Полдень, XXI век. 2003 № 05-06 [Александр Владимирович Тюрин] (fb2) читать постранично, страница - 3

белой хламиде и разбрасывал жемчужины. Они падали в воду и становились каплями крови. В воде плавала нагая женщина и предавалась любовным утехам с морским лупоглазым чудищем. Бледный длинный язык чудовища обвивался вокруг шеи любовницы. Женщина запрокидывала голову так, что глаза ее смотрели на ЗАГРЕЯ. Руки женщины ухватились за роговые гребни на спине твари, ее полные ноги сдавливали скользкие бока монстра.

Внизу холста была краткая подпись. «Вин» — значилось на холсте. Странное имя для художника. Но даже его художник забывал, как только ставил подпись.

— Мерзкая картина, выброси ее, — сказала Пина. Она сварила кофе. Кофе у нее всегда получался горький. Не просто горький — наигорчайший. И сколько сахара ни клади — сладости почувствовать невозможно. Но все же ЗАГРЕЙ пил ее кофе. Морщился, но пил. Другого не было.

— А мне нравится, — сказал ЗАГРЕЙ, разглядывая картину. — К тому же Вин ее скоро заберет.

— Этот придурок в белом похож на моего супруга, — фыркнула Пина.

Он смотрел на Пину и думал, любит ли он ее? Но никак не мог определить, что понимать под словом «любить». Что-то не складывалось. Он любил и не любил. Хотел, чтобы она немедленно убралась из его комнатушки, и страстно мечтал, чтобы осталась. Глядя на Пину, он думал всегда только о себе. Потому что думать о ней было невозможно. Он не знал, как она относится к нему. Он даже не надеялся, что он ей нравится. Много раз он пытался спросить, но слова застревали в горле. Не надо спрашивать — пусть все будет, как есть. Она приходит и остается. Потом уходит. Каждый существует отдельно от другого. Нельзя зависеть от другого… Он вспомнил куклу в колодце двора, захотелось вернуться и бросить ей хлеба. Но ЗАГРЕЙ остался сидеть.

И вдруг сказал, сам не зная зачем:

— Ты не любишь мужа.

— А за что мне его любить? — тут же вспылила она. Он заметил, что в последние дни она не может разговаривать ровно, все время кричит, все время на взводе. Значит, скоро исчезнет. А ему опять ждать. — Он украл и изнасиловал меня. А потом сделал своей женой. Надо же, какая милость! За нее мне с ним никогда не расплатиться! Даже если я буду изменять ему с каждым встречным.

Знал, что не надо было спрашивать! Оказывается, он — первый встречный. И только.

— Почему ты сюда возвращаешься? Из-за плодов граната, да?

— При чем тут гранат? Все это вымысел — на счет таинственной пищи, сожрешь и не можешь уйти. Какая чушь! Сбежать всегда можно, если знать дорогу. Все проще: там я никому не нужна. — Она ела гранаты и разбрасывала косточки. Даже в кровати ЗАГРЕЙ их постоянно находил. Уходя, она всегда оставляет несколько гранатов на столе. ЗАГРЕЙ их съест. Она вернется и будет искать. Она запрещает ему есть гранаты. Но всегда их оставляет. Чтобы было, за что его ругать.

— А твоя мать? — он задавал вопросы без интереса. Ему не было никакого дела до ее матери.

— Ха-ха! Ну конечно, любящая мамочка! Она радуется моему появлению два дня, от силы три. А потом забывает, что я вообще есть на свете. У нее дела. Куча важных дел. Там у них всегда дела. Я когда-нибудь сойду с ума от их дел. И чего они суетятся, если все равно будут здесь? Так что, когда мне становится совсем тошно, я возвращаюсь. Позволяю супругу разок меня трахнуть, а потом иду к тебе.

Он ей не верил. ЗАГРЕЙ никогда ей не верил. Она врала и даже не находила нужным это скрывать. А может быть, она говорила правду? Впрочем, ЗАГРЕЮ было все равно, говорит она правду или врет.

— Иногда он пытается меня выследить, надевает свой дурацкий золотой шлем, который делает его невидимкой, и крадется следом. — Пина засмеялась. Нехороший, ядовитый смех — она всегда так смеялась. — Вся его сила в этом дурацком шлеме. Даже когда меня насиловал, он надел шлем. И теперь, исполняя супружеские обязанности, напяливает шлем. Иначе не может. Ничего не может делать без шлема.

Она сделала многозначительную паузу, ЗАГРЕЙ тоже молчал. Она только что выдала ему тайну Дита и хотела, чтобы он что-то ответил: обрадовался или, напротив, заверил, что знать про золотой шлем ему совершенно ни к чему. Но ЗАГРЕЙ ничего не сказал. Просто потому что не знал — нужна ему тайна Дита или нет.

— Ты не собираешься на ту сторону? — спросил он.

— Нет.

— Но вроде пора.

— Еще рано. Рано!

Конечно, лгала. ЗАГРЕЙ чувствовал, когда она должна уйти. Им вдруг тесно становилось друг подле друга. Но если ЗАГРЕЙ спрашивал, не пора ли ей в прежний мир, она непременно отвечала «нет». А на следующий день исчезала и отсутствовала долгие месяцы. Только она и Танат покидали этот мир.

Пина уселась на кровать, закурила. Ее тело было загорелым, бронзовым, блестящим, и ягодицы, и грудь — ни единого белого пятна.

— Что ты делаешь на той стороне? — спросил он.

— Работаю в лупанарии. Что же еще там можно делать? Весь тот мир — один большой публичный дом.

— Прихвати с собой хароновых монет. Тебе перевозчик не посмеет отказать.

— Какой ты умный! — воскликнула она с издевкой. — Я всегда