…

— Вот сволочи, — скрипнула зубами подруга, мельком глянув в мойку, — не съели, так изгадили.

Мы спустились вниз. Попав в свой коридор, я сразу наткнулась на Тайкин пакет.

— Мегрэнь, ворона несчастная, ты у меня пакет в прошлый раз оставила, — я махнула в сторону тумбочки.

— Тьфу ты! — всплеснула та руками. — А я про него совсем забыла! Это ж меня Татьяна Антоновна свою папку из сейфа просила забрать… Пойду-ка отнесу, а то неудобно, Татьяна Антоновна ждет, наверное…

— Конечно, ждет, — хмыкнула я. — Дня три-четыре…

Мегрэнь скорчила рожу и исчезла за дверью. Я мельком глянула в зеркало и прошла на кухню.

Юрка стоял возле окна, делая вид, что разглядывает улицу.

— Чай, кофе? — поставив на плиту чайник, я села, исподтишка разглядывая просторную Юркину спину.

— Угу, — сказал Юрка, не отрываясь от улицы, — все равно…

— Мне тоже все равно, — я пожала плечами, хотя он и не мог этого видеть.

— Я знаю… Тебе всегда все равно… — Тут Юрка развернулся и сел напротив. — Правильно?

Подобные разговоры я терпеть не могу. Однако, памятуя, что Юрка здесь все-таки гость, решила не заводиться по пустякам и улыбнулась:

— Наверное, лучше кофе?

Он кивнул, на мгновение замялся и вдруг позвал:

— Свет…

И тут мы услышали… вой. Первоначальное его происхождение определить не удалось, поэтому мы с Юркой одновременно разинули рты и выставились друг на друга. Вой оборвался столь же внезапно, как и начался… Прошло несколько секунд, мы терпеливо ждали, напряженно вслушиваясь в наступившую тишину.

— Юрка… — начала я почему-то шепотом, и в то же мгновение жуткий звук повторился, и теперь уже стало совершенно ясно, что это человеческий крик.

— Подъезд… — неуверенно проронил Юрка и рванул в коридор.

Тонко взвизгнув, я бросилась вслед за ним, уже отчетливо слыша, как захлопали двери на этажах.

Пока мы открывали дверь, крик прекратился. Выскочив вслед за Юркой на лестничную клетку, я с размаху тюкнулась носом ему в спину, потому что он притормозил, недоуменно вертя головой и прислушиваясь. Снизу и сверху раздавались испуганные голоса жильцов.

Юрка резко запрыгал вверх по лестнице, разом перелетая через три ступеньки. Хотя лично мне показалось, что крик раздавался снизу, но я доверилась Юркиной интуиции и побежала следом. Не успели мы преодолеть первый лестничный пролет, вопли раздались снова, я совершенно точно поняла, что это Мегрэнь.

Прижавшись спиной к стене и закрыв глаза, Мегрэнь сидела на полу лестничной клетки возле своей двери и орала. Дверь в квартиру Татьяны Антоновны была распахнута настежь.

— Тайка! — гаркнул Юрка, подскакивая к упорно вопящей сестре. — Что с тобой?

Он схватил ее в охапку и тряхнул, после чего Мегрэнь заткнулась и на нас глянула. Взгляд у нее был просто чумовой, она повращала белками и неожиданно тихо протянула:

— Ничего…

Мы с Юркой переглянулись:

— Ну-ка, помоги… — Мы потянули Мегрэнь вверх.

Слабо отмахнувшись рукой, она повторила:

— Ничего… — и, ткнув пальцем в сторону распахнутой соседской двери, добавила: — А там…

***

— Это опять я! — с трудом сдерживаясь от рыданий, тонким голосом крикнула я в трубку. — Приходите, пожалуйста, быстрее!

— Здорово, — сердито отозвался дежурный и засопел. — А это я. И куда вы звоните, по-вашему?

— В милицию… — заскулила я жалобно. — Это я, Митрофанова… Я вам сегодня уже звонила…

— Это которая Митрофанова? — проявил наконец интерес милиционер.

— Соседка Таисии Лапкиной… которую ограбили… только ничего не украли…

— Что, опять? — при упоминании Тайкиной фамилии дежурный заново развеселился.

— Нет, — всхлипнула я, — не опять… Убили… соседку нашу… Татьяну Антоновну…

Через десять минут на пятом этаже нашей хрущевки снова толклась орава милиционеров. Правда, на сей раз их было меньше, чем на Тайкиной краже. Одним из первых прибыл Ринат Тахирович, он выглядел суровым до неузнаваемости, и левое веко у него странно дергалось. Однако среди знакомых милицейских портретов вскоре появилось несколько новых. И хотя они были в штатском, остальные обращались к ним с подчеркнутым уважением, брали под козырек, и я сообразила, что прибыл кто-то из высших чинов. Юрка с первых же минут окунулся в самую гущу событий, со штатскими здоровался за руку и вообще вел себя весьма активно. А мы с Мегрэнью снова сиротски жались на кухне, поливая друг другу плечи горючими слезами страха и жалости.

Вскоре к нам пришел участковый. Положил на стол фуражку, невесело усмехнулся и покачал головой. Хлюпая носами, мы с Тайкой молча наблюдали за Ринатом, словно ожидали от него чуда. Но Ринат сел за стол, сцепил пальцы и протянул:

— Ну, девчонки, дела… Бывает же такое… — Он пожевал губами и недоуменно пожал плечами. — Кому старуха помешала? Так, сейчас следователь придет, расскажите, что знаете…

В коридоре послышались шаги, и на кухне появился невысокий коренастый мужчина в кожаном пиджаке, улыбающийся так приветливо, будто его пригласили на именины. Вслед за ним появился Юрка и, указав на нас мужчине, сообщил:

— Это Таисия, моя сестра… А это — Светлана Сергеевна Митрофанова.

Мужчина радостно затряс головой:

— Удальцов Андрей Михалыч… Старший следователь…

Мы с Тайкой смотрели на Андрея Михалыча хмуро и радости его совсем не разделяли.

— Таисия Алексеевна, расскажите с того момента, как вы подошли к двери Георгиевской… — попросил тот и снова улыбнулся.

— Я забыла перед отъездом отдать ей пакет, — начала Тайка, голос у нее дрогнул, но она справилась, — и он остался у Светы. Я решила его отнести и поднялась наверх. Несколько раз звонила, она не открывала… Не знаю, почему я нажала на ручку… Но я нажала, и дверь вдруг открылась. И я подумала, что Татьяна Антоновна… куда-то ушла и забыла запереть замок. Заглянула в коридор, а там все валяется… ну, как у меня… Я стала ее звать и сразу прошла в комнату. Там было темно, потому что шторы были задернуты. И я удивилась, потому что Татьяна Антоновна не любит… не любила сидеть в темноте. Я зажгла свет и увидела ее на диване… Сначала я подумала, что она спит…

Здесь она не выдержала и взвыла. Юрка сунул ей стакан с водой, Тайка постучала зубами о стекло и немного успокоилась.

— Тогда я подумала, может, у нее болит голова… И еще я увидела в комнате такой беспорядок… Понимаете, просто у нее не могло быть такого… Я подошла и…

Дальше подружка не смогла рассказывать. Она заплакала, давясь слезами, и, как мы ни старались, успокоить ее не могли. Да и немудрено было зарыдать. То, что увидела Мегрэнь, и злейшему врагу увидеть не пожелаешь.

Когда мы с Юркой влетели на лестничную площадку, и она махнула рукой на дверь Татьяны Антоновны, мне и в голову не могло прийти ничего подобного. Я просто вошла в коридор, с удивлением разглядывая царящий там бардак, и прошла дальше в комнату. Татьяна Антоновна лежала на старинном кожаном диване, и первой мне бросилась в глаза напряженность ее позы. Я подошла ближе. Старушка была в ночной сорочке, а на левой ноге — домашняя тапочка. Это меня и удивило, я не могла представить, чтобы Татьяна Антоновна лежала на диване в тапочках.

— Татьяна Антоновна, — тихо позвала я, — вам плохо? Татьяна….

Я наклонилась и вдруг увидела, что глаза ее открыты. Рот застыл в напряженной гримасе, реденькие седые волосы разметались по багровому отекшему лицу… Последнее, что я успела увидеть, — забрызганный бурыми пятнами белоснежный воротничок… Я потекла вниз на растаявших ногах, и перед глазами все расплылось дрожащей мутью.

— Светка! — Юркин голос не дал мне грохнуться в обморок, я оглянулась и уцепилась за его плечо. — Что?

Ему хватило одного мгновения, чтобы понять, что произошло. Подобное он видел гораздо чаще моего, поскольку служил в шестнадцатом отделе МУРа, но в это мгновение голос у него дрогнул.

— Татьяна Антоновна? — то ли спросил, то ли позвал, потом схватил меня за плечи и толкнул к дверям. — Иди, звони… Забери Тайку — и марш на твою кухню!

На негнущихся ногах я добралась до коридора. По лестнице уже поднимались недоуменно перешептывающиеся соседи. Краснощекая Верка-парикмахерша с четвертого этажа пугливо глянула мне в лицо и быстро перекрестилась:

— Матерь божья!

***

Часы на моей кухне показывали половину одиннадцатого, когда старший следователь Удальцов поднялся, поблагодарил нас с Мегрэнью неизвестно за что и удалился. Юрка вышел вслед за ним, и я услышала, как они шепчутся в коридоре.

Мегрэнь сжала виски руками и, раскачиваясь взад-вперед, прошептала:

— Светка, неужели все это взаправду?

Я вздохнула:

— Не зря мне сегодня кошмар приснился.

Хлопнула входная дверь, вернулся Юрка.

— Что теперь будет? — спросила Мегрэнь, и губы ее скривила жалобная гримаса.

— Что и всегда, — развел руками Юрка, — следствие… Хотя тут…

Он многозначительно пожал плечами, давая понять, что подобные преступления раскрываются далеко не всегда.

— А когда… ее? — нервно клацнув зубами, спросила я.

— Точно сейчас нельзя сказать… Около суток.

— Ножом?

— Нет, задушена.

— А откуда кровь?

— Мочки порвали. Видимо, серьги выдернули…

— Серьги? — изумилась я. — Да они у нее простенькие были…

— Не скажи, — вдруг встряла Мегрэнь, — как раз наоборот. Мы один раз с ней болтали, разговор о камнях зашел. Она свою сережку сняла и говорит: «Видишь, камешек какой невзрачный? Это потому, что ты не разбираешься. Да я их специально и не чищу, чтобы зря глаз не мозолить…» Это, говорит, алмаз. А работа старинная, теперь такие не в моде… Вот так…

— Мне и в голову не приходило, — призналась я. — Выходит, ее могли из-за сережек убить?

Юрка хмыкнул:

— Не исключено, раз так… Если, конечно, нашелся человек, который в этом разбирается…

Я вытащила из бара бутылку конька.

— Просто так все равно не уснуть… Помянем Татьяну Антоновну…

Ближе к полуночи Юрка встал и потянул Мегрэнь за руку:

— Пойдем, поздно уже…

— Юрка, — встревожилась та, — ты ведь у меня останешься? Я одна не могу…

— Останусь, останусь, — недовольно забубнил Юрка, подталкивая осоловевшую от выпитого коньяка сестренку. — А ты как, не боишься?

Он оглянулся, и я замотала головой:

— Нет, я в порядке. Спокойной ночи…

По большому счету, я Юрке соврала. Но сидеть на кухне уже не было сил, ныла спина, и я почти обрадовалась, когда за семейкой Лапкиных захлопнулась дверь. Хотя, казалось бы, после такого безумного дня уснуть может только самый бесчувственный человек. Но глаза упорно слипались, и я поплелась в комнату.

— Может, это просто кошмарный сон? — Проходя мимо, я с надеждой глянула в большое овальное зеркало, висевшее в коридоре.

Зеркало явило взору покрасневшие веки и мешки под глазами, я вздохнула и покачала головой. Одно верно — все это настоящий кошмар.

Я рухнула в кровать как подкошенная. Ноги и руки налились свинцом, и сон навалился, словно большой лохматый медведь, нещадно давя и не принося желанного отдыха. Подушка жгла лицо, одеяло обвивало ноги, я вскакивала, крича, и валилась снова, скуля от жалости к себе самой. Ближе к утру немного полегчало. Но вот ледяные тиски снова стиснули затылок, и, застонав, я попыталась поднять голову… Однако тело не хотело слушаться. Кошмар продолжался. Устав от бесплодной борьбы, я подумала: «Я должна проснуться… я обязательно должна проснуться…» Под веками набухли горячие слезы, и жгучие ручейки потекли по щекам… Подушка намокла, а я начала задыхаться… И вдруг поняла, что не сплю…

— Кто здесь?! — рванулась я вверх, но холодные пальцы еще сильнее стиснули голову, рывком вдавив лицо в подушку.

Подавившись собственным криком, я задергалась, пытаясь вырваться. Но рука все давила и давила, виски прокололо вспышкой дикой боли, и сознание поплыло… Тут хватка ослабла, и я судорожно вздохнула, впрочем, уже мало что соображая.

— Ну что, угомонилась? — насмешливо прошептал кто-то, склонившись к самому моему уху. И тихо рассмеялся, так, словно вдалеке глухо ударил хриплый колокол…

А я лежала, уткнувшись в промокшую от слез подушку, дрожа от слепого ужаса. Что это — страшный сон или продолжение дневного кошмара? Кто здесь? Кто сидит рядом, сжимая стальными пальцами мой затылок?

Не знаю, сколько прошло времени: может, час, а может, минута. Мне казалось, что я слышу какие-то звуки. Шорохи… Шаги… Вдруг громко звякнуло стекло. «Ваза…» — неожиданно поняла я, а пальцы на моем затылке чуть заметно дрогнули, и мужской голос раздраженно прошептал:

— Тихо!..

Вскоре кто-то осторожно подошел к моей кровати.

— Нет…

— Нет?

Наступила напряженная тишина, и я отчетливо различила дыхание двух человек. От холодного липкого страха мышцы свело судорогой, потому что я очень хорошо знала, что делают эти двое. Они смотрели на мой затылок и… решали. И я точно знала, что… И если бы я могла закричать… Если бы я могла…

А тот, кто держал меня, глубоко вздохнул, словно о чем-то сожалея, и тихо прошептал:

— Ну, извини…

***

Колокольный трезвон в голове не прекращался, я осторожно разлепила веки, о чем сразу же пожалела. Солнечный свет резанул по глазам, и я зажмурилась.

«Да это же в дверь звонят…» — неожиданно сообразила я, сбросила ноги с кровати и торопливо шагнула в сторону коридора.

И остановилась как вкопанная. Дверной звонок продолжал заливаться на все лады, а я продолжала разглядывать комнату, напряженно ворочая, напрочь отказывающимися сотрудничать, мозгами. По совести говоря, все было на месте и в полном порядке. Однако именно это меня и смущало. Ведь гудит же моя голова, словно тот улей, на который наступил Маугли…

Настороженно косясь в сторону входной двери, я на цыпочках направилась в кухню. Но тут в дверь принялись колошматить ногами, и я услышала:

— Светка, ты там весь коньяк прикончила, что ли?!

Мегрэнь. Несколько мгновений я моргала на беспрерывно дергающуюся ручку и, наконец, опомнилась.

— Тайка!

Сердито хмуря брови, подруга шагнула через порог.

— Ты что, спала? Времени-то знаешь сколько? Правда весь коньяк допила?

Я стояла столбом и смотрела не моргая. Мегрэнь поупражнялась в остроумии еще немного и вдруг подозрительно прищурилась:

— Эй, ты чего? — Тут подруга заволновалась и принялась дергать меня за рукав пижамы. — Светка, что случилось? Светка, ты меня не пугай…

— Где Юрка?

— Домой поехал. Я его как раз провожала… Светуль, ты чего такая, а? А что у тебя с глазами-то?

— Тайка, — я медленно подняла руку и опустила ладонь себе на затылок, — меня… это… ограбили… кажется…

Она отпрянула, и во взгляде подруги появилось недоумение. Потом заглянула в комнату, пожала плечами и направилась на кухню.

— Мне не хочется тебя расстраивать… но у тебя все в порядке… Светочка, просто ты вчера очень сильно перенервничала. Светочка, ты весь коньяк допила?

— Да чего ты привязалась ко мне со своим коньяком? — разозлилась я, кинувшись следом. — Вон он, твой коньяк, на столе! Может, конечно, у меня ничего и не взяли, но ночью здесь были двое…

На этом пришлось заткнуться. Потому что бутылка, о которой так пеклась Мегрэнь и которая вчера была пуста лишь наполовину, сейчас была пуста абсолютно.

— Это было так страшно, так страшно… — забормотала я, теряясь. — Честное слово, это не я… Это они…

Подруга насмешливо хрюкнула и кивнула:

— Точно… Чертики зелененькие.

Я опустилась на табурет. Конечно, я девушка впечатлительная, но не сумасшедшая же… Взяв Мегрэнь за кисть, потянула к себе:

— Щупай!

Она долго перебирала пальцами по моему затылку, наконец констатировала:

— Шишка.

— Еще какая! — подхватила я. — У меня голова гудит, словно колокол, а ты в наркологов играешь.

Следующие несколько минут я подробно описывала веселую ночку. Подруга слушала, но кончики ее губ недоверчиво подрагивали.

— Глянь на всякий случай, нет ли у тебя на груди выжженной латинской «F».

— Какой еще «F»? — не поняла я.

— Ну, Фантомас…

Я инстинктивно схватилась за пуговицу пижамы, но спохватилась:

— Тьфу на тебя… Ах, Фантомас? Погоди!

Оказавшись в комнате, я сразу нашла то, что нужно.

— Смотри, — я сняла с книжной полки хрустальную вазу и провела пальцем по свежей щербине на тонком золотом ободке, — они уронили ее ночью, я слышала.

— На черта им нужна была твоя ваза?

Однако теперь Мегрэнь выглядела менее самоуверенно и задумчиво чесала затылок. Но сдаваться пока не собиралась — уж больно ей приглянулась версия моего беспробудного пьянства.

— А коньяк?

— Да не пила я его! Вы ушли, я сразу спать легла… Они пришли под утро, и что здесь искали — один господь бог ведает! Возможно, они пытались меня убить, но у меня башка оказалась крепкая…

— Нет, — буркнула подруга, — хотели бы убить, били бы сюда! — Она ткнула мне в шею. — А тебя элементарно оглушили.

И она взялась за телефон:

— Алло? Отделение? Здравствуйте! Говорит Таисия Алексеевна Лапкина… Да… Лапкина. Почему «опять»? Да не украли… Нет, я не по поводу убийства, я по поводу соседки, Митрофановой Светланы Сергеевны. Да… Какого еще дяди племянница? Вы что, издеваетесь?! — Я увидела, что лицо у подружки сделалось пятнистым, как камуфляжная куртка, только красно-белого колера. — Я издеваюсь? Да к ней ночью ворвались… Нет, ничего не украли… А я откуда знаю, они не сказали… Чем воспользовались? — Тайка покосилась на меня. — Нет, этим не воспользовались. Как чего? Чтобы вы пришли, вы же милиция… — и, вздрогнув, отпрянула от телефона. — Себе санитаров вызови, козел! — бросив трубку на рычаг, в сердцах добавила Мегрэнь.

Мы тихо сидели на кухне, сложив ладошки на коленочках и поминутно вздыхая. Трогать стоявшую посередине стола бутылку Мегрэнь не разрешила, самоуверенно утверждая, что добьется соблюдения законности и заставит снять с нее отпечатки пальцев.

Звонок в дверь заставил нас вздрогнуть, но Мегрэнь тут же зацвела и лихо подмигнула:

— Я говорила, придут, куда денутся?

На пороге стоял Ринат, и вид имел измученный и печальный.

— А где все? — удивилась Мегрэнь и даже заглянула ему за спину.

— В трубе, — нелюбезно отозвался участковый и без приглашения вперся в кухню.

— Ноги вытри! — басом сказала Тайка, сломав брови на переносице.

Но участковый был не из пугливых. Не обратив внимания на грозный вид подруги, он плюхнулся на табурет и подпер подбородок кулачком:

— Ну?

— Баранки гну, — ядовито проблеяла Тайка. — Ты почему на происшествие один пришел?

Ринат поднял на нее воспаленные глаза и с сердцем сказал:

— Послушайте, меня из-за вас уволят, ей-богу… Говорите, в чем дело, или я за себя не отвечаю…

Я вздохнула, рассказала, предъявила шишку, вазу и даже оставленную ею на полке свежую царапину.

— И ничего не пропало?

— Нет, — ответила я и расстроилась. Всем бы больше понравилось, если бы вынесли полквартиры.

— И полный порядок?

— Полнейший. Если не считать шишки в полголовы, треснутой вазы и выпитого коньяка…

— А коньяк, значит…

— Я не пила… — И все началось заново.

В результате Тайке удалось-таки всучить упорно отбивавшемуся Ринату пустую коньячную бутылку, добившись честного слова, что он отдаст ее на экспертизу. После этого участковый живо ретировался, что в принципе было на него не похоже. Но последние деньки, видно, доконали даже его.

— Слышь, Свет, я чего пришла-то… — вспомнила Мегрэнь, задумчиво глядя в окно, за которым уже начинало темнеть, — помоги мне в квартире убраться, а?..

Когда мы с Мегрэнью закончили наводить порядок, за окном уже было хоть глаз коли. Смачно хрустнув суставами, подружка выпрямилась и пробормотала:

— Господи, неужели все?

— Да вроде бы… — устало откликнулась я, с размаху плюхаясь в кресло. — Ой!

— Ты чего? — полюбопытствовала Тайка, а я извлекла из-под своей пятой точки пестрый полиэтиленовый пакет.

— Не заметила да села… Тайка, это ж папка Татьяны Антоновны! Как она здесь оказалась? Ты же ее…

Мегрэнь призадумалась, с сомнением разглядывая мою находку.

— Так я вроде отнесла… Светик, ты чего, и правда, думаешь, я помню, что тогда делала? У меня про вчерашнее в голове муть какая-то, как квас с осадком. И знаешь… как-то все это… жутко неправильно…

— В каком смысле?

— Ну… и то, что случилось, и папка эта дурацкая… И что я ее не отдала вовремя… И вообще…

— Послушай, — сердито прервала я, — только давай не будем заниматься самобичеванием! Здесь никто ничего заранее не знал! И папка совершенно ни при чем! Не думаю, что ты могла бы этой папкой что-нибудь изменить. Тем более что мы даже не знаем, что там.

Впрочем, это было не совсем верно. И я, и Тайка много раз видели у Татьяны Антоновны эту старую коричневую папку со шнурками. В ней лежали какие-то бумаги, преимущественно старые фотографии, и я сама пару раз видела, как Татьяна Антоновна их рассматривает. После этого она становилась немного печальной и отрешенной, что неудивительно, ведь фотографии были совсем старыми, и, скорее всего, тех, кто на них запечатлен, давно уже нет в живых. Мы с Тайкой никогда не интересовались содержимым коричневой папки, сама Татьяна Антоновна нам ничего не показывала. Лишь однажды, когда я принесла ей из булочной свежего хлеба, она, грустно улыбнувшись, кивнула в сторону лежащей на столе раскрытой папки:

— Здесь все, что у меня есть…

Я тоже улыбнулась в ответ, отдала батон и ушла, а после и думать об этом забыла. А пару лет назад Татьяна Антоновна попросила Тайку снять в банке ячейку и отнести туда папку на хранение. Конечно, Тайка удивилась, но просьбу выполнила, хорошо понимая, что Татьяна Антоновна уже давно достигла того почтенного возраста, когда любые, даже самые нелепые идеи кажутся вполне логичными.

— Она боится, что ее обворуют, — сообщила подружка, направляясь арендовать ячейку. — Правду сказать, я еще не встречала ни одной старушки, которая бы этого не боялась. Ладно, теперь пусть спит спокойно.

Боялась Татьяна Антоновна воров или нет, было неизвестно, так же как и то, что подвигло ее на этот шаг.

За это время она несколько раз просила меня или Мегрэнь принести ей папку на пару дней, а потом отдавала обратно. Три недели назад Татьяна Антоновна брала и относила в банк свое сокровище сама, а в прошлый вторник попросила об этом Тайку. Подружка папку из сейфа вынула, а вот передать уже не успела…

— Тай, может, глянем, чего мы все время туда-сюда таскали?

— Нет, — назидательным тоном отозвалась Мегрэнь, но я почувствовала в ее голосе некоторую слабину и поднажала:

— Может, там что-то важное? Ну, для следствия…

Тайка посопела, повздыхала, глянула на меня сурово и взяла папку в руки.

Потрепанная тесемка долго не поддавалась, отчаянно сражаясь за последнюю тайну своей хозяйки, но против Мегрэни никому еще не удавалось устоять. Сдалась наконец и папка, и Тайка распахнула картонную обложку. Движимые любопытством, мы с Мегрэнью славно приложились лбами, склонившись над столом одновременно.

— Ну? — Я вытянула шею и увидела сверху ворох старых потрепанных фотографий.

Мегрэнь взяла в руки верхнюю и вдруг нахмурила лоб:

— Да это ж… я…

— Ух ты, какая мордастая! — умилилась я. — А это Зинаида Кирилловна?

На фото и впрямь была Тайкина бабушка Зинаида Кирилловна, а на коленях у нее сидела пухлая малышка со щеками, вываливающимися из шапочки. Подобных фотографий было еще штук десять, на одной я даже узнала себя. Я сидела в песочнице, на голове красовался огромный бант, и вообще я выглядела чрезвычайно мило.

— Рот-то разинула, — покачала головой Мегрэнь, — того и гляди, совок проглотишь…

Я отобрала фотографию и обозвала Мегрэнь «дурой».

— А это совсем старая фотка, — тут Мегрэнь вытащила большую черно-белую фотографию на толстом картоне, покрытом замысловатыми вензелями. — Гляди, красота какая!

Фотография и правда была замечательной, аккуратной и четкой, не то, что нынешние скороспелки. Фотограф вложил в нее и труд, и душу, поэтому с чистой совестью мог поставить на ней свои инициалы.

— Мастерская Иванкина… — прочитала Мегрэнь выпуклые вензеля в верхнем левом углу. — Москва, тысяча восемьсот девяносто второй… Надо же… Интересно, а это кто?

На фото была запечатлена элегантная пара. Холеный мужчина в темном сюртуке сидел, закинув ногу на ногу, на массивном стуле с витыми ножками. Рядом, положив ему на плечо руку, стояла молодая красивая дама в длинном платье и большой шляпе с перьями.

Тайка перевернула фотографию.

— Флигель-адъютант… — с трудом разобрала подружка полустертую надпись на обратной стороне, — Его Императорского Величества… Ну надо же… Георгиевский Савелий Сергеевич… с супругой… Это родственники. Гляди-ка, прямо вылитая Татьяна Антоновна. Может, это ее мама?

— Вряд ли, — усомнилась я, — им здесь лет по тридцать, не меньше, тогда Татьяне Антоновне уже за сто лет было бы… К тому же мужчину зовут Савелий, а не Антон. Наверное, бабка с дедом.

Тайка кивнула и, задумчиво разглядывая фотографию, протянула:

— Похоже, не из бедных… Вон на мамзели жемчуга какие… Смотри, а серьги-то… не те самые?

Я пригляделась:

— Да так не разберешь… Похожи, конечно…

Одним словом, увлеклись мы с Тайкой не на шутку.

Нашли еще несколько таких же старых фотографий. На одном портрете Савелия Сергеевича имелась надпись: «Властительнице сладких грез с надеждой». На другой фотографии был большой белый дом с колоннами, утопающий в ухоженной зелени, — вероятно, загородная усадьба. На широких ступенях полукругом расположились несколько человек. Мужчины в дорогих сюртуках, женщины в нарядных светлых платьях и с кружевными зонтиками в руках. Среди них я сразу опознала даму с первой фотографии. Она сидела чуть слева в кресле, Савелий Сергеевич стоял за ее спиной. В центре на плетеных креслах сидела пожилая чета — строгий старик с аккуратной седой бородкой и, вероятно, его супруга. С обратной стороны фотографии карандашом написано: «Вельяминово. Георгиевский Сергей Савельевич с супругой Полиной Карповной». Даты не было, внизу еще была какая-то приписка: «…по случаю… торжеств…», но точно разобрать не удалось.

— Это прадед. Точно, — многозначительно поджала губы Мегрэнь. — Все ясно, семейный архив. Пожалуй, Удальцов без него обойдется.

Под фотографиями оказались бумаги, какие-то старые квитанции и счета. Мое внимание привлек необычный документ на плотной дорогой бумаге. Я вытащила его, и брови мои помимо воли поползли вверх.

— Смотри, Мегрэнь… Герб… «В щите, имеющем золотое поле, изображено пальмовое дерево… Щит увенчан дворянским шлемом и короною… На щите… Щит держат два льва». — Я изумленно глянула на Мегрэнь и продолжила чтение: — «Предки фамилии служили России… в разное время…» Тайка, да ведь наша Татьяна Антоновна была дворянкой!

Тайка нахально выдернула у меня из рук бумагу и забубнила:

— «По Указу Его Императорского Величества… сия копия… с герба рода Георгиевских… находящяяся в Высочайшем утвержденном Гербовнике Дворянских родов… выдана… от сего рода Коллежскому Советнику Георгиевскому Сергею Савельевичу. Печать… секретарь…» Надо же! И ведь ни разу не обмолвилась!

— На то и дворяне, чтобы культурно молчать. Это ты бы пошла языком трепать, — мимоходом отметила я и вытащила из папки тоненькую брошюру. — Каталог выставки… Что за выставка? Интересно… Смотри, чаши старинные, кубки с камнями. Потир золотой с чернью… Здорово! Золотая кружка с крышкой, чеканная, первая половина XVIII века. Древняя кружечка… Большая часть экспозиции представлена предметами, входящими в частные собрания… Знали люди, чего коллекционировать! Скульптура серебряная, фирма П. Сазикова. Серебряный стакан с оконной эмалью… фирма Овчинникова, частная коллекция. А где выставка была? Ага, в Париж возили!

Я отложила каталог и взяла старые пожелтевшие листы. Это был какой-то список. Буквы сильно выцвели от времени, к тому же слова были написаны через «ять», поэтому читать их было затруднительно.

— Табакерка золотая с эмалью… мастер… Ратков. Кружка серебряная чеканная, фирма… Хлебников. Кружка серебряная с крышкой… Хлебников. Эй, Мегрэнь! У меня тут список ценностей!

Мегрэнь заглянула мне через плечо:

— А где сами ценности?

— Не знаю! — засмеялась я, а она вздохнула:

— Жаль… Далее по списку шли серебряные ковши с эмалью и полудрагоценными камнями, серебряные стаканы с оконной эмалью, золотой стакан с чернью…

— Где-то я уже это видела, — задумалась я, вновь перебирая просмотренные бумажки. — Вот! Смотри, Тайка… Серебряный стакан с оконной эмалью из каталога… фирма Овчинникова. И здесь — кружка с чернью фирмы Семенова… И в списке тоже они! И кружка серебряная с крышкой с орлом…

— Наверное, в списке вещи из каталога…

— Мегрэнь, да каталог-то тысяча девятьсот шестьдесят восьмого! А список — девятьсот первого! Усекаешь?

— Нет.

— В каталоге предметы из частных коллекций! Откуда он у Татьяны Антоновны?

Мегрэнь пожала плечами, но в глазах появился слабенький пока огонек, и я поняла, что сейчас она даст волю своей фантазии. Подруга задумчиво пошлепала губами, повздыхала и выдала:

— Ее убили из-за этих… стаканов!

Я скептически изогнула брови и усмехнулась:

— Смелое предположение…

Честно сказать, такая же мысль мелькнула и у меня, но я хорошо знала, что укреплять в этом Тайку никак нельзя, иначе догадка приобретет всепоглощающий и сокрушительный характер. Однако глаза подруги уже засияли, как два огненных опала, поэтому я поспешно сказала:

— Ты у нее что-нибудь подобное когда-нибудь видела? Ну, я имею в виду, не стояли ли на буфете у Татьяны Антоновны золотые потиры с сапфирами? Или, может, чай она пила из серебряных подстаканников? Чудная ты, Мегрэнь! Выходит, раз она дворянка и у нее список с бабушкиными бусами, то в подоконнике непременно клад замурован?

Ой, зря я это сказала… Мегрэнь аж посинела вся и срывающимся голосом просипела:

— А вдруг?..

Папка поползла с Тайкиных колен на пол, я перехватила ее, сердито буркнув:

— Только бредить вот не надо… Сокровища, клады… Жила старушка от пенсии к пенсии… Иди, водички выпей!

— Но ведь наверняка никто не проверял… — озабоченно забормотала себе под нос Мегрэнь, и я сообразила, что процесс зашел дальше допустимого. — Надо позвонить Ринату…

Я только головой покачала и снова взялась за папку. В ней остались две визитные карточки: помощника депутата Изюмина Б.С. и нотариуса Леонова Дмитрия Всеволодовича. На самом дне лежала половинка клетчатого тетрадного Листка, аккуратным почерком Татьяны Антоновны на нем было выведено: «Третье, среда. Четырнадцать ноль-ноль, Зяма».

— Какая такая Зяма? — удивилась я и задумалась.

Собрав бумаги обратно в папку, я собралась захлопнуть ее, как вдруг заметила на одной из картонных обложек плоский кармашек. Я просунула туда указательный палец и осторожно вытащила несколько тонких пергаментных листков. Края их были изрядно потрепаны, все надписи сделаны карандашом, так что сразу я не смогла понять, что там изображено. Пришлось встать и включить настольную лампу. Я поднесла листки к свету, и внутри у меня тоненько заныло. И хотя еще сама не разобралась почему, настороженно оглянулась на Тайку, безмерно мучающуюся вопросом, этично ли звонить Ринату в первом часу ночи. Мегрэнь мгновенно перехватила взгляд, и в ее страдающих глазах появилось выражение плотоядного любопытства.

— Что там у тебя, Светочка? — козлячьим голосом проблеяла подружка и двинула ко мне.

— Ничего особенного, — торопливо отозвалась я, хорошо понимая, чем может обернуться для моего размеренного существования подобная находка, — так, листочки…

Но Мегрэнь уже была возле стола. Мельком глянув через мое плечо, она пропела:

— Да это карта какая-то…

Похоже, подружка была права. На тонкий пергаментный листок явно была сведена карта какой-то местности, судя по изобилию речек, сельской. Чертеж был сделан не слишком умелой рукой, но очень аккуратно, поэтому название самого крупного объекта читалось легко: Вельяминово.

— Вельяминово! — удовлетворенно произнесла Мегрэнь и посмотрела на меня, будто ждала, что я буду этот факт оспаривать.

Спорить я не стала. Собрав листки, решительно заявила:

— Сейчас все уберем, а завтра, на свежую голову, посмотрим.

Мегрэнь скорчила недовольную рожу, но все-таки согласилась.

— А ночевать где будешь? Вдруг к тебе опять… придут? Оставайся у меня, а?

Я призадумалась. Вчерашняя ночь мне вовсе не понравилась, к тому же я не выспалась. И сильно подозревала, что Мегрэнь просто-напросто сама боится остаться одна. Поэтому я согласилась, и через несколько минут мы уже лежали на кровати и хихикали, сдергивая друг с друга одеяло.

***

Я печально посмотрела на монитор компьютера и вздохнула. Двадцать три минуты назад в электрической сети упало напряжение, лампы в офисе отчаянно замигали, но шок пережили. Компьютеры такого обращения не снесли и дружно «зависли». «Зависла» и вся контора.

— Электроника, ядрена мать, — фыркнул, появившись на мгновение в дверном проеме, наш главбух и исчез в неизвестном направлении.

Контора дружно проводила его взглядом и задумалась. Первой умная мысль посетила меня:

— Ну, ребята, я пошла…

Таким образом, я с чистой совестью покинула свое рабочее место, заранее предвкушая, как пообедаю и завалюсь спать. Выспаться сегодня мне не дала любимая подруга. Она вертелась и пихалась всю ночь, вероятно, откапывая во сне заветный клад.

Дома, пошарив по холодильнику, я накрыла на стол и совсем уже собралась сесть, как зазвонил телефон. Это была Мегрэнь.

— Откуда ты звонишь, дорогая? — подозрительно спросила я. — Опять занятия прогуливаешь?

Мегрэнь принялась клясться и божиться, что в институте сегодня была и в науках безмерно преуспела.

— Вышибут тебя…

— Не вышибут. Я слово заветное знаю. В общем, я к тебе сейчас приду…

Не успела я крикнуть: «Не надо!», как подружка уже повесила трубку. Тоскливо покосившись на остывающий обед, я с досады плюнула. Я прекрасно знала Мегрэнь и поэтому очень хорошо представляла, что за надобность вынуждает подружку прогуливать занятия.

Через четыре минуты Тайка сидела напротив и с аппетитом поглощала мою законную вторую сосиску. Пару минут царило деликатное чавканье, и я гадала, что же заставляет ее жевать молча. Она начала издалека:

— Звонила утром Ринату…

— Из института? — невинно поинтересовалась я, но Тайка в ловушку не попала.

— Ага. Из автомата… Так вот, по происшествию в моей квартире у них никаких предположений нет. Они вообще дело собираются закрыть… То есть они его вовсе не возбуждали… Представляешь?

— Кошмар, — представила я.

— А бутылку твою у Рината на экспертизу не взяли. Нету, говорят, дела, нету экспертизы. Послали его, короче говоря… Представляешь?

— Угу…

— Надо эту бутылку Юрке подсунуть. Пусть он с нее пальцы скатает… Да, Свет? Я тут утром Юрке звонила…

— Из института? — уточнила я.

— Ага… Мне Ринат сказал, что дело Татьяны Антоновны у них забрали. Ничего теперь о ходе следствия не узнаешь… Пусть, думаю, Юрка разузнает. Все-таки Татьяна Антоновна нам не чужая была… Да, Свет?

— Да, — ответила я сердито и, пресекая дальнейшую пустую болтовню, сказала: — Ты прекращай вокруг да около вертеться. Думаешь, я не знаю, чего ты приперлась и чужие сосиски трескаешь? Давай обсудим все серьезно и договоримся раз и навсегда: ты сначала заканчиваешь учиться и только потом начинаешь играть в сыщиков. А не наоборот…

Мегрэнь посмотрела ласково и заглянула мне в глаза:

— Конечно, Светочка, конечно… Давай обсудим. Я как раз и принесла, чтобы обсудить… — Тут эта мимоза нахально вытащила из заднего кармана джинсов сложенныелисточки. — Вот…

Я испепелила подругу взглядом и отчеканила:

— Дай мне слово…

— Даю, даю… Честное слово!

И, сдвинув тарелки в сторону, она расстелила на скатерти три тоненьких листка.

На одном из них, как я уже говорила, был план района под названием Вельяминово. Его точное географическое месторасположение определить пока было нельзя, но названия населенных пунктов говорили о том, что это, скорее всего, средняя полоса. Второй листок тоже представлял собой карту, только более крупного масштаба. Это был поселок либо что-то вроде того. Карта изобиловала многочисленными пометками и сокращенными словами, обозначающими либо названия, либо конкретную привязку к месту. Однако самым непонятным был третий листок. Он содержал только цифры, странные символы и аббревиатуру из букв — то прописных, то строчных.

— Ну, — я повернулась к подружке, всецело поглощенной созерцанием загадочных листов, — и что дальше?

— Мне кажется, это место, где жил прадед Татьяны Антоновны. Как его… Сергей Савельевич с супругой Полиной Карповной…

— Ясно, ты уже все метрики наизусть выучила.

— Просто запомнила, память у меня хорошая. Называется оно Вельяминово. Только вот где именно находится это Вельяминово?

— Ну-ка, тащи карту, — сказала я сердито. Правда, мне и самой стало интересно: где находится это самое Вельяминово?

Мегрэнь мигом исполнила приказ, разворошив на письменном столе все бумаги.

Я расстелила карту, и мы дружно уткнулись в нее носами, стараясь найти упоминающиеся на листке названия. Довольно скоро я поняла, что теоретически это сделать гораздо проще, чем практически. Карты разных областей пестрели сходными названиями, и одних только «Лебедево» или «Рогово» в каждом районе было по десятку. Нужных же названий не попадалось вовсе.

— Может, их переименовали? — расстроенно вздохнула Тайка. Уж очень ей хотелось узнать, где находилось родовое гнездо дворян Георгиевских.

Я пожала плечами. Какая, в сущности, теперь разница?

Тайка продолжала кряхтеть над картой, я встала, вытащила из холодильника бутылку кефира и ушла в комнату. Удобно устроившись в кресле, включила телевизор. Не прошло и пятнадцати минут, как на огонек заглянула подруга, тоже не выдержавшая испытания географией.

— Кефирчик? — умилилась она и сграбастала бутылку. — Люблю…

— Шла бы ты домой, Пенелопа, — ласково сказала я, отбирая свой кефир, — и учила уроки. И больше кушай сахару, он на мозги благотворно влияет.

Подруга почесала в затылке и вздохнула:

— Ну в кого ты такая змея, Светка?

— В тебя. Ты мне ночью все бока пропихала, я словно три раунда на ринге провела. Не будь свиньей, дай подремать, а?

На этот раз Мегрэнь проявила редкостное для нее человеколюбие и удалилась почти без скандала через каких-нибудь сорок минут. Я благостно вздохнула, положила под шею подушечку, вытянула ножки и уставилась в телевизор. Дневные телевизионные программы всегда действовали на меня самым благотворным образом — не прошло и нескольких минут, как я начала клевать носом…

Телефонный звонок нагло прервал торжественную церемонию вручения мне Нобелевской премии с одновременным присвоением дворянского титула. Я открыла глаза. Дамы в вечерних туалетах, хрустальные люстры с позолоченными свечами мгновенно пропали, остался лишь мерзко дзынькающий телефонный аппарат.

— Да? — пробасила я безо всяких политесов.

— Здравствуй, Светик!

Я чуть трубку не выронила. Так разнообразить мою жизнь может только святое семейство Лапкиных.

— Привет! — ответила я, и даже если кто-нибудь очень хотел услышать в моем голосе оптимизм, ему бы все равно это не удалось.

Не услышал его и Юрка, поэтому сразу озаботился:

— Ты чего такая грустная? Как у тебя дела? Я тебе не мешаю?

Я промычала нечто неопределенное, Юрка взбодрился:

— Света, я сейчас с Тайкой разговаривал… Это правда?

— Правда, — согласилась я, ничего не уточняя. — Твоя сестра никогда не врет, ты что, не знал?

Юрка хмыкнул:

— Свет, тогда тебе замки надо менять. И чем быстрее, тем лучше.

— Конечно, Юрочка, — как можно убедительнее сказала я, — обязательно поменяю!

На том мы и попрощались.

Я уютно свернулась калачиком, но сон, словно назло, больше не шел. Поморгав безо всякого результата на телевизор, я встала и пошла на кухню. На столе по-прежнему лежала карта, подруге и в голову не пришло убрать ее туда, откуда вытащила. Я бросила пустую бутылку из-под кефира в помойное ведро, немного помаялась у окна, разглядывая уличный пейзаж, и оглянулась. Карта притягивала взгляд, словно магнит.

— Только гляну, — твердо сказала я, — и сразу уберу на место…

Через сорок минут я оторвала от карты натруженные глаза.

— В природе такого места нет. Если только где-нибудь в Африке. И слава богу! Я этому очень рада. И нечего Тайке забивать себе голову разными глупостями!

Мои многомудрые рассуждения прервал звонок в дверь. И каково же было мое удивление, когда я увидела на своем пороге Лапкина-брата.

— Юрка? Ты чего? — Недоумения в моем голосе было гораздо больше, чем радости, но Юрка к этому давно привык и посему не обиделся.

— Здравствуй, Светик! Сама же сказала, замки надо скорее менять. Вот, я привез… Отличные замки, немецкие. У нас мастер есть, Гаврилыч, так он и то только через пятнадцать минут открыл…

— Господи, да зачем же мне замки, которые открыть нельзя? У тебя мастер пятнадцать минут потратил, а я что буду делать?

— Так он без ключа открывал, — успокоил меня друг детства, без лишних разговоров скинул плащик и полез на антресоли за инструментами.

Мне осталось только покачать головой и удалиться на кухню. Я приканчивала третью чашку чая, когда туда заглянул Юрка.

— Все, хозяйка, принимай работу! — и направился в ванную мыть руки.

Я мельком глянула на новенькие блестящие замки и из вредности спросила:

— Сколько я тебе должна?

Юрка погрустнел, но справился:

— Чашку чая и два куска сахара…

Тут где-то на верхнем этаже громыхнула дверь, и через несколько мгновений в поле зрения оказалась Мегрэнь в тапочках на босу ногу.

— Тю-ю, братик! — симулируя удивление, развела она руками. — А я гадаю, кто это тут долбасит? Как замочки?

— Тебе тоже чаю, языкастая моя? — ухмыльнулась я, и более утонченная натура непременно уловила бы в моем голосе сарказм. — С сахаром?

Но Тайка на сарказм не отреагировала и нахально кивнула.

Поэтому вскоре Лапкины снова сидели на моей кухне, распивали чай и доедали остатки колбасы. Я на чай уже смотреть не могла, сидела в уголочке и гостеприимно дожидалась, когда же гости наедятся, напьются и уйдут.

— Ты ключи-то не забудь оставить, — деловито напомнила брату Тайка. — А ты, Светка, мне сразу запасные давай, а то потом забудешь.

— На тумбочке, по три штуки на каждый замок, — кивнул Юрка. — А третий ключ можешь мне отдать…

— Это еще зачем? — изумилась я. — У меня тут, по-вашему, что, проходной двор?

— На всякий случай… Мало ли что!

Я сердито засопела, намекая, что мое безграничное гостеприимство все же имеет определенные границы. Но не успела я озвучить намек, как Юрка между делом поинтересовался:

— Так что же они искали?

— Кто?

— Твои ночные гости.

— Гости! — хрюкнула я, машинально ощупав шишку на голове. — Откуда я… А почему ты думаешь, что они что-то искали?

— Что же еще? Ничего не взяли, ничего… не сделали…

— Как ничего? А по башке?

— Думаешь, они пришли, чтобы тебе по чайнику съездить? — захохотала Мегрэнь.

Юрка повел глазками, показывая, что с сестрой полностью согласен.

— Они что-то искали. Но ночью шуметь не рискнули, поэтому и квартиру не разгромили. Увидели на столе початый коньяк и, видимо, решили, что ты должна спать как убитая. А ты проснулась, вот и схлопотала… Тайкину квартиру громили днем. Я пока замки вставлял, с народом поговорил… Так вот, шум многие слышали, но никто внимания не обратил. Так что гости у вас были одни и те же…

Мы с Тайкой притихли и внимательно слушали, потому что если Юрка так уверенно говорит, значит, кое-что знает. Однако не спорить Мегрэнь просто не умеет.

— Но мои ключи свистнули из Светкиной сумки. А ее дверь вскрыли отмычкой… Почерк же разный?

— Это, красота моя, говорит о том, что к визиту в твою квартиру готовились, а сюда им понадобилось попасть срочно, без подготовки.

— Видишь ли, Юрик… Не слишком получается логично: воровать мои ключи из чужой сумки. Гораздо разумнее свистнуть их у меня самой. Ну, кто мог знать, что они в Светкиной сумке? Она сама про это не помнила. Хотя кое в чем я с тобой согласна — влезть в две квартиры и ничего не взять… В этом есть нечто общее…

Юрка долго молчал, задумчиво потирая подбородок, — привычка, существовавшая у него с детства. Он думал так долго, что меня, невзирая на все правила приличия, неудержимо стало клонить в сон.

— Твоя дверь, Тайка, открыта родным ключом — это факт. И значит, в дело был пущен твой запасной комплект. А вот почему его стащили из Светиной сумки… На данном отрезке времени вас объединяло лишь… что?

Он поднял вверх указательный палец, и мы с Тайкой уставились на него, словно дрессированные дворняжки. Юрка выжидающе посмотрел на нас по очереди, но мы только глупо моргали.

— …аптека!

— В каком смысле?

— В прямом. В среду ты, — Юркин палец уперся в сестру, — заказываешь в аптеке лекарство на фамилию Георгиевской. А ты, — указующий перст переместился в моем направлении, — получаешь его на другой день… Если допустить, что некто «икс» знает, что лекарство заказала та, чей ключ ему нужен…

— Зачем?

— Я говорю «допустим»! Итак… Но сам «икс» по какой-то причине не может взять ключи из сумки. Но, зная, что лекарство на фамилию Георгиевской будет готово на следующий день после трех часов, привлекает некоего «игрека», владеющего, по всей видимости, навыками изъятия предметов из чужих сумок. «Игрек» нужную девушку в лицо не знает, ориентируясь лишь на фамилию Георгиевская, которую провизор обязательно произносит вслух, прежде чем выдать лекарство…

Юрка так увлекся своими теориями, что совсем позабыл о нас. И большую часть того, что он так страстно бормотал себе под нос, разобрать было нельзя.

— Больно уж у тебя все притянуто за уши, — недовольно сказала Мегрэнь, однако я вдруг уловила в ее голосе странное беспокойство. — «Допустим»… «икс»… «игрек»… Так напридумывать можно бог знает сколько!

— Вижу, не сильно преуспела ты в науках… Максимальное количество версий наиболее полно представляет общую картину в своей начальной стадии… В процессе производства…

— Знаю, знаю, — оборвала его Мегрэнь, — Кислянский лекции у нас читает! Только какой версией ты объяснишь, кто мог знать, что я буду в среду в той аптеке? Я в нее сроду не ходила — далеко, и добираться неудобно. Мне в тот день просто нужно было в те края… Или, по-твоему, меня ждали во всех аптеках города?

— Выгонят тебя, ей-богу выгонят, — опечалился брат и горько вздохнул. — Не хочешь дальше своего носа глянуть.

Мне стало жаль Тайку — она здорово расстроилась, потому что Юрка в этих вопросах был для нее большим авторитетом. Но сейчас с полетом фантазии у подруги явно было не очень, и я вмешалась:

— Ты бы лучше не тянул кота за хвост, а помог. Человеку без опыта всегда трудно, сам-то ты уже всякой дряни нагляделся! Кто мог Тайку в аптеке ждать?

Юрка сморщился, словно у него зубы прихватило, и затряс головой:

— Да никто ее там не ждал! Вы просто не хотите видеть, что здесь все время возникает одно обстоятельство… Ты взяла рецепт у Татьяны Антоновны, поехала по делам, а по дороге зашла в аптеку… Правильно? — Тайка кивнула. — Может, ты на площадке кого видела?

Мегрэнь долго морщила лоб, но вспомнить ничего не смогла.

— За тобой пошли от квартиры Татьяны Антоновны, и ты привела их в аптеку… У Светы на следующий день режут ключи и, пока она пешком шлепает до дома, потрошат Тайкину квартиру. Но того, что им нужно, там нет. В субботу здесь побывала целая армия милиции, но они набираются наглости и влезают к Свете ночью, не заботясь о ключах. Это значит, что они торопятся. Вычислив то, что связывает вас троих, мы узнаем, что им было нужно. Детсадовская задачка…

Меня к этому моменту уже здорово подташнивало, Тайка тоже выглядела какой-то вялой, и интерес к дальнейшему разговору у нас взаимно пропал. Наконец Юрка озабоченно глянул на часы:

— Пора, однако… Я с утра в область уезжаю…

Мы с Мегрэнью сочувствующе закивали, но глаз не поднимали, а косили в сторону.

— Пока! — махнул Юрка ручкой и удалился.

— Тайка, ее надо отдать. Юрке… Или Ринату.

— Или Удальцову… Андрею Михайловичу? — Мегрэнь скорчила рожу, вскочила и забегала по кухне. — Отдать! Прямо в руки! Это личная папка! Архив! Семейный!

— Ты, Мегрэнь, либо бестолковая, либо глухая… Юрка как сказал? Что если найти, что связывает нас троих… Да тут и искать ничего не надо. Это все из-за нее, из-за папки!

Сдвинув в сторону цветочный горшок, Тайка уселась на подоконник.

— Не дура, понимаю. Но что там такого страшного, из-за чего убили Татьяну Антоновну?

— Может, фотографии?

— Которым по сто лет?

— Не всем! Там и мы с тобой есть. Вдруг в кадр попали какие-то люди…

— Заткнись! Агата Кристи… Даже самой поздней фотографии не меньше пятнадцати лет. Может, все гораздо проще и обыденнее? Серьги у нее действительно были дорогие. У Татьяны Антоновны не было привычки хвастаться, если она сказала «алмаз», значит, алмаз… Пришли, увидели…

— Логично, — согласилась я. — Вечером в четверг, когда у тебя разворошили квартиру, Татьяна Антоновна была жива и здорова. Я была у нее, чай пила. Она мне денег взаймы дала. К тебе-то зачем было лезть? Для разминки? В субботу Юрка сказал, что Татьяна Антоновна погибла около суток назад. Значит, в пятницу днем. Я думаю, к ней пришли рано утром, когда она спала. Потому что шторы она задергивала только на ночь. Ты же знаешь, как Татьяна Антоновна не любила темноту. А умерла она после обеда… Не многовато ли времени, чтобы просто выдернуть сережки?

— Ты думаешь, от нее хотели чего-то добиться?

— Да. И то, чем так интересовались, лежало в этой треклятой папке. Но как узнали, что в четверг она будет у тебя?

— Светка, скорее всего, Юрка прав. Потому что в среду я зашла в аптеку, заказала лекарство и поехала в банк. За папкой.

— Выходит, тебя пасли. Юрка действительно прав, в аптеке нас с тобой просто перепутали… Мы, конечно, не близняшки, но кое-что общее есть…

— Ты на шесть килограммов толще…

— Не толще, а лучше… А кошелек свистнули нарочно, чтобы я быстро до дома не смогла добраться. Но ты в грязь лицом не ударила, папочка-то с вечера в моей квартире лежала. Итак, раз у тебя папки нет…

— Значит, она должна быть у хозяйки, и в пятницу они заявились к Татьяне Антоновне… Да, могли и не церемониться: меня дома нет, а соседка справа глухая как пень… Светка, а если бы я не забыла передать папку… то ее не убили бы?

Я нахмурилась, потому что подобные вопросы способны довести человека до сумасшествия.

— А если бы я в пакет заглянула, увидела, что это ее папка… и отнесла… Нельзя так, Тайка, ей-богу нельзя… Лучше подумай, как им в голову пришло у меня папку искать?

— Татьяна Антоновна вряд ли сказала… Да она и не могла знать, что папка у тебя… Выходит, об этом знал кто-то еще…

— Вот и я о том. Помнишь, несколько недель назад Татьяна Антоновна сама папку брала? Какое число было?

— Число? — Тайка задумалась. — Тридцатого я Катьке Смирновой за подарком ездила… так… первое… Значит, это было второго!

— А что написано на той половинке листка, что в папке лежит? «Третье, четырнадцать ноль-ноль, Зяма». Вполне возможно, что она забрала ее перед встречей с этой Зямой.

— Зяма — это Зиновий. Мужчина.

— Так ты его знаешь?

— Нет, конечно. Но если так фамильярно написано, значит, хороший знакомый. Можно поспрашивать соседей… Хорошо бы в ее телефонную книжку заглянуть.

— Квартира опечатана, — возразила я.

— А балкон?

— Ты с ума, что ли, сошла? До балкона метр! И пятый этаж! Ты же в юридическом учишься, а не в цирковом! Может, в ДЭЗе ключ спросить?

— Там, небось, сейчас волосья друг другу рвут, решают, кому квартира достанется. Да и не может у них ключа быть…

— Что же делать?

— Не знаю…

***

Возвратившись вечером с работы, я едва успела переступить порог, как услышала телефонный звонок.

— Светка, где тебя носит?! — с ходу набросилась подруга. — Я полдня названиваю!

— Вообще-то, я работаю, — с достоинством отозвалась я, одновременно пытаясь стряхнуть с плеч куртку. — Если тебе так приспичило, то звонила бы в контору.

— Я звонила. Но ты ушла на два часа раньше…

— Потому что за билетами в театр ездила. Если не я, то ты так и зачахнешь дремучей вместе со своими любимыми уголовниками.

— Правда? — обрадовалась Мегрэнь. Ходить в театр она любила, хотя почему-то отличалась стойкой неприязнью к приобретению билетов. — Стоящая вещь?

— Мировая! С Инной Чуриковой.

Мегрэнь застонала от счастья:

— Когда?

— Завтра.

— Ну, молодчина ты у меня, Светка! Если бы не ты…

— Я в курсе, — врожденная скромность заставила меня прервать поток Тайкиной благодарности. — Чего звонишь?

— Ой, — опомнилась Мегрэнь, — приходи ко мне немедленно!

— Не могу. Я еще не переоделась и жутко хочу есть.

— Ну ладно… Я тоже голодная… Сейчас приду!

Тайка бросила трубку, а я в сердцах выругалась. Однако этим Мегрэнь вряд ли исправишь.

— Знаешь что, — деловито сказала я, едва подруга появилась на пороге, — почисть-ка пока картошку, а я пойду переоденусь.

— Какую картошку? — изумилась та.

— Обыкновенную, липецкую. У меня, видишь ли, прислуга сегодня выходной взяла, так что картошка еще не чищена. А жареной хочется, сил нет.

Подруга обомлела от подобного святотатства.

— Я не могу чистить. Я по делу.

— Да? По какому, интересно?

— Вот! — Тут она с ловкостью фокусника извлекла из кармана телефонную книжку.

Я недоверчиво подняла брови:

— Это то, что я думаю? — Тайка с жаром кивнула. — Надеюсь, ты не лазила через балкон?

— Нет, — засветилась Мегрэнь. — Дело было так… Сижу я дома, то есть собираюсь в институт. Вдруг звонок в дверь. «Кто там?» — спрашиваю. «Удальцов Андрей Михайлович!» Короче говоря, он зашел, сел… Сначала бред всякий спрашивал, потом говорит: «Мне нужно подробное описание тех серег, что на убитой были. Мол, если они где-нибудь появятся…» Ну, сама понимаешь… Я, конечно, как могла, описала, даже картинку ему нарисовала. И спрашиваю: «А где ключи от квартиры Георгиевской, может, там прибраться надо?» Он говорит: «Прибираться не надо, а ключи у меня». Тут я возьми да брякни: «У Татьяны Антоновны была одна картина, и, кажется, она говорила, что очень дорогая, какого-то известного мастера. Может, ее тоже украли?» — «Это, — говорит, — интересно… Не могли бы вы мне ее показать?»

Пройдя вместе со следователем в квартиру Татьяны Антоновны, она из коридора ткнула пальцем на дальнюю стену комнаты. Там висел небольшой, написанный маслом натюрморт, купленный нами два года назад на рынке и подаренный Татьяне Антоновне к Восьмому марта. Пока следователь недоуменно разглядывал бесценный шедевр, подруга, не сводя глаз с широкой милицейской спины, загородила собой стоящую в коридоре телефонную тумбу. Ей хватило одной секунды, чтобы стянуть с нее книжку с телефонами и засунуть под футболку…

— А ты уверена, что он ничего не заметил?

— Не заметил. На затылке глаз у него нет. А я, пока тебя пыталась найти, книжку полистала. Она забита битком. И фамилии, и собесы, и ремонт телевизоров… Все вместе. — Мегрэнь протянула мне потертую красную книжку на спирали. — Сама глянь… Но кое-что я нашла. Нам подходят три фамилии с инициалами: Конь З.И., Шверг З.М. и Пекунько З.П. Сначала нужно выяснить, кто из них мужчины. «3» может быть и Зоей, и Зинаидой, и Зухрой… Как можно узнать отчества — через адресный стол?

— Можно, наверное. Но там понадобится возраст… Так что лучше не валяй дурака, а позвони старшему братику…

— И правда! — опомнилась Тайка и уже через минуту беседовала с любимым родственником. — Здравствуй, Юрочка! Как поживаешь? А я вот тут у Светочки… Ага… Ага… — Я ткнула ее в бок локтем, чтобы особо не отвлекалась, но она, видно, решила усыпить Юркину бдительность посторонними разговорами. Выспросив все, что можно узнать у человека, с которым не виделась целые сутки, Мегрэнь наконец перешла к делу. — Юрик, нам тут выяснить кое-что надо…

Загрузив брата, Мегрэнь повесила трубку и сладко потянулась.

— Ну вот, теперь только ждать… А тебе привет! — Тут она сделала серьезную мину и взглянула на меня в недоумении. — А ты что, картошки еще не начистила?

***

Удрав в связи с предстоящим походом в театр с работы пораньше, я зашла в парикмахерскую, сделала прическу и маникюр. Прогулявшись в красивом виде по магазинам, я в прекраснейшем настроении вернулась домой.

Набрав номер Тайкиного телефона, я довольно долго слушала длинные гудки. Гадая, куда же могла запропаститься наша девица, собралась уже вешать трубку, как на том конце провода послышалось тихое, но весьма раздраженное:

— Да?

— Да! — подтвердила я.

Узнав мой голос, подруга ожила:

— Светка? — И, не дожидаясь ответа, она проникновенно выдохнула: — Я нашла…

Я не поняла:

— Чего нашла?

— Сейчас приду…

Я печально посмотрела на свое отражение в большом овальном зеркале. Минуту назад оно было жизнерадостным и счастливым. Однако немудреная фраза, произнесенная столь значительно, ясно давала понять, что покой нам, к сожалению, пока только снится…

— Чего она там нашла? — растерянно забормотала я, распахивая входную дверь.

Мегрэнь не заставила себя долго ждать, сверху послышались торопливые шаги, и она появилась на пороге, держа в руке полиэтиленовый пакет. Я окинула взглядом ее всклокоченные волосы и неодобрительно спросила:

— Ты собираешься идти в театр в таком взъерошенном виде?

— Нет, — торопливо отмахнулась Тайка, устремляясь в комнату.

Заметив в ее глазах нездоровый, лихорадочный блеск, я загрустила.

— Вот! — решительно сдвинув в сторону фарфоровые безделушки, Мегрэнь шлепнула на журнальный столик папку Татьяны Антоновны. — Я нашла…

— Поздравляю! — поймав на лету маленькую беленькую собачонку, раздраженно сказала я. — Но в связи с этим необязательно колотить фарфор в чужом доме.

Но Мегрэнь меня не слышала. Она торопливо вытащила из пакета географическую карту и разложила на столе:

— Смотри сюда! Мы с тобой брали карты слишком большого масштаба! Там этого просто нет! А нужна карта районная. И мы все искали Вельяминово, а такого нет! Ну, может быть, конечно, где-нибудь и есть Вельяминово, но, чтобы оно подходило к нашей карте, нету! — Тайка вытащила из папки пергаментные листочки и, тыча по нарисованным точкам, зачастила: — Видишь, Шилово? И тут — Шилово! Никитин… и здесь! Бухалово… Бухалово! Богородское…

Позабыв о душевных муках, я с интересом следила за Тайкиным пальцем. Очень похоже, что моя неугомонная подруга действительно нашла указанное на листочках место. Только интересно, сколько времени она потратила, втихомолку ползая по бескрайним картам родных просторов? Из института ее точно…

— А вот речка, — перебила мои мысли Мегрэнь, увлеченно водя пальцем по карте. — Точно, как на этих листочках… Въезжаешь?

— Въезжаю. А Вельяминово?

— Вот потому мы и не могли ничего найти! А я нашла, потому что начала искать то, что его окружает. И когда я все это нашла, то в центре получилось… Октябрьский!

— Октябрьский? Хм! Что ж, возможно… Может, кто карту срисовывал, ошибся?

— Может, и так. Но, скорее всего, его просто позже переименовали. Листки-то старые…

Пока я разглядывала карту, Мегрэнь мимоходом бросила:

— Самое интересное, отсюда до него всего-то сто пятьдесят километров…

Я оторвалась от карты и подняла голову. Тайка запнулась и поправилась:

— Ну, двести…

Под моим взглядом Мегрэнь засуетилась и наконец выкрутилась:

— Ой, Светик, сообрази мне что-нибудь на голове, а то мы в театр опоздаем…

Я хмыкнула, аккуратно положила листки в кармашек папки, убрала карту и встала. Устроившись перед зеркалом, Тайка исподтишка следила за мной настороженным взглядом. Я взяла расческу, расчесала ей волосы и, собрав на затылке, крепко перехватила в кулак.

— Светка, больно! — пискнула Мегрэнь, глядя на мое отражение.

Я склонилась к испуганно моргающей подружке и отчеканила:

— Последний раз тебя прошу — угомонись по-хорошему… Эту чертову папку нужно засунуть подальше! Потому что, кроме неприятностей, ждать от нее нечего!

Мегрэнь сердито запыхтела, но рот раскрыть не рискнула. Несколько минут мы молчали, бросая друг на друга в зеркало недовольные косые взгляды. Наконец я закончила возиться с ее прической.

— Все! Давай дуй переодеваться, не то опоздаем.

Тайка посмотрела жалобно. Тогда я тоже посмотрела на себя в зеркало и с удовлетворением отметила, что идолы с острова Пасхи выглядят гораздо сердечнее, чем я в данный момент. Умильно сложив ладошки, Мегрэнь попробовала схитрить:

— Ой, Светочка! Ты у меня такая замечательная-замечательная! Знаешь что? Я в театр надену юбочку и туфельки.

Аргумент был убийственный, но я не дрогнула и молча указала подруге на входную дверь.

***

Когда мы вышли из дверей театра, над лиловым горизонтом уже сиротливо маялась бледная луна. Мечтательно моргая на нарядный фонарь, Мегрэнь шмыгнула носом:

— Все-таки, Светка, она талант! Талантище…

— Ага, — поддакнула я, вдыхая полной грудью свежий ночной воздух, щедро разбавленный смесью выхлопных газов и прочей дряни. — Погоды, однако, стоят… Благодать божья! Может, прогуляемся пешочком до дому?

— Прогуляемся? — рассеянно уточнила Тайка, явно не в состоянии вырваться из дурманящих объятий Мельпомены. — Это можно…

Она уцепила меня под локоток, и мы чинно двинули вдоль дороги, силясь разглядеть сквозь огненную реку рекламных огней первые робкие звезды. Однако такого возвышенного романтического настроения подруге хватило лишь до ближайшего угла. Тайка начала демонстративно прихрамывать и наконец остановилась.

— Стой! — подняв вверх колено, она продемонстрировала мне задник туфли на высокой точеной шпильке. — Я на этом далеко не уйду.

Пришлось тащиться на автобусную остановку. Несмотря на поздний час, свободных мест в автобусе не оказалось. Мегрэнь всю дорогу бубнила и покинула автобус злая как черт.

До подъезда оставалось всего ничего, нужно было лишь пройти небольшой зеленый скверик и дворовую детскую площадку, когда Мегрэнь вдруг напряглась и озабоченно пробормотала:

— Однако…

— Что? — не поняла я, а Тайка стиснула мне руку, пребольно вонзив ногти в запястье.

Резко бросив: «Осторожно!», она круто развернулась. В следующее мгновение я различила звук шагов за спиной и вдруг почувствовала на плече грубую чужую руку. Одновременно ремень моей сумки покинул свое законное место. Охнув, я безрезультатно хапнула рукой по воздуху.

Инстинктивно прижавшись друг к другу, мы с Тайкой захлопали глазами на двух весьма подозрительных субъектов, возникших перед нами из темноты. Освещение в сквере оставляло желать лучшего, но его вполне хватало, чтобы разглядеть на головах мужчин черные шапочки, натянутые до самых бровей. Один из них держал мою дамскую сумку, и казалось, что она нравится ему не меньше, чем мне. Сумка была новой, купленной после того печального происшествия в аптеке. Я едва не взвыла, прикинув, что грабители сейчас дадут деру, и повидаться с ней еще раз мне вряд ли удастся. Однако убегать те не торопились, видимо рассудив, что две сумки лучше, чем одна. Мы замерли, и несколько секунд ровным счетом ничего не происходило.

Тут, оправившись от первого потрясения, Мегрэнь шевельнулась и возмущенно каркнула:

— Да что же это такое?!

Я хорошо понимала, что все произошедшее не прибавило подруге хорошего настроения, и малость заволновалась. Тайкин вопрос вывел из задумчивости и нападавших. Один из них, что был повыше, сиплым голосом поинтересовался:

— Эй, телка! Не тяжело сумку держать?

Инстинктивно вцепившись Тайке в руку, я запричитала:

— Таечка…

Мегрэнь зафыркала, словно рассерженная кошка, и, глядя в ухмыляющуюся рожу, дернулась, сбросив мою руку.

— Не тяжело…

— Да ну! — нагло осклабился тот. — А вот я сейчас проверю…

Парень явно никуда не торопился. Будто играя, он раскинул руки в разные стороны и враскачку двинулся к Тайке. Я запаниковала. Ведь Тайка на таких немыслимых каблучищах! Не миновать нам неприятностей…

— Тая!

Неожиданно где-то сбоку за кустами послышались торопливые шаги, и на дорожку выскочил высокий молодой парень в светлой куртке. Я замешкалась, разглядывая пришельца, и на какое-то время упустила Мегрэнь из виду. Меж тем новый персонаж, быстро сориентировавшись в обстановке, негромко, но довольно решительно произнес:

— Немедленно верните девушке сумку!

Искренне восхитившись решимостью молодого человека, я снова оглянулась на Тайку, дернулась, но опоздала… Сделав быстрый легкий шажок к обидчику, Мегрэнь на долю секунды замерла и… воспарила…

Мы дружно заорали квинтетом, причем каждый, соответственно, о своем. Завалившийся в самую середину кустарника грабитель орал от боли, его растерявшийся напарник — от неожиданности, а наш благородный заступник не то чтобы орал, а скорее булькал от удивления. Мои вопли носили предупреждающий характер, потому как я хорошо понимала, что на одном, столь удачно проведенном ударе Мегрэнь не угомонится. Сама же Мегрэнь выдала короткое, немного схожее со змеиным шипением, грозное «Э-ш-ш», поскольку с самого младенческого возраста занималась восточными единоборствами, а там разные пугающие крики дело обычное.

Со стороны все это, вероятно, выглядело комедией чистой воды. Доведенная до точки кипения Мегрэнь проводила взглядом резво спикировавшего в кусты первого оппонента и тут же плотоядно уставилась на второго. Но тому по какой-то причине не захотелось больше наблюдать за вертящейся каруселью Тайкиных каблуков, и он, отбросив в сторону мою сумку, с руганью рванул через кустарник. Его очумевший товарищ, держась за голову обеими руками, с трудом поднялся и бросился следом. С чувством выдав вслед им несколько фраз, носящих в основном воспитательно-предупредительный характер,

Тайка развернулась, увидела стоящего возле меня парня в светлой куртке, и глаза ее снова заблестели…

— Тайка, — я вытянула перед собой ладони, загораживая молодого человека, поскольку здорово опасалась, что подружка в запале съездит по уху и ему, — он хотел нам помочь…

Мегрэнь расслабилась и даже улыбнулась, но где-то в глубине ее глаз все же мелькнуло разочарование.

Затем она вежливо кивнула:

— Спасибо.

Парень оторопел:

— Мне? За что?

— Как за что? Вы хотели нам помочь…

Он задумался над такой постановкой вопроса, а я пока подняла с земли свою сумку. А если говорить точнее — вытащила ее из лужи.

— Пошли? — Я сердито смотрела на Тайку. — Времени уже бог знает сколько… К тому же ты порвала свою последнюю юбку.

Я потянула Мегрэнь за руку. Мне не терпелось сделать подруге выговор за такое опасное и необдуманное поведение в безлюдном месте. Но ругаться при свидетелях не хотелось. Глянув еще раз на нашего несостоявшегося спасителя, я покачала головой. Как-то совестно бросать его посредине сквера в таком состоянии. Чтобы немного привести парня в чувство, я мягко пояснила:

— Столько хулиганья развелось, просто ужас… У нас с подругой уже два раза сумки резали и кошельки украли… Представляете?

Представить такое молодой человек не смог, это было видно сразу, но тут, к счастью, Мегрэнь сообразила, чего я добиваюсь:

— Ой, я так испугалась! Хорошо, что вы подоспели, в одиночку я бы никогда не решилась… сопротивляться…

Оценив сказанное, молодой человек дрогнул губами и наконец шевельнулся. Не зря моя бабушка говорила: если мужчине внушить, что он герой, то именно так он и будет думать. Мы с Мегрэнью удовлетворенно переглянулись и развернулись, чтобы уйти, но тут молодой человек вновь проявил себя.

— Я вас провожу до подъезда! — решительно заявил он, и мы с Тайкой не нашлись, что ответить.

Таким образом, мы подошли к подъезду втроем и при более ярком свете смогли наконец как следует разглядеть отважного молодого человека. Он был достаточно высок и строен, темно-русые волосы слегка волнились над открытым чистым лбом. Совершенно замечательными оказались у него глаза: большие, темные, с легкой поволокой. Хотя при свете подъездного фонаря можно было нафантазировать еще и не такое. Итак, мы втроем с взаимным интересом разглядывали друг друга, но столь занимательный процесс, как всегда, испортила Тайка.

Мельком бросив взгляд на свое левое запястье, она сначала нахмурилась, а потом заорала:

— Вот черт! — Я-то к Тайкиным выходкам привычна, а вот молодой человек вздрогнул. Не обращая на это никакого внимания, она продолжила: — Браслет! Черт, браслет потеряла! Порвался, наверное, когда я… ну, короче, в скверике…

В душе я разделяла горе Мегрэни, хотя повода снова пугать парня не видела.

— Ну что ж, бывает… Не расстраивайся, Тайка. В такой темнотище все равно не найдешь…

Что ни говори, вечер у Мегрэни не задался. Испустив напоследок жалобный стон, она вяло кивнула молодому человеку и направилась в подъезд.

— А что это за имя — Тайка? — поинтересовался парень, провожая взглядом ее ссутулившиеся плечи.

— Таисия, — вздохнула я.

— А вас как зовут?

— Света.

— А меня Игорь… Приятно познакомиться…

— Мне тоже… До свидания, Игорь!

Я догнала Тайку на втором этаже. Она сидела на ступеньке и стаскивала с себя туфли.

— Ну и вечерок! Сначала я сбила в кровь пятку…. Потом отбила об этого козла щиколотку… Затем порвалась моя юбка… — Интонация, с которой было произнесено слово «моя» не оставляла сомнений в том, что подруга сильно жалеет, что сглупила и не позаимствовала на сегодняшний вечер что-нибудь из моего гардероба. — Теперь еще браслет… Я этого не переживу!

— Мегрэнь, — с упреком сказала я, усаживаясь рядом, — ну как можно лупить людей по башке такими каблучищами? Я пыталась тебя остановить, но разве ты послушаешься? Человек теперь до старости заикаться будет… Разве ж так можно?

— Во-первых, не человек, а грабитель. Или тебе хотелось, чтобы мы заикались? Ты, Свет, иногда городишь, сама не знаешь чего…

— Игоря напугала…

— Какого еще Игоря?

— Того мальчика, что хотел нас защитить. У него прямо дар речи пропал… Нельзя ронять самооценку мужчин до столь низкого уровня. Думаешь, он теперь к нам еще раз ближе, чем на километр, подойдет?

Тайка фыркнула:

— Подумаешь, очень надо! Пусть не подходит, я плакать не буду.

Держа туфли в руке, Тайка с кряхтением поднялась. Я глянула снизу вверх, прищурилась и ткнула в правую туфлю пальцем:

— Это еще что?

Тайка повернула туфлю к свету.

— Кровь…

— Тайка, да ты тому козлу голову разбила!

Она зло кивнула:

— Вот, теперь отмывай после него всякую гадость!

***

Два дня мы с Тайкой не виделись. Она решила осчастливить присутствием свое учебное заведение, а у меня прибавилось работы — перед сдачей фирма дружно «причесывала» выполненный заказ. Как всегда, после аврала появилось свободное время, и я даже пригрозила коллегам, что уйду в отпуск. Отгулять летом не довелось, зато мы неплохо заработали, так что я подумывала, не махнуть ли на недельку-другую за границу.

Мегрэнь позвонила в субботу утром. Таинственно буркнув: «Ща приду!», она повесила трубку, а я поплелась умываться. Через несколько минут, закинув ногу на ногу, она сидела на кухне и, беспрестанно мельтеша у меня перед носом руками, несла всякую чушь. Потягивая кофе, я отрешенно смотрела в окошко, размышляя, отчего столько лет терплю всяческие выходки этой взбалмошной девчонки. Наконец Мегрэнь выдохлась, а я продолжала гадать, что же заставило подругу заявиться в выходной в столь ранний час.

Тут Тайка потянулась к чашке, я удивленно уставилась на ее руку и, показав пальцем, спросила:

— Мегрэнь, а это откуда?

Она громко и облегченно выдохнула.

— Ну слава богу, наконец-то дошло! — поправив на запястье потерянный ночью в сквере браслет, Тайка усмехнулась: — Наблюдательности у тебя, что у пня в лесу. Не быть тебе…

— Где нашла?

— Это не я, — жеманно пожала плечиками подружка, наслаждаясь моим недоумением.

— А кто?

— Игорь…

— Какой еще Игорь?

— Ну ты, Светка, даешь! Какой-какой… Тот самый! Который к нам ближе чем на километр не подойдет.

Я предупреждающе нахмурила брови и попросила:

— Таечка, не тяни кота за хвост, не имей такой привычки… Рассказывай по-хорошему, а то я с утра всегда нервная, не ровен час…

Тайка засветилась и торжественно начала:

— Сплю я, короче, утром…

— Еще короче…

— Еще короче нельзя. Так вот. Сплю, никого не трогаю, сны смотрю… Вдруг звонок. В дверь. Ну, думаю, если это ты приперлась в такую рань…

— Короче.

— «Кто там?» — спрашиваю. «Игорь!» Что, думаю, за Игорь? Тут он принялся объяснять, так я ж не дура, все поняла и спрашиваю: «Дальше то что?» Нашел, говорит, вчера в сквере браслет. Посмотрите, не ваш? Пришлось надеть халат, впустить парня. Смотрю — мой браслет.

— И чем все закончилось? — хмыкнула я. Уж больно у нее глаза сияли.

Мегрэнь крутанула глазками:

— Да так, ничем… поболтали… В ресторан вечером пригласил…

— Вот это Игорь! Мальчик-то не промах! Пойдешь?

Тайка дернула плечами:

— Пойду… Но ему сказала, что еще подумаю.

Я засмеялась, Тайка тоже. Мы еще посудачили немного. Допив кофе, она встала.

— Ладно, пойду думать…

Тут я вспомнила:

— А чего это родственник не звонит? Ну, про фамилии?

