Коричневый Предел. Там, где зимуют раки [Татьяна Морозова] (fb2) читать постранично, страница - 5

мы или в бега подались. Помимо нашей семьи, другие "политические" в Вышней Паси не жили. Власти не селили, боялись, наверное, что заговор устроим. А какой заговор-то? Отцу моему до политики, как до луны — ему семью надо было кормить. Я, да двое старших братьев, матушка — вот и вся гвардия ссыльного Ивана Львовича Куприянова.

С рассвета до заката отец с братьями в огороде да по хозяйству, мать в доме хлопотала, а я по заброшенным домам лазила, развлекалась. Мне тогда лет пять было, считалось, что взрослая уже, чтобы за мной приглядывать. В бытность свою деревня считалась зажиточной, многолюдной, дворов тридцать насчитывалось. Только вот большевики после семнадцатого красной волной прошлись, и от деревни ничего не осталось. Позарились краснопузые на чужое добро, силой отобрали. Кого расстреляли, кого увезли в неизвестном направлении.

Во взгляде бывшей комсомолки промелькнули огоньки ненависти.

— В детдоме не знали, что я дочь полит ссыльного, — усмехнулась соседка.

— В детдоме?! — выкрикнула я.

— Невероятно, правда? — соседка встала и налила себе воды из-под крана.

Куда уж невероятней. Только вот понять не могу — раз она сама прошла через детский приют, то почему со мной так поступала?

"Тебе же русским языком сказали — боялась она тебя", — напомнил Меч.

— А в приют как вы попали? — я окончательно запуталась в истории соседки.

— Войне спасибо… Отца забрали на фронт ещё в первые дни войны, где он и погиб. В октябре сорок первого финская армия оккупировала Петрозаводск. Нашу семью, как и остальных жителей деревни, финны пригнали в город, где были созданы концентрационные лагеря. Мать умерла зимой от пневмонии. Братья через год. Мы жили в разных бараках, но всё равно умудрялись поддерживать связь. Так вот я стала сиротой. В июне сорок четвёртого Петрозаводск освободили. Как я всё это пережила — одному только Богу известно. Поначалу на улице болталась, потом угодила в приют. К тому времени все архивные документы по семьям "политических" были утеряны, и у меня замаячила впереди новая жизнь. Чтобы прошлое не напомнило о себе, пришлось взять другую фамилию.

— А книга? — разглядывая фолиант, спросила я.

— Да, вернёмся к книге. Так вот, будучи предоставленная сама себе, я часто залезала в пустые дома. Мне казалось это страшным приключением, будоражащим детское воображение. А взрослым и дела не было до моих похождений, к тому же из пустых домов давным-давно вынесли всё, что могло иметь хоть какую-то ценность. Но я умудрилась отыскать то, что не заметили раньше.

— Её? — я провела рукой по старому, потемневшему кожаному переплёту.

— Да. На окраине деревни стоял ветхий домик. Дед Кузьма говорил, что давным-давно в этом доме жил колдун. Пугал меня так, думал, что я перестану по пустым домам лазить. Только он ошибался — мне, чем страшней, тем интереснее. Как только я услышала про колдуна, то решила перевернуть весь дом, но найти что-нибудь колдовское. Взрослые посмеивались, а я искала. И нашла… Книжка оказалась в подполе, куда я не преминула залезть. Так странно — она лежала на виду у всех. Казалось бы, что её должны были увидеть первым делом, но почему-то не замечали.

— А вы заметили…

— Первым делом, — улыбнулась Анна Ивановна, — схватила и стала рассматривать. Знаешь, чем она привлекла меня?

— Чем?

— Картинками. Маленькому ребёнку ведь что больше всего в книгах нравиться? Картинки. А тут их полным полно — на каждой страничке.

Я восприняла слова соседки как приглашение полистать книгу и открыла её.

"Мама родная-я, — присвистнул Меч, — так это же утерянный первый том Магии Времён!"

"Здравствуй, опа, новый год! Что за фигня, Феликс? Кто умудрился закинуть сюда магическую книгу из Коричневого мира?", — если кто тут и понимал меньше всего, так это я.

Соседка довольно хмыкнула, глядя на мои округлившиеся глаза.

— Первое время я только картинки рассматривала, уж больно они занятные, — Анна Ивановна перевернула несколько страничек, — Но уже тогда понимала, что книгу в дом нести нельзя, и каждый раз прятала её обратно в подпол того дома. Инстинктивно чувствовала — заметят книгу, отберут. Зимой мать стала обучать меня грамоте. Я быстро всё схватывала, потому, как очень хотелось прочесть текст рядом с картинками. К весне сорок первого уже бегло читала, чем весьма радовала мать. Прочитанное мной в этой книге поначалу показалось глупостью и абракадаброй. Ещё бы — откуда семилетнему ребёнку знать о магии?

Я закашляла.

— Да, да, Найяр — это книга заклинаний, и ты уже это поняла. Я тоже поняла, но не сразу. Прошли годы, прежде чем суть написанного открылась для меня.

— Не понимаю, как вам удалось сохранить книгу? Концлагерь, детдом… у вас её отняли бы впервые дни.

— Её и не было со мной. Когда в деревне заговорили о войне, я перепрятала книгу, закопав её так, чтобы никто не смог найти. Что-то подсказывало: от книги зависит моя жизнь. Ну, а когда выросла и стала самостоятельной, поехала туда, где