Нимфеи (Озеро Белых Лилий) [Жозеф Анри Рони-старший] (fb2) читать постранично, страница - 3

прочь от лагеря, ни на миг не ослабляя хватку.

“Вот и все”, — промелькнуло в голове.

Полузадушенный, притиснутый к земле меховым брюхом и сжатый с боков мощными лапами, я не мог пошевелиться, инстинктивно сжимая затекшими руками карабин. Обдирая мне спину о камни, тигр стремительно тащил свою добычу в безопасное место. Но я, по-видимому, оказался слишком тяжелой ношей, и хищник остановился передохнуть, а возможно, и перекусить. Но я не дал ему такой возможности: почувствовав, что зверь остановился, я, сколько мог, приподнял дуло карабина, утопив его в роскошной шерсти похитителя, и спустил курок.

Вспышка ослепила меня, жар пороховых газов обжег лицо! Тигр отпрыгнул в сторону, выпустив из пасти куртку, и я тотчас перекатился на живот, приготовившись дорого продать свою жизнь: в карабине остался еще один заряд. Зверь рычал в отдалении, но не спешил нападать. Я выжидал целую вечность! Наконец, рычание смолкло, и наступила тишина. В темноте я едва различал неподвижный силуэт хищника. Возможно, мне только казалось… Я ждал… И в конце концов мне это надоело! Я поднялся и, вскинув карабин, медленно пошел к зверю. Из-за него показалась человеческая фигура, и голос проводника произнес:

— Он убит!

Теперь тишину болот нарушили торопливые шаги нескольких человек — ко мне спешили мои спутники. Раздался голос капитана Дэвреза:

— Все в порядке, Робер?

— Да, капитан. Жив пока! — В ответ все облегченно рассмеялись.

Мы подошли к поверженному хищнику. Я с трудом зажег намокшую спичку и, прикрыв трепетный огонек полой куртки, попытался рассмотреть зверя. Вблизи он оказался еще огромнее, чем при свете выстрелов — великолепное величественное создание, главной целью которого было убийство! Даже мертвый, он устрашал гигантскими клыками в разинутой пасти и острыми, искривленными, подобно ятаганам, когтями, вцепившимися в землю. Я благословил тьму ночи: если бы подобное чудовище напало на меня днем, я, право же, умер бы от разрыва сердца!

Проводник чуть ли не приплясывал от радости, повторяя:

— Он мертвый! Мертвый!

Оживленно обсуждая происшествие, мы вернулись к лагерю, и первое, что я услышал там, был серебристый голосок, дрожавший от волнения.

— Вы не ранены, Робер? — спросила Сабина.

— К счастью, все обошлось. Зверюга, вероятно, торопилась удрать от выстрелов и схватила меня не за горло, а за куртку. А как остальные?

Первым отозвался Алкуэн:

— Тигр приземлился прямо на меня и проехал когтями по груди. Хорошо, что вскользь…

— А потом досталось мне, — с болезненным стоном произнес другой пострадавший: я с трудом узнал голос Лефорта, так исказило его страдание. — Он вцепился мне в ногу и…

Я тут же принялся обрабатывать раны, а добровольные помощники, осыпая мерзкий дождь проклятьями, освещали “операционную” — навес, сооруженный с помощью плаща, с трудом загоравшимися спичками.

До самого рассвета мы больше не думали ни об усталости, ни о ливне: избавление от смертельной опасности наполняло нас почти радостным возбуждением. Но когда первые проблески дня вновь осветили набухшие от дождя болота, оживление покинуло нас. Место, где произошла схватка, не годилось для длительного пребывания, хотя раненые и нуждались в покое, поэтому отряд двинулся дальше.

Люди весьма болезненно восприняли переход от пережитого триумфа к безнадежному унынию нескончаемого похода. Да еще этот непрерывный, выматывающий душу дождь! Мне невольно припомнилась старинная китайская пытка капающей на выбритую голову водой: было от чего сойти с ума! Поэтому меня не удивили таинственные перешептывания и косые взгляды исподтишка, устремленные на нашего предводителя — люди, похоже, дошли до предела. Что же до меня, то я готов был отправиться за своим командиром хоть на край света. Этому способствовала не только природная выносливость моего организма, но и возвышенные чувства к

Сабине, удесятерявшие силы. Я прекрасно понимал состояние большинства участников экспедиции и поэтому обрадовался, когда на второй день после встречи с тигром мы неожиданно наткнулись на превосходное убежище. Несмотря на то что было всего четыре часа дня, Дэврез приказал устроить привал.

Впервые за все время блужданий по болотам мы набрели на нечто стоящее! Посреди равнины возвышался гнейсовый монолит, от основания до вершины которого вился, огибая скалу, пологий желоб, словно специально вырубленный в камне. Когда мы поднялись по нему наверх, то обнаружили там довольно ровную площадку, в дальнем конце которой виднелось темное отверстие пещеры. Обследовав пещеру, мы нашли ее восхитительно комфортной: просторное помещение с сухим полом, высоким сводом и узкими прорезями — “окнами” в дальней стене, дающими достаточно света.

В пещере оказались боковые ответвления, и люди — в первый раз после утраты палаток — получили возможность относительного уединения. Углубление посреди площадки, заполненное дождевой водой, представляло собой миниатюрный