Тайка всплеснула руками и охнула:

— Да я и позабыла совсем! И Юрка, похоже, тоже.

Озабоченно сдвинув брови, она схватила телефонную трубку. Как выяснилось через несколько минут, Мегрэнь была абсолютно права: хоть Юрка тут же соврал, что у него не было ни секунды свободного времени, поскольку он уезжал в командировку, и дураку было ясно, что о просьбе он просто забыл.

— Сейчас мигом узнает и перезвонит, — она уверенно усмехнулась. — А то фиг он дождется, чтобы я постирала его грязные холостяцкие шторы!

Повертевшись еще пару минут на табуретке, Тайка хлопнула ладонью по столу и встала.

— Ладно, пойду пока. Юрка перезвонит — я тебе сообщу…

Мегрэнь пыталась придать лицу безмятежное выражение, но я хорошо видела, что предстоящий вечер занимает все ее мысли. Сейчас, как пить дать, побежит красоту наводить.

Проводив Мегрэнь, я занялась уборкой. Со всей суетой последних дней руки до квартиры не доходили, поэтому в самое ближайшее время она всерьез обещала превратиться в настоящий свинарник. Увлекательное мероприятие заняло у меня довольно много времени, и потому, когда в прихожей раздался звонок, я была совершенно уверена, что снова явилась Мегрэнь. Я распахнула дверь и тут же ойкнула. Передо мной, чуть склонив голову набок и приветливо улыбаясь, стоял Юрка Лапкин.

— Юра… — Прошло несколько мгновений, прежде чем я сообразила одернуть подоткнутый по случаю уборки подол. — Ой… я убираюсь… То есть, привет… Заходи… Я сейчас!

Забыв поинтересоваться целью неожиданного визита, я кинулась в ванную, по дороге торопливо расстегивая пуговицы старенького застиранного «уборочного» халата. Угрюмо разглядывая в отражении зеркала сокрушительную прическу типа «я у мамы вместо швабры», я с досадой констатировала факт, что Юрка здорово меня смутил, застукав в столь непрезентабельном виде. Надув губы, я раздраженно дергала расческу, запутавшуюся во всклокоченных волосах, злясь все сильнее.

— Зато квартира блестит! — с вызовом сообщила я своему отражению, словно оно было в чем-то виновато.

Выдрав наконец расческу и выхватив при этом приличный клок волос, я повернулась к вешалке, пребывая в полнейшей уверенности, что тамвисит мой домашний комбинезон. Каково же было мое удивление, когда его там не оказалось. Я задумалась. Вероятнее всего, я оставила комбинезон в комнате. Появляться перед одноклассником в задрипанном халате еще раз мне совершенно не хотелось. А выйти без халата не позволяла природная скромность. Чуть приоткрыв дверь, я позвала:

— Юра! — Мне хотелось, чтобы голос звучал ровно, но вышло тоненько и жалко. — Юра, там, в комнате… Где-то там лежит мой комбинезон… Ну тот, с цветочками… Не мог бы ты его мне принести?

Через пару секунд прямо передо мной вдруг возникла недоумевающая Юркина физиономия. Он дернул дверь на себя, одновременно поинтересовавшись:

— Что ты сказала?

Я держалась за ручку с обратной стороны, и поскольку ничего подобного не ожидала, то от рывка вывалилась из ванной в коридор. Увидев меня в одном нижнем белье, одноклассник несколько обалдел, и глаза у него стали большие и круглые. Я взвизгнула и рванула назад, с размаху захлопнув дверь ванной. В то же мгновение раздался вопль — в суматохе я не заметила, что правая Юркина рука оказалась в опасной близости от дверного косяка. Первым порывом было снова высунуться в коридор, но, взяв себя в руки, я плюнула, вытащила из корзинки с грязным бельем халат и быстро напялила.

— Юрка, — выскочив из ванной, я по слабым жалобным стонам на слух определила, что он на кухне, — что с тобой?

Лапкин стоял возле раковины ко мне спиной, из открытого крана текла холодная вода. Он оглянулся, и во взгляде мгновенно появилось страдальческое выражение. Я подошла ближе. Вытащив руку из-под струи, Юрка продемонстрировал свой большой палец.

— Юрочка, — раскаивающимся тоном затянула я, бессознательно отводя взгляд в сторону, — прости, пожалуйста, я нечаянно… от неожиданности…

Первая фаланга большого пальца была рассечена и здорово кровила. Ноготь неумолимо синел, а сам палец опухал на глазах. Юрка взглянул на меня, и в его лице отразилось нечто самоотверженно-героическое.

— Пустяки… Не волнуйся…

— Я тебя перевяжу… — заторопилась я, про себя добавив: «Если только в обморок не грохнусь!»

К горлу подкатывала тошнота. Я засуетилась. Разыскав перевязочные средства, трясущимися руками принялась обрабатывать рану. Юрка молчал, изредка бросая на меня косые взгляды, и в какой-то момент мне даже показалось, что все происходящее ему весьма нравится. В обморок я все-таки не грохнулась. Кое-как остановив льющуюся кровь, озабоченно сказала:

— А вдруг перелом? Тебе в травмопункт надо…

— Ага, — он согласно кивнул, — потом… как-нибудь…

Кротко вздохнув, я тоже кивнула и, нервно сцепив пальцы, предложила:

— Может, чаю?

Процесс заварки прервал телефонный звонок.

— Полчаса уже названиваю этому паразиту, так не берет трубку и сотовый отключил… Как тебе это нравится? — загрохотал в трубке сердитый голос подружки.

Дождавшись паузы, я ласковым голосом сказала:

— Юра у меня…

— Чего? — хрюкнула Мегрэнь. — У тебя? Погоди-ка, сейчас приду…

Переступив порог, Мегрэнь окинула мой халат неодобрительным взглядом и сердито сказала:

— Я, конечно, все понимаю, но, по-моему, совсем ты моего брата не уважаешь! Ты бы его еще без штанов встречала… Гость все-таки!

Мы с Юркой переглянулись и дружно потупились. Однако я хорошо успела разглядеть в его глазах нахальных чертей, прямо-таки синеющих со смеху.

Теперь я вполне могла удалиться в комнату и переодеться в спокойной обстановке. Вернувшись через пару минут, я прервала какой-то весьма эмоциональный разговор, причем, увидев меня, родственнички явно сконфузились. Хорошее воспитание не позволило мне пристать с расспросами, и я, достав чашку, уселась рядом. Было довольно интересно узнать: с чего вдруг мой бывший одноклассник повадился таскаться сюда, словно на работу, всячески игнорируя такое полезное достижение науки и техники, как телефон? Однако я молчала, усердно всматриваясь в непроглядные чайные омуты.

Молчание начало затягиваться. Наконец Мегрэнь кашлянула и поинтересовалась:

— Что с пальцем?

— Да ерунда, — дернул плечами Юрка, — бандитские пули изрешетили меня всего…

— Ясно, — хрюкнула сестренка, — небось молотком шарахнул…

Я продолжала гадание на чаинках, а мой гость ухмыльнулся:

— В самую точку попала! Дедуктивный метод твой небольшой черепок освоил в совершенстве.

Мегрэнь начала медленно надуваться, набирая воздух в легкие, но старший братец быстро остудил ее пыл одним единственным вопросом:

— А зачем вам, ягодки мои, вдруг понадобился подпольный миллионер?

Дружно вытаращившись на Юрку, мы в один голос спросили:

— Какой?

— Убиенный…

— А-а-а?

В потрепанной записной книжке престарелой пенсионерки — телефон подпольного и, если я не ослышалась, убиенного миллионера? Но Юрочка не иначе как решил нас окончательно добить, поэтому прибавил:

— А ювелир вам на кой ляд?

Тайка молчала и выглядела совершенно пришибленной. Думаю, я смотрелась не намного лучше. Известие, согласитесь, неожиданное, но главный вопрос — что сказать Юрке? Несмотря на демократию и другие родственные чувства, он вполне был способен вправить младшей сестре мозги на место, да так, чтобы они находились там достаточно долго. У меня с Юркой, конечно, совсем другие отношения, но выяснять его мнение о происходящем мне почему-то тоже не хотелось.

«Вот, — мысленно зашипела я, испытывая где-то в глубине души что-то вроде морального удовлетворения, — я говорила! Я предупреждала! А он, судя по выражению физиономии, еще не все козыри из рукава вынул…» Я оказалась права.

— Четыре месяца назад в своем загородном доме… — начал Юрка, словно читал лекцию, — был убит известный предприниматель, коллекционер и прочая Пекунько Захар Петрович. Пятидесяти восьми лет от роду. В доме Пекунько находился один, и однажды темной ночью был задушен самым банальным образом. Дом был ограблен, в нем много чего интересного было, поскольку коллекционировал Пекунько не спичечные этикетки, а антиквариат. Что еще можно добавить? Ах, да! Дело имело большой общественный резонанс, поэтому вел его наш отдел, и я в том числе. Преступники найдены не были. Должен вам сказать, что такие преступления совершают вовсе не для того, чтобы попадаться… Дело явно заказное, вероятнее всего, для коллекционера работали. Ты что, Таисия, не помнишь этого дела? Да все газеты писали, тебе-то стыдно такое не помнить!

Если Тайке и было стыдно, она весьма удачно это скрыла. Пока я судорожно ворочала извилинами, тщетно пытаясь придумать, как усыпить все возрастающую подозрительность бывшего одноклассника, она вдруг поджала губы и небрежно тряхнула кистью:

— Твой убиенный Пекунько нам вовсе без надобности. Кто там еще? Шверг и Конь?

Я насторожилась, одновременно пытаясь придать лицу безразличное выражение и сообразить, куда клонит подружка.

— Ладно! Шверг Зиновий Михайлович, москвич, восьмидесяти пяти лет, проживает по адресу: Большая Грузинская… По профессии ювелир, последние годы официально нигде не работает, однако в своей среде, несмотря на далеко не юный возраст, пользуется непререкаемым авторитетом. Занимается только изделиями хай-класса… Я ясно выразился? Так вот… Попасть к нему можно лишь через доверенных лиц и только по рекомендации… Это вам тоже неинтересно?

Тайка небрежно дернула плечами и, с шумом отхлебнув чаю, проронила:

— Думаю, нет… Дальше, пожалуйста.

— Конь Зинаида Игнатьевна, москвичка, пенсионерка. Проживала на улице Паршина, в возрасте девяноста двух лет скончалась в декабре прошлого года…

Брат не закончил еще свое повествование, а Тайкины губы вдруг скривились, словно она раскусила кислую конфету, глаза увлажнились, и из груди вырвался тяжкий стон. Не успев сориентироваться, отчего же последнее известие произвело на Мегрэнь столь сокрушительное впечатление, я на всякий случай тоже загрустила, опустив глазки вниз.

Юрка умолк, в задумчивости прикусив нижнюю губу и взирая на нас с некоторым скептицизмом. Я подавленно вздыхала, качая головой и с нетерпением ожидая, когда же этой артистке надоест валять дурака. Ей наконец-таки надоело, и она подняла на меня печальные глаза.

— Света, конечно же, это Зинаида Игнатьевна! Как я могла забыть! Понимаешь, Юра. — Тут она переключилась на брата и принялась полоскать ему мозги с таким нахальством, что я даже оторопела. — У Татьяны Антоновны была подруга, и мы хотели рассказать ей о том, что случилось… Но вот как ее звали, у меня из головы совершенно вылетело! Помнила только, что на букву "3 " имя начинается…

Но водить себя за нос Юрка не позволил.

— А откуда ты взяла эти фамилии с инициалами?

Мегрэнь запнулась на мгновение и, поднимаясь с табурета, мимоходом махнула рукой:

— Да валялась у нас бумажка, совершенно случайно… Так, ладно, ребятки, пора! — Она озабоченно глянула на часы. — У меня свидание сегодня, а я еще не готова!

Она вышла в коридор, я встала и, опасаясь, что Юрке взбредет в голову остаться, пошла следом. Оставаться с ним наедине, чтобы расхлебывать Мегрэнин бред, и не могла. К счастью, он проявил чуткость и удалился вместе с сестрой. Захлопнув за ними дверь, я покачала головой:

— Миллионер? Ювелир? Что дальше-то будет?

***

В воскресенье мне удалось прекрасно выспаться, что само по себе было подозрительно: по всем законам жанра меня давно должна была разбудить Мегрэнь с очередной сенсацией. Однако никто не ломился в дверь, телефон тоже молчал, я поскучала и встала с постели. Машинально пережевывая завтрак, я размышляла о том, что мечта моя — хоть раз спокойно провести выходной день — наконец-то сбывалась, но это почему-то не доставляло ожидаемой радости. Факт, что Юркино вчерашнее сообщение оставило подругу равнодушной, беспокоил и настораживал.

Близилось время обеда, когда меня окончательно заела скука. Я пыталась смотреть телевизор, читать, даже вязать, но мысли бродили где-то далеко, и руки никак не соглашались вступать в хоть какое-нибудь взаимодействие с мозгами. В конце концов я скрипнула зубами и взялась за телефон.

Тайка не снимала трубку так долго, что я забеспокоилась. Деваться ей было некуда, она должна быть дома, так нет…

«Она же вчера на свидании была! — вдруг подумала я. — А если не вернулась?» На Мегрэнь это совсем не похоже. Я нахмурила брови, но тут наконец наша девица проявилась: «Алло?»

Я замешкалась с ответом. Голос у подружки был такой, будто она только что проснулась или пьяна в стельку.

— Тайка? — уточнила я.

— Ну? — то ли подтвердили, то ли удивились на том конце провода, и я решила перестраховаться:

— Таисию Алексеевну можно?

— Свет, ты чокнулась, что ли? Это ж я…

Я на всякий случай еще раз глянула на часы и озаботилась:

— Ты, случаем, не заболела?

— Нет, — обреченно вздохнула Тайка и выдала: — Я влюбилась…

Сраженная наповал, я умолкла. Честно говоря, подобного легкомысленного заявления после первого свидания я ну никак не ожидала. Чтобы вот так с ходу впечатлить мою подругу, кавалер непременно должен был совершить нечто из ряда вон выходящее. Например, плюнуть на ботинок постовому милиционеру или, на худой конец, стать лауреатом Нобелевской премии. И то, и другое было практически нереально. Однако, как бы там ни было, я сразу увидела в сложившейся ситуации свой плюс: судя по сильно поглупевшему голосу, Мегрэнь своим кавалером увлечена не на шутку, и, как следствие, вполне естественно, всепоглощающий интерес к потрепанной коричневой папочке у нее малость поугаснет. Я снова обрету покой, жизненное равновесие и наконец съезжу в отпуск за границу, о чем давно мечтаю. Но тут где-то в самом дальнем углу черепной коробки кто-то противным гнусавым голосом поинтересовался: «А оно тебе надо?»

— Что же произошло?

Из трубки долго неслись томные вздохи, потом подруга забулькала:

— Мы сидели в шикарном ресторане… В отдельном уголке… С фонтанчиком… И со свечами… Потом гуляли по набережной… Он читал мне стихи… — Я хмыкнула, а Мегрэнь снова завздыхала и с чувством загундосила: — «А перья страуса, склоненные, в моем колотятся мозгу…»

Я изумилась силе воздействия поэзии на неокрепшую девичью психику. «Волшебная сила искусства», — решила я и вслух согласилась:

— Ты, право, пьяное чудовище…

Видно, Мегрэнь стихи в исполнении кавалера до конца не дослушала, поэтому за «чудовище» обиделась.

— Сама ты… А коньяк хлещешь — иному мужику не угнаться… Короче, я пришла домой в половине шестого утра и хочу спать.

Пожелав подруге приятных сновидений, я дала отбой.

Итак, у нас появилось новое увлекательное занятие, которое, если смотреть трезво, гораздо больше подходит молодой красивой девушке, чем безудержное копание в далеком, к тому же чужом, прошлом.

— Вот и славно! — громко сказала я и с непонятной маетой глянула на карту, лежавшую на краю стола. — Оно и к лучшему…

Я потянулась через стол и ткнула карту указательным пальцем. Она скользнула по гладкой столешнице и неслышно шлепнулась на пол.

***

— Светка! — заверещала телефонная трубка. — Какое сегодня число?

Я ответила:

— А день?

— День всех влюбленных, — ядовито пропела я, глянув на часы. Нормальные люди в это время ужинают, Мегрэнь же явно потягивалась в постельке.

— Всех влюбленных? — засомневалась Тайка. — Так это вроде в феврале?

— У нас круглый год, — порадовала я.

Подруга хрюкнула, показывая, что юмор оценила.

— Тебе, дорогая, не понять. Ты не любила.

Настала моя очередь хрюкнуть. Не то чтобы она была права…

— И каковы ближайшие планы пылких влюбленных?

— Через двадцать минут Игорь должен позвонить… Мы в киношку намылились… — забормотала Мегрэнь голосом, полным томного идиотизма.

Вот оно как! Тут я полюбопытствовала:

— Интересно, а откуда вообще этот Игорь взялся? Я имею в виду там, в парке? Кто он такой и чем занимается?

— Студент, учится… Сказал, что шел от приятеля и услышал наш писк…

— А мы пищали? — усомнилась я. — Что-то я не припомню…

— Пищали, не пищали… Какая разница? Впервые на жизненном пути столкнулись с настоящим мужчиной, а ты, как инспектор детской комнаты милиции… Человек героизм проявить хотел, а у тебя сразу подозрения… Или, по-твоему, интересоваться мной можно только с корыстными намерениями?

— Конечно, нет, — торопливо сказала я, хотя, возможно, мой голос звучал не совсем искренне. — Просто я хотела сказать, что как-то это все… необычно… Браслет в сквере отыскал… Как, интересно? На ощупь или визуально?

Чувствовалось, что мои рассуждения подругу здорово раздражают. Попикировавшись еще минут пять, мы распростились явно недовольные друг другом.

Я прошла на кухню и сунулась в холодильник. На автопилоте выудив кефир, взяла стакан и устроилась на подоконнике. После разговора с Мегрэнью на душе остался какой-то весьма противный осадок. Нельзя сказать, что мы поругались, но и нормальным наш разговор тоже назвать нельзя. Не успел появиться этот самый благородный Игорь, как мы начали ссориться.

«Может, просто ревную? — задумалась я. — То Тайка дня без меня не могла прожить, а теперь, пожалуйста: все выходные с… героем-заступником. Хотя, — я глубоко вздохнула, — закон природы, ничего не поделаешь…»

Машинально оглядывая полный ребятни двор, я вдруг заметила на въезде сияющий красный «Опель». Он бодро подкатил к нашему подъезду, я почему-то встала и отступила за занавеску. Через несколько секунд из «Опеля» нарисовался Игорь. Он встал возле открытой дверцы, повертел немного головой и вдруг помахал мне рукой. Чертыхнувшись, я шагнула назад. Ну вот, теперь они подумают, что я за ними подглядываю… А машинка у этого Игоря очень недурна…

«Интересно, чего это студент при такой машине ночью по скверам пешком таскается?» — усмехнулась я, наблюдая за выпорхнувшей из подъезда Мегрэнью.

Игорь моментально извлек из машины букет роз и преподнес даме. Та тут же сунула в него свой нос, всем своим видом выражая полнейший восторг. Я плюнула и отошла от окна…

Задумчиво разглядывая телефонный аппарат, я барабанила по тумбочке пальцами и вздыхала. Прошло не менее двадцати минут, прежде чем я решилась.

— Так, как же там… — я напрягала память, стараясь вспомнить цифры, — три… нет, кажется, два… сорок два… двенадцать…

Я слушала монотонные длинные гудки, мое сердце вторило им в такт. «Зачем я это делаю?» — успела подумать я, как трубку вдруг сняли.

— Квартира Шверга… Я вас слушаю…

Голос бы весьма приятный, однако женский.

— Здравствуйте… Могу я поговорить с Зиновием Михайловичем?

— Кто его спрашивает?

— Э-э-э… — запнулась я, — мое имя ему ничего не скажет…

Женщина посуровела:

— По какому вопросу?

— По личному…

Тут голос неуловимо изменился, и в нем появилась насмешка:

— Будьте любезны, уточните…

Я чертыхнулась про себя. Действительно, какого лешего я ему звоню?

— Я хотела с ним проконсультироваться, — добавив в голос официоза, солидно отозвалась я, — мне надо поговорить о Георгиевской Татьяне Антоновне…

Мое заявление произвело на даму впечатление. Она запнулась, словно тюкнулась лбом о стену, потом торопливо добавила:

— Пожалуйста, подождите одну минуту…

Некоторое время царила тишина, и вдруг в трубке послышался бодрый мужской голос:

— Шверг у аппарата…

Обладателю этого голоса восемьдесят, если я не путаю, пять лет?

— Зиновий Михайлович?

— Да… Кто говорит?

— Здравствуйте! Мы с вами незнакомы… Но я хотела у вас кое-что узнать… — Я закашлялась, волнуясь невесть отчего. — Вы знакомы с Георгиевской Татьяной Антоновной?

— Что? — тихо переспросил мой собеседник, и я испуганно замерла. Голос на том конце провода буквально задрожал от плохо сдерживаемого гнева. — Георгиевская? Татьяна Антоновна? Да кто ты такая?! Как ты посмела звонить сюда, мерзавка?! Кто позволил тебе?! И не сметь больше! Не сметь! Слышишь, что я тебе говорю? Иначе я достану тебя, и ты будешь проклинать…

Я бросила трубку на рычаг и отпрянула от телефона. Руки тряслись, а сердце молотило так, что меня закачало.

— Ничего себе… — с трудом сглотнув, пробормотала я. — Горячий прием… Остается только молиться, что у этого психа нет определителя номера…

Некоторое время я стояла, не в силах повернуться к телефону спиной. Человек, с которым я только что разговаривала, меня не просто напугал, он напугал меня до полусмерти.

— Чертов старикашка, — бормотала я, пятясь на кухню, — чтоб тебя черти слопали…

Я налила себе воды и наконец перевела дух. Господи, да чего же я испугалась? Ведь ничего особенно страшного он не сказал… Но как сказал… Им двигала настоящая нескрываемая ненависть. Казалось, если что-то моего странного собеседника и печалило, так это то, что он не мог достать до моего горла.

— Плевала я на тебя! — сказала я громко, попытавшись представить невидимого собеседника. Получился огромный лохматый старикан с загребущими руками-граблями. — Капиталист, мироед… Ювелир несчастный…

Стянув с полки первую попавшуюся книжку, я уткнулась в нее носом, стараясь всячески себя убедить, что мне жутко интересно. Однако вскоре пришлось признать, что обмануться подобным образом никак не удается.

— Подумаешь… — пожала я плечами, закинула книжку и стала думать.

Хорошая память — одно из моих многочисленных достоинств. Иной раз и рада забыть, да никак. Несмотря на это, на сей раз мне пришлось кряхтеть никак не меньше получаса, потихоньку выуживая из головы мимолетные обрывки. «В конце концов, — подумала я, — если ошибусь, ничего страшного не случится. А если нет, то хоть любопытство мучить перестанет!»

— Здравствуйте! Могу я поговорить с родственниками Зинаиды Игнатьевны?

На том конце провода молодая женщина растерянно отозвалась: «Э-э-э…», и я торопливо добавила:

— Я знаю, что она скончалась, приношу соболезнования…

Моя новая собеседница реагировала на меня вполне нормально. Я выяснила, что беседую с внучкой Зинаиды Игнатьевны, а зовут ее Лена. Весьма осторожно я произнесла фамилию Татьяны Антоновны; Лена немного задумалась и вспомнила, что у бабушки такая знакомая была, вроде бы они были знакомы долгое время и даже изредка встречались. Встречи Татьяны Антоновны со старинной подругой были для меня неожиданностью. А мне-то казалось, что, кроме Тайкиной бабушки, подруг у нее не было. Однако за последнее время я узнала о Татьяне Антоновне столько нового, что с выводами уже не торопилась.

— Правда, все это было давно, я почти ничего не помню, — сказала Лена, словно извиняясь, — но у нас, кажется, остались фотографии, бабушка как-то справляла юбилей, было очень много народу… По-моему, там и Татьяна Антоновна была…

Известие о ее кончине Лену особенно не впечатлило. Она лишь скорбно вздохнула, и уже было похоже, что она не прочь от меня отвязаться. Но по какой-то неизвестной причине меня понесло.

— А нельзя ли посмотреть фотографии? — выдала вдруг я и сама растерялась. На кой черт мне еще фотографии, от этих не знаешь куда деваться?

— Да, пожалуйста… Если вам надо, можете их забрать…

«Никакого почтения к бабушкиной памяти!» — осуждающе подумала я и спросила:

— Можно подъехать завтра вечером?

***

Выйдя утром из подъезда, я нос к носу столкнулась с нашим геройским участковым. Завидев меня, Ринат, вопреки обыкновению, шарахнулся в сторону, но, сообразив, что спрятаться негде, затравленно кивнул:

— Доброе утро, Светлана Сергеевна…

Пугливость участкового озадачила. По всей видимости, в его сознании я стала ассоциироваться с чем-то вроде бабы с пустыми ведрами или черной кошки, перебегающей дорогу в самом неподходящем месте. Решив не запугивать парня окончательно, я мирно задала пару вопросов о погоде и самочувствии. Ринат расслабился и заулыбался. Однако под конец я все же не стерпела.

— Не мог бы ты для меня кое-что узнать?

Участковый напрягся, но я его быстро успокоила:

— Ничего особенного, так, из чистого любопытства… Владелец красного «Опеля», Игорем зовут… Студент…

— И что?

— Как «что»? Его машина или так, понты одни?

Ринат понимающе кивнул и даже усмехнулся:

— Кавалер, что ли?

— Почти… — Я скромно потупилась и сообщила номер машины. — Ну, я на работу побежала. Пока!

С трудом дождавшись времени обеда, я поднялась из-за стола и пошла к дверям.

— Я сегодня в кафешку… — известила я сослуживцев.

Сидеть на одном месте не хватало терпения. Мне необходимо было хотя бы пройтись. Работа не лезла в голову и, по большому счету, гораздо полезней для общего дела было уйти вовсе. Но совесть не позволяла ежедневно сбегать раньше времени, поэтому я решила немного размяться. Не знаю, чего я ожидала от встречи с внучкой Зинаиды Игнатьевны, но почему-то волновалась.

— Вот дура-то! — сказала я самой себе, устроившись за маленьким столиком летнего кафе.

Проходившая мимо дородная официантка оглянулась и, взглядом смешав меня со стремительно синеющим на ветерке картофельным пюре, вызывающе усмехнулась. Я схватила вилку и торопливо склонилась к тарелке, демонстрируя безудержное желание съесть все без остатка. Официантка усмехнулась еще раз, расправила плечи и удалилась.

— Следи за своим дурным языком, дорогая, — шепотом посоветовала я себе, — и оставь привычку размышлять вслух!

Когда я вернулась в контору, секретарша сообщила, что мне звонили.

— Вот, — она протянула бумажку, — Таисия Алексеевна Лапкина. Просила перезвонить.

Я кивнула, забрала записку и усмехнулась. Тоже мне — Таисия Алексеевна! Мегрэнь сопливая… Нет, не буду перезванивать. Надо — сама еще раз позвонит.

Никогда еще я не ждала окончания рабочего дня с таким нетерпением. Прикинув время, которое займет дорога, я решила, что торопиться некуда, до назначенного срока еще полно времени. Но сегодня мои ноги действовали автономно от остального организма, поэтому до метро я добралась за считанные минуты. Разыскав улицу Паршина, нашла нужный дом и взглянула на часы. Еще сорок минут…

— Да бог с ними, с минутами, — махнула я рукой, — я же не на королевский прием…

Через тридцать секунд я уже давила на кнопку звонка двери номер одиннадцать. Дверь открыла полная женщина в пестром халате.

— Вам кого? — она склонила голову набок, а я по голосу поняла, что передо мной внучка Зинаиды Игнатьевны Лена. — Проходите. Честно говоря, я вас немного другой представляла… Я бабушкины фотографии вытащила, но вас чуть позже ждала и разобрать их еще не успела…

— Ничего, — мило улыбнулась я, следуя за хозяйкой, — Елена…

— Можно просто Лена.

Вскоре мы сидели на широком полосатом диване, обложившись фотографиями. Как видно, Зинаида Игнатьевна была большой любительницей фотографироваться — снимков было столько, что вполне бы хватило оклеить ими квартиру, как обоями. Лена подробно и с охотой комментировала каждую карточку. Примерно через час я начала чувствовать себя если не членом этой семьи, то близкой родственницей. Вяло моргая на очередной семейный портрет, я размышляла, зачем все-таки моя глупость меня сюда привела. Тут Лена бодро воскликнула:

— Вот она, кажется!

Я взяла протянутую фотографию. На ней действительно была Татьяна Антоновна в обнимку с Зинаидой Игнатьевной, и обеим — лет по тридцать. Я покрутила снимок, но даты не нашла.

— А где они познакомились?

Лена качнула головой:

— Не знаю… Но очень давно. То ли учились вместе… Бабушка ведь дворянского происхождения, Татьяна Антоновна тоже. Правда, они это очень долго скрывали, раньше бы за такое по головке не погладили… Может быть, на этой почве где-то сошлись?

Она посмотрела на меня вопросительно, я пожала плечами. Мне-то откуда знать? Хорошо еще, что эта Лена не расспрашивает, для чего мне все это нужно… Я бы долго думала, что ответить.

— Знаете, Света, я припоминаю, бабушка рассказывала, что у Татьяны Антоновны отца расстреляли…

— Как это? — не поняла я. — Кто?

— Ну, большевики, наверное… В тридцать девятом, что ли…

— За что?

— Хороший вопрос! — захохотала Лена. — Я не уверена, что рассказываю вам именно о Татьяне Антоновне, а уж за что…

Мы продолжали перебирать снимки, теперь Татьяна Антоновна попадала в кадр достаточно часто. Вот совсем молодая, а здесь постарше…

— А еще, — вспомнила вдруг хозяйка, качнув указательным пальцем, — у нее была сестра… Так вот ее убили… или сама померла…

— А муж?

— Вроде не было… Она ведь так и осталась Георгиевской. Очень старинный дворянский род… У них имение было огромное…

— А вот это кто? — ткнула я пальцем. — Этот мужчина на нескольких снимках. Везде на втором плане, позади Татьяны Антоновны.

— Знакомый, наверное. — Лена честно старалась мне помочь, но бабушкиными знакомыми она явно никогда не интересовалась. — Давно это было, я не помню…

Наконец распрощалась с любезной внучкой Зинаиды Игнатьевны. Лена позволила забрать пару снимков, думаю, она отдала бы их все, но я сразу намекнула, что этого она не дождется.

***

— Светка, корова, я ведь просила тебя перезвонить!

Я с трудом оторвала тяжелую голову от подушки и невидящим взором уставилась на часы. Половина первого…

— Ты это… офонарела совсем? Ночь на дворе…

— Я же волнуюсь, куда ты пропала! На работу звоню, домой звоню… А тебя нет… Надо же нам поболтать…

— С Игорем своим болтай, — разозлилась я, — а я спать хочу…

Подруга протяжно хрюкнула.

— Светик… ты чего?

— Ничего… Спокойной ночи…

Я дала отбой и выругалась. Что она вообще себе позволяет?

Однако самый большой сюрприз ожидал меня рано утром. Не успела я шагнуть за порог родной квартиры, как наткнулась на расплывшуюся в таинственной улыбке подругу, сидящую на ступеньке. Я вытаращила глаза и остановилась. Тайка прижала указательный палец к губам и тоже многозначительно вытаращилась. Мне захотелось скончаться. Пугливо оглядевшись по сторонам, я открыла рот, но Мегрэнь весьма недвусмысленно показала кулак. Потом схватила мою сумку и принялась шарить по ней руками, словно чокнутая. Не дай бог такое еще раз увидеть… Наконец Тайка оставила в покое сумку и принялась шарить по моему плащу. Я сделала слабую попытку отстраниться, но она крепко ухватила меня за плечо и уставилась на воротник.

— Ладно, все в порядке, — вдруг заявила она, отступая, — чисто…

— И без тебя известно, — сердито сказала я, — только-только из химчистки…

— Балда, — оборвала она, — я не пятна искала, а «жуков».

«Час от часу не легче, — испугалась я. — Сначала жуки, потом крокодильчики…»

— И не таращься на меня, как на дуру. Ведь оставила вчера секретарше записку, чтобы ты с работы перезвонила…

Или с Тайкой совсем нехорошо, или я что-то пропустила.

— Что все это значит? Говори скорее, я на работу опаздываю…

— Знаешь, Светик, ты в контору звякни, скажи, что малость задержишься… Правда, поговорить надо.

Я на мгновение задумалась, потом шагнула к двери:

— Ладно, сейчас…

— Э-э-э… нет… Не из квартиры. Из автомата.

Телефон-автомат находился на противоположной стороне улицы, поэтому звонок много времени не отнял.

— И посидеть-то негде, — недовольно забурчала Мегрэнь, Окидывая взглядом улицу, — все еще закрыто. Ну да ладно, посидим на лавочке.

Мы устроились на скамейке. Восторга от происходящего я не испытывала — ветер, к тому же прохладно.

— Ваш выход… — объявила я и выразительно посмотрела на Тайку. Если это очередная глупость…

— Понимаешь, Светка, нельзя из дома по телефону разговаривать… Юрка, гад, «жуков» понатыкал…

— Чего? — изумилась я и едва не упала со скамейки. — Ничего не понимаю…

Мегрэнь коротко рассмеялась:

— Я не намного больше. Все началось с этих фамилий… Сначала он про них забыл. Я даже думаю, он меня и не слушал, когда я первый раз с ним разговаривала. Не мог же он забыть фамилию этого Пекунько, которого в загородном доме кокнули! Когда ты мне в субботу сказала, что он у тебя, я удивилась. Сорока минут не прошло, а он уже прилетел. Сначала я подумала: ну, может, тебя хотел повидать, мало ли… Но когда ты пошла переодевать свой задрипанный халат, он набросился на меня, словно псих. «Что случилось? Почему? Откуда известно? Что вы затеяли?» Пристал — спасу нет! Я, конечно, в полную отказку: ты, мол, о чем, братик? А он мне: «Если ты мне мозги пудришь, я тебе ноги повыдергаю… И подружке твоей любимой… И не дай бог, я узнаю…» И все в таком духе. Но заметь — обо всех троих все рассказал. Зачем, спрашивается? За выражением наших физиономий следил. Это я сразу сообразила. Когда мы от тебя вышли, он, бедолага, пить захотел. Поднимемся, говорит, дашь мне водички… Ну, думаю, как есть хорькует. Он ушел, я всю квартиру облазила. Так и есть: торчит «жучок» за тумбочкой…

Я долго молчала, потому как не могла сообразить, что спросить. Все, что говорила Тайка, здорово походило на бред. Юрка мне поставил «жучков»? Он на это способен? Если так, то не зря я ему по пальцу звезданула…

— А он не мог просто спросить: «Зачем это вам и откуда?»

— Так он спрашивал, — пожала плечами Тайка, — а мы ответили? Юрка не дурак, знал, что не скажем. Так что ехал он к тебе уже с «жуками» в кармане. Видно, уж очень ему интересно было, в чем тут дело. Заметь: в полчаса обернулся, вот оперативность!

— А как ты догадалась, что это «жучок», когда увидела?

Мегрэнь пренебрежительно фыркнула и посмотрела на меня сверху вниз.

— Светлана Сергеевна, иной раз вы меня убиваете…

Мы посидели еще немножечко, бездумно разглядывая проносящихся мимо прохожих, помолчали. У обеих на языке вертелся один вопрос, но начинать никто не хотел. Первой не вытерпела я. Мне все-таки на службу надо.

— И что теперь будем делать?

Мегрэнь схитрила:

— Ты про что?

— Про все… Хотя у тебя, как я вижу, сейчас другие интересы возникли…

Мегрэнь оживилась и оскалилась во весь рот:

— Купилась, да?

— В смысле? — удивилась я.

Она удовлетворенно продолжила:

— Ты купилась, значит, и он тоже…

— Кто?

— Да Юрка… Он ведь как начал меня в субботу прессовать, надо, думаю, отвлекающий маневр произвести…

Я недоверчиво хмыкнула:

— А как же перья страуса?

— Склоненные?

— Ну да… Не колотятся больше?

— He-а… — небрежно махнув рукой, Тайка сморщила нос. — Он сноб. Да и про браслет наврал. Не мой браслет. Похож, но не мой… Я свой порвала однажды, так мне его криво спаяли. А этот новый.

Она вытянула перед собой руку и потрясла браслетом.

— Зачем же ты чужой взяла?

— А может, я близорукая? Предложил человек, хотел девушке приятное сделать… Чего не взять?

Что ни говори, резон в этом был.

— И вот еще что, Светик… — Тут Тайка задумалась и долго разглядывала бомжа, уютно расположившегося на скамейке напротив. — Инка Куклина из нашей группы замуж собралась…

— Опять? — всплеснула я руками.

Мегрэнь хихикнула и кивнула:

— Хотела с женихом в порядке более тесного знакомства в дом отдыха съездить на десять дней. Здесь недалеко, двести километров. А жениха в командировку услали… Можно съездить, шикарный, говорят, дом отдыха. Путевка на двоих… Горящая, считай даром.

Объяснялась подружка как-то подозрительно долго и лениво. Я подвох чуяла, но в суть не въезжала.

— Дом отдыха «Богородское»… — добавила она голосом смертельно уставшего человека и посмотрела вверх.

Я нахмурилась, роясь в памяти:

— «Богородское»… Это что?

— Это судьба… — пояснила Мегрэнь и вздохнула.

В родную контору сегодня я все же попала. Правда, ближе к обеду и только для того, чтобы сообщить руководству о твердом намерении взять отпуск на две недели. Руководство смотрело жалобно и моргало, строя предположения о том, что в мое отсутствие непременно случится аврал с фатальным исходом. Контора безвременно зачахнет, а весь груз тяжкой ответственности ляжет на мои плечи. И беспощадная совесть будет терзать меня до самой глубокой старости. Не моргнув глазом, я бодро уверила руководство, что со своей совестью уж как-нибудь договорюсь. Поняв всю безосновательность своих претензий, руководство вздохнуло и отмусолило мои законные отпускные.

Мегрэнь ждала меня в соседнем сквере.

— Ну как?

— Порядок! — ответила я и помахала конвертом с деньгами. — Хоть на север, хоть на юг, хоть в Африку…

Подруга удовлетворенно кивнула. Спрашивать, как она сама в своем институте решила проблему поездки, я не стала. Зачем себе нервы портить?

— Хотелось бы посмотреть фотографии, — сказала Мегрэнь, — только помни: в квартире об этом ни слова!

Я уже успела рассказать ей о результатах звонков, сделанных накануне, и теперь подругу терзало неуемное любопытство.

— Может, у меня и нет ничего. Как-то мне не очень верится, что у Юрки хватило совести мне «жучка» засунуть. На меня он никакого права не имеет. Я на него в суд могу подать…

— На меня у него тоже прав нет, совершеннолетняя. Но только, чтобы он от нас сам отцепился, нужно вида не подавать и болтать о всяких глупостях. Поверь, самый лучший вариант — отвязаться от него по-хорошему…

Я согласно кивнула.

— Только как я теперь буду по телефону разговаривать, ума не приложу. Если знаешь, что тебя кто-то слышит…

— Вот-вот! — Тайка строго качнула указательным пальцем. — Возьми себя в руки и будь естественна.

— Хорошо тебе говорить, — пробурчала я, — ты у нас артистка хоть куда…

Мегрэнь засветилась и скромно потупилась.

Мы заскочили по дороге в магазин, купили продуктов и, по случаю начала нежданного отпуска, прихватили бутылочку «Кампари». Путевка была с завтрашнего числа, поэтому следовало все сделать оперативно: и отметить, и собраться.

Несмотря на то, что мы твердо решили вести себя серьезно и естественно, входя в квартиру, обе вовсю корчили рожи и подпихивали друг друга под бока. После чего одновременно показали кулаки и покрутили у висков пальцами. Излишне говорить, что уже через несколько секунд, вытаращив глаза, мы молча давились смехом. Если в данную минуту кто-то квартиру прослушивал, то он, несомненно, решил, что нас зверски душат. Наконец Мегрэнь решила сумничать. Она прокашлялась и начала:

— Ах, как хорошо, что завтра мы поедем…

Прозвучало невыносимо фальшиво, и Тайка быстро заткнулась, а я от смеха села на пол. Что ни говори, а шпионские игры оказались занятием не из легких. Но деваться было некуда, и я сумела с собой справиться.

— Тайка, а ты Игорю про поездку рассказала?

Тут Мегрэнь растерянно захлопала ресницами, и я поняла, что о предмете своей африканской страсти она чуток подзабыла.

— Э-э… О-о-о… Так я как раз и собиралась… — Она и в самом деле подошла к столу, где стоял телефон. Однако, вместо того чтобы снять трубку, принялась шарить руками под столешницей, одновременно весьма озабоченно бормоча: — Куда же делась моя записная книжка? Здесь нет… Может, в кармане… Надо же, где-то оставила… — Тут она оглянулась и меня поманила. Я приблизилась, она ткнула пальцем в ножку, и, приглядевшись, я увидела там маленький черненький шлепочек. Ну, Юрик, ты покойник… — Я на память его телефон не помню… Ну да ладно, позвоню попозже из дома… Или завтра утром.

Мы распрямились и выразительно покивали друг другу. Вот какие бывают родственники и друзья детства!

— Моем руки, потом банкет, потом собираться! — скомандовала Тайка.

В ванной, включив воду на полную, она склонилась к моему уху:

— Я, конечно, могу и ошибаться, но эта штуковина, кажется, работает в пределах комнаты, не больше. Но вот есть ли они еще где-нибудь…

Мегрэнь подняла плечи и развела руками. Делать было нечего. Тратить оставшееся время на поиски возможной прослушки не хотелось. Электричка утром, в восемь пятнадцать, успеть бы… Следующая только после обеда, а с чего бы нам терять целый день отдыха?

Я положила перед Тайкой две фотографии. Одна из них была сделана лет сорок назад — Татьяна Антоновна на ней была молода, белозуба и улыбчива. Элегантное платье, талия-рюмочка и тонкие гипюровые перчатки… Вторая фотография сделана гораздо позже, на ней был запечатлен тот самый юбилейный вечер, о котором рассказывала внучка Зинаиды Игнатьевны. Снимки разноплановые, фотография с банкета групповая, но и на той, и на другой Татьяна Антоновна, а чуть позади — один и тот же высокий мужчина. Ни на одном из снимков он не смотрел в объектив, но это и не было нужно. В плотно сжатых губах и резко очерченной линии подбородка угадывались твердый характер, сила воли и, вероятно, жестокость. Время словно обошло этого человека стороной, на втором снимке он мало изменился, хотя разница между фотографиями была не менее двадцати лет.

— Интересный экземпляр… — забормотала Мегрэнь, с увлечением звякая ложкой о стенки чашки. — Просто приятно посмотреть…

Я подождала еще полминуты и выдернула ложку из ее пальцев.

— Пока ты чашку не расколотила, угомонись. Пей, все уже остыло.

Подруга покивала, но взгляд ее был отсутствующим, и мне почему-то показалось, что сейчас Тайка назовет имя мужчины. Но она спросила:

— И кто это?

Я пожала плечами. Тайка подняла фотографию и посмотрела на просвет, словно пытаясь разглядеть загадочного гражданина насквозь.

— Может, родственник?

Я снова пожала плечами:

— Никогда о них не слышала…

Разговаривать приходилось недомолвками и намеками, в результате мероприятие по празднованию начала отпуска вышло скомканным, повздыхав друг на друга, мы решили заняться сборами. Все-таки мы молодые интересные дамы, а в доме отдыха предполагалось наличие дискотеки.

Не успела за подругой захлопнуться дверь, как зазвонил телефон.

— Здравствуй, Светик! — сладко пропела трубка Юркиным голосом, а я сжалась и озлобилась. Но, памятуя строжайшие Тайкины наставления, вздохнула полной грудью и ласково мурлыкнула:

— Здравствуй, Юрочка…

Юрка обалдел, да и я тоже. Малость пережала.

Нам обоим понадобилось время, чтобы собраться с мыслями.

— Как дела, Светик?.. Чем занимаешься? Я догадалась, что Юрка решил попробовать продолжить в том же духе.

— Чего звонишь? — быстро расставила я точки над «i».

Одноклассник погрустнел и вроде даже обиделся.

— Просто хотел узнать, как поживаешь…

— Ага, — не удержалась я, — заботишься, значит?

На языке ещемного чего вертелось, потому что «Кампари» с соком оно, конечно, не водка, но расслабленному организму, да еще в обстановке строгой секретности…

— Просто хотел…

— Никак на свидание пригласить собрался? — развеселилась я. — Что-то больно робко…

— Собрался, — вдруг нахально заявил он, а я прямо ахнула.

Вот змей подколодный, наслушался про завтрашний отъезд, подождал, пока сестра уйдет, теперь на вшивость проверяет… Ну ладно…

— И куда ты меня пригласишь?

Юрка с дыхания сбился, поскольку этого, конечно, не ожидал.

— А-а-а…

— Что, передумал?

— Нет, нет. У меня одна знакомая есть…

— Хорошо начал, — не утерпела я.

— Не в том смысле… У нее художественная галерея, завтра новая выставка открывается… Она приглашала… Сходим?

«Оригинально наш мент работает», — покачала я головой и вздохнула:

— Во сколько?

— Я за тобой в пять заеду, — выдохнул кавалер, однако в голосе было столько растерянности, что я его едва не пожалела. Но, вспомнив о «жучке» под столом, опомнилась.

— Ладно.

— А ты… точно… пойдешь? — не унимался Юрка, я даже разозлилась.

Торопливо прикрыв трубку рукой, в сердцах выругалась в сторону, однако тут же сообразила, что закрывать трубку совершенно излишне: он меня и так хорошо слышит. Чертыхнувшись уже про себя, я отрезала:

— Да… Пока, Юра!

И трубку бросила. Никакой совести у людей!

***

На серый растрескавшийся асфальт платформы робко шлепнулась первая дождевая капля. Я зябко поежилась, уныло оглядывая огромную пеструю толпу.

— Ты зонт взяла?

— Не-а, — отозвалась Тайка, — я думала, ты возьмешь.

— Думала, думала… — зашипела я, раздраженно поправляя на плече ремень сумки, беспрестанно сбиваемой снующими пассажирами. — Вечно ты все на меня сваливаешь…

Мегрэнь скорчила рожу, но вступить в перепалку не решилась. Все вокруг было мерзким: и серое хмурое утро, и ветер, и голосящая толпа, и электричка, опаздывающая уже на три минуты.

Наконец мы устроились на жесткой замызганной лавке. Тайка пристроила вещи на полку и села, нахохлившись, словно мокрый воробей, и вперив несчастный взгляд в окно. Я тоже молчала, настроение было гадкое, и почему-то здорово хотелось всплакнуть. Вскоре большинство пассажиров задремало, незаметно для себя я тоже принялась клевать носом и в итоге заснула.

Я проснулась от толчка. За окном электрички вовсю сияло солнышко, а возле нашей скамейки стоял молодой симпатичный парень и смотрел на меня с сочувствием. Мегрэнь спала, уткнувшись лбом в немытое стекло, раскачиваясь в такт вагонному перестуку.

— У вас сумка с колен упала… — ласково сказал парень и посмотрел на меня так, как смотрят доктора на больных, которым недолго осталось. — Рядом парень сидел, он на остановке встал и вышел… А сумка упала…

«Сейчас скажет, что перед тем, как уйти, парень вытащил из нее кошелек…» — подумала я, молча таращась на незнакомца.

Тут он наклонился и поднял сумку с пола.

— Вот…

И сунул мне ее прямо в руки.

— Спасибо, — наконец кивнула я, ожидая, когда же он скажет про кошелек. Но он ничего не сказал, только кивнул и пошел к выходу. — А какая сейчас станция?

Парень оглянулся и ответил.

— Мегрэнь! — взревела я не хуже пароходной сирены. — Нам выходить!

Та моментально вскочила. Схватив в охапку вещи, мы дружно ринулись к дверям. Глянув краем глаза в окошко, я успела отметить, что электричка уже стоит у платформы, а возле дверей перетаптываются готовящиеся войти пассажиры. Выскочив в тамбур, мы бросились в распахнутые двери, едва не зашибив сумками выходившего молодого человека. Но он оказался молодцом, помахав немного руками, сумел удержать равновесие и остался на ногах.

Станция была маленькая и обшарпанная. Поставив вещи на землю, Мегрэнь деловито огляделась:

— А где автобусная остановка?

— Вон там! — махнул молодой человек и на всякий случай отступил подальше. — Через мост и налево.

Мы поблагодарили его, подхватили багаж и направились в указанном направлении.

— Какой автобус?

Мегрэнь извлекла из кармана какие-то клочки бумаги и зашлепала губами:

— Маршрут номер пятнадцать… Должен быть через пять минут…

Однако автобус не заставил себя ждать. Уже через минуту мы влезли в старенький желтый «лиазик» и устроились на переднем сиденье. Автобус отправился не сразу, поджидая замешкавшихся пассажиров, поэтому Тайка, бросив вещи, полезла к водителю:

— А до «Богородского» сколько ехать?

— До «Богородского»? Минут тридцать…

Воровато оглянувшись на меня, Мегрэнь придвинулась к водителю ближе. Но слух у меня в порядке, поэтому, как она ни старалась, я все равно услышала:

— А Октябрьский далеко?

— Октябрьский? Не-е… От станции часа не будет…

Тут Мегрэнь слабо задрожала и сделала стойку:

— А вы, случайно, не знаете… Октябрьский раньше назывался Вельяминово?

— Вельяминово? Да вроде бы… — Тут водитель вдруг сделался очень серьезным, повернулся, окинул взглядом салон и объявил: — Граждане, автобус отправляется!

Поняв, что аудиенция окончена, Тайка уселась рядом со мной. Автобус весело фыркнул, и мы покатили по утрамбованной грунтовке. За окошками быстро промелькнули деревянные домишки, потом пошли желтеющие поля да редкие перелески.

— Ля-ля, ля-ля, пора… Очей очарованье… — брякнула Мегрэнь, не в силах справиться с накатившим приступом поэзии. — Забыла, как там… Здорово, да, Светка? Багряные леса, и все такое…

— До багряных еще малость потерпеть надо, — усмехнулась я, прекрасно понимая, отчего Мегрэнь старается мне зубы заговорить. — Ты папку-то с собой взяла?

— Какую папку?

— Не идиотничай.

— Ну, взяла… На всякий случай… Мало ли что.

Я кивнула и стала смотреть в окно. Кто бы в этом сомневался…

Пейзаж за окном все время менялся. Сначала тянулись поля, потом начался сплошной лес, встающий стеной от самой обочины. И вдруг мы снова выехали на открытую местность, среди живописных холмов блеснула извилистая речка.

— Ой, красота! — пискнула Мегрэнь. — Хорошо бы там речка была рядом…

Спорить было трудно, да и не с чем — представшая взору картина легко дала бы сто очков вперед любому заморскому тропическому пейзажу. Мегрэнь взволнованно заерзала на сиденье, но вспомнить сообразных случаю поэтических строк не смогла, поэтому закряхтела, клацнула с досады зубами и загрустила. Однако, несмотря на поэтическое фиаско, сегодня явно был счастливый Тайкин день. Ее радужные мечты сбывались: обогнув вновь начавшийся лесной массив, мы переехали через мост, и минут через пять автобус остановился.

— Кому санаторий «Богородское»… — то ли спросил, то ли объявил водитель.

Мы с Тайкой дружно подпрыгнули, схватили сумки и двинули к выходу.

Вывалившись из автобуса на асфальт остановки, я оглянулась и удивленно ойкнула. Вслед за нами вышел тот самый молодой парень, что поднял в электричке мою сумку. Наверное, он сидел сзади, потому мы его и не заметили. Встретившись глазами, мы друг другу улыбнулись, улыбка у парня была очень приятная, и это обстоятельство не ускользнуло от бдительного Тайкиного ока.

— Хватит лыбиться, — неодобрительно буркнула она мне, перекидывая через плечо ремень объемного спортивного баула. — Давай бери вещи и соображай, куда топать. Что-то, кроме глухого леса, на глаза ничего не попадается… Может, водитель прикололся?

Тут вмешался молодой человек:

— Не волнуйтесь… Если вы в дом отдыха, тогда все правильно. За остановкой тропа, минут пятнадцать — и вы на месте…

— Сколько? — ужаснулась Мегрэнь. — Топать пятнадцать минут по лесу с вещами на горбу?

— Да ладно тебе, подумаешь, прогуляемся пешочком по свежему воздуху. А вы здесь уже бывали? — поинтересовалась я у парня, и он кивнул. — Ну и как здесь?

— Отлично! — Попутчик улыбнулся самым милым образом. — Вам понравится. Давайте я помогу…

С этими словами симпатяга подхватил за ремень мою сумку с вещами. В Тайкиных глазах четко высветился совершенно определенный вопрос, и парень торопливо сказал:

— Позвольте вашу тоже…

Подружкины глаза помягчели, она вдохнула полной грудью свежего лесного воздуха и изрекла:

— Природа… мать наша…

Несмотря на три весьма объемные сумки, скорость передвижения по лесной местности была у молодого человека довольно высока. Сзади раздавалось Тайкино пыхтение, я поднатужилась, максимально приблизилась к парню и, задыхаясь, спросила:

— А как вас зовут?

Он резко сбавил скорость и обернулся:

— Ах да! Простите, представиться я забыл… Владимир!

— Света… Очень приятно…

Тут как раз подоспела Мегрэнь:

— Таисия… Володя, не могли бы вы идти помедленнее? Переизбыток кислорода отрицательно влияет на мой зашлакованный организм… В перспективе головокружения и обмороки…

Володя проявил понимание. Тропа оказалась достаточно широка, и мы, не торопясь, пошли рядом, по очереди приставая к услужливому попутчику с расспросами о предстоящем отдыхе.

***

Мегрэнь пульнула вещи в угол, раскинула руки в стороны и закружилась в вальсе.

— Ну, отпад! — Она добралась до огромной кровати и с размаху плюхнулась на атласное покрывало. — Вот это я понимаю… Вот это номерок!

— Да, — кивнула я, — номер неслабый. У твоей Инки жених, случайно, не миллионер?

— Похоже… И где только люди таких находят?

— Вот в таких местах и находят. Кстати, номер двухместный, а почему кровать одна?

— Одна, зато какая! Подумаешь, в гостиной диван есть…

— Вот ты на нем и будешь спать! — Я сбросила кроссовки и со счастливым стоном завалилась рядом с Тайкой. — Господи, как у меня все болит…

Мы немного полежали, разбросавшись, словно морские звезды, потом я открыла глаза, глянула на потолок и задумчиво спросила:

— Интересно, а зачем на потолке зеркало?

Мегрэнь зашевелилась, сморщила нос и хмыкнула:

— И правда…

Потом вдруг подскочила и села на коленки:

— Слушай, Светка, да ведь это номер для новобрачных! И кровать одна, и все такое… А я-то думала, чего это баба-администраторша на меня так странно смотрела… Ну, Инка, ну удружила…

По всему выходило, что подружка права. С одной стороны, ситуация, конечно, пикантная, а с другой… Да плевать на всех! Путевки достались за сущие копейки, чего теперь привередничать?

— Инка могла и не знать про номер. Заказывал-то наверняка жених. Может, он ей сюрприз хотел сделать.

— Хотел ей, а преподнес нам… — забубнила Мегрэнь, однако вскоре встала и пошла осматривать номер.

А я повалялась еще немного и посмотрела на часы.

— Эй, Мегрэнь, пошли, обед скоро! Оглядимся пока…

Мы спустились вниз. Пухленькая брюнеточка, восседающая возле позолоченной таблички с надписью «Администрация дома отдыха санаторного типа «Богородское», приветливо замахала ресницами и с улыбкой протянула нам пластиковую карточку.

— Меня зовут Соня. Ресторан расположен в соседнем корпусе… Этот талон передадите официантке, у вас все уже заказано… Приятного отдыха…

Выслушав готовую треснуть от избытка благожелательности служащую, мы вышли на свежий воздух.

— Ее уже хоронить пора, а она все Соня… Видела, как они тут все на нас таращатся? — недовольно насупилась Тайка, вертя в пальцах талон на питание. — Ой, жду подвоха, ой, жду… Ну, Инка…

Поскольку торопиться к обеду к точно назначенному времени нужды не было, мы решили немного прогуляться. И очень быстро сообразили, что попали в весьма респектабельное место. Из всех тутошних отдыхающих мы были, вероятно, единственные, кто приехал на электричке. На асфальтовой стоянке возле ворот стояла, по меньшей мере, сотня машин, и «Жигулей» среди них почти не было. Приехавший с нами Володя в расчет не шел, поскольку оказался двоюродным братом шофера, привозящего для ресторана продукты, и проживал здесь как бы на нелегальном положении.

— Ладно, по крайней мере, питание у нас оплачено, — сказала я, разыскав на доске объявлений перечень дополнительных платных услуг. — А без точечного массажа мы вполне обойдемся.

— Не хватит денег, — окидывая завистливым взглядом вылизанные дорожки, ухоженные клумбы и сияющие чистотой аккуратные домики, забурчала Мегрэнь, — устроимся по знакомству продукты с машины разгружать. Авось на обратный билет и наскребем…

Мы побродили немного, с наслаждением вдыхая свежий воздух с бодрящим терпким запахом сосны. Территория оказалась весьма обширной. Она была обнесена аккуратненьким ровным заборчиком, заботливо укрытым от посторонних глаз разлапистым кустарником. Здания по архитектуре напоминали сталинскую застройку, но содержались в таком образцовом порядке, словно недавно были капитально отремонтированы. От ворот вела широкая березовая аллея, вносящая в мятущуюся городскую душу долгожданный покой и умиротворение. Заканчивалась аллея как раз возле нашего корпуса. Он был четырехэтажным и носил название главного. Напротив располагался двухэтажный восьмой корпус, на первом этаже здесь был ресторан, на втором, судя по красочным объявлениям, по вечерам работала дискотека. Это удовольствие предлагалось бесплатно, как бы в нагрузку, и мы с Тайкой решили непременно вечером размяться. Между корпусами был разбит огромный цветник, формой чем-то напоминающий сумасшедшего спрута, меж щупалец которого в изобилии располагались солидные дубовые скамьи. Побродив еще немного в соснах, мы наткнулись на сияющий огромными стеклами спорткомплекс. Между всего этого богатства по территории были разбросаны милые одноэтажные коттеджи с деревянными верандами. Мы насчитали их около сорока и, прикинув, пришли к выводу, что отдыхающих здесь должно быть как сельдей в бочке. Но, как ни странно, пока мы гуляли, практически никого не встретили. Где скрывались обладатели шикарных лимузинов, припаркованных на стоянке возле ворот, оставалось неизвестным.

Однако самая интересная находка ждала нас позже. Что-то ослепительно блеснуло на солнце меж стройных сосновых стволов, Мегрэнь навострилась и радостно взвизгнула:

— Светка, вода!

Она рванула вперед, будто кобыла на водопой, я бросилась следом, потому как сразу не сообразила, что привело подругу в подобное возбуждение. Дружно вылетев из-за деревьев, мы остановились. Перед нами сладко чмокала о песок прибрежная волна, на берегу сиротливо торчали пустые крашеные скамейки, а возле небольшого деревянного пирса плавно покачивались голубые прогулочные лодочки. Слева, в конце пляжа, на длинных стеллажах стояли вытащенные из воды водные велосипеды, за ними темнел большой деревянный сарай с огромными белыми буквами: «Прокат».

— Ух ты… — захлебнулась Тайка, — велосипеды…

— Для велосипедов уже холодно, — резонно заметила я, оглядываясь вокруг. — Велосипеды летом…

— Да? — недовольно тряхнула шевелюрой подруга. — А для чего еще не холодно?

— Вот для чего, — кивнула я вправо, — это в любую погоду в самый раз…

Метрах в пятидесяти от пляжа на берегу стояло роскошное двухэтажное здание. На воду глядели две просторные веранды с замысловатыми резными перилами. Огромные буквы растянутой поверху разноцветной мигающей гирлянды складывались в слово «Посейдон». Чуть ниже на толстых золоченых цепях болталась вывеска: «Бар. Казино. Бильярд».

— Ага, — догадалась Мегрэнь, — злачное место…

— Заглянем?

— Гляди-ка! — всплеснула руками подружка и изобразила на лице негодование. — Не успела вкатиться и сразу в бар! Или ты имела в виду казино?

— А чего? — заморгала я. — Я на бильярде хорошо…

— Нечего, — сурово отрезала Мегрэнь, — пошли обедать! Элементы сладкой жизни, звериный оскал капитализма и прочее… Так ты совсем от рук отобьешься, что я брату скажу?

Мы повернули назад. Тайка всю дорогу судорожно шарила по карманам в поисках сгинувшего обеденного талона. Он почему-то оказался у меня. Мегрэнь зыркнула на меня серым волком и с улыбкой передала его встретившей нас в дверях ресторана миловидной женщине с сиреневыми волосами. Заглянув в карточку, женщина удивленно хлопнула на нас глазами и уточнила:

— Сорок седьмой столик? Спецзаказ?

— Спецзаказ? Вроде мы ничего такого…

— Он оплачен, — твердо сказала сиреневая женщина, — все как заказано… Пожалуйста, сюда…

Холодея от неприятного предчувствия, я поплелась вслед за ней. Сзади, бессовестно наступая мне на пятки, стонала Мегрэнь. Наконец мы оказались в самом дальнем углу ресторана — столик оказался на отшибе, в уютном закутке, обильно украшенном живой зеленью.

— Прошу, — сказала дама, дублируя приглашение элегантным жестом, — ваш столик…

Прямые как палки, мы с Тайкой присели, настороженно поглядывая по сторонам. Женщина отошла. Склонив ко мне голову, Мегрэнь встревоженно зашептала:

— Что еще за фигня? Какой спецзаказ? Чего они все на нас косятся?

Под словом «они» Тайка подразумевала многочисленных официанток, ловко снующих между столиками общего зала. Не успела я открыть рот, чтобы поделиться мыслями насчет происходящего, как перед нами возникла толпа радостно-возбужденного персонала. Впереди стояла та самая сиреневая женщина и держала перед собой поднос с тортом. К подносу был привязан надувной шарик в форме сердца с надписью: «I love you!»

— Поздравляем! — неуверенно буркнула дама и торопливо плюхнула поднос на стол.

— Желаем счастья! — дружно гаркнула толпа за ее спиной.

В центре шоколадного торта в форме сердца самозабвенно целовались два белых голубка из крема, а по краям живописно алели сочные марципановые сердечки. Следом на столе появился большой букет пурпурных роз. Но на этом сюрприз не закончился. Пока мы с Тайкой молча переглядывались, сквозь толпу пробились два мужика в черных фраках. Один из них держал в руках саксофон, другой скрипку. Я закрыла глаза и попробовала сползти под стол. Не получилось — коленка уперлась в перекладину, а нагнуться и посмотреть, где она кончается, у меня не хватило мужества. Когда музыканты, многозначительно ухмыляясь, вскинули инструменты, я услышала, как со своей стороны о перекладину забилась Тайка. Однако нам все же пришлось пережить все это в трезвом уме и твердой памяти. Зал заинтересованно затих, дружно развернувшись в нашу сторону. Мне казалось, что грохот моего сердца заглушает все прочие шумы. Саксофонист качнул скрипачу головой и отбил подошвой три такта: раз, два, три… «Ты у меня одна…» — заплакала скрипка…

Экзекуция закончилась внезапно. Смолкла музыка, музыканты шаркнули ножками и исчезли. Толпа у стола рассосалась, словно рубец под взглядом Кашпировского. Мы остались втроем: я, Мегрэнь и надувной шарик.

— Все? — робко спросила Тайка, с опаской оглядываясь на зал. — Интересно, а драку мы не заказывали?

— Надеюсь… Знаешь, давай отлупим твою Инку вместе…

***

Лениво развалившись на скамье возле цветника-осьминога, Мегрэнь осторожно похлопала по выпирающему из джинсов пузу:

— Вы бывали на Таити?

— Нет, — засмеялась я, — нас и здесь неплохо кормят…

Она согласно кивнула:

— Да-а… Вот это, я понимаю, отдых… И посуду мыть не надо…

Вот уже минут пятнадцать, как мы умиротворенно и расслабленно моргали в чистое осеннее небо, не предпринимая никаких серьезных попыток пошевелиться. Светило солнышко, дул ласковый теплый ветерок, и стрелка механизма жизненного равновесия потихоньку возвращалась в вертикальное положение.

К концу обеда, справившись с пережитым от сюрприза шоком, мы незаметно для окружающих (да и для самих себя) расправились с тортом, не оставив от него ни голубей, ни марципановых сердечек.

— А не отдохнуть ли нам до ужина? — мечтательно следя за легкими белыми облачками, поинтересовалась подруга.

— Почему нет? — философски заметила я. — К тому же еще неизвестно, какие сюрпризы ждут нас впереди. Пожалуй, действительно надо как следует отдохнуть, чтобы быть во всеоружии…

Если бы мы действительно знали, какие сюрпризы ждут нас впереди, то поскорее собрали бы свои манатки и во весь дух рванули домой…

Переваливаясь с боку на бок, словно пингвины, переносящие яйца, мы, наконец, добрались до своего номера.

— Надо на ручку карточку повесить, чтобы не беспокоили, — деловито сказала Тайка, будто всю жизнь только и делала, что развешивала на дверях карточки.

— Не надо. Лучше позвонить и попросить, чтобы вовремя разбудили. У меня глаза просто слипаются, ей-богу могу ужин проспать…

— Не надо звонить. Я будильник с собой взяла. Поставим, кто-нибудь да проснется…

Мегрэнь подцепила ногой ремень своего баула и подтянула к себе. По лицу скользнула мимолетная тень удивления, Тайка нахмурила брови и дернула «молнию» на сумке.

— Это что? — держа двумя пальцами, она подняла над головой черные мужские носки запредельного размера.

Я даже икнула от неожиданности, а Тайка бросила носки на пол и извлекла из баула бутылку водки. Я посмотрела на подругу с уважением.

— Похоже, ты подготовилась…

Мегрэнь не слушала, по очереди извлекая на свет божий мужские трусы, домашние тапочки и электробритву.

— Тайка, ты ведь уже въехала, что это не твой баул, чего ты там шаришься?

— Въехала, въехала… Проверяю, мало ли что, может, там бомба? Ну и свинья все-таки этот Володя. В сумке все вверх дном, словно ногой запихивал.

— Не говори глупостей… Иди лучше, ищи нашего любезного попутчика. Он баулы перепутал, твой с голубизной, а у него серый…

— Что значит: «Иди ищи?» Одна, что ли?

Я зарычала:

— Я могу по дороге уснуть и упасть.

Но Тайка не сдавалась:

— Светик, папка ведь там…

— Ладно, — махнула я рукой, — сейчас, косметичку достану…

Закатив глазки, Мегрэнь фыркнула. Я подтащила сумку к кровати и расстегнула «молнию», бормоча под нос:

— Ну ты, Тайка, и ворона! Собственный баул перепутать… — и, заткнувшись на полуслове, ойкнула. — Слушай, а в мою сумку кто-то лазил… Все перевернуто, мама родная…

Тайка озабоченно вскинулась:

— Деньги и документы где?

— С собой, в поясной сумке.  – Она облегченно выдохнула. — Думаешь, воры?

Мегрэнь пожала плечами:

— Кто его знает, может, и воры. Надо внизу на рецепции сказать. А то такие деньги дерут…

Прихватив с собой Володин баул, мы спустились вниз и нажаловались пухленькой брюнетке Соне. Она долго ужасалась, охала и ахала, уверяя нас, что в их заведении произойти подобного просто не может.

— Что пропало? — истерично сцепив пухлые, щедро увешанные перстнями пальчики, страстно спросила администраторша. Услышав, что ничего, моментально успокоилась. — Ну вот, я же вам говорила!

Согласившись с логичностью ее доводов, мы вышли на улицу.

— Ну ее к чертям собачьим, — сказала Тайка, — у меня от нее голова зазвенела…

Поиски водителя машины, привозящей в ресторан продукты, заняли у нас не меньше часа. Неуловимый водитель Коля, по свидетельствам очевидцев, был здесь всего пару минут назад, после чего исчезал, словно взялся играть с нами в прятки.

— Не водитель, а Фигаро какой-то, — злилась Мегрэнь, с чувством пиная сосновую шишку, — никакой дисциплины…

В результате всей этой беготни мы поневоле оказались возле пляжа. Двери «Посейдона» были приветливо распахнуты, не теряя времени, мы устремились внутрь.

Очутившись в интимном полумраке настенных светильников, мы наконец сообразили, где же проводят свое свободное время владельцы шикарных лимузинов. Интерьер злачного места ненавязчиво напоминал о тщете безумной городской жизни, бессмысленности вечных человеческих исканий и об огромных деньгах, позволяющих спокойно справляться со всеми этими проблемами разом.

Первый этаж занимала бильярдная. Стройные ряды бильярдных столов привольно раскинулись по правую сторону, в центре ласково журчал фонтан с черным мраморным Посейдоном. В воде, слабо шевеля плавниками, лениво двигались огромные пестрые кои. Слева от фонтана тянулась стойка длинного бара. Не успели мы появиться в дверях, как за стойкой возник бармен, изящный, словно английский лорд.

— Здравствуйте! — гаркнула пребывающая в скверном расположении духа подруга, подлетая к изящному бармену. — Вы, случайно, не знаете, где нам найти водителя машины, которая привозит для вас продукты?

Тайкины вопли нарушили полусонную идиллию бильярдной, и веки бармена недовольно дрогнули.

— Привозит продукты для меня? — уточнил он, манерно растягивая слова, то ли корча из себя аристократа, то ли пытаясь определить, кто мы: законные отдыхающие или так, погулять вышли?

— Для вашего бара, — басом сказала Мегрэнь.

Это почему-то подействовало на бармена самым благоприятным образом, он выдал Тайке улыбку и уточнил:

— Его позвать?

— Позвать, — кивнула подруга, и бармен исчез.

Мы уселись за столик, с интересом оглядывая присутствующих. Их было человек двадцать. Понаблюдав немного за ленивыми движениями игроков, Мегрэнь сморщила нос:

— Какие-то они вялые… Смотреть неинтересно.

Я усмехнулась и покачала головой:

— Нет, моя дорогая, ты просто ничего не понимаешь. Здесь идет большая игра. При таких ставках не принято скакать козлом и дубасить окружающих кием. Это только в американском кино бывает. Бильярд — интеллектуальная игра, это тебе не дочки-матери…

Мегрэнь отмахнулась, показывая, что такая скукотища не заинтересует ее ни за какие деньги.

Пока мы обсуждали проблемы бильярда, возле столика появился невысокий ладный крепыш в синем джинсовом костюме.

— Вы меня искали?

— А вы шофер? Коля?

Парень кивнул, Тайка обрадовалась и стала выяснять, как нам разыскать его двоюродного братца.

— Вовку-то? Так это вы сумки перепутали? А он вас ищет…

Мы с Тайкой переглянулись. Вернется ли сюда Володя, если нас не найдет? Помочь нам определиться с ответом Коля не смог.

— Сделаем так, — решительно сказала я, — разделимся — ты пойдешь к корпусу и, если встретишь Володю, вернешься сюда…

Тайка мрачно блеснула глазами, собравшись возразить, но глубоко вздохнула, подхватила баул и встала. Понятное дело, кого, как не хозяйку, должна волновать судьба ее вещей.

— Жду тебя с нетерпением! — уверила я, помахав вслед подружке ручкой.

Коля скрылся в подсобку, а я посидела немного, издалека наблюдая за процессом игры. Потом встала и подошла поближе — у некоторых из присутствующих игроков явно было чему поучиться.

— Интересуетесь?

Скосив глаза в сторону, я обнаружила рядом с собой пузатого толстяка в сером костюме и белой рубашке с галстуком. Мужчина был подшофе, но еще не перешел ту стадию, когда самоконтроль в поведении автоматически отключается. Весело улыбаясь, он старательно вытирал платком пот со лба. Его толстые пальцы, украшенные двумя массивными печатками с камнями, здорово походили на копченые сосиски. Проследив мой взгляд, он бесцеремонно поинтересовался:

— Нравится?

Мне не нравилось ничего: ни сам толстяк, ни его пальцы, ни печатки, но сказать об этом в лоб незнакомому человеку я постеснялась.

— Весьма мило… — мимоходом кивнув, я повернулась к собеседнику спиной, демонстрируя, что увлечена игрой.

Но отцепиться от толстяка оказалось непросто. Устав от его болтовни, я потихоньку двинулась вдоль столов, и толстяк настойчиво двинулся следом.

— Может, сыграем? — предложил вдруг он, глупо хихикнув. — Разгоним кровь?

— Извините, я не умею, — ответила я и, конечно, соврала. Играть я умела, только вот играть с этим болваном не собиралась.

Однако толстяк оказался не иначе как налоговым инспектором и в один момент вытянул из меня всю душу. Половина бильярдной с интересом прислушивалась к нашей интеллектуальной перепалке, и наконец я не вытерпела:

— Ладно, сыграем. Но только один раз. И вы от меня отстанете…

— Договорились… — Он в восторге хлопнул в ладоши. — …по соточке… В «американку»…

«Черт с ним, — подумала я, — сто рублей не деньги… если что…»

Мы направились к пустующему столу. Стройная девушка в белой блузочке торопливо включила светильник и подала нам два кия. Толстяк повел себя почти по-джентльменски, пропустил меня вперед и сам принялся выставлять шары.

— Прошу даму… — Толстяк шутовски махнул ручкой и, вытянув губы трубочкой, послал мне воздушный поцелуй. — Эта длинная палочка называется кий. Берете его в ручки и… разбиваете…

К нашему столу немедленно перекочевало несколько наблюдателей. Я скрипнула зубами, потому как терпеть не могу, когда на меня таращатся праздные зеваки.

— Вот этой палочкой, — уточнила я, тряхнув кием, — по шарикам стукать?

Толстяк практически зарыдал от умиления и кивнул.

— Ну ладно… — вздохнула я.

Через две минуты возле нашего стола собрались все, кто был в зале. Теперь пот с толстяка прямо-таки лил ручьем, и даже усердно шелестящие кондиционеры ничем не могли ему помочь.

— Партия, — сказала я, оставляя кий на столе. — Все по-честному, как договаривались…

Толстяк беззвучно шлепал губами, здорово походя на рыбу, плавающую по соседству в фонтане.

— Эй, глянь. — Я услышала из толпы чей-то голос, — мадам сделала Леопольда…

Тряхнув, словно копьем, так ни разу и не использованным по назначению кием, Леопольд вдруг ожил и прохрипел:

— Еще одну…

«Хрена…» — подумала я, однако отказать вслух не успела. Откуда-то из-под руки Леопольда вынырнул парень с физиономией варана и, выдергивая кий из пальцев моего партнера, плотоядно ухмыльнулся:

— Все законно… Я на победителя…

В круглых глазах Леопольда мелькнуло нечто вроде страха. Я затосковала. Тем временем толстяк сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил пухлый бумажник.

— Держи, выиграла…

Я распахнула глаза и машинально схватила купюру. Играли мы, оказывается, на доллары, поэтому теперь я несколько растерянно разглядывала привлекательную зеленую бумажку. Сто баксов за десять минут? Ай да я, ай да сукина дочка!

Сто долларов приятно согревали ладонь, и теперь даже немигающий взгляд незнакомца не казался мне таким пугающим.

— Жорж! — Он сунул мне сухую ладонь. — Покатаем?

Жорж здорово отличался от Леопольда, во-первых, темпераментом, во-вторых, тем, что был абсолютно трезв. Расставаться с только что заполученной банкнотой мне вовсе не хотелось, я милейшим образом улыбнулась и попробовала объяснить:

— Я не могу…

— Один к двум… — вкрадчиво произнес Жорж. — Вы ставите сто, я ставлю двести…

***

Сидя в удобном мягком кресле, я с увлечением крошила булочку в мельтешащий воробьиный хоровод. Здешние воробьи, хоть по природе своей должны были быть дикими, почти ничего не боялись и, отчаянно чирикая, бесстрашно скакали по перилам веранды в десяти сантиметрах от моего лица.

— Гули-гули, — пропела я.

Пернатая братия рассыпалась под взмахом руки и устремилась за очередным куском хлеба.

— Светка, — услышала я за спиной, — чего это ты тут делаешь?

Я развернулась и увидела Тайку. Рядом стоял Володя, держа в руках два баула.

— Воробышков кормлю, — чистосердечно призналась я и предъявила булку: — Вот…

— А это что? — Мегрэнь ткнула пальцем в столик, сервированный шампанским и фруктами.

Ленивым жестом я извлекла из кармана джинсов пятьсот долларов и помахала ими в воздухе.

— Отметить надо… Не каждый день выигрываешь…

Мегрэнь проявила силу воли и захлопнула челюсть.

— А поподробнее…

— Сто у Леопольда, потом двести у Жоржа, а потом он отыграться решил… Итого пятьсот.

Мегрэнь посмотрела на меня с уважением и осторожненько присела на краешек стула.

— Знаешь, Светка, ты не перестаешь меня поражать… Значит, пока я ходила, ты тут «зелени» настригла? Может, я еще разик куда-нибудь схожу?

— Ну уж нет! Лопай, давай, клубнику, и пошли отсюда… Присаживайтесь к нам, Володя, не стесняйтесь…

Два раза их не надо было просить. Мы выпили шампанского, Володя деликатно кашлянул и спросил:

— Вы, значит, с Жоржем играли? Хм… И выиграли? Это интересно…

Мне это уже давно перестало быть интересно. Жорж играл неплохо, я бы даже сказала, очень неплохо, но уж больно нервно, видно, боялся проиграть женщине. На мой взгляд, это его и подвело. После Жоржа нашлись еще желающие сыграть со мной, но я категорически отказалась. Дразнить удачу — последнее дело.

— А там? — Тайка ткнула вверх указательным пальцем, подразумевая, вероятно, второй этаж.

— Казино, — ответил Володя. — Рулетка, картишки…

— Светка, ты не… — Мегрэнь в ожидании приподняла брови.

— Я — не! — сказала я, как отрезала.

Когда мы с Тайкиным баулом дотащились до номера, время близилось к ужину.

— Я есть не хочу, — буркнула подруга и рухнула на кровать. — Все ты… со своей клубникой…

Я не обращала на нее внимания, понимая, что Тайка просто выпускает пар. Несмотря на то, что мы не обмолвились ни словом, обе хорошо знали, что думаем об одном и том же. Согласитесь, когда обшаривают квартиры, а потом гостиничный номер, но ничего не берут, это наводит на размышления. Как говорится, два раза — совпадение, три — уже линия.

— Ну, и чего ты молчишь? — не вытерпела подруга. По крайне мере, не я это первая сказала. — Нам что, с собой ее носить?

— Может, лучше оставить на видном месте и пойти погулять?

Мегрэнь зашипела, как масло на раскаленной сковороде. Я не реагировала, продолжая спокойно развешивать в гардеробе свои вещи.

— Светка!

— Чего ты от меня хочешь? Я тебе говорила: папку нужно убрать подальше и забыть, что она была. Или следователю отдать… А теперь что?

Обычно в такой ситуации Мегрэнь начинала орать, но тут она вдруг прищурилась и, качая головой, протянула:

— Ох и врушка же ты, Светка! Что ты мне голову морочишь? Да ты за эту папку первая глотку перегрызешь…

До чего же обидно было мне слышать от Тайки подобные вещи! Тем более что все, о чем она сейчас сказала, было чистейшей правдой.

— Тьфу на тебя! — воскликнула я, в сердцах бросая пиджак обратно в чемодан. — Достала! Так что ты хочешь?

Мегрэнь мгновенно переменилась в лице, крутанулась по покрывалу и ласковой киской подползла к краю кровати.

— Сядь, Светик…

Десять минут она подробно излагала свои мысли, я охала, хваталась за сердце и делала вид, что ничего подобного мне в голову никогда не приходило.

— Так я и знала! — театрально воскликнула я, заломив руки и вознамерившись раз и навсегда снять с себя ответственность за происходящее. Тайкина привычка в случае провала все сваливать на мою голову, мне никогда не нравилась. — Эту путевку Инка тебе не предложила, а ты ее вырвала у бедной девочки из горла! Не сомневаюсь, что бедного жениха услали в Тмутаракань по твоему гнусному навету…

Тайка морщила нос и пыталась изобразить возмущение. Но это ей не очень удавалось, как видно, я была не так уж далека от истины. Наконец я выдохлась.

— Ладно, тащи ее сюда…

Я устроилась на кровати, через минуту ко мне присоединилась Мегрэнь, цепко держа потрепанную коричневую папку. Для разминки мы заново пересмотрели все фотографии, перечитали список ценностей и сравнили его с выставочным каталогом. Потом взялись за карты. Сомнений больше не оставалось — в пятнадцати минутах езды отсюда находилось родовое гнездо дворян Георгиевских — усадьба Вельяминово. Поселок Вельяминово, расположенный по соседству, позднее был переименован в Октябрьский. Карта с рекламного проспекта дома отдыха, позаимствованного сегодня со столика администраторши Сони, в точности повторяла старую потрепанную бумажку, найденную в кармашке папки. Теперь становилось ясно, что за неизвестные объекты были обозначены на самодельной карте безымянными квадратиками, кружочками или крестиками.

— В проспекте сказано, что это женский монастырь, — Тайка показала на большой заштрихованный квадратик на листочке. — Действующий, между прочим…

— Вот бы тебя туда сдать… — помечтала я.

— Кстати, отсюда до Октябрьского, если через лес, в пять раз короче, чем по дороге. Монастырь от него в двух километрах. Так, так… Живительный родник, часовня… В Октябрьском краеведческий музей, да к тому же рядом конно-спортивная база.

— Зачем на листке монастырь отмечен?

— Для ориентировки, наверное. И знаешь, что я хочу сказать? Один только Шерлок Холмс мог, не выходя из дома, загадки разгадывать.

— Это намек?

— Да, к тому же очень тонкий. Странно, что ты догадалась.

Прошло не меньше часа, прежде чем мы слезли с кровати, чтобы переодеться к ужину. Мегрэнь кряхтела и беспрерывно бубнила:

— Ох, чует мое сердце, не к добру все это. Прямо боюсь идти — не ровен час, опять какой-нибудь сюрприз учудят…

Я покосилась на подругу, озабоченно суетящуюся перед зеркалом, и усмехнулась:

— Что-то ты со страху больно старательно красоту наводишь. А как же любимый, томящийся в Москве в светлом ожидании встречи?

— Это ты про кого? — удивилась Мегрэнь. — Ах да! Игорь! Я уж и забыла…

— Ну ты и змея! — Я покачала головой. — Ты ему чего наплела-то?

— Почему наплела? — пожала плечами подруга, делая вид, что говорить правду для нее обычное дело. — Так и сказала: еду со Светланой… в командировку…

— Куда? — Я в тот момент красила губы, поэтому едва не проглотила помаду вместе с футляром. — В какую командировку?

— Областную. Тебя послали, а я вместе с тобой…

Наш расчет на то, что попозже в ресторане будет мало народу, не оправдался. Зал был битком, отчего в воздухе висел непрерывный гул голосов, заглушающий страстное бормотание кондиционеров.

Наше появление вызвало в зале оживление. Не скажу, что это был фурор, но нас точно заметили. Пока мы пробирались к столику, любопытные физиономии разворачивались вслед за нами, словно подсолнухи за солнцем.

— И чего вылупились? — злилась подруга, потому что, согласитесь, кусок не слишком охотно лезет в горло, когда на тебя смотрит не один десяток глаз. — Может, скорчить им рожу?

— Не надо! — испугалась я, представив, на что может быть способна Мегрэнь в состоянии аффекта. — Просто не обращай внимания, сами отстанут…

Я оказалась права. Через несколько минут, убедившись, что ничего интересного не происходит, посетители разочарованно вздохнули и занялись тем, чем сам бог велел — ужином. Ближе к одиннадцати ресторан начал стремительно пустеть. Наверху заиграла музыка.

— Танцульки… Глянем?

— Давай, — согласилась я, — посмотрим, как народ попами крутит…

Мы вышли в холл. Возле дверей, под раскидистой пальмой в кадушке, стоял письменный стол. На столе красовалась табличка: «Дежурный администратор». За столом сидела тучная дама активного пенсионного возраста и весьма строгого вида.

— Ну, так что? — услышала я краем уха и тут перевела взгляд на стоявшего под той же пальмой высокого парня в голубых джинсах. — Как насчет экскурсий?

При слове «экскурсия» дама начала стремительно мрачнеть лицом, так что любой мало-мальски впечатлительный гражданин давно бы уже понял, что подобные вопросы дежурной администраторше не нравятся и никакого положительного ответа на них она не даст.

— Говорят, здесь и музей есть, и монастырь. Женский. Может, я всю жизнь мечтал в женском монастыре побывать… — не унимался парень, поскольку в администраторской мимике явно не разбирался. — На стенде написано, что можно на экскурсии съездить…

Ах, как хотелось той даме ответить что-нибудь вроде: «Говорят, что кур доят» или «На стене еще не то написано». Но она взяла себя в руки:

— Заявок нет — нет экскурсий.

Она явно не могла понять, зачем приличному человеку, приехавшему просаживать свои кровные в баре и казино, таскаться, словно шелудивому псу, по местным достопримечательностям.

Запеленговав чужой разговор, Мегрэнь навострилась и плавно сбросила скорость. Ее движения стали размеренными и аккуратными, и она, словно невзначай, прибилась к той самой пальме, что росла в кадушке.

— Скажите, пожалуйста, — подруга затрепетала ресницами так, что едва не взлетела, — а у кого я могу узнать насчет экскурсии?

— Какой экскурсии? — сердитым басом спросила администраторша и расстроилась.

Я ее понимала. Налицо образование прямо-таки двух заявок.

— Вас это тоже интересует? — обрадовался молодой человек, в восхищении разглядывая подругу.

Мегрэнь с жаром кивнула. Ее энтузиазм был вполне объясним: теперь нам не придетсяломать голову, как добраться до Октябрьского. Карта картой, но на колесах гораздо приятнее, чем вдвоем пешком через лес. Пока дежурная сосредоточенно сопела, обдумывая, что же ответить двум неразумным молодым людям, те, оживленно беседуя, незаметно для себя отдалились от стола. На пару с администраторшей мы следили за ними глазами, она — испытывая облегчение, а я — злясь. Когда парочка оказалась в дальнем конце холла, я не вытерпела:

— Таисия Алексеевна… будьте любезны!

Мегрэнь очнулась:

— Светочка! Познакомься — это Федя!

Между нами было метров пятьдесят, но это не помешало нам раскланяться. При сближении на двадцать метров выяснилось, что Федя уже пригласил Тайку на дискотеку, а заодно и меня, коли уж рядом болтаюсь.

Мы поднялись на второй этаж. В первое мгновение я оглохла и ослепла. Динамики рвались прочь из своих крепежей, бешеной каруселью вертелись разноцветные лазерные лучи, выхватывая из полутьмы извивающиеся силуэты веселящейся тусовки. Тайка взвизгнула от восторга и в мгновение ока растворилась в людском круговороте. Федя отважно бросился следом.

Я осторожненько бочком пробралась вдоль стенки. Кому что, мне же хотелось пить. В дальнем углу я наткнулась на стойку небольшого бара, возле которой стояли столики. Один из них, на мое счастье, был свободен. Я купила бутылку минералки и плюхнулась в кресло.

— Потанцуем?

Я испуганно вскинулась и едва не зарыдала. Передо мной стоял Леопольд. С момента нашего расставания он успел изрядно поднабраться и потерять пиджак. К слову, без пиджака он выглядел еще хуже.

— Ой, а ты не простая девка… — протянул вдруг Леопольд, склонившись к самому моему уху. Он покачал своим сосискообразным пальцем и уселся на соседнее кресло. — Ой, не простая, я же вижу…

Видение Леопольда было прервано появлением стройного брюнета в очках. Он возник из мерцающего полумрака, будто сгустился из воздуха. Леопольд заткнулся и уставился на пришельца.

— Прелестная незнакомка, — брюнет протянул ко мне изящную холеную кисть, — позвольте… Я прошу…

Я поморгала и поднялась. Брюнет повлек меня за собой. Мы добрались до центра зала, и только тогда я сообразила, что зазвучала медленная музыка. Дергающаяся толпа, словно по мановению волшебной палочки, распалась на пары, покачивающиеся подобно водорослям на дне пруда. Брюнет осторожно сжал мои пальцы:

— Как вас зовут?

— Света, — прикрыв веки, я отвела взгляд в сторону. Видеть глаза партнера мешали очки, отражающие голубое дрожание лазера. — А вас?

— Вадим Евгеньевич.

— Все так серьезно? — не удержавшись, хрюкнула я.

Он улыбнулся и, склонившись к моему уху, зашептал:

— Конечно, нет. Можно Вадим, Вадик, Вадька… как угодно… Только чтобы слышать ваш голос…

«Маньяк», — я съежилась и начала томиться по полной программе. Но Вадим Евгеньевич, похоже, понял, что малость пережал, поэтому с серенадами покончил, и мы очень мило побеседовали. Я выяснила, что отдыхает мой собеседник в гордом одиночестве. Стало понятно, почему тоскующая мужская душа сразу попробовала взять быка за рога.

По окончании танца Вадим проводил меня к столику. Там все еще пыхтел Леопольд, вылакавший к тому же всю воду из моей бутылки. Я села, и тут выяснилось, что покидать мое общество Вадим Евгеньевич не намерен. Он выдвинул кресло и сел между мной и Леопольдом.

— А ты кто такой? — прищурился вдруг Леопольд и, недолго думая, сгреб Вадима за грудки.

Ножка кресла, на которое Вадим еще толком не успел сесть, прощально щелкнула и треснула. Оба мужчины в одно мгновение очутились на полу. Стол с грохотом опрокинулся. Музыка заглушила мои испуганные вопли, я вскочила, в изрядном изумлении разглядывая сцепившуюся на полу парочку.

«А какое мне, собственно, до них дело?» — вдруг пришло в голову, и я, недолго думая, двинула к выходу. Там я столкнулась с подругой, пребывающей в веселейшем расположении духа. Не менее счастливо выглядел и ее спутник. Тайка уцепилась за мою руку:

— Светик, ты куда?

— На лавочке посижу… Голова разболелась.

Подруга немедленно проявила солидарность:

— Федя, мы идем на свежий воздух…

Тот послушно мотнул головой. «Надо же!» — подивилась я. С первого взгляда Федя не производил впечатления мужчины, привыкшего беспрекословно исполнять женские команды. Скорее наоборот, подобные типы любят покапризничать, выясняя, кто в доме хозяин. С такой плейбойской внешностью ставить условия его прерогатива. Как бы то ни было, но уже через минуту мы сидели возле цветочного спрута: я и Тайка на одной скамье, Федя напротив. Перебросившись парой фраз о погоде, мы дружно замолчали. Пауза родилась и вызрела, и я догадалась, что Мегрэнь собирается сообщить что-то существенное.

— Федя предлагает нам на экскурсию вместе съездить. Здесь недалеко монастырь, конно-спортивная база… — Подруга никак не могла решиться при постороннем произнести магическое слово «Октябрьский». — У Феди своя машина, он считает, что так будет гораздо удобнее.

Я опешила. Подобной неосмотрительности просто нельзя было ожидать.

— Таисия, — я смущенно кашлянула в кулак, — ты ведь знаешь, как меня всегда укачивает в легковых автомобилях…

Тайка скрипнула зубами и тут же расплылась в улыбке:

— Ах да! Боже мой, как я могла запамятовать! Действительно, Федя, Светлана ездит только на автобусе… Или троллейбусе… В крайнем случае, в метро. Может, конечно, на телеге или велосипеде…

— На водном, — подсказала я. — Извините, Федя, мы лучше экскурсионным автобусом…

Однако Федя оказался настырным парнем и минут двадцать упрямо гнул свое. Дело дошло до того, что мне было предложено ехать чуть ли не с пакетом на голове, чтобы в случае чего…

— Нет, — оборвала я. — С пакетом я не могу. У меня клаустрофобия начнется.

С этими словами, уцепив подругу за руку, я встала и направилась к корпусу. Тайка потащилась следом. Не успели мы подняться по парадным ступенькам, как она зашипела:

— Чего ты выдумала? Так хорошо все сложилось. На своей тачке, никаких хлопот, куда хочешь, туда и подъедешь…

— Вот именно! На своей! А у тебя своя есть? Как ты этому Феде будешь объяснять, чего ищешь и почему с картой бегаешь? И откуда этот Федя вообще взялся?

Тайка немного поостыла и уже гораздо спокойнее сказала:

— Да ладно тебе… Нормальный парень, обычный…

— Ага, — подхватила я, — и симпатичный.

Продолжая спорить, мы поднялись на этаж. Наш номер располагался в торце длинного коридора, вероятно, таким отдаленным месторасположением он был обязан тому, что был «новобрачным». Подойдя к двери, мы переглянулись.

— Пошли?

Мегрэнь открыла дверь, и мы осторожно заглянули внутрь. Я включила свет.

— Ну, как?

— Никак… Нормально…

Тайка аккуратно заперла замок и двинула за мной.

— Ну?

Я пожала плечами:

— На месте…

Мы подошли к журнальному столику. Тайка взяла папку Татьяны Антоновны в руки.

— Все цело…

Мы снова переглянулись. Задумчиво пошлепав губами, Тайка предположила:

— Может, мы лишнего нафантазировали?

— В жизни может быть все, что угодно. Ладно, доставай… Только аккуратнее, не порви…

Мегрэнь извлекла из кармана джинсов полиэтиленовый пакетик, в котором лежали три пергаментных листочка.

— Хотя, вполне возможно, — Тайка подняла глаза и глянула на меня внимательно, — гости были. Только их не интересовало то, что осталось в папке…

После ее слов я поежилась и пошла в холл проверить, точно Тайка заперла замок или только об этом подумала. Там, не сговариваясь, мы уцепились за обувную тумбу и подтащили к входной двери.

***

Утром, покончив с завтраком, мы вплотную занялись экскурсией. За столом в холле уже дежурила другая дама. Выслушав нас, она покивала:

— Да, Ангелина Степановна мне рассказывала. Значит, хотите посетить монастырь?

— И краеведческий музей, и базу. В общем, по полной программе.

Администраторша взялась за телефон. Объяснялась она минут десять, мы в это время внимательно изучали строение пальмы. Положив трубку, женщина глубоко вздохнула, покопалась в ящике стола и извлекла оттуда пустые бланки.

— Вообще-то, на экскурсии сейчас редко ездят… Так что, если у кого возникает желание, приходится организовывать в индивидуальном порядке.

Мы сочувствующе вздыхали, показывая, что всем сердцем разделяем тяжесть непосильных администраторских трудов. Наконец она закончила писать.

— Завтра в двенадцать ноль-ноль возле главного корпуса вас будет ждать микроавтобус. Сразу оплатите или потом?

— Сразу, — сказала Мегрэнь, никогда не любившая мелочиться. — Сколько?

Администраторша ответила. Я тяжело сглотнула, а Мегрэнь пошатнулась и непременно схватилась бы за сердце, если бы знала, где оно у нее находится.

— Ну, так что? — повторила администраторша, подозрительно прищурившись. — Сразу оплатите?

— Да… — отозвалась Тайка замогильным голосом и поглядела на меня.

Я посмотрела на потолок, потом в окно. Сунула руку в карман и вытащила честно заработанные доллары. Дама оживилась.

— Подпишите здесь и здесь. А это страховка…

— От чего? — изумились мы в один голос.

— Да мало ли от чего! — беззаботно улыбнувшись, пожала плечами администраторша. — Всякое бывает!

Мы вышли на свежий воздух. Никакой определенной цели до завтрашнего полудня у нас больше не было, поэтому мы побрели наугад, низко опустив головы и тяжко вздыхая.

— Так никаких денег не хватит, — сказала я, прозрачно намекая, кто, как всегда, страдает за всю компанию, — а я ведь еще за границу собиралась… Теперь все.

— Да ладно тебе… Шальные деньги, пришли, ушли… Как и не было.

— Что значит «шальные»? — возмутилась я. — Я их честно выиграла. И они, между прочим, были мои…

— Не кипятись, — умным голосом сказала подруга и вдруг брякнула: — Отыщем дворянское наследство, съездишь…

— Господи, — вырвалось у меня, — неужели ты и правда думаешь…

— А почему нет? Все эти крестики и буквочки неспроста. Ты же Татьяну Антоновну хорошо знала, она бы ерундой заниматься не стала.

— Говоря честно, чем больше я о ней узнаю, тем лучше понимаю, что мы о ней ни черта не знали.

Довольно скоро я заметила, что мы постепенно, как бы невзначай, приближаемся к пляжу. Или к «Посейдону», кому как больше нравится.

Двери заведения были приветливо распахнуты, интимный полумрак манил. Однако для порядка я спросила:

— Куда это ты шаришься, я не пойму? В бар, что ли?

— Почему непременно в бар? — фальшиво возмутилась Мегрэнь, безбожно переигрывая. — Просто посмотреть… Чего на улице торчать? Прохладно…

И она решительно устремилась внутрь. Качая головой, я пошла следом. Все ее хитрости я видела насквозь. Еще до того, как она их придумала. Сейчас будет подбивать меня сыграть на бильярде. Но я ошибалась…

На входе я чуть замешкалась, а когда вошла в зал, Тайка уже отиралась возле зеленых полей. Вальяжный полный мужчина с легкой ухмылкой взирал на подругу, а она что-то тараторила, сердито потряхивая собранным на затылке белобрысым хвостиком. Я огляделась. Погода сегодня действительно не задалась, небо хмурилось, вероятно поэтому народу в заведение набилось под самую крышу.

— Да ради бога, — услышала я задорное Тайкино чириканье, — дело ваше… Только фору потом не просите…

Мегрэнь кокетливо захихикала, мужчина тоже весело хрюкнул. Причину их веселья я узнала почти сразу после того, как Мегрэнь, таинственно вытаращив на меня глаза, радостно проблеяла:

— А вот и Светочка! Это она будет играть…

Я вытаращила глаза не хуже Мегрэни.

— Ты что…

Тайка оттерла меня бюстом на пару шагов назад и страстно зашептала:

— Светка, двести баксов ведь у тебя осталось? Я тебе партнера нашла… ну полный лох…

Она вцепилась мне в кисть и потащила к столу.

— Сыграй, Светочка, ты ведь так любишь! — громко заявила Тайка голосом заботливой мамаши и улыбнулась толстяку чуть не до ушей.

Мне здорово хотелось звездануть ей кием по хребту за подобные штучки, но ситуация была — глупее не придумаешь. К тому же за сломанный кий могли спросить денег.

Скрипя зубами, я выставила шары. Вокруг стола немедленно образовались зрители. Не переставая снисходительно улыбаться, дяденька жестом предложил мне разбить. Я злорадно усмехнулась. Сейчас… Кий вертанулся вокруг своей оси и припадочным кроликом прыгнул к борту… Тайка ничего не заподозрила и продолжала выглядеть счастливой дурой. Толстяк ничем себя не выдал, лишь в глубине зрачков на мгновение полыхнуло победное пламя. Через пятнадцать минут я вытащила из кармана сто долларов и с улыбкой протянула партнеру. Тайка превратилась в гипсовую девушку с веслом, только вместо весла у нее был кий, который я любезно передала ей после сокрушительного проигрыша. Но цвет лица был точь-в-точь.

— Сто баксов… — потерянно шептала она, провожая взглядом обширную спину, уносящую в кармане пиджака родную купюру. — За пятнадцать минут…

Внимательно разглядывая плавающих в фонтане рыбок, я пожала плечами:

— Мне сегодня не катит…

Подруга боролась с потрясением еще минут десять, потом вдруг спросила:

— А мне?

— Что? — не поняла я, уже успев позабыть, о чем шла речь.

— А мне катит?

— Пока не попробуешь, не узнаешь, — резонно заметила я и спохватилась: — Что ты имеешь в виду?

Мерцая на меня круглыми совиными глазами, Мегрэнь тихо сказала:

— Светка, дай мне деньги…

— Да ты хоть раз в жизни кий в руках держала? Я имею в виду, кроме настоящего момента?

— Нет… Но я не буду играть на бильярде. Я пойду туда…

Она ткнула пальцем вертикально вверх, чем изумила меня настолько, что я немедленно протянула ей последнюю сотню. Мегрэнь выглядела необычайно решительно, и я решила плюнуть на материальные переживания и посмотреть, что же из этого выйдет.

Второй этаж выглядел еще более респектабельно, чем бильярдная. Денег на отделку не пожалели, и надо было признать, что здешний дизайнер обладал вкусом и чувством меры, что по нынешним временам случается не так часто.

— И к чему ты решила приложить… знания? — Я с интересом разглядывала многочисленных посетителей. — Рулетка или «блэк джек»?

Тайка облизнула пересохшие губы:

— Я думаю… в рулетку…

Она купила фишки и решительно направилась к ближайшему колесу.

Элегантный мальчик в галстуке-бабочке ослепительно улыбнулся нам навстречу. «Семнадцать», — подумала я. Так и есть. Тайка потянулась к клеточке с цифрой 17. Зажужжал выпущенный шарик, бешено завертелся пестрый круг. Я зажмурилась.

— Восемнадцать… — объявил дилер.

Я выдохнула и глянула на Мегрэнь сквозь ресницы. Изваяние. Обелиск. С некоторым облегчением я открыла глаза. Черт с ними, с деньгами. Тайка шевельнулась и снова поставила на семнадцать.

— Ставки сделаны…

Снова замелькали цифры, торопливо сливаясь в одну сплошную полосу. Круг, второй, третий…

— Цок… цок… — резвым козликом запрыгал заветный шарик, а вместе с ним запрыгало и мое сердце.

— Семнадцать…

«Не может быть!» — только успела подумать я и заорала:

— Ура!

Дилер сверкнул зубами и подвинул Тайке фишки.

— Поздравляю. Ваш выигрыш. Продолжим?

Челюсти у подружки были сцеплены намертво, однако она кивнула.

Время тянулось мучительно медленно. Первую пару часов азарт не отпускал ни на секунду, заставляя неотрывно следить за беспрестанным мельтешением чертова колеса. Потом у меня заломило спину. Я покрутилась немного на сиденье и снова уставилась на безукоризненный маникюр дилера. Заломило ниже. Я встала, потопталась возле стула и громко вздохнула. Никакого результата. Тайка сидела на прежнем месте, напротив меня, практически не шевелясь и не разговаривая. Груда фишек возле нее то стремительно росла, то так же стремительно уменьшалась. Иной раз ей начинало безудержно везти, тогда она прикусывала нижнюю губу, а вокруг все начинало бурлить: завсегдатаи безошибочно угадывали момент, когда можно отправляться в рай, свесив ножки с чужого горба…

Я отрешенно разглядывала замысловатые узоры на паркете, когда где-то в районе грудной клетки образовалась непонятная маета. Сердце вдруг колыхнулось, и я подняла глаза. За Тайкиной спиной стоял Жорж и смотрел мне в лицо. Вокруг суетилась возбужденная толпа, а он стоял, не шевелясь и даже не моргая. Я машинально кивнула, Жорж не отреагировал. В жизни не встречала человека с таким взглядом… Не выдержав, я отвела глаза. Но любопытство одолело, и я снова глянула через стол. Жоржа не было. Лишь подружка сидела на том же самом месте и сосредоточенно морщила лоб. Я огляделась. Мой новый знакомый как в воду канул.

Я снова сосредоточилась на Тайке. Возле нее лежала приличная горка фишек. В любом случае она в выигрыше, и если мы сейчас отсюда не уйдем, я точно умру. Придется Тайке потратиться на приличный венок. А что, она теперь девушка со средствами. Надо будет на досуге подсунуть ей Достоевского. Чтобы знала, чем чреваты подобные увлечения. Господи, когда все это закончится? Дилеры, и те уже менялись два раза. Я посмотрела на нового дилера. Тот молоденький мальчик с жемчужными зубками нравился мне гораздо больше, а этому не мешало бы пару раз сделать утром зарядку. Я перевела взгляд чуть в сторону и нахмурилась. Слева от дилера сидел молодой человек бандитского вида с весьма неприятным шрамом на левой щеке. А рядом… рядом сидела тощая девица в рыжих кучеряшках и предельно откровенной шифоновой блузе. Собственно, ни в девице, ни в блузе ничего примечательного не было, однако… Зрение у меня хорошее, но не орлиное, пришлось напрячься как следует. Сердце проявилось вдруг в самом неподходящем месте и затрепыхалось по нарастающей: бух, бух, бух… Видимо, пялилась я чересчур откровенно, потому что парень со шрамом вдруг поднял голову и с интересом уставился на меня…

***

— Светка, погоди! Светка, я больше не могу! — жалобно завывала подруга, но я не слушала.

Намертво вцепившись Тайке в руку, я тащила ее по петляющей меж сосновых корней тропке прочь от «Посейдона». Скорость, однако, была невелика — за столько часов Тайка отсидела ноги и теперь выписывала зигзаги, словно новорожденный жеребенок.

— Стой, бога ради! Объясни, что случилось?

Я оглянулась назад и прислушалась. Чуть в стороне от тропы виднелась деревянная беседка. Не мешкая, я направилась к ней.

— Светка, — ожила Мегрэнь, чуть только коснулась зеленой крашеной лавки, — смотри… смотри… Тысяча сто пятьдесят долларов… Светка, всего лишь за… за…

— За целый день, — зло оборвала я. — Заткнись! Ужинать уже пора… Правда рехнулась? Или придуриваешься?

Мегрэнь виновато заморгала:

— Ужин? Светик, я…

— Черт с ним, с ужином! Ты там вокруг себя хоть что-нибудь видела, Шерлок Холмс фигов?

— Там? Вокруг себя? Это когда играла, что ли?

Я придвинулась к Тайке вплотную и, стискивая ледяные от волнения кулаки, прошептала:

— Слева от тебя сидела рыжая девица…

— Рядом со мной?

— Через стул… — Тут я совсем разволновалась. — У нее в ушах… серьги Татьяны Антоновны!

Мегрэнь отпрянула, виноватое выражение лица разом пропало.

— Сама-то поняла, что сказала? Откуда? Не может быть. Наверняка ты перепутала. Да ты и не помнишь, как они выглядели, сама говорила.

— Я говорила только, что не знала об алмазах.

— Ну, не знаю… — развела руками Тайка. Она не верила, и правильно делала. Я сама себе не верила. — Давай вернемся? Я гляну…

— Девица исчезла, как только я поднялась. А пока я тебя вытаскивала, можно было успеть «Лебединое озеро» сплясать!

— Станцевать…

— Танцевать будем, когда нас здесь увидят те, кто эти серьги из ушей вырывал…

Мегрэнь запыхтела, всем видом показывая, что я, на ее взгляд, малость перегибаю палку.

— В любом случае сделать сейчас мы ничего не можем… Надо хотя бы удостовериться, что серьги те самые, а не рублевая подделка с толкучки.

— Мегрэнь, в этом заповеднике шанс столкнуться с той девицей еще раз ничтожно мал.

Тайка усмехнулась:

— Значит, будем охотиться там, где мадемуазель уже засветилась.

— В «Посейдоне»?

— Конечно. Завтра после экскурсии и пойдем… Только вот что мы будем делать, если с ней встретимся? Ты подумала?

— Подумала.

— И что?

— Не знаю, — честно созналась я.

— Тогда пошли на ужин.

— Мне кусок в горло не полезет.

— Ладно, съем твою порцию…

«У, прорва!» — подумала я и встала.

Ужин, несмотря на все сомнения, прошел на «ура». Я хоть и нервничала, беспрерывно оглядываясь на остальных отдыхающих, а слопала все без остатка.

— Здесь ее нет? — поинтересовалась Мегрэнь.

Я покачала головой:

— Нет. Зато я вижу толстяка, которому сегодня на бильярде продулась, и Леопольда… Ха-ха, у Леопольда под глазом фингал… Неужто Вадим Евгеньевич вчера на дискотеке расстарался?

Не успела я закончить фразу, как из-за угла вынырнул Вадим Евгеньевич собственной персоной. Правда, при ярком свете я его сразу не узнала, но, как только он заговорил, все встало на свои места.

— Добрый вечер, Светлана! Здравствуйте… — Он раскланялся с Мегрэнью и обворожительно улыбнулся: — Разрешите?

Никто еще ничего не разрешил, а Вадим Евгеньевич уже взял у ближайшего столика стул и уселся рядом…

Мегрэнь оглядела его с интересом:

— И откудова это к нам такого красивого дяденьку замело?

Я едва удержалась от смеха, а Вадим смутился:

— Э-э… увидел Светлану… не мог не подойти… — Наконец он оправился. — Простите, я вам не представился… Вадим!

Мегрэнь снисходительно кивнула и протянула руку, но так, что Вадиму ничего не оставалось, как ее поцеловать. Я сидела молча, с удовольствием наблюдая за развлекающейся подружкой. Когда Тайке надоело изводить незадачливого кавалера, я вмешалась.

— Вадим, неужели это вы поставили синяк вон тому мужчине? — я кивнула в сторону Леопольда, уписывающего в данный момент цыпленка табака. — Вы что, вчера действительно подрались?

— Что вы, Света! — с чувством воскликнул Вадим. — Я на такое просто не способен!

Окончательно придя в себя, он ожил и, элегантно потряхивая ухоженной шевелюрой, принялся болтать о пустяках, поминутно отпуская комплименты то мне, то подруге. Мегрэнь вежливо скалилась, я тоже улыбалась, но думала о своем, пропуская словесный поток сквозь рассеянное сито.

Прошло минут двадцать. Вадим Евгеньевич не утихал, мы внимали, но, по счастью, он оказался оратором, поэтому ответов на свои речи не требовал. Я успешно расправлялась с десертом, когда периферийное зрение просигнализировало о передвижении в интересующем квадрате. Я скосилась вправо. К столику Леопольда плавно приближался Жорж. Это существо мужского пола каждым своим появлением почему-то вгоняло меня в трепет. Я следила за его странной накатывающей походкой, особой манерой двигать головой, и мне в который уже раз пришло в голову, что выиграть у этого человека на бильярде я просто не могла. А если так, то отчего ему пришла фантазия подарить мне четыреста долларов? Проходя мимо, Жорж легонько хлопнул Леопольда по плечу. Пока тот разворачивался, Жорж обошел его со спины и сел напротив. Не обнаружив ничего интересного, Леопольд вернулся в исходное положение, увидел перед собой физиономию Жоржа и от неожиданности так дернул руками, что сшиб на пол бокал. Лица Жоржа я не могла видеть: он сидел ко мне спиной, а вот Леопольда видела очень хорошо. Так вот, он стал бледным и несчастным, и фингал его помрачнел окончательно. Леопольд машинально поднял руку, трогая свое нетрадиционное украшение, и я вдруг подумала, что догадываюсь, кто его ему поставил. К столику торопливо подскочила официантка и, присев на корточки, принялась сметать осколки бокала в совок. Леопольд что-то сказал ей, она согласно закивала. Жорж, наблюдавший за процессом уборки сверху, вдруг протянул руку и коснулся белоснежной крахмальной наколки на волосах девушки. Официантка вздрогнула и подняла голову. Глянув на Жоржа, она заулыбалась, кокетливо щуря густо намазанные глазки. Я в досаде плюнула. Смотреть тошно…

— Правда, Света? — услышала я голос Вадима и почувствовала, как Тайка тычет в меня локтем. — Как вы думаете?

Я энергично закивала и для убедительности заулыбалась. Однако Тайкины глаза распахнулись до пугающих размеров, и я торопливо нахмурилась, кашлянула в кулак, а потом сомневающимся тоном протянула:

— Хотя нет… Пожалуй, нет…

На лице нашего гостя появилось разочарование, но меня оно не тронуло. Пусть Мегрэнь сама разбирается. Я повела плечами и снова уставилась в зал.

К этому моменту на столе перед Жоржем уже появилась стопка и закуски. Но трогать их он не спешил. Его спина, облаченная в черный кожаный пиджак, застыла, словно изваяние, поэтому о содержании разговора можно было судить только по поведению Леопольда. А Леопольду разговор явно не нравился. Вилка в его руках нервно подрагивала, взгляд затравленно метался, и цвет лица менялся гораздо чаще, чем принято в теплой дружеской беседе. Наконец Леопольд принялся торопливо кивать, безоговорочно соглашаясь с собеседником. Любопытство раздирало меня до той самой минуты, пока я не осознала, что все это время толстяк непозволительно часто бросает взгляды на наш столик. Тогда в груди затрепыхалось нечто, смутно напоминающее тревогу. Тут Леопольд перестал судорожно трясти головой, плечи Жоржа дрогнули, и уже в следующее мгновение он оказался на ногах. Я не успела моргнуть, а проклятый варан уже смотрел на меня своим пустым немигающим взглядом. Чувствуя, как горячая волна заливает лицо, я поспешно отвернулась.

— Чертова ящерица… — жалобно буркнула я себе под нос.

— Так договорились? — говорливый павлин на соседнем стуле все еще чего-то добивался.

Я покосилась на подругу. Ее губы тронула едва заметная улыбка, она кивнула.

— Да, — отозвалась я, — договорились…

Лифт безнадежно застрял где-то наверху. Несколько минут мы с интересом прислушивались к монотонному чмоканью лифтовой двери. Мегрэнь вздохнула:

— Это безнадежно, пошли пешком. В конце концов, это даже смешно…

— Что именно?

— Здесь всего четыре этажа. Мы вполне можем подняться по лестнице.

— Так ты же сама ныла: «Я устала, я чуть жива…» — вспылила я. — Лично я свежа, как мимоза, и вообще, если бы не ты, пошла бы сейчас на дискотеку…

— Да? А кто это бежал, часто оглядываясь, от ресторана до корпуса?

— Я не бежала, а просто быстро шла.

Ага, конечно…

Я пренебрежительно хмыкнула и направилась к лестнице. Мне и в самом деле хотелось побыстрее оказаться за запертой дверью.

Однако на нашем этаже нас ожидал сюрприз в виде плейбоя Федора. С видом классического тунеядца он стоял, привалившись спиной к стенке, насвистывая и подбрасывая на ладони зажигалку.

— Добрый вечер, девочки! — мурлыкнул он.

Тайка засияла, а я нахмурилась. Мы проследовали к своей двери, Федя двинулся следом:

— А я к вам…

— Да ну? — притворно удивилась я и посмотрела подозрительно: — А зачем?

Федя чуть не порвался надвое, так широко улыбнулся:

— Ну… поздороваться хотел…

— Что ж, вы уже поздоровались, — проинформировала я. Тайка за моей спиной взволновалась, забулькала, но пока помалкивала.

— А на дискотеку вы сегодня пойдете? — спохватился Федя, тоже приходя в волнение. — Или в «Посейдон»?

При слове «Посейдон» волнение перекинулось и на меня. Подталкивая Мегрэнь к двери номера, я категорически отрезала:

— Нет, нет… Сегодня мы уже никуда не пойдем. Мы хотим отдохнуть. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи! А… — начал Федя, но я захлопнула дверь прямо у него перед носом.

Я прошла в гостиную. Хмуря брови, Тайка сидела в кресле и барабанила пальцами по подлокотнику.

— Светка, на кого он похож?

— Федя? На плейбоя.

— А чего ему надо, как ты думаешь?

Я устроилась рядом и ободряюще похлопала Тайку по руке.

— Иногда для того, чтобы не получать по морде, просто не нужно ее подставлять. Сейчас, дорогая, никому веры нет. Может, здесь все до единого милые и честные люди. А может — маньяки и уголовники, убившие старуху, набившие мне шишку в полголовы и перевернувшие твою квартиру… — Глаза у подружки стали печальными, словно больными. Я сочувствующе спросила: — Понравился, да?

Мегрэнь кивнула.

— А как же Игорь?

— Какой Игорь? Ах, да! — Тайка безразлично махнула рукой и вдруг затосковала: — Эх, Светка, зачем мы сюда приехали?

Я выразительно покосилась в ее сторону, но Тайка этого даже не заметила, продолжая вздыхать.

— Где бы нам лопату достать? — не дала я ей расслабиться окончательно.

Мегрэнь перестала стонать и выставилась на меня в изумлении.

— Лопату? Для чего?

— Вдруг завтра копать придется?

Тайка возвела глаза к потолку и затрясла кудрями:

— Ты, подруга, часом, не перегрелась? Как ты себе это представляешь? Мы завтра с лопатой грузимся в микроавтобус, выходим в Октябрьском, отсчитываем пятьдесят шагов на север, сорок на юг и копаем ямку? — Я пожала плечами, втихомолку радуясь, что сумела так быстро вывести Мегрэнь из любовной депрессии. — Завтра только разведка, пробный, так сказать, шар. На месте разберемся, есть ли во всем этом хоть капля правды… Ясно?

— Ясно, — отозвалась я. — Кстати, просвети напоследок, о чем мы за ужином договорились с Вадимом Евгеньевичем?

Тайка сморщила нос, с большим трудом сдерживая рвущееся наружу веселье:

— Это не мы договорились, а ты. Завтра в семь часов утра вы встречаетесь возле тренажерного зала… — Я вытаращила глаза, насколько смогла. — Последнее время Вадим Евгеньевич увлекся бодибилдингом, и я пообещала, что ты покажешь ему парочку стоящих упражнений…

***

К счастью, свинская Тайкина выходка последствий не имела. Не знаю, ждал ли меня в семь часов Вадим возле спорткомплекса, за завтраком в ресторане мы его не встретили.

— Чем займемся до двенадцати? — спросила Тайка.

— Воздухом подышим.

Я вышла из дверей ресторана и почти нос к носу столкнулась с администраторшей, которая принимала наш заказ на экскурсию. Сегодня к отвороту ее белой кофточки была прицеплена пластиковая карточка: «Белла Игнатьевна Синеокова». Мазнув по карточке взглядом, я бодро гаркнула:

— Здравствуйте, Белла Игнатьевна!

Всегда приятно поговорить с человеком, содравшим с тебя столько денег.

— Доброе утро! — отозвалась администраторша. — Я как раз вас ищу…

Заявление насторожило. Шедшая следом Мегрэнь с размаху тюкнулась мне в спину и затаилась, ожидая, чем огорчит нас Белла Игнатьевна Синеокова.

— На сегодняшнюю экскурсию была подана еще одна заявка. Я сделала перерасчет, и вот ваши деньги…

Тайка вынырнула на передний план:

— А что, если кто-нибудь еще поедет, поездка снова подешевеет?

— Конечно, — ответила Белла, — чем больше народу, тем дешевле…

Администраторша удалилась, а Мегрэнь принялась теребить меня за руку:

— Светка, может, сагитируем отдыхающих? Просветим народ, погрязший в алчном…

— Заткнись! Знаю, на что ты намекаешь, еще неизвестно, что за хорек к нам примазался, а лишние люди нам вовсе без надобности.

Кто к нам примазался, мы узнали через два часа с небольшим, когда, приобретя соответствующий экскурсионный вид, спустились вниз и бодро сунулись в стоявший возле ступенек корпуса микроавтобус «Фольксваген».

Я застонала и едва не выпала обратно на асфальт. Тайка энергично подтолкнула меня в спину. Зацепившись за порожек, я влетела в салон, с размаху впечатавшись в ближайшее кресло. Совершенно трезвый Леопольд, таинственно мерцая подбитым глазом, галантно поднялся навстречу, поймал меня под руку, улыбнулся и помог сесть. Я с усилием растянула губы:

— Благодарю…

— Вот решил на экскурсию съездить, — сообщил Леопольд, обращаясь почему-то к Тайке. — Дай, думаю, съезжу! Часто здесь отдыхаю, а никогда не ездил. Странно, да?

— Да, — ответила подружка, резво пробираясь в конец салона.

Я шмыгнула за ней. Леопольд был последним человеком, которого я ожидала здесь увидеть. Тайка, бьюсь об заклад, рассчитывала встретить Федю.

Пока мы с подружкой приходили в себя, к машине подошел Коля, брат того самого Володи, с которым Тайка перепутала баулы. Коротко кивнув, он полез на водительское сиденье. Мы с Мегрэнью переглянулись.

— Светка, — зашептала она, склонившись к моему уху, — похожи мы с тобой на продукты?

Я только вздохнула и крепче стиснула сумку, в которой лежали несколько фотографий с видами бывшей усадьбы. Коля завел мотор, но с места пока не трогался. Я посмотрела на часы: двенадцать десять.

— Чего ждем? — громко спросила Мегрэнь, и я уловила в ее интонации звенящие нотки беспокойства.

— Экскурсовода, — ответил Коля.

Прошло еще полторы минуты, и я увидела, как к машине торопливо бежит широкоплечий молодой человек в черном джинсовом костюме.

— Экскурсовод… — мрачно сообщил Коля.

Молодой человек забрался в салон, я взглянула ему в лицо и ойкнула. Глянув на меня, экскурсовод ухмыльнулся, от чего размашистый шрам на левой щеке сложился в затейливую загогулину.

— Ты что, Светик? — созерцая мой побледневший вид, удивилась подружка.

Не сводя глаз с широкой спины экскурсовода, устроившегося на переднем сиденье, я прошептала:

— Это он, я его видела… Ну там, в «Посейдоне»… рядом с той девицей… Мегрэнь, я не хочу ехать в этой машине!

Мегрэнь прониклась сразу и безоговорочно. Но не успели мы шевельнуться, чтобы выбраться на улицу, как дверь снова распахнулась.

— Это автобус на экскурсию, да? Ага! Вот и отлично! А я подумал — в компании веселее! — Мы с Тайкой переглянулись, а в салоне появился жизнерадостный Федя. — Привет, девчонки! И вы здесь?

— Угу. — Я пребывала в полнейшей растерянности, во-первых, потому что Федя полностью загораживал проход, во-вторых, я теперь не могла решить: вылезать или оставаться?

— Добрый день! — В очередной раз хлопнула дверца машины.

Я вытянула шею, поскольку из-за Феди ничего не было видно. Но шея оказалась коротковата, и я сердито рявкнула:

— Сядьте!

Федя послушно упал на свободное сиденье, и я, наконец, смогла оглядеть весь салон. Так и есть, Вадим Евгеньевич. Гляди-ка, одного бодибилдинга ему мало, ему тоже экскурсию подавай…

— А кто же в лавке остался? — хрюкнула вдруг под боком Тайка, и я фыркнула, хотя, по большому счету, смешно мне не было.

Мужчины дружно оглянулись.

— Поехали! — сказала я. — Следующая остановка — Октябрьский!

В автобусе царила тишина, словно ехали не на экскурсию, а на похороны. Первые несколько минут мы с Тайкой крепко держались за руки, потом напряжение немного спало. Пейзаж за окном действовал успокаивающе: автобус обогнул лесной массив, въехал на мост, и солнечное буйство осенних красок понемногу разбавилось скромными пятнами деревянных домиков. Мегрэнь повеселела, углядев на обочине, щедро заляпанный комьями глины, дорожный указатель «Октябрьский».

— Подъезжаем! — хриплым голосом сообщил экскурсовод. — Начнем с краеведческого музея… Возражений нет?

Ответом было всеобщее молчание, гид удовлетворенно кивнул.

Широкая грунтовка резко ушла вправо и нырнула в лесополосу. Несколько сот метров мы тряслись по накатанным колдобинам, въехали в горку, и тут экскурсовод бросил:

— Коля, тормозни!

Коля послушно остановил машину, а мы с Тайкой боязливо поджали ноги: действия экскурсовода настораживали. Он распахнул дверцу и неожиданно выдал:

— С этой точки вы можете увидеть наиболее привлекательную панораму старинной дворянской усадьбы Вельяминово, расположенной в одном из самых красивых мест средней полосы. В наши дни в стенах дворянского дома расположен знаменитый краеведческий музей. — Экскурсовод приглашающее махнул рукой и вылез на свежий воздух. — Вы можете выйти из автобуса и полюбоваться прекрасными видами.

Пока мужчины растерянно оглядывались по сторонам, мы с Мегрэнью кивнули друг другу и быстро полезли из автобуса. Экскурсовод любезно помог нам сойти с подножки. Выражение его лица теперь не имело ничего общего с ухмылкой, с которой он вошел в автобус. Мегрэнь на долю секунды задержалась на пороге и, не сводя любопытного взгляда с экскурсовода, галантно поддерживающего ее под локоток, спросила:

— Простите, я не расслышала, как вас зовут…

— Антон… К вашим услугам…

Тайка кивнула и подошла ко мне. Мы встали рядышком, с неподдельным восхищением оглядывая представший перед глазами вид.

Усадьба была как на ладони. Она располагалась в живописной низине, в излучине реки. Говоря о красивейшем месте, Антон не погрешил против истины.

— Вот сейчас бы карту достать… — сквозь зубы помечтала Мегрэнь, цепким взглядом окидывая окрестности. — Запоминай, Светик, запоминай… Может, пригодится…

Налюбовавшись видами, мы вернулись в автобус. В мгновение ока он скатился с горки и, весело подпрыгивая на ухабах, устремился к Октябрьскому. Миновав мост, мы проехали поселок, оказавшийся, к моему удивлению, довольно большим, насквозь. Краеведческий музей, а если говорить точнее — усадьба Вельяминово — располагался в северной части Октябрьского, на окраине.

Мы вышли из машины, с любопытством оглядывая место, на поиски которого потратили столько сил. Внешне хозяйский дом мало изменился. Он обветшал и несколько облупился, но все же выглядел гордо и величаво. Революционная мысль и твердая рука советского архитектора, по счастью, обошла его своей заботой, нарядные колонны и затейливые завитки перил остались на месте.

— Этого дерева на фотографии не было… — нахмурилась Мегрэнь, подозрительно оглядывая вековой дуб, уютно расположившийся под окнами.

— Еще бы, — сказала я, — на фотографии он не толще палки от швабры. Ты вспомни, сколько лет фотографиям!

Оказавшись на свежем воздухе, наши попутчики немного взбодрились. За время поездки у меня сложилось впечатление, что каждый из них был неприятно удивлен присутствием посторонних в автобусе. Леопольд хмурился, поминутно вытягивая губы забавной трубочкой, Вадим Евгеньевич сердито покашливал в кулак, бросая по сторонам короткие косые взгляды, и только Федя выглядел более-менее мирно, но тоже помалкивал. Теперь мужчины дружно пришли в себя и принялись оказывать нам всяческие знаки внимания. Леопольд, тот прямо расположился за моей спиной, едва не наступая на пятки и заботливо осведомляясь о самочувствии. Улучив момент, я шепнула:

— Мегрэнь, я что, так плохо выгляжу?

Она не успела ответить, как возле нас оказался Вадим. Оттерев Леопольда плечом, он с игривой суровостью протянул:

— Светочка, вы разбили мне сердце… Я так ждал…

Я незаметно ущипнула подругу за ногу и улыбнулась:

— Простите, Вадим, я просто проспала…

Вадим закудахтал, словно курица на грядке, горячо убеждая, что и в мыслях не держал обиды. Видя такое положение вещей, Федя тоже активизировался, и теперь перед нами топталось уже трое возбужденных джентльменов, причем было совершенно непонятно, чего же они хотят. Такое ненормальное положение вещей, к счастью, пресек Антон:

— Музей будем осматривать? — Мы с Тайкой с жаром закивали. — Тогда пошли…

Тут его окликнул Коля:

— Я еще нужен?

— Конечно, — удивился Антон. — Но пара часов у тебя есть.

Коля кивнул и через мгновение автобус растворился во взметнувшемся пыльном облаке. Провожая его взглядом, я уточнила:

— А как мы доберемся обратно?

— Он вернется, — пообещал Антон и решительно зашагал вверх по затертым каменным ступенькам. Мы сгруппировались и потянулись следом.

К моему большому удивлению, внутреннее убранство музея по стилю вовсе не отличалось от его внешнего облика. Здесь царили чистота и порядок — как видно, на их поддержание уходило немало средств и времени.

Попросив нас подождать, Антон исчез за неприметной дверцей с табличкой: «Директор музея-усадьбы Вельяминово Петрова П.Г.». Мы только успели разглядеть широкую белую лестницу, ведущую наверх, а дверь открылась снова, и перед нами появилась женщина лет пятидесяти, в строгом костюме. Она поправила очки и приветливо улыбнулась.

— Здравствуйте, мы вас ждали. Меня зовут Полина Григорьевна. Прошу!

На площадке в конце лестницы висело огромное зеркало в великолепной бронзовой раме. Полина Григорьевна остановилась:

— Революциянанесла весьма ощутимый удар по коллекционированию и собирательству в России. Судьба многих коллекционеров была весьма незавидна. Родовое имение коллежского советника Сергея Савельевича Георгиевского в первые годы, а точнее сказать, в первые дни Октябрьской революции пострадало очень значительно. Лишь счастливый случай помог избежать поджогов и полного разграбления бесценной коллекции произведений искусства, собираемой фамилией на протяжении нескольких поколений. Тем не менее коллекция долгие годы была разрознена, часть ее попала за границу, часть бесследно исчезла, и только в последние годы была снова собрана здесь, в нашем музее. Так что подавляющее большинство наших экспонатов являются подлинниками. Как, например, это зеркало, долгие годы украшавшее стену одного из кабинетов райкома…

Мы с Мегрэнью переглянулись.

— А что это был за счастливый случай? — высунулась Тайка.

— В начале прошлого века в права наследования усадьбой вступил внук Сергея Савельевича Антон Савельевич. Он принял революцию, хотя, естественно, семья подверглась национализации имущества. Однако весьма скоро Антон Савельевич был арестован, поскольку буржуазное происхождение и паразитический, с точки зрения новой власти, образ жизни никак не соответствовал требованиям времени. И только вмешательство родственника, имевшего в революционном правительстве достаточное влияние, спасло ему жизнь…

Часть экспозиции была посвящена истории развития края в советский период. Красные галстуки первых пионеров, агитационные плакаты, портреты вождей и продукция местной деревообрабатывающей фабрики интересовали нас мало. Гораздо привлекательнее выглядели залы времен царской России. К нашей с Тайкой радости, большую часть своего рассказа Полина Григорьевна посвятила именно этому периоду. Отца Татьяны Антоновны, Антона Савельевича, она называла не иначе как меценатом и просветителем, строившим школы для детей из бедных семей и открывавшим бесплатные больницы для крестьян; Антон Савельевич оплачивал рабочим отпуска, на свои деньги купил крестьянской общине трактор, в канун революции приступил к постройке драматического театра. Но в силу известных исторических событий довести дело до конца не успел, поэтому в отстроенном здании разместился отдел красной милиции, куда Антона Савельевича по прошествии недолгого времени и доставили в качестве арестованного.

— И что, после всего этого они пытались поджечь его дом? — не поверила я своим ушам.

Полина Григорьевна горько кивнула:

— А ведь до тысяча девятьсот семнадцатого года в нашей губернии практически не было пьянства… — И поведала нам о дальнейшей судьбе последнего представителя мужского пола рода Георгиевских.

Итак, благодаря заступничеству высокопоставленного родственника, Антон Савельевич был выпущен на свободу. Ему было разрешено вместе с женой поселиться в пустующем доме на окраине села, тогда еще носившего такое же название, как и усадьба, — Вельяминово. Антон Савельевич вместе с супругой начал преподавать в школе, которую сам когда-то и построил. Однако власти все ж таки не утерпели и в тридцать восьмом арестовали его снова и расстреляли за вредительство.

Сбившись в тесную кучку, мы ходили из зала в зал следом за Полиной Григорьевной. Причем Антон, хоть и сам считался у нас гидом, слушал во все уши и задавал вопросы, как мне показалось, весьма искренне.

— Похоже, что наш экскурсовод здесь впервые, — прикрыв рот ладонью, шепнула я Тайке. Она кивнула и криво усмехнулась: — Смотри!

Мы стояли возле портретной галереи, с интересом вглядываясь в лица предков Татьяны Антоновны. Живописные портреты занимали большую часть стены зала на втором этаже, а ближе к окну висели большие черно-белые фотографии в рамках. По всей видимости, это и были те самые рабочие, о которых рассказывала Полина Григорьевна. Одна фотография сразу привлекла мое внимание.

— В папке есть такая же: «Флигель-адъютант Его Императорского Величества… Георгиевский Савелий Сергеевич с супругой Надеждой Тихоновной».

Мы подошли ближе. Фотография и правда была такая же, только гораздо больше по размеру.

— Это ее дед с бабкой… Светка, — вдруг схватив меня за руку, взволнованно зашипела подруга, — серьги-то те самые.

Мегрэнь была абсолютно права. При таком увеличении был отчетливо виден каждый лепесток серег, украшавших ушки статной красавицы Надежды Тихоновны Георгиевской, бабушки Татьяны Антоновны.

— Интересуетесь? — неожиданно раздалось сзади. Мы вздрогнули. — Перья, шляпы, бусы? Нравится?

Леопольд, страус чертов… Не снизойдя до ответа, мы дружно отвернулись. Но остальные наши спутники, видимо, не смогли находиться от нас далее десяти метров дольше, чем двадцать секунд, поэтому не успели мы моргнуть глазом, как возле нас оказались все остальные. «В конце концов, это невыносимо, — подумала я. — Не знаешь, куда поставить ногу, потому что боишься наступить на какого-нибудь мужика!» Похоже, Мегрэнь полностью разделяла мои взгляды. Повернувшись к Полине Григорьевне, молча удивлявшейся такой плотной концентрации экскурсантов на одном квадратном метре, она громко спросила:

— А где здесь туалет?

Этот, в общем-то, вполне житейский вопрос почему-то заставил наших спутников дружно отвернуться и ткнуться носами в первые подвернувшиеся снимки. Полина Григорьевна понимающе улыбнулась, подошла поближе и в деликатных выражениях объяснила, что интересующее нас заведение расположено на первом этаже в левом крыле, за дверью с соответствующей надписью. Пока я благодарила директора музея за исчерпывающие сведения, Мегрэнь пропала из поля зрения. Я покрутила головой и обнаружила ее в дальнем углу зала возле портьеры. Выражение лица подруги меня не обрадовало.

— В чем дело?

— Смотри! — она незаметно кивнула в ту сторону, где висели фотографии.

— Что? — не поняла я.

— Смотри… на Антона…

Антон стоял возле портрета деда с бабкой, и лицо у него было такое, словно он увидел привидение. Мне сразу стало не по себе, а тут еще Тайка прикусила кулак и заскулила, как припадочная:

— Господи… мамочки…

Страсть как не люблю, когда ничего не понимаю. Я вцепилась Тайке в локоть и потащила к лестнице.

— Простите, мы на пару минут… — мило улыбнувшись, сообщила я Полине Григорьевне.

Мужчины дернулись было следом, но вовремя сообразили, что это не совсем прилично.

Оказавшись в туалете, я первым делом заперла дверь.

— Это какой-то сумасшедший дом. Такое впечатление, что они боятся пропустить хоть одно наше слово. И друг друга пасут, чтобы, не дай бог, кто-нибудь оказался с нами наедине. Честное слово, еще никогда за мной не ухаживали с таким рвением! А ты-то чего вдруг позеленела? И что случилось с нашим гидом? Он так смотрел на бабку Татьяны Антоновны, словно увидел родную маму…

— Светик, — тараща глаза и захлебываясь, затараторила Мегрэнь, — я все никак не могла понять, почему у меня такое чувство, что я его знаю…

— Стоп! Кого?

— Гида… ну… Антона! Но ты меня сбила, сказала, что он был в казино, играл вместе с нами в рулетку…

— Так оно и было, — подтвердила я, невольно заражаясь от подруги волнением.

— Это не то… То есть то, но… Тьфу, черт, ты меня совсем запутала!

— Я?

— Короче, знаешь, откуда у него этот шрам?

Я покачала головой. Мегрэнь ткнула себя в грудь указательным пальцем:

— Не понимаешь? — Я снова покачала головой. — Когда мы возвращались из театра, это он напал на нас в сквере. Он и еще кто-то. Когда твою сумку… И голос…

— Про сумку я помню, — с сомнением протянула я, — но вот остальное… Слушай, там было так темно, и вообще… не похоже.

— Это его я каблуком двинула, — упрямо повторила Мегрэнь. — Шрам свежий, только-только затянулся, и слева. А я слева попала, точно. Каблук весь в крови был, ты сама видела. Он как к той фотографии подошел, встал, голову склонил, я сразу вспомнила. Но почему он так смотрел? Ты заметила?

— Еще бы! — всплеснула я руками. — Аж позеленел! Может, на серьги? Ведь в казино Антон сидел рядом с той девицей, мог запомнить…

— Я не встречала ни одного мужчины, который бы обращал внимание, а уж тем более запоминал женские цацки. Мужик оценивает женщину в комплексе. Либо Антон эти серьги знает, либо его интересовали персоналии.

«Хорошо сказала», — подумала я.

— Мегрэнь… Думаю, он с той девицей знаком. Он сидел с ней рядом. Может быть, он сам подарил ей эти серьги…

Тут мы с ней обе дружно зачесались. Ну не от блох, конечно, а от нервов…

— Это он убил… Точно. Может, если бы в сквер не прибежал Игорь, он и нас бы убил.

— Нас-то за что? — испугалась я.

— Как свидетелей.

— Свидетелей чего?

Тайка запнулась, тщетно стараясь продолжить логическую цепочку, но я ей помешала:

— Мегрэнь, тогда мы не были свидетелями. Это мы теперь свидетели… Он понял, что я в казино серьги узнала. Но вот как он тут оказался?

Заканчивала я уже шепотом, голос со страху сел, и скоро мы с Тайкой мягко ползли вниз на пластилиновых ногах. Фантазия у подруги не чета моей, поэтому через минуту, выслушав все ее предположения по данному вопросу, я горько сожалела, что не послушала главбуха и не махнула в Турцию.

— Здесь все запутано… Все ненормально… — озабоченно морща лоб, торопливо заговорила Мегрэнь. — Фактически этот парень — грабитель. Может, даже убийца… Тогда зачем он столь откровенно объявился? Не мог же он рассчитывать, что мы его не узнаем?

Я честно призналась:

— А я и не узнала… Я тебе на слово верю.

Мы все еще строили предположения вокруг происходящего, когда ручка двери дрогнула и осторожно поползла вниз. Оцепенев, мы следили за латунной завитушкой: вот она замерла и дверь слабо дернулась — раз, два… Кажется, мы перестали дышать. Но Тайка вдруг сделала пальцами движение, словно что-то откручивала. За моей спиной был умывальник, я протянула руку и открыла кран. Как только зашумела вода, ручка перестала дергаться. — Кроме нас, здесь нет женщин, — одними губами показала Мегрэнь.

Я пальцами изобразила очки на лице, намекая на Полину Григорьевну, но Тайка отрицательно покачала головой. Мы ждали, но за дверью была тишина. Я взглянула на Мегрэнь и вопросительно подняла брови. Тайка вдруг вытянула руку и ткнула пальцем в направлении окна. Я вытаращила глаза, а она настойчиво закивала, хмуря брови. Тогда я покрутила у виска пальцем, на что подруга ответила весьма недвусмысленным взмахом пятерни по горлу. Пытаясь представить, как все это будет выглядеть, я подошла к окну. Оно выходило на задворки, на которых живой души не было видно, но легче мне после этого не стало. Мало того, ко всем прочим удовольствиям на улице явно собирался хороший дождик, резкий ветер уже трепал верхушки деревьев, отвечавших бурным листопадом.

— Никого нет, — прошипела Мегрэнь мне на ухо.

— Это сумасшествие.

— Сумасшествие — оставаться рядом с этими типами. Лично я не собираюсь дожидаться, чтобы меня придушили так же, как бедную старуху. Смерть в сортире сельского музея меня не вдохновляет.

Напоминание о кончине нашей соседки заставило меня взглянуть на происходящее под другим углом. Даже если Мегрэнь ничего не напутала с Антоном, серьги на девице, сидевшей в казино, оставались фактом. То, что Антон был с ней рядом, если и было совпадением, то весьма неприятным. Да и столь бурный интерес к местным достопримечательностям, дружно проявленный в последнюю минуту людьми, явно ищущими с нами контакта, наводил на определенные размышления. Что потерял здесь Леопольд, который большую часть времени зевал и наступал мне на пятки?

— Вот невезение… — Тайка потянула оконный шпингалет, в ответ на это по стеклу звонко ударили первые увесистые дождевые капли. — Ты зонтик взяла?

— Нет, — злорадно отозвалась я, — я думала, ты возьмешь…

Подруга хрюкнула и распахнула створки. В следующее мгновение порывом ветра в окно швырнуло приличную порцию мокрой листвы. Я ловко спряталась за Тайку. Дверная ручка за спиной вдруг яростно задергалась.

— Давай, не тормози, — буркнула я, активно подталкивая Мегрэнь в спину.

Она взмахнула руками и благополучно вывалилась под дождик.

Непогода разыгралась не на шутку. Еще совсем недавно чистое безоблачное небо заволокли сизые тучи, сверкали зарницы, и пока еще не слишком сильный, но многообещающий дождь недвусмысленно намекал на бурное продолжение.

— И что нам теперь делать? — Я покрепче затянула шнурки капюшона и втянула озябшие пальцы в рукава куртки. — Тебе что предпочтительнее: смерть от удушения или от воспаления легких?

Тайка гневно сверкнула глазами, но сказать, что сейчас я во всем виновата, язык у нее все же не повернулся.

***

Вот уже пару минут мы сидели в кустах позади музея. Территория была огорожена, поэтому деваться нам было некуда. Куртки предательски тяжелели от воды, и кроссовки подозрительно чавкали. Выбраться отсюда мы могли, лишь пройдя под окнами почти до самой парадной лестницы, но тогда нас наверняка увидят в окна. И чего тогда будет стоить весь наш побег?

— Светка, ты помнишь, где проходило шоссе, когда мы с горки видами любовались?

— Ну, и? — конечно, помнила, на память я никогда не жаловалась. Я махнула рукой: — Шоссе вон там, но до него все равно по-другому не добраться, надо выходить к парадной лестнице. И не меньше километра на восток через поле. Там то ли склады, то ли сараи какие-то. Потом что-то вроде котельной с трубой… Дальше не помню, но точно в ту сторону. Мегрэнь, может лучше посмотреть, не приехал ли Коля? Сядем в микроавтобус…

— А если он с ними заодно?

— С кем с ними?

— С Антоном и Леопольдом.

— Почему ты думаешь, что они вместе?

— Только они между собой разговаривают. Вместе они или нет, не знаю, но знакомы точно. Так что, если они втроем заодно, мы просто сделаем им подарок. Может, они на это с самого начала рассчитывали, только Федя с Вадимом им помешали…

Тайкины умозаключения навели меня на определенные мысли. Пока я ворочала извилинами, Мегрэнь высунулась из кустов и огляделась.

— Светка, — пихнула она меня в бок локтем, — так и будешь здесь стоять до второго пришествия? Пошли…

Она скользнула вдоль раскидистого кустарника, и я, не успев узнать, что же придумала дорогая подруга, поспешила следом. Мокрые листья противно шлепали по лицу, так что пробиралась я едва не на ощупь. Поэтому, когда Мегрэнь остановилась, я сослепу на нее наткнулась, и Тайка, коротко вякнув, шлепнулась в грязь на четвереньки.

— Ты не ушиблась? — озаботилась я.

Тайка поднялась, чертыхаясь сквозь зубы, и выразительно посмотрела на перепачканные ладони.

— Не волнуйся, я помогу… — Я стряхнула с ее грязных промокших джинсов прилипший листик и улыбнулась. А что еще я могла сделать?

Когда Мегрэнь перестала бубнить, мы двинулись дальше. Впереди за деревьями виднелась какая-то зеленая будка, вроде склада для садового инвентаря. Ежась от порывистого ветра, мы быстро пробежали открытое место и спрятались за ней. Отсюда был хорошо виден парадный вход в музей, окна первого этажа и левого крыла, того самого, где и располагался женский туалет. Метрах в пятидесяти от входа находилась асфальтированная площадка для экскурсионных автобусов.

— Смотри! — я кивнула в сторону площадки.

Нашего «Фольксвагена» не было, зато были два больших автобуса, на лобовом стекле ближнего ясно читалась надпись: «Поречье». Оба автобуса были пусты, и это означало только одно: пока нас не было, в музей приехали другие экскурсанты. Следовательно, вполне вероятно, что в женский туалет пыталась проникнуть какая-то настрадавшаяся бедняжка, а не кто-то из наших спутников. Это поняла и Мегрэнь, поэтому выглядела сейчас несколько сконфуженно.

— Может, вернемся? — вздохнула я, рисуя в уме радужные картины самостоятельного возвращения в пансионат под проливным дождем.

— И что мы скажем? Пошли в туалет, а вернулись насквозь мокрые и грязные, как свиньи?

Я пожала плечами, решив не уточнять, что свиньи у нас пока в единственном числе. Мы увлеченно препирались, когда я боковым зрением заметила в крайнем окне первого этажа странное мельтешение.

— Что это там?

Мы высунули из-за угла головы.

— Это Антон орет на Леопольда… — растерянно сказала Тайка, обладавшая поистине кошачьим зрением. Я видела только размахивающий руками силуэт, но лиц разглядеть не могла.

Меж тем за окнами музея явно разворачивались интересные события. Прекратив махать руками, мужчины разбежались в разные стороны, а поскольку окна выходили в один коридор, было видно, как они по очереди заглядывают в каждый зал, постепенно приближаясь к двери женского туалета.

— Они ищут нас, — сказала Мегрэнь.

— Может, они подумали, что нам стало плохо? — внесла я вполне логичное предположение, но Тайка хмыкнула:

— Обеим… на одном унитазе…

Она не успела договорить. В этот момент Антон добрался до туалета и безо всяких церемоний плечом вынес запертую дверь.

— Мне кажется, он забыл постучаться, — протянула Мегрэнь и нервно хихикнула.

Наблюдая за домом, мы не заметили, как на площадку бодро вкатился «Фольксваген». Однако вылезать под дождь Коля не стал, устроился на сиденье поудобнее и достал журнал. Нам пришлось переместиться чуть правее, чтобы он нас не заметил. И тут мы едва не прокололись. Прячась от Коли, мы совершенно не контролировали тылы. Случайно глянув за спину, я вдруг увидела Антона, выходившего из-за угла музея. Получалось, что он махнул из окна туалета на улицу и теперь шел, образно выражаясь, по нашим следам. О настоящих же следах при такой погоде говорить не приходилось. Но, как оказалось, с выводами я поторопилась.

— Тайка… — Я знала, что Антон еще не успел нас засечь, поскольку большей частью смотрел в землю, но, если мы не уберемся отсюда подальше, счастливой встречи не миновать.

Мегрэнь в это время наблюдала за нашим автобусом и одновременно за Леопольдом, носящимся с безумным видом по коридору первого этажа. Оглянувшись на меня, она увидела приближающегося Антона и, похоже, немного растерялась. Сообразив, что дельных предложений у подруги пока не имеется, я сделала то единственное, что могла в данной ситуации: схватила ее за руку, согнувшись крючком, протащила пару метров и рыбкой нырнула в мокрые кусты. Распластавшись на пузе, мы замерли. Джинсы немедленно промокли насквозь, хотя мне и казалось, что мокрее уже не бывает. Теперь было не только мокро, но и очень холодно.

Не прошло и тридцати секунд, как Антон оказался возле будки. Нас разделяло не более пяти метров. Вода ручейками катилась с его слипшихся волос, а от куртки при каждом движении летели фонтаны брызг. Похоже, сегодня насморк гарантирован не только нам. Приоткрыв дверь, он заглянул в будку. Потом двинулся дальше, но почему-то оглянулся и замер. Я отчетливо увидела плотно сжатые губы, размашистый, похожий на росчерк пера, багровый шрам и прищуренные глаза, глядевшие цепко и недобро. Я поневоле съежилась. А он сделал пару шагов назад и сел на корточки. Мы с Тайкой молча тянули шеи, словно две гусыни из лукошка, очень стараясь не делать лишних движений. Антон встал, и у него в руках я увидела свою сумку… Я зажала рот руками, то же самое проделала подруга. Сумочка была небольшая, пластиковая, там лежали лишь несколько фотографий. Антон скрючился, спиной загораживая сумку от косых ливневых струй, и заглянул внутрь. Посмотрев, сунул сумку под куртку и задумался.

Сверкнувшая молния внезапно разорвала почерневшее небо над нашими головами, и сразу же раздался оглушительный гром. Мы с Тайкой пискнули с перепугу и затряслись под стать листве, бешено рвущейся с куста под хлесткими ударами ветра. На Антона громовой раскат не произвел никакого впечатления, он по-прежнему стоял под дождем, усиленно о чем-то размышляя. Вдруг он резко тряхнул головой и выдал виртуознейшее ругательство. Если я правильно поняла, его печалила собственная недальновидность и наша незавидная участь…

***

Тайка отлепилась от щели в стене садовой будки и кивнула:

– Все! Уехали…

Я облегченно вздохнула, но тут же закашлялась — двадцатиминутный отдых на холодной мокрой земле не прошел даром. К счастью, сразу после того, как Антон вернулся к музею, мы смогли безо всяких проблем забраться в ту самую будку, за которой прятались и возле которой я столь неосмотрительно обронила сумку с фотографиями. Деваться все равно было некуда, поскольку наши спутники весьма активно занялись розысками, а здесь, по крайней мере, была крыша над головой и не было пронзительного, сбивающего с ног ветра.

Едва мы с Тайкой успели залезть в будку, на лестницу высыпали наши спутники в полном составе. Они заметно волновались, и, судя по всему, разговор у них был довольно напряженный, потому что, поорав друг на друга пару минут, Вадим вдруг бросился на Антона с кулаками. Порыв был отчаянный и поистине героический. Если б я бросилась на фонарный столб, результат был бы схожим, только я не отлетела бы на пару метров назад, как это сделал Вадим. К счастью, его успел поймать Федя, весьма заинтересованно наблюдавший за перепалкой, и вовремя подоспевший Коля. Все вновь начали переругиваться, и только Леопольд вел себя более-менее прилично. Очень жаль, что слов разобрать было нельзя, поскольку на небе грохотало так, что закладывало уши. Но это природное бесчинство заботило лишь нас с Мегрэнью, наши недавние товарищи не обращали на него ровно никакого внимания.

Наконец, судя по всему, нашим спутникам удалось, выражаясь политически грамотно, достигнуть консенсуса — они загрузились в машину и убыли, чем доставили нам огромное облегчение.

— Что будем делать? — спросила Тайка, весьма заинтересованно прислушиваясь к доносящемуся снаружи грохоту. — Может, я и не права, но выходить на улицу желания нет.

— А если в музей вернуться?

— Там сейчас две экскурсии человек по сорок. Я не хочу выступать в качестве сбежавшей из цирка дрессированной обезьяны.

Пожалуй, и правда, для музея мы выглядим несколько экстравагантно. Я осторожно приоткрыла дверь и выглянула наружу. Ветер по-прежнему яростно тряс ветви, но дождь начал ослабевать.

— Тайка, достань карту…

Тайка охнула, схватившись за сердце. Торопливо пошлепав себя по карманам, она благополучно извлекла целлофановый пакетик.

Совсем про него позабыла! Испугалась, думала — промок…

Но листки были сухими благодаря тому, что подруга все время шлепалась на пузо, а пакет лежал в заднем кармане джинсов.

Я выбрала листочек с самой подробной картой и осторожно разложила на перевернутой деревянной бочке.

— Видишь, какой крюк делает шоссе? Нам придется идти больше километра до остановки. И неизвестно, когда придет автобус…

Мегрэнь хмурила брови и смотрела подозрительно.

— Не пойму, куда ты клонишь… Поймаем попутку…

— Нет, — решительно отрезала я, — никаких попуток… Я дорога себе как память.

— Чего ты боишься? — не унималась Тайка, которая всегда становилась безумно храброй, когда я трусила.

— Я не боюсь. Посмотри сама и раскинь, чем бог послал: через лес гораздо ближе. Пойдем на юг и будем в «Богородском» быстрее, чем они на своем тарантасе.

Однако Мегрэнь уперлась, и мне потребовалось немало красноречия, чтобы настоять на своем. Тайкино руководство привело лишь к тому, что мы вымокли, извалялись в грязи и замерзли. Если не взять инициативу в свои руки, наши планы потерпят полное фиаско.

— Пошли! — Я собрала листочки, решительно распахнула дверь будки и вышла наружу. — Дождь почти кончился. Так, капает слегка…

Тайка тащилась сзади, ныла, стонала и ядовитым голосом осведомлялась, каким образом я определю, где находится юг. Я снисходительно улыбалась и молчала. Не понимаю людей, которые считают, что стороны света определяются исключительно по солнцу.

***

— Ну, и куда теперь?

Мы стояли возле кромки леса, простирающегося вправо и влево, насколько хватало глаз.

— Мегрэнь, ты хоть что-нибудь слушала из того, что рассказывала Полина Григорьевна?

Она кивнула.

— А помнишь, как ты умничала, когда мы видами с горки любовались? «Смотри, Светка, смотри, пригодится…»

— И что?

— Где была водокачка? А что Полина Григорьевна сказала? Что в монастырь на экскурсии ездят. На автобусах! А где дорога? За излучиной! А где излучина? За водокачкой…

— И где эта дурацкая водокачка?

— Вон! — махнула я. — Здесь перелесок на сотню метров, а за ним река.

— Так мы пойдем мимо монастыря?

— Ну да. Ты же смотрела карту, там до «Богородского» рукой подать. Если б ты не ныла, мы бы уже там были.

Мегрэнь задумалась ненадолго, потом оживилась:

— Ну, Светка, ты голова! Я-то решила, что мы потопаем через лес!

— Так мы и потопаем через лес, но по нормальной дороге.

Видя, что других предложений все равно не будет, Мегрэнь смирилась и кивнула:

— Пошли!

Едва мы вошли в лес, как ветер стих. Впрочем, не было его только в лесу — пройдя перелесок и выйдя на открытое место, мы снова ощутили всю прелесть переменчивой осенней погоды. Впереди показалась водокачка, мы обошли ее слева и сразу увидели широкую накатанную дорогу, уходившую прямо в лес.

— Видишь, — обрадовалась я, — все, как я говорила! Через сорок минут будем дома.

Мы не стали терять времени и бодро устремились вперед. Лес, несмотря на наличие экскурсионных маршрутов, оказался на удивление чистым. Земля, не успевшая еще остыть после лета, парила, терпкий влажный воздух щекотал ноздри и дурманил головы. Первые пятнадцать минут мы почти наслаждались жизнью, однако довольно скоро Тайка начала прихрамывать.

— Светка, Светка, подожди! Я ногу натерла…

— Опять? — нахмурилась я. — Тебя мама что, не научила подбирать обувь по размеру?

— При чем тут размер? Кроссовки мокрые, вот и натерла…

Я только головой покачала. Пришлось сбавить скорость. Свидание с горячим душем и сухим бельем немного откладывалось, но я утешила себя мыслью, что, если подруга не изловчится и не изобретет какую-нибудь другую напасть, мы успеем прийти засветло.

Через полчаса Мегрэнь остановилась и заявила:

— Мне надо посидеть…

— Где? — терпеливо вздохнув, осведомилась я. — Во всем лесу ни одного сухого места.

— Вон дерево поваленное. Давай хоть две минутки посидим, иначе ты меня на себе потащишь…

Я разозлилась:

— Ты хоть когда-нибудь можешь потерпеть?! Если для дела надо? Кто в окно первый сиганул? Вот и будь последовательной…

Мегрэнь прищурилась и похромала дальше. Она держалась молодцом еще около километра, я шла сзади и радовалась ее силе воле. Для меня такие пешие прогулки сущая ерунда, я с самого раннего детства ходила с родителями в походы. Было, конечно, сыровато, но жить можно. Однако не прошло и десяти минут, как события начали развиваться, в точности подтверждая теорию хаоса.

— Ой, Светка… Это что?

Я повернула голову в сторону, куда показывала пальцем Мегрэнь, и раздраженно скрипнула зубами:

— Таисия, прекрати!

— Но ведь это же… грибы! Съедобные, Светка! Смотри сколько! И на том пне, и вон там! Эти, как их…

— Мухоморы.

— Опята, Светочка! Давай соберем…

— Куда?

— Да я футболку сниму…

Я закатила глаза:

— И что мы будем с ними делать?

— Засушим…

Я застонала.

— Отнесем в ресторан! — отчаянно крикнула Тайка, видя, что я продолжаю идти. — Нам их там со сметаной пожарят.

Тут совсем некстати у меня от голода заурчало в животе. В последнем предложении была капля смысла, но все равно оно никуда не годилось.

— Слушай, нам торопиться надо. Вдруг опять дождь пойдет, гроза начнется. Скоро стемнеет. К тому же, если я ничего не путаю, ты ногу натерла и устала. Сбор грибов подкосит твои последние силы. Кончай дурака валять!

Мегрэнь, конечно, понимала, что я права, но бросить такое богатство посреди леса… И она так злилась, что забыла, на какую ногу хромала.

— Вот всегда ты так! Всю мою сознательную жизнь ты мне крылья режешь…

— Подрезаю.

— И нет в тебе ни романтики, ни здорового чувства авантюризма…

— Зато твоего нездорового авантюризма мне за глаза хватает, — не выдержала я и обиделась. — Если бы не ты, я бы сейчас в море плавала или загорала! У них там сейчас бархатный сезон.

Так мы переругивались какое-то время на ходу. Сверкающие над головой зарницы вносили в нашу перепалку эффектное световое дополнение. Периодически с мокрых веток срывались струйки холодной воды, норовившие попасть непременно за шиворот, вместе с ними усиливался и поток взаимных колкостей.

— Каждый раз… — Тут Тайка мельком глянула вперед и почему-то умолкла.

— Просто я люблю порядок, — начала я, но, проследив направление ее взгляда, запнулась. — Ой!

— И что теперь? — Тайка растерянно моргнула.

Мы стояли на развилке. Дорога, по которой мы шли, делилась ровно пополам, словно кто-то аккуратно разрезал ее ножницами, и расходилась в разные стороны с углом не менее шестидесяти градусов.

— Надеюсь, тебе об этом было известно, — с робкой надеждой протянула Мегрэнь. — Правда, Светик?

Я кашлянула и помотала головой.

— А на карте?

Я снова покачала головой. На карте дорога проходила одной единственной линией от усадьбы до «Богородского». Жирный крестик, который нам с помощью рекламного проспекта удалось идентифицировать как женский монастырь, был нарисован прямо возле дороги. Возможно, если бы проспект был у нас с собой, мы смогли бы разобраться, в чем дело, но, к большому сожалению, я лично вернула его на стол администратора.

— Наверное, одна дорога ведет к дому отдыха, другая к монастырю, — предложила я. — Значит, монастырь близко от основной дороги, если развилка на карте не обозначена. Давай пойдем влево. Если дойдем до монастыря, то вернемся обратно к развилке и пойдем вправо. А если угадаем, сразу домой попадем.

Новое препятствие неожиданно прибавило сил, словно открыло второе дыхание, и мы резво устремились на дорогу, уходящую влево. Рта никто из нас больше не раскрывал, благодаря чему скорость мы развили прямо-таки фантастическую. Тайкина хромота куда-то пропала, и мне даже стало казаться, что джинсы на такой скорости понемногу начали просыхать. Каждый поворот дороги теперь казался последним, я с надеждой тянула шею, но впереди вновь сплошной стеной вставал лес.

— Сейчас точно к «Богородскому» выйдем, к бабке не ходить, — уверенно сказала я, украдкой поглядывая на бледное Тайкино личико. — Для монастыря от развилки слишком далеко…

Мегрэнь согласно кивнула. Не прошло и пятнадцати секунд, как над нашими головами сверкнула такая яркая зарница, будто лес осветили исполинским прожектором.

— Страх-то… — буркнула Мегрэнь, вздрогнув.

Ей ответил оглушительный громовой раскат, лес встрепенулся и замер… В следующее мгновение на нас обрушился водопад. Дальнейшее показалось мне жутким кошмаром, словно возникшим из глубины чьего-то больного воображения. Сшибаясь верхушками, под яростной атакой ветра стонали вековые сосны, хлеща наотмашь, бешеной каруселью вертелись их длинные мохнатые лапы. Кусты тряслись от ураганного ветра, сорванные листья пестрыми столбами взмывали вверх, и их было столько, что вскоре стало трудно разглядеть, что происходит вокруг. Тьма стремительно окутывала лес. Испуганно прижавшись друг к другу, мы несколько минут не могли прийти в себя. Лес сошел с ума, и мы с подружкой готовы были последовать его примеру.

— Тайка, бежим! — прокричала я ей на ухо.

Схватившись за руки, мы побежали. Ветер швырял нам вслед охапки мокрых листьев, кроссовки пробуксовывали на скользкой земле, а дорога на глазах превращалась в настоящую реку. Усталость и холод все сильнее сковывали мышцы, все труднее становилось передвигать ноги.

И вдруг я увидела высоко на сосне… свет. В первую секунду я приняла его за отблеск молнии, но Тайка стиснула мою ладонь и ткнула указательным пальцем в дерево:

— Смотри!

Дыша, словно ездовые лайки, мы остановились.

— Что это?

— Не знаю… Мне страшно, — призналась я.

— Подожди… — Мегрэнь выпустила мою руку и подошла поближе к сосне. — Светка, иди сюда!

Трясясь от холода и страха, я приблизилась. Светлое пятно плавно переместилось с сосны в густые заросли, и только тогда я поняла, что свет пробивается сквозь ветви.

— Здесь поворот… Тропа…

Обогнув кустарник, я прошла несколько метров и неожиданно почувствовала под ногами твердое покрытие.

— Тайка, тут доски… — Я задрала вверх голову. — Смотри, это стена…

Перед нами и впрямь возвышалась шершавая стена, показавшаяся мне в первое мгновение абсолютно черной. Но она просто потемнела от дождя, и шальной ветер азартно швырял в нее опавшие листья. Они прилипали, составляя причудливую пеструю мозаику. Стена уходила вверх метра на четыре.

— Монастырь…

— Я догадалась, — кусая губы, буркнула подруга. — Что делать-то? Обратно идти?

Мы стояли и смотрели друг на друга, ежась от пронизывающего холодного ветра. И я покачала головой:

— Нет. До развилки слишком далеко. Похоже, что мы заблудились.

Я прошла по доскам до самой стены, Тайка шла следом. Оказалось, что мы находимся на углу ограды. Левая сторона уходила в лес, вдоль правой лежал деревянный настил, на котором мы сейчас и стояли. Мы не стали мудрить и почти бегом направились вправо. Стена была достаточно длинной, и все же оборвалась так неожиданно, что я испугалась. Лес отступил в сторону, теперь перед нами расстилалось огромное поле. Молния с завидной регулярностью освещала окрестности, я разглядела впереди деревянные постройки, но, как и следовало ожидать, ни одной живой души видно не было. Я посмотрела налево. Метрах в пятидесяти от нас в стене виднелись широкие ворота.

— Светка, — задыхаясь после бега, прохрипела мне на ухо Мегрэнь, — мы в каком веке? В двадцать первом? Больше похоже на шестнадцатый!

Подруга была права. Черная громада монастырской стены навевала суеверный ужас. Разыгравшаяся непогода непередаваемо удачно дополняла мистическую картину.

— Тайка, ведь монастырь действующий? — тщетно пытаясь укрыться за углом от косого ливня, уточнила я на всякий случай. — Мы же читали, что сюда экскурсии возят…

— Точно! — Мегрэнь орала, пытаясь перекричать непрекращающуюся громовую канонаду. — Возят… Пошли, Светка, сил больше нет! Иначе мы тут и сдохнем!

Мы повернули за угол и со всех ног бросились к воротам.

Они оказались заперты. В правой половине ворот виднелась калитка, но тщетно мы дергали большое кованое кольцо — видно, из-за разразившейся непогоды здешние обитатели предпочли забаррикадироваться. В какое-то мгновение меня охватило настоящее отчаяние, но тут Тайка — светлая голова! — ткнула пальцем:

— Смотри, Светка, звонок!

Тайкина находка в первую секунду меня немного ошарашила, я уже настроилась на лучину, прялку и колодец с журавлем. Пока я изумлялась, Мегрэнь со всей страстью измотанной души навалилась на черную пластмассовую кнопку. Пользоваться последними достижениями науки и техники так, чтобы поднять мертвого, она была большая мастерица, поэтому я не слишком удивилась, когда минут через десять за воротами кто-то проявился. Маленькое окошечко на калитке с легким скрипом приоткрылось, и мы увидели женское лицо, не выражавшее, впрочем, большой радости.

— Кто там?

Тайка моментально отлипла от кнопки и сунулась к окошечку:

— Здравствуйте…

Хорошее Тайкино воспитание не зависело ни от каких погодных условий. Женщина немного растерялась:

— Здравствуйте… — Видно, она уже успела разглядеть наш жалкий вид, поэтому спросила: — Что-то случилось? Вам нужна помощь?

Мы с жаром закивали, вкратце сообщив почти правдивую историю о том, как заблудились. Грохнула железная щеколда, дверь распахнулась. Торопливо скользнув в калитку, мы очутились перед женщиной лет пятидесяти, одетой в черное монашеское одеяние. В руках она держала зонтик. Окинув нас внимательным взглядом, монахиня кивнула:

— Идите за мной…

Торопясь за монахиней, мы с интересом оглядывали монастырский двор. Правда, ливень не слишком способствовал любованию церковной архитектурой, но я все же успела разглядеть в дальнем углу колодезный журавль.

— Ой, — вырвалось у меня, — колодец…

Монахиня на ходу оглянулась и кивнула:

— Да-да… Вода в здешних местах — благодать божья… А за часовней родник бьет…

Тут мы добрались до каменного крыльца. Не веря своему счастью, сделали последнее героическое усилие и наконец оказались внутри.

— Здравствуйте! — вежливо гаркнула подруга.

Я торопливо подняла глаза и в полумраке увидела трех монашек, скорбно разглядывающих грязные лужи под нашими ногами. Помещение освещалось весьма скупо, возможно, монахини побаивались грозы.

— Сестра Анисья, — самая младшая из монашек встрепенулась и уставилась в лицо нашей спасительнице, — проводи их… Они совсем промокли…

Сестра Анисья, блеснув смышлеными глазками, торопливо кивнула.

— Пойдемте, сестры! — бойкий голосок сестры Анисьи не очень подходил к строгой монастырской обстановке. Монашке едва ли было больше семнадцати, хотя в таком полумраке я могла и ошибиться.

Переглянувшись украдкой с Тайкой, мы направились вслед за семенящей Анисьей по длинному мрачному коридору.

— Сюда! — поднявшись вверх на три ступеньки, мы оказались в небольшом каменном коридорчике, в который выходило четыре одинаковые двери. Притолоки были низкие, входя, мне пришлось нагнуться.

— Снимайте мокрое, я принесу, во что переодеться.

Монашка покинула комнату, мы поглядели ей вслед и снова переглянулись.

— А что, у них тут штатское имеется? — задумалась Мегрэнь, осторожно присаживаясь на длинную деревянную скамью.

Я поправила:

— Не штатское, а мирское. Ты же не в казарме.

— По мне, уж лучше казарма. Там хоть светло…

— Ладно тебе, трусиха. — Я расстегивала куртку, но пальцы замерзли и плохо слушались. — Раздевайся, пока воспаление легких не заработала… Коли потом тебя в задницу…

Уколов Тайка испугалась, поэтому с энтузиазмом взялась за дело. Дойдя до джинсов, она неуверенно протянула:

— А штаны тоже снимать?

— А как же! Они ж мокрющие…

— А вдруг это здесь… неприлично? Я имею в виду, стоять без штанов?

— Джинсы здесь изначально неприличны. Так что особо не переживай, этикет тебе соблюсти не удалось, — сказала я, в большом сомнении теребя кнопку собственных джинсов.

— Вы еще не разделись? — раздалось от дверей, и в комнате появилась сестра Анисья с целым ворохом белья в руках. — Простудитесь так…

Оставив сомнения, мы живо стянули противные прилипающие джинсы. Оставшись в нижнем белье, мы снова принялись переглядываться, но сестра Анисья сердито нахмурилась:

— Все снимайте, все… Что вы как неживые?

Она подошла к столу, стоявшему возле окна. Разобрав одежду на две стопки, сказала:

— Одевайтесь… — Тут за окном снова грянул гром, Анисья испуганно перекрестилась: — Спаси и сохрани…

Взяв в охапку наши грязные вещи, она торопливо вышла. Тайка на носочках допрыгала до стола:

— Так, что у нас тут?

В стопках были аккуратно сложены белые льняные рубахи почти до пола и длинные темно-серые юбки с мудреными завязками. С рубахами разобрались быстро, с юбками пришлось повозиться. После чего мы стали здорово смахивать на престарелых крестьянок со старинного лубка.

Переодевшись наконец в сухое и чистое, я в изнеможении рухнула на лавку:

— Как ты думаешь, нас ищут?

— Не знаю, — хмыкнула Тайка. — Не забыть бы, когда вернемся, напомнить администраторше о страховке… Да, Свет?

Минут через десять в комнату вошла бледная сутулая женщина в черном платке и вязаной кофте. Пару секунд мы друг друга разглядывали, потом она махнула рукой:

— Идите за мной, сестры…

Она повела нас по широкому коридору, мощенному белыми плитами. Мы с интересом крутили головами, разглядывая непривычную обстановку. Миновав несколько дверей, поднялись по узкой винтовой лестнице и вошли в большое помещение с рядами длинных деревянных столов. Я быстро сообразила, куда мы попали, но в голове вертелось одно только слово: «столовая».

— Трапезная, сестры…

Уловив общий смысл, Тайка сразу повеселела.

Кроме нас, в трапезной было три монахини, две из них сосредоточенно расставляли на столах какие-то сосуды, а девчушка лет пятнадцати усердно намывала полы. Вежливо поздоровавшись с нами, они продолжили заниматься своими делами. Женщина в платке указала, куда нам сесть, мы торопливо повиновались, помимо воли испытывая от ее взгляда некоторую робость. Вскоре переднами поставили тарелки.

Когда мы закончили кушать, в трапезной появилась та самая монахиня, что открыла нам ворота.

— Погода сильно ухудшилась… Поэтому через полчаса все двери будут закрыты, выйти вы не сможете до утра. И ваша одежда еще не просохла. Матушка игуменья позволяет вам остаться на ночь, но если вы хотите уйти…

— Большое спасибо, — вдруг кивнула Мегрэнь, — если возможно, мы, конечно, останемся…

Я подошла к узкому окошку и выглянула на улицу. Комнатка, в которую нас привели, оказалась на втором этаже. Дождь барабанил по карнизу, лужи внизу пузырились, словно кипели, а где-то рядом с окном пчелиным роем гудела водосточная труба. Света, я имею в виду электрического, не было нигде, поэтому на столе стоял медный подсвечник с тремя свечами.

— В «Богородском» время ужина… — Тайка встала рядом и тоже глянула вниз. — Вот уж никак не могла представить, где ночевать придется…

Я такого тоже представить не могла, поэтому меня все время мучила неотвязная липучая мысль: «Почему дорога, которая должна быть не более пяти километров, растянулась до несоразмерной величины, к тому же разделившись надвое?» Пошарив возле сердца, я достала бережно сохраненный пакетик и вытащила карты.

— Ну-ка, где же мы тут запутались?

Сев за стол, я расправила листки. Пристроившись рядом, на ухо засопела Мегрэнь.

— Да здесь у вас неправильно! — Мы с Тайкой подпрыгнули от неожиданности. За спиной стояла Анисья, с любопытством разглядывая рисунки. — Это вот старая дорога, длинная. Она вот здесь к шоссе выходит, а не к «Богородскому». А новая дорога идет вот так, мимо часовни и Софьина ключа.

Она прочертила пальцем по карте, и я поняла, что мы с подружкой дали сегодня крюка километров десять по дороге, идущей вдоль шоссе. Стало обидно, но изменить уже ничего было нельзя. Пока Мегрэнь молча пыталась испепелить меня взглядом, сестра Анисья деловито оттерла меня от карты:

— Вот, возьмите свою одежду. Сестры с божьей помощью и почистили, и посушили… А откуда вы шли-то? Почему заплутали?

Приняв из рук монахини охапку вещей, я задумалась над ответом. В двух словах и не объяснишь.

— Мы в усадьбе были, — доверительно сообщила Тайка, улыбнувшись во всю ширь. — В Вельяминове. В старинной дворянской усадьбе… Знаешь? — По Анисье было видно, что знает, в глазах светилось любопытство, хотя она и очень старалась его не проявлять. — В общем, сюда мы, конечно, не собирались. В монастырь, я имею в виду… Хотя у вас здесь здорово. Красиво. Старинный монастырь, да?

Губы монашки тронула странная улыбка, она кивнула.

— А вот тут что? — Тайка показала сестре Анисье на маленький квадратик, возле монастыря.

Та, продолжая улыбаться, посмотрела, куда указывала Мегрэнь.

— Это часовня великомученицы Софьи, — тихо ответила она, крестясь. — А это Софьин ключ.

— Что за ключ?

— Родник…

Я заметила, что Анисья с интересом рассматривает все три листка, включая и тот, на котором были сплошные символы и цифры. Было очень похоже, что во всей этой китайской грамоте монашка понимает немного больше, чем мы. Тайка продолжала приставать к ней с вопросами, Анисья отвечала, правда, не слишком охотно. Вскоре ее разговорчивость явно пошла на убыль, и я решила попытать счастья. Денег ведь за спрос не берут…

— А знаешь, кто до революции в усадьбе жил? Георгиевский Антон Савельевич… Хороший, говорят, был человек. Богатый и очень щедрый… — Анисья покивала, отводя взгляд в сторону, и вздохнула. — А мы знали его дочь Татьяну, она рядом с нами жила. Ты о ней что-нибудь слышала?

Тайку от любопытства аж судорогой свело, она уставилась на монашку, словно ждала, что та скажет: «Да, конечно! А сокровища фамильные во дворе закопаны, вон там, под кустиком…»

Конечно, ничего подобного сестра Анисья не сказала. Она в задумчивости покусала губы и, глядя на нас ласково, пояснила:

— Я ведь нездешняя, так что сама мало знаю. Но вот матушка Виринея отсюда родом и здесь про всех знает. Бог даст, она вам и расскажет… — Анисья живо вскочила на ноги. — Я мигом вернусь…

Монахиня выскользнула из комнаты. Мегрэнь выглянула вслед ей в коридор, но сестра Анисья уже исчезла.

— Чудная она какая-то, — покачала головой Тайка. — То звенит, как колокол, то еле шепчет… А ты зачем брякнула, что мы рядом с Татьяной Антоновной жили?

Я пожала плечами:

— А разве это секрет? Да и монашка — это ведь не Антон с бандитской рожей.

Вспомнив Антона, а заодно и остальных, мы приуныли. Сегодняшнее посещение усадьбы, на которое мы возлагали столько надежд, не дало нам ровным счетом ничего. Кроме убеждения, что предки Татьяны Антоновны были все, как один, порядочные и достойные граждане.

— Все-таки правильно мы сделали, что смотались, — скорчила умную физиономию подружка, разглядывая одну из стоявших здесь кроватей. Кровати были простенькие, какие в обиходе принято называть «без удобств». — Готова на что угодно спорить, но, когда этот самый Антон заглянул в твою сумочку, которую ты так глупо обронила, он ни капли не удивился. Разозлился — да! Только вот не поняла, какому козлу теперь крышка?

— Все козлы мира меня мало волнуют. А вот чем мы ему так досадили?

Тайка задумалась, вытянув губы забавной трубочкой:

— Может… серьги?

— Так не с нас же он их снимал! И если действительно в сквере был Антон, то с его стороны просто свинство на нас же и обижаться.

Мегрэнь села на кровать и сложила ладошки на коленочках. Монастырская аура безудержно располагала к кротости. Качая головой, она вздохнула:

— Он, подружка, он… Чем больше я про это думаю, тем больше убеждаюсь. И кажется мне, Светка, что здесь все связано: и Татьяна Антоновна, и серьги, и нападение, и усадьба… Даже твой Жорж, будь он неладен, свой интерес тут имеет… Но как все это связать вместе? Голова пухнет… Леопольд — человек Жоржа, это и дураку ясно. Глаза, так сказать, и уши. Потому он, толстый боров, и таскается за нами.

— Тогда и Антон человек Жоржа, — вполне резонно предположила я. — Как он на Леопольда в музее орал? Словно имел на это право.

— Вопли не есть доказательство, — возразила Тайка. — Вадиму Евгеньевичу Антон на лестнице музея в глаз дал. Если исходить из твоей теории, это получится высшее проявление дружбы. А мне между тем кажется, что Вадим просто кобелируюшая личность, к тому же не слишком умная.

Тут я хихикнула:

— А Федя тогда какая личность?

Мегрэнь сморщила нос и с деланным безразличием отмахнулась:

— На глупые намеки не реагирую. Тебе дело говорят, а у тебя только мальчики в голове…

Я не выдержала и рассмеялась. Однако долго веселиться мне не пришлось. В коридоре послышались тихие шаги, и в дверном проеме показалась та самая сутулая женщина, что провожала нас в трапезную. Она шагнула в комнату и замерла, сложив руки под грудью. На ее бледном лице застыло скорбное выражение, а пронзительные темные глаза припухли, словно она плакала. «Это и есть матушка Виринея?» — мелькнуло в голове.

Из-за плеча женщины показалось личико сестры Анисьи, но теперь она смотрела сурово, тонкие брови сошлись на переносице. Бросив на меня сердитый взгляд, монашка вытянула руку:

— На столе, сестра Иоанна… Вон они!

В лице женщины, названной сестрой Иоанной, произошла разительная перемена. Глаза недобро сверкнули, а губы превратились в узкую щель. Она решительно направилась к столу, где по-прежнему были разложены три пергаментных листочка. Я не успела понять ровным счетом ничего, а Тайка вскочила с кровати и в два прыжка добралась до стола. Ладонь сестры Иоанны громко хлопнула по столешнице, но Мегрэнь успела схватить бумаги и спрятать руку за спину. Сумев в конце концов разлепить челюсти, я спросила:

— Что все это значит?

Монахиня развернулась в мою сторону и весьма неприятным голосом протянула:

— Безбо-о-жницы…

Я не проследила связи между этим заявлением и попыткой присвоить наши карты.

— Что вам нужно? — Я решила попробовать еще раз, надеясь, что произошедшее не более чем досадная случайность.

Мегрэнь тем временем быстро переместилась мне за спину. Она хоть и держалась внешне спокойно, но я видела, что она тоже перепугана. Однако вести переговоры в подобной обстановке довольно трудно. В комнате было весьма мрачно, за окном еще хуже, да и черные монашеские одеяния ни света, ни оптимизма не прибавляли.

— Лба не перекрестили! — В голосе сестры Иоанны зазвучали истерические нотки. — Страшен гнев господень, и вы его узнаете!

Монахиня вскинула вверх правую руку, намекая, вероятно, тем самым, откуда именно ждать проблем. И медленно двинулась к нам, в красках живописуя ожидающие нас неприятности. Она походила на большую черную кошку со сверкающими глазами, плавно подкрадывающуюся к добыче. Честно признаюсь, я уже была готова сдаться и отдать не только карты, но даже свои джинсы, если бы они ей понадобились. Но монахиня сделала небольшую промашку.

— Как посмели вы произнести здесь это имя? Как повернулся ваш блудливый язык?

После чего Мегрэнь за моей спиной недоуменно хрюкнула, а я нахмурилась.

— О чем это вы?

Отвечать сестра Иоанна не собиралась. Приблизившись вплотную, она вдруг сделала ловкий выпад, попытавшись схватить Мегрэнь за руку. Та козлом взвилась вверх и оказалась на ближайшей кровати. В ту же секунду на помощь Иоанне с отчаянным писком бросилась Анисья. Все происходящее начало напоминать репортаж из сумасшедшего дома. Шансов поймать Мегрэнь, азартно прыгающую с кровати на кровать, у монашек практически не было. Но сестры проявляли усердие, и я забеспокоилась, как бы Мегрэнь в запале их не покалечила. Своего апогея битва достигла в тот момент, когда Тайка схватила маленькую жесткую подушку и запулила ею в сестру Анисью. Та весьма проворно увернулась, и подушка сшибла со стола подсвечник вместе со свечами. Погрузившаяся во мрак комната теперь освещалась только вспышками молний. Все замерли. Тяжело дыша, сестра Иоанна поправила сбившийся платок и махнула Анисье в сторону двери:

— Хорошо… Пусть будет по-вашему…

Они живо ретировались к двери. Мы не успели пикнуть, как массивная железная дверь, до того распахнутая в коридор, вдруг захлопнулась, и громыхнул засов. Гулкое эхо зазвенело под потолком, и я с большим трудом расслышала голос сестры Иоанны, удалявшейся по коридору и гневно вещавшей что-то о геенне огненной. Мы с Тайкой растерянно переглянулись.

— Дел-а-а… — протянула подруга и спрыгнула с кровати на пол.

***

Сложив аккуратной стопочкой монашескую одежду, я села. Вновь оказавшись внутри родных джинсов, я чувствовала себя гораздо увереннее.

— Ну что? — с нетерпением спросила я.

Мегрэнь с сопением вылезла из-под стола.

— Вот… — она продемонстрировала мне две погасшие свечки. — А толку-то что? Если бы ты была поумней и курила, то мы могли бы их зажечь. Теперь если только трением огонь добывать…

Держа в руке по свечке, она с глубоким вздохом плюхнулась рядом со мной.

— Может, их съесть?

— Кого? — обомлела я. — Свечки?

— Да нет же, карты… Ну, чтоб не отобрали. Привалит их сейчас сюда двадцать человек, не совладаем же… — Мегрэнь вздыхала все горше и горше. — А как хорошо все начиналось…

— Что именно? — уточнила я. Лично у меня ничего хорошего не было с того самого момента, как я познакомилась с любимой подругой.

— Впустили, обогрели, накормили… Обстирали.

— Обругали, — подсказала я.

Однако подруга грустила, как видно, не в силах позабыть все хорошее, что сделали для нас монашки. Неожиданно до слуха донесся колокольный звон.

— Что это? — удивилась я.

— Вечерняя молитва, — убежденно ответила Тайка. — Потом спать.

Я почесала в затылке:

— Дорогая, ты, случайно, не прослеживаешь здесь некоторой… закономерности?

— В чем именно?

— Уже второй раз при упоминании имени, — я перешла на шепот, — Татьяны Антоновны народ впадает в неистовство. Тот ювелир, которому я сдуру позвонила, чуть кусок от трубки не отгрыз, кроткая монахиня забрызгала слюной всю комнату. Это наводит на размышления…

— Пожалуй, — согласилась Мегрэнь. — Однако чем она могла им так насолить?

Мы долго размышляли над этим вопросом, но ничего стоящего измыслить не сумели. Не справившись с прошлым, я вспомнила о будущем:

— И что теперь делать будем?

Тайка повернулась и распахнула удивленные глаза:

— Как что? Сматываться… Они же сейчас заняты, все молятся! Лучшего момента не найти. Не ждать же, в самом деле, когда придут руки выкручивать?

Не в силах прийти в себя, я несколько минут молчала. Мегрэнь тем временем встала и подошла к двери. Проведя соответствующие исследования, она категорически заявила:

— Если только взорвать… Остается окно…

Нестерпимо захотелось в Турцию.

Откладывать дело в долгий ящик, если, конечно, оно не касалось учебы, Таисия не любила. Сказано — в окно, значит, в окно! Она подергала оконную раму, поцокала языком и объявила:

— Все в порядке! Можно лезть.

— Ты первая, — сказала я голосом, не допускающим возражений. — Останешься жива — я тоже попробую.

Мегрэнь долго щурила глаза, вытягивала губы трубочкой, осуждающе вздыхала и припоминала детские годы, проведенные в одной песочнице. Однако эти воспоминания меня лишь ожесточили. Прижав подругу к подоконнику, я рявкнула:

— Выметайся, не то я тебя сама выкину!

Мегрэнь обиделась и, боязливо перегнувшись через подоконник, глянула вниз.

— Надо связать две простыни… Завяжем на них несколько узлов, я полезу вниз, ты будешь держать…

— А мне кто будет держать? Сестра Иоанна?

Мегрэнь почесала в затылке:

— Что ж тогда? Прыгать? Высоковато…

— Простыни надо к чему-нибудь привязать. К батарее, например.

— А где у них батарея?

Батарею мы не нашли.

— Это что же выходит? В холодную нас посадили? Как в карцер? А еще божьи люди! Срам!..

— Погоди тарахтеть… Не зима, слава богу! Сейчас главное, найти, к чему привязывать.

Беспомощно хлопая глазами, мы оглядывались вокруг, но вся мебель была слишком хлипка для подобного мероприятия. Вдруг Тайка шлепнула себя по лбу:

— Дуры мы, дуры! Дверь… В смысле — ручка…

Идея действительно была гениальная. Правда, наша импровизированная лестница в результате значительно удлинялась, но это уже не могло нас остановить. В дело пошли наволочки и покрывала, однако после того, как мы завязали на ручке двери достаточно прочный узел, хвостик нашего детища едва высовывался в окно.

— Рубашки! — скомандовала Мегрэнь. — Юбки!

Через пару минут все было готово.

— Ты первая, — напомнила я.

Тайка посуровела, но скандалить не стала.

Бьюсь об заклад, ни одна телекомпания в мире не отказалась бы от съемок столь драматических и высокохудожественных кадров. Многотрудный героический спуск подруги ознаменовался трагическим падением приблизительно с середины первого этажа. Однако столь незначительная, с мировой точки зрения, высота не помешала ей изваляться в грязи с ног до головы, так что все хлопоты сердобольных монахинь пошли прахом. Пока я сверху глядела на выделываемые подругой кульбиты, сердце мое обливалось кровью при одной лишь мысли, что я легкомысленно едва не доверила ей пакет с картами. Навалявшись наконец в луже, Мегрэнь поднялась на ноги и, задрав вверх перепачканную грязью физиономию, зашипела:

— Светка, давай…

Я усмехнулась, решив показать легкомысленной блондинке, как нужно лазать по простыням. В школе за лазание по канату у меня всегда было «отлично», поэтому я не сильно беспокоилась. Но стоило мне перекинуть ноги через подоконник и взяться за веревку, как я осознала, что во время уроков физкультуры нас не поливали из шланга ледяной водой, коленки не бились о жесткую шершавую стену, а пальцы не коченели на пронизывающем ветру. Глухо охнув, я сосиской повисла под окошком, не решаясь разжать пальцы и перехватить простыню ниже. Так могло продолжаться бог знает сколько, но мне все же удалось взять себя в руки и потихоньку двинуться к земле. Я с успехом преодолела уже около двух метров, когда стало происходить что-то странное. Простыня в руках странно задрожала, я насторожилась и вдруг поняла, что еду… вверх. Там, наверху, кто-то настойчиво открывал дверь… Представив лица монашек после того, как я въеду обратно в окно верхом на простыне, я похолодела и разжала руки. Поскольку Мегрэнь по своему недомыслию не поторопилась отойти от окна, я упала на нее сверху.

— Ой, корова! — взвыла она дурным голосом, снова распластываясь в луже. Я же в конце полета умудрилась извернуться и весьма ловко приземлилась на Тайкину спину, так что хотя немного и подмокла, зато осталась практически чистой. — Разожралась, зараза, на казенных харчах…

Не обращая, как всегда, внимания на глупые речи, я резво вскочила на ноги и потянула за собой Тайку.

— Хватит вопить! И так уже во всем монастыре свет запалили!

Это было чистой правдой. Свет горел уже во многих окнах, за стеклами сновали беспокойные тени, а из нашего окошка высыпал целый букет простоволосых монашек.

— Вон они, матушка! Вон они! — зазвенел вдруг над головой звонкий голосок сестры Анисьи, я подняла голову и увидела тонкую белую ручку, изобличающе тычущую в нашу сторону.

Мы с Тайкой быстро переглянулись, подхватились и, разбрызгивая лужи, понеслись в сторону монастырских ворот.

***

Спрятавшись, по мере возможности, в собственные куртки и ежась на пронизывающем ветру, мы нерешительно переминались с ноги на ногу.

— Ну что? Войдем?

— А по шее не дадут?

— Я сейчас сама кому хочешь по шее могу дать. Не помирать же на улице!

Громко стуча зубами, Тайка с сомнением протянула:

— А вдруг заперто?

— А какого черта гадать? — отозвалась я, все энергичнее исполняя ритуальный согревательный танец. — Сейчас узнаем…

С небольшой заминкой, выпутавшись из рукавов куртки, я крепко уцепилась за скобу и с силой потянула на себя. Дверь сарая едва слышно скрипнула и подалась. Изнутри пахнуло весьма затейливым букетом, но там было теплее, чем на улице, и этого было вполне достаточно.

— Видишь, открыто! — Я протиснулась в образовавшуюся щель, тщетно стараясь разглядеть, куда же нас все-таки занесло.

Мегрэнь последовала за мной. Шумно втягивая воздух, она нараспев протянула:

— Пахнет…

— Не нравится тут — иди, нюхай снаружи, — язвительно заметила я. — Это же сено…

— Но я всегда думала, что свежее сено пахнет по-другому.

— Свежее! — фыркнула я, на ощупь пробираясь в глубь сарая. — Кто тебе сказал, что оно свежее? Может, ему десять лет?

Подружкин голос дрогнул:

— Светка, ты думаешь это совсем заброшенное место?

Место и в самом деле было непонятным. Сарай стоял почти что в лесу, на самой кромке поля, размеры которого по причине темноты разглядеть не удалось. Но пугать Мегрэнь и тем более себя не хотелось.

— Не думаю… Здесь где-нибудь рядом поселок. А может, сарай монастырю принадлежит.

Нам удалось быстро и беспрепятственно покинуть территорию монастыря через те самые ворота, через которые мы туда и попали. Отодвинуть засов было секундным делом, после чего, не оглядываясь на крики монахинь, мы припустили влево вдоль стены. По моим расчетам, именно там должна была проходить короткая дорога, ведущая к «Богородскому». Я не ошиблась. Но далеко уйти от монастыря не получилось, уж слишком было темно и холодно. Завидев впереди темный силуэт сарая, мы, не сговариваясь, свернули к нему. Самое главное — здесь не было ветра и сумасшедших монашек, а уж принадлежал им сарай или нет, теперь было делом десятым.

— Ну, что будем делать? — тонким голосом спросила подруга. Я понимала, что все происходящее ей здорово не по нутру.

— Спать, — бодро ответила я. Глаза потихоньку привыкали к темноте, и я уже успела разглядеть у дальней стены обширные сенные развалы. — Поверь, сейчас ничего лучше мы придумать не сможем.

— А монашки нас здесь не будут искать?

— Нет. По крайней мере, не сейчас.

— А… а… А тут никого нет?

— В смысле?.. — Я уже осторожно ощупывала сено, приноравливаясь, как улечься поудобнее.

— Ну, там…

— Мышей? — радостно оглянулась я. — Да ты, никак, их боишься?

Мегрэнь судорожно сглотнула, но храбро подошла ближе.

— He-а… Что я, маленькая, что ли?

Она нагнулась, собираясь сесть рядом, но вдруг где-то рядом с моей рукой из сена послышалось громкое шипение.

— Змея! — дурным голосом взревела подруга, в мгновение ока отлетев к самой двери.

Как я оказалась в дальнем углу сарая на каких-то пустых бочках, не помню. И не знаю, чем бы все это могло закончиться, если бы змея еще громче Мегрэни не завопила: «Мяу!» — и одним прыжком не взлетела на балку под потолком. Несколько минут в сарае царила нервная тишина, прерываемая только нашим тяжелым дыханием и сердитым кошачьим фырканьем. Потом Мегрэнь громко хрустнула суставами, набрала в легкие воздуха и… В течение пятнадцати минут она громко и подробно вспоминала всех мало-мальски причастных к происходящему с нами в последние дни, включая дальних и близких родственников кота, сидящего, благообразно сложив пушистые лапки, на балке и слушающего Мегрэнь с неподдельным вниманием.

***

Я проснулась от холода. Не знаю, кто распускает слухи, что спать на сене удобно и приятно. Мне ничего подобного испытать не довелось. Оно кололось, норовя попасть непременно за шиворот или в рот, скрипело и хрустело при малейшем движении. Вытащив из-за пазухи клок сена, я чертыхнулась и огляделась. Положив голову мне на плечо, рядом тихо посапывала Мегрэнь. Я попробовала осторожно отодвинуться, чтобы ее не разбудить, но она проснулась.

— Холодно, — жалобно буркнула Тайка, с трудом приоткрывая один глаз. — Мне даже снилось, что я замерзла.

— Везет, — позавидовала я. — А мне приснилось, что я с сестрой Иоанной в карты на деньги играю…

— В дурака?

— В «девятку»…

Мегрэнь сочувствующе вздохнула. Мы полежали еще немного, и тут вдруг до нас донесся звон колокола. Тайка подскочила:

— Это что?

— Точно не знаю, но, думаю, самое время отправляться в пансионат.

Мегрэнь живо закивала и полезла вниз.

На улице начинало светать, за деревьями недовольно ухала какая-то птица, едва заметный ветерок лениво шевелил ветки кустарника. Энергично подпрыгивая и хлопая себя по плечам, мы быстро двинулись в сторону «Богородского».

Не прошло и получаса, как Тайка дернула меня за рукав:

— Светка, смотри, тропа. Та самая, по которой мы от остановки с Володей шли. Значит, сейчас ворота покажутся…

Она не ошиблась. Через пару минут я увидела впереди серые железные ворота. Когда мы приблизились, стало ясно, что они еще заперты.

— Вот… — с сердцем начала было Мегрэнь, но тут из-за ворот послышался бодрый мат в трехэтажном исполнении, и хриплый мужской голос раздраженно произнес:

— И где этих сук проклятых носит! Рассвело уж! Эти две шалавы и слова доброго не стоят, чтобы из-за них тут всю ночь на лавке торчать…

За воротами послышалось звяканье с последующим бульканьем. Мы с Тайкой замерли, разинув рты, и изумленно посмотрели друг на друга. Весело звякнули стаканы, хрипатый с надеждой объявил:

— Ну, чтоб никогда!

И тут Мегрэнь громко икнула. Я остолбенела, а она от страха выпучила глаза, зажала рот обеими руками и перестала дышать.

— Н-да… — философски протянул второй боец невидимого — по крайней мере, нам — фронта, энергично пережевывая закуску. — На то они и бабы! Бабы, они ведь… Да-а, такие, брат, дела…

Столь глубокое умозаключение нас прямо потрясло. Особенно Тайку. Глаза ее достигли невиданной величины, и сама она прямо-таки начала синеть. Перепугавшись, я оторвала ее ладони ото рта, Мегрэнь благодарно моргнула и наконец задышала.

— Вот пусть только появятся, — не унимался хрипатый, — я им покажу…

Его напарник весело хмыкнул:

— Только поглядывай, чтобы тебе Шах потом тоже чего не показал.

— Шибко ты, Клепа, умный стал последнее время! — пренебрежительно протянул хрипатый, однако и в самом деле угомонился.

Мы с Тайкой продолжали стоять столбами, беззвучно сотрясаясь крупной дрожью. Если у кого и могли возникнуть сомнения насчет личности тех, о ком говорили, то у меня никаких сомнений не было. Меж тем небо над головами стремительно светлело, что, исходя из вновь открывшихся обстоятельств, было нам вовсе ни к чему. Я поймала испуганный взгляд подруги и молча ткнула указательным пальцем ей за спину. Она кивнула, и мы на цыпочках осторожно двинули в кусты, растущие вокруг ограды.

Отмахав вдоль забора не меньше полкилометра, я наконец остановилась. Тайка огляделась вокруг и с некоторой нервозностью поинтересовалась:

— Что за фигня?

Точнее сказать было трудно. Фигня была полнейшая. И самое омерзительное заключалось в том, что мы не знали, в чем именно крылась причина происходящего. Из-за фотографий? Из-за карт? Из-за серег? Или из-за нас самих?

Я подозрительно глянула на подругу:

— А подумай-ка хорошенько, моя дорогая: может, ты кому недавно отдавила любимую мозоль? Или довела до ручки какого-нибудь слабонервного доцента? Должно же быть всему этому хоть какое-то вразумительное объяснение! Что за Клепа караулит нас всю ночь под дождем? Откуда он взялся?

— Шах прислал, — хмуря брови, фыркнула Мегрэнь. — Ты что, глухая, сама не слышала?

Она со злостью оборвала ветку с куста и села на широкий березовый пень. Окинула взглядом забор, монотонно простирающийся вправо и влево, и, помахивая прутиком, усмехнулась:

— Ты как думаешь: нас только возле ворот ждут?

Я покосилась на аккуратненькие крашеные досочки:

— Это можно узнать только опытным путем…

— Точно, — отозвалась Тайка и встала. — Из окна я первая прыгала, теперь ты…

Наш корпус, солидно именуемый главным, как мы и подозревали, еще был закрыт. Пригибаясь и поминутно оглядываясь, мы кустами пробрались к стеклянным окнам вестибюля. Возле стойки администрации на уютной раскладушке под пледом сладко посапывала дежурная. Мы переглянулись, и Тайка уже подняла вверх кулачок, чтобы осторожно постучать по стеклу.

— Погоди! — неожиданно для самой себя я перехватила Тайкину руку. — Посмотри, что это там?

Тайка вытянула шею и даже высунула язык от усердия. Несколько минут мы сосредоточенно разглядывали вестибюль, потом подруга прошептала:

— Светка, там сзади за столом еще два мужика спят. Это их ноги торчат.

Мой диагноз от Тайкиного ничем не отличался, однако я решила все-таки спросить:

— И что ты обо всем этом думаешь?

Оказалось, подруга думает то же, что и я: два джентльмена, предпочитающие стулья кроватям, поджидают именно нас. Отступив в густой кустарник, мы опустились на корточки.

— И что теперь?

— Сматываться надо… Домой. Это не дом отдыха, а сумасшедший дом. Они тут все заодно. Мафия…

— Да? Сматываться… — передразнила меня Мегрэнь. — А вещи? А папка, в конце концов?!

— Конечно, папка — это самое главное… — рассердилась я, переминаясь на быстро затекающих ногах. — Штурмом, что ли, корпус брать?

Подруга неожиданно развеселилась. Символически хлопнув меня по плечу, она задорным шепотом пропела:

— Нормальные герои всегда идут в обход!

Хоронясь пуще прежнего, мы обогнули корпус сзади. Наконец Мегрэнь прекратила умничать. Ткнув меня в бок, она шепнула:

— Стой!

Мы стояли у торца здания. Теперь я поняла ее задумку. Не скажу, что идея была чересчур умной, но другой все равно не было. К тому же в столь ранний час меня довольно легко подбить на любые глупости.

— Вуаля! — театральным жестом Мегрэнь указала на железную лестницу запасного выхода, идущую снаружи здания.

Лестница была достаточно комфортна, в смысле, имела перила и даже небольшие площадки возле каждого этажа. Я задрала голову вверх. На четвертом этаже лестница проходила как раз возле нашего балкона и поднималась выше, к затейливому чердачному окну.

— Забираем манатки и сматываемся. Только копытами не стучи, — напомнила я и, вздыхая, полезла вверх.

Вопреки всем моим опасениям, подъем проходил безо всяких осложнений. Наконец мы достигли четвертого этажа. Я совсем уже было поверила в свою счастливую звезду, однако все же что-то удержало от того, чтобы сразу перебросить ногу через перила балкона. Предупреждающе подняв руку, я заставила Тайку остановиться. Она покорно замерла тремя ступенями ниже, а я потянулась и медленно заглянула в окно.

Большим плюсом пожарной лестницы оказалось наличие у нее перил, за которые я и ухватилась, чтобы не свалиться вниз. В нашей комнате, в кресле, развернутом к дверям, небрежно развалясь, сидел… Жорж. До него было метра три, и я хорошо видела его профиль: глаза закрыты, вероятно, он дремал. Практически перестав соображать от страха, я продолжала на него таращиться, когда Жорж вдруг шевельнулся и поднял голову. Я мгновенно отпрянула, но по звуку поняла, что он поднимается.

Успев дернуть Мегрэнь за руку, я ласточкой рванула к пролету, ведущему вверх на чердак. Мы не произвели ни малейшего шума и уже через секунду распластались возле чердачного окна, прижавшись к стене всем телом. Я старалась не смотреть вниз, но периферийным зрением сквозь железную решетку площадки увидела макушку незваного гостя, выглянувшего на улицу.

Оглядевшись, Жорж, видимо, не нашел ничего достойного внимания и вернулся в комнату. Мы с Тайкой встретились взглядами. Вид у нее был затравленный, глаза лихорадочно блестели. Вряд ли я выглядела лучше. Прошло время, прежде чем я смогла унять грохочущее сердце.

— Ну? — одними губами спросила Мегрэнь.

Я посмотрела вниз. От мысли о спуске меня замутило. Это что, называется «смертельный номер»? Хорошо, если Жорж задремал, а если в окно смотрит? Едва ли он заявился с приветом, рассказать, что солнце встало. Мегрэнь коснулась моего плеча и затем выразительно показала на чердачное окно. Но такой вариант тоже имел свои большие «если». А если окно заперто? А если оно заскрипит? А если мы в него не пролезем? Окно было круглым и весьма небольшим в диаметре.

Пока я размышляла, Мегрэнь протянула руку и подцепила раму. Ожидая скрипа, я в ужасе зажмурилась. Однако окно отворилось почти бесшумно. С облегчением открыв глаза, я быстро поняла, что радовалась рановато. Еще на земле я отметила его несколько необычную форму. Теперь поняла, что оно предназначалось скорее для вентиляционных нужд. Петли находились с противоположных сторон, точнее говоря, по диаметру окружности. Таким образом окно вращалось вокруг своей оси, свободной оставалась только половина — пол окна снизу и пол окна сверху, кому как больше нравится.

До слуха донесся звук шагов. Это по нашей спальне прошел Жорж. Я моментально схватилась за пуговицы куртки, решив оставить размышления на более подходящее время. Нагнувшись, просунула куртку в нижнюю половину окна и бросила на пол чердака. Проделывая то же самое с Тайкиной курткой, я старательно пыталась избавиться от навязчивой мысли, что в такое мизерное отверстие мне ни в жизнь не пролезть. А Мегрэнь торопила, нервно кусая пальцы и бросая тревожные взгляды вниз. Она тоже трусила и уже не пыталась этого скрыть.

«Что ж, — вздохнула я про себя, — пролезу я, пролезет и Тайка… Надеюсь, мне повезет больше, чем Винни-Пуху…»

Очень трудно стройным женщинам пролезать в такие неприспособленные отверстия! Как ни повернись, все какая-нибудь выпуклость оказывается немного выпуклее, чем нужно. Пока я в сырой одежде стояла на площадке, пронизываемой ветром, было жутко холодно. Теперь же я обливалась потом и горько сожалела, что не разделась до трусов. Невыносимым было и то, что нельзя шуметь, тогда как до сердечной боли хотелось выругаться и высказать, что я думаю о теперешней жизни.

Наконец настал миг, когда я поняла, что категорически застряла. Жалобно подрыгивая ногой, я безвольно повисла на раме: верхняя половина на чердаке, а нижняя на улице. Положение ужасное. И тут моя любимая подруга проявила себя во всей красе, раз и навсегда доказав всей планете, что для нас прогулки по горящим избам и ловля диких мустангов — так, ерунда, детские игрушки. Не издав не единого звука, Мегрэнь железной хваткой вцепилась мне в икры и одним мощным толчком загнала в окно, словно шар в лузу. По инерции я пробежала на четвереньках метров десять, после чего шлепнулась носом в пыль. Но чихать и жалеть себя было некогда, я быстренько поднялась и кинулась к Тайке. Она уже барахталась в окошке, я схватила ее за руки и втянула внутрь.

К нашему удивлению, чердак здесь содержался в образцовом порядке, ничуть не хуже клумб и садовых дорожек. Так что про пыль я в запале малость приврала. Чердак был огромный. От окна, через которое мы влезли, шел широкий ровный коридор по всей длине здания. На противоположном конце в стене виднелось такое же круглое окошко. С обеих сторон коридора шли деревянные перегородки с дверями, образующие, надо полагать, подсобные помещения. Осторожно ступая, мы прошли вперед по коридору, читая висящие на дверях таблички. Некоторые надписи меня поразили.

— Мегрэнь, что такое МПТЗ-1? — спросила я, тщетно пытаясь расшифровать аббревиатуру.

— Местный пылесосотехнический завод, — не моргнув глазом, брякнула Тайка. — А что такое «ав бойл пом»?

Вскоре нам удалось встретить нормальную надпись. «Лифты» — значилось на зеленой табличке.

— Вот видишь, Светка, это лифты… — назидательным голосом сообщила Мегрэнь, будто я сама не умела читать. — Ой, а вот и выход!

И в самом деле, в середине коридора оказалась дверь с надписью «выход».

— Ну что, выйдем? — спросила я, почесывая в затылке.

Выходить было страшно.

— Может, пока тут посидим? Вдруг они… это… оцепление снимут?

Я согласилась без особых уговоров.

— Давай глянем, может быть, здесь есть на чем посидеть?

Тайка развернулась и пошла по коридору, осторожно дергая ручки дверей. Дверь с таинственным названием «СУИ» подалась, мы дружно сунули за нее нос и обнаружили комнатку, под завязку заваленную вениками.

— Для бани, что ли?

— По-моему, для метелок, — пожала я плечами.

Подергав почти все двери, мы потихоньку вернулись к нашему окошку. Мегрэнь потянула дверь с табличкой «Гос. мет-во». Дверь дрогнула. Мегрэнь налегла. Поняв, что сопротивление бесполезно, дверь сдалась. Тайка заглянула внутрь и протянула:

— Вау!

— Что еще за «вау»? — сердито спросила я. — Говори по-русски: «Ух ты!»

Я заглянула вслед за подружкой и растерянно протянула:

— Ни фига себе!

Комнатка оказалась довольно большой, метров восемь квадратных. Слева у стены стоял черный кожаный диван и журнальный столик. Справа — стеллажи с видеокассетами и разлапистое растение с толстыми стеблями в большом керамическом горшке. В центре комнатки лежал большой картонный лист, рядом стояла высокая тренога, на которой была закреплена видеокамера.

— Это что такое? — задала вполне уместный вопрос подруга. Если бы я успела, то задала бы его первой.

Я подошла к треноге поближе. Мегрэнь сунулась к стеллажам и, склонив голову набок, принялась читать.

— Светка, здесь только даты… Двенадцатое, двадцать второе…

— А почему камера вниз направлена… — забормотала я, шагнула еще ближе и случайно пнула лист картона.

В следующее мгновение я с писком отскочила назад. Пола под картоном не было. Тайка испуганно обернулась:

— Что?!

Я молча указала вниз. Но я ошиблась. Пол был, только он был стеклянным.

Мегрэнь встала рядом. Мы стояли молча и смотрели, уже поняв, что видим одну из комнат расположенного внизу номера. Прошло несколько минут. В дверях комнаты появился мужчина.

— Жорж… — странным срывающимся голосом произнесла Мегрэнь. — Светка, это же наш номер. А стекло — это зеркало на потолке.

Первой мыслью было бежать. Но ноги словно приросли к полу, и невозможно было оторвать глаз от движущейся мужской фигуры. Меж тем Жорж прогулялся по нашей спальне, выглянул в окно и вернулся обратно в кресло.

Мы сели на диван и долго молчали. На душе было так муторно, словно туда наплевали. Иногда кто-нибудь из нас вставал и заглядывал вниз, но Жорж сидел как приклеенный. Я посмотрела на часы.

— Скоро завтрак… Он что, целый день тут будет сидеть? Интересно, а он знает про эту киностудию?

Вопрос нас несколько расшевелил. Не Жорж, так кто-нибудь другой, кто занимался всем этим безобразием, вполне мог появиться здесь в любую минуту. Тайка заворочалась и встала.

— Ну-ка, гляну… — Она включила камеру и заглянула в глазок. — Точнехонько на кровать…

Я взяла с полки первую попавшуюся кассету, сунула в камеру и включила режим плеера.

— Что там? — поинтересовалась Мегрэнь.

— Молодожены, вероятно, — вздохнула я. — Номер-то как раз для них… А даты — это, наверное, дни, когда номер снимали.

— Так… Тогда где наша кассета?

Мы поискали на полке, но там ее не было.

— Вот же она, — догадалась я, — на столике… Есть число нашего приезда, а даты отъезда еще нет.

Испытывая довольно странное чувство, мы включили воспроизведение.

Вот Тайка запульнула Володин баул в угол… достала носки… Водку… Вот я крашу губы перед зеркалом… Глядя на все это, меня начало обуревать какое-то нездоровое веселье. Теперь мне даже хотелось, чтобы здесь объявился неведомый оператор. Я сама бы обломала об него треногу…

— Смотри, смотри!

Вот мы с подругой устроились на кровати и разложили содержимое папки. Тут камера ожила, пытаясь добиться максимального приближения. Мы ее больше не интересовали, теперь ее интересовали только бумаги…

— Даже обидно, понимаешь… — машинально бубнила Тайка, — вот оно, вот оно…

Камера крупно наехала на мои руки, и на белом фоне пергаментного листка четко получилось: «Вельяминово».

— Вот откуда они узнали, куда мы собираемся! И второй раз за папкой в номер не полезли, потому что знали, что мы нужные листы вынули. Да и так они все уже видели. Тогда, спрашивается, что им еще от нас нужно?

Лично мне в голову сейчас лезли только самые мрачные предположения.

— Хотят убрать. Я же видела серьги на той девице…

— А чего тогда возиться? Пришли бы ночью в номер, да дали по башке. Зачем с экскурсией затеваться?

Я взорвалась:

— Прекрати об этом говорить, как о кино!

Мегрэнь вздохнула:

— Ладно… — потом подумала и добавила: — Хорошо, что у меня есть привычка переодеваться в ванной!

Ей хорошо, а вот у меня такой привычки не было…

Пока мы разговаривали, внизу произошли изменения.

— Смотри, кто-то пришел…

В комнату забавной пританцовывающей походкой вошел невысокий сухой мужичок.

— Какая-то физиономия знакомая, — нахмурилась я, усердно роясь в закромах памяти. Но закрома оказались бездонными. — Не могу вспомнить…

— Час от часу не легче… Еще один знакомый. Вся Москва, что ли, здесь?

— Точно, — обрадовалась я, — я его где-то в Москве видела… Но все равно не могу вспомнить…

Перебросившись парой фраз с пришельцем, суетливо размахивающим руками, Жорж поднялся и вышел. Мужичок выбежал следом.

Тайка глянула вопросительно:

— Ну что, спускаемся?

Я почесала в затылке и обреченно кивнула.

— Осторожнее, Тайка, — причитала я, наблюдая, как любимая подруга преодолевает очередную преграду в виде балконных перил, — только не упади, я тебя умоляю…

— Ладно, — прокряхтела та, перевалившись наконец мешком через балкон. — Только такие ненормальные, как ты, могут козлом скакать через перила на высоте четвертого этажа.

Я вытерла градом льющийся от волнения пот. Не дай, господи, еще раз лицезреть, как она это делает! Раньше я и не догадывалась, что Мегрэнь боится высоты.

— Папка на месте? — это был первый вопрос после того, как она встала на ноги.

Я вышла в гостиную. С первого взгляда было видно, что папки на месте нет. Но все же я поискала ее, заглянув в ящики, под столы и стулья.

— Нет? Так я и знала! — Мегрэнь расстроенно хлопнула себя по бокам. — Вот бандюги проклятые!

— Ну что, собираемся и сматываем? Да не расстраивайся ты так, далась тебе эта папка…

— Ничего себе! В ней же фотографии, документы… Ведь теперь и дураку ясно, что все это неспроста… Цацки из списка существуют на самом деле! И что, они достанутся этим ворюгам?

— Что? — переспросила я, почувствовав где-то в недрах живота странное волнение. — Что ты сказала?

Мегрэнь запнулась на полуслове и вызывающе нахмурилась:

— Тебе слово в слово повторять или как?

— Или как.

class="book">— Я много чего сказала! Что теперь все достанется ворюгам проклятым, которые старуху убили и к нам, между прочим…

— Стоп! — сказала я, жестом затыкая этот неиссякаемый фонтан. — Правильно! Это вор, Тайка!

— Кто?

— Тот, что пришел сейчас к Жоржу. Это он в аптеке порезал сумку и спер твои ключи. И мой кошелек, между прочим…

— Но ты говорила, что он был в кепке и ты даже лица его не видела.

— Так я и не про лицо! Как ты Антона опознала? Разве в лицо? Когда человек как-то особым образом движется… по жестам… Мелочь какая-нибудь… Понимаешь?

Мегрэнь молчала, корча рожу, изображающую сомнение.

— Не веришь?

— Ну-у… Наверно, верю… Здесь в любую чертовщину поверишь. Если глядеть трезво, это даже логично: Кепка ворует ключи, но папку они не находят… Потом Антон нападает на нас вечером, чтобы…

— Чтобы?

— Он думает, что мы носим папку с собой, поэтому и пытался отобрать сумки. Если бы не вмешался Игорь…

— Ты бы исколотила каблуками всех мужиков в радиусе километра…

— Тьфу на тебя… Если бы не вмешался Игорь, то они отняли бы у нас сумки…

— На черта им они? Даже дураку ясно, что в такие сумочки папка не влезет! Да и не бросил бы тот, второй, мою сумку! В лужу, гад такой… — зашипела я, окунаясь в воспоминания.

Во время разговора мы шустро распихивали вещи по баулам. Я уже почти собрала свой, оставались только мелочи, когда Мегрэнь вдруг выпрямилась и резко повернулась ко мне.

— А паспорта?

Я охнула, зажимая рот. По приезде мы отдали паспорта Соне, которая попросила оставить их до вечера.

Однако вечером ни я, ни Мегрэнь об этом не вспомнили, и наши документы так и остались у администраторши.

— Что делать будем?

Мы бросили баулы и сели. Поморгав друг на дружку, так и не придумали ничего путного. Однако в какой-то момент мне показалось, что я вижу в глазах подруги подозрительный блеск. Безмерно горюя о любимом паспорте, она излишне задорно потирала руки.

— Мегрэнь… — я звучала грозно, я бы даже сказала — свирепо, — я все вижу по твоей наглой роже. Ты хочешь сказать, что мы должны остаться… Ты хочешь сказать, что у нас и без папки хватит документов, чтобы узнать, где находится коллекция… И ты хочешь сказать, что мы зря боимся, потому что если бы они хотели, то давно бы нас… хм… убили…

— Светка, ты такая умная, сама все знаешь, ну что еще обсуждать?

На меня таращился голубоглазый ангелочек. Хотелось подойти и заглянуть за спину, чтобы наконец узнать, откуда же у него растут крылья.

— Это так глупо, что у меня нет слов.

— Иногда вовсе необязательно разговаривать… — Мегрэнь деловито поглядела на часы и похлопала себя по пузу. — Кушать хочется, сил нет. Не пойти ли нам на завтрак?

— Что, вот прямо так выйти из номера и пойти?

— А что? Что мы здесь, они не знают, а фактор неожиданности он, знаешь… о-го-го! Заодно паспорта заберем. Да и посмотрим, кто как себя вести будет.

— Как… дадут по башке в кустах…

— Не дадут. К завтраку здесь людно…

В вестибюле нашего корпуса не было никого, даже администратора. Шагая по гулкой плитке от лифта к дверям, я нервно оглядывалась по сторонам. Это не отдых, а сплошная нервотрепка.

— Вот видишь, — трамвайным звонком дребезжала у меня под боком Мегрэнь, — никого нету. Я говорила, нечего бояться…

Мы вышли на улицу. Отдыхающие потихоньку стягивались к завтраку. Почти все лавочки возле цветника были заняты, я внимательно смотрела, но наших друзей не заметила.

— Здравствуйте, девчонки! — раздалось вдруг над ухом.

Я с перепугу взвизгнула и оглянулась. Растянув губы от уха до уха, на нас радостно таращился Федя. Мегрэнь сначала тоже перепугалась, однако вида не подала.

— Девчонки, куда вы вчера подевались-то? Мы вас искали, искали… Один экскурсант даже по зубам получил.

— Что вы говорите! — ужаснулась я. — Кто же?

— Да этот интеллигент очкастый…

— Ах, Вадим Евгеньевич! За что?

— Он высказал предположение, что в вашем исчезновении виновен наш гид Антон. Прелестный гид, доложу я вам, сам ни черта не знает. Но за такое предположение здорово обиделся. Так где вы…

— У нас были личные дела. — Искренен был Федя или лукавил, выяснять я не собиралась. — А вам экскурсия понравилась?

Федя крепко задумался, я даже заволновалась, не слишком ли сложный вопрос ему задала. Наконец он неуверенно протянул:

— Да вроде… Вообще-то я в женский монастырь хотел, но по случаю нелетной погоды они не принимали. Пришлось вернуться. А гид за вас переволновался, сказал, что непременно вас отыщет.

«Не сомневаюсь», — подумала я.

— Ну, так отыскал он вас?

— Нет, слава богу, — брякнула Тайка. Я снова отметила, что в Федином присутствии мыслительный процесс у нее немного затрудняется.

Воспользовавшись ситуацией, я принялась выспрашивать у Феди, что вчера происходило в наше отсутствие, но то ли Федя был малость простоват, то ли невнимателен, но больше ничего интересного он не отметил.

Мы вошли в ресторан, где Федя на несколько минут исчез из поля зрения. Пока я вертела головой во все стороны, Мегрэнь пихнула меня в бок:

— Да вон он…

И я увидела возле дверей Федю, держащего под локоток нашу официантку. Игриво улыбаясь и постреливая глазками, он что-то бойко нашептывал ей на ушко. Я даже рот разинула от удивления. Ну до чего скор, пройдоха! А Тайка помрачнела лицом, и глаза у нее стали темно-василькового цвета.

Однако, закончив кокетничать с официанткой, Федя прямой наводкой устремился к нашему столику. Мегрэнь сжала губы в узкую щель.

— Не волнуйтесь, я обо всем договорился!

Мы растерялись. Тайка, явно собиравшаяся сказать Феде какую-нибудь гадость, неуверенно процедила:

— О чем?

— Теперь мы будем кушать за одним столиком. Здорово, правда? А то я здесь один, приятель не приехал, скучно. Как вы думаете?

Я скосилась на подругу. Она бросила на меня виноватый взгляд и исподлобья буркнула:

— Ну да… конечно.

Федина натура оказалась столь кипучей, что уже через двадцать минут небо показалось мне с овчинку. От посещения тренажерного зала и сауны мы отказались, как еще недостаточно созревшие для такого серьезного шага. Посетить бассейн мы не могли по одной простой причине: у нас не было купальников. Но Федя страстно доказывал, что настоящему пловцу купальник не помеха. Смирившись с тем, что к нудизму мы относимся отрицательно, он загорелся посетить конно-спортивную базу и покататься на лошадях.

— Хорошо! Не хотите на лошадях, давайте пойдем в казино…

Я подавилась омлетом и закашлялась. Федя, щедро размахнувшись, уважил меня ладонью по спине, омлет распался на молекулы и провалился внутрь.

— Значит, договорились? — Сквозь выступившие на глазах слезы я увидела, как Мегрэнь торопливо кивнула. — Ладно, встретимся чуть позже, сейчас мне нужно позвонить мамочке…

Федя стремительно вскочил, шаркнул ножкой и умчался. Проводив его взглядом, я мстительно сказала:

— Надеюсь, это у него живот скрутило… — Допив кофе и выдержав деликатную паузу, я невзначай обронила: — А мы, я слышала, идем в «Посейдон»?

— Ага. Ты же знаешь, я думала…

— Я знаю, что ты думала.

Иногда мне кажется, что я уже настолько хорошо изучила Мегрэнь, что даже неинтересно…

Расправившись с завтраком, мы вышли из дверей ресторана и сразу увидели администраторшу Соню, сидящую за столиком под пальмой. В холле на многочисленных диванах сидели беззаботные отдыхающие. Мы с Мегрэнью, не сговариваясь, мелко просеменили прямо к кадушке.

— Доброе утро, Соня!

Соня подняла на нас глаза, и они стали большими и круглыми.

— Это вы?

— Наверное, — отозвалась Мегрэнь, не смущаясь, впрочем, подобным приемом. — А что?

— Вы же… это… уехали.

— Обратно приехали, — махнула рукой Тайка и доверительно пояснила: — Паспорта-то, Соня, мы у вас не забрали…

Лицо у Сони вытянулось, и она стала похожа на морковь с глазами.

— Так их забрали… товарищи…

— Чьи?

— Из органов…

— Чьих? — хоть я и считала, что теперь ничему не удивлюсь, оказалось, что ошибаюсь. — О чем вы говорите?

— Товарищи из органов, — упрямо повторила администраторша. — Сегодня ко мне подошли двое, представились, сказали, что необходимо изъять ваши документы. Я и отдала. Не первый год, слава богу, в системе работаю, понимаю…

Поскольку мы в системе не работали, то ничего не поняли. Кроме того, что паспортов наших у Сони нет.

— И кто это был? Из какой конторы? Вы у них документы посмотрели? Фамилии, должность?

— Зачем? — удивилась Соня. — И так все понятно. Кому еще могли паспорта понадобиться?

Мне захотелось придушить эту безмозглую брюнетку, но Мегрэнь держала себя в руках.

— Где они сейчас?

— Откуда же я знаю? — пожала плечами Соня. — Ушли. Ой, не ушли, вот они!

Соня ткнула пухлым пальчиком нам за спину. Из дверей туалета в холл вышли два здоровых мужика в деловых костюмах. Один был постарше, с висками, уже подернутыми сединой, другой, помоложе, был огненно-рыжим. Я растерялась.

— Сколько же это будет продолжаться? — вдруг дурным голосом взвыла Мегрэнь и, сорвав с моего локтя шерстяную кофту, бросилась им навстречу.

Люди в холле удивленно замерли и подняли головы. Мужчины остановились, в изумлении разглядывая подскочившую Тайку. За моей спиной испуганно охнула Соня.

— Это просто невыносимо! Невыносимо! — в срывающемся голосе подруги звенели слезы. Отчаянно заламывая руки, она буквально кидалась на грудь обалдевшим мужикам. — Ну вы же должны что-нибудь сделать! Должны помочь! В конце концов, это бесчеловечно!

Тут Мегрэнь сделала душераздирающую паузу с закатыванием глаз. Аудитория с выпученными глазами замерла, ожидая продолжения. Пытаясь оторвать от себя неистовствующую Мегрэнь, Рыжий грязно выругался. Аудитория неодобрительно зароптала. Поняв свою промашку, мужик торопливо забормотал:

— Гражданка, гражданка, успокойтесь… Все будет хорошо… успокойтесь, гражданка…

Но наша «гражданка», достойная дочь своей страны, успокаиваться не желала и выдала еще одну душераздирающую тираду:

— Вы не должны, не должны! Как мне теперь жить, как смотреть в глаза своих детей?! Господи, помоги мне!

Оглядываясь на умирающих от любопытства окружающих, второй мужик активизировался и, отдирая Мегрэнь от груди товарища, пообещал:

— Конечно, конечно, мы вам поможем… Что вам нужно?

Недолго думая, Мегрэнь перекинулась на его грудь:

— Вы же Петюнины охранники?

— Чего? — изумился мужик, вытаращив глаза. — Какой еще Петюня?

— Ах, извините, значит, я ошиблась! — заявила вдруг Тайка, отпихнула мужика и, зябко кутая руки в мою кофту, задрала нос кверху и направилась в сторону женского туалета. Проходя мимо меня, она бросила: — Пойдем, Света…

Я захлопнула рот и побежала за подружкой.

Через минуту мы оказались на улице. Не задерживаясь в известном заведении, мы прямым ходом махнули в окно. Пробравшись зарослями почти до самой ограды, увидели небольшую деревянную скамейку и сели.

— Узнала? — Тайкин голос звенел от возбуждения.

— Кого?

— Голос… Это же тот хрипатый, что с Клепой нас за воротами ждал…

— Точно… — подумав, согласилась я. — Только, чтобы услышать голос, можно было выбрать другой способ. Например, подойти и спросить, как Пройти в библиотеку…

— Да? — иронично хмыкнула Мегрэнь. — А для этого?

Тут она тряхнула кофту, которую держала, и в руках у нее оказалось два паспорта.

— Батюшки! — ахнула я. — Да как же ты их достала?

Светясь от гордости, Мегрэнь скромно буркнула:

— Зря я, что ли, с Натиросовым по автобусам моталась?

Я безмерно восхитилась подружкой, но сочла нужным сказать:

— Не думаю, что Натиросов бы это одобрил. Он тебя учил ловить карманников, а не самой тырить…

— А Натиросов говорил, что хороший опер все может: и стырить, и на место положить!

Глядя на Мегрэнь, я весело рассмеялась:

— Ладно, марафетчица, сдаюсь! Только погляди на всякий случай: наши паспорта ты сперла или нет?

***

Высоко над нами, на толстом корявом дубе, сосредоточенно стучал клювом дятел, усердно осыпая наши светлые головы трухлявой пылью. Наблюдая за прилежным работником, мы не менее усердно обсуждали наши дальнейшие планы. В большинстве своем они отличались друг от друга, как юг от севера, однако это вовсе не мешало нам приходить к общим выводам. Счастливое возвращение законных документов обоюдно улучшило наше настроение и позволило надеяться, что не все так уж и плохо.

Прошло довольно много времени, наконец мы поднялись, стряхнули с голов труху и потихонечку побрели в сторону пляжа.

Народу в «Посейдоне» пока было немного, и мы незаметно шмыгнули в интимный полумрак бильярдной.

— И где он?

— Вероятно, опять договаривается о чем-нибудь с очередной официанткой… — съязвила я, Мегрэнь позеленела. — Шучу, — добавила я торопливо, — вон он идет!

И в самом деле — со второго этажа спускался Федя, шаря взглядом по бильярдистам.

— Глянь, — хрюкнула я, — тебя выглядывает…

Поднявшись вместе с Федей на второй этаж, мы первым делом огляделись. Тайка вопросительно посмотрела на меня, я покачала головой.

— Ну-с, — азартно потер руки Федя, — где будем испытывать удачу?

Мегрэнь пожала плечами. Он перевел взгляд на меня:

— Света, а ты?

— Я в азартные игры не играю, я невезучая…

— Это тебе только так кажется, — уверил меня Федя и решительно махнул рукой. — Девчонки, за мной!

Он купил фишки и направился к рулетке. Устроившись возле стола, повернулся к Тайке и, проникновенно глядя ей в глаза, попросил:

— Таечка, скажи мне счастливое число…

Тайка смутилась и моментально сделалась пунцовой. Я напряглась и подозрительно уставилась на Федора. Все хорошо в меру, но позволить ему практиковать свои плейбойские приемы на моей впечатлительной подружке я не могу. Не сводя с него глаз, я замерла. Наш ковбой балансировал на грани. Стоит ему лишь чуть-чуть переступить черту, и я быстро объясню, куда ему следует отправляться, если скучно. Федя побалансировал немного, но равновесие удержал. Перестав пожирать подругу взглядом, он обратился ко мне:

— Свет, тогда ты скажи…

— Семнадцать, — сказала я, Федя поставил и моментально продулся.

Я повеселилась про себя, а Федя вполне натурально сделал вид, что расстроился. «И чего придуривается? — думала я. — У него небось денег — куры не клюют. Бедные по таким пансионатам не ездят и в казино деньги не просаживают». Мне Федю жалко не было, однако Тайка мою точку зрения явно не разделяла. Этот жук уставился на нее несчастными оленьими глазами, и Тайка заволновалась.

— Федя, ставь… семнадцать…

Он опешил от подобного заявления, но, успешно совладав с рассудком, уверенно шлепнул фишки:

— Семнадцать…

Вы не поверите, но шарик, полетав немного по кругу, уверенно прыгнул в семнадцатую ячейку. В первое мгновение мы замерли, растерянно оглядываясь друг на друга. Потом Мегрэнь с Федей радостно завопили и бросились обниматься.

«Все, — подумала я, — против этого противоядия нет».

И все пошло заново, как в старом анекдоте. Я сидела, безучастно глядя на безостановочно скачущий шарик, изредка разминая затекающие конечности, вздыхая и маясь. Федя с Тайкой то вопили и обнимались, то жалобно стонали, хватаясь за головы. Развлекаясь таким образом на полную катушку, я еще успевала следить за окружающими, отмечая уходивших и вновь прибывших. Но знакомых лиц среди них не появлялось, что, по совести говоря, приносило мне огромное облегчение. Наконец сидеть стало невыносимо, я поднялась и отошла к бару.

— Везет сегодня этим двоим. — Я повернулась на голос и увидела сидящую чуть поодаль даму в сильно декольтированном желтом платье. — Смотреть аж зависть берет…

Небрежно держа мундштук с сигаретой, она ткнула длинным когтистым пальцем в сторону Феди. Сообразив, о ком идет речь, я присмотрелась к соседке внимательнее. Внешний вид и некоторая особая манера держаться не сильно затрудняли определение рода ее занятий. Ей явно хотелось поболтать, и через пару минут она продолжила:

— Такого котика снять — тут особый фарт нужен…

Я внимательнейшим образом выслушала все по поводу фарта и поддакнула. Поняв, что нашла собеседницу, блондинка оживилась. Поговорив немного о всякой ерунде, я, словно невзначай, отметила:

— Шикарный у тебя маникюр… Свои?

Ногти были накладные, но дамочка, снисходительно улыбнувшись, ответила:

— Конечно…

Это меня немного огорчило. Я собиралась поговорить с ней на серьезные темы, и ее склонность к вранью была совершенно некстати. Тогда я с ней познакомилась, ведь врать знакомому человеку гораздо труднее. Ее звали Леной. От разговоров о маникюре и прическах мы плавно перешли к тряпкам. Наши взгляды на моду различались самым кардинальным образом, но я не стала этого афишировать.

— А я тут на днях такую шикарную телку видела, отпад, — поделилась я сокровенным, — на ней была такая блузочка… хочешь — стой, а хочешь — падай.

— Это какая же? — заволновалась собеседница.

Я довольно подробно описала ей тощую девицу в рыжих кучеряшках, и моя новая подружка наморщила извилины.

— Рыжая? Крашеная? Это ты про Моль, что ли? — фыркнула, всплеснув руками, Лена. — Нашла про кого, про страхолюдину, прости господи!

— По-моему, вполне симпатичная, — пожала я плечами, но она продолжала веселиться:

— Симпатичная, ха-ха… Парень у нее — это да! Путевый парень, даже говорить нечего. Шрам, правда, у него, но он ему даже идет. А вот сама Моль… И чего красивые мужики всегда на страхолюдин западают?

— И не говори… А что же у нее за мужик такой? Артист, наверное?

Лена захихикала, прикрывая рот рукой:

— А что, концерт вполне устроить может, повод только дай. Может, он, конечно, и артист, но ребятки его Шахом кличут.

Вот мы и добрались до самого интересного. Я продолжала расспросы с осторожностью, чтобы, не дай бог, не вызвать подозрений излишним любопытством. По счастью, особых усилий прикладывать не пришлось, новая знакомая оказалась весьма словоохотливой особой.

— А твоя красавица сейчас дома сидит, синяки зализывает…

— Откуда ж они?

— Ну я же говорила — у нее парень есть… — Лена посмотрела на меня с удивлением, словно первый факт плавно вытекал из второго.

— Он избил?

— Ну не избил… так, малость морду подправил…

— А за что? — наморщившись, спросила я. Или эта Лена чересчур кровожадная, или Моль ей сильно поперек горла стояла.

Постукивая пальцем по мундштуку, она стряхнула пепел с сигареты:

— Всегда найдется за что. Моль говорит, что подарок отобрал. Сначала подарил, а вчера вечером отобрал. А она, конечно, отдавать не хотела. А кто захотел бы? И я бы не отдала! — Лена нахмурилась и с чувством добавила: — Сволочь Шах. И очень большая…

Не сводя глаз с собеседницы, я ворочала мозгами на всю катушку. Если мы говорим об одном и том же, то Шах — это Антон. А подарок — серьги Татьяны Антоновны, и Шах почему-то решил забрать их назад… Почему?

— А он здесь работает?

— Кто?

— Шах.

— Работает? Шах? Смешно! — Лена снова захихикала, прижимая руку к груди.

— Что это ты меня так неласково поминаешь, ягодка? — наслышался тихий вкрадчивый голос, мы с Леной дружно подпрыгнули. Прямо перед нами стоял Антон и, чуть склонив голову набок, смотрел кротко, словно херувим. — Ведь, не дай бог, девушка и правда поверит всему, что ты тут наболтала.

С трудом сглотнув, Лена сделала попытку улыбнуться. Вместо улыбки вышла гримаса, которую в сочетании со смертельной бледностью, проступившей даже через макияж, смело можно было назвать гримасой ужаса. Шах дружески похлопал Лену по плечу и прямо-таки с отеческой заботой в голосе посоветовал:

— Иди-ка, детка, займись делом…

Не говоря ни слова, Лена стекла с высокого табурета, на котором сидела, и, согласно кивнув головой, мигом исчезла. Шах, не глядя, подтянул табурет ногой и сел рядом со мной.

— Поговорим?

Пытаясь унять колотившееся сердце, я украдкой огляделась. Народу в зале много, так что пока не очень страшно. Федя с Мегрэнью, позабыв, по-моему, обо всем, включая и меня, азартно топтались возле колеса. А я тут одна отдувайся… Вот всю жизнь так…

— Выпьешь?

Я кивнула, даже живее, чем того требовали приличия.

Шах сделал бармену знак и возле моего локтя оказался высокий бокал. Я стиснула в ладони холодное запотевшее стекло и неожиданно почувствовала себя увереннее.

— Я вчера очень переволновался… — не спуская пристального взгляда с моего лица, с деланой озабоченностью сообщил Шах. — Два экскурсанта пропали во время посещения музея… Уж не случилось ли с ними какой неприятности? Просто голову сломал…

«Лучше б ты себе шею свернул», — доброжелательно подумала я, решившись в конце концов взглянуть в лицо своему собеседнику. В глазах сквозила насмешка, которую он, по всей видимости, и не собирался скрывать.

— Куда же вы с подружкой делись?

— В туалет ходили, — ответила я. — А что?

— Ах, в туалет… Нет, ничего. Как я сразу не догадался? И как, все нормально?

— В туалете-то?

— Ага…

Решив закончить эту игру в кошки-мышки пока я еще храбрая, буркнула:

— Вы ж туда заглядывали, чего спрашивать…

Шрам на щеке едва заметно дрогнул.

— А ты такая глазастая?

— Я наблюдательная.

Он покивал, размышляя. Потом вдруг сунул руку под пиджак и вытащил из-за пояса сумочку, которую я потеряла возле садовой будки:

— Это ведь твоя?

Я кивнула.

— А зачем ты брала это с собой, наблюдательная?

— Памятниками старины интересуюсь…

Он усмехнулся, однако глаза блеснули недобро:

— И я тоже. Мне здорово повезло, что я тебя встретил. Поделись информацией по любви, по дружбе…

Его тон мне не понравился. Так же, как и предложение в целом.

— Ничего особенного. Исторической ценности не представляет.

Шах хрипло рассмеялся и даже хлопнул ладонью по стойке. Я не сразу поняла, чего это он вдруг развеселился.

— Ты что, радость моя, рассчитываешь вон на того смазливого фраера? — тряся головой от Смеха, Шах кивнул на Федю. — Нет, ей-богу, ты меня уморила! Ай, какая сидит девочка: умненькая, храбрая, остроумная… Ты ведь у нас остроумная, да?

Я притихла и сидела, глуповато моргая в лицо собеседника. Когда Шах говорил, тонкий росчерк шрама оживал, словно начиная жить своей собственной жизнью. А я почему-то не могла оторвать от него глаз.

— Ну-ка, глянь сюда, — Шах вынул что-то из внутреннего кармана пиджака, протянул руку и опустил возле меня на стойку здоровенный кулачище.

Я уставилась на него, словно дрессированный пудель. Шах разжал пальцы, что-то звякнуло о столешницу.

— Узнаешь?

Я очень не хотела узнавать, но узнала…

На лакированной стойке бара тускло поблескивали витые лепестки фамильных серег Татьяны Антоновны Георгиевской.

***

— Партию на бильярде?

Я с трудом сфокусировала взгляд, и мутное размазанное пятно превратилось в лицо Жоржа.

Я отпрянула. Голова кружилась, и мысли от волнения мешались.

— Партию на бильярде? — повторил он, тонкие губы тронула едва заметная улыбка. — Один к двум? Вы ставите сто, я ставлю двести?

Я покачала головой. Кивком поздоровавшись с Шахом, Жорж встал рядом, небрежно засунув руки в карманы брюк. Шах напрягся. Лениво переменив позу, он плавным движением накрыл серьги ладонью. Правую руку сунул Жоржу:

— Здорово…

Прежде чем ответить на рукопожатие, Жорж бросил на протянутую руку долгий внимательный взгляд. Он вроде не делал ничего особенного, но меня снова начала колотить нервная дрожь. С чувством отхлебнув из стакана, я со стуком отставила его в сторону.

— Я могу предложить вам выпить?

Жорж качнулся вперед и оказался между мной и Шахом… Все закрутилось перед глазами, вторя колесу сумасшедшей рулетки. В самом центре этого колеса оказалось лицо — длинные темные волосы, насмешливый изгиб тонких губ… и глаза… необычные, странные глаза… Они казались пустыми, будто мертвыми… в них не было чувства, не было тепла, казалось, жизнь замерла в них, словно замерзла…

Сердце забилось в горле так, что я начала задыхаться. Я не слышала вокруг ничего, кроме его грохота. Наконец кто-то, вероятно бармен, сунул мне в руку стакан. Я сделала большой глоток и закашлялась. Это было что-то очень крепкое, из глаз ручьем хлынули слезы.

— Ну-ну, тихо…

Я почувствовала на плече руку, но сбросить ее не могла. Я кашляла, не в силах остановиться. И очень кстати в руке оказался чей-то носовой платок. Когда мне все же удалось успокоить саднящее горло и унять слезы, оказалось, что Жорж стоит возле и крепко держит меня за плечи. По всей видимости, для того, чтобы я не свалилась с высокого табурета. И в это короткое мгновение над ухом послышался тихий смех, словно вдалеке рыдал треснутый колокол…

Охнув, я резко отстранилась. Но Жорж все-таки не дал мне свалиться с табурета, удержав за руки. Наши взгляды встретились. Но его глаза уже были другими — они не были мертвыми. Они сверкали, горели жарким дьявольским пламенем…

Вырвавшись, я соскочила на пол, оглядываясь в полнейшем замешательстве. Вдруг возле меня оказался Федя:

— Свет, иди сюда… Не хочешь пару фишек поставить? Смотри, сколько уже Таисия выиграла! — Тут он заметил Антона. Одной рукой пихнул меня в сторону стола, другую протянул ему для рукопожатия: — Добрый день!

Оказавшись возле Тайки, я торопливо уцепилась за край стола. Сердце билось так, что меня шатало, восковые ноги таяли. Тревожно хмурясь, Мегрэнь подсунула мне стул. Она приткнула стопку фишек на десятку и села рядом.

— Ну что? — нервно кусая губы, она разглядывала мои дрожащие пальцы.

Я глубоко вздохнула:

— Мегрэнь… что-то я… В общем, боюсь, у нас действительно проблемы…

Тайка подавилась коротким кашлем, но быстро справилась и заулыбалась дилеру, пододвинувшему ей очередной выигрыш.

— Да? А со стороны все выглядело довольно мило.

— С чьей стороны? — сердито зашипела я, незаметно оглядываясь. — С вашей — может быть…

В нескольких словах я обрисовала ей то, что столь мило выглядело со стороны. В это время к рулетке вернулся Федя.

— Ну что, девочки, как успехи?

Нам было не до Феди. Единственное, что нас теперь занимало, — как добраться до корпуса, а еще лучше до Москвы. Сидящий за нашими спинами возле бара Шах весьма недвусмысленно дал понять, что Федя нам не защитник. По большому счету, теперь он нам только мешал. Посовещавшись, мы сказали ему, что собираемся уйти, но Федя принялся громогласно доказывать, что, пока везет, уходить нельзя. Натянуто улыбаясь, я попыталась его урезонить. Однако уговоры возымели обратный эффект. Ища поддержки на стороне, Федя обратился прямо к Шаху:

— Подтвердите, что я прав…

Испытывая жгучее желание надавать Феде по шее, я покосилась в сторону бара. Улыбка на губах Шаха была под стать крокодильей. Он энергично закивал, и я готова была отдать весь Тайкин выигрыш, только бы узнать, о чем он сейчас думает. Жорж сидел на моем табурете, по счастью, спиной к залу, и беседовал о чем-то с барменом.

— Вот, видите! — взбодрился Федя.

Я вздохнула, демонстрируя согласие и покорность судьбе, и попросила:

— Федя, закажи «Маргариту».

Федя обрадовался:

— Это совсем другое дело… — И, бормоча что-то о роковой ошибке, которую мы едва не совершили, замахал бармену.

Пока Федя был занят, я незаметно придвинулась к Тайке:

— Вот что, подруга… бросай эти фишки, к чертовой матери… Надо сматываться…

Не сдержавшись, Мегрэнь жалобно заскулила:

— Как «бросай»? Столько денег…

— Ах, ты непременно хочешь пышные похороны? Или ты думаешь, они сюда приперлись на табуретках посидеть?

— Что ты предлагаешь? Как выйти у них на глазах?

Делая вид, что поправляю волосы, я оглянулась. Шах разглядывал нас с умилением, я бы даже сказала, с любовью. Я тихонько щипнула Тайку за локоть:

— Слушай сюда…

Громко чмокнув от удовольствия, Мегрэнь поставила бокал на стол.

— Обожаю «Маргариту»…

Я хмыкнула. Мегрэнь ее терпеть не могла, но Федя, перестаравшись, заказал два коктейля, пришлось подруге проявлять артистизм. Закатывая глазки и вслух рассуждая, куда поставить фишки, она вдруг неловко взмахнула рукой, опрокинув бокал на вечернее платье сидящей рядом женщины. Уворачиваясь от «Маргариты», дама взвизгнула и вскочила. Бокал грохнулся об пол и разбился. Мегрэнь запричитала, я заохала, Федя кинулся всех успокаивать. Словом, поднялась небольшая суматоха. Тайка страстно извинялась перед дамой, бросаясь на бедняжку с носовым платком, та отскакивала, горячо убеждая ее, что все в полнейшем порядке.

— Сейчас, сейчас! — махала руками Тайка. — Подождите одну секунду, я сейчас вернусь, только смочу платок водой…

Пока окружающие с интересом разглядывали промокшую женщину, Мегрэнь махнула платочком и исчезла. Я живо подключилась к общей сумятице, одновременно наблюдая за баром. Стоило Тайке коснуться лестничных перил, ведущих вниз, как Шах неторопливо отодвинул свой стакан и поднялся. Я ненавязчиво переместилась по другую сторону стола. Шах размял плечи, поправил пиджак и направился к лестнице. Едва слышно мурлыкая песенку, я сквозь ресницы глянула на спину Жоржа. Очень хорошо… Я уже стояла возле портьеры, легонько барабаня пальчиками по витому зеленому шнуру…

Длинные деревянные веранды выходили на реку и тянулись вдоль всего здания и на первом, и на втором этаже. Зеленые пластмассовые столики пустовали: было сыро и прохладно. Окинув быстрым взглядом перила, я удовлетворенно кивнула и протрусила вправо. Слева от «Посейдона» был пляж. Сейчас не сезон, конечно, но там вполне кто-нибудь мог сидеть на лавочке. Дойдя до конца веранды, я перегнулась через перила и огляделась. Здесь сразу начинался лес, поэтому ни одной живой души, кроме белки на сосне, обнаружить не удалось.

— Тебе хорошо, — сказала я ей, перекидывая ногу через перила, — ты этим каждый день занимаешься, тебе не привыкать…

Белка сочувствующе махнула хвостом и ускакала. А я осталась висеть, вцепившись в перила второго этажа и судорожно нащупывая ногами угловой столб нижней веранды. Столбы здесь, к счастью, были деревянными и витыми, так что удержаться на них очень большой сложности не представляло. Но все-таки пришлось попотеть, прежде чем я спрыгнула на травку. Радуясь своей неземной ловкости, я отряхнула ладони и осторожно пробралась к наружному углу казино. Перед фасадом «Посейдона» была обширная, вымощенная белой плиткой площадка со скамейками и чахлым фонтанчиком посередине. Вход в казино находился слева, поэтому я собиралась проскользнуть по противоположному краю площадки и тропинкой добраться до деревянной беседки, где мы и договорились встретиться с Мегрэнью. Тайка по моему плану должна была уйти через служебный вход, расположенный возле бара на первом этаже. Вход был рядом с дверью в женский туалет, и я рассчитывала, что Шах, не проявивший должной прыти при слежке, не увидит, в какую именно дверь вышла дорогая подружка.

К «Посейдону» начинали потихоньку стягиваться сытно пообедавшие граждане, возле дверей толпился народ, я долго приглядывалась, но ничего опасного не увидела. Тогда я вышла из-за угла и, придав себе вид праздно прогуливающегося человека, пошла вдоль скамеек. Пройдя несколько шагов, я притормозила. Впереди, на угловой скамейке, привольно вытянув ноги и сцепив руки за затылком, сидел мужчина. С интересом разглядывая прыгающих по площадке воробьев, он весьма ловко насвистывал «Тореадор, смелее в бой!», подергивая в такт правым ботинком. Я нахмурилась и сделала еще пару шагов, поскольку в силуэте было что-то подозрительно знакомое. Пока я хлопала глазами, мужчина перестал дрыгать ногой и повернул голову. От удивления я даже забыла испугаться. Всего две минуты назад он наверху так мило беседовал с барменом… Я растерялась. Выбор был не слишком велик: пройти мимо Жоржа, свернуть в лес или снова войти в казино. Пройти мимо Жоржа у меня не хватило храбрости. Так же как и в одиночестве углубляться в лес. Третий вариант равнялся проигрышу, однако сейчас он казался мне наиболее безопасным. Держа дальнюю скамейку периферийным зрением, я, словно краб, бочком двинулась к дверям «Посейдона». Повернуться к ней спиной я не смогла, поэтому и заметила, как Жорж неторопливо поднялся, закурил и двинулся через площадку к казино. Я с чувством чертыхнулась, тряся с досады головой.

«Мегрэнь там, в беседке, с ума сойдет от волнения, — думала я, поднимаясь по ступенькам. — Может, пока он идет по площадке, выскочить через служебный вход?»

Однако, войдя в помещение, первое, что я увидела, была Тайка, сидевшая за столиком возле бара с таким свирепым выражением лица, что меня моментально замучило любопытство. Рядом сидел Володя и, размахивая руками, что-то очень эмоционально ей рассказывал. За соседним столиком, спиной к Володе, сидел Шах и курил, с отрешенным видом пуская вверх кольца дыма. Увидев меня, Мегрэнь вытаращила глаза. Не обращая больше внимания на Володю, она встала, и мы, не говоря друг другу ни слова, поднялись на второй этаж.

Злая как черт Мегрэнь подошла к оставленному пять минут назад стулу. Возле рулетки уже толпились новые игроки, и стул, конечно, был занят. Тайкины глаза превратились в узенькие щелочки, их выражение разглядеть было затруднительно, но я поняла — сейчас будет взрыв… В этот самый момент появился Федя с безмерно удивленной физиономией:

— Девочки, девочки… Куда вы делись? Идите сюда, здесь есть стульчики…

Как только мы устроились возле стола, в зале, словно два призрака из болотного тумана, образовались Жорж и Шах. Неспешно водрузившись на табуреты, они приняли из рук бармена стаканы и замерли.

— Гляди, ну прямо два крокодила притаились. Примеряются, кого бы сожрать, — сквозь зубы процедила Мегрэнь, исподлобья разглядывая застывшую сладкую парочку. — Ты почему вернулась-то? Понравилось по столбам лазить?

Я поведала ей о сокрушительном фиаско, Мегрэнь усмехнулась:

— Забавный он парень, этот Жорж…

Я с ней согласилась, однако слово «забавный» следовало бы заменить.

— А ты почему не убежала?

Тайка хрюкнула:

— Я убежала. То есть добежала до двери. Тянусь к ручке, а она сама открывается, и я лоб в лоб сталкиваюсь с Вовой… чтоб ему провалиться на мосту… Как завопит: «Таисия, Таисия, как я рад, что вас встретил! Как вам тут нравится? Как вашей подруге? Как черту лысому?» Перекрыл, короче, зараза, весь проход. Пока я тыркалась туда-сюда, слышу сзади: «Здорово, Вован! Как дела?» Ну, что было делать? Так мы и сели с Володей за столик, а этот гад рядом пристроился. Сигарету вытащил и давай вонять!

Покинуть заведение захотелось как никогда. Делая вид, что переживаем за Федю, мы усиленно размышляли, пытаясь изобрести оптимальный вариант выхода из этой гнилой ситуации. Непонятным оставалось одно: почему они не хотят выпускать нас из казино? Казино закрывалось в четыре утра. Ну, просидим мы тут до ночи, а потом? Не могут же они думать, что Федя уйдет без нас? Интересно, а он уйдет?

Особенно долго ломать голову нам не пришлось. Я ненароком взглянула в сторону лестницы и вдруг увидела тех двух мужиков в костюмах, у которых Мегрэнь столь артистично украла наши паспорта. Я пихнула Тайку ногой, она увидела вошедших, и мы обе сделали безуспешную попытку укрыться под столом. Меж тем они сразу подошли к бару. Поздоровавшись с нашей сладкой парочкой, Хрипатый принялся что-то рассказывать. Шах слушал внимательно, а Жорж, могу поклясться, рассмеялся. Потом Жорж развернулся, отставил стакан и уставился на нас своим змеиным немигающим взглядом.

— Ясный перец, про паспорта жаловался… — зашептала Мегрэнь, старательно пряча взгляд. — Господи, их уже четверо…

Я тоже здорово трусила, но деваться все равно было некуда, поэтому я старательно изображала бурный интерес к игре…

— Светлана, Таисия! Нигде не мог вас найти…

Мы подняли головы и дружно уставились на невесть откуда взявшегося Вадима Евгеньевича. Тайкины губы счастливо расползлись до самых ушей:

— Четыре –два…

— Что? — не понял Вадим.

— Счет…

— Ах, счет! Проигрываете?

— Пока — да! — честно сказала я.

Два кавалера — уже кое-что. Они, конечно, не подготовлены, да и вообще не в курсе, но лучше, чем ничего. Но, как оказалось, сюрпризы дня на этом еще не закончились.

— Вадим, вы ставите? — спросила Мегрэнь.

— Не знаю, — замялся тот, — я не игрок…

Мегрэнь развела руки в стороны, собираясь что-то сказать, да так с разведенными руками и осталась. Она стояла с открытым ртом и смотрела на лестницу. Тогда я тоже посмотрела на лестницу и тоже открыла рот… Там стоял Игорь.

Увидев нас, Игорь широко улыбнулся и направился к столу.

— Здравствуйте, Игорь! — громко сказала я, протягивая ему руку. — Как вы здесь оказались?

В ответ он улыбнулся еще шире и многозначительно глянул на Тайку.

— Вот, решил посмотреть, где вы прячетесь.

Мегрэнь застыла чистым истуканом, только глаза хлопали. Я ее хорошо понимала: ведь наша девица пребывала в областной командировке, к тому же в шаге от нее стоял Федя, разглядывая пришельца с явным подозрением. Наконец Мегрэнь шевельнулась, демонстрируя радость:

— Привет! Как ты нас нашел?

Обескураженный несколько холодноватым приемом, Игорь рассказал довольно путаную историю о том, как пришел в Тайкин институт, встретил Инку Куклину, которая и выдала ему информацию. Вероятнее всего, он ждал, что Мегрэнь с визгом кинется ему на шею, но та с визгом не торопилась, и Игорь надулся. Но Мегрэнь не была бы Мегрэнью, если бы упустила момент и не увеличила счет в нашу сторону: четыре – три. В результате через несколько минут Федя превратил выигранные фишки в наличность, которую честно поделил с Тайкой: по семьсот баксов.

— Весело тут у вас, — буркнул Игорь, окидывая соперника ревнивым взглядом.

Мегрэнь мгновенно пресекла нежелательное направление в беседе, залившись соловьем. Или дверным звонком, кому как понятней.

Меж тем компания, по-прежнему сидящая возле бара, не проявляла к нам ровным счетом никакого интереса. Напротив, когда Федя отправился к кассе, Жорж поднялся, мазнул по присутствующим безучастным взглядом и спустился вниз. Я посмотрела ему вслед, с некоторым удивлением ощущая в душе смутную досаду. Проклятый варан своим странным поведением возбуждал какое-то нездоровое, животное любопытство. Через пару минут поднялись и остальные. В нашу сторону посмотрел лишь Шах, на мгновение задержав взгляд на Игоре.

Когда вся компания исчезла из виду, мы с Тайкой переглянулись. Неожиданное появление оставленного возлюбленного произошло как нельзя кстати. Но в то же время положение осложнилось. И пока кавалеры не решили от стадии раздумий перейти к стадии выяснения отношений, я подцепила под ручку Вадима и двинулась по лестнице вниз.

— В каком номере ты остановился? — плавно подхватывая под локоток правой рукой Федю, а левой Игоря, поинтересовалась Мегрэнь.

Мы уже вышли на свежий воздух и, не давая мужчинам опомниться, тащили их к главному корпусу.

— Я номер не бронировал, — несколько растерянно буркнул Игорь, — пока…

Я не удержалась и хмыкнула. Уж не рассчитывал ли он остановиться в нашем? А что, может, поселить его в гостиной на диване? Пусть дверь охраняет…

Мои размышления вдруг прервал Федя:

— В принципе, у меня номер двухместный — приятель так и не приехал. И не знаю, приедет или нет.

Тут я мысленно зааплодировала. Молодец парень, быстро сориентировался. Потенциального соперника нужно держать на виду. Особенно ночью. Но подруга рассуждала иначе:

— Игорь, ты на машине?

— Конечно.

Я быстро смекнула, куда она клонит. Как я сама не догадалась? Но нашу идею немедленно ехать в столицу все трое кавалеров приняли откровенно в штыки. Мне показалось, что особенно она не приглянулась Игорю, хотя, будь он поумнее, то сообразил бы, что лично для него это наилучший вариант: забрать любимую и сматывать от греха подальше.

Не доходя до корпуса метров триста, мы остановились в уютном зеленом закутке и сели на лавочки. Я с Вадимом, Тайка с кавалерами напротив. Сграбастав мою ладонь, Вадим вдруг принялся нашептывать мне на ухо нежности. Но, поскольку сейчас он был последним человеком, который меня интересовал, я не обратила на это никакого внимания. Межтем на соседней лавке разворачивалась бурная дискуссия. Немного поскучав, Вадим тоже встрял в разговор. Мегрэнь настаивала на отъезде, временно объединившиеся мужчины упорно отказывались, жаждя объяснений. Несмотря на протесты, я оставалась совершенно спокойной. Для Мегрэни трое оппонентов — так, ерунда, размяться перед ужином. Однако все оказалось сложнее, чем казалось. Мужчины так упорно добивались правды, что я в конце концов не выдержала.

— Ладно, Таисия, скажи им, в чем дело…

Тайка встрепенулась:

— Светочка, не надо…

— Надо, Таисия, надо. Если никто из мужчин не может проехать ради женщины двести километров… не пускаясь в объяснения и не требуя справку из психдиспансера… — Я судорожно сглотнула, с трудом сдерживая слезы. — Просто я…

— Не надо, Светочка…

— Просто я страдаю расстройством памяти… Я больна… Очень давно. И мне кажется, что я забыла выключить перед отъездом утюг.

— Светочка, успокойся! — взвыла Мегрэнь, со слезами бросаясь мне на шею. — Все в порядке! Может, ты его и выключила…

Я успела разглядеть только вывалившиеся из орбит глаза Феди, Игоря загородила вскочившая Тайка. Она плюхнулась рядом на лавку, так что Вадим едва успел отскочить в сторону, обняла меня за плечи и принялась гладить по голове, бормоча что-то утешительное. Я выхватила из кармана платок, лишь сейчас сообразив, что он принадлежит Жоржу. Уткнувшись в него носом, я трясла плечами и подвывала.

Прошло несколько минут. Над зеленым уголком стояла мертвая тишина, прерываемая шелестом листвы и моими всхлипами. Тайке давно было пора придумать что-нибудь, потому что рыдать я уже устала. Но первым человеколюбие проявил Игорь:

— Конечно, Светочка, я отвезу тебя домой, не волнуйся…

Я не утерпела и глянула на него сквозь пальцы.

К корпусу подходили в гробовом молчании. Мужчины перетаптывались и отчего-то нервничали. Улучив момент, я шепнула Тайке:

— Кушать охота, сил нет… Может, поужинаем? С тремя мужиками чего бояться?

Мегрэнь замялась, размышляя. Есть ей тоже хотелось.

— Только тогда ты это… придержи Вадима. А то зыркаешь на него волком, как бы он со страху не смылся…

— Не боись, — уверила я и громко позвала: — Вадим!

Он живо повернулся и глянул на меня с некоторой опаской. Видимо, пытался представить, чем я еще страдаю, кроме расстройства памяти.

— Мы хотим поужинать перед отъездом, составьте нам компанию…

Обрадовавшись, что отделается так легко, он согласился.

Заявившись на ужин одними из первых, мы дружно уселись за столик, чем вызвали легкий шок у нашей официантки. Она попробовала слабо возражать, но Тайкин напор и Федина разговорчивость сделали свое дело, и Таня, так звали нашу кормилицу, принесла дополнительные столовые приборы.

Начало ужина более напоминало поминки. Дело дошло до того, что мы выпили не чокаясь.

— Может, не стоит ехать в ночь? — робко подал голос Вадим. — Ведь если вы здесь уже несколько дней, то…

— То квартира уже сгорела! — в ужасе воскликнула я и едва не грохнулась в обморок.

Больше никто не делал попыток нас отговорить. Разговор явно не клеился. Я сидела и гадала, как же поступит Мегрэнь. Неужели уедет, даже не узнав Фединых координат? На Федю было жалко смотреть. Он вяло поковырял вилкой в тарелке, хлопнул водки и вздохнул:

— Я вас на пару минут покину… Мне надо позвонить мамочке…

Окончив ужин, мы дружной толпой двинули к выходу. Поймав меня под руку, Мегрэнь шепнула:

— А теперь гляди в оба…

Я перепугалась и принялась вертеть головой во все стороны. Однако на улице ничего страшного не случилось.

В вестибюле нашего корпуса дежурная, окинув всю компанию подозрительным взглядом, нахмурилась, но промолчала. Подойдя к нашему номеру, Тайка гостеприимно расплылась:

— Заходите…

Мужчины проследовали внутрь, Тайка прикрыла за ними дверь, выждала несколько секунд и прислушалась.

— Все тихо… Пошли…

Качая головой, я прошла за подружкой в номер.

Поскольку вещи были уложены еще утром, мы не задержались. Вадим подхватил мой баул, а Игорь — Тайкин. Присели на дорожку. Настроение было траурное, Федя мрачнел с каждой минутой. Я ненароком перевела взгляд на Игоря. Странно… Может, показалось? Игорь глазами делал какие-то знаки Вадиму… С чего бы?

— Пора… — хлопнула себя по коленкам Мегрэнь и встала.

Мы спустились вниз, попрощались с дежурной и направились к стоянке.

На улице быстро темнело. Освещение на стоянке было весьма посредственное, стройные ряды машин таинственно поблескивали в полумраке полированными боками.

Игорь подошел к своему «Опелю» и открыл багажник:

— Садитесь, девочки!

— Погоди, — срывающимся голосом сказала Мегрэнь, — надо же попрощаться…

Я едва не зарыдала. Давненько не приходилось наблюдать подобной мелодрамы, поэтому сейчас я наслаждалась на полную катушку. В голову полезли фразы, здорово смахивающие на название мыльных сериалов: «Дикая Мегрэнь»… Или «Мегрэнь тоже плачет»… Нет, лучше так — «Мегрэнь доводит до исступления»…

— Эй, а это что? — Я очнулась и недовольно огляделась.

Как всегда, всю малину испортил Вадим.

— Это что? — настойчиво повторил он и ткнул пальцем в колесо «Опеля». — Спустило?

Он был прав.

Правое заднее колесо было полностью спущено. Так же как и остальные три. Игорь охнул и полез в бардачок за фонариком. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что все колеса вспороты самым варварским образом. Мы с Тайкой глянули друг на друга, и я потихоньку начала дрожать. Но на Федю новость произвела обратное впечатление. Он засветился ярче фонарика, тщетно пытаясь скрыть радость за фальшивым кашлем. Я посмотрела на него подозрительно: какой такой мамочке он все время бегает звонить?

Пока Игорь стонал возле машины, Федя вдруг повел плечами и заявил:

— Ну ладно, девчонки, раз такое дело, так и быть, отвезу вас в Москву…

Мои подозрения усилились, а Федя быстро вытащил наши сумки из багажника «Опеля» и зашагал на другой конец стоянки. Мегрэнь блеснула глазами и теннисным мячиком запрыгала следом.

— Эй, подождите! — растерянно крикнул Игорь.

«Черт, — ругалась я про себя, направляясь за Тайкой, — ничего не понимаю… Откуда Федя мог знать машину Игоря? Кто вообще мог ее знать? И кто мог знать, что мы соберемся уехать?» В голове у меня все окончательно перепуталось. Поэтому, когда Федя, добравшийся до своей «девятки», вдруг растерянным голосом произнес: «Это еще что?», я не сразу поняла, что он имеет в виду.

— Вот это номер… — усмехнулся подошедший ко мне Вадим. — Тоже все четыре?

Федя посмотрел на нас отсутствующим взглядом и кивнул. Тут Вадим встрепенулся и пробормотал:

— А ну-ка…

Он торопливо прошел между машин влево, потом свернул к забору. Я следила за ним взглядом. Остановившись возле темной иномарки, Вадим присел на корточки. Он не поднимался так долго, что я поняла: все четыре…

Подходя к корпусу, возле цветника мы столкнулись с Леопольдом. Он направлялся в ресторан в гордом одиночестве. Мы расшаркались самым любезным образом, он, кривляясь, изобразил жест, словно приподнимал над головой шляпу. Я отвернулась. Этот клоун раздражал меня самым серьезным образом.

Поднявшись на первую ступеньку лестницы, Мегрэнь оглянулась:

— Я вот все думаю… Мы сейчас на стоянку шли, с дежурной попрощались… Нужно ли теперь снова здороваться?

Я тоже озадачилась вопросом, в результате чего мимо администраторши мы прошли молча. Мужчины в полном составе молчком шмыгнули следом за нами. И что нам теперь с ними делать, я понятия не имела.

Увидев нас, дежурная открыла рот и встала из-за стола. Когда наша стройная колонна промаршировала мимо, она уронила скупую слезу и снова села, поняв, что избавиться от нас не удалось.

Мы расселись в гостиной. Тайка поплотнее прикрыла дверь в спальню и нарушила неловкое молчание:

— И какая сволочь это сделала?

Все посмотрели друг на друга, но подозревать кого-либо конкретно было трудно.

— Может, всей стоянке колеса попортили? — предположил Вадим.

— Нет, — качнул головой Федя, — больше я ни одной машины не видел.

— Нет ли у вас здесь общих знакомых? — мимоходом спросила я, разглядывая маникюр. — Долги какие-нибудь? Карточные? Бильярд?

Мужчины глупо оттопыривали губы и качали головами.

— Что ж, — вздохнула Тайка, — ничего не попишешь, придется отложить отъезд до утра…

— А как же утюг? — заволновался вдруг Вадим.

Мегрэнь махнула рукой:

— A-а, с утюгом все в порядке…

Он хмыкнул:

— Почему это вы теперь так уверены?

Мегрэнь смерила его взглядом и отрезала:

— Сообщили.

— Кто же? — не унимался Вадим, что было не слишком разумно, учитывая несколько взвинченное состояние подруги.

— Соседская кошка, — рявкнула Тайка, — страдает раздвоением личности… Светлана с ней связалась. Телепатически. Кошка прошла по карнизу и заглянула в окно. Все электроприборы в норме!

Вадим поморгал немного, потом засуетился:

— Пожалуй, нам пора… Уже поздно, почти половина двенадцатого… Встретимся завтра.

Мы с подругой в очередной раз переглянулись. Кого он имел в виду под словом «нам»? Вадим был явно простоват для серьезных игр. Федя сориентировался:

— Девочки, а вам не страшно будет одним ночью?

— Страшно, — сказали мы в один голос.

— Игорь, вы можете занять мой номер, а я посплю здесь, на диване… Чтобы девочкам не было страшно. Вот ключ, пожалуйста…

От такой наглости на Игоря напала икота. Мегрэнь принесла ему воды. Перестав икать, он объявил, что не может себе позволить оставить нас в столь трудную минуту, и тоже изъявил желание спать на нашем диване.

Растерявшегося Вадима быстро выпроводили, пожелав приятных сновидений. Игорь захлопнул за ним дверь и вернулся в гостиную. Прошелся взад-вперед, мимоходом выглянул в окно, потом окинул комнату задумчивым взглядом и наконец посмотрел на нас. Мы с Тайкой сидели рядышком на диване, с интересом наблюдая за этим многообещающим вступлением. Федя из кресла в углу наблюдал за соперником с неменьшим любопытством. В нашей небольшой компании явно назревал треугольный любовный конфликт.

— Ну, — с вызовом поинтересовался Игорь, мило склонив голову набок и покачиваясь с пятки на носок, — что будем делать?

Одновременно держать в поле зрения и диван, и кресло он не мог, поэтому, смерив Федю недвусмысленным взглядом, Игорь повернулся к нам.

— Я знаю! — вдруг радостно воскликнула Мегрэнь и, хлопнув в ладоши, вскочила. — Давайте в дурака играть!

Игорь сбился с темы, а я тоже вскочила и затрещала:

— Давайте, давайте! Только в «переводного»… Игорь, тащи стул! Федя, двигайся сюда!

— Я не хочу в «переводного», — закапризничала Мегрэнь, — эта игра для дебилов…

— Почему для дебилов? — засверкав глазами, я начала зеленеть.

— Потому… В него играть никакого ума не надо…

— Вот для тебя и в самый раз!

— Ты, что ли, у нас шибко умная?

— Да уж не дура…

— Тебе кто-нибудь сказал или ты сама догадалась?

Игорь сделал неловкую попытку вклиниться между нами:

— Эй, вы чего это? Какая разница, во что играть?

Через десять минут мужчины умоляли нас сыграть хоть во что-нибудь, лишь бы мы прекратили скандалить. Однако напряжение последних дней сказывалось, поэтому еще минут пятнадцать мы отводили душу, приводя тем самым мужчин в настоящее отчаяние. Наконец Тайка махнула рукой:

— Ну ладно… Раз ты такая, давай играть в «переводного»…

— Да чего уж там, — покладисто улыбнулась я, — давай в обычного…

Мужчины облегченно вздохнули и торопливо придвинули нам стулья. Игорь схватил колоду и быстро раздал карты. Извечный вопрос русской интеллигенции: «Что делать?» — в этот вечер его больше не беспокоил.

***

Тайка прижалась ухом к двери и озабоченно пробормотала:

— Интересно, чем они там занимаются?

Вопрос бы не только интересным, но и весьма важным. Я пожала плечами:

— Может, глянем?

В ответ на мое предложение из-за двери раздался богатырский всхрап. Мегрэнь хихикнула:

— Намаялись, сердешные…

Мы дулись в «подкидного» до двух часов ночи, после чего у наших гостей не только не осталось друг к другу претензий, но даже появились общие интересы: как бы поскорее завалиться спать? Убедившись, что они достигли нужной кондиции, мы великодушно согласились прервать игру, выдали Игорю и Феде по подушке и удалились в спальню.

Я встала и потянулась за курткой:

— Сколько времени?

— Без пяти три, — отозвалась Тайка, — самое оно…

Я кивнула:

— А где фонарик?

— Под тумбочкой в коридоре…

Фонарик принадлежал Игорю. Покидая автостоянку после неудачной попытки сбежать, подруга мимоходом прихватила его с собой.

Осторожно приоткрыв дверь, мы просочились в гостиную. Соперники мирно лежали рядышком на диване. Федя спал на животе, обхватив подушку обеими руками, Игорь раскинулся в замысловатой позе, неловко заломив правую руку.

— Бедненький… — шепнула Мегрэнь, заботливо выправляя Игорю кисть, — отлежал, наверное, руку… Ну-ка, принеси плед из спальни. Видишь, замерзли мальчики.

Когда я вернулась с пледом, она стояла возле дивана, задумчиво вертя в руке ключ с деревянным брелоком.

— Его? — спросила я, показав на спящего Федора.

Мегрэнь утвердительно кивнула и повернула ко мне деревянный квадратик с цифрой. «Двадцать три».

— Двадцать третий недалеко от спорткомплекса, — сказала я. — Успеем?

Мегрэнь кивнула, и мы вернулись в спальню.

— Ненавижу… — тихо шипела Мегрэнь, с осторожностью нащупывая ногой очередную ступеньку пожарной лестницы. — Ненавижу лестницы, дома отдыха, отдыхающих и…

— Заткнись, — цыкнула я, — свалишься…

Но, проявив чудеса ловкости и невиданную силу воли, подруга достигла земли без увечий. Я соскочила следом, мы замерли на пару мгновений и, не заметив ничего опасного, юркнули в кусты.

— Похоже, порядок… — едва слышно прошелестела Тайка мне на ухо. — Для любого, кто вздумал нас пасти этой ночью, мы спим аки агнцы…

— Под охраной… — не удержавшись, хихикнула я.

Оглядываясь и прислушиваясь, мы двинули вдоль аллеи. По причине позднего часа освещение территории было довольно скудным, однако достаточным для того, чтобы не набить в темноте шишек. Мы держались ближе к деревьям, опасаясь встретить припозднившихся гуляк, влюбленных или возвращающихся посетителей «Посейдона». Несколько раз нам приходилось прятаться, пропуская мимо веселые компании.

— Сидели бы дома, — злилась Мегрэнь, сидя в кустах и провожая их взглядом, — а то все шляются, шляются…

Я разделяла ее возмущение. Времени было в обрез, а мы все еще не добрались до коттеджа номер двадцать три.

Завидев впереди очертания домиков, Тайка шепнула:

— Смотри, какой номер? Двенадцать… Черт… Шестнадцать. А этот? Сорок один… Они тут что, офонарели?

— Не волнуйся, — успокоила я, — это просто другая линия.

— Какая еще линия?

— Не вопи. Иди сюда! Вот…

Мы прошли вперед по хрумкающей гравийной дорожке, обошли кустарник и вышли прямо к веранде коттеджа с большой нарисованной цифрой «23».

— Голова! — уважительно сказала подруга.

Мы на цыпочках обошли домик и крадучись поднялись на крыльцо. Я отперла дверь и шагнула внутрь. Мегрэнь протиснулась следом и включила фонарик. Внутреннее убранство коттеджа выглядело весьма мило, но для полноты картины явно не хватало бассейна с фонтаном.

— Вот бы мне такую мебель… — размечталась Тайка, оглядываясь.

— Ты на такую еще не заработала. А Федя, как видно, перспективный жених. Со средствами то есть. Один в двухместном коттедже… Красиво жить не запретишь. А ты, кстати, не поинтересовалась: он не женат?

Мегрэнь пропустила последний вопрос мимо ушей.

— Он же сказал, что друг не приехал. К тому же здесь все коттеджи двухместные…

Если бы не строгая конспирация, я бы непременно громко рассмеялась.

Оглядевшись внимательнее, Тайка направилась к стенному шкафу. Я прошлась по комнате и остановилась возле кровати. Посмотрела на тумбочке, пошарила в ящике.

— Интересный он парень, — бубнила подружка, копаясь в недрах шкафа. — Вещей всего ничего… прямо спартанец…

— Ага, — хмыкнула я и извлекла на свет божий тяжеленую кожаную кобуру, — божий человек, сразу видно…

Мегрэнь захлопнула шкаф и подошла ко мне. Расстегнув кобуру, мы переглянулись, и на душе стало тоскливо. Достав пистолет, Мегрэнь хрюкнула и назидательным тоном изрекла:

— Тульский Токарева. Калибр семь шестьдесят две… Вес со снаряженным магазином девятьсот сорок. Емкость магазина восемь патронов. Прицельная дальность…

Я не удержалась:

— Ты чему радуешься-то? Мы же не пряник тульский нашли… Тебе ничего в голову не приходит?

Мегрэнь хотела что-то ответить, но неожиданно лицо у нее вытянулось. Она ухватила меня за ворот, и мы дружно завалились на пол возле кровати.

— Что? — прохрипела я, придавленная любимой подругой.

— Кто-то заглянул в окно… — Тайкин голос дрожал со страху.

— Нас увидел?

— Кажется, нет…

Мы умолкли, прислушиваясь, но долго я так пролежать не могла. Тайка, хоть и прикидывалась изящной, весила бог знает сколько.

— Куда он делся? Может, ушел?

— Может.

— Может, пьяный коттеджи перепутал…

— Может.

— Что ты заладила, как ворона? И слезь с меня, корова… — Я спихнула Тайку на пол и почувствовала себя значительно лучше. — А у тебя галлюцинаций нет?

— Нет, — отозвалась она сердито и, осторожно приподнявшись на локте, глянула поверх кровати в окно. Там никого не было. Мегрэнь встала, отряхнула джинсы и, повернувшись ко мне, с возмущением спросила: — Ну, чего ты валяешься?

Обозвав Тайку припадочной, я поднялась и подошла к окошку. На улице было хоть глаз коли, вдалеке от аллей фонарей было совсем мало, и, как я ни вглядывалась, посторонних граждан обнаружить не смогла.

— Никого… Ладно, сматываемся. А что будем делать с… — Тут я насторожилась. — Мегрэнь, а ты входную дверь за собой заперла?

— Я? — спохватилась та, лихорадочно соображая. — Не помню…

И тут за Тайкиной спиной бесшумно возникла черная фигура. Я вытаращила глаза и с перепугу заорала во всю глотку. Мегрэнь выронила из рук фонарик и тоже заорала. На Тайкино плечо легла здоровенная мужская рука, а в следующее мгновение воздух разрезал короткий сухой свист, перед глазами все замелькало и послышался треск.

Утробно охнув, мужик сложился вдвое. Опрокидывая стулья, он отлетел к кровати и тяжело грохнулся оземь. Передо мной возникло перекошенное Тайкино лицо с огромными круглыми глазищами. А мужик вдруг активно забарахтался и начал подниматься. Схватив Мегрэнь в охапку, я кинулась к двери. Вытолкнула ее на крыльцо, достала ключ и трясущимися руками заперла замок. Если этого гоблина не задержать, нам с ним ни в жизнь не справиться… Искренне надеясь, что дверь задержит его хоть какое-то время, мы скатились с крыльца и понеслись прочь от коттеджа номер двадцать три.

Остановиться смогли только возле забора, огораживающего территорию пансионата. Вывесив языки и согнувшись в три погибели, мы дружно припали к деревянным доскам, жадно ловя кислород.

Что это… было? — прерывисто выдохнула Тайка, сползая на корточки.

— Мужик, — отозвалась я, — здоровый… Ты что сделала-то?

— В пах… В пах лягнула… и локтем двинула…

Я ужаснулась:

— Садистка!

— Я перепугалась до смерти… Он чего хотел-то?

— Поди спроси, — развеселилась я.

— Если это вор? Хотел пошарить в пустом коттедже, а там мы…

— Может, и вор. А может, и маньяк…

— Сексуальный? — оживилась подруга. — Может, вернемся?

Я посмотрела ласково, но выразительно:

— Пусть живет, бедненький. У нас с тобой есть чем заняться. Или ты тут до рассвета трепаться собираешься?

— Все-таки странно. Чего его как раз сейчас туда занесло? За нами следил? Слушай, а может, Федин приятель приехал? — Тайка взглянула задумчиво. Потом уставилась мне на руки, и ее брови поползли вверх. — А это что?

— Ой! — сказала я.

— Это не «ой!», — сурово поправила Мегрэнь. — Это кобура.

— Мама… — судорожно ощупав правое плечо, я заскулила, поскольку через него действительно была переброшена портупея.

— Что, и пистолет там? — недоверчиво спросила Мегрэнь.

Я опустила вниз руку и тряхнула кобуру:

— Ага…

— Не тряси его, дура… — взвизгнула Тайка, — это не шейкер! Господи, ну зачем ты его взяла?

— Я не брала! Я его просто держала… Так получилось… само. Если бы не тот мужик…

— Само! — передразнила Мегрэнь, качая головой. — Горе луковое…

— Что теперь с ним делать? Выбросим?

— Офонарела совсем? — Она тяжко вздохнула. — Ладно, давай сюда… — Я с огромным облегчением сунула ей в руки портупею. — Но имей в виду: мои познания в обращении с огнестрельным оружием носят чисто теоретический характер.

— И слава богу, — буркнула я, наблюдая, как подруга тщетно пытается затянуть ремень. — У Феди плечи малость пошире…

Тайка сердито блеснула глазами, одернула куртку и поглядела вдаль. Затрагивать вопрос, откуда у столь привлекательного молодого человека в тумбочке оказался пистолет, ей явно не хотелось. Впрочем, как и мне.

Мы махнули через ограду и быстро пошли вдоль нее к широкой натоптанной тропе, уходящей в лес…

Знакомая уже дорога не отняла много времени. Бодро одолев последний поворот, мы сбавили скорость и прислушались.

— Похоже, никого, — протянула Тайка, оглядываясь.

— Было бы весьма странно, если бы в это время здесь толпы прогуливались.

— Куда теперь? Где сарай? Может, карту посмотреть?

— Сарай должен быть где-то рядом. Дай-ка фонарь, так ничего не видать.

— Фонарь… — пробормотала Мегрэнь растерянно и начала торопливо хлопать по карманам. — Ой, я, кажется, того…

— Чего «того»? — не поняла я, но сразу заподозрила неладное.

— Забыла… В смысле, уронила в домике… Когда мужик подкрался…

Закипая праведным гневом, я всплеснула руками:

— Прекрасно! Просто восхитительно! И что теперь нам делать в темноте?

Мегрэнь мгновенно парировала:

— Зато у нас есть чем отстреливаться!

Мы обе умолкли, в мыслях награждая друг друга весьма нелестными эпитетами.

Время шло, а мы все еще стояли посреди дороги, не в силах найти подходящее решение. Несмотря на то что погода сегодня способствовала и луна здорово напоминала прожектор, все же для серьезных поисков света было маловато.

— У меня есть два варианта, — сказала я. — Первый — вернуться. Второй — добраться до сарая и подождать пару часов, пока хоть немного рассветет. Часовня где-то рядом, и, возможно, мы успеем ее отыскать.

Похоже, второй вариант понравился подружке больше. В чем я особо и не сомневалась.

Мы двинулись вперед, вертя головами во все стороны: сарай стоял чуть в стороне от дороги, и проглядеть его было парой пустяков. Однако фортуна наконец решила повернуться к нам соответствующим местом.

— Вон он! — радостно ткнула пальцем Тайка и ломанулась через кусты.

Через пару минут мы снова устроились на колючем и вонючем сене.

— Во сколько сейчас светает? — поинтересовалась Тайка.

Я пожала плечами и свернулась калачиком. Бессонные ночи и беготня сказывались — все мышцы ломало, словно нас били. Меня потянуло в дремоту.

— Как ты думаешь, — подала голос подружка, — что подумает завтра Федя, когда найдет у себя в коттедже фонарик Игоря?

— А он что, подписан?

— Не знаю… Наверное, нет.

— Тогда черт с ним…

***

Я испугалась и открыла глаза. Надо мной светлым пятном маячила всклокоченная подруга.

— Светка, вставай! Светка, мы проспали!

Сообразив, наконец, где нахожусь, я облегченно вздохнула.

— Сколько времени?

— Уже почти рассвело…

Я мигом скатилась на землю. Выглянув за дверь, поняла, что рассвет совсем близок. Мегрэнь высунулась рядом и запыхтела на ухо:

— Что теперь делать? Возвращаться? Вернемся завтра…

— Здесь до завтра дожить нужно… — резонно возразила я, ежась от холода. — И неизвестно, сможем ли мы еще раз так удачно смыться. Ведь если эти уроды узнают, что мы тут рыщем, мало нам не покажется. Нельзя им дать понять, как мы относимся к этому на самом деле…

— Знаю, — досадливо сморщилась Тайка.

— Тогда нечего время терять.

Мы покинули сарай и снова вышли к тропе.

Сложив воедино и проанализировав увиденное и услышанное за последние дни, излазив вдоль и поперек карты, оставшиеся у нас после кражи папки, мы пришли к выводу, что часть фамильной коллекции Георгиевских в самом деле была спрятана в каком-то тайнике, месторасположение которого было указано на пергаментных листочках. Казавшаяся глупой старческой причудой папка, набитая кипой пожелтевших бумаг, приобретала смысл и самую что ни на есть реальную цену.

Первые два листка вполне конкретно указывали, где находится тайник, однако символ, обозначавший его на карте, покрывал собой добрую сотню метров, и не каких-нибудь, а квадратных. Разыскать что-либо в глухом лесу на такой большой территории — задача не из легких. Поэтому, как оказалось, самую большую ценность приобретал третий, самый непонятный листок, состоящий из сплошных цифр, символов и сокращений. По всей видимости, именно его так страстно желали получить те, кто превратил нашу тихую размеренную жизнь в сплошной клубок беготни, подслушиваний и слежки. Однако, даже сумев заснять на камеру все имеющиеся у нас документы, они так и не смогли сообразить, какую же информацию таила в себе эта невзрачная потрепанная бумажка. И все потому, что не имели возможности поболтать на досуге с кроткими благочестивыми монашками из местного монастыря и не слишком ломали головы над принципом шифровки слов и словосочетаний, сидя на том самом чердаке, куда регулярно наведывались для киносъемок. Именно поэтому нам не позволили уехать и теперь пасли, словно овец на пастбище.

Над верхушками деревьев слабо дрожала предрассветная синева, когда из тумана неожиданно возник темный силуэт часовни. Изнурительная беготня по ночному лесу уже немного научила меня соизмерять свои страхи, однако, завидев среди вековых деревьев мрачную каменную часовню, я здорово струсила. Как вскоре выяснилось, не напрасно. Позади часовни показались странные разлапистые тени. Вглядываясь пристальнее, я машинально ткнула локтем начавшую вдруг подвывать подружку:

— Заткнись, припадочная…

Но Тайка железной хваткой впилась мне в плечо, проскулив сквозь зубы:

— Светка… кладбище…

Как будто я сама не видела… Несмотря на то что мне ни капельки не было жарко, а скорее наоборот, по спине между лопаток потекла струйка пота. За невысокой железной оградой белели кресты, а могильные холмики утопали в утреннем молочном тумане. Пустыми облупившимися глазницами на нас с мрачных склепов строго смотрели безмолвные ангелочки. Где-то высоко над головой вдруг недовольно заухала неясыть, Тайка издала нечто среднее между мычанием и кваканьем и быстро потекла на травку. Поняв, что через пару мгновений ситуация полностью выйдет из-под контроля, я шевельнулась и сердито фыркнула:

— Надеюсь, ты не на пикник здесь пристраиваешься? И так времени нет, а ты расселась как на именинах…

Подняв на меня побелевшее личико, Мегрэнь заморгала и принялась громко икать. И хотя мое собственное сердце находилось в данный момент где-то в районе селезенки, я рассмеялась. Продолжая икать, Тайка встала и сделала слабую попытку отряхнуть джинсы.

— Ладно тебе красоту наводить! Некогда… — Я решительно направилась к часовне, прилагая неимоверные усилия, чтобы не грохнуться со страха в обморок.

Икая на весь лес, Тайка заковыляла следом.

Дойдя до ступенек, я остановилась и вытащила из-за пазухи пакетик с картами. Прикладывая массу усилий, чтобы не оглядываться на могилы, я все же полюбопытствовала:

— Интересно, есть ли кладбище на карте?

Мегрэнь придвинулась ближе:

— Ну, есть? Ик… — Голос был такой, словно от ответа зависела ее жизнь.

— Есть, есть… — ответила я. — Вот этот квадратик, и теперь ясно, что означают буквы.

Выяснив, что кладбище и в самом деле находится там, где ему и положено, мы вдруг почувствовали облегчение. Не обращая больше на него внимания, мы принялись за дело.

— Вот здесь что такое… ик-ик? — озабоченно хмурила брови подруга, вглядываясь в затейливую загогулину на бумаге.

— Еще один колодец, — сказала я, пробираясь сквозь плотные малиновые заросли. — И я его видела, когда мы бежали из монастыря. Один колодец у них за оградой находится, а второй здесь. Помнишь, еще монашка говорила, какая необыкновенная здесь вода?

Мегрэнь кивнула:

— И где-то рядом должен быть родник… ик-ик…

Мы вышли прямо к колодцу. Я села на край сруба и снова уткнулась в головоломку, определяя стороны света и складывая в уме метры.

— Родник недалеко от часовни, немного правее. Значит, в середине треугольника между этим колодцем, родником и часовней должно быть то место, где и находится тайник.

Мегрэнь потерла лоб и задумалась.

— Голова кругом… Ик! А что тогда значат эти цифры?

Я в сомнении развела руками:

— Пока не очень понятно. Однако кое-что, мне кажется, я разгадала. Видишь цифры последнего столбца?

— Шесть, восемь, ноль, восемь, один, шесть… — словно кукушка, проикала Тайка. — И на что, по-твоему, это похоже?

— Я думаю, на дату.

— Шестьдесят восьмое августа?

— Нет, если смотреть наоборот…

— В России так сроду не писали. Мы ж не американцы какие-нибудь, — засомневалась подружка.

Но сразу сдаваться я не хотела:

— Но вдруг такую запись сделали машинально? Если представить, что она касается коллекции… которая некоторое время находилась за границей, где вся документация оформлялась так…

— Ты имеешь в виду выставку? — уловила мою мысль Мегрэнь. — Постой-ка… Жаль, конечно, что нельзя точно проверить, поскольку папку сперли, но…

Выставка была в Париже… в августе… шестьдесят восьмого года. Точно!

Мегрэнь запрыгала вокруг меня, радостно потирая руки.

— А последняя запись? Шестьдесят восемь… ик… тысяча сто один?

— Не тысяча сто один, а первое ноября. Я думаю, что коллекцию взяли для выставки в августе, а в ноябре вернули обратно…

— Ура! — заорала Мегрэнь, хватая меня в охапку.

— Ты чему обрадовалась-то? — не поняла я.

— Как чему? Ведь эта запись последняя! Значит, оно по-прежнему там!

По всей видимости, под словом «оно» подразумевалось «сокровище». Меня не так обрадовала Тайкина догадка, как то, что она прекратила наконец икать.

— Ну, теперь к роднику?

— Пошли. Он называется Софьин ключ. Говорят, там вода животворная.

— Тебе животворной нельзя, — предупредила я. — Ты и так живее всех живых, постоянно вертишься и суешь нос, куда не следует.

— Интересно, кто определяет, куда следует совать нос, а куда нет?

— Интеллект определяет… Элементарное чувство самосохранения.

— Не знаю такого слова.

— То-то и оно!

Вскоре мы уже стояли возле Софьина ключа. Среди больших серых валунов откуда-то из-под земли весело струился родничок, аккуратно забранный в керамическую трубу. Вокруг трубы все было чисто убрано, а под ней, в том месте, где вода стекала на землю, лежала каменная плита с резным орнаментом. Перед валунами была расчищена площадка, посыпанная мелким гравием, сбоку стояли две низенькие деревянные лавки.

— Какое ухоженное место, — изумилась Мегрэнь. — Просто не верится, что посреди леса может быть такое.

— Монашки, наверное, следят…

Конечно, мы не удержались и попили. Вода была студеной и ломила зубы.

— Здорово! И правда хорошая вода…

Помимо воли мы протоптались возле родника дольше, чем планировали. Время неумолимо таяло, небо становилось все светлее, а мы никак не могли узнать главного: что находится в центре вычисленного треугольника. Однако вода в ключе, наверное, и вправду оказалось непростой. Я почувствовала необычайный прилив энергии, и меня просто обуяла жажда деятельности.

— Тайка, у нас на все про все десять минут максимум. Иначе нас точно застукают… Времени осталось только на обратную дорогу, и то бегом…

Мегрэнь живо кивнула, азартно топчась на месте. Как видно, ей тоже не терпелось закончить столь блестяще проведенное расследование.

— Так… север здесь. Пройди-ка в направлении часовни. — К моему несказанному удивлению, Мегрэнь бодро направилась на юг, нимало не смущаясь тем, что придется идти мимо кладбищенской ограды. Но для определения направления оказалось достаточно нескольких десятков метров. — Стой, хватит! Не уходи пока оттуда! — Я покрутилась, прикидывая, в какой стороне находится колодец, и направилась на юго-запад. Через несколько минут я остановилась. — Мегрэнь, иди сюда!

Послышался торопливый хруст валежника, из-за деревьев показалась возбужденная подруга:

— Ну?

Продолжив по воздуху линию направления своего движения, я задумчиво почесала в затылке. Мы стояли недалеко от северной стороны кладбища. Воображаемые линии треугольника охватывали его часть, а середина приходилась как раз на западную ограду… Мы переглянулись, молча взялись за руки и двинулись вперед. Кровь застучала в висках, и сердце заколотилось. Не то от волнения. Не то от страха.

— Склеп… Светка, это же склеп…

В нескольких метрах от ограды над ровными холмиками могил виднелся старинный облупившийся склеп. Мы смотрели на него, не решаясь войти на погост.

— Все, — сказала я, — уходим. Я сейчас живых боюсь гораздо больше, чем покойников.

Когда мы перелезали через забор пансионата, было уже совсем светло. Но пока нам везло. Не встретив ни одной живой души, мы довольно быстро добрались до своего корпуса и нырнули в кусты под окна. В вестибюле стояла тишина, никого не было видно, кроме спящей дежурной администраторши, что немного удивляло.

Но радовалась я рано. Крадучись, мы направились к пожарной лестнице, но, по счастью, не успели выйти на открытое место. Из-за корпуса показались двое. Они шли неторопливо, будто прогуливаясь, однако не нужно было обладать большой фантазией, чтобы понять, зачем эти мрачные ребята кружат вокруг корпуса в такой ранний час. Сжавшись в комок, мы замерли, пережидая, когда парочка скроется за углом. Выйди мы на минуту раньше — столкнулись бы с ними нос к носу. Теперь тянуть было опасно, иначе они сделают очередной круг и снова окажутся возле лестницы.

Я взлетела на четвертый этаж, как чемпион мира по скоростному подъему по пожарным лестницам. Мегрэнь не отстала ни на мгновение — не успела я перекинуть вторую ногу через перила балкона, как Тайка оказалась тут же. Шикая и предупреждающе грозя друг другу пальцами, мы осторожно заглянули в спальню. В номере царила тишина. Тайка первым делом стянула покрывало с кровати, я одобрительно кивнула и на цыпочках прокралась к двери. Тихонечко ее приоткрыв, выглянула в гостиную.

Сладко посапывая, Федя и Игорь мирно спали на одной подушке. Плед валялся на полу, и мальчики зябко жались друг к дружке. Я приблизилась к дивану и аккуратно положила под бок Феде ключи от коттеджа. Потом подняла плед и осторожно прикрыла спящих. Умилительная картина — они спали почти в обнимку, а ведь не так давно испепеляли друг друга свирепыми взглядами! Вот бы их сфотографировать и им же потом… На этой мысли я охнула и торопливо зажала рот ладонью. Не сводя глаз с дивана, торопливо попятилась в спальню и плотно прикрыла за собой дверь.

Мегрэнь уже успела скинуть куртку и, сидя на кровати, расшнуровывала кроссовки. Увидев выражение моего лица, она бросила это занятие и испуганно вытаращила глаза. Я молча подняла указательный палец вверх. Тайка задрала голову, увидела зеркало и сделала то же самое, что и я: торопливо зажала ладонью рот. Однако паниковать уже было поздно. Если камера наверху все это время работала, наше отсутствие скрыть уже не удастся.

— Господи, мы совсем о ней позабыли… — в отчаянии прошептала Мегрэнь. — А если она в темноте тоже снимает?

— Спокойно, Тайка, без паники. Может, там никого и не было. — Я машинально раздевалась, размышляя о том, что делать. Подняться на чердак? Неизвестно, кто там может оказаться. Или по-быстрому сляпать легенду?

— Может, нам подняться на чердак? — робко спросила Мегрэнь. — Если там никого, вынуть кассету…

— Это если никого… — начала я, но вдруг из гостиной раздался скрип диванных пружин, и кто-то сладко потянулся.

Я бросила взгляд на часы: семь десять, через пятьдесят минут уже начнется завтрак. По полу гостиной зашлепали чьи-то босые ноги… В то же мгновение мы с Мегрэнью уже лежали по одеялом, зябко натянув его до самых подбородков. Под дверью раздалось слабое шкрябание, вероятно имитирующее стук, дверь скрипнула и приоткрылась. Мегрэнь спала на спине, дыша ровно и редко, иногда едва слышно всхрапывая. Я спала, свернувшись калачиком, положив кулачок под щечку, и видела радужные утренние сны…

— Эй, девчонки… — негромко окликнул Федя, — а девчонки… Пора вставать, завтрак скоро… Вы пойдете на завтрак?

Я спала безмятежно, с нетерпением ожидая, когда же Федя уберется из спальни. Но Федя, как всегда, оказался настырным. Он двинулся к кровати, а вот этого допускать как раз было нельзя: я лежала под одеялом в свитере и джинсах, Тайка и вовсе была в кроссовках. Если Федя решит пощекотать ей пятку, он будет немало удивлен…

— Кто тут? — сонным голосом пролепетала Мегрэнь, как видно пришедшая к такому же выводу. — В чем дело?

Сквозь ресницы я наблюдала, как Федина физиономия расцветает счастливой улыбкой.

— Привет… это я. Доброе утро! Почти полвосьмого, скоро завтрак… Вы идете?

Тайка откинулась на подушку и простонала:

— Мы так рано не ходим… Чуть попозже, через часок…

Федина физиономия погрустнела, и он вздохнул так, как могут вздыхать только влюбленные: покорно и безнадежно. Но из спальни все-таки убрался.

— Мегрэнь, ты свинья, — сердито зашептала я, придвинувшись к самому Тайкиному уху. — Завалилась в кроссовках, да еще на мою половину!

— Я в суматохе стороны перепутала, — принялась она оправдываться. — К тому же ты первая в кровать сиганула!

Это подругу никак не оправдывало, но я ее простила. Поскольку надеялась, что еще раз здесь ночевать не придется.

Прислушиваясь к звукам из гостиной, мы начали потихонечку стягивать одежду.

— Ты и сверху все одеяло издрызгала! — раздраженно сказала я и попыталась стряхнуть с белоснежного пододеяльника комки прилипшей грязи. — И как только ты умудряешься…

Я замолчала, удивленно разглядывая свою ладонь. Ладонь была влажной, но, что было гораздо хуже, она была красной… Мегрэнь, со смирением выслушивавшая нравоучения, приподнялась на локте и заглянула мне в лицо:

— Ты что?

Я медленно опустила руку, с ужасом ощущая в груди нарастающие позывы к рвоте. С самого детства запах свежей крови вызывал у меня тошноту.

— Господи… Ты что, порезалась?

— Нет… — я судорожно пыталась понять, откуда это взялось, — не знаю…

Тут что-то промелькнуло перед глазами, послышался едва различимый шлепок, и на пододеяльнике появилось еще одно кровавое пятно. Мы подняли головы. Угол висевшего на потолке зеркала покрылся сеткой мелких трещин, на которых гроздьями собирались кровавые капли.

Потолок и стены спальни мягко закачались и поплыли… Я скатилась с кровати и закричала…

— Света, Света, что случилось?! — кто-то настойчиво тянул меня за запястья. — Да принеси же ты воды, наконец! — Голос принадлежал Феде. — Света, откуда кровь? Да в чем дело, в конце концов?

Федя перестал меня трясти и сунул стакан с водой. Наверное, именно этого мне и не хватало, я жадно схватила стакан и стала пить. Руки тряслись, половину я вылила на себя, но сразу стало легче.

— Где Тайка?

— Не волнуйся, вот она… ревет… Девчонки, что случилось? Порезались, что ли? — в своих фантазиях Федя недалеко от Тайки ушел.

Я рукой сдвинула Федю в сторону и поднялась. Мегрэнь сидела на полу с другой стороны кровати и, яростно стуча зубами о стекло, пила воду. Рядом на корточках сидел заспанный растрепанный Игорь,хлопая на нее ошалелыми глазами. Увидев меня, Мегрэнь судорожно вздохнула, отставила стакан и встала. Мы смотрели друг другу в глаза и думали об одном и том же…

— Из-за чего шум-то? — хмуро буркнул Игорь, глядя на нас по очереди.

Федя с недоумением пожал плечами. Тайка с раздражением ткнула пальцем:

— Ну неужели вы не видите?

— Что?

— Где?

— Куда глядеть-то? На потолок? И что там? Ничего не вижу…

Тайка раздраженно сморщилась, схватила обоих за плечи и развернула:

— Да вот же!

Несколько минут они одинаково кривили губы и моргали. Наконец Федя развел руками и скептически протянул:

— Вы что же, решили, что это кровь? — Мы с Тайкой уверенно кивнули. — На мой взгляд, предположение весьма притянутое… Скорее всего, это краска.

— Понюхай… — прорычала я, указывая на перепачканный пододеяльник.

— У меня насморк, — ответил Федя.

Игорь хмыкнул и, окинув нас быстрым взглядом, встал коленом на кровать и потянулся к пятнам. Когда он повернулся, на лице ясно читалась растерянность. Тут Федя дрогнул:

— Ну не может же, в самом деле…

— Надо проверить, — внезапно охрипшим голосом закаркала подруга. — В любом случае я не согласна спать в грязной кровати…

Ребята переглянулись. Я по привычке двинулась к окну, но, поймав предупреждающий Тайкин взгляд, опомнилась. Конечно, подняться на чердак гораздо разумнее по нормальной лестнице из коридора. Пока мужчины мялись, мы с подругой решительно направились к дверям.

— Эй, девчонки! — торопливо кинулся вслед Федя. — Подождите! Вам туда не стоит ходить! Мы сами посмотрим…

— Еще чего, — холодно отозвалась Мегрэнь. — Мы что, по-твоему, краски не видели?

Дверь, ведущая на чердак, находилась в середине коридора.

— Вообще-то лучше вызвать милицию, — подал наконец голос Игорь. — Или хотя бы взять ключ у дежурной…

— Ага… — рассеянно сказала Мегрэнь, отодвинула Игоря в сторону и склонилась к замку. На какое-то время она загородила его от нас спиной, потом выпрямилась и вздохнула: — Так я и знала — его забыли запереть.

И потянула дверь на себя. Я тщетно пыталась заглянуть ей в глаза, но Мегрэнь успешно делала вид, что моих подозрительных взглядов не замечает. Поднявшись вверх по поскрипывающим деревянным ступенькам, мы оказались в знакомом уже месте.

— Надо же, — чуток переигрывая, удивилась подруга, — какой огромный чердак! Сколько дверей!

Не дав мужикам опомниться, она двинулась вправо, дергая все двери подряд. Я устремилась влево, тоже дергая за дверные ручки. Однако открывать последнюю дверь слева в одиночку я не собиралась. Тут Федя спохватился:

— Погодите! Не трогайте тут ничего!

— Почему? — удивилась я, открывая дверь с табличкой «СУИ». Размышляя на досуге, я пришла к выводу, что подобным образом всего-навсего был назван склад уборочного инвентаря.

— Там могут быть отпечатки пальцев… — нервно ответил он, а Мегрэнь, торопливо облапив ручку последней двери, фальшиво запричитала:

— Ой, ну надо же… А мы об этом и не подумали… — Подумали или нет, но теперь чердак был полон отпечатками наших пальцев, но оставленных уже в присутствии двух свидетелей. — Чего там, Свет?

— Пока ничего, — отозвалась я, топчась у предпоследней двери. — Мальчики, что вы замерли? Нам вдвоем весь чердак обшаривать?

Вопрос, поставленный ребром, мужчин вдохновил. Федя поднапрягся и проявил интуицию:

— Неужели неясно, что комната, которая расположена над вами, должна быть в этом конце чердака последней?

— В этом? — хором переспросили мы с Тайкой и дружно двинули вправо.

— Да нет! — тут даже Игорь не вытерпел нашей тупости и, шагнув к двери с завораживающей табличкой «Гос. мет-во», дернул за ручку.

Дверь слегка скрипнула и распахнулась. Игорь по инерции дернулся вперед, но вдруг остановился, словно наткнулся на стенку:

— Мать твою…

— Твою мать… — протянул Федя, заглянув Игорю через плечо. — Вот это дела…

Мы с подружкой уже довольно ясно представляли, что было в комнатке. Оставались только два вопроса: кого и кто?

Я бочком просунулась между косяком и Игорем, одним глазком глянула внутрь, и первый вопрос отпал. На спине, разбросав руки в стороны, словно собираясь взлететь, на треснувшем стеклянном полу лежал Леопольд, пристально глядя куда-то в верхний левый угол… Рядом валялся разбитый горшок, и вывалившийся из грунта куст широким зеленым веером закрывал Леопольду ноги. Помимо желания я охнула, и в коленках появилась противная тянущая слабость. Мегрэнь схватила меня за руку и оттащила назад. Мельком глянув мне в лицо, она протиснулась на мое место и завертела головой.

Следующие несколько минут на чердаке царила определенная нервозность. Мужчины отчего-то принялись кашлять, будто их одновременно подкосила неведомая простуда, и конкретных предложений не выдвигали, хотя мы с подругой, как слабый пол, вполне могли на это рассчитывать. Мегрэнь оглянулась. Я сделала пальцами несколько выразительных жестов, Мегрэнь запыхтела и сердито свела брови. Заходить в комнату ей не хотелось.

— Таисия, куда ты? — встревожился Игорь, пытаясь поймать ее за руку. — Сюда нельзя заходить…

— Может, ему помощь нужна? — злобно рявкнула Мегрэнь.

Я разделяла ее возмущение: после такого заявления у пострадавшего непременно придется искать пульс. Который, если судить по количеству крови, вылитой на наши несчастные головы, может существовать только теоретически. Движимая нездоровым любопытством, я подошла поближе и снова заглянула в комнату. Подруга проявляла фантастический героизм, но пульса, как, впрочем, и ожидалось, не было…

— У него голова разбита, — сидя возле Леопольда на корточках, сообщила подруга. К моему безграничному удивлению, руки ее не тряслись и голос не дрожал. Когда она успела так очерстветь сердцем, было абсолютно непонятно. — В конце концов, сходит кто-нибудь за милицией или нет?

Поскольку я тоже была против устраивать тут междусобойчик, то Тайку горячо поддержала.

— Света, сходи вниз… — борясь с явными рвотными позывами, начал Федя.

— Ну нет! — живо отозвалась я, категорически не желая лицезреть переполох в административном курятнике. — Я не дойду! В обморок грохнусь.

А Игорь перевел вдруг на меня мутный взгляд и выдавил:

— Ладно, я схожу… Ждите тут…

И он рванул прочь по коридору, будто боялся, что кто-то будет возражать.

Меж тем Мегрэнь оставила тело Леопольда в покое и огляделась. В комнатке царил бардак. Журнальный столик перевернут, тренога, на которую крепилась камера, валялась на полу возле стеллажей. Видеокамера по-прежнему была на ней. Я вдохнула полную грудь воздуха, задержала дыхание и шагнула в комнату. Стараясь не смотреть на труп, прошла вдоль стены к стеллажам. Я оглядела полки и склонилась над камерой. Кассеты в ней не было, однако она работала… Аккуратно обойдя рассыпанную на пол землю, ко мне подошла Мегрэнь. Глянув на валяющиеся черепки, подруга задумчиво хмыкнула:

— Смерть под кактусом…

Мегрэнь никогда не была сильна в ботанике.

— Это фикус… — тихо вздохнула я. — Слушай, кто-то вынул кассету. Но камера осталась включенной. В режиме съемки…

— На полке кассеты нет? — одними губами спросила Тайка, я покачала головой. — Интересненько…

Я оглянулась. Федя все так же стоял, прислонившись к косяку, и вид имел бледный. Не говоря больше ни слова, мы с Тайкой аккуратно отступили к двери и вышли в коридор.

Не знаю точно, сколько времени мы втроем провели на чердаке в полном молчании. Наконец со стороны лестницы донесся шум, и на пороге показался Игорь.

— Позвонили… Администраторша перепугалась, побежала к директору… В милиции сказали ничего не трогать, группа выехала. — Игорь перевел дыхание. — Надо ждать… — Тут он немного подумал и благородно предложил: — Девочки, вы спуститесь пока в номер. Чего вам на чердаке торчать…

— Идите, девчонки, идите, — поддакнул Федя.

Мы для приличия слабо повозражали, потом плавно развернулись и удалились. Нам на чердаке действительно делать больше было нечего.

***

Входить в спальню мы не стали. Устроились на диване в гостиной и на всякий случай включили телевизор.

— Ты чего-нибудь понимаешь, Светик? — Я мотнула головой. — Вот и я тоже.

— А не мог он… э-э… нечаянно упасть и разбить голову? — спросила я на всякий случай. Как говорила Мегрэнь, наибольшее количество версий в начальной стадии…

Но Мегрэнь отчаянно замахала руками:

— Ну нет! Сам бы он так не изловчился… Может, его… кактусом? В смысле, фикусом? Такая дыра в черепе! Уж больно много крови! Водили нас в морг, показывали, но такого я…

Меня затошнило. Я схватилась за горло и взмолилась:

— Заткнись, пожалуйста! Он и так у меня перед глазами стоит… Вернее, лежит.

Мегрэнь снисходительно усмехнулась. У нее явно свербело красочно живописать мне все виденное в морге, но человеколюбие возобладало, и она умолкла.

— Тогда что там могло произойти?

Животрепещущая тема не давала покоя, к тому же мы обе понимали, что через пятнадцать-двадцать минут все равно придется отвечать на вопросы.

— Видимо, Леопольд и занимался съемками, — отозвалась Мегрэнь, задумчиво барабаня пальцами по спинке дивана, — но вряд ли он занимался этим в одиночку.

— Та девица в желтом платье из казино… ну, Лена… обмолвилась, что у Шаха здесь свой бизнес. Да и у Жоржа, похоже, здесь все схвачено. Скорее всего, киностудия принадлежала им, Леопольд их человек…

— А если наоборот, Леопольд оказался там случайно?

— Как такой боров мог там оказаться случайно? — удивилась я. — В окно он не пролезет, дверь открыть — ключ нужен. Либо он ключ имел, либо пришел туда со знакомым. Ведь не все могут, как ты, ногтем замки открывать.

— Да не был он заперт, говорю тебе! — нахмурилась Тайка.

Мы замолчали. В коридоре за дверью послышался шум, видимо, приехали милиционеры. Я горько вздохнула, предвкушая неминуемую суету. Ко всем прочим радостям жизни у меня начинала раскалываться голова — сказывались бессонные ночи. Но более всего донимало горло, как видно, без студеной родниковой воды здесь не обошлось…

— На чердак пошли, — сказала Тайка, прислушиваясь к громкому топоту. — Потом сюда спустятся. Не видать нам завтрака как своих ушей…

— Что будем рассказывать?

— А что мы можем рассказать, если нас тут не было? Если бы его убили, когда мы были в спальне, мы бы услышали. Такая туша грохнулась, что зеркало треснуло. Только вот когда он упал?

Мы долго обсуждали создавшуюся ситуацию, но по всему выходило, что если мы снова не соврем, то не сможем обеспечить алиби в первую очередь себе самим. А кто поручится, что Игорь и Федя всю ночь спокойно проспали на диване и никуда не выходили? Я попробовала посмотреть на все происходящее со стороны и пришла к выводу, что в теперешней ситуации поручиться не смогу ни за кого. В коттедже веселого красавчика Феди обнаружилась совсем не детская игрушка тульского оружейника Токарева, Игорь вообще непонятно как здесь появился — вся история про Инку Куклину выглядела довольно подозрительно. Проколотые колеса машин на стоянке и вовсе никуда не годились.

— Знаешь, подруга, — призналась я, вконец измаявшись, — запуталась я окончательно. Играть в следопытов, конечно, здорово, но когда дела начинают поворачиваться таким образом! Может, сейчас самое время сделать так, как мы договаривались?

— Ты имеешь в виду, рассказать милиции о серьгах и о Шахе? — Огромные голубые глазищи все еще смотрели с надеждой, но вот их подернула легкая печальная дымка, и Тайка вздохнула: — Что ж, пожалуй, ты права…

Над головой слышался глухой топот множества ног, там сейчас вовсю кипела работа. Мы с подружкой тоже занялись делом — рассказывать надо было кратко, но понятно. Придется поведать родным органам и о сегодняшней вылазке, и о пистолете, и о многом другом. Рассказывать до мельчайших подробностей все-таки не хотелось, поэтому мы быстренько выстраивали компактную и практически правдивую версию. Однако обсудить детали мы так и не успели. Родная милиция работала гораздо быстрее, чем мы.

В дверь деликатно постучали.

— Входите, открыто! — крикнула Мегрэнь и поднялась навстречу будущим коллегам.

Внимательно осмотрев потолок нашей спальни, прибывший во главе оперативной группы майор Кокорев неодобрительно покачал головой и в сердцах плюнул.

— Надо же, пакость какая! Ишь, что, стервецы, удумали!

Мы с подругой сидели на диване, угрюмо разглядывая пол и слабо реагируя на происходящее. По номеру неприкаянно бродила толпа в штатском, заглядывая в углы и передвигая вещи с места на место. Что они хотели найти — было известно только им самим, мы не вмешивались. Нам с подружкой за глаза хватало майора и еще двоих в форме, скромненько пристроившихся по ту сторону стола и не сводивших с нас пристальных любящих глаз.

Майор вернулся в гостиную, потоптался возле окна, окинул нас сердитым взором и вытащил пачку сигарет. Машинально отстукивая мыском давно не чищенного ботинка по паркету, закурил, выпустил облако дыма под потолок и поинтересовался:

— Вы позволите?

Приветливо оскалившись, мы вяло изобразили восторг, в мыслях послав майора к чертовой бабушке. Голова разламывалась и без его вонючих сигарет.

— А почему вы сняли номер для новобрачных? — поинтересовался Кокорев, стряхивая пепел с сигареты прямо в горшок с цветами, стоящий на подоконнике. Он повернулся, вытянул из-за стола стул и сел, подперев голову рукой. В глазах майора Кокорева сквозила явная, плохо скрываемая неприязнь. — Разве здесь нет обычных двухместных номеров?

Глубоко в душе я разделяла чувства майора. Девушки в спальне, мужчины в гостиной и камера наверху — все это выглядело не самым лучшим образом.

— Путевку нам продала подруга. — Майор хмыкнул: «Еще одна подруга!», и в Тайкином голосе появились звенящие нотки. — Стоила она дешево, а нам плевать, сколько здесь кроватей…

Я под столом осторожно тронула Тайку пяткой. Заводиться было абсолютно ни к чему. Надо было сидеть тихо и отвечать на те вопросы, которые задавали.

— Интересное кино тут снимали… — сволочным голосом протянул майор Кокорев, стряхивая теперь пепел безо всяких церемоний прямо на стол. — А куда кассета из камеры делась? — вдруг в лоб поинтересовался он.

Мегрэнь развела руками, а я недоуменно пожала плечами. Знал бы майор, как мне это самой интересно, — не задавал бы глупых вопросов. Однако направление его мыслей нравилось мне все меньше и меньше.

— Сычев… — Видно, майору надоело наблюдать наши кислые физиономии, и он развернулся к сидящему рядом огненно-рыжему старлею, — запишите показания… свидетелей… — И он окинул наш диван широким небрежным жестом. — Документы проверьте…

— Слушаюсь, товарищ майор! — живо откликнулся тот.

«Вот как, — искоса наблюдая, как по веснушчатой физиономии старлея разливается счастливая крокодилья улыбка, думала я, — оказывается, фамилия у Рыжего Сычев. Не иначе, кличка у него Сыч… Или он Клепа? Свинья продажная… Интересно, а какая фамилия у Хрипатого?»

Словно услышав мои мысли, Кокорев встал и, обращаясь к сидящему рядом с Рыжим, приказал:

— Тарасов, пошли со мной…

Майор направился к выходу, Хрипатый, блеснув капитанскими звездами на погонах, торопливо поднялся и отправился следом.

Мы с Мегрэнью проводили его взглядом. В дверях Хрипатый оглянулся и весело нам подмигнул.

Старший лейтенант Сычев долго перекладывал на столе какие-то бумажки, искал что-то в черной кожаной папке, доставал, снова убирал и, не переставая, бодро подвывал нечто вроде «Посею лебеду…». Наконец он угомонился, взял шариковую ручку и, радостно сияя конопатой физиономией, торжественно провозгласил:

— Итак! Ваша фамилия… имя… отчество?

Записав наши анкетные данные, он бросил ручку на стол и с усердием взялся за дело. Нам не оставалось ничего, кроме как, положа руку на сердце, честно и откровенно врать, щедро перемешивая правду с ложью и приправляя рассказ множеством пустых и ненужных подробностей. Рыжий смотрел на нас злыми глазами, но помалкивал, терпеливо выслушивая все, что мы говорили. Когда мы добрались до двух часов прошлой ночи, он уточнил:

— А что было потом?

Мы с подружкой потупились и покраснели.

— Так что же было потом? — с нажимом поинтересовался Рыжий, повысив голос.

Снующие вокруг люди перестали шуршать и с любопытством уставились на нас. Высокий улыбчивый парень в резиновых перчатках выглянул из-за двери спальни и укоризненно протянул:

— Эй, Саня! Что же ты девушек смущаешь? Смотри, вон ты их в краску вогнал! Нет бы спросить телефончик… Правда, девушки?

Отослав в сторону спальни ласковый взгляд, мы снова потупились.

— Ты, Кольцов, займись своим делом! — огрызнулся рыжий Саня и побагровел. Пару минут он сердито сверкал исподлобья белками, потом взялся за старое: — Так что было после игры в карты?

— После игры в карты мы легли спать… — детским голоском пролепетала Мегрэнь и активно затрепетала ресницами.

Переход из багрового в пурпурный мог иметь для Сани самые непредсказуемые последствия. Но тут, на его счастье, в номер вернулся Хрипатый.

— Вы выходили ночью из номера? — увидев напарника, Рыжий взбодрился и посуровел.

— Нет! — хором ответили мы с Тайкой и преданно уставились старлею в глаза.

Было похоже, что вопросы у старшего лейтенанта заканчиваются. Но на помощь ему пришел старший товарищ. Капитан Тарасов тратить время на мелочи и сантименты не стал и сразу взял быка за рога. Ему было за что на нас обижаться, мы это хорошо понимали и тоже делали вид, что видимся первый раз в жизни.

Только сорок минут ушло на то, чтобы в мельчайших подробностях выяснить, когда, как именно и в какой последовательности мы укладывались спать прошлой ночью. Удовлетворяя до мельчайших капризов любопытство Хрипатого, мы с Тайкой, вывесив от усердия языки, едва не вывернулись наизнанку. Потом капитан Тарасов громко и дотошно выяснял, где и при каких обстоятельствах мы встречались с погибшим. Сычев записывал ответы с похвальным усердием.

— Медэксперт считает, — лениво начал Тарасов, — что смерть потерпевшего наступила около семи часов назад. То есть примерно в четыре часа утра. Что вы делали в это время?

— В это время мы спали, — твердо сказала Мегрэнь и посмотрела Тарасову прямо в глаза.

С первого раза он нам не поверил, поэтому долго подбирался то с одного боку, то с другого. Однако все было напрасно. Мы стояли на своем, и как капитан ни бился, ничего другого не услышал.

— Ну хорошо. — Тарасов говорил нарочито громко, по всей видимости для того, чтобы любому присутствующему было слышно, что показания выколачиваются из нас самым гуманным образом. — Благодарю за помощь. А теперь позвольте посмотреть ваши документы…

У меня заныло в животе. Если паспорта снова попадут к ним в руки, мы будем вроде пуделей на веревочке: хоть обтявкайся, но далеко не отходи…

Хриплый голос капитана дрожал от избытка благожелательности, но в глазах светилось неугасимое злорадство: вернуть столь бесславно исчезнувшие из их карманов документы для наших друзей было делом чести. Сычев взял первый приз за ширину улыбки и с видом победителя протянул руку:

— Паспорта, пожалуйста…

— Видите ли, в чем дело… — озаботилась моя подружка и огорченно всплеснула руками. — Мы по приезде отдали наши паспорта администраторше, но позабыли сразу забрать. Так вот она сказала, что наши паспорта забрали чьи-то товарищи. Ума не приложу, кому они могли понадобиться! Вы бы, товарищ капитан, помогли нам разобраться с этим вопросом, все-таки не филькина грамота, документ… Попадут, не дай бог, в руки аферистам или, еще хуже, бандитам каким…

Я под столом пнула Мегрэнь ногой. Тайка, конечно, умница, но надо меру знать.

Физиономия у старлея вытянулась, а глаза капитана Тарасова превратились в жгучие уголья. Пару минут Тарасов боролся с лицевыми мускулами, потом едва слышно процедил:

— Не волнуйтесь, я разберусь. Я вам обещаю…

Когда за последним милиционером захлопнулась дверь, я наконец смогла вздохнуть с облегчением. Подруга вялым жестом вытерла выступивший на лбу пот и покачала головой:

— Ну и ну… Чуть-чуть не вляпались… — Она нервно хихикнула. — Надо же, решили покаяться родным органам… Вот бы Шах с Жоржем порадовались…

Это было чистой правдой. Когда в номере появился бравый майор Кокорев, мы с подругой с готовностью уселись на диванчик, искренне желая выполнить свой гражданский долг и помочь следствию. Как говорится, чем можем… Но когда вслед за Кокоревым в гостиной появились Рыжий и Хрипатый, состояние наше иначе как ступором назвать было нельзя. Мы так растерялись, что в первые минуты не могли связать и двух слов.

— И что нам теперь делать? — Я с раздражением разглядывала кучу пепла, любезно оставленную нам на память Кокоревым. Перед тем как уйти, он весьма настойчиво попросил нас не уезжать, по крайней мере, до окончания срока путевки. — Слушай, а где Федя с Игорем?

Тайка пожала плечами. С того момента, когда мы покинули чердак, мы их больше не видели.

— А вдруг их арестовали? — испугалась я.

— За что? — возразила Мегрэнь. — С таким же успехом можно задержать весь главный корпус.

Она задержала взгляд на моем лице:

— Ты как себя чувствуешь?

— Так себе, — созналась я, — горло болит.

Мегрэнь пощупала мой лоб и нахмурилась. В это время в дверь осторожно постучали.

— Войдите! — крикнула Тайка.

На пороге показались Федя и Игорь.

— Привет, девчонки! — бодро гаркнул Федя. — Как дела?

«Спасибо, хреново!» — подумала я, Мегрэнь откликнулась:

— Нормально… Вы где были-то?

— Как где? — усмехнулся Игорь. — Где и все — на допросе…

— Ну, и к какому выводу пришло следствие?

— Чистой воды убийство. Хлопнули дядю ни за понюшку табаку… — Чему сейчас радовался Федя, я понять не могла, не иначе мыслительному процессу препятствовала повышающаяся температура.

В номере вдруг появилась горничная. Она возникла неслышно, словно фантом из воздуха, я даже перепугалась.

— Приносим извинения за неудобства… — прогундосила горничная загробным голосом. Мы сразу притихли. — Вам будет предоставлен другой номер…

Она объяснялась долго и витиевато, бросая косые злобные взгляды на рассыпанный по столу пепел. Мы ей не нравились. Мы здесь вообще никому не нравились. Но благородный порыв администрации я одобрила. Хотя кровавые капли с потолка спальни уже стерли, вид треснувшего зеркала меня все равно смущал.

— Нет, спасибо! — вдруг решительно заявила Мегрэнь, вставая.

Я вздрогнула, горничная моргнула, Игорь открыл рот, а Федя удивился:

— А почему нет?

— Мы не хотим переезжать в другой номер. Мы оплачивали этот, вот в нем и останемся. Только поменяйте постельное белье, — на горничную лучше было не смотреть, — и уберите пепел со стола. Пожалуйста, — добавила Мегрэнь, а я с интересом наблюдала: сможет ли все-таки горничная просверлить в ней взглядом дырку? Не смогла. Я умирала от любопытства, но помалкивала.

Горничная покинула нас молча, как видно, подразумевая тем самым, что еще вернется. И в самом деле, вернулась она скоро, всего через каких-нибудь сорок минут, Федя даже не успел до конца рассказать, как его допрашивали. Беседовали с ними поодиночке. Выходило, что разговор с Федей происходил весело и с размахом, а с Игорем поговорили скомкано и быстро.

Завидев горничную, Тайка быстренько спровадила наших гостей из номера. Горничная молча прошла в спальню, Мегрэнь следом за ней. Та, не произнося ни звука, быстро стянула окровавленное белье и постелила свежее. Мегрэнь наблюдала за ней с умилением. Но когда горничная потянулась за покрывалом, комом лежащим в углу, Мегрэнь ее опередила:

— Спасибо, не надо… Подруга плохо себя чувствует, она сейчас ляжет…

Я, конечно, себя не очень хорошо чувствовала, но чувство голода было гораздо сильнее. Тем не менее горничная оставила покрывало в покое. Тайка сразила меня наповал, ловко сунув ей в передник сто рублей. Суровый взгляд женщины потеплел, выходя из номера, она даже оглянулась и кивнула:

— Выздоравливайте!

— Спасибо! — каркнула я и, подождав, пока за горничной захлопнется дверь, развернулась к подруге: — А теперь быстро колись, что это еще за фокусы…

— Фокусы? — сморщила нос Тайка. — Что, так и не въехала?

Я затрясла головой. Мегрэнь глубоко и огорченно вздохнула. Схватив покрывало за угол, она попятилась к двери. Покрывало расправилось, и я испуганно охнула. Середина стеганого атласного покрывала была залита кровью.

— Теперь поняла?

Я кивнула. Менты тут два часа болтались, но, если бы хоть одному пришла в голову мысль его развернуть, нам была бы крышка.

Тарасов сказал, что Леопольда убили около четырех утра. Если бы мы в это время спали, то покрывала на кровати не могло быть, следовательно, на нем не могло быть и крови. Тайка стянула его, только когда мы вернулись, в потемках и спешке не обратив внимания на пятна.

— А ты когда догадалась? — спросила я. — Мне это даже в голову не пришло.

— Когда Тарасов сказал, во сколько Леопольда убили. И я сразу поняла, что если нас в другой номер переведут, то даже ежу будет ясно, что к чему.

Что ни говори, но когда Мегрэнь не ведет себя как дура, она большая умница. Я присела на краешек свежезастеленной кровати и погладила ладонью белоснежный пододеяльник.

— М-да, все удачно сложилось. Но что дальше делать? Уехать теперь нельзя, не говоря о том, чтобы сбежать. На нас тогда всех собак спустят. С первой секунды, как только я увидела Леопольда, поняла, что от него будут одни неприятности.

Может, я не слишком внятно намекала, но с первого раза Мегрэнь меня явно не поняла. Она стояла возле окна, с живым интересом разглядывая колышущиеся верхушки деревьев.

— Нам одним не справиться…

— Ну, развивай мысль дальше, — вдруг захихикала Тайка самым глупым образом. — Чего ты вокруг да около крутишь? Так и скажи: «Давай позвоним Юрке!»

— Вот еще! — сердито фыркнула я, радуясь, что до нее все-таки дошло. — Но если тебе так хочется, то, конечно, звони…

Помимо служебного телефона у администратора, разговаривать по которому полагалось только по служебной надобности, в вестибюле ресторана имелся телефон-автомат. Телефонные карточки продавали все те же дежурные администраторы. Не бог весть какой бизнес, но все же…

— Я пойду на обед, — заявила Мегрэнь, поправляя перед зеркалом шевелюру, — куплю карточку и позвоню Юрке. Если с местными ментами такой облом, то родной брат, думаю, не должен подвести…

В душу закрались смутные подозрения:

— Что значит «пойду на обед»? А я?

— Тебе надо лежать. У тебя горло. К тому же надо охранять кровать, чтобы какой-нибудь шальной горничной не пришло в голову ее застелить…

— Иди на фиг, — возмутилась я, — сама охраняй! Я чаю хочу горячего. С лимоном!

Мегрэнь пыталась возражать, но я и слушать не стала.

Наш столик был сервирован на три персоны. Очевидно, третьим официантка подразумевала Федю. Но его пока не было, и дожидаться мы не стали.

— А у Феди есть сотовый, — вспомнила я. — Он все время мамочке звонит… Может, попросим у него?

— С ума сошла? — возразила Мегрэнь. — Зачем это афишировать? Тебе дай волю, ты плакат повесишь…

— Да? — ухмыльнулась я. — А кто хотел на Фединой машине в Вельяминово ехать?

Мегрэнь хрюкнула что-то невразумительное и принялась активно жевать.

Чай с лимоном вернул меня к жизни, правда ненадолго. Когда мы вышли в вестибюль, мне здорово хотелось прилечь.

За столом дежурного администратора красовалась Белла Игнатьевна Синеокова. Завидев нас, она улыбнулась лучезарно, но немного фальшиво. Я подозревала, что ее мучает совесть за деньги, содранные с нас за экскурсию.

— Белла Игнатьевна, нам нужна телефонная карточка. — Тайка была кротка аки божий агнец, разве только не кучерявилась. — Сколько стоит?

За цену, которую назвала Белла Игнатьевна, ее вполне можно было сварить у чертей в котелке, еще бы сдачу дали. Но на этом злокозненная администраторша не успокоилась.

— Но у меня сейчас их нет, — радостно заявила она. — Спросите в баре на втором этаже. Или в баре «Посейдона», там тоже автомат есть…

Мы поднялись на второй этаж. Однако по случаю раннего часа в баре вовсе никого не оказалось.

— Вот корова, — плюнула Тайка. — Можно подумать, она не знала, что бар сейчас не работает.

Мы вышли на улицу. Погода сегодня была прекрасная, ласково грело теплое солнышко, и огромный цветочный спрут переливался всеми цветами радуги, благоухая терпким ароматом осенних цветов.

— Давай посидим? — предложила я, чувствуя в ногах противную слабость. До «Посейдона» топать далеко, и без передышки мне придется туго.

Мегрэнь послушно шлепнулась на согретую солнцем скамейку. Подставив лицо под теплые лучи, она блаженно зажмурилась, словно кот на печке. Прошло несколько минут. Я так славно пригрелась, что начала клевать носом. И сквозь сладкую дрему краем уха услышала, как Тайка скороговоркой бормочет:

— Ты тут посиди, Светочка, погрейся… Я сейчас мигом вернусь… Не волнуйся, я быстро…

— Угу… — отозвалась я, расслабленно вздыхая.

Когда смысл сказанного дошел, я испуганно подскочила:

— Тайка!

Но ее и след простыл.

— Вот поганка! — тихо прошептала я, умиляясь на любимую подругу. — Ну, погоди, вернешься…

Я осталась сидеть на лавочке, поглядывая на часы и прикидывая, сколько времени понадобится Тайке. Решив, что полчаса с ее скоростью больше, чем требуется, я снова задремала. Но через десять минут снова посмотрела на циферблат. Полчаса — это слишком, хватит и двадцати пяти минут. Или двадцати. Если бармен на месте…

***

— Вы на обеде были? — Федина манера подходить сзади меня здорово раздражала. — Мне официантка сказала… Между прочим, ее Таней зовут…

— Поздравляю. А я, между прочим, терпеть не могу, когда сзади подкрадываются.

— Я не подкрадывался, — обиделся Федя и сел рядом, — но буду знать.

— А куда Игорь делся? — полюбопытствовала я, с некоторой досадой наблюдая, как на горизонте потихоньку собираются темные облачка.

— Номер пошел оплачивать, — хохотнул Федя. — Надо ведь где-то спать. Его тоже попросили пока не уезжать.

— А фингал у него на скуле и в самом деле появился или мне показалось?

— Может, и появился… Но я тут ни при чем, если ты об этом.

Сообразив, что пошел разговор по душам, я заерзала, отчаянно борясь с соблазном задать вопросы, ответы на которые сама никак не могла придумать. Но, ненароком глянув на часы, я остолбенела. Тайка отсутствовала уже тридцать две минуты.

«Это еще ничего не значит, — уговаривала я себя. — Да и что может случиться? Ничего. Скорее всего, она ждет бармена… Может, он занят, а может, отошел…»

В ожидании прошло еще десять минут. В животе образовалась пугающая пустота, пальцы леденели, мне стало холодно. Не сводя глаз с дорожки, по которой ушла Тайка, я зябко съежилась. Что мне делать? Идти ей навстречу? Или ждать? Федя о чем-то настойчиво спрашивал, я что-то отвечала. Судя по Фединым глазам, невпопад.

— Света, ты что, неважно себя чувствуешь? — Уловив смысл, я кивнула. — Проводить тебя до номера?

— Нет, нет… Не надо… Я Таисию жду…

— А где она?

— Сейчас придет… — Я мельком посмотрела на Федю и сразу опустила взгляд. Выражение его глаз мне не понравилось. Взгляд был жестким и колючим, как репейник.

Но Федя тут же расплылся в улыбке:

— Ну ладно, жди. — Он поднялся и махнул рукой: — Я попозже загляну к вам.

— Конечно, — прошептала я, кусая губы. Окликнуть его? Объяснить? Что объяснить? Это смешно… Человек пошел купить карточку, сейчас вернется…

Федя ушел. Сжав до боли кулаки, я заскулила. Всем нутром, шестым чувством или чем-то еще я уже знала, что Тайку не дождусь. Предчувствие беды накатывало так же стремительно, как клубящиеся дождевые облака, затягивающие прозрачный горизонт. И я никак не могла заставить себя подняться с проклятой скамьи, будто приросла к ней намертво.

— Так, ждать больше нельзя… — хлопнув ладонью по скамье, сказала я вслух. — Надо идти в «Посейдон»…

Я вскочила и почти побежала, ругая себя за то, что так долго ждала.

— Когда я ее найду, — задыхаясь от быстрой ходьбы, пообещала я, — я ей так врежу, что она полгода на задницу не сядет…

Споткнувшись о выступающий порожек, я стремительно влетела в двери казино. Немногочисленные посетители оглянулись на грохот, бармен, меланхолично потряхивающий шейкером, приоткрыл глаза, настраиваясь на источник шума. Я растянула губы, извиняясь за неловкость. Окинув быстрым взглядом первый этаж, подругу не увидела. Обошла бильярдные столы и поднялась наверх. Сердце от волнения дрожало, как хвостик у зайца, ноги подкашивались. Здесь ее тоже не было. Я выглянула на веранду, обследовала сначала женский туалет, потом мужской, отпугнув там от писсуара слабонервного дяденьку. Посетителей в зале было всего несколько человек, и я напрасно шарила взглядом по лицам. Тех, кому я могла бы задать парочку вопросов, здесь не было. Покружив возле двери с надписью: «Посторонним вход строго воспрещен», я исхитрилась за нее заглянуть, когда туда заходил крупье. Комната была совсем маленькая, две молоденькие девочки вручную сортировали там фишки. Я спустилась вниз. Бармен по-прежнему трудился над коктейлем. Я заглянула в оба туалета, на веранду и подошла к бару.

— У вас есть карточки для телефона? — Бармен с достоинством кивнул и свободной рукой выложил одну карточку на стойку. — Полчаса назад… девушка, красивая блондинка, покупала у вас карту? В рыжей куртке… вот тут «молния», тут карман… джинсы голубые…

Бармен посмотрел серьезно:

— Вы имеете в виду свою подругу?

Сердце встрепенулось, я быстро кивнула.

— Нет, сегодня ее здесь не было…

— Вы точно помните?

Мое недоверие его оскорбило:

— Я помню всех клиентов.

Сердце потекло в пятки. Я машинально села, с силой сжимая пальцами переносицу. Мне хотелось плакать. Тут на глаза попалась дверь служебного входа. Не обращая внимания на протесты бармена, я открыла ее и оказалась в небольшом коридоре, выложенном белым кафелем. Из коридора вели две двери: одна на улицу, другая в подсобку. Дверь в подсобку была открыта. Там на ящиках сидели двое грузчиков и курили. Рядом стоял шофер Коля и, энергично размахивая руками, что-то рассказывал. Грузчики покатывались со смеху, но, заметив меня, умолкли.

— Добрый день, — сказала я. — Коля, вы, случайно, не видели мою подругу? Блондинку в рыжей куртке.

Коля задумался, потом покачал головой:

— Вроде нет…

— В рыжей куртке? — переспросил вдруг один из грузчиков. — Кажется, была сегодня…

Но тут Коля волком зыркнул на товарища. Тот торопливо поправился:

— А может, не сегодня… Может, вчера…

— Ну а вчера… куда она пошла?

— Кажись, туда! — грузчик неуверенно махнул рукой на дверь, ведущую на улицу.

В коридор заглянул сердитый бармен:

— Здесь нельзя…

Я кивнула грузчику и торопливо выскочила наружу. Там, конечно, никого не было.

Из казино я направилась к спортивному комплексу. Надежда была призрачной, шанс, что подруга забредет сюда, был ничтожен, но я решила ничего не упускать. Я обошла все помещения, заглянула в массажный кабинет и сауну, все было тщетно. В тренажерный зал я поднималась уже для «галочки».

Сегодня здесь было много народу. Пройдя до беговых дорожек, я развернулась и пошла обратно вдоль зеркальной стены. Что-то екнуло в подсознании, я остановилась. В зеркале мелькнуло отражение Вадима. Я оглянулась и увидела его в углу, возле окна. Я направилась туда, но неожиданно поняла, что он с кем-то говорит. Собеседника я увидеть пока не могла, его загораживала широкая колонна. Я притормозила и сделала шаг вправо. Спиной ко мне, засунув руки в карманы брюк, рядом с Вадимом стоял Игорь. Еще не осознав, как это расценивать, я юркнула обратно за мраморную колонну.

— А что я мог сделать? — Вадим говорил тихо, но очень раздраженно, и слова шипели, как масло на горячей сковороде. — Задним числом все умные… Но, заметь, это была твоя идея. Я сразу сказал, что так нельзя…

— Вадя, чего ты паникуешь раньше времени? — перебил его Игорь. — Пока ничего особенного не случилось.

— Да-а? — с деланой радостью нервно протянул Вадим. — Особенное будет, когда мне башку размозжат? Ты знал, с кем дело имеешь. Умные мозги хороши, когда им есть где расположиться. А против лома, сам знаешь…

— Знаю, знаю. Но чего ты заранее дергаешься? Все схвачено…

— Чего? Мы здесь варяги… А он свой! Я не могу здесь оставаться.

Игорь усмехнулся:

— Знаешь, кого догоняют? Того, кто первый побежал.

— Догонять и догнать — разные вещи. И если эта девка умнее его окажется, кто будет крайний?

Я тихо сползла на корточки и прижалась затылком к холодному мрамору. Значит, я не ошиблась. Они знакомы, причем достаточно близко. Да плевать, если бы они просто были знакомы, но они вместе играют с нами в игру, о правилах которой можно только догадываться. Почему Вадим опасается за свою башку? И кого он боится? Не Тайку, я надеюсь? Она в запале, конечно, может по уху дать, но чтобы так… А если они говорили о нас, то почему в единственном числе? Только про Тайку? Про меня? И кто это «он»?

Пока я судорожно собирала в кучу растекающиеся мозги, Вадим с Игорем успели еще раз поссориться. Суть я упустила, к тому же пришлось быстренько подниматься на ноги и приветливо улыбаться: ко мне, радостно скалясь, направлялся молодой плечистый инструктор.

— Хотите позаниматься? — Он поиграл мускулами, и приколотая к майке карточка с надписью «Инструктор по боксу Александр» запрыгала, как на волнах. — Правильно.

— Да я не совсем… — заблеяла я, съеживая плечи. — Для бокса я еще точно не созрела…

Инструктор Александр рокотал сочным басом, и я уловила, что Вадим с Игорем умолкли, услышав, вероятно, его голос. Стараясь не высовываться из-за колонны, я начала пятиться к лестнице. Инструктор, как приклеенный, двинулся следом, уговаривая меня подумать. Я клятвенно пообещала обдумать все самым серьезным образом и выскочила на улицу.

На улице поднялся ветер и похолодало. Я все еще бродила по территории, заглядывая во все углы и дыры. В глазах рябило от пестрой осенней листвы и доброй сотни лиц, к обладателям которых я упорно приставала с одним и тем же вопросом: не видели ли они красивую блондинку в рыжей куртке и голубых джинсах? Многие сразу вспоминали, о ком я говорю, но именно сегодня никто ее не видел. Мегрэнь словно канула в воду, как всегда верная своей привычке ничего не делать наполовину.

С момента Тайкиного исчезновения прошло более трех часов. Мысли вертелись в голове, перескакивая с одной на другую, и я никак не могла решить, что же предпринять. Такому жалкому состоянию здорово способствовало отвратительное самочувствие. Меня знобило, ноги ныли от слабости. Оказавшись возле зеленой деревянной беседки, я свернула с тропы и поднялась по скрипящим ступенькам. Беседка была засыпана опавшей листвой, смахнув на пол сухую шуршащую кучу, я опустилась на лавку и заплакала. Я плакала тихо, уткнувшись лицом в ладони, и в эти мгновения мне казалось, что ничего хуже на свете уже быть не может. Но выплакавшись как следует, я немного посидела, бездумно глядя на плавное покачивание веток, и вдруг поняла, что в голове проясняется.

— Так, — строго сказала я и даже погрозила самой себе пальцем, — хватит реветь… Во-первых… В любом случае надо купить телефонную карточку. Значит, иду в «Посейдон». И если бармен хоть раз мне поперек квакнет, я его задушу. Второе: надо вернуться в номер. Вдруг она давно уже там? А я здесь бегаю как сумасшедшая. Третье: необходимо позвонить Юрке.

Увидев меня снова, бармен вытаращил глаза и испуганно отодвинул от себя шейкер. В его взгляде появилась болезненная настороженность. Я для него была мухой, которую если нельзя прихлопнуть мухобойкой, то надо хотя бы отогнать. Однако, услышав, что на этот раз мне нужна всего-навсего телефонная карта, он не поверил своему счастью и переспросил:

— И все?

— А что еще? — подозрительно уточнила я, но он торопливо всплеснул руками:

— Ничего, ничего! Вот карта, пожалуйста…

То ли он больше не мог меня видеть, то ли Белла Игнатьевна Синеокова была законченной жучилой, но карта в «Посейдоне» стоила ровно в три раза дешевле, чем у администраторши.

Когда я вошла в вестибюль своего корпуса, меня окликнула служащая рецепции:

— Простите, вы из четыреста первого номера?

class="book">Я кивнула, и она протянула мне белый почтовый конверт:

— Это оставили для вас…

Облизнув враз пересохшие губы, я забрала его и пошла к лифтам. Конверт был запечатан, синим фломастером было написано: «401». Руки затряслись так, что мне пришлось присесть в лифте на корточки. Разорвав конверт, я вытянула маленький листок.

«Хочешь увидеть подругу — будь умницей и не создавай себе проблем».

Двери лифта распахнулись, а я так и осталась сидеть, сжимая в одной руке письмо, в другой телефонную карту.

— Света, ты чего сидишь? — перед моими глазами вдруг возникла недоуменная Федина физиономия. — Плохо себя чувствуешь? Вы куда делись? А где Таисия? Я тут давно жду…

Не дожидаясь ответа, Федя вытянул меня из лифта. Я очнулась и, торопливо скомкав, сунула послание в карман. После Тайкиного исчезновения этот парень, каждый раз выскакивающий словно черт из табакерки, стал вызывать у меня безотчетное чувство тревоги.

— Я ногу подвернула, — к сожалению, ничего более умного сейчас в голову не пришло. — А Таисия… скоро придет. У нее дела…

Федя прервал поток необдуманной лжи, безо всяких разговоров подхватив меня на руки. Те несколько секунд, которые он тащил меня до двери номера, я думала только о том, что он меня уронит. При всей своей сногсшибательной внешности он вовсе не тянул на качка. Если бы кому я и могла доверить свое любимое тело, так это здешнему инструктору по боксу. Но, к моему большому облегчению, Федя со взятыми обязательствами совладал и на пороге аккуратно поставил меня на ноги. Однако, чтобы не выглядеть окончательной врушкой, входя в номер, мне пришлось хромать. Благодарно тряся головой, я попробовала закрыть за собой дверь, но Федя уже просочился внутрь и заботливо расстилал на диване плед.

— Тебе надо лежать. Ну-ка, покажи ногу!

Я растерянно заерзала, поскольку позабыла, на какую ногу хромала. К тому же Федя здорово мешал. Мне нужно было посидеть и крепко подумать, а не заниматься всякими глупостями.

— Спасибо, мне гораздо легче, — заверила я доброго самаритянина. — Но я хочу немного поспать, пока Тая не вернулась. Встретимся за ужином…

Федя с энтузиазмом всплеснул руками:

— Ну конечно! Сон — лучшее лекарство. Ты отдыхай, а я посижу тихонько, подожду Таисию. К тому же уже скоро ужин, если ты решишь пойти, я тебе помогу.

Я сразу не нашлась, что возразить, но про себя с досадой подумала: «И откуда ты только взялся, тимуровец?»

Связываться с Федей у меня не было ни сил, ни охоты.

«Пусть себе сидит… — Я легла, закуталась в плед и закрыла глаза. — Надо было спросить, кто оставил конверт. Господи, кому понадобилось похищать Тайку? Для чего? — Я долго ворочалась, но путного в голову ничего не шло. — Если за нами следили и знали, что мы нашли тайник… почти нашли… то мы им вовсе ни к чему, они взяли бы все сами. Но если они только догадываются… Шах в казино прямо намекнул, что его интересует Вельяминово. Читай: коллекция. А откуда он узнал? После того как Леопольд снял нас на камеру? Нет, он знал раньше. Он ведь напал тогда на нас в Москве в сквере. И за нас вступился… Игорь! — Тут меня даже в жар бросило, и я скинула плед, но глаза открыть побоялась, чтобы Федя не пристал. — Выходит, это была инсценировка? Чтобы познакомиться? Тогда понятно, почему они убежали, бросив сумку. Если бы это действительно был Шах и если бы он имел серьезные намерения, то тогда бежали бы мы с Тайкой, причем очень быстро. Шаха одной царапиной не остановишь… Но зачем ему нужно было помогать Игорю? Первому встречному такие услуги не оказывают. Но хоть убейте меня — тьфу, тьфу, тьфу! — я и сейчас не могу поверить, что они заодно. О том, что Игорь знаком с Вадимом, я догадалась быстро. Взгляды, жесты… Но с Шахом… Нет!»

— Света? Что ты сказала? — Я зажмурилась еще крепче, сообразив, что начала рассуждать вслух.

Федя не поленился и подошел к дивану. Я всхрапнула и перевернулась на другой бок. Федя действовал мне на нервы.

— Ну спи, спи…

«О чем это я? Ах, да! Шах! Шах — парень опасный. И девяносто девять процентов, что он замешан в убийстве Татьяны Антоновны. Но вот что забавно: ее серьги он сначала подарил любовнице, а потом отнял? Почему? Потому что сначала он не представлял их стоимости… А когда он увидел их на фотографии… Нет, Шах не безмозглый бык с кулаками, просто кто-то водит его за нос. А кто? — Ответ на этот вопрос прямо-таки распирал меня изнутри, я даже прислушалась, не начала ли я снова беседовать вслух? — Впрочем, кажется, здесь повязаны все, даже менты. Интересно, Рыжий и Хрипатый представляют, в чем здесь дело? Или заколачивают денежку по мелочи на побегушках у бандитов? Однако сейчас, заполучив подарок в виде трупа Леопольда, они банкуют. И могут почти все, даже… арестовать Тайку?»

Я не вытерпела и села. Думать лежа не получалось, догадки выпирали, словно тесто из квашни.

— Проснулась? А Таисии все еще нет. Или она придет сразу на ужин?

С ненавистью оглянувшись на Федю, я торопливо отвернулась. Я должна быть умницей… И пока я не выяснила, кому я это должна, я буду умницей для всех. Этот плейбой тоже неизвестно откуда появился… Со всеми перезнакомился, всем улыбается. Если Вадим знаком с Игорем… а Игорь с Шахом… Шах с Жоржем… Жорж с Кепкой, свистнувшим в аптеке Тайкины ключи… и все они здесь… У меня даже голова закружилась… Так почему и Феде не быть с ними заодно? Может, как раз о нем Вадим сказал: «Если девка умнее его окажется?» А если девка — это я?

Вихрь моих мыслей прервал стук в дверь.

— Тайка! — я слетела с дивана и бросилась в коридор.

Передо мной стоял Игорь.

— Добрый вечер! Пришел звать вас на ужин. Идете?

— Идем, — отозвался Федя, возникая за моей спиной.

Ненависть, на долю секунды захлестнувшая глаза Игоря, позволила мне предположить, что если они и были раньше знакомы, то хорошими друзьями не были никогда.

***

От дребезжания бокалов, звяканья ножей и вилок о тарелки, от монотонного жужжания и чавканья десятков ртов меня мутило. Я тоже старательно жевала, не ощущая вкуса пищи, иногда замирая, чтобы справиться с подступающими к горлу колючими спазмами. Мы ужинали втроем: я, Федя и Игорь. От беспрерывного кудахтанья Игоря: «Где же Таисия?» — на глаза накатывали слезы, но я чуть наклоняла голову и дышала. Я была умницей и не создавала проблем. Больше всего мне сейчас хотелось позвонить Юрке. Я знала, что он может помочь сестре. Но для этого надо, чтобы рядом не было ни одной живой души. Я не знала, от кого нужно прятаться, и чувство постоянной опасности сводило с ума.

— Света, может, бокал вина? — предложил Игорь. Я кивнула, и он подозвал официантку.

Наконец совместными усилиями ужин приблизился к концу. За столом царило молчание, кавалеры исчерпали запасы вежливых фраз, я же не давала им повода придумывать новые. Крутя в пальцах полупустой бокал, я случайно бросила взгляд в сторону дверей. Отреагировала я не сразу, просто сердце маетно ухнуло, и я очень осторожно повернула голову. Возле самого выхода стояла рыжая девица, та самая, которую Лена из казино окрестила Молью. Я видела ее лишь мельком, но сейчас узнала сразу. До дверей было приличное расстояние, но мне показалось, что выглядит она очень напряженно, словно старается спрятаться или сделаться меньше размерами. Но вот наши взгляды встретились. Моль искала меня. Сделав слабую попытку махнуть рукой, она съежилась еще больше. На мгновение отвернувшись от сидящих рядом, я незаметно указала себе пальцем в грудь. Моль явно обрадовалась, затрясла головой и исчезла за дверями. Я встала и, положив салфетку на скатерть, улыбнулась:

— Я отлучусь на пару минут…

Не дожидаясь ответа, вышла в вестибюль. Моль сидела на диване возле окна. Увидев меня, она встала и направилась в сторону туалета. Я пошла следом.

— Здравствуйте! — торопливо зашептала она, едва за мной закрылась дверь. — Это ведь вы Света Митрофанова? Знаете… — Тут Моль запнулась. Словно что-то вспомнив, она быстро проверила все кабинки. Они были пусты. — Я должна вам кое-что рассказать… Вы только не волнуйтесь! И не удивляйтесь…

— Не тяни, пожалуйста, резину, — попросила я, чувствуя, что, если она не прекратит мямлить, я ее попросту прибью. Я была на грани нервного срыва, а она своим поведением меня провоцировала.

— Да? — Было похоже, что мое предложение ее обрадовало. — Света… — Моль придвинулась ко мне вплотную и задышала в самое ухо: — Я знаю, где ваша подруга.

Она отстранилась, чтобы посмотреть на мою реакцию, но я не шелохнулась, и Моль продолжила:

— Один мой знакомый… Ну, это неважно… Он очень опасный человек… В общем, настоящий гад! Короче, я в таких делах участвовать не желаю! Похищение — это ж подсудное дело! Ваша подруга в его коттедже. У него здесь свой коттедж, большой, двухэтажный. Он вообще здесь делает что хочет. Но сейчас его нет. Он уехал и вернется к одиннадцати… Вы меня понимаете? — Еще бы я не понимала! — Я покажу вам коттедж и уйду в казино, чтобы он на меня не подумал, а вы забирайте подругу и уезжайте отсюда от греха…

Поняв, что ее красноречие легко может занять еще минут двадцать, я решительно развернулась и пошла к выходу. Но, приоткрыв дверь, заскрипела с досады зубами: возле стола администратора стоял бравый капитан Тарасов. Пытаясь заглянуть через плечо, Моль ткнулась мне в спину:

— Что?

— Через вестибюль не пройти, — покачала я головой, отступая к окну и размышляя о том, что мне, наверное, так никогда и не удастся покинуть этот туалет общепринятым способом. — Давай за мной…

Первые несколько минут, торопливо пробираясь окольными тропками, мы молчали. Я не испытывала страха, только жгучее желание поскорее увидеть подругу живой. Даже появился какой-то азарт. Задыхаясь от торопливой ходьбы, я подумала, что не иначе как заразилась от Тайки духом нездорового авантюризма. Но моя спутница явно трусила. Втягивая голову в плечи, она беспрестанно оглядывалась по сторонам.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Меня? — Моль отчего-то растерялась, будто позабыла собственное имя. — Наташа.

— И куда мы идем, Наташа?

Моль сбавила шаг:

— Вон там, за спорткомплексом, почти в самом конце, левее пляжа. Там несколько частных коттеджей, хозяевам принадлежат…

— Так твой друг здесь хозяин? — проявила я неугасимое женское любопытство, давая ей возможность похвастаться могуществом любимого.

Но Моль оказалась девушкой скромной. Она снова съежилась и, застенчиво пряча глаза, промямлила:

— Ну-у… Так… не совсем…

Я понимающе кивнула. Не совсем, да и бог с ним.

До коттеджей осталось всего ничего, когда я спросила:

— Наташа, я один раз видела тебя в казино… На тебе были такие красивые серьги…

Тут съеженную Моль словно подменили. Глаза сверкнули, и она рассерженно хмыкнула:

— То-то и оно… Были, да сплыли! Я же говорила, что он сволочь… «Это тебе, детка!» — гнусавым голосом передразнила она кого-то. — А потом взял и отобрал!

Я посочувствовала оскорбленной Моли. Теперь ее мотивы были более-менее ясны.

— Здесь! — она ткнула пальцем в красный кирпичный дом, расположенный несколько в стороне от остальных.

— Там налево кухня… — заторопилась Моль. Нервы у девушки были совсем ни к черту. Ее колотила такая крупная дрожь, что мне захотелось схватить ее обеими руками и как следует встряхнуть. — В кухне синяя дверь, ведет в подвал. Она там, в подвале… Только у нее руки связаны, нож возьмите в столе…

— Все ясно, — кивнула я, тщетно вглядываясь в темные проемы окон. — Но как туда войти? Дверь, что ли, взламывать?

— Ключ под ковриком…

— Что? Ключ под ковриком? Ключ от дома? Это что, шутка?

Моль сначала не поняла, а потом всплеснула руками:

— Господи, да кто же туда полезет?

«Прекрасно, — подумала я, поежившись. — Репутация лучше любой сигнализации… И туда лезу я…»

Однако время было дорого. Шах мог вернуться и раньше одиннадцати, и наша дружеская встреча не устраивала меня ни в каком варианте. Я развернулась к трясущейся девушке:

— Большое вам спасибо…

Моль молча дернула плечами и мгновенно растворилась во тьме.

Стараясь ступать тихо, я обошла огороженный кустарник и ступила на крыльцо. Теперь сердце молотило так, что в ушах звенело. На каменном крылечке возле двери лежал обыкновенный резиновый коврик, никак не вязавшийся своим доисторическим видом с шикарным домом. Но коврик занимал меня гораздо меньше того, что лежало под ним. До самого последнего мгновения, пока ключ не очутился у меня в руке, я до конца не верила в реальность происходящего. Воровато оглянувшись, я вставила ключ в замочную скважину. Замок открылся безо всяких усилий, и я осторожно шагнула внутрь. Было довольно темно, но все же очертания просторного холла легко угадывались. Я постояла несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к темноте, потом двинулась вперед. Как и говорила Моль, первая дверь слева вела на кухню. Оказавшись там, я повертела головой и сразу увидела в углу синюю дверь.

«Ненавижу… — заныла я про себя, шаря по столам в поисках ножа или ножниц. Ножи оказались на магнитной подставке возле плиты. — Как я все это ненавижу…»

Решив не мелочиться, я потянула самый большой нож.

— Вот… сейчас перережу веревки, а ручкой дам ей по лбу! — мечтательно зашептала я, направляясь к синей двери.

Едва уловимый шорох за спиной заставил сердце прыгнуть к горлу, и я в отчаянии охнула. Мне хватило одного мгновения, чтобы понять, что произошло, но было уже поздно. Рука в кожаной перчатке черной змеей вынырнула из-за плеча, затыкая мне рот. Она потянула назад, я оступилась, заваливаясь кому-то на грудь, и оказалась в тисках. В руке я все еще сжимала кухонный нож, но воспользоваться этим оружием даже не пришло в голову. В ту же секунду кисть перехватили, вытряхнув из нее нож одним сильным рывком. В руке полыхнуло острой болью, а в груди вдруг появилась давящая сладкая дурнота. Я дернулась изо всех сил, одновременно сделав глубокий вдох. В глазах потемнело и поплыло…

***

Где-то далеко отсюда жалобно плакала одинокая скрипка. Голос ее крепчал, но все равно никак не мог пробиться сквозь глухой нарастающий гул…

«Это дождь…» Я лежала и слушала, как шелестят по стеклу торопливые дождевые струи, как неистово барабанят по подоконнику увесистые капли. Голова отчего-то кружилась, будто я слишком долго танцевала вальс, и к горлу подкатывала легкая тошнота. Неожиданно скрипка умолкла. Я открыла глаза. Просторная светлая комната, на окнах легкие голубые портьеры… Где я? Я испуганно приподнялась, вцепившись обеими руками в одеяло. Почему… И тут я вспомнила…

— Как голова, не болит?

Я вздрогнула и повернулась на голос. В первый миг я так растерялась, что даже не испугалась. Но вот в груди повеяло холодком, и по телу побежали мурашки. В нескольких метрах от меня в громоздком кожаном кресле сидел Жорж.

— Ну, как сама? — Тут он вдруг улыбнулся и подмигнул.

«Змеи не моргают…» — мелькнуло в мозгу. Таким образом, я успешно напугала сама себя, и нижняя челюсть мелко задрожала. Не знаю, ждал ли Жорж ответа, но продолжал улыбаться так, словно всю жизнь только и ждал, чтобы здесь меня увидеть. Чумея от происходящего, я на всякий случай зажмурилась и потрясла головой. Но ни Жорж, ни комната не исчезли.

— Здравствуйте… — пискнула я.

Жорж коротко рассмеялся, и слушать его смех было так же жутко, как и видеть его улыбающимся.

— Здравствуй, здравствуй… Голова, говорю, не болит?

Я осознала смысл заданного вопроса и торопливо покачала головой.

— Вот и прекрасно…

С этими словами он встал. А я покрылась липким потом и почти растаяла от ужаса: несколько секунд назад я осознала, что лежу под одеялом в одном только нижнем белье. Ни джинсов, ни джемпера на обозримом пространстве не наблюдалось. Я тут что, лежала без чувств, как бревно? Кому понадобилась моя одежда?

— Как я здесь оказалась? — Я попыталась изобразить спокойное удивление. Уж не знаю, получилось или нет. — И где моя одежда? Кх-м… Я хотела бы одеться.

Голос становился все тоньше и тоньше, и краска волнения начала заливать лицо. Потому что Жорж подошел на два шага к кровати и, сцепив за спиной руки и склонив голову набок, слушал с таким вниманием, о котором только может мечтать пациент на приеме у доктора. Но доктор мне нужен не был. Мне нужны были джинсы, да еще хотя бы самый прозрачный намек на обстоятельства, в которые, судя по всему, я вляпалась. Мне до смерти захотелось натянуть на голову одеяло, чтобы хоть на минуту спрятаться от потрошащего взгляда. Однако я понимала, что выглядеть это будет довольно глупо.

Поскольку обратная связь засбоила, я заставила себя попробовать еще раз:

— Не могли бы вы отдать мою одежду? Пожалуйста…

Не сводя с меня глаз, Жорж постоял еще несколько секунд и словно очнулся:

— Да, конечно.

Он развернулся и направился к полированному белому шкафу, стоящему в противоположном углу.

Судорожно сглотнув, я перевела дух. Наверное, так себя чувствует червяк, которого снимают с рыболовного крючка: и радостно, и страшно.

— Вот… — Покопавшись в шкафу, Жорж вернулся и, взмахнув вешалкой для одежды, плавно опустил на мое одеяло нечто атласно-летящее синего цвета.

Я вытаращила глаза и временно забыла, что трушу.

— Это что?

— А ты что просила? Одежду? Это и есть одежда, — он пожал плечами и взглянул на меня с недоумением.

Сцепив под одеялом дрожащие пальцы, я отвела взгляд к окну:

— Я имела в виду свою…

Жорж усмехнулся и качнул указательным пальцем в сторону синего атласа:

— Можешь считать это своим. — И направился в сторону двери. Дойдя до нее, он на мгновение задержался и едва слышно проронил: — Одевайся…

Продолжать дальнейшие выяснения мне категорически расхотелось.

Невесомый синий атлас при ближайшем рассмотрении оказался красивейшим гибридом между платьем и халатом. Какое-то время я растерянно крутила его в руках, не в состоянии сообразить, куда для начала всовывать голову. В мирное время на решение столь сложной задачи мне понадобилось бы полдня и, как минимум, Тайка, но в обстановке, приближенной к боевой, моя сообразительность превзошла все допустимые пределы. Очутившись внутри струящегося шедевра чьей-то заграничной текстильной промышленности, застегнув все застегивающееся и завязав все завязывающееся, я, мягко говоря, одетой себя не почувствовала. Лирично-романтичный стиль в моем гардеробе никогда не присутствовал. Однако шестое, а вернее сказать, первое женское чувство заставило меня на цыпочках быстро просеменить через всю комнату к широкому трюмо, стоящему рядом со шкафом. Не отпускающее нервное напряжение не помешало мне удовлетворенно улыбнуться своему отражению и, схватив лежащую на трюмо чужую расческу, причесаться. Рядом с расческой заманчиво поблескивала заколка для волос с голубой жемчужиной изумительной красоты. Беспомощно пискнув, я пришла к выводу, что не могу ходить лохматой… Закончив прихорашиваться, я не стерпела и, взмахнув руками, крутанулась вокруг своей оси. Длинная юбка легкими лепестками цветка воспарила вверх и плавно опустилась, окутав ноги нежной прохладой.

— Вот, так гораздо лучше… — Голос тек, словно на мягких пушистых лапах сзади осторожно подбиралась ласковая, но опасная кошка. — …гораздо лучше…

И я испугалась. И замерла, хотя хорошо знала, что, когда кошка охотится, ей нет никакой разницы, шевелишься ты или нет.

— Ты голодна? — Жорж был уже в паре метров от меня.

Прилагая большие усилия, чтобы не шарахнуться в сторону, я подняла глаза и кивнула. Нет, дорогая, ты ошибаешься… У кошки глаза зеленые или медовые, но они теплые и живые. Даже тогда, когда она придавила тебя лапкой и размышляет, выпускать коготки на всю длину или только чуть-чуть…

Жорж поманил меня рукой и пошел к двери. На негнущихся ногах я двинулась следом.

Соседняя комната была гораздо просторнее первой, однако она была откровенно мрачной, и ее цветовая гамма заставила меня судорожно сглотнуть. Кроваво-красные и багровые тона никогда не возбуждали во мне аппетита, автоматически навевая мысли об упырях и вурдалаках. Но, так или иначе, кушать явно придется здесь, поскольку посередине комнаты стоял большой сервированный стол, покрытый красной скатертью с широкой золотой каймой. Совершенно определенно указав мне на один из стульев, Жорж молча исчез за багровой портьерой, за которой, судя по звуку, имелась дверь. Нервно теребя пальцы, я огляделась вокруг. Я со своим синим шедевром никак не вписывалась в обстановку, и эта мысль почему-то сильно меня расстроила. Не иначе, я потихоньку начала двигаться по фазе.

Справляться с усиливающейся нервной дрожью становилось все труднее. Окинув взглядом стол, я разглядела пузатый графинчик с прозрачной жидкостью и рискнула предположить, что это национальный напиток. Решит ли, если внезапно вернется, Жорж, что я законченная алкоголичка, коли пью водку по утрам натощак, меня уже мало беспокоило. К тому же я совершенно не представляла, утро сейчас или вечер. Определить время суток по затянутому серыми тучами плачущему небу я не могла. Итак, я быстро налила из графинчика в стопочку и выпила. Обжигая горло, водка стремительно пролилась вниз, вежливо поздоровалась с внутренностями и белым пушистым кроликом уютно улеглась в животе.

Подойдя к окну, я осторожно подвинула портьеру и посмотрела вниз. Увиденное меня озаботило. Комната находилась на втором этаже. Однако, где находился сам дом, было непонятно. Вправо и влево ровной полосой уходил высоченный бетонный забор. Тот коттедж, в который я вошла ночью, забора не имел вообще, если не считать низенькой ограды вокруг кустов. Открытие меня неприятно удивило, но размышлять об этом было некогда, поскольку в комнату вернулся Жорж.

— Садись, — словно в пустоту проронил он, устраиваясь на стуле. Заметив мою стопку, усмехнулся: — Вижу, ты уже освоилась.

Кушали молча. Исходя из того, что в меню присутствовал суп, я сообразила, что мы обедаем. Пользуясь молчанием, я пыталась размышлять, но против воли постоянно сбивалась на мысли о поваре. Повар свое дело знал, и меня мучило любопытство: кто же это готовил? Кроме Жоржа, я никого не видела. Уж не он ли проявил недюжинный талант в таком специфическом деле? Поймав себя на мысли, что думаю о совершеннейших глупостях, я попыталась сосредоточиться. Но белый кролик ворочался, зевал, томно вытягивая пушистые лапки, и скучал… Чтобы угомонить разгулявшегося зверя, я, вздохнув, налила еще стопочку и отправила кролику товарища…

Жорж поел гораздо быстрее меня, вероятно, по той причине, что не отвлекался во время приема пищи на разную ерунду. Он отер губы салфеткой, бросил ее на стол и наконец взглянул в мою сторону. Я тоже повернула голову. И с некоторым удивлением осознала, что Жорж уже не производит впечатления голодного удава, оглядывающего меня с чувством плотоядного любопытства. Может, конечно, он действительно насытился, а может, мы с кроликами стали слишком храбрыми…

Итак, Жорж бросил салфетку на стол и чуть раздвинул уголки губ:

— Покатаем? Ты ставишь сто, я ставлю двести…

Жорж любил бильярд. Это я поняла, очутившись в просторной бильярдной, единственной комнате, которая показалась мне обжитой в огромном холодном доме. Здесь не было окон, и искусно скрытые от посторонних глаз светильники создавали ощущение расслабленности и умиротворения.

«Интересно, — думала я, разглядывая шикарный бильярдный стол, уютные зеленые диваны и кресла, — а любит ли он еще что-нибудь? В голову ничего не идет… Разве самой спросить?» Однако я вовремя опомнилась и с чувством щелкнула расхрабрившегося грызуна по носу. Дай бог самой на вопросы ответить. Ведь не на бильярде же играть он меня сюда притащил.

— Кий… — проронил Жорж.

Я быстро сообразила, что к чему, и послушно вынула из подставки палку изумительного качества.

Проявляя покладистость, долго и тщательно мелила кий, перемазавшись белым с головы до ног. Жорж усердие оценил:

— Ну давай…

И тут я сплоховала. Занявшись инвентарем, расслабилась, и проклятый кролик возомнил себя горным орлом:

— На что играем? Как пацаны — на щелобаны?

Жорж хмыкнул и качнул головой:

— И правда… На что? О, придумал! — Он вдруг отставил кий в сторону и двинулся ко мне своей непереносимой переливающейся походкой. Его манера двигаться, словно на коньках, не отрывая при этом взгляда от лица собеседника, вгоняла меня в дрожь. — Придумал! — Повторил Жорж, и его глаза оказались в нескольких сантиметрах от моих. — Сыграем… на твою подружку!

Отшатнувшись, я попятилась. В висках зашумело, и кровь прилила к щекам. Сзади оказался диван, я неловко взмахнула руками и упала на сиденье. Кий выскочил из рук и, с грохотом упав на каменный пол, сломался.

— Это был мой любимый кий… — с людоедской улыбкой мягко посетовал Жорж. — Но чего не простишь красивой женщине!

Со страхом, плавно перетекающим в панику, я некоторое время смотрела в пол, чувствуя, как предательски набухают веки. Сейчас горло сдавит горький спазм, в груди полыхнет огнем, и я заплачу, давясь и дрожа… А он, чуть склонив голову набок, будет смотреть… С любопытством и удовольствием… Ах ты зараза! Эта мысль, словно током, пронзила меня от самых пяток до затылка. Вот что он любит! Смотреть, как другие рыдают… Ну нет! Что он о себе возомнил, Змей Горыныч недоразвитый?

— Может, лучше на папу римского? — Я подняла на Жоржа сухие глаза, и пусть я провалюсь, если он не оторопел. — Что за бредовые идеи? И при чем тут моя подруга?

Вопроса в лоб от перепачканной мелом овцы Жорж явно не ждал. Нахмурился, удивленно приглядываясь, словно никак не рассчитывал здесь со мной встретиться. Он до того расслабился, наслаждаясь моим синеющим видом, что ему потребовалось время, чтобы прийти в себя. Но Жорж был кремень-мужчина, поэтому весьма скоро его физиономия вновь обрела бесстрастно-насмешливое выражение.

— Нас здесь всего двое, чтобы дурака валять… — ласково протянул он и коротко рассмеялся. — Ты знаешь, о чем я. Ты зачем ночью в чужой коттедж с ножом в руке лезла?

— Так это ты Моль подослал? — Сама не знаю почему, я вдруг с интересом уставилась на острые концы валяющегося под моими ногами сломанного кия. К моему безумному удивлению, Жорж мой взгляд проследил и одним аккуратным движением ноги загнал палки под диван. Его интуиция опережала даже мои несозревшие мысли.

— Нет.

— Нет? — Я удивилась и ему не поверила. — А откуда мне знать, что ты не врешь?

Он не счел нужным отвечать.

— Где моя подруга?

Жорж пожал плечами и, видимо, решив с партией немного повременить, уселся в соседнее кресло:

— Там же, где и вчера…

— В подвале?

— В подвале ее никогда и не было.

— Зачем тогда Моль меня туда привела?

— Она должна была запереть за тобой дверь в подвал. Коврик для тебя перед дверью положили… а под ним ключик… Верни глазки на место, не дай бог, выпадут…

Потертый резиновый коврик и вправду никак не вязался с роскошным крыльцом. Я помолчала, собираясь с мыслями.

— Хм, запереть… А если бы я не одна пришла, а с ребятами? Она бы троих заперла, что ли?

Жорж терпеливо вздохнул:

— Не пришла бы. Она провела тебя в женский туалет. А вернуться к своим кавалерам ты не могла, поскольку в вестибюле появился капитан Тарасов… Ну что, был там Тарасов?

— Был, — дрогнувшим голосом ответила я. Моль обвела меня вокруг пальца, как последнюю овцу.

Уж кто-кто, а хрипатый капитан хорошо знал, что мне в окно сигануть — раз плюнуть.

— А ты меня, значит… — Абсолютно запутавшись, я даже забыла, как раньше обращалась к Жоржу — на «ты» или на «вы», однако с каждой секундой это волновало меня все меньше. — …украл?

— Перехватил, — уточнил Жорж.

— У кого?

— Ты знаешь…

— У Шаха? — Он кивнул. — Милиция, значит, на него работает? А на кой черт я ему нужна?

Вопрос Жоржу понравился. Он хрустко потянулся, вытянул ноги и, опершись на подлокотник, туманно пояснил:

— Шах обиды не прощает… Особенно женщинам.

— А что я ему сделала? — удивилась я. — Что-то не припомню…

Неожиданно Жорж резко поднялся, взял в руки кий и, ткнув крепким сухим пальцем в подставку, бросил:

— А вот ты мне сейчас и расскажешь…

Я, словно зачарованная, подскочила с дивана и торопливо схватила новый кий обеими руками.

— И не дай тебе бог опять его сломать…

Спасибо на добром слове…

Пот катился со лба, заливал глаза и капал с кончика носа прямо на руки. Волосы прилипали к мокрому лицу и, сваливаясь на глаза прядями, невыносимо мешали. Кий дрожал, дрожали пальцы, и прицелиться было почти невозможно.

— Не волнуйся, — мой партнер вел себя исключительно благородно, — я подожду.

Не волнуйся… Я не могу не волноваться, играя такую партию. Приз здесь не сто долларов, даже не машина и не дом, а Тайка! Моя дорогая, единственная, неповторимая, вертлявая, приставучая, надоедливая… Головная боль всей моей жизни… Следуя своей непередаваемой манере обращаться с людьми как с игральными картами, Жорж так и сказал, манерно пожав плечами:

— Выиграешь — останется жить. Проиграешь — я и пальцем не шевельну. Покатаем?

Надо взять себя в руки… Еще один промах, и переломить ход партии я просто не смогу. Жорж снова меня «купил»… Та игра в «Посейдоне» была чистым блефом, и я попалась на него, как плотва на удочку. В бильярде Жорж жил, взгляд его теплел, и застывшее, словно вечная мерзлота, выражение смертельной скуки в глазах таяло. А мои пальцы дрожали, и кончик кия метался, отчаянно силясь найти цель. Я задержала дыхание. Раз, два… Сухо щелкнули, соприкоснувшись крутыми боками, шары. Жорж насмешливо хмыкнул. Шар откатился к борту, зацепил за угол лузы и волчком завертелся у самого края…

«Ну… упади… упади… — с силой закусив губу, отчаянно просила я, — пожалуйста, упади…»

Но я знала, что шар останется на поле, знал это и Жорж, ангельским взором окидывая зеленое сукно. Шар замер у края лузы. Жорж неторопливо отставил в сторону стакан с коньяком, обошел стол и взялся за мел. Невыносимо долго меля палку, он смотрел мне в лицо, и уголки его губ чуть заметно кривились. Проклятая ящерица снова улыбалась.

«Все… — в отчаянии подумала я, — сейчас снимет кожу… Очистит, как банан… Чертова кукла, как ты могла на это согласиться? Даже если я смогу как-нибудь выкрутиться, без него мне Тайку в жизни не найти. Он должен мне помочь… гад… Я не дам ему выиграть, даже если мне придется подбить ему кий…» Тут я даже вверх подскочила. Жорж мазнул по мне быстрым взглядом и ударил. Два шара со скоростью пули влетели в приветливо распахнутые лузы.

— «Штаны», — небрежно проронил он, кинув на меня косой взгляд.

Жорж обходил стол, примериваясь с разных бортов и выбирая позицию. Он никуда не торопился. И я не торопилась. Он готовился. И я готовилась…

Наконец Жорж замер возле противоположного торца. Я машинально кивнула. Я бы тоже сейчас там остановилась. Три удара — и партия будет закончена. Жорж пригнулся, пристраивая кий…

— Видимо, это все из-за тех серег, что Шах снял с нашей убитой соседки. Он их сначала Моли подарил, а потом, когда увидел на фотографии…

Не скажу, что шар запрыгал по столу козлом, но добиться подобным ударом какого-либо положительного результата было решительно невозможно. Однако, будто не заметив сокрушительного промаха, Жорж впился колючим взглядом мне в лицо:

— О чем это ты?

— Я-то? — Я уже торопливо пристраивалась возле угла, примеряясь к шару. — Я?

Тут Жорж оказался рядом и одним резким движением прижал конец моего изготовившегося кия своим.

— Я спрашиваю: о чем ты?

Я повернула к Жоржу голову и, зашипев от злости, сквозь зубы процедила:

— Теперь мой удар… если ты не против…

Если бы взгляды могли убивать, то мы с Жоржем уже валялись бы бездыханными под столом, прижимая к остывающим сердцам дымящиеся обломки киев. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем чужой кий исчез так же внезапно, как и появился. Не искушая больше судьбу, я повернулась к столу…

***

— Партия, — оповестила я, тщетно пытаясь смягчить злорадные нотки, звучащие в голосе. — Я выиграла.

— Неплохо, неплохо… — неожиданно миролюбиво согласился мой соперник, одобрительно кивая. — Ты хорошо играешь.

Я не смогла сдержать радостной улыбки. Похвала из уст такого игрока, как Жорж, мне польстила. Не примени я ему под руку такую подлую штуку, о выигрыше не могла бы и мечтать.

— А ну-ка, поболтаем… — разом стерев улыбку с моих губ, отрубил Жорж. — Сядь сюда!

Торопливо сунув кий на подставку, я уселась на указанное место, скромно сцепив ладошки корзинкой. Жорж положил кий на стол, взял свой стакан и, развернув кресло, устроился напротив меня. Я изобразила на лице величайшее внимание, показывая тем самым, что готова внимать своему собеседнику до того самого момента, пока он не встанет и не направится выручать мою подружку. Однако оказалось, что Жорж собирался не говорить, а слушать. И хотя словоохотливости у меня к тому моменту поубавилось, деваться было некуда.

— Это я просто предположила, — вложив в голос всю оставшуюся честность, заверила я. — Вдруг в голову пришло…

— Знаешь что, — задушевным голосом прервал меня Жорж, — давай-ка выкладывай все, что там у тебя в голове есть. Не дожидайся, пока я сам туда загляну…

Я рассказывала долго, подробно и правдиво… насколько это возможно. О том, что убили нашу соседку. Что однажды темным осенним вечером на нас с Тайкой в сквере напали хулиганы. Может, мне показалось, а может, и нет, но эту часть моего красочного повествования Жорж слушал как-то невнимательно, в пол-уха, хотя и делал вид, что заинтересован. Зато когда я начала рассказывать, как, сидя в казино «Посейдон», узнала на одной рыжей девице серьги нашей убитой соседки, в бесстрастной маске что-то неуловимо изменилось. «Пошел цвет», — подумала я. Теперь Жорж действительно слушал, не шевелясь и не сводя взгляда с моих рук. Взгляд нервировал, и руки очень хотелось куда-нибудь спрятать, но деть их было некуда.

— А когда мы были на экскурсии, — с чувством продолжила я, испытывая труднопреодолимое желание скрутить из пальцев фигу, — вдруг увидели, как Антон смотрит на старинную фотографию… Ну, там на женщине были те самые серьги, что носила наша соседка. Так он прямо позеленел. А тут и Тайка вдруг принялась уверять, что узнала его. Он был одним из тех двоих, что тогда сумки у нас пытались отнять…

Я замолчала, глядя на Жоржа и пытаясь оценить, доходит ли до него то, что я говорю. Он продолжал смотреть в одну точку, но пальцы правой руки едва заметно забарабанили по подлокотнику. Я расценила это как предложение продолжать.

— Тогда мы и догадались, что к чему… Он убил нашу соседку и вырвал у нее из ушей серьги. Но принял алмазы за побрякушки и подарил своей подружке. А когда разобрался…

И тут вдруг Жорж взвился с кресла вверх, взревев, словно раненый вепрь. Стакан с недопитым коньяком грянулся наземь, брызнув во все стороны пышным стеклянным фонтаном. Одним огромным прыжком Жорж оказался возле бильярдного стола и, схватив двумя руками лежащий там кий, со всего маху рубанул им по столу. Деликатные выражения, которые он произносил попутно, я не буду цитировать, поясню лишь, что назвать Жоржа в данный момент вменяемым мог бы только самый отвязный психиатр. Жалобно пискнув, я едва успела обхватить голову руками и распластаться на диване, как надо мной просвистел обломок кия. Теперь мне не было видно, что именно делает любитель бильярда, но на слух это походило на танковое сражение. Мне показалось, что все это продолжалось целую вечность. Я успела попрощаться со всеми родственниками, включая самых дальних, а с Мегрэнью целых два раза, клятвенно обещая ей являться каждую ночь в кошмарах в самом ужасном виде.

Неистовство закончилось так же внезапно, как и началось. В комнате воцарилась тишина, которую прерывал только мой жалобный скулеж. Чуть приоткрыв веки, я огляделась. Жорж стоял, прислонившись бедром к бильярдному столу в паре метров от меня: руки скрещены на груди, а выражение лица такое, будто он только и ждет, когда я прекращу придуриваться и продолжу. Всхлипнув для порядка, я снова села.

— Я что-то не то сказала? — осторожно спросила я, уже осознав, что если бы он хотел, то обломал бы палку об меня. Но он сломал ее о стол, а это хоть что-нибудь да значило. — Другой версии у меня нет…

— А ты уверена, что это те самые серьги?

— Конечно. Он мне сам показал их в казино. Работа старинная, не спутаешь. К тому же я их знала с детства.

Жорж задумался. Пока он решал свои проблемы, я занялась тем же. Приступ ярости может значить только одно — Жорж понял, что Шах его дурит. Чем? Хочет кинуть соратника и в одиночку добраться до тайника? Я задумчиво прикусила губу и уставилась на потолок. А ведь Шах ничего не знал о тайнике. По крайней мере, до той поры, пока не нашел мою сумочку с фотографиями. После этого он начал задавать мне вопросы. И явно прятал серьги от Жоржа. Жорж ничего не знал о них… А Шах о тайнике… Кто кого начал дурить первым? И почему Жорж так взбесился, когда узнал…

— А кто из вас ее убил?

Реакция Жоржа на мой внезапно родившийся вопрос была довольно забавна. Он широко улыбнулся:

— Как ты могла подумать? Убивать женщин столь преклонного возраста…

— Значит, Шах?

— Думаешь, тебе будет легче, если узнаешь? Знаешь умную поговорку о знаниях и крепком сне?

Поговорку я знала. Однако те самые знания, на которые весьма непрозрачно намекнул собеседник, вдруг выстроились в голове ровными стройными рядами и, колыхнувшись, начали движение. Для меня сейчас более актуальна поговорка: «Язык мой…»

— Хм! А что же ты там делал? — Я почувствовала, как в груди, подобно кипящему крошеву раскаленной лавы, растекается безудержное желание мести. — Ведь ты же был там? Тогда?

Жорж несколько мгновений смотрел мне в лицо, но сейчас в глазах было какое-то другое выражение, знакомое. Такое знакомое, что я нахмурилась, стараясь вспомнить. Смех, тихий смех… Мысль ускользала проворной ящерицей в мокрой траве, но я поняла… Жорж… решал…

— Это ты был у меня ночью в квартире? — Я вдруг рассмеялась. — Ты…

Как я сразу не поняла?

Конечно, это был он. Этот странный, ни на что не похожий смех. Так может смеяться только тот, кто совершенно не умеет этого делать. Тогда его взгляд буравил мой затылок… И он решал… свернуть мне шею или нет? И что он решит сейчас?

***

За окном давно стемнело. Сжавшись в комок, я сидела в широком кожаном кресле, уткнувшись носом в коленки, и тщетно старалась унять дрожь. Молча глотая слезы, я бездумно глядела в слепое окно, путаясь в хороводе бессвязных мыслей. Свет в комнате не горел, и неясные, размытые тени темными кляксами растекались по блестящему паркету. Давила глухая тишина, стоявшая во всем доме, мне хотелось всхлипнуть, но горло немело от горькой, не глотаемой боли. Мне не было страшно, но чувство странного, почти физического опустошения не давало покоя ни уму, ни телу.

«Что это было? — навязчивая мысль кружилась, повторяясь бесконечное количество раз, — что это было? Может быть, я спала? Я спала… Нет, нет… не спала. Я человек в трезвом уме и твердой памяти… Я была… Была в твердом уме… Ничего не могу понять… Что это было? Может это… — внезапно осенившая мысль заставила меня выпрямиться, — гипноз?»

Так было или иначе, но я спрыгнула на пол и суетливо завертелась по паркету, отчаянно стараясь найти оправдание тому, что произошло, и чего никак не могла понять…

— …Это ты был у меня ночью в квартире? — Я вдруг рассмеялась. — Ты… Как я сразу не поняла? Коньяк, значит, любишь?

Испугавшись внезапно вырвавшихся слов, я умолкла. Так и замерла, уставившись на свои руки и втянув голову в плечи. Господи, ну почему мой мыслительный процесс всегда отстает от словообразовательного?

— Эй… ты… — вдруг услышала я и зажмурилась, твердо зная, что никто в мире не заставит меня посмотреть в лицо Жоржа. — Подойди сюда… — Какая-то неведомая сила подняла меня с дивана. — Возьми-ка… — С неимоверным удивлением я осознала, что Жорж протягивает мне кий. — Покатаем?

«Он сумасшедший, — подумала я, ошарашенно моргая на темный полированный бок палки, — мне придется играть с ним всю жизнь, до самой старости!»

Я убрала руки за спину и решительно покачала головой:

— Нет!

— Нет? — удивленно приподнял брови Жорж. — Почему?

— Потому что мы уже сыграли. И я выиграла. И ты обещал мне помочь. Я не буду больше играть, пока ты не поможешь моей подруге. Ты дал слово…

Он вроде бы задумался, осторожно почесывая концом кия висок. От напряжения у меня заныли икры. Жорж пожал плечами, неожиданно покладисто кивнув:

— А я и не отказываюсь… Сказал — значит, сделаю… Можешь считать, что подружка твоя уже бегает по травке и цветочки нюхает…

— Вот и хорошо, — поспешно отозвалась я, — значит, и говорить не о чем…

— Как не о чем? — прямо-таки изумился Жорж. — А ты?

«Так! —похолодела я. — Все-таки это пришло ему в его больную голову!»

— Что? — осторожно спросила я.

— ТЫ хочешь бегать по травке?

От бессильного отчаяния у меня запрыгали губы. Катать шары за собственную шкуру — не для моих нервов. К тому же мне больше нечего сказать ему под руку, так что… Жорж все еще стоял возле бильярда, разглядывая меня с садистским любопытством.

— Я хочу бегать по травке… — и я взглянула прямо в мертвую бездну темных зрачков, — но я не буду играть…

Бухающее сердце отсчитало несколько ударов. Жорж смотрел и молчал. Мне показалось, что сердце и вовсе перестало биться, когда его плечи едва различимо дрогнули и он плавно опустил скрещенные руки, словно развязал на груди тугой узел. Жесткая складка губ незаметно расслабилась, и насмешливое выражение пропало… Теряясь от происходящего, я вдруг почувствовала, как загорелись кончики пальцев, и страх стремительно исчезал, будто таял сахар в горячей воде. Напряжение, сковывавшее тело, ослабло, я глупо улыбнулась и вдруг поняла, что не могу оторваться от притягивающего словно магнит взгляда…

Он осторожно протянул руку и тихо позвал:

— Эй… иди сюда…

Его губы двигались завораживающе властно, и слова я скорее увидела, чем услышала. И, движимая каким-то необъяснимым чувством, любопытством или бог его знает чем, шагнула вперед. Теперь я не видела ничего, кроме бледного лица… Внезапно что-то легко коснулось моего горла… Я замерла, беспомощно раскинув руки в стороны. Кончик кия слабо дрогнул и плавно пополз вниз. Отполированное тысячами прикосновений рук дерево казалось живым и обжигающе горячим. В висках стучало. Не сумев справиться с усиливающимся головокружением, я закрыла глаза. А кий спускался все ниже, на мгновение задержался на ключице и потек дальше… Оставленный им след жег кожу, и я закусила губу, силясь сдержать рвущийся стон. Синий шелк на груди натянулся, противясь напору. Кий замер лишь на мгновение и скользнул вправо… Невесомая ткань послушно стекла с плеча… Сердце рвалось вон из тела, бешено гоня по жилам закипающую кровь, щеки горели, и невозможно было вздохнуть… Казалось, я теряю сознание, беспомощно барахтаясь в тугих потоках ревущего водоворота. И слышу откуда-то издалека глухой голос, шепчущий торопливо и невнятно, чувствую горячие, жгущие сквозь тонкую ткань руки… И тонкий кончик кия, мучительно медленно возвращающийся по собственному следу… Что это было?..

***

Как я снова оказалась в светлой комнате с голубыми шторами, не помню. Словно проснувшись, я открыла набухшие веки и испуганно огляделась. Я была одна. Несколько минут я сидела, обхватив руками гудящую голову, потом опомнилась и торопливо провела ладонью по горлу.

— Что это было? — жалобно прошептала я, съеживаясь в зябкий комок. — И вообще… было или нет?

Порыв ветра за окном рванул сухие полуголые верхушки деревьев, недовольно вскрикнула потревоженная птица. Пришедшая в голову мысль о гипнозе выглядела сейчас единственно правдоподобной, и, чтобы окончательно не усомниться в своем психическом благополучии, я решила принять ее за аксиому.

Подойдя к кровати, потянулась и плотно задернула шторы. Потом разделась, забралась под одеяло и вздохнула:

— По крайней мере, в бильярд я больше точно не играла…

***

Окинув придирчивым взглядом окно, Жорж подергал раму и удовлетворенно кивнул:

— Порядок… — Повернувшись к двери, он негромко позвал: — Эй! Иди сюда!

Я с любопытством уставилась на дверь. До настоящего момента присутствия живых существ в доме не наблюдалось. На стене за дверью мелькнула быстрая тень, едва слышно скрипнула половица. В комнате появился невзрачный человечек. Увидев его, я ойкнула. Это был Кепка. Правда, сейчас Кепка был без кепки. Он повернул голову, и я разглядела смышленое востроносое лицо в редких конопушках. Несмотря на тщедушное телосложение, он был уже не молод, хотя назвать его точный возраст я бы затруднилась. Перехватив мой взгляд, Кепка неожиданно сморщил нос и залихватски улыбнулся.

Жорж поманил его, и они отошли ко второй двери, расположенной ближе к окну. Я села на ближайший стул и огляделась. Комната, в которую меня только что привел Жорж, была чем-то вроде библиотеки. Стеллаж с книгами занимал одну из стен почти до самого потолка, в углу возле окна стоял длинный шкаф с видеокассетами и дискетами. У противоположной стены на высокой черной тумбе — аквариум с рыбками. Пока я разглядывала рыбок, мужчины прекратили шептаться.

— Посиди пока здесь… — Жорж махнул рукой на угловой диван, соседствующий с аквариумом. — Книжку почитай… или на рыбок погляди…

Я задумчиво моргала, не видя пока никаких причин пересаживаться с одного места на другое. Я же не дрессированный пудель: прыгни туда, прыгни сюда… Выбрать время, чтобы глядеть на рыбок, я пока в состоянии сама. Однако, видя, что я не запрыгала моментально, как кенар по жердочкам, Жорж разозлился.

— Сядь на диван! — рявкнул он, и оконное стекло за его спиной отозвалось глухим дребезжанием.

Тут уж я быстренько просеменила к дивану, села и поджала ножки.

— Глаз с нее не спускай! — по всей видимости, это уже относилось к Кепке. — И поменьше ее болтовню слушай!

После чего я сообразила, что нам с Кепкой предстоит остаться вдвоем. Куда собирался Жорж, оставалось неизвестным. Надеюсь, выполнять свое обещание. Правда, о взятых обязательствах он больше ни разу не обмолвился. Так же как и о том, что случилось вчера вечером.

Итак, Жорж исчез, напоследок плотно прикрыв за собой дверь. Кепка устроился на стуле, с которого по неизвестным причинам согнали меня, нахохлился и притих.

Прошло время. Я изучила всех находящихся в аквариуме рыб и порядком устала сидеть на одном месте. Бросив тоскливый взгляд за окошко, я почесала нос и задумалась. Комната была на первом этаже, я видела серую бетонную стену и дрожащие кусты, царапающие голыми ветками стекло. Небо хмурилось, ветер гонял неопрятные рваные облака, и по всему было ясно, что погода сегодня никуда не годится. Оглядев свое шелковое облачение, я вздохнула. Очутиться в такую погоду на улице в одном синем шедевре сродни самоубийству, особенно если окажется, что рядом нет другого жилья. Пожалуй, Жорж преследовал определенную цель, вырядив меня таким образом. Однако… если Кепка уснул… дверь в комнату не заперта, на ней вообще замка нет… А Кепка в чем-то пришел, и раздеться он должен был в прихожей. Сейчас он в одних носках, и нога у него не слишком велика, почти как у меня… Я еще не додумала до конца, а уже оказалась на ногах. Кепка тихо посапывал, склонив голову на плечо, я посмотрела на него и попятилась к двери.

Передо мной был просторный холл, куда выходили двери всех комнат первого этажа. Я повертела головой, прикинув, где должен быть выход, и двинулась вперед. Добравшись до маленького коридорчика, заглянула за угол. Так и есть! Интуиция не подвела, я увидела входную дверь и большой шкаф для верхней одежды. Я шагнула вперед…

— Нет… — вздохнул кто-то за моей спиной, — совершенно ненадежная женщина…

Голос, прозвучавший в полнейшей тишине, показался мне громом небесным, я вскрикнула, подпрыгнула вверх и пытаясь повернуться, поскользнулась на паркете и с грохотом упала. Надо мной склонились две печальные физиономии, но сочувствия в их глазах я, сколько ни вглядывалась, не увидела.

— Так я и знал, — скорбно поджал губы Жорж, глядя так, словно провожал меня в последний путь, — тебе нельзя доверять…

Постойте, граждане, да вроде я ничего никому и не обещала?!

Вместе с Жоржем скорбел и Кепка. Я молча разглядывала их снизу, безмерно мучаясь подозрением, что они самым бесстыдным образом кривляются.

— Такая приличная с виду девушка, а хотела стыбзить чужие ботинки! — подхватил Кепка, глядя с укором.

Тут я уже не стерпела:

— Да? Думаешь, я не знаю, кто мне сумку разрезал и мой кошелек спер?

На что Кепка лучезарно улыбнулся, а Жорж уточнил:

— Это когда?

— А когда в аптеке нас перепутал, — злобно ответила я, делая попытку подняться.

Жорж галантно протянул мне руку, но я его проигнорировала.

— Это правда, Клепа? — спросил Жорж, на что тот философски пожал плечами.

«Клепа! — не то удивилась, не то обрадовалась я. — Вот ты кто!» Однако в мозгу закрутилась какая-то назойливая мысль, заставившая нахмуриться. Что-то мне не нравилось. Но вот что?

— Пошли, — кивнул мне Жорж, и я послушно направилась следом за ним на второй этаж.

Вновь оказавшись в светлой комнате с голубыми шторами, я молча устроилась в кресле, поджала под себя ноги и нахохлилась, ожидая, что будет дальше. Жорж прошелся передо мной взад-вперед, заложив руки за спину и едва слышно насвистывая. Я следила за ним исподлобья, злясь на собственную глупость. Любой дурак догадался бы, что его проверяют. Любой. Кроме меня.

— Я вот что хотел сказать… — остановившись напротив меня, с нескрываемой издевкой сказал Жорж, — сбежать отсюда затруднительно… Я бы даже сказал, нереально. Поберегла бы ты себя…

Смотреть Жоржу в глаза я больше не решалась. И хотя беседовать с гостеприимным хозяином не хотелось, мысль о Тайке раскаленным гвоздем сидела в голове, мешая думать обо всем остальном.

— Я бы поберегла… — срывающимся от волнения и злобы голосом отозвалась я, — если бы ты слово свое держал…

— Это ты к чему?

— К тому… Ты слово дал: если я у тебя выиграю, Тайку найдешь. Я выиграла. А ты со мной… в кошки-мышки играешь…

— Ах вот оно что! — с фальшивым облегчением воскликнул Жорж, вскидывая вверх ладони. — Ты, значит, направилась на розыски подруги! И куда, если не секрет?

Я отвернулась к окну. Жорж подождал ответа, не дождался и хмыкнул. А я досадливо кусала губы, напрасно пытаясь выудить из жужжащего роя догадок ту, что не давала покоя. Кажется, Жорж что-то говорил. А я настойчиво продиралась сквозь заросли собственной глупости.

«Вот что… Клепа… Мы услышали эту собачью кличку, когда утром возвращались из монастыря. Они ждали нас за воротами. И их было двое. Один из них Хрипатый, то есть капитан Тарасов, тот самый, что заставил меня своим появлением в холле ресторана вылезти вместе с Молью в окно туалета. Правильно? Правильно. А вторым был Клепа. И если они были вместе тогда… То что мешает им быть вместе сейчас? Жорж мне пудрит мозги? Он и Шах заодно? Раньше так и было, но теперь Жорж недвусмысленно намекает, что Шах его обманул и похитил Тайку ради собственных корыстных целей…»

Как я ни надсаживалась, пытаясь разумно объяснить происходящее, из этого, надо признаться, ни черта не получалось. До того момента, когда я вспомнила, где и с кем был этот щуплый проныра, мне казалось, что кое в чем я разобралась. Узнав каким-то образом о существовании тайника с ценностями, Жорж пытается достать документы, указывающие его местонахождение. Но благодаря Тайкиной природной способности портить жизнь всем людям без исключения заполучить папку ему не удается. У Татьяны Антоновны ее нет. Они переворачивают квартиру…

«Стоп! Как им пришло в голову искать папку у Тайки? А если… Если Жорж действительно обладает гипнотическими способностями, то мог заставить бедную старуху… — От представшей перед глазами картины меня кинуло в дрожь. — Возможно, он не хотел ее убивать. Вероятнее всего, это сделал Шах, поскольку серьги оказались у него, и Жорж о серьгах, совершенно очевидно, не знал. Такие серьги — след, широкий и ясный, как асфальтовая дорога. Но Шах о стоимости побрякушек не догадывается, как и не догадывается об истинной цене всего дела. И, только увидев серьги на фото в ушах богатой дворянки, понимает, что речь идет не об одной тысяче долларов. Решив кинуть нечестного партнера, он похищает того, кто в курсе происходящего. То есть Мегрэнь».

Так я думала до того самого мгновения, пока не выяснилось, что люди Шаха и Жоржа работают совместно. Есть в этом логика, граждане? Мне кажется, что нет.

«Если только Тайка не заперта в дальней комнате этого дома. И Жорж героически ее спасет в обмен… на… тайник…» Разродившись столь очевидной истиной, я едва не рассмеялась. Однако я, размышляя, забылась, поэтому, когда Жорж вдруг схватил меня пальцами за подбородок, я едва не скончалась с перепугу.

— Я сказал что-то смешное? — пронзая меня взглядом до самого затылка, негромко поинтересовался он.

Я вытаращила глаза и замотала головой:

— Нет, нет… Просто я подумала… ну, Клепа… Почему у него такая смешная кличка?

Жорж вдруг громко щелкнул языком и с досадой покачал головой. Не иначе, он думал, что у меня крыша съезжает. А я про себя перекрестилась, возрадовавшись, что так удачно выкрутилась. Глядя на меня, Жорж вздохнул, и в лице его вдруг промелькнуло выражение смертельной усталости. Может, Тайка и в самом деле права, когда утверждает, что я могу допечь даже мертвого?

— Он клептоман.

— Что?

— Малограмотная, что ли?

— Ах, клептоман! Клепа-клептоман… — повторила я, бог знает с чего снова испытывая приступ веселья. — А это официальный диагноз?

Жорж взглянул на меня так, что от дальнейших разговоров мои мозги благоразумно отказались, но язык продолжал жить своей, только ему понятной жизнью.

— Поэтому он у нас папку украл? Да?

«Сейчас врежет», — решила я и, глядя на Жоржа ясными глазами, продолжила:

— Вот я и думаю, зачем было ее воровать, если там и вовсе ничего интересного не осталось. Если только так… поклептоманить… — До этого момента мне казалось, что Жорж собирается уйти. Теперь он смотрел на меня с интересом, чуть склонив голову набок. Стараясь не поднимать взгляда выше его подбородка, я доверчиво поинтересовалась: — А в доме… он как… ничего? Не беспокоит?

Я делала вид, что жду ответа, а Жорж размышлял.

Сказать по совести, мне просто стало невмоготу сидеть в комнате и ждать неизвестно чего. Помянув в разговоре треклятую папку, я понадеялась хоть на какое-то развитие событий, однако продолжения, которое в результате получила, даже представить не могла.

— Нет, в доме не беспокоит. Если это тебя, конечно, волнует, — весьма любезно отозвался Жорж и даже изобразил нечто похожее на улыбку. — А папку… он взял, он… Видно, не сдержался. Хотя она теперь, тут ты права, уже никому не нужна. Ведь она уже у нас здесь? Верно? — Он протянул вперед руку и пару раз шлепнул безымянным пальцем меня по голове. — Ты согласна?

— Не понимаю…

— Еще как понимаешь! Я знаю, что ты тайник нашла. И нечего дурака понапрасну валять… Выбора у тебя все равно нет.

— Это еще почему? — делано удивилась я, в растерянности размышляя, откуда он может знать про тайник. Вариантов, пожалуй, два: либо рассказала Мегрэнь, в чем я сильно сомневаюсь, либо… я рассказала сама… вчера вечером?

Не удостоив меня ответом, Жорж вышел из комнаты, а я осталась гадать: что значит столь неожиданно прерванный разговор? Прошло несколько минут, и он снова показался в дверях.

— Узнаешь? — перед глазами закачался прозрачный пластиковый пакет, который Жорж брезгливо держал двумя пальцами. В нем лежал длинный кухонный нож, лезвие которого было сплошь покрыто бурыми пятнами. — Ну?

Я жалобно пискнула, бессознательно вжимаясь в спинку кресла:

— Что это?

— Ты забыла? — свободной рукой он извлек из кармана поляроидный снимок. — Не хочешь освежить память?

От предчувствия большой неотвратимой беды меня замутило. Или продолжается мой кошмарный сон?

— Ну, что же ты? Посмотри, тебе будет интересно… — Видя, что я практически перестала подавать признаки жизни, Жорж любезно сунул снимок мне под нос. — Теперь вспомнила?

На светлом кафельном полу, раскинув в стороны руки, на спине лежала рыжеволосая Моль. Криво вывернутый подбородок задран вверх, из широкой разъехавшейся раны на шее красной лентой струилась кровь, образуя под головой большую лужу…

Я закрыла глаза и оттолкнула его руку. Теперь я хорошо понимала причину надменной самоуверенности Жоржа: на рукоятке ножа отпечатки моих пальцев. Потому что это тот самый нож, что я взяла той ночью в проклятом коттедже. От нереальности происходящего закружилась голова. Но как туда попала Моль, она ведь ушла…

— Не ушла, — коротко хмыкнул Жорж, — ведь ей нужно было запереть тебя в подвале.

Я вздрогнула. Он читает мои мысли или я вслух разговариваю?

Убийство подруги Шаха мало походило на жест дружбы со стороны Жоржа. Неужели все мои предположения снова рассыпаются в прах? И Тайка действительно у Шаха. И жива еще или нет — неизвестно.

— Я, с твоего позволения, тебя покину ненадолго. Дела… — Жорж обернулся к двери: — Клепа, позаботься о даме!

В следующую секунду в дверях показался Клепа. Счастливая улыбка, сияющая на озорном конопатом лице, выдавала Клепино хорошее настроение. По всей видимости, такое настроение у него было всегда, что свидетельствовало о полном жизненном равновесии и здоровом пищеварении.

В дверях Жорж обернулся:

— И не забудь, о чем мы говорили…

Потянулись томительные часы ожидания. Я мерила беспокойными шагами комнату, изредка бросая взгляды в мутное от непогоды окно. Оставшись в одиночестве, я всплакнула, жалуясь себе самой на всемирную несправедливость, потом вытерла слезы и снова заскрипела мозгами. Мозги процессу противились, явно вознамерившись пустить дела на самотек, но деятельная натура дала о себе знать. Постояв немного возле окна, я самым внимательным образом изучила то, что было открыто взору. Для полноты картины неплохо было бы посмотреть с разных сторон дома. Но для этого нужно, как минимум, покинуть комнату. Пока я размышляла, как это сделать, на выручку мне пришел мой охранник и официальный клептоман Клепа.

Дверь тихо приоткрылась, и он осторожно заглянул в комнату. Увидев меня возле окна, Клепа хихикнул.

— Хочешь есть? — спросил он, и я торопливо кивнула. Я не хотела есть. Я хотела поговорить.

Клепа поманил пальцем, и я направилась за ним следом, спустилась на первый этаж и оказалась на кухне. Окно кухни глядело на ворота, я с одного взгляда оценила длинные шеренги разлапистых кустов во дворе и устроилась за столом.

Смотреть, как Клепа управляется со сковородкой и прочей кухонной утварью, было одно удовольствие. Его психическое здоровье сыграло с ним злую шутку: если бы он не был клептоманом, то наверняка стал бы великим поваром. Но Клепа противиться природе не стал, и получилось то, что получилось.

Отправив в рот аппетитный кусок жареного мяса, я задумчиво пожевала, вздохнула и поинтересовалась:

— Зачем же ты мне тогда сумку испортил?

Клепа смущенно заулыбался и развел руками:

— А что мне было делать?

Я пожала плечами:

— А так вытащить не мог?

Клепа загрустил. Я махнула рукой, показывая тем самым, что обиду прощаю. По непонятной для меня самой причине забавный коротышка мне почему-то нравился. За кофе наш разговор потек живее. Клепа оказался человеком с юмором, и вскоре мы на пару хохотали, держась за бока и вытирая выступающие слезы. Изредка я ловила себя на мысли, что ситуация, как ни поверни, бредовая: каждую минуту сюда может вернуться человек, который с одинаковой легкостью способен отправить меня на тот свет или засадить за решетку.

— А когда Жорж вернется? — невзначай поинтересовалась я, насмеявшись над очередным анекдотом.

Клепа кинул взгляд в окно, за которым уже начинали сгущаться сумерки, и неопределенно тряхнул головой:

— Не знаю. Он и не сказал. Сама понимаешь, сколько у него сейчас проблем… — Я ни черта не понимала, но внимательно слушала. — Но он справится… не впервой. Хотя Шах, конечно… Лучше в горшке с гремучей змеей сидеть, чем с ним. Знал бы он про этот домик, думаю, уже здесь бы был.

Клепины откровения на некоторое время лишили меня дара речи. Однако, сидя с умным видом, я понимающе кивала, словно находилась в курсе всего, что происходит. Впрочем, весьма откровенные намеки Клепы на скверный характер Шаха меня не слишком удивили. Об этом я и сама уже успела догадаться. Не понравилось мне про домик.

— Можно еще кофе? — подхалимски улыбнулась я, пододвигая чашку. — Отличный ты кофе варишь. В жизни такого не пробовала!

Клепа загордился и, растянув рот до ушей, потянулся к кофейнику. Пока он не успел переварить комплимент, я завздыхала:

— Выходит, Жорж сейчас с Шахом… ну, как это…

Поджав губы, Клепа закивал:

— Воюют, воюют… Как мужика того хлопнули, так и поехало! А уж мусоров сейчас в пансионате, что блох на вшивом козле!

Я не имела точных сведений о количестве блох у козлов, но предположила, что их может быть изрядно. Только ведь они, в смысле милиция, вроде в тот же день разъехались, попросив нас «Богородское» не покидать?..

— Это того мужика, что на чердаке убили?

— Леопольда-то? — уточнил Клепа. — Да нет, еще одного грохнули. Ну того… интеллигента очкастого. Брунет, который все мышцы качал. Вот, не доводит она до добра, физкультура-то!

Когда образ, красочно обрисованный Клепой, возник перед глазами, я похолодела. Интеллигентный брюнет в очках с гантелями — это же… Вадим Евгеньевич! Да кто же его? И за что?

Ответ на эти вопросы мой собеседник или не знал, или скрывал. В любом случае они интересовали его не больше, чем грибной дождь в Монголии.

— Ну да не волнуйся, все обойдется. Не знает Шах про это место. Чужой дом, не наш.

— А чей же? — невольно удивилась я. Дом Жоржу был «к лицу» — холодный и пугающий.

— А какая разница? — безразлично пожал плечами Клепа. — Говорю, не бойся, значит, не бойся… Сиди, отдыхай. Укрепляй нервную систему.

— А далеко отсюда до пансионата?

— Не-е… Это Даниловка, десять минут на машине.

— Легко говорить: «Не бойся!» — доверительно пожаловалась я, неожиданно поняв, что Клепа едва ли в курсе реального положения вещей. Судя по его поведению, я здесь желанный гость, только весьма нервный и запуганный. Что наговорил ему про меня Жорж, было загадкой, но Клепа меня скорее опекал, чем караулил. — Я же и за подругу беспокоюсь. Мало ли что! Шах ведь церемониться не станет, сам говорил…

Я закинула на удачу, но, к немалому моему удивлению, Клепа продемонстрировал знание проблемы.

— Да боже мой! — Он взволнованно всплеснул руками и стал невыносимо похож на суслика из мультфильма. — Ну не понимаешь ты слов! Что с ней может случиться? Он тебе как сказал?

— Останется жить…

— А чего тебе еще надо?

Я сердито засопела, поражаясь такой слепой вере в бесконечные возможности Жоржа.

— Но ты же сам говорил про горшок со змеей… — начала я, но Клепа меня раздраженно оборвал:

— Может, ты пока телевизор посмотришь?

Глянув друг другу в глаза, мы остались взаимно недовольны.

«Нет, ребята, свои бесконечные разговоры оставьте для девиц из кордебалета… Десять минут на машине — час пешком!»

Я изобразила улыбку и кивнула.

Оставив грязную посуду на столе, мы перешли в библиотеку. Здесь стоял телевизор. Метнув по сторонам быстрые взгляды, я сориентировалась и прошла к дивану. Проходя мимо журнального столика, невзначай махнула длинным струящимся подолом. Телевизионный пульт оказался в ладони и в следующее мгновение исчез в просторных складках рукава. Я села на диван и сложила ладошки на коленочках. Пульт уже покоился в глубине пышных диванных подушек.

— Черт… — почесал в затылке Клепа. — Куда же пульт девался?

Я смиренно вздохнула. Пульт как в воду канул. Пожалев Клепу, я помогла ему в поисках. Никакого результата.

— Может, там? — ткнула я пальцем в дальнюю дверь возле окна.

Клепа хитро посмотрел в указанном направлении и на мгновение задумался. Я мысленно усмехнулась.

— Гляну там… — слишком покладистым голосом квакнул он и исчез за вышеуказанной дверью.

Я села на стул и снова ладошки сложила. Через несколько секунд за спиной раздалось шуршание.

— Ой, — удивиться сильнее меня не смог бы никто в мире, — как это ты в коридоре очутился? Там есть проход? А пульта, случайно, нет?

В Клепиных глазах сквозило разочарование. Он явно надеялся, что я снова попытаюсь сбежать.

— Что ж, придется тыкать пальцами…

В виде дистанционного пульта Клепа не интересовал меня никоим образом.

— Да найдем! Я точно его видела!

И, поискав еще минут десять, радостно воскликнула:

— Вспомнила! Я видела пульт в комнате!

— Где?

— Ну там, наверху. Рядом с красной гостиной. На журнальном столике. Он черный, да?

Клепа кивнул. И купился.

— Сейчас принесу… Посиди здесь…

Я села на диван и уставилась в аквариум.

«Раз, два, три, четыре… — ориентируясь на удары сердца, считала я, — семнадцать, восемнадцать!»

Восемнадцать — ровно столько надо, чтобы дойти до лестницы и подняться на второй этаж…

В следующее мгновение я уже летела через холл к дверям. Клепины ботинки все так же сиротливо жались возле шикарного шкафа. Особо не привередничая, я схватила первую попавшуюся на глаза куртку и оделась. На все ушло полминуты.

Порыв ледяного ветра окатил, словно из ушата, и едва не вырвал из пальцев массивную дверную ручку. Подол синего шедевра взметнулся вверх, явно намереваясь улететь в сумеречное небо, и яростно заполоскался на ветру, обнаружив, что осуществить задуманное не удастся. Торопливо захлопнув дверь, я подперла ручку специально прихваченным из холла стулом и скатилась с крыльца. Но не успела сделать и пары шагов, как откуда-то из-под кустов прямо мне под ноги с заливистым лаем выкатился кудлатый бело-рыжий клубок. Взвизгнув от неожиданности, я взлетела обратно, оказавшись на стуле вместе с Клепиными ботинками. И только осознав, что визжащий и прыгающий передо мной мохнатый теннисный мячик не что иное, как собачонка, охнула и разозлилась. О незаметном исчезновении теперь не приходилось и мечтать. Я замахала руками и злобно зашипела этой мерзавке:

— Чего ты разоралась, сучья дочь? — После этого собачонка, едва не подавившись от возмущения, умолкла и заморгала на меня смышлеными глазенками. Шустро подскочив к ближайшему столбику перил, она решительно задрала на него правую заднюю лапку, показывая, насколько глубоко мое заблуждение. И, решив, вероятно, что теперь все точки над «i» расставлены, заголосила еще пронзительнее. То есть заголосил.

— Бакс, тихо! — послышался голос, и из-за кустов вынырнул высокий мужик в камуфляже и с автоматом за плечом. Я икнула со страху. — Иди сюда, болван! И заткнись! — Фокстерьер прекратил скакать козлом и радостно бросился к мужику. — Здрасьте! — Это уже относилось ко мне. — Вам не холодно?

Я снова икнула и через силу выдавила:

— Здрасьте…

Положение было предурацкое. Мужик и фокс смотрели на меня с ожиданием. В общих чертах я догадывалась, чего они ждут, поэтому слезла со стула и отодвинула его в сторону. Дверь сразу же открылась, и в образовавшуюся щель выглянул Клепа. Его сливовые глаза смотрели на меня невыносимо печально. И физиономии у всех троих были укоризненными, что мне едва не сделалось стыдно.

— Заходи… — приоткрыл дверь Клепа и вздохнул. Пришлось вернуться в дом. Он оглядел мои ноги. — Послушай, а с чужой обувью… это у тебя что, навязчивая идея? — Я, понятное дело, помалкивала. — Тебе провериться надо…

Клепа развернулся и пошел в холл. Быстро скинув его ботинки, я направилась следом. Как и обещал Жорж, удрать из дома оказалось проблематично. Хотя, если прикормить собачонку…

Ровные ряды видеокассет, стоявших на стеллажах, притянули, словно магнитом. Пока Клепа дулся, хмуро разглядывая рыбок в аквариуме, я торопливо шарила взглядом по этикеткам. Ассортимент был не слишком разнообразен: эротика и боевики.

— Что будем смотреть? — улыбаясь во всю ширь, с ласковым подхалимажем спросила я.

Клепа, не оборачиваясь, сердито дернул плечом:

— Без разницы.

Воспользовавшись тем, что он находится ко мне спиной, я незаметно сдвинула кассеты. Ничего интересного. Пошарила по другой полке, приоткрыла дверцы нижнего яруса. Пыль и мусор. Подошла к стеллажу с книгами, приподняла одиноко лежащую толстую энциклопедию… В темном углу возле стены тускло поблескивала одинокая видеокассета без футляра. Этикетки не было, на ее месте белым маркером размашисто написано число. Я на мгновение закрыла глаза и напряглась. Та самая ночь, когда убили Леопольда.

— Ну, чего выбрала?

Пока разворачивалась на голос, успела цапнуть первую попавшуюся кассету с полки:

— Вот!

Клепа подошел и безо всяких разговоров сунул ее в плеер. Я устроилась на диване, Клепа сел на стул. Через пару минут он повернул голову и окинул меня внимательным взглядом. Мне показалось, что выбор мой он не одобряет.

Прошло еще минут пятнадцать, и Клепа начал активно клевать носом, раскачиваясь на стуле с опасностью для жизни. Поскольку происходящее на экране меня занимало не больше, чем его, я следила за Клепиными мотаниями, вознамерившись поймать бедолагу, если он все же не совладает с искусством и свалится. Но Клепа проявил характер, продемонстрировав еще пару смертельно опасных наклонов, с силой потряс головой и поднялся на ноги.

— Пойду-ка лучше посуду вымою… — Я изумилась героическому порыву, как правило, не присущему представителям сильной половины человечества, но мои восторги Клепа умерил весьма язвительным замечанием. — А ты можешь еще немного побегать… если захочешь…

Я Клепину обиду понимала и даже в глубине души разделяла. На его взгляд, мы так мило проводили вместе время, что с моей стороны сбегать было чистым свинством. Выразив горьким вздохом всю глубину охватившего меня раскаяния, я молча повернулась к экрану.

Клепа покинул комнату, и вскоре я услышала с кухни шум льющейся воды и звон тарелок. Я послушала еще немного и, не в силах усидеть на месте, мелкими шажками просеменила к книжному стеллажу. Вставив интересующую меня кассету в плеер, вытащила из диванных подушек пульт и села на стуле возле приоткрытой двери, чтобы иметь возможность засечь Клепу, когда он надумает вернуться.

Экран зарябил, поплыли полосы, и в углу появилась дата и текущее время. Двадцать три двадцать восемь… Наконец камера поймала фокус. Картинка посветлела, и я с чувством странного удовлетворения убедилась, что вижу спальню в нашем с Тайкой номере.

— Так, так… — в волнении забормотала я. — В половине двенадцатого нас еще не было в номере. Хотя нет! Мы вышли из ресторана раньше — как раз началась дискотека, а она начинается в одиннадцать. Вещи были собраны, на стоянке мы пробыли минут десять. — Кусая губы, я пыталась восстановить в памяти тот вечер. Что-то не давало покоя. Хмурясь, я смотрела на быстро бегущие цифры таймера, пока меня не осенило. — Вот что тут не вяжется! Ведь я считаю, что камеру включил Леопольд. Но, когда мы уже поужинали, он только входил в ресторан. Странно! Он что, так быстро поел и галопом полетел на чердак?.. К чему была такая спешка? Ни к чему? Но тогда кто ее включил?

На экране ровным счетом ничего не происходило. Да и не могло произойти, потому что в это самое время мы играли в дурака в гостиной. Я прислушалась к доносящемуся с кухни шуму и нажала на перемотку. Замелькал таймер, сливаясь в единую белую полосу.

«А во сколько ушел Вадим? — задумалась я и вспомнила: — В половине двенадцатого! Он же так и сказал: «Нам пора, почти половина двенадцатого…»

Я остановила перемотку, на экране появились цифры: два ноль шесть. Дверь в спальню открылась, и там появилась я, потом Тайка, мелькнул зевающий Федя… Вот Тайка сунула ему в руки подушки. Закрывает дверь. Так, мы сидим на кровати. Оказывается, я все время размахиваю руками… Надо же, никогда не замечала. Два пятьдесят семь. Мы осторожно выглядываем в гостиную, потом Тайка тащит туда плед. В три ноль пять мы выходим на балкон…

— Хочешь чаю? — услышала вдруг я, торопливо переключилась на новости и спрятала пульт под полу.

В дверь заглянул Клепа:

— Чай будешь пить?

— Нет, спасибо, — благодарно прошелестела я, — ничего не хочется.

Клепа молча убрался. Подождав, пока он дойдет до кухни, я снова включила видео. На всякий случай еще раз глянув в холл, я снова нажала на перемотку. Не отсматривать же четыре часа в обычном режиме! Когда на экране внезапно замелькало, я даже не сразу поняла, в чем дело. Я чертыхнулась и перемотала обратно… Четыре тридцать две. Дверь в спальню медленно открылась, и кто-то заглянул внутрь. Я четко различила мужской силуэт, но сразу понять, кто это, было трудно. Я напрягла глаза.

— Бог мой! Федя…

На кухне грохнуло, видно, Клепа уронил на кафельный пол что-то тяжелое. Нервно подпрыгнув на стуле, я автоматически переключилась на новости. На кухне было тихо. Я снова взялась за пульт, но нажать на кнопку не решилась. Уж больно странная была в доме тишина…

— Ну здравствуй, ягодка…

Я выронила пульт и вскочила на ноги. Небрежно придерживая дулом пистолета норовившую закрыться дверь, на меня ласково смотрел Шах.

— Вижу, ты мне не рада. Да бог с тобой, чего ты посинела-то? Что, так плохо выгляжу?

Беззвучно хлопая ртом, я активно затрясла головой. Сказать, что я была в шоке, значило не сказать ничего. У меня от страха просто язык отнялся. Что все это значит? Как он тут оказался? Где Клепа? Что грохнуло на кухне? Где мужик с автоматом? И где, в конце концов, фокс?

Шах задал еще парочку вопросов о моем самочувствии, а я все никак не могла прийти в себя. Лучше бы я привидение увидела… Вскоре Шаху надоело разглядывать мой синюшный оттенок.

— Ладно, собирайся! Прогуляемся малость…

Несмотря на практически полное физическое и умственное оцепенение, я не могла не заметить, что Шах весьма напряжен. Его состояние, конечно, не шло ни в какое сравнение с моим, но указательный палец, нервно подрагивающий на курке, здорово настораживал. По этой самой незатейливой причине я без дальнейших разговоров вышла вслед за Шахом в холл. Он ткнул пистолетом в сторону выхода, я послушно направилась в указанном направлении, но, поравнявшись с дверью кухни, попыталась туда заглянуть. Свободной рукой Шах уцепил меня за шиворот и с силой толкнул. Не удержав равновесия, я грохнулась на паркет, пребольно отбив себе локоть.

— Давай, двигай! — злобно прошипел незваный гость, склонившись к самому моему лицу. От гримасы шрам на щеке побагровел и съежился. — И не вздумай дурака валять, иначе кишки выпущу!

Жалобно повизгивая от страха, я кое-как поднялась и на полусогнутых доковыляла до шкафа. Снова увидев на полу Клепины ботинки, поняла, что сейчас разревусь. О том, что случилось с их хозяином, я догадалась. Под пристальным взглядом Шаха я открыла шкаф. Хоть бы шапку или шарф…

— Одевайся! — рявкнул Шах. Я в полубессознательном состоянии вцепилась во все ту же куртку и реветь раздумала.

Через минуту мы уже были возле ворот. Шах бодро подталкивал меня в спину, однако мое внимание было целиком сосредоточено на подоле, так и норовящем умчаться в черное вечернее небо. Но я все-таки успела заметить возле дальних кустов темный силуэт лежащего навзничь мужчины.

Оказавшись за забором, я съежилась, пытаясь втянуть пальцы в рукава. Пронизывающий ветер едва не валил с ног, взметая вверх целые снопы опавших листьев. Я огляделась. Дом, который мы покинули, стоял на пригорке, на отшибе. Чуть левее внизу поблескивала маленькая речка, а на другом берегу светилось с десяток окошек небольших деревенских домиков. Вправо под гору круто уходила узкая каменистая тропа, и я ничуть не удивилась, когда Шах кивнул в ту сторону:

— Давай, с песней…

Я не заставила просить себя дважды и стала торопливо спускаться, рассчитывая, что в низине нет такого убийственно холодного ветра. После того как я в темноте два раза споткнулась и упала, Шах догадался включить карманный фонарик. Мы обогнули холм, потом тропа нырнула в лес, и через несколько минут мы вышли к бетонке. На обочине стояла грязнющая иномарка. Однако, увидев это заляпанное чудовище, я застонала от счастья, потому как поняла, что сейчас окажусь в относительном тепле. Устроившись на переднем сиденье, я поджала под себя ноги и затряслась. Шах молчком завел машину, и мы тронулись.

Лес за стеклом сливался в одну сплошную полосу. Километра через два бетонка закончилась. Грунтовая дорога изобиловала ямами и колдобинами, и Шах вел машину осторожно, словно на ощупь. Пока мы добрались до шоссе, меня порядком укачало, хотя раньше я никогда не замечала за собой склонности к морской болезни. К этому моменту я уже потеряла всяческое представление о нашем местонахождении. К тому же по шоссе мы ехали совсем недолго, и на глаза не попалось ни одного дорожного указателя. Проехав мост через какую-то речку, Шах свернул влево на грунтовую дорогу, уходящую в перспективе в лес.

Наконец машина остановилась. Шах заглушил мотор и буркнул:

— Вылезай!

В кромешной темноте я с трудом разглядела небольшой бревенчатый домик, одиноко стоящий на лесной полянке. Не делая более никаких указаний и не оглядываясь, Шах направился к нему, вероятно, демонстрируя этим, что деваться мне отсюда все равно некуда.

Пока я размышляла над суровой правдой жизни, над головой протяжно ухнула и зашлась припадочным смехом ночная птица. В два прыжка я догнала поднимающегося по ступенькам Шаха.

Убранство домика не поражало воображение ничем, кроме чучела огромной кабаньей головы, висящей на стене над кроватью. Осторожно прикрыв за собой дверь, я развернулась, увидела приветливо оскаленную морду да так и замерла, вытаращив глаза.

— Ну что, перепугалась? — обрадовался Шах и захохотал, тряся головой. — Вот-вот… Подумай о делах наших скорбных… Не то твою… рядом повешу!

Возможно, это было остроумно. Но ни капельки не смешно.

Устроившись в углу на колченогом стуле, я втянула руки в рукава и замерла, всячески стараясь выглядеть как можно более незаметно. Меж тем Шах, придя в довольно веселое расположение духа, энергично расхаживал по домику, что-то напевая. Он собрал на стол кое-какой закуски, вытащил бутылку водки и приступил к трапезе, не обращая на меня никакого внимания. Несмотря на то, что именно этого я и жаждала, в глубине души было обидно, мог бы и мне предложить. Пока я гадала о причинах подобного настроения у Шаха, он быстренько усидел полбутылки, сдвинул провиант в сторону и взглянул в мою сторону.

— Иди-ка сюда… — Он поманил пальцем, и счастливое выражение его глаз самым загадочным образом исчезло. Я завяла.

Через минуту я сидела напротив Шаха, с глупейшим видом моргая на знакомую потрепанную папку. Откуда она у него? Ее же украл Клепа. Или Жорж соврал? Зачем? И чего от меня хочет Шах? Поговорить о памятниках старины?

— Ну, — не давая мне опомниться, взял быка за рога гостеприимный хозяин, — чего скажешь?

Вопросы, заданные в подобной форме, я ненавижу больше всего на свете. Но сейчас я запрятала амбиции куда подальше и отозвалась:

— Это папка моей соседки. Ее семейный архив.

Шах покивал, соглашаясь, и выжидающе уставился мне в лицо. Я помаялась и попробовала выкрутиться:

— Извините, Антон… не могли бы вы… ну… задавать вопросы?

В первое мгновение показалось, что сделать этого он не может. А может дать мне в лоб. Но вот бешеная искорка в его глазах погасла, и я незаметно перевела дух. Нервы у него никуда не годятся…

— Где бабкин клад? — вдруг безо всяких политесов рубанул Шах и шарахнул кулаком по столу. — И что это за галиматья?

Он с размаху ткнул пальцем в папку, отчего она слетела вниз и на пол посыпались пожелтевшие бумаги. Я кинулась их поднимать, пользуясь передышкой, чтобы сообразить, что ответить.

— Нет никакого клада, — пожала я плечами, вернув папку на место. — У них до революции была коллекция, потом ее разграбили… Вы же с нами ездили в музей, сами слышали…

— Вот что, конфетка, — перебил Шах, видно решив сэкономить и время, и нервы. — Знаешь, сколько стоят бирюльки, что таскала в ушах твоя бабушка? Читай по губам: че-ты-ре… Четыре тысячи долларов! Смысл улавливаешь?

— Она мне не бабушка… — терпеливо начала я, однако, услышав сказанное Шахом, сбилась с мысли и заткнулась.

— Вот-вот, — обрадовался он, — она тебе даже не бабушка! Так какого ж черта тебе за нее свою жизнь губить, красивую, молодую?

Я икнула и, машинально схватив с тарелки соленый огурец, с хрустом откусила. Глянув на огурец, Шах сдвинул брови, но, раз уж у нас пошел такой предельно откровенный разговор, я решила на такие мелочи внимания не обращать.

— А откуда они у вас? — хрумкая на весь дом, поинтересовалась я и уставилась ему прямо в глаза. — Подарок в первое свидание?

— Вроде того, — нагло хмыкнул он. Интересно, отчего у меня складывается впечатление, что Шах уже смотрит на меня, как на неодушевленный предмет?

— А кто еще с вами на свидание ходил? Может, я угадаю? — подняв глаза вверх, я зашевелила губами. — Наверно… Леопольд? Нет… Капитан Тарасов? Нет, нет, ему бы служебный долг не позволил. Тогда… это был… Жорж! Правильно?

Это было правильно, и мы оба это знали. Тут я поняла, что Шах решил меня выслушать, и обрадовалась.

— Одного не могу понять, — с одобрением наблюдая, как хозяин, опомнившись, извлек из тумбочкивторую стопку, продолжала я, — если Жорж запретил что-либо брать в квартире, зачем вы сорвали серьги?

Могучая лапа дрогнула, но водку не расплескала.

— Долго, ягодка, искать придется, чтобы найти того, кто мне запретить может. Я членораздельно объясняюсь?

— Вполне, — покладисто кивнула я. — Извините, неправильно выразилась!

Шах милостиво дрогнул бровями, и я поняла, что прощена. После чего мы дружно сцапали узорные желтые стопочки.

— За победу! — сказала я.

— За нашу победу! — скорчив рожу, отозвался Шах.

Жить стало лучше, жить стало веселей. И я, тщательно прожевав огурец, доверительно склонилась к столешнице:

— Я ведь почему спрашиваю… Сама половины не понимаю. Жорж говорил, зачем вы в ту квартиру идете?

Шах неохотно кивнул и снова потянулся к бутылке. «Вот черт, — озаботилась я. — С такими темпами я ему первая все выложу и еще на груди порыдаю…» Я заторопилась:

— Ну и зачем?

— Поначалу был базар, что бабка хорошему пацану квартиру в наследство оставлять не хочет. Надо было уговорить старушку переписать завещание. Ну, документы там какие-то подписать, я тогда не вникал. Но бабка уперлась. Не хотела даже показать бумаги эти самые. Жорж долго с ней беседовал…

— А почему он был так уверен, что документы у нее дома? — осторожно вылезла я, но Шах сам мне помог:

— Он знал, что документы ей из сейфа должна была соседка принести. Ну, подружка твоя. Но у той документов не оказалось, вот и выходило, что она их успела передать… то есть…

Тут Шах запутался, я сочувствующе кивнула. Мегрэнь могла заморочить голову человеку и поумней. Он долго пытался объяснить то, о чем я уже давно догадалась, но я не перебивала. Чем больше он расскажет, тем лучше. Таким образом, потихонечку добрались и до меня. В смысле, до моей квартиры.

— А кто мне тогда по башке дал, а? Ко мне-то зачем было лезть?

Шах рассмеялся:

— Жорж сказал, что, возможно, нужные бумаги у тебя. — Я смотрела недоверчиво, и Шах, не переставая веселиться, объяснил: — Бабка ему сказала… он это… умеет голову заморочить…

Закусив губу, я задумалась. Вот в это я, пожалуй, безоговорочно верю. Труднее было поверить в другое: что Шах все так подробно рассказывает, к примеру, из человеколюбия. Или ему поболтать не с кем…

— А вечером в сквере? Ведь все было подстроено?

Шах кивнул:

— Конечно. Со всей этой историей ведь объявился тот фраер… Игорь. Он помощником работал у нотариуса. А бабка в их контору пришла что-то узнать. Ну, насчет оформления какого-то… Вот он и услышал краем уха, о чем речь идет… Богатое наследство — золото, камешки. Вроде бабка историю какую-то рассказывала и хотела нотариусу принести и показать эти самые документы. Его и зацепило. Узнал, что за бабка, где живет… И к Жоржу пришел… Самому-то с подельником кишка тонка такое дело провернуть…

— Это с Вадимом Евгеньевичем? — на всякий случай уточнила я.

— Ну да, — хмыкнул Шах и поглядел ласково. Было похоже, что болтать ему поднадоело.

— А почему они обратились именно к Жоржу? — не унималась я, стараясь не обращать внимания на явно меняющееся настроение собеседника.

— А черт их знает! — пожал тот плечами. — Я что, спрашивал? Я и про все остальное-то недавно узнал. Жорж, он же решил, что шибко умный, с заморочками своими погаными… — Осоловевшие глаза Шаха блеснули недобрым светом. — Жучки, камеры… Информация… Джеймс Бонд хреновый! Посмотрим еще…

— А как же вы обо всем узнали? — тонким голосом спросила я, печенкой чуя, что разговоры по душам заканчиваются.

— Сам рассказал…

— Кто?

— Ну, этот… интеллигент лохматый… Сам и рассказал. Когда я спросил…

Я жалась к стене и тосковала по родному офису, главбуху и фикусу на подоконнике. Не далее как днем Клепа мимоходом обмолвился, что интеллигентный очкарик с гантелями перешел в мир иной. Причем насильственным способом. До боли в сердце захотелось узнать: все свои беседы Шах заканчивает подобным образом или бывают исключения?

Облезлая лампочка на гнутом витом шнуре прощально мигнула и погасла. Маленькая кухонька погрузилась в такую кромешную тьму, словно нас окунули в чернильницу. Это случилось неожиданно, и я вскрикнула, а Шах, промедлив пару секунд, выругался затейливо и с сердцем.

— Перегорела… — вякнула я, голос канул во тьму и пропал в безызвестности.

— Ага… едрена мать, — согласился откуда-то из темноты Шах, и деревянный табурет под ним жалобно скрипнул. — Пойду наверху выкручу…

Он шумно поднялся и потопал к лестнице, ведущей из коридора на второй этаж. Несколько мгновений я прислушивалась, потом быстро поднялась. Под Шахом тонко постанывали деревянные ступеньки. Стараясь попадать в такт его шагам, я направилась следом. Здесь где-то слева, возле стены, должна быть высокая тумба с полочкой. На полочке соломенная салфетка, а на ней — плетеная корзинка, в которую Шах бросил ключи от машины. Перебирая рукой по стене, я быстро добралась до тумбочки, нащупала корзинку и сунула туда руку. Чуть слышно звякнув, связка ключей оказалась в кулаке. Теперь Шах топал над головой. Еще минута, он выкрутит откуда-нибудь лампочку и вернется… Я сделала пару осторожных шагов и очутилась возле двери. Она поддалась легко и без скрипа. Потянул легкий сквознячок, я шагнула вперед и, аккуратно прикрывая за собой дверь, оглянулась. В лицо вдруг ударил луч фонарика, и я зажмурилась…

***

Меньше чем через минуту я снова сидела за столом напротив Шаха, охая, морщась и одновременно держась за пылающую скулу и ноющие бока. Слезы градом катились из глаз, и я прикладывала все усилия, чтобы не всхлипывать, иначе резкая боль раскаленной иглой прокалывала от ребер до самых мозгов.

— Сволочь, — убежденно протянул Шах, с явным удовлетворением разглядывая плоды трудов своих. — В игрушки со мной играть вздумала? Ну что, еще хочешь?

Жалобно шмыгнув носом, я торопливо затрясла головой. Мозги загремели, как леденцы в банке, я охнула и схватилась за затылок. Кулачищи у этого мерзавца, что гири, только волосатые. Шах еще раз окинул взглядом мою помятую панораму и презрительно фыркнул. По мне, пусть бы хоть фальцетом запел, лишь бы больше руки не распускал. Поэтому я сконцентрировала в глазах всю возможную преданность, безмерно сожалея, что не имею хвоста — сейчас бы я им активно виляла.

— Ну а теперь перейдем ко второй части нашей программы… — возвестил вдруг Шах и с интересом оглядел свой кулак, — если, конечно, основные проблемы мы уже уладили… — Он посмотрел вопросительно и, как видно, прочитал ответ в моих глазах. — Вот и прекрасно.

Тут он пододвинул ко мне папку, жестом показав открыть.

— Ну, давай…

Еще ни на одном экзамене в своей жизни я так не потела. Красочно и подробно я расписала каждую бумажку и каждый документ, лежавший в данный момент в папке, хорошо понимая, что без карт, оставшихся в моих без вести пропавших джинсах, все это не более чем рассказ экскурсовода.

— Так что существование клада сам по себе факт спорный. Богатейшая коллекция, конечно, была, но в итоге в музее смогли собрать лишь мебель да семейные портреты. И в документах если и есть намек на существование клада, то его месторасположение… — Я пожала плечами, выказывая глубочайшее сожаление. — Можно перерыть всю округу, шансы те же…

Шах слушал очень внимательно, кивал головой и печалился не меньше меня, сознавая, что шансы на успех ничтожно малы.

— Да, — вздохнул он и поднялся, — прямо беда! Ладно, пойдем…

Он поманил меня и вновь направился к лестнице, ведущей наверх. Предложение настораживало двусмысленностью и простотой. Если меня не подводит воображение, наверху располагается спальня. И, может быть, даже не одна. По счастью, воображение удалось вовремя обуздать.

— Присаживайся, — почти любезно предложил Шах, заходя в комнату.

Окинув ее взглядом, я расслабилась: в комнате стояли кресла, журнальный столик и высокий стеллаж с телевизором и различной аппаратурой. «Неужели кино будем смотреть?» — удивилась я, послушно усаживаясь в указанное кресло.

Меж тем хозяин повозился минуту-другую возле стеллажа и, повернувшись ко мне лицом, шутовски развел руки в стороны и радостно произнес:

— Ап!

Он сел в соседнее кресло, а я перевела взгляд на экран телевизора, подсознательно отметив, что работает видеомагнитофон… Раз! Тайка размахнулась и шлепнула свой баул в угол спальни… Два! Раскинув руки в стороны, она шлепнулась на кровать… Три! Я шлепнулась рядом… Закусив губу, я молча смотрела, хотя все это видела и раньше. Теперь-то я догадалась, чему радовался Шах. Непонятным оставалось одно — как к нему попала эта кассета?

Наконец на экране появилась Тайка с коричневой папкой в обнимку. Дождавшись момента, когда я развернула на покрывале карты, Шах нажал на паузу и, повернувшись на локте, посмотрел на меня:

— Ну, что скажешь?

Именно об этом я судорожно размышляла последние пятнадцать минут.

— Что же вы сразу мне не сказали, что у вас имеется такая кассета?! — укоризненно воскликнула я, качая головой. — Это же самое важное! С этими картами есть шанс вычислить месторасположение тайника гораздо точнее! — Шах оторопел от моей наглости, но времени выводить меня на чистую воду я ему не дала. — У нас эти карты пропали… Скорее всего, их украли. Так что поиски сделались практически бессмысленными. А теперь есть возможность…

— Заткнись! — отчеканил Шах. — У тебя есть полчаса, чтобы реализовать эту возможность. Мне плевать на всю ту хрень, которую ты тут нагородила. Так же как и на тебя. Но мне нужна та дырка, куда чертова бабка засунула свои погремушки!

Я заморгала, бессмысленно хлопая ртом, потому что от его тона по спине побежали здоровенные мурашки. А Шах встал, кинул мне на колени пульт и вышел, прикрыв за собой дверь. Я подтянула коленки к животу, до боли закусила указательный палец и закрыла глаза. Мне не хотелось заканчивать все так глупо.

Осторожно перегнувшись через перила, я повертела головой и негромко позвала:

— Антон!

Внизу было тихо. Я выпрямилась, повернулась и тут же ткнулась лбом в пропахшую потом мужскую рубашку. Схватившись за ноющую скулу, жалобно ойкнула, поскольку ударилась о торчащую рукоятку пистолета, висящего у Шаха в кобуре под мышкой.

— Слушаю внимательно, — глядя серым волком, отозвался Шах. — Чего надумала, ягодка?

Выдерживая паузу, я еще несколько секунд жалобно стонала, прижимая больную скулу, потом умирающим голосом прошелестела:

— У меня появились кое-какие мысли… Но чтобы их подтвердить или опровергнуть, надо проверить на месте. Это все, что я могу предложить…

— Не поделишься ли?

Отрепетированным движением я скорбно сцепила руки, сгорбилась и кротким безжизненным взором глянула Шаху в глаза:

— Конечно…

Загребая ногами, прошаркала обратно в комнату и показала на журнальный столик. Там лежало несколько исчерканных листов. Во время раздумий я скопировала карты с экрана, однако пропустила пару цифр с третьего листа, рассчитывая на то, что если Шах и вздумает их сличить, то все равно ничего не поймет. Ведь в потрепанных бумажках, кроме меня, не разобрался никто: ни Тайка, ни Жорж, никто из его подручных. И, я думаю, Шаху это тоже не грозило.

— Вот, видите… — зябко ежась, я тыкала пальцем то по линиям, то по цифрам, озабоченно вопрошая: — Понимаете? Получается, что вот эта линия должна проходить именно здесь, но здесь монастырская стена… поэтому тут обозначена поправка — сорок метров… Там есть колодец, следовательно, этот знак мы идентифицируем как колодец…

Шах очумело таращился, отчаянно пытаясь поспеть за моим пальцем. И если глазами ему это, худо-бедно, удавалось, то уж мозгами точно никак. Опасаясь, что столбняк непонимания может, не дай бог, привести к нервному срыву, я заторопилась:

— Таким образом, мы получаем квадрат, вполне определенно очерченный… Но выяснить, имеет ли все это под собой основу…

— Хватит! — рявкнул вдруг Шах, и я сообразила, что малость перегнула палку. — Собирайся, поехали, хватит кислородом чавкать!

Тут наступил немаловажный для меня момент:

— Извините, но я не могу.

— Что? — Мне показалось, что это был не вопрос, а гвоздь, который Шах собирался заколотить в крышку моего гроба.

— Я не могу… Поиски могут занять много времени. А на мне шелковый халат и ботинки на босу ногу… Я простыну…

— Хорошо. Я пристрелю тебя раньше, чем ты простудишься. Идет?

Губы у меня задрожали, я зарылась лицом в ладони и заплакала. Шах пошуршал листочками, побарабанил по столу пальцами, матюгнулся и встал:

— Черт с тобой, припадочная.

Если здесь и есть женские вещи, то, скорее всего, они принадлежат Моли. То есть, принадлежали. Ей они уже вряд ли понадобятся. Меня в данную минуту заботило, что Моль была худа, как жердь, вдруг на меня ничего не налезет? Подождав, когда Шах направился в соседнюю комнату, я поднялась, быстренько смахнула слезы и просочилась следом. Здесь стоял платяной шкаф. Шах распахнул створки и задумался. Я горько вздохнула, давая понять, что стою за спиной, потом аккуратненько шагнула ему под руку и углубилась в тряпичные недра. Шах недовольно крякнул, но промолчал.

Через несколько минут я была экипирована с головы до ног и счастлива. Наконец-то мне удалось согреться, сбросив этот проклятый ледяной балахон. Теперь я могла торчать на улице сколько угодно — Моль была мерзлячкой и знала толк в теплой одежде.

Отодвинув занавеску, висящую на кухонном окне, я выглянула наружу и поняла, что пока еще нет даже намека на близящийся рассвет. По всей видимости, небо снова обложено плотными, словно пуховая перина, облаками и денек в очередной раз будет мрачным и мерзким.

«Как и вся моя жизнь…» — с неизвестно откуда взявшимся оптимизмом подумала я и двинула к Шаху, зовущему меня со двора нежным голосом пароходной сирены.

— Где тебя черти носят?

Шах стоял возле заведенной иностранной грязнухи, и глаза его пылали праведным гневом. Я Шаха раздражала, и он явно не мог дождаться того момента, когда от меня можно будет избавиться с чистой совестью.

Я села в машину, смиренно рассуждая о том, что обижаться на Шаха, по большому счету, нечего, поскольку я испытывала к нему точно такие же трепетные чувства и весьма искренне желала свернуть шею. Но Шах в своих чувствах пошел дальше и, откровенно наплевав на божьи заповеди и права человека, пристегнул мою правую руку наручниками к дверце. Сердито нахохлившись, я помалкивала.

Наконец мы тронулись. Сделав вид, что задремала, я одним глазом поглядывала в окошко, пытаясь контролировать ситуацию, но Шах здешние места знал гораздо лучше меня. Поэтому, не успела я пикнуть, как он загнал машину на небольшой пятачок возле леса и выключил зажигание. Я вытянула шею из душного Молиного пуховика, как черепаха из панциря, и огляделась. Шах вылез, обошел машину, скомандовал: «Выметайся!» — после чего перестегнул наручник на свое запястье и выдернул меня наружу. Ничего джентльменского в подобном поведении не было.

В лес уходила едва заметная тропа. Почему мы остановились именно здесь, я могла только догадываться. Скорее всего, лесную дорогу возле монастыря размыло дождями, так что проехать по ней можно было лишь на тракторе. А мы срежем часть пути, пройдя через лес.

Так оно и вышло. Минут пятнадцать мы сосредоточенно сопели и толкались боками на узкой тропе, но оба помалкивали. Не знаю, о чем размышлял в эти минуты Шах, я же напряженно думала, как исправить ситуацию, весьма осложненную наличием наручников.

Совершенно неожиданно мы уткнулись в глухую монастырскую стену. Получив ориентир на местности, я живо заворочала мозгами и вычислила наше местонахождение. Тем временем Шах остановился, вытащил изрисованные листки из кармана и сунул мне:

— На! Давай, испытай удачу.

— Мне в наручниках неудобно…

— Потерпишь. От тебя зависит, сколько ты еще промучаешься…

А вот в этом я ни секунды не сомневалась.

— Туда! — буркнула я, махнув рукой вдоль ограды.

Вскоре мы вышли к размякшей от ливней дороге, той самой, по которой ходили с подругой. Машина по ней и в самом деле не прошла бы, чему я сейчас радовалась. Кое-как доковыляв до часовни, я присела на Корточки, оперлась лбом о кулак и стала думать. Шаху тоже пришлось сесть рядом, но это ему не понравилось, и он встал, подняв и меня.

— Я так не могу! — воскликнула я. — Мне надо подумать, а вы меня все время дергаете. Мне надо сосредоточиться!

Однако все мои маленькие хитрости никакого воздействия не имели. Шах таскался возле меня как приклеенный. Я лазила по мокрым кустам, ходила к роднику, считала шаги, возвращалась… Все это Шах проделывал вместе со мной и, казалось, становился веселее и бодрее с каждой минутой. Я была почти в отчаянии…

Мысленно поминая родственников Шаха до двенадцатого колена, я понуро плелась вдоль кладбищенской ограды. Сейчас покривившиеся и оттого выглядевшие в предрассветной дымке еще более зловеще кресты не производили на меня ровно никакого впечатления. Пожалуй, я даже была бы рада, если бы из-под какого-нибудь просевшего холмика выскочил хохочущий полуистлевший покойник. Тогда Шах грохнулся бы в обморок, а я смогла бы наконец отцепить эти проклятые браслеты.

— Вот тут… согласно моим вычислениям… — монотонно забубнила я голосом училки геометрии, сорок третий год повторяющей безмозглым сопливым оболтусам одно и то же, — проходит воображаемая линия, пересекающая западную ограду кладбища…

— Короче, — сказал Шах.

— Нам туда, — вздохнула я, размышляя о том, что все гадости, как правило, затевает Мегрэнь, а расхлебываю я. — Это должно быть где-то здесь.

Мы остановились. Шах окинул задумчивым взглядом облупившуюся ограду, заваленные пожухлой листвой могилки и почесал в затылке. Причем я тоже почесала у него в затылке, поскольку, задумавшись, он поднял левую руку, к которой я была пристегнута.

— И где?

— Приблизительно здесь! — Я очертила пальцем участок чуть меньше половины кладбища. — Я же сразу сказала, что точнее определить трудно…

— И что, по-твоему, я здесь должен копать?

Я пожала плечами, не решившись сказать вслух, что не только копать, его сюда даже приходить никто не просил.

— Ничего такого я не говорила. Вероятнее всего, тайник находится в оборудованном месте, не требующем лопаты. Ведь коллекцию брали для выставки, и оставлять свежие следы в таком деле небезопасно. Значит, какая-то плита должна сдвигаться или вроде того…

— А у старухи твоей как с головой было? — озаботился вдруг Шах. — Нельзя было в нормальном месте тайник сделать?

— Во-первых, этот тайник не она делала, а ее отец. Во-вторых, в квартире такие вещи хранить небезопасно. Да и глаза людям мозолить совершенно излишне. А им, — я окинула широким жестом кладбище, — все равно, хоть слона приведи. Так что ничего безумного в такой идее нет.

— Ну-ну, — иронично хмыкнул Шах и совершил свою первую и, я надеюсь, не последнюю ошибку. — Вот тут, говоришь?

Я кивнула. Мы подошли ближе на три метра, и он перестегнул браслет со своей руки на кладбищенскую ограду недалеко от склепа. Рядом с местом, где я была пристегнута, с внутренней стороны ограды лежала расколотая надвое плита, отбившаяся часть которой опиралась на ограду, грозя в самом ближайшем будущем ее завалить. Не сводя глаз со спины Шаха, вошедшего на погост, я тихонько присела на корточки. Нещадно матерясь, он принялся счищать опавшие листья с первых же подвернувшихся могил, я только качала головой, не переставая удивляться человеческой тупости. Однако, пока наш кладоискатель трудился в поте лица, я тоже не теряла времени даром. Не вставая на ноги, приблизилась, насколько позволяла прикованная рука, к расколотой плите. Осторожно сунув под нее руку, пошарила и ощутила под пальцами гладкую тугую кожу…

***

Подбирающийся рассвет незаметно размывал ночную черноту лохматого ельника, вырисовывал тонкой дрожащей кистью голые ветви деревьев и осторожно стягивал промозглый мутный саван с потемневшей луковки часовни.

Мне страшно хотелось пить, причем предпочтение я сейчас отдала бы хорошему пузырьку валерьянки. Ища глазами Шаха, я вытянула шею и расстегнула пуховик. Шах трудился в дальнем конце кладбища. Куртку он сбросил, надетая на рубашку кобура беспрестанно хлопала его по боку, а от вспотевшего загривка валил пар — каждому известно, что кладоискательство непростое дело. Кося в ту сторону одним глазом, я быстро вытянула из-под плиты сверток и сунула за пазуху. Так же на корточках вернулась на место и глубоко вздохнула.

Я правша, и моей рабочей руке непременно нужна свобода. Впрочем, как и всему остальному организму. Я не хуже Шаха знала, что если он таки доберется до тайника, то мне придется остаться где-то здесь среди холмиков. В качестве новосела. А если разобраться, шансы на удачу у Шаха достаточно велики. Ведь он действительно должен быть здесь, этот трижды проклятый тайник с табакерками, стаканами и прочей мутью. Место я указала достаточно точно и вовсе не для того, чтобы Шах побыстрее его нашел. Просто под эту самую расколотую плиту Тайка засунула кобуру с пистолетом, который я так неудачно позаимствовала из Фединого коттеджа. Хотя, может, как раз и удачно. Все будет зависеть от того, смогу ли я им воспользоваться…

— Так!.. — воскликнул вдруг Шах, выпрямляясь, и я едва не уронила пистолет себе на ногу. Хорошо, что нас разделяла оградка! — Едрена шишка, ведь если тайник делал ее папаша, могила-то должна быть чуть не начала прошлого века!

«Не прошло и часа», — зловредно усмехнулась я, однако такое просветление ума испытуемого меня вовсе не обрадовало. Шах, что называется, перешел на второй уровень, и сейчас круг его поисков значительно сузится. А я еще не успела выяснить, каким образом эта железная штуковина действует.

— Ну конечно! — козлиным голосом отозвалась я, привалившись боком к оградке так, чтобы скрыть руки. — Вы совершенно правы…

Собственное столь глубокое умозаключение Шаха прямо-таки окрылило. Играть в Индиану Джонса ему явно понравилось, и он пошел дальше:

— А в каком году папашу-то хлопнули?

Я нахмурила брови и взглянула в облачную высь:

— Кажется, в тридцать восьмом.

— Значит, надо искать могилы до тридцать восьмого, — сделал вывод доктор Джонс и посмотрел на меня вопросительно.

Воровать у самой себя время я не собиралась, поэтому с выводом согласилась. Думаю, я могла бы назвать время закладки тайника с точностью до пары лет. «Тридцать восьмой… — фыркнула я. — Историю надо учить, мистер Джонс!»

Однако теперь следовало поторапливаться. Не так уж много здесь таких старых могил.

Рукоятка пистолета согрелась в ладони, и адская машинка уже не так пугала.

«Калибр семь шестьдесят две… Вес со снаряженным магазином девятьсот сорок граммов. Емкость магазина восемь патронов… — вдруг забормотала я, безмерно поражаясь невесть откуда всплывшим знаниям. — Хотя вполне возможно, что к данному пистолету это и не относится…»

Вслед за всплеском теории произошел приступ практики. Каким-то образом вынув обойму, я увидела полный магазин, загнала ее обратно и передернула затвор. «Мамочки… — холодея, подумала я. — Я ж прямо Рембо…»

На сухой лязг затвора Шах оглянулся. Расплывшись, как луна, я счастливо таращилась на него из-за облезлой оградки. Только не сейчас… Шах смотрел неодобрительно и, по всей вероятности отметив чересчур здоровый румянец моего лица, решил, что устал.

— Ну-ка, иди сюда! — скомандовал он, дублируя приказ небрежным мановением. — Хватит отдыхать!

Я опустила глазки вниз, боясь, что их лихорадочный блеск меня выдаст. Давай, давай… Отстегни меня…

— Я не могу, я же в наручниках… — забубнила я жалобно, поднимаясь на ноги.

Шах двинулся ко мне, широко переступая через могилы. Сердце прекратило биться и начало по каплям стекать в желудок… «У них тоже пушки имеются… Половину наших укокошат… Кабаки и бабы доведут до цугундера…» — вихрем вертелось в голове. Тараща глаза, я неотрывно следила за стремительно надвигающейся фигурой…

— А тут что?

Я очнулась и сделала глубокий вдох. Не доходя до меня нескольких метров, Шах остановился и уставился на облупившийся от старости склеп с ангелочками на боковых колоннах. Скрипнув с досады зубами, я вякнула:

— Отстегните меня! Пожалуйста!

Но Шах меня уже не слышал. Одним махом сбросив на землю лежалую кучу сухого мусора, он с интересом уставился на потемневшие от времени дверцы склепа. Пошарил по ним рукой и осторожно толкнул. Дверцы мягко дрогнули, не издав ни единого звука… Петли старого заброшенного склепа были заботливо смазаны…

Шах оглянулся на меня и засмеялся. Его глаза лихорадочно заблестели, а шрам превратил улыбку в звериный оскал. Но вот веселье стремительно пошло на убыль, и Шах чуть заметно склонил голову, будто старался разглядеть меня как следует. А у меня со страху все тело свело, мышцы окаменели, не давая не то что пистолет поднять, но даже вздохнуть. Вот его рука малозаметным плавным движением скользнула под куртку…

И все это непременно закончилось бы весьма печально, но тут я почему-то перевела взгляд в дальний конец кладбища. Несколько мгновений я молча дергалась на привязи, судорожно тряся головой, чем привела Шаха в неподдельное изумление. А потом я завизжала. Позабыв о Шахе, его пистолете и вообще о тщете всего сущего… Земля на могиле в дальнем конце кладбища дрогнула и медленно поползла, словно закипающая вода в котле. Потом она вздыбилась, черной пеной наползая на покосившийся деревянный крест, и среди всего этого загробного ужаса появилось бледное лицо… Я перешла на бас и, схватившись обеими руками за голову, рухнула как подкошенная под кладбищенскую оградку. Пусть меня лучше пристрелят, чем так…

«Господи, я пошутила про хохочущего покойника», — страстно взмолилась я, но вдруг до моего уха донесся весьма странный звук. Прекратив орать, я прислушалась и краем глаза заглянула на погост. Странный звук, словно злобная училка хлопала нерадивого ученика деревянной линейкой по лбу, повторился. Я увидела перекошенное лицо Шаха, кувырком перелетающего через ближайшую могилу. Приземлившись, он мгновенно приподнялся, уперся спиной в каменное надгробие и, сжимая пистолет обеими руками, принялся палить меж могил. От грохота заложило уши, в небо с ревом взмыла армада насмерть перепуганных птиц. Мечтая к ним присоединиться, я завертелась, нервно повизгивая, но избавиться от наручников было невозможно. Бросив мимолетный взгляд на Шаха, я увидела, что левый рукав его куртки возле плеча разорван. И плечо начинало кровить… Что же это? Его подстрелили? Между тем за дальними склепами произошло нечто странное: словно большая черная птица взметнулась с земли и исчезла среди грязных серых надгробий. Над могилами повисла тишина, но над головами стоял такой птичий гвалт, словно наступил судный день.

Распластавшись на земле, Шах осторожно оглядывался вокруг. Потом перевалился на здоровое плечо и быстро перезарядил обойму. Тяжело дыша, он поморщился, скороговоркой прошипев сквозь зубы:

— С-собака… ах ты… собака…

«Собака? — не поверила я. — Хотелось бы, чтобы это была собака…»

Чуть приподнявшись над землей, Шах осторожно двинул назад. Он двигался очень медленно и аккуратно, настороженно цепляя взглядом каждую мелочь. В движениях не было ни нервозности, ни спешки, казалось, теперь Шах был спокоен и даже деловит. Отчаянно желая, чтобы все происходящее оказалось сном, я всхлипнула, уронила голову на руки и закрыла глаза. Дальнейшее произошло буквально в считаные мгновенья… Злобная учительница наотмашь хлестнула бедного ученика по лбу: раз! два! Резко чмокнула пробитая плоть, и короткий вскрик оборвался. Я подняла голову и увидела обмякшее тело Шаха, неловко приткнувшееся между могил…

«Жива… Слава богу… — подумала я, закрывая глаза. — Только вот надолго ли…»

Пройдет минута или две, и я наконец узнаю, верен ли был мой расчет. Конечно, события развивались не самым лучшим образом. Я не могла предвидеть, что Шах вздумает сковать меня наручниками. Однако в самом главном я оказалась права: ОН здесь. И он даже может думать, что пришел сюда сам. Но он ошибается — это я позволила ему сюда прийти. Потому что не сняла с волос заколку с голубой жемчужиной. И не выкинула ее в первую попавшуюся лужу.

Удивительно, как случайно оброненная фраза может послужить первым звеном в целой цепи событий, приведших человека к собственной гибели! Я покачала головой… Не сболтни тогда Шах в сердцах: «Жучки, камеры, информация… Джеймс Бонд хреновый…», я еще долго подозревала бы дорогого одноклассника в злокозненном нарушении закона и посягательстве на неприкосновенность чужого жилища. А тогда я поняла, откуда взялись «жучки» в наших квартирах, отчего начинали шалить часы, почему хрюкало радио, когда в определенной близости от них оказывалась заколка с жемчужиной, взятая в тон синему шелестящему кошмару.

На что рассчитывал Жорж, я догадывалась. Заботило меня другое — что в итоге он собирается предпринять после того, как я приведу его к тайнику? В результате мы здесь, он избавил меня от Шаха, но чем закончится этот обмен любезностями?

— Ну, здравствуй…

Я оглянулась на голос и изобразила изумление. Хотя изумиться было чему. Жорж походил на грешника из преисподней: немыслимый лохматый балахон и лицо, как у почетного трубочиста. Неудивительно, что я едва не хлопнулась в обморок, когда он начал подниматься с земли. Но все это были сущие пустяки по сравнению с жарким блеском его глаз. Небольшая заварушка среди могил и покосившихся крестов изрядно повысила уровень адреналина, растопив ледяную скуку глаз и разогрев холодную кровь.

— Перепугалась? — задорно осведомился новый персонаж нашей пьесы, легко перемахнув через ограду. Он окинул поверженного противника быстрым взором и снова повернулся ко мне: — Как сама? Ничего? Ну-ка, что тут? О-о-о! — протянул, увидев браслеты. — Да у нас все по-взрослому!

— Здравствуйте, — всхлипнула я, дергая прикованной рукой. — Вот, не могу снять…

По моему разумению, после этого сам бог велел ему отыскать в карманах Шаха ключ и меня освободить. Но у Жоржа с господом были свои дела, поэтому, устало крякнув, он уселся на ближайший могильный холмик и стянул через голову перепачканный балахон. Не вставая с места, накинул его на Шаха:

— Пусть земля ему будет пухом!

Я так и не поняла, шутил он или издевался.

— Как вы здесь оказались?

Жорж поморщился:

— Мне казалось, мы давно перешли на «ты».

Я скептически хмыкнула:

— Извини, позабыла… Хотя смысл вопроса это не меняет.

— А у тебя претензии какие-нибудь? Я зря торопился?

— Нет… — пожала я плечами, — как раз вовремя. Одного не могу понять — зачем было нас сдавать? Ведь он их убил… Ты знаешь?

Глядя куда-то за верхушки деревьев, Жорж вытянул из кармана портсигар, закурил и только потом кивнул.

— Тогда зачем? — не смогла удержаться я, хотя и видела, что пора остановиться.

— Ты что-то путаешь… — сухо отрезал Жорж. Я поняла, что он взбешен, но по какой-то еще непонятной причине сдерживается. — А что вы здесь в такое время потеряли?

— Не знаю! — моргнула я честнейшими глазами. — Да у него, кажется, не все с головой было в порядке. Синяков мне почем зря наставил…

Но сей душещипательный факт моего спасителя не разжалобил. Время шло, он сидел и курил, а я все так же топталась возле оградки. Происходящее наводило на размышления.

— У него там, в кармане, должен быть ключ… — деликатно кашлянув, решилась я. — Мне не дотянуться… Достань, пожалуйста.

— Зачем?

— Что?

— Ключ зачем?

Я не нашлась, что ответить, и безмерно огорчилась. Но Жорж все-таки встал, подошел к Шаху и, присев на корточки, нехотя похлопал того по карманам.

— Нету… — безразлично пожав плечами, он подобрал пистолет Шаха и снова уселся на могилку.

— Как нету? — изумилась я, но это мало помогло.

Жорж докурил сигарету, безо всякого перехода задрал полу куртки и вытащил из-за пояса пистолет. Я наблюдала за ним, и все это прошло передо мной, словно в замедленном кино… Левая рука приподнимает полу… Правая совершает плавный полукруг, словно собирается с кем-то поздороваться… Пальцы привычным движением охватывают рукоятку, будто обнимают любимую… Тускло отблескивает темный металл…

Взревев от бессилия и отчаяния, я кинулась в сторону, сколько позволяли наручники, и выхватила левой рукой пистолет.

— Не смей! — задыхаясь, заорала я. Рука тряслась, я едва ли попала бы в слона с двух метров, но все же хотелось, чтобы у меня был шанс. — Я выстрелю!

Но я опоздала. Жорж уже взвился с холма, и черное дуло пистолета безжалостно уставилось мне в лицо. В такие мгновения происходящее не кажется реальностью. Кажется, что время останавливается, застывая прозрачным густым клеем, глохнут все звуки, кроме далекого колокольчика, высоко и тонко пульсирующего в висках. Смерть нежно дохнула в лицо, остужая пылающие щеки…

И вдруг случилось невозможное. Жорж раскинул руки в стороны и, оттолкнувшись от могильной насыпи, проскользил на коленях по мокрой траве до самой ограды. Он замер, чуть откинувшись назад, и дуло моего пистолета оказалось в завораживающей близости от его лба. Я задохнулась от растерянности и страха, оружие плясало в ладони…

— Стреляй…

Я видела его погасшие, будто залитые неведомой холодной тоской глаза. Мы смотрели друг на друга, и было мгновение, когда я и правда поверила, что он хотел того, чего просил…

Я опустила руку и чертыхнулась. Страх исчез, словно растворился вместе с рваными остатками гнилого утреннего тумана, на плечи навалилась страшная усталость. Привалившись спиной к ограде, я тихо сползла на корточки. У меня нет больше сил… Я устала… Я ничего не хочу…Только сесть рядом с Тайкой в нетопленую громыхающую электричку и вернуться домой.

Он сидел рядом со мной, положив расслабленные руки на согнутые колени, и смотрел куда-то вверх, на отвратительные грязные облака, медленно ползущие по серому небу.

Я не знала, чего он ждет, почему сидит рядом и молчит, и не могла понять, чего он хочет еще. Он нашел то, что искал, обманул всех, в том числе и меня. Он выиграл, и заветный приз ждал его в трех шагах. Но он сидел и смотрел на облака, доводя меня своим молчанием до исступления.

— Чего ты ждешь? — не выдержав, я с трудом приподнялась на затекших ногах и, перевернувшись к нему лицом, встала на коленки. — Ну? Ты ведь хотел пристрелить меня? Что же ты раздумал? Ждешь, чтобы я ткнула пальцем в нужный склеп?

Тут он чуть заметно сморщился, и губы искривила привычная, едва заметная ухмылка. Я уже успела подзабыть это благословенное выражение лица, поэтому теперь заткнулась на полуслове. Отсутствовавшая по личным мотивам ящерица вернулась в родную колыбель…

— Нет. Прибереги пальцы, они еще тебе пригодятся… А я вообще-то просто хотел свинтить глушитель.

Он повернулся, чуть склонил голову и насмешливо спросил:

— Что же ты не выстрелила?

Я хмуро молчала, потому что сейчас, что бы я ни сказала, все будет звучать смешно и глупо. Испугалась? Пожалела? Ни то, ни другое, ни третье… К тому же давать волю сантиментам гораздо удобнее, сидя на диване, а не на сырой земле.

— Патроны кончились… — язвительно скривилась я.

— А где ж ты эту пушку раздобыла? Не ментовская пушка-то…

— И что? — не поняла я.

— Ничего, — ответил Жорж.

Ему доставляло удовольствие говорить загадками и видеть мою недоумевающую физиономию. Тогда, чтобы сделать ему приятное, я стянула с волос заколку с «маячком», окинула ее прощальным взглядом и запулила в кусты.

«Один — один!» — с удовлетворением подумала я, увидев выражение лица Жоржа.

— И когда ты догадалась?

— Давно, — спокойно ответила я. — Думал, ты один здесь догадливый?

— Упаси меня бог, — вскинул ладони Жорж. — Здесь столько догадливых, что ступить некуда.

Я почесала свободной рукой в затылке, но о чем он говорит, все равно не поняла.

— Тайка и на телефонах твои «жучки» нашла, — с чувством глубокого удовлетворения сообщила я, поскольку ничем другим пока задеть Жоржа не могла. — Давным-давно…

— Умница, — кивнул он и снова принялся разглядывать верхушки елей. Раскрутить собеседника на разговор было положительно трудно.

— Ну и где она? — помолчав немного, спросила я. — Где моя подруга? Ты ведь обещал…

— Твоя подруга? — словно очнувшись, переспросил Жорж и покачал головой. — Твоя подруга — чертова кукла…

«Жива…» — с облегчением подумала я и засмеялась.

Прошло уже не менее получаса, как Жорж появился на кладбище. По моим понятиям, оставаться здесь было весьма неразумно, кто-нибудь вполне мог слышать перестрелку, и каждую минуту здесь могли появиться люди. Об этом я и сказала, но Жорж лишь усмехнулся:

— Машина сейчас по дороге не пройдет, к роднику в эту пору не ходят… Да и к нему другая дорога… А что, ты кого-то ждешь?

Я покачала головой:

— Нет. А… ты хорошо знаешь здешние места. Живешь где-то рядом? — Он пропустил мои слова мимо ушей. Распираемая вопросами, я помаялась еще немного и не стерпела: — Почему Игорь обратился именно к тебе? — Опять мимо. — Клепа сказал, что убили Вадима Евгеньевича… Это правда?

— Правда.

— А зачем? Ну кому он мешал?

— Сам себе.

— Не понимаю…

Жорж пренебрежительно фыркнул и покосился в мою сторону. По его понятию, мне это и не грозило. Но все же, словно повинуясь какому-то неведомому порыву, нехотя сообщил:

— Ему надо было дома сидеть, в шашки с тещей играть… — «Влез не в свое дело», — расшифровала я. — Кое-кто со стороны узнал, что Леопольд снял весьма интересные кадры…

«Это Шах, — моментально сообразила я, — а интересные кадры — карта тайника…»

— Но достать пленку не сумел, — продолжал Жорж, — и рассказал об этом Игорю. Тот тоже не смог выяснить, что именно было снято. Поэтому и послал очкарика наверх, чтобы попробовать снять заново…

Жорж говорил, а я сосредоточенно моргала, начав наконец кое-что понимать. Его слова я слышала словно сквозь вату, изредка сверяя с ними свои догадки. Теперь вся мышиная возня, происходившая вокруг нас до Тайкиного исчезновения, становилась ясной… В тот самый момент, когда в пансионате появился Игорь, команда бывших соратников распалась. Шах, оставшийся без какой-либо информации, Игорь, имеющий лишь теоретическое представление о существовании тайника, и Жорж, прекрасно разбирающийся в сути дела и не знающий лишь одного — где именно? Вполне естественно, что Шах требует кассету у Игоря, но у того ее нет. После нашей неудачной попытки уехать из пансионата на машине, мы все поднялись в номер. Вадим позже уходит, Игорь решает воспользоваться моментом и, выйдя вместе с ним в коридор, велит подняться на чердак и включить камеру. Что Вадим и проделывает. Но Игорь не учел одного — Леопольд, встретивший нас такой большой компанией, тоже решает подняться наверх в надежде заснять что-нибудь интересное. Бедный любитель клубнички вряд ли мог предположить, чем это для него закончится. Убив Леопольда скорее от страха, чем по необходимости, Вадим забирает кассету и сбегает.

— Как же кассета оказалась у тебя? — брякнула я и только тогда сообразила, что это мне, по идее, должно быть неизвестно.

Жорж взглянул укоризненно:

— Так ты и ее нашла? Ну и ну… — качая головой, он осуждающе вздохнул. — Это была Клепина работа… На другой день Игорь сказал Шаху, что Вадим снимал. Тот принялся доказывать, что кассету у него украли. Вероятнее всего, Шах ему просто не поверил, решив, что он пытается его кинуть…

— Просто… — усмехнулась я. — Ничего себе просто!

Жорж пожал плечами, показывая, что его это не слишком волнует.

— А дальше? Война?

— А дальше Шах стал действовать как всегда — напролом. Но в этот раз его метод дал осечку.

С этим трудно было не согласиться, особенно если оглянуться назад…

— И что же теперь? — поинтересовалась я, буквально изнывая от любопытства. — Ты нашел то, что искал. Чего ты ждешь?

Помедлив немного, Жорж поднялся на ноги и огляделся:

— Чего жду? Погоды…

Я тоже встала, но он вдруг рявкнул:

— Сядь!

Открыв рот, я поспешно плюхнулась обратно. Похоже, нынешней осенью дождаться хорошей погоды удастся не всем. Когда внезапный испуг прошел, я стиснула зубы и снова встала.

— Не смей на меня орать! Или снимай браслеты, или катись к чертовой бабушке!

После чего мне взгрустнулось. Потому что окрики Жорж явно не любил. Он резко выбросил вперед руку и схватил меня за горло. Я заверещала. Жорж придвинулся, проколов меня взглядом насквозь, как бабочку, предназначенную для коллекции. В ушах зазвенело, словно бабочка отчаянно билась помятыми крыльями о стеклянные стены банки…

Но, как оказалось, это был лишь конец второго акта. В нашем спектакле их было целых три, и третий не замедлил начаться…

class="book">— Стой, где стоишь!

Особо не вникая, с кем вдруг заговорил Жорж, я обрадовалась хотя бы тому, что он отпустил мое горло.

Однако через пару секунд в голове прояснилось, и я поняла, что Жорж переместился мне за спину, крепко обхватив шею левой рукой. Мне было весьма неудобно, поскольку теперь я заваливалась назад, наручники не пускали, больно врезаясь в запястье. Я пару раз нечленораздельно квакнула, пытаясь-таки привлечь внимание к этому обстоятельству. Другую руку Жорж вытянул вперед, словно бы собирался указать на что-то пальцем. Но все обстояло гораздо хуже, потому как в руке он держал пистолет, с которого так и не удосужился снять глушитель. Одолеваемая вполне объяснимым беспокойством, я с величайшим трудом вытянула шею и скосилась в указанном «стволом» направлении. Метрах в пятидесяти, целясь в нас из пистолета, возле черного могильного камня стоял… Юрка Лапкин…

Я хотела открыть рот, но не смогла, поскольку самым серьезным образом мешала рука Жоржа, начавшего в запале сдавливать мою шею все сильнее. Решив не доводить до конца опыт с испытанием шеи на прочность, я молча завозилась, свободной рукой пытаясь отжать от горла смертельное кольцо.

— Отпусти ее! — заорал Юрка, сделав пару шагов вперед. — Я сказал, отпусти ее!

— Стоять! — заорал в ответ Жорж, тряхнул меня, как куклу, и безо всяких дальнейших церемоний ткнул меня в висок «стволом». — Иначе башку ей прострелю!

Больше всего на свете мне захотелось в обморок. Участвовать в происходящем на главных ролях я решительно отказывалась. Я даже попробовала безжизненно обмякнуть, надеясь, что желанное забытье придет следом, но ничего подобного не случилось. Вместо этого я получила солидный пинок под зад и падать раздумала.

Юрка остановился. Я хорошо видела его побледневшее лицо и рот, застывший в напряженном оскале. Но рука, державшая оружие, не дрожала, и глаза смотрели зло. Словно среди вязкого могильного безмолвия сошлись два лютых волка, одному из которых суждено остаться здесь навсегда…

В небе вновь загалдели потревоженные вороны. Огромными черными кляксами они носились над головами, и в воздухе зарябило, как в телевизоре с неисправной антенной. От напряжения у меня начали слезиться глаза, но я продолжала таращиться на Юрку, все еще до конца не веря, что передо мной именно мой одноклассник. Откуда ему тут взяться?

— Отпусти ее… — повторил Юрка, с трудом разжимая челюсти. Я бы, услышав такое, послушалась немедленно. — Если с ее головы хоть волос упадет…

Тут я затылком ощутила, как не проявлявшее себя до этого момента сердце Жоржа стукнуло и словно ожило… И, не заглядывая ему в глаза, я знала, что сейчас в них бушует жаркое дьявольское пламя.

— Что же будет? — коротко рассмеялся он, и «ствол» у моего виска чуть заметно дрогнул, доставив весьма неприятные ощущения.

— Я тебя убью.

— Многообещающе… А отчего же мне всегда казалось, что ты жаждешь меня арестовать?

— По-хорошему прошу…

Прислушиваясь к диалогу, я потихоньку принялась всхлипывать. Мои нервы явно сдавали. Способы Жоржа развеиваться от скуки мне решительно не нравились.

— Отпусти меня… — захрипела я.

Хватка ослабла, и я смогла наконец опустить голову.

— У нас мало времени! — вдруг весело хмыкнул Жорж. — Ну что, будем договариваться? Бросай пистолет, мент…

Я испуганно охнула. Как это «бросай»? Жорж играючи перемахнул кухонным ножиком горло подружке Шаха! И Юрку пристрелит не задумываясь…

— Не надо… — пискнула я, надеясь, что одноклассник меня услышит.

Но Жорж моментально напряг локоть, и слова застряли в горле, получился только хрип. Юрка дернулся, Жорж предупреждающе крикнул:

— Не дури, мент! С такого расстояния все равно не попадешь! Только девушке понапрасну мозги выпустишь…

В его словах была суровая жизненная правда, оттого девушке немедленно стало дурно.

— Светик, — вдруг подал голос Юрка, — не волнуйся! Все будет в порядке! Я тебе обещаю!

Я в ответ зашмыгала носом и жалобно заскулила. Обычно Юрка никогда не врал.

— Все это невыносимо трогательно! — противным голосом проблеял Жорж. — Жаль, послушать некогда. Даю тебе, мент, минуту. Через минуту прострелю ей башку, а потом в индейцев сыграем.

Юрка зарычал от бессильной ярости. Прошло несколько секунд, и я вдруг с ужасом поняла, что он медленно опускает пистолет вниз.

— Задушу, гнида… — прохрипел одноклассник, бросая оружие на землю.

— Юрочка! — завопила я, отчаянно пытаясь вырваться. — Не надо, не надо… Уходи! Он тебя убьет! Не верь ему…

Жорж легонько перекрыл мне кислород, чтобы не шумела, и голосом, полным азарта, заторопил:

— А теперь ножкой его… Ага… сюда, вот так… Эй, мент, лови! — широко размахнувшись, Жорж кинул в Юркину сторону наручники. — Иди сюда! Видишь, пацан лежит? Да жмур это, чего зря щупать… Давай бери наручники и к его руке себя пристегни… И не сверкай, мент, глазами… — Тут возле моего уха сухо щелкнул затвор. — …девушка нервничает…

Глядя, как безоружный Юрка, скрипя зубами, приковывает себя к мертвому Шаху, я заплакала. Слезы лились рекой, я дрожала, каждую секунду ожидая выстрела. Когда дело было сделано, Юрка спросил:

— И что теперь?

Жорж не торопился с ответом. Я не могла увидеть его лица, но вдруг всей кожей ощутила знакомое странное чувство: далекий колокол, плачущий в гнетущей тишине. Он решал…

— Сволочь… Ненавижу… — заскулила я, делая безуспешную попытку укусить Жоржа за руку.

— Спасибо… — вдруг тихо отозвался он и поцеловал меня в висок. Я умолкла, заткнувшись на вдохе, а Жорж заорал Юрке: — А теперь вели своим нукерам убраться со двора. И без глупостей, я сегодня шибко нервный. Поверь, мент, сегодня ты проиграл… — И рассмеялся.

Только я навострилась и вытаращила глаза, чтобы попробовать осмыслить сказанное, как рука, сжимавшая мое горло, исчезла, и на затылок обрушилась, кажется, часовня…

***

— Светка, Светка! Митрофанова! Ну пожалуйста, Светка… Открой глаза!

Вот чего мне делать не хотелось, так это открывать глаза. Голова гудела, как церковный колокол, и затылок непременно желал переехать на лоб.

— Митрофанова… ты живая?

Если кто-то будет утверждать, что от головной боли лучше всего помогает хлопанье по щекам, — не верьте. Просто человек вынужден прийти в сознание, чтобы прекратить это бесчинство.

Приложив невероятное усилие, я разлепила веки. Странно… Никого. Серое небо и взъерошенная ворона на верхушке ели. Неужели это она так обо мне беспокоилась? Я сделала еще одно усилие и скосилась вправо. Господи, Юрку посадили! Ой, нет, это не решетка, это он из-за кладбищенской ограды смотрит…

— Светка, как ты? — Тут Юрка просунул свободную руку между прутьев и приподнял мне голову: — Больно?

«Приятно…» — подумала я, с трудом начиная приподниматься. По крайней мере, Юрка жив. Но где же Жорж? Я осторожно села и огляделась вокруг.

— Что это было?

Юрка вздохнул:

— Это было по шее…

— Давно?

— Минут десять.

— А где…

— Ушел, — перебил Юрка, и я уловила в его голосе сильнейшую досаду.

Было похоже, что я снова чем-то расстроила планы Лапкина-старшего. Глянув через ограду, я поняла, что для того, чтобы сюда подобраться, Юрке пришлось притащить за собой мертвого Шаха. Это было хуже, чем фильм ужасов. Это было реальностью.

— Юрочка, — прошептала я, закрывая глаза: смотреть на мертвое тело было выше моих сил, — а что это было… вообще? То есть откуда ты тут объявился и о чем вы говорили? Зачем он это сделал?

— Зачем? — вроде бы удивился Юрка. — Он знал, что его обложили со всех сторон. Вот и заставил меня снять посты…

— Посты?

— Ну да.

— Так он… ушел? Просто взял и ушел?

— Просто взял, дал тебе по башке, забрал пистолет, рацию и ушел. Нет, еще попрощался… — В Юркиных словах слышалось вполне объяснимое раздражение.

— Вот свинья! — возмутилась я, ощупывая затылок. — Взял моду колотить меня по голове!

— Знаешь, Митрофанова, — проникновенным голосом сказал мой одноклассник, — если уж ты с ним связалась и всего-навсего получила по голове, то тебе радоваться надо.

— Да? — недоверчиво уточнила я, но тут же вспомнила фотографию Моли с перерезанным горлом. — Я и радуюсь… А откуда ты Жоржа знаешь?

Теперь одноклассник смотрел на меня столь неодобрительно, что я торопливо добавила:

— Юрочка, ты посмотри… У Шаха должен быть ключ от наручников.

Юрка отвлекся и принялся ощупывать у того карманы.

— Вот… — он потянулся к ограде и через секунду отомкнул мои браслеты.

«Так ключ у Шаха все-таки был, — подумала я. — Почему же Жорж его не нашел? Потому что не собирался меня отстегивать. Он ждал здесь Юрку… Сумасшествие какое-то…»

Заполучив долгожданную свободу, я вскочила на ноги, растирая онемевшее запястье. Юрка сидел по ту сторону ограды, задумчиво исследуя свои наручники.

— А ключ от этих не подойдет? — Я перелезла через ограду, стараясь держаться так, чтобы Шаха не было видно из-за Юрки.

Юрка поднял голову и посмотрел мне в лицо.

— Нет…

Было в его глазах что-то такое, что заставило меня всхлипнуть и, подобравшись бочком, уткнуться ему в плечо. Юрка обнял меня свободной рукой и прижался щекой к гудящей голове.

— Дура… — сказал он. Я молча кивнула.

Неожиданно на соседний могильный камень с шумом приземлилась ворона. Склонив набок голову, она с любопытством разглядывала невиданную доселе картину.

«Пейзаж с покойником…» — вздохнула я про себя.

— Теперь у тебя будут неприятности? — Я попробовала поднять голову, Юрка тоже повернулся, и совершенно неожиданно мы столкнулись носами.

Несколько мгновений мы растерянно моргали друг другу в глаза, потом одноклассник тяжело сглотнул и, воспользовавшись ситуацией, меня поцеловал. Я заморгала еще чаще, но, делая поправку на необычность ситуации, выносить на обсуждение Юркино поведение не стала.

— Черт с ними… — отозвался он.

— С кем? — не поняла я, поскольку из головы уже вылетело, о чем спрашивала.

— С неприятностями.

Я отодвинулась и, глядя на Юрку, честно сказала:

— Я не хотела… Правда… Я ничего не знала. Просто все так получилось. И Тайку украли… Ты знаешь?

Он кивнул. Я с волнением следила за его реакцией. Но Юрка хмыкнул:

— Эта коза отдельно получит… Пусть только появится.

— А-а…

— Появится, не беспокойся.

Поняв, что Юрка разыскал сгинувшую без вести сестру, я вскочила на ноги и заорала.

— Светик, — укоризненно нахмурился Юрка, — кладбище все-таки…

Радостно скалясь, я снова плюхнулась рядом с ним.

— Юрка, а просто так наручники не открыть?

— Нет.

— Тогда давай их отстрелим?

— Их — что?

Вскочив, я перемахнула через ограду, и устремилась к ближайшим кустам. Сюда улетел Федин пистолет, когда Жорж вышиб его из моей руки. Надеюсь, он не прихватил его, когда ушел. Однако поползать все же пришлось. Пока я торопливо обшаривала землю, Юрка стоял возле ограды, поминутно тревожно окликая:

— Свет, а Свет? Ты где? У тебя все в порядке?

Юрка явно тревожился за состояние моих мозгов, особенно после того, как по ним звезданули рукояткой пистолета.

Когда я появилась возле ограды с «ТТ» в руке, волосы на голове одноклассника встали дыбом.

— Осторожно! Где ты это взяла? Дай сюда! Да не маши ты им! Митрофанова, отдай оружие немедленно!

Я не стала доводить одноклассника до инфаркта, хотя, конечно, приятно было послушать, что о тебе так волнуются. Получив пистолет в руки, Юрка наконец успокоился. Проверил обойму, велел отойти подальше от ограды и, пристроив на камне, перебил браслеты.

— Откуда?

Я честно рассказала.

— Интересно, — задумался Юрка, — а я-то почему об этом не знаю?

— А почему ты обязан об этом знать?

— Потому что об утере оружия следует докладывать.

Немного подумав, я кивнула:

— Так вот оно в чем дело! Он тоже мент… то есть милиционер. Вот почему Жорж сказал: «Не ментовская пушка». Он знал! Похоже, здесь все все знают, кроме меня. Так Федя — твоих рук дело?

Юрка кивнул.

— Вот какой мамочке он беспрестанно бегал звонить! А кто же был ночью в его коттедже? Неужели Тайка тебе навернула? — Тут я хихикнула, вспомнив перепуганную Тайкину физиономию. — Но почему же ты не сказал, что это ты?

— А вы мне дали рот открыть? — раздраженно ответил Юрка, подходя ближе. — Ведь эта коза сначала копытами машет, а только потом думает. Выучил на свою голову!

Мне было очень смешно, но я изо всех сил сдерживалась. Воспоминания о той ночи Юрке явно удовольствия не доставляли. Хотя я понимала, что сейчас не самое подходящее для расспросов время, любопытство было сильней.

— Выходит, ты за Жоржем еще раньше гонялся?

Юрка фыркнул:

— Гонялся! Мы восемь месяцев на его группу положили. Ребята забыли, что такое дом родной! Человека внедрили, по лезвию ходил… И тут… здрастьте! — Он сердито засопел, тщательно подбирая слова для выражения чувств. — Вы свалились как снег на голову. Ведь могли бы сказать, куда собрались, так нет!

— Мы спонтанно собрались, — принялась я оправдываться, — путевки были горящие, дешевые… Почти даром…

— Знаешь, где бывает даром? — с сарказмом поинтересовался Юрка. Я доверчиво моргала, рассчитывая узнать где. — В мышеловке. Там бесплатно.

— Не понимаю.

— Оно и видно! Вам путевки подружка из Тайкиной группы продала? — Я кивнула, умирая от любопытства. — А купил путевки ее жених, который не смог поехать? А кто ее жених?

Я пожала плечами. Юрка сунул руку во внутренний карман пиджака:

— Петр Вадимович Икотин. Он же Котя, кому как больше нравится. Мошенник. К работе подходит исключительно творчески. Для того чтобы вы попали именно в «Богородское» и именно в номер для новобрачных, познакомился с однокурсницей моей бестолковой сестры…

С контрастной черно-белой фотографии на меня сурово смотрел Игорь. Пока я справлялась с потрясением, Юрка негромко добавил:

— К тому же ты обещала поехать со мной на выставку…

Я опустила глаза в землю и печально вздохнула.

— Юрка! Светка! — зазвенело вдруг откуда-то из-за часовни.

Вздрогнув от неожиданности, я развернулась на голос. Разбросав руки в стороны, по жухлой осенней травке к нам летела Мегрэнь. Следом за ней, придерживая распахивающиеся полы куртки, торопливо трусил Федя.

— Юрка! — мимоходом хлопнув ладонью по просторной груди братца, Тайка повисла у меня на шее.

Стиснув друг друга в объятиях, мы дружно заревели. Тайка выла с чувством, охая и причитая, как видно, рассчитывая тем самым оттянуть момент трогательного объяснения с родственником. Но когда продолжительность рыданий перешла все допустимые границы приличия, расцепиться все же пришлось. Юрка терпеливо ждал.

— Господи, — ахнула я, сумев наконец разглядеть подружку как следует, — что это с тобой?

Тайкины очи представляли собой два почти одинаковых по размеру и цвету синяка, отчего казалось, что подруга надела очки.

— А! — небрежно махнула она рукой, однако голос дрогнул. — Всякое было!

— Ну-ка расскажи, сестренка, расскажи, — с выражением глядя на шмыгающую носом родственницу, попросил Юрка, — где была, что делала… Куда опять нос свой длинный совала?

Последний вопрос прозвучал уже на повышенных тонах. Мегрэнь быстро метнулась взглядом туда-сюда и плавненько скользнула за Федино плечо. Я сморщила нос, силясь сдержать рвущийся смех. Юрка вопросительно изогнул брови, окидывая изумленным взором парочку, но Федя стойко выдержал начальственный взгляд и не дрогнул ни единым мускулом. Утвердившись за Фединым плечом, Мегрэнь высунула оттуда нос и деловито кашлянула:

— Дело было так…

Слушая ловко уворачивающуюся от родственного подзатыльника Мегрэнь, я то хваталась за сердце, то принималась хохотать. Хотя смеяться, по совести, кроме как над Тайкиными синяками, было не над чем. То, что ей не переломали руки-ноги, было просто чудом, особенно если представить, как она отравляла жизнь своим похитителям.

— Вот! — Она достала из кармана куртки и продемонстрировала нам телефонную карту. — Приобрела в «Посейдоне», деньги заплатила…

— А мне бармен сказал, что тебя не видел. Вот свинья!

— Ничего, — хмыкнул Юрка, — у него теперь будет много времени раскаиваться…

Мегрэнь одобрительно кивнула и продолжила:

— Короче говоря, возле служебного входа кто-то набросился на меня сзади. Я его с перепуга лягнула… — Юрка покачал головой. — Но на меня еще двое накинулись. И вдруг чувствую — пол закачался и стены плывут… Только и успела сообразить, что укол сделали…

— Шах перестраховался, — убежденно сказала я. — Не забыл, небось, как ты ему физиономию расчертила.

Очнулась Тайка уже в каком-то доме, прикованная к батарее. Как только она зашевелилась, возле нее оказался Шах. Через пять минут она заработала свой первый фингал под глаз. После чего решила, что долго таким образом не продержится.

— И тогда я решила закосить… — глядя на нас с ожиданием, зловещим тоном сообщила Мегрэнь.

Зная Тайкину манеру тянуть резину до бесконечности, воображая, будто таким образом она интригует слушателей, я сделала ей приятное и спросила:

— Как это?

— Ну, под наркоманку…

Этого не ожидал никто, даже я. У Феди сама по себе отвисла челюсть.

— Что? — спросил Юрка, решив, что ослышался. — Подо что ты закосила?

Мегрэнь терпеливо вздохнула:

— Под наркоманку… Я однажды пробовала, у меня получилось. Даже Светка поверила… Помнишь, Светик, мы потом сидели в «обезьяннике»? — Я закрыла глаза и покачала головой. На сей раз подруга переплюнула сама себя. — Стала ломку изображать, словно меня колбасит без дозы…

Юрка вытер выступившую на лбу испарину, а Федя так и стоял с разинутым ртом. Ему приходилось труднее, чем нам: все-таки мы с Юркой к Тайке малость попривыкли.

— И что?

— Как Шах обрадовался! — восторженно закатила глаза подруга, явно гордясь оперативной смекалкой. — Не получишь, говорит, ничего, пока не расскажешь, где бабка золото закопала…

— А если бы он тебя и правда на иглу посадил? — нехорошим голосом начал Юрка, незаметно примеряясь, как бы все-таки дотянуться до сестрицы.

Но Мегрэнь расстояние четко контролировала. Так мы и топтались вчетвером по кругу возле кустов.

— Не-а, — отмахнулась Мегрэнь, — не посадил бы. Он в этих делах полный лох…

Тут я подумала, не сделать ли Тайке подножку, чтобы брат все же изловчился и ее поколотил?

— А на следующий день, ближе к ночи… — продолжила подружка. Оставив корыстные замыслы, я заворочала извилинами, прикидывая, где была сама в тот вечер. Выходило, что играла на бильярде, причем на эту самую глупую голову. — Кто-то к Шаху пришел. Говорили они довольно долго. Потом поднимается ко мне в комнату Шах, отстегивает от батареи и тащит вниз. А там сидит… Знаете, кто?

— Знаем, — торопливо отозвалась я, напрасно пытаясь отогнать воспоминания. — Жорж.

— Точно! — Мегрэнь обрадовалась так, словно выиграла в лотерею. — Заклеивает он мне рот скотчем…

— Вот это он правильно сделал… — глухо забормотал Юрка.

— Сажает в машину и везет в какой-то жуткий барак. Я, конечно, ломаю голову, пытаясь понять, какого лешего происходит…

— Он тебя обменял, — захихикала я нервным смехом, — на папку и кассету. Ой, не могу, сейчас умру! Ой, Шах, ой, дурак…

Мы с Тайкой поглядели друг на друга и принялись смеяться. Мужчины смотрели на нас с недоумением и растерянностью. Но объяснить им сейчас все тонкости мы были просто не в состоянии.

— А потом? — кое-как уняв смех и вытерев слезы, полюбопытствовала я.

Мегрэнь пожала плечами:

— Жорж сразу ушел… Правда, перед этим мы с ним здорово поцапались, и он дал мне в глаз. — И ткнула пальцем в Федю: — А потом он пришел…

— Сегодня утром в коттедж принесли записку. Там был только адрес. — Федя протянул мне помятый листок из школьной тетради. — Мы с ребятами поехали и нашли там запертую Таисию. Она и рассказала, где все концы сходятся, то есть где надо тебя искать. Я передал Юрию Алексеевичу…

Не успел Федя закончить фразу, как из-за поворота показался перепачканный под самую крышу «уазик», отчаянно сражающийся с непролазной грязью.

— Ребята приехали, — кивнул Юрка.

Мужики пошли к машине, из которой высыпала целая армия в камуфляже. Мы с Тайкой остались, дружно глядя в разные стороны и по очереди вздыхая. Я размышляла о том, чего в итоге так и не смогла постичь: что же представляет собой странный человек с глазами варана, залитыми безбрежной ледяной тоской?

— А почему он не тронул тайник? — нарушила молчание Мегрэнь, когда ребята вернулись. — Или так и не понял, где он? Давайте глянем! Рядом же стоим! Столько натерпелись из-за него…

Она повернулась и решительно направилась к склепу. Мужчины переглянулись и двинулись за Тайкой. Я взглянула им вслед и вздохнула:

— Там ничего нет…

— Откуда знаешь? — Мегрэнь остановилась.

— Знаю. После парижской выставки тайник перенесли в другое место. И Жорж знал, что там пусто, потому что в склеп уже слазил. Еще до того, как выменял тебя у Шаха.

— А… как же тогда он узнал о склепе?

Я промолчала, лишь пожала плечами. Рассказывать о том, что слишком хорошо поддаюсь гипнозу, я не собиралась.

Тайкина физиономия вытянулась. Конечно, трудно вынести такой сокрушительный удар на самом финише. Я решила пожалеть подругу и сообщила:

— Правда, когда у Шаха я смотрела пленку с отснятыми документами… — Мегрэнь насторожилась, и траурное выражение лица начало стремительно меняться. — …кое-что переосмыслила заново. Поэтому, думаю, теперь тайник находится… — Я повернулась лицом к часовенке и ткнула пальцем: — Тут…

Внутри часовни царил полумрак, густо пропитанный запахом свечей и лампадного масла. Дрожащий огонек горящей перед иконой лампады отбрасывал на стены причудливые тени, отчего казалось, что стены часовенки движутся словно живые. Давящую тишину замкнутого пространства, от которой с непривычки заложило уши, изредка прерывало негромкое потрескивание обгорающего фитилька.

— Темно… — срывающимся шепотом пискнула Мегрэнь, оглядываясь по сторонам. Голос глухо бухнул под самым потолком, и она зябко поежилась: — Ну и акустика здесь…

Я немного подумала и на всякий случай уцепилась за Юркину руку. Когда глаза привыкли к полумраку, стало видно, что потолок расписан каким-то библейским сюжетом.

— Ишь ты… — протянула Тайка, рассматривая фрески, — красиво… А где же тут может быть тайник?

Поскольку мои познания по этому вопросу оканчивались где-то в районе ступеней, ведущих в часовню, я честно призналась:

— Точно не знаю. Могу только приблизительно догадываться. Хотя совершенно не исключено, что и здесь никакого тайника давно нет.

— Конечно, нет…

За нашими спинами мелькнул свет и чуть слышно скрипнула входная дверь.

Мы дружно оглянулись, машинально загораживая глаза ладонями. В открытых дверях показался невысокий женский силуэт в монашеском одеянии. Женщина держала тонкую горящую свечу, ладонью прикрывая пламя от сквозняка. Вот длинные черные полы рясы дрогнули, монашка шевельнулась и чуть отвела свечу в сторону. Пламя осветило ее лицо… Сердце мое замерло, и крик застрял где-то глубоко в горле. Я пошатнулась и, чтобы не грохнуться в обморок, со всей силой вцепилась в Юркину руку.

— Татьяна… Антоновна… — чуть слышно пролепетала стоящая рядом Тайка и плавно потекла на каменный пол.

— Татьяна Антоновна… — выдохнула я, с трудом ворочая немеющим языком, — это вы?

Юрка с силой стиснул мою руку. Одноклассник никогда не был замечен в излишнем суеверии, но на сей раз и в его душе что-то екнуло.

За спиной пыхтел Федя, поднимая на ноги растекшуюся, словно мороженое в жару, подругу. Мегрэнь невразумительно мычала, цепляясь за него ослабевшими пальцами.

Губы монахини тронула едва заметная печальная улыбка. Опустив глаза, она что-то шепнула и коротко перекрестилась.

— Нет, — подняв свечу выше, она двинулась к нам, — Таня моя старшая сестра…

На мгновение прикрыв глаза, я облегченно выдохнула. Как говорил один знающий человек, такие повороты не для моей лошадки…

— А вы, наверное, Светлана? — монахиня встала перед нами, с интересом вглядываясь в наши лица. — А вы — Георгий?

Юрка не сразу сориентировался, поскольку так его сроду никто не называл. Он немного замешкался, но потом живо кивнул:

— Да, да… А это моя сестра, Таисия… — Он мельком оглянулся: — Таисия, хватит дурака валять… — И снова повернулся к монахине: — Значит, вы родная сестра Татьяны Антоновны Георгиевской? Кажется… Ирина Антоновна?

Я покосилась на Юрку с любопытством и уважением. Не сомневаюсь, у него найдется еще, чем меня удивить.

Монахиня качнула головой:

— Я успела позабыть это имя. Много лет назад я приняла другое.

— Матушка Виринея, — вдруг прошептала я вслух имя, само по себе выплывшее из подсознания, — игуменья монастыря… Анисья говорила, что вы родом из этих мест…

— Да, — кивнула она. — Еще мой прадед отливал колокола в дар этой обители…

Напряжение первых минут понемногу спало. Мегрэнь перестала мотаться словно пьяная, и ее наконец смогли представить настоятельнице. Тайка глупо моргала и таращила на монахиню глаза. Та, сообразив, в чем дело, попросила:

— Проводите ее на воздух. Там сестра Анисья. Пусть Таисия присядет… Я скоро выйду…

Мы торопливо закивали и дружно двинули к дверям. Федя трогательно поддерживал Мегрэнь под локоток. В любое другое время я не замедлила бы съязвить по этому поводу.

К немалому удивлению, на улице вовсю светило солнце. Я огляделась и увидела на дороге метрах в пятидесяти от часовни лошадь, запряженную в телегу. В телеге сидела сестра Анисья и сердито хмурила на нас брови.

— Привет! — сказала я, подходя к насупленной монашке. — Как поживаешь?

Пока сестра Анисья размышляла, следует ли ей со мной разговаривать, к нам приковыляла Мегрэнь и, недолго думая, взгромоздилась на телегу. Брови монашки превратились в нечто совсем невообразимое, а Тайка, чтобы не показаться совсем уж невежливой, кряхтя, пояснила:

— Ноги прям не держат… Ей-богу… — добавила она, видимо полагая, что это должно смягчить суровую божью невесту.

— Лошадь, чай, не казенная… — нашлась наконец монахиня и сжала губы в узкую щель. Помаявшись еще немного, она сердито буркнула: — Бесстыдницы…

Возможно, на этом она бы не успокоилась, но тут к нам подошли мужчины, и Анисья умолкла. Мужчины поздоровались весьма робко, поскольку до сих пор общаться с монашками им не приходилось.

Вскоре из часовни, крестясь и кладя поклоны, вышла матушка Виринея. Завидев ее, Анисья кинула поводья и бросилась ей навстречу. Игуменья положила ей на плечо руку и, аккуратно переступая через дорожные колдобины, подошла к нам. Мегрэнь соскочила на землю. Матушка улыбнулась:

— Тебе стало лучше?

Мегрэнь вежливо кивнула:

— Да, спасибо…

Анисья помогла игуменье сесть и села сама, но поводья не трогала, явно ожидая разрешения.

— Вы очень похожи на свою сестру… — первым не вытерпел Юрка, и я была ему очень за это благодарна, потому что умирала от любопытства, но задавать игуменье вопросы отчего-то трусила.

Монахиня кивнула:

— Да, мы похожи… хотя Татьяна старше меня почти на десять лет. И Сонечка тоже, наверное, была бы похожа… В нашем роду всегда так — девочки похожи на маму. Только вот пути нам господь послал разные…

У меня от любопытства волосы стали заплетаться в косу. Тут мне показалось, что Анисья собирается тронуть лошадь. И я, торопясь, спросила:

— А кто это — Сонечка?

Игуменья глянула на меня с некоторым недоумением и чуть склонила голову:

— Разве вы не знаете, в какой часовне сейчас были?

Мы вчетвером дружно затрясли головами. Сестра

Анисья вздохнула с таким неодобрением, что и без слов стало ясно, насколько мы никчемные люди.

— Что ж, — вздохнула матушка Виринея и поманила рукой. — Если вам по дороге — садитесь, с божьей помощью я расскажу…

Излишне объяснять, что через две секунды мы с Мегрэнью уже сидели рядом с монахиней. Федя с Юркой быстро переглянулись и тоже полезли в телегу. Все происходящее явно не понравилось лошади и Анисье.

— Трогай, сестра! — размашисто крестясь, оглянулась на насупленную возницу игуменья. — С богом!

Вязкая глиняная жижа весело чавкала под копытами задумчивой пегой кобылки. Несмотря на все старания сестры Анисьи, телегу то и дело потряхивало на колдобинах, отчего приходилось судорожно хвататься за края, чтобы не вывалиться вон или не ткнуться носом в колени старой монахини.

Убедившись, что мы все же смогли с грехом пополам закрепиться на своих местах, матушка удовлетворенно кивнула. В ее руках, как по волшебству, появились темные деревянные четки.

— Сонечка родилась уже после ареста отца. Мама очень тяжело переживала, и роды были трудные, но девочка родилась здоровой. Она была необыкновенно красивой и веселой. Ее все любили. Мама говорила, что господь послал нам ангела. Тогда, без отца, нам очень тяжело пришлось — мы голодали, мама не могла найти работу. А потом началась война… Мама сильно заболела. Помню, как к нам в дом пришла молодая монахиня. Они о чем-то долго говорили с мамой, монахиня ушла и вернулась с подводой. Мама сказала, что матушка игуменья предлагает нам поселиться в монастыре. Мы с Татьяной не хотели ехать и плакали. Но выбора не было — кушать было нечего, и фронт с каждым днем приближался. Только маленькая Соня не плакала. Она прыгала и смеялась.

Монастырь тогда был в большом запустении. Звонницы стояли без колоколов, скотину забрали, оставался только огород да лес. Работы было очень много, сестер мало, и мы помогали, как могли. А потом мама умерла. Я думаю, она не смогла пережить смерть отца. И мы остались втроем. Тогда район уже оказался в оккупации. Страшное было время… — Матушка Виринея закрыла глаза, и несколько минут сидела неподвижно. Мы притихли, молча разглядывая проплывающие мимо деревья. — Когда в монастырь вошли немцы, матушка приказала сестрам спрятать нас в подвале, за старыми мешками. Мы сидели там несколько дней.

Однажды осенью мы решили пойти за грибами. Линия фронта продвигалась очень быстро. Все поля вокруг были заминированы, поэтому в лес немцы не ходили, боялись…

— А вы, — высунулась Мегрэнь, — не боялись?

— Очень боялись… Но впереди была зима, и надеяться нам было не на кого. Мы пошли все вместе: Таня, я и Сонечка. Тот день был похож на нынешний… Выглянуло солнце, и стало очень тепло. Сонечка все прыгала и смеялась. Невозможно было заставить ее вести себя тихо. Грибов набрали много, целую корзину… Мы дошли уже почти до самой дороги, как вдруг послышался звук мотоцикла. Мы отошли подальше и спрятались в кустах. Мотоцикл проехал, но тут Сонечка увидела на дереве птицу. Она вскочила на ноги, стала показывать на птицу пальчиком и закричала. Мотоцикл остановился и раздались выстрелы… Я вскочила, чтобы сбить Соню с ног, но… — Игуменья снова умолкла.

Я покосилась на Тайку. Губы ее кривились, и из припухших глаз тихо катились слезы. Я отвернулась. Грезя о глупых золотых безделушках и приключениях, мы бесцеремонно влезли в нескончаемую пропасть человеческого горя.

— Мне пуля попала в плечо, а Сонечке…. прямо в сердце. А тот, кто стрелял, снова сел на мотоцикл и уехал. Он не знал, что убил ангела…

— А Таня? То есть Татьяна Антоновна? — волнуясь, спросила я. — Что было дальше?

— Таня дотащила меня до монастыря. Сестры побежали в лес и принесли Сонечку. А на следующий день на том месте, где она погибла, вдруг забил родник…

Мы с Мегрэнью переглянулись. Софьин ключ!

— Соню похоронили в нашем родовом склепе. Я пролежала в постели около двух месяцев… А Таня ушла на фронт. Она не могла простить себе, что не уберегла нашего ангела.

— На фронт? — изумилась я, в очередной раз отметив, что ровным счетом ничего не знала о нашей тихой соседке. — Она была на фронте?

— Была, — кивнула игуменья, — санитаркой. А я осталась здесь… К роднику стали ходить люди. Так и прозвали его — Софьин ключ. А позже здесь возвели часовню.

— Если честно, мы совсем ничего не знали о родственниках Татьяны Антоновны, — призналась Тайка, разводя руками. — Она никогда ничего не рассказывала, хотя мы с ней очень часто общались.

Монахиня кивнула:

— Я знаю, она мне о вас много рассказывала. Но говорить о семье Таня боялась.

— Почему? — дружно удивились мы.

— Из-за коллекции, — просто ответила монахиня, и сердце мое снова дрогнуло. Она все-таки существовала! — Ее собирали наши предки на протяжении нескольких поколений. По традиции она всегда переходила к старшему сыну вместе с правами владения усадьбой. После смерти нашего деда…

— Савелия Сергеевича Георгиевского… — далеким эхом прозвучала Мегрэнь.

— В права наследования вступил наш отец…

— Антон Савельевич… — словно под гипнозом пробубнила подруга.

Игуменья едва заметно улыбнулась и кивнула:

— Верно… Антон Савельевич. К началу семнадцатого года в губернии начались беспорядки…

— И он решил спрятать коллекцию… — выдохнула Мегрэнь и засияла, как новый пятак.

— Нас тогда еще на свете не было. В первые же дни переворота отца арестовали, но потом выпустили. О причине его неожиданного освобождения нам рассказала мама перед самой смертью. Младший брат отца, Андрей…

О роли младшего брата в судьбе Антона Савельевича несложно было догадаться и без рассказа монахини. Это был тот самый высокий чин, вмешательство которого и позволило Антону Савельевичу обрести свободу.

— Однако брат поставил отцу одно условие: после освобождения тот передаст ему всю коллекцию. Не сумев получить ее по праву рождения, он решил получить ее по праву силы… Отцу ничего не оставалось, как согласиться. Но он отдает брату лишь ее небольшую часть, объяснив тем, что коллекция разрознена и спрятана в разных местах. Все пряталось в спешке, ему помогал управляющий, и документы, указывающие точное месторасположение тайников, находятся где-то в доме. Управляющий исчез, поэтому, чтобы вернуть коллекцию целиком, необходимо сначала отыскать бумаги. Именно этот факт спас имение от разграбления, поскольку Андрей Савельевич, наш дядя, распорядился выставить там солдатские посты. Но тут произошли какие-то изменения, и дядя пропал. Поскольку о коллекции, кроме него и отца, никто не знал, то все само собой прекратилось. Вскоре родилась Таня, потом я. О дяде не было никаких известий. Мама с папой работали в школе, и мы с Таней не имели о коллекции никакого понятия. Незадолго перед началом войны мама, должна была родить. И вдруг отца снова арестовали. Больше он уже не вернулся…

— А брат?

Игуменья пожала плечами:

— Я о нем больше не слышала.

— А откуда же взялись документы, которые были в папке Татьяны Антоновны?

Чуть слышно щелкали деревянные четки, совершая свой нескончаемый путь в иссохших руках старой женщины, бередившей ради нашего любопытства свою незаживающую рану.

— Когда хоронили Сонечку, сестры нашли их в нашем родовом склепе. Бумаги забрала игуменья и отдала мне после того, как я поправилась. Но ни я, ни она ничего не могли понять в записях отца. Он не хотел, чтобы фамильные ценности попали в первые попавшиеся руки. Когда вернулась с фронта Таня, я показала ей бумаги. Она-то быстро все расшифровала, и мы нашли тайник. Конечно, в нем была не вся коллекция. Не зная, как лучше поступить, мы оставили ее на месте. Однажды приехала Таня и сказала, что есть возможность передать ценности благотворительному фонду, занимающемуся детскими домами. Мы решили сделать это в память о Сонечке. Таня забрала часть коллекции и уехала. Но ей сказали, что сначала все предметы, поскольку они представляют огромную историческую ценность, будут отправлены на выставку в Париж.

— В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом… — не стерпела Мегрэнь.

— В коллекции были наградные ковши Петра Первого, табакерка Екатерины Великой… Но после выставки все предметы бесследно исчезли.

— Как это? — возмутилась Мегрэнь. — Почему исчезли?

— Просто исчезли. Различные чиновники долго отписывались от Тани, пока она не поняла, что все это бесполезно. К тому же у нее начались неприятности…

Ей начали звонить разные люди. Ей даже приходилось несколько раз переезжать с места на место, менять работу. Так она поселилась в вашем доме. Таня очень боялась за оставшуюся часть коллекции. Тогда мы договорились, и я перенесла ее в часовню.

— Но ведь ее там нет? — уточнила я.

— Нет, — согласилась игуменья. — Все очень просто. Таню мучило, что коллекция лежит мертвым грузом, она не оставляла свою мечту. И только несколько лет назад появилась возможность: Таня продала ценности в музеи, получила деньги, вложила их в строительство дома для детей-инвалидов, создала фонд для нашего музея… А при монастыре есть приют для девочек. Мы смогли сделать там ремонт и забрать детей из неблагополучных семей. Сейчас в приюте тридцать семь воспитанниц.

Мы слушали, открыв рот. Получая видимое удовольствие, игуменья еще долго рассказывала нам о приюте, о том, как счастлива была сестра, когда наконец смогла хоть чем-то искупить вину перед своим маленьким ангелом.

— А почему, когда мы… были здесь в прошлый раз… — нерешительно начала я, поглядывая на спину сестры Анисьи, — то сестры едва нас не поколотили?

Этот вопрос мучил меня безмерно. Поняв, что задать его когда-нибудь еще мне вряд ли доведется, я решила не упускать шанса. Мои слова игуменью позабавили.

— Не обижайтесь, дети мои, на сестер. Просто они не знали, кто вы. Дело в том, что в последнее время у Татьяны вновь начали появляться люди, интересующиеся коллекцией. Они представлялись ей журналистами, работниками детских приютов, музейными служащими… Звонили, присылали письма. Даже сюда приезжала какая-то женщина, представляясь журналисткой, пыталась выведать о бывших владельцах Вельяминова. И когда сестры увидели у вас карты… — Монахиня развела руками.

Я покрутила головой. Похоже, нам здорово повезло, что мы сбежали тогда. Конечно, монашки вряд ли бы нас побили, но посидеть недельку на хлебе и воде нам определенно светило. Впрочем, подруге не мешало бы сбросить пару килограммов.

— А кто такой Зиновий Михайлович Шверг?

— Зиновий? — Брови игуменьи дрогнули, и она на секунду задумалась, словно припоминая забытое. — Ах, Зяма! — Голос ее потеплел. — Это Танин ангел-хранитель. Они вместе воевали. После он опекал ее, как мог. Без него она вряд ли бы смогла все это сделать. Он любил Таню… Любил всю жизнь, и всю жизнь был несчастен…

— Почему? — расстроенно спросила Мегрэнь.

— Потому что она не могла ответить ему тем же…

Теперь все молчали, переваривая то, о чем сегодня узнали.

Впереди показались стены монастыря. Анисья приободрилась, понукая задумчивую лошадку. Матушка Виринея, тяжело вздохнув, убрала четки.

— Теперь я осталась одна… А мои сестры сейчас вместе… Я молюсь за них…

Телега остановилась. Сойдя на землю, игуменья оправила рясу и посмотрела на нас:

— Анисья довезет вас туда, куда нужно. Спаси вас бог!

И, перекрестив всех нас по очереди, она вошла в распахнутые монастырские ворота.

— Журналистка? — вытянув губы трубочкой, протянула Мегрэнь и устроилась поудобней. — Кто это, интересно, мог быть?

Я пожала плечами:

— Скорее всего, Моль. Других кандидатур нет. К тому же это объясняет, зачем Жорж перерезал ей горло…

— Жорж перерезал ей горло? — хмыкнула Мегрэнь, косясь мне за спину.

Сообразив, что об этом никто еще не знал, я умолкла, затылком ощутив позади себя совершенно неестественную тишину. Я оглянулась. На меня в упор таращились три пары глаз.

— О чем это вы? — подозрительно спросил одноклассник.

— О своем, о девичьем… — отрезала сестрица и сменила тему. — Мы сестру Анисью задерживаем.

— Куда поедем?

Она повернулась к монашке и вежливо сказала:

— В Вельяминово, пожалуйста…

— В Вельяминово? — удивилась я. — Зачем?

— Узнаешь, — усмехнулась Тайка, и мы тронулись.

Дорога от монастыря до Вельяминова была в лучшем состоянии, чем до кладбища, и лошадка заметно прибавила в скорости. Тайка с Федей устроились рядышком и, держа друг друга за руки, принялись шептаться.

Я покосилась на Юрку. Задумчиво хмурясь, он смотрел на дорогу. Уцепившись за рукав его куртки,я подобралась поближе.

— Слушай, Лапкин… Вообще-то я забыла сказать тебе спасибо.

— За что? — не понял Юрка, поднимая глаза.

— Ну-у… за то, что ты меня спас.

— А-а! — протянул он. — И что?

— Ну… спасибо.

— Пожалуйста!

Лапкина-старшего явно мучили невеселые мысли, и я чувствовала себя в этом отчасти виноватой.

— А ты давно узнал про сестру Татьяны Антоновны?

Юрка качнул головой:

— Нет… Только когда Тайка назвала мне фамилии. Вот тогда и выяснилось, что Шверг очень хорошо знал Татьяну Антоновну. Он и рассказал мне о сестре.

— А зачем тебе был нужен Шверг? — не поняла я.

— Я же говорил тебе, что Шверг ювелир с такой репутацией, что его слово равно банковской печати. Мы работали по делу убитого антиквара Пекунько, а все его ювелирные приобретения проверял и оценивал Зиновий Михайлович Шверг.

— Ну и?

— Пекунько ведь был не только коллекционером. Он работал с музеями, связывался с другими коллекционерами… Это он и Шверг помогли Георгиевской безо всяких проблем продавать предметы коллекции. Но если бы их телефоны не оказались вместе в книжке Татьяны Антоновны, вряд ли бы мы смогли все это связать.

— Но при чем тут Жорж?

— Когда на руках засветились вещи с убийства Пекунько, выяснилось, что антиквар — работа его ребятишек. Потом вдруг Ринат, ваш участковый, подходит: «Юрий Алексеевич, тут Светлана спрашивала про владельца машины. Зовут Игорем, студент. А он вовсе никакой не Игорь и не студент. Дважды судимый, а машина на дядю зарегистрирована». Вот так зацепили Котю. Работать было чертовски сложно, Жорж и Шах здесь в большом авторитете, и местный ОВД у них в кармане.

— Это нам известно, — закивала я, вспоминая сладкую милицейскую парочку. Я помолчала, честно борясь с собой, поскольку все еще испытывала некоторое чувство вины. Но вот меня разобрало, и, стараясь подбирать слова, я деликатно кашлянула: — Только знаешь, Юрочка… из твоего рассказа получается, что без нас с Тайкой… у вас так ничего бы и не вышло. Одним словом, это мы с ней дело раскрыли…

Юрка сердито засопел и, глядя мне в глаза, с сердцем сказал:

— Конечно! Без вас бы никуда! — и отвернулся.

За разговором подъехали к усадьбе. Анисья натянула поводья, лошадка послушно замерла возле ступеней. Мы слезли на землю.

— Спасибо, что подвезла, — повернулась к Анисье Мегрэнь.

Анисья молча кивнула, глядя исподлобья.

— Ладно тебе, — примирительно сказала я. — Ты уж извини, что прошлый раз так вышло.

Монашка махнула рукой:

— Бог простит! — но взгляд ее потеплел, и, немного подумав, Анисья добавила: — Простите и вы, если что не так. — Громко чмокнув губами, она тряхнула поводьями и прикрикнула: — Но-о, милая… Пошла!

Мы поглядели ей вслед и пошли к дверям, где нас уже ожидали наши спутники. Глянув мельком на Федю, я негромко хмыкнула:

— Что же ты, Мегрэ в юбке, не разглядела на кавалере погон-то? Ведь небось подозревала его, когда Леопольда грохнули.

Тайка покаянно кивнула:

— Не разглядела! И потом пистолет меня с толку сбил. Не носят менты «ТТ»!

Я только головой покачала. Мне подобное даже в голову бы не пришло.

— А где Игорь? — полюбопытствовала я. — Тоже смотался?

— Нет. Юрка сказал, арестовали. Жених паршивый.

— Инку Куклину жалко. Замуж, наверное, собралась.

— Да, — согласилась Мегрэнь, — жалко. Она ведь дура дурой, узнает — реветь будет.

— А давай не будем ей говорить, что Игоря арестовали, — предложила я. — Скажем, что он полярник и его унесло на льдине…

Мегрэнь кивнула, и мы живо догнали наших мужчин.

Навстречу нам вышла директор музея Полина Григорьевна. Увидев нас с Тайкой, она несколько секунд озабоченно хмурила брови, потом всплеснула руками:

— Ах, вы ведь уже у нас были! А я смотрю — знакомые лица. Здравствуйте! Ну что, понравился вам наш музей?

Мы с жаром кивнули.

— Что ж, если интересно, я готова еще раз рассказать вам и вашим друзьям о нашем музее…

— Спасибо, Полина Григорьевна, — вежливо пресекла словоохотливую директрису Мегрэнь. — Но мы все хорошо помним. Даже можем сами экскурсию провести.

— Ну раз так, — закивала Полина Григорьевна, — тогда милости просим, сами еще раз посмотрите и друзьям…

Энергично улыбаясь и кивая, Мегрэнь схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице. Мужчины активно затопали за нами. Директриса смотрела нам вслед и разве только не махала ручкой. Было похоже, что ей тут довольно-таки скучно.

Миновав несколько комнат, Мегрэнь остановилась. Мы оказались в том самом зале, где висела фотография бабушки Татьяны Антоновны.

— Ну? — спросила я, оглядываясь. — Что за тайны мадридского двора?

— Не мадридского, дорогая, — хмыкнула подруга, — а вельяминовского! Ну, погляди как следует, — она окинула широким жестом зал. — Ничего интересного не замечаешь?

Юрка с Федей в беседе не участвовали, но смотрели на меня с величайшим интересом, из чего я заключила, что они в курсе происходящего. И им нравится лицезреть мою недоумевающую физиономию.

«Ладно», — решила я и занялась подробным изучением фотографий. Довольно скоро я заметила, что физиономии у моих спутников скучающие, поэтому перешла к стене с фамильными портретами. Физиономии явно оживились.

Портретов у семейства Георгиевских набралось много. Род, безусловно, был весьма плодовит и, если бы не Октябрьская революция, наверняка процветал бы и дальше. Вскоре в глазах у меня начало рябить, и многообразие лиц стало самым странным образом сливаться в одно, неуловимо ускользающее от восприятия в дрожащем переливающемся тумане. Я потрясла головой и потерла глаза. Потом шагнула дальше и остановилась перед портретом молодого интересного мужчины с аккуратными усиками и властным взглядом. Я уже готова была двинуться дальше, но отчего-то замерла, похлопала глазами и ахнула:

— Не может быть!

За моей спиной возникла довольная Мегрэнь.

— Ну, как тебе? Узнала? Вот-вот, и я о том, — она радостно хихикнула. — Вот так займешься изучением семейных портретов и поверишь в переселение душ…

Я осторожно протянула руку и мизинцем закрыла на портрете усы. Теперь прямо в глаза мне смотрел Жорж. У меня даже мурашки по коже побежали.

— Так он…

— Да-да, он самый! — усмехнулся Юрка. — Внук. Вернее, правнук… Ну неважно… Того самого исчезнувшего дяди Андрея. Георгиевский Сергей Валерьевич.

— Наверное, потому и обосновался здесь, что знал про фамильное наследство. Выходит, не сгинул алчный дядя в горниле революционного пламени, поведал тайну потомству! — предположила Тайка, корча умную физиономию.

Так это было или нет, прояснить мог только один-единственный человек. Но он, по всей видимости, делать этого не собирался.

Мы вернулись в «Богородское» уже после полудня на приехавшей за нами милицейской «Волге». Отказавшаяся возвращаться в пансионат на чем-либо, кроме автомобиля, Мегрэнь мирно дремала на плече у Феди, с усилием таращившего усталые воспаленные глаза в окно. Похоже, наш внеплановый отпуск тяжело дался не только нам с Тайкой. Юрка тоже выглядел каким-то пришибленным и все больше молчал. По всей видимости, готовился к хорошему начальственному нагоняю по поводу весьма успешного провала тщательно подготовленной операции. Доехав с нами до ворот, он вышел из машины и куда-то исчез.

«Волга» остановилась возле главного корпуса. Растолкав подругу и заработав при этом укоризненный взгляд Феди, я вылезла на свежий воздух. В пансионате все было по-прежнему: тихо, чинно и безлюдно. Впрочем, трудно было ожидать, что по поводу нашего исчезновения здесь выкинут траурные флаги. Не дожидаясь, пока подруга сможет-таки отыскать выход из машины, я поднялась в вестибюль.

Небольшие изменения в размеренном существовании пансионата все-таки произошли. Вместо пухленькой брюнетки Сони за столом дежурного администратора сидела молодая девушка в белой крахмальной кофточке, глядящая на окружающий мир с недоверием и опаской.

— Вам кого? — строго спросила она меня, тщетно стараясь скрыть волнение за суровой маской.

— Никого… — растерялась я. — Я тут… отдыхаю.

Девушка вроде успокоилась, но потом встрепенулась:

— Что-то я вас не помню… Вы из какого номера?

— Я тоже вас не помню, — буркнула я. — Из четыреста первого.

Мой ответ привел молоденькую администраторшу в некоторое замешательство.

— А вас разве еще не выселили? — подозрительно спросила она, прищуриваясь.

Намек на подобное безобразие меня сразил.

— Это с какой стати? Номер оплачен…

— Ах да! — порывшись в толстой зеленой тетрадке, заискивающе улыбнулась девушка— Извините! Собирались только, но не выселили…

Я сердито сверкнула глазами и направилась к лифту. Тут администраторша поспешно крикнула:

— Подождите! Раз вы из четыреста первого, то вам просили передать…

Я вернулась к столу. Она выдвинула ящик и протянула мне мою пластиковую дамскую сумку. Ту самую, с фотографиями, что подобрал возле музея Шах. Недоуменно моргая, я взяла ее в руки.

— А кто передал? — спросила я, не решаясь расстегнуть «молнию».

— Мужчина.

— Когда?

— Сегодня.

— Сегодня? Во сколько? — вытаращила я глаза.

— Часа три назад…

Три часа назад Шах лежал на просевшей могилке, глядя стеклянными глазами в небо. Честно говоря, я растерялась. Поэтому расстегнула застежку и приоткрыла сумку и коричневую папку с потрепанными тесемками…

— Мужчина со шрамом? — теперь настала моя очередь смотреть на девушку с подозрением.

— Нет, — затрясла она головой, и пугливая настороженность в ее глазах весьма скоро сменилась величайшим любопытством. — Никакого шрама. А что?

— Ничего… Спасибо! — я уже была возле лифта.

Оказавшись в номере, я первым делом заперла дверь, прошла в гостиную и, положив папку на столик, развязала тесемки. Все фотографии и документы, включая карты, были на месте. Недоуменно хмурясь, я подняла последний листок и вдруг увидела поляроидный снимок. На кафельном полу в луже крови лежала рыжеволосая Моль… Снимок выпал из задрожавшей руки и шлепнулся на пол.

— Проклятая ящерица… — прошептала я, тихо опускаясь в кресло.

А потом вдруг схватила сумку, распахнула и заглянула внутрь. Приподняв жесткое дно, я просунула под него пальцы и вытащила длинный узкий предмет, завернутый в пакет. Сквозь прозрачный полиэтилен на лезвии кухонного ножа хорошо были видны засохшие бурые разводы.

Грохот, донесшийся из коридора, дал понять, что к номеру приближается подруга.

— Светка! Ты здесь? — забарабанила она кулаком в дверь. — Открой, это я!

Я сгребла все в охапку и сунула под столик.

— Чего это ты закрылась? — подозрительно сощурилась Мегрэнь, стоило только мне отпереть замок.

— Машинально, — отозвалась я, с досадой оглядывая возникшего следом за Тайкой Федю. — Привычка…

— А! — перехватив мой взгляд, Тайка заметалась по комнате настороженным взглядом, потом развернулась к Феде. — Ну, мы тут отдохнем немного…

Федя заторопился:

— Некогда отдыхать, девчонки! Юрий Алексеевич сказал, что после обеда уезжаем. Так что собирайтесь.

— Юрий Алексеевич пусть в своем кабинете командует, — возмутилась Тайка, хмуря брови. — Ему надо, вот пусть и едет. А у нас отпуск!

Федя перебил ее вежливо, но твердо:

— Юрий Алексеевич сказал, что уезжаем. И в свете открывшихся обстоятельств это значит, что уезжаем…

— Хорошо, Федя, — встряла я, судорожно размышляя, что это за обстоятельства и в каком свете они открылись. — К обеду мы будем готовы.

Услышав то, что хотел, Федя кивнул и живо ретировался.

— Это что еще? — сердито повернулась ко мне подруга, проводив его взглядом. — Чего ты им потакаешь? Им только дай, они всю жизнь командовать будут!

— Кто? — не поняла я.

— Мужики! — с нажимом ответила Тайка. — А ты про кого?

— А я про органы… Боюсь, у меня с ними проблемы, — завздыхала я, в волнении теребя пальцы.

— Заболела, что ли?

— Какое, к чертям, заболела, — вяло огрызнулась я. — Я про правоохранительные… — Отодвинула журнальный столик и все рассказала. Несколько минут подруга молчала. Более всего ей приглянулся снимок. Она вертела его и так, и этак, прищуриваясь и причмокивая губами.

— Знатно он девушку рубанул… Теперь понятно, почему ты зеленая… А позвонки не перебил, нет? — она заинтересованно посмотрела на меня, меня чуть не стошнило. — Могла бы поинтересоваться… В интересах следствия, я имею в виду. Нам один раз в морге…

Я зажала рот ладонью, вскочила и бросилась в туалет. Когда вернулась, Тайка перебирала содержимое папки.

— Все на месте, — сообщила она, захлопывая папку. — Все до единого листочка. К чему бы это?

Подруга задумалась, и вдруг лицо ее прояснилось:

— А ты помнишь, что сказала мать игуменья? — Я насторожилась, потому что помнила все, что сказала мать игуменья, но ничего, что еще могло беспокоить подругу, там не было. Кроме… — Она сказала, что они нашли не всю коллекцию, а только ее часть. А вдруг…

Так я и знала!

— Заткнись! — Я рванулась вперед и выхватила папку. — Хватит кладов! Слышать больше не хочу! У меня и так голова пухнет!

Подруга печально вздохнула и задумчиво почесала затылок.

— Не понимаю, чего ты с ума-то сходишь? Лично я никаких проблем не вижу…

— А это? Не проблема? — Я ткнула дрожащим пальцем в кровавый пакет. — Там мои пальцы, на мне убийство…

— Никакого убийства, — отрезала подруга, грозя мне пальцем, — и не морочь себе голову. Ножик — в ближайшую речку, фотографию сжечь. И все!

— Как все? — возмутилась я. — Если это выбросить, то как можно будет доказать, что Жорж убил Моль?

Тайка прищурилась:

— А ты труп видела?

— Нет…

— Может, это инсценировка? Может, они сговорились, чтобы заставить тебя выдать место тайника?

— Для этого Жоржу не нужно было ни с кем сговариваться, — пряча взгляд, буркнула я.

Тайка посмотрела внимательно, но доставать меня расспросами, вопреки привычке, не стала.

— Тогда остается только плюнуть и забыть.

— А совесть? Совесть меня замучает. К тому же вдруг, когда ты станешь Генеральным прокурором России, припомнишь нераскрытое преступление и призовешь меня к ответу?

Мегрэнь мечтательно посмотрела в потолок, как видно, рисуя соблазнительную перспективу, потом вздохнула и махнула рукой:

— К сожалению, у меня не хватит улик, чтобы вкатить тебе годков пятнадцать…

— Правда? — обрадовалась я. — Тогда собираем манатки!

***

Москва встретила нас проливным дождем и пронизывающим ветром. Выбираясь возле подъезда из машины, Мегрэнь окинула взглядом небо и констатировала:

— Нам и здесь не рады.

Подтверждая ее слова, ветер ловко швырнул в нас охапку мусора. Мы подхватили сумки и бегом рванули в подъезд.

— Я вечером заеду! — крикнул нам вслед Юрка.

— Какое счастье, — гнусавым голосом протянула Тайка, не оглядываясь. — Соскучились — сил нет…

Возле моей двери мы распрощались, Мегрэнь потопала дальше, а я достала ключ, открыла дверь и наконец оказалась дома.

— Господи, — прошептала я, бросая багаж, — как хорошо!

Первым делом я оторвала от тумбочки «жучок». Выкинула в канализацию и с чувством исполненного долга пошла на кухню. Холодильник был почти пуст, я махнула на это обстоятельство рукой, напилась чаю с печеньем и плюхнулась в постель. Сладкая дрема не заставила себя долго ждать. Блаженно постанывая под теплым одеялом, я свернулась калачиком и закрыла глаза.

Разбудил меня телефонный звонок. Тряся спросонья головой, я села на кровати и нащупала телефонную трубку. Готова поклясться, что это Мегрэнь. Если она не вытащит меня из постели, то считает, что день прожит зря.

— Слушаю.

— Добрый вечер! — солидно пророкотала трубка, и я моментально напряглась, пытаясь идентифицировать голос. — Могу я услышать Митрофанову Светлану Сергеевну?

— Это я, — откликнулась я севшим вдруг голосом и в следующее мгновение тихо охнула, прикрыв рот рукой. Я узнала голос. Наша единственная трехминутная беседа оставила во мне самые неизгладимые впечатления.

— С вами говорит Шверг Зиновий Михайлович. Мое имя вам мало что говорит…

— Напротив, — перебила я, усмехаясь, — оно говорит мне очень о многом.

— Неужели?

Закрыв глаза, я слушала приятный бодрый баритон, а перед глазами стояла старая черно-белая фотография. Жемчужная улыбка, талия-рюмочка, гипюровые перчатки… А позади — статный красавец с властным взором.

— Света, нам необходимо встретиться, — мягко попросил собеседник. — С вами и вашей подругой, Таисией. У меня есть к вам дело… Вы можете сегодня вечером?

— Конечно! — Я распрощалась и принялась названивать подруге.

— Едем! — воскликнула та, не успела я толком объяснить, в чем дело. — И чем быстрее, тем лучше. Не то я от любопытства умру!

Не успела я одеться, как в дверь позвонили. Судя по всему, нетерпение подруги превосходило все допустимые пределы. Однако, открыв дверь, я обнаружила на пороге Юрку.

— Как самочувствие? — поинтересовался он и вторгся на территорию. — Все в порядке?

— Ага, — барахтаясь в рукаве плаща, отозвалась я. — Только мне сейчас некогда, нам с Тайкой кое-куда отъехать надо…

— Вот я вас и подвезу, — невозмутимо отрезал Юрка и шагнул за порог. — Пойду пока заведу машину…

Он спустился вниз по лестнице, а я не нашлась, что ответить, высунулась и поглядела ему вслед. Одноклассник слишком ловко научился отрезать мне все пути к отступлению.

Через час мы с Тайкой вылезли на Большой Грузинской и огляделись. Дом престарелого ювелира выглядел весьма достойно.

— Хорошо быть ювелиром! — завистливо сказала Мегрэнь, разглядывая нарядный фасад здания.

— Хорошо быть богатым ювелиром, — поправила я и махнула рукой. — Нам сюда!

Мы позвонили в домофон, и высокий женский голос осведомился о цели нашего визита.

— К Зиновию Михайловичу… Мы договаривались…

Мы поднялись на третий этаж. Дверь одной из квартир была распахнута, рядом стоял высокий поджарый старик. Время пощадило его, оставив все ту же гордую стать и тяжелый властный взгляд.

— Здравствуйте! — робко поздоровались мы.

Старик величаво кивнул и отступил внутрь квартиры:

— Проходите…

В прихожей он помог нам снять верхнюю одежду, а мы с Тайкой в это время с интересом разглядывали роскошную обстановку. Мебель, явно старинная, выглядела под стать самому хозяину: величественно и строго.

Меж тем хозяин пригласил нас в гостиную. Поглядывая по сторонам, мы устроились за огромным овальным столом. Невысокая полная женщина принесла поднос с чаем и тихо исчезла за дверью. Зиновий Михайлович проводил ее взглядом и вновь повернулся к нам:

— Татьяна Антоновна мне много о вас рассказывала…

— К сожалению, мы не можем ответить тем же, — развела руками Мегрэнь. — Как выяснилось в последнее время, мы не знали о Татьяне Антоновне почти ничего.

Старик закивал:

— Да, да… Татьяна всегда была сдержанной. А после того случая… она сделалась скрытной.

— Вы имеете в виду выставку? — уточнила Тайка. — Когда пропала часть коллекции?

Он снова кивнул:

— Ее так подло обманули! Пообещали, что все средства уйдут в фонд детей-инвалидов… Но потом все намертво увязло в бумагах. Она попала под такой пресс…

Махнув рукой, словно пытаясь отогнать неприятные воспоминания, Шверг указал на наши чашки:

— Что же вы не чаевничаете?

Мы торопливо потянулись к чаю. А он стал рассказывать о себе, о войне, о том, как встретился с Таней, словно для этого и позвал нас: поговорить о прошедшей молодости и безответной любви.

— А почему же вы не помогли ей тогда с коллекцией? Ведь у вас уже был большой авторитет в этой области?

— Таня не сказала мне, — грустно отозвался Зиновий Михайлович. — Не хотела лишний раз беспокоить…

— Почему?

Ювелир пожал плечами:

— Она… всегда старалась держать меня на расстоянии. Мы были знакомы долгие годы, но я так и не смог пробить щелочку в броне ее сердца…

Шверг развел руками и, печально улыбаясь, обвел нас взглядом.

— Зиновий Михайлович, — нарушила я неловкую тишину, — а почему… когда я сама позвонила вам, вы отреагировали на звонок весьма… агрессивно?

— Ах это! — вскинул он голову. — Прошу меня за это простить! Дело в том, что в последнее время Таня снова стала жаловаться, что ей звонят и интересуются судьбой коллекции. Она была очень испугана, хотя к тому времени практически вся коллекция была благополучно продана в наши музеи. Таня особо настаивала на том, чтобы ни один предмет не ушел за границу, в договорах с музеями этот пункт оговорен особо. Хотя с большинством экспонатов ни один музей и так не расстанется добровольно. Наградной потир Петра Великого! Это, знаете ли…

Ювелир вскинул вверх указательный палец и потряс им, демонстрируя тем самым безграничную ценность фамильной коллекции Георгиевских.

— А однажды к ней приехала женщина и сказала, что работает в каком-то светском журнале. Хочет, мол, написать о судьбах российского дворянства. Но Таня никогда не была дурочкой. Пришлось той рыжей убираться не солоно хлебавши…

— Рыжей? — уточнила я, и мы с подругой переглянулись.

Видимо, мы все же не ошиблись, и к Татьяне Антоновне под видом журналистки посылали Моль. Именно поэтому она сделалась ненужной свидетельницей неудавшейся попытки завладеть коллекцией.

— К тому же несколько месяцев назад в своем доме убили Захара Пекунько. Он антиквар, вес в своей среде имел колоссальный, и он очень помог Тане. Все складывалось одно к одному… И мы поняли, что за коллекцией кто-то охотится.

Мы с Мегрэнью повздыхали, решив не рассказывать ювелиру, что на тот свет наша соседка отправилась не без помощи родственника.

— Что-то я совсем заговорился! — опомнился вдруг хозяин, хлопая ладонями по столу. — Совсем и забыл, зачем вас пригласил… — Мы насторожились, с любопытством уставившись на ювелира. — Я должен исполнить… теперь уже последнюю волю… — Тут голос чуть заметно дрогнул. — Татьяна Антоновна собиралась сделать это сама, но, видите, не успела.

Зиновий Михайлович поднялся, подошел к высокому резному буфету и достал две одинаковые коробки. Из ящика он вытащил черную кожаную папку для документов. Мы замерли, плавясь от любопытства.

— Вот! — он встал перед нами и торжественно возложил на коробки обе руки. — Это Таня решила подарить вам на память. Поэтому и попросила в последний раз принести ей из сейфа документы. Она хотела, чтобы я официально оценил подарок и оформил все бумаги, чтобы в дальнейшем у вас не могло возникнуть никаких проблем…

После чего ювелир раскрыл коробки и поставил на стол два одинаковых серебряных стакана.

— Стакан серебряный с чернью, украшенный камнями… фирма Семенова… — забормотала вдруг Мегрэнь, словно в бреду. — Господи, красота-то какая!

— Верно, — заулыбавшись, подтвердил хозяин. — Он самый, Василий Семенович! Изумительной чистоты работа!

Пока мы с подругой приходили в себя после такого царского подарка, Зиновий Михайлович вынул из папки два прозрачных файла с бумагами.

— Это документы. Теперь вы являетесь их законными владелицами.

— Спасибо, — дружно отозвались мы.

Последняя загадка была раскрыта: о каком подарке на память сказала мне Татьяна Антоновна, когда мы виделись в последний раз…

Настало время прощаться. Но оставить радушного хозяина, отчаянно цеплявшегося за последнюю ниточку, связывающую его с любимой, не было сил. И тут меня словно током ударило. Я выскочила в холл, вытащила из сумки старую коричневую папку и вернулась обратно.

— Зиновий Михайлович, — торжественно начала я, — мы с Таисией тоже хотели бы оставить вам что-то на память…

Тайкины глаза на мгновение округлились, но она тут же затрясла головой и заулыбалась. Я протянула ему папку.

— Вы зря думаете, что Татьяна Антоновна была к вам совершенно безразлична. Она часто нам рассказывала о любимом человеке, только имени никогда не называла…

Шверг смотрел с тревожным недоумением, не понимая, о чем я говорю.

— Посмотрите сами, — указала я на папку, — она всю жизнь хранила ваши фотографии среди самых дорогих бумаг…

Он положил папку на стол, торопливо развязал тесемки. Сверху лежали те самые снимки, что я забрала у внучки Зинаиды Игнатьевны.

— Таня… — вдруг растерянно охнул Зиновий Михайлович и беспомощно опустился на стул. — Я не знал… Я никогда не знал… Она никогда мне об этом не говорила…

Мегрэнь выразительно покосилась в мою сторону и покачала головой. Я исподтишка показала ее кулак.

— Нам пора, — объявила наконец Тайка и, церемонно раскланиваясь, попятилась к выходу. — До свидания!

— Спасибо вам, девочки, — благодарно закивал хозяин, выходя вслед за нами в холл. — Заезжайте, не забывайте старика…

И глаза старого ювелира подозрительно блестели, и пальцы, крепко сжимающие фотографии, отчаянно дрожали…

***

— Прекрати, зараза, жрать грибы! Да что же это такое! — От возмущения подруга перешла на визгливый фальцет. — Маньячка какая-то! Тебя можно брать свиньей работать, которая трюфели выкапывает…

Мегрэнь изловчилась и выхватила из моих рук банку с солеными маслятами. Я застонала, но подругу не разжалобила.

— Хоть бы в миску выложила, так нет, прямо из банки трескает! — Тайка поставила банку в пустую кастрюльку и закрыла крышкой. — Сейчас люди придут, за стол сядем, тогда и лопай!

Я тщетно пыталась придать лицу виноватое выражение. Выражение получалось, но вины в нем не было ни капли.

— Жадина, — вздохнула я, — и грибы тебе жалко, и папку с документами пожалела… На кой ляд тебе теперь они?

— И ничего я не пожалела, — возразила подруга. — Просто глупо вышло: я говорю, что мы о Татьяне Антоновне ничего не знаем, а ты брякнула, что она нам о любимом беспрестанно рассказывала!

— Да ладно! — махнула я рукой. — Он что, за тобой записывал? Он теперь и не вспомнит, чего ты там несла. Зато видела, как он обрадовался? Всю жизнь без ответа любить думаешь легко?

Тут подруга почему-то поджала губы и посмотрела почти сердито:

— Нет, не думаю. А очень даже хорошо знаю, каково это…

— Вот! А теперь он будет думать, что сумел-таки пробить щелочку к ее ледяному сердцу. Я думаю, это правильно. Хотя странно, почему у них так вышло. Ведь она все равно одна была, неужели за столько лет не появилось никакого ответного чувства?

— Действительно, — с нажимом отозвалась Тайка, и я с некоторым удивлением осознала, что она начала злиться. — Некоторые бабы настоящие дуры. Всю жизнь вокруг нее мужик вьется, аж чахнет, а ей начхать…

Почесывая затылок, я задумалась, отчего это вдруг любовная драма нашей соседки вызывает в подруге такую бурю негодования. Мои размышления прервал звонок в дверь.

— Юрка приехал… — сказала Тайка, испепелила меня взглядом и пошла открывать.

Я растерянно глянула ей вслед, пожала плечами, взяла вилку и, подняв крышку кастрюльки, заглянула внутрь…

В кухне, зябко потирая руки, появился одноклассник. Увидев меня, он расплылся до ушей и пропел:

— Здравствуй, Светик! — и протянул раскрытую ладонь.

Вопреки обыкновению, я не стала отворачиваться, а посмотрела ему прямо в глаза:

— Здравствуй, Юрочка… — и изящно накрыла его ладонь своей.

Юрка вздрогнул и с перепуга чмокнул мое запястье. На наше счастье, на кухню вошла Тайка.

— Нет, ну вы подумайте! Опять грибы жрет!

— Я не жру, — принялась я оправдываться, — я хотела в миску, как ты говорила…

— Она их в миску хотела, — заступился Юрка.

Тайка только рукой махнула:

— Уж помалкивал бы! В миску… а сама с вилкой… Ну, накрывайте на стол, сейчас Федька приедет.

Брат фыркнул:

— Может, мне ему еще мундир почистить?

— Если скажу — почистишь… — отрезала Мегрэнь, выглядывая в окно. — Ой!

Она торопливо сорвала с себя фартук и выскочила в коридор к зеркалу. Я приподнялась и глянула на улицу. Возле подъезда парковалась серая «девятка».

— Жених-с прибыли! — хихикнула я, оглядываясь на одноклассника. — Что, придется теперь продвигать зятя по служебной лестнице, а?

— Я им покажу лестницу… — пообещал Юрка, хмуро косясь на сестру, вертящуюся в коридоре. — С ней с одной мне головной боли мало!

Он глубоко вздохнул и покачал головой. Из коридора послышалось радостное Тайкино щебетание — пришел долгожданный гость. Юрка прислушался к доносящимся звукам и повернулся ко мне:

— Та выставка… в галерее у моей знакомой… Сегодня последний день… — Он замолчал и уставился мне прямо в глаза.

И снова, вопреки всему, я не отвернулась:

— Конечно… Мы же договорились…

Вошла Тайка, за ней Федя. На небольшой кухне поднялся гвалт не хуже, чем на птичьем базаре в самые оживленные дни. Первые двадцать минут Федя робел в присутствии начальства, но мы с Тайкой заставили мужчин выпить на брудершафт, и он немного расслабился.

— Вот! — Тайка притащила на кухню подаренный серебряный стакан и, любовно оглядывая его со всех сторон, громко заявила: — Теперь буду собирать фамильную коллекцию. Может быть, лет через сто, двести…

— Хорошо, что я не доживу, — торопливо встрял Юрка и пододвинул мне миску с грибами. — Кушай, Светик!

Поскольку он сделал мне предложение, от которого я не могла отказаться, грибы я доела.

— Ладно, ребята, — заявила я, отодвигая пустую миску, — нам пора. Вы тут отдыхайте…

Юрка тут же встал, а Мегрэнь вытаращила глаза и открыла рот. Федя в столбняк не впал, поэтому гораздо быстрее Тайки сообразил, что им предоставляется прекрасная возможность остаться наедине.

— Колесов! — строго возвестил Юрка. — Остаешься за старшего!

— Слушаюсь, товарищ капитан! — бодро гаркнул Федя и совершенно не по уставу добавил: — Счастливо отдохнуть!

Юрка кивнул, подал мне руку и потянул за собой в коридор.

Остановившись возле больших стеклянных дверей, Юрка кивнул на светящуюся вывеску:

— Сюда!

Мы вошли в просторный светлый холл. Вверх уходила широкая мраморная лестница.

— Постой-ка. — Я остановилась и подозрительно взглянула на одноклассника. — А что это за знакомая такая?

Юрка перепугался и, прижав обе руки к сердцу, торопливо пояснил:

— Да это жена Родьки Сергеева, Алевтина. Ну ты же Родика знаешь! Сергеич… Мы учились вместе в академии… Вспомни, ты его видела…

— Хм! — строго сказала я, задумчиво морща лоб. — Такой здоровенный? Как шкаф?

— Ну да! Вспомнила? — обрадовался Юрка. — Он же женился…

Но радовался одноклассник рано.

— И что? А жена тут при чем? Ты-то откуда ее знаешь?

— Как откуда? — оторопел он. — Оттуда… от Родьки… Я же с ним общаюсь… Он и познакомил. Славная девчонка… — Вскинув на одноклассника тяжелый взгляд, я решила поиграть в голодного удава. Одноклассник начал заикаться. — А прошлый раз… она сказала… у них выставка новая открывается… Приглашала…

— Тебя?

— Меня… с друзьями… — Теперь Юрка отвечал очень осторожно, явно боясь ляпнуть что-нибудь не в тему.

— Ах с друзьями! — насмешливо воскликнула я. Его лицо вытянулось, и взгляд помрачнел. — Тогда чего же мы стоим? Пошли!

И я потопала вверх по лестнице. Облегченно выдохнув, Юрка кинулся за мной. Ритмично цокая каблучками по ступенькам, я шла и от души наслаждалась жизнью. Пожалуй, Мегрэнь права: есть же на свете бабы-дуры…

***

Познакомившись с хозяйкой художественной галереи, я поняла, что Юрка был прав: Алевтина и в самом деле оказалась славной. Конечно, она была не девчонкой, а весьма симпатичной молодой женщиной. Увидев нас, она обрадовалась:

— Вот молодцы, что заглянули! А что же на открытие не пришли? Мы с Сергеичем вас ждали!

— Извини, Алевтина, — забасил Юрка. — Но ты же знаешь нашу работу! Я вообще в области был…

Алевтина махнула рукой:

— Ладно, тебя ведь не прижмешь, все равно отвертишься!

Она повела нас по залам, показывая картины.

— Вот, Юра, — Алевтина остановилась возле натюрморта с подснежниками и, смеясь, указала на него рукой, — жениться надумаешь — мы тебе с Сергеичем это полотно на свадьбу подарим…

Склонив голову набок, Лапкин оценивающе разглядывал обещанную картину. Я тоже пригляделась повнимательнее.

— Хорошая картина, — кивнул Юрка. — Придется жениться.

Алевтина снова засмеялась и повела нас дальше.

Часть последнего зала была отведена под работы Алевтининой тети. Пожалуй, этот уголок понравился мне в галерее больше всего.

— Особенно вот это великолепно! — Я ткнула в направлении большого панно под названием «Царевна-лебедь». — Первый раз подобное вижу…

Алевтина согласно закивала:

— Совершенно верно… Это самый ценный экспонат!

Закончив осмотр, мы пошли в ее кабинет. Алевтина усадила нас на широкий кожаный диван и позвала:

— Верочка! Принеси нам, пожалуйста, кофе!

Через пару минут появилась длинноногая красавица с подносом в руках. Она поставила чашки на стол, улыбнулась и ушла.

Кофе, заваренный заботливой рукой секретарши, оказался отменным, Алевтина оказалась интереснейшей собеседницей, время пролетело незаметно. Прощаясь, Алевтина строго наказала:

— Заходите чаще!

Мы с Юркой клятвенно пообещали.

Когда мы вышли из галереи, на улице вовсю светили фонари. Гулкий поток машин с зажженными фарами до краев заполнял дорогу, превращая серый потрескавшийся асфальт в кипящую огненную реку. Над головами мерцал и переливался рекламный неоновый туман, раскрашивая снующих по тротуарам бесчисленных прохожих разноцветными бликами.

Я взяла Юрку под руку, и мы не спеша двинулись вдоль дороги к бульвару. Перейдя бульвар, вышли к мосту.

— Красивая картина… — вдруг нарушил молчание одноклассник. — Жалко, пропадает…

Я сочувственно кивнула и пожала плечами:

— Женись. Кто тебе мешает?

Он стиснул зубы, но дольше минуты не продержался.

— Ты знаешь — кто.

Я хотела пожать плечами, но вспомнила, что это уже делала. Пока размышляла, что сказать, Юрка вылез без очереди:

— Свет… Тебе не надоело еще, а?

— Что не надоело? — вырвалось у меня, и я сообразила, что дала маху, вцепившись, как собака в брошенную кость.

— Изводить меня! Кровь мою пить! Что ты, как тот добрый хозяин — хвост по кусочкам отрезаешь? — Неожиданно Юрка остановился, развернулся и крепко схватил меня за руки. — Или пошли меня к чертовой матери, или!.. — заорал он, меняясь в лице.

До столь откровенных признаний дело у нас еще не доходило, и я малость струсила.

— Больно! — пискнула я, пытаясь вырваться.

Юрка разжал пальцы, и я едва не грохнулась назад.

Одноклассник вновь проявил героизм и поймал меня в охапку. Поскольку отпускать меня он явно не собирался, я поняла, что настало время объясниться.

— Видишь ли, Лапкин… — начала я и посмотрела прямо в его сверкающие от возбуждения глаза, — честно хочу тебя предупредить… — Юрка замер и превратился в слух, — что голубоглазые блондины, как представители мужской половины человечества, для меня просто не существуют…

— Отчего же так сурово? — не поверил он и, видимо машинально, стиснул меня еще крепче. Дышать стало гораздо труднее.

— В четвертом классе… после осенних каникул… — Одноклассник разжал руки и стал застенчиво косить в сторону, — …кто-то принес в школу мышь. И сунул ее мне в портфель! Перед Новым годом в моем дневнике кто-то выставил за четверть одни двойки! — Голос мой крепчал и уже звенел от праведного гнева. — На Восьмое марта мне в пенал налили казеинового клея… А через неделю мешок со сменной обувью подвесили в раздевалке к люстре! В пятом классе, в сентябре, мою физкультурную форму связали узлами, намочили и развесили на шведской стенке! Продолжать? — поинтересовалась я, поскольку почувствовала, что на озвучение всех подвигов бывшего одноклассника меня просто не хватит, охрипну. — Не подскажешь ли, кто же все это делал? — Юрка почуял в моем голосе сарказм и подсказывать не решился. — Так что когда ты прислал мне свою первую записку, я готова была тебя скорее придушить, чем пойти с тобой в кино! С четвертого класса любой встречный блондин вызывает у меня приступ нервного кашля! И кому это не знать, как не тебе!

Я замолчала, с любопытством наблюдая, как обвиняемый тщетно старается изобразить искреннее раскаяние. Но дергающиеся в скорбной гримасе губы говорили о том, что напоминание о былых подвигах вызывает у одноклассника скорее приятные воспоминания. Сумев кое-как справиться с физиономией, Юрка немного отстранился и покачал головой:

— Все это полная ерунда… Я люблю тебя с третьего класса. Просто ты не обращала на меня решительно никакого внимания…

— С третьего? — не поверила я и растерялась. — Ну надо же… Я и не догадывалась!

Ловко воспользовавшись моей растерянностью, Юрка меня обнял.

— Что ж… — Я глубоко вздохнула и прижалась щекой к Юркиной груди. Слушая сумасшедший стук его сердца, я улыбнулась. — Это стоит обсудить. Натюрморт-то очень даже ничего